Первая заповедь блаженства «Блаженни нищии духом, яко тех есть Царство Небесное»

«Не будем тщеславиться, друг дру­га раздражать, друг другу завидовать» (Гал. 5, 26)

I. Есть у нас, слушатели, порок, в котором никто из нас не хочет сознаться, но который, однакож, все мы в большей или меньшей ме­ре имеем: это гордость и тщеславие.

Но чем менее примечаем его в себе, тем большая нужна с нашей стороны против него бдительность. По этой причине и я, пользуясь настоящим случаем, хочу обратить на него ваше внимание.

II. Предметы, наиболее возбуждаю­щие, питающие и поддерживающие нашу гордость, суть: богатство, красота и крепость телесная, слава и мудрость, и наконец жизнь добродетель­ная.

а) Но богатство без благочестия есть одно только бремя, угрожающее опасности поги­бели. Гордящийся им подобен человеку, страждущему воспалением. Как в последнем опухоль тела не приносит ему ни здравия, ниже пользы, но производит лишь боли и вред, и самую жизнь подвергает опасности; так и в душе первого надмение богатством есть опасная опухоль, не приносящая ни пользы, ни счастья, но вечную жизнь его подвергающая явной опасности.

б) Такого же свойства и слава человеческая. Не доставляя человеку существенного благополучия, она облекает его блеском суетнейшим самых ночных призраков, – таким блеском, который как является по мановению народа, так и исчезает, по его же мановению.

Посмотрите на неразумного сына Соломонова, юного летами, и юнейшего умом. Сегодня он слышит радостный восклицания народа, признающего его своим царем, – а завтра тот же народ с ропотом и негодованием оставляет его.

в) Человек надмевается также крепостию сил и красотою телесною: но все это вскоре разрушается от болезней и поядается временем. Он не знает, того, что «всяка плоть сено, и всяка слава человеча аки цвет травный. Изше трава, и цвет ея отпаде» (Ис. 40, 6–7). Такова была гордость исполинов, превозносившихся силою, и бо­гопротивное высокомерие Голиафа. Таков был Адония, величавшийся кра­сотою лица, и Авессалом, гордив­шийся длинными волосами своими. Но для всех их эти самые преимуще­ства послужили только к погибели.

г) Да и то самое, что из всех прочих благ человеческих кажется наиболее великим и постоянным благом, то есть, мудрость и благоразумие, имеет величие суетное и высоту уготовляет ложную, так как эти блага никакой не имеют цены и силы, когда нет при них страха Божия. Ибо самому диаволу изменило то коварство, которое он употребил против человека. Он не примечал, что те козни, которые готовил человеку, – устроял для себя: ибо не столько тому наделал зла, которого хотел удалить от Бога и вечной жизни, сколько погубил самого себя, соделавшись богоотступником и подвергнувшись осуждению вечной смерти. Если же сам князь мира, этот первый, величайший и невидимый учитель миpcкой мудрости, уловляется своими собственными коварствами, нисходя до крайнего безумия: то тем более его ученики и ревнители не могут избежать этого, хотя бы они вымышляли бесчисленные хитрости: «глаголюще быти мудри, – говорит апостол, – объюродиша» (Рим. 1, 22).

Ухищряется Фараон для погубления Израиля, но не предвидит того, что его злоухищрение разрушится там, где и как он не чает. Младенец, по его приказанию, обреченный на смерть, воспитывается при его собственном дворе, тот самый младенец, который должен был разрушить силу его и всего народа, а Из­раиля вывесть невредимо, но он этого не знает. Умыслили также иудеи совет против Господа, но совет гибельный для самих себя. «Аще оставим Его тако, – говорили они сами с собою, – ecи уверуют в Него, и приидут римляне, и возмут место и язык наш» (Иоан. 11, 48). Вследствие этого совета, они, приступив к умерщвлению Господа в том чаянии, что спасут таким образом народ и страну, от этого самого совета погибли сами, быв изгнаны из своей страны и лишены законов и богослужения. Словом: из бесчисленных примеров всякий может познать, что слава человеческой мудрости не надежна и есть более мала и низка, нежели высока и велика.

