Киевская митрополичья кафедра с половины XIII до конца XVI века1
Содержание
I. Известия о посещении митрополитами Киева в XIII–XVI вв. и о Киевских митрополичьих намеcтниках II. Судьба Киево-Софийского собора в рассматриваемый период III. Поземельные владения Киевской кафедры в XIII–XVI вв IV. Пределы Киевской митрополичьей епархии в XIII–XVI вв
В течение первых столетий нашей истории, когда русская жизнь сосредоточивалась в области Днепра, Киев был политическим центром русской земли. Такому государственному значению Киева соответствовало и его значение религиозное. Как город, на горах которого впервые возсиял для Руси свет Христова учения и утвердилась христианская вера, Киев уже со времени св. Владимира стал матерью русских городов по своему религиозному значению. При Ярославе это значение Киева возвысилось еще более. Ставший с этого времени кафедральным городом митрополитов, Киев сделался надолго центром всей церковно-религиозной жизни русского народа. В Киеве, в Софийском кафедральном сборе поставляются епископы для всех епархиальных областей Руси, признавая иерархическую власть единого митрополита киевского.
Но уже во второй половине XII в. политическое значение Киева склоняется к упадку. Русская жизнь отливает с юга на северо-восток и здесь сосредоточивается в области Волги и Оки. Возрастает ряд самостоятельных княжеств на других окраинах Руси. Киев перестает, таким образом, быть географическим центром русской земли: территория его области суживается и заключается в тесных границах, определявшихся течением рек Случи, Припяти, Роси и Днепра. Но, теряя значение центра географического, Киев уже вследствие этого мало по малу должен бал потерять и свое значение государственное. Место Киева стремятся занять Владимир Суздальский и прикарпатский Галич. Вместе с тем, во время княжеских усобиц Киев подвергается неоднократным и тяжелым разорениям. Среди этих разорений древне- русская столица лишилась прежней красоты и богатства, а чрез это, естественно, еще более должно было понизиться и ее политическое значение.
В силу всех этих обстоятельств к началу периода, подлежащего нашему рассмотрению, Киевская область потеряла значение первенствующего, старшего княжения и даже заняла среди русских областей второстепенное место. Нашествие Батыя (1240) и поселение татар по соседству с Киевскою областью надолго оставили Киев в этом состоянии политического бессилия. Во весь последующей период, до конца XVI в., значение Киева не поднималось. Отделившееся в начале XIV в. от северо-восточной половины Руси и вошедшее в состав литовского государства, Киевское княжество и теперь, как и прежде, не играло видной политической роли. А в конце XV в., по смерти Симеона Олельковича Слуцкого (1471), оно было низведено даже со степени княжества на степень простого воеводства.
Необходимым следствием политического упадка Киева является ослабление религиозного значения этого города с самого начала рассматриваемого нами периода. В частности, на судьбу Киевской митрополичьей кафедры указанные выше обстоятельства непосредственно оказали, прежде всего, то влияние, что вызвали удаление митрополитов из Киева. Развитие более могущественной государственной жизни в северо-восточной Руси, с одной стороны, и возникновение в XIII и XIV вв. в пределах ее нескольких новых епископских кафедр, с другой, – склоняют внимание митрополитов более на северо-восточные области, – и мы видим, что первый святитель рассматриваемого нами периода, действительно, большую часть времени проживает уже не в Киеве, а во Владимире на Клязьме. Это было тем более необходимо, что в своем кафедральном городе, разоренном татарами и подвергавшемся частым нападениям от них, митрополит не мог найти себе удобного пристанища. С течением времени, в начале XIV столетия, в силу указанных обстоятельств митрополиты уже окончательно переселились во Владимир, а потом в Москву, изредка только посещая свою столицу и управляя Киевскою церковью посредством своих наместников.
Само собою понятно, что оставление митрополитами Киева не могло не отразиться неблагоприятным образом как на состоянии западно-русской церкви вообще, так, в частности, и на судьбе Киевской кафедры. Отсюда, в XIV и XV вв. мы встречаем жалобы на то, что «церковь Киевской митрополии не строится, а скудеет» что «честь Киевской церкви положена на ино место», что «святая София», стольная церковь митрополия, не имущая государя, аки вдова осиротевшая красоты своея лишенна есть2.
Присоединение Киева к Литовскому государству также оказало свое влияние на судьбу Киевской кафедры.
В XIV в. эту кафедру занимали митрополиты, жившие в Москве. Но уже в половине этого века, по мере того, как растет политическая сила и самостоятельность Литвы, зарождается сознание неудобства такого положения. Литовские князья начинают чувствовать тягость церковного подчинений враждебной им Москве. Они не могут помириться с тем, что власть над литовскими епархиями принадлежит митрополиту, который живет в Москве и является подданным московского князя. Отсюда, очень рано у литовских князей пробуждается стремление приобрести церковную независимость и разорвать те узы, которыя связывали литовско-русские области с Москвою. Отсюда в конце XIV в. и в первой половине XV в. возникает ряд попыток со стороны литовских князей отделить юго-западные епархии от московской митрополии и поставить на киевский стол своего особого митрополита. Но эти стремления Литвы сталкивались с противоположными стремлениями московских князей к охранению единства митрополии. Следствием этого столкновения были частые смуты на митрополии и то неоднократно повторявшееся явление в истории Киевской кафедры, что на нее одновременно изъявляли притязания два и даже три митрополита.
Во второй половине XV в. стремления литовских князей приобрести особого митрополита для Киева осуществились. Но судьба Киевской кафедры не изменилась к лучшему и теперь. Приупадший, обедневший Киев и теперь, как и прежде, не был местопребыванием западно-русских первосвятителей. Живя в Новогрудке, западно-русские митрополиты как бы забыли свой кафедральный город и до самого конца XVI в. ни один из них, за исключением святителя Макария, не хотел посетить Киева. Делами кафедры за отсутствием митрополитов заведовали назначавшиеся ими наместники. Но это были большею частью люди, не отличавшиеся ревностью о церковных интересах и имевшие вообще мало авторитета в глазах других. Поэтому с половины XV в. положение дел Киевской кафедры продолжает ухудшаться и к концу XVI в., когда временно прекращается ряд православных Киевских иерархов, становится вообще очень печальным: митрополичий кафедральный храм беднеет, ветшает и остается в запущении; митрополичьи имения подвергаются частым захватам со стороны светских лиц и от разных притеснений приходят в разорение.
Такова в общих чертах судьба Киева и Киевской кафедры с половины XIII и до конца XVI века.
Что касается частных сведений, относящихся к истории кафедры за это время, то их дошло до нас немного. Небогатая событиями жизнь Киева почти не привлекала внимания летописцев. Да и те немногие известия о Киеве, которые сохранились в южных летописях и актах, касаются большею частью политической жизни Киева, а не церковной. Поэтому мы не имеем возможности представить цельную историю Киевской кафедры за данное время и должны ограничиться только собранием кратких и отрывочных сведений, к ней относящихся.
Сообразно с своей задачей мы изложим сначала I) сведения о посещении митрополитами Киева и об их Киевских наместниках; затем II) проследим судьбу Киево-Софийского собора, который считался кафедральным храмом Киевских митрополитов до самого конца XVI в., III) изложим сведения о поземельных владениях Киевской кафедры в рассматриваемый период и, наконец, IV) обозначим пределы митрополичьей епархии в этот же период.
I. Известия о посещении митрополитами Киева в XIII–XVI вв. и о Киевских митрополичьих намеcтниках
После разгрома Киева татарами (в декабре 1240 г.) Киевская кафедра оставалась некоторое время праздною. Воспользовавшись смутными обстоятельствами, Иоасаф, епископ Угровский, сделал было попытку самовольно занять эту кафедру. Но его попытка, как известно, кончилась неудачно; Иоасаф не только не добился митрополичьего престола, а даже лишен был и своей кафедры, которая после этого была перенесена из Угровска в Холм3. На кафедру же Киевской митрополии, по желанно Галицкого князя, был избран Кирилл, который в летописи под 1243 г. называется уже митрополитом4. После трехлетнего управления русскою церковью в качестве митрополита «нареченного», Кирилл в 1246 г. отправился в Грецию (в Никею) для посвящения и после продолжительного путешествия уже около 1250 г. возвратился в Киев в качестве действительного первосвятителя русской церкви5.
В чем состояли первые действия м. Кирилла по прибытии в Киев – не известно. Из летописей видно только, что при своей кафедре Кирилл на этот раз жил очень недолгое время. Он не мог найти удобного пристанища в своем кафедральном городе. Киев к этому времени не успел еще оправиться от татарского погрома и лежал почти в развалинах. Софийский собор, Десятинная церковь и Печерская лавра были разорены и опустошены. В самом Киеве насчитывалось только около двух сот домов, и было весьма мало жителей, а частые нападения татар на южные области делали пребывание в Киеве небезопасным. С другой стороны, на северо-востоке, где начала сосредоточиваться в это время жизнь, присутствие митрополита было более необходимо, чем на юге. Поэтому в 1250 г., т. е. вскоре после возвращения из Греции, м. Кирилл оставил Киев и отправился в северо-восточную Русь6. Здесь он остался надолго, надлежит думать, еще и потому, что северный Владимирский великий князь благочестивый и верный православию Александр Невский внушал ему больше любви и надежды, чем Галицкий Даниил Романович, завязавший сношения с папою в рискованном расчете на помощь против татар.
Местом своего пребывания на севере Киевский иерарх избрал Владимир Суздальский, считавшийся великокняжеским столом. Но Кирилл занял Владимирскую кафедру только временно, не имея в виду переносить сюда кафедры митрополичьей. Да и в самом Владимире он жил не постоянно: заботы о благоустроении русской церкви заставляли его часто отлучаться из этого города и предпринимать путешествия по России. Во время этих путешествий русский первосвятитель не забывал и своего стольного города и в 1274 г. во второй раз посетил на короткое время Киев. Отсюда он взял с собой Серапиона, архимандрита Киево-Печерской Лавры, и во Владимире поставил его епископом для той кафедры, которую доселе занимал сам. В том же 1274 г. м. Кирилл совсем переселился в Киев и пребывал при своей кафедре безвыездно в продолжении шести дней (1274–1280). Но из иерархической деятельности Кирилла в Киеве за это время известно только поставление им Климента в епископы для Новгорода. Оно было совершено зимою 1276 г. Для поставления Климента созывался, конечно, в Киеве собор епископов, на котором, вероятно были совещания о делах митрополии и церкви, – но известий об этом соборе не сохранилось7.
После шестилетнего пребывания в своем кафедральном городе, в 1280 г. м. Кирилл из Киева предпринял опять путешествие в северо-восточную Русь. Во время этого путешествия (6 декабря 1280 г.) он скончался в Переяславле Залесском, и Киев увидел только останки своего архипастыря, принесенная из Переяславля и погребенная в Софийском соборе8. М. Кирилл был последним из тех митрополитов Киевских и всея Руси, которые погребались при своей Киевской кафедре: после него Софийский собор надолго перестает быть усыпальницей Киевских митрополитов.
Скоро после смерти Кирилла, в 1283 г. Киевскую кафедру занял м. Максим, избранный и рукоположенный в Царьграде. Прибыв на Русь, новопоставленный митрополит немедленно отправился в орду для получения от татарского хана утверждения в своей власти и возвратился в Киев уже в следующем (1284) году.
М. Максим сначала думал, как видно, сделать Киев постоянным местом своего пребывания. До 1299 г., т. е. в течение пятнадцати лет, он жил постоянно при своей кафедре, изредка только посещая северо-восточную Русь. Но о его деятельности в Киеве за это довольно продолжительное время известно очень мало. Известно, что в 1284 г., тотчас по прибытии в Киев, м. Максим созвал к себе всех русских епископов9. В рассматриваемый период это был единственный собор всех иерархов в Киеве. Побуждением к созванию этого собора, отчасти, был утвердившийся на Руси обычай, чтобы епископы являлись к новому митрополиту. Но очень вероятно, что на соборе происходили совещания о делах русской церкви, находившейся в то время среди тяжелых обстоятельств. К сожалению, летописи не сохранили нам никаких известий об этом соборе.
Кроме созвания собора, из деятельности Максима в Киеве известны еще три совершенные им здесь рукоположения во епископы. В 1288 г. в Киевском Софийском соборе м. Максим рукоположил Иакова во епископы для Владимира, Суздаля и Нижнего Новгорода10. В следующем 1289 г. им были рукоположены два епископа: ростовский Тарасий, бывший до этого времени игуменом Киевского монастыря Иоанна Богослова, и тверской Андрей, присланный в Киев князем Михаилом Ярославичем11.
М. Максиму не пришлось до конца своей жизни пробыть в Киеве. В 1299 г. он принужден был оставить свой кафедральный город и переселиться на постоянное жительство во Владимир. «Преосвященный Максим, Митрополит Киевский и всея Руси», говорит об этом летописец «не терпя насилиа от татар в Киеве, поиде из Киева… к Брянску, а от Брянска иде в Суздальскую землю, и тако пришед с крылосом и со всем житием своим и сяде в Володимери, и в Суздале, и в Новгороде в Нижнем и прочая тамо прилежащая места»12.
Переселение м. Максима во Владимир было решительным шагом к перенесению митрополии из Киева. С этого времени Киев является кафедральным митрополичьим городом более только по имени: сами митрополиты не живут теперь в Киеве, и делами Киевской кафедры до конца XVI в. непосредственно заведуют уже их наместники. Новгородская летопись, сказавши о переселении Максима из Киева; прибавляет: «оттоле начата митрополиты Киевские в Москве жити, а в Киеве токмо наместники бяху». Подобно выражается и Густынская летопись13. Но ни эта летопись, ни другие не сохранили нам ни имени какого-либо наместника м. Максима, ни известий об их деятельности.
После смерти Максима искателем Киевской кафедры явился Владимирский игумен Геронтий. Заручившись, вероятно, согласием светских властей города Владимира на Клязьме, этот игумен, «одержимый недугом самовластия», с богатыми дарами отправился в Константинополь с просьбой о поставлении его на Киевский митрополичий стол. Но патр. Афанасий отказал Геронтию в его просьбе и в 1308 г. рукоположил в сан Киевского митрополита ратского игумена Петра, присланного в Царь-град Галицким князем.
Таким образом, с 1308 г. Киевскую кафедру занял св. Петр14. Подобно своему предшественнику, м. Петр не намерен был жить в своем кафедральном городе. По прибыли на Русь он только на короткое время останавливался в Киеве15 и отсюда в том же 1308 г. уехал во Владимир, где жил почти все время своего пастырского служения и откуда предпринимал объезды митрополии, а под конец своей жизни переселился в Москву. Летописи не говорят о том, чтобы впоследствии когда-либо еще св. Петр посетил Киев. Но современный ему жизнеописатель замечает, что св. Петр, утверждая истинную веру в христианах, обходил, между прочим, землю «волынскую и киевскую»16. Возможно, поэтому, думать, что во время своих путешествий по южным окраинам Руси св. Петр был когда-либо и в другой раз в Киеве.
О Киевских наместниках Петра, также как и о наместниках его предшественника, не сохранилось никаких известий.
После кончины св. Петра (1326) на Киевскую кафедру был назначен от патриарха м. Феогност.
Этот святитель, также как его предшественник, почел своим долгом прямо по прибытии на Русь посетить Киев17. Он был здесь самое короткое время и после этого отправился сначала во Владимир, а потом в Москву, которая и была местом постоянного его пребывания18. Но церковные смуты заставили Феогноста обратить внимание на свои юго-западные епархии и предпринять неоднократные и продолжительные путешествия для их обозрения. Уже вскоре после своего вступления на митрополичий престол Феогност должен был посетить юго-западную Русь и пропутешествовать по ней около двух лет (1329–1331). В это время, на пути из Галича, он посетил уже во второй раз и Киев (1329). Его пребывание в Киеве продолжалось несколько месяцев19. Никоновская летопись, отмечая факт посещения Феогностом Киева, прибавляет в этому следующее: «и тамо (в Киеве) приидоша к нему послы от великого князя Ивана Даниловичя Володимерскаго и Московьскаго составити ему монастырь внутрь града Москвы, и церковь вздвигнути святаго Спаса Преображениа, и тамо архимандритию принести от Данила святаго из Заречьа, юже князь великий Данило Александровичь имяше тамо в свое имя»20. Кроме этого известия, других сведений об обстоятельствах пребывания Феогноста в Киеве в 1329 г. мы не имеем.
В 1347 г. церковные дела снова призвали Московского святителя на юго-западную Русь. В этом году Феогност предпринимал путешествие для обозрения волынских епархий, которые недавно были отняты у него, а теперь подчинены снова21. Можно думать, что и в этот раз Феогност посетил на короткое время город, в котором находилась его кафедра. Это было третье и последнее посещение Феогностом Киева. Под конец его жизни Киев был даже отнят из его власти и самовольно присвоен неким галицким иноком, по имени Феодоритом. В 1352 г. этот инок прибыл в Царь-град и, уверяя патриарха, что Феогност скончался, просил поставления на Киевскую кафедру. Но патриарх не согласился посвятить Феодорита до тех пор, пока не будут собраны более точные сведения о Феогносте. Тогда Феодорит, видя, что обман его не удался, бежал из Константинополя в Тернов и здесь болгарским патриархом был посвящен в сан русского митрополита. Прибывши в Россию, незаконно поставленный митрополит остановился в Киеве и поселился при митрополичьей кафедре. По свидетельству Степенной книги, Киевское духовенство отвергло Феодорита, как самозванца, и он «ничтоже получи»22. С своей стороны, константинопольский патриарх немедленно осудил Феодорита и разослал во все места грамоты, убеждая не принимать его, как «низложенного божественными канонами и божественным и священным собором». Однако же, Феодорит имел, как видно, и своих сторонников в Киеве: он не подчинился определению патриарха и в продолжение нескольких лет «разбойнически и тирански» (ληστιϰῶς ἄμα ϰαὶ τυραννιϰῶς) присваивал себе Киев23.
Что касается Киевских наместников Феогноста, то нам неизвестно из них ни одного. Закревский называет Киевским наместником м. Феогноста Алексея Плещеева, впоследствии Московского первосвятителя24. Проф. Скворцов строит при этом даже предположение, что св. Алексей, по вступлении на митрополичий престол, как бывший прежде Киевским наместником, должен был много позаботиться об устроении Киево-Софийского собора, которым он некогда заведовал непосредственно25. Но к сожалению мнение о том, что м. Алексей был некогда наместником в Киеве, не имеет твердого основания. Яснее то, что Алексей заведовал северной епархией Феогноста, а не южной; и что до вступления на митрополичью кафедру из юго-западных городов он посетил только Вильну, где им был освящен Пречистенский собор26.
После Феогноста на Киевскую кафедру был возведен м. Алексей.
Вступая на Киевский митрополичий стол, св. Алексей с самого начала не имел намерения жить в Киеве. Но он хотел получить от патриарха формальное согласие на переселение из Киева, о чем не позаботились его предшественники. Поэтому, пред отъездом из Царь-града св. Алексей представил патриарху неудобство пребывания митрополитов в Киеве, указывая на разорение этого города и на самовольное пребывание в нем Феодорита, и просил его благословения на переселение из Киева и утверждения своей кафедры в северной Руси. Признавая основательность этой просьбы, константинопольский патриарх дал св. Алексею грамоту, которой утверждал навсегда переселение митрополитов из Киева во Владимир. «Мерность наша», говорится в этой грамоте, «рассудив вместе с находящимися при ней святейшими архиереями, возлюбленными о Господе братиями нашей мерности и сослужителями, вполне убедилась, что нет другаго (кроме Владимира) местопребывания и успокоения и пристанища для святейшей митрополии русской, и что архиерей совершенно не имеет там (в Киеве) средств к удовлетворению самых необходимых потребностей и к верному исполнению своих обязанностей, между тем как здесь (во Владимире) он может находить себе достаточное продовольствие и свободу управления. А потому настоящим соборным деянием повелеваем в Дусе Святом чрез нашу соборную грамоту, чтобы, как этот святейший митрополит (Алексей), так и все преемники его пребывали во Владимире и имели Владимир своею кафедрою неотъемлемо и неизменно навсегда. Но пусть и Киев числится собственным их престолом и первою кафедрою архиерея, если останется целым. А после Киева и с ним пусть будет второю кафедрою и местом пребывания и успокоения для русскаго митрополита святейшая епископия владимирская, в которой он безпрепятственно, пока потребует нужда, да совершает поставления чтецов и иподиаконов, рукоположения диаконов и иереев и все прочее, что подобает, по церковным канонам, местному архипастырю. Если же, Божиею помощию, и возвратится Киев в древнее благополучное состояние и будет из него изгнан низложенный Феодорит, так-что окажется возможным иметь в Киеве архиерею какое-нибудь успокоение: и тогда пусть останется Владимир за митрополитами русскими в виде их собственной кафедры; только да будет, как выше сказано, Киев первым их престолом и первою кафедрою»27.
