Часть III. Дополнительные главы к толкованию книги Песнь Песней Соломона

Путеводитель к святоотеческим толкованиям на Песнь Песней Соломона указывает по каждому стиху книги, кто из святых отцов и в каком месте своих творений толкует этот стих. Всего авторов творений – 31. Предлагаемый путеводитель полностью соответствует приведенным во второй части книги святоотеческим цитатам.

Каждый закрашенный квадратик путеводителя указывает на главу и стих Песни Песней и каким святым отцом он толкуется. В квадратике приводится библиографический номер книги с толкованием и цитируемые страницы (например, [36] 250). Поскольку пятитомный сборник «Добротолюбие» в библиографии отмечен номером [25], то в путеводителе указывается буква «Д», номер тома и цитируемая страница (например, Д-5, 127).

В таблице «Песнь Песней в Добротолюбии» указаны главы и стихи из «Песнь Песней», которые толкуются святыми отцами в «Добротолюбии».

Песнь Песней в Добротолюбии

Образец перевода священных книг Ветхого Завета с греческого перевода 72 толковников.

Песнь Песней, что Соломону

Указания собеседующих лиц, с разделением всей Песни на 4 части под буквами А.В.Г.Д., заимствован епископом Порфирием из знаменитой рукописной Библии синайской. Такой перечет, не означенный в греческом переводе Песни Песней 72 толковниками, сделан такими глубокими знатоками Писания, каковы были знаменитые учителя александрийской огласительной школы, именно Пантен, Климент, Ориген, Пиерий, св. Макарий Александрийский, как нельзя лучше уясняет буквальный смысл Песни Песней.

Перевод с еврейского на русский.

Указания говорящих лиц даны переводчиком.

Глава 1

Название книги в славянском, синодальном переводах дается без точного соответствия греческому тексту («Книга Песнь Песней царя Соломона» – слав., «Книга Песни Песней Соломона» – син.). Греческое название, Ἆισμα ᾀσμάτων, ὅ ἐστιν τῷ Σαλωμων означает «Песнь Песней, что Соломону» (так по Порфирию). Кроме этого названия, составляющего в LXX первый стих, в ватиканском кодексе надпись: ΑΣΜΑ, а в александрийском Ἄσμα ᾀσμάτων.

Славянский и синодальный переводы выносят первый стих в название, поэтому в 1-й главе там 16 стихов вместо 17, как во всех других списках. Порфирий и Юнгеров дают нумерацию стихов, соответствующую греческой. Дальше у нас нумерация по LXX-Порфирию.

1:4 LXX: εὐθύτης ἠγάπησέν σε – правота (правда) возлюбила тебя

мак.: по справедливости любят Тебя

син.: достойно любят Тебя

1:9 LXX: τῇ ἵππῳ – коннице

пор.: кобылице

слав.: конем (моим)

мак.: кобылице

син.: кобылице. См. 3Цар. 10:28–29

1:10 Прекрасны ланиты твои – яко горлицы (слав.), под подвесками (син.), евр. – בַּתֹּרִ֔ים (батторим) – подвески. LXX читали «каторим» и перевели ὡς τρυγόνες – яко горлицы.

1:11 LXX: στιγμάτων τοῦ ἀργυρίου

пор.: насечками из серебра

мак.: серебряными блестками

син.: серебряными блестками

юнг.: серебряной резьбой

1:14 LXX: ἀδελφιδός

пор.: брат

мак.: возлюбленный

син.: возлюбленный

юнг.: маленький брат, питаемый сосцами (6:1; 7:12)

Ориген: племянник

Феодорит: сестричищ

эфр.: друг

1:15 LXX: περιστεραί – голубиные или точнее «голубица» (так у эфр.)

Глава 2

2:1 LXX: Ἐγὼ ἄνθος τοῦ πεδίου, κρίνον τῶν κοιλάδων – Я цветок полевой лилия долин

евр.: חֲבַצֶּ֣לֶת הַשָּׁר֔וֹן (хабаццелет га Шарон) – Я нарцисс Саронский, лилия долин

Хабаццелет (встречается еще в Ис. 35:1), переданное в син. «нарцисс», имеет значение скорее общее, как в LXX ἄνθος τοῦ πεδίου, Vul. – flos campi, чем конкретное. Поэтому все попытки точно определить название цветка нетверды: Таргум – наркос, син. – нарцисс, Ботхер – роза, Вайгингер – тюльпан.

2:3 LXX: ἐπεθύμησα καὶ ἐκάθισα

пор.: захотела я и села

мак.: люблю сидеть

син.: люблю сидеть

слав.: восхотех и седох

2:4 LXX: οἶκον τοῦ οἴνου

пор.: дом вина

слав.: дом вина

син.: дом пира – это произвольно, ради более ясного смысла

евр.: אֶל־בֵּ֣ית הַיָּ֔יִן (ель-бейт га йайин) – дом вина

LXX: τάξατε ἐπ᾿ ἐμὲ ἀγάπην

мак.: и развевается надо мною знамя Его: любовь!

син.: знамя его надо мною любовь

слав.: вчините ко мне любовь

пор.: означьте надо мною любовь

τάξατε – вчините, упорядочьте, устройте

2:7 В греческом (слав., пор., юнг.) и еврейском (мак., эфр., син.) заклинание различно.

греч.: ἐν ταῖς δυνάμεσιν καὶ ἐν ταῖς ἰσχύσεσιν τοῦ ἀγροῦ – силами и крепостями полевыми

евр.: צְבָא֔וֹת (цебаот) – сернами (газелями – эфр.) и אַיְל֣וֹת (еалот) полевыми ланями

Либо: близость звучания в словах сила – серна, крепость – лань на евр. языке.

«Цебаот» и «еалот» – созвучны с Господь Саваоф. В этом контексте, возможно, не хотели явно называть это имя и привели созвучное «серны и полевые лани».

Само заклинание: ἐὰν ἐγείρητε καὶ ἐξεγείρητε τὴν ἀγάπην ...

слав.: аще возставите и возбудите любовь. То есть практически дается указание «возставить и возбудить».

пор., юнг., мак., эфр., син. дают, наоборот, запрет: не будите и не тревожьте.

По-разному переводится и слово, означающего того, кого не нужно (или нужно?) будить.

В LXX и соответственно слав., пор., юнг., указано слово «любовь» (ἀγάπην).

евр.: אֶת־הָאַהֲבָ֖ה (ет гоагаво), что переводится не как любовь, а как предмет любви и может быть отнесено к лицу мужского и женского рода. Но обычно (мак., син.) относят к Суламифи и переводят «возлюбленная». Но так как обычно в книге Песнь Песней, если речь о предмете любви, то добавляется «мой» или «моя», а здесь местоимения нет, то Эфрос находит возможным переводить вместе с LXX «любовь».

2:8 LXX: φωνὴ – переведено везде как голос возлюбленного (брата), но означает точнее звук шагов, ибо он «идет, скачет».

2:9 LXX: Брат мой подобен ...молодому оленю на горах Вефильских (ἐπὶ τὰ ὄρη Βαιθήλ). «На горах Вефильских» в еврейском тексте отсутствует.

2:12 LXX: καιρὸς τῆς τομῆς ἔφθακεν – время обрезания приспе. Τομῆς – обрезание сухих ветвей.

пор.: время пасынкования. Пасынковать – обрезать лишние леторасли, как бы пасынков, и оставлять плодородные ветви,

евр. (мак., син.) – время пения настало

2:14 LXX: προτειχίσματος

слав.: предстение

пор.: передовое укрепление

Это слово означает лицевую сторону скалы, служащую ей как бы укреплением.

2:15 LXX: ἀλώπεκας μικροὺς – малые лисицы

евр.: שֽׁוּעָלִ֔ים שֽׁוּעָלִ֥ים קְטַנִּ֖ים (шуалим, шуалим ктаним) – лисиц, маленьких лисиц

В греч. нет повтора, имеющегося в евр.

Глава 3

3:6 «Мироварник» или «продающий миро» (мак.) означает странствующего торговца.

евр.: רוֹכֵֽל (рохэль от рохойл) – странствовать, торговать

3:9 LXX: φορεῖον – носильный одр для царей и вельмож, буквально носилки. Слово греческого происхождения, оказавшееся в тексте книги Песнь Песней.

евр.: אַפִּרְי֗וֹן (апирйон)

3:10 LXX: ἀνάκλιτον

юнг., слав.: восклонение

пор.: спинка

евр.: локотники

3:11 LXX: νυμφεύσεως

слав., Филон Карпафийский, Кирилл Ал.: обручение

пор., мак., син.: бракосочетание

Глава 4

4:1 «Очи твои голубиные» – точнее «голуби» (περιστεραὶ)

Далее два перевода: «очи твои из под фаты» (эфр.), «из под кудрей твоих» (син.).

О чем речь идет – о покрывале или о кудрях, из-под которых видны очи?

евр.: מִבַּ֖עַד לְצַמָּתֵ֑ךְ (мибоад лецамотех). Слово цоман означает связывать, стягивать, закутывать. И образованное от него лецамотех можно перевести либо, как о сплетенных волосах, либо, как о покрывале. Еще в Библии это слово встречается только один раз в Исх. 47:2 и там явно речь идет о покрывале.

греч.: ἐκτὸς τῆς σιωπήσεως – «кроме замолчания» (слав.) или «молчальнику» (пор.). Это покрывало, которым на востоке женщины покрывают свои уста. Глаза и щеки при этом открыты. Покрывало прикрепляется к металлическому цилиндрику, привязанному к голове.

4:4 евр. מִגְדַּ֤ל (мигдол) и греч. πύργος – точнее, башня (пор., эфр.), нежели столп (слав., син., мак.)

греч. ват. – Θαλπιώθ, греч. алек. – Θαλθιώθ

слав. Θалпиоθ следует за греч. ват. Это имя собственное. Значение этого слова – укрепление, защита, крепость

евр.: תַלְפִּיּ֑וֹת (талпийод) – сноровление, обучение, упражнение.

син.: сооруженный для оружий.

В современном значении это слово означает военно-учебное заведение.

4:5 евр.: שְׁנֵ֥י שָׁדַ֛יִךְ (шней шодайх) переводят «две груди», или «два сосца». Вернее первое чтение, так как шад означает грудь, а сосец – дад.

4:8 LXX: ἀπὸ ἀρχῆς πίστεως – от начала веры

евр.: с вершины Аманы (имя собственное, название горы)

4:9 LXX: ἑνὶ ἀπὸ ὀφθαλμῶν σου

евр.: בְּאַחַ֣ת מֵעֵינַ֔יִךְ (б’ахад ме’ейнайих)

Дословно переводится «одним глазом твоим» (слав., пор., мак.), син. и эфр. переводят «единым взглядом очей твоих», произвольно подгоняя под более легко усваиваемый смысл. Речь идет все-таки не об одном взгляде очей, но именно об одном глазе.

4:16 LXX: βορρᾶ

слав.: «севере», но имеется в виду ветер северный

син.: ставит «ветер» курсивом

К северному ветру: ἐξεγέρθητι – воспряни, поднимись, унесись. То есть его «угоняют». К южному ветру ἔρχου – принесись, его «призывают».

Глава 5

5:1 евр.: שְׁת֥וּ וְשִׁכְר֖וּ (шту вшихру)

слав.: пейте и упивайтесь,

мак.: пейти до упоения

В син. «пейте и насыщайтесь» переведено неверно. Видимо, у переводчиков проявилось желание прикрыть остроту выражения.

5:2 евр.: רְסִ֥יסֵי לָֽיְלָה (рсисей лойло)

слав., пор., мак.: капля ночи, капли ночные

син.: ночною влагою

Рсисс от россасс – дробить (мелкая капля). Так что наиболее точно будет «мелкие капли ночи».

5:6 LXX: παρῆλθεν – ушел

ефр. передает оттенок: ускользнул, исчез, внезапно скрылся,

евр.: נַפְשִׁי֙ יָֽצְאָ֣ה בְדַבְּר֔וֹ (нафши йоцо бдабро) – дословно означает «моя душа вышла, когда он говорил»

син.: души во мне не стало, когда он говорил

слав, следуя буквально за LXX (ψυχή μου ἐξῆλθεν ἐν λόγῳ αὐτοῦ) переводит «душа моя изыде в слово его». Так и св. Григорий Нисский понимает, что душа «пошла за словом» его. Но пор. переводит «душа моя унеслась за ним», так как здесь выражение λόγῳ αὐτοῦ означает личность жениха, а не его слово. Греки поныне говорят вместо «ты» – τοῦ λόγου σου, вместо «его» – τοῦ λόγου του.

В евр. вообще нет того оттенка, что душа пошла за ним, или словом его. Там указывается, что от его слова душа пережила особое волнение.

5:10 евр.: צַח֙ וְאָד֔וֹם (цах в’одом) переводится «бел и румян». Так и в греческом. Но эфр. переводит «ясен и румян», отмечая в белизне не столь цвет, сколь свет, ясность. «Цах» он производит от цохойах, что означает – быть ясным.

רְבָבָֽה (рвово) – 10 000 или тьма тем, означает не конкретное число, а несметное множество.

5:14 LXX: τορευταί – гравированные, изваянные

слав.: обточены

син.: кругляки

Наполнены «фарсиса», с евр. переводят (син., мак.) «топазами».

Чрево его – πυξίον – сосуд (слав.) – овальный кружок (пор.), изваяние (син.).

Греч, πυξίον – буковая полированная дощечка, употребляемая для письма. Указывает на изящность.

Глава 6

6:4 LXX: θάμβος ὡς τεταγμέναι

слав.: ужас яко вчинены (имеются виды, «чины», войск)

пор.: грозна, как строй полков

син., мак.: грозна, как полки со знаменами

6:5 LXX: ἀνεπτέρωσάν

слав.: воскрилиша – восхищают, возбуждают, волнуют, поднимают (как на крыльях)

6:12 Самое темное место в Песни Песней. Дословный перевод не дает смысла.

евр.: לֹ֣א יָדַ֔עְתִּי נַפְשִׁ֣י שָׂמַ֔תְנִי מַרְכְּב֖וֹת עַמִּי־ נָדִֽיב – я не знала моя душа меня поставила колесницы вельмож моего народа (или Аминадава). Такое точное (и непонятное) значение и звучание фразы. А дальше уже переводчики домысливают, чтобы придать фразе больше смысла.

син.: не знаю, как душа моя влекла меня к колесницам знатных народа моего

слав.: не разуме душа моя, положи мя на колеснице Аминадавли

Речь идет о княжеских колесницах, присланных царем, и увлекающих Суламифь в царские чертоги.

Глава 7

7:1 евр.: כִּמְחֹלַ֖ת הַֽמַּחֲנָֽיִם (кимхолат гамаханоим)

כִּמְחֹלַ֖ת (кимхолат) – пляска, танец, хоровод

הַֽמַּחֲנָֽיִם (гамаханоим):

1. Вставляют без перевода просто Манаимский (мак., син.). Пор. оставляет в том же значении, но греческом звучании: παρεμβολῶν (паремволонский). Манаим и Паремволон указывают на одну и ту же местность за Иорданом.

2. Это слово переводят как два ряда, два стана, два лагеря, лики полков (слав.). Тогда получается:

юнг.: она идет, как ряды войск

эфр.: словно на пляску в два стана

слав.: яко лики полков

7:2 LXX: θύγατερ Ναδαβ – дочь Надава (собственное имя)

евр.: дщерь именитая или дочь князя (взято значение слова)

То есть различия в чтении определяются в основном тем, с еврейского или греческого текстов сделан перевод.

7:3 евр.: שָׁרְרֵךְ֙ (шоррех) – пупочная жила (пуп)

син.: живот. Вернее надо «пуп»

LXX: ὀμφαλός – означает «пуп», так и в слав., пор.

LXX: κρατὴρ τορευτὸς – круглая чаша

юнг.: чеканная чаша

τορευτὸς – источена (слав.), изящна

7:5 евр., мак., син.: у ворот Бат-раббима

греч. дает значение еврейского собственного имени: ἐν πύλαις θυγατρὸς πολλῶν – во вратах дщерей многих

У толкователей встречается понимание πολλῶν, как многолюдный город.

7:6 греч. πλόκιον – буквально заплетение, может означать косы.

Текст несколько темный.

LXX: βασιλεὺς δεδεμένος ἐν παραδρομαῖς

слав.: царь увязан в преристаниих

пор.: царь ввязан в пряди

мак.: царь связан сими низпадающими водопроводами

син.: царь увлечен твоими кудрями

пор. дает пояснение: «под царями разумей знак его, диадему, или шифр. Сей знак ввязан в пряди волос, которые у женщин бывают на востоке ниже подколенков»

Глава 8

8:2 LXX: ῥοῶν

слав.: яблок

пор.: гранатов

Речь идет о гранатовых яблоках (см. син.).

В LXX отсутствует добавка евр. текста «ты учил бы меня».

8:6 LXX: περίπτερα

слав.: крила, летающие как перья

пор.: столпы (непонятно почему)

мак. и син. переводят с евр.: стрелы

LXX: φλόγες αὐτῆς – пламень ея

Но с евр. שַׁלְהֶ֥בֶתְיָֽה (шалгевет йах) мак. и эфр. переводят «пламень Божий» или «пламя Господне». Единственное место в Песни Песней, где указуется на имя Божие. Син. теряет имя Божие, переводя «пламень весьма сильный». Это различие определено не различным способом перевода, а различным чтением в различных еврейских кодексах, связанных с различной огласовкой слова.

8:8 LXX: ἀδελφὴ ἡμῶν μικρὰ – сестра у нас мала (так слав., пор., юнг., мак.)

син.: есть у нас сестра, которая еще мала

Слово «есть» намекает будто бы на иную младшую сестру Суламифи. Этого намека нет в LXX и евр. и их переводах. «Сестра у нас мала» естественнее относить к начальному состоянию Суламифи.

8:10 Речь идет не об иной сестре, по сравнению с 8:8, а о той же, девице, но возросшей.

Мы уже отмечали богослужебное употребление Песни Песней в богослужении иудейском и католической церкви. В Русской Православной Церкви за богослужением книга Песнь Песней не читается (в качестве паримий). Однако образы и выражения из этой книги широко используются в молитвословиях. Эти молитвословия можно распределить на три группы:

1. Молитвы с образами Христа и Церкви из Песни Песней. Таких молитв сравнительно мало.

2. Наименования Божией Матери и богородичные молитвословия. Таковых очень много.

3. В службах девам Христовым употребляются образы и выражения Песни Песней.

В антифоне 15 Великого Пятка «Днесь висит на древе...» Христос именуется «Жених церковный». Христос как Жених Церкви – это основной образ книги Песнь Песней.

«Аз цвет польный» и «миро излиянное имя Твое», – говорится о Христе в Песни Песней. Созвучно этому мы обращаемся ко Христу: «Иисусе, цвете благовонный, облагоухай мя» (акаф. Иисусу Сладч., ик. 12). Христос есть «воня мира паче всех аромат».

Согласно со словами «изыдите и видите в цари Соломоне в венце, имже венча его мати его в день обручения его» (3:11) Церковь взывает: «Тебе терноносный еврейский сонм, любве благодетелю к тебе не сохрань матерния, Христе венча, родоначальника (то есть Адама) разрешающа терновное запрещение». Царь Соломон – Христос «Царь Иудейский». Мать царя – еврейское сонмище, не сохранившее материнской любви, которую имел древний Израиль, но утратил ко времени пришествия Христова и венчал Его терновым венцом. Но через это Адам разрешился от терновой клятвы Божией за грех (Быт. 3:18).

Неустанно и с любовью воспевает Церковь на богослужениях Пречистую Деву. Многие наименования и обращения к Ней, столь частые и привычные, взяты из Песни Песней от прекрасного образа Суламифи. И произнося эти молитвы и обращения, обычно уже и не думаешь о их происхождении из Песни Песней, а многие этого и не знают.

Богородичное употребление книги Песнь Песней – основное в православном богослужении.

1:11–12. Миро благоухающее Суламифи – это ее царь, она и сама источает это миро, то есть благоухание Христово. Пречистая Дева – «миро многоценное», Она – «сосуд, миро неистощимое на Нее излиянное приемший» (Тр. пост., суб. ак., утр., кан., п. 9).

1:12–13. «Вязание стакти (мирровый пучок) брат мой мне, посреде сосцу моею водворится: Грезн кипров брат мой мне в виноградех Енгаддовых». Этими сравнениями обращается Церковь к Деве, грядущей в Вифлеем родить Сына:

«Лоза Божественная, нетленный грозд узреливши, ближащися, идет родити веселия вино точащаго, и напояющаго нас, Ему вопиющих: отцев наших Боже, благословен еси.

Божественная Мироположница, благовонное Миро внутрь носящи, в вертепе Вифлеемли истощити сие грядет, благовония таинственнаго исполняющее поющия: отцев Боже благословен еси» (нед. свв. отцов перед Рождеством, кан., п. 7).

2:2. «Якоже крин в тернии, тако искренняя моя посреде дщерей». Цветом (цветком) и крином (лилией) именуется в молитвах Пречистая Дева.

«Яко шипок, яко чистейший крин, яко благоуханное обоняние от красных удолий мирских, Творец избрав Тя, Отроковице, вселився во утробу Твою и родився, благоухания всяческая исполнил есть».

Приснодева – «сладкоуханный крин», так как «светится блистанием чистоты и светом девства». Она же – «цвет неувядаемый» и «цвете нетления» (акаф. Пресв. Богородице, ик. 7). Неувядаемый цветок – образ нетленного рождения Девой Божественного Сына.

«Радуйся, сладкоуханный крине Владычице, верных благоухаяй, кадило благовонное, и миро многоценное» (Тр. пост., суб. акаф., утр., кан., п. 1) – воспевает Церковь словами Песни Песней Пречистую.

Слова 2:1 «Аз цвет польный и крин удольный» в Ок. гл. 1, вт. утр., кан. покаянен, п. 8 отнесены к Деве Марии. Христос-Царь говорит Ей: «Яко цвет во удолиих жития Тя обрет, в Тя вселися, иже всех садитель, вонями добродетелей и чистоты ныне благоухаяй нас, Богородительнице».

Жених-царь в 2:3 сравнивается с яблонью. И вот дивное сравнение, как Дева (цвет, крин) рождает Сына (яблоко). «Цвете неувядаемый, радуйся едина прозябшая яблоко благовонное. Радуйся, рождшая благоухание единого Царя. Радуйся неискусобрачная, мирови спасение» (Тр. пост., суб. акаф., утр., кан., п. 1).

В 2:14 голубицею именуется Невеста. И Церковь взывает: «Голубице милостиваго рождшая, радуйся Приснодева...» (Тр. пост., суб. акаф., утр., кан., п. 9).

3:6. Царица-Невеста, восходящая от пустыни («Кто сия восходящая от пустыни?»), прообразует Деву-Матерь, на руках Своих спасающую Сына бегством в Египет через пустыню. «Тебе яко сущую в женах красну и пречестну, яко из пустыни восходящу, и отрасль Христа на руку носящу, Мати Божия, проображаше мироначальник вопия: слава силе Твоей, Господи» (Окт., гл. 1, суб. повеч., кан. Богор., п. 4).

3:7.9. Пречистая Дева именуется «ложем Царя», ибо в Ней возлежал Христос-Бог. Это сравнение взято из 3:9 «Одр сотвори себе царь Соломон».

«Видяще Тя едину, яко вышшую небес, Божию зарю, нескверная, престол херувимский, и чертог, и одр свят, земнии восхваляюще...» (Окт., гл. 1, суб. повеч., кан. Богор., п. 9).