д) Ничего не осталось тебе, человек, чем бы ты мог похвалиться, ты, коего слава и надежда заключается в отвержении всего собственного и в снискании жизни будущей, во Христе сокровенной. Если мы имеем начатки этой жизни: то уже наслаждаемся ее благами во всех отношениях, живя благодарю и Духом Божиим. Ибо «Бог есть действуяй в нас, и еже хотети, и еже деяти о благоволении» (Фил. 2, 13). Бог открывает «Духом Своим Свою премудрость, представленную в славу нашу» (1Кор. 2, 7); Бог подает силы в трудах. «Паче всех потрудихся, – говорит апостол Павел, – не аз же, но благодать, яже со мною» (1Кор. 15, 10). Бог изъемлет из опасностей, сверх всякого человеческого чаяния. «Сами в себе, – говорит тот же апостол, – осуждение смерти имехом, да не надеющеся будем на ся, но на Бога возставляющаго мертвыя, иже от толикия смерти избавил ны есть, и избавляет, нане же и уповахом, яко и еще избавит» (2Кор. 1, 9–10).

Итак, скажи мне, для чего ты превозносишься, как будто собственными, благами вместо того, чтобы воздавать благодарность за дары великому Подателю? «Что бо имаши, егоже неси приял? Аще же и приял ecи, что хвалишися, яко не прием" (1Кор. 4, 7)? Не ты познал Бога своею правдою, но Бог тебя познал по Своей благодати. «Поззнавше Бога, – говорит апостол, – па­че же познани бывше от Бога» (Гал 4, 9). Не ты обрел Христа своею добродетелию, но Христос тебя обрел Своим пришествием. "Гоню, – говорит тот же апостол, – аще и пос­тигну, о немже и постижен был от Христа Ииcуca» (Фил. 3, 12). «Не вы Мене избрасте, – говорит Господь, – но Аз избрах вы» (Иоан. 15, 16). Хвалишься ли тем, что ты увенчан почестями, или в милосердием своем на­ходишь случай к гордости? И тогда познай себя самого, кто ты, и в этом случае ты должен страшиться того жe, что случилось с Адамом, изгнанным из рая; с Саулом, оставленным Духом Божиим; с Израилем, отсеченным от св. корени. «Ты ве­рою стоиши, – говорит апостол Павел, – не высокомудрствуй, но бойся» (Рим. 11, 20).

Не превозносись же никогда и ни пред кем, даже и пред величайшими грешниками.

Смиренномудрие часто спасает и того, который содеял многочислен­ные и великие грехи. Не оправдывай тебя пред другим, да не когда, быв оправдан своим судом, осужден будешь судом Божиим. Думаешь ли ты, что сделал какое либо добро? Благодари Бога, и не возносись над ближним. "Дело свое, – увещевает апостол, – да искушает кийждо, и тогда в себе точию хваление да имать, а не во ином» (Гал. 6, 4). Ибо какую пользу принес ты ближнему чрез то, что исповедал веру, или потерпел изгнание за имя Христово, или с терпением выдержал подвиг поста? Твоя от того польза, а не другого. Страшись, что­бы и тебе не пасть также, как диавол, который, превознесшись над человеком, сам низвержен от че­ловека, и как подножие, отдан на попрание попранному. Не будь неправедным судиею себя самого и не истязуй благодать. Если находишь что-ли­бо доброе в себе, то, взвесивши это и добровольно предавши забвению согрешения свои, не величайся тем, что сегодня сделал доброго, равно не произноси сам себе прощения и в тех злодеяниях, которые вновь или прежде учинил. Когда же воздымают тебя настоящие добродетели, приведи себе на память прежний образ жизни, и тогда оставишь безумную гордость свою. И ежели ближнего увидишь согрешающим, не смотри только на грех его, но рассуди и о том, что сделал он хорошего, или что делает, и ты верно найдешь, что он лучше тебя.