Таким образом, при м. Алексее формально было признано законным переселение митрополитов из Киева; но вместе с этим за Киевом было утверждено навсегда значение «первого митрополичьего престола и первой кафедры».
Время пастырского служения Алексея было временем смут на митрополии, вследствие которых Киевская кафедра часто отнималась из власти московского святителя. Так, в первые годы управления русскою церковью св. Алексеем на Киевскую кафедру изъявлял притязания Роман, возведенный одновременно с Алексеем в сан Литовского митрополита по просьбе Ольгерда28. «Содеяся мятеж во святительстве», замечает по этому поводу Степенная книга, «его же не бысть преже сего в Руси... поставлен бысть тогда другий митрополит на Русь, именем Роман, и бысть ему со блаженным митрополитом Алексеем крамола велия»29. – Не ограничиваясь пределами своей области, литовский митрополит вторгался в пределы митрополии собственно русской и присваивал себе Киев. Он приезжал даже в Киев здесь причинял открытые оскорбления Алексею30. Но в Киеве Романа не признавали митрополитом. Летопись под 1354 годом замечает: «приде из Литвы Роман чернец на митрополию и не прияша его кияне»31. Тогда он, желая добиться расширения своей области, в 1356 г. отправился в Константинополь, куда вскоре был вызван и Алексей. Желания Романа, однако же, не осуществились. Патриарх снова подтвердил, чтобы Киев считался за м. Алексеем, а Роману были подчинены епархии литовские и волынские. Вместе с этим под опасением тяжкой ответственности обоим митрополитам запрещено было вторгаться в чужие пределы. Но Роман и после этого не перестал стремиться к завладению Киевской кафедрой. Из Новогродка, который был постоянным местом его пребывания, он приезжал в Киев, литургисал в нем и совершал хиротонии, величая себя митрополитом Киевским и всея Руси32.
Не смущаясь незаконными притязаниями Романа, св. Алексей в 1358 г. посетил Киев. В этот раз он прожил при своей Киевской кафедре около двух лет (1358–1359), предпринимая из Киева путешествия и в другие юго-западные города. Посещение своего стольного города причинило св. Алексею много огорчений. Воспользовавшись обстоятельствами, литовский князь, не любивший московского святителя, напал на, него, пленил всех его спутников и ограбил находившееся при нем имущество. Не удовольствовавшись этим, Ольгерд заключил самого митрополита под стражу и умертвил бы его, если бы при содействии некоторых доброжелателей он не спасся бегством33. Это обстоятельство и было причиной того, что во все последующее время свят. Алексей никогда не посещал Киева. Несколько раз литовский князь жаловался на это патриарху. Так, около 1368 г. он доносил в Константинополь, что м. Алексей, живя постоянно в Москве, не посещает ни Киева, ни литовских епархий. В 1371 г. Ольгерд снова жаловался, что «до ныне и за отцев наших не бывало такого митрополита, каков сей митрополит: благословляет москвитян на пролитие крови! И ни к нам не приходит, ни в Киев не отправляется»34. По поводу этих жалоб патриарх неоднократно присылал Алексею грамоты, в которых выражал свое неудовольствие на него и указывал ему на необходимость возможно частых посещений Киева и более близких отношений к юго-западной Руси вообще. «Святыня твоя хорошо знает», писал патриарх в одной из таких грамот, что когда хиротонисали тебя, то хиротонисали в митрополита Киевского и всея России. Ныне же слышу, что ты не отходишь ни в Киев, ни в Литву, но посещаешь только одну часть, а другую оставил без пастыря, без надзора, без учета отеческаго». Справедливость требует, чтобы ты назирал всю землю Российскую и имел ко всем князьям любовь и расположение... Совершенно необходимо, чтобы ты находился с ним (Литовским князем) в любви, посещал его и учил его народ; и это исполняй со всяким усердием без всякого возражения»35. Однако же и после подобных напоминаний св. Алексей не хотел посещать южной Руси и не был в Киеве до самой своей смерти.
Из Киевских наместников времени Алексея Закревский называет36 Гавриила Олешкевича и Феофила Юнджоровского, но к сожалению не указывает, откуда ему известны эти имена.
В 1376 г. Киевская кафедра была отнята у св. Алексея. В этом году патриарх Филофей рукоположил в сан митрополита Киевского и Литовского Киприана, признавши за ним право после смерти Алексея и на всю Россию.
Новопоставленный митрополит поселился в Киеве и имел этот город местом своего постоянного пребывания в течении 14 лет (1376–1390). Впрочем, по различным обстоятельствам Киприану приходилось несколько раз оставлять Киев на более или менее продолжительное время; да и самая Киевская кафедра до 1390 г. неоднократно была у него отнимаема.
В 1378 г. св. Алексей скончался. Узнавши об этом, м. Киприан, после двухлетнего пребывания в Киеве, в сопровождении большой свиты отправился в Москву, чтобы вступить, согласно определению константинопольского патриарха, на кафедру всероссийской митрополии. Но его намерения в этот раз не осуществились. По приказанию московского князя, на дороге, вблизи уже Москвы, Киприан был схвачен каким-то боярином Никифором, ограблен, заключен под стражу и подвергнут вообще страшным оскорблениям. Обесчещенный первосвятитель Киева отправился в Царь-град требовать признания своих прав на митрополию. Но он не достиг своих целей. В июне 1380 г. собор Константинопольский лишил Киприана Киевской кафедры, а для Киева и всей Руси поставлен был митрополитом Пимен37. Киприана признали вступившим в церковь обманом и рукоположенным незаконно; патриарх, впрочем, оставил в подчинении ему епархии Литвы и малой России, определение же о правах Киприана на северо-восточную Русь теперь соборне было отменено и признано не действительным.
Однако же, Киприан, по-видимому, не был намерен подчиниться решению патриарха и не соглашался уступить Пимену Киевской кафедры. Уехавши из Царь-града, он опять прибыл в Киев и здесь остановился38.
Таким образом, Киев имел теперь двух митрополитов, из которых один (Киприан) был митрополитом действительным, а другой (Пимен) митрополитом только по имени.
Вскоре, прочем, Киприан должен был оставить Киев для того, чтобы в Москве принять на себя управление всею русскою церковью. – Великий князь Московский, узнавши о поставлении Пимена, не хотел признавать его всероссийским митрополитом. Поэтому вскоре после прибытия Киприана в Киев он послал к нему своего духовного отца, игумена Феодора Симоновского с приглашением приехать в Москву. В апреле 1381 г. Киприан уехал из Киева, а 23-го мая того же года вступил в Москву и был встречен здесь с большею торжественностью39.
Но Киприану пришлось в этот раз покинуть Киев только на 17 месяцев (с апреля 1381 г. по октябрь 1382). Послушавшись убеждений патриарха – принять поставленного им м. Пимена и разгневавшись на Киприана за его поведение во время опустошения Москвы Тохтамышем, московский князь снова удалил из своего города Киприана и призвал на русскую Митрополию обесславленного им прежде Пимена40.
Таким образом, после 17-ти месячного отсутствия, в октябре 1382 г. Киприан снова возвратился в Киев и прожил здесь около осьми лет. Киевская паства, сочувственно относившаяся к своему архипастырю, встретила его с подобающею торжественностью. Никоновская летопись так описывает второй приезд Киприана в Киев: «пришед в Киев на свое место митропольское к соборной церкви киевской, матери всем церквам русским. И прият бысть митрополит от всех со многою честию, и сретоша его далече от града со кресты и князи, и бояры, и вельможи, и народы мнози с радостию». «И пребываше Киприан», добавляет к этому летопись, «в Киевских странах и вси послушаху и чествоваху его»41.
Тем не менее, значит, Киевскую кафедру в это время считали за собою два митрополита. Скоро нашелся и третий кандидат на нее.
Недовольный Пименом, московский князь, чрез нисколько месяцев после приглашения его на митрополию, отправил в Константинополь Дионисия, епископа Суздальского, прося поставить его в митрополиты. Грамоты великого князя, а также обычные подарки расположили патриарха в пользу Дионисия, и в 1383 г., с согласия императора, он рукоположил его в сан митрополита для Киева и всей Руси.
Таким образом, на Руси явилось одновременно три митрополита, из которых каждый на законных основаниях присваивал себе Киевскую кафедру. Впрочем, Киевляне во время этих смут признавали митрополитом только Киприана. Поэтому, когда в 1384 г. Дионисий на пути из Царь-града остановился в Киеве, его здесь не приняли. По свидетельству летописи, киевский князь Владимир Ольгердович велел схватить Дионисия и заключить под стражу, – за то, что он ходил в Царь-град ставиться в митрополиты без его повеления. «В Киеве, говорил князь, есть митрополит Киприан; он же митрополит и всей России. Оставайся здесь». Дионисий был заключен под стражу и пробыл в заключении почти целый год, – до 15 декабря 1385 г., когда он скончался и был погребен в Киевской пещере Антония и Феодосия42. Скоро после этого был низложен и затем скончался и Пимен. Киевская кафедра, поэтому, оставалась за Киприаном, за которым в 1389 г. были утверждены права и на митрополию всей Руси43.
Итак, в начале 1390 г. Киприан возвратился на Русь из Царь-града в сане всероссийского митрополита. В феврале этого года он прибыл в Киев и, пробывши здесь около двух недель, в марте, отправился в Москву, которая и стала с этого времени его постоянным местопребыванием44.
Уезжая из Киева, Киприан поставил своим наместником здесь некоего Фому, чернеца св. горы. Но и сам святитель Киприан, проживая в Москве, не забывал своих южных епархий и своей Киевской кафедры. После 1390 г. до конца своего служения он еще два раза посещал Киев.
Первое его посещение относится к 1396 г. В этот раз Киевский архипастырь жил в своем кафедральном городе очень значительное время – именно год и шесть месяцев45. Из Киева Киприан вел сношения с патриархом относительно Галицкой митрополии. Здесь же, вероятно, он совершил поставление одного епископа для Галицкой митрополии, – как можно думать – Перемышльского46. Но патриарх узнавши об этом, не одобрил поступка Киприана. В одной из грамот, отправленных к Киприану, он замечает по этому поводу следующее: «что ныне сделано священством твоим для ней (Галицкой митрополии), как ты пишешь, – именно, что ты рукоположил одного из епископов ея, – сделано не хорошо47. – В Киев же, наконец, приезжал к Киприану Владимиро-волынский епископ с обвинениями против Луцкого епископа Иоанна, и патриарх повелевал Киприану расследовать эти обвинения и сообщить об них подробно в Константинополь48.
Во время первого своего посещения Киева Киприан сменил своего Киевского наместника, чернеца Фому. Летописи передают, что этот Фома, зазвавши к себе на пир Киевского князя Скиргайла, дал ему «травнаго зелья». После этого пира Скиргайло поехал на охоту за Днепр, там разболелся и по возвращении в город чрез 7 дней умер. «Тоу ж емоу (Скиргайлу) княжащю оу Киеве», говорит литовский летописец, «быст же некто Фома чернец Изоуфов, держа наместничество от митрополита оу свтае Софьи на митрополичьем дворе. Восхотевшю ж князю Скиригайлоу отехати за Днепр оу ловы, тои же (прежереченый) Фома нача звати его на пир на митрополич дворь. Князю ж Скиригаилоу сущоу емоу на пироу, – аз ж того не веем, за не ж бех тогды млад, – но неции мовят – иж бы тот Фома дал князю Скиригайлоу зелие отравное пити. И с того пироу князь Скиригаило поехал за Днепр к Милославичам и тамо разболес канон крщения оу четверк, и на крщние в соуботу уехал оу град Киев болен. Болев 7 дни и преставися»49. Может быть, смерть Скиргайла последовала не от отравы, а просто от простуды; это тем более вероятно, что литовский летописец, сообщая об этом факте, считает нужным прибавить: «аз того не вем, на не ж бех тогды млад, но неции мовят». Тем не менее молва обвиняла в смерти Скиргайла Фому, и он лишен был наместничества и должен был бежать из Киева50. Преемником же Фомы был поставлен Киприаном архимандрит Тимофей.
В сентябре 1397 г. Киприан уехал из Киева и в течение шести лет почти безвыездно проживал в Москве. Но под конец своей жизни он еще раз захотел обозреть свои южные епархии и предпринял с этою целью в 1404 г. путешествие по Литве и Волыни, которое продолжалось около двух лет. В это время Киприан посетил в последний раз и Киев. Как долго оставался он здесь, – не известно51, летописи, впрочем, отмечают один факт из деятельности Киприана в Киеве – это поставление им нового наместника. Вероятно, архимандрит Тимофей, поставленный наместником в 1396 г., допустил какие-либо злоупотребления по управлению митрополичьей епархией. Поэтому, в 1404 г. Киприан лишил его наместничества и, как его самого, так и всех служивших при нем отослал в Москву. Новым наместником был назначен архимандрит Феодосий, бывший раньше игуменом Спасского монастыря52.
Вскоре по возвращении из Киева (16-го сент. 1406 г.) м. Киприан скончался. В русской церкви после этого снова открылись нестроения по поводу избрания митрополита, и Киевская кафедра опять явилась на некоторое время предметом споров.
Когда скончался Киприан, московский князь Василий Дмитриевич отправил в Константинополь послов с просьбой поставить митрополита для Киева и всей Руси. В тоже время в Царь-град явился другой искатель Киевской кафедры, присланный литовским князем Витовтом. Этот князь, значительно расширивший пределы Литвы и задумавший образовать из нее совершенно отдельное и независимое государство53 – захотел осуществить давнишние стремления литовских князей – освободиться от церковного подчинения московскому государству. Более, чем для кого-либо из предшественников, для Витовта в его политических интересах выгодно было ослабить и даже уничтожить совсем церковные узы, который связывали литовско-русские области с Москвою. В год кончины м. Киприана это давнишнее желание вспыхнуло с особенною силой, так как в этом году произошло размирье Витовта с Московским князем из-за Псковской и Новгородской областей, притязательные виды на который имела как Литва, так и московское государство54. – Поэтому, узнав о смерти Киприана, Витовт начал ревностно хлопотать в Константинополе, чтобы в митрополиты для Киева и всей Руси был поставлен его избранник – Полоцкий епископ – грек Феодосий. Как на основание для своей просьбы, литовский князь указывал на законное и освященное стариною право иметь у себя митрополита. «Послали есмо в Царь-град», писал он впоследствии в своем окружном послании, «владыку полоцкого Феодосия к царю и патриарху, прося, штобы его нам поставили митрополитом, чтобы седел на столе Киевское митропольи по старине; строил бы церковь по давнему, яко наш: за неж Божьим изволением мы место то обладаем, Киев»55.
Однако же просьба Витовта о поставлении митрополитом для Киева полоцкого епископа Феодосия не была уважена, не смотря на то, что он «много порекл сребра и злата о том ставлении56. Константинопольский двор, находившийся в дружественных отношениях с Москвою, не пожелал обидеть московского князя, а потому отослал избранника Витовта ни с чем. Киевская же кафедра была отдана Фотию, греку из Мореи, ученику знаменитого своим благочестием старца Акакия.
1-го сентября 1409 г. новопоставленный митрополит, по примеру, своих предшественников, прибыл прямо из Царь-града в Киев57. Литовский князь, оскорбленный отказом Константинополя, не хотел было принимать Фотия58. «И он (Фотий)», писал впоследствии Витовт, «нялся паки зде у нас быти, церковь строити, и мы приняли были есмо его на митрополью Киевскую»59. Вероятно, Фотий не давал обещания жить в Киеве постоянно, как это делали митрополиты в старину. Нужно думать, что он обещал только как можно чаще посещать литовскую епархию. Как бы то ни было, – но только после такого обещания, литовский князь признал за Фотием Киевскую кафедру.
В свое первое посещение Фотий не намерен был долго оставаться в Киеве. Он пробыл здесь только семь месяцев и, поставивши наместников для управления делами кафедры, в марте 1410 года уехал из Киева в Москву60. Летописи не сообщают нам никаких сведений о деятельности Фотия в Киеве во время его первого здесь пребывания. Из посланий же самого Фотия можно видеть, что, как аскет, он при первом посещении Киева обратил особенное внимание на Печерскую лавру, ознакомился с ее состоянием и преподал наставления печерской братии61.
Поселившись в Москве, Фотий не забыл своего обещания посещать литовские епархии и к концу 1411 г.предпринял путешествие для их обозрения. Во время этого путешествия Фотий был во второй раз и в Киеве. Пребывание митрополита при своей Киевской кафедре и в этот раз, как и в первый, продолжалось, вероятно, не более семи месяцев, потому что в сентябре 1412 г. Фотий был уже в Луцке. Из иерархических действий Фотия в Киеве в это время известно поставление им Смоленского епископа Севастиана, совершенное в Киево-Софийском соборе. Это был последний случай хиротонии в епископа в Киеве в рассматриваемый нами период62. Во время второго же посещения Киева Фотий был опять в Печерской лавре и еще до отъезда из Киева написал послание к печерским инокам, сохранившееся и до нашего времени63.
Второе посещение Фотием Киева вместо ожидаемой пользы послужило поводом к нарушению мира русской церкви.
Разные лица, которые во время краткого пребывания Фотия в Москве подпали взысканиям со стороны его, бежали из Москвы в Литву и нашли поводы к разным толкам и клевете на него перед Витовтом64. Они обвиняли Фотия перед Витовтом в том, что он драгоценности Софийского собора переносит в Москву, а духовенство и крестьян обременяет тяжелыми поборами. Они поставляли на вид литовскому князю: «от начала митрополиты всеа Русии стол имеяху Киев и в нем седяху на столе митрополистем всеа Русии, ныне ж Киев ни во что же положиша и вся из него перенося в Москву; и се ныне Фотей митрополит все узорочье церковное и сосуды переносит на Москву и весь Киев и всю землю пусто сотвори тяжкими пошлинами и даньми великими и неудобь носимыми»65. Сам Витовт, под влиянием подобных речей, говорил впоследствии, что митрополитами были взяты из Киева «святыя мощи, дски страдания Христова, скипетр пресвятой Богородицы, риза и сандалии ея, разныя иконы, обложенныя золотом»66. Но эти обвинения как против самого Фотия, так и против его предшественников, были не вполне справедливы. В Москве не видно драгоценной утвари Киевской церкви и тех святынь, о которых говорил Витовт. Между тем, если бы они были перенесены в Москву, то, без сомнения, были бы известны там и сохранились бы до позднейшего времени67.
Как бы то ни было, – но неудовольствие Витовта против Фотия, возникшее после второго посещения митрополитом Киева, сообщило заветным желаниям литовских князей – образовать у себя самостоятельное управление церковью – решительный характер и дало толчок к разделению русской митрополии. Созвав подручных князей и «сгадав с своею братиею» Витовт в 1414 г. порешил отнять у Фотия Киевскую кафедру, изгнавши его со стола митрополии и лишивши титула Киевского митрополита. Вместе с этим Витовт отправил посольство в Константинополь к царю и патриарху с жалобой на Фотия и с просьбой поставить для Киева и литовских епархий митрополитом Григория Цамблака.
Между тем до Фотия дошли слухи, что клеветники вооружили против него Витовта, и что последний уже замыслил поставить на митрополичий Киевский стол другого митрополита. Чтобы доподлинно исследовать дело, Фотий отправился в Киев, намереваясь, если возможно, помириться с Витовтом или, в противном случае, идти из Киева в Царь-град с просьбой, «чтобы возбранил Витовту патриярх другого митрополита поставити в Киев»68. Но Фотий в этот раз не дошел до Киева. На литовских границах, при выезде из Смоленска в Городень, где находился тогда Витовт, Фотий, по приказанию князя, был схвачен, ограблен и с бесчестьем принужден возвратиться в Москву. Раздраженный Витовт не ограничился даже и этим. Приказавши переписать все города и села, принадлежавшие Киевской кафедре, он раздал их своим панам, а наместников Фотия ограбил и отослал в Москву69.
