Часть вторая. Пророки Илия, Елисей, Иона

В 3-й кн. Царств (XI, 11) начертан приговор Божий Соломону и дому его за то, что он не сохранил завета Господа своего. Царство его должно было быть разделено, от него должны были быть отторгнуты десять колен, имевших создать особое царство. Царем его Господь назначает Иеровоама, сына Наватова, из колена Ефремова (id. ст 26).

Мы имели случай говорить⁷³², что по всей вероятности книга Екклезиаст начертана Соломоном в старости и после того, как Господь в видении открыл ему наказание, которое понесет дом его за грех идолопоклонства его. Поэтому мы думаем, что в Екклезиасте IV, 13–14 слова: «лучше бедный, но умный юноша, нежели старый, но неразумный царь, который не умеет принимать советы»... относятся к Иеровоаму, будущность которого открыта была Соломону.

И Иеровоам со своей стороны получает откровение о своей будущности от пророка Axии, Силомлянина.

«Соломон строил Милло⁷³³... заметив Иеровоама, что этот молодой человек умеет делать дело, поставил его смотрителем над оброчными из дома Иосифова. В это время случилось Иеровоаму выйти из Иерусалима; и встретил его на дороге пророк Ахия Силомлянин; и на нем была новая одежда. На поле их было только двое. И взял Axия новую одежду, которая была на нем, и разодрал ее на двенадцать частей. И сказал Иеровоаму: «возьми себе десять частей; ибо так говорить Господь Бог Израилев: вот Я исторгаю царство из руки Соломоновой, и даю тебе десять колен; а одно (в греч. два, считая колено Вениаминово) колено останется за ним ради раба Моего Давида и ради города Иерусалима, который Я избрал из всех колен Израилевых. Это за то, что они оставили Меня и стали поклоняться (богам чуждым)... Я оставляю его (Соломона) владыкою на все дни жизни его, ради Давида... но возьму царство из руки сына его, и дам тебе из него десять колен. А сыну его дам одно колено, дабы оставался светильник Давида, раба Моего, во все дни пред лицом Моим, в городе Иерусалиме, который я избрал Себе для пребывания там имени Моего». «Тебя Я избираю и ты будешь владычествовать над всем, чего пожелает душа твоя, и будешь царем над Израилем. И если будешь соблюдать все, что Я заповедаю тебе, и будешь ходить путями Моими, соблюдая уставы Мои и заповеди Мои, как делал раб Мой Давид, то Я буду с тобою и устрою тебе дом твердый как Я устроил Давиду, и отдам тебе Израиля. И смирю Я род Давидов за сие, но не на все дни» (3 Ц. XI, 27–39).

Мы выписали все пророчество, слышанное Иеровоамом, дабы указать, как ясно был начертан путь царям нового царства, отторгнутого от царства Соломона. Царство Израильское являлось особым орудием в исполнении судеб Божиих, не только как наказание для Соломона и его потомства, но еще служило особым звеном, связующим верования народа обетования с будущим религиозным просвещением всех народов земли. История Израильского царства доказывает его предназначение разнести в далекие страны догмат о Едином Боге Вседержителе. Мы еще несколько раз возвратимся к этому предмету. Здесь же укажем только, что оно находилось в постоянных сношениях – то дружеских, то враждебных – и с Египтом – в котором нашел себе приют до воцарения своего Иеровоам, и где царствовала династия Ассирийского происхождения⁷³⁴, – и с Финикией, и с Сирией Дамасской, и с Хетами на Оронт, и с Моавом, и с Месопотамией. И самый плен Израильтян и переселение их на восток при Салманассаре и Саргоне (4 Ц. ХVII, 3–6; 24), – после чего они по-видимому сливаются с туземным населением, по крайней мере отчасти, и во всяком случае исчезают без следа, – все это, как мы думаем, особое произволение Бога для распространения среди многих народов Азии – и Семитов, и Ариев, – великого основного верования о едином Боге, Творце мира, Отце и Промыслителе всех племен и народов⁷³⁵. По всей вероятности переселение в среднюю Азию, на восток от гор Курдистана, в страны, уже занятые западными Ариями, не осталось также без влияния на этих последних. Верования переселенцев будят в сердцах Мидян и Персов их собственные воспоминания о первых откровениях, сохранявшихся среди всех потомков Ноя, но в особенности среди Арийцев, которые долго жили на Памире и позже других племен, – т.е. Семитов и Хамитов, – спустились на равнины с одной стороны Инда и Ганга, а с другой – на степи Бактрии и великой Мидии. Что среди Apиeв не угасли эти воспоминания – мы видим и в Зороастрической религии, – (в особенности в древнейшей части книг, чтимых Персами, – а именно в Гатах) и в Бисутунской надписи Ахаменидов⁷³⁶, – и в самом факте уважения, оказанного Киром и Ахаменидами религии Евреев.

Но не среди одних Ариев могли быть возбуждены древние воспоминания: хотя откровения померкли в идолопоклоннических царствах, основанных Кушитами и Семитами, которые погрязли в разврате культа плоти, но и среди них, – как то можно усмотреть из истории Египта и из надписей некоторых царей Ассирии – древние верования не умерли совершенно; а в сказании о пророчестве Ионы в Ниневии мы видим, что среди населения этого идолопоклоннического города было немало сердец, в которых тлела искра божественного огня, которая воспламенила покаянием души всего Ниневийского населения.

Но, возвращаясь к значению отделившаяся от Иуды Израиля, мы видим, что есть некоторый период времени, в продолжение которого, – ранее появления в царстве Иуды великих пророков, которых писания дошли до нас, – царство Израильское есть место, избранное Богом для деятельности и проповеди великих пророков, не оставивших нам письменно своих пророчеств, но которых значение и деятельность громадны для всего человечества.

Они еще не проповедуют о Мессии, но приготовляют путь к этой проповеди, борясь сильною, рукою против идолопоклонства. В десятом веке⁷³⁷ Израиль стал почти совершенно страною идолопоклонническою, хотя – надо прибавить – среди народа всегда сохранялось некоторое число мужей, остававшихся верными Богу Завета⁷³⁸. В это время является посланный Богом пророк Илия, вооруженный силою Духа Святого для борьбы с язычеством и для спасения душ, погибающих в язычестве, напоминая им о Боге Завета, об Едином Творце вселенной. Не без глубокого значения то, – что среди Израиля, по-видимому поголовно погибшего, Господь «оставил Себе семь тысяч мужей, которых колена не преклонялись пред Ваалом». Борьба Илии и с язычеством переходила из рода в род в Израиле и верные Господу всегда оставались среди тех десяти племен, которые по-видимому утонули среди массы восточных народов⁷³⁹. Если многие утратили свои верования, то другие не потеряли своих святейших воспоминаний, – и они не погибли, а напротив зажгли около себя многие сердца идолопоклонников, которые отныне познали Бога Единаго. Дух истины не может погибнуть и он-то приуготовил народы благодатью Духа Святаго к восприятию проповеди Апостольской, когда эти светочи просвещали и Вавилонию, и Мидию и Персию, и далекую Индию. Поэтому-то народы могли откликнуться на эту Евангельскую проповедь, что Господу Богу угодно было в Своем милосердии приуготовить издавна почву, на которой должно было быть посеяно семя Божественного Слова.

Как пример значения Израильтян в стране их рассеяния, мы укажем на умилительное повествование о жизни одного Израильтянина из колена Неффалимова – Товита.

Заметим еще, что и Ахия Силомлянин, пророчествующей Иepoвоаму о воцарении его над десятью коленами Израиля, есть пророк, живущий в пределах колена Ефремова, так как Силом по Иисусу Навину XVI, 6 находился в уделе Ефрема, а сказание 3 Ц. XIV, 1–17 указывает, что Фирца⁷⁴⁰, где находился Иеровоам, находилась недалеко от Силома, где жил пророк. Мы впрочем вовсе не хотим сказать, что вся пророческая деятельность проявлялась лишь в Израиле, но мы отмечаем то явление, что, несмотря на гонения, воздвигаемые на пророков Господних в пределах десяти колен, нигде не проявлялась с такою силою деятельность пророков и пророческих школ, как во время этого гонения. Во время царствования Ровоама в Иудее и Иеровоама во Израиле, в Иудее были также пророки, как Самей (3 Ц. ХII, 22), Адда прозорливец, названный так в 2 Пар. ХII, 5, 7, 15 (но в 2Пар. IX, 29 названный Иоилем, несколько позже пророк Иуй, сын Ананиев (3 Ц. XVI, 1, 7), вероятно сын Анания прозорливца (2Пар. XVI, 7), жившего в царстве Иуды во времена Асы, внука Ровоамова. Но пророк Иуй, хотя и Иудей, пророчествовал преимущественно против царства Израильского, предсказав гибель Ваасы и дома его. И тридцать лет после того он упрекал благочестивого Иосафата, царя Иуды, за союз с нечестивцем Ахавом Израильским (2Пар. XIX, 2). По-видимому все пророки – и Иуды и Израиля, – с особым вниманием взирали на отторгнутое от дома Давидова царство и ужасались последствиям постепенного падения нравственного и религиозного уровня братьев своих. Из сказания 3-й книги Царств ХII, 26 – 28 ясно видно, что Иеровоам, забывая милости Господа к нему, создает в Израиле культ тельцов из чисто политических соображений: ибо говорит он: «царство может опять перейти к дому Давидову, если народ сей будет ходить в Иерусалим для жертвоприношения... И посоветовавшись, царь сделал двух золотых тельцов и сказал народу: не нужно вам ходить в Иерусалим; вот боги твои, Израиль, которые вывели тебя из земли Египетской».

Может быть Иеровоам мнил в этих символах чтить, согласно Египетским воззрениям, Единаго Бога (Елохим), Творца мира; но он открыл широко дверь идолопоклонству, и никогда с тех пор Израиль, (исключая нескольких избранных, оставшихся верными Иегове) не возвращался к чистой религии своих предков, никогда Израиль не знал культа Бога Завета, забыл и самые священные книги свои и все падал ниже и ниже, доколе Господу не угодно было появлением среди его великих пророков восстановить среди народа память о Едином Боге, о Его заветах и обетованиях.

И при Иеровоаме «человек Божий» (3 Ц. ХIII, 1) указывал царю всенародно на грех его создания жертвенников в Вефиле и Дане; и Axия (XIV, 7–12) предсказывал Иеровоаму погибель дома его за то, что он «сделал себе богов и истуканов» (id. ст. 9); и во всех последующих сказаниях о царях Израильских воспоминается грех Иеровоама, отвративший народ от Иеговы. Но когда вошла на престол династия Амврия⁷⁴¹, и сын его Ахав женился на Сидонской царевне Иезавели⁷⁴², тогда безумие во Израиле дошло до высшей степени. Забыт был Творец неба и земли, Бог Единый, и народ под гнетом нечестивой династии сделался вполне народом языческим, предаваясь всем мерзостям культа плоти и культа крови и жестокости.

Вот в это критическое время, когда культ Единаго Бога мог исчезнуть совершенно среди Израиля, Господь Бог посылает великого пророка, удостоенного такого же благоволения Божия, как Моисей. Он борется делом и словом против культа Ваала и громко вопиет о забвении Израилем единого истинного Бога, настоящего Царя его.

Проследим вкратце по третьей и четвертой книге Царств жизнь пророка Илии, столь важную в историю царствия Божии и по деятельности пророка во время пребывания его на земле в смертном теле, и по образу прекращения земной его жизни восхищением его в теле на небо, и наконец по появлению его вместе с Моисеем на горе Фаворе беседующим с Господом нашим Иисусом Христом в славный день Преображения Господня.

Имя, которое носил пророк Илия, означает «Бог мой Иегова» (есть).

Илия назван в 3 Ц. ХVII, 1 Фесвитянином. Мы знаем, что Товит был из Фисвы Галилейской (Тов. I, 2). Но в словах 3-й книги Царств об Илии особенно упомянуто, что он был жителем Галаада, который лежал за Иорданом, между Васаном на севере и Моавом на юге. Здесь Лаван догоняет бегущего от него Иакова и заключает с ним договор⁷⁴³; здесь в смежных землях Васана и Иазера и Галаада поселились сыны Рувима и Гада, причем особый участок в Галааде отдан был Махиру, сыну Манассии⁷⁴⁴. Здесь восстал великий вождь Иеффай⁷⁴⁵. Это была страна, прорезанная скалистыми горами, у подножия которых по долинам рек и, в особенности по Иавокку, простирались хорошие пастбища. Сюда в город Маханаим⁷⁴⁶ пришел Давид, когда бежал от Авессалома, сына своего (2 Ц. XVII, 24–26). Из этой страны, населенной полукочевым населением, был родом Илия, как бы намеренно избранный из колен Израильских, живших за Иорданом вне Палестины, как орудие Божие, долженствующее не иметь никаких родственных связей с жителями той страны, в которую он был послан.

О Фисве Галаадской мы ничего не знаем, кроме того, что ее нельзя смешивать с Галилейской Фисвой, родиной Товита, которая находилась в уделе Нефеалима⁷⁴⁷. Мы не имеем также никаких сведений ни в Св. Писании, ни в преданиях – о том, из какого колена и рода происходил пророк Илия⁷⁴⁸. Видом своим, одеждою, наружностью, быстротою своих движении, пророк напоминает нам жителей Аравийских степей нашего времени. Это был тип, (сохранившиеся в течении трех тысяч лет) бедуина, – причем мы заметим, что обычаи в Азии не стареются, как указал на то Притчард⁷⁴⁹. Из 4 Ц. I, 8 мы видим, что подобно Исаву (Быт. XXXVII, 11) он был «человек косматый». Посланные Охозией так описывают Илию пророка: «человек тот весь в волосах и кожаным поясом подпоясан по чреслам своим». Мы не имеем на то прямых указаний, но может быть Илия был и Назорей. По всей вероятности он был чрезвычайно худ и во всяком случае обладал необыкновенной физической силой. Мы заключаем это из того, что после трудов своих на Кармиле (3 Ц. ХVIII, 45–46) он от этой горы до самого Изрееля провожает Ахава, едущего на колеснице, т.е. пробегает расстояние, которое определяют не менее 16 англ. миль⁷⁵⁰. Это же доказывает и сорокадневный путь его к горе Хориву на Синайском полуострове (3 Ц. XIX, 8) без пищи и пития. Очевидно, что он был подкреплен высшею помощью, но нельзя не усмотреть, что при этом он имел сильную натуру.

Пророк обыкновенно кроме хитона носил еще милоть, или мантию (симла), которую он бросает Елисею при взятии его на небо.

Вот как описывает царствование Ахава 3 Ц. XVI, 28–33: «И почил Амврий с отцами своими и погребен в Самарии⁷⁵¹. И воцарился Ахав, сын его, вместо него и царствовал в Самарии двадцать два года.

30. «И делал Ахав, сын Амврия, неугодное пред очами Господа более всех бывших прежде него.

31. Мало было для него впадать в грехи Иеровоама, сына Наватова; он взял себе в жену Иезавель, дочь Есваала, царя Сидонского, и стал служить Ваалу и покланяться ему.

32. И поставил он Ваалу жертвенник, в капище Ваала, который построил в Самарии.

33. И сделал Ахав дубраву⁷⁵², и более всех царей Израильских, которые были прежде него, Ахав делал то, что раздражает Господа Бога Израилева» («и погубил душу свою», прибавляет текст Семидесяти).

Очевидно, что народ Израильский не мог продолжать назначенной ему Господом деятельности при таком положении дел. При культе тельцов, признаваемых символами, несовершенно утрачено было понятие о Едином Боге, но при культе Ваала и Астарты утрачивались все святейшие догматы и верования и всякое понимание различия между добром и злом. Все было допущено, чего бы ни захотела злая воля человека, – и примером тому служит убийство Навуфея, как мы увидим ниже. Поэтому главная миссия пророка Илии была искоренить культа Ваала и Астарты. Это и было достигнуто совершенно при Ииуе, убившем сына Ахава, Иорама, и истребившем дом его во времена преемника Илии, Елисея. Но замечательно, что даже о сыне Ахава, Иораме, говорится, что «он ходил во грехах Иеровоама», т.е. чтил тельцов, но снял статую Ваала (4 Ц. III, 2 и 3). После Ииуя, – истребившего жрецов и поклонников Ваала и разрушившего капища, хотя кланявшегося золотым тельцам, – мы не видим, чтобы культ Ваала снова возникал в Израиле до последнего царя Израильского Осии, при котором десять колен Израильских были уведены в плен на далекий восток Салманассаром, царем Ассирии⁷⁵³. Но если при Осии некоторая часть народа, – и весьма вероятно, что преимущественно придворные и жители Самарии, – опять увлечены были к идолослужению, то можно быть уверенным, что вся масса народа Израильского, жившая вдали от столицы, чтила Бога Завета.

Мы даже осмеливаемся утверждать, что влияние Илии, Елисея и пророческих школ в пределах десяти колен настолько было благодетельно и сильно, что должно было пошатнуть и незаконный культ Господа Бога под формою тельцов. Так, при благочестивом Иoace, внуке Ииуя (1 Ц. XIV, 2), оговорено, что «только высоты не были отменены», из чего мы заключаем, что в народе культ истинного Бога, Иеговы, существовал, – только жертвы приносились на высотах, как напр. на горе Кармиле (Ср. 3 Ц. ХVII, 30), а не в Иерусалиме. И ниже из жизни Елисея мы увидим, что многие из постановлений закона свято чтились некоторыми Израильтянами. Что Израильтяне, уведенные в плен Ассириянами, кланялись Богу Завета, а не ложным божествам, – можно видеть и из того, что царь Ассирийский приказывает послать к переселенцам, пришедшим из Ассирии и Месопотамии в Палестину священника из числа пленных⁷⁵⁴, чтобы научить их «закону Бога той земли», т.е. Палестины. Это языческое население, но наученное несколько религии Единаго Бога, было предками известных нам из Новозаветной Священной истории Самарян.

Но для нас важен тот факт, что после смерти Ахава и краткого царствования старшего сына его, Охозии, целый ряд царей, начиная даже со второго сына его Иорама и в продолжение династии Ииуя и последующих за ним царей, – кроме последнего из них Осии, – отвергли совершенно культ Ваала, а самый народ, остававшийся всегда более чистым, чем цари Израиля, по-видимому даже возвратился к культу Единаго Бога по закону Моисееву и унес его с собою в пленение, как можно думать по позднейшим сказаниям книг Эсфирь и Товит⁷⁵⁵.

Таково было влияние пророков, посланных в Израиль, и пророческих школ, руководимых ими. Тогда народ десяти колен сделался способным исполнить свое призвание быть проповедником догмата Единаго Бога среди язычников и хотя более чистых apийских религий, но также склонявшихся уже к многобожию⁷⁵⁶. Среди них он будит воспоминания о древнейших откровениях.

Появление великого пророка Илии происходит следующим образом. В 3 Ц. XVII, 1 он является пред нечестивым царем Израильским Ахавом и говорит ему: «жив Господь Бог Израилев, перед Которым я стою! В сии годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по моему слову».

Прошедшее Фесвитянина из Галаада Илии, пророка Господня, нам неизвестно; мы не знаем, как он призван на служение Господу, как он провел отрочество, где он возмужал телом и духом и возрос до той высоты духовной жизни и силы, которые мы видим в день явления его Ахаву. Но очевидно, что он издавна уже получал откровения Господни и чувствовал величие дара Духа Святаго, почивавшего на нем и даровавшего ему великую силу.

Появление Илии величественно. Воззвание его: «жив Господь, Бог Израилев, пред Которым я стою!» – напоминает Ахаву о Едином вечно живущем Бог, – Творце неба и земли, Котораго святейшее имя, явленное в горящей купине, есть Иегова, вечно неизменно Себе подобный, Единый живущий и единый источник жизни⁷⁵⁷. Этим возгласом он укоряет Ахава, знавшего заветы и обетования народа, в его глубоком падении и напоминает ему, что и руках Единаго источника жизни жизнь всего творения и той несчастной страны, в которой он царствует, и в которой царь ее ввел постыдный культ Ваала и Астарты. Но вот, Господь, источник жизни и благословения, прогневался на эту страну и отъемлет у Палестины, в пределах царства Ахава, благодетельные дожди и росы, без которых Палестина будет медленно умирать⁷⁵⁸.

Ахав или не верит пророчеству, или испуганный и озлобленный им не отвечает ничего, но вероятно по уходе Илии – и может быть по совету жены своей⁷⁵⁹, приказывает искать его, чтобы убить, так как немедленно вслед за тем «было к нему (Илии) слово Господне: Пойди отсюда⁷⁶⁰ и обратись на восток, и скройся у потока Хорафа, что против Иордана. Из этого потока ты будешь пить, а воронам Я повелел кормить тебя там» (ст. 2 – 4).

Очевидно, что после объявления гнева Господня Ахаву жизнь пророка была в опасности, и если в первую минуту смущения Ахав не приказал его схватить, то нельзя сомневаться в том, что когда Илия ушел, то Ахав разослал воинов и слуг схватить зловещего пророка, может быть с целью вымучить от него то слово, которое, как Илия сказал, будет предвозвестником дождя.

Где именно скрывался Илия, и где впадает в Иордан поток Хораф – мы не знаем, так как имя этой речки больше не встречается в Библии. Мы впрочем даже не знаем, что надо разуметь под именем потока: постоянную ли речку, или горный водосток, и находился ли этот поток на правой стороне Иордана от гор Ефремовых, или же на левой, имея свое начало в отрогах Анти-Ливана. Очевидно, что это место было дикое и пустынное: здесь должен был временно пребывать пророк, питаясь чудесным образом хлебом и мясом, которые приносили ему два раза в день враны (XVII, 6)⁷⁶¹. «По прошествии некоторого времени поток этот высох; ибо не было дождя на землю. И было к нему слово Господне: встань и пойди в Сарепту Сидонскую⁷⁶² и оставайся там; Я повелел там женщине вдове кормить тебя» (7 – 9).

Господь посылает Илию в страну языческую, в которой есть люди, стоящие нравственно выше, чем в Израиле, впавшем в идолопоклонство. И в этом повелении Господнем мы видим урок Илии всем Евреям, – как увидим его в истории пророка Ионы, – что «во всяком народе боящийся Господа и поступающий по правде приятен Ему» (Деян. X, 35). Еще не без интереса сопоставить две личности, – обе Сидонянки: Иезавель и бедную вдову Сарепты Сидонской. Одна из них, царского рода, предана с фанатизмом нелепому идолослужению; она коварна, лжива и жестока. Другая из самого низшего слоя общества, кротка, разумна, добродетельна и готова восприять благодать откровения; вера ее подобна вере простых, бедных Ниневитян, и она чистым сердцем воспринимает учение о едином вечном Боге, чтимом под священным именем Иеговы (XVII, 24).

Некоторые, не без основания может быть, считают эту Сарептянку Израелитянкой по происхождению на основании Луки IV, 25–26. Господь говорит: «много вдов было во Израиле во дни Илии... и ни к одной из них не был послан Илия, а только ко вдове в Сарепту Сидонскую? Но вслед за сим Господь говорит: (id. ст. 27) «много было прокаженных во Израиле при пророке Елисее; и ни один из них не очистился кроме Неемана Сириянина», – так что нельзя утверждать, чтобы вдова Сарепты Сидонской была непременно Израелитянкой⁷⁶³. Но для нас безразлично – была ли она по происхождению Израелитянка, или нет; она жила посреди идолопоклонническая населения и не пала нравственно, удержав чистоту и правдивость сердца; а Иезавель, просвещенная самым замужеством своим в догмате Единаго Бога и несомненно зная чистый и высокий закон, явленный Богом Израилю, не только не могла отрешиться от тьмы развратного и безумного культа, но еще преследовала ожесточенно всех веровавших в Бога, творящих истину и добро и проповедующих правду Божию.

Илия по слову Божию идет в Финикию. Приидя на земли, принадлежащие Сарепте Сидонской, Илия встречает женщину, собирающую дрова, т.е. сучья и сухие ветви. К ней обращается пророк, прося ее принести ему воды напиться и кусок хлеба. Она сказала: «жив Господь Бог твой! У меня нет печеного хлеба, а есть только горсть муки и немного масла (елея), которые я берегу, чтобы последний раз вкусить пищи, после чего нам остается только умереть».

Страшная засуха, начавшаяся в стране царства Израильского дает себя чувствовать и в Сидоне и его окрестностях. Мы не знаем, сколько времени пробыл пророк Илия на потоке Хораф, но очевидно, что последствия засухи успели уже оказаться на полях и масличных и виноградных насаждениях Палестины и Финикии. Вероятно порты Финикии не страдали от голода, но внутри страны запасы истощились и бедное население голодает.

Илия, во встреченной им женщине по прозорливости своей, узнает ту вдову, которая по слову Божию должна питать его. Но чтобы быть уверенным, что он не ошибается, он испытывает и милосердие ее к пришельцу, и веру ее.

Ст. 13. ХVII гл. «И сказал Илия: не бойся, пойди, сделай то, что ты сказала, но прежде из этого сделай небольшой опреснок для меня и принеси мне; а для себя и своего сына сделаешь после».

Ст. 14. «Ибо так говорит Иегова, Бог Израилев: мука в кадке не истощится и масло в кувшине не убудет до того дня, когда Господь даст дождь на землю».

Сидонянка в простоте доброго и верующего сердца, без всяких колебаний «пошла и сделала так, как сказал Илия» (ст. 15).

После того мука и масло по слову Господа, объявленному пророком, не истощались, и «кормилась она и пророк и дом ее несколько времени».

Вслед за первым испытанием веры Сидонянки ей посылается второе тягчайшее испытание. Сын ее заболевает и умирает⁷⁶⁴. В горести своей она не ропщет, но приписывает смерть сына прежде всего грехам своим, и потом присутствию в ее доме «человека Божия». «И сказала она Илии: что мне и тебе, человек Божий? Ты пришел ко мне напомнить грехи мои и умертвить сына моего» (ст. 19).

В этих словах скорби есть сознание своей греховности и справедливости Божией и страх пред посланником Божиим, святость которого привлекла на семью, в которой он живет, возмездие за содеянные прежде грехи. Но Господу угодно не только обрадовать вдовицу чудом воскресения сына ее, но еще и выразить в этом чуде прощение содеянных ею грехов.

Илия берет бездыханного отрока, возносит⁷⁶⁵ его в горницу, в которой он живет, и, положив его на свою постель, повергается в горячей молитве пред Господом. Потом он трижды простирается над отроком и взывает к Господу: «Господи Боже мой! да возвратится душа отрока сего в него!» И услышал Господь голос Илии, и возвратилась душа отрока сего в него, и он ожил» (ХVII, 20–22).

И свел живого отрока пророк из горницы своей вниз и отдал матери и сказал: «смотри, сын твой жив». «И сказала та женщина Илии: теперь-то я узнала, что ты человек Божий, и что слово Господне (Иеговы) в устах твоих истинно» (id. 24).

Чудо это указывает, какая великая сила Божия пребывала на пророке Илии, который удостоился не только быть взятым на небо, но и быть призванным вместе с Моисеем, в священный день преображения Господня, на гору Фавор беседовать с воплощенным Словом и Сыном Божиим пред совершением страшной и таинственней жертвы искупления Агнцем Божиим, предававшим Себя на заклание за грехи человеческое.

Для нас грешных составляет великую тайну разумение относительного величия и святости избранников Божиих, и не нашему уму пытаться проникнуть в нее: одному Богу известно сердце каждого человека и насколько просветлена душа его. «В дому Отца Моего обители многи суть», глаголал Господь (Иоан. XIV, 2) Своим ученикам. А св. Ап. Павел Духом Святым сказал: «звезда от звезды разнствует во славе» (1Кор. XV, 41). Но мы усматриваем из Священного Писания, а потому имеем право сказать, что некоторые из святых избранных и освященных Духом Святым мужей одарены были, на земле даже, высшею силою, которая свидетельствует о близости души их к Богу. К таковым святым принадлежит и пророк Илия.

После этих событий проходит «много дней», «был сильный голод в Самарии»⁷⁶⁶. Иезавель продолжает свою преступную деятельность, распространяет среди народа обетования культ Ваала и преследует и истребляет пророков Господних, а Ахав во всем подчиняется ей и сам служит Ваалу⁷⁶⁷.

По-видимому как укор Ахаву и как пример его постоянного возмущения против велений Иеговы приведено в XVI, 34 сказание о восстановлении заклятого Иерихона. «Во дни его (Ахава) Ахиил Вефилянин построил Иерихон; на первенца своем Авираме он положил основание его, и на младшем своем сыне Сегубе поставил ворота его, по слову Господа, которое Он изрек чрез Иисуса сына Навина»⁷⁶⁸.

Мы напомним здесь, что после взятия Иерихона (Иис. Нав. VI, 25) «в то время Иисус поклялся и сказал: проклят пред Господом тот, кто восставит и построит город сей Иерихон. На первенца своем он положит основание его, и на младшем своем поставит врата его». Очевидно, что повторение в 3 кн. Царств буквально заклятия Иисуса Навина над Ахиилом, восстановителем заклятого города, отчасти падает и на преступного царя, допустившего в пределах царства своего явное нарушение всем известной воли Господней. Мы в этом сказании подозреваем еще большее преступление: мы думаем, что в этом восстановлении Иерихона есть прямое намеренное возмущение против Господа Бога, и что надо разуметь в ст. 34 XVI-й главы жертвой приношение в честь Молоха, или Ваала, старшего и младшего из сыновей Ахиила⁷⁶⁹ с ведома царя и жены его, которые усердно служили этим темным постыдным культам⁷⁷⁰.

«Ужасно в это время было положение народа Израильского. Пророк Илия так жалуется Господу: «Сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили твои жертвенники и пророков Твоих убили мечем» (3 Ц. XIX, 10). И действительно Иезавель усердно приказывала выискивать и убивать всех тех, кои оставались верными настоящему Иерусалимскому культу Иеговы, допуская в царстве, – как это выясняется из последующих сказаний, – лишь поклонение золотым тельцам, учрежденное Иеровоамом, но при этом употребляя все усилия, чтобы распространить и прославить свой финикийский культ Ваала.

Главное же преследование было направлено на пророков Господних и на те общины, которые принято называть пророческими школами, – ибо ими преимущественно еще держалась во Израиле память о Иегове, Боге Творце мира, Боге завета и обетовании, без примеси языческих символов, как в культе тельцов. Господь по милости Своей не оставил однако совершенно Израиля; в народе было еще много душ, верных Господу, и в числе их был один весьма влиятельный человек, приближенный к царю слуга, сановник Авдий⁷⁷¹, «который, когда Иезавель истребляла пророков Господних, взял сто пророков и скрывал их по пятидесяти человек в пещерах и питал их хлебом и водою» (ХVIII, 4). Уже из этого можно видеть, что не весь Израиль изменил Господу. Чтобы скрыть и питать сто пророков с уверенностью, что это не дойдет до Иезавели, необходимо было иметь возможность организовать отряд верных слуг, которые были бы преданы не только своему господину, но Самому Господу, Которому они готовы были послужить и самою жизнью.

А между тем гнев Господень был над страною; засуха и голод достигли ужасающих размеров; во всей стране не было не только хлеба, но даже какой бы то ни было растительности для корма домашнего скота. Над Палестиной исполнилось пророческое слово Моисея, сказанное им народу, когда он угрожал ему наказаниями, если он не будет слушаться гласа Господа своего: «Небеса твои над головою твоею сделаются медью, и земля под тобою железом; вместо дождя Господь дает земле твоей пыль, и прах с неба будет падать на тебя»⁷⁷².

Во время этого ужасного состояния Палестины Ахав однажды с своим царедворцем Авдием идет лично отыскивать по иссохшим потокам и источникам страны какого-либо места, где уцелело бы немного травы для прокормления остававшегося еще в живых скота царского и его лошадей и мулов. Ахав разделяет этот труд разведок между собою и доверенным своим царедворцем Авдием, намереваясь исследовать вероятно горные спуски Ездрелонской долины, где должны были находиться защищенные от солнца места в верховьях потоков. «Иди, – говорит он Авдию, – ко всем источникам водным и ко всем потокам... И разделили они между собою землю, чтобы обойти ее: Ахав особо пошел одною дорогою, и Авдий особо пошел другою дорогою» (3 Ц. ХVIII, 5–6). По сказанию книги Царств не видно, чтобы сердце Ахава было тронуто раскаянием, или чтобы он вспомнил о своей измене Богу Израилеву и обратился к Нему с молитвой. Но, прибавим мы, внутреннее состояние души человеческой известно только Богу: может быть под влиянием верного Господу Авдия и временно освободившись от пагубного влияния жены своей Иезавели, Ахав, – вообще человек весьма нравственно слабый, – почувствовал раскаяние и страх, и возопиял к милосердному Богу, и просил Его прощения и спасения несчастной стране. Мы знаем только, что (XVIII, 1) «По прошествии многих дней было слово Господне к Илии в третий год⁷⁷³: пойди и покажись Ахаву, и Я дам дождь на землю».

Исполнение этого повеления Господня происходит следующим образом. Когда Ахав пошел со своею свитою в одну сторону осматривать источники и потоки, а Авдий со своими служителями и стражей пошел в другую сторону, то вдруг на дороге, по которой следует Авдий, вдали показывается знакомая Авдию, внушающая страх личность пророка Илии. Когда пророк приблизился, Авдий падает на лице свое и восклицает: «ты ли это, господин мой Илия?» «Я!» отвечает пророк, – пойди, скажи господину твоему: Илия здесь!» Но Авдий испуган и появлением пророка, и в особенности поручением, которое он на него возлагает. Из ответа Авдия мы узнаем (XVIII, 10), что когда после пророчества о засухе Илия ушел на поток Хораф, то Ахав не только искал Илию в пределах своего царства, но еще посылал в соседние государства искать его и требовал от них клятвенного удостоверения, что Илии нет в этом царстве. Он главнейше боится, что если он доложит царю, что тот, которого он так долго искал, здесь, а «Дух Господень унесет» пророка неведома куда, то царь убьет его, Авдия, в злобе своей. К этому Авдий прибавляет, что Илия знает, что он человек богобоязненный и что вероятно ему известно, как он скрывал в пещерах и кормил сто пророков, когда Иезавель убивала пророков Господних (XVIII, 11–14). На это Илия говорит: «жив Господь Саваоф, пред Которым я стою! сегодня я покажусь ему» (ст. 15). Успокоенный обещанием пророка Авдий догоняет Ахава на пути его и объявляет ему о появлении Илии. Ахав немедленно идет навстречу грозному пророку и (ст. 17) встречает его словами: «Ты ли это смущающий Израиля?»

Вопрос этот вызван желанием Ахава поставить себя выше пророка, которого в душе он боялся. Но он считал его теперь в своей власти и полагал быть может, что, угрожая Илии истязаниями и смертью, он заставит его произнести то разрешительное слово, которое должно было прекратить бедствие засухи. В вопросе Ахава заключается указание на эту засуху, так как Илия не только не возмущал народ словами, но даже не был последнее время в Палестине и если мог быть назван смущающим народ, то только потому, что народное бедствие происходило по его пророческому слову.

Но если Ахав надеялся видеть смущение, или покорность Илии, то он очень ошибся, так как обвинителем является пророк Господень.

Ст. 18. «И сказал Илия: не я смущаю Израиля, а ты и дом отца твоего, тем, что вы презрели повеления Господни и идете в след Ваалам».

Вслед за этим Илия властным словом своим приказывает Ахаву (ст. 19–20) собрать народное собрание со всего Израиля на гору Кармил и туда же собрать четыреста пятьдесят пророков Вааловых и четыреста пророков дубравных⁷⁷⁴, «которые питались от стола Иезавели», т.е. очевидно составляли ее приближенных. Из этого, и сопоставляя с сим сказание 3 Ц. ХХII, о пророках, глаголавших во имя Иеговы, но обличаемых пророком Господним Михеем во лжи⁷⁷⁵, мы видим, что государственной религией признавался культ тельцов, учрежденный Иеровоамом, под которым мнили покланяться Иегове, а культ Ваала принадлежал как бы лично Сидонянке Иезавели, но между тем успел развратить большую часть народа Израильского.

Замечательно, что со стороны Ахава нет и тени сопротивления Илии пророку. Он немедленно исполняет его приказание и очевидно подчиняется ему, сознавая силу пророка и главнейше – в это по крайней мере время – преклоняясь со страхом и трепетом пред Господом Богом, понимая, что великий грех совершил он, допустив, под влиянием языческой жены своей, культ Ваалам. Это состояние души Ахава подтверждается событиями, происходившими через несколько дней после того, во время народного собрания на Кармиле. Мы увидим, что он не высказывает и не выказывает ни тени сожаления при виде резни жрецов языческих; очевидно он не верит им и действует в пользу религии финикийской лишь под влиянием Иезавели, которую он боится раздражать. Это личность по-видимому с весьма слабой волей, слепое орудие в руках жены своей⁷⁷⁶.

Чтобы собрать Израиль в лице его старшин и выборных и вообще всех желающих участвовать в народном собрании, надо было некоторое время, вероятно три, или четыре дня. Почему Иезавель не противодействовала этому собранию, которое предназначено было по слову ненавистного ей Илии пророка – мы не знаем. Мы догадываемся только, что она, так сказать, решилась принять битву, уверенная, что народ не отступит от культа, увлекшего его потворством всем страстям и злым произволениям. Поэтому также, и надеясь на их численность, она дает вероятно свое согласие жрецам Ваала и Астарты в числе восьмисот пятидесяти человек явиться на это собрание, чтобы своим видом и влиянием на народ подавить и сокрушить бедного, едва одетого жителя степей, которого она надеется вероятно видеть убитым.

Где находился Илия в то время, когда делались распоряжения о созыве на гору Кармил народного собрания – мы не знаем, вероятно он оставался на этой горе, которая обилует пещерами, и на которой трудно было бы найти его, если бы были посланы слуги Иезавели, чтобы убить его.

Но вот наступил торжественный день народного собрания. Пред нами открывается величественная по нравственному значению своему картина. Предстоит борьба одного человека, но сильного Духом Божиим, против массы народа, руководимого многочисленными языческими жрецами и царем, который сам почти язычник, хотя знает высшую религию откровения.

Гора Кармил есть горная гряда, простирающаяся миль на двенадцать близь моря на параллели 32°, 51' сев. широты и отделяющая Саронскую равнину от долины Ездрелонской. Здесь, как говорит предание, скрывались пророки Господни во время гонений Иезавели. Здесь же – уже во времена христианские – жили в пещерах и святые отшельники⁷⁷⁷. Высота Кармила нигде не превосходит 1800 фут. Высшая точка горы есть местность, на которой стоит деревня Есфие. Кармил и в настоящее время – как во времена пророка Илии – покрыт прекрасным лесом. (Ср. Исаии XXXIII, 9 и Михея VII, 14 о лесах на Кармиле). Из этого леса добыты для жертвоприношений пророка и жрецов дрова. Видевшие эти места новейшие путешественники, как Стэнли (Stanley''s Sinai and Palestine p. 353 sq.), указывают, что древний жертвенник Господу, из которого Илия выбирает двенадцать камней для своего жертвенника (3 Ц. ХVIII, 30, 31), должен был находиться близь деревни Есфие. Деревня эта стоит в восточной части горы и из этой высшей точки горы можно видеть почти всю Ездрелонскую долину, а к западу рассмотреть даже и море. Отсюда только мог отрок Илии смотреть на подымающееся с моря облака, когда Илия молился о дожде. Близь Ecфие находится пустынная местность, говорит Стэнли, с остатками развалин; местность эту по преданию называют Эль Махаррака, т.е. сожжение. Недалеко отсюда начинается лесная чаща, состоящая из малорослых дубов и масличных деревьев. Здесь есть непересыхающий источник, питаемый, независимо от дождей, постоянными испарениями моря, которые в лесной заросли поддерживают постоянную сырость, – говорит фан дер Вельде (Van der Velde, Travels, v. I, p. 321). Отсюда, по всей вероятности, носили воду для того, чтобы полить по приказанию пророка его жертвоприношение. Может быть в этих же местах происходит событие, описанное в 4 Ц. I, 9–15⁷⁷⁸. Нет сомнения, что и Илия, как Елисей (4 Ц. IV, 25), имел временное жительство на горе Кармиле. Гора до сих пор носить имя Илии между Арабами.

На горе Кармиле, как мы сейчас вспоминали (3 Ц. ХVIII, 30), находился древний жертвенник Господу. Мы заметим по поводу жертвоприношений на высотах (бамот), что они порицаются в Св. Писании, как указывают многие хорошие западные богословы, не потому, чтобы жертвоприношения Господу, случайно принесенные вне двора скинии, считались незаконными. Мы видим целый ряд жертвоприношений в разных местностях Самуила, Давида⁷⁷⁹ и самого Илии на Кармиле, которые благоугодны Господу и не нарушают закона. Но под выражениями: «народ приносил жертвы на высотах», или «высоты не были отменены»⁷⁸⁰ – разумеется особый, обычаем установившийся культ Господу Богу, при котором однако священнодействовали незаконно для того назначенные из колена Левиина, священники с помощниками своими левитами, а лица, самовольно устроявшее жертвенники, очень часто с корыстною целью и отвращающее тем народ от служения Господу в месте, Им освященном, как напр. в скинии Салима и позже в Иерусалиме. Эти устрояемые самовольно жертвенники с постоянным при них служением лиц, самовольно взявших на себя обязанности жрецов, представляли притом опасность превращаться часто в места идолослужения. Цари Иудейские иногда не решались – даже при благочестии – отменять совершенно это служение на высотах, потому что оно глубоко укоренилось в привычках народа, который считал эти жертвенники в пределах своей местности местами священными; причем надо заметить, что в большей части случаев служение на высотах не было изменою Господу Богу, а народ чтил действительно Иегову с соблюдением обрядов закона Моисеева.

Таков вероятно был и жертвенник, посвященный Господу Богу, на горе Кармиле, который во времена Илии был уже разрушенным (ХVIII, 30), а был построен вероятно до разделения царств, в те времена, когда «народ еще приносил жертвы на высотах; ибо не был построен дом имени Господа до того времени, как говорит 2 Ц. III, 2 о начале царствования Соломона. Может быть это был один из древнейших жертвенников, воздвигнутых в Палестине по занятии ее Израилем при Иисусе Навине, потому что гора Кармил всегда упоминается в Свящ. Писании, как гора особо святая⁷⁸¹.

Здесь, на этой святой горе, близь древнего жертвенника, посвященного единому вечному Богу, Богу Завета, на самой возвышенной части горного кряжа, над обрывом, с которого к востоку виднеется поток Кисон в Ездрелонской равнине и далее по долине город Изреель, а к западу, далеко на горизонте можно рассмотреть синеву дали моря, – собирается народ Израильский на торжественное собрание. Впереди народа Ахав, и тут же толпа языческих жрецов, известных под именем «пророков Вааловых» и «пророков дубравных». Этой массе народа с жрецами и царем противостоит один человек в бедной одежде, почти в рубище, подпоясанный кожаным ремнем, который силою Духа Божия властвует над этой толпой, потому что он не простой человек, он «человек Божий»⁷⁸².

Он совершенно покоен, потому что чувствует в себе силу благодати Духа Святаго, «глаголющего в пророках». Он подходит к толпе, возвышает голос и при языческом царе их начинает обличать и его, и народ в измене своему Богу и благодетелю. «Если Иегова есть Бог, то последуйте Ему, – восклицает он, – а если Ваал, то ему последуйте».

На это народ не отвечает ему ни слова (3 Ц. XVIII, 21).

В этом факте мы читаем важное указание, – что среди народа (исключая конечно приближенных царю и царице) не было фанатических последователей финикийской, занесенной во Израиль, религии. Едва ли не следует предположить, что народ, предоставленный самому себе, не руководимый никем, совершенно почти утратил высшие религиозные и нравственные стремления, и если кланялся божествам Сидонским, то только из раболепства к семье царя своего. В сущности же, погрязнув в ежедневных житейских заботах, он в массе соделался совершенно индифферентным ко всем религиям. Немыслимо, чтобы следующее за жертвоприношением Илии избиение языческих жрецов совершено было одним Илиею; очевидно, что, овладев сердцем массы, он повелел это избиение, и оно совершилось теми самыми, которые в начале слушают его безучастно, но которые после чуда воспламеняются ревностью о имени Господнем.

Но в эту первую минуту Илия один: народ молчит на речь его; жрецы Вааловы ему враждебны; Ахав скрывает свои чувства из страха. Тогда (ст. 22) пророк, указывая на свое одиночество, требует, чтобы привели двух тельцов для всесожжения и приготовили жертвенник Ваалу, и рассекли тельца, и положили его на дрова, и чтобы жрецы Вааловы не подкладывали огня под дрова, но испросили у своего бога сожжения этой жертвы. «Я же, – прибавляет он, приготовлю другого тельца и положу на дрова и огня не положу. И призовите вы имя бога вашего, а я призову имя Иеговы, Бога моего. Тот Бог, который даст ответ посредством огня, есть Бог» (ст. 23–24).

«И отвечал весь народ и сказал: хорошо, пусть будет так» (ст. 24).

Мы видим, что впервые в народе начинается умственное и нравственное движение: равнодушие его начинает заменяться живым участием в этой борьбе Илии с жрецами. По-видимому жрецы не сами принимают вызов Илии; конечно они сами очень хорошо понимают свое бессилие и бессилие своих божеств⁷⁸³ но они принуждены принять вызов Илии в виду народа и под давлением толпы, следящей за ними.

Из стихов 30–33 этой главы видно, что позже Илия сам своими руками выбирает из развалин древнего жертвенника Иеговы двенадцать камней по числу колен Израилевых⁷⁸⁴ и воздвигает жертвенник во имя Господа (Иеговы), и окапывает его рвом и кладет на жертвенник дрова, и рассекает тельца и возлагает его на дрова. По всей вероятности часть этой трудной работы выполняют по собственному желанию, или по приказанию Ахава некоторые из собранного народа.

