Глава X. Эсхатологическая проблема в русском православном богословии и религиозно-философской мысли ХХ века

Эсхатологическая (от греч. ἔσχατον – конечный, последний) проблематика всегда волновала русскую мысль. В отдельные периоды она переживалась как острое ощущение конца истории. В другие – основное внимание сосредоточивалось на решении одной из труднейших богословских проблем – проблемы вечных мук. В настоящее время вновь наблюдается повышенный интерес к верному пониманию признаков завершения человеческой истории и попытке осмысления в этом апокалипсическом ключе происходящие процессы в мире и в России. Не малое место при этом занимает вопрос пришествия антихриста, и в связи с ним число имени зверя (Откр. 13, 18). Однако центральным пунктом эсхатологической проблемы в русском православном богословии всегда остается вопрос о стяжании того эсхатона, который внутрь нас есть (Лк. 17, 21), и который является конечной целью жизни.

Многосторонность эсхатологической проблемы позволяет лишь кратко осветить некоторые из ее аспектов.

1. Самым актуальным вопросом в русском богословии, в течение всей его истории, включая и настоящее время, является аскетический аспект. Он заключается в теоретическом и опытном изучении духовного пути, ведущего к Царству Божию. Положительное его понимание⁴⁴⁴ подвергается, однако, как это часто бывает, различным искажениям.

Одно из главных, присущих, как кажется, самой природе человека, является искушение «сорвать» плод вхождения в Царство Божие, а не вырастить его трудом и подвигом. Эта тенденция проявляет себя в самых разнообразных формах. Например, когда присутствует убеждение, что спасение достигается путем исполнения церковных обрядов, правил, богослужебного Устава, занятиями различной церковной деятельностью, внешней благотворительностью и т.п. Но при этом забывается норма христианской жизни: …сие надлежало делать, и того не оставлять (Мф. 23, 23) – того, то есть заповедей Евангелия. В результате, христианин теряет драгоценный эсхатон – Царство Божие.

Другая форма – такая же подмена религиозной жизни, только теперь уже т.н. богословствованием, т.е. занятиями богословием ради богословия, а не с целью познания пути и средств спасения человека. К чему это может привести, об этом ярко пишет свт. Игнатий Брянчанинов: “Без этого [исполнения заповедей Христовых – А.О.] учение по букве сделается исключительно учением человеческим, послужит только к развитию падшего естества. Горестное доказательство этому видим на иудейском духовенстве, современном Христу. Учение по букве, будучи предоставлено самому себе, немедленно рождает самомнение и гордость, отчуждает посредством их человека от Бога. Представляясь по наружности познанием Бога, оно в сущности может быть совершенным незнанием, отвержением Его. Проповедуя веру, можно утопать в неверии! Тай­ны, открытые для некнижных христиан, весьма часто остают­ся закрытыми для мужей ученейших, удовлетворившихся одним школьным изучением Богословия, как бы науки единой из наук чело­веческих” (СПб. 1905. Т.3, с.5).

Еще одна «идея», широко распространенная в протестантских сферах – это присутствие и определяющее действие эсхатона (в данном случае Духа Святого) не только в Церкви, но и во всех других религиях и в многообразии форм мирской жизни. Эта идея, «забывшая» о свободе человека и его возможности поступать не только по воле Бога, но и вопреки ей, все сильнее воплощается в утверждениях о сотериологической равноценности всех религий (и, следовательно, фактическом отрицании Христа как Бога и Спасителя), о необходимости церковного признания прямых отступлений от христианской морали, об одобрении многих явлений антикультуры и т.д.

Тема конца истории – изначальна в христианстве. Но, к сожалению, в процессе истории радостное ожидание второго пришествия Христа все более подменяется ожиданием явления антихриста. На Руси вопрос конца мира иногда становился проблемой государственного значения. Например, в XV в. пасхалия (вычисления дня празднования Пасхи) заканчивалась 1492 годом, который по общему убеждению соответствовал 7000 лет от сотворения мира и исчерпывал его существование во времени.

Столь же напряженным было ожидание конца и в 1666 году по причине наличия трех шестерок в этой дате. Естественно, не было особых проблем и с кандидатами в звание «антихриста».

В настоящее время эта тема для значительного числа христиан и особенно для мало сведущих в вере вновь приобрела болезненный характер. Чтобы точнее уяснить этот вопрос, необходимо, прежде всего, обратиться к тому, что сообщают Священное Писание и Предание Церкви по этому вопросу.

1. Восстанет народ на народ и царство на царство; будут большие землетрясения по местам и глады, и моры, и ужасные явления, и великие знамения с неба… в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится (Лк. 21, 10–11, 25). Эти явления по временам всегда были на нашей планете, однако здесь речь идет об их катастрофическом умножении и такой силе воздействия на человека и на всю окружающую среду, что люди будут издыхать от страха и ожидания [бедствий], грядущих на вселенную, ибо силы небесные поколеблются (Лк. 21, 26). Возможно, что одной из главных причин всех этих аномалий явится стремительно ускоряющийся научно-технический прогресс.

2. Умножение беззакония (Мф. 24, 12). Становится все более очевидным, что человечество идет к окончательному духовному и нравственному развращению, и перед приходом антихриста наступит эпоха полной «свободы». Свт. Игнатий (Брянчанинов) писал: «Антихрист будет логичным, справедливым, естественным последствием общего нравственного и духовного направления человеков»⁴⁴⁵.

3. И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец (Мф. 24, 14). В настоящее время еще многие народы (например, Китая, Индии и др.), практически, не слышали Евангелия.

4. Когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте (Мф. 24, 15). …Когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте (Мф. 24, 15). Здесь речь идет в первую очередь не о святых местах в прямом смысле слова, а о душах человеческих и состоянии земной Церкви. То есть конец бытия человеческого наступит, когда произойдет повсеместное обмирщение верующих (главное – монашества, духовенства, богословов), искание ими, прежде всего, «хлеба и зрелищ»: что есть, что пить и во что одеться – а Царствие Божие приложится (ср.: Мф. 6; 25, 33); когда поместные церкви вместо святой цели, данной им Самим Христом – исцеление душ человеческих от страстей – займутся решением задач чисто земных: экономических, политических, социальных, культурных и проч.; когда монастыри из святых мест умного делания превратятся в туристические центры⁴⁴⁶, церковные праздники станут поводом к чисто языческим развлечениям⁴⁴⁷; когда сами богослужения превратятся в мероприятия, на которых молятся перед фото-, видео- и кинокамерами; и т.д. Всё это, естественно, ведет к духовному запустению святых мест: превращению их в места торговли, наживы, спекуляции на святынях, проведению «духовно»-развлекательных концертов и других вполне светских мероприятий, сдачи их в аренду для каких угодно целей и проч., и проч. На Западе давным-давно всё это – явление обычное, но постепенно таковым оно станет (становится) и на православном Востоке.

«Нельзя, – говорится в Решении ХI Международных Рождественских образовательных чтений 2003 года, – кощунственно строить увеселительные заведения на святом месте». Это заявление адресовано светским лицам и инстанциям, но оно, как видим, актуально, прежде всего, в отношении тенденций, развивающихся во внутрицерковной среде. Опасность, в конечном счете, состоит в том, что под лозунгом «Христианство, Православие» произойдет постепенное отступление христианства от жизни по Христу (Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? – Лк. 18, 8)).

Это явление не новое в истории христианства. Оно интенсивно начало развиваться в христианстве 1000 лет тому назад с отпадением Римской Церкви⁴⁴⁸. «В новейшие времена, – пишет святитель Игнатий (Брянчанинов), – языческая жизнь явилась первоначально в недрах папизма; языческое чувство и вкус папистов выказываются с особенной яркостью в применении искусств к предметам религии, в живописных и изваянных изображениях святых, в их церковном пении и музыке, в их религиозной поэзии. Все школы их носят на себе отпечаток греховных страстей, особенно сладострастия; там нет ни чувства целомудрия и благопристойности, ни чувства простоты, ни чувства чистоты и духовности. Таковы их церковная музыка и пение» (9, 462).

Как видим, омирщение поражало отдельные христианские церкви и раньше, но тогда еще оставались оазисы духовности в других регионах мира. Сейчас ситуация намного трагичнее.

5. Восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных (Мф. 24, 24). В истории христианства появлялось много лжехристов и лжепророков, однако последние из них будут отличаться тем, что дадут «великие знамения и чудеса». Ими они отвлекут многих поверхностных, легковерных христиан от главного в жизни – мысли о вечном спасении, и увлекут их в магию, оккультизм, в расколы и секты, одним словом, в язычество.

Несомненно, что в сознании всех людей утвердится идея тождественности по существу всех религий (есть только одна религия, а все существующие – лишь ее различные модификации). Эта «единая религия будущего», о которой писал иеромонах Серафим (Роуз), сохранит, возможно, по форме, прежнюю многоконфессиональность. Однако, по существу, это будет уже идеология, поскольку в умах людей произойдет катастрофическая подмена искания Царства Небесного и правды его жаждой царства земного и всех наслаждений его, подмена духовных целей мирскими, языческими, так что все усилия этой «религии» (т.е. всех религий, включая и все христианские исповедания) будут направлены на достижение исключительно земных благ.

6. Более всего в Священном Писании и Предании говорится о самом значительном признаке конца истории – воцарении антихриста.

Дается его характеристика: …человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога... беззаконник… которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения (2Фес. 2, 3, 4, 8–10). И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца (Откр. 13, 5).

На один из очевидных и простых признаков явления антихриста указывает преподобный Зосима Соловецкий: «Когда услышите, что пришел на землю или явился на земле Христос, то знайте, что это – антихрист»⁴⁴⁹. Речь здесь идет не о появлении многих лжехристов (это его предтечи), а об одном всемирном «христе». Он, объединив все государства, станет царем мира (И дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем (Откр. 13, 7)). Св. Ефрем Сирин пишет, что «всего более воздадут честь и обрадуются царствованию его ... иудеи»⁴⁵⁰.

О нем по всему миру, захлебываясь от восторга, будут кричать все средства массовой информации. Он станет настоящим божеством для всех народов. И одним из центральных, если не самых главных, пунктов пропаганды явится то, что на нем будто бы исполнятся все ветхозаветные пророчества о Мессии. Он родится от девы (но развратной и неестественным образом); примет, вероятно, имя Эммануил (=с нами Бог); изобразит страдания, которые перенесет за благо человечества; будет, без сомнения, как спаситель человечества от всех бед торжественно помазан на царство главами всех церквей и религий; получит престол Давида (по преданию, антихрист будет евреем) и объявит (скорее всего, лживо) о достижении с помощью генной инженерии бессмертия, которое он будет даровать своим верным поданным, и провозгласит о наступлении вечного царства и вечной жизни здесь, на земле, а не на каком-то небе (ср.: и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца – Лук. 1, 33); установит, наконец, мир и безопасность (1Фес. 5,3) на земле; обеспечит для избранных изобилие «всех благ земных» (поскольку расходы на вооружение прекратятся, население земного шара не превысит т.н. «золотого миллиарда», а научно-технический прогресс достигнет высшего развития); при этом за комфорт люди с радостью пожертвуют своей свободой, ибо, как верно подмечено, уже «все больше людей охотно отдают свою свободу в обмен на удобную и спокойную жизнь»⁴⁵¹; с помощью жесточайших законов и совершенного технического контроля за каждым человеком (царство антихриста будет царством тотального рабства) полностью искоренит на земле преступность, что будет трактоваться как победа над злом; и т.д. А за возможность исцеления от болезни, тем более от смерти, человек способен, как правило, пожертвовать и совестью, и честью и поклониться кому угодно, хотя бы и самому сатане.

Все это для очень многих евреев станет убедительным доказательством того, что он – обещанный Мессия, а для подавляющего большинства христиан ожидаемый царь-помазанник (!), спаситель мира Христос в Своем втором пришествии. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни (Откр. 13, 8). Так иудеи и христиане вместе примут того, кто вскоре погубит их всех.

Особенное впечатление на верующих и неверующих произведут т.н. «чудеса» антихриста и его приспешников. О жажде чудес и о причинах и последствиях этой страсти замечательно писал свт. Игнатий: «… человеки… потеряв смирение, признающее себя недостойным не только совершать знамения, но и видеть их, жаждут чудес более, нежели когда-либо. Человеки, в упоении самомнением, самонадеянностью, невежеством, стремятся неразборчиво, опрометчиво, смело ко всему чудесному... Такое направление опасно более, нежели когда-либо. Мы приближаемся постепенно к тому времени, в которое должно открыться обширное зрелище многочисленных и поразительных ложных чудес, увлечь в погибель тех несчастных питомцев плотского мудрования, которые будут обольщены и обмануты этими чудесами»⁴⁵².

7. Пришествие антихриста будет ознаменовано провозглашением мира и безопасности (1Фес. 5,3) на земле.

Апостол Павел пророчески предупредил: когда будут говорить: “мир и безопасность”, тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами [постигает] имеющую во чреве, и не избегнут (1Фес. 5, 3). Мира и безопасности человечество ищет всю историю, и с образованием одного государства на земле с единым правительством и единым царем вселенной эта цель будет действительно достигнута. Однако тогда внезапно и наступит гибель человечества. Господь говорит: Ибо он [последний день], как сеть, найдет на всех живущих по всему лицу земному (Лк. 21, 35). О внезапности последней всемирной катастрофы ап. Павел говорит и в таких словах: «день Господень так придет, как тать ночью» (1Фес. 5,2). И подтверждает в другом послании: «Не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе» (1Кор. 15; 51–52).

Народ особенно склонен придавать знакам, символам, предметам, любым сверхъестественным явлениям и прочим внешним вещам характер неоспоримой религиозной значимости. И это станет одной из причин той страшной беды, которую с полной уверенностью предсказывает свт. Игнатий (Брянчанинов): «Бедствия наши должны быть более нравственные и духовные. Обуявшая соль [Мф. 5, 13] предвещает их и ясно обнаруживает, что [наш] народ может и должен сделаться орудием гения из гениев, который, наконец, осуществит мысль о всемирной монархии»⁴⁵³. «Обуявшей солью» свт. Игнатий называет состояние Православия в России, «гением из гениев» – антихриста, и наш, увы, народ – орудием его царствования. Преподобный Нектарий Оптинский на вопрос: «Будет ли царь [в России]?» – отвечал: «Антихрист, антихрист, антихрист»⁴⁵⁴. Главная же причина отпадения христиан: «Кто же не принял внутри себя Царства Божия, тот не узнает антихриста, тот непременно, непонятным для себя образом, сделается его последователем»⁴⁵⁵. И за это пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи (2Фес. 2, 11).

Под непринятием внутри себя Царства Божия подразумевается духовное вырождение христиан: полное погружение их ума (печать на лбу), всей их деятельности (печать на правой руке как символе деятельности человека) в заботу только об этой жизни, только о том, что есть, что пить и во что одеться, и совершенное оставление мысли о Царстве Божием и правде его (Мф. 6, 31–33). Этот абсолютный материализм и является «именем» антихриста как величайшего его идеолога. Не случайно в Откровении Иоанна Богослова оно обозначено цифрой 666. Данная цифра является, по существу, библейским символом мамоны – царства земного изобилия, славы, могущества. Это следует из исторического факта, восходящего ко времени Соломона, при котором еврейское государство достигло вершины своего процветания. Только в золоте, которое приходило Соломону в каждый год, весу было шестьсот шестьдесят шесть талантов золотых (3Цар. 10, 14; 2Пар. 9, 13), то есть 32 тонны 707, 26 кг!⁴⁵⁶

Непринятие внутрь себя Царства Божия и означает принятие того, кто даст хлеб и зрелища. Большинство поверхностно верующих ищут именно такого царя и спасителя. Евангельский случай с пятью тысячами людей, напитавшихся пятью хлебами, хорошо это иллюстрирует: Тогда люди, видевшие чудо, сотворенное Иисусом, сказали: это истинно Тот Пророк, Которому должно придти в мир. Иисус же, узнав, что хотят придти, нечаянно взять его и сделать царем, опять удалился на гору один (Ин. 6, 14–15).

Современный научно-технический прогресс придал этой теме новые и серьезные импульсы, которые связаны с возможностями полного контроля за каждым человеком и в очень большой степени управления его поведением. Так, по мнению ряда экспертов, связанных с компьютерной технологией, в настоящее время уже есть реальные возможности массового управления людьми. Они утверждают, что возможность внедрения систем тотального компьютерного контроля на нашей планете не за горами и будет осуществлена практически где-то в период 2010–2020 гг.