III. Кратко сказать: вообще всегда и во всем старайся соблюдать смирение и удаляйся гордости. Гонись за смирением, как любитель его – воз­люби его, – и оно оправдает и про­славит тебя. Таким образом ты несомненно достигнешь истинной славы, какую имеют ангелы, и которая есть у Бога. А Христос исповедает тебя пред ангелами, как ученика Своего, и прославит тебя, как верного Своего последователя, если только будешь ты подражать Его смирению. Не оставь без внимания и исполнения увещания Его: «научитеся от Мене, – говорит Он к нам, – яко кроток есмь и смирен сердцем» (Матф. 11, 29), и Он не оставит без награды твоего смирения. Аминь. (Сост. по Собр. слов, бесед и реч. Арсения, митр., т. I, изд. 1874г.).

(Церковно-исторические примеры ни­щеты духовной или христ. смирения)

Древняя церковь почитала смирение венцом всех христианских добродетелей, основным началом христианского совершенства, лучшим украшением последователей Христа (Тертуллиан, св. Киприан, св. Златоуст). И в истории древней христианской церкви мы встречаем много прекрасных образ­цов истинно-христианского смирения, в особенности же среди монашества. Вот несколько церковно-исторических примеров дивно-прекрасного христианского смирения.

I. Один из замечательных церковных учителей, известный своим образованием Климент Александриский не хотел иметь никакой другой дол­жности, кроме учителя в огласитель­ной школе.

II. Св. Ефрем Сирин всегда отка­зывался от степени пресвитера и епис­копа и оставался простым, скромным диаконом.

Предсмертное завещание св. Ефрема Сирина свидетельствует о великом его смирении. В предсмертном завещании своем Ефрем выразил то, что наполняло душу его целую жизнь: выразил дух свой сокрушенный. Он писал: „кто положит меня под алтарем, да не узрит он алтаря Бога моего; неприлично смердящему трупу лежать на месте святом. Кто погребет меня в храме, да не узрит хра­ма света; недостойному бесполезна сла­ва пустая… Возьмите меня на плеча и бегите бегом со мной и бросьте как человека отверженнаго… О если бы кто показал вам дела мои! Вы стали бы плевать на меня. Истинно, если бы мог быть замечен запах грехов моих: вы убежали бы от смрада Ефремова… Не покрывайте меня ароматами, – от этой почести никакой мне нет пользы: благовония возжигайте в святилище, а мне спо­спешествуйте молитвами, ароматы по­святите Богу, меня погребите с псалмами… Не кладите меня в ваши гро­ба: ваши украшения ни к чему мне не послужат. Я обещал Богу быть погребенным между странни­ками; странник я, как и они; так положите меня, братия, у них. Воз­зри Господи, умоляю Тебя: умилосердись надо мною. Молю Тебя, Сыне Милостиваго – не воздай мне по грехам моим“. (См. кн.: «Историч. уче­ние об отцах церкви Филарета, архиеп. Черниг. и Нежинского, Т. II).

III. Блаженный Иероним, хотя и имел степень пресвитера, но на самом деле оставался простым монахом, считая себя недостойным слу­жить у престола Божия.

IV. Церковный историк Созомен разсказывает следующее поучитель­ное приключение:

в Египте, в горо­де Герасе умер епископ, и гражда­не решили, чтоб в их церкви предстоятельствовал монах Ниламмон. Так как известно было, что Ниламмон избегал священства, то к не­му отправился сам патриарх Александрийский Феофил, чтобы уговорить его принять епископское достоинство, но нашел двери кельи Ниламмона заваленными камнями и должен был объясняться с ним, не видя его ли­ца. Феофил всячески убеждал от­шельника принять епископство, но получал в ответ решительный отказ; наконец подвижник сказал пaтpиаpху: „завтра, если угодно, сделаю это, а сегодня позволь мне распорядиться. собой». На другой день приходит патриарх, двери оказались по прежнему заваленными камнями; на требование его принять епископство, Ниламмон отвечал: „но прежде помолимся, вла­дыко». Стали молиться, молились дол­го. Уже наступил вечер. Тогда на­чали просить Ниламмона, чтоб он отворил двери, но он не подавала голоса. Это встревожило присутствующих; решили разбросать камни и от­крыть дверь. Когда это было сделано, нашли лишь бездушный труп Ниламмона. Скорбь, что его хотят возвести на такую высокую должность, как епископство, – была причиною смерти смиренного инока.

