№ 32. Августа 6-го

Поучение 2. О духовности Божией

Из христианских вероисповеданий самое истинное, неповрежденное и непогрешимое есть то самое, которое мы исповедуем, потому что наша вера имеет свое происхождение непосредственно от самого воплотившегося Сына Божия Иисуса Христа и потом дошла до нас через Его святых апостолов и отцов Церкви. Истину нашей православной веры неопровержимо доказывают нетленные мощи св. угодников Божиих и другие бесчисленные чудеса, которые именем Божиим прежде совершались, ныне совершаются и впредь будут совершаться в нашей св. Церкви. Наша православная вера непогрешима и в том случае, если мы, ее исповедующие, во многом погрешаем во всех наших заблуждениях виновата не вера, которая непричастна никаким заблуждениям, а виновата наша очень ограниченная приемлемость истины, ваше легкомыслие, наша рассеянность, наша излишняя преданность житейской суете и земным интересам и т. п. Свет во тме светится, и тма его не объят (Ин.1:5).

Вера вообще имеет место только там, где оказывается недостаточным наш разум. Что мы сами видим, слышим, осязаем и до чего мы доходим сами своим разумом, то мы признаем и без пособия веры; но что превосходит наше разумение, о чем мы не можем знать сами собою, то мы можем признавать не иначе, как верою. Таким образом, кроме этого необъятного мира, который открыт перед нашими внешними чувствами, вера открывает перед нами другой невидимый и необъятнейший мир, который господствует над видимым, управляя его судьбами; вера переносит нас за тысячи лет назад, – к торжественным дням творения (Евр.11:3). Апостол Павел определяет веру так: вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (Евр.11:1).

Конечно, вера может быть неправою и ложною, как это действительно бывает, человек, по своему легкомыслию, может верить в небывалые предметы я питать в себе несбыточные надежды, тем не менее потребность веры естественна каждому человеку. Это от того, что каждый человек чувствует себя зависимым от высшего Существа, Которое само в себе невидимо о неосязаемо, а между тем следы Его действий очевидны во всем нас окружающем (Пс.18:2–5): это самое существо и называется Богом. Итак всякая вера сосредоточивается из откровения о Боге. Бог – это существенный предмет всякой веры; лучшие отношения зависимого человека к господствующему Существу – единственная ее забота; лучшая участь человеческого рода – верховная ее цель. И мы, приступая и христианскому учению, намерены начать его именно учением об истинном Боге. Познав Его по мере наших сил и нашей приемлемости, мы по крайней мере будем в состоянии объяснить себе многое для нас загадочное и непонятное, разрешить многое, нас затрудняющее, согласить кажущиеся в мире противоречия, примириться со всем, что иногда возмущает и беспокоит нашу омраченную душу. Многое, что кажется нам в мире неправильным, бессмысленным и бесцельным, может получить в глазах наших глубокий смысл и великое значение, когда мы, во возможности, познаем Художника вселенной.

Говоря о Боге, мы уверены, что никто из стоящих в сем храме не отвергает бытия Божия. Уверенность в существовании Божием и исповедание той или другой веры сопровождают жизнь всего человечества; а это значит, что Бог вложил в саму природу человеческую души неизгладимое ощущение Его существования. Правда, изредка являются люди, которые, по-видимому, вовсе не верят в Бога, – рече безумен в сердце своем: несть Бог (Пс.13:1), и даже другие проповедуют безбожие, но на них нужно смотреть, как на нравственных уродов. Впрочем эти несчастные безбожники восстают более против имени Божия, нежели против самого Его существования: душа человеческая ни в каком состоянии не может помириться с полным отрицанием Божества.

Что Бог действительно существует, в этом уверяет нас наше внутреннее непобедимое чувство, и нам теперь остается изложить учение св. Церкви о том, кто Бог и каков Бог.

Суеверные язычники признают за Бога различные твари, иные покланяются, как Богу, могущественным людям, иные неукротимым зверям, иные даже бездушным изображениям тех и других; некоторые поклоняются солнцу, луне, звездам и многим неотвратимым силам видимой природы. Во всех таких верах заметна покорность перед тем, перед чем человек чувствует себя бессильным и зависимым, и уже не силою, а мольбами, дарами и жертвами человек старается склонить в свою пользу то или другое существо, признавая его господствующим над человеческою судьбою. Очевидно. в самом мраке невежества и заблуждений мелькает днесь слабый луч истины; но сама истина все-таки далека от язычников, потому что их боги не удовлетворяют непременному требованию, чтобы Божество было существом самым высочайшим, могущественнейшим и совершеннейшим. Какое же это Существо высочайшее, именуемое Богом?

Иисус Христос говорит прямо и ясно: Дух ест Бог (Ин.4:24). Но нам не совсем понятно, что такое Дух. Дух не есть пар от дыхания, или запах от чего-нибудь; то и другое, очевидно, неприменимо к высшему Существу – Богу. Бог есть Дух: это значит, что Бог невидим, бестелесен и не похож ни на какую вещь в свете: Бога нельзя видеть телесными глазами, как сказано и в священном писании: Бога не видал никто никогда (Ин.1:18) и видеть не может (1Тим.6:16). Он не имеет тела: ни головы, ни рук, ни ног, – просто ничего чувственного и вещественного. Ето существо неуловимо для наших телесных чувств: довольно, если мы можем чувствовать Его в душе своей, которая создана по Его образу и подобию. Конечно, наша любознательность этим не довольствуется, мы готовы спросить вновь: что же такое Бог-Дух и существе Своем? Но, братья, мы должны знать и то, что Бог для нас непостижим. В теперешней жизни мы можем знать о Боге только отчасти, и уже на том свете будем в состоянии узреть Его лицом к лицу и узнать, какой Он есть (1Кор.13:12). Но вполне узнать Бога возможно одному самому же Богу (Мф.11:27).

Итак видите, что не надобно считать Бога и таким, каким Он изображается на иконах, тем более не надобно икону считать за Бога. Изобразить существо Божие на иконе невозможно. Какие краски, какое искусство человеческое могут представить глазам нашим Существо невидимое и бестелесное? А между тем, ежели не изобразить Бога на иконе, мы, пожалуй, вовсе о Нем забудем. Изобразить Бога невозможно, а надобно. Чтобы согласить невозможность с необходимостью, св. Церковь приняла в священный обычай изображать Бога на иконах в человеческом виде. Во-первых человек есть самое лучшее из видимых созданий Божиих и вид его всего приличнее для изображения Божия; а во вторых Бог, видимо являясь Своим угодникам, не гнушался принимать на Себя вид человека, сотворенного по образу и подобию Божию, и напоследок Единородный Сын Божий почтил наш образ, приняв его на Себя в действительности один раз и навсегда. Таким образом, если вы видите на иконе Бога изображенным и виде старца, то не думайте, будто Он таков в действительности; нет, Он в таком виде являлся только некоторым Своим угодникам, чтобы напомнить им о Своей вечности, о Своих летах неоскудевающих. Равно, если видите Бога, изображенного в облаках на престоле, то не думайте, будто Он действительно имеет такой вид и находится в таком положении; нет, это только видимое Его явление, показывающее Его вседержавную власть над вселенною. Если наконец и в священном писании встретятся вам такие выражения: уста Божии, глас Божий (Пс.32:6), очи Божии (Пс.33:16), уши Божии (Пс.30:3), руки Божии (Пс.18:2) и т. п., то не принимайте такие выражения в точном смысле и не думайте, будто Бог в самом деле имеет уста, голос, очи, уши, руки и другие телесные члены; нет, такие образные представления о Боге употреблены единственно для того, чтобы духовные свойства Божии наиболее приблизить к нашим ограниченным понятиям. Так, уста Божии и глас Божий означают спасительную истину, которую Бог открывает людям; очи Божии означают то, что перед Богом открыто все во вселенной; уши Божии означают Божие внимание к праведным молитвам; руки Божии означают Его деятельную силу. «Все, что говорится о Боге телообразно, заключает в себе какую-нибудь сокровенную мысль, и, через свойственное нам, научает тому, что выше нас»¹⁴², говорит св. Иоанн Дамаскин. Но в точном смысле Бог, по словам того же святого, «не имеет ни очей, ни вида, ни образа, ни пределов»¹⁴³.

Нельзя сказать, чтобы жизнь духа совершенно бестелесного была для нас непонятною. Возьмем в пример нашу душу. Она, как образ и подобие Божества, сама в себе невидима, бестелесна и духовна: когда человек умирает, ведь никто не видит и не замечает его души, оставляющей тело, а между тем никто не сомневается в том, что во время смерти человека душа действительно разлучается с телом. Душа человеческая как будто мала до ничтожества, а между тем она управляет всем многосложным телом, движет разными его членами, господствует над окружающими предметами, подчиняет себе природу. Умом своим человек, кажется, в одно мгновение взлетел бы на высоту небес, пронесся бы по всем странам вселенной, удовольствовал бы свои необъятные желания, если бы его не сковывало столь слабое и ограниченное тело. Таков сотворенный дух, коль скоро он был бы бесплотным. А располагать судьбами всех тварей, управлять всем светом, двигать целой вселенной, не теряя из внимания каждой нужной в ее составе частички, уж конечно свойственно одному Духу совершенно бесплотному, каков и есть истинный всевышний, исповедуемый христианами Бог.