В связи с этим понятен и вопрос о «трех шестерках»⁴⁵⁷. Его психологическая особенность заключается в конкретной наглядности этого символа и отсюда впечатляющей значимости для неискушенного сознания. Повышенная заостренность внимания на этой апокалипсической цифре стимулируется еще и тем, что хотя она с точки зрения технологии и вообще математической основы компьютерной техники не является обязательной в компьютерных системах исчисления, тем не менее, ее присутствие в них, как считают многие, стало повсеместным.

Очевидно, что внедряющие данный знак, верят в его магическую силу и пытаются привить свою веру в этого идола всем и, прежде всего, христианам. Но ап. Павел на любую языческую веру реагировал совершенно однозначно: идол в мире ничто (1Кор. 8, 4). То есть все языческие мистические знаки (цифры, слова, изображения, заклинания, магические действия, колдовство и т.д., и т.п.) сами по себе, без веры в их значимость не имеют никакой силы и власти над христианином, имеющим веру в Господа Иисуса Христа и запечатленным Его Святыми Таинствами. Более того, Апостол Павел, строго предупреждая: Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской. Неужели мы решимся раздражать Господа? Разве мы сильнее Его? (1Кор. 21–22), – тут же об отношении к прямо идоложертвенному пишет: Все, что продается на торгу, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести; ибо Господня земля, и что наполняет ее. Если кто из неверных позовет вас, и вы захотите пойти, то все, предлагаемое вам, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести (Кор. 10: 25–27). Как видим, Апостол боялся не идоложертвенных мясов, заклинаний, «цифирь» и проч., а идолопоклонства. Теперь же всё наоборот, и исследованиям – не спрятаны ли где шестерки – нет конца.

Но вопрос: поскольку эта цифра как число имени антихриста указана в Священном Писании, то равнодушие к ее употреблению не может ли явиться причиной незаметного принятия самого зверя? Чтобы уяснить этот вопрос, следует посмотреть, что подразумевают святые отцы под этой незаметностью? Исчерпывающий ответ дает свт. Игнатий Брянчанинов: «Миролюбцы, во время земной жизни Богочеловека, завершили свои злодеяния отвержением Христа и богоубийством (Мф. 23, 32), а в последние времена мира завершат принятием антихриста и воздаянием ему божеской чести (Ин. 5, 42). Страшно миролюбие! Оно входит в человека неприметным образом и постепенно, а, вошедши, делается его жестоким и неограниченным владыкою. Постепенно приготовились человеки и стяжали душевное настроение, способное к богоубийству: постепенно они приготовляются, приобретают настроение и характер, способные к принятию антихриста (2Сол. 2, 7–12)»⁴⁵⁸.

Оказывается, жизнь не по заповедям Евангелия, а по стихиям мира (Кол. 2,8), усвоение духа и идей идеологии, устремленной исключительно к построению рая на земле, незаметно и естественно приводит мiролюбца к принятию мiродержителя. И современное богословие, как и деятельность христианских церквей (прежде всего, социальная и культурная во всем их многообразии – пока преимущественно на Западе), как никогда в истории, вовлекается в эту идеологию, обосновывает ее, и в ее осуществлении усматривает основную миссию Церкви в мире. Эта усиливающаяся тенденция, захватывающая во всё больших масштабах не только мирянство и белое духовенство, но и монашество, свидетельствует о том, что в настоящий момент происходит не столько воцерковление мира, сколько обмирщение церквей.

Иллюстраций этого процесса достаточно: священнослужители и даже монахи – в театрах, на стадионах и на всевозможных далеко не целомудренных представлениях; монастыри, устраивающие так называемые святочные гулянья, развлечения, концерты светских песен; церковные отделы, организующие концерты рок-музыки⁴⁵⁹, «православный рок», и т. д. Неужели непонятно, что священник, организующий или благословляющий «православные» рок-концерты, выглядит просто актером, заигрывающим с молодежью, который никогда не завоюет доверия молодежи и не приведет ее к Христу? Молодежь не настолько наивна и безрассудна, чтобы не увидеть здесь откровенной фальши.

Сама идея привлечения молодежи в Церковь с помощью т.н. христианских (даже православных!) увеселительных мероприятий и тем более рок-концертов глубоко порочна. Если бы подобный метод соответствовал духу христианской проповеди, то Христос родился бы не сыном плотника, а наследником Римского престола и стал бы повелителем мира, устраивая такие зрелищные мероприятия и «рок-концерты», что всё человечество оказалось бы у Его ног. Однако Христос отверг это. Ибо Его задачей была проповедь истины, а не завлечение людей в Свою «организацию», что в свое время станет основной целью деятельности анти-Христа, и уже сейчас это совершают многие христианские организации и отдельные церковные деятели, утверждая, что этим они приводят людей к Богу. Но разве не понятно, что общение с Богом «под барабан и гитару» столь же невозможно, как и провинившемуся ожидать милостей от руководителя, прося у него извинения под звуки и светы рок-концерта?

Вот как, например, оценивает увлечение рок-музыкой один из самых известных последних старцев духовник Псково-Печерского монастыря архимандрит Иоанн (Крестьянкин, +2005): «Одержимость бесовскую Вы получили, когда еще рок-музыкой увлекались. А что делать теперь? Если нисколько не находи­те сил противостоять насилию вражию, то хоть временно отойдите от служения у престола. Займитесь строительством, по­могайте в церкви, но только отойдите от престола, иначе враг Вас погубит и в этой жизни, и для вечности. Пожалейте себя».

«Скажу Вам сразу – помысл о рукоположе­нии изгоните от себя раз и навсегда. Даже, если Вас и будут соблазнять такими предложения­ми. Опыт показывает, что пришедшие к Пре­столу от рок-музыки служить во спасение не могут. Я получаю столько писем от таких несчастных людей, но помощь им приходит только после того, как они снимают с себя сан. Некоторые вообще не могут стоять у престо­ла, а некоторые опускаются на дно ада безза­кониями такими, которые они и до принятия сана не делали. Так что имейте это в виду»⁴⁶⁰.

Но в то же время совершенно разные вещи – выступление священнослужителя, богослова перед любой (в том числе и рокеров) аудиторией, которая пожелала бы слышать проповедника, и – прямо противоположное – его участие в тусовке. Если первое – дело священное, миссионерское, то второе – позорящее и священство, и Церковь, глубоко искажающее сам образ христианина.

Поэтому возникает серьезный вопрос: во что превратится сама поместная Церковь и окружающий ее мир, если ее духовенство и монашество пойдет по роковому пути в своей «миссии»? Ведь Церковь является закваской для «теста» мира человеческого. На этом пути постепенно и незаметно произойдет принятие христианами и церквами норм и идеалов жизни вполне языческих, антихристианских, а затем принятие и самого антихриста как величайшего просветителя и благодетеля человечества, как действительного спасителя. Свт. Игнатий Брянчанинов писал: «Не утвердившие и не возрастившие веру от слуха делами веры, удобно обольщаются учением лжи, лицемерно принимающей вид истины»⁴⁶¹.

Мысль же о возможности незаметного отречения от Христа в результате внешнего обмана (напр., зашифрованных в штрих-коде шестерок) решительно противоречит одному из самых важных положений православной веры – о безусловной зависимости вечной участи человека от его сознательного свободного выбора Христа или антихриста своей жизнью (Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет (Мк. 16, 16)). Сам Бог, утверждают все святые отцы, не может спасти нас без нашей воли. Тем более, никто и ничто не может погубить человека без его сознательного отвержения Христа и сознательного принятия другого за Спасителя мира. Но это отвержение или принятие прямо обусловлено характером отношения христианина к заповедям Евангелия (а не к выдумкам человеческим).

Поэтому лишь принятие этой цифры как знака веры в антихриста сделает ее гибельной для христианина. Пока же такой веры нет, эта цифра, как и всё другое внешнее, не может погубить его, ибо сама по себе она не имеет никакого религиозного значения⁴⁶². Апостол Павел с полной убежденностью писал язычникам: Итак, если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений: не прикасайся, не вкушай, не дотрагивайся [что все истлевает от употребления], по заповедям и учению человеческому? Это имеет только вид мудрости (Кол. 2: 20–23). Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто (Рим. 14: 14).

Возможно, антихрист сделает эту цифру своей «печатью» (в противоположность кресту Христову), знаком признания его как спасителя человечества. Тогда в этом качестве ее принятие действительно будет означать отступничество от Господа Иисуса Христа. Но вне этого смысла боязнь шестерок есть признак суеверия христианина, и, без сомнения, источник злорадства проповедников этой веры, которые, уподобляясь известному животному, всюду оставляют свои следы.

Современное развитие апокалипсических настроений и ожиданий связано с очевидной деградацией морального состояния человека и особенно властных структур и стремительно развивающейся тенденцией к всё большей концентрации политической, информационной, научно-технической, экономической и военной мощи в очень узком кругу мировых «суперменов», свободных от моральных и других высших человеческих чувств и побуждений. Отсюда отчетливо вырисовывается идея создания единого всемирного государства, во главе которого станет именно эта кучка «богов» с возможностями неограниченной «компьютерной» власти, что приведет к установлению всеобщего рабства, как каждого человека в отдельности, так и всех народов земли. Все это вполне соответствует апокалиптическим предсказаниям о тоталитарном режиме власти при едином всемирном лидере, который объявит себя «христом-спасителем» всего человечества.

Логические последствия такого нового мирового порядка в условиях духовного, нравственного, экологического, энергетического, демографического и прочих кризисов, поражающих современный мир, очевидны и опять-таки совпадают со смыслом тех конечных событий в жизни человечества, о которых говорит Священное Писание – о страшной гибели всей планеты (2Петр. 3,10).

Проблемой, с глубокой древности обращавшей на себя внимание отцов и учителей Церкви и ставшей одной из волнующих тем в трудах многих русских богословов и религиозных мыслителей ХХ века, является христианское учение о вечных мучениях, которое священник Павел Флоренский удачно назвал «антиномией геенны», поскольку она стоит за пределами нашего окончательного понимания.

Основные вопросы, которые ставятся в связи с учением о вечности ада, можно сформулировать следующим образом.

1. Бог от вечности знал, кто и как использует свою свободу. И если Бог есть Любовь и Всеведение, то с какой целью Он дал бытие тем, которые пойдут в муку вечную? (Для сравнения: для иудейства и мусульманства здесь нет такой проблемы, поскольку Ягве или Аллах лишь милостивый и справедливый Судья, но не Любовь.)

2. Зло не имеет сущности – такова одна из фундаментальных истин христианства. Потому зло может быть явлением лишь временным, но не вечным. Христос Своей «смертью смерть попрал». Будет Бог все во всем (1Кор. 15, 28). Вечностью же ада не утверждается ли прямо противоположное – вечный дуализм, существование вечной смерти?

Исходная позиция, с которой подходили русские богословы и философы к рассмотрению проблемы ада, хорошо выражена прот. Сергием Булгаковым. Он писал: «Преобладают два типа эсхатологического мышления: уголовный кодекс во всей свирепости, или же благодушная амнистия, являющаяся фактическим уклонением от всех трудностей проблемы. Первый путь все более становится неприемлемым в наши дни, ибо утратил свою внутреннюю убедительность; второй представляет собой не преодоление, а простое отрицание первого (не говоря уже о серьезных библейских и богословских его трудностях). Пред лицом обоих типов: средневековой ортодоксии и гуманистического универсализма, возникает вопрос о возможности иного, третьего пути, который, соединяя преимущества, был бы свободен от слабостей обоих»⁴⁶³.

Вот какие решения этой проблемы в качестве «третьего пути» предлагала русская мысль на протяжении XX столетия.

1. Священник Павел Флоренский проф. Московской духовной академии, в своем известном труде «Столп и утверждение истины» в главе (письме) «Геенна» высказывает следующие мысли по данному вопросу.

Сначала приведем его постановку проблемы, поскольку она может служить преамбулой к изложению точек зрения и других наших мыслителей.

«Сознание исходит из идеи о Боге, как Любви. Любовь не может творить, чтобы губить, – созидать, зная о гибели. Любовь не может не простить... Под углом зрения вечности все прощается, все забывается: будет Бог всяческая во всех (1Кор. 15, 28). Одним словом, невозможна невозможность всеобщего спасения. Так с высоты идеи о Боге. Но... исходя не из Божией любви к твари, а из любви твари к Богу, то же самое сознание приходит к прямо противоположному заключению. Теперь сознание не может допустить, чтобы могло быть спасение без ответной любви к Богу. А так как невозможно допустить и того чтобы Бог принудил тварь к любви, то отсюда неизбежно следует вывод: возможно, что любовь Божия останется без ответной любви твари, то есть возможна невозможность всеобщего спасения. Тезис – невозможна невозможность всеобщего спасения – и антитезис – возможна невозможность всеобщего спасения – явно антиномичны... Отрицание антитезиса отрицает и тезис; утверждение антитезиса утверждает и тезисы наоборот. Тезис и антитезис неразлучны. В пределах рассудка нет и не может быть разрешения этой антиномии. Оно лишь в фактическом преобразовании самой действительности...»⁴⁶⁴.

И, тем не менее, о. Павел предлагает рациональную попытку разрешения этой антиномии. Он пишет: «Личность, сотворенная Богом, – значит святая и, безусловно, ценная своею внутренней сердцевиною – имеет свободную творческую волю, раскрывающуюся как система действий, т.е. эмпирический характер. Личность в этом смысле слова есть характер. Но тварь Божия – личность, и она должна быть спасена; злой же характер есть именно то, что мешает личности быть спасенною. Поэтому, ясно отсюда, что спасением постулируется разделение личности и характера, обособление того и другого. Единое должно стать разным» (с. 212).

Личность как творение Бога и Его образ, по мнению о. Павла, не может погибнуть в любом случае. «Характер» же, или «эмпирическая личность» («злая самость», «пустая кожа личности», «личина») человека, недостойная в своей деятельности «образа», отсекается от «ноуменальной личности» и идет во тьму внешнюю (Мф. 8, 12). Обращаясь к Первому посланию апостола Павла к Коринфянам (…каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня (1Кор. 3, 13–15)), о. П. Флоренский делает такое умозаключение: «Дело каждого подвергнется огненному испытанию, в котором выгорит все нечистое и скверное, как очищается огнем золото и серебро (ср. Зах. 13, 9; Мал. 3, 2–3), в котором произойдет таинственное отделение негодной эмпирической личности от Богозданного “образа Божия”... Этот огонь – не наказание и не возмездие, а необходимое испытание. Если окажется, что сокровенный образ Божий не раскрылся в конкретном подобии Божьем то от необоженной самости его отнимется образ Божий; если же самость претворена в подобие Божие, то человек получит “награду” – внутреннее блаженство видения в себе подобия Божия, – творческую радость художника, созерцающего творение свое» (с. 230). Эту идею «рассечения» человека на две «личности» о. П. Флоренский усматривает в Писании. Он анализирует с этой точки зрения целый ряд текстов (напр.: Мф. 5, 29–30, Мф. 24, 51; Лк. 12, 46; Мф. 25, 14–30; Мк. 9, 43–49; Евр. 4, 12 и др.).

Таким образом, по его мнению, «“сам” человек спасется, а “дело” его сгорит. “Дело” человека, его самосознание [злое], отделившись от “самого” [человека] станет чистой мнимостью... кошмарным сном без видящего этот сон» (с. 233–234). «В геенне копошатся лишь призрачные “сны теней” и темные “тени снов”» (с. 247).

Таков взгляд о. П. Флоренского на антиномию геенны. Однако утверждение им вечной дихотомии личности вызвало немало критических откликов. Большинство не увидело здесь решения проблемы.

2. Особенную симпатию у сторонников осуществления идеи «Царства Божия на земле» снискала точка зрения «загадочного», по выражению С. Булгакова, мыслителя Николая Федоровича Федорова († 1903)⁴⁶⁵.

По мнению Федорова, проблема вечных мучений имеет не богословско-философское, а практическое решение. Оно состоит в том, чтобы человечество братски объединилось в одном «общем деле» – воскрешении всех умерших предков. Федоров верит, что, объединившись в этом «общем деле», люди внутренне преобразятся, так что преступления и мерзости будут исключены. Таким образом, по его мнению, возможно «спасение безграничной вселенной» и достижение всеми людьми той вечной блаженной жизни на земле, к которой призывает Бог. Однако, «спасение может произойти и без участия людей, если только они не объединятся в “общем деле”». Тогда Сам Бог завершит историю, но для человечества это «спасение» станет трагедией: грешники будут страдать за свои грехи, а праведники – созерцая муки грешников.