«Одр Тя древле Соломон написа и ложницу Небесного Царя, обступаему Серафимы (шестьдесят сильных окрест его... 3:7), еже о Тебе речеся Богородице...» (Покров, кан., п. 5).

«Соломон, провидя (Тебя) восприявшую Бога, называл Тебя ложем Царя».

На праздник Положения честного пояса Богоматери в Константинополе (31 августа) Церковь поет: «Се Божественный одр Соломонов, егоже сильнии окружают шестьдесят, речения Писаний, якоже на одре царсте в ковчезе честне днесь пояс полагает свой на воззвание всем верным и благочестивым в снабдении» (Минея, 31 авг., кан., п. 9).

Кроме уже указанного значения 3:11 о венчании царя Соломона матерью, когда под матерью разумеется еврейское сонмище, существует и богородичное толкование, где матерь Царя – Богоматерь, а Сын Ее – Царь отождествляется в день Своего венчания с самим венцом: «Тя исплетшую мирови нерукоплетенный венец песнословим, радуйся, Тебе Дево зовуще: хранилище всех и ограждение, и утверждение, и священное прибежище» (Тр. пост., суб. акаф., утр., кан., п. 4).

4:7. Непорочность и неувядающая красота Суламифи – образ Пренепорочной Девы. «Вся добра еси, ближняя моя, и порока несть в тебе!» – восторгается Соломон (4:7). И сие о Деве: «Вся ближняя моя добра и непорочна бысть; Тя провиде, древле вопияше Соломон в песнех». Дева Мария именуется «Пренепорочной», «Всенепорочной», «Пречистой».

4:9. «Сестра моя невеста», именует Соломон свою Суламифь. «Невестой Неневестной» – именует Церковь Пречистую Деву. Она – Невеста Духу Святому, как принявшая от Него во чреве, Она – сестра Неневестная земному мужу. Она же – «Дева Богоневеста» и «Невеста Божия».

4:12. Дева Мария именуется «вертоградом заключенным», ибо, оставаясь «заключенной», сохраняя девство свое, рождает «истинную виноградную Лозу» (Ин. 15:1). Она – «заключенный колодец», «запечатанный источник», ибо, оставаясь заключенной, без нарушения девства, родила миру Христа – источник Воды Живой (Ин. 4:10). Об этом так поет Церковь:

«Вертоград затворен Тя, Дево Богородице, и запечатан источник Духом Божественным, Премудрый в Песнех поет: Тем же яко сад жизни воплощается Христос» (Окт., гл. 8, нед. повеч., кан., п. 9).

«Соломон, провидя (Тебя) восприявшую Бога, называл Тебя ложем Царя, живым запечатанным источником, из которого проистекла чистая вода для нас».

Богоматерь – «источник живый и независтный». «Тя запечатанный источник и заключенную дверь воистину именова лик пророческий, девства твоего, Всепетая, явственне знамения нам пишуще, еже сохранила еси и по рождестве» (Окт., гл. 1, нед. утр., кан. вос., п. 7).

6:9. Пречистая Дева именуется в церковных молитвах и утром, и луной, и солнцем, ибо через Нее воссиял миру Свет Истинный, «Из Тебе бо возсия Солнце правды Христос Бог наш» (троп. Рождества Богородицы). Эти образы взяты из слов Песни Песней: «Кто сия проникающая аки утро, добра яко луна, избранна яко солнце» (6:9).

Пречистая Дева – Она «утро светлейшее, – носящая Солнце-Христа, – света жилище, – тьму разрушившая и мрачныя бесы отгнавшая». Она – «звездо, являющая Солнце» (акаф. Пресв. Богородице, ик. 1). Она – «заря таинственного дне» (акаф. Пресв. Богородице, ик. 5). Ей воспеваем: «Утро светлейшее, радуйся едина солнца носящая Христа, света жилище. Радуйся, тьму разрушившая, и мрачныя бесы отнюд отгнавшая» (Тр. пост., суб. акаф., утр., кан., п. 3).

7:1. Суламифь – дщерь именитая (дщи Надавля). За множество имен Богородицы и Церковь воспевает Ее: «Многоименитая Отроковице, радуйся, из Нея же Бог Слово родися» (Окт., гл. 3, втор., утр., кан. ко Госп., п. 4).

7:7–8. Созвучно с Песнью Песней: «Сие величество твое: уподобилася еси финику, и сосца твоя грезном. Рекох: взыду на финик, удержу высоту его: и будут сосцы твои яко грезнове винограда... и гортань твой яко вино, благоходящее брату моему...», где Суламифь сравнивается с виноградом, от уст ее вино течет прямо к возлюбленному (брату) ее, и Церковь подобно воспевает Пречистую Деву: «Лозо истинная, грозд зрелый возделавшая, вино источающий, души веселящее верою тя славящих» (Тр. пост., суб. акаф., утр., кан., п. 7).

8:10. «Аз стена», – величественно говорит о себе Суламифь. И Церковь часто и многоразлично именует Матерь Божию стеной. «Радуйся, Царствия нерушимая стено», – поем в акафисте Пресвятой Богородице (ик. 12). «Стену Тя необоримую ведый, привлечен мольбою, твой раб ныне к Тебе прибегаю...» (Окт., гл. 1, суб. повеч., кан. Богор., п. 4). «Яко необоримую стену и источник чудес стяжавши Тя раби Твои, Богородице Пречистая» (Тропарь празднику иконы Знамения). Здесь духовный образ ограждающей Стены-Богородицы ассоциируется со стеной Новгорода, которая, благодаря знамению от иконы Богоматери, защитила новгородцев от врагов.

«Стена еси девам, Богородице Дево, и всем к Тебе прибегающим» (акаф. Пресв. Богор., ик. 10). К сей Деве-Стене притекает, находит опору, защиту и убежище всякая дева Христова.

«Радуйся, стена верных. Радуйся неискусобрачная...», – поет Церковь в лице своих верных чад Деве (Окт., гл. 1, нед., утр., кан. Вос., п. 7).

В службах девам Христовым их устремление, искание и любовь ко Христу изображается образом искания и томления Суламифи по своему возлюбленному царю.

Вот пятая песнь канона преподобной деве Христовой Ксении (память 24 января ст. стиля):

«Яко юница, желающи Пастыря Божественную доброту, взывала еси: где ныне пасеши, Женише? Где почиваеши, рцы ми? Желаю твое видети преизящное видение и распаляюся всюду.

Рачительныя доброты Моея, – вопиет Жених, – ищущи, честная, добродетельми облиставшися, в Небесех Мя смотри: тамо пасу Аз и Моя призываю всегда овцы.

Горлица краснейшая, ластовица светлейшая и мысленный словий, ловления притекши мысленных сетей, явилася еси, Ксение честная, и в пожеланней доброте Христове, досточудная».

Образы из Песни Песней употреблены в акафисте св. великомученице Варваре (память 4 декабря ст. стиля).

Святая Церковь воспевает Варвару как Деву Христову, уневестившуюся Небесному Жениху:

«Радуйся, рожденному от Девы Жениху Христу, деву тя чистую обручившую...

Радуйся, крине девства, посреде терния идольскаго прорастший доле...

Радуйся, цвете чистоты, в неувядаемой славе цветущей горе.

Радуйся, в небесном вертограде Христова благоухания наслаждающая». (Икос 1)

А вот чудное описание того, как св. Варвара бегством в горы спасалась от преследования отца своего Диоскора. Оказавшиеся там пастухи видели, как горы укрыли ее от гонителя.

«Видевше тя пастырие, верху горы овцы пасущии, в камени крыющуюся, дивляхуся, глаголюще: что сия словесная агница, коего волка бегает...

Радуйся, младому оленю на горах ароматных уподобившаяся...

Радуйся, горняя, паче дольних восхождения в сердце твоем полагающи возлюбившая...

Радуйся, на гору троического поклонения востекшая» (Икос 5).

Православная икона стала возможной потому, что «Слово стало плотию» (Ин. 1:14). Она раскрывает и даже являет в Церкви догмат боговоплощения. Бог воплотился и явлен миру в Сыне Человеческом. Неописуемый, не имеющий образа по Божеству, теперь описуем в образе (иконе) Сына Человеческого. Ветхий же Завет еще не знал воплотившегося Бога, но имел священные символы. В этих символах раскрывалась тайна богочеловечества Христова. И как по тени познается предмет, так и по ветхозаветным символам – Христос. Об этом так пишет св. апостол Павел: «Это (ветхозаветное. – Г.Ф.) есть тень будущего, а тело – во Христе» (Кол. 2:17), и еще: «Закон, име(ет) тень будущих благ, а не самый образ вещей» (Евр. 10:1).

Христианин поклоняется Христу-Богочеловеку, а потому чтит Его образ (икону) и поклоняется ему «почитательным поклонением, не истинным, по вере нашей, богопоклонением, еже подобает единому Божескому естеству» (догмат 367 святых отцов Седьмого Вселенского Собора). Это «почитательное поклонение» подобает, по учению того же Собора, образам Господа Иисуса Христа, Богородицы, ангелов и святых угодников. Что же касается символов, как ветхозаветных – агнец, ковчег, жезл Аарона, так и новозаветных – добрый пастырь, виноградная лоза, или даже взятых из язычества – Орфей, играющий на лире, птица Феникс, то они тоже почитаются христианами, но имеют более напоминательно-познавательное значение, нежели богослужебно-молитвенное. В раннехристианском катакомбном искусстве упомянутые символы были весьма распространены. После прекращения гонений (IV в.) в иконографии явно начинает преобладать изображение не символов, а реального образа Христа, святых и различных священных событий, хотя они были и в первых трех веках. Изображение символов по-прежнему еще оставалось. Однако христианское сознание стало четко воспринимать, что молитвенное поклонение подобает не символу Христа, а образу Самого Христа, не «тени» Его, а «телу» (Кол. 2:17). Это нашло свое четкое выражение в 82-м правиле Трулльского Собора в Константинополе (691 г.): «На некоторых честных иконах изображается, перстом Предтечи показуемый, агнец, который принят во образ благодати, чрез закон показуя нам истиннаго агнца, Христа Бога нашего. Почитая древние образы и сени, преданныя церкви, как знамения и предначертания истины, мы предпочитаем благодать и истину, приемля оную, яко исполнение закона. Сего ради, дабы и искусством живописания очам всех представляемо было совершенное, повелеваем отныне образ агнца, вземлющаго грехи мира, Христа Бога нашего, на иконах представляти по человеческому естеству вместо ветхаго агнца: да чрез то созерцая смирение Бога Слова, приводимся к воспоминанию жития Его во плоти, Его страдания и спасительныя смерти, и сим образом совершившагося искупления мира». [«Книга правил», М., Синодальная типография, 1901 г.]. С тех пор восточная иконография окончательно отходит от символических изображений. Запад не признал этот собор, и символическое изображение Агнца там сохранялось.

Образы Жениха и Невесты из Песни Песней являются символами Христа и Церкви, Бога и души. Невеста означает еще и Богородицу. В раннехристианских росписях встречается символическое изображение Христа как Жениха. Песнь Песней же так и не стала предметом православной иконографии по той причине, что поклонение подобает не символам, а реальному Христу. Канонический запрет Трулльского Собора явно относился не только к изображению Христа в виде агнца, но и к другим Его символическим изображениям. Так, апокалиптические символы тоже не стали предметом иконографии. И только в XVII в., когда начался отход от строгого иконописного канона и традиции, появляются изображения по мотивам Песни Песней. Но и по сей день эти изображения чрезвычайно редки: символ не стал предметом молитвенного поклонения.

Так можно или нет писать священные изображения на тему книги Песнь Песней?

Следуя раннехристианской традиции, ответим: можно. Но, не противореча правилу святого Трулльского Собора, ответим: для молитвенного поклонения не должно. Было бы неестественно молитвенно обращаться и поклоняться образам процветшего жезла Аарона, льва, птицы Феникс или рыбы. Так же не должно молиться перед образами доброго Пастыря или небесного Жениха. Молиться должно перед истинным образом Христа, воплощенного Бога. Мы молимся не агнцу, не пастуху, не жениху, не виноградной лозе, а Тому, Кого они символизируют. Хотя обращаясь молитвенно ко Христу, мы можем прилагать к Нему все эти наименования. Например: «Христе, добрый Пастырю Своих овец», или «Христос, Агнче Божий». Но нельзя молиться, а значит, и молитвенно поклоняться, пастуху или агнцу.

Хотя, с другой стороны, символ всегда играл большую роль в религиозном восприятии человека. Символ напоминает, учит, иллюстрирует, возбуждает духовное созерцание. И в таком качестве символические изображения вполне могут быть, как они и были в раннем христианстве. В православных храмах (например, в Троице-Сергиевой Лавре) нередки вполне иконографические символические изображения, особенно ветхозаветных символов-прообразов. В таком символическом значении оправдана и иконография книги Песнь Песней.

Молитвенное поклонение и духовное созерцание где-то, в каких-то глубинах соединяются в единое состояние богообщения, но где-то и различаются, и не должны быть смешиваемы.

Сравнительно часто встречаются иконы, изображающие притчу о десяти девах и брак в Кане Галилейской, которые содержат в себе догматы (учение), подобные сокрытым в Песни Песней, а именно: учение о Христе как небесном Женихе Церкви и душ, верных чад церковных.

Первое неполное изображение притчи о десяти девах находится на фресках катакомб св. Агнии (III в.). Нам думается, что это катакомбное изображение не случайно, ибо святая Агния, воистину, дева и невеста Христова. Так, в Католической церкви в службе св. Агнии 22 января⁸³ приводятся ее слова, когда она только что отвергла любовные предложения сына римского префекта:

«Отойди от меня, снедь смерти. Другой Возлюбленный опередил тебя. Он опоясал мою правую руку и шею драгоценными камнями, украсил мои уши бесценными жемчужинами. Он поставил знак на мое лицо: не будет у меня другой любви кроме Него.

Он облек меня в золототканное платье. Уже Его тело соединилось с моим и Его кровь обагрила мои уста... Мой Жених, Господь ангелов, столь прекрасен, что затмевает луну и солнце.

Я люблю Христа. Я войду в Его брачный чертог, к Нему, Мать Которого – Дева, а Отец не знает подруги. И любя Его, я буду целомудренна, прикасаясь к Нему, я буду чиста, принимая Его, я останусь девой» [85, стр. 127–128].

Имя Агния означает «чистая», «непорочная».

И Агния встречает Христа в пасхальной тайне своего мученичества.

Вот этой деве-мученице, невесте Христовой, посвящено первое дошедшее до нас изображение Христа-Жениха, фреска о десяти девах, в полуночи встречающих Жениха.

Второе, более полное и ясное изображение притчи о десяти девах найдено в катакомбах Кириака (IV в.). Посередине изображен Иисус Христос с бородою, в нимбе. Справа от Него – пять мудрых дев в туниках с пылающими факелами в руках, слева – пять неразумных с погасшими и опущенными вниз факелами. Иисус Христос перстом правой руки приглашает мудрых дев. Этот памятник показывает, что в IV веке было уже вполне распространено толкование, что Жених притчи – Иисус Христос. Это понимание ярко отражено в церковном песнопении «Се, Жених грядет в полунощи...»

Сюжет Песни Песней отображен в мозаиках двух римских базилик: св. Марии Великой (432 г.) и св. Марии за Тибром (1135 г.). Это древнейшие изображения по книге Песнь Песней.

С некоторыми видоизменениями композиция притчи о десяти девах перешла из Рима сначала в византийскую, а потом и в русскую иконографию. Если сюжет притчи о десяти девах довольно-таки распространен, то изображения по книге Песни Песней в иконографии русской православной церкви встречаются, собственно, только в одном случае. Речь идет о своеобразной иконописной школе ярославско-костромских изографов второй половины XVII – начала XVIII веков, расписавших ряд храмов в городах Верхневолжья.

Прежде чем описывать эти изображения (фрески), проследим их генезис (происхождение).

В рассматриваемый нами период (вторая половина XVII – начало XVIII веков) иконография в Русской Церкви переживает переломный период. Еще сохраняется древний, истинно иконописный стиль, но уже входят веяния Ренессанса с его заземленностью и чувственностью, стремлением к сложности и насыщенности композиции, к декоративной роскоши и изяществу. Порою земные детали увлекают изографа не менее основной мысли иконы. В икону начинает входить элемент светской живописи, чтобы в XVIII-XIX веках почти полностью ее собою вытеснить.

Изучаемая нами школа изографов еще сохраняет плоскостное изображение, условность, отсутствие светотени, цветовую гамму и символику иконы, но привносит излишнюю сложность в сюжеты, декоративную роскошь и некоторую напыщенность.

Рождается сложное чувство при посещении в Москве, Сергиевом Посаде, Ростове Великом, Ярославле, Романове-Борисоглебске, Костроме храмов того времени. Это поистине Соломонова эпоха. Московское царство и Православная Церковь после Смутного времени, залечив свои раны, переживают расцвет, торжество и мощь. Нарождается великая Российская империя. Величие, пышность, изящность и высочайшее искусство храмового строительства просто поражают. Фрески сотнями композиций покрывают всю поверхность стен. Нет ни одного квадратного метра без росписи. Православное Московское царство могло позволить тогда себе такую роскошь. Для этого было все: и финансы, и строительные материалы, и драгоценности, и множество иконописцев, резчиков, позолотчиков, ювелиров, достигших высочайшего мастерства. Храмы величественны и прекрасны снаружи, увенчаны множеством куполов, с золотыми крестами, возвышающимися подобно горящим свечам. Зачастую здания храмов двухэтажны. Высокие ступени паперти вводят в главный верхний храм. В восточной части храма несколько алтарей. С остальных трех сторон храм окружают большие галереи. И все стены от входа до алтаря, снизу и доверху полностью расписаны. Каждый храм изнутри производит удивительное впечатление Царства Божия, в которое попадает вошедший. Однако каждая отдельная композиция не воспринимается сразу. Чтобы вжиться в изображение, умом и сердцем воспринять его, необходимо долгое и внимательное ее рассматривание. Композиции очень часто переходят одна в другую без всякого разделения. Необходимо и основательное знакомство как с сюжетами библейских и житийных повествований (а их множество сотен!), так и с догматическим учением Церкви, а кроме того, и с иконографической символикой. Нет уже в этих храмах той простоты, цельности и аскетичности, что была в первых веках христианской Святой Руси. Духовное содержание, увы, нередко приносится в жертву изяществу и форме. Но это еще только начало упадка церковного искусства, который произойдет в XVIII-XIX веках. Кстати, именно во время расцвета Соломонова царства назревало будущее разделение и падение Израиля.

Вот на этом культурно-историческом и духовном фоне и явилась в России на храмовых фресках Верхневолжья Песнь Песней в своем видимом изображении.

Едва ли будет ошибкой признать, что именно увлечение внешним изяществом и чувственностью способствовало появлению фресок с изображением Песни Песней. Но нельзя не увидеть и ту духовную нетленную красоту и божественную тайну, которая нашла свое воплощение в этих фресках.

В первой половине XVII века был расписан Успенский патриарший собор в московском Кремле. В 1647–48 гг. по заказу патриарха Иосифа во Владимире в Успенском соборе Княгинина монастыря была исполнена фресковая роспись московскими «государевыми иконописцами» во главе с крупным мастером Марком Матвеевым, работавшим до того над росписью московского Успенского собора. Это один из ранних русских монументальных ансамблей, где с большой силой и яркостью появляются новые художественные вкусы XVII века с их любовью к жизнерадостной красочности, стремлением к многосложной повествовательности композиций, интересом к реальным бытовым деталям, заимствованным из окружающей жизни, к динамике сцен. Вместе с тем сложность росписи свидетельствует о знакомстве иконописцев с разнообразной богословской литературой. Так появляется в России этот своеобразный стиль иконографии. Важно отметить, что появляется и утверждается он не просто стихийно, но с благословения патриарха Иосифа.

В 1650 г. в Амстердаме была издана Библия с гравюрами Николая Иоанна Пискатора. Библия Пискатора содержала гравюры художника Мартэна де Воса. Эта Библия вскоре попадает в Россию, и ее гравюры становятся образцами для ведущих русских иконописцев, работавших в рождающемся новом стиле. Однако русские мастера не воспроизводили в точности гравюры Библии Пискатора. На основе этих гравюр они создавали собственные композиции. Иконы русских мастеров превосходят гравюры Библии Пискатора своей одухотворенностью и некоторой легкостью. Вносится также колорит русской жизни и русского мироощущения. Гравюры Библии Пискатора материалистичны, более заземлены и более тяжелы. Они не возбуждают молитвенного духа и рассчитаны скорее всего на внешнее восприятие, нет в них той неотмирности, которой веет с икон русских мастеров. Стиль гравюр Библии Пискатора был потом продолжен в библейских иллюстрациях художниками Гюставом Доре, Юлиусом Шнорр фон Карольсфельдом (1794–1872 гг.).

В Библии Пискатора имеется шесть гравюр на тему книги Песнь Песней. Кстати, сам Иоанн Пискатор является составителем толкования на книгу Песнь Песней (Commentarius in Proverbia Salomonis itemque Canticum Canticorum, Herborn, 1647).

Первым храмом, при росписи которого русские мастера пользовались в качестве образца Библией Пискатора, была церковь Троицы в Никитниках (Москва). Роспись ее стен осуществили в 1652–53 гг. мастера: Яков Казанец, Степан Рязанец, Осип Владимиров (до этого участвовал в росписи Успенского собора московского Кремля), Симон Ушаков, Гавриил Кондратьев, Дмитрий Плеханов. Выходец из Переславля-Залесского Дмитрий Григорьевич Плеханов, или, как он чаще именуется, Дмитрий Григорьев станет впоследствии начинателем и главой ярославской артели изографов, впервые изобразивших Песнь Песней. Воспринял же он эти сюжеты и стиль здесь, в храме Троицы в Никитниках, будучи еще начинающим мастером.

Роспись церкви Троицы в Никитниках вызвала многочисленные подражания во второй половине XVII века и прежде всего в торговых городах Поволжья. Гравюры Библии Пискатора в России были редкими и дорогими, недоступными широким слоям русских изографов. Единственным способом популяризации росписи церкви в Никитниках были снятые на бумагу «образцы» и «прориси», которые развозились по разным городам. В результате фрески с одинаковым сюжетом, исходящим от одного источника, оказывались весьма различными. Часто распространителями этих образцов были купцы – строители и украсители храмов. Образцы стенописи Троицы в Никитниках распространились во второй половине XVII – начале XVIII вв. в Ярославле, Ростове, Костроме, Вологде, Новгороде и других городах.

Фресковые росписи церкви Троицы в Никитниках стали переломными в переходе от старой канонично-традиционной иконографии к новой, сочетавшей иконописную традиционность и начало жанрового реализма.

В церкви Троицы в Никитниках еще нет росписи по теме Песни Песней, но есть на нижнем ярусе западной стены над входной аркой величественное изображение притчи о десяти девах. С правой от Жениха стороны – разумные девы со светильниками, входящие в рай, а слева – неразумные девы, перед которыми закрылись двери брачного чертога. А в третьем ярусе выше притчи о десяти девах изображен брак в Кане Галилейской. Потом эти композиции перейдут в церковь Иоанна Богослова в Ростове Великом (1683 г.), в Успенский собор Троице-Сергиевой Лавры (1684 г.) и другие церкви.

