Часть третья. Свидетельства морали

Введение: важность вопроса

Мир, в котором мы живем

Предлагаемые решения

Заключение

Теперь мы обратимся к совершенно новому вопросу. Помимо философских и естественнонаучных свидетельств в поддержку теистического мировоззрения, существует еще и область этики. Не здесь ли мы сталкиваемся с самыми серьезными аргументами против существования Бога Библии? Все мы являемся свидетелями тех бедствий и мучений, через которые бесчисленное множество людей проходит в течение жизни. Да, наука и философия представляют ряд убедительных доказательств существования Бога. Однако ввиду реальных условий нашей жизни мы редко проявляем интерес к теоретическим проблемам. Истина заключается в том, что мы реально испытываем страдания. Как же Бог допускает мучения, боль и горе?

В этой главе мы попытаемся как можно прямо и объективно подойти к данной проблеме. Мы подробно рассмотрим ее и наиболее часто предлагаемые решения. Мы попытаемся ответить на вопрос: почему Бог попускает существование в мире зла и страдания в таких масштабах? Далее мы покажем, насколько сложно, по сравнению с теизмом, разрешить проблему страдания и зла в системе атеистического мировоззрения. Затем мы вернемся к основной теме книги и постараемся ответить, какое же отношение имеет этика к вопросу существования Бога. И, наконец, мы приведем один конкретный пример из Священного Писания, который, по-нашему мнению, проливает свет на решение этой проблемы.

Но прежде всего следует заметить следующее: проблема страдания и зла весьма многогранна, и объем этой книги не позволяет рассмотреть ее во всей полноте. Кроме того, многие ее аспекты выходят за рамки интересов среднего читателя. Поэтому мы попытаемся обсудить важнейшие моменты, лишь упомянув или вообще опустив остальные. Читателю же, заинтересованному в получении дополнительной информации, будет полезно обратиться к другим источникам и подходам.³¹²

Нам бывает больно. Иногда кажется, что сама жизнь причиняет нам боль. Может быть и с Вами так бывало: Вы прочли хорошую книгу, или проповедь затронула Вас, и теперь Вы верите, что Вы лучше понимаете мир и все в нем происходящее. Вы думаете, что наконец-то Вы нашли тот ключик, который поможет Вам привести в порядок свою жизнь и продвигаться вперед. И вдруг – раз! Случается нечто, заставляющее Вас засомневаться в том, что Бог действительно заботится о Вас и Ваших нуждах. Мало того, мы все – существа эмоциональные, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. И наши переживания – которые, по сути, представляют собой «необработанные и недоказанные сведения» о жизни – ведут постоянную войну с нашим рассудком. К сожалению, реальные события зачастую оказывают большее влияние на наше понимание, чем абстрактные теории, которым мы учимся. В результате, страдания выводят из состояния равновесия наши представления о Боге – они прямо в лоб бьют по самым сокровенным принципам веры. Присутствие в мире страдания настолько убедительно, что трудно даже представить человека, утверждающего, что он не понимает, о чем мы ведем речь. Мы видим страдания в нашей жизни, мы видим их в жизни других. Более того, страдания касаются каждого. Никто не защищен от них. При виде зла мы всегда таим надежду, что «творящееся вокруг» не коснется наших семей.

А все, что мы ежедневно узнаем из средств массовой информации?! Газетные статьи в подробностях описывают преступления и болезни нашего общества – то, что творится прямо на наших улицах. Заголовки потрясают нас плохими новостями. Телевидение и радио предлагают самые последние сообщения о войнах в горячих точках всей планеты. Репортеры «с мест» передают эти мучения и страдания прямо в наши дома. Мы видим родителей, рыдающих над могилами своих детей, погибших во время военных действий. Наши сердца разрываются от репортажей о голоде в странах третьего мира, когда маленькие тела сбрасываются в общие могилы. Порой хочется спросить, в чем собственно главная задача средств массовой информации – заставить нас испытывать угрызения совести? «До чего дошел этот мир?» – выражение, давно ставшее популярным лозунгом.

И беспокоит нас не столько само страдание, сколько его масштабы – то, что философы часто называют бессмысленным злом. В определенном смысле, всякое страдание оправдано – но уж слишком его много! Как объяснить тысячи «невинных» человеческих жизней, унесенных войнами или природными бедствиями?

Все выше сказанное подводит нас к пресловутой проблеме страдания и зла. Согласно общепринятому мнению, именно она составляет аргумент номер один против веры в существование Бога Библии. И действительно ничто в христианской вере не поддается большему сомнению: ни природа Священного Писания, ни непорочное зачатие или божественность Иисуса Христа, ни Его Воскресение. Иногда проблему формулируют словами Филона, героя книги Давида Хьюма: «Он желает остановить зло, но не может? Тогда Он бессильный. Или может, но не желает? Тогда Он сам есть зло?»³¹³

При таком подходе за основу берется предположение, что библейская концепция Бога не соответствует реальному положению вещей в нашем мире. Некоторые даже считают, что в традиционной концепции Бога заключено внутреннее противоречие. Для большинства людей существование зла не подлежит сомнению. Одни верующие видят в этом проблему, другие – нет. А какого мнения придерживаются ученые? Как ни удивительно, этот вопрос интересует не только христиан – над ним бьются и атеисты. Проблема зла затрагивает каждого из нас.

Как же трактуют мыслители и философы противоречивую проблему страданий и зла?³¹⁴ Было предложено много разнообразных подходов, и мы приведем наиболее значительные из них.³¹⁵ Согласно восточным философиям и учениям, страдания и боль являются в некотором смысле видимостью или иллюзией, вызванной невежеством. Следовательно, изменение причины устранит следствие. Например, в Буддизме страдание порождается желанием, и «полное, хладнокровное пресечение» этого самого желания приведет к исчезновению страдания и зла.³¹⁶

Теории и мировоззрения, утверждающие или предполагающие, что зло – это просто иллюзия, не находят поддержки большинства философов. Несомненно, отдельные страдания, вероятно даже большая их часть, определяются нашим мировоззрением и образом мышления. Но это не является разумным и исчерпывающим объяснением. Ведь даже те, кто отрицают объективное существование страданий, сталкиваются рано или поздно с точно такими же мучениями, как и все остальные люди – им тоже бывает больно. Более того, имеющиеся данные свидетельствуют об обратном. Страдание – это не плод нашего воображения или разума, от которого мы можем избавиться собственными усилиями, подавив, например, в себе все желания. Мы не можем остановить природные явления – землетрясения и ураганы, – просто изменив свой образ мышления. И возникает еще один вопрос, касающийся источника происхождения страдания. Даже если оно и является результатом нашего невежества или неправильного понимания, как все-таки сложилась подобная ситуация? Что было изначальной причиной страдания? Гейслер сделал весьма наглядное заключение: «нереальность страданий – всего лишь «прекрасная теория», разрушенная бандой толпами грубых фактов».³¹⁷

С другой стороны, многие приверженцы натуралистического мировоззрения³¹⁸ признают реальность зла и считают его наличие в мире доказательством того, что Бога не существует. Но в отношении того, насколько серьезна данная проблема, единого мнения нет. Радикалы считают, что наличие зла противоречит учению классического теизма. Менее строгий подход, хоть и не столь явно выделяет противоречие, признает наличие зла в мире значительным аргументом против ортодоксального вероучения. В обоих случаях, натурализм считает эту проблему своей «козырной картой» в игре с теистическим мировоззрением. Мы еще вернемся к этому различию в двадцатой главе. А сейчас приведем примеры некоторых других точек зрения.

Альберт Камю рассказывает историю об ужасной крысиной чуме, поразившей город Оран в начале нашего века. По его предположению, гуманным поступком в сложившейся ситуации была бы помощь своим согражданам в их противостоянии бедствию. Однако, подобные действия означали непослушание священнику, который сам ничего не предпринимал, поскольку считал, что помогая больным, он бы противился воле Бога, который, по его мнению, и послал на город эпидемию. Нас ставят перед дилеммой – поступить гуманно или религиозно? Избрать же оба пути одновременно не позволяется.³¹⁹

Практически о том же пишет X. Дж. МакКлоски. Он утверждает, что теизм не в состоянии побороть зло, так как тогда теисты боролись бы против добра – большего добра, которое, якобы, достигается через страдания. Отсюда, теист просто морально обязан не пытаться уничтожить зло – иначе добро, ради которого зло существует, не будет достигнуто.³²⁰ Дж. Л. Мэки поддержал утверждение МакКлоски о том, что основные положения теизма о Боге – Он всемогущ и всеблаг – серьезно противоречат вере в существование зла.³²¹

Из первых двух разделов книги должно быть очевидно главное затруднение натурализма. Если Бог существует, то основополагающий принцип атеизма безнадежно ошибочен. Тем не менее, аргументы атеизма относительно проблемы зла требуют особого, более подробного обсуждения, которое и составляет содержание трех последующих глав.

Все же мы должны сделать краткое замечание по поводу того, что в глазах христианских теистов является гуманными действиями. Атеологи (теоретики атеизма), подобно Камю или МакКлоски, просто «водят себя за нос». У христиан масса причин для борьбы против страданий и несправедливости. Даже если всякое зло ведет в итоге ко благу,³²² у нас есть множество библейских примеров, в том числе – из жизни Иисуса.

В Ветхом Завете евреям была дана заповедь заботиться о бедных, Иисус исцелял различные недуги и болезни, а Павел собирал пожертвования в помощь нуждающимся верующим. Само Воплощение Бога в Человека и, в особенности, смерть на кресте – это величайший библейский пример победы Бога над злом. И верующие постоянно призваны, им даже заповедано,³²³ поступать гуманно, независимо от того, приведет ли страдание к благим результатам.

Третья точка зрения состоит в следующем: Бог есть, но существование зла указывает на Его бессилие разрешить эту проблему. Хоть Мэки и не придерживается этого взгляда, он тем не менее заметил, что для теистов одним из способов обойти проблему зла был бы отказ от одного или двух вступающих в противоречие представлений о характере Бога. Например, отказаться от веры в Божье всемогущество или всеблагость.³²⁴

Этому «предложению» последовал ряд философов, в частности, некоторые идеалисты³²⁵ начала нашего века. Питер Бетрочи заявляет, что «творящий Разум не преуспевает и не может преуспеть во всех Своих начинаниях».³²⁶ Эдгар Брайтман считает, что неспособность Бога полностью контролировать зло в мире, особенно, зло «иррациональное», неподдающееся объяснению, свидетельствует о наличии в самой природе Бога нерационального элемента (обозначенного термином «Заданное»).³²⁷

В настоящее время из всех приверженцев мнения об ограниченности Бога наиболее ярким примером являются представители процессуальной философии,³²⁸ которые полагают, что Бог обладает и традиционными, и нетрадиционными свойствами. Шуберт Огден утверждал, что в рамках традиционного понимания Бога проблему зла объяснить невозможно. Точнее, «традиционный христианский теизм... не в состоянии признать реальность зла и одновременно утверждать и всеблагость, и всемогущество Бога...». Поэтому следует пересмотреть ортодоксальное понимание свойств Бога.³²⁹

Процессуальная философия признает определенные традиционные добродетели Бога, например – Его любовь. С другой стороны, под наибольшее сомнение попадают такие качества Бога, как всемогущество, всеведение и неизменность.³³⁰

Интересно, что некоторые из выдающихся представителей идеалистической школы не согласились с выводами своих коллег и опровергли их теорию об ограниченности Бога. Другие также подвергли эту теорию серьезной критике. К примеру, Брайтман отрицал, что Бог имеет начало или конец,³³¹ ибо как можно, считая Бога ограниченным, точно знать, в чем именно Он ограничен? К тому же, если для существования Бога необходима некая причина, эта теория оказывается весьма слабой – мы убедились в этом в предыдущих главах. Существование требует извечной причины. Более того, христианский теизм подчеркивает, что теистическое учение Иисуса было подтверждено Богом мироздания, когда Он воскресил Своего Сына из мертвых (см. следующий раздел), а во взглядах Иисуса нет и намека на ограниченность.

В дополнение следует сказать, что научный метод позволяет «отложить в сторону» явления, которые противоречат чьему-либо мировоззрению, до тех пор, пока им не будет найдено объяснение. В религии мы тоже должны с готовностью признавать неполноту наших знаний и искать новые данные в отношении тех примеров зла, для которых нет объяснения.³³² В двадцать второй главе мы осудим достоинства другой концепции, которая очень близка данной.³³³

Следующий, детерминистический по характеру, взгляд на проблему зла чаще всего ассоциируется с наиболее крайними формами Кальвинизма или Ислама. Согласно этому взгляду, Бог создал добро и зло, то есть, Он Сам является непосредственной причиной и добра, и зла.³³⁴ Эту точку зрения мы тоже рассмотрим в следующей главе.

Наиболее общепринятый теистический подход заключается в том, что Бог не является причиной зла в мире, но Он попускает его, чтобы достичь большего блага или избежать еще большего зла. И понятие блага или добра обычно связано с понятием свободной воли человека, творения Божьего. В рамках данного подхода существуют различные позиции, тем не менее, он находит широкую поддержку у богословов и ученых с весьма разными представлениями о Боге.

Мы придерживаемся последней из перечисленных точек зрениия, и следующая глава посвящена конкретным ее аспектам. Почему Бог допускает зло? Есть ли причины, дающие адекватное объяснение тем страданиям, которые упоминались раннее? И как быть с так называемым бессмысленным злом, достигающим огромных масштабов и, похоже, не имеющим никакой цели? Чтобы принять данную точку зрения можно было принять, она должна представить достойные ответы на сложные вопросы.

Страдание действительно существует. Невозможно исчислить ни все его проявления, ни то, сколько людей с ним сталкиваются. Бесполезно отрицать реальность зла, просто приписав его невежеству или иллюзиям. Мы должны встречать его с открытым лицом.

Итак, мы присоединяемся к большинству философов и богословов, занимающихся вопросом сущности и происхождения зла и страдания. Поможет ли нам классификация всевозможных проявлений зла? Как объяснить каждый из них? Возможные ответы уже были частично предложены, также как и критика некоторых из них. Мы придерживаемся точки зрения, что Бог попускает зло, для того чтобы достичь большего блага или избежать еще большего зла. Давайте же обсудим этот вопрос.