Но, изгнавши Фотия со стола Киевской митрополии, Витовт не получил в Константинополе согласия на поставление митрополитом для Киева Григория Цамблака. Константинопольский двор, всегда к Москве расположенный более, чем к Литве, а в это время скрепивший свои дружественные отношения к ней родственными связями70, снова отказался уважить просьбу литовского князя и отослал его посольство ни с чем. Тогда Витовт решился исполнить задуманный план без всякого отношения к Константинополю, и 15 ноября 1416 г. созванный им собор русских епископов, по его настоянию, совершил в Новогродке поставление Григория Цамблака в митрополиты на Киевскую кафедру с подчинением ему литовских епархий71.
Таким образом, с 1416 г. на Невскую кафедру вступил новый митрополит, а вместе с этим Киев временно отделился от московской митрополии и стал стольным городом митрополии литовской.
Григорий Цамблак занимал Киевскую кафедру очень непродолжительное время (1418–1419), при чем почти два последние года (1418–1419) он находился вне пределов своей митрополии, отправившись, по поручению Витовта, на констанский собор. В течение своего кратковременного управления литовскими епархиями м. Григорий, также как и его предшественники, не имел местом своего пребывания Киев: он жил в Новогродке – столице литовских князей. В Киеве же он и не мог найти для себя удобного пристанища, так-как в самый год вступления, его на митрополичий престол Киев был взят и страшно опустошен Эдигеем (1416), при чем, конечно, пострадал и Софийский кафедральный собор, и митрополичий дом72. – Известий о том, посетил ли м. Григорий Киев в первый год своего управления Киевской кафедрой, мы не имеем. Но из летописей видно, что по возвращении с Константинопольского собора, в сентябре 1419 г, оп пробыл несколько месяцев в Киеве и здесь же зимою этого года скончался от моровой язвы73.
Смертью Григория Цамблака окончилось почти четырехлетнее разделение русской митрополии. В 1420 г. Витовт снова примирился с Фотием и признал за ним Киевскую кафедру и литовские епархии. «И паки Христос», – писал Фотий в послании, изданном по этому случаю, – «строяй вселенную всю, пакы древним благолепием и миром свою церковь украси и смерение мое в церковь свою введе»74. В этом же году, обозревая юго-западную Русь, Фотий в третей уже раз посетил на некоторое время Киев, при чем опять был в Киево-печерской лавре и написал в самом Киеве третье послание к инокам печерского монастыря75.
После 1420 г. до самой смерти, последовавшей в 1431 г., Фотий не бывал в Киеве, управляя Киевской епархией чрез своих наместников. Но ни в летописях, ни в актах не сохранилось имени ни одного из этих наместников.
Скоро после смерти Фотия на Киевскую кафедру был наречен рязанский епископ Иона. Но вследствие усобицы, которая происходила в это время в московском княжестве, Иона не был тотчас же по наречении отправлен в Царь-град для посвящения. Этим воспользовался смоленский епископ Герасим. Вероятно, с согласия литовского князя Свидригайла осенью 1433 г. Герасим поехал в Царь-град с просьбой о возведении его на Киевскую кафедру. Осенью следующего года он возвратился на Русь уже в митрополичьем сане.
Герасим был поставлен митрополитом для Киева с подчинением ему всей Руси76. Но все время своего управления он жил в Смоленске, не отваживаясь явиться в Москву, где еще не прекратилась княжеская усобица. Посетил ли Герасим когда-либо Киев – не известно. Но можно думать, что на возвратном пути из Царь-града Герасим, по обычаю других митрополитов, останавливался на некоторое время и в Киеве.
Герасим занимал Киевскую кафедру два года. 26 июля 1435 г., после четырехмесячного заключения в темнице, он был, по приказанию Свидригайла, сожжен77.
Между тем, святитель Иона, нареченный на митрополию, все еще не мог отправиться в Константинополь. Московский князь, чтобы отвратить всякое замешательство в митрополии, счел нужным относительно выбора митрополита наперед снестись не только с прочими русскими князьями, но и с великим князем литовским78. Поэтому Иона мог отправиться в Константинополь не прежде 1437 г. Но и теперь святителю Московскому не пришлось сделаться митрополитом Киевским и всея Руси. Еще до прибытия его в Константинополь император Иоанн Палеолог и патр. Иосиф назначили митрополитом на Киевскую кафедру Исидора; Ионе же дано было только обещание поставить его митрополитом, «когда Богу угодно будет или смертию или каким-либо другим случаем удалить Исидора от митрополии»79.
М. Исидор, занимавший Киевскую кафедру очень короткое время, мало вообще принимал участия во внутренних судьбах русской церкви. Из отношений же его к Киеву известно одно посещение им Киева в конце 1440 г. на пути из Флоренции в Москву. Исидор пробыл в это время в Киеве всю зиму и уехал в Москву только в марте 1441 года80. – Источники неодинаково свидетельствуют о том, как приняли Исидора в Киеве. В Густинской летописи сказано, что Исидор явился в Киев в кардинальской одежде и что его не только не приняли, а даже изгнали81. С другой стороны, до нас дошла грамота, данная м. Исидору в феврале 1441 г. Киевским князем Олельком Владимировичем от лица его и всех панов. В этой грамоте Олелько Владимирович называет Исидора своим господином и отцом, утверждает за ним те митрополичьи отчины и доходы и обещает охранять все его интересы82. Несомненно, что Киевский князь, зная о принятии Исидором унии, не имел еще сведений о том, на каких условиях состоялась эта уния. Известно, что уже после изгнания Исидора из России он посылал в Царь-град к патриарху Григорию «слугу» своего Стецкого с вопросом: как соединился он с латинянами83. Тем естественнее было ему не знать сущности унии вскоре после ее принятия. Этим и можно объяснить то, что Киевский князь, державшийся всегда православия, принял с почетом Исидора и дал ему вышеупомянутую грамоту. Но существование этой грамоты показывает, что свидетельство Густинской летописи не точно. Если его и можно принять, то, кажется, в том смысле, что Киевское духовенство, питавшее нерасположение к самому имени латинян, не отнеслось сочувственно к Исидору, соединившемуся (на каких бы то ни было условиях) с латинянами, и не оказало ему почета.
Удалившись из России в Рим, Исидор продолжал титуловать себя русским митрополитом и присваивать себе Киевскую кафедру. В 1451 г. он собирался даже опять приехать в Киев, – но, по каким-то обстоятельствам не осуществил своего намерения84. В действительности же русская церковь после удаления Исидора в течение нескольких лет вдовствовала без митрополита. Только в 1448 г. собором русских епископов поставлен был в митрополиты для всей Руси рязанский епископ Иона85, а в 1451 г. грамотой Казимира за Ионой утверждено было уже право на Киев и всю Литву86.
Через несколько дней по получении грамоты от Казимира, св. Иона, находясь в Новогродке, поставил себе уже наместника для Киева – некоего старца и протодиакона Михаила. Этому наместнику поручено было заведовать церковными делами не только в самом Киеве, но и в Вильне, в Новогродке и во всех городах, издавна входивших в состав митрополичьей епархии. На имя этого наместника была дана та грамота, которая одна из наместнических грамот дошла до нашего времени и по которой можно судить о правах и полномочиях Киевских митрополичьих наместников87.
Пребывание Ионы в Литве в этот раз было очень непродолжительно, и около половины того же 1451 года он был уже в Москве. Вероятно, в это посещение юго-западного края святитель Иона не обозревал всех литовских епархий. Но из его послания в литовским епископам видно, что он был в этот раз в Киеве. Здесь он служил в своем кафедральном храме, молился за короля, его князей и бояр и за всех православных христиан литовской земли. Сам св. Иона так говорит об этом посещении Киева: «помните, сынове, и сиа: како аз, смереный, пришед в святую си церковь на Киеве, в великую дръжаву короля и великого князя литовского по уставу Божественного закона смеренней благочинне и по святым правилом имея богопорученное си строение и попечение, еже о святей церкви и о уставлении приношения святыа службы и о молитвенных предстояньих к Богу, еже о здравии и многолетствии самодржавнаго короля и великого князя литовского, и о его благоверных князех, и болярех, и о всем православном христианстве вашее паствы Русские митрополии Киевские и литовские земли»88.
Это посещение литовским святителем своего кафедрального города не было единственным. Более, чем кто-либо из его предшественников, м. Иона был озабочен состоянием своих юго-западных епархий и с целью утверждения в них порядка предпринимал неоднократные путешествия в Литву. Несомненно, что во время этих путешествий святитель несколько раз быль в Киеве. «И бывал паки есмь неоднова там (в Киеве)», пишет Иона в том же послании епископам, управлениа ради святыя церкви, а не богатьства деля злата ниже сребра, ни возмездиа ради почести». Но известий об этих посещениях Ионою Киева до нас не дошло, так, что мы не можем определить ни годы, к которым они относятся, ни их продолжительность.
Проживая постоянно в Москве, м. Иона, как и его предшественники, управлял Киевской епархией чрез своих наместников. Первым наместником его в Киеве был вышеупомянутый старец Михаил. Этот старец, поставленный наместником в 1451 г., был в Киеве недолго. Под 1455 г. мы видим здесь уже нового наместника – архимандрита Давида. Но и он держал наместничество в Киеве очень короткое время и в 1455 г. за какие-то злоупотребления был отрешен от должности. Митрополит прислал ему грамоту, в которой повелевал сдать все вещи, бывшие в его ведении и под угрозой запрещения приказывал немедленно явиться в Москву. Преемником же Давида был назначен некто Акакий, тоже из архимандритов89.
Св. Ионе не до конца своей жизни пришлось занимать Киевскую кафедру. В 1458 г. для Киева и Литвы был поставлен митрополитом Григорий, бывший ученик и протодиакон Исидора90. Отправляя Григория в юго-западную Русь, папа Пий II вручил ему грамоты от себя, от Исидора и от патр. Григория Маммы и просил Казимира передать ему девять епархий, находившихся в его владениях91, а «отщепенца» Иону не допускать к себе, а если он сам придет, то схватить его и заключить под стражу92. Казимир принял Григория и даже убеждал к этому и Московского князя. Свят. Иона, сознававший незаконность поставления Григория, писал неоднократно послания к литовскому духовенству, князьям и всем православным христианам Литовской земли, убеждая их не принимать Григория, но эти послания не имели успеха: Киевская кафедра осталась за Григорием, и юго-западная митрополия окончательно отделилась теперь от митрополии Московской.
Источники не сохранили нам сведений о деятельности м. Григория вообще и в частности об его отношениях к Киеву. Можно предполагать, что Григорий проживал в Новогродке и не вступал в действительное управление митрополией. В Киеве он, вероятно, не был ни одного раза. Как ученик отступника от православия Исидора, Григорий даже не был признаваем в Киеве законным митрополитом, и самое имя его здесь умалчивали. Это можно видеть из того, что отмечая факт обновления Киево-Печерской лавры в 1470 г., еще при жизни Григория, и летопись, и надгробная надпись Симеона Олельковича – упоминают, что событие это случилось «при короле Казимире и при архимандрите Иоанне», а имени митрополита не упоминают93.
Григорий начал собою ряд киевских митрополитов, управлявших только западно-русскими епархиями, отделившимися от московской митрополии. После него Киевскую кафедру последовательно занимали Мисаил (1474–1477), Симеон (1477–1478), Иона Глезна (1490–1495), Макарий I (1495–1497), Иосиф I Болгаринович (1498–1501), Иона III (1501–1507), Иосиф II Солтан (1507–1520), Иосиф III Русин (1522–1533), Макарий II (1535–1556), Сильвестр Белькевич (1556–1568). Иона III (1568–1577), Илья Куча (1577–1579), Онисифор Девочка (1579–1589) и Михаил Рагоза (1590–1599). При Михаиле Рогозе принята была уния, а вместе с этим временно прекратился ряд православных иерархов на Киевской кафедре.
Со времени поставления Григория давнишние стремления литовских князей освободиться от церковного подчинения Москве осуществились: Литва стала иметь своих особых митрополитов. Но то, чего желал некогда Витовт, – «штобы митрополит седел на столе Киевское митропольи по старине», – не исполнилось еще и теперь. Митрополиты этого периода, также как и их предместники, носили только титул Киевских, а сами не жили в Киеве. Местом постоянного их пребывания был Новогродок литовский. Отсюда они иногда посещали столичную Вильну, Минск и некоторые другие места своей обширной епархии. Но во весь период отдельного существования Киевской митрополии до самого конца XVI в. ни один из киевских митрополитов не посетил Киева. Опустелый и полуразоренный древне-русский стольный город не привлекал их внимания. Притом, и самое путешествие из Литвы в Киев было тяжело по дальности расстояния и небезопасно от нападений со стороны татарских шаек, часто грабивших южные окраины. Не посещая Киева, митрополиты этого времени и вообще мало заботились или могли заботиться о делах своей Киевской кафедры. Только один из них, святитель Макарий 1-й, предпринял было в 1497 г. подвиг путешествия из Литвы в Киев, намереваясь обновить и устроить здесь запустелый кафедральный Софийский собор. Но ревностному святителю не суждено было осуществить своих намерений. В пределах нынешней Минской губ., недалеко от Мозыря, на него напали перекопские татары и умертвили как его самого, так и многих из его свиты94. Киев увидел только останки своего архипастыря, которые были положены в Софийском соборе и нетленно почивают здесь и в настоящее время. «Я уповаю на Господа Бога», замечает по этому поводу современный летописец, «что такая смерть случилась архиерею Божию» для большего ему воздаяния, ибо он ехал в Киев, желая помочь церкви Божией – Софий разоренной теми же Агарянами»95.
Тем не менее, страдальческая кончина Макария окончательно уже отняла у его преемников охоту путешествовать в свой кафедральный город. Только в конце XVI в., именно в январе 1591 г., посетил Киев последний митрополит обозреваемого нами периода – Михаил Рагоза.
М. Михаил Рагоза был в Киеве только в течении нескольких дней. Из обстоятельств его пребывания здесь известна жалоба к нему львовских братчиков на Гедеона Балабана. Явившись в Киев, братчики обвиняли Балабана в том, что он «воздвиг гонение везде на христианы церковнаго братства и на вся честныя их священники и запретил всем священником, дабы детей братских не крестити, ниже тела и кровы Христовы людей не причащати, и всякаго обряду по закону не чинити, ни мертвых погребати». Тогда Михаил Рагоза отправил в Львов своего Киевского наместника Афанасия Одонея, вручивши ему послание, в котором увещал львовского епископа, – «да престанет таковаго обычая». Но послание это не имело последствий, и к 18 янв. 1591 г. митрополит самолично прибыл из Киева в Львов для суда над Гедеоном Балабаном96.
Делами Киевской кафедры в период ее отдельного существования от Московской митрополии, также как и прежде, управляли наместники, назначавшиеся митрополитами. О деятельности этих наместников сохранилось очень мало известий. В актах упоминается только несколько наместников, деятельность которых относится к XVI в.; но и эти наместники известны большею частью только по именам, – о деятельности же их не сообщается почти никаких сведений.
Первым известным нам из XVI в. митрополичьим наместником в Киеве был Панько, принадлежавший к Киевским земянам и бывший родоначальником рода Паньековичей, очень известного в Киеве в XVI в. Занявши должность наместника около 1496 г., Панеко заведывал делами кафедры при м. Иосифе I и Ионе II, – вероятно, до 1507 г. Но из его довольно продолжительной наместнической деятельности в актах отмечается только его участие вместе с известным Киевским воеводой Дмитрием Путятичем в отмежевании границ пожертвованной Сигизмундом Пустынно-Никольскому монастырю земли при р. Борщовке, около которой были и владения митрополичьей кафедры97.
Преемником Панько был некто Антоний Крицкий, назначенный, вероятно, уже м. Иосифом Солтаном. Из деятельности этого наместника в актах не сообщается ни одного факта, и самое имя его известно только из надписи на листе Печерского архимандрита Вассиана, в котором последний отказывается в пользу Никольского монастыря от поля и двора Кононова98.
Кроме Антония Крицкаго из времени м. Иосифа Солтана известны еще два наместника: пан Василий Шишка и Василий Панкевич.
Василий Шишка держал Киевское наместничество, вероятно, непосредственно после Антония Крицкого. Сколько времени он заведовал делами кафедры – не видно. Известно только, что из Киева он был переведен в Минск и что в грамоте 1517 г. он называется уже «бывшим» Киевским наместником99.
После Василия Шишки Софийским наместником Иосифа Солтана был Василий Панкевич, сын вышеупомянутого Панько, заведовавшего делами кафедры в первые годы XVI века. В качестве Софийского наместника Василий Панкевич упоминается под 1518 г. Из его наместнической деятельности известно одно его дело с монахами Никольского монастыря, свидетельствующее о Панкевиче вообще, как о рачителе митрополичьих доходов. – В 1518 г. старцы Никольского монастыря и игумен Сергий жаловались Киевскому воеводе Немировичу на митрополичьего наместника, «что он сильно впирается в их властное млынищо на Борщовце, которое млынищо и землю пашную и селищко все посполито господарь его милость, славное памяти Александр король дал церкви Божией святому Николе Пустыньскому монастырю, для своего богомолья». Василий Панкевич в оправдание своих притязаний ссылался на то, что «к тому млынищу пришел берег Софийский», и что Никольские монахи, завладев бобровыми гонами, прилегающими к Софийскому берегу, побили бобров и не хотят отдать следующей митрополиту части. Киевский воевода, рассмотревши жалованные королевские грамоты, предъявленные ему пустынскими старцами, признал право на Борщовскую землю и Борщовские бобровые гоны за Никольским монастырем. Тогда Панкевич обратился к митрополиту с жалобой на самовольный захват пустынскими старцами Софийских бобровых гонов, постаравшись, как видно, представить этих старцев в самом неприглядном свете. Митрополит вследствие жалобы своего наместника прислал пустынскому игумену свой лист «за гневом», и игумен снова должен был обратиться к суду воеводы. Когда Панкевичу указали на то, что он «не гораздо» сделал и «описал святому митрополиту пустынских старцев не так, как было на праве», – он оправдывал себя тем, что, будто бы, присваивал спорный берег только «по людским речам и подлуг людскаго поведанья»; теперь же, «доведав правду», он должен был признать, что ни митрополит, ни Софийская церковь в Борщовскую землю «не мает ничого вступа»100.
Как долго держал наместничество Василий Панкевич, – не известно. Но в 1539 г., при м. Макарии II-м, мы видим в Киеве уже нового наместника – Василия Пацкевича.
Василий Пацкевич заведовал делами Киевской кафедры довольно значительное время и еще под 1545 г. он упоминается, как митрополичий наместник. Из его наместнической деятельности в актах отмечено тяжебное дело его с земянами Ленковичами относительно нескольких озер, считавшихся за Софийскою церковью. – Киевская земянка Настасья Ленковая с сыновьями жаловалась в 1545 г. воеводе Фридриху Глебовичу Вронскому на Василия Пацкевича, что он «вступается и волочит моцно кгвалтом» озера Татинец, Миничов и Романову Калиту, находящияся в Вишен- ском имении Ленковичей. Между тем, митрополичий наместник утверждал, что эти озера издавна принадлежат Софийской церкви и утверждены за ней несколькими королевскими грамотами. Так как письменных документов на эти озера ни у Пацкевича, ни у Ленковичей не оказалось, то решать спор пришлось на основании свидетельских показаний. Свидетели же под присягой показали, что эти озера, действительно, издавна составляли владение митрополичьей кафедры; поэтому претензия Ленковичей были оставлены без последствий101.
После Пацкевича на должность митрополичьего наместника в Киеве вступил Василий Панькович. Он принадлежал, вероятно, к роду известных Паньковичей и до назначения наместником исполнял обязанности Софийского тиуна102. Василий Панькович получил киевское наместничество раньше 1549 г.103 и заведовал делами кафедры до конца жизни м. Макария II-го; но никаких сведений о деятельности его за это довольно продолжительное время до нас не сохранилось.