В 1652–1691 гг. в Ростове Великом святительствовал выдающийся иерарх XVII века митрополит Иона (Сысоевич). Выходец из крестьян, он был человеком высокой культуры и тонкого художественного вкуса. В 1664 г. он возвратился в Ростов после непродолжительного исполнения обязанностей местоблюстителя Патриаршего престола. При его святительстве шло активное строительство храмов, тогда и были созданы ярославско-костромскими изографами замечательные фрески во многих храмах. Так что и изображение на фресках сюжетов Песни Песней осуществлялось по его благословению. В ростовском Кремле Дмитрием Григорьевым со товарищи была расписана в 1675 г. церковь Спас-на-Сенях.

Несколько ранее, в 1667–1669 гг. Дмитрий Григорьев участвовал в росписи церкви св. Григория Неокесарийского в Москве.

Во второй половине XVII в. проявляется талант выдающегося костромского изографа Гурия Никитина. В 1660–80 гг. он участвует в росписи Патриарших соборов в московском Кремле, трудится при дворе митрополита Ионы в Ростове, работает вместе с Дмитрием Григорьевым в Ярославле. Гурий Никитин – яркий представитель этой ярославско-костромской школы иконописи. Он возглавляет артель изографов в Костроме. В 1660-е гг. Гурий Никитин и Сила Савин (также выдающийся изограф того времени) с другими костромскими мастерами расписывают Троицкий собор Данилова монастыря в Переславле-Залесском.

Итак, прослеживая путь и деятельность поволжских мастеров, мы подошли к появлению первой росписи по теме Песни Песней – к фрескам в Воскресенской церкви Романова-Борисоглебска (ныне – Тутаев) близ Ярославля, построенной в 1652 году. Роспись была осуществлена в 1679–1680 гг., по-видимому, Иваном и Феодором Карповыми и начинающим иконописцем Феодором Игнатьевым. Имя Феодора Игнатьева впервые появляется в связи с росписью Воскресенской церкви Романова-Борисоглебска. И в этой церкви впервые появляются фрески по теме Песни Песней. Кроме фресок в Костроме, видимо, все остальные росписи по сюжету Песни Песней написаны при его участии.

Феодор Игнатьев родился в 1649 г., проживал в Духовной сотне. В 1660–70 гг. он – ученик Дмитрия Григорьева. Новые веяния в иконописи, внесенные Дмитрием Григорьевым и Гурием Никитиным, очень сильно сказываются на творчестве молодого Феодора Игнатьева. Дмитрий Григорьев значительно сдержаннее своего ученика. В раннюю пору Феодор Игнатьев соединял черты стиля ярославской и костромской школ иконописи, отличаясь некой жесткостью письма. Позднее манера его значительно меняется. Он достигает замечательной гармонии, изящества, живописности. Удачно сочетает новые веяния с традицией. Едва ли кто может с ним сравниться в свободном обращении с самыми разными источниками. Роспись в Романове-Борисоглебске – первая большая работа Феодора Игнатьева.

Расположенная на живописном берегу Волги Воскресенская церковь – большой, двухэтажный храм в стиле ярославско-костромского зодчества XVII века. На северной галерее его имеются шесть композиций по теме Песни Песней, соответствующих шести гравюрам Библии Пискатора. Фрески хорошо сохранились и отреставрированы. Именно эти шесть композиций со сравнительно небольшими вариациями и будут встречаться во всех остальных храмах, где есть росписи по этой книге.

Следующая работа поволжских мастеров – роспись фресок Успенского собора Троице-Сергиевой Лавры. Она осуществлена в удивительно короткий срок, с 20 мая по 30 августа 1684 г. Расписывали собор двенадцать троицких домовых мастеров и 23 ярославских мастера (в их числе Дмитрий Григорьев, Василий Григорьев, Феодор Игнатьев, Симон Игнатьев, Феодор Савин). Таким образом, духовный авторитет Троице-Сергиевой Лавры освятил новую иконографию поволжских мастеров. Впоследствии Лавра, увы, не противостояла и явно недобрым веяниям в иконописи. Троицкий, Успенский и Трапезный храмы Лавры представляют три эпохи в иконографии. Величайшее достижение христианского духа – иконы прп. Андрея Рублева (XV в.) в соборе Святой Троицы; начавший менять стиль фресок XVII века в Успенском соборе и вытеснившая икону живопись Сергиева трапезного храма.

В Костроме трудилась знаменитая артель Гурия Никитина и Силы Савина. Их росписи имеются и во многих других городах. В 1685 г. ими были написаны фрески Троицкого собора Ипатьевского монастыря. Эти фрески явились вершиной в творчестве Гурия Никитина и Силы Савина. За 72 года до этого именно в этом монастыре был призван к всероссийскому царствованию Дом Романовых.

В Троицком соборе Ипатьевского монастыря – те же композиции по теме Песни Песней, что и в Романове-Борисоглебске. Только их не шесть, а пять. Отсутствует фреска с восседающим на престоле Соломоном и предстоящими ему друзьями и стражами. По сравнению с другими храмами, где встречаются росписи на тему Песни Песней, здесь они занимают самое почетное место. Они расположены на северной стене непосредственно около иконостаса в нижнем ярусе главного придела храма. Композиции довольно большие по размерам, хорошо сохранились. Фрески передают глубокое духовное содержание книги, внешне же они весьма изящны.

В 1686–1688 гг. в Вологде впервые появляется стенная роспись в Софийском соборе (построен 1568–1570 гг.). Расписывала Софийский собор артель изографов из Ярославля в количестве тридцати мастеров во главе с Дмитрием Григорьевым.

Наконец пришло время и замечательных ярославских росписей.

Церковь Иоанна Предтечи в Ярославле, или, как ее обычно именуют, церковь Иоанна Предтечи в Толчкове, построена в бывшей Толчковской слободе в 1671–1687 гг. и украшена на средства Родиона и Леонтия Ереминых, владельцев крупных кожевенных предприятий. Храм этот, без сомнения – памятник христианского искусства мирового значения как в отношении зодчества, так и иконописи. По величине поверхности, занятой фресками, и количеству сюжетов (их свыше тысячи!) Предтечинский храм стоит на первом месте в мире. В нем восемь, а на западной стене девять ярусов росписи. Так же, как и в других храмах того времени, основная часть окружена галереями. Храм был расписан в 1694–1695 гг. Возглавлял артель иконописцев Дмитрий Григорьев (первый знаменщик). Вторым знаменщиком был Феодор Игнатьев. Но сами росписи по своему стилю свидетельствуют, что фактически главную роль играл здесь именно Феодор Игнатьев. Во весь нижний ярус западной стены основного храма изображены шесть композиций Песни Песней, три слева и три справа от входных дверей. В основе сюжетов, как и всюду, гравюры Библии Пискатора, но иконописцы не делали с них копий. Они перевели перспективно-пространственные самостоятельные композиции в одну общую, условно-плоскостную. Придали образам одухотворенность и напевность, хотя и присутствует некоторая чувственность и манерность. Композиции в церкви Предтечи доведены до совершенства, довольно многоплановы и сложны. В данное время фрески по сюжету Песни Песней реставрируются, как и вся церковь, и сделать их подробное описание практически невозможно. Храм недавно передан старообрядческой общине.

В 1715 г. Феодором Игнатьевым и Феодором Феодоровым со товарищи была расписана фресками церковь во имя Феодоровской иконы Божьей Матери в Ярославле (построена была в 1687 г.). В храме имеются также росписи Гурия Никитина. Как и в Предтечинской церкви в Толчкове, во весь нижний ярус западной стены основного храма вписаны шесть композиций по теме Песни Песней – три справа и три слева от входных дверей. Эта роспись принадлежит либо Феодору Игнатьеву, либо Феодору Феодорову. Композиции и по содержанию, и по стилю в основном такие же, как и в предыдущих храмах. Хотя есть и некоторые особенности в расположении фигур и их соотношении. Например, Небо и Христос в композиции, где Христос омывает кровью Суламифь, крупнее и ближе к Суламифи. Композиция получилась компактнее и цельнее. Три композиции справа ныне почти совсем стерты, слева сохранились несколько лучше, но тоже очень повреждены. У стен не предусмотрено никакого ограждения, и молящиеся спиной протирают древние фрески. Феодоровский храм в настоящее время является кафедральным собором.

В 1647–1650 гг. была построена в Ярославле купцами братьями Скрипиными церковь во имя Илии-пророка. Роспись храма была предпринята через 30 лет вдовой Иулитой Скрипиной. Для этого она пригласила из Костромы Гурия Никитина и Силу Савина с товарищами и четырех ярославских иконописцев. А Ризоположенский придел и галерея были расписаны в 1715–1716 гг. уже иным поколением изографов – Феодором Феодоровым и Феодором Игнатьевым с товарищами. На северной галерее есть роспись по теме Песни Песней, состоящая из шести композиций. В основном здесь все воспроизводится, как и в ранее описанных храмах, но со своими особенностями, не являющимися существенными ни по форме, ни по содержанию. В целом роспись церкви Илии-пророка попроще, чем в Толчковской церкви Иоанна Предтечи. Сохранность росписи хорошая, повреждение есть только в одной композиции, где отдельно изображены Христос и Суламифь.

Фрески по сюжету Песни Песней в виде тех же шести композиций, взятых из Библии Пискатора, имеются еще в Успенском соборе г. Тулы.

Еще одна роспись по теме Песни Песней находится в церкви Иоанна Предтечи в Рощенье близ Вологды. Роспись фресок завершена в 1717 г. Имена мастеров неизвестны, но, скорее всего, это ярославско-костромские. Возможно, что участвовал Феодор Игнатьев.

Интересно сравнить росписи Софийского собора в Вологде, расписанного в 1686–1688 гг., и Предтечинской церкви в Рощенье, расписанной в 1717 г. Росписи Дмитрия Григорьева в Софийском соборе при всех новаторских сдвигах сохранили монументальный характер, спокойный ритм и традиционную благостность образов. Рощенская же роспись приобрела новые черты, продиктованные новыми взглядами. Спокойный и величественный строй росписей Софийского собора сменился здесь значительно меньшими размерами самих картин, расположенных в семи горизонтальных ярусах. Во всех сценах больше живого рассказа о событиях, причем часто смена сюжетов не имеет четкого разграничения. Сцены переполнены фигурами людей и животных на фоне конкретных изображений царских палат, необыкновенных построек, пейзажных горок с загадочными лесами, деревьями и пышными цветами. Детали фона и обстановки привлекают не меньшее внимание, чем фигуры людей. Все изображаемое подчинено определенному ритму подвижности и оживления. Чувствуется Ренессанс. Начинает падать молитвенность и неотмирность изображений. Уже идет XVIII век. Скоро произойдет расцерковление жизни, на первый план выйдет светское искусство, а церковное – до предела обмирщает и утратит свою духовность.

Однако Церковь, всегда живущая Духом Святым, и эти новые формы, вошедшие в недра церковной жизни, одухотворяет и облагораживает. Так, икона XIX в. духовно выше и благороднее, чем в XVIII веке. А в XX в. вновь начнется возрождение подлинно иконописного стиля.

Названия храмов, в которых есть росписи по теме Песни Песней, в таблице 2 выделены жирным начертанием шрифта. Автор посетил Патриаршие соборы и церковь Троицы в Никитниках в Москве, храмы Ярославля, Романова-Борисоглебска, Костромы, Ростова Великого и Троице-Сергиевой Лавры.

Соответственно гравюрам Мартэна де Воса в Библии Пискатора, в ярославско-костромских храмах изображены шесть композиций на тему Песни Песней. Только в Троицком соборе Ипатьевского монастыря (Кострома) почему-то отсутствует одна из композиций (с изображением царя Соломона на престоле). Кроме церкви Илии-пророка в Ярославле, в остальных храмах порядок расположения композиций также соответствует последовательности гравюр в Библии Пискатора. Хотя каждая композиция отражает различные тексты книги, однако в целом они соответствуют последовательности первых шести глав Песни Песней.

Для удобства дальнейшего изложения введем следующие наименования и обозначения композиций:

1. «Царь Соломон».

2. «Цвет и яблонь» (2 глава).

3. «На ложи моем в нощех исках, егоже возлюби душа моя...», или сокращенно: «На ложи моем в нощех» (3 и 5 главы).

4. «Брат мой посла руку Свою сквозе скважню, и чрево мое вострепета от Него», или сокращенно: «Посла руку сквозе скважню» (5 глава).

5. «Едина есть голубица Моя», или «Христова голубица» (6 глава).

6. «Союз Христа и Церкви», или «На ложе» (4 и 7 главы).

В церкви Илии-пророка композиция «Союз Христа и Церкви» расположена последней в ряду, остальные композиции сохраняют ту же последовательность.

Смысловая последовательность, избранная в церкви Илии-пророка (Ярославль), нам кажется более удачной, и мы расположим наше описание тоже таким образом.

Каждую композицию мы будем описывать, соединяя в один образ фрески из разных храмов. Для удобства записи введем такие обозначения:

[Р] – фрески церкви Воскресения в Романове-Борисоглебске.

[К] – фрески Троицкого собора Ипатьевского монастыря в Костроме.

[Я-И] – фрески церкви Илии-пророка в Ярославле.

[Я-П] – фрески церкви Иоанна Предтечи на Толчкове в Ярославле.

[Я-Ф] – фрески церкви Феодоровской Божией Матери в Ярославле.

Репродукции композиций, приведенные в работе, выполнены с фресок церкви Воскресения, Романов-Борисоглебск [Р].

В начале описания к каждой композиции мы будем приводить стихотворный перевод латинских подписей к гравюрам в Библии Пискатора. Стихотворные надписи на фресках ярославско-костромских храмов составлены подражательно этим стихотворениям Библии Пискатора, хотя и не повторяют их. Ввиду поврежденности фресок надписи на них удалось восстановить только частично.

Рассмотрение храмовых фресок вводит нас в удивительный мир святой Песни Песней. Молитвами преподобных иконописцев наших да откроет Господь тайны этих изображений.

Соломон царь сый зело богатейший,

Никтоже бо ин его бысть краснейший.

Мудростию же и многим державством,

И велик всяким бе благоприятством.

От Бога честным даром предпочтенный,

Имея престол злат преухищренный.

Многими в довольстве имущ человеки

Не будет же ин сицев и во веки.

Сей песни песней сладце воспевает,

Таинственны же зело составляет.

Христа Жениха Церкви описуя,

И друг к другу их любовь показуя.

Из Библии Пискатора

«Царь Соломон» – начальная композиция среди шести фресок, изображающих Песнь Песней, а также среди гравюр Библии Пискатора.

«Царь Соломон превосходит всех царей земли богатством и мудростью. И все цари на земле искали видеть Соломона, чтобы послушать мудрости его, которую вложил Бог в сердце его. И они подносили ему, каждый от себя, в дар...» (3Цар. 10:23–25). Этим библейским словам соответствует надпись над Соломоновым дворцом на фреске в [Р]:

Песнь Песней. Глава 1.

Царь Соломон иже цари прехождаше

мудростию, богатством и всем сладнее бяше.

Духовно супружество Песни прославляет

Христово со Церковию духом прорицает.

Эти слова дают ключ к уразумению таинственной книги Песни Песней как брачной песни Христа и Церкви. Фреска «Царь Соломон» – это некое введение к изображениям по теме Песни Песней, так как именно такого сюжета в книге нет.

В целом Песнь Песней на первый план ставит Невесту – Суламифь. А Соломон, ее Жених, то появляется, то исчезает. Он вроде где-то вдали, едва уловимый, но к Нему стремление ее. Его она ищет, порою, едва найдя, вновь теряет. Скорбит, не зная, где Он – когда Он оставляет ее. И опять радуется, блаженствуя, когда Он является ей. Так оно и в жизни бывает, когда смотреть на все снизу, с «нашей стороны». Душа ищет Христа-Бога и испытывает все, что случилось с Суламифью, а Бог остается сокровенным и ускользающим.

Но ведь есть и иная сторона – взгляд оттуда, сверху. Юный Царь ищет Себе царицу. Добрый Пастырь ищет Свою овцу. Авраам посылает слугу обрести невесту сыну своему Исааку. Бог Отец посылает в мир «слуг» – ангелов Своих, служебных духов (Евр. 1:4), а также праведников и пророков (Евр. 1:1). «Слуга» (ангелы и ветхозаветные праведники) должен приуготовить Истинному Исааку Ревекку – Невесту-Церковь. Так, несколько неожиданно для нас, и начинают изографы раскрытие тайны Песни Песней «оттуда», сверху.

Суламифи еще нет. На великолепном, роскошном, золотом престоле восседает безбородый юный царь Соломон – образ имеющего быть распятым Мессии, образ Царя Иудейского. Он юн, ибо, явившись в сей мир, еще не стяжал Себе Невесту – Церковь. Еще не достигли возраста Христова, состояния мужа совершенна, имеющие скоро уневеститься ему души искупленных. Он еще юн не Сам в Себе, а в нас.

Далеко превзошел славою, богатством и в особенности мудростью царь Соломон всех остальных царей. Широко и славно раскинулось его царство. Имя его Шломо (евр.) говорит, что Он – царь мира. И имя невесты Суламифь произведено от имени Соломон, Мирная от Мирного. Христос Свой мир дал Церкви. Он говорит ей: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам» (Ин. 14:27). Душа, откликнувшаяся на зов Христов, обретает покой душе своей (Мф. 11:29).

Премудрость Соломона – образ Превечной Софии, Ипостасной Премудрости Божией, воплотившейся в Сыне Человеческом. Слава и богатство Соломона указывают на божественную славу Христа и богатство Его духовных совершенств. И эту божественную славу и духовное богатство Он передает Своей Невесте-Церкви. Широкое распространение царства Соломонова – всемирная проповедь Евангелия Царствия.

Золотой царский венец указывает на терновый венец Спасителя. Изыдите и видите в царе Соломоне, в венце имже венча его мати его, в день обручения его (3:11). Терния и капли крови Спасителя обратились в золото и бриллианты царского венца. Признаки страдания и смерти стали знаками славы и жизни.

В правой руке Соломона «скипетр вельможный» – знак его царской власти. На фреске [Р] скипетр похож на дикирий, состоит из двух соединяющихся кверху стержней. Скипетр-дикирий указывает на два естества во Христе-Царе – Сына Божия и Сына Человеческого. Или же – как символ Его власти над небом и землею. Воскресший Христос говорит Своим ученикам (вельможам – великим мужам в Царстве Божием): «Дана Мне всякая власть на небе и на земле» (Мф. 28:18).

Царские одежды украшены растительным орнаментом, то райский сад Царства Небесного. Царь Соломон облачен в багряницу (знак царского достоинства), пояс (означает бесстрастие) и поручи (напоминают узы Христа, а также всегдашнюю готовность к благим делам).

Соломон восседает на великолепном троне, престоле Давидовом. Архангел Гавриил возвещал Пречистой Деве, что Ее Сын: «будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца» (Лк. 1:32–33).

К трону ведут шесть ступеней, указывая на шестидневное творение мира и на воссоздание падшего человека Христом, Царем Иудейским, на Голгофе в шестой день и шестой час.

На ступенях перед престолом справа шесть львов и слева – пять. В Библии говорится о шести львах с обеих сторон. На фреске [Я-П] надпись гласит, что «двенадесят льва стоят». Эти двенадцать львов – указание на двенадцать колен царства Соломонова, а также на двенадцать апостолов, проповедью и учением которых утвердилось в мире царство Христово, Нового Израиля.

Если только изображение двенадцатого льва не утрачено, то, естественно, возникает вопрос, а почему львов все-таки только одиннадцать, хотя и Священное Писание, и сама надпись говорят о двенадцати? Не потому ли, что двенадцатый лев – сам Соломон (!), как представитель одного из двенадцати колен – колена Иудина. С одной стороны, царь Соломон стоит над царством, а с другой – он и сам из этого царства. Лев как царь зверей является символом царя. И Христос – Царь Небесный, «лев от колена Иудина» (Откр. 5:5), как Бог, Он стоит над Своим царством, но как Человек, Он и Сам из этого царства.

Тайновидец Иоанн Богослов слышал ангела, вопрошающего о таинственной книге Божией: «Кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее?» И не нашлось никого ни на небе, ни на земле, ни под землею. И много плакал о том тайновидец. Тогда ему было указано: «Вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил, и может раскрыть сию книгу» (Откр. 5 гл.). На фреске мы видим в левой руке Соломона, сына Давидова, Льва от колена Иудина, победителя, раскрытую книгу! Подобно тайнозрителю, и мы желаем приникнуть к этой книге, посмотреть и прочитать ее. Никто не был достоин этого, кроме самого Царя, Льва Иудина от корня Давидова, Божественного Соломона. Тайна этой книги есть, по св. Андрею Кесарийскому, «домостроительство испытующаго глубины Божественного Духа, разрешить которое никто из созданных существ не может». Тайны божественных судеб сосредоточиваются на тайне домостроительства нашего спасения через воплощение превечного Слова, через рождение от пречистого ребра Спасителева Его Невесты-Церкви. Сия есть тайна Христа и Церкви. А сокровеннейшее сей тайны и заключает в себе божественная Песнь Песней.

На фреске в [Я-И] в раскрытой в руке Соломона книге записаны начальные слова Песни Песней: Да лобжет мя от лобызания уст своих, яко блага сосца твоя паче вина и воня мира твоего паче всех... Как земля жаждет солнца и дождя, так жаждало и ждало падшее творение прикосновения любви Слова и Духа, жаждало и ждало пришествия Мессии, воплощения Слова и излияния Духа на всякую плоть, томилось о лобызании небесного Жениха и о благовонии Его Духа, ждало открытия Его царства.

И вот, Соломон на престоле – царство мира и славы водворяется. Книга открыта, тайны открываются…

А на фреске в [Р] в раскрытой книге царя Соломона – начальные слова второй главы Песни Песней, в которых содержится уже не чаяние раскрытия тайны, а само ее раскрытие: Аз цвет польный, крин удольный, яко крин в тернии, тако искренняя моя посреде дщерей, яко яблонь посреде древес лесных, тако брат мой... Соломон и Суламифь. Христос и Церковь. Расцветший на поле этого мира Цветок, Нарцисс Саронский – это воплотившийся Сын Божий, Христос. А Невеста Его, Церковь – лилия среди терниев. Как яблонь посреди диких дерев, так Христос посреди вельмож (великих мужей) этого мира.

На изображении фрески все происходит в царском дворце. «Премудрость созда себе дом» (Прит. 9:1). Два передних столпа свидетельствуют о двух естествах во Христе-Царе, а три задних о том, что Он «един сый Святыя Троицы».

Перед царем Соломоном предстоят две группы людей – стражники и вельможи; ими означены ангелы и праведники, предстоящие Христу.

Изображено два стражника. Предводитель с копьем и лентой через грудь – архангел Михаил, архистратиг небесных воинств, непосредственно предстоит Христу-Богу, приемля распоряжения Его. Копье его вертикально, ибо он всегда готов к брани Господней, к служению Небесному Царю. Стражник внимательно смотрит на Соломона – архистратиг распознает тайны Божьего промысла. Второй стражник еще юн и обращен к праведникам. Его копье наклонено к ним. Это низшая ангельская служебная сила, получающая ведение от высшей и служащая непосредственно людям. Или же это архангел Гавриил – второй после архангела Михаила и являющийся вестником тайн Божиих людям.

Вторая группа стоящих перед царем Соломоном за стражниками – вельможи. Ими означены праведники. Праведникам предстоит первосвященник в своем облачении, состоящем из кидара, нарамника, ефода, пояса и хитона. Правой рукой и взором он указывает на царя Соломона. Ветхозаветный Закон в лице своего архиерея свидетельствует об исполнении его во Христе-Царе. За ним еще двое – один в чалме, другой во фригийском колпаке (?). Возможно, это священник и левит. Они также взирают на царя. «Очи всех на Тя, Господи, уповают...»

