О разделении заповеди на две скрижали, или о любви к Богу и ближнему и о любви к самому себе, как вытекающей из того, что себя самого любить должно, как ближнего
Общие понятия о любви христианской
1. Сущность евангельского учения о любви человека к Богу, ближнему и самому себе
I. Требуя от нас любви ко всем людям, христианство не только не воспрещает, но узаконяет предпочтительную любовь к Богу. Таковая любовь обязательна для нас прежде всего в Богу. Первой и наибольшей заповедью Спаситель назвал заповедь о любви в Богу, выраженную в следующих знаменательных словах: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всей душою твоею, и всем разумением твоим (Матф. 22, 37 – 38). Здесь прямо внушается настолько предпочтительная любовь в Богу, насколько Бог бесконечно выше всего сущего. Всякая другая любовь в нас должна быт меньшею, чем любовь в Богу, и освящаться последнею. Как вочеловечившийся единородный Сын Божий, И. Христос требует от нас предпочтительной же безграничной любви и к Себе Самому. «Кто любит отца или мать, сына или дочь более, нежели Меня», говорит Спаситель, «тот недостоин Мена» (Мф. 10. 37). И. Христос не только учил нас любить Бога больше всего в мире, неисключая и самых дорогих нам людей, но и Сам, живя на земле, дал нам образец такой беспредельной любви в Богу. Современники земной жизни Спасителя ясно видели, что Он никого не любил так, как Отца Своего небесного. Начиная с детского возраста и оканчивая предсмертными минутами на кресте, И. Христос всегда горел всецелой любовью в Нему (Мф. 2, 49. Лук. 23, 46).
II. Евангелие настоятельно требует от человека возможной любовной заботливости о благе его ближних, в особенности духовном, и даже готовности на всяческое разумное самопожертвование в пользу их. Мерою любви нашей к ближним должна служить любовь Того, Кто, будучи Сыном Божиим, обрек Себя ради нашего блага не только на всяческие лишения и скорби, но даже на страшные муки крестной смерти, и в особенности последние годы. Своей жизни – годы общественной деятельности, – отдал на бесконечно-любовное служение человечеству вразумлением заблудших, обличением загрубелых грешников, исцелением больных, насыщением голодных, утешением печальных, возвышением униженных и т. д. Как Я возлюбил вас, говорит каждому из нас Спаситель, так и вы да любите друг друга (Иоан. 13, 34). Если мы должны любить наших ближних так, как возлюбил нас И. Христос, то наша любовь к людям не должна останавливаться ни перед какой нравственно-разумною жертвою, действительно необходимой для истинного блага наших ближних (Иоан. 15, 13. Мф. 10, 35. Марк. 3, 6 – 7). Кто чужд и не проявляет такой любви в ним, тот не в праве и называться учеником и последователем нашего Спасителя (Иоан. 13, 35). Кто видел голодающих, томящихся жаждою, лишенных необходимого платья, неимеющих какого-нибудь крова, страдающих каким-либо недугом, погруженных в заблуждения и пороки и тому подобных несчастливцев, или мог знать о них, и не сделал всего, что – в его власти и средствах, для облегчения или отстранения страданий в жизни ближнего, тот сам себя лишает надежды и на блаженное общение со Христом в загробном мире (Мф. 25:41–45, 18:15 – 17. Лук. 11, 23). Ничто не в состоянии искупить вины людей пред Богом, если они или оставались совсем невнимательными к нужде и горю своих собратьев, кто бы ни были последние, или старались отделаться эгоистически – расчетливой ничтожной помощью (Лук. 10:29–37, 21:1–4; Мф. 18:15–17). Для христианина делать добро истинно нуждающимся и бедствующим – столь естественное и необходимое дело, что он не только не превозносится им, как некиим важным подвигом с своей стороны, но даже как бы не замечает творимых им добрых дел18 (Мф. 6, 3. Лук. 17, 10).
III. Что евангельское учение требует от нас того только, чтобы мы любили ближних, как себя самих, и чтобы следов. мы жили не для других только, но и для себя, это несомненно. Возлюби ближнего твоего, как самого себя, – такова евангельская заповедь (Мф. 22, 39. Марк. 12, 31. Лук. 10, 27). Уже из того, что евангельское учение предписывает нам любить ближних, как себя самих, очевидна законность нашей любви к себе самим и нашей заботливости о себе самих. Действительно, в евангелии мы не находим ничего такого, что требовало бы от нас пренебрежительно относиться к своей личности и нисколько не радеть об ее благе. Напротив, в евангелии встречается не мало мест, выражающих совершенно противоположный взгляд на человеческую личность и ее благо. Человеческая личность, как созданная по образу Божию и предназначенная к теснейшему свободному общению с Самим Богом, имеет столь высокую ценность, что в сравнении с нею ничтожны все вещи мира (Мф. 16, 26). Человеческая личность так ценна, что, для направления ее к добру и для восстановления правильных отношений ее к Богу, благоволил низойти на землю Сам единородный Сын Божий, вочеловечиться и обречь Себя на страдальческую крестную смерть (Матф. 18, 11. Иоан. 17, 11). Благо человеческой личности, человеческой души, так важно, что мы никогда не должны оставлять заботы о приобретении его. Овладеть этим благом – наше признание, наш непременный долг. Что пользы человеку, говорит Спаситель, приобресть весь мир, а себя самого погубить или себе самому повредить (Лук. 9, 26). Это благо человеческой личности состоит в развитии каждому дарованных Богом талантов, в особенности же в нравственном самоусовершенствовании и в живом тесном единении с Богом, как источником всякого совершенства и блага (Мф. 25, 14 и др. 5, 47. 19, 17. Иоан. 17, 11). Евангелие допускает право человека и на материальные блага жизни и признает законною разумную заботливость его о приобретении их (Лук. 11, 3. Мф. 9, 16 – 17 и др.). Оно предписывает только, чтобы предметом главных помыслов и забот людей было высшее для них благо (Лук. 12, 31. Мф. 6, 33). Настойчиво требуя от человека самоотречения, евангелие разумеет отречение от собственно своенравного и дурного направления нашей жизни, но отнюдь не отречение от самой нашей личности и ее блага. Евангелие требует, чтобы исполнять волю Божию стало для нас такою же насущной потребностью, какою является для нашего тела потребность в пище19 (Иоан. 4, 34 и др.). (Состав. по брошюре проф. А. Гусева: «Любовь к людям»).
2. Какая наибольшая заповедь в законе?
Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как себя самого. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Матф. XXII, 36 – 40).
Какая наибольшая заповедь в законе? Иудейские книжники различали в законе большие и меньшие заповеди; не все, впрочем, были согласны в том, какая наибольшая. Одни считали наибольшею заповедь о жертвах, другие – заповедь об обрезании, иные – заповедь об очищениях и пр. Впрочем, может быть, фарисеи и знали, «что первая заповедь есть: возлюби Господа Бога твоего: но ожидали, что Спаситель поправит ее, назвав Самого Себя Богом, и чрез то подаст им случай обвинить Его, а потому и предложили свой вопрос. (Злат., ср. Феофил.).