Между тем жрецы Вааловы начинают вопить к своим божествам, которые так верно называются в некоторых местах св. Писании ничто, или ничтожество⁷⁸⁵. Они начинают кричать и скакать, как это было обыкновенно при языческих жертвоприношениях и церемониях; при некоторых из них, как напр. при служении Рее (или Цибеле), жрецы доводили себя до исступления и наносили себе опасные раны. Нечто подобное происходило и во время этого жертвоприношения, когда жрецы, – доведенные до отчаяния сознанием невозможности свести огонь на жертву и невозможностью при десятках тысяч устремленных на них глаз употребить хитрость, что бы возжечь огонь костра на жертвеннике⁷⁸⁶, – «стали кричать громким голосом и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним» (ХVIII, 28).

После полудня Илия приказывает жрецам Вааловым умолкнуть и отойти и подзывает к себе народ. Очевидно, что теперь ему находятся тысячи помощников, готовых служить ему, потому что он приказывает (34 ст.) носить из близлежащего вероятно, – как мы выше говорили, – лесного источника воду и обливать ею жертвенник и жертву, доколе не наполнился самый ров. Приближался вечер, время принесения вечерней жертвы⁷⁸⁷. – Было около трех часов пополудни, когда Илия возопил к Богу, Творцу неба и земли, единому истинному Богу, который, как единый Существующий, Иагве⁷⁸⁸, заключил под этим священным именем завет с народом Израильским.

Воззвание Илии заключает в себе напоминание народу, что он молит не неведомого им Бога, а Того, который проявился им в ряде откровений и милостей. Илия взывает (3 Ц. XVIII, 37–36): «Господи Боже Авраамов, Исааков и Израилев! Да познают в сей день, что Ты один Бог в Израиле, и что я раб Твой, и соделал все по слову Твоему. Услышь меня, Господи, услышь меня! Да познает народ сей, что Ты, Господи, (Иегова) Бог, и Ты обратишь сердце их».

В молитве этой, напоминающей патриархов родоначальников народа, заключается вкратце история народа, ибо этими словами глаголал Господь Моисею, а чрез него Израилю в Египте, явясь в неопалимой купине: «Скажи сынам Израилевым: Иегова, Боготцев ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова послал меня к вам. Вот имя Мое на веки и памятование о Мне в род и род» (Исх. III, 15).

Едва вознеслась торжественная молитва Илии к небу,–

«И ниспал огонь Господень и пожрал всесожжение, и дрова, и камни, и прах, и поглотил воду, которая во рве (3 Ц. ХVIII, 38).

Таково было совершившееся чудо, которое, как все чудеса, явленные Всевышним, имело преимущественно нравственное значение: оно вносило в души человеческие свет, открывало умственные их очи, заставляло прозреть ослепших. Словеса Божии даются для душ более чистых, чудеса для душ менее развитых⁷⁸⁹.

И здесь, «увидев чудо, весь народ пал на лице свое и сказал: Господь (Иегова) есть Бог!» (id. ст. 39). В этом крике народа очевидно исповедание, что Иегова есть единый Бог мира, и что Ваал ничто.

Но недостаточно было, чтобы народ принес временное покаяние в грехе идолопоклонства, сознавая величие Бога Завета. Нужно было уничтожить то пагубное растлевающее влияние, которое производили на него жрецы идолопоклоннических развращающих душу человека культов Ваала и Астарты. В данную минуту Илия был властелин этой толпы; Ахав очевидно в этот момент не имеет ни малейшей власти и не смеет произнести ни одного слова. – Илия обращается к народу (ст. 40) и говорит: «схватите пророков Вааловых, чтобы ни один из них не укрылся». Все разумеют это место так, что под общим именем Вааловых пророков разумелись и пророки дубравные⁷⁹⁰, принадлежавшие к тому же культу Ваала и служившие женской форме этого божества⁷⁹¹. Всех этих т. наз. пророков языческих «схватили» по приказанию пророка. «И отвел их Илия к потоку Киссону⁷⁹² и заколол их там» (id. 40). По всей вероятности берега Киссона были избраны Илией потому, что этот бурный поток должен был унести трупы в море, когда прольется сильный дождь, ожидаемый пророком по слову Господню.

Сказано: «схватили их»; в этих словах ясно видно, что Илия повелевал народом. Поэтому и следующие слова: «заколол их» (Илия) нет надобности толковать, что он собственноручно убил их. Очевидно в этот момент царь и повелитель народа Илия делает только распоряжения, которые беспрекословно исполняются. Жрецы в числе 850 человек схвачены Израильтянами, которые сводят их вниз с горы к потоку в долине и здесь убивают их. Так говорит и Флавий Иосиф (Древности VIII, 7), – что пророки Ваала были убиты народом по повелению пророка Господня Илии.

Между тем наверху Кармила по обычаю после жертвоприношения устроена была трапеза⁷⁹³. «И сказал Илия Ахаву: пойди, ешь и пей, ибо слышен шум дождя» (41 ст.).

«И пошел Ахав есть и пить» (ст. 42). Ахав беспрекословно повинуется пророку и с непостижимым равнодушием к участи «пророков Вааловых и дубравных», покровительствуемых его женою, идет принять участие в приготовленном пиршестве. Сам же пророк Илия «взошел наверх Кармила и наклонился к земле и положил лице свое между коленами своими. И сказал отроку своему: пойди и посмотри к морю». Тот пошел и посмотрел и сказал: ничего нет. Он сказал: «продолжай это до семи раз» (ст. 42–43).

Илия восходит на самый верх горы. По всей вероятности трапеза устроена была около лесного источника, о котором мы выше говорили, по словам путешественников; Илия же подымается к той высшей точке, где стоял древний жертвенник Господень и около которого сложен был из двенадцати камней жертвенник самим пророком. Мы упоминали также выше, говоря об этой местности, что с нее видна с одной стороны Ездрелонская долина, а к западу можно рассмотреть море. Здесь пророк погружается в духовное созерцание и горячую умственную молитву, ожидая повелевая Божия по слову Его о даровании дождя (3 Ц. ХVIII, 1). Вознося к Господу Богу моления свои, он приказывает между тем служителю своему смотреть на далекий запад, на море.

Шесть раз отрок смотрит на запад и, не видя ничего, докладывает о том пророку, который, как все святые и верные слуги Господа, испытывается в вере своей, и продолжает молиться, зная, что «не изнеможет у Бога всяк глагол»⁷⁹⁴. Наконец в седьмой раз служитель Илии докладывает пророку, что «вот небольшое облако поднимается от моря величиною в ладонь человеческую» (ст. 44).

Тогда пророк понимает, что Господу угодно смилостивиться над умирающею от засухи страною. Он приказывает слуге своему идти и сказать Ахаву: «запрягай колесницу твою и поезжай, чтобы не застал тебя дождь».

И сделалось мрачно от туч и от ветра, и пошел большой дождь. «Ахав же сел в колесницу («заплакал», прибавляет текст Семидесяти) и поехал в Изреель» (ст. 45).

Прибавление текста Семидесяти, – вероятно на основании тех рукописей, которые находились в их пользовании, – весьма замечательно. Какие были это слезы? Были ли они выражением бессильной злобы Ахава, понимавшего, что в эти минуты он ничто, а что настоящий властелин Израиля есть тот пророк, которого он боится и который повелевает им, Ахавом; или же эти слезы были вызваны хотя временным умилением при виде милости Бога, Которого он забыл и Которому он изменил, и Которого величие он теперь познает и в наказании и в милости Его. Может быть и последнее, по сравнению с его покаянием после убийства Назуфея, – которое вероятно было искреннее, так как Господь отсрочивает Свой приговор, как мы увидим ниже в 3 Ц. XXI, 27–29. Вообще личность Ахава является несколько загадочною, во всяком случае совершенно лишенною твердых начал. По всей вероятности Ахав был бы совершенно другой человек, если бы он не сочетался браком с фанатическою Иезавелью, обладавшей и силой воли и умом – гораздо сильнейшими, чем ум и воля Ахава.

Илия с непостижимою силою сопровождает бегом до самого Изрееля на протяжении более 15-ти англ. миль несущуюся на конях колесницу Ахаву. Но это объясняется выражением XVIII, 46: «И была на Илии рука Господня». Из этого мы заключаем, что и это действие пророка имело важное значение. По всей вероятности он должен был явиться как бы свидетелем перед народом и Иезaвелью, что все совершившееся имело место пред главами царя, который молчанием своим узаконял убийство жрецов, а потому никто из народа не мог быть преследуем царицею за это избиение их. Еще важнее было довести Ахава до его резиденции, чтобы все знали и понимали, что благодетельный дождь, излившийся после долгих дней засухи, был не случайностью, а послан Господом Богом завета, по молитве Его верного раба и согласно слову его, изреченному от имени Господа более трех лет тому назад: «не будет ни росы ни дождя, разве только по моему слову» (3 Ц. XVII, 1).

Илия, как можно догадываться из слов 46 стиха ХVIII главы, не входит в город Ивреель, а остается вне врат города: «бежал... до самого Изрееля». Это подтверждается и тем, что Иезавель (XIX, 2) посылает к Илии «посланца» высказать Илии угрозу, что доказывает, что Илия находился за стеною города. Надо помнить, что Ивреель был город небольшой; столицей царства оставалась Самария⁷⁹⁵, в Изрееле же была временная и может быть только летняя резиденция царей, так как Изреель, – который отожествляют (Робинзон Researches v. III, p. 164) с нынешним селением Церин (Зерин), – лежал в высокой прохладной местности с превосходным воздухом и чистыми ключами, имея пред собою вид на Ездрелонскую долину и на проход к Бет-Шеану (Скифополису), сквозь который виднеется долина Иордана и даже горы за Иорданом.

Илия не входит в город, зная, что царство в сущности управляется Иезавелью, которая не остановится пред убийством его в отмщение за своих финикийских жрецов. Он ожидает, что предпримет эта озлобленная решительная женщина, теперь оскорбленная и униженная – и как царица в гордости своей, – и как фанатическая язычница в своих чувствах привязанности к национальным богам своим.

Когда Ахав рассказал ей все, чему он был безмолвным и бессильным свидетелем, тогда Иезавель, – несмотря на то, что благодетельный дождь по молитве пророка начал орошать засохшую и умирающую страну, – в злобе своей посылает сказать чрез своего посланного пророку Илии, что она клянется⁷⁹⁶, что завтра к тому же времени она «сделает с душею (жизнью) его что сделано с душею каждого из них» (убитых) 3 Ц. XIX, 3.

Где находит посланный пророка – мы не знаем; может быть даже он за темнотою не видел Илии, а только, выйдя за ворота, воскликнул громогласно клятву Иезавели, и слова его дошли до слуха пророка. Что Иезавель послала сказать эти слова – очень естественно ожидать от пришедшей в неистовство женщины, вполне уверенной, что мщение не уйдет от ее рук и что утром во всяком случае Илия будет схвачен разосланными по всем путям воинами и слугами и будет в ее руках. Но не так решила воля Божия. Предупрежденный словами посланца пророк, несмотря на чрезмерные труды этого дня, подкрепляемый силою Божиею, идет в ту же ночь в Иудею, переходит границу, доходит до Вирсавии на самом юге Иудеи⁷⁹⁷ и, оставив в Вирсавии своего слугу, отходит в пустыню.

Вирсавия, – на юге Иудеи, на потоке Восорском (упом. в 1 Ц. XXX, 10), ныне Вади-Шepиa, который впадает в море несколько южнее г.Газы, – была город, основанный после Авраама. Во времена Авраама и Исаака это место, еще не заселенное, принадлежало царям Филистимским (Быт. XXI и ХХVI, 15, 23, 33); при Иисусе Навине оно досталось уже как город – в удел Симеону (Иис. Нав. XIX, 1 – 2); но впоследствии, когда колено Симеона совершенно почти поглощено было коленом Иуды, Вирcaвия считалась принадлежащею этому царственному колену. За Вирсавией к югу начиналась пустыня, – та сожженная солнцем местность, в которой чуть не погибла Агарь, и которая простирается между Палестиной, Идумеей и «потоком Египетским», называемым Вади-Эль-Ариш. Вся эта пустыня называлась вообще пустыней Фаран; ближайшая же к Иудее часть ее называлась пустыней Син, или Цин⁷⁹⁸. В Вирсавию пророк Илия достигает вероятно после нескольких дней пути, так как в пределах царства Иуды он был относительно в безопасности. Но в Вирсавии он не останавливается надолго, вероятно потому, что он не хочет подвергать царя Иуды столкновению с царем Израиля. В Вирсавии он оставляет только своего слугу, по всей вероятности измученного и трудами на г.Кармиле и быстрым путешествием⁷⁹⁹. Сам же пророк уходит за пределы царства в пустыню, на день пути, «и пришедши – сел под можжевеловым кустом и просил смерти себе и сказал: довольно уже, Господи, возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих» (3 Ц. XIX, 4).

В изнеможении тела великий пророк чувствует скорбь и тоску и ослабление духа своего.

Великие святые посылаются всемилостивым Отцем небесным для великих духовных и нравственных целей. Но кроме этих целей они еще являются на земле для того, чтобы служить нам примером и поучением. Не может человек прожить без искушения, иначе он забыл бы свою слабость человеческую и забыл бы, что единая сила его есть Бог.

Велика была слава, дарованная Господом Илии на горе Кармиле, – слава, которую видел весь Израиль, и которая никогда не умрет. «Илия был человек подобный нам, – говорит св. Апостол Иаков (V, 17–18), – и молитвою помолился, чтобы не было дождя: и не было дождя на землю три года и шесть месяцев; и опять помолился: и небо дало дождь и земля произрастила плод свой». Но Илия был человек и, как таковой, должен был почувствовать всю слабость человеческую.

Мы видели, какое он имел влияние на народ во время жертвоприношения Господу Богу на горе Кармиле, после того, как небесный огонь пожрал жертву. Мы видели как ничтожен был пред ним царь, не посмевший ни одним словом защитить излюбленных его самовластною женою жрецов. И чрез несколько часов после того Илия, одинокий, за воротами Изрееля, принужден бегством спасать жизнь свою от озлобленной женщины, угрожающей ему.

Но представляется вопрос: почему Илия бежит? Почему этот сильный духом человек чувствует, что ему необходимо уйти от опасности, – ему, который в этот же день стоял против враждебной ему толпы Вааловых жрецов, против враждебной скорее, чем дружественной ему массы народа, против мужа Иезавели, всевластного царя этой массы народа?

Мы смеем предположить, что пророк чувствует, что сверхестественная сила, сила Духа Господня, отступила от него в это время. Он предоставлен своим собственным человеческим силам; он это знает и должен действовать, как простой человек, спасая жизнь свою ценою страшных человеческих усилий. Измученный физически славным торжественным днем на Кармиле и проводами Ахава до Изрееля, Илия вдруг ночью чувствует, что он слаб, как обыкновенный человек, что страх смерти напал на него, – и он спешит выйти из владений Ахава, спешно проходит царство Иуды и уходит в бесплодную пустыню. Здесь находит на него полное ослабление сил физических и упадок нравственных сил. Пришедши в пустыню, он «сел под можжевеловым кустом»⁸⁰⁰ и просил у Господа смерти. «Довольно уже, Господи, – говорит он, – возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих».

В этом последнем выражении великое смирение Илии. Он по- видимому упрекает себя в недостатке мужества и силы духа. Он винит себя в том, что он не противостоял Иезавели и бежал от угроз ее; он даже быть может обвиняет себя в том, что он ослабел физически и нравственно: и вот почему он с горечью восклицает, что он ничем не лучше других людей.

Милосердый Отец небесный посылает измученному рабу своему благодетельный укрепляющей его сон: «и лег он и заснул под можжевеловым кустом» (XIX, 5).

Во всех этих событиях и связанных с ними чувствованиях пророка отражается общая духовная жизнь человека, познавшего Бога, верующего и любящего. Как мы видим, даже высшие представители человечества, чувствуя себя предоставленными одним своим человеческим силам, впадали в некоторое уныние, и ими овладевало желание умереть, «разрешиться» от тяготевшего на них тела. За гробом они видели покой, светлый радостный мир, к которому стремилась утомленная бессилием плоти душа⁸⁰¹, и они изливали пред Господом Богом горячую молитву свою о разрешении от тела и успокоения. В эти минуты слабости Господь, по бесконечному милосердию Своему, приходит на помощь человеку, который всецело отдает себя Господу и святой воле Его, – и не ставит человеку в вину скорбь его, если только человек не вздумает проявлять свою волю вместо того, чтобы в кротости и терпении ожидать указаний воли Господней. В этом последнем случае человек погибает: но если он отдал себя с своею волею и с своим будущим в руки Господа, то он получает благодатное подкрепление и физических и духовных сил своих.

Измученному Илии Господь прежде всего ниспосылает сон, в котором он нуждается, и вслед за тем пищу тела.

«И вот Ангел коснулся его и сказал ему: встань, ешь и пей. И взглянул Илия, и вот у изголовия его печеная лепешка и кувшин воды. Он поел и напился и опять заснул. И возвратился Ангел Господень во второй раз, коснулся его и сказал: встань, ешь и пей; ибо дальняя дорога пред тобою» (ст. 5–7).

И встал Илия и, снова подкрепив силы свои пищею, «он идет сорок дней и сорок ночей до горы Божией, Хорива» (ст. 8)⁸⁰².

Мы не совсем понимаем, почему сказано, что Илия идет «сорок дней и сорок ночей». Во-первых до горы Хорива от границ Иудеи не более двухсот миль (Speaker''s Comm. in loco), что для сильного путника представляет не более шести или семи дней пути, и во-вторых текст упоминает как бы о пути непрерывном в течение сорока суток. Очевидно, – как думают многие древние и новые исследователи Св. Писания, – что эти сорок дней и сорок ночей представляют собою то приуготовление, которое необходимо человеку, – чтобы предстать пред лице Божие. Несомненно также, что пророк проводит эти дни без пищи в странствовании по пустыне, чтобы исполнились дни очищения, так как и Моисей во время вторичного восхождения своего на Синай и пребывания на горе до начертания вторых скрижалей⁸⁰³, «сорок дней и сорок ночей хлеба не ел и воды не пил; и написал на скрижалях слова Завета, десятословие». Поэтому мы разумеем сказанное об Илии, что он получил откровение не подходить к священной горе Хориву, доколе он не очистит себя сорокадневным постом и молитвой.

Мы осмеливаемся напомнить, что и Сам воплощенный Бог, Господь наш Иисус Христос, благоволивший называть Себя «Сыном человеческим», изволил провести без пищи и пития сорок дней и сорок ночей в пустыне, готовясь к служению человечеству, которое «Он не стыдится назвать братиями» (Быт. II, 11).

Это таинственное число дней и ночей поста и молитвы, необходимое для приуготовления себя к служению и высшему откровению и трепетному предстоянию пред Богом, именно упоминаются в событиях жизни тех двух пророков, кои явились беседующими с воплощенным Богом на святой горе Фаворе. Глубоко таинственны многие из указаний Св. Писания, полное значение которых будет открыто тем, кои удостоятся спасения. «Уразумеешь после», сказал Господь Петру (Иоан, ХIII, 7).

В стихе 8 главы XIX, 3-й кн. Царств есть еще несовершенно ясное в нашем русском переводе указание, но более определенное в славянском буквальном с текста LXX переводе, в Вульгате и в некоторых западных переводах. Это относится к выражению: «в подкрепившись тою пищею, шел Илия сорок дней и пр.». В славянском яснее мысль, что он шел сорок дней и сорок ночей на основании крепости, дарованной ему именно этой пищею: «И иде, в крепости яди тоя четыредесять дней»... и пр. И Вульгата: «et ambulavit in fortitudine cibi illuis quadraginta diebus»... et coet. И в английском узаконенном тексте: «And went in the strength of that meat forty days»... et coet. И в переводе Лютера: «Und ging durch Kraft derselben Speise vierzig Tage»... u. s. w.

Дойдя до группы гор Синая, Илия направляется к той части их, где высится гора Хорив, на которой проявлено имя «Вечно Живущаго».

Id. ib. ст. 9. «И вошел он там в пещеру и ночевал в ней. И вот было к нему слово Господне: что ты здесь, Илия?»

В вопросе Господнем заключается повеление, чтобы пророк высказал пред Господом в связной человеческой речи все горе души своей. Не для Господа Бога, – Которому все известно, а для человека необходимо, чтобы он изобразил в ясных словах состояние души своей⁸⁰⁴; он должен для уяснения себе самому высказать всю мысль свою, или покаяние, или моление, – облекая его в связную речь, дарованную ему Господом Богом⁸⁰⁵. Надобно, чтобы сам человек, выражая в человеческих словах недостаточно для него самого еще ясные скорби свои, – видел, что он в тоске своей многое преувеличивает, и притом бы ясно сознал, что нет такого несчастия, или горя, которое не могло бы быть исцелено милосердым Творцом, единым Целителем душ и телес наших.

Илия, истинный ревнитель славы Божией, и искренно преданный великому делу, возложенному на него Господом, изливает пред Господом тоску души своей.

«Он (Илия) сказал: возревновал я о Господе Боге Саваофе; ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники, и пророков Твоих убили мечем; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее» (ст. 10).

По-видимому Илии отвечает первый раз Ангел (ст. 11 – 12), который говорит ему, как ему явится Господь. Это явствует из последующего откровения, когда глаголет Сам Господь (ст. 15), и, раскрывая отчасти пророку будущее, устраняет его преувеличенные опасения.

Глубоко таинственно и умилительно предупреждение Илии о том, как ему явится милосердый Владыка вселенной (3 Ц. XIX, 11–12). Для внимательного читателя раскрывается, что сущность откровения, которого сподобился Илия, совершенно тожественна с откровением, которого удостоился Моисей. Мы считаем нужным привести здесь текст Исхода XXXIV, 5–6. Моисей (Исх. XXXIII, 21–23) стоит в расселине скалы, как и Илия стоит у входа в пещеру (3 Д. XIX, 13). «И сошел Господь в облаке, и остановился там, близь Моисея, и провозгласил имя Иеговы (Вечно Живущаго). И прошел Иегова пред лицем его и возгласил: Господь (Иегова) Господь Бог человеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный». Ранее того (Исх. XXXIII, 23) Господь говорил Моисею, что человек не может видеть славу Божию: он может видеть Бога лишь в совершившихся уже делах и событиях, в прошедшем, – но не в настоящем и будущем⁸⁰⁶. Единое явление Бога в настоящем было воплощение Сына Божия, поэтому-то и сказано Иоан. I, 18: «Бога никто же виде нигде же: единородный Сын, сый в лоне Отчи, той исповеда»⁸⁰⁷.

Также и Илии не дано видеть Бога: он слышит великие явления и слышит тихий глас, но он ничего не видит, имея притом лице свое закрытое милотью (ст. 13). Но мы хотим сопоставить и сличить оба откровения, чтобы видеть их существенное тожество.

Господь говорит о Себе Моисею, что Он Бог долготерпеливый и милостивый, а Илии открывается, что Господь не в грозных явлениях, предшествующих Ему, а в веянии тихого ветра, в том радостном чувстве спокойствия, приносимого благодатью, которое ясно говорит сердцу человеческому, что Господь есть Бог человеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный.

Читатель видит, что сущность сих двух откровений и значение их для человечества совершенно одинаковы.

Сказано было Илии о явлении Господа в следующих словах:

Ст. 11. «Выйди и стань на горе пред лицем Господним. И вот Господь пройдет; и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом; но не в ветре Господь. После ветра землетрясение; но не в землетрясении Господь.

Ст. 12. После землетрясения огонь; но не в огне Господь.

После огня веяние тихого ветра, и там Господь».

Прежде всего проходят мимо Илии страшные явления творческой силы Божией. Они – вестники и исполнители гнева Божия на нечестивых⁸⁰⁸. Они действуют тогда, когда Господь снял милостивую охраняющую Свою руку с народа, или человека; тогда народ, или человек, обречен гибели, ибо «нет избавляющего»⁸⁰⁹. Сам Господь в веянии тихого ветра, вливающего успокоение и радость в измученную душу. Заметим, что и в Иове IV, 12 –16 Елифаз, говоря о явлениях духовной жизни, описывает сначала ужас, объявший его и потом (ст. 16): «тихое веяние и я слышу голос».

В таинственном откровении, воспринимаемом Илиею, как в словах Божиих, явленных Моисею, заключается и великое Мессианское пророчество. Мы уже видим вдали священный образ Того, который был кротким и смиренным и принес на землю прощение и милость, и любовь, и чистоту, и истину.

«Не весте, коего духа есте вы», – сказал Господь ученикам Своим, хотевшим подобно Илии (4 Ц. I, 10) свести огонь на Самарянское селение (Луки IX, 55). В этих словах Господа, как в Его нагорной проповеди, выясняется все различие духа человека ветхозаветного от духа человека, просвещенного новозаветным учением. Господь Бог, вечно живущий, всегда неизменно Себе подобный, Един для людей всех веков и поколений, – но человек изменяется и совершенствуется сообразно тому – насколько его просвещает свет Божий. Лишь с пришествием на землю Того, который был свет и жизнь (Иоан. I, 4, 9), получает человек познание высших истин о любви Божией. Но, как мы видим, – и в Ветхом Завете уже раскрывались эти тайны великой любви Божией, и проявление присутствия Божия такому непреклонному и горячему ревнителю, как Илия, совершается не в урагане, или землетрясении, или пожирающем огне, а в веянии тихого ветра, давая ему разуметь истинное значение милосердого промысла Божия, – в основании которого любовь и успокоение, – и вместе с тем таинственно указывал на грядущее кроткое царство Бога на земле.

После гласа, предупреждающего Илию о грядущих явлениях, Илия становится у входа в пещеру и покрывает милотью своею лице свое: «И был к нему голос, и сказал ему: что ты здесь, Илия? » Опять Господь милостиво приказывает ему раскрыть пред Ним свою душу, и Илия (ст. 14) повторяет те же слова, которые он высказал (ст. 10) во время первого откровения в пещере.

Тогда Господь Сам глаголет к нему. Ответ Господа можно разделить на две части. Первая (ст. 15 – 17) заключает в себе повеления о том, что должно исполнить пророку; вместе с тем в этих повелениях раскрываются и будущие события. Вторая часть (ст. 18) успокаивает Илию в том, что далеко не весь Израиль отступил от Господа.

Ст. 15. «И сказал ему Господь: пойди обратно своею дорогою чрез пустыню в Дамаск; и когда прийдешь, то помажь Азаила в царя над Сирией.

А Ииуя, сына Намессиина, помажь в царя над Израилем; Елисея же, сына Сафатова, из Авель-Мехолы, помажь в пророка вместо себя.

Кто убежит от меча Азаилова, того умертвит Ииуй; а кто спасется от меча Ииуева, того умертвит Елисей».

Мы видим, – рассматривая эти слова Господа и соображая их с последующими событиями, – что они должны были исполниться не немедленно, а предначертывали судьбы народов и династий на довольно продолжительное время, так как например после Ахава царствовали еще два сына его, а Венадад Сирийский убит Азаилом уже после взятия Илии на небо (4 Ц. VIII и XIX). Это впрочем и сказано в словах Господа об Елисее: «помажь в пророка вместо себя»; очевидно, что грядущие события должны были совершиться при том пророке, который был помазан вместо Илии. Об Илии мы знаем, что он (3 Ц. XIX, 19–22) призвал Елисея, хотя мы не читаем ничего об исполнении самого обряда помазания. Затем в книгах Царств мы не видим, как исполнено было Илиею помазание на царство Азаила и Ииуя. Мы знаем из 4 Ц. VIII, 11, что Азаилу объявлено, что ему Господь повелевает быть царем Сирии чрез Елисея; а Ииуй по 4 Ц. IX, 1 и сл. помазан в Рамофе Галаадским отроком Елисея. Комментаторы расходятся в толковании об образе исполнения Илиею Божиих повелений. Одни (преимущественно английские богословы) полагают, что в помазании «пророка вместо себя» допускается уже мысль, что Илия может поручить помазание новых царей тому, который избран Богом заменить Илию, так как и Елисей не сам помазует Ииуя, а посылает вместо себя отрока.

Другие (преимущественно немецкие ортодоксальные богословы) полагают, что надобно понимать стихи 15 – 16 гл. XIX 3-й книги Царств буквально, тем более, что Господь начертывает Илии и путь чрез пустыню в Дамаск, и потому надо думать, что Илия сам исполняет данное ему Богом повеление, и что помазание Азаила в Сирии и первое помазание Ииуя совершены Илиею, но оставались в тайне, как оставалось в тайне первое помазание Самуилом Давида задолго до его воцарения (I Ц. XVI). Эти первоначальные помазания предназначенных Богом лиц по всей вероятности и не могли быть поняты помазанными, доколе Господу Богу не угодно было привести в исполнение предначертанные Им события во времена, Ему одному известные. По наступлении же сих времен Елисею приказано было объявить Азаилу и помазать (вторично) Ииуя, дабы подвигнуть их к исполнению предначертанного.

Мы склоняемся к последнему взгляду.

Мы должны сказать еще несколько слов о помазании пророка и помазании царей.

В Св. Писании, кроме вышеприведенного места об Елисее, нигде не встречается указаний на помазание елеем пророков. Выражение пророка Исаии (LXI, 1): «Дух Господень на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим, послал Меня исцелить сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение и слепым прозрение» – есть пророчество Мессианское, – т.е. глаголющее о Том, Который называется Помазанным, Христом, Мессиею, – и говорит о помазании духовном (Луки, IV, 18 – 19). Поэтому мы не уверены в том, чтобы над Елисеем должно было совершиться помазание елеем. Нам кажется, что слова о помазании Елисея во пророка должны быть понимаемы в том же смысле, в котором Господь глаголет Моисею об Иисусе Навин: «Возьми себе Иисуса Навина, человека, в котором есть Дух, и возложи на него руку твою... и дай ему славы твоей» (Числ. XXVII, 18 –20). И еще Второз. XXXIV, 9: «Иисус, сын Навин, исполнился духа премудрости, потому что Моисей возложил на него руки свои».

И еще в Числах XI, 24 25 мы читаем, что Господь «взял от Духа, который на Моисее, и дал семидесяти мужам старейшинами И когда почил на них Дух, они стали пророчествовать». Таким образом мы видим помазание духовное, заменяющее обряд помазания елеем.

Едва ли и необходимо вникать в то, совершен ли обряд помазания елеем над Елисеем: достаточно того, что мы знаем, что Дух Божий освятил его на служение Господу, Владыке мира, самым его призванием. В 3 Ц. XIX, 18–21 мы видим, что оно образно совершилось в том, что пророк Илия бросает на Елисея милоть свою.

Совершенно другой род действий и явлений представляет помазание царей, из которых многие являются не только неверными слугами Господа Бога, но даже дурными и жестокими людьми (Ср. 4 Ц. VIII, 12 и X, 31 – 32). Эти избранные Богом для управления людьми лица помазуются всегда елеем. Не всегда имеют они дары Духа Божия, как царь Давид, но получают от Бога власть над народом. Они тоже слуги и орудия воли Всевышняго, но не как чистые избранники, которым поручается духовное и нравственное развитие части человечества, а как исполнители судеб Божиих в определенном Богом плане истории народов. Они не помазуются духовно, а помазуются лишь на царство, причем не только их хорошие качества, но и дурные – служат к выполнению цели, указанной Богом в Его премудрости.

Вторая часть ответа Господа пророку относится к жалобе его на гонения, воздвигнутые на верных Господу Ахавом и Иезавелью, причем Илия высказывает мысль, что весь Израиль оставил завет Господень, и что он один – Илия – остался верным Господу, но и его души ищут.

Господь восстановляет истину, так как Илия не только не знает сердец человеческих, но еще – как человек, глубоко скорбящий – склонен преувеличивать бедствие Израиля, ибо он забывает о верном Господу Авдии, царедворце Ахава, и о спасенных им пророках (3 Ц. ХVIII. 4, 13).

Господь глаголет к Илии: «Впрочем Я оставил между Израильтянами семь тысяч мужей; всех сих колена не преклонялись пред Ваалом, и всех сих уста не лобызали его» (XIX, 18).

В этом глаголе Божием открывается закон, управляющий духовным состоянием и развитием народных масс. Как бы ни казалось всеобщим в известном народе падение религии и нравственности, – мы однако не смеем произносить своего суждения оконечной гибели этого народа. Мы не знаем тех душ и сердец, которых Господь сохранил для Себя и от которых, как от светочей, могут снова возжечься другие равнодушные, или даже отступившие от Господа сердца, если Господу угодно спасти народ от конечного падения.

Отступничество от религиозных верований и сопровождающее его падение нравственных начал часто появляется лишь как кратковременная⁸¹⁰ эпидемия, охватывающая массы народа, не подготовленного к борьбе с тлетворными влияниями. Но как в первой французской республике, так и в других народах и веках преступления, являющиеся последствием отрицания всего дотоле священного, приводят в ужас большинство и наступает реакция⁸¹¹. Это Господь посылает исцеляющее наказание на народ, и большинство возвращается к Господу; эпидемия прекращается, больные выздоравливают и, с ужасом оглядываясь на свое безумие, приносят Господу покаяние, и Господь, по великому милосердию Своему, прощает кающихся.

Так и было во Израиле во времена Ииуя; настала реакция против идолопоклонства, и хотя Ииуй «не отступил от грехов Иepoвоама... и от золотых тельцов»... но он разрушил капище Ваала, уничтожил позорный культ Ваала и исполнил повеление Господне о доме Ахава (4 Ц. X 29–30); и потому дом его процарствовал до четвертого рода.

Чтобы понять, как велики были преступления Ахава и его дома, надо предпослать несколько слов о тех милостях, кои явлены были Израилю от Господа несмотря на грехи его и царского его дома в войне с Сириею. Но, заметим мы, в слове Господнем о семи тысячах мужей, оставшихся верными Господу, должны мы вероятно искать причины, почему Венададу Сирийскому не было попущено Господом покорить Израиль, хотя царь его непрерывно гневил Бога. Не много праведных было во Израиле, но и они были причиною спасения его⁸¹².

В главе XX 3-й книги Царств рассказано о начале войны, последовавшей вследствие резких требований очевидно очень сильного царя Сирии, предъявленных к ослабленному голодом и народным бедствием царству Израиля. Царь Сирии назван Венададом, или правильнее – бен-Гадад(ом), т. е. сыном Гадада. Это имя носили многие монархи Сирии, и Венадада времен Ахава не следует смешивать с тем монархом, – носившим то же имя, – который вступил в дружественные сношения с Асою, царем Иудейским, во время войны его с Ваасою, царем Израильским⁸¹³. Еще надо иметь ввиду, что по 3 Ц. XX, 34 Венадад говорит Ахаву: «города, которые взял мой отец у твоего отца, я возвращу»... Стало быть, Венадад времен Ахава был сыном того царя, который вел войну против Амврия, хотя об этом ничего не упомянуто в XVI гл. 3-й книги Царств (Ст. 23–28). Вероятно этот последний Венадад был внуком царя Венадада времен Асы, и между ними был на престоле сын первого Венадада и отец последнего, отнявший города у Амврия, отца Ахава.

Из указания 3 Ц. XX, 1 и след. – видно, что в это время царство Дамасское достигло великого могущества и что его вассалами и обязательными союзниками были многочисленные мелкие царства – как в стране Хеттеев (Хета) около Емафа на Оронте, так и в пустыне к Евфрату⁸¹⁴.

По 3 Ц. XX, 1 – 4 с Венададом готовы идти тридцать два вассальных царя против Ахава, а потому понятно, что Ахав (ст. 4) соглашается без боя на требование Венадада отдать ему в виде выкупа, или контрибуции, все свои сокровища и свой гарем и сыновей своих, – последних вероятно в виде заложников и чтобы они служили Венададу. Но этот последний не довольствуется этим: он вслед за тем предъявляет еще более обидное требование, – чтобы при исполнении этого договора его доверенные люди были допущены к подробному осмотру города и дворцов Ахава и домов всех у него служащих, «и все дорогое для глаз твоих взяли в свои руки и унесли» (ст. 6). Эти переговоры происходят еще в то время, когда Самария как крепость имеет возможность защищаться: она еще не обложена неприятелем, переговоры ведутся через послов (ст. 9–11).

Если Ахав соглашался сначала отдать Венададу все свое личное имущество и царскую казну для избежания осады и взятия города приступом и даже при этом отдать ему по собственному выбору нескольких жен своего гарема и некоторых из детей своих, – то при этом новом требовании, которое было и тяжким оскорблением, и он, и его советники – старейшины земли, которых он сзывает нарочно (ст. 7), – понимают, что новое требование не только оскорбительно, но чрезвычайно еще опасно, открывая неприятелю возможность узнать подробно о средствах защиты страны. Вследствие этого старейшины земли говорят ему от имени народа (ст. 8): «не слушай и не соглашайся». Когда Венадад узнал чрез возвратившихся к нему послов об этом решении, то выступил немедленно в поход с своим и союзным войском, с конями и колесницами⁸¹⁵, и с дороги послал еще послов с угрозами к Ахаву о том, что от Самарии не останется следа. Вслед за сим войско Венадада осаждает Самарию (3 Ц. XX, 2–12). Во время осады по-видимому в самом начале ее к Ахаву подходит один из пророков Господних, которого раввиническое предание отожествляет с Михеем, сыном Иемвлая, который пророчествует позже по 3 Ц. XXII, 8 пред Ахавом и Иосафатом, царем Иуды, когда они вместе хотят идти на Рамоф Галаадский⁸¹⁶. Пророк этот говорить Ахаву: «так говорит Господь: видишь ли все это большое полчище? Вот Я сего дня предам его в руку твою, чтобы ты знал, что Я Господь» (ст. 13). Замечательно, как милостив Господь к Ахаву, несмотря на грехи его, которые главнейше зависели от слабости его воли по отношению к жене его Иезавели.

Ст. 14. «И сказал Ахав: чрез кого? Он сказал: так говорит Господь: чрез слуг областных начальников. И сказал Ахав: кто начнет сражение? Он сказал: ты».

Ахав ни минуты не колеблется и не сомневается; он вопросами своими только старается себе выяснить, что и как ему делать. Он немедленно собирает слуг областных начальников, т.е. как надо понимать – воинов, состоящих при начальниках областей и избранных несомненно из мудрейших и лучших людей страны. Этих слуг в числе 232 человек он ставить во главе отряда, который состоял из семи тысяч воинов. С этим войском Ахав выступает из Самарии, чтобы напасть на многотысячную армию Сирийскую, состоявшую из более ста тысяч воинов, как увидим ниже. Венадад до такой степени был уверен в невозможности ожидать нападения, что пиршествовал в своей палатке с своими союзниками и, как можно думать, не принял никаких мер к ограждению своего стана от нападения. При этом естественно думать, что и мало дисциплинированное сборное войско Сирии, не ожидавшее нападения, проводило время в беспечности и было в полном беспорядке, разбредясь по окрестностям для грабежа и охоты. Ко всему этому надо присовокупить прямое указание ст. 16, что «Венадад напился допьяна вместе с царями». Поэтому-то, даже когда ему доложили, что из Самарии выходят люди, он, с самоуверенностью опьяневшего человека, приказывает привести их живыми (ст. 18).

Быстро двинулись к стану «слуги областных начальников и войско за ними. И поражал каждый противника своего; и побежали Сирияне, а Израильтяне погнались за ними. Венадад же, царь Сирийский, спасся на коне с всадниками» (ст. 19–20).

Замечательно, что аттакующая колонна вышла в полдень (ст. 16), при дневном свете, и при помощи Всевышняго обратила в бегство все это полчище, простиравшееся до 130 тысяч, но которое, как большая часть восточных сборных армий, не имело ни единства, ни дисциплины, и способно было под влиянием охватившей его паники рассеяться с полной невозможностью быть опять собранным. Мы при этом еще обратим внимание на нравственный элемент, как один из важнейших факторов в деле столкновения двух армий. Из Самарии вышел небольшой относительно отряд, но он был одушевлен решимостью победить, или умереть⁸¹⁷; он шел притом с верою в помощь Всевышняго, которая была ему обещана устами пророка Господня, и Господь помог Израилю, да прославится имя Его святое и да памятует Израиль, что «Господь Бог наш Господь един есть»⁸¹⁸.

Видя полное расстройство своей армии, Венадад спасается бегством верхом, а Ахав овладевает его колесницами и конями, и по-видимому (ст. 21) при помощи их, поддержанный конечно своей пехотой, наносит большое поражение Сириянам.

Упоенный успехом Ахав возвращается в свою столицу. Но Господу угодно было и на будущее время указать ему опасность и что ему делать. Пророк Господень (ст. 22) предупреждает его, что через год опять последует нападение Сириян⁸¹⁹ и что необходимо теперь же заботиться о том, чтобы отразить врага и укрепить страну свою.

В Сирии нанесенное ее войскам поражение повергло в смущение военачальников Венадада. Они – в свое оправдание и в утешение царя своего – уверяют его, что это произошло от того, что «Бог их» (т.е. Израильтян) «есть Бог гор, а не Бог долин» «если же – говорят они – мы сразимся с ними на равнине, то верно одолеем их» (ст. 23). Затем они советуют царю отнять власть у вассальных его царей и вручить управление всеми этими мелкими царствами своим слугам, которые пред ним вполне ответственны. Очевидно, что эти главы управления в мелких царствах должны были быть не только областеначальниками, но и военачальниками выставляемого областью войска. После этой важной реформы они советуют царю снова собрать войско: «столько же, сколько пало у тебя⁸²⁰, и принять сражение непременно на равнине.

Очевидно, что советники царя, кроме своекорыстных расчетов о назначении царских приближенных управляющими областей, имеют ввиду и правильную мысль о том, что армия Сирийская выиграет в дисциплине и силе при единстве ее управления царем с находящимися в полном его распоряжении слугами его. Очевидно также, что и совет их принять сражение на равнине, замаскированный нелепыми бреднями о боге гор и долин, имеет практически смысл, так как только на равнине Сирияне могли воспользоваться превосходством своих колесниц, которых было всегда весьма мало в царствах Иуды и Израиля, которые были сильны своею пехотою и стрельцами и пращниками, как все обитатели гор⁸²¹. Вообще по-видимому, – как это явствует из Библии и из свидетельств писателей, говоривших о Маккавейской войне и о последней борьбе против Рима, – Израиль имел превосходную пехоту, состоявшую из воинов отважных и неустрашимых.

С обеих сторон готовились к новой борьбе. Через год после первой неудачной осады Самарии весною Венадад опять выступает в поход против Израиля и двигается к Афеку. Полагают⁸²², что этот город из числа других одноименных с ним городов⁸²³, очевидно находившийся на пути из Сирии в Палестину, – есть тот Афек, который лежал на левой стороне Иордана и который оставил память по себе в имени селения Фик, в шести милях на восток от озера Галилейского, на пути, соединяющем ныне Дамаск с Наблусом и оттуда с Иерусалимом.

Принимая это указание, мы думаем, что Израильтяне не хотели допустить Сирийцев вторгнуться опять в Палестину и разорять ее, и потому идут навстречу войска Венадада, стараясь остановить его за Иорданом. Очевидно, по ст. 30, что они не доходят до г. Афека, который остается в тылу армии Венадада, и что этот последний спешит им навстречу, чтобы отбросить их за Иордан. Где происходило сражениe – мы не знаем, но мы можем утверждать, что на левой стороне Иордана, так как остатки разбитой армии Венадада бегут в Афек, причем не видно, чтобы они переправлялись через реку, о чем конечно должно бы быть упомянуто. Но после поражения, – как указывают ст. 29–30 XX главы, – ста тысяч Сириян, и остальные погибли в укрепленном городе Афеке вследствие – как можно полагать – сильного землетрясения, разрушившего город. В Афеке, говорит текст, «упала стена на остальных двадцать семь тысяч человек. А Венадад ушел в город и бегал из одной внутренней комнаты в другую». Мы обращаем внимание на эту редакцию сказания о событии, как подтверждающую предположение о землетрясении. Землетрясения были нередки в стране, где Мертвое Море доказывало присутствие вулканических сил. В числе записанных историею землетрясений мы напомним о том, о котором говорит пророк захария XIV, 5, около 520 л. до Р. Хр., о том, которое было при Ироде (Фл. Иосиф, Древн. кн. I, гл. V). Позднее при Юстиниане (в 527–565 г. нашей эры); в 1169 г., в 1202 г., в 1759 г., в 1822 году, в 1837 г. (Указания эти собр. Мунком: «lа Palestine» р. 13).

Очевидно, что дело происходило так: когда Сирийцы дрогнули и побежали, то армия Венадада частью погибла от меча, но большею частью рассыпалась и разбежалась, и в распоряжении Венадада остался только резерв в 27 тысяч человек, с которым он поспешно отступил к крепости, находившейся у него в тылу. Но здесь, по произволению Божию, новое бедствие поражает его. Сильное землетрясение колеблет и уничтожает большую часть зданий города, в который скрывается царь Сирии с последними войсками своими: воины гибнут среди обрушивающихся зданий, или находясь наверху стен, окружающих город, который они готовятся защищать от наступающего неприятеля. Сам Венадад, потерявший голову от ужаса, наведенного на него землетрясением, «бегает из одной внутренней комнаты в другую» (ст. 30), ища – как мы понимаем – безопасного места среди колеблющихся стен. Таков, по нашему мнению, смысл сказания, записанного в 3 Ц.: XX, 29–30 по древним документам начертателем книг Царств⁸²⁴.

Победа, так легко доставшаяся Ахаву, не была, – как ясно вы сказано в 3 Ц. XX 28, – доказательством благоволения Божия Ахаву, или народу его. Она была последствием гордыни Сириян, осмелившихся сравнить Единаго Бога, Творца неба и земли, чтимого под именем Иегова (Вечно Живущий), с богами своими.