На фреске в [Я-И] предстоящие также делятся на две группы – стражников и вельмож в белых чалмах, только их множество. Все они приветствуют Соломона «в день обручения его».

Так в лице стражников и вельмож, предстоящих царю, изображен ангельский собор и человеческий род, предстоящий Мессии-Царю и введенный им в превечный Дом, который сотворила Себе Премудрость Божия.

Эта фреска, показывая нам царя Соломона, вводит нас во святую Песнь Песней, повествуя о таинственном обручении Небесного Царя.

Аз есмь цвет польный, жених возглашает,

Невесту же крин чистейший взывает.

Его же яблонь в древах нарицает,

Под его же сень витати желает.

Невеста: плодом его сладящися,

И вином любве зде веселящися.

Из Библии Пискатора

Композиция «Цвет и Яблонь» раскрывает содержание текста Песн. 2:1–3.

Аз цвет польный, и крин удольный.

Якоже крин в тернии, тако искренняя моя посреде дщерей.

Якоже яблонь, посреде древес лесных, тако брат мой посреде сынов: под сень его восхотех и седох, и плод его сладок в гортани моем.

Фреска «Цвет и Яблонь» вводит нас в созерцание таинственного союза Христа и Церкви, Бога и человеческой души. А в варианте [К] Церковь представлена в лице Пресвятой Девы Марии.

На райском лугу неземного изумрудно-небесного цвета, украшенном, как ковер, причудливыми цветами и травами, сидит прекрасная Суламифь в золотой короне с нимбом (кроме [Я-И]), в голубом платье с золотистым воротником и поясом, с белыми рукавами и поручами, в розовой (в иных храмах – красной) мантии, покрывающей ее колена и ноги. Роскошные волосы ниспадают на плечи и спину.

Золотая корона – знак царственности. Святая Церковь есть осуществление Царства Божия на земле. Благословенно Царство Святой Троицы – Отца и Сына и Святого Духа! Ныне на земле совершается Божественная литургия – водворяется Царство Божие, Христос с людьми таинственно сочетается. Царство Божие входит внутрь человека (Лк. 17:21). А еще Суламифь, Пречистая Дева – Небес Царица и земных Владычица! Вот что означает ее золотая корона!

Голубой цвет платья Суламифи – знак неба, красная мантия – земли и страданий. Не случайно мантия покрывает ноги, а платье видно сверху. Небо приклонилось к земле, сочеталось! А золотая отделка воротника, рукавов и пояса – знак царства Христова в помышлениях (корона), в сердце (полоса на груди), в делах (плечи и поручи) и телесных чувствованиях (пояс). Белые рукава означают чистые дела праведников.

На груди Невесты – ожерелье (монисто) с изображенным на драгоценном камне крестом. Христос – драгоценная Жемчужина (Мф. 13:46), крестом украшенная. Крест, бывший ранее знаком поношения, через Него стал украшением. И этим украшением украшена Невеста, коей было сказано в день ее сочетания: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24).

Мантия Суламифи, указывающая на земное странствование Церкви и ее человеческую, земную сторону, украшена цветочным орнаментом. Это – благословение Божие с небес, нисшедшее в юдоль страданий («и на земли мир, в человецех благоволение»). Одеяние архангела Варахиила, благословителя Божия, также покрыто орнаментом райских цветов.

Ниспадающие волосы – слава и честь Невесты, покрывшей и украсившей себя целомудрием (ср. 1Тим. 2:9–10) и бесстрастием.

Суламифь-Невеста не одна. С ней рядом Христос-Жених, к Которому и обращена она ликом и руками своими. И Христос стоит пред нею, простираясь к ней руками ([Р]). В [Я-И] и [К] Он держит в них цветы, и ликом наклонился к ней. Правой рукой Он подает ей чудные полевые цветы, а в левой – сохраняет цветочный букет Себе. С цветом польным (цветком полей) и лилией между терниями сравнивает Христос Возлюбленную Свою. В этом мире греха произрос чудный Цветок, непорочная Лилия – Христова Невеста-Церковь, душа очищенная и Богу пламенеющая. Невеста простерла руку свою за цветами, приемля небесную красоту даров Духа Святого от руки Христа. От крещающего Духом Святым (белая лилия) и огнем (желтый нарцисс). Но Он и Сам Цвет польный и Крин удольный, Нарцисс Саронский и Лилия долин. Он – Божественный Цветок, насажденный в долине этого мира. Букет Суламифи полностью подобен букету Христа. Слова о нарциссе и лилии святые отцы одинаково относят и ко Христу, и к Церкви. Это подобие означает, что все, что имеет Невеста, – все от Жениха. И Он весь в ней. Христос-Жених говорил Небесному Отцу о Своей Невесте: «И славу (цветок), которую Ты дал Мне, Я дал им» (Ин. 17:22).

У главы Христа крестчатый нимб с надписью ΟΩΗ, что значит «Сущий». Господь говорит Своей Невесте: «Любовью вечною Я возлюбил тебя и потому простер к тебе благоволение» (Иер. 31:3).

Христос полуобнажен (по пояс), с прободенным ребром, в красной мантии. Таковым Его изображают, когда Он являлся по воскресении Своем. От ребра Адама взята Ева, жена его. От пронзенного ребра второго Адама взята Его Невеста, Суламифь прекрасная, Церковь чистая и непорочная. Искупленным Своим является воскресший Христос. А в варианте [К] здесь можно усмотреть первое явление Воскресшего Пречистой Деве и Матери. Вся фреска пронизана светлым пасхальным чувством. Пасха красная!

Христос и Суламифь под Яблонью. Яко яблонь, посреде древес лесных, тако брат мой посреде сынов: под сень его восхотех и седох. Суламифь сидит под сенью Божественной Яблони, которая есть Христос.

На фреске в [Р] приведена надпись:

Невеста-Церковь – цвет есть преизбранный Богу,

Жених ей – яблонь, яблок и цвет дал красоту многу.

Десна – честь Бога, мирску шуйца власть являет,

Жити с Женихом выну Невеста желает.

Церковь-Невеста явлена в виде насажденного Богом Цветка, а Христос-Жених – в виде Яблони, процветшей цветами и принесшей плоды (яблоки). Цветок радует только красотою и благоуханием аромата, яблоко же, помимо того, еще и питает. Таковы духовно Церковь и Христос. Церковь только отражает славу Божию (красота и благоухание), а Христос питает ее благодатью, будучи Богом, по Своей природе. Церковь божественна, Христос – Бог.

Существует в народе мнение, что древо познания добра и зла, древо преслушания, от которого человек вкусил грех и смерть, было яблоней. Люди даже с удивлением узнают, что в Библии, оказывается, нигде не сказано, что запретный плод был яблоком. Но некое основание это мнение наверняка имеет. И вот явилась новая Яблоня – Христос. Явилось древо крестное, древо послушания, древо жизни, питающее в жизнь вечную. Плоды его питают лучшие и благочестивые порывы верующей души. Суламифь сидит под тенью Яблони, обретя покой души и духовное насыщение в евхаристической тайне.

Приглядевшись к яблоне на фреске [Р], можно обнаружить на ней виноградные гроздья. «Аз есмь лоза, вы же рождие» (Ин. 15:5) – говорит Христос. И Он же Невесте: И будут сосцы твоя яко грезнове винограда, и воня ноздрей твоих яко яблока (7:8). Яблоко указывает на плод древа крестного, ставшего древом жизни, на плоть Христову, а грозди винограда – на кровь Христову, которою напояются от сосцов Невесты-Церкви жаждущие души.

А на фресках [К] невеликая, но сладостная и прекрасная яблоня обращается уже в стройный и величественный кедр с шишками. Вид его яко Ливан, избран (величествен) яко кедрове (5:15). Праведник-Христос возвышается в сем мире подобно кедру на Ливане (Пс. 91:13). Величие, крепость и нетление кедра – указание на божественность, крепость и бессмертие во Христе. Божественной Своей природой Он – Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный.

За кедром Ливанским на заднем фоне – изображение Ливанских гор. Гряди от Ливана, невесто, гряди от Ливана от начала веры (с вершины Аманы), с вершины Сенира и Аермона (4:8) – от языческого идолослужения гор Ливанских, от ветхозаветных жертв Сенира и Аермона зовет к Себе Невесту Жених-Христос. Глас Брата моего! Се, Той идет скача на горы и прескача на холмы. Подобен есть Брат мой серне, или младу еленю на горах Вефильских (2:8–9). Белый молодой олень на заднем фоне фрески⁸⁴ скачет с гор Ливанских. Снова символ Христа. Младость (юность) означает пришествие по совершении времен Божественного Отрока. Белый цвет – знак Его непорочности и святости. Грация и красота – духовная красота Того, Кто «прекраснее сынов человеческих» (Пс. 44:3). Древние верили, что олени пожирают пресмыкающихся и гадов, даже змей, как траву, не претерпевая от этого никакого вреда. Так и Христос попирает и сокрушает главу древнего змия и всякой силы вражией на идолопоклоннических горах Ливанских.

Но Христос и Суламифь не одни. Справа и слева от них две группы предстоящих им. На фреске [Р] слева от Христа стоит первосвященник в полном облачении: в кидаре, нарамнике (его почему-то нет на фреске [Р]), ефоде, поясе, поручах, хитоне. В левой руке его скрижали с первой заповедью: «Аз есмь Господь Бог твой изведый тя от земли египетцкия и от дома работы...» Первая заповедь о любви к Богу есть первая и высшая и составляет содержание Песни Песней. Очень важно, каким именно образом Господь дает эту заповедь. Сначала Законодатель именует Себя, представляется, чтобы все знали, что эти заповеди дает Сам Бог. И дальше, прежде чем что-либо потребовать от людей, Он говорит сначала о том, что Он сделал для них. Я извел тебя от земли Египетской, от дома рабства. Не просто от рабства израильского народа фараону, но и от рабства народа Божия греху и миру сему. Возлюбив тебя, говорит Господь Невесте, Я освободил тебя. А что сделаешь ты? И только после этого следуют сами заповеди, возлагаемые на народ. Так должно быть и в нашей духовной жизни. Сначала возлюби сам, изведи человека из беды, сделай для него все, а потом будет десятикратное возвращение, но не требуй сразу, ничего еще не сделав сам! Песнь Песней – пасхальный гимн, евреи читали и читают ее на Пасху. Песнь Песней – это песнь освобождения от рабства греху, смерти и тлению, это песнь весны воскресшей души. Это песнь Невесты, сочетавшейся некогда с Богом на Синае, а потом на Голгофе. Это песнь Божественной любви!

У первосвященника в правой руке кадильница. Кадильный фимиам таинственно указывает на пророческие вдохновения и молитвы.

За первосвященником стоит простой священник в белой чалме на голове и в иерейском облачении (хитон, ефод (?), пояс). В руках у него белый жертвенный агнец.

Скрижали, кадильница и агнец указывают на тройственное ветхозаветное служение: закон, пророки и жертва, провозвещавшие тайну брака Мессии и народа Божия.

А высоко вверху, в левой части композиции, на холмистых полях, коленопреклоненный пастушок молитвенно сложил руки у каменного жертвенника с возложенными на него и горящими дровами. Жертвенный огонь восходит к небу, образуется облачный круг, с едва просматривающимся в нем солнцем.

Юноша-пастух – возможно, Авель, еще на заре человечества принесший Богу угодную жертву и первый проливший свою кровь. Он пас овец, хранил творение Божие, отторгнутое грехом от Творца. Это образ доброго Пастыря, которого так долго искала Суламифь: Возвести ми, егоже возлюби душа моя, где пасеши, где почиваеши в полудне; да не когда буду яко облагающаяся над стады другов твоих (1:6)? Долго была Суламифь скиталицей у стад товарищей Возлюбленного своего (у пророков на попечении, у язычников в рабстве). Где пасешь Ты в полдень? В середине времен (от творения до конца этого мира), в полдень, под яблоней обрела она Возлюбленного своего и «жити выну с ним желает». От Авелевых времен пройдет еще много времени, пока придет иной Авель, и иудеями, как некогда Каином, будет пролита и Его кровь. Камни жертвенника указывают на то, что Христос есть камень краеугольный (Еф. 2:20). А жертвенные дрова – на древо крестное. Жертвенный огонь – огонь любви Христовой. Но это все будет, а пока – еще Ветхий Завет. Вдали – причудливое здание, означающее храм ветхозаветный. В облачном круге от жертвенного фимиама едва различимо солнце. Солнце правды – Христос Господь (Мал. 4:2), но Он еще смутно различим в пророческих видениях. Открыто Он явится в полдень. Когда не прикровенно, не в символах, а явно откроется прекраснейший из сынов человеческих. Под яблоней (крестом) явится Добрый Пастырь и в тени сей Божественной Яблони укроется от обжигающих лучей греха Церковь-Невеста и соединится с Ним.

Справа от Суламифи три стражника градских. Их предводитель опоясан лентой от правого плеча через грудь. Копьем и взором он указывает на Яблоню и как бы через ее листву на дом, состоящий из трех строений и находящийся в центре всей композиции.

Стражи градские – ангелы Божии. Предводитель их – архистратиг Михаил. Он копьем указывает на яблонь, на древо крестное. Здесь, здесь, Суламифь, отдыхает (почил) Жених твой в полдень, здесь найдешь Того, Которого возлюбила душа твоя. И не будешь более пасти козлят своих подле шатров пастушеских. Через это древо, через эту Божественную Яблонь, войдешь не в шатер пастушеский (разумей под ним храм ветхозаветный), а в Дом Святой Троицы (дом из трех строений в центре композиции). Кончились времена закона, пророков и жертв. Се, зима прейде, дождь отиде, отиде себе. Цвети явишася на земли (2:11). Нарцисс Саронский расцвел, и сама ты будешь лилией долин. Время обрезания приспе, ибо яблонь плоды приносит, грозди виноградные отяжелели.

Эту картину можно восполнить образами фрески [Я-И]. Здесь изображены справа двое стражей, два вельможи и посреди них юноша. У всех копья, а у юноши – секира.

Стражи – ангелы. Их предводитель – архистратиг Михаил – также указывает на древо. Вельможи, великие мужи перед Богом, – суть праведники, ожидавшие Христа.

Слева, высоко вверху, над фигурами первосвященника и священника, как и на фреске [Р] – дом (ветхозаветный храм) и круглый жертвенник с восходящим от него жертвенным огнем. Только юноша-пастушок (Авель?) не у жертвенника, а здесь – посреди стражей и вельмож (ангелов и праведников) и указывает на Христа и Суламифь, Яблонь и Цвет. И, как бы повинуясь его указанию, стражи-ангелы и вельможи-праведники пристально взирают на имеющую совершиться тайну Любви.

Копья всех, кроме предводителя-архистратига, направлены прямо вверх. Взгляни, куда они направлены, и ты увидешь увидишь небесный град – Новый Иерусалим. Его-то и охраняют стражи градские. Старый и Новый Иерусалим прямо напротив друг друга на вершинах гор – Синай и Голгофа, Сион старый и Сион новый. А между ними – ложбина и древо, древо крестное, Божественный Яблонь. Белая лань бежит от старого Сиона к новому, ее путь – через древо... Белая Лань – Христос, дерево – крест. Здесь тайна домостроительства Божьего!

Фреска [К] также вносит свои оттенки. Здесь Христос и Суламифь под кедром Ливанским (тоже символ древа жизни и древа крестного). Слева высоко в горах – град. А белая лань (олень) убегает с гор.

От идолопоклонства Ливана, от язычества; от Сенира и Аермона, то есть от Ветхого Завета, от Израиля; от Амана, что значит «начала веры», когда и потомки Сифовы ниспали с высоты веры, бежит белый олень. И здесь его путь через древо, через божественный кедр. А далее за кедром прямо над Суламифью через причудливый розоватый растительный ковер-орнамент – башня. Христос-Жених говорит Суламифи: Шея твоя – как столп Давидов... тысяща щитов висит на нем, вся стрелы сильных (4:4). Ты зришь превыспренние тайны, Ты от горних. Ты – башня, ибо защищена от огненных стрел страстей и помыслов лукавых. И еще говорит Христос-Жених Суламифи-Невесте: Нос твой яко столп Ливанский смотряй лице Дамаска (7:4). Высоко вознесен, ибо обоняет благоухание горнего мира, благоухание Духа Святаго Божия. Он обращен к языческому Дамаску, дабы душа не восприняла его нечистые курения за благоухание небес, ведь и сатана является в виде ангела света. Эта башня и этот столп – надежное убежище и опора избежавшим соблазнов все воздвигаемой, всегда строимой и никогда не достраивающейся башни Вавилонской.

Во фреске [К] и сама Суламифь и башня – образ Пречистой Девы и Матери Господа. Она – «столп утверждения», Она и «столп девства», Она – «Церкве непоколебимый столпе» и «обуреваемых пристанище». Такими и иными многими словами воспевает Церковь Матерь Божию – сей столп Давидов всякому, к Ней притекающему.

Все ранее сказанное о Суламифи в еще более таинственном смысле относится к святой Приснодеве Марии.

Христос дарует ей цветы. Так ведь ветвь с райской лилией принес Ей архангел Гавриил при благовещении, и вот Она – уже и Сама как лилия долин между тернами, и скоро произрастет от Нее Нарцисс Саронский – Божественный Ее Сын. Белая лилия – знак Ее чистоты и приснодевства. Цветы на мантии Ее говорят, что воистину «благословенна Она в женах». А голубой и красный цвет Ее одеяний свидетельствуют, что в Ней произошло соединение неба и земли, мира горнего и мира дольнего – боговоплощение. Она жаждущая ублажить служанку Девы, имеющей родить Божия Сына – Сама стала сей Девой преблагословенной. В этом и есть искание Суламифи, желание ее соединиться с Женихом и чудное обретение Его и соединение с Ним. Ее ожерелье, Ее радость и украшение – Христос. А на ожерелье – крест. Оружие прошло через Ее душу...

На ложи моем исках тя любезне,

Невеста зовет жениха усердне:

Не обретши же всюду претекаю,

Тя любимче обрести желаю.

По улицам же и по стогнам града

Да души моей явится отрада.

Се одр Соломонь зело украшенный,

И избранных вой лики окруженный,

Столпы имея от злата чистейша

Печи бо на нем мудрость всечестнейша,

Правда, мужество и рассуждение

Одра же сего есть украшение.

Из Библии Пискатора

Третья композиция рассматриваемых фресок иллюстрирует текст 3:1–4; 5:7.

На ложи моем в нощех исках, егоже возлюби душа моя, исках его, и не обретох его: воззвах его, и не послуша мене. Востану убо и обыду во граде и на торжищах и на стогнах, и поищу, егоже возлюби душа моя. Поисках его, и не обретох его: звах его и не послуша мене. Обретоша мя стрегущии, обходяще во граде: видесте ли, егоже возлюби душа моя; (стражие же) биша мя, язвиша мя: взяша верхнюю ризу от мене стражие стеннии. Яко мало егда преидох от них, Дóндеже обретох, егоже возлюби душа моя.

Слова из стиха 3:3 соединяются изографами со словами из 5:7. В Песни Песней Суламифь дважды ищет ночью Христа-Жениха. Несмотря на некоторое различие между этими двумя описаниями, отмеченное в толковании, изографы соединяют его в одно, подчеркивая духовное сходство того и другого искания.

В основу наших размышлений об этой композиции берем фреску [Р], восполняя ее деталями, отраженными на других фресках.

Суламифь возлежит на богатой ложнице. Она не спит. На ложи моем в нощех исках, егоже возлюби душа моя. Ее сердце ищет Возлюбленного Христа, ее мысли – о Нем. Это состояние скорби невесты, утратившей Жениха и искавшей Его в ночи, уязвление и утешение при обретении Его, последующее ублажение ее Женихом отражены в надписи на фреске, сохранившейся частично:

Вся скорбь, печаль прежняя невесты гонзает,

Егда жених возвращся, ону утешает.

Она мо...ты⁸⁵ аз твоя рече.

Тем блажится от жениха

В красоте честным подобится.

На главе Невесты роскошная царская корона (венец). Церковь есть Царствие Божие на сей земле. «Предста царица одесную царя», – говорит о ней святой псалмопевец (Пс. 44:10). Венец правды (2Тим. 4:8), венец жизни (Откр. 2:10) и венец славы (1Пет. 5:4) получает душа, возлюбившая Христа, Небесного Царя-Жениха. Вокруг головы Суламифи – нимб, венец святости, ибо Церковь Христова свята и непорочна (Еф. 5:26–27) и освящает во святом крещении каждую верующую душу. Апостол Павел именует верных чад Церкви святыми (Фил. 1:1). Только на фресках [Я-И] Суламифь изображена без нимба.

Суламифь – в голубом платье и светло-розовой мантии, покрывающей ее от пояса и ниже. Мантия роскошно узорчата. Голубой цвет платья – цвет неба, означает небесную духовную природу Церкви. Царство Христово не от мира сего (Ин. 18:36), о горнем помышляет христианская душа (Кол. 3:2). Красный цвет мантии означает дольний мир, полный страданий и мук, в котором совершает свое шествие святая Церковь. Мантию Суламифь на ложе своем спустила с плеч – во внутреннем сокровенном человеке, ночью, в отрешенности от мира она отрешается от всего земного. Мантия не отброшена вовсе, ибо Церковь и верующая душа в мире этом не теряет своего земного начала совсем, но оно уже не обладает ею, а как бы только едва касается. Облачена же она в голубое платье, в помышления о горнем, а не земном. «Ищите горнего» (Кол. 3:1) – на ложи моем в нощех исках, егоже возлюби душа моя.

Она в некоторой растерянности – ибо поисках Его, и не обретох Его: звах Его и не послуша мене. Руки Суламифи передают эту растерянность, но они и указывают, где ей искать своего Возлюбленного. Правая указывает на сердце, а левая – ввысь, на фресках же [Я-И] и [К] – прямо на небо, в котором Христос. «Горе имеим сердца» – там Христос, там Тот, Которого возлюбила и ищет душа твоя.

Роскошное убранство Суламифи и ложа ее свидетельствуют об обилии даров Духа Святаго, коими украшена святая Церковь и на коих «почивает» праведная душа. Ложе Суламифи и мантия ее украшены цветочным орнаментом. Это – красота Церкви и благоухание святой души. Что лилия между тернами, то возлюбленная Моя между девицами, – говорит ей Господь.

На ложе добрых дел почивает благочестивая душа и ищет Бога в ночи Божественного Мрака Его непостижимости.

Роскошное изголовье ложа подобно стене. Аз – стена, – говорит о себе Суламифь (8:10). «Стена еси девам», – говорит Церковь о Пречистой Деве. На фресках [Я-И] и [К] изголовье яркое, густо-красное. А на фреске [К] на изголовье изображены декоративные ангелы. Ангелы Божии ограждают Суламифь в ее ночном искании.

Справа – други Жениха, праведники и пророки. Они не вошли в ложницу, но примкнули к ней. Один приложил ухо к ложнице, в руках его открытый свиток. Другие как бы вопрошают: что он там услышал? Пророки – други Жениха. «Имеющий невесту есть жених, а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха. Сия-то радость моя исполнилась» (Ин. 3:29). Друг, стоящий непосредственно у ложницы и внемлющий – Иоанн Креститель. Он изображен юным, безбородым – ибо последний из пророков. Еще во чреве матери взыграл он, услышав приближение Жениха. На фреске [К] Суламифь – Богородица. Как сильно эта композиция напоминает о том – первом приближении Христа к Иоанну, когда встретилась Пречистая Дева в горнем с Елизаветою, когда Спаситель был во чреве Матери Своей, а друг Жениха взыграл и возрадовался в утробе Елизаветиной.