Во время Сильвестра Белькевича, занявшего митрополичью кафедру после Макария II-го, Киевскими наместниками преемственно были – протопоп Подольского Успенского собора Яков Гулькевич, пан Есько Прокопович и пан Феодор Тиш.
Протопоп Киево-Подольского Успенского собора Яков Гулькевич исполнял должность софийского наместника в первые годы управления Западною церковью Сильвестра Белькевича (1556–1568). В актах сохранилось одно письмо этого протопопа к митрополиту о распоряжениях по сбору митрополичьих доходов и о других делах104. Из этого письма видно, что Матеребожский протопоп не пользовался вообще большим авторитетом среди своих подчиненных, и что власть его, как наместника, была несильна. В своем письме Яков Гулькевич жалуется, между прочим, на какого-то Панкевича, что он, владея Софийской землею, не хочет отправлять никакой службы для митрополита, не повинуется наместнику и даже «мнить себя быти врядником, рекучи: «што и час надевамся листов от его милости митрополита на вряд Софийский»105. «А люди вашей милости» добавляет к этому Гульчевич, «тому веры додают и в том ся трывожат». Кроме Панкевича жаловался также Матеребожский протопоп и на вдовых попов киевского повита, что многие из них не хотят признавать над собою власти митрополичьего наместника. По этому поводу он просил даже митрополита, чтобы «таковым попом он словом своим господарьским грозне росказал, иж бы они в послушенстве были вряду Софийского. Последовало ли такое «слово господарьское» или нет – остается неизвестным.
Преемником Гулькевича быль пан Иосиф Прокопович. Его заведывание делами Киевской кафедры продолжалось до 1564 г. В этом году он «без воли и ведомости» Сильвестра Белькевича отнял у Выдубецкого монастыря землю Гнилец, отданную этому монастырю еще Иосифом Солтаном106. Можно думать, что за это именно самоволие Есько Прокопович был отрешен от должности, так как в следующем году (1565) мы видим уже наместником в Киеве Феодора Тиша, который, тотчас же по вступлении на должность, возвратил Выдубецкому монастырю отнятую Прокоповичем землю107.
Из деятельности Феодора Тиша, известен один факт, относящийся ко времени м. Ионы III-го. В 1568 г. Сигизмунд Август писал м. Ионе, чтобы он собрал определенный тогда Гродненским сеймом дани с духовных имений и доставил в казну без всякого протеста. Это дело и было исполнено Феодором Тишей: м. Иона приказал ему собрать со всех проданных митрополии серебщизну и отдать земским сборщиком108.
После Феодора Тиша Киевским наместником м. Ионы был пан Богуш Гулькевич Глебовский. Это был самый замечательный и деятельный из всех митрополичьих наместников XVI в. Происходивши из знатных панов и бывший, как видно, человеком весьма богатым, Богуш Гулькевич много заботился об интересах митрополитов. М. Илья в своей грамоте называет его «добрым и верными, слугою церкви Божией»109. Между прочим, Гулькевич один из всех наместников обратил свое внимание на состояние Софийского собора и позаботился о его поддержании. Тот же м. Илия говорит в своей грамоте, что «пан Богуш в оправе великое церкви святое Софеи не малый поратунок и подможенье своими властными пенезми учинил, церковь покрыл, побил и добре в том, яко верный слуга и приятель, сприязливо послужил110.
Богуш Гулькевич занимал должность Киевского наместника при трех митрополитах: при Ионе III, Илье Куче и Онисифоре Девочке (1575–1589). Несколько фактов, отмеченных в документах, доказывают, что Гулькевич был вообще человек энергичный и очень влиятельный. Так, в 1575 г. на одно из Киевских имений митрополита, с. Толокну, сделал нападение очень известный в то время пан Горностай. Богуш Гулькевич немедленно принес на этого пана жалобу князю Острожскому и добился того, что у Горностая не только отобрали Толокну, а даже и два родовых его имения «за вину привернули к Киевскому королевскому замку»111. В 1578 г. тот же Богуш Гулькевич жаловался Киевскому воеводе кн. Острожскому на земянина и возного земли Киевской Ермолая Опалиса, что люди его, по его приказанию, напали на проезжавшего атамана одного митрополичьего имения, Деомида Степановича, избили его почти до смерти, ограбили все, что при нем было, и тем причинили не малый ущерб митрополиту. Кн. Острожский по этой жалобе немедленно послал к возному позывной лист и потребовал его к ответу пред митрополичьим наместником112. Тому же Острожскому Гулькевич в 1588 г. доносил на известного Мировицкого и его товарищей, что они «подданным бояром его милости митрополита, ездечи по селах также и подданным его властным великие, а незносные кривды починили». Кн. Острожский писал по этому поводу своему Киевскому наместнику Матеушу Воронецкому, чтобы он «неотволокную» с того пана Мировицкого и товаришов его враднику и подданным его милости митрополита справедливость учинил»113.
Сами митрополиты ценили заботы Гулькевича и награждали его. Так, м. Илья Куча отдал ему два церковные села – Филимоновщину и Багринов, дозволивши владеть ими на правах отчины114, а преемник Ильи Кучи, м. Онисифор подтвердил за Богушем это право особым листом115.
Из последнего десятилетия XVI в., когда митрополичью кафедру занимал Михаил Рогоза, известно четыре Киевских наместника, из которых двое были из протопопов и двое из панов.
Первым по времени наместником Михаила Рогозы был пан Остафий Радовецкий, занявший должность наместника непосредственно после Гулькевича и, вероятно, именно в 1589 г.116 Радовецкий держал Киевское наместничество не более двух лет (1589–1590). В конце 1590 г. мы видим в Киеве уже нового наместника Афанасия Одонея, который был протопопом Софийского Собора. Из деятельности этого наместника, в актах упоминается о его участии в деле Гедеона Балабана с Львовским братством. По приказанию Михаила Рогозы Афанасий Одоней ездил в Львов с тем, чтобы передать увещательное послание митрополита Гедеону и вообще чтобы собрать в Львове более точные сведения об отношениях Гедеона к братству. Кроме этого об Одонее известно, что он присутствовал на суде над Гедеоном, бывшем в январе 1591 г. в Львовском Успенском соборе под председательством самого митрополита117. После Афанасия Одонея Киевским наместником Михаила Рогозы был Иоанн, тоже из протопопов. В одной из соборных грамот Рогозы протопоп Иоанн упоминается под 1594 г. Поэтому нужно думать, что он занял должность наместника непосредственно после Одонея. Что же касается наместнической деятельности протопопа Иоанна, то об ней известно только то, что в 1594 г. 24 июня он присутствовал на соборе в Берестьи, бывшем под председательством Михаила Рогозы118.
Наконец, последним наместником Михаила Рогозы, а вместе с тем и последним наместником обозреваемого нами периода был пан Гурин, от которого, между прочим, сохранилась опись церковных вещей, составлявших ризницу Софийского Собора в конце XVI в. Когда пан Гурин был назначен Софийским наместником, – не известно; но, как видно, он заведовал делами кафедры некоторое время и после Рогозы, при его преемнике – Ипатии Поцее, – т. е. уже в начале XVII века119.
В заключение сделаем нисколько общих замечаний о правах и полномочиях Киевских митрополичьих наместников, насколько об этом можно судить по дошедшим до нас грамотам, касающимся этого предмета, а также, отчасти, и по вышеизложенным сведениям о деятельности некоторых наместников.
Киевские наместники рассматриваемого нами периода в ряду других епископских наместников занимали особое место. Это должно сказать, прежде всего, о том времени, когда митрополиты, носившие титул Киевских, проживали в Москве. Так как Киев находился слишком далеко от Москвы и, при том, в другом государстве, то митрополиты по необходимости должны были уволить Киевское духовенство от всякого обращения к ним самим за чем бы то ни было. В силу этого они должны были дать своим Киевским наместникам такие обширные полномочия, каких не имели другие наместники. Так определившееся положение наместников должно было сохраняться и по разделении митрополии, потому что и теперь Киевские митрополиты проживали вдали от Киева. И действительно, можно сказать, что по объему своей власти Киевский митрополичий наместник во всем деле церковного управления вполне представлял собою лицо митрополита, исключая того, что относится к иерархическо-священнодейственной власти.
Одною из главных обязанностей наместника в Киеве, как и везде, был епархиальный суд. Он производился наместником не единолично, а коллегиально, при участии собора Клирошан. Вместе с этим Киевский наместник митрополита участвовал и в суде светском, по известному кругу дел обозначенному еще уставами древних князей.
В Киеве это участие митрополичьего наместника в светском суде сохранялось очень долго и существовало еще в то время, когда в других местах этого уже не было. Еще от конца XV в. (1499) до нас дошла грамота литовского князя, которой подтверждается давнее право Киевского митрополичьего наместника судить вместе с осминником воеводы семейное воровство, семейные ссоры и другие преступления, при чем наместнику следовала «врочная вина»120.
Кроме суда епархиального наместник ведал и остальные дела митрополичьей епархии. Он раздавал освященные митрополитом антиминсы для новопостроенных церквей. Ему же принадлежало определение на священнические и диаконские места тех лиц, которые после тщательного испытания оказывались этого достойными. А так как по не имению епископского сана сам наместник не мог поставлять в церковные степени, – то это поставление обязаны были совершать соседние епископы на основании тех грамот, которые выдавались митрополичьим наместником достойным кандидатам на священнические и диаконские места121.
Но самый обширный круг дел, подлежавших ведению Киевского митрополичьего наместника, составляли дела по управлению имениями Софийского собора. Наместник, по выражению грамот, «строил села, церковная и митропольския», «блюл и дозирал людей», а также собирал митрополичьи доходы и пошлины. Те немногие известия о деятельности Киевских наместников, которые дошли до нашего времени, касаются большею частью этой именно стороны наместнической деятельности.
Вместе с этим митрополичий наместник заведовал Софийским собором и управлял находившимся при нем Софийским монастырем122.
В то время, когда митрополиты жили в Москве, власть их Киевских наместников иногда простиралась не только на Киев, а и на Вильно, Новогродок, Гродно и вообще на все места, которые принадлежали к митрополичьей епархии. М. Иона в грамоте, данной 9 февр. 1451 г. в Новогродке своему Киевскому наместнику Михаилу, говорит, между прочим, так: «приказал есмь ему держати наместничьство свое на Киеве, и в Вильне и в Новогородке, и в Городне и по всем градом и местом и по селом, где ни есть мои митропольския церкви, которыя из старины потяглы при моем брате при Фотеи митрополите к тому нашему наместничьству»123. Но с разделения митрополии в Вильне и других городах мы видим уже постоянно своих особых наместников. Наместник же Киевский с этого времени заведует только самым Киевом и селами, принадлежащими Киевской кафедре.
Что касается, наконец, лиц, которым отдавалось Киевское наместничество, – то до половины XV в. это были исключительно лица духовные и по преимуществу архимандриты. С половины же XV в. в числе наместников мы видим большею частью лиц светских, двух протопопов и не встречаем ни одного архимандрита.
II. Судьба Киево-Софийского собора в рассматриваемый период
Кафедральным храмом Киевских митрополитов во весь рассматриваемый нами период (до 1596 г.) был Киевский Софийский собор, судьбу которого в XIII–XVI вв. мы и намерены теперь проследить. Но древние источники сообщают нам, слишком мало сведений, относящихся в этому вопросу. Поэтому мы не имеем возможности представить цельной истории собора за время от половины XIII и до конца XVI в., а должны ограничиться изложением только вероятных соображений о его состоянии и указанием на отдельные выдающееся факты его истории.
Киевская церковь святой Софий построена великим князем Ярославом Владимировичем. С самого основания своего она стала кафедральною церковью киевских митрополитов, в которой они совершали торжественное богослужение и при которой предназначалось их постоянное местопребывание. При ней сосредоточивалось управление делами всех русских церквей, она была местом поставления в высшие иерархические степени, в ней русские князья вступали на княжеский стол, в ней, наконец, покоился и прах их отцов. Вследствие такого своего значения св. София Киевская была в первые века нашей истории главным храмом русской церкви, «матерью всех русских церквей», как называли ее князья и епископы в своих грамотах.
В рассматриваемый нами период значение Софийского собора было гораздо меньше, потому что митрополиты этого периода, как мы видели, уже не жили в Киеве. Софийский собор был кафедральным митрополичьим храмом более только по имени. Однако же и в это время он продолжал все таки считаться и, действительно, назывался в грамотах главным храмом русской церкви, матерью русских церквей, святейшей митрополией, превысочайшим престолом русской митрополии124.
Имея в виду высокое назначение Софийского собора, строитель его, князь Ярослав, не щадил средств для того, чтобы придать ему более великолепия. Летописцы свидетельствуют, что Ярослав «украсил церковь св. Софии всякою красотою, златом и каменем многоценным, иконами и кресты и сосуды многоценными и паволоками»125. Киевский Синопсис называет ее «церковью предивною и украшенною всякою красотою126.
Но уже к началу рассматриваемого нами периода Софийский собор далеко не имел того великолепия, которым он отличался во дни Ярослава. В течение XII в., во время княжеских усобиц, он подвергался неоднократно разорениям и опустошениям, среди которых и лишился многих своих сокровищ. Первое такое разорение произошло в 1168 г., когда Мстислав Андреевич взял Киев и предал трехдневному разграблению Киевские церкви и монастыри127. Через 12 лет после этого (1180 г.) не успевший оправиться от разорения собор много пострадал от пожара, жертвой которого сделался почти весь Киев128. Но особенно тяжелому разграблению подвергся Софийский собор в 1203 г., при взятии Киева Рюриком Ростиславичем и Ольговичами. По замечанию летописца, в это время над Киевом сотворилось такое зло, какого не было от крещенья: «Подолье взяша и пожгоша... митрополью св. Софию разграбиша... и иконы одраша, и кресты честныя, и сосуды священныя, и книги, и порты блаженных первых князей, еже бяху повешали в церквах святых на память себе129. Наконец, в 1235 г. Софийский собор пострадал, вероятно, много от Половцев, которых привел на Киев Изяслав Мстиславич, и которые, по замечанию летописца, «много зла сотвориша Кияном.130
Если и русские князья не щадили древнейшей русской святыни, то тем менее могли пощадить ее татары, взявшие Киев в 1240 г. Но определить, на сколько именно пострадал Софийский собор от татарского нашествия, – очень трудно. Древнейшие летописи говорить об этом в выражениях самых общих, замечая лишь, что татары предали огню Киев и все монастыри131. О разграблении Софийского собора кратко упоминает только летопись Лаврентьевская132. С другой стороны, некоторые путешественники, как напр. Ляссота и Гейденштейн, еще в конце XVI в. видели в Софийском храме остатки того великолепия, которым он отличался в первое время своего существования.133 Отсюда, нужно предполагать, что татары ограбили только сокровища храма, самое же здание, стены его – оставили в целости, что впрочем дается видеть на самом здании, как оно существует доселе. Но во всяком случае, Софийский собор со времени татарского нашествия надолго опустел и оставался в виде разоренного храма. Павлу Алеппскому, посетившему Киев в половине XVII в., рассказывали, что в отдаленный период татары разорили церковь св. Софии и что в таком разоренном виде она пребывала более ста лет, сделавшись приютом скота и диких зверей134. Следует думать, что в этом сообщении время запустения Софийского собора и степень его слишком преувеличены. Однако же несомненно, что с татарского нашествия и до 1250 г. Софийский собор был в очень печальном положении, и, можно предполагать, в нем не совершалось даже богослужение. Это и было отчасти причиной того, что м. Кирилл, явившись в Киев около 1250 г., не нашел для себя здесь удобного местопребывания и должен был вскоре уехать на север.
Со времени вступления на митрополичий престол Кирилла, состояние Софийского собора, по всей вероятности, улучшилось. Святитель Кирилл, отличавшийся, как известно, ревностью о благе Церкви и много потрудившийся для нее, не мог, конечно, оставить без всякого попечения и свой кафедральный храм. Выше мы видели, что во время своего управления русскою церковью м. Кирилл посещал Киев, а под конец своего служения имел даже намерение совсем переселиться в свой кафедральный город. Посещая Киев, Кирилл совершал неоднократно, конечно, в Софийском соборе богослужение, а в 1276 г. хиротонисал даже Климента в Новгородские епископы. Отсюда нужно заключать, что разоренный собор при Кирилле был значительно исправлен и в нем опять стало совершаться богослужение. Поэтому преемник Кирилла Максим нашел даже возможным жить в Киеве, при своей кафедре.
Поселившись в Киеве, м. Максим, естественно, еще более, чем его предшественник, должен был позаботиться о благолепии своего стольного храма. Это соображение подтверждается и тем обстоятельством, что за время м. Максима в Софийском храме было совершено несколько епископских хиротоний, а в 1284 г. был даже собор епископов.
Таким образом, к началу XIV в. Софийский собор находился более или менее в удовлетворительном состоянии. Но Закревский полагает, что первая половина XIV в. была самым неблагоприятным временем для Софийского собора. В это именно время, по мнению Закревского, собор лишился кровли, получил длинную трещину в своде алтаря, а в среднем продольном своде западная часть его совершенно обрушилась и вся вообще западная стена церкви обратилась в развалины135. По нашему мнению, Закревский несправедливо относит это разрушение к началу XIV в.; – оно произошло гораздо позднее, и именно не задолго до Петра Могилы, в тот период, когда Софийским собором владели униаты. Кальнофойский прямо говорит, что стена западной галереи собора обрушилась 6-го сентября 1625 г.136
В подтверждение своего мнения об особенном упадке Софийского собора в начале XIV в. Закревский указывает на то, что в это время Киевом владел язычник Гедимин, а митрополиты не жили в Киеве, и что, следовательно заботиться о Софийском храме было некому. Но эти соображения не могут иметь особенного значения для начала XIV в., потому что и во все последующее время Киев находился почти в таком же положении. С другой стороны, известно, что Гедимин, будучи язычником, поставлял своими наместниками в Киеве князей православного исповедания, а м. Феогност, управлявший Невскою паствою с 1325 г., неоднократно посещал Киев и, по тому самому, не мог не обратить внимания на состояние Софийского собора и допустить его до окончательного почти разрушения. Поэтому, можно сказать, что в начале XIV в. Софийский собор хотя и не отличался особенным великолепием, но и не был еще в таком упадке, в каком мы видим его в конце обозреваемого периода.
Один из описателей Софийского собора предполагает, что особенно благоприятно было для собора то время, когда управлял Киевскою паствою святитель Алексей, бывший до вступления на митрополичью кафедру Киевским наместником и потому стоявший в особенно близких отношениях к Киеву137. Но это предположение не имеет для себя твердых оснований. Мы видели, что св. Алексей не был наместником в Киеве. По вступлении же на митрополичий престол он не мог много содействовать благоустроению своего кафедрального храма, так как Киев он посетил только один раз и так как во время разрыва Москвы с Литвою, – что было при Алексее, – никакие сношения его с Киевом были невозможны. Поэтому нам представляется в данном случае более справедливым мнение м. Евгения, который особенные заботы о восстановлении и украшении знаменитого Софийского храма приписывает м. Киприану.138 Этот святитель, поставленный сначала собственно в качестве отдельного митрополита для Киева, жил несколько лет при своей кафедре постоянно. Но и по переселении в Москву он посещал, как мы видели, свой стольный город неоднократно. Как человек вообще просвещенный и особенно много потрудившийся для устроения богослужения русской церкви, Киприан не мало, конечно, позаботился и об украшении своего кафедрального храма. Что действительно во время Киприана Софийский собор был обогащен и украшен, – видно из того, что при преемнике Киприана – Фотии говорится уже о сокровищах собора. – Фотия обвиняли в том, что он мало заботится о Киеве и переносит сокровища Софийского храма в Москву. На соборе епископов, созванном по случаю избрания особого митрополита для Киева, Витовт указывал, между прочим, на то, что «Святая София, стольная церковь митрополяя, не имущи государя, аки вдова осиротевшая красоты своея лишенна есть», и что «митрополиты, пришедши з Москвы о сем токмо пекутся, еже обретше што красно в Софии себе взятии»139. Тот же Витовт в окружном послании о поставлении в сан Киевского митрополита Григория Цамблака писал следующее: «разсмотрели есмо издавна, штож митропольи Киевское церковь не строится, но скудеет: митрополитов колко было за нашю память? Церкви не строили, как было издавна, но колко церковных приходов поемлючи, на иная места носили и давали! Устроения церковная и святости, великия страсти Христовы... иконы честны; златом окованы, иная многа ценная и всю честь церковную Киевское митропольи инде относили»140. Вслед за Витовтом и южно-русские епископы обвиняли Фотия в том, что он «точию приходы церковныя сбирая и живяше инде, и старыя устроениа и честь Киевское Церкве на ино место полагаше.141 Это обвинение, как видно, носит на себе следы сильного раздражения и потому, вероятно, не во всем справедливо. Но во всяком случае из приведенных слов нельзя не заключать, что состояние Софийского собора во время Фотия ухудшилось, и что в начале XV в. оно было вообще неудовлетворительно. При этом, в 1416 г. Софийский собор пострадал от нашествия Эдигея, который, завладев Киевом, ограбил и разорил все Киевские церкви142.