V. Также о блаж. Августине рассказывают, что он в продолжение трех лет заботливо остерегался входить в какой-либо из северо-африканских городов, где епископская кафедра бы­ла праздною, из опасения, чтоб его не принудили принять епископства.

VI. Св. Григорий В. (Двоеслов) толь­ко после долгого сопротивления принял папское достоинство; подобное же известно об архиепископе раввенском Mapианианe.

VII. В лавре Пиргийской был один старец. Пресвитеры и прочая братия этой лавры, когда у них скончался настоятель, хотели его, как великаго и богоугоднаго мужа, поставить себе в игумена. Старец же, умоляя, го­ворил: „оставьте меня, отцы, опла­кивать мои грехи: ибо я не таков, чтобы мог пещися о душах; это де­ло принадлежит великим отцам, имеющим дух аввы Антония и другим подобным». Но братия ни одного дня не опускали, чтобы не просить его; а старец отказывался, наконец, видя, что братия неотступно просит его, он сказал им всем: „дайте мне три дня помолиться, и что угодно будет Богу, то исполнению. Он ска­зал это в пятницу, а в воскресенье утром скончался («Луг дух.», стр. 10).

VIII. Императрица Елена, мать Кон­стантина Великого, и императрица Евдокия, супруга Феодосия младшего, а позднее Французская королевы Кло­тильда († 540), Радегунда († 587), Ба­тильда († 670), отказавшись от царского блеска и величия, проводят остаток дней в монастырском уединении, посвящая себя делам благотво­рительности.

IХ. Император Феодосий Вел., по требованию Амвросия Медиоланского, совершает публичное покаяние при вратах храма; Константин Вел., смиряя в себе чувства владыки всего мира, на 1-м вселенском соборе не садился на трон, а стоял из уважения пред собравшимися отцами церкви.

Х. Выражением духа смирения слу­жить обычай омовения ног. Обычай этот очень древний, – он совершает­ся по примеру Спасителя, умывшего ноги Своим ученикам. Древние мо­нахи омывали ноги у тех, кто приходил к ним в качестве гостей: также со времен Августина ввелся богослужебный обычай на западе омовения ног священнослужителей в великий четверг.

ХI. С сейчас указанным видом выражения смирения должно сопоста­вить обычай кланяться до земли гостям и лобызать ноги их. Палладий и Руфин упоминают о существовании та­кого обычая и в древнее время на востоке.

ХII. Некоторые лица по чувству смирения принимали на себя вид слабоумных. Так, по рассказу Палладия, одна монахиня в Тавенне, при­творившись слабоумною, прислужива­ла на кухне, при исполнение низших работ, и когда один из благочестивых отшельников Питирим открыл прочим монахиням, что она по смирению приняла вид слабоумной, а в действительности не такова, то она, не желая никаких почестей себе, навсегда удалилась в пустыню.

ХIII. Препод. Касиан передает другой пример подобного же смирения духа. Авва одного египетского мона­стыря Пинуфий, проводя жизнь благо­честивую, пользовался общим уважением. Но это уважение было ему в тягость. Поэтому он тайно скрылся из монастыря, надел мирскую одеж­ду и отправился в один из тавенских монастырей. Здесь он остано­вился у ворот, и кланяясь в ноги всем братиям, упрашивал принять его в монастырь. Наконец приняли его, дали ему занятие в саду и поручили его надзору одного из младших монахов. Пинуфий смиренно переносил это. Работа, какую он исполнял, была черная, грязная: он должен был носить на своих плечах навоз и осыпать им корни дерев. Так продолжалось дотоле, пока не был узнан. После того его на­сильственно возвратили в прежний монастырь. (Извлеч. из кн. «Разск. из ист. христ. аскетич. жизни». М. 1884, М. 1884, А. 1. стр. 155–158).