Возлюби Господа Бога твоего и пр.: заповедь, данная Богом Самим чрез Моисея (Втор. 6, 5). Прежде всего и более всего должно любить Господа Бога, и любить всем сердцем, т. е. всеми чувствованиями своими со всей их силой, и всею душою, т. е. всем существом своим, со всеми его стремлениями и желаниями, и всем разумением, т. е. всеми познавательными способностями; кратко: «любить Бога должно всецело». – Сия есть первая и наибольшая заповедь: она первая не по порядку времени, в котором даны заповеди, но по важности и значению в ряду заповедей. Она есть основание всех других заповедей, и исполнение ее – источник всех других добродетелей. Все существа должны быть любимы по мере их значения; Бог – высший всех существ – должен быть любим и любовию высшего.
Вторая же подобная ей: по важности: – возлюби ближнего и пр.: эти слова взяты из книги Левит (19, 18); любовь эта состоит в том, чтобы делать ближнему добро, как себе самому, и не делать ему того, чего себе не желал бы, ни зла, ни неприятности. «Почему же подобна? Потому что вторая пролагает, путь к первой, и взаимно поддерживается оного». (Злат.). «Ибо кто любит ближнего, тот исполняет все заповеди, а исполняющий заповеди любить Бога так, что обе эти заповеди взаимно связываются, одна другою поддерживаются и обнимают собою все прочие заповеди». (Феофил.).
Утверждается (собственно – висит) весь закон и пророки: эти две заповеди представляются держащими весь ветхий завет – закон и пророков, т. е. в них заключается сущность ветхого завета, сущность всего, что говорили и чего требовали Моисей и все пророки. «Если любить Бога, значит любить ближнего (ибо Спаситель сказал Петру: еслиты любишь Меня, паси овец Моих. Иоан. 21, 16), а любовь к ближнему имеет плодом своин хранение заповедей, то истинно сказано: на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки»20. (Злат.). (Сост. по «Толков. еванг.», еп. Михаила, т. I, 414 – 415).
3. Закон сердца*
Любовь есть закон. Закон этот должен соединить все существа в беcпредельную гармонию. Вне этого закона, для тварей, которые хотели бы остаться непослушными ему, возможно только блуждание, страдание и смерть.
Христианство заповедало привязанности такие, каких природа никогда не внушала человеку, оно их благословляет, оно их вызывает.
(Представим примеры, подтверждающие эту мысль).
I. Вот во вратах Иерусалима иудей, сын того неукротимого племени, которое Тацит обозначил одною чертою; «ненависть рода человеческого». Человек этот терпит жестокую муку. Его палачи окружают его и терзают как стая кровожадных собак. По лицу его струится кровь. Он поднимает к небу взоры полные ангельской кротости; он молится за тех, которые побивают его камнями. Бог заповедал ему любить – и он любит21.
II. Вот Фарисей, сын Фарисея, Савл из Тарса. По закону естественного превосходства, все предрассудки, вся гордость, все узкиt понятия, вся ненависть его племени и его школы должны были сосредоточиться в нем и достигнут своей высшей степени. Человек этот пишет тринадцатую главу 1-го посл. к коринфянам, т. е. самый высокий гимн любви, какой когда либо слышала земля. Бог заповедал ему любить – и он любит.
III. Когда христианка, воспитанная среди роскоши и изящества, заключает себя в школу или больницу и здесь выносит грубость, грязь, лишения, постоянные неприятности давно самопожертвованной жизни, то почему вы большею частию встречаете на лице ее дивно прекрасное отображение мира, которого не имеют женщины света? Бог заповедал ей любить – и она любит.
IV. Когда миссионер идет на добровольную ссылку в ледяные страны севера, под небо, которое есть не более как широкий саван, – когда он заключает себя в нездоровые хижины, где атмосфера постоянно переполнена миазмами, – когда он обрекаегь себя на отвратительное питание, – когда после многих лет геройского труда, он успевает наконец сделать там весь народ верующим, который на своем необразованном и грубом языке поет священные гимны, которых мы не можем слышать без умиления, – откуда пришло к нему это одушевление? Бог заповедал ему любить – и он любит.
V. И когда, возле нас, супруга и мат христианка, вынужденная, как мы видим это очень часто, терпеть непрестанные обиды, насмешки, грубости, измену, всему этому противопоставляет кротость, великодушие, которого ничто не сокрушает, – когда она умеет оставаться достойною без раздражения и спокойною без слабости, – когда она скрывает от всех свои тайные огорчения и свое горе, – когда она учит своих детей уважать имя, которое недостойный отец бесчестит своим поведением, – когда она, вынесши все эти обиды, находит в себе довольно силы, чтобы в предсмертной болезни думать о своем муже, который возвращается к ней, когда ей остается только умереть, – думаете ли вы, что в такой бедственной жизни, более частой, чем вы подозреваете, достаточно одних побуждений природы? Нет, и вы это хорошо знаете. Здесь есть нечто Иное, чем природа. Бог заповедал этой женщине любить – и она любит, она прощает, она терпит, она забывает и любит...
Значит, правда, что мы можем учиться любить, значит правда, что сердце может побеждать природу (т. е. инстинкты своей природы – вместо мести врагу платить добром, вместо гнева и раздражения отвечать любовию и кротостию). Любви открыто бесконечное, не то бесконечное в беспорядке, где она находит только рабство в подчиении плоти, а то высшее бесконечное, где любовь божественная ширится в своей вечной полноте, и где она может обнимать все существа, даже те, к которым сердце в своем естественном состоянии испытывало бы только ненависть и отвращение22. (Из бесед Французск. проповедн. Берсье).
4. Самое великое в мире
И в древности и в современном мире всякий серьезно мыслящий о жизни ставил пред собою великий вопрос: какое есть самое высшее благо в жизни, – что именно в мире есть высшее добро? Пред вами жизнь. Только однажды вы можете прожить ее! Что же есть самого благороднейшего в ней, к чему мы должны стремиться, какого наивысшего дара мы должны желать и ждать от нее?
Мы привыкли слышать, что самое великое в духовном мире есть вера. Это дивное слово в продолжение многих веков было главным ключом религии всех народов; значение же веры нашей христианской возвещено евангелием так, что ни одного чуда не совершается без нее, и мы легко научились смотреть на веру как на самое высшее благо.
Но что же? – мы ошибаемся. Вот что говорит об этом ап. Павел: если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а любви не имею, то я ничто (1 Кор. ХІІІ. 2).
В этом учении св. апостол, приводя нас к самому источнику христианства, положительно уверяет, что «самое великое благо в нравственном мире, самое высшее добро есть любовь». Это сказано не случайно; во всей XIII главе 1-го послания к коринфянам апостол доказывает это, восхваляя любовь, и речь свою заключает решительными словами: теперь пребывают сии три: вера, надежда и любовь; но любовь из них больше (13 ст.), – самое великое есть любовь.
И это не есть пристрастие. Человеку свойственно советовать и предписывать другим свой основный взгляд; но любовь не была главным предметом учения ап. Павла, – во всех посланиях своих он раскрывает учение свое о вере.