Пред битвой за семь дней (ст. 29) «подошел человек Божий и сказал царю Израильскому: так говорит Господь: за то, что Сирияне говорят: Иегова есть Бог гор, а не Бог долин, Я все это большое полчище предам в руку твою, чтобы вы знали, что Я Господь» (ст. 28).

Мы видим, что и в этой дарованной Израилю победе есть высшая цель – утверждение веры в Единаго Бога. В последних словах пророка есть и укор в неверии Израилю и Ахаву. Как могли надеяться победить Израильтяне, если – как сказано в ст. 27 – «станы Израильские были пред обширным Сирийским станом, наполнившим землю, как два небольших стада коз?» Очевидно, что невозможно было думать о победе, и если она была одержана – притом предсказанная пророком по повелению Божию, – то Ахав мог видеть в ней только чудо Божие, а себя должен был считать орудием судеб Божиих. Но Ахав, как видим из последующего, возгордился успехом и стал действовать по собственному произволению, не понимая, что он делает, увлеченный своим тщеславием.

Вся армия Венадада уничтожена, город Афек вероятно уничтожен землетрясением и в него – по тексту кн. Царств – и не входят Израильтяне. Они, как можно видеть из стиха 33-го, стоят в стане, в некотором расстоянии от города. Между тем приближенные Венадада, понимая, что Венададу нет другого исхода, как сдаться на милость победителя, успокаивают его и испрашивают у него позволения идти к Ахаву униженными просителями и молить его пощадить жизнь их царя. «И опоясали они вретищами чресла свои, и возложили веревки на головы свои⁸²⁵, и пришли к царю Израильскому и сказали: раб твой Венадад говорит: пощади жизнь мою».

Тот сказал: «разве он жив? Он – брат мой».

Это была первая ошибка Ахава. Пророк сказал ему, что победа ему даруется потому, что Сирияне в гордыне своей произнесли хулу против вечнаго Бога. Ахав, – независимо от всех важных политических соображений, о которых он по-видимому совершенно забыл, – не мог провозгласить Венадада братом, – хотя бы из чувства благодарности к Господу, даровавшему ему победу. Он был избран Господом, как мститель за хулу священного имени Иеговы, и забывает, – говоря о Венададе «брат мой», – что победа ни в каком случае не принадлежит ему, а потому он и не может считать себя распорядителем судеб Сирии по своему произволению.

Очень естественно (ст. 33), что посланные «подхватили слово из уст его, и сказали: брат твой Венадад».

Вслед за тем Венадад выходит к Ахаву, и этот последний возводит его с собою на колесницу, доказывая тем, что он даже не считает пленным того, который год тому назад оскорблял его под Caмарией, и от которого его – неблагодарного – спасла опять-таки рука Божия.

«И сказал ему Венадад: города, которые взял мой отец у твоего отца, я возвращу, и площади ты можешь иметь для себя в Дамаске, как отец мой имел в Самарии» (34 ст.)⁸²⁶.

«Ахав сказал: после договора я отпущу тебя. И заключив с ним договор, отпустил его» (34 ст.).

Тогда Ахаву объявляется наказание, имеющее постигнуть его и народ его за то, что он не понял, что он должен исполнять не свои желания, а повеления Божии.

В долине Иорданской, как мы знаем из 4 Ц. II, 5; VI, 1 и др., находились общины сынов пророческих. Очень может быть, что такие же общины жили и глубже в стране заиорданской, отчасти пустынной, вдали от больших городов и вне влияния развратных культов. Мы видели выше, что пророк Илия был житель Галаада (3 Ц. XVII, 1) и вероятно изучал закон Божий, которого он стал ревнителем, среди одной из этих школ, в которых по-видимому сосредоточивалось в то время религиозное знание.

Среди этих пустынножителей, развивавших в себе песнопениями и молитвами пророческий дар, один, – движимый Духом Божиим, – потребовал от другого пророческого сына, чтобы тот избил его и нанес ему многие раны. Когда тот не послушался, «не послушал гласа Господня» (ст. 36), – т.е. не поверил, что Господь глаголал к пророку, – этот последний в пророческом провидении предсказывает ему смерть от льва (что и исполняется, ст. 36).

Другой, из тех же по-видимому сынов пророческих, исполняет приказание пророка, движимого Духом Божиим, и этот последний, израненный и покрытый покрывалом, идет навстречу царю и предстает пред ним на дороге. Он требует от него справедливости и отмщения за нанесенные ему раны, рассказывая царю, что ему был поручен пленник, которого он упустил, и что за это его избили и требуют еще с него талант серебра, или его душу за его душу.

«И сказал ему царь Израильский таков тебе и приговор; ты сам решил» (40 ст.).

41. «Он снял тотчас покрывало с глаз своих, и узнал его царь, что он из пророков»⁸²⁷.

42. «И сказал ему: так говорит Господь: за то, что ты выпустил из рук твоих человека, заклятого Мною, душа твоя будет вместо его души, народ твой вместо его народа».

Это пророчество крайне встревожило и огорчило Ахава. Он теперь понял, что, получив от «человека Божия» (ст. 28) пророчество о победе над Сириянами за хулу Сириян и одержав победу не своею силою, а силою Божиею, – он должен был подчиниться и воле Божией и, – если он не вполне понимал, что ему надлежит делать, – то по крайней мере отставить решение вопроса о Венададе, доколе воля Божия будет ему разъяснена пророками. Теперь же ему становилось ясно, что он отдал будущность царства в руки Сириянам, а быть может он еще смутно понимал, что это была неуловимая уже теперь минута, когда будущность его семьи и династии зависела от того, преклонится ли он пред волей Господа Бога и исполнит ли ее, или нет. Но сердце Ахава было нечисто, и Господь предал его и собственным его грехам, и последствиям его самонадеянности.

Здесь кстати заметить, что в греческом тексте Семидесяти (но не в славянском переводе) порядок глав несколько изменен, в 3-й книге Царств, – а именно глава XXI о убийстве Навувея поставлена ранее главы XX о походе Ахава к Афеку: таким образом войны с Сирией соединены в одном непрерывном сказании. Но по мнению всех почти новейших комментаторов еврейский текст, – которому следует и наш русский перевод, – представляет верный хронологически порядок событий. «И отправился царь Израильский домой встревоженный и огорченный, и прибыл в Самарии» (XX, 43). Но здесь царствовал злой гений Ахава – жена его Иезавель. Скорбь Ахава, которая могла бы обратить сердце его к Господу Богу Израилеву, чудеса и милости Котораго он испытал, осталась без последствий. Он, под влиянием Иезавели и в последствие совершенного ею гнусного преступления, овладевает имуществом коварно убитого Израильтянина. Господь посылает Илию обличить его, и династия его приговорена к гибели.

Как мы уже выше видели, на южной окраине долины Ездрелонской, на контрфорсе гор, – известных в Библии под именем гор Ефремовых, т.е. группы гор, состоящих из пересечения кряжа Кармила с Гелвуем, и которые заключают в себе и Евал, и Гаризим, и холм Самарийский, – почти в середине Ездрелонской долины находится чрезвычайно красивая здоровая местность, – с прекрасными холодными ключами воды, освежаемая северными ветрами, – которая носила имя Изреель⁸²⁸. Отсюда видны к востоку Малый Ермон, и на запад Кармил, а внизу простирается цветущая когда-то долина Ездрелонская. Здесь стоял город, обнесенный стеною, и в этом городе, или может быть вне стен его⁸²⁹, находился дворец Ахава. К земле дворца прилегал участок земли, принадлежавший Израильтянину по имени Навуфей. Это был наследственный участок Навуфея (XXI, 3), который по-видимому был из колена Иссахарова, так как Изреель в Иис. Нав. XIX, 18 поименован в числе предельных городов Иссахаровых. Мы полагаем, что дворец Ахава должен был стоять вне стен города, потому что участок с виноградником Навуфея, который Ахав хотел обратить в овощной сад и который прилегал к дому Ахава (XXI, 2), не мог находиться в пределах самого города. Это подтверждается и текстом Семидесяти, в котором читаем:... «и виноград бе един у Навуфея Израильтянина при гумне (вместо русск. подле дворца) Ахава, царя Самарийска». Это указывает на участок полевой, за стеною лежащий; притом надо иметь ввиду, что все наследственные наделы Израильтян были наделы полевые, не городские. Что же касается выражения, что участок лежал «в Изрееле» (ст. 1), то надо обратить внимание, что и в исторических книгах, как у пророков, Изреель – имя не только города, но и целой местности этой⁸³⁰. Заметим однако, что Навуфей имел вероятно дом и в самом городе (3 Ц. XXI, 11).

Ахав захотел владеть наследственным участком Навуфея, примыкавшим к усадьбе его, и предложил Навуфею дать ему взамен его земли, или лучший – чем его – виноградник, или же купить его участок за серебро⁸³¹. Но Навуфей сказал Ахаву: «сохрани меня Иегова, чтобы я отдал тебе наследство отцов моих» (ст. 3). Тем самым что Навуфей призывает имя Господа, Бога завета, он заявляет себя верным рабом Его и противником языческого культа, введенного Иезавелью. Этим мы и объясняем ненависть и коварство, с которыми Иезавель устраиваете его гибель. Навуфей по-видимому – тип честного Израильтянина, не шедшего ни на какие сделки с своею совестью. Он чтит Бога завета и дорожит благоговейно тем участком, который отцы его при Иисусе Навине получили, так сказать, из рук Самого Иеговы⁸³².

Рассерженный отказом Навуфея, Ахав чувствует себя расстроенным. Как капризное дитя, или женщина, ложится он на ложе лицом к стене и отказывается от пищи. Может быть несколько времени раздумья укротило бы его гнев и заставило его понять и чувства, руководившие Навуфеем и право его удержать за собою участок. Но над душой Ахава блюл злой дух – Иезавель. Когда Ахав рассказал ей причины своего гнева, Иезавель – как дочь полноправных властелинов над бесправными рабами – говорит: «Что за царство было бы во Израиле, если бы ты так поступал?» То есть, если бы ты не отнял виноградника у Навуфея, который сказал тебе: «не отдам тебе виноградника моего» (ст. 6 и 7). «Встань, ешь хлеб и будь спокоен; я доставлю тебе виноградник Навуфея, Изреелитянина». Она не открывает ему своего плана, понимая, что Ахав не может на него согласиться.

Вслед за сим она пишет письма от имени Ахава (ст: 8), не сообщая ему ничего об этом, запечатывает их печатью царя!⁸³³ и отсылает к старейшинам и знатным Изрееля, среди которых Навуфей как местный землевладелец – был в почете. Из содержания писем Иезавели и из того обстоятельства, что она делает распоряжения от имени царя без его ведома, мы усматриваем, какое странное ненормальное положение дел было в Израиле. Несмотря на то, что вообще на востоке женщина не пользовалась никакою властью, очевидно, что в царстве Израильском Иезавель постоянно отдавала приказания именем мужа, но действуя совершенно самовластно, чему может служить примером и избиение пророков Господних, о котором говорить Авдий (3 Ц. XVIII, 4, 13) и которое предпринято было Иезавелью, как ясно сказано в тексте. По-видимому в стране уже привыкли видеть, что Иезавель настоящая властительница страны. Содержание писем раскрывает еще нам глубокое нравственное падение общества – по крайней мере того, которое соприкасалось с двором царским. «Она писала так: объявите пост и посадите Навуфея на первое место в народе; и против него посадите двух негодных людей, которые свидетельствовали бы на него и сказали: ты хулил Бога и царя: и потом выведите его и побейте его камнями, чтоб он умер» (ст. 9 – 10).

Невозможно выдумать писем, которые были бы гнуснее по бесстыдству, с которым предписывается совершить убийство, прикрытое законной формой, при помощи людей, несомненно долженствующих быть подкупленными и которые прямо называются дурными людьми. Но, начертывая эти письма, Иезавель очевидно знает, к кому она пишет. Она пишет несомненно к своим сторонниками к таким же язычникам, как и она, которые только прикрываются постановлениями закона Моисеева. Она не могла бы написать таких писем к людям, которые бы не разделяли с ней злобу, которую она питает к исповедующим Бога завета и к Навуфею, который очевидно был верный слуга Иеговы. – Очень быть может, что Навуфей был намечен к гибели среди язычников еще со времени избиения Илиею пророков Вааловых и дубравных, и Иезавель воспользовалась первым случаем, чтобы погубить его.

В письмах язычницы Иезавели к пособникам своим – старейшинам и знатным Изрееля – очень замечательно, что она хорошо знает постановления закона Моисеева и предлагает воспользоваться ими, чтобы погубить Навуфея.

Так как по Моисееву закону «хулитель имени Господня должен умереть, камнями побьет его все общество» (Лев. XXIV, 16), и в Исх. XXII, 28 сказано: «начальника в народе твоем не поноси»⁸³⁴, – то общество по слову двух свидетелей (Второз. XIX, 15) могло встать, как указывала Иезавель, и там же на месте собрания побить камнями ненавистного язычникам Навуфея. Закон Господень был забыт во Израиле, он отвергнут был по существу, но по имени он еще управлял Израилем и мог быть коварно применен, когда требовала того политика Иезавели и ее сообщников. И пост, о котором пишет Иезавель, был в обычае Израиля, как напр. пост, объявленный Самуилом в Массифе (1 Ц. VII, 6; ср. позже наложенный Иосафатом пост 2Пар. XX, 3). Навуфей должен был быть посаженным «на первое место в народе» (ст. 9) не для почета, а как обвиняемый, которого все должны видеть, когда против него будут свидетельствовать «два негодных человека» (ст. 10).

«И сделали мужи города его, старейшины и знатные, жившие в городе его; как приказала им Иезавель, так, как писано в письмах, которые она послала к ним» (ст. 11).

И когда все было исполнено (12–13), «послали к Иезавели сказать: Навуфей побить камнями и умер» (14). Хотя письма были за печатью царя, но старейшины посылают доложить об исполнении приказания не Ахаву, а Иезавели, и до той минуты, пока сама Иезавель не уведомляет Ахава о смерти Навуфея, Ахав ничего не знает о происходившем.

Услышав о смерти Навуфея⁸³⁵, Иезавель сказала Ахаву: «встань, возьми во владение виноградник Навуфея, Изреелитянина, который не хотел отдать тебе за серебро; ибо Навуфея нет в живых, он умер» (ст. 15). Иезавель верна самой себе; достигнув цели, какими бы то ни было средствами, она уверена по-видимому, что и Ахав совершенно покойно отнесется к обделанному ею делу, и потому без всякого разъяснения сообщает ему об успехе. Едва ли она ожидала, что ее известие огорчит Ахава; она не могла понять вероятно, почему он встревожился; эти чувствования были недоступны язычникам: так низко падал человек под влиянием идолопоклонства⁸³⁶. Но на Ахава убийство Навуфея произвело потрясающее впечатление: Ст. 16. «Когда услышал Ахав, что Навуфей был убит, – »разодрал одежды свои, и надел на себя вретище, а потом"⁸³⁷ встал Ахав, чтоб пойти в виноградник Навуфея, Изреелитянина и взять его во владение».

Слова, которых в еврейском тексте нет, но которые мы находим в греческом переводе Библии, весьма замечательны, и мы думаем, что они совершенно верно очерчивают личность Ахава, который и после обличения Илии приносит несомненно искреннее покаяние (ст. 27). По-видимому Ахав, – этот легкомысленный и слабохарактерный, но не лишенный здравого смысла и чувства справедливости человек, – не мог не прийти в негодование и ужас, узнав к каким средствам прибегла Иезавель, чтобы доставить ему желаемое им имение. Может быть ему и в голову не приходило, что в основании этого преступления лежала (как мы предполагаем) ненависть Иезавели к рабу Иеговы, чтущему законы Господни, – и потому он чувствовал, что убийство в том виде, как оно ему представлялось Иезавелью, всею тяжестью падало на него. Но потом, по прошествии одного дня⁸³⁸ горя и покаяния, легкомысленная натура его берет верх, и он, – с подвижностью мысли, свойственною всем, кто живет без всякого руководящая нравственного начала, – решает в уме своем, что так как убийство совершено, то нет причины не воспользоваться принесенными им выгодами и овладеть тем, чего желала душа его.

Но едва вступает он в виноградник, как является пред ним грозный обличитель Божий.

«И было слово Господне к Илии Фесвитятину: Встань, пойди навстречу Ахаву, царю Израильскому, который в Самарии: вот он теперь в винограднике Навуфея, куда пришел, чтобы взять его во владение»; (ст. 17 – 18). Мы останавливаемся, чтобы заметить, что словами Господа напоминается прежде всего, что Ахав – царь Израильский, т.е. высший представитель правосудия в стране, – и потом, что виноградник называется виноградником Навуфея, хотя им овладевает Ахав, так как преступление не могло передать царю право (см. ст. 19) на имение, ему не принадлежавшее. Далее Ахаву объявляется наказание Божие: Илия говорит слова Господа:

Ст. 19. «И скажи ему: так говорит Господь: ты убил, и еще вступаешь в наследство? и скажи ему: так говорит Господь: на том месте, где псы лизали кровь Навуфея, псы будут лизать и твою кровь»⁸³⁹. Сопоставляя с этим местом 4 Ц. IX, 25–26 – мы видим, что Ииуй сам слышал это пророчество и передает его таким образом: «истинно кровь Навуфея и сыновей его видел Я вчера, говоритьГосподь, и отомщу тебе на сем поле». Вспоминая это пророчество, Ииуй говорит Бидекару: «И так, возьми, брось его (Иopaма, сына Ахава) на поле по слову Господню».

Из этого видно: 1) что Навуфей побить камнями на своем наследственном участке. Собрание было в городе, и после обвинения, – как говорится в 3 Ц. XXI, 13, – «Навуфей был выведен за город». Отсюда ясно, что участок его лежал за стеною города и что там же должен был стоять загородный, или летний, дворец Ахава. 2) Что Илия объявляет ему слова Божии на этом участке, на другой день после убийства.

Первое впечатление, произведенное появлением пророка и произнесенными им словами на Ахава, было взрыв злобы и негодования: « нашел ты меня, враг мой!» восклицает он. На это Илия с спокойствием силы отвечает: «Нашел; ибо ты предался тому, чтобы сделать неугодное пред очами Господа и раздражать Его» (ст. 20).

Вслед за тем Илия раскрывает Ахаву приговор Господа над ним и семьею его и особый приговор о Иезавели (ст. 2.1–24).

Ахаву предсказывается ряд бедствий, имеющих постигнуть его лично, и полное истребление дома его. Что же касается жены его, то сказал о ней Господь: «псы съедят Иезавель за стеною Изрееля».

К этому пророчеству, кончающемуся на ст. 24-м, начертывавший сказание присовокупляет слова, которые дают общую характеристику царствования Ахава и должны принадлежать редактору, составлявшему сказание из древних документов. Вст. 25 –2 6 говорится, что не было еще такого, как Ахав, который бы предался делать неугодное пред очами Господа, «к чему подучала его жена его Иезавель». Далее его сравнивают с Аморреями, которых прогнал Господь. Эти два стиха – 25 и 26 – введены очевидно позже в сказание, так как ст. 27-й связуется с стихом 24-м, на котором кончается пророчество.

27. «Выслушав все слова сии, Ахав [(приб. LXX) умилился пред Господом, ходил и плакал] разодрал одежды свои и возложил на тело свое вретище, и постился, и спал во вретище, и ходил печально.

Ахав более, чем кто-либо в Ветхом Завете, представляет собою пример того бесконечного милосердия Божия, с которым Господь принимает покаяние грешника.

«И было слово Господне к Илии Фесвитянину об Ахаве, и сказал Господь:

Видишь, как смирился предо Мною Ахав? За то, что он смирился пред Мною, Я не наведу бед в его дни; во дни сына его наведу беды на дом его».

Таким образом окончательная гибель дома и династии Ахава отсрочена до дней сына его. Самому Ахаву даруется, милость умереть царем и – как увидим ниже – умереть по-царски на своей военной колеснице в сражении, показав притом пример твердости духа до смерти⁸⁴⁰.

Может быть здесь не лишнее сделать замечание, что наказания, упомянутые в Ветхом Завете, все имеют земной характер, касаются жизни или самого виновного, или рода его, не раскрывая догмата о наказаниях загробных. Но внимательный читатель не может не обратить внимания на то, что объявляемое наказание, имеющее совершиться над потомством виновного, предпосылает мысль о том, что и по смерти наказуемый будет его чувствовать, и по смерти может страдать от позора, имеющего постигнуть имя его и род его.

По поводу самого Ахава обратим внимание на то, что при милосердном и праведном суде Своем Господь принимает во внимание даже слабость воли Ахава и пагубное влияние жены его⁸⁴¹: так взвешивает на весах милосердия Своего вечный Судия все поступки человека, который даже при великих преступлениях не утратил по крайней мере способности пасть пред Господом и во прахе и слезах сознать свою вину пред Ним и молить о прощении.

В главе XXII третьей книги Царств рассказана смерть Ахава в неудачном походе, предпринятом им. В этой главе особенно замечательно, что Ахав предпринимает поход вопреки пророчеству пророка Господня Михея и, исполняя свою волю, довершает тем то преступление против воли Божией, которое он совершил, выпустив на свободу Венадада во время похода своего на Афек. Эти два акта своеволия в связи своей стоят ему жизни. Первый дал Сирии возможность восстановить свои пошатнувшиеся поражением силы, второй – предает Ахава среди битвы смерти.

Глава XXII связуется с концом главы XX. Венадад, как мы видели, обязуется пред Ахавом возвратить ему города, которые отец Венадада взял у Амврия, отца царя Израильского.

ХХII, 1. «Прожили три года и не было войны между Сирией и Израилем».

Эти три года надо считать от поражения Венадада под Афеком (3 Ц. XX, 34). По всей вероятности Ахав был не только в мире с Сирией, но был еще деятельным союзником царя ее. Это истекает из следующих соображений, основанных на фактах, собранных Джорджем Роулинсоном⁸⁴². Из надписи, начертанной на черном обелиске, найденном в Ассирии, явствует, что Салманассар (II) во времена Венадада и позже его – во времена Азаила – вел ряд войн против Сирии Дамасской, которую в одно время поддерживали Ахав Израильский⁸⁴³, царь Емафа (Гамата), войска финикийских городов и другие союзники. По хронологическим данным участие Ахава в защите Сирии должно было иметь место не иначе, как в конце его царствования, так что надо предположить, что вслед за битвой при Афеке Ахав, по заключенному с Венададом договору, на следующее же лето должен был привести свои войска на помощь Дамаску против Ассирии. Судя по неопределенности выражений черного обелиска, надо думать, что эта война с Ассирией не имела никаких важных последствий для Сирии, и тем менее для Палестины. Из событий, рассказанных в главе XXII-й, надо полагать, что между Венададом и его союзником Ахавом возникли уже неудовольствия по неисполнению договора.

«На третий год (мирных отношений с Сириею, см. ст. 1) Иосaфат, царь Иудейский, пошел к царю Израильскому» (XXII, ст. 2).

Сын Иосафата, Иорам Иудейский, был женат на дочери Ахава и Иезавели. Гофолии, – такой же язычнице, как и мать ее. Этот брак был причиной многих несчастий для царства Иуды, и хотя сам Иосафат был царь благочестивый, но его связи с домом царя Израильского были весьма порицаемы пророками того времени. Когда и как состоялся этот брак, и вследствие каких соображение – мы в точности не знаем, но мы видим Иосафата Иудейского в самых дружественных сношениях с двором Самарийским.

Заметим еще, что брак дочери Ахава с сыном Иосафата Иopaмом должен был совершиться в начале царствования Иосафата, потому что сын Иорама и Гофолии (и притом младший) Охозия восходит на престол по смерти Иорама 22-х лет от роду (4 Ц. VIII, 24–25), а отец его Иорам умирает 40 лет от роду (id. ib. 17). Из этого видно, что Гофолия во время восхождения на пре стол младшего сына своего Охозии, была замужем 23 года, и стало быть Иосафат породнился с Ахавом (2Пар. XVIII, 1; 3Ц. XXII; 42; 2Пар. XX, 31) в начале своего царствования, которое продолжалось двадцать пять лет⁸⁴⁴. Весьма вероятно, что политическим мотивом к браку между сыном Иосафата и дочерью Ахава был главнейше страх перед надвигавшейся с востока грозной тучей Ассирии; но до событий, рассказанных в 3 Ц. ХХII, мы не видим общих действий Иуды и Израиля. Но посещение Иосафатом Ахава было началом более тесного политического сближения этих двух царств, населенных потомками Иакова, хотя – нам кажется, что Иосафат не был приготовлен к принятию того наступательного союза, который ему внезапно предложил Ахав. Как бы то ни было, но цари Израильский и Иудейский вместе начинают войну против Сирии, а при сыновьях их войска Иуды и Израиля вместе идут против Моавитян и против Сириян. Весьма вероятно, что приглашение Иосафата посетить Caмарию было задумано Ахавом и Иезавелью с целью вовлечь царство Иуды в тесный союз с Израилем для выполнения планов Ахава⁸⁴⁵. После блистательного пиршества, что явствует из 2 Пар. ХVIII, 2, – или во время самого пиршества – Ахав в присутствии двора своего спрашивает Иосафата, пойдет ли он с ним на войну против Рамофа Галаадского? (3 Ц. XXII, 3–4). Из текста книги Царств видно, что ранее этого вопроса начат был разговор между Ахавом и слугами его о том, что Рамоф принадлежит Израилю. Почти нет сомнения, что разговор об этом начат намеренно между царем и его царедворцами. По-видимому Иосафат находился в таком положении, что не мог дать другого – кроме утвердительного ответа на сделанное предложение и таким образом связал себя словом со своим родственником, царем Израильским.

Рамоф Галаадский был одним из важнейших укрепленных городов за Иорданом (3 Ц. IV, 13). Нет кажется сомнения в том, что это был один из городов, отнятых Сирией у царства Израильского во времена Амврия и которые Венадад в плену обещает возвратить Ахаву (3 Ц. XX, 34). Вероятно выпущенный Ахавом, он не нашел нужным строго выполнить договор и удержал за собою под разными предлогами важнейшие крепости, в числе которых был Рамоф⁸⁴⁶. Ахав хочет восстановить свое право силою.

Давши необдуманно слово Ахаву идти вместе с ним на Рамоф Галаадский, – и притом в таких выражениях, которые связывали его с Ахавом как с постоянным союзником⁸⁴⁷, – Иосафат по-видимому несколько одумывается и обращается к Ахаву со словами: «спроси сегодня, что скажет Господь» (XXII, 5). Тогда Ахав приказывает собрать пророков около четырехсот человек и сказал им: идти ли мне войною на Рамоф Галаадский, или нет? Они сказали: иди, Господь (Иегова) предает его в руки царя» (ст. 6).

Кто были эти пророки, говорившие именем Господа? очевидно, – как видно из сказания, – не истинные пророки. Кажется можно согласиться с большинством западных комментаторов, признающих в них пророков культа тельцов, учрежденного Иеровоамом, который из политических видов, отделившись религиозно от Иерусалима, мнил чтить Иегову, Бога завета, под символом золотого тельца⁸⁴⁸. Даже слабый характером Аарон, выливши тельца и назначая по этому случаю праздник, объявляет всенародно: «завтра праздник Иегове» (Исх. XXXII, 5), как бы протестуя, что это не измена Богу, благоволившему вывести народ из работы Египетской. Необычайно любопытно, как ересь, возникшая в пустыне, возродилась в Израиле после отделения его от Иуды. Очевидно Иеровоам, – живший в Египте после того, как Ахия объявил ему о том, что он по воле Господней будет царем Израиля, – изучал там мудрость посвященных в таинственное значение символов и увлекся этим учением. Но, допустив в своем народе поклонение наружным образам тайного философского учения, он поступал презрительно в отношении своего народа, так как он предавал его язычеству, сохраняя высшую духовную мысль лишь для посвященных, между тем, как величие народа Божия в древнем мире именно в том заключалось, что тайных учений в законе, преподанном Моисеем от Господа, не было. Bсе долженствовали знать Иегову, все были священниками Бога вышняго. Потому-то и запрещены были образы, чтобы они не скрывали собою всеосвящающей мысли о Боге⁸⁴⁹.

Поэтому в ереси, которая допустила видимые образы в поклонении Невидимому и Непостижимому, – хотя бы она утверждала, что остается Ему верною, – были утрачены дары благодати, и в не благословенном Богом культе, в котором ложь смешивалась с долею истины, пророки не могли иметь истинного высокого пророческого дара, хотя бы, – вследствие чистоты жизни, природных даров и возгревания богомыслием пророческого дара, – они бы и были способны сделаться орудиями Божими. Благодать Божия не освящала слов их и потому они всегда подвергались опасности говорить ложь – не намеренно, не с желанием ввести в обман, но потому, что они не были пророками Господними, хотя называли себя ими. Мы увидим это в предлежащем сказании.

Иосафат, благочестивый царь Иуды, по-видимому чувствует это и, – не удовлетворяясь единогласным обещанием успеха собранных пророков, – настойчиво ставит вопрос: «Нет ли здесь еще пророка Господня, чтобы нам вопросить чрез него Господа»? (ст. 7). Кажется, нет сомнения, что Иосафат спрашивает об одном из тех настоящих пророков Господних, о которых Илия говорил пред Господом (XIX, 10), что их убивали, и которых Авдий царедворец скрывал от Иезавели (ХVIII, 4, 13). Ахав кажется тоже понимает, чего хочет Иосафат, и прямо указывает на Михея, сына Иемвлая, но прибавляет, что он не любит его, так как он об нем не пророчествует доброго, а только худое (ст. 8). Михей по-видимому в это время содержится под стражею у градоначальника Амона и у Иоаса, сына царя. Это основано на стихе 26-м этой же главы, в котором сказано (по тексту еврейскому), что Михей отводится «обратно"⁸⁵⁰ к градоначальнику и к сыну царя для содержания в темнице.

Ахав, говоря что он не любить Михея за то, что тот предсказывает ему только одно дурное, кажется – подобно Валаку книги Числ (XXII-ХХIV) – думает, что пророки могут изрекать доброе, или дурное, по желанию, и что Михей пророчествует на него дурное по злобе. Вот на эту мысль более духовно развитый Иосафат (ст. 8) отвечает, говоря: «не говори, царь, так». Существует предположение, основанное на мнении Флавия Иосифа, что именно пророк Михей, избитый, являлся к Ахаву и угрожал ему гневом Божьим, когда он отпустил Венадада после Афекского поражения (XX, 42). Мы выше высказали наше мнение, что тогда пред Ахавом предстал один из пророков, принадлежавших к иорданским, или заиopданским, пророческим общинам. Мы прибавим здесь только, что это вопрос неразрешенный, так как конечно Михей мог получить повеление Божие и прийти из Самарии в страну заиорданскую.

В то время, когда все пророки, принадлежавшие – как мы думаем – к культу, установленному Иеровоамом, пророчествовали и словами и символическими действиями⁸⁵¹ о покорении Рамофа Галаадского, говоря от имени Иеговы, приближается Михей, сын Иемвлая, пророк истинный, чтущий Бога завета по закону, Им данному, и говорящий слова Господа. На пути посланный за ним слуга предупреждает его о том, что все пророки пророчествуют царю доброе, и просит его: «изреки и ты доброе» (ст. 13). Кто знает восток, тот поймет, как это сказание правдиво рисует нравы востока. На это Михей, – как не говорящий ничего, кроме повеленного ему, – отвечает кратко: «Жив Господь! я изреку то, что скажет мне Господь» (ст. 14).

Вслед за сим сказуется о чрезвычайно таинственном видении пророка.

«И пришел он к царю. Царь сказал ему: Михей! идти ли нам войною на Рамоф Галаадский, или нет? И сказал тот ему: иди, будет успех, Господь предаст его в руки царя» (ст. 15).

Сам Ахав понимает, что Михей не изрекает пророчества, а говорит иронически. Тогда (ст. 16) он заклинает его не говорить ему ничего, кроме истины во имя Иеговы.

Тогда Михей внезапно изменяет речь свою и вещает вдохновенно о бывшем ему видении: «я вижу всех Израильтян, рассеянных по горам, как овец, у которых нет пастыря. И сказал Господь: нет у них начальника, пусть возвращаются с миром каждый в свой дом» (ст. 17).

Ахав опять с тупостью язычника и обращаясь к Иосафату- восклицает, что он предвидел, что об нем Михей будет пророчествовать лишь дурное. Но Михей останавливает его, говоря:

«Не так, не я⁸⁵², а выслушай слово Господне: Я видел Господа, сидящего на престоле Своем, и все воинство небесное стояло при Нем, по правую и по левую руку Его.

И сказал Господь: кто склонил бы Ахава, чтоб он пошел и пал в Рамофе Галаадском? И один говорил так, другой говорил иначе.

И выступил один дух, стал перед лицом Господа и сказал: я склоню его. И сказал ему Господь: чем?

Он сказал: я выйду и сделаюсь духом лживым в устах всех пророков его. Господь сказал: ты склонишь и выполнишь это; пойди и сделай так.

И вот, теперь попустил Господь духа лживого в уста всех сих пророков твоих; но Господь изрек о тебе недоброе».

Это трудное место подверглось многим разнообразным толкованиям. Из всех мнений мы избираем то, которое кажется нам более соответствующим для разъяснения этого таинственного видения.

Во-первых мы заметим, что пророки, стоящее пред Ахавом, называются (ст. 22) пророки его, ему принадлежащими, стало быть ни в каком случай не принадлежащими Господу. – Во-вторых явление Господа сил Михею, имеющее быть объявленным пред Ахавом, имеет значение частное и местное, – не общечеловеческое и догматическое, как явления, бывшие позже пророкам Исаии и Иезекиилю и Даниилу. В этом отношении оно уподобляется таинственному сказанию, коим открывается книга Иова. Но здесь в видении Михея нас в особенности останавливает поручение, даваемое одному из духов, – смутить Ахава и заставить его идти на Рамоф. Дух этот, сам правдивый, говорит ст. 22: «я войду и сделаюсь духом лживым в устах всех пророков его (Ахава)», Ложь возникает в устах пророков, на которых дух наводит потемнение мысли, затмение ума; это именно то, что говорит Ап. Павел о тех, которые не приняли любви истины: «За сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи» (2 Фессал. II, 11). Когда отступает благодать Божия, то человек сам себя обманывает. Притом заметим, что пророки культа тельцов не были в неведении правды Божией; они очень хорошо знали о культе Иеговы по закону Моисееву,– они самовольно избирали ложь и культ тельцов, и они должны были подвергнуться потемнению мысли, потому Господь и послал им «действие заблуждения». Но кроме того самый рассказ Михея пред Ахавом сего видения свидетельствует, что Ахаву и пророкам дано было знать и добро, и зло; Ахав должен был – выслушав и своих пророков и Михея, – сам рассудить, кому следовало верить, и избрать свободною волею своею то мнение и указание, которое по его убеждению было истиною. Сомневаться – где истина, – едва ли он мог: но – как часто бывает – он избрал то, что ранее пророчества желало его сердце и, поставив волю свою вместо воли Господа, он пошел на Рамоф Галаадский и был убит там.

Весьма трудно языком человеческим изображать тайны неба и жизни ангелов; мы видим только, что Ахаву были открыты после лживых пророчеств и истинные предначертания судеб Божиих; ему было открыто, что на них и па него послан был дух заблуждения, и он видел своими очами, что только пророк Иеговы, – гнушавшийся полуидольским культом Израиля, – сказал ему истину и открыл ему таинственную картину жизни духовной; – но он не хотел поверить истине и был увлечен «духом заблуждения» в погибель.

В первую минуту Ахав молчит; тогда один из пророков его, Седекия, по-видимому встревоженный мыслью, что влияние пророков Иеровоамова культа поколеблено, ударяет пророка Михея по щеке, говоря: «как, неужели от меня отошел Дух Господень (Иеговы), чтобы говорить в тебе?» (ст. 24). На это оскорбление Михей отвечает пророчеством о самом Седекии, указывая ему, что он сам увидит это в тот день, когда он будет спасаться от смерти, бегая из одной комнаты в другую⁸⁵³.

Всегда и везде слабый – (кроме минуты своей смерти), Ахав, может быть поколебленный словами Михея, но снова увлеченный словами и действием Седекии, приказывает тогда отвести (обратно) под стражу Михея и давать ему скудное пропитание, доколе он, Ахав, не возвратится в мире.

28. «И сказал Михей: если возвратишься в мире, то не Иегова говорил чрез меня. И сказал: Слушай, весь народ!»

Последнее воззвание пророка, обращенное к толпе слушателей того, что происходило, имело важное значение. Они все, окружавшие царей и пророков и слышавшие слова пророка Господня, должны были убедиться событиями, что Иегова есть Бог; они были свидетелями пред всем Израилем, что Господь (говоря словами Моисея во Второзаконии XI, 26 – 28) «предлагал им благословение и проклятиë благословение, если они будут слушаться заповедей Иеговы, Бога их: проклятие, если не послушают заповедей Иеговы Бога их... и пойдут в след богов иных». Израиль уклонился от пути, ему Господом Богом начертанного, – и вот целый ряд напоминаний и бедствий, кончающийся истреблением идолопоклонства при Ииуе, возвращает сердца многих в Израиле к Иегове и даже к культу Иерусалимскому, как то можно разуметь из сказаний о Елисее.

Трудно понять, как Иосафат, – настоявший на том, чтобы Ахав послал за истинным пророком Господним, – не послушался указаний Михея и не отказался следовать в поход за Ахавом. Надобно предположить, что он не посмел отказаться от необдуманно им данного на пиршестве при всем дворе обещания (3 Ц. XXII, 4; 2Пар. XVIII, 3), и если пошел, то с уверенности, что они потерпят поражение. Мы прибавим, что когда Иосафат после смерти Ахава возвратился в Иерусалим, то Иуй прозорливец, сын Анания, по повелению Божию упрекал его в том, что он помогал нечестивцу Ахаву, и объявил ему гнев Господень, хотя он прибавил: «впрочем и доброе найдено в тебе» (2Пар. XIX, 2–3). Известно, что Иосафат «истребил кумиры в земле Иудейской и расположил сердце свое к тому, чтобы взыскать Бога»⁸⁵⁴.

И пошли цари Израиля и Иуды во главе войск своих на Рамоф Галаадский. Когда они остановились станом в стране 3aиopданской против войска, которое вывел Венадад Сирийский, чтобы защищать Рамоф, – то по-видимому Ахав получил тайное известие лазутчиков, что «Сирийский царь повелел начальникам колесниц, которых (начальников) у него было тридцать два, сказав: не сражайтесь ни с малым, ни с великим, а только с одним царем Израильским» (3 Ц. XXII, 31). Получение этого известия тайным путем и объясняет ст. 30. «И сказал царь Израильский Иосафату: я переоденусь и вступлю в сражение, а ты надень свои царские одежды. И переоделся царь Израильский и вступил в сражение».

Мы с другими комментаторами признаем, что стих 31-й означает, что Венадад Сирийский отдал приказаниe своим колесницам, – которые в то время заменяли кавалерию, – чтобы они во что бы то ни стало старались взять в плен царя Израильского⁸⁵⁵. Очевидно, что Венадад не забыл то унижение, – которое он испытал под Афеком, выпрашивая себе жизнь и свободу у Ахава, – и желал взять Ахава живого в плен, чтобы отплатить ему подобным же унижением.

Вследствие данного Венададом своим колесницам приказания начальники их, усматривая сзади войск человека, одетого в царские одежды, производят колесницами сильную атаку, прорывающую линию Израиля. Убедившись однако, что бегущий от них на колеснице царь – не Ахав, они не рискуют продолжать атаку и спешат выйти из опасного положения, «поворотив», как говорит текст.

В это время Ахав на другом пункте поля сражения получает должную кару за свое неверие, за идолопоклонство, за отступление от веры в Бога завета, за свои преступления. Очень достойно внимания, что он погибает не вследствие сделанных его противником распоряжений, а совершенно – как это выражается на языке человеческом – случайно; и – как ясно для смиренного созерцателя судеб Божиих, – по повелению Божию, каковые повеления совершаются независимо от каких бы то ни было расчетов и соображений человеческих.

3 Ц. XXII, 34. «А один человек случайно натянул лук и ранил царя Израильского сквозь швы лат⁸⁵⁶. И сказал он своему вознице: повороти назад и вывези меня из войска, ибо я ранен».

В рядах войска никто по-видимому не заметил, что царь ранен,… «сражение в тот день усилилось и царь стоял на колеснице против Сириян…

И вечером умер, и кровь из раны лилась в колесницу» (ст. 35).

Вероятно не зная, что царь ранен, многие однако видели, что колесница царя выехала из передних рядов войска и отъехала к тылу войска. Чтобы не произвести паники в войсках Ахав, тяжело раненый, чувствуя себя умирающим, продолжает однако стоять на своей колеснице, поддерживаемый слугами, хоть кровь льется из его раны. Сражение усиливается; по-видимому ни одна из сторон не имеет решительного перевеса, и битва без результатов длится до заката солнца. В то время, когда вследствие усталости обе армии отступают и военные действия прекращаются, Ахав умирает, как добрый воин, на своем месте, выдержав до последней минуты, стоя на ногах свои страдания, чтобы не дрогнули его войска. Нельзя не сказать, что последние минуты его жизни доказывали, что при всех его преступлениях, – в особенности же при слабости его воли и постыдном подчинении глубоко преступной жене своей Иезавели, – в нем были задатки хороших качеств, и что едва ли мы ошибемся, сказав, что он мог быть и был бы хорошим царем, если бы он не был женат на Иезавели. Оглядываясь назад на его царствование, вспоминая и его преступления, и его отступления от Бога, но вспоминая и его хорошие порывы и его покаяния, – и в особенности то, что все преступные его деяния, как прямо говорит 3 Ц. XXI, 25, были делом наущения Иезавели,– мы заключаем, что все несчастие его жизни произошло от брака – может быть политически полезного по человеческому разуму – с Сидонянкой, но брака, решительно воспрещенного законом Божиим⁸⁵⁷.

Вечером по смерти Ахава, когда СирШцы отступили в город, а Израильтяне собрались в стане, – тогда только оповещено было Израильтянам о смерти царя их и приказано было: «каждый иди в свой город, каждый в свою землю» (ст. 36). Поход, не достигнувший своей цели – овладения Рамофом Галаадским, был окончен; преследования не было и не ожидалось при отступлении; Иосaфат со своими воинами уходит в Иудею, и Израильское войско по одиночке переходит Иордан и исчезает. Между тем тело Ахава везут па его колеснице в сопровождении постоянной царской стражи⁸⁵⁸ в столицу Самарию, отстоящую от места битвы приблизительно на 50 верст. Около Самарии находился пруд, остатки которого существуют и поныне (Stanley; Sinai and Palestine) за развалинами древней городской стены. Пруд этот считался нечистым говорит Фл. Иосиф (Antiq. VIII, 10), потому что в нем купались обыкновенно публичные женщины. Устами Илии изречено было об Ахаве (XXI, 19), что псы будут лизать кровь его, и это исполнилось и на самом Ахаве в Самарии, и позже на сыне его Иopаме, выкинутом близь Изрееля на участок земли, отнятый у Навуфея (4 Ц. IX, 25). Тело Ахава подвезли на колеснице прямо к пруду, чтобы обмыть и труп, и самую колесницу: «И обмыли колесницу на пруде Самарийском, и псы лизали кровь его, а обмывали блудницы, по слову Господа, которое Он изрек» (3 Ц. XXII, 38). К довершению бесчестия, по понятию древних, тело царя обмывалось женщинами, считавшимися также нечистыми как труп⁸⁵⁹. Несомненно, что когда подвезли труп к пруду, то для обмытия его захватили купавшихся в нем женщин, которые и находились в постоянном состоянии обрядной нечистоты. Естественно притом, что блудницы находились в таком презрении, что они и не посмели отказаться от возложенной на них работы. Так положено было на имя Ахава клеймо бесчестия среди народа навечно.

К сказанию Царств в главе XXII, 39 присовокуплена ссылка на летописи царей Израильских. В этой краткой заметке упоминается, что кроме прочих дел Ахава, в них записанных, он построил несколько городов и выстроил дом из слоновой кости. Под постройкой городов надобно, кажется, разуметь обнесение каменными стенами некоторых существовавших уже поселений, которые по важности своего положения и по естественным условиям крепкой местности были превращены в крепости в виду могущих возникать войн. О доме из слоновой кости мы скажем, что так назывались «дома с украшениями из слоновой кости», о которых упоминает пророк Амос (III, 15). Со времен Соломона ввозили в значительном количестве слоновую кость и через Ецион Гавер из Индии, и через Египет из Африки, и – как можно судить по некоторым описаниям – не только мебель украшалась пластинками из слоновой кости, но этими пластинками одевали и стены⁸⁶⁰.

Ахава похоронили в Самарии, в Бет-Омри (дом Амврия), как называют этот город ассирийские надписи по имени отца Ахава. На престол восходит старший сын Ахава. Охозия, продолжающий действовать, как отец его, под влиянием и по наущению Иезавели.

Где в это время находится великий пророк Господень Илия, мы не знаем. Он появляется лишь тогда, когда, по прошествии двух лет царствования, Охозия лежит на смертном одре (3 Ц. XXII, 51; 4 Ц. I). К Иосафату и царству Иуды мы возвратимся ниже, здесь же, для очертания деятельности пророков Господних, мы напомним, что царь Иуды из похода, не благословленного Богом, возвратился благополучно, но на пути в дом свой был укорен пророком Иуем за помощь, необдуманно поданную нечестивому Ахаву (2Пар. XIX, 1–3). Но в царстве Иуды благочестивый царь хранил заветы и закон Господень. Не так было во Израиле; там бодрствовал злой дух царей – язычница Иезавель, и об Охозии сказано, 3 Ц. XXII, 52, «что он ходил путем отца своего и матери своей... и служил Ваалу, и поклонялся ему и прогневал Господа Бога Израилева».