ХIV. Жил в Египте в пустыне нитрийской один велик подвижник по имени Памва. В посте и молитве, в непрерывных трудах и бдениях, в строгом молчальничестве и постоянном богомыслии проводил он всю свою жизнь, был преисполнен высоких добродетелей любви и милосердия к ближним, и так угодил Богу, что на земле еще был прославлен от Него славою небесною, ибо лице его сияло небесным светом, так что братия не могли взирать на него. И вот такой-то великий и дивный под­вижник, умирая семидесятилетним старцем, сказал братии, собравшей­ся проститься с ним: «с тех пор, как я поселился в пустыне, всякий день я работал руками своими до утомления и не съел корки хлеба, даром мне данной; не помню я так­же, чтобы произнес слово, в котором бы теперь мне должно было каять­ся. Вместе с тем чувствую одна­ко же, что отхожу теперь к Богу так, как бы еще вовсе я не начинал служить Ему» (Древн. пат.).

ХV. Однажды пришли к преп. Пахомию некоторые лжеучители и про­сили его, чтобы он прошел по водам: «Если ты воистину человек Божий, – говорили они, – и твердо веруешь в Бога, то пройди по воде как по суху». – «Я не прошу у Бога силы творить чудеса, – отвечал им пре­подобный, – это не христианское желаниe; я надеюсь на милость Божию, а не на свои дела, и мое желание не по водам ходить и творить чудеса, а всегда сокрушаться о делах моих и получить помощь от Бога, дабы сми­ренно достигнуть спасения». (См. журн: «Руковод. для сельских пастырей» за 1889 год).

ХVI. Сказывали, что авва Агавон старался исполнить всякую заповедь. Когда он всходил на лодку, сам первый принимался за весло. Когда приходили к нему братья, то тотчас после молитвы своими руками предлагал им трапезу, ибо исполнен был любви Божией. Пред смертию своею он пробыл три дня с отверстыми, неподвижными очами. Братья спроси­ли: авва Агафон, где ты? Он отвечал им: «Стою пред судилищем Божиим. Братья сказали ему: «И ты, отец, боишься?» – Он отвечал им: «Сколько мог, я трудился в исполнении заповедей Божиих; но я человек: почему мне знать, угодны ли были дела мои Богу?» Братья еще сказали ему: «И ты не уверен, что дела твои были угодны Богу?» Старец отвечал: «Не имею дерзновения, пока не предстану Богу, ибо иное суд человеческий, а иное суд Божий». Ког­да же они еще хотели спросить его о чем то, он сказал им: «Сделайте милость, не говорите больше со мною: я не свободен»; и тотчас скончался с радости. Ибо братия видели, что отходил он от этой жизни с таким же взором, с каким иной приветствует своих друзей и возлюбленных. Он строго бдел над собою во всяком случае, и говаривал: «Без великой бдительности человек не успеет ни в одной добродетели». (См. Скитск. патерик).

ХVII. Прибыв в пустыню Скит, святой Арсений, бывший сенатор, воспитатель царских детей, объявил пресвитерам о намерении своем при­нять монашество. Они отвели его к старцу, исполненному Святаго Духа, Иоанну Колону. Старец захотел под­вергнуть Арсения испытанию. Когда они сели за трапезу, чтоб вкусить хлеба, старец не пригласил Арсения, но оставил его стоять. Он стоял, устремив глаза в землю и помышляя, что стоит в присутствии Бога пред Его ангелами; когда начали употреб­лять пищу, старец взял сухарь и кинул Арсению. Арсений, увидя это, обсудил поступок старца так: ста­рец, подобный ангелу Божию, познал, что я подобен псу, даже хуже пса, и потому подал мне хлеб так, как подают псу: съем же я хлеб так, как едят его псы. После этого размышления Арсений встал на руки и на ноги, в этом положении подошел к сухарю, взял его устами, отнес в угол и там употребил в пищу. Старец, увидев великое смирение его, сказал пресвитерам: «из него будет искусный инок»! По прошествии непродолжительного времени Иоанн дал ему келлию близ себя и научил его подвязаться о спасении своем («Алф. Пат.»).

