Источник

Май

День первый. Страдание священномученика Макария, митрополита Киевского

Блаженный Макарий до посвящения своего в митрополита был архимандритом Виленского Троицкого монастыря. В 1495 году при венчании великого князя Литовского Александра с Еленою, дочерью великого князя Московского Иоанна, блаженный Макарий присут­ствовал в сане архимандрита Виленского, но уже назывался наречен­ным митрополитом. Великий князь Иоанн III желал, чтобы этот брак совершил «нареченный митрополит Макарий», но гордость латинян хотела везде первенствовать и унижать Православие; по ее настоянию, брак Александра с Еленою в костеле совершил Виленский бискуп Вой- цех Табор, а в православном храме совершил придворный священник и духовник Елены – Фома; блаженному Макарию оставалось при том быть только свидетелем и тайным молитвенником. В том же 1495 году «собрались епископы, – так говорит современная летопись, – Влади­мирский Вассиан, Луцкий Иона и поставили Макария архимандрита митрополитом Киева и всей России. А к патриарху послали старца Дионисия и диакона инока Германа за благословением. Тою же осенью прибыл из Царьграда посол патриарха Нифонта. Он сказал: “Не постав­ляйте после сего митрополита, пока не получите благословения от нас, за исключением великой нужды”. Они отвечали: “Мы не отказываемсяот древних обычаев соборной Цареградской Церкви и от благословения отца нашего патриарха. Мы учинили то по нужде, как и прежде посту­пали братья наши епископы при великом князе Витовте. И в правилах святых апостолов и святых отцов написано: два или три епископа пусть без всякого сомнения поставляют епископа”»681. Блаженный Макарий, по примеру предшественников своих, жил в Вильно: здесь посвятил он в 1495 году Кирилла в епископа Луцку. В Вильно личным сношением с великим князем Литвы святитель легко мог предупреждать происки и насилия папизма, равно помогать Православию и в других нуждах. С другой стороны, Киев в те печальные времена оставался полураз­рушенным и часто подвергался нападеньям крымских и ногайских хищников. Татары два раза опустошали Волынь в 1496 году, и в марте 1497 года два отряда их снова вторгались туда же, но оба были разбиты наголову и почти истреблены682. Попечительный пастырь давно желал осмотреть древнейшее место своей кафедры и святыни Киева. К тому побуждала его и настоятельная нужда привести в порядок Софийский собор, ограбленный пред тем татарами. После счастливых дел с та­тарами решился он отправиться в Киев. Ему говорили о возможных опасностях пути, но он по делам долга своего предал себя воле Божией. Современный летописец, знавший Макария, оплакивает смерть его, встреченную на пути в Киев, как наказание за грехи паствы, и утешается ею как залогом наград за святую ревность его. Он так пишет: «того же 1497 года мая 1-го дня, в первый день шестой недели после Великого дня (Пасхи), в понедельник, безбожные перекопские татары убили преосвященного Киевского Макария, митрополита и архиепископа всей России». В селе Стриголове, Минской губернии, за пять миль от Мозыря683 «на реке Бчич, нагнали они его совсем неожиданно. Они увели в свою землю бывших с ним и одних убили, других взяли в плен. Много волостей и мест ограбили и выжгли они и, взяв в плен множе­ство людей, возвратились в свое место. Так Бог попустил по нашим грехам. Грешники мы от ног до головы. Но уповаем на Господа Бога. Такая смерть с архиереем Божиим случилась для того, чтобы более награжден он был. Он отправился в Киев, желая помочь Софии церк­ви Божией, разоренной прежде того теми же нечестивцами... Ужасно, братия: если так случилось с архиереем Божиим, по попущению Божи­ему, то мы как избежим гнева Божиего за наши дела? Пред кончиною его, за 8 дней, некто открыл ему близкое разлучение души его с телом: но он, как человек, несколько усомнился. С самого того времени, как приняли мы крещение, никогда не случалось на земле Русской того, что случилось с этим архиереем Божиим. В суд и позор обратились мы за грехи наши»684. Так писал современник. И не напрасно утешался он за блаженного Макария при мысли о кончине его. Святое тело его прославлено нетлением. Оно покоится ныне в Софийском соборе от­крыто. Там же покоилось оно и при Кальнофойском, который описывал и два чуда, совершившиеся при мощах святителя в 1625 и 1634 году685. В том же соборе хранится кипарисный крест святителя686.

Преставление Преподобного Герасима Болдинского

Родясь в Переяславле Залесском, преподобный Герасим, в ми­ре Григорий, еще в юных летах усердно ходил в храм Божий687; святая жизнь преподобного Даниила особенно увлекала его душу за собою, и на 13-м году он уже со слезами просил святого старца принять его к себе. Даниил принял его к себе послушником; это было еще тогда, как преподобный жил в Горицком монастыре. Герасим был «кожеш- вец» – сапожник – и по воле старца усердно служил ремеслом своим бедной братии божедомья. На время оставлял он старца, чтобы слушать наставления подвижников и, по их совету возвратясь к Даниилу, при­нял пострижение от рук его. Это было тогда, как Даниил начал жить в Троицкой обители688. Он ревностно совершал подвиги поста и молит­вы: принимал пищу чрез день и чрез два; постоянно выполнял келейное правило, а иногда всю ночь стоял на молитве. Преподобному старцу усердно служил он в его заботах об обители, особенно при построении храмов и келлий. Чистою и подвижническою жизнью Герасим снискал себе общее уважение не только в обители, но и за оградою ее; он стал известным и в Москве689. Это стало тяготить его; он желал безмолвного уединения. Открыв старцу свой помысл, он в первый раз встретил не­согласие старца: но потом преподобный благословил его исполнить свое желание. Так, прожив до 26 лет под руководством преподобного Даниила, он вышел из обители его без всего, только с желанием рабо­тать Господу в уединении.

В 1528 году поселился он в Дорогобужском округе в таком диком лесном месте, что кроме змей и диких зверей никого там не было; по вре­менам же скрывались там разбойники, так как не вдали проходила боль­шая дорога, на которой они занимались своим промыслом. Блаженный Герасим поставил себе хижину и в ней стал подвизаться; промышлявшие дурным ремеслом не раз били его, стараясь прогнать его из своего со­седства; пустынник терпел и молился; для пропитания своего у дороги на дереве повесил он кузовок и у проходящих испрашивал подаяние; иногда в его отсутствие кузовком его пользовались другие бедняки; он благодарил Бога. В хижине своей он жил, как птица, без печалей и забот о земле, хранимый и питаемый Господом. Впоследствии явился у него сторож – ворон; если недобрый человек подходил к кузовку и хижи­не, ворон поднимал крик и летая бил крыльями по лицу нежеланного посетителя; то же было с хищным зверем: тому клевал он глаза, пока не заставлял обратиться в бегство. По особенному видению перешел он потом на Болдину гору, где над потоком Болдиным стоял огромный дуб. Отсюда хотели прогнать его поселяне; они били его палками, связали руки и ноги веревками и хотели бросить в озеро, но один сказал: если убьем его, сами будем в ответе пред начальством; представим его к на­местнику в Дорогобуж, вместе с добрым подарком нашим. С этим со­гласились. Наместник, получив хороший подарок, приказал немедленно представить к нему пустынника связанным. Когда был представлен к нему связанный и избитый Герасим, наместник осыпал его ругатель­ствами и велел посадить в тюрьму как бродягу. На все это преподобный не сказал ни слова и только молился в душе своей. Помощь явилась тому, кто просил ее. В то самое время входит к наместнику посланный царя из Москвы. Увидав преподобного Герасима, которого видел вместе с преподобным Даниилом у царя, он с глубоким уважением поклонился ему и просил благословения. Наместник испугался. Дело кончилось тем, что наместник, испросив прощение у святого старца, объявил, что употребит все зависящее от него, дабы покой его был огражден, доставил ему от себя пожертвование и тогда же сделал должные распоряжения. С того времени имя святого старца стало в уважении и в его пустыню стали приходить ревнители благочестия. Преподобный с радостью при­нимал их. Сперва построена была молитвенная храмина для общих молитв и поставлена хижина. Потом преподобный отправился в Мо­скву и там получил позволение на построение обители. Мало-помалу построены были храм Святой Троицы и келлии для братий с трапезою. Храм освящен марта 9-го 1530 года. Преподобный сам трудился при постройках, трудился потом и для общежития вместе с другими. Молол жерновом рожь, даже и за других, пек хлебы, рубил и носил дрова, мыл для братии свитки, прислуживал больным. Спал он мало и никогда лежа. Пища его – хлеб с водою.

Такая жизнь скоро собрала в обитель много иноков, и обитель пре­подобного стали посещать вельможи. Преподобный жил в уповании на Господа, и Господь устраивал как сердца иноков, так и средства жиз­ни земной. Раз украли двух волов обители; инок, которому поручено было смотрение за скотом, пришел к Герасиму в страхе. Преподобный, взглянув на него, сказал: «Не скорби, брат, повторяй с Иовом: Господь дал, Господь и взял (Иов. 1, 21)». Это еще более смутило инока, который еще ни слова не говорил о пропаже настоятелю; он пал к ногам и про­сил прощения. Преподобный ласково простил его. «Благослови, отче, погнаться за ворами», – сказал ободрившийся. «Брат! – отвечал ста­рец, – кто гонится, не догонит убегающего; а убегающий скоро очутится вблизи преследующего». Инок на этот раз не понял слов; но спустя три дня воры сами привели волов в обитель. Преподобный отпустил виновных с наставлением – впредь приобретать хлеб честным трудом.

Кроме Болдина монастыря преподобный Герасим построил еще Предтечев монастырь в Вязьме; потом в Брынском лесу, на реке Жиз- дре, основал обитель Введения во храм Богоматери. Древний повество­ватель говорит о Предтечевом монастыре: «До прихода преподобного на этом месте не было никакого поселения; на реке Бездре стоял лес ольховый; здесь было приволье ворам и разбойникам». Так говорит о том и сам преподобный в завещании. «Было, – пишет он, – на ме­сте том прежде корчежником, блудником прибежище и разбойником и прочим играм бесовским, душегубство, убийство и кровопролитие». Дурные люди находились под защитою знатного боярина Телепнева- Оболенского, который недалеко отсюда имел свое поместье (Спас- Телепнево) и ездил проводить разгульную жизнь близ Вязьмы. Плохое житье было вяземцам от удалых людей: ночь проводили они настороже в своих дворах, огражденных высоким тыном. Преподобный Герасим, раз узнав о таком печальном состоянии края, решился сделать воз­можное для его улучшения. Он смело являлся в разбойничьи шайки и убеждал их исправиться. Не раз случалось, что проповедника били и прогоняли от себя, но это не охлаждало ревности его; в 1535 году основал он здесь иноческую обитель. Спустя 7 лет усильной проповеди и молитвы, по видению Предтечи, построен был храм в честь Предтечи. Братии собралось до 40 человек, и преподобный назначил им в на­стоятеля ученика своего Симеона, а сам обратился на другие подвиги.

Так же не легко было ему завести обитель на реке Жиздре. На это вызвала его просьба окрестных жителей. От Болдиной обители место Жиздринской пустыни в 300 верстах; преподобный, как всегда, ходил сюда пешком. Здесь сам он расчищал лес и строил постройки. Братии собралось и здесь до 40 человек, и игуменом оставлен ученик Петр Коростелев.

За 9 лет до смерти своей устроил он не вдали от Дорогобужа, в Сверховой луке, монастырь Рождества Богородицы. Здесь оставил он игуменом также одного из учеников своих.

В Болдиной обители он оставался игуменом до самой кончины; здесь под конец жизни его было братии до 140 человек. Он усердно вел всех по путям спасения. В завещании своем писал он:

«Поставляйте в игумена из своих людей, из своей братии: они знают общежитие и порядки, как жил я по Боге с вами. У братии все должно быть общее. Всякое монастырское дело надобно выполнять без ропота и ходить на монастырское служение по благословению настоятеля. Одеж­ду носить из сукна, какую установил я. Если кто не захочет, то давать в год по 2 рубля игумену, священнику и диакону. Хмельного пития не держать в обители, за исключением кваса дрожжевого; тоже и для гостей. Ничего не держать в келлие, кроме одежды, и та была бы от общины. Питаться всем в трапезе с безмолвием и тем, что Бог подаст, но слушать жития святых и поучения. Пища для всех одинаковая, как для братии, так и для игумена. Тою же пищею кормить и гостей. Если брат впадет в прегреше­ние, смирять послушанием, но из монастыря не выгонять, разве только тогда, когда не послушает наказания. Странных и нищих не огорчать, а подавать им и на путь, что есть в обители. Игуменов почитать. Если кто из них начнет жить не по Богу и не по чину монастырскому, то послать к нему в келлию кого-либо из братии, чтобы поговорить с ним с духовным смирением. Во всех монастырских делах ничего не предпринимать без игумена и 12 старцев. Игумен пусть не отпускает своих постриженников в чужие монастыри. Так приказываю поступать во всех монастырях».

Под руководством преподобного воспитались строгие подвиж­ники: блаженный Аркадий, скончавшийся в затворе690, и блаженный Антоний, почивший Вологодским епископом (1588 г.)691. Учениками его основано было несколько обителей: Баскакова в Сычевском уез­де, Вознесенская на реке Угре в Юхновском, Подлесная-Николаева в Бельском уезде692.

Кончина преподобного Герасима последовала в Болдиной обители 1-го мая 1554 года, на 65 году жизни его.

Из чудес, совершенных преподобным в загробной жизни, приведем здесь два. Иеромонах Корнилий имел горячее усердие к преподобному Герасиму и пред ракою его дал клятву – не выходить из его обители. Но потом он стал роптать на игумена, на трапезу и на устав обители. Игумен вразумлял его, – он еще более ожесточился. Наконец он пошел к гробнице преподобного и пал пред нею, испрашивая благословения выйти из обители, как слышит: кто-то вышел из гробницы, сзади при­гнул его к земле и не давал ему встать; вместе с тем почувствовал он расслабление во всем теле, потерял и зрение и язык. В таком положении нашла его братия у гроба преподобного. Отслужили молебен, и в то время, как после рассказывал он, вышел из гроба преподобного легкий пламень, не жгучий, а тонкий, охватил всего больного, и он встал здо­ровым. Инок Дионисий долго вел жизнь осмотрительную, по преданию преподобного. Потом напали на него хульные помыслы и довели его до бешенства. За него совершили молебствие у гроба преподобного, и к нему возвратился смысл. «Меня немилосердно мучили духи, – так рассказывал он сам тогда же, – но теперь пришел ко мне преподобный Герасим с Вологодским епископом Антонием (Дионисий был ученик епископа Антония) и с трудом прогнали от меня темных духов».

Ныне мощи преподобного Герасима почивают в соборном храме обители его693.

Празднование в честь Царевококшайской Иконы Жен-Мироносиц

Стрельцы и жители Царевококшайска в 1648 году устроили в семи верстах от своего города монастырь по случаю явления на том месте,

1-го мая 1647 года, иконы Жен-мироносиц, которая и поныне славится чудотворениями.

Святого преподобномученика Акакия нового, пострадавшего от турок в Константинополе, в 1816 году694.

День второй. Страдание святых мучеников Еспера, Зои, Кириака и Феодула

Христианское семейство: Еспер и Зоя и дети их Кириак и Феодул, родом из Фригии, были проданы в рабство одному богатому римляни­ну, именем Катулу, язычнику. В продолжение нескольких лет Еспер и Зоя усердно служили господам своим, помня и свято соблюдая слова апостола: Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в гла­зах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога. И все, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для людей, зная, что в воздаяние от Господа получите наследие, ибо вы слу­жите Господу Христу! (Кол. 3, 21–24).

В том же духе смиренного подчинения своей участи воспитывали эти Боголюбивые люди и детей своих Кириака и Феодула.

Между тем, придя в возраст, дети стали тяготиться тем, что им при­ходилось жить с язычниками и таить от них свою веру. «Уйдем от нече­стивых, – говорили они своей матери, – ведь сама же ты научила нас Свя­щенному Писанию, в котором сказано, чтобы удаляться от нечестивых... и зачем скрываем мы от них нашу веру? Не лучше ли смело высказать господину нашему, что мы христиане? Если он убьет нас, то мы знаем, что нам предстоит вечная жизнь с Христом Богом. Чего же бояться нам?»

И несмотря на то, что Зоя, опасаясь, что дети ее еще слабы для ис- поведнического подвига, удерживала их в их святом рвении, Кириак и Феодул, встретившись однажды с господином своим, объявили ему, что они христиане... «Души наши принадлежат Господу, – сказали они ему, – ты же не властен над нами, но только над нашими телами... »

Безумными показались эти слова тому, кто и не слыхал никогда о власти Владыки Небесного, и Катул вознамерился испытать при удобном случае, что за люди рабы его и в какой вере воспитаны их дети. Уж не принадлежат ли они к числу ненавистных христиан, которые отвергают богов?

Скоро представился случай разъяснить недоумение господина относительно рабов своих. У Катула родился сын. Это радостное со­бытие должно было, по обыкновению языческому, отпраздновать тор­жественным жертвоприношением богам. В домашнем пире участво­вали и слуги, вкушая от жертв идольских; таким образом, и рабам, неизвестным до сих пор христианам, предложены были мясо и вино от жертвоприношения. Но как могли они прикоснуться к этой пище, оскверненной обрядом в честь языческих богов?

«Господи Боже! Будь с нами! – тихо промолвила Зоя, – кроме Тебя, другого Бога не знаем. Утверди нас в этом исповедании! – и с этими словами вылила вино и выбросила мясо на землю, и, зная, что ожидает ее за этот поступок, с грустью, но вместе и с твердостью обра­тилась к мужу и детям: – Не убоимся гнева Катула и мук, которым он предаст нас... Вытерпим их мужественно и соединимся все в Царствии Христа Бога нашего!» – сказала она им. Не замедлило исполниться ожидаемое ею. «На кого вы надеялись, что дерзнули так оскорбить святыню?» – с гневом спросил у своих рабов господин, приказав при­вести их к себе, как только узнал о поступке Зои.

«Надежда наша – Иисус Христос, Сын Бога Живого!» – с твер­достью отвечали христиане. «Увидишь, как Он спасет твоих сыновей, когда я повелю предать их мучениям!» – сказал язычник и велел ис­тязать юношей. «Будьте мужественны! Терпите!» – укрепляла их мать, с твердостью смотря, как палачи стругают острым железом обнажен­ные тела детей ее. «Мы не страдаем... Пусть изобретут мучения более чувствительные...» – говорили юноши в своем святом возбуждении.

Ожесточенные удары и сожжение в огне всего христианского се­мейства было отзывом на эти слова со стороны зачерствелого язычника, и – четырьмя новыми жертвами – победами увенчалась вера Христова.

Страдания мучеников совершились в Атталии Памфилийской в царствование Адриана (117–138).

Преставление Благоверного князя Бориса-Михаила Болгарского

Правление князя Бориса, сына Звинича-Пресиама, третьего внука Грубошева695, омрачалось несчастьями во все то время, пока оставался он язычником. Все, что ни предпринимал он, не удавалось ему. Он хотел (843 г.) воевать с греками, но должен был продолжать переми­рие. Решился отмстить (850 г.) сербам за неудачи отца своего Звини- ча, но поход кончился поражением Бориса, и он просил мира. Поход против хорватов также не имел успеха. Попытка действовать в союзе с паннонскими славянами против вранков (в 853 г.) окончилась по­ражением Бориса. В 860 году поразил Болгарию страшный голод, за которым следовал мор, народ погибал, а помощи не было ниоткуда. К большему горю, греки стали грозить войною696. Столько неудач и бед заставят и самого твердого задуматься. Борис, хотя и язычник, но не­испорченный, видел гнев Божий над Болгарией. За что этот гнев? Ему пришлось припомнить слова дяди – мученика Бояна, что христианская истина одержит победу над языческою ложью697. О всем подобном на­поминала ему и сестра его. Она, еще в нежном возрасте взятая в плен, воспитана была при греческом дворе по началам христианства. По усло­виям мира с Грецией 852 года она отпущена была в Болгарию, а Борис освободил знаменитого пленника – учителя Куфару, который также говорил Борису о пустоте язычества. Да и многие десятки тысяч были уже христианами между славянами, подданными Бориса!... Было у кого учиться христианству. За язычество Болгарии стояли княжеский двор Болгарский, его министры и вожди и славяне, перешедшие с князем с правого берега Дуная: но что язычество приносит Болгарии? Время было кончить борьбу с христианством, которого истины так светлы, так чисты, так отрадны для духа. Так Борис решился принять христианскую веру. Он вошел в сношение с греческим императором о своем желании соединиться со Христом и заключил мир с Грецией, выгодный для Бол­гарии. Болгарам уступлено навсегда Загорье (южный скат Балкан), страна нужная им для поселения и очень выгодная в стратегическом отношении. «К Болгарам послан был епископ, который совершил кре­щение над Борисом, принявшим имя императора Михаила»698. Умный патриарх Фотий, приняв живое участие в просвещении болгар, написал послание к князю Борису. Святитель изложил князю не только начала веры и жизни христианской, но и правила, как управлять народом. «На­чав усердием к проповеди слова Божиего, – писал Фотий, – не окан­чивай небрежностью, а постарайся, чтобы конец соответствовал началу и жизнь вере. Созидай храмы во имя Божие и в честь святым по уста­новлениям церковным; приучай народ собираться в них, дабы, в общем собрании умилостивляя Божество и принося Ему общее славословие, все утверждались в единомыслии и приобретали спасение и пользу»699. По примеру князя Бориса крестились некоторые из приближенных к нему. Но с большинством пришлось еще бороться. Фанатики язы­чества, в том числе сильные вельможи, едва узнали о перемене веры князем, как подняли волнение за старую веру; целые десять областей подняты были боярами против Бориса; дело дошло до того, что в Пред- славе хотели убить Бориса и возвести на престол язычника. Михаил, оградив грудь свою святым крестом, с 48 придворными и 7 духовными лицами вышел к толпе мятежной, и та в смятении рассеялась. На другой день 50 бояр, заправлявших бунтом, были схвачены и преданы смерти. Народ, оставшийся без подстрекателей мятежа, покорился Михаилу и стал понемногу креститься700. Так рассказывает об этом и один болга­рин – современник событий: «Я, – говорил он, – из новопросвещенного болгарского народа, которого Бог просветил в эти времена избранником Своим Борисом, в крещении Михаилом. Силою Христовою и знамени­ем креста победил он оцепенелый, непокорный народ Болгарский. Бог привел святого Иосифа, архиепископа, учителя и наставника, который устроил храмы и монастыри, поставил епископов, священников, игу­менов, чтобы учили народ»701.

К сожалению, миссионеры папы возмутили покой юной Болгар­ской Церкви и остановили на время успехи веры в Болгарии. «Римский священник Павел» с товарищами возбудил в князе Борисе, еще мало знакомом с верою, множество сомнений о Церкви Восточной и в бли­стательном виде представил счастье, готовое для Бориса, покорного папе702. Князь, с одной стороны надеясь найти во владыке запада защиту против немцев, теснивших Болгарию703, с другой желая видеть в Бол­гарии независимое церковное правление, в 866 году обратился к папе Николаю с просьбою прислать способных учителей и учредить в Бол­гарии патриаршество. Папа Николай рад был тому, что целый народ, притом соседний с ненавистным для него Константинополем, отдается в его руки704. Немедленно послал он (866 г.) к Борису двух бискупов своих с книгами и с обширным посланием705. Бискупы Павел и Фор- моз скоро довели дело до того, что женатые восточные священники оглашены были нечистыми и удалены от мест своих, над крещеными в другой раз стали совершать миропомазание, в храмах читали Символ с прибавлением Filioque, разрешили есть в пост молоко и яйца706. Борис, не получив для Болгарии патриаршества, просил папу по крайней ме­ре посвятить понравившегося ему Формоза в архиепископа. Но папа удалил Формоза из Болгарии707. Между тем патриарх Фотий окружною грамотою известил патриархов о наглых дерзостях папы против веры и благочиния, совершающихся в Болгарии. Борис увидел свою ошибку и поспешил поправить ее. Он снова предоставил восточным проповед­никам продолжать дела звания своего, уже и потому, что славяне, давно крестившиеся, не хотели знать Папы и требовали себе восточных свя­щенников. Для того чтобы раз навсегда развязаться с Папою, притом без опасности для своей страны, он послал в 869 году в Константинополь предложить собору притязания Папы на Болгарию. На западе поняли тогда же, что князь, посылая послов на восток, прощается с папою708. По­сол князя Михаила говорил собору: «Желаем знать от представителей великих патриархов, к какой Церкви принадлежим мы?» Послы Папы протестовали против вопроса. Представители восточных патриархов говорят: «Когда вы занимали страну, которою ныне владеете, кому она была подчинена и каких священников имела?» Посол Болгарского князя отвечал: «Мы добыли ее мечом от греков и нашли в ней грече­ских священников». Собор постановил: «Присуждаем, чтобы земля Болгарская, которая в старину находилась под властью греков и имела греческих священников, отторгнутая от святой Константинопольской Церкви язычеством, ныне возвращена была ей чрез христианство». По­лучив решение собора, князь объявил решение бискупу, с тем чтобы он с ксендзами оставил Болгарию709. После того, несмотря ни на ласки, ни на угрозы Папы, Борис не входил более ни в какие сношения с властолю­бивым романизмом710. Крещение народа, остановленное насилиями Па­пы, продолжалось спокойно при правильной деятельности восточных проповедников. Таким образом, тот же 869 год, в который последовало осуждение собора властолюбию папы, был временем окончательного обращения Болгарской страны к святой, чистой вере711.

Блаженный Борис с любовью давал средства для восстановления храмов христианских, разрушенных язычеством, и для построения но­вых. Он делал все, что мог, для вечных нужд своего народа и для славы Божией. Когда дошло до него известие о чудесах мучеников, которых мощи сокрыты были во время волнений язычества в Струмнице, он велел воздвигнуть храм в Брегальницкой епархии и туда перенести мощи святых. Мощи перенесены были с торжеством, и по вере новых христиан совершилось много чудес для славы имени Христова712.

И Православие, и просвещение еще более расцвели в Болгарии, когда прибыли сюда ученики святого Мефодия, изгнанные из Мора­вии жадными до корысти немцами. Михаил принял их с живейшею радостью и благодарил Господа, пославшего ему людей, столько нуж­ных для Болгарии. Немало времени жили они при дворе его и в домах вельмож болгарских, как дорогие учители. Борис с любовью беседовал с ними. Престарелый государь учился под их руководством «древним историям и житиям святых», слушал из уст их наставления Священ­ного Писания на родном славянском языке. Благоверный князь до­ставил славянским проповедникам щедрые средства содержать учи­лища для обучения детей закону Божиему на славянском языке и для приготовления полезных служителей храма Божиего; открывал для них монастыри и кафедры, особенно там, где еще слабо было христи­анство713. Усердием его постановлено было семь кафедральных храмов с кафедрами святительскими714. По желанию Бориса посвящен был для западной Болгарии другой архиепископ Агафон715, а место блаженного Иосифа впоследствии занял архиепископ Феофилакт716.

Состарившийся Борис устал властвовать. Он уже давно стал под­вижником, но тайным. Являясь пред народом в одежде княжеской, скрывался он по ночам в храме и в уединении: покрытый простою одеждою, простертый по земле, проводил он ночи в молитве. После тяжелой болезни передал он правление старшему сыну Владимиру, а сам удалился в монастырь для подвигов поста и молитвы. К скорби отца, сын оказался непохожим на родителя: жил распутно и, что еще хуже, стал совращать народ с пути христианского. Четыре года ста­рец терпел. Наконец, одушевясь ревностью, снял с себя иноческую одежду, оделся в платье князя-воина, с немногими верными ему по­гнался за сыном, захватил его и, чтобы отнять у него возможность вредить христианству, ослепил его; потом передал власть младшему сыну Симеону, а сам, верный обету, снова удалился в монастырь717. Он и в уединении заботился о распространении христианского просве­щения, побуждал способных переводить полезные книги с греческого на славянский язык. Так один из них говорит о себе: «Почтенный муж, дукс (князь), настаивал предо мною, когда я приходил к нему для посещения, приказывая и упрашивая переводить объяснения Евангелий; он напоминал мне: для священника нет другого занятия, кроме наставления; если принял он на себя эту службу, пусть вы­полняет ее»718.

Современник князя Симеона записал: «В се ибо лето 6415 инд. 14 (906)719 умре раб Божий, отец сего князя (Симеона), в благой вере живый, в добром исповедании Господа нашего Иисуса Христа, велик и честен и благоверен, господин наш, князь болгаром, именем Борис, христианское же имя ему Михаил, мес. мая во 2 д. в субботний вечер. Сей же Борис болгары крестил есть во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь»720.

Болгарская Церковь благоговейно чтит в числе святых просвети­теля Болгарии благоверного князя своего – Бориса-Михаила721.

Память святителя Афанасия Пателария, патриарха Цареградского

Святитель Афанасий Пателарий, патриарх Константинопольский, был уже вторым тружеником вселенского престола нового Рима, ко­торый искал себе помощи от благодетельной Церкви Российской по­среди бедствий, обуревавших его кафедру. Но первый из них, Иеремия, учредивши патриаршество на Руси, не был лишен своей кафедры, когда странствовал в пределах наших, хотя и подвергался однажды времен­ному низложению; Афанасий же, более испытанный в скорбях, трижды восходил на высоту и нисходил с высоты вселенского престола и уже с одним лишь громким титулом патриаршим, как странник, посетил гостеприимную державу Российскую. В пределах Малороссии, бывшей своей паствы, ибо тогда она еще зависела от первосвятителей вселен­ских, положил он труженические свои кости в обители Лубенской, где они прославились нетлением. Сидящий и по смерти в богатой своей раке, будто на патриаршей кафедре, он представляется благоговейно­му взору как бы только что погрузившимся в непробудный сон. Глава его, осененная митрою святительскою, склонилась на правое плечо, и десница простерта на коленах, для лобзания верующим, а в левой руке он держит свой пастырский жезл, как бы доселе управляя вселен­скою паствою. Так погребли его по чину и обычаю патриаршему, так и обрели спустя немного лет бодрствующим и по блаженной кончине.

Остров Кандия на Средиземном море, древний Крит, был родиной блаженного Афанасия. Он происходил от благочестивых и благород­ных родителей, которые были в состоянии дать сыну своему высокое образование, светское и духовное. Неизвестно, где воспитывался юный подвижник, но Кандия, бывшая тогда под владычеством венециан, про­цветала торговлею и могла иметь довольно средств для образования сынов своих; свидетельством тому могут служить святой Афанасий, которого современники называли философом, филологом, поэтом и от­личным проповедником, и великий Лукарис Кирилл, также критянин, пятнадцать лет патриаршествовавший на кафедре Александрийской и столько же на вселенской, в самую тяжкую эпоху для Церкви Гре­ческой, обуреваемой тогда кознями иезуитов, против которых муже­ственно боролся Кирилл.

Он вызвал из Кандии в Царьград, для проповеди слова Божиего, знакомого ему Пателария, который славился красноречием и уже до­стиг на родном своем острове степени пресвитерской, по своим вы­соким добродетелям, пользуясь особенным благоволением местно­го архипастыря и любовью народною. Рукописное житие святителя, хранящееся в обители Лубенской, утверждает даже, будто Афанасий возведен был по общему избранию на престол митрополии Критской и благодетельным своим влиянием пред властями Оттоманскими спас ее от неистовства врагов при завоевании острова; но покорение сие со­вершилось гораздо позже. Из современных актов церковных явствует, что Афанасий прямо из пресвитеров был поставлен патриархом Ки­риллом на первостепенную митрополию Солунскую.

Патриарх Цареградский Парфений старший, хотя и не был рас­положен к Афанасию Пателарию, однако в грамоте своей царю Ми­хаилу Феодоровичу от 12-го августа 1643 года писал: «что во время святейшего и блаженнейшего господина Кирилла, патриарха старого, приехал в Константинополь некий священноинок, именем Афанасий, прозванием Пателарий, острова Критского; патриарх и архиереи, видя его бедного и в нужде, восприняли с великим милосердием и любовью, и был он патриарху советником, как одной с ним страны; немного вре­мени спустя поставил его Кирилл митрополитом Солунским, вместо блаженныя памяти митрополита господина Паисия, который остался на царское имя в России».

Та же участь ожидала и его преемника Афанасия, успокоившегося в гостеприимной России. Если же он был советником и соплеменником патриарха Кирилла, как утверждает сам Парфений, то, конечно, не дей­ствовал против него, чтобы заступить его кафедру, хотя и безуспешно было его кратковременное правление. Сам Афанасий в грамоте своей к царю от 24-го августа того же года так о себе свидетельствует: «что братия его архиереи поставили его на вселенский престол, в помощь святейшему блаженнейшему Кириллу, чтобы согнать нового Кирил­ла Веррийского, и после того дали ему собором Солунский престол». Следственно нельзя верить позднейшим нареканиям, будто бы Афа­насий, чрез посредство иезуитов, происками домогался Цареградского престола.

Это тем вероятнее, что сам патриарх Кирилл после своего удаления с престола писал царю Михаилу Феодоровичу, нисколько не жалуясь на Афанасия: «что когда султан Мурат возвратил его из заточения с острова Родоса, после низложения Кирилла Веррийского, и велел ему быть в Цареграде, то, покамест он ехал, посадили на патриаршество иного, а когда приехал, то все к нему прибегли и учинили подобающую почесть, но на патриаршеское место он не хотел идти, пока не заплатят архиереи того, что посулили султану. Потом же благодатью Божией и милостью царскою будем мы сидеть по-прежнему на патриаршестве; хотелось бы под старость успокоиться, но мир не оставляет». Все это согласно с показанием Афанасия, которого избрали только для того, чтобы удалить недостойного Кирилла и дать время возвратиться ве­ликому Лукарису. Оттого, вероятно, и просидел он так мало на его кафедре, не более 28 дней. Нельзя однако слишком верить обвинениям патриарха Парфения против Афанасия, будто он причинил убытков великой Церкви на 50 000 ефимков, так как известно, что Кирилл Вер- рийский был причиною сего долга и разорения церковного, посулив до 30 000 ефимков для подкупа властей турецких, чтобы только достиг­нуть престола; может быть, нужно было употребить столько же, чтобы его низвергнуть; в случае же неуплаты угрожала опасность великой Церкви. Если сам великий Кирилл, при всей многолетней своей опыт­ности, отказывался от престола единственно по причине сих долгов, то мудрено ли было неопытному Афанасию запутаться в оных при столь смутных обстоятельствах.

Для того чтобы понять те тяжкие испытания, чрез которые про­ходила воинствующая Православная Церковь на Востоке во все про­должение XVII столетия, необходимо проследить исторически ряд ее патриархов, которых частое низложение по проискам иноверцев по­трясло и разорило вселенскую кафедру Цареграда. После великого Ие­ремии, который основал патриаршество в России и хотя был низлагаем, но скончался на своей кафедре, в 1594 году, начались беспрестанные смены вселенских патриархов. Матфей, Гавриил и Феофан не более как по полугоду занимали сию кафедру, так что, наконец, избрали место­блюстителем вселенского престола знаменитого ученостью патриарха Александрийского Мелетия Пигу. Год спустя опять взошел на кафедру Матфей, уже облеченный в схиму, и опять уступил на короткое время престол свой Неофиту, бывшему митрополиту Афинскому, скончался, однако, на своей кафедре. Преемник его Рафаил до насильственного заточения вынужден был уступить туркам самый храм патриарший во имя Всеблаженной и довольствоваться небольшою церковью святого Григория. После него вторично был призван Неофит и опять низло­жен, так что уже никто не решался воссесть на вселенскую кафедру, обуреваемую столькими бедами.

Тогда, по бывшему уже примеру, клир великой Церкви предложил опять местоблюстительство вселенской кафедры другому патриарху Александрийскому, мудрому Кириллу Лукарису, который уже 15 лет со славою управлял своею Церковью. Наконец избран был митропо­лит Патрасский Тимофей, который в продолжение восьмилетнего до­вольно мирного патриаршества успел расширить и украсить новый кафедральный храм свой и, что уже становилось довольно редким в те смутные времена, спокойно умер на своей кафедре. С назначением его преемника, Кирилла Лукариса, начались опять бури. Этот великий деятель пять раз был возводим и пять раз свергаем с вселенского пре­стола и мученическою смертью запечатлел, наконец, свой подвиг.

Врагами и гонителями его были иезуиты, в то время чрезвычайно сильные при Порте Оттоманской; влиянием посланников Австрии и Франции они домогались распространить унию на Востоке и про­исками своими успели отнять Святой Гроб и вертеп Вифлеемский у патриарха Иерусалимского Феофана; не могли они равнодушно ви­деть на вселенском престоле нового Рима столь великого поборника Православия, каков был Кирилл Лукарис, уже известный им по свое­му высокому просвещению во время долгого его управления паствою Александрийскою. Год спустя Кирилл был оклеветан ими пред прави­тельством турецким за сношение с европейцами и лишен кафедры, но два его преемника, Григорий и Анфим, не могли удержаться на шат­ком престоле Константинопольском: первый был сослан в заточение на остров Родос, а второй произвольно удалился на Афонскую гору, не чувствуя себя в силах держать кормило Церкви. Так как в это время были внутренние смуты в империи, султан Мустафа низвергнут с пре­стола, и воцарился Мурат, то друзья Кирилла, ревнители церковные, воспользовались благоприятным случаем, чтобы возвести его опять, в 1624 году, на вселенскую кафедру, и на этот раз патриаршество его продолжалось 8 лет.

Для того чтобы удержаться на своей кафедре и противодейство­вать козням иезуитов и могущественных их покровителей, Кириллу не оставалось другого средства, как прибегнуть к покровительству двух протестантских посланников, Англии и Голландии, с которыми свел короткое знакомство, когда еще простым иноком путешествовал по Европе для сбора милостыни в пользу Александрийской Церкви. Оба посланника находились в дружественных отношениях с Портою и противодействовали иезуитам, которые завели училище в предме­стьях Царьграда и, воспитывая даром бедных детей греческих, совраща­ли их в унию. Ревностный патриарх обличал лжеучителей в пастырских своих беседах и, чтобы утвердить Православие, устроил типографию в Константинополе, вызвав для сего с острова Корфу ученого ино­ка Григория Метаксу; с помощью его печатал благочестивые книги в опровержение тех обольстительных сочинений, которые во множе­стве печатали иезуиты и раздавали их детям, еще неопытным в вере православной. Тогда иезуиты оклеветали его пред правительством как хулителя магометанского закона и ссылались в доказательство на катехизис патриарха Кирилла, изданный им еще во время пребы­вания в Лондоне, в котором обличал ложное учение Магомета; они же утверждали, будто бы книга сия была недавно напечатана в новой ти­пографии. Правительство турецкое, в порыве негодования, послало немедленно разорить типографию и уничтожить все станки. Начальник ее Метакса едва успел спастись бегством. Не избежал бы смерти и сам патриарх, если бы вовремя не укрылся в дом голландского посла, ко­торый вступился за страдальца и убедил великого визиря, что все это клевета иезуитов.

Таким образом ревностный Кирилл удержался на своем престоле. Но тем не удовольствовались иезуиты; они обвинили патриарха в про­тестантском образе мыслей и старались уверить в этом простодушных архиереев и клириков. Слух о том дошел даже до России, так что право­славные послали к патриарху иерусалимскому Феофану, жившему тог­да в Яссах, узнать, справедливо ли это нарекание? и патриарх должен был собрать местный собор, чтобы окружным посланием оправдать великого поборника православия. Но два года спустя, происками ие­зуитов, явилась под именем Кирилла книга, напечатанная в Женеве, исполненная кальвинского учения. Это окончательно потрясло святи­теля Кирилла на его кафедре и возбудило великое смятение в клире великой Церкви. Патриарх был обвинен пред правительством в измене и в исповедании франкской веры. Насильственно низвели его с пре­стола и посадили другого Кирилла, Контариса, митрополита Веррий- ского, орудие иезуитов, который, однако, чрез неделю был низложен и сослан в заточение на остров Тенедос. Опять был призван Кирилл на вселенскую кафедру, но враги его не дремали и старались опять возвести Контариса, по самой близости места его заточения. Тогда все православные и клирики, чтобы только отклонить вторичное из­брание Контариса, воспользовались расположением великого визиря к соотечественнику его по острову Кандии, Афанасию митрополиту Солунскому, и возвели его на вселенскую кафедру, в ожидании, пока возвратится великий Кирилл; и действительно, месяц спустя он опять воссел на нее накануне Пасхи. Это было в 1643 году.

Хотя впоследствии патриарх Парфений писал к царю Михаилу Феодоровичу: «что Афанасию, после его удаления с патриаршей ка­федры, дали опять митрополию Солунскую, со всеми доходами, дабы он там оставался смирно до конца своей жизни и не смущал великой Церкви, в чем дал клятвенное обещание и получил себе во свидетель­ство патриаршую соборную грамоту», – нельзя, однако, не обратить внимания на то, что таким образом никогда не удалялись с вселенской кафедры отставные патриархи: они подвергались большею частью за­точению на острова Архипелага или должны были укрыться куда-либо в обитель в окрестностях Царьграда или на Святую Гору Афонскую. Если же Афанасий избежал общей участи низводимых с престола, и это по соборной грамоте всех архиереев, то, без сомнения, потому только, что был приглашен всеми архиереями занять место великого Кирил­ла, чтобы только отклонить недостойного Контариса. Позднейшие же писатели, составлявшие перечень патриархов Константинопольских, не умели отличать этой черты и, зная, что иезуиты были виною не­однократного низложения Кирилла, думали, что они же поставили на его место и Афанасия Пателария, как это сделали с Контарисом, тем более, что в продолжение трех лет Пателарий и оба Кирилла по­степенно сменяли друг друга.

Год спустя после своего четвертого вступления на престол па­триарший великий Кирилл должен был опять его оставить, и сослан своими врагами в заточение на остров Родос, а на его место вторич­но поставлен Афанасий, который держался на кафедре не более года и вынужден был уступить ее тому же враждебному Кириллу Контарису, который сослал его также в Родос, по влиянию могущественного своего покровителя Байрама-паши, в 1635 году. Если бы Афанасий был действительно орудием иезуитов, то для чего им было низлагать его и опять возводить Контариса? Но чрез полтора года, с падением

Байрама-паши, лишился своей кафедры и недостойный Контарис и со­слан на тот же остров, куда заточены были по его проискам оба его предместника, Лукарис и Пателарий. Оба вместе были они возвращены из своего изгнания, повелением султана Мурата по ходатайству всех архиереев и вельмож Константинопольских, и так как не было налицо Афанасия, чтобы заступить место Кирилла до его возвращения, то по­ставлен временно на патриаршую кафедру митрополит Ираклийский Неофит, которого сам Кирилл в письме к царю Михаилу Феодорови- чу называет своим человеком и слугою. Не ранее как через год, когда уже несколько устроились денежные дела патриархии, расстроенные неоплатными долгами по причине частой перемены патриархов (ибо в продолжение пятнадцати лет, с 1622 по 1637-й, 12 раз сменялись че­тыре патриарха), Неофит уступил кафедру учителю своему Кириллу, а Афанасий получил опять прежнюю свою митрополию Солунскую. Это свидетельствует, что он был в хороших отношениях с патриархами и всеми архиереями, без чего бы, конечно, не мог возвратиться на свою митрополию; она была укреплена за ним соборной грамотою и нового патриарха Парфения старшего, который вступил на кафедру после бедственной кончины обоих Кириллов.

Враги Лукариса, неусыпно действовавшие после полутора лет его последнего патриаршества, успели возбудить против него султана Мурата, представив великого мужа Церкви изменником Порты От­томанской за тайные будто бы сношения с Россией. Кирилл был на­сильственно низложен и заключен в крепость близ Царьграда; там его задушили, и священные останки мученика бросили в море, но благо­честивая о нем память сохранилась в сердцах православных и право­славие его было гласно оправдано на соборах Ясском и Вифлеемском. Церковь Вселенская чтит его как одного из величайших своих под­вижников. Коварный его гонитель и недостойный преемник Контарис скоро подвергся заслуженной казни. Не более года держался он на па­триаршей кафедре. Ненавидимый всеми за низвержение достопамят­ного Кирилла, он сам, в свою очередь, был обвинен как клеветник пред султаном, который не простил ему смерти Лукариса, пожертвованного для удовлетворения его врагов. Контарис был низложен соборно и со­слан в противолежащий Царьграду Халкидон, где был также задушен по приказанию султана.

Две сии насильственные смерти, одна за другою, двух вселенских патриархов привели в ужас всю Церковь Восточную. Парфений старший, из митрополитов Адрианопольских возведенный на осиротевшую кафедру Царьграда, в продолжение пяти лет мудро управлял Церковью, но и он был лишен своей кафедры и сослан на остров Кипр, а после него в течение семи лет два патриарха, Парфений младший и Иоанникий, постепенно возво­димые и низводимые, занимали кафедру патриаршую, доколе, в 1651 году, не был опять на нее поставлен Афанасий третий.