Правильное представление о Боге очень важно в деле, веры. Каковым мы представляем себе Бога, таковы избираем и меры для богоугождения. При грубых понятиях людей о Боге столь же грубо и поклонение к Нему, грубы чувствуемые ими в отношении к Нему обязанности, груба совесть, недостойны надежды, безрассудны упования. Кто представляет Бога не более и не иначе, как человека, тот без зазрения совести употребляет пред своим мнимым божеством отвратительное, лицемерие; тот, не заботясь о чистоте души, думает заслужить благоволение Божие фальшивыми воздыханиями, бесчестно приобретенными и безрассудно направляемыми дарами и жертвами; тот губит дорогое время в исполнении многочисленных внешних, часто поврежденных обрядов, и бесплодно тратит дорогие силы над одним внешним многосложным, часто искаженным выдумками человеческими благочестием. Что же это за вера, которая делает нас нисколько не лучшими неверных? Но при понятиях о Боге, более правильных и согласных с словом Божиим, и вся наша нравственность изменяется к лучшему: наши чувства облагораживаются, разум прозревает, сердце смягчается; все окружающее нас получает в глазах наших иной, лучший вид, вызывающий нас на новые лучшие отношения. Бог есть Дух: при этой истине становятся понятными все возможные на нас святые обязанности; требования виры сосредоточиваются уже не на мертвой внешности, а на бессмертном духе, оживляющем внешность: все наши отношения управляются уже не механизмом и привычкой, а разумностью и свободою; все священные обряды, которых мы так твердо держимся я все нынешнее благочестие, которое мы с такою точностью исполняем, получают для нас значение не иначе, как в связи с богоугождением духовным. Бог есть Дух, говорит Иисус Христос; в поклоняющиеся Ему должны покланяться в духе и истине (Ин.4:24). Аминь.

Свящ. Петр Красовский

Вечером, в 7 часов, я был уже в селе Богородском. В то время, когда я подъезжал к селу Богородскому, произошло довольно странное недоразумение. Один из православных жителей села, некто Мануил Афанасьев почел меня за беглого раскольнического попа, который когда-то приезжал в село Богородское к раскольникам. Вскоре этот Мануил не замедлил свидеться с старцем Степаном Зазоркиным, заправляющим вместе с сыном и другими лицами расколом беглопоповщинского толка, и передать ему о моем приезде. На следующий день Степан Зазоркин с согласия других убедительно просил Мануила привести меня к ним. Мануил явился ко мне, передавал мне свою ошибку, однако ж убедительно просил меня сходить к раскольникам и, если можно, вразумить их сколько-нибудь под тем предлогом, что я соглашусь быть для них священником при тех или других условиях с обеих сторон. Я вполне понимал, что обстоятельства поставили меня в довольно трудное положение. Мануил торопил меня идти к нему в дом, где уже находился Степан Зазоркин. По некотором обсуждении дела, я отправился. Мануил привел меня в свой дом и провел в заднюю холодную горенку. Спустя немного, ко мне явился старик лет под 60, крепкого телосложения, высокого роста, плечистый и мускулистый, в синей длинноватой рубахе. Волосы на его голове серые, верхушка или маковка выстрижена. Это С. Зазоркин. Мы раскланялись и уселись. – Как поживаете, дедушка? спросил я. – Живем, слава Богу! отвечал он. Куда ты едешь и откуда? – Я с верху (т. е. с верху Волги), был в некоторых местах, приехал теперь к вам в Богородское, а потом отправлюсь и еще кое-куда. – Как же ты разъезжаешь, ты чай (я думаю) при должности? – Как же, при должности. отвечал я. Да вот Мануил приходил ко мне (в это время Мануил сидел около нас) и сказывал, что вы желаете поговорить со мной? – Да. – О чем же мы будем говорить теперь, как не о вере. Вера и спасение всего для нас дороже. – Известно так, подтвердил старик Степан. – Ну, как же вы держите веру? По старой вере? – Да, мы по старой. – Ты извини меня, дедушка, если я тебя буду спрашивать. Ныне уже слишком много людей живут по старой вере, а между тем согласия между ними нет. Вы например здесь, в Богородском, одни что ли по старой вере, или еще есть какие либо толки? – У нас есть еще беспоповцы, да австрийцы, да ведь они разве истинную веру держат? У нас настоящая вера, добавил он, наша часть больше. – А наше согласие чем отличается от других? – Мы приемлем священство, только не австрийское, а вот если ты или другой кто согласится идти к нам, ну и будет наш. Мы принимаем таких священников, только чтобы они не спрашивались архиерея. – У вас теперь есть священник, или нет? – Как бы был, так разве бы мы позвали тебя сюда. Нам нужен теперь священник; хочешь, так иди, не хочешь, как знаешь. А мы бы сейчас дали звать прочим слободам (селам, где проживают приемлющие беглых попов). – Надобно, дедушка, сперва поговорить о вере. Недолго ведь и погибнуть. Ты вот сам говоришь, что у вас в Богородском не одна вера. Поэтому надобно узнать хорошенько, какую вы держите веру, какие у вас книги... – Да тебе это что узнавать-то? Ты только скажи: хочешь или нет? – Сейчас этого я не могу сказать, как угодно, воля ваша. – Так чего же тебе? – Я желал бы поговорить о вере. В это время Мануил вышел (после оказалось, что Степан давал Мануилу знак, когда ему выйти). – Ты скажи мне, начал он очень вкрадчиво, откуда ты, где твой приход? – (Ясно, что Степан считал меня священником, хотя я сидел перед ним в светской одежде, в брюках и верхнем пальто). Мы теперь одни с тобой, ты скажи! – Все я скажу после, ничего не утаю, лгать я не намерен, а теперь не скажу. – Да ты где был до сего времени? – Я ехал с верху по Волге, был в некоторых местах, встречался с людьми старой веры, говорил с ними. И теперь я готов с вами поговорить и поучить. Последнее слово ужасно не понравилось Степану, так что он хотел прекратить со мной всякие разговоры, но что-то его удержало. – Так ты верно зря шатаешься... учить!.. Нет, уж нас учить нечего; мы учены. Нас увещевать приезжал три года кузнецкий протопоп, да ничего с нами не поделал. Вот если пойдешь к нам, тогда учи нас, а теперь еще мы тебя будем учить... И старик разглагольствовал все это с особенным авторитетом. Я замечал все это и обдумывал, как бы повести поспокойнее дело, без раздражений. – Увещевать я вас не намерен, но посуди сам дедушка, ведь и мне довериться вам ни с того, ни с сего, как говорится, очень неудобно. – А ты думал и мы примем тебя так вот безо всего? Нет, мы еще побываем там, где твоя должность, да расспросим, как ты жил, узнаем, не лишен ли ты священного сана за какой-либо порок; нам таких не надо. Противники наши, беспоповцы хулят нас, что мы принимаем таких беглых попов, которые пьянствовали или творили другие непотребные дела, Да ведь они не знают, мы таких не принимаем. А вот, если ты хорошо живешь, и если согласишься идти к нам, мы таких принимаем. – Хорошо, дедушка. Но прежде кто у вас был священником? – Да мало ли было. Когда были еще иргизские монастыри, так наезжали оттуда, а после справлял требы хвалынский о. Андрей, да его недавно схватили и отправили в Ярославль (он был из Ярославской губ.). Отправлял также требы священник из села Мазы (с. Маза не далеко от г. Хвалынска). Были и другие. – Ну, а долго у вас не было священников после разорения иргизских монастырей? – Да лет 20 или более не было. – Как же вы обходились без священника? – В нужде-то, что делать... обходились. – Как например совершали вы крещение, брак или др. таинства? – Крестила бабка, брака не было, а жили взрослые по родительскому благословению. Обыкновенно сводят молодого парня с молодой девицей и говорят им: «вот вам земля и небо, живите вместе оба!» Кто умер – протянул ноги, да и только. Зарывали скоро без погребения... – Послушайте, многие, конечно, умирали; но они умирали без миропомазания, а в миропомазании сообщается благодать Святого Духа, укрепляющая нас на всю жизнь. – Что же делать: нет священника, так уж нечего было и говорить о миропомазании. – Я думаю, много было треб, когда явился после того к вам о. Андрей? – Как же, много: одних крестин было 90. У меня у самого дети были женаты, а не крещены; а одна взрослая женщина продавила дно у кадушки в то время, когда прыгнула в нее для крещения, – добавил Зазоркин. – А теперь кто-нибудь да совершает же у вас требы? – Теперь, по благословению священника, совершает требы простец. (После я узнал, что эту должность отправляет сын Зазоркина Трофим и седой старик Иван). Исповедь у нас совершается также не пред священником (его у нас нет в настоящее время). Известно дело, что нас могут вязать и решить не только пастыри, но и каждый из нас может связать другого; например простивши ему обиду. Так и при исповеди, – простец читает скитское покаяние, а кающийся слушает. Причастие больные берут своей рукой. (Откуда, или из чего берут, достоверно я не узнал, по всей вероятности из чаши; потому что Мануил сказывал мне, что у беглопоповцев есть ризы и чаша, как у православных в церкви). – А откуда у вас святые тайны? – Да один священник еще в бытность свою в иргизских монастырях запас две пудовки даров, так что теперь этот запас для беглопоповцев долго не оскудеет. Старые-то люди были запасливы, замечал по этому поводу Зазоркин. – Как же это схватили у вас о. Андрея? – Да ведь разве не бывает худых людей и из наших? выдали, ну и схватили. – Так ты что скажешь нам? спрашивал Зазоркин. – Сказать теперь мне нечего еще; вот когда я поговорю с вашими грамотными людьми (Зазоркин сам неграмотный), посмотрю ваши книги, тогда вы подумаете, что я скажу вам, а теперь я не могу решиться ни на что, не зная вас: сам же ты вот говоришь, что у вас есть люди, которые могут выдавать. – Нет, уж ты этого не опасайся. Разве мы тебя выпустим уже тогда на улицу? Э! нет; тогда мы будем беречь тебя как свой глаз. Тебе придется тогда жить то в той, то в другой слободе – у нас слобод много – ехать придется иногда и под рогожей. Что делать! А тебе что еще говорить о вере? Тебе учить нас нечего; мы учены по старым книгам, – Мне хочется, по крайней мере, посмотреть, какие у вас старые книги. – Да тебе какие нужны? – Да посмотреть не мешало бы все, какие у вас есть в селе. – А нас в селе немного. Когда нужно бывает, так мы берем или в Хвалынске, или в Николаеве, берем иногда и в Хворостяни. Нас в одном Хвалынске столько старинных книг, что хоть баржу грузи. – Ну, хорошо. Евангелие у вас здесь есть, или нет? – Евангелия нет, а следованная Псалтирь есть, да еще один служебник у сына. А если будет нужно, так добиться можно всяких книг. (Я конечно не верил Зазоркину, что во всем селе только две книги). – Да, добейтесь, тогда я посмотрю все эти книги, не противны ли они Евангелию. – Когда же противны, они святоотеческие? – Вот посмотрим, а главное, нужно бы Евангелие достать непременно. А то вот недавно я встретился в селе Подвалье с одним мужичком, речь зашла об антихристе. Я спросил его, как говорится об антихристе в Евангелии, а он и отвечает мне, что в Новом Завете нигде не говорится об антихристе. Как же после этого подумать о таком человеке? Ужели скажем, что он знает свою веру? Он не знает Евангелие, а только говорит о старых книгах. – Ты был в Хвалынске? спросил меня Зазоркин. – Был. – Что же они тебя не приняли, ты верно только везде лазишь, да народ соблазняешь... – Зачем, дедушка, говорить так: ведь ты не знаешь, просили ли меня хвалынские, или нет, принимают они меня, или нет. А лазить я никогда не желаю; потому что хорошо знаю, что сказано Христом Спасителем: аминь, аминь глаголю вам, говорил Он, не входяй дверми во двор овчий, но прелазя инуде, той тать есть и разбойник: а входяй дверми, пастырь есть овцам (Ин.10:1, 2) и горе миру от соблазн: нужда бо есть приити соблазном: обаче горе человеку тому, им же соблазн приходит; уне есть ему, да обесится жернов осельский на выи его, и потонет в пучине морстей. (Мф.18:7, 6). – Так что же ты не говоришь, откуда ты? – Я уже сказал тебе, что узнаешь все это после, а одному тебе я рассказывать ничего не намерен. – Ты барденевский? – Нет, не барденевский, – Поди, чай, барденевский, да не сказываешь? Когда Зазоркин предлагал мне эти вопросы, как-то особенно вопросительно посматривал на меня и покачивал головой. – Я лгать не хочу. – Ну, ты беменовский? – И не беменовский; я не знаю про какого ты барденевского или семеновского говоришь мне. – Барденевский священник к нам просился, сказал Зазоркин, а после его перевели в Семеновку, он такой же рыжий, как и ты, да мы его не принимаем. – Почему же? – Да он поставлен обливанцем. Ты думаешь, мы так вот всякого и берем... нет, погоди; мы еще разузнаем, кем поставлен, каким архиереем. Мы вот еще узнаем, какой архиерей постом великим приехал в Самару, не обливанец ли? – Если узнаем, что обливанец, так мы его рукоположения священников и просить не будем Вот о. Ивана (священника села Богородского) мы взяли бы, если бы он согласился. К покойному о. Иакову (заштатный бывший священник села Богородского) я сам пять раз ходил и просил его к себе, да не согласился. – Что же он говорил тебе? – Жалко мне вас, Степанушка, говорил он, – а вы спутешествуйте к преосвященному и выпросите меня у него, тогда я пойду. – А я ему сказал; нам даст архиерей-то, если мы будем просить у него, целый десяток священников, да не сухоруких и старых, как ты, о. Иаков, а молодых и здоровых. Ну, он без благословения архиерейского не согласился; а уж как нам желательно было иметь его священником! – Ну, если кто из священников согласится перейти к вам, так что вы делаете с таким? – Мы переправляем его. – Как же? – Да он сам или кто-нибудь другой читает для него отречение от ересей, и все тут, а ты думаешь, мы будем что-нибудь с ним делать, подобно архиерею? Нет, ничего другого мы не делаем. Вот и ты, если перейдешь к нам, тоже прочитаешь отречение от ересей, да и все тут. Мануил был с нами. Я начал говорить от лица Мануила. – Послушай, дедушка! Вот ты говорил, что вы взяли бы к себе о. Ивана; вы заставили бы его читать отречение от ересей, а вот Мануил узнал бы это, да и сказал вам: если о. Иван читает отречение от ересей, так значит он был еретик, вы, скажет, приняли еретика. Мало этого, пожалуй спросит: а какие ереси за моим православным священником вы нашли? – Мануил в знак согласия со мной кивал головой. – Да он совершает службу по новым, никоновским книгам. – Это ничего; надо указать, есть ли какие ереси в этих новых никоновских книгах, если есть, ну тогда читать отречение, а если нет, так зачем же читать отречение от ересей? – Или же Мануил спросит: вы, скажет, берете нашего священника, поставленного нашим архиереем, вы признаете это поставление истинным, зачем же, скажет, переправляете после? Что же больше: архиерейское поставление, через которое преподается священнику божественная благодать совершать таинства и направлять народ к царству небесному, или же больше ваша переправа? – Переправу-то мы делаем для того, что архиерей и священник служат но новым книгам. – Нет, Мануил спросит уже на это, а что больше: поставление архиереем священника или переправа? – Да ты что это меня спрашиваешь: спрашивать меня нечего. Мы воли ни с кого не снимаем; это дело такое: хочешь иди, хочешь не ходи, а разговаривать нечего: спасение для всякого дорого; идти на явную погибель едва ли кто захочет. А Мануил, пожалуй, спросит и еще: в апостольских правилах, скажет он и вам, и священнику, которого вы примите, говорится: «аще иерей перейдет без воли своего епископа в другую порохию, т. е. в другой приход, да будет извержен». – В правилах это есть, мы знаем, что там сказано: «да будет отлучен». Да это ничего. А если кто будет спрашиваться у архиерея, нам таких не надо. Наши разговоры; верно, с тобой кончены; ты, я вижу, так какой-нибудь... Как можно от должности уехать? Ты говоришь, что ты сверху, как же ты далеко уехал? У нас вон о. Иван никуда не отъезжает. – В Самару или к родителям, я думаю, и о. Иван отъезжает? – Ну, в Самару и к родителю редко ездит, а больше никуда. – Так и я отправился от своей должности, или из своего места, не как-нибудь, как ты думаешь, а с дозволенья. – Так что же ты не сказываешь, откуда ты? – Ах, дедушка, все я скажу после. – А ставленная у тебя есть? – После тоже узнаете, есть ли у меня ставленная, или нет. Я скажу только теперь, что я не думаю поступать как-нибудь, без всякого благоразумия и осторожности. Мне желательно видеть ваших грамотных людей, видеть наши старинные книги, быть может в ваших книгах старинных есть какие-либо заблуждения или ереси... – Где тебе знать все старинные книги? Разве их мало? В писании сказано, что один человек ходил около моря, а синица сидит на камешке, да пьет воду, а человек спрашивает ее: что ты синица делаешь? Она отвечала: хочу море выпить. – Нет сказал ей человек, ты его никогда не выпьешь. Синица пропала. А с человеком встретился другой человек (это ангел), да и говорит первому: оборотись и посмотри назад! Тот оглянулся и увидал: книг накладена целая поленница, от земли до самого неба. Тут понял первый человек, что всех книг прочитать нельзя. – Всех книг, дедушка, конечно, прочитать одному человеку нельзя, да ведь всех книг и нет возможности достать нам. Ты и сам говоришь, что у вас, в Богородском, книг немного. Вот их-то и желал бы я посмотреть, верны ли и согласны ли они с Евангелием. – Да ты что говоришь мне все об Евангелии, мне что оно?!. Евангелие нужно священнику, а простецу оно не нужно. Да ты еще и сам-то знаешь ли, когда толковое Евангелие читается? – Читается оно всегда всяким православным, грамотным христианином; при службе же читается на утрени и литургии. – У вас на литургии когда читается Евангелие? – После чтения из Апостола. Впрочем в это время читается одно Евангелие без толкований, а толковое Евангелие читается большею частью вместо проповедей. – Вот ты и сам-то не знаешь, когда читается толковое Евангелие; оно читается на литургии, когда священник уже благословляет крестом народ и дает народу прикладываться к кресту, а другого кого-либо заставит читать толковое Евангелие. – Бывает, дедушка, чтение толкового Евангелия и в это время; но это разве только в таких приходах, где один священник, которому во время самой службы нет времени читать толковое Евангелие. А если где два священника, и один из них не служит литургии, то этот не служащий священник может читать для народа толковое Евангелие и вместо причастного стиха и после слов «буди имя Господне благословенно от ныне и до века». Зазоркин вдруг говорит: да у вас в церквах нет толкового Евангелия. – Напрасно ты говоришь так. Мало того, что все почти церкви имеют толковое Евангелие, даже у многих из православных есть толкования св. отцов на Евангелия. – Да у тебя есть ли? – И у меня есть толкование св. Иоанна Златоуста на Матфея и благовестие Феофилакта Болгарского. – У тебя, не знаю, быть может есть; а вот у о. Ивана в церкви нет ни толкового Евангелия, ни прологов. – Да ты знаешь ли наверно? – Я слышал, что нет. – А может быть и есть? А если нет, так служба церковная ведь может быть совершаема и без толкового Евангелия и без прологов. При богослужении Евангелие положено читать простое, а не толковое, а пролога не читаются при службе, Зазоркин ничего не сказал на это, а что-то начал было говорить о тропарях и кондаках. – Я перешел к составу богослужения. Ну, скажи мне прежде, дедушка, кто поставил прежде всего обедню, или литургию? После мы дойдем до тропарей и до кондаков. – Кто составил? известно дело, Господь составил. – Нет, дедушка, не правда твоя: Господь оставил нам одно только Евангелие, а литургию написал не Он. Зазоркин не отвечал на это, а опять заговорил, что Господь хотя и оставил нам Евангелие, но его нельзя всякому читать, а только священнику. – Я видел необходимость выяснить для Зазоркина прямую обязанность для всякого христианина читать Евангелие. Послушай, дедушка, начал я. Мы ведь теперь на земле ведем войну против врагов нашего спасения. И самая Церковь земная называется воинствующею, а Церковь небесная – торжествующею, не так ли? – Верно – Мы ведем брань против похоти очес, против похоти плоти и против гордости житейской. Следовательно все мы должны вооружиться или принять все средства к поражению своего врага, диавола, который как лев ходит и ищет кого поглотить. Св. апостол Навел говорит: братие моя, возмогайте во Господе, и в державе крепости Его: облецытеся во вся оружия Божия, яко возмощи вам стати противу козней диавольским: яко несть наша брань к крови и плоти, но к началом, и ко властем, и к миродержителем тмы века сего к духовом злобы, поднебесным. Сего ради, продолжает св. апостол, приимите вся оружия Божия, да возможете противитися в день лют, и вся содеявше стати. Станите убо препоясани чресла ваша истиною, и оболкшася в броня правды, и обувше нозе в уготование благовествования мира: над всеми же восприимше щит веры в нем же возможете вся стрелы лукавого разжженныя угасити: и шлем спасения восприимите, и меч духовный, иже есть глагол Божий (Еф.6:10–18 и дал.). Слышишь, дедушка, св. ап. Павел велит взять всякому против врага спасения, между прочим, и меч духовный, иже есть глагол Божий. А где заключен этот глагол Божий, или слово Божие? В Евангелии. Следовательно всякому необходимо читать и знать Евангелие. Ведь на обыкновенной войне не одни полковники или командующие вооружаются мечами, а все вообще воины. Командующие берут мечи; солдаты тоже. И не только мечи, а и другое оружие: штыки, сабли, пули, дроби, пороху и т. п. Все нужно на войне для поражения врага; и все нужно, притом не одному командиру, а всем и солдатам. Так и здесь в духовной брани. Щит веры, броня правды, шлем спасения и меч духовный, иже есть глагол Божий, необходимы не для священника только, а и для всех христиан. – Из всей моей беседы, это апостольское место с небольшим яростным применением Зазоркин слушал внимательнее всего прочего. Он как-то в это время присмирел, понурил голову и задумался. Когда я кончил, он спросил: ну, когда же ты поговоришь с нашими грамотными? – Когда угодно, я проживу здесь неделю. – Ты у кого остановился? – Если нужно будет вам меня, обратись вот к Мануилу и он даст мне знать. – Так я повещу некоторых стариков и завтра дадим тебе знать, а теперь прости Христа ради, сказал Зазоркин; потому что уже свечерело очень. – С Богом, сказал я, и мы расстались.

На другой день, опять тоже под вечер Мануил явился ко мне и говорит, что раскольники зовут меня к себе – Где они? спросил я. – Зазоркин у меня; а когда ты придешь ко мне, он уведет тебя в свой конец; там у него кто-то еще собрался, сказал Мануил. – Я срядился и взял с собою некоторые книги. Зазоркин со двора Мануила повел меня задами или огородами в свой конец. Дорогой Степан Зазоркин все озирался по сторонам, не смотрит ли на него кто-либо из православных. Вот кто прелазит, подумал я, а не ходит дверьми... Довольно скоро, впрочем, огородами и оврагом мы подошли к дому Зазоркина. Нам встретилась против его двора женщина, которой Зазоркин велел кого-то пригласить к себе. В то же время другой, седой старик Иван (вероятно для отвода только) прогонял мимо двора Зазоркина телят. Зазоркин сказал ему довольно тихо: «иди в нам в гости!» Мы уселись у Зазоркина на дворе, вокруг стола. Здесь был сам Зазоркин и старик Иван, а потом скоро пришли еще два молодых мужика: Сергей Сальников и Федор Колокольцев. Последние грамотеи-самоучки. Федор, похлопавши Сергея по спине, сказал: что это у тебя вся спина мокра? – Да убирал кое-что на гумне. – Я сказал на это: кто не трудится, тот недолжен есть, по апостолу. – Да, так, сказал Зазоркин и прибавил в слух других: он все говорит по писанию. Потом все замолчали. Я ничего не начинал, желая знать, что скажут мне раскольники. Немного помолчав, старик Иван сказал: дело Божье! – Зазоркин повторил его слова: да, дело Божье! И оба смолкли. Сергей и Федор посматривали на меня. – Ну, что же ты нам скажешь, спросил Зазоркин. – Я желал бы говорить о вере; книг каких-нибудь добились? – Нет. – И Евангелия нет? – Нет и его. – Так что же без книг делать? Если бы было Евангелие, я бы начал читать вам оттуда некоторые места, сказал бы вам, что я верую и исповедую то, о чем бы прочитал вам, да и вас спросил бы, вы веруете ли словам Евангелия. Хотелось бы взглянуть и на вашу службу. – Услышавши это, Сергий встал из-за стола и сказал: так я знаю, что тебе надо: ты стал бы читать Евангелие, да спрашивать нас... Так теперь у нас нет книг; и он ушел с Федором со двора, сказавши как-то двусмысленно: нужно достать книг, привезти из Хвалынска или из Николаева; теперь еще четверток, до воскресенья успеем. – Зазоркин с неудовольствием посмотрел на уход их, сказавши, что следовало бы теперь поговорить; потому что в воскресенье хуже будет, – трудно собрать парод: кто уедет нанимать жнецов, кто куда... Ну, так до воскресенья, а теперь говорить нечего. Мы тебе опять дадим знать через Мануила.

Воскресенье пришло… Напрасно я ждал к себе Мануила; он не являлся. Что удержало раскольников от беседы со мной, не знаю. Быть может Сергей опасался за себя: потому что вести беседу со мной по Евангелию доводится ему, а он, но всей вероятности, Евангелия не читал еще, или же Сергей успел как-либо убедить раскольников, что я не могу быть для них священником, а может быть и то, что раскольники, порассудивши, увидели, что они напрасно ухаживают за мной: так как я еще не священник.

VII

Еще 30 мая 1866 года, прибыл ко мне в Казань из далекого путешествия по святым местам мой родственник, диакон села Обшаровки о. Александр. Он был в Саровской пустыне, в Задонске, где видел сами мощи святого угодника Божия Тихона. «Я читал много о св. мощах и слышал о них от других, а сам не видал их, а у нас есть в селе отступники от св. Церкви, раскольники. Мне хотелось бы поэтому посмотреть св. мощи, говорил о. Александр иеромонаху, стоявшему у мощей. Иеромонах открыл пелену, которою был покрыт угодник Божий, св. Тихон. Я приложился к щечке его; борода у него черная с проседью, рассказывал мне о. Александр. Он был и еще в Воронеже, где тоже о. архимандрит, узнавши о раскольниках обшаровских, показывал о. Александру св. Митрофания и наказывал ему сказывать о том, что он видел, всем раскольникам. Он посетил монастырь св. Антония Римлянина, лавры: св. Сергия Радонежского и св. Александра Невского. «Теперь я, слава Богу, многое видел и многое могу сказать раскольникам; путешествие мое не прошло даром. Мне хочется хотя некоторых спасти, говорил Александр Николаевич. С ним путешествовал еще один обшаровский прихожанин; собирался было идти с ним один из приверженцев австрийского священства, но раскольники разговорили его.

В бытность у меня о. Александра, я передавал ему об обращении епископов австрийского священства к единоверию и читал даже всю брошюру об этом из Р. Вестника, которую и подарил ему; читал еще о современных стремлениях раскола по статье свящ. Тв-а (Странник 1866 г., март), о странниках (Русский Архив 1866 г. № 4). Дядюшка передавал мне, что раскольники звали его в австрийскую секту. «Переходи в нам, говорили ему, мы переправим тебя в Австрию и ты будешь у нас попом». – Обсыпьте меня с головы до ног золотом, и тогда я не пойду к вам, – отвечал им о. Александр. На раскол обшаровский действует о. Александр и сам лично и еще через своих приятелей, двоих Симеонов: Семена Герасимовича и Семена Васильевича, людей грамотных и довольно начитанных.

В день Смоленской Божией Матери, 28 июля, я прибыл время у Абрама Прохорова (там же С. 173–176), заправляющего теперь расколом австрийской секты, было совещание о вере, на котором находился какой-то старик австрийской секты. На это совещание о вере были приглашены и два Семена – Герасимович и Васильевич. Много было спора, передавал мне Семен Герасимович, но как-то в речах австрийцев мы мало заметили опоры; они все говорили больше от себя, а не от писания, Симеоны брали с собой на беседу Увет, Жезл правления и книгу Григория Казанского «Истинно древняя и истинно православная Христова Церковь». Когда мы не согласились принять австрийское священство, нас послали в г. Сызрань к Осипу Матвеичу Макарову, о коем сказали, что он здраво говорит и здраво учит по писанию. Мы отправились туда, но и там, у Осипа Макарова не нашли опоры для австрийского священства. Макаров показывал им какую-то историю, где обливательное крещение признано истинным. Вот, говорил Макаров, какая ваша церковь и вера! Разве обливательное крещение истинное? И многое другое говорил Макаров, а наконец сказал: кто верует в Иисуса Христа, тот спасется. Два Симеона взялись за эти слова Макарова и сказали ему: что же нам веры искать, если всякий верующий в Иисуса Христа спасется, то мы веруем в Него, быть может, не хуже вас и – оставили Макарова. После Семен Васильевич обсуждал слова Макарова и находил, что в речах Макарова мало здравого учения, больше похвалы своему согласию и древним книгам, чем силы убедительности и доказательства, основанных на Евангелии и св. отеческих писаниях. Если бы мы тогда оба (два Семена) поколебались и ушли в австрийское согласие, за нами ушли бы очень многие, только и спрашивали нас, останемся мы в Церкви или нет, чтобы следовать нашему примеру, передавал мне Семен Герасимович. И с того времени идет в село Обшаровку. 30 числа я виделся с одним из Симеонов, друзей о. Александра, Симеоном Герасимовичем Соловьевым, который передавал, что раскол в селе начинает слабеть. Теперь спор везде из-за крестного знамении. Симеон Герасимович прежде и сам было колебался и думал перейти в раскол, но его поддержал другой – Симеон Васильевич Митрофанов и Василий Андрианович. Последний проживает теперь в селе Муранке, Симбирской губернии, Сызранского уезда. Василий Андрианов был прежде раскольник, а теперь, как нам передавали, сделался усердным сыном православной Церкви. Случай его обращения к православию был следующий. Он жил в Сызрани у купца-раскольника Елистратова, Елистратов задумал достать из православной церкви св. мира. Для этого он свел близкие отношения с диаконом сызранской Никольской церкви. Диакон этот вел нетрезвую жизнь, почему Елистратов рассчитывал действовать именно на него. Он начал его приглашать к себе и подпаивать вином. Василий Андрианов внимательно следил за всем, как не скрывался Елистратов в своих беседах с диаконом. Однажды Василий Андрианов услышал как-то самую важную беседу Елистратова, предложившего 500 р. о. диакону, если этот отольет в пузырек хоть немного св. мира в церкви. Диакон согласился. У Василия Андрианова дрогнуло сердце.. Он видел, как потом недостойный диакон вручал миро Елистратову, и с того времени бросил раскол, как явное заблуждение и шарлатанство. Наказание Божие видимо постигло диакона: за нетрезвую жизнь он был сперва отрешен от должности, а потом и вовсе будто спился...

Австрийское священство в селе Обшаровке появилось или было принято недавно, всего года четыре тому назад (См. Руков. для сел. пастырей 1865 г. С.181:182). В то <…>

борьба у австрийцев с Симеонами. Австрийцы знают теперь, что они оба всегда дадут более или менее сильный отпор.

30 июля я видел в доме Семена Герисимовича Евангелие на славянском и русском языках, историю русской Церкви Муравьева, откуда он читает раскольникам о патриархе Никоне; историю Ветхого и Нового Завета Базарова, книгу «Увещание к утверждению в истине», краткое объяснение на литургию, брошюры: о крестном знамении протоиерея В. П. Вишневского, об истинном покаянии, из сочинений Дм. Ростовского и молитвы, прибитые по стенам из сочинение св. Златоустого и Тихона Воронежского (Задонского). Недавно Семен Герасимович купил и Самаре св. апостол в 11 р. сер. для обшаровской церкви. Семен Герасимович передавал, что Абрам Прохоров, если читает Дмитрия Ростовского, то все говорит: «экой плут, как врет», а между тем не доказывает, в чем же врет и как бы следовало по правде сказать. Не признавая новоявленных святых, Абрам Прохоров прибавляет в разговоре с православными о св. Тихоне Задонском: «если свят, спаси нас». Так и слышится в этих словах тот искуситель, который говорил некогда: аще сын еси Божий, рцы, да камение сии хлебы будут и проч. или: здесь слышится голос хулителей Иисуса Христа: аще сын еси Божий, сниди со креста, спаси себе и нас (Мф.5, Лк.23).

Абрам Прохоров, незадолго до моего приезда в Обшаровку, говорил о. диакону Александру Николавичу: «ты скажи мне, когда приедет к тебе казанский племянник». Но вот я прибыл; дядюшка уже два раза давал знать Абраму, а он все еще не является на беседу. Однажды дочь о. диакона Н. А. спросила Абрама, зачем он прятал прошлый год свои старые книги в подвал от станового, а Завьяловы – зарывали их в стог сена? Абрам отвечал, что они опасались, как бы становой не забрал их книги себе. – Ведь Четии-Минеи ты не прятал же, а оставил на полочке; становой посмотрел их и оставил, стало быть в твоих старых книгах есть что-нибудь не хорошее, когда вы так их прячете от чиновников? Наше Евангелие и другие церковные книги, какой угодно приезжий ревизор и смотри, мы не боимся. А зачем вы с своей верой и с своими книгами все прячетесь? Абрам ничего не отвечал на это. В другой раз Абрам был как-то откровенен с Н. А-вой. – Умеешь ты читать руколисныя книги или письма, спросил он ее? – Умею. У меня есть одна писуличка, прочитаешь ли ты мне ее, или нет? Н. А. прочитала. То была небольшая (листа два) копия с раскольнического прошения к Государю. Через несколько времени после того Н. А. спросила Абрама: не слышно ли какая резолюция сошла на ваше-то прошение к Государю? – Нет, не слышно, сказал Абрам. В это время о. диакон Ал. Н. заметил: я слышал, государь написал, что в дела духовные он не вступается, а предоставил это дело св. Синоду, а св. Синод паписал, что уважить прошение раскольников, как незаконное, никак нельзя.

31-го июля перед обедней к о. диакону А. Н. пришли четыре мужичка; в числе их был Семеон Васильевич Митрофанов, Митрофан Егоров и Репин с Большаковым. А. Н. сказал Митрофану Егорову: что, Митрофан, все что ли веры ты перешел, или еще не все, вовсе что ли стал раскольником, или еще нет? – Митрофан Егоров стеснился и ничего не отвечал. – Вот он пересмотрит все и, Бог милостив, увидит, что кроме православной, греко-российской веры нет лучше, сказал я и спросил его; из вер, какие ты уже испытывал, которые лучше? – Да поморцы лучше, только у них нет таин. – Чем же они лучше? – Да, кажись, покрепче, – Кого же покрепче? – Австрийцев. – Они лицемернее австрийцев, заметил Семен Васильевич. Егоров же утверждал, что австрийцы лицемернее поморцев, что поморцы крепче тем, что наблюдают строгость в молитве. Если поморцы сидят за столом, так православным они уже не дадут молиться, если бы довелось придти к ним в дом во время обеда. Они говорят, чтобы мы не пугали ангелов за их трапезой. Не дадут они нам молиться и вместе с собою, чтобы не перемешаться крестами. Один раз я пришел к одному поморцу, жена его ушла в чулан да и молилась там, я не видал этого, да и помолился. Муж не знал, как и выругать жену свою за то, что она перемешалась со мной крестами в молитве. Мне стало даже жаль его жены, закончил Митрофанов. Эта осторожность поморцев, чтобы не смешаться с православными и вообще не с своими однотолками, простирается до того, что некоторые из них боятся подать посуду православному голыми руками. В Обшаровке есть две сестры поморянки – Матрены. Одна из них упрекала другую однажды следующим образом: что это ты Матрена!? разве нельзя было тебе подать блюдо (у них был гость православный) на стол не голыми руками, а запоном? все руки осквернила теперь? до локтей бы отрубить их! Поморцы Репины мыли даже водой полученные ими за пшеницу от татар деньги (бумажки), после просушивали их на печке и потом уже спускали в свой карман.

У перекрещенцев существует разделение на чистых и нечистых. Первые состоят из девиц и молодцев не оженившихся, затем из вдовиц, старушек и вновь перешедших в их согласие. В разряд нечистых поступают очень не многие. Сюда изгоняются из разряда чистых люди, раз, два а более оставлявшие их согласие. Один из таких нечистых, некто Андрей Егоров Завьялов, долго считался нечистым, хотя и вел себя довольно безукоризненно; наконец он бросил их согласие и перешел и австрийское, сказавши: что за прорва, сколько ни живи у них, все нечистый, да нечистый... Сами живут дурно, а все чисты, а я стараюсь жить и давно живу степенно, а все нечистый. Сами они стоят (на молитве) передом (впереди), а я только положить должен начало, да отходить в сторону и ждать конца молитвы, чтобы опять только положить отходное начало... когда же я буду чистый то?.. Андрей Егоров оставил перекрещенцев. Один из перекрещенцев, старик Шпырев уговаривает всякого православного перейти в их толк следующими словами: «экое чудо-то какое... Что такое? спрашивает с недоумением православный, – Как что такое? Как что такое? Как это ты до сих пор не усмотришь своего заблуждения? – Какого? – Да как какого.., а впрочем, Бог уж видно так устроил... пусть бы однако ж не видно было... – Да что же ты видишь, спрашивает снова православный. – Да неправоту вашу. Перво дело – щепоть... Уж очевидно, что эта щепоть на погибель... Кажись, и ты это видишь... Другое дело церковь – Что церковь? – Как что... ходить в нее не следует; идти в нее все равно, что идти к дьяволу... Что это ты какую хулу говоришь, разве можно не ходить в церковь? разве можно спастись без церкви? – Это и мы знаем, что спастись без церкви нельзя; да церковь то ныне истинной нет; она обладана ересью».

Быть может, со временем Андрей Егоров сознает неправоту и австрийского согласия. Он и теперь уже не скрывается, как по многу берут денег попы австрийского согласия за разные требы. В великий пост (1866 г.) из г. Сызрани приезжал поп их и за исповедь с Завьяловых взял по 15 р. сер. (с троих), с некоторых брал 10 – 5 руб. Самых бедных исповедывал никак не дешевле 3-х рублей. За рубль серебром и исповеди не было. Это доказывается тем, что одна старушка, мать православных братьев Семена и Михаила Васильевых Митрофановых, осталась и на нынешний год без исповеди, потому что православные дети не дают ей денег. Она прокляла их обоих, так как один из них не дал ей прошлый 1865 год 3 руб., а другой ныне – 5 руб. (О таких несправедливых клятвах мы говорили уже, см. С. 94). Один пастух, бедный человек, не имел денег больше рубля серебра. Он был болен и просил попа придти исповедать его; австрийский поп не захотел исповедать его за рубль и пастух умер без напутствия. – Вот как действуют попы австрийского посещения! А между тем всякому твердят: туне приясте, туне дадите... О православных пастырях они говорят, что они корыстолюбивы, наемники, по мзде поставляются и за деньги требы совершают. После Петрова дня многие обшаровцы отправились в г. Сызрань к попу венчаться и для окрещения детей. Но в то время, как передавали нам, сызранская полиция что-то следила за попом австрийского священства. Поп вышел к обшаровцам и сказал им; что вы все примчались в одно время, или хочется вам, чтобы я в Сибирь отправился. Он прогнал всех, сказавши, чтобы молодые люди жили пока без венчания до удобного времени. После этого стали упрекать австрийского попа за то, что он прячется и опасается, следовательно незаконный и царем не дозволенный (австрийцы говорят, что Государь Император дозволил австрийское священство), и за то, что он отослал младенцев неокрещенными, а между тем младенцы могут и умереть без крещения. Пусть бы он свадьбы только прогнал, а младенцы-то чем виноваты, говорили обшаровцы.

Митрофан Егоров пришел ко мне на беседу и после обедни 13 июля. Он принес с собою книгу «Златоуст» и просил меня читать 103 слово (см. л. 289 на обор. и след.). У нас из-за этого слова идет распря между поморцами и австрийцами, сказал Митрофан Егорович. Этому слову св. Златоуста поморяне придают духовный смысл, пророческий. Такой же духовный смысл придают и последователи австрийского священства в тех, впрочем, только местах, где речь благоприятствует им. Я начал читать. «И взыщет посягнути жена мужа, а не муж жены». Вот это ныне и есть, говорил Мигрофан Егоров, у нас не жених сватает невесту, а отец невесты говорит кому-либо, у кого есть молодец: бери у меня девку!... Я заметил, что по ходу и связи речи здесь говорится не о сватовстве, а о развратном поведении женщин, которые будут первые увлекать молодых людей. «И посмеется работный свободному».... Вот и это ныне сбывается: ныне свободные – помещики осмеиваются своими работными людьми, крестьянами. Я говорил, что здесь речь не о крепостных людях, а вообще о рабах, об ослушании их своим господам-хозяевам; что такого пророчества о русских крестьянах нигде в писании не было. «Се днесь град пуст бысть, а заутра другий пленен бысть, и снидутся тогда от седми градов во един град жити». Это и поморцы и австрийцы толкуют так: «ныне в одном городе или селении отберут старинные книги, и село или град делается пуст; в другое время пленяют таким же образом другое селение и сходятся ныне раскольники на беседу или моленье из разных селений в одно. «И не будет стад ваших пасомых на горах, и не воспоет ратай на нивах ваших ни вол на выи своей понесет ярма своего»... Это место толкуется так: не будет народ собираться в церковь, и не воспоет ратай на нивах, т. е. дьячки не будут петь на клиросах. Против этого нелепого толкования, я заметил, что св. Златоуст говорит о голоде при кончине мира и что его словам решительно не следует придавать духовный или иносказательный смысл, потому что его слова составляют толкование на Евангельские беседы Спасителя о кончине мира. «И не будет приходящего к церквам вашим, ни убогого седиша пред враты церковными и просяща милостыни». Вот ныне это и совершается? говорил Митрофан Егоров. – Нет; если некоторые и перестают ходить в церковь, то очень многие ходят, а нищие у каждой церкви просят милостыню. «Сребро и злато ваше, и многоценные ризы по путем учнут валяться и не будет емлющего их, ни прикасающегося к ним». Сребро и злато, – это, говорят раскольники, старые книги. – Это толкование несправедливо, говорит и сам Митрофан Егоров, потому что если бы где-либо валялись теперь старые книги, так он первый взял бы их себе. «Не будет храма, идеже несть мертвеца, и не будет кому погребати трупия плоти вашея»... Это толкуют: в настоящее время нет храма (т. е. православного), где не было бы мертвеца, т. е. священника. Все священники признаются раскольниками за мертвецов, потому что наемники, совершают требы за деньги, а не туне. «Тогда антихрист начнет яве ходити с бесы своими». Вот это место я считаю подложным в слове св. Златоуста, сказал Митрофан Егоров – Почему же? – Потому что выше сказано уже, что солнце померкнет и луна в кровь преложится и проч., т. е. уже совершится кончина мира, а здесь говорится после этого, что антихрист будет ходить... Антихрист будет пред кончиною, а не после кончины.

Я здесь не повторяю подробных замечании, какие делал я в ответ на произвольные толкования раскольников на 103 слово Златоустника. По Евангелию св. Матфея, я ознакомил Митрофана Егорова с кончиною мира. При этом оказалось, что Митрофана Егорова колеблет и отталкивает от православия особенно вышеприведенное место «не будет храма, идеже есть мертвеца»... Австрийцы и поморяне говорят, что православные священники наемники, в подтверждение чего, кроме слов из Златоустника, приводят место из Евангелия Иоанна (Ин.10): Аз есть пастырь добрый... а наемник, иже несть пастырь и проч. Мало того: раскольники постоянно указывают на православных священников, что они ходят по сбору. Как же не наемники они после всего этого, говорят раскольники. Митрофан Егоров сильно подшибался на этом пункте, он откровенно признавался мне, что в своей совести он всегда считал православных священников наемниками, хотя и не отказывал им этого и не отказывал им в сборе. Хотя я и хожу теперь в церковь, а это наемничество меня просто смущает, говорил Митрофан Егоров. Я видел необходимость разъяснить М. Егорову ошибочный на православных священников взгляд, зароненный в его душу злонамеренными раскольниками; я видел необходимость утвердить колеблющегося. – Православные священники если и получают за совершения треб какие либо вознаграждения, то за это их отнюдь никак не следует называть наемниками, мертвецами и т. п.; потому что по апостолу Павлу «служащие олтарю с олтарем делятся». Я при этом читал IX главу из первого послания ап. Павла к Коринфянам (1Кор.9:4–14). Митрофана Егорова особенно поразили простые наглядные примеры, приведенные апостолом: «какой воин служит когда-либо на своем содержании? Кто, насадив виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада?.. не заграждай рта у вола молотящего... Если мы посеяли в вас духовное, велико ли то, если пожнем у вас телесное? и прочее. Все это до того сильное впечатление произвело на М. Егорова, что на глазах его появились слезы. Он сказал; грешен; я всегда в душе считал духовных наемниками и упрекал их за сборы, теперь я постараюсь предупреждать от такого греха и других. Он заметил апостольское место и упокоенный расстался со мной.

(Окончание следует).

Недавно умер в Киеве инспектор и профессор полтавской духовной семинарии Анания Семенович Шереметинский. С двумя сынами он приехал в половине июля на богомолье в Киев, где когда то как уроженец киевской епархии¹⁴⁴, учился в семинарии и потом в академии. Он привез с собою девочку-сироту, дочь недавно умершого в Полтаве профессора семинарии Ивана Степановича Владимирского и поэтому на первый раз остановился на квартире у тещи покойного, протоиерейши М-ской. Но на другой же день по приезде в Киев, заболел расстройством желудка с рвотою. Чтоб не быть и тягость престарелой протоиерейше, он переехал в лаврскую гостиницу и пригласил для лечения молодого, но приобретшего известность в киевских духовно-учебных заведениях врача Стр-ча. При пособии этого врача он начал лечиться серьезно, и для большего удобства лечения переехал на Подол, в киевскую духовную семинарию. По случаю вакациального времени, в ней оставалась никем не занятою больница. Начальники семинарии предложили ему занять в ней помещение. Врач продолжал лечение усердно; но больной был очень слаб. При органическом повреждении сердца и отеке ног, как оказалось по медицинскому исследованию, лечение больного было не легко. Болезнь, вследствие предварительного расстройства во всем организме больного, а может быть и вследствие какой либо диэтетической неосторожности, приняла худой оборот. У больного открылась горячка с бредом и получила чрезвычайно быстрое и опасное развитие. По участью к больному начальников семинарии, приглашены были к нему и другие врачи, пользующиеся в Киеве авторитетом. Но врачебные пособия оказались безуспешными. Шереметинский, после надлежащего христианского напутствования, скончался 22 июля вечером, так как он приехал сюда на короткий срок, то с ним не оказалось денег для погребения его. Отец ректор семинарии архимандрит Феоктист, о. инспектор архимандрит Ферапонт, и экстраординарный профессор Киевской духовной академии Петр Александрович Лашкарев, которые принимали самое искреннее участие в Анание Семеновиче во время его болезни, позаботились и о приличном по возможности погребении его. К участию в нем приглашены были и наставники семинарии. Профессоры академии и немногие из киевского духовенства, не состоящего на училищной службе, помнящие покойника, поучаствовали также в его похоронах. 24 июля ректор семинарии совершал заупокойную литургию, затем преосвященный Порфирий, епископ чигиринский, викарий Киевской епархии, в сослужении с о. ректором семинарии и о. инспектором, протоиереями о. Феодором Мысловским и о. Никитою Дашкевичем, бакалавром академии соборным иеромонахом Августином, профессорами семинарии священником о. Иоанном Гошкевичем и иеромонахом Виталием, инспектором тифлисской семинарии, соборным иеромонахом Валентином и еще с несколькими священнослужителями из духовенства, не принадлежащего к учебному ведомству, совершал над покойным обряд погребения в семинарской церкви. Пели архиерейские певчие. Затем усопший отнесен был на щекавицкое кладбище учениками семинарии киевской, оставшимися здесь на вакации и – полтавской, приехавшими сюда по первой вести о болезни Шереметинского. О. инспектор семинарии архимандрит Ферапонт, бывший некогда учеником покойного Шереметинского в курской семинарии, поусердствовал провожать покойника к могиле, не смотря на дождь, пустившийся в ту пору. Погребение было не пышно, но очень прилично.

Вот уже прошло тридцать два года, как я впервые увиделся с Ананиею Семеновичем, при поступлении в академию. Некоторые из поступивших вместе с нами в академию товарищей произвели на меня с первого раза впечатление, не забытое доселе; но об Анание Семеновиче не могу сказать этого. Как-то не вдруг пришлось мне узнать его; но узнавши его, я питал к нему некоторого рода уважение. Как теперь, вижу этого маленького ростом, но всегда бодрого, проворного и неутомимого труженика. Аккуратность в занятиях и даже некоторая кропотливость в них были, по правде сказать, качеством, которого я не имел, и которое, думалось, не худо бы иметь и себе. Вот первая мысль, какую возбудил во мне тогда Анания Семенович своим непрестанным трудолюбием в продолжении всего четырехлетнего курса в академии. Он был всегда тощ и по-видимому слабосилен, но никогда, сколько помню, не лечился в больнице: признак хоть и не крепкого, но и не расстроенного здоровья. Не пришлось мне сблизиться с ним особенно, да он, кажется, ни с кем и не водил особенной дружбы; но все товарищи любили Ананию Семеновича за мягкость его характера и равно благородное и одинаковое обхождение со всеми. Одно уже то располагало к нему всех, что он никогда не вмешивался в интриги, неизбежные между сотнею не однокурсных студентов. Но вот мы кончили курс с потраченным несколько здоровьем, но с свежими нравственными силами и, как некогда сыны пророчи, разошлись из места нашего воспитания, которое уже было тесно нам, и вземши кийждо по бервну едину, возложенному на нас нашими начальниками, носили в указанные нам места, чтобы созидать обиталища (4Цар.6:1, 2), или по крайней мере присоздать нечто к благолепию храмины духовных наук. Здесь не у места говорить, кто из нас и что сделал в этом деле. Предоставляю другим, которым более меня известна служебная деятельность покойного Анания Семеновича, изобразить ее в особом очерке. Свежая могила старого товарища возбуждает во мне воспоминание и о других заросших могилах товарищей же по академии. Я пишу не статистическое сведение и не задаюсь целью обозначить, когда и кто из моих товарищей умер; но воспомяну только о тех, о смерти которых доходили до меня частные вести. Совершив о них в свое время церковное поминовение по долгу собрата христианина, теперь по праву товарищества позволяю себе припомнить нечто незабываемое о своих покойных товарищах, и именно припомнить, кто из них и чем заметен был в академии.

Начинаю с покойного преосвященного Евфимия (Беликова). По смирению его и всегдашней сдержанности, в академии не оценены достойно дарования его. Не школьная, но служебная уже деятельность его явила в нем делателя достойного мзды своей и возвели его на епископскую кафедру прежде всех товарищей его, которые в школе имели пред ним преимущество. К сожалению нашему, Господь воззвал его к Себе прежде, чем он имел возможность сделаться известным своими учеными трудами. Но ранее всех товарищей моих, кажется умерли о. Онуфрий (Флеров) и Андрей Андреевич Кречетов. Первый зачах от простуды и умер в Киево-Софийском училище, где был ректором, а другому не по здоровью пришелся климат Петербурга, куда он послан был бакалавром духовной академии. Помнятся мне несколько медленные, но толковые и выраженные всегда с некоторою щеголеватостью и даже изысканностью ответы Кречетова профессорам, не забывается и его мягкое обхождение. Таких, неувлекаемых порывали юности, студентов у нас было немного, а о. Онуфрий, известный между товарищами под простым именем Космы, никогда не будет забыт за свое так сказать детское простодушие и крайнее простонравие, он лучше всех нас знал по-гречески. Василий Андреевич Неканицкий умер также скоро до окончании курса в Переяслове; но о нем не сохранилось у меня особенных воспоминаний. Но вас, любимцы всей академии Александр Васильевич Павлов и Феогний Иванович Яковлев, не забыть мне никогда, Первого звали книгоедом за то, что часто рылся на библиотеке и знаком был с нею более всех нас. Резкий румянец на его щеках и худоба тела, при высоком росте, давала повод подозревать в нем расположенность к чахотке. Горячие и усидчивые занятия его еще более подорвали и без того не крепкое его здоровье и он, на должности профессора по окончании курса, умер действительно от чахотки. Это меня опечалило, но не удивило, Но если бы кто-нибудь в ту пору, как мы учились в академии, предсказывал, что Феогний Иванович умрет от чахотки, то и я и все товарищи почли бы такое предсказание неосновательным до нелепости. Представьте себе молодого человека в 23 года еще не вполне развитого, но сложенного широко и крепко. Таков был Феогний. Ростом он был если не выше, то крупнее всех нас, сила у него была необычайная. Он без усталости переплывал Днепр и вынимал без труда рукою пробои из дубовых притолок. По огромности его, по солидности и неизъяснимой доброте характера, его все товарищи звали дядей Феогнием. И этот, так сказать, исполин между нами умер, как я слышал, от чахотки и при том развившейся не вследствие простуды или неумеренности, а по несчастной врожденной расположенности к этой болезни. Время шло и год от году захватывало и некоторых товарищей наших, так доходили до меня вести о смерти Ксенофонта Ундальского, Якова Демщима и Льва Демяновского и Ивана Лаврова. Все они умерли давно, и печали о их смерти у меня как-то не было особенной. Думалось смолоду так; умерли, – что ж, умирают люди лучше вас, – всем умирать надобно. Но весть о смерти Захарии Левитского, Павла Доброхотова и Ивана Яворского подействовали на меня сильнее, с этими товарищами я живал в одной комнате; я уважал Левитского за прямоту его характера, за крепость его мысли и устойчивость в мнениях; при этих умственных качествах он имел редкое добродушие. Любил я и Павла Ив. Доброхотова за его детское незлобие и простосердечие. В маленьком теле его жила очень энергическая душа и она, как я узнал после, порвала под конец жизни его мозговые нити тела. Не знаю, пришел ли он в добрую память при смерти. Жаль мне и бедного Ивана Ивановича Яворского. При необычайной доброте сердца он, к несчастью, по выходе уже из училищной службы и епархиальную расстроил свое здоровье по собственной неосторожности. В недавнее время умер Гербановский, человек небольшого роста, но в свое время дюжий, как это мы могли заметить при игре в кегли, бывшей у нас в употреблении ради гимнастики. Смерть его, в Полтаве, где он в последнее время был учителем семинарии, говорят, сильно повлияла на душу покойного Анания Семеновича. С тех пор он стал думать и о собственной смерти и, как я слышал, при отъезде в Киев на богомолье, оставил дома распоряжение на случай своей кончины, Не всех еще покойных товарищей воспомянул я, но и от этих воспоминаний душе очень тяжело. Грустно и прискорбно становится, как подумаешь, что все они не дождались улучшения своего быта, которое по крайней мере от недавно умерших было так недалеко. Правда, иные из них, как и покойный Анания Семенович, выслужили полную пенсию, но эта пенсия так мала (258 р.). Можно ли умереть спокойно, оставляя не пристроенною семью, состоящую из пяти и более человек при таких малых средствах к жизни. Но мы успокаиваемся на той утешительной мысли, что семейства усопших наших товарищей, состоявших на духовно-училищной службе, не остаются без отеческого покровительства преосвященных архиереев; и это тем успокоительнее для девятого курса Киевской духовной академии, что он по праву может гордиться именами: Антония архиепископа Казанского и Свияжского, первенца нашего курса, – Никандра епископа Тульского, Иоанна епископа Полтавского и Переясловского, Феодосия епископа Гамбовского и Шацкого, Аполлоса епископа Вятского и Слободского и Митрофана епископа Оренбургского. Все они поставлены теперь в такое состояние, что могут помогать бывшим своим товарищам и их семействам. Так, например, по смерти А. С. Шереметинского, телеграфическою депешею от преосвященного Иоанна поручено начальству Киевской духовной семинарии, чтобы оно на счет его употребило на погребение покойника до ста рублей серебром, которые будут высланы в Киев по первой почте. Деньги эти хоть и оказались ненужными здесь для той цели, для которой были предназначены, ино конечно будут переданы осиротелому семейству Шереметинского. Зная расположенность преосвященного Иоанна к благотворительности и попечение его о вдовах и сиротах людей, служащих в его пастве, мы уверены, что благодетельная рука его найдет средство обеспечить семью покойного, кроме выслуженной им пенсии, и постоянным пособием из епархиальных источников. По крайней мере мы желаем этого.

Мир праху твоему, добрый товарищ Анания Семенович! Я, как постоянный житель Киева с 1835 года, услышавши о приезде его в Киев, ждал его к себе, как гостя, и после напрасного ожидания, вдруг узнаю, что он больной при смерти лежит в семинарской больнице. Как будто нарочно приехал покойный помолиться пред смертью в том святом городе, в котором издетства приучен к благоговейной молитве, и умереть в больнице той семинарии, где получил первоначальное воспитание. Он положен неподалеку на северо-запад от щекавицкой церкви во имя Всех святых, к лику которых да причтет Господь и сего новопреставленного раба своего Ананию.

К. Думитрашков

Совет Киевского св. Владимирского братства, по случаю окончания третьего года существования братства, имеет честь представить Гг. членам братства следующий отчет 1) о составе братства: Попечителе, Членах Совета, Почетных и действительных членах оного; 2) о средствах братства; 3) о деятельности Совета братства и 4) о благотворительности братства.

1) Состав братства

И в 3-м году своего существования братство имело счастье находиться под покровительством своего Почетного Попечителя, Высокопреосвященнейшего митрополита Киевского и Галицкого Арсения. В общем собрании членов братства, бывшем 24-го августа, 1866 года, в состав членов (Совета братства) избраны следующие: Председателем Совета по единогласному выбору, произведенному баллотировкою, остался и на 3-й год учредитель св. Владимирского братства кафедральный протоиерей Киево-Софийского собора Крамарев. Казначеем братства избран ключарь Софийского собора протоиерей Оглоблин. Из членов Совета оставлены и на следующий год, кроме учредителей, 9-ть прежних, а на место 3-х выбывших членов: попечителей киевского учебного округа, князя Ширинского-Шахматова, профессора киевского университета Гогоцкого и купца Савицкого, посредством баллотировки, избраны: профессор богословия университета св. Владимира протоиерей Фаворов, секретарь Киевской консистории Хижняков и староста Киево-Печерской Воскресенской церкви, купец Богун. Делопроизводителем диакон Софийского собора Крыжановский.

В составе Членов Совета, в истекшем году не произошло никакой перемены.

Почетными Членами братства удостоили быть, в 1866/7 году, епископ волынский Агафангел, игумения Киево-Флоровского монастыря Парфения, председатель Киевской гражданской палаты Д. С. С. Николай Колмаков, инспектор классов Киевского института благородных девиц Д. С. С. Виталий Шульгин, тайный советник Помпей Батюшков, киевский вице-губернатор Гессе, вятский кафедральный протоиерей Стефан Кашменский, уездный липовецкий протоиерей Александр Мацкевич, васильковский уездный предводитель дворянства Гудим-Левкович, кол. советник Николай Сушков, кол. асс. Чечет, благочинные священники: Николай Успенский, Стефан Руткевич, Иоанн Кошец, Феодор Стешкевич, Василий Саноцкий, Константин Войдецкий и Николай Франковский.

Членов братства с правом голоса, т. е. внесших в кассу братства не менее 5-ти руб., к прошлогодним присоединилось, кроме вышеупомянутых почетных, – 44; внесших менее 5 р., к прежним поименно присоединилось – 12. Кроме сего одною консисториею и некоторыми благочинными, приходскими священниками и другими лицами, по сборным книжкам, от братства выдаваемым, доставлены пожертвования от лиц с означением имен и безымянно.

2) Средства братства заключались в капитале, дошедшем до 2082 р. 25 к., а с оставшимися, от прошлого года, до 5133 р. 49 к. Наиболее значительные жертвы братству принесены: высокопреосвященнейшим Киевским митрополитом Арсением, пожертвовавшим 200 руб., архиепископом Варшавским Иоанникием – 100 р., светлейшею княгинею Ел. Кс. Воронцовою, кол. советником Ник. М. Сушковым с супругою, Влад. Ив. Бутовичем с супругою, Москов. купцом Влад. Коншиным по 50 р.; ректором кишиневской семинарии, архимандритом Варлаамом – 35 р., архиепископом псковским Феогностом – 30 р., архиепископом херсонским Димитрием, епископом волынским Агафангелом, архиепископом кишиневским Антонием, архиепископом рязанским Иринархом, епископом калужским Григорием, епископом Антонием, камергером Д. С. С. Анд. Ник. Муравьевым, председателем Киевской гражданской палаты Д. С. С. Колмаковым, ректором Киевской академии архимандритом Филаретом, ректором Киевской семинарии архимандритом Феоктистом, игумениею Флоровского монастыря Парфениею и предводителем дворянства Гудим-Левковичем – каждым по 25 рублей.

Кроме пожертвований деньгами, братству принесено в дар разными лицами книг, для рассылки по церковно-приходским школам, в количестве 642 экз. и 12 экз. нотных сочинений. Наиболее значительное пожертвование книгами сделано Его высокопреосвященством, митрополитом Киевским Арсением, доставившим братству для рассылки по церковно-приходским школам – 537 книг разного содержания.

Сверх сего киевская духовная консистория уведомила Совет братства, что священник села Свидовка, черкасского уезда Симеон Ромоданов пожертвовал на св. Владимирское братство 475 р, которые находятся в администрации купцов Яхненка и Семиренка.

3) Деятельность братства

На основании 1 § устава братства Совет братства, и в истекшем году, обращал особенное внимание на народное образование, хотя, по ограниченности средств, и в меньших размерах. И 1) Отделено было из сумм братства, на покупку книг для рассылки в церковно-приходские школы – 444 р. 55 – частью безмездно, а частью для продажи. 2) Отпущено для вновь открытой, при Киевской семинарии, воскресной школы 50 р, и несколько книг. 3) Выдано для поддержания одной церковно-приходской сельской школы – 10 р., 4) Воспитывались на суммы братства: а) 2 духовные воспитанники, в Киевской духовной семинарии и две девицы в Киевском училище девиц духовного звания; б) 2 крестьянских мальчика: один в софийском, а другой в богуславском училищах и третий дух. звания в софийском училище. 5) Выдано денежное пособие от братства нескольким лицам, занимавшимся безмездно в церковно-приходских школах. Особенное внимание, в сем отношении, обращено было Советом братства на дьячка села Ромашек, Васальков. уезда, Нестеровского, который своим усердием привлек в школу, в собственной квартире, не только детей (35 муж. и 3 жен.), но и 12 человек взрослых, отцев семейств, и сверх сего устроившего из крестьянских мальчиков отличный хор певчих. Дьячку сему выдано из братских сумм 20 р, и подарена нотная служба Златоуста.

Нельзя, впрочем, не сознаться, что как в деле народного образования, так и в исполнении других задач своих, Совет братства, кроме ограниченности материальных средств братства, встречал важное затруднение в том обстоятельстве, что он, по преимуществу, мог только указывать и заявлять, не всегда имея возможность приводить в исполнение свои заявления. Попечитель братства высокопреосвященнейший митрополит Арсений, с свойственною ему проницательностью, угадал причину этого затруднения братства, и сделал следующее распоряжение по консистории, сообщенное Совету братства: «наблюдение за действиями всех состоящих в Киевской епархии церковных попечительств, как по предметам и цели в непосредственной связи с Киево-Владимирским братством находящихся, предоставить сему братству, для чего и сообщить в оное немедля верный список всех доныне открытых попечительств и об имеющих вновь открываться своевременно извещать его с приложением и Высочайше утвержденного положения о сих попечительствах, а попечительствам, через благочинных, предписать, чтобы они о своих действиях доносили братству неопустительно и все законные требования его исполняли беспрекословно и без замедления». Совет братства, по выслушанию сего распоряжения своего Попечителя, поставил: до получения дальнейших сведений, требуемых резолюциею Его высокопреосвященства, на первых порах, обратить внимание и войти в сношение с церковно-приходскими попечительствами, а) касательно нравственности рабочего народа на фабриках и заводах, б) уменьшения между народом пьянства и в) состояния церковно-приходских школ.

4) Благотворительность братства

а) Определением Совета, от 28 сентября, 1866 года, постановлено: в память заслуг, оказанных графом Михаилом Никол. Муравьевым нашему отечеству, учредить стипендию при Киевском училище девиц духовного звания, на воспитание в нем сироты – дочери умершего чиновника консистории – Поставского; б) Определением Совета братства от 1-го июня, текущего года, постановлено: в ознаменование чудесного спасения жизни Государя Императора, от руки злодея, 25 мая, настоящего года, в Париже, воспитать сироту в Киевском училище девиц духов. звания на сумму братства; в) Призревался и в настоящем 1866/7 году в братском доме заштатный священник Ев. Томашевский; г) давался приют в том же доме заштатным священно и церковнослужителям, приезжавшим в Киев, по своим нуждам, а штатным – по самой умеренной цене (священникам и диаконам по 10 к. в сутки, а причетникам по 5 к.); д) все из присоединяемых к православной Церкви, кто только обращался за пособием к братству, получали оное, согласно с прежним определением Совета; е) выдано разным бедным 74 р.

Кроме сего, по распоряжению высокопреосвященнейшего попечителя братства, вследствие архипастырского воззвания его в киевской пастве, объявлен, при св. Владимирском братстве, прием пожертвований в пользу страждущих критян от изуверства турок. Воззвание архипастыря было так многоплодно, что Совет братства уже отправил по принадлежности 6533 р. 87¼ к. и в настоящее время имеет в сборе для той же цели 1091 р. 54¼ к.

В распоряжении же Совета братства находилась сумма в количестве 225 р. присланная г. военным министром для раздачи раненым или семействам убитых польскими мятежниками, но еще не распределенная, по неполучению за требованных сведений.

За истекший год в приходе было: 2082 р. 25 к.

А с оставшимися от прошлого года 5133 р. 49 к.

Израсходовано и продолжении года: 1130 р. 76 к.

Именно:

а) на книги 444 р. 55 к.

б) на пособие присоединенным 19 р.

в) на пособие бедным 74 р.

г) на пособие учителям сельских школ 85 р.

д) на пенсионеров братства 291 р.

е) на содержание дома Бредихина 38 р. 21 к.

ж) на воскресную школу при Киевской семинарии 50 р.

з) на церковно-приход. сельск. школу 10 р.

и) на канцелярские, почтовые и другие расходы 119 р.

Остаток к следующему году 4002 р. 73 к.

Из них:

билетами лоттор. 1-го займа 1000 р.

билетами лоттор. 2-го займа 200 р.

пятипроцентными – – 500 р.

кредитными и налич. монетою 2302 р. 73 к.

Председатель Совета, протоиерей Гр. Крамарев.

Ректор семинарии архимандрит Феоктист.

Протоиерей Назарий Фаворов.

Профессор академии Н. Щеголев.

Профессор академии Ив. Малышевский.

А. Андрияшев.

Протоиерей Димитрий Жданов.

Протоиерей Василий Каменский.

Надворный советник Михаил Хижняков.

Список лиц и пожертвований, поступивших в Киевское св. Владимирское братство в 3-м году его существования

Кроме пожертвований деньгами, пожертвовано в пользу братства книгами:

1) От вятского кафедрального протоиерея Стефана Кашменского, книги – под названием: «Краткое учение о Божественной литургии св. Иоанна Златоустого» 25 экз.

2) От экзарха Грузии, Архиепископа Евсевия – Слов и речей его сочинения 23 экз.

3) От графа Димитрия Ерофеевича Остен-Сакена, книги его сочинения: «Мысли о воспитании детей и советы детям моим» 27 экз.

4) От Его высокопреосвященства митрополита киевского Арсения, книг разного содержания 537 экз.

5) От священника Петра Орловского пожертвовано брошюры его сочинения: «Св. священномученик Макарий, митроп. Киевский». 30 экз.

6) От иеромонаха Киево-Михайловского монастыря Евстратия Голованского, книг его сочинения: «Вопросы сельских прихожан с ответами на них. ч. 3-я 20 экз.

7) От чиновника киевской Д. консистории Ап. Ив. Вишневского нотных сочинений 12 экз.

Акт годичного, общего собрания членов Киевского св. Владимирского, при Софийском соборе, братства, 19 июля, 1867 года

19 июля, по предварительном оповещении находящихся в Киеве членов братства, в Софийском соборе, в братском пределе Св. равноапостольного вел. князя Владимира, совершена была Божественная литургия, по окончании коей попечителем братства митрополитом Киевским Арсением соборно отслужен был молебен св. равноапостольному князю Владимиру, небесному Покровителю братства, с вознесением на ектениях и многолетии имен всех членов братства, и с возглашением умершим: вечная память. По окончании молебна в Софийском доме и в присутствии высокопреосвященнейшего митрополита Арсения прочитан был годичный отчет братства и произведены, на основании устава братства, выборы в председателя и членов Совета на следующий четвертый год братства.

1) Председателем Совета, значительным большинством голосов, выбран и на 4-й год учредитель братства Св. Владимира, кафедральный протоиерей Киево-Софийского собора Г.Н. Крамарев.

2) Из членов Совета оставлены и на следующий год 11-ть прежних, а на место одного выбывшего члена, надворного советника Курдюмова, избран помещик Васильковского уезда Гудим Левкович.

3) Казначеем братства и на следующий год был избран ключарь Киево-Софийского кафедрального собора протоиерей Н. Я. Оглоблин.

4) Делопроизводителем избран диакон того ж собора С. Крижановский.