Беседа 5. Ближайшие наставники умного делания и Иисусовой молитвы: свтт. Феофан Затворник и Игнатий Брянчанинов, Оптинские старцы, Валаамский старец Агапит, св. прав. Иоанн Кронштадтский и другие отечественные подвижники XIX в.

Инок. Переходим, с помощью Божией, к ближайшим наставникам умного делания, т. е. к тем, которые жили в середине и в конце XIX в. Из них прежде всего остановимся на свт. Феофане, Вышенском Затворнике, сочинения и письма которого имеют широкое распространение и большую известность в нашем православном обществе среди любителей духовного чтения. Мы уже не раз упоминали имя этого святителя и приводили выдержки из его писаний. Среди наставников духовного делания и Иисусовой молитвы свт. Феофан отличается особенной простотой, ясностью и жизненной деловитостью своих наставлений. Он требует прежде всего благоговейной установки внимания в сердце пред лицем Божиим и затем неспешного, терпеливого, постепенного и неустанного упражнения в делательной, трудовой молитве, пока не возникнет в сердце, благодатию Божией, молитва постоянная, самодвижная. Свт. Феофан избегает говорить подробно о высших степенях молитвы, а также и о состояниях прелести, предоставляя это времени и опыту. Из многочисленных наставлений святителя, имеющихся в его сочинениях и в его письмах, мы остановим наше внимание прежде всего на ряде писем к одной из его духовных дочерей, проходившей умную молитву под его письменным руководством. По этим письмам можно проследить, как велось это руководство, какие трудности возникали при молитве у его духовной дочери, как они преодолевались по указаниям свт. Феофана, каково вообще было ее духовное состояние и к каким результатам она в конце концов пришла. Опыт этой духовной дочери может послужить уроком и для других, занимающихся духовным деланием. Письма свт. Феофана, о которых идет речь, полностью помещены в его книге: «Письма к разным лицам о разных вопросах веры и жизни» под №№ 43–85. Мы приводим из них выдержки. Прежде всего мы остановим наше внимание на письме 66, в котором говорится о молитве Иисусовой вообще и о возможности заниматься ею мирянам, а потом вернемся к письму 43 и следующим.

Духовная дочь пишет свт. Феофану: «Была у меня одна благочестивая особа и мы разговаривали о делах Божиих. Коснулись молитвы. К моему удивлению, гостья моя стояла на том, что мирянам не только не под силу, но и совсем не подходит умную иметь молитву. Я сказала на это, что могла. Прошу и Вашего об этом слова».

Свт. Феофан отвечает: «Ваша гостья неправо рассуждала. У кого нет умной внутренней молитвы, у того и никакой нет, ибо только умная молитва и есть настоящая молитва, Богу угодная и приятная. Она должна составлять душу домашнего и церковного молитвословия, так что коль скоро ее нет при сем, то молитвословия те имеют только вид молитвы, а не суть молитвы. Ибо что есть молитва? Молитва есть ума и сердца к Богу возношение, на славословие, и благодарение Богу, и испрашивание у Него потребных благ душевных и телесных. Существо молитвы, стало быть, есть умное к Богу восхождение из сердца. Становится ум в сердце сознательно пред лицем Бога и, исполняясь достодолжного благоговения, начинает изливать пред Ним сердце свое. Вот и умная молитва! Но такова и должна быть всякая молитва. Внешнее молитвословие, домашнее или церковное, дает ей только слово, или форму, душу же, или существо, молитвы носит всякий сам в себе в своем уме и сердце. Весь церковный молитвословный чин наш, все молитвы, сложенные для домашнего употребления, исполнены умным обращением к Богу. Совершающий их, если он хоть мало внимателен, не может избежать сего умного к Богу обращения, разве только по совершенному невниманию к совершаемому им делу. Без умной молитвы никому нельзя обойтись. Не возноситься к Богу молитвенно мы не можем, ибо природа наша духовная того требует. Вознестись же к Богу иначе мы не можем, как умным действием, ибо Бог умствен. Есть, правда, умная молитва при словесной, или внешней – домашней или церковной, – и есть умная молитва сама по себе, без всякой внешней формы, или положения телесного, но существо дела там и здесь одно и то же. В том и другом виде она обязательна и для мирских людей. Спаситель заповедал: войти в клеть свою и молиться там Богу Отцу своему втайне (Мф. 6, 6). Клеть эта, как толкует свт. Димитрий Ростовский, означает сердце. Следовательно, заповедь Господня обязывает тайно в сердце умом молиться Богу. Заповедь эта на всех христиан простирается. Вот и ап. Павел что заповедует, когда говорит, что должно всякою молитвою и молением молиться на всякое время духом (Еф. 6, 18)? Заповедует умную молитву – духовную, – и заповедует всем христианам без различия. Он же всем христианам заповедует непрестанно молиться (1Сол. 5, 17). А непрестанно молиться нельзя иначе, как умною молитвою в сердце. Таким образом, нельзя спорить, что умная молитва для всех христиан обязательна, а если обязательна, то нельзя уже говорить, что едва ли возможна, ибо к невозможному Бог не обязывает. Что она трудна, это правда, а чтобы была невозможна, это несправедливо. Но ведь и вообще все доброе трудно, тем паче таковою должна быть молитва – источник для нас всего доброго и верная того опора.

Спросит кто: как же это сделать? – Очень просто: возымей страх Божий. Страх Божий, как чувство, привлечет внимание и сознание к сердцу, а как страх – заставит внимание и сознание стоять в сердце благоговейно пред Богом. Вот и умное предстояние Богу, – вот и молитва умная! Доколе в сердце есть страх Божий, дотоле умное предстояние Богу не отойдет от сердца. Вот вседейственное средство к умной молитве! Но как же, скажет кто: дела развлекают?! Не будут развлекать, возымей только страх Божий. Умному предстоянию Богу, или памяти Божией, мешают не дела, а пустоделие и худоделие. Отстрани пустое и худое, оставя одно обязательное – не по светской, а по Евангельской обязательности, – и увидишь, что исполнение такого обязательного не только не отклоняет от Бога, а напротив, привлекает ум и сердце к Богу. То и другое (обязательные по Евангелию дела и молитва) одного рода и требуют одинакового строя душевного. Что ни стал бы ты делать из этого круга, всегда обратишься к Богу, чтобы помощи испросить и дело самое Ему посвятить во славу. Вставши утром, установись покрепче пред Богом в сердце в утренней своей молитве и потом исходи на дело свое, Богом тебе определенное, не отрывая от Него чувства своего и сознания. И будет то, что силами души и тела будешь делать дела свои, а умом и сердцем пребывать с Богом. Неправо понимают умную молитву, когда думают, что для нее требуется сидеть где-либо скрытно и таким образом созерцать Бога. Нигде не нужно для сего укрываться, кроме своего сердца, и, там установясь, зреть Господа перед собою, как бы Он был одесную, как делал св. Давид. Говорят: к образованию умной молитвы помощным средством служит уединение, а для мирян как возможно уединение: у них непрестанные дела и столкновения? Стало быть и умной молитвы им некогда у себя завесть. То правда, что для умной молитвы нужно бывает уединение. Но есть два рода уединения: одно всецелое, всегдашнее, когда кто уходит в пустыню и живет один; другое – частное, бывающее по временам. Первое, действительно, не идет к мирянам, а второе и возможно для них, и даже есть у них. У всякого случается сколько-нибудь времени всякий день, когда он бывает один, хоть бы даже и не заботился намеренно о том, чтобы устроять для себя часы уединения. Вот эти часы и может он обратить на образование, укрепление и оживление умной молитвы. Следовательно, никто не может отговариваться недостатком благоприятного для умной молитвы положения в порядках своей жизни. Улучишь такой час – и углубись в себя. Брось все заботы, стань умно в сердце пред Богом и изливай пред Ним душу свою. Но есть кроме внешнего еще внутреннее уединение. Вне – обычное течение дел человеческих, а между тем среди них иной один себе сидит в сердце, ничему не внимая. Всеми испытывается, что когда у кого болит сердце о чем-либо, то будь он в самом веселом и многоречивом обществе, ничего не слышит и не видит. Там, у сердца своего, сидит он со своею болестию. Это всякий знает по собственному опыту. Если же так бывает в житейских делах, то отчего не быть подобного сему и в порядке жизни духовной? Есть и тут болезнования, которые еще гораздо сильнее и глубже всех болестей житейских. Когда кому западает в сердце болезнование в этом порядке жизни, что будет в силах тогда извлечь сознание его из его уединенного пребывания в сердце? Следовательно, стоит только его завесть, чтобы быть уединенну и не наедине будучи. И за этим не далеко ходить. Оживи страх Божий – и пойдут болезнования самые сокрушительные, которые прикуют внимание и чувство к единому потребному, како приидем и явимся лицу Божию. – Вот и уединение! Еще одно недоумение: в деле умной молитвы надо иметь руководителя, где взять его мирянину? Там же, в миру, и между духовными отцами и даже между мирянами. То правда, что все реже и реже становятся лица, к которым можно было бы благонадежно обратиться за советами о духовной жизни. Но они всегда есть и будут. И желающий всегда находит их, по милости Божией. Жизнь духовная есть Божия жизнь, и Бог особое имеет попечение о взыскивающих Его. Возревнуй только – и найдешь все благопотребное около себя. Так, стало быть, хотят или не хотят миряне, а от умной молитвы нечем им отговориться. Пусть берутся за нее и учатся ей» (С. 381–385).

Приведенное письмо является как бы введением, или предисловием, к дальнейшим наставлениям об Иисусовой молитве. Прежде всего (в письме 43) свт. Феофан объясняет своей духовной дочери необходимость при совершении Иисусовой молитвы стоять вниманием не в голове, а в сердце: «Должное настроение Вашего внутреннего должно состоять в непрестанной памяти Божией со страхом и благоговеинством и в памяти смертной. Навык ходить перед Богом, или в памятовании о Боге, есть атмосфера духовной жизни. Ему естественно следовало бы быть в духе нашем, созданном по образу Божию, но нет его по причине отпадения нашего от Бога. Вследствие сего предлежит труд в стяжании навыка ходить пред Богом. Он состоит существенно в напряжении стоять сознанием пред лицем Бога вездесущего, но поддерживается и другими побочными деланиями, входящими в состав духовной жизни. Но и здесь труд – в том, чтобы направлять сии делания к означенной цели. Сюда должно направлять и чтение, и размышление, и молитву, и все занятия и сношения так вести, чтобы они не мешали и не расстраивали памяти Божией. И то надо к сему приспособить, где стоять сознанием, или вниманием. Ум – в голове, и умовые люди (научники) все в голове живут. Живут в голове и страдают непрестанным бурлением мыслей. Это бурление не дает вниманию стоять на едином. Не может ум стоять и на едином помышлении о Боге, пока он в голове. Все отбегает и отбегает. На этом основании желающим установиться в едином помышлении о Боге заповедуется оставить голову и низойти умом своим в сердце и там стоять вниманием неисходно. Только тогда, как ум сочетается с сердцем, можно ожидать успеха в памяти Божией. Извольте теперь поставить себе целью достижение сего и начинайте движение к сей цели. Не думайте, что это труд непосильный, но и того не думайте, что это так легко, что стоит только захотеть, как и дело тут» (С. 325–326).

Далее свт. Феофан пишет, что первый прием к тому, чтобы привлечь ум к сердцу, заключается в том, чтобы вызвать сочувствие сердца к читаемым и слушаемым молитвам и душу свою наполнить и напитать молитвенными помышлениями и чувствами, избранными из готовых молитвенных книг, ибо чувства сердца обычно властвуют над умом. Как этого достигнуть? – «Надо читаемое и слушаемое обдумывать и обчувствовать. Для сего назначьте себе какой час (вне молитвенного правила), берите молитвенник и читайте, – читайте и обдумывайте положенные молитвы и доводите изложенные там помышления до чувства. Когда станете потом совершать молитвенное правило, все те чувства тотчас возобновятся у Вас в душе, и молитва Ваша будет в своем чине. Сделайте так со всем, что входит в состав молитвенника, и все, там содержащееся, проведите чрез ясное понимание и теплое чувство. Затем по сему образцу Вам не трудно будет с ясным пониманием и чувством выслушивать и церковные службы» (С. 327).

Когда душа наполнится и напитается молитвенными помышлениями и чувствами, избранными из готовых молитвенных книг, то с нею происходит то, что бывает с заучивающим разговоры на чужом языке. Сначала он говорит только выученные фразы, а когда освоится с языком, тогда свободно начинает составлять свои собственные фразы. Так и душа, наполняясь и напитываясь молитвенными помышлениями и чувствами, избранными из готовых молитвенных книг, сама начинает жить этими мыслями и чувствами.

Далее следует второй прием привлечения ума к сердцу: «Когда совершаете свое домашнее правило, вставляйте в промежутки между читаемыми молитвами и свои молитвы, какие породятся действием тех молитв. Если Вы исполните как должно первый прием, то Ваше молитвословие все будет идти с чувствами. Чувства сии будут изменяться соответственно содержанию молитвы. Речь моя не об этих чувствах, а о таких из них, которые захватят все сознание и сердце и свяжут душу, не давая ей свободно продолжать чтение, а все отвлекая внимание ее на себя. Это особые чувства, и они, как только родятся, порождают в душе и свои молитвы по роду своему. Этих, порождающихся в сердце, особых чувств и молитв никогда не надо пресекать дальнейшим чтением, а, остановив чтение, давать им свободу излиться, пока совсем изольются и чувство станет ровно с обычными молитвенными чувствами. Этот прием сильнее первого и скорее сведет ум в сердце. Но действовать он может только после первого приема или совместно с ним. Но к нему надо иметь наготове еще некоторый дополнительный прием, или подприем. Если совершать свое молитвенное правило или какую церковную службу дома по сказанному способу, то может случиться, что небольшое правильце, как например молитвы на сон грядущим, и небольшая служба, как вечерня с повечерием, продлятся очень долго. Но одно помышление об этой длительности может или по причине лености, или иногда по каким делам (марфинским), заставлять если не спешить, то не растягивать своего молитвословия показанными вставками. А это совсем не дает и начала положить сказанному приему, а не только довести его до совершенства, чем причинится большой ущерб преспеянию в духовной жизни. Чтобы этого не пострадать, надобно длительность своего молитвословия определить, как я уже писал Вам, не количеством молитв, которые следует прочитать, а временем, именно назначить, сколько времени провесть за таким и таким правилом, за такою и такою службою, нисколько не увеличивая его против времени, обычно Вами на то употребляемого. Положите, например, на вечерню с повечерием час. И читайте положенное, не о том заботясь, чтобы все вычитать, а о том, чтобы во все положенное время быть в молитвенных чувствах и помышлениях при всем читаемом и чтобы, если припадет особое чувство, не заглушить его чтением, а давать ему свободу излиться вполне. Ведя дело так, Вы, может быть, и до «Свете тихий» не дойдете, как исполнится час. Как быть? – Закрывайте книжку, кладите несколько поклонов с обычными заключительными молитовками – и вечерня Ваша кончена. Обычная наша молитвенная Марфа смутится, как так оставить службу не докончив ее? Но Мария не станет смущаться, имея свидетельство совести, что служба совершена полно и достойно Бога поклоняемого. Конечно, если Вы, движимые несытостью сердца размолившегося, проведете свою молитву больше часа, то это не будет убытком для искомой Вами цели. На другой день начинайте свою вечерню с того, на чем остановились и продолжайте ее в том же порядке, как прежде. Если опять до конца службы не дойдете, а час исполнится, оставляйте конец для следующего дня. Таким образом иной раз положеная вечерняя служба одна протянется у Вас дня три и более. Но каждая ее часть будет для Вас полная вечерня, и Господь в такой силе ее примет. Сим же образом извольте обращаться с утренею, часами, обедницею и со всяким своим молитвословием домашним. Положите себе законом никогда не читать молитвы, чтобы только вычитать положеное, а чтобы быть в молитве под действием чтения. Читайте положеное как пособие – держать себя в молитвенных помышлениях и чувствах. Так действуя, Вы навыкнете всегда во время молитвословий быть в чувстве к Богу, и ум Ваш, будучи привлекаем сим чувством, будет стоять в памяти Божией. Если затем и во время чтения душеспасительных книг Вы будете иметь в виду не количество чтения, а то же, что и при молитвословии, т. е. светлое разумение читаемого с соответственными чувствами, то ум и при этом будет в сердце, и память Божия не отойдет от Вас и при этом занятии. С продолжением времени все больше и больше Вы будете разогреваться сердцем молитвенно, собирая туда и ум для неотходного предстояния пред Богом. Время это будет для Вас сладким временем, и Вы будете ожидать его приближения, как праздничного пира» (С. 327–330).

В следующем своем письме свт. Феофан снова возвращается к вопросу о стоянии умом в сердце.

«Вы спрашиваете, что значит быть умом в сердце? Прошлый раз я вел об этом речь. Разве не ясно говорено? Повторяю. Знаете, где сердце? Как не знать? Чему же учились? – Так станьте там вниманием и стойте неисходно – и будете умом в сердце; ум неотлучен от внимания, где оно, там и он. Вы писали, что часто при чтении акафиста сладчайшему Иисусу чувствуете огонь в сердце. Вот, где это чувствуете, там и будьте вниманием и не выходите вон не только во время молитвы, но и во всякое другое время. Но стоять там надобно не просто, а с сознанием, что стоите пред лицем Господа, или пред всевидящим оком Его, презирающим в сокровенности сердечные, а чтобы так стоять, старайтесь иметь возгретым какое-либо чувство к Богу: страха, любви, упования, преданности, сокрушения болезненного и проч. Се – норма внутреннего строя! Блюдите и, как только заметите, что он нарушился в чем-либо, спешите восстановить его» (С. 331).

Напомнив сказанное в предыдущем письме о приемах привлечения ума в сердце, свт. Феофан продолжает: «Вы пишете, что начали творить свои молитвы по тому способу. Приложите усердие совершать сие в совершенстве, как должно, и все будете богатеть святыми чувствами, а они будут держать ум в сердце. Без чувств не удержите его дома – все будет вырываться и блуждать по сторонам.

Благослови Господи труд Ваш – дойти до навыка совершать молитвословие как указано. Начали; но мне показалось, что Вы все-таки спешите, чтобы дочитать до конца положеное. Это до конца надо совсем выбросить из внимания и всю заботу обратить на возгревание святых чувств, не позволяя себе ничего в ущерб им. А Вы не тако поступаете. Пишете, что при чтении одного псалма пошли слезы. Вам и следовало его еще читать или повторить те особенно стишки, которые возбудили плач, не двигаясь вперед, хоть бы и все время, положенное на службу, прошло в этом, и с прибавкой. А Вы потекли дальше и разогнали свой плач. Плача что может быть дороже? А то дочитание до конца что Вам принесло? Ровно ничего. Вот Вы и оказались действующею не в видах своих духовных польз...

Причащаться Св. Христовых Тайн почаще – хорошо. Если можете, и не раз в месяц причащайтесь. Первые христиане на каждой литургии причащались. Но об этом поговорите со своим духовником.

Откуда Вы взяли, что я час назначил Вам на вечерню. Не во времени сила, а в духе. Время определяйте как Вам пригожей – только без поблажки лености. Если читаемое на домашнем правиле читается будто от себя, со вниманием и соответственными чувствами, то это должное чтение. Останавливаться надо только, когда особое чувство всею душою завладеет. Тогда книжку в сторону – и молиться так. Приступая к молитвословию, всегда надо расшевелить душу, если она не в чувстве, размышлением, воззванием ко Господу и поклонами и тогда начинать его. Впрочем, молитвословие, прежде обдуманное и обчувствованное, само расшевелится. А которое необдумано и необчувствовано, скорее рассеет, чем соберет. Такое лучше заменить поклонами с молитвою Иисусовою или другою какою коротенькою. Иногда и все службы можете сим способом справлять» (С. 331–334).

В следующем письме свт. Феофан предостерегает свою духовную дочь не доверять различным видениям и предсказаниям, бывшим ей, как диавольскому искушению, о чем сейчас нет надобности нам говорить подробно. Перехожу к следующему письму, в котором обсуждается важный вопрос о помыслах. «Желательно Вам умудриться в различении помыслов. Сойдите из головы в сердце. Тогда все помыслы ясно видны будут Вам, движась пред оком ума Вашего острозоркого, а до того не ждите должного различения помыслов. Извольте принять к сведению, что различение помыслов не то же, что гнание их вон, когда они недоброкачественны. Это есть брань мысленная, которой предшествует различение, какие помыслы – друзья и какие – враги. Увидев в них друзей, принимают их с почетом, а увидев их врагами, прогоняют с бесчестием. Ведайте также, что различение помыслов различает не добрые только и худые, но и дельные от бездельных и пустых и кажущиеся добрыми от настоящих добрых, – наипаче же то различает, какие помыслы в виде побуждений и целей окружают дела наши – и обычные и особые какие, – чтобы не прокрались побуждения и цели, не позволительные в добром христианине, и не испортили дел наших. Чего это касается и как все делается, учитесь у св. Лествичника, в особом пространном Слове его о различении помыслов. По тем указаниям и начинайте действовать, и опыт всему Вас научит» (С. 341).

Начавшая проходить молитвенное делание по указанию свт. Феофана, его духовная дочь через некоторое время впала в уныние и пишет ему: «У меня дело идет дурно. Душа не на месте, мысли блуждают, читать духовное охоты нет, правило исправляется вяло и лениво, и ко всему стала я равнодушна. Будто что-то ушло из души». Свт. Феофан отвечает ей: «Не падайте духом. Состояние Ваше есть состояние охлаждения, как говорят св. отцы. Оно бывает и наказательное и научительное. Как наказание бывает оно за какой-либо грех словом, делом, мыслию, чувством. Как научение бывает оно по намерению Божию научить подвизающегося духовной опытности. Как у Вас? – Смиреннее будет думать, что это с Вами за что-либо грешное, как Вы и думаете, хотя не ясно сознаете, за что. Кайтесь и молите милостивого Господа возвратить Вам Его отеческие объятия. А между тем вникните получше, что было у Вас пред этим, не увидите ли определенной причины, за которую терпите такую тяготу. Увидевши же, положите не ходить более тою дорогою, которая Вас привела к такому состоянию. Такое решение ускорит и помилование, с возвращением потерянного. Состояние это означает, что благодать Божия отступила – не бросила, а отступила – и стоит вне. То была внутри, а теперь вне, и Вы остались как раздетая на холоде, как комната, из которой в отворенные окна вышло все тепло.– Как воротить? – Так именно, как Вы делаете: молитвою, сокрушением, прибавлением лишений плоти в пище и сне, прибавьте, если можете, побольше помогания нуждающимся. Трудитесь... Смилуется Господь и снова пошлет Вам благодать Свою. Но времени, когда это будет, назначить нельзя. Возвращение благодати не от нас, а от самой благодати, – когда благоволит, тогда и придет, ничем не ограничиваясь, по свободному изволению своему. Однако ж не опускайте рук, а все вопийте и вопийте, моля о возвращении: «Когда же приидеши ко мне?» – не определяя даже в уме, что вот-вот воротится, а предавая себя всецело в руки Божии, да будет и сие дорогое и столь желанное по воле Божией, и в преданности в волю Божию соглашаясь терпеть, сколько Ему угодно будет. Утешения духовные благодатно приходят и отходят, как Господу угодно. Вы говорите: «Люблю Господа». Не дивно, когда Он исполнял Вас радостями о Духе Святе. Извольте теперь любить, когда Он оставил Вас одну, пустою и голою от покрова Своего. Это будет совершенно бескорыстная любовь, более ценная, чем прежняя. Вот и уразумевайте теперь, что есть человек, оставленный самому себе, и смиряйтесь паче и паче. Вы не раз твердили: у меня разум, у меня разум. Вот извольте теперь изворотиться со своим разумом. Когда остались Вы одни, враг подслушал и начал, как пишете, свои предлагать советы о лучшем устроении жизни, внушая то себя пожалеть, то даже в мир воротиться. В мир возвратиться теперь уже мудрено: отрезанный ломоть. Себя пожалеть благовиднее, но не меньше опасно... Сообразив все сие, извольте встрепенуться, – и с лютостию начинайте трудить себя. Тереть себя надо подвигами: трение теплоту развивает... Понудьтесь к преутруждению себя лишениями, чтобы шествовать тесным и прискорбным путем, который есть один настоящий путь...» (С. 344–347).

Слова свт. Феофана подействовали на его духовную дочь. Она смирилась. И в следующем письме пишет ему: «Чуть открыла глаза, первою мыслью было, что я нерадивая, ленивая и гордая». В ответ ей свт. Феофан пишет: «Это ангел-хранитель задал Вам стишок... Извольте твердить его и затвердить, чтобы, когда потребуется ответ, ответить безошибочно и порадовать тем ангела своего, а не меньше и Господа Ангелов. О келейном правиле много забот не имейте... Я писал Вам не заботиться о количестве молитв, а о том одном иметь попечение, чтобы молитва текла из сердца живо, как живая струя. Бросьте из ума совсем количество, а имейте это одно во внимании. Но правило все же требует известного порядка. Однако ж не закаляйте себя в нем, как в кандалах. Пусть оно будет только общею программою, а частности можете менять хоть каждый день, смотря по тому, в чем чаете найти оживление молитвенного духа. Если закалите, живость ослабеет, правило обратится в форму, которая вскоре обезжизнит молитву. Так делайте, чтобы всякое молитвословие было как новое... Пишете, что нашли решение некоторых вопросов в святоотеческих книгах. Се добре! И всегда там надо искать его. И если усердно взыщете, всегда найдете. Особенно в этом отношении много полезны св. Варсонуфий и Иоанн. И у св. Дорофея встретите доброе разъяснение многого. И у всех можете находить много вразумления. Читайте только со вниманием и к себе прилагайте. Говорите, «страхи нападают, особенно во время молитвы». Страх благословен один – Божий, но он не имеет ничего страшного, всегда благотворен. Ваши страхования беспричинные – от врага, и особенно во время молитвы» (С. 348–349).

Спустя некоторое время после того, как писала о крайнем своем духовном охлаждении и равнодушии, духовная дочь, пишет свт. Феофану: «Отогрелась». На это святитель отвечает, разъясняя, что это надо приписывать действию благодати Божией: «Слава Богу! – пишет он.– Я очень беспокоился. Могло так и остаться. Но милостив Господь, воротилось к Вам Его одеяние. Когда благодать Божия внутри, душа бывает как одетая в теплую одежду, а когда отойдет, душа бывает как раздетая и на морозе... Убедитесь из сего, что все хорошее, особенно хорошее состояние духа, прямо от благодати. Свой труд всеконечно нужен, но он не дает духовного существенно и прочно, а только ищет его и подготовляет к принятию его. Дает все одна благодать. Извольте же это сердцем исповедать и себе ничего не присвоять. В этом присвоении – грех чуждоприсвоения. Никакому труду нельзя присвоять силы – подавать искомое. Нельзя говорить: то и то сделано, так и так потружусь – и получу то-то и то-то. Благодать Божия не вяжется контрактами и действует всегда, якоже хощет. Этого хотения никто угадать не может или чем-либо вынудить. Равно и пребывает она, где и как хощет. Почему и получивший благодать не должен говорить или думать: получил благодать, теперь уже мне нечего много хлопотать. Нет, и получивши благодать надо спасение свое содевать со страхом и трепетом. Благодать, как приходит, так и отходит, не с усмотрением нашим. Видите, как холодно без благодати и как душа вяла и неподвижна на все духовное. Таково состояние добрых язычников, верных закону иудеев, и христиан, исправных по жизни, но не помышляющих о внутренней жизни, с ее отношением к Богу... Чем наипаче удерживается в душе благодать? – Смирением.– За что наипаче отходит? – От какого-нибудь движения гордости, самомнения и самонадеянности. Как только ощутит она внутри этот дурной запах гордыни, тотчас и удаляется. Верно, что-либо подобное было и у Вас. Вы этого не сознаете. Но примите пока это как умовую истину, а после, Бог даст, и чувством ощутите, что бывают движения гордости, которых не сознает душа, и усерднее станете молиться: «Даруй мне, Господи, зрети моя прегрешения». Вы в каком-то письме доказывали, что Вы смиренны. Но из того самого, что доказывали, следует, что Вы не смиренны. Смирение себя не видит. Даруй Вам, Господи, отселе никогда уже не испытывать такого дурного состояния. Но и то надо положить очень вероятным, что по временам оно и еще будет подходить, хоть не в такой степени, или будет попускаемо и даже невидимо, чтобы научить душу опытности и паче всего осторожной бдительности, а еще тому, чтобы не забывалась и всегда нашла глубокое убеждение, что она сама по себе ничто, хотя испытывает нечто доброе.

Учитесь все, что ни делаете, делать так, чтобы это разогревало, а не охлаждало сердца: и читать, и молитву деять, и работать, и с другими входить в общение так, чтобы, все одну цель держа, не доводить себя до охлаждения. Топите без перерыва свою внутреннюю печку краткою молитовкою и берегите чувства, чтобы через них не уходила теплота. Впечатления отвне очень трудно уживаются с внутренним деланием.

Вы неправо поняли мои слова о вражеских наветах, – будто, соглашаясь признать в нас действия врага, необходимо при сем думать, что он уже и в сердце. Нет, он – вне и издали стреляет, внушая дурные помыслы. Как только откроется для него возможность, он тотчас подскакивает и дает свои советы, кои суть всегда наветы, хотя кажутся красивыми. Он всегда с благовидностей начинает и от них уже постепенно переходит к дурному, дурного же вдруг не советует, и когда, его советует, прикрывает его благообразным покровом. Все это Вы сами будете разгадывать, когда научитесь внимать себе. Внимание и молитва расстраивают все его злокозненные хитросплетения» (С. 349–352).

«Вы писали, что «ищете сделаться совершенною и к тому стремитесь». Пришло мне на мысль указать Вам признак, по которому можете определить, идете ли Вы к совершенству, или вертитесь на одном месте. Признак этот есть отрезание от всего. Недавно слышал я речь одной простой старушки, которая сказала: «Теперь уже все отрезано; я – как птица, ничем не связана...» Как она дошла до этого? Целою жизнью, направленною к угождению единому Богу. С семи лет запала ей зазноба – болезненная забота, как бы Бога не прогневить. Эта зазноба разжигала ее на всякого рода труды, не жалея сил. Так прошла она девичество, замужество, вдовство; дела все были обычные, семейные, но она всюду была первая и все делала для Бога и по-Божьему. Этим направлением своих трудов она так выправила, вытерла и выбелила свою душу, что в ней уже не осталось ничего земного, что занимало бы ее. «Теперь, – говорит, – у меня все Господь. Ни к чему уже душа не лежит: и делать ничего не могу – руки отваливаются, и говорить ни о чем не хочу – язык не поворачивается. Все бы Господь! От Него одного отстать не хочется». Вот видите, в чем существо дела! К сему и направьтесь. И исполнится Ваше желание: хочу совершенства, девою мудрою желаю стать. Благослови, Господи! Ищите и обрящете. А лучше: просите и дастся вам» (С. 352–353).

«Что у Вас плач на сердце и сокрушение покаянное не отходят – се добре. Храните сей дар Божий и все его подновляйте, как только начнет ослабевать. Это незаблудный путь. И то, что часто созерцаете Господа на кресте и поражаетесь тем до глубины души, добре! Сие и все подобное, возбуждающее душу, почаще наводите на нее, чтобы непрестанно была в движении и жила, ибо жизнь – движение. Нет движения – нет жизни» (С. 354).

«Извольте потверже затвердить, что смирение приобретается не мыслями смиренными, а охотным подчинением себя смирительным случайностям и отношениям» (С. 355).

«На Вас нападает леность, приходит желание льгот и поблажек, покоя плоти. Вы хорошо делаете, что не уступаете, однако ж Ваша неуступчивость неполна. Разумею то, что Вы, несмотря на эти соблазнительные нападки, все же делаете, что считаете должным, но делаете неохотно. «Хоть нехотя, – говорите, – но исполняю все». И это хорошо, как сказал я: есть тут борьба и одоление. Но надо бы эту борьбу доводить до конца, чтобы и одоление было полное, т. е. доходить до того, чтобы делать хотя, прогнав безжалостно нехотя. Ибо это нехотя есть уступка лености и питает ее... Извольте, когда прогоняете леность, возбуждать себя до ретивости, чтобы живо, с энергией, делать то, от чего оттягивала леность. И это только будет настоящею победою и одолением лености, а не то, как Вы делаете. Живодейственность есть настоящая черта духовной жизни настоящей» (С. 355).

«В тоне Вашего письма чуется дух уныния. Чего бы ради это? Вы – Божия; Господь Вас призвал к Себе; Вы идете к Отцу своему Небесному на вечные утешения в Его доме – а у Вас чуть слезки не падают, будто напрасно протрудили себя всем, чем трудили. Ни один шаг Ваш не пропадет даром – все Господь возьмет в счет и воздаст безмерно. Что здоровье немного умалилось, стоит ли на это обращать внимание пред лицем того, что дано взамен его?.. Что Вам жить тяжеловато – слава Тебе, Господи! Сие – тесный путь. Ведь тесный путь необходим. Помимо его никто не войдет в Царство Небесное. Иным Господь оставляет самим устроять для себя такой путь, а для Вас Он устроил его Сам... Он хочет Вас к Себе привести и, любя Вас, делает вместо Вас то, без чего дойти до Него нельзя. Благодушествуйте же ради Господа, любящего Вас...» (С. 357–358).

«Начинаете втягиваться в молитвенный труд. Бог благословит! Да будет душа Ваша всегда бодренна, чужда всякого саможаления. Помоги Вам Господи быть живою и трезвенною. Но не забывайте главного – того, чтобы вниманием и умом сочетаться с сердцем и неисходно быть там пред лицем Господа. Все молитвенные труды на это должны быть направлены. Молите Господа, чтобы Он даровал Вам это благо. Это – сокровище, сокрытое на селе; это – бисер многоценный» (С. 359).

«Но что Вы сказали: «Нарушается молитвенный порядок, когда кто приходит», – се не добре. Вы так наладьтесь думать, что когда кто приходит, то Господь посылает его, чтобы Вы через него службу сослужили Господу. Чем? – Сообщением пришедшему своего благонастроения, данного Вам Господом. Если будете принимать приходящих в этом духе, то тут не будет нарушения молитвенного порядка, а продолжение его, только в иной форме. То и другое – служба Богу. Имея сие в цели, принимайте всех с радостию, как посланцев Божиих, несмотря на их внешность, и об одном заботьтесь, как бы Вам не уклониться от того, чего желает от Вас Господь в сем случае. Приняв так, все внимание свое устремляйте в сердце их, чтобы из слов их догадаться, что можете Вы сделать во благо душ их, и затем всю речь свою направляйте на это, так, однако ж, чтобы не казаться учительницею, а говорящею будто о стороннем. И главное, всячески старайтесь достигнуть того, чтобы приходящий отходил с умиренным сердцем» (С. 359).

«Когда же я о себе думаю?» – Мне же думается, что Вы много о себе думаете и думаете высоко. Только при этом стараетесь принижать себя, нудите себя быть смиренною. Смирение ищется, но еще не найдено. Ищите усерднее и обрящете» (С. 360).

«Причастились Св. Христовых Тайн и, по милости Божией, получили мирное и утешительное настроение духа. Затем прибавляете, что приготовляясь к св. причастию, довольно потрудили себя. Се добре! И никогда не забывайте сего делать, по силе и сверх силы. За то и утешение дается причастникам. Не будь труда и лишений, и утешение не будет дано, разве из особой какой милости Божией... Не забывайте, однако ж, что не один труд достигает сего, но в соединении с истинным духом, в каком надлежит обращаться к Богу. То и другое нужно... Жалеете, что это райское состояние не остается навсегда, и желание имеете, чтобы оно пребывало неизменным в Вас... Поскольку Господь благоподатлив, то могу Вам прописать: ищите и обрящете. Это будет, когда огонек ниспадет в сердце и зажжет его. Вы идете к этому всем порядком Вашей жизни. И, конечно, дойдете, если не разленитесь и смирения не потеряете. Загорится и Ваше сердце и будет гореть, как свеча неугасимая. Но когда – этого никто не может Вам сказать. Это дело Божие. Ищите с терпением и упованием. Состояния того не описывают святые, говоря, что нельзя описать понятно. Когда придет, узнаете. Старец Киевский, о. Парфений, называл его болячкою в сердце... Извольте же терпеть заведенные порядки, преутруждающие Вас, без жаления себя. Есть из-за чего» (С. 360–361).

«Наконец-то, – говорите, – поняла я, что есть радостотворный плач, или радостопечаль», – и решаетесь развивать в сердце сильнейшее и сильнейшее сокрушение. Се добре и предобре! Бог благословит! Однако ж ведайте, что это радостопечалие подается, а не приобретается. Состояние это похоже на то, какое испытываем увидавшись с родными после долгой разлуки: и радостно и жалостливо – слезы текут. Радостопечалие бывает, когда Господь свидится с душою и душа с Господом. От Св. Причастия можно того ожидать. И бывает. Увидьте из сего, что сокрушение надо развивать, но оно не есть радостопечалие, а пролагает к нему путь. Радостопечалие подает Господь душе, а Господь в действиях Своих ничем не вяжется...» (С. 361–362).