На фресках [Я-И], [Я-П] и [К] друг изображен с бородою.

Пророк не входит в ложницу, он еще в Ветхом Завете. Он хотел бы увидеть то, что видит Невеста, но не видит. Христос сказал ученикам: «Многие пророки и цари желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали» (Лк. 10:24). Свиток в руках внемлющего означает пророческие Писания. Праведники с желанием и интересом внемлют словам пророка, возвещающим им то, что он услышал.

Фреска [Я-П] одного юношу-друга как бы раскрывает в трех образах (Предтечинские росписи во всем самые полные и развернутые). Здесь один – внемлет, другой – с полотенцем (сравни с 5:2 о ночной влаге), что может означать крещение, которое совершал «друг» Христов Иоанн Креститель и третий – знатный старец со свитком (древние пророки).

Сверху над друзьями Жениха изображен ночной град и Суламифь, ищущая Жениха-Христа (фрески [Я-И] и [Я-П]). На фреске [Р] изображено «небо заключенно», сокрывающее солнце, едва видимое в облаках.

Так изображаются ветхозаветные времена. Душа ищет Спасителя и не находит, ибо Он еще не пришел.

Таково состояние души, когда Христос сокрыт от нее. Томится душа, утратив благодать. Восстану убо, и обыду во граде и торжищах, и на стогнах, и поищу, егоже возлюби душа моя: поисках Его, и не обретох Его: звах Его, и не послуша мене.

На фреске [Я-И] ищущая и избиваемая ночью Суламифь изображена с указующе воздетой рукой. Она знает, что там, в горнем мире, должен быть ее Возлюбленный.

А на фреске [Я-П] ищущая ночью Суламифь коленопреклоненна. Это – ночное бдение, это – молитвенное искание Жениха, грядущего в полунощи.

Слева от ложницы Невесты изображены стражи градские – ангелы Божии, стерегущие небесный Иерусалим. Это ангелы-хранители церквей и людей, неотлучно бодрствующие над градом души. А на фресках [Я-П] и [Я-И] вверху изображена сцена избиения Суламифи стражами.

На фресках [Я-П] и [Я-И] среди стражей изображен в царском венце царь Давид. Левой рукою он держит пророческий Псалтирь, а правой указывает на Суламифь. Главенствующий среди стражи (архистратиг Михаил) и на фреске [К] взирает на Христа, указывая Суламифи, где ее Возлюбленный. Стражи внемлют происходящему и бодрствуют.

Душа, ищущая горнего, вопрошает ангелов: Видесте ли, егоже возлюби душа моя? О преподобных говорится в величании им: «собеседники ангелов». Воистину, эти блаженные души собеседуют с ангелами, ища Христа. Стражи изранили ищущую Жениха Суламифь. Ангелы Божии взыскивают и наказывают за пороки, из-за которых мы теряем Христа. Но, гораздо более, они уязвляют ищущую душу любовью ко Христу. И как только сердце уязвляется этой любовью, так скоро и находит оно Жениха своего Небесного. Едва Суламифь отошла от них (ангелов-стражей), как нашла Того, Которого любит душа ее. Он – там, наверху, на небе, изображенном легкими белыми облаками.

На фреске [Р] небо со Христом наверху, слева от ложницы, в противовес «небу заключенну» справа. Справа в облаках – неясное солнце. В неясных, прикровенных, пророческих символах скрывается Солнце Правды (Мал. 4:2). А слева – Сам Христос, Бог во плоти, Сын Человеческий, прекраснейший из сынов человеческих (Пс. 44:3). Смутно ощущаемый пророческий символ грядущего Солнца Правды расположен над пророками и праведниками Ветхого Завета. А над стражами – ангелами – Христос Сын Человеческий откровен и зрим, ибо Господь восседает на херувимах и престолах и Ему непосредственно служат все воинства небесные. Поясная фигура Христа, по пояс обнаженного, в плаще, такова, каковым Его изображают в явлениях по воскресении. Воскрес Христос! Кончился мрак Голгофы, гроба и ада. Жены-мироносицы «утру глубоку», в темноте до рассвета искавшие тело Учителя, уязвленные ангельской вестью о Его воскресении, наконец, обрели воскресшего Жениха души своей. И среди них – Пречистая Дева, Матерь Господа (на фреске [К] Суламифь – Матерь Божия). На фресках [Я-И], [Я-П] и [К] небо не сбоку, как на фреске [Р], а прямо сверху входит в ложницу Суламифи. Обретох егоже возлюби душа моя и не оставих Его, Дóндеже введох Его в дом матере моея, и в чертог заченшия мя. Воскресший Христос приглашает на небо, на всех фресках Он обращен к Суламифи. Левой рукой Он зовет ее, а правой указывает на небо. Шуйца Его под главою моею, а десница Его обимет мя (2:6).

На фреске [Я-И] ложница утверждена на четырех столпах. Четыре – число этого мира (четыре стороны света, четыре стихии). А небо со Христом – сверху, но вошло в самую ложницу. На фреске [Я-П] небо еще снаружи, но уже начинает входить в ложницу. А на фреске [Р] оно еще сверху, снаружи. Таким образом оно как бы все приближается, и, наконец, входит. Небо, приклонившись, соединилось с землей. Это единение неба и земли, Христа и души и происходит в ложнице церковной – в таинствах святой Церкви.

На фреске [К] – особая тайна. Суламифь – Дева Пречистая. На ложи своем в нощех исках, егоже возлюби душа Ея. Во Святом Святых храма, где никогда не было света, от младых лет размышляла Она о Мессии, умом пребывая в ночи загадочных пророческих изречений. Израненная любовью к Нему через частые посещения градских стражей (архангела Гавриила), Она готова быть служанкою у Той Преблагословенной Девы, Которая примет в ложницу чрева Своего превечного Младенца. И вот полный небесный круг (только на фреске [К] небо изображено полным замкнутым облачным кругом) целиком вошел в ложницу. Христос в небесном круге – превечный Младенец. Облак светлый, Дух Святой, осеняет Деву. И едва отошла от них (стражей), едва отлетел ангел от Нее на небо, как тут же и нашла Того, егоже возлюби душа Ея, и не оставих Его, Дóндеже введох Его в дом матере Ея, и в чертог заченшия Ея, то есть приняла в утробу Свою всю полноту Божества.

На фреске [К] у ложницы Суламифи шесть столпов. Четырьмя придерживается сень ложницы, а двумя держится внешнее сооружение. Шесть столпов могут означать этот мир, сотворенный в шесть дней. А Христос в небесном круге, вошедший в ложницу, указывает на боговоплощение, на соединение Творца и твари, неба и земли. После шести дней творения Господь почил на седьмой день. Господь нисходит в шестистолпную ложницу Суламифи. В середине шестой тысячи лет Господь воплощается от Богородицы. Открывается седьмой день – тысячелетнее Царство благодати Христовой. Господь почивает в праведных душах, во святых Своей Церкви.

На фресках [Я-И] и [К] у Суламифи ожерелье. По евангельской притче, Христос – Истинная Жемчужина у груди (сердца) Возлюбленной Своей.

На фресках [Я-П] и [Я-И] под изображением Суламифи в ложнице есть четырехугольная вставка – суд Соломона над двумя матерями, оспаривающими одного ребенка. На фреске [Р] этой сцены нет, но прямо под композицией «На ложи моем в нощех...» изображена композиция, где царь Соломон восседает на престоле, а перед ним стоит народ. В полночь пришел Жених, родился Христос в Вифлееме. В полночь Он вновь придет судить живых и мертвых. Вступает в силу Царство Мессии, Царство праведного суда и истины.

Брат мой посла руку Свою сквозе скважню, и чрево мое вострепета от Него (5:4).

Невесту Жених к обществу взывает,

И в виноград ю свой внити глашает.

Вкупе благих всех с ним наслаждатися,

И в свете его присно вселятися.

Она же зело сном бе преклоненна,

Сердцем слышащи: бысть же возбужденна.

Жених бо простре к ней руку в оконце,

И осия ю светом, яко солнце.

Внутрь сердце ея к себе распаляя,

Да дольняя в прах вменит ю пленяя.

Из Библии Пискатора

Четвертая композиция раскрывает текст Песн. 5:1–6.

Внидох в вертоград мой, сестро моя невесто: обимах смирну мою со ароматами моими, ядох хлеб мой с медом моим, пих вино мое с млеком моим. Ядите, ближнии, и пийте и упийтеся, братия. Аз сплю, а сердце мое бдит: глас брата моего ударяет в двери: отверзи ми, сестро моя, ближняя моя, голубице моя, совершенная моя: яко глава моя исполнися росы, и власи мои капель нощных. Совлекохся ризы моея, како облекуся в ню; умых нозе мои, како оскверню их? Брат мой посла руку свою сквозе скважню, и чрево мое вострепета от него. Востах аз отверсти брату моему: руце мои искапаша смирну, персты мои смирны полны на руках заключения. Отверзох аз брату моему: брат мой прейде. Душа моя изыде в слово его: взысках его, и не обретох его: звах его, и не послуша мене.

На фреске [Р] на кровле храма, внутри которого и изображена вся композиция, есть надпись, которая гласит так:

Глава 5.

Царство невесты светло Богом украшено

Жертвы словом доброты всеми исполнено.

Христос со крестом наг – смирну испощает

Изо уст, терпение нищету пост знаменает –

Касается рукою, от сна побуждает,

Да отверзет дверь сердца невеста святая.

На фреске [Я-И] есть надпись: «Крест церкви моей посла руку от скважины и прочая что любо до конца».

Эта композиция изображает таинственное после ночи явление Христа Своей Невесте и прикосновение Его к сокровенному и внутреннему ее человеку.

На фреске [Р] композиция разделена на две неравные части. Основная часть – это помещение внутри храма. Суламифь сидит в короне, голубом платье и багряной мантии⁸⁶ на богатом седалище, похожем на трон. Справа и слева от ног ее – львы. Все свидетельствует о ее царственном достоинстве. Она – Царица, призванная к таинственному браку с Небесным Царем. Руки ее молитвенно воздеты к агнцу, сожигаемому на жертвеннике. Сожигаемый агнец – прообраз Агнца-Христа, имеющего быть принесенным в жертву за грех мира. Жертвенник расположен в верхней части композиции. К нему ведут шесть ступеней, указывая на воссоздание шестидневно сотворенного мира Божественным Агнцем в шестой день же и час. У Бога и день, как тысяча лет (2Пет. 3:8). В середине шестой тысячи лет (5508 г.) от творения мира пришел в мир Агнец-Христос и был принесен в жертву. Жертвенник сложен из камней. Церковь основана на камне – Христе. На жертвеннике агнец и дрова. Агнец – Христос, дрова указывают на древо крестное. Огонь и дым жертвы восходят к небу, символизируемому полусферической сенью над жертвенником, как приятный фимиам и приношение Богу.

Слева от жертвенника коленопреклоненный царь в короне, на фреске [Р] с бородою, на остальных – безбородый. Он в синем далматике и красном плаще с оплечьем. Его руки и взор молитвенно обращены к небу. Это либо царь Давид (с бородою), либо Соломон (безбородый). Тот или другой означают ветхозаветное царство вообще. Справа от жертвенника стоит в полном облачении с кадильницей первосвященник. Так изображены ветхозаветные священные установления царства, жертвы и священства.

В левом верхнем углу, через колонну от сцены с жертвенником первосвященник поучает народ закону. Он стоит на амвоне, ограниченном каменными перилами. Внизу под ним народ внимательно слушает его поучение. Тут и старые, и молодые, и ученые (один из них держит в руках книгу), и женщина с ребенком, богатые и бедные (видно по различию одежд). Стоит с ними и вельможа в белой чалме, который тоже внимает первосвященнику, но обращен к народу, видимо, кто-то из старейшин народных. Все это люди, чающие утешения Израиля. Первосвященник указывает им правой рукой на скрижали Завета, а левой – на Суламифь и Христа. Этим он говорит народу, что весь Закон указывает на Новый Завет и ведет через Церковь ко Христу.

На скрижалях изображены начальные буквы слов первой (пасхальной!) заповеди Божией, данной через Моисея:

«Аз есмь Господь Бог (твой) изведыи тя от земли египетския, от дому работы и не будут тебе Бози инии разве мене».

Первосвященник указывает путь истинной любви к Богу в таинственном сочетании с Мессией и на истинную Пасху, предуказанную ветхой. Первая заповедь – пасхальная, об исходе из Египта, предпосылается истинной Пасхе, восьмому дню, выводящему из рабства князя века сего, фараона мысленного.

Смысловой и зрительный центр левой части композиции – агнец на жертвеннике. Пасхальный агнец в центре Ветхого Завета. Однако Суламифь отворачивает голову от ветхозаветной церкви и оборачивается ко Христу, Который позвал ее, тронув за плечо рукою, протянутой через «скважину», на фреске изображенной в виде окна храма. Руки ее устремлены к ветхозаветному агнцу на жертвеннике, а взор ее уже устремлен к истинному Агнцу – Христу. Через нее таинственно связуется агнец прообразовательный и Агнец истинный. Скважина – суть тайна воплощения, ложесна Пресвятой Девы, которыми Бог родился, Творец творения Своего коснулся, Ветхий Завет с Новым соединился.

Христос изображен в правой, меньшей части композиции. Он, как и на всех фресках, полуобнажен, в красной багрянице, с прободенным ребром и гвоздинными язвами на руках и ногах. В левой руке большой восьмиконечный крест, правою – касается плеча Суламифи. Это – воскресший Христос, Христос Пасхи.

В правой части композиции изображено царство благодати – причудливый сказочно-загадочный ковер зелени и трав на холмистой поверхности, уходящей в горы. Глас Брата моего: се той идет, скача на горы и прескача на холмы (2:8). Райский сад – плоды благодати. Туда – в этот сад, в это царство благодати зовет Христос Суламифь, Свою Невесту, там вкусить сладких плодов. И туда обратила свой взор Суламифь-Церковь от обветшавшего Закона и прежней жизни. Брат мой (Возлюбленный мой) посла руку свою сквозе скважню, и чрево мое вострепета от него. Не через дверь, и даже не через окно, а через скважину протянул руку Свою Христос. Первое, едва заметное и осязаемое прикосновение новой благодати. Вострепетала, взволновалась внутренность Суламифи-Невесты. Исполнились Закон и пророки. Ветхое прошло. Каплет мирро. Ночная роса и прохлада освежили лик Невесты. Благодать животворящего Духа и дыхание новой жизни во Христе коснулись сердца обратившей лик свой ко Христу. Ночь, из которой пришел Жених, – это непостижимость Божества, из недр Которого пришел Мессия и зовет душу в Церковь, к Себе, во Свое духовное Царство.

Можно заметить, что вся композиция представляет единую церковь, поддерживаемую тремя столпами (исповедание Святой Троицы) и перекрытую единой кровлей (единство Святой Троицы, единство Ветхого и Нового Заветов). Средний столп, означающий вторую ипостась, разделяет композицию на две части, отделяет Ветхий Завет от Нового. В левой части композиции все вещественно и осязаемо, в правой – светлый райский сад, изумрудным узорчатым ковром застилающий пространство между средней и правой колоннами. Большая площадь левой части означает большую по времени священную историю Ветхого Завета и больший объем ветхозаветного Священного Писания.

На фреске [К] Суламифь – Пречистая Дева. Ею завершился Ветхий Завет. Она – чудный плод от древа ветхозаветных праведников. На Нее указывали Закон и пророки. Все это и раскрыто в левой части композиции. Там – и жертва, и священство, и царство, и закон, приводящие к Пречистой Деве, Которой коснулся уже Сам Христос через скважину. Входит Новый Завет. Прикосновение через скважину без открытия двери – непорочное зачатие и девственное рождение Бога Слова.

У жертвенника с сожигаемым агнцем – коленопреклоненные с воздетыми горе руками царь Соломон и первосвященник.

Всякая еврейская женщина думала о Той Преблагословенной Жене, от Которой родится Эммануил. Об этом свидетельствуют изображенные на фреске матери с детьми и девы Иерусалимские, ликами и руками обращенные к Суламифи.

Другая часть народа внемлет первосвященнику, указующему на Суламифь и коснувшегося Ее Христа, то есть на тайну, о которой вещал пророк Исаия: «Се, Дева приимет во чреве и родит Сына...»

Композиция на фреске [Я-И] не отличается существенно от фрески [Р]. Только здесь царь у жертвенника – не Давид, а Соломон. В его лице ветхозаветные цари склонились перед агнцем, прообразующим Истинного Царя, а ветхозаветное царство – перед Царством Христовым. Царство Христа уже вне ветхозаветного храма, оно в правой части композиции. Там – райский зеленый луг, холмы, дерево, указующее на древо жизни. Но Царство Христа, чрез скважину, через воплощение Бога от иудейской девицы касается того, древнего Израильского царства. Господь посла руку свою – и вся ветхозаветная картина ожила и обрела свой смысл и назначение. Слушающие первосвященника образуют две группы – слева стоят, справа сидят. Среди стоящих слева двое в белых чалмах. Остальные с непокрытой головой. Один в чалме, стоящий в центре, указывает ликом и обеими руками на Суламифь. Мысли и дела праведных устремлены к явлению Мессии. Другой в чалме обращен к первому и весь во внимании. Праведники внемлют пророкам. Остальные из стоящих вслед за первым обратили свои взоры на Суламифь.

Среди сидящих – женщина с ребенком (иудейская женщина-мать, помышлявшая о рождении Мессии от грядущей Девы) и еще четыре фигуры. Все они внимают первосвященнику. Это род Иессеев, от которого надлежало явиться Преблагословенной Деве, а от Нее воплотиться Сыну Божию.

На улице еще темно. Из Божественного Мрака непостижимого Существа Божия, от недр Божиих приходит Слово, является Христос. Души не стало, сердце взволновалось, тайна спасения совершается! Дом-Храм, в котором находится Суламифь, имеет два столпа, украшенных виноградными лозами с кистями винограда. То – дом вина, дом пира Божия.

Любезный мой мне: невеста глашает,

И ся самую ему поручает.

Он же слово ей жизни подавает

И велию в ню благодать вливает.

Зело к ней любовь велику являя,

И паче многих девиц украшая.

Едину же ю чисту нарицает

И светлу яко солнце объявляет.

Из Библии Пискатора

Композиция «Христова Голубица» раскрывает текст шестой главы Песни Песней.

Добра еси, ближняя моя, яко благоволение (Фирца), красна яко Иерусалим, ужас яко вчинены. Отврати очи твои от мене, яко тии воскрилиша мя: власи твои, яко стада коз, яже взыдоша от Галаада: зубы твои яко стада остриженных, яже взыдоша от купели, вся близнята родящыя, и безчадныя несть в них: яко вервь червлена устне твои, и беседа твоя красна: яко оброщение шипка ланиты твоя, кроме замолчания твоего. Шестьдесят суть цариц, и осьмдесят наложниц, и юнот, имже несть числа: едина есть голубица моя, совершенная моя: едина есть матери своей, избранна есть родившей ю: видеша ю дщери и ублажиша ю, царицы и наложницы, и восхвалиша ю. Кто сия проницающая аки утро, добра яко луна, избранна яко солнце, ужас яко вчинена? (6:3–9)

Основная мысль композиции «Христова Голубица» – изумление и восторг при виде неземной красоты Суламифи, Невесты Христа-Царя. Изумление красотою церковною, красотою Приснодевы. О этом восхищении гласит надпись на фреске [Я-И]: «Глава 6. Видеша дщери Сионския и благословиша Ю, царицы и наложницы восхвалиша Ю» (6:9).

В центре композиции – Суламифь-Невеста, а над нею в приклонившихся Небесах – Христос-Жених. Оба коленопреклоненны и устремлены друг ко другу. Композиция раскрывает тайну Христа и Церкви. «Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною, посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» (Еф. 5:25–27).

Христос изображен наверху на небе, которое, однако, низко приклонилось к земле. Он в окружении восьми славословящих шестикрылых серафимов. Каждый из них ликом обращен ко Христу, точнее, к ребру Христову. Изумление и восторг перед тайной Христа и Церкви начинается там, в горнем мире ангелов Божиих. «...Домостроительство тайны, сокрывавшейся от вечности в Боге, создавшем все Иисусом Христом, дабы ныне соделалась известною через Церковь начальствам и властям на небесах многоразличная премудрость Божия, по предвечному определению, которое Он исполнил во Христе Иисусе, Господе Нашем» (Еф. 3:9–11). От века тайна сия была сокрыта от чинов ангельских. И вот теперь они с изумлением и восторгом созерцают происходящее, зрят приклонение небес, зрят от ребра Нового Адама вспорхнувшую Голубицу, чистую и нетленную, зрят тайну Церкви, зрят Премудрость Божию многоразличную, дотоле от них скрытую и сокровенную, зрят неотмирную красоту Соломоновой Суламифи, Христовой Церкви. Зрят – и небеса оглашаются ангельским пением.

Что же зрите вы? Что открывается очам вашим, огненные серафимы? Зрят они прободенное ребро коленопреклоненного Христа-Царя. Царь Небесный, где венец Твой царский? Где скипетр? Где порфира царская? Все это было на Нем, когда Он восседал на престоле (композиция «Царь Соломон»). Да, все это было на Нем там, но там не было одного – Его Голубицы! Все это было на Нем, но Он был один. Еще не было никого, подобного Ему. «Небесный Человек» был один (ср. Быт. 2:20). И вот – сон, ребро и Ева. Двенадцатый Лев (композиция «Царь Соломон»), «молодой лев Иуда... преклонился он, лег, как лев...» (Быт. 49:9). Преклонился Христос, Сын Божий принял образ раба, дабы обрести Царицу, Голубицу Свою, единственную и возлюбленную. Десница преклонившегося Христа указывает на прободенное ребро «уснувшего Адама». Испустил дух на кресте Христос, почил Адам, преклонился Лев Иудин. А воин копьем пробил ребро. Истекла кровь и вода, а в них рождается и творится новая Ева, новая Дева, чистая, непорочная, прекрасная. Воскрес Христос – проснулся Адам и воскликнул: «Вот это кость от костей моих и плоть от плоти моей, она будет называться женою (иша – по-еврейски жена, Суламифь), ибо взята от мужа (иш – муж, Соломон)». Уснул Лев, а проснулся с Львицею.

А венец, и скипетр, и порфира царские теперь на ней. Славу, которую Он имел у Отца, Он передал ей (Ин. 17:22). Царской порфирой Своей Он облек теперь ее – Царицу Свою, Голубицу. Он без венца, ибо им увенчана теперь Царица Суламифь – прекрасная, как Фирца (обретшая благоволение Его), любезная, как Иерусалим, Вышний Град. И скипетр, с которым Он восседал на престоле (см. композицию «Царь Соломон»), теперь у нее. Царь Небесный стал Человеком, а среди людей теперь – Царство Небесное. И даже божественная власть вязать и решать теперь среди людей. Скипетр Небесного Царства у Суламифи. Скипетр подобен дикирию. Две соединяющиеся ветви – два соединившихся во Христе естества. А теперь и Суламифь имеет в себе эти два естества – человеческое, ибо Церковь состоит из людей, и божественное, ибо содержит в себе все Божественное.