Исправление и даже обогащение Софийского собора снова последовало в половине XV в. Св. Иона, занимавший Киевскую кафедру до 1461 г., находился в частых сношениях с Киевом и управлял Киевскою паствою чрез своих наместников, из которых два были архимандритами. В то же время Киевским наместником князя литовского был Олелько Владимирович и сын его Симеон. Оба они были православными и известны, как чтители святынь. Можно думать, что Олелько Владимирович, сделавший очень много для Печерской лавры, простирал свои заботы и на Киево-Софийский собор, как древнейший памятник благочестия и как кафедральный храм митрополита, с которым он был в особенно дружественных отношениях. Во всяком случае, за время м. Ионы Софийский храм прибрель уже и некоторые сокровища. Но в 1482 г. крымский хан Менгли-Гирей взял и выжег Киев, ограбив снова и Софийский храм. Летописи передают, что из награбленной добычи Менгли-Гирей отослал в подарок московскому князю золотую чашу и дискос, взятые из Софийского собора143. По самому количеству подарков можно судить, как немного было сокровищ в Софийском храме даже и в то время, которое было для него сравнительно очень благоприятно!
После нашествия Менгли-Гирея Софийский собор снова оказался опустошенным и разоренным. Такое состояние его в конце XV в. обратно на себя внимание митр. Макария. Этот святитель задумал восстановить и украсить свой митрополичий храм и в 1497 г. предпринял было с этою целью путешествие из Новогрудка в Киев. Но ему не суждено было осуществить своих намерений. В Киев принесены были только останки убитого на пути святителя и положены в Софийском соборе, жертвой заботы о котором он сделался.
Таким образом, в 1497 г. Софийский собор приобрел драгоценное сокровище, которое могло с избытком заменить все то, чего лишился киевский храм в тяжелые годы своего многовекового существования!
В XVI в. внешнее состояние Софийского собора продолжает ухудшаться. Около половины XVI в. Киевский городничий в рапорте королю упоминает даже о том, что на кровле св. Софии растут деревья. И сами митрополиты этого времени, как напр., Илья Куча, сознавали, что в их кафедральном храме многое давно уже «отпало и заронено было»144. Однако это не побуждало их принимать каких-либо мер к поддержанию ветшавшего собора, который к этому времени лишается даже крыши. Только при м. Илье произошло некоторое улучшение в состоянии собора, благодаря усердию его Софийского наместника Богуша Гулькевича. В своей грамоте на имя этого наместника м. Илья называет его «добрым и верным слугою церкви Божией» и говорит, что он «в оправе великое Церкви Святое Софеи не малый поратунок и подможенье своими властными пенезми учинил, церковь покрыл, побил и добре в том, яко верный слуга и приятель сприязливо послужил»145. Таким образом, благодаря стараниям и денежному вспомоществованию Гулькевича, Софийский собор был покрыт и обит, вероятно, свинцовыми досками. Но, оправленный несколько снаружи, Софийский храм был весьма беден внутри. В нем не только не было каких-либо драгоценностей, а не доставало даже вещей, самых необходимых. Из описи, составленной Богушем Гулькевичем, видно, напр., что в Софийском соборе не было таких необходимых книг, как апостол и псалтирь, а об остальных книгах замечается, что они «побиты»146. Число риз и богослужебных сосудов было также недостаточно, а то, что было, отличалось бедностью.
Еще в более бедственном положении мы видим Софийский собор в конце XVI в. В эту пору, когда Западно-русская церковь страдала от множества нестроений и православие во всем стеснялось, некому уже было заботиться о древней Киевской святыне. К этому присоединялось еще то обстоятельств, что к концу XVI в. верхний Киев почти совсем запустел, так что в 1601 ге нужно было вызывать желающих заселить Софийскую гору с предоставлением им разных льгот147. Все вообще православные церкви в это время много страдали от распространившегося обычая отдавать их в аренду польским панам и даже жидам. Этой участи не избегла и митрополичья церковь св. Софий. Из послания Галицко-русских православных дворян, писанного в 1585 г. к м. Онисифору, мы узнаем, что Софийский собор был отдан «еретику–жолнеру»148. Последний постарался, конечно, воспользоваться всем, чем еще можно было воспользоваться от полуразоренного и обедневшего храма. И мы видим, что в последние годы XVI столетия Софийский собор стал разрушаться: кровли на нем уже не было, верхние своды его сильно обветшали, и вообще он был в таком состоянии, что богослужение в нем не совершалось. Все иностранцы, посетившие Киев в конце XVI в., указывают на это разорение Софийского Собора. Так, Эрих Ляссота, бывший в Киеве в 1594 г., замечает, между прочим, следующее: «между церквами Киевскими была великолепна и красива церковь, называемая св. Софией. Церковь эта существует и ныне, но очень обветшала, а преимущественно обветшали верхние ее своды»149. Но некоторые остатки прежнего великолепия древний Киевский храм сохранял еще и в это время. «Внутри церковь», говорить тот же Ляссота, «отделана мозаичной работой; пол выложен красивыми цветными камушками. Вверху церкви есть галлерея, или верхнее отделение церкви; перила этой галлереи, от одного столба до другого, из цельных плит голубоватого камня с резной отделкой»150.
Через два года после Ляссоты туже картину разрушения Киевских церквей и особенно Софийского собора описал Гейденштейн. «В самом городе», говорит этот путешественник, «не мало уничтоженных храмов, которые все были греческого обряда. Остался доселе один из них Св. Софии, но и то в таком жалком виде, что богослужение в нем не совершается. Должно быть, он стоит огромных сумм. Еще и теперь видны следы огромности и пышности, весь храм покрыт мозаикою на подобие храмов константинопольских и венецианских. Структурою и искусством в работе не уступает ни одному из них. Притвор и колонны из порфира, мрамора и алебастра. В таком однако запущении это прекрасное здание, что кровли на нем нет, и он все 6олее и более близится к уничтожению, хотя все неприятели щадили его ради его особого изящества151.
Наконец, известный Павел Алеппский, посетивший Киев в половине XVII в., свидетельствует, что еще за 70 лет до его времени Софийский храм был опустошен и долгое время оставался почти в развалинах152. По внутреннему своему состоянию к концу XVI в. Софийский собор был доведен до крайней бедности. До чего доходила эта бедность, – можно видеть из описи Софийской ризницы, составленной при м. Михаиле Рогозе в 1599 г. Из богослужебных принадлежностей, по этой описи, собор имел только одну чашу с принадлежностями, одну ризы, два покрова на престол, несколько воздухов, крест и четыре евангелия. Прочие вещи, как сказано в описи, были в залоге «для займа денег на митрополичьи потребности». Так, чаша и кадильница были заложены у какого-то Яцка Черевчыя за 18 коп. злотых; крест серебряный находился в закладе у панны Сетшановой за семь коп злотых. Богослужебных книг, кроме евангелий, в соборе было только четыре; при этом, впрочем, в описи замечено, что есть в Св. Софии и еще необходимые церковные книги, но «оне находятся у нагорного священника Филиппа153.
Такова была судьба Софийского собора до 1596 года. В этом же году знаменитая митрополичья Церковь перешла во власть униатов. Предчувствуя, быть может, непродолжительность своего господства, униаты постарались воспользоваться всем, чем еще можно было воспользоваться от полуразоренного храма. Они разорили его настолько, что в нем не осталось ни икон, ни сосудов, ни одежд. В 1633 г., принимая собор от униатов, Петр Могила писал, между прочим, Михаилу Феодоровичу, что он «принял Софийскую Церковь безкровную, украшения внутренняго и внешняго, св. икон, св. сосудов и св. одежд и единаго не имущую»154.
III. Поземельные владения Киевской кафедры в XIII–XVI вв
Поземельный владения в Русской церкви являются с самого первого времени ее существования. По уверению Степенной книги, еще сам Владимир «дары великие и стяжания земная довольно церквам святым даяти завеща»; последующие же князья «много сугубно приложиша… нещадно даяху им вечное наследие грады и погосты, земли и борти, езера и реки и великия волости со всеми прибытки»155.
Впрочем, нужно сказать, что в период домонгольский недвижимые церковные имущества были вообще немногочисленны, и в летописях упоминаний о них встречается очень немного. Но Киевская кафедра приобретает поземельные владения уже и в этот период. Из летописей за этот период известны три митрополичьих города: Полонный, Синелиц и Милитина, из которых первые два, как видно, сделались собственностью Киевской кафедры еще при Владимире и Ярославе156.
С самого начала рассматриваемого нами периода церковные поземельные владения начинают быстро возрастать, и в XIV–XV вв. недвижимые имущества приобретают не только монастыри и кафедральные храмы, а даже и приходские церкви. Многочисленными за этот период становятся, конечно, недвижимые имущества и кафедр митрополичьих – как северный, так и южной-Киевской.
Что касается последней, то из актов видно, что в половине XV в. за Киево-Софийским собором числились многие земли и села, которые находились не только в Киевском, но и в Волынском, в Новгородолитовском и в других округах157.
Имения Киевской кафедры за весь рассматриваемый период вследствие удаления самих митрополитов из Киева были поставлены вообще в неблагоприятные условия. Пользуясь отдаленностью митрополита, князья и бояры иногда захватывали митрополичьи именья и самовольно владели их доходами. Подобные случаи особенно часто, конечно, бывали в то время, когда происходили какие-либо смуты на митрополии. Так, известно, что при св. Алексее, когда шли споры за Киевскую кафедру, многие Софийские владения были захвачены светскими лицами. Преемнику св. Алексея по управлению Киевской кафедрой, м. Киприану, пришлось позаботиться о возвращении отнятых имений. Как видно, Киприан еще до удаления своего из Киева в Москву успел возвратить Киевской кафедре многие из ее прежних владений. В 1378 г. он писал препод. Сергию, между прочим, следующее: «места церковная, запустошена давными леты, оправил есмь приложити к митрополии всея Руси. Новый-городок Литовский давно отпал, и яз его оправил и десятину доспел к митрополии же и села... Такоже отприснаа села Софийская отпала к князьям и к бояром, – и яв тых доискываюся и оправдаю»158.
Вскоре после Киприана, при м. Фотии, Киевская кафедра лишилась было временно всех своих поземельных владений. По свидетельству летописей, когда произошел разлад у Фотия с Витовтом, Литовский князь приказал переписать все города и села, принадлежавшие Киевской митрополичьей кафедре, и раздал их своим панам, а Фотиевых наместников ограбил и отослал в Москву159. Впрочем, разлад Фотия с Витовтом был непродолжителен. В 1420 г. Витовт снова признал Фотия Киевским митрополитом, и отнятые имения снова возвращены были кафедре. При Фотии, как видно, к прежним владениям митрополии присоединились даже новые пожертвования. По крайней мере, в своем завещании Фотий просит о том, чтобы по смерти его было сохранено и то, что «пришло ему в Литовской земле»160.
Отнятие Софийских имений Витовтом представляет факт исключительный. Вообще же литовские великие князья признавали неприкосновенность церковных имуществ и даже старались ограждать их от притеснений со стороны светских властей. До нашего времени сохранилось несколько грамат литовских князей и польских королей, подтверждающих неприкосновенность церковных имуществ. Собственно имений Киевской кафедры касается одна из таких грамат: Она была дана Киевским князем Александром Владимировичем м. Исидору (1441), когда он, возвращаясь с Флорентийского собора, останавливался на некоторое время в Киеве. В этой грамоте Киевский князь утверждает за Софийским собором все то, что «издавна прислушало митрополии», – все села и волости, «с данями и со всеми доходами, земли и воды с бортами и пошлинами, с людьми и озерами». Все эти владения грамотой признаются в полной власти митрополита, который один их «держит и оправляет» по старине; воеводам же и тиунам княжеским под угрозой «великой казни» запрещается вступаться в церковные доходы и пошлины. В пользу князя (по грамоте) с митрополичьих имений идет половина «осьмничаго» (торговой пошлины, взимавшейся с цены товаров); также митрополичьи люди обязываются «помогать в подбор и отбывать подводы» и «заделывать свое место, коли надобе будет город делать». Вместе с этим грамота 1441 г. устанавливает следующее правило суда в случае тяжебных дел у людей митрополичьих с княжескими: «коли лучится суд смесной нашим (княжеским) людем с митропольими людьми софийскими, и наш судья судит с митрополичьим судьею поспол: прав-ли будет, виноват-ли наш человек, и он нашему судьи в правде и в вине, а в митрополичья человека наш судья не вступается, ни в праваго, ни в виноватаго; а также митрополичь судья не вступается в нашего человека, знаете себе своих в правде и в вине»161.
Такова была в общих чертах судьба Киевских митрополичьих имений до половины XV в. С этого времени и до конца рассматриваемого периода поземельные владения Киевской кафедры не только не увеличились, а даже значительно уменьшились. Из актов видно, по крайней мере, что большинство Полесских имений митрополии, которыми она владела в XIV и XV вв., к половине XVI в. принадлежат уже не ей, а разным панам и земянам. Новых же пожертвований на Софийский собор в течение всего XVI в. мы не видим. В этот период в Юго-западной Руси заметно вообще усердие православных христиан к благосостоянию церквей, и встречается много дарственных записей и духовных завещаний на разные монастыри и храмы, а в том числе и на церкви Киевские. Но за весь этот период мы не встречаем ни одной дарственной записи, ни одного духовного завещания на имя Киево-Софийского собора. Вероятно, в виду того, что сами митрополиты не жили при своей кафедре, и что их Киевскими имениями управляли наместники, радевшие больше о собственных выгодах, – находили, вообще, бесполезным жертвовать имения в пользу Софийского собора. Но очень возможно, что пожертвования эти все-таки были, и дарственные записи существовали, но погибли во время тех невзгод, которым подвергался Софийский собор в конце рассматриваемого периода. Известно, что уже в половине XVI в. на многие имения Софийский собор не имел письменных документов, и в случае спора приходилось право на обладание этими имениями доказывать показанием старых людей. В 1445 г. Софийский наместник Василий Пацкевич, защищая свое право на владение некоторыми озерами, на которые кафедра не имела документов, говорил между прочим, следующее: «и были на то листы, привилея, твердости старые предков господарей наших королей их милости, которые тыми озеры, так и иншими имениями многими, селы всеми, церкви святого Софея и святого Михаило Выдубицкаго надали, нижли згинули в тот час, коли Киев был от неприятеля господарскаго по неколко крот збурен; але маю на то слушный довод людей добрых, а вере годных, тутошние оселые сумежники, котории суть того добра сведоми»162.
Если и до половины XV в. софийские имения иногда подвергались притеснениям со стороны светских лиц, – то с этого времени, когда Киев был почти совершенно забыт митрополитами, эти притеснения стали, конечно, повторяться все чаще. В XVI в. мы встречаем целый ряд жалоб на «кривды, чинимыя в церковных имениях». От этих кривд много терпели и именья собственно митрополичьи. Еще Иосиф Солтан жаловался литовскому князю, что дворяне, когда по смерти митрополита производят опись его имений, «разбирают их себе и пустошат, а в том церкви Божои и потомком митропольим шкода ся великая деет». Поэтому Иосиф просил даже литовского князя, чтобы последний в случае его смерти назначил кн. Острожского опекуном над митрополичьими имениями163. В конце XVI в. м. Онисифор снова жаловался королю, что церковные именья, а в том числе и митрополичьи, «все более и более приходят в опустошение, обнищание и уменьшение, вследствие произвола и злоупотреблений со стороны воевод и других властей164. Тот же самый Онисифор, а также его предшественник Илья Куча прямо указываюсь в своих грамотах, что многие митрополичьи имения уже издавна захвачены светскими лицами, и что им приходится заботиться об их возвращении165. Разумеется, от этих притеснений со стороны частных лиц более других должны были терпеть киевские имения митрополитов. И, действительно, из актов видно, что в конце XVI в. многие митрополичьи села были захвачены светскими лицами. Так, во время наместничества Богуша Гулькевича пан Горностай захватил митрополичье село Толокну166. Около этого же времени пан Остафий Шкаревский завладел селом Филимоновщиной, а пан Василий Сай селом Багриновом167.
От этих притеснений, с одной стороны, и от недостатка хорошего управления, с другой, Киевские именья митрополии в конце XVI в. были далеко не благоустроены, и о многих софийских селах известно, что они к этому времени «лежали пусты» и «прибытков митрополиту не давали никаких»168.
После этих общих замечаний сделаем более частное описание Софийских поземельных владений за рассматриваемый период.
Поземельные владения Софийского собора находились, прежде всего, в самом Киеве и его окрестностях.
В самом Киеве митрополии принадлежало урочище на западной стороне нынешнего старого города, называвшееся в XVI в. Паньковщиней169. Вблизи же самого Софийского собора находилась Софийская слобода, которая, впрочем, к концу XVI в. почти совсем опустела. На старом же городе, как видно из документов XVII в., были три церкви, принадлежавшие митрополитам: каменная церковь Спаса, церкви Никиты и Василия. При этих церквах были усадьбы и земельные угодья. Но к концу рассматриваемого периода эти церкви были разрушены; от первых двух не оставалось даже и следа, последняя же впоследствии была возобновлена и существует да настоящего времени170. – В низменной части Киева также находилась слобода, принадлежавшая Софийскому собору. В этой слободе была подчиненная митрополии церковь Воздвижения креста. Но в конце XVI в. она, как и другие митрополичьи церкви, обвалилась, так, что в ней нельзя уже было совершать богослужение171. Наконец, кроме указанных владений, в Киеве митрополитам во весь рассматриваемый период принадлежало урочище Кудрявец – возвышенность, находящаяся с юго-западной стороны Подола и к западу от Старого города. С давних времен на Кудрявце находился митрополичий загородный дом и сад. Но в 1604 г. латинский бискуп отнял его у православного духовенства и выстроил здесь замок, почему самое; урочище и слобода долгое время назывались «бискупскими». В 1660 г. Кудрявец снова был возвращен православной кафедре, а впоследствии на месте бывшего бискупского замка м. Иоасаф Кроковский выстроил (в 1718 г.) деревянную церковь во имя Вознесения Господня172.
Невдалеке от Киева, по ту сторону Днепра, находились два митрополичьи имения – Зазимье и Погребцы. Эти имения сначала, как видно, принадлежали к числу самых богатых. Особенно большие доходы кафедре приносили бывшие в этих имениях лесные дачи. Но в XVI в. Зазимьем и Погребами самовольно завладели киевские подвоеводы и стали без всякого права пользоваться их доходами. Это, впрочем, совершилось постепенно. В лесных дачах, названные деревень была некогда хорошая охота, которой пользовались киевские воеводы. Отправляясь на охоту, воеводы обыкновенно ночевали в этих деревнях и получали от крестьян продовольствие в виде кур, гусей сена и овса. Это добродетельное пожертвование впоследствии обратилось в обязательную пошлину, так что и тогда, когда в деревнях уже не было и воеводы перестали ездить за Днепр, – подвоеводы продолжали nullo jure брать себе каждый год стацию овсом, сеном, курами и гусьми. Не ограничиваясь этим, подвоеводы опустошали, митрополичьи лесные дачи в этих деревнях и продавали в свою пользу дрова из них. Вследствие этого в начале XVII в. мы встречаем жалобу на то, что Зазимье и Погребы разорены совершенно, и что митрополит не получает с них никакого доходу173.