Осуществление всеобщего воскрешения предков Федоров считал возможным на пути всестороннего научного развития. Полнота научных знаний позволит человечеству проникнуть в существо тварного мира и через регуляцию всех естественных процессов во «всей солнечной системе», и «расширение регуляции на другие звездные системы» откроет возможность управлять всеми громадами небесных миров. Федоров говорит о «собирании рассеянных частиц» для воссоздания тел усопших и об особом, научно-магическом, способе воскрешения всех. Однако для объединения в этом «общем деле» необходима «замена рождения воскрешением», требуется обращение «бессознательного процесса рождения во всеобщее воскресение», ибо «родотворная сила есть только извращение той силы жизни, которая могла бы быть употреблена на восстановление или воскрешение».

Фантастичность и противоестественность мыслей Федорова сразу же обратили на себя внимание большинства критиков. Однако некоторые усматривают в ней прозрение в будущее.

3. Профессор Киевской духовной академии В.И. Экземплярский⁴⁶⁶ считает, что одинаково невозможно принять ни идею апокатастасиса, ни учение о вечных муках, и делает вывод о неполноте Божественного Откровения по данному вопросу. Эта неполнота может быть объяснена или невозможностью для человека рационального постижения тайны вечности, или неполезностью преждевременного ее знания.

4. Священник Анатолий Жураковский († 1939)⁴⁶⁷, не соглашаясь с возможностью блаженства праведных перед лицом мук их отцов и матерей, и утверждая, что христианская любовь не только не отвращается от злых, но и исполнена глубокой жалости к ним (см., например, св. Исаака Сирина «о сердце милующем». Слово № 48), считает, что традиционное понимание вечных мук как бесконечных должно быть решительно отвергнуто, и развивает следующую интересную мысль.

Он анализирует понятие вечности и приходит к выводу, что «кроме вечности наполненной... вечности, как вечной жизни, нами может быть мыслима и иная вечность... как абсолютная пустота и абсолютное небытие». Этой мысли на первый взгляд противоречит идея вездесущия Бога. Однако, говорит о. А. Жураковский, это не так.

Не будучи пантеистами, мы проводим различие между присутствием Бога в душах святых, в Евхаристии, в храме и присутствием в идольском капище, на рынке, среди преступного сборища. «Мы исповедуем, что Бог присутствует всюду, но не всюду одинаково. В храме Он живет иначе, чем на базарной площади».

Активность присутствия Божия в разных «местах» может быть существенно различной и это различие обусловлено состоянием духа человека, его свободы. Поэтому с несомненностью можно предполагать и область, «в которой Бог абсолютно бездействует, абсолютно пассивен. Мало того: признание человеческой свободы требует признания существования такой сферы абсолютной Божественной пассивности... Разумеется, мы имеем здесь ввиду... чисто духовную область, чисто духовный мир. Эта сфера Божественной пассивности и есть “дурная вечность”, вечность пустоты или небытия. Христианство признает существование такой внешней по отношению к Богу сферы» (напр., Мф. 25, 30), которая есть тьма.

Если вечная жизнь воспринимается сознанием как блаженство, то вечная тьма – как страдание, мука. И уже здесь, на земле человек отчасти соприкасается с этими двумя вечностями, хотя полнота их переживания откроется только после Страшного Суда.

«Теперь, – пишет о. А. Жураковский, – мы подходим к самому существенному вопросу нашей работы. Если вечная мука или, что то же, вечная тьма представляется нам, как особая сфера, или “план” чисто духовный, в который войдут осужденные после конечного Суда, то спрашивается: необходимо ли мы должны мыслить это пребывание грешных в “кромешной тьме” бесконечным? Мука, несомненно, мыслится нами вечной в своей сущности... Мука вечна по природе... Входящий во “внешнюю тьму” мучается вечно в том смысле, что он впивает в себя вечность, выходит из порядка времени в порядок вечности, из порядка бывания вступает в порядок небытия; но спрашивается, не может ли он опять уйти из этой вечности, не может ли оказаться его вечное мучение конечным?

С первого взгляда кажется, что мы впадаем здесь в ужаснейшее, вопиющее противоречие. Как можно говорить о вечном, являющемся в то же время конечным? Несомненно, в самой онтологической сущности вечности, мы не можем мыслить никакого перехода и никакого временного момента... В пределах вечности немыслим переход, но мыслим наш переход в вечность и уход из нее. Нельзя говорить о конце вечности потому, что вечность безначальна и бесконечна, но откровение нам вечности имеет конец и начало».

«Вечное» имеет свое начало и конец как явление миру. Мы можем войти в вечность и выйти из нее, как, например, апостол Павел был восхищен до третьего неба, в вечность, и возвратился из нее (2Кор. 12, 2–4). Так и «внешняя тьма» вечна по своей природе, но не бесконечна по пребыванию в ней.

«Не вносит ли это допущение, – спрашивает о. А. Жураковский, – особой гармонии в понимание Евангельского учения, не рисует ли оно нам Бога, как любовь до конца? Грешники войдут в вечную муку, вопьют ее всей полнотой своего существа, но будут мучиться не бесконечно. Настанет час и они выйдут из мучений, из сферы небытия. Таким образом, – заканчивает он, – вечная мука существует, но ее существование не исключает возможности всеобщего спасения». Ибо ад имеет значение «очистительного, преходящего момента в развитии личности». Намеки на это разбросаны по Евангелию (Напр., Мф. 5, 25–26; 18, 14, 34–35; Мк. 9, 49; Ин. 17, 1–2).

Этот вывод о. А. Жураковского отличается от традиционного понимания вечности и в то же время очень близок к мыслям святого Исаака Сирина.

5. Совершенно иной подход к вопросу геенны находим у другого известного русского мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого († 1920). Основные его мысли сводятся к следующему.

«Ад не есть какая-либо вечная жизнь вне Христа, ибо вечная жизнь – одна: она только в Боге, только во Христе; действительность ада возникает не путем отторжения чего-либо живого от вечной божественной полноты... Отпадение ада от Бога есть отпадение смерти, а не отпадение жизни... И червь и огонь в аду – не более и не менее, как образы неумирающей смерти... эта действительность смерти не есть действительность жизни, а действительность призрака. Ад есть царство призраков, и лишь в качестве такового ему может принадлежать вечность. Вся вечная жизнь – в Боге... Действительность ада есть действительность разоблаченного праведным судом Божиим вечного миража... адские муки это страдания полной и окончательной утраты жизни»⁴⁶⁸.

«Полная и окончательная утрата жизни есть переход во времени от жизни к смерти и в качестве перехода может быть только мгновенным. Вечная мука есть не что иное, как увековеченный миг окончательного разрыва с жизнью. Свободным самоопределением сотворенное существо на веки вечные отделяется от самого источника жизни и в этом отрешении испытывает крайнюю, беспредельную муку... Очевидно, страдание “второй смерти” не может быть ни длящимся переживанием во времени... ни состоянием вечной жизни... Это страдание... может заполнять только единый миг – тот миг, которым для него заканчивается время. Но в этот миг духовный облик существа, его переживающего, утверждается на веки вечные: оно определяется навсегда к смерти... Говоря иначе, действительность ада есть действительность перехода, который совершается навсегда – перехода от жизни к смерти, от бытия к небытию» (с. 95).

«В этом и заключается “воскрешение суда”: осужденный воскресает не для того, чтобы вечно жить во Христе, а только для того, чтобы ожить на единый миг окончательного и бесповоротного отделения от жизни, от самого ее источника. В этом смысле, как я сказал, вечность ада есть вечность мига» (с. 97).

При всей оригинальности концепции Е. Трубецкого, остается впечатление ее незаконченности. Предложенная идея понимания вечных мук не завершается ответом на вопрос: как они возможны перед лицом Бога-Любви?

6. Профессор Московской духовной академии Александр Михайлович Туберовский († 1937), позднее протоиерей, предлагает концепцию т.н. анастасиса, которая в своих выводах близка к точке зрения свящ. А. Жураковского.

Воскресение Христово, пишет Туберовский, – это «принципиально новое, аналогичное творению и Воплощению, динамически высшее откровение Бога, смысл которого в... прославлении твари или во всецелом, духовно-телесном, внутренне-внешнем... обожении»⁴⁶⁹. «Воскресение Христово является принципиальным актом прославления твари, параллельным обожению мира, смысл которого в наполнении тварного ничтожества божественной славой» (с. 351). В результате этого «последний враг – смерть – будет упразднен, Бог будет все во всем (1Кор. 15, 28), т. е. наполнит Собой все сущее не статически, так как Он пребывает во всем и без того, а динамически – силой, или, по смыслу нового Откровения – славой» (с. 352).

«Наступит царство славы, как общий статус бытия, в противоположность царствам благодати и природы; откроется вечная... Божественная жизнь, полная любви и всяческого совершенства, жизнь обоженого и прославленного человечества в обоженом и прославленном мире» (с. 352).

Однако «об апокатастасисе в абсолютном, осужденном Церковью “оригеновском” смысле не может быть речи... Отсюда, православно-мистическая идеология пасхального догмата... понятие апокатастасиса, как приобретшее определенный космологически-сотериологический смысл, должна заменить формулой анастасиса, обозначающего не восстановление утраченного состояния, а приобретения тварью, в силу Воскресения Христова, существенно нового modus`а бытия» (с. 353). «Ведь и тела грешников, нехристиан и т.д. будут по воскресении также духовны, нетленны, сильны и, следовательно, славны...

Что касается ада и рая, вечного блаженства и вечных мук, то эти актуальные контрасты, как и степенные различия тех и других, лежат в одной динамической плоскости. Так, злые духи и добрые осуществляют потенции одного и того же свободного бытия, хотя и в диаметрально противоположном благу этого откровения смысле. Точно так же различные до контраста отношения могут быть у людей к явленной во Христе Божественной жизни: в то время как одни, верующие, становятся чадами Божьими, другие, неверующие – детьми диавола... Но если бытие вообще и духовное, в частности, несмотря на зло и страдание, является откровением благой силы Божией, если Божественная жизнь оказывается даром высшей ценности... то и превысшее откровение любви Божией в status`е славы не уничтожается “вечными муками ада”...

Итак, при актуальном контрасте, анастасис являет собой превысшую ценность... Воскресение Христа, как принципиальный анастасис твари, служит откровением status`a славы, реализуемого субъективно в вечном блаженстве рая для одних и вечных муках для других, объективно же выражающего божественную благую силу – любовь» (с. 354–355). «Вся тварь будет наполнена могуществом, духовностью, красотой... анастасис являет собой превысшую ценность, реализация которой субъективно определяется для каждого различно и в диапазоне рая-ада» (с. 335–337).

Таким образом, Туберовский считает, что состояние человека по воскресении является для него таким благом, которое превосходит все страдания ада. Правда, как понимать это Туберовский не объясняет.

7. Очень развернутую и созвучную взглядам Туберовского концепцию проблемы геенны предлагает прот. Сергий Булгаков в своем обширном труде «Невеста Агнца».

Как и Туберовский, о. С. Булгаков не сомневается в том, что «нельзя лишь допустить одного: полного поглощения образа славы образом адского уничижения»⁴⁷⁰. «Итак, основной антиномический постулат эсхатологии заключается в том, что вечная жизнь нетления и славы может совмещаться с вечной смертью и гибелью, то и другое – в разной мере – является включенным в бытие» (с. 508). «Эта обращенность к Богу, проницающая всю жизнь светом Божественным, и есть та вечность, или вечная жизнь, о которой говорится в эсхатологических текстах» (с. 501).

Но понимание ада и его вечности у о. С. Булгакова существенно отличается от прочих русских мыслителей. Он пишет: «Поскольку ад не есть творение Божие, но плод самоопределения князя мира сего и им плененных, он и не имеет бытия в себе, следовательно, не имеет собственной вечности, каковая есть для него только временное состояние жизни. По этим онтологическим соображениям необходимо отрицать бесконечность ада, который в веках растворяется в ничто, как подлинную свою основу» (с. 521).

Очень взвешенной (существенно отличающейся, например, от понимания Бердяева) является у Булгакова трактовка свободы человека: «Свобода относительна... Поэтому и на путях богоборчества, человеческого и сатанинского, свобода не может являться сама себе довлеющей. Она стоит и падает, преодолевается и превосходится на путях тварной жизни к ее обожению. Свобода не есть самостоятельная мощь в себе, и она есть немощь в своем противоположении Божеству» (с. 521–522).

Такое понимание свободы дает возможность иного, очень напоминающего учение прп. Исаака Сирина, взгляда на природу и смысл гееннских страданий. «Не надо, – пишет о. Сергий, – отожествлять зло с страданием, которое не есть зло само по себе, но может быть и благом так же, как и злом. Отсюда следует в высшей степени важное для всей эсхатологии заключение» (с. 522). «В духе синергизма должны быть поняты и адские муки, не только как пассивное претерпение их, но и как актуальное, творческое усилие духа, который не теряет его даже во аде (подобно евангельскому богачу)» (с. 523).

«“Вечные муки” совершаются в тварной временности; они суть не только “наказание”, поскольку они являются онтологически имманентными последствиями греха, но суть и продолжающаяся жизнь, а, следовательно, и изживание того, что может и должно быть изживаемо» (с. 524). «Итак, жизнь будущего века... не только представляет собой неопределенную длительность времени, но и включает разные периоды или циклы, “века”, отмеченные возрастанием жизни» (с. 528).

В конечном счете, о. Сергий приходит к заключению, что «вечное разделение человечества на избранных и отверженных, очевидно, не является последним смыслом мироздания» (с. 533). «Сатанизм исчерпаем, он сам находит себе конец. Изгнанный вон из мира, как царства бытия, действенностью своей воли он возвращается к новому самопознанию, но это обращение есть уже начало онтологического раскаяния. Отсюда открывается возможность конца сатанизма... Но это есть и начало жизни на путях веков конечного восстановления, воскресения от вечной смерти духовной» (с. 545).

Этот вывод прот. С. Булгакова полностью соответствует множеству богослужебных текстов Октоиха, Триоди постной и цветной и мыслям целого ряда Отцов.

8. По учению Церкви, Воскресением Христовым разрушены были «вереи адовы», ад, как закрытая, образно говоря, тюрьма, перестал существовать. Христос, поется на Пасху, «умертвивый смерть», «смертию смерть поправ», «смертное жилище разори своею смертию днесь».

В последовании Утрени в пятницу страстной седмицы на Блаженных слышим: «Рукописание наше на Кресте растерзал еси, Господи, и вменився в мертвых, тамошнего мучителя связал еси, избавль всех от уз смертных воскресением Твоим…».

В Великую Субботу: «Царствует ад, но не вечнует над родом человеческим…».

Особенно решительно сказано о победе Христа над адом, вечными муками в знаменитом Пасхальном слове: «Никто пусть не боится смерти; ибо освободила нас смерть Спасителя. Он истребил ее, быв объят ею; Он опустошил ад, сошедши во ад; огорчил того, который коснулся плоти Его…⁴⁷¹. «Где твое, смерти, жало; где твоя, аде, победа? Воскресе Христос, и ты низверглся еси. Воскресе Христос, и падоша демони. Воскресе Христос, и радуются ангели. Воскресе Христос, и жизнь жительствует. Воскресе Христос, и мертвый ни един во гробе»! Контекст всей речи прозрачно ясен: слова «мертвый ни един во гробе» говорят здесь, естественно, не о воскресении лишь тела, за которым для грешников последуют бесконечные мучения, но о воскресении и духовном, открывающем человеку врата вечной жизни в Боге: Он опустошил ад, сошедши во ад.

Почти дословно эту же мысль защищает и святитель Епифаний Кипрский: «Живот же наш – …(Христос – А.О.) за нас Пострадавший, чтобы нас разрешить от страстей и, умерши плотию, соделаться смертью смерти, чтобы сокрушить жало смерти, снисшедши в преисподнюю сломить адамантовые запоры. Соделав это, вывел Он пленные души, и ад соделал пустым»⁴⁷².

Так же мыслит св. Амфилохий Иконийский (+340): «Когда явился аду, Он разорил гробницы его и опустошил хранилища… все были отпущены… все побежали за Ним… воссиял свет и рассеялась тьма. Ибо можно было видеть всякого узника, узревшим свободу, и всякого пленника, радующимся о воскресении»⁴⁷³.

Святитель Афанасий Великий в пасхальном послании говорит: «Он Тот, Который древле вывел народ из Египта, а напоследок и всех нас, или, лучше сказать, весь род человеческий искупил от смерти и возвел из ада»⁴⁷⁴.

Святитель Григорий Нисский, родной брат Василия Великого, писал: «… и по совершенном устранении зла из всех существ, во всех снова воссияет боговидная красота, по образу которой были мы созданы в начале»⁴⁷⁵.

Свт. Григорий Богослов допускал посмертное спасение через ад или, как он выражается, через крещение в огне: «Может быть, они будут там крещены огнем – этим последним крещением, самым трудным и продолжительным, которое поядает вещество как сено и потребляет легковесность всякого греха»⁴⁷⁶.

И объясняет: »Иные даже не имеют возможности и принять дара [Крещения], или может быть по малолетству, или по какому-то совершенно не зависящему от них стечению обстоятельств, по которому не сподобляются принять благодати… последние не принявшие крещения не будут у праведного Судии ни прославлены, ни наказаны, потому что хотя и не запечатлены, однако же и не худы… Ибо не всякий… недостойный чести достоин уже наказания"⁴⁷⁷.

Святитель Иоанн Златоуст, говоря об адовых темницах, следующим образом раскрывает эту мысль: «Ибо они были поистине темными, пока не сошло туда Солнце справедливости, не осветило и не сделало ад небом. Ибо где Христос, там и небо»⁴⁷⁸. Не удивительно поэтому, что мысли первосвятителя Константинопольского о возможности спасения всех обитателей ада, явились удобным поводом для его обвинения в оригенизме его противником архиепископом Александрийским Феофилом на «соборе под Дубом» (403 г.). Однако в учении Святителя не содержится никаких идей ни о круговращении бытия вселенной, ни о предсуществовании душ, но утверждается великая истина – полная и окончательная победа над злом Христа, сделавшего ад небом.

Святой Ефрем Сирин не сомневается, что «во гласе Господа ад получил предуведомление приготовиться к последующему Его гласу, который совершенно упразднит его»⁴⁷⁹.

Святой Исаак Сирин с полной уверенностью писал: “Грешник не в состоянии и представить себе благодать воскресения своего. Где геенна, которая могла бы опечалить нас? Где мучение, многообразно нас устрашающее и побеждающее радость любви Его? И что такое геенна перед благодатью воскресения Его, когда восставит нас из ада, соделает, что тленное сие облечется в нетление, и падшего во ад восставит в славе?... Есть воздаяние грешникам, и вместо воздаяния праведного воздает Он им воскресением; и вместо тления тел, поправших закон Его, облекает их в совершенную славу нетления. Эта милость – воскресить нас после того, как мы согрешили, выше милости – привести нас в бытие, когда мы не существовали”⁴⁸⁰.

Эти слова Преподобного из его знаменитых «Слов подвижнических», которые никогда и никем из святых Отцов Православной Церкви не были подвергнуты какому-либо сомнению или критике, конечно, поражают. Еще бы: Христос падшего во ад восставит в славе, вместо воздаяния праведного… облекает их в совершенную славу нетления. Всеобщее воскресение, убежден св. Исаак, упраздняет геенну: где геенна, которая могла бы опечалить нас, грешников, – восклицает он?

И объясняет: “Он [Бог] ничего [не делает] ради возмездия, но взирает на пользу, которая должна произойти от Его [действий]. Одним из таких [предметов] является геенна... Не для того милосердный Владыка сотворил разумные существа, чтобы безжалостно подвергнуть их нескончаемой скорби – тех, о ком Он знал прежде их создания, во что они [превратятся после сотворения], и которых Он [все-таки] сотворил"⁴⁸¹. Это, кажется, оставляет надежду на наступление того «времени», когда «будет Бог все во всем» (1Кор. 15; 28).

Преп. Максим Исповедник, объясняя слова апостола Петра (1Петр. 3, 18–21; 4, 6) о сошествии Христа в ад, писал: «…Писание называет “мертвыми” людей, скончавшихся до пришествия Христа, например, бывших при потопе, во время столпотворения, в Содоме, Египте, а также и других, принявших в разные времена и различными способами многообразное возмездие и страшные беды божественных приговоров. Эти люди подверглись наказанию не столько за неведение Бога, сколько за обиды, причиненные друг другу. Им и была благовествуема, по словам св. Петра, великая проповедь спасения – когда они уже были осуждены по человеку плотию, то есть восприняли, через жизнь во плоти, наказание за преступления друг против друга, – для того, чтобы жили по Богу духом, то есть, будучи во аде, восприняли проповедь Боговедения, веруя во Спасителя, сошедшего во ад спасти мертвых»⁴⁸². Совершенно очевидно, что мертвые и всех последующих времен, также будучи во аде и восприняв проповедь Боговедения, получат возможность жить по Богу духом.

Даже святитель Игнатий (Брянчанинов), который исключал возможность спасения нехристиан, писал: «Лишённые славы христианства, не лишены другой славы, полученной при создании: они – образ Божий»⁴⁸³.

Как понимать все эти слова – лишь как возвышенную церковную поэзию, красивую лирику, распространяющуюся в действительности только на небольшой круг избранных, или это реальность новой жизни, принесенной Спасителем человечеству? Нет сомнения, что победою Христовой все, не только праведно жившие, но даже и мертвые, некогда непокорные, были и будут освобождены из ада. Все они, пройдя в нем огненный искус страстей, приняли и примут Спасителя и с Ним дар благодати Крещения, и, таким образом, станут членами Церкви Христовой – спасутся. Эта полная победа над адом и смертью догматически точно показана на древнерусской иконе Воскресения, где ад разрушен сошедшим в него Христом.

И никто из этих Отцов никогда не сомневался в том, что их учение не противоречит словам Христовым: И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную.

Мысль этих святых убедительна. Ибо они отвечают на вопрос: почему Бог дал жизнь тем, о которых Он знал, что они изберут зло и должны, следовательно, пойти в нескончаемые мучения?

Однако даже и в этом случае войти в Царство, вкусив гееннское «благо» вне Бога – опыт страшный. Апостол пишет: «…каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем, сам спасется, но так, как бы из огня» (1Кор. 3; 13–15). Это прекрасный образ, показывающий, что и состояние спасения может быть различным. Для одних оно со славой, честью, наградой, другой спасется, но так, как бы из огня. Потому св. Исаак Сирин предупреждает: «Остережемся в душах наших… и поймем, что хотя геенна и подлежит ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней, и за пределами нашего познания – степень страдания в ней»⁴⁸⁴.

Зло не имеет сущности, оно лишь временно присутствует в тварном мире, ибо бытие имеет только то, что сотворено Богом и причастно Ему. И поскольку Бог ада не сотворил, он имеет не бытие, но образ существования. В силу этого, Церковь совершает молитвы за усопших – не за святых, а за грешных, и совершает, естественно, с верой в возможность изменения их вечного состояния (ибо за гробом оканчивается время и начинается вечность), т.е. с верой в возможность избавления от вечных мучений.

Возможный вариант понимания проблемы геенны дает необычная мысль святителя Иоанна Златоуста: «Потому Он [Бог] и уготовал геенну, что Он – благ»⁴⁸⁵. Эти слова можно понять, таким образом. В процессе земной жизни каждый человек проходит свой путь духовного и нравственного становления. Он свободно избирает добро или зло, и степень ревности в достижении главной цели жизни определяют различие состояний его души. Как писал о. С. Булгаков, «адские муки происходят от нехотения истины, ставшего уже законом жизни»⁴⁸⁶. Бог же, до конца сохраняя неприкосновенной свободу разумной твари, проявляет Свою благость по отношению к ней тем, что предоставляет ей возможность быть «там», где она хочет и может.

Св. Николай Кавáсила (XIV в.) в связи с вопросом о том, кого Христос вывел из ада, рассуждает об этом следующим образом: «И в том различие между праведными и злыми, которые в одних находились узах и тому же подлежали рабству, что одни с неудовольствием переносили оное порабощение и рабство, и молились, чтобы разрушено было узилище и разрешились оные узы, и желали, чтобы глава тирана сокрушена была пленниками, а другим ничто настоящее не только не казалось странным, но они еще утешались, находясь в рабстве. И в оные блаженные дни были подобные им, кои не приняли воссиявшего в них Солнца, и старались, сколько можно, погасить Его, делая все, что, по их мнению, могло уничтожить лучи Его. Почему одни освободились от рабства в аде, когда явился Царь, другие же остались в узах»⁴⁸⁷.