Династия Амврия (3 Ц. XVI, 22) обречена на гибель. Начинается ряд неудач и несчастий. Вслед за смертью Ахава Моавитяне сбрасывают с себя иго Израиля (4 Ц. I, 1). В древнее время, при Судьях (Суд. III, 12–14), они господствовали некоторое время над Израилем, но когда Давид, укрепляемый силою Божиею, создавал и собирал по смерти Саула сильное царство, тогда он: «поразил Моавитян... и сделались Моавитяне у Давида рабами, платящими дань» (2 Ц. VIII, 2). Когда произошло разделение царств, то Моавитяне сделались независимыми, но снова подпали под власть царства Израильского при Амврии, отце Ахава. Это явствует из известного в археологическом мире памятника царя Моавитского Месы⁸⁶¹, который указывает, что Амврий (Омри) и сын его Ахав угнетали Моавитян в течение сорока лет. Очевидно, что памятник записывает восстание против Израиля и отложениe от него при Охозии. Из 4 Ц. III» 4 мы узнаем, что «Меса, царь Моавитский, был богат скотом и присылал царю Израильскому по сту тысяч овец и по сту тысяч неостриженных баранов».

Охозия царствует весьма недолго. Он случайно «упал чрез решетку с горницы своей, что в Самарии, и занемог» (4 Д. I, 2). Вместо наших рам со стеклами, окошки на востоке, в странах жарких, летом закрываются решетками, а зимой на ночь запираются ставнями. Надо полагать, что Охозия неосторожно оперся на решетку – или полусгнившую, или растворившуюся внезапно, – и так как он очевидно находился в «верхней комнате»⁸⁶², то упал со значительной высоты, сильно расшибся и, получив органическое повреждение, опасно заболел. Чувствуя себя очень дурно, Охозия, воспитанный в идолопоклонстве и достойный сын своей матери, посылает приближенных своих в Аккарон, филистимский город, находившийся в недалеком расстоянии от Самарии⁸⁶³. Здесь господствовал культ Ваала – зебуба, т.е. господина мух («Веельзевул», в испорченной форме). Посланные должны были вопросить языческое божество, выздоровеет ли царь их от болезни.

Тогда Ангел Господень сказал Илии Фесвитянину: встань, пойди навстречу посланным от царя Самарийского, и скажи им: разве нет Бога в Израиле, что вы идете вопрошать Веельзевула, божество Аккаронское? За это так говорит Господь: с постели, на которую ты лег, не сойдешь с нее, но умрешь. И пошел Илия, и сказал им» (4 Ц. I, 3–4).

Oxoзия очевидно не мог быть предметом заботливости рабов Божиих, но как царь, пример его был пагубен для его подданных. Мы выше неоднократно говорили, что Господу угодно было посылать пророков, и в особенности Илию, чтобы спасти народ от совершенной гибели и напоминать ему о Едином Боге Создателе, – Боге, явившемся Израилю в чудесах и милостях. Таково и было приказание, принесенное Ангелом Илии: «разве нет Бога в Израиле».

Так как посланные в Аккарон возвратились к царю после встречи с пророком, то Охозия, видя, что они не имели времени дойти до Аккарона, спрашивает их: «что это вы возвратились?» Тогда они передают ему встречу свою и подлинные слова пророка. «И сказал им: каков видом этот человек?»... «Они сказали ему: человек тот весь в волосах и кожаным поясом подпоясан по чреслам своим. И сказал он: это Илия, Фесвитятин⁸⁶⁴.

В семье Ахава и Иезавели привыкли считать Илию непримиримым врагом семьи и династии. Если Охозия не видел Илии, то узнал его по описанию. Но он в некоторых отношениях был хуже отца своего и конечно ниже его по умственным способностям. У Ахава не умирало воспоминание и – можем сказать – верование в величие Иеговы, Бога Израилева⁸⁶⁵. Охозия был с детства язычник и по-видимому совсем не знал прошедшего народа своего. Когда он послал в Аккарон вопрошать языческого бога, он тем самым публично пред народом отрекся от Бога завета. Ахав, как мы думаем, из страха и подчинения Иезавели скорее попускал культ Ваала, чем был сам его поклонником: это явствует из равнодушия, которое он выказал к участи пророков Вааловых и дубравных, убитых Илиею и которые – как особенно указано в 3 Ц. ХVIII, 19 «питались от стола Иезавели», – а не от стола царского. Ахав держался культа тельцов Иеровоама и вопрошал, как мы видели, пророков этого культа, говоривших однако именем Иеговы,– и конечно он бы не сделал такую грубую – с точки зрения политической – ошибку, – чтобы послать публично вопрошать о чем-либо божество языческое.

Но Oxозия сделал еще более грубую ошибку, послав схватить Илию. Конечно, Илии угрожала опасность и то время, когда он объявил Ахаву о засухе (3 Ц. XVII); и позже Ахав хотел схватить Илию, когда он показался пред окончанием засухи (id. ХVIII, 17), но он ни разу однако не посмел этого сделать, потому что он понимал величие Бога Израилева, и тогда, когда Илия приказывает собрать пророков Вааловых и дубравных, Ахав беспрекословно исполняет приказание Илии (id. ib. 19–20). Вообще мы видим в истории Ахава, что он не утратил понимания веры отцов своих, что доказывается и тем, что в стане под Афеком он не пытается отомстить пророку, вещавшему ему несчастие, а «едет домой с огорченным сердцем» (3 Ц. XX, 42 – 43).

Не таков был Охозия, совершенно утративший способность, – или никогда не имевший способности – возносить душу и мысль свою к Единому Богу, Богу завета и обетований Израиля. Не понимая, что он делает, и не будучи в силах обсудить значение и последствия своих приказаний, он посылает отряд в пятьдесят человек схватить человека Божия. Тогда происходит чудо, имеющее важное значение для Израиля. Господь наш Иисус Христос (Луки IX, 54–55) изволил вспоминать об этом событии и указать по поводу его различие между духом Нового и Ветхого Заветов. Новый свет, внесенный Тем, Кто был Жизнь и Истина и Любовь, пересоздавал ветхого человека и переносил его в новый духовный мир, в котором царствовали кротость и милосердие и любовь.

В Ветхом Завете были иные задачи, без исполнения которых не могла начаться новая эра любви. В Ветхом Завете главная цель была – установить веру в Единаго Бога, распространить познание о Его всемогуществе, а без этого никакое движение человечества по пути истины к любви не могло иметь места. Вот почему двукратное истребление отрядов, посланных Охозиею, чтобы схватить раба и пророка Иеговы, было нравственною необходимостью для развития народа, который должен был возвратиться к поклонению Единому Богу. Царь Охозия дерзко отрекся от Иеговы в глазах всего народа своего, посылая вопросить языческое божество, и для народа и блага его необходимо было чудо, утверждающее его в вере в Иегову.

Еще недавно народ Израильский на горе Кармиле трепетал при виде чуда Божия и начал тогда понимать грех своего отступничества от Бога Завета, и величие Его и сладость веры в Него. И вот Охозия снова своим примером колеблет эту возникающую среди Израиля веру и, что еще хуже, посылкой отрядов взять Илию как бы начинает открытую борьбу против Всевышняго.

Но Господу Богу не угодно в милосердии своем к народу, чтобы чувство возникающей среди его веры было поколеблено. Ему угодно, двукратным чудом схождения с неба огня на два последовательно посланные взять Илии отряда, укрепить в вере сердца многомиллионного стада. Вот, по нашему мнению, значение гибели двух отрядов с их начальниками, которые, подобно Охозии, не понимая силы Бога Единаго, приказывали пророку именем царя сойти с горы: «сойди, говорит царь» (ст. 9 и 11); «сойди скорее».

С свойственною неразвитому язычнику тупостью Охозия, кажется, думает, что он упорством одолеет Илию и, несмотря на гибель двух отрядов, сожженных небесным огнем, он посылает третий отряд в 50 человек. Надо обратить внимание на то, – в каких выражениях Илия сводит огонь на воинов. «Если я человек Божий, то пусть огонь сойдет с неба и попалит тебя и твой пятидесяток» (ст. 10 и 12). Начальники отрядов говорили именем царя и по-видимому не допускали мысли об ослушании ему. На это Илия отвечает именем Бога, дабы никто не смел хвалиться пред Иеговой. Начальник третьего отряда, – наученный опытом своих предшественников и – как мы думаем – лучше их понимавший, с кем он имеет дело, и чьею силою раб Божий творит чудеса, подходя с отрядом к месту, где находится Илия, сидящий наверху горы или скалы, – не произносит имени царя и не ссылается на безумное приказание, ему данное, а становится на колени и молит о пощаде, признавая таким образом величие Того, именем Которого Илия свел с неба огонь.

Таким образом и гибель двух первых отрядов, и спасение от гибели третьего отряда утверждали среди Израиля веру в Господа Бога и служили к прославлению святейшего Его имени.

Когда начальник третьего отряда прославил Бога и смирился, тогда Ангел Господень сказал Илии: «пойди с ним, не бойся его. И он встал и пошел с ним к царю» (4 Ц. I, 15).

Илия подходит к постели умирающего царя и повторяет ему самому те слова, которые он говорил его посланным (3, 4–16) и которые кончаются словами «ты умрешь».

Мы не знаем, через сколько времени после этого пророчества умер Oxозия; в ст. 17 сказано: «И умер Охозия по слову Господню, которое изрек Илия». Мы думаем, соединяя в уме все обстоятельства этого пророчества – величественное явление пророка у ложа царя, объявление ему воли Божией и отсутствие указания, чтобы Иезавель, или брат Охозии посмели наложить руки на пророка, – мы думаем, говорим мы, что Охозия кончается тут же, на глазах стоящего возле ложа его пророка после объявления ему воли Божией.

И восходит на престол Иорам, брат Охозии.

Приложение к главе V. Камень Моавитский⁸⁶⁶.

В августе 1868 немецкий миссионер и член Германского миссионерского Общества, Клейн, находился в Моаве, который занимал в древности полосу земли вдоль по восточному берегу Мертваго Моря. Эта страна весьма мало посещается европейцами и поныне. В то же время весьма мало кто проникал в нее вследствие опасности от арабов. Но Клейн имел друзей посреди их и был уведомлен своим приятелем и покровителем, шейхом одного из арабских родов, что недалеко – не более десяти минуть ходьбы от места, где они тогда находились, – есть камень с надписью. Клейн и шейх в это время были близь древнего Дивона⁸⁶⁷. Отправившись на место, где лежал древний памятник, Клейн усмотрел камень из черного базальта, на котором начертаны были древние письменные знаки, и который лежал совершенно открытым с надписью, обращенною кверху, посреди развалин древнего Дивона. Камень этот имел в высоту 3 ф. 10 дюймов, в ширину два фута и толщину имел в 14/2 дюймов. Хотя он найден в лежачем положении, но очевидно, что он был предназначен быть поставленным стоймя. Он был округлен сверху и снизу; надпись на нем имела 34 строки.

Миссионер Клейн не понял огромной важности своего открытия и скопировал с надписи только несколько слов, хотя пытался составить азбуку по надписи. Тем не менее он принял некоторые меры, чтобы обеспечить этот камень для коллекции Берлинского музея, хотя это было дело не легкое, по частому отсутствию пашей и вследствие неурядицы турецкой администрации.

Камень этот лежал с девятого века до Рождества Христова, т.е. почти три тысячи лет, подверженный всем атмосферическим влияниям, и сохранился очень хорошо. Никому не было до него никакого дела, но теперь жители страны, бывшей в древности Моавом, вдруг нашли, что камень этот весьма ценная вещь, ценя его почти на вес золота. Через несколько недель после находки камня Клейном один человек из местных жителей нарочно приехал известить агента Палестинского общества, капитана Варрена о существовании этого камня; но Варрен, зная, что об этом камне хлопочет уже прусский консул, не захотел вмешиваться в это дело. Но он и французский консул, Клермон Ганно, чрезвычайно удивились, узнав весною 1869 года, что с надписи не было снято оттиска. В поле 1869 года Варрен должен был ехать в горы Ливана; а Клермон Ганно послал партию своих людей, чтобы снять с камня оттиски. Люди эти перессорились между собою и выболтали в присутствии арабов о том, что Европейцы весьма высоко ценят этот камень. К довершению всех ошибок Клермон Ганно, движимый неосторожным рвением приобрести камень для своего правительства, сразу предложил за камень 375 ф. стерл⁸⁶⁸. Между тем предыдущее долгие и утомительные переговоры прусского консульства с жителями уже кончили торг за камень, который и считался купленным Пруссией за 80 ф. стерл., между тем, как по первому запросу жители просили за него тысячу ф. стерлингов. К довершению несчастья жадный – как все турецкие паши – губернатор Наблуса (др. Сихема) вмешался в это дело и потребовал, чтобы камень был доставлен к нему, намереваясь продать его в свою пользу за тысячу ф. ст. Жители деревень, лежащих около древнего Дивона, озлобились за это требование и в ноябре 1869, чтобы не отдавать камня, раскалили его на огне и облили его холодной водой, так что камень распался на куски, которые они роздали разным семьям. Эти куски были помещены ими в хлебохранилища, или в загоны для скота, так как между ними распространилось верование, что этот камень приносит счастье и что без него на посевы и запасы хлеба нападет ржавчина.

Пришлось впоследствии скупать эти фрагменты поодиночке, и из них двадцать в настоящее время⁸⁶⁹ находятся в распоряжении ученых, скупленные французским правительством. В них содержится 613 букв. Тринадцать малых кусков досталось Палестинскому обществу; в них насчитывают 56 букв. Всего известно тридцать три обломка с 669 буквами: во всей же надписи должно было быть по расчету около 1100 букв. Таким образом до нас дошло только две трети надписи; но надо прибавить, что большая часть недостающих букв восполнена из оттисков, которые были сняты прежде, чем камень был разломан, так что в настоящее время только 35 слов, 15 полуслов и 18 букв остаются неизвестными, но были отчасти восполнены по предположениям, из которых некоторый представляются легкими по связи содержания речи. Здесь справедливо прибавить, что большая часть этого труда исполнена Клермон Ганно.

Камень говорит о трех родах событий во время царствования Меша, царя Моава, о котором царе упоминается в 4 Ц. I, 1; III, 4 – 5, (что он сбросил иго Израиля после смерти Ахава). Событие это произошло в 898 году до Р. Хр., а потому царь Меша должен был начать царствовать ранее и несомненно был царем Моава около 900 года, т.е. не далее, как 75 лет после Соломона, а камень мог быть воздвигнуть уже в 890 г. до Р. Хр., т.е. через восемь лет после отложения.

В первой части надписи говорится: «Я Меша, есмь сын Хамоса Гада, даря Моава, Дивонита⁸⁷⁰. Отец мой царствовал над Моавом 30 лет, и я царствовал после отца моего. Я поставил сей камень Хамосу в Корха⁸⁷¹ [сей камень] спасения, ибо он спас меня от всех грабителей и дал мне видеть [исполнение] моего желания на всех неприятелях моих, даже [на] Омри, царе Израиля. Ибо они огорчали Моав многие дни, ибо Хамос был гневен на землю свою. Сын его (т.е. сын Омри, или Амврия)⁸⁷² ему наследовал и он также сказал я буду огорчать Моав. Во дни мои он⁸⁷³ сказал, пойдем, и я увижу мое желание на нем и доме его, а Израиль я уничтожу вечным уничтожением. Ибо Омри (Амврий) взял страну Медева и неприятель занимал ее в его дни и во дни его сына сорок лет. И Хамос сжалился над нею в мои дни; и я укрепил Ваал-Меон и устроил там пруд, и я укрепил Kириафаим. Ибо люди Гад жили в стране Атароф издавна, и царь Израиля укрепил для себя Атароф, и я напал на стену, и взял город, и убил всех воинов на стене, на утешение Хамоса и Моава; и я вынес оттуда всю добычу и положил ее (в жертву) перед Хамосом в Kириафe, и я поместил в него⁸⁷⁴ людей из Сирана⁸⁷⁵ и людей из Мохрафа. И Хамос сказал мне: иди, возьми Нево против Израиля. И я пошел ночью и воевал против него от рассвета до полудня; и я взял его и убил в нем семь тысяч мужей; но я не убил женщин и девиц, ибо я посвятил их Астарте-Хемошь. И я взял из него сосуды Яхве и принес их пред Хамоса. И царь Израиля укрепил Иахаз и занял его, когда он воевал против меня; и Хамос выгнал его предо мною и я взял из Моава двести человек, всех бедных его, и поместил их в Иахаце и взял его, чтобы присоединить его к Дивону»⁸⁷⁶.

Вторая часть надписи описывает некоторые сооружения, предпринятые Месой, после освобождения от угнетения Израиля. «Я построил Корха; стену леса и стену града и врата и башни на ней (на стене), и... дворец... и тюрьму, и приказал я рыть цистерны. Я выстроил Арофр и провел дорогу чрез Арнон. Я построил Бет-Бамошь»... и т. д.

В третьей части надписи описываются удачные войны Меса против Едома.... «Что же касается Хоронаима. люди Едома жили в нем»... (и т.д.).

В продолжение царствования Иорама, второго сына Ахава, восшедшего на престол после смерти брата своего Охозии, пророк Илия кончает свое земное существование. Он сам знает, как это видно из последующего сказания, что земная деятельность его кончается, что он уже не земной жилец. Знает ли он, что Господь готовит ему великую славу преложения от одной жизни к другой без посредствующей смерти – на это мы не имеем указаний.

Вознесение на небо пророка Илии происходит не немедленно после смерти Охозии, а в пятый год Иорама Израильского⁸⁷⁷. Это истекает из следующего сопоставления. В этот пятый год Израильского Иорама умирает царь Иудейский Иосафат и сын его Иорам восходит на престол Иуды (4 Ц. VIII, 16). Но 2Пар. XXI, 12 – 15 «пришло письмо от Илии пророка»⁸⁷⁸, который указывает ему его беззакония и отступления от завета Господня и предсказывает ему поражение и потерю детей и смерть.

Мы считаем нужным в виду одноименных царей Иуды и Израиля напомнить имена царей двух династий до Иоаса и Ииуя.

Преложение на небо пророка Илии произошло следующим образом: Илия пророк, – испытуя ли Елисея, или не зная еще, угодно ли Господу, чтобы Елисей присутствовал при окончании его земной жизни, которая – как ему было открыто – кончалась, – говорит Елисею, идущему с ним из Галгала⁸⁷⁹: «останься здесь, ибо Господь посылает меня в Вефиль». Елисей однако противится этому приказано, говоря: «Жив Господь и жива душа твоя! Не оставлю тебя. И пошли они в Вефиль» (4 Ц. IX, 2).

В Вефиле была пророческая школа, и здесь происходит между Елисеем и сынами пророческими замечательный разговор, дающий нам понять, что в пророческих школах проявлялись великие дары благодати Божией, ибо «Дух Святый глаголал во пророцах».

«И вышли сыны пророков, которые в Вефиле, к Елисею, и сказали ему: знаешь ли, что сегодня Господь вознесет господина твоего над главою твоею? Он сказал: я также знаю, молчите» (II, 3).

Из последующего сказания (ст. 5) видно, что такое же откровение получили пророческие сыны общины в Иерихоне. С глубоким благоговением видим мы, до какой замечательной высоты духовной жизни далее во времена Ветхаго Завета, благоволил Господь возносить верных рабов Своих. В этих общинах ветхозаветных не было еще полного развития духовной жизни; еще не раздавался священный глас Сына Божия о любви ко всем людям, о всепрощении и забвении обид, о кротости и смирении, об общем спасении всех людей; еще мир не был искуплен священной кровно Богочеловека; но уже мир приуготовлялся к встрече Того, Который внес в мир полноту благодати и истины.

Но, – имея перед глазами первообразы, как бы пророческие предсказания, в пророческих школах первых общин христианских, – мы можем уразуметь величие даров благодати среди христианской церкви, когда «все единодушно пребывали в молитве и молении с некоторыми женами и Mapиею, матерью Иисуса, и с братьями Его» (Деян. I, 14); и когда церковь Христова получила высшее освящение в день Св. Пятидесятницы.

Таким образом в Ветхом Завете пророческие общины прообразовали будущее христианское общество, давая ветхозаветному человеку предвкушать те радости духовной жизни, которые соединены с отказом от житейских благ, от своей воли, и с отданием всей жизни своей с ее помыслами и стремлениями Единому премудрому и всеблагому Богу.

При прохождении чрез Вефиль по-видимому великий пророк ни с кем не говорит; погруженный в небесные думы, предав душу свою Богу, идет он, куда ведет его Дух, не обращая внимание на все его окружающее. Он останавливается только, чтобы сказать еще раз Елисею, чтобы он остался в Вефиле, так как Господь приказывает ему идти в Иерихон. И во второй раз просвещенный Божественным откровением⁸⁸⁰ Елисей не оставляет своего учителя и они вместе доходят до Иерихона. И здесь сыны пророчеств говорят Елисею: «сегодня Господь берет господина твоего и вознесет над главою твоею». И им говорит Елисей: «я также знаю, молчите».

И в третий раз пророк Илия хочет оставить Елисея в Иерихоне, говоря, что Господь посылает его к Иордану; и в третий раз Елисей с клятвою, что он не оставит Илию, сопровождает его к Иордану. Между тем пятьдесят сынов пророческих из Иерихона, получившие откровение о грядущем событии, идут следом за двумя пророками и видят их издали, как они стоят на берегу Иордана. Пророк Илия свернутою милотью (т.е. плащом) ударяет по воде, которая расступается, и оба переходят по сухому руслу.

«Когда они перешли, Илия сказал Елисею: проси, что сделать тебе, прежде нежели я буду взят от тебя. И сказал Елисей: дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне. И сказал он: трудного ты просишь. Если увидишь, как я буду взят от тебя, то будет тебе так; а если не увидишь, не будет» (II, 9–10).

По поводу этого трудного места многие западные комментаторы согласны в том, что Елисей не просил и не мог просить духовной силы вдвое против той, которая действовала в Илии. Илия, как отец, оставляющей наследство своему сыну, не мог отдать ему более, чем сам он имел. Замечают еще, что слова, которыми Елисей просить о двойной части, совершенно одинаковы с теми словами, которые во Второзаконии XXI, 17 означают часть перворожденного сына, которая была вдвое более каждой отдельной части каждого из остальных сыновей⁸⁸¹. При этом понимании текста Елисей не может быть обвинен в чрезмерности требования: он просит признать за ним лишь право первородства, сознавая, что великое духовное наследство после Илии есть наследство, принадлежащее всем пророкам Израиля, и он молит только, чтобы духовный дар, ему оставляемый, был вдвое более духовного дара каждого из других пророков страны.

Полагаем возможным согласиться с этим мнением. Не видим возможности и понимать это место иначе, так как Илия пророк стоит на великой высоте не только в Ветхом Завете, но и в Новом, сравненный с Моисеем на гope Фавор в день Преображения Господня. Елисею же не дано было воспарить до такой духовной высоты, а между тем очевидно, что он просимое им у Илии получил, так как он увидел телесными очами, как пророк Илия взят на небо (Ср. 4 Ц. II, 9 – 10 и 12).

В том смысле, как мы понимаем вышеприведенный текст, просьба Елисея не могла назваться нескромной, но и она не вдруг удовлетворяется пророком Илиею, который указывает Елисею, что ее исполнение будет зависеть от того духовного состояния, в котором находится Елисей, и которое известно одному Богу, ведающему сердца. Он предупреждает еще Елисея, что он просит трудного: так велик, но и так страшен пророческий дар, требующий от человека великой чистоты, великих трудов и подвигов, чтобы быть достойным этого священного состояния, в котором человек подымается до состояния ангельского.

И вот, во время этого разговора Илии с его учеником (ст. 11), внезапно совершается великое чудо. Мы знаем (Быт. V, 24), что Енох был взят на небо, но не знаем, как это совершилось: «и ходил Енох пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его». Из этих слов мы можем только заключить, говоря словами митрополита Филарета (Зап. на кн. Бытия, стр. 172), что «в Енохе, по достижении внутреннего человека его в предопределенную меру благодатного возраста, смертное поглощено было жизнью (2Кор. V, 4) некоторым благороднейшим образом, нежели тот, который мы называем смертью телесною».

И об Моисее мы не знаем, как совершился таинственный переход от жизни земной к жизни вечной; во Втор. XXXIV сказано только, что на горе Нево, на вершине Фасги, что против Иерихона, Господь показал ему всю землю, назначенную в удел Израилю, «и умер там Моисей, раб Господень,... и погребен на долине... и никто не знает места погребения его, даже до сего дня» (ст. 1–6). Мы еще имеем таинственное указание в ст. 9 послания Иуды, из которого можно заключить, что тело Моисея, которое погребено «на долине» по Второзаконию, погребено Ангелами, причем Архангелу Михаилу поручено было блюсти это тело, дабы оно не сделалось предметом поклонения среди народа⁸⁸².

Восхищение на небо пророка Илии в теле, которое видит очами телесными Елисей и которое может быть видят издали только в неопределенной форме огненного явления – пророческие сыны из Иерихона (4 Ц. II, 15), есть явление до сего времени небывалое в истории народа Израильского. Оно имело и для Израиля и для всего человечества высшее значение: оно раскрывало душу к пониманию загробной жизни, которая являлась продолжением жизни земной, и в которой должно было участвовать и тело, если сохранено оно было на земле чистым при посредстве очищающей благодати Божией.

Пророк Илия идет по дороге с Елисеем, когда внезапно появляется «колесница огненная и кони огненные, и разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо» (ст. 11). Таково было видение, представшее тогда очам Елисея, который – прибавим мы здесь – и позже видел огненные колесницы на горе около Дофаима, когда город этот был окружен сирийскими войсками⁸⁸³.

Когда огненная колесница уносила Илию пророка, Елисей воскликнул (id. ib. 12): «Отец мой! Отец мой! колесница Израиля и конница его!

И не видел его более».

Восклицание Елисея объясняет значение Илии пророка для Израиля. Произнося эти слова по высшему вдохновению, он ими очерчивает деятельность его. Илия был духовным войском Израиля в эти трудные времена. Он силою Господнею боролся против язычества и силою Духа Божия, действовавшего в нем, побеждал многочисленных врагов, колебавших в народе веру в Господа сил. Поэтому мы упомянули здесь и о видении огненных колесниц в Дофаиме. Это видениe указывало, что силы духовные, – хотя невидимые для очей человеческих, – бодрствуют непрестанно над верными Господу, и что в борьбе против неверия, и язычества, и искушений – как общества, так и отдельных душ – надо возлагать упование на помощь этих духовных сил, посылаемых Господом. Кроме того эти два видения, рассматриваемые совокупно, дают нам некоторое понятие о значении Илии в мире невидимом, небесном. Он присоединен на восхитившей его огненной колеснице к сонму ангелов, о которых сказано: «Ты творишь Ангелов Своих духами, и служителей Своих пламенеющим огнем» (Пс. СШ, 4). Он сопричислен к воинству, охраняющему веру народа и верных Господу. Из числа служителей Божиих на земле один Илия был избран, чтобы им тайна сия была открыта сынам человеческим. Он, чистый как ангел, на земле, верный служитель Божий, – был пред лицом Елисея и смотревших издали сынов пророческих соделан пламенеющим огнем.

«Отец мой! Отец мой! Колесница Израиля и конница его»!

Во время восхищения Илии на небо с огненной колесницы спадает милоть, как залог любви Илии к Елисею и как память его пребывания на земле. В первые минуты страха и горя Елисей раздирает одежды свои; но потом ободряется, чувствует животворящую благодать Духа Божия, и, подняв милоть учителя своего, идет к Иopдану и, призвав имя Господа Бога, Которому служил Илия, повторяет чудо, совершенное учителем его, ударяя милотью воды Иордана, которые расступаются⁸⁸⁴.

На правом берегу Иордана его встречают пророческие сыны, смотревшие издали, и сказали: «опочил дух Илии на Елисее». «И поклонились ему до земли», т.е. признали его отныне своим господином и вождем и учителем. Кажется можно с достоверностью предположить, что они издали видели вознесение на небо в огне пророка Илии, но не совершенно поняли значение этого явления. Они знают (ст. 16), что Илия унесен в вихре в небесную даль, но они предполагают еще, что это земное явление, и думают, что – или живой пророк перенесен на одну из гор близь лежащей местности⁸⁸⁵, – или что – если душа пророка Илии оставила его тело – то это последнее должно быть найдено где-либо в окрестности. Под влиянием этой мысли они настойчиво просят Елисея позволить послать человек пятьдесят на розыски. Елисей прямо им говорит, чтобы они не посылали; но, видя, что они настойчиво вымогают его позволение, он дает его, по-видимому желая, чтобы они опытом убедились в бесполезности розысков. Сам он идет в Иерихон и там дожидается посланных, которые возвращаются через три дня и конечно без успеха. Тогда он напоминает им, что он сказал им не ходить, очевидно подготовляя их к большему доверию к словам его и к более точному послушанию.

Может быть в это именно время он открывает им и великую тайну преложения Илии на небо без посредства смерти, и сказание об этом чуде перешло с тех пор и в предание, и в записи, ведомые – как нам известно – многими пророками⁸⁸⁶.

Здесь в Иерихоне, после взятия на небо пророка Илии, пророк Елисей совершает свое первое чудо, внесенное в книги Царств. Жители города Иерихона (19–22) говорят Елисею: «вот положение города хорошо... но вода не хороша и земля бесплодна».

Тогда Елисей приказывает подать себе чашу и положить в нее соли. От Иерихона до Иордана не менее пяти английских миль (т. е. около 8 верст), а маленькая речка, которая берет свое начало в горах около Иерихона, давала воду во время жаров в недостаточном количестве и притом всегда нездоровую⁸⁸⁷, которой приписывали не только болезни, но и бесплодие женщин, или, как думают комментаторы, вода эта была причиной выкидышей.

«И вышел Елисей к истоку воды и бросил туда соли, и сказал: так говорит Господь: Я сделал воду сию здоровою, не будет от нее впредь ни смерти, ни бесплодия».

Мы видим, что Сам Господь глаголет устами Елисея, получающего прямые откровения от Господа, и он становится главным вестником во Израиле повелений Господних, заступая место Илии, как старший его сын и наследник благодати.

По поводу значения соли, как знака сохранения в чистоте, как символа Божественной целительной силы и благодати, мы во-первых обратимся в Ветхом Завете к книге Левит II, 13: «всякая жертва Богу солью осолится» (ср. прим. in loco в Свящ. Летописи), и напомним, что соль есть тип ненарушимости союза с Богом. Поэтому люди, избранные Богом, чтобы осолить сердца племен и народов и связать людей в одну общину, верную Господу, – названы Им «солью земли». «Вы есте соль земли», глаголал Господь наш Иисус Христос ученикам Своим, приготовляемым и потом посылаемым Им на проповедь.

В действии Елисея мы видим и типическое, и пророческое указание. Речка, омывавшая Иерихон, несущая в водах своих болезни и смерть и бесплодие, есть тип греха со всеми его последствиями. Соль есть тип врачущей благодати и очищения: погруженная в источник, из которого берет начало река, соль изменяет совершенно воды этой реки и делает реку светлою и чистою и освежающею, и несущею в струях своих здравие и плодородие и благословение.

Из лежащего в низменности Иерихона Елисей «восходит» (так в еврейском) в Вефиль. В этом городе по 3 Ц. XII, 32 был учрежден Иеровоамом культ золотого тельца. По Амосу VII, 13 Вефиль назывался «царским», т.е. главным святилищем Израиля. Здесь поэтому жили многочисленные жрецы этого культа, который был введен первым царем Израиля, чтобы отделить его от культа Иеговы в Иерусалиме и царства Иуды.

Дорога в Вефиль⁸⁸⁸ подымается по извилистому дефиле, называемому ныне Вади Сувейнит. По этому дефиле и теперь есть еще деревья – остатки дремучего леса, ныне уничтоженного, где водились дикие звери, которых было много в Палестине⁸⁸⁹. Здесь, в этом лесистом дефиле происходит событие, которое подало повод ко многим сомнениям и толкованиям.

В 4 Ц. II, 23 – 24 сказано, что когда Елисей шел по дороге, то малые дети вышли из города и насмехались над ним и говорили ему: иди, плешивый, иди, плешивый, «Он оглянулся и увидел их и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребенка».

Так как это единственный случай в жизни кроткого и незлобивого Елисея, в котором проявилась строгость, именуемая многими жестокостью, то необходимо вникнуть в те причины, которые заставили Елисея поступить так с детьми.

Из сопоставления мнений многих, писавших об этом событии, кажется можно вывести то заключение, которое мы здесь изложим, основываясь на соображении всех относящихся к этому вопросу событий.

Во-первых надо вспомнить грозное значение пророка Илии – этой духовной огненной колесницы Израиля, – пред которым трепетало все царство Ахава и Иезавели, пред которым трепетали не только поклонники Ваала и Астарты, но и жрецы тельцов, которых чтили в особых капищах Вефиля и Дана. Весьма недавно, пред преложением Илии на небо, весьма вероятно ученик Илии – и во всяком случае действующий в духе Илии – пророк Михей (3 Ц. ХХIII) постыдил ложных пророков культа тельца, указав им, что не Духом Господним пророчествуют они, а что они находятся под влиянием духа лживого. Все это конечно заставляло ненавидеть пророка Илию тех, которые были неверны Иегове, Господу Завета. Когда же разнеслась весть о том, что Илия исчез и нет его более на земле, то враги культа Бога истинного возликовали. Между тем среди Израиля вместе с таинственными рассказами о взятии Илии на небо разнеслась и другая весть, что «опочил дух Илии на Елисее» (4 Ц. И, 15). Ненависть к Илии естественно должна была перенестись на преемника Илии, на Елисея, и в особенности должна была она высказаться с особою силою среди жрецов и ложных пророков культа тельца, которые хотели говорить именем Иеговы, не имея на это права и вероятно сознавая, что единственный культ Иеговы, именем Которого Илия творил чудеса, есть культ Иерусалимский, а не их искаженный и отвергнутый Богом еще в пустыне культ.

Когда же жрецы «царского святилища» в Вефиле узнают, что пророк подымается лесною дорогою в Вефиль, то очевидно, что они устраивают ему намеренное оскорбление. По-видимому они сами высылают в засаду своих детей, чтобы оскорбить его и наперед ослабить могущее возникнуть влияние его на народ, которое конечно ослабляло или даже совсем уничтожало их собственное влияние.

Мы говорим, что дети этих преступных отцов сидели в засаде в лесу на дороге и поджидали прохода Елисея: это явствует из внимательного чтения текста. Во всех переводах одно выражение с еврейскаго переведено одинаково; а именно, когда мальчики начали кричать, оскорбляя Елисея, то он: «оглянулся назад и увидел их и проклял» (ст. 24). Елисей идет к Вефилю; дети не выходят к нему навстречу, иначе пророку не нужно бы было «оглядываться назад». Очевидно дети не встречаются с ним, а кричат сзади его и, как мы понимаем, собравшись в лесу, пропускают его и потом выходят из своей засады. По-видимому оскорбление рассчитано было нанести таким образом, чтобы Елисей входил в город, преследуемый мальчишками, которые кричат ему: иди, плешивый! а в Вефиле ему готовилась другая встреча: там отцы этих детей собирались встретить его еще более грубыми оскорблениями. Самая укоризна мальчиков имеет особое значение. На плешивых смотрели везде в древности с особою подозрительностью: их подозревали в том, что они прокаженные⁸⁹⁰. Весьма выгодно было для жрецов культа тельца распространить в народе слух, что Елисей прокаженный и тем отделить его от народа.

Возмущение против Господа и ясных указаний Его на избрание Им Елисея, – как заместителя Илии, – не могло оставаться без примерного наказания; иначе деятельность Елисея, преемника ревнителя по Боге завета, сделалась бы невозможною, и Израиль не имел бы опоры против идолопоклонства. Преступные отцы, выславшие детей своих на поругание пророка Господня, должны были быть наказаны в этих несчастных детях⁸⁹¹. Наказание это было для них тем ужаснее, что они не могли не сознавать, что они сами навлекли его на детей своих возмущением против Господа. Замысел их не только рушился, но домы их сделались местом стона и воплей.

Елисей, не заходя в Вефиль, идет на гору Кармил и оттуда «возвращается» в Самарию (ст. 25). Мы увидим ниже, что в городе Самарии у Елисея был по-видимому свой дом.

Во главе III четвертой книги Царств рассказан поход Иорама, сына Ахава, совместно с Иосафатом, царем Иудейским, на Моав. В продолжение этого похода в пустыне Моавитской пророчествует Елисей. Мы уже упоминали выше, что если признать правильным текст 2Пар. XXI, 12 о том, что Илия пишет к Иораму Иудейскому письмо в пятый год его царствования, то очевидно, что Елисей, пророчествуя в Моаве при жизни еще Иосафата, начинает свою пророческую деятельность при жизни еще своего великого учителя – Илии. Если же признать, что во 2Пар. XXI, 12 надо читать имя Елисея вместо имени Илии, тогда третья глава четвертой книги Царств находится хронологически на своем месте.

Мы видели выше, что со вступлением на престол Израильский Охозии царь Моавитский Меса отложился от Израиля, о чем и начертал надпись на камне, найденном в развалинах Дивона⁸⁹². По смерти Oxoзии на престол вступил брат его Иорам, правда снявший статую Ваала, но «делавший неугодное в очах Господних», так как «держался грехов Иеровоама» (4 Ц. III, 2–3), т.е. сильно поддерживал культ тельцов, жрецы которых в Вефиль хотели оскорбить Елисея. Иорам решается попытаться возвратить утраченную власть над Моавом и уговаривает Иосафата Иудейского помочь ему сокрушить Моав. Хотя по 2Пар. XIX, 2–3 пророк Иуй, после похода Иосафата с Ахавом против Рамофа Галаадского, упрекал Иосафата в союзе с нечестивым Ахавом, но по-видимому родственные связи его с домом Ахава заставили его не отказать сыну Ахава в помощи; притом он мог думать, что особенному гневу Божию подвергался именно Ахав, служитель Ваала, статуя которого была снята его сыном. Вместе с этим сыном Ахава, Иорамом Израильским, Иосафат Иудейский, пригласив к союзу своему царя Едома, – в сущности подвластного Иуде со времен Давида (2 Ц. VIII, 14), идет на Моав через горы Сеира и царство Едомское, огибая Мертвое море с юга. На этом пути, по всей вероятности в долине, или вади-эль-Ахси⁸⁹³, войско сильно терпит от недостатка воды, и Иосафат, – всегда в душе благочестивый, – желает узнать, нет ли пророка Господня, чтобы вопросить Господа чрез него? (ст. 11).

По особому произволению Божию, вероятно вследствие полученного им откровения, Елисей сопутствует войску, – или же, имея в пустыне Едомской (как думают некоторые) уединенное пристанище для созерцательной жизни, – предшествует войску и ожидает его в своем убежище. Это последнее мнение тем вероятнее, что когда Иосафату отвечают: здесь Елисей сын Сафатов, который служил пророку Илии, – Иосафат в сопровождении двух других царей идет к нему (ст. 12), – то есть – как понимают это место – идет в то убежище, где находился Елисей.

Иосафат идет к пророку с полною верою, говоря: «есть у него слово Господне» (id. ib). Вероятно не с такими чувствами шел к нему Иорам Израильский, потому что Елисей обращается к нему с укоризной: «что мне и тебе⁸⁹⁴? Пойди к пророкам отца своего и к пророкам матери своей»⁸⁹⁵.

На это Иорам Израильский, признавая Иeгову Богом, высказывает мысль, что Иегова созвал сюда трех царей, чтобы предать их в руку Моава (id. ib. 13).

На это Елисей отвечает: «Жив Господь Саваоф, пред которым я стою! Если бы я не почитал Иосафата, царя Иудейского, то не взглянул бы на тебя и не видел бы тебя» (14). Очевидно, что прозорливец читает в душе Иорама ненависть к Иегове, который – как он говорит – как бы завлек сюда трех царей, чтобы погубить их.

Мы видели выше в сказании о Самуиле и Давиде⁸⁹⁶, что музыка способствовала возгреванию сердца, умиляла душу, и приуготовляла ее к воспринятию благодати Божией, дарующей дух пророчества. «Позовите мне гуслиста», говорит Елисей (ст. 15); и когда гуслист играл на гуслях, тогда рука Господня коснулась Елисея». Здесь в особенности ясно значение музыки для пророка. Он несколько раздражен присутствием и словами Иорама Израильского; музыка должна успокоить его встревоженное сердце; она отвлекает его от земных помыслов, он углубляется в себя, им снова овладевает смирение и чистота богомудрия, и Господу угодно возвратить ему дар пророчества.

Тогда Елисей начинает пророчествовать: «так говорит Господь: делайте на сей долине рвы за рвами; ибо так говорит Господь: не увидите ветра и не увидите дождя, а долина сия наполнится водою, которую будете пить вы и мелкий и крупный скот ваш». Далее Елисей как бы отвечает на слова неверия Иорама, говоря: «но этого мало пред очами Господа; Он и Моава предаст в руки ваши... и поразит все города... и пр.

Под именем рвов, которые должны были быть выкопаны, надо разуметь длинные водоемы, или искусственные пруды, долженствующие перехватить и вместить воду, имеющую появиться по долине.

Слово Господа, объявленное Елисеем, сбывается на другой день до восхождения солнца (ст. 20 – 22). «Поутру, когда возносят хлебное приношение, вдруг полилась вода по пути от Едома, и наполнилась земля водою».

Моавитяне стояли на границе... «и когда солнце воссияло над водою, им издали показалась эта вода красною как кровь».

Под ложным впечатлением, что показавшаяся им кровь происходит от междоусобной резни в стане неприятельском, Моавитяне бросают свой стан и бросаются к стану соединенных царей с целью грабежа. Здесь их встречает полное поражение, и когда они в панике бегут назад, то начинается преследование их за стан их вглубь страны. Город за городом становится добычею войск Иуды, Израиля и Едома, так что царь Моава остается только с семьюстами воинов, с которыми он запирается в крепости Кир-Харешет. Здесь, после некоторого сопротивления, он видит полную невозможность защищаться и намеревается пробиться с своими воинами к царю Едомскому, вероятно надеясь на прежнюю с ним дружбу, чтобы выговорить себе лучшие условия от союзных царей.

Он однако не может выполнить своего намерения (ст. 23 – 26). Мы ниже скажем, как кончается этот поход; здесь же мы приведем весьма правдоподобное объяснение, даваемое комментаторами исполнению пророчества Елисея.

Мы говорили выше, что предполагаемое место этого события есть Вади-эль-Ахси⁸⁹⁷. Эта долина есть единственный естественный собиратель вод части гор Едома, смотрящих на север. Елисей предупреждал Иосафата и других царей, что они не увидят ни ветра, ни дождя. Проходимая соединенными войсками пустыня до границы Моава должна была оставаться сухою и вода должна была пробежать потоком только по долине, где ею могли воспользоваться войска, перехватив временный быстротекущий поток заранее ископанными рвами и прудами. Все комментаторы согласны в том, что поток этот должен был образоваться (конечно по особому смотрению Божию) вследствие сильного дождя, выпавшего в горах Едома, между тем как низменная пустыня на юг от Мертваго моря не была орошена ни одной каплей той грозы, которая разразилась в горах. Таким образом благодеянием Божиим могли воспользоваться только те, к которым обращено было слово пророка; Моавитяне же продолжали страдать от засухи. Кроме того поток, освещенный красноватым светом восходящего солнца, – а может быть пробежавший по красной железистой почве, – был причиною ошибки Моавитян и претерпленного ими поражения.

Поход заканчивается событием, которое весьма замечательно.

Когда царь Моава, – тот же Меса, отложившийся от Израиля с восшествием на престол Охозии, – увидел невозможность пробиться из Кир-Харешета с небольшим количеством оставшихся у него воинов к царю Едомскому, то он совершает на стене крепости один из тех ужасающих обрядов, которые мы встречаем в некоторых религиях языческого востока. Одолеваемый пращниками в крепости, где он заперся (4 Ц. III, 25) с запруженными кругом протоками вод, доведенный до отчаяния, он в виду всего неприятельского своего войска приносит в жертву старшего своего сына⁸⁹⁸.

«И взял он (царь Моавитский) сына своего первенца, которому следовало царствовать вместо него, и вознес его во всесожжение на стене. Это произвело большое негодование в Израильтянах, и они отступили от него и возвратились в свою землю» (4 Ц. III, 27).

Признаемся, окончание 27-го стиха представляет нам нечто не совсем нам понятное. Это недоумение усиливается, встречая в других западных переводах, что негодование происходит не среди Израильтян, а против Израильтян⁸⁹⁹. Славянский перевод с греческого дает замечательное выражение: «и бысть раскаяние (μετάμελος) великое во Израили». Было ли это раскаяние в том, что они поступили слишком жестоко с Моавом, или – что они довели царя до отчаяния и до такого ужасного преступления – решить трудно. Мы понимаем это место так, что соединенные цари, во главе которых стоял благочестивый Иосафат, – старший по летам, чем Иорам, и властвующий над царем Едома, – начали бояться, не преступили ли они пределов повелений Господних, объявленных им Елисеем. Пораженные ужасным зрелищем и боясь, что человеческие жертвоприношения будут продолжаться, – имея притом в виду, что Моав не был обречен Господом к истреблению и что он достаточно унижен, – они решаются окончить этот тяжелый и для войск их поход, и решаются отступить в свои земли. Очень возможно, что Иосафат принял участие в походе Иорама на Моав именно только потому, что незадолго перед тем Моавитяне и Аммонитяне вторглись именно тем же путем к югу от Мертваго моря в Иудею⁹⁰⁰, и по молитве Иосафата в пустыне Фекойской близь Енгедди были остановлены промыслом Божиим; а именно между Моавитянами и Аммонитянами возникла распря, кончившаяся кровавой битвой между союзниками, так что неготовая к отпору их Иудея спасена была от их нашествия.

