Один из авторов «Азбуки веры», редактор и писатель — о православной литературе: как писать для новоначальных и детей, чтобы эти книги читали?
— Елена, с чего начался ваш путь в сфере православной литературы?
— Он начался с того времени, когда православная литература в нашей стране наконец была «разрешена» — стала возможна для издания. Это произошло на рубеже 80-х — 90-х гг. прошлого века. Не все тридцати- и даже сорокалетние сейчас понимают, что до 1000-летия Крещения Руси, отмечавшегося в 1988 году, даже к дореволюционной религиозной литературе был очень ограниченный доступ в библиотеках. Всё наше православное чтение было — самиздат (машинопись и подпольные ксерокопии старых книг, выполненные на рыхлой серой бумаге) и «тамиздат», за который, при его обнаружении, можно было получить очень серьезные неприятности.
И вдруг стало можно! И предприимчивые издатели стали печатать разнообразное философское и религиозное наследие, в основном репринтами.
Я по образованию филолог и по профессии редактор, и я была уже верующим и жадно воцерковляющимся человеком. Душа просила служить делу православной словесности. Я уволилась «в никуда» из издательства «Русский язык», надеясь заниматься тем, в чем вижу подлинный смысл. У меня было двое детей-школьников, и меня особенно волновало отсутствие детского православного чтения.
Мной владела идея, что детскую православную литературу мы можем создать только общими усилиями многих людей, объединившись. Я составила развернутый план направлений работы: переиздания книг прошлого, адаптация стилистически устаревших или «взрослых», но актуальных текстов, включая жития святых; апологетическая литература, то есть раскрытие знаний о мире с религиозной точки зрения, и т.п.
С этим «прожектом» я подъезжала к нескольким священнослужителям, в том числе к приснопамятному игумену Андронику (Трубачёву, 1952–2021), внуку о. Павла Флоренского, который летом 1990 г. стал наместником Валаамского монастыря, а через полгода основал базировавшееся в Москве издательство монастыря. Вспомнив мое рвение, отец Андроник пригласил меня редактором в это издательство.
Конечно, до авторства было далеко, да и детской литературой мы не занимались. Но это была напряженная и творческая редакторская работа по формированию очень нужных книг. Литературное редактирование отчасти сочеталось с научным, приходилось искать труднодоступную справочную информацию, в работе над каждой новой книгой выстраивать внутри себя целый мир знания.
Через несколько лет издательство преобразовалось в Церковно-научный центр «Православная энциклопедия». Но в работе над самой энциклопедией я поучаствовать не успела: ушла в декрет, родила дочку, а удаленной работы для меня у издательства не нашлось. Я осталась «в подвешенном состоянии» в самые трудные годы (середина 90-х) — без заработка, с младенцем. Но по милости Божией спустя некоторое время меня пригласили редактором в православной издательство «Отчий дом».
— Как у вас появилась идея писать книги для новоначальных? На что вы опирались при написании этих пособий?
— Дерзновения самой писать книги у меня совершенно не было. Я в отрочестве мечтала стать писателем, но за прошедшее с тех пор время убедилась, что у меня тяжелый язык и что даром сочинительства я не обладаю. Но после успешной и интересной редакторской работы над несколькими книгами директор «Отчего дома» Михаил Евгеньевич Шкатов предложил мне составить книгу о молитве для детей. Я с энтузиазмом взялась и составила такой Толковый молитвослов для школьников: в первой части отобранные для правила молитвы, а во второй — необходимые объяснения.
И, удивительное дело, — получилось! Всегда раньше, что бы я ни писала, стоило мне через некоторое время перечитать свой текст, — я видела, что он никуда не годится. А тут перечитываю — и удивляюсь: неужели это я написала? Самой не верится!
Книжечка «Научи нас, Господи, молиться!» и вправду получилась хорошая, ее переиздавали время от времени. Господь потом неоднократно посылал мне свидетельства от людей, которым она помогла воцерковиться (и это были не только дети, но и пожилые люди).
Естественным путем за ней последовало составление взрослого Толкового молитвослова, до сих пор самого обширного и при этом очень демократичного. В «Отчем доме» он периодически переиздается: «Как научиться понимать молитвы утренние, вечерние и ко Святому Причащению». Туда вошли не только объяснения текстов молитв, но и своего рода «школа молитвы», и цитаты из святых отцов, близкие по смыслу к выражениям молитв. Есть этот молитвослов и на «Азбуке веры». А после я его перерабатывала уже для других издательств — в том числе Московской Патриархии.