В трактате «Против манихеев» прп. Иоанн Дамаскин писал: «Бог и диаволу всегда предоставляет блага, но тот не хочет принять. И в будущем веке Бог всем дает блага – ибо Он есть источник благ, на всех изливающий благость, каждый же причащается ко благу, насколько сам приуготовил себя воспринимающим»⁴⁸⁸.

Некоторые святые говорят одновременно и о полном уничтожении ада, и о вечных муках грешников. Очевидно, это было вызвано соображениями духовной пользы конкретных слушателей. Так, св. Ефрем Сирин, утверждавший, что Господь совершенно упразднит ад, писал и обратное: Он «праведников вознесет на небо, а нечестивых ввергнет в геенну»⁴⁸⁹. Свт. Иоанн Златоуст, говоривший, что сошествие Христа сделало ад небом, в другом месте проповедовал: «Ибо и грешникам надлежит облечься бессмертием, не к славе, но чтобы иметь всегдашнего спутника тамошнего – мучения»⁴⁹⁰.

Многие Отцы говорили и о вечности мучений грешников. Например, преп. Макарий Египетский писал: «… так и зачавшие в своем сердце грех и породившие чад беззакония не могут в оный [судный] день избежать страшного и всепожирающего огня, но и души и тела их будут вместе осуждены»⁴⁹¹.

То есть у святых Отцов, как видим, нет однозначного учения о вечной участи человечества.

Чем объяснить это очевидное разноречие у Отцов, а иногда и в творениях одного и того же Отца? Общую причину точно выразил Н. Бердяев (+1948), когда сказал, что проблема ада «есть предельная тайна, не поддающаяся рационализации»⁴⁹².

Но христианство и не имеет своей целью открыть эту тайну, поскольку для человека это и невозможно, и, большей частью, не полезно.

Невозможно – поскольку мир вечности совершенно иной, и его нельзя выразить нашим языком. Это показал апостол Павел. Будучи восхищен до третьего неба, он лишь сказал, что он слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать (2Кор. 12,4).

Не полезно – так как знание будущего может полностью парализовать свободу человека в важнейшей стороне его жизни – духовно-нравственной. Легко представить себе, как изменилось бы наше поведение, если бы мы точно узнали, что умрем в такой-то день и час. Знание будущего налагает на поведение человека, не освободившегося от страстей и пристрастий, железные узы.

Потому Господь и не открывает людям этой тайны, чтобы они остались вполне свободными в своей духовной и нравственной жизни, свободными и в решении главного вопроса: веры в Бога и вечную жизнь личности или веры в ее вечную смерть. Ибо именно вера в то или другое является самым верным показателем характера духовных запросов человека, их уровня и чистоты. Отсюда становится понятным, насколько психологически глубоки слова Христа, сказанные апостолу Фоме: «ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин. 20,29).

Можно предполагать и другие причины, вызвавшие различие мнений Отцов о тайне будущего века.

Одни святые говорили о вечности мучений:

1. прямо понимая известные слова Евангелия и не ставя вопроса: почему Бог-Любовь дал жизнь тем, о которых Он знал, что они изберут путь зла и пойдут в муку вечную?

2. по любви к людям, чтобы удержать их от греховной жизни и последующих гееннских (хотя бы и не вечных) мучений;

3. Поскольку нередко отождествляли канонические границы земной Церкви с полнотой Церкви Тела Христова и, отсюда, в частности, иногда рассматривали принятие Крещения здесь в качестве безусловного требования спасения.

Другие святые Отцы писали о возможности спасения нехристиан и даже всех людей, поскольку:

1. не видели другого разрешения мучительной антиномии христианского учения о Боге-Любви и вечности ада;

2. познав Божественную любовь, они не могли представить себе бесконечных мучений творений Божьих;

3. тот факт, что ветхозаветные праведники, благоразумный разбойник, многие мученики и др., не принявшие здесь ни Крещения, ни Евхаристии, тем не менее, несмотря на прямые слова Христа⁴⁹³, спаслись, свидетельствует, что границы Церкви шире ее земных канонических пределов и, следовательно, получение дара благодати Крещения и вхождение в Тело Христово (Кол. 1,24) возможно и там;

4. они не усматривали в таком понимании вечной участи человечества никакого противоречия словам Христовым о том, что пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную (Мф. 25: 46), видя в них, как и в Его словах о необходимости Крещения и Евхаристии, не букву, а дух. Об этом ясно говорил, например, преподобный Макарий Египетский, осудив понимавших буквально, телесно и вещественно, вкушение Плоти и Крови Христовой: «Но мы не должны, братья, – говорил он, – мыслить это телесно и вещественно, как многие ученики, слыша слово это, соблазнились, «говоря: “Как может Он плоть Свою дать нам есть?» (Ин. 6, 52). Ведь истинная плоть жизни, которую вкушают христиане, и кровь, которую пьют, есть Слово Его и Дух Святой, и вселяется в Евхаристии Хлеба, и освящает словом и силой духовной, и становится Телом и Кровью Христовой. «И все, – говорит апостол, – одним Духом напоены» (1Кор. 12, 13), как и Господь сказал мыслящим сие телесно: «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (ср. Ин. 6, 63)⁴⁹⁴.

Таким образом, учение о полном и окончательном уничтожении вечности ада Воскресением Христовым, содержащееся в творениях святых Григория Нисского, Григория Богослова, Афанасия Великого, Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, Епифания Кипрского, Амфилохия Иконийского, Исаака Сирина, Максима Исповедника и других святых Отцов, и находящееся в многочисленных богослужебных текстах (особенно пасхальных и воскресных) – это не частное мнение одного-двух Отцов, но учение столь же православно-церковное, как и учение Отцов, утверждавших обратное.

Важно при этом отметить, что на Пятом Вселенском Соборе (553 г.), осудившем оригенизм, никто из Отцов не поднял голоса, чтобы причислить к еретикам и свт. Григория Нисского – самого известного выразителя учения о всеобщем спасении. Более того, на Шестом Вселенском Соборе (680 г.) святитель Нисский вместе с Григорием Богословом и Иоанном Златоустом, мысли (и отчасти двоемыслие) которых по этому вопросу были хорошо известны Отцам Собора, не только не подверглись осуждению, но были и особо выделены на нем в качестве избранных святых. На Седьмом же Вселенском Соборе (787 г.) святитель Григорий Нисский был назван даже «отцом Отцов». Особенно поучителен при этом для нашего времени тот факт, что те Отцы, которые считали учение свт. Григория о всеобщем спасении ошибочным, тем не менее, никогда не причисляли ни его, ни иже с ним к еретикам.

Подводя итог размышлениям по вопросу геенны, можно утверждать о полном единстве и согласии святых Отцов обоих направлений в том, что вечная участь каждого человека будет наилучшей, исходя из его духовного состояния, ибо Бог есть любовь, и в то же время согласиться с Н. Бердяевым, что проблема геенны «есть предельная тайна, не поддающаяся рационализации»⁴⁹⁵.

* * *

Исканию Царства Божия всегда противостоит языческий дух суетного любопытства, особенно в осмыслении вопросов, связанных с признаками последних времен. Этот дух неизмеримо больше наполняет душу мыслью о пришествии антихриста, нежели о грядущем Христе. Он насаждает большую веру в магическую силу трех шестерок, чем в божественную силу животворящего Креста Христова, насаждает всевозможные суеверия, в том числе и веру в действенность антихристовых знаков самих по себе, независимо от святости или греховности жизни христианина. Такая лжевера отвергает слова апостола о том, что «идол в мире ничто» и заставляет «верующего» трепетать перед всевозможными демоническими «изобретениями» электронного века. Апостол Павел называет это неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения. И за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи (2Фес. 2, 10–11). Потому Церковь не перестает возвещать, что только очищающие себя деланием заповедей и покаянием, истинно распознают последнее время и человека греха, сына погибели (2Фес. 2, 3), и спасительно узрят второе славное пришествие Христово.