Город, в котором заперся Меса и на стенах которого он принес в жертву своего сына, – Кир-Харешет, – называется и Кир Моав (см. Исаш прор. ХV, 1; XVI, 7,11); его отожествляют с нынешним Кераком, стоящим на возвышенности, лежащей к востоку от южной части Мертвого моря. Это была сильная крепость, защищавшая южную границу Моава, как Ар-Моав или Раббат Моав, была северною крепостью царства и вместе с тем его столицею⁹⁰¹.

Нам остается сказать несколько слов о том документе, называемом Моавитским камнем, о находке которого мы говорили выше, в приложении к предыдущей главе.

Здесь мы хотим главнейше указать на различные мнения о времени его начертания и на те исторические выводы, к которым приводит сличение его с указаниями Библии.

На камне этом прочитано имя Моавитского царя, которого мы знаем из первой и третьей главы 4-й книги Царств, поэтому колебание во времени начертания надписи может быть лишь в немногих числах годов.

Всеми семитологами, – говорит Роулинсон⁹⁰², принято за несомненный факт, что надпись Меша (Меса) на знаменитом Моавитском камне начертана тем именно монархом, который упомянуть в I и III главах второй (4-й) книги Царств. Но на счет точного времени начертания этой надписи, о борьбе, которая в ней упоминается и о точном отношении этой надписи к различным событиям, упоминаемых в (3 и 4) книгах Царств, – существует несколько различных мнений. Между тем, как некоторые относят эту надпись к первым двум годам царствования Охозии и указывают что под словами: «отложился Моав от Израиля по смерти Ахава» (4 Ц. I, 1) – разумеется вооруженное восстание и даже война, о которой говорится в Моавитском камне⁹⁰³, – другие⁹⁰⁴ думают, что надпись начертана Месой в начале царствования в Израиле Ииуя, – т.е. после смерти Иорама и истребления династии Ахава, – и что надпись имела в виду именно то событие, о котором мы сейчас говорили, т.е. отступление Израиля от Кир-Харешета, выраженное в словах: «и отступили Израильтяне от него и возвратились в свою землю» (4 Ц. III, 27). Главное доказательство, которое приводят в подкрепление последнего мнения, заключается в том, что в Моавитском документе говорится, что угнетение Моава при Амврии и его потомках продолжалось сорок лет. Эти сорок лет нельзя иначе составить, как придав ко времени царствования Амврия и Ахава годы царствования Охозии и Иорама. Но с другой стороны мы знаем, что на востоке число сорок употребляется часто, как число неопределенное, означающее много, но никак не в смысле точного исчисления времени. Если оно употреблено в этом неопределенном значении и означает, быть может, от тридцати до тридцати пяти лет, в продолжение которых Моав был угнетаем Израилем, – тогда нет причины не принять первого мнения о том, что камень означает время восстания Моава по смерти Ахава при Охозии.

Но вот те факты, которые можно признать несомненно установленными Моавитским камнем⁹⁰⁵.

1) Моав после удара, нанесенного этому царству Давидом⁹⁰⁶ «который сделал их рабами», – возвратил свою независимость и усилился в промежуток времени между разделением царств и восшествием на престол Израильский Амврия.

2) Амврий, как явствует из надписи, снова покорил Моав⁹⁰⁷, который сделался подвластным северному царству Палестины, – т.е. Израилю, – и оставался в подчинении ему во все время царствования Амврия, или Омри, и сына его Ахава.

3) Независимости Моав достиг войною, в продолжение которой Меса, или Меша, взял один за другим заиорданские города, принадлежавшие Израильтянам, и в числе их те, которые по Иис. Нав. XIII, 17 – 20 были отданы во владение Рувима и Гада, – как Дивон, и Ваал-Меон, и Иааца, и Кириафаим, и Нево⁹⁰⁸.

4) Из надписи еще видно, что святое имя Иеговы было хорошо известно Моаву, как имя Бога Израильтян.

5) Нам известно из надписи только, что в заиорданской стране, в городе Нево, было особое святилище Иеговы, и что в этом храме были сосуды, употреблявшиеся при служении Иегове⁹⁰⁹.

Первое чудо, 4 Ц. IV, 1–7

Чудо второе и третье, IV, 8–17; 18–37

Чудо четвертое, IV, 38–41

Пятое чудо, IV, 42–44

Шестое и седьмое чудо Елисея, 4 Ц. глава V

Восьмое чудо, VI, 1 – 7

Девятое чудо, VI, 8–23

«После сего», – говорит следующей за описанием только что нами рассказанных событий стих 24-й V 1-й главы, – «собрал Венадад, царь Сирийский, все войско свое, и выступил, и осадил Самарию».

Сколько прошло времени – мы не знаем, но вероятно несколько лет⁹⁶⁵, когда уже успело забыться и чудо над отрядом, посланным взять Елисея, и чувство благодарности царя Сирии. Какие были причины новой войны – мы не знаем, но видно, что она уже не имеет того характера малой войны, который имела предыдущая война. Венадад собирает все войско свое и, по-видимому, не встретив никакаго сопротивления по пути своем к столице, осаждает город Самарию. «И был большой голод в Самарии, когда осадили ее» (ст. 25), и однажды, когда царь Иорам проходил по городской стене, – одна женщина бросилась ему в ноги с просьбою о помощи. Из слов ее царь узнал, что в городе стали есть человеческое мясо, и что просьба женщины заключается в том, что она согласилась с другой женщиной съесть детей своих; что она отдала своего малолетнего сына и они вдвоем съели его, а теперь эта женщина не отдает на съедение своего сына и спрятала его. Это так поразило царя, что он в ужасе разорвал одежды свои (верхний плащ), и тогда весь народ видел, что «вретище на теле его» (ст. 30). Мы напомним, что в книгах Моисеевых было предсказано, что если Израиль отступит от Господа Бога и не будет исполнять Его заповедей, то бедствия обрушатся на него, и в числе их предсказано, что «будете есть плоть сынов ваших и плоть дочерей ваших будете есть» (Левит XXVI, 29). «Будешь есть плод чрева своего... в осаде и в стеснении, в котором стеснит тебя враг твой» (Втор. XXVIII, 53)⁹⁶⁶. И вот впервые сбылось это пророчество в царстве Израильском и поразило ужасом царя. Сбылось оно вторично над Иерусалимом во время осады города Навуходоносором, как мы видим то из книги плача пророка Иеремии: «Руки мягкосердых женщин варили детей своих, чтоб они были для них пищею» (IV, 10; ср. 4 Ц. ХХV, 3). И в третий раз сбылось это пророчество, когда Иерусалим был осажден Римлянами. (Флав. Иосиф. Война Иуд. VI, 21).

Мы не усматриваем особой причины, почему Иорам в это время особенно раздражен против пророка Елисея, которого он называть с уважением «отец мой», когда он привел в Самарии отряд воинов. Елисей в это время жил в самом городе Самарии в доме своем. Когда Иорам услышал ужасную повесть о детоубийстве вопившей пред ним женщины, то он, разодрав одежды свои, восклицает почти совершенно теми же словами, которые произнесла когда-то мать его против пророка Илии⁹⁶⁷: «пусть то и то сделает мне Бог, и еще более сделает, если останется голова Елисея, сына Сафатова, на нем сегодня» (ст. 31).

Надо полагать, что Елисей за какие-нибудь преступления Иорама, или за восстановление языческих обрядов, грозил ему бедствиями и может быть предсказывал ему и осаду Самарии, и голод; а воспитанный в язычестве Иорам, – как и отец его Ахав (3 Ц.ХХII), – не мог понять, что пророк не сам наводить бедствия, а глаголет слова и повеления Божии. Он посылает к Елисею своего слугу, который имел повеление обезглавить Елисея, как то видно из слов самого Елисея VI, 32: «этот сын убийцы послал снять с меня голову». В это время «Елисей сидел в своем доме, и старцы сидели у него» (id. ib). По всей вероятности старшины города пришли к «человеку Божию» испросить его совета и молитв. Елисей (id. ib.) обращается к ним, приказывая им, когда придет посланный убийца, «затворить дверь и прижать его дверью». Вслед за сим он прибавляет: «А вот и топот ног господина его за ним». Очевидно, Елисей, зная, что Иорам идет за своим посланным, и провидя духом, что царь или испугался своего решения, или раскаялся в данном им повелении, спешит остановить его, приказывает старшинам, не оказывая явного сопротивления посланному царя, выиграть время, прижав его дверью к стене.

Вслед за этим стих 33 вносит некоторую запутанность в рассказ. Вот этот стих в русском переводе:

33. «Еще говорил он с ними, и вот посланный⁹⁶⁸ приходит к нему, и сказал: вот какое бедствие от Господа! чего мне впредь ждать от Господа»!

Вне всякого сомнения, что последние слова суть слова царя, так как ответ Елисея (VII, 1) обращен к царю, очевидно стоящему пред Елисеем (VII, 2).

Роулинсон, Кейль и др. объясняют редакцию ст. 33, – в том виде, в каком она дошла до нас, – тем, что коренные три звука еврейского слова царь и слова посланный одинаковы, и мы имеем перед собою в еврейском текст! высокой древности ошибку переписчика, написавшего слово посланный вместо слова царь.

Но можно объяснить редакцию ст. 33 и иначе, допустив, что слово царь (добавленное в некоторых переводах) пропущено по ошибке. В таком случае после слов Елисея в ст. 32: «А вот и топот ног господина его за ним», – надо читать ст. 33-й так. «Еще говорил он с ними, и вот посланный приходит к нему: И сказал (царь): вот какое бедствие от Господа! чего мне впредь ждать от Господа?» В этой форме слова Елисея о том, что господин идет вслед за посланным, оправдываются буквально. И несомненно, что Иорам (как провидит Елисей, приказывая задержать убийцу за дверью), сам испугался своего приказания, которого последствия могли быть пагубными для него самого. Кто знает, что предприняли бы старшины города, собравшиеся у чтимого всеми человека Божия, если бы убийца совершил порученное ему царем преступление? Поэтому Иорам спешит за посланным и, вместе с ним войдя к Елисею, совершенно изменяет тон своей речи; он – не раздраженный и озлобленный царь, он – огорченный и потерявший всякую надежду человек, вопрошающий пророка, которому Господь (Иегова) открыл будущее:

«Вот какое бедствие от Господа»! восклицает он в глубоком горе, – «чего мне впредь ждать от Господа»?

Заметим, что Иорам нарицает имя Иеговы, признавая в Нем (по крайней мере в это время) единого истинного Бога, и исповедуя, что бедствие послано Иеговой, и что только Он может спасти погибающий город. Если в этих словах нет истинного глубокого покаяния, то по крайней мере в них есть сознание язычником величия Божия. И это неполное покаяние милосердый Отец небесный принимает от Иорама и спасает город. Устами Елисея Он, Милосердый, глаголет:

VII, 1. «И сказал Елисей: выслушайте слово Господне: так говорит Господь: завтра в это время мера муки лучшей будет по сиклю и две меры ячменя по сиклю, у ворот Самарии»⁹⁶⁹.

Елисей, объявляя эту милость Божию о спасении Самарии, будит в сердце царя язычника веру в милосердие истинного Бога, Бога завета, Иеговы, настоящего Царя народа обетования. Но и в эту минуту, когда сердце царя начинает раскрываться надежде и вместе с тем вере, один из приближенных к царю сановников высказывает явное неверие в Господа и всемогущество Его. «Если бы, говорит он, – Господь и открыл окна на небе, и тогда может ли это быть?» Елисей отвечает ему на эти слова сокрытым пророчеством о смерти его за его неверие и за то, что он колеблет веру царя и других присутствующих. При этом замечательно, что самое исполнение пророчества, которое увидит сановник, будет причиною его смерти.

«И сказал Елисей: вот увидишь глазами своими, но есть этого не будешь» (VII, 2).

В это время вот что происходило в стане Сирийском:

В стихе 6 этой главы мы читаем, что «Сирийцам послышался стук колесниц и ржание коней, шум войска большого». При этом указано, что «Господь сделал то, что стану послышался»... этот шум. Страх внезапного нападения подсказал им и – очень впрочем правдоподобное по политическим обстоятельствам того времени – объяснение появления войска для освобождения Самарии: «И сказали они друг другу: верно нанял против нас царь Израильский царей Хеттейских и Египетских, чтобы пойти на нас. В это время⁹⁷⁰ царствовала в Египте династия Бубастидов, всегда враждебная Иудее, но с самого начала царствования Иеровоама I покровительствовавшая ему и дружественная царству Израильскому. Резиденция царей этой династии, тяготевших к Ассирии, была в нижнем (северном) Египте, и потому сношения их с Палестиной могли быть часты. Во время событий, о которых мы говорим, царем в Бубастисе, или Пи-Басте⁹⁷¹, был Такелат II, и к нему на помощь вероятно приходили Ассирияне (как указывает Бругш) против Эфиопов. Но тем не менее царство Бубастидов начинает при нем распадаться на мелкие владения в нижнем Египте. С другой стороны Хета, или Хеттеи, всегда составляли союз мелких царьков к северу от Целе-Сирии. Хотя покоренные Ассириянами, они долго сохраняли свою национальность и устройство, платя дань сильнейшему государству. Мы думаем, что именно это положение вещей и изображено в 6 стихе главы VII четвертой кн. Царств, в котором Сирийцы говорят о многих царях Хеттейских и Египетских, которые – как все мелкие владетели – по всей вероятности с охотою продавали свои услуги могущему уплатить известную сумму за нанятое войско. Поэтому страх Дамасских Сирийцев, осадивших Самарию, имел основание, и ими овладевает паника; «и встали, и побежали в сумерки, и оставили шатры свои, и коней своих, и ослов своих, весь стан, как он был, и побежали, спасая себя» (ст. 7).

Может быть весть о бегстве Сирийцев из стана их нескоро бы достигла осажденного города, если бы четверо прокаженных, – сидевших вне стен города и не смевших войти в него, измученные голодом, – не решились идти с отчаяния в стан неприятельский, говоря: «если оставят нас в живых, будем жить, а если умертвят, умрем» (ст. 5). К удивлению своему прокаженные находят стан пустым и брошенным Сирийцами, не успевшими ничего взять с собою. Они сначала утоляют свой голод, набирают много дорогих вещей и, спрятав их, решают, что об этом надо оповестить царя. В ту же ночь, или к рассвету, они идут к Самарию, рассказывают привратникам, что они «ходили в стань Сирийский, и вот нет там ни человека, ни голоса человеческого, а только кони привязанные и шатры, как быть им» (ст. 10)⁹⁷². Привратники немедленно посылают дать знать о том царю. Узнав о таком событии, Иорам колеблется, – боясь попасть в засаду, – выйти из города с войсками, а потому приказывает запрячь последние две пары коней, которые еще оставались в городе, в колесницы и поручает своим приближенным выследить путь, по которому отступало войско Сирийское, дабы убедиться, что оно действительно бежало. Посланные проезжают по большому пути, ведущему из Самарии в Дамаск⁹⁷³ до Иордана и везде находят следы поспешного бегства, во время которого даже бросали одежды и вещи свои на дороге бежавшие Сирияне (ст. 15). По всей вероятности посланные уже с половины пути до Иордана нашли возможным послать к царю успокоительный известия с гонцами, так как по пророчеству Елисея изобилие в Самарии должно было наступить на другой же день его пророчества, а путешествие на Иордан и обратно (ст. 15) посланных потребовало более одного дня пути. Если посланные послали своих гонцов из Беешеана, то они могли уже прибыть в Самарию к полудню, и когда разнеслась эта весть и городские ворота были открыты, тогда весь народ из города бросился грабить стан неприятельский. В стане нашли такое большое количество продовольственных запасов, что захватившие их поспешили продавать их за серебро, и именно за ту цену, которую предсказал Елисей накануне. Между тем для удержания какого-либо порядка у ворот града, в который входили с награбленным имуществом и из которого бежали на грабеж тысячи народа, – царь распорядился назначить того именно сановника, который высказал недоверие к пророчеству Елисея. Но перелитое бедствие и радость спасения от голода так отуманили толпу, что она уже не слушалась никаких приказаний, и сановник, пытавшийся установить какой-либо порядок, был посреди этой суматохи сбит с ног и раздавлен народом. Так совершилось предсказание Елисея неверующему: «увидишь своими глазами (изобилие), но есть этого не будешь».

В главе VIII-й четвертой книги Царств мы видим царя Иорама беседующим с Гиезием, как мы думаем, уже прокаженным⁹⁷⁴, – и расспрашивающим этого бывшего слугу Елисея о деяниях великого пророка, которого чудеса он видел и сам и во время похода против Моава, и в исцелении Неемана, и во время набегов Венадада (VI, 8–23), и наконец во время осады Самарии. Очень вероятно, что Елисей, – видя, что Иорам после избавления его от бедствий рукою Господнею, забыл благодеяния Его и опять впал в нечестие, и может быть даже по наущению матери своей Иезавели воздвиг гонение на рабов Господа, – удалился из Самарии. Мы видим, что в VIII главе Елисей находится в Дамаске; в IX-й находится (если не ошибаемся) где-то на Иордане, откуда посылает слугу своего помазать на царство Ииуя, вследствие нечестия дома Ахавова. Мы видим Елисея в городе Самарии лишь предсказанием о смерти его, в то время, когда внук Ииуя, Иоас, приходит к нему⁹⁷⁵. Самые расспросы Иорама об Елисее бывшего слуги его доказывают, что Иорам, – чувствовавший невольное уважение и благоговение к пророку, которого он боялся, – считает его или умершим, или переселившимся далеко от Самарии, и во всяком случае давно отсутствующим. Мы выше, в сказании о Сунамитянке, говорили, как она с сыном подходит к царю в то время, когда Гиезий рассказывает царю о воскрешении ее сына более семи лет тому назад (ср. VIII, 1).

Самого пророка Елисея мы видим перед концом царствования Иорама в Дамаске (VIII, 7 и сл.). Он не скрывается, так как мы видим, что царь Сирии Дамасской, Венадад, узнает во время своей болезни о его присутствии и приказывает своему слуге Азаилу⁹⁷⁶ « веять дары и идти навстречу человеку Божию и вопросить Господа (Иегову) чрез него, говоря: выздоровею ли я от болезни» (VIII, 8). Здесь в особенности замечательно, что святейшее имя Господа Бога Израилева все более и более становится известным между язычниками и прославляется ими. Такова была высшая духовная цель пророчеств и чудес, явленных среди язычников.

И пошел Азаил навстречу пророку с великими дарами (VIII, 9), и вопросил его, и сказал: «Венадад, царь Сирийский, послал меня к тебе спросить: выздоровею ли я от сей болезни?» «И сказал ему Елисей: пойди скажи ему: выздоровеешь. Однако открыл мне Господь, что он умрет» (ст. 10).

И Раулинсон и О. Герлах – оба замечают на это место, что Елисей как бы говорить Азаилу: я очень хорошо знаю, что ты, как придворный, и не принесешь другого ответа своему больному государю, кроме благоприятного ему; ты давно вперед решил в уме своем, что ты скажешь ему, возвратившись от меня. Но я еще знаю по откровению Господню, что у тебя решено в сердце твоем, и потому я предсказываю, что Венадад умрет, хотя не от болезни своей: Елисей читает в душе Азаила и ясно видит составленный в уме его план действия.

Потому то: «Устремил на него Елисей взор свой и так оставался до того, что привел его в смущение; и заплакал человек Божий» (ст. 11).

Мы знаем, что Азаил был за несколько лет до того предназначен Господом на царство⁹⁷⁷. Когда Илия помазал Азаила, то вероятно этот последний не совершенно поверил этому пророческому действию, – но тем не менее мысль эта запала в его душу и по всей вероятности, во время тяжкой болезни Венадада, он начал подготовлять себе помощников и единомышленников. Этим только может быть объяснено, что он после смерти Венадада, без всякого противодействия с какой бы то ни было стороны, восходит на престол. Он вероятно сначала ожидал естественной кончины своего властителя; но видя, что болезнь продолжается, он, когда шел уже к Елисею, решил в уме своем прекратить жизнь господина своего насилием; и эту то решимость читает в душе его пророк. Когда Елисей устремил на него свой пророческий взор, то Азаил смущается, чувствуя, что его тайные мысли и намерения прочитаны. Чтобы скрыть свое смущение, он спрашивает заплакавшего пророка: «о чем господин мой плачет?» Тогда Елисей раскрывает ему картину его будущей деятельности, пророчествует об его войнах против Израиля, предвидит его жестокости, и когда Азаил все еще старается скрыть от человека Божия свои мысли словами смирения (ст. 13), тогда Елисей прямо ему говорит: «Указал мне Иегова в тебе царя Сирии».

Мы опять останавливаемся, чтобы указать, что пророческое помазание Азаила пророком Илиею и подтверждение этого пророчества пророком Елисеем не могло не поселить в сердце Азаила благоговения к Иегове Богу Израиля, и служить тем же высшим целям развития души человеческой, к которым направлены были все пророческие слова и действия среди народов языческих.

Азаил возвращается к царю Венададу, и затем в стихах 14 и 15 рассказывается одна из тех таинственных драм востока, которые чаще всего остаются неизвестными истории. Слуга Венадада, Азаил, который считался по словам Фл. Иосифа самым преданым из его слуг, душит его в постели его мокрым одеялом, не оставляющим никаких следов совершенного преступления; и затем без всяких потрясений: «воцарился Азаил вместо его» (VIII, 15).

В это время, когда Иорам продолжает царствовать в Израиле, на престол царства Иудейского восходит сначала одноименный с царем Израильским царь Иорам⁹⁷⁸, сын благочестивого Иосафата, но сам женатый на Гофолии, дочери Иезавели; а после него Охозия, сын его. Не без причины VIII глава 4-й книги Царств напоминает читателю о том, что жена Иорама Иудейского и мать Охозии была Гофолия (дочь Иезавели), которую стих 26-й называет «дочерью Амврия», т.е. потомком того рода, который предназначен был к уничтожению. В этом стихе и следующем 27-м деятельность как этого рода, так и Охозии Иудейского, сына Гофолии, – дочери того же рода, – очерчена так: «И ходил (Охозия) путем дома Ахавова и делал неугодное в очах Господних, подобно дому Ахавову, потому что он был в родстве с домом Ахавовым».

Очертив всю эту семью в ее преступной деятельности несколькими словами, летописец переходит к сказанию о событиях, следовавших одно за другим по повелению Божию и имевших последствием окончательное истребление всего этого царского рода, забывшего Бога и растленного язычеством⁹⁷⁹.

Вслед за этим (4 Ц. VIII, 28–29), как продолжение сказания ст. 15 о воцарении в Дамаске Азаила, повествуется, что: «пошел он (Oxoзия Иудейский, сын Иорама и Гофолии, внук Иосафата) с Иорамом, сыном Ахавовым, на войну с Азаилом, царем Сирийским, в Рамоф Галаадский».

Иорам Израильский ранен и возвращается в город Изреель, во дворец свой, чтобы лечиться от ран. Охозия Иудейский приходит проведать царя Израильского, дядю своего по матери, по-видимому из Иерусалима, – так как война была уже кончена и Рамоф – как увидим ниже, – был занят войсками Израиля.

В это время наступает решительный кризис для дома Ахавова.

Елисей, как мы говорили выше, в конце царствования Иорама удалился из Самарии. Надо полагать, что он жил где либо на Иopдане, среди сынов пророческих; где именно – глава IX не указывает. Мы знаем только, что он «призвал одного из сынов пророческих⁹⁸⁰ и сказал ему: опояшь чресла свои и возьми сей сосуд с елеем в руку твою, и пойди в Рамоф Галаадский.

Пришедши туда, отыщи там Ииуя, сына Иосафата, сына Намессиева, и подойди, и вели выступить ему из среды братьев своих⁹⁸¹ и введи его во внутреннюю комнату.

И возьми сосуд с елеем, и вылей на голову его, и скажи: так говорит Господь: помазую тебя в царя над Израилем. Потом отвори дверь, и беги, и не жди».

Город Рамоф Галаадский был важный сторожевой пункт на равнинах левой стороны Иордана. Он несколько раз переходил из рук в руки Сирийцев и Израильтян. (Ср. выше 3 Д. XXII, 3 с XX, 34). Из 3 Ц. IV, 13 мы видим, что целая окружающая его область, и Аргов, и селения Иаира, – защищались силою этого важного укрепленного города, который – как многие полагают – стоял на том самом месте, где Иаков в древние времена заключал свой договор с Лаваном, и где насыпан был холм, который назывался Мицпа (Ср. Быт. XXXI, 45 –49 с прим. в Свящ. Летописи т. I). Это же самое место по-видимому называется в книге Иисуса Навина XIII, 26 – Рамао-Мицфа, и в книге Судей XI, 11, 34 – Массифа, где жил Иеефай⁹⁸².

Эта крепость была во время помазания Ииуя на царство в руках Израиля и охранялась от Сириян значительным отрядом, в котором начальствовал сам царь: «на страже против Азаила, царя Сирийского», – как выражено это в 4 Ц. IX, 14; но по болезни царя, уехавшего лечиться в Изреель, временно начальствовал там Ииуй, один из военачальников.

Когда пророк приказывал сыну пророческому помазать Ииуя, то он называет при этом (IX, 2) и отца, и деда Ииуя. Упоминание при имени известного лица нескольких из его предков всегда означало, – и ныне означает на востоке знатность происхождения этого лица, или же его величие. Когда Елисей называет Ииуя сыном Иосафатовым, сыном Намессиевым, то этим самым он уже предсказывает его величие. Далее, в словах его, сказанных посылаемому им отроку, мы усматриваем, что пророк прозорливым духовным оком своим видит все событие, как оно должно было совершиться и действительно совершилось. Не без значения и слова его: «вели выступить ему из среды братьев своих». До объявления ему повеления Божия Ииуй, совершенно равный по происхождение и значению своему с другими военачальниками, был братом их. Отъезд царя и его повеление были причиною только временного его над братьями своими возвышения. Но с минуты помазания он уже не брат бывшим своим сотоварищам: воля Всевышняго возвышает его над ними, – они делаются слугами его.

В главе IX четвертой книги Царств в стихах 5 –10 рассказано подробно, как происходило помазание и что именно от имени Господа говорил сын пророческий, посланный Елисеем. Он застает военачальников в сборе – вероятно для совещания, – и – как можно думать, на основании ст. 6 и 13 этой главы – в открытой зале, или галерее дворца, вероятно находившейся во втором этаже, или во всяком случае находящейся гораздо выше земли, так как доступ к ней был «по ступеням» лестницы, вероятно каменной. Со свободою, допускаемою на востоке, посланный входит прямо в залу, или галерею совещания и на вопрос председательствующего Ииуя – что ему нужно? отвечает, что у него есть дело именно до него. Ииуй встает и входит с «отроком» во внутренние покои дома. Здесь, – по-видимому совершенно неожиданно для него, – отрок объявляет ему, что он прислан помазать его на царство; немедленно же возливает на голову его священный елей и объявляет ему повеление Иеговы: «так говорит Иегова, Бог Израилев: помазую тебя в царя над народом Господним, над Израилем⁹⁸³; и ты истребишь дом Ахава. господина твоего, чтобы Мне отмстить за кровь рабов Моих пророков и за кровь всех рабов Господних, павших от руки Иезавели⁹⁸⁴. И погибнет весь дом Ахава и истреблю у Ахава мочащегося к стене, и заключенного, и оставшегося в Израиле⁹⁸⁵. И сделаю дом Ахава, как дом Иеровоама, сына Наватова, и как дом Ваасы, сына Ахиина⁹⁸⁶. Иезавель же съедят псы на поле Изреельском, и никто не похоронит ее» (ст. 6–10).

Сказав Ииую те слова, кои по повелению Божию Елисею ему приказано было буквально передать и затем поспешно бежать, отрок «отворил дверь и убежал» (конец стиха 10-го). Ииуй по-видимому в первую минуту был поражен полученным им от Господа повелением и находился в остолбенении, не сделав никакой попытки остановить посланного и расспросить его, от кого он послан. Но опомнившись, он, со свойственною ему энергиею, хотя и с осторожностью, – приступил к исполнению полученного им от Господа повеления. Он выходит в залу совета к своим сотоварищам, но сам не начинает рассказывать о том, что с ним происходило. Сотоварищи его однако, – удивленные и появлением «сына пророческого» с резкими телодвижениями, с блистающими вдохновением глазами, вероятно и одетого в одежды, подобные тем, которые носил пророк Илия, и удивленные также относительно продолжительным с ним отсутствием Ииуя, – вопрошают его: «с миром ли?»⁹⁸⁷. Зачем приходил этот неистовый к тебе?» (ст. 11).

Эпитет «неистовый» очевидно указывает на странную, несколько дикую наружность посланного; значение этого слова некоторые передают словом сумасшедший, безумный⁹⁸⁸. Очевидно, что сын пророческий находился в состоянии вдохновенном, когда произносил слова, которых он был носителем.

На вопрос сотоварищей Ииуй отвечает: «вы знаете этого человека и что он говорит» (ст. 11). Надо заметить осторожность Ииуя: он сам ничего не высказывает, он по-видимому подозревает, что – или сотоварищи его хотят поставить его во главе устроенного уже наперед заговора, – или же, подослав отрока, хотят погубить его, Ииуя, обвинив его пред царем. Поэтому он не спрашивает их: «вы знаете (ли) этого человека?» – он утверждает: «вы знаете этого человека!» т.е. вы устроили сами всю эту сцену. Но едино душный взрыв: «это ложь!»⁹⁸⁹ убеждает Ииуя, что это не западня, «И сказали: это не правда, скажи нам. И сказал он: то и то он сказал мне, говоря: так говорит Господь: помазую тебя в царя над Израилем» (ст. 12). Нам кажется, что Ииуй и в эту минуту не высказывает всего данного ему повеления об истреблении всего царствующего дома. Ему прежде всего надо стать царем, заручившись помощью и преданностью окружающих его сотоварищей.

Но быстрое исполнение им приказания Господня без всякого колебания или сомнения о вступлении на царство, вознаграждается немедленным же признанием Ииуя царем всеми военачальниками, а в лице их и всем войском Израиля, которое было собрано в Рамофе. В защиту царя из дома Ахава не поднялось ни одного голоса. Поэтому и по всем последующим событиям очевидно, что народ Израильский был готов к восстанию против этой языческой династии, во главе которой стояла жестокая фанатическая последовательница бесстыдного и кровожадного культа, – вероятно наполнявшего уже негодованием сердца большинства Израильтян, среди которых Илия и Елисей и пророческие школы издавна вели проповедь о величии Иеговы, о чистоте жизни, о презрении к богам елилим (ничтожеству), и вероятно достигли большого распространения в народе правильных религиозных понятий. Правда, народ отпал со времен Иеровоама от истинного Моисеева культа и от обязательного путешествия в Иерусалим и привержен был к культу тельца, установленному первым царем Израиля; но он мнил еще, что под символической формой, вынесенной из Египта, он кланяется Иегове, Богу отцов своих, история которых не была забыта в Израиле. Приверженность к этому символическому, вполне незаконному культу, – под которым сохранялась еще однако мысль о Едином Боге, – была так сильна в народе, что даже при полном развитии языческого культа Ваала, во время Ахава и Иезавели, культ, учрежденный Иеровоамом, всегда признавался официальным культом, чему служат доказательством пророки, пророчествовавшие именем Иеговы пред Ахавоми Иосафатом (3 Ц. XXII), которых истинный пророк Господень Михей обличил во лжи. Мы увидим и ниже, что призванный Господом на царство Ииуй, – по всей вероятности сам понимавший, что истинный культ Господа существуете только в Иерусалим, – не посмел однако тронуть культ тельца, сделавшийся национальным, и хотя: с истребил Ваала с земли Израильской... но от грехов Иеровоама, сына Наватова... не отступал Ииуй, от золотых тельцов, которые в Вефиле и которые в Дане» (4 Ц. X, 28 – 29).

Но если народ крепко держался еретического символического культа тельцов, то почти несомненно, что культ Ваала, – внесенный ненавистной иностранкой, культ нелепый и развратный, – был ненавистен массе Израильтян; и если ближайшие к царю люди участвовали в нем из угодливости к царю, а народ кланялся Ваалу и преклонял пред идолами его колена» (3 Ц. XIX, 18) вероятно из страха, – то тем не менее ненавидели культе те, которые помнили предания и заветы отцов своих. Нет сомнения поэтому, что большая часть народа должна была приветствовать с радостью возможность избавления Израиля от языческой династии.

Поэтому когда Ииуй решился открыть своим сотоварищам то, что ему было объявлено посланным Елисея, то около него раздались радостный восклицания, выражавшие затаенные давно надежды и ожидания всего народа Израильского.

«И поспешили они, и взяли каждый одежду⁹⁹⁰ свою, и подостлали ему на самых ступенях, и затрубили трубою, и сказали: воцарился Ииуй!» (ст. 13). По-видимому наверху лестницы находилась площадка, на которой стоит Ииуй; ее мгновенно устилкой верхней одежды военачальники обращают в тронную залу, подкидывая свои плащи под ноги царя. Кроме того, они трубят, или приказывают трубить в трубы. Это действие имело весьма важное значение, как мы видим из 3 Ц. I, 34⁹⁹¹, оно равносильно было всенародному объявлению о воцарении; а потому было объявлением войны царствующей династии. Текст 4 Царств и называет это действие формальным восстанием против Иорама: «И возстал Ииуй, сын Иосафата, сына Намессиева, против Иорама» (ст. 14). После этого не было возврата, надо было действовать быстро и решительно, но притом с особою осторожностью. Поэтому, чтобы слух о провозглашении нового царя не достиг Иорама ранее появления пред ним Ииуя, этот последний говорит военачальникам (ст. 15): «если вы согласны со мною, то пусть никто не уходит из города, Рамофа, чтобы идти подать весть в Изрееле». В это время в Изрееле находились сам Иорам и мать его Иезавель и царь Иудейский Охозия, племянник Иорама, сын сестры его Гофолии (ст. 16).

Сделав эти распоряжения, Ииуй, в сопровождении сильного отряда, названного в ст. 17 полчищем, и в сопровождении многих из военачальников (как можно думать, судя по ст. 25), едет «на колеснице» в Изреель. Мы указываем на этот перевод, отступающий от русского перевода Библии, где сказано: «Ииуй сел на коня», – потому что он принят во многих переводах западных⁹⁹², но главнейше потому, что мы не находим в изображениях того времени обычая совершать переходы верхом на коне ни в Ассирии, ни в Египте, ни в Хеттейских скульптурах. И в Библии мы видим, что Нееман приезжает в Самарию в колеснице, и сам Ииуй (ниже в ст. 25), вспоминая Бидекару пророчество Илии, говорит ему о том, что они в это время стояли на колеснице за Ахавом⁹⁹³. Если и встречаются иногда в скульптурах IX и VIII веков до Р. Хр. изображения людей, сидящих на лошади, то только лиц подчиненных, рабов, или слуг; царь же и сановники никогда так не изображаются. Верховая езда вводится позже, с появлением в истории Скифов, Мидян и Персов, обрушившихся на Ассирию и Вавилон. Вот почему мы предпочитаем перевод, изображающий Ииуя на колеснице; притом, если обратить внимание на то, что в стихе 24 Ииуй натягивает лук и поражает стрелою Иорама, то кажется ясно, что он находится на колеснице, имея полную возможность действовать обеими руками, ибо на колесницах был всегда особый возничий; искусство же пускать стрелы с коня мы видим только у конных народов – у Мидян, Персов и позже у Парфян.

В Изрееле, на высокой сторожевой башне стоял обыкновенно страж, который, когда приближался Ииуй «увидел полчище Ииуево, когда оно шло, и сказал: полчище вижу я. И сказал Иорам (вероятно приближенному): возьми всадника и пошли навстречу им, и пусть скажет: с миром ли?» (ст. 17).

«И сказал Ииуй (всаднику, исполнившему приказание царя) – что тебе до мира? Поежай за мною» (id.).

Сторож, видя это с башни, предупреждает о том царя, который посылает навстречу отряду другого всадника с подобным же поручением. И этого Ииуй оставляет при отряде, чтобы он не предупредил царя приготовиться к обороне.

«И донес сторож, сказав: доехал до них и не возвращается. А походка⁹⁹⁴ как будто Ииуя, сына Haмecсиевa, потому что он идет стремительно» (ст. 20).

Иорамом овладевает беспокойство, хотя он не подозревает еще опасности. – Надо напомнить, что Робинсон (Researches in Palestine v. III, p. 164), описывая местность Церин, – которую считают этою, на которой стоял Изреель. – указывает, что вид с этой местности превосходный: на западе виден Кармил, а на востоке, вдоль по широкой углубленной долине с сильным спуском к Бее-Шеану, виднеется самая долина Иордана. Поэтому, отряд Ииуя усмотрен был со сторожевой башни издалека, может быть даже за десять миль, т.е. по крайней мере за час – если не более – езды до Изрееля. Иорам приказывает запрягать свою колесницу, чтобы самому ехать навстречу отряду, вероятно беспокоясь о том, – не случилось ли чего недоброго в Рамофе Галаадском. Вслед за ним на своей колеснице выезжает Охозия, царь Иудейский.

Между тем Ииуй уже приближается к Изреелю, и по особому промыслу праведного суда Божия Иорам встречается с Ииуем «на поле Навуфея Изреелитянина» (ст. 21, ср. 3 Д. XXI, 1 – 18), убитого по проискам Иезавели, чтобы овладеть наследственным его уделом. Из стиха 26-го рассматриваемой нами IX-й главы четвертой книги Царств мы узнаем (чего не было сказано в 3 Д. XXI), что вместе с Навуфеем были убиты и сыновья его, очевидно с целью истребить законных наследников удела и сделать его выморочным.

Иорам, подъезжая к Ииую, спрашивает его обычной фразой: «с миром ли?»

«И сказал Ииуй: какой мир при любодействе Иезавели, матери твоей, и при многих волхованиях ее» (4 Ц. IX, 22).

Под именем «любодейств» многие комментаторы, – имея в виду преклонные уже лета Иезавели, – разумеют те обряды развратного языческого культа, который насадила в Израиле Иезавель, и которые – как нам известно из пророков – на языке Св. Писания назывались любодеянием Израиля, – как преступной жены, в отношении к Богу Завета, Иегове, от Которого отступал народ, предававшийся идолослужению⁹⁹⁵. Под именем волхвований надо разуметь все те чародейства, которые практиковались во всех языческих культах и составляли особую тайную науку, открываемую только высшим жрецам и особо посвященным, в числе которых несомненно была Иезавель.

Когда Иорам услышал грозные слова Ииуя, то он немедленно поворачивает назад свою колесницу, чтобы ускакать от него, и, увидев Oxoзию, кричит ему: измена! Но в это время Ииуй, стоя – как мы думаем – на колеснице, натягивает лук свой и пускает стрелу в спину Иорама, который падает мертвым в колеснице своей, – так как стрела вошла между плеч и вонзилась в сердце (ст. 24).

Тогда Ииуй обращается к сопровождающему его Бидекару, «сановнику его», и говорит: «возьми, брось его на участок поля Навуфея Изреелитянина, ибо вспомни, как мы с тобою ехали вдвоем сзади Ахава, отца его, и как Господь (Иегова) изрек на него такое пророчество» (ст. 25): «Истинно кровь Навуфея и кровь сыновей его видел Я вчера, говорить Господь (Иегова), и отомщу тебе на сем поле».

«И так возьми, брось его на поле, по слову Господню» (ст. 26).

Из этого мы видим, что Ииуй сопровождал Ахава, как его телохранитель, или приближенный, когда царь вступал в наследство имения Навуфея, и когда явился Илия, объявивший ему приговор Божий⁹⁹⁶. «Так говорит Господь: скажи ему: ты убил и еще вступаешь в наследство? и скажи ему: так говорит Господь: на том месте, где псы лизали кровь Навуфея, псы будут лизать и твою кровь». Далее пророчество изрекает гибель всему дому Ахавову, а об Иезавели особенно сказано, что псы съедят Иезавель за стеною Изрееля⁹⁹⁷.

Ииуй приводит слова пророка в сокращении, хотя упоминает об обстоятельстве, нам неизвестном из XXI главы третьей книги Царств, а именно – об убийстве сыновей Навуфея.

Из 3 Ц. XXI, 29 мы видим, что после покаяния Ахава Господь отсрачивает гибель всего дома его до следующего поколения: «во дни сына его наведу беды на дом его» (Id. ib. 29); но сущность первого пророчества исполняется буквально во дни Иорама, сына Ахавова, Ииуем, избранным для того Господом и которому (4 Ц. X, 30) ставится в заслугу точное исполнение повеления Господня.

«И так, – говорит Ииуй Бидекару, – возьми, брось его на поле по слову Господню».

В это время Охозия Иудейский успевает ускакать на своей колеснице «по дороге к дому, что в саду», как говорит русский перевод, или «по дороге к Беф-Гану», как дает перевод Семидесяти и наш славянский перевод⁹⁹⁸. Может быть перевод Семидесяти правильнее, и вот почему: имя Беф-Ган считают тожественным с именем Ен-Ганим, городом в уделе Иссахара по Иис. Нав. XIX, 21 (ср. ст. 18 и 22), который должен был лежать невдалеке от Изрееля. Бео-Ган означает «дом сада»; Ен-Ганим означает «весна садов»; и оба города, которые считают одним и тем же городом, отожествляются с нынешним поселением Дженином, который лежит на юге от Изрееля и по дороге в Самарию⁹⁹⁹. Естественно было Охозии направится именно на этот путь, так как он только чрез Самарии мог выехать на дорогу в Иерусалим. И дальнейшее повествование 4 Ц. IX, 27 подтверждает этот взгляд. Дорога от Изрееля (ныне Церин, или Zeerin) сначала идет по Ездрелонской долине, но потом начинает подыматься по откосу выдающегося контфорса гор Ефремовых.

Вот об этой именно возвышенности говорится вероятно в 4 Ц. IX, 27, когда сказуется о бегстве Охозии: «Охозия, царь Иудейский, увидев сие, побежал по дороге к дому, что в саду¹⁰⁰⁰. И погнался за ним Ииуй, и сказал: и его бейте на колеснице; (это было)¹⁰⁰¹ на возвышенности Гур, что при Ивлеаме¹⁰⁰².

«И побежал он в Мегиддон и умер там». Ст. 28. «И отвезли его рабы его в Иерусалим, и похоронили его в гробнице его, с отцами его в городе Давидовом».

Очевидно, что Ииуй настигал Охозию на подъеме, ведущем к Ивлеаму, каковой подъем назывался Гур; но Охозия ускользнул от рук преследовавших его. Но вслед за сим мы встречаем не объясненное до сих пор разноречие между приведенным нами 28-м стихом IX-й главы 4-й книги Царств и сказанием 2 Пар. ХХII, 9. Последний текст говорит: «И велел он (Ииуй) искать Охозию, когда он скрывался в Самарии, и привели его к Ииую, и умертвили его, и похоронили его; ибо говорили: он сын Иосафата¹⁰⁰³, который взыскал Господа от всего сердца своего».

Всего вероятнее, что Охозия, ускользнув от преследовавших его, укрылся сначала в Мегиддоне¹⁰⁰⁴, но, уверенный, что здесь его скоро откроют, перешел тайно в многолюдную Самарию, где он мог надеяться спрятаться и иметь возможность тайно пробраться в страну свою. Но на его несчастье его находят, и Ииуй приказывает убить его. Комментатор 4 Ц. IX, 27–28 и параллельного места в Паралипоменон так соединяет две расходящиеся редакции этого события: «И побежал Охозия в Мегиддон» (4 Ц. IX, 27), «и велел Ииуй искать Oxoзию; и взяли его, когда он скрывался в Самарии, и привели его к Ииую, и умертвили его» (2 Пар. ХХII, 9), «и умер там» (4 Ц. IX, 27).

В сказании о смерти Охозия прибавлено, – как мы видели, – что рабы его отвезли тело его в Иерусалим и похоронили его с отцами его. Ииуй очевидно не препятствовал отдать царю Иудейскому последние почести. Он убил Охозию, как родственника дома Ахавова, как внука – по матери его Гофолии – ненавистной Иезавели, как друга истребляемой династии, – но этим ограничивалось его повеление. Но ранее, чем Охозия был найден и убит, совершаются другие события в день, когда Ииуй подступает к Изреелю и убивает царя Иорама и выкидывает труп его на участок Навуфея, между тем, как Охозия спасается бегством. Ииуй после смерти Иорама подступает к городу Изреелю: «И прибыл Ииуй в Изреель. Иезавель же, получив весть, нарумянила лице свое, и украсила голову свою, и глядела в окно» (4 Ц. IX, 30). По сравнению со стихами 33 и 36 4 Ц. IX и принимая во внимание тексте 3 Ц. XXI, 23, – пророчество, в котором сказано, что Иезавель будет съедена псами «за стеною Изрееля», – следует полагать, что Иезавель смотрела в окно из башни, находившейся над городскими воротами¹⁰⁰⁵. Отсюда она встречает злобными словами вступающего в город Ииуя. По-видимому эта гордая женщина не сомневалась в том, что она будет убита, узнав (как видно из стиха 30 и 31) о том, что сын ее, царь Израильский, уже убит. Она очевидно приготовилась к смерти, надев парадные одежды, нарумянившись (букв, «насурмив глаза») и возложив на голову свою знаки царского достоинства. Может быть, зная о пророчестве Илии, что она будет съедена псами, – она, облекаясь в царская одежды, думает избежать предсказанной ей позорной смерти и умереть по крайней мере, как царица, которую закалывает убийца, но которой смерть остается в памяти народа.

Когда Ииуй приблизился к воротам, над которыми она находилась, она бросила ему слова: «мир ли Замврию, убийца государя своего?»