Где же находился он во все сие время, в продолжение пятнадцати лет, от возвращения своего с острова Родоса и до последнего избрания на патриаршую кафедру? Без сомнения, большею частью в Солун- ской своей епархии, доколе тяжкие долги, ее обременявшие, и гонения турок не заставили его удалиться в Молдавию, где тогда властвовал могущественный господарь Василий Лупула, который был покрови­телем всех бедствующих патриархов и не щадил своих сокровищ для уплаты долгов святого Гроба и великой Церкви Константинопольской. Если бы не пожертвовал он, по ходатайству патриарха иерусалимского Феофана, 42 000 червонных для поддержания Святых мест, то они бы окончательно впали в руки латинян. Но влияние могущественного господаря было иногда вредно в Царьграде, при частой смене патри­архов, потому что не всегда поддерживал он более достойных на сей высокой кафедре.

На пути из Царьграда в Солунскую свою митрополию святитель Афанасий посещал неоднократно Святую Гору Афонскую, где думал навсегда уединиться по любви своей к подвижнической жизни, но не безмолвие иноческое его ожидало. Там, в самом средоточии Свя­той Горы, близ духовной ее столицы Кареи, где были и живые воды, и благорастворенный воздух, на лучшем месте Афона, основал он себе уединенную келлию, которая и доселе слывет Сераем, или дворцом, потому, вероятно, что основателем ее был патриарх. Но недолго мог там оставаться на безмолвии святитель, потому что его постоянно от­влекали заботы о его Солунской епархии. По крайней мере, он положил доброе начало будущей Русской обители, сам того не ведая, что келлия его со временем привлечет тружеников русских из той земли, где ему суждено было успокоить свои труженические кости. Сто лет спустя другой изгнанник вселенского престола, патриарх Серафим, искал себе убежища в мирном приюте Афанасия и благолепно его украсил, достойно громкого названия Серая. Но вынужденный бежать оттуда во время Турецкой войны, при великой Екатерине, он нашел себе по­следнее пристанище в той же мирной обители Лубенской, где опочил его предместник Афанасий. А еще сто лет спустя в бывшей келлие двух патриархов вселенских, при церкви святого апостола Андрея Перво­званного, основателя Византийской кафедры, устроился на Святой Горе скит собственно русский, как бы в вознаграждение за то госте­приимство, которое даровала Россия обоим патриархам.

Сношения святителя Афанасия с Россией начались еще до его па­триаршества, вскоре после поставления на митрополию Солунскую. В 1631 году он дал от себя просительную грамоту к царю Михаилу Феодоровичу епископу Косме, который проживал на Святой Горе в Иверском монастыре; он послал чрез него государю в благословение частицу мощей святого Григория Паламы, архиепископа Солунского, и миро от святого великомученика Димитрия, умоляя помочь ему в бед­ственном положении и освободить от тяжкого долга. Константинополь­ский патриарх Кирилл Лукарис, благоприятствовавший Афанасию, писал также к царю о даровании милостыни митрополиту Солунскому, которого митрополия, от непостоянства и колебания времен, впала в тяжкий долг, более 5 000 рублей, и заложила в нечестивые руки все священные сосуды, так что по причине сих долгов оставалась без па­стыря. Поскольку же Афанасий решился в такую годину принять сан ее митрополита, жертвуя собою благу Церкви, то ревностный патриарх Кирилл убедительно просил государя: «Не оставить, щедрою своею милостынею, нового пастыря и содействовать освобождению от дол­гов его бедствующей митрополии». Такая же грамота была написана от вселенского архипастыря и к отцу государеву, патриарху Филарету Никитичу; но на сей раз, по трудным обстоятельствам государства, не­много было отпущено милостыни в Солунь, только 30 рублей от царя и 15 от патриарха; таким образом малоуспешно было это посольство, вместе Солунское и Афонское. Вторичное посольство от святителя Афанасия к государю, в 1641 году, было также из Солуни, уже после второго его патриаршества. Он писал чрез архимандрита Григория Русского Пантелеимонова монастыря: «(от 9 июля) ...что на Святой Горе они подпали игу нечестивых и безбожных агарян и лишились городов своих и пречудных церквей, а потому прибегают к источни­ку милосердия царского величества, да отверзет недра свои и убогому его престолу, как творит всем монастырям и церквам». Ради благосло­вения, душевного спасения и телесного здравия Афанасий посылал с архимандритом, за своею красною печатью, миро святого славного великомученика Димитрия Солунского. Со своей стороны архимандрит Пантелеимоновский Григорий в челобитной, какую подал царю Ми­хаилу Феодоровичу, так выражался: «...что митрополит Солунский Афанасий, со своими ближними людьми, велел бить челом великому государю, что они имеют на своей митрополии долгу 10 000 ефимков; а есть у них мощи иже во святых отца нашего Григория архиепископа Солунского, который творит много чудес. Не будет ли царского произ­воления принести в Москву святые сии мощи, благословенную руку, во освящение и исцеление и помощь великому его царству, с подлинными свидетельствами, а царствие ваше да пожалует всех их царским своим жалованьем, чтобы им можно было освободиться от такого великого долга». Однако и по сему челобитью послано было милостыни в Солунь только один сорок соболей ценою в сорок рублей.

Сношения сии чрез старцев Афонских свидетельствуют, до какой степени близок был Святой Горе святитель Афанасий, готовивший там себе последний приют в келлие Серайской.

В предпоследний год царствования Михаила Феодоровича прибыл в Москву от святителя Афанасия архимандрит его Игнатий, Солунско­го Димитриева монастыря, уже из Молдавии, ибо не мог старец долее держаться на бедствующей кафедре Солунской. От 24 августа 1643 года Афанасий писал к государю: «Великие и неудобоносимые беды по­нуждали нас, самодержавный великий царь, ходить из страны в страну, чтобы нам получить помощь и покой при старости, ибо меня поставили на вселенский престол братья мои архиереи в помощь блаженнейшему и святейшему старому патриарху господину Кириллу, чтобы согнать нового Кирилла Веррийского, и после того дали мне собором Солун­ский престол; но я не могу получить себе покоя от неодержимых долгов и терплю многие тесноты, беды и гонения и даже темничное сидение, угрожающее гибелью. Не в силах будучи более сего терпеть, приезжал я с великою надеждою к благочестивому и Богохранимому государю Молдавскому, Иоанну Василию воеводе, верному советнику святого вашего царствия, к пространной его милости. Желательно было мне прибегнуть и к неизреченным щедротам царствия вашего, с великим упованием, чтобы мне получить освобождение от печалей своих и от немощи моей, но мне учинилась помеха; преждереченный благочести­вый государь не дал мне разрешения отбыть, но научил меня и снабдил грамотою своею и людьми, чтобы я прежде от себя послал к святому вашему царствию преподобного отца архимандрита господина Игна­тия. Отверзи щедроты милосердия своего, державный царь, прими нас, всегдашних твоих нищих Богомольцев, и поспеши милостью своей на помощь прехвальному престолу Солунскому, который погибает до конца от неверных иудеев и агарян; выкупи из рук их священные сосуды и ризы; они держат их у себя на поругание веры христианской. Поскольку неизреченные милости творит повседневно Боговенчанное и самодержавное царствие ваше, то да будет и сей преславный престол Солунский утвержден и сподоблен христолюбивой благодати вашей; иного пристанища пред Богом не имеем. Ты, царь нам, всем право­славным христианам помощник и столп благочестия, и к тебе все, как отцу и утешителю, в печалях наших прибегаем; призри нас, святой царь, потому что без вашей богатой милости и помощи не возможно мне возвратиться и спастись от погибели, и митрополия наша разорит­ся до конца от тяготы долгов наших, коих пятнадцать тысяч ефимков. По причине сего долга невозможно было терпеть и блаженныя памяти господину Паисию, митрополиту Солунскому, и он бежал к сокровищу царствия вашего и у вас упокоился. От сих долгов отплатиться никогда не возможно, потому что росты большие, если не поспешит милость царствия вашего. Посему писали мы дерзновенно, да пожалуешь нас, державный царь, и будет беспрестанное воспоминание державного имени царского в той святой митрополии, а мздовоздатель Господь со­хранит царствие ваше от всякого врага и супостата, да покоришь врагов своих подножью ног своих, и узришь сыны сынов своих, и наследует, в глубокую твою старость, превысочайший престол твой плод чрева твоего; да воздаст тебе Господь неувядаемый венец в бесконечном Его Царствии и в радости, в лике святых блаженных».

С тем же архимандритом писал государю о действительно бед­ственном состоянии бывшего патриарха Афанасия и молдавский воево­да Василий. Священник же молдавской земли Гавриил так изложил в грамоте своей это бедственное состояние: «...подобно волнам морским в прошлых годах, посещением Божиим, всякие беды возмутили вели­кую Церковь Христову и погибель учинилась, как известно великому вашему царствию, пребывает же промеж наших архиереев и сей святей­ший господин наш Афанасий, премудрый по закону, митрополит святой митрополии Солунской, поставленник и сын духовный блаженной памяти господина Кирилла, старого вселенского патриарха, и родиною с ним же одного города. При ссылке древнего и святого патриарха, когда новый Кирилл, бывший Верритский, без правды его лишил престола, то сей господин Афанасий, по собору преосвященных архиереев, для освобождения старого патриарха Кирилла сел на вселенском престо­ле Константинопольском, покамест из ссылки привели его, и тогда опять святого Афанасия в Солуни соборно посадили на покой; но беды и мучения и темничное сидение, какие он потерпел, невозможно опи­сать, святой царь, потому что ради старых долгов и новых заложили церковные ризы и сосуды в нечестивые руки агарянские и иудейские; митрополия пребывает большее время заперта и погибает от великого долга, как корабль потопляется во глубине морской. Пребывая в такой неизреченной бедности, умыслил прибегнуть к тебе, христианскому и православному царю, в тихое пристанище и утешение, к твердому поборнику, чтобы ему освободить святой и великий престол Солунский и себе получить небольшое отдохновение. Когда он приехал сюда к благочестивому и православному государю, то князь Василий, воево­да Молдавской земли, владетель верный и советник великого вашего царствия, приял его любительно с великим благочестием и честью, как подобает не только ради достоинства Патриаршеского Престола, но и ради премудрости и прочих чувств его: Молдавский владетель помог ему против силы своей. В Волошской земле, от старости и дорожных трудов, приключилась болезнь патриарху и не мог он сам приехать, но посылает людей своих к богатой милости великого вашего царствия, да отверзешь ему человеколюбие и милосердие свое; молим, да по­жалуешь сего архиерея погибшего и сему превысокому престолу бу­дешь помощник и заступник; ибо ты повседневно творишь милостыню, и сияешь как небесное солнце, и согреваешь; ныне, по прежнему вашему царскому милостивому обычаю, пожалуй сих погибших, святой царь; Вседержитель и всесильный Бог есть мздовоздатель царей и, подобно как глава ваша царским венцем венчана, так и в будущем веке будет увенчано царствие ваше венцем неувядаемым».

Из дел не видно, сколько было отпущено милостыни, но, без сомне­ния, такая убедительная грамота не могла остаться без внимания. В са­мый год смерти царя Михаила Феодоровича бывший патриарх Афанасий прислал еще грамоту государю, от 24-го февраля 1654 года, которая при­несена была в Москву уже после кончины царской греком Афанасием Ивановым вместе с двумя другими грамотами от патриархов Парфения Цареградского и Никифора Александрийского. «Державный и Богом венчанный и Богом хранимый святой царь, – писал Афанасий, – принял я богатую и великую милостыню христианского вашего царствия, благо­дарим всегда до смерти живота своего и молим мздовоздаятеля Бога, да будешь здрав на многие лета и победитель, и царствуя на своем царском престоле, в мирном благостоянии, и в будущем царствии сподобишься неувядаемого венца, с ликами праведных. Милостыню вашего царского жалованья тотчас отдали мы должникам нашим святой митрополии Солунской, а святое имя царствия вашего и благочестивого царевича Алексия Михайловича, сына вашего возлюбленного, и благочестивой царицы и великой княгини Евдокии Лукьяновны поминаем гласно во всей нашей области (а под нашею областью восемь епископов имеем), поминаем же беспрестанно день и ночь в святых молитвах. Буди ведомо царствию вашему, что еще пребываю по сие число здесь, под кровом благочестивого христианского пресветлого государя, князя Василия воеводы, верного и возлюбленного друга державного вашего царствия, и ехать мне в свою область невозможно от должников агарян и жидов. Помощник всем просящим, имеет он сокровище свое отверсто, и милость его проливается ко всем бедным во множестве; как Нил река напаяет всю Египетскую землю, так сотворил и сей благочестивый государь, заплатил долги несметные святого Живодавцева Гроба и думает сотворить боль­шую сей милостыню; от его благочестивых рук воспринял я жалованье великого вашего царствия и молим, да не забудешь нас своим царским жалованьем, как сотворил доброе начало, так и довершишь доброе окон­чание, потому что долг наш велик. Если будет произволение царствия вашего, то вспомянешь нас с тем, кто сию нашу грамоту принесет, го­сподином Афанасием Ивановым, о Святом Духе возлюбленным нашим сыном. Он верный раб царствия нашего, добрый благоговейный муж, честный и достойный и имеет имя достохвальное по всем странам и все­ми возлюблен, с ним да пожалует царстве ваше дать нам ответ. Дерзаем, молим и просим благоговейно, как нашего самодержца царя, поскольку нуждаюсь во всем и архиерейскими ризами разграблен, то молим свя­тое ваше царствие, да пожалуешь нас архиерейской одеждой и шапкою властелинскою, чтобы служить в них святую Литургию и молить Все­благого Бога о вашем царском многолетнем здравии и благоденствии, победе и одолении на врагов».

Затем патриарх Афанасий сообщил некоторые известия государю о предпринимаемом походе султана против Мальты, и что требовал со­юза от венециан чрез их агента в Царьграде, который отказался, за что султан готовит войну и против венецианского острова Крита. Сам же султан хочет идти сухим путем чрез Солунь и там велел приготовить за­пас. Вместе с тем извещал, что в Риме назначен новый папа Климент IX, который помирился с французским королем на тридцать лет. Подпись грамоты: «Афанасий, Божией милостью, бывший вселенский патриарх, а ныне настоятель святой митрополии Солунской, беспрестанный Бого­молец Богохранимого вашего царствия».

Не за себя только, но и за других ходатайствовал святитель Афана­сий. Он писал к новому царю Алексею Михайловичу в пользу еписко­па Неофита, из города Кариополя ехавшего за милостынею в Россию в сентябре 1645 года, свидетельствуя о бедственном его положении и умоляя: «Да примет его милостивым оком и в тихом образе, как правитель и отец всем; ибо державу самодержавствия вашего имеет весь благочестивый христианский народ во славу себе и в похвалу, и милость ваша напаяет обидимых и утешает бедных и кручинных; да утешит святой царь и сего бедного архиерея, как носящего на себе образ Господа нашего Иисуса Христа».

Еще однажды писал патриарх Афанасий царю Алексею Михайло­вичу, в феврале 1646 года, чрез цареградского грека Афанасия Иванова и прислал государю частицу Животворящего Древа и мощей святой Анастасии Узорешительницы, извещая его вместе с тем о войне турок на родном его острове Крите.

Покамест бывший патриарх мирно обитал в Молдавии под сенью великодушного своего покровителя господаря Василия Лупулы, горько бедствовала бывшая его кафедра Цареградская, и в этом отчасти был виновен государь, по личной своей неприязни к патриарху Парфению Младшему и по расположению к его сопернику Иоанникию. Парфений, однажды уже низложенный, вторично был возведен собором архиереев на место нелюбимого ими Иоанникия. Воевода Молдавский не мог ему простить, что он был некогда в числе недоброжелателей великого патриарха Кирилла Лукариса, и потому старался всеми средствами его низложить. Но исполнители его воли зашли слишком далеко; не только оклеветали они Парфения пред султаном и лишили кафедры, но те, которые везли его в ссылку, из числа воинов турецких, мучительски умертвили его в ладье и бросили в море. Это навело ужас на весь клир и народ православный в Константинополе; произошло большое волне­ние на патриаршем дворе, один из виновников убийства был повешен на воротах раздраженным народом, и даже соборная церковь была за­печатана, чего дотоле никогда не случалось в Царьграде.

Убийство Парфения случилось 16 мая 1551 года. Бывшего патри­арха Иоанникия опять возвели на кафедру тотчас после низложения

Парфения. Правительство турецкое, которое пользовалось всеми слу­чаями, чтобы разорять тяжкими налогами Церковь при частой смене патриархов, не оставило в покое Иоанникия. Великий визирь, упо­треблявший во зло свое могущество при малолетстве султана, возвел клевету на Иоанникия, будто бы утаил у себя лазутчиков немецких, и посадил его под стражу, несмотря на присягу шестисот священни­ков и клириков, которые свидетельствовали о его невиновности. Он домогался, чтобы возведен был на кафедру патриаршую митрополит Тырновский Кирилл, но так как в это время последовала внезапная перемена самого визиря, то патриарх Иоанникий освободился из-под стражи, однако не получил своей кафедры.

Случилось в это время святителю Афанасию Пателарию приехать в Царьград из Молдавии, вероятно, по нуждам Солунской своей епар­хии, а может быть, и воевода Молдавский, который и сам был поражен нечаянною смертью патриарха Парфения, надеялся, что присутствие Афанасия в Царьграде, как друга великого Кирилла, обратит к нему внимание архиереев, ненавидевших Иоанникия. Так и было; все еди­нодушно обратились к Афанасию и чрез пятнадцать лет, в третий и по­следний раз, возвели его на престол вселенский.

Однако не более семнадцати дней мог усидеть дряхлый старец на потрясенной столькими бурями патриаршей кафедре, потому что не в силах был удовлетворить алчности турецкой. Он просил его от­пустить с миром в Молдавию и не мог удержать за собою даже кафе­дры Солунской по причине тех же смут и обременительных долгов. На его место возведен был муж опытный и крепкий силами, Паисий, митрополит Ларийский; Афанасий же удалился в Молдавию, под сень господаря Василия, который дал ему в управление, для мирного при­станища, обитель святителя Николая близ города Галаца, но мысли и сердце престарелого Афанасия влекли его в Россию, где надеялся обрести себе помощь и нашел последнее успокоение.

16-го апреля 1653 года приехали в Москву бывший патриарх Ца­реградский Афанасий и с ним архимандрит его Дионисий, келарь Да­ниил, экклесиарх Иоасаф, архидиакон Христофор, белый патриарший племянник Мирон и сверх того казначей, подъяк, конюший старец, келейник и четыре служки патриарших. В одно время с ними приехали к государю бить челом гречане, Критского Успенского монастыря ар­химандрит Неофит с келарем Григорием, и города Салоники, Николь­ского монастыря архимандрит Христофор с келарем Феодором, и еще из города Янины, из обители Рождества Богородицы, архимандрит Досифей с келарем, племянником своим бельцом.

Апреля 22-го государь приказал быть у себя на дворе патриарху Афанасию, со всей его свитою и прибывшими с ним в одно время архи­мандритами; обряд царского приема соответствовал только отчасти тому, какой был сделан за три года до сего патриарху иерусалимскому Паисию, по строгому церемониалу нашего двора, ибо Паисий был действительный патриарх, Афанасий же, хотя и Цареградский, старшего престола, но уже оставивший престол свой, а таких еще ни одного раза не было в Москве. За патриархом послан был пристав его Кузмин, с греческим перевод­чиком, и для него назначена государева лошадь с седлом не пышным, а старцы и архимандриты должны были идти пешие; патриарх слез с коня у посольского двора и там дожидался царского выхода, тогда как иеру­салимский, ехавший по случаю зимнего времени парою в санях, вышел гораздо ближе к дворцу, на рундук Благовещенского собора и, нисколько не дожидаясь, шел к царю; он был встречен тремя почетными встречами, Афанасий же не имел ни одной. Государь принимал его в столовой палате, в обыкновенном платье, а не в царском одеянии на престоле, и не в зо­лотой палате, как Иерусалимского, и бояре при нем были не в золотом, а в цветном платье. Окольничий являл Паисия государю, а здесь только думный дьяк Лопухин, говоря: «Великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович всея Руси самодержец и многих государств облада­тель, Цареградский бывший патриарх Афанасий и прочие старцы и бель­цы вам, великому государю, челом ударили». Потом назвал он святыню, привезенную государю: образ Спасов в кивоте, крест деревянный резной, мощи евангелиста Матфея, святое миро, составленное всеми четырьмя вселенскими патриархами; от архимандритов же: Янинского – резной крест, а от Критского – мощи святого Алексия Божиего человека. После сего патриарх говорил речь, и государь позвал его к своей руке, спросив его о спасении, весьма коротко и без всякого титула: «Афанасий патриарх во спасении ли?» Государь велел сесть патриарху и объявить ему свое жалованье: кубок серебряный с золоченою крышею, камку, два атласа гладких, два сорока соболей и денег сто рублей. И в дарах была также разница против иерусалимских. Два архимандрита получили по камке, по сороку соболей и денег по 12 рублей, а келарю и прочим старцам сказано, что они получат из казны в свое время.

Патриарх Иерусалимский был провожаем государем до дверей и отпущен в соборную церковь для слушания Литургии и свидания с патриархом; Афанасий же отпущен прямо на подворье, куда послан ему корм с царского стола: следственно, прием сделан ему более по чину митрополитов, нежели патриаршему.

Стольник Змиев послан был к Афанасию, на Кирилловское под­ворье, с яствами и питьем. Ему велено было, если Патриарх начнет пить чашу государеву и подаст ее стольнику, чтобы он молвил: «Чаша царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси самодержца, его царского величества; дай, Господи, чтобы он, великий государь, благочестивый царь, с благочестивою царицею своею и благоверными царевнами здравы были на многие лета», и что Патриарх про государево жалованье или про что иное поговорит, обо всем том донес бы госу­дарю. В июне месяце патриарх со всеми старцами своими просились на Богомолье в Сергиеву лавру и были туда отпущены. Там велено учинить им почесть и вручить дары, по тому примеру, как встречали иерусалимского Патриарха.

Патриарх Афанасий на крестном ходу в Сретенский монастырь 23-го июня лично просил государя: что святительские у него одежды все – омофор, саккос и митра, от многих лет обветшали, и чтобы государь пожаловал, велел обновить его святительскую одежду и вписать в сино­дик имена своих царских родителей. Посему велено было справиться в посольском приказе: сколько дано было на сей предмет Патриархам и митрополитам, и приказано отпустить Афанасию на облачение и на митру 200 рублей из доходов новгородских и деньгами еще 18 рублей, когда он будет в обители Новоспасской на Божественной литургии.

Патриарх подал от себя челобитную такого содержания: «За твою царскую милостыню, о твоем многолетнем царском здравии богомо­лец твой Афанасий, бывший Цареградский патриарх, должен вечно Бога молить и твоих царских праведных родителей всегда поминать, в Волошской земле, в городе Галаце, в монастыре великого чудотворца Николы, до скончания века, во все святые службы, дóндеже я, бого­молец твой, жив. Милосердый государь, царь, великий князь Алексей Михайлович, самодержец всей Руси, пожалуй меня, богомольца своего государева, для своего царского многолетнего здравия своею царскою жалованною грамотою с золотою печатью, как тебе милосердый Господь Бог известит, твоею царскою милостынею на пропитание, чтобы я мог из монастыря своего посылать к тебе, праведному государю, архиман­дрита своего ежегодно, покамест я, твой царский богомолец, обретаюсь жив, а по смерти моей из того монастыря для твоей царской милостынимоему архимандриту вели приезжать в третий год; да мне же, богомольцу твоему, вели, государь, напечатать на своем дворе 500 разрешительных грамот, потому что как я ехал к тебе к Москве чрез войско запорожских казаков, в то, государь, время приходили на исповедь многие черкасы и, по обычаю своему, просили у меня, богомольца твоего, разрешительной грамоты, и мне было в те поры послать в Киев напечатать разрешитель­ные грамоты некого, а как я, богомолец твой, из Москвы пойду назад, те, государь, запорожские казаки начнут у меня, богомольца твоего, разрешительных грамот просить, а иные вновь на дух приходить будут: царь государь, смилуйся, пожалуй». Внизу собственноручная подпись патриаршая по-гречески: «бывший Константинопольский Афанасий, благочестивейшего царя теплейший и неусыпный молитвенник». По сей челобитной выдана была жалованная грамота.

Октября 29-го 1654 года государь и все его царское семейство были у Спаса Нерукотворенного образа, на своем дворе вверху, у обедни, а служил бывший Цареградский Патриарх Афанасий и пели по клиро­сам гречане. Это было дело Никона Патриарха, который искал ввести порядок церковный греческий и принял от Афанасия свиток Литур­гии архиерейской. После обедни послан был патриарху стол царский со стольником Нечаевым, а дьяк Петр Арбеньев отвез от царицы и царе­вен 1 200 рублей соболями, которые взяты были из Сибирского приказа.

Патриарх Афанасий подал еще челобитную царю: «Что слыша о не­изреченной государевой милости, приехал он бить ему челом. Прежде сего, по прошению архиереев, иереев и клириков и прочих православ­ных христиан, был он в патриаршестве в Царьграде и, видя нечестивых агарян непостоянство и налоги, патриаршеский свой престол покинул. После того, по прошению архиереев же и клириков и прочих право­славных христиан, был он опять в Царьграде на патриаршеском пре­столе и, не во многих днях, начали на него агаряне править султановы немалые подати, на визиря и на иных ближних людей почести; что он имел имения своего, все роздал и остальное басурманам, и еще занял с великим ростом и, видя их ненасытность, призвал к себе архиереев и клириков и вельмож православных христиан и патриаршеский свой престол на соборе волею своей отдал, и ныне пребывает близ Дуная, в монастыре чудотворца Николы; опричь же государя к кому-либо прибегнуть и в долгах своих помощь получить ему не от кого, и по­тому государь пожаловал бы его, богомольца своего, царским своим жалованьем, как его Бог известит».

Государь приказал: выдать на отпуске своего жалованья на мило­стыню, вполовину против патриарха Иерусалимского Паисия, 2 000 со­болями, а его архимандриту и старцам выдано жалованье против па­триарших иерусалимских.

Далее просил патриарх: «...что он подал челобитную государеву боярину Борису Ивановичу Морозову, чтобы пожаловал ему государь панагию для Божественной службы, и будет он, взирая на панагию сию, вечно молить Бога о государевом здравии»; просил и о местных иконах для своего монастыря в Молдавии: образ Вседержителя на Престоле, Богородицу с Предвечным Младенцем, чудотворца Николая и Афана­сия великого, великомучеников Димитрия и Георгия и Деисус с 12-ю апостолами и 12-ю праздниками, которые стоили 50 рублей по договору с иконописцами; государь милостиво приказал 19-го ноября выдать ему сии деньги для уплаты иконописцам.

Наконец, 12-го декабря, приказал государь быть у себя на дворе патриарху Афанасию со всеми старцами для прощального отпуска. За патриархом посланы были сани с приставом, и он вышел у казенного двора, где ожидал царского выхода. На сей раз государь был в золотой палате и при нем бояре были в шубах; являл его государю дьяк Алмазов и весь чин был по первоначальному приему. Жалованье ему объявлено соболями на 2 000, как было сказано прежде. Архимандрит и все старцы допущены были к руке царской, и стол им отпущен на подворье. После отпуска подал патриарх еще одну челобитную государю: «Благодарение воздаю твоему величеству о твоем царском жалованье; прилично было бы, государь, языком изустно говорить сие твоему царскому величе­ству; только я, богомолец твой, не разумея русского языка, благодарю тебя сим письмом, потому что я прибрел сюда от обиды нечестивых агарян к державе твоей, волею своею оставив свой патриарший престол от басурманской обиды и многих налогов. И ты, праведный государь, по своему царскому рассмотрению, меня иностранца призрел, и своим царским многим жалованьем мою нужду исполнил, и свою царскую жалованную грамоту, за своею золотою печатью, мне пожаловал, чтобы присылать мне, богомольцу твоему, на всякий год, ради моего жало­ванья, по мой век. Твоя царская премногая милость как солнце сияет во всю вселенную, не только надо мною одним, богомольцем твоим. Ныне ты, государь, на земле царь учинился православным христианам и убежище, а великий господин, святейший Никон, Патриарх Москов­ский и всея Руси, по благодати Божией, глава Церкви и исправление сущия православныя христианския веры, приводить словесных Хри­стовых овец во едино стадо, чтобы получить им Царство Небесное и слышать им глас Господень: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царствие Небесное искони со Мною (Мф. 25, 34); к пастырю же, государь, глас Господень “благой рабе и верный, вниди в радость Господа твоего”. И я, богомолец твой, за твое царское неизреченное жалованье ко мне беспомощному, должен по свой век молить Господа Бога о твоем многолетном здравии и покорении врагов видимых и не­видимых к подножью твоему, и во весь греческий род твое царское благородие возвещать, потому что ты, великий государь, имеешь благо­дать от Бога к странным и нищим, и бедным и утесненным, и из своих царских несчетных сокровищ помощь творишь, сколько человеколюбец Бог одарил твое величество; алчущие прибегают накормиться к тебе, и жаждущие, как на источник водный: так и мы, бедные, Божиим изво­лением за свое согрешение лишились государей, греческих держателей, и живем ныне под областью неверного; только мы имеем столп твердый и утверждение веры и помощника в бедах тебя, великого государя, прибежище нам и освобождение.

А брату моему, государь, и сослужителю, великому господину, свя­тейшему Никону, Патриарху Московскому и всея Руси, освящать бы со­борную Апостольскую Церковь Софии Премудрости Божией! Милосер­дый государь! Пожалуй меня, богомольца твоего: вели принять тетрадь, которую я тебе поднесу, чтобы тебе ведомо было обо всем, а словесно мне, иностранцу, пред твоим царским величеством, говорить не успеть, и дерзну я у тебя милости просить, так как ты учинился вкладчиком в монастырь чудотворца Николы, ибо ты изволил церковные одежды сделать из твоей царской казны, а благоверная государыня царица пожа­ловала церковные сосуды и кадило, и ты пожалуй, соверши свою царскую милость и вели дать свое царское жалованье, серебряную чашу на освя­щение святой воды и честной животворящий крест; да в ту же церковь надобно на стенное писание 3 000 листов золота, а краски у нас готовы, и о том, как тебе, великому государю, Господь благоволит, ибо тобою вся Греческая земля утверждена и благословением великого господина, святейшего Никона патриарха. Царь государь, смилуйся». Внизу под­пись по-гречески.

По сему челобитью велено сделать две ризы, сперва камчатные, потом из золотого атласа. В последних числах декабря отпущен был из Москвы патриарх Афанасий, и, по его просьбе, велено было дать ему на дорогу корму, со всеми старцами, на две недели, сколько да­вали ему в Москве. Но не доехал патриарх до своей обители в Галаце и, застигнутый на пути болезнью, остановился в обители Лубенской.

Обитель сия, в благословенных пределах Малороссии, сооружена незадолго до прибытия святителя Афанасия, в 1619 году, по благосло­вению епископа Перемышльского Исайи, соименным ему игуменом Густинским, на иждивение княгини Раины Корибутовой, урожден­ной княжны Вишневецкой, которая была замужем за правителем, или старостою, области Овручской и, по своему православному проис­хождению, особенно покровительствовала православным. Церковь во имя Преображения была в то время еще деревянная и довольно убогая по скромным началам святой обители; только сорок лет спу­стя усердием гетмана Самойловича поставлена на ее место нынешняя великолепная церковь, которая красуется на вершине лесистой горы, слывущей Фавором Мгарским, по имени ближайшего селения, ибо она столь же высоко господствует над окрестными долинами, где между рощей извивается красивая речка Сула.

Время пребывания святителя Афанасия в обители Лубенской было весьма коротко, ибо не ранее февраля месяца он достиг ее на обрат­ном пути из Москвы, вероятно, уже истомленный от долгого зимнего странствования, которое обременительно было для его старческих сил. Быть может, хотел он дождаться здесь весны и отпраздновать Пасху, но Господь призвал его к Себе на Вечную Пасху после многотрудного подвига 5-го апреля 1654 года. Предчувствуя приближение кончины, святитель Афанасий составил краткое духовное завещание, в котором распределил часть принесенной им милостыни царской по различным церквам и монастырям Греческим и Волошским, оставив некоторую часть и Лубенской обители в залог своей благодарности за оказанное ею гостеприимство.

Еще во время проезда своего чрез Чигирин заранее отправил он в Яссы 8 000 талеров милостыни царской, для большей безопасности, чрез купцов греческих Зота и внука его Ивана, взяв с них расписку, при свидетельстве двух своих присных, архимандрита Дионисия и иеромо­наха Неофита, которые должны были представить сию расписку трем первостепенным игуменам Ясским: соборной церкви святой Параске­вы и двух обителей Архангела Михаила и святителя Николая, чтобы от них получить посланные деньги. Из этой суммы душеприказчики святителя должны были послать на гору Синайскую 3 000 талеров, 300 во святой град Иерусалим и 300 в обитель святой мученицы Ана­стасии, обретавшуюся в Солунской его епархии, а 1 600 талеров были распределены на 20 великих монастырей Святой Горы Афонской. Ни­кто из присных не был забыт умирающим пред его исходом. Двум своим племянникам, иноку Иеремии и Антонию, назначил он 1 000 талеров, и 100 тому, кто их доставит; по 100 талеров получили бывшие при нем четверо служителей, столько же иеромонах Неофит, и 80 архидиакон Христофор; но архимандриту Дионисию не было отказано денег не­известно почему. Из тысячи четырехсот талеров, которые находились налицо, велел он употребить сто на свое погребение, а триста на соро­коуст и вечное поминовение за упокой души своей.

Царскую жалованную грамоту, или хрисовуллу, писанную на ба­гряном атласе, с золотой печатью, в сто червонных весом, святитель Афанасий поручил своим душеприказчикам, архимандриту и иеро­монаху, отнести в Галац, в свою обитель святого Николая чудотворца. Они же должны были доставить на гору Синайскую, по особенному его уважению к сей пустынной обители, которую, вероятно, посещал в юные свои годы, часть священной утвари при нем бывшей: саккос багряный с митрою, панагией и полным облачением архиерейским и серебряные сосуды с крестом и кадильницей; архиепископу же Си­найскому Иосифу шубу соболью и атласный подрясник; другую шу­бу, покрытую черным сукном, оставлял святитель на память по себе игумену обители Лубенской – Петронию, а прочие келейные одежды архимандриту Дионисию и иеромонаху Неофиту; возок свой с четырь­мя конями завещал игумену Ясскому, соборного храма святой Параске­вы. В заключение же умолял, чтобы не было нарушено его завещание ни со стороны духовных властей греческих, ни русских, состоявших под державою гетмана и паствою митрополита Киевского Сильвестра, и никто бы не тревожил, ради его наследства, верных его служителей. Посему, кроме игумена Петрония, завещание святителя скрепили свои­ми руками: войт Лубенский, бурмистр, писарь местный и арендарь.

Местное предание гласит, будто бы святитель Афанасий, восседая на горнем месте во время чтения Евангелия, предал душу свою не­бесному Пастыреначальнику; но такое предание, вероятно, основано на том, что усопший святитель погребен был сидящим, по древнему обычаю патриархов восточных. Игумен обители Лубенской, Петроний Левкович, совершил над ним погребение и опустил святителя в склеп под амвоном деревянной церкви Преображения.

Показывают близ обители уединенный холм, где, по преданию, любил приходить молиться святитель Афанасий, и холм сей доселе слывет святительским; но едва ли, по болезненному своему состоянию, мог он пользоваться в зимнее время краткою прогулкою. Ближе от­нести частое молитвенное посещение сего холма другому Патриарху Цареградскому Серафиму, который провел несколько лет в уединении обители Лубенской.

Протекло не более десяти лет после блаженной кончины Афанасия, как уже были обретены нетленными его мощи. Митрополит Газский, Паисий Лигарид, посетил обитель Лубенскую и возвестил игумену Виктору бывшее ему на пути откровение, как явился ему сам святи­тель Афанасий и открыл о мощах своих, почивающих под соборным амвоном. Действительно, нетленными были обретены святые мощи, и митрополит, совещавшись с игуменом и братией, донес о драгоценном сокровище, таившемся в недрах земли, восседавшему тогда на кафе­дре Киевской митрополии Иосифу Тукальскому, который управлял епархией южной России как независимый экзарх патриаршей области Цареграда. С его соборного разрешения митрополит Паисий вместе с братией обители Лубенской вынесли из-под спуда мощи святите­ля Афанасия и поставили их с правой стороны собора, февраля 1-го 1662 года; память же святителя установили праздновать 2-го мая, в день памяти соименного ему великого патриарха Александрийского.

Мощи святителя Афанасия неоднократно были переносимы с ме­ста на место по случаю построения или обновления храма Лубенского, где они почивают. Когда в 1684 году благочестивый гетман войска Запорожского обоих берегов Днепра, Иоанн Самойлович, приступил, по просьбе Лубенского игумена Макария, к закладке нового велико­лепного собора Преображения Господня, то мощи святителя перенесе­ны были под колокольню, в малую церковь великомученика Георгия, и там оставались до освящения собора в мае 1692 года. Митрополит Киевский Варлаам Ясинский, которого церковная область зависела уже не от вселенских патриархов, а прямо от патриарха Всероссийского, сам освящал церковь и с великим торжеством перенес в нее нетленные мощи сидящего святителя, поставив их под аркою с правой стороны. Когда же нечаянно упали своды сего храма в 1728 году, то, по благо­словению другого Варлаама – Ванатовича – также митрополита Киев­ского, опять коснулись святых мощей и перенесли в деревянную цер­ковь Архангела Михаила, что над святыми вратами, и опять во времястрашного пожара, бывшего в 1736 году, ради безопасности перенесли мощи святителя из деревянной в каменную трапезную церковь Благо­вещения, где они оставались до совершенного обновления соборного храма в 1743 году. Тогда митрополит Киевский Тимофей, бывший впоследствии Московским, торжественно перенес их, августа в 26-й день, и поставил с левой стороны, позади клироса, у столба, против чудотворной иконы Лубенской Божией Матери, которая находится у правого столба. Был еще пожар в 1773 году, в самый день храмо­вого праздника, угрожавший совершенным истреблением обители. Испуганная братия вынесла мощи святителя уже без раки, на одном ковре, руками иерейскими, в ближайший сад с восточной стороны, и там оставались они два дня, при неумолкаемом пред ними чтении Святого Евангелия, с возожженными вокруг свечами и курящимся фимиамом, а на третий день, когда совершенно миновала опасность, игумен Паисий соборно внес их опять в храм, в уцелевшей их раке, которая впоследствии была заменена более драгоценною.

Во время двукратных пожаров, опустошивших обитель Лубен- скую, в 1736 и 1785 годах, истребились монастырские записи о чудесах, бывших при открытии и перенесении мощей святителя Афанасия. Но не оскудевало усердие к блаженной его памяти во всех пределах южной России, и ежегодно стекаются многочисленные богомольцы в обитель ко 2-му мая, в день святителя Афанасия. Из новейших знамений запи­сано, 25-го мая 1813 года, исцеление приезжавшей из Москвы княгини Волконской, которая после долголетней тяжкой болезни принесена была в церковь и положена на ковре при мощах святителя, где слу­шала Литургию и молебен, и таким же образом отнесена в гостиницу. В тот же вечер, как только услышала благовест к вечерне, поднялась она с болезненного одра своего и, к общему изумленно всех богомольцев, сама собою пришла в церковь. Она объявила бывшему впоследствии игуменом Самуилу и прочей братии, что убеждена была ехать в Лубны троекратным повелением, слышанным ею во сне; ей даже представилась обитель в лесу, на вершине горы, и в ней сидящий святитель, которого имя было тогда известно великой России. Когда же услышала о нем от родственных ей Васильчиковых и Татищевых, поспешила в обитель, несмотря на свою старость и немощь, и получила желанное исцеление.

В следующий год было другое исцеление при раке святителя, но уже более нравственное, нежели телесное. Человек, предавшийся от юности всем своим страстям и уже почти дошедший до умственного помешательства, почувствовал, наконец, нужду в покаянии и решился идти на богомолье в Киев. По дороге зашел он с братом своим в Лубны и там во время Литургии, которой прежде не мог слушать по душевному расстройству, обратился молитвенно к святителю Афанасию, и внезап­но исцелилась душевная его болезнь; припавши к мощам святителя, он целовал их со слезами раскаяния, и в ту минуту ему представилось, что сам святитель как бы живой пред ним сидит и лицо его, как лицо Ангела Божиего.

В ближайшее к нам время проживавшая в Орле благородная жена Елизавета Толстая, будучи уже при двери гроба от нервной горячки, получила нечаянно от своих родственниц икону святителя Афанасия. Как только внесли икону сию в дом ее, она погрузилась в глубокий сон и тотчас после молебна почувствовала облегчение.

Было несколько других случаев исцелений людей именитых и про­стых, которым являлся святитель, призывая их в свою обитель и там обещая помощь. Даже в дальней Сибири однажды явился он бесплод­ным супругам, которые скорбели о неимении чад, и утешил их обеща­нием, что скоро разрешится их неплодие. Они же принесли в обитель и дарованного им младенца, по молитве святителя.

Харьковская уроженка, солдатка Мария, три года страдавшая слепотою, приведена была родственниками в обитель угодника Бо­жиего Афанасия, и там на Литургии, 18-го апреля 1844 года, во время Херувимской песни, прозрела внезапно одним глазом, так что сама могла возжечь свечу пред ракою и поклониться мощам исцелившего ее святителя.

Еще три исцеления, на расстоянии нескольких лет совершившие­ся над одним и тем же лицом, купеческою дочерью города Полтавы, Евфросинией, в замужестве Велбасовою, свидетельствуют о неоскуде­вающей помощи святителя Афанасия, когда молитвенно к нему при­бегают; они засвидетельствованы письменно в обители родственниками исцелевшей. Будучи еще девицей, в 1829 году, она страдала глухотой и на праздник Казанской Божией Матери увидела во сне сидящего свя­тителя Афанасия. Утром, при совершении молебна угоднику Божиему, почувствовала, как будто кто возложил на нее руки, и в ту же минуту, в присутствии обрадованной ее матери, миновалась ее глухота. Год спу­стя, страдая нервною горячкою, она была привезена в обитель Лубен- скую и, подъезжая к ней, почувствовала необычайную радость. После утрени, на молебне, ей показалось, как будто в груди у нее оторвалось нечто твердое, и вслед за тем прекратился удушливый кашель, и болезнь ее совершенно оставила. Чрез семь лет, будучи уже в замужестве, она опять подверглась нервным припадкам, даже до обморока, и однажды в сонном видении увидела пред собою святителя Афанасия, который, по ее молитве, снял с себя митру и прикоснулся болящей, повелевая ей встать и прославить Бога. При сих словах она пришла в себя и спустя несколько дней совершенно выздоровела.

Много таких утешительных явлений милости Божией, чрез Его угодника Афанасия, сохранилось в памяти обители Лубенской, и они чаще совершаются при многочисленном стечении народа, бывающем ежегодно 2-го мая; ибо обитель сия совершает праздник своего заступ­ника не в день блаженной его кончины, 5-го апреля, но в день его Ангела, великого Афанасия, патриарха Александрийского. Усердие граждан пол­тавских соорудило святителю великолепную серебряную раку, в 4 пуда весом, и святые мощи его были переложены с большим торжеством в сию раку 2-го мая 1819 года благоговейным епископом Полтавским Мефодием и настоятелем обители Лубенской Кириллом. Они постав­лены на прежнем месте за клиросом, между столбами, под сенью при­дела святителя Николая, который устроен на хорах церковных. Таким образом, Лубенский чудотворец, высоко сидящий на патриаршей своей кафедре, с которой дарует исцеление притекающим к его покрову, сам как бы покоится под кровом другого великого угодника Божиего, чудо­творца Мирлиийского, из мирной обители коего, в земле Молдавской, пришел искать себе последнего приюта в гостеприимной и единоверной земле Русской (Извлечено из брошюры: «Жизнь святителя Афанасия»).

Перенесение мощей святых князей Бориса и Глеба

О жизни и кончине см. 24 июля. Святые их мощи перенесены во вновь сооруженную в Вышгороде церковь в 1072 году, и затем в Выш- городе же в каменную, построенную вместо деревянной, в 1115 году,

2–              го же мая. С особенною торжественностью празднуется этот день в Переяславле Полтавском, где бывает крестный ход на место убий­ства святого Бориса: тут в 1839 году построена церковь, а до того была часовня, древнейшее упоминание о которой восходит к 1073 году.

Празднование в честь Путивльской-Смоленской Иконы Богоматери

Сия святая икона явилась в городе Путивле у бывших Никольских ворот 2 мая 1635 года в первом часу дня. Об этом явлении записано на киоте иконы. Находится в Путивльском монастыре722.

День четвертый. Память преподобных братьев Алфановых Никиты, Кирилла, Никифора, Климента и Исаака

Они были посадники и преставились в XV веке. Прежде мощи их почивали в Сокольницком монастыре, ими основанном, но после пожара 1775 года перенесены в обитель преподобного Антония Рим­лянина. Сведения о них см. 17-го июня.

День пятый. Память преподобного Михея, ученика Сергиева

Преподобный Михей жил в одной келлие с преподобным Сергием; под руководством великого подвижника он взошел на высокий степень духовного совершенства. Чистые сердцем узрят Бога (см.: Мф. 5, 8). Кроткая душа келейника Сергиева очистилась послушанием и слезами и стала созерцать небожителей на земле. Мера участия его в созерцании явления Богоматери великому наставнику показывает и меру усовер­шенствования его в духовной жизни. Раз святой Сергий, совершив пра­вило молитвы, сел немного отдохнуть, но вдруг сказал ученику своему Михею: «Бодрствуй, чадо, мы будем иметь чудное посещение». Едва произнес он эти слова, как услышан был голос: «Пречистая грядет». Внезапно осветил свет ярче солнечного. По удалении Богоматери Сер­гий нашел Михея без движения: от страха он лежал как бы мертвый. Сергий поднял его, и он спрашивал: «Скажи мне, отче, что это за чудное видение? От ужаса душа моя едва не разлучилась от тела». Серий не мог говорить от радости.