То же превозношение любви, как высшего блага, находим мы в писаниях других апостолов. Ап. Петр говорит: более же всего имейте усердную любовь друг ко другу; потому что любовь покрывает множество грехов ( 1Петр. IV, 8). Ап. Иоанн Богослов есть апостол любви и в посланиях своих подробно раскрывает учение свое о любви, как существенном благе христианства, возвышая понятие о любви названием Самого Бога Любовию: возлюбленные! будем любит друг друга, потому что любовь от Бога; и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога; кто не любит, тот не познал Бога: потому что Бог есть любовь (1Иоан. IV. 7 – 8).
Но обратите еще внимание научение самого ап. Павла в другом месте. В послания к римлянам он пишет: не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон (Рим, XIII. 8 – 10).
Думали ли вы когда-нибудь о том, что именно хотел сказать ап. Павел этими словами? В те дни люди совершали свой путь к небу выполнением десяти заповедей и ста десяти других заповедей, которые они сами произвели из них. По учению апостола Законодатель нового завета И. Христос как бы так сказал: Я вам покажу более простой путь к небу: если вы исполните это одно, выполните и те сто десять заповедей, даже не помышляя о них, если вы любите, вы бессознательно будете исполнять весь закон.
Развивая мысль апостола, мы можем продолжать: вы легко можете сами увидать, каким путем должно совершиться это исполнение закона, – возьмите какую-нибудь заповедь: «ты не должен иметь других богов кроме Меня.» Если человек любит Бога, вам не нужно будет говорить ему об этом; – любовь есть исполнение этого закона. «Не призывай имени Его всуе.» Подумал ли бы он когда-нибудь призвать Его имя «всуе», если бы любил Его? «Помни день субботний и храни его свято». Разве не был бы он слишком счастлив, посвящая из семи дней хотя один исключительно предмету своей любви? Любовь сама выполнила бы все эти законы об отношении человека к Богу.
Точно также и по отношении к ближнему: если бы он любил ближнего, вы никогда не подумали бы о том, чтобы убеждать его почитать отца своего и мать свою. Иначе он не мог бы и поступить. Было бы нелепо говорить ему, чтобы он не убивал, этим вы только оскорбили бы его. Оскорбили бы его, если бы стали внушать ему, что он не должен красть, – как бы мог он подумать о похищении чего-либо у тех, кого любить? Было бы излишне также просить его не свидетельствовать ложно о своем ближнем. Вы, наконец, никогда не допустили бы возможности убеждать его не завидовать тому, что есть у любимого им ближнего. Истинно любящий только и желает, чтобы любимый им человек больше имел и даже обладал бы тем, что сам он имеет. Таким образом «любовь есть исполнение закона». Это правило для исполнения всех правил, – новая заповедь для исполнения всех древних заповедей; – это важнейшая тайна, открытая И. Христом для христианской жизни.
И ап. Павел познал эту тайну во всей ее глубине. В великом похвальном слове о любви в XIII главе 1-го посл. к коринфянам, как бы в богодухновенной песне о любви или гимне в честь ее, он дал нам возвышенное учение об этом самом великом благе жизни христианина. (Из журн.; «Радость христианина при чтении Библии, как слова жизни.» 1891 г., октябрь, 17 д., стр. 88 – 92).
5. Закон любви
Мы все знаем о том явлении природы, которое называется притяжением, иначе сказать, о той еще необъяснимой причине, по которой частицы материи притягиваются одна к другой. Наука нам говорит, что это свойство существует во всех телах, будут ли они в покое или движении, и что это составляет их сущность, – что это свойство передается на всяком расстоянии и через всякое вещество. Когда оно проявляется между светилами небесными, его называют всемирным тяготением; когда оно является на поверхности земного шара, его называют тяжестью. Все те, которые наблюдали природу, знали это свойство с древнейших времен. Но этот закон, столь повсюдный в природе, не представляет ли собой высшего подобия с законом любви, которая, подчиняясь нравственному порядку, должна соединить все разумные существа? Подобно тому, как нет ни одной малейшей части вещества, которую можно было бы изъять из закона притяжения, так нет ни одного мыслящего существа, которого можно было бы изъять из закона любви. (Состав. по кн. «Беседы» Е. Берсье, т. 1, стр. 171).23
6. Сила любви
Чего не связует любовь, все ничтожно, и без любви все другие узы не суть узы. Что соединяет своекорыстие, то и разрушает своекорыстие; что соединяет насилие, то и разрывается насилием; что соединяет могущество времени, то и разоряет могущество времени. Только то, что соединяет любовь, пребывает на веки нерушимо, потому что любовь крепче смерти, крепче всего человечества24. («Цв. дух.»).
7. Свидетельства св. отцов о том, что любовь не допускает до греха
I. «Любовь друг в другу делает нас непорочными», говорит св. Иоанн Златоуст. «Нет, решительно нет ни одного греха, который бы, подобно огню, не истребляла сила любви. Удобнее слабому хворосту устоять против сильного огня, нежели естеству греха против силы любви. Возрастим же сию любовь в душах своих, дабы стать со всеми святыми, ибо и они все благоугождали Богу любовию к ближним. Отчего Авель убит, а не убил? Конечно, оттого, что сильно люби брата, не мог и помыслить об этом. Откуда Каин воспринял зависти яд? – я не хотел бы его более называть и братом Авеля, – оттого, что не утвердились в нем незыблемо основания любви. Чек заслужили похвалу два сына Ноевы? Не тем ли, что сильно любили отца и не могли видеть наготы его? А за что один подпал проклятию? Не за то ли, что не любил? Чем также Авраам прославился? Не любовию ли, с какою он заботился о племяннике и тем, что ходатайствовал о содомлянах? Ибо святые были весьма любвеобильны и сострадательны». (Из тв. св. Иоан, Злат., сн. «Воскр. чт.» за 1889 г.).
II. Св. Ефрем Сирин учит: «блажен человек, в котором есть любовь Божия, потому что он носит в себе Бога. Бог любы есть, и пребываяй в любви в Бозе пребывает (1Иоан. 4, 16). В ком любовь тот не боятся, потому что любовь вон нагоняет страх (18); в ком любовь, тот никем никогда не гнушается: малым и великим, славным и бесславным, бедным и богатым; напротив того, сам для всех бывает отребием – вся покрывает, вся терпит (1Кор. 13, 7); в ком любовь, тот ни перед кем не превозносится, не надмевается, ни на кого сам не наговаривает, и от наговаривающих отвращает слух; в ком любовь, тот не ходит лестию, сам не запинается, и брату ногу не запинает; в ком любовь, тот не соперничает, не завидует, не смотрит ненавистным оком, не радуется падению других, не чернит падшего, но соболезнует о нем, и принимает в нем участие; не презирает брата в нужде, но заступается и готов умереть за него; в ком любовь, тот исполняет волю Божию, тот ученик Божий: ибо сказал Сам благий Владыка нам: о сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любите друг друга (Иоан. 13, 34, 35); в ком любовь, тот никогда ничего не присвояет себе, ни о чем не говорит: «это мое», но все, что ни есть у него, предлагает всем в общее употребление: в ком любовь, тот ничего не почитает себе чужим, но все ему свои; в ком любовь, тот не раздражается, не гордится, не воспламеняется гневом, не радуется о неправде, не коснит во лжи, никого не почитает своим врагом; – в ком любовь, тот вся терпит, милосердствует, долготерпит (1Кор. 13, 4 – 7); посему блажен, кто приобрел любовь и с нею преселился к Богу; потому что Бог знает Своих, и приимет его на лоно Свое. Поэтому справедливо говорим, что Бог любы есть, и пребываяй в любви в Бозе пребывает», (Из твор. св. Кор. Сир.).
