Раздел II. Возрождение оккультизма

С наступлением христианской эры в человеческом обществе постепенно отмирали духовные и культурные ценности языческой религии. В упадок и забвение пришли оккультные идеи и практика, и на протяжении тысячи лет христианское сознание не возмущалось соблазном оккультизма.

Христианская вера за несколько веков охватила весь цивилизованный мир. Христианство дало человеку новые идеалы совершенства, совершенства любви и чистоты духовно-нравственного состояния. «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный» [Мф. 5. 48]. Любовь, мир, незлобие, духовно-нравственная чистота – вот главные и необходимые условия для достижения духовного совершенства.

Первое тысячелетие христианства дало миру миллионы подвижников благочестия, которые своими подвигами и пустыни сделали духовным цветущим садом. Они утверждали веру в весях и городах, в населенных и пустынных местах, отовсюду изгоняя ненависть, злость, вражду, нечестивую жизнь, насаждая веру, любовь и благочестивую жизнь. «Видел я, – пишет церковный историк Руфин, – в Египте отцов, живущих на земле и проводящих жизнь небесную» [105, 51].²⁴³ В житии прп. Саввы Освященного повествуется, как этот подвижник своею жизнью, верой и молитвой боролся против бесов так, что лукавые духи и в пустынных местах не имели покоя. Однажды, когда преподобный молился, бесы закричали: «О горе! что мы терпим от тебя, Савва! Мало тебе было заселить долину при потоке, мало тебе было пещеры и скалы: ты и пустыню, через которую проходил, сделал обитаемой! Ты и сюда пришел в наше жилище, чтобы изгнать нас отсюда! Вот, мы уже уходим отсюда, не можем противиться тебе, потому что тебе помогает Бог!» [74, 137].²⁴⁴

Христианство оказало огромное влияние на духовное переустройство человеческой цивилизации. Этот реальный факт неоспорим. В течение первого тысячелетия христианская проповедь зазвучала во всех уголках цивилизованного мира. Вся Европа к концу тысячелетия стала христианской. Азия первоначально также быстро была оглашена Евангельским благовестием, нога апостолов ступила даже на территорию Индии.

Пеструю картину представляла Африка: от великих подвижников Нитрийской пустыни до языческих племен с их дикими нравами. В причте о сеятеле Христос показал разные степени восприятия Евангелия, что вполне можно отнести и к народам, так как каждый народ со своими устоями, традициями, духовной чистотой представлял нечто единое целое. Отвержение христианских идеалов тем или иным народом в целом можно рассматривать и как сознательное неприятие Евангелия, противление Христу каждым представителем нации в отдельности, как современника апостольского благовестил, так и его потомков в своем лице. Так, основная масса еврейского народа не приняла христианскую проповедь и в лице нации превратилась из богоизбранного народа в народ проклятый, и не только во времена распятия Христа, но и на протяжении всей последующей истории. Такая картина наблюдается и в Китае, Индии, Персии. Когда бы ни было проповедуемо Евангелие в этих странах, оно отвергалось как всей нацией в целом, так и в большинстве отдельными представителями в частности. В этих странах проповедь христианская успеха не имела. До сих пор там господствует языческое, оккультное богопочитание. Европа же полностью покорилась Христу. Пройдя через горнило испытаний и мученичества, гонений и преследований, христианство в первом тысячелетии утвердилось и расцвело, давая человеку самое ценное – возможность достичь свободы от греха. Но этой свободы человек достигал в борьбе с диавольскими искушениями и напастями. Диавол никогда не прекращал борьбы против человека, и всегда, как только человек расслаблялся, он становился рабом диавола и зла.

«Римская империя достигла высшего расцвета во втором веке после Р. X., во время правления целого ряда умных и энергичных императоров, начиная с Траяна и кончая Марком Аврелием» [57, 1912].²⁴⁵ Однако с конца царствования Марка Аврелия появились признаки упадка империи. Споры и раздоры из-за власти и порядка престолонаследия расшатали государственную власть. «Лучшие императоры III века почти все были умерщвлены взбунтовавшимися солдатами» [57, 1].²⁴⁶

К IV веку в результате постоянных войн приходит в упадок городское и сельское население. Армия состоит в основном из иноплеменников, в частности из германских племен. В V веке Западная Римская империя подверглась опустошительным набегам со стороны диких племен, основавших затем на ее обломках свои национальные государства. Политические перемены обусловили во многом и упадок духовной жизни. «Под влиянием войн и проникающих в империю варварских масс нравы и вкусы грубеют, умственные интересы притупляются, науки и искусства приходят постепенно в почти полный застой» [57, 3].²⁴⁷

В период расцвета и могущества Римской империи, на северо-восточной ее окраине формировалась сила, которая вскоре привела к крушению ее западной части. Севернее Рейна и Дуная в силу неизвестных причин начался бурный рост народонаселения. Этот процесс происходил так быстро, что избыточному населению приходилось покидать родные места и искать себе новые пристанища, продвигаясь постепенно на Запад. При этом пришельцы не только оседали в необитаемых местах, но и вступали в конфликт с местным населением, грабили его, разоряли, изгоняли или уничтожали.

В это время столица империи находилась уже в Константинополе. Императоры, не видя прямой угрозы своему существованию, часто вступали в переговоры с этими племенами, поселяли их на территории империи, приглашали служить в императорской гвардии. Но это не могло остановить нашествие диких племен на империю. Первыми племенами, которые оккупировали западную часть империи и неоднократно грабили и сам город Рим, были вестготы и остготы. За ними пошли гунны, вандалы, лангобарды, франки, бургунды, аланы и другие племена. В V веке на смену германским племенам пришли гунны, которые подвергли всю западную часть империи полному опустошению, особенно при этом отличился один из предводителей гуннов, Атилла. Гуннов сменили вандалы, а затем снова германские племена.

Рим каждый раз подвергался страшным грабежам. Так, в 455 г. вандалы в течение четырнадцати дней грабили и опустошали Вечный город. Особых успехов добились остготы под предводительством Одоакра. Этот вождь некоторое время жил в Италии и даже служил в императорской палатинской гвардии. В 476 году он захватил Рим и отправил в ссылку в Неаполь последнего римского императора Ромула Августула. Добился от Константинополя чина наместника императора и провозгласил себя королем. В 493 году в результате военного конфликта его сменил Теодорих, который был наместником до 526 года. А в целом власть остготов в Италии длилась до 555 года.

В таких сложных политических условиях христианская церковь также терпела бедствие. Так, желая ослабить натиск на империю и превратить варваров из врагов в друзей, императоры всячески способствовали распространению христианства среди этих народов. Дикие племена принимали христианство, но долгое время продолжали соблюдать и свои языческие ритуалы, нарушая этим чистоту христианства.

Кроме этого, христианство, особенно на Востоке, потрясали ереси, и варвары зачастую принимали христианство не в чистом виде. Все это способствовало тому, что простой народ находился в весьма затруднительном положении. «Люди, живя среди стольких бедствий, во взоре своем отражали смертельную тоску своих душ, ибо, помимо всех горестей, которые им приходилось переносить, очень и очень многие не имели возможности прибегнуть к помощи Божией, надеждой на которую живут все несчастные: ведь по большей части они не знали толком, к какому богу обращаться, и потому безо всякой защиты и надежды жалостно погибали» [135, 15].²⁴⁸

Среди этих бедствий и скорбей на высоте духовности и нравственности, а порой и политического влияния на Западе оказались римские епископы. Первые преемники апостолов на Римской кафедре за святость своей жизни и творимые ими чудеса были так почитаемы, что авторитет Римского первосвященника достиг небывалой высоты и передавался из поколения в поколение. Кроме того, в сложных политических условиях римские епископы не только хранили в строгости чистоту христианского вероучения, но и активно включились в общественно-политическую жизнь и стали главными защитниками населения и города от разорения варварами. «В эти тяжелые времена папы явились истинными защитниками несчастного населения. Они оберегали его от хищничества византийских чиновников, они помогали ему исправлять вред, наносимый набегами лангобардов, они организовывали защиту против этого страшного врага, они брали под свое покровительство всех униженных и оскорбленных. Постепенно в глазах итальянского населения, особенно римского и прилегающих к Риму областей, папа превратился в верховного главу и защитника, от которого только и можно было ждать помощи» [57, 20].²⁴⁹ Этим папы еще больше укрепили свой авторитет.

Таким образом, исторические обстоятельства благоприятствовали тому, что папа из духовного отца превращался в светского правителя. Он взял на себя тяжесть светской власти и затем поставил ее на первое место, всячески оберегая ее, храня и усиливая. Это было необходимо в силу создавшихся политических условий, но эти же обстоятельства обусловили зарождение в римском епископе духовного недуга – властолюбия и гордости.

Первоначально папы подчинялись императорам и королям и не обладали тогда иной властью, кроме духовной, которой они пользовались благодаря всеобщему уважению к их жизни и учению. Положение изменилось при короле готов Теодорихе (493–526), когда он перенес столицу из Рима в Равенну. Рим остался без правителя, и народ все чаще начал прибегать под защиту папы. В этот период папы добились того, что первенство чести осталось за римской церковью, а не равеннской, а это создало благоприятную почву для укрепления и власти политической. С нашествием на Италию лангобардов страна раздробилась на несколько королевств, а Рим становится фактически вотчиной пап. Константинопольский император, лангобарды, франки проявляли к нему уважение и вели с ним переговоры. Папы при этом, как представители римского народа, становились на один уровень с королем и императором и вели переговоры на равных. Так папы становились друзьями то византийцев, то лангобардов, то франков, и их значение от этого лишь увеличивалось. Постепенно папы втягивались в межгосударственные интриги и проявили себя на этом поприще как одаренные политики.

В понтификат папы Стефана (752–757) лангобарды, нарушив мирный договор, вторглись в пределы Италии, заняли Равенну и повели войну против папы. Стефан обратился за помощью к королю франков Пипину, с этой целью он предпринял трудный и опасный поход в королевство. Приехав к Пипину в аббатство Сен-Дени, он помазал на царство короля и двух его сыновей и возвел их в сан патрициев. Конечно, это мало что прибавило к политическому весу короля, но с тех пор возникло новое понятие: святость королевской власти. Пипин дважды посылал войска в Италию, разбил лангобардов, взял Равенну и, вопреки воле византийского императора, отдал ее папе вместе со всеми ее владениями. С этих пор в Равенну не являлись и константинопольские экзархи, и она управлялась по воле римского первосвященника.

Папы, стараясь защитить свои земли от посягательств как со стороны Константинополя, так и со стороны лангобардов или других племен, вели переговоры то с одной стороной, то с другой, натравливая их при этом друг на друга. Со временем они так преуспели в этом, что это сделалось главным козырем их политики, но, к сожалению, в свою очередь, приводило к вырождению христианских принципов жизни римских первосвященников. Итальянский государственный деятель и философ средневековья Николо Макиавелли пишет по этому поводу: «Таким образом, все войны, которые в то время варвары вели в Италии, были в значительной мере вызваны римскими первосвященниками, и все варвары, нашествиям коих она подвергалась, бывали ими же и призваны. Так же ведут себя они и поныне, и именно из-за этого Италия остается раздробленной и бессильной» [135, 22].²⁵⁰

Чувствуя усиление своей власти, папы каждый раз все настойчивее требовали безусловного примата своей власти и над епископами сначала западного, а затем и всего христианского мира. Вскоре после смерти Пипина папа рассорился с лангобардами, и те вторглись в пределы папской области. Тогда папа Андриан (772–795) обратился за помощью к сыну Пипина Карлу. Карл перешел через Альпы, разбил лангобардов, взял в плен их короля Дезидерия и отправил его во Франкское королевство. «Затем он отправился в Рим посетить папу и там объявил, что римский первосвященник, как наместник Божий на земле, не может быть судим судом человеческим; папа же и римский народ провозгласил Карла императором. Таким образом, Рим снова получил императора на Западе, но теперь уже не папа нуждался, как раньше, в помощи императоров, а императору требовалась поддержка папы в избрании. По мере того как императорская власть утрачивала свои прерогативы, они переходили к церкви, и благодаря этому с каждым днем усиливалась ее власть над светскими государями» [135, 23–24].²⁵¹ В 800 году, на знаменитой рождественской церемонии, в базилике св. Петра папой Львом III (795–816) был коронован на императорский трон Карл Великий (768–814). Таким образом, Запад получил снова своего императора, а папа стал главным арбитром в политике Запада. «Что бы не думал сам Лев, возлагая корону на голову Карла Великого, он совершил решительный шаг из всех пап, даровав папству активную роль в формировании европейской истории. Преднамеренно или непреднамеренно, но он дал начало процессу, который возвысит святейший престол до вершин его средневекового могущества: до полного расцвета неограниченной и могущественной теократии, от которой зависит судьба королей и императоров» [178, 72].²⁵²

Папы, приняв светскую власть, тем самим подтвердили и легализовали тот факт, что в деле духовно-нравственного возрастания западной церкви произошел сильный надлом. В Европе начался период духовного расслабления человека, а затем и упадок веры и вырождение христианских принципов жизни. Очевидно, иссякли и оскудели средства борьбы, исчезла ревность, возросли соблазны, человек начал терять христианскую веру. В этом процессе играли роль многие обстоятельства и причины, но самая главная причина состояла в том, что изменился качественно духовный институт христианства – церковь и благодать Божия оскудели в первую очередь в сердцах высшего духовенства.

Одновременно с расцветом папской власти возникает новое, чуждое христианскому духу учение о примате папства. По мнению некоторых историков, история классического папства, как особого явления в католической церкви, начинается лишь со времен средневековья.

Папа – духовный владыка – становится и светским владыкой, т. е. он приобретает в некотором роде абсолютную власть. Эту власть он ревниво оберегает, защищает и для этого, если возникает необходимость, использует все допустимые и недопустимые средства, как духовные, так и политические, в том числе и вооруженные силы, чтобы удержать эту власть в своих руках.

Здесь папа превзошел всех политических и духовных лидеров, которые когда-либо в истории человечества стремились к власти. В его руках была сосредоточена как духовная, так и политическая власть, которой он пользовался безгранично. В духовном плане он – наместник Христа на земле, святой, непогрешимый, власть его над церковью безгранична. Папа выше соборов, следовательно, выше Святого Духа. Он – бог католической церкви. Кто еще выше него может быть на земле?! В политической области он светский правитель, король и, более того, высший арбитражный судия, он выше королей, они должны не просто подчиняться ему, но подчиняться беспрекословно.

В борьбе за власть папа не гнушается действовать нехристианскими методами борьбы. Цель – власть, она оправдывает все средства. Само христианство становится не целью для папы, а средством для достижения отнюдь не христианской власти. Власть папы становится высшей категорией добродетели. Любое преступление может быть допущено и прощено, но не посягательство на папскую власть. В таком положении папа становится на одну плоскость с оккультизмом, но при этом намного превосходит его в своих достижениях.

Ни одному языческому жрецу, ни одному оккультному адепту не удалось взойти на такую высоту совершенства и достичь такой полноты власти, сосредоточив в своих руках подобные рычаги управления. В этом отношении папа превзошел египетских жрецов, халдейских магов, предводителей и организаторов древнегреческих тайных союзов и мистерий, а в отдельные периоды истории – даже римских императоров. Для адепта оккультизма конечной целью является достижение абсолютной власти и самообожествление. Притязания папы превзошли все ожидания оккультистов. И неудивительно, что в свою очередь многие папы ничем не отличались по своему духовно-нравственному облику от оккультистов. В результате в среде высшего католического духовенства, и в первую очередь при папском дворе, процветали злоба, сребролюбие, вражда, перерастающая в войны и междоусобицы с преступными методами их ведения, подкупом, заговорами, предательством и иными пороками. Папство извратило христианские принципы, и жизнь папского двора ничем не отличалась от жизни оккультных обществ.

Особого размаха властолюбие пап достигло к началу второго тысячелетия Христианской эры, в понтификат Григория VII. Папа Григорий VII был избран на римский престол в 1073 году. После своего избрания понтифик поставил перед собой отнюдь не христианскую задачу: достичь абсолютного превосходства на духовном и политическом поприще. По мнению многих исследователей, «эта концепция явно исходит из того, что папская верховная власть, как результат длительного исторического развития, в действительности стала цельной во всех отношениях» [59, 109].²⁵³

Григорий VII не впервые, но в новой плоскости и с особой силой поставил на повестку дня учение о примате папы, и на службу этой цели поставил богословие. «Григорий VII, следуя своей исторической концепции, опирался на идеи св. Августина, Григория I и Николая I, но пошел гораздо дальше них, захваченный идеей великой империи, управляемой папой. Целью Григория VII стало создание такой христианской вселенской империи, где правление над князьями и народами будет возложено на папу, где папа и император действуют вместе при главенстве папы. Это практически означало, что папа считает себя главой христианского универсиума» [59, 100].²⁵⁴

Программа понтификата Григория VII была изложена в документе под названием «Диктат папы» и утверждена на Латеранском соборе в 1075 году. Великая хартия папы провозгласила также и приоритет последнего над собором. Каждый из 27 пунктов, составляющих этот документ, утверждает ту или иную позицию власти папы. Папская власть распространяется как на церковь (только Римский папа вправе называться вселенским, п. 2), так и на государства (папа вправе низлагать императоров, п. 12). Исходя из этой доктрины, можно заключить, что цель и задача папы ничем не отличались от устремлений оккультистов, только папа далеко превзошел их в реальных достижениях. Более того, папа претендовал на роль божества на земле. Он наместник Христа, непогрешим, святой. Он правильно все судит, следовательно, обладает совершенным знанием и ведением как явным, так и тайным. Папа обязательно достигает бессмертия – жизни вечной, так как он уже здесь, на земле, обладает степенью святости (Римский папа... несомненно, станет святым, п. 23) [59, 101].²⁵⁵ Но все это хотя и играет роль, но не главную. Самое главное – это власть. Власть, узаконенная Богом, не ограниченная никем, простирающаяся в вечность.

Утвердив примат канонически, папы перенесли свои усилия в политику. После успешного завершения сражений со светской властью папы попытались расширить и утвердить свое собственное королевство – Христианскую республику во главе с папой, которая бы главенствовала над всеми остальными государствами. «Христианская мировая империя – в соответствии с представлениями Григория VII и его преемников – должна была включать в себя все человечество. Ядро ее образовало объединение христианских народов. А для расширения империи служили завоевательные походы (крестовые) и миссионерская деятельность церкви (через монашеские ордена). Основой единства выступала общая вера, общий духовный вождь, папа. Врагами империи считались те, кто стоит вне вселенской церкви: язычники и еретики» [59, 117].²⁵⁶

Для поднятия своего авторитета папы использовали все средства. Так, они поставили на службу своим интересам и стремление христианского народа к духовному возрождению, в частности Клюнийское движение, хотя это в конечном итоге привело к деградации самого движения. Интронизация папы оформилась в коронацию – возложение на голову тиары. Также римский епископ вводил в обиход и внешние атрибуты, которые бы утверждали величие папы. В богослужении католической церкви утверждается только один язык – латинский и одна литургия – римская. Он подчеркивал особое значение в самом названии «папа», называл себя Наместником Христа. В провинции посылаются папские легаты, ограничивая тем самым власть епископов на местах.

Это стремление к безграничной власти носит явно не христианский характер, ибо всякий раз при попытке пап его осуществить оно порождало и порождает грехи, страсти и пороки, преступления, войны и разрушения, вражду, ненависть, нестроения даже до сегодняшнего дня. Таким образом, основные принципы христианства, а по сути, все христианство папы превратили в средство для достижения абсолютной власти.

Какие страсти должны рождаться при этом в человеке? Естественно, такие же, как и у египетских жрецов, персидских магов, греческих мистов, философов-пифагорейцев и прочих оккультистов всех мастей и рангов как прошлого, так и настоящего. И недаром Петр Дамиан, современник папы Григория VII, с презрением относился к нему, «называл фанатичного монаха, попавшего на папский престол, святым сатаной» [59, 108].²⁵⁷ А во времена Реформации враги католической церкви называли папу тем же именем, но уже без прилагательного «святой».

В 1198 году на папский престол вступил Иннокентий III. Он отвечал всем требованиям папского духа, был ученым теологом и юристом, разбирался в политике и обладал неограниченной потребностью папской власти. Как считает большинство исследователей, Иннокентий III почти осуществил мечту папизма «о мировом господстве папы», которую лелеял его предшественник Григорий VII. «Он превзошел своих предшественников в области практического осуществления политической власти папства... Иннокентий III считал себя не только наместником Христа, но и главой христианского мира. Он вмешивался в каждое важное событие своей эпохи, брал на себя роль всемогущего арбитра по сохранению или восстановлению Богом данного строя. Иннокентий III утверждал: во главе каждой отдельной страны стоят короли, но над каждым из них восседает на троне святой Петр и его наместник – папа, который, будучи сюзереном, жалует императорство» [59, 129].²⁵⁸

Поэтому папа и вмешивался во внутренние дела других стран, в том числе и Киевской Руси. Возможно, с этой же целью он продолжил и крестовые походы, и по его благословению был разграблен в 1204 году Константинополь и поруганы христианские святыни. Вся жизнь, все силы и средства были направлены им на осуществление единственной цели – достижение абсолютной власти.

Эта цель, как известно, не христианская, эта цель бесовская, стремление, более присущее последователям оккультного знания, поэтому и неудивительно, что впоследствии папскую инициативу перехватили иные политические деятели. Папские средства достижение власти они взяли на вооружение. Началась кровавая борьба. Эта борьба усугубляла и так довольно пошатнувшееся духовно-нравственное положение католической церкви и всего западного христианства. Христианские принципы – вера, надежда, любовь, милосердие, смирение – вырождались, а на смену им пришли принципы оккультные: богохульство, разврат, вражда, ненависть, жестокосердие, бесопоклонение, тайное и явное.

Разве могли короли и их вассалы сохранить веру христианскую, идеалом которой считал себя папа, если они вынуждены были не по своей воле, а по произволению папы вести с ним кровавые разборки. Могла ли в них сохраниться любовь к папе как к епископу христианской церкви, как к слуге божьему? Напротив, это рождало у них лютую ненависть к папству, а вместе с ней и ко всему христианству в целом: к вероучению, принципам жизни, таинствам и всему святому. Все это усугубляло общий упадок христианства на Западе. Так, в частности, в католическом вероучении возникло чуждое христианскому духу направление – схоластика. «Внешнее противопоставлялось внутреннему, земное – небесному. На этой двойственности основывались и великие систематизации. В поэзии – Данте, а в философии – св. Фома Аквинский (1225–1274) с помощью разума хотели установить мост между Небом и Землей, между знанием и верой» [59, 152].²⁵⁹

Схоластика (греч. scholasticos – школьный) – средневековая «школьная философия», представители которой – схоласты – стремились рационально обосновать и систематизировать христианское вероучение. Для этого они использовали идеи античной философии (Платона и особенно Аристотеля, взгляды которого схоласты приспосабливали к своим целям).

Исторически схоластика разделяется на несколько периодов: для ранней схоластики (ХI-ХII вв.) характерно влияние неоплатонизма (Эриугена, Ансельм Кентерберийский). В пору «классической» зрелой схоластики (ХII-ХIII вв.) господствовал «христианский аристотелизм» (Альберт Великий, Фома Аквинский). Представители поздней схоластики (ХIII-ХIV вв.) выступали против томизма (Дунс Скот), противопоставляя ему теорию двойственной истины.

Схоластическое направление возникло на почве увлечения философией античности. Перед западным человеком как откровение предстали Платон, Аристотель, Плотин, Боэций и др. философы. Среди ученых поклонников античной философии в первую очередь были монахи католической церкви. Увлекаясь философией, они увидели в ней некую прекрасную гармоничную картину, средство интеллектуального удовлетворения. Затем, смешивая духовные и интеллектуальные потребности, они решили построить такую же гармоничную систему понятий и отношений в богословии. Возникло целое направление схоластической мысли. Это направление схоластов стремилось не к чему иному, как к такому философскому учению, в котором истина церковных догматов должна была найти свое оправдание перед разумом. Кроме этого, схоластики стремились с помощью разума, интеллекта познать Бога. С этих позиций они пытались доказать бытие Божие, рационально построить завершенную и совершенную систему богословия. В любом случае речь шла о стремлении раскрыть Бога как вещь, которая поддается исследованию.

Уже одно то, что задачей своей схоластика ставила познание Бога и в этом видела средство духовного удовлетворения и достижение совершенства, она смещала акценты в христианском понимании цели жизни, извращала и выхолащивала истинное понимание христианства. Ибо в христианстве цель жизни состоит не в том, чтобы познать интеллектуально, или разумно, что есть Бог, а изменить себя так, чтобы воспринять благодать Божию, которая, если войдет в человека, всему его научит и восполнит недостаток человеческих сил, в том числе и в понимании разумном.

Ап. Павел требует от христианина понимания того, что есть воля Божия. Не Бога подстраивать под себя, а себя изменять и готовить, как сосуд для драгоценного благовония. Для христианина нет сомнения, что Бог не скрывает себя от человека, но для того, чтобы познать Бога, нужна не философия, и не теология, а покаяние, слезы, смирение, жизнь по заповедям; лишь при наличии всего отмеченного у человека Бог будет готов снизойти в его сердце. Божественное присутствие – это не результат труда и усилий человека, а дар Божий.

Схоластика исходит из принципиально ошибочных предпосылок. Она базирует свое учение и логические доказательства не на опыте христианских подвижников, а на философских системах античности. И, естественно, в этом случае на первое место выступает не сила бытия, чистота жизни, не следование заповедям Божиим, а сила разума, интеллекта. Схоластик стремится не максимально почувствовать благодать Божию, а максимально понять ее.

Благодать, блаженство, счастье можно ощутить, но до конца понять нельзя, а схоластика хочет не столько войти в состояние чистоты и благодати, сколько понять ее разумом. Согласно схоластике, Бога можно познать как через философию, так и через откровение. Но для того чтобы философ познал Бога, необходимо согласование выводов разума с христианским учением. В христианстве тайны Божия домостроительства познаются не столько напряжением ума, сколько силой Бытия, чистотой сердца. Можно знать наизусть все Священное Писание и при этом быть неверующим, можно прочитать множество раз одно и то же место из Евангелия и ничего не понять, а можно прочитать один стих и понять все, и так, что изменится вся жизнь человека. Из житий святых известен случай, когда одному каявшемуся грешнику для размышления о покаянии дали изучить первые три стиха из первого псалма Псалтыри «Блажен муж...» И эти три стиха при его внутреннем усилии, покаянии и слезах потрясли его и изменили всю его жизнь, через них он понял и сердцем, и разумом свое внутреннее состояние и что есть воля Божия.

Здесь нет философской истины, нет мистического откровения, нет экстаза, но есть то откровение, которое совершается в глубине человеческого сердца и изменяет не состояние человеческого разума, но состояние человеческой жизни. В человеке происходит откровение своего духовного падения и возникает раскаяние, плач, сокрушение и желание исправиться. В результате человек начинает понимать по-иному ценности человеческой жизни, – просветленным и очищенным от греха разумом.

Этого нет в схоластике, там все мертво, детерминировано, рассчитано, предусмотрено, там упоение, уверенность в своей правоте, напряжение ума, но там нет духовных подвигов – заслуги самого человека, нет плача, слез, осознания своего ничтожества. В схоластике нет живой веры, но есть напыщенная самоуверенность. Фома Аквинский – столп схоластики – обращает внимание на воображение и утверждает, что в изучении Закона Божия оно является сокровищницей. Но в этой сокровищнице могут созреть такие плоды, которые прямым путем введут человека в состояние прелести.

На первое место в своем учении Фома ставит проблему познания Бога. «Познание Бога, – считает Фома, – или ангелов... есть чистое и целостное интеллектуальное созерцание... Человеку лишь на большой духовной высоте и ценой больших усилий доступно такое чистое интеллектуальное созерцание» [178, 212].²⁶⁰ Он делает попытку проникнуть в тайну сокровенной жизни Бога – Троицы. «Конечное и совершенное блаженство человека состоит в созерцании Божественной сущности» [178, 245].²⁶¹ Но цель Фомы определена ложными предпосылками, он явно смещает акценты духовной жизни христианина.

Однажды ап. Филипп попросил Христа: «Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас» [Ин. 14, 8]. В ответ Христос поучал учеников: «Верьте мне, что Я в Отце и Отец во Мне»... Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди... Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюся ему Сам» [Ин. 14, 11–21]. В этом и состоит цель человеческой жизни. Богоявление совершается только через исполнение заповедей Божиих, и не по требованию или усилию человеческого желания, а как дар, награда Христа. Не человек определяет созерцание Бога, а Бог исключительно по своей любви и благому произволению снисходит в сердце человеческое. Но перед этим Он стоит и стучит, чтобы человек очистил свое сердце от грехов.

При оскудении духовной жизни на Западе эти истины христианской жизни были забыты, поэтому и схоластика прочно укоренилась в сознании католической церкви. В действительности это привело к тому, что богословие схоласты низвели к философским силлогизмам и сделали попытку «философского обоснования учения церкви» [49, 11].²⁶² Такой ход способствовал тому, что в дальнейшем в философии появились критические замечания в отношении богословия.

В саму схоластику вторгся элемент, с помощью которого намеренно стремились отделить философию от богословия и тем подорвать изнутри саму сущность традиционной науки. Меняется шкала ценностей, и философия начинает считаться более значимой наукой, чем богословие. Сначала в схоластике родилась идея двойной истины, которая гласила, что философия имеет свою истину, богословие свою, и эти истины не противоречат друг другу. Идея двойной истины затем переродилась в такое понимание, что не всегда истина философская сопоставима с истиной богословской. В конечном итоге родилось направление, которое утверждало превосходство философской истины над богословием.

Критики схоластики пытались доказать, что с помощью разума Бога постичь нельзя, в этом отношении они были правы, но они шли дальше и считали, что если постичь Бога разумом нельзя, то его можно постичь, познать другими способами, например, мистическим озарением или посредством экстаза; но в конечном итоге все сводилось к тому, что человек должен осознать, познать, понять Бога посредством любых методов, даже оккультных.

Из среды таких критиков вышел Дунс Скот, основоположник номинализма. (Номинализм – учение, которое утверждает, что реально существуют только реальные, отдельно взятые вещи с их индивидуальными качествами. Общие же понятия о них не отражают реальной действительности и являются только нашим вымыслом.) Еще один критик – схоластик Уильям Оккам резко выступал против папских притязаний. Кроме этого, из самой разлагающейся схоластики вышли и более радикальные критики, которые отрицали не только папские притязания, католическое схоластическое богословие, но и христианство в целом, и признавали в качестве достоверных средств познания и истины магию и алхимию. Так, антисхоласт Роджер Бэкон считал, что человек должен увеличивать свою власть над природой, и в этих целях он может пользоваться магическими приемами. За свои взгляды и учение он особо почитаем в оккультизме и входит в число «учителей тайной науки».

Восхваляя Фому Аквинского и канонизируя схоластическое богословие, папство направило церковный корабль по заведомо неправильному курсу. Схоластическое богословие было папам выгодно, ибо посредством схоластического рассуждения проще было доказать свой примат, обосновать свое право на абсолютную власть и убедить паству в непогрешимости папского престола.

Чудовищно извращая главные догматы христианства, в частности догмат о Спасении, папы поставили их на службу не православных, а скорее, оккультных стремлений к достижению абсолютной власти. Они претендовали на статус богов именно на земле, и именно сейчас, и как можно скорее и легче; это являлось свидетельством духовного упадка церкви и причиной духовного упадка общества.

Примеры из жизни папского двора, деятельности соборов Римо-католической церкви, духовно-нравственного состояния общества ХIV-ХVII веков – все свидетельствовало о том, что в этот период возрождения оккультизма началось вырождение христианства на Западе. Вместо христианских ценностей, веры, надежды и любви, стали утверждаться ценности чисто оккультные. Католическая церковь в лице пап, в погоне за властью и богатством, потеряла связь с наследием христианской церкви во всей его полноте и отошла от Священного Предания, заменив его своим собственным.

В период борьбы пап за власть на Западе не знали и не хотели знать о святоотеческих подвигах и святоотеческом наследии. Более того, понятие о христианской духовной жизни как подвижнической борьбе со страстями и грехом было для западного духовенства, а тем более папства, чуждо и неприемлемо. Так, еще преп. Иоанн Кассиан Римлянин в своих трудах пишет, что многие истины, которые он услышал в поучении восточных подвижников, на Западе неизвестны и о них никто и не слыхал.

Достоинство пап определялось совсем иной шкалой ценностей, в корне отличающейся от христианской. Папский престол отныне сделался пристанищем выдающихся, но, как правило, хитрых и коварных личностей. Они своим поведением и жизнью установили новый принцип существования католической церкви, когда произошло разделение нравственности и интеллектуальной жизни. Для христианского образа жизни характерно то, что одаренные личности обладали и высокими духовно-нравственными качествами – это было правилом церкви. Папы же превратили папский престол из духовного в светский, отбросив духовно-нравственные качества как ненужный груз. Папы сместили акценты христианского учения и жизни. На пёрвое место они поставили власть, и задачей своей считали удержание этой власти в своих руках любой ценой.

В восточной Церкви есть много противоположных примеров. Так, свт. Григорий Богослов, заметив недовольство среди епископов в связи со своим избранием на патриарший престол, добровольно оставил его ради сохранения мира в церкви. Извращения же католицизма в стремлении к власти достигли таких размеров, что на папском престоле в принципе уже не мог удержаться глубоко верующий человек.

Так, в силу исторических обстоятельств, в 1294 году на папский престол был возведен известный католический отшельник Пьетро дель Мурроне под именем Целестина V, которого специально отыскали в надежде, что он сумеет приостановить духовно-нравственное падение католической паствы. Он был христианином, чуждался политики и подвизался в полном одиночестве в Абруцких горах. Оттуда его обманным путем выманили Карл II Анжуйский и сын его Карл Мартелла, извечные противники папской республики, думая, что, поставив на престол благочестивого папу, они смогут спокойно управлять своей территорией, которую постоянно оспаривали папы. Но, когда отшельник стал папой, он пришел в ужас от навалившихся на него трудностей и от сложности необдуманно взятой на себя задачи. «Опасаясь за свое духовное спасение, он принял решение добровольно отказаться от папского престола... Таким образом, святой папа 10 декабря 1294 года официально объявил о своей отставке, облачился в свою одежду отшельника и, счастливый, поспешил возвратиться в горы» [59, 148].²⁶³

Новый папа Бонифаций VIII отвечал всем современным требованиям папского абсолютизма, но его трудно даже назвать христианином. «Бонифаций VIII был иерархом, созданным для власти, и он проявил себя сухим, холодным и бесчеловечным высшим пастырем. Безмерно он любил две вещи: деньги и своих родственников» [59, 148].²⁶⁴ Этот папа, как антипод своего предшественника, не мог насладиться властью до тех пор, пока не нашел и не заточил в крепость Фумоне бедного отшельника, папу Целестина V, где тот вскоре и скончался.

Осуществляя свои планы абсолютной власти, папа Бонифаций VIII неоднократно вступал в кровавые вооруженные стычки с королем Франции. После очередной победы папа торжественно въехал в Рим, как некогда въезжали римские императоры, и проклял своих врагов. «Но властолюбие папы было не просто безмерно, оно было патологически болезненно и свело папу в могилу» [59, 152].²⁶⁵ Через несколько недель после триумфального входа в Рим папа скончался, как считают исследователи, от пережитого волнения; некоторые из них утверждают, что перед смертью папа сошел с ума.

Примеров безнравственной и аморальной жизни католических иерархов и представителей монашеских орденов довольно много. Они свидетельствуют об отступлении от истинного Предания католической церковью в целом.

Духовно-нравственный облик римского священнослужителя того времени свидетельствует о глубоком кризисе, упадке христианской веры и жизни в Европе. Начиная с папы и кончая простым аббатом, священство было пораженно в первую очередь недугом корыстолюбия. Ульрих фон Гутген, беглый монах XV века, писал: «Все грехи, несчастья существующего мира могут быть сведены к одному общему корню – корыстолюбию. Оно оживотворяет традиционные пороки и производит новые» [103, 54].²⁶⁶

История подтверждает истинность рассуждения беглого монаха. Почти все папы были поражены любостяжанием и властолюбием. На этой основе они творили новые виды преступлений и отступлений от канонов христианской церкви и утверждали их законодательно. Так, начиная с папы Бонифация VIII, в римской курии утверждается практика непотизма, главная цель которой – приумножение имущества пап, преемственность папской власти в кругу семьи пап. Наибольшего успеха в стяжательстве достиг папа Иоанн XII (1316–1334), его доход составлял 250 000 золотых гульденов, что делало его одним из наиболее богатых людей своего времени. Данте писал о нем следующее: «Три зверя гнездятся в его сердце: разврат, беспощадность и скупость» [59, 161].²⁶⁷

Все папы этого и последующего времен стремились всегда к тому, чтобы блеск папского двора затмевал блеск императорского и королевского дворов. Папы выступают как подлинные светские владыки, они, как отмечают многие исследователи, были по призванию скорее государственными мужами и полководцами, чем священнослужителями. Подтверждением стремления пап к достижению мирового господства, свидетельством превращения церковного государства в подлинно светское было создание папских вооруженных сил. Эту задачу в полной мере осуществил папа Александр VI, а в годы правления папы Юлия II (†1513) церковное государство обладало наибольшей по охвату территории за всю средневековую историю папства. «Вряд ли можно назвать другого римского папу, который обладал бы большей, чем он, реальной властью» [59, 218].²⁶⁸

На этих примерах можно увидеть разлагающее воздействие на душу тех идеалов, к которым так настойчиво стремились папы. Жизнь в неге и роскоши не способствует духовному росту человека, она, наоборот, предрасполагает ко многим страстям и порокам. Поэтому папы жили как светские владыки не только внешне, они подражали им и внутренне: имели жен, любовниц, детей, устраивали балы, пиры и увеселительные вечеринки. Так, папа Александр VI «открыто сожительствовал то с одной, то с другой женщиной; от одной из его наложниц, Ванацци Де Катани, у него было четверо детей... всех их он признал» [59, 212].²⁶⁹ Начиная с XII века в Западной Европе идет активное возрождение оккультизма. Течение приобретает новые формы. И такому повороту событий во многом, как было показано выше, способствовала Римо- католическая церковь.

Борьба пап за власть как раз и стала главной причиной возрождения оккультизма. Папы своей жизнью и деятельностью заставили ожить оккультизм, а враги, которых нажили себе папы, стали врагами христианской церкви и питательной средой для процветания оккультного знания. Ненависть к папскому двору выливалась в борьбу против христианства в целом, против его ценностей и принципов жизни, против его морального кодекса.

До XII века основным хранителем оккультизма на Западе было манихейство, но оно в этот период существовало только на периферии Византийской империи, и только в подполье. Оккультизм до XII века всюду был преследуем и изгоняем, и не только потому, что об этом заботилась государственная власть, а в основном потому, что он не имел спроса. Человеческое сознание в это время было поглощено христианскими идеалами, жизнь по Евангелию обусловливала отвращение к оккультной практике. Оккультизм не представлял никакого интереса для христианина. Но в XII и особенно в XIII веках наблюдается качественный и явный сдвиг в отношении к оккультизму. Человечество явно заинтересовалось тайным знанием, оно изменило образ мышления. Интерес к тайному знанию вызвали в Европе в то время ереси и рыцарские ордена.

Уже к XII веку Европа была наводнена еретиками, учение и жизнь которых носили богохульный характер, и многие из них впоследствии стали родоначальниками различных оккультных орденов и школ средневековья. Крестовые походы, которые затеяли папы для удовлетворения все той же жажды власти, привели к тому, что отступившие от веры рыцари с легкостью восприняли мистическое учение, с которым они столкнулись на Востоке, и стали заклятыми врагами и соперниками пап. Возвратившиеся в Европу крестоносцы христианами по сути уже не являлись. Рыцарские ордена, обладая богатством, относительной свободой, движимые страстями, безверием, немалой воинской силой, захотели сами иметь власть, подобную папской. Они служили в первую очередь своим страстям, главной среди которых оказалась страсть властолюбия. Они, подобно папам, вознамерились создать мировое правительство, где бы сами занимали господствующее положение. Цель у них была та же, что и у пап, но они покрыли ее тогой таинственности и, поставив себе на службу древние тайные знания, стали основным оплотом и рассадником западного оккультизма.

Европа в это время стала питательной средой для оккультистов любого толка. Оккультные ереси и ордена наводнили Европу, и никакое вооруженное сопротивление не могло их остановить. Возникнув на волне папской борьбы за власть, ереси стали союзниками врагов папского престола и активно включились в борьбу против христианской церкви.

Корни средневековых ересей, согласно исследованиям, восходят ко времени борьбы за власть папы Григория VII. Тогда еретики пытались провести реформы, направленные против римских иерархов. Массовый характер еретическое движение приняло в XII веке, когда к нему примкнули многие знатные феодалы, которые покровительствовали ере тикам и видели в них своих союзников в борьбе с папизмом. Главная идея еретиков заключалась в том, чтобы провести реформы и очистить церковь от нововведений, к каковым они относили и папские претензии на церковное и государственное главенство, и возвратиться к чистоте первых веков существования христианской церкви. Кроме этого, еретики были заражены оккультными идеями, усвоив которые, они уже в принципе не могли достичь первоначально присущей им чистоты, и поэтому вместо чистоты впадали в еще большее нечестие, так как за образец брали мировоззрение различных еретических и гностических общин, которые носили по существу оккультный характер и с истинным христианством ничего общего не имели. Но в период средневекового невежества, которое охватывало в то время всю Западную Европу, еретики с трудом ориентировались в богословском содержании христианского вероучения. «Руководители еретических сект обычно были выходцами из полуобразованной среды, на них большое влияние оказывали спиритуализм, мистицизм. Они фанатически верили в то, что если они очистят свои души, то непосредственно могут познать Бога и обрести его милость. Поэтому они не видели необходимости в организованном посредничестве между человеком и Богом... ибо истинно верующий и собственными силами способен получить милость» [55, 132].²⁷⁰

Против ересей и восстала католическая церковь. Развернув борьбу против еретиков, Иннокентий III изменил тактику борьбы. До него в Римо-католической церкви действовал принцип, согласно которому еретиков следовало перевоспитывать, убеждать, наставлять. Иннокентий III в 1193 году дополнил декреты своего предшественника, папы Луция, заявлением о том, что ересь, в соответствии с римским правом, стала оскорблением для папского престола, и виновные в ней подлежали смерти на костре. На IV Латеранском соборе это постановление Иннокентия было канонизировано, а императором Фридрихом II в 1224 году утверждено имперским законом. В это время и была учреждена папская инквизиция.

Таким образом, оккультизм после длительного упадка начал активно возрождаться в еретических движениях средневековой Европы. Побудительной причиной этого процесса стала деятельность пап с их неумеренными притязаниями на мировое господство.

Манихейство на протяжении веков гонений сумело выработать систему защиты и сохранения. Это выразилось в структуре построения сект, в конспирации. Все эти методы «детей вдовы», так первоначально называли себя манихеи, пароль, опознавательные знаки и символику унаследовала и усовершенствовала секта альбигойцев, а затем и орден тамплиеров, заложивший основу для возникших позднее оккультных школ и организаций, в частности современного масонства. Управление сектой, в которой уже была сформирована система обрядов, степеней посвящения, знаков общения и входных слов, осуществляли опытные руководители. Спекулируя на невежестве и необразованности, процветавших тогда в Западной Европе, они привлекли в секту также и немало христиан, особенно тех, кто был недоволен чрезмерными поборами католического духовенства, соблазнен их поведением и духовно-нравственным обликом. Действуя обманным путем, альбигойцы убеждали христиан, что их целью является восстановление истинной христианской жизни в ее первоначальной чистоте.

В XII веке, в условиях общего упадка католической церкви, секта под разными названиями быстро распространилась по Европе: в Ломбардии – патерийцы, во Франции – катары и альбигойцы. Секта часто сходились с сарацинами, тревожившими пределы империи, и открыто вела войну с императором. Внешне дух организации был аскетический, любящий и христианский, и это соблазняло многих христиан, тем более что сектанты не требовали резкого разрыва с церковью, а предлагали только попытаться изменить прежний образ жизни. Но как только неофит вступал в секту, он увлекался за пределы церковной ограды и постепенно отчуждался от церкви. Таинства, которые были выработаны в секте, имели две главные цели – руководить неофитом сначала не чувствительно, изменяя его прежние мнения и наклонности, а потом постепенно научая его условному языку, который, будучи сложен и разнообразен, требовал более пристального изучения и больше времени. Но не все допускались до высших степеней, а только те, которые приняли их учение. «Секта альбигойцев, как отрасль манихейства, оплодотворила в свою очередь зародыш тамплиеров и розенкрейцеров, и все эти общества продолжали борьбу и войну с духовным и гражданским притеснениями», – считает исследователь тайных обществ Гекерторн [58, 94].²⁷¹

Церковь претендовала на власть, секта оспаривала эту власть как духовно, так и политически. Ересь опровергала и отрицала официальные догматы, чтобы поколебать основы незыблемости и истинности церковного суждения.

Так как Римская церковь загнивала изнутри, то убедить в неправоте ее догматического суждения не представляло трудности. И в этом секта преуспевала. Кроме этого, успех секты крылся еще и в поведении самого римского престола. Папа воевал со светскими правителями, главный удар же секты был направлен против папского престола, поэтому многие правители увидели в секте своего союзника и с успехом использовали ее в борьбе с папами. Вместе с поражением пап страдало в целом и христианство, но в условиях ненависти и соперничества эта проблема меньше всего волновала государей.

Альбигойской ересью были заражены многие так называемые просвещенные умы, например Данте. И вообще, каждый апостол сектантства, якобы проповедовавший чистую нравственность, религию духа, восстановление первозданной чистоты церкви, находил последователей в условиях неверия в чистоту католической церкви. Именно ненависть к римскому престолу объединяла сектантов, оккультные ордена и светскую власть в единое целое.

Одним из наиболее активно действующих очагов сектантов, в частности катаров, был Милан. Успех их здесь был настолько очевиден, что, как свидетельствует история, в 1116 году в Милане, например, еретиков было больше, чем католиков. В 1150 году они укрепились во Флоренции. Но во многих местах они были преследуемы, а особое гонение претерпели в Вероне, в 1163 году, а также в Ферраре и Модене. Однако, невзирая на гонения, сектанты укрепляли свои позиции. В 1224 году они распространились в Калабрии, Неаполе и даже в Риме, но особый успех имели в Ломбардии и Тоскане.

Другим наиболее значительным еретическим движением XII века, носившим массовый характер, были катары. Источником этого движения явилась богомильская ересь, пропитанная манихейством, которое проникло через Балканы в Южную Францию, Северную Италию и далее распространилось по всей Европе. Члены этой секты с 1163 года называли себя катарами – чистыми. Они отрицали святые таинства, Святую Троицу, обрекали себя на аскетизм, обязывали членов секты отказываться от браков и от личного имущества. «Движение, которое своими истоками восходило к социальной идее раннехристианской церкви, идее бедности, распространялось чрезвычайно быстро» [59, 133].²⁷²

Катары вели свою родословную от гностических сект офитов и кинитов. Они верили в переселение душ, были противниками брака, презирали крест как орудие смерти, выступали против смертной казни. Свои обряды они исполняли в лесах, пещерах, отдаленных долинах в полной секретности. У них были таинства, которые совершались только над взрослыми, отпущение грехов, которое сообщало утешительный дух и направляло к вечному спасению. Зажжение свечи считалось символом крещения огнем. Над новообращенным совершалось посвящение, после чего он получал одежду из тонкого полотна и шерсти, которую носил под рубашкой, женщины носили пояс. Эти обычаи были позаимствованы ими от офитов.

Кроме катарской, возникали и другие ереси, схожие своим учением. Особое место заняла в обществе вальденская ересь, главным направлением деятельности которой была борьба с богатством духовенства, превратившаяся со временем в борьбу против всякого богатства, что стало причиной их гонения со стороны светских феодалов.

Вместе с появлением сектантов в ордене тамплиеров в среду рыцарей проникали и все сектантские таинства и обычаи. Все эти факторы, вместе взятые, привели к тому, что к концу XII – началу XIV века орден тамплиеров по характеру религиозного мировоззрения, целеполагания и деятельности превратился в оккультную организацию. «Нравственная и политическая развращенность ордена находилась в прямой зависимости от той ереси, которая в него проникала и извратила все его мировоззрение и деятельность. Объясняя его еретичность как смесь альбигойства и люциферианства, – исследователь истории масонства Гане Прутц говорит, – что со временем зараженный ею орден уже не мог иметь никаких нравственных задач. Его внутренним содержанием могло быть только развитие богатства и силы» [209, 404].²⁷³

Первый рыцарский орден, орден тамплиеров, был образован в Иерусалиме в 1118 году. Его организаторами были восемь французских рыцарей во главе с Гуго Пайенским. Название орден получил от места, которое подарил ему король Болдуин II для жительства. Это была часть его дворца, находившегося близ бывшего храма Соломона. От латинского слова temple, что значит храм, и получил название орден тамплиеров. Организацию ордена благословил Иерусалимский патриарх и одобрил почитаемый на Западе св. Бернард Клервосский. В 1128 году был разработан устав ордена, в который помимо трех монашеских обетов (воздержания, бедности, послушания) входил четвертый и самый важный обет – охрана Святых мест Палестины, связанных с жизнью Христа, и вооруженная защита паломников от нападения кочевников. Папа Иннокентий II утвердил рыцарский орден тамплиеров, изъял его из юрисдикции епископов, в частности Иерусалимского патриарха, и поставил в непосредственную зависимость от папского престола.

Во главе ордена тамплиеров стоял избираемый главным капитулом ордена гроссмейстер, который заведовал казной и пользовался неограниченной властью над членами ордена. Первоначально орден имел благородные цели и задачи. Члены ордена ревностно исполняли свой христианский долг и устав. Жили рыцари в общежитиях и должны были избегать всяческих развлечений. Все действия их совершались по приказанию начальника, так что без разрешения рыцарь не мог даже вести переписку. Потребности в пище, одеянии, вооружении определялись уставом, а распределением заведовал особый член ордена. Рыцарям не дозволялось иметь никакой собственности, предписано было не допускать никаких украшений в одежде и даже в оружии.

Но не прошло и ста лет, как христианский орден превратился в антихристианский. Что же способствовало такой странной и быстрой трансформации?

Если рассматривать условия и обстоятельства формирования ордена, то можно увидеть, что уже при его основании были предпосылки к тому, чтобы впоследствии из ордена был вытравлен христианский дух и орден превратился в орудие борьбы с христианством. Так, члены ордена делились на четыре категории: 1) рыцари, 2) духовенство, 3) служащие, к которым принадлежали оруженосцы и ремесленники, 4) светские лица, содействующие ордену (донаты и облаты). Донаты были предводителями, облаты – кандидатами в члены ордена. Их имущество принадлежало ордену, а сами они в духовном отношении подлежали ведению орденского духовенства.

Независимость ордена от духовной и светской власти превратила его в элитарную организацию, что поставило рыцарей в особое положение в западном обществе и сделало орден предметом вожделения для многих. Естественно, что скоро члены ордена почувствовали свое превосходство в обществе. Такие предпосылки создавали условия для зарождения в сердцах рыцарей многих нехристианских качеств, таких, как гордость, тщеславие, чувство превосходства, пренебрежение к ближнему и многие другие. Характерная деталь: в одном из пунктов устава было оговорено, что «члены ордена могут охотиться лишь на львов» [53, 112].²⁷⁴

Само деление ордена на категории тоже не соответствовало принципам христианского равенства. Это разделение было подобно разделению на касты, отношения между которыми строились не на христианской любви, а на чувствах, чуждых христианскому духу: чувстве собственного превосходства и пренебрежения к нижестоящим. Рыцари составляли высшее сословие ордена. Это были в обязательном порядке дворяне, которым и принадлежало по существу все имущество и реальная власть.

Таким образом, орден был похож на государство без традиционных границ, но с твердо установленными невидимыми пределами. В этом государстве царил и свой особый социальный строй, управлять которым могли только рыцари, и никто не мог им помешать в их произволе. В рыцари первоначально посвящались только члены древних дворянских родов, оруженосцами служили представители городской буржуазии.

Все члены ордена, в том числе и духовенство, в строго регламентированном порядке подчинялись конвенту. Конвент – это совет из заслуженных и знатных рыцарей во главе с магистром или гроссмейстером, в руках которого сосредоточивалась огромная власть. Таким образом, структура ордена была строго иерархична.

Магистр и конвент пользовались неограниченной властью в ордене, которую они оградили строгой дисциплиной и уставом. Члены ордена должны были или молиться, или воевать. Но исторически сложилось так, что молитва почти не имела места в ордене. Главной задачей рыцарей было конвоирование и защита богомольцев Святой Земли. Однако в процессе своей деятельности орден вскоре превратился в военную организацию, возглавляющую крестовые походы, регулирующую и направляющую деятельность крестоносцев на Святой Земле. В силу таких обстоятельств орден получил большие привилегии от папы, и в его казну начали стекаться огромные пожертвования, так что вскоре «бедные соратники» стали богачами. «Членам ордена была предоставлена папская привилегия, заключавшаяся в том, что тамплиеры имели доступ к огромным суммам денег, которые по разным каналам, но главным образом в виде установленных папой налогов на христианское население, поступали на ведение крестовых войн» [59, 112].²⁷⁵

Неограниченная власть и огромные деньги были сосредоточены в руках тамплиеров – соблазн, перед которым редко кто может устоять. Эти факторы извращают сущность человека, пленяясь ими, христианин превращается в слугу антихриста. Власть и деньги в руках тамплиеров породили в капитуле греховные страсти, одержимость жаждой наживы. «Для осуществления финансовых операций тамплиеры использовали банкирские дома в Италии, но вскоре и сами начали заниматься чисто банковской деятельностью. Интересы тамплиеров распространились и на торговлю. Таким образом, рыцарский орден, образованный для вооруженной защиты Святой Земли, меньше чем за сто лет превратился в первого банкира пап и королей» [59, 112].²⁷⁶

Обладая огромными сумами денег, рыцари меньше всего заботились об успехе крестовых походов на Святой Земле. В Палестине они преследовали иные, корыстные цели. В общей сложности орден тамплиеров, достигший огромного могущества, нимало не употреблял его на борьбу против неверных, которая составляла, по официальным уставам, обязанность каждого члена и всего ордена. И чем дальше это шло, тем становилось хуже. «С падением королевства Иерусалимского, ~ говорит Вильке (исследователь истории тамплиеров), – орден еще больше сблизился с сарацинами. Храмовники знали, что конец христианского владычества в Палестине близок. Они и сами желали этого» [209, 405].²⁷⁷ Более того, им было выгодно, чтобы Палестина была захвачена сарацинами, так как в этом случае их центр управления переместился бы в Европу. А находясь в Европе и обладая реальными деньгами и определенной силой, они могли бы активно влиять на политические события в своих корыстных целях. Так, согласно мнению известного оккультиста Папюса: «Орден преследовал цель установления того, что мы бы называли Соединенными Штатами Европы, в котором храмовники были бы всемогущи» [209, 405].²⁷⁸

Таким образом, христианские принципы постепенно извратились и приобрели главную черту оккультного чаяния – стремление к достижению любыми средствами абсолютной власти. К этому располагали многие благоприятные обстоятельства: строгая дисциплина, скрытое от непосвященных истинное положение ордена, привилегированное положение верхушки, к этому еще прибавилось субъективное ощущение собственного превосходства. Все это побуждало к действиям в попытках раскрыть все свои возможности, реализовать свои греховные цели и намерения и закрепить их реальной властью.

После завоевания Иерусалима сарацинами главная резиденция тамплиеров перемещается ближе к Европе, сначала в Акру, а затем на о. Кипр, который рыцари в 1191 году купили у английского короля Ричарда. О том, что в это время храмовники уже утратили христианские идеалы, свидетельствует их жизнь и деятельность на острове. «Купив остров, рыцари так начали грабить население, что уже через несколько месяцев на нем вспыхнуло поголовное восстание жителей, против которых тамплиеры едва отсиживались в своих крепких замках» [209, 402].²⁷⁹

Вырождение христианских идеалов и принципов жизни в среде рыцарей началось с тех пор, как жажда богатства и власти стали главной потребностью и целью ордена. Кроме этого, в члены ордена начали принимать лиц, состоявших под церковным запрещением и даже отлученных от церкви. В связи с этим поменялся и устав ордена. Первоначально устав был составлен Св. Бернардом, и, согласно 54-му параграфу этого устава, в члены ордена запрещалось принимать рыцарей, отлученных от церкви. Но затем устав подвергся коррекции. Было отменено послушничество, а требование 54-го параграфа изменено в обратном смысле. Признано было желательным вербовать новых членов именно из среды отверженных, отлученных церковью, дабы, как мотивировалось орденом, содействовать спасению их душ. Папы это санкционировали, мотивируя тем, что в рыцарской среде нарушители будут исправляться. Но все произошло наоборот, рыцарь, проводивший свою жизнь в войнах, грабежах и удовольствиях, имея перед собой в качестве примера для подражания интриги, страсти и пороки вышестоящего начальства и духовенства, в том числе и пап, и не видя высокого духовно-нравственного идеала, подпадал под те же искушения, что и его патроны. В Палестине тамплиеры также, что особо важно подчеркнуть, приобщились к восточному мистицизму. Они общались с иноверцами, знакомились с их вероучением и культами, а также с их тайными организациями. Особый интерес у тамплиеров вызвала мусульманская тайная секта ассасинов, оказавшая впоследствии огромное влияние на дальнейшую деятельность ордена и его духовнонравственное состояние.

После утверждения ислама на Востоке в качестве религии первые халифы – Абу Бекер, Омар, Осман – довольно быстро распространили власть ислама и арабского мира на огромные территории, обращая в магометанство покоренные народы. Но вскоре в среде халифов произошел раскол, который привел к возникновению нового направления в исламе, согласно которому истинным наследником, халифом, считается тот имам, в которого переселилась душа Магомета. В пятом поколении халифов снова произошел раскол, в результате которого возникла секта измаилитов. Секта имела организацию по образцу тайного ордена. «Орден скреплялся железной дисциплиной и широко развитым шпионажем. Владыки ордена жили с царской пышностью, как и члены высших степеней, а их опору составляли наивные фанатики низших степеней, которых они называли своими ослами» [209, 394].²⁸⁰ Эта секта стала образцом для возникновения нового движения в исламе – ассасинов.

Основателем движения стал некто Гассан ибн Сабба. Он был образован и занимал высокое положение при дворе египетского халифа Мастапара. Но однажды был уличен в интригах против халифа и заключен под стражу. Однако Гассану удалось бежать, на свободе он основал новую секту, которую устроил по образцу тайного ордена. Обманным путем он захватил неприступную горную крепость Аламут и сделал ее центром нового движения. Отсюда с помощью военных действий он распространил свою власть на огромные территории Азии. Он захватил множество замков и городов и стал грозой Ближнего Востока. В истории тайных орденов этот орден известен как орден ассасинов, а основатель его – как «Владыка гор» или «Старец».

Двумя чертами отличался орден ассасинов: организацией и правилами приема. Организация ассасинов отличалась особой дисциплиной. Гассан был «чудовищным примером патологической жестокости, совмещаемой с неисчерпаемой находчивостью, глубоким знанием человеческой природы и с такой силой воли, которая импонировала окружающим, как воля гипнотизера его сомнамбулам» [209, 396].²⁸¹ Для того чтобы властвовать над всеми исламскими государствами, «старец» поставил целью препятствовать всякой попытке власти улучшать положение в провинциях. Для этого он организовал сложный институт шпионов и провокаторов, которые всюду заводили интриги при дворах, вносили смуты в народ и могли устранить любого государственного деятеля по приказу «Владыки гор». С этой целью он воспитал особую касту ордена, так называемых фидаев, обреченных, которые могли исполнить любое поручение главы ордена и убить любого, на кого укажет «старец», в том числе и самих себя.

Весь орден Гассан разделил на семь степеней. К первой степени принадлежали обыкновенные мусульмане, обязанные строго выполнять законы Магомета и приказания Гассана, который олицетворял для них посредника между Магометом и народом. Но сам Гассан мусульманином не был. Он исповедывал особое тайное учение, которое сам составил и в котором запечатлел все свои огромные знания, почерпнутые им в Александрийской академии, весь свой необычайный талант и способности по манипулированию человеческой мыслью, внушению людям того, что от них требовалось, и все это растворил в жестокости, алчности и демонической гордости.

Прежде чем приобщиться к этому тайному учению, члены ордена должны были пройти семь разделов обучения. Первый раздел давал сведения, необходимые для пропаганды учения среди лиц разных убеждений и верований. Затем излагались практические правила вербовки в орден и разъяснялось то, как нужно воздействовать на людей разного характера, особенно потворствуя их самолюбию и поощряя замеченные в них греховные наклонности и страсти. Далее ученика запутывали и подрывали веру, смущая его разными противоречиями Корана и приводя к убеждению, что так называемые истины всех религий являются просто выдумками, сочиненными разными людьми в политических целях. Когда в адепте ломалась вера в истинность магометанства, его проводили через систему клятв на верность ордену и сохранение его тайны, при этом ему внушалось, что высшие умы ученого мира разделяли взгляды ордена, особо подчеркивалась лживость и ничтожность религиозных истин.

Таким образом, в зависимости от приобщения к тайному знанию, весь орден разделялся на семь степеней посвящения. Низшим степеням внушалась нерушимая вера в Коран, беспрекословное подчинение уставу ордена и безусловное сохранение его тайн. Лицам, способным критически относиться к религии, внушались «высшие истины», постепенно приводившие их к убеждению, что истина не в этих религиозных псевдоистинах, а в господстве над людьми. Сам Гассан принадлежал только к шестому разряду и назывался «сендиа» – «наш господин», или шейх уль джебель. К седьмому разряду причислялся несуществующий в действительности «скрытый имам».

Орден ассасинов приобрел в то время огромную силу, власть и неисчислимые богатства. Его боялись, ему завидовали, но на него старались равняться многие, соревнуясь в богатстве, власти, деспотизме.

Орден ассасинов являлся идеалом тайной организации и для многих оккультных орденов. Сила, власть, могущество были тем соблазном, который понуждал оккультистов изучать опыт ассасинов.

Главным принципом ассасинов была «тайна» ордена. На примере ордена ассасинов можно видеть, в чем состоит важность этой «тайны» и почему и в настоящее время все оккультные ордена на первое место ставят сохранение тайны своей деятельности и обязывают своих членов страшными клятвами сохранять тайну. Тайна эта заключается в принципе выгоды положения, какую может иметь человек, зная то, чего не знают другие. В глазах простых членов ордена повелитель был божеством. Фидаи по его приказу могли, не размышляя, убить любого или покончить жизнь самоубийством, если последует приказ. Но они не знали и не догадывались, насколько они являются обманутыми. В этой лжи и состояла сила тайны «старца». Гассан, для того чтобы укрепить фанатичную преданность своих подчиненных, проделывал с ними следующий эксперимент. Выбирал фанатично преданного мусульманина, фидаи, затем его спаивал гашишем и переносил в искусственно созданный «мусульманский рай». Просыпаясь ото сна, фидаи видел вокруг себя цветущие сады, благоухания и множество прекрасных женщин. Ему давали возможность некоторое время «насладиться раем», затем снова спаивали гашишем и относили на то место, где он первоначально засыпал. Когда фидаи просыпался, ему внушали, что он по повелению старца оказался в раю, и если будет предан владыке и окончит свою жизнь в послушании, то снова возвратится туда.

Пока «тайна» старца сохранялась в полной секретности, оставался нерушимым и сам орден. Но стоило только тайному знанию стать явным, как система распалась, а орден превратился в шайку разбойников и был окончательно уничтожен в 1256 году монголо-татарским ханом Хулагу. Разоблачение произошло при следующих обстоятельствах. Один из наследников «старца», Гассан II, вступив в должность, решил раскрыть тайну ордена. «В 1163 году он отменил гласно законы ислама, объявил себя явившимся в мир Махди (скрытым имамом) и открыл всем членам ордена великую истину иллюзорности всех религий и их предписаний. Отменяя всю их совокупность, он объявил, что отныне людям все дозволено и нет ничего недозволенного» [209, 399].²⁸² Последствия проявились быстро, неожиданно и приняли ужасающий характер. Началась страшная анархия, и на четвертый год своего правления Гассан погиб от кинжала убийцы.

Этот страшный урок приняли во внимание оккультные ордена, до сих пор тщательно сохраняющие от разоблачения тайный характер своей деятельности. В истории больше нет примера, чтобы кто-то из руководителей тайного оккультного ордена решил добровольно раскрыть тайный характер деятельности и учения ордена всем членам разных степеней посвящения. Наоборот, самым страшным преступлением считается такой поступок, и самое страшное наказание ожидает того, кто хотя бы попытается раскрыть даже часть тайного знания о характере и деятельности ордена.

Хронологически период господства ассасинов как раз совпадал по времени с крестовыми походами, которые начались в 1096 году, т. е. в то время, когда Гассан захватил крепость Аламут (1090). Из истории также известно, что крестоносцы, в частности тамплиеры, тесно общались с ассасинами. Они часто были с ними в союзе, но иногда случались и конфликты. Естественно, что и тамплиеров могло ввести в соблазн могущество этого ордена. Будучи сами воинами, они могли позаимствовать и многие «тайны» мусульманского ордена, а затем попытаться воплотить в практику своего ордена в Европе. Так, русский мыслитель Л. Тихомиров считает, что: «пример ассасинов мог дать толчок стремлению тамплиеров захватить власть в Палестине, а впоследствии получить такое же господство и в европейских государствах» [209, 400].²⁸³ Как показала история, такая попытка была, но окончилась неудачно. Но непреложным является тот факт, что современные оккультные ордена, считающие себя наследниками тамплиеров, изучили также и опыт ассасинов, и ныне он является главным принципом их деятельности, а их вероучение – религиозным убеждением, которое они, кстати, и не скрывают. Таким образом, тамплиеры еще в Палестине заразились разного рода еретическими настроениями, которые постепенно начали трансформироваться в явные оккультные убеждения. Этот процесс усилился, когда в рыцари начали принимать и явных еретиков манихейского толка.

Рыцари не были удовлетворены своим положением на Кипре. Отсюда они не могли эффективно влиять на события в Европе. Поэтому у них давно уже зрела мысль окончательно перебраться на Запад. Орден давно уже имел во всех государствах свои общины, которыми управляли престарелые члены ордена. Цель этих общин заключалась в сборе пожертвований, но со временем они превратились в орудие захвата политической власти.

Благодаря разветвленной сети своих общин тамплиеры активно начали вмешиваться в политику, особенно во Франции. Так, в Сицилии они поддержали врага французского короля Филиппа II, папу Бонифация, в борьбе за власть, а также были причастны к народному восстанию против короля в Париже в 1306 году.

Филипп II повел против ордена активную борьбу, и судьба благоприятствовала ему в этом деле. Однажды к королю явились два рыцаря, бежавших от преследования со стороны руководства, они «открыли ему глаза» на ряд возмутительных обычаев и верований ордена. В это время во Францию приехал и конвент тамплиеров, со всею казною, во главе с магистром Яковом Моле. Филипп решил воспользоваться случаем, и 13 октября 1307 года устроил по всей Франции облаву на тамплиеров и арестовал конвент.

Следствие шло семь лет. В августе 1308 года к следствию вынужден был подключиться и папа Климент V. В результате проводимого следствия были обнаружены ужасающие извращения ордена. Тамплиеры были обвинены в преступлениях против государства, церкви, христианской веры и нравственности. «В 1307 году тамплиеры предстали пред инквизицией по обвинению в богохульстве, ереси и разврате (содомия и гомосексуализм). Законы того времени рассматривали гомосексуализм наказуемым деянием» [59, 158].²⁸⁴

О том, что представляло собой учение этого ордена, говорит известный масон Клавель: «Теперь уже вполне доказано, что орден тамплиеров был ветвью гностицизма и что учение его в большей части своей является воспроизведением учения древней гностической секты офитов» [62, 349].²⁸⁵ Среди обвинений, предъявленных ордену, были следующие: отречение от Христа, от Бога и Божией Матери; отрицание святынь, святых и таинств; поругание креста во время приема в члены организации; бесстыдные поцелуи друг друга в живот, заднюю часть и еще более неприятные части тела; содомский грех (гомосексуализм), рекомендуемый как дозволенное и похвальное дело между членами ордена; поклонение коту, идолам, особенно же идольской голове, именуемой Бафометом; насильственное принуждение других к поруганию креста и к бесстыдным и развратным обычаям посредством тюремного заключения и угроз смерти.

Основательница Теософского общества Е. П. Блаватская не отвергает этих обвинений, но смотрит на них со своей точки зрения: «Хотя из обвинений, выдвинутых против них (ордена тамплиеров) Филиппом II, многие были позорно ложными, главные обвинения, несомненно, были правильными... Виновность заключалась в их ереси против Римо-католической Церкви» [25, 456–457].²⁸⁶

Известный исследователь тайных обществ Геккертон также признает тот факт, что учение тамплиеров действительно носило гностический характер. В своей книге «Тайные общества всех веков и всех стран» он пишет: «Очевидно, что рыцари храма в своих постановлениях, верованиях и обрядах имели что-то особенное и таинственное, совершенно разнившееся от статусов, мнений и обрядов других религиозных обществ. Их продолжительное пребывание на Востоке, в опасной Палестине, переполненной греческими раскольниками и еретиками, которые, будучи изгнаны из Константинополя, укрылись у арабов; их соперничество с госпиталистами, соприкосновение с сарацинским элементом, наконец, потеря Святой Земли, повредившая им в глазах света и сделавшая праздную их жизнь, – все это и многие другие обстоятельства подействовали на это учреждение совершенно непредвиденным образом, не согласуясь с направлениями первоначального учреждения, и применяемые к нему идеи и обряды, не совместимые с православной мыслью, положившею начало, оживлявшею и укреплявшею это военное братство, и даже совершенно противоречившее ей» [58, 121].²⁸⁷ И в целом все их взгляды свидетельствуют о том, что «это религия Духа, которую тамплиеры наследовали от манихеев, от альбигойцев, от сектаторского рыцарства, предшествовавшего им» [58, 121].²⁸⁸

Следовательно, тамплиерам были присущи и те извращения, которые имели место и в сектах. «Многое было сказано о способе посвящения – что оно происходило по ночам в капелле, в присутствии капитула; что все посторонние строго исключались; что развратные обряды сопровождали его и что кандидата принуждали отпираться от креста, проклинать и плевать на него – того креста, за который они пролили столько своей крови... Мы видели, что это было одним из главных обвинений против ордена. Было ли это справедливо? По всей вероятности, было; но этот обряд можно объяснить в следующем параграфе... Тамплиеры были отпрысками катаров и манихеев. А катары презирали крест и считали достохвальным топтать его ногами. Но у тамплиеров этот обряд был символический, как это было доказано во время суда, и относился к троекратному отрицанию от Христа апостола Петра» [58, 122–123].²⁸⁹

Все эти отступления стали возможными и были допущены в сознание и практику рыцарей не без участия и воздействия разлагающего действия Римо-католической церкви. «Тамплиеры во время своего пребывания на Востоке, и вследствие этого, пристрастились к доктринам гностиков и манихеев – как это достаточно доказывается, если бы не доставало других доказательств, гностическими или каббалистическими символами, открытыми в могилах и на могилах рыцарей храма, – которые казались им не так извращены, как доктрины римских священнослужителей» [58, 123].²⁹⁰

Папа Климент V созвал в октябре 1311 года Вьеннский собор. Собор, обстоятельно рассмотрев обвинения против ордена, объявил в марте 1312 года о роспуске ордена тамплиеров, а обвинения признал обоснованными. Папа своей буллой «Vox elamantis» подтвердил решение собора, а имущество ордена передал рыцарскому ордену иоаннитов. Основываясь на результатах следствия и решении собора, парижский суд, равно как и суды в других местах, признали виновность ордена в целом.

Окончательный приговор все же был мягок. Яков Моле и великий рецептор были осуждены на пожизненное заключение, остальные приговорены к разным срокам тюремного заключения, многие отделались разного рода эпитийными запретами. Когда великого магистра и его сподвижников вывели по обычаю на площадь для исповедания своих грехов, они вдруг объявили себя и орден невиновными и заявили протест суду. «Это по тогдашним законам означало, что они вторично впали в те же преступления, их как «рецидивистов» король сжег на костре» [209, 410].²⁹¹ 18 марта 1314 года в Париже гроссмейстер Яков Моле и его ближайшие сподвижники были сожжены на костре.

После казни гроссмейстера рыцари разбежались, многие из них были приняты в члены сект катаров и альбигойцев. Таким образом слились воедино две мощные антихристианские силы с полностью сформированной оккультной идеологией и методами практического противостояния христианству. В этой среде и начали созревать настоящие корифеи оккультизма, которые дали новое направление этому антихристианскому пути, подняв его на качественно новый уровень бытия.

По всей Европе начали формироваться тайные политические организации с оккультной идеологией. Как сектам, так и политическим организациям тамплиеры передали свою структуру и методы деятельности. Эти организации в конечном итоге привели к великому расколу в Римо-католической церкви, рождению протестантизма, а позже привели государства к революциям, потокам крови и адской жестокости. Католическая церковь оказывала постоянное противодействие сектантству, а позже протестантизму и оккультизму. Но те методы, какими она вела борьбу, не только не приносили желаемого результата, но были именно такими, какими их желали видеть оккультисты. Все это было обусловлено внутренней духовной слабостью и оскудевшей благодатью Римо-католической церкви.

Духовно-нравственная атмосфера в Европе ХIV-ХVII веков продолжала ухудшаться и была по существу такова, что не могла не обусловить возникновения оккультных настроений, взглядов, идей, течений, личностей, занимающихся практическим оккультизмом. Главным действующим фактором, формировавшим духовно-нравственный фон, была католическая церковь. Все компоненты и составляющие суть церкви, как вероучение, богослужение, духовно-нравственный облик духовенства и паствы, состояние монастырей и монашествующих претерпевали достаточно сильные изменения. Уже к концу первого тысячелетия христианства вероучение и богослужение католической церкви пришли в сильный упадок, что явилось причиной отпадения католической церкви от чистоты и полноты христианского предания. Попытки исправить положение предпринимались, но этому существенно мешала алчность папского двора и борьба за обладание властью и богатством.

В XV веке моральный упадок был настолько очевиден, и неверие достигло таких масштабов, что духовный кризис был неизбежен, и духовная революция, которую предпринял Лютер, была естественным следствием этого кризиса. Вся Европа утопала в войнах, вражде, разврате, неистовствах. Не было нигде духовно-нравственного идеала, да его почти никто и не искал, особенно в церковной среде.

Англия была занята губительной войной Алой и Белой Роз, там со всей силой царило грубое, безумное варварство и насилие. Вся страна представляла собой ряд укрепленных замков или деревенских домиков с окнами без стекол; охотники, небогатые фермеры, солдатские шайки – вот население Англии. В Германии шла война гуситов, не менее жестокая, чем война Роз. Кулачное право было на первом плане; пьянство, грубость и безобразия были его отличительными признаками. Во Франции дворянство все время не сходило с лошадей; англичане господствовали в стране, общее неблагоустройство было такое, что волки забегали в самый Париж. И, как отмечали многие здравые умы того времени: «По всей Европе: пьют, едят, дерутся» [61, 334].²⁹²

В Италии как будто нет войны, но бытует наслаждения и беспечность. Учреждается Академия философии, восстанавливаются пиры Платона. Занимаются наукой, искусством, но таким, которое только способствует разврату. Все пронизано телесной чувственностью. Жизнь шла весело и шумно, каждый дом богатого – приют веселья. «Ужин сменялся танцами, танцы – веселыми загадками и болтовней... Вся жизнь Италии – какая-то выставка, какой-то чудесный парад, одно сплошное блестящее празднество. Наслаждения – вот основной жизненный принцип, наслаждаться следует всем. Никакие религиозные идеи, никакие обращения язычников, вопросы о народном образовании не волнуют итальянцев. Они не религиозны, они привели в ужас Лютера своим безбожием. Идя в церковь, они говорили, что делают поблажку народному суеверию», – так описывает духовно-нравственное состояние один исследователь XIX века. «Они не верят, – по выражению Лютера, – ни в воскрешение, ни в вечную жизнь; их философы не признают ни души, ни откровения. Над монастырями смеются; монахи служат постоянным оселком насмешек. Но при этом они боятся святых Себастияна и Антония больше, чем Бога, ибо эти святые насылают язвы» [61, 341].²⁹³

При такой безбожной жизни немалое место в Италии занимает разврат. Так, согласно исследователю Бакхарду, в 1490 году в Риме насчитывалось 6800 проституток. Савонарола по праву называл жизнь в Римани свинской. Инстинкты вышли из-под контроля разума и веры и стали чувственными, грубыми. Кризис был неизбежен.

Причину упадка мыслители пытались искать в разных сферах деятельности человеческого общества. Эразм Роттердамский (1469–1536) видел причину кризиса в развращении народных масс. Он считал, что духовное разложение, охватившее верх иерархии, являлось только закономерным итогом многовековой приспособительной деградации католической церкви. Церковь лишь по видимости обратила массы язычников в христианство; в действительности она сама подчинилась их способу богопочитания, т. е. выродилась в язычество. Каждая победа папы над императором или королями оплачивалась ее капитуляцией в духе. Каждая победа, следуя логике Эразма, приумножала в сердце папы и в среде католического духовенства не добродетели, а многочисленные пороки и страсти, гордость, надменность, злорадство, насмешки, тщеславие и многие другие, которые разлагали церковь изнутри. Каждый прирост римского богатства и власти означал усиление зависимости клира от силы традиционных народных суеверий.

Эразм считает, что народная масса мирян, склонная к идолопоклонству, является деспотическим сувереном церковной жизни, которой Рим пренебрегает, но на которой и наживается. А именно, удовлетворяя духовные потребности народа не в ключе Священного Предания, а следуя его суеверному извращению, ради личной выгоды и увеличения доходов церкви, католическая иерархия превращала христианское Богопочитание в языческое суеверие. Если следовать суждению Эразма, то причиной кризиса являлись извращенные потребности мирян, выступавшие как спрос, и удовлетворение их католическим духовенством, невзирая на противоречие их христианскому духу, ради получения доходов, и более того, формирование на основе этого спроса, новых и разнообразных предложений в этом же духе. Поэтому и исправление христианской жизни Эразм видит в перевоспитании паствы, в формировании у нее христианских потребностей и качеств. Ибо, в противном случае, если даже и удалить нерадивых и корыстолюбивых пастырей, суеверная масса быстро сформирует новых, которые будут столь же порочны и деспотичны.

Эти рассуждения Эразма очень реалистично отражают картину того времени, являясь свидетельством того, что католическая церковь потеряла духовную силу и благодать Божию, отвергла святоотеческое предание и извратила дух Священного Писания. Она не могла уже исправить положение, ибо не было ни силы, ни благочестивых пастырей в достаточном количестве, чтобы перевоспитать народ, а самое главное, не было осознания католическим духовенством своего бедственного духовного положения и желания его исправить. Поэтому и получилось, что не церковь, как духовный институт, вела человека от страстей и пороков к чистоте и святости жизни, но пастыри церкви изменяли Божественные законы соответственно плотским потребностям. Не человека изменяла католическая церковь, преображая его из тленного в нетленного, но сама менялась соответственно потребностям греховного человека. Не люди служили Богу, но пытались заставить Бога служить своим страстям. Страшное кощунство произошло в католической церкви в средние века, которое продолжает усугубляться и до сих пор.

Естественно, что при таком положении дел, как правило, вырождается истинная вера, превращаясь в язычество с разными оккультными формами богопочитания. И, как свидетельствует история, в это время среди духовенства всегда процветает увлечение магией, колдовством, волшебством, процветают различного рода оккультные суеверия, рождается оккультная философия. Е. П. Блаватская не грешит против истины, когда говорит, что «в эпоху Реформации изучение алхимии и магии настолько распространилось среди духовенства, что это привело к большому скандалу» [25, 77].²⁹⁴ Особенно это заметно было в Испании и Португалии, где католический мир соприкасался с мусульманским. «В течение средних веков духовенство нигде так не занималось магией и колдовством, как в Испании и Португалии. Мавры глубоко проникли в оккультные науки и в Толедо, Севилье, и в Саламанке когда-то существовали великие школы магии» [25, 77].²⁹⁵

Увлечение оккультным суеверием достигало даже папского престола. Так, папа Павел II (1464–1471) любил наблюдать за звездами и заниматься астрологическими прогнозами. Друг папы Николая V (1447–1455) кардинал Козьма Медичи, умирая, призвал не священника, а философа, утешавшего его примерами и цитатами из греческой философии. Вырождение веры в оккультное суеверие, а порой и в практический оккультизм наблюдалось во всех сферах человеческого духа. Наиболее ярким примером этого служит страх перед ведьмами как среди духовенства, так и среди простого народа. Страх, естественно, основывался на вере в силу и возможности ведьм. Папа Иннокентий VIII (†1492) благословил инквизицию в 1484 году преследовать ведьм и, если таковые будут обнаружены, уничтожать. Это как раз и доказывает, во-первых, что в средние века имело место массовое увлечение оккультизмом, а во-вторых, что, католическое духовенство, включая и самого папу, верило и боялось оккультной силы, которая якобы обладает способностью вредить христианину.

Инициаторами законодательства против ведьм явились доминиканские монахи. «Вера в ведовство вновь вызвала к жизни древние религиозные элементы, получившие широкое распространение, можно сказать, во всех слоях общества... В каждой стране ведовство обретало самые разные формы» [59, 211].²⁹⁶ И парадоксально здесь то, что гонение на ведьм не способствовало искоренению этого явления в обществе, а, наоборот, действия инквизиции только усиливали страх и вместе с ним веру в силу ведьм и тайного знания в целом, в силу чего оккультизм пользовался авторитетом не только среди простого народа, но и в аристократических кругах и среди духовенства.

Оккультизм, с одной стороны, навевал на потерявшее веру население Европы страх, а с другой – явился соблазном и порождал желание попробовать овладеть такой великой и таинственной силой, перед которой трепещут даже папы. «В самом деле: возвращение к первоначалам христианской веры совпадало с бурным оживлением суеверий и оккультизма (поклонение реликвиям, астрология, демонология, каббала и хиромантия, ведовство и страх перед ведовством). Успехи новых нравственно-аскетических учений Фомы Кемпийского бледнели перед успехом магии» [142, 44].²⁹⁷ И этот соблазн не исчез даже с наступлением Реформации. «О силе и живучести этого суеверия говорит тот факт, что позже в охоте и гонениях на ведьм приняли участие и протестантские церкви» [59, 211].²⁹⁸

Вырождению христианства, как видно из истории, способствовало в первую очередь католическое духовенство: пастыри, богословы, монашествующие. Отвергнув Священное Предание, исказив Вселенские Соборы, отколовшись от полноты Православного вероучения, католическая церковь незаметно и даже вопреки своему желанию способствовала возрождению оккультизма. Многие католические богословы, включая и самого Фому Аквинского, соблазнились философией. Не зная истинного богословия, они поставили философию выше богословия и с позиции философии начали строить богословские системы, давать оценку нравственного поведения личности, определять истинность богословских суждений. Но таким отношением к христианскому вероучению они способствовали тому, что превращали истинное учение в ложное, и даже в оккультное. Так, например, известный католический кардинал, ученый богослов Николай Кузанский своими учеными изысканиями положил основу оккультной философии. Он увлекся нехристианской мистикой и расширял свои познания в сочинениях Эриугены, Давида из Динанта, Экхарта и других философов. «Сильное воздействие на характер учения Кузанца оказали мистичекие учения. Речь идет не о православно-церковной мистике, предполагающей абсолютное подчинение воле Бога, смирение и самоуничижение человека, а о еретической, которая носила пантеистический характер», – считает современный философ 3. А. Тажуризина.

Кузанский, возможно, и сам не подозревал, какой опасности он подвергает христианское вероучение. Пантеизм у него носит как будто скрытый характер. Так, центральное место в его учении занимает представление о Боге. Бог в его понимании не есть абсолютная личность. Кузанский Его деперсонализирует, утверждая, что Бог – это некое бытие-возможность, сущность которого можно обозначить как Абсолютный максимум, потенциальная бесконечность. И здесь, предпочитая богословскому суждению философское, Кузанский делает грубейшую ошибку, извращая христианскую истину. Деперсонализируя Бога, он затем удаляет его от творения, по сути, отвергает Промысел Божий и возвеличивает творение Божие – материю.

Николай Кузанский ставит на один уровень Бога-творца и материю-творение. Согласно его учению, Бог есть абсолютный максимум, а мир – ограниченный максимум. Если логически рассуждать, то можно прийти, что и было сделано его последователями, к заключению, что мир не является творением Божиим, а сопредвечен Богу и в некотором роде является частью Бога. И кардинал учит, что Бог как абсолютный максимум, являясь бесконечностью, не страдает ни от каких конечных операций. Будучи неделимым, он есть и абсолютный минимум. Таким образом, Бог, по философскому рассуждению, представляет собой единство противоположностей абсолютного максимума и абсолютного минимума. Но определить, где максимум, а где минимум, по Кузанскому, не представляется возможным. Поэтому он предлагает ввести понятие о совпадении максимума и минимума, из чего, следовательно, можно заключить, что Бог – все во всем. «Сущность видимых вещей и Бога совпадают, – учил Кузанский, – а это свидетельствует о единстве мира» [222, 88].²⁹⁹ Но единство это, по сути, не христианское, а пантеистическое.

Таким образом, Николай Кузанский выдвигает идею мистического пантеизма, идею отождествления Творца и Творения, и растворяет творение в Творце. Бог в мире, по Кузанскому, есть не что иное, как бытие мира в Боге.

Выдвигая идею мистического растворения твари в творце, римский кардинал выходит за рамки христианского богословия в область оккультной философии. Ибо, согласно оккультному учению, конечной целью человека и мира является полное растворение их в Абсолюте и полное растворение духа в материи. Поэтому, как свидетельствует история, «пантеистические и диалектические идеи Николая Кузанского нашли свое дальнейшее выражение в космологии и натурфилософии. Низводя бесконечность Бога в природу, Кузанский выдвигает идею бесконечности Вселенной в пространстве» [222, 88],³⁰⁰ что сродни оккультизму и атеизму. Отсюда, Земля не есть центр Вселенной. Человек – Микрокосмос, мир – Макрокосмос, таким образом, человек по существу является богом. «Человек, с точки зрения Кузанского, есть диалектическое единство конечного и бесконечного, конечно-бесконечное существо. Если абсолют, Бог, есть творчество, то человек подобен Богу, также является абсолютом, представляет собой творческое начало, т. е. обладает полной свободой воли» [222, 90].³⁰¹ Эта свобода воли, согласно учению Кузанского, заключается не в свободе выбора, но во власти: что захотел, то и сотворил, кем хочу, тем и повелеваю.

Это возвеличение человека до степени творца есть учение по самой своей сути оккультное. Оно также легло в основу философии гуманизма, которая, подобно оккультизму, поставила человека на место Бога.

Последующие гуманисты пошли еще дальше и показали родство своих учений с оккультизмом, обратившись в своих рассуждениях к откровенно оккультным источникам – каббале и герметической философии. Друг и сподвижник Кузанского Лоренцо Валла (1406–1457), флорентиец, положил в основу своей философии принцип гедонизма, наслаждения, который он применяет к душе и телу.

Во Флоренции в это время появляется философская школа – Платоновская академия. Расцвет ее приходится на правление внука Козьмы Медичи – Лоренцо (1470–1480). В стенах Академии было логически завершено учение Николая Кузанского о человеке, абсолютизировавшее его свободную творческую сущность и выдвигавшее идеи ничем не ограниченного антропоцентризма. Глава флорентийской академии Марсилио Фичино (1433–1499) хотя и был католическим священнослужителем, но ставил свечку перед бюстом Платона. Он также исповедывал пантеизм, а человека обожествлял даже в большей степени, чем это делали оккультисты. Он считал, что Бог и Вселенная находятся в мистическом единстве. «Вселенная, отличающаяся, но не отделимая от абсолюта, представляет иерархию убывающей духовности и нарастающей телесности. В нее включены космический ум, космическая душа, подлунное или земное царство природы и бесформенное и безжизненное царство материи» [222, 95].³⁰²

Все воедино якобы связывает Мировая Душа. В учении о Мировой Душе пантеизм Фичино выражается в том, что «мировая душа (Платона) – полностью бестелесная ипостась, – акцентируется даже в большей мере, чем порождающий ее Бог» [103, 10].³⁰³

Идею о Мировой Душе заимствовали и разрабатывали многие философы, но особую актуальность она приобрела в оккультной философии. Такие взгляды платоников были родственны оккультным, поэтому и неудивительно, что многие из них всерьез интересовались и оккультными науками, видя в них разгадку неких тайн бытия. К их числу принадлежит и близкий друг Марселио Фичино, платоник, оккультист Пико делла Мирандола (1463–1494). Он проявил, в частности, особый интерес к каббале и родственным ей философским учениям и написал в 1486 году трактат «Философские, каббалистические и теологические выводы». Он также большое значение придавал магии, считая ее наукой познания мира, дающей большие возможности постижения с ее помощью тайн природы. В конечном итоге он признал в магии главное орудие для достижения царства человека на земле. В его философии «представления о человеке пронизаны идеями тождества человеческого микрокосмоса и божественно-природного макрокосмоса» [10З, 11].³⁰⁴ Человек, согласно его учению, является четвертым миром наряду с небесным, поднебесным и подлунным мирами. Человек – высшее существо.

Все эти и подобные им философские учения явились исходным материалом для «великих посвященных» в их построении оккультной философии. Они предвосхитили, заложив прочный фундамент для построения богоборческой идеологии, появление масонских и теософских школ и учений. Так, подобно Фичино, Пико «пытается создать всеобщую религию, которую называет «новой философской религией». Философия должна заменить религию. Человек есть микрокосмос, он соединяет в себе все начала: земное, животное, божественное. Человек способен как снизойти до состояния животного, так и возвыситься до богоподобного существа» [222, 98].³⁰⁵

Дальнейшее развитие подобных идей продолжает Бернардино Телезио (1509–1588). Он «считает, что материя не уничтожаема, качественно однородна, количественно неизменима, полностью заполняет пространство и исключает пустоту» [222, 101].³⁰⁶ Концепция Телезио в общем иллюзорна, у него также есть моменты и сенсуалистического гедонизма, направленного против аскетизма.

Наконец, учения своих предшественников довел до окончательного логического завершения весьма почитаемый современными оккультистами Джордано Бруно (1548–1600). Он родился близ Неаполя, воспитывался в католическом духе и был священнослужителем, но одновременно увлекался философией и получил степень доктора философии. Философию он считал более высокой категорией, чем религия, но в своих философских изысканиях перешел в область оккультизма и построил систему Космогенеза, за что ныне весьма почитаем современными оккультистами.

Свои философские взгляды Бруно строит на базе учений Кузанского и Телезио. «Красной нитью через всю философию Бруно проходит мысль о диалектическом единстве Божественного и природного, материального и идеального, телесного и духовного, космического и земного, рационального и чувственного» [222, 102].³⁰⁷ Он как истинный пантеист отождествляет Бога и природу. Природа, согласно его представлениям, «либо есть сам Бог, либо божественная сила, сокрытая в самих вещах» [222, 103].³⁰⁸

Учение Бруно о тождестве Бога и Вселенной, по сути, есть натуралистический теософский пантеизм, за что теософы и считают его своим. Но Бруно отождествляет Бога не только с природой, но и с материей, поэтому его пантеизм является также и материалистическим. «На основе сближения Бога с природой и материей Бруно приходит к решению проблемы субстанции. Он считает, что субстанция материальна, выступает как первоматерия... Он полагает также существование духовного субстрата – мировой души, присущей всем вещам без исключения... Согласно Бруно, бессознательное творчество материи (и природы) имеет своей основой деятельность мировой души, способной подменять собой Бога» [222, 103].³⁰⁹

Бруно утверждает также физическую однородность земного и небесного. Основной единицей бытия является монада. Это минимум бытия, молекула бытия, как духовная, так и физическая.

Верховная субстанция есть монада монад или то, что католики называют Богом. Человек – высшее существо вселенского бытия, он способен познавать высшие тайны природы. «Возможность проникновения в высшие тайны природы дает разум, или интеллект, который окончательно исправляет показания чувств» [222, 106].³¹⁰

По Бруно, человек приобретает также и бессмертие, но не в религиозном понимании, не как личность, а в чисто оккультном духе, как частица мировой целостности. «Жизнь не ограничена ее земными формами, а вечно продолжается в иных формах в бесчисленных мирах» [222, 106].³¹¹

Все представленные выше идеи Бруно нашли свое место в первую очередь в теософском построении Космогенеза и Антропогенеза. Таким образом, как считают многие исследователи; «мистический пантеизм XV века, ограниченный теизмом и антропоцентризмом, к XVI веку принимает формы натуралистического пантеизма, часто имеющего материалистическую окраску» [222, 107].³¹²

Мистический пантеизм послужил Спинозе для построения его материалистического пантеизма, учение же самого Спинозы легло в основу космогенеза «Тайной Доктрины» Е. П. Блаватской. Не случайно в одном из теософских изданий отмечалось: «Наше божество – как бог Спинозы, не мыслит, не творит, ибо оно само есть мысль и творчество, но есть то, что постоянно развивается, – циклическая эволюция, вечное движение вечной и невидимой природы» [62, 303].³¹³

В таком же духе развивал свое учение и средневековый мистик Якоб Беме (1575–1624). Оно представляет интерес в том плане, что оказало сильное влияние на ученые умы русской философии XIX – начала XX веков. Беме учил, что Бог есть Единое, вечное Ничто. Его вечное обиталище – вечная мудрость. Бог ни добр, ни зол. Он сущность в том смысле, что вне Его нет ничего. Бог – не свет или тьма. В любой силе природы объединены телесность и духовность, вместе они олицетворяют телесность Бога – великую мистерию, которая является первоосновой мира.

Якоб Беме был визионером (нарушение психики). На протяжении всей своей жизни, он часто переживал состояние духовного экстаза, связанного с видениями. При этом «Беме был уверен, что сам Бог наставляет его в мгновение духовного экстаза» [103, 98].³¹⁴

Больное общество рождает больных людей, а затем внимает их наставлениям и творит из них кумиров. А характер кумира говорит и о состоянии общества. В сочинениях Беме много безрассудных, абсурдных с точки зрения богословия и философии рассуждений, но они переплетаются с мистикой, визионерством, оккультными идеями, поэтому Беме весьма почитается оккультистами всех мастей. Его учение является своеобразной переходной ступенью от католического пантеизма к чистому оккультизму.

Приведенные выше факты свидетельствуют о том, как христианская вера была отвергнута омраченным философией и оккультными изысканиями разумом гордого человека, но особенно прискорбно то, что в авангарде богоборцев оказалось католическое духовенство, в том числе даже кардиналы, а пособниками в этом деле были папы. Духовно-религиозное брожение средневековья стало благоприятной питательной средой для порождения различного рода оккультных идей и возрождения оккультизма в целом.

Оккультизм XVI века основывался на каббале и пифагорейском учении, и основные его идеи заключались в отрицании личного Бога, тождестве макрокосмоса и микрокосмоса, в апологии величия человека и тождества его с Богом, признании за человеком божественной сущности онтологически, познаваемости мира человеком посредством магии и каббалы, признании смерти человеческой личности и бессмертии человеческой монады. Но в реальности все сводилось к практической магии и каббале, на службу которым поставлено было все, в том числе и наука.

Эпоха Возрождения, как никакая другая, отмечена невиданным многообразием чужеродных воззрений в христианстве, которое связано с углубившейся персональностью веры. Сотни людей, как в верхах, так и в низах, пытаются найти своего собственного Бога в своем собственном сердце. «Стремительно растет число новых сект и диссидентских движений, с которыми господствующая церковь уже не может справиться ни рационально (с помощью ученого богословия), ни дисциплинарно (посредством запретов и преследований)» [142, 143].³¹⁵ Но это оживление религиозной жизни самым неблагоприятным образом сказалось как на состоянии католической церкви, так и на политической стабильности в Европе, а главное, на духовно-нравственном состоянии личности самого человека.

Вскоре сектантско-диссидентское движение переросло в конфессиональную и политическую анархию. Это проявилось в духовной деградации, духовной гнилости личности, которое затем разрушающим образом подействовало и на ее целостность, и на политическую и социальную стабильность в Европе. Поиск Бога в своем собственном сердце выводил человека далеко за пределы христианской веры, в область философии, язычества и оккультизма. «Священное Писание толковалось чисто субъективно, как какая-нибудь гадальная книга. Бог утрачивал трансцендентную таинственность, делался легкодоступным объектом наития или оккультных практик» [103, 43].³¹⁶ Порой дело доходило до своеобразного теологического титанизма, до уверенности в том, что «человек всесилен в своем воздействии на Бога и может принуждать его к благодеяниям с помощью особо изощренной аскезы или магии» [103, 44].³¹⁷ Это, по сути, означало возвращение человека к первобытному сознанию, когда человек пытался заставить Бога служить своим страстям.

Фактически в этой же плоскости в духе богоборчества действовала и католическая церковь. Папские притязания на мировое господство выявили глубокое повреждение христианского духа. Папы хотели ниспровергнуть Бога и занять Его место. Папство в некоторой мере пыталось включить Бога в механизм своих правовых притязаний на власть и богатство. Такой механизм просматривается в изобретении индульгенций, когда папы свойство Бога прощать грехи присвоили себе. Бог как будто бы обязан был простить любой грех купившему индульгенцию, невзирая на состояние сердца человека. Этот процесс явно уподобляется некоторому магическому действу, в котором папа выступает в роли заклинателя, а индульгенции – в качестве талисмана. Но в этом процессе участвуют две стороны – папа и паства. Важно здесь и то, что спрос на индульгенции был. Народ верил в магические заклинания папы. За индульгенции платили огромные деньги. Для купившего индульгенцию она была своего рода волшебной палочкой, с помощью которой он становился недоступен Божьему наказанию. Индульгенция становилась как бы пропуском в Царство Небесное, а в действительности – пропуском в царство греха, ибо человек терял не только силу и способность борьбы с грехом, но и желание исправлять свой прежний образ жизни. «Служители папской церкви все более напоминали кассиров, торгующих входными билетами в Царство Небесной гармонии. Плебейские же духовные вожди рядились в хитон пророков, чудодеев, толкователей внутренних и внешних знамений. И в тех, и в других было очень мало подлинного христианства» [103, 44].³¹⁸

Это и сегодня не потеряло своей актуальности, снисходительность и потакание человеческим страстям со стороны католической церкви привели в настоящее время почти к полному вырождению христианской жизни на Западе. Бездна страстей и пороков привлекает ныне западный мир, где вера в истинного Бога заменена оккультизмом.

Таким образом, даже по мнению нерелигиозных исследователей, эпоха Ренессанса была эпохой глобального духовного упадка. Она породила сначала внутренние, а затем и внешние волнения, которые охватили вскоре всю Европу. Рождаются страдательно-творческие движения за обновление веры, обратившиеся против папского престола и уже в первой трети XVI века приобретшие европейский размах. Эти движения вылились в религиозную реформацию. Начинается она с проповеди Лютера и рождения протестантизма, продолжается в виде кровопролитных войн, заканчивается политическими переворотами и революциями, формированием нового религиозного сознания.

Как считают почти все исследователи, причиной Реформации является отступление Римо-католической церкви – в первую очередь пап и папской курии – от христианских ценностей. «Несомненно, что финансовые манипуляции пап, приобретение курией светских, мирских черт в значительной степени способствовали формированию антипапского авангарда Реформации, особенно в Англии и Германии, страдавших от папских налогов» [59, 165].³¹⁹

В Англии радикальную программу церковной реформы провозгласил профессор Оксфордского университета Джон Виклиф (1320–1384). Папа объявил его еретиком, но король взял его под свою защиту. Виклиф проповедовал идею о необходимости возврата к простоте и демократичности раннехристианской церкви. В Англии Реформация назрела раньше, чем в Германии, но окончательный разрыв с Римом Англиканской церкви произошел при короле Генрихе VIII. Папа Климент VII в 1534 году отказался расторгнуть брак короля Генриха VIII с Екатериной Аргонской, и король объявил себя главою английской церкви; это и положило начало Реформации и секуляризации церкви в Англии.

На континенте против папы выступил ученик Джона Виклифа, магистр Пражского университета Ян Гус (1369–1415). Папа осудил Гуса и заставил его явиться на Констанский собор (1414 г.). На соборе Гус был объявлен еретиком и предан смерти через сожжение на костре.

Последователи Гуса начали против папы вооруженную борьбу, которая хотя и окончилась поражением гуситов, но положила начало Реформации. «Центральная мысль Реформации была аналогична по существу почти всем проявившимся к тому времени еретическим направлениям: восстановление апостольской бедности церкви, ликвидация папских привилегий» [59, 226].³²⁰

Поворотным моментом борьбы за церковную реформу явился 1517 год; в этот год папы в связи со строительством собора св. Петра в Риме выпустили индульгенции. Продававших индульгенции доминиканцев сопровождали уполномоченные банкирского дома Фуггеров, которые тут же изымали половину «благословенных пожертвований». Эта сделка между папой и банкирским домом вызвала сильный протест германских князей и простого народа, что сыграло значительную роль в проявлении симпатии к Лютеру, который выступил против продажи индульгенций. Папы вначале не предавали серьезного значения выступлению Лютера и его поклонников, предполагая, что это очередное еретическое выступление кончится тем же, что и предшествующие. Но когда Реформация охватила всю Европу, папы начали отчаянное сопротивление.

Папы вели борьбу с Реформацией, прибегая главным образом к физической силе и обращали мало внимания на свое собственное внутреннее перерождение. Соборы, которые созывались для осуждения Реформаций, например Тридентский (1545–1563), успеха не имели, так как дисциплина, которую старались укрепить внутри церкви, опиралась на административные формы. «Богатство – главный источник порчи Церкви, не дает духовенству возможности исполнять свой долг», – так считали реформаторы.

В 1540 году Павел III своей буллой утвердил новый орден – «Общество Иисуса», целью которого было обращение в веру еретиков и язычников. Наряду с новым орденом в этой миссии участвовала и инквизиция. Так, в 1542 году тот же папа учредил в Риме Центральный инквизиционный трибунал.

Инквизиция вела расследование дел еретиков. Оглашение приговора инквизиции осуществлялось в присутствии церковных и светских властей. Если виновность того или иного лица признавалась инквизицией, смертный приговор приводился в исполнение светской властью. Зрители во время оглашения стояли и периодически громко возглашали свою приверженность истинности церковного учения.

Триденстский собор, созванный в декабре 1545 года, был направлен на укрепление внутренней дисциплины и внешней борьбы с Реформацией. «Была подчеркнута незыблемость иерархии, традиций, церковных таинств. Особо подчеркивалась посредническо-спасительная функция церкви. Было подтверждено и закреплено все, что хотели низвергнуть протестанты» [59, 239].³²¹ Но не был затронут вопрос о самом главном заблуждении – о примате папы. Все благие намерения католичества остались невыполнимыми уже в принципе, ибо, предписывая и утверждая незыблемость церковных догматов, католическая иерархия не избавилась от основных своих заблуждений – веры во всемогущество денег и власти, не дала средств для обретения силы духовной, с помощью которой человек мог бы избавиться от страстей и пороков. Поэтому пороки были как бы запрещены, но не искоренены ни среди духовенства, ни среди мирян; духовный кризис католичества продолжался усугубляться.

Примат папы противоречил святоотеческому опыту христианской жизни, и он в католичестве не был востребован. Своим же учением и принципами жизни католическое духовенство только усугубляло положение и извращало истинную суть христианства, христианского опыта, духовного подвига.

Борьба между королевской властью и папством в период Реформации закончилась в 1546 году победой Карла V, который потребовал от собора коренных реформ в ограничении власти и богатства пап. Папа перенес собор в Болонью и там поставил свои личные интересы выше интересов христианской веры; это привело к расколу на соборе. «В поведении папы снова столкнулись политические и церковные интересы, то есть интересы власти и религии; при этом возобладали первые. Папа, по существу, желал успеха протестантским князьям в их борьбе против католических императоров» [59, 239].³²²

Таким образом, все попытки католической церкви провести реформы для укрепления внутрицерковных основ в борьбе с протестантством были лицемерны, в действительности католическая иерархия старалась только закрепить законодательно все те привилегии, которые она обманным путем внедрила в церковь и которые по существу являлись искажениями и извращениями христианской жизни. Все это привело к победе протестантства.

В 1555 году был заключен Аугсбурский мир между католиками и протестантами. Согласно ему свобода выбора религии оставалась за князьями. Какой веры князь, такой веры должны были придерживаться и его подчиненные. Если проанализировать события начала Реформации, то складывается такое впечатление, что папы особо не ратовали за церковное единство, для них важнее был вопрос собственного благополучия. Они провели больше войн и вложили больше средств в борьбу за власть, чем приложили усилий для предотвращения Реформации и борьбы с протестантизмом.

После раскола папы начали постепенно терпеть поражения от императоров, терять свою силу и авторитет. Так, уже Карл V наложил «вето» на избрание папы. Король получил право запрещать избрание кандидатов на папский престол, если тот или иной кардинал его не устраивал. Одновременно происходит и упадок веры среди народа. Вера отходит на второй план в личной жизни и теряет святость в сердцах обезверившегося населения. «По всей Европе пошатнулось опиравшееся на Библию средневековое понимание. Со времени заключения Вестфальского мира религия уже не оказывает всеохватывающего влияния на общество. Вера постепенно оттесняется в сферу личной жизни. Воинствующий католицизм после Реформации закосневает и выдыхается; церковь и папство занимают по отношению к идеям эпохи оборонительную позицию» [59, 263].³²³ А идеи антихристианские в это время расцветают пышным цветом, и в авангарде их стоит оккультизм, который к этому времени настолько окреп, что перешел в наступление на христианство. Многие короли отвернулись от католической церкви, вступали в тайные оккультные общества, ища в них средство для укрепления своей власти.

Папство, в свою очередь, катилось к упадку. «Обреченность папства на оборонничество продемонстрировал тот факт, что Пиренейский мир 1659 года, обеспечивавший французскую гегемонию, состоялся между двумя католическими государствами – Францией и Испанией – уже при явном игнорировании папства. Рим уже не рассматривался политическим центром католического мира» [59, 264].³²⁴

Католическую церковь начали потрясать и внутренние нестроения. В то время как рационализм нападал на церковь извне, внутри начали созревать еретические движения, такие, например, как галликанство, фебромианство, йозефизм, янсенизм и другие. Так называемое Просвещение и рационализм возникли на волне борьбы с католической церковью, папством, а затем стали главными противниками христианства вообще. За образец они взяли античную культуру и науку, которые были по существу языческими. Просветителями в то время называли тех, кто увлекался греческим и латинским языками и культурой античности. Просвещение – «это новое духовное направление, появилось во второй половине XVII века в буржуазной Англии и своей сокрушительной критикой средневековых миропонимания, морали и уровня научных знаний открыло путь невиданному развитию современной техники, науки и человеческой цивилизации. Просвещение уже становится идеологией, стремящейся к политической власти, овладевающей полнотой жизни» [59, 267].³²⁵ Эти сыны человеческие, отвергшие Бога и понадеявшиеся на свои собственные силы, захотели без Бога построить рай на земле, а в действительности ввергли мир в хаос безбожия, анархии, революций, развращенной жизни и язычества с его оккультной идеологией.

Идеологи этой эпохи на первое место поставили человека со всеми его страстями и пороками. Они как будто творили поклонение гению человека, а в действительности поклонялись его страстям. Для них не Бог, а человек, всесторонне развитый, деятельный, равновеликий Богу, становится центром мира и нравственным идеалом, что нередко приводило к утверждению принципов крайнего индивидуализма. Отвергнув силу Божию, которая требовала от человека смирения и послушания, гордый человек начал искать иную силу, которую бы он мог подчинить себе и использовать в своих личных интересах для удовлетворения своих извращенных потребностей.

Глубокий интерес возник в это время к природе, стремление к ее пониманию и, главное, усилению власти над ней. Одно из активных средств овладения тайнами и силой природы просвещенный человек увидел в магии и прочих оккультных науках. Поэтому «характерной чертой итальянской философии эпохи расцвета был пантеистический взгляд на мир, выраженный подчас в мистической форме» [59, 86].³²⁶ Все это создало благоприятные условия для расцвета оккультизма в разных формах, но особенно в форме создания оккультных политических партий.

Таким образом, оккультные науки проделали сложный путь – от гностицизма через манихейство и различного рода мелкие секты к средневековым сектам катаров и альбигойцев. После разгрома в 1215–1225 годах альбигойцев остатки их нашли пристанище в монашеском ордене тамплиеров, который к этому времени узаконил через устав прием в орден отлученных от церкви.

В кругу посвященных рыцарей оккультизм свил себе прочное гнездо и покорил сердца многих искателей истины. Духовно-нравственная среда из-за упадка в обществе христианских ценностей стала благоприятной для зарождения разного рода оккультных идей и ценностей. Соблазн, который посеяла Римо-католическая церковь, увлекал все большее количество изуверившихся католиков, превращая противодействие римских пап в ненависть к христианству.

Хотя орден тамплиеров и был упразднен, но наказание понесли только отдельные его члены. Основная масса рыцарей, среди которых было и немало поклонников Бафомета, понесла свои идеи в массы, создавая то в одном, то другом месте тайные союзы и общества. Так, современные оккультисты считают, что после разгрома ордена многие тамплиеры укрылись в Шотландии и вступили в союзы «каменщиков», из которых впоследствии возникло тайное общество франкмасонов.

Конечно, нет сомнений в том, что масонские ордена многое позаимствовали у тамплиеров, и до сих пор исследователи прослеживают прямую преемственность между тамплиерами и масонами. И на протяжении четырехсот лет (1314–1717) оккультизм действительно находил своих поклонников в постоянно возрастающем количестве и различном качестве, пока, наконец, не оформился в мощное оккультно-политическое движение – масонство.

Эволюцию оккультизма с XIV по XVIII век может раскрыть история тайных политических, «научных» и общественных организаций, сект и ересей, жизнь и деятельность известных поклонников оккультизма, которые в изобилии наводняли Европу в этот период. Современные оккультисты не без основания считают своими предшественниками и союзниками многие тайные и явные союзы и школы средневековья, среди которых особое предпочтение они отдают академиям натурфилософов, алхимическим обществам, тайному обществу розенкрейцеров. «Среди обществ различного характера, известных как Божьи друзья, Вальденсы, Бегарды, Братья и сестры свободного духа, Фратичеллы, Пастореллы, Танцоры, Прыгуны, Крестьянский лапоть, Бедный Конрад, Спиритуалисты, Интелигенты, Перекрещенцы-анабаптисты, Чешские братья, Алхимики, литературные общества, философские академии и др., – наибольший интерес представляют розенкрейцеры», – так считают сами оккультисты [101, 352].³²⁷ Они также считают своими союзниками и Гуманизм, Ренессанс, Реформацию, которые положили начало разрушению католической церкви, как и вся эпоха Возрождения в целом. «К наиболее значительным ударам мертвых тамплиеров по папскому престолу надо отнести учение Виклифа, лишившее католицизм всякой силы в Англии, учение Гуса и Гуситов в Богемии, приведшее к ослаблению католического влияния среди чехов, и учение Лютера, лишившее католицизм всякого значения в Германии. Рука могущественных мертвецов чувствуется и в языческом расцвете эпохи Возрождения с ее скептицизмом, направленным против христианских верований, и с распространением различных оккультных знаний и, самое главное, с ее культом античной старины, вылившейся в воскрешение древней греческой философии. Это направление лучших умов эпохи Возрождения, столь чуждое католическому миропониманию, было весьма удачно названо «гуманизмом», т. е. культом человека» [101, 353].³²⁸ И действительно, из среды гуманистов вышло немало ученых философов-пантеистов, выдающихся магов и всякого рода оккультных шарлатанов, которые стали главными действующими лицами в истории средневекового оккультизма. Многие из них занимали руководящие посты в академиях натурфилософии, алхимических обществах, политических оккультных орденах, и, в частности, в ордене розенкрейцеров.

Натурфилософия – явление XVI века. В Италии академии натурфилософов носили тайный характер. Тайные союзы, члены которых называли себя неоплатониками, а свою науку – пансофией, или натурфилософией, занимались изучением математики и естественных наук и с их помощью пытались найти рычаги для управления природой и материальным миром в целом. В начале XVI века образовались такие академии, как Аcademia Romana, Платоновская академия, Общество лопатки. В Германии к натурфилософам принадлежали «Орден пальмы», «Братство трех роз» и другие, в Англии – Лондонская академия, тайные союзы «Новая Атлантида». Из стен академий вышло немало известных адептов оккультизма. «Некоторые из них увлекались алхимией и каббалой. Главная цель натурфилософов заключалась в поисках философского камня для приобретения богатства и власти, тинкутуры или эликсира жизни для достижения бессмертия. Натурфилософы не придавали особенного значения искупительной смерти Христа» [101, 354].³²⁹ Они учили, что тот же Божественный Дух, который был в теле Христа, заложен и во всяком человеке.

Общим достоянием всех этих учений и в то же время связующим звеном между ними является, прежде всего, – как считает исследователь тайных обществ Г. Шустер, – глубокое отвращение к схоластическим тенденциям в педагогике и науке. Но схоластика того времени – это неотъемлемая часть католического богословия, следовательно, отвращение у натурфилософов возникало непосредственно к самой церкви и христианскому вероучению в целом.

Натурфилософы искали опору для своих «научных» изысканий и в философии, и в эзотерических учениях всех стран и времен, особенный упор ими делался на каббалу. Они считали, что своими трудами они освободят философию от того рабского подчинения богословию, в котором она якобы находилась до того времени. Им казалось, что то учение, которое они изобрели, выше христианского учения, следовательно, нужно отвергнуть авторитет христианского учения и на его место поставить собственные познания, наблюдения, собственные способности и собственное озарение. «Сторонники нового умственного учения с целью подчеркнуть и внешним образом, что они – коренные враги средневекового христианского мировоззрения, присваивали себе новые имена платоников и неоплатоников, а свою науку называли пансофией или натурфилософией. И по сути удовлетворяли свои научные потребности в философии Пифагора, Платона, Плотина и других античных философов». И в данном случае, как правильно заметил Шустер: «В творениях историков, поэтов, философов древнего мира эпоха увидела образы, которые потом долго еще питали тоску человека по чисто человеческому, и вот люди Возрождения стали стремиться к цельному и полному развитию своей индивидуальности» [241, 340].³³⁰

Отход от христианского учения и образа жизни затмил в душе человека образ Божий; на фоне тьмы у него сложился новый образ страстей и пороков. Раньше основой его духовной жизни был Образ Божий. Христос был образом для своих учеников, и в нем они видели усладу и ценность всего христианского учения. В православном песнопении, догматике четвертого гласа поется: «Тя бо Матерь ходатаицу живота показа без Отца из Тебе вочеловетися благоволивый Бог, да Свой паки обновит образ, истлевший страстьми, и заблуждшее горохищное обрет овча, на рамо восприим, ко Отцу принесет, и Своему хотению, с небесными совокупит силами». Когда же образ Христа затмился грехами, то человеку предстал иной образ, родственный его извращенным потребностям, который и заинтересовал его. Человек проникся иным духом, как пишет Шустер, – «духом древности», духом древнего змия, духом язычества. Овладев человеком, этот дух направил его свободную волю на борьбу с христианством и внушил ему ложную идею, что он, просвещенный человек, борется не столько с церковью, сколько с варварством научной формы, насилием схоластики, с рабством Римо-католической церкви. Нужно во чтобы то ни стало освободиться от господства вероучения католической церкви и церковных властей, «вырваться из-под гнетущего ярма церковного авторитета» [241, 341].³³¹

Натурфилософы считали, что христианское учение основано на слепой вере, христианская догматика – на измышлениях о сверхчувственном. Христианское учение якобы противоречит истинному знанию, которое, по их мнению, должно основываться на экспериментальном исследовании, наблюдении за природой, на живом понимании требований природы. Нужно познавать природу, исследуя явления окружающего мира, и искать истину. Но истинность ассоциировалась у натурфилософов в первую очередь с полезностью, выгодой. «Они признавали достойнейшей труда только такую науку, которая казалась полезной для практических потребностей жизни» [241, 342].³³²

Отказавшись признавать Божественное откровение, натурфилософы попытались заменить его откровением природы. Но где, и в чем, и в какой мере содержит истину природа, в конце концов они определяли своим личным мнением, своим разумом. И истинным для них было то, что они считали за истину. Таким образом, отказавшись признавать Христианскую истину, они низвели истину как высокое понимание жизни к частному мнению, и то, что им казалось истинным, они и признавали за истину, остальное же отбрасывали как ненужное.

Однако очень часто они заблуждались даже в самых простых суждениях, не говоря уже о метафизических истинах, и, наконец, увидели, что неспособны познать даже природу во всей ее широте и глубине, ибо сколько бы они ни познавали, непознанного оставалось еще больше. Тогда некоторые из них от эмпирического метода познания перешли к мистическому и оккультному, считая, что эти «научные» методы помогут им более эффективно познавать тайны природы.

В познании природы натурфилософы преследовали отнюдь не бескорыстные цели. К познанию тайн их влекли все те же оккультные соблазны – деньги и власть.

Отвергнув религиозное мировоззрение, а затем эмпирическую науку и приняв на вооружение мистические методы познания, они превращались постепенно в магов, колдунов, волшебников, выдвинули из своей среды многих корифеев оккультизма. Магия, каббала, герметическая философия стали для них полезными науками, которые «помогали» им проникнуть в тайны природы. Но поиски, как правило, сводились к тому, чтобы с помощью этих наук добыть или золото, или власть. Золото стало идеалом эпохи Возрождения, богом средневекового оккультиста. Золото давало возможность получить от жизни все удовольствия, обрести славу, признание, но главное – власть. «Никогда ни одна обманчивая мечта, если не говорить о волшебстве и явлении духов, не властвовала над человечеством так долго и упорно, как соединение с мистическими идеями, вера в возможность искусственным путем добыть золото и серебро» [241, 343].³³³

Отвергнув веру, христианское учение, человек отверг и духовные барьеры, которые направляли течение духовных сил в истинном направлении. Преодолев духовную защиту, в сердце человеческое хлынула злая похоть, она и стала главным двигателем его духовных сил. Отвергнув догматы и христианское миропонимание, приняв пантеистическое учение как истинное, человек начал строить жизнь по новым принципам. Похоть порождала мечтание, мечтание формировало цель, которой и старался достигнуть человек. Соблазн был велик, и в средневековье он реализовался в форме такой разновидности оккультизма, как алхимия.

Представляя природу как однородное целое, возникшее из единого источника, можно было предположить, что все материальные вещи имеют одну природу, но одни из них имеют благородное начало, а другие нет. Благодаря алхимии некоторые металлы получили название благородных, к ним относится в первую очередь золото. Согласно представлениям алхимиков, все вещи в природе наполнены некой единой жизненной силой, энергией, которая и определяет степень их благородства. Она также способна превращать неблагородные вещи, например металлы, в благородные. Следовательно, для того чтобы можно было влиять на процессы, происходящие в природе, необходимо приобрести власть над этой жизненной силой и тогда с ее помощью можно будет обрести власть и над всей природой. Тогда без труда можно будет научиться превращать самые неблагородные металлы в золото. Этим занимались алхимики и в средневековье, занимаются и в настоящее время. Они пытались познать те законы природы, которые регулируют процессы природной энергии, найти рычаги управления жизненной силой и через нее получить власть над всей природой.

Оккультное наваждение овладевало, таким образом, духовными силами человека, и он становился орудием злой силы. И таких адептов в средневековье было немало. «Не подлежит счету число людей, которые занимались алхимией», – пишет Г. Шустер [241, 343].³³⁴ И эти люди «с неостывающим усердием стремились достичь познания того, каким образом разрешить эту естественно историческую проблему» [241, 343].³³⁵

Естественным способом эта проблема не разрешалась, поэтому алхимики обратились за помощью к магии и каббале. Герметическая философия сулила человеку власть над природой, духами природы, власть чувственную, прагматическую, ощущаемую и осязаемую, а не призрачную, власть над природой и человеком. Этим и соблазнились алхимики.

Каббала была издревле представлена как некая засекреченная карта тайн природы. Изучая каббалу, человек якобы постигал и тайны природы, и способы управления ею. К теоретическому изучению каббалы, как правило, присоединялись и практические приемы достижение власти – магические ритуалы, помогающие магу войти в непосредственную связь с силами природы.

Согласно герметизму человек способен войти в общение с силами природы, влиять на них, и с их помощью, например, превращать один род металлов в другой. И человек, исполненный алчности, верил в алхимию.

Таким образом, был пройден сложный путь от христианской веры к оккультной. В сознании алхимика христианская вера казалась низменной, обманчивой, ложной, химерной и бессильной дать что-либо полезное человеку. Оккультная же вера в его сознании представлялась подлинной наукой, опирающейся не на авторитет Священного Писания и схоластические силлогизмы, а на конкретные опыты, приносящие неоценимую пользу человечеству.

Все выглядело в оккультизме закономерно и целесообразно: и научная обоснованность веры, и реальные эксперименты, доказывающие истинность оккультизма, и наблюдения, и логические заключения. Поэтому и «вера в алхимию... прошла каким-то триумфальным шествием по всем христианским странам Европы. В XIII веке все авторитеты в области естествознания высказались в пользу алхимии, оказали в этом смысле огромное влияние на ее развитие и сохранили веру в нее и на последующие времена» [241, 345].³³⁶ Таким образом, эпоха Возрождения стала эпохой возрождения и оккультной веры, которая поразила все слои населения. Ею увлекались и простые люди, и ученые, богатые и бедные, светские лица и духовенство Римо-католической церкви. Так, Шустер в своей книге «История тайных союзов» приводит много примеров веры людей разных сословий в алхимию и делает следующий вывод: «Можно было бы привести еще бесконечное множество примеров, как князья и государи, духовные и светские, в то бедное деньгами время бесплодно приносили целые богатства в жертву обманчивой мечте» [241, 346],³³⁷ – Молоху.

Духовная сила, которая овладевала алхимиками, не оставляла их в покое, заставляя уже всю жизнь служить себе. Таков духовный закон, и если человек отдал себя во власть оккультной силы, он уже не в состоянии своими силами освободиться из ее тисков. И как свидетельствует история: «Несмотря на то, что жизнь большинства алхимиков представляла собой длинную цепь горьких разочарований, несмотря на то, что почти всем ее адептам вместо ожидаемых богатств выпадала на долю лишь нужда и нищета... однако такой печальный опыт не в силах был уменьшить число приверженцев этого искусства или совсем удержать этих умственно ослепленных людей от дальнейших безумных начинаний» [241, 347].³³⁸

К XVII веку Европа наполнилась множеством алхимических обществ, которые занимались изучением разного рода оккультной философии и практической магией. Как считает Шустер, они «обменивались между собой своими опытами и советами, трудились, не зная отдыха, над практическими опытами и пробами, но вместе с тем опьяняли себя и теософическими парами теоретической мистики... Историко-каббалистический элемент был неразрывным спутником и верным другом герметического искусства» [241, 348–349].³³⁹

Алхимия практическая, эмпирическая при таком порядке вещей не замедлила превратиться в алхимию духа. И человек искал уже не просто рычаги управления природой, но и способы самому стать богом природы и управлять ею непосредственно здесь и сейчас. Золото как символ власти было привлекательно для человека, но власти можно достичь и без золота, а также и над золотом. Этой идеи после серии неудач в превращении металлов и стало придерживаться большинство алхимиков. Зарождается классическая оккультная философия как систематический синтез всего оккультного наследия прошлого. Участие в ее формировании приняли известные мистики и каббалисты эпохи Возрождения.

К основоположникам своего учения оккультисты относят и мистиков-гуманистов, например Марсилио Фичини, и мистиков-каббалистов – Пико делла Мирандолу, Иоанна Рейхлина, мистиков-натурфилософов – Парацельса, Агриппу Неттесгеймского, мистиков-теософов – Беме, мистиков-пантеистов – Вейгеля и многих других. Современные оккультисты считают их выразителями своих идеалов и носителями оккультных переживаний, чаяний, духовных устремлений. Свои «познания» и убеждения они передали ученикам и последователям, которые в условиях благоприятной для оккультизма духовной среды очень быстро распространили и насадили свои идеи в широких слоях общества.

Основоположниками современной оккультной философии считаются прежде всего Агриппа Неттесгеймский и Парацельс.

Генрих Корнелий Агриппа (1456–1535) родился в Неттесгейме близ Кельна в аристократической семье. Оккультная философия Агриппы основывалась на пантеистических представлениях о Вселенной. Так, он утверждал, что человек есть повторение Вселенной в миниатюре и подобие самого Бога и что все сущее проникнуто мировым духом, единой душой. Агриппа полагал, что дух этот спускается на землю вместе со светом звезд и оказывает определенное влияние на природу. Например, разнообразные металлы, драгоценные камни и травы вследствие этого находятся под влиянием определенных звезд и планет. Поэтому он советовал носить амулеты из драгоценных камней, которые могут больного сделать здоровым или, наоборот, здорового больным. Он считал также возможным выделить этот дух из материи, например, драгоценных металлов и использовать его в магических целях. Он был прирожденным мистиком, предпочитал Платона Аристотелю и изучал философов, последователей Платона: Плотина, Ямвлиха, Порфирия и Прокла. Он изучал каббалу и стал убежденным каббалистом. «Агриппа был пленен каббализмом, не только его мистическими аспектами, но и его магическими доктринами: особенно наукой чисел, известной как гематрия» [215, 94].³⁴⁰

Впоследствии Агриппа стал придворным секретарем короля Италии и Германии Максимилиана Первого. Максимилиан использовал Агриппу в качестве шпиона и послал его в Париж, где тот и находился в течение двенадцати лет. Из Парижа он отправился в Англию, где написал трехтомный трактат «Оккультная философия» (вышла в свет в Кельне в 1533 году), в котором он представлял магию как универсальную науку. Согласно своим представлениям Агриппа пытался заниматься и практической магией, составлял ритуалы вызывания духов и заклинания, повелевающие ими. Естественно, он был ярым антиклерикалом и, преподавая в разных университетах Европы, насаждал антихристианские идеи и пропагандировал оккультную философию.

Агриппу можно считать одержимым оккультной силой и пророком оккультизма. «Собственные рассказы Агриппы о контактах с мертвецами и вызываниях духов для предсказания будущего дают, по-видимому, все основания полагать, что он был одаренным медиумом» [215, 95].³⁴¹ Под конец своей жизни он как будто осознал опасность магии и написал книгу «Опасности науки и Искусства», в которой рекомендовал читать только Теологию и Священное Писание, но его труды в области оккультизма дают основание оккультистам считать его своим. Умер он в Гренобле в 1535 году.

Алхимические идеи, будоражившие Европу на протяжении четырех веков, в начале XVII века начали трансформироваться в иные оккультные формы. Алхимики и их покровители преследовали в основном личную выгоду, но, не видя положительных результатов от занятий алхимией, начали терять к ней интерес.

Алхимия, как никакая другая часть оккультной практики, была связана с шарлатанством. Спрос на алхимиков в эпоху Возрождения превышал предложение. Этим пользовались спекулянты, которые выманивали у многих правителей средства на якобы алхимические опыты. Когда обман удавалось раскрыть, шарлатаны оканчивали жизнь на виселице. Но встречались среди адептов алхимии и правоверные оккультисты, которые искренне верили в возможность этой «науки»; когда у них не получались опыты, они еще до пыток старались покончить жизнь самоубийством. Труды алхимиков, как никого другого, в свое время вызывали немало нареканий. Так, Геккерторн в своей книге «Тайные общества» пишет: «Алхимики... вели вообще печальную и неприятную жизнь, и многие из них умерли в совершенной бедности, если не подвергались худшей участи. Таким образом, один из самых знаменитых алхимиков, Брачадино, живущий в последней четверти шестнадцатого столетия, получив большие денежные суммы за свою мнимую тайну от германского императора, венецианского ложа и других государей, хваставшийся, что сатана его раб – две свирепые черные собаки, всегда сопровождали его, слыли демонами, – был, наконец, повешен в Мюнхене, когда открылся обман, посредством которого он проводил мнимое превращение. Обе собаки были застрелены под виселицею» [58, 140].³⁴²

Но в алхимических чаяниях кроется еще одна тайна. Алхимия, естественно, не могла держаться столь продолжительное время на одном только шарлатанстве. Не могла она долго прикрываться и наукой, так как алхимические опыты основывались на антинаучных суждениях. И в целом алхимическая практика только внешне имела вид научных опытов, в действительности невидимая сторона ее соприкасалась с миром падших духов. Алхимики искали философский камень, некий катализатор превращения металлов неблагородных в благородные или некий эликсир здоровья, по Парацельсу, в панацею от всех болезней. Эта видимая сторона привлекала, соблазняла, искушала, но она носила призрачный характер и увлекала только тех, кто не усвоил истинного значения алхимии.

Среди общей искушенной массы были и настоящие адепты оккультизма, которые искали в алхимии иные ценности. Свои убеждения они строили на герметической философии. Они понимали мир как единое целое, человека – как микрокосмос, Вселенную – как макрокосмос. И задача их состояла в постижении микрокосмоса и его связи с макрокосмосом; зная эти тайны, якобы можно было влиять на процессы, происходящие во Вселенной, и управлять ими. Они пытались достичь власти не с помощью денег, богатства, а проверенным оккультным методом – с помощью духов природы.

В этом направлении и трудились подлинные адепты алхимии. Они изучали духов, которые наполняли все поднебесное пространство, и пытались войти с ними в связь, повлиять на них, подчинить своей власти. По их представлениям, все стихии мира, все явления в природе наполнены духами и подчинены им. Духи управляют как природой и ее процессами, так и людьми и их отношениями.

Взаимосвязь природы и человека, в их понимании, тоже находится под контролем духов. Наиболее существенное влияние на взаимосвязь человека и Вселенной оказывают духи, связанные со знаками Зодиака и семью планетами Солнечной системы. Каждая планета, каждый знак Зодиака – это особый дух. Эти духи, помимо общего влияния на процессы, происходящие во Вселенной, имеют и частные функции, к примеру, они оказывают влияние на металлы. Так, дух планеты Сатурн, помимо основных функций, управляет свинцовым суриком, медовым камнем, Марс – железом, Солнце – золотом, Меркурий – ртутью и т. д. На этой основе в алхимии, как и в оккультизме в целом, разработана целая система, полная, естественно, противоречий и абсурда.

В оккультной системе дух подчинялся общим планетарным законам. Знание этих законов якобы давало власть над духами, а через это – и над процессами, происходящими, в частности, в мире металлов.

По представлениям алхимиков, каждый металл имел своего духа, об этом, в частности, свидетельствуют и названия металлов, например: никель, ванадий, титан, тантал и другие. Каждый дух получал свой символ, посредством которого он был связан с макрокосмосом и управлял им; этот символ был алхимическим знаком, заключающим в себе оккультную силу.

Зная тайну алхимического знака, адепт «имел» власть и над самим веществом. Что же касается металлов, то они могут в принципе превращаться друг в друга, но для этого нужно изъять из вещества его дух и водворить дух того металла, который нужно получить. На одной из древних гравюр запечатлен такой процесс превращения металлов, или изгнания духа из металла: «Эмблема перегонки вещества. Газы летят в виде черных воронов из скелетов» [5, 83].³⁴³ Огромную роль в алхимических процессах играл половой, сексуальный принцип, который символизировал соединение двух веществ и рождение нового. Так, на одной из гравюр изображено следущее: «Двуглавый Ребис – объединение мужского и женского начала – серы и ртути – лежит перед Меркурием – перегоняющейся ртутью. Вдали вырастают семь металлов» [5, 97].³⁴⁴

Для духов и подчиненных им веществ устанавливалась иерархия. Это также видно на одной из гравюр: «Шесть младших металлов умоляют своего старшего брата – золото – сообщить им свои совершенства» [5, 118].³⁴⁵

Исходя из основных принципов алхимической доктрины, которая по своей сути является смесью гностических и герметических представлений, адепт стремился найти ключ, с помощью которого он мог бы получить власть над духами, а затем с их помощью – власть над веществом и химическими процессами. Этот алхимический ключ власти носил в алхимии название философского камня. Философский камень, по представлению алхимиков, имел следующие качества: давал власть над духами, а посредством их – возможность превращать неблагородные металлы в благородные; излечивал все болезни; продлевал человеческую жизнь; давал адепту множество различных знаний и «добродетелей», с помощью которых человек «становился мудрее Аристотеля и Авиценны» [5, 123].³⁴⁶

Из этих положений видно, что алхимия представляла собой разновидность классического оккультизма. В ней в явной форме присутствуют все те искушения, которыми диавол искушал прародителей в раю и Христа на горе Искушения в Палестине. Христос отверг бесовские искушения; алхимия, отвергнув Христа, впитала в себя соблазн князя мира сего и стала носительницей диавольской заразы.

Из истории алхимии известны личности, не скрывавшие своих сатанинских убеждений и превозносившие себя как лиц, имевших прямые связи с миром падших духов. К ним можно отнести, например, Бронадино, Турнейссера и Боррна. Кроме того, многие сочинения алхимиков сами являются неоспоримыми комментариями к тому, что в основе их построений лежат каббала и герметическая философия и что они наполнены каббалистическими и астрологическими идеями. К таким авторам можно отнести таких знаменитостей оккультизма, как Николай Фламель, Рамунд Луллий, Исаак Голлас, Даниил Захарий, Роджер Бэкон и другие. Но наиболее весомый вклад в возрождение оккультизма внес Парацельс. _

Парацельс был младшим современником Агриппы. Он родился в 1493 году в швейцарской деревне Эйнзидельн. Его настоящее имя, которое он получил при рождении, было Филипп Адреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. Воспитывался Парацельс в семье деревенского доктора. В 14 лет он покинул дом и, как многие бродячие недоучки, прошел курсы нескольких университетов. Он изучал медицину и горное дело. В 1516 году получил степень доктора медицины в университете Феррары. Почувствовав себя ученым, новоиспеченный доктор поменял свое имя и назвал себя пара-Цельсом, что означает выше Цельса, прославленного врача античности. Это свидетельствует о тщеславном и властолюбивом характере Теофраста. Парацельс много путешествовал и изъездил почти всю Европу, но нигде в силу своего высокомерного характера не нашел пристанища. В конце концов, он осел в Зальцбурге, где и скончался в 1540 году.

Жизнь, характер и труды Парацельса представляют особый интерес при изучении оккультизма в целом. Как образец жизни всякого оккультиста они представляют собой весьма непривлекательную картину.

Как правило, адептам оккультизма свойственны высокомерие, властолюбие, непримиримость и ревность, различного рода пороки. Ведут беспорядочную жизнь, наполненную авантюрами, обманом и шарлатанством, часто умирают от последствий развратной жизни в нестарческом возрасте, изнуренные и обессиленные. Часто многие из них кончали жизнь самоубийством или на виселице за шарлатанство и обман. И характер их жизни как нельзя лучше свидетельствует о характере оккультного учения.

Парацельс обладал подобными чертами характера. По мнению исследователей, «Парацельс был сложным человеком. Его медицинский и научный таланты не подлежат сомнению. Но он также любил показушность. Его манеры были вызывающими и вульгарными, одежда – всегда мятой и неряшливой, он был толстым, лысым и вспыльчивым человеком... Основными недостатками Парацельса были его тщеславие и злобный характер» [215, 96–97].³⁴⁷ Его сочинения изобилуют бранью в отношении ученых, не согласных с его мнением. Когда в 1524 году он на время обосновался в Базеле, где был назначен заведующим кафедрой медицины, то свою деятельность на этом посту он начал с того, что приказал студентам развести костер и побросать туда книги Галена, Авиценны, Разеса и других известных врачей. При этом он бегал вокруг костра и кричал, что все они, вместе взятые, не стоят и одного волоса из его бороды. Наполненный такими духовными пороками, он усугубил их, приобщаясь к тайнам оккультизма.

Оккультные познания Парацельс черпал у аббата католической церкви Тритгейма, который, в свою очередь, был доверенным другом Агриппы Неттесгеймского. Знакомство с оккультизмом и проникновение в тайны запретного знания усугубили его высокомерные притязания. Парацельс презирал и поносил всех ученых, а себя считал самым умным. Порой казалось, по отзывам современников, что он не владел собой, как будто в нем находилась некая страшная сила, которая и руководила его поведением. Вот как описывает характер поведения Парацельса один из его биографов: «При своем непостоянном образе жизни, он имел мало случаев для спокойных занятий; кроме того, им самим издана только небольшая часть его трудов; остальное написано под диктовку его учениками и притом большей частью утром, когда он, не совсем твердо стоя на ногах, возвращался с пирушки. Он диктовал тогда очень быстро: «точно дьявол из него говорил». Понятно, что при таких условиях не всегда можно ожидать ясности и согласованности в его описаниях» [5, 141–142].³⁴⁸

Оккультное «достояние», полученное от Агриппы, Парацельс усовершенствовал и расширил. Согласно его представлениям каждое человеческое существо представляет собой микрокосмос, который неразрывно связан с макрокосмосом. Все, что оказывает воздействие на микрокосмос, оказывает такое же воздействие и на макрокосмос. «Как наверху, так и внизу» – основной принцип Парацельса. Человек, учил Парацельс, обладает астральным или духовным – невидимым – телом и физическим, материальным телом. Оба эти тела в нем соединены в одно целое, но при определенных обстоятельствах они могут снова разъединяться. Этим двум телам соответствуют две души и два духа: вечная душа и вечный дух, соединенные с астральным (сидеральным) телом, и естественная душа, естественный дух, связанные с телом физическим. Но эти различные начала постоянно чередуются в человеке в зависимости от его состояния – бодрствования или сна – и создают в нем различные состояния сознания. Астральное тело обладает особыми свойствами по сравнению с телом физическим; оно может проникать сквозь материю. Происходя от звезд, а не от стихий, оно подчиняется звездам, переживает тело физическое и уничтожается постепенно. Тогда как тело физическое лежит в могиле, астральное тело может путешествовать, но в основном остается там, где оно жило, соединенное с элементарным телом. Астральное тело можно видеть в виде призрака, или видения, даже тогда, когда душа и дух уже отошли от него. Так, например, сидеральное тело может находиться на страже у какого-нибудь клада до полного его уничтожения.

Человек, по учению Парацельса, находится в живой связи с планетами, содержит в себе семь планетарных принципов и имеет свою индивидуальную духовную сферу, не требующую питания извне. В питании извне нуждается только тело физическое. Каждая планета является символом духовной силы человека и управляет определенным органом тела. В человеке как микрокосмосе находится небо со всеми небесными телами, зодиакальным кругом и иными созвездиями и четырьмя основополагающими стихиями. Смотря по большей или меньшей значимости находящихся в человеке планетных систем и их распределению, в нем разнится и темперамент.

Много оккультных идей Парацельс заимствовал из каббалы. Так, он признает, что всей Вселенной правит единый вечный принцип «Мистериум магнум». Человек посредством своего астрального тела сообщается с этим принципом и получает от него знание обо всем, что происходит в макрокосмосе. Но в сознание эти знания приходят не обычным способом, и не всякий их может усвоить. Только одаренная и «озаренная» личность может их осознать. Астральное тело после смерти, существуя в виде призрака, может принимать разную форму и приносить живому человеку как добро, так и зло. Но оно подчиняется магическим заклинаниям и поэтому с помощью магических формул, камней-амулетов можно управлять его поведением в своих целях.

Парацельс учил также, что человек и сам может создать свой собственный призрак, дух, образ. «Мысль может при содействии воли сотворить духа, который, приняв форму, может стать более или менее доступным нашим чувственным органам. Духи эти порождаются также многими преступными и отвратительными поступками» [5, 153].³⁴⁹ Эти духи, как джин, вышедший из бутылки, могут приобретать огромную власть над человеком. Кроме этих духов, существует и много других духов. Так, к каждому новорожденному ребенку приставлен близкий ему дух, или гений, вдохновляющий его и влияющий на него во время сновидений.

Парацельс составил целое учение о духах, которым, как признаются и сами оккультисты, они пользуются и в настоящее время. По мнению некоторых поклонников оккультизма, «Парацельс имел глубокие познания в том, чему учат нас современные оккультисты» [5, 155].³⁵⁰

А вот как адепт оккультизма Гартман резюмирует свое отношение к Парацельсу: «Магнетизм... был известен Парацельсу. Также были ему знакомы и гипнотизм, ясновидение, яснослышание, внушение, магия и чародейство. И он оставил нам описание законов, руководящих всеми этими оккультными феноменами. Он упоминает и об оккультном, переносимом на дальнее расстояние письме, он знал, по-видимому, обо всех феноменах современного спиритизма. Изучая под его руководством алхимию, мы видим, что это настоящая наука, доступная всем, умеющая пользоваться жизненным принципом... Парацельс, как и все передовые оккультисты, верил в перевоплощение» [5, 155–156].³⁵¹ Таким образом, Парацельс создал для оккультизма целую систему тайного знания, которую дополнило и усовершенствовало последующее поколение. И недаром основательница Теософского общества Е. П. Блаватская считает его одним из величайших учителей оккультизма.

Алхимия привлекала и манила многих адептов тайного знания. К ней прибегали и ученые, и простаки, в ней искали богатства бедные и короли. На протяжении нескольких столетий она будоражила умы и сердца заблудшего человечества, отголоски ее воздействия дошли и до настоящего времени, а занятия алхимией не остались бесплодными, однако плоды эти носили отнюдь не благодатный характер.

Много поврежденных и искалеченных душ легло на алтарь оккультной силы. Они стали одержимы этой силой, которая извратила их образ мыслей и жизни и заставила служить ей беззаветно. Хотя порой человек и видел бессмысленность алхимических поисков, но он не мог уже исправиться. Под воздействием этой силы он вместо материального философского камня приобрел духовный философский камень, который осуществил его духовную мутацию и превратил в раба нечистой силы. Человек не осознавая опасности как для себя, так и для всего человечества, занялся поисками некого духовного алхимического камня, с помощью которого он якобы мог духовно совершенствоваться. И в этом человек действительно преуспел, но только совершенство его духа было направлено вершиной вниз, в глубины ада. Человек стал в еще большей мере вместилищем греха и порока, как только перестал чувствовать тяжесть греха; из сознания начало исчезать и само понятие о грехе, а воля наполнилась злобой, ненавистью ко всему святому и чистому. Но такое состояние человек расценивал как степень высокого совершенства, как свободу духа и святость жизни. Это новое духовное движение, которое пришло на смену алхимии и получило название розенкрейцерства.

Искушаясь богатством и властью, адепты оккультизма входили в сношение со злыми духами. Войдя в контакт с нечистой силой, адепт подчиняет свою волю воле беса, а злой дух тайну этого общения не разглашает, для него самое страшное – разоблачение его деятельности. Поэтому даже под пытками оккультисты не могут разгласить тайны общения с нечистой силой, тайны сущности своего лжеучения. И со стороны «тайну» оккультизма разоблачить прямым текстом довольно трудно. Но, косвенно, по роду деятельности, по плодам, конечным результатам, по образу жизни оккультиста и его отношению к христианству можно судить об этом.

Беспристрастным было отношение к оккультизму у здравомыслящих людей и в средние века. «Большинство всегда видело в алхимиках людей, готовых на преступную и греховную связь с духом тьмы для получения его пособия и достижения цели герметических исследований. Вследствие этого общее мнение включало алхимию в число тайных наук, составляющих отдельные отрасли знаменитого учения о волшебстве, чародействе, магии» [5, 124].³⁵² Кроме этого, доказательством общения с сатаной в оккультизме служат и те разоблачения, которые встречаются в истории старого и нового времени.

Диавол всегда искушает мир своими ложными идеями и ценностями. Но плоды этого искушения бывают обильными только при определенного рода обусловленности: безверии и развратной жизни. Духовно-нравственная среда эпохи Возрождения, с присущими ей безверием, богоборчеством, антицерковными настроениями и безнравственной жизнью, оказалась благоприятной почвой для процветания оккультизма, в частности, в виде алхимии. Когда алхимия изжила себя, на смену ей пришел новый вид оккультизма, новая религиозная ложь. Человек, желавший с помощью алхимии быстро и легко разбогатеть, наконец как будто бы понял ложь этой идеи, но, будучи духовно омрачен, поддался иного рода соблазну, соблазну мнимого духовного богатства, и начал поиск философского камня духовного совершенства в оккультизме, «придав химерическим поискам философского камня более благородную цель, чем достижение богатства, то есть открытие духовного ока, которым человек может видеть сверхчистый свет и исполниться внутренним светом для освящения своей души истинными познаниями» [58, 141].³⁵³ Задача, которую ставили перед собой алхимики, заключалась в том, чтобы познать законы, связывающие и управляющие всем в Космосе и во Вселенной.

Со временем, когда влияние алхимии стало утрачиваться и интерес к ней уменьшился, алхимики и поклонники оккультизма занялись поисками новых идей и начали объединяться в различные группы, что было нехарактерно для истинных алхимиков, которые сохраняли в тайне свои профессиональные возможности. В среде этих групп и созрело новое оккультное движение в виде обществ, члены которых считали себя мудрецами (розенкрейцерами).

В конце XVI – начале XVII веков в Европе усилился особый интерес к науке и ко всему, что было связано с ней. Но, к сожалению, к науке относили и оккультные учения, поэтому среди известных ученых было немало и таких, которые прибегали в своих научных изысканиях к магии, каббале, герметизму, не делая особых различий между наукой, философией и оккультизмом. Таких ученых можно видеть и среди алхимиков. Так, среди ученых, которые опирались на оккультные идеи, можно увидеть и таких, как Френсис Бэкон, Роберт Бойль, Исаак Ньютон, Николай Коперник и другие.

С другой стороны, алхимики превозносили оккультизм как величайшую науку. К их представителям можно отнести, например, Петра Северини из Дании и Хайприка Кунрата из Саксонии. Оба они были поклонниками и продолжателями дела Парацельса. Петр Северини в 1571 году опубликовал труд «О целях философской медицины», который стал справочником по оккультной медицине. Кунрат написал мистический трактат «Амфитеатр мистического познания», изданный уже после его смерти в 1609 году. Сочинение написано в гностическом духе, в нем философский камень символически уподобляется Христу, а познание камня является познанием макрокосмоса. Эти публикации не были единственными в этом роде, но из множества других они наиболее точно отвечали потребностям мистически настроенного общества, которое жаждало тайных откровений.

В 1610 году в Германии вышел в свет еще один трактат в виде анонимной рукописи «Слава Братства». По содержанию он отвечал духу оккультизма. Титульный лист трактата возвещал, что в обществе возникло некое тайное братство «Розы и Креста» и каждый, кто обладает глубиной познания и желает познать тайны природы, должен готовиться к вступлению в это братство. Члены братства якобы обладают совершенным ведением, и как только они будут видеть готовность адепта к вступлению в братство, они сами объявят ему об этом, и он будет принят в тайное общество. В братстве адепт достигнет совершенного познания, богатства, власти и вечной жизни. Таким образом впервые заявило о себе оккультное Общество розенкрейцеров. Предпосылкой к его появлению стали деятельность алхимических обществ, возросший интерес ко всему таинственному и непознанному. Многие исследователи сходятся на том, что «философские корни движения, которое получило название «розенкрейцерство», можно обнаружить в учениях великих алхимиков XVI века Парацельса и Джона Ди» [80, 183].³⁵⁴

Безусловно, идеи которые заложены в розенкрейцерстве, являются идеями алхимическими, но непосредственно возникновение братства обусловлено трудами профессоров и преподавателей Тюбингенского университета в Баварии в начале XVII века. Собрания этих людей возглавлял профессор права Кристоф Безольд. В этом кругу происходили жаркие споры и обсуждения проблем философского и религиозного характера. Одним из активных членов этого общества и диспутов был Иоган Валентин Андреа – знаток философии и математики, оптики и астрономии, трактатов древнегреческих, древнееврейских, арабских и христианских алхимиков, герметиков, каббалистов и мистиков. Ему и приписывают исследователи трактат о розенкрейцерах. В 1613 году из-под его пера во Франфрукте-на-Майне вышло еще одно сочинение, брошюра под заглавием «Манифест братства Креста-Розы». А в 1616 году он издал мистический трактат «Химическая свадьба Христиана Розенкрейцера в 1459». Все его сочинения легли в основу организационного и идеологического становления розенкрейцерства. Интересно отметить, что спустя некоторое время Андреа стал лютеранским священником и принес покаяние по поводу написания этих трактатов, называя это безумством молодости. Но те, кто воспринял и впитал в себя идеи розенкрейцерства, о покаянии не думали, и идеи Андреа быстро вошли в обиход оккультно настроенного общества.

Таким образом, благодаря трудам корифеев алхимии и профессорам Тюбингенского университета в начале XVII века возникло новое оккультное общество, была выработана его идеологическая основа, составлено предание, поставлены задачи и разработана система оккультно-философского учения розенкрейцерства. Составляя историю розенкрейцерства, современные авторы пытаются придать ему характер древнего общества и кладут в основу его исторического и идеологического бытия оккультную преемственность. Согласно оккультному преданию, розенкрейцерство основал некий Христиан Розенкрейц. Он родился в Германии в 1378 году в семье бедных, но благородных родителей. В возрасте пяти лет был отдан на воспитание в монастырь, где обучился латинскому и греческому языкам. На шестнадцатом году он увлекся тайными науками и приступил к изучению магии и каббалы. Целых пять лет Розенкрейц изучал оккультизм, но результатами своих познаний не был удовлетворен. Тогда он решил посетить разные страны и попытаться найти истинных адептов тайных наук. Свои познания в области оккультизма он укреплял в Турции, Сирии и других странах Ближнего Востока. В Дамаске он, в частности, нашел некое теософское общество сверхчеловеков, которые сразу увидели в нем своего собрата и посвятили его в свои таинства, в результате чего он достиг «высшей степени познания». Затем он посетил таинственную «Фецу» – столицу каббалистов, где завершил свои познания и достиг абсолютного совершенства в области оккультизма. Став «сверхчеловеком», он от познания перешел к практической деятельности, т. е. к формированию нового общества адептов.

Первые шаги по организации тайного общества Розенкрейц начал в Испании, но встретил здесь сопротивление со стороны церкви и был изгнан из страны. Из Испании он перебрался в Германию, посвятил в тайну своей новой философии трех своих сыновей, а затем удалился в пещеру в пустынном месте, никому не известную, где прожил отшельником до возраста ста шести лет. Скончался Розенкрейц в 1484 году, и место его погребения не было известно никому на протяжении ста двадцати лет, но по прошествии этого срока по предсказанию самого Розенкрейца его прах был обнаружен адептами оккультизма по наитию духов. Вместе с прахом якобы была обнаружена и эзотерическая библиотека, книги которой содержали тайны бытия.

Эту легенду, сочиненную в XVII веке, повторяли все исследователи тайных обществ, и мало кто из них подвергал ее сомнению, и в настоящее время мало кто оспаривает «истинность» этих повествований, невзирая на то, что эти выдумки полны противоречий и вымысла. Доказывать истинность или ложность легенды о Розенкрейцере нет смысла. Из этих повествований можно лишь заключить, что в XVII веке значительная часть просвещенного человечества была одержима оккультизмом, и свой научный потенциал она направляла на организацию оккультного общества и сочинения оккультного предания. Для нее оккультизм был как неизведанный материк для мореплавателей, манящий приключениями и интересными находками. Поэтому и облекалось общество таинственностью и предпринимались попытки связать его с древними языческими мистериями и культовыми представлениями.

В свою очередь, эти легенды вызывали ажиотажный интерес у публики, наэлектризованной оккультизмом, и многие занялись поисками самого общества сверхчеловеков. Цель и задачи начинающие розенкрейцеры изложили в «Манифесте братства Креста-Розы». Согласно Манифесту, розенкрейцеры стремились создать некое тайное общество «в целях и средствах алхимических, медицинских, теософических, каббалистических, даже чудотворных, и достигших на всех этих поприщах могущества, дотоле неслыханного на земле, сверхчеловеческого и сверхъестественного» [5, 160].³⁵⁵

Таким образом, в розенкрейцерстве сохраняется и выдвигается на первый план все та же основная задача оккультизма, благодаря которой «розенкрейцер приобретал фантастическую власть над миром» [5, 160].³⁵⁶ Приобщаясь к заветным целям оккультизма, розенкрейцер начинал чувствовать в себе сверхчеловеческие силы и способности. В Манифесте по этому поводу отмечено: «Мы призваны к усовершенствованию и улучшению всего существующего – до тех пор, покуда не придет конец мира. Мы стоим на высшей степени любви и мудрости. Мы кроткие обладатели всех благ, которые в состоянии дать природа, и можем распределить их по нашему усмотрению» [5, 160].³⁵⁷ Второй момент, на котором розенкрейцеры делали акцент, заключался в том, что они якобы обладали совершенным знанием и ведением добра и зла. «Мы обладаем книгой, из которой знаем все, что написано или будет написано в других книгах» [5, 160].³⁵⁸ Из этого следует, что розенкрейцеры считали себя подобными Богу, ибо они как будто бы знали, что есть добро и зло. Кроме того, власть их якобы распространялась и на мир духов. «Нам дано повелевать духами и даже самими могущественными демонами. Силою наших заклинаний мы можем притягивать к себе жемчуг и драгоценные камни» [5,160].³⁵⁹ Наконец, в Манифесте раскрывается и истинная сущность и самая главная задача розенкрейцерства. Она заключается в низвержении христианства, монархии и католической церкви и построении на земле нехристианского общества – «коллегии Духа Святого», которая будет стоять до скончания веков.

Главная символика розенкрейцерства крест и роза недвусмысленно подчеркивает эту задачу, суть которой состоит в том, что вместо Христа на кресте водворяется пятилепестковая роза как символ оккультной власти. Известный оккультист XVII века Элифас Леви раскрывает тайну розы и креста в следующем ключе: «Роза, всегда и всюду эмблема красоты, жизни, любви, наслаждения, мистически выражала мысль, затемненную во всем протесте Возрождения. То была плоть, возмутившаяся против деспотизма духа; то была природа, заявившая себя такою же дщерью Божества, как благодать... человечество, жаждущее религии естественной, сотканной из разума, и любви, основанной на откровении гармонических сил Бытия, – вот чего живым и цветущим символом для посвященных была роза. В самом деле, вглядитесь в цветок: роза есть пентакль, звезда, образованная пересечением двух правильных треугольников, – античный образ совершенства, вписанный в окружности, лепестки ее венца выкроены в форме сердца и гармонически прилегают один к другому... Победа розы была задачею посвящения в науку, в то время как религия работала, чтобы подготовить всемирный, исключительный и окончательный триумф – Кресту. Сочетать Крест с розою – такова была цель, к которой стремились высшие посвященные» [5, 174–175].³⁶⁰

Таким образом, Распятие Христа на Кресте розенкрейцеры кощунственно попытались заменить на пятиугольный пентакль, или пентаграмму. Возникновение розенкрейцерства знаменовало собой новый период, если не эпоху, в истории оккультизма. Братство розенкрейцерства бросило новый вызов христианству и вовлекло в эту борьбу многие слои просвещенного общества. Попав на обезуверившуюся в христианстве человеческую почву, семя розенкрейцерства расцвело в короткое время ярким цветом и распространилось по всей Европе. Западное общество жадно впитывало в себя испарения оккультизма. В XVII веке благодаря деятельности розенкрейцерства сформировалась особая оккультно-политическая сила, которая и взялась осуществить заветную мечту розенкрейцеров, как, впрочем, и оккультизма в целом – построение оккультного царства на земле. В 1717 году эта сила официально оформилась в движение под названием масонства.