Очевидно, она не только напоминает убийство Илы, сына Ваасы, Замврием, но еще напоминает Ииую, что Замврий царствовал только семь дней и погиб, когда Амврий, родоначальник царствующего ныне дома, осадил его в Фирце¹⁰⁰⁶. В словах Иезавели есть указание, что Ииуй, как Замврий, истребит царствующий дом, и что она знает, что ее ожидает, но надеется, что и Ииуй погибнет, как Замврий, «убийца государя своего».

Но слова Иезавели встречены таким презрением, которого она не ожидала, как она не ожидала той мучительной и позорной смерти, которая постигла ее. «И поднял Ииуй лице свое к окну и сказал: кто со мною, кто? И выглянули к нему два, три евнуха. И сказал он: выбросьте ее. И выбросили ее» (ст. 32–33).

По-видимому ясно, что выброшенная из окна Иезавель падает пред колесницей Ииуя, готовящегося входить в ворота: «И брызнула кровь ее на стену и на коней, и растоптали ее» (ст. 33). Сначала Иезавель разбивается о камни, а затем Ииуй со своей свитой, не обращая никакого внимания на живую еще женщину, проезжает по ней в ворота, как по трупу какого-нибудь дохлого животного, так что она умирает, растоптанная конями и колесницами. Ииуй как бы забывает вовсе о ней и не дает об ней никаких приказаний, поэтому никто не смеет коснуться трупа, или – лучше сказать – бесформенной кучи мяса и костей и крови, которая лежит пред воротами Изрееля. Сам же Ииуй «пришел и ел и пил»... и только по окончании трапезы, как бы случайно вспоминая о Иезавели, приказывает: «отыщите эту проклятую и похороните ее, так как царская дочь она» (ст. 34).

Замечательно, что он дает позволение похоронить Иезавель не потому, что она была царицей в Израиле, – а потому, что она дочь царя Сидонского¹⁰⁰⁷. Название «проклятая», которое он дает ей, относится по-видимому к пророчеству Илии о Иезавели¹⁰⁰⁸, и напоминает, что она была обречена на гибель пророком; но это выражение может также относиться к ее пагубной деятельности и к тому злу, которое она сделала Израилю и введением развратных культов, и отвлечением народа от культа единого Бога, и преследованием пророков Божиих и всех чтущих Иегову, и наконец – понижением уровня нравственности во всем народе, который совсем бы погиб, если бы Господь не послал пророков поддержать в среде его священный огонь веры и чистоты.

Позволение похоронить Иезавель, – не знаем намеренно, или не намеренно, – дано было Ииуем слишком поздно. И ныне, – как говорит Стэнли¹⁰⁰⁹, – кругом поселения, стоящего на месте древнего Изрееля, ходят стаями дикие, или одичавшие собаки, которые бросаются на всякую падаль. Лежащее за воротами изуродованное тело Иезавели было съедено уже псами, когда пришли к нему люди, назначенные похоронить бывшую царицу: «и не нашли от нее ничего, кроме черепа и ног и костей рук. И возвратились, и донесли Ииую, и сказал он: таково было слово Господа, которое изрек Он чрез раба Своего, Илию Фесвитянина, сказав; на поле Изреельском съедят псы тело Иезавели; и будет труп Иeзавели на участке Изреельском, как навоз на поле, так что никто не скажет: это Иезавель» (ст. 35–37). Мы думаем, что Ииуй, слышавший лично слова пророка, – как он сам о том говорит в этой же главе ст. 25, – приводит буквально и полностью слова пророка, которая 3 Ц. XXI, 23 приведены лишь вкратце.

В последующих деяниях своих Ииуй настойчиво выполняет данное ему повеление истребить весь дом Ахавов и действует чрезвычайно умно и хитро.

Мы еще раз здесь должны упомянуть о том, что ветхозаветные понятия исключали мысль о сострадании. Иаиль вбивает гвоздь в голову Сисаре, уснувшему в шатре ее, и прославляется в песне Деворы; много и других жестокостей совершается, которые не ставятся в вину совершившим их, если только они руководствуются идеей правды. В этом строе общества, которому не было еще откровения о любви и милосердии, потому нет места состраданию, что в нем преобладает главная цель – осуществление идеи, с которой соединено торжество культа единого Бога и Его святой правды; и нет жертв, которые бы не были принесены для достижения этой цели. Вот почему погибают от руки Ииуя многочисленные сыны и внуки Ахава, и сановники его, и названные братья (приближенные) царя Охозии, и жрецы Вааловы, все завлеченные и захваченные хитростью Ииуя. Все эти люди без исключения не только были осквернены культом Ваала, но и были ревностные его распространители, будучи под прямым влиянием цариц Сидонянок – Иезавели и дочери ее Гофолии, – и составляли как бы главную охранную стражу этого культа. Поэтому не должно смущать нас количество человеческих жертв, принесенных Ииуем¹⁰¹⁰: оно было необходимо для спасения и Израиля, и Иуды, от полного разложения. Мы увидим ниже как погибла в Иерусалиме Сидонянка по матери Гофолия; мы здесь укажем, что при Ииуе культ Ваала и Астарты был совершенно уничтожен в царстве Израильском: и хотя в 4 Ц. XIII, 6 мы читаем, что в Самарии при Иоахазе, появляется «дубрава», но мы очень сомневаемся, чтобы это был возврате к культу Астарты, так как в стихе 4-м этой главы сказано об Иоахазе, что он «помолился Господу (Иегове), и услышал его Господь», а в стихе 6-м сказано: «однако ж не отступали от грехов дома Иеровоама, что означает культ тельцов, но не культ языческий. Настоящее идолопоклонство действительно опять является в Израилe после падения династии Ииуя и после смут в Израиле при Осии, сыне Илы (XVII, 1), когда сыны Израилевы «стали поступать по обычаям народов, которых прогнал Господь от лица сынов Израилевых... и поставили у себя статуи и изображения Астарте... и служили идолам (ст. 8 – 12)... «и устроили дубраву и поклонялись всему воинству небесному, и служили Ваалу... и проводили сыновей своих через огонь, и гадали, и волшебствовали» (ст. 16–17). Это новое проявление идолопоклонства, в течение девяти лет царствования Осии, было и последним проявлением его, так как это были последние девять лет существования царства Израильского¹⁰¹¹. В девятый год Осии взял царь Ассирийский Самарию и переселил Израильтян в Ассирию, и поселил их в Халахе и в Хаворе, при реке Гозан¹⁰¹² и в городах Мидийских (4 Ц. XVII, 6; ср. 23).

Стало быть настоящее идолопоклонство снова появилось в царстве Израильском лишь в последние девять лет его существования, и можно думать, что оно ограничивается лишь двором языческого царя, ибо невозможно полагать, чтобы весь народ так быстро отпал от установленного среди его культа, хотя еретического, но в котором все таки чтился Иегова, Бог единый, Бог завета, «который вывел Израиль из Египта», как говорил Иеровоам (3 Ц. XII, 28), учреждая этот культ, культ, который опять вытеснил все другие культы в течение четырех поколений династии Ииуя. Мы настаиваем на этом обстоятельстве, потому что мы видим, что у Израиля, находящегося в плену, есть священники, служащие Иегове¹⁰¹³ и думаем, что народ, уводимый в плен в Ассирию, шел со знанием Иеговы и уносил в плен высокую очищающую душу мысль о Едином Боге, Творце вселенной, которая становилась все чище и светлее по мере умножения горя и скорби о родине, точно так, как Иудеи в плену Вавилонском перестают совершенно быть язычниками. Мы выше говорили о нашем убеждении, что Израилю и позже Иуде – предназначено было внести в глубь Азии догмат о едином Боге, Творце мира, и что это была та почва, на которой позже посеяли Апостолы Христовы семена Христова учения¹⁰¹⁴.

Посему заслуга Ииуя, искоренившего культ Ваала и Астарты, – хотя бы ценою многих человеческих жизней, – была великая заслуга для будущности Израиля, имевшего великое назначение внести веру в единого Бог в глубь Азии, начиная с южных склонов Тавра в верховьях Месопотамских рек даже до далеких городов Мидийских. И можем ли мы теперь даже приблизительно очертить пределы этого влияния? Не оно ли отразилось в Гатах, в древнейших песнопениях поклонников Ормузда? Не оно ли возвысило и очистило ту религию Ахамепидов, которой догматы единобожия читаются на Бисутунской скале, и которая, начиная от Кира, признавала как бы свое родство с культом единого Бога Евреев?¹⁰¹⁵ Не оно ли отразилось на верованиях греческих мудрецов, путешествовавших по востоку, каковые верования и в учении Пифагора и Сократа и Платона ясно принимают характер верования в единого Бога, вечно живущего, Творца вселенной?

Но, признавая заслуги Ииуя в очищении земли Израильской от идолопоклонства, мы не можем не оговорить, что средства, употребленные им для достижения своих целей, необычайно коварны и – по нашим христианским понятиям – жестоки.

Прежде всего он хочет истребить всех потомков Ахава и для этого пишет (из Изрееля) «в город Самарию к начальникам Изреельским¹⁰¹⁶, к старейшинам народа и к воспитателям детей Ахавовых», – т.е. к воспитателям вероятно не только детей его, но и внуков, – предлагая всем им избрать одного из детей Ахава царем. Всех этих царских потомков было семьдесят человек, и воспитатели их были знатнейшие в городе. (Это последнее указание находится в тексте греческой Библии LXX).

Все эти люди, т.е. градоначальники и старейшины и воспитатели, читая послание Ииуя и вероятно подозревая коварную мысль правителя, страшно испугались (4 Ц. X, 1–6) и послали сказать Ииую, что он их господин, и что они исполнят все, что он им прикажет. Тогда он пишет им вторично, требуя смерти всех детей Ахава и присылки голов их в Изреель. Когда это было исполнено, тогда он созывает народное собрание и говорит, указывая на головы потомков Ахава: «Я восстал против государя моего и умертвил его. А их всех кто убил? Этими словами он указывал народу, что если он восстал против царя проклятой Богом династии, то сообщниками его в исполнены этого приговора были все знатнейшие и почетнейшие лица народа. «Знайте, – говорит он, – что не падет на землю ни одно слово Господа, которое Он изрек о доме Ахава. Господь сделал то, что изрек чрез раба Своего Илию» (ст. 10).

Может быть большая часть потомков Ахава жили и воспитывались в Самарии¹⁰¹⁷, но кажется надобно думать, что в то время, когда Ииуй занял Изреель, – в Самарии собрались старейшины и градоначальники всего Израиля, советуясь между собою и выжидая событий. Очевидно, что Ииуй – ранее, чем занять столицу, подготовляет себе невозбранный к ней путь, чтобы войти в нее полным властелином. Тогда только, когда груда голов потомков Ахава расчистила ему путь к престолу и предотвратила появление соперника, – около которого могли бы сгруппироваться недовольные, он начинает истреблять живших в Изрееле близких к Ахаву вельмож и священников его¹⁰¹⁸, и – уверенный теперь в успехе – идет в престольный град Самарии. На дороге около пастушеского дома Беф-Екед он встречает толпу людей, которых он останавливает и спрашивает, кто они? По-видимому ничего еще не зная о происшедшем в Изрееле и путешествуя прямо из Иерусалима, минуя горными тропами Самарию, люди эти, встреченные Ииуем, отвечают, что они «братья Охозии». Надо оговорить, что из 2Пар. XXI, 16 – 17 и XXII, 1 мы знаем, что все родные братья Охозии были перебиты Филистимлянами и Аравитянами до восшествия его на Иудейский престол, и что Охозия был единственный из сыновей Иорама, остававшийся в живых. По этому толпа людей, которых встретил Ииуй, не могли быть родными братьями Охозии, что и разъясняется словами 2Пар. XXII, 8, – «когда совершал Ииуй суд над домом Ахава, тогда он нашел князей Иудейских и сыновей братьев Охозии, служивших Охозии, и умертвил их». Поэтому слова «братья Охозии» надо понимать, как почетный придворный титул, даваемый известным близким к царю лицам. Шли эти люди по их показанию (ст. 13), чтобы узнать «о здоровье сыновей царя и сыновей государыни», т.е. о сыновьях Ахава, и может быть Иорама, и внуках Иезавели, из которых многие вероятно жили при бабушке в Изрееле. Всю эту толпу, шедшую из Иерусалима, Ииуй приказывает перехватить и отвести к колодцу Бео-Екеда, где их «закололи», как животных. Некоторые комментаторы думают, что трупы были брошены в колодезь¹⁰¹⁹. Но мы думаем иначе; колодезь мог служить для омовения исполнителей казни, но испортить навсегда колодезь и забить его трупами, и притом на пастушеском притоне, немыслимо на востоке, где вода бережется как святыня.

Как мы видим, решительный и бессердечный Ииуй не останавливается ни пред чем, чтобы обезопасить свой престол от какой ни было опасности. Приверженцы Охозии и всей этой семьи, в которой главные роли играли убитая Гезавель и живая еще дочь ее Гофолия, могли сделаться опасными, дав знать в Иерусалим о совершающихся событиях. Убив этих приближенных Охозии, Ииуй во всяком случай выигрывал время, чтобы прочно утвердиться на престоле, а после того он мог смело противостоять и царству Иуды, если бы Гофолия начала против него войну.

Ииуй идет дальше; не доходя до Самарии его встречает человек, чрезвычайно уважаемый в Израиле, которого признание Ииуя царем было весьма важно для него. Его встречает и приветствует на пути Ионадав, сын Рихавов, Кенеянин¹⁰²⁰, который самым появлением своим свидетельствует о сочувствии своем действиям Ииуя. Ив 4 Ц. X, 23 очевидно, что Ионадав понимает, – хотя Ииуй не высказался еще о культе Вааловом, – что новый царь не удовольствуется истреблением рода Ахавова, но постарается вырвать с корнем из земли Израильской культе иноземных божеств, насажденный Сидонянкой Иезавелью.

«Сын Бет-Рехава» (1Пар. II, 55) или «дома Рехавитов» (Иеремия XXXV, 5), Ионадав, был человек в высшей степени замечательный: он произвел среди своего рода важную реформу, заставив всех своих сынов за себя и за всех своих потомков отказаться навечно от вина, никогда не строить домов, не обрабатывать полей, не разводить садов и виноградников, а жить постоянно в шатрах кочевою жизнью¹⁰²¹. Окруженный общим уважением, Ионадав был принять на пути Ииуем с особою почтительностью. И Ииуй понимал, с кем он имеет дело. Правила, установленный Ионадавом для рода своего, доказывали, что главная цель его была не допустить, чтобы кто-либо из рода его соблазнился окружающею его растленною средою и удобствами оседлой жизни и не впал в безумие идолопоклонства, отуманенный вином. Он создавал навеки общину, не связанную ничем с тою местностью, в которой она в известное время находилась, и готовую по приказанию начальника племени немедленно уйти, как только являлась опасность для Рехавитов, что в среде их может отразиться влияние идолопоклоннической развратной среды, могущей поколебать их чистые верования и чистую жизнь их.

Естественно, что Ииуй отнесся с особым уважением к тому, который, как и он, с негодованием смотрел на культ ложных божеств. Он первый «благословляет», – т.е. приветствует, – приближающегося к нему начальника племени Кенеев и ставить ему вопрос, весьма для него важный: «Расположено ли твое сердце так, как мое сердце к твоему сердцу?»

«И сказал Ионадав: да!»

Этим словом он одобрил все сделанное Ииуем и доставил ему поддержку своего веского влияния в народе, который несомненно с жадным любопытством смотрел на эту встречу, чтобы создать свое мнение об Ииуе.

«Если так, – сказал Ииуй, – то дай руку свою, и подал он руку свою, и приподнял Ииуй его к себе в колесницу. И сказал: поезжай со мною и смотри на мою ревность о Господе. И посадили его в колесницу» (4 Ц. X, 15–16).

Ииуй въезжает в столицу царства Самарию, имея возле себя на колеснице Ионадава, который несомненно носил ту одежду, которую еще ныне носят кочевые арабы. Первым делом Ииуя в Самарии было отдать приказание об истреблении всего рода Ахава, согласно пророчеству, изреченному пророком Илиею 3 Ц. XXI, 21–22. «И убил Ииуй всех остававшихся у Ахава в Самарии, так что совсем истребил его по слову Господа, которое Он изрек Илии» (4 Ц. X, 17).

Ииуй намеревался еще искоренить ненавистный ему и многим в народе культ Ваалов, но он молчал об этом намерении. Народ с тревогой ожидал в какое отношение встанет новый царь к идолопоклонническому культу: для весьма многих он был омерзителен, но для других он сделался привычным и любезным, давая простор всем мерзостям плоти.

«И собрал Ииуй весь народ и сказал им: Ахав мало служил Ваалу; Ииуй будет служить ему более» (id. ib. 18).

Под предлогом великого жертвоприношения, которое он собирается принести Ваалу, он приказывает – под угрозой смерти за уклонение – собрать: «всех пророков Ваала, и всех служителей его, и всех священников его, чтобы никто не был в отсутствии» (ст. 19).

Эти слова требуют некоторого пояснения. Вообще комментаторы признают, что есть разница между «пророками» и «священниками» (жрецами) Ваала. Полагают, что первые исключительно занимались волшебством и заклинаниями и гаданиями¹⁰²²; жрецы же приносили жертвы и исполняли обряды культа. Под именем же «служителей» Ваала, как можно понять из стиха 21-го, надо разуметь всех Израильтяне поклонявшихся Ваалу и окончательно отказавшихся от поклонения Иегове, Богу завета и обетований.

Когда был назначен день для «праздничного собрания ради Ваала» (ст. 20).... «пришли все служители Ваала; не оставалось ни одного человека, кто бы не пришел; и вошли в дом Ваалов, и наполнился дом Ваалов от края до края» (ст. 21).

Капище Ваалово, как все языческие капища, состояло из небольшого очень храма, окруженного обширным двором, на котором собирались поклонники Ваала. Мы при этом не можем не заметить что как бы ни был двор этот обширен, – он не имел бы возможности вместить в себе всех явных отступников от культ: Иеговы, если бы большая часть двух миллионного населения предалась культу Ваала. И это относится далее к тому расчету, если бы под именем служителей Ваала разумелись одни главы тех семей, кои открыто предавались идолопоклонству¹⁰²³. Поэтому мы думаем, что благодать Господня, глаголавшая устами пророков Илии и Елисея, сотворила великое чудо в среде Израиля, обратив к Господу Богу сердца большей части Израиля. Чудо это, как все великие чудеса Божии среди народов, перерождает сердце человеческое и уподобляется семени, «которое входит и растет, и человек не знает; ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе» (Марка IV, 27–28). Серп, посланный Господом, когда настала жатва (id. ib. 20), был для Израильтян тот плодотворный для них и для всего человечества плен Ассирийский, когда они разнесли по Азии верования в Единаго Бога, Творца мира, – как мы о том говорили выше, – забыв в стране пленения об идолопоклонстве. Пока Израиль жил в Палестине, культ истинного Бога, – хотя преобладавший в стране, – не был заметен, ибо торжественный церемонии, о которых остается память в летописях, принадлежали двору царскому, который до Ииуя был предан Ваалу, а после Ииуя держался культа тельцов. Но мы думаем, что народ стал более и более памятовать о Боге завета и если служил тельцам, – то все-таки с убеждением, что он кланяется Богу Творца мира.

Выше мы сделали предположение, что никак не более ¹/₄₀ части Израиля было при начале царствования Ииуя предано культу Ваала. Мы заметим теперь на основании стиха 22-го Х-й главы, что и эта цифра является сильно преувеличенною. «И сказал Ииуй хранителю одежд: принеси одежду для всех служителей Ваала. И он принес им одежду». Нельзя думать, чтобы в капище хранилось несколько тысяч одежд, так что «всех служителей Ваала» едва ли могло быть более нескольких сотен; мы думаем, что Ииуй потому-то и мог совершить свой удар, что он хорошо знал народ свой и знал, что среди народа весьма немного центров растления, т.е. таких семей, которые открыто предались Ваалу и имели вероятно свои капища, или божницы. Вот эти-то известные в царстве лица, – находившиеся под покровительством Иезавели и которым несомненно велись списки, – были призваны под страхом смерти в Самарию и здесь в капище были облечены в парадные одежды из царской сокровищницы, чем и отнималась у них всякая тень подозрения о готовящейся им участи. «И вошел Ииуй с Ионадавом, сыном Рихавовым, в дом Ваалов, и сказал служителям Ваала: разведайте и разглядите, не находится ли у вас кто-нибудь из служителей Господних (Иеговы), так как здесь должны находиться только одни служители Ваала» (ст. 23).

Ииуй ревниво охраняет задуманную им меру от могущих последовать толкований, что были истреблены не только одни служители Ваала, но что были истреблены с ними безразлично и служители Иеговы.

Когда все подозрительные для служителей Ваала люди были изгнаны, Ииуй, – усыпив и подарком одежд, и кажущеюся ревностью к культу Ваала подозрительность его поклонников, – приказывает приступить к жертвоприношению. Но в это время капище и двор его уже оцеплены восемьдесятью верными людьми, которые головою своею отвечали перед царем за каждого, который бы спасся от смерти. Внутрь же двора были впущены (ст. 25) «начальники с скороходами»¹⁰²⁴, с приказанием: «подите, бейте их, чтобы ни один не ушел». Избиение поручается войску, которое пришло с Ииуем из-под Рамофа. «И поразили их острием меча, и бросили их скороходы и начальники, и пошли в город, где было капище Ваалово» (ст. 25).

Это место несколько темно; было ли особое капище Ваалово в Самарии кроме того, в котором происходило избиение, или же здесь говорится о «городе Вааловом», под именем которого большая часть комментаторов разумеют собственно здание, в котором стоял идол, и которое было окружено двором, – это не совсем ясно. По большей части это место толкуется так, что здание капища, – окруженное другими зданиями, в которых жили многочисленные пророки и жрецы и где хранились разные богатства и одежды, – составляло именно тот «город», в который по избиении «служителей Ваала» на дворе вторгаются воины. Нам кажется, что это понимание стиха 25-го подтверждается и 26-м стихом, в котором говорится: «И вынесли статуи из капища Ваалова и сожгли их»; и ст. 27: «И разбили статую Ваала, и разрушили капище Ваалово; и сделали из него место нечистот, до сего дня».

Очевидно, что если выше говорится о жертвоприношении, совершенном Ваалу на том дворе, на котором происходило избиение, то статуя Ваала каменная и деревянные статуи других божеств (и в числе их конечно Астарты) должны были находиться здесь же, и «город» должен был примыкать к этому двору. Каменная статуя была разбита в куски; деревянные резные изображения преданы огню; капище и окружающие его службы снесены и раскиданы до основания, и нет сомнения, что все жрецы Вааловы убиты в этом городе Вааловом. Место это предназначено было для сваливания нечистот «даже до сего дня», т.е. до дня начертания 4-й кн. Царств, которая конечно составлена уже в Вавилоне во время плена¹⁰²⁵.

«И истребил Ииуй Ваала с земли Израильской» (ст. 28).

Это была великая заслуга Ииуя, « – но от грехов Иеровоама, сына Наватова, который ввел Израиль в грех, от них не отступал Ииуй, от золотых тельцов, которые в Вефиле и которые в Дане» (ст. 29).

Ииуй, как мы видим, примешивал к делу, на него Богом возложенному, много своего, человеческого, и был орудием Божиим настолько, насколько были таковыми Азаил Дамасский, или цари Вавилонские и Ассирийские. Ииуй был орудием гнева Божия, но не верным рабом Божиим. Не одну только волю Божию имел он в виду, когда продолжал поклоняться тельцам, очевидно считая для себя невыгодным признать чистый культ Бога Вышняго по обряду Моисееву, вследствие которого народ стал бы обращать взоры свои на Иерусалим.

Вследствие этого положен укор Ииую по всей вероятности устами пророка Елисея; но вместе с сим ему объявлено и благоволение Божие за исполнение повелений Божиих в отношении Ахавовой династии и за ревность его в искоренении идолослужения.

«И сказал Господь Ииую: за то, что ты охотно сделал, что было праведно в очах Моих, выполнил над домом Ахавовым все, что было на сердце у Меня, сыновья твои до четвертого рода будут сидеть на престоле Израилевом» (ст. 30). Это и исполнилось, ибо после Ииуя царствовали сын его Иоахаз¹⁰²⁶, внук его Иоас, правнук его Иеровоам¹⁰²⁷ и праправнук его Захария, убитый Селлумом на шестом месяце царствования¹⁰²⁸.

Так кончилась династия Ииуя.

Из некоторых событий царствования Ииуя и из слов, о нем сказанных в ст. 31–34 Х-й главы 4-й кн. Царств, мы можем видеть, как грехи правителя народа наказываются уменьшением его славы и блеска его царствования: «Ииуй не старался ходить в законе Господа Бога Израилева от всего сердца... И в те дни начал Господь отрезать части от Израильтян и поражал их Азаил¹⁰²⁹»...

Только позже¹⁰³⁰ «взял назад Иоас, сын Иoaxaфa, из рук Венадада, сына Азаила, города»... А «восстановил пределы Израиля от входа в Емаф до моря пустыни – по слову Господа, Бога Израилева, которое Он изрек чрез раба Своего Иону, сына Амафиина, пророка из Гафхефера»¹⁰³¹, – лишь Иеровоам, правнук Ииуя.

Но никто из династии Ииуя не решился возвратиться к истинному культу Иеговы; все они, не допуская иноземных божеств, не могли однако расстаться с культом тельцов.

История народов, по мере того, как их прошедшее освещается последующими событиями, дозволяет нам иногда даже нашим слабым разумом понять величие премудрых предначертаний Божиих, готовящих человечество к пониманию откровенных ветхозаветных истин, дабы оно могло позже восприять высшее духовное развитие. Мы указывали выше и задачи Израиля в пленении, – увидим ниже и значение проповеди Ионы в Ниневии на Тигре, и значение плена Иудейского в Вавилоне и на берегах Кхабура и в Екватане.

Вскоре после очищения земли царства Израильского от разлагающего влияния Сиро-Финикийских религий, – подобная этой религиозная реформа совершается и в царстве Иуды. Там еще царствует (в начале царствования Ииуя в Израиле) дочь Иезавели, – но погибель ее близка. Когда же Ваал с Астартой и с легионом других богов изгоняется и из царства Иуды¹⁰³², – тогда только начинают раздаваться голоса великих Мессианских пророков, оставивших в наших руках письменные пророчества.

Ваал при Ииуе изгнан из царства Израильского; народ стал трезвее и чище в своих верованиях; но в царстве Иуды царица мать Гофолия, дочь Иезавели¹⁰³³, еще управляет делами за отсутствием Охозии, убитого Ииуем. Мы поэтому должны обратиться к истории царства Иудейского, чтобы видеть, как изгоняется языческий культ из Иерусалима, оскверненного им.

Когда весть о смерти Охозия дошла до Иерусалима, то достойная своей матери дочь Иезавели поняла, что влиянию ее настал конец со смерти единственного ее сына¹⁰³⁴. С избиением родственной ей семьи на престоле Израиля и всех родственников ее сына она лишалась опоры и власти, – а если бы был возведен на престол и один из ее внуков, сын Охозии, то первенствующую роль в царской семье должна была играть мать нового царя, а не она. Кроме того для нее было ясно, что политическая и религиозная революция, совершившаяся в царстве Израильском, должна была отразиться и в царстве Иудейском. Но Гефолия хотела власти, хотела удержать в Иерусалиме культ своих финикийских божеств и – как говорит текст 4 Ц. XI, 1:

«Встала, и истребила все царское племя».

Казалось, что потомство Давида исчезло с лица земли в мужских своих представителях. Гофолия стала царствовать одна и – как можно думать – наполнила Иерусалим и всю Иудею своими преступлениями и жестокостями. Это очевидно по той готовности, с которой вступают в заговор с первосвященником начальники телохранителей царицы (XI, 4). Но Господь не допустил истребления того рода, из которого должен был произойти Мессия, Спаситель наш.

У Иорама была дочь Иосавефа, рожденная по всей вероятности не от Гофолии, а от другой жены Иорама. Невозможно думать, чтобы язычница Гофолия, обобравшая храм Иеговы¹⁰³⁵, отдала дочь свою за первосвященника Иодая¹⁰³⁶. Очевидно тоже, что жена Иодая, Иосавефа, ненавидела Гофолию, иначе она бы не спасла своего племянника, сына брата своего Охозии, во время поголовного истребления всего царского рода¹⁰³⁷. Из 4 Ц. XI, 2 мы знаем, что Иосaвeфa «взяла Иоаса, сына Охозии, и тайно увела его из среды умерщвляемых сыновей царских, его и кормилицу его в постельную комнату; и скрыли его от Гофолии, и он не умерщвлен».

Характер Гофолии ясно выразился в этой беспощадной резне собственных ее внуков, детей сыновей своих.

Иодай, как (перво)священник, жил в пределах храма Господня, выстроенного Соломоном. Поэтому говорится о ребенке Иоасе, что был он «скрываем в доме Господнем» (4 Ц. XI, 3), хотя нет сомнения, что он жил в помещении, занимаемом Иодаем в одном из зданий, примыкавших к боковым стенам (северной и южной) святилища, или в других зданиях, окружавших храм и двор его (ср. главу VIII-ю Иезекииля ст. 7–13, 16)¹⁰³⁸. Шесть лет скрываем был младенец Иоас во храме, и в это время Гофолия царствовала в Иерусалиме.

В седьмой год Иодай – по всей вероятности видевший, что гнет Гофолии сделался невыносим даже для ее приближенных, – устраивает заговор. В согласии народа Иодай был убежден, зная чрез священников и левитов, живших в Иудее, о состоянии умов, а потому, не допуская к соучастию в замышляемом перевороте ни одного лишнего человека, он только обеспечивает свой план привлечением к заговору военной силы – и притом тех именно отрядов, которые составляли постоянную стражу царей. К заговору он склоняет только начальников «телохранителей и скороходов»¹⁰³⁹.

План был чрезвычайно прост. Очередная треть телохранителей должна была в субботу, – день, назначенный для исполнения предприятия, – занять по обыкновению сторожевые посты во дворце царицы, которая ничего не могла подозревать об измене ее стражи.

Остальные две трети состава стражи должны были войти в ограду храма и окружить малолетнего царя, которого должен был вывести к войскам этим Иодай.

В назначенный день Иодай вывел Иоаса к начальникам телохранителей и скороходов и «взял с них клятву в доме Господнем»¹⁰⁴⁰, и окончательно условился с ними о действиях его и их в день исполнения заговора. Когда же настала эта ожидаемая суббота и телохранители и скороходы вошли в ограду храма, тогда Иодай, раздав им копья и щиты царя Давида и указав им, как расположиться в ограде: «вывел к ним царского сына и возложил на него венец и украшения¹⁰⁴¹ и воцарили его, и помазали его, и рукоплескали и восклицали: да живет царь!» (4 Ц. XI, 12).

Когда эти восклицания были услышаны народом и весть о воцарении потомка Давида разнеслась по городу и достигла царских покоев, – тогда Гофолия, «услышав голос бегущего народа, пошла к народу в дом Господень» (ст. 13)...

..."И видит, и вот царь стоит на возвышении по обычаю, и князья и трубы подле царя; и весь народ земли веселится и трубят трубами» (ст. 14).

Из этого видно, что лучшие из князей народа, узнав о перевороте, немедленно спешат в храм, чтобы своим присутствием заявить о своем полном сочувствии восшествии на престол законного потомка царей от Давида. Трубы¹⁰⁴² возвещали пароду о воцарении Иоаса, и народ ликовал. Гофолия видит себя оставленною всеми, даже тою стражею, которая сопровождает ее от дворца до храма. Она понимает, что настал ее конец, «она раздирает одежды свои и восклицает: заговор, заговор!» Чтобы не осквернить храм трупом, Иодай приказывает пропустить ее сквозь ряды войска, охватившего ее кругом; она выходит за ограду храма и убита своею стражею¹⁰⁴³. Ни один человек не подумал защитить ее; она убита, как животное, о котором никто не беспокоится.

Мы должны дополнить сказание 4-й книги Царств XI сказанием ХХШ главы 2 Паралипоменон. В сущности эти два сказания об этом событии совершенно сходны между собою, с тою разницею, что в позднейшем сказании Иодай окружает малолетнего царя вооруженными левитами, которых собирают со всей Иудеи первые заговорщики – сотенные начальники охранной стражи, которые названы по имени в 2 Пар. ХХIII, 1 и которых было пять человек, что указывает нам, что этой стражи было всего пять сотен. Кажется нет повода сомневаться в том, что к участию в заговоре первосвященник, пламенно желавший восстановить в чистоте культ Господа Бога завета, привлек все колено Левиино; притом оба сказания легко согласуются, так как очевидно из того и другого, что первыми заговорщиками были начальники охранной стражи.

«И заключил Иодай завет между Господом и между царем и народом, чтобы он был народом Господним; и между царем и народом» (4 Ц. XI, 17 ср. 2 Пар. ХХIII, 16). Из этого мы видим, что Иодай берет двойную клятву: с царя и народа оставаться верными Господу; и с одного народа – оставаться верным царю. Клятва в верности Господу возлагала на народ священную обязанность уничтожить прежде всего языческий культ: «И пошел весь народ земли в дом Ваала, и разрушили жертвенники его, и изображения его совершенно разбили, и Матфана, жреца Ваалова, убили пред жертвенниками» (4 Ц. XI, 18, 2 Пар. ХХIII, 17).

Где стояло это капище Ваалово – мы не знаем, но мы читаем в 2Пар. XXIV, 7, что «нечестивая Гофолия и сыновья ее разорили дом Божий, и все, посвященное для дома Господня, употребили для Ваалов». По всей вероятности капище находилось вблизи и царского дома, и храма Господня, находившегося в запущении (4 Ц. XII, 5–12).

Иодай провожает малолетнего царя со стражей и народами от дома Господня до дворца и устраивает его дом. Иoacy было семь лет, когда он воцарился¹⁰⁴⁴.

Вслед за сим Иодай занимается устройством храма Господня, требовавшего исправления многих повреждений. Мы заметим, что в 4 Ц. XI, 9 и 2Пар. XXII, 11 Иодай назван «священником», но после возведения Иоаса на престол он называется уже первосвященником¹⁰⁴⁵. Несомненно, что он был регентом царства во время малолетства и несовершеннолетия царя, о котором 4 Ц. XII, 2 говорит: «И делал Иоас угодное в очах Господних во все дни свои, доколе наставлял его священник Иодай».

В XXIV главе 2 Парал. есть несколько дополнительных сведений к тем фактам, кои приведены в 4 Ц. XII об устройстве работе по исправлению и улучшению храма. Из сведений этих мы видим, как опустился нравственный уровень священников, в руках которых сосредоточивались приношения серебра в храм Господень¹⁰⁴⁶ и которые растрачивались ими. Еще замечательно, что книги Паралипоменон, начертанные при Ездре – и притом несомненно писателями из колена Левиина, – отмечают великое преступление Иоаса, о котором молчат книги Царств. Последние говорят только (4 Ц. XII, 18) о слабости царства при Иoace, который не мог противостоять царю Сирийскому и послал ему, чтобы он отступил от Иерусалима, «все пожертвованное, что пожертвовали храму"¹⁰⁴⁷ Иосафат и Иорам и Oxoзия, отцы его, цари Иудейские, и что он сам пожертвовал, и все золото, найденное в сокровищницах дома Господня и дома царского,... и Азаил отступил от Иерусалима» (id. ib.).

Вслед за этим книга Царств прямо переходит к сказанию о насильственной смерти Иoacä ст. 20: «И восстали слуги его, и составили заговор, и убили Иоаса в доме Милло, на дороге к Силле (21). Его убили слуги его: Иозакар, сын Шимеаты, и Иегозавад, сын Шомеры; и он умер, и похоронили его с отцами его в городе Давидовом. И воцарился Амасия, сын его, вместо его».

В книге 2 Паралипоменон мы находим весьма важные сведения, которые дополняют и объясняют нам сказание книги 4 Царств.

Из 2Пар. XXIV, 17–18 видно, что после смерти первосвященника Иодая¹⁰⁴⁸, царь стал слушаться дурных советов князей Иудейских, которые желали возвратиться к идолопоклонническим обрядам: «и оставили дом Господа Бога отцов своих и стали служить деревам посвященным и идолам, и был гнев Господень на Иуду и Иepycалим за сию вину их» (ст. 18).

Еще мы видим (ст. 19 и ст. 27), что в Иерусалиме говорили и обличали царя и народ в идолопоклонстве многие пророки, посылаемые Господом, и что в числе их (ст. 20) «Дух Божий облек 3axapию, сына Иодая, священника, и он стал на возвышении пред народом, и сказал им: так говорит Господь: для чего вы преступаете повеления Господни? Не будет успеха вам; и как вы оставили Господа, то и Он оставит вас».

Ст. 21. «И сговорились против него и побили его камнями по приказанию царя¹⁰⁴⁹ на дворе дома Господня» (22). И не вспомнил царь Иоас благодеяния, какое сделал ему Иодай, отец его, и убил сына его. И он, умирая, говорил: да видит Господь и да взыщет»!

Вслед за сим Господь посылает и наказание на царство – вторжение Сирийского войска, которое по 2Пар. XXIV, 23 не только разорило Иудею, но и вторглось в Иерусалим, и истребило князей народа, и взяло много добычи, о которой, как мы видели, говорит книга Царств, что Иоас принужден был опустошить все сокровищницы дома Господня и свои. Одновременно с нашествием неприятеля Иоас подвергается тяжкой болезни (2 Пар. ХХIV, 25), в которой он лежит в то время, когда Сирияне удаляются из страны. Затем, по-видимому боясь покушения на свою жизнь, он удаляется в Милло¹⁰⁵⁰, как говорит книга Царств, – и там убит слугами своими. Убиение царя Иоаса упомянуто и в книге Паралипоменон, но без указания, что он лежал в Милло, – что впрочем совершенно объясняется тем, что Милло была часть Иерусалима.

Заметим, что в 2Пар. XXIV, 25 прямо указано, что Иоас убит на постели своей «за кровь сынов Иодая священника», – так что нельзя сомневаться, что убийство Иоаса имело не столько политически, сколько религиозный характер. Мстителями должны были быть сторонники Иодая и Захарии, верных служителей Господа Бога завета.

Похоронили Иоаса в граде Давидовом, «но не похоронили его в царских гробницах» (id. ib).

Очевидно, что после истребления многих княжеских родов (2Пар. XXIV, 23) Сириянами, – влиянием начала пользоваться часть народа, преданная Господу Богу и находившаяся под руководством священников и левитов. Заметим еще, что об Амасии, сыне Иоаса, не сказано, чтобы он был поклонником Ваала. В 4 Ц. XIV, 3 сказано, что «делал он угодное в очах Господних, впрочем не так, как отец его Давид»... И далее ст. 4: «Только высоты не были отменены: народ совершал еще жертвы и курения на высотах»¹⁰⁵¹. И в 2Пар. XXV, 14 ему не приписывают поклонения Ваалу, но обвиняют его в поклонении каким-то богам Сеира, принесенным из Идумеи, куда он ходил походом и где нанес Идумеям большое поражение. Но мы присовокупим об Амасии, что наказанный поражением в войне против Израиля за то, что не послушался он пророка, обличавшего его в поклонении богам Сеира, он был убит на 29-м году царствования (4 Ц. XIV, 2, 19; 2 Пар. ХХV, 1, 27).

Возвратимся однако к смерти Захарии, о которой по-видимому глаголал Господь, Луки XI, 51 и Матф. ХХIII, 35¹⁰⁵².

«Да взыщется от рода сего кровь всех пророков, пролитая от создания мира, от крови Авеля до крови Захария, убитого между жертвенником и храмом».

Убиение первосвященника, – глаголавшего по повелению Духа Божия слова увещания тому народу, среди которого должен был родиться Мессия, и тому царю, который был потомок Давида и в роде которого должен был родиться во плоти Сын Божий, – конечно имеет высокое пророческое и прообразовательное значение по отношению к грядущим священным событиям убиения Христа Спасителя тем же народом за то, что Он глаголал словеса благодати в истины.

Еще убиение Захария за свидетельство о Боге завета подобно и смерти св. первомученика Стефана.

Поэтому мы не колеблемся признать, что об этом именно Заxapии, – ветхозаветном исповеднике и мученике за святейшее имя Иеговы, – изволил упоминать Господь наш Иисус Христос, обличая книжников и фарисеев лицемеров (Матф. ХХIII, 29; Луки XI, 44), уже таивших в сердцах своих планы убийства Того, который знал их сердца, когда он напоминал им ряд убийств, совершенных отцами их.

«Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!»

«Се оставляется вам дом ваш пуст» (Матф. ХХIII, 37, 38).

Мы видели выше, что последние слова Захарии (2Пар. XXIV, 22) были: «да видит Господь и да взыщет! «Слова эти в Ветхом Завете вполне святы и законны. Захария не взывает к кому-либо из своих родственников с мольбою о мщении: он передает на суд Божий дело о его убийстве, ибо Сам Господь сказал: «Мне отмщение, Аз воздам, глаголет Господь» (Втор. XXXII, 35)¹⁰⁵³. Слова эти суть вечный и непреложный закон правды Божией, открытый людям в Ветхом Завете. Мы должны знать и памятовать его, а потому, – как говорит Апостол (Римл. 1. s. cit),-"не мстите за себя, но дайте место гневу Божию». Но когда Господь наш Иисус Христос пришел на землю, то Он явил нам еще новый закон, относящийся к развитию и счастью души человеческой. Ветхозаветный человек, не греша, мог молить Бога об отмщении за него, – новозаветному открыт высший путь счастья: прощать врагам своим и молить за них Господа. Великое слово сказал Господь: «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? (Матф. XVI, 26). Если человек убежден в том, что эта жизнь есть только приуготовление к жизни вечной, и что душа человеческая, совершенно освободившаяся от всякой злобы, действительно должна чувствовать счастье невозмутимого покоя, то какой обиды, какого зла не простит он от души своей, стремясь к этому высшему счастью?

Закон вечной справедливости остается вечным и неизменяемым, но душа человеческая, искренно молящаяся за врагов своих, сама светлеет высшим светом любви Божией.

«Господи! не вмени им греха сего!» восклицает побиваемый каменьями, как Захария, христианский мученик Стефан; и в этой молитве об убийцах своих его светлая душа еще более светлеет, озаряемая светом Божиим, и приближается к недосягаемому человеком вечному светочу, воссиявшему нам (2Петр. I, 19), который глаголал в страшные минуты распятия Его:

«Отче, отпусти им; не ведят бо, что творят»! (Луки ХХIII, 34).

Иоаса, как мы видим, постигает Божие наказание: на него нападают Сирийцы; грабят его сокровища; он сам, тяжко больной, откупившись от их нашествия, чувствует, что окружен заговорщиками, и затворяется в Иерусалимской крепости Милло; но и здесь он убит на постели своей слугами своими, и «не похоронили его в царских гробницах» (2Пар. XXIV, 25).

Сорок лет царствовал Иоас (4 Ц. XII, 1), воцарившись семи лет отроду в седьмой год царствования во Израиле Ииуя; так что дни его рождения совпадают с днями переворота, совершенного во Израиле. Через 23 года по его воцарении (4 Ц. ХIII, 1) умер в Израильском царстве Ииуй, и воцарился сын его Иоахаз, который «делал неугодное в очах Господних».

Как мы видели выше, Азаил, царь Сирии Дамасской, взял большую дань с Иоаса, царя Иудеи, и он же, а после него Венадад (II), сын его, беспрестанно тревожили царство Израильское. Ииуй, как сказано в 4 Ц. X, 31–32, «не старался ходить в законе Господа Бога Израилева от всего сердца... и не отступал от грехов Иеровоама¹⁰⁵⁴... в те дни начал Господь отрезать части от Израильтян, и поражал их Азаил во всем пределе Израилевом».

И об Иохазе (id. XIII, 2 – 3), как и об отце его, сказано, что он не отступал от грехов Иеровоама... «и возгорелся гнев Господа на Израиля, и Он предавал их в руку Азаила царя Сирийского, и в руку Венадада, сына Азаилова, во все дни». Id ст. 4. «И помолился Иоахаз лицу Господню и услышал его Господь, потому что видел стеснение Израильтян, как теснил их царь Сирийский». 5. «И дал Господь Израильтянам избавителя и вышли они из-под руки Сириян»...

Но и эта милость Господня не обратила сына Ииуя к служению Богу Израилеву: «однако ж не отступали (Израильтяне) от грехов дома Иеровоама, который ввел Израиля в грех; ходили в них и дубрава¹⁰⁵⁵ стояла в Самарии» (ст. 6).

Как всегда, в истории народа Израильского ослабление силы государства следовало за упадком нравственным: «у Иoaxaзa оставалось войска только пятьдесят всадников, десять колесниц и десять тысяч пеших, от того, что истребил их царь Сирийский и обратил их в прах на попрание» (ст. 7).

В таком униженном положении находился Израиль в последние годы царствования Иoaxaзa. По смерти его восходит на престол сын его Иоас. Из 4 Ц. XIV, 8–14 мы знаем, что он вел войну против Амасии, царя Иудейского, сына Иоаса, и разрушил стену Иерусалимскую¹⁰⁵⁶, взял с Амасии дань в виде золота и сосудов, находившихся и в доме Господнем, и в сокровищнице царской. Хотя Иоас Израильский «не отступал от грехов Иеровоама» (ХIII, 11), но он очевидно был чище и благочестивее своих предшественников, так как Господь благословил его царствование. Особенно одна черта замечательна в его жизни – что он не отстранялся от истинного раба Божия Елисея, а напротив был искренно к нему привязан, сознавая величие этого боговдохновенного старца. Из обращения с этим царем пророка Елисея можно даже, кажется, заключить, что Иоас был душевно предан Господу, и если он не уничтожал культ тельцов, то, по всей вероятности, это надо приписать скорее политическим причинам, чем приверженности к этому культу, которого тщету он конечно понимал.