8. Неблагодарность не должна удерживать нас от благодеяний
«Неблагодарность есть нечувствие души неестественное. В природе не только человека, но и бессловесных, насаждено расположение к благодарности. Дев, которого преподобный Герасим избавил от болезненного страдания, вынув у него из лапы занозу, ощутил к своему благодетелю такую привязанность, что служил ему во всю остальную жизнь его, и, по его смерти, от печали по нем, умер на его могиле. – Но что-ж? Если другой поступает не по природе: неужели по сему, ты, сын благодати, решишься поступать не по благодати? Неужели удержишь руку твою от благотворения потому, что испытал или предвидишь неблагодарность? Вспомни твоего Спасителя, Который, хотя видел пред собою девять неблагодарных против одного благодарного, не удержался от благотворения всем». (Из слова митр. Филар. в неделю двадцать девятую).
* * *
Разные степени любви к людям. Спаситель допуcкает разные степени любви к людям. Прежде всего нельзя не указать на то, что Он называет заповедью Божьею заповедь об особом почитании родителей и об особой заботливости о них и осуждает фарисеев за непочтительное и беззаботливое отношение к их отдам и матерям (Марка, 7, 9 – 13). Что касается самих родителей, то, по учению И. Христа, их любовь и заботливость должна быть направлена прежде всего на их собственных детей (Матф. 15, 26. Лук. 11, 11 – 13). Сам Спаситель, начиная с раннего детства Своей земной жизни, питал особенно нежную любовь к Своей Матери (Лук. 2, 51), Даже во время безмерных страданий Своих на кресте И. Христос выражает нежную любовь к Своей Матери, поручая ее попечительной заботливости одного из Своих учеников (Иоан. 19, 26 – 27). Охлаждение и попрание родственных связей Спаситель признает вообще признаком особого нравственного падения людей (Марк. 13, 12 и др.). К самым ученикам Своим относился Он не с безразборчивой любовью. Напротив, Он удостаивает некоторых из них особенной любви к особенной близости к Себе (Иоан. 13, 23). Из лиц, несостоявших непосредственными учениками Спасителя, также некоторые пользовались расположением Его, так что по справедливости назывались дорогим именем Его друзей. Таков был например Лазарь (Иоан. 11, 5 и 36). Некоторые из лиц, изредка приходивших ко Спасителю за разрешением тех или других своих вопросов и недоумений, вызывали в Нем предпочтительную любовь к себе (Марк. 10, 21). С особенной любовью и попечительностью относился И. Христос к тем, кто принял Его учение и сдедался членом основанного Им духовного царства (Иоан. 17, 9). Не с безразборчивой любовью относился И. Христос и к разным народам, какие жили в Его время. Особенно близкими Его сердцу были иудеи, как Его соотечественники (Матф. 10, 6 и др.). Печальная судьба исторически-великого родного города, Иерусалима, бывшая ясною для Спасителя, как всеведущего единородного Сына Божия, трогает Его до глубины души, так что однажды Он горько оплакивал ее (Лук. 19, 41). Не только, значит, люди, но и некоторые, связанные с ними, предметы, удостаивались особого сердечного Его расположения. Самих учеников Своих Спаситель побуждал к тому, чтобы они проявляли в достойнейшим и любовь наибольшую (Матф. 10, 11 и др.). Было бы несправедливо видеть в некоторых словах и действиях И. Христа отрицание того, чему Сам же Он учил и что освятил Своим примером. Так, говоря, что мать, братья и сестры Его суть те, кто исполняет волю Отца небесного (Матф. 12, 46 – 60), И. Христос учит лишь тому, что для христианина особая сердечная близость его к некоторым людям должна условливаться не одними только кровными связями, но и духовными отношениями. Эти последние должны служить основанием для предпочтительной любви и к совершенно чужим для нас людям, Самые кровные связи становятся еще более тесными и дорогими, если они одухотворяются и скрепляются христианским направлением мысли и жизни родственников: вот какой смысл имеють слова И. Христа.
Отношение человека к прцроде. Христианство внушает нам относиться кротко и заботливо даже в животным, т. е. всячески оберегать жизнь полезных из них и не только лично не причинять им без крайней необходимости каких-либо страданий, но и устранить страдания, причиняемые таким животным другими людьми или животными же. (Исх. 20, 10, 23, 4 – 6 и др. Матф. 6, 26, Б, 48). Христианин не только не должен убивать какое-нибудь животное без особой нужды, но не должен и портить и срубать даже дерева без уважительной причины (Втор. 20, 19, и друг. Матф. 6, 28 – 30, 5, 48). Призвание христианина по отношению в окружающим его существам и предметам природы состоит не только в том, чтобы пользоваться ими для своего духовного и материального блага (Быт. 1, 26. 2, 19 – 20), но и в том, чтобы хранить и всячески улучшать дары природы (Быт. 2, 15). Уже отсюда видно, что христианство слишком далеко от того, чтобы поставлять животных наравне с людьми (как объясняют Шопенгауэр, Гартман и др.) и превращать последних в положении каких-то слуг по отношению к первым (Быт. 1, 28, Матф. 8, 28 – 32).
