| Предыдущий | Следующий |
 |
191. Поющее богословие[11:42] |
О певческой системе Византии
Здравствуйте!
Сегодня предлагаю несколько отклониться от нашего прямого исторического курса для более детального знакомства с византийской певческой системой, столь примечательной тем, что она легла в основу других богослужебно-певческих систем Восточной Церкви, в том числе — русской. Речь пойдёт об осмогласии.
Феномен последнего общеизвестно связывается с именем преподобного Иоанна Дамаскина, которому зачастую едва ли не приписывают его авторство. Однако нужно учитывать, что в данном случае речь, хоть и идёт о творчестве, но творчестве особого рода — соборном, включающем в себя коллективный труд многих поколений.
Упоминания пения на гласы восходят, в различных источниках, ещё к IV веку. О его распространении в этот период свидетельствует и то, что Амвросий Медиоланский устраивал в своей Церкви гласовое пение по образцу восточного. Составляли свои песнопения на гласы гимнографы V и последующих веков — Авксентий Вифинский, Роман Сладкопевец, Григорий Писида, Иаков Эдесский, Феодор Сикеот.
К концу VII века осмогласие активно практикуется на Востоке, однако ещё не существует как единая и обязательная для всех церквей система. Иоанну Дамаскину принадлежит как раз выстраивание последней и окончательное оформление её принципов в книге Октоих.
Начало системе осмогласия положил обычай в каждый из восьми дней празднования Пасхи исполнять песнопения на какой-то один, особый напев. Затем восьмидневный период превратился в восьминедельный (стал простираться до первой недели по Пятидесятнице), а напев того или иного дня распространился на соответствующую ему по порядку неделю. Ну, а далее сложившийся восьминедельный цикл стали повторять и в течение всего года — до следующей Пасхи.
Согласно этому сформировавшемуся принципу и построен Октоих. Он состоит из восьми недельных циклов (называемых на Руси столпами), подчинённых последованию восьми певческих гласов. Каждая неделя включает в себя систематическое распределение богослужебных текстов (стихир, ирмосов, тропарей) в соответствии с суточным кругом богослужения.
Сегодня отечественный, привычный нам обиходный глас представляет собой фиксированный набор мелодических строк, на которые и распеваются богослужебные тексты. Глас мыслится как некий напев, образец мелодии. Однако, во времена Дамаскина всё было иначе…
Основным строительным материалом древнегреческой (да и, в несколько изменённом виде, современной) музыкальной культуры является лад, или звукоряд — ряд звуков, расположенных по определённым законам. Ладов существует несколько, а мелодии составляются из их ступеней. И долгое время в науке бытовало мнение, что система гласов — это и есть «перелицованная» система древнегреческих ладов.
Однако исследования учёных показали, что византийское осмогласие создавалось не на основе звукорядов, а на основе мелодических формул — фиксированных попевок. «Не гамма служила основой композиции в ранней христианской и византийской гимнографии, — пишет исследователь Э. Веллес, — а группа формул, совокупность которых составляла материал каждого гласа»[1].
Другими словами, для каждого гласа характерен набор определённых попевок, канонизированных мелодических оборотов, из которых, как мозаика, и составляется каждое конкретное песнопение. Этот принцип носит название центонности (от латинского слова cento — это одежда, сшитая из лоскутов). Центонное понимание гласа указывает на его родство не с ладом, а более древней музыкальным понятием — древнеегипетским номом. Такой способ организации материала даёт возможность для различных комбинаций, разнообразия мелодий — при их, вместе с тем, интонационном единстве.
«Центонная техника построения мелодий представляет собой проявление… соборного творчества, осуществимого только в рамках строгой церковной жизни и недостижимого для личного музыкального творчества, основанного на своеволии и самоизмышлении. Ибо соборность творчества есть подключение индивидуального, личного опыта к опыту всей Церкви., заключённому в данном случае во всём объёме мелодического попевочного фонда, пребывание в теле Церкви и присоединение себя к Единому Вечному Корню Жизни. Это приводит к достижению личностью сверхличного опыта и достижению Истинной и Вечной Жизни, в то время как личностное музыкальное творчество, которое, в конечном счёте, есть самовыражение, приводит к самозамыканию, к отпадению от тела Церкви и к отрыву от Единого Вечного Корня Жизни»[2].
Для фиксации подобной техники особого, соборного рода нужен был какой-то подходящий для этого способ. На тот момент древнегреческая теория предлагала достаточно совершенный буквенный принцип нотирования мелодии, который позволял фиксировать точную высоту звука, его длительность и кратность относительно других звуков. Однако, несмотря на столь заманчивое удобство, христианская восточная культура не перенимает древнегреческую нотацию, которая, «будучи нотацией музыкальной, фиксировала физические параметры звука (высоту и продолжительность), и, пребывая в телесном, не была в состоянии фиксировать духовное, небесное и ангелоподобное пение».[3] Справиться с последним была призвана невменная система.
Происхождение невмов учёные связывают с условной системой жестикуляций, применявшихся для управления хором- хейрономией, принцип которой, как и принцип нома, уходит корнями в глубокую древность.
Если нотная буквенная или линейная нотации фиксируют мелодию как ряд разобщённых точек, невменное письмо отображает цельный мелодический контур. Невменные знаки не отображают точную высоту и продолжительность звука, то есть, не связаны с телесностью, но, не отвлекая поющего от богослужебного текста, «передают таинственную и неуловимую динамическую сущность интонирования»[4]. Кроме того, специфика невменной записи подразумевает наличие устной традиции, вне которой понимание невменной системы делается невозможным. А устная традиция, построенная на послушании — неотъемлемая часть церковной соборности.
«Те, кто отрекся и освободился от Геликона и Киферона, пусть оставляют их и переселяются на Сионскую гору: ведь с нее сойдет закон и «из Иерусалима — слово Господне» (Исайя, 2, 3), слово небесное, непобедимый в состязании певец [который поёт] вечный напев новой гармонии, божий ном», — восклицает Климент Александрийский.
Само число гласов, символизирующее число будущего века в Вечности, выражает вечное молитвенное предстояние человека перед Творцом. Кроме того, постоянное циклическое возращение к первому гласу создаёт мелодическое кругообразное движение, сконцентрированное вокруг Пасхи и напоминающее круговое движение ангелов, по Дионисию Ареопагиту, созерцающих Славу Божию.
Таким образом, триада — глас-попевка-невма — является не только конструктивной, но и духовной основой византийской певческой системы, и именно их нераздельное единство даёт возможность богословию стать мелодической формой, а мелодии — отражением богословия, в результате чего «в этом новом небесном номе богословская и певческая системы неотделимы одна от другой»[5].
«Осмогласие, центонная техника и невменная нотация есть необходимейшие и обязательные атрибуты богослужебно-певческой системы», её основные «показатели». Если они есть, то есть и система богослужебного пения, есть и само ангелоподобное небесное пение. Если же нет хотя бы одного из названных атрибутов, то нет ни системы, ни самого богослужебного пения, а есть лишь некая «церковная музыка», или музыка, звучащая в церкви во время богослужения. В этом случае происходит «сползание» богослужебного пения в музыку, возвращение души вспять от непреходящей новизны Песни Новой к ветхому и языческому состоянию»[6].
Конечно, в живой исторической практике непреложное существование этой идеальной богослужебной системы невозможно. Принцип осмогласия нарушается многораспевностью и вариантностью интонирования одного и того же текста. Центонная техника искажается ладовым мышлением и внедрением в богослужение неканонических мелодических форм. Претерпел изменения и стал более «телесным» до сих пор сохраняющийся в восточных традициях принцип невменной нотации.
Однако, несмотря на такое размывание богослужебного пения музыкой, византийское богослужебное пение, как и пение всей Восточной Церкви, до сего дня, в отличие от современной отечественной практики, не знает не-осмогласных песнопений и является наиболее полной и последовательной системой богослужебного пения из всех существующих в христианском мире.
Будучи рождённым чином праведной богоугодной жизни, византийское пение было перенято и переосмыслено Древней Русью. Однако, прежде чем говорить об этом, предлагаю познакомиться с другой историей, в которой «зов плоти и мира сего» совершенно заглушил «зов Небесный».
До встречи!
[1] История русской музыки в 10 т. М., 1983. Т. 1, с. 102 — Цит. по: Мартынов, История, с. 58
[2] Мартынов, История. С. 60
[3] Там же.
[4] Мартынов, История. С. 61
[5] Мартынов, История. С. 59
[6] Мартынов, История. С. 63
Комментировать