«Вы хотите делать выписки из книг читаемых. Хорошо. Но не все хорошее выписывайте, а только то, что возьмет за сердце. Соберется тетрадка, другая. Когда потом нападет уныние или охлаждение и сухость, берите эти тетрадки и перелистывайте. Сердце отзовется на чувствованное прежде и шевельнется. Так от одной, другой, третьей выписки, глядишь, и совсем расшевелилось» (С. 363).

«Молитвенное правило, – говорите, – исправляете как прописано. И трудитесь так. Помоги Вам Господи! Паче же навыкайте иметь непрестанно память Божию и как Богу молитвенно себя держать, в страхе и благоговеинстве. Даруй Вам Господи сие! Назначьте себе особое время вот на что: чтобы, сидя бодренно и внимание собравши в сердце, говорить молитву Иисусову, не развлекаясь мыслями. Раза бы два-три так в день. Хоть по разу при сем проходите четки, а охота придет – два и три раза можно. Этим путем можно произвесть в сердце болячку, о коей говорил старец Парфений, и дойти до того, что молитовка Иисусова сама будет журчать в сердце умными словами, как ручеек, с соответственными движениями чувств» (С. 364).

«Собираюсь с духом». Помоги Вам Господи! Но не выпускайте из внимания главного, – того, чтобы собраться умом в сердце. На сие паче направляйте труды свои. Прием один – стараться стоять вниманием в сердце, с памятию о вездесущии Божием и о том, что око Его смотрит в сердце Ваше. Позаботьтесь утвердиться в том убеждении, что, хоть Вы одни бываете, всегда имеете не близ себя только, а внутри себя Лицо, присущее Вам, на Вас смотрящее и все в Вас видящее. То, что я писал Вам о несколькократном в день деланий молитвы Иисусовой, послужит средством к тому, очень сильным. Делайте же так, – всякий раз минут по десять-пятнадцать, – и лучше стоя в молитвенном положении с малыми поклонами и без них, как Вам лучше. Трудитесь так, и молите Господа, чтобы дал Вам, наконец, ощутить и познать, что такое есть болячка в сердце, по слову старца Парфения. Вдруг это не делается. Пройдет год усиленных трудов, а может быть и больше, пока начнут показываться некие сего следы. Благослови Вас Господи на труд и путь сей» (С. 365–366).

«Просите молитв, чтобы Вам не развлекаться мыслями, кои неудержимо блуждают и отвлекают внимание от должного. В первый раз от Вас слышу речь об этом. Между тем это главное нестроение, какое испытываем мы внутри. Прежде верно это не так казалось нестройным делом, а теперь видится в ином свете. От чего? Приписываю это действию маленького правильца, какое Вы стали исправлять, творя молитву Иисусову. Когда Вы на молитвословии все читали и читали, то при многомыслии, подаемом молитвами, мысли отходили и возвращались незаметно. Теперь же, когда слово молитвенное одно и одно помышление им подается, всякое иное помышление тотчас заметно, как чуждый посетитель. Пред Вами и открылось таким образом внутреннее нестроение. Как же быть? – Продолжайте упражняться в исполнении того же правильца, и мысли все более и более будут успокаиваться, и немощь, замеченная Вами, врачеваться. Правильно то, если Вы станете продолжать его как следует, заведет болячку в сердце, а болячка эта мысли прикует к Единому – и блужданию мыслей конец. С этого момента, когда Господь сподобит Вас улучить его, начнется новый перестрой всего внутреннего, и хождение пред Богом станет неотступное» (С. 368).

«Тру́дитесь в навыкновении молитве Иисусовой. Благослови Господи! Веровать надобно, что Господь Иисус Христос внутрь нас есть, в силу крещения и причащения, по обетованиям Самого Его, соединенным с сими таинствами. Ибо крещеные облекаются во Христа, а причащающиеся приемлют Господа. «Ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь во Мне пребывает и Аз в нем», – говорит Господь (Ин. 6, 56). Только смертные грехи лишают нас сей великой к нам милости. Но кающиеся и по исповеди причащающиеся опять возвращают ее себе. Так веруйте. Если не достает веры, молитесь, чтобы Господь приложил ее Вам и утвердил в Вас крепко и непоколебимо. Внимайте себе и со страхом и трепетом свое спасение содевайте. Замечайте помыслы, находящие и отходящие, и состояния духа, неподвижно стоящие или длящиеся часы и дни. Все сие будет служить для Вас документами для определения, что в Вас» (С. 370–371).

«То, что водитесь чувством, или что вообще имеете духовные чувства, не значит еще, что стоите твердо вниманием в сердце. Когда это последнее есть, тогда ум стоит в сердце неисходно, и стоит пред Господом в страхе и благоговеинстве, и исходить оттуда не хочет. Состояние это похоже на то, как дитя в объятиях матери покоится. Даруй Вам Господи сего достигнуть. Что Иисусовою молитвою дополняете правило своего домашнего молитвословия, добре делаете. Можете четверть, половину, три четверти своего правила и даже все правило заменять сею молитвою. Только времени не умаляйте и в страхе и благоговеинстве себя держите. Всячески трите себя: и читанием молитвословий, и своими молениями, и умною молитвою, – заботясь об одном – чтобы от души не отходило молитвенное настроение» (С. 371–372).

«Тяготы и трудности лучше, начав с малого, понемногу прибавлять. Так действуя, незаметно можно дойти до таких себя переутруждений, которые будут гораздо значительнее Вами намеченных, но которые не будут подавлять. Почему думаю, что Вам лучше некоторые труды умерить теперь и потом понемногу подбавлять их. Устрояйтесь, впрочем, как находите для себя лучшим, – и с духовником потолкуйте. Еще одно не забудьте: не вязать себя уставом своим, сохраняя за собою всегда свободу действования и об одном заботясь – чтобы всегда быть с Господом. Поменьше механизма и формы. Жизнь – в движении, а не в форме закаленной» (С. 373).

«Я уже не раз писал Вам, что правило можно исполнять разно. Самое лучшее есть определить правило временем, и потом в сие время то читать молитвы, то так молиться. Начинать читанием начальных молитв, углубляясь в них, с протяжною расстановкою. Всего лучше читать на память. Затем, когда расшевелится сердце, кладите поклоны, говоря по движению чувства от себя простое слово Господу. Можно выучить на память несколько псалмов, и во время правила читать их, из всякого стиха составляя молитвенное к Богу обращение. Можно, прочитавши псалом, класть поклоны с краткою молитовкою, потом читать другой псалом или другую молитву, а после опять поклоны класть. Можно все время только поклоны класть, малые и большие, с краткою какою молитовкою. Всяко можно. Изгнать надо из правила всякий механизм и форму. Пусть все идет из сердца свободно» (С. 376–377).

«Что прогоняете тотчас находящие нечувствия и беспечности, добре творите. И средство – укорение себя– идет. Прибавьте устрашение. Ленивцу сказано: «Связавше ему руце и нозе... вверзните во тьму кромешную» (Мф. 22, 13). И затем Господа молите ниспослать Вам живительную струю света от Престола Своего» (С. 385).

«Ваши чувства при воспоминании страданий Господа, – что и себя лично в них укоряете, – настоящие. Так есть. Мы все в них виновны: и по причине виновности в первородном грехе, и особенно по причине личных наших грехов по крещении. Вы смотрите, как на пример, на Преблагословенную Матерь Божию. Она была введена в тайну Креста, и это давало Ей мужество стоять у Креста, хотя материнское сердце горело от скорби. Художники не умеют изображать страдание Божией Матери при Кресте, чтобы оно было и глубоко скорбно, и вместе оставалось мужеством» (С. 386).

«Пишете: «Царит во мне сознание своей грешности и того, что я хуже всех». А через несколько строк прибавляете: «За этот год я больше сделала (успеха), чем во все предшествовавшие пять». Сложите сии показания и смотрите, что получится. Там смиренные слова и только, а здесь чувство самодовольства. Против чувства где устоять словам?! И выйдет: грешность на языке, а в сердце самоправедность. В этом смысле, конечно, надо понимать и еще нижепрописанную заметку: «Я никогда не высокомудрствую». Т. е. что Вы всегда смиренны на словах, а сердце полно сознания своих достоинств и заслуженности, там царит самочувствие и самоценение – скрытнейший враг, но который нередко проторгается и наружу. Извольте заняться этим положением дела и вникнуть в себя, боясь образовать из себя личность, которая одно есть снаружи, а другое внутри. Я не то здесь разумею, чтобы Вы этого желали, а что это само собою устроится, если не будете внимать себе. Смирение не вдруг приходит. Оно идет в содружестве с любовию, рука об руку. Только совершенная любовь совершенно смиренна. А до того из сердца нет-нет и прорвется высокоумие» (С. 387–388).

«Вы спрашиваете: «Как узнать, в благодати ли кто?» Сами же Вы и указали верный признак к определению сего, а именно: отвращение от всего грешного и страстного. Прибавьте к сему: и ревность о богоугождении по вере и в духе веры. В ком жива такая ревность, тот в благодатном состоянии. В таинствах, достойно приемлемых, благодать подается всем – и начинает действовать. Но чувство благодатного осенения не всем вдруг дается, а наиболее после довольных над собою трудов. Блаженна душа, ощущающая благоволение Отца, очистительное кропление Кровию Сына и животворное веяние Духа. Извольте нераздельно сие созерцать и как к верховному благу молитвенно к тому стремиться. Придет, Бог даст, и чувство благодатного состояния» (С. 389–390).

«Хотелось бы мне дойти до понимания глубины сердца и внимательно следить за каждым его биением».– Доброе и предоброе хотение! Надобно установиться вниманием в сердце и стоять там неисходно пред Господом. Я об этом не раз уже писал Вам. Тогда всякую порошинку будете замечать. Молитесь, даст Бог» (С. 390).

«Молитва Иисусова, – говорите, – начинает журчать, как ручеек». Слава Богу! Но старайтесь при сем держать и соответственные чувства. И скоро, Бог даст, загорится и огонек в сердце» (Там же).

«Что нужно для жизни в духе?» – Как Вы направили свою жизнь, так и теките, и притечете в область жизни духовной. Только не прерывайте течения. Наперед определять ничего нельзя, говоря в себе: то и то сделаю или так и так потружусь – и придет некое духовное движение. Все от Бога и благодати Его, а она приходит невзначай. Трудитесь, терпите, молитесь, предавая себя Богу без всяких гаданий о том, что будет, внешно ли то или внутренне Бог не обидлив – не обделит, когда придет срок наделить чем» (С. 391).

«Начинаете входить во вкус духовных Ваших занятий и уединенного пребывания; блаженствуете и восхищаетесь! Добре, добре! Только не мечтайте о себе и не собирайтесь лететь на небо. Бога благодарите и в смиренные о себе помышления и чувства углубляйтесь» (Там же).

«Много Вас теребят по поводу частого причащения. Не смущайтесь... И всем следовало бы так делать, но не вошло это у нас в обычай. На Востоке христиане часто причащаются, не в одни великие посты, но и кроме них. Первоначально же в Церкви Христовой за всякою литургиею все причащались. Во время св. Василия Великого спрашивали его, можно ли часто причащаться и как часто? Он ответил, что не только можно, но и должно, а на то, как часто, сказал: «Мы причащаемся четыре раза в неделю: в среду, пятницу, субботу и воскресенье». «Мы» – это разумеются все кесарийцы. Ибо вопрос касается не священнодействующих, а мирян... На всякой литургии священнослужитель приглашает: «Со страхом Божиим и верою приступите». Следственно, на всякой литургии и можно приступать... У нас иные говорят, что грех часто причащаться, иные толкуют, что нельзя раньше шести недель причащаться... Не обращайте внимания на эти толки и причащайтесь так часто, как потребность будет, ничтоже сумняся. Старайтесь только всячески приготовляться как должно и приступать со страхом и трепетом, с верою, сокрушением и покаянными чувствами. Докучающим же речами об этом отвечайте: ведь я не инуде прелажу ко св. причастию, всякий раз имею разрешение от духовного моего отца. И довольно. О том, как это благотворно для Вас, лучше не говорить. Знайте это для себя и благодарите Господа» (С. 391–392).

«Вы спрашиваете: «Говорить ли с другими о духовной жизни?» – Говорите, только о своей не сказывайте, а вообще рассуждайте, применяясь, однако ж, к состоянию спрашивающих. Бывает, что иные заводят о сем речь, чтобы только поговорить. И это лучше, чем говорить о чем-либо житейском или пустом... Когда ведете речь, больше всего опасайтесь растревожить покой другого каким-либо задором или высказыванием своих мыслей наперекор ему, с явным желанием поставить на своем. Враг на это наводит, чтобы завязать спор, а от спора довести до разлада. Не меньше этого опасайтесь говорить о духовном, чтобы высказать свою в этом отношении мудрость. И это вражье внушение, за последование которому непременно подвергнетесь посмеху от людей и Божию неблаговолению» (С. 393).

В следующем своем письме свт. Феофан пишет своей духовной дочери о разнообразных диавольских кознях и о средствах борьбы с ними. Письмо это вызвано тем обстоятельством, что его духовная дочь, не придававшая раньше серьезного значения диавольским ухищрениям, сознала, наконец, что она в этом ошибалась. Святитель пишет: «Наконец-то Вы умудрились и сознали, что есть вражеские искушения, которыми враг никого не заделяет, – даже и Вашей учености не стыдится. Да, да: он около всякого и всякой хлопочет. Но этого нечего бояться: внимание к себе в сердце с молитвою к Господу расстраивает все его козни. Читайте у Исихия и учитесь, как тут действовать. Враг не тотчас худо внушает. Первый его прием есть всевать помыслы кажущиеся добрыми и увлекать на дела по видимости добрые или на дела добрые с целью недоброю – себя показать. Лица, не очень разборчивые на помыслы и дела и не задумывающиеся над ними, лишь бы они не были явно худы, поддаются на эту уловку, и он начинает их гонять от помысла к помыслу и от дела к делу, все будто добрым, но или неуместным, или неблаговременным, или ненужным, или не в своей мере делаемым. Цель его тут та, чтобы испортить вкус духовный в различении истинного доброго от мнимого, приучить к принятию своих внушений и породить высокое о себе мечтание – сколько наделано! Между тем, как все то есть пустоделие и суета. Грешных дел пока еще не видно, но грехи словом нередко прорываются, а помыслов недолжных и еще больше бывает. Се – первая вражья прелесть!

Когда успеет он кого запутать в этом и кто втянется в такой род действования, тому он начинает предлагать грешки, кажущиеся безгрешными. Кто поддается на это, того доводит он до грехов, хоть не кажущихся безгрешными, но извиняемых по обстоятельствам разным, как бы позволительных. Кто до этого дойдет, тому внушает он согрешить каким-либо грехом, заведомо грешным, которому и совесть поперечит, – внушает не всегда грешить таким грехом, а только однажды согрешить. Кто поддается этому, тот попался совсем в когти вражии... и стал его рабом через рабство греху. Ибо через это однажды согрешить он уже не перестанет его гнать все дальше и дальше по тому же направлению.

Эту историю Вам знать не столько нужно, сколько ту, которая устрояется, когда кто не слушает врага. Тут у него свои приемы. Укажу главнейшие. Когда кто, умудрясь, не дает хода помыслам и позывам на добро, кажущимся добрыми, а тотчас или по собственному рассуждению, или по указанию опытнейших отсекает их, как бы они ни казались красными, и действует в сем роде с такою решительностью, что не предвидится возможности уловить его сим приемом, тогда враг бросает эту уловку и начинает действовать совне – через людей, ему подручных. Тут пойдут льстивые похвалы, клеветы, осуждения, притеснения и всякого рода неприятности. Вот это и Вам надо знать и ждать – и смотреть в оба. Отвратить это не в нашей власти, но в нашей власти перехитрить врага. Главное – переносить все, не нарушая любви и мира. Помощник – Господь. Его надо молить умиротворить наше сердце и, если благоволит, улаживать все и вне. Со своей стороны нам надо не выпускать из вида, откуда и кем воздвигается буря, и неприязнь вместо людей направлять на того, кто, стоя позади, поджигает их и заправляет всем ходом. Когда и этот прием не дает чаемых плодов, тогда враг начинает действовать своею персоною, тоже совне – строя разные причуды, то страшные, то обольстительные. Когда и эти уловки окажутся тщетными, тогда враг, наконец, отступает, не смея приблизиться. Поодаль ходит и издали подсматривает, не допустится ли какая оплошность и не откроется ли таким образом ему возможность сделать снова нападение по какому-либо приему. Но совсем он ни от кого не отступает до самой смерти. Даже по смерти порывается что-нибудь сгородить, на мытарствах.

Прочитавши это, не подумайте: вот какие страхи! Но страшиться тут совсем нечего, ибо враг никакой силы не имеет против воли столкнуть нас на зло. Он только разные уловки употребляет, чтобы мы, обманувшись его призрачными представлениями и внушениями, почли худое хорошим и учинили худое, полагая, что делаем доброе. Внимание и молитва, как я сказал, делают все его козни бездельными. Господь своих никогда не оставляет, и ангел-хранитель близ, который, как только увидит, что соблазняемый изъявляет несогласие на соблазн и противится ему, тотчас немилостиво прогоняет врага» (С. 393–396).

«У Вас слезы. Добре. Се благодать Божия. Вы их не размолаживайте, а поддерживайте. От слез душа мягкою становится, как земля рыхлою от дождя. Читайте слово св. Лествичника о плаче. Там разъяснено, какого рода бывают слезы и как держать настоящие слезы, в чем и для себя найдете уроки» (С. 396).

«Шла у Вас речь с одною старицею о трудах деятельных. Обе вы согласны, что надо не жалея себя трудиться по установленному порядку. Доведу вашу речь до конца: одною деятельною жизнью ограничиваться нельзя, надо при сем вести и умозрительные занятия, чтобы ими держать неослабно в своем чине и внутренний строй. Надо непременно соединять с деянием умозрение и с умозрением деяние. То и другое в связи быстро подвигает душу вперед, очищая ее от худого и укрепляя в добром. Посмотрите в Достопамятных сказаниях – авву Иоанна Колова и авву Пимена» (С. 401).

«Вы укоряете себя в нерадении, забвении, лености, нетерпении, непостоянстве. Хорошо, что Вы стали это замечать. Внутреннее око Ваше изощряется. Присматривайтесь позорнее и увидите многое другое, чего теперь не видите. Вот Вам и начатки самопознания, о котором Вы молились. Настоящее самопознание есть ясновидение своих недостатков и немощей, в такой мере, что ими переполнено все. И поставьте такую заметку, что чем более видите себя неисправною и достойною всякого укора, тем более Вы подвигаетесь вперед. Так благословляйте Господа, что Он дал Вам увидеть себя такою» (С. 402).

Спрашиваете: «Как углубиться в созерцание своего внутреннего «я». Это зачем? Стойте вниманием в сердце и созерцайте не свое «я», а Господа с благоговением и сокрушением. Вот и все. При этом легко будете замечать все дурное и пустое, исходящее из сердца и входящее в него. Старайтесь всегда поскорее прогонять то и восстановлять чистоту своего умного богозрения. И больше ничего не требуется. По времени само собою придет опытное познание всех своих недостатков и немощей, которое не даст Вам засматриваться на свое добро» (С. 403).

«Что домашнее свое правило немного изменили – ничего. Можно и почаще переиначивать его, чтобы некоею в нем новизною поддерживать в силе внимание и чувство. А то привычка, с одной стороны, не требуя большого внимания, ослабляет сосредоточение мыслей, с другой, умаляет сочувствие, притупляя вкус к одному и тому же; и наконец обращает в неотложный закон то, что не может носить сего титла» (С. 404).

«Упражняетесь в навыкновении непрестанной молитвы. Добре! Но смотрите, не ограничьтесь одного языка приучением к повторению краткой молитовки. Это будет механическое повторение молитвы без молитвы. Вместе с сим приучайтесь держать себя в страхе и благоговеинстве, с сокрушением и смирением. Так имейте себя, как бы Вы стояли на Суде пред Господом, готовым изречь последнее о Вас решение» (С. 406).

«Спрашиваете, как бы покрепче усвоить себе таинства нашей святой веры. Надобно перевесть их из ума и памяти в сердце – и крепко будет, ибо тогда они войдут в глубь Вашей духовной жизни и сорастворятся с нею, или станут едино с нею... От этого такой будет плод, что Вас никакое возражение против предметов веры не будет тогда колебать или смущать. Пока у нас вера только умовая, возражения неверов, входя в ум, колеблют основы его, и он, чувствуя под собою почву неспокойною, смущается. А когда догматы сердцем восприняты, тогда, сколько хочешь возражай кто, возражения сии, оставаясь в голове, не могут колебать основ веры в сердце, и ум, чувствуя себя стоящим на прочной основе, остается совершенно покойным» (С. 406–407).

«Спрашиваете, пройдет ли молитвенная ревность. Пройдет, если будете ревновать только о вычитывании молитвословий по уставу. Но не пройдет, если будете возгревать внутреннюю молитву, а напротив, будет все разгораться. Когда внутренняя молитва войдет в силу, тогда она станет заправляющею молитвословием, будет преобладать над внешним молитвословием, даже поглощать его. От этого ревность молитвенная и будет разгораться, ибо тогда рай будет в душе. Оставаясь же с одним внешним молитвословием, можете охладеть к труду молитвенному, хотя бы Вы совершали его со вниманием и пониманием. Главное – чувства сердца молитвенные» (С. 408).

«Мысли, – говорите, – улеглись». Какие мысли?! У врага тактика, что когда кто грешным помыслам не дает ходу, а тотчас их отсекает, то он от них переходит к всеянию помыслов пустых и праздных, чтобы отвлечь от помышлений духовных, живительных, а между тем высматривает, нельзя ли как ухитриться сманить и на помыслы страстные. Так, может быть, у Вас нехорошие помыслы улеглись, а пустые все бурлят. В таком случае это половина дела. Надо добиваться до конца – чтобы и простые помыслы не родились в голове» (Там же).

«Относительно умной молитвы держите одну предосторожность, чтобы при непрестанном памятовании о Боге не забывать возгревать и благоговейный страх, и позыв падать в прах перед лицем Бога, милостивейшего Отца, но и грозного Судии. Частое памятование о Боге без благоговеинства притупляет чувство страха Божия и через то лишает его того спасительного действия, которое ему принадлежит в кругу духовных движений и которого кроме него ничто произвесть не может» (С. 412).

По поводу новой утраты внутренней теплоты свт. Феофан пишет своей духовной дочери: «Дали Вы себе льготу, позволив себе немного развлечься, а не поостереглись: ни глаз, ни языка, ни мыслей не берегли. От того теплота ушла – и Вы остались пусты. Это никуда не гоже. Поспешите же восстановить внутренний строй достодолжный или вымолить его: запритесь и все только молитесь и читайте о молитве, пока внимание не соединится с Богом в сердце и там не водворится дух сокрушения и умиления, которым собственно и надо определять, в своем ли Вы чине, или выступили из него. Вы, кажется, о внимании судите как об излишней строгости, а оно, напротив, есть корень внутренней духовной жизни. Почему враг больше всего против него и вооружается, и всеусильно строит пред очами души обольстительные призраки, и влагает помыслы о льготах и развлечениях. Вот он и Вас обманул... Сознайтесь, что охлаждение и внутреннее нестроение по делам несете, как наказание. Теплоту духовную Бог дает за труды внимания к себе пред лицем Его. Что же, выходит, Вы сделали? Взяли столь драгоценный дар Божий и выбросили за окно... Даруй Вам Господи поскорее воссоединиться с Ним и затем уже всегда неотлучно пребывать с Ним: и сидя и ходя, и в церкви и дома, и работая и упраздняясь от работы. Какой предмет наиболее достоин непрерывного внимания и смотрения умного, как Господь! И извольте воздавать Ему сие должное предпочтение, и мало-мало свобода; не в думание, большею частью ни о чем, пускайтесь, а к тому устремляйтесь, чтобы неотступнее, глубже и пристальнее смотреть в лице Господа, всевидящего и вездесущего, говоря в себе: «Взыска Тебе лице мое, Господи, лица Твоего взыщу». Страх Божий, страх Божий, страх Божий – да не отходит от сердца!» (С. 313–414).

«Спрашиваете, от чего бывает прелесть при делании молитвы Иисусовой? – Бывает она не от нее, а от образа совершения ее, – именно того, который прописан в Добротолюбии. Тот образ надо проходить с наставником, знающим то дело, и на глазах его. А кто один возьмется за сие дело, по одному описанию его, тому не миновать прелести. Там описан только один внешний очерк дела, а что при этом добавляется старцем, для восполнения внутреннего при сем строя, того не видно. Проходящий такое делание без руководителя естественно и остается с одним внешним деланием, строго исполняет, что велено относительно положения тела, дыхания и смотрения в сердце. Как такого рода приемы естественно могут доводить до некоей степени сосредоточения внимания и теплоты, то он, не имея при себе верного определителя, который бы сказал ему, каково достоинство происходящего в нем изменения, приходит к мысли, что это и есть то, что он ищет, т. е. что его осенила благодать, тогда как ее тут еще нет, и начинает мнить, что имеет благодать, не имея ее. Это и есть прелесть, которая затем покривит и все последующее течение его внутренней жизни. Вот почему ныне у старцев видим, что они советуют совсем не браться за такие приемы, по причине опасности от них. Сами по себе они не могут давать ничего благодатного, ибо благодать ничем внешним не вяжется, а нисходит только на внутренний строй. Внутренний достодолжный строй и без них привлечет действо благодати. Этот строй есть при молитве Иисусовой ходить в присутствии Божием, возгревать чувства благовеинства и страха Божия, ни в чем себе не поблажать, всегда и во всем слушать свою совесть и блюсти ее незапятнанною и мирною, и всю жизнь свою – и внутреннюю, и внешнюю – предать в руки Божии. Из сих духовных стихий благодать Божия, в свое время пришедши, слив их воедино, возжигает огнь духовный в сердце, который и служит свидетелем присутствия благодати в сердце. Сим путем трудно попасть во мнение. Но и тут с руководителем лучше наличным, который бы видел лицо и слышал голос. Ибо сии два открывают то, что находится внутри» (С. 415–416).

«Еще не возвратилось к Вам то, что потерялось (теплота сердечная). Сожалею о сем вместе с Вами. Но не падайте духом. Милостив Господь. Будет возвращено, если смиренно будете искать, не ропща, что скоро не дается, и не теряя надежды. Надежду надо иметь на милость Божию, а не на свои труды. Трудиться надо до упаду, а надежду полагать все же надо в единой милости Божией. Хоть на волосок опереться надеждою на чем-либо своем есть уже уклонение от правого пути и вместе препона и задержка к получению искомого. Если Вы уединились с тою мыслию, что вот возьмусь за поклоны, за чтение, за ночные стояния – и все воротится, то Господь нарочно подолее не дает просимого, пока не испарится надежда на свои труды, чтобы опытом научить Вас, что дарования Его не зависят от трудов Ваших, хотя и без них ничего не получите, но чем более и усерднее будете трудиться, тем скорее возвращено будет Вам желаемое – потерянное...

Видите теперь, какой нежный цветок внутренняя духовная теплота. Се воистину – не тронь меня. Увидев же это, полагайте намерение блюсти ее в дальнейшем со всею бдительностью, когда Господу угодно будет возвратить ее Вам. Теперь это трудно, а если в другой раз оплошаете, еще труднее будет. «Блюдите убо, како опасно ходите» (С. 419–420).

«Я, кажется, уже писал Вам, и еще повторяю, что претерпеваемое Вами отступление благодати не есть наказательное, а научительное. В наказательном благодать совсем отступает, а в научительном она только скрывается, хотя присуща: потребной помощи не лишает, а утешения свои отнимает или не подает. Вот это есть у Вас. Для Вас Господь почел нужным так сделать. Но смилуется и опять начнет милостиво подавать Вам утешения. Утешения не существенно необходимы. Существенно необходима помощь, а она видимо при Вас. Потерпите еще немного, воротится и утешение. Тяжело, говорите. Иначе-то как же! Нам ко кресту Господню надо привиться. А ко кресту как привиться? Крестом же или тяжелою, как крест Его, скорбностью. Труды Ваши тоже суть прискорбности. Но как прежде утешения благодати отнимали у них тяжесть и прискорбность, чувство чего потребно для привития ко кресту Господню, то теперь и дается Вам это восчувствовать чрез отступление благодати. Крест и прежде на Вас был, но Вы не чувствовали его, как будто он несен был за Вас чужою рукою. Теперь же ему оставлено лежать на Вас всею своею тяжестию, он взвален на Вас одних. И пришлось кряхтеть. Кряхтеть – кряхтите, но все же несите благодушно. Господь близ и помогает. Еще немножко. Он и утешение возвратит» (С. 421).

«Доискиваетесь, отчего дело восстания идет так долго. Вот я Вам сказал: оттого, что это потребно для Вашего воспитания духовного. Но ищите. Может быть, и еще что найдете смирительного свойства. Не помечтали ль когда: вот нашла дорогу, объятия Отчи чувствую, много при этом приписывая своим трудам и лишениям... Может быть, когда рассеялись, подумали: ну, немножко поутешусь, дам себе волю, а там опять за дело мне ведь, стоит только взяться, и все пойдет добре, со всеми радостями жизни о Господе... Если что из сказанного сознаете за собою, кайтесь и вперед задумывайте никак не позволять себе думать так. Предайте себя всецело Господу, изъявляя готовность благодушно и радостно принимать все, что благоугодно будет Ему послать Вам, и внешно и внутренно» (С. 422).

«Домашнее правило Ваше хорошо особенно тем, что много дает простора своей молитве, умовой и сердечной, ко Господу и святым Его. Чем больше этого в домашней молитве, тем лучше. В церкви по необходимости положены молитвы читаемые, но и там дается место и руководство своеличной молитве. Такое значение имеют ектении... Но все же в церкви больше читаемых молитв, чем своих. А в домашней молитве уместно иметь более своих, умно-сердечных молений. У Вас так и есть. И добре. Можете еще увеличить число своих и сократить число читаемых молитв, или по временам так делать. Впрочем, и читаемая молитва, с мыслью и чувством возносимая, есть то же, что своя. Заметьте еще, что не должно пристращаться к молитвенным правилам, а относиться к ним с полною свободою. Лучше их изменять в частях или совсем новые составлять, из опасения, как бы молитва не обратилась в форму» (С. 423–424).

«Пишете, что иногда во время молитвы сами собою незнать откуда приходят решения занимающих душу вопросов жизни духовной. Се добре! Я, кажется, Вам об этом уже писал. Это есть настоящее христианское научение истине Божией. Тут исполняется обетование: будут все научены Богом. Так это и бывает. Перстом Божиим пишутся истины в сердце и остаются уже неизгладимыми и никакому колебанию не подлежат. Не извольте оставлять без внимания таких начертаний истины Божией, а записывайте их» (С. 424).

Последнее, заключительное письмо свт. Феофана к его духовной дочери как бы подводит итог всем его предыдущим письмам, а вместе с тем и всей ее духовной работе, всему ее молитвенному деланию под руководством святителя. Работа эта началась уяснением понятия об Иисусовой молитве и обязательности Иисусовой молитвы не только для монахов, но и для мирян. В ряде писем свт. Феофан внимательно следит за духовным состоянием своей духовной дочери, учит ее, как совершать домашнее молитвенное правило, как наблюдать за своими внутренними переживаниями, разбираться в помыслах и вести с ними борьбу. Он отмечает происходящую в ней смену духовного подъема и духовного упадка и объясняет причину этой смены. Он указывает ей значение Божией благодати в деле спасения, которое совершается не нашими усилиями, а Божией благодатной помощью при условии предания нами себя в волю Божию. Наконец, он отмечает и происходящее в ней приобретение ею духовного опыта и ее духовный рост. В своем последнем письме он радуется благодатному состоянию ее души и преподает ей свои последние предостережения. «Все письмо Ваше, – пишет он ей, – свидетельствует об обрадованном состоянии души Вашей. Радуетесь милости Божией к Вам, но вместе и страшитесь. Выходит, Вы опытом изучили ту истину, что работать Господу подобает со страхом и радоваться Ему с трепетом. То и другое надо держать, и неразлучно, чтобы как радости не допустить до спустя рукава, так и страха – до подавления всякой отрады. Следует держать себя в крайнем благоговеинстве пред Богом, яко Отцем многомилостивым и многопопечительным о нас, но вместе и строгим без малейшей поблажки. Страх, не ушло бы опять все, теперь у Вас в порядке вещей. По его действию изъявляете желание и готовность на средства, как бы уберечь. Но не думаете ли Вы сами – одни – в этом успеть? За одно это думание может быть опять взято все. Напрягайтесь всячески убереч, но самое убережение предайте в руки Господу. Не будете трудиться – Господь не станет за Вас беречь. Обопретесь надеждою на свои усилия и труды – Господь отступит, как сочтенный Вами ненужным, и опять Вас встретит та же беда. Трудитесь до упада, напрягайте силы до последней степени, но самого дела убережения все-таки ожидайте от одного Господа. Ни того, ни другого не должно ослаблять – ни труда и усилия, ни упования на единого Господа. Одно другое пусть подкрепляет, и из обоих сложится крепкая ограда. Господь всегда хочет нам всего самого спасительного и готов даровать нам его во всякое время, ожидает только нашей готовности или способности принять. Почему вопрос: как умудриться, чтобы сохранить, – обращается в другой: как умудриться, чтобы содержать себя в готовности всегда принимать готовую внити в нас охранительную силу от Господа. А это как? – Сознать себя пустою, ничего не содержащею, пустым сосудом, к сему присоединять сознание бессилия – самой наполнить пустоту сию, увенчать сие уверенностию, что сделать сие может только Господь, и не только может, но и хощет, и знает как, и затем, стоя умом в сердце, вопиять: «Имиже веси судьбами благоустрой мя, Господи», – с непоколебимым упованием, что и благоустроит, не даст в смятение ног Ваших. Вы в восхищении от возвратившегося утешительного благонастроения. Этому естественно быть. Но поостерегитесь при этом пускаться в мечтательные гадания: «А! Так вот оно! вот оно в чем и как, а я не знала!» Это вражий помысл, оставляющий за собою пустоту или вводящий в нее. Все надо одно твердить: «Слава Тебе, Господи!» Прибавляя: «Боже, милостив буди!» Если остановитесь на таком помысле, то к нему тотчас приплетутся воспоминания, как трудились и бились, что делали и чего удалялись, при каких Ваших положениях благонастроение показывалось и отходило, при каких осталось и установилось. И затем последует решение: так я всегда так буду делать. И впадете Вы в мечтательное самомнение, что наконец секрет духовного благонастроения открыт – и в Ваших руках. В следующую же молитву обличится вся лживость подобных мечтаний: молитва будет пуста, не тверда и малоутешительна. Утешение будет только от воспоминания о предыдущем бодром состоянии, а не от обладания им. И придется вздохнуть и осудить себя. А если не умудрится на это душа, то лживое настроение продлится, и благодать опять отстранится. Ибо такое мечтательное настроение показывает, что душа опять оперлась на свои труды, а не на милость Божию. Благодать всегда благодать и ни к какому труду не привязана. Кто привязывает ее к труду, тот за это самое может лишиться ее. Затвердите это хорошенько. Научительные отступления благодати направлены именно к тому, чтобы пособить затвердить сей спасительный урок» (С. 425–427).

Вышеизображенную общую картину внутренней духовной молитвенной жизни делателя Иисусовой молитвы дополним отдельными подробностями из писем свт. Феофана к другим лицам.

«Хорошо трудиться в молитве Иисусовой, – пишет святитель одному иноку, – но не нужно забывать, что дело не в словах и не в количестве молитв Иисусовых, а в навыке быть всегда в памяти Господа. Количество хорошо выдерживать, чтобы не разлениться, но главное, чтобы при сем мысли и чувства были святые. Плод молитвы главный – не теплота и сладость, а страх Божий и сокрушение. Их постоянно надо возгревать, и с ними жить, и ими дышать».

«Храните память Божию и память смертную. От них страх Божий будет в силе. От страха Божия – внимание к себе и всем делам своим, мыслям и чувствам. От сего трезвенная, благоговейная жизнь. От сей – страстей подавление. От сего – чистота. От чистоты – с Богом пребывание не мыслями только, но и чувством».

«Молитва духовная не зависит от телесного какого-либо напряжения, как например натиска вниманием к сердцу или стеснения дыхания и подобное. Начинать ее надо поставлением себя в присутствие Господа и затем, предав себя всего Господу и одушевляясь верою и упованием, обращать к Нему молитву свою просто, по-детски. Чувства при сем – какие Бог пошлет, теми и довольствоваться. Дело духовное не в восторгах: самое лучшее его проявление есть дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно.