«Потерпи немного, – сказал он, – пока успокоится дух мой». Итак, великий наставник свободно видел Небесную Царицу и слы­шал слова ее; а ученик поражен был ужасом, не видел всего, но видел свет небесный. По рукописным святцам, «преподобный отец Михей, келейник и ученик святого Серия чудотворца, преставился в лето 6893 (1385) месяца мая в 6-й день», следовательно, за 6 лет до смерти наставника своего. Мощи его почивают под спудом в церкви, устро­енной над местом погребения его, в честь явления Богоматери препо­добным Сергию и Михею723.

Память местночтимой блаженной Феодосии, матери святого благоверного великого князя Александра Невского

В Новгородском Юрьевом монастыре, у южной стены собора, вро­вень с правым клиросом находится гробница, на которой положена плита из белого мрамора с надписью: «лета 1244 мая 5-го в Великом Новгороде почи о Господе блаженная великая княгиня Феодосия, честнейшая супружница великого князя Ярослава Всеволодовича, с ним же благоговейно пожи и богоугоди, от него породи святых благо­верных князей Феодора и Александра Невского и иных седмь сынов, и на конец жития иноческий образ восприимши, в нем же дано бысть ей имя Евфросиния; положена же бысть в обители святого Георгия подле сына своего, святого благоверного князя Феодора, на сем месте в каменном гробе».

Преставление Преподобного Адриана Монзенского

Родиной Адриана, в мире Амоса, была Кострома. Родители его желали, чтобы сочетался он браком, и даже нашли ему невесту. Но не того желал Амос и сделался болен. В болезни виделся ему одинокий храм между двух рек, и он слышал голос: «Здесь – твое место». Опра- вясь от болезни, Амос тайно ушел из дома родительского в Толгский монастырь и в Геннадиевой обители принял пострижение с именем Адриана. Здесь прожил он несколько лет; потом жил на Каменном острове в Спасской обители и в Павловой Обнорской пустыни. Его не оставляла мысль найти виденный храм между двух рек. В Павло­вой пустыни полюбил его старец Пафнутий, и Адриан рассказал ему давнее видение свое. В одно время вечером Пафнутий после правила лег отдохнуть. Является ему неизвестный человек и говорит: «Пошли друга твоего Адриана к востоку; место не дальше 50 верст отсюда; там увидит он преподобного мужа». Пафнутий спросил: «Кто он и как знает то место?» Неизвестный отвечал: «То место не тебе назначено». Пафнутий рассказал об этом Адриану. Адриан, по рассказу преста­релого священника Евпла, нашел в глухом месте запустелый храм, тот самый, который представлялся ему в видении. Он возвратился к Пафнутию с радостью, и они условились жить там вместе. Но неожи­данно царский указ потребовал Пафнутия в Москву, где он (1595 г.) поставлен в архимандрита Чудова монастыря. Адриан оставался при храме с тремя иноками. Место было самое пустынное, тихое и прият­ное. Но открылось и неудобство: полая вода подмывала берег и была в виду опасность, что подроется она под храм. Один старец сказал при том Адриану, что и прежний игумен хотел перенести храм с опас­ного места на другое, и указал то место. Адриан и братия положили переселиться на то место. Но явился неизвестный человек и сказал: «Не беспокойся о месте; место тебе назначено на берегу реки Монзы; ты узнаешь о нем по исцелении двух больных». По этим указаниям Адриан перенес храм и обитель на берег реки Монзы; это в 35 верстах от Галича и в 20 от Костромы, при впадении Монзы в реку Кострому. Здесь Адриан пользовался один год наставлениями и примером жизни преподобного Ферапонта. Пропитание доставали себе земледели­ем, и строитель Адриан был первым на работах. В страшный голод 1601 года обитель Адрианова неистощимо питала страдавших от голо­да. Наученные примером тружеников пустыни в те времена говорили: «Невероятный хлеб – не голод, а посконная рубашка – не нагота». Но в 1601 году хлеб был убит летним морозом, и целые тысячи умирали от голода. Преподобный Адриан, по наставлению чудного наставника своего Ферапонта, до голодного времени наполнил монастырские жит­ницы хлебом и во время бедствия общего с полною любовью помогал страдавшим беднякам. Потом литовцы напали на пустынную обитель и оставили посредине ее огонь, с злостным намерением истребить ее; но удалившиеся иноки нашли обитель целою. Блаженный Адриан скончался 5 мая 1619 года. По рукописным святцам называется он чудотворцем. Мощи его почивают в Благовещенском храме обители его, упраздненной с 1764 года724.

День седьмой. Преставление преподобного Антония Печерского

Преподобный Антоний – отец русского иночества, воспитатель того крепкого христианского духа, без которого наружное иночество легко является и легко исчезает и с которым иноческие учреждения остаются целы наперекор переворотам времени.

Блаженные Симон и Поликарп в свое время (в начале XIII в.) чи­тали «Житие святого Антония», пространное и подробное, в котором, хотя кратко, говорилось и об учениках его725. К сожалению, не дошло до нас это драгоценное описание. Нам остается восстановлять образ дивного подвижника по отрывочным сведениям древности, притом осмотрительно.

Антоний, в мире Антипа, родился в местечке Любече, в 40 верстах от Чернигова726. Здесь поныне показывается пещера, в которой юный Антипа испытывал силы свои для великих подвигов иночества727. Бог положил ему на ум, говорит преподобный Нестор, желание стран­ствовать, и странствуя достиг он Святой горы (Афонской). Здесь он осмотрел многие обители чудные и, возжелав облечься в чернеческие ризы, молил игумена одной из обителей постричь его; тот возложил на него монашеский образ, назвав его Антонием, и учил его монаше­скому чину728. Слава дивных подвигов Афанасия Афонского, который еще жив был в 997 году729, влекла на Афон не только людей простых, но многих с иераршеских кафедр, даже из дальних стран. Преподобный Афанасий ввел в своей лавре общежитие730. Но большая часть Афонских подвижников жили отшельнически, то по два и по три вместе, то со­вершенно наедине. Так под Афонским типиком X века видим подписи 50 игуменов731. Многолюдство лавры не было по душе Антонию, он искал безмолвной тишины. По сведениям афонским, избрал он Эс- фигменову прибрежную скалу и духовным старцем его был Феоктист, игумен Эсфигменовой обители, красующейся в виду скалы. Игумен благословил его подвизаться в полюбившейся пещере тем охотнее, что Антоний по близости мог иметь частое общение с старцем732. При самой подошве Афонской горы в Х веке уже видим болгарское посе­ление733. Афон с начала X века был и приютом и рассадником иночества в славянских землях734. Так и рассудительный игумен Феоктист, после того как увидел Антония окрепшим в иноческой жизни, сказал ему: «Антоний! Иди в Россию, да будешь там и другим на пользу, бла­гословением Святой Горы». Антоний повиновался. Прибыв в Киев, искал он себе места, где мог бы жить, как жил на Афоне. Варяжская пещера показывалась удобною для безмолвия. Гора Берестовая «по своей отвесной, почти отсеченной, высоте со стороны реки казалась неприступною. На ней в пещерах имели свой притон варяги, разбой­ничавшие по Днепру». Антоний избрал пещеру злодеев для подвигов святых. Это было в 1013 году735. Но кровопролития и волнения, на­ставшие после кончины Владимира, заставили Антония удалиться опять на Афон, и он подвизался там еще несколько лет736. Потом игумен повторил ему прежний духовный совет. Он нашел теперь в Киеве тишину. Это было в 1028 году737.

Преподобный Антоний не изменял раз избранного пути; он и те­перь хотел жить отшельником. Ему полюбился безмолвный Днепров­ский холм, куда уединялся и благочестивый Иларион, впоследствии митрополит. Призвав теплою молитвою благословение Божие, он вы­копал себе при подошве холма пещеру и стал жить в ней738. В глубине смиренной души своей Антоний оставался и теперь только духовным сыном Афонской горы и трудился над собою для своей вечности. К его утешению, пещера его была далека от глаз людских. Берестовский холм покрыт был тогда густым, дремучим лесом. И, однако, о дивном пе­щернике узнали люди и стали приходить к нему. Он не хотел светить другим, но жизнь его светила, и каким светом! Антоний жил для одного Господа; а для кого же и жить должны люди? В молитве, трудах и под­вигах проводил он время, не давая себе покоя ни днем, ни ночью; сухой хлеб, и то через день, был его пищею; простая вода, и та в меру, – питье его. Какая полная любовь к Господу! Какое жертвование собою для Него! К дивному подвижнику приходили и оживлялись для лучшей жизни. Одни приносили ему необходимое для жизни, по чувству люб­ви благой, и принимали благословение для дома своего; а некоторые решались и жить с ним. Никон, по сказанию Нестора, является в пе­щеру уже в сане иеромонаха; по известиям его и других, видим здесь прежде 1045 года Моисея, Леонтия, Илариона, Феодосия739. «Киевский Антоний, – говорит Нестор, – прославился как великий Антоний Еги­петский!» – и это еще при Ярославе. Великий князь Изяслав, лишь только вступил на престол, приходил (1054 г.) и с дружиною просить молитв Антония в его пещере740. Антоний сиял светом дел своих, но хранил глубокое смирение. По смирению не принимал он на себя сана священства. За пострижение двух придворных – Варлаама и Ефрема – Изяслав воздвиг гонение на пещеру Антониеву, и Антоний готов был безответно удалиться из Киева с учениками. Княжий отрок прибежал и известил о том князя. Супруга Изяслава, родом польская княжна, уговорила князя оставить иноков в покое. «За какое-то дело, – го­ворила она, – изгнаны были черноризцы, и много бед вышло из того в Польской нашей стороне». Изяслав приказал воротить уходивших иноков, и – Антоний остался, также покорный и смиренный741.

Число братии пещерной умножилось до 15, и по благословенно Антония они устроили в пещере церковь с трапезою. Для любителя уединения такое общество казалось уже очень людным. Он сказал братии: «Вот Бог собрал вас, братия, и над вами почивает благослове­ние Святой Горы, данное мне постригшим меня игуменом, а от меня перешедшее на вас. Живите теперь сами, я назначу вам игумена, а сам хочу идти в другую гору жить наедине, как привык издавна». Назна­чив в игумена Варлаама, сам он в расстоянии 100 саженей от прежней пещеры выкопал себе новую пещеру, ту, которая и поныне называется Антониевою, или ближнею. Смирение его не хотело носить на себе зва­ние игумена; власть передал он другим. Но уединяясь в новой пещере, он не переставал быть великим отцом и наставником для всех, по со­знанию братии. В особенных случаях игумен и братия обращались к Антонию за наставлениями, и любовь его не отказывалась давать советы и помогать. Так он не только одобрил (1057 г.) рассуждение братии о нужде построить монастырь на горе, но послал предложить от его имени великому князю: «Князь мой! Бог умножает братию, а место у нас тесное: не дашь ли ты нам ту гору, что над пещерою?» И великий князь исполнил смиренную просьбу великого подвижника. Точно так же сам Антоний назначил Феодосия в преемника Варлаама742. Любовь его к искренним подвижникам простиралась до того, что сам он носил пищу каждый день заключившемуся в затворе Исаакию, и это продолжалось 7 лет743. Дух его постоянно пребывал с братиями, и крепкие молитвы его низводили на сердца их благодать небесную, возращавшую и укреплявшую их в жизни духовной. Его незримою по­мощью умножалось число братии у игумена Феодосия и обитель росла видимо. Преподобный Нестор справедливо сказал: «Много монасты­рей поставлено царями, боярами, богатством: но не таковы они, как поставленные слезами, постом, молитвою, бдением; Антоний не имел ни золота, ни серебра, но слезами и постом приобрел он очень много»744.

Изнурение тела постом, очищение духа молитвою и Богомыслием до того возвысили дух Антония, что в нем был не только дух совета и мудрости, но дух чудес и откровений чрезвычайных. Больные полу­чали исцеление, принимая простую пищу Антония745. В 1067 году по­ловцы вторгнулись в Россию. Князья Изяслав, Святослав и Всеволод решились сразиться с ними на реке Альте и пришли за благословени­ем к Антонию. Антоний со слезами предсказал несчастную для них битву. Устрашенный тем военачальник «Симон, пав к ногам старца, молил о своем спасении. Блаженный сказал ему: “Сын мой, многие падут от меча острого, преследуемые врагами; вы будете смяты, из­ранены, потоплены в воде; но ты останешься жив и будешь положен в храме, который построен будет здесь”». Слова великого Антония исполнились во всей точности. Князья потерпели сильное поражение на Альте. «Израненный Симон лежал среди убитых. Подняв взор к небу, увидел он церковь великую. “Господи! – сказал он. – Избавь меня от сей горькой смерти, молитвами Твоей Матери и преподоб­ных Антония и Феодосия” – И внезапно какая-то сила исхитила его из среды мертвых, и он исцелен тотчас»746.

Затем последовало искушение для святого. Вследствие несчастной битвы на Альте киевляне, недовольные великим князем Изяславом, заставили его бежать в Польшу, а Всеслава, которого Изяслав вопреки клятве держал в заключении, возвели на престол. Спустя 7 месяцев Изяслав возвратил себе Киев и начал гневаться на Антония «за Все­слава»; если Антоний и принимал бывшего темничника Всеслава, то ко­нечно только в духе любви святой; но Изяслав считал это оскорблением себе и восстал с гневом на Антония. Услышав о неудовольствиях про­тив Антония, Черниговский князь Святослав прислал за Любчанином Антонием и взял его в Черниговский Елецкий монастырь, незадолго пред тем основанный на месте явления иконы Богоматерней на ели747. Другу уединения особенно понравилась Болдина гора, покрытая лесом, и он ископал в ней себе пещеру; князь Святослав, по его воле, построил подле пещеры храм пророка Илии, и по благословению Антония скоро собрались здесь иноки748. Так смиренный Антоний и гонение на него обратил в славу Божию.

Изяслав, уважавший в душе Антония, скоро почувствовал, что со­грешил он пред человеком Божиим, неосторожно увлекшись движением гневного самолюбия. Он послал упросить Антония возвратиться в Киев, и Антоний возвратился в ту пещеру, в которой жил до удаления в Черни­гов749. Для Антония за унижением земным следовала слава неба. В Печер­скую обитель пришли из Константинополя четыре зодчих и спрашивали: «Где строить церковь?» «Что это значит? Кто прислал вас?» – спросили их. Греки рассказали следующее: «Каждый из нас был в своем доме, и к каждому рано утром пришел посланный и сказал: “Царица зовет тебя во Влахерн”. Мы явились и увидели Царицу, окруженную свитою. “Хочу построить Себе церковь в России, в Киеве; возьмите денег на три года и идите, стройте”, – сказала нам Царица. Мы спросили: к кому пойдем мы, в незнаемую сторону? “Вот к ним – к Антонию и Феодосию, ко­торые явятся там”, – сказала Царица, указав на двух стоявших вблизи Нее. К чему нам так много денег? предложили мы. Царица отвечала: “Сей Антоний лишь благословит вас на труд, отойдет на вечный покой; на другой год последует за ним Феодосий. Итак, берите денег больше. Впрочем, никто так не заплатит вам, как Я; Сама Я буду осматривать церковь и хочу пребывать в ней”. Она дала нам и мощи святых мучени­ков Артемия, Полиевкта, Леонтия, Акакия, Арефы, Иакова и Феодора. “Это положите, – сказала Она, – в основание церкви; церковь будет Богородичная”, – и дала нам икону». Окончив рассказ, зодчие повто­рили вопрос: «Где же строить церковь?» Антоний сказал: «Подождите три дня». Затем обратился он к крепкой молитве и испросил чудесное указание на место храма. По молитве святого, в одну ночь на избранном месте было сухо, а все окрестности покрыты были росою; в другую ночь одно оно оросилось, тогда как ближние места были сухи750. Благословение места для великой Печерской церкви было последним земным делом дивного Антония. На 90 году своей жизни за год до кончины святого Феодосия, мая 7 дня 1073 года, он мирно предал дух свой Господу751.

Мощи преподобного Антония почивают под спудом, в той самой пещере, где подвизался он752. Глубокое смирение хранил он во всю зем­ную жизнь свою; смирением закрывается он от славы человеческой и за гробом. Не раз пытались открыть святые мощи его, но останавливаемы были силою. Кальнофойский пишет: «когда москали захотели взять из гроба мощи святого, то святой, по воле Божией, раз прогнал огнем, чего и теперь есть знаки, а другой – водою»753.

Страдание святого Пахомия

Блаженный Пахомий родился в Малороссии от родителей благо­честивых. Еще в молодых летах взят он был в плен татарами, которые продали его турку, кожевнику в городе Усаки, что в Филадельфийском округе Анатолии. Покупщик, чтобы извлечь больше выгод из своей по­купки, учил Пахомия кожевенному ремеслу, но старался научить и сво­ей вере. Блаженный скоро понял ремесло, но ненавидел веру господина своего и всячески уклонялся от ее обрядов. Турок не раз бранил не­вольника, не раз наказывал побоями и лишением пищи: мужественный раб Христов переносил все за благочестие отеческое. В продолжение 27 лет неволи он с полным усердием служил господину своему и таким поведением приобрел доверенность его к себе; турок хотел даже видеть его зятем своим и готов был передать ему наследство, лишь бы он от­рекся от Христа.

Добрый раб Христов хранил чистоту совести и богатство с утеше­ниями брака счел пустотою в сравнении с христианскою верою, незаме­нимою ничем для вечности. Господин его, убедясь в непоколебимости раба, не стал более насиловать совести его и за долгую службу дал ему свободу, предоставив ему идти куда хочет. Во время приготовления к пути Пахомий тяжко заболел и лежал почти без чувств. Соседние турки, узнав, что невольник получил свободу, не приняв магометанства, положили, что не тому быть должно. Они одели больного в турецкую одежду, хотя и не обрезали, а разгласили, что он отрекся от Христа и стал магометанином. Исповедник Христов, глубоко огорченный на­силием, поспешил удалиться в Смирну и здесь, сбросив с себя турецкую одежду, отплыл на Святую Гору.

На Афоне в обители святого Павла, найдя иеромонаха строгой жизни Иосифа, блаженный открыл свою душу и упросил старца при­нять его к себе в послушание и постричь в иночество. Двенадцать лет провел он под руководством Иосифа, изучая жизнь духовную. Потом, услышав о чудной жизни преподобного Акакия Кавсокаливита, пере­шел в суровую пустынь его и провел с ним шесть лет. Здесь, питаясь трудами рук своих, он столько известен стал по совершенству жизни, что считался образцом для пустынных братий; особенно отличался он кротостью, приветливостью и добродушием. Но при всех добродетелях душа Пахомия жаждала еще подвига исповеднического: он тревожил­ся сомнением, не вылетели ли во время болезни его какие-либо слова отречения от Господа, когда турки одели его в свои одежды, не посра­мил ли он чем-либо имя христианина? Он открыл старцу Иосифу свое желание. Старец, полагая, что желание его – плод гордости духовной, строго бранил его за желание исповедничества. Пахомий оставался при своем желании. Духовник Иосиф испытывал его целый год, возлагая на него разные епитимии, и нашел его готовым на все. Затем оба они открывали свои мысли наиболее добродетельным отцам Святой Горы; но все одобрили тайную мысль Пахомия; а блаженный Акакий утверж­дал Пахомия на страдальческий подвиг молитвою и советами. Пахомий оставил Святую Гору, сопровождаемый духовником своим Иосифом.

Прибыв в город Усаки, Иосиф остался в гостинице; а Пахомий по­шел прямо в дом господина своего и оттуда на базар, чтобы узнали его.

Турки, узнав, схватили и повели его к судье; они объявили, что это – тот самый раб, который во время болезни отрекся от Христа и оделся в зеле­ные одежды, а теперь ходит в монашеской одежде. «Правда ли это?» – спросил судья. Пахомий отвечал: «И на уме у меня не было отрекаться от Христа: признавал и признаю христианскую веру святою и чистою, и готов перенести все муки за свое исповедание». Судья, осыпав его бра­нью, объявил, что так как раз отрекся он от Христа, то не может более носить одежды христианской и должен выбрать одно из двух – или со­всем отказаться от Христа, или принять смерть. В ответ на это услышали слова исповедника: «Да не будет того, Христос Царь мой, чтобы я и тай­ною мыслью отрекся от имени Твоего; готов я по любви к Тебе и в огонь, и на всякую смерть». Судья велел бросить Пахомия в смрадную темницу.

Пахомий счел темницу раем, хотя был в ней без всякого челове­ческого утешения. На третий день осудили его на смерть. Вести о том обрадовался он как самой сладкой вести; прославляя Бога, он провел всю ночь на молитве.

На рассвете представили его в суд, и судья сказал: «Вот ты осужден на смерть за твое упорство; смотри, чтобы позже не каяться». Пахомий отвечал: «Тысячу смертей готов перенести за Христа моего; пусть ис­полняют приговор». Исполнители казни повели связанного мученика за город, туда, где режут овец. Одни из турок осыпали Пахомия бранью, другие уговаривали отречься от Христа: мученик шел, углубленный в молитву, и на месте казни стал на колени. Палач в тревоге души медлил отсечь ему голову и шептал на ухо, чтобы отрекся от Христа. Твердый подвижник отвечал: «Не теряй напрасно времени, исполняй, что при­казано». Тогда отсекли ему голову. Спустя три дня христиане взяли священные останки и погребли. Исполнитель казни помешался в уме и в страшных воплях умер. Духовник Иосиф, услышав о чудном подвиге Пахомия, прославил Бога и, придя на место, где еще лежало тело муче­ника, говорил со слезами: «Ты получил, чего давно желал, добрый сын мой Пахомий, моли же Господа обо мне и обо всех призывающих твое имя». Спустя несколько времени напал на Иосифа страх малодушия: но в сонном видении явился ему мученик и сказал: «Не бойся, старец, не потерпишь муки». С этими словами исчез страх в душе Иосифа. Одна благочестивая христианка тех мест, страдавшая с юных лет жестокою головною болью, призвав на помощь мученика, помазала каплями крови его больную голову и освободилась от многолетнего недуга своего; в па­мять исцеления своего велела она написать лик мученика. Блаженный Пахомий пострадал в день Вознесения Господня, мая 7-го 1730 года. Священные останки его хранятся на острове Патмосе, в обители святого Иоанна Богослова, где каждый год совершается память его754.

Празднование в честь Любечской Иконы Богоматери

Святая икона, известная с давних времен, находится в Воскресен­ской (бывшей монастырской) церкви местечка Любеча, Черниговской епархии. Святитель Димитрий Ростовский в своем Дневнике гово­рит о многих чудесах от нее. Она была обновлена в Киеве (1701 г.) и по распоряжению митрополита Варлаама Ясинского возвращена в Любеч двумя иеромонахами и поставлена в только что сооружен­ную церковь Воскресения в монастыре. В Киево-Софийском соборе имеется список с нее, привезенный из Любеча в 1690 году митропо­литом Гедеоном755.

День восьмой. Память святой Эмилии, матери Василия Великого, Макрины и Феозевии, сестер его

Бабка, мать и две сестры Василия Великого, по благодати Божией, были искренние, дивные рабыни Божии756. Блаженная Эмилия в юных летах своих сильно желала остаться девственницею до смерти. Но, рано лишившись матери и отца, у которого гнев императора отнял имуще­ство и жизнь, принуждена была поступить не по желаниям своим.

Редкая красота выставляла ее предметом искательств молодежи, так что был замысел похитить ее. Безродство и опасности для души заставили ее искать себе опоры в благочестивом муже, а общее мнение о высоких качествах адвоката Василия расположило согласиться от­дать руку Василию.

Юная супруга Василия нашла себе великую наставницу в мате­ри мужа своего святой Макрине. Бабка святителя Василия Великого была дивная жена по уму и благочестию. Она была ученицею святого Григория чудотворца, епископа Неокесарийского. Во время Диоклети- анова гонения, продолжавшегося при Галерии и Максимине, она и муж ее были в числе тех, которые лучше решились скитаться из одного ме­ста в другое, терпеть нищету, голод и все беды, чем изменить вере. Они в 305 году удалились в леса Понтские и семь лет пробыли скитальцами. В дремучем лесу лишены они были всякого человеческого пособия, до­ходили до крайнего недостатка в пище; но Бог, по молитве их, посылал им дивную помощь. Прекрасные козы, спускаясь с горы, легко подходили к ним и сами отдавались в их руки. Этот видимый покров Всевышнего подкреплял изгнанников в терпении и борьбе за веру. При Ликинии (в 320 г.) конфискованы были имения их. Макрина оставалась твердою в вере. Понятно, как много такая великая жена значила для молодой супруги Эмилии. Внук ее, великий Василий, писал в свое время к Нео- кесарийцам: «О вере моей какое доказательство может быть яснее того, что воспитан я бабкою, блаженною женою, которая по происхождению ваша? Говорю о пламенной Макрине, от которой изучил я слова блажен­нейшего Григория, которые и сама она сохранила, как дар предания, и на нас, еще малютках, напечатлевала, образуя нас догматами благочестия»757.

Василий и Эмилия жили одними мыслями и чувствами христи­анскими.

Эмилия, с согласия мужа, кормила бедных, успокаивала стран­ных, помогала больным, делала пожертвования храмам. Хотя родители обоих супругов лишены были почти всего состояния своего во вре­мя гонения за святую веру, но Бог за добрые дела супругов так умно­жил земную собственность их, что не было в том краю никого богаче их. Они владели землями в трех провинциях: в Понте, в Каппадокии и в Малой Армении. Впоследствии каждый из детей имел на своей доле более, чем сколько получил отец. Когда родился сын Петр, отец умер, и на руках Эмилии осталось девятеро детей. Всех воспитала она в глубоком благочестии. Трое из них были епископами: Василий, Гри­горий, Петр. Святитель Григорий Назианзский с восторгом говорил об Эмилии: «Она подарила миру столько и таких светильников, сыновей и дочерей, брачных и безбрачных; она счастлива и плодовита, как ни­кто. Три славных священника; одна участница в тайнах священства; и прочие – лик небожителей. Изумляюсь, какая это богатая семья Эмилии! Благочестивая кровь Эмилии – собственность Христа; таков корень! Превосходнейшая! Вот награда твоему благочестию: слава сы­новей твоих, с которыми у тебя одни желания»758. Сын Василий Великий с торжеством указывал врагам своим на то, что его учила вере мать его Эмилия759. Внучки Эмилии, дети одной из дочерей ее, начальствовали в Кесарийской обители760.

Старшая из детей Эмилии была Макрина, и Макрина была по­мощницею матери для земли и неба. Богу угодно было, когда Эмилия была беременна в первый раз, возвестить ей об этой дочери и показать, чем будет дочь. Она видит во сне, будто носит на руках дочь и будто старец величественного вида, подойдя к ребенку, три раза назвал ее Феклою. Эмилия проснулась и родила так легко, что едва кончился сон, родилась дочь. С того времени мать и отец были убеждены, что данное дочери имя – предвозвестие о качествах дочери, близких к качествам святой девы Феклы. В дом призвана была кормилица; но ребенок почти не сходил с рук матери, был покоен только на ее руках.

Эмилия глубоко понимала обязанность матери. Если мужчина в толкотне жизни и заботе о ней не всегда внимателен к себе самому, то тем более далек от него постоянный надзор за раскрытием склон­ности и понятий в детях. Потому преимущественно на матери лежит долг надзора за развитием душевных и телесных сил дитяти. Несчаст­на мать, которая не хочет знать своего призвания, столько высокого! Эмилия дорожила этим призванием. По-видимому, не беззаботна бы­вает иная мать о детях: но – по опыту оказывается, что она все-таки не выполнила своего долга. Отчего это так? Оттого, что не тому и не так учила детей, чему и как должно учить. Воспитание Макрины тем более заслуживает внимания, что сама Эмилия приняла его за образец, по которому воспитывала других детей и особенно дочерей, и нельзя не пожелать, чтобы и другие родители следовали этому образцу. Греки начинали учение детей почти всегда с басен и некоторых пиитических произведений, точь-в-точь как наши милые педагоги-прогрессисты. Эмилия увидела, что в языческих произведениях много мыслей и кар­тин, оскорбительных для чистой души. (Когда бы в прославляемых прогрессистами было меньше!) Потому она приняла за учебные книги священные песни Давида и притчи Соломона. Из них выбирала она не­которые места молитвенные или хвалебные, или с уроками жизненной мудрости, и заставляла выучивать их наизусть. Так, чем бы ни зани­малась Макрина, священные стихи и наставления были постоянными ее спутниками-надзирателями (а не распущенные педагоги). Эмилия учила дочь и пению, но не давала ей петь песней Анакреона и Сафо. Все, что могло оставлять в юной душе впечатления гнилости и смрада нрав­ственного, мать удаляла от взора и слуха юности. Матери сами водили детей (долгом считают водить и ныне) в театр и амфитеатр. Эмилия признавала, что и то уже невознаградимый вред от театральных сцен, что они отучают душу от любви к труду и приучают к легкомыслию и рассеянности761. Она обучала дочь женским рукодельям и домашнему хозяйству, тем более что труд физический укрепляет ее здоровье. Так ли ныне? Вот почтенный родитель и родительница гуляют со своими детьми. Около них идет молодой человек. Меньшему семилетнему сыну стало жарко, и он снял с себя бархатный кафтанчик. Молодой человек тотчас же предлагает свои услуги, берет и несет кафтанчик, в котором весу фунт. Родительница вступилась и, взяв кафтанчик и передавая его сыну, говорит робко: «Пусть приучается». Конечно, слава Богу и за то, что «Пусть приучается!» Но, милая мамаша! Добры ли вы к сыну и к себе, что сынок тяготится фунтиком тяжести, и вы готовите себе из него тяжести разного сорта? Не будьте ниже самки. После домаш­них занятий Эмилия водила дочь в храм Божий слушать священные песни и молитвы. Сын ее, уже святитель, писал «юношам о том, как пользоваться языческими сочинениями»762: так много значила педаго­гика Эмилии.

Макрина, пришедшая в возраст, была красавицею по телу и по душе. Обороняя душу ее, скрывали ее от взоров нескромных. Но не­которые успели видеть ее, другие узнали о прекрасных качествах души ее. Потому стали искать руки ее. Отец выбрал для дочери достойного жениха и сказал об избранном; но Бог, готовивший для чистой голуби­цы другую атмосферу, устроил по-своему. Тогда как избранный жених старался укреплять в семействе Макрины доброе мнение о себе защи­тою невинно обвиняемых, послана ему болезнь, и он скончался. Это решило будущность Макрины. Когда родители предлагали ей других женихов, она отвечала: «Жених мой не умер, он только в отлучке; за­чем же изменять ему?» Теперь Макрина более прежнего старалась быть полезною для матери. Несколько служанок не могли столько выпол­нить услуг, сколько выполняла одна Макрина. И мать нежно любила ее. «Других детей, – говорила она, – носила я лишь некоторое время, а с Макриною не разлучалась никогда». От этой связи дочери с матерью польза была для обеих, и польза неоценимая: мать управляла чувствами и помышлениями дочери, а дочь до такой степени заботилась о матери, что собственными руками пекла для нее хлеб и шила белье. Когда умер отец семьи, Макрина была главною помощницею матери по управле­нию имениями, находившимися в разных областях. Важнее же было то, что Макрина имела влияние на нравственный быт всей семьи. Хо­тя мать стояла на высокой степени нравственной жизни; но Макрина нечувствительно вела ее выше и выше примером самоотверженной своей жизни. Она внушала брату Василию предаться исключительно изучению Евангельской мудрости. Она образовала Петра, быв для него второю матерью и наставницею. Когда все братья и сестры могли уже заведовать собою, она склонила мать удалиться с нею в монастырь.

В такой решимости мать и дочь построили обитель в Понте, на бе­регу реки Ириды, не вдали от горы Ивора. Там, отстранив все, что могло рассеивать их, изменили они образ жизни, служанок своих обратили в подруг своих и предались преимущественно молитве.

Святитель Григорий так описывает пустынную жизнь их:

«В отношении пищи и питья не было в общине никакого различия, как и в отношении келлий или убранства и других потребностей жизни. Неравенство состояний, сословий, значения в прежней светской жизни здесь не оставляло никакого следа. Жизнь, которую они вели, была так свята, добродетель так высока, что не умею описать. Их точность в ис­полнении обязанностей устава днем и ночью соответствовала рвению, которым они пламенели. Их можно было сравнить с теми блаженными душами, которые, выйдя из оков тела, парят к небу; сердца их так были очищены от всего земного, что, можно сказать, жили они, как Ангелы. Нельзя было уловить на них признака гнева, зависти, подозрения или ненависти. Они отбросили от себя всю светскую суету, – желание отли­чия, известности, блеска. Наслаждение их заключалось в воздержании, слава в безвестности, богатство – в неимуществе, сила – в немощи; все мирское стряхнули они с себя, как пыль. Всякую минуту считали потерянною, если бы употреблена она была на что-нибудь наружное и гибнущее. Занятия их состояли в молитве и пении псалмов, не пре­рывавшемся ни днем, ни ночью».

Блаженная Макрина восходила от совершенства к совершенству, с твердостью побеждая в себе проявления порчи природы.

Относительно житейских нужд помогал Макрине и обители бла­женный Петр, который ею был воспитан и который теперь платил ей за ее добро усердными заботами о сестре и матери: он жил не вдали, в другом монастыре, который построен был матерью и где сперва под­визался святитель Василий. Последний по временам также помогал сестре и матери.

Мать и дочь посещены были неожиданною потерею. Навкратий, второй сын Эмилии, принесен был мертвым из пустыни вместе с слу­гою, и никто не мог объяснить причины смерти их. Макрина тем изуми­тельнее была в этом случае, что потрясенная до глубины сердца потерею любимого брата, она до того превозмогла чувства свои мыслями веры, что успокоила тем и мать неутешную. «Не было ни воплей или стонов, ни слез и других обыкновенных проявлений жестокой горести матери и сестры; было только все достойное жен, посвятивших себя Богу».

Как сильна была духом блаженная Макрина, как близка была душа ее к Господу, это открылось по особенному случаю. Под шеей Макри- ны, на груди, образовался чрезвычайный нарост: предполагали, что это – внутренний нарыв, и считали необходимым сделать хирурги­ческую операцию, дабы иначе болезнь не распространилась на легкие и печень и не причинила смерти. Мать упрашивала Макрину согла­ситься на выполнение врачебного совета: врач дан Богом для пользы нашей, говорила нежная мать. Но высокая девственница решилась лучше переносить все страдания, чем обнажить тело свое перед гла­зами оператора. Она обратилась с надеждами к Господу. Пробыв при матери до всенощного бдения, она уединилась в моленную монастыря и провела там всю ночь в слезах, умоляя Небесного Врача явить над нею Свою волю. Взяв потом несколько земли, омоченной ее слезами, она приложила ее к больной части тела. Надежды ее не были обмануты. Возвратясь к матери, она сказала, что если желает ей выздоровления, то пусть осенит болящее место крестным знамением. Мать хотела ис­полнить это; но, приложив руку к груди дочери, заметила, что нарост исчез; остался только знак, как будто место уколото было иглою. «Богу угодно было, – говорит святитель Григорий, – оставить этот след как памятник совершившегося чуда».

Эмилия, достигнув глубокой старости, должна была наконец испы­тать общую долю смертных. Из детей ее были при ней только Макрина и Петр. Чувствуя близость кончины, она с невыразимою нежностью говорила присутствующим об отсутствующих и молитвою за детей окончилась святая жизнь ее, мая 8-го, 375 года763.

Не прошло четырех лет после того, и вот умер святитель Василий Великий (1 января 379 г.). Если смерть его погрузила всю Церковь в глубокую печаль, то как же должна была страдать Макрина, когда весть о его смерти дошла до ее пустыни? Она понимала значение его для современной Церкви и она же была нежная сестра его. Но как зо­лото очищается огнем, так душа великой девственницы, перейдя чрез три тяжкие для нее потери, отрешалась от земного.

Прошло 9 месяцев после того. В Антиохии был собор, на котором присутствовал святитель Григорий Нисский. Он спешил видеться с се­строю Макриною после потери брата. «За день до прибытия было мне, – говорит он, – во сне видение. Казалось, что несу я на руках мученические мощи и от них исходил такой свет, что я не мог смотреть на яркость его. Три раза в ночь было это видение. И я не мог понять значения видения; только какая-то грусть была в душе моей. Приближаясь к обители, где сестра проводила ангельскую жизнь, спросил я одного из многих встре­чавших меня: там ли брат мой? Он отвечал, что брат за четыре дня вы­ехал, а сестра больна. Я поспешил; сердце мое сжалось во мне.

По прибытии в обитель и храм ее, я пошел к сестре в келлию. Она лежала не на кровати, не на матраце, а на земле, на доске, покрытой вла­сяницею; вместо подушки под головою ее была другая доска, наклонно положенная. Сестра была очень больна и, когда увидела меня, не имея возможности встать по слабости, приподнялась на нищенском своем одре, чтобы принять меня с честию. Я подбежал к ней, успокоил, уложил ее; тогда, подняв руки к небу, сказала она: “Благодарю Тебя, Господи Боже мой! Ты исполнил желание мое, внушил рабу Твоему посетить Твою рабыню”.

Она старалась скрыть от нас тяжесть дыхания и, чтобы усладить печаль нашу о ней, усиливалась улыбаться, говорила с нами о предметах приятных для нас. Речь склонилась к покойному Великому Василию. Я не мог воспретить горести выразиться на моем лице. Но она, вдох­новенная высокими мыслями, говорила нам с такою возвышенностью о дивном смотрении Божием, простирающемся на все случаи земной жизни, что моя душа, увлекаемая за нею, парила над всеми природны­ми чувствами и улетала на небо. Потом я не мог надивиться, как она, снедаемая лихорадкою, которая лишила ее сил и уже разлила по исто­щенному телу холодный пот, могла сохранить полную свободу мысли, как Иов, покрытый ранами. Она легко, тонко, возвышенно объясняла состояние души, жизнь, проводимую нами на земле, цель, для которой рождаемся мы, бессмертие, в которое облечется некогда бренное тело наше, и почему мы должны вступать в новую жизнь. Слова текли из уст ее, как из источника струя, которой ничто не останавливает764.

Наконец она сказала мне: “Пора тебе, брат, отдохнуть после тяже­лого и долгого пути”. Какой отдых мог быть слаще слов ее? Но я пови­новался и в ближнем саду укрылся под тень дерев. Видение мое о мощах объяснилось, я рассказал о нем некоторым бывшим тут.

Святая сестра моя, издали проникая в мои мысли, прислала сказать нам, чтобы мы не сокрушались, болезнь ее – благо; она разумела смерть, о которой вздыхала она, чтобы скорее насладиться зрением Спасителя. Мы тотчас встали и пошли к ней. Не желая тратить на бесполезное последних минут жизни, она начала рассказывать обо всем случив­шемся с нею с самого детства так, как будто читала по книге; исчисляла все благодеяния, которыми Бог взыскал отца нашего, мать, семейство, и благословляла Его из глубины души за Его милости. Я начал было говорить, сколько терпел я, когда сослан был за веру императором Валентом, и о других бедствиях смут церковных. “Перестанешь ли ты, – сказала она, – терять из вида все благодеяния, которыми обязан Богу? Бойся неблагодарности. Он наградил тебя милостями щедрее, чем родителей. Пусть отец мой прославился в молодости в делах обще­ственных, доставивших ему уважение сограждан: но имя его не перешло за границы Понта. А твое имя распространилось так далеко, что Церкви приглашают тебя, к тебе обращаются для восстановления между ними порядка и правил. Узнай, с глубокою благодарностью сердца, в этом милость Божию и действие молитв родителей наших”.

После слушания молитв всенощной и отдыха ночного, когда на­стало утро, мне нетрудно было убедиться, что это утро – последнее для больной, лихорадка поглотила остаток сил страдалицы. Душа моя волновалась двумя чувствами: горестью, потому что нежность сестры вызывала и во мне нежность к ней – святой; из уст ее слышал я по­следние слова; другое чувство – изумление при виде невыразимого спокойствия, с каким ожидала она кончины.

Солнце было уже близко к закату; сила и энергия разума ее нимало не ослабевали. Она перестала говорить с нами. Сложив руки, неподвиж­но устремив глаза к жилищу Небесного Жениха (нищенское ложе ее было обращено к востоку), разговаривала она с Ним сладко и так тихо, что мы с трудом расслушивали иные слова. Но мы понимали, что гово­рила она Ему: “Господи! Ты избавляешь нас от страха смерти... Конец жизни этой – начало жизни истинной... Ты оставляешь нас почивать на время и пробуждаешь звуком трубы при конце веков. Боже Вечный, Которому принадлежу я от чрева матери моей, Которого я всегда лю­била всею силою моего сердца, Которому посвятила тело и душу! Дай мне Ангела светлого, который сопутствовал бы мне, привел бы меня к святым отцам, в место покоя и прохлады. Ты, простивший одного из распятых с Тобою, едва лишь он прибег к Твоему милосердию, по­мяни и меня в Царствии Твоем. Ужасающая мгла да не отдалит меня от Твоих избранных; дух завистник да не воспрепятствует мне воспа­рить к Тебе; да исчезнут пред Тобою грехи мои. Ты прощаешь смертных, прости грехи, сотворенные мною по немощи природы, словом, мыслью, чтобы, оставляя это тело, почувствовала я себя очищенною от всякой скверны и Ты принял бы мою душу, как благовоние пред Тобою!”

После этой умилительной и полной любви беседы со Спасителем она осенила крестным знамением свои уста, очи и сердце. Когда смер- клось и внесены были свечи, она открыла глаза и сказала, что желает читать всенощную, но голос изменил ей, она только мысленно молилась и читала псалмы, мы молчали. Окончив, она усиливалась поднять руку к лицу, чтобы перекреститься, – из груди ее вырвался долгий и глубо­кий вздох, и жизнь ее кончилась вместе с ее молитвою».

Отшельницы, заглушавшие в сердцах печаль и стоны из уважения к настоятельнице, теперь, когда ее не стало, огласили воздух рыданиями и воплями скорби.

Вестиана, женщина благочестивая, которая, лишась мужа, избрала преподобную Макрину в руководительницу жизни духовной, осталась при покойной, когда другие вышли. Святитель спросил: не признают ли нужным одеть усопшую в приличную сану ее одежду? Позвали Лампадию, и та отвечала, что почившая никогда не любила красивого одеяния, да и нет у нее другой, кроме той, которую видят на ней. «Не сохранилось ли у вас что-нибудь?» – спросил святитель. «Вот, – от­вечала Лампадия, – изношенная мантия, наметка и башмаки – все ее богатство. Сундуки и шкаф – пусты; на земле у нее нет ничего.

Такова была бедность святой девственницы! Худая мантия, на­метка и башмаки – вот все имущество настоятельницы, той, которая получила богатое наследство.

Тело было покрыто одним из одеяний святителя-брата, а сверху прикрыто мантией покойной матери.

Вестиана, одевшая покойную, нашла под головою покойной сну- рок , на котором был крест765 и маленькое железное кольцо766. «Разделим наследство, – сказал святитель, – возьмите себе крест, а мне дайте кольцо». «Выбор ваш счастливый, – отвечала Вестиана, – в этом коль­це – частичка Животворящего Древа».

Слух о смерти преподобной созвал в обитель несметное множество людей всякого звания. Местный епископ прибыл со своим духовен­ством. Он и святитель Григорий со старшими пресвитерами несли гроб до церкви Мучеников, где он поставлен близ гроба матери в фа­мильном склепе.

Блаженная Макрина совершала чудеса еще в земной жизни своей, исцеляла больных, изгоняла бесов, чудесно умножала хлеб. Но, говорит святитель, люди неохотно верят тому, чего не видят своими глазами, и потому, чтобы не наводить на неверие, он не описывает чудес.

Эпитафия святителя Григория Назианзского к Макрине:

«Вот памятник знаменитой девы. Ты, конечно, слышал о Макри- не, старшей дочери великой Эмилии. Она скрывалась от очей всякого мужчины. Но теперь она на языке всех и слава ее самая звучная»767.

Тот же великий святитель отдал честь другой дочери святой Эми­лии – святой Феозевии.

Странную ошибку допускали о Феозевии, ошибку оскорбительную особенно для святителя, того или другого. Феозевию, прославленную великим Богословом, считали супругою то святителя Григория Нисского, то святителя Григория Назианзского768. Отчего считали? Оттого, что не да­ли себе труда понять точное значение названия: ispsô аи(г уоˆ, которым почтена Феозевия у Богослова. В отношении к Нисскому архипастырю надобно иметь в виду, что святой Богослов называет Феозевию сестрою Григория Нисского и дочерью великой Эмилии. Как же она могла быть женою родного брата своего? После того только язычество могло бы удер­жать за словами: ispsô аи(г уоˆ значение супруги священника. У святого Богослова это означает, что Феозевия в звании диаконисы была верным товарищем брата, – ревностною помощницею ему в делах епископства. Затем легко понять, что слова: Ispsô auZnyô напрасно относили к супру­жеству Григория Назианзского. Он говорит: «моя Феозевия», но прямо говорит и то, что не разумеет он отношений телесных.

Утешая святителя Григория Нисского в кончине Феозевии, святой Богослов писал: «Слышу, по преставлении святой и блаженной сестры вашей, соблюдаешь ты изумительное терпение и мудрость, как муж бла­гой, совершенный, предстоящий Богу, более других знающий и Божие и человеческое. То, что для других очень горько и тяжело, для тебя легко было – такую сестру, жившую с тобою, препроводить от себя, поместить в безопасное жилье, скажу словами Священного Писания, как уклады­ваются снопы пшеницы в свое время (Иов. 5, 26). Хотя вкусила она при­ятности жизни, однако, по самому возрасту избавилась скорбей. Прежде нежели оплакала тебя, почтена от тебя прекрасным погребением, какое и должно быть для подобных жен. И сам я, поверь мне, желаю преставле­ния, если не в одной мере с вами (это сказать о себе – было бы много), то не меньше вас. Но в состоянии ли мы что сделать против устава Божиего, давно так мощного над нами, который похитил мою Феозевию (жившую для Бога называю своею, потому что духовное родство выше телесного), Феозевию, славу Церкви, украшение Христово, потребность нашего века, дерзновение женского пола, при такой красоте братьев отличавшуюся красотою блистательною, Феозевию действительно священную, това­рища иерея, почтенную и достойную великих таинств. Феозевию, о ко­торой память сохранится и в будущем времени на бессмертных столпах, т. к. на душах всех тех, кто доныне знал ее и кто узнает впоследствии! И не дивись, если много раз повторяю имя ее, потому что наслаждаюсь воспоминанием о блаженной. И таково мое ей надгробное, а тебе утеши­тельное слово, которое в немногом заключает многое»769.

Святитель Григорий оставил и эпитафию «Феозевии, сестре вели­кого Василия»: «И та Феозевия, дочь славной Эмилии, верный товарищ великого Григория, покрылась здесь священною землею. Опора жен благочестивых, ты вовремя вышла из этой жизни»770. В надписи Эмилии отличает он Феозевию от других детей Эмилии так: «одна – участница в тайнах священства».

Так, блаженная Феозевия была диакониса, посвятившая жизнь свою на то, чтобы быть верною помощницею брату-епископу. Фео­зевия, «достойная великих таинств, участница в тайнах священства». Как диакониса, она была действующим лицом при крещении жен; как диакониса, она зрела совершение Таинства Евхаристии, что недоступно было мирянам, даже и мужчинам.

«Избери, – говорится епископу в древних правилах, – диако­нису верную и святую для служения женам. Случается иногда, что в некоторые дома не можешь ты из-за неверующих послать диакона к женам, тогда для успокоения помысла людей худых можешь послать диаконису»771. Как диакониса, Феозевия исполняла поручения епископа о женах в больницах, тюрьмах, при одрах смерти.

Недаром Богослов не раз называет Феозевию товарищем, верным товарищем великого Григория. Это название дает нам видеть, что если страдал Григорий епископ, то страдала и Феозевия. В 375 году Гри­гория, оклеветанного, ариане согнали с кафедры, и он три года, пока не умер Валент, скитался, переходя из одного места в другое. Ревност­ный пастырь не оставался и тогда в бездействии: «Добро, тобою распро­страняемое, прочно, хотя сам ты и не имеешь прочного места», – писал ему святой Богослов772. Феозевия, верный товарищ великого Григория, делила с братом-епископом скитальческую жизнь; она, по поручению епископа, действовала на жен в поддержании Православия, теснимого арианской властью. Какое великое служение дивной девы!

Феозевия «действительно священная, опора жен благочестивых». Она диакониса не по одному имени; она освящала себя ревностным служением святой вере и сестрам.

Письмо, утешавшее брата о смерти Феозевии, писано в 385 году773. Значит, Феозевия, по возвращении брата на кафедру, еще семь лет продолжала служение диаконисы.

Память святой Феозевии января 10-го в тот же день, когда празд­нуется память святителя Григория Нисского, которому она была такою усердною помощницею.

День девятый. Память преподобного Иоанна, Зедазнийского чудотворца, начальника Сирийских отцов

Иоанн родился, воспитался и достиг зрелого возраста в Антиохии. По обычаю тогдашнего времени (в начале VI в.) и главное, следуя свое­му внутреннему призванию, он вступил в иночество и был ревностным и смиреннейшим подвижником.

Не оставлял он под спудом приобретенных им знаний и духовного просвещения и поучал жителей Антиохийской страны Богопознанию и исполнению христианских обязанностей. Слава о благом наставни­ке скоро начала привлекать к нему бесчисленное множество народа, и тогда, тяготясь постоянным нарушением возлюбленного уединения, Иоанн удалился в пустынное место. Сюда последовали за ним только несколько учеников, и все они всецело предались Богомыслию и мо­литве. Питаясь трудами своими, они тайным образом сбывали свое рукоделие в городе, пока, наконец, не открыли люди путь к ним и в пу­стыню и снова стали стекаться к своему отцу Иоанну, который чудным образом умел целить их недуги душевные и телесные.

Спустя некоторое время, по бывшему ему откровению, в котором он прозрел волю Божией Матери, чтобы он шел в Иверию утверждать насажденную там Церковь, Иоанн, избрав по жребию 12 человек из уче­ников своих, отправился с ними в этот дальний и многотрудный путь.

Босые, в рубищах, сирские иноки были с благоговением встречены Иверским католикосом (патриархом) Евлавием и народом и получили приглашение Евлавия остаться при нем.

Скоро полились из уст их изобильные струи Божественного учения, и проповедь их, сопровождаемая чудотворениями, утверждала иверцев в вере во Святую Троицу и просветила почти всю страну Карталинскую. Святые отцы обходили все места, где блаженная Нина равноапостольная учила вере Христовой, покланялись тем местам, которые были ознамено­ваны каким-либо происшествием из ее жизни, и дивились апостольской деятельности, на которую Господь укрепил немощную женщину.

Потрудившись немало для распространения и утверждения в серд­цах народа насажденных ими и прежде них Евангельских истин, свя­тые отцы молили Бога указать им место постоянного пребывания. Их привлекала высокая и неприступная гора Заден774 на левом берегу реки Арагвы, в 8-ми верстах к северо-востоку от Мцхета, столицы Иверии, и в 15-ти верстах к северу от Тифлиса. Помолясь и получив благо­словение католикоса, хотя и удерживавшего их, но не бывшего в со­стоянии отказать им в желании уединиться в этой дикой местности, святые отцы оставили Мцхет и, с великим трудом пробравшись через колючий кустарник на подошве горы и дремучий лес на горе, взошли, наконец, на вершину Задена, где и решились подвизаться в безмол­вии. Найденную здесь пещеру Иоанн обратил в церковь, вокруг нее отшельники устроили себе шалаши из древесных листьев; пищею им служили разные травы и коренья, растущие на горе.

Едва прошел слух о поселении сирийских иноков на горе, как на­род открыл к ним дорогу; снова устремились к ним больные, и увечные, и страдальцы всякого рода, чтобы принимать от них и душевные и теле­сные чудные пособия, и не обмануты они были в уповании на бого­угодных, воочию всех прославляемых Богом людей.

В это время скончались епископы епархий Цилканской и Некрес- ской. Католикос Евлавий решил заменить их кем-либо из 13-ти сирийских пришельцев. Он отправился к ним на гору и положил избрать тех из них, которые в тот день будут совершать Божественную литургию. Это были Авив и Исе775. Их и приветствовал он, одного – епископом города Некре- си, другого – епископом города Цилкани. Тяжело им было расставаться с старцем Иоанном, но когда он же напомнил им о том, что они пришли трудиться и сеять здесь Слово Божие, то они не сопротивлялись и в ско­ром времени были посвящены в епископы.

По отшествии их с горы посетители Иоанна умножились, многие из них оставляли мир, поселялись с ним, и по непроходимой горе был проложен путь и создалась обитель для возгоревших желанием по­святить себя на служение Богу под руководством благого и мудрого учителя Иоанна.

Однажды был удостоен блаженный видения Божией Матери со святою Ниною, которые повелели ему разослать учеников своих по разным местам Иверии для проповеди Слова Божиего и поучения народа. Так и сделал Иоанн. Напутствовав учеников своих святым на­зиданием, наделив их частицами мощей святых мучеников, чтобы они воодушевлялись памятью о них и подражали примеру их, он разослал их по всей Грузии, оставив при себе только одного ученика – диакона Илию, который служил опорою старческой немощи его; сам же предал­ся неусыпным подвигам духовным, поработившим совершенно плоть его. Обогащенный всеми благодатными дарами, но всегда смиренный духом, Иоанн навещал учеников своих, чтобы поддерживать и их в под­вигах духовных. И они посещали Иоанна и, укрепившись духовною радостью пребывания с ним, возвращались на места служения.

Гора, на которой жил Иоанн, едва очищенная кое-где от дрему­чего леса, была сначала совершенно безводна; в поте лица трудились добывающие воду из Арагвы, омывающей подошву высочайшей горы Зедазен. Жалел их Иоанн, и вот, по молитвам его – заструился на горе живительный источник, воды которого и до сих пор свидетельствуют, не умолкая, о чуде, сотворенном Богом в прославление раба Своего...

После долговременной жизни, прославленной деяниями и чудесами, как бы в осуществление слов Спасителя: Верующий в Меня совершит де­ла, подобные Мне, и даже более Меня совершит... (Ин. 14, 12) блаженный Иоанн получил в откровении извещение о своей кончине. Со страхом и трепетом устремлял он свой мысленный взор за пределы мира земного...

«Если великий апостол Павел мог сказать про себя: “Что над­лежало мне сделать, то я сделал, и все-таки остаюсь неключимым рабом Господа, – проносилось в памяти предстоящего пред Небесным Судьей последнее земное представление, – то могу ли считать себя в безопасности?”»

Завещав ученикам своим похоронить его в той пещере, в которой он подвизался, Иоанн причастился Святых Таин Христа Спасителя. По принятии Святых Таин душу его осенил божественный восторг, и среди неизъяснимой отрады он предал Богу свою чистую душу.

По погребении его стали истекать многие чудеса от гроба его, не ис­тощающиеся и поныне.

Теперь труженическое тело блаженного Иоанна, просветивше­го народ Иверский не только примером собственной жизни, но и по­средством учеников своих, покоится у самого жертвенника в приделе церкви в честь Иоанна Крестителя, построенной на южной стороне пещеры, где подвизался и был погребен Иоанн. Церковь Иверская празднует 7-го мая память его с 12-ю его учениками.

Кончина Иоанна Зедазнийского последовала между 557–560 го­дами при католикосе Макарии.

Память Преподобного Шио (Симеона) Мгвимского

Жизнь преподобного Шио (в переводе на другие языки это имя может означать: Симеон) есть также благодатный плод почвы, удо­бренной христианским воспитанием, которое постарались дать ему благочестивые родители, с детства его тщательно прививавшие Слово Божие к разумению их единственного сына. И так глубоко внедрилась в сердце молодого Шио любовь к Слову Божиему, что он постоянно держал его в уме своем, и даже всегда носил при себе Евангелие, по­слания апостола Павла и Псалтирь. Родители его, опасаясь, наконец, излишнего умственного напряжения сына их и желая доставить ему отдых, решились однажды отобрать у него эти книги. «Зачем прервали вы мои Божественные занятия? – возразил им опечаленный отрок, – кто не поучается постоянно Закону Божиему, тот отдаляется от Царства Небесного... Возвратите мне мои сокровища...»

И родители, вразумленные словами не по летам мудрого сына их, не стали больше стеснять его свободы... Со временем он же убедил их провести остаток их жизни в иночестве, а сам, употребив в пользу бед­ных и монастыря оставшееся после них имущество, пришел к Иоанну (Зедазнийскому), сиявшему еще в то время в Антиохии, и, получив от него пострижение в иночество, сделался его учеником.

Он был из числа тех 12-ти, которых Иоанн взял с собою в Иверию для утверждения верующих, новообращенных святою Ниною.

Послужив этому делу, преподобный Шио пожелал жить отшельни­ком и с благословения католикоса Евлавия направил свой путь на запад от Мцхета – в непроходимые дебри лесные. Здесь, в пустыне, защищен­ной отвесными и совершенно крутыми стенами песчаной горы от взора людского, Шио поселился в тесной пещере, едва достаточной, чтобы укрыться в ней... Трудное подвижничество предстояло одинокому, бес­помощному борцу среди суровой, дикой пустыни, но чудным Промыс­лителем о нем был Тот, к Кому он постоянно обращался с молитвою: «Господь – просвещение и Спаситель мой; кого убоюсь? Господь – Защитник жизни моей, – кого устрашусь?» В скале открылся родник, источающий для отшельника воду, а с пищею прилетал к нему голубь...

Этот-то голубь, по изволению Божиему, определившему не остав­лять под спудом благодатный светильник, открыл людям жилище Шио... Некто Евагрий, знатный царедворец, охотясь по обыкновению за рекою Курою, проследил за голубем, носящим пищу отшельнику, и нашел преподобного, погруженного в молитву, с воздетыми к небу руками... Он был так поражен встречею с этим укрывшимся от мира человеком, молитвенно предстоящим в пустыне пред лицом Единого Бога, что вне­запно сознал и в себе отречение от всего мирского и стал подвизаться в пещере под руководством отшельника, всецело предавшегося Богу...

С этих пор о Шио стало известно и другим людям в окружности. Многие стали селиться близ него, и таким образом собралось до 25-ти добровольных пустынножителей... На избранном по откровению бла­женному Шио месте выстроили они церковь во имя образца пустын­ножителей – Иоанна Крестителя. Впоследствии царь Парсман VI, навестивший бывшего любимца своего Евагрия в пустыне и с благо­говением отнесшийся к подвижнику Шио, подарил ему землю под монастырь и доставил значительные средства для построения храмов776. Число братии новой обители возросло до 2 000, для которых не бы­ло уже более свободных мест в ущельях, и они селились за ущельем, на востоке и на западе за рекою Курою, где впоследствии образовалась обширная Квайтахевская лавра.

Здесь подвизался и прославился даром чудотворений блаженный Шио. Здесь навестил его бывший учитель его Иоанн Зедазнийский и, погостив три дня, имел отраду удостовериться в высокой степени духовного совершенства новых иноков.

Но стремление к полному уединению преобладало в душе Шио. Он оставил основанную им обитель, простился с братией назидатель­нейшим словом, оставил для них 160 письменных поучений и, пре­рвав всякое сообщение с миром, обрек себя на затворническую жизнь в темной, глубокой пещере. Пища святому спускалась туда по веревке.

Кто может постичь и исчислить несказанные подвиги этого Ан­гела в человеческом теле, духом предвосхитившего общение с Богом, т. е. Рай на земле... Потому и для выражения подобного душевного состояния нет слов на человеческом языке.

Предузнав о времени своей кончины, Шио пожелал принять иерея со Святыми Дарами. Сам Иоанн Зедазнийский пришел к нему и пре­был с ним до той чудной минуты, когда Шио, причастясь Святых Таин и воскликнув: «В руки Твои, Господи, предаю дух мой! Прими душу мою, дарованную Тобою!» – кончил свое земное житие.

Тело его было погребено в той же пещере, где он скончался. Быв­ший возлюбленный учитель его, Иоанн Зедазнийский, и любимый из учеников его – Евагрий, обвили подвижника в его же одежды и пре­дали земле, в то время как сверху, вокруг отверстия пещеры раздавалось надгробное напутственное пение иноков, собравшихся присутствовать при погребении великого затворника, теперь предстоящего перед Богом молитвенника и о них самих.

И был он по смерти сильным помощником и покровителем в бедах и скорбях всех, с верою поклонявшихся гробу его.

День десятый. Память святой Таисии младшей

Скитские отцы Иоанн Колов и брат его Даниил ревновали не только о своем спасении, но и о спасении других. Иоанн Колов говорил: «Нельзя строить дома с верха, а начинают с основания». Что же это за основание? «Основание – любовь к ближнему, забот­ливая о его спасении», – говорит авва. По этой-то любви авва любил говорить и делать полезное для других. Этой-то любовью возвращена была к Господу сбившаяся с доброго пути Таисия.

Таисия была дочь богатых и добрых родителей: они учили ее добру, и их уроки не были бесплодными в душе дочери. Оставшись сиротою, она обратила свой дом в приют для странников. Особен­но находили у нее покой иноки скитские, посылавшиеся старца­ми по разным нуждам в город. Так немалое время принимала она со щедрой любовью пустынных отцов. Наконец средства ее очень уменьшились. Пришлось самой знакомиться с нуждами и горечью нищеты. Явились к молодой девушке дурные люди, и она, потеряв невинность, стала промышлять блудом в Александрии. Скитские старцы, услышав о том, сильно горевали о порче бедной девушки. В общем собрании сказано было Иоанну Колову: «Тебе Бог дал муд рость; сестра Таисия, столько благотворившая нам и которой должны мы оказывать любовь за ее добро, слышно, живет худо; потрудись, авва, побывать у нее и поговорить ей, не придет ли она в себя». Авва отправился. Прибыв в дом Таисии, просил он прислужницу сказать о нем госпоже Таисии. «Вы, иноки, объели и обобрали ее», – отве­чала с гневом старая прислужница. Авва перенес брань с кротостью. «Доложи госпоже, – сказал он ласково, – что могу я доставить ей хорошие вещи». Та доложила. «Да, очень может быть, – сказала Таисия. – Иноки ходят по берегу моря, и им попадаются дорогие ве­щи, жемчуг, каменья: пусть взойдет». Авва, войдя, сел около Таисии и, взглянув на нее, залился слезами. «О чем ты плачешь, авва?» – тревожно спросила Таисия. «Вижу, – отвечал авва, – сатана играет на щеках и в очах твоих: как не плакать мне!» Услышав это, Таисия, так много любившая прежде добро, почувствовала мерзость новой жизни своей777. «Есть ли покаяние для подобных мне, авва?» – спро­сила она. «Есть», – отвечал авва. «Веди же меня куда хочешь», – ска­зала кающаяся грешница. И встав, пошла за аввой. Тот, идя впереди, изумлялся и говорил себе: вот как бросила все за один раз, не сделав и распоряжения о доме. Прибыв вечером в пустынное место, старец устроил для Таисии из песка ложе и, осенив ее знамением креста, ска­зал: «Спи спокойно». Потом, приготовив невдали и для себя такую же постель, помолился и уснул. Пробудясь в полночь, видит – какой-то светлый путь идет от ложа Таисии к небу, и Ангелы возносят душу. Он встал и, подойдя, толкнул Таисию. Оказалось, что она умерла. Смущенный всем тем, что случилось, он пал на землю и горячо мо­лил Господа открыть Свою волю. И вот слышит голос: «И один час покаяния Таисии принят Господом и принят лучше, чем долгое, но неискреннее покаяние других»778.

Празднование в честь Киево-Братской Иконы Богоматери

Находится в Киево-Братском монастыре, а прежде была местной в Вышгороде. Во время войны с Польшею (1659–1667) при переправе крымских татар, бывших в союзе с поляками, чрез Днепр при Киев­ском Вышгороде, забраны были неприятелем из церкви иконы и доски. При этом случае Вышгородская местная икона Богоматери, утаенная от неверующих водами Днепра и принесенная к берегам Киевоподола, явилась в 1662 году в Киеве, где с радостью и с подобающею честью принята и принесена православными в Братский монастырь. Предание присовокупляет еще, что один татарин хотел на иконе переплыть Днепр против Братского монастыря. Икона поплыла сама и остановилась среди реки против монастыря. Плывший на ней начал кричать; из мо­настыря приплыли и взяли на лодку икону и татарина, который после сего крестился и постригся в монахи. С того времени она пребывает в Братской обители и по имени ее называется Братскою.

День двенадцатый. Память преподобного Дионисия, архимандрита Сергиевой лавры

Уроженец города Ржева, в крещении Давид779, с юности отличался добрыми качествами – сердечною простотою и кротостью; шаловли­вые дети старались завлекать его в игры – он не хотел шалостей; в до­саде на непохожего на них Давида шалуны били его, – он переносил побои терпеливо; грамоте учился охотно. Родители еще в детстве его переселились в город Старицу, и здесь отец был старшиною Ямской слободы. Когда Давид достиг лет отрочества, родители потребовали, чтобы вступил он в супружество. Он исполнил волю родителей, за примерно-добрую жизнь посвящен он в сан священства, но спустя 6 лет после брака жена и двое детей его умерли. Тогда поступил он в Старицкую обитель и пострижен в иночество с именем Дионисия. Убежденный в важности знания святых истин для святой жизни, го­рячо любил он книжное учение. Раз на рынок московский, где прода­вались книги, пришел высокий, стройный инок. Глаза всех обратились на него, и один сказал ему вслух: «Зачем ты здесь, монах? Вместо того чтобы оскорбиться дерзостью, монах отвечал: «да, брат, я точно такой грешник, как ты думаешь обо мне. Если бы я был настоящим иноком, не бродил бы я на рынке. Прости меня грешного». Окружавшие тро­нулись смирением инока и обратились с негодованием на дерзкого, называя его невеждою. «Нет, братцы, – говорил им инок, – не он не­вежда, а я; мне надобно знать и помнить, что мое дело сидеть в кел­лие». Обидевший хотел просить прощения, но инок скрылся. Это был Дионисий Старицкий, казначей обители. В 1605 году посвящен он в архимандрита Старицкого монастыря. Искреннею душою заботился он о благосостоянии своей обители. Поныне еще целы здесь некоторые пожертвования его780. Он погребал вместе с двумя святителями жившего на покое в Старице патриарха Иова. Блаженный патриарх Гермоген ставил в пример другим Старицкого архимандрита. «Смотрите, – го­ворит он, – на Старицкого архимандрита: никогда не оставляет он цер­ковного служения и он же всегда на царских собраниях». Когда дурные люди волновали народ против царя Василия, Старицкий архимандрит, по примеру патриарха, уговаривал беспокойных людей помнить, что они – христиане; раз изменники отчизны силою привели патриарха на лобное место и здесь простирали до того наглость свою, что толкали святителя, а иные бросали в него грязью; Дионисий безотлучно был при патриархе и сколько мог оберегал святителя, уговаривал народ не забывать страха Божиего, удерживаться от своеволий преступных.

В 1610 году патриарх Гермоген определил Дионисия в архиман­дрита Сергиевой лавры, еще не оправившейся после осады поляков. Время было весьма тяжелое. Москва была в руках ляхов. Ляхи и бро­дяги свирепствовали в окрестностях Москвы. Толпы несчастных с раз­ных сторон собирались к Сергиевой лавре и в каком виде! Одни были изломаны и обожжены; у других вырезаны ремни из спин и содраны волосы; те без руки или ноги, покалеченные; иные умирали на дороге или ожидали смерти, без призора. Собрав всю братию и слуг обители, святой Дионисий говорит им: «Любовь христианская во всякое время помогает нуждающимся, тем более должна помогать в такое страшное время». – «Кто в такой беде помогать может? Один Бог». Так отвеча­ли ему с грустью безнадежною. Святой Дионисий заплакал и сказал: «В искушениях нужна твердость. Нас избавил Господь от осады.

Что если леность и скупость станет смирять нас и без осады?» «Что же нам делать?» – спросили. «Пусть каждый, – отвечал Дионисий, – делает все, что может, для других; а дом Святой Троицы не оскудеет». Слуги посоветовались между собою и объявили: «Если вы, государи, будете давать нужное для пищи и одеяния, готовы мы положить жизнь свою». И вот закипела деятельность. Открыты дома и больницы для бескров­ных и больных в подмонастырских слободах. Братия, по убеждению Дионисия, решились довольствоваться овсяных хлебом и водою, что­бы сберечь пшеничный и ржаной хлеб для больных. Разосланы были нарочные отыскивать по лесам и дорогам изнемогших от истощения сил. Келейник Дионисия днем и ночью разносил больным и нищим полотенца и деньги781.

Дионисий от забот о частных бедствиях переходил к заботам о це­лой святой отчизне. Он писал в разные города христианские увещания. В 1610 году писал в Казань к строителю Амфилохию, задумавшему с родственником Шульгиным изменить русскому правительству. Тог­да же писано в Рязань с убеждением стать за отчизну782. От 13-го июля 1611 года Дионисий и келарь писали в Нижний Новгород и другие волжские города, умоляя о помощи Москве людьми и деньгами. Ког­да же Ходкевич прибыл к Москве с новыми войсками, от 6-го октября они писали в Пермь и другие города с мольбою о поспешном сборе ратных людей на спасение веры и отечества, а в Москву отправлены были монастырские слуги с свинцом и порохом, вынутыми из осадных монастырских орудий783. Пожарский медлил в Ярославле с собранными силами. К нему один за другим посылаемы были иноки с убеждением поспешить на помощь Москве. Августа 11-го 1612 года архимандрит Дионисий на горе Волкуше благословил воинство на брань. К успокое­нию недоверявших успеху, ветер, дотоле противный, стал попутным православному воинству784. Соединившиеся под Москвою Пожарский и Трубецкой были не мирны между собою; правители России ссорились по капризам самолюбия, на гибель отчизны. «У семи пастухов – не ста­до», говорил народ. Преподобный архимандрит писал правителям сер­дечное, красноречивое увещание о мире и любви785. Когда усилия друзей отчизны успели, наконец, выгнать ляхов из Москвы, Дионисий был в числе первых, совершавших благодарное моление на лобном месте786.

Надлежало теперь позаботиться и о восстановлении обители, силь­но потрясенной бедствиями. Ее башни и стены после осады были с тре­щинами; уцелевшие от огня келлии стояли почти без крыши; имения разорены и люди рабочие разбежались. По ходатайству Дионисия царь подтвердил права лавры грамотами и повелел возвратить на свои места разбежавшихся земледельцев ее. Деятельностью настоятеля мало-по­малу изглаживались следы разорения в обители.

Еще не совсем окончились начатые поправки хозяйства по обите­ли, как преподобный Дионисий должен был начать подвиги для святой веры, – царь поручил ему (грамотою от 8-го ноября 1616 г.) пересмо­треть вместе со старцем Арсением и священником Иоанном требник, напечатанный в 1602 году787.

Дионисий и его сотрудники принялись за дело с живым усердием и не без пособий нужных: кроме древних славянских списков, в том чис­ле и требника митрополита Киприана, были у них греческие требники788. Много и долго трудились исправители. Ошибок найдено множество, и иные крайне грубые. «О воплощении Сына Божиего в потребниках письменных и в служебниках выхода первых печатей обрелося, Яко Отец Бог с Сыном воплотися». Исправители представили дело свое в Москву. Но здесь оглашены они были еретиками. В июле 1618 года на соборе положили: «Архимандрит Дионисий писал по своему изволу и за то архимандрита Дионисия да попа Ивана от Церкви Божией от­лучаем, да не священствуют». Дионисия обвиняли в том, что «имя Свя­той Троицы велел в книгах марать и Духа Святого не исповедует, яко огнь есть». Это означало, что исправители полагали сделать перемены в славословиях Святой Троице, оканчивающих собою разные молитвы; а в чине водоосвящения исключали слово: «и огнем» как внесенное произволом невежества789. В защитительной речи преподобный Диони­сий писал: «Писано во всех требниках письменных старых, в том числе и пергаменных, в молитве: “Твоею бо волею от небытия в бытие привел еси всяческая... Ты и ныне, Владыка, освяти воду сию Духом Твоим Святым”. Так стоят слова в пергаментных и в бумажных списках и в них нет слова: и огнем. Так и в списках, присланных из Москвы, – в книге митрополита Киприана (а Киприан митрополит – человек святой, – как все знают) и в двух других списках! Так и в греческих книгах! Но не так в Московском печатном служебнике, где напечатано: “Духом Твоим Святым и огнем”. Мы не знаем, с чего напечатано “и огнем”. Мы думали, что напечатано так сообразно со словами евангелиста Луки: Той Вы крестит Духом Святым и огнем (Лк. 3, 16). Но зная, что евангелисты Марк и Матвей не сказали: и огнем, а только – Духом, приняли в осно­вание слова Господа к Никодиму: аще кто не родится водою и Духом, не может внити в Царствие Небесное (Ин. 3, 5). Сам евангелист Лука, предлагая обетование Господа, пишет: имате креститься Духом Свя­тым , но не сказал “и огнем”. По книге Деяний Апостольских, в день Пя­тидесятницы снисшел Дух Святой на апостолов и явишася им разделени язы́цы яко огненни (Деян. 2, 3); не сказано: явились языки огненные, но яко огненни. Да и книга Деяний не определяет, в каком виде нисходил Дух Святой на крещающихся. Крещением же огненным означается только испытание огненное»790. Весьма любопытно и поучительно, что говорил Арсений о прибавке слова «и огнем» в чине крещения. Из числа 12 Славянских списков, писал он, в 10 не было этого слова; в одном при­писано на поле: и огнем, и в другом то же слово написано выше строки; в печатном же требнике это слово поставлено уже в строке791. Вот проис­хождение прибавлений, за которые так упорно стоят ревнители мнимой старины! Преподобному Дионисию пришлось вытерпеть много и много оскорблений незаслуженных. Положили заточить Дионисия в дальний монастырь; но так как по России бродили еще шайки ляхов и бродяг, то возвращенный в Москву Дионисий заперт в Новоспасский монастырь. Здесь томили его в дыму бани и морили голодом; приказали класть каждый день по 1000 поклонов. Преподобный, укрепляемый Господом, не только выполнял наложенную епитимию, но еще от усердия своего клал другую: 1000 поклонов каждый день. В праздничные дни водили его до обедни к митрополиту на смирение. На дворе владыки в оковах стоял он до вечерни в летний зной, не освежаемый и чашею студеной во­ды. Мало того, злобные невежды бранили и толкали его. Преподобный был весел как младенец. «Мне грозят Сибирью и Соловками, – гово­рил он, – но я рад тому, это жизнь мне». Когда другие с состраданием говорили: что это за беда с тобою, отче? – он отвечал: «Беды нет ника­кой, а милость Божия; преподобный Иона митрополит смиряет меня по делам моим, чтобы не был я горд; беды и напасти времени – милость Божия; вот беда, если придется гореть в гееннском огне. Да избавит нас Бог от того!» Когда бедного узника везли на кляче по городу, народ кричал: «Вот еретик, хочет вывести огонь из мира», – и бросал в него грязью. Преподобный переносил и это с незлобием младенца.

Главными обвинителями Дионисия на соборе были Сергиева мона­стыря «уставщик Филарет и головщик Логгин», с которыми имел дела архимандрит и по обители. Их дела и качества объясняют спор об исправ­лении книг и вместе открывают другие высокие подвиги преподобного Дионисия. Головщик Логгин был прежде того справщиком книг при типографии и, следовательно, теперь стоял за личное свое дело. Он был «громогласный певец», но «хитрость грамматическую и философство книжное нарицал еретичеством». Преподобный Дионисий по обязанно­сти своей нередко вразумлял его в ошибочном произношении слов при пении и чтении, но гордый певец принимал это за оскорбление. Препо­добный ввел читать в храме беседы Златоустого, переведенные Макси­мом Греком; Логгину хотелось, чтобы все делалось по его усмотрению, тогда как духовный вкус его был так тонок, что «море сладости казалось ему лужею негодною». Наглость его не знала границ. Преподобный уго­варивал его со всею кротостью любви поберечь себя, и – без успеха. Логгин нагло оскорблял самого архимандрита. Раз Дионисий стал читать поучение. Логгин подбежал, вырвал у него книгу, – налой с книгою по­летел, произошел стук, гром, соблазн. Дионисий перекрестился и молча удалился на свое место. Логгин, прочитав поучение, подошел к архиман­дриту и начал на него плевать и кричать. «Перестань, Логгин, не мешай Богослужению, – можем поговорить с тобою после утрени», – говорит кроткий настоятель. Логгин выхватил у него из рук архимандричий посох, изломал его в куски и бросил Дионисию. Сошедши со своего места, преподобный стал пред иконою Богоматери и проплакал утреню. Логгин и после того не просил прощения у архимандрита, несмотря на увещания братии792. Уставщик Филарет был другом Логгина. Этот был еще замечательнее. Он иночествовал в обители более 50 лет. Но «от простоты ненаучения две мысли мудрования не доброго на ум придоша ему; первая мысль сицева: глаголаше, яко Господь наш Иисус Христос не прежде век от Отца родился; другая мысль ему бе, – содетеля Бога, непостижимого и неописанного, описана глаголаше и человекообразна суща». Итак, в одном и том же лице и самый темный невежда, и дерзкий еретик! Нетрудно заметить, что эти два лица очень близки по личным качествам к какому-нибудь Аввакуму или Лазарю. Преподобный Дио­нисий скорбел о Филарете, говорил ему, что многолетние подвиги свои губит он самоволием невежества своего. Но это было подвигом, полез­ным для преподобного Дионисия и напрасным для Филарета793. Логгин и Филарет, злобствуя на преподобного Дионисия, не только донесли собору, что Дионисий еретичествует, «не исповедует Духа Святым ог­нем», но злым духом своим одушевили и царицу инокиню Марфу, мать царя Михаила. И негодование простодушной старицы против мнимого еретика отягчило участь Дионисия. «Дозволяю себе по праву, – писал страдавший с Дионисием Арсений, – смею сказать о возводящих на нас неправду, что не знают они ни православия, ни кривославия, проходят Священные Писания по буквам и не стараются понимать смысл их»794. Таковы всегда слепые ревнители старой буквы!

Иерусалимский патриарх Феофан, прибыв в 1619 году в Москву, обратил внимание любви на страдальца Дионисия. Он предложил патриарху Филарету облегчить положение его, и в его оправдание указал на греческий требник. Дионисий освобожден был из темницы. Совершенное же оправдание преподобному Дионисию произнесено было не прежде, как получен был ответ о слове: «и огнем» от других Восточных патриархов. Патриарх Феофан, посетив лавру, возложил на страдальца веры свой клобук.

«Келлия устава не имать», – говаривал преподобный Дионисий. И в келлие, по горячей любви к Господу, большую часть времени про­водил в молитве. В келлие читал он псалтирь с поклонами и с местами из Евангелия и Апостола. Он пел по шести и семи молебнов в сутки; кроме обычных канонов Иисусу и Богоматери с акафистами, пел ка­ноны дневные, праздничные и разным святым. Спать ложился за три часа до благовеста к утрене, и однако, когда приходил к нему пономарь со свечой, он в малой мантии полагал 300 поклонов земных, потом, раз­будив келейников, шел в церковь. Он строго соблюдал церковный устав, не позволяя ничего убавлять против него. Сам читал и пел на клиросе. Признательный к благотворителям обители, он требовал, чтобы чи­тались синодики на проскомидии; во время соборного служения все священники в епитрахили стояли в алтаре и поминали имена усопших вкладчиков. В каждую утреню обходил он церковь и осматривал, все ли в храме. Он выходил с братией и на работы монастырские. У него были и живописцы, и иконописцы, и мастера серебряных дел. Он усердно забо­тился о храмах не только обители, но и сел монастырских, где построено им несколько новых храмов, особенно после разгрома польского. Все, что получал он для себя от благотворителей, употреблял он не на себя.

При нем было в обители 30 иеромонахов и 15 иеродиаконов. Под­вижническая жизнь его возбуждала и других к подвигам благочестия. По примеру смирения его даже старшие из братии не стыдились ходить звонить на колокольню.

Из учеников Дионисия особенно известен преподобный Доро­фей. В рукописных святцах читаем: «Преподобный Дорофей, великий трудник, бысть ученик святого Дионисия Радонежского и преставился в лето 7130 (1622)». Симон пишет о Дорофее: «Он был так тверд в бла­гочестии, что никогда не оставлял церковного Богослужения, исправ­лял должность пономаря в церкви чудотворца Никона и вместе с тем был канонархистом и книгохранителем. В келлие выполнял он правило необыкновенное: читал всю Псалтирь и клал до 1000 поклонов; при­том же писал книги. Спал он очень мало и никогда не ложился для сна. Пищею его служил кусок хлеба и ложка толокна и притом не каждый день; только по убеждению архимандрита стал он есть хлеб с квасом». По известию Наседки, Дорофей, столько трудившийся для раненых и больных, много терпел неприятностей и по особенности своей жизни. Следившие за жизнью его замечали, что не едал он по три и по четыре дня, а иногда и целую неделю. Иные говорили о нем, что он – святой человек; другие же, видя его валяющимся у стены или печки, смеялись над ним, как над глупцом. «Раз и я, – говорит Наседка, – смеялся над ним вместе с другими. Дионисий, заметив это, строго посмотрел на ме­ня. Спустя 10 лет в духовной беседе в Москве напомнил я Дионисию о замечании его относительно Дорофея; авва сказал: “не спрашивай иноков о делах иноческих. Для нас беда открывать мирянам наши тай­ны. Писано: да не увесть шуйца, яже творит десница твоя”. Я грешный стал просить объяснить мне это. “Вы миряне, – сказал он, – если услы­шите худое о чернецах, осуждаете их, на грех себе; а если услышите доброе, не ревнуете тому, а только хвалите, и из вашей похвалы выходит опасное искушение для нас, рождается гордость”. На вопрос о значении строгого взгляда его говорил он: “вы смеялись над человеком святым оттого, что жил он не по-вашему. Мне известно, что не едал он по не­деле, по 10 дней капли воды не бывало у него во рту; ходил босой, на­гой, голодный, с неумытыми руками и лицом. Он мучился блудными помыслами и потому-то томил себя голодом и жаждою”».

После опустошений польских в селах лавры храмы то были со­жжены, то ограблены. Преподобный архимандрит построил несколь­ко церквей сельских, из которых иные еще доселе целы. Ревностный о благолепии дома Божия, он имел в запасе всякую церковную утварь и, когда являлись просители, с любовью выдавал нужное для той или другой церкви.

Проведя жизнь в высоких подвигах любви к Господу, авва Дио­нисий мирно преставился 10 мая 1633 года, и патриарх Филарет сам отпевал его795.

В самый день кончины Дионисия священник лаврской слободы Феодор не мог видеть кончины его и сильно скорбел о том. Во сне видел он, что спешит с другими принять последнее прощание препо­добного Дионисия, но святой говорит ему: «Для чего спешишь ты? Те благословения просят, оставаясь здесь, а ты скоро пойдешь за мною». Спустя 8 дней Феодор скончался. Священник Ильинской, Пушкар- ной слободы, Феодор, лежал тяжко больным. В день великомученика Димитрия явился ему преподобный Дионисий в полном облачении архимандрита, предшествуемый иноком с горящею свечой. Дионисий поднял больного за руку и велел иноку Досифею вести его в церковь. Здесь святой зажег свечи перед иконами и сказал: «Слава Тебе, Госпо­ди, что церковь преподобного Илии устроилась». Больной проснулся здоровым; а храм действительно окончен был уже после кончины Дио­нисия. В 1640 году преподобный Дионисий являлся вместе с святым Алексеем преподобному Никодиму Кожеозерскому с вестью о скорой кончине его796.

По словам Симона, преподобный Дионисий был роста высокого, статного, с лицом благолепным, с очами веселыми, с брадою долгою и широкою; с него усопшего снят был портрет. Ныне в лавре хранится древний портрет его с подписью: «Образ святого Дионисия архиман­дрита Троицкого». Портрет сходен с описанием современника797.

День тринадцатый. Память преподобного Иоанна, сына его Евфимия и племянника Георгия, Иверских

Преподобный Иоанн Грузин, княжеского рода из города Арта- нуча (близ Карса), оставив военную службу, семейство и стяжания, поступил в один из Имеретинских монастырей, а отсюда, взяв сына Евфимия, перешел в монастырь горы Олимпа, в Греции, и, наконец, в Афонскую лавру святого Афанасия. Он исполнял безропотно все по­слушания, на него возлагаемые, вел строгую и трудолюбивую жизнь; по его примеру, прибывали и другие грузины в лавру Афанасия. Рас­судив, что неудобно многочисленной грузинской братии жить между греками, Иоанн по общему совету купил место на восточной сторо­не Афонской горы и, построив церковь во имя Иоанна Крестителя, положил основание Иверскому монастырю, которого был первым настоятелем (982 г.). Во дни его обитель удостоилась благодатного посещения Божией Матери чрез чудотворную икону Ее, именуемую Иверскою. Скончался 998 года, передав игуменство, с общего выбора братии, Евфимию.

Преподобный Евфимий еще при жизни своего родителя провел много лет в трудах над переводами книг Священного Писания и Бого­служебных с греческого на грузинский язык, а в продолжение 12-лет­него настоятельства с ревностью продолжал дело, начатое отцом его, по устройству обители и братства, установил порядок и чиноположение в отправлении церковного Богослужения и написал устав общежития, в исполнении коего служил примером для братии. Так как с принятием игуменства он невольно прекратил труды свои по переводу священных книг, то многие высшие духовные и мирские сановники грузинские убедили его сложить с себя бремя настоятельства и продолжать на­чатые им труды для блага Церкви и своего народа. Евфимий передал игуменство родственнику своему иноку Георгию и снова принялся за прерванные было труды; скончался на 65 году богоугодной жизни своей, в 1028 году, обессмертив свое имя в памяти благодарного на­рода грузинского.

Преподобный Георгий, племянник Иоанна, был шестым игуме­ном Иверской обители, которая при Георгии, третьем игумене, и его двух непосредственных преемниках не свободна была от некоторых неурядиц. Он родился в Грузии 1014 года и на 25 году жизни постри­жен в Хахульском монастыре, откуда потом посещал святые места Сирии и Палестины, и наконец, по убеждению старцев, отправился на Святую Гору Афонскую продолжать труды Евфимия по переводу книг на грузинский язык. Семь лет провел он в безусловном послу­шании братству и, удостоенный сана пресвитерского, тогда только начал приводить к концу начатое Евфимием. В 1047 году братия избрала его в игумены, и он воздвигнул поныне существующий со­борный храм в честь Успения Богоматери и перенес сюда же мощи Иоанна и Евфимия. Чрез 10 лет сложил с себя игуменство, чтобы иметь больше времени для просветительной деятельности, посетил Дивную гору близ Антиохии, где было тогда много монахов грузин, и по приглашение царя Баграта IV четыре года прожил в Грузии для устройства дел церковных. Скончался на обратном в Афон пути, в Константинополе, в 1066 году, на 52 году своей жизни

Память праведной Гликерии девицы

По летописи, 1572 года июня 14 дня в Новгороде у церкви святых Флора и Лавра обретены нетленными мощи святой девицы Гликерии, скончавшейся за 50 лет перед тем; это была дочь старосты Легощинской улицы Пантелеймона; архиепископом Леонидом и собором духовен­ства мощи положены были в самом храме. В тот же день получил ис­целение при гробе праведницы четырехлетний сын подьячего Богдана Суворова798. Память праведницы местно чтится мая 13 дня799.

Праведница изображена на старинном образе Новгородских чу­дотворцев, который ныне находится в ризнице Черниговской кафедры. Образ – достойный внимания! Вверху – святая София с предстоя­щими Богоматерью и Предтечею. В первом ряду: «Никита, Нифонт, Иоанн, Евфимий, Иона, Моисей, Серапион, Григорий, Феоктист, Лу­ка»; во втором ряду: «Иоаким, Симеон, Мартирий, Василий, Анто­ний (святители), Варлаам (Хутынский), Савва (Вишерский), Михаил (Клопский), Александр (Свирский)». В 3 ряду: «Александр (Оше- венский), Зосима и Савватий (Соловецкие), Нил (Столобенский), Арсений (Коневский), Никодим (Кожеезерский), Ефрем (Новоторж- ский), Антоний (Римлянин), Антоний (Сийский)». В 4 ряду: «Анто­ний (Леохновский), Ефрем (Перекомский), Варлаам (Шенкурский), Серий и Герман (Валаамские), Евфросин (Синозерский), Владимир (князь), Анна (княгиня), Феодор (юродивый), Николай (юродивый)». В 5 ряду: «Арсений (Новгородский), Афанасий (Череповецкий), Кор­нилий (Палеостровский), Антоний (Дымский), Ксенофонт (Робей- ский), Никита, Кирилл, Никифор, Климент, Исаакий (Алфановы)». В 6 ряду: «Мартирий (Зеленецкий), Феофил и Иаков (Омучские), Кирилл (Челмогорский), Феодор (князь), Мстислав (князь), Иоанн Логгин (Яренгский), Диодор (Юрьегорский), Елеазар (Анзерский), Макарий (Оредежский), Артемий (Веркольский), Иаков и Иоанн (Менюжские), Гликерия».

Святого Сергия исповедника, скончавшегося в изгнании при им­ператоре Феофиле (829–842). Он известен как песнописец и описатель событий от времен Копронима до Михаила Заики.

День четырнадцатый. Празднование в честь Ярославской Иконы Божией Матери

В Ярославле мещанка Александра Димитриевна Добычкина 17 лет страдала весьма жестокою болезнью, сначала внутреннею тоскою, по­том ломотою в руках и во всех составах; мучительная боль исторгала у ней страшные вопли. В 1823 году видела она во сне некоторый храм с изображением в нем иконы Богоматери. Ходя по церквам, она везде искала сего храма.

Мая 1-го пришла она в Ярославский архиерейский дом и, увидя здесь под колокольнею церковь Происхождения Честных древ, узнала в ней виденный ею во сне храм. С радостным предчувствием вошла и, как скоро увидела написанную на стене икону Божией Матери Печер­ской, вдруг повержена была на пол с необыкновенными корчами всего тела. Пришедши в себя и питаясь несомненною надеждою получить исцеление своих многолетних недугов от иконы Богоматери, виденной ею во сне, она и на другой день, мая 2-го пришла в сию церковь и, по­молясь пред иконою Богоматери, хотела подойти и приложиться к ней; но вдруг почувствовала внутри себя какое-то сильное и непонятное движение и вместе с сим получила совершенное исцеление от болезни. С того времени от сей иконы благодатию Богоматери начали источаться бесчисленные чудеса всем, с верою к ней притекающим.

День четырнадцатый. Память святого мученика Исидора, на острове Хиосе

Исидор, в воинской службе опцион (т. е. унтер-офицер), в гоне­ние Декиево был представлен воеводе как христианин, и на повеление принести жертву богам отвечал: «Да кто ж ваши боги? Не идолы ли бесчувственные?» Воевода сначала велел бить его воловьими жилами, потом отрезать язык и, наконец, обезглавить. Тело его унес Аммоний, потаенный христианин, и похоронил честно. Это было в 250 году. Впо­следствии над мощами его устроена церковь.

Память первого открытия мощей святого Тихона Задонского

В Задонском монастыре, где открыто почивают мощи святителя, 14-го мая совершается праздничное воспоминание первого негласно­го открытия их в 1846 году архиепископом Воронежским Антонием, вследствие особенного видения.

День пятнадцатый. Страдание святого Димитрия царевича

Святой Димитрий царевич, сын царя Иоанна Грозного и Марии Феодоровны из роду Нагих, родился в 1582 году 19 октября800. Близкий к смерти царь Иоанн назначил в удел царевичу с его матерью Углич, а воспитание его вверил царскому советнику Бельскому801. Царь Фео­дор вскоре по восшествии на престол, по настоянию сильных бояр, опасавшихся соперничества Нагих, отправил царицу Марию с ее сы­ном в Углич. Добрый царь горько плакал, прощаясь с единственным братом; он назначил царевичу пышный штат двора, но скорбел, что удаление брата в Углич не более, как заточение; воспитатель Вельский остался в Москве802. Годунов вскоре после того стал полновластным правителем России: добрый Феодор остался почти при одном имени царя, а все делалось, как хотел Борис; иностранные дворы присылали Годунову дары наравне с царем. Между тем Борису известно было, что все в государстве, начиная с царя Феодора, признают Димитрия наследником престола, и имя его поминалось в церквах. Сам Борис в разных делах Феодорова времени признавал Димитрия наследни­ком престола. Когда в 1586 году совет вельмож с выбранными народа предложил царю Феодору развестись с неплодной женою, сестрою Годунова, по ее бесчадию, Годунов отвечал, что есть законный наслед­ник престола, Димитрий803. В следующем году, когда русские послы отправлялись на Варшавский сейм хлопотать о том, чтобы Польша признала Феодора царем своим, Годунов в наказе послам писал: «Если паны начнут просить, чтобы государь назначил им на государство брата своего, то отвечать, что это невозможно, – царевич еще молод, всего четырех лет»804. Так Борис видел в Димитрии наследника престола. Но как со страстью к власти, как привыкшему распоряжаться всем с мощью самодержавного царя отказаться от всяких надежд на продолжение власти? К несчастью, льстецы говорили Борису, что при Димитрии ждет его не власть царского советника, а плаха, и что родственники царевича Нагие готовы отмстить ему за свое заточение805. Тревожимый опасениями за свою будущность и обольщаемый мечтами о власти, Борис стал действовать против царевича как против личного врага своего. Сперва запретил он поминать имя его в церквах, давая знать России, что сын седьмой жены Иоанновой – не наследник престола. Поскольку же Борису известно было, что много было таких, которые по тому самому, что оскорбительное распоряжение о царевиче при­надлежало Борису, готовы всеми мерами действовать за царевича; то Борису смерть царевича казалась необходимою. Люди, поставившие судьбу свою в зависимость от судьбы Годунова, довели в нем эту мысль до убеждения806. Вследствие того дьяк Михаил Битяговский послан в Углич править земскими делами и хозяйством вдовой царицы. Вместе с ним явились в Углич сын Битяговского Даниил, племянник Никита Качалов и Осип Михайлов, сын мамки Димитриевой. И вот 15 мая «царевича в Угличе не стало»807. Как это случилось? Посланные из Мо­сквы князь Василий Шуйский, окольничий Клепшин и дьяк Вылузгин доставили царю Феодору следственное дело, которым уверяли, что царевич, играя ножом с детьми в тычку, вдруг от падучей болезни упал и закололся808. Но это была только клевета, которою вновь оскорбляли имя святого царевича. Следствие, рассмотренное пред судом беспри­страстия, оказывается жалким усилием закрыть правду в глазах царя Феодора. В нем не записали общего голоса угличан, уверявшего сле­дователей, что царевич убит. В нем старались не о том, чтобы открыть правду, а о том только, чтобы выставить царевича больным. Например, самый первый допрос был следующий: «Которым обычаем царевича не стало? И что его болезнь?»

В продолжение всего следствия вся заботливость следователей устремлена к тому, чтобы набрать как можно более голосов о болезни царевича. Напротив, если кто из допрашиваемых упоминает о насиль­ственной смерти царевича, такое показание остается без всякого внима­ния, – не спрашивают: «При ком это было? Кто убийцы? Как и когда убит царевич?» Нежелание следователей открыть истину и желание закрыть ее видно по показанию почти каждого ответчика809. Современники, за исклю­чением услужливых слуг Бориса, и свои810, и чужие811 единогласно говорят, что царевича закололи убийцы, по желанию Годунова. Сам Шуйский в 1606 году свидетельствовал пред целою Россией, что царевич князь Димитрий Иванович, по зависти Бориса Годунова, «яко ягня незлобиво, заклася, убит как невинный агнец»812. Ложь, которою хотели закрыть убийц и которою оскорбляли мученика, ясно открылась тогда, как в 1606 году открыли гроб царевича; тогда нашли, что «в левой руке царевич держал полотенце, шитое золотом, а в другой орехи», в каком виде постигла его и смерть813. Если же правая рука его занята была орехами, то как мог он в той же руке держать нож? К тому же, в падучей болезни невозможны произвольные движения рукою, чтобы заколоть себя; если же царевич упал прямо гортанью на нож, гортань его была бы проколота, а не перере­зана, как видят это теперь. Так царевич, невинный и чистый, был умерщ­влен злодейски. По летописям и частью по самому следственному делу, злодейство совершилось так: 15 мая, в полдень, когда во дворце не было Нагих, мамка Волохова вынесла царевича на двор; сюда же сошла и кор­милица, напрасно уговаривавшая мамку не носить царевича814. Убийцы уже дожидались жертвы. Осип Волохов, взяв царевича за руку, спросил: «Это у тебя, государь, новое ожерельице?» Ребенок поднял голову и отвечал: «Нет, старое». В эту минуту сверкнул нож, но убийца не захватил горта­ни и убежал. Димитрий упал. Кормилица пала на него, чтобы защищать его собою, и стала кричать. Битяговский и Качалов отняли у нее царе­вича и дорезали. Выбежала мать и стала кричать815. Соборный пономарь, видевший убийство, зазвонил в колокол, чтобы собрать народ. Михаил Битяговский бросился к колокольне остановить тревогу, но пономарь заперся в колокольне и продолжал тревогу816. Сбежавшийся народ, узнав о преступлении, по внушению Нагих, убил убийц – Михаила Битяговско- го и еще 12 человек: несчастное самоуправство облегчило следователям средства закрыть главное преступление. Царевича погребли в Угличе.

Годунов взошел на престол, но недолго усидел на нем. Явилась тень святого Димитрия – первый Лжедимитрий, и Борис погиб. Убит и самозванец. Шуйский взошел на престол. Но ляхи на место одного приготовили другого Лжедимитрия и волновали Россию. Царь Василий Шуйский решился выставить в Москве тело истинного царевича, чтобы рассеять обманы в глазах народа легковерного. С такими намерениями отправлены были в конце мая 1606 года митрополит Филарет, епископ Феодосий и четыре боярина в Углич за телом царевича. «Когда открыт был гроб царевича, – так доносили от 28-го мая посланные царю, – мо­щи оказались целы и невредимы, за исключением некоторых частей; лицо, волосы на голове, на костях плоть – невредимы; в левой руке тафтяная ширинка, саван, камчатый кафтанчик, сапожки, орехи в при­горшне – все цело»; тогда же разные больные получали исцеление при гробе царевича Димитрия, о чем имеются письменные свидетельства817. Июня 3-го царь со всем двором и духовенством встретили святые мо­щи за городом; июня 5-го поставили их в Архангельском соборе, что­бы на другой день опустить в землю, но на другой день совершилось 13-ть чудесных исцелений, а 6-го числа 12 больных выздоровели при мощах царевича и – они оставлены навсегда открытыми в соборе. Тогда определили праздновать царевичу 19-го октября, 15-го мая и 3-го июня818.

Преподобного Силуана, ученика преподобного Пахомия Великого Память

Не должно быть пределов той осторожности, которую следует применять к мерам, карающим человека за его преступления или проступки, – и много существует примеров, доказывающих, что снисходительность и долготерпение доводили виновного человека до полного душевного спасительного переворота. Было бы только представлено ему время раскаяться и бодрствовала бы только над ним любовь, которая милосердствует, не раздражается, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит, никогда не перестает...

(1Кор. 13, 4, 5, 7, 8).

Один из примеров благодатного обращения, произведенного тер­пеливою любовью и крайнею терпимостью, представляется в жизни воспоминаемого сегодня преподобного Силуана. Он принадлежал к сословию комедиантов, но впечатлительной природе его не чужды были разнообразные стремления. Слава подвижничества современных монахов пробудила в нем желание причаститься их жизни; поэтому он пришел к общему отцу и руководителю в иноческой жизни – Пахо- мию – и просил принять его в число учеников. Пахомий представлял увлекающемуся юноше все трудности этого пути, но, видя его ревност ную готовность посвятить себя иноческой жизни, принял его в свою обитель. Несколько времени действительно с большим усердием ис­полнял свои новые обязанности молодой Силуан, но затем ревность его охладела, прежние, иные расположения, подавленные временно, пробудились вновь и начали действовать с возобновленною силою. Рассеянность его, неуместная для инока шутливость, сопряженная с глумлением и празднословием, развлекали и других, и, служа посме­шищем, Силуан производил соблазн среди сосредоточенной, сурово­строгой жизни иноков. Не раз Пахомий старался возбуждать в нем подобающее монаху настроение. Юноша на время исправлялся, но по­том снова рассеивался, ослабевал и увлекался вовсе несвойственным на его новом поприще образом действий. Наконец старшие братия стали настаивать на том, чтобы Силуан был удален из обители, и Па­хомий, обличив при всех неправильность жизни недостойного инока, объявил ему, что он должен оставить монастырь. Тогда заявило себя в душе юноши преобладающее духовное стремление. С отчаянием припал он к ногам Пахомия и умолял не выгонять его, обещая, что совершенно исправит жизнь свою. Трудно было Пахомию поверить искренности несколько раз уже неоправдавшихся обещаний... но один из его лучших учеников – Петроний – не мог вынести зрелища скорби сокрушенно-раскаивающегося брата; сострадательная любовь вну­шила ему доверие к его порыву, и он поручился за него, и просьбами своими удержал несчастного в обители на своем попечении.

И не ошиблась чуткая, вещая любовь. Силуан как бы преобразился. Смиренное сознание своей виновности так глубоко проникло его душу, что он не смел подымать глаза на братий; вместо празднословия он почти замолк и приник до такой степени, что без позволения не дерзал срывать травку... Обильные слезы выражали умиленное и сокрушенное состояние его духа, – и ревность его не ослабевала. Утомясь иногда в поздние часы дня, он садился на полу своей келлии и еще трудился над плетением циновок.

«Могу ли не плакать я, – говорил он братии, – когда святые иноки прислуживают мне, тогда как я должен лобзать самый прах, попирае­мый ими... Я из комедиантов принят в число подвижников, познал ис­тину и до того вознерадел о своем спасении, что едва не выгнали меня из монастыря... Я страшусь, чтобы не разверзлась подо мною земля и не поглотила меня. Я вижу неизмеримость моих грехов и готов отдать жизнь, только бы получить прощение... »

Видя такое искреннее покаяние, Пахомий признал и засвидетель­ствовал перед всеми его высоту. И Сам Господь прославил драгоцен­нейшее для Него – покаяние человека... Когда через восемь лет Силуан скончался, то преподобному Пахомию было открыто в видении, как множество сил небесных сретало душу его и представило к Господу, как жертву избранную и плод победы любви над грехом.

День шестнадцатый. Память святых мучеников Авдиисуса, Авделая и других, в Персии

По условиям мира, заключенного в июне 363 года между Римскою империей и Персией, последняя приобрела пять провинций за рекою Тигром, в большинстве населенных христианами, и потому правитель­ство персидское нашлось вынужденным дать больше прежнего свобо­ды христианам и в старых областях. По сирским известиям, кафедру Селевкии-Ктезифона занимал в это время Тамуза, о коем, кроме имени, иных сведений не сохранилось. Лет двенадцать продолжался покой Церкви, как возобновилось гонение по следующему поводу. Авдиисус, епископ области Каскарской в Вавилонии, вероятно, города Бизетуна, имел племянника диакона, которого за развратную жизнь лишил сана. Бывший диакон, желая отмстить, отправился в Сузу, где находился тогда царь, и донес ему, что «в провинции Каскарской живет глава хри­стиан, по имени Авдиисус (Ebedjesu), и при нем священник Авделай (Abdalaha). Они имеют сношения с римскими соглядатаями, сообщают им о внутренних делах Персии и пишут императору обо всем, что проис­ходит на востоке. Указы твои пренебрегают, слова твои осмеивают и не исполняют, солнце и луну, огонь и воду не признают за богов и смеются над ними». Царь тотчас велел Ардширу, правителю Адиабены, схватить епископа и его пресвитера и посредством пыток довести до сознания. Почему Авдиисус и Авделай были приведены в некое населенное место близ города Бет-Лапета и подвергнуты допросу. На вопрос «кто они», отвечали: «мы – христиане», и затем на речь, что если они христиане, то, значит, и враги царя, сказали: «нет, он – наш враг, потому что ненавидит истинного Бога и убивает истинных почитателей Его». На требование говорить понятнее, если не хотят умереть поносною смертью, они ска­зали: «мы любим истину и не позволяем себе обольщаться ложью; а ты довершай свое плутовство. Пусть нас постигнет всякая смерть, какую ни придумает твоя алчность; мы с радостью умрем ради Бога». Дальней­шее обвинение в сношении с римлянами Авдиисус совершенно отверг, а относительно непочитания персидских богов выразился, что об этом не следует и говорить, так как они – совершенно иной веры. Тогда па­лачи каждого связали тремя веревками, так что одна тесно обхватывала ребра, другая ляжки, третья голени, и под всякую веревку вложили дере­во, которое ворочали и тем постепенно закручивали ее так, что трещали кости и жилы. Руки были связаны назад. В продолжение этих пыток им повелевалось почтить солнце, бога государева, и выдать тайны импера­тора. И так как исповедники веры пребыли непоколебимыми, то пытки возобновлялись семь раз, и, наконец, полумертвых снесли в тюрьму. И здесь не допускали к ним никого и давали им хлеб и воду только для поддержания жизни: но целые шесть дней они не могли употреблять грубой пищи и истлевали голодом. Наконец одна сострадательная вдова, несмотря на запрещение, спустила им чрез небольшое оконце тюрьмы более пригодную и укрепляющую пищу, которой и подкрепились они, благодаря Бога. О положении заключенных Ардшир донес царю, присо­вокупив, что, несмотря на всякого рода пытки, обвиняемые не сознаются в преступлениях. Царь, полагая, что этого можно достигнуть и иным путем, позвал обвинителя и спросил его, есть ли в Каскаре и еще подо­зрительные христиане? Предатель указал ему на Каскарского еписко­па Авду, тамошних священников и диаконов. Тогда царь поручил ему привести их, давши для сего отряд воинов (десять конных и двадцать пеших). Между тем Авда, нисколько не предчувствуя готовящихся ему испытаний, со своими священниками и диаконами оставил город для исправления церковных дел вне его. Он находился в некотором хри­стианском селении, когда вступили туда посланные воины и схватили как его, так и сопровождавших его; всех схваченных было двадцать восемь, в том числе семь дев, посвятивших себя Богу. В оковах они были приведены в Леду, где находился царь, который и поручил са­новнику вместе с двумя магами расследование. Судьи спросили: «Для чего вы держитесь заблуждения, обольщаете души невежественных людей и вносите развращение своим льстивым учением?» На это от­вечал Авда: «Мы с полною уверенностью идем прямым путем, и всякий, присоединяющийся к нам, поступает разумно, идет не впотьмах и не блуждает, потому что идет в свете, слушает нас в прекрасной надежде на будущую жизнь и отстает от заблуждения своего». Когда же за сим сановник велел им кланяться солнцу, потому что в противном случае поступит с ними на основании данных ему полномочий, то Авда ска­зал: «Ни царь твой и его повеление, ни ты и твоя власть, ни бичевания не в состоянии отлучить нас от любви и милости Бога нашего и от на­шей истинной веры в Иисуса Христа. Никогда не станем поклоняться творению, солнцу, вместо Творца его, и Всевышнего и Святого Царя не переменим на какого бы то ни было ничтожного и безбожного ца­ря». Эта решительная речь возбудила гнев судьи, и он велел, повергши на землю, дать всякому из них по сотне ударов бичом. Затем сказал исповедникам: «Как вы осмеливаетесь уничижать Сапора, царя царей, того, который подобно богу владычествует над тварями?» Авда отвечал: «Сапор есть не что иное, как человек, и подвержен всем человеческим слабостям и недостаткам; он ест и пьет, как всякий другой, одевает­ся, трудится и утомляется, бывает радостен и печален, слаб и болен, и, наконец, должен умереть. Это господство дано ему от Всевышнего Бога, чтобы он по Его правде управлял землями и народами». Присут­ствовавшие при этом маги пришли в раздражение и били его кулаками по лицу, упрекая за поношение государя. Когда судьи убедились, что все попытки преодолеть твердость узников безуспешны, то сочли за лучшее уведомить царя об этом и просить его дальнейших приказаний. Царь спросил их: «Как находите сих чародеев? Остаются ли при своих убеждениях, и что они говорят?» Председатель ответил, что не смеет и повторить говоримого ими. Но по настоянию царя сообщил все про­исходившее и то, что Авда не считает его божеством, а обыкновенным человеком. Царь рассмеялся и сказал, что Авда прямо разумен, потому что царь человек только. Не совсем довольный сообщениями, царь на­значил для окончания суда нового сановника, который в сопровожде­нии прежних судей прибыл на место и начал допрашивать узников, сказавши: «Вы ли не повинуетесь велениям царя?» Они ответили: «Мы повинуемся велениям Бога, Владыки всех тварей, а воле беззаконного царя не покоряемся». Тогда он объявил, что имеет полномочие пощадить их, если поклонятся солнцу, а в противном случае прикажет казнить их. Спокойно выслушали они это, и Авда тотчас от лица всех сказал, что не желают и не ожидают пощады, так как не могут повиноваться сему приказу. Тогда сняли с них оковы и всех казнили. К этому часу прибыли два брата, Баргадбесиав и Самуил, из свиты епископа Авды, не бывшие при взятии его под стражу потому, что высланы им были пред тем для собрания милостыни и покупки съестных припасов. Когда они узнали о судьбе епископа и других с ним, то поспешили на место казни, бросились к телу священномученика, лобызали его, кропили себя кровью его и сказали палачам: «Убейте и нас, потому что для нас смерть приятнее и дороже, нежели бесчестная и унылая жизнь; и мы пре­зираем и поносим царя; и мы христиане, как и они». Пораженные судьи не решились сами произнести приговора над новыми исповедниками, потому что имен их не было в списке осужденных царем, и донесли обо всем царю. Решение последнего скоро получено, и в тот же день, 15-го мая, оба исповедника казнены.

Занявшись делом Авды и его спутников, судьи совершенно забыли об Авдиисусе и Авделае. Царь первый вспомнил о них и велел обезгла­вить. Они находились в таком жалком состоянии, что сами не могли идти на место казни; их принесли туда на плечах. Вид их был ужасен. На них заметны были только кости да кожа; волоса с головы выпали, ребра и члены переломлены; едва можно было различить в них образ человеческий. Прямо стоять они не могли. Еще раз им было предложено отречься от своей веры, и за отказом последовало обезглавление, 16-го мая. В городе находились тогда римские военнопленные христиане; они тайно взяли тела мучеников и положили их в скрытном месте. Так по­страдали мужчины, а семь святых дев царь велел отвести в Бет-Лапет на казнь. Когда их вели чрез город, то раздались из толпы голоса, что проливается неповинная кровь, но это не остановило решения. На ме­сте казни были они спрошены, не покорятся ли воле царя и не вступят ли в брак? Девы отвечали: «Мы возложили все свои надежды на Бога, и Его одного почитаем; каких-либо других богов не признаем. Делай, что поручено тебе, и не медли! Потому что, знай, воле беззаконного царя не повинуемся и солнцу, творению, кланяться не будем, и никто нас не убедит вступить в брак». Обезглавление их последовало 22-го мая, и в ту же ночь христиане тайно похоронили тела их.

Память святого Николая мистика, патриарха Константинопольского

Название Мистика (старшего члена тайного совета) указывает, что он служил при дворе (греческом); после того был иноком и за строгую жизнь возведен в патриарха в 895 году. Неуклонный блюститель по­становлений Церкви, он не побоялся открыто обличать неправильное вступление в 4-й брак императора Льва с Зоей – в 901 году. Отрешил от сана пресвитера совершившего противозаконный брак, а императо­ру воспретил вход в храм, за что был лишен кафедры и заточен в мо­настырь. По смерти Льва (911 г.) возвращен на кафедру и скончался в 930 году, до конца управляя церковными делами. Оставил после себя разные сочинения819.

День семнадцатый. Перенесение мощей преподобного Адриана Ондрусовского

Память его 26-го августа; а теперь вспоминается обретение и пере­несение мощей его в Ондрусовскую обитель на Ладожском озере, близ Олонца, в 1551 году.

День двадцатый. Память блаженного Фалассия, аввы и игумена Ливийской обители, жившего в половине VII века

Всецело преданный благочестивому подвижничеству, блаженный Фалассий был также замечателен и любовью к духовному просвеще­нию; прилежно изучал Священное Писание и оставил после себя много драгоценных сочинений (которыми впоследствии пользовался Иоанн Дамаскин), например: учение о Лицах Божества; это учение повторял и объяснял Иоанн Дамаскин в своем изложении веры. Святой Максим Исповедник, современник преподобного Фалассия, также высоко ува­жал его, писал к нему послания, посвятил ему свое сочинение о трудных местах Священного Писания и в одном сочинении называет его своим наставником.

«Если хочешь освободиться от всякого зла совокупно, – учил пре­подобный Фалассий в одном из своих сочинений, – то отрекись от ма­тери зол – от самолюбия. Всем страстям предшествует самолюбие, а за всеми последует наконец гордость...»820

Преставление святителя Симона, епископа Владимирского

Блаженный Симон, писатель житий подвижников Печерских и Владимирский епископ, полагал начало иноческому житию в Печер­ской обители преподобных Антония и Феодосия и здесь провел долгое время в иноческих подвигах. В 1206 году видим его игуменом Влади­мирского Рождественского монастыря и духовником благочестивой княгини Марии, основательницы женского монастыря821. Когда благо­верный князь Георгий Всеволодович пожелал иметь особого епископа Владимиру Клязменскому, дотоле зависевшему от Ростовского еписко­па, блаженный Симон поставлен был в епископа Владимиру и Суздалю. Это было в 1214 году822. В 1217 году князь Константин вытеснил князя Юрия из Владимира и сел на столе великого князя. Блаженный Симон разделил с любимым князем удаление из Владимира в бедный горо­док Радилов. Хотя скоро затем добродушный Константин помирился с братом и, объявив его наследником своим, предоставил ему Суздаль, хотя при этом примирении Константин с любовью принимал Симона, одарил его подарками, но Симон и после того не разлучился с князем Георгием, остался при нем в Суздале; только по смерти Константина он «опять вступил в свою епископию Владимир»823. В сентябре 1218 года блаженный Симон в присутствии великого князя Георгия освящал новый храм в том монастыре, где был он игуменом. Князь Георгий любил блаженного Симона, который так много оказал любви к нему в горькое время: он объявил готовность свою открыть для друга его Поликарпа особую епископию в Суздале, но блаженный Симон, не на­ходя того полезным для Поликарпа, отклонил князя от его намерения. Дочь великого князя Всеволода Верхуслава, с 1189 года супруга князя Ростислава Рюриковича, была духовною дочерью блаженного Симо­на и также готова была на всякие жертвы из уважения к блаженному епископу. Но Симон твердо шел путем духовной жизни, не увлекаясь счастьем и не поблажая самолюбию. В 1225 году освящал он соборный храм в Суздале, построенный им вместе с князем на место древнего разрушившегося собора. В мае 1226 года, чувствуя близость кончи­ны своей, облекся он в схиму, и 22-го мая «блаженный, милостивый и учительный епископ» скончался. Он погребен был во Владимирском соборе824, но впоследствии мощи его перенесены в Киевские пещеры, где они и ныне покоятся825.

Летопись справедливо называет блаженного Симона учительным. Превосходное послание его к Поликарпу, печерскому иноку и духов­ному другу, вполне оправдывает это название. Оно же показывает, каким искренним благочестием полна была душа блаженного Симона.

Инока Поликарпа тревожили помыслы честолюбия, гнавшие его из обители Печерской то в одно, то в другое место.

Для уврачевания друга Симон изображает важность Печерской обители в духовной жизни и не щадит Поликарпа в обличениях.

«Брат! – так пишет святитель. – Сядь в безмолвии, собери ум твой и скажи: человек, не оставил ли ты мира и родителей плотских? Если ты пришел сюда для спасения, а делаешь не духовные дела, то для че­го облекся ты в иночество? Черные ризы не избавят тебя от муки. Вот видишь, тебя хвалят здесь князья, бояре и все друзья твои; они говорят: счастлив он, что возненавидел мир и славу его, – уже не печется ни о чем земном, желая небесного. А ты живешь не по-монашески. Стыдно мне за тебя. Что, если ублажающие нас предварят нас в Цар­ствии Небесном? Они будут в покое, а мы будем, жестоко мучимые, кричать. Кто помилует тебя, когда ты сам себя погубишь? Пробудись, брат, пробудись и позаботься о душе своей; работай Господу со страхом и со всем смирением; не будь ныне кроток, а завтра – гневен и зол; не­надолго молчалив, а потом опять готовый роптать на игумена и его служителей. Не будь лжив, не оставляй церковного собрания под пред­логом болезни. Как дождь растит семя, так Церковь оплодотворяет духовную землю для произращения добрых дел. Что ни делаешь в кел­лие, не имеет той силы, как совершаемое в церкви. Читаешь ли псал­тирь, или поешь 12 псалмов, – это не сравняется с одним соборным пением: “Господи, помилуй”. Вспомни, брат, что верховный апостол Петр, сам будучи церковью Бога Живого, взятый Иродом и посажен­ный в темницу, церковною молитвою избавлен из рук Ирода. Давид в молитве говорит: “Одного прошу у Господа и того ищу, чтобы жить в дому Господнем, видеть красоты Господни и посещать святую церковь Его” (см.: Пс. 26, 4). Сам Господь говорит: Где двое или трое собраны во Мое имя, там Я посреди их (Мф. 18, 20). Если же их соберется более ста, тем более веруй, что Бог там с ними. От церковного огня готовит­ся и обед у них; одной крупицы сего обеда желаю я более всего, что у меня есть. Свидетельствуюсь Господом, что не желал бы коснуться другой пищи, кроме куска хлеба и гороху, приготовленных при той святой братии. А ты, брат, не делай так, что ныне с удовольствием раз­деляешь эту трапезу, а завтра ропщешь на повара и служащего брата и тем, оскорбляя начальствующего, подвергаешься одинаковому на­казанию с тем недовольным, о котором говорит патерик. Не брани ке­ларя: кто ропщет, тот себе причиняет вред. Едите ли, пьете ли, все тво­рите во славу Божию. Терпи, брат, и оскорбление: Претерпевший до конца спасется (Мф. 24, 13). Если и случится тебе быть оскорблен­ным и кто-нибудь скажет тебе: такой-то очень нехорошо говорил о те­бе, скажи вестнику: хотя он и укорил меня, но он – мой брат, а я стою того, да и не он делает то, а враг, который хочет рассорить нас; пусть же Господь накажет лукавого и помилует брата. Скажешь, он в лицо оскор бил меня пред всеми. Не смущайся, сын, и не предавайся гневу, но поклонись брату и скажи: прости меня. Исправив свои грехи, победишь вражью силу. Если же на брань будешь отвечать грубостью, то вдвой­не оскорбишь себя. Разве ты больше царя Давида, которого Семей бра­нил в глаза? Он хотевшему отмстить за него слуге сказал: не делай сего; пусть видит Господь смирение мое и заплатит ему добром за его брань! Вспомни, сын, и больше того, как Господь смирил Себя, быв послушливым до смерти Отцу Своему. Он, страдая, не угрожал (см.: 1Пет. 2, 23), слушал хулу, терпел пощечины и оплевание, но не гне­вался; молился за распинателей Своих и тебя учил молиться за врагов. Любите, говорил, врагов ваших, делайте добро ненавидящим вас, бла­гословляйте проклинающих вас, молитесь за наносящих вам напасть (см.: Мф. 5, 44). Довольно, брат, и того, что учинил по своей гордости. Тебе следует оплакивать то, что, оставив святой монастырь и святых отцов Антония и Феодосия и святых черноризцев, которые с ними, взял на себя быть игуменом святых бессребреников. Хорошо ты по­ступил, когда скоро оставил это и не подставил спины врагу своему, который хотел погубить тебя. Разве ты не знаешь, что дерево не по­ливаемое и часто пересаживаемое скоро засыхает? И ты, отказавшись от послушания отцу и братии, скоро погиб бы. Овца в стаде безопасна, а отдаляясь от стада, скоро становится добычею волков. Тебе бы сле­довало прежде еще подумать, для чего хотел ты выйти из святой бла­женной и честной обители Печерской, где так удобно спасаться всяко­му ищущему спасения? Я думаю, брат, что Сам Бог попустил это в наказание за гордость, за то, что ты не хотел служить святому чело­веку, господину своему, а нашему брату, архимандриту Акиндину, Пе­черскому игумену. Ты писал о своей досаде? Горе тебе! Ты погубишь душу свою. Спрашиваю тебя: чем ты надеешься спастись? Будь ты по- истине всегда трезв и беден, проводи ночи без сна, но если не перено­сишь оскорблений, не спасешься. Порадовались было о тебе игумен и братия, и мы утешились мыслью о твоем обретении. Но ты и еще попустил быть твоей воле, а не воле игумена, – захотел еще раз быть игуменом у святого Димитрия, хотя никто не принуждал тебя: ни игу­мен, ни князь, ни я. И вот теперь уже испытал. Пойми же, брат, что Богу не угодно твое начальствование, и потому послал Он тебе слабость зрения. Но и тем не вразумился ты, чтобы сказать: благо мне, яко смирил мя еси, да научуся оправданием Твоим. Вижу, что ты самолюбив и ищешь славы у людей, а не у Бога. Разве не стою я такого сана? Чем я хуже, например, эконома? Так говорил ты. И супруга князя Ростислава Вер- хуслава пишет ко мне, желая видеть тебя епископом в Новгороде на ме­сте Антония, или в Смоленске на месте Лазаря, или в Юрьеве на месте Алексия. Она говорит: для тебя и Поликарпа готова я потратить хотя бы до тысячи серебра. Но я отвечал: дочь моя, Анастасия! Не Богоугодное дело ты хочешь делать; если бы Поликарп оставался в монастыре с чи­стою совестью, в послушании игумену и братии и жил в строгом воз­держании, то удостоился бы не только святительского сана, но и Не­бесного Царствия. Ты, брат, пожелал епископского сана? Конечно, доброго дела желаешь. Но послушай, что говорит апостол Павел Ти­мофею, и подумай, имеешь ли ты те качества, которые должен иметь епископ? Если бы ты был достоин такого сана, я не отпустил бы тебя от себя, своими руками поставил бы тебя наместником на обе еписко­пии – во Владимир и Суздаль, как хотел князь Георгий, и не захотел я. Брат! не в том совершенство души, чтобы быть в чести у людей, а в том, чтобы улучшиться в жизни и быть чистым. Из Печерского мона­стыря многие поставлены в епископы. Как Самим Христом были по­сланы апостолы во всю вселенную, так Матерью Его, Госпожой нашей, Богородицею, из Ее монастыря многие поставлены были в епископы по всей земле русской. Первым был Ростовский епископ Леонтий свя- щенномученик, которого Бог прославил нетлением. Это был первый престольник; неверные мучили и убили его, и он стал третьим гражда­нином земли Русской, получив вместе с двумя варягами венец от Хри­ста, за Которого пострадал. О митрополите Иларионе ты сам читал в житии святого Антония, что им он пострижен и сподобился священ­ства. После них поставлены были епископы Николай и Ефрем в Пере­яславль, Исайя в Ростов, Герман в Новгород, Стефан в Вышгород, Нифонт в Новгород, Лаврентий в Туров, Марин в Юрьев, Мина в По­лоцк, Николай в Тмутаракань, Феоктист в Чернигов, Лука в Белгород, Ефрем в Суздаль. Если хочешь знать всех, прочти старую Ростовскую летопись; там найдешь, что всех было более 30, а если читать далее, до нас грешных, то думаю, будет около 50. Пойми же, брат, какова сла­ва того монастыря и, утвердясь, покайся. Полюби тихую и безмятежную жизнь, к которой Господь привел тебя. Я рад оставить епископию и слу­жить игумену в Печерском монастыре. Но ты знаешь, что удерживает меня. Кто не знает, что у меня, грешного Симона епископа, соборная церковь во Владимире, красота города, а другая в Суздале, которую сам я построил? Сколько они имеют городов и сел! И десятину соби­рают со всей земли той. И всем тем владеет худость наша. Но пред Богом говорю тебе: всю эту славу и власть счел бы за ничто, если бы мне хотя колом торчать за воротами Печерского монастыря и быть попираему людьми. Один день в дому Божией Матери лучше тысячи лет временной чести. В нем хотел бы я жить лучше, чем в селениях грешников»826. Так поучал блаженный Симон!

Память святых мучеников Фалалея, Александра и Астерия

Фалалей, восемнадцатилетний юноша, учившийся врачебному искусству и безмездный врач, был в царствование Нумериана схвачен и представлен правителю города Эг (Эги, ныне Аяскала, при море) в Киликии. Как твердый в своей вере христианин, он был предан на пытки, но воины Александр и Астерий, имевшие пытать его, са­ми уверовали во Христа и осуждены на смерть мечом. После того Фалалей был брошен зверям, но как звери не коснулись его, то был обезглавлен (284 г.).

День двадцать первый. Страдание преподобного Агапита Маркушевского

Преподобный Агапит долго подвизался в Сольвычегодском Борисоглебском монастыре. Раз он был тяжко болен. Явившийся в сонном видении святитель Николай указал ему идти на реку Маркушу и основать там монастырь; больной в то же время исцелел и отправился в путь. На речках Маркуше и Тарнахе (в 100 вер­стах к северо-востоку от Тотьмы) поставил он часовню и потом в 1578 году два храма, один в честь святителя Николая, другой во имя Прокопия Устюжского. В том же году выпросил он у царя для обители землю и место для мельницы на реке Лахте, а у митропо­лита – благословение освятить храм. Возвратясь из Москвы, он жил подвижником Божиим. Не довольствуясь трудами по устрое­нию обители, он тайно носил на теле своем вериги. Жители села Кашнина, по жадности к корысти, злясь за землю, отведенную для обители, решились убить заботливого основателя обители. Мая 21-го, 1584 года они напали на преподобного на мельнице, убили и бросили в реку Уфтюгу. Иноки нашли тело убиенного препо­добного и схоронили в часовне, между построенными им храмами, а найденные на теле его вериги повесили над его гробом. Мощи его почивают под спудом в храме упраздненной (1764 г.) Марку- шевской обители827.

Память святых епископов и исповедников Аммония, Евлогия, Филона, Пафнутия и других, в царствование Констанция (338–361) за несогласие на ересь арианскую лишенных престолов своих в Египте, Ливии и Пентаполе, и сосланных в заточение.

День двадцать второй. Память святого мученика Василиска воина

Василиск был племянник святого Феодора Тирона; он пострадал вместе с Евтропием и Клеоником (память их 3-го марта), но принял смерть от меча после них. Мучения, которым он был подвергнут, со­провождались поразительнейшими чудесами, о чем свидетельствует очевидец их – святой мученик Евсигний (память его 5-го августа). Этот мученик Василиск, как свидетельствуют многие историки, явился святому Иоанну Златоустому перед кончиной его и сказал: «Завтра будем вместе».

Василиск пострадал в царствование Максимиана, в 308 году, от Агриппы, который впоследствии, получив исцеление от болезни на месте погребения Василиска, источавшем чудеса, сам уверовал во Христа.

В Команах, где пострадал святой Василиск, была сооружена цер­ковь во имя его, и в нее перенесены его мощи.

Воспоминание Второго Вселенского Собора

Происходил в Константинополе, в царствование Феодосия Вели­кого, в 381 году, для утверждения истинного учения о Святом Духе, против ереси Македония, Константинопольского патриарха, и его еди­номышленников, отвергавших Божество Духа Святого. На сем Соборе собравшиеся в числе ста пятидесяти отцы дополнили Символ веры Никейский учением о Божестве Духа.

День двадцать третий. Память преподобного Додо

Преподобного Додо, подвизавшегося в Иверии, в Гареджийской пустыни под руководством святого Давида и основателя обители (ныне находящейся в развалинах). При жизни удостоился дара чудотворений и скончался в преклонной старости в 623 году828.

Святого мученика Михаила черноризца, инока из обители святого Саввы, ученика и сродника святителя Феодора, епископа Едесского (9 июля). Оклеветанный, подобно целомудренному Иосифу, женою Персидского царя Ардамелеха и воспротивившийся настояниям царя, чтобы он принял магометанство, был осужден царем на усекновение головы мечом (в IX стол.). Мощи его видел в теле «аки живого» игумен Даниил в начале XII века, в лавре святого Саввы829.

День двадцать четвертый. Память святой Марфы Монемвассийской и трех неизвестных подвижниц

Святая Марфа была игуменьей Монемвассийской обители Святой Богородицы. Морея с VII века занята была славянами, и Монемвассия, которой святители известны с VIII века830, в VIII веке полагалась в славянской земле831. Блаженной Марфе, как и современным ей пропо­ведникам веры, предстояло между прочим утверждать в вере и благо­честии недавних язычников832. Жизнь христианская сама по себе свет; только в точном своем виде не легка она для нас, немощных. Святитель Василий Великий писал к современной ему благородной инокине Феодоре: «Не легкий подвиг обещающемуся выполнить обещанное. Долг каждого избирать жизнь Евангельского закона. Но выполнять все до малости и не пренебрегать ничем из написанного в Евангелии, как знаем, не многие успевают. Надобно обуздывать язык и очи, про­свещенные Евангельским учением; надобно, чтобы и руки делали в угождение Богу, и ноги двигались и каждый член употреблялся так, как изначала назначил Творец нам. Надобно соблюдать скром­ность в одежде, осторожность в сношениях с мужчинами, умеренность в пище, не иметь лишнего из вещей нужных. Все это кажется просто малостью, а требует великого подвига при выполнении, как дознаем на деле. Надобно хранить смирение, чтобы не помнить о знатности предков своих, не гордиться природными дарованиями тела или ду­ши, не превозноситься добрыми мнениями о нас других. Всего этого требует жизнь Евангельская; к тому же нужны: постоянство в воз­держании, усердие к молитве, сострадание любви к другим, щедрость к нуждающимся, смирение в мыслях, сокрушение сердечное, целость в вере, равнодушие в скорбях; постоянное памятование о том страш­ном и неизбежном суде, к которому все близимся и о котором однако не многие помнят, беззаботные о его решении»833. Блаженная Марфа крепко подвизалась сама на пути Евангельского закона и усердно по­нуждала сестер к подвигам благочестия834. Потом удостоилась страдаль­ческой кончины с тремя сестрами в конце царствования Константина Порфирогенета. Записка о ней, известная ныне только по отрывку, не объясняет, по какому случаю и от кого последовала эта смерть; но так как с одной стороны вместе со святой Марфой и тремя сестрами пострадали «знаменитые благочестием мужи», как бывает в нападение неприятелей, с другой стороны единственные неприятели греческой власти в Морее были тогда славяне, частью еще язычествовавшие: то более чем вероятно, что святая Марфа с сестрами пострадала от сла- вян-язычников. Тот же блаженный Павел, епископ Монемвассийский, который писал о святой Марфе, оставил следующее известие о трех современ­ницах святой Марфы835.

«Был я, – говорит он, – послан на восток по царскому делу. На до­роге встретился мне пустынный монастырь, и мне захотелось побывать в нем. Игумен и черноризцы вышли ко мне навстречу и, поздоровав­шись, сели мы на горе. Тут были плодовитые деревья. И вот птицы, прилетая, ломали ветки с плодами и быстро уносили. Я спросил игу­мена: “Отчего это птицы не едят плодов, а уносят куда-то с ветками?” Он отвечал: “Вот уже одиннадцатый год, как они то же делают каждое лето”. “Тут в горах, – сказал я по какому-то вдохновению, – живут или мужи, или жены, и им-то носят они плоды”. Когда говорил я это, прилетевший ворон сломил ветвь с плодом. Я сказал игумену: “Пой­дем за ним”, – и пошли. Ворон с плодом летел впереди нас и, долетев до утеса, положил ветку. Когда подходили мы к нему, он, взяв ветку, полетел в провалье и, там оставив ветвь, воротился без всего. Придя к провалью, мы бросили вниз камень. И вот кто-то кричит: “Если вы христиане, не убивайте нас”. “Кто вы таковы?” – спросили мы. “Если хотите, – был ответ, – видеть нас, бросьте нам три одеяния, – мы – на­гие жены; идя по горе, увидите дорожку и по ней можете сойти к нам”. Услышав это, три чернеца сняли с себя одеяния и, обвивши ими ка­мень, пустили вниз. Найдя указанную узенькую дорожку, с трудом сошли мы по ней к святым. Три жены, увидев нас, поклонились нам до земли и, сотворив молитву, сели мы. Одна из них тоже села, а две стояли. Тогда игумен спросил севшую: “Откуда ты, госпожа-матерь, и как пришла сюда?” “Я из Константинограда, – отвечала она. – Муж мой служил при императоре и скончался молодым; я осталась вдовою 20-ти лет и горько плакала как о вдовстве, так и о том, что не имела детей. Спустя несколько дней один вельможа присылает ко мне слуг с тем, чтобы насильно доставить меня к нему. Слуги, ничего не слушая, хотели весть меня. Я помолилась Господу Иисусу, да избавит меня от того, который готов осквернить душу и тело мое. Потом сказала слугам: “Я рада идти к вашему господину, столько славному; но теперь я очень больна, непрестанно течет кровь; потерпите, пока выздоровею, и тогда с радостью пойду”. “Хорошо, – сказали они, – господин будет ждать до 40 дней”. По удалении их созвала я слуг моих и, дав им де­нег, отпустила их на волю, а при себе оставила только двух служанок, которых вы видите. Потом, пригласив одного родственника, человека христолюбивого, под клятвами завещала ему продать села мои и дом и раздать деньги нищим. Так я осталась без забот житейских. Ночью, взяв моих служанок, а теперь моих сестер, вступила я с ними на ко­рабль, и мы пришли на это место, где видите нас. Вот одиннадцатый год, как не видали мы ни одного человека, кроме вас. Одежды наши изветшали и распались”. Игумен сказал: “Откуда, госпожа, получаете вы пищу?” “Благой и Человеколюбивый Бог, – отвечала она, – про­кормивший народ Свой в пустыне 40 лет, посылает пищу и нам, недо­стойным рабыням Его. Каждое лето птицы приносят всякий овощ, даже до излишества. И нагота не тяготит нас, – ни зимой не боимся холоду, ни летом – зноя, прославляя Святую Троицу”. Мы слушали это с изу­млением. Игумен сказал: “если прикажешь, госпожа моя, пошлю брата в монастырь принести пищи, и мы покушаем с вами”. Она отвечала: “Прикажите прийти священнику, пусть наперед помолится, и мы при­частимся Святых Таин, – с того времени, как удалились мы из города, не удостаивались мы принять Святые Тайны”. Игумен послал чернеца в монастырь позвать пресвитера и принести пищу. Пресвитер, придя, совершил службу, и Божии рабыни причастились Святых Таин. Потом покушали они с нами. “Молю святыню твою, – сказала святая, – про­быть здесь три дня”. Игумен дал обещание. Блаженная, встав, усердно молилась и тихо преставилась ко Господу; совершив надгробное пение, похоронили мы ее. На другой день так же покойно скончалась другая, а на третий – третья. Похоронив их, возвратились мы, славя Христа Бога, творящего чудеса».

Святого мученика Мелетия Стратилата и с ним 1218 воинов с же­нами и детьми, – и святого мученика Серапиона и дружины, скончав­шихся от различных мук при Антонине императоре, во II веке.

День двадцать пятый. Страдание святых Пасикрата, Валентиона и друзей их

Мученики Христовы Пасикрат и Валентион были, говорит древнее известие836, из города Доростола Македонского, воины, но христиане. Оба они были молоды, Пасикрату было 22 года, а Валентиону 30 лет; но оба были зрелы духом. Когда увидали они, что чтители идолов кла­няются камням, а слабые из христиан, боясь мук, приносили жертвы; они, одушевясь святою ревностью, свободно исповедали, что только христианский Бог есть истинный Бог, а идолы – вещество бездушное. Быв схвачены, приведены они были к префекту. Когда им сказано бы­ло, чтобы принесли жертву богу Аполлону, Пасикрат плюнул на идола. Тогда подошел к Пасикрату брат его Паниян, отступивший пред тем от Христа по страху мучений, и стал убеждать принести жертву, чтобы избавиться мук. Пасикрат прогнал брата, называя его недостойным родства с ним. Когда спрошен был Валентион, то отвечал, что он одних убеждений с Пасикратом. Потому оба лишены были головы, тогда как тут же стояла мать Пасикрата и склоняла сына к мученичеству.

Вслед за тем начались подвиги друзей Пасикрата и прежде других святого Юлия.

По современному известию837, блаженный Юлий схвачен был служи­телями и приведен к префекту Максиму. «Правда ли, что говорят о тебе, Юлий?» – спросил Максим, Юлий отвечал: «Правда, я христианин, – за другого не хочу выдавать себя». «Разве ты не знаешь, – говорил пре­фект, – указа императоров, повелевающего приносить жертву богам?» Юлий отвечал: «Знаю; но я – христианин, не могу делать то, чего хотите вы; не следует мне отрекаться от Бога живого и истинного». Максим сказал: «Что за важность покурить ладаном и уйти? Диоклетиан, как из­вестно, первый повелел воздавать ему почести как божеству838. Воин при приеме жалованья курил фимиам пред изображением нового божества. Префект-язычник чувствует странность этой выходки Диоклетиана и думает закрывать ее сарказмом индифферентизма». Юлий отвечал префекту: «Не могу преступить заповедь Божию. Я служил в воен­ной службе 26 лет, и не приводили меня к судье как преступника или как человека вздорного; семь раз выходил я на войну; не был я ослуш­ником пред начальством и сражался не хуже каждого. Не думают ли, что тогда, как был я верным в низшем, окажусь неверным в высшем?» Максим спросил, в каком войске служил Юлий? «Я служил, – отвечал Юлий, – в легком войске и вышел из службы, – я ветеран839. Но я чтил Бога Живого, сотворившего небо и землю, и теперь отправляю вечную службу Ему». Максим говорил, что Юлий получит в награду 10 дина­риев и оставлен будет в покое, если только теперь послушается. «Ни деньги, ни льстивые убеждения не отклонят меня от Господа Вечно­го», – отвечал исповедник. «Надобно повиноваться законам», – сказал Максим. «Я страдаю за вечные законы», – отвечал Юлий. «За те, что преподал вам Распятый? Не умно уважать мертвеца, а не живых импе­раторов», – говорил префект. Юлий отвечал: «Он умер за грехи наши, чтобы даровать нам Вечную жизнь, но Он же – Бог Вечный». Максим сказал: «Послушайся, принеси жертву, – иначе ты выбираешь себе смерть». «Я выбираю долю умереть на время и жить вечно», – отвечал Юлий. Префект произнес решение: Юлий, не повинующийся указам императоров, должен быть лишен головы.

Когда вели святого Юлия на место казни, Исихий, воин и христиа­нин, находившийся под стражею, говорил мученику Юлю: «Прошу тебя, Юлий, выполняй с радостью обещание свое, получишь венец, который обещал Господь исповедникам Своим. Но помни и о мне, – я иду за тобою, особенно приветствуй Пасикрата и Валентиона, рабов Божиих, которые прежде нас пришли к Господу добрым исповедани­ем». Юлий, целуя Исихия, сказал: «Спеши прийти, брат; а желания твои услышаны теми, которых ты приветствовал».

Затем Юлий взял платок, завязал им глаза и, протягивая шею, ска­зал: «Господи Иисусе Христе! За Твое имя умираю, – удостой принять душу мою в число святых». Служитель отсек ему голову. Раб Христов пострадал в 6 кален. июня (27 мая).

Святой Исихий с двумя другими принял мученическую кончину июня 25 дня840. Спустя два дня после того пострадали еще два воина, также друзья святого Пасикрата, Никандр и Маркиан841.

Когда они представлены были на суд, префект Максим сказал им: если вы не знали указа императоров, повелевающего приносить жертвы богам, то исполните теперь. «Указ, – отвечал Никандр, – относится к желающим приносить жертву; но мы – христиане, не можем подлежать ему». Максим сказал: «Почему бы вам не принять награды за вашу заслугу?» «Деньги нечестия неприятны для чтителей Истинного Бога», – отвечал Никандр. Покури только ладаном богам, сказал Максим. Никандр отвечал: «Хри­стианин не может чтить камни и деревья и забыть о Боге, сотворившем все из ничего и могущем спасти меня и всех надеющихся на Него». Супруга святого Никандра говорила ему: «Берегись, господин мой, делать то; бе­регись отказываться от Господа нашего Иисуса Христа; взирай на небо и там увидишь Его, Кому должен ты сохранить верность». Максим ска­зал: «Глупая бабья голова! Зачем ты хочешь смерти мужу своему?» «Для того, – отвечала она, – чтобы жил он у Бога и никогда не умирал». Нет, сказал Максим, тебе хочется добыть более здорового мужа. «Если ты так думаешь обо мне, – отвечала она, – умертви меня за Христа первую, если только у тебя есть указ о женщинах». Максим сказал, что такого указа нет у него, но она будет сидеть в тюрьме, и ее отвели в тюрьму.

Максим давал время Никандру подумать о цене жизни. Никандр отвечал, что дело уже обдумано и что он ничего более не желает, как душевного спасения. «Ты что скажешь, Маркиан?» – сказал префект. «Стою на том же, на чем ратный товарищ мой», – отвечал Марки­ан. «Итак, вы оба отведены будете в тюрьму и без сомнения понесете казнь», – сказал префект.

Спустя 20 дней приводят их из темницы к префекту. «Довольно времени употреблено на увещание, чтобы покорились вы указу импе­раторов», – сказал Максим. «Слова твои, – отвечал Маркиан, – не за­ставят нас отступить от веры и отказаться от Бога. Он присутствует тут и знаем мы, куда зовет Он. Не удерживай нас. Ныне вера наша совершен­ствуется во Христе. Отсылай нас скорее, чтобы узрели мы Распятого; вы нечистыми устами порицаете Его, а мы чтим Его». «По желанию вашему вы преданы будете смерти», – сказал префект. «Для здравия импера­торов просим тебя, – отвечал Маркиан, – скорее отпустить нас. Мук мы не боимся, но желаем, чтобы скорее исполнилось наше желание». «Не я вас преследую, – сказал Максим, – а указы императоров; я не­винен в крови вашей». Затем произнес он смертный приговор. Святые мученики Христовы как бы одними устами сказали: «Будь счастлив, человеколюбивый префект!» Они вышли из суда с радостью. За Никандром следовали жена его и Пиниян, брат мученика Па­сикрата, несший младенца, сына Никандрова. За Маркианом шли родственники и жена его. «Горе мне бедной! – кричала последняя. – Смилостивись надо мною, господин мой, – посмотри на милого сынка твоего; не отвергай нас». Маркиан, строго посмотрев на нее, сказал: «Как сатана помрачил ум твой! Уйди от нас; дай мне докончить подвиг мученический». Зотик христианин, поддерживая руку его, говорил: «Будь тверд, господин – брат! Ты совершаешь добрый подвиг. Где нам слабым взять такую веру?» Маркиан сказал Зотику: «Поддержи жену мою». И Зотик взял ее. Когда пришли на место, Маркиан, подозвав жену, поцеловал ее и сказал: «Иди с Богом; ты не можешь смотреть на славный подвиг мученичества, – мысль твоя смущена лукавым». А сынка целуя и смотря на небо, говорил: «Господи всемощный! Попе­кись о нем». Никандр также простился с женою. «Бог с тобою!» – ска­зал он. Она с радостью говорила: «Десять лет была я без тебя на родине и каждый час желала видеть тебя; теперь вижу и радуюсь, что идешь ты к жизни; радуюсь, что становлюсь женою мученика». Мученикам завязаны были глаза, и меч пресек жизнь их. Мученики Христовы Ни­кандр и Маркиан упокоились в 15 день июля (1-го июня).

Так как префект Максим уговаривал исполнить указ «императо­ров» и не раз упоминал об императорах, то ясно видно, что страдание Дуростольских воинов совершалось в гонение Диоклетиана и Макси- миана, в 302 году, а не при императоре Севере, как думал Бароний842.

Известно, что на правом берегу Дуная, где Дуростол, в III веке уже сильными массами жили славяне843, и они были лучшими воинами им­перии844. Так, святые мученики и по месту жительства, и по службе были из славян, и пример твердого самоотвержения их за святую веру конечно возбудил во многих родичах их уважение и любовь к святой вере845.

Третье обретение главы Святого Иоанна Предтечи

Во время гонения на святые иконы, в VIII веке, глава Предте­чи перенесена была из Константинополя в Команы, – место ссылки и смерти Златоустого, и там опять сокрылась и неизвестна была до вос­становления православного иконопочитания. В царствование Михаила, в 857 году, честная глава Предтечи в третий раз обретена и вторично перенесена в Константинополь патриархом Игнатием.

В день третьего обретения честной главы Предтечи Церковь взы­вает: «Яко Божественное сокровище, сокровенное в земли, Христос откры главу твою нам, Пророче и Предтече. Вси убо сошедшеся в сея обретение, песнями Богоглаголивыми Спаса воспоим, спасающа нас от тления молитвами твоими».

Память святого священномученика Ферапонта

Епископ Кипрский, совершивший страдальческий подвиг и принявший мученическую смерть во время, как полагают, гонения Диоклетианова. Перед нашествием на остров Кипр сарацин мощи святителя были перенесены в Константинополь.

Во время этого перенесения, в 806 году, как полагают, 25-го мая, в царствование императора греческого Никифора, совершилось от мо­щей святителя Ферапонта много чудес; они описаны современником и, во многом, очевидцем их, который, повествуя о них, свидетельствует, что он описал «из многих чудес только немногие».

День двадцать седьмой. Память преподобного Давида Гареджийского

Пришелец из Сирии, последовавший за великим учителем Иоан­ном Зедазнийским (память 7-го мая), с ним вместе пришел в Иверию, в столицу ее – Мцхет. Когда же Иоанн разослал учеников своих про­поведовать Евангелие по разным странам, то Давид, по благословению Иоанна, избрал себе поприщем Тифлис (Тбилиси) и поселился в убо­гой пещере на полугоре, ныне называемой Мтацминдскою или Святою горою. Впоследствии Давид, вместе с учеником своим Лукианом, уда­лился в пустыню Гареджийскую (в 60-ти верстах от Тифлиса – на вос­ток по левому течению Куры). Здесь, возложив надежду на Единого Бога, питавшего Израиля в пустыне, выбрали они место «прекрасное, безмятежное», но совершенно не удобное для жизни, «изобилующее недостатками и нуждами для телесного подкрепления», довольство­вались одними корнями растений для удовлетворения голода, одною дождевою водою – для удовлетворения жажды; но когда зной, а потом мороз лишили их того и другого и Лукиан стал унывать, Давид не по­колебался в надежде на чудное промышление о людях всемогущего Бога, и действительно, в пустыню к отшельникам прибежали три самки оленей с оленятами, молоком которых и стали они пропитываться...

Да едят бедные и насыщаются; да восхвалят Господа ищущие Его; да живут сердца ваши во веки! (Пс. 21, 27) воспели отшельники вместе с царем Давидом в умилении благодарной души...

Однажды, охотясь за зверями, зашли сюда охотники и, пораженные чудною жизнью отшельников, они разнесли молву о них среди окрест­ных жителей; тогда стали приходить сюда и поселяться любители без­молвия, которые постепенно образовали здесь 12 монастырей846. Решаясь поселиться здесь, чтобы подвизаться под руководством Давида, они должны были иссечь себе пещеры для жительства и вырыли колодцы – искусственные, в которые были спущены для дождевой воды каналы по направлению от высоких горных кряжей, окружающих пустыню, вниз в колодцы или каменные ямы. По прошествии нескольких лет, ког­да было устроено благосостояние всех обителей, Давид решился испол­нить постоянное желание свое – посетить Иерусалим для поклонения святым местам. Поручив управление обителями Лукиану и пресвитеру Додо (память его 23-го мая), старец, с некоторыми учениками своими, отправился в путь. Когда они дошли до высот, с которых открылся пе­ред ними Иерусалим, сердце Давида преисполнилось страха и трепета... «Как дерзну я, – говорил он со слезами, – грешными стопами моими попирать следы ног Богочеловека...» – и, отпустив своих учеников как более, чем он, достойных поклониться святым местам, сам Давид, в виду святого храма Гроба Господня, взял три камня со Святой земли и пошел обратно... Но не утаилось от мира такое высокое смирение подвижника. По откровению, бывшему о нем в сонном видении Илии, патриарху Иерусалимскому, отправлены были посланные от патриарха, которые догнали его на пути и которым возвратил он два камня, взятые им со Святой земли, третий же Давид оставил у себя, по разрешению патриарха, «чтобы он отнес его, как благодать, в свою пустыню, для памяти и извещения веры его»... Слух о таком чудном происшествии разнесся по всему Иерусалиму и окрестностям его. Давид же возвра­тился в свою пустыню, принеся камень с собою, который и теперь со­храняется на гробе его и источает благодатную силу исцелений всем с верою приходящим поклониться святому. Вскоре по возвращении святой Давид получил во оте извещение о близкой кончине своей. Призвав братию, преподал он им спасительные наставления, потом, отслушав Литургию, причастился Святых Таин и на коленях, про­стерши к небу руки, мирно скончался – в половине VI века. Пустыня его прославилась и еще многими святыми и чудотворцами.

Преставление преподобного Ферапонта Можайского

Преподобный Ферапонт, в мире Феодор, происходил из рода дво­рян Поскочиных и родиною его был Волоколамск847. С юного возраста исполненный страха Божия, он думал только о том, как бы избавиться ему от мятежного мира. Он любил беседовать о благочестии и молил Господа – сподобить его ангельского жития. Избрав благоприятное время, он тайно ушел из родительского дома и в Симоновой обители упросил настоятеля постричь его в иночество. Здесь с полным по­слушанием выполнял он черные работы и вместе с тем всегда бывал на бдениях храма и на молитве келейной. Тайные помыслы свои ис­кренно открывал он старцу своему и тем соблюдал чистоту душев­ную и телесную. По временам слушал он наставления преподобного Серия. Настоятель, заметив его способности и усердие к выполне­нию послушаний, делал ему разные поручения, между прочим послал и в дальнюю Белозерскую сторону. Со странническим посохом ходил он по пустынной Белозерской стороне и пленился тишиною лесов ее. Возвратясь в Симонову обитель, он принес с собою жажду уединения пустынного. Преподобный Кирилл в это время жил уже на старом Симонове, в уединении. Стремясь душою к более глубокой тишине, спросил он Ферапонта: «Есть ли на Белом озере место, где бы можно было безмолвствовать иноку?» Ферапонт отвечал, что их там много, и оба согласились тайно идти в пустынную сторону. Кирилл нашел здесь место, указанное ему в видении: оба водрузили крест и выкопали землянки для жилища. Однако Ферапонт не долго пробыл с Кирил­лом и удалился за 15 верст, на место прекрасное, между двух озер, для пребывания наедине с Господом848. Здесь расчистил он землю для на­саждения овощей и, по преданию отцов пустынных, прогонял уныние безмолвия то трудом, то молитвою и бдением; немало ему пришлось испытать страха и от разбойников, которые, не терпя праведника близ себя, гнали его из пустыни. К нему стали приходить люди с желанием делить пустынные подвиги его. По их просьбе построил он храм в честь Рождества Богоматери и учредил общежитие. Это было в 1398 году. Прибытие старца иеромонаха обрадовало преподобного, так как сам он не хотел принять на себя ни старейшинства, ни иеромонашества. Он по-прежнему подвизался в тяжких работах, не упуская церковной службы и правила келейного. По временам ходил он для духовных бесед к преподобному Кириллу. Братство его умножалось, и пример преподобного одушевлял всех любовью к суровым подвигам. Люди зажиточные стали наделять обитель подаяниями. Братия просили преподобного, чтобы принял на себя управление обителью; препо­добный говорил: «Не я оградил это место, а Пречистая Богородица: Она и может наставить вас на все полезное». Видя твердое нежелание старца принять на себя настоятельство над ними, они избрали себе игумена. Для всех, однако, преподобный оставался отцом и наставни­ком. К нему в келлию приходили за советами в смущениях душевных. По его мыслям располагалось все в обители. Никто не смел держать в келлие что-нибудь, кроме икон святых, назидательных книг и ору­дий простого рукоделия. Братия занимались то списыванием книг, то плетением мрежей для ловли рыбы. В храме и трапезе наблюдалась глубокая тишина. Князь Андрей Дмитриевич Можайский, которому принадлежала и Белозерская страна, услышав о новой обители в его пустынной отчине, пожаловал новой обители землю и озера, прислал утвари для храма ее и просил молить за него849. Так Сей нищий воззвал, – и Господь услышал и спас его от всех бед его (Пс. 33, 7).

Наместник Можайского князя, возвратясь с Белоозера, рассказал князю, каков подвижник блаженный Ферапонт в его Белозерской стра­не. Князь, давно желавший построить обитель близ Можайска, послал боярина своего пригласить старца в Можайск для беседы с князем о нужном деле. Это приглашение обеспокоило старца, но он сказал: да будет воля Господня, и, согласно с мыслями братии, отправился в Можайск. «Господь воздаст тебе награду за труд твой, я же навсегда останусь твоим должником», – сказал обрадованный князь при встрече с преподобным. Потом, открыв ему давнее желание, просил его принять на себя устроение новой обители. На первый раз преподобный отвечал только слезами, потом помолился Господу и согласился исполнить во­лю князя. При богатых средствах князя монастырь в честь Рождества Богородицы в Лужках, в версте от города, устроился скоро. Это было в 1408 году. Преподобный авва пользовался уважением первосвятителя Фотия, который с любовью беседовал с ним о духовной жизни и облек его саном архимандрита. Под надзором опытного аввы в новой обители процвела жизнь иноческая; число братии было значительное. Препо­добный авва повторял братии, жившей не вдали от города, наставление апостольское: Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света. Как днем, будем вести себя благо­чинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти (Рим. 13, 12–14). Преподобный Ферапонт преставился в глубокой старости мая 27-го 1426 года. Святые мощи его почивают под спудом в соборном храме Лужецкой обители, источая чудеса для верующих. В Белозерской пустыни посвящен его имени храм850.

День двадцать восьмой. Память преподобного Софрония

Скажу любви вашей о личности дивной, говорит современный описатель подвигов святого Георгия мученика (1515 г.). Пресвитер Стефан, из села Пенковца, что близ Софии (Средца), из-за турецкого насилия оставил родину свою и, со своей супругою придя, жил в моем доме; с ним мы довольно поучались полезному. Отсюда удалился он в Валахскую землю и принят был великим воеводою Радулом. Там супруга его переселилась к Богу, а он стал иеромонахом Софронием. По смерти воеводы Радула опять пришел он на Дунай, поселился в мо­настыре близ Русы и укреплял себя постом, молитвами, трудом, терпе­нием и милостынею. Тут он жил недолго: дьявол не терпел подвигов его, поднял против него слугу его; тот ударяет его топором по голове и лишает жизни. Погребенный «он, спустя три года, являлся живущим в монастыре; те открывают гроб и находят его как будто уснувшим и из­дающим благоухание. Они положили его в раке. По всей стране творит он чудеса и исцеления. Кто не доверяет, пусть идет сам и уверится»851. Воевода Радул, покоивший преподобного Софрония – Стефана, из­вестен как один из лучших воевод Валахии; он выпросил себе у султана блаженного патриарха Нифонта, жившего в заточении в Адрианопо­ле; при содействии святого Нифонта Радул успел многое сделать для благоустройства дел гражданских и церковных в Валахии. Он умер в 1508 году852. Так как преподобный Софроний, по словам современника, жил «недолго» по смерти Радула, а мощи его открыты спустя три года после его кончины; то ясно, что страдальческая смерть его последовала не позже 1510 года, а мощи открыты в 1512 году853.

День двадцать девятый. Память святых мучениц Феодосии, девы Тирской, и другой Феодосии, Цареградской

Девица 18 лет, уроженка города Тира, находясь в Кесарии Пале­стинской, посетила место заключения исповедников Христовых, при­ветствовала их и просила помянуть ее, когда предстанут лицу Божию. Воины тотчас схватили ее как преступницу и представили правителю Урбану. А этот подверг ее лютым мукам, при коих ребра и сосцы ее были остроганы до костей; затем еще дышащую велел утопить в море. Скончалась 6 апреля 308 года854.

Феодосия Цареградская, монахиня знатного рода, гласно обличала нечестие царя Льва Исавра и патриарха Анастасия, велевших уничтожить изображение Христа Спасителя на кресте, стоявшее наверху медных во­рот большого императорского дворца. Едва посланный чиновник взошел по лестнице и начал бить молотом по изображению, как собравшаяся толпа столкнула лестницу и упавшего чиновника предала смерти.

Войско разогнало народ; захвачены были многие, в том числе и Феодосия. Как знатнейшую и виновнейшую, повелено было в течение семи дней бичевать ее, по сотне ударов в день; и в восьмой вести с бес­честием по городу, причем раздраженный случайным ушибом палач убил ее поднятым с улицы козьим рогом. Тело ее было похоронено в ее монастыре, у Золотого Рога, и источало исцеления.

Память святых мучеников Кирилла отрока, Карелла, Примола, Финода, Венуста, Гиссина, Александра, Тредентия и Иокунда

Особенно замечателен из них отрок Кирилл, поразивший своей твердостью всех, кто, не зная христианской веры, не мог постичь, какую силу дает она своим исповедникам...

Сын язычника Кирилл терпел жестокое обращение с ним отца за присоединение свое к христианам и, наконец, был выгнан из родного дома. Не отлучило это его от Христа. Не смутили отрока и насмеш­ки товарищей-язычников; на убеждения же судьи, сначала ласково обратившегося к нему и обещавшего ему возвратить его в дом отца, если он перестанет упрямиться в своем заблуждении, Кирилл воз­разил: «Отец выгнал меня, но Бог примет меня и даст мне жилище вечное...»

«Когда же судья начал угрожать 16-тилетнему исповеднику, пока­зал ему костер, приготовленный для него, то Кирилл отвечал: “смерти я не боюсь, она мне даст лучшую жизнь...”»

Тогда Кирилла приговорили быть сожженным на костре. Увидев, что при этом некоторые из собравшихся вокруг него заплакали, отрок спокойно сказал им: «О чем вы плачете? За меня следует радоваться, а не плакать... но, впрочем, вы не знаете, какую я имею надежду и куда я иду»... И затем, без малейшего смущения взойдя на костер, принял мученическую смерть...

Все они пострадали в Кесарии Каппадокийской в гонение Вале­риана (253–259 гг.).

Воспоминание Святого Великого Вселенского Собора первого, в Никее бывшего

Собор 318 отцов происходил в Никее в 325 году против Ария, отвергавшего вечность Сына Божия и единосущие Его с Богом От­цом. На сем соборе составлен и Символ веры, обязательный для всех верующих.

Праздники переходящие

День Пресвятой Троицы

Основание праздников в 50-й день по Пасхе Пресвятой Троице указано в Писании, и начало этого празднования относится к началу христианства. Сам Иисус Христос, предрекая апостолам о радостней­шем событии новозаветной Пятидесятницы, исполнение его припи­сал Троице Единосущной и Нераздельной; о сошествии Святого Духа Господь сказал: Когда же придет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свиде­тельствовать обо Мне (Ин. 15, 26). Притом явление Святого Духа, сходящего от Бога Отца и посланного Богом Сыном, распространило в мире благодатное познание о таинстве Святой Троицы (см. Ин. 16, 8–15; 14, 26). Посему со времени сошествия Святого Духа на апостолов постоянно воздается в Церкви Православной, в день Пятидесятницы, богопоклонение и прославление Святой Троице. Апостол Петр в пропо­веди Слова Божиего к многочисленному народу в день Пятидесятницы, объясняя явление огненных языков апостолам, между прочим говорил: Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели. Итак Он, быв вознесен десницею Божией и приняв от Отца обетование Святого Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите (Деян. 2, 32–33). В самый же день Святой Троицы 3000 из слушателей апостола Петра приняли Слово Божие и крестились во имя Отца и Сына и Святого Духа (см.: Деян. 2, 41). Так и сотворение, и искупление, и освящение мира совершилось любовью Бога Отца, пославшего Спасителя на землю, благодатью Сына Божия, искупившего людей, и наитием Святого Духа, освящающего верующих (см.: Деян. 2, 17). Посему день Пятидесятницы есть тор­жество и в славу Бога Отца, от Которого Дух Святой исходит, и Бога Сына, Который послал Духа Святого от Отца, и в славу Духа Святого, видимо сошедшего на святых апостолов и учеников Христовых.

День Пресвятого Духа

Понедельник Пятидесятницы называется Духов день. Название дня произошло от древних святых отцов в их словах в день Пятиде­сятницы. У святителя Григория Богослова он называется днем Духа, у блаженного Августина – праздником пришествия Святого Духа. Духов день есть продолжение праздника Пятидесятницы и установлен для того, чтобы после поклонения Пресвятой Троице воздать особое поклонение Святому Духу, видимо сошедшему на святых апостолов и Своим сошествием призвавшему верующих к прославлению и Пре­святой Троицы.

«Вожделенный день воссиял нам, братия, – говорит блаженный Августин, – и Святая Церковь блистает ныне во взорах и пламенеет в сердцах верующих. Мы празднуем тот день, в котором Господь Иисус Христос, прославленный по воскресении вознесением, послал Святого Духа. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяю­щиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещать (Деян. 2, 2–4). Ибо как после потопа гордое нечестие людей создало высокую башню против воли Господа, и род че­ловеческий тогда разделен на разные языки, чтобы каждый народ, говоря своим языком, не был понимаем другими: так смиренное благочестие верных различие языков обратило к единству Церкви, да рассеянное раздором соберет любовь, да расточенные члены рода человеческого, как члены одного тела, соединятся под единою главою Христом и огнем любви сплавятся в единое святое тело. Итак, сего дара Святого Духа со­всем чужды те, кои ненавидят благодати мира, не сохраняют общения единства. Пусть они даже собираются ныне торжественно, пусть слышат и чтения, повествующие, как Дух Святой обещан и послан; они слышат сие в осуждение себе, а не на пользу. Ибо что пользы им принимать то слухом, что отвергают они сердцем, и праздновать тот день, коего свет им ненавистен? Но вы, братия мои, члены Христова тела, отрасли единства, сыны мира, вы проводите день сей радостно, празднуйте благонадежно. В вас исполняется то, что предызображалось в те дни, когда пришел Святой Дух. Как тогда каждый приявший Святого Духа говорил всеми языками, так и ныне единство во всех народах говорит всеми языками. Пребывая в сем единстве, вы имеете Святого Духа, ибо никаким рас­колом не отделяетесь от Церкви Христовой, говорящей всеми языками».

«Итак получили и мы Святого Духа, если любим Церковь, если связываемся любовью, если имеем имя кафолическое и веру. Верим, братия, что сколько кто любит Церковь Христову, столько имеет Свя­того Духа. Апостол предпочел любовь языкам человеческим и Ангель­ским, предпочел чудесам веры, предпочел знанию и пророчеству, пред­почел даже великому делу милосердая, – раздаянию всего имения бедным, наконец, предпочел ее самому страданию тела (см.: 1Кор. 13,

и далее). Имея любовь, будешь иметь все. А что любовь принадлежит Святому Духу, внимай о том слову апостола: Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам (Рим. 5, 5). Почему же Сего Духа, Коим излита любовь Божия в сердца наши, Господь благоволил даровать по Своем воскресении? Что сим означил? То, чтобы любовь наша пламенела в воскресении нашем, чтоб удаляла нас от любви мира, чтобы вся текла к Богу. Ибо здесь рождаемся и умираем, здешнего да не любим; любовью да переселяемся и вселяемся горе, тою любовью, которую имеем к Богу. Господь не блага сего мира обещал нам, когда сказал: Веруяй в Меня да придет и да пьет, и реки от чрева его истекут воды живой (Ин. 7, 38). Обещал Жизнь Вечную, где нет места никакой болезни, никакому смущению, откуда не прейдем, где не умрем, где не оплакивают покойников и не ожидают наследников. Вот что обещал Он любящим; а потому и благоволил даровать Духа только по Своем прославлении, да явит в Своем теле жизнь, которой теперь не имеем, а ожидаем в воскресении».

День одиннадцатый. Священномученик Иосиф, митрополит Астраханский

Священномученик Иосиф, первый митрополит Астраханский, ро­дился в 1579 году в Астрахани в семье родителей Климента и Варвары. Скорби и страдания сопровождали его с юных лет до мученической кончины. Мальчику было семь лет, когда в их городе разразилась сму­та, произведенная сторонниками самозванца Лжедмитрия. В дом его родителей ворвались казаки, один из которых ударил мальчика камнем по голове, отчего он страдал потом всю жизнь.

Приняв постриг, святой Иосиф на 52-м году жизни был произведен в сан архимандрита Астраханского Троицкого монастыря. В 1656 году он находился в Москве, после чего был возведен в сан митрополита Астраханского. По данным же месяцеслова, в 1659 году он был хирото­нисан в архиепископа Астраханского, в 1667 году находился в Москве на соборе, где получил сан митрополита с правом служения в саккосе; также ему дозволено было в неделю Ваий совершать шествие на осляти.

И мая 1672 года во время бунта Стеньки Разина святитель Иосиф принял мученическую кончину в Астрахани. Это печальное событие было подробно описано очевидцами и свидетелями, священниками Астраханского собора Кириллом и Петром.

Когда казаки, взяв Астрахань, окружили собор, они потребовали, чтобы святитель вышел к ним. Он же велел звонить в большой колокол, чтобы собралось все духовенство, сам облачился и в сопровождении духовенства вышел. Обвинив его в сношениях с московским правитель­ством и казаками, отложившимися от Разина, злодеи потребовали, что­бы он разоблачился. После долгих пыток сбросили святителя Иосифа со ската крыши собора. Священники подняли тело священномученика и, облачив в святительские одежды, положили в приготовленный гроб. На следующий день после совершения панихиды тело святителя было перенесено в придел Афанасия и Кирилла в Астраханском соборе и в те­чение девяти дней оставалось непогребенным. Затем мощи были по­ложены в гробницу и в скором времени прославились чудотворениями.

Канонизация святителя была совершена на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в апреле 1918 года. Память святителю определено совершать 11 мая в день мученической кончины.

День двенадцатый. Священномученик Ермоген, Патриарх Московский и всея Руси, чудотворец

Священномученик Ермоген, патриарх Московский и всея Руси, происходил из донских казаков. По свидетельству самого патриарха, он был священником в городе Казани при казанской гостинодвор­ской церкви во имя святителя Николая. И во время его там служения в 1579 году совершилось явление и обретение чудотворной Казанской иконы Божией Матери. С благословения тогдашнего Казанского ар­хиерея Иеремии будущий святейший патриарх Ермоген переносил новоявленную икону с места обретения в церковь во имя святителя Николая. Обладая незаурядным литературным дарованием, святитель сам впоследствии (в 1594 г.) составил сказание о явлении чудотворной иконы и совершившихся от нее чудесах.

Вскоре он принял монашество и с 1582 года был архимандри­том Спасо-Преображенского монастыря в Казани. 13 мая 1589 года хиротонисан во епископа и стал первым Казанским митрополитом. В 1591 году святитель собирал в кафедральный собор новокрещеных татар и наставлял их в вере. В 1592 году были перенесены мощи свя­тителя Германа, второго Казанского архиепископа (память 25 сентя­бря, 6 ноября, 23 июня), скончавшегося в Москве 6 ноября 1567 года во время моровой язвы и погребенного у церкви во имя святителя Николая. По благословению патриарха Иова (1589–1605) святитель Ермоген совершил их погребение в Свияжском Успенском монасты­ре. 9 января 1592 года святитель Ермоген направил патриарху Иову письмо, в котором сообщал, что в Казани не совершается особое поми­новение воинов, жизнь положивших за веру и Отечество под Казанью, и просил установить определенный день памяти. Одновременно он сообщал о трех мучениках, пострадавших в Казани за веру Христову, из которых один был русский, по имени Иоанн (память 24 января), родом из Нижнего Новгорода, плененный татарами, а двое других, Стефан и Петр (память 24 марта), новообращенные татары. Святитель выражал сожаление, что эти мученики не были вписаны в синодик, читавшийся в неделю Православия, и что им не пелась вечная память. В ответ святителю Ермогену патриарх прислал указ от 25 февраля, который предписывал «по всем православным воинам, убитым под Казанью и в пределах казанских, совершать в Казани и по всей Казан­ской митрополии панихиду в субботний день после Покрова Пресвятой Богородицы и вписать их в большой синодик, читаемый в неделю Пра­вославия»; повелевалось вписать в тот же синодик и трех мучеников казанских, а день их памяти поручалось определить святителю Ермо- гену. Святитель объявил патриарший указ по своей епархии, добавив, чтобы по всем церквам и монастырям служили Литургии и панихиды по трем казанским мученикам и поминали их на литиях и на Литургиях 24 января. Святитель Ермоген проявлял ревность по вере и твердость в соблюдении церковных традиций, заботился о просвещении верой Христовой казанских татар.

В 1595 году при деятельном участии святителя совершилось об­ретение и открытие мощей казанских чудотворцев – святителей Гурия, первого архиепископа Казанского (память 4 октября, 5 декабря, 20 ию­ня), и Варсонофия, епископа Тверского (память 4 октября, 11 апреля). Царь Феодор Иоаннович (1584–1598) приказал соорудить в Казан­ ском Спасо-Преображенском монастыре новую каменную церковь на месте прежней, где были погребены святые. Когда были обретены гробы святителей, святой Ермоген пришел с собором духовенства, по­велел вскрыть гробы и, увидев нетленные мощи и одежды святителей, сообщил патриарху и царю. По благословению патриарха Иова и по повелению царя мощи новоявленных чудотворцев были поставлены в новом храме. Святой Ермоген сам составил жития святителей Гурия и Варсонофия.

За выдающиеся архипастырские качества митрополит Ермоген был избран на первосвятительскую кафедру, и 3 июля 1606 года он возведен Собором святителей на патриарший престол в Московском Успенском соборе. Митрополит Исидор вручил патриарху посох свя­тителя Петра, Московского чудотворца (память 5 октября, 21 декабря, 24 августа), а царь принес в дар новому патриарху панагию, украшен­ную драгоценными камнями, белый клобук и посох. Согласно древнему чину, патриарх Ермоген совершал шествие на осляти.

Служение патриарха Ермогена совпало с трудным для русского государства периодом – нашествием самозванца Лжедмитрия и поль­ского короля Сигизмунда III. В этот мрачный период смутного времени первосвятитель все свои силы посвятил служению Церкви и Отечеству, но в этом подвиге он не был одинок – ему подражали и помогали само­отверженные соотечественники. С особенным вдохновением противо­стоял Святейший патриарх изменникам и врагам Отечества, желавшим ввести в России униатство и католичество и искоренить Православие, поработив русский народ.

Когда самозванец подошел к Москве и расположился в Тушине, патриарх Ермоген направил мятежным изменникам два послания. В одном из них он писал: «...Вы забыли обеты Православной веры нашей, в которой мы родились, крестились, воспитались и возросли, преступили крестное целование и клятву стоять до смерти за дом Пре­святой Богородицы и за Московское государство и припали к ложно­мнимому вашему царьку... Болит моя душа, болезнует сердце и все внутренности мои терзаются, все составы мои содрогаются; я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, помилуйте, братья и чада, свои души и своих родителей, отошедших и живых... Посмотрите, как Отечество наше расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу. Вспомните, на кого вы поднимаете оружие, – не на Бога ли, сотворившего вас? Не на своих ли братьев? Не свое ли Отечество разо­ряете?.. Заклинаю вас именем Бога: отстаньте от своего начинания, пока есть время, чтобы не погибнуть вам до конца». В другой грамоте первосвятитель призывал: «Бога ради, познайте себя и обратитесь, обрадуйте своих родителей, своих жен и чад и всех нас, и мы станем молить за вас Бога...» Вскоре праведный суд Божий свершился и над ту­шинским вором: его постигла столь же печальная и бесславная участь, как и предшественника: он был убит собственными приближенными

11             декабря 1610 года.

Но Москва продолжала оставаться в опасности, так как в ней на­ходились поляки и изменники-бояре, преданные Сигизмунду III. Гра­моты, рассылавшиеся патриархом Ермогеном по городам и селам, воз­буждали русский народ к освобождению Москвы от врагов и избранию законного русского царя. Москвичи подняли восстание, в ответ на ко­торое поляки подожгли город, а сами укрылись в Кремле. Совместно с русскими изменниками поляки насильно свели святого патриарха Ермогена с патриаршего престола и заключили в Чудовом монастыре под стражу. В Светлый Понедельник 1611 года русское ополчение по­дошло к Москве и начало осаду Кремля, продолжавшуюся несколько месяцев. Осажденные в Кремле поляки не раз посылали к патриарху послов с требованием, чтобы он приказал русским ополченцам отойти от города, угрожая при этом смертной казнью. Святитель твердо от­вечал: «Что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога. Если вы все, ли­товские люди, пойдете из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы; если останетесь здесь, я благо­словлю всех стоять против вас и помереть за Православную веру». Уже из заточения священномученик Ермоген обратился с последним посланием к русскому народу, благословляя освободительную войну против завоевателей. Но русские воеводы, не проявив согласованности, не смогли взять Кремль и освободить своего первосвятителя. Более девяти месяцев томился он в тяжелом заточении и 17 февраля 1612 года скончался мученической смертью от голода.

Освобождение России, за которое с таким несокрушимым муже­ством стоял святитель Ермоген, успешно завершилось русским на­родом. Тело священномученика Ермогена было погребено в Чудовом монастыре, а в 1654 году перенесено в московский Успенский собор.

В течение трех столетий из поколения в поколение передава­лась память о патриархе Ермогене как святителе-мученике и рос­ла народная вера в него как заступника и молитвенника за землю Русскую у Престола Вседержителя. В тяжкие годы отечественных бедствий молитвенная мысль народа обращалась к памяти патриарха-героя. Шли русские люди к его гробнице и со своими личными скорбями, недугами и болезнями, благоговейно призывая на по­мощь святителя Ермогена, веруя в него как теплого молитвенника и предстателя пред Господом. И Всемилостивый Господь возна­градил эту веру.

Ко дню торжественного прославления 12 мая 1913 года, совпав­шему с 300-летием со времени кончины священномученика Ермогена, в Москву стали стекаться верующие из всех концов России. Палом­ники спешили поклониться мощам святого патриарха, находящим­ся в Успенском соборе Кремля, где почти беспрерывно служились панихиды.

Накануне прославления совершался крестный ход, во главе которого несли икону святителя Ермогена, а вслед за ней покров с гробницы, на котором святитель изображен в рост в мантии и с по­сохом. Рядом с иконой патриарха несли икону его сподвижника в ду­ховной и патриотической деятельности по освобождению Русской земли от польско-литовских захватчиков преподобного Дионисия Радонежского. На колокольне Иоанна Великого светилась огромная надпись: «Радуйся, священномучениче Ермогене, Российския зем­ли великий заступниче». Сотни тысяч свечей горели в руках верую­щих, прославляющих угодника Божиего. По окончании крестного хода у раки с мощами патриарха началось чтение пасхального канона с присоединением канона святителю Ермогену. Всенощное бдение со­вершалось под открытым небом на всех площадях Кремля. В эту ночь произошло несколько исцелений по благодатным молитвам святителя Ермогена. Так, например, один больной пришел в Успенский собор на костылях, но ощутил исцеление после того, как приложился к раке с мощами святителя. Исцелился и другой больной, тяжко страдавший расслаблением. Его принесли на полотенце к раке священномученика Ермогена, где он получил полное исцеление.

Эти и другие подобные исцеления, очевидцами которых были многочисленные верующие, стали знаменательным подтверждением святости нового русского чудотворца.

В воскресенье 12 мая в 10 часов утра совершалась Божественная литургия в Успенском соборе. На празднование торжества прославления нового святого прибыл Блаженнейший Григорий, патриарх Антиохий­ский, возглавивший служение. По окончании Литургии во всех храмах Москвы были отслужены молебны святителю Ермогену и совершен крестный ход в Московском Кремле, в котором приняли участие более двадцати архиереев, сопровождавших торжественное шествие пением: «Святителю отче Ермогене, моли Бога о нас». Богослужение закон­чилось молитвой священномученику Ермогену. С этого дня началось литургическое почитание святителя Ермогена. Так исполнилось жела­ние верующих русских людей, по молитвам которых Русская Право­славная Церковь получила благодатного небесного покровителя нашего Отечества.

Святейшим Синодом Русской Церкви установлены дни праздно­вания священномученику Ермогену, патриарху Московскому и всея Руси: 17 февраля – преставление (сведения о жизни и подвиге поме­щены в этот день) и 12 мая – прославление в лике святителей.

Велико общенациональное значение святителя Ермогена, неу­томимого борца за чистоту Православия и единство Русской зем­ли. Его церковная и государственно-патриотическая деятельность в течение нескольких столетий служит ярким образцом пламенной веры и любви для русского человека. Церковная деятельность перво­святителя характеризуется внимательным и строгим отношением к богослужению. При нем были изданы: Евангелие, Минеи месячные за сентябрь, октябрь, ноябрь и первые двадцать дней декабря, а так­же напечатан «Большой Верховный Устав» в 1610 году. При этом святитель Ермоген не ограничивался благословением к изданию, но тщательно наблюдал за исправностью текстов. По благословению святителя Ермогена с греческого на русский язык была переведена служба святому апостолу Андрею Первозванному (память 30 ноя­бря) и восстановлено празднование его памяти в Успенском соборе. Под наблюдением первосвятителя были сделаны новые станки для печатания богослужебных книг и построено новое здание типогра­фии, пострадавшее во время пожара 1611 года, когда Москва была подожжена поляками. Заботясь о соблюдении богослужебного чина, святитель Ермоген составил «Послание наказательно ко всем людям, паче же священникам и диаконам, о исправлении церковного пения». «Послание» обличает священнослужителей в неуставном совершении церковных служб – многогласии, а мирян – в неблагоговейном от­ношении к богослужению.

Сказание о Казанской иконе Божией Матери и служба этой иконе (1594), послание патриарху Иову, содержащее сведения о ка­занских мучениках (1591), сборник, в котором рассматриваются вопросы богослужения (1598), патриотические грамоты и воззва­ния, обращенные к русскому народу (1606–1613), и многие другие труды первосвятителя пополнили духовную сокровищницу Русской Церкви.

«Государь велика разума и смысла и мудра ума», – пишется о па­триархе Ермогене. «Чуден зело и многого рассуждения», «зело пре­мудростью украшен и в книжном учении изящен», «о Божественных словесах присно упражняется и вся книги Ветхого закона и Новыя благодати и уставы церковные и правила законные до конца извыче». Святитель Ермоген много занимался в монастырских библиотеках, прежде всего в богатейшей библиотеке Московского Чудова мона­стыря, где выписывал из древних рукописей ценнейшие исторические сведения, положенные в основу летописных записей. В сочинениях предстоятеля Русской Церкви и его архипастырских грамотах посто­янно встречаются ссылки на Священное Писание и примеры, взятые из истории, что свидетельствует о глубоком знании Слова Божиего и церковной письменности того времени.

С такими высокими познаниями патриарх Ермоген соединял и незаурядные способности проповедника и учителя. Современники характеризовали нравственный облик первосвятителя как «мужа бла­гочестивого», «известного чистого жития», «истинного пастыря стада Христова», «неложного стоятеля по вере христианской».

И все эти качества святителя Ермогена с особенной силой про­явились, когда Русскую землю постигло несчастье внутреннего нестроения, усугубленное польско-литовским нашествием. Пер­восвятитель Русской Церкви самоотверженно оберегал Русское го­сударство, словом и делом защищая православную веру от латинства и единство нашего Отечества от врагов внутренних и внешних. Свой подвиг спасения Родины святитель Ермоген увенчал мученической кончиной, перешедшей в благодатное молитвенное небесное заступ­ничество за наше Отечество у престола Святой Троицы.

Память святителю Ермогену совершают 17 февраля – в день праведной кончины, 12 мая – в день церковного прославления и 5 октября – в день совершения памяти собора московских свя­тителей.

День девятнадцатый. Благоверный великий князь Димитрий Донской

Святой благоверный князь Димитрий, прозванный Донским, ро­дился в 1350 году. О детстве будущего великого князя, сына Иоанна Красного и великой княгини Александры, известно совсем немного. «Воспитан же был он в благочестии и славе, с наставлениями душепо­лезными, – говорится в «Слове о житии... » Димитрия Иоанновича, – и с младенческих лет возлюбил Бога».

Далее «Слово о житии...» дает такую характеристику Димитрию- отроку: «Еще юн был он годами, но духовным предавался делам, празд­ных бесед не вел и непристойных слов не любил, и злонравных людей избегал, а с добродетельными всегда беседовал».

Детство святого Димитрия прошло под непосредственным влиянием святого митрополита Алексия, бывшего другом и советником отцу Дими­трия, Иоанну Иоанновичу. Поначалу роль святителя в государственной деятельности сводилась к духовной поддержке первого среди русских князей, но после смерти Иоанна Иоанновича в 1359 году митрополит ста­новится фактическим главой русских княжеств. На него, возглавившего боярскую думу, ложится ответственность за весь ход политических дел на Руси. Девятилетнему Димитрию он на долгое время заменяет отца; до самой смерти в 1378 году святитель – один из ближайших людей в ве­ликокняжеском доме. Неудивительно, что его воспитательное влияние развило собственные высокие качества Димитрия; этот облик юного князя и был увековечен древним описателем его жития. С самого начала жизни великий князь был приобщен к среде русского подвижничества, пребывал в атмосфере, которую создавал вокруг себя преподобный Сергий.

С ранних лет великий князь должен был учиться преодолевать себя, глядеть в лицо смертельной опасности, действовать в обстановке совершенно неведомой.

В 1359 (или 1361 – по другим предположениям) году Димитрий был вынужден предпринять путешествие в Орду; это было связано с двумя совпавшими событиями – кончиной русского великого князя и очередной переменой на ханском престоле. Поездка отрока Димитрия в Орду по-прежнему сопровождалась смертельной опасностью. Но она была и крайне полезной ему, будущему главе государства; видимо, об этом думал святитель Алексий, благословивший Димитрия на нее. Он должен был собственными глазами увидеть положение дел: соприкос­нуться с врагом, уже более века мучившим родную землю, с которым надо было уметь говорить; а также, проплыв по трем русским рекам, князю надо было обозреть Русскую землю, которой ему надлежало править.

После кончины в 1359 году его отца Иоанна Иоанновича велико­княжеский ярлык на время был Москвой утрачен: малолетнему князю московскому Орда предпочла суздальского Димитрия Константинови­ча, мужа зрелого. Но в 1362 году в результате очередного переворота в Орде пришел к власти хан Амурат. Сочтя действия своих предше­ственников беззаконными, он направил великокняжеский ярлык с по­слом в Москву. Суздальский князь не мог с этим смириться. Со своими войсками он занял Переяславль, не желая пропустить Димитрия Мо­сковского во Владимир, куда тот, сопровождаемый своей ратью, шел венчаться на великое княжество. Но, увидев полки Москвы, он в страхе бежал и затворился в Суздале; Димитрий же, достигнув Владимира, прошел здесь через древний обряд вокняжения.

Великий князь-отрок постигал науку московской политики, за­ключавшейся в сочетании силы и милосердия. Под руководством митрополита князь постепенно приобретал ту особую мудрость го­сударственного правителя, которую современники связывали с его личностью. Москва возвышалась. Она укрепила союз и с Суздалем, завершившийся в 1366 году браком великого князя Димитрия и суз­дальской княжны Евдокии Димитриевны.

Тем не менее, постоянная трудность положения великого князя Димитрия Иоанновича состояла в том, что практически на протяжении всей жизни ему приходилось вести непрекращающиеся войны с много­численными врагами. Кроме постоянного противостояния Руси держав внешних – Орды и Литвы, великий князь должен был неусыпно пом­нить о противниках внутри русских, сильнейшими из которых были княжества Нижегородское, Рязанское и особенно Тверское.

1368 год был ознаменован концом сорокалетнего относительно­го спокойствия на Руси: через Русскую землю к Москве шли войска Ольгерда литовского, все уничтожая на своем пути. Великий князь, митрополит Алексий, князь Владимир Андреевич, двоюродный брат Димитрия Иоанновича, затворились в Москве. Ольгерд начал осаду.

Но вид каменного Кремля смутил его; за новыми постройками просматривалась уверенность в своих силах и в своем праве, сосре­доточенная мощь; и, постояв в виду Москвы три дня, Ольгерд снял осаду и ушел в Литву. Страшным нашествием литовцев московская земля была опустошена. Но Димитрий Иоаннович вовсе не собирался отказываться от своей широкой объединительной политики.

В вечевые республики Новгород и Псков был послан ради заклю­чения союза с ними ближайший друг, князь Владимир Андреевич; за поддержку Литвы понесли наказание князья смоленский и брянский. Митрополит Алексий отлучил от Церкви князей Михаила тверского и Святослава смоленского.

В 1371 году тверской князь Михаил отправился к Мамаю просить ярлыка для себя. Мамай, который уже давно с опаской наблюдал за дей­ствиями московского князя Димитрия, давно не выплачивавшего ему дани, охотно дал ярлык Михаилу. В Москву же был направлен посол Сары-хожа с оскорбительным приглашением Димитрию Иоанновичу во Владимир на венчание Михаила. И здесь великий князь поступил как свободный человек, истинный хозяин положения: «К ярлыку не еду, а в землю на княжение Владимирское не пущу, а тебе, послу, путь чист». Главным в этом поступке было неповиновение Орде, – и в деле весьма важном. Димитрий Иоаннович, действительно, перекрыл путь Михаилу во Владимир, введя свои войска в Переяславль: ордынский же посол, прибывший в Москву, был встречен великим князем прекрасно. Задо­бренный Сары-хожа в Орде походатайствовал за московского князя, чем в какой-то мере подготовил и дальнейший его успех. Вскоре в этом же го­ду Димитрий Иоаннович отправился в Орду, чтобы прекратить происки Михаила. На этот поступок, как и на прочие свои важные политические действия, великий князь имел благословение митрополита Алексия. Восьмидесятилетний старец сопровождал его до самой Коломны; види­мо, он придавал большое значение данной поездке. Практически ни од­ного значительного государственного решения великий князь не при­нял без благословения Церкви. Три фигуры, облеченные духовным саном, оказались ключевыми для его жизненного пути: это святитель Алексий, преподобный Сергий и Феодор Симоновский, впоследствии архиепископ Ростовский; каждый имел особенное влияние на велико­го князя. Руководство митрополита Алексия, продолжавшееся вплоть до его смерти в 1378 году, соответственно самой личности святителя имело жизненно-практический характер, было для Димитрия Иоан­новича школой не только духовной жизни, но и управления страной. Великий князь вернулся в Москву с нужным ярлыком, Михаилу же от Мамая пришло послание, в котором содержалось отрицание права на великое княжение.

Великий князь Димитрий Иоаннович – выдающийся политик, государственный деятель и воин. Его правление было отмечено ре­шительными сдвигами именно в политической сфере жизни. Дело возвышения Москвы требовало решения и задач созидательных; устро­ение собственного дома – с этого начинал общегосударственное дело великий князь. В основе жизненного уклада великокняжеского дома находился истинно христианский брак. Семейная жизнь великокняже­ской четы проходила под духовным руководством святителя Алексия, позже Феодора Симоновского. Оказывал на нее влияние и преподоб­ный Сергий: из двенадцати детей Димитрия Иоанновича и Евдокии Димитриевны двое сыновей были крещены Троицким игуменом.

История сохранила некоторые черты высокого образа великой княгини. Она принадлежала к ученикам преподобного Сергия, вела подвижническую семейную жизнь. Евдокия Димитриевна построила ряд монастырей и храмов как в Москве, так и в Переяславле Залес­ском, городе-резиденции великого князя. В Москве, в Кремле, в память Куликовской битвы она заложила церковь Рождества Богородицы. После кончины Димитрия Иоанновича великая княгиня Евдокия при­няла монашество с именем Евфросинии в основанном ею монастыре Вознесения Господня в Москве; остаток ее жизни (год преставления 1407) был ознаменован аскетическими подвигами и чудесами. Княгиня была причислена к лику святых. Автор «Слова о житии...» Димитрия Донского находит точные и глубокие слова для описания совместной жизни великокняжеской четы: «Еще и мудрый сказал, что любящего душа в теле любимого. И я не стыжусь говорить, что двое таких но­сят в двух телах единую душу и одна у обоих добродетельная жизнь, на будущую славу взирают, возводя очи к небу. Так же и Димитрий имел жену, и жили они в целомудрии. Как и железо в огне раскаляется и водой закаляется, чтобы было острым, так и они огнем Божествен­ного духа распалялись и слезами покаяния очищались». В качестве же основной личной черты великого князя древний книжник называет необыкновенную любовь к Богу. Одно из имен, которым наделяет он Димитрия Иоанновича в похвале ему – «С Богом все творящий и за Не­го борющийся». «Царским саном облененный, жил он по-ангельски, по­стился и снова вставал на молитву и в такой благости всегда пребывал. Тленное тело имея, жил он жизнью бесплотных». «Землею Русскою управляя и на престоле сидя, он в душе об отшельничестве помыш­лял, царскую багряницу и царский венец носил, а в монашеские ризы всякий день облекаться желал. Всегда почести и славу от всего мира принимал, а крест Христов на плечах носил, божественные дни поста в чистоте хранил и каждое воскресение Святых Таинств приобщался. С чистейшей душой перед Богом хотел он предстать; поистине земной явился Ангел и небесный человек».

С именем Димитрия Иоанновича связано строительство целого ряда новых монастырей и храмов. По благословению преподобного Сергия он заложил в 1378 году Успенский Стромынский монастырь; предполагалось – в преддверии решающей битвы с Ордой – собрать в него молитвенников со всей Русской земли, чтобы духовно поддер­жать Русь. Настоятелем монастыря стал ученик преподобного Сергия Леонтий. Другой, также Успенский монастырь, великий князь постро­ил в благодарность Богу за победу в Куликовской битве. Его называют монастырем на реке Дубенке; первым его игуменом также был ученик преподобного Сергия, будущий святой Савва Звенигородский. На са­мом Куликовом поле был построен монастырь Рождества Богороди­цы: победа произошла именно в этот праздник. Также после победы Димитрий Иоаннович построил Николо-Угрешский монастырь под Москвой и церковь в Москве Всех святых на Кулишках. В 1379 году опять-таки с помощью преподобного Сергия Димитрий Иоаннович выстроил Голутвинский монастырь, а также каменный Успенский со­бор Симонова московского монастыря.

В 70-е годы включился великий князь Димитрий Иоаннович в борьбу с Золотой Ордой. Это движение, вдохновляемое Русской Церковью, широко развивалось среди порабощенного народа.

В 1376 году состоялся поход на Волжскую Булгарию. Русские осадили булгар и, несмотря на наличие у города пушек – невидан­ного по тому времени оружия, – вынудили его к сдаче. Это был зна­чительный успех Москвы, ее первая наступательная победа в борьбе с татарами.

В 1378 году Мамай послал на Русь большое войско, во главе кото­рого стоял воевода Бегич; в июле татары вторглись в рязанские земли.

Поход этот имел целью не только ограбление Рязанского княжества, но, судя по размерам обозов, Бегич не исключал возможности дойти и до самой Москвы. Навстречу врагу выступил Димитрий Иоаннович, полки которого разбили татар.

Выигранная битва на реке Воже была генеральной репетицией сражения на Куликовом поле.

Приближался грозный 1380 год. Узнав о приготовлениях Мамая, великий князь Димитрий Иоаннович начал собирать силы для отпора: он понимал, что Русской земле угрожает повторение страшных ударов 1237–1240 годов. Наступил решающий момент его жизни; все пред­шествующее было лишь подготовкой сентября 1380 года. Личность великого князя была готова к осуществлению промыслительно воз­ложенной на него задачи. Тридцать лет его окружало влияние великих святых его времени; в этой благотворной атмосфере его дух приобрел крепость и свободу. Он привык действовать в уповании на Единого Бога, и теперь, имея Бога своим помощником, он оказался в силах вы­ступить против Орды. Под влиянием Церкви в его душе сформирова­лась и укрепилась идея единой Русской земли. Противостояние татарам мыслилось ему не одинокой оппозицией Московского княжества, но отпором со стороны союза всех русских уделов, стремившихся не толь­ко освободить свою родную землю, но и защитить веру.

Как выше уже говорилось, на все свои деяния великий князь стре­мился получить благословение Церкви. В ответственный момент своей жизни князь хотел иметь реальную духовную поддержку. Именно за ней он обратился к великому молитвеннику, при жизни прославившемуся чудесами и почитаемому святым преподобному Сергию. На второй день Успения, когда в окрестностях Москвы уже собирались войска, приходящие на ее зов с разных концов Русской земли, великий князь со свитой отправился по Владимирской дороге в Троицкий монастырь. После Литургии состоялась беседа преподобного с Димитрием Иоан­новичем. Святой немедленно благословил его идти на битву, уповая на Бога, и обещал с несомненностью высшую помощь. Он предсказы­вал ему победу, говорил о венцах, уготованных многим православным воинам в предстоящей битве, – самого же великого князя смертная участь в ней должна была миновать. Димитрий Иоаннович попросил преподобного Сергия отпустить с ним на битву двух монахов Троиц­кого монастыря – Александра Пересвета и Андрея Ослябю. Вряд ли они – при его ста пятидесятитысячном войске – нужны ему были как дополнительные ратники, – хотя их, бывших брянских бояр, от­личали воинские выправка и искусство; скорее всего, в их лице на бой с татарами как бы отправлялся сам преподобный Сергий. Вероятно, их тут же, ввиду смертельной опасности, постригли в схиму; схимниче­ское облачение, которое, по словам святого, должно заменить им шлем и доспехи, возложил на них он сам. Получив вместе с благословением преподобного новые великие силы, Димитрий Иоаннович со своими воинами возвратился в Москву.

Как раз перед выступлением великого князя против татар произо­шло – как Божественное знамение – чудесное событие: во Владимире были открыты мощи благоверного князя Александра Невского, пра­деда Димитрия Иоанновича. Инок-пономарь той церкви, где находи­лась гробница князя, ночью спавший на паперти, внезапно увидел, что свечи, стоящие перед иконами, сами собой загорелись, и к гробу подошли два старца, вышедшие из алтаря. Обратившись к лежащему там князю, они воззвали к нему, понуждая встать и выйти на помощь правнуку, идущему на бой с иноплеменниками. Князь встал и вместе со старцами сделался невидимым; наутро гроб был выкопан, и были обнаружены нетленные мощи. Видимо, об этом событии Димитрий Иоаннович узнал еще до битвы; оно было достоверным свидетельством незримой помощи ему со стороны его великого предка.

Сбор войска Русской земли был назначен в Коломне; некоторые удельные князья со своими полками явились в Москву. На призыв Ди­митрия Иоанновича откликнулись практически все княжества – за ис­ключением Рязанского, Нижегородского и Тверского. 20 августа после молебнов в Кремле войско великого князя вышло из трех кремлевских ворот; возле каждых стояли священники, которые благословляли рат­ников и кропили их освященной водой. Полки двинулись к Коломне. По пути, проходящему через село Брашеву, великий князь положил начало новому монастырю. Произошло это так. Проезжая по лесу, князь увидел на одном из деревьев образ святителя Николая. Восприняв это явление как благоприятный знак, он воскликнул: «Сие место угреша мя!», – пообещав затем в случае победы основать монастырь. Николо- Угрешский монастырь, построенный после Куликовской битвы, имел столь редкий по тем временам белокаменный храм.

Исключительно важным событием, особо отмеченным во всех исторических источниках, был переход на службу московскому князю двух сыновей Ольгерда литовского – Димитрия и Андрея. Их полки, вместе с войсками других уделов, соединились в Коломне с пришед­шими из Москвы ратями и направились навстречу врагу.

Мамай с несметными силами неспешно продвигался к реке Дон, надеясь, вероятно, на встречу с союзниками. Перед русскими военачаль­никами встал вопрос: следует ли им переправлять своих людей через Дон навстречу Мамаю. И то, что великий князь высказался за переправу, весьма знаменательно. Через Дон русские войска перешли 7 сентября – накануне праздника Рождества Богородицы. Летописец вкладывает в уста великого князя вдохновенную речь, произнесенную в тот день; в ней – глубокое, религиозное переживание близящейся битвы, смире­ние возвышенной православной души: «Пришло, братья, время брани нашей, и настал праздник Царицы Марии, Матери Божией Богородицы и всех небесных Чинов, Госпожи всей вселенной и святого Ее Рождества. Если останемся живы – ради Господа, если умрем за мир сей – ради Господа!» Наутро в день битвы до полудня над Куликовым полем стоял туман; когда же он рассеялся, то обнаружились две рати, самим своим видом знаменующие противостояние мрака и света. Татарские полчища виделись темными, как замечает летописец: «доспехи же русских сы­нов – будто вода, что при ветре струится, шлемы золоченые на головах их, словно заря утренняя в ясную погоду, светятся, яловцы же шлемов их, как пламя огненное, колышутся». Посреди войска развевалось алое великокняжеское знамя с изображением Нерукотворного Спаса. Перед боем благоверный князь Димитрий обратился к воинам со словом: «От­цы и братья мои, Господа ради сражайтесь и святых ради церквей и веры ради христианской, ибо эта смерть нам ныне не смерть, но жизнь вечная; и ни о чем, братья, земном не помышляйте, не отступим ведь, и тогда венцами победными увенчает нас Христос Бог и Спаситель душ наших». Летописцы также говорят о висевшем у князя на шее мощевике, в ко­тором находился кусочек живоносного Древа. Перед битвой в русский стан из Троицкого монастыря была принесена грамота с благословением преподобного Сергия; великий святой молитвенно поддерживал русское воинство, сам же, как повествует его жизнеописатель, в духе видел весь ход битвы – вплоть до ее исхода, до имен погибших воинов, за которых им же самим были отслужены панихиды. Победа на Куликовом поле была совместной победой сил Русской земли и Русской Церкви, подгото­вившей, вдохновившей и поддержавшей отпор русских полчищам татар.

Это единство было явлено и в исключительно важном действии: представитель Церкви и лично преподобного Сергия монах Александр Пересвет начал битву и стал первой ее жертвой. Он принял вызов на бой татарского богатыря; простившись с ближними и призвав себе на помощь молитвы преподобного, с копьем наперевес он ринулся на татарина; столкнувшись друг с другом с неимоверной силой, оба воина погибли в смертельной схватке.

Древние источники говорят о знаменательном поступке князя перед битвой: подозвав к себе боярина Михаила Бренка, он снял с себя великокняжеские доспехи и возложил на него, – сам же облачился в одежду простого ратника. Это было его ответом на просьбы прибли­женных отойти в тыловую часть войска, чтобы оттуда, будучи в без­опасности, наблюдать сражение. Самым горячим стремлением князя было желание принять участие в битве; им руководила готовность сразиться за веру и пострадать за Христа. Он пренебрег своим при­вилегированным положением и в порыве слиться с воинской массой явил свое великое смирение. Свидетели видели его, переносящегося на коне от полка к полку, смело бьющимся с татарами, выдерживающим порой атаку нескольких воинов.

Начало битвы предварялось молитвой великого князя перед об­разом Нерукотворного Спаса, вышитым на стяге. С именем Пресвятой Троицы и Божией Матери на устах, с надеждой на заступничество преподобного Сергия воины начали бой. Битва была многочасовой, яростной, кровопролитной для обеих сторон. «И была сеча лютая и ве­ликая, и битва жестокая, и грохот страшный, – повествует летописец. – От сотворения мира не было такой битвы у русских великих князей, как при этом великом князе всея Руси». Люди гибли не только от ме­чей, копий и под копытами коней, – многие задыхались от страшной тесноты и духоты; Куликово поле как бы не вмещало борющиеся рати, земля прогибалась под их тяжестью, пишет один из древних авторов.

Особо чутким в эти часы открывалось духовное существо проис­ходящего. Видели Ангелов, помогающих христианам, во главе «три- солнечного» полка стоял Архистратиг Михаил, по небесам шествовали рати святых мучеников и с ними – святые воины Георгий Победоносец, Димитрий Солунский, Борис и Глеб; от духовных воинств на татар ле­тели тучи огненных стрел. Видели также – над русским войском яви­лось облако, из которого на головы православных воинов опустилось множество венцов.

Первая половина боя проходила под знаком успеха татар. Но ис­ход был решен вступлением в сражение запасного полка, находящегося в засаде; во главе его стояли князья Димитрий Михайлович волынский и Владимир Андреевич серпуховской, за героизм прозванный Храбрым. Свежая конница врезалась в татарское войско – и Мамай со своими полками позорно бежал, побросав обозы; долго еще продолжалась рус­ская погоня... Вернувшись на Куликово поле, покрытое теперь мертвы­ми телами, князь Владимир Андреевич принялся расспрашивать всех о великом князе. Свидетельствовали о том, что он сражался в первых рядах, что был окружен множеством врагов; кто-то говорил о его ра­нении – последний, видевший его, утверждал, что князь брел с поля битвы, шатаясь от ран. Принялись искать князя среди мертвых; наконец он был найден в роще неподалеку лежащим без сознания. Бог хранил князя; несмотря на многочисленные удары, принятые им от врагов, он остался невредимым от серьезных ранений. Услышав голоса, он пришел в себя, известие же о победе окончательно вернуло ему силы. Выигрыш Куликовской битвы дорого достался русским: погибла едва ли не боль­шая часть войска – простых воинов и князей, – правда, при еще более значительных потерях татар. Многие ратники были похоронены тут же, на поле Куликовом; тотчас же силами живых была построена кладби­щенская церковь, которую посвятили Рождеству Богородицы. За победу на Куликовом поле князь Димитрий стал именоваться в народе Донским.

Вернувшись в Москву, великий князь немедленно отправился к преподобному Сергию. В Троицком монастыре по погибшим воинам служились многочисленные панихиды; был учрежден особый день их ежегодного поминовения, названный Димитриевской субботой. Позже он стал днем общего воспоминания усопших предков, родительским днем. Так в церковной памяти была увековечена Куликовская битва.

Последние годы жизни великого князя Димитрия Иоанновича были, вероятно, самыми трудными для него; после Куликовской битвы его ждали многие тяжелые испытания. Осенью 1380 года, свидетель­ствуют летописи, Димитрия Иоанновича впервые посетили тяжелые болезни, – сказалось нечеловеческое напряжение великого боя. В из­неможении была и вся Русская земля; оно проявилось при новых ис­пытаниях, посетивших ее.

Летом 1382 года с несметным войском новый татарский хан Тохта- мыш двинулся на Москву, разоряя русские земли. Захватив Серпухов и предав его огню, татарский хан подошел к Москве. Великий князь из-за разногласий среди бояр – как говорит древний автор, – не смог собрать достаточного для отпора татарам войска; тогда, чтобы найти людей, он отправился в Переяславль, а затем в Кострому. В Москве остался митропо­лит Киприан; но он не смог противостоять начавшимся здесь беспорядкам.

Митрополит решил уйти из Москвы, также и великая княгиня с детьми. С трудом удалось им выйти за городские стены; митрополит направился в Тверь, княгиня – к мужу в Кострому.

Началась осада Москвы, и три дня город держался. Но на четвер­тый воины Тохтамыша ворвались в город. Страшен был учиненный ими погром в Москве: убивали подряд людей, оскверняли алтари, грабили церкви; сокровищница великого князя была расхищена; сжигались книги, свезенные со всех окрестностей в московские храмы, – сам город был в конце концов подожжен. Уничтожив фактически до основания Москву, враг двинулся в другие русские земли.

Были захвачены Звенигород, Можайск; жители Переяславля, узнав о приближении Тохтамыша, отплыли на лодках на середину своего озера и так спаслись; лишь Волоколамск, у которого стояло войско князя Владимира Андреевича, оказал татарам сопротивление и обратил их в бегство. Затем Тохтамыш пошел на юг, захватил Ко­ломну и, вступив в рязанскую землю, разграбил ее. Когда великий князь вернулся в Москву, он застал город разоренным и опустевшим. По преданию, Димитрий Иоаннович плакал на развалинах Москвы и велел похоронить убитых на собственные деньги.

Другим большим горем для великого князя было возобновление ста­рой вражды с Тверью: презрев все письменные обещания 1375 года, князь Михаил отправился к новому хану просить ярлыка на великое княжение. В 1383 году великий князь Димитрий был вынужден отправить в Орду своего старшего сына, одиннадцатилетнего Василия, для отстаивания великокняжеского ярлыка. Ценой возобновления ежегодной дани Москве удалось оставить ярлык за собой; Михаил потерпел неудачу, но Василий был на два года задержан в Орде заложником. Бедами Москвы захотел также воспользоваться Олег рязанский: внезапно он начал с Москвой спор из-за Коломны. Великий князь послал в Рязань войско Владимира Андреевича; в решительном бою оно понесло большой урон. И в этот тя­желый момент Димитрий Иоаннович, как всегда бывало, обратился за по­мощью к Церкви. Преподобный Сергий помог великому князю завершить его многолетнюю тяжбу с Рязанью. Он пришел к князю Олегу и своим кротким словом убедил его заключить мир с Москвой. Это решение было упрочено по обычаю того времени: в 1386 году был заключен брак между сыном князя Олега Федором и дочерью Димитрия Иоанновича Софией.

Почувствовав приближение смерти, Димитрий Иоаннович послал за преподобным Сергием. Преподобный, наблюдавший все течение жизни великого князя, не только был главным свидетелем при составлении его духовного завещания (что подтверждено документами), но и преподал Димитрию Иоанновичу все необходимые ему христианские таинства. Древний источник воспроизводит если не самые предсмертные слова великого князя в их исторической буквальности, то общий дух его нази­дания ближним. Во-первых, ссылаясь на Священное Писание, князь за­поведал своим детям глубоко чтить свою мать. Во-вторых, его обращение было к приближенным боярам. Сущность этого обращения – в воспоми­нании князем его дружественного единства с ними, в призыве хранить мир между собой и честно служить делу, продолжат которое его потомки.

19 мая 1389 года великий князь Димитрий Иоаннович преставился. Он был похоронен в Архангельском соборе, рядом с гробницами его отца, деда, прадеда. По преданию, на отпевании среди многочисленного духо­венства находился покровитель, молитвенник, старец великого князя, преподобный Сергий Радонежский. Великий князь положил начало всестороннему освобождению Руси от вражеского ига. Деятельность его отличалась мудрой мерой и высокой моралью: князь избегал обращаться к тем бесчестным и грубым приемам, которые были присущи его времени.

Праведный подвиг князя не был забыт православным верующим народом, который видел в облике князя пример святой и спасительной любви к ближним и Отечеству. Он побуждает и ныне чад церковных к служению на благо Родины и ее народа.

Особым знаком произволения Господня стало почитание князя Димитрия как избранника Божиего. По свидетельству многочислен­ных источников, памятников письменности и иконографии, сначала в Москве, а потом повсеместно по всей России началось прославление князя. Уже вскоре после кончины его были написаны «Похвальное слово», текст которого вошел в состав русских летописей, и «Житие». В житии отмечаются христианское великодушие и большая любовь к народу, сочетавшиеся с широкой благотворительностью.

Сохранились и иконографические изображения великого князя – на фреске Архангельского собора и в Грановитой палате. Описание обра­за князя можно прочитать и в «Иконописных подлинниках» (под 9 мая).

Память о великом князе жива всегда и особенно увеличивается в годы войн и опасностей. Так, в Великую Отечественную войну имя князя Димитрия в патриотических посланиях патриаршего местоблю­стителя митрополита Сергия стояло рядом с именем святого Алексан­дра Невского; оба князя-воина призывались в помощники стражду­щему Отечеству. Именем Димитрия Донского была названа танковая колонна, созданная на средства верующих.

Святой благоверный князь Димитрий Донской был прославлен в лике святых на Поместном Соборе Русской Православной Церкви, посвященном юбилею 1000-летия Крещения Руси, в 1988 году.

Память святому благоверному великому князю Димитрию Дон­скому совершается 19 мая, в день его блаженной кончины.

День двадцать седьмой. Святой праведный Иоанн Русский, Исповедник

Православная Церковь кроме древних святых, преподобных, святителей и мучеников имеет и сонм новых святых, большинство из которых – мученики. Своим свидетельством и мученичеством они укрепили веру и украсили новыми венцами нашу Православную Цер­ковь, которая одна осталась неизменной и непоколебимой со времен апостолов, напоминая нам о словах пророка Аггея: Слава сего последнего храма будет больше, нежели прежнего (Агг. 2, 9).

Как на нашей многострадальной родине воссияло великое множе­ство новых мучеников после октябрьского переворота, так и в Греции, и на земле Древней Византии явилось много новых мучеников и ис­поведников веры после завоевания Византийской империи турками. Один из них – святой Иоанн Русский, мощи которого покоятся в ме­стечке Неопрокопион на острове Эвбея в Греции.

Само имя этого святого говорит о том, что он не грек, а русский, хотя прославился среди греков. Иоанн по происхождению своему малоросс. Он родился около 1690 года от благочестивых православных родите­лей. В юные годы он стал солдатом императора Петра I. В неудачной турецкой войне 1711 года (сам царь чуть не погиб от рук турок) в числе других Иоанн попал в плен. Вероятно, он был захвачен в плен в бит­ве за освобождение Азова и переправлен в Константинополь. Иоанн оказался в руках татарских союзников турок. Татары продали юношу оттоманскому начальнику конницы, некоему Аге, родом из Прокопио- на в Малой Азии, в 12-ти часах пути от Кесарии Каппадокийской (по- турецки Прокопион называется теперь Уркюб). Этот Ага взял своего нового раба к себе в деревню.

Вследствие военной неудачи Петра Турция наполнилась бесчис­ленным множеством русских пленных, изнывавших под тяжестью турецкого ига. Ради облегчения своей рабской участи многие из них отреклись от веры Христовой и стали мусульманами.

Но Иоанн был воспитан «в учении и наставлении Господа» и очень любил Бога и веру своих отцов. Он принадлежал к тем юношам, кото­рых умудряет познание Бога. Как писал мудрый Соломон, праведник, если и рановременно умрет, будет в покое, ибо не в долговечности чест­ная старость, и не числом лет измеряется: мудрость есть седина для людей, и беспорочная жизнь – возраст старости (см.: Прем. 4, 7–16).

С этой мудростью, которую Господь дает любящим Его, блаженный Иоанн терпеливо переносил свое рабство, плохое отношение к нему хо­зяина, издевательства и насмешки турок. Они называли его «кяфирин», то есть неверующий, показывая этим свое презрение и ненависть. Надо учесть, что Прокопион был станом лютых противников христианства янычар. Иоанн был им ненавистен. Турки подвергли Иоанна жестоким побоям, оплеваниям, сожгли волосы и кожу на голове, бросали его в навоз, но не могли принудить к отречению от Христа. Исповедник неизменно и смело отвечал своему господину и тем, кто уговаривал его отступить от своей веры, что предпочитает умереть, лишь бы не впасть в тяжкий грех богоотступничества. Пренебрегая всем земным и устремляя ум к небесным вечным благам, неустрашимый воин Христов говорил своему хозяину: «Ничто же мя разлучит от любви Христовой: ни обольстительные обе­щания привременных благ, ни биения, ни раны, ни другие какие жестокие мучения. Имея перед собой Спасителя моего, благодушно принимаю за веру в Него палочные удары; представляя себе терновый венец, возло­женный на Божественную главу, готов я с радостью претерпеть надевание раскаленного шлема, которым вы прожигаете до мозга головы христиан, противящихся неправым хотениям вашим, и на другие, более лютые, муки. Я усердствую о благодати Христа моего, научившего нас Своей смертью на кресте твердости, терпению, безбоязненности в самой лютой за Не­го смерти как виновной вечного неизреченного блаженства на Небеси. Я русский, верный слуга земного царя моего, хотя и пленен тобой, но Небесному Царю истинного служения и правой веры родителей моих никогда не отрекусь: в христианстве я родился, христианином и умру».

Бог, видящий твердость веры Иоанна, смягчил сердце хозяина, который со временем стал чувствовать даже расположение к своему рабу, видя его верность данному им Богу обещанию. Этому способство­вало, конечно, и великое смирение, украшающее Иоанна, его кротость и трудолюбие. «Если ты оставляешь мне свободу веры, я охотно буду исполнять твои приказания».

Наконец пленник освободился от насилия и угроз своего госпо­дина и был назначен на службу в конюшне. Там, приютившись в углу, Иоанн простирал свое усталое тело и отдыхал, благодаря Бога за то, что Он удостоил его иметь ложем ясли, наподобие того, как Сам Он избрал ясли местом Своего рождения во плоти. Прилежно исполняя свои обязанности, Иоанн нежно заботился о лошадях своего господина. Чувствуя любовь святого, те ждали его, когда он отсутствовал, и ржали от радости, как бы разговаривая с ним, когда он ласкал их, – ржанием выражали удовольствие.

Со временем Ага и его жена полюбили своего раба и предложили ему для жилья небольшое помещение около сарая для соломы. Иоанн отказался перейти туда и продолжал спать в своей любимой конюшне. В ней он изнурял свое тело лишениями и подвижнической жизнью, не обращая внимания на неудобства и беспокойное соседство. Ночью конюшня наполнялась молитвами святого, и зловоние от навоза как бы исчезало, превращаясь в духовное благоухание. Блаженный Иоанн под­визался в этой конюшне в соответствии со святоотеческими канонами. Он молился часами, стоя на коленях, спал совсем мало на соломе под старым тулупом, своим единственным одеялом. Питался очень скудно, часто только хлебом и водой в ограниченном количестве, таким образом постясь большую часть дней. Он тихо читал про себя псалмы Давида, которые знал наизусть на родном церковнославянском языке.

Пребывая ежедневно в посте и молитве, покоясь на навозе, как но­вый Иов, ночью он ходил тайком в церковь святого Георгия, располо­женную на вершине скалы, напротив дома своего хозяина. Там он читал всенощное бдение и каждую субботу причащался Святых Таин. Господь, испытующий сердца, призрел на Своего верного раба и сделал так, что другие рабы и иноверные перестали издеваться над ним, высмеивать и оскорблять его. По благодати Духа Святого, царившей в доме его хозяи­на, турецкого начальника конницы, тот разбогател и стал одним из самых влиятельных людей Прокопиона. Он чувствовал, откуда снисходило бла­гословение на его дом, и везде рассказывал об этом своим согражданам.

Став состоятельным, Ага решил предпринять паломничество в Мекку. Трудно было в то время совершать такое далекое путешествие, но, преодолев все лишения и трудности дороги, хозяин Иоанна через некоторое время благополучно прибыл в святой для мусульман город.

В эти дни жена Аги пригласила в Прокопион на обед родственни­ков и друзей мужа, чтобы повеселиться и помолиться о его благополуч­ном возвращении домой. Блаженный Иоанн прислуживал в столовой.

Подавали любимое блюдо Аги – плов. Хозяйка, вспоминая своего мужа, сказала Иоанну: «Как же рад был бы твой хозяин, Иван, если бы он был здесь и вкушал с нами этот плов!» Тогда Иоанн попросил хозяй­ку дать ему блюдо, наполненное пловом, обещая послать его в Мекку. Гостям это показалось очень смешным. Но хозяйка повелела своей поварихе приготовить Иоанну блюдо с пловом. Про себя же она по­думала, что он либо сам захотел полакомиться им, либо решил отдать его какой-нибудь бедной христианской семье. Она знала, что Иоанн часто отдавал свою еду бедным грекам.

Иоанн взял блюдо и ушел в конюшню. Став на колени, он горячо и от всей души молился Богу, чтобы Он послал плов хозяину. В сво­ей простоте блаженный был совершенно уверен, что Господь услышит его молитву и что плов каким-то сверхъестественным образом попадет в Мекку. Иоанн верил, не сомневаясь и совершенно не рассуждая, по сло­ву Господа, что Господь исполнит его просьбу. Как говорит великий под­вижник преподобный Исаак Сирин: «Эти сверхъестественные знамения даются только самым простым по разуму и одновременно самым крепким в надежде». И, действительно, блюдо с пловом на глазах Иоанна исчезло. Блаженный конюх вернулся к хозяйке и сообщил, что еда отправлена в Мекку. Услышав это, гости засмеялись и решили, что Иоанн сам все съел и только в шутку рассказал им, что послал плов хозяину.

Но как же удивились все в доме Аги, когда тот, по прошествии неко­торого времени, вернулся из Мекки и привез с собой домашнее медное блюдо. Только блаженный Иоанн не изумился. Своим домашним Ага рассказал следующее: «Однажды (а это было как раз во время званого обеда) я вернулся из большой мечети в дом, в котором остановился. Войдя в комнату, которая была заперта на ключ, я нашел там на столе блюдо с пловом. Я остановился в недоумении, соображая, кто же мог принести мне его? Я не мог понять, каким образом была открыта зам­кнутая дверь. Не зная, как объяснить это странное событие, я с любо­пытством рассматривал блюдо, в котором дымился горячий плов, и, к своему удивлению, заметил, что на нем выгравировано мое имя, как и на всей медной посуде в нашем доме. Несмотря на душевное волнение, вызванное этим происшествием, я съел плов с большим удовольствием. И вот я вам привез это блюдо. Оно ведь действительно наше. Ей, Аллах, никак не могу понять, как оно очутилось в Мекке и кто его принес».

Все домашние Аги были ошеломлены этим рассказом. Жена, в свою очередь, рассказала ему, как Иоанн выпросил блюдо с едой, обещая послать его в Мекку, и как все гости смеялись, услышав о затее Иоанна. Оказалось, что блаженный вовсе не шутил и все действительно так и случилось.

Весть о чуде распространилась по всему селу и окрестностям. После этого все стали почитать Иоанна как любимого Богом праведника. Со страхом и уважением смотрели на него. Никто больше не смел обижать русского раба. Его господин с женой заботились о нем еще больше и сно­ва упрашивали его перейти из конюшни в домик, находившийся рядом. Но святой опять отказался. Он продолжал жить по-старому, подвизаясь в молитве, ухаживая за животными своего хозяина, исполняя охотно все его пожелания. Ночи он проводил в молитве и пении псалмов, по слову Господа: Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу (Мф. 22, 21).

После нескольких лет, проведенных в посте, молитве и унижении, приближаясь к концу своей жизни, Иоанн заболел. Предчувствуя при­ближение смерти, Иоанн пожелал причаститься Святых Таин и поэ­тому послал за православным священником. Из-за фанатизма турок священник побоялся открыто принести Святые Дары в конюшню. Но Бог вразумил его спрятать Их в яблоке. Причастившись, блаженный Иоанн в тот же час предал свою душу в руки любимого им всем сердцем Господа. Так почил святой Иоанн в Боге в лето 1730, 27 мая.

Покойного русского раба похоронили с почестями в местной церкви во имя святого великомученика Георгия. Со слезами и благо­говением хоронили его жители Прокопиона: греки, турки и армяне. Ага накрыл его святые останки драгоценным ковром. Среди местных греков очень скоро началось почитание Иоанна. Много было случа­ев чудесной помощи и исцелений по заступничеству праведника: па­рализованные начинали ходить, бесноватые успокаивались, слепые прозревали, больные исцелялись, причем не только православные, но и армяне, протестанты и турки. Так место захоронения святого стало местом паломничества всей Каппадокии.

Священник, каждую субботу исповедовавший и причащавший Иоанна, увидел святого во сне в ноябре 1733 года. Святой сказал старцу, что его тело благодатью Божией осталось целиком нетленным, таким, каким его погребли 3,5 года назад. Священник пребывал в сомнении, и вот, по Божественной благодати, небесный свет появился над моги­лой святого в виде огненного столба. Христиане решились открыть могилу. И, о чудо! Тело святого оказалось абсолютно нетленным и бла­гоухающим. Это благоухание сохраняется вплоть до наших дней. Тогда с благоговением верующие взяли тело (святые мощи) и перенесли его в храм, который когда-то посещал сам Иоанн.

Следующее событие произошло в 1832 году, когда против турецкого султана Махмуда II восстал в Египте Ибрахим-паша. В то время, как войско султана приближалось к Прокопиону, жители села, преимуще­ственно враждебные султану янычары, не хотели пустить армию. Хрис­тиане-греки не были с этим согласны. Но будучи меньшинством, они ни­чего не могли сделать. Убоявшись мести султанского войска, они бежали в близлежащие села, укрылись в пещерах. Остались только престарелые и слабые. Военачальник вошел в Прокопион как враг. Воины разграбили не только все дома, но и церковь святого Георгия. Когда открыли гроб­ницу святого Иоанна и не нашли в ней никаких ценностей, они с гневом выбросили святые мощи во двор и хотели их сжечь, чтобы посмеяться над христианами. Набрав дров, они разожгли костер, но, к их удивлению, мощи опять оказались в церкви. Не вразумившись этим чудом, они вынес­ли их во второй раз и положили на костер, но огонь не коснулся святыни.

И тут воины увидели Иоанна живым, с грозным видом стоявшим среди огня, жестом руки и словами угрожавшим им за их дерзость. Тут уже турки больше не выдержали и в ужасе разбежались, оставив не только мощи святого, но и все награбленное в Прокопионе. На дру­гой день несколько стариков-христиан пришли к церкви и нашли тело святого в целости среди обгоревших углей и пепла. Оно почернело от дыма и копоти, но было таким же благоуханным и нетленным. Ве­рующие положили мощи святого обратно в его раку.

Прошло два года. Христианское население Прокопиона выстроило большую церковь в честь святого Василия Великого. В этот красивый храм греки захотели перенести и мощи святого праведника Иоанна. Два раза переносили их, но каждый раз они исчезали и снова оказы­вались в церкви святого великомученика Георгия. Когда в третий раз греки решили перенести мощи, то отслужили молебен и совершили всенощное бдение, обращая свои молитвенные воздыхания к Господу. На сей раз Господь услышал молитвы Своих рабов, и мощи Иоанна обрели покой в церкви святого Василия Великого.

Приблизительно в 1862 году одна благочестивая женщина увидела во сне святого Иоанна, который держал в руках крышу сельской школы. На следующий день, во время Божественной литургии, она рассказала об этом. Не успела она закончить свой рассказ, как послышался страш­ный грохот. Все в страхе выбежали из церкви и с ужасом увидели, что крыша школы, которая находилась напротив церкви, рухнула. Люди кинулись туда, ведь там были все дети села! Вне себя они начали под­нимать обвалившуюся кровлю, и, о чудо! – все дети выбрались из-под обломков живыми. Оказалось, что дети услышали страшный треск над собой и, поняв, что происходит, успели залезть под парты. Когда крыша обрушилась, балки упали на парты, не придавив ни одного ребенка.

Следует еще рассказать о перенесении руки праведного Иоанна в Свято-Пантелеимонов монастырь на Афоне – чудо особого снисхож­дения благоволения святого к спасающимся там его соотечественникам.

Никогда святой праведный Иоанн не допускал отнятия частиц от своих мощей. Дерзающих на такое дело он всегда принуждал явле­нием и угрозами возвращать взятое. Но отнятию руки для Афонского монастыря не было никакого препятствия.

Случилось же это так. В течение нескольких лет до 1880 года подви­завшиеся в монастыре святого Пантелеимона отцы, узнав о совершаю­щихся у раки святого Иоанна чудесах, просили у жителей Прокопиона части его многоцелебных мощей. Греки долго отказывались, но, наконец, вдруг все, как бы чудом, согласились исполнить просьбу русских отцов монастыря. Отслужив молебен и отделив от мощей правую руку, по­слали ее в 1880 году в сопровождении отца Дионисия и одного из ува­жаемых старейшин села на Афон. Принятие мощей в монастыре прошло очень торжественно: все монахи во главе со своим настоятелем отцом Макарием вышли встречать их с песнопениями, колокольным звоном, ударами в била. Поставив честные мощи в соборной церкви на аналое, пропели торжественное славословие. Потом все подходили с большим благоговением поклониться святыне. Таким образом, находясь теперь в пределах жребия Пресвятой Богородицы, рука праведного Иоанна Русского почитается там наравне с честными мощами других святых. Так Господь прославил и до наших дней продолжает прославлять Своего угодника многими великими чудесами. Особенно обильно они излились в 1924 и 1951 годах. После страшного поражения греков в вой­не с турками все греческое население должно было покинуть Анатолию в обмен на турецкое население Греции. Греки из Прокопиона перееха­ли на остров Эвбею в село Ахмет Ага, которое после отъезда турок переименовали в Неопрокопион. Они привезли с собой и раку с моща­ми святого праведного Иоанна Русского, которую сначала поместили в церкви святых Константина и Елены. А когда 27 мая 1951 года был закончен великолепный новый храм в честь святого Иоанна, начатый в 1930 году, туда торжественно перенесли его мощи. Тело святого угод­ника Божиего, сохранившееся нетленным, покоится там в открытой раке под стеклом. Ежедневно к нему притекают сотни и сотни право­славных паломников, испрашивая заступничества святого праведника и облегчения в своем горе. И не отказывает святой Иоанн в скорой помощи всем тем, кто обращается к нему с истинной, глубокой верой.

В 1962 году по решению Элладской Церкви и государства был принят закон, на основании которого создано Общество во имя святого Иоанна и построено два пансиона: один для приема паломников, другой для нужд Общества. Создано два приюта для сирот, одна богадельня в Халкиде и одна – в Неоартаки, студенческое общежитие, детский лагерь на тысячу мест и другие учреждения.