Христос полуобнажен. Таковым изображают Его воскресшего. Десницей Он указывает на прободенное ребро Свое, а от него, как от ветви, произросшей от корня Иессеева (Ис. 11:1), вспорхнула Голубица Его – единственная Его, чистая Его, единственная у матери своей, отличенная у родительницы своей (6:9). Светлая белая Голубица зрительно и по смыслу в центре композиции. С первого взгляда может показаться, что Голубица – образ Духа Святаго. Но, нет! Как от ребра Христова «взята плоть Его» и стала таинственным телом Его – Церковью-Невестой – так и незримый Божественный Дух, голубеобразно сошедший некогда на тело крещаемого Христа, теперь обитает в видимой Голубице – святой Церкви Христовой, Невесте Его возлюбленной. Вокруг головы Голубицы – нимб, ибо свята и непорочна Церковь. На фреске [Я-И] от Голубицы исходит свет, ибо Церковь светозарна Фаворским светом. И восклицают вопрошающие: Кто сия проницающая аки утро, добра яко луна, избранна яко солнце?! Свет от Голубицы замыкается в резко очерченном круге, ибо вертоград заключен, сестра моя невеста. Только находящиеся в Церкви просвещены ее светом.

Но откуда же сия неземная белизна, чистота и светозарность Голубицы? Ведь сама по себе она не бела, не светла и даже вещала о себе: черна я... Почему же все равно красива? Кто украсил ее? Убелил? Просветил? От ребра Небесного Жениха, почившего Льва Иудина, истекает кровь. А в левой руке Его – раскрытая книга. Христос омыл Свою Невесту «посредством слова» (Еф. 5:26). Он говорит ей: «Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам» (Ин. 15:3). Струя крови Христовой от ребра падает на раскрытую книгу, а от книги на Голубицу, омывая ее. «Словеса Господня, словеса чиста» и очищают нечистых.

В раскрытой книге записано: «Просит невеста лобзания уст».

Невеста вопиет устами пророка Исаии: «Я человек с нечистыми устами» (Ис. 6:5), когда же коснешься их Ты, Чистый, и очистишь?!.. «Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен» (Ис. 6:6–7). Просит лобзания уст Невеста-Голубица. И коснулся ее уст сей «горящий уголь». Уголь – земная природа Жениха, а то, что раскаленный, значит, что вся полнота Божества телесно в Нем. Воплощенный Бог коснулся, облобызал и очистил кровью и словом дотоле нечистые уста. И очистилась Невеста, убелилась Христова Голубица.

На фресках [Р] и [Я-И] Голубица изображена на небе, где Христос. Церковь небесна по своей природе, она – Царство Небесное. А на фреске [К] Голубица ниже неба, в котором Христос. Но вокруг нее самой еще одно небо – свет в облачном окружении. Небо Голубицы примыкает к небу Христа, и тем образуется одно небо и одно Царство. Сия тайна Христа и Церкви велика (Еф. 5:32).

И то, что на небе изображено в образе небесного символа Голубицы, то на земле изображается в земном образе Невесты-Суламифи. Прекрасная, чистая, с ожерельем, с камнем в драгоценной оправе на груди, она коленопреклоненна, с молитвенно сложенными руками перед Небесным Женихом. К Нему обращен ее любящий молитвенный взор. Надпись на фреске [Р] гласит:

Невеста лобзания царя си желает,

В любезных персем его тепле воздыхает.

И с тех пища яко млеко точится духовна,

Паче сота ка(пель) благовонна.

Жених ю в чертог вводит,

Всех благ сподобляет,

Венчанных дары своя приношают.

Такими выражениями Песни Песней описаны слова любви Невесты-Церкви с Женихом-Христом. В них и упокоение у персей Христовых, и словесное молоко – пища духовная, и благовоние Невесты-Церкви слаще капель сота, и введение Невесты в чертог, и дары, и Божественное венчание.

Струя крови от ребра Христова, через книгу омывшая Голубицу, струится дальше, к сердцу Суламифи. Невеста-Суламифь на земле тождественна белой Голубице на небе – это Церковь Христова. Кровь Христова, идущая от Голубицы к Невесте, не означает различия между Голубицей и Невестой. Это только два различных символа – небесный (Голубица) и земной (Невеста). Христос Кровью Своей омывает Церковь.

Ожерелье с драгоценным камнем на груди Невесты – это Христос, Божественная Жемчужина, сокровище церковное.

Роскошные волосы Суламифи ниспадают с головы на плечи и спину. Власи твои, яко стада коз, яже взыдоша от Галаада (6:6). Волосы Невесты – это ее нетленная красота перед Богом (волос не истлевает), это ее покрывало целомудрия. Волос не имеет в себе жизни и чувств, что по толкованию блаженного Феодорита, означает то неважное в жизни, без чего человек однако не может жить на земле и в чем он также должен проявлять благочестие.

Суламифь коленопреклоненна на райских холмах, покрытых сказочно-загадочным ковром трав и растений изумрудно-неземного цвета. Она на земле неземная, «не материальная», возвышенная, небесная. Холмы уходят все далее ввысь, указуя на предстоящее Невесте-Церкви восхождение.

Так явилась тайна Христа и Церкви. Явилась чудная Голубица Христова. Ликует небо и воинства его. Божественное радование у Самого Небесного Жениха. Но торжествует и человеческий род. Изумленным взорам сущих на земле предстала божественная Суламифь. Видеша дщери Сионския и благословиша Ю, царицы и наложницы восхвалиша Ю.

За райскими холмами на заднем фоне композиции изображен причудливо-сказочный белый город. Это – Небесный Иерусалим, святый град. Ближе – дщери Иерусалимские, христиане. Среди них – царицы, наложницы и девицы. Есть шестьдесят цариц и восемьдесят наложниц и девиц без числа.

Царицы следуют за Христом ради Царства и благ его.

Наложницы живут с Соломоном из-за страха, ибо взяты недобровольно. Многие и за Христом идут не добровольно, а по страху и по нужде.

А девицы без числа в царстве Соломона и вовсе не живут с ним. Это те, которые не отверглись веры, но живут не для Бога, а своей жизнью и интересами. Их много.

И только Суламифь, только Невеста единственная и возлюбленная, идет за Христом по одной любви. Ей нужен только Он, и ради Него она готова лишиться всего, даже всякого блага. Это – праведники и угодники Божии. И, увидев их, изумились и возликовали царицы, наложницы и девицы. Они в изумлении перед Суламифью – видят ее и благословляют. Слабейшие и малые сии ублажают святых. Церковь увидела их и благословила, и восхвалила, причисляя к лику святых. Народ Божий ублажает их, празднует и чтит.

На фресках у всех дщерей Иерусалимских на главах венцы (короны). Но короны двух типов. У одних только венец. У других в венце царственная шапка с крестом. У самой Суламифи корона особенно роскошна, высока и тоже увенчана крестом. Под имеющими венец с шапкой можно разуметь цариц, а под украшенными только венцом – прочих наложниц и девиц.

На фреске [Р] три группы дочерей Иерусалимских.

Группа слева от Суламифи состоит из трех стоящих и двух преклоненных дочерей Иерусалимских. Это – царицы, главы их увенчаны коронами. Одна из стоящих и одна из преклоненных указывают руками на Суламифь. Взоры всех обращены к ней. Все созерцают ее красоту, созерцают тайну омовения ее кровью Христовой, тайну единения ее со Христом. У одной из стоящих в руках светильник. Одна из коленопреклоненных держит сосуд для елея. Елей и светильник означают добрые дела, в Духе Святом содеянные, которыми светятся христиане перед людьми (Мф. 5:16). Царицы и сами прекрасны видом и одеянием, но и они в изумлении перед Суламифью.

Группа справа от Суламифи состоит из четырех дочерей Иерусалимских. Одна поближе в простом венце без шапки. Держит в руках дрова для жертвоприношения. Несколько далее стоят вместе остальные три. Две из них в венцах с шапкою, одна – без шапки. Это – царицы и наложницы. Царицы держат в руках дрова для жертвоприношения. Все, кроме одной, смотрят на Суламифь. Одна обратилась к рядом стоящей царице, обсуждая увиденное.

Дрова для жертвоприношения указывают на древо крестное, на котором Христос от пречистого ребра обрел и омыл истекшею кровью Свою Голубицу-Суламифь.

Слева на заднем плане еще одна группа дщерей Иерусалимских. Все они за градом Иерусалимом, отвернуты от Суламифи, но в венцах. Некий юноша в полуобороте к ним увлекает их из града в противоположную сторону к открытому чертогу. Одной рукой юноша указывает на чертог, другой взял за руку одну из дев. Одна из дев правой рукой указывает на Христа, а левой тянется к юноше. Лица дев выражает выражают некоторый испуг и любознательность и обращены к юноше: ну, что дальше будет? Позы их всех немного отшатнувшиеся от юноши.

Этого фрагмента нет на других фресках. Сюжет его едва ли можно соотнести с каким-либо текстом Песни Песней, и точное значение его неясно. Предположительно выскажем такие суждения: либо эти девы означают неутвержденные души, увлекаемые в сторону от Христа. Их ведут в чужой чертог. В таком случае юноша – некая враждебная искусительная сила. Либо это чертог Соломонов. В него ведут девиц без числа. Но внимание Царя (Христа) уже отвращено от этого чертога, оно – всецело с Суламифью, возлюбленной, чистой, верной.

На фреске [Я-И] группа Иерусалимских дочерей справа состоит из тех же четырех фигур. Ближняя к Суламифи в венце без шапки держит дрова для жертвоприношения. Остальные же держат не дрова, но одна – корзину (для хлеба?), а другая – кувшин (для вина?). Это соответствует описанию Суламифи в седьмой главе: Живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое – ворох пшеницы, обставленный лилиями. Этими образами предуказана евхаристия (небесный хлеб и вино), истинная жертва. Справа и слева – горы. Слева – лес, кедры Ливанские. Справа – белый град, Горний Иерусалим. А посередине меж гор – двухэтажный дом, по три окна на каждом этаже. Это образ Церкви земной воинствующей и небесной торжествующей. Земля и небо прославляют Святую Троицу.

Великолепны фрески [Я-П]. Общее содержание – то же самое. Только Небесный Град, Горний Иерусалим, как и на фреске [К] изображен более роскошно. Многоплановые белокаменные постройки его свидетельсвуют свидетельствуют о жизни будущего века. Небесный Град разбивается на две части роскошными деревьями. Этим указывается на Древо жизни посреди улицы Небесного Иерусалима (Откр. 22:1).

Небо и земля благословили и восхвалили Церковь-Суламифь и восторженно-изумленно созерцают ее таинственное единение со Христом.

На фреске [К] Суламифь, как всегда, символизирует Пречистую Деву. В Ее лице представлена тайна рождающейся от ребра Христова и омываемой Его словом и кровью Церкви. В образе ангелов, цариц и наложниц воспевает честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим Деву Пречистую Богородицу ангельский собор и человеческий род. Дочери Иерусалимские – души христианские, и в особенности девственные души – изумленно превозносят и благословляют, восхваляют Пречистую, Единственную и нетленную Голубицу Христову.

Христос и Суламифь одни на чудном райском лугу.

Се краснейшая моя, нарицает

Невесту Жених: ю же ублажает

Чудне: и ея красоте дивятся,

Да к любви его тая восперится.

От Ливана ю по себе взывает,

И зело теплу любовь к ней являет,

От гор Ермона и Амана так глашает

И благовонен сад ю нарицает.

Смирны аллоа и кассии полный,

И в нем же есть всяк различен цвет польный.

Она же духа любве на ся просит,

И ему плоды своя вся приносит.

Из Библии Пискатора

Эта удивительно цельная и прекрасная композиция иллюстрирует различные тексты Песни Песней:

– Брат мой мне, и аз ему, пасый в кринах, Дóндеже дхнет день, и двигнутся сени. Обратися, уподобися ты, брате мой, серне или младу еленю на горах юдолий.

На ложе моем в нощех исках, егоже возлюби душа моя...

– Се, еси добра, ближняя моя, се еси добра: очи твои голубине, кроме замолчания твоего: власи твои яко стадо козиц, яже открышася от Галаада…

– Вся добра еси, ближняя моя, и порока несть в тебе. Гряди от Ливана, невесто, гряди от Ливана!

– Аз брату моему, и ко мне обращение его. Прииди, брате мой, и взыдем на село, водворимся в селех: ураним в винограды, увидим, аще процвете виноград, процветоша ли овощие, процветоша ли яблока? тамо дам тебе сосца моя...

– Бежи, брате мой, и уподобися серне или юнцу еленей, на горы ароматов (2:16–17; 3:1; 4:1; 7:10–12; 8:14).

Шестая композиция изображает сокровеннейшее единение Христа и Суламифи на райском ложе. Это – брак Агнца, это – союз и единение Христа и Церкви. Это – вечная и невечерняя Пасха, воссиявшая от нощи искания и слез. Это – рай и блаженство. Это – Суламифь Прекрасная. Это – Белый Олень, скачущий в горы бальзамические...

Особенно прекрасна и одухотворена фреска [Р].

На райском лугу изображены устремившиеся друг ко другу Христос и Суламифь. Надпись на фреске гласит:

Егда скипетром богатством своим удивися,

Тогда жених с нея ничтоже удалися.

Ищет с плачем, стражей града вопрошает

Бог тогда Церковь хранит, правит, украшает.

А в открытой книге в руках у Суламифи на фреске [К] записаны слова: На ложе моем в нощи исках егоже возлюби душа моя. В ночи неведения, в ночи богооставленности искала Суламифь Того, Которого возлюбила душа ее. И вот, долгие искания, вопрошания, столкновения со стражами града – все позади. Она, наконец, не одна. Она нашла, егоже возлюбила. Она на ложе с Возлюбленным души своей. Он пришел к ней – ее Молодой Белый Олень. Вот, Он идет, скачет по горам, прыгает по холмам, спешит с высоких гор к Своей Возлюбленной.

В центре композиции – Христос и Суламифь-Церковь.

Христос изображен полусидя с нимбом. На нем надпись: – Сущий. Он – полуобнажен, в багрянице – образ воскресшего. В левой руке – большой восьмиконечный крест – орудие, которым Он обрел Свою Невесту. На ребре, на руках и ногах – язвы гвоздиные, которыми Он Ее исцелил. Высоко поднятой правой рукой Христос указывает на Голубя, в небесном светлом облаке сходящего на Невесту. Это – Дух Святой, Которым Господь крестил и освятил Себе Церковь.

На фреске [Я-И] Голубь – Дух Святой в тройном кольце троичного незримого света. Резкое очертание кругов свидетельствует о незримости Божественного Света.

Багряница означает, что Он – царь ее, воплотился, принял плоть и кровь ради нее, омыл ее Своей кровью. А из левого угла, как бы повторяя образ устремленного к Невесте Христа, скачет к ней молодой белый олень. Он поедает всяких ядовитых гадов, сам от того не терпя никакого вреда. Так Господь сокрушил главу древнего, грехом ядовитого, змия, – Сам же от того не потерпел никакого вреда, ибо ни в чем не согрешил. И теперь Он скачет к ней с холмов. Он зовет ее с Собой на горы ароматов, на горы бальзамические, туда, где благоухание даров Святого Духа. Туда, где райские цветы нетленной красоты, где райские плоды добродетелей, где горний воздух молитв и веяние Духа.

Рядом с Христом-Женихом сидит на райском лугу Суламифь-Невеста. Вокруг ее главы, как и вокруг главы Жениха, нимб – святость Жениха отразилась в ней. В Нем и она стала свята, непорочна и непогрешима. На голове ее прекрасная царская корона – венец и шапка преукрашены. Господь увенчал ее венцом жизни, правды и славы. На ней голубое платье и светло-розовая мантия. Она – небесна и божественна (голубое платье), хотя и от плоти и крови (розовая мантия). Правая рука ее у сердца, где горит огонь божественной любви к своему Небесному Жениху-Христу. Ею же она и указывает на закрытую книгу – Божественное пророческое слово, уже давно возвещавшее о ее Женихе. Книгу Суламифь держит в левой руке. На фреске [К] книга у Суламифи раскрыта, и в ней записаны слова: На ложе моем в нощи исках егоже возлюби душа моя. В ночи древних времен Ветхого Завета искали пророки Того, Которого возлюбила душа их. Он был тогда еще далеко, мерцал далекою звездою в ночи. «Вижу Его, но ныне еще нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова...» (пророк Валаам, Чис. 24:17). И вот Он здесь! Горная Серна, Молодой Белый Олень – Он с нею на ложе. Превечное Слово сочеталось с плотью. Он – здесь, и зовет Невесту с Собою туда, где аромат гор бальзамических.

Мантия Суламифи не багряная, а светло-розовая. Она от земли – из плоти и крови (Адам = красноватый = земля), но уже просветлена. Багряное стало светло-розовым. Плоть и человечество одухотворены, обожены, легки, небесны.

Желание Христа обращено к Его Возлюбленной Невесте-Церкви. Надпись на фреске [Я-И] передает слова Его любви и восхищения: «Се еси добра, ближняя моя, се еси добра: очи твои голубине, кроме замолчания твоего: власи твои яко стада козиц, яже открышася от Галаада» и прочая. Духовною красотою прекрасна возлюбленная Христом Суламифь-Церковь. Очи ее голубиные, ибо она просвещена Духом Святым и зрит тайны Царствия Божия. Роскошные волосы Суламифи ниспадают на плечи и спину, как покрывало целомудрия праведных душ.

В неизреченной любви сочетается душа со Христом. Навеки сливается и говорит: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20). Душа всецело отдала себя Христу. Эту самоотдачу, когда уже не себе принадлежишь, а Ему, когда Он входит во внутренние, самые сокровенные тайники сердца, изограф дерзнул изобразить приуготовлением Суламифи себя к ложу. Платье ее на груди расшнуровано, сердце ее трепещет в ожидании Небесного Жениха, божественного ложа. Тамо дам Тебе сосца моя (7:12). Что сие духовно значит, знают стяжавшие дар сердечной Иисусовой молитвы, чье сердце воспламенено благодатным огнем любви Христовой.

И ложе у нас – зелень,

кровли домов наших – кедры,

потолки наши – кипарисы (1:15–16).

Причудливый райский ковер зелени, трав и цветов – ложе Христа и Суламифи. Оно светло-изумрудное, неземное, небесное, здесь нет ничего чувственного, страстного. Виноград, орехи, пальма с виноградными гроздьями, яблоня покрывают Божественное ложе. Это все знаки духовных даров и реалий небесных. Виноград – то веселье вечное очищенного сердца (Пс. 103:15), и источник бессмертия таинственной евхаристии. Орехи – сокровенные плоды Духа, в жесткой скорлупе подвига. Пальма – символ победы над грехом мира сего. Гранатовые яблоки, плотно объединяющие в скорлупе своей зерна, означают единение верных в любви. На этих добродетелях, в этих божественных дарованиях находит покой и блаженство во Христе любящая Его душа. Вот – ложе святое!

Невеста: Я сошла в ореховый сад посмотреть на зелень долины, поглядеть, распустилась ли виноградная лоза, расцвели ли гранатовые яблоки. Тамо дам сосца моя тебе (6:11).

Жених: Подумал Я: влез бы Я на пальму, ухватился бы за ветви ее; и сосцы твои были бы вместо кистей винограда, и запах от ноздрей твоих, как от яблоков (7:9).

На пальме и яблоне не только их плоды, но и принадлежащие другим деревьям. В этом – единение и нераздельность всех добродетелей.

На заднем плане вдали белый город – Горний Иерусалим. Он изображен в двух ярусах на двух грядах гор. Это – Церковь земная и небесная. Только в истинной Церкви душа может упокоиться и навеки соединиться со Христом. Только в ней можно услышать сладостное Христово: «Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6:56).

Белый Олень бежит ко Христу и Суламифи. А если мысленно продолжить направление его бега, то он устремлен к Небесному Граду – святому Иерусалиму. Там, в вышнем Граде – край и предел желаний и устремлений христианской души... Там – вечный дом для души, не желающей более быть скиталицей возле стад и шатров товарищей в мире сем. На фресках [К] и [Я-И] изображен не град, а два домика, между которыми дерево. Там будут обитать Христос и Суламифь, там их покой и отдохновение... Там – древо жизни, там нет печали и расставания.

Душа, подлинно любившая Христа, томится и печалится на земле от расставания с Ним. Так апостол Павел восклицал: «Мы... желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа» (2Кор. 5:6). Когда после долгих искушений и богооставленности Господь явился прп. Антонию Великому, он воскликнул: «Где был Ты, милосердный Иисусе? – где был Ты, и почему с самого начала не явился исцелить мне раны?» А как слезно скучала о Господе душа прп. старца Силуана Афонского! О! Эти святые души там навеки упокоются со Христом на божественном ложе райского блаженства!

На фресках [К] и [Я-И] белый олень не спереди устремляется ко Христу и Суламифи, а на заднем плане бежит мимо них. Это еще более создает ощущение нематериальности и неотмирности всего изображенного. Здесь, вблизи, Христос и Церковь (Суламифь) в образах земных, человеческих, вещественных. А там, вдали – белый олень, райский луг и горние обители. Все говорит о мире ином, неземном. Там совершаются невидимые тайны, имеющие свое видимое отражение здесь...

На фреске [К] Христос под деревом, несущем на себе различные плоды, а Суламифь под кедром. Два дерева осенили райское ложе Христа и Суламифи. Дерево над Христом означает различными плодами своими, что в Нем полнота благодати и всех дарований. А Суламифь – под кедром, ибо оттуда, от вершин Амана, с гор Ливанских, от начала веры призвал Христос Свою Невесту. От начала веры, ибо «без веры угодить Богу невозможно» (Ев. 11:6).

На фреске [Я-И]⁸⁷ одно большое дерево, над которым облако, и в нем Голубь – Дух Святой. Все это осеняет ложе Христа и Суламифи. Вдали, еще дальше скачущего оленя – ряд деревцев поменьше. «Праведник цветет, как пальма, возвышается подобно кедру на Ливане» (Пс. 92:13). Это – правда Царствия Божия и возвышенность ее над миром сим (кедр над малыми деревцами).

Эта композиция изображает Христа и Суламифь одних. Нет дочерей Иерусалимских, нет друзей Жениха, нет стражников городских. Ибо единственная она, чистая, избранная Невеста Христова. И Он один, к Нему сердце ее. Никто не может постичь тайны их божественного ложа. Много людей на брачном торжестве, но на брачном ложе жених и невеста одни.

Интересен рассказ священника, как ему открылась тайна, что Христос и Невеста – одни. Совершалась проскомидия Божественной литургии на праздник св. архистратига Михаила и всех небесных сил бесплотных. Вынут Агнец, частицы Божией Матери, девяти чинов святых, о здравии и упокоении верных. На дискосе – вся картина Церкви Небесной и земной вокруг Агнца.

Всегда вынимаются частицы и поминаемых в тот день святых. А тут – великий праздник, а частиц нет. Бесплотен дух ангельский и может только сослужить и сославословить в литургии, но не может в ней участвовать. Частиц за ангелов на дискосе нет, и причаститься они не могут. Плоть Христову может принять только плоть. Так остались вне Брачного чертога «стражи градские». Вне его и все товарищи и дщери Иерусалимские. Нет частиц о некрещеных, неверных, еретиках: оглашенные, изыдите!

Вне Брачного чертога остались все, кроме Христа и Суламифи.

Они остались одни.

Сначала, на первой композиции, был один Соломон, окруженный множеством народа и стражников, а Суламифи еще не было.

...А теперь нет их всех.

А есть только она.

Одна.

И Он.

Композиция 1 «Царь Соломон»

Композиция 2 «Цвет и яблонь», фрагмент 1

Композиция 2 «Цвет и яблонь», фрагмент 2

Композиция 3 «На ложи моем в нощех...», фрагмент 1

Композиция 3 «На ложи моем в нощех...», фрагмент 2

Композиция 4 «Посла руку свою сквозь скважню...»