Вот как рассказывает 4 книга Царств (ХIII, 15–25) о свидании царя Иоаса Израильского с пророком Елисеем:

«Елисей заболел болезнью, от которой потом и умер. И пришел к нему Иоас, царь Израильский, и плакал над ним, и говорил: отец мой! отец мой! колесница Израиля и конница его!» (ст. 14). Повторение тех же слов, которые произнесены Елисеем во время взятия на небо Илии пророка, доказывает, что Иоас знал об этом чудесном событии и знал также, что Елисей был заместителем Илии, молитвенником за царство и покровителем его, доколе царь Израиля не возмущался против Иеговы. Поэтому выражение «колесница Израиля и конница его» указывает, что Иоас понимал, что «люди Божии», – и в его время пророк Елисей, – были силою, несравненно большею, чем тысячи военных колесниц и всадников; которые бы охраняли царство¹⁰⁵⁷.

Елисей давно уже удалился от деятельного участия в делах этого времени: по всей вероятности преклонные года его требовали покоя и уединения¹⁰⁵⁸. Мы по крайней мере не встречаем указания на его деятельность во времена Ииуя и Иоахаза. Может быть впрочем это был он, который возвестил Ииую волю Божию, что потомки его будут сидеть на престоле до четвертого рода (4 Ц. X, 30). Но с тех пор протекло сорок пять лет¹⁰⁵⁹, и книга четвертая Царств за это время не упоминает об Елисее.

Нам кажется, что пророки Илия и Елисей, независимо от распространения веры в Единаго Бога среди народа, имели еще особую миссию борьбы против культа Ваала и божеств Сидонских и против разлагающего влияния Финикии, – тем более опасного, что с одной стороны высокое развитие их техники и мореплавания и искусств и художеств влекло Израильтян к этой культуре, а с другой – единство языка Израиля и Финикии чрезвычайно облегчало их сношения¹⁰⁶⁰.

И действительно мы видим, что борьба пророков этих против культа Ваала кончается совершенным его искоренением и гибелью династии, связанной родством с Финикией. Если после того и появляется иногда попытка восстановить этот культ и соединенный с ним культ Астарты, то только случайно и временно, не получая среди народа того преобладающего прочного положения, которое он имел при Иезавели и Гофолии, и ограниченный – насколько мы можем судить – только дворами идолопоклоннических монархов, мало проникая в массы народа.

Поэтому с падением династии Ахава особая миссия Елисея была окончена. Борьба же непрестанная, которую должны были вести люди Божии против культа тельцов, продолжалась под влиянием пророка, ведомая пророческими школами, которых руководителем оставался по всей вероятности Елисей до самой своей кончины. Мы видели выше, при сказании о чудесах его, как он, начав служение свое более чем за шестьдесят лет до своей кончины, постоянно обходил пророческие общины, в которых свято хранилась память о чудесах и милостях Бога завета и об обязанностях к Богу народа обетования. Вероятно в последние годы своей жизни он не имел уже силы обходить эти ветхозаветные первообразы духовно-учебных общежитий, но конечно не прекращал своей с ними духовной связи, посылая к ним через учеников своих слова утешения и любви и увещания и наставления. Мы полагаем, что слова, сказанные пророком Ииую (X, 30) о незаконности служения тельцам по грехам Иеровоама, – если были сказаны не самим Елисеем, то конечно изречены от имени Господа по поручению его одним из его учеников.

Последние дни Елисея доказывают, что труды его не остались без плода, если даже сын неблагоугодного Господу Богу Иоахаза, Иоас, плачет над больным Елисеем; признавая самым этим действием и славу Господа, освятившего Елисея на служение Ему, – и истину проповеди раба Божия Елисея.

Милосердие Божие неизмеримо. Хотя, – как сказано о Иoaсе (ХIII, 11), – «он не отставал от грехов Иеровоама», – но и это полупокаяние Иоаса Господь принимает как Отец милосердый, и Елисей, исполняя открытую ему волю Божию, говорит скорбящему о несчастиях царства своего Иoacy: возьми лук и стрелы». Когда царь это исполнил, Елисей приказывает ему отворить окно, натянуть лук и пустить в окно стрелу. «И сказал: эта стрела избавления от Господа; стрела против Сирии, и ты поразишь Сириян в Афеке¹⁰⁶¹ в конец». (4. ХIII, 17).

И приказал еще ему Елисей взять пучек стрел и бить по земле; «и ударил он три раза, и остановился» (id. ст. 18).

«И разгневался на него человек Божий, и сказал; надобно было бы бить пять или шесть раз; тогда ты побил бы Сириян совершенно, а теперь (только) три раза поразишь Сириян» (id. ст. 19).

Очевидно пророк читает в душе Иоаса и видит в ней отсутствие веры; Иоас, – как нам кажется – не придавал никакого значения символическому действию, которое заставляет его исполнить пророк; и пророк видите тайные мысли Иоаса, что он мыслит только исполнить прихоть больного любимого им старца. Мысли эти доказывали, что в Иoace нет ни настоящей веры в Господа, ни полного доверия к пророку Его. Это было естественное последствие полуязыческого воспитания Иоаса, в котором высшие духовные способности глохнут, и человек теряет способность отдать всю свою волю и разум Всемогущему и на Него возложить все свое упование¹⁰⁶². А Господу угодно подавать помощь человеку лишь по мере веры его.

Елисей указывает Иoacy, что его маловерие причина того, что он не до конца поразит врагов своих, не доведет их до бессилия, как то желательно бы было для царства Израильского, а только поразит их три раза. А вера могла доставить Иoacy полное торжество над Сириянами.

Так это и исполнилось, как читаем в 4 Ц. ХIII, 22–25: По смерти Азаила, теснившего Израильтян, восходит на престол Сирии сын его Венадад. «И взял назад Иоас, сын Иoaxaзa, города, которые он взял войною из руки отца его Иоахаза. Три раза разбил его Иоас и возвратил города Израилевы». Kaкие именно были эти города – мы не знаем, но полагаем, что это были города заиорданские¹⁰⁶³.

Вскоре после свидания с Иоасом великий пророк, или – как чаще всего называется Елисей в 4 книге Царств, – «человек Божий» умирает, «и похоронили его. И полчища Моавитян пришли в землю в следующем году» (ХIII, 20). Эти полчища вторглись по-видимому не с целью прочного завоевания страны, а сделали набег с целью грабежа. В позднейшее время пророк Исаия (XVI, 2) указывал, что Моавитяне стягивали свои полчища у бродов на р. Арноне и производили ежегодно нападения и грабежи в Палестине. По всей вероятности именно такой же набег произведен был и во времена Иоаса Моавитянами. В 4 Ц. ХIII, 21 говорится: «И было, что когда погребали одного человека, то, увидев это полчище, погребавшие бросили того человека в гроб Елисеев; и он при падении своем коснулся костей Елисея, и ожил, и встал на ноги свои».

По поводу этого сказания, которым заканчивается все, что мы знаем об Елисее – мы заметим во-первых, что полчище, или разбойничья толпа Моавитян, является неожиданно, внезапно, и потому мы и видим в этом нападении набег, а не регулярную войну. Во-вторых по поводу воскресения мертвого, упавшего на кости пророка, мы напоминаем, что у Евреев погребали в пещерах, а не в засыпанных ямах, как у нас; поэтому человек, брошенный наскоро в близь лежащую пещеру мог упасть прямо на кости пророка, завернутые в саван и лежащие прямо на земле без гроба, или саркофага, которые не употреблялись у Евреев. Чудом воскресения мертвого Господу угодно было прославить память умершего верного слуги Своего Елисея и утвердить в памяти народа его учение и увещания и проповедь его о едином Боге, Иегове, Вечно Живущем, заключившем завет с народом Израильским.

В продолжение почти столетия два пророка – Илия и Елисей – вопияли к Израилю, напоминая ему и великие милости и чудеса Бога завета, и обязанности народа в отношении к Богу и Царю его, Который открылся Моисею и народу под святейшим именем Иеговы, «вечно Существующаго». И в продолжение этого стояния искоренен чудовищно развратный культ Ваала, и многие миллионы людей освящены благодатью понимания, что есть единый только Бог, Владыка неба и земли.

В этой школе воспитан и пророк Иона, которому повелевает Господь проповедать славное имя Вечно Живущаго в далекой Месопотамии, на берегах Тигра, – в Ниневии.

Первое упоминание о пророке Ионе мы читаем в 4 Царств, XIV, 25. Вслед за повествованием о смерти пророка Елисея и о восшествии на престол Израильский Иеровоама, сына Иоаса, текст книги Царств говорит: Он (царь Иеровоам) восстановил пределы Израиля от входа в Емаф до моря пустыни по слову Господа Бога Израилева, которое он изрек через раба Своего Иону, сана Амафиина, пророка из Гаехефера»¹⁰⁶⁴.

«Можно думать, – говорит один из наших лучших исследователей¹⁰⁶⁵, что пророк Иона жил в IX столетии, а именно в половине его, при Иоасе, – следовательно он древнее Амоса и Осии галилейских и Иоиля Иудейского, – пророков, которые в свою очередь древнее других пророков, оставивших нам свои писания; следовательно во времени своего служения Иона есть первый из пророков, давших своими творениями имя целому отделу Ветхозаветного писания.

Кажется несомненным, что начало деятельности пророка Ионы надо отнести ко времени царствования Ииуя во Израиле. Предание утверждает, что тот «отрок», который был послан Елисеем помазать в Рамофе Галаадском Ииуя на царство (4 Ц. IX), был не кто иной, как будущий пророк, проповедавший в Ниневии покаяние.

Предание также утверждало, что Иона был тот мальчик, которого воскресил пророк Илия в Capeпте Сидонской (3 Царств XVII, 19–24), и который впоследствии сделался одним из сынов пророческих и слугою Елисея (после Гиезия)¹⁰⁶⁶.

Останавливаясь на первом упоминании о пророке Ионе в 4 Ц. XIV, 25, – которое мы выписали выше, – мы заметим, что оно произнесено гораздо ранее исполнения его, совершившегося при Иepoвоаме, – а именно может быть еще при жизни Ииуя, при котором за грехи его «начал Господь отрезать части от Израильтян, и поражал их Азаил во всем пределе Израильском» (4Ц. X, 22 –23), – или же – что вероятнее – при сыне Ииуя Иоахазе, когда народ начал приходить в уныние, и Господь послал им утешение в пророчестве Ионы, который несомненно напоминал Израилю о верности Богу Израилеву и о ложности символического культа тельцов, учрежденного первым Иеровоамом.

После Иоахаза восходит на престол – как мы видели – Иоас, и после этого правнук Ииуя, Иеровоам II. По всей вероятности Иона жил при Елисее до смерти его, имевшей место при Иoace, и поэтому – как мы думаем – путешествие Ионы в Ниневию должно было совершиться после смерти Елисея, в последние годы Иоаса, или в первые годы царствования Иеровоама.

Весьма интересный и важный вопрос возникает в уме нашем: к какому именно периоду Ассирийской монархии должна быть отнесена проповедь Ионы в Ниневии? При каких обстоятельствах могла иметь место эта проповедь, и какие мы имеем исторические данные для разрешения этого вопроса?

Если мы обратимся к выводам и предположениям Джорджа Роулинсона и к его истории Ассирии¹⁰⁶⁷, то мы можем найти несколько исторических моментов, во время которых Ниневия была в великой опасности вследствие неурядиц и внутренних смут. Из числа этих моментов мы считаем самым правдоподобным для проповеди Ионы и в хронологическом и в нравственном отношении конец царствования Салманассара II (приблиз. между 858 и 823 годами до Р. Хр.).

После славного царствования, в продолжение которого Салманассар поражает Азаила Сирского и Ахава Израильского и принимает подарки от «сына Омри»¹⁰⁶⁸ в своей столице, престарелый монарх к концу жизни подвергается величайшей опасности вследствие возмущения собственного своего сына. Из стелы времен Шамаса Вула, (или по чтению Менана-Самси-Бина), сына и преемника Салманассара¹⁰⁶⁹, – видно, что в конце его царствования вспыхнуло великое возмущение. По-видимому один из лучших военачальников Салманассара, Дайан Ашур, заручившись согласием и именем старшего сына престарелого царя Ашур-Данин-пала, поднял под именем последнего знамя восстания и успел возмутить большую часть областей Ассирии, которые и признали над собою власть наследника престола. Всеми почти покинутый Салманассар оставался в столице царства Ниневии, которая из всех городов одна осталась ему верною.

Соображая цифры годов этих событий, мы склоняемся к мысли, что Иона был в Ниневии именно тогда, когда этому городу грозила страшная опасность быть взятым приступом возмутившимися, разграбленным и сожженным ими за верность престарелому монарху. Надо иметь в виду, что здания Месопотамии все были построены из саманного кирпича¹⁰⁷⁰, и ненавистный город был бы вероятно разрушен до основания, так как новый царь возвел бы легко столицу в другом месте.

Мы однако должны оговориться, что Роулинсон относит пребывaние в Ниневии пророка Ионы к позднейшему историческому моменту¹⁰⁷¹; но мы думаем, что во-первых пророк Иона, видевший Ииуя, – о котором говорить стела Салманассара, – жил гораздо ранее Ассур Дайана III, ко времени которого Роулинсон относит Иону, – а во-вторых в бесцветное царствование этого слабого монарха, мы не можем указать никакого особо выдающегося события, к которому можно бы было применить пророчество Ионы.

Еще заметим следующее: во времена Ионы Израильтяне должны были хорошо знать Ассирию, и в особенности Ниневию, – так как немного прошло времени с тех пор, как Ииуй, названный «сыном Омри»¹⁰⁷² в стеле Салманассара, присылал в Ниневию своих послов с дарами; и в Ассирии с другой стороны знали царство Израильское и слыхали о великом Боге Иегове.

Напомним еще, что языки еврейский и ассирийский были близко родственны другь другу, и что множество одинаковых корней в том и в другом языке делали весьма легким изучение языка другого племени; очень может быть даже, что еврей и ассириянин всегда могли понять друг друга¹⁰⁷³.

Возвращаясь к положению запертого в своей столице престарелого Салманассара, мы видим его покинутого войсками и окруженного жителями Ниневии, ожидающими с трепетом всех ужасов приступа и поголовного истребления, как это было в обычае не только во время внешних войн, но также и во время междоусобных распрей¹⁰⁷⁴. Очевидно, что в такое время, более чем когда-либо, народ в Ниневии был готов откликнуться на проповедь покаяния, и мы видим из книги Ионы, что покаяние было истинное, и что Господь поэтому отсрочил гибель Ниневии (как мы знаем – более, чем на 200 лет).

То, что мы говорим, объясняется по нашему мнению стелой Шамас-Вула, второго сына Салманассара, который впоследствии и восшел на престол Ассирии. Шамас-Вул говорить в стеле, им сооруженной, что он собрал войска в защиту отца и престола и выступил против возмутившихся, во главе которых был его старший брат, и которые успели уже захватить города: Ассур¹⁰⁷⁵, Арбелу на р. Большом Зaбе; Амиду в верховьях р. Тигра; Тель-Апни близь Орфы, и более двадцати других укрепленных мест. Шамас-Вул, согласно его стеле, берет один за другим города, взятые возмутившимися, и не дает им времени осадить Ниневию, заставив их принять сражении разбив их, прежде чем они успели подступить к Ниневии уничтожить ее. Мы считаем, что именно в этот момент, – когда судьба Ниневии висела на волоске и зависела от успеха битвы, – Ниневия принесла покаяние вследствие проповеди Ионы.

Здесь надо сказать несколько слов о разных чтениях стиха 4 главы III-й книги пророка Ионы. В тексте Семидесяти мы читаем, что Иона проповедовал, что: «еще три дня» – и Ниневия будет разрушена. – Между тем в еврейском тексте, с которого сделан русский перевод, Иона говорить: «еще сорок дней» – и Ниневия будет разрушена. Которое из этих чтений древнейшее и оригинальное – мы не можем решить, но мы напоминаем, что древняя Александрийская Библия имела перед собой еврейские оригиналы древнейшие, чем те, которые мы ныне имеем, и мы не вправе судить об ее переводе только на основании ныне существующего еврейского текста¹⁰⁷⁶. Мы хотим только сказать, что если наше предположение может быть допущено, то число трех дней не представляет собою ничего невероятного, так как участь Ниневии зависела от сражения, которое ожидалось ежеминутно. Иона, как человек, видел безвыходность положения Ниневии; но Господу Богу в Его милосердии известно было будущее, и состояние сердец покаявшихся, и зависящая от этого покаяния участь двух армий. Покаяние, очищая сердца, приуготовляет их к восприятию помощи Божией и спасению милосердной рукою Всемогущаго. Таким образом и в пророчестве о гибели Ниневии, и в спасении города от гибели покаянием – мы видим откровение, которым величественно начинаются пророческие книги Ветхого Завета, – о том, что «Бог есть Бог не только Иудеев, но конечно и язычников» (Римл. III, 29). Вспомним, что близилось время, когда позднейший Салманассар¹⁰⁷⁷ должен был увести в плен народ Израильский. Мы выше говорили о той ниве Господней, которая должна была быть подготовлена, чтобы уразуметь величие единого Бога Израилева, Которого в сердце своем принесут пленные, приведенные из Палестины, и Которого величие поймут хотя бы отчасти и те язычники, которых Саргон переселит в Палестину (4 Ц. ХVII, 24).

Мы повторяем: книгу Ионы надобно считать вступлением в тот отдел ветхозаветных книг, который носит название: «пророки». Отныне начинают раздаваться по повелению Божию голоса, указывающие на грядущее объединение человечества. До сих пор буква закона – кроме пророческого 43 стиха ХХХII главы Второзак. «веселитесь язычники» – полагала вражду между избранным народом и язычниками Палестины, требуя их поголовного истребления ввиду сохранения чистоты Израиля, ибо закон был «детоводителем» народа¹⁰⁷⁸. Но во время царства народ достигает – если не зрелости – то юности, и пред ним открываются новые горизонты. Он вступает в близкие сношения с Египтом и Финикией и Дамаском, и Вавилоном и Ассирией, позже с Персией, и должен разуметь, что он народ избранный, царственное священство, народ святой, доколе он помнит, что он носитель откровения и что он призван славить и возвещать славу Бога Единаго. Израиль и Иуда не выполнили вполне своего призвания, унизившись идолопоклонством до уровня тех, которых они должны были просвещать; но тем не менее посылка Ионы в Ниневию доказывает, что эта миссия любви – а не вражды – должна была входить в общий план жизни народа Божия.

Всему человечеству: «людям, сидящим во стране и тени смертной, воссиял свет» (Исаии IX, 1–2; Матф. IV, 16), – «свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Иоан. I, 9) – лишь с пришествием Вечнаго во времени, облеченного в образ и существо человека – Господа нашего Иисуса Христа; но как прообразование и пророчество деятельности апостолов, пророк Иона, посланный на проповедь к язычникам в Ниневию и будящий в сердцах людей, преданных исключительно плотским стремлениям, искру огня божественного и напоминающего, что у них есть душа, которая начинает возжигаться, как лампада пред Всевышним, – Иона есть великое проявление судеб Божиих в отношении к человечеству. Потому и Сам Господь благоволил сопоставить Свою проповедь и проповедь Ионы, глаголя притом: «но здесь больше Ионы» (Мате. ХII, 41).

Таково общее значение книги Ионы в каноне. После него все пророческие книги неизменно говорят о чистоте духа и сердца, о любви к ближнему, о том, что закон любви и милосердия гораздо важнее, чем закон обрядовый. Кроме того пророки изрекают пророчества не об одном Израиле, не об одних царствах потомков Авраама и Иакова, но и о других народах и царствах земли.

Но в книге Ионы содержится и нечто другое. Рассматривая ее, как общее вступление к отделу пророческих книг, мы читаем в ней как бы поучение грядущим пророкам; указание, как душа пророка воспитывается Господом, чтобы стать достойным Его орудием; читаем в ней те обязанности, которые налагаются на пророков их высоким призванием.

В книге пророка Ионы мы видим и колебания души человеческой и бессилие мысли воспрянуть на высоту повелений Божиих и возвыситься до понимания великих милосердых судеб Его, – пока Отец небесный испытаниями и бедствиями, и избавлением от них, и притчами не освятит души и мысли к полному подчинению воле Его, единой святой, единой приносящей и счастье, и благодать и радость. – Таковы и буря, постигшая корабль, на котором Иона бежит от повелений Божиих; и пребывание Ионы во чреве китовом; и извержение его на сушу; и проповедь его; и притча, совершившаяся на глазах его, и поучение, с нею соединенное, о милосердии Божием, которое, как благодатная роса успокоения и радости, оживляет сердце человеческое, мятущееся среди неразрешимых для маленького ума его жгучих вопросов.

Все таинственно, все знаменательно в этой книге пророка Ионы: и язычники, молящиеся во время бури богам своим, но требующие, чтобы и Иона молился Богу своему, Богу неведомому им, и тем показывающие, что они ищут Бога истинного (Ср. Деян. ХVII, 27). Они суть тип тех народов, живших вне откровения, в которых однако никогда не умирала неиссякающая жажда познать истинного Бога. – Сам Иона есть тип истинного Израильтянина, честного и благочестивого, но сурового и упрямого (жестоковыйного), который глубоко огорчается тем, что Господь помиловал Ниневию; в нем совершенно отражается характер народа Израильского с его полным презрением ко всем другим народам, которых он считает недостойными какой бы то ни было милости Божией¹⁰⁷⁹. А между тем сколько чувства доброты выказывают корабельщики язычники после того, как жребий указывает на Иону; как они колеблются выбросить его в море. И бросая Иону в море по его настоянию, они взывают к Иегове (Иона I, 14) и молятся, говоря: «да не вменишь нам кровь невинного, ибо Ты, Господи, соделал, что угодно Тебе».

Таинственно и поглощение Ионы великой рыбой, которой Иегова «повелел поглотить Иону» (II, 1)¹⁰⁸⁰, и которое прообразовало погребение в недрах земли пречистого тела Господа нашего Иисуса Христа (Матф. ХII, 39 – 40 и парал.). Трогательно покаяние Ниневитян, – этих погрязших во грехах своих язычников, которые во вретищах и пепле вопияли к Всемогущему, сознавая, что только милосердие Его может спасти их, и что они недостойны Его милостей, ибо, говорили они: «Кто знает, может быть Бог еще умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев Свой, и мы не погибнем» (Ионы III, 9).

Чрезвычайно замечательно сказание об огорчении сурового Израильтянина, который сетует о том, что Ниневия не погибла, и глубоко умилительно сказание о том милосердном действии и слове Божием, которым Он поучал Иону и вместе с ним весь Израиль:

«Тогда сказал Господь: ты сожалеешь о растении, над которым ты не трудился и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало. Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота» (IV, 10–11).

По поводу определения обширности Ниневии на основании последних слов книги пророка Ионы и ее значения в мировой истории, нам придется несколько остановиться на этом предмете.

Мы выше видели, в каком положении была Ниневия в минуту возмущения против престарелого монарха большей части государства, когда во главе этой смуты стояли старший сын царя Ашур-Данин-пал и военачальника Дайан Ашур. Но Ниневия несколько раз находилась в опасности во время смут, повторявшихся в Ассирии, и всякий раз по окончании их увеличивалась и богатела и не утрачивала своего величия и влияния, доколе не пробил час, Богом ей назначенный. Тогда только пала она, когда по велению судеб Божиих со сцены всемирной истории начали сходить Семито-Кушитиские племена, заменяемые великим потоком Арийских завоевателей, изменивших весь строй культурной жизни древнего мира и внесших в нее более светлое миросозерцание и ум, чрезвычайно восприимчивый к пониманию великих откровенных истин, которые явлены были роду Евера.

В то время, о котором мы говорим, племя Семитов вообще было преобладающею расою в передней Азии, и столица важнейшего из Семитских царств, Ниневия, была столицею тогдашнего политического и культурного мира; она стала вследствие этого и столицею торгового мира, так как в ней был узел всех торговых путей, связывавших глубь Азии с западной торговлей Финикиян.

Со Средиземным морем и с Сирией и Палестиной и Аравией Ниневия связывалась несколькими путями, из которых более важные¹⁰⁸¹ суть: северный путь к Евфрату с разветвлением на две переправы через реку, на Типсах и Каркемишь. От этих переправ шли караванные пути на Алеппо и на гавани Средиземного моря, а также южнее на Дамаск¹⁰⁸², который служил складочным пунктом и местом обмена товаров Месопотамии с Аравией и с Палестиной и с Финикией. Мы обратим внимание между прочим на предложение плененного Венадада Дамасского Ахаву о некоторых торговых площадях в Дамаск, которые он отдавал царю Израильскому (см. выше по поводу 3 Ц. XX, 34). Что же касается вообще всего движения торговли между городом Ниневией и наследником его власти Вавилоном и западом, то нет ничего поучительнее ХХVII главы Иезекииля, которая указывает какие именно товары откуда шли и куда.

В числе западных путей от Ниневии к Евфрату весьма был важен самый северный путь на Низибис и Орфу, потому что он был по-видимому и операционным базисом для войск, занимавших северную Месопотамию и державших в повиновении народы, населявшие скаты и ущелья Тавра. Прямо на север от Ниневии шел путь в страну Алародов, или Урарти, к озеру Вану с одной стороны, и в нынешнюю Грузию с другой. По этому пути шел Ксенофонт от Меспилы (Ниневия)¹⁰⁸³ к берегам Черного моря, но этот путь документально указан и в летописях Ассирии IX века о походах Салману-Ассира (сына Ассур-изир-пала) и Дайан-Ассура. Монархи эти ходили по этому пути для занятия страны от Урмии и озера Вана к северу до Кавказского хребта и наказания за возмущение храбрых ее жителей¹⁰⁸⁴. По этому вероятно пути (кроме торговли морской по Черному морю) шли медные изделия Халибов и Мосхов в Ниневию и далее на Вавилон (Ср. Иез. ХХVII, 13). К югу от Ниневии шел путь по левому берегу Тигра, который поворачивал на восток по ущелью Б. Заба и доходил мимо горы Загроса (где знаменитая надпись Бисутуна) до Екватаны и далее на восток вероятно до Бактры и связывался с другими путями, уходившими в глубь великой Азии¹⁰⁸⁵.

Южный путь по левому берегу Тигра от Ниневии переходил после отделения от него восточного пути на правый берег Тигра, направляясь на юго-запад к Вавилону и Персидскому заливу. Весьма вероятно поэтому, что Ниневия, – как Вавилон, как царство Израильское при Соломоне, как Финикияне, – имела прямые сношения с Индиею. Мы не упоминаем о других торговых путях, кои связывали Ниневию с Аравией и Еламом (Сузианой) и другими местностями, чтобы завлекло нас далее, чем нужно. Достаточно здесь сказать, что Ниневия, не только как столица сильных воинственных монархов, но и как складочное место с четырех сторон света, должна была занимать значительное пространство и иметь большое количество жителей. По этому поводу мы однако должны сказать, что мы не разделяем взглядов тех комментаторов, которые по поводу выражения II-го стиха главы IV – «не умеющих различить правой руки от левой» – разумеют детей и потому полагают что, народонаселение Ниневии простиралось свыше шестисот тысяч человек. (Некоторые считают в Ниневии более миллиона жителей). Нам кажется, что в выражение последнего стиха, которым заканчивается книга пр. Ионы и в котором выражается милосердие Творца к язычникам, надо разуметь не четверть населения, т.е. детей, а почти¹⁰⁸⁶ все население, не умевшее отличать добра от зла вследствие темноты, в которой находился ум их. Господь жалеет совокупность всех почти жителей, потому что они впадали в преступления, не разумея даже, что это зло, утратив совершенно память о первом откровении и даже о законах Ноевых, которые оставались в памяти многих более чистых племен Иона однако успевает разбудить в их душах заглушенные, но не умирающие законы совести, которые заглохли в среде развратной, под гнетом языческих обычаев и предрассудков и растлевающих нравов, которым покровительствовал языческий культ. Вследствие всего этого мы разумеем под словами «не умеющих отличить правой руки от левой» – как мы выше сказали – весь народ, населявший город, кроме некоторых жрецов, которые может быть сознательно держали в темноте чернь. Этих «умеющих различить правую руку от левой» Господь может быть и не пожалел бы, но Он пощадил массу темного люда. Заметим, что в том же стихе добавлено, что в Ниневии, кроме «не умеющих отличить правой руки от левой» было «множество скота», и что милосердие Господне простерлось и на этих бессловесных животных. Нет ли в этом указания, что развитие темных масс людских не далеко ушло от животного инстинкта?

Где именно лежала Ниневия? Вопрос этот решен несомненно раскопками Лейарда в сороковых годах нашего века¹⁰⁸⁷. Столица Ассирии находилась против нынешнего Моссула на левом берегу Тигра, при устье вливающегося в него с левой нагорной стороны верхнего Заба. На этой местности находится большой холм, на котором выстроилась маленькая деревня Куюнджик. Лейярд начал раскопки в этом холме и открыл в нем развалины великолепного дворца, который построен был из кирпичей, высушенных на солнце, но стены которого были одеты алебастровыми плитами с вырезанными на них горельефом разными изображениями, на которых найдены иногда следы красок¹⁰⁸⁸. Недалеко от этого большого холма высится другой холм, называемый Неби-Юнус, или могила Ионы, которую чтут мусульмане по преданию их. Есть следы, что когда-то Тигр протекал гораздо ближе к развалинам дворца, чем ныне, и по-видимому стены города стояли на самом берегу Тигра. Это были высокие и толстые стены, окружавшие весь город, все протяжение которых должно было быть (по указанным выше авторитетам) до десяти англ. миль. Город представлял собою удлиненный паралеллограм, вытянувшейся по берегу Тигра¹⁰⁸⁹.

Возвращаясь к книге Ионы, мы поэтому и выражение III, 3–4 разумеем в том смысле, что нужно было употребить по крайней мере три дня пути, чтобы обойти все стогны града для проповеди, а не так, – как разумеют некоторые, – что город из конца в конец представлял чудовищное расстояние трех дней пути. Возьмем в самом деле текст; вот что он говорит в прекрасном нашем переводе, с которым вполне согласуются лучшие комментарии:

«Ниневия же была город великий у Бога на три дня ходьбы. И начал Иона ходить по городу сколько можно пройти в один день, и проповедовал»...

Для нас несомненно, что записанное в этих словах сказание имеет в виду не определить величину города путевою мерою дня, а имеет в виду проповедь Ионы, который должен был употребить три дня, чтобы обойти площади и стогны града и говорить на них, дабы все жители града могли узнать о воле Божией и о призыве к покаянию. Таким образом для нас Ниневия согласно и исследованиям ее местности – представляет приблизительно площадь не более пяти или шести кв. миль, достаточных для населения в 120 тысяч душ. При этом мы конечно отвергаем все те предположения, которые высказаны, чтобы доказать, что город в один конец имел три дня пути. Чтобы доказать это, необходимо было включить в состав этого фантастического города все развалины, носящие имена Кхорсабада и Нимруда и Керелеса, вследствие чего получалась площадь в 216 кв. миль, т.е. в десять раз большая, чем та, которую занимает город Лондон. Роулинсон¹⁰⁹⁰ прибавляет к этим соображениям, высказанным им, еще следующее: «Заметим, что развалины Кхорсабада, Керемлеса, Нимруда и Куюнджика имеют на кирпичах своих штемпеля совершенно различные. Нимруд есть библейский Халах; Кхорсабад есть Дур Саргина, – это памятник времен Саргона; в Керемлесе кирпичи носят известный в науке гвоздеобразный знак, которого звуковое значение пока неизвестно». Что же касается развалин в Куюнджике, о которых мы теперь говорим, то: «The name of Nineveh is read on the bricks», т. е. «имя Ниневии читается на кирпичах»¹⁰⁹¹.

Но и в указанных нами выше размерах город Ниневия мог быть назван «городом великим», и площадь его была достаточна, чтобы, кроме жилья, окруженного садами, заключать в себе, как все восточные города, и обширные пустыри, занятые пастбищами и огородами и даже посевами хлебных растений.

Предпослав все эти соображения, мы просмотрим вкратце самый текст книги Ионы, начертанной если не самим пророком, то конечно одним из учеников его¹⁰⁹².

Глава I, 1–2.

«И было слово Господне к Ионе, сыну Амафиину: встань, иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в нем, ибо злодеяния его дошли до Меня».

Прежде всего мы заметим, что частица и, которою начинаются многие священные ветхозаветные книги (напр. Лев. I, 1; Числа I, 1, и пророки Иеремея I, 4; Осии I, 2; Амоса I, 2), указывает на связь, существующую в мыслях пишущего эту книгу, с другими священными книгами. Это замечание английских богословов, которые указывают еще, что иногда в этом же смысле можно переводить эту частицу словом тогда, в то время. Начертатель книги Ионы, по всей вероятности принадлежавший к одной из пророческих школ, имеет в виду одну из летописей, послуживших впоследствии к составлению книг Царств и Паралипоменон.

Отцом Ионы назван некто Амафия, который нам не известен; этого имени мы не встречаем в других местах Св. Писания, кроме 4 Ц. XIV, 25, где говорится о нем же, как об отце Ионы пророка. Некоторые¹⁰⁹³ производят это имя от слова емеф, правда.

Мы выше говорили уже о важном значении повеления Божия Израильтянину идти на проповедь к народу языческому. Раб Иеговы, посылаемый на проповедь правды к народу, не освещенному светом откровения, уподоблялся ангелу, прообразовал Апостола. Не мог он среди язычников напоминать им об откровении; он вносил откровение, слово Божие, к ним обращенное. Выражение: «злодеяния города дошли до Меня» очень подобно тому, которое мы читаем в Быт. ХVIII, 20: «вопль Содомский и Гоморрский велик он: и грех их тяжел он весьма»; или подобно тому выражению, которым означаются грехи, наказанные потопом: «И воззрел Господь Бог на землю, и вот она растленна... ибо земля наполнилась злодеяниями» (Быт. VI, 12–13), то есть (см. пр. в Св. Летописи in loco): «Бог уже не мог более покрывать грехи ее Своим долготерпением от взоров Своего правосудия».

При умножении беззаконий Господь всегда посылает явные предупреждения о грозящей гибели. Предупреждения эти многообразны: являются они или в виде несчастий и народных бедствий, или изрекаются устами «проповедников правды», каковым был Ной в свое время¹⁰⁹⁴, и все пророки, и все посланные Божии. В эти великие минуты переживаемого кризиса будущее народных масс, и племен, и государству и городов зависит от них самих. Опомнится большинство, поймет ложность пути, которым оно идет, поймет ложь проповеди неверия и свободы разврата, возмутится против этой лжи, – и народ спасен. Господь по милосердию Своему отменяет приговор и удаляет бедствие, и, – как видел то образно Давид на гумне Орны, – Господь глаголет ангелу Своему, поражавшему народ: «Довольно, теперь опусти руку свою»¹⁰⁹⁵.

Не опомнится народ, не поймет дня посещения своего, – и он исчезает с лица земли; имя его забывается, как живая сила, и народ, или город воспоминаются лишь, как развалины бывшей славы и красоты, и силы и могущества.

В такие минуты кризиса мы застаем Ниневию, когда вопль от злодеяний, в ней совершаемых, доходит до престола справедливости Божией, но Господу угодно еще было послать в этот «город великий», в этот центр культуры и торговли и администрации Ассирии, пророка Своего, как Ангела, предвозвещающего о грозящей ему гибели.

Но пророк пугается мысли об этой великой миссии.

I, 3. «И встал Иона, чтобы бежать в Фарсис от лица Господня».

Мы конечно с сожалением смотрим на пророка, думающего скрыться от Бога всемогущего, всеведущего, вездесущего. А между тем, как правдиво сказание об этом человеческом чувстве, которое возникает именно тогда, когда ум и сердце встревожены и мысль теряет свою трезвенность¹⁰⁹⁶. В большей части случаев когда человеку грозит, – как он думает, – бедствие, или тяжелая предстоящая ему обязанность, первою является мысль – нельзя ли спастись бегством, куда-нибудь уйти, уехать. Эта аберрация ума до того сильна и притом обычна, что человек часто думает переменой места спастись даже от душевных и телесных болезней, которые он носит в себе. Поэтому в Ионе мы не видим неверия, а видим только страх, потрясший его нервы и затемнивший его мысль до совершенного ее помрачения.

I, 3... «И пришел в Иоппию, и нашел корабль, отправляющийся в Фарсис; отдал плату за провоз, и вошел в него, чтобы плыть с ними в Фарсис от лица Господа».

Что надо разуметь здесь под именем Фарсиса? Этот вопрос разрешаем был не всеми одинаково. Флавий Иосиф говорит, что Иона сел на корабль, чтобы плыть в Киликию¹⁰⁹⁷. Некоторые же¹⁰⁹⁸ читают вместо Фарсиса Кархидон, т. е. Карфаген, опираясь на чтение LXX в Исаии ХХIII, 14, где вместо еврейского «рыдайте, корабли Фарсисские» – по-гречески переведено: «плачитеся, корабли Кархидонстии». Заметим однако, что в книге Ионы греческий текст удерживает имя Фарсис.

Большая однако часть комментаторов разумеют в книге Ионы древнюю финикийскую колонию Тартесс на Гвадалквивире (Бэтис), под именем которой разумеется и самая приморская область в юго-западном углу Иберии (Испании), лежавшая на нижнем течении реки Гвадалквивира (Бэтиса), – и город при дельте этой реки¹⁰⁹⁹. Город Фарсис или Тартесс, по всей вероятности был древнейшим поселением Финикиян в Испании, и Гадес (Кадикс) лишь позже стал известен, как важнейший финикийский порт, в котором сосредоточилась вся торговля Финикиян на крайнем западе.

Иона, как мы видим, избирает самый отдаленный на западе известный ему пункт, чтобы, – как думает он в объявшем мысль его мраке, – бежав в него, уклониться от исполнения того нравственного труда, который возлагает на него Господь. В этом ненормальном состоянии ума он входит на корабль, идущий в Фарсис, чтобы бежать «от лица Господа».

Один ли страх заставлял Иону бежать от возлагаемого на него нравственного и физического труда, – или к этому чувству примешивалась и ненависть к Ниневитянам? так ставят этот вопрос некоторые западные богословы.

Мы нашли некоторые интересные по этому поводу мысли у английских богословов¹¹⁰⁰. Мы говорили выше на основании найденных в Ассирии надписей, что это сильное государство делало уже неоднократно нападения на Сирию и Палестину во времена Аккабу¹¹⁰¹ и Ииуя. Иона сам был горячим патриотом и жаждал восстановления силы царства Израильского (4 Ц. XIV, 25). Поэтому, получив повеление идти на проповедь в Ниневию и лично желая ее скорейшего разрушения и гибели, как ненавистного центра деспотизма, тяготевшего над всеми народами передней Азии, – он конечно не мог желать проповедовать в ней покаяние, которое могло быть причиной пощады города по милосердию Господа. Поэтому он (Ионы IV, 2) после пощады города и вопиет: «не это ли говорил я, когда еще был в стране моей? Потому я и побежал в Фарсис, ибо знал, что ты Бог милосердый и долготерпеливый»... Поэтому-то он так и огорчился, когда город был пощажен и гибель его отменена¹¹⁰², а вследствие этого мы вправе и предположить, что к страху присоединилось и другое чувство, еще усилившее потемнение его рассудка, – а именно ненависть к Ассирии.

Иона садится на корабль в Иоппии (Иаффе), <текст частично отсутствует. – прим. эл. редакции> Соломона (2Пар. II, 16) служила портом Палестины <…> местности это не гавань, а довольно опасный рейд. <…> повеление Божие было объявлено Ионе в Гафхефере¹¹⁰³<…> не менее как в двух днях пути от Иопии: у него сложилось твердое намерение не исполнять повеления ему данного; и он с упорством, свойственным<…> упрямому» племени, идет в сторону, противную той в которую послан, с целью пробраться на дальний запад<…> ему приказано было идти. <…>

Корабль, на который входить Иона, несомненно финикийский хотя корабельщики могли принадлежать к разным родам¹¹⁰⁴

I, 4. «Но Господь воздвиг на море крепкий ветер, началась на море великая буря, и корабль готов был разрушиться. <…>шились корабельщики и взывали каждый к своим богам, стали бросать в море кладь с корабля, чтобы облегчить его. Иона спустился во внутренность корабля, лег и крепко уснул.

После нескольких дней беспокойства душевной муки и усталости от пути Иона думает, что достиг желаемого. Получив некоторое нравственное успокоение, засыпает, презирая опасность. Буря начинается по особому произволению Божию и делается столь сильною, что корабль подвергается опасности быть разбитым о скалы, или берег Палестины. Моряки, опытные в навигации, выкидывают груз<…> вопият к богам своим – «каждый к своему богу, оказывается, что экипаж корабля состоял из язычников. Один Иона спит.

I, 6. «И пришел к Иону начальник корабля и сказал ему: что ты спишь? встань, воззови к Богу твоему; может быть Бог (Елогим) вспомнит о нас, и мы не погибнем».

В речи начальника корабля слышится выражение того внутреннего чувства, на которое указывают многие новейшие писатели¹¹⁰⁵, – что Божество и понятие о вечном Боге жило всегда в сердцах людей совершенно независимо от мифических измышлений, и что язычники, не отдавая себе в этом ясного отчета, чувствовали сердцем одного Бога Промыслителя и Царя мира. Выражения, общие и язычникам, – как напр. – «так Богу угодно», «пусть будет воля Божия», «Богу известно» и тому подобные, без означения имени какого-нибудь языческого божества, встречаются и у Гомера, и у Гезиода¹¹⁰⁶, и суть драгоценные памятники и свидетели, что не из фетишизма и политеизма выработалось верование в единого Бога, а напротив многобожие выработалось из монотеизма посредством обожения атрибутов божества, сначала постигаемых как свойства Божества, а впоследствии отделяемых от него и чествуемых отдельно¹¹⁰⁷. Но присущее человеку верование, – которого начало в первом откровении, – о Едином Боге – никогда в сущности не умирало, а продолжало жить в сердцах и в речи народа, несмотря ни на какие разветвления политеистического древа.

«Молись и ты», говорит Ионе корабельщик, не зная еще (ст. 8), что он Израильтянин, а говоря просто человеку, кто бы он ни был, и голос которого может быть дойдет до Высшаго Божества (Елогим) без определения имени, потому только, что этот человек быть может чище других¹¹⁰⁸, а Бог есть общий всем Отец. Таково по-видимому значение слов начальника корабля.

I, 7. «И сказали друг другу: пойдем, бросим жеребья, чтоб узнать, за кого постигает нас эта буря. И бросили жеребьи, и пал жеребей на Иону».

8. «Тогда сказали ему: скажи нам, за кого постигла нас эта беда? какое твое занятие, и откуда идешь ты? где твоя страна, и какого ты народа?»

9. «И он сказал им: я Еврей, чту Господа (Иегову), Бога небес, сотворившего море и сушу!»

Нам кажется, что между 9 и 10 стихом есть пробел, в котором должно бы было находиться сказание Ионы о своем непослушании Богу. См. следующий стих.

10. «И устрашились люди страхом великим, и сказали ему: для чего ты это сделал? ибо узнали эти люди, что он бежит от лица Господня, как он сам объявил им.

11. «И сказали ему: что сделать нам с тобою, чтобы море утихло для нас? ибо море не переставало волноваться».

12. «Тогда он сказал им: возьмите меня и бросьте меня в море, и море утихнет для вас; ибо я знаю, что ради меня постигла вас эта великая буря».

13. «Но эти люди начали усиленно грести, чтобы пристать к земле, но не могли; потому что море все продолжало бушевать против них».

14. Тогда воззвали они к Господу (Иегове) и сказали: молим Тебя, Господи (Иегова)! да не погибнем за душу человека сего, и да не вменишь нам кровь невинную; ибо Ты, Господи, соделал, что угодно Тебе! (15). И взяли Иону и бросили его в море, и утихло море от ярости своей. (16). «И устрашились эти люди Господа (Иеговы) великим страхом, и принесли Господу (Иегове) жертву, и дали обеты.

Начальник корабля будит неизвестного ему спящего человека во-первых для того, чтобы он молился Божеству; во-вторых для того, чтобы он вместе с другими бросал жребий и присутствовал лично при этом действии, считавшемся весьма важным в древнем мире¹¹⁰⁹. В Священной Летописи по поводу Урима и Туммима (Исх. XXVIII, 30) мы указывали на мнения некоторых ученых – в числе которых Михаелис, Гезениус, Фюрст, Винер и др., – что этот способ вопрошения о воле Господней по всей вероятности имел также характер жребия. Наконец и в истории Христианской церкви мы видим, что имя ученика, долженствовавшего заменить изверженного из среды Апостолов, было после молитвы одиннадцати указано жребием (Деян. I, 14). Поэтому хотя человеку вообще запрещено пытаться проникнуть в будущее¹¹¹⁰, но жребий при молитве допускался всегда в собрании верующих, как средство узнать волю Божию.

Заметим, что только тогда, когда жребий указывает на виновность Ионы, – люди, находившиеся на корабле, приступают с расспросами к Ионе, который по-видимому рассказывает им свое видение, и как он думал бежать, чтобы не исполнить воли Божией. Это явствует из 9-го стиха, – который по-видимому сокращен последними редакторами книги Ионы, как мы говорили выше, – и из последующего 10-го стиха, из которого очевидно, что Иона откровенно поведал всем о грехе своем. Может быть впрочем редактор книги Ионы, записывая все это событие, и имея в виду, что грех Ионы рассказан в начале этой главы, не считал нужным повторять это сказание второй раз. На этом основании некоторые комментаторы, признавая текст книги не измененным и не сокращенным, видят в этом кажущемся пробеле сильное доказательство того, что книга Ионы начертана им самим. – Только главное действующее в книге лицо могло взять на себя сжать рассказ в такой форме, которая представляет краткая воспоминания о событиях его жизни; и притом ряд событий рассказан в том порядке, в каком они следовали, начиная с греха упорства, возникшего в душе пишущего и рассказанного прежде того, как он сел на корабль и корабельщики вынудили у него признание о нем.