Одним из древнейших владений митрополии в окрестностях Киева была земля Гнилецкая или Гнилеччина, – местность, находящаяся в низовьях р. Веты, в нескольких верстах от Киева. В Гнилеччине были урочища Глушец, Калиновщина, Кальный луг и Куликовское селище.
Из документов, относящихся к этому имению, видно, что на Гнилецкой земле был издавна монастырь с каменной церковью в честь Богородицы. Действительно, остатки щебня и кирпича сохранились на этом месте и доселе, а в народе оно и теперь еще известно под именем «церковища». Один из исследователей Киевских древностей полагает (впрочем, неосновательно), что Гнилецкая церковь есть именно та церковь, которая в летописях упоминается под именем Богородицы «Пирогощей» и которая была основана еще Мстиславом Владимировичем174.
Гнилецкий монастырь некогда владел озерами, сеножатьми и бобровыми гонами на р. Вете. Но во время неоднократных татарских набегов монастырь был разрушен, и земля Гнилецкая запустела и не приносила наконец доходов. В 1517 г. игумен Выдубецкого монастыря Иоаким бил челом м. Иосифу, чтобы он отдал эту землю Выдубецкому монастырю. За игумена просил печерский архимандрит и Киевский воевода. Вследствие этой просьбы, а также вследствие донесения Софийского наместника Василия Шишки, что «с тое земли монастыря Гнилецкаго никоторое службы и подачок нет», – м. Иосиф Солтан согласился временно («до нашея воли») отдать Гнилеччину Выдубецкому монастырю, что и подтвердил особой грамотой175. Спустя некоторое время м. Иосиф дал Выдубецкому монастырю и другую подтвердительную грамоту на Гнилецкую землю, но в монастырских актах она не сохранилась176. Во владении Выдубецкого монастыря Гнилеччина находилась до Сильвестра Белькевича177. При этом же митрополит Софийский наместник Иосиф Прокопович отнял у монастыря Гнилецкую землю. Это было сделано, впрочем, «без воли и ведомости» самого митрополита. Поэтому, в 1564 г. киевский митрополичий наместник Феодор Тиш дал Выдубецкому монастырю лист, подтверждающей, от имени самого митрополита за Выдубецким монастырем право на владение Гнилецкою землею178. Для большей достоверности того же 1564 г., Июля 2-го, сам м. Сильвестр Белькевич прислал игумену грамоту, которой Гнилеччина утверждалась за Выдубецким монастырем уже на «вечные часы»179. Однако же и после этого Выдубецкий монастырь не владел спокойно Гнилеччиной и часто терпел убытки от нападений на нее со стороны соседей. Из документов видно, что в 1570 г. на грунта Гнилецкие «гвалтовно набегал» державца Лесницкий180,а несколько позднее в Гнилецких лугах «чинил кривду» некий земянин Андрей Залесский181. При м. Онясифоре Гнилецкая земля была даже совсем отнята у Выдубецкого монастыря и вновь присоединена к имениям Софийского наместничества. В 1590 г. Михаил Рагоза уже отдал Гнилеччину вместе с другими церковными землями в ленное владение Киевскому земянину Ефиму Олешевичу. Из грамоты, данной Рагозой на имя этого земянина, видно, что еще раньше Гнилецкой землей некоторое время владел Андрей Залесский, вероятно, даже тот самый, который некогда «чинил кривду» в Гнилецких лугах. Состояние Гнилецкого имения к концу XVI в. значительно улучшилось. В грамоте Михаила Рагозы упоминается уже о пасеках и саде, которые находились в Гнилеччине, тогда как раньше эта земля представляется запустелой182.
В конце XVI в. Гнилец был возвращен снова Выдубецкому монастырю, но и теперь Выдубецкие монахи мало могли пользоваться этой землею, так как ею самовольно завладела кн. Корецкая, с которой монастырю пришлось вести тяжбу в течение целой половины XVII века183.
Неподалеку от Гнилеччины в рассматриваемый период Киевская кафедра владела еще землей Праведницкой или Мильковщиной – урочищем над рекою Борщаговкой – и селищем Хилимоновщиной (ныне Софийская Борщаговка). Это имение митрополии было смежно с владениями монастыря Пустыйного Николая. Поэтому между Софийскими наместниками и Никольскими игуменами часто, как видно, происходили даже споры относительно границ владений. Об одном из таких споров, бывшем во время наместничества Василия Панкевича, сохранилось известие и в актах184. – При м. Михаиле Рагозе Праведницкая земля и селище Хилимоново были отданы в ленное владение тому же Ефиму Олешевичу, который держал и Гнилеччину185.
Кроме указанных имений в пределах нынешнего Киевского уезда, по р. Вете и ее притокам, митрополии принадлежали села Янковичи, Рославичи, Гвоздово, Псютычи, Столпец, Невчолово и Подгарцувица.
Янковичи и Рославичи упоминаются в числе имений кафедры в половине XVI в., в описании Киева люстраторами186. Но приобретены были эти села, вероятно, гораздо раньше187. К половине же XVI в. они окончательно уже запустели и не приносили митрополии никакого дохода.
Гвоздово, на месте которого существует и теперь село с тем же названием, было приобретено кафедрой еще в начале рассматриваемого нами периода. Об нем упоминается уже в «Записи о денежных и медовых данях Софийской отчины», – относящейся в началу XVI в. Из этой записи видно, между прочим, что в Гвоздове были урочища – земля Костромовская и земля Хрестец, с которых шло на митрополита «ведро меду»188.
Села Столпец, Псютычи, Невчолово, Подгарцукица известны из документа, относящегося к началу XVII в. Но в этом документе они называются «вечными» имениями митрополии. Поэтому нужно думать, что они стали собственностью кафедры еще в XIV или XV в. Эти села были смежны с владениями Печерского монастыря, и, как видно, печерские архимандриты иногда изъявляли на них свои притязанитя. Известно, по крайней мере, что в первые годы XVII в. Печерский монастырь захватил эти села и присоединил их к своим имениям189.
Вероятно, по реке же Вете, вблизи указанных владений, находились и митрополичьи села Куликово, Попадичи, Юрьевичи, Новоселово и Иванковичи, о которых упоминается под 1545 г., в описании Киева люстраторами. Когда перешли эти села во владение кафедры, не известно, но в половине XVI в., они называются уже давними именьями митрополии и представляются запустевшими190.
В северной и западной части Киевского уезда в рассматриваемый период митрополии принадлежало несколько сел по рр. Ирпеню и Здвижу.
По Ирпеню лежали митрополичьи села Бышев, Княжичи и Демидово, на месте которых существуют и теперь села того же названия.
Село Бышев, находившееся на левой стороне Ирпеня, при впадении в него ручья Лупы, присоединено было к Софийским владениям раньше XVI в. В XVI же веке, во время какого-то татарского набега, это село было разорено и оставалось долго после этого в запустении. В XVII в. оно уже было отобрано от митрополичьей кафедры, и перешло во владение известного Киселя191.
На левой же стороне Ирпеня, в том месте, где он образует вследствие изгиба полуостров, лежала другая митрополичья отчина, село Княжичи. К именьям Софийского наместничества Княжичи принадлежали еще в XIV в. В это время в Княжичах были бортныя деревья, бобровые гоны и став; а в пользу кафедры шло дани «корайман меду»192. Но в половине XV в. это имение запустело, так что кафедра им уже не пользовалась; а в 1489 г. грамотой Казимира оно было отдано Пустынскому монастырю193.
На левой же стороне Ирпеня, ближе к его устью, лежало с. Демидово, бывшее одним из давних владений кафедры. В упоминавшейся нами «Записи» о денежных и медовых данях с Демидова назначается в пользу кафедры «корайман меду»194. Впрочем, Киевская кафедра владела этим имением не во весь рассматриваемый нами период: в половине XV в. оно уже было отнято от митрополии и отдано коронному канцлеру Яну Ласку195.
По р. Здвижу Софийскому собору принадлежали земли, на месте которых находятся теперь села Бородянка и Забуяны196, и несуществующее в настоящее время селище Филимоновщина. Неподалеку от последнего, над р. Днепром и потоком Любкой, кафедра владела еще селом Багриновом. Известна судьба только последних двух сел, относительно которых сохранилось несколько документов.
Село Багринов в начала XVI в. составляло владение Выдубецкого монастыря. В 1541 г. Выдубецкий игумен просил у Сигизмунда I-го подтвердительной грамоты на владение этим имением. При этом игумен указывал на то, что с. Багринов было дано Выдубецкому монастырю еще великими князьями русскими, и что оно признавалось за ним всеми польскими королями, на что существовали и письменные документы, которые, впрочем, к этому времени уже погибли. Согласно этой просьбе, Сигизмунд I-й утвердил с. Багринов за Выдубецким монастырем «на вечность»197. Но вскоре после этого Багриновом завладела митрополия198. Под 1545 г. Багринов упоминается уже в числе имений Софийских и относится даже к числу запустелых199. Около 1550 г. с. Багринов вместе с Филимоновщиной было отдано в аренду земянину Василию Панькевичу, бывшему Софийским наместником, а потом сыну его Максиму. Но этот Максим, «человек досыть небачный», без позволения митрополита, заложил селище Филимоновщину Киевскому пану Бенедикту Шкаревскому за 70 коп грошей, а село Багринов за 40 коп пану Василию Раю. Поэтому, м. Илья Куча, заботившийся о том, чтобы «вси кгрунты церковные яким колвек способом к чрез кого колвек забранные выисканы были», 6-го июля 1577 г. дал грамоту своему Софийскому наместнику Богушу Гулькевичу, которой позволил ему внесть следуемую сумму за эти села и владеть ими «вечными часы» с обязательством отправлять военную и земскую службу200. Но по каким-то обстоятельствам Богушу Гулькевичу тотчас после грамоты выкупить означенных имений не пришлось. Из актов видно, что в 1580 г. Филимоновщиной все еще владели Шкаревские (пан Остафий), а селище Багринов было уже отдано, какому-то Ходору Биркозу за 19 коп 49 грошей и 5 пенязей. Поэтому, в мае этого года м. Онисифор дал лист на имя Гулькевича с позволением выкупить эти имения201. Тогда Гулькевич внес следуемую сумму, хотя только за одно село Багринов, и в сентябре 1580 г. получил на него интромиссию от возного Киевского повета Ивана Абрамовича202. Однако это село не осталось за Гулькевичем «на вечные часы», как обещал в своей грамоте м. Илья. Уже в первые годы XVII в. мы видим новых владельцев Багринова203.
Особенно многочисленны были поземельные владения Киевской кафедры за рассматриваемый период в области Полесья, в пределах нынешнего Радомысльского уезда, по рр. Ушу, Тетереву и Ирше, в тогдашних поветах Житомирском и Овручском. В упоминавшейся уже нами «Записи о денежных и медовых данях» перечислено более тридцати митрополичьих сел, лежащих вблизи этих рек. Все эти села были приобретены кафедрой еще в XIV в. Но уже в начале XVI в. большинство этих сел перешло в руки панов в виде королевских наград за различные заслуги, так, что к концу рассматриваемого нами периода Софийский собор имел уже не много владений в Полесье.
Скажем об этих имениях несколько частнее.
По р. Уше в нынешнем Радомысльском уезде митрополии принадлежали села Хабное, Святошичи, Тарасы, Мартыновичи и Стечанка, о которых упоминается в «Записи».
Село Хабное, лежавшее на правом берегу Уша, ближе к его верховью, было пожертвовано Софийскому собору, вероятно, одним из князей Слуцких. В XVI в. в пользу кафедры с этого села шло дани четыре с половиной ведра меду. Но в половине XV в. Софийский собор уже не владел Хабным. Около этого времени княгиня Мария Слуцкая, вдова Симеона Олельковича, подарила это село вместе с другими владениями по Припети некоему Ивану Полозу. В половине же XVI в. Хабное перешло уже к князю Димитрию Сенскому204.
Святошичи и Тарасы лежали невдалеке от Хабного, по правую же сторону Уша. С первого из них кафедра получила в XV в. «корайман и ручьку меду», а со второго шло на митрополита «два четырепядных лукна, тивуньщина и подаванье». О Святошичах, кроме того, известно, что это село принадлежало Софийскому собору во весь рассматриваемый период и отошло от него уже в XVII в. О втором же селе кроме «Записи» нигде не упоминается205.
Мартыновичи и Стечанка лежали на левом берегу Уша. Мартыновичи и вся низменность между Ушем и Ильчей, где в настоящее время находится более двадцати сел, были во владении митрополии до XVI в. Из «Записи» видно, что с этого села и ближайших к нему островов Софийский собор получал дани 5 ведер меду206. Что касается Стечанки, то об ней упоминается в документе XVII в. Но здесь он называется уже «вековечною землею» митрополитов. К митрополичьим именьям Стечанка принадлежала до конца рассматриваемого периода. Впрочем, во второй половине XVI в. это село, вероятно, не могло приносить каких-либо доходов митрополии, так как оно подвергалось постоянным притеснениям со стороны Стрибылей, а в начале XVII в. было даже окончательно захвачено ими207.
По р. Тетереву и его притокам в том же Радомысльском уезде лежали митрополичьи села Межелкович (Нежиловичи), Истобки, Мигалки, Унин, Зарудье, Торчин, Велья и Межиречка. Все эти села составляли «вековечныя» владения кафедры и принадлежали к Софийским имениям во весь обозреваемый нами период. В XV в. кафедра получала с них значительные дани воском и медом208. Но под конец XVI в. эти села, также как и большинство других, были разорены и потому, конечно, мало уже приносили доходов митрополии. Так в 1616 г. м. Вельямин Рутский жаловался, что шляхтич Христофор Макарович «разорил в конец» деревни Зарудье и Мигалки, отобрал их земли, захватил лошадей и весь скот, так что названные деревни окончательно запустели». Подобным же притеснениям подвергались в конце XVI в. села Межилкович и Торчин. Тот же Вельямин Рутский жаловался, что «господин Николай Макарович (отец вышеупомянутого Макаровича) отнял от митрополичьего имения Межелкович земли на 4 мили, а господин Стефан Лозка от того же имения отнял земли на две мили вдоль и поперек и на этой земле осадил село Ситники». Село же Торчин, вместе со Стечанкой, было захвачено около этого времени Стребилами, пользовавшимися, как видно, очень многими имениями митрополии209.
Кроме названных сел в нынешнем Радомысльском узде к Софийским имениям принадлежали Малин, Водотый, Вирлоцы, Потиевка и Толокна. О первых трех упоминается уже в «Записи» 1415 г., откуда видно, что митрополия получала с них «два лукна пятипядных, 6 кораймов и 3 ручьки меду, тивуньщину и поданье». Но в конце XVI в. этих сел в числе митрополичьих владений мы уже не видим210. Что касается Толокны, то об ней известно только то, что при Софийском наместнике Богуше Гулькевиче ею завладел было пан Горностай, имения которого находились вблизи этого села. Но, как мы видели, благодаря стараниям Гулькевича, Толокна была отнята у Горностая и опять присоединена к владениям митрополии211.
В нынешнем Сквирском уезде Софийский собор в рассматриваемый период также владел несколькими селами. Здесь ему принадлежали с. Сокольча на р. Унаве и два села по Ирпеню: Ходорков и Кривое. Сокольча упоминается в числе Софийских имений еще под 1415 г. С этого села в это время шло в пользу кафедры «три кораймана меду», которые, как сказано в «записи», сами Сокольчане обязывались возить на софийский двор. В конце XVI в. Сокольчу захватила кн. Рожинская, и митрополитам, как видно, пришлось вести с этой княгиней продолжительную тяжбу. В тоже время паны Тыши завладели Ходорковом и Кривым212.
Мы указали те поземельные владения Киевской кафедры, которые находились в пределах нынешней Киевской губернии. Но митрополичья кафедра в XIII–XVI вв. владела многими имениями и вне пределов нынешней Киевской губ., в уездах Житомирском, Овручском, Остерском и др. Из числа этих имений в «Записи 1315 г», упоминаются села Дедковичи, Народичи, Ноздриши, Скочищи, Супруновщина, Сорокошичи, Няневщина, Клочкевичи, Булгаковичи, Сельцо, Кодня, Чудново и др. Со всех этих сел кафедра получала восковые и медовые дани213. Но в XVI в. все эти именья запустели и перешли от кафедры в руки частных лиц. Так, из актов видно, что селом Дедковичами в половине XVI в. владела уже иезуитская коллегия214; паны Ельцы захватили Народичи и Сельцо215, паны Тиши – Няневщину216; Наздриши находились во владении некоего Василия Семашкевича217; Скочковщина была отдана Сигизмундом Овруцким боярам Лучичам218; владельцем Кодни был пан Яблонский, а под конец XVI в. Стрибыли, которые захватили также и село Булгаки, изгнавши из него митрополичьих крестьян219.
Наконец, в рассматриваемый нами период Софийский собор, кроме сел владел многими островами и озерами. Из островов Софийских упоминаются Андреевский, Оксентеевский и Дроздовский220; из озер Татинец, Романова Калита, Миничев и Ржежище221. Указать положение этих озер теперь, конечно, трудно. Но, как видно, названные острова лежали по р. Ушу, а озера находились в нынешнем Киевском уезде.
Таковы были поземельные владения Софийского собора в период времени от половины XIII и до конца XVI века.
IV. Пределы Киевской митрополичьей епархии в XIII–XVI вв
Пределы епархии Киевского митрополита до половины XIII – в. не могут быть установлены с точностью. Вопрос относительно этого допускает, как известно, несколько одинаково вероятных предположений. В частности, о пределах митрополичьей епархии собственно после перенесения кафедры из Переяславля в Киев возможны два предположения. Можно думать, что митрополиты, переселившись в Киев, удовольствовались одним только этим городом. Но, с другой стороны, возможно и то, что к епархии митрополита принадлежала кроме Киева и Киевская область, которая или находилась в ведении митрополитов с самого начала, или же была взята митрополитами у епископов Белгородских, для которых, после этого, была образована новая епархия222.
Как бы то ни было, – во всяком случае остается несомненным, что до половины XIII в. пределы митрополичьей епархии были очень тесны и, может быть, ограничивались Киевом и некоторыми частями нынешнего Киевского Уезда.
В период, подлежащий нашему рассмотрению, мы замечаем в этом отношении иное. Уже в конце XIII в. митрополиты, сохраняя за собою Киев и Киевскую область, приобрели еще обширную епархию в северо-восточной Руси, обнимавшую Владимир, Нижний Новгород, Москву и многие другие города. Вместе с этим и пределы собственно южной епархии митрополитов с самого начала рассматриваемого нами периода стали расширяться, и в XV в. Киевская митрополичья епархия была самой обширной из всех епархии.
Это расширение пределов митрополичьей епархии происходило, прежде всего, чрез присоединение к области митрополита тех епархий, которые были закрыты по каким-либо обстоятельствами Так, после монгольского нашествия были закрыты епископские кафедры в Юрьеве и Белгородке, и епархии Юрьевская и Белгородская перешли в ведение митрополитов. В XV в. была закрыта Галицкая кафедра, и Галицкая епархия сделалась также участком епархии митрополита.
Кроме этого пределы Киевской епархии в XIII–XVI вв. расширились вследствие присоединения в ней тех областей, которые в этот период сделались приобретением православия и для которых не было нужды открывать особых, самостоятельных кафедр. Таким образом вошли в состав митрополичьей епархии Вильна, Троки, Гродно и некоторые другие города.
Митрополичью епархию в рассматриваемый нами период составляли те земли, из которых в XV и XVI вв. были образованы воеводства Виленское, Трокское, Новогрудское и Киевское. К митрополичьей же епархии принадлежали Подолия и Галичина во все то время, когда Галицкая кафедра оставалась закрытой.
Частнее, пределы Киевской епархии в XIII–XVI вв. могут быть обозначены так.
На севере и северо-востоке область митрополичьей епархии простиралась до пределов Виленского воеводства, которое заключало в себе нынешние уезды Виленский, Свенцянский, Ошмянский, а в последствии также Вилейский и Лидский.