Композиция 5 «Христова голубица», фрагмент 1

Композиция 5 «Христова голубица», фрагмент 2

Композиция 5 «Христова голубица», фрагмент 3

Композиция 6 «На ложе»

Книга Песнь Песней в ветхозаветном богослужении читалась на праздник Пасхи. Чтение совершалось с музыкальной акцентуацией. Если Пятикнижие читалось мягко и низко, пророки – высоко и грозно, то Песнь Песней – оживленно и радостно.⁸⁸

Для записи и чтения песнопений евреи издавна и поныне употребляют особые знаки, подобно невмам западных народов или старинным крюкам православного церковного пения. Эти знаки не передают точно мелодии, а дают лишь более или менее определенное понятие о ходе ее певчему, знающему мелодию с голоса. Предлагаем приблизительный перевод на современное нотное письмо старинного канонического напева Песни Песней, приведенного в книге А. Эфроса [8].

В православной Церкви существует такой обычай. Когда перед венчанием жених первый входит в храм, ожидая там невесту, хор начинает петь от лица жениха песнопение: «Гряди, гряди от Ливана, невесто...», составленное из слов Песни Песней Соломона. При этом подруги вводят невесту в храм. Начинается святое венчание.

Красота книги Песнь Песней Соломона всегда привлекала к себе русских поэтов и прозаиков. В прозе и поэзии перелагали эту священную книгу многие авторы. Приведем в хронологическом порядке некоторых из них.

Г. Державин, «Соломон и Суламита», 1807 г.

А. Пушкин, «Вертоград моей сестры», «В крови горит огонь желанья» (в первой публикации объединенные общим заголовком «Подражания»), 1825 г.

А. Фет, «Из подражания восточному», 1850 г.

Л. Мей, «Еврейская песня», 1861 г.

С. Фруг, «Песня Песней», 1881–89 гг.

К. Фофанов, «Из книги Песни Песен», 1886 г.

Д. Бутурлин, «Суламита», 1887 г.

А. Зорин, «Из Песни Песней», 1894 г.

Л. Яффе, «Песня Суламиты», 1897 г.

П. Гейзе (перевод Н. Минковского), «Суламита», 1897 г.

В. Брюсов, «Tertia Vigilia», 1897–1900 гг.

Г. Чулков, «Песня Песней», 1902–03 гг.

Я. Гитин, «Из Песни Песней», 1906 г.

С. Соловьев, «Саул и Давид», 1906 г.

А. Куприн, «Суламифь», 1908 г.

В. Розанов, «Не прейдет и иота...» – предисловие к книге А. Эфроса «Песнь Песней Соломона» [8], 1909 г.

На протяжении многих веков литература питалась чудными образами священной Песни Песней. И одновременно все далее отходила от живого Предания Церкви, и пропасть эта становилась все глубже и глубже. Оно и неудивительно: светские поэты, писатели, мыслители, которые не живут церковно, не питаются благодатью Духа Святого, скорее подобны языческим витиям, временами прорывающимся к горним высотам Духа, а потом вновь ниспадающим в круговерть земного бытия, в переменчивое море страстей и чувственности. Образы языческой мифологии и ценности мира сего так часто заслоняют сокровища Царства Небесного.

Все поэтическое толкование Песни Песней в русской литературе сводится только к воспеванию земной любви, нет ни религиозного вдохновения, ни обращенности к небесам. Поэтическая трактовка нисходит порой до откровенной чувственности и страстности, переходя за грани приличного. Создается впечатление, что поэты даже и не подозревали о том глубоком духовном смысле, которым преисполнена эта святая книга. Беда не в том, что поэты писали только о земной любви, а в том, что они приступали к Священному Писанию неподготовленными, не имея благоговения и страха Божия. С Библией они обращались все равно что с каким-нибудь сборником древней восточной поэзии.

Наиболее возвышенным произведением из всех перечисленных можно назвать, пожалуй, «Соломона и Суламиту» Гавриила Державина. Приведем его текст и остальные.

Г. Державин, «Соломон и Суламита»

I

Соломон (один)

Зима уж миновала

Ни дождь, ни снег нейдёт;

Земля зеленой стала

Синь воздух, луг цветёт,

Все взгляд веселый ищет,

Жизнь новую все пьёт;

Ливан по кедрам блещет,

На листьях липы мед.

Птиц нежных воздыханье

Несется сквозь листов;

Любовь их, лобызанье

Вьет гнезда для птенцов.

Шиповый запах с луга

Дыхает ночь и день:

Приди ко мне, подруга,

Под благовонну тень.

Приди плениться пеньем

Небес, лесов, полей,

Да слухом и виденьем

Вкушу красы твоей.

О! коль мне твой приятный

Любезен тихий вид,

А паче, ароматный

Как вздох ко мне летит.

II

Их переклик

Суламита

Скажи, о друг души моей!

Под коей миртой ты витаешь?

Какой забавит соловей?

Где кедр, под коим почиваешь?

Соломон

Когда не знаешь ты сего,

Пастушка милая, – овечек

Гони ты стада твоего

На двор, что в роще между речек.

Суламита

Скажи какой из всех цветов

Тебе прекрасней, благовонней,

Чтоб не искать меж пастухов

Тебя, – и ты б был мной довольней.

Соломон

Как в дом войдёшь, во всех восторг

Вдохнёшь ты там своей красою;

Введет царь деву в свой чертог,

Украсит ризой золотою.

Суламита

Мне всякий дом без друга пуст.

Мой друг прекрасен, млад, умилен:

Как на грудях он розы куст;

Как виноград, он крепок, силен.

Соломон

Моей младой подруги вид

Всех возвышенней жён, прекрасней.

Суламита

Как горлик на меня он зрит, –

В самой невинности всех страстней.

Соломон

Она мила – тенистый верх

И кедр на брачный одр к нам клонит.

Суламита

Он мил – и нам любовь готовит

В траве душистой тьму утех.

III

Суламита (одна)

Сколь милый мой прекрасен!

Там, там вон ходит он:

Лицом – как месяц ясен;

Челом – в зарях Сион.

С главы его струятся

Волн жёлтые власы;

С венца, как с солнца, зрятся

Блистающи красы.

Сколь милый мой прекрасен!

Взор тих, как голубин;

Как арфы доброгласен;

Как огнь уста; как крин,

Цветут в ланитах розы;

Приятности в чертах,

Как май, прогнав морозы,

Смеются на холмах.

Сколь милый мой прекрасен!

Тимпана звучный гром

Как с гуслями согласен,

Так он со мной во всём.

Но где мой друг любезный?

Где сердца моего

Супруг? Вняв глас мой слезный,

Сыщите мне его.

Сколь милый мой прекрасен!

Пошел он в сад цветов.

И вечер уж ненастен,

Рвет розы, знать, с кустов.

Ах! нет со мной, – ищите,

Все кличьте вы его,

Мне душу возвратите;

Умру я без него.

IV

Соломон и Суламита (вместе)

Положим на души печать

В сердцах союзом утвердимся;

Друг друга будем обожать;

В любви своей не пременимся.

Хор дев

Любовь сердцам,

Как мед сладка,

Любовь душам

Как смерть крепка.

Соломон и Суламита (вместе)

Лишь ревность нам страшна, ужасна

Как пламя яро ада мрачна.

Хор

Любовь сердцам,

Как мед сладка,

Любовь душам

Как смерть крепка.

Соломон и Суламита (вместе)

Вода не может угасить

Взаимно пламени любви;

Имением нельзя купить

Волненья сладостного крови.

Хор

Любовь сердцам,

Как мед сладка,

Любовь душам

Как смерть крепка.

Соломон и Суламита (вместе)

Лишь ревность нам страшна, ужасна

Как пламя яро ада мрачна.

Хор

Любовь сердцам,

Как мед сладка,

Любовь душам

Как смерть крепка.

А. Пушкин

* * *

Вертоград твоей сестры

Вертоград уединенный;

Чистый ключ у ней с горы

Не бежит запечатленный.

У меня плоды блестят

Наливные, золотые;

У меня бегут, шумят

Воды чистые, живые,

Нард, алой, и киннамон

Благовонием богаты:

Лишь повеет аквилон,

И закаплют ароматы.

* * *

В крови горит огонь желанья,

Душа тобою уязвлена,

Лобзай меня: твои лобзанья

Мне слаще мирра и вина.

Склонись ко мне главою нежной,

И да почию безмятежный,

Пока дохнет веселый день

И двигнется ночная тень.

А. Фет, «Из подражания восточному»

Не дивись, что я черна,

Опаленная лучами;

Посмотри, как я стройна

Между старшими сестрами!

Оглянись: сошла вода,

Зимний дождь не хлещет боле;

На горах опять стада,

И оратай вышел в поле.

Розой ты меня зови;

Ты красой моей ужален,

И цвету я для любви,

Для твоих опочивален.

Целый мир пахнул весной,

Тайный жар владеет девой;

Я прильну к твоей десной;

Ты меня обнимешь левой.

Я пройду к тебе в ночи

Незаметными путями;

Отопрись – и опочий

У меня между грудями.

Л. Мей, «Еврейские песни»

– Поцелуй же меня, выпей душу до дна...

Сладки перси твои и хмельнее вина;

Запах черных кудрей чище мирры стократ,

Скажут имя твое – пролитой аромат!

Оттого – отроковица

Полюбила я тебя

Царь мой, где твоя ложница?

Я сгорела, полюбя...

Милый мой, возлюбленный, желанный.

Где, скажи, твой одр благоуханный.

Г. Чулков, «Песнь Песней»

V

Лобзай меня лобзаньем уст твоих,

Не отрывайся жадными губами;

Хочу забвения на миг,

Хочу упиться пьяными плодами.

VI

Я забыла мой сон и покой...

Дайте сладость любовных ночей!

Где возлюбленный мой?

Отвечайте скорей!

Я шаги его слышу во тьме

Я дрожу. Я в огне.

Чу! Стучится он в дверь

Не боюсь отворить я теперь...

– О голубка моя, я пришел!

Отвори, отвори поскорей...

В сердце жадное трепет вошел:

Я хочу твоих ласк и кудрей.

К. Фофанов, «Из книги Песни Песен»

.

..И лепечет мне кротко любовную речь,

И дрожит как больной в лихорадке.

Он лепечет: «Приди на свиданье ко мне!»

А. Зорин, «Из Песни Песней»

Разметавшись на ложе горячем своем,

Утомившись, забылась я сном.

Ночь в окно ко мне страстно дышала,

И во сне я чего-то все ждала.

От чего-то кружилась моя голова,

С губ слетали призыва слова,

Сердце страстно чего-то хотело

В дрожь бросало горячее тело…

Из всех поэтов, пожалуй, наиболее чист и благочестив Державин. Но и в его стихотворении нет духовного восприятия Соломона и Суламиты. Стихи Пушкина, хотя он и не делает ссылок на Песнь Песней и даже отказался от первоначального объединяющего заголовка «Подражания», восходят все-таки к книге Священного Писания. Явно просматривается связь с двумя первыми стихами Песни Песней и с главой 4 (ст. 12–16). Но в обоих стихотворениях поэта явно чувствуется страстность земной любви. Жаром земной любви веет от стихотворных строк Фета. Тут не до мыслей о Боге. Ну а дальше – больше. В «Еврейских песнях» Мея уже откровенные страсти. Поэты колеблются от прилично-душевного уровня до страстного и неприлично-страстного, как например Чулков. Всех их объединяет полное отсутствие понимания, что это за произведение. Поэтому ни один из них не поднялся выше чувственного, земного толкования священной книги.

Повесть А. И. Куприна «Суламифь»

В этой повести ярко проявился замечательный талант Куприна. В задачу богословского труда не входит давать оценку художественных и литературных достоинств повести. Они велики.

Прочитав последнюю страницу, читатель ощущает себя вернувшимся со Святой Земли, перед его взором все еще стоит царственный Иерусалим, он еще дышит ароматом виноградника, он все еще слышит запах мирра и прочих восточных благовоний и перебирает своими руками сапфиры, смарагды, рубины – все чудные драгоценные камни, подаренные Соломоном своей возлюбленной Суламифи. Читатель долго остается под впечатлением их яркой, прекрасно-возвышенной любви, он внемлет тайнам мироздания, открываемым устами мудрого Соломона, он поражен неотразимой силой, проницательностью и глубинной правдой суда Соломона и с ужасом содрогается от соучастия в языческой оргии. Все это будто пережито им... А самое главное – душа и сердце познали высокую, прекрасную, как легкий южный ветер в винограднике, единственную на свете любовь. Сердце взволновано этим прекрасным чувством и вместе с одиноко оставшимся в зале суда Соломоном еще нескоро придет в себя...

Но это и все. Больше «Суламифь» Куприна не предложит ничего. Небесного, духовного мира там нет. На единожды заданный Суламифью вопрос, верит ли ее возлюбленный царь вместе с ассирийцами, что души по смерти отлетают на таинственную звезду Сопдит, Соломон не ответил. Не отвечает на этот вопрос и более не задает вопросов о вечном эта повесть. Нет, она мыслит о вечном, но без Бога, без святой Библии... Воспев высоту человеческого чувства, высоту любви мужчины и женщины, выше Александр Куприн не поднялся. Мир Царства Божьего, мир надчувственный, духовный ему не ведом, как и поэтам, которые подступались к Песни Песней. Не увидели русские писатели в Соломоне и Суламифи того, что открылось святым отцам – этим таинникам Божьей премудрости и благодати.

В. Розанов: «Не прейдет и иота...»·

В предисловии В. Розанова к книге А. Эфроса «Песнь Песней Соломона» ярко проявляется его поэтическая, тонко чувствующая душа. К святоотеческим толкованиям он не обращается. Вопрос об отношениях мужчины и женщины, проходящий практически через все его творчество, отражается и в этом его комментарии к эфросовской книге.

Чувственную любовь Розанов переносит и на отношения между Богом и человеком: «Таким образом Соломон и Суламифь в дремотных ласках, сливаясь в представлении евреев с мистерией жертвоприношения в храме: но без пролития крови, без боли, в одной сладости жертвоприношения, как некоторая «бескровная жертва» (термин христиан)».

Розанов объясняет талмудическое «осквернение рук» при прикосновении к священным книгам по аналогии с браком. Как после сочетания с женой должно омыться, так иудей после сочетания с Иеговой (супругом Израиля) через священные книги тоже должен омыться. Поэтому о священных книгах иудеи (талмудисты) говорили, что они «оскверняют руки», что они «пахучи», «маслянисты», чего нет у других книг (сравните живые цветы и искусственные).

Розанов справедливо отмечает особую роль в книге Песнь Песней ароматов. «Если бывает преимущественно музыкальное, образное, вкусовое восприятие, то здесь в первую очередь обонятельное.

Песнь Песней так и начинается с ароматичности – и никакое другое слово не повторяется в ней так часто, в стольких изгибах, оттенках, разнообразии, как это слово, название, ощущение...

Если бы возможно было произведения человеческого гения или воображения распределить по категориям пяти чувств, сообразно тому, которое из них было господствующим, творящим в данной поэме или рассказе, то Песню Песней без всякого колебания все отнесли бы к редкой, исключительной, немногочисленной группе произведений обонятельных ли, ароматичных ли, – как угодно».

Это «ароматическое свойство» книги Розанов подметил очень точно. Таинственно-духовное содержание книги он не раскрывает.

Песнь 1⁸⁹ [89]

Ирмос: Кобылице в колеснице фараоновой / уподобил Господь Церковь Свою и народ, / ибо в ней погубляет всякую силу вражию, / во святых же прославляется.

Припев: Христе Иисусе, Небесный Жених души моей, прииди и спаси мя.⁹⁰

Доколе Жених мой будет посылать мне целования чрез Моисея, доколе будет давать мне утешения чрез пророков? Да лобзает Он меня лобзанием уст Своих. ⁹¹ Я уже желаю коснуться Его собственных уст; да приидет, да снидет Сам ко мне.

Влеки меня, Иисусе, мы побежим за Тобою – вопиет душа моя, Женише мой возлюбленный! Миро излиянное имя Твое и жажду, Иисусе, обонять благоухание его. Как некогда от Марии сткляницу мирра нардового принял, приими и слезы моего умиления.

Царь ввел меня в чертоги свои, введи меня в разумение сокровенных тайн Царствия Твоего; будем восхищаться и радоваться Тобою, Царь наш и Бог, ласки любви Твоей больше, нежели вино сладости мира сего.

Черна душа моя, ибо во грехах родила меня мать моя и солнце зноя греховного опалило меня во дни скитаний, когда не ведал я, где пасешь Ты, Пастырю мой добрый. Однако, хотя и черна я, но красива, ибо искуплена Тобою, Христе, и Твоею благодатию украшена – Ты ввел меня в чертоги любви Своей.

Слава: Скажи мне, Ты, Которого любит душа моя: где пасешь Ты, Пастырю добрый? Где почиваешь в полдень, в шестой час, когда на Голгофе солнце лучи свои скрывает, Ты же – грехи мои омываешь? К чему мне быть скиталицею у шатров суетного мира сего? – душа моя ищет Тебя!

И ныне: Кобылице в колеснице фараоновой уподобил Тебя, Дево Пресвятая, Сын Твой и Бог, ибо Тобою погубил силу фараона мысленного и провел нас чрез моря греховного пучину ко Отечеству обетованному.

Песнь 3

Ирмос: Возрадовалось сердце мое о Господе; / вознесся рог мой о Боге моем; / ибо процвел Христос, как Нарцисс Саронский / и прозяб, как лилия долин, / прекраснее сынов человеческих.

Я Нарцисс Саронский и Лилия долин – восклицает Жених мой и Господь! Ты, Иисусе, воплотившись, цветешь посреди греховных терниев души моей. Твой терновый венец каплями крови украсился, украшайся и ты, душе моя, любовию к Жениху своему Небесному!

Дикими лесными деревьями страстей порос сад души, но посреди – процвел Ты, Иисусе, как Яблоня. В тени ее люблю я сидеть, где день дышит прохладою, где нет зноя греховного, где являешься Ты, Создателю мой. Сладость плодов Твоих исцеляет от горечи плода преслушания, некогда мною вкушенного.

На Голгофу грядущий, взошел Ты, Иисусе, в дом пира Божия, в дом вина излиянной крови Своей. Крестное знамя любви Твоей надо мною – им введи меня в брачный чертог вечери Твоей, да подкрепишь меня вином крови Своей и освежишь яблоком плоти – сим плодом послушания.

Левая рука Твоя, Господи, наказуя меня за грехи, под главою моею, а десница милости и щедрот Твоих обнимает меня; я же, окаянный, когда воспряну от злых дел моих и возлюблю Тебя?

Слава: Един от Святыя Троицы, плоть приняв, стал Братом нашим – ныне уподобися серне, ибо зришь тайное мое, уподобися лани полевой, ибо попираешь змиев на поле души моей. Спеши к нам, скача по горам и прыгая по холмам, желая спасти нас.

И ныне: Воскликнул Тебе, Дево, возлюбленный Жених Твой устами архангела: Встань, Возлюбленная Моя, прекрасная Моя, выйди! Вот зима неведения уже прошла, цветы познания истинного показались; Голубице Моя, под кровом утеса Вифлеемской пещеры покажи Мне лице Твое! Взываем же и мы: яви нам милость Твою, Богоотроковице чистая!

Седален: Вошел Садовник в сад души моей и возопил: Ловите нам лисиц и лисинят, грехи и прегрешенья наши, которые портят виноградники, а виноградники наши в цвете, желая цвести Тебе, Садовниче наш! Не дай лукавому их погубить!

Песнь 4

Ирмос: О Господе возрадуюся, / возвеселюся о Боге, Спасе моем, / – воззрите на царя Соломона в венце в день обручения, / день радостный для сердца его / – так и Ты, Христе, венцом терновым Церкви обручился.

На ложе моем ночью искала я Того, Которого любит душа, искала Его и не нашла Его, ибо не ведала Его, во тьме греховной пребывая. Молитвою в ночи искала душа моя Могущего избавить от мглы греха и неверия.

На ложе моем ночью искала слезно в молитве душа моя Того, Которого возлюбила. Восстала от сна греховного и искала и вопрошала стражей Господних: Не видали ли вы Того, Которого любит душа моя?

Когда я вспоминаю о Тебе на постели моей, размышляю о Тебе в ночные стражи, то познаю Тебя и на Тебя уповаю, ибо Ты помощь моя, и в тени крыл Твоих я возрадуюсь; к Тебе прилепилась душа моя; десница Твоя поддерживает меня (Пс. 62:7–9).

Ночью ищет душа моя Господа и взывает к стражам: Страж! сколько ночи? Страж! сколько ночи? Страж отвечает: приближается утро, но еще ночь. Если ты настоятельно спрашиваешь, то обратись и приходи, ибо не всегда будет мрак там, где теперь он огустел (Ис. 21:11–12; 8:22).

Слава: Пойдите и посмотрите, дщери Сионские, воззрите, души наши, на царя Соломона, на Христа Господа нашего, в венце терновом, которым увенчало Его нечестивых распинателей собрание – в день обручения Его, когда от крови и воды ребра прободенного стяжал Себе Невесту чисту, Церковь Православную.

И ныне: Кто сия, восходящая от пустыни, как бы столпы дыма, окуриваемая миррою и фимиамом? Се Дева грядет от пустыни мира сего, вознося моления наши к Сыну Своему и Богу, предстательствуя за нас.

Песнь 5

Ирмос: Свет Твой воссиял, Господи, / не видимый телесными очами; / очи же праведных Твоих голубиные, / видят свет Твой незримый.

Доколе день дышит прохладою, ибо солнце в шестой час лучи сокрыло, и убегают тени духов нечистых Распятым изгоняемы, пойду я на гору мирровую, где испил мирра страдания смертного Спас мой и Господь, и на холме фимиама принесу покаяние мое.

Воззрел Иисус на Невесту Свою, Церковь искуплену, и узрел красоту ее: очи голубиные, Духом тайны прозревающие; целомудренные ланита – как половинки гранатового яблока; сосцы, молоком Слова алчущих питающие. Но никогда ничего подобного, Иисусе, во мне Ты не узрел – увы мне, грешному!

Святые девы, целомудренно Христу уневестившиеся, любезны ласки чистых молений ваших Перводевственнику, они – много лучше вина, и благовоние мастей дарований ваших лучше всех ароматов. Но ничего такого не принесла душа моя – помилуй меня, Господи, осквернившегося.

Поднимись ветер с севера, охлаждающий забвением Бога душу мою, поднимись! Унесись! И принесись с юга, повей на сад души моей теплотою Духа – да польются ароматы добрых дел и даров благодати.

Слава: Взывали пророки: Пусть приидет Возлюбленный мой – Превечное Слово – в сад пречистой плоти Своей и вкушает сладкие плоды Ее совершенства. Вновь отверст райский сад, в него входит разбойник, и слезно молит душа моя: прииди, Жених, посети вертоград души моей.

И ныне: Запертый сад – Сестра Моя, Невеста – взывает к Тебе, Дево, Жених Твой и Сын. Ибо, не отворив двери, вошел в Тебя Возлюбленный и сотворил живоносный садовый источник, колодезь живых вод, напояющий жаждущих.

Песнь 6

Ирмос: Море поглотило Иону тридневно в пучине своей, / Ты же, Господи, сошел, как дождь, на руно, / как капли, орошающие землю. / Глава Твоя вся покрыта росою, / власы Твои – ночною влагою; / так изливал Ты пот Свой в ночи Гефсиманской, / как капли крови, падающие на землю.