Правилен ли взгляд в нашем светском обществе на заповеди Закона Божия, изложенные в 37 – 40 стихах XXII главы Евангелия от Матфея? В означенных стихах XXII главы Евангелия от Матфея содержатся краткие заповеди о любви к Богу и ближнему. Из контекста речи видно, что заповеди эти сказаны Иисусом Христом в ответ на вопрос одного законоучителя еврейского, пожелавшего узнать, какую заповедь закона (очевидно Моисеева) считает Он самою главною, и, следовательно, составляют выдержку из этого закона, известную каждому еврею. Доказательством правильности такого взгляда на эти заповеди служат параллельные места из других евангелистов, каковы: Марк. XII, 28 – 31 и Лук. X, 25 – 28 и в особенности из ветхозаветных книг: Лев. XIX, 18 и Втор. VI, 4 – 5. Между тем за последнее время в нашем светском обществе стал распространяться особый, несогласный с вышеизложенным, взгляд на это место XXII главы евангелия от Матфея. Появились в этом обществе лица, которые считают заповеди изложенные в указанных стихах собственными словами Спасителя, составляющими отличительную черту Его учения и, как им кажется, исключительную принадлежность нового завета. Вот что пишут и говорят эти мыслители: «Пять тысяч лет назад даны были людям правила личной нравственности, личного поведения: не сотвори себе кумира, не произноси имя Божие напрасно, чти отца твоего, не убивай, не кради, не завидуй, не лжесвидетельствуй и пр... Но вот, не на отмену прежнего закона, а на утверждение его, является новая мораль, исчерпывающаяся всего двумя положениями: люби всем сердцем Бога и люби, как самого себя, своего ближнего. Кончено! Процесс обобщения завершен. Дальше идти не куда, подняться выше нельзя. Весь нравственный закон нашел тут свою формулу и все пророки, действительно, выражали не более как отдельные частности этого обобщения». (М. Протопопов. Си. Русск. Мысль янв. 1893 г. статью «Умная книга», стр. 101). «Мы христиане, а не евреи, – твердит целых три года один военный писатель, – и поэтому для нас обязательно знать Христовы заповеди, а не еврейские. Десять заповедей даны евреям, для них они и обязательны, а для нас христиан довольно знать только две заповеди, которые даны Христом: люби Бога всем сердцем и всей душой и люби ближнего, как самого себя» (сн. сентябрьские №№ Гражданина в Киевлянина за 1892 г.). И этот взгляд, как слышно, имеет в военной среде своих последователей и защитников, которые стараются проводить его и далее. Чтобы яснее показать ошибку этих авторов, предложим вниманию читателя ряд выписок из книг ветхого завета и за ними места из нового завета, в которых буквально повторяются слова ветхого, подавшие вышеприведенным авторам повод в их суждениям, – чтобы сам читатель мог определить, насколько справедливы их суждения. 1) «Слыши Израилю: Господь Бог наш, Господь един есть: и возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея, и от всея силы твоея» (Втор. VI, 4 – 5). 2) «Возлюбиши ближнего своего яко сам себе» (Лев. XIX, 18). а) «И приступль един от книжник.., вопроси Его: кая есть первая всех заповедей; Иисус же отвеща ему: яко первейши всех заповедий: слыши Израилю: Господь Бог ваш, Господь един есть: и возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем умом твоим, и всею крепостию твоею: сия есть первая заповедь. И вторая подобна ей: возлюбиши ближнего своего яко сам себе» (Марк. XII, 28 – 31). б) «Законник некий воста, искушая Его и глаголя: Учителю, что сотворив живот вечный наследую: Он же рече в нему: в законе что писано есть; како чтеши: он же отвещав рече: возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея и всею крепостию твоею, и всем помышлением твоим: и ближнего своего яко сам себе. Рече ему: право отвещал еси: сие сотвори и жив будеши» (Лук. X, 25 – 28). Может ли быть что-либо яснее этих доказательств в пользу той истины, что сокращенная редакция заповедей о любви Богу и ближнему сделана и впервые произнесена не Иисусом Христом, а самим же Моисеем, и что в этой именно редакции заповеди о любвик Богу и к ближнему были всего более известны евреям, современникам И. Христа? Нужно заметить, что приведенные места из книг Моисеевых не единственные, в которых изложены краткие заповеди о любви к Богу и ближнему. См. гл. X, XI и XXX книги Второзакония, XIX гл. Лев. Указанные факты налагают в настоящее время на проповедников обязанность при удобном случае разъяснить обществу, что в этих стихах вовсе не содержатся какие-либо новые по содержанию или форме нравственные истины, проповеданная Иисусом Христом, а только изложены те слова ветхозаветного законодательства, которыми Он ответил на вопрос искушавшего Его законоучителя, – что та деятельность, которую некоторые писатели приписывают Иисусу Христу, выполнена Господом ранее в ветхом зав. чрез прор. Моисея, что Господь наш И. Христос очистил их от превратного понимания чудес, расширил их смысл (учением о том, кто наш ближний), одухотворил их (учением о служении Богу духовном и истинном) и обосновал их на собственном примере, так что заповедь о любви стала вполне «новою» заповедью. (См. об этом подробнее в Рук. для с. паст. за 1893 г. № 43).
Здесь речь идет, очевидно, о первомученике св. Стефане.
Свойства христианской любви по изъяснению св. отцов и учителей церкви. Аще языки человечемкими глаголю и ангельскими, любве же не имам, бых яко медь звеняща, или кимвал звяцаяй, говорит св. ап. Павел (1Кор. XIII, 1). «Апостол, делая сравнение дарований, первым из всех поставил дарование языков, потому что оно, по мнению коринфян, было важнее других. Важнейшим же почитали его, потому что оно прежде всех других дано апостолам в день пятидесятницы при сошествии Всесвятого Духа. Он говорит: если узнаю все человеческие языки, а сверх того и языки невидимых сил, но любви к ближнему иметь не буду, то ничем не отличусь от неодушевленных орудий». (Феодорит) «И смотри, с чего начинает он: прежде всего с того, что они почитали удивительным и великим, т. е. с дара языков, и говоря об этом даре, представляет его не таким, какой они имели, но гораздо большим. Не сказал: аще языки глаголю, но: аше языки человеческими глаголю. Что значит человеческими? Языками всех народов вселенной. Не довольствуясь и этим увеличением, прибавляет еще другое, гораздо большее: и ангельскими, говорит. Видишь ли, как он возвысил этот дар и как после низвел и уничтожил его? Не просто сказал: тогда и ничто, но: бых яко мед звеняща, нечто бесчувственное и бездушное, издающее звук попусту, без цели и без всякой пользы, и не только пользы никому не приносящее, но для многих кажущееся беспокойным, тягостным и несносным (χύμβαλον – означает и трещотку)». (св. Злат.). И аще имам пророчество, и вем тайны вся и вес разум, и аще имам всю веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь (1Кор. XIII, 2). Св. Златоуст такие мысли высказал на это место: «апостол не останавливается на даре языков, но указывает и на прочие дары и, показав ничтожность их без любви, потом уже начертывает ея изображение. А как он хотел постепенно усиливать речь, то восходит от меньшего в большему». Сказав: аще имам пророчество, присовокупляет: и вем тайны вся и весь разум, представляя и этот дар в превосходной степени». «Потом апостол переходит и к прочим дарам, и дабы не показаться тегостным, исчисляя их порознь, указывает на мать и источник всех их, и опять в превосходной степени: и аще, говорит, имам всю веру. Не довольствуясь этим, присовокупляет и то, что Христос признал великим: яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь. Смотри, как он и здесь опять уничижает дар языков. От пророчества показывает великую пользу, именно – знание таин и всякое разумение, равно и от веры немаловажное дело, именно – переставление гор; а о даре языков только упомянул и более не сказал о нем ничего. Заметь еще, как он в кратких словах обнимает все дары, т. е. в пророчестве и вере; это потому, что чудеса заключается или в словах, или в делах. Вере приписывает переставление гор не потому, чтобы вся вера могла производить только это, а потому, что людям грубым это казалось великим по тяжести гор. Апостол таким образом возвышает предмет, и смысл слов его следующий: емля я имею всю веру, если даже могу переставлять горы, а любви не имею, то я ничто». И аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое во еже сжещи е, любве же не имам, никая польза ми есть (1Кор. XIII, 3). Св. Златоуст говорит: «какая усиленная речь! И здесь он представляет все в превосходной степени. Не сказал: если я отдам бедным половину имения, или две, или три части, но: но вся имения моя; не сказал: отдан, но раздам – (ψωμίσω) (кормить кого своими руками), выражая кроме употребления имущества самую усердную услужливость. Также не сказал: если я умру, но опять выражается усиленно, представляет самую жестокую смерть, т. е. сгореть живому, и говорит, что и такая смерть без любви не важное дело. Но вся сила слов апостола откроется, когда я приведу свидетельство Христово о милостыне и смерти. Какое же свидетельство? Богатому Христос сказал: аще хощеши совершен быти, иди, продажд имение твое и дажд нищим: и имети имаши сокровище на небеси (Мф. 19, 21); также, беседуя о любви к ближнему, сказал; больши сея любви никтоже имать: да кто душу свою положит за други своя (Иоан. 15, 13). Отсюда видно, что я в очах Божиих такая любовь есть самая высокая. Но я утверждаю, говорит Павел, что если мы положим душу свою даже за Бога, и не просто положим, но и будем сожжены, то и тогда не будет нам никакой пользы, если мы не любим ближнего.» Любы долготерпит, милосердствует: любы не завидит: любы не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла. Не радуется о неправде, радуется же о истине: вся любит (покрывает), всему веру емлет, вся уповает, вся терпит, говорит св. апостол Павел (1Кор. XIII, 4 – 7). «Доказав, что без любви нет большой пользы ни от веры, ни от знания, ни от пророчества, ни от дара языков, ни даже от совершенной жизни и мученичества, апостол описывает, как и необходимо было, беспримерную красоту ее, украшая ее изображение, как-бы какими-нибудь красками, различными родами добродетели и тщательно соединял все его части. Посему, возлюбленный, будь внимателен к сказанному и вникни в каждое слово с великим тщанием, дабы видеть и совершенство предмета, и искусство живописца. Смотри, с чего он начал и что поставил первою причиной всех благ. Что же именно? Долготерпение» (св. Злат.). Любы долготерпит, т. е. благодушно сносить все неприятности, оскорбления и напраслины, не поддаваясь движениям гнева или отмщения. «Долготерпение, – корень всякого любомудрия; посему и Премудрый говорит: долготерпелив муж мног в разуме: малодушный же крепко безумен (Притч. 14, 29); и долее, сравнивая эту добродетель с крепким городом, говорит, что она крепче его. Это несокрушимое оружие, непоколебимый столп, легко отражающий все нападения. Как искра, упадшая в море, не причиняет ему никакого вреда, но сама тотчас исчезает: так все, неожиданно неприятное, поражая долготерпеливую душу, скоро исчезает, а ее не возмущает. Долготерпеливый, как бы пребывая в пристани, наслаждается глубоким спокойствием; причинишь ли ему вред, не подвинешь этого камня; нанесешь ли ему обиду, не потрясешь этого столпа; нанесешь ли ему удары, не сокрушишь этого адаманта; потому он и называется долготерпеливым, что имеет как бы долгую и великую душу; ибо долгое называется и великим. Эта добродетель рождается от любви, и тем, которые имеют и хорошо употребляют ее доставляет великую пользу.» Милосердствует, благствует: от других терпит неприятности, сама же не только никому не причиняет ничего скорбного, – напротив, все скорби других считает своими, и, входя в сочувствие и скорби, всячески старается облегчить их горе; она, как елей на раны, так есть на всякую нужду, скорбь и немощь ближнего; не успокаивается, пока не утешит, не поможет, не умиротворит; болезнует о всех, паче же о нуждающихся и страждущих; даже тем самым, которые ей причиняют неприятности, старается вложить в душу мирное расположение; «кротко поступает с пламенеющими гневом, чтобы укротить его и погасить, и не только мужественным терпением, но и угождением и увещанием врачует рану и исцеляет язву гнева. (св. Злат.). Любы не завидит ни дарованиям, ни внешнему благосостоянию, ни отличиям, ни успеху в делах, и никакому благу и преимуществу другого пред собою. Это противно ее природе; существо ее есть и желать е делать другим одно добро и притом всякое; потому не ищет того, чтобы самой быть счастливее других, а чтобы все были счастливы возможно полным счастием; к благу предлежащему сама пропустит всех, чтобы все вкусили его, не заботясь, достанется ли что на ее долю, лишь бы другим всем досталось. Любы не превозносится, – не заносится. Заносчивый в словах, суждениях, манерах, в обращении, в делах, допускает много неосмотрительного, потому что действует с плеча в уверенности, что все от него исходящее прекрасно и должно в других оставлять одно изумление и похвалу; он парит, ни на чем не останавливаясь, от того ничего полезного ни произвесть, ни посоветовать не может; во все вмешивается с своим суждением и кроме смятения ничего по себе не оставляет. Любовь так не парит; она действует потихоньку, высматривая и удостоверивалась, где, что, как может сделать полезного, и делает то без шума и заявлений. Св. Златоуст говорит: «любы не превозносится (не заносится), т. е. не поступает легкомысленно; она делает любящего благоразумным, степенным и основательных. Заносчивое легкомыслие свойственно людям, любящим плотскою любовию; а любящий любовию истинною совершенно свободен от этого; любовь, пребывая в душе, как бы какой-нибудь искусный земледелец, не допускает вырастать на поле сердца ни одному подобному злому тернию». Тоже пишет и блаж. Феодорит: «любящий ни в чем не соглашается поступать опрометчиво». Та же мысль и у Феофилакта: «любовь не опрометчествует, но действует самоуглубленно и внимательно». Не гордится. Какими бы совершенствами любовь ни обладала, она думает, что ничего не имеет сравнительно с другими лучшего, и сколько бы добра ни наделала в своем кругу, совсем не думает, что что-либо сделала. Как мать, ухаживающая за детьми, сколько бы ни трудилась над ними, так себя имеет, будто бы ничего не делала, и делая что, снова делает так, как будто начинала делать в первый раз: такова и любовь. «Не превозносится над братиями» (Феодор.). «Но смиренномудрствует, не смотря на то, что обладает высокими совершенствами» (Феофил.). «Мы видим, что многие гордятся самыми своими добродетелями, т. е. тем, что они не завистливы, не злы, не малодушны, не безрассудны (эти пороки соединены бывают не только с богатством и бедностию, но и самыми добрыми по природе качествами), а любовь совершенно очищает все» (св. Златоуст). Не безчинствует, – не мерзит, не брезгует, не гнушается ни чем, коль скоро того требует благо ближнего; как бы что ни казалось унизительным в глазах людей, она не