Введение: Важность проблемы

Нравственное зло

Природное зло

Бессмысленное зло

Заключение

Мы пришли к заключению, что страдание и зло действительно существуют. С этим полностью согласится большинство людей – хотя бы основываясь на личном опыте. Обычно и верующих, и неверующих, сталкивающихся со страданием, одинаково терзает вопрос: «Почему?». Мы полагаем, что за нашими страданиями стоит некая цель, и как теистов нас прежде всего интересуют причины, по которым Бог их допускает. И действительно трудно представить точку зрения, отрицающую объективную реальность страдания.

Специалисты по-разному решают данную дилемму. В предыдущей главе мы привели основные возможные решения и подвергли некоторые из них критике. Хотя уже одно существование Бога опровергает учение атеизма, нам необходимо детально рассмотреть некоторые тонкости этого мировоззрения. В настоящей главе мы дадим определение двум типам зла и уделим особое внимание причинам их существования, возникновения в мире.

Различают обычно два вида зла – нравственное и природное (физическое).³³⁵ Нравственное зло обусловлено свободным выбором сотворенных существ. Можно сказать, что этот вид или тип страдания «человек против человека». К нему относятся такие бедствия, как войны и преступления. Под природным злом понимается тип страдания «природа против человека», и оно охватывает такие бедствия, как землетрясения, извержения вулканов, ураганы, наводнения.

Хотя такое общее разграничение безусловно полезно, это ни в коей мере не гарантирует, что в любой ситуации можно будет отличить один тип зла от другого. Например, врожденная патология у детей, на первый взгляд, имеет естественные причины, однако, за последние годы ученые-медики обнаружили, что медикаменты, принимаемые будущей матерью без назначения врача, могут привести ко всевозможным отклонениям у еще не рожденного ребенка. Подобным образом, голод опустошает и разоряет страну, но если при этом люди отказываются или забывают помочь своим соотечественникам, проблема приобретает также нравственный характер.

Нравственное зло является результатом свободных действий человека, который использует свою свободную волю для противостояния другим. С одной стороны, быть человеком подразумевает обладание определенной свободой выбора. С другой стороны, существа будут истинно свободными, только если они имеют возможность совершать злые поступки наравне с хорошими. Именно такой выбор и является источником нравственного зла.

В связи с этим атеисты часто спрашивают: «Должен ли был Бог создать человека именно таким? Возможны ли другие варианты? Мог ли Бог создать мир, условия которого значительно бы отличалось от устройства нашего мира?». Из нескольких предложенных альтернативных возможностей, одна представляет особый интерес.³³⁶ По мнению Мэки, с точки зрения логики, Бог в состоянии создать нравственно свободные существа, которые, тем не менее, всегда будут делать правильный выбор, никогда, соответственно, «не греша» и не причиняя вреда друг другу. Поскольку ничто не мешало Богу это сделать, но это не сделал, Его действия не согласуются с Его всемогуществом и милосердием.³³⁷

Отвечая Мэки, Элвин Платинга ставит под сомнение предположение о том, может ли Бог выполнить все, что можно логически осмыслить. На самом деле, Он, возможно, не смог бы осуществить некоторые из представленных сценариев. К примеру, если бы Бог создал нравственно свободных существ, которые не могут избрать зло, были бы они действительно свободными? Если да, то каковы гарантии, что они постоянно будут поступать надлежащим образом? Если же они несвободны, то их сотворение требует куда меньших творческих способностей.³³⁸

Некоторые теисты еще более категоричны: предложенный Мэки вариант невозможен, так как подобные действия со стороны Бога логически недопустимы. Создание свободных существ, которые не могут избрать зло, означает отрицание самой свободы, которой мы, как предполагается, обладаем. Налицо противоречие. Иными словами, такой акт творения противопоставляет свободу Бога и свободу созданных Им людей. Нэш, одобряя позицию Платинга, все же настаивает на более строгом подходе: «Другими словами, Бог не может дать гарантии, что принципиально свободные существа всегда будут поступать правильно, сохраняя при этом свою свободу».³³⁹

Итак, предоставляя творению свободу выбора, Бог тем самым предоставляет людям возможность совершать злые дела и приносить друг другу страдания. Многих волнует: почему Богу необходимо было допустить страдание и боль; но, в то же время, мало кто отказался бы от своей свободы, чтобы избавиться от них. Похоже, свободой мы дорожим больше всего.

Некоторые считают Бога ответственным за все то, что Он допускает. И ответственность за зло опять-таки висит на Нем. Здесь важно понимать, что одно дело, когда извечный Бог служит причиной зла, и совсем другое – когда извечный Бог попускает существование зла. В качестве пояснения приведем следующую аналогию – пусть и несовершенную, поскольку мы всегда что-то теряем, сравнивая Бога с человеком. Как бы Вы отреагировали на заявление профессионального убийцы о том, что за его преступления несут ответственность члены Верховного Суда США, так как, определяя и защищая законы, они также предоставляют ему возможность эти законы нарушать? Следовательно, убийца должен быть свободен.

Как уже было сказано, Бог значительно отличается от человека-судьи. Но должен ли Он вмешиваться в ход событий и останавливать нарушителей закона? Христианские теисты всегда утверждали, что во многих случаях Он так и поступает, и наилучшим примером этому является решение Бога послать Своего Сына на смерть именно ради законопреступников. Тот же факт, что в большинстве ситуаций Бог так не поступает, совсем не делает Его безразличным или безответственным, поскольку, как мы сказали, вмешательство для предотвращения зла, по сути дела, означает лишение человека истинной свободы. В двух словах дилемма звучит так: возможно ли, чтобы Бог каждый день предотвращал тысячи тысяч злодеяний, и в тоже время предоставлял Своим созданиям свободу, делающую их независимыми личностями?

Большинство страданий в мире – действия свободного человека. Элтон Трублад полагает, что нравственное зло «намного серьезнее природного, но понять его сущность легче». Хотя физические катастрофы чреваты различными неприятными последствиями, «они выглядят почти незначительными по сравнению с незаслуженными страданиями, вызванными действиями злых людей». Душевные муки, по мнению Трублада, есть наихудший вид страдания, и люди причиняют своим жертвам куда больше горя и боли, чем природа.³⁴⁰

Но как же природные бедствия, которые, похоже, обрушивает на нас сам мир, в котором мы живем? Регулярно мы узнаем о катастрофах, происходящих по всей планете и уносящих тысячи жизней. Трублад заметил: «В современном мире природное зло является менее значительным, чем нравственное, однако объяснить его намного сложнее».³⁴¹

Объяснить природное зло сложнее потому, что оно исходит из Божьего творения и похоже не имеет никакого отношения к свободной воле созданий. Почему Бог сотворил мир со столь явными дефектами? Как уже было сказано, теисты на это обычно ответят, что, в определенном смысле, Бог допускает в мире зло для того, чтобы достигнуть большего блага или избежать еще большего зла. Но к каким положительным результатам может привести природное зло?

Свой ответ на подобные вопросы мы разобьем на три части.³⁴² Обратите внимание, что во многом наши аргументы также применимы к проблеме нравственного зла, особенно – в первом разделе.

Свободная воля

Мы уже говорили, что большая часть страданий в мире – результат свободной воли человека. Мотивы, побуждающие человека к гнусным действиям (явным и неявным), включая те две категории таковых, где зло достигает наибольших размеров – война и всевозможные преступления, – во многом обуславливаются такими понятиями, как гордыня, ненависть, зависть или ревность. Но нет числа бедствиям и страданиям, которые являются последствиями наших повседневных решений, и зачастую остаются неосознанными или незамеченными даже пострадавшей стороной. Даже свои слова мы зачастую используем как жало, причиняющее боль, чтобы добиться своего или поставить другого человека на место.

У данной проблемы есть еще одно, совершенно иное измерение, часто игнорируемое в теистической литературе. Согласно Библии, в Эдемском саду Адам и Ева ослушались Бога и поэтому грех вошел в мир (Быт.3, Рим.5:12–14). За непослушанием последовало наказание греха. И хотя верующие обычно лучше знают о нравственных последствиях произошедшего, в результате в мире также появилась физическая боль, и земля уже не была тем местом, каким она была до грехопадения (Быт.3:14–19).

Партитуру же грехопадения человека написал Сатана, несколько раньше сделавший такой же выбор в пользу греха.³⁴³ Поскольку Сатана и его бесы нередко служат причиной страданий и бедствий, в том числе природных, все это представляет проблему и нравственного, и естественного зла в новом свете. Гайзлер даже считает, что именно этим объясняется почти все случаи природного зла.³⁴⁴ Мы еще вернемся к этой теме.

Итак, Библия свидетельствует о том, что не только человеческий грех стал причиной существования зла нравственного и зла природного. Сатана и его слуги тоже воспользовались своей свободой выбора и нарушили закон Бога. Среди философов, занимающихся данным предметом, такая позиция не пользуется популярностью.³⁴⁵ Однако тем, кто полагают, что существует достаточно причин для принятия библейского свидетельства,³⁴⁶ это открывает совершенно новое измерение в вопросе о свободной воле сотворенных существ.

Итак, ребус, известный как проблема зла, составлен человеком, Сатаной и его падшими ангелами. Тем не менее, как уже было сказано, свободная воля на самом деле скрывает в себе благословения. Вероятно, Бог посчитал, что, несмотря на возможные последствия, лучше предоставить Своему творению свободу выбора, чем лишить его этого права. Судя по всему, мало кто отказался бы от своего права на свободу выбора, даже при условии, что этот отказ избавит его от страданий.

Естественный закон

Вторая категория благ предполагает существование во вселенной естественных законов, которые представляют собой необходимое условие достижения Божественных и человеческих целей. Здесь следует отметить, по крайней мере, два аспекта.

Прежде всего, мы обитаем в мире, который живет по предписанным принципам, часто именуемым естественными законами. Таково первичное условие нормального развития свободного существа. Далее, важную роль играет порядок, так как чудесами мы считаем Божьи действия, которые явно отличаются от обычного положения вещей.

Вот тут-то и возникают проблемы. Солнце, необходимое для жизни на земле, может обжечь. Огонь согревает, но он же уничтожает. Жизнь немыслима без воды, но вода и убивает. Сила притяжения воспринимается как нечто само собой разумеющееся, но напряжения в земной коре могут привести к непредсказуемым разрушениям. В конце концов, боль служит физиологическим предупреждением, чем оказывает нам большую услугу, но услугу болезненную.

Брайн Хебблесвэйт отмечает:

По видимому, существуют логически необходимые условия, исключающие возможность сотворения упорядоченной физической вселенной, содержащей органические существа, в которой не было бы места несчастному случаю и боли. Увеличение наших знаний о законах природы лишь усиливают этот аргумент...³⁴⁷

Если такое предположение верно, то существование любой упорядоченной вселенной требует возможности существования в ней страдания и боли. Хебблесвэйт добавляет еще конкретнее: «Бог не мог создать равновесие в природе, не допустив смерти индивидуумов, точно также, как Он не может создать квадратный круг».³⁴⁸

Атеологи, спрашивают: не мог ли Бог сотворить совсем иной мир, действующий по другим законам. Данное предположение сопряжено с определенными трудностями. Во-первых, поскольку практически все естественные силы в природе способны привести и к хорошим, и к плохим результатам, в этом ином мире вся система должна быть совершенно отлична от известной нам. У нас вообще нет ни малейшего представления, каким образом эти желаемые условия могли бы быть достигнуты. Можно, конечно, говорить о преимуществах того или иного изменения, но в конечном-то итоге речь идет о всей вселенной. И человек даже представить себе не может размеры и сущность той трансформации, которой должен подвергнуться мир, чтобы данное предположение стало действительностью.

Атеологам, к тому же, стоит вернуться к представленным выше идеям и показать, как именно в мире иного, альтернативного порядка может увеличиться количество добра и блага. Похоже, что устранение потенциального страдания значительно снижает качество жизни и возможность развития личности (см. следующий раздел).

Не удивительно, что никому из атеологов так и не удалось показать, каким образом иной порядок способствовал бы тому, чтобы в мире было, по крайней мере, столько же благ, как и сейчас, и, в то же время, меньше зла. Ограниченному разуму не дано до конца понять всех условий существования такого мира, и атеологический подход не внушает особого доверия – он просто недоказуем.³⁴⁹

Некоторые предполагают, что Бог мог бы вмешаться в ход событий, чтобы либо изменить существующие законы, либо пресечь зло еще до того, как оно появилось. Для этого потребовалось бы очень большое количество чудес – столько, что естественные законы и их действие были бы основательно искажены. Опять-таки непонятно, как это увеличило бы возможные блага и добро в мире. Но самую серьезную проблему этой теории вмешательства (интервенции) составляют два момента: а) регулярная приостановка действия естественных законов и б) вытекающее из этого изменение природы свободной воли, которая, как было сказано, зависит от стабильности порядка природе. В частности, приостанавливая действие законов, Бог на самом деле прекращал бы действие свободной воли. И это означало бы ограничение свободы творения. Следовательно, проблема остается прежней.

Некоторые критики огорченно заявляют, что Бог мог бы хоть иногда как-то помогать в сложившейся ситуации. И многие христианские теисты соглашаются – именно так Бог и поступает время от времени.³⁵⁰ Хебблесвэйт отмечает, что если устройство настоящего мира – единственно возможное для сотворения ограниченных существ, то позиция теизма объясняет многое. Похожим образом строился аргумент в защиту природы и характера свободной воли. Как истинная свобода допускает возможность неправильного выбора, «так и ограниченному, свободному, личностному существу необходима упорядоченная и одновременно поддающаяся изменению среда обитания и возрастания...».³⁵¹

О втором аспекте теодицеи («оправдания» Божьей благости) естественного закона говорилось выше. Согласно Библии, Сатана и его бесы восстали против Бога. Затем человек сделал свой выбор и пережил грехопадение (Быт.3:14–16); изменилась и земля(Быт.3:17–19). Далее, мы заметили, что Сатана и его бесы способны причинить страдания, в том числе, вызвать природные бедствия. Многие философы предпочитают не делать подобные ссылки на Сатану,³⁵² но это уже вопрос того, на чем основываются их мнения.³⁵³

Со временем условия жизни на земле после грехопадения изменились в сторону жестокости, зла, коррупции и насилия. Поэтому Бог наказал землю, послав потоп (Быт.6:5–13). Вне зависимости от того, насколько масштабным вы считаете это событие, оно вне всякого сомнения оказало существенное влияние на естественный порядок.