Признавая пред всеми свою вину и громко провозглашая себя рабом Господа Бога своего, Иона возвращается на путь долга, подчиняясь всем ясным для него последствиям такой исповеди. Он знает, что он должен быть выкинутым в море.

Но язычники колеблются. Эти язычники, находящиеся в темноте мысли, имеют однако в душе драгоценный свет страха Божия и человеколюбия. Они ужасаются его неповиновение Божеству, восклицая: «зачем ты сделал это?» И потом чувствуют к нему жалость: «что сделать нам с тобою, чтобы море утихло?»

Великое нравственное поучение получает Иона, – Израильтянин ненавистник язычников, – от презренных, погрязших в идолопоклонстве людей! И он в книге своей, – кем бы она ни была написана: им ли самим, или учеником его по его указаниям,– не скрывает этого великого урока, им полученного, как он не скрывает и другого великого урока в конце своей книги, по поводу той печали, которая обуяла его от того, что Ниневия не погибла. С полным самоуничижением он выставляет напоказ самым рассказом своим, как велико милосердие Божие, и как оно указало ему и светлые стороны души людей, – хотя пребывающих в язычестве, – и указало ему, как мелка и злобна была его собственная душа пред Всевышним, пока она не была просвещена высшим светом явленного ему закона милосердия.

Таким образом книга Ионы настойчиво указывает, что если среда, в которой жили язычники, была дурна и пагубна, – то с другой стороны среди них было много прекрасных человеческих душ, которые не были безвозвратно утрачены для вечного блаженства, ибо и они были спасены пришествием в мир Господа нашего Иисуса Христа, так как в душе их хранился священный огнь Божией правды и любви, возженный в душе человеческой при творении и не погасший еще окончательно¹¹¹¹. Следующие стихи еще яснее рисуют, сколько добра было в этих душах.

Несмотря на выпавший на Иону жребий, обрекавший его на смерть, и несмотря на грозящую им гибель корабельщики не хотят исполнять над ним приговора, хотя Иона с полным убеждением – и в своей виновности, и в том, что с его погибелью буря утихнет, – требует исполнения приговора. А язычники все колеблются; им жалко этого человека, этого иноплеменника, потому что они лучше его знают, что он брат им по человечеству. Они начинают усиленно работать веслами, чтобы попытаться пристать к берегу, или выкинуться на него с судном. Они все еще надеются, что им не придется выкидывать в море Иону, так как мера эта возмущает их человеколюбивые души. Видя наконец, что силы их ослабевают и что им нет спасения, они возносят к Господу (ст. 14),-т. е. к Иегове, которого чтит Иона, – трогательную молитву, в которой они просят Его «не вменить им кровь невинную». В этой молитве они высказывают еще понимание, что одна воля Божия есть закон для материального и нравственного мира: «Ты, Господи, соделал, что угодно Тебе».

Иону выкидывают в море, и буря утихает. Это так поражает язычников, что они прославляют имя явленного им в сей день Всемогущаго Бога, имя Которого Иегова. Они приносят жертвы и дают обеты. Мы не знаем, в чем заключались эти обеты, но не невозможно, что они выражали обещание идти в Иерусалим и поклониться Иегове в знаменитом на всем востоке, – а тем более в Финикии – храме, построенном Соломоном.

Вспомним молитву его при освящении храма: «Если и иноплеменник, который не от Твоего народа.... приидет из земли далекой ради имени Твоего, – ибо и он услышит о Твоем имени великом и приидет он и помолится у храма его: услышь с неба, с места обитания Твоего, и сделай все, о чем будет взывать к Тебе иноплеменник, чтобы все народы земли знали имя Твое!...».

Мы видим, как исполняется эта молитва мудрого царя, освященного благодатью Духа Божия. Мы видим также, как пророк Иона, по особому произволению Божию, является вольно и невольно деятелем в этом исполнении воли Божией. Как с одной стороны на дальнем востоке тогдашнего культурного мира Ниневия в слезах и прахе падает пред великим именем Иеговы, – так с другой стороны корабельщики на Фарсисском корабле, – на корабле дальнего плавания, ходившем за Геркулесовы столбы, – разносят по миру славословие великого имени Иеговы, чудеса и милости Которого они видели; и великое имя сие становится известным и на берегах Африки, и в Испании, и в тех северных портах, – куда Финикияне ходили за оловом и янтарем.

И души человеческие начинают задумываться над именем Бога, которое означает: «Во веки Живущий».

Глава II.

I. «И повел Господь большому киту поглотить Иону, и был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи».

Мы говорили выше, что в переводе Семидесяти стих первый главы второй читается так:

«И приуготовил (προσἑταξε) Господь большую рыбу (χῆτει μεγἁλω) да поглотит Иону».

И в Вульгате читаем: «Et preparavit Dominus piscem grarndem, ut deglutiret Jonam».

Тоже выражение «приуготовил» встречаем и в главе IV, 6–8 о растении, о черве и о ветре знойном¹¹¹², с указанием очевидно на особые чудесные события, вне общих законов природы, совершившиеся по воле Творца для известной цели. Поэтому, едва ли необходимо входить в обычные исследования о том, что книга Ионы говорит не о том млекопитающем, которое носит название кита и которого горло слишком узко, чтобы проглотить человека, а о каком-либо другом морском чудовище. Достаточно сказать, что в греческом слово χῆτος на языке Гомера означало всякое морское чудовище¹¹¹³. Лишь относительно поздно слово это стали употреблять для обозначения большой рыбы, известной под именем cetus (кит). Мы здесь приведем только несколько слов из комментария Шмидера «die Ргорheten» (Jonah in loco).

«Мы не знаем – ни какая это была рыба, которая поглотила пророка Иону, – ни почему она появилась здесь: мы знаем только, что Господу угодно было совершить это чудо, которое мы назовем типическим. В этом чуде рыба означает то пространство, в котором заключен был Иона, – как чрево матери заключает младенца, имеющего родиться, и как лоно земли есть место, где покоится тело усопшего, имеющего воскреснуть к новой жизни и к свету. Для Ионы действительно чрево китово было как бы чрево матери, из которого он родится в новую жизнь».

Что же касается до прообразовательного значения этого чуда, то мы знаем, что пребывание Господа нашего Иисуса Христа «в сердце земли»¹¹¹⁴ уподоблено пребыванию Ионы во чреве китовом. Но мы знаем еще, что «во гробе плотски, во аде же с душею» был Господь, который «сущим в темнице духовом сошед проповеда» (1Петр. III, 19). Поэтому Иона есть еще прототип тех душ, которые обитали во мраке преисподней, когда Господь воззвал к ним и вызвал их к свету.

Прежде однако освобождения своего из своего заключения Иона молится и кается перед Господом во грехе своем. Большая часть его молитвы состоит из частей псалмов, как видно из примечаний наших в нижеследующей молитве¹¹¹⁵.

11. «И сказал Господь киту, и он изверг Иону на сушу».

Тогда возрожденный Иона получает вторичное повеление Господне: «Встань, иди в Ниневию» (III. 1–2).

Иона в заточении и мраке молится и молитвой возвращается к свету правды. Молитва эта рисует скорбь и нравственное страдание, а не телесную муку. Конечно он вспоминает о своем ужасном положении, но в душе его преобладает скорбь о том, что он «отринут от очей Господних (Ионы II, 5) и вера, что он «опять увидит святой храм Господень» (id. ib.), и что «Господь выведет душу его из ада» (ст. 7). В этой молитве мы укажем еще, что как только Иона возложил печаль свою на Господа и обратился к Господу, тогда же воскресла в нем надежда, и он с верою восклицает (ст. 8): «молитва моя дошла до Тебя, до храма святого Твоего».

В стихах 9 и 10 он изрекает пророчество о себе, не ведая о том, что оно сбудется на нем, так как он не ожидал того. Он говорит сначала о «чтущих суетных», т.е. об идолопоклонниках, и прибавляет, что он «вознесет жертву хвалы», совершенно подчинившись воле Божией, в чем он дает обет.

Хвала Господу и прославление имени Его в том и заключались, что Иона провозгласил святейшее имя посреди Ниневии, которая покаялась и прославила имя Иеговы.

Глава III, 1–3.

«И было слово Господне к Ионе вторично: встань, иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в ней, что Я повелел тебе. И встал Иона, и пошел в Ниневию по слову Господню».

Чрезвычайно многознаменательно, что первые пророки после разделения царств, о которых мы имеем сведения в Библии, суть пророки, посланные в Израиль, – который стал страною языческою, – и имеющие влияние и на близлежащие языческие страны¹¹¹⁶, – и пророк, посланный в Ниневию. Это весьма важный момент в жизни человечества. «Острова языков» (Быт. X, 5), – как называет Библия обособленные племена вследствии разделения, последовавшего между наречиями, – есть чрезвычайно верное выражение для обозначения отсутствия каких бы то ни было общечеловеческих интересов, или международных симпатий в древнем мире. Правда, – как мы выше говорили, – в мирное время торговля соединяла некоторые народы временно, но войны велись часто, – чтобы не сказать непрерывно, – и тогда горе не только побежденному, но и стране, в которой он обитал. Языки конечно удержали по расам тожество корней и грамматических форм¹¹¹⁷, и вероятно некоторый племена, родственные по происхождению, – в особенности Семиты, – могли понимать друг друга; но религиозная рознь и убеждение, что народ победитель имеет и богов, которые побеждают богов побежденного народа¹¹¹⁸, делали невозможными братские чувства между жителями разных стран.

Но вот наступает тот важный момент, о котором мы говорим, и которого начало мы относим к торжественному освящению храма в Иерусалиме, когда в пророческой молитве своей, принятой с благоволением Господом Богом, Соломон испрашивал милостей и для иноплеменников, приходящих в храм Всемогущаго (3 Царств VIII; 2Пар. VI, VII, 1). И когда храм Иерусалимский стал таким образом храмом всего человечества, тогда мы видим, как в следующее затем столетие имя Господа проповедуется и славится не только в Израиле, – который почти совершенно увлечен языческим потоком, – но и среди Финикии чудом Илии пророка, среди Моава во время похода царей против Месы; среди Дамаска посредством исцеления Неемана и помазания Азаила; среди Apaвийских и Идумейских племен со времени побед Давида и славы Соломона и чуда Елисея. Что Египет знал имя Иеговы и в тайных своих учениях разумел единство Творца, – в том кажется нет причины сомневаться¹¹¹⁹; что Филистимляне также знали могущество Иеговы, мы видим из сказания о взятом ими и возвращенном ковчеге завета. Таким образом весь почти культурный мир знал о великом Боге, покровителе Евреев, которого имя есть «Живущий вечно». Менее других, может быть, его знала Ассирия, но и дальний – того времени – восток должен был узнать могущество Господа и, павши, поклониться Ему.

Поэтому Господь наш Иисус Христос, указывая на жизнь пророка Ионы и на совершившиеся с ним события, изволил указывать не только на прообразовательное их значение¹¹²⁰, но и на начало той проповеди, которая, просвещая народы догматом о Едином Боге, приуготовляла их к воспринятию другой позднейшей и высшей проповеди о воплощении Сына Божия по милосердию Творца и Отца всех народов.

Общечеловеческие предания о грядущем Избавителе от зол, перешедшие от праотцев ко всем народам, в сущности никогда не умирали и не исчезали из памяти их¹¹²¹. В прежних наших трудах мы также не раз говорили о том, что многие мифические герои, или некоторые известные боги, во всех племенах носили в приписываемых им образах отблеск древнейших преданий об ожидаемом с тоскою Избавителе от всех зол¹¹²². С одной стороны, – как мы говорили, – в Иерусалиме храм зовет к себе иноплеменников; с другой стороны имя Иеговы проповедуется, и в странах языческих является понятие о Едином Боге.; но вместе с тем – в особенности в странах Арийских, – растет благотворная тоска о правде, соединенная с ожиданием Избавителя, следы чего мы видим во многих дошедших до нас пророчествах, ходивших между язычниками¹¹²³. Таким образом, в связи с таким ожиданием проповедь Ионы в Ниневии невольно связует великое имя Иеговы и с избавлением города, и с преданием о великом Избавителе от зол.

III, 3 (продолжение этого стиха):

«Ниневия же была город великий у Бога, на три дня ходьбы». Мы выше уже высказали наше мнение о том, что площадь растянутого прямоугольника по берегу Тигра, которую занимала Ниневия, не заключала в себе местностей Хорсабада и Нимруда и Керемлеса, а ограничивалась гораздо меньшими размерами, так что протяжение стен, которыми она была обнесена, не превышало двадцати верст, а количество ее жителей немногим было более 120 тысяч, так как под именем «неумеющих отличить правой руки от левой» разумеется, – как мы думаем, – все чернорабочее население города. Поэтому и выражение «на три дня ходьбы» связуется со словами следующего стиха 4-го, по которому «Иона начал ходить по городу», т.е. не проходил шагом путника город по его длинной оси, – что не имело бы никакого значения, – а употребил на то, чтобы обойти все площади и улицы города, – везде останавливаясь и проповедуя, – целых три дня.

III, 4. «И начал Иона ходить по городу, сколько можно пройти в один день, и проповедовал, говоря: еще сорок дней, и Ниневия будет разрушена»¹¹²⁴.

Проповедь Еврея посреди Ассириян представляет много интересных вопросов. На каком языке проповедовал Иона, чтобы быть понятым народом? Не знал ли он языка Ассирийского? Не говорил ли он Арамейским наречием, которое по-видимому было очень распространено в Месопотамии¹¹²⁵. Полагаем, что близко родственный Ассирийскому язык еврейский (он же финикийский)¹¹²⁶ мог быть также известен хорошо в большом торговом городе, тем более, что – как указывает Роулинсон (Assyria, ch. V language, the vocabulary), приводя список Ассирийских слов, – словарь Ассирийского языка чрезвычайно близок к Еврейскому словарю (pp. 272 – 275 of the Vol. II; ed. of 1871). Еще напомним, что в тот исторический момент, когда Ассур – Семит выводил колонию на север из-под власти Кушита Немврода, Авраам – Семит – уходит с отцом своим Фаррою и домом его в Орфу в Харране, чтобы позже идти на запад в Палестину, где он в Ханаане находит народ, с которым свободно объясняется на своем родном языке. Вообще можно считать доказанными что язык, называемый нами Еврейским – или более обще, – Семито-Кушитским, – был язык, можно сказать, общий всем частям известного тогда культурного Азиатского мира, с некоторыми областными отклонениями и наречиями, из которых только гораздо позже Авраама – и даже Иисуса Навина – вырабатываются языки, более трудно понимаемые Евреями, хотя близко родственные древнейшему языку, современному Ассуру и Аврааму и племени Ханаана, пришедшему с Персидского залива в Палестину и Финикию¹¹²⁷ с тем же Семито-Кушинским языком.

Как бы то ни было, но очевидно, что Иону ясно понимали в Ниневии, и притом понимали не исключительно образованные люди, а понимала масса народа. Из результата проповеди мы видим так же, что этот народ слушал с благоговением пророка, говорившего о Всевышнем, о тяжких грехах народа и о покаянии. Проповедь правды всегда находит отклик в сердцах людей. Эти бедные темные люди, не умевшие отличить правой руки от левой, потому что они ни от кого не слышали истины, слушают пророка со страхом и с любовью. Образ Божий, – померкший в душах их вследствие царства лжи, среди которого они доселе жили, – светлеет и оживает при звуках Божия слова, обращенного к Его созданию.

III, 5. «И поверили Ниневитяне Богу, и объявили пост, и оделись во вретища, от большого из них до малого».

Так действует благотворно на людей несчастие, когда при этом Господу угодно спасти их, просвещая сердце человека разумением, что несчастие посылается как средство его исправления. Тогда только в душе будится воспоминание о содеянных грехах и ужас при мысли, что эти грехи повторяются ежедневно, ежечасно, и ежедневно, ежечасно вопиют к небу о правосудии; тогда только пробуждается сознание, что до сих пор Господь терпел грехам нашим лишь по долготерпеливому милосердию Своему, и что наказание, – ожидаемое или постигшее нас,-есть наказание, праведно на нас посланное. Но когда человек доходит до этого сознания, тогда превозмогает милосердие Божие, как то мы видим в Ниневии.

Из стиха 9-го видно, что Ниневитяне, сознавая свой грех, не смели надеяться на милость Божию; они только с слабой надеждой говорили: «может быть Господь умилосердится». Дух их был сокрушен, сердце смиренно... и потому Господь их помиловал.

III, 6. «Это слово (Ионы) дошло до царя Ниневии, и он встал с престола своего, и снял с себя царское облачение свое, и оделся во вретище, и сел на пепле».

Заметим, что в стихе 5 сказано, что Ниневитяне поверили Богу, уразумев, что слово Ионы было слово Самого Бога; поэтому не сказано, что они поверили пророку, а сказано, что они поверили Богу.

Первое влечение к покаянию, первый шаг к самоуничижению идет от народа, в среде которого большая часть сердец откликнулась на призыв Божий. Царь только следует общему настроению, общему влечению, когда до него доходит весть о пророке и о словах, им сказанных. Он облекается во вретище, как и подданные его, и садится на пепел. Не следует думать, что начертатель книги Ионы переносит обычаи Израиля в Ассирии, чтобы представить картину покаяния, сообразно понятиям своих соотчичей. Обычаи, о которых мы говорим, по-видимому еще во времена высокой древности были общими во всей Азии, во всем мире, говорившем Семито-кушитскими языками¹¹²⁸. Мы видим, что и в патриархальные времена Иаков надевает вретище, узнав о смерти сына. (Быт. ХХХVII, 34). И Иов, – не еврей, а принадлежащий к Аравийскому племени, – садится на пепел и говорит: «вретище сшил я на кожу мою и в прах положил голову мою» (II, 8; XVI, 15). Очевидно, что он употребляет выражение, принятое и всем известное, для выражения скорби. Может быть даже обычай выражать печаль свою пеплом и вретищем относится к тем временам, когда Семиты и Кушиты не отделились еще от Ариев, так как этот обычай мы находим и у Греков, и у Троян. И Ахилл, узнав, что Патрокл убит:

«Быстро в обе он руки схвативши нечистого пепла,

«Голову всю им осыпал и лик осквернил свой

прекрасный,

………и сам простерся во прахе».

(Илиада ХVIII, 23–27).

Позже и Приам, узнав о смерти Гектора, лежит на земле в прахе, шею и голову покрыв перстью земною. (Ил. XXIV, 162 до 165). Что и Египтяне делали тоже – мы знаем из Геродота II, 85.

Тоже делает царь Ниневии, разделяя с народом и веру в слово Божие, проповеданное Ионой, и сознание греховности, и скорбь о содеянных преступлениях. И выражает он эту скорбь в тех же общепринятых формах, давая понять, что он не считает себя лучше других, и недостоин милости Божией. После этого он считает себя обязанным сделать общее распоряжение «от имени царя и вельмож его, (7) чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели, не ходили на пастбище, и воды не пили. (8) И чтобы покрыты были вретищем люди и скот, и крепко вопияли к Богу, и чтобы каждый обратился от злого пути своего и от насилия рук своих. (9) Кто знает, может быть Бог еще умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев Свой, и мы не погибнем» (Ионы III, 7–9).

Таково было содержание указа (таам)¹¹²⁹, обнародованного от имени не одного царя, но и вельмож его, дабы все знали, что он и окружающие его разделяют с народом скорбь и покаяние.

Последний (9-й) стих заключает в себе глубокое сознание своей виновности: «кто знает, может быть Бог еще умилосердится!» и этот вопль покаяния, повергающий на милосердие Творца сознание своей виновности, возвышает душу этих язычников до понимания величия и благости единого истинного Бога, Творца и Промыслителя. В эти минуты покаяния из памяти язычников исчезает весь сонм ложных богов и их идолов, и сердце человека, хотя на мгновение увидевши свет истинный, узнает Всемогущего и к Нему воссылает свой вопль о помиловании.

Указ объявляется от имени царя и вельмож. Очевидно, что мы не имеем совершенно полного и ясного понятия об образе правления древних восточных монархий. Мы знаем, что цари древнего востока действовали деспотически, но не забудем, что в истории Греции и Рима были времена, когда так действовали тираны, диктаторы и императоры, умевшие окружать себя преданной им военной силой, или вооруженной шайкой сообщников. В древних монархиях Азии мы находим намеки на то, что во многих случаях царь не мог действовать иначе, как спросив совета окружавших его вельмож. Мы конечно мало знаем жизнь Ассирии и Вавилона, но нет сомнения, что около царя было сословие людей, выдававшихся могуществом своего многочисленного рода, или клана, и которые быть может составляли между собой сильную корпорацию лиц, имевших влияние на ход государственных дел и поддерживавших друг друга, дабы отстаивать свои вельможные права. В книге Даниила нет прямого указания на участие вельмож в решении общественных и государственных дел, но мы видим, что когда Навуходоносор впал в безумие, то: «отлучили его от людей». Не сказано, что произошли неурядицы или смуты, не видно, чтобы сын его принял бразды правления. Его «отлучили от людей» очевидно приближенные, вельможи; и когда безумие царя прошло, то – как говорит он сам в книге Даниила IV, 33: «тогда взыскали меня советники мои и вельможи мои, и я восстановлен на царство мое».

В той же книге Данила (VI, 2, 7 –8; 17) мы видим, что в Вавилоне, при царе «Дарии Мидянине»¹¹³⁰, вельможи и сатрапы царства играют преобладающую роль; и точно тоже было и в Персии. И в Персии, как в Ассирии и в Вавилоне, монарх считался полновластным господином своих подданных, но нельзя притом не помнить, что подле престола был сильный род Ахаменидов, делившийся на семь фамилий и имевший несомненно влияние на царя¹¹³¹. Известно, что даже среди Монголов существовал совет именитых людей, называемый курултай, с которым деспотические вожди – и сам Чингиз-хан – советовались перед начатием какого-нибудь похода, или общей меры¹¹³².

Из всего этого видно, что монархи востока далеко не пользовались безграничною свободою своих действий, и из выражений книги Ионы мы понимаем, что, налагая на народ свой пост и покаяние, царь Ассирии «от имени царя и вельмож» и не мог бы этого сделать при несогласии их. Повеление касается одного только столичного города, в котором по-видимому царь заперт, и это распоряжение, сделанное по Ниневии, а не по царству, подтверждает выше высказанное нами мнение, что опасность грозила только престольному городу, которого судьба зависела от того, – кто одолеет: возмутившийся ли сын Ашур – Данин – Пал, – или защитник отца Шамас Вул¹¹³³, который, как мы знаем, восходит после отца на престол и записывает это возмущение и свою победу на стеле своего имени.

Покаяние по указу царя должно было сопровождаться строгим воздержанием от пищи и даже воды, что в особенности тяжело в жаркое время, которое настало, как мы видим из Ионы IV, 8. Даже на скот наложено было запрещение кормить и поить его. И он, как люди, должен был быть покрыть вретищем, под которым надо разуметь всякую изношенную одежду, лохмотья, которые стыдно было надеть на себя, или покрыть ими своих выездных животных. Покрытие скота этими лохмотьями понятно, если всмотреться в ассиpийские гипсовые барельефы, на которых животные, служившие средством передвижения богатых, покрывались богатейшими тканями и дорогою сбруею. В покрытие животных лохмотьями высказывалось покаяние в безумной роскоши и сознание, что она есть грех. Труднее объяснить поводы к наложению поста на скот: очень может быть, что царь и его советники руководились мыслью, что все живущее в городе, принадлежащее человеку, должно находиться в скорби, чтобы Господь смиловался над городом. Может быть еще, что высший класс общества, с царем во главе, смотрел на чернорабочий народ, как на существ, весьма мало отличающихся от бессловесных, что, по нашему мнение подтверждает сказанное нами выше, – что под именем «не умеющих отличить правой руки от левой» надо разуметь весь рабочий люд Ниневии, который несомненно фактически был в рабстве.

В указе предписывалось к посту присоединить покаяние, сознание грехов своих; изменение дурных своих стремлений, «обращение от злого пути своего и от насилия рук своих»; к этому указ присоединял требование, чтобы все «вопили к Богу», – чтобы возносили покаянный вопль пораженных страхом грешников, которые не видят – по собственному сознанию – никаких причин, почему бы Господь Бог пощадил их, – которые видят, что у них нет заслуг, нет никакого оправдания, у которых одна только надежда: это милосердие Божие: «кто знает, может быть еще Бог умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев Свой, и мы не погибнем» (Ионы III, 9).

Слова обнародованного повеления еще указывают на весьма печальное состояние общества, которое было полно насилия, неурядиц, кулачного нрава и притеснений. Мы не можем не сопоставить с этим состоянием общества в Ниневии и указом царя слова пророка Иоиля, обращенный к жителям Иерусалима, когда и он требовал от них поста (I, 14) и обращения к Господу (II, 12), и заканчивает словами, похожими на заключительный слова Ниневийского указа:

13. «Господь Бог благ и милосерд, долготерпелив и многомилостив, и сожалеет о бедствии».

14. «Кто знает, не сжалится ли Он!» (Иоиля (II, 13–14).

Достаточно было пред милосердием Всевышняго, чтобы народонаселение Ниневии сознало, что оно преступно, чтобы народ и царь с вельможами искренне пожелали, – хотя бы движимые страхом, – «обратиться от злого пути своего», и в сердце их вспыхнула искра правды, – чтобы милосердие Творца пожалело об этих людях грешных, злых, темных по воспитании и среде, в которой они жили, – но в которых душа человеческая не окончательно еще утратила способность добра и веры и вспомнила об образе и подобии Божием, напечатленном на ней при сотворении человека. С сознанием греха является озарение души светом правды, а со светом правды пробуждается неумирающее первое откровение о едином Боге¹¹³⁴. Ложные боги внезапно забыты в Ниневии, и царь и толпа подымают души свои к Божеству, имя которого им объявлено Ионой и которого существование как бы внезапно воспоминается ими, как нечто давно присущее душе.

III, 10. «И увидел Бог дела их, что они обратились от злато пути своего, и пожалел Бог о бедствии, о котором сказал, что наведет на них, и не навел».

Мы говорили в 1 т. Св. Летописи в примечании 2 на Быт. VI, 3 – (о потопе) – что многие из отцов церкви признавали, что 120 лет, упомянутые в этом стихе, были днями, данными допотопным людям для покаяния, и что Ной поэтому называется «проповедником правды», так как Господь никогда не посылает наказания, не дав предварительно времени для покаяния. Мы знаем, что Господь не раз отменял назначенное Им наказание: так напр., в Исходе XXXII, 14 читаем, что по молитве Моисея, человека Божия «отменил Господь зло, о котором сказал, что наведет его на народ Свой». И в Исходе ХХХIII, 4 после покаяния народа Господь, не хотевший более идти с народом и вести его¹¹³⁵, по молитве Моисея отменяет и этот приговор и Сам идет с Израилем (id. ib. 15–17).

Судьбы Божии по наложению наказаний и отмене их весьма ясно изложены в словах, вложенных Господом в уста Иеремии пророка (ХVIII, 7–10): «Иногда я скажу о каком-либо народе и царстве, что искореню, сокрушу, и погублю его: но если народ этот, на который Я это изрек, обратится от своих злых дел, Я отлагаю то зло, которое помыслил сделать ему.

«А иногда скажу о каком-либо народе и царстве, что устрою и утвержу его: но если он будет делать злое пред очами Моими и не слушаться гласа Моего, Я отменю то добро, которым хотел облагодетельствовать его».

Господу угодно везде и всегда оставлять волю человеческую свободною. Всевышний в сущности не изменяет приговоров Своих; Его приговор вечный и неизменный есть закон правды и милости, а объявляемые людям устами пророков приговоры – суть только угрозы и поощрения на добро. Вечный закон правды приводится в исполнение и несет с собою или кару, или отмену ее сообразно тому, – подчиняется ли народ¹¹³⁶ этому закону, или нет. Слова Божии в устах пророков будят в сердце человеческом заглохшие начала правды и напоминают ему о законе Божием. Это суть предуведомления о наказаниях за преступление закона. Падет человек на лице свое пред величием Божиим и восскорбит в сердце своем о содеянных грехах, моля о прощении и искренне желая добра: – исполнится закон вечной правды и милости, и не постигнет кара грешника, так как она произносится над горделивыми, не признающими своей виновности, а сердце скорбящее умилостивляет Господа.

Но если предсказание кары не находит покаяния в сердцах людей, то объявленное повеление Божие исполняется, ибо, произнесенное над грешниками непокаянными, оно находит их в том же состоянии нераскаянности и должно восстановить закон Божией правды.

Покаяние Ниневитян было искренно, и потому: «пожалел Бог о бедствии, о котором сказал, что наведет на них, и не навел».

Обратим внимание на то, какое огромное влияние должно было иметь на всю эту часть Азии сказание о пророчестве Ионы, о покаянии Ниневии, – которая несомненно считалась в то время всеми погибшею, – и о спасении града вследствие покаяния, принесенного пред неведомым Богом, которого имя Вечно Живущий. Доказательство нравственного потрясения, произведенного этим событием, мы видим в холме, который, по преданию, переданному язычниками в мусульманский мир, прикрывает могилу Ионы,– это холм Неби-Юнус. Не мусульмане могли принести через шесть с половиною веков после Рожд. Христова и через пятнадцать веков после Ионы предание о месте, где похоронен Иона, и поместить его подле места забытой уже Ниневии, давно погребенной; холм, увековечивший имя пророка в этих местах, назван в честь его несомненно жившими здесь Ассириянами и потомками их, и назывался этим именем Мидянами и Персами, потому что они слышали сказание о пророке от потомков Ассириян. Даже в том случае, если бы холм этот был назван в честь Ионы Иудеями времен плена, или первыми христианами, то необходимо помнить, что Ниневии уже не существовало при Навуходоносоре и место проповеди Ионы могло быть только указано древними жителями страны по сохранившемуся среди них преданию. То же конечно с большею силою относится и к позднейшим христианам. Мы не можем избежать вывода, что холм Неби-Юнус есть памятник сказания об Ионе, сохранившийся на месте его проповеди со времени этой проповеди¹¹³⁷.

Ниневия кается, и срок, объявленный Ионой, в продолжение которого город должен быть разрушен, истекает. Ниневия спасена. Очевидно из книги Ионы, что по истечении срока и жители, и он сам сознавали, что опасность разрушения миновала. Мы возвращаемся к тому, что мы сказали выше, – что мы относим пророчество Ионы к тому именно времени, когда Салманассар II был заперт в Ниневии и судьба города зависела от того, кто одолеет – верный ли сын царя, или возмутившийся его военачальник, прикрывавшийся именем старшего царскего сына.

Мы знаем, что Шамас Вул¹¹³⁸ разбил мятежников; брат его и военачальник Дайан-Ашур убиты, и Шамас Вул записывает эти события на камне, войдя на престол после смерти престарелого отца своего. Естественно, что на этой стеле не могло иметь место сказание о пророчестве Ионы. Престарелый Салманассар не имел времени записать на монументе это событие, а Шамас Вул не видел Ионы, который вышел из города (IV, 5). Но быть может в числе глиняных обожженных скрижаль библиотеки Асурбанипала мы когда-нибудь найдем какое-нибудь сказание об этом событии, записанное современником. Мы настойчиво указываем на местное именно воспоминание, витавшее двадцать шесть веков над Ниневиею и развалинами ее и выразившееся в предании о могиле Ионы близь Куюнджика против Моссула.

После глубоко умилительных слов, повествующих о том, как Милосердый пожалел город, мы в книге Ионы читаем о мелкоте самолюбивых чувств и мыслей человека. И как правдиво, как верно изображено сердце человеческое в этом сказании о пророке, который в мелком эгоизме своем чувствует себя обиженным милосердием Божиим к великому граду.

IV, 1. «Иона сильно огорчился этим и был раздражен».

Молитва его весьма замечательна: в ней видно ясное и глубокое понимание милосердая Божия, но в ней все – и самое прошение о даровали ему, Ионе, смерти – свидетельствует о непомерном самолюбии и себялюбии и гордости Израильтянина, презирающего все народы, кроме своего народа. Иона притом не может забыть обиды, что его пророчество не исполнилось.

«И молился он Господу, и сказал: о Господи! не это ли говорил я, когда еще был в стране моей? Потому я и побежал в Фарсис; ибо знал, что Ты Бог благий и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый, и сожалеешь о бедствии».

«И ныне, Господи, возьми душу мою от меня; ибо лучше мне умереть, нежели жить».

Слова, которыми Иона рисует милосердие Божие, совершенно тожественны со словами, которые слышал Моисей на Синае: «Господь, Господь! Бог человеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный» (Исх. XXXIV, 6). Слова эти глубоко врезались в памяти верных.

Te же выражения мы читаем и у пророка Иоиля (И, 13): «Господь благ и милосерд, долготерпелив и многомилостив, и сожалеет о бедствии. «Те же слова, ясное воспоминание об откровении Моисею на Синае, читаем и в псалме 85 ст. 15: «Ты, Господи Боже, щедрый и благосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный»¹¹³⁹.

В молитве Ионы еще замечательна та простодушная детская откровенность, с какой он высказывает свое оправдание пред Милосердым в бегстве своем в Фарсис, хотя очевидно это оправдание пришло ему на мысль лишь теперь, когда он видит, что пророчество его не исполняется. Однако нельзя не видеть теплой истинной веры в молитве пророка. Поэтому Отец небесный не ставит Ионе в вину и его мысли, и придуманное им оправдание, которое необычайно верно рисует душу человеческую, которая весьма часто сама себя обманывает и искренно верить часто в руководящие причины своих действий на основании последующих событий.

Иона в глубокой скорби и нелицемерно просит себе смерти у Бога:

4. «И сказал Господь: неужели это огорчило тебя так сильно?»

Это кроткое милосердое напоминание Всемогущаго, Владыки вселенной, Своему ничтожному созданию – глубоко умилительно. Господь будит этим вопросом в Ионе великие мысли, сущность которых высказана в последнем стихе книги (IV, 11): «Мне ли не пожалеть города великого...»

В словах Господа и напоминание о том, что в сердце Ионы не достает любви и милосердия и жалости; и указание Ионе слабости и испорченности ума человеческого, способного предаться скорби тогда, когда Богу угодно явить свою любовь и свое милосердие к людям; в них есть еще может быть и строжайший упрек, похожий на упрек Каину: «почему ты огорчился?»¹¹⁴⁰. «Каин оскорбился тем, что Господь не принял его приношения и Господь предупреждал его, чтобы он господствовал над своими дурными помыслами и страстями: «грех у дверей лежит»¹¹⁴¹. В этом смысле дается предупреждение и Ионе. Пока мысли не перешли в дело, человек может покорить их, если он только глубоко проникнется сознанием, что сам он ничто, и что все совершается по воле Премудраго. Но сердце человеческое, даже (как сердце Ионы) – неспособное сделать зло, все-таки упорно и имеет в себе злобу первородного греха. Иона по-видимому не понял милосердного поучения Господа: он даже кажется надеялся, что увидит разрушение города.

5. «И вышел Иона из города и сел с восточной стороны у города¹¹⁴², и сделал себе там кущу, и сел под нею в тени, чтоб увидать, что будет с городом!»

Некоторые полагают, что Иона выходить из города ранее срока, назначенного им для его разрушения, так как он видел покаяние жителей и понял, что миссия его была выполнена. Но выйдя из города и остановившись, чтобы видеть, что будет с Ниневией, он вероятно духом провидел, что кающийся город будет пощажен, и в это время изливается пред Богом его молитва, хотя он не был еще уверен в спасении града и сомневался: уверенность в спасении Ниневии – есть ли его собственная мысль, основанная на знании милосердия Божия, или эта уверенность есть откровение будущего?

Шалаш из ветвей, который он себе делает, не защищает его от палящих лучей солнца, листья ветвей обгорают, и южное солнце жжет его; тогда:

IV, 6. «И произрастил Господь Бог растение¹¹⁴³, и оно поднялось над Ионою, чтобы над головою его была тень, и чтоб избавить его от огорчения его; Иона весьма обрадовался этому растению».

Мы не беремся решить какое именно это было растение, но по-видимому всего ближе к истине предположение о быстро растущей тыкве, зелень которой могла быстро подняться, обвиваясь около одной из тычинок шалаша.

В явно чудесном – по быстроте и своевременности – появлении растения, зелень которого укрыла его от зноя, Иона понял особое о нем попечение Божие. Сердце его возрадовалось и печаль его, – происходившая от того, что он думал, что Бог оставил его, – превратилась в радование. Поэтому-то и сказано, что растение поднялось над Ионою «чтобы избавить его от огорчения его».

Но Иона видел еще только первую часть чуда; он не знал еще, что ему готовится высший нравственный урок, имеющий повлиять на развитие души его, вечный урок на поучение не только Израиля, но и всего человечества; урок о милосердии Божием, которое царствует на суде (Иак. II, 13)¹¹⁴⁴.

7. «И устроил Бог так, что на другой день при появлении зари червь подточил растение, и оно засохло. 8. Когда же взошло солнце, навел Бог знойный восточный ветер, и солнце стало палить голову Ионы, так что он изнемог и просил себе смерти, и сказал: лучше мне умереть, нежели жить».

Многие замечают, что прошение Ионы о даровании ему смерти близко напоминает подобное же моление Илии пророка (3 Ц. XIX, 4), когда он сел под кустом в пустыне, и просил себе смерти, и сказал: «довольно уже, Господи; возьми душу мою».

Заметим, что в тексте LXX слова пророка Ионы (IV, 8) переведены несколько иначе, чем в русском и у западных. Вместо слов «просил себе смерти» греческий текст в славянском переводе говорит: «отрицашеся души своея»¹¹⁴⁵. По сходству этого выражения со словами Илии пророка некоторые богословы думают, что Иона в это время вспоминает известное ему событие из жизни Илия пророка и сознательно произносит те же молитвенные слова о смерти, которые произнес нравственно измученный великий пророк, гонимый Иезавелью. Мы не можем не придать этой догадке особенного значения, так как она сближает важные моменты духовной жизни избранных Богом людей и указывает на общие законы этой жизни. Нет человека, избранного орудия Божия, – который бы не испытал ослабления энергии, упадка духовных и материальных сил, угасания своих надежд и чувства совершенного бессилия. Это важные моменты: они необходимы лучшим и высшим из людей для смирения души; они именно готовят измученную и смирившуюся душу к восприятию светлых потоков благодати, которые вознесут ее к высшей чистоте и радости. Только после этих временных периодов упадка сил люди, избранные Богом, удостаиваются высших откровений. Моисей почти отчаивается в будущности народа, им изведенного из Египта, и бросает скрижали, на которых начертан закон Божий, данный народу (Исход XXXII, 19). Но после этого горя и отчаяния он получает высшее откровение на святой горе (XXXIV, 5–8).

И пророк Илия, после глубокого горя и упадка надежды, получает повеление идти к горе Хориву и здесь удостаивается подобно Моисею высшего откровения (3 Царств XIX, 9–12). Вспомним, что эти два великие мужа были видимы тремя Апостолами на горе Фаворе, в день священного Преображения Господня беседующими с Господом нашим Иисусом Христом (Матф. XVII, 3 и пар.)

И Сам Бог вечный, Господь наш Иисус Христос, восприявший на Себя плоть нашу со всеми ее немощами – кроме греха, – не молился ли в саду Гефсиманском с великою скорбно и тоскою перед страданием Своим и перед прославлением в Себе всего человека воскресением¹¹⁴⁶?

Если наш Господь и «Начальник жизни» (Деян. III, 15) подчинился этому общему закону высшего развития души человеческой, которую Он воспринял с плотью¹¹⁴⁷, – то конечно никому из человеков не может быть дано избежать этого состояния тоски и скорби, без которых не возможно высшее духовное развитие.

Возвращаясь к Ионе, мы видим, что и в его жизни тоска и скорбь предшедствуют великому откровению, являющему ему тайны Божия промысла и дающему ему разумение милостивого суда Божия.

9. «И сказал Бог Ионе: неужели так сильно огорчился ты за растение? Он сказал: очень огорчился, даже до смерти».

С милосердием любящего Отца поучает Господь Бог Иону, и в лице его весь Израиль, а в лице Израиля все грядущее ко Христу человечество.

Иона очевидно сначала не понимает данного ему урока; он еще не может отрешиться как человек – от себялюбивого взгляда, а как Израильтянин – от гордости и кичливости пред язычниками.

Тогда Господь Бог разъясняет ему притчу, совершившуюся на глазах его над ним самим.

Мы не знаем, как совершалось откровение, осенившее новым разумом Иону. Совершалось ли оно в тайниках души его, которая развивалась и совершенствовалась в тайной беседе с Богом, просвещающим Духом Святым Своим сердца и мысли; или же – Ионе явился Ангел Господень, вещавший ему слова Господни: мы только уверены в том, что Иона сам начертал по повелению Духа Святаго и повествование о душевной своей немощи, и посланное ему исцеление от человеческого неразумия светом священных слов милосердия Божия.

IV, 10. «Тогда сказал Господь: ты сожалеешь о растении, над которым ты не трудился и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало».

11. «Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота».

Милосердый Владыка неба и земли, в последние времена «глаголавший нам в Сыне», сказал священными устами Его, Господа нашего Иисуса Христа, что ни одна из малых птиц не упадет на землю без воли Отца небеснаго, и изволил присовокупить: «не бойтесь же, вы лучше многих малых птиц» (Матф. X, 29–31).

И еще глаголал Он о потерянной овце, которую идет искать Пастырь, т.е. о грешнике, спасаемом Господом, об обретении которого радуются на небесах Ангелы Божии (Луки XV, 1–7).

Еще глаголал Он о блудном сын, который возвращается к Отцу и сердце Отца исполняется радостью (Луки XV, 11 и след.).

Господь Иисус Христос «являет Бога» на земле¹¹⁴⁸. Он глаголет к нам истины вечные. Он, – Слово Божие, – «изрек сокровенное от создания мира» (Матф. ХIII, 35; Псалом 77, стих 2). Любовь Божия предвечна: и в Ветхом Завете – хотя прикровеннее, чем в Новом – Бог, неизменно Себе подобный, Котораго имя Вечно Живущий¹¹⁴⁹, глаголал о любви Его, Всемогущаго, к человеку, которого Он сотворил по образу Своему и подобии. И вот эта вечная любовь открывается и в последних стихах книги пророка Ионы. Из них мы видим, что Отец небесный милосердно относился и к низко павшим язычникам; что хотя они утратили воспоминания о первом откровении о Едином Боге Творце, но и их Милосердый считал Своими детьми; что Он и об них пекся, что Его святою волею и град Ниневия стал градом великим, – как стали, или были велики по воли Божией и Танис, и Мемфис, и Фивы, и Вавилон, и Сузы, и Екватана, и Тир, и Сидон, и Рим, – каждый в свое время, предназначенное премудростию Божиею»,

Еще видим мы, что – как растение, – выросшее и исчезнувшее в короткий срок, – так и величие грады, воздвигаемые в продолжении нескольких столетий, растут и исчезают по воле Божией: «Так говорит Господь: вот что Я построил, разрушу, и что насадил, искореню, – всю эту землю» (Иерем. XLY, 4). Но из этих же последних стихов книги пророка Ионы мы видим, что пред Господом Богом растение ничто в сравнении с жизнью и душою человеческого существа и с градом, населенным человеческими существами, когда они вопиют к Богу. Существа эти в минуты покаяния, как Ниневитяне, забывают о животной жизни, забывают о требованиях плоти, и, подымаясь над животным миром, становятся хотя на малое время существами, в которых дух преобладает над плотью, и – как таковые – удостаиваются милосердного отпущения содеянных грехов и отмены уже произнесенного Богом приговора.

Очевидно, что прощение грехов Ниневитян было последствием их покаяния (Ионы III, 10); но в последних двух стихах книги (Ионы IV, 10–11) не говорится о покаянии, а стих 11 говорит о вечной любви Божией, проявляющейся к человеку независимо от каких бы то ни было заслуг его. Она выразилась до покаяния в посылке пророка Ионы, который словом Божиим, вложенным в уста его, вызвал в Ниневитянах то движение души к свету и правде, которое спасло их и которое, как известно было Богу, должно было проявиться. Любовь Божия высказалась и в милосердии. Его к темному люду, «не умевшему отличить правой руки от левой»¹¹⁵⁰, и к бессловесным животным. Города долины Сиддимской не были пощажены, потому что там все народонаселение могло отличать добро от зла, и избирало зло¹¹⁵¹. О Ниневии же Господь говорит: «Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота?»

На этом стихе кончается книга пророка Ионы, который был послан к язычникам. Дальнейшая судьба пророка нам неизвестна, но она и не нужна для целей Библии. В книге этой указана любовь Божия ко всем людям, и в ней, – хотя прикровенно, – но уже виднеется промысел Божий, уготовляющий спасение всему человечеству: не одному Израилю.

Израилю в лице Ионы дается урок: При каждом малейшем несчастии ты вопиешь ко Мне, – как бы глаголет Господь. «Я нашел тебя в степи печальной и дикой, ограждал тебя, смотрел за тобою, хранил тебя... и ты оставил Бога своего» (Второз. XXXII, 10–19). Но в отношении других народов ты уверен, что они ничто пред лицом Моим. Но ты ошибаешься, – говорит Господь Ионе и Израилю: Я жалею их, и они предмет Моей любви и попечений. Таковы были уроки народу обетования, заключающиеся в книге Ионы.

Книга о пророке Ионе есть сказание – как те сказания о пророках Илии и Елисее, которые записаны в книгах 3-й и 4-й Царств. Это пророки язычников¹¹⁵².

Отныне начинается ряд прямых пророчеств, обращенных к Израилю и Иуде, над которыми царствует род Давида, сидящий в священном граде Иерусалиме, где стоит храм, посвященный Богу завета Единому, Вечно живущему.