останавливается пред тем, а с охотою решается на то, лишь бы сделать добро любимому. Так учат все наши толковники: Феодорить пишет: «не отказывается для пользы братий сделать что-либо и унизительное, не почитает и такого действия для себя не благоприлпчным». Но вот пространное слово св. Златоуста: «что я говорю, продолжает апостол, что любовь не надымается? Она так далека от этой страсти, что и терпя крайние бедствия за любимого, не считает того бесчестием для себя. Не сказал опять: хотя терпит бесчестие, но мужественно переносит его, а – даже нисколько не чувствует бесчестия. Посмотрим в этом отношении на И. Христа, и увидим истину сказанного: Господь наш И. Христос подвергался оплеванию и бичеванию от жалких рабов, и не только не считал этого бесчестиен, но еще радовался и вменял в славу; разбойника и человекоубийцу Он вместе с Собою прежде других ввел в рай, беседовал с блудницею, притон в присутствии всех обвинителей Своих, и не считал этого постыдным, а даже позволил ей целовать Свои ноги, орошать слезами Свое тело и отирать волосами, и все это пред глазами врагов и противников, потому что любовь не гнушается нечем. Посему и отцы, хотя бы они были мудрее и красноречивее всех, не стыдятся лепетать вместе с детьми, и никто из взирающих на это не осуждает их, а напротив, это кажется столь хорошим делом, что даже удостаивается похвалы», Не ищет своих си. «Сказав: нф бесчинствует, апостол показывает и то, каким образом любовь не терпит бесчестия. Каким же? Она не ищет своих си. Любимый составляет для нее все, и она вменяет себе в бесчестие, когда не может избавить его от бесчестия, так что если можно собственным бесчестием помочь любимому, то не считает и этого бесчестием для себя; любимый для любящего есть то же, что он сам. Любовь такова, что любящий и любимый составляют уже не два отдельные лица, а одного человека, чего не может сделать ничто, кроме любви. Посему не ищи своего, дабы тебе найти свое; ибо кто ищет своего, тот не находит своего. Потому и Павел говорит: никтоже своего си да ищет, но еже ближнего кийждо (1Кор. 10, 24). Польза каждого заключается в пользе ближнего, а польза ближнего в его пользе. Бог так устроил для того, чтобы мы были привязаны друг к другу». (св. Злат.). Не раздражается, – не огорчается. Встречая что-либо неприятное от того самого, которому усиливается сделать добро, не огорчается тем; или не огорчается неуспепшостию трудов своих во благо чье-либо, и не перестает искать способов к тому, чтоб достигнут своей в сем отношении цели; или так, как Феодорит пишет: «если и прискорбное что встречает от кого-либо, переносит великодушно по горячности любви, какую имеет в себе». Тоже говорит и св. Златоуст: «смотри опять, как она не только истребляет пороки, но даже не дозволяет им, получить начало. Ибо не сказал: хотя раздражается, но преодолевает раздражение а не раздражается. Не допускает и зародиться огорчению. Не мыслить зла, – не берет в счет зла, и даже совсем не думает, чтобы в действиях другого было зло, не видит во зле зло; другие видят, а она не видит; для любящего всех все кажутся добрыми, и как он ничего не замышляет для других кроме добра, так и в действиях других в отношении к себе не подозревает никогда ничего злого. Так Феодорит говорит: «извиняет погрешительные поступки, предполагая, что то сделано не с худым намерением». «Другая мысль: не замышляет зла в отмщение – будет прямым следствием предыдущей, и может быть видима здесь, но в связи с тою» (Феофилакт). Св. Златоуст разумеет не замышление зла, помимо обид полученных, а так; «не только не делает, но даже и не замышляет ничего худого против любимого. И действительно, как она будет делат зло, когда не допускает даже худой мысли? А здесь и есть источник любви». Не радуется о неправде, радуется же о истине. Неправда и истина здесь определяют себя взаимно. Как поймешь неправду, так по противоположности должен понимать истину, и обратно. Толковники так разнообразно понимают сии слова, что, собрав все во едино, мы должны под неправдою разуметь всякое зло, а под истиною всякое добро. Св. Златоуст говорит: «не радуется, когда другие страдают каким-либо злом (нравственным); радуется же о тех, которые благоустроены в жизни. Или здесь тоже самое содержится, что говорится в другом месте: радоватися с радующимися и плакати с плачущими (Римлян. 12, 16). Потому она и не завидует, потому и не гордится: блага других она признает своими. Видишь ли, как любовь делает питомца своего ангелом? Ибо если он не имеет гнева, чужд зависти и чист от всякой пагубной страсти, то очевидно, что он уже выше природы человеческой и достигнул бесстрастия ангелов». Феодорит пишет сообразно с этим: «ненавидит противозаконное, веселится о том, что хорошо». Феофилакт несколько отлично: «не радуется, когда кого не оправдывают, обижают и причиняют ему зло; сорадуетея же людям благоустроенным, радуется тогда, как истина благоспеется, считая то славою для себя.» Вся любить, – покрывает. Св. Златоуст говорит: «любовь вся покрывает, по своему долготерпению и кротости, чтобы ни случилось прискорбное и тяжкое, хотя бы то были обиды, хотя бы побои, хотя бы смерть, или что-нибудь другое подобное. Это можно видеть из примера блаж. Давида: что может быть тяжелее, как видеть сына возмутившегося, ищущего власти и жаждущего крови своего отца? Но блаженный Давид перенес и это, не хотел даже произнести укоризненного слова против убийцы, а предоставив все прочее военачальникам, повелел сохранить его жизнь; так крепко было у него основание любви! Посему и говорит апостол: вся покрывает. Этими словами он выражает силу любви». Феодорит пишет: «по любви терпит и прискорбное». Всему веру емлет. «Любимого почитает нелживым» (Феодорит). «Верить всему, что ни скажет любимый; и не только сама не говорит ничего с хитрым лукавством, но не подозревает даже, чтобы другой кто говорил так» (Феофил.). Вся уповает. Делая добро а встречая неуспех, любовь не останавливается, по изобретает новые способы, и если эти не приводят в цели, берется еще за другие, и так далее, воодушевляясь надеждою, что Бог благословит наконец этот труд любви успехом. Феодорит пишет: «если видит любимого склонным к худому, ожидает в нем перемены на лучшее». Сама же не сложа руки сидит, но употребляет с своей стороны все зависящие средства к его исправлению, и употребляя их, «не отчаивается, но уповает, что он наконец возвратится на лучшее» (Феофил.). Вся терпит: все труды, необходимые в доброделании, поднимает охотно, мужественно преодолевает препятствия, благодушно переносит неприятности, и все, что ни встретится на пути добра, терпит, имея одну цель – делать добро любимому, т. е. всякому человеку; терпит и самую безуспешность в добре. «Если случится, что любимый не поддается ее заботам и остается на своем недобром пути, благодушно терпит его падения» (Феофилакт). «И что бы ни было в любимом, или со стороды его, ничто не может отторгнуть любящего от любви к нему» (Феодорит). Св. Златоуст все сии три: «уповает, верит, терпит» соединяет в одну речь и говорит: «не отчаяваясь, ожидает от любимого человека всего доброго и, хотя бы он был худ, не перестает исправлять его, пещись и заботиться о нем; и не просто надеется, но с уверенностию, потому что сильно любит; и хотя бы сверх чаяния не происходило добра, и даже любимый становился бы еще хуже, она переносить и это. (Состав. по кн. «Толкование первого послания в коринфянам», еп. Феофана. Москва, 1876 г., стр. 420 – 436).