Святой Иоанн – прекрасный пример жизни человека «по Боге», ибо открывает своими чудесами божественную силу и ведет нас к ду­ховному познанию святой жизни, столь благостной для человека. Мы рождены не только для этой жизни, но принадлежим и будущей жизни, Вечной, Небесной. Душа наша бессмертна.

Святой Иоанн своими чудесами привносит в сердца верующих небесный свет, божественную силу, которая побеждает узы материи, одолевает все преграды, привносит великие перемены в людские харак­теры, возрождает души. Своими чудесами, своим всегдашним предста- тельством святой Иоанн помогает людям обрести внутреннюю свободу, ту самую свободу, которая воодушевляет людей и целые народы.

Святой праведный Иоанн Русский был канонизирован Греческой Православной Церковью в 1962 году и впоследствии внесен в кален­дарь Русской Православной Церкви для общецерковного почитания.

Память святого праведного Иоанна Русского, исповедника, со­вершается 27 мая – в день его блаженной кончины.

* * *

681

Супрасл. л. 141–143.

682

Собр. л. 2, 358–360; Супрасл. л. 141–145.

683

По Густин. летописи, «усечен бысть от татар над р. Припятью в селе Стриго- ловых». Собр. л. 2, 360.

684

Киев. лет. по Супрасл. сл. 145, 146.

685

Афанасий (Кальнофойский). Тератургима, или чудеса, совершившиеся как в са­мом Печерском монастыре, так в обеих его пещерах. Киев, 1638 (далее – Афанасий (Кальнофойский). Тератургима. – Ред.); Сказание о св. Макарии. М.-К., 1848. Густин- ская летопись говорит: «мощи его доселе лежат нетленны в св. Софии» (Собр. л. 2, 360).

686

Фундуклей И. Обозрение Киева в отношении к древностям. Киев, 1847 (далее – Фундуклей И. Обозрение Киева. – Ред.). Здесь и изображение креста.

687

Ркп. житие прп. Герасима, написанное учеником его Антонием, впоследствии епископом Вологодским (1588 г.), а дополненное чудесами в 1686 г., по списку Ун- дольского. То же в императорской б-ке № 711.

688

Ркп. житие прп. Даниила, гл. 26.

689

Ркп. житие прп. Даниила, гл. 26; ркп. житие прп. Герасима.

690

Ратшин А. Полное собрание сведений о монастырях.

691

Ркп. святцы о Вологод. святых. См. сент. 24.

692

Трофимовский Н. В. Историко-статистическое описание Смоленской епархии. СПб., 1864.

693

Амвросий (Орнатский), архим. История Российской иерархии. Ч. III; Рат- шин А. Полное собрание сведений о монастырях.

694

См.: Афонский патерик или жизнеописание святых, на Святой Афонской Горе просиявших: В 2 частях. СПб., 1860. Ч. II.

695

Константин Багрянородный ( Constantine VII Progenitors . De Administrator Imperio) называет Бориса сыном Пресиама: Прга1ац тои патрон аитои (Bopiâ). По сло­вам Феофилакта (Слово о 15 мучениках), Борис – сын Звинича, а Звинич – брат Маломира и Бояна и, следовательно, внук Грубоша. Итак Пресиам и Звинич – одно и то же лицо и после Маломира был на Болгарском престоле (830–840 гг.). Шафарик, обличая Энгеля в ошибках, сам не избавился от ошибки, считая Пресиама за одно лицо с Маломиром (Шафарик. Славянские древности. Т. 2, кн. 1).

696

Стриттер И. Известия византийских историков: Объясняющия российскую историю древних времен и преселения народов: В 4 т. СПб., 1770–1775. Т. 4.

697

См. марта 28.

698

Продолж. Константина; Кедрин Г. Обозрение истории; Феофилакт Болгарский. Слово о 15 мучениках. Ныне в южном Загорье города Ески-Загора (старое Загорье) и Ени-Загора (новое Загорье).

699

Ер. ad Michaelem р. 18. 24. et. Montac. 1651.

700

Константин Багрянородный. Об управлении империей; Кедрин Г. Обозрение истории; Зонара И. Сокращенная история. Т. 2.

701

Болгар. синаксарь XIII в. (Филарет Черниговский. Историческое учение об отцах Церкви). И по свидетельствам Генезия (Regum lib. 4), Феофилакта (Слово о 15 мучениках), Константина (Об управлении империей), к Михаилу отправлен был не один епископ, а со многими духовными лицами.

702

Anastasius Bibliothecarius. Praefatio in Synodum VIII; Philip of Cyprus. Chronicon ecclesiae Graecae.

703

Hincmari Remensis. Annales ap. Pertz 1, 465.

704

Папа выразил восторг свой в письме к Гинкмару (Hincmari Remensis. Annales ар. Вaronium ad an. 867).

705

Responsa p. Nicolai ad consulta Bulgarorum in t. 22 Concil. (Anastasius Bibliothecarius. De vitis Romanorum pontificum). Ответы показывают, что вопросы к папе написаны были от имени болгар под влиянием римских миссионеров.

706

Послание патр. Фотия (Муравьев А.Н. Правда вселенской церкви о римской и прочих патриарших кафедрах. СПб., 1849).

707

Annales Fuldenses; Hincmari Remensis. Annales ap. Pertz 1, 379. 380. 474; Anastasius Bibliothecarius. De vitis Romanorum pontificum.

708

Так судил об этом библиотекарь Вильгельм (Anastasius Bibliothecarius. De vitis Romanorum pontificum).

709

Anastasius Bibliothecarius. De vitis Romanorum pontificum; Constantine VII Progenitors. Vita Basilii; Georgii Cedreni. Synopsis historiarum.

710

Папа Иоанн VIII писал 6 посланий к кн. Михаилу и 3 к его вельможам, Адриан 2 письма, домогаясь ласками и угрозами обратить Болгарию к папе, и все осталось напрасным ( Mansi J . D . Sacrorum Conciliorum nova et amplissima collection: In 31 vols. Florence and Venice, 1758–1798. V. XXIV (далее – Mansi J. D. Sacrorum Conciliorum. – Ред .).

711

Жизнь св. Климента § 4: «Они, хотя и поздно, вошли в вертоград Господа, при­звавшего их Своею благодатью; призвание этого народа совершилось в лето от сотв. мира 6377 (869)».

712

Феофилакт. Слово о 15 мучениках, § 37–46; В месяцеслове Ассеманова Еван­гелия XI в. под 29 августа: «память святым, иже на Струмници: Тимофею, Феодору, Евстовию (Евсевию) и дружине их». По известию Феофилакта, Струмницкие му­ченики пострадали при Юлиане ноября 28-го 362 г. Итак 28 августа день перенесе­ния мощей в Брегальницу. По географии Мелетия, «Струмница – город триваллов (сербов) на конце Македонии, между Стримоном и Аксием, расположенный на горе обрывистой, отстоит на три дня пути от Скупы». Ныне Струмница расположена при подошве горы, а на горе остаются развалины замка (Григорович В. Очерк путешествия). Тафель замечает о описании мучеников: ubi additur, olim dictum fuisse Tiberiopolin, quod posterius mihi dubium videtur ( Tafel . De Thessalonica). О Брегальнице см. апрель пр. 49 п. 50.

713

Жизнь св. Климента § 12. 13.

714

У Барония (Baronius. Annales ecclesiastici a Christo nato ad annum 1198. Ad an. 1071) приводится письмо Феофилакта, архиеп. Болгарского, где прямо говорится о семи кафедральных храмах, построенных кн. Борисом. В житии Климента ска­зано: «Князь всю подвластную себе Болгарию опоясал семью храмами Ka0o\iKoî». Последнее слово означает храм кафедральный. Нестор в житии кн. Бориса и Глеба говорит о митр. Иоанне: «Тако отыде в свою католиками икклисия» (Востоков А. Описание Румянцевского музеума). В конце XIII века, во время преобладания гре­ческого, во Фракии, Мизии и Македонии было 5 митрополий: в Пловдиве, Одрине, Траянополе, Переяславце и Солуне и епископий – в первой 10 (Великой, Быковы), в Одринской – 11 (Травицы, Правод, Дебелого), в третьей – 8 (Мокрой, Топора), в Переяславецкой – 6 (Обритого, Дуростена, Новой на р. Литре, Вельбужда, Вра­ны), в Солунской – 7 (Великой, Смоляны, Дроговицы, Струмницы, Верей, Стол­бов) (см.: список епархий имп. Льва в: Тафеля de provin. р. 49. 50; Wiltsch. Handbuch der kirchlichen Geographie und Statistik. Berlin, 1846 (далее – Wiltsch . Handbuch der kirchlichen. – Ред.)). Князем Борисом построены были кафедральные храмы не везде там, где они были прежде, в Видине (Водине) не было перед ним кафедры.

715

В Фульд. л. (Annales Fuldenses): mense novembri (anno 873) Agathon archiepiscopus, Basilii imperatoris legatus, ad renovandam pristinam amicitiam cum epistolis et muneribus ad Ludovicum Katisboniam venit. Assem. Calen. II, 209. В 879 г. на Константинопольском соборе присутствовал «Агафон Моравский» вместе с двумя епископами: Гавриилом Охридским и Симеоном Дебельским ( Assemani . Kalendaria Ecclesiae Universae. Т. III). Агафон назывался Моравским, потому что епархия его простиралась на р. Мораве. Кафедра его, должно думать, находилась в Виддине – Бдыне. В определении имп. Андроника (1282 г.) сказано: «82 митрополита Вид- динского; это – кафедра епископа Болгарии, но возведена в митрополию» ( Tafel . De Thessalonica).

716

Феофилакт оканчивает описание чудес Струмницких мучеников временем Симеона и, следовательно, при Симеоне; но он же посвятил свое сочинение царю Петру и описал жизнь его – и следовательно, скончался не раньше 967 г.; последнее согласно и с тем, что говорит он о себе в жизни Климента.

717

Феофилакт. Слово о 15 мученениках, § 36, 47–55. Время начального удале­ния кн. Бориса в монастырь определяется так: Климент с 885 г. 11 лет был учителем и в 898 г. при кн. Симеоне возведен на кафедру архипастыря (см.: июля 27 день). По­том Владимир Борисович был владетельным князем (892–895 гг.), и Борис отказался от престола в начале 892 г. И по летописям, Владимир оказывается владетельным князем с 892 г.

718

Предисловие экзарха к Богословию Дамаскина Христианские древности и ар­хеология / Изд. Прохоров В. А. СПб., 1864. Тетр. 8).

719

Савельев-Ростиславич Н.В. Славянский сборник.

720

Епископ Константин в переводе слов св. Афанасия (Калайдович К.Ф. Иоанн, экзарх Болгарский Прим. 40).

721

Болгарин, современник кн. Симеона, говорит о кн. Борисе: «И сподоби и Бог, да приим Ангельски образ от льстивого сего жития в вышнии Иерусалим к Христу преставися» (Синаксарь XIII в.; на первом листе картина представляет князя с над­писью: «свят Борис»). Сомнение Срезневского о значении этой картины – напрасное. Русский св. кн. Борис всегда был изображаем вместе с кн. Глебом и никогда один, да и вся рукопись по языку – болгарская.

722

См.: Димитрий, архимандрит. Месяцеслов святых, всею русскою церковию или местно чтимых: В 4 вып. Тамбов, 1878–1883. Вып. 3-й).

723

Епифаний (Премудрый). Житие преподобного и богоносного отца нашего игу­мена Сергия чудотворца; Никон. л. 4, 236–238; Церковно-исторический месяцеслов Троицкой Лавры. М., 1850.

724

Ркп. сказание о Монзенском монастыре (у Царского № 118); Ратшин А. Полное собрание сведений о монастырях; Амвросий (Орнатский), архим. История Российской иерархии. Ч. VI. Ркп. святцы: «прп. священноинок Адриан чудотворец, строитель Благовещенского монастыря на Монзе р. преставился в л. 7127 мая в 5 день».

725

Слова Симона об Иларионе приведены август 28; об Онисифоре: «И ина такова обрящеши, брате Поликарпе, в житии святого Антония»; об Афанасии: «Аще ли кому не верно мнится написанное се, да почтет житие св. Антония». Поликарп об Агапите: «В житии же святого Антония вся жития их (подвижников современных Антонию) описана суть аще и вкратце речена».

726

Переслав. л. 45. Супрасльск. л. 163. 164.

727

См.: Филарет, архим. Черниговский. Женские и закрытые монастыри. Черни­гов, 1873.

728

Собр. л. 1, 65. 255.

729

Указатель актов Афонских // Журнал Министерства народного просвещения. СПб., 1847.

730

Житие прп. Афанасия в ркп. и в минее свт. Димитрия.

731

Григорович В. Очерк путешествия.

732

Григорович В. Очерк путешествия; Муравьев А.Н. Письма с Востока. Ч 1.

733

Акты Афонские, ст. 4. акт. 6. стат. 7. акт. 3.

734

Иоанн Колов основал свою обитель близ Иериссы; а в Иериссе жили болгары.

735

Так по Густинской летописи (Собр. л. 2, 261). По Новгородской л. это было в 1012 г. (Собр. л. 3, 208). Преимущество за первою, как Киевскою. По Касьянову списку патерика Антоний был на Афоне при св. Владимире (ИОРЯС. Т. V). О Варяж­ской пещере см.: Афанасий (Кальнофойский). Тератургима. Сприга канон: «постницы разбойников обитания храмы Божия соделаша».

736

Так по патерику Касьянова списка (ИОРЯС. Т. V, 154) и известие его о дву­кратном путешествии на Афон взято, конечно, из древнего жития Антониева. Не­стор в летописи говорит об однократном путешествии на Афон. Но здесь – не жизнь Антония, а часть, да и в той под 1051 г. есть поставление Илариона в митрополита. Если же положим, что Антоний начал жить в Киевской пещере с 1051 г., то это бы­ло бы непримиримо ни с известиями о Моисее Угрине, Леонтии, Иларионе, Никоне и Феодосии, ни с известиями о самом Антонии. Как уместить в «немногие дни» одного и того же 1051 г. путешествие на Афон, обхождение тамошних обитателей, постри­жение игуменом, изучение иноческой жизни, возвращение в Россию, искание здесь удобного места по обителям, поселение в пещере? Как согласить 40 лет пребывания в Киевской пещере, когда Антоний почил в 1073 г.?

737

По печатному патерику, Антоний во второй раз возвратился в Киев в 1017 г., но тогда не прекращались, а начались сильные волнения в России. По Густинской л. Ан­тоний во второй раз пошел на Афон в 1017 году и возвратился в 1027 г. (Собр. л. 2, 263. 266). «Уста усобица и мятеж и бысть тишина велика на земли» в 1028 г. (Собр. л. 1, 64).

738

Собр. л. 1, 67. 68. 255. Слова: «копая пещеру» были бы лишние у Нестора, если бы Антоний поселился в Иларионовой пещере, как того хотят иные (Прибав­ления к изданию творений свв. отцов. Ч. 9). В Иларионовой пещере Антоний не жил уже и потому, что сам Иларион принял пострижение у Антония: «От того пострижен бысть», – пишет Симон. Да и ни в одном лучшем списке летописи не сказано: «вселися в ню» – в Иларионову пещеру, а сказано: «Возлюби место се и вселися в не»; в древних патериках читали: «Возлюби место се и вселися в не», или «Вселися в нем». Собр. л. 1, 67. 68. 255; Татищев В.Н. История Российская. Т 2; Бутков П. Ответ на новый вопрос о Несторе, летописце русском. СПб., 1850.

739

См. жития января 28, мая 3 и 23, июля 26, августа 28, ноября 19.

740

Собр. л. 1, 68.

741

Нестор, прп. Житие прп. отца нашего, игумена Печерского, Феодосия // Уче­ные записки второго отделения Императорской академии наук. СПб., 1856. Том 2, вып.1 (далее – Нестор, прп. Житие прп. отца нашего, игумена Печерского, Феодо­сия. – Ред.); Поликарп (Печерский). Послание о Моисее Угрине.

742

Нестор, прп. Житие прп. отца нашего, игумена Печерского, Феодосия; Собр. л. 1, 68. 69.

743

Собр. л. 1, 83. 84.

744

Собр. л. 1. 69.

745

Поликарп в житии Агапита, сказав, что Агапит был свидетелем, как св. Антоний молитвою исцелял больных, давая им вкушать своей пищи, в конце жития изъявляет сожаление о том, что случаи чудесного исцеления не описаны даже и в том полном житии св. Антония, которое известно было в его время. «Их же (св. иноков) вспомянув добродетельное житие, дивлюся, како премолчана бышя великая исправления (так он называет и выше исцеления) св. отца нашего Антония».

746

Симон (епископ Владимирский). Повесть об основании Печерской обители; Собр. л. 1, 73. 74. 79. 2, 270.

747

Собр. л. 1, 73. 74. 83. 2, 272; Иоанникий (Голятовский), архим. Скарбница. Новгород-Северский, 1676.

748

Дмитрий Ростовский, свт. Руно орошенное; Нестор, прп. Житие прп. отца нашего, игумена Печерского, Феодосия; Филарет Черниговский Кафедральные чер­ниговские монастыри: Ильинский, Елецкий и Борисоглебский. Чернигов, 1861.

749

Собр. л. 2, 272. Нестор в житии Феодосия: «прииде – идеже и ныне чистое тело его лежит». По летописи, «ископа пещеру, яже есть под новым монастырем, в ней же сконча живот свой, жив в добродетели, не выходя из пещеры лет 40 нигде же». Собр. л. 1, 68. С какого времени считать 40 лет пребывания в пещере? С 1068 г. идя к началу жития. В 1057 г. он только перешел из одной пещеры в другую за 100 саженей; а в 1068 г. выходил он не только из пещеры, но и из Киева, в мир.

750

Симон (епископ Владимирский). Повесть об основании Печерской обители. Он говорит при том: «В житии св. Антония пространнее обрящеши».

751

Собр. л. 3, 2. «В л. 6581 (1073) заложена бысть церковь Печерская Феодосием игуменом». Краткая Киев. л.: «преставися Антоний, игумен Печерский, благословив и знаменовав место церкви Св. Богородицы» (Супрасл. л. 139). Но здесь ошибоч но относится к 1074 г. кончина Антония и Феодосия. В Густин. л. и в 3-ей Новгор. (Собр. л. 2, 274. 3, 208) год кончины Антониевой отнесен к году основания храма, но ошибочно выставлен 1071 г. Днем кончины прп. Антония по древним святцам по­ставлено 7 мая (Макарий (Булгаков), митр. История Русской церкви. Т. 1). В минее Макария под 7 число мая «слово о св. Антонии Печерстем». Служба ему на 7 мая (у Царского № 563). В святцах старинных (Синодальн. Апостола XVI в. по опис. Синод. р. 1, 339 и устава XII в. у Толстого, I, № 100) память о прп. Антонии также под 7 мая; а под 10 июля в уставе замечено: «соборная церкви св. Антонию не празднуют». Последняя заметка дает видеть, что в то время лавра уже праздновала прп. Антонию 7 мая. О древнем праздновании св. Антонию, кроме Симона и Поликарпа, неизвестный в сборнике XV в. (Востоков А. Описание рукописей Румянцевского музеума. № 406).

752

Печ. патерик л. 10. Четьи-минеи 10 июля.

753

Афанасий (Кальнофойский). Тератургима

754

Никодим (Святогорец). Новый Мартиролог; Сергий (Веснин), иеросхимонах. Путеводитель по святой горе Афонской и указатель ее святынь и прочих достопамят­ностей. СПб., 1854. Память прп. Пахомия празднуется мая 20-го; но день Вознесения Господня в 1730 г. был мая 7-го дня.

755

Димитрий, архимандрит. Месяцеслов святых, всею русскою церковию или местно чтимых: В 4 вып. 1878–1883. Под 7 мая.

756

Главный источник сведений – слова свт. Григория Нисского о жизни Макрины см. в: Acta Sanctorum, julii tom. IV; GregoriusNyssenus . Opera / ed. 1638. T. 2. В Четьях- Минеях июля 19-го сокращенно.

757

St. Basile. Epistolae 204 ad Neocaesar / ed. Migne. V. 4, 751 (рус. пер.: Творения святителя Василия: В 7 ч. М., 1845–1848. Т. 7). В другом письме, против евстафиан, говорит он: «То понятие о Боге, которое приобрел я с детства от блаженной матери моей и бабки Макрины, и возрастало во мне» (там же). Римская Церковь славит память старшей Макрины января 14. В месяцесловах Греческой Церкви по какой-то стран­ности не видно имени ее в числе святых, тогда как и Григорий Нисский в описании жизни младшей Макрины говорит о ее исповеднических подвигах.

758

St . Gregorii . Ор. 4, 37. Сыновья Эмилии: Василий Кесарийский, Навкратий (рано убитый), Григорий Нисский, Петр Севастийский, инок упоминаемый Фило- сторгием; дочери Макрина, Феозевия, три другие неизвестные по имени.

759

St. Basile. Epistolae 223 n. 3.

760

Gaudentius. Hom. 17.

761

«Театр – открытая школа невоздержания (oaeXyiâ)», – говорит Василий Великий (Беседа 4, на шестоднев). Тертуллиан: «Театр – привилегированная зала бесстыдства и замок всяких гнусностей» ( Tertullianus . De spectaculis).

762

Творения святителя Василия: В 7 ч. М., 1845–1848. Т. 4.

763

По римскому мартирологу память о св. Эмилии – 8 мая и еще 30 мая «в Ке­сарии Каппадокийской память свв. Василия и Еммелии супруги его, родителей свт. Василия, которые, во времена Максимина быв изгнаны, жили в Понтских пустынях и после гонения, оставив детей наследниками добродетелей своих, почили в мире». Известие – неверное. Здесь смешан дед свт. Василия с отцом.

764

Свт. Григорий впоследствии описал «разговор с сестрою Макриною о душе и бессмертии» (см.: Григорий Богослов. Творения / Пер. Московской духовной ака­демии: В 6 ч. М., 1843–1848. Ч. 4). Здесь свт. Григорий называет Макрину своею на­ставницею. Пусть в этом разговоре не все слова, усвояемые св. Макрине, принадлежат ей, – свт. Григорий на свободе раскрыл предмет разговора с умиравшею и кое в чем дополнил разговор: но и тогда в Макрине видны не только изумительная твердость и глубина мысли, но и обширное знакомство с языческою философией. Пусть новые материалисты послушают Макрину, рассуждающую о духовности души; наверно не останутся без пользы, если только они сколько-нибудь дорожат истиною.

765

В житии св. Иоанна Милостивого (§ 1) говорится об ученике его Захарии: «снял с себя, какой носил, серебряный крестик и отдал ему» (нищему) (Patr. Lat. 73, 341). Крест на шее носил мученик Прокопий при Диоклетиане (Правила Никейского Собора, правило 4; Никифор Каллист. Церковная история; Четьи-Минеи июль 8), воин-христианин Орест (Четьи-Минеи дек. 13).

766

Думают, что это кольцо возложено было на руку Макрины при принятии ею иночества в знак обручения со Христом. В оправдание такой мысли приводят слова св. муч. Агнессы из истории страданий ее: «перстнем Своим обручил меня Господь мой Иисус Христос и как невесту Свою увенчал венцом». О венце говорит Оптат Милевитский: «правил не дано, из какой шерсти должен быть венец и каким пурпуром должен быть покрыт» (Lib. 6, cont. Donat). Венец ныне куколь инокини (О древних местных обрядах посвящения девы см.: Прибавления к изданию творений свв. отцов. Ч. 1; Православный собеседник. Казань, 1865. № 3).

767

St . Gregorii Nazianzen . Ор. 4, 76. Св. Макрина скончалась в 383 г., и память о ней июля 19.

768

Супругою Григория Нисского называют Феозевию (Вершинский Д.С. Ме­сяцеслов; свт. Димитрий в Четьях-Минеях янв. 10). Ириней (Краткие жития. М., 1861) так плетет небылицы: «Когда был он (Григорий) еще пресвитером, то жена его Феозва была диаконисой; по посвящении в сан иерея они жили как брат с сестрой». Даже ученые Тейнеры (Einfuhrung. enzwungen Thelosigkeit. Altenburg, 1845. 1, 2667) не расстаются с мыслью о Феозевии супруге Нисского. Мураторий выдавал Феозевию за супругу Григория Назианзского.

769

St . Gregorii Nazianzen . Ор. 2, 322–326 (в рус. пер.: Григорий Богослов. Творения. / Пер. Московской духовной академии: В 6 ч. М., 1843–1848. Ч. 6).

770

St . Gregorii Nazianzen . Ор. 4, 78 (Григорий Богослов. Творения. / Пер. Московской духовной академии: В 6 ч. М., 1843–1848. Ч. 5).

771

Постановления Апостольские (в рус. пер.). Казань, 1864. Кн. 3, гл. 15.

772

St. Gregorii Nazianzen. Epistolae 34 (ср.: Epist. 35); Филарет , архиеп . Чернигов­ский. Историческое учение об отцах Церкви.

773

St . Gregorii Nazianzen . Ор. 3, 318–322 / ed. Migne.

774

Здесь в 109 г. до Р. X. был поставлен идол Заден Грузинским царем Фарнаджем, разрушенный впоследствии св. Ниною.

775

Память св. Авива – 29 ноября, а св. Исе – 2 декабря.

776

Главным из них был храм в честь Успения Божией Матери; второй – в честь Рождества Иоанна Крестителя, где почивают останки прп. Шио. Оба эти храма по­луразрушены, и в обители, прежде цветущей, – теперь такая бедность, что часто не бывает хлеба и вина для совершения Литургии... Такова судьба многих церквей Иверских, стоящих в развалинах на местах, бывших свидетелями их цветущего со­стояния в глубокой древности...

777

Скитский патерик под знамением I. Четьи-Минеи мая 10.

778

Метафраст в описание жития св. Феодоры в Четьях-Минеях сентября 11, у Сурия сентября 9. Извлечение Acta Sanctorum. Sept. Т. 3. Иные из частных слу­чаев – сомнительны. Краткое извлечение в Менологе Василия; более простран­ное – в прологе на 11 сент. В греческой минее синаксарь в стихах. Канон писан неизвестным.

779

Житие прп. Дионисия описано учеником его, келарем Симоном (См.: Симон (Азарьин). Житие и подвиги отца нашего архимандрита Дионисия. М., 1824 (далее – Симон (Азарьин). Житие и подвиги отца нашего архим. Дионисия. – Ред.)).

780

Амвросий (Орнатский), архим. История Российской иерархии. Ч. VI.

781

Симон (Азарьин). Житие и подвиги отца нашего архим. Дионисия; Авраамий (Палицын). Сказание об осаде Троицкого монастыря от поляков и литвы, и о быв­ших потом в России мятежах, сочинённое оного же Троицкого монастыря келарем Авраамием Палицыным. М., 1784 (далее – Авраамий (Палицын). Сказание об осаде Троицкого монастыря. – Ред.).

782

Иван Наседка. Записка о жизни преподобного Дионисия // Жития Дионисия, М., 1824; Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. XII, прим. 663–666.

783

Симон (Азарьин). Житие и подвиги отца нашего архим. Дионисия; Собрание государственных грамот и договоров. Ч. 2.

784

Авраамий (Палицын). Сказание об осаде Троицкого монастыря.

785

Снегирев И. М. Русские в своих пословицах. Рассуждения и исследования об отечественных пословицах и поговорках: В 4 кн. М., 1831–1834. Кн. 3.

786

Авраамий (Палицын). Сказание об осаде Троицкого монастыря.

787

Акты, собранные Археографическою экспедициею. Т. 3; житие.

788

Челобитная Арсения в Синод. ркп. № 298.

789

Деяние собора по ркп. Сахарова (Северная пчела. 1842. № 198). Симон (Аза- рьин). Житие и подвиги отца нашего архим. Дионисия.

790

Защищение Дионисия приложено Симоном к житию Дионисия, но в печатном житии нет его; оно – в Синод. ркп. № 298 (Ин. 416) и другой № 192.

791

В той же Синод. ркп. № 298.

792

Симон (Азарьин). Житие и подвиги отца нашего архим. Дионисия.

793

Там же.

794

Арсений Глухой, монах. Послание к боярину Салтыкову об исправлении книг (ркп. Лавр. б-ки 700 л. 295). Здесь же: «...не довольно было уничтожить труды наши; возбудили на гнев и кроткое, незлобивое сердце благов. госуд. и великой старицы инокини Марфы Ивановны».

795

Симон (Азарьин). Житие и подвиги отца нашего архим. Дионисия.

796

Сказание Симона по ркп. О прп. Никодиме июль 3. Служба прп. Дионисию напечатана вместе с житием его (Симон (Азарьин). Канон преподобному отцу наше­му Дионисию, архимандриту Троице-Сергиевы Лавры, Радонежскому чудотворцу, с присовокуплением Жития его. М., 1855).

797

Древности Российского государства. Отд. IV.

798

Собр. л. 3, 172. Надпись на раке праведницы.

799

Макарий (Миролюбов), архим. Археологическое описание церковных древно­стей в Новгороде Ч. 1; Тихомиров П.И., свящ. Сказание о новгородской чудотворной святой иконе Знамение Божией Матери. Новгород, 1872.

800

Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. IX, прим. 741.

801

Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. X, прим. 9; Авраамий (Палицын). Сказание об осаде Троицкого монастыря.

802

Степенная книга Латухина; Никон. л. 8, 4. 5.

803

Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. X, прим. 147.

804

Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. X, прим. 159.

805

Авраамий (Палицын). Сказание об осаде Троицкого монастыря.

806

Кроме летописи о мятежах и нового летописца, Палицын: «ласкатели и ве­ликих бед замысленницы, в десятерицу лжи составляюще, подходят к Борису и от многия смуты к греху низводят» (Авраамий (Палицын). Сказание об осаде Троицкого монастыря).

807

Следственное дело о смерти царевича в: Собрание государственных грамот и договоров. Ч. 2. № 60. И здесь видим в Угличе Битяговского с его шайкою. Пря­мее же показывают дело летописи.

808

Следственное дело в: Собрание государственных грамот и договоров. Ч. 2. № 60.

809

Следственное дело, подробно разобранное мною в исследовании о смерти ца­ревича (Филарет, архим. Черниговский. Исследование о смерти царевича Димитрия. М., 1858). Здесь для примера указывается на некоторые улики нечистой совести следователей. Они заставляют многих говорить, что царевич закололся ножом. Но не спросили никого: где девался этот нож? да и видел ли кто его? Григорий Нагой обедал у себя в доме и, побежав по звону колокола, застал царевича живым; а Андрей Нагой обедал во дворце и, выбежав на крик: «царевича зарезали», нашел его уже мертвым, на руках кормилицы. Ясные противоречия и недомолвки, и их не старались объяснить, опасаясь услышать еще что-нибудь более неприятное.

810

Патр. Иов в грамоте 1606 г.: «прият заклание неповинно от рук изменников сво­их» (Авраамий (Палицын). Сказание об осаде Троицкого монастыря), патр. Гермоген в «Повести о убиении царевича Димитрия Угличского» (список сер. XVII в.), новый летописец (Новый летописец, составленный в царствование Михаила Феодоровича / Издан по списку князя Оболенского. М., 1853) говорят то же. По словам Морозовской летописи, сами убийцы пред смертью показали, что они исполнили волю Годунова. Киссель (Киссель Ф. История города Углича. Ярославль, 1844) указывает еще на пять Угличских летописей почти современных смерти царевича.

811

См.: Филарет, архим. Черниговский. Исследование о смерти царевича Димит­рия. М., 1858.

812

Собрание государственных грамот и договоров. Ч. 2. № 147.

813

Там же; Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. XII, прим. 24. Четыре ореха, найденные в руке убиенного нетленного царевича, доселе хранятся в Угличском храме св. царевича, что на крови, построенном ц. Михаилом. Они положе­ны здесь в серебряном складне вместе с землею, омоченною кровью царевича (Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества / Сост. А. А. Мартынов, текст И. М. Снегирева: в 3 т.: в 18 тетр. М., 1846–1859. Т. 1).

814

Кроме летописей и следственное дело показало, что кроме Андрея не было во дворце ни Михаила, ни Григория Нагих и что с царевичем была Волохова и корми­лица Ирина Жданова.

815

По следственному делу, и именно по показанию Волоховой, царица первая произнесла имена убийц. Но она не была свидетельницею несчастья. Следов., она услыхала об этом от кого-нибудь! Кто же это такой? Следователи не показали, но показывает дело. Царица так определенно показывает трех убийц – Данилу Битягов- ского, Качалова и Волохова, но не назвала Михаила Битяговского, главного врага ее братьев и ее самой. Итак дело показывает, что летописи правы, говоря, что кормилица Жданова кричала о убийстве и убийцах, а в следствии это скрыто, наместо же того выставлено показание о болезни царевича. Впоследствии продажную Волохову на­градили имениями, а Жданову заключили в оковы.

816

В следственном деле несчастный пономарь, избегая бед, совсем запутался в по­казаниях. По его словам, соборный сторож Кузнецов первый начал звонить; его же, пономаря, заставил звонить стряпчий двора, Протопопов, и ударил в шею, сказав, что приказала звонить царица и что это приказано при Григории Нагом. Нагой показал, что Протопопов при нем не давал приказания, а сам пономарь говорил ему о приказании Протопопова и о том, что «прибегал к нему (пономарю) Михайла Битяговский и он заперся, на колокольню его не пустил». Протопопов показал, что Михайла Нагой, приехав на двор, приказал ему звонить в колокола, и он приказал пономарю. Но На­гие повторяли, что они сами прибежали на звон колокола. И это вполне несомненно. К тому же, если по словам пономаря звон уже происходил – уже звонил сторож Кузнецов, то не для чего было Протопопову толкать пономаря в шею и заставлять звонить. Следователи, не обратив внимания на путаницу в показаниях, не потребовали даже Кузнецова к ответам. Так и здесь само дело оправдывает показание летописей, что пономарь сам видел убийство и поспешил ударить в набат.

817

Грамота царя в «Собрании государственных грамот и договоров» (Ч. 2. № 147). Грамота царицы в «Собрании государственных грамот и договоров» (Ч. 2. № 148). То же в рукописи Филарета (КарамзинН. М. История государства Российского. Т. II, прим. 23–25). Шапочка царевича, суконная, с жемчугом и каменьями, в Архангельском соборе (Древности Российского государства. Отд. II).

818

Те же грамоты в «Собрании государственных грамот и договоров» (Ч. 2. № 147, 148); рукопись Филарета (Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. XII, прим. 25); Новый летописец, составленный в царствование Михаила Феодоровича / Издан по списку князя Оболенского. М., 1853. Служба св. царевичу на 15 мая (у Тол­стого 2. № 190). Празднования 3 июня и 19 октября отменены в 1768 г. (Православное обозрение. 1861. № I).

819

О них см.: Филарет Черниговский. Историческое учение об отцах Церкви: В 3 т. СПб., 1859. Т. III, § 293.

820

Филарет, архиеп. Черниговский. Историческое учение об отцах Церкви. § 252.

821

Переслав. л. 107. 108. В печатном патерике сказано, что Симон из Печерской обители взят в епископа Владимирского. Это неточность.

822

Собр. л. 7, 119; Переслав. л. 112. Иные упорно хотят следовать мнению Суз­дальского ключаря Анании и Симона, писателя житий, отделяют от Симона еписко­па 1214–1226 г. (Чт. ОИДР. 1860. Кн. 4). Но: а) не понятно, с чего такой авторитет получил Суздальский ключарь 1770 г. при решении вопросов о событиях XII стол. Анания, как очевидно, не имел у себя никаких свидетельств о своем первом Симоне епископе, когда сказал: «бе в лето 6600». Напротив, летописи говорят другое. Путаница в голове Анании – от того, что он принял Поликарпа, писателя житий, за одно лицо со св. архимандритом Поликарпом; б) Симон, писатель житий, говорит: «супруга кн. Ростислава Верхуслава пишет ко мне, желая видеть тебя (Поликарпа) епископом в Новгороде на месте Антония». Антоний рукоположен в Новгород в 1211 г. на место изгнанного Митрофана, а в конце 1218 г. новгородцы приняли опять Митрофана, а в следующем году Антоний и Митрофан были на суде митр. Матвея (см. 10 февраля). Это-то замешательство на Новгородской кафедре и имеет в виду блаж. Симон. Итак писатель житий Симон был епископом Владимирским в 1218 г., а не прежде того. По летописи, «в л. 6697 (1189) князь в. Всеволод отда дщерь свою Верхуславу Бел­городу за Рюриковича Ростислава м. июля 30 д.» (Собр. л. 1, 171). Ясно, что писатель житий вступил на кафедру после 1189 г. и напрасно придумали первого Симона епи­скопа, будто бы предшествовавшего Луке, посвященному в 1185 г. (Собр. л. 1, 165). Иначе Симон получил бы письмо от Верхуславы тогда, как уже лежал в земле.

823

Никон. л. 2, 333, 336, 340.

824

Собр. л. 1, 188–191.

825

Евгений (Болховитинов), митр. Описание Киево-Печерской лавры; Четьи- Минеи 10 мая. Вероятно 10 мая, когда лавра празднует день памяти св. Симона, был днем перенесения мощей его в Киев. По ркп. святцам св. Симон показан и между почивающими в Киевской пещере, и между святыми г. Владимира.

826

Памятники XII в. см. в: Буслаев Ф.И. Историческая хрестоматия.

827

Описание жизни и чудес прп. Агапита составлено было в 1715 г. по воле Вар­навы, епископа Холмогорского, во время вынужденного пребывания его со свитою в обители (Вологодские губернские ведомости. 1849. № 44. 45; Ратшин А. Полное собрание сведений о монастырях; Амвросий (Орнатский), архим. История Российской иерархии. Ч. V).

828

О нем см. подробно: Сабинин М.П. Полное жизнеописание святых грузинской церкви. СПб., 1871; Всемирный календарь на 1874 г.

829

Сергий, архим. Полный месяцеслов Востока. T. II.

830

Монемвассийский епископ подписался под определениями Никейского собора 787 г. (MansiJ . D. Sacrorum Conciliorum. V. XII, XIII; Le Quien. Oriens christianus. V. II).

831

Морея занята была славянами со времени имп. Маврикия (502–602 г.). Путе­шественник Виллибальд в 723 г. писал: «из Сицилии плывя, прошли за Адриатику к городу Моновасии в Славянскую землю» (Tafel. De Thessalonica; Fallmerayer, Jakob Philipp. Geschichte der Halbinsel Morea im Mittelalter. Stuttgart, 1830–1836).

832

Обращение Морейских майонитов Константин ясно относит ко времени имп. Василия ( Constantine VII Progenitors . De Administrator Imperio). В то же время, т. е. ког­да Кириллом и Мефодием переведены были священные книги на славянский язык, обратились к св. вере и Морейские славяне ( Fallmerayer , Jakob Philipp . Geschichte der Halbinsel Morea im Mittelalter. Stuttgart, 1830–1836).

833

St. Basile. Epistolae. 173.

834

«Павла архиепископа Монемвассийского повествование о св. Марфе игуменьи храма Пресвятой Богородицы, находящегося в Богоспасаемом городе Монемвассии ниже монастыря Одигитрия, и о других знаменитых по добродетели мужах и женах и о трех особенно женах, которые все преданы смерти при Константине, сыне Льва и Зои и зяте Романа старшего» (Acta Sanctorum ad. 24 Maii). У Вершинского нет этой святой (Вершинский Д.С. Месяцеслов).

835

Пролог под 10 декабря: «в той же (10) д. память святых трех жен, обретенных на горе, о них же сказа Павел епископ Монемвассийский. Павел, сын Леонов, сказа о святых сих» и проч. Сказатель называется по имени и по отцу. Это – не по-гречески, а по-славянски. Не дивно, что морейский славянин был в службе императора, как и то, что после был он епископом на родине, в Монемвассии. Не дивно и то, что знал он по-гречески так же, как по-славянски. То же известие в Четьях-Минеях, только один рассказ начат так: «бувшу ми мирянину послан бых».

836

Менолог Василия и Четьи-Минеи. Страдание мучеников помещено здесь под 24 апреля, а в прологе – под 21 апреля. Но современное описание страданий друзей их Юлия и Исихия показывает, что страдание совершилось в мае и что товарищ Па- сикрата назывался Валентионом, а не Валентином, как в менологе. В мартирологе Адова и Усуарда – под 25 мая: «в Мизии, в городе Доростеле, мучение Пасикрата, Валентиона и двух других вместе увенчанных» (Patrolog. 124, 86. 87. 94).

837

Переводим древнее описание мученичества, изданного у Руинарта (Acta martyrum sincera).

838

Проспер в хронике: Primus Diocletianus adorari se ut Deum iussit (Prosperus Aquitanus. Epitoma chronicon).

839

Выражение: sub arma militavi, поставленное в тексте Руинарта, только в позд­ние времена стали употреблять в значении строевой военной службы, так что армия противополагается милиции и казачеству. Потому дозволительно читать в тексте: sub parma militavi. А это значит, что Юлий служил в легком войске, для которого круглый щит (рата, парцп), сделанный из дерева и обтянутый воловьей шкурою, составлял необходимую принадлежность. Легкое войско (milites levis armaturae, leves) отлича­лось еще тем, что оно не разделялось на когорты и сражалось рассеянными кучками (Адам А. Римские древности, или изображение нравов, обычаев и постановлений римских, служащее для легчайшего уразумения латинских писателей: В 2 ч. М., 1824. Ч. 2 (далее – Адам А. Римские древности. – Ред.)). В пользу такого чтения текста служит и то, что на Дунае нужно было именно иррегулярное, легкое войско, всегда готовое отражать Задунайских неприятелей империи. У Адона и Усуарда Юлий изо­бражается так: cum esset veteranus et emeritae militiae.

840

Так в мартирологах Иеронима, Адона и других.

841

Греческие акты мученичества их известны были Алляцию (Allatius. De Symeonum scriptis diatriba. P., 1664). Латинские акты изданы у Руинарта (Acta martyrum sincera). Греческий текст издан у Папеброха (Acta Sanctorum, jun. 3). Страда­ния Никандра и Маркиана совершились в нижней Мизии, там же, где пострадали свв. Пасикрат и Юлий; в тех и других деяниях и префект – тот же, и одинаковое действие его, и тот же св. Пасикрат с его братом. В менологе Василия сказание о свв. Никандре и Маркиане под 7 июля близко к показаниям записи о их мученичестве, но сказание синаксаря под 8 июня выставляет многое, чего вовсе нет в актах.

842

Acta martyrum sincera; Вершинский Д.С. Месяцеслов.

843

О славянах Дуростола и соседних с ним мест см. июля 18. Дуростол у Птоломея, Дуростен на Пефтингеровой карте, Диристра и Дристра у византийцев, Дрествин в рус­ских летописях, у турков Силистрия, по древнему названию своему – город славянский.

844

«При императорах римские войска по большей части составлялись из ино­странцев, и провинции с огорчением видели, что цвет их юношества выводили на бран­ное поле» (Адам А. Римские древности. Ч. 2). В 537 г. к Величару в Рим послано было 1600 антов и славян из живших оседло по Дунаю (см.: Procopius Caesarensis . De Bello Gothico Прокопий).

845

На Ефесском соборе 431 г. был епископ Дуростольский; но после того до X века не было в Дуростоле епископа ( Wiltsch . Handbuch der kirchlichen).

846

В отдаленной от центра Грузии и необитаемой местности Гареджийской из 12-ти бывших прежде обителей красуются теперь только две, и те – полуразрушенные, высе­ченные в скалах. Остальные опустели и стоят в развалинах, представляя собою велико­лепное искусство древности.

847

Ркп. житие прп. Ферапонта у Царского № 136.

848

Пахомиево житие прп. Кирилла.

849

Прп. Кирилл Белоезерский писал к князю Юрию: «был здесь брат твой, князь Андрей; здесь вотчина его, и нам было необходимо отдать ему, государю нашему, по­клон» (Акты, собранные Археографическою экспедициею. Т. 1).

850

Пролог 27 мая; Амвросий (Орнатский), архим. История Российской иерархии.Ч. VI. Между рукописями патр. Филарета по описи 1630 г., ≪книга прп. отец Ферапонта и Мартемьяна≫ (Иванов П.И. Описание Государственного разрядного архива).

851

Житие св. Георгия см. в: Летопись занятий Археографической комиссии. СПб., 1864. Ч. 2.

852

Палаузов С.Н. Румынские господарства Молдавия и Валахия. СПб., 1859. О св. Нифонте см.: Афонский патерик. Ч. 2.

853

Сербляк в предисловии жалеет, что не мог приготовить службы «св. Стефану, его же мощи почивают в Пипере». Прп. Филотея, коей память 28 мая и житие опи­санное Тернов. патр. Евфимием в минеях митр. Макария, была родом, как оказалось по житию, из Пафлогонии гречанка, и Евфимий описал жизнь ее только по тому случаю, что мощи ее перенесены были в Тернов. Потому не помещаем жития ее между житиями святых славян, как не поместим под 2 июня жития муч. Иоанна, уроженца Трапезунтского, следовательно грека, хотя почивающего в Молдавии.

854

Евсевий Памфил. Церковная история. СПб., 1848.


Источник: Избранные жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней, архиепископа Филарета Черниговского. В 2 кн. Январь-Июнь. - Москва: Сибирская благозвонница, 2011. – 959 с. ISBN 978-5-91362-493-2

Комментарии для сайта Cackle