ХVIII. Однажды блаженный Антоний молился в келлии своей и услышал таинственный голос: «Антоний! ты еще не пришел в меру кожевника, живущего в Александрии». Услышав это, старец встал рано утром и, взяв посох, поспешно пошел в Александрию. Когда он пришел к указанному ему мужу, муж этот крайне удивился, увидев у себя Антония. Старец сказал кожевнику: «поведай мне дела твои, потому что для тебя пришел я сюда, оставив пустыню». Кожевник отвечал: «Не знаю за собою, чтоб я сделал когда-либо и что-либо доброе, по этой причине, вставая рано с постели моей, прежде нежели выйду на работу, гово­рю сам себе: все жители этого го­рода, от большого до малого войдут в Царство Божие за добродетели свои, а я один пойду в вечную муку за грехи мои; эти же слова повторяю в сердце моем, прежде нежели лягу спать. Услышав это, блаженный Антоний отвечал: «Поистине, сын мой ты как искусный ювелир (обделыватель золотых и драгоценных вещей), сидя спокойно в доме твоем стяжал Царство Божие; я, хотя всю жизнь мою провожу в пустыне, но не стяжал духовного разума, не достиг в меру сознания, которое ты выражаешь словами своими.» («Отечник» еписк. Игнатия, стр. 31).

ХIХ. Один ученый муж пожелал потрудиться для Царствия Небесного таким образом: он оставляет свои ученые занятия, свое знатное положение и делается угольщиком и долго, долго он в смирении, молчании, в терпении и с молитвою трудился на этом поприще до тех пор, пока Господь не восхотел открыть о нем одному епископу, при посредстве которого он был узнан и поставлен сам в епископы. Это был Александр, епископ Команский, память которого празднуется 12 авг. (Ч.-М. 12 августа).

ХХ. Один святой для вернейшего получения Царствия Небеснаго пошел в каменщики. Вот что знаем мы о нем из жития препод. Ефрема. Этот Ефрем был правитель города Антюхии. Ему поручено было восстановить этот город после землетрясения. Приглашено было много рабочего народу; работа шла дружно, но из всех поденщиков один обращал на себя внимание; одежда у него была самая изношенная, лице исхуда­лое, работал он усерднее всех. И вот Ефрем видит сон, что над этим поденщиком во время его сна поднимается огненный столб. Сон повторился несколько раз. Удивлен­ный этим сновидением, блаженный Ефрем обратился – к дивному работ­нику и спрашивал его: кто он, из какого города, и как ему имя? Тот отвечал: «Я бедный житель Антиохии и живу поденною работою». Не веря словам его, Ефрем побуждал его открыть себя: «Верь мне, – сказал пра­витель, – не отпущу тебя, пока не от­кроешь мне всей правды». Мнимый работник, не имея возможности долее скрывать себя, сказал: «Дай мне сло­во, что никому не поведаешь, что я открою, пока буду жив». Ефрем по­клялся. Тогда старец сказал: «Я был епископ, но ради Господа оста­вил епископство и прибыл сюда в незнакомую страну, где работаю и от труда своего добываю себе насущное пропитание». (Древн. патерик).