Итак, библейский теизм утверждает не только то, что мир был сотворен с естественными законами, но и что появление нравственного зла привело к изменениям в природе. Следовательно, в вопросах зла как природного, так и нравственного ведущую роль играет свободная воля человека.

Формирование личности

Третья категория благ, извлекаемых из существования во вселенной зла, основывается на мнении, что переживая страдания и трудные ситуации, человек наилучшим образом возрастает в добродетели. А такое возрастание наилучшим образом приготавливает его к вечному общению с Богом. Наиболее полно эту позицию выразил Джон Хик в своей «Теодицее Иренея». Любовь Бога к нам «предполагает «настоящую жизнь», в которой надо преодолевать препятствия, выполнять задания, достигать целей, переживать неудачи, решать проблемы, встречать опасности лицом к лицу... В этом смысле, жизненные испытания способствуют формированию нашего характера».³⁵⁴

Тем не менее, формулировка Хика не исчерпывает вопрос полностью.³⁵⁵ Библия действительно говорит об этом, но есть и другие аспекты. Огонь страданий закаляет веру (1Пет.1:6–7; 5:7–10); боль может служить нравственным напоминанием или предупреждением (1Кор.11:27–32; 2Кор.12:7–10); но и это не всегда является ее назначением. Благодаря страданию мы учимся понимать и поддерживать тех, кому больно (2Кор.1:3–7).

Самым утешительным фактом является то, что мучения верующего не останутся без награды. Христианин знает, что в будущем боли не будет. Павел увещевает нас отвлекаться в мыслях от страдания, размышляя о преимуществах вечной жизни (2Кор.4:7–18). Петр ободряет, напоминая, что благодаря нашим знаниям о Небесах мы должны испытывать радость, когда мы страдаем за веру (1Пет.1:3–6). Автор Послания к Евреям называет это характерной чертой верующих всех времен (11,32–40). Вера христианина в вечную жизнь не является обособленной – надежда Нового Завета тесно связана с Воскресением Иисуса Христа, которое упоминается во многих стихах, посвященных страданиям.³⁵⁶

Возражение против теодицеи формирования личности основывается на факте, что зло не только не всегда приводит к положительным результатам, но часто порабощает того, кого захватывает. Реакция человека бывает абсолютно не такой, какой должна быть, а иногда он внезапно умирает, так не успев возрасти. И в этом есть доля истины – страдания и зло часто не вызывают соответствующую реакцию. Часто, но далеко не во всех случаях. Предложенные нами три основные категории решения дилеммы зла и страдания, конечно же, перекрещиваются и должны рассматриваться совокупно. Мы ни в коей мере не утверждаем, что каждая из них может (или предназначена для того, чтобы) стоять отдельно. Выводы должны учитывать все три категории.³⁵⁷

Итак, необходимо помнить, что истинная свобода подразумевает возможность сделать неправильный выбор. Иначе, человек не будет по-настоящему свободен. Порой эти неудовлетворительные решения заканчиваются поражением, потерей или провалом. И, что хуже всего, – вечным отчуждением от Бога.³⁵⁸ Другое возражение состоит в том, что число примеров бессмысленного, бесполезного страдания намного превосходит все то добро, которое при этом может быть достигнуто. Это тоже серьезное возражение. И ответу на него мы посвятим целую главу.

Здесь мы подошли, вероятно, к самому сложному вопросу. Многие теисты и атеисты одинаково соглашаются, что не должно быть ни одного случая бессмысленного страдания, или тех случаев, когда степень страдания превышает необходимые размеры. Видимо, эти мыслители думают, что присутствие в мире любого другого зла, помимо обязательного, противоречило бы истинному пониманию сущности Бога. Многим эта позиция кажется разумной. Но некоторые теисты не видят проблемы в том, что Бог допускает бессмысленное зло. Мы проанализируем и ту, и другую из позиций теизма.

Гайзлер попытался оспорить наличие в мире такого зла. Он сказал: «Только Бог теизма может гарантировать человеку, что зла не случится». Затем он перечисляет основные положения адекватной теодицеи (богооправдания): «Общие масштабы зла, которое имеет место, не превышают требуемые для осуществления конечного плана – достигнуть наибольшее возможное благо».³⁵⁹

Далее Гайзлер приводит ряд контраргументов: 1) «ограниченный разум не имеет права настаивать на такой точке зрения», что зла слишком много, и оно распределено неравномерно; 2) философские и исторические свидетельства в поддержку теистического мировоззрения подтверждают, «что зло, определенного масштаба, допускается как необходимое для достижения величайшего блага»; 3) «для предлагаемой здесь теодицеи не требуется точно измерить размеры зла и проследить его распределение»; 4) теизм лишь утверждает, что добра больше, чем зла, а не что зло «в большинстве своем» приводит к положительным результатам.³⁶⁰

Отрицающие существование бессмысленного зла также выступают за близкое данному предположение, что Бог держит все под Своим контролем, и поэтому попускается только необходимое зло. Согласно этому взгляду, иногда называемому учением тщательного провидения, зло никогда не бывает бессмысленным.³⁶¹ Другими словами, Бог допускает лишь зло, которое в действительности переходит в добро.

Все же, растущее число теистов не считают такое учение необходимым. Если сказанное выше имеет смысл, то вполне возможно, что Бог позволяет созданным существам иметь свободу выбора в такой степени, что это приводит к страданиям, кажущимся нам бессмысленными.³⁶² Давайте рассмотрим это мнение.³⁶³

Если зло в основном обусловлено свободной волей, то не слишком ли часто человек преступает допустимые границы? Мы уже сказали, что многие альтернативные теории, выдвинутые в противовес теизму, имеют тенденцию ограничивать свободу человека. И доктрина тщательного провидения, похоже, делает то же самое. Другими словами, если допускается исключительно только «небессмысленное» зло, то не ограничивается ли этим выбор? И имеют ли тогда Сталин или Гитлер прежнюю свободу совершить свои злодеяния? С позиции этого предположения, вмешательство Бога, пресекающее все бессмысленное зло, в значительной мере означало бы пресечение свободы выбора.

Мы уже говорили, что согласно учению ортодоксального христианства Бог всегда предпринимал и будет предпринимать действия для уменьшения масштабов зла. Лучший тому пример Воплощение Бога во Христе; Сатана и смерть были побеждены на кресте. Доказывает ли это теорию тщательного провидения? Только если считать, что можно дать объяснение всем до единого случаям бессмысленного зла. Иначе же мы имеем дело с периодическими вмешательствами, причины которых одному Богу известны.

Относительно естественного закона приверженцы теории тщательного провидения утверждают, что Бог постоянно вмешивается в естественный ход событий и предотвращает самые ужасные бедствия. Повторяем: это ограничивает свободу волевого решения, зависящую от естественных законов. Далее, если признать теодицею естественных законов, то «совершенно непонятно, почему эти же самые законы природы не могут в некоторых случаях приводить к бессмысленному злу».³⁶⁴ Перефразируем последнее замечание: если и добро и зло обусловлены одними и теми же необходимыми естественными законами, зачем их останавливать в определенных ситуациях? И наконец, свободная воля Сатаны и его бесов имеет прямое отношение к многочисленным природным катастрофам и их последствиям, о чем мы также читаем в Священном Писании.

Бессмысленное зло связано и с формированием личности человека. Сколько бы зла ни порождалось природными бедствиями, многие пережившие их люди действительно возрастают и укрепляются. Но это не означает, что бедствия всегда оправданы духовным ростом, так как согласно обсуждаемой нами точке зрения не все зло имеет конкретное назначение.³⁶⁵ Тем не менее, страдания могут способствовать дальнейшему духовному возмужанию.

В этой главе мы обсудили два основных типа зла: нравственное зло и природное зло. Ответственность за первое лежит на созданных существах. Серьезное изменение последствий сделанного ими выбора означало бы посягательство на характер и сущность их свободы. В конце концов, практически невозможно предоставить творению истинную свободу выбора и при этом полностью исключить плохие последствия принимаемых им решений. Трублад сказал: «Зло – это цена, которую мы платим за нравственную свободу».³⁶⁶

Источником природного зла (как и нравственного) является не только свободная воля, но и действие естественных законов. Кроме того зло способствует духовному росту личности. Малейшее преобразование в данной системе, какое потребовалось бы для предотвращения последующих страданий, извратило бы сущность данных творению свободы и/или естественного закона. Более того, невозможно оспорить тот факт, что человеческие существа не в состоянии измерить масштабы зла в мире и объявить их в конечном счете чрезмерными.³⁶⁷

Ответить на вопрос о том, есть ли в мире ли бессмысленное зло, непросто. Теисты отвечают на него и утвердительно, и отрицательно. Хотя мы думаем, что несколько перевешивает мнение, признающее такое страдание, мы этого не утверждаем. Нэш очень удачно сформулировал это: «Бог не мог бы предотвратить бессмысленное нравственное зло, не исказив значительно сущность нравственной свободы; Он не мог бы уничтожить бессмысленное природное зло, которое порождается естественными процессами в мире, не рискуя другими важными ценностями».³⁶⁸

Проблема страдания и зла часто считается основным аргументом против теистической вселенной. Однако, изучив всю картину, Нэш признает в этом вопросе победу теизма.³⁶⁹ Как ни странно, но в результате подобной дискуссии атеизм сталкивается с еще более серьезными проблемами. Мы попытаемся взглянуть на ситуацию с другой стороны, рассмотрев некоторые затруднения атеологов в следующей главе.

Введение: Важность вопроса

Есть ли противоречия в теизме?

Проблема зла связана с мировоззрением и личностью человека

Признание существования зла

Теистическое мировоззрение против натурализма

Вывод

Мир не всегда кажется самым радостным местом для жизни. Хотя можно оградить себя от ежедневных новостей, нам все равно приходится видеть и слышать то, чего мы не хотим знать. Не надо далеко ходить – живя по соседству с другими людьми, мы поневоле принимаем участие в их судьбе. Нас выбивают из колеи и наши собственные страдания, и все то, что мы наблюдаем вокруг. То ли мы противостоим несчастьям и бедам, то ли они противостоят нам! Независимо от того, считаем ли мы себя атеистами, агностиками, пантеистами или теистами – каждый из нас несет это бремя.

До сих пор мы рассматривали проблему страдания и зла так, будто она касается только теистов. В частности, мы обратились к вопросу, каким образом данная проблема не противоречит вере в Бога. Когда вера ставится под сомнение, теисты занимают скорее оборонительную, чем наступательную, позицию. Но в этой главе мы намерены изменить положение дел. Как ни странно, в отношении проблемы страдания у атеистов возникают свои концептуальные затруднения, и некоторые из таких дилемм мы представим ниже.

Уже было сказано, что отдельные, наиболее решительные, атеологи считают ортодоксальное понятие Бога внутренне противоречивым. Они придерживаются мнения, что один или несколько Божьих атрибутов никак не вяжутся с фактом наличия в мире зла. Но так ли в действительности обстоит дело? Сначала давайте выделим две эпистемологические категории³⁷⁰: логические дилеммы и дилеммы, которые только выглядят таковыми. Мавродий называет дилеммы первой категории «тяжелыми». Фундаментальные положения таких дилемм логически несовместимы друг с другом. «Слабые» дилеммы возникают в результате ошибочного предположения о противоречивости положений.³⁷¹

Основываясь на подобном разграничении и суммировав положения «теистической системы» Платинга, Нэш отвечает на аргументы атеологов следующим образом:

Бог существует.

Бог всемогущ.

Бог вездесущ.

Бог всеблаг.

Бог сотворил мир, и

В мире есть зло.³⁷²

Где же в этом «теистическом наборе» противоречие? Похоже, обнаружить его будет непросто. Известный атеолог Дж. Л. Мэки признал, что «между двумя утверждениями – существует всемогущий и благой Бог и существует зло – отсутствует явное противоречие». Все же, он считает, что если учесть дополнительные предпосылки, противоречие станет очевидным. Он предлагает добавить, «по крайней мере, наиболее вероятную предпосылку», что всеблагое существо в силу своих возможностей уничтожило бы зло и что такое существо не было бы ничем ограничено.³⁷³

Ответ теиста может быть двояким. 1) В представленной выше теистической системе нет очевидных (прямых) противоречий, по крайней мере, согласно Мэку. 2) Предпосылки, которые атеологи хотели бы добавить с целью выявить какое-либо противоречие, не в состоянии выполнить эту задачу, как мы показали в предыдущей главе. Мы еще вспомним вкратце некоторые из наших выводов.

Используя пример Мэки, зададим вопрос: должен ли Бог уничтожать зло в силу Своих возможностей? Теист сразу спросит, как это возможно без ограничения свободы человека. Более того, не возникнет ли у такого действия негативного последствия – меньше будет благ, достигнутых в результате страданий? И наконец самое трудно объяснимое – как могут ограниченные существа знать, не делает ли Бог уже сейчас то, что предположил Мэки?

Что же касается второго вопроса Мэки – может ли всемогущий Бог что-нибудь сделать? – ортодоксальное богословие всегда твердо стояло на том, что определенные вещи не может осуществить даже всемогущий Бог: например, некое противоречивое действие. Итак, вопрос снова состоит в том, может ли Бог уничтожить зло и при этом не нарушить свободной воли Своего творения.

Мы опять вернулись на знакомое место. Никому пока не удалось выявить в этих принципах противоречие.³⁷⁴

Нэш приводит и другой возможный аргумент атеологов: почему Бог не может пресекать зло так, чтобы при этом не уничтожать большее благо и, соответственно, не допускать еще большего зла? Опять-таки, откуда известно, что в нашем мире этого не происходит? Спор о типах и масштабах зла приведет нас к тем возможным вариантам, которые уже были рассмотрены и отвергнуты в предыдущей главе. Следовательно, это искусственное предположение не отменяет зла и не влечет пересмотра положений теистического набора (см. выше), а потому оказывается непригодным для критиков. Нэш показал, что «наше новое предложение полностью совместимо с существованием зла в Божьем творении».³⁷⁵

Кроме того, как считает Мавродий, теисты совершенно оправданно выдвигают контраргументы в отношении наличия зла в Божьем мире. Он поясняет это следующим образом:

Если Бог всемогущ и всеблаг, Он может допустить зло только при условии, что его наличие оправданно. И Он несомненно допускает зло. Отсюда, если Он всемогущ и всеблаг, то у Него есть основания допускать зло. А Он всемогущ и всеблаг. Следовательно, Он имеет основания допускать зло.³⁷⁶

Другими словами, хотя атеологи любят противопоставлять реальное существование в мире зла ортодоксальному учению о Боге, теисты могут использовать те же самые аргументы. Логическое оформление аргумента у первых ничуть не более обосновано, чем у вторых.³⁷⁷ Здесь атеологи зашли в тупик. Им не удалось обнаружить «недостающую предпосылку», которая выявила бы противоречие в представленной выше теистической системе. Нэш делает вывод: «На протяжении десятилетий атеологи заявляли, что теистическая система содержит внутреннее противоречие, однако, никто из них еще не представил недостающую предпосылку, подтверждающую их заявление... мы до сих пор ждем, когда они продемонстрируют истинность своего заявления».³⁷⁸

Большинство людей называют головоломку, которой мы сейчас занимаемся, проблемой страдания и зла. Многие ученые также видят во всем один большой вопрос. И читатели, наверное, заметили, что до настоящего момента мы в своем обсуждении тоже придерживались такого мнения. Но если раньше нас удовлетворял анализ общих черт, то теперь настало время обратить внимание на некоторые конкретные детали. Решение проблемы зла во многом зависит от точки зрения – то есть, от мировоззрения и его специфических «вывертов», от личного взгляда человека.

Это хорошо выразил Файнберг:

Мнение, что существует одна единственная богословско-философская проблема зла, ошибочно... «одна единственная богословско-философская проблема зла» относится не к одной, а к целому ряду проблем, которые встают в рамках различных богословских течений, поскольку все эти течения невозможно отделить от соответствующих нормативных моральных принципов.³⁷⁹

Как мы должны определять, представляет ли проблема зла трудность для какого-либо мировоззрения? Снова помогает Файнберг. В зависимости от философской или богословской системы, наличие некой дилеммы «всегда» обусловлено логической согласованностью внутренних принципов этой системы.³⁸⁰ Следовательно, проблема зла охватывает совокупность проблем, обусловленных непосредственно рассматриваемой системой мышления. Чтобы определить состоятельность одного конкретного положения, необходимо убедится в логичности всего подхода в целом. Таков вопрос о внутреннем единстве; напомним, что мы уже доказали отсутствие явного противоречия в теистической системе. Если выделить различные теистические подходы, то вполне допустимо, что некоторые из них окажутся непоследовательными, тогда как остальные с легкостью выдержат проверку. Файнберг изучил восемь теистических ответов на проблему зла и нашел, что внутреннее единство присуще шести из них.³⁸¹

Тут следует отметить еще один важный момент. Атеологи, вероятно, не прекратят использовать проблему зла в качестве аргумента против теистического мировоззрения (зачастую не делая никаких разграничений между разными направлениями). Однако если в системе представлена логически непогрешимая связь между понятиями всемогущества, всеведения и всеблагости Божьих и присутствием в мире зла, атеологи вынуждены строить свои возражения на чем-то другом.³⁸²

Это последнее замечание является решающим. Между теизмом и существованием зла нет очевидного противоречия. Отсюда, поскольку теистическая система при рассмотрении ее характеризуется внутренним единством, атеологам для своей критики надо поискать что-то новое, а не сопоставлять проблему зла и отдельные виды теизма. Таким образом, мы практически лишили силы аргументы атеологов, основанные на наличии в мире горя и страдания.

Но есть еще одна сторона дела. В рамках конкретного богословского направления может быть рассмотрена не только проблема зла, следует рассматривать, что вопрос этот заходит и дальше. Здесь в обсуждение вступает личностный аспект. Не каждый внимательный и образованный теист обратит внимание на данный вопрос. Короче говоря, не все осознают силу этого аргумента.³⁸³

Хотя чувства человека в отношении этого предмета не могут быть решающими, все дело именно в них. Проблема заключается не в том, что те или иные положения логически несовместимы, а в том, что здесь затрагиваются убеждения и вкусы самих индивидуумов.

Джордж Мавродий поясняет последнее предположение, отмечая, что на голом месте проблемы зла не бывает. Должен существовать человек, который думает, что есть проблема. Однако тот факт, что кто-то столкнулся с дилеммой, не дает нам основания прийти к выводу, что эта же дилемма возникла у кого-то еще. Короче говоря, проблема страдания зависит от человека. Вопрос страдания и зла не предполагает объективной борьбы мнений, и большое значение здесь играет субъективный аспект.³⁸⁴

Мавродий также сделал несколько достаточно прямых замечаний по поводу логической сущности дилеммы. Он сказал: «... вера человека в систему принципов, которую кто-то другой считает нелогичной, не составляет дилемму в глазах самого верующего».³⁸⁵ Скептик посчитает, что теист пытается избежать затруднительного положения, что на самом деле он просто уклоняется от проблемы. Но Мавродий продолжает:

Самое главное – критик, опирающийся в своих возражениях на истину или логику, не находится в выгодном положении... В частности, тот факт, что богослову не удается убедить критика, не значительнее факта, что критику не удается убедить богослова. И конечно, на богослова чуть ли не форменным образом налагают бремя необходимости доказывать, тогда как тот, кто критикует его взгляды, часто считается свободным от подобного обязательства. Но это просто случайная черта современного состояния культуры и философии; она не имеет ни логического, ни разумного обоснования. Так если утверждение, что проблема зла не содержит явного противоречия, обязывает утверждающего доказывать правоту своего утверждения, то утверждение, что в действительности проблема зла все-таки содержит противоречие, должно накладывать на своего утверждающего аналогичное обязательство.³⁸⁶

На этом мы подведем итог второму замечанию. Проблема зла как таковая не существует. Дилемма существует только в тех богословских и философских системах, которые заключают в себе, с точки зрения логики, противоречие. В системах, в которых внутреннее противоречие отсутствует, все вопросы тесно связаны с личностью человека. Многие верующие считают, что нашли этой проблеме хорошее объяснение, и больше она их не беспокоит. И то, что атеист остается неубежденным, не является аргументом против положений теизма, точно также, как то, что верующий остается при своем мнении, не считается аргументом против атеологической точки зрения. Атеологи, похоже, оказались в незавидном положении – они должны доказать наличие логической непоследовательности в каждом направлении теистической системы.

Помимо тех двух уже названных нами трудностей, с которыми сталкиваются атеологи, самую серьезную проблему для них составляет внутреннее противоречие их собственной системы. Это обвинение выдвинул Клайв Льюис в качестве аргумента против своей собственной натуралистической позиции. Как могут атеисты ставить под сомнение существование Творца на основании наличия в мире страдания и зла? Ведь атеисты редко признают существование каких-либо стандартов добра и зла, поэтому у них не может быть критерия распознания зла. Льюис поясняет:

Мой довод против существования Бога сводился к тому, что вселенная казалась мне слишком жестокой и несправедливой. Однако как мне пришла в голову сама идея справедливости и несправедливости?.. Я, конечно, мог бы отказать в объективной значимости моему чувству справедливости, сказав себе, что это – лишь мое чувство. Но если бы я так сделал, рухнул бы мой аргумент против Бога, потому что он зиждется на том, что мир несправедлив на самом деле, а не с моей точки зрения. Таким образом, сама попытка доказать, что Бога нет, – иными словами, что вся объективная реальность лишена смысла, – вынуждала меня допустить, что по крайней мере какая-то часть объективной реальности, моя идея справедливости, имеет смысл. Следовательно, атеизм оборачивается крайне примитивной идеей.³⁸⁷

Попробуем развить идею Льюиса, поскольку в ней, как нам кажется, скрыты еще пара предположений. Льюис утверждает, что атеист стоит перед серьезной дилеммой. Если стандартов добра и зла не существуют, а в этом убеждено большинство атеистов, то атеисты не имеют права использовать присутствие в мире страдания и зла как аргумент против ортодоксального понимания Бога. И совершенно очевидно, почему – при отсутствии нравственных абсолютов даже откровенное присутствие мучительных страданий не является чем-то неправильным или несправедливым. То есть, хотя страдание остается реальностью (а не иллюзией), эта реальность не имеет никакого отношения к нравственности.

Иначе говоря, все возражения атеистов касательно страданий в мире сводятся к личному недовольству отдельными сторонами действительности и ни более того. При отсутствии объективных стандартов этики, как справедливо замечает Льюис, сетования атеистов по поводу зла основываются исключительно на «личном представлении» о добре и зле, и злом просто считается только то, что «не отвечает моим личным желаниям».

Как мог бы атеист отреагировать на этот аргумент? Одной из возможностей было бы предположить, что во вселенной все-таки есть стандарты этики. Однако этот вариант неприемлем для большинства атеистов.³⁸⁸ Такое предположение не только идет вразрез с их верой в то, что человек свободен и что в мире нет никаких объективных ценностей, но также влечет за собой признание основной предпосылки нравственного аргумента в пользу существования Бога (см. следующую главу). Короче говоря, если существуют абсолютные, объективные стандарты нравственности, то очень трудно объяснить их как результат случайной эволюции.

Итак, атеист может использовать проблему зла в качестве аргумента против ортодоксального понимания Бога лишь при условии, что существует некая норма (стандарт), позволяющая, в первую очередь, различать зло. С другой стороны, если такой критерий существует, то встает вопрос о самой возможности существовании такой меры во вселенной, возникшей и живущей по воле случая. В общем, если зло действительно существует, тогда, по идее, существует и Бог, причем между таким Существом и злом есть определенные отношения.

Атеологи могли бы и иначе подойти к изложенной выше дилемме. К примеру, чтобы превратить вопрос о существовании зла в аргумент против христианского теизма, атеологам необязательно признавать наличие объективных ценностей. Они могли бы поднять проблему изнутри, как внутреннее противоречие в теистическом мировоззрении, разрешение которого не должно представлять трудности для теизма, поскольку в теизме признается некий абсолютный стандарт добра и зла.

Это другой возможный взгляд на данную дилемму. Мы уже сказали, что проблема зла имеет непосредственное отношение к внутренней последовательности системы, и подобный подход ставит под вопрос как раз внутреннее единство. Проще говоря, своими возражениями атеологи практически пытаются завязать поединок на поле теистов, так как на своем поле они играть не в состоянии.

В ответ теисты прежде всего должны указать на то, что они находятся – в худшем случае – на том же месте, где они начали две главы назад. Следовательно, заявления атеологов ничего не меняют. Они лишь снова возвращаются в исходное положение, на которое уже был дан подробный ответ. В двух словах, Бог допускает зло ради достижения больших благ, в частности – свободной воли творений, естественных законов и духовного формирования личности.

Теист может еще заметить, что атеологам пока не удается выявить в теистической системе явного противоречия. К тому же, атеологи должны конкретно указывать, на какое именно из теистических направлений они ссылаются, поскольку такая проблема возникает лишь в восприимчивых к критике системах или у «переживающих кризис» индивидуумов.

Но есть еще один подход, представляющий наш вопрос в более широком плане. Если атеологи настаивают на игре на поле теистов (поскольку они не имеют своего поля как такового!), тогда мы должны рассмотреть расстановку сил обеих сторон. Общепризнанно, что натурализм сам по себе нечасто способен привести убедительные доказательства своей позиции. Натурализм в основном акцентирует свое внимание на проблеме зла, атакуя противоположные позиции. Относительно доводов против существования Бога Трублад отмечал: «Проблема зла всегда формулируется лишь в системе негативных утверждений».³⁸⁹

По идее, существование зла не может быть аргументом в пользу натуралистической системы, так как натурализм не позволяет определить сущность зла. Поэтому, если мы не ошибаемся, натурализм является мировоззрением, которое в большей мере выступает против аргументов теистов, чем защищает свои собственные позиции, что зачастую воспринимается, как «игра в одни ворота».

С другой стороны, у теизма (особенно – у христианского) имеется множество аргументов в свою пользу. Некоторые из них упоминаются в нашей книге. Например, доказательства существования Бога (Части 1 и 2), происхождения жизни (глава 15), достоверности Нового Завета (глава 26), историчности Воскресения Иисуса Христа (глава 27), уникальности личности Христа (глава 28), Божьего присутствия среди Его народа (глава 30) и др. Ряд доказательств в поддержку теизма составляют тщательно проверенные свидетельства об исполнении различных пророчеств³⁹⁰, а также аргументы, касающиеся жизни после смерти³⁹¹.

Проанализируем же «расстановку сил» натурализма и теизма. Натурализм, как мы уже сказали, полагается главным образом на критику позиций своих оппонентов, а теизм располагает как многочисленными свидетельствами в свою пользу, так и весомыми аргументами против натурализма.³⁹² Нет ничего плохого в том, что сторонники натурализма стремятся использовать факт существования зла для опровержения теизма изнутри, однако, им не стоит надеяться на то, что теисты согласятся с их правилами игры, поскольку ни одно из этих правил не позволяет осуждать существование страданий.

Итак, нет ничего плохого в том, чтобы играть на поле теистов, где сторонники натурализма пытаются признать существование зла внутренней проблемой теизма. Но в таком случае эта проблема должна рассматриваться в свете многочисленных аргументов, которые и подтверждают учение теизма, и опровергают положения натурализма. Другими словами, зло воистину существует и иногда достигает больших масштабов. И мы не всегда знаем, почему мы страдаем (см. главу 22). Однако истина состоит также в том, что мы обитаем во вселенной, в которой существует Бог и где Он создал жизнь, предвидел будущее, вдохновил написание Нового Завета, послал Своего единородного Сына, возродил Его из мертвых, обращается к Своему народу и предлагает людям вечную жизнь в Своем великом вечном Царствии.³⁹³

Иными словами, страдания и зло бесспорно существуют. Однако утешительным является тот факт, что они имеют место в мире, где Бог воскресил из мертвых Иисуса, подтвердив этим Свою особую весть. Следовательно, даже когда мы не понимаем, почему что-то происходит именно так, а не иначе, мы все равно можем быть уверенными, что для всего есть причина. Это мы и подразумеваем под игрой на поле теизма. Зло нельзя рассматривать в отдельности от других соответствующих свидетельств, и этим свидетельствам проще объяснить существование зла, чем злу опровергнуть все свидетельства.

В данной главе, защищая теистический подход к проблеме зла, мы перешли в наступление. Хотя к подобной тактике прибегают нечасто, успех ей гарантирован за счет свидетельств. Как ни странно, пытаясь объяснить присутствие в мире страданий, натурализм сталкивается со многими трудностями. Из них мы рассмотрели четыре. И по-нашему мнению, что все эти затруднения являются роковыми.

Во-первых, в теистической системе пока еще не было выявлено ни одного внутреннего противоречия. Атеологи попытались это сделать, но не нашли недостающей предпосылки, которая бы подтвердила отсутствие внутреннего единства в системе теизма. Кстати, помимо всех остальных аргументов, теисты всегда могут также возразить, что поскольку Бог обладает определенными атрибутами, существование в мире зла должно иметь вескую причину.

Во-вторых, атеологи в целом не хотят признавать, что нет единого понимания проблемы зла. Отдельные теистические направления по-разному подходят к различным вопросам. Более того, такие трудности являются не внешними, а внутренними, влияющими на состоятельность только данной точки зрения. К тому же, страдания – это вопрос субъективный и личностный; и одних теистов он волнует, а других нет. Тем, что неверующие остаются при своем мнении, они в коей мере не опровергает учение теизма; точно также и неприятие теистами не считается аргументом против натурализма.

В-третьих, возражения натуралистов относительно существования зла не могут быть основаны на положениях их системы или служить аргументом в пользу натурализма. Это обусловлено тем, что натуралисты, не признавая объективное существование этических ценностей, не имеют права протестовать против существования страданий. Согласно их точки зрения, страдание – это просто неприятное стечение жизненных обстоятельств. Им лично это может не нравиться, но их собственное мировоззрение не позволяет им достойным образом возразить теистам.

Небольшое число тех приверженцев натурализма, которые все-таки признают некие объективные ценности, сталкиваются с еще более серьезными проблемами, пытаясь объяснить данное явление во вселенной случая. Ведь именно в этом заключается главная предпосылка нравственного аргумента в доказательство существования Бога. То есть, получается, что если зло действительно существует, то Бог существует тоже.

Поэтому некоторые атеологи довольствуются тем, что используют проблему зла для критики теизма изнутри, объявляя его положения несостоятельными. Однако – в-четвертых – как мы показали, проверка на внутреннее единство должна проводиться не в вакууме, а сопровождаться оценкой явных свидетельств в поддержку теизма. Между мировоззрениями идет борьба. И свидетельствам в пользу христианского вероучения намного легче объяснить существование зла, чем «злу» опровергнуть все эти убедительные свидетельства.

Из последнего замечания следуют весьма интересные выводы. В то время как теисты редко отрицают реальность зла, признавая его наряду со всеми другими явлениями, натуралисты должны отвергать почти все (или абсолютно все) основные свидетельства в пользу теистической вселенной, что лишний раз подтверждает безвыходность этого мировоззрения.³⁹⁴

Введение: важность вопроса

Попытки сформулировать нравственный аргумент

Возражения

Сводная формулировка нравственного аргумента

Выводы

Реальность страдания и зла не вызывает сомнения. Хотя страдание и кажется составляющей частью вселенной, так было не всегда. Мы сталкиваемся с болью почти каждый день – в нашей личной жизни или на примерах других людей. Сказать, что душевные страдания и беды приобретают угрожающие масштабы, не будет преувеличением. И даже верующий порой взывает к Богу: «Почему?», будто не зная, как нужно реагировать.

Но у проблемы зла, как мы убедились, есть и совсем другая сторона. Мы утверждаем, что Бог попускает зло для того, чтобы через него можно было достичь большего блага, в первую очередь – свободу воли сотворенных существ, необходимые законы природы, возможность формирования характера, и, наконец, дар вечной жизни. Не будь этих благ, жизнь была бы не такой, как сейчас.

Для атеистов зло представляет еще большие проблемы. Одна из них имеет отношение к теме настоящей главы. Мы показали, что сама формулировка проблемы страданий требует знания неких абсолютных нравственных стандартов. Иначе же признать объективное существование зла невозможно, и приходится довольствоваться лишь заявлениями о личном отношении или предпочтении.³⁹⁵ Обычно атеисты не хотят признать необходимость нравственных норм хотя бы для того, чтобы обнаружить объективное присутствие зла в мире. Поэтому в своих возражениях они не могут отталкиваться от положений своего собственного мировоззрения. Данный вопрос они поднимают как внутреннюю проблему теистической системы.

В этой главе мы сделаем следующий шаг и более подробно представим идеи, упомянутые в предыдущей главе. Признание существования зла и нравственного закона свидетельствует о существовании Бога. Атеисты, которые все-таки признают нормы нравственности, не в состоянии в рамках своей натуралистической вселенной случая дать этой нравственным абсолютам адекватное объяснение. Теисты могут распознать присутствие зла, и уже хотя бы это является их благословением. Они также твердо уверены, что их обладание такой способностью указывает на существование Бога.

Предпринимался ряд значительных попыток доказательства того, что существует объективный нравственный закон добра и зла и что Источником его существования должен быть Бог. Считается, что первым это предположил Иммануил Кант (скончался в 1804), один из наиболее влиятельных философов в истории человечества. Будучи, в принципе, против каких-либо формулировок доказательств существования Бога, Кант, тем не менее, полагал, что Бог является постулатом практического разума – под практическим разумом он подразумевал рациональную или осмысленную веру, которая сосредоточена на вопросах этики.³⁹⁶

По мнению Канта, наивысшее благо (или sumtnum bonum) заключается в единстве нравственного долга и счастья человека. Но его достижение обусловлено предположением, что каждая человеческая личность бессмертна и располагает вечностью для нравственного роста. Хотя продемонстрировать это нельзя, это является неотделимым следствием априорного, безусловно, значимого практического закона.³⁹⁷ Это требует истинности следующего: мы должны постулировать существование Бога, как неотъемлемого условия возможности высшего блага. В конечном счете все это основывается на существовании морали и на нашем стремлении к ней.

В начале нашего века Хастингс Рашдалл развил нравственный аргумент и превратил его во вполне оформленное доказательство существования Бога. Таким образом, его аргумент стал моделью для последующих мыслителей. Рашдалл утверждал, что есть абсолютный нравственный закон:

Предположение, что некоторые вещи правильны, остальные же – нет... это непосредственные данные, сообщаемые сознанием и совестью. С этой истиной соглашаются и соответственно ей живут как верующие всех религий, так и неверующие; как люди, имеющие противоположные взгляды на сущность Вселенной, так и те, кто признают, что вообще не имеет в отношении Вселенной каких-либо взглядов.³⁹⁸

Но где же тогда существует этот абсолютный нравственный закон? Он не может «целиком и полностью» присутствовать в любом отдельном человеке; он также не принадлежит чему-то материальному»³⁹⁹. Абсолютная мораль присуща только Разуму, «который является источником всего истинного в нашем нравственном суждении... Разуму, Чьи мысли служат стандартом истины и лжи как в отношении Морали, так и в отношении всего бытия». Говоря короче, «объективно существующая Мораль предполагает веру в Бога»⁴⁰⁰.

Клайв С. Льюис, разрабатывая свои элементы нравственного аргумента, превзошел других ученых. Причем немало времени он потратил на возражения против его.⁴⁰¹ Он утверждал, что должен быть некий универсальный нравственный закон – в противном случае всякий спор или критика на почве морали оказываются бессмысленными. На протяжении всей жизни мы снова и снова ссылаемся на эту норму нравственности. На ее существование указывают два фактора. Во-первых, налицо поразительные совпадения между нравственными законами различных народов и культур, и «Вы можете видеть, как один и тот же закон просматривается во всех них».⁴⁰² Во-вторых, человек может осуждать моральные устои той или иной культуры, но практически весь цивилизованный мир осудил нацистскую мораль Гитлера»⁴⁰³.

Нравственный закон не может быть просто «стадным инстинктом», потому что тогда всегда бы выигрывало более сильное побуждение. В действительности же, человеческие существа часто следуют более слабому импульсу: к примеру, оставив желание спасти себя самого, человек бежит в горящий дом на помощь другому. Мы знаем, что правильно по возможности защищать жизнь в любой ситуации.

Мораль не может быть и тем, чему мы учимся от нашего общества, но при этом не имеет абсолюта в основании. Несомненно правилам нравственности мы учимся, говорит Льюис, но, подобно математическим таблицам, их истинность ни от чего не зависит. Два выше названных фактора поясняют, почему нравственные устои не ограничиваются лишь тем, что общество считает правильным. Далее, нравственный закон не является одним из законов природы. Последние говорят о том, что наиболее вероятно должно произойти, тогда как первый указывает на то, что мы должны делать. И разница здесь большая.⁴⁰⁴

Льюис приходит к выводу, что нравственный закон обязателен для всех, и объяснить его иначе нельзя. Для такого абсолютного кодекса необходим абсолютный Законодатель, давший нам закон и ожидающий от нас его исполнения.⁴⁰⁵

Элтон Трублад внес свой вклад по данному вопросу. Прежде всего, он предложил нравственный аргумент существования Бога, состоящий из трех ступеней. Согласно мнению этого ученого, 1) «лучшим доказательством объективности этики является... факт наличия ощутимого согласия в отношении нравственных убеждений, согласия настолько очевидного, что о совпадении не может быть и речи». 2) Без некого объективного закона наши нравственные чувства – в том числе всевозможные нравственные суждения и аргументы – не имеют смысла. 3) Для такого нравственного порядка требуется существование Бога.⁴⁰⁶

Разобрав первые два пункта, Трублад обращается к третьему и задает важный вопрос: почему нельзя просто остановиться на законе; зачем нам идти дальше? И отвечает, что нельзя считать нравственный закон одним из законов природы, поскольку эти законы полностью отделены от нравственных понятий. Человек сам по себе тоже не может быть источником этого закона, так как мы обычно чувствуем, что не соответствуем требованиям этого закона. Даже все человеческое общество не может объяснить его существование, так как «группа, как и ее отдельные члены, тоже согрешает».⁴⁰⁷

Трублад делает следующий вывод:

Это означает, что единственным источником нравственного закона является сверхчеловеческий разум. То, что это должен быть разум, становится ясным, когда мы понимаем, что закон имеет смысл только для разумных существ, а то, что он должен быть сверхчеловеческим, ставится ясно, когда мы понимаем, что это не может быть наш разум. Следовательно, признание объективного нравственного закона приводит нас к вере в Бога, без которого этот закон не имел бы значения. Если мы признаем этот закон, мы должны верить признать и условия, благодаря которым закон возможен.⁴⁰⁸

В итоге, Трублад утверждает, что Сущность, стоящая за нравственным законом, должна быть Личностью, поскольку только личность в состоянии оценить нравственность и создать соответствующий закон. Итак, объективный нравственный закон «ведет к личному пониманию глубин реальности».⁴⁰⁹

Наш анализ позволяет предположить, что многие формулировки нравственного аргумента в пользу существования Бога характеризуются сходными чертами. Некоторые кажутся убедительнее других благодаря более сильным предпосылкам и доводам. Ниже мы вернемся к этой теме, чтобы оценить состоятельность всего аргумента в целом.

Атеологи выдвинули самые разнообразные возражения против нравственного аргумента. Большинство из них сосредоточены на проблеме зла, подобно приведенным нами в трех предыдущих главах – типа: как может Бог допускать страдания. Мы уже сказали, что, строя свои аргументы на факте присутствия в мире зла, атеологи сталкиваются со многими трудностями. В частности – что наиболее важно в контексте данной главы – они должны решить, как именно они выдвигают свои возражения: с позиций собственной системы или же как внутреннюю проблему теизма. В первом случае, их аргумент оборачивается против них самих, так как они, по идее, не располагая объективными критериями добра и зла, не могут распознать зло. Признание этих критериев служит основой нравственного аргумента в пользу существования Бога.

Ставя же под сомнение внутреннюю состоятельность теизма, они вынуждены также признать многочисленные свидетельства, подтверждающие истинность этого мировоззрения. Но это еще не все. Натурализм к тому же должен выделить и рассмотреть различные виды теизма, поскольку на некоторые из них отдельные возражения оказывают влияние, в то время как другие остаются непоколебимыми. В целом, мы пришли к выводу, что намного проще объяснить существование зла в контексте теизма, который поддерживается множеством свидетельств, чем разрешить данную проблему с точки зрения натурализма, которому явно не достает или прямых доказательств, или способности различать зло на основании своих собственных критериев.

Некоторые атеологи развили иные возражения. Бертран Расселл повторяет классический вопрос, прозвучавший впервые во времена Платоновского Эфрона, когда тот спросил, откуда произошел нравственный закон. Произошел ли он по воле Бога, или существует независимо от Него? Если предположить первое, то он произволен; если верно второе, то даже Бог подчинен ему и не является высшим добром.⁴¹⁰

Во-первых, теист может указать на то, что этот аргумент совершает классическую ошибку элементарной логики. Подобное возражение атеологов позволяет лишь два варианта – как говорится, черное или белое – тогда как имеются и другие возможности. Так что этот протест неправомерен. Кроме того, согласно классическому теизму, нравственный закон происходит из природы Бога и, соответственно, не является ни независимым от Него, ни произвольным. Иными словами, нравственный закон отображает Его Собственную совершенную Сущность. И в-третьих, происхождение нравственного закона из Божьей воли не делает его произвольным, поскольку Божья воля абсолютна. Все эти ответы, особенно последние два, полностью отвергают предположение атеологов⁴¹¹.

Во время дебатов между двумя выдающимися философами Бертраном Расселлом и Ф. С. Коплстоном произошел весьма поучительный обмен мнениями на тему существования Бога, затрагивавший, в том числе, аспекты нравственного аргумента⁴¹².

Интересно, что Расселл не повторил возражение, упомянутое выше. Не пояснил он, и как он распознает добро и зло, независимо от Бога: «Я чувствую, что что-то хорошо, а что-то плохо. Я люблю то, что хорошо, что, по-моему, хорошо, и мне не нравится то, что, по-моему, плохо».

В ответ Коплстон спросил Рассела, на чем основано его утверждение: «Да, но как Вы объясните это разграничение добра и зла..?».

Ответ Расселла был достаточно неожиданным: «Точно так же, как я отличаю синий цвет от желтого – другого объяснения у меня нет».

Тогда Коплстон продолжил: «...но посредством какого дара Вы различаете добро и зло?»

«При помощи чувств», – таков был ответ Расселла!⁴¹³

Дебаты продолжались в том же ключе. Коплстон спросил, являются ли чувства надежным проводником в вопросах морали. Расселл ответил, что являются, подобно тому, как желтый отличается от синего; тем не менее, он не знал, как доказать, желтый ли это цвет или не желтый – он просто соглашался с мнением большинства, но не с мнением дальтоников. Точно так же, с точки зрения Расселла, можно принимать решения по вопросам этики и находить удовлетворение в том, что большинство людей с ними согласны. Коплстон снова поинтересовался, какие есть у Расселла внешние критерии или основания для его убеждений, и Расселл сказал, что для этого ему необходимо только лишь согласие большинства, как и с восприятием различных цветов.

Когда Расселл подтвердил, что он признает нравственное обязательство по крайней мере в практическом плане, Коплстон заметил, что «преобладающее большинство людей всегда различали и будут различать добро и зло». Затем он продолжил свою мысль, заявив, что данный факт лучше всего объясняется существованием некого автора нравственного закона, признанного большинством людей.

Тогда Расселл избрал другую тактику. Сначала он ответил, что нравственный закон постоянно меняется. Но Коплстон возразил, что это не может быть аргументом против реального существования универсального всеобщего нравственного закона (см. следующий раздел). В ответ Расселл заявил, что закон может возникнуть на основании учения, полученного от «родителей или воспитателей», и Коплстон, в свою очередь, возразил, что уже эта способность оценивать и критиковать нравственный закон предполагает наличие объективной нормы для наших действий.⁴¹⁴ Вскоре оба философа оставили данную тему.

В приведенном нами диалоге следует выделить пару моментов. Расселл, по-видимому, не считал, что вопрос о существовании зла атеологи могут представить только в качестве внутренней проблемы теистической системы. Скорее, он хотел определить свою собственную концепцию добра и зла. Но как он может обосновать свою идею, отрицая необходимость некой нормы, тем более, если его агностицизм⁴¹⁵ не дает ему основания для подобного признания? Расселл объяснил, что добро и зло он различает при помощи чувств – точно так же, как он различает желтый цвет и синий. Он воспринимает цвета определенным образом, и другие обычно с ним согласны.

Но вот в чем загвоздка: распознавание цветов не совсем аналогично пониманию правильного поведения. Нравственность – это не то, что мы воспринимаем органами чувств. Есть и другие трудности. В своем понимании нравственности Расселл не основывается ни на какой другой объективной норме, кроме признания большинством людей. Поэтому он делается жертвой аргумента, который мы выдвинули раннее: на основании чего он признает реальное существование страдания и зла? Ведь этот ученый, судя по всему, не располагает объективным мерилом для распознавания страданий.

Более того, если нравственность определяется чувствами и подтверждается мнением большинства, то наше основание весьма непрочно. Решение большинства не всегда верно, однако, Расселл принимает его за достаточный критерий этики. Например, что было бы, если нацистам удалось (замечание Коплстона) убедить большинство, что убить миллионы людей – это нормально? Было бы тогда решение большинства правильным? Если да, проблема становится для нас еще яснее. Если нет, то почему? Если такие действия были допустимы в одной стране, насколько далеко распространяется решение большинства?

Далее, дает ли Расселл в своем анализе сущности нравственности адекватное объяснение представлению, присущему, кстати, большинству людей, что хладнокровные издевательства и убийства являются по сути своей злом? Вероятно, именно поэтому Нэш отмечает «слабость контрманевров», предпринятых атеологами против нравственного доказательства⁴¹⁶. Очевидно, что Расселл обречен проиграть этот спор.

Как мы убедились, большинство формулировок нравственного аргумента содержат некоторые общие фундаментальные положения. В то же время, одни исследователи видят ключевые посылки лучше, чем другие. Здесь мы попытаемся систематизировать свидетельства в пользу существования Бога, которые основываются на присутствии в мире объективного нравственного порядка. К перечисленным выше мы добавим лишь один пункт. Потом мы поясним отдельные ключевые моменты.

1. Существует объективный нравственный закон:

а) этот факт выступает основой споров по вопросам нравственности;

б) среди разных народов наблюдается поразительное единодушие в отношении того, что следует считать серьезным преступлением с применением силы (в частности – убийство, хищение, изнасилование);

в) определенные культуры попадали под внешнее осуждение с точки зрения нравственности.

2. Любая аргументация, направленная на отрицание нравственных абсолютов и/или требующая того же от остальных, опровергает сама себя.

3. Нравственный закон невозможно объяснить с помощью законов природы или человеческого опыта:

а) нравственный закон не является законом природы, поскольку природа не способна ни на нравственные суждения, ни на различение живого и неживого;

б) закон, в виде целостной системы, не может быть создан человеком или обществом, так как это не в состоянии объяснить

– пункты 1 и 2 (особенно 1в и 2),

– почему человек иногда избирает решение, которое не отвечает его собственным интересам или даже ставит под угрозу его жизнь (а также почему человек испытывает чувство вины, если он не исполнил свой долг),

– наилучшим образом тот факт, что мы, индивидуально и коллективно, осознаем свою неспособность следовать этому нравственному закону.

4. Создатель нравственного закона должен быть сверхчеловеческой Личностью и нравственным Законодателем:

а) ни человек, ни общество не были создателем закона;

б) нравственные законы не имеют смысла вне мышления;

в) лишь личность ценит, признает и применяет законы нравственности и относится к другим с позиции морали;

г) нравственный аргумент дополняет остальные аргументы, приведенные выше, еще раз указывая на существование такого Законодателя.

Теперь, несколько замечаний, касающихся данного объединенного нравственного аргумента. Казалось бы, опровергнуть пункт 1а не просто. Все мы, прямо или косвенно, ссылаемся на нравственные законы, решая (или, по крайней мере, проясняя) нравственные проблемы. Даже Бертран Расселл думает, что он знает разницу между добром и злом и что не он один из атеологов придерживается такого мнения. Эд Миллер выразил это следующим образом:

Если бы мы не верили в существование объективного и неизменного основания нравственных ценностей, то мы бы и не утруждали себя нравственными суждениями, по крайней мере, всерьез. Однако то, что мы постоянно прибегаем к нравственным суждениям – не только в отношении нас самих, но и в отношении других – явно свидетельствует, насколько важными, необходимыми и объективными мы в действительности их считаем. Таким образом, можно утверждать, что оценивая нравственные ценности и, одновременно, отрицая наличие объективного основания нравственности, человек противоречит сам себе⁴¹⁷.

По поводу пункта 1б. От культуры к культуре идентичные законы запрещают одни и те же основные виды насилия – атеологи обычно возражают, что эти законы не совпадают или что они не абсолютны и с годами меняются. В ответ Коплстон справедливо заметил, что это все равно не опровергает существование «универсального нравственного закона». И Расселлу было нечего сказать⁴¹⁸.

Корректность замечания Коплстона поясняет Нэш:

Что касается объективной истины, то факт, что два человека или две культуры расходятся во мнениях по вопросу нравственности того или иного действия, ничего не меняет, точно также, как и разногласие по вопросу, не имеющему отношения к этике, не может означать отсутствие объективной истины в этой области. Когда человек А считает землю плоской, а человек Б – круглой, то из этого не следует, что по данному предмету нет объективной истины.⁴¹⁹

Конечно, в зависимости от характера различия между культурами, отсутствие некоторых законов может противоречить 16. Но мы-то обсуждаем не каждый закон, который имеется в некой культуре, а только основные преступления с применением насилия, перечисленные выше. Они остаются неизменными. И сразу встает вопрос: почему? Нэш пишет: «...трудно найти обоснование выводу о том, что в отношении этики ни одно убеждение не представляет собой объективную и универсальную истину»⁴²⁰.

Возможно, свидетельства по пункту 1в заслуживают большего интереса. Какое право имеют народы вмешиваться в дела других народов и культур и обвинять их в неправильных действиях по отношению к человечеству? К примеру, можно вспомнить Нюрнбергский процесс после Второй мировой войны. Развязавшие войну нацисты были объявлены преступниками не только в отношении международных прав человека, но и с позиций нравственности.

Данная тема стала центральной для еще одних философских дебатов на тему существования Бога – между теистом Томасом Уорреном и убежденным атеистом Энтони Дж. Н. Флю. Уоренну пришлось трижды поднимать вопрос, приглашая Флю высказать свое мнение, прежде, чем тот дал ответ, и то стараясь обойти все щекотливые нюансы. В ходе дискуссии Флю согласился со следующими утверждениями:

1. Существует объективный нравственный закон, который человек вынужден признавать. Флю, в частности, сказал: «Я полностью разделяю негодование доктора Уоррена по поводу ужасов нацистской эры». Позже он заявил: «Я согласен с доктором Уорреном, что есть вещи явно попадающие под категорию добра или зла...». В анкете Флю утвердительно ответил на вопрос «Считаете ли Вы их (нацистов), уничтоживших шесть миллионов еврейских мужчин, женщин и детей однозначно (объективно) морально неправыми?». Он также подтвердил, что свой реальный моральный долг он видит в том, чтобы умереть, но не участвовать вместе с нацистами в убийстве мужчин, женщин и детей».⁴²¹

2. Отвечая на вопрос, в нарушении какого именно закона виновны нацисты, Флю сказал: «Международная мораль».⁴²²

Флю отрицательно ответил на следующее утверждение: «Судьи на Нюрнбергском процессе имели основания прийти к выводу, что, поскольку нацисты поступали по закону своей страны, нацистов, которые замучили и/или убили шесть миллионов еврейских мужчин, женщин и детей, нельзя обвинить в совершении нравственного преступления».⁴²³

В итоге, Флю определенно и неоднократно признал существование объективных нравственных законов, особенно, в отношении издевательств и убийств. Он настаивал на том, что нацисты не могут прикрываться своими собственными законами, допускавшими совершенные ими преступления. Он также назвал действующий в данном случае закон международным по характеру. Каковой бы ни была суть этого закона, он стоит над всеми народами и людьми.

Его ответы на заданные вопросы показывают, что Флю столкнулся с собственной нравственной дилеммой. Каким образом он выработал свое понимание объективного нравственного закона в рамках своего натуралистического подхода ко вселенной? Почему этот закон настолько священен, что он готов скорее умереть, чем участвовать в преступлениях нацистов? Согласно натурализму, как может человеческая жизнь вообще представлять собой ценность – почему жизнь, совершенно серьезно, ценится дороже не-жизни? Все эти вопросы заслуживают большего внимания, чем мы можем им уделить, и, возможно, самая главная проблема касается возможности присутствия такого очевидного, объективного закона во вселенной без Бога и высшей цели – существующей просто в результате случая. Мне кажется невероятным уже то, что влиятельные атеологи, типа Расселла и Флю, признают такой закон.

К тому же, если исходить из посылок натурализма, на каком основании некий закон может существовать вне законов и над законами разных народов? Почему международный закон преобладает над правом нации на самоуправление? Мнение Флю, что нацистские военные преступники нарушили международный закон противоречит даже заявлению Роберта Джексона, бывшего обвинителем на Нюрнбергском процессе. Джексон заявил, что «существует высший закон, не знающий ни временных, ни пространственных границ»⁴²⁴. Хотя Джексон не уточняет, какова природа закона, на нее указывает то, как он этот закон охарактеризовал.

Мы еще не представили доказательства по пункту 2, а ведь он является сокрушительным аргументом против натурализма. Атеологи, полагая, что их отрицание существования нравственных абсолютов обосновано и что остальные должны с ними соглашаться, противоречат сами себе. Утверждение, что нравственных абсолютов нет и что другие должны придерживаться этой позиции, является суждением из сферы нравственности и претендует на абсолютный характер⁴²⁵.

Подобная ошибка присуща и популярному взгляду на нравственность сексуальных отношений: «Все позволительно двум, находящимся в согласии взрослым». Это заявление часто считается контраргументом против нравственных абсолютов, утверждая при этом, по крайней мере, два из них – «согласие» и «взрослые». Допустим ли с точки зрения морали секс между двумя взрослыми, когда один из них согласен, второй – нет? Или секс между взрослым и ребенком? Так что утверждение, что для отрицания существования нравственных абсолютов имеются достаточные причины и что с этим должны согласиться все, опровергает само себя.

Не многие, наверное, станут отрицать пункт За и отнесут нравственный закон к законам природы, которая не только лишена нравственного аспекта, но и не отличает жизнь от не-жизни. Более того, нарушение какого-либо закона природы не будет предосудительным в обычном понимании нарушения закона.

Вероятно, наиболее спорное утверждение содержит пункт 3б. Однако сказать, что общество или методика обучения способны объяснить нравственный закон, означает закрыть глаза на то, насколько глубоко этот закон пропитывает наше все бытие, как это выражено в пунктах 1а-в. И стоит ли вообще говорить о наличии нравственных абсолютов (пункт 2), если они придуманы человеком?

Да, нам нужны практические законы морали, чтобы жить с другими людьми в мире, но почему мы должны ценить жизнь? Почему, собственно, убийство – это неправильно? Мы даже слушать не стали бы предложение о том, что следует изменить соответствующие законы и/или взгляды человечества и разрешить это жестокое преступление. Мы должны понять: законы морали не являются просто практическим руководством – мы действительно считаем убийство и издевательства над человеком злом. Это засвидетельствовали и Расселл, и Флю.

Именно поэтому нас сильнее восхищает любое стремление спасти жизнь, даже ценной своей собственной жизни (см. пункт 3б-2), чем более естественное желание спасти самого себя. Мы все можем подтвердить Зб-З, поскольку осознаем свое несоответствие нравственным идеалам, как личное, так и в сообществе. Немногие бы заявили, что ни разу не нарушали нравственного закона.

И вот мы подошли к ключевому моменту. Возможно ли происхождение такой абсолютной нравственной нормы в натуралистической вселенной? Все выше сказанное говорит о том, что Создатель нравственного закона находится вне нас (4а). Этот Законодатель должен обладать разумом – иначе закон не имел бы ни значения, ни смысла (4б). Этот Источник вступает с нами в личностные отношения: Он производит закон, сообщает его нам, настаивает на его исполнении (4в). Дополнительную информацию по данному вопросу можно найти в книге в разделах I и II (4г).

В этой главе мы привели примеры формулировок нравственного аргумента о существовании Бога. Затем мы рассмотрели наиболее часто встречаемые контраргументы. В заключение, мы предложили сводную формулировку аргумента, в которую постарались включить его самые сильные положения. В итоге, мы считаем, что свидетельства нравственности указывают на существование Бога. Данное доказательство не является дедуктивным, по крайней мере, в том виде, в каком мы его представили. Однако оно дает адекватное объяснение нравственному закону, существование которого признают теисты и большинство атеологов.

В ходе дискуссии по вопросам нравственных ценностей сторонник натуралистического мировоззрения попадает в затруднительное положение. Он напоминает утопающего, который пытается удержать голову над водой. Едва оправдавшись с одной стороны, он тут же попадает под обвинение с другой. Если же он не принимает какое-либо утверждение, он сталкивается с еще более серьезными проблемами⁴²⁶. Не будет преуменьшением сказать, что натурализм предлагает далеко не самое лучшее объяснение существования нравственного сознания.

Введение: важность проблемы

История Иова

Уроки Иова

Выводы

Наша жизнь иногда похожа на головоломку, в которой нужно сложить многие кусочки, чтобы получилась картинка. Иногда из-за одного единственного недостающего кусочка мы не видим всю картинку, или от этого самого кусочка зависит целостность картинки. Точно также и в отношении проблемы страдания и зла. Мы обсудили реальность страдания и причины, по которым Бог его допускает. Мы показали, что в этой области атеисты сталкиваются со многими трудностями и что признание существования зла практически становится аргументом в пользу существования Бога. Все эти замечания безусловно очень важны.

Тем не менее, мы считаем, что следует рассмотреть еще один момент, так как он представляет данный вопрос в совершенно ином свете. К тому же, он может оказаться ключом или тем кусочком головоломки, который связывает всю картинку воедино. Более того, в этом, может быть, состоит наиболее важное с эмоциональной точки зрения объяснение загадки существования боли и страданий. Когда все уже сказано и сделано, остается лишь эта истина. И она освобождает нас даже от обременяющей необходимости всегда знать, почему что-либо происходит так, а не иначе. В конце концов, проигнорировав этот момент, мы бы упустили саму суть понимания проблемы зла.

Иов был верующим, который, как описано в Ветхом Завете, упорно боролся с проблемой своих бед. Даже его имя по значению почти синонимично слову «страдание». Вершиной мучений для него стало непонимание молчания Бога. Должно быть, он считал, что вся эта история продолжается слишком долго. Но благодаря его испытаниям мы узнаем удивительную истину, которая преобразила жизнь Иова и которая может осветить нашу жизнь.

В двух словах, Иова был искушаем Сатаной через многочисленные постигшие его бедствия. Его скот был уничтожен или уведен врагами, убившими также всех его рабов. Затем он узнал, что его дети погибли в результате урагана, пришедшего из пустыни (Иов.1:13–19).

Затем началась вторая стадия его страданий. Сатана поразил самого Иова – болезненные нарывы покрыли все его тело (2:7–8). Жена Иова предложила ему в ответ на свои страдания проклясть Бога и умереть (2:9). Но он все отказывался грешить осуждением Бога в каком-либо из этих бедствий (1:20–22; 2:10).

Большая часть книги посвящена диалогу Иова и его друзей, Елефаза, Вилдада и Софара. И во время их разговоров проявляется недовольство Иова в отношении Бога. В своем несчастье он винит Бога. Больше всего Иова, судя по всему, беспокоила мысль о том, что он страдал несправедливо, и порой он формулирует свои претензии достаточно категорично. Он утверждает, что Бог лишил его суда (27:2), угнетает его и в то же время посылает свет на нечестивых (10:3). Он хочет говорить с Богом о рассмотрении своего дела Один на один (13:3,21–22). И молчание Бога не перестает быть одной из основных проблем – когда Иов воззвал к Богу, ответа не последовало (19:7). Он даже просит Бога оставить Его, чтобы обрести хоть немного радости! (10:20–22)⁴²⁷. Тем не менее, Иов не отчаивается и не теряет надежды. Он выражает свою уверенность в Боге (13:15) и жаждет быть с Ним (19:25–27). Он твердо намерен не грешить (27:3–4).

Когда три друга Иова перестали отвечать ему, в диалог с Иовом вступил четвертый человек, Илиуй. В отличие от трех друзей, в его устах звучит больше истины, и он зачастую выступает от имени Бога. Поначалу Илиуй гневается на Иова за то, что он оправдывает себя за счет Бога (32:1–2). Затем, на протяжении следующих шести глав, Иов и Илиуй беседуют друг с другом.

Все знают начало и конец истории Иова: после всех своих бед, к нему обращается Сам Бог; когда Иов покаялся в надменности и гордыне, Бог благословляет его еще большее, чем в прежние дни. Что же касается произошедшего до и во время разговора Иова с Богом и полученных им при этом уроков – это вспоминается не так часто.

Вся Книга Иова ведет к тому моменту, когда Сам Бог призывает его к ответу, предоставляя ему аудиенцию, которой он требовал. Наверное, это предупреждение для нас, чтобы мы хорошо обдумывали наши требования! В каком-то смысле, разговор принял форму итогового экзамена. Бог начинает с заявления, что теперь задавать вопросы будет Он, а Иов – отвечать (38:1–3). Как ни как, Иов знал немало (38:4–5).

Уже первый вопрос должен был сразу показать Иову, что он явно выступает не в той весовой категории. Бог спрашивает Иова, могли тот сотворить мир (38:4–11). Другие вопросы затрагивали способности Иова передвигать звезды (38:31–33) или править царством животных (39). К этому моменту Иов начал осознавать величие Бога, ежедневно управляющего всем во вселенной.

Однако это были еще не все вопросы Бога – в экзамен входила и сложнейшая из всех проблем. Он потребовал от Иова объяснить наличие в мире зла, о котором тот сам ранее спрашивал (38:12–15; 40:3–8). Невероятно, но Бог утверждал, что если Иов сможет дать ответ на эти вопросы, то Господь мира признает, что Иов может сам спасти себя (40:9).

К этому времени Иов достаточно услышал и увидел. Он уже признал, что сказать ему больше нечего (39:34–35). В результате разговора, которого он искал, Иов с уверенностью заявил, что Бог всемогущ (42:1–2). Этот вывод уже звучал ранее из уст и Илиуя, и Господа, по-видимому, до того, как Иов признал это⁴²⁸.

Беседы с Илиуем и с Господом буквально полны важных уроков, которые Иов должен был получить и принять во внимание⁴²⁹. (1) Иову не следовало утверждать свою собственную праведность перед Богом, тем более – в возмущенном и презрительном тоне (32:2,5–7; 39:34; 40:3; 42:5–6). (2) Не следует винить Бога, когда Он считает нужным хранить молчание (34:29; 35:12–16). (3) Бог действует многими способами, даже тогда, когда человек этого не замечает (33:14; 38:1). (4) Бог лично заботится о нуждах Людей (34:21–22; 42:12).

(5) Не следует обвинять Бога в наличии зла в мире; исключено, чтобы Бог действовал несправедливо (34:10,12,17; 38:12–15; 40:3–9). (6) Человек должен доверять не своим собственным знаниям (34:35; 37:5,24; 38:2,4,18; 34:9; 39:2; 42:3), а Богу (35:14; 42:1–6). (7) Следование за Богом – благо (34:9; 42:5). (8) Нечестивый попадает под осуждение, а праведник получает награду (34:11; 36:16–17; 42:12). (9) Невозможно постигнуть пути Бога (37:5:23–24; 38:2–39). (10) Человек должен славить Бога (36:24; 37:14; 38:4).

Иов столкнулся со своими проблемами лично, экзистенционально. Он был лишен удовольствия рассмотреть их теоретически, со стороны – он вынужден был пережить ее. Поэтому, все, что он узнал, весьма поучительно. К какому же заключению он пришел?

С самого начала испытаний, Иова больше всего волновали причины его страданий. Интересно, что так и не получил ответа на этот вопрос – Бог не включил его в Свой экзамен. Несколько раз Бог требовал от Иова разрешить проблему зла и страдания, но ответ так и не был дан. Возможно, это имеет некое значение. Филип Янси считает, что Иов не смог бы понять ответ, даже если бы Бог его дал. Для Бога объяснить Иову секрет зла – то же самое, что пытаться объяснять теории Эйнштейна моллюску!⁴³⁰

Какова бы ни была та причина, по которой ответ так и не был дан, ясно одно: Иов в итоге не почувствовал себя неудовлетворенным. Почему? Потому что он понял, что Бог может все, в том числе держать зло под контролем. Признав всемогущество Бога, Иов признал также, что проблема была в нем самом – он сомневался в том, что не понимал (42:1–3). Под влиянием того, что стало понятно ему во время выяснений отношений с Богом, Иов раскаялся (42:6).

Итак, Иов принял непростое решение. На основании имеющихся теперь у него знаний о Боге он решил, что может доверять Ему в отношении того, чего еще не понимал. Он успокоился, хотя так и не узнал причины своих страданий. Заметим, что к заключению он пришел, все еще страдая, до того, как Бог благословил его (42:10–17).

Во этом заключается важный принцип, который должны знать все верующие. Можно найти объяснение присутствию страдания и зла – замечательно. В Писании, как мы убедились, много таких случаев. Когда же мы это понять не в состоянии понять, или же Бог хранит молчание, мы все равно должны доверять Ему, поскольку этому учат нас наши знания о Нем. В конце концов, мы – существа ограниченные, почему же зачастую мы ведем себя так, будто все обстоит иначе? Во вселенной многое не подвластно нашему пониманию.

История Иова входит в Священное Писание для поучения верующих. Какие же уроки мы можем извлечь из опыта этого человека? Мы тоже страдаем, хотя и не в такой мере, как Иов. Мы тоже мучаемся теми же вечными проблемами: почему всю жизнь страдание сопровождает нас? Почему другим позволено причинять нам боль? Как нам воспринимать молчание Бога? Почему Он ничего в этом отношении не делает?

И вывод, сделанный Иовом, может стать нашим тоже. Мы считаем, что его претензии основывались на собственном невежестве (42:1–3). В отличие от него, мы можем знать смысл тех или иных страданий в нашей жизни. Но опять-таки, почему мы страдаем, мы знаем тоже не всегда. В таких именно случаях следует вспомнить совет Иова. Самое главное – христианство стоит на твердом основании, что мы и доказываем в данной книге. Отсюда, наше знание о Боге достаточно для того, чтобы доверять Ему в таких ситуациях, когда мы не знаем ответов на наши вопросы. То есть, мы знаем достаточно, чтобы доверять Ему, независимо от того, в состоянии ли мы объяснить конкретную ситуацию или нет.

Между прочим, в отношении знаний о Боге мы находимся в более выгодном положении, чем Иов. Ему были известны некоторые важные факты, но мы несомненно знаем намного больше. Священное Писание наполнено Его истинами. Как же нам применять эти знания? К сложным вопросам мы можем подходить согласно следующей схеме. Прежде всего мы смотрим, являются ли условия таковыми, что мы можем определить причины нашего страдания⁴³¹. Источник бедствия часто вполне очевиден. Например, во многих случаях причиной страдания выступает свободная воля человека.

Конечно, существует множество ситуаций, когда мы не понимаем, почему что-то происходит именно так, а не иначе. Если честно, иногда мы даже не уверены, держит ли Бог по-прежнему все по своим контролем. В таких случаях нам следует напоминать себе то, что нам хорошо известно о Боге. К примеру, можно сказать себе: «Я не понимаю, почему все так получается, но я знаю, что именно в этом мире Бог воскресил Своего Сына из мертвых, подтвердив таким образом реальность вечной жизни. Потому я могу доверять Богу и верить, что для сложившейся ситуации есть хорошее объяснение, даже если я его не вижу»⁴³².

Но порой мы упорствуем в наших вопросах и переживаниях и вынуждены применять к самим себе усилия. В этом случае мы должны сконцентрировать наше внимание на фактах. Приводим разговор двух христиан:

«Я просто не понимаю, почему Бог допустил, чтобы подобное случилось со мной. Иногда я думаю, что Ему нет до меня никакого дела».

«Но Бог воскресил Своего Сына из мертвых?»

«Что? Ну конечно да, но как это мне поможет, когда меня беспокоит мое нынешнее положение?»

«Поможет. Послушай меня и ответь мне еще раз – ты действительно веришь в то, что Бог воскресил Иисуса Христа из мертвых?»

«Да, верю, но...».

«Если ты веришь в то, что в этом мире Бог воскресил Своего Сына из мертвых, то ты должен верить в истинность христианства. Неужели Бог не держит все под контролем?»

«Думаю у меня нет причин считать, что Он перестал править этим миром!»

«Значит, вполне возможно, что хотя ты не знаешь, почему тебе приходится страдать, Ему это известно?»

«Конечно, но в этом-то все и дело...»

«Тогда, поскольку тебе известно множество истинных фактов о Боге, как и то, что Он воскресил Иисуса, не должен ли ты доверять Ему даже там, где тебе неизвестны все ответы?»

Повторяем самое главное – то, что мы знаем о Боге, достаточно для того, чтобы доверять Ему в отношении того, что мы не знаем. Эта истина не только помогает сосредоточиться на важнейших моментах христианского вероучения, но и освобождает нас от необходимости постоянно стремиться понять, с какой именно целью Бог допускает то или иное страдание в жизни людей. К тому же, сама идея о том, что мы можем или должны знать мысли Бога абсолютно смехотворна и явно противоречит библейскому учению. Факт на лицо: я – не Бог. Так почему я все время веду себя так, как будто я все знаю? Как заметил Джордж Мавроуд, необязательно знать, на каких основаниях Бог попускает зло, для обоснованной веры в то, что у Него такие основания есть⁴³³.

Павел дает подобный совет претерпевающим страдания. Он советует отвратить свои мысли от обстоятельств и думать о реальности (будущей) вечной жизни, обещание которой Бог подтвердил, воскресив из мертвых Иисуса. Такой подход весьма разумен: наше страдание кратковременно, в то время как жизнь на небесах продолжается вечно (2Кор.4:14–18)⁴³⁴.

Кто-то посчитает этот совет не совсем разумным, так как он не способствует уменьшению боли, а ведь именно в ней и заключается проблема. Тем не менее, такое возражение несостоятельно, в меньшей мере, по двум причинам. Во-первых, вечная жизнь действительно существует, и уже ее сущность предполагает⁴³⁵, что она должна занимать центральное место и в мыслях, и в делах. Страдание, правда, также существует. Однако совет Павла верен даже при условии, что боли не становится меньше, потому что вечная жизнь все равно остается реальностью, в том числе и после того, как боль уйдет. Во-вторых, совет Павла в действительности может облегчить боль! Как слова врача, сообщившего нам, что наша продолжительная болезнь не является смертельной, смягчает наше страдание, поскольку уменьшается эмоциональное напряжение. И мы уходим от него, чувствуя себя лучше и даже осмеливаясь предположить, что болезнь уже позади. Однако за эти несколько минут мы не поправились! Скорее, мы чувствуем себя лучше, потому что нас убедили в том, что мы не умираем. Наши эмоции успокаиваются.

Точно также и соответствующий взгляд на вечную жизнь может отвратить мысли верующего от настоящей ситуации. У нас есть уверенность в том, что, по крайней мере, в конце концов, все будет хорошо (особенно – в вечной жизни!). Размышляя о Небесах, мы отвлекаем наше внимание от страдания, снижая таким образом эмоциональную тревогу. И это помогает, потому что большинство наших страданий вызвано ничем иным, как эмоциями.

Итак, возвращаемся к уроку, который получил Иов. Несомненно, ему пришлось пережить тяжелое горе. По его мнению, Бог был к нему несправедлив. И только высказывания Илиуя, а затем Самого Бога привели его в чувство. В итоге он признал свои ошибки и то, что он копался в вопросах, которые не понимал. И наконец он признал, что Богу возможно все. Поэтому он смог доверять Богу в отношении сложных проблем мира, включая проблему зла.

Страдание и зло действительно существуют. И от Иова мы можем многому научиться. Бог позволил Сатане испытать этого праведника, чтобы явить истинность его веры и преданности. Иов много пережил, и он призвал Бога к ответу. Тем не менее он не оставил свою веру во Всемогущего. Он бросил вызов своему горю, опасному совету жены и ложному утешению друзей. И он учился на своих ошибках. В результате, он покаялся, признав, что проблема была в нем самом. Мередит Клайн описывает финал истории следующим образом: «Непостижимая мудрость Создателя произвела на Иова такое впечатление, что у него уже не было, как раньше, желания осуждать Божьи пути».⁴³⁶

Что же мы можем почерпнуть из истории Иова? Элтон Трублад весьма удачно подвел итог:

Основная мысль этих заключительных речей состоит в том, что данная проблема слишком глубока для ограниченного разума, и Иов видит лишь малую часть реальности, следовательно, его критические замечания абсолютно необоснованы... Все дело в том, у смиренного богопочитателя уже есть предостаточное число причин верить в Бога в полном богословском значении этого слова. Тогда, если он столкнется с трудностями, пусть даже настолько серьезными, как проблема существования зла, для него это не будет поводом оставить его веру. Основания такой веры настолько велики, что они в состоянии выдержать бури и шторма. Религиозные знания дают нам веру в то, что для проблемы зла существует окончательное разрешение, которое мы не можем постигнуть ввиду нашего невежества и нашей слабости.⁴³⁷

Идея Книги Иова – мы не должны винить Бога в проблемах этого мира, особенно, в существовании зла и страданий. Наоборот, верующие имеют достаточные знания о Боге, чтобы доверять Ему даже в отношении вопросов, которые волнуют нас больше всего. Вот, такую жемчужину можно извлечь из данной священной книги. Ни один другой текст не рассматривает тему страданий настолько глубоко. Трублад утверждает, что эта часть Писания всегда должна входить в любое исследование, посвященное проблеме зла.⁴³⁸ Мы добавим, что оно вполне может оказаться краеугольным камнем всего предмета в целом.

Итак, разработка ряда философских аргументов не всегда является лучшим способом для решения религиозных дилемм (несмотря на то, что такой подход и встречается в Библии). Здесь мы находим практические, близкие к насущной жизни, советы, как же обратить наши мысли от наших собственных вопросов к Личности и сущности Всемогущего Бога. Мы учимся ставить Бога и Его Царствие выше забот и тревог мира (см. Мф.6:19–34). Мы узнаем, что наши знания о Боге должны помогать нам доверять Ему в отношении того, что мы не понимаем.

В конце концов, наш Господь Сам учит нас тому же. Воскресение Иисуса из мертвых открывает нам, что Бог все так же царствует на небесах. Не всего ли три дня назад Его Сын мучился на кресте и Он ли умер ужасной смертью? Кто знаком с болью больше, чем Он? Написано, что Иисус учился через страдания (Евр.5:8). Незадолго до Своей смерти, Единородный Сын Божий спрашивал, почему Отец оставил Его. В то же время, Он полностью предал Себя воле Отца. Не должны ли и мы, называющие Иисуса Господом, учиться поступать точно также?

Третья часть данной книги посвящена явно непростому вопросу. Прежде чем объяснить, как именно мораль подтверждает и даже доказывает существование Бога, нам пришлось буквально продираться через тернии. Проблема присутствия в мире зла и страдания считается самым основным аргументом против христианского теизма. Эта проблема определенно мучает одинаково и неверующих, и христиан.

Существование страдания пытаются объяснить по-разному. Кто-то считает зло иллюзией. Кто-то уверяет, что реальность зла вообще отвергает существование Бога. Кто-то предлагает модифицировать традиционное понимание Бога и, следовательно, признать Его ограниченность. В таком случае, Он хотел бы что-нибудь сделать в отношении зла, но это не в Его власти. Основной же ответ теизма состоит в том, что Бог существует, и Он допускает зло с целью достижения большего блага или во избежание еще большего зла.

Так почему же Бог допускает зло и страдания? Ответ на этот вопрос лучше всего представить в виде трех частей. Во-первых, нравственное зло – прямо или косвенно – является результатом решений, которые сотворенные люди принимают по своей собственной свободной воле. Поскольку этим обуславливаются все войны и преступления, можно заключить, что именно нравственное зло преобладает над другими видами страдания.

Библия учит, что нравственное зло – следствие того, как Божье творение применило данную ему свободную волю, и сюда относятся не только грехопадение человека, но и бунт Сатаны и других демонов.⁴³⁹

Хотя атеологи иногда полагают, что перед Богом были открыты другие альтернативные решения, ни одна из предложенных возможностей не в состоянии разрешить данные проблемы. Например, идея сотворения свободных существ, которые тем не менее не могут грешить, таит в себе противоречие.

Во-вторых, мы определили природное зло как зло, происходящее в естественном мире – к примеру, наводнения, землетрясения и другие катастрофы. И тут наш подход, состоящий из трех элементов, строился на свободной воле, естественном законе и развитии личности. Мы уже сказали, что в большинстве своем зло является результатом решений, принимаемых сотворенными людьми по своей собственной свободной воле. Писание также учит, что Сатана и его слуги могут использовать свою свободу, вызывая природные бедствия. И изменение свободы сотворенных существ означало бы преобразование сущности самой свободы.

Да, природные катастрофы приводят к страданию и горю. Но кажется невозможным изменить природу этого мира, не исказив при этом ни один из естественных законов или существующую свободу воли. Так многое из необходимого для жизни – вода, солнечный свет, закон тяготения – может послужить причиной самых разнообразных проблем! И всевозможные альтернативные теории абсолютно не показывают, к каким именно улучшениям привел бы иной порядок в существующем мире. Например, если бы Бог вмешивался в ход событий, чтобы предотвратить только наихудшие бедствия, Он урезал бы свободу выбора людей и/или изменял бы соответствующим образом законы природы. Далее, многие теисты утверждают, что страдание способствует формированию личности и учит важным истинам, которым мы не могли бы научиться иначе. И конечная цель такого формирования личности – вечная жизнь на Небесах.

В-третьих, а как быть с бессмысленным злом – злом, которое, как нам видится, не имеет смысла? Мы рассмотрели две позиции: 1) теизм ни в коей мере не признает бесцельность страдания и 2) возможность такого зла необходима для того, чтобы сохранить сущность истинной свободы. В любом случае, человечек не в состоянии судить о размерах зла, он не способен определить, переходит ли страдание допустимые границы или нет.

Короче говоря, сущность свободы выбора, законов природы и воли Бога о том, чтобы мы возрастали и развивались и духовно, и нравственно, составляют наилучший ответ на вопрос «Почему мы так много страдаем?». Изменение сущности свободы выбора или изменение законов природы неизбежно повлияли бы на характер жизни, как мы ее знаем. Все другие теории не представляют собой достойных альтернативных решений.

На этом этапе нашей дискуссии теизм перешел в наступление. В стремлении разрешить проблему зла атеологи сталкиваются, по крайней мере, с четырьмя очевидными серьезными трудностями. Во-первых, не увенчались успехом попытки ученых обнаружить противоречие в теизме за счет аргумента, что зло не может существовать во вселенной, созданной Всеблагим Богом. Поскольку данный аргумент не выявляет логическое несоответствие в теизме, проблема зла является не «твердой» или строгой дилеммой, а «слабой» или мнимой, разрешаемой в пределах самой системы верований. К тому же, теист с полным правом может привести следующий аргумент: если Бог всемогущ и всеблаг, то существование зла имеет объяснение. Раз Бог допускает зло, значит для этого есть причины.

Во-вторых, нет единого понимания проблемы зла. Многое зависит от точки зрения и от того, кому эта точка зрения принадлежит. Различные теистические школы по-разному подходят к отдельным вопросам. И возражения атеистов применимы только в отношении тех систем, которые заключают противоречие сами в себе. То, что данный вопрос не дает покоя атеологам, не является аргументом против теизма, точно так же, как и то, что многих убежденных теистов совсем не беспокоят нападки на их верования, не является аргументом против атеизма.

В-третьих, как атеист вообще может признать реальное присутствие в мире зла? Вот истинная дилемма! Мало кто из атеистов согласится, что существуют абсолютные критерии добра и зла. Иначе перед ними встал бы еще один важный вопрос: откуда в материальной натуралистической вселенной возникли объективные этические нормы? Тут атеологи практически соприкасаются с нравственным аргументом о существовании Бога.

Однако не признавая нравственных норм, приверженцы теории натурализма попадают в еще более трудное положение: если нет объективных этических норм, то нет и основания негодовать по поводу наличия зла в мире. Действительно, если нет объективных понятий добра и зла, то распознать зло как таковое невозможно; тогда зло – это просто неудачные жизненные обстоятельства, которые не доставляют нам удовольствия. Атеистам это, пожалуй, не понравится, но их собственная система не позволяет им привести ни одного объективного контраргумента в отношении теизма. То есть, судя по всему, если зло действительно существует, то существует и Бог.

Некоторые атеисты заметят, что свои аргументы против теизма они могут построить, не признавая существования какой-либо нормы нравственности. Они следуют схеме, приведенной нами ранее, и считают проблему зла внутренним противоречием в теизме, в принципах которого, якобы, отсутствует последовательность. Но мы уже отмечали, какие серьезные трудности вызывает подобная стратегия в самой системе атеизма.

В-четвертых, обвинение во внутреннем противоречии не существует в вакууме – оно должно быть соотнесено со всей теистической системой в целом, в том числе и с очевидными свидетельствами в ее пользу. Данный спор – столкновение мировоззрений. По правде говоря, христианскому вероучению намного проще объяснить сущность зла, чем злу опровергнуть многочисленные и убедительные свидетельства в пользу христианства. Теисты редко отрицают существование зла, признавая его наряду с другими вопросами, требующими рассмотрения. Натурализм, в свою очередь, должен опираться на свое непринятие всех основных свидетельств в пользу теистической вселенной. Таково еще одно доказательство того, насколько неубедительно данное мировоззрение.

Сначала мы обратились к ранним формулировкам нравственного аргумента существования Бога, а также к выдвинутым по их поводу возражениям. Затем мы попытались вывести свою формулировку доказательства на основе трех главных фактов: 1) существование объективного нравственного закона, 2) самоопровергающий характер позиции натурализма, отрицающей реальность этого закона, и 3) невозможность объяснить этот закон другими человеческими или физическими факторами. Мы рассмотрели каждый из фактов и все его элементы, а также привели подтверждающие его свидетельства.

Под конец мы перешли от чисто философских аргументов к более практическим рассуждениям по Книге Иова. Вместо того, чтобы оставаться в нашем «заоблачном» мире, мы обратились, возможно, к наиболее известному в истории примеру человеческих страданий. Чему же научился Иов? Он осознал, что его имеющиеся у него знания о Боге позволяют ему доверять Богу в отношении того, что он не понимал, в том числе – в отношении своих страданий.

Затем мы попытались применить уроки Иова к нашей жизни. Как может его пример помочь верующим в наши дни? Возможно, ключ к пониманию дает нам Боговоплощение – ведь написано, что через страдания Иисус научился послушанию (Евр.5:8)! И нет никакого сомнения в том, что Иисус испытал ужасные мучения, и умер Он наиболее жестокой смертью, которую только можно было придумать. И все же на Кресте, в агонии, Божий Сын предал Себя в руки Отца (Лук.23:46). А потом произошло величайшее событие всей истории – Иисус воскрес из мертвых.

Помимо того, что о Боге мы знаем намного больше, чем Иов, мы также располагаем сведениями о самой значительной Жизни всех времен. Свои страдания мы должны открыто встречать вопросом: «Не в этом мире ли Иисус воскрес из мертвых?». И за всем стоит одна единственная мысль: если Бог воскресил Иисуса, то вечная жизнь – это факт, и христианский теизм – это истина.⁴⁴⁰ Данное замечание должно иметь для нашей жизни огромное значение. Как написал Апостол Павел, страдание кратковременно, а жизнь на Небесах продолжается вечно (2Кор.4:14–18). Верующие возрастают в вере, когда стремятся к этой истине, особенно, в пору страданий. Боль переносится легче, если мы, подобно Иову, вспоминаем известные нам истины о Боге и напоминаем себе, что Он держит все под Своим контролем. В конце концов, не мы, а Он занимает главенствующее положение в мире, и мы должны доверять Ему. Более того, Воскресение Иисуса напоминает нам, что смертью все не заканчивается. Жить становится легче, когда знаешь конечный пункт своего пути.