«Надо различать только чувства, в нрав входящие, и чувства мимолетные – пришли и ушли. Пока не умерщвлены в конец страсти – дурные мысли, чувства, движения и замышления не прекратятся. Умаляются по мере умаления страстей. Источник их – страстная половина наша. Вот сюда все внимание и обратить надо. Есть одно воспитательное средство. Память о Господе непрестанная с молитвою к Нему. Старцы Божии умели этим отгонять все дурное и удерживать себя в добром строе. Навык молитве Иисусовой есть внешняя сторона того орудия. В существе это то же, что домоседство. Сознанием в сердце быть с Господом, призывание Которого прогоняет все дрянное. Прочитайте Исихия – о трезвении. Труд и постоянство в труде однообразном все преодолевает» (Умное делание, § 251).

«Молитва Иисусова, с верою в простоте сердца совершаемая, всегда душеспасительна. Вредным может оказаться художество (т. е. искусственные приемы), какое с нею соединяют. От этого остерегать надо. Можно не вдруг на молитву эту налегать, а сначала всякий пусть навыкает молиться от сердца положенными молитвами и молитвами в церкви. Потом, когда начнет углубляться в молитву, можно предложить ему творить молитву Иисусову непрестанно и при сем блюсти память Божию со страхом и благоговением, но прибавляйте, что дом молитвы – чистое сердце, и совесть спокойная, и ревнование о всякой добродетели и засеменении их в сердце».

«То, чего должно искать в молитве, это есть водружение в сердце тихого, но теплого чувства к Богу неотходного: восторгов же и особенных движений не домогаться, а когда Бог пошлет особенные молитвенные чувства, благодарить за них, а не присвоять себе, и не жалеть, когда отойдут, как бы о потере какой великой, и всегда от них смиренно нисходить к тихому чувству ко Господу!»

«Вы думаете, что напрасно трудитесь над молитвою Иисусовою. Но не думаете ли Вы, что в словах вся сила? Слова – пособие немощному уму, который неохотно стоит на одном месте и на одном предмете. А существо всего дела: умное стояние пред лицем Господа со страхом и трепетом, непрестанное, неотходное, сопровождаемое теплотою сердца, стягивающее воедино все мысли и чувства и расположения. Облеките это стояние в форму слова, и будет: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго (грешную)!»

«Новоначальные должны помнить, что молитва без умного и сердечного обращения к Богу – не молитва. Молитву же пусть совершают сначала по молитвеннику, готовыми молитвами, чтобы усвоить себе и мысли, и чувства, и слова молитвенные. Когда учитель заметит, что они достаточно в этом успели, тогда пусть укажет им, как молиться не чужими, а своими словами, свои личные духовные потребности возносить молитвенно к Богу и молить Его быть милостивым к ним и помочь им. В это же время можно предлагать им молитву коротенькими молитовками из 24-х молитовок Златоуста или из псалмов и других молитв церковных. Наконец, можно им преподать урок и молитвы Иисусовой, не обставляя ее никакими внешними приемами и одно только внушая – износить сию молитву из сердца».

«Если обращение ума и сердца к Богу есть молитва, то молитва составляет душу деятельной жизни в ее должном строе и направлении. Но молитва имеет и свою особую, исключительно ей принадлежащую часть в жизни, где она одна царствует. Это молитвенный подвиг. Начинается он усвоением чужих молитв, оставленных нам богомудрыми отцами, когда таким образом воспитается дух молитвенный, молитва начинает восходить на степень молитвы своеличной, где она проходит новые степени, из которых первая есть молитва умная, вторая – умно-сердечная, третья – духовная, или созерцательная. Жизнь в Боге – целая жизнь, она же и существо молитвы. Следовательно, правый путь восхождения по степеням молитвы есть правый путь восхождения к богообщению или, что то же, есть правый мистицизм. Уклонение от правого восхождения молитвы к совершенству есть вместе и уклонение в ложный мистицизм. Не трудно заметить место этому уклонению, или первую точку отправления в уклонение. Это переход от словесной молитвы к молитве своеличной, иначе, переход от внешнего молитвословия к внутреннему, умному. Удалить от этой точки заблуждение будет значить удалить уклонение в ложный мистицизм. Уклонение в ложный мистицизм у отцов, подвижников трезвенных, называется уклонением в прелесть. Мы видели эти уклонения от правоты на пути движения от вне внутрь (Симеона Нового Богослова «Три образа внимания и молитвы»). Одни застревают на воображении, другие останавливаются на умно-головном делании. Истинный шаг делают те, которые, минуя эти станции, проходят до сердца и укрываются в нем. Но и здесь еще возможно заблуждение, потому что часть умно-сердечной молитвы есть самодельная, трудовая, а где мы, там всегда есть возможность впадения в прелесть, точно так же, как и в грех. Безопасность начинается, когда утвердится в сердце чистая и непарительная молитва, которая есть знамение осенения сердца осязательною благодатию, ибо тут образуются чувства, обученные в рассуждении добра и зла. Итак, с самого начала от вне внутрь до сего блаженного момента возможно уклонение в ложный мистицизм. Как же избежать этого несчастия? У отцов для этого указывается один способ: не оставайся один, имей опытного советника и руководителя. Если нет его, сойдитесь двое-трое и руководитесь взаимно при свете отеческих писаний. Другого пути к избежанию мистицизма я не знаю, кроме разве особого благодатного руководства, которого сподобились немногие избранники Божии» (Еп. Феофан. Письма о духовной жизни. С. 232 и след.).

«Внимание к тому, что бывает в сердце и исходит из него, есть главное дело в христианской исправной жизни. Этим и внутреннее и внешнее приводится в должный порядок. Но ко вниманию всегда должно прилагать рассуждение, чтобы обследовать как должно происходящее внутри и требуемое внешностью. Без рассуждения и внимание ни к чему» (Умное делание, § 57).

«Во всякое дело нужно влагать сердце богобоязненное. Чтобы сердце было в состоянии богобоязненности, надобно, чтобы его непрестанно осеняло помышление о Боге. Помышление о Боге будет дверь, через которую входить будет душа в деятельную жизнь. Весь труд теперь должен быть обращен на то, чтобы непрестанно помышлять о Боге, или быть в присутствии Божием... Бог везде есть, делай, чтобы и мысль твоя всюду была с Богом. Как же сделать? Мысли толкутся, как комары в своих столбиках, а над мыслями и чувства сердца. Чтобы прилепить мысль к единому, старцы имели обычай навыкать непрерывному произношению коротенькой молитовки, от навыка и частого повторения молитовка эта так навязывалась на язык, что он сам собою повторял ее. Чрез это и мысль прилеплялась к молитве, а чрез нее и к помышлению о Боге непрестанному. После навыка молитва связывала память о Боге, а память о Боге молитву, и они взаимно себя поддерживали. Вот и хождение пред Богом. Умная молитва есть, когда кто, утвердившись вниманием в сердце, оттуда возносит к Богу молитву. Умное же делание есть, когда кто, стоя вниманием в сердце, с памятию о Господе, отрывает всякую другую мысль, покушающуюся проникнуть в сердце» (Там же, § 58).

«Велика сила Иисусовой молитвы, по изображению св. отцов. А между тем на деле видим, что не все, имеющие навык к ней, причастны этой силе, не все вкушают от плодов ее. Отчего это? Оттого, что сами хотят забрать в свое владение то, что принадлежит дарованию Божию и есть дело благодати Господней. Начать повторять эту молитву утром, вечером, ходя, сидя и лежа, за делом и на досуге есть наше дело. На это не требуется особой помощи Божией... Может последовать за этим и некое умирение помыслов, и даже своего рода сердечная теплота, но все это будет дело и плод наших усилий... Будешь думать, что имеешь, тогда как ровно ничего не имеешь... Это случается с теми, у кого не раскрывается сознание того, в чем существо молитвы... Но у кого сознание раскроется, то, видя, что сколько ни усиливается действовать по старческим указаниям, все ожидаемого плода не обнаруживается, пресекает всякое ожидание плода от одного своего усилия и все упование возлагает на Бога. Когда это образуется, тогда открывается возможность и благодатному воздействию: приходит благодать, в момент ей одной ведомый, и прививает молитву ту к сердцу. Тогда, как говорят старцы, все то же будет по внешнему порядку, но не то же по внутренней силе» (Там же, § 67).

«Отличительной чертой состояния, когда раскрывается Царствие Божие внутрь или, что то же, когда затепливается неотходный духовный огонь в сердце по отношению к Богу, есть внутрь-пребывание. Сознание все сосредоточивается в сердце и стоит перед лицем Господа, изливая пред Ним свои чувства, более же всего болезненно припадая к Нему в смиренных чувствах покаяния, с соприсущей готовностью весь живот свой посвящать на служение Ему единому. Такой строй устанавливается каждодневно, с минуты пробуждения от сна, держится весь день, при всех трудах и занятиях, и не отходит, пока сон не смежит очи. Вместе с образованием такого строя, прекращается все нестроение, которое качествовало внутри до этого момента, в период искания. Неудержимое брожение мыслей прекращается, атмосфера души становится чистою и безоблачною, стоит одна память и мысль о Господе. Отсюда светлость во всем внутреннем. Все там ясно, всякое движение замечается и достойно оценивается при умном свете, исходящем от лица Господа созерцаемого. Вследствие сего всякий недобрый помысл и недоброе чувство, приражающиеся к сердцу, в самом зародыше встречают сопротивление и прогоняются. Если же против воли проскользнет что-либо противное, тотчас смиренно исповедуется Господу и очищается внутренним покаянием или внешним исповеданием, так что совесть всегда хранится чистою пред Господом. В награду за весь такой внутренний труд подается дерзновение к Богу в молитве, которая и теплится непрестанно в сердце. Теплота молитвы непрестанная есть дух этой жизни, так что с прекращением сего тепления прекращается и движение духовной жизни, как с прекращением дыхания прекращается жизнь телесная» (Там же, § 68).

«Все сказанное есть только начало новой степени, или нового периода христианской жизни. Отселе пойдет преобразование души и тела по духу жизни о Христе Иисусе, или их одухотворение. Возобладав над собою, человек начнет влагать в себя все истинное, святое и чистое и изгонять все ложное, греховное и плотское. И доселе он трудился над тем же, но поминутно был окрадываем... Теперь не то. Человек стал твердою ногою и, не поддаваясь противностям, ведет целесообразно свое созидание. Воспринимается, по словам Варсонофия, огнь, который воврещи на землю пришел Господь, и в этом огне начинают перегорать все силы естества человеческого. Если долгим трением возбудите вы огнь и вложите его в дрова – дрова загорятся и, горя, будут издавать треск и дым, пока перегорят. Перегоревшие же являются проникнутыми огнем, издавая приятный свет, без дыма и треска. Точь-в-точь подобное же происходит и внутри. Огнь воспринят, начинается перегорание. Сколько при этом дыма и треска – знают испытавшие. Но когда все перегорит – дым и треск прекращаются и внутри качествует только свет. Состояние это есть состояние чистоты, до него долгий путь. Но Господь многомилостив и всесилен... Очевидно, что тому, кто воспринял огнь ощутительного общения с Господом, предлежит не покой, а труд многий, но труд сладкий и плодный, доселе же он был и горек и малоплоден, если не совсем бесплоден» (Там же, § 69).

«Теплота сердечная, или горение духа, о коих было говорено, приходят непрерывным деланием Иисусовой молитвы. Чем усерднее потрудишься, тем скорее молитва эта привьется к сердцу. Чем более внедряется в сердце молитва Иисусова, тем более согревается сердце и тем самодвижнее становится молитва, так что огнь жизни духовной в сердце возгорается и горение ее становится непрестанным, вместе с тем, как молитва Иисусова займет все сердце и станет непрестанно движущеюся. Оттого получившие зарождение совершенной внутренней жизни почти исключительно молятся этою молитвою, определяя ею свое молитвенное правило» (Там же, § 70).

«Верным признаком подвига и вместе условием преуспеяния чрез него является приболезненность (о чем мы уже говорили в одной из прежних бесед). Неболезненно шествующий не получит плода. Болезнь сердечная и телесный труд приводят в явление дар Духа Святого, подаемый всякому верующему во св. крещении, который нашим нерадением об исполнении заповедей погребается в страстях, по неизреченной же милости Божией опять воскрешается в покаянии. Не отступай же от трудов из-за болезненности их, чтобы не быть тебе осуждену за бесплодие и не услышать: возьмите от него талант. Всякий подвиг, телесный или душевный, не сопровождаемый болезненностью и не требующий труда, не приносит плода: Царствие Небесное нудится и нуждницы восхищают е (Мф. 11, 12). Многие много лет неболезненно трудились, но ради безболезненности этой были и суть чужды чистоты и не причастны Духа Святого, как отвергшие лютость болезней. В небрежении и расслаблении делающие трудятся будто и много, но никакого не пожинают плода, по причине безболезненности. Если, по пророку, не сокрушатся чресла наши, изнемогши от постных трудов, и если мы не водрузим в сердце болезненных чувств сокрушения и не возболезнуем как рождающая, то не возможем родить дух спасения на земле сердца нашего» (Там же, § 73).

«Не забывайте, что не должно ограничиваться одним механическим повторением слов молитвы Иисусовой. Это ни к чему не приведет, кроме механического навыка повторять сию молитву языком, даже не думая о том. И это, конечно, не худо, но составляет самую дальнюю внешнюю окраину сего дела. Суть дела – сознательное стояние в присутствии Господа со страхом, верою и любовию. Это настроение возможно и без слов. Его и надобно восстановлять в сердце прежде всего. Слова же потом будут идти, чтоб удержать на этом одном внимание и углубить те чувства и расположения» (Там же, § 78).

«Память Божия – присная спутница благодатного состояния... Память Божия праздной не бывает, но непременно вводит в созерцание совершенств Божиих и Божиих дел: благости, правды, творения, промышления, искупления, суда и воздаяния. Все сие в совокупности есть мир Божий, или область духовная. Ревнующий неисходно пребывает в сей области. Таково уж свойство ревности. Отсюда обратно: пребывание в сей области поддерживает и живит ревность. Желаете соблюсти ревность? – Держите все прописанное настроение. И все добре пойдет. Из совокупности таких духовных движений исходит страх Божий, благоговейное стояние пред Богом в сердце. Се страж и охрана благодатного состояния» (Там же, § 88).

«Усердно исполняя правило, трезвость ума и теплоту сердца храните. Последнюю, когда начнет умаляться, возгревать спешите, твердо ведая, что, коль скоро ее не станет, это значит, что большая половина пути к отступлению от Бога пройдена. Страх Божий есть хранитель и возбудитель внутренней теплоты. Но и смирение нужно, и терпение, и верность правилам, и паче всего трезвение. Внимайте себе, Господа ради. Тревожьте себя всячески, чтоб не заснуть или, задремавши, пробудиться» (Там же, § 89).

«Как возгревали в себе дух молитвенный и утверждались в молитве подвижники, отцы и учители наши? Главное, чего они искали, состояло в том, дабы сердце горело к единому Господу беспрестанно. Бог требует сердца, потому что в нем исходище жизни. Где сердце, там сознание, внимание и ум, там вся душа. Когда сердце в Боге, тогда и вся душа в Боге и предстоит человек в непрестанном поклонении Ему духом и истиною. Это главное иным доставалось скоро и легко. <...> Но у других Все дело идет вяло. Строй ли их естественный такой, иди другие о них намерения Божии, только сердце их не скоро согревается. Казалось бы, они уж навыкли всем делам благочестия и жизнь у них идет праведно, а нет, – на сердце все не то, чему бы следовало быть. Так бывает не только с мирянами, но и с живущими в обителях, и даже с отшельниками» (Там же, § 95).

«Из опытов в духовной жизни можно вывесть весьма верное заключение, что у кого есть усердие молиться, того нечего учить, как усовершенствоваться в молитве. Самый труд молитвенный, с терпением продолжаемый, доведет его и до высших степеней молитвы. Но что делать немощным, вялым и особенно тем, которые прежде чем дошли до разумения, какова должна быть молитва, успели затвердеть во внешней формальности и охладели в навыкновении порядкам уставного молитвословия? Им остается еще прибежище – художественное делание умной молитвы ко Господу. И не для них ли преимущественно и изобретено это художественное делание или, иначе, искусственное привитие к сердцу умной молитвы Иисусовой?» (Там же, § 96).

«Кроме деятельной умной молитвы, никто не может избежать действия страстей и сложения лукавых помыслов, за которые будут истязаны в час смерти и дадут ответ на Страшном суде» (Там же, § 97).

От чего бывает охлаждение в молитве? «Охлаждение бывает вот как: начинается забвением... Забываются благодеяния Божии, и Сам Бог, и свое в Нем спасение, опасность быть без Бога, и память смертная отходит, – словом, закрывается вся духовная область. Это и от врага бывает, и От рассеяния мыслей делами, заботами, многим обращением с людьми. Когда все это бывает забыто, охлаждается сердце и сочувствие его к духовному пресекается... вот и нечувствие. А когда оно бывает, вместе с ним происходят и движения нерадения и беспечности... Вследствие сего духовные занятия отлагаются на время, а там и совсем оставляются. И пошла старая – и беспечная и нерадивая жизнь, в богозабвении, в собственное лишь угождение. Хотя при этом безалаберного и ничего не будет, но и Божиего не ищи. Пустая жизнь! Если не хотите в сию попасть пропасть, то берегитесь первого шага – забвения. Поэтому ходите всегда в памятях Божиих, то есть о Боге и Божиих вещах. Это будет поддерживать сочувствие к ним, а от того и другого постоянно будет теплиться ревнование. И се жизнь!» (Там же, § 109).

«Быть в каком-нибудь чувстве очень многозначительно в духовной жизни. В ком есть оно, тот уже – внутрь себя и сердца, ибо мы всегда вниманием в действующей части, и если это – сердце, то – в сердце» (Там же, § 145).

«Надо знать, что восход к совершенству невидим для ревнующего: трудится в поте лица, но будто без плода, благодать строит дело свое под прикрытием. Видение человеческое, глаз, съедает доброе. Человеку самому остается на долю одно – видение своего непотребства. Путь к совершенству есть путь к сознанию, что я и слеп, и нищ, и наг, в непрерывной связи с которым стоит сокрушение духа, или болезнь и печаль о нечистоте своей, изливаемая пред Богом, или, что то же – непрестанное покаяние. Покаянные чувства суть отличительные признаки истинного подвижничества. Кто уклоняется от них и избегает, тот уклонился от пути. В положении начала новой жизни было покаяние, оно же и в возрастании должно быть и зреть вместе с ним. Зреющий созревает в познании своей порчи и греховности и углубляется в сокрушенные чувства покаяния. Слезы – мера преспеяния, а непрестанные слезы – признак скорого очищения» (Там же, § 272).

«Спрашиваете, как Господа при делах иметь во внимании? Так: какое бы дело, большое или малое, Вы ни делали, держите в уме, что его Вам повелевает делать Сам Господь Вездесущий и смотрит, как Вы его делаете. Так себя держа, Вы дело всякое будете делать со вниманием и Господа будете помнить. В этом весь секрет успешного для главной цели действования. <...> У Вас не ладится... оттого, что Вы хотите помнить Господа, забывая о делах житейских. Но дела житейские лезут в сознание и память о Господе вытесняют. А Вам следует наоборот: о житейских делах хлопотать, но как о Господнем поручении и как пред Господом. Тогда у Вас и то и другое будет исправно» (Там же, § 282).

«Вам говорят: «Более заслуги подвизаться в молве житейской, чем спасаться в уединении». И Вы не отрицайте этого: Те, которые истинно подвизаются, не имеют в виду заслуги, а о том лишь заботятся, чтоб очистить себя от страстей и страстных чувств и помыслов. Для этой цели жизнь в общении с другими пригожей, потому что она представляет действительные опыты борения со страстями и преодоления их. Эти победы бьют страсти в грудь и в голову, а повторение их скоро убивает страсти наповал. В уединении же борьба бывает только мысленная, которая так же бывает слабодейственна, как удар крыла мухи. Оттого умерщвление страстей в уединении дольше тянется. И мало того, оно бывает всегда почти не умерщвлением собственно, а замиранием, замиранием на время, до случая встречи с предметами страсти... Причем бывает, что страсть вдруг воспламеняется, как молния. И бывает, что иной, долгое время имевший в уединении покой от страстей, вдруг падает. А того, кто дошел до покоя от страстей чрез борьбу не мысленную, а действительную, нечаянное нападение их не поколеблет. Вот на каком основании мужи опытные в духовной жизни заповедуют преодолеть страсти действительным с ними борением в общении с другими, а после этого уже уединяться» (Там же, § 283).

«Внимание свое меньше всего останавливайте на внешних подвигах. Хоть они необходимы, но они суть подмостки. Здание строится посреди них, но они не здание. Здание в сердце. На сердечные делания и обратите все внимание свое» (Там же, § 288).

«Учитесь все, что ни делаете, делать так, чтобы это разогревало, а не охлаждало сердце: и читать, и молитву деять, и работать, и с другими входить в общение надо все одну цель держа – не доводить себя до охлаждения. Топите без перерыва свою внутреннюю печку краткою молитовкою и берегите чувства, чтобы через них не уходила теплота. Впечатления отвне очень трудно уживаются с внутренним деланием» (Там же, § 298).

«Учи себя всякий и внушай себе истины слова Христова, и оно вселится в тебя. Для сего читай, размышляй, заучивай, сочувствуй, возлюбляй и далее проводи в жизнь. <...> Пока этого нет, нельзя сказать о ком-либо, что он научил себя, хоть и знает слово Христово на память и хорошо рассуждает. <...> Ибо только тогда и вселяется в кого слово Христово, когда он успеет уговорить себя и веровать и жить по нему. Немудро делает тот, кто усердно читает слово Божие, но не обсуждает его, не доводит до чувства и не проводит его в жизнь. Оно и течет у него, как вода по желобу, и протекает через него, не осаждаясь в нем и не вселяясь в него. Можно все Евангелие и весь Апостол знать на память и все же не иметь слова Христова вселенным в себе, по причине неразумного изучения его. Не разумно делает и тот, кто только ум обогащает словом Христовым, а о сообразовании с ним сердца и жизни нерадит. Оно у него и остается как песок насыпанным в голове и памяти и лежит там мертвым, а не живет. Живет оно только тогда, когда проходит в чувства и жизнь, а тут этого нет. И нельзя потому сказать, что оно обитает в таковом» (Там же, § 302).

«Нечего Вам повторять, что несокрушимое оружие против врагов есть смирение. Смирение трудно достается. Можно считать себя смиренным, не имея и тени смирения. Одним размышлением не усмиришь себя. Лучший, или единственный верный, путь к смирению есть послушание и отречение от своей воли» (Там же, § 356).

Привожу еще несколько наставлений свт. Феофана, помещенных в сборнике игумена Тихона, духовника святителя «Искатель непрестанной молитвы»:

«Все мы молимся, но есть молитва, которая сама молится и увлекает вслед за собою всего внутреннего человека. Кто это испытывает, тот только и знает, что есть молитва».

«Еще для первых учеников св. Антония было положено правилом заучивать на память несколько псалмов, тотчас по приходе их в пустыню. Потом внушалось: когда ты в келлии не занят или идешь куда-нибудь, то перечитывай на память заученные псалмы. Это называлось поучение. У нас в славянских отеческих книгах часто читается заповедь: имей сокровенное поучение. Это значит: собери внимание и повторяй непрестанно: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».

«Се возжелах заповеди Твоя: в правде Твоей живи мя...» (Пс. 118, 40). Представляю то, что от меня требуется, всей душой желаю и ищу; даруй же и Ты, Господи, мне то, что зависит от благодати Твоей – оживи мя!.. Ими же веси судьбами, спаси мя! Желаю, ищу, но оживить меня силен только Ты, Господи, правдою Твоею. В обычных опытах благочестивой жизни до очевидности оправдывается это над навыком молитвы Иисусовой. Мало в ней слов, но они совмещают все. Исстари признано, что, навыкнув молиться этою молитвою, можешь заменить ею все молитвословия».

«Надо беду зажечь вокруг себя... Внутренность свою надо уязвлять и тревожить, чтобы не уснуть... Что значит зажечь беду вокруг себя? – Это глубокое чувство опасности своего положения и опасности крайней, от коей нет иного спасения, как в Господе Иисусе Христе... Сие чувство и будет гнать нас ко Господу и заставлять непрестанно вопиять: «Господи, помилуй! Помоги! Защити!» Оно было у всех святых и никогда их не оставляло».

«С навыком ходить пред Богом начнется перечистка сердца, чувств, желаний, помышлений, а до того времени в душе великая сумятица... Бывала ли у Вас молитва теплая, при которой все убегало из внимания, а оставался только Господь и вопль к Нему из сердца?.. Если бывала, то это состояние есть непрестанное состояние ходящих пред Богом <...> Как хорошо творить поклоны, как хорошо стоять в струнку, не распуская лениво и беспечно членов, держа все их в некоем напряжении! Господи, помилуй нас!».

«Говорят, однообразие (даже в молитве и хождении, например, к службам Божиим) рождает равнодушие и холодность. Мир свое переносит и на Божие. В вещах земных однообразие точно надоскучивает. В отношении к Богу совсем не то... Спросите: отчего это отцу Серафиму Саровскому и отцу Парфению Киевскому не наскучила такая однообразная и даже однообразнейшая жизнь? Церковь да келлия, церковь да келлия... А то еще и затвор! Господи, помилуй! Как можно убивать себя? А они и не думали мучить себя, а напротив, блаженствовали...»

«Тихое молитвенное упование на милость Божию привлекает. Ведь не вырвешь ничего из рук Божиих силою, а слезами все можно! Подай, Господи! Подай, Господи! Докучать надобно, а права нет, все милость...»

«Труди́тесь (в молитве), но не думайте, что сами что можете, а с сокрушением взывайте: «Господи, помоги! Господи, зажги!» Один старец два года умолял Пречистую Богородицу – и даровала ему огонь, и стало, говорит, хорошо. И вы трудитесь и молитесь, т. е. ищите, как установиться в сердце. И Господь, видя труд Ваш и то, что Вы искренно желаете сего блага, подаст Вам благодать горения сердечного. Это ведь и значит в сердце стоять. Матерь Божия Вам помощница... Батюшка о. Серафим научит: помните, как он однажды во время обедни объят был огнем сердечным! Ищите и обрящете, толцыте и отверзется вам».

«Главное надо стать умом всердце пред Господом и стоять пред Ним неотходно и день и ночь до конца жизни. Употреби небольшой труд, с неослабным усердием... Будет и подозрение к советующему, и неблаговоление к самому делу молитвы, хула на нее, изнеможение, желание бросить, именно потому, что мудрено. Опасно! Не слушай! Держи свое дело... Враг паче всего всеяет хулу на сию молитву (Иисусову). Ибо тогда огонь палит его и отгоняет – ему приступа нет к тому лицу, в сердце которого внедрена молитва Иисусова. Сладчайшее имя Господа, непрестанно звучащее и глаголющееся в сердце даже без твоего ведома, будет бить врага. Ибо бывает так, что душа, по небрежению и неразумию, забудется и замечтается, но, опомнясь и возвратясь к себе, находит, что в сердце поется одно и то же: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».

«В терпении вашем стяжите души ваша». В начатом деле (Иисусовой молитве) попятиться назад весьма пагубно. Не смущайся безуспешностью. Наше дело трудиться, и искать, и гнаться, а когда дело придет, про то один Господь знает. Один старец афонский два года докучал Матери Божией даровать огнь в сердце и был услышан. Не назначай сроков, а делай и проси, чтобы Дающий молитву молящемуся, даровал и тебе ее. Ищите и обрящете!..».

Вот, дорогой батюшка, каковы наставления свт. Феофана о молитве Иисусовой. Вы видите, как они просты, ясны и общедоступны. Но в основе их лежит столь трудное для современного человека требование – иметь искреннюю живую веру в то, что он стоит пред лицем вездесущего и всеведущего Бога, Который видит его сердце. Трудно это потому, что современный образованный человек привык жить или в области отвлеченных понятий: научных, философских, богословских и т. д., – или в области чувственных предметов и житейских интересов. Почувствовать невидимого Бога сердцем как живое и близкое Существо он отвык. А между тем это именно и требуется как необходимое условие для всякой молитвы, а тем более для молитвы Иисусовой. Почувствовать Бога как живое, реальное Существо, к Которому можно обращаться со своими мольбами и нуждами – это значит ощутить в сердце своем тот огонек Живой веры, о котором так часто говорит свт. Феофан. В этом и состоит оживотворение, воскрешение нашего сердца, застывшего в формальных понятиях рассудка. Только тогда, когда сердце почувствует в себе живую веру в живого Бога, из него может излиться горячая искренняя молитва. И уже эта самая вера и есть молитва. Слова же, которыми мы облекаем нашу внутреннюю молитву, есть только внешняя форма подлинной сердечной молитвы. И сущность молитвы заключается не в словах, а в том молитвенном чувстве, в том чувстве веры, которым внушаются эти слова и которым живет наше сердце. Именно там, в глубине сердца, и совершается наша подлинная молитва. Если есть в человеке это молитвенное чувство, тогда у него найдется и желание, и терпение, и настойчивость непрерывного умного делания. Его будет побуждать к нему молитвенное горение и вера его сердца. Но, с другой стороны, нельзя не признать и того, что самый труд молитвы, совершаемый в надежде воскресения сердца, ставшего равнодушным к Богу, совершаемый настойчиво и неотступно, приносит в конце концов добрый плод, привлекая к сердцу благодать Божию и воспламеняя в нем огонь веры и подлинной горячей молитвы. Все наставления свт. Феофана можно в кратких словах выразить так: «Собери внимание, стань вниманием в сердце, помни (и это самое главное), что стоишь пред лицем Бога вездесущего и всемогущего, и со страхом Божиим из глубины сердца возноси Иисусову молитву. Поступая так, ожидай терпеливо и смиренно, в сокрушении сердца, с покаянным чувством, когда придет и коснется твоего сердца благодать Божия и пробудит в нем непрерывно журчащую, как ручеек, самодвижную, постоянную молитву, которая явится для тебя как бы стражем, охраняющим твое сердце от всякой нечистоты и опасности. А так как, по слову Божию, из сердца исходят источники жизни, то и вся жизнь твоя, поскольку она определяется сердцем, станет чистой и светлой».

Иерей. В дополнение к сказанному Вами мне хочется прибавить, что оскудение живой сердечной веры в Бога у современных людей происходит еще и от того, что современные люди совершенно отвыкли усматривать Бога в мире в действиях Его Промысла и через то потеряли под своими ногами всякую твердую жизненную опору. Мир им представляется каким-то случайным, хаотическим и бесцельным бытием, как будто никем не управляемым, не имеющим единого руководящего Центра, какой-то беспредельной пустыней, в которой, неизвестно почему и для чего, вертятся, как песчинки, мириады миров. Точно так же не видят они никакого смысла, разумного плана и цели в существовании человеческого рода и в его истории. Те пути Божии в истории человечества, которые раскрывает нам Библия: подготовление человечества после грехопадения к пришествию Спасителя мира, искупительный подвиг Сына Божия, существование в человечестве Христовой Церкви как благодатной хранительницы христианского учения и христианской жизни, будущее всеобщее воскресение и всеобщий Суд – все это совершенно уходит из внимания и сознания современных людей, оставляя в них какую-то безнадежную и безысходную пустоту. От этого исчезает спокойная уверенность в смысле жизни и внутренний мир сердца. От этого рождается чувство всегдашнего одиночества, сиротливости и тоски. Не к кому приютиться, не у кого искать помощи, ободрения, подкрепления, защиты – всего того, в чем так нуждается каждый человек и что доступно только верующему сердцу. Такое состояние современных людей, затерявшихся и растерявшихся в пустыне мира, в конце концов становится для них поистине ужасным и невыносимым.

Инок. Совершенно справедливо. Но то, что Вы говорите, есть только развитие и разъяснение сказанного. Увидеть Бога по действиям Его Промысла в мире и в истории человечества – это значит почувствовать бытие живого Бога и познать Его не из учебников Закона Божия и не из отвлеченного школьного богословия, не как некоторую теоретическую, безжизненную истину, но непосредственным опытом и восприятием из окружающей нас действительности. Иисусова молитва, при ее правильном употреблении, и помогает к этому прийти.

Иерей. Я хочу задать Вам еще один возникший у меня вопрос. Все ли научившиеся молитве Иисусовой проходят и должны проходить тем путем научения, какой указывает свт. Феофан? Или возможны и другие пути? Мне пришлось читать в «Откровенных рассказах странника», как тот научился Иисусовой молитве от своего старца в течение немногих дней, произнося ежедневно от трех до двенадцати тысяч молитв в день... О другом, тоже своеобразном способе обучения Иисусовой молитве я читал в книге «На горах Кавказа». В ней пустынник рассказывает о себе, что, живя еще в монастыре и проходя обычные монастырские послушания, он в течение пятнадцати лет занимался исключительно произношением одной устной Иисусовой молитвы. Во время этого упражнения он вовсе не обращал внимания на ум и сердце... По истечении пятнадцати лет словесная молитва «сама собою перешла в умную, т. е. ум стал держаться в словах молитвы». Пустынник так характеризует это состояние ума: «Будучи до тех пор рассеянным и разлитым по предметам и вещам мира сего, он собирается в себя и, держась в словах молитвы, пребывает как бы у себя в доме, чуждым всех помыслов, кои вообще так мучительно тиранствуют душу всякого человека, не обновленного сею молитвенною благодатью. Не имея в себе точки опоры – Христа, ум наш бывает волнуем и обуреваем всевозможным движением помыслов...» А затем открылась и сердечная молитва (к сожалению, неизвестно, как скоро), существо которой, по словам пустынника, есть «теснейшее соединение нашего сердца, вернее, слитие всего нашего духовного существа с Господом Иисусом Христом». «Тогда, – говорит он, – открывается действенность Иисусовой молитвы, т. е. ее внутренняя сила и ощутительность для нашего сердца, состоящая в том, что она становится в человеке действующим началом, занимает господствующее и преобладающее положение, царственно покоряя себе все прочие склонности и сердечные расположения».

Из этих примеров я вижу, что способы навыкновения Иисусовой молитве у разных подвижников бывают разные. Очень возможно, что, кроме приведенных мною случаев, знающий человек может рассказать и другие... Как же быть? Считать ли все эти различные приемы равноценными? Или же – одни более правильными, а другие менее? Мне бы хотелось получить от Вас разъяснение.

Инок. Я уже не раз указывал Вам, что делание Иисусовой молитвы есть «наука из наук и искусство из искусств». Имея основной неизменный порядок, это искусство в отдельных частных случаях не может не сообразоваться с особенностями того или другого делателя молитвы, его личными свойствами, мерой его духовного возраста и условиями его жизни. Поэтому и необходимо при прохождении Иисусовой молитвы иметь опытного наставника, который в своих советах и наставлениях был бы способен примениться к индивидуальным особенностям своего ученика. Свт. Феофан указывает лишь общий верный путь молитвенного делания Иисусовой молитвы и, естественно, не может входить в рассмотрение индивидуальных случаев, почему и сам постоянно указывает на необходимость иметь наставника для ближайшего руководства в этом делании и для разрешения возникающих трудностей. Все это нисколько не умаляет ценности и правильности указаний святителя, но объясняет, почему оказываются возможными всякого рода индивидуальные различия в прохождении Иисусовой молитвы. Ответил ли я на Ваш вопрос?

Иерей. Да, благодарю Вас, Вы вполне разрешили мое недоумение.

Инок. В таком случае пойдем дальше. От свт. Феофана обратимся к свт. Игнатию Брянчанинову, много писавшему об Иисусовой молитве. У свт. Игнатия систематическое изложение учения об Иисусовой молитве преобладает над практическим руководством.

Главнейшие сочинения свт. Игнатия об Иисусовой молитве следующие: в 1-м т. Сочинений статья «О молитве Иисусовой, беседа старца с учеником»; во 2-м т. Слова о молитве устной и гласной, о молитве умной, сердечной и душевной, о молитве Иисусовой и др.; в 5-м т.: о молитве Иисусовой, о упражнении молитвою Иисусовою, о молитве Иисусовой устной, умной и сердечной и др. Попробуем, при помощи Божией, из всех этик сочинений извлечь самое существенное для нас. Примем при этом во внимание, что в своих писаниях свт. Игнатий имеет в виду преимущественно монашествующих, хотя это и не делает его наставлений не приложимыми к мирянам, понимающим значение Иисусовой молитвы и желающим упражняться в ней.

«Хранение ума, блюдение ума, трезвение, внимание, умное делание, умная молитва – все это, – пишет свт. Игнатий, – различные наименования одного и того же душевного подвига, в различных его видоизменениях. Этот душевный, или духовный, подвиг отцы определяют так: «Внимание есть сердечное непрестанное безмолвие, всегда и непрерывно призывающее Христа Иисуса, Сына Божия и Бога, дышащее Им, с Ним мужественно ополчающееся против врагов, исповедающееся Ему, единому имеющему власть прощать грехи» (Исихий Иерусалимский). Проще сказать – внутренним деланием, умным душевным деланием, умною молитвою, трезвением, хранением и блюдением ума, вниманием называется одно и то же: благоговейное упражнение в молитве Иисусовой. Блж. Никифор Афонский уподобил эти наименования отрезанной части хлеба, которая может быть названа и куском, и ломтем, и укрухом» (Соч. Т. 1. С. 205).

«Об этом умном делании учит нас Свящ. Писание Ветхого и Нового Завета как о важнейшем деле духовной жизни. «Всяким хранением блюди твое сердце: от сих бо исходища живота» (Притч. 4, 23). «Внемли, себе, да не будет в сердце твоем слово тайно беззакония» (Втор. 15, 9). В Новом Завете Господь учит: «Очисти прежде внутреннее сткляницы и блюда, да будет и внешнее их чисто» (Мф. 23, 26). Отцы говорят: св. Варсонофий Великий: «Если внутреннее делание с Богом, т. е. осененное Божественною благодатию, не поможет человеку, то. тщетно подвизается он наружным,, т. е. телесным подвигом»; и св. Исихий говорит: «Невозможно очистить сердце и отогнать от него враждебных духов без частого призывания Иисуса Христа» (Там же. С. 206).

«Господь Иисус Христос указывает на необходимость непрестанной и настойчивой молитвы: «Просите и дастся вам; ищите и обрящете; толцыте и отверзется вам» (Мф. 7, 7); «Бог не имать ли сотворити отмщение избранных своих, вопиющих к Нему день и нощь?.. Глаголю вам, яко сотворит отмщение их вскоре» (Лк. 18, 7–8). И апостол, повторяя учение Господа, говорит: «Непрестанно молитеся» (1Сол. 5, 17).

Эта непрестанная внутренняя молитвенная память о Господе Иисусе Христе внешним образом выражается словами молитвы Иисусовой.

«Молитва Иисусова произносится так: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Первоначально произносилась она без прибавления слова «грешнаго»; слово это присовокуплено к прочим словам молитвы впоследствии. Это слово, заключающее в себе сознание и исповедание падения, замечает прп. Нил Сорский, нам прилично, благоприемно Богу, заповедавшему воссылать молитвы к Нему из сознания и исповедания своей греховности. Для новоначальных, снисходя к их немощи, отцы позволяют разделять молитву на две половины – иногда говорить: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго», – а иногда: «Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Впрочем, это только дозволение и снисхождение, а отнюдь не приказание и не установление, требующее непременного исполнения. Гораздо лучше творить постоянно единообразную, цельную молитву, не занимая и не развлекая ума переменою и заботою о переменах» (Т. 2. С. 234).

«Молитва Иисусова разделяется на два вида: на устную и умную. Подвижник переходит от устной молитвы к умной сам собою при условии: когда устная молитва – внимательна. Сперва должно обучиться устной молитве Иисусовой. Существенными принадлежностями этой молитвы должны быть: внимание, заключение ума в слова молитвы, крайняя неспешность при произнесении ее и сокрушение духа. Хотя эти условия необходимы при всякой молитве, но удобнее сохраняются и более требуются при совершении молитвы Иисусовой. При псалмопении разнообразие мыслей, в которые облечена молитва, невольно привлекает к себе внимание ума и доставляет ему некоторое развлечение. Но при молитве Иисусовой ум сосредоточивается в одну мысль о помиловании грешника Иисусом. Делание по наружности самое сухое, но на опыте оно оказывается самым многоплодным» (Т. 5. С. 107).

«Никто из желающих преуспеть в молитве да не дерзает легко мыслить и судить о молитве, произносимой устами и гласом при внимании ума, как о делании малозначащем, не заслуживающем уважения. Если св. отцы говорят о бесплодии устной и гласной молитвы, не соединенной со вниманием, то из этого не должно заключать, чтобы они отвергали или уничижали и самую устную молитву. Нет! Они только требуют при ней внимания. Внимательная устная и гласная молитва есть начало и причина умной. Внимательная устная и гласная молитва есть вместе и молитва умная. Научимся сперва молиться внимательно устною и гласною молитвою, тогда удобно научимся молиться и одним умом в безмолвии внутренней клети» (Т. 2. С. 183).

«Достоинство молитвы состоит единственно в качестве, а не в количестве; тогда похвально количество, когда оно приводит к качеству. Качество всегда приводит к количеству; количество приводит к качеству, когда молящийся молится тщательно» (Т. 2. С. 163).

«Качество истинной молитвы состоит в том, когда ум во время молитвы находится во внимании, а сердце сочувствует уму» (Там же).

«Хотя бы кто стоял на самой высоте добродетелей, но если он молится не как грешник, молитва его отвергается Богом» (Исаак Сирин). «Хотя бы мы проходили многие возвышеннейшие подвиги, – сказал св. Иоанн Лествичник, – они не истинны и бесплодны, если при них не имеем болезненного чувства покаяния» (Т. 2. С. 162).

«Чувство покаяния хранит молящегося человека от всех козней диавола: бежит диавол от подвижников, издающих из себя благоухание смирения, которое рождается в сердце кающихся» (Григорий Синаит).

«Приноси Господу в молитвах твоих младенческое лепетание, простую младенческую мысль – не красноречие, не разум. Аще не обратитеся – из вашей сложности и двуличности – и будете, – сказал Господь, – яко дети, не внидете в Царствие Небесное» (Т. 2. С. 163).

«Для новоначальных полезнее краткие и частые моления, нежели продолжительные, удаленные одно от другого значительным пространством времени» (Т. 2. С. 167).

Чтобы сделаться способным к непрестанной молитве, надо приучиться к частой молитве. Частая молитва в свое время сама собою перейдет в непрестанную молитву. Свт. Игнатий устанавливает следующий порядок для домашнего обучения Иисусовой молитве:

«Первоначально положи себе произносить сто молитв Иисусовых со вниманием и неспешностью. Впоследствии, если увидишь, что можешь произнести больше, присовокупи другие сто. С течением времени, смотря по надобности, можешь и еще умножить число произносимых молитв. На неспешное и внимательное произнесение ста молитв потребно времени 30 минут или около получаса; некоторые подвижники нуждаются и еще в более продолжительном времени. Не произноси молитв спешно, одной немедленно за другой, делай после каждой молитвы краткий отдых и тем способствуй уму сосредоточиваться. Безостановочное произношение молитв рассеивает ум. Переводи дыхание с осторожностью, дыши тихо и медленно – этот прием охраняет от рассеянности. Окончив моление молитвою Иисусовою, не вдавайся в помышления и мечтания пустые, обольстительные и обманчивые, но по направлению, полученному в молитвенном подвиге, проведи время до сна. Склоняясь ко сну, повторяй молитву, засыпай с нею. Приучи себя так, чтобы, проснувшись от сна, первою твоею мыслию, первым словом и делом была молитва Иисусова... Во время церковных служб полезно упражняться молитвою Иисусовою: она, удерживая ум от рассеянности, способствует ему внимать церковному пению и чтению. Постарайся столько приучиться к молитве Иисусовой, чтобы она сделалась твоею непрестанною молитвою, для чего она очень удобна по краткости своей и для чего неудобны продолжительные молитвы» (Т. 5. С. 110–111).

Как и все наставники молитвы Иисусовой, свт. Игнатий видит в ней одно из главнейших средств нашего спасения, насаждения в сердце нашем живой молитвенной памяти о Господе нашем Иисусе Христе, очищения и освящения сердца как храма Божия и жертвенника непрестанно возносимой в нем молитвы, охраняющей нас от всякой нечистоты и утверждающей в душе нашей мир, радость и духовную силу, и в подтверждение сказанного ссылается на свидетельство всей Церкви, рекомендующей упражнение Иисусовой молитвой всем христианам: не только монашествующим, но и мирянам. «Рассмотри все Свящ. Писание – увидишь, что в нем повсюду возвеличено и прославлено имя Господне, превознесена сила Его, спасительная для человеков. Рассмотри писания отцов – увидишь, что все они без исключения советуют и заповедуют упражнение молитвою Иисусовою, называют ее оружием, которого нет крепче ни на небе, ни на земле (Лествичник), называют ее богоданным, неотъемлемым наследием, одним из окончательных и высших завещаний Богочеловека, утешением любвеобильным и сладчайшим, залогом достоверным (Каллист и Игнатий). Наконец, обратись к законоположению Православной Восточной Церкви – увидишь, что она для всех неграмотных чад своих, и монахов и мирян, установила заменять псалмопение и молитвословие на келейном правиле молитвою Иисусовою» (Т. 1. С. 218).

На указание, что «от упражнения Иисусовою молитвою всегда, или почти всегда, последует прелесть», свт. Игнатий отвечает: «В усвоении себе такой мысли и в запрещении заниматься Иисусовою молитвою заключается страшное богохульство, заключается достойная сожаления прелесть. Господь наш Иисус Христос есть единственный источник нашего спасения, единственное средство нашего спасения; человеческое имя Его заимствовало от Его Божества неограниченную, всесвятую силу спасать нас; как же эта сила, действующая во спасение, эта единственная сила, дарующая спасение, может извратиться и действовать на погибель? Это чуждо смысла. Это – нелепость горестная, богохульная, душепагубная... Запрещающим молиться молитвою Иисусовою можно отвечать словами апостолов Петра и Иоанна на подобное запрещение, сделанное иудейским Синедрионом: «Праведно ли есть пред Богом вас послушати паче, неже Бога, судите» (Т. 1. С. 215).

На замечание, что и св. отцы остерегают занимающихся Иисусовой молитвой от прелести, свт. Игнатий говорит: «Да, остерегают. Они остерегают от прелести и находящихся в послушании, и безмолвников, и постников – словом сказать, всякого, упражняющегося какою бы то ни было добродетелью... Мне случалось видеть старцев, занимавшихся исключительно усиленным телесным подвигом и пришедших от него в величайшее самомнение, величайшее самообольщение. Душевные страсти их: гнев, гордость, лукавство, непокорство – получили необыкновенное развитие... Предостережения отцов основательны! Должно быть очень осмотрительным, должно очень охранять себя от самообольщения и прелести. В наше время, при совершенном оскудении боговдохновенных наставников, нужна особенная осторожность, особенная бдительность над собою... «Со страхом жительствуйте», – завещает апостол. В упражнении молитвою Иисусовою есть свое начало, своя постепенность, свой конец бесконечный. Необходимо начинать упражнение с начала, а не с средины, и не с конца... В общежитиях Пахомия Великого, произведших возвышеннейших делателей умной молитвы, каждого вновь вступившего во-первых занимали телесными трудами под руководством старца в течение трех лет. Телесными трудами, частыми наставлениями старца, ежедневною исповедью внешней и внутренней деятельности, отсечением воли обуздывались страсти могущественно и быстро, доставлялась уму и сердцу значительная чистота. При упражнении в трудах преподавалось новоначальному соответствующее устроению его делание молитвы. По истечении трех лет требовалось от новоначальных изучение наизусть всего Евангелия и Псалтири, а от способных и всего Свящ. Писания, что необыкновенно развивает устную внимательную молитву. Уже после этого начиналось тайноучение умной молитве, объяснялось оно обильно и Новым и Ветхим Заветом. Таким образом подвизающиеся вводились в правильное понимание умной молитвы и в правильное упражнение ею. От прочности основания и от правильности в упражнении дивным было преуспеяние» (Т. 1. С. 225).

Особенная осторожность в упражнении молитвой Иисусовой необходима, в особенности людям, живущим в мирской обстановке, среди житейской суеты. Поясняя это, свт. Игнатий приводит свидетельство Паисия Величковского, который в письме к старцу Феодосию говорит, что не все писания отцов о молитве, доступные монахам, доступны и мирянам: «Отеческие книги, в особенности те из них, которые научают истинному послушанию, трезвению ума и безмолвию, вниманию и умной молитве, т. е. той, которая совершается умом в сердце, исключительно приличествуют только одному монашескому чину, а не всем вообще православным христианам. Богоносные отцы, излагая учение об этой молитве, утверждают, что ее начало и непоколебимое основание есть истинное послушание, от которого рождается истинное смирение, а смирение хранит подвизающегося в молитве от всех прелестей, последующих самочинникам. Истинного монашеского послушания и совершенного во всем отсечения своих воли и разума отнюдь невозможно стяжать мирским людям. Как же возможно будет мирским людям, без послушания, по самочинию, которому последует прелесть, понуждаться на столь страшное и ужасное дело, т. е. на таковую молитву, без всякого наставления? Как им избежать многоразличных и многообразных прелестей вражиих, наводимых на эту молитву и ее делателей прековарно? Так страшна эта вещь – молитва не просто умная (умственная), но действуемая художественно умом в сердце, – что и истинные послушники, не только отсекшие, но и совершенно умертвившие волю свою и рассуждение свое пред отцами своими, истинными и преискусными наставниками деланию этой молитвы, всегда находятся в страхе и трепете, боясь, и трепеща, чтобы не пострадать в этой молитве какой-нибудь прелести, хотя и хранит их всегда Бог, за истинное их смирение, которое они стяжали благодатию Божиею при посредстве истинного послушания своего. Тем более мирским людям, жительствующим без послушания, если они от одного чтения таких книг понудятся на молитву, предстоит опасность впадения в какую-либо прелесть, приключающуюся начинающим самочинно подвиг этой молитвы. Эту молитву святые назвали художеством художеств; кто же может научиться ей без художника, т. е. без искусного наставника?» (Т. 2. С. 260).

О том, что молитва художественно действуемая в сердце, т. е. при помощи указываемых отцами способов, требует наставника и без него может приводить к прелести, пишет и свт. Феофан, о чем уже упоминалось в настоящей беседе: «Тот образ молитвы, который прописан в Добротолюбии, надо проходить с наставником, знающим то дело и на глазах его. А кто один возьмется за сие дело, по одному описанию его, тому не миновать прелести. Там описан только один внешний очерк дела, а что при этом добавляется старцем для восполнения внутреннего при сем строя, того не видно. Проходящий такое делание без руководителя присущего, естественно и остается с одним внешним деланием, строго исполняет, что велено относительно положения тела, дыхания и смотрения в сердце. Как такого рода приемы естественно могут доводить до некоей степени сосредоточения внимания и теплоты, то он, не имея при себе верного определителя, который бы сказал ему, каково достоинство происходящего в нем изменения, приходит к мысли, что это и есть то, чего он ищет, т. е. что его осенила благодать, тогда как тут еще нет, и начинает мнить, что имеет благодать, не имея ее. Это и есть прелесть, которая затем покривит и все последующее течение его внутренней жизни. Вот почему ныне у старцев видим, что они советуют совсем не браться за такие приемы по причине опасности от них. Сами по себе они не могут дать ничего благодатного, ибо благодать ничем внешним не вяжется, а нисходит только на внутренний строй. Внутренний достодолжный строй и без них привлечет действо благодати. Этот строй есть при молитве Иисусовой ходить в присутствии Божием, возгревать чувства благоговеинства и страха Божия, ни в чем себе не поблажать, всегда и во всем слушать свою совесть и блюсти ее незапятнанною и мирною и всю жизнь свою – и внутреннюю и внешнюю –предать в руки Божии. Из сих духовных стихий благодать Божия, в свое время пришедши, слив их воедино, возжигает огнь духовный в сердце, который и служит свидетелем присутствия благодати в сердце. Сим путем трудно попасть в мнение. Но и тут с руководителем лучше наличным, который бы видел лицо и слышал голос. Ибо сии два открывают, что внутри» (Умное делание, § 378).

Все вышеизложенное приводится здесь не для того, однако, чтобы оттолкнуть мирян от делания Иисусовой молитвы, но для того, чтобы показать им правильный порядок этого делания.

Свт. Игнатий, как и свт. Феофан и другие наставники умного делания, отмечает две первые ступени Иисусовой молитвы, которые, будучи проходимы в строгой последовательности, в особенности первая из них, доступны не только монашествующим, но и мирянам. На первой из этих ступеней преобладают собственные усилия, труды и подвиги проходящего молитву, при содействии благодати Божией. На второй ступени преобладает действие благодати Божией, и молитва становится самодействующей в сердце.

Свт. Игнатий пишет об этом так: «Упражнение молитвою Иисусовою имеет два главнейших подразделения, или периода, оканчивающиеся чистою молитвою, которая увенчивается бесстрастием, или христианским совершенством, в тех подвижниках, которым Богу благоугодно дать его... В первом периоде предоставляется молящемуся молиться при одном собственном усилии: благодать Божия несомненно содействует молящемуся, но она не обнаруживает своего присутствия. В это время страсти, скрытые в сердце, приходят в движение и возводят делателя молитвы к мученическому подвигу, в котором побеждения и победы непрестанно сменяют друг друга, в котором свободное произволение человека и немощь его выражаются с ясностью. Во втором периоде благодать Божия являет ощутительно свое присутствие и действие, соединяя ум с сердцем, доставляя возможность молитвы непарительно или, что то же, без развлечения, с сердечным плачем и теплотою, при этом греховные помыслы утрачивают насильственную власть над умом... Чтобы достичь второго состояния, необходимо пройти сквозь первое, необходимо выказать и доказать основательность своего произволения и принести плод в терпении» (Т. 1. С. 269).

Вторая молитва происходит от первой. Внимание ума при молитве привлекает сердце к сочувствию; при усилении внимания сочувствие сердца уму обращается в соединение сердца с умом; наконец при внимании, усвоившемся молитве, ум нисходит в сердце для глубочайшего молитвенного священнослужения» (Т. 2. С. 263).

С чрезвычайной строгостью свт. Игнатий запрещает новоначальным самовольно стремиться достигнуть этой второй степени. «Все это совершается под водительством благодати Божией, по ее благоволению и усмотрению. Стремление ко второму прежде стяжания первого не только бесполезно, но может быть причиною величайшего вреда» (Т. 2. С. 264).

«Мало-помалу зиждется сердечная чистота; чистоте постепенно и духовно является Бог. Постепенно! Потому что и страсти умаляются, и добродетели возрастают не вдруг; то и другое требует значительного времени...» (Т. 1. С. 272).

Указав двоякий характер Иисусовой молитвы, свт. Игнатий переходит к изложению учения св. отцов об образе упражнения молитвою и о том, какой образ умной и сердечной молитвы приличествует всем без исключения христианам и новоначальным инокам и какой образ молитвы свойствен преуспевшим.

«Без всякого сомнения, – пишет он, – первое место между всеми способами должно дать способу, предлагаемому св. Иоанном Лествичником, как особенно удобному, вполне безопасному, нужному, даже необходимому для действительности молитвы, приличествующему всем благочестиво жительствующим и ищущим спасения христианам, и мирянам и инокам. Великий наставник иночествующих дважды говорит об этом способе в своей Лествице, возводящей от земли на небо: в Слове о послушании и в Слове о молитве. Уже то, что он излагает свой способ в изложении учения о послушании общежительных иноков, с очевидностью показывает, что этот способ назначается и для новоначальных иноков. Предложение способа повторяется в отдельном пространном учении о молитве, после наставления для безмолвников, следовательно, повторяется для преуспевших иноков. Это показывает с очевидностью, что способ очень хорош и для безмолвников, и для преуспевших иноков. Повторяем, величайшее достоинство способа заключается в том, что он, при всей удовлетворительности своей, вполне безопасен. В Слове о молитве, объясняя способ молитвы, св. Иоанн Лествичник говорит: «Подвизайся возвращать, точнее, заключать мысль в словах молитвы. Если по причине младенчественности она изнеможет и уклонится, опять введи ее. Свойственна уму нестоятельность. Может же установить его Тот, Кто уставляет все. Если стяжешь это делание и постоянно будешь держаться его, то придет Определяющий в тебе границы морю твоему и скажет ему при молитве твоей: «До сего дойдеши и не прейдеши». (Иов. 38, 11). Невозможно связывать дух, но где присутствует Создатель этого духа, там все покоряется Ему» (Сл. 28. Гл. 17). Таким образом, постоянное возвращение внимания ума к словам молитвы есть необходимое условие для обучения молитве. «Начало молитвы – помыслы, отгоняемые молитвою при самом их начале; средина – когда ум пребывает в одних словах, произносимых гласно или умом; конец – восхищение ума к Богу» (Там же. Гл. 19). В Слове о послушании св. Иоанн говорит: «Борись с мыслию непрестанно, возвращая ее к себе, когда она улетает; Бог не требует от послушников молитвы непрестанной. Не скорби, будучи окрадаем, но благодушествуй, постоянно возвращая ум к самому себе» (Сл. 4. Гл. 93). В этих словах преподан способ внимательно молиться, – молиться и гласно, и одним умом. Во внимательной молитве не может не принять участия сердце, как сказал прп. Марк: «Ум, молящийся без развлечения, утесняет сердце» (О мнящихся от дел оправдитися. Гл. 34. Добротол. Т. 1). Таким образом, кто будет молиться по способу, предложенному св. Иоанном Лествичником, тот будет молиться и устами, и умом, и сердцем, тот, преуспев в молитве, стяжет умную и сердечную молитву, привлечет в себя Божественную благодать, как видно из приведенных слов великого наставника иноков... При таком образе упражнения молитвою какая может быть прелесть? Лишь одно увлечение в рассеянность – погрешность вполне явная, в новоначальных неизбежная, способная к немедленному уврачеванию чрез возвращение мысли в слова, уничтожаемая, милостию и помощию Божиею, в свое время при постоянном подвиге.

Спросят: неужели такой великий отец, живший в то время, когда умное делание процветало, ничего не говорит о молитве, совершаемой умом в сердце (т. е. о высшей степени молитвы)? Говорит, но так прикрыто, что одни знакомые опытно с деланием молитвы могут понять, о чем говорится. Так поступил святой, будучи руководим духовной мудростию, с которою написана вся книга его. Изложив о молитве самое верное и удовлетворительное учение, могущее возвести делателя в благодатное состояние, Лествичник выразился приточно о том, что совершается по осенении молитвенного подвига благодатию. «Иное, – сказал он, – обращаться часто к сердцу, а иное – быть по уму епископом сердца, князем и архиереем, приносящим Христу словесные жертвы» (Сл. 28. Гл. 51).<...> Между Раифскими иноками, для которых написана блж. Иоанном Лествица, процветала умная молитва под руководством опытного духовного наставления. Об этом святой писатель опять выражается приточно и прикровенно в слове к пастырю: «Прежде всего, о честный отец, потребна нам духовная сила, чтобы тех, которых мы пожелали ввести во святая святых, которым вознамерились показать Христа, почивающего на их таинственной и сокровенной трапезе, в особенности доколе они находятся в преддверии у этого входа и когда увидим, что их теснит, и угнетает народ с целью возбранить им желанный вход, мы могли, взяв за руку как младенцев, освободить от народа помыслов. Если же младенцы крайне голы и немощны, то необходимо нам поднять их на рамена и возносить на раменах, доколе они пройдут чрез дверь входа – точно знаю, обычно там быть всевозможной тесноте и давке. Почему и сказал некто об этой тесноте: «Сие труд есть предо мною Дóндеже вниду во святило Божие» (Пс. 72, 16–17), – и труд простирается только до вшествия» (Гл. 14). «Желающий видеть Господа внутри себя старается очистить сердце свое непрестанною памятию Божиею. Мысленная страна чистого душою – внутри него. Солнце, сияющее в ней, – свет Св. Троицы. Воздух, которым дышат жители ее, – Всесвятой Дух. Жизнь, радость и веселие этой страны – Христос, Свет от Света – Отца. Это – Иерусалим и Царство Божие, сокровенное внутри нас, по слову Господа. Эта страна – облако славы Божией: одни чистые сердцем войдут в нее, чтобы увидеть лице своего Владыки, и чтобы озарились умы их лучем света Его» (Исаак Сирин. Сл. 8). «Постарайся войти в клеть, которая внутри тебя, и увидишь клеть небесную. Та и другая – одно, одним входом вступишь в обе. Лествица к Царству Небесному – внутри тебя, она устроена таинственно в душе твоей. Погрузи себя в себя от греха и найдешь там ступени, которыми возможешь взойти на небо» (Исаак Сирин. Сл. 2).

Подобное сему говорит своим ученикам и прп. Варсонофий, достигший высшей степени духовного преуспеяния... Внушается величайшее благоговение к молитвенному сердечному священнодействию величественным изображением его, сделанным отцами. Это благоговение и самое благоразумие требуют от нас, чтобы мы отреклись от преждевременного, самочинного, гордостного, безрассудного усилия войти в таинственное святилище. И благоговение и благоразумие научают нас пребывать внимательною молитвою, молитвою покаяния, при дверях храма. Внимание и сокрушение духа – вот клеть, которая дана в пристанище кающимся грешникам. Она – преддверие святилища. В ней будем укрываться и заключаться от греха. Да соберутся в эту Вифезду все страждущие нравственною хромотою, все прокаженные, все слепые и сухие – словом, все недугующие грехом, чающие движения воды (Ин. 5, 3) – действия милости и благодати Божией. Сам и един Господь, в известное Ему время, дарует исцеление и вход во святилище, единственно по своему непостижимому благоволению. «Аз вем, ихже избрах», – говорит Спаситель (Ин. 13, 18). «Не вы Мене избрасте, – говорит Он избранным Своим, – но Аз избрах вас и положих вас, да вы идете и плод принесете, да его же аще просите от Отца во имя Мое, даст вам» (Ин. 15, 16)» (Т. 2. С. 264–266).

«Весьма хорош способ обучения Иисусовой молитве, предлагаемый священноиноком Дорофеем, российским подвижником и аскетическим писателем. «Кто молится устами, – говорит священноинок, – а о душе небрежет и сердца не хранит, такой человек молится воздуху, а не Богу, и всуе трудится, потому что Бог внимает уму и усердию, а не многоречию. Молиться должно от всего усердия своего: от души, и ума, и сердца своего, со страхом Божиим, от всей крепости своей. Умная молитва не попускает входить во внутреннюю клеть ни парению, ни скверным помыслам. Хочешь ли научиться деланию умной и сердечной молитвы? Я научу тебя. Внимай прилежно и разумно... Сначала должно тебе творить молитву Иисусову голосом, т. е. устами, языком и речью, вслух себе одному. Когда насытятся уста, язык и чувства молитвою, произносимою гласно, тогда гласная молитва прекращается, и начинает она произноситься шепотом...» (Т. 2. С. 266).

«Гласная молитва сама собою переходит в умную... а от умной молитвы является молитва сердечная... При особенном действии рассеянности, печали, уныния, лености очень полезно совершать молитву Иисусову гласно: на гласную молитву Иисусову душа мало-помалу возбуждается от тяжкого нравственного сна, в который обычно ввергают ее печаль и уныние. Очень полезно совершать молитву Иисусову гласно при усиленном нашествии помыслов и мечтаний плотского вожделения и гнева, когда от действия их разгорячится и закипит кровь, отымутся мир и тишина у сердца, когда ум поколеблется, ослабеет, как бы ниспровергнется и свяжется множеством непотребных помыслов и мечтаний. Воздушные князи злобы, присутствие коих не обличается телесными очами, но познается душою по производимому ими действию на нее, услышав грозное для них имя Господа Иисуса, придут в недоумение и замешательство, устрашатся, не замедлят отступить от души. Способ, предлагаемый священноиноком, очень прост и удобен. Его надо соединить с механизмом св. Иоанна Лествичника, т. е. произносить молитву Иисусову гласно, неспеша и заключая ум в слова молитвы». (Т. 1. С. 261).

Блаженный старец, Серафим Саровский, завещавает новоначальному, по преждесуществовавшему общему обычаю в Саровской пустыне, творить непрестанно молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». «При молитве, – наставляет старец, – внимай себе, т. е. собирай ум и соединяй его с душою. Сначала день, два и более твори эту молитву одним умом, раздельно, внимая каждому слову особо. Когда Господь согреет сердце твое теплотою благодати Своей и соединит тебя во един дух, тогда потечет в тебе эта молитва непрестанно и всегда будет с тобою, наслаждая и питая тебя. Это-то и значат слова, сказанные пророком Исаиею: «Роса бо, яже о Тебе, исцеление им есть» (Ис. 26, 19). Когда же будешь содержать в себе эту пищу душевную, т. е. беседу с Господом, то зачем ходить по келлиям братий, хотя кем и будешь призываем? Истинно сказываю тебе, что празднословие есть и празднолюбие. Если себя не понимаешь, то можешь ли рассуждать о чем и учить других? Молчи, непрестанно молчи, помни всегда присутствие Бога и имя Его. Ни с кем не вступай в разговор, но вместе и остерегайся осуждать разговаривающих и смеющихся. Будь в этом случае глух и нем. Чтобы о тебе ни говорили, все пропускай мимо ушей. В пример себе можешь взять Стефана Нового, которого молитва была непрестанна, нрав кроток, уста молчаливы, сердце смиренно, дух умилен, тело с душою чисто, девство непорочно, нищета истинная и нестяжание пустынническое; послушание его было безропотливое, делание терпеливое, труд усерден. Сидя за трапезой, не смотри и не осуждай, сколько кто ест, но внимай себе, питая душу молитвою». Старец, дав такое наставление новоначальному иноку, проводящему деятельную жизнь в монастырских трудах, и преподав ему упражнение молитвою, приличествующею деятельному, воспрещает преждевременное, безрассудное стремление к жительству умозрительному и к соответствующей этому жительству молитве. «Всякому, – говорит он, – желающему проходить жизнь духовную, должно начинать с деятельной жизни, а потом уже переходить к умозрительной, потому что без деятельной жизни в умозрительную прийти невозможно. Деятельная жизнь служит к очищению нас от греховных страстей и вводит нас на степень деятельного совершенства и тем самым пролагает нам путь к умозрительной жизни. К сей могут приступать только очистившиеся от страстей и стяжавшие полное обучение в деятельной жизни, как это можно видеть из слов Свящ. Писания: «Блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф. 5, 8), – и из слов св. Григория Богослова: «К умозрению могут приступать только совершеннейшие по своей опытности (в деятельной жизни)». К умозрительной жизни должно приступать со страхом и трепетом, с сокрушением сердца и смирением, со многим испытанием Святых Писаний и под руководством искусного старца, если такового можно найти, а не с дерзостью и самочинием. «Дерзостный и презорливый, – по словам Григория Синаита, – не по достоинству своему взыскав (высокого духовного состояния), с кичением усиливается достигнуть его преждевременно». И опять: «Если кто мечтает по мнению своему достигнуть высокого состояния и стяжал желание сатанинское, а не истинное, того диавол уловляет своими мрежами, как слугу своего». Предостерегая, таким образом, от гордостного стремления к высоким молитвенным состояниям, старец настаивает, можно сказать, на необходимости для всех вообще иноков, никак не исключая и самых новоначальных послушников, внимательной жизни и непрестанной молитвы. Замечено, что, по большей части, то направление, которое примется при вступлении в монастырь, остается господствующим в иноке на всю его жизнь. «Благодатные дарования, – утверждает Серафим, – получают только те, которые имеют внутреннее делание, и бдят о душах своих. Истинно решившиеся служить Богу, должны упражняться в памяти Божией и непрестанной молитве ко Господу Иисусу Христу, говоря умом: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Таковым упражнением, при охранении себя от рассеянности и при соблюдении мира совести, можно приблизиться к Богу и соединиться с Ним. «Иначе, как непрестанною молитвою, – по словам св. Исаака Сирского, – приблизиться к Богу мы не можем». Новоначальный с особенным удобством приучается к молитве Иисусовой на продолжительных монастырских молитвословиях. Присутствуя на них, к чему бесплодно и душевредно скитаться мыслями повсюду? А этого невозможно избежать, если ум не будет привязан к чему-либо. Займись молитвою Иисусовою – она удержит ум от скитания, ты сделаешься гораздо сосредоточеннее, глубже, гораздо лучше будешь внимать чтению и песнопениям церковным, вместе, неприметным образом и постепенно, обучишься умной молитве. Желающему проводить внимательную жизнь, Серафим завещавает не внимать посторонним слухам, от которых голова наполняется праздными и суетными помышлениями, и завещавает не обращать внимания на чужие дела, не размышлять, не судить и не говорить о них, завещавает избегать собеседований...» (Сочинения. Т. 2. С. 262–269).

«Очевидно, что способы, предложенные священноиноком Дорофеем и старцем Серафимом, тождественны со способом, предложенным св. Иоанном Лествичником. Но св. Иоанн изложил свой способ с особенною ясностью и определенностью. <...> Опыт показывает, что при употреблении этого способа, в особенности сначала, должно произносить слова с крайнею неспешностию, чтобы ум успевал вмещаться в слова, как в формы; этого нельзя достигнуть при поспешном чтении. Способ св. Иоанна весьма удобен и при упражнении молитвою Иисусовою, и при келейном чтении молитвословий, даже при чтении Писания и отеческих книг. Приучиться к нему должно как бы читая по складам – с такою неспешностью». (Там же. С 270).

«Молитвы учитель – Бог, истинная молитва – дар Божий (Лествица. сл. 28. Гл. 64). Молящемуся в сокрушении духа, постоянно, со страхом Божиим, со вниманием, Сам Бог дает постепенное преуспеяние в молитве. От внимательной и смиренной молитвы является духовное действие и духовная теплота, от которых оживает сердце. Ожившее сердце привлекает к себе ум, делается храмом благодатной молитвы и сокровищницею доставляемых ею по ее свойству духовных даров. «Потрудись, – говорят великие подвижники и учители молитвы, – сердечным болезнованием приобрести теплоту и молитву, И Бог даст тебе иметь всегда. Забвение изгоняет их, само же оно рождается от нерадения» (Свв. Варсонофий и Иоанн. Ответы 264, 274) (Там же. С. 273).

После ознакомления с приведенными выше наставлениями, свт. Игнатий особенно рекомендует сочинения прп. Паисия Величковского и друга его, схимонаха Василия, а также книгу прп. Нила Сорского. Сочинениям старцев Паисия и Василия мы уже посвятили особую беседу, а о книге прп. Нила скажем сейчас. «Мала эта книга, – пишет свт. Игнатий, – но духовный объем ее необыкновенной величины. Трудно найти вопрос о умном делании, который не был бы разрешен в ней. Все изложено с необыкновенною простотою, ясностью и удовлетворительностью. Так изложен и способ упражнения молитвою Иисусовою. Впрочем, как способ, так и вся книга предназначены для иноков, уже способных к безмолвию. Прп. Нил завещавает молчать мыслию, не только не допуская себе помышлять о чем-либо греховном и суетном, но и о полезном по-видимому, и духовном. Вместо всякой мысли он повелевает непрестанно взирать в глубину сердца и говорить: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Молиться можно и стоя, и сидя, и лежа; крепкие по здоровью и силам молятся стоя и сидя, немощные могут молиться и лежа, потому что в этой молитве господствует не подвиг тела, а подвиг духа. Должно давать телу такое положение, которое бы предоставляло духу всю свободу к свойственному ему действию. Помнить надо, что здесь говорится о делании иноков, которые достаточным телесным подвигом привели в должный порядок свои телесные влечения и по причине преуспеяния своего перешли от телесного подвига к душевному. Прп. Нил повелевает затворить ум в сердце и приудерживать по возможности дыхание, чтобы не часто дышать. Это значит – надо дышать очень тихо. Вообще все движения крови должно удерживать и содержать душу и тело в спокойном положении, в положении тишины, благоговения и страха Божия. Без этого духовное действие появиться в нас не может; оно появляется тогда, когда утихнут все кровяные движения и порывы. Опыт скоро научит, что удерживание дыхания, т. е. не частое и не грубое производство дыхания, очень способствует приведению себя в состояние тишины и к собранию ума от скитания. «Много добродетельных деланий, – говорит св. Нил, – но все они частные, сердечная же молитва – источник всех благ, она напояет душу, как сады. Это делание, состоящее в блюдении ума в сердце, вне всяких помыслов, для не обучившихся ему крайне трудно; трудно оно не только для новоначальных, но и для долго трудившихся делателей, которые еще не прияли и не удержали внутри сердца молитвенной сладости от действия благодати. Из опыта известно, что для немощных это делание представляется очень тяжким и неудобным. Когда же кто приобретет благодать, тогда молится без труда и с любовию, будучи утешаем благодатию. Когда придет действие молитвы, тогда оно привлекает ум к себе, веселит и освобождает от парения» (Сл. 2). Чтобы приучиться к способу, предлагаемому прп. Нилом Сорским, очень хорошо присоединить его к способу св. Иоанна Лествичника, молясь очень неспешно. В преподавании своего способа прп. Нил ссылается на многих отцов Восточной и Вселенской Церкви, преимущественно же на прп. Григория Синаита», в учении которого «о молитве замечается та особенность, что он уставляет ум сосредоточивать в сердце. Это и есть то делание, которое отцы называют художественным деланием молитвы, которое они воспрещают новоначальным инокам и мирянам, к которому нужно значительное предуготовительное обучение, к которому и предуготовленные иноки должны приступать с величайшим благоговением, страхом Божиим, осторожностью» (Там же. С. 284).

У свт. Феофана мы находим дополнение к этим словам: «Как возгревали в себе дух молитвенный и утверждались в молитве подвижники, отцы и учители наши? Главное, чего они искали, состояло в том, дабы сердце горело к единому Господу беспрестанно. Бог требует сердца, потому что в нем исходище жизни. Где сердце, там сознание, внимание и ум, там вся душа. Когда сердце в Боге, тогда и вся душа в Боге, и предстоит человек в непрестанном поклонении Ему духом и истиною. Это главное иным доставалось скоро и легко. Милость Божия! Как глубоко потрясал их страх Божий, как скоро оживала совесть во всей своей силе, как стремительно возжигалась ревность – держать себя пред Господом чисто и непорочно, как скоро труд богоугождения раздувал этот огонек и превращал его в пламень! Это серафимские души, пламенные, быстродвижные, многодеятельные. Но у других все идет вяло. Строй ли их естественный такой, или другие о них намерения Божии, только сердце их не скоро согревается. Казалось бы, они уж навыкли всем делам благочестия и жизнь у них идет праведно, а нет, на сердце все не то, чему бы следовало быть. Так бывает не только с мирянами, но и с живущими в обителях, и даже с отшельниками. Бог вразумил, и труженики трезвения установили особый способ привития к сердцу неисходной молитвы ко Господу, согревающей сердце. Мы об этом поминали не раз. Опыт оправдал этот прием успехом, и он стал почти повсюден, и все, которые проходят его как следует, успевают». (Умное делание, § 95).

«Из опытов в духовной жизни можно вывести весьма верное заключение, что у кого есть усердие молиться, того нечего учить, как усовершенствоваться в молитве. Самый труд молитвенный, с терпением продолжаемый, доведет его и до высших степеней молитвы. Но что делать немощным, вялым и особенно тем, которые прежде, чем дошли до разумения, какова должна быть молитва, успели затвердеть во внешней формальности и охладели в навыкновении порядкам уставного молитвословия? Им остается еще прибежище – художественное делание умной молитвы ко Господу. И не для них ли преимущественно и изобретено это художественное делание, или, иначе, искусственное привитие к сердцу умной молитвы Иисусовой?» (Умное делание, § 96).

«Прохождение молитвы Иисусовой, – по словам свт. Игнатия, не может быть успешно, если оно не сопровождается исполнением евангельских заповедей. «Да отступит от неправды всяк именуяй имя Господне», – завещавает апостол. Это завещание, относясь ко всем христианам, в особенности относится к вознамерившимся упражняться непрестанным молением именем Господа Иисуса. Пречистое имя Иисуса не терпит пребывать посреди нечистоты, оно требует, чтобы из сосуда душевного было извергнуто и извергаемо все нечистое, входя в сосуд по степени чистоты его, оно само начинает действовать в нем и совершать дальнейшее очищение, для которого собственные усилия человека недостаточны и которое требуется для того, чтобы сосуд сделался достойным вместилищем духовного сокровища, всесвятой святыни... Необходимое, существенное условие преуспеяния в молитве Иисусовой есть пребывание в заповедях Господа Иисуса. «Будете в любви Моей», – сказал Он ученикам Своим (Ин. 15, 9). Что значит пребывать в любви ко Господу? Значит: непрестанно памятовать о Нем, непрестанно пребывать в единении с Ним по духу. Первое без последнего мертво и даже не может осуществиться. «Аще заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей», – если будем постоянно соблюдать заповеди Господа, то духом нашим соединимся с Ним. Если соединимся с Ним духом, то устремимся к Нему всем существом нашим, будем непрестанно памятовать о Нем. Направь поступки твои, все поведение твое по заповедям Господа Иисуса Христа, направь по ним слова твои, направь по ним мысли и чувствования твои и познаешь свойства Иисуса. Ощутив в себе эти свойства действием Божественной благодати и из этого ощущения стяжав опытное познание их, ты усладишься сладостию нетленною, не принадлежащею миру и веку сему, сладостию тихою, но сильною, уничтожающею расположение сердца ко всем земным наслаждениям. Усладившись свойствами Иисуса, возлюбишь Его и возжелаешь, чтобы Он вполне обитал в тебе, – без Него сочтешь себя погибающим и погибшим. Тогда будешь непрестанно вопиять, вопиять из полноты убеждения, от всей души: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Молитва Иисусова заменит для тебя все прочие молитвословия. И все они какую могут вместить и изложить мысль, более обширную мысли о помиловании грешных Иисусом? Положи себе единственною целью жизни исполнение воли Иисусовой во всяком обстоятельстве, как бы оно по-видимому ни было важно или мелочно, старайся делать дела единственно благоугодные Иисусу, и все дела твои будут одинаково достойны неба. Возлюби волю Иисуса паче пожеланий плоти твоей, паче спокойствия и удобств твоих, паче жизни, паче души твоей. Как можно чаще читай Евангелие, изучай в нем волю Господа и Спаса твоего, не оставь без внимания ни малейшей черты из Евангелия, никакой маловажной, по наружности, заповеди. Обуздывай и умерщвляй все движения собственные твои, не только греховные, но по-видимому и добрые, принадлежащие падшему человеческому естеству... Да молчит в тебе все ветхое твое. Да действует в тебе един Иисус святейшими заповедями Своими, помышлениями и ощущениями, истекающими из этих заповедей. Если будешь жительствовать таким образом, то непременно процветет в тебе молитва Иисусова, независимо от того, пребываешь ли ты в глубокой пустыне или посреди молвы общежития, потому что место вселения и покой этой молитвы – ум и сердце, обновленные познанием, вкушением, исполнением воли Божией, угодной и совершенной. Жительство по Евангельским заповедям есть единый и истинный источник духовного преуспеяния, доступный для каждого, искренно желающего преуспеть, в какое бы наружное положение он ни был поставлен недоведомым промыслом Божиим» (Соч. Т. 2. С. 309).

«Упражнение молитвою Иисусовою по самому свойству этого упражнения требует непрерывного бодрствования над собою. «Благоговейная осторожность, – говорит старец Серафим, – здесь нужна по той причине, что сие море, т. е. сердце со своими помыслами и пожеланиями, которое должно очистить посредством внимания, велико и пространно: тамо гади, их же несть числа (Пс. 103, 25), т. е. многие помыслы суетные, неправые и нечистые, порождения злых духов...» Непрестанно должно наблюдать за собою, чтобы ум и сердце пребывали в воле Иисусовой и следовали Его святым велениям... Положить другого основания для моления, кроме положенного, невозможно: оно есть Сам Господь наш, Иисус Христос, Богочеловек, непостижимо прикрывший неограниченное естество Божие ограниченным естеством человека и из ограниченного человеческого естества проявляющий действия неограниченного Бога.

По младенчеству нашему св. отцы преподают некоторые внешние пособия для удобнейшего приобучения себя молитве Иисусовой. Эти пособия не заключают в себе ничего особенного. На них не должно останавливаться с излишним вниманием. Им не должно придавать излишней важности. Вся сила и все действие молитвы Иисусовой истекает из покланяемого и всемогущего имени Иисус, имени, единаго под небесем, о нем же подобает спастися нам. Чтобы соделаться способными к открытию этого действия в нас, мы должны быть возделаны Евангельскими заповедями, как и Господь сказал: «Не всяк глаголяй Ми Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное», – и в то, которое ожидает нас по блаженной кончине, и в то, которое раскрывается в нас во время земной жизни нашей, – «но творяй волю Отца Моего, Иже на небесех». Для преуспевших не нужны никакие внешние пособия – среди шумящего многолюдства они пребывают в безмолвии. Все препятствия к преуспеянию духовному – в нас, в одних нас! Если же что извне действует как препятствие, то это только служит обличением нашего немощного произволения, нашего двоедушия, нашего повреждения грехом... Жительство наше расслаблено, произволение шатко, ничтожно, потому мы и нуждаемся во внешних пособиях, как больные ногами в костылях и посохе. Милосердые отцы, видя, что я желаю заняться Иисусовою молитвою, притом видя, что я вполне жив для мира, что он сильно действует на меня через мои чувства, советуют мне для моления войти в уединенную, темную келлию, чтобы таким образом чувства мои пришли в бездействие, прервано было мое сообщение с миром, облегчено было мое углубление в себя. Они советуют сидеть во время упражнения молитвою Иисусовою на низменном стуле, чтобы я, по телу, имел положение нищего, просящего милостыню, и удобнее ощутил нищету души моей. Когда я присутствую при богослужении и во время его занимаюсь молитвою Иисусовою, отцы советуют мне закрывать глаза для сохранения себя от рассеянности, потому что мое зрение живо для вещества, и, едва открою глаза, как начнут тотчас напечатлеваться на уме моем видимые мною предметы и отвлекут меня от молитвы. Много и других внешних пособий, найденных делателями молитвы для вещественного вспомоществования духовному подвигу, – эти пособия могут быть употреблены с пользою. Но при употреблении их должно соображаться с душевными и телесными свойствами каждого: какой-либо механический способ, весьма хорошо идущий для одного подвижника, для другого может быть бесполезным и даже вредным. Преуспевшие отвергают вещественные пособия, как исцелевший от хромоты кидает костыль, как возросший младенец освобождается от пелен, как от выстроенного дома снимают леса, при помощи которых он строился.

Для всех и каждого, как было уже сказано в начале, существенно полезно начинать обучение молению именем Господа Иисуса с совершения молитвы Иисусовой устно при заключении ума в слова молитвы... Предоставим Самому Господу преобразовать внимательную устную молитву нашу в умную, сердечную и душевную. Он непременно совершит это, когда узрит нас сколько-нибудь очищенными, воспитанными, возращенными, приуготовленными деланием евангельских заповедей. Благоразумный родитель не дает острого меча младенцу, сыну своему. Младенец не в состоянии употребить меча против врага – он будет играть мечом грозным, скоро и легко пронзит им себя. Младенец по духовному возрасту не способен к дарованиям духовным – он употребит их не во славу Божию, не в пользу свою и ближних, не для поражения невидимых врагов, – употребит их для поражения самого себя, возмечтав о себе, исполнясь пагубного превозношения, пагубного презорства к ближним. И чуждые дарований духовных, исполненные смрадных страстей, мы гордимся и величаемся, мы не перестаем осуждать и уничижать ближних, которые по всем отношениям лучше нас! Что. было бы, если бы нам поверилось какое-либо духовное богатство, какое-либо духовное дарование, отделяющее обладателя своего от братий его, свидетельствующее о нем, что он – избранник Божий?! Не сделалось ли бы оно для нас причиною страшного душевного бедствия? Потщимся усовершиться в смирении, которое состоит в особенном блаженном настроении сердца и является в сердце от исполнения евангельских заповедей. Смирение есть тот единственный жертвенник, на котором дозволяется нам законом духовным приносить жертву молитвы, на котором принесенная жертва молитвы восходит к Богу, является лицу Его. Смирение есть тот единственный сосуд, в который влагаются перстом Божиим благодатные дарования» (Там же. С. 312).

«Жизнь в монастыре, особенно в общежительном, способствует новоначальному к успешному и прочному обучению молитве через смирение, рождающееся от послушания. «От послушания – смирение», – сказали отцы. Смирение рождается от послушания и поддерживается послушанием, как: поддерживается горение светильника подливаемым маслом. Смирением вводится в душу мир Божий. Мир Божий есть духовное место Божие, духовное небо; вошедшие в это небо человеки соделываются равноангельными и, подобно ангелам, непрестанно поют в сердцах своих духовную песнь Богу, т. е. приносят чистую, святую молитву, которая в преуспевших есть точно песнь и песнь песней. По этой причине послушание, которым доставляется бесценное сокровище смирения, признано единодушно отцами за дверь, вводящую законно и правильно в умную и сердечную молитву или, что то же, в истинное священное безмолвие... Послушание служит начальною причиною, уничтожающею рассеянность, от которой молитва бывает бесплодною; служа причиною смирения, послушание уничтожает, ожесточение, при котором молитва мертва, прогоняет смущение, при котором молитва потребна, помазует сердце умилением, от которого молитва оживает, окрыляется и возлетает к Богу... Если инок будет вести себя в монастыре подобно страннику, не заводя знакомства вне и внутри монастыря, не ходя по братским келлиям и не принимая братию в свою келлию, не заводя в келлии никаких излишеств, не исполняя своих пожеланий, трудясь в монастырских послушаниях со смирением и добросовестностью, прибегая часто к исповеди согрешений, повинуясь настоятелю и прочим властям монастырским безропотно, в простоте сердца, то, без сомнения, преуспеет в молитве Иисусовой, т. е. получит дар заниматься ею внимательно и проливать при ней слезы покаяния» (Т. 1. С. 273–274).

«Займемся молитвою Иисусовою бескорыстно, с простотою и прямотою намерения, с целью покаяния, с верою в Бога, с совершенною преданностью воле Божией, с упованием на премудрость, благость, всемогущество этой святой воли. При избрании механических способов постараемся поступить со всевозможною осмотрительностью и благоразумием, не увлекаясь пустою пытливостью, безотчетливою ревностью, которая неопытным представляется добродетелью, а св. отцами названа гордостною дерзостию, разгорячением безумным. Будем преимущественно обращаться к способам простейшим и смиреннейшим, как к безопаснейшим. Повторяем: все механические пособия должно считать не иным чем, как только пособиями, соделавшимися для нас полезными по причине немощи нашей. Не возложим упования нашего ни на них, ни на количество делания нашего, чтобы не похищено было у нас татебным образом упование на Господа, чтобы по сущности дела мы не оказались уповающими на себя или на что-либо вещественное и суетное. Не будем искать наслаждения, видений: мы грешники, не достойные духовных наслаждений и видений, не способны к ним по ветхости нашей. Внимательною молитвою взыщем обратить взоры ума на самих себя, чтобы открыть в себе нашу греховность. Когда откроем ее, встанем мысленно пред Господом нашим Иисусом Христом в лике прокаженных, слепых, хромых, глухих, расслабленных, беснующихся; начнем пред Ним из нищеты духа нашего, из сердца, сокрушенного болезнью о греховности нашей, плачевный молитвенный вопль. Этот вопль да будет неограниченно обилен, да окажется всякое многословие и всякое разнообразие слов не способным к выражению его. По обилию и невыразимости его, да облекается он непрестанно, да облекается он в малословную, но обширного значения молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Аминь» (Т. 2. С. 313).

Такими словами заканчивает свт. Игнатий свои наставления о молитве Иисусовой. Если Вы желаете познакомиться с ними подробнее, Вам нужно обратиться к Собранию его сочинений.

От старцев-епископов обратимся к старцам-иеросхимонахам, подвизавшимся под сенью Оптиной Пустыни. Переходя прежде всего к письмам старца иеросхимонаха Макария, отметим в них характерные черты, присущие этому старцу и обращающие на себя внимание при чтении его писем. Первая черта заключается в том, что старец строго осуждает такое изучение слова Божия и святоотеческих книг, которое имеет целью одно только приобретение теоретических познаний и обогащение памяти. По его словам, такое изучение не приносит истинной пользы и может только питать тщеславие. Настоящее же изучение слова Божия и святоотеческих книг есть то, которое совершается практическим исполнением читаемого, жизненным подвигом, и к этому он призывает своих учеников. Вторая черта старца Макария заключается в том, что он особенно настойчиво требует от своих духовных детей смирения, считая эту добродетель основанием правильной христианской жизни, а отсутствие ее – источником всех неправильностей в духовной жизни христианина. Помня эти две черты старца Макария, можно правильно понимать его духовный облик и характер его писем и наставлений. Перехожу к выдержкам из его писем.

«Получа письмо, желаю ответить на оное, но не надеюсь удовлетворительно написать Вам на Ваше недоумение, сам ничто же сый и ничто же ведый от искуса. Разве нечто скажу в предостережение, как св. отцы велят опасаться принимать за великое какие-либо ощущаемые действия и слезы. Мы еще далеки от умозрительной молитвы, как же будем думать, что и плоды оной снискали? Нам хотя бы мало знать следы деятельной молитвы, как оною смиренно прогонять восстающие на нас разного рода страстные помыслы, припадая ко Господу со страхом многим. Об оном советую читать книжку прп. Нила Сорского, а ежели и есть там о плодах молитвы или умного делания, то это относится до людей, достигших высокой меры. Прп. Нил пишет в 11-м Слове, чтобы не искать прежде времени того, что подобает времени и проч. Сие умное делание и трезвение требует многого времени, подвига и труда, со многим вниманием и смирением, а кто «бесстыдно и самонадеянно хочет взойти к Богу и в чистоте беседовать с Ним и нудится иметь Его в себе, тот легко умерщвляется от бесов, говорю, если будет это попущено, ибо дерзновенно и опрометчиво, ища горделиво того, что выше нашего достоинства и устроения, добиваться достигнуть его». Прочтите у св. Исаака во 2-м Слове: «Если прежде деятельного подвига перейдем к созерцанию, приходит на нас гнев Божий, Божие же само по себе приходит незаметно для тебя, но если место будет чисто, а не скверно». О слезах читайте у св. Лествичника и увидите, какие из них надежны. Вообще надобно видеть всегда свою худость и смиряться, имея борьбу с сильными и гордыми бесами, без смирения скоро низлагаются дерзающие. Читайте главы св. Григория Синаита о прелести. Поучайтесь в учениях и прочих св. отцов» (Письма к монахам. Т. 1. № 113. С. 167).

«Более старайтесь проходить деятельную добродетель заповедями Божиими, а умозрительной еще не касайтесь, ибо оная по очищении страстей деятельною сама покажет путь (к себе)... Какие бы вы ни проходили высокие делания духовные, без болезни сердечной, по слову св. отцов, оные мало нам принесут пользы» (Там же. №115. С. 173).

«Из письма твоего вижу, что ты принялась проходить умную молитву и нудишь себя не иметь никаких помыслов, а не могши их отогнать, смущаешься, и делается помрачение ума. Меня это ужасает, что ты, юная и страстная, дерзнула приступить самочинно к столь великому делу умного делания и блюдения ума, которое прилично находящимся в высоком устроении, а ты от одного чтения, ни с кем не спросясь, дерзнула идти на такую высоту! За это находит гнев Божий – не только помрачаются, но и совсем сходят с ума и бывают поругаемы бесами. Да они тобою и ругаются, обольщая тебя, что будто бы ты делаешь великое дело; говорят тебе: «Оставь молитву, я не борюсь с тобою». Видишь, какая лесть вражия, чтобы привести тебя в гордость, что ты будто бы молитвеница. Ты взгляни на свою жизнь, как ты жила и живешь: юно и самочинно, вся во страстях, не имеешь послушания и покорности к старшим себе, с матерью N ссоришься и прекословишь, так что доходит и до злобы, и, вместо того, чтобы от послушания рождающимся смирением низлагать страсти, ты, увлекаясь гордостью, еще более углубляешься в страсти и чуть было не впала в глубочайший ров – любострастие... И это показывает твою гордость. Как же тебе посметь восходить на высоту умного делания, когда ты находишься в таком жалком устроении? И те, которые проходят путь истинного послушания, самоотвержения и нудятся к исполнению заповедей Божиих, смиряются, считают себя хуже всех, да еще имеют наставников благодати, и те, проходя умную молитву, в беде находятся, ради многих бывающих прелестей и сетей вражиих, являющихся под видом истинных благодатных действий. А ты и понятия о сем не имеешь и дерзнула приступить к столь высокому деланию выше своего разума и устроения. Итак, предлагаю тебе и строго запрещаю, оставь твое начинание, а проходи путь послушания, в отсечении своей воли и разума, сопротивляйся страстям, при нападении оных открывайся могущим тебя уврачевать. Если бы ты открывалась прежде, то не пострадала бы то, что пострадала... И от всего оного смирись и считай себя хуже всех, и Господь помилует тебя. Мать N правду тебе говорит, что не может тебя благословить проходить умную молитву, я тебе это подтверждаю. Иди путем смиренным, и получишь спасение. Молись Богу в простоте сердца, находящие помыслы прогоняй смирением и не думай, что можешь сама их отгонять, и молитва твоя не истинная, в смирении отгоняется смущение, и ты можешь успокоиваться, считая себя сквернейшею всех; от усиления противиться помыслам помрачается ум и смущение увеличивается. Св. Иоанн Лествичник пишет: «Бог не взыскивает от новоначальных послушников молитвы без парения. Поэтому не скорби, будучи мыслями расхищаем, но благодушествуй, возводи ум твой ко вниманию, никогда бо не быть расхищаему мыслями единому ангелу свойственно». Еще: «Загляни в ум неискусных послушников и обрящешь там мысль заблужденную, т. е. искание высоких добродетелей, в том числе искание не развлекаемой от помыслов молитвы. Они безрассудно перескакивают через низшие ступени, будучи обольщаемы врагом, с тем, чтобы, искавши прежде времени сих совершенств, и в свое время их не получили». Итак, советую тебе оставить читать Добротолюбие и Нила Сорского, в коих есть много полезного, но ты полезное оставляешь и прежде времени нудишься на высокое, а оно выше меры твоей, а читай св. Иоанна Лествичника, аввы Дорофея и прочих отцов деятельные словеса и старайся, по силе, побеждать страсти, а за высокое не берись. Св. Исаак Сирин пишет: «Горе и люто есть предати новоначальному высокое» (Там же. Т. 2. № 56. С. 140).

«Я тебе напоминал, что нельзя всегда быть на Фаворе, нужна и Голгофа, а то неполезно иметь одни духовные наслаждения без огорчений – это путь опасный! Упоминаешь о пустоте и бесплодности жизни, – это мысль не пустая, но также от гордости происшедшая. Скажи мне, чего ты хочешь в себе видеть? Каких-нибудь благодатных дарований? Утешений духовных? Слез? Радости? Восхищения ума? Но ты не успела прийти в обитель и лезешь на небо, а таковых повелевают отцы свергнуть долу: Видишь, как мы горды, все хочется видеть, что мы «я», а не ничто... Как мало еще твое понятие, в духовном разуме, ты делай, а не ищи дарований, паче же смотри свои грехи, как песок морской, и болезнуй о них... Наше ли дело искать в себе плодов не вовремя! Это знак гордости, а даже в пустоте и в душевной горести должно нисходить во глубину смирения, а не говорить: «Где же искать спасения?» То-то и горе, что мы все хотим видеть в себе святыню, а не смирение» (Там же. № 106. С. 222).

«Ты, читая старца Паисия о молитве, и мечтаешь о ней, а взгляни на себя – в смущенном духе какая будет молитва? Не молитва, а маска молитвы, по слову св. Макария. А св. Симеон Новый Богослов в 3-м образе молитвы как велит к ней приступать? – «Хранить совесть к Богу, к ближнему, и к вещам». А нам, сколько можно, надобно стараться с чувством мытаря призывать Бога, всякою молитвою, и Иисусовою, но не мечтать о себе, что достигаем каких благодатных дарований, до коих «един от тысящи» достигает исполнением заповедей и смиренною молитвою. Благодать Божия всех достигает, но не равною мерою, и по мере нашего смирения исполняет дарований. Высоких не ищи, а смиренными водись» (Там же. № 174. С. 306).

«Добротолюбие читай и на деятельную часть подвизайся к исполнению заповедей Божиих, высота и чистота коих невольно заставляют нас смирить наше мудрование, а паче видя в себе воюющие страсти, и когда ведет тебя чтение к самоукорению и смирению, то благ плод принесет, а когда только будешь читать, чтобы знать и наострить ум знанием, то вместо пользы вред может быть» (Там же. № 253. С. 432).

«Написал я, что Вам опасно входить в духовность прежде времени, т. е. рассуждать о высоких вещах духовного умозрения и проч., а надобно видеть свои грехи и стараться побеждать и искоренять страсти, в этом состоит и цель нашего намерения, ибо по очищении от страстей само по себе откроется духовное чувство, а любовь Божия выражается в исполнении заповедей Божиих: «Любяй Мя заповеди Мои соблюдает» (Ин. 14, 21)» (Там же. № 253. С. 434).

«О памяти Иисусовой ты пишешь, что не имеешь оную всегда и не имеешь чувств, какие имела прежде, о сем я выше тебе написал, а молитва Иисусова, когда будет со смирением проходима, то водрузится, а чуть увлечется ум во мнение, то или от нее отпадает, или обольщается. При молитве подвизайся на заповеди, а не ищи теплоты: сия возвышает, а заповеди смиряют. «Прежде времени бедственно искать высоких» (Там же. № 258. С. 449).

«О Иисусовой молитве я писал Вам, чтобы смиренно проходить, не увлекаться во мнение и подвизаться на заповеди Божии, да сохранит Вас Господь от прелести вражией и дарует познать истинный путь. Читайте книги, но не для того, чтобы ум напитать знанием, но душу утучнить смиренным мудрованием и делы благими» (Там же. № 260. С. 454).

«Ты не дивись, что во время Иисусовой молитвы находят тебе студные помыслы: явно, что молилась со мнением, а не со смирением... И где уже нам лезть на высоту! Хотя бы мало видеть тропинку сего высокого делания! Ваше же устроение дневное, мятежное, зазираете других, судите и прочее – то уже ум и не может чисто помолиться. По крайней мере, вспомня все свои поползновения, смири свой помысл и молитвою смиренною проси от Господа помилования, а не успеяния в духовных дарованиях» (Там же. № 273. С. 483).

«Подумай, сообразна ли наша жизнь с хотящими проходить молитву? Она есть выше всех деланий, «яко любы Божия есть, и кто дерзостно и самочинно дерзает взыти на оную, попускается впасти в руки врагов и от них умерщвляем бывает», – пишет св. Григорий Синаит. И св. Исаак во 2-м Слове: «Гнев Божий приходит на таковых, и, подобно взошедшему в чертог в скверных ризах, будут извержены». Молитва требует более всего смирения, которое при старании исполнения заповедей Божиих, при виде своей немощи приобретается. Бесы сильно вооружаются на проходящих молитву, и только это оружие противодействует им и низлагает. Молись просто и Господь, даяй молитву молящемуся (1Цар. 2, 9), даст и умную молитву, по слову св. Петра Дамаскина. Итак, не малодушествуй о сем, а смиренно имей мудрование и обрящешь спасение» (Там же. № 285. С. 511).

«Ты спрашиваешь меня о собеседовании о Боге и о Его вездесущии, судьбах Его и прочем: при оном чувствуешь ты утешение, и позволительно ли оное чувство? Все то, что приводит нас к любви Божией и смирению, позволительно, но надобно знать нам свою меру и не увлекаться в высоту, а паче при страстном нашем устроении. Думаю, помнишь ты, как один брат говорил старцу, что всегда зрит Бога, а старец ему отвечал: «Блажен, кто зрит грехи свои»; и к Пимену Великому пришедши брат, когда вопрошал его о великих, Божественных вещах и материях, тот молчал и ничего не отвечал, а когда брат, быв вразумлен, стал вопрошать о немощах и страстях, то и он отверз уста свои, и благодать Божия излилась; впрочем, нельзя совершенно отречь сего собеседования, но не увлекаться утешениями. Мы ведь и читаем, и поем, а все поучаемся о Боге, и Его промысле, и о заповедях. Везде потребно смирение!» (Там же. Т. 3. № 40. С. 86).

«Молитву Иисусову, по младенчеству Вашему желая приучить Вас, так написал Вам проходить, дабы приучить, но Вы не смущайтесь за то, что сон восхищает от Вас оную, а паче смиряйтесь, ибо и самая молитва должна быть проникнута крайним смирением, ибо мы просили помилования нас грешных, а в Вас, видно, пробегает тайная мысль высокоумия и мнения, что нечто есмы; не ищите высоких действий в молитве и не отчаивайтесь в милости Божией – Он не оставит вопиющих Ему о помиловании» (Там же. № 54. С. 128).

«Твоя святыня желает достигнуть до высших ступеней. Ты хочешь видеть, что достигаешь, а это-то и есть дело гордыни. Св. отцы, достигши и высших степеней совершенства, считали себя не у что достигших и под всею тварию видели себя» (Там же. Т. 4. № 174. С. 284).

«Ты скоро хочешь достигнуть до возвышенной духовной жизни, подстрекаемая к сему гордостью и тщеславием. Ты полна страстей – гордости и тщеславия – и хочешь взойти в небесный чертог одеянная в скверные страстей ризы, и не боишься, что будешь извергнута вон. Св. отцы достигли высоты духовной жизни смирением, самоукорением, никак не думая, что они достигают высокой жизни, но считая себя хуже всех и под всею тварью. Исполняй заповедь Божию, люби не только ближних, но даже и врагов, и принимай от всех укоризны яко достойная того, а то ты чуть что сделала, уже и мечтаешь о себе» (Там же. № 177. С. 288).

«Я считаю вредоносным для Вас сии действия: испытание разума Писаний, для нас сокровенных и недоведомых, ибо прежде времени познать оных вредит нам и прежде делания первых познать второе неполезно, а через труды и исполнение заповедей, удобопонимаемых нами, откроет Бог и прочее, нами недоразумеваемое. А ежели прежде времени узнать весь разум Писаний, то, возгордившись, ум пренебрежет о деянии и все потеряет. Что скоро и без труда приобретается, то скоро теряется и пропадает» (Там же. № 1. С. 17).

«Деятельный разум предпочитается простому понятию и разумению Писаний, почему и сказано: «Разум кичит, а любы созидает» (1Кор. 8, 1). Не надобно углубляться далеко в разумение; чего иногда не понимаете, оставьте это так, ум еще не чист, не может всего обнять; будьте довольны тем, что разумеете, и постарайтесь оное исполнить, тогда и то откроется. Св. Исаак пишет: «Горе предати новоначальному высокая», – и в другом месте: «Не пользует разумение писаний пребывающих в страстях» (Там же. № 3. С. 25).

Я привел ряд наставлений старца Макария об Иисусовой молитве из его писем к монашествующим. Перехожу теперь к письмам его ученика и преемника прп. Амвросия.

«Пишешь, что во время молитвы у тебя бывают плотские движения и скверные хульные помыслы. Должно быть, ты во время молитвы держишь внимание ума внутри очень низко. Сердце человека находится под левым сосцом, и ежели молящийся человек держит внимание ума ниже, тогда и бывает движение плоти. Держи больше устную молитву, тогда и избавишься от подобных движений, от устной молитвы никто не впадал в прелесть, а умную, сердечную молитву без наставления проходить опасно. Такая молитва требует наставления, безгневия, молчания, смиренного самоукорения во всяком неприятном случае. Поэтому безопасней всегда держаться молитвы устной, так как мы скудны в терпении, смирении и безгневии, потому и требуется молиться особенно во время смущения и за себя и за оскорбивших: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных». Держись смирения и самоукорения, и поможет тебе Господь» (В Собрании писем старца Анатолия. С. 74).

«Пишешь, что когда творишь молитву, смотришь в сердце... Отцы святые советуют во время молитвы смотреть внутрь сердца, а не сверху, и не сбоку, и особенно если внимание ума нисходит ниже сердца, тогда возбуждается плотская страсть... Ни против чего так враг не восстает, как против молитвы Иисусовой. Поэтому как начала ты держаться молитвы Иисусовой, так и не оставляй ее, а продолжай, уповая на помощь и милость Божию» (Там же. С. 76).

«Вопрос: что лучше, совершать обычное правило или проходить Иисусову молитву? Ответ: лучше исполнять и то и другое, потому что под правилом жили и не оставляли оного великие мужи, каков был Антоний Великий и прп. Зосима, видевший Марию Египетскую. Стоя в церкви, должно слушать внимательно пение и чтение церковное, и, кто может, не должен оставлять при этом и молитвы Иисусовой, особенно когда нехорошо и невнятно слышно церковное чтение. Молитва Иисусова, по научению св. отцов, прилична, когда человек идет, или сидит, или лежит, пьет, ест, беседует, или занимается каким рукоделием. Кто может при всем этом произносить молитву Иисусову со смирением, тот не должен оставлять оной, за оставление же укорять себя и каяться со смирением, но не смущаться, потому что смущение, какое бы оно ни было, есть признак тайной гордости и доказывает неопытность и неискусство человека в прохождении своего дела. Когда кто-либо совершает келейное правило и среди оного почувствует особенное настроение духа к молитве Иисусовой или к поучению в каком-либо изречении Писания, тогда может оставить на время келейное правило и заняться тем или другим из сказанного. Так научают нас опытные отцы» (Письма Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. Т. 1. С. 83).

«Вчера вечером получил письмо от N, которая по твоему поручению пишет, чтобы разрешить тебе оставить обычное твое правило на всю твою поездку в N. Бог да благословит оставить обычное правило и постоянно держаться молитвы Иисусовой, которая может успокаивать душу более, нежели совершение большого келейного правила. Из прежних опытных старцев, по имени Василий, объяснял это так: держащийся большого келейного правила когда исполняет оное, то подстрекаем бывает тщеславием и возношением, когда же почему-либо не может исполнить своего правила то смущается, а держащийся постоянно молитвы Иисусовой одинаково пребывает в смиренном расположении духа, как бы ничего не делающий, и возноситься ему нечем. В Добротолюбии означен чин премудрых подвижников, которые ежедневно совершали малое обычное келейное правило, а остальное время дня и ночи употребляли на молитву Иисусову. Но ты, по привычке, вдруг перейти к этому не можешь, по крайней мере, не смущайся, когда неудобно бывает тебе совершать все твое правило, и особенно не заставляй перечитывать одно и то же, когда враг наводит забвение» (Там же. Т. 1. С. 177).

«...Прежде сердечной молитвы постарайся иметь молитву умную, держа внимание в персях и заключая ум в самых словах молитвы. Такая молитва проще и удобнее, и если в этой молитве будет успех, то, по свидетельству некоторых, она переходит и в сердечную» (Там же. Т. 2. С. 115).

«При постриге было сказано: вот тебе, сестра, меч духовный, глаголи выну во уме, во устех, в мысли, в сердце: Г. И. Х. С. Б. п. м. г. Держись и ты этого предписания и, како будет тебе возможно, так и произноси молитву, иногда умную, иногда устную, а на свободе и сердечную, если Бог поможет» (Там же. С. 121).

«Пишешь, что ты проходишь молитву Иисусову устную и умную, а о сердечной молитве не имеешь и понятия. Сердечная молитва требует наставника. Впрочем, кто сначала проходит правильно устную молитву, заключая ум в слова молитвы: Г. И. Х. С. Б. п. м. г., а потом будет проходить правильно и умную молитву, со смирением держа внимание ума в персех, то по времени и без наставника у некоторых умная молитва сама переходит в сердечную. Впрочем, у кого не переходит, должны довольствоваться устною и умною... Устную молитву, как бы кто ни проходил, не было примеров, чтобы впадал в прелесть вражескую. А умную и сердечную молитву проходящие неправильно нередко впадают в прелесть вражескую. И потому прежде всего должно держаться крепче устной молитвы, а потом умной, со смирением, а затем уже, кому удобно и кому благоволит Господь, переходит к сердечной, по указанию св. отцов, опытом прошедших все это» (Там же. С. 126).

«Описанное тобою искушение происходит от диавольской зависти. В Добротолюбии, в Главах Марка Подвижника о мнящихся от дел оправдатися, в главе 88-й, сказано: «Егда увидит диавол, яко ум от сердца помолися, тогда велия и злохудожныя искушения наносит». Просто сказать – враг за сердечную молитву восстал на тебя и хочет отвратить от оной, но ты не покоряйся ему. Искушение это милостию и помощию Божией пройдет, только ты против вражеских помыслов не представляй доказательств, потому что, по слову Лествичника, враги злохитры и могут со своей стороны представить тебе много возражений, а просто продолжай молиться, стараясь не внимать вражеским помыслам и презирать их, повторяя сладчайшее имя Господа нашего Иисуса Христа. Св. Лествичник пишет: «Именем Иисуса бей ратника. Несть бо сильнее оружия ни на земли, ни на небеси...» Не врагам противопоставляй, а сама про себя думай, что святейший Сын Божий во время Своей земной жизни с грешниками ел и пил, и не отрекся вечерять в дому Симона прокаженного, и дозволил заявленной в городе блуднице прикасаться и лобызать пречистые Свои нозе... Кратко сказать, ничего не отвечай врагам, а только молись и молись, призывая на помощь и милость сладчайшее имя Господа нашего Иисуса Христа, пришедшего в мир грешных спасти. А бестолковые толки вражеские, делать нечего, потерпи и понеси; через это стяжевается опытность духовная» (Там же. С. 136).

От писем старца Амвросия переходим к письмам старца иеросхимонаха Анатолия, который, по благословению старца Амвросия, был духовником Шамординских сестер... Его письма имеют ту особенность, что он с особенною любовью и настойчивостью привлекает своих духовных детей к деланию Иисусовой молитвы, он убеждает их держаться прежде всего устной Иисусовой молитвы, предоставляя дальнейшее воле Божией и предостерегая их от самочиния.

«Пишешь не без скорби, что сидишь, как заключенная, в келье, тогда как другие идут в церковь. Значит ты, матушка, забываешь о моем желании и напоминании, чтобы ты как можно больше держала устную молитву Иисусову. И особенно, когда остаешься одна. Это самое дорогое время укоренить ее в памяти. А ты, значит, умом блуждаешь – вот и делается скучно. А молитва Иисусова веселит сердце» (Письма. С. 7).