Ну, и так пошло дальше… Уже другие издательства стали предлагать мне сделать книги о вере и Церкви для новоначальных. Молитвословы с объяснениями, «Первые шаги в православном храме» (эту книгу я особенно люблю), книгу о праздниках Церкви, о Таинствах…
Главный принцип, которого я тут придерживаюсь — ничего от себя. Если меня и осенит какая-то счастливая (в кавычках или без) догадка, я проверяю ее у святых отцов, литургистов, богословов. Благодаря интернету доступ к качественной информации, включая безбрежное богословское наследие, велик. Моя задача — глубокие прозрения и достижения многих веков церковной мысли изложить просто и ясно, с любовью и проникновением, чтобы они могли коснуться сердец читателей. В пределе эта задача выражена по отношению к книгам для самых маленьких детей (и их родителей).
У меня иногда бурление идей и планов громадьё, на десять человек хватит. Но в книгу превращается только то, что определилось как жёсткое «надо». А подтверждение, что это действительно было нужно Богу и людям, поступает потом, иногда парадоксальным образом (например, вдруг случайный попутчик сам с любовью помянет твою книгу, не зная, что она твоя).
— На какие темы вам особенно нравится писать?
— Да я и пишу только на темы, которые мне не просто нравятся — которые мне дороги и желанны. Темы жизни Церкви. Поэтому «самые любимые» — язык и смысл богослужения, жития святых, новомученики, Священное Писание.
Опыты переложения и подачи Священного Писания для новоначальных начались у меня вместе с этим тысячелетием: уже в 2002 г. вышел составленный мною толстый том «Библия. Жития святых» в серии «Библиотека мировой литературы для детей» издательства «Детская литература». Я ставила задачу создать мост между настоящей, полной Библией и человеком, еще не научившимся ее читать, но именно мост, а не другую стилистически книгу, как все прежние популяризации Библии. С тех пор я сделала еще несколько детских книг по Священному Писанию, последняя из них — «Библия для детей» в издательстве «Никея». Сейчас для той же «Никеи» работаю над «Евангелием для детей».
Казалось бы, уж чего-чего, но «Детских Библий» уже предостаточно на книжном рынке. Но таких, чтобы легко и глубоко воспринимались детьми и родителями, чтобы незнакомого с миром веры человека вводили в него, без сюсюканья и в простоте, — очень не хватает…
— Каково вам было адаптировать библейскую историю для детей? Как говорить с детьми о Боге так, чтобы им не было скучно?
«Как говорить с детьми о Боге» — проблема из проблем, и для каждого возраста детей она своя. С литературной точки зрения работает общий принцип: «для детей надо писать так же, как для взрослых, но только лучше». Он только выглядит парадоксально. «Так же, как для взрослых» — это прежде всего не «понарошку», всерьёз, ответственно. И перед содержанием, и перед своим отношением к нему, и перед словом. Дети чувствуют всякую фальшь сильнее, чем взрослые, и фальши быть не должно. (Ну, для христианина она ни в чем не допустима, она — от отца лжи!). И если я пишу для пятилетних, я должна каждое слово взвесить, прокатать на языке, прокатать на слух — как звучит, думать о том, что может быть непонятно и как это непонятное сделать понятным.
А ведь само Священное Писание не может быть скучным, оно — анти-скука, потому что оно — сама Жизнь! И, относясь к нему так, его стараешься с любовью донести до ребенка.
— Какие видите проблемы в сфере православной литературы, есть ли они? Если да, то возможно ли с ними справиться, и каким образом?
— Проблемы есть всегда, пока есть жизнь. Меня угнетает вал низкокачественных литературных поделок. По-хорошему следовало было бы сказать и так: «Писать о православии и для православных надо так же, как и для всех, но только лучше». А мы, увы, в массе видим обратное. На волне «нужной» тематики выходят книги и сомнительного литературного мастерства, и будто не по-русски написанные книги. Высосанные из пальца сентиментальные истории, нравоучительные тирады, часто приправленные сюсюканьем, вообще много такого, на что хочется отозваться знаменитым: «Не верю!».
С этим я сталкивалась и боролась, когда в нулевых годах была экспертом Издательского совета по детской и популярной православной литературе, — и с тех пор положение вещей радикально не изменилось.
Виноваты не авторы — «каждый пишет как он слышит», как умеет, — а неразборчивые и неквалифицированные издатели, а еще более — недостаток взыскательных и квалифицированных редакторов, которые могли бы помочь выправить небезнадежного автора, проявиться сильным сторонам книги. В идеале редактор — повивальная бабка книги, акушер, помогающий полноценно реализоваться идее автора, авторскому замыслу. Но много ли таких? А главное, они и не больно востребованы, их не ищут, ими не дорожат (иначе их было бы много больше). В итоге «напавший на жилу» православной тематики автор не может полноценно овладеть литературным процессом, его некому поправить, показать на практике, что такое хорошо и что такое плохо.
Вот я сама, как редактор, уже и не взялась бы за подобную задачу: очень ответственно, трудозатратно, душу надо вкладывать (и вкладывала в прошлом!) А поскольку законы рынка диктуют и издателям, и редакторам другие задачи — сиюминутные, коммерческие, — то картинка получается довольно печальной. Хорошо, что на фоне этой общей массы есть прекрасные, настоящие книги! Но «выживают», дают общий вал далеко не всегда именно они. А некоторые вполне сто́ящие православные книги, даже в этом веке созданные и однократно изданные, становятся раритетами и уходят с рынка. Я сталкивалась с этим, пытаясь снабдить хорошей православной литературой несколько провинциальных библиотек…
— Как вы считаете, важно ли, чтобы в житии святого отражался реальный, живой человек, как он есть, либо полезнее и правильнее сглаживать какие-то острые моменты?
Острые моменты — это самое главное и самое ценное в житиях святых. Каждое житие отражает тайну святости и тайну неповторимой личности, бесконечно дорогой Богу. Отец Павел Флоренский в своей, увы, малоизвестной работе об о. Алексее Мечеве развил мысль, что святость всегда «перпендикулярна» к плоскости мира сего, всегда парадоксальна, и в этом смысле каждый святой — юродивый: он, носитель духовной свободы, живёт вопреки шаблонам, даже благочестивым шаблонам, он — «против течения», не всегда, конечно, так явно, как классические юродивые, но никогда не на поводу у ожиданий мира.
Мы можем назвать такие «острые моменты», вызывающие жаркие споры, у известных и почитаемых святых разных времен. То, что многим сгоряча хотелось бы вычеркнуть, устранить. Но иногда такой «острый угол» говорит нам о святости человека куда больше всего «гладкого». Так, скажем, мы ничего не поняли бы о преподобной Марии Египетской без ее признания, что всю молодость неистовый блуд был единственным смыслом и счастьем ее жизни.
Есть также неприятные нам моменты — вражда и даже противоборство святых современников. Святитель Епифаний Кипрский способствовал низложению Иоанна Златоуста, святой благоверный князь Дмитрий Донской гнал митрополита Киприана, священномученик Серафим (Чичагов) устроил чудовищный разнос оптинскому старцу Варсонофию, который не смог пережить последствий это разноса. Но во всех этих и подобных случаях умолчание неуместно (если, конечно, речь не о пересказах для детей), нужно вникать в ситуацию и взаимоотношения — с любовью, желанием понять, доверием к Церкви, чтущей этих святых.
— Продолжая предыдущий вопрос – есть те святые, которые нам близки и по времени, и по местоположению. Их жития действительно могут больше напоминать биографию обычного человека, который смог при жизни приблизиться к Богу. Но чем дальше мы «закапываемся» в исторический период, тем более «лубочные картинки» видим. Является ли это проблемой, на ваш взгляд? И на что нужно опираться, когда работаешь над жизнеописанием «далёкого от нас» святого?
— Если проходить мысленно по канве, основам даже древнего жития, то никакой лубочности и нет — ее не больше, чем в неумелых пересказах житий новомучеников. У каждого жития есть свой «нерв», натянутая струна между человеком и Богом — в этом смысле ни одно из них не «биография обычного человека, который смог приблизиться к Богу». Скорее — образ, икона неповторимого человека, которого Бог смог приблизить к Себе. Исходна — любовь Божия, а не усилия человека. «Божья ловитва».
Бог, Который восшел на Крест ради каждого из нас, — Он каждого из нас, людей, неповторимым путем ищем привлечь к Себе. Какими невероятными путями это происходит, как душа человеческая находит желанного Бога, Который всё это время «стоит у двери и стучит», — об этом прежде всего каждое житие. И как раз в «острых углах» нередко особенно проявляется это чудо (святость — это всегда чудо). Но, конечно, не только в них.
И тут важно вот что: ведь святые, и самых давних времен, — это не люди, которые жили когда-то и перестали жить. Это люди, которые БОЛЕЕ живы, чем мы с вами, которые больше нас умеют любить и сейчас, и откликаться на любовь к ним, и участвуют в нашей жизни — хотя бы в той же внутренней жизни, но иногда и внешней. Не обязательно они будут являться нам в снах, как являлись святителю Димитрию Ростовскому, чтобы дополнить рассказ о своём мученичестве какими-то деталями. Но чтобы рассказать или написать о святом, должна произойти встреча с его личностью, и она может произойти даже при очень малой фактической обеспеченности его жития.
Какие-то полстраницы нароешь: «был, пострадал при таком-то императоре» (а порой начнешь копаться в историческом материале и обнаруживаешь, что, скорее всего, и при другом императоре)… Или: «с детства был благочестив и стремился к монашеству и стал великим постником», и так далее. А вдумаешься, помолишься — и просверкнет как молния свет неповторимой личности и ее подвига, согреет сердце любовь.
Вот тогда и пиши о нём.
Беседовала Ольга Корхова
Комментировать