ХХI. Один добрый человек, повествует блаж. Феодорит, еп. Киррский, имевший начальство над народом, прибыв в Кир, пожелал вместе со мною насладиться лицезрением великих подвижников. Обойдя всех, мы пришли к старцу Полихронию, великому подвижнику. Когда я ска­зал, что пришедший со мною началь­ник – ревнитель правды, любитель благочестия, – блаженный тотчас, протянув обе руки и обняв его ноги, сказал: «Я хочу предложить тебе некоторую просьбу». Тому это было неприятно и он просил старца встать, обещаясь исполнить его желание, ибо думал, что он предстательствует за кого-нибудь из подчиненных его. Но блаженный сказал: «Так как ты дал обещание – исполнить мою прось­бу и подтвердил свое обещание клят­вою, то принеси за меня усердную мо­литву Богу». Тот, будучи поражен просьбою, просил снять с него клят­ву, как с человека, который и за себя самого не может приносить Гос­поду достойных молитв. Какое слово в состоянии достойно восхвалить того, кто на такой высоте любомудрия имел столь великое смиренномудрие (Извлеч. из кн: «Иcтopии боголюбцев блаж. Феодорита, еп. Киррского; стр.195–196).

ХХII. Один благочестивый старец молился Богу в таких словах: «По­кажи мне, Господи, в чем состоит совершенство души, и я постараюсь достигнуть его». И когда он просил совета у другого старца касательно этого предмета, спрошенный старец отвечал: «Ступай – пасти свиней»! И он стал выполнять этот совет, и все, видевшие его, думали, что он сошел с ума. Но Господь чрез это испытал его смирение и призвал его опять к тому служению, какое он занимал прежде; ибо смирение есть признак истинного совершенства и удостоверение того, что человек снискал благодать Божию. (Из «Лавсаика»).

ХХIII. Знаменитая в мире и бога­тейшая римлянка, св. Павла, оставшись в молодых годах вдовою, остальную жизнь свою всю посвятила на служение Господу. В Вифлееме выстроила об­ширный женский монастырь и посели­лась в нем. Смирение ее было изу­мительное. Когда она была окружена сонмом дев, то казалась последнею между ними и по одежде, и по голосу, и по приемам, и по поступи. Она спала на голой земле, мало вкушала пищи и притом самой простой… Когда просили ее поберечь свое слабое здо­ровье, она отвечала: «Мне надобно обезобразить лице свое, которое столько раз выставляла я напоказ, нати­рая красками, в оскорбление воли Божией; справедливость требует истязывать тело, которое слишком много вкушало сладостей; надобно мне пла­кать много, после безумных и преступных веселостей; я должна заменять власяницею роскошные одежды, которые льстили суетности и неге; довольно я старалась нравиться свету, хочу употребить все, чтобы сколько-нибудь быть угодною Богу». (Из кн. «Жития святых», архиеп. Филарета Гу­милев., янв. 26 д., стр. 273–4).

ХХIV. Когда св. Иоанн Дамаскин, бывший правителем города Дамаска, после совершеннаго над ним чуда исцеления усеченной руки по молитве пред Богоматерью, поступил в мо­настырь, то находился в начале под руководством одного добродетельного старца. Однажды старец, желая испы­тать смирение Иоанна, послал его в город Дамаск, чтобы продать там в пользу монастыря корзинки, которые плели монахи. Иоанн охотно исполнил поручение старца; одетый в рубище, он явился в город, где был некогда самым знатным вель­можей, и продал корзинки. Такой подвиг не был тягостен для Иоанна: предавшись Богу всею душею, он не мог уже дорожить земным блеском и величием и потому никакое состояниe не считал для себя унизительным. (Ч.-М.).

ХХV. Авва Миос разсказывал, что в скиту жил один высокий по своим подвигам старец, который был из рабов. Несмотря на то, что он уже имел совершенную свободу и был сам руководителем и начальником других, этот старец ежегодно ходил в Александрию и носил оброк своим господам. Приходя к ним, он наливал воду в умывальницу и умывал ноги их. Господа говорили ему: «Отец! Ты заставляешь нас при­нимать такую тяжкую услугу от те­бя!» Он отвечал им: «Чрез это свидетельствую, что я раб ваш. В благодарность за то, что дали мне сво­боду служить Богу, я обмываю ноги ваши». Господа не принимали оброка, а старец говорил им: «Если не хо­тите принять оброка, я остаюсь здесь служить вам». Господа, уважая его, оставляли его делать, что он хотел, и отпускали с великою честию и со многими пожертвованиями. (Из пате­рика).