«Помню, что писала, что молитва Иисусова легче держится. Если так, слава Тебе, Господи! Продолжай и ухищряйся, чтобы держать ее крепче. Лучше этого времени никогда не найдешь. Когда разъедется торг, тогда хоть руками махай, да поздно будет. Только помни давнее слово: будь готова встретить скорби. Ибо всем, кому слюбится молитва Иисусова, враг никогда не оставит без отмщения, но непременно научит или старших или младших, а уж пакостей непременно натворит» (Письма. С. 9).

«Молитву умственно держать можно и по болезни, и по немощам, и по случаю народа, и в службе. Только от этого иногда голова болит, но что же делать? Зато слюбится. Тысячу раз слюбится. Ты старайся держать мысль с Иисусом не в голове собственно, а направляя несколько к персям, тогда, конечно, грудь заболит, но без этого нельзя. «Бог наш огнь поядаяй есть». И где нечисто – там и больно. Такая боль за недостоинство посылается, но со временем пройдет» (Там же. С. 12).

«Если желаешь иметь мир, то имей Иисуса если не в сердце, то хоть в устах, как и заповедовал я тебе лично» (Там же).

«Если хочешь быть благодарною, то воздай пятью словами: 1) Господи, 2) – Иисусе, 3) – Христе, 4) – Сыне, 5) – Божий – и к ним прибавляй: помилуй мя грешную. Так все и тверди. Этим и Богу угодишь, и меня отблагодаришь, и себя спасешь» (Там же. С. 14).

«Преподобная мать Т.! Ты меня истинно утешила, когда написала, что молитва для тебя уж не так трудна, как была прежде. Говорю о молитве Иисусовой. И слава Тебе, Господи, снисходящему немощам нашим! Постоянно творить ее тебе еще нельзя. Ибо, пока не вкусит человек (яко благ Господь), трудно непрестанно иметь в сердце Иисуса. Но и за то, что есть, слава Богу! Значит, пока держится молитва, не оставляй ее. А главное, во время молитвы окаяваяй себя как недостойную произносить имя, непрестанно славословимое на небеси и на земли ангелами и человеками. А скорби собирай как сокровище, ибо это очень способствует молитве Иисусовой. А потому враг и научает и подстрекает всех, кто только может, досадить тебе. Я тебя предупреждал давно, что всякий христианин, чем больше держится за эту молитву, тем больше озлобляет диавола, не терпящего имени Иисусова, и направляющего на такого людей, даже и близких. Я видел девицу, которую отец родной так возненавидел, что хотел убить. Только та проходила умную, чего нельзя тебе еще» (Там же. С. 20).

«Отвечаю тебе на твои недоразумения: молитва Иисусова не только не мешает, но даже способствует слушать чтение и пение, и помогает обыкновенной церковной и келейной молитве, и услаждает, очень услаждает сердце, и дух делает мирным, и мысль дает светлую. А ты думаешь неправильно, ибо ты девочка неопытная, да еще и своенравная. А ты старайся смирять себя, и молитва скоро привьется к тебе. Только не спеши, а жди помощи Божией» (Там же. С. 48).

«Твори чаще Иисусову молитву – повеселеет на сердце. Только постарайся выковыривать гниль сердечную, т. е. не увлекайся в нецеломудренные помыслы» (Там же. С. 52).

«Говорил я батюшке (о. Амвросию) о твоей молитве, которая начинается в церкви и переходит в сердце. Он говорит, что молоденьким это нейдет. А надо тотчас творить устами. Спасайся! Смиряйся!» (Там же. С. 58).

«Утешение твое молитвенное – не новость; я тебе не раз, а, может быть, сто раз твердил: потрудись, потерпи, а там – Сам Бог утешит. Нет, пусти М. домой, да в С., да в Иерусалим. А я говорю: подержи молитву, не только Рим и Иерусалим, а Сам Распятый за нас придет с Пречистою Материю. Вот тебе объяснение! Господь привлекает к Себе строптивых и малодушных именно таким образом. А то они тотчас возропщут и на Бога, и на отца своего, и на всех ближних, что они погибли. А теперь ты сама видишь, что не всуе трудилась и я тебя не обманывал. Это первая часть. А вторая последует после. Это утешение уверило тебя, что есть Бог и есть награда, затем оно отойдет от тебя, и Господь будет глядеть на тебя, что ты верная раба Его или лукавая, сластолюбивая, купленая раба, которая любит Господина только тогда, когда Он ее утешает. Вот ты тогда и покажи искреннюю любовь неподкупной невесты Его. Но это опять пройдет. И опять блеснет луч утешения. И так-то обучает Господь возлюбленных Своих. Но горе тебе, если ты вознесешься как богачка, сущи нищая! Диавол видит, что ты делаешь и откуда получаешь, и вот старается тебя отбить от пастыря, как юную неопытную овцу. Держись! Мир тебе и спасение! А главное, смиряйся! Лишь потеряешь смирение и самоукорение – тогда прощай!» (Там же. С. 61).

«Письмо твое я читал, читал и не мог надивиться: как это – девочка мне показалась умная, внимательная, а какие глупости плетет! Она верит помыслам, что творить молитву Иисусову есть нечто важное. Глупенькая ты, преглупенькая! Я ж тебе говорил, что эту молитву, как не требующую ни книг, ни поклонов, ни других тяжелых подвигов, дают старухам, больным и окаменелым сердцем. Конечно, кто ужасно любит ходить в церковь, придет прежде всех, не пропустит ни одного слова в церкви, придет домой – обливается слезами, зря свою нищету и недостоинство, – такому, конечно, Иисусову молитву не стали бы навязывать. А ты глупенькая, во всем повинная, ни молиться, ни смиряться, ни любить оскорбляющих, ни слова Божия слушать, ничего подобного не умеешь – а хочешь спастись! Что же нам оставалось с тобою делать?! Вот мы и дали тебе легонькую прелегонькую молитву – всего пять слов. А ты и тут ухитрилась отыскать что-то особенно великое, отличающее тебя от других, т. е. что собственно тебя должно бы смирять, а ты в безумии думаешь этим еще гордиться. Врагу, разумеется, страшно, что такая девчонка, ни на что не годная, вдруг спасется, и потому всячески тебя уловляет и внушает такие лживые и глупые мысли, что ты будто должна гордиться тем, что именно должно бы смирять тебя. Оставь же глупости, притекай к Иисусу, а не к диаволу. Иисус умер за тебя – значит, любит тебя. А диавол не умер, а скорее тебя хочет умертвить. Так и не слушай его. Я и батюшку Амвросия спрашивал о тебе; он тоже сказал: «Пусть продолжает, а диавола не слушает. А горло и грудь болят за недостоинство». Ибо и всякая, а особенно эта старушечья молитва, назначаемая только для больных и непотребных, хуже которых всех я, непотребнейший, требует познания своей немощи и смирения. А ты сдуру вздумала еще возноситься! Глупенькая ты, преглупенькая! А что радость разливается в сердце – это, я тебе кажется говорил, бывает. Иногда Господь желает подвижника утешить, видя, что он уже изнемогает, иногда же от усиленного напряжения к этой молитве. Сказано: «Бог, т. е. Иисус, огнь есть (грехи и немощи) попаляяй». И потому часто призываемый сладчайший Иисус не может не веселить сердце. Разве уж окаяннейший какой, яко же аз огрубелый, то долго не может чувствовать радости. А настоящие молитвенники через несколько дней чувствуют радость и сладость, которая из сердца разливается – и на всего человека. Но только опасно принимать ее без разбора: ибо и сатана преобразуется в ангела светла. А потому, как неопытная в духовной жизни, будь осторожна: и принимать берегись, и отвергать берегись. Прочти у Марка Подвижника Слово 2-е, гл. 28. Прочти еще в том же 2-м Слове гл. 133. А если оставишь молитву, куда тебя тогда девать? Терпи. Это скоро все пройдет и слюбится. Молитва прекращается – это обыкновенно от празднословия, обжорства, осуждения и главное от гордости. А так как ты особенно горда, то особенно и держись за эту молитву. А чтобы она никогда не прекращалась, так для этого ты, молоденькая, посиди у моря, подожди погодки! Помыслов опровергать ты тоже еще не можешь, а будет с тебя, если будешь терпеть и звать Иисуса. А когда грехов за собою не видишь, тогда бываешь в диавольском устроении. Он тоже своих грехов не видит и, никогда не каясь, не обвиняя себя, думает, что Бог пристрастен к человеку, ибо любит его, а Бог за то и любит человека, что он кается и смиряется. И ты во всем кайся и смиряйся, и Бог спасет тебя!» (Там же. С. 70).

«Получил твое письмо и спешу тебя успокоить. Первое – ты не слушала меня. Я тебя не один, а много раз предостерегал: когда будет утверждаться молитва, отнюдь не спускай внимания вниз. Иначе блудная страсть замучит. И это не есть прелесть, а дело естества, происходящее от неправильного умного делания. Вот если бы эту сладость приняла за благодать, тогда была бы прелесть. А теперь еще можно поправить дело. Тем больше, что ты сама сознаешь путаницу. А исправление начни с того не спускай вниз внимания, а держи ум в средине сердца. А (если не можешь), оставь на время и займись чтением. Хорошо, если бы ты приобрела книгу Паисия Величковского. Тебе надо ее прочесть. Держись этого правила и не погибнешь. Молитвы же не оставляй. Такие уклонения случаются со многими. Мир тебе и спасение!» (Там же. С. 73).

«У меня были опыты, что ученые и даже очень ученые по книгам, на деле ни на волос не понимали духовного делания. Потому что этот путь дается не книгою, а кровью. Даждь кровь и приими духа» (Там же).

«Прочитавши письмо твое, я тогда же пошел к батюшке Амвросию. И вместе разбирали его. Мы не нашли в молитве неправильностей. Только таких вещей, как благоухание, принимать не должно. Об этом пишет св. Симеон Новый Богослов в 1-м образе молитвы. Сердечного места упруго отыскивать не должно: когда возрастет молитва, она сама отыщет оное. Наше старание – заключать ум в слова: Г. И. Х. С. Б. п. м. г. Свт. Димитрий учит: «Где ум, там и сердце». Что молитва прерывается, это иначе и быть не может. А если постоянно стоит, то учат св. отцы: «Убойся – это волчий путь». А как говорить? Что видим в воздухе? То дождь, то солнце, то снег, то ветер, то жар, то холод. Так и в нашем устроении: одно состояние быть не может и не должно. А когда прекращается молитва умная, берись за устную или за чтение. А когда и это нейдет, берись за поделие. А переменять руководителя на полдороге опасно. Бог тебя благословит продолжать начатое дело, никако не устрашаясь, ни усумневаясь. Бог нам помощник. Самочинникам, правда, должно бояться. А кто, сознавая свою немощь, вопрошает других, тот благонадежен. Только всегда укоряй и смиряй себя» (Там же. С. 75).

«Молитва прекратилась – или от самомнения, или от осуждения. А главное – чтобы мы были смиренны» (Там же. С. 77).

«Если устная молитва сама собою переходит в умную, то прекращать не нужно. Только все укоряй себя и не смущайся». «Очень ты меня утешила, что желаешь учиться молитве Иисусовой. Начинай с устной. А прежде всего, вместо фундамента, положи терпеть скорби. Тогда она скоро привьется» (Там же. С. 121).

«Ноздренное дыхание впоследствии объясним. А пока вот немножко: ты дышишь чем? Ухом? Ведь ноздрями? Ну вот тебе и все! Значит, соедини с дыханием молитву, как учит Лествичник, вот и ноздренное дыхание. А что дальше должно быть, дальше тебе покажется, а теперь и сего довольно» (Там же. С. 128).

«Главное – держись Иисусовой молитвы, иногда устами, а иногда умом» (Там же. С. 146).

На этом мы заканчиваем ознакомление с наставлениями Оптинских старцев и переходим к Валааму.

Иерей. Я слышал, батюшка, что между Оптиной пустынью и Валаамом существует духовная связь. Кто-то из Оптинских старцев подвизался сначала на Валааме, а потом перешел в Оптину.

Инок. Да, связь, действительно, существует, и не только между этими двумя обителями, но и между ними и Саровскою пустынью. Все они в своем духовном росте тесно переплелись своими корнями. И Оптина пустынь, и Валаамский монастырь (последний в особенности) ведут свое происхождение с времен глубокой древности, но начало их духовного процветания относится к концу XVIII в. и связано у Валаама с Саровской пустынью, а у Валаама и Оптиной вместе с великим Молдавским старцем, схиархимандритом Нямецкого монастыря Паисием Величковским. И Оптина и Валаам призваны к новой духовной жизни двумя знаменитыми архипастырями, сверстниками и сослуживцами: Оптина – митрополитом Московским Платоном, Валаам – митрополитом Петербургским Гавриилом, которые оба находились в непосредственных письменных сношениях со старцем Паисием. Для возрождения и устроения Оптиной пустыни был прислан инок Авраамий из Пешношского монастыря, где тогда настоятельствовал архимандрит Макарий, имевший личную переписку со старцем Паисием, а для восстановления и возрождения Валаама почти в те же самые годы был вызван из Сарова старец Назарий. И как Авраамий положил в Оптиной пустыни твердое основание ее дальнейшего преуспеяния, так и Назарий дал Валаамской обители твердое духовное направление. В начале XIX в. на Валааме поселились ученики старца Паисия – Клеопа и Феодор со своим учеником Леонидом. От них пошло на Валааме старчество и духовное делание по заветам старца Паисия через их учеников – Евфимия и других, а Леонид – переселившись в Оптину, положил там начало Оптинскому старчеству. Вот как переплелись более ста лет тому назад духовные нити, связывающие три знаменитые обители – Саров, Валаам и Оптину.

Духовное влияние питомца Саровской обители, а также и суровая, северная природа Валаама, островное его положение и отрезанность от остального мира содействовали развитию в нем сурового подвижничества, и его не напрасно называли и называют Русским Афоном. На его островах процвели все виды монашеского жительства и тяжкий подвиг пустынножительства и отшельничества среди лесов и скал отдельных островов, с принятием на себя самых трудных и суровых видов подвижничества, постничества, молчальничества и др., и средний путь скитнического жительства, под сенью небольших деревянных и каменных благолепных храмов, воздвигнутых в разных местах Валаамского архипелага, и, наконец, огромное общежительное братство на главном острове.

Нужно, однако, сказать, что на Валааме, при всей суровости внешнего подвижничества, создавшего его славу в православном мире, не было оставлено без внимания и внутреннее духовное делание, прочное основание которому было положено старцем Назарием. Проживавшие на Валааме, в Большом скиту, ученики старца Паисия, несмотря на кратковременность своего пребывания в обители, также оставили свой след и имели учеников. Делание Иисусовой молитвы, изучение аскетических писаний св. отцов, келейные выписки из их творений никогда не прекращались на Валааме. В огромной библиотеке Валаамского монастыря имеется большой рукописный отдел, состоящий из дневников и келейных выписок из святоотеческих книг, оставшихся после скончавшихся валаамских иноков. Этот материал еще недостаточно изучен.

Было на Валааме всегда и старчество, хотя и в несколько ином виде, чем в Оптиной пустыне. Из валаамских подвижников, делателей Иисусовой молитвы и старцев я хочу остановить Ваше внимание лишь на старце-слепце схимонахе Агапите потому, что о нем у меня имеется больше письменных сведений, чем о других. Около него группировался кружок делателей Иисусовой молитвы. Между ним, свт. Феофаном Затворником и духовником Гефсиманского скита при Троице-Сергиевой Лавре, а впоследствии игуменом Зосимовой пустыни Германом шла оживленная переписка о делании Иисусовой молитвы. Это дает возможность точно изложить его наставления об Иисусовой молитве и об умном делании. Отличительными чертами его наставлений являются простота и сердечная умиленность. Прежде всего приведу составленную им и его сотрудниками записку: «О молитве Иисусовой, словесно, умно и сердечно совершаемой», просмотренную и исправленную свт. Феофаном, что придает ей особенное значение. Вот эта записка:

«1. Об устной. В сокращенном виде она говорится так: «Господи, помилуй»; «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго», – а в полном – так: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». В начале она произносится большею частью принужденно и неохотно, но по мере упражнения и себя к ней принуждения, если только есть решительное намерение посредством молитвы, с помощию Божией благодати, умалить всесторонние страсти, она от частого в ней упражнения, по мере умаления страстей, время от времени будет делаться легче, приятнее и желательнее. При устной молитве всевозможно должно стараться держать разум в словах молитвы, говорить неспешно, все внимание сосредоточивать в мыслях, выражаемых словами, а когда ум будет увлекаться в посторонние помыслы, без смущения опять вводить его в слова молитвы (Лествичник. Сл. 28. Гл. 17). Нерассеянность уму дается не скоро и не тогда, как захотим, а когда смиримся и когда Бог благоволит. Сей Божий дар временем не определяется, ниже количеством молитв, а сердечным смирением и Христовою благодатию и всегдашним себя к ней принуждением. Из устной внимательной молитвы бывает переход к молитве умной, которая называется так тогда, когда одним умом к Богу устремляемся или зрим Бога.

2. Об умной молитве. При умной молитве необходимо должно держать внимание в сердце пред Господом. По мере нашего усердия и смиренного тщания в молитве дарует Бог первое дарование уму нашему – собранность и сосредоточенность в молитве. Когда внимание ко Господу делается неотходным, оно есть внимание благодатное, а наше собственное внимание всегда бывает принужденное. От такой умной молитвы бывает переход к сердечной внутренней молитве, если только есть опытный учитель, очень удобный и свободный. Когда чувствами сердца с Богом бываем, а любовь к Богу сердце исполняет, тогда такая молитва носит название сердечной.

3. О молитве внутренней сердечной. В Евангелии изречено: «Аще кто хощет по Мне идти, да отвержется себе и возмет крест свой». Если применить эти слова к делу молитвы, то они будут означать следующее: кто хочет законно подвизаться в молитвенном подвиге, пусть прежде отвергнется своей воли и собственных разумений, а потом понесет крест, т. е. труд тот душевный и телесный, который неизбежен при этом подвиге. Предав себя всецело неусыпному попечению Божию, надо смиренно и благодушно переносить этот труд ради истинного блага, которое даруется усердному молитвеннику от Бога в свое ему время, когда Бог своею благодатию положит пределы нашему уму и уставит его неподвижно с памятию Божией в сердце. Когда подобное стояние ума сделается как нечто естественное и постоянное, оно носит у отцов название соединения ума с сердцем; при таком устроении уму уже не бывает желания быть вне сердца, напротив того, если по каким-либо обстоятельствам или многою беседою удержан будет он вне сердечного внимания, то у него бывает неудержимое желание опять возвратиться внутрь себя с какою-то духовною жаждою и с новым усердием опять заняться созиданием своего внутреннего дома. При таком сердечном устроении у человека из головы переходит все внутрь сердца, и тогда как бы некий умный свет озаряет всю его внутренность, и, что он ни делает, ни говорит, ни помышляет, все делается с полным сознанием и вниманием. Он может ясно видеть тогда, какие приходят к нему помыслы, намерения и желания, и охотно понуждает ум, сердце и волю на послушание Христово, на исполнение всякой Божией и отеческой заповеди, всякое же уклонение от них заглаждается чувством сердечного покаяния и сокрушения с непритворным жалением и с приболезненным смиренным припаданием к Богу, прося и ожидая свыше помощи к своей немощи. И Бог, смотря на такое его смирение, не лишает его своей благодати...».

Привожу выдержки из писем о. Агапита к о. иеромонаху Герману о молитвенном делании, написанных с чрезвычайною простотою и сердечною теплотою.

«Милость Божия буди с Вами, Боголюбивейший наш Батюшка, отец Герман! Мы все, Ваши духовные друзья, усердно, умносердечно издалека Вам кланяемся, и смиренно просим земным поклонением Вашего отеческого благословения и св. молитв, и при помощи Божией за предстательство Богородицы желаем Вам от Господа Бога временного и вечного блага, яже к животу и благочестию и к преуспеянию христианского совершенства... Об рукописи Вашего старца особенного Вам сообщить нечего... в ней вредного и опасного нет, а все изложено от опыта и простоты. Только насчет келейного правила он пишет несогласно с разумом св. отцов, и говорит: «Для чего давать правило? ...Писано бо есть: бдите и молитеся, и еще: молитеся непрестанно». А св. отцы наши говорят так: только совершенные в духовной жизни не требуют правила, а прочим всем необходимо нужно иметь правило, только чтобы оно было сообразно с душевными и телесными силами, по умной способности каждого, какою кого Бог наградил, как Он и Сам в св. Своем Евангелии объяснил: овому дан один талант, овому же два, овому же пять, каждому по его силе, а зарывать талант в землю нерадением и нечувствием никому не заповедал и даже за сие строго наказывает. Мы Вам, батюшка, правила не определяем, а Вы сами с благоразумием себе уставьте. Дело не в количестве правила, а в качестве оного, а иных приводит и количество к качеству, а у преуспевших бывает больше уже от качества количество. Мы Вашего устроения хорошо не знаем; Вы для себя можете лучше сие устроить, только все делайте по разуму Божию, и по воле Божией, и в славу Божию, а не в свою, и всевозможно избегайте праздности, многословия и многоспания – это самые злые враги молитвенного преуспеяния. Когда Господь даст Вам тихую и внимательную молитву, больше всего ей прилежите. Молитва не в словах заключается и не в числе слов, а во внимании, и сердечном смирении, и чувстве покаяния, веры, страха Божия, любви к Богу и ближнему. На духовной Божией любви, как к Богу, так и к ближнему, все наше спасение основано. Все законы и пророки на сих двух заповедях содержатся. Иоанн Златоуст так пишет: что мы делаем без любви к Богу и ближнему, там Христос уже не имеет, где главы подклонити, а любовь познается в исполнении Господних заповедей. Тот, – говорит, – любит Меня, кто слово Мое соблюдет, а кто Меня не любит, тот и слов Моих не соблюдет... Вы пишете насчет грудной тесноты и боли. Вы на сие обратите внимание всестороннее, нет ли у Вас неумеренной ревности и разгорячения – поскорее развить умно-сердечную молитву? Это, батюшка, очень вредно, а должно во время молитвы в первоначальных ее степенях соединять ум с сердцем посредством внимания и молитвы без собственного разгорячения, с тихостию и спокойствием духа, без особенного плотского и кровяного напряжения. Насильственным душевным и телесным чувством истинно духовной молитвы приобрести невозможно. Она даруется Богом в свое время не за нашу плотскую ревность, а за духовное чувство смирения и всегдашнее покаяние, и посильное усердное упражнение, а от неумеренности и кровяного разгорячения многие повредились и вредятся...»

«Милость Божия буди с Вами, Боголюбивейший наш батюшка, о. Герман! Вседушно желаем Вам всякой Божией милости и во всем духовного преуспеяния, и издалеча с сердечною любовию Вам кланяемся, и умно припадаем к Вашим стопам, и с живою верою просим Вашего отеческого благословения и св. молитв. Письмо мы от Вас получили, за что Вас попремногу благодарим; не знаем, по какой причине мы, в чем Вас просили, Вы нам ничего не ответили, а именно, мы просили объяснить для нашей духовной пользы об умном внимании и о предметах духовной памяти во время молитвы, но мы с терпением подождем, а все-таки просим объяснения, и сотвори любовь – насчет этого предмета нам что-нибудь опиши: у нас и в начале было такое намерение, чтобы друг друга духовно назидать, а от вредного предотвращать. И мы не стыдимся о своем скудоумии: оно для нас очень прилично по воспитанию и по нашей нравственной жизни, и мы, батюшка о. Герман, душевно расположены больше назидаться, нежели назидать, а истинная любовь, присвоенная Божиею благодатию, не ищет своего, а стремится к общей пользе. Мы Вам желаем несколько объяснить о памяти и предметах для Вашей духовной поверки, и мы не столько Вам пишем от собственного опыта, сколько от слуха истинных и нелживых уст. Во время умной чистой молитвы, а особенно, когда сподобится ум непарительности и вниманием прилепится в молитве к сердцу неисходным пребыванием, тогда в очищенной памяти, чуждой всякого мечтания и разнообразных вещественных предметов, вот чем бывает память занята: 1) своим пред Богом ничтожеством и зрением непрестанной своей греховности, в чувстве непрестанного покаяния и во всегдашнем ожидании смерти, по смерти строгого испытания от лукавых бесов и неизвестного определения в вечности, второго Христова и страшного пришествия и окончательного, неумытного и вечного от Бога определения всякому разумному существу; 2) памятью о пречистых Христовых страданиях и всей Его земной жизни и о Его Божественном изречении, в Ветхом и Новом Завете написанном, св. апостолами и св. отцами изъясненном, что к нашему спасению относительно и о Его Божественном о нас домостроительстве; 3) о Божественных свойствах: первое – о Божием всеведении, о Его всемогуществе и премудрости, о Его вседержительстве, благости и человеколюбии, правосудии и долготерпении. Вот, батюшка о. Герман, все сии Божественные и духовные предметы так тесно срастаются с нашею памятью в чистом, умно-сердечном молитвенном делании, и они в чистой беседе с Богом не препятствуют, а больше нас возбуждают к духовной ревности, яже по Богу.

Чистая молитва и называется беседою с Богом, а память и размышление о духовных и Божественных предметах, сами собою в чистом уме и сердце непрестанно возникающих, называются богомыслием, их ясно понимать можно только собственным опытом, а прежде опыта надо пользоваться духовною и живою верою, от постоянного умного делания и исполнения Господних заповедей проистекающею. Только, батюшка, еще прибавляем Вам: вышеозначенные духовные предметы действуют на душу, и тело, и на наш дух по мере умного, сердечного и истинного, делания и непрестанного в нем упражнения и действуют на сердце и на нашу память не все вдруг, а попеременно, однако непрестанно: иногда действует сильно память смертная; иногда больше действует Суд Божий и вечное неизвестное определение; иногда память о Царствии Небесном, а иногда об адском вечном мучении; иногда сильно действует страдание Господне и земная жизнь нашего Спасителя, Его распятие и смерть ради нашего спасения, воскресение, и на небеса вознесение, и Его второе страшное пришествие; иногда сильно действует на нас память истинных Христовых подвижников, ради любви Христовой до кончины вся претерпевших; иногда действует неизъяснимо словом на все наше грешное существо страх Божий от живой веры в Его при нас присутствие, если мы только углубим в наш ум и сердце, что мы стоим, ходим, делаем, сидим, едим, пьем, говорим, глядим, слышим все как бы пред очами Божиими, при Его всеведении, всемогуществе и вседержительстве, премудрости и благости. Вот о сих последних непрестанно водруженная в уме и сердце память всего больше может привести нас к истинному умносердечному чистой молитвы деланию и к духовному совершенному преуспеянию, а не одни только наши слова молитвенные могут нам доставлять истинную и непрестанную молитву. И это Вам буди известно, батюшка о. Герман: во время умной молитвы, собранной и непарительной, вышеозначенные духовные предметы бывают в памяти без воображения, безвидно, неколичественны, а только в одной чистой памяти без всяких образов в нашей памяти действующих вместе с памятию Бога. Помимо же умной молитвы можно упражняться богомыслием и размышлением тонкочастным о всех Божественных судьбах и о Его Божественных свойствах, насколько Божия благодать будет просвещать наш ум и сердце о Божественных истинах. Вот, батюшка о. Герман, по мере нашего скудоумия и по душевному о духовной любви расположению мы Вам отчасти объяснили о памяти и духовных предметах, которые рождаются от непрестанной умной молитвы и Божией памяти, а е(сли мы что не так написали, Бога ради просим исправления: мы веруем, что Вы можете поправить, а нас в ошибках Бога ради простите...

Еще прибавляем от преизбытка духовной любви нашей к Вам и к Вашему и нашему преуспеянию, что вышеписанное о духовных предметах и Божественных свойствах не на всех действует одинаковым чувством: на иного действует больше память смертная, на иного суд Божий и неизвестное вечное определение, на иного Царствие Небесное, на иного адское вечное мучение, на иного спасительные Христовы страдания, на иного страх Божий и непрестанная память о Божием присутствии, всезрительстве, всемогуществе и вседержительстве, на иного сильно действует Божие благодеяние и долготерпение. И вот что тут надо заметить нашим умным вниманием и душевным чувством: который предмет из обозначенных нами на кого чаще и сильнее действует к горению нашего духа и к ревности о благочестии, тот и надо себе сильнее присваивать и тверже его укреплять во все наши душевные чувства. Одно духовное чувство, тяготеющее в нашем уме и сердце и в незабвенной памяти, довольно способно нас подвигнуть к духовной ревности, и пробудить наши духовные чувства от душевной дремоты и нашего нерадения, и привести нам на память и прочие духовные предметы. Только для сего требуется, батюшка, самоотвержение своего разума и своего хотения, и взять крест – сиречь умерщвление от всего страстного и любосластного, и идти путем Господних заповедей и живою верою без всякого сомнения и самонадеянности, при содействии в нас Божией благодати, до последнего издыхания нашей жизни. Претерпевый до конца той спасется. Благослови нас, отче святый, и помолись за нас, и прости нас...»

В жизнеописании старца Агапита (Изд. Валаамского монастыря. СПб, 1910) имеются некоторые его наставления о молитве Иисусовой.

«Сердечное внутреннее делание есть наука из наук и художество из художеств и опытные в сем делании всегда пребывают в страхе и трепете, по причине тесного и весьма темного пути, который обретается лишь с помощию опытных наставников» (С. 39).

«Уму надо давать крайнее внимание, сердцу трезвение, воле бодрствование, чтобы она помимо молитвы ни во что не увлекалась, а если по немощи увлечется, то надо опять, ободрившись, внимать молитве. Без трех сих: внимания, трезвения и бодрствования – истинная и чистая молитва произноситься не может; сие делание молитвы надо хранить неопустительно до последней минуты жизни, при всяком молитвенном даровании, по заповеди Господней: бдите и молитеся, да не внидете в напасть» (С. 40).

«Проходить делание молитвы Иисусовой нужно под руководством опытных людей. Ибо от духовного бессоветия и от доверия своему мнению, рассуждению, душевным и телесным чувствам происходит в неопытных молитвенниках ложное душевное радование или, наоборот, малодушная скука и сердечное ожесточение» (С. 41).

О. Агапит очень советовал делание молитвы Иисусовой вести в тайне:

«Постарайтесь со смиренным тщанием укрыть от всех свое смиренное делание. Когда дорогие вещи кладутся неосторожно при пути, они удобно похищаются ворами, а хранимые в крепких кладовых, под хорошими замками, сохраняются от всех безопасно» (С. 42).

«Кто истинно упражняется Иисусовой молитвой, тому бывает всегдашняя жажда, со всяким отсечением своего разумения и воли, если только найдет опытного человека, с простосердечием и любовию пользоваться духовным советом и во всем стяжать правое истинное рассуждение» (Там же).

На вопрос некоторых лиц о том, как может держаться молитва Иисусова в сердце, о. Агапит отвечал: «Это вещь очень секретная. Мы сами по себе хотя бы очень тщательно старались ум держать неисходно в сердце, без дарования Св. Духа это невозможно и не бывает, но пусть это вас не смущает, что не можете ум держать в сердце постоянно, трудитесь с усердием и просите милость Божию, чтобы Он дал вам сие дарование, как Ему угодно, а преждевременно сего желать запрещаю. А во время немощи, лености и умного изнеможения имейте всегда в сердце благоразумное и благодарное терпение, с благоговением предавайте себя воле Божией в смиренном чувстве покаяния и со зрением своей греховности, с вопитием к Богу: «Помилуй мя, Господи, яко немощен есмь». Смущаться и унынию себя предавать в это время не должно, а благодушно и пождательно ожидать доброго изменения» (С. 42).

Своих учеников о. Агапит понуждал, «чтобы они любили не одно голое слово, но проводили бы его до чувства сердца и, с помощию Божией благодати, принуждали бы себя к точному исполнению всякого доброго дела, памятуя, что только нуждницы восхищают Царствие Божие, а для нерадивых и лукавых оно недоступно, и что наше падшее естество требует всегдашнего к добру принуждения, а особенно к такому добру, которое делается с истинным смирением» (С. 35).

О молодых и новоначальных о. Агапит имел особую заботливость, «чтобы враг нашего спасения под видом добра не обольстил их к вечной погибели» «Молодость, – говорил он, – по своей природе и худым привычкам, очень непостоянна, а потому наставнику надо с мужеством охранять новоначальных и молодых иноков, внушая слова Свящ. Писания: в терпении вашем стяжите души ваши, – т. е. что те только приобретают спасение, которые претерпят до конца жизни в борьбе со страстями и сохранят непорочность совести».

Внутренний молитвенный труд о. Агапита хорошо уясняется из писем к нему свт. Феофана Затворника, к которому о. Агапит обращался за советами. Таких писем имеется в печати девять. Приведу несколько выдержек из них, свт. Феофан пишет о. Агапиту.

«Кроме того, что Вы видите в помянутой Вами книжке о молитве Иисусовой, я ничего Вам прибавить не умею. Если для Вас мало того, то потрудитесь сами просмотреть об этом в той книжке, на которую та книжка указывает. А что покажется и после недостаточным, спрашивайте у своих, Богом Вам данных руководителей: настоятеля обители, духовного Вашего отца, отца восприемного и единомысленных братий».

«Положите себе жить в памяти Божией и ходить в присутствии Божием – и это одно приведет Вас к доброму концу. Все же от благодати Божией. Без благодати Божией никаким другим способом ничего духовного приобресть нельзя. Как уканет благодать в сердце, тогда все пойдет как следует быть».

«Тому состоянию, в котором Вы себя чувствовали во время св. поста, нельзя не порадоваться. Благослови Вас Господи и всегда так пребывать! Восприимите смиренное ничего себе неприписывание, видение одних своих недостатков, погрешностей и опущений и болезненное из сердца взывание: «Боже, милостив буди мне грешному!» И благодать Божия никогда не отдалит от Вас своего осенения и покрова. Аминь.»

«Послушание, на Вас наложенное, надо нести. Это враг Вас мутит. И все Ваши изветы – его суть изделия. Без послушания быть в обители стыдно. И Вам дано послушание для избежания сего стыда, и притом такое, которое Вам подручнее всякого. Вы исполняете его сидя, одним словом. Что легче слова? А добра от него сколько! – Вы говорите: «Не способен».– Об этом не Вам судить, а о. игумену... Приказано делать, и делайте, не рассуждая. «Ни ума, ни жизни нет у меня подходящей к такому послушанию», – говорите Вы... Если бы этого не было в Вас в какой-либо мере, о. игумен, конечно, не тронул бы Вас. Разве он враг братий, которых отряжает на Вашу долю?.. «Ученики – помеха в молитве». Никакое доброе дело не может быть помехой в молитве: добрые дела и молитва – родные сестры и одна другой руку подают... «Старчество затруднительно ныне». А когда оно было свободно от затруднительности? По самому свойству своему оно затруднительно. Но ему всегда присуща помощь свыше... «Старчество малоплодно». Это несправедливо. Никакое слово не останется бесплодно. Только плод не тотчас появляется. Да и как Вы судите о плодах?! Если бы Вам поведено было всех сделать святыми, другое дело. А Вам сказано только: «Придут братия, сказывай им, что Бог пошлет». – «Отвечай за них». Если не будете говорить что нужно, будете отвечать, а коль скоро Вы с любовию говорите все должное, Вы свое дело сделали... и отвечать не за что. «Поступают в монастырь не ради спасения». Коль скоро кто пришел в монастырь, значит у него есть духовная зазноба. Но в начале она слаба. Вам предстоит развить ее и усилить. И трудитесь. Труд с Божией помощию все преодолеет... Молитесь о всех, Вам врученных, со слезами, каждому испрашивая благопотребного... и себе просите вразумления. И потом не беспокойтесь, ни что сказали, ни что еще сказать, ни что из того вышло».

«Мне не неприятно вести с Вами беседу, – пишет свт. Феофан, – в чаянии научиться от Вас духовному деланию. Вы нашли драгоценную бисеринку. Слава Богу! Теперь держите ее – и по какой-либо ошибке не продайте или не променяйте ее на глиняные тетерки. Пребывайте в том, что есть, болезненно припадая к Господу, да соблюдет Он в Вас великий дар сей неутраченным. Я не имею, что сказать Вам, и пишу, чтоб приложить прошение: помолитесь, чтобы и мне многомилостивый Господь даровал сию бисеринку. А прежде того, чтоб даровал мне дух покаяния и утвердил в нем, ибо без этого никакой дар не дается и плодов не приносит. Вы что-то упоминали о порядках в монастыре. Какое нам с Вами дело до тех порядков? Они не на нашей шее лежат. Тот и пусть кряхтит о них, кому они поручены».

«Вы все спрашиваете и желаете слышать о духовном, а я по этой части недоучен... Память Божия, память смертная, дух сокрушен... и болезненное к Богу припадание: «О Господи, спаси же! О Господи, благопоспеши же!» Се – прямая дорога! Не мое это слово, а всех старцев, прямо на дело смотрящих. Кто попадет на это, тому нечего охать! Посылаю Вам книжки: «Невидимая брань»... Желаю, чтобы Вы в этой книжке нашли все Вам нужное».

«Очень рад начать опять с Вами беседу. Очень утешительно видеть, что Ваша ревность о делании внутреннем пребывает в Вас в силе и занимает внимание Ваше.

Ваши недоумения и вопросы: «Можно ли при молитве Божией Матери и святым стоять вниманием в сердце?» – Можно... Молитва всякая должна из сердца идти. Следовательно, там и внимание должно быть».

«Есть ли какая разница молиться со вниманием внутри сердца или при устех внимая словам молитвы, со смиренным и покаянным чувством, при неотходном памятовании Бога вездесущего и всезрящего со страхом и благоговением?» – Последние слова, что я подчеркнул, составляют дух молитвы. И у кого это есть, тот стоит в сердце: ни о словах, ни об устах помышлять ему некогда, и на ум не приходит. Эти слова: «при устех внимая» – новая выдумка, нигде у св. отцов не встречаемая... Ваши слова подчеркнутые составляют существо молитвы. Все прочее: наклонение головы, стеснение дыхания, сидение на стульце, введение слов молитвы через ноздренное дыхание и эти конец языка и губы – будь не будь, это простая обстановка, ничего существенного не имеющая... Обстановка молитвенного труда – несущественное дело. И при сей обстановке некая теплота приходит в сердце, но это наша трудовая, а не благодатная. Считать и эту благодатною есть прелесть...»

«Можно ли говорить: «Господи, Иисусе Христе, Богородицею помилуй нас?» – Можно. Но откуда родился вопрос? не взываем ли в церкви: «Свят, свят, свят еси, Боже, Богородицею помилуй нас!»

«Можно ли вместо слова мя говорить нас?» – Можно. Когда молитва о себе – мя, когда о всех – нас.

Мысль о молчании и уединении – добрая мысль. Но ведь Вы и так сидите одни... Иногда же поговорить с братом единомысленным куда как хорошо... Так, я думаю, Вам вот как можно: церковь да келлия – закон неотложный, без крайней нужды никуда не выходить... Самому на беседу не навязываться, а когда кто в нужде духовной заведет речь, надо поговорить с ним добре... Когда при умилении слезы приходят сами собою, пусть идут, а когда не приходят, и одного умиления сердечного достаточно. Можно себя раздразнить на слезы и поплакать, но не следует этого считать чем-нибудь, хотя слезы всегда умягчают сердце».

«Вот и добре! Благослови Вас Господь быть так, как написали... И совсем забудьте и кончик носа и губки свои святые. А будьте исполнителями правила, Филофеем Синайским изреченного: «С утра стань у сердца и именем Иисуса бей ратников». В молитве что много заботиться о словах и произношении их? Все должно быть поглощено чувством к Богу: или сокрушением, или благодарением, или прошением чего потребного для души и тела и для внешнего положения с верою и упованием. Такие чувства и подобные им да порождают вопль к Богу, и сей вопль будет настоящею молитвою, – и, скажу, единою, истинною. Прежде начала молитвословия надо оживлять сии чувства размышлением, напряжением внутренним на них и молитвою о них, а потом и весь день пребывать с ними. И будет сие непрестанная молитва... Не сласти ищите духовной, а того, чтобы со страхом и трепетом стоять пред Господом, Божеское Ему воздавая поклонение».

«Говоря о состоянии Вашей молитвы, на третьем месте полагаете недоброе состояние, которое изображаете так: «бывает так стеснительно, что ни ум, ни сердце не могут произносить молитвенных слов, а как бы умученные и убитые, в неподвижном стоянии внутри, в чувстве своего ничтожества и покаяния». Не умею понять, почему Вы такое состояние называете недобрым?

«Стоять внутри неподвижно, и, конечно, пред Господом есть хорошее состояние. Если при этом имеется еще чувство своего ничтожества и покаяния, то лучше и желать ничего нельзя. И стойте так, не отходя от Господа, хоть целый день».

«Прилагаю ответы на Ваши вопросы:

1. На литургии побыть в церкви довольно на одной, и ее, как и вечернее правило, келейною молитвою заменить можно. О последнем, кажется, надо испросить разрешение у настоятеля. Да и о первом, если у Вас положено, чтоб лица, Вам подобные, бывали на всяком собрании церковном.

2. «Скоро ли лучше или не скоро молитвословить?» – Вопрос этот у Вас самих решен. Вы говорите: «Стараюсь всякое молитвенное слово доводить до чувства и чувствую от сего большую пользу».– Старайтесь и всегда так делать, и вопрос – скоро или медленно – совсем не родится.

3. «Люблю читать, но и молитву ради чтения оставлять сомневаюсь».– Молитва выше чтения, потому оставлять молитву ради чтения незаконно. Чтоб сии духовные делания одно другому не мешали, надо точно определить молитвенное келейное правило мерою и числом и всегда исполнять его в настоящем молитвенном духе, не оставляя, не умаляя и не ускоряя исполнением его ни ради чего... Еще: за чтением ли или за другим каким делом найдет молитвенный дух – оставлять надо всякое дело и молиться. Можно это и сидя или ходя, но лучше стать на обычное место и класть поклоны, пока душа насытится. Главное наше дело – к Богу приближение, которое бывает преимущественно в молитве. Молитве потому все должно уступить».

4. «Что такое молитва без слов?» – Есть неподвижное пребывание в молитвенных чувствах к Богу, не произнося ни в уме, ни устами никаких слов. Это высшая степень молитвы. Непрестанною молитвою может быть только такая молитва. То, что Вы назвали недобрым состоянием молитвы, близко подходит к этому».

«Спрашиваете, как отнестись к болезням? – Относитесь так же, как и к слепоте, т. е. как о слепоте радуетесь, так радуйтесь и о других болезнях и благодарите Бога искренно, ибо все от Бога и все ко благу нам».

«Лечиться ли? – Отчего не лечиться? И лекаря, и лекарство Бог сотворил. Разве излишне Он их сотворил? Нет, а затем, чтоб они болезни врачевали. Отвращение от лекаря и лекарства – Богу укор».

«Не лечиться можно, определяя себя на терпение, но надо бояться, как бы не прокралась самонадеянность: «Пусть лечатся слабые, а мы сильны». За такое о себе думание находит ропотливость. Лучше так: пришла болезнь – полечиться, пройдет боль от лекарства – слава Богу, не пройдет – терпеть и Бога благодарить».

«Не могу, – говорите, – трезвиться и бодрствовать».– Если это, как пишете, находит и отходит, то это ничего... А если тянется долго, надо подбодрить себя богомыслием, или созерцанием таинства веры нашей, особенно: смерти, суда, ада и рая. Страх Божий надо разогревать, в нем великая возбудительная сила. От ослабления его находит леность, нерадение и сонливость... Сами говорите, что молитва внутренняя помогает, на нее и налегайте.– А это что, невоздержание в пище и лакомство?! Полагаю, что Вы на себя клевещете: какое у Вас там лакомство? Щи да каша или хлеб да вода. А как Вы управляетесь с душевными немощами и помыслами, лучше этого ничего придумать нельзя. Благослови Вас Господи так Вам настроенными быть всегда».

«Как в церкви быть, внутренно ли молиться своею молитвою, или слушать, что читается и поется? – Разогревайте свою внутреннюю молитву и при ней слушайте... Молитва внутри – печка, а слушание – дров в печку подбрасывание... Но если слушание разбивает внутреннюю молитву, то лучше оставаться со своею молитвою, но на литургии надо и мыслями и чувствами идти вслед за службою. Вот еще что надо помнить: в церковь собираемся на общую молитву, чтоб и мысль, и чувства, и слово было у всех одно, иначе не получим, что обетовал Господь, когда два или три молятся».

«Все немощи, какие Вы написали, и у меня есть... Я вижу и стараюсь преодолеть их и уврачевать. Иногда успех бывает, а потом опять старое. Скажу, однако ж, как я поступаю. Главная и у меня с Вами забота о трезвении и умной молитве, они вместе идут, и одно без другой не бывает. Умная молитва по форме очень проста и, кажется, очень доступна. Вот: низойдя умом в сердце и уставясь там пред лицем Господа, взывай о том, чего ищешь, взывай: «Господи, даруй мне молитву». Трезвения ли ищешь, – взывай: «Господи, даруй мне трезвение!» Терпения ли ищешь, взывай: «Господи, даруй мне терпение!» и прочее, и все так.

«Лучше всех взываний есть: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» Творите так и будете иметь умную молитву. Но беда наша в том, что мысли разбегаются, за ними уходит и внимание, и ум начинает блуждать вне и не знать куда уходит. Молитва и пресекается, хоть и стоим на молитве. Как же быть? Не вижу нигде указаний, одно все говорят: когда опомнишься, воротись опять в сердце и начинай опять взывать из сердца, взывай о том, чтобы ум не убегал вовне. Опять убежит ум – опять вороти его и опять берись взывать и все так... Что же выйдет? Будет ли конец сему убеганию? Надо бы ему быть, но у нас с Вами все не клеится. Мне думается, что если приложить к сему борению самоукорение на себя и прошение у Господа трезвения, то Господь, увидев наше терпеливое искание и искреннее желание трезвения, подаст нам по милости Своей. Трезвение есть дар благодати, и самому его достигнуть невозможно, а надо только трудиться над исканием его и молить Господа о нем в чаянии Божия посещения. Как искать? Замечаете ли, что, когда есть в сердце чувство, тогда внимание не отходит от сердца, потому заключаю, что, если делать так, чтобы приступить к умной молитве не иначе, как наперед возбудив в сердце какое-либо святое чувство, то внимание не отойдет от сердца, с вниманием будет там ум и умная молитва. Попробуйте так, может быть дело пойдет на лад. Какое чувство? Всякое святое: славословие, благодарение, сокрушение, страх Божий, самоуничижение и прочее... Помолившись так, сядьте и почитайте что духовное, лучше всего о трезвении и молитве. Потом походите и подумайте, а то поговорите с кем все о том же».

«А блуждание мыслей как? Когда будет чувство в сердце, они не будут блуждать. Когда кран в самоваре отвернут, вода течет неудержимо, а как завернешь, вода останавливается; так и с мыслями: все текут и текут, завернешь кран – и перестанут. Это завернутие крана есть возбуждение святого чувства в сердце и держание его».

«Еще жалуетесь на недостаток терпения, – терпение никак не водворится в Вас, если не будете держать глубокое чувство, что все, встречающееся с Вами, встречается по воле Божией... Тут же придет и смирение и нищета духовная... и все тревоги Ваши прекратятся».

«Скорое читание заученных молитв, конечно, нехорошо, а ведь это в Вашей же власти. Как заметите это, прекращайте и начинайте читать неспешно. Мера для питания молитв по молитвеннику или на память – имейте понимание и сознание читаемого: так читайте, чтобы все читаемое сознаваемо было. Этим и скорость определяйте. Помните Вы 24 молитовки св. Златоуста? Прочитывайте их почаще, прибавьте к ним другие из псалмов или церковных песнопений и тоже затвердите, – и читайте с соответственными мыслями и чувствами. Можно ими и все молитвенное правило заменить, но для Вас в этом нужды нет».

«Беретесь прочитать мои книжки... Дивиться буду, если Вы найдете у меня что-либо пригожее для Вас. Вы уже зрелая ягода, а мои писания новоначальнические все...»

«Большая Вам милость, что молитва Ваша бывает нерасхищенная... Но говорите, что случается страдать от охлаждения. – Откуда у Вас быть охлаждению? Оно приходит, когда лишнее съешь, лишний час соснешь, чувства распустишь и многого насмотришься, наслушаешься и особенно, когда много наговоришь... Всего этого, я думаю, у Вас нет. Откуда же охлаждение Ваше? От чего-нибудь внутри недоброго. Бывает оно от самодовольства... Душа самодовольная, и ничего ей больше не нужно, оттого и молится холодно. Сознание своих нужд духовных рождает чувство скудости духовной, и тогда душа невольно вопит ко Господу: «Господи, помоги! Господи, вразуми! Господи, утеши!» Я думаю, что и это у Вас есть, т. е. нищета духовная.

Так должно быть у Вас охлаждение оттого, что душа, день, другой, третий, пятый, десятый потрудившаяся добре в молитве, чтении и богомыслии, все со вниманием и чувством, требует, наконец, отдыха, перерыва напряженной деятельности. В таком случае с душою ничего не поделаешь... а остается только терпеть ее... все обычно по уставу заведенное исполнять... а охлаждение терпеть, моля Господа смиловаться и воротить подобающее чувство. И пройдет. Ибо это состояние проходчиво.

Ведь Вы ходите в церковь!? Бывание в церкви с терпением и вниманием тоже расшевеливает душу.

Постоянное охлаждение бывает только при постоянном грехолюбии и греходелании... а без этого оно всегда переходчиво. У всех отцов поминается об охлаждении... и все дают уроки, как быть в сем случае. Учитесь у них».

Опубликовавший вышеозначенные письма свт. Феофана к схимонаху Агапиту протоиерей Иустин Ольшевский, впоследствии Сильвестр, архиепископ Омский и Семипалатинский, пишет в своем заключительном слове:

«В письмах одинаково поражают смирение и глубина разумения сокровеннейших высоких движений духа в одном, высота духа вместе с детскою простотою – в другом».

Эта справедливая характеристика дает правильную оценку духовного молитвенного устроения и свт. Феофана и старца схимонаха Агапита.

Еще я хочу остановить Ваше внимание на книге, о которой уже упоминал: на книге игумена Тихона, духовника свт. Феофана, носящей заглавие «Искатель непрестанной молитвы или Сборник изречений и примеров о непрестанной молитве». Для полноты нашего изложения я хочу и из этой книги привести некоторые наставления о молитве Иисусовой.

Схимонах Марк Саровский, современник прп. Серафима, учил об Иисусовой молитве: «Умную молитву Иисусову твори на всяком месте навсегда» (С. 19).

У подвижника Феодора Санаксарского, того же XVIII в., в его обители было правило: «В вечеру, по отпуске церковного правила, в келлии творить: триста молитв Иисусовых и при них полтораста поклонов т. е. десять молитв Иисусовых просто и десять с поклонами» (Там же).

Старец игумен Валаамский Назарий учил: «Помолимся духом, помолимся и умом». Взойдите в слова апостола Павла: «Хощу рещи пять слов умом, нежели тысячу языком». Изобразить не могу, сколько мы счастливы, что сии пять слов удостоились говорить: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя!» Что за радость!»

Он же учил: «В келлии не упускай из мысли твоей Иисусову молитву и старайся стяжать душевное умиление сердца в тишине и глубоком молчании ума твоего. Собери разум и вся помышления твоя, стань на молитву, впери к Богу ум твой и сердце и молись... Старайся, дабы отнюдь твои мысли не могли парить по сторонам и ничем из мира сего не занимались; в такой тишине и глубоком молчании ума твоего стани, потупи главу, руце приложи к персям, ноги соедини вместе, очи смежи и, собрав ум и сердце воедино, молися Иисусовою молитвою».

Он же: «Если, в церкви стоя, не можешь понимать, слушая пение и чтение церковное, то с благоговением тайно твори молитву имени Иисусову, следующим образом: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Старайся углубить сию молитву в душу и сердце твое. Твори оную умом и мыслию, не попускай оной на малое время удалиться из уст твоих, соединяй оную, как можно, с дыханием твоим и, сколько сил твоих есть, старайся при сем нудить себя к сокрушению сердечному, да не без слез каешися о гресех твоих. Если же нет слез, то должны быть, по крайней мере, сокрушение и стенания сердечные».

Строитель Саровский, старец Пахомий, современник свт. Тихона Задонского и прп. Серафима Саровского, учил: «Да будет прилежен безмолвствующий в испытании совести своей, в самоукорении, смирении, в непрестанной молитве ко Христу Богу и во внимательном богомыслии, вседневно воспоминая смерть свою, суд Христов, Царство Небесное и вечные муки» (Искатель... С. 21).

Старец иеросхимонах Парфений Киевский говорил: «Всякому, хотящему спастися, надо всем сердцем взыскать Господа, а взыскать Его можно только прилежным и докучным к Нему молением. Ты только молись, проси от всей души Господа, чтобы Он не оставил тебя, а Он вразумит, наставит и от греха сохранит тебя, а сам по себе ничего не сделаешь: без Бога, ни до порога» (Там же. С. 24).

Приобретение истинного молитвенного духа составляло главнейший подвиг блаженного отца Парфения, и он стяжал сей благодатный дух в высшей степени. Молитва, по словам его, обратилась для него в такую потребность, как пища или питие, или же сделалась у него, по его выражению, как бы болячкою, вросшею в сердце. Она сама собою при внешних даже развлечениях и даже во сне в нем действовала. Он сам видел однажды, в полусонном видении, свое сердце, объятое пламенем. Это символ непрестанной молитвы, в которой сердце его непрестанно возносилось горе – к Богу (Там же).

Он же говорит: «Истинную молитву стяжать неизреченно трудно, не раз душа за подвиг сей приблизится ко вратам смертным. Но кто уже сподобился стяжать ее, у него она, как болячка, врастет в сердце и ничто не измет ее» (Там же. С. 27).

Он же: «Молитва истинная есть та, которая вросла в душу и совершается духом. Для стяжания ее великий потребен подвиг умственный и телесный» (Там же).

Иларион, духовник Московского Симонова монастыря, говорил: «Я неискусен и малоопытен во внутренней молитве. Но если усердно желаешь научиться, то св. отцы учат сему следующим образом: старайся как можно более или даже непрестанно при всех занятиях творить Иисусову молитву, произнося тихо: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» Когда утомятся уста, произноси ее умом и старайся отгонять помыслы и внимать тому, что ты произносишь. По времени Бог поможет тебе достигнуть и того, что само сердце твое будет творить молитву самодейственно, по Писанию: «Сердце мое бдит» (Там же. С. 28).

В Симоновом монастыре жил старец Павел, ученик прп. Паисия Величковского. По болезни ног он более семи лет лежал на одре и с благодарением нес крест свой. Когда у него просили наставления, он говорил: «Сколько возможно, возбуждай в себе любовь к ближним и имей простое око. К сему руководствует уединение и себе внимание, соединенное с Иисусовою молитвою, которая всему глава» (Там же. С. 30).

Иеросхимонах Симоновский Иона рассказывал о своем старце Адриане, с которым он пустынножительствовал в Брянских лесах, что «внутренняя сладость сердечной молитвы не допускала ему чувствовать наружную боль».

Тот же иеросхимонах Иона, живя в Симоновом монастыре, все свое келейное правило выполнял, занимаясь внутреннею молитвою, держа в руках шерстяные четки и непрерывно повторяя Иисусову молитву сердцем и устами. Когда же его спрашивали: «Что ты, отче, делаешь?» – он отвечал: «Узлы на четках считаю» (Там же).

Ученик прп. Серафима Саровского, арзамасский протоиерей Авраамий Некрасов, учил об Иисусовой молитве: «Спаситель говорит: «Без Мене не можете творити ничесоже». Поэтому, по слову апостола: «Непрестанно молитеся», – должно и нужно тебе упражняться в умной сердечной молитве, при самых даже обыкновенных занятиях в глубине души твоей произнося со страхом и верою: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

«Хочется тебе спастись? – Непрестанно молись и все терпи, и терпи до конца, ибо точию претерпевый до конца спасен будет».

«Бесов бей нещадно именем Иисусовым, вот и будешь добр воин Христов».

«Навыкни непрестанно молиться и истинно смиряться, т. к. без молитвы никакой дар не стяжавается, а без смирения хоть беги из монастыря».

«О мире не грусти, о мире же сердечном непрестанно трости».

«Не будь без молитвы Иисусовой ни на одну минуту. И вставая, и сидя, и ходя, и при трапезе, и при всяком занятии твоем, даже во многолюдстве, отнюдь не оставляй в уме твоем сей краткой молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»

«Частое и усердное, с верою и любовию, произношение сей молитвы сохранит ум твой от рассеяния и помышлений злых и сердце от похотей лукавых».

«Дабы стяжать сокровище непрестанной молитвы, нужен подвиг: Царствие Небесное нудится и нудящие себя восхищают его, а подвизаться за тебя, кроме тебя же самого, никто не может».

«Подвизаюсь да не успеваю! Значит, еще слабо внимаешь, мало подвизаешься. Усугуби твое внимание, умножь подвиг твой, и ты, с помощию Божиею, успеешь в твоем подвиге столько, что молитва Иисусова так же сделается для тебя естественною, как и самое дыхание твое, без которого существовать не можешь».

«Если душа твоя всегда уязвлена жалом сокрушения и страхом Суда будущего, то старайся чрез тщательное упражнение в слове Божием и через умную молитву этот дар Божий еще более приумножить в себе».

«Против скуки и уныния есть средство: чрез умную сердечную Иисусову молитву старайся всегда быть в Боге, Который есть источник радости и утешения».

«Не выроняй ни на одно мгновение ока из сердца твоего пресладкого и всещедрого Иисуса. Без Него горько жить».

«Ума и сердца и очей умных не спускай с Того, с Кем преискренне удостоился соединяться (в таинстве причащения). Бди и молись».

«Кроме трезвения и молитвы не можешь устоять в чистоте и правде. При самом трезвении и молитве берегись, чтобы не впасть тебе в самомнение и самообольщение. Возлюби смирение и самоукорение. Одно, одно нам грешным нужно – смирение. Без сего небесного дара ни истинного покаяния нельзя принести, ни добродетели какой стяжать невозможно».

«Внемли себе опасно! Мысли злые, как семя диавольское, именем Иисусовым исторгай в самом начале».

«Замечаешь в себе леность к молитве? Нудь себя, грози себе, устрашай себя, обнадеживай себя наградою за труды, чаще рассуждай, что есть молитва. И понемногу станешь услаждаться молитвою. Не хотеть молиться – значит не хотеть быть с Богом».

«Молиться обучай себя столь же часто, как часто и дышишь. Я разумею внутреннюю молитву, которая всегда и везде может быть совершаема с такою же удобностью, с какою совершается в нас биение сердца».

«Продолжай делание свое внутреннее неослабно, призывай непрестанно с верою и любовию достопокланяемое имя Господа Иисуса».

«Иисусова молитва пусть будет дыханием души твоей! Сладчайший Иисус да не выходит из ума и сердца твоего... Со сладким Иисусом все для тебя будет сладко: самые скорби покажутся тебе манною небесною... Держись умом твоим и сердцем сладчайшего Иисуса: Он все совершит в тебе, во внутреннем твоем человеке. Обучай себя смирению и терпению. В терпении вашем стяжите души ваши. Претерпевши до конца той спасен будет».

«Молись умом своим непрестанно и смиряйся сердцем, и Господь действуяй в нас, и еже хотети, и еже деяти, сотворит с тобою благодатный плод свой во время свое».

«Уединяйся почаще в себя, в клети твоего сердца, и там беседуй с Богом через умную молитву, которая такою радостию и сладостию наполнит душу твою, что ты не захочешь искать ни в чем земном себе утешения».

«Во внутреннем святилище души совершай выну словесное служение посредством умной и сердечной молитвы Иисусовой, которую никто и ничто не может препятствовать произносить тебе (если, конечно, сам поревнуешь об этом)».

«Держись паче всего молитвы Иисусовой и при ней строгого внимания самому себе, в страхе Божием».

«К добродетелям чистоте и смирению потребна молитва и молитва непрестанная. Кто из св. отцов стяжал себе Христа без молитвы? Никто! Молитва есть семя, порождающее в нас Христа; молитва есть сила, оплодотворяющая в душах наших жизнь Христову...»

«Старайся всегда быть с Господом! А быть с Господом – это рай земной и Царствие Божие... Глазам, языку, ушам воли не давай: глаза закрой, уста затвори, уши заткни... Более всего при умной непрестанной Иисусовой молитве держись смиренномудрия, которое есть верное и твердое ограждение души».

«Не можешь много поститься и предстоять на молитве (телесно), так упражняйся более в умной и сердечной молитве. Паче же всего храни уста свои от празднословия и осуждения, ибо ничто так не препятствует вниманию умному и теплоте сердечной, как празднословие».

Все вышеприведенные наставления об Иисусовой молитве о. Авраамия Некрасова заимствованы из его книги: «Письма к духовным детям».

«Один старец, преуспевший в умной молитве, спросил другого инока, также занимавшегося ею: «Кто обучил тебя молитве?» Инок ответил: «Демоны». Старец улыбнулся и сказал: «Какой соблазн произнес ты для не знающих дела! Однако скажи: каким образом демоны выучили тебя молитве?» Инок отвечал: «Меня одолевала тяжкая и продолжительная брань от лютых помыслов, мечтаний и ощущений, не дававших мне покоя ни днем, ни ночью... Угнетенный натиском духов, я стал читать молитву Иисусову и, таким образом, выучился ей» (Искатель... С. 49).

Известный затворник Задонский Георгий Алексеевич говорил об Иисусовой молитве: «Одно призывание сладчайшего Иисуса может усладить огорченное сердце и привести душу в восторг небесной радости. Мирное спокойствие снискивается в самом сердце именем Христовым» (Письма. Т. 1. С. 128).

Свт. Тихон Задонский в глубоком чувстве сокрушения и умиления иногда вопиял: «Господи, пощади! Кормилец, помилуй! Потерпи, Благость наша, грехам нашим! Услыши, Господи, и не погуби нас со беззаконьми нашими!» И бился головою о пол. Он же учил о молитве Иисусовой: «От искушений никуда не уйдешь, когда враг, чего сам не может, то через злых людей наносит оскорбления... Повсюду надобно терпеть и быть великодушну; не смотреть на то, что делают, а внимать тому, чему слово Божие учит; знать келлию да церковь и всегда быть заняту: то читать, то молиться, то делать что пристойное, и так попеременно продолжать; мало есть, мало пить и непрестанно Иисусову молитву иметь в сердце своем: «Госцоди, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» (Искатель... С. 55).

В заключение этой беседы приведу еще некоторые места о молитве из дневника нашего великого пастыря-молитвенника св. Иоанна Кронштадтского.

«Две силы, совершенно противоположные между собою, влияют на меня: сила добрая и сила злая, сила жизненная и сила смертоносная. Как духовные силы, обе они невидимы. Добрая сила, по свободной и искренней молитве моей, всегда прогоняет злую силу, и сила злая сильна только злом, во мне скрывающимся. Чтобы не терпеть непрерывных стужений злого духа, надо постоянно иметь в сердце Иисусову молитву: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя!» Против невидимого (диавола) – Невидимый Бог, против крепкого – Крепчайший» (Моя жизнь во Христе. Ч. 1. С. 79).

«Имея Христа в сердце, бойся, как бы не потерять Его, а с Ним и покоя сердечного: горько начинать снова, усилия прилепиться к Нему снова по отпадении будут тяжки и многим будут стоить горьких слез. Держись всеми силами за Христа, приобретай Его и не теряй святого дерзновения пред Ним» (Там же. С. 13).

«Христос, введенный в сердце верою, восседает в нем миром и радостию. Недаром говорится о Боге: «Свят еси и во святых почиваеши (Прем. 1, 7)» (Там же. С. 19).

«Все мои беды происходят в невидимой моей мысли и в невидимом сердце моем, потому невидимый же нужен мне и Спаситель, ведущий сердца наша. О крепость моя, Иисусе, Сыне Божий! О свете ума моего! Мире, радосте, широта сердца моего – слава Тебе! Слава Тебе, Избавителю от невидимых врагов моих, ратующих ум и сердце мое и убивающих меня в самом источнике моей жизни, в самом чувствительном моем месте» (Там же. С. 25).

«Мысленными очами сердца вижу я, как мысленно вдыхаю в сердце свое Христа, как Он входит в него и вдруг упокоевает и услаждает его. О, да не пребуду я един, без Тебя Жизнодавца, дыхания моего, радования моего! Худо мне без Тебя» (Там же. С. 27).

«При молитве держись того правила, что лучше сказать пять слов от сердца, нежели тьмы слов языком. Когда замечаешь, что сердце твое хладно и молится неохотно, остановись, согрей свое сердце каким-нибудь живым представлением, например, своего окаянства, своей духовной бедности, нищеты и слепоты или представлением великих ежеминутых благодеяний Божиих к тебе и к роду человеческому, особенно же к христианам, и потом молись не торопясь, с теплым чувством; если и не успеешь прочитать всех молитв ко времени, беды нет, а пользы от теплой и неспешной молитвы получишь несравненно больше, чем если бы ты прочитал все молитвы, но спешно, без сочувствия. «Хощу пять словес умом моим глаголати, нежели тмы словес языком» (1Кор. 14, 19). Но очень хорошо, разумеется, было бы, если бы мы могли с должным сочувствием сказать на молитве и тьмы словес. Господь не оставляет трудящихся для Него и долго предстоящих Ему; в ню же меру они меряют, возмеривает и Он и, соответственно обилию истинных слов их молитвы, посылает в душу их обилие света, теплоты духовной, мира и радости. Хорошо продолжительно и непрестанно молиться, но не вси вмещают словесе сего, но имже дано есть: могий вместити, да вместит (Мф. 19, 11–12). Не могущим вмещать продолжительной молитвы лучше творить молитвы краткие, но с горячею душою» (Там же. С. 167).

«И святыми Божиими овладевало диавольское отчаяние и уныние. Что же с нами грешными? О, нас враг уязвляет часто сердечным озлоблением, уничижением и лютым унынием! Нужно постоянно обращаться ко Господу и быть с Ним каждую минуту, чтобы не овладело нами вражие озлобление и уныние. Есть и еще средство избавиться от вражия уныния – пространный путь мира: только предайся удовольствиям света, и оставит тебя уныние... но сохрани Бог всякого христианина от того, чтобы таким средством избавиться от диавольского уныния. Лучше идти тесным путем, терпеть уныние и искать частой помощи и избавления у Господа Иисуса Христа, веселящего трудящихся Его ради над спасением своим, нежели сойти на пространный и гладкий путь мира и там удовольствиями плоти купить свободу от духа уныния. Враг духом уныния многих согнал с тесного и спасительного пути на широкий и гладкий, но гибельный путь» (Там же. С. 169).

«Когда молишься, внимай себе, чтобы внутренний твой человек молился, а не внешний только. Хотя без меры грешен, а все молись. На диавольское разжение, лукавство и отчаяние не смотри, а преодолевай и побеждай его козни. Помни пучину человеколюбия и милосердия Спасова. Диавол будет представлять тебе лице Господа грозным и немилостивым, отвергающим твою молитву и твое покаяние, а ты вспомни слова Спасителя, исполненные для нас всякого упования и дерзновения: «Грядущаго ко Мне не изжену вон» (Ин. 6, 37), и: «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии грехами и беззакониями и диавольскими кознями и наветами, и Аз упокою вы» (Мф. 11, 28) » (Там же. С. 218).

«Человеколюбче Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий! Благодарю от всего сердца моего, яко молитву мою о люблении ближнего и презрении земного услышал еси и мирную, разумную и сладостную любовь в сердце мое излиял еси. Утверди, Боже, сие во мне молитвами Пречистой Владычицы нашей Богородицы, и да буду я чадо Твое, Господи, и чадо Ее истиннейшее» (Там же. С. 373).

«На молитве будь как дитя лепечущее, сливаясь в один дух с духом произносимой молитвы. Считай себя за ничто, молитвы принимай как великий дар Божий. От своего разума плотского совсем откажись и не внимай ему, ибо плотский разум кичит (1Кор. 8, 1), сомневается, мечтает, хулит. Если во время или вне молитвы враг займет душу твою какими-либо хулами и мерзостями, не унывай от них, но скажи с твердостью в сердце своем: для очищения от этих-то и подобных им грехов и пришел на землю Господь наш Иисус Христос, в этих-то и подобных им немощах духа и пришел Многомилостивый помочь нам, и, когда скажешь эти слова с верою, сердце твое тотчас успокоится, ибо Господь сердце твое очистит. Вообще ни от какого греха, как от мечты, не надо унывать, а уповать на Спасителя. О безмерное благоутробие Божие! О величайшее служение Богочеловека нам грешным! И доныне Он служит нам человеколюбно, очищая и спасая нас. И так да посрамится держава вражия!» (Там же. С. 376–377).

«Диавол обыкновенно вселяется в нас через один лживый помысл или мысль ложную и вожделение греховное и потом действует в нас и беспокоит нас – так он прост. Не паче ли Господь Бог духов вселяется в нас через единую мысль и любовь истинную и святую, и с нами бывает, и в нас действует, и бывает для нас веем? Итак, молись без сомнения, просто, т. е. в простоте сердца, без сомнения: как мыслить легко, так и молиться должно быть легко» (Там же. С. 399).

«Ты не можешь без благодатной помощи победить ни одной страсти, ни одного греха – проси же всегда помощи у Христа Спасителя своего. Он для того и пришел в мир, для того пострадал, умер и воскрес, чтобы во всем помогать нам, чтобы спасать нас от греха и от насилия страстей, чтобы очищать грехи наши, чтобы подавать нам в Духе Святом силу к деланию добрых дел, чтобы просвещать нас, укреплять нас, умиротворять нас. Говоришь: как спастись, когда на каждом шагу грех стоит и на всякую минуту грешишь? На это ответ простой: на всяком шагу, на всякую минуту призывай Спасителя, помни о Спасителе – и спасешься и других спасешь» (Там же. Ч. 2. С. 49).

«Светло, и тепло, и покойно мне, когда я всецело обращаюсь душою моею к мысленному Солнцу, Солнцу Правды, Христу Богу моему. И растаивает лед сердца моего, отъемлется нечистота и тля его, исчезает мрак, отбегает смерть духовная, воцаряется жизнь небесная, ничто земное не занимает меня» (Там же. С. 99).

«Во время молитвы, при сильных искушениях от диавола, всю печаль свою возверзи на Господа, яко Той печется о тебе (Пс. 39, 18). На молитве только веруй в Господа, яко одесную тебе есть, и все возможно тебе будет» (Там же. С. 136).

«Когда ты молишься Богу, то ты не иначе представляй себе близость Его, как так, что ты ежеминутно дышишь Им, двигаешься, просвещаешься, упокоиваешься, утешаешься и укрепляешься – словом, живешь Им по Писанию: «О Нем бо живем, и движемся, и есмыъ (Деян. 17, 28). Даяй всем живот, и дыхание, и вся. Близ ти есть Бог (Глагол), во устех твоих, и в сердце твоем... Яко аще исповеси усты твоими Господа Иисуса и веруеши в Него в сердце твоем, спасешися» (Там же. С. 171).

«Молитва есть дыхание души, как воздух – дыхание естественное тела. Дышим Духом Святым. Ни одного слова молитвы не можешь сказать от всего сердца без Духа Святого. Молясь, усты ко устом с Господом беседуешь и, если имеешь открытые верою и любовию сердечные уста, в то же время как бы вдыхаешь из Него просимые духовные блага Духом Святым» (Там же. С. 196).

«Спаситель благоволил воплотиться не для того только, чтобы спасать нас тогда, как грехи, страсти одолели нас, когда мы уже опутаны ими, но и для того, чтобы спасать нас, по молитве нашей, тогда, когда еще только усиливаются ворваться в нас грех и страсть, когда борют нас. Не надо спать и опускать малодушно руки, когда борют нас страсти, но в это-то самое время и быть настороже, бодрствовать и молиться Христу, чтобы Он не допустил нас до греха. Не тогда спасать должно дом от пожара, когда огонь всюду уже распространился в нем, а лучше всего тогда, когда пламя только что начинается. Так и с душою. Душа – дом, страсти – огонь. Не дадите места диаволу (Еф. 4, 27)» (Там же. С. 202).

«Когда бываешь очень молод или живешь жизнью мира грешного, тогда знаешь и Христа Спасителя, и врага Божьего и человеческого, сатану всезлобного, только по одному имени, и думаешь, что Христос от тебя далеко – на небе, а диавол где-нибудь есть, только никак не близко и не около тебя, и, хотя слышишь, что он зол, но думаешь, что злость его до тебя не касается, но когда будешь в летах зрелых и вступишь в жизнь подвижническую, когда будешь служить Богу чистою совестию, тогда испытаешь на сердце и благое иго Спасителя, и тяжелое несносное иго сатаны, который нещадно оскорбляет нас» (Там же. С. 300).

«Старайся дойти до младенческой простоты в обращении с людьми и в молитве к Богу. Простота – величайшее благо и достоинство человека. Бог совершенно прост, потому что совершенно духовен, совершенно благ. И твоя душа пусть не двоится на добро и зло» (Там же. С. 301).

«Учитесь молиться, принуждайте себя к молитве: сначала будет трудно, а потом, чем более будете принуждать себя, тем легче будет, но сначала всегда нужно принуждать себя» (Там же. С. 348).

«Когда молишься, тогда представляй, что как бы един только и был пред тобою Бог, Троичный в Лицах, и кроме его ничего не было. Представь, что Бог в мире, как душа в теле, хотя и бесконечно выше его и не ограничивается им, твое тело мало, и все его проникает малая душа твоя. Но мир велик. Бог бесконечно велик, и по всему творению Бог все наполняет – везде сый и вся исполняяй» (Там же. С. 362).

«Когда молишься Господу, взирай сердечными очами внутрь себя, на душу свою: Господь там, в мыслях твоих и в движениях сердца твоего правых, как и вне тебя и на всяком месте. Близ тебя Он, во устех твоих и в сердце твоем (Рим. 10,8), а не на небесех только или в бездне» (Там же. С. 394).

«Сердце наше ежедневно умирает духовною смертию. Теплая слезная молитва есть оживление его, начинающееся дыхание его. Если не молиться ежедневно с теплотою духовною, то легко скоро умереть духовно» (Там же. С. 419).

«Нечувствие сердцем истины слов на молитве происходит от сердечного неверия и нечувствия своей греховности, а это в свою очередь проистекает от тайного чувства гордости. По мере чувств своих на молитве, человек узнает, горд он или смирен: чем чувствительнее, пламеннее молитва, тем он смиреннее, чем бесчувственнее, тем гордее» (Там же. С. 419).

«Будь умерен во всех религиозных делах, ибо и добродетель в меру, соответственно своим силам, обстоятельствам, времени, места, трудам предшествовавшим, есть благоразумие. Хорошо, например, молиться от чистого сердца, но коль скоро нет соответствия молитвы с силами (энергиею), различными обстоятельствами, местом и временем, с предшествовавшим трудом, то она уже будет не добродетель. Потому ап. Петр говорит: «Покажите в добродетели разум (т. е. не увлекайтесь одним сердцем), в разуме же воздержание, в воздержании же терпение» (2Пет. 1, 5)» (Там же. С. 421).

«Кто не собирает со мною, – говорит Господь, – тот расточает» (Мф. 12, 30). Надо подвигаться вперед в духовной жизни, восходить все выше и выше, увеличивать более и более запас добрых дел; если же мы стоим на одной точке нравственного совершенства, на одной ступени лестницы христианского восхождения, то все равно, что идем назад, если не собираем, то все равно, что расточаем» (Там же. С. 421).

«Когда покроет тебя тьма окаянного: сомнение, уныние, отчаяние, смущение, – тогда призови только всем сердцем сладчайшее имя Иисуса Христа, в Нем ты все найдешь: и свет, и утверждение, и упование, и утешение, и покой, – найдешь в Нем самую благость, милость, щедроты, все это найдешь в одном имени заключенным, как бы в какой богатой сокровищнице» (Там же. С. 424).

«Мысли человека имеют крайне сильное влияние на состояние и расположение его сердца и действий, потому, чтобы сердце было чисто, добро, покойно, а расположение воли доброе и благочестивое, надо очищать свои мысли молитвою, чтением Свящ. Писания и творений св. отцов, размышлением о тленности и скоропреходности и исчезновении земных удовольствий» (Там же. С. 203).

«Как близка к тебе твоя мысль, как близка вера к твоему сердцу, так близок к тебе Бог, и, чем живее и тверже мысль о Боге, чем живее вера и познание своей немощи и ничтожества и чувство нужды в Боге, тем Он ближе. Или, как близок воздух к телу, так близок Бог к душе. Ибо Бог, так сказать, мысленный воздух, которым дышат все ангелы, души святых и души людей живущих, особенно благочестивых. Ты не можешь жить без Бога ни минуты и, действительно, каждую минуту живешь Им: о Нем бо и живем, и движемся, и существуем (Деян. 17, 28)».

Здесь же кстати мы можем привести подобные же мысли Иннокентия, архиепископа Херсонского: «Человек ни с одною вещью так тесно не соединен, как с Богом: он живет и движется Его силою. Но это соединение остается для нас (страстных) темным, потому что мы не можем его постигать. Между тем оно для нас весьма близко и верно: оно составляет основание всех тайных понятий или идей ума. «...» Эти темные ощущения Божества можно ясно приметить в сердце, как основной силе нашего духа, у которой чувство и ум есть не что иное, как двустороннее развитие ее. Бытие Божие чувствуется сердцем: оно наполняется иногда такими чувствованиями, которые не имеют никакого отношения ни к какому предмету внешнему, – которые могут быть произведены только от сообщения с душою какого-то таинственного существа...»

Заканчивая наставлениями о. Иоанна Кронштадтского нашу сегодняшнюю беседу, прошу Вас твердо запомнить, что подвиг прохождения Иисусовой молитвы и вообще внутреннего духовного делания, как это ясно видно из предыдущих бесед, всегда существовал и всегда был почитаем в Православной Церкви, и в частности в Русской Церкви, как важнейшее и действительнейшее средство к внутреннему сердечному единению с Господом Иисусом Христом, составляющему необходимое и главное условие подлинной и успешной христианской жизни в каждом человеке. Мы привели многочисленные свидетельства из писаний древних и новых подвижников, подтверждающие сказанное. Если бы нужно было, мы могли бы привести этих свидетельств еще больше. Но и сказанного достаточно для нашей цели – показать важность и необходимость делания Иисусовой молитвы для нашей духовной жизни, для нашего спасения.

Если у Вас имеются какие-нибудь вопросы или недоумения, выскажите их, прежде чем мы закончим эту нашу беседу.

Иерей. У меня лично нет. Но я думаю, что мои миряне могут сказать мне: из всего сказанного в этих беседах видно, что делание Иисусовой молитвы заключает в себе целый ряд ступеней, постепенно возводящих делателя молитвы от земли к небу, причем высшие ступени этого делания совершенно недоступны огромному большинству делателей молитвы, так что едва находится один из тысячи, достигающий чистоты молитвы, а той молитвы, которая находится еще выше, за пределами чистой молитвы, достигает разве только один в целом поколении. Огромное же большинство делателей молитвы не поднимается выше первой – делательной, или трудовой, ступени Иисусовой молитвы, и лишь немногие удостаиваются достигнуть второй ступени – молитвы самодвижной, благодатной. Принимая все это во внимание, а также считаясь с трудностью самого делания, с недостатком наставников, с возможностью ошибок и даже с опасностью впадения в прелесть, думаю, не может ли у многих ослабевать усердие к этой молитве? Больших успехов от занятий ею ожидать нельзя, трудностей много, много опасностей... Не лучше ли, скажет кто-нибудь, совсем не браться за такое непосильное дело и скромно ограничиться благоговейным, по мере сил, выполнением обычных христианских обязанностей: посещением церковного богослужения, выполнением домашнего молитвенного правила и деланием, насколько возможно, добрых дел?

Что ответить на такой вопрос, если мне его зададут?

Инок. Отвечайте так. Вы совершенно правильно указываете на трудности и опасности молитвенного подвига. Но разве все это присуще только внутреннему деланию и молитве Иисусовой, а не всей вообще христианской жизни, о которой сказано у ап. Павла: «Многими скорьбми подобает нам внити в Царствие Божие» (Деян. 14, 22), а Господь Иисус Христос сказал ученикам Своим: «В мире скорбни будете, но дерзайте, яко Аз победих мир» (Ин. 16, 33)?

Много и других слов о трудностях и опасностях христианской жизни можно найти и в Евангелиях и в Посланиях апостольских... И не ко всем ли христианам относятся слова Спасителя: «Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф. 5, 48). А ведь эти слова ставят перед христианином не менее великую, и ответственную, и страшную задачу, нежели делание Иисусовой молитвы! Так возможно ли, оставаясь христианином, уклониться тем или иным способом от трудностей и опасностей христианской жизни, которая всегда есть и будет, по слову Господа, крестным путем (Мф. 16, 24)? И не ко всем ли христианам относятся слова великого апостола языков: «Иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми» (Гал. 5, 24)?

Если же христианская жизнь вообще есть крестный путь и подвиг и невозможна без трудностей и опасностей, то не правильнее ли смотреть на умное делание, и на Иисусову молитву в частности, как на спасительное благодатное средство, облегчающее этот крестный путь христианской жизни вообще? Ибо, в самом деле, что приобретается Иисусовою молитвою даже на первой, трудовой ее ступени? Приобретается сосредоточение внимания на словах молитвы, собранность мысли, преодоление блуждания мыслей и засоренности ума навязчивыми помыслами, а сердца нечистыми движениями; приобретается постоянная живая память о Господе и Спасителе нашем Иисусе Христе и внутреннее с Ним сопребывание в сердце, чем создается и воспитывается чувство страха Божия и бдительность над своим внутренним состоянием, а следовательно, и над своими словами и поступками. Одним словом, человек духовно воспитывается и возрастает в молитвенном внимательном предстоянии пред Господом. Неужели же все это, мною сейчас перечисленное, не есть великое достижение для каждого христианина и великий успех в его христианской жизни? Да ведь если всего этого нет, то и самого начала, самого первого шага христианской жизни мы еще не сделали, ибо корень и начало христианской жизни возникают прежде всего в сердце человека... Из сердца начинается христианская жизнь. Если мы в сердце не заложим основания христианской жизни, то и внешней христианской жизни у нас не будет, по слову прп. Исихия. И проповедь Спасителя о покаянии, и слова о нищете духовной, и о плаче, и о кротости, и прочие – все это обращено именно к сердцу, где должны возгореться страх Божий, и вера, и любовь, и прочие чувства, необходимые для искреннего и свободного следования Христу и исполнения Его заповедей. Совершенно справедливо, что очень немногие делатели Иисусовой молитвы идут далее первой деятельной ступени. Но почему? Потому что в этом делании, как и вообще в христианской жизни, нельзя взойти на вторую ступень, не пройдя первой. Кто прошел первую ступень, тот естественно, сам собою, переходит на вторую ступень. Запрета или препятствия для перехода никакого не существует. Если кто не переходит на вторую ступень, это значит, что ему еще необходимо оставаться на первой, что он еще не созрел для второй. То же самое мы видим и в телесном возрастании: не пройдя младенчества, нельзя достигнуть отрочества, не пройдя отрочества, нельзя достигнуть юношества и т. д.

Следует ли из этого, что вообще не стоит возрастать? Всякому возрасту есть свое время и свое место, как в жизни телесной, так и в жизни духовной, да и вообще во всяком деле человеческом и во всяком искусстве. Самый правильный путь, а вместе с тем и самый верный способ быстрейшего возрастания в духовной жизни вообще, и в Иисусовой молитве в частности, состоит в том, чтобы терпеливо оставаться на своем месте, тщательно исполняя то, что требуется этим местом. В этом и заключается духовный рост человека, который обычно он сам не замечает, но который, несомненно, существует и в свое время обнаруживается в благодатном переходе на следующую ступень. А если этого перехода не происходит, это показывает, что делатель молитвы еще не прошел всего необходимого пути предыдущей ступени, почему и остается на ней. И каждому следует пребывать на своей ступени духовного возраста со смирением и благодарением, не порываясь самовольно и прежде времени на высшие достижения и терпеливо ожидая, когда Сам Господь придет и, взяв его за руку, возведет на высшую ступень.

Да и справедливо ли оценивать первую трудовую ступень Иисусовой молитвы как нечто, якобы, недостаточное? Не связан ли с нею почти весь доступный человеку на земле опыт христианского делания? не она ли является незаменимой спутницей и сотрудницей христианина и в том самом деятельном христианстве, о котором Вы упомянули и которое заключается в посещении храма, в выполнении келейного молитвенного правила, в делании добрых дел? не она ли дает внутреннюю силу, и чистоту, и ревность этому самому внешнему деланию? Поэтому в высшей степени неправильно и несправедливо утверждать, что если человек в течение всей своей жизни остается на делательной ступени умного делания, то этим он будто бы ничего не приобретает для своей вечной жизни. Он приобретает все, что было ему доступно и возможно в течение его земного странствования. Конечно, умное делание нельзя отрывать от внешних дел христианской жизни: посещения храма, выполнения молитвенного правила и добрых дел, – но и то и другое в своей совокупности должны составлять единый неделимый подвиг земной жизни христианина.

Что же касается восхождения на высшие ступени созерцания, то пути Божии неисповедимы: оно не невозможно и в будущей жизни, как на это указывает и старец схимонах Василий.

Итак, если трудности и опасности существуют при всяком христианском делании, а не при одной только Иисусовой молитве, и если достигнуть полного совершенства не может в этой жизни не только делатель Иисусовой молитвы, но и какой бы то ни было христианин, то нет никакой достаточной причины страшиться и избегать внутреннего молитвенного делания, великое спасительное значение которого для нашей жизни во Христе столь очевидно. Сомнениям и опасениям тем более не должно быть места, что в делании Иисусовой молитвы, как и вообще в христианской жизни, успех зависит не от нашего искусства и не от наших усилий, а от помощи Божией. Наш труд и наше усердие хотя и являются необходимым условием успеха, но сами по себе, без воли Божией, они успеха не обеспечивают.

Успех обуславливается с нашей стороны смирением, сокрушением духа, всецелым преданием себя в руки Божии, готовностью добросовестно выполнять все, что от нас зависит, а подается успех Господом тогда, когда это нам нужно. Если мы это помним, то нам не трудно, при всех опасностях духовного делания, с полным спокойствием, предаваясь в руки Божии, исполнять то, что зависит от нас, и с детскою доверчивостью ожидать того, что может нам даровать один только Господь!

Значение Иисусовой молитвы для духовной жизни православного христианина становится еще понятнее, когда мы глубоко вдумаемся в сущность христианской жизни и постараемся постигнуть ее внутреннюю тайну, которая нередко закрывается для нас или отвлеченными рассудочно-богословскими построениями, или внешне-формальным отношением к религиозным обязанностям. Эта «тайна христианской жизни» с большой ясностью раскрыта в статье иеромонаха Гурия, которую в виду ее близкого отношения к содержанию наших бесед привожу полностью:

«Как усилились в наш век стремления навязывать различные понимания христианству. Кто ни берется писать программы жизни, стремится навязать свои идеалы Христу и выдать личные выдумки за великое благовестие Сына Божия.

В наш век особенно чувствуется нужда в критерии для определения истинности суждений о вере, в обращении к полноте церковного вселенского сознания, которое живо отпечатлелось в святоотеческих писаниях, преданиях, соборных постановлениях. Личный разум широко заявил свои права на постижение истины в делах веры. Свобода рвется из оков церковного сознания, требующего от нее разумного послушания еще более разумной, строго направленной к определенной цели, норме жизни. Разум, гордый своим положением, талантами и превосходством, кичит, а норма жизни, как норма внутренней борьбы со всеми видами страстности плоти и гордости духа, слишком противна свободолюбивой душе. Душа знает только то, что ее окружает, и знать другого не хочет. Ей дорог страстный порыв, удобство, комфорт, бурная радость грешной земли. Какая-то пленка с самых детских лет заволакивает душу и не дает к ней пробиться родникам иной жизни. А когда душа станет созревать, она, загордившись, верит только в себя и рвет всякую связь с церковным сознанием.

Все больше и больше забываются вселенские церковные идеалы, хотя о них часто говорят и пишут. Ум чувствует принципиальную ложь обычной жизни, хочет родства с Богом, близости к Нему, чтобы каждый шаг жизни совершался как бы в сознании Бога, в ощущении Его, в чувстве к Нему и пред Ним, но, как ограниченный, непостоянный и часто ложный, он берет святую идею только в части и не может обнять ее во всей полноте. Он не может дать ей надлежащего освещения и тем более не может указать действительных средств провести ее в жизнь. К святой идее прикоснулись люди, живущие так или иначе вне полноты церковного сознания, люди личного разума и авторитета, люди, не знающие тайны вселенской церковной жизни и не изучавшие этой жизни в Свящ. Писании и тех преданиях, где она отразилась во всей своей чистоте.

Они много знают и толкуют о древне-христианской жизни, как о жизни братской любви, как о жизни свободы и равенства, как о лучшем социальном строе, но совсем не знают о ней, как о жизни Духа Святого в сердцах христиан, как о жизни действенного богообщения.

И это вполне понятно! Ибо Дух Святой обитает в Церкви Христовой, открывается тому, кто за послушание вере жаждет жить всей полнотой церковного сознания, поселяется в сердце человека за труды и поты благочестивой жизни, после долгого испытания спасающегося, после закаления свободы его в святом охранении вверенного таланта благодати. Христианство глубоко теистично. Его Бог – живой и любящий, личный, близкий людям Творец-Промыслитель. Под Его личным руководством и беседой воспитывался первый человек. По падении человека и лишении его жизни богообщения любвеобильный Бог приходит к падшему человечеству в смиренном образе Человека. Он живет с людьми и снова возводит человека в возможность прежнего богообщения и богоуподобления. Через Спасителя люди привились к Божеству. Через Духа Святого жизнь богообщения стала созидаться и утверждаться на земле в Церкви Божией.

Тайна жизни христианской есть тайна живого общения Бога и человека, начинающегося на земле и продолжающегося в вечность.

Жизнь Церкви Христовой, земной и небесной, есть прежде всего жизнь действенного богообщения, жизнь Духа Святого в сердцах верующих. «Не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас» (1Кор. 3, 16). «Я Лоза, а вы ветви; пребудьте во Мне и Я в вас», говорит Христос (Ин. 15, 5). «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино», – молился Спаситель. И христиане, прививаясь к Божественной Лозе, Духом Святым, живущим в них, соединялись в один дух, в одного человека, в одно настроение. «Они, – говорит Григорий Богослов, – чтители Единого, стали едино, чтители Троицы, так сказать, срослись между собой, стали единодушны и равночестны» (Т. 1. С. 179).

В день Пятидесятницы Дух Святой сошел на апостолов и на глазах у всех произвел в них удивительную перемену. Апостолы получили особые, доселе не имевшиеся у них, силы и свойства, что-то Божественное стало обитать в их существе, жить с ними и руководить их. Для верующих это было исполнением Спасителева обещания о ниспослании Духа Святого и свидетельством того, что внутренняя действенная жизнь богообщения началась на земле.

С тех пор Дух Святой, как Личное Божественное Начало, исходящее от Отца, неизменно пребывает в Церкви Христовой и сообщается верующим христианам. Ап. Петр после своей проповеди о Христе в день сошествия Св. Духа на вопрос окружавших его людей: «Что нам делать, мужи братия?» – ответил: «Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов и получите дар Святого Духа». Исповеданием веры Христовой, покаянием в соделанных прежде согрешениях и крещением каждый вступает в число верующих, становится членом Церкви Христовой и получает дар Св. Духа. Так христианин приобщается к жизни благодатной, в его сердце начинает бить Божественный источник, он даже ощутимо переживает обновление своего существа, обитание в нем зиждительной Божеской силы.

Многие верующие во времена апостолов, присоединясь к Церкви Христовой, подобно апостолам, видимо для всех получали жизнь Божественную в свои сердца, исполняясь благодатных даров Духа Святого, ощутимо переживали высокое состояние богообщения. И с тех пор все подвижники веры и благочестия, становясь сосудом благодати, являли миру дары живущего в них Св. Духа на всем протяжении жизни Церкви Христовой и до сего дня.

Духом Святым освящается вся жизнь истинного христианина. Весь процесс его спасения совершается при свете богообщения, то скрытого, то явного. С малых ступеней оно ведет человека все к большему и большему постижению Божественной жизни и заканчивается совершенным боговселением. Сила Божия, сочетаясь со свободой человека, очищает христианина от всякой скверны плоти и духа и приготовляет в его душе обиталище бесстрастное, святое для полного и блаженного боговселения, по слову Спасителя: «Приидем и обитель сотворим» (в сердце человека). Мы употребили два термина для обозначения различных периодов жизни духовно-благодатной: богообщение и боговселение. Образно выражаясь, под первым термином понимается как бы внешнее, не полное единение Духа Божия с духом человека. Человек чувствует Божественную силу, помогающую ему, чувствует, что он и поддерживается-то только этой Божеской силой, но, с другой стороны, также чувствует, что в его душе еще остается страстность, препятствующая ему совершенно упокоиться в Боге, что полноты Божественной силы в нем нет, что сердце неполно, неудовлетворено, ищет, жаждет иметь Бога в себе, любить Его всей полнотой своего существа, а этого между тем еще нет, ибо сердце отчасти любит и страстность.

Боговселение же есть совершенный вид богообщения, когда Дух Святой совершенно вверяется человеку и поселяется в нем.

Перед нами письмо покойного иеросхимонаха О-ой пустыни. Старец, незадолго до смерти, так писал одному ученику о своих исканиях и мольбах получить благодать Духа Святого.

М. С. О. Н. Г. И. Х. С. Б. п. н.

Господи благослови и спаси нас!

Боголюбивейший Батюшка N!

Начну с боголюбия. Быть может, по науке, по способности ума Вашего Вы знаете о боголюбии несравненно более, нежели я убогий. Слава Богу! Но если бы Вы были уязвлены сердцем этим боголюбием, и оно совне и внутрь освящало, сожигало и переплавляло Вас, то, конечно, ни напоминаний сладострастных, ни других каких-либо теней не было бы в Вашем сердце и ничем оно не могло бы усладиться, кроме боголюбия. Прости, мой любимче, и не подумай, что я хочу упрекнуть тебя в чем-либо. Нет, совсем нет! Мне желалось бы выяснить тебе, как ближайшему другу и брату о Христе, чувство боголюбия, – то чувство, которое я сам так долго и так сильно желал получить и не получал. Эти желания были муками моего духовного рождения, и эти муки были весьма длинны, около тридцати лет с небольшим. Думаю, что борьба с грехом за радость единения с Господом и Творцом была во мне двух родов. Одна – моя природная, другая – Божия, но все это было так таинственно и сокрыто по высшему усмотрению, что я мог кое-что уразуметь уже впоследствии. Я изнемогал в борьбе с собою, с порывами страстей моей плоти, но при этом во мне пребывало желание высшее и лучшее, нежели все греховные порывы. Оно окрыляло мой дух, я чувствовал, что только оно меня удовлетворит и более ничто на свете – эта вечная творческая сила, сила не умирающая, дарованная Творцом – любовь к Богу.

Я жаждал любить Бога всем сердцем. Но как любить? Если любить Бога, нужно быть достойным Бога, а я видел себя не только грешником, но и коснеющим во грехах своих.

Желание любить Бога крепло, возрастало до горения, а как любить, чтобы сердце удовлетворилось в своем желании, я не знал. И что делать для этого, я не мог придумать. Все способы испытал, на которые указывают, т. е. делать все доброе, быть милосердым к ближним. Я эту добродетель исчерпал до дна. Не раз оставался чуть прикрытым, раздавая все нуждающимся, терпел голод и холод, скрывая это от других, обиды терпел, не мстил за обиды, старался любить врагов и любил их, как то повелено Господом. Но самой любви-то к Богу я в себе не ощущал, да и страсти мои ясно говорили, что я чужд этой Божественной любви. А мысль не оставляла меня, и сердце горело еще большим желанием любить Бога, но на деле я этого не достигал. Я чувствовал, что сила жизни – в любви к Богу, сила творческая, благодатная; я думал, что если буду иметь в себе эту любовь, то оковы моих страстей спадут сами собой, следы их растают и перегорят от огня Божественной любви. Я был убежден в этом тогда и теперь удостоверяю, что иначе и быть не может. Это та самая истина, о которой сказано Самим Спасителем нашим Богом: «Истина свободит вы, и вы поистине свободни будете». И вот не стало терпения долго ждать. Я взывал ежеминутно, да когда же Господь удостоит меня этой любви к Нему. Ведь Он сказал: «Без Меня не можете творити ничесоже». Господи! Прииди и вселися в ны, научи мя творити волю Твою, научи и любить Тебя, как подобает любить. Ведь Тебе, Всесильному, не трудно это сотворить со мною. Господи, хотя так удостой меня: ненадолго всели эту любовь в меня и поживи во мне, я пойму, узнаю Тебя, тогда удались от меня, я буду уже по ведению стремиться к Тебе, буду страдать сознательно, зная, за что страдаю, для чего живу.

И вот Господу моему было угодно, чтобы я заболел, и я заболел, а любви этой еще не испытал в себе; заболел и сильно плакал во время болезни о том, что остался побежденным во грехах моих – грехом, а любви-то еще не имею. Спешу каяться не раз и не два, очень много каюсь и получаю радость, ибо вижу, что грех начинает терять надо мною свою силу, так как греховного услаждения не стало в душе, помысл греховный не возникал в сердце, а покаяние соединилось с благодарностью к Богу.

Чем более я страдал, тем легче я себя чувствовал. Я ощущал сильную потребность причащаться, и меня причащали. По причащении Св. Тайн мой дух окрылялся неизреченной надеждой на Бога, а сердце переполнялось благодарностью ко Господу Иисусу Христу. Здесь-то мне убогому и открылась в необъятной полноте любовь Божия к миру в искуплении человеческого рода. Эта любовь заговорила как бы во мне, внутрь всего моего существа, с такой силой ко Господу, что я не чувствовал и своих страданий. Я не мог оторваться ни мыслями, ни чувствами сердца от любви ко Господу. Воспоминания о всей Его земной жизни, о всех явлениях и действиях на земле производили во мне радостный трепет, обновляли внутреннее моей души и сердца. Сердце было полно надеждой спасения. Ничто не могло дать повода к отчаянию в милосердии Божием. Господь был близ, душа жила Им и чувствовала только Его безграничную любовь.

Каждый шаг земной жизни Спасителя ясно отпечатлевался в сознании, как совершенный для спасения, для освящения человека. Им было освящено для меня все: и окружающий воздух, которым я дышал, и вода, которую пил, и самый одр, на коем лежал, и гроб, в который готовился сойти. Все это было залогом моего спасения, воскресения из омертвления плоти и прославления с Господом. И я чувствовал, что это творится не по моей заслуге, а единственно по бесконечному милосердию Божию.

Я сознавал себя глубоко грешным, но в то же время горячая надежда на спасающую любовь и милость Господню неизменно окрылила мой дух. Слезы умиления лились из очей, а что переживало при этом сердце, я не могу и описать. Я не чувствовал потребности к пище, тяготился, когда меня посещали другие. Я блаженствовал, уязвленный любовью ко Господу, желал остаться хотя бы навечно один и страдать, но только с Господом и в любви к Нему. Вот что такое боголюбие, и вот что оно делает с душой человека.

Ради этого я и назвал Вас боголюбивейшим, ибо боголюбие необходимо для всех и каждого в отдельности. Оно есть богатство неокрадомое и есть всемогущая сила, как сила творческая, сила вечного живота.

Если кто водрузил эту силу в сердце, тот и душу свою оживит ею. Боголюбивый не пожелает любления мира сего, ибо любить мир будет уже разрывом любви Божией и вражда Богу. Это слово многим не кажется справедливым, но оно правда Божия и истина.

Разве тот, кто имеет благодатную любовь в себе, будет убивать других? Кто любит Бога, разве пожелает чужой собственности? Кто любит Бога, разве чего другого желает и ищет или будет отнимать и красть чужое? Он и свое-то имеет, как Божие, со страхом Божиим тратит то, что ему дал Бог.

Боголюбие есть жизненная сила души и сердца человека, созданного по образу Божию. Через него человек вновь водворяется в рай и к нему приходит Царствие Божие в силе. Нужно любить Бога и жить Им, вдыхать и выдыхать духом любви Божией. «Аще не Господь бы был в нас, никтоже от нас противу возмогл бы вражиим бранем одолети. Побеждающии бо от зде возносятся».

Почувствовали ли вы в этом письме, достоуважаемый читатель, биение какой-то неведомой, чужой нам жизни, жизни полной духовной красы и, благодатной таинственной, мощи? – То голос души, жившей дивной жизнью таинственного, неизреченного богообщения. Сколько усилий, сколько молений, какая твердость духа и целность натуры, в течение тридцати слишком лет неуклонно стремившейся к одной определенной цели, к восприятию в себя любви Божественной – Святого Духа Божия.

И вот на склоне лет, почти на одре смерти, Дух Святой входит в убранную храмину подвижнического сердца и поселяется в ней. Здесь уже больше, чем обычная помощь человеку в деле спасения. Здесь Господь приходит в сердце человека, Дух Святой оживотворяет его и теснейшим образом соединяется с душой человека.

Такова тайна жизни христианской! Но она забыта нами, и большинство из нас совсем не знает Духа.

Прими мы эту тайну, и сейчас же наша жизнь пойдет в согласии с полнотой церковного сознания, в подражании жизни всех прославленных Богом лиц. Все споры о личном и общественном служении, о молчании и затворе или широкой общественной деятельности отойдут прочь, ибо они осветятся высшей точкой зрения.

Цель жизни – стяжание Духа Святого, стяжание Его вселения, проникновения Им всего человеческого существа. Если нет стремления к этому, жизнь с христианской точки зрения бесцельна, бессмысленна и пуста.

Это – жизнь без Бога, без души. Но, чтобы стяжать Духа Святого, чтобы стяжать сего огненного Духа, надо принести труды и поты сердечные, надо убрать для Него храмину сердца. Вот эта-то уборка собственной храмины сердца и есть самое первое, самое нужное и необходимое дело в христианстве. Поэтому христианство, насколько строго теистично, настолько же строго индивидуалистично. Спасается индивидуум, его душа. Каждый христианин, жаждущий Духа Святого и готовящий в своем сердце храмину для обитания Царственной Троицы, силой того же Духа Божия восходит от силы в силу и достигает мужа совершенна в полноту меры возраста Христова. Но спасается он не один, а в Церкви, во всей полноте церковной – земной и небесной. Он – звено церковного тела, служит ему, а оно питает его, оказывая разнообразную поддержку и помощь.

Уготовляя храмину сердца своего для Духа Божия, христианин изменяет эгоистическое греховное содержание своей личности на любовное, святое; он через изменение собственного внутреннего существа становится любвеобильным служителем и помощником ближних, а озаренный светом живущего в нем Духа Божия, является мощным носителем все созидающей, все устрояющей силы Божией, могучий верою, переставляющей горы, полный любви и молитвы о всем живущем.

Здесь разрубается узел пререканий. Индивидуализм сочетавается в идеальнейшей форме с широтой всеобъемлющей любви и полнотой общественного служения для немощного, лишенного духоносной силы жизни, падшего человечества.

Изменение эгоистического содержания жизни в любовное и святое не может даться без свободного подвига духа. Это не обычная гуманность или кричащая в глаза филантропия. Нет, здесь идеал более высокий и единственно ценный!

Сердце созидается для Духа Божия, изменяется самая природа его существа. Видна каждая греховная соринка, и она, однажды замеченная, требует немедленного удаления. Недопустима малейшая тень красования своим «я», самый тонкий вид самолюбия является преградой для вселения Духа Божия в сердце человека, малейшее попрание чужой личности рассматривается как грех против любви, против образа Божия в человеке, противен Духу и отгоняет Его. Отсюда совершенная чистота и полнота любви, как идеал христианина, и неизбежная строгая аскеза жизни, как необходимое и единственное средство в руках человеческой свободы для достижения этого идеала. Аскеза жизни может проявляться в различных видах и формах: от затвора и юродства до широчайшего служения любви, это зависит от индивидуальных качеств спасающегося христианина, но она должна быть целесообразна, способствовать переработке человеческого существа до идеала совершенной чистоты, возбуждать соответствующие мысли и чувства в отношении к Богу. Христианство строго аскетично, т. е. оно требует постоянной, мучительно-страдальческой борьбы с живущим в самом человеке и окружающим его совне грехом, постоянного ограничения себя во имя обуздания греха и стяжания добра.

Таково участие христианской свободы в деле спасения. Самый высший ее подвиг – принести себя в жертву Христу и отречься от своего хотения во имя хотения и воли Христа. Предание себя во всецелую волю и помощь Божию, совершенное ненадеяние на личные силы, ожидание исцеления, обновления и просвещения от Духа Божия, несмолкаемый вопль о сем к Богу – вот тот конечный пункт, где свобода, принесенная в жертву, украшается победным венцом и ей вверяется полный талант благодати. Дух Святой соединяется с ней и вселяется в сердце человека. Такова, нам думается, тайна жизни христианской!

Это – прежде всего жизнь действенного богообщения, венчающаяся таинственным боговселением. Это жизнь строго индивидуальная и в своей индивидуальности широко любовная, идейно-церковная. Это жизнь строго аскетичная, неизменно целостная, постоянно направленная к одной определенной цели и на своем пути уничтожающая все то, что препятствует достижению ее вечного идеала...

Искать ли нам подтверждения высказанных мыслей в слове Божием и писаниях св. отцов? Кто хоть немного интересовался внутренней жизнью христианской, читал творения людей, живших этой благодатной жизнью и оставивших нам указания на то, как созидали они в себе духовную жизнь, тот знает отлично общую схему христианского спасения. Это – очищение сердца, труды и поты за радость богообщения, за жизнь в Боге. Это – борьба с грехом, трудничество в первой половине пути спасения и упокоение в Боге, блаженное боговселение во второй и последней.

Христианство – единственная религия в мире, допускающая возможность жизненной проверки и осуществляющая то, что она обещает человеку. Она обещает Царство Божие внутрь, Духа Святого в сердца верующих – и Царство Божие воистину приходит в сердце нудящего его, и Дух Святой вселяется в душе, уготованной для Него и обитает в ней.

Эта истина веры Христовой доступна самой строгой проверке, и она подтверждается опытом бесчисленного сонма людей, посвятивших Богу свою жизнь, она ярко запечатлена в устном и письменном церковном предании, ею живет вселенское церковное сознание.

«Кто старается уверовать и прийти ко Господу, – говорит Макарий Великий, – тому надлежит молиться, чтобы здесь еще приять ему Духа Божия, потому что Он есть жизнь души, и для того было пришествие Господа, чтобы здесь еще дать душе жизнь – Духа Святого. Ибо сказано: «Дондеже свет имате, веруйте во свет» (Ин. 12, 36), «Приидет нощь, егда не может делати» (Ин. 9, 4). Посему, если кто здесь не искал и не приял жизни душе, т. е. Божественного Света Духа, то он во время исшествия из тела отлучается уже на шуюю страну тьмы, не входя в Небесное Царство и в геенне имея конец с диаволом и ангелами его.

Как железо или свинец, золото или серебро, вложенные в огонь, теряют свойство жесткости, переменяясь в вещества мягкие и, пока бывают в огне, по силе огненной теплоты, расплавляются и изменяют естественную жесткость, таким же образом и душа, отрекшись от мира и возлюбив Единого Господа, с великим сердечным исканием, в труде, в подвиге, непрестанно ожидая Его с упованием и верою и прияв в себя оный небесный огнь Божества и любви Духа, действительно уже отрешается тогда от всякой мирской любви, освобождается от всякого вреда страсти, все отметает от себя, переменяет естественное свое качество и греховную свою жесткость, все почитает излишним, в едином Небесном Женихе, Которого приняла к себе, упокоивается горячей и несказанной любовью к Нему.

Ум и разумение христиан по общению и причастию Св. Духа достигают постоянства, твердости, безмятежия и покоя, не рассеиваются и не волнуются уже непостоянными и суетными помыслами, но пребывают в мире Христовом и в любви Духа, как и Господь, рассуждая о таковых, сказал, что прешли они от смерти в живот (Ин. 5, 24).

Обновлением ума, умирением помыслов, любовью и небесной приверженностью ко Господу от всех людей в мире отличается новая тварь – христианин. Для того было и пришествие Господне, чтобы истинно уверовавшие в Господа сподобились сих духовных благ.

Господь призывает человека к покою, говоря: «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11, 28). И те души, которые покоряются и приходят, Он упокоивает от тяжких, обременительных, нечистых помыслов и дел. Делаются они праздными от всякого беззакония, субботствуют субботу истинную, приятную и святую, празднуют духовный праздник неизглаголанной радости и веселия, совершают от чистого сердца служение чистое и благоугодное Богу.

И это есть истинная и светлая суббота!

Посему будем и мы умолять Бога, чтобы нам войти в покой сей, упраздниться от срамных, лукавых и суетных помышлений, прийти в возможность служить Богу от чистого сердца и праздновать праздник Духа Святого.

«И блажен, кто войдет в сей покой (Добротолюлие. Т. 1)» (И. Гурий. Тайна христианской жизни. Изд. Козельской Введенской Оптиной пустыни, 1908).

Приведенные мною слова иеромонаха Гурия говорят о той именно «тайне христианской жизни», заключающейся в живой любви к Богу, в живом богообщении и боговселении, осуществляемых в недрах Святой Церкви благодатным действием Св. Духа, напечатлению и раскрытию которой в сердце верующего христианина посвящено и делание умной Иисусовой молитвы. Вот почему я и счел уместным заключить наши беседы этою именно статьею.

Иерей. Ваши слова совершенно меня успокаивают. Уезжая из Вашей обители, я уношу полное и ясное понятие об Иисусовой молитве, о ее значении и о ее необходимости в духовной жизни христианина, а также и о том, как нужно проходить эту молитву по учению и преданию св. отцов и подвижников Православной Церкви, за что и приношу Вам мою искреннюю н глубокую благодарность не только от себя, но и от имени моих духовных детей!