Явился ночию Жених мой и Бог – глава Его вся покрыта росою благодати и кудри Его – ночною влагою, ибо в ночи Божественного Мрака пребывает, так говорил блаженный Дионисий. Сущности Божией не видя, росы и влаги благодати явлений Его приобщаемся.

Я сплю, а сердце мое бодрствует; вот глас моего Возлюбленного, который стучится. Плоть немощна, а дух бодр. Спит и немощствует в скорбях и грехах плоть моя, сердце же и дух – к Тебе, Господи, бодрствуя, о милости вопиют.

Когда стучался Ты, Господи, в сердце мое, не отворил я Тебе, греховно дремотствуя, и вот – повернулся Ты и ушел, пусто стало во мне. Слезно ищет Тебя ныне душа моя, ибо уязвлена любовию – где же, Господи, Ты?

Души во мне не стало, когда Он говорил мне. Но во грехах коснея, я искал Его и не находил Его; звал Его и Он не отзывался мне. Слезно ищет душа моя Того, Которого однажды возлюбила.

Слава: Возлюбленный мой бел и румян. Бел – как Бог и миру всему Судия. Румян – как плоть, и миру Спаситель кровию Своею обагрился. Вот кто Возлюбленный мой, и вот кто Друг мой, Бог и Человек, слава Тебе!

И ныне: Мати Господа, Невесто Неневестная! Ты Сына искала, и изранили душу Твою стражи-воины, избивая Его осужденного. Оружие прошло душу Твою, когда на горе мирровой держала Ты Сына Своего бездыханного. Он ушел, а Ты слезно искала Его, израненная; Ты звала Его, а Он не отзывался Тебе.

Кондак

Стена еси, Дево Богородице, и блаженны сосцы Твои, питавшие Питателя твари – Сына Твоего и Бога нашего. Ты достигла полноты у Бога, как херувимов честнейшая, как серафимов славнейшая, как Дочь Отца Небесного, как Матерь Сына Божия, как Духа Святого Невеста Неневестная!

Песнь 7

Ирмос: Не отреклися отроки от Бога своего, / не поклонились истуканам; / так и я ныне возопию: / Я принадлежу Возлюбленному моему, / а Возлюбленный мой – мне, / не попусти мне отречься от Тебя.

Мой Возлюбленный, Христос Господь, пошел в сад свой, где произросли праведные души, в цветники ароматные, духовно благоухающие, чтобы пасти в садах и собирать лилии непорочных помышлений о Боге своем.

Он пасет между лилиями, а душа моя произрастила терния. Но душа искала Его, и Он обрел ее. Я принадлежу Возлюбленному моему, а Возлюбленный мой – мне, ибо, родившись, Он принял плоть мою, а я, причастившись таинств, плоти Его вкусил.

Говорит душа моя: Я сошла в ореховый сад, я видела девственные души. Плод их благочестия сокрыт от мира, как плод ореха – сей мир не познает их. И ублажил я сии блаженные души – не знаю, как душа моя влекла меня к колесницам знатных честию девства в народе моем.

Девственная душа, Христова Невеста! – увидели ее девицы и превознесли ее, царицы и наложницы, и восхвалили ее. Ублажает сию голубицу девства Христова чистую и моя во грехах осквернившаяся душа.

Слава: В саду святых, среди лилий чистоты и орехов благочестия распустилась истинная виноградная Лоза – Христос Божий Сын. Он – Яблоня животворящая, врачующая, древо жизни, исцеляющее вкусивших от древа преслушания.

И ныне: Кто сия, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами? Тобою, Дева-Заря, явился Христос, Правды Солнце. Ты воистину Луна, отражающая Свет Христов в ночи мира сего растленного. Ты, Дева – грозная, как полки со знаменами сопротивникам Сына Твоего и Бога.

Песнь 8

Ирмос: Взывали к Тебе отроки в печи / и Ты явился им, как человек подобный Сыну Божию; / так прииди, Возлюбленный мой, и побудем в селениях /, которые в сердцах наших устроил.

Друзьями нарек Ты учеников Своих, Иисусе! Ибо желаешь уже не рабами нас видеть, но любовию соединиться с нами. Посему вопию Тебе, Друже искренний: Я принадлежу Другу моему, и ко мне желание Его, чтобы спасти меня.

Прииди, Возлюбленный мой Иисусе, выйдем в поле мира сего, побудем в селах, где обитают люди Твои, поутру пойдем в виноградник Церкви Твоей и узрю Тебя в сердце моем расцветша, там я окажу ласки любви моей Тебе!

Плоды новые благодати и старые закона сберегла Церковь для Тебя, мой Возлюбленный! Дай и мне, Иисусе, плодоносить во благодати Духа и в послушании заповедям Твоим благое творить.

Душа моя, воззри: распустилась виноградная лоза, раскрылись почки, расцвели гранатовые яблоки, мандрагоры уже пустили благовоние, а что принесла ты Жениху своему Господу Иисусу? почему стоишь, как смоковница, бесплодна?

Слава: Прииди, Возлюбленный мой, воплотися, Слово Превечное, сойди, Божий Сын – так взывали к Тебе праотцы и пророки. С ними же и Дух и Невеста говорят: прииди! Гряди вновь, Иисусе, во Царствии Твоем.

И ныне: Дщерию именитой наименовал Тебя Соломон премудрый, ибо бесчисленны имена Твои: Пречистая, Пренепорочная, Приснодева Мария, Богородица и Матерь Божия, Заступница благая, Одигитрия, злых сердец Умягчение, обидимых Утешительница, Царица Небесная, Невеста Неневестная!

Песнь 9

Ирмос: Стена есть девам, Дево Красная, / Ты, будучи мала, возрастала в благодати, / Сына родив и Бога всех, / Ты достигла полноты и совершенства, / херувимов честнейшая и серафимов славнейшая нареклася.

О, если бы Ты был мне Брат, Иисусе, взывает душа моя, тогда я, встретив Тебя, оказала бы любовь свою, привела бы Тебя в дом сердца моего. Но трепещу, окаянный, во грехах моих и вижу Тебя, Судию своего, и страшуся.

Положи меня как печать на сердце Твое, копием прободенное, как перстень на руку Твою, ко древу Креста пригвожденную, не отвергни меня, но введи меня в чертог любви Своей, душа моя ищет Тебя.

Ибо крепка, как смерть, любовь Твоя, Иисусе, на кресте смерть вкусивший; люта, как преисподняя, ревность Твоя, ибо не потерпел видеть души во мрачных вертепах адовых, лукавым уловленные, но Сам сошел во ад и у похитителя похитил нас, из ада изведя.

Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатства дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением. Все царства мира сего предлагал Тебе, Иисусе, искуситель и был отвергнут Тобою с презрением – не дай и большим водам обольщений и богатств потушить любви моей к Тебе, Спасителю мой!

Слава: Виноградник был у Соломона в Ваал-Гамоне, что значит «Господь множества». Ты же, Иисусе, воистину Господь множества возлюбивших Тебя и последовавших за Тобою, ныне вопиющих: Тысяча – дней полнота, и деяний, и слез – пусть будет тебе, Соломоне, Царю мира и Господу, и Богу!

И ныне: Пречистая Дево, взывает к Тебе ныне Сын Твой и Бог: Жительница садов! Друзья внимают голосу Твоему, дай и Мне послушать его. Тебя славит вся тварь, ангельский собор и человеческий род, и в глазах Моих Ты, как достигшая полноты – говори со Мной, дай услышать голос Твой!

Христе Иисусе, Небесный Жених души моей, прииди и спаси меня.

Беги, Возлюбленный мой; будь подобен серне или младому оленю на горах бальзамических!

Песнь 1⁹² [92]

Ирмос: Конем в колесницех фараоновых / уподоби Господь Церковь Свою и люди, / в ней бо попирает силу вражию / во святых же прославляется.

Припев: Христе Иисусе, Небесный Женише души моея, прииди и спаси мя.

Доколе Жених мой будет посылати ми целования чрез Моисея? Доколе будет утешати мя чрез пророки? Да лобжет мя от лобзаний уст Своих. Уже бо хощу приникнути устом Его, да приидет, да снидет Сам ко мне.

Влецы мя, Иисусе, вслед Тебе в воню мира Твоего течем, – вопиет душа моя, Женише возлюбленне! Миро излиянное имя Твое Иисусе, жажду выну обоняти благоухание его. Якоже от Марии алавастр мира нардного приемый, приими и слезы умиления моего.

Введе мя Царь в ложницу Свою, в разумение сокровенных тайн Царствия Своего; возрадуемся и возвеселимся о Тебе, Царю наш и Боже, ласки любве Твоея паче вина сладости мира сего.

Черна есть душа моя, во гресех бо роди мя мати, и солнце зноя греховнаго опали мя во дни скитаний моих не ведущу ми, где пасеши, Пастырю мой добрый. Обаче аще и черна есмь аз и добра, искуплена бо Тобою Христе и благодатию Твоею украшена есмь. Ты введе мя в ложницу любве Своея.

Слава: Возвести ми, егоже возлюби душа моя, где пасеши Ты, Пастырю добрый? Где почиваеши в полудне в шестый час, егда на Голгофе солнце лучи свои скрывает, Ты же – греси моя искупляеши? Да не когда буду яко облагающаяся над стады другов Твоих, душа моя ищет Тя.

И ныне: Конем в колесницех фараоновых уподобих Тя, Дево Пресвятая, Сын Твой и Бог наш, яко Тобою попра силу фараона мысленнаго и проведе нас чрез моря греховнаго пучину ко Отечествию обетованному.

Песнь 3

Ирмос: Возрадовася сердце мое о Господе, / вознесеся рог мой о Бозе моем; / процвете бо Христос, яко Цвет польный, / и прозябе якоже Крин удольный, / красен добротою паче сынов человеческих.

Аз цвет польный и крин удольный – воклицает Жених мой и Господь! Ты, Иисусе, воплотившись цветеши посреди терния греховнаго души моея. Терновый венец Твой каплями крови украшен – украсися и ты, душе моя, любовию к Жениху твоему Небесному.

Дикими древесы лесными поросте вертоград души моея, но посреде процвел еси, Иисусе, яко Яблонь. Под сень его восхотех, идеже дхнет день, идеже несть зноя греховнаго, идеже являешися Ты, Создателю мой. Сладость плодов Твоих исцеляет от горести плода преслушания, некогда мною вкушеннаго.

Грядый на Голгофу вшел еси Иисусе в дом пира Божия, в дом вина излиянныя крове Твоея. Крестное знамя любве Твоея надо мною, имже мя введи во брачную ложницу вечери Твоея, да утвердиши мя вином крове Своея и освежиши яблоком плоти – сим плодом послушания.

Шуйца Твоя, Господи, наказуя мя за грехи, под главою моею, а десница милости и щедрот Твоих – обимет мя, аз же окаянный, когда воспряну от злых дел моих и возлюблю Тя?

Слава: Един от Святыя Троицы, плоть прием, стал еси Братом нашим – ныне уподобися серне, яко зриши тайная моя, уподобися лани польней, яко попираеши змиев на поле души моея. Спеши к нам, скача на горы и прескача на холмы, желая спасти ны.

И ныне: Возопи Ти, Дево, возлюбленный Жених Твой устнами архангела: Востани, прииди, ближняя Моя, добрая Моя. Се, зима неведения прейде, цвети познания истиннаго явишася на земли; Голубице Моя, в покрове каменне вертепа Вифлеемскаго яви ми зрак Твой! Воззвахом же Ти и мы: яви нам милость Твою, Богоотроковице чистая!

Седален: Вшед Вертоградарь в вертоград души моея и возопи: Имите нам лисы малыя – греси и прегрешения наша – губящыя винограды, да винограды наши созревают, желая цвести Тебе, Вертоградарю наш! Не даждь лукавому погубити я.

Песнь 4

Ирмос: О Господе возрадуюся, / возвеселюся о Бозе Спасе моем / – видите в цари Соломоне в венце в день обручения, / в день веселия сердца его / – такожде Христе венцем терновым Церкве обручился еси.

На ложи моем в нощех исках, егоже возлюби душа моя, исках Его, и не обретох Его, яко не ведех Его, во мраце греховнем сущу ми. В нощех молитвою взыскаше душа моя Могуща избавити мглы греха и неверствия.

На ложи моем в нощех исках слезно в молитве Егоже возлюби душа моя. Восстах от дреманий греховных и исках и вопрошах стражи Господня: Видесте ли, егоже возлюби душа моя?

Аще поминах Тя на постели моей, в нощех поучахся в Тя: яко был еси помощник мой, и в крове крилу Твоею возрадуюся. Прильпе душа моя по Тебе: мене же прият десница Твоя (Пс. 62:7–9).

В нощех ищет душа моя Господа и взывает к стрегущим: стражие, колико нощи? Стражие, колико нощи? Стрегущии рекут: Близ есть утро, еще же нощь. Аще ищещи ищи и у нас обитай, яко не всегда будет мрак, идеже ныне огусте (Ис. 21:11–12; 8:22)

Слава: Дщери Сиони, изыдите и видите, воззрите души наша на царя Соломона, Христа Господа нашего, в венце терновом, имже венча Его мати Его – злочестивых распинателей собрание – в день обручения Его, егда от крови и воды ребра прободенная стяжал есть Себе Невесту чисту, Церковь Православную.

И ныне: Кто Сия восходящая от пустыни, яко стебло дыма, кадящее смирну и ливан? Се Дева грядет от пустыни мира, возносяще моления наша Сыну Своему и Богу, предстательствуя за ны.

Песнь 5

Ирмос: Свет Твой возсия Господи / невидимый телесныма очима; / очеса же праведных Твоих голубине / видят свет твой незримый.

Дондеже дхнет день, зане солнце лучи своя скры, и подвигнутся сени духов нечистых, Пропятым изгнани, пойду себе к горе смирней, идеже вкуси мира страстей крестных Спас мой и Господь, на холме ливанском принесу покаяние мое.

Воззре Иисус на Невесту Свою, Церковь искупленну, и увиде красоту ея: очи голубине, духом тайная прозревающия, девственныя ланиты, яко оброщение шипка; сосца млеком слова алчущих питающия. Обаче никогдаже сего, Иисусе, во мне не узре – увы ми грешному.

Святые девы, целомудренно Христу уневестившиися, красна ласки чистых молений ваших Перводевственнику, оне паче вина, и воня риз дарований ваших паче всех аромат. Сего ничесоже принесе душа моя – помилуй мя, Господи, осквернившагося.

Востани, севере, охлаждаяй душу забвением Бога, востани, отиди! И гряди, юже, и повей во вертограде моем теплотою Духа – и да потекут ароматы благих деяний и даров благодати.

Слава: Взываху пророцы: Да снидет Возлюбленный мой – Превечное Слово – в вертоград Пречистыя Плоти Своея и да яст плод совершенств Своих. Паки отверст Едем в негоже вниде злодей благоразумный, и слезно молит душа моя: Прииди, Женише, посети вертоград души моея.

И ныне: Вертоград заключен сестра моя невеста – взывает Ти, Дево, Жених Твой и Сын. Се бо не отверзая двери вниде в Тя Возлюбленный и сотвори Живоносный источник вертограда и кладязь воды живы, напояяй жаждущия.

Песнь 6

Ирмос: Море поглоти Иону тридневно в пучине своей, / Ты же, Господи, сшел яко дождь на руно, / яко капля, каплющая на землю. / Яко главо Твоя наполнися росы / и власи Твои капель нощных. / Тако изливашеся пот Твой в нощи Гефсиманийстей, / яко капли крови каплюще на землю.

Явися в нощех Жених мой и Бог – глава Его наполнися росы благодати и власи Его капель нощных. В нощи Божественнаго Мрака пребывает, яко рече блаженный Дионисий. Сущности Его не видяще росы и капель благодати явлений Его приобщаемся.

Аз сплю, а сердце мое бдит: глас Брата моего ударяет в двери: дух убо бодр, плоть же немощна. Дремлет и немощствует в скорбех и гресех плоть моя, внутренняя же и дух к тебе, Господи, о милости вопиют.

Егда ударял еси, Господи, в сердце мое – не отворих Ти, дремотствующе греховно – и се, прейде от мене и внутренняя моя опусте. Слезно ищет Тебя ныне душа моя, уязвлена бо любовию – где же Ты еси, Господи?

Душа моя изыде в слово Его, егда беседовах со мною. Обаче во гресех коснея взысках Его, и не обретох Его, звах Его, и не послуша мене. Слезно ищет душа моя егоже возлюби.

Слава: Брат мой бел и чермен. Бел – яко Бог и миру всему Судия. Чермен – якоже Плоть и Спас мира, кровию Своею обагрися. Сей Брат мой и сей ближний мой, Бог и Человек, слава Тебе!

И ныне: Мати Господа, Невеста Неневестная! Ты искаше Сына и язвиша Тя стражие-воини. Оружие пройде душу Твою, егда на горе смирне прияла еси Сына Своего бездыханна. Он прейде, а Ты слезно взыска Его, уязвлена, Ты звала Его и не послуша Тебе.

Кондак

Стена еси, Дево Богородице, и блаженны сосца Твоя яже ссал Питатель твари Сын Твой и Бог наш. Ты достиже полноты у Бога, яко честнейшая Херувим и славнейшая Серафим, яко Дщерь Отца Небеснаго, яко Мати Сына Божия, яко Духа Святаго Невеста Неневестная.

Песнь 7

Ирмос: Не отрекошася отроцы Бога своего, / ни поклонишася истуканным; / и такожде возопию: / аз Брату моему и Брат мой мне, / не даждь рабу Твоему отрещися от Тебе.

Брат мой возлюбленный, Христос Господь, сниде в вертоград Свой, идеже прозябóша души праведных, в места аромат духовно благоухающия, паствити в вертоградех и собирати крины непорочных помышлений о Бозе своем.

Брат мой пасый в кринех – душа же моя возрасти терния. Обаче взыска Его душа и Он обрете ю. Аз Брату моему и Брат мой мне, яко родися и восприял есть плоть мою, аз же Плоти Его вкусих, тайн причастник быв.

Рече душа моя: В вертоград орехов снидох видети девственныя души. Плоды их благочестия тайны есть миру, яко плоды ореха, и мир не позна я. И ублажих аз сии непорочнии душы, не разуме душа моя, како влече мя к колесницем знатных честию девства во языце моем.

Девственная душа, Христова Невеста! – видеша ю дщери и ублажиша ю, царицы и наложницы, и восхвалиша ю. Ублажает сию совершенну голубицу девства Христова и моя душа во гресех осквернившаяся.

Слава: В вертограде святых в кринех чистоты и орехах благочестия процвете истинный виноград – Христос Божий Сын. Он – Яблонь животворящий, врачующий, Древо Жизни, исцеляющее вкусивших от древа преслушания.

И ныне: Кто сия, проницающая аки утро, добра яко луна, избранна, яко солнце, ужас яко вчинены. Тобою, Дево-Утро, явися Христос, Правды Солнце, Ты еси воистину Луна, во нощи мира сего Свет Христов отражающая. Ты еси Дево – ужас противящымся Сыну Твоему и Богу.

Песнь 8

Ирмос: Взываху к Тебе отроцы в пещи, / Ты же явися яко человек в подобии Сына Божия. / Такожде прииди, Брате мой, и водворимся в селех, / ихже в сердцах наших устроил еси.

Други нарече ученики Своя Иисусе. Хощеши бо не раби видети ны, но любовию соединитися с нами. Посему вопию Ти, Друже искренний: Аз Брату Моему и ко мне обращение Его, во еже спасти мя.

Прииди, Брате мой, Иисусе, и взыдем на село мира, водворимся в селех, идеже обитают люди Твоя, ураним в виноградник Церкви Твоея и узрю Тя в сердцы моем яко процветша, тамо дам Тебе любовь мою.

Плоды новии благодати и ветхие закона соблюде Ти Церковь, Брате мой! Даждь же ми Иисусе плодоносити во благодати Духа и творити благая в послушании заповедем Твоим.

Воззри душе моя: процвете виноград, процветоша, мандрагоры даша воню, ты же что принесоша Жениху своему Господу Иисусу? Чесо ради стоиши яко смоковница неплодная?

Слава: Прииди, Брате мой, воплотися Слово превечное, сниди Сыне Божий – взываху Ти праотцы и пророцы. С ними же и дух и невеста глаголют: Прииди! Гряди скоро, Иисусе, во Царствии си.

И ныне: Дщерию именитой нарече Тя Соломон премудрый, яко несть числа именам Твоим: Пречистая, Приснодево Марие, Богородице и Мати Божия, Заступнице благая, Одигитрие, обидимых Утешительнице, Царице Небесная, Невесто Неневестная.

Песнь 9

Ирмос: Стена еси девам, Дево Красная, / мала сущи, возрасташе в благодати. / Сына родила еси и Бога всех, / обрела еси полноту и совершенство / – честнейшая Херувим и славнейшая Серафим наречеся.

Кто даст Тя, Брате мой, Иисусе, взывает душа моя, обретши Тя вне оказах бо Ти любовь свою, введох бо Тя в дом сердца моего, но трепещу аз окаянный во гресех моих и вижду Тя, Судию, и страшуся.

Положи ми яко печать на сердцы Твоем копием прободенном, яко печать на мышце Твоей ко древу пригвожденней, не отвержи мя, но введи мя в ложницу любве Своея, душа моя ищет Тебя.

Зане крепка яко смерть любы Твоя, Иисусе, смерти на кресте вкусивый; жестока яко ад ревность Твоя, яко не стерпе видети души во мрачных вертепех адовых, лукавым уловленныя, но Сам сниде и похити ны у хищника, из ада изводя.

Вода многа не может угасити любве, и реки не потопят ея. Аще даст муж все имение свое за любовь, уничижением уничижат его. Всеми царствиями мира искушаше лукавый Тя, Иисусе. Ты же уничижением уничижи его – не даждь, Господи, водам многих обольщений и богатств угасити любовь мою к Тебе, Спасе мой!

Слава: Виноград бысть Соломону во Вееламоне, еже есть «Господь множества». Ты же еси, Иисусе, воистину Господь многих возлюбльших Тя и грядущих во след Тебе, ныне же вопиющих: Тысяща – дний полнота и деяний и слез – да будет Соломону – Царю мира, Господу и Богу.

И ныне: Пречистая дево, взывает ныне Сын Твой и Бог: Седяй в вертоградех, и друзие внемлющии гласу Твоему: глас Твой внуши Мне. Тя, Мати Моя, славит всякая тварь, ангельский собор и человеческий род, во очию моею Ты еси аки обретающая мир – глас Твой внуши Мне!

Христе Иисусе, Небесный Женише души моея, прииди и спаси мя.

Бежи, Брате мой, и уподобися серне или юнцу еленей на горы ароматов.

* * *

Песни канона по содержанию соответствуют восьми главам книги Песнь Песней. Первая песнь – первой главе, третья – второй главе, четвертая песнь – третьей главе, и так далее. Девятая песнь соответствует восьмой главе. Ирмосы по содержанию соответствуют как библейским песням, так и соответствующей главе из Песни Песней Соломона.

Цитируемые из Песни Песней слова и изречения выделены как из славянского перевода, так и синодального русского. Цитаты грамматически (падежи, спряжения и прочее) приведены в согласие с текстом канона. Иногда допускается некий перифраз.

* * *

Мне ведом Цветок чудесный

Меж тайных дебрей и скал,

но тот лишь его отыщет,

Кто хорошо искал...

Конец

и

Богу слава!