Вильна, основанная Гедимином, вошла в состав митрополичьей епархии в XIV в. В 1348 г. здесь уже был по поручению м. Феогноста св. Алексей и совершил освящение Пречистенского собора, построенного князем Ольгердом223. С 1414 г. Вильна стала считаться даже, стольным городом митрополии. Но митрополиты все таки проживали в Новогрудке, изредка только посещая Вильну. Вильной же и прилегавшим к ней округом управляли митрополичьи наместники, или же духовенство соборной церкви, носившее название «крылоса» и составлявшее духовный совет при митрополите. Кафедральным митрополичьим храмом в Вильне считался собор Пречистой Богородицы (Пречистенский), освященный еще св. Алексеем. В Вильне же с 1569 г. во владение Киевских митрополитов перешел Троицкий монастырь224. Впрочем, митрополиты недолго владели этим монастырем. В 1584 г. виленские бургомистры, радники и лавники жаловались Стефану Баторию, что «для нечастаго бывания до Вильны и отлеглости митрополитов тот монастырь до великого знищенья дошел», и что «в справах онаго монастыря порядку никакого нет». Вместе с этим они просили короля, чтобы по смерти м. Онисифора тот монастырь был отдан им. И действительно, Стефан Баторий дал им жалованную грамоту на этот монастырь, подтвержденную в 1592 г. и Сигизмундом III225.
Северо-западную часть Киевской епархии составляло воеводство Тройское и Земля Жмудская, обнимавшая Россиенский, Шавельский и Тельшевский уезды нынешней Ковенской губ. Значительными городами в этой части были Троки, Гродно и Ковно, присоединенные к митрополичьей области в начале XIV в. Западная граница митрополичьей епархии здесь доходила до Белостока, недалеко от которого находился знаменитый Супрасльский монастырь, над устроением которого так много потрудился м. Иосиф Солтан226.
Южнее Белостока западная граница митрополичьей епархии совпадала с границей Новогрудского воеводства и, переходя за Припять близ впадения в нее р. Случи, шла по этой реке (Случи), составлявшей границу Киевской области. В Новогрудском воеводстве, образовавшемся из прежних княжеств Слуцкого и Копыльского, пограничным митрополичьим городом на западе был Слоним, вошедший в состав митрополичьей епархии, в XV в.227 Кроме Слонима здесь же принадлежали к митрополичьей епархии Новогрудок, Слуцк и Минск. – Новогрудок стал митрополичьим городом около половины XIV в.228 Бывший до Гедимина стольным городом литовских князей, Новогрудок со времени м. Романа и до конца XVI в. служил постоянным местопребыванием Киевских митрополитов. Здесь они имели кафедральный Борисоглебский собор, при котором находился их митрополичий дом и сосредоточивалось управление Западно-Русской церковью. К другому городу Новогрудского воеводства – Минску митрополиты также стояли в близких отношениях. Здесь они имели своих наместников и свой собственный дом, находившийся при Николаевском монастыре при Минском замке. Иногда и сами они проживали подолгу в Минске. Так, о м. Ионе Глезне известно, что он однажды прожил в Минске целую зиму229.
В Киевской области западная граница епархии митрополита доходила, как мы сказали, до р. Случи, захватывая Житомир и Житомирский повет. Что же касается собственно юго-западных пределов митрополичьей епархии, то они не совпадали с пределами Киевской области и не всегда были одинаковы. Особенно далеко были отодвинуты юго-западные границы епархии в XV и первой половине XVI в. Около 1414 г. была закрыта Галицкая кафедра230, и обширная Галицкая епархия, обнимавшая земли Галицкую, Львовскую, Жидичевскую, Теребовльскую, Покутье и всю Подолию, – вошла в состав митрополичьей епархии. Церковными делами Галицкой епархии с этого времени управляли наместники Киевского митрополита. Эти наместники находились в разных поветах Галицкой земли. В самом Галиче также жил митрополичий наместник, который заведывал собственно округом Галича, а также находившимся в Галиче митрополитанским монастырем с принадлежавшими ему имениями. Но власть митрополита в Галицкой епархии была не сильна. В начале XVI в. даже своих наместников он поставлял не сам, а их набирали и ставили местные городские старосты, ограничиваясь только испрашиванием согласия на это митрополита. А в 1509 г. право назначать наместников в Галиции, с разрешения короля, перешло даже к львовскому латинскому архиепископу231. Этим, в существе дела, Галицкая епархия отнималась из власти митрополита. В знаменование же духовной власти митрополитов над Галицкой епархией Сигизмунд дозволил Иосифу Солтану и его преемникам носить титул митрополитов Киевских и. Галицких232. Отсутствие в Галиче епископа имело много неудобств, так как по всем духовным нуждам Галичанам, вследствие этого, приходилось обращаться в Молдавию и в другие отдаленные места. В виду этого в Галиции издавна была мысль о восстановлении своей кафедры. В 1539 г, эта мысль осуществилась. В этом году для Галиции и Подолии был поставлен самостоятельный епископ, бывший прежде митрополичий наместник Макарий Тучапский233. Галицкая епархия была восстановлена в качестве викариатства или наместничества Киевской митрополии. Макарий Тучапский на соборе в Новогрудке за себя и своих преемников дал обещание свято исполнять порученную ему должность, править Галицкой епархией по благословению и наставлению своего митрополита, никогда не считать ее своею собственностью, не посягать на отделение ее от Киевской кафедры, отдавать половину доходов Киевскому митрополиту и самые даже антиминсы подписывать от его имени234. Тем не менее, с 1539 г. Галицкая епархия не принадлежала уже к области епархии Киевской. За митрополитами оставалась после этого только небольшая часть прежней Галицкой епархии, – именно восточная часть Подолии, обнимавшая поветы Брацлавский и Винницкий235.
Южные пределы митрополичьей епархии в рассматриваемый нами период не могут быть установлены с точностью, потому что они постоянно изменялись.
Вскоре после нашествия монголов, в ведение митрополитов перешла область епископов Юрьевских, и вследствие этого границы Киевской епархии в конце XIII в. отодвинулись до р. Роси. В этих пределах митрополичья епархия заключалась в течении всего XIV в., пока Рось оставалась южной границей заселенной части Киевщины. В XV в., благодаря успешной борьбе Витовта с татарами, область Киевщины расширилась, и русские поселения появились уже вблизи берегов Черного моря236. Оттеснивши татар и желая оградить южные границы, Витовт восстановил на Днепре Канев и основал несколько новых поселений и городов, а в том числе Черкасы, Кременчуг и др. Вместе с этим расширением пределов Киевщины в XV в. отодвинулись к югу и границы Киевской епархии. Но так было только до конца XV в. В 1482 г. Крымский хан Менгли-Гирей разрушил построенные Витовтом укрепления, опустошил юго-западные окраины и на северных берегах Черного моря расположил кочевья Подвластной ему ногайской орды. С этого времени заселенная часть Киевского княжества, а вместе с тем и пределы митрополичьей епархии, снова стали ограничиваться на юге р. Росью. За этой рекою начиналось уже обширное, почти пустынное пространство, пролегавшее от берегов Роси до Днепровских порогов. Это обширное пространство служило местом постоянной партизанской войны между татарскими и русскими удальцами. Но под прикрытием последних южно-русская колонизация, по мере оттеснения татар, постепенно выдвигалась в степь. В начале XVI в. область русских поселений перешла уже за р. Рось, а в половине этого века отодвинулась до Днепровских порогов на юг и до Северного Донца на юго-восток. Область новых русских поселений вошла в состав епархии митрополита. Поэтому можно сказать, что южные и восточные границы Киевской епархии совпадали с теми же границами Украины, захватывая нынешние губернии Киевскую и Полтавскую и северные части губерний Екатеринославской и Херсонской.
Что касается, наконец, восточной границы Киевской епархии, – то она в XVI в. совпадала с восточными границами Виленского, Новогрудского и Киевского воеводства. Она захватывала почти всю губернию Виленскую237, значительную часть губернии Минской по город Минск и затем, переходя на левую сторону Днепра, в низовьях Десны и ее притока. Остра захватывала обширный Остерский повет238. Восточные границы митрополичьей епархии во весь рассматриваемый нами период оставались одни и те же. Только при Иосифе Болгариновиче эти границы отодвинулись дальше, так как при нем в состав митрополичьей епархии временно входила и епархия Смоленская, которой он заведовал до своего избрания в митрополиты239.
Таковы были пределы, епархии Киевских митрополитов в период времени от половины XIII и до конца XVI века.
Содержание:
2 Киевская митрополичья кафедра с половины XIII до конца XVI века
2 I Известия о посещении митрополитами Киева в XIII–XVI вв. и о Киевских митрополичьих намеcтниках
2 II. Судьба Киево-Софийского собора в рассматриваемый период
2 III. Поземельные владения Киевской кафедры в XIII–XVI вв
2 IV. Пределы Киевской митрополичьей епархии в XIII–XVI вв
* * *
Писано на Евгение-Румянцевскую премию. Киевская митрополичья кафедра.
Акты Зап. Рос. т. I №№ 24 и 25.
Ипат. лет. 163. 196–198. Ссылки делаются по изданию в Полном собрании русских летописей.
Ibid. 179–181.
По Ипатиевской летописи (182. 185) Кирилл отправился ставиться на митрополию в 1250 г., – в том году, когда Даниил Романович возвратился из орды. Но показание летописи в этом случае опровергается свидетельством современника, Плано-Карпини, который относит путешествие галицкого князя в орду к 1246 г. Значит, и путешествие Кирилла, в Грецию нужно относить в 1246 или 1247 г. (Карамзин, Истор. Госуд. Рос. изд. 1819 г. т. IV стр. 41).
Лаврент. 202. 226; Ипат. 185; Воскр. 159; Никон. III, 32.
Лаврент. 202–204. Ипат. 345–346. Новгор. I. 54. 63. Новгор. III, 224. Новгор. IV, 38, Соф. 186. 189. 191. 199. Воскр. 172. С именем этого Климента связывается происхождение так называемой Софийской Кормчей, список который была сделан вскоре после вступления Климента на кафедру. Можно, отсюда, думать, что на соборе, созывавшемся в Киеве по случаю поставления Климента, м. Кирилл ознакомил епископов с полученной им из Болгарии Кормчей более подробно, чем это можно было сделать на соборе 1274 г.
«Преставися в Переаславли митрополит Кирилл Киевский и всея Руси; ту сущу князю великому Дмитрию Александровичю, и архиепископ Климент Новгородцкий, и епископ Игнатий Ростовский и Володимерский и епископ Феодор, и певше под ним обычныа песни, и вложиша во гроб тело его и проводиша его честно; повезошя бо его в Киев». Воскр. 174–175. «Везено же бысть тело его в Киев и положено в святой Софии». Софийс. I, 199. Тоже Троиц. 227. Новгор. I, 64; Новгор. IV, 43. Никон. III, 86.
«В лето 6792 позвани быша епископи вси Русскиа в Киев к Максиму, митрополиту Киевскому и всеа Руссии». Никон. III, 76–77.
Воскр. 179; Никон. III, 86–87.
Воскр. 179; Соф. I, 201; Никон. III, 86–87.
Ником. III, 88. Лаврент. 208. Густ. 221; Воскр. 182. Твер. 407.
Новгор. III, 221; Густ. 341, Поздние эти летописи ошибочно указывают на Москву, как ставшую с этой поры местопребыванием митрополитов.
Троицкая лет. 229; Густ. 349; Софийск. I, 204; Воскр. 185.
Никон. III, 95.
М. Макарий, Ист. Рус. Церкви, т. IV прил. № III.
Троицк. 230; Густ. 349; Новгор. IV, 51; Соф. I, 206; Воскр. 201 Никон. III, 139.
Карамзин, Ист. Госуд. Росс. изд. 1819 г. т; IV. прим. 263.
Новгор. III, 75, Софийск. I, 218, 219; Воскр. 201–203.
Никон. III, 151–158.
Никон. лет. III, 192.
Степ. кн. I, 45.
Acta Patriarchatus Constantinopolitani, ed.Miklosich et Jos. Müller. Vindobonae 1860 an. т. I стр. 350. 353.
«Описание Киева». 1868 г. стр. 890.
«Описание Киево-Соф. собора по обновлении его». Киев 1854 г. стр. 23.
Никон. лет. III, 201. Карамзин, Ист. Гос. Рос. т. IV стр. 276 прим. 367. Чистович, «Очерк Зап.-Рус. Церкви» СПБ. 1882 г. т. I стр. 122.
Acta Patriarch. Constant. т. I, CLVIII стр. 351–353. В переводе помещена у м. Макария, Ист. Рус. Церкв. Т. IV прил. VIII.
Acta Patriarch. Constant. т. I, стр. 426. Ник. лет. III, 204.
Степ. кн. I, 452.
Συνέβη μεραξὺ αὐτῶν αϰάνδαλον. Acta Patr. Const. I, 426.
Изд. Данил, стр. 173–4.
«ἀπελϑῶν γὰρ εἰς τὸ Κύεβον, ἀμετόχος ἰεριϐργησεν ἐν αὐτῷ ϰαἰ χειροτονίας διεπράξατο, ϰαἰ (не разборчиво) Κύεβον ϰαἰ πάσης Ῥοσίας (не разборчиво) μητροπολίτην ἀδεῶς ὀνομάζει»… «Εἰς τὸ Κύεβον ἀπηλϑε ϰαἰ ἐλειτοϐργησε, ϰαἰ ἐπισϰοπὰς πολλὰς προσελάβετο»… «διαπραξάμενος ϰαἰ τινὰ ἕτερα ἀνήϰοντα γνησίῳ ἀνήχοντα γνησίῳ ἀρχιερει». Acta Patriarch. Constant. I, 428. 434. Никон. лет. III, 207. 214.
Acta Patriarch. Constant. т. 11, 12; Никон. лет. III, 211. 214.
Acta Patriarch. Constantinop. I, 581. 584.
Acta Patriarch. Constant. I, 320.
«Описание Киева» стр. 890
Московский князь после кончины св. Алексея послал в Константинополь для рукоположения в митрополиты своего избранника Митяя. Но, не доходя до Византии, Митяй внезапно умер (Никон. лет. IV, 70–74. Степ. кн. I, 408). Тогда спутники Митяя самовольно избрали митрополитом для России Пимена, архимандрита Переяславского. На одном из неписанных листов, скрепленных княжескою печатью, они написали от лица великого князя послание к греческому императору и патриарху о поставлении Пимена в митрополиты для России. Уплативши огромную сумму денег и раздавши множество подарков, сторонники Пимена добились согласся патриарха на поставление его и на изложение Киприана (Acta Patr. Constant. II, 12.; Никон. лет. IV, 75–76). При поставлении Пимена за киевской кафедрой еще раз было подтверждено значение первой кафедры России. В грамоте, данной патриархом Пимену говорилось следующее: «пусть возглашается он (Пимен) и Киевским. Ибо невозможно ему быть первосвятителем великой России, если он не будет именоваться прежде Киевским: так-как в Киеве соборная церковь всей России и главная митрополия». Ibid.
Acta Patriarch. Constant. II, 15–18. Степ. кн. I, 423.
Лаврент. 233; Никон. Лет. IV, 77.
Софийск. I, 238; Никон. IV, 139–140.
Никон. лет. IV, 48. 139–140.
Никон. лет. IV, 147–148. Софийск. I, 239. Acta Patriarch. Const. II, 123.
Acta Patriarch. Const. II, 123.
Лаврент. I, 233; Софийск. I, 244; Никон. IV, 171. 172. 193.
«Тоя же весны (1396) за две недели до велика дни князь великий Василий Дмитриевич еде с Москвы в Смоленск, с ним же вкупе и Киприан митрополит… и оттоле иде к Киеву и тамо пребысть полтора года». (Древний летописец ч. II, стр. 285; Новгор. I, 96–98; Софийск. I, 244–246; 249; Софийск. II, 128).
М. Макарий, И. Р. Ц. т. IV, 84.
Acta Patriarch. Const. II, 280–285.
Ibid.
«Летопись великих князей Литовских» стр. 40 (Ученыя Записки II отделения Академии наук кн. I). Густин. Лет. 352.
Нужно, впрочем, заметить, что известия, сохранившиеся относительно этого наместника, не во всеми согласны. Самое имя его называют не одинаково. По летописи, Скиргайла отравил Фома чернец (Густ. 352); по Стрыйковскому – Авраамий, печерский игумен и наместник (Kronika Stryjkowskiego 1846. XIV, 103), а Длугош говорит только, что Скиргайло умер «ab uno religioso Ruthenorum veneuatus (Hist. Polon. X, 45). С другой стороны мы имеем известие, что Скиргайло был не отравлен, а убит в Вышгородском замке за свое тиранство (Маркевич, История Малороссии, 1842 г. I, 14–15).
Из Никоновской летописи видно, что из Москвы Киприан выехал 20 июля 1401 г.; затем «неколико время» был в Литве и имел свидание с Витовтом, после чего поехал уже в Киев. 13-го же февраля 1405 г. Киприан был уже во Владимире Волынском, где поставял в епископы попа Гоголя. Отсюда можно думать, что в самом Киеве Киприан был три или четыре месяца (Никон лет. IV, 312–318).
Никон. лет. IV, 312. Степ. кн. I, 557–562.
Соловьев. Ист. России IV т. 3 изд. стр. 101–105.
Ibid. стр. 36.
А. З. Р. т. I. №25.
А. И. т. I. №19, стр. 32.
Новгор. I, 104; Софийск. II, 144–145; А. И. I, №19; А. З. Р. т. I, №25.
Никоновская же летопись, говоря о прибытии Фотия, замечает: «и прияша его с великою радостию и любовию и со многою честию вси князи рустии и бояре и людие; и бысть радость по всей земли» (V, 32. 34).
А. З. Р. т. I. №25.
Новгор. I, 104; Новгор. III, 112; Соф. 1, 258; Соф. 2, 139; Никон. V, 32. 34.
Это видно из дошедшего до нас послания Фотия, писанного в Киеве в 1411–1412 г. В этом послании Фотий, давая наставления Киево-печерской братии, говорит между прочим так: «и о сем, возлюблении во прешедших летех вашей любви слово наказаньих духовных изрекох» (Дополн. к актам истор. т. I. № 180. стр. 315). Выражение «во прешедших летех указывает, вероятно, на время первого посещения Фотием Киева.
«Поеха Фотей митрополит в Литву и тамо на Киев постави Савостия на владыку ко Смоленску» (Лит. лет. по изд. Данилов. 234; Ник. лет. V, 33: 51. 53. 106).
«Допол. к истор. актам» т. I, № 180. В этом послании Фотий говорит, между прочим, так: «радованно и потщительно приидох к вашей любви и слово наказаньих духовных полагаю вы к доводу всякому духовному и ползе (т. I. стр. 315). Отсюда видно, что послание писано в самом Киеве. Но самим Фотием оно не было читано, как это видно из неоднократного употребления в нем слова «пишу» (т. I. стр. 322). – Впоследствииш, в послании, писанном по смерти Григория Цамблака, Фотий так говорил о своем (втором) посещении печерской лавры: «о Хрисге сожительства вашего вмале видех, и духовныя вашея любви и соводворения духовнаго довольно како не насладихся, по времени, убо, како нуждьно ми бяше и от вас удалился, желанием же духовных желах и скоро како посещати вас Христову паству, с духовными духовныя събеседовати» (Ibid. № 181, стр. 223).
«Клеветы многи сотвориша на него лукавии человецы, иже бежаша от Фотеа с Москвы свои сущее к Черниговскому владыце, а оттуда в Литву к Витовту». Никон. лет. V, 53.
Никон. лет. V, 51.
В таком виде слова Витовта приведены у Кульчинского в его Specimen Eccl. Ruthen. p. 46.
Впрочем, в сочинении Buwita Wina, изданном в 1621 г., сказано, что Фотий переносил эти сокровища не в Москву, а в Константинополь (Архив Ю. З. Рос. I, 7: 450).
Никон. лет. V, 53.
«И грады митропольская Киевския церкви великия соборныя, и власти и села раздаде паном своим; а наместников Фотиевых митрополичих ограбив, отосла в Москву» (Никон. лет. V, 53; Густин. 353; Новгор. I, 105; Софийск. I, 140; Соф. II, 140).
В 1414 г. дочь великого князя Василия Дмитриевича, Анна вступила в брак с Иоанном Палеологом, сыном императора Мануила. Соловьев, т. IV, стр. 285.
Густин. 383; Новгор. I, 106; Софийск. I, 259; Никон. лет. V, 52–54.
Густин 354. Стрыйковский II, 154.
Новгор. I, 109; Новгор. IV, 71. 73. По свидетельству же одного молдавского летописца, Григорий в этом году не скончался, а только переселился, неизвестно почему, из России в Молдавию, где будто бы жил очень долгое время, и в 1439 г. был утвержден в звании молдавского митрополита. М. Макарий, Ист. Рус. Цер. IV, 100 101.
«Дополнение к актам Истории» т. I, №183 стр. 338.
Ibid. т. I, № 181. Что послание писано в Киеве, – видно из таких же выражений, какие мы указывали выше в послании 1411–1412 года О путешествии Фотия в Литву см. Никон. лет. V, 80. 96. 97. Летоп. велик. князей литовских стр. 56 (Ученые Записки II отд. Акад. Наук. кн. I).
М Макарий, т. IV, примеч. 11.
Псков. Лет. I, 209; Софийск. I, 28; Лет. вел. литов. князей, стр. 56–57 (Ученые Записки II отдел. Академии наук кн. I).
А. И. т. I № 41.
А. И. т. I № 47.
Псков. I лет. 211; Зубрицкий, О черв. Руси, стр. 328; Карамзин, т. V прим. 311; «Чтения Моск. Истор. Общ.» 1841 г. № I, стр. 13.
Густин. 355.
А. И. т. I №259.
А. И. т. I прим. 40
«Рукописание Даниила еп. Влад.» у М. Макария, т. VI прил. II.
А. И. т. I № 42 и прим. к этому №
Эта грамота напечатана в «Актах Истории» т. I № 48 (см. в примеч.).
Это послание напечатано у М. Макария, т. VI прил. I (Стр. 363–364).
«Послал есмь ныне», – писал св. Иона Давиду, – «на Киев наместником своего старца из своей келии, вашего брата, старца архимандрита Акакия: и что будет церковное и домовное у вас на руках, то бы еси отдал с своих рук, чисто, тому моему наместнику, архимандриту Акакию... а сам бы еси был к нам того часа без всякого перевода, а не отнимаися ничим, некоторыими делы. А не пойдешь к нам, и доколе не будеш у нас, ино не будет на тобе нашего благословения и священьства еси чуж». А. И. т. I, № 48, стр. 97.
Софийс. 2лет. 167–169.
А. И. т. I № 67 и 272.
Софийск. 2лет. 167–169.
«Τερατουργημα», Athanasiosza Kalnofoyskiego. 1638 г. II, 28–29. Густинск. лет. 358.
Густин. лет. 360.
Супральская летопись, изд. Кн. Оболенским. Москва. 1836. Стр. 145.
Петрушевич, «Акты, относ. к Истор. Ю. З. Руси». № 25.
А. 3. Р. т. II . № 97. Эта земля была утверждена за Никольским монастырем грамотой, относящейся к концу 1497 г. Отсюда и можно заключать, что Панько вступил в управление делами кафедры приблизительно около 1497 г.
Архив Ю.-З. России, ч. I т. VI № 7, стр. 14.
«Сбор. матер. для истор. топогр. Киева», отд. II № 6. Эта грамота издателями отнесена к 1504 г. Но она, несомненно, пранадлежит к более позднему времени, и именно к 1517 г., когда митрополитом, действительно, был Иосиф II-й (грамота от его имени) и воеводой Андрей Немирович. А в 1504 г. митрополитом был еще Иона, а воеводой князь Глинский. М. Макарий, т. IX прим, 86.
А. 3. Р. т. II № 97, стр. 121–122.
А. 3. Р. т. II № 195, стр. 354. Арх. Ю.-З. Росс. ч. 1 т. VI № 18 стр. 40–44.
А. 3. Р. т. II № 195, стр. 354.
А. 3. Р. т. III № 10, стр. 24.
Акт. Ю. и 3. Рос. т. I № 238, стр. 300–301.
Судя по этим выражениям, надлежит полагать, что этот Панкевич был – Максим, сын Василия Панкевича, бывшего наместника софийского, владевший после отца, на поместном праве, некоторыми селищами Софийской кафедры и злоупотреблявший своим правом, как видно из грамоты м. Ильи Кучи от 6 июля 1577 г., с которою мы еще встретимся.
«Сбор матер. для истор. топогр. Киева» отд. III № 21; ср. № 6; ср. А. 3. Р. т. III № 18.
«Описание рукоп. Муз. Киев. Акад.» Н. И. Петрова стр. 1–З.
Арх. униат. митроп. Опись №№ 612 и 613. м. Макарий, т. IX, 468.
А. 3. Р. т. III № 83: стр. 211.
Ibid. Гулькевич заботился и о внутреннем украшении Собора. Из сохранившейся до нас Описи Софийской ризницы в конце XVI в. видно, что Гулькевичем были пожертвованы многие церковные облачения. Пр. Лебединцев, Сбор. мат. для Истор. Киев. митр. 8–10.
Арх. униат. митр. Опись № 651. м. Макарий, т. IX, 385.
Арх. униат. митр. Опись № 669. м. Макарий, т. IX, 387.
А. Ю. и З. России т. I № 185 стр. 219.
А. З. Р. т. III № 83.
Описание рукописей музея Киевской Академии. Стр. 183.
А. З. Р. т. IV № 26, стр. 36, ср. А. Ю. и З. Р. т. I №175.
Петрушевич, Акты, относ. к Ист. Ю. -З. Руси №№ 25 и 26.
А. З. Р. т. IV № 48, стр. 67.
Пр. Лебединцев, Сборник матер, для Истории Киевской митрополии стр. 10.
«Наместник воеводин застанет котораго мещанина, або куппа, альбо козака хрестианина з белыми головами не почестные речи делаючи, ино наместнику митрополичу с того врочная вина, а воеводе с того вины копа грошей». «Такеж коли хто в кого покрадет платье белое, або жонка с жонкою побьется, таковое дело мает судити осмъник воеводин з наместником митрополичьим».Пр. Лебединцев «Материалы для Ист. Киевск. Митрополии», стр. 44–46.
На основании некоторых соображений можно думать, что это поставление совершалось преимущественно епископами Луцкими.
А. И. т. I № 48 и № 253.
А. И. т. I № 48.
А. Ит. I. №№ 254. 259. 289. А. 3. Р. т. I. № 24, 25 и др.
Ипат. лет. стр. 266.
Киевский Синопсис. Изд. 1836 г. стр. 88.
Лаврент. лет. стр. 151.
Ипат. лет. 317.
Лаврент. лет. стр. 176.
Ипат. лет. 337.
Ibid. стр. 339.
Стр 201.
«Сборн. матер. для истор. топогр. Киева». Отд. II. стр. 16; 23–24.
«Сборник матер. для Истор. топографии Киева». Отд. II. стр. 77.
«Описание Киева» 1868 г. стр. 780.
«Τερατουργημα», стр. 196–197.
Пр. Скворцов, «Описание Киево-Соф. собора», 1854 г. стр. 23.
Описание Киево-Соф. Собора и Киев. иерархия. Стр. 23.
Густин. лет. стр. 353.
А. 3. Р. т. 1 № 25.
А. 3. Р. т. 1 № 24.
Густин. лет. стр. 354.
Ник. лет. VI, 118; Соф. 2, 234–237; Воскрес. 215.
А. 3. Р. т. 1 № 83.
Ibid.
Пр. Лебединцев, Ibid. 8–10. Об апостоле, между прочим, замечал, что он «у церкви украдее, за што и злодеев карало».
Сбор. матер. для истор. топогр. Киева. Отд. III, стр. 51.
А. 3. Р. т. III № 146.
Сбор. матер. для истор. топогр. Киева от. II стр. 16.
Ibid.
Ibid. 23–24.
Ibid. 77.
Пр. Лебединцев, Ibid. стр. 8–10.
Акт. Ю. и 3. Росс. т. III № 18.
Степ. Кн. I, 142. 159
Лаврент., 88. 92. 108. 129. Ник. Лет. 1, 192; II, 56. Степ. Кн. I, 229. Голубинский, Ист. Церкви т. I, 2 пол. 432–435.
Акты Зап. Росс. т. I, № 26 пр. 23.
Прав. Собесед. 1860 г. II стр. 97.
Густ. лет., 353; Новгор. 1, 105; Соф. 2, 140; Воскр., 87; Ник. лет. V, 53.
Акт. Истор. т. I, № 259.
Архив Юг.-Зап. Росс, т. VI. ч. I-я № 18 стр. 40–41.
Пр. Лебединцев, «Матер. для Ист. Киев. митр.» стр. 35.
Акт. Зап. Рос. т. IV № 14-й.
Ibid. т. III, № 83. Н. И. Петров, «Описание Рукописей Киев. Церк. Арх. Музея, стр. 183.
М. Макарий, Ист. Рус. Цер. т. IX стр. 385.
Акт. Зап. Рос. т. III, № 83.
«Сборник матер. дли истории, топогр. Киева». Отд. III, № 19. Пр. Лебединцев. Ibid. стр. 19.
Местность, занятая в настоящее время зданиями Университета и кварталами на юг от него, где пролегает «Паньковская улица». Название Паньковщины она получила, очевидно, от Паньковичей, нам известных.
В настоящее время она известна более под именем «Трехсвятительской».
Пр. Лебединцев, Собр. матер. для ист. Киев. митр. Стр 17–18. Точно указать местонахождение церквей Спаса и Никиты трудно, если только под последнею не разуметь «Десятиннаго Николая». Относительно места церкви Воздвижения также среди местных исследователей существует разногласие. Максимович (Киевл. 1840 г. кн. I стр. 50), Закревский (Опис. Киева 413–415) и др. предполагали ее на старом городе. О пр. Лебединцев думает, что эта церковь была не на горе, а на Подоле, и именно, быть может, на Кожемяках близ нынешней Воздвижевской церкви.
Закревский, Описание Киева, т. I. 44. 433–444.
Пр. Лебединцев, ibid. стр. 19.
Похилевич, «Киевский и Радом. уезды». Киев, 1887 г. стр. 106. Ср. Максимович «Киевлянин» 1, 67. 3акревский, Описание Киева стр. 713.
«Сборн. матер. для истор. топогр. Киева». Отд. III, № 6.
Закревский «Описание Киева», стр. 233.
Раньше этого времени мы встречаем упоминание о Гнилеччине под 1546 г. в описании Киева люстраторами, где Гнилеччина представляется все еще запустелой. «Сборн. мат. для ист. топогр. Киев. III, № 19.
Н. И. Петров, «Описание рукописей Музея», стр. 183.
«Сборник матер. для истор. топогр. Киева». Отд. III, №21. Киевлянин, 2 кн., стр. 40–41.
Н. И. Петров, Опис. рукописей, стр. 181.
Описание рукописей, принадл. С. Т. Голубеву № 315.
Акт. Зап. Росс. т. IV, № 26.
Н. И. Петров, Опис. Рук. стр. 181. Описан. рукоп. принадл. С. Т. Голубеву № 317. 318. 319 и др. В настоящее время Гнилецкая земля представляет хутор Володарку, заключающий 27 десятин. В 1833 г., по ходатайству ректора Киев. Акад., Иннокентия Борисова, Гнилецкая земля была отдана из казенного в ведомство Киево-Братского монастыря.
Акт. Зап. Росс. т. II, № 97. Об этом мы говорили выше.
Акт. Зап. Рос. т. IV, № 26.
«Сборн. матер. для истор. топогр. Киева». Отд. III, № 19.
Рославичи, по догадке Похилевича, есть сокращенное Ростиславичи и своим основанием обязано одному из князей этого имени. «Киев. и Радом. Уезды», стр. 100–101; 115.
Акт. Зап. Рос. т. I, № 26 стр. 37–38.
Лебединцев, «Матер. для Ист. Киев. митр.» стр. 17–24. Похилевич, Киев. и Рад. уезды, стр. 102. 213.
Сборн. матер. для Истор. топогр. Киева, отд. III, № 19.
Похилевич, ibid. 66–67.
А. 3. Р. т. I № 26.
Акт. Зап. Рос. т. I, № 93.
ibid. № 26.
Похилевич, ibid. 22.
Ibid. 43 и 49.
Закревский, стр. 236.
Сохранившаяся в актовых книгах Выдубецкого монастыря заметка сообщает, что «митрополиты Киевские все добра монастыра Выдубецкаго под власть свою были подгорнули, и як бы то свои власнии кгрунта, часто крот уже и неспоминаючи, кому хотели раздавали, инши зась арендовали, а сему монастыреви, яко опустелому, иногда по частице тилько з добр Выдубецких на препитание заставляли, а иногда и ничого не вставили». Закревский, стр. 241.
«Сборн. матер. для истор. топогр. Киева», отд. III, № 19.
Акт. Зап. Рос. т. III №83.
Этот лист, хранящийся в Музее Киевской Академии (Описание рукоп. Петрова стр. 181) и нигде еще не напечатанный, мы приводим целиком: «Онисифор Петрович архиепископ митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси. Назнайшую сим моим листом всим вобец и кождому особна, где бы колвек и перед которым урядом сесь мой лист умонованый положен и оказан был, иж што за предков моих митрополитов Киевских кгрунты церковные селищо Хилимоновское над рекою Днером тамошним людем так слышу одно заставою пущоно, а другое через декрет его милости князя воеводин в некоторой суме пенязей всказано и подано, – чого бы водле права святого бытии не мело; иж на кгрунты церковные, яко на власную речу господскую кому пенезидавать, альбо выроками сумы пенезей усказовать; мог-бы ножный и окроме кгрунтов церковных служне на своем власном обойти и переставати. Итак, я прагнучи того всего всилносты о живота своего жебы за мере вси кгрунты церковные яким колвек способом и через кого колвек забранные выисканы будучи за се при церкви быж… росказал есми, – позволил и моць суполную даю и сим моим листом даю шляхетному пану Богушу Гулькевичу Глебовскому наместнику моему Софейскому у пана Остафъя Шкаревскаго селищо Хилимоновское у семидесяти копах грошей окупити, и другое селищо Багринов у Ходора Бирюза в деветнадцати копах, в сороку девети грошей и в пети пенезей окупити в моц, в держане и уживанье свое взяти и имя владати и от инших всяких кривд боронити, так як-бы я сам якожь я для лепшое веры в невности умопованому моему пану Богушу Гулькевичу Глебовскому наместнику моему Киевскому Софейскому и дал сесь мой поручоный и умоцованый лист под печатию моею и с подписом властное руки моео. Писан у Новагородку року п҃ мцⷭ҇а маия тридцатого дня. Онисифор архиепископ Киевский и Галицкий и всея Руси, рука властная». (Подлинник писан на бумажном листе скорописью. Внизу акта, по средине, приложена митрополичья печать, стертая. На обороте внизу отмечено: «лист умоцованый до права на выкупнее земьль Софейскому наместнику Богушу данный». А посередине более поздним почерком: «лист преосвященного митрополита Киевского Онисифора Петровича, которым позволяет Богушу намеснику, Софейскому Филимоновщину и Багринов выкупити 1580 мая 24 дня». Тоже попольски).
Описание рукоп. С. Т. Голубева № 374. 375.
То же №№ 376, 378, 381, 383.
Акт. Зап. Рос. т. I № 26. Вести. Зап. Росс. 1868 г. кн. 8-я. Архив Юго-Зап. России т. I ч. 4 стр. 46. Похилевич, ibid. стр. 254.
Акт. Зап. Росс. т. I № 26. Похилевич, Ibid. стр. 257.
Акт. Зап. Росс. т. I № 26. Ю-З. Росс. т. 2 ч. 3 стр. 283. Похилевич, Ibid. стр. 258.
Пр. Лебединцев, «Сборн. матер». стр. 17–24. Похилевич, 258.
В «Записи» читаем об этих селах следующее: «Истобьчане и Нежиловьцы 2 колоде меду, у Нежиловичох постольищина»; у «Мигальчдчах ведро меду дают»; «у в Унине Павел дает корайман меду, Захарья дает корайман меду, Ходыка ведро меду дает, Агафоник дает ведро меду»; «у Вельи шесть корайманов меду, а седьмой корайман, это коли берет».
Арх. Ю.-З. Рос. т. 4 ч. 1 стр. 248. 642. Пр. Лебединцев, 17–24. Похилевич, 178. 204. 206. 208. 209. 233. 235.
А. 3. Р. I. № 26. Арх. Ю.-З. Рос. т. 4 ч. 1 стр. 335. т. I ч. 4 стр. 47. Похилевич, 220. 191.
М. Макарий, «Ист. Рус. Церк.» т. IX стр. 385.
А. 3. Р. т. I, № 26. Пр. Лебединцев, 17–24 «Из прежних ревизий явствует, что г. г. Тыши на собственной митрополита земле основали следующия имения: прежде всего местечко Ходорков и село Кривое, а княжна Рожинская на этом же месте оселила Соколец».
«Дедкович дает 4 ведра меду»; «у Нородичох с Хотиновьской земли ведро меду дают»; «у Ноздриши с Полочаньской земли полтора ведра меду и поданье»; «у Сорокошичох 4 ведра меду дают»; «с Няневщины люди дают четырьнядное лукно, и тивуньщина и поданьа»; «у Булгаковичох 2 лукне чотырьпядных, а третее пятипядное»; «у Селци з Межирецькой земли 2 ведре меду и поданье»; «у Кодне Петр Дияков 2 кораймоны меду дает»; «у Чюднови з Дедковьщины 3 ведра меду».
Арх. Ю.-З. Рос. т. I ч. 4: 137.
Ibid. т. I ч. 4: 47; т. 3 ч. 2: 50, 115.
Ibid. т. I ч. 3: 212; т. I ч. 6: 570.
Ibid. т. I ч. 4: 48.
Ibid. т. I ч. 4: 48; т. I ч. 3: 315–319.
Ibid. т. I ч. 3: 19–20; Пр. Лебединцев, ibid. 17–24.
Арх. Ю.-З. Рос. т. VI ч. I № 18 стр. 40–44; А. 3. Р. т. I № 26 Пр. Лебединцев, 17–24.
Ibid.
Голубинский, I, 1, стр. 298.
Чистович, Очерк Истор. Зап. Рус. Церкви. I, 122.
А. 3. Р. т. III, пр. 86.
А. 3. Р. т. III, № 144; т. IV, № 36.
М. Макарий, И. Р. Ц. т. IX, 185–186.
Несомненно известно, что в начале XVI в. Слоним принадлежал к митрополичьей епархии. А. З. Р. И. № 77.
При поставлении Романа в митрополиты для Литвы Новогрудок был сделан его кафедральным городом (Acta Patriarch. Constant. I, 426). А м. Киприан в письме к преп. Сергию выражается о Новогрудке уже так: «Новый городок Литовский давно отпал»… (Прав. Собесед. 1860 г. II, стр. 97).
«Одное зимы митрополит Иона Глезнь в Менску бях» и дальше. Вилен. Арх. Сбор. т. VI, № 4, стр. 10.
Последнее известие о Галицком епископе встречается под 1414 г. (А. З. Р. т. I, № 12). Около этого же времени в Львове утвердилась резиденция латинского епископа Яна Решовского (Зубрицкий, 238). Поэтому, закрытие Галицкой кафедры относится ко времени около 1414 г. Так как праздным местом заведовала обыкновенно высшая власть и так как Галицкая епископия называлась митрополией, то по упразднении она и составила участок епархии митрополичьей.
Supplem. ad Hist. Russiae monum. № 50. 137.
А. 3. Р. т. II № 10. 51, 55.
А. 3. Р. т. II № 197 и 198. Supplem. ad. Hist. Rus. mon. № 56.
А. 3. Р. т. II № 201. Supplem. ad. H. R. mon. № 57.
А. 3. Р. т. III № 146.
Антонович, «Монографии» т. I, 245.
За исключением небольшой восточной полосы, которая принадлежала к епархии Полоцкой.
Антонович, Ibid. 245.
М. Макарий, Ист. Рус. Церкви, т. IX, 131.