Один из законов христианской любви, состоящий в том, чтобы сильное подавало помощь слабому, низшее поддерживалось высшим. Иже аще хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга; и иже аще хощет в вас быти старей, да будет всем раб (Марк. X, 43 – 44), сказал Господь наш И. Христос. Почему? потому что не естественно, чтобы слабое и немощное служило сильному о могущественному, высшее поддерживалось низшим. Естественнее наоборот: чтобы сильное подавало помощь слабому, низшее поддерживалось высшим. Не тварь служит Творцу; по щедродательная десница Творца подает всем и жизнь, и дыхание, и вся; твари остается только принимать с благодарением и употреблять во благо всякий дар, нисходящий свыше от Отца светов. Сам Господь славы пришел в мир не да послужат Ему, по послужити и дати душу Свою избавление за многих. Искупленным Им остается только пользоваться Его благодатию, возмогать Его крепостию, укрепляться Его силою. Вот высочайший образ исполнения закона евангельского! Смотрите, как точно исполняется закон этот и в великом мире Божием: не земля служит солнцу, но солнце согревает и освещает землю, не ожидая воздаяния от нее, – не рождения земли питают ее, но земля питает миллионы тварей, кои возвращают ей только прах! Тот же закон должен быть во всей силе и в мире нравственном, в котором ангели, сильнии крепостию, охотно бывают служебными духами, в служение посылаемыми за хотящих наследовати спасение человеков. Потому то мы, сильнии, непременно должны немощи немощных носити и не себе угождати. (Сост. по Воскр. чт. г. VI, стр. 440).
Величие и красота христианской любви по изображению св. Иоанна Златоустого. «Любовь крепче стены, она тверже адаманта, и если бы ты указал на другое еще более крепкое вещество, твердость любви превосходят все. Ея не побеждает ни богатство, ни бедность, или лучше: не было бы ни бедности, ни излишнего богатства, если бы была любовь, а было бы только добро, проистекающее из того и другого. От богатства мы имели бы довольство, от бедности свободу от забот, не терпели бы ни забот неразлучных с богатством, ни опасений от бедности. Но что я говорю о пользе от любви? Представь, как прекрасна любовь сана по себе, сколько она приносит радостей, сколько доставляет душе удовольствий; это по преимуществу ей свойственно. Другие дела добродетели, например: пост, целомудрие, бдительность сопряжены с трудом, сопровождаются недовольством, порочным пожеланием, высокомерием; любовь же, кроме пользы, доставляет еще великое удовольствие, а труда никакого, и, как добрая пчела, собирая добро отвсюду, слагает его в душе любящего. Раб ли кто, она делает рабство приятнее свободы; ибо кто любит, тот не столько радуется тогда, когда повелевает, сколько тогда; когда повинуется, хотя повелевать и приятно. Любовь изменяет самое существо вещей и неразлучно приносит с собою все блага; она нежнее всякой матери, щедрее всякой царицы; трудное она делает легким и удобным, добродетель представляет привлекательною, а порок отвратительным. Посмотри: раздавать свое по-видимому прискорбно, но любовь делает это приятным; брать чужое по-видимому приятно, но любовь не позволяет считать это приятным, а заставляет убегать, как преступного; худо говорить о других для всех кажется приятным, но любовь представляет это неприятным, а хорошо говорить – приятным; ничто так не приятно нам, как хвалить того, кого мы людям. Еще: гнев имеет в себе некоторую приятность, но при любви его не может быть; она совершенно уничтожает его; если любимый и оскорбит любящего, то гнева не будет, а будут слезы, увещания, просьбы; так далека любовь от раздражения! Когда она видит согрешающего, то плачет и скорбит, и эта скорбь приносит ей удовольствие. Слезы и скорбь любви приятнее всякого смеха и всякой радости; не столько чувствуют наслаждения смеющиеся, сколько плачущие о любимых. Если не веришь, то удержи их слезы, и они огорчатся, как потерпевшие что-нибудь крайне неприятное... Павел называет любовь матерью всех благ и предпочитает ее чудотворениям и прочим дарованиям. Как при золотой одежде и обуви нужно бывает некоторое одеяние, дабы нам узнать царя; а когда мы видим порфиру и диадему, то не требуем никакого другого знака царского достоинства, так точно и здесь: когда есть диадема любви, то она достаточно отличает истинного ученика Христова не только для нас, но и для неверных. О сем, – говорит Христос, – разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Иоан. XIII, 35). Этот знак важнее всех знамений, потому что по нем узнается ученик Христов. Пусть иные совершают тысячи знамений, но, если они питают вражду между собою, они будут осмеяны неверными; напротив, хотя бы они не произвели ни одного знамения, но только бы искренно любили друг друга, они будут всеми уважаемы и неукоризненны. И Павлу мы удивляемся не потому, что он воскрешал мертвых, очищал прокаженных, а потоку, что говорил: кто изнемогает, и неизнемогаю? кто соблазняется, и аз не разжизаюся (II Кор. XII, 29)? Хотя бы ты сравнил с этим тысячи знамений, ничто не будет равно; и сам он ожидах себе великой награды не за то, что совершал знамения, но за то, что для немощных был как немощный... Он даже готов был умереть с голода для спасения учеников: добрее бо ми, говорит, паче умрети, нежели похвалу мою кто да испразднит (I Кор. IX, 15), говорит не с тем, чтобы похвалить самого себя, но дабы не подумали, что он укоряет их. Он никогда не хвалится своими совершенствами, если этого не требовали обстоятельства, и, когда бывает вынужден к тому, называют себя буиим (I Кор. I, 25; II Кор. XI, 1); если он хвалится когда-нибудь, то немощами, страданиями и великим участием в бедствиям других, как и здесь говорит: кто изнемогает, и не изнемогаю? Такие слова выше самих страданий... Чего же в сравнении с ним достойны мы, которые не хотим презирать денег для блага нас же самих и подавать даже избыток своего имущества? А он был не таков, но отдал и душу и тело свое, дабы получили царствие небесное те самые, которые побивали его камнями и бичевали. Так любить, говорил он, научил меня Христос; преподавший новую заповедь о любви и Сам исполнивший ее на деле. Он будучи царем всего и существом блаженным, не отвратился от людей, которых сотворил из ничего и бесконечно облагодетельствовал, которые оскорбляли Его и плевали на Него, но сделался для них человеком, обращался с блудницами и мытарями, исцелял бесноватых и обетовал небо. После всего этого люди, взяв Его, ударяли по ланитам, связали, были, осмеяли и наконец распяли; по Он и тогда не отвратился от них и, быв пригвожден во кресту, говорил: Отче, оптусти им грех их (Луки XXIII, 34). Разбойника, который в начале поносил Его, Он ввел в рай; Павла из гонителя сделал апостолом, а ближайших и преданных Ему учеников предал на смерть для спасения распявших Его иудеев. Итак, представляя себе все это, сделанное Богом и людьми, будем подражать делам добрым и питать в себе любовь, превосходящую все дары, дабы нам получить блага настоящие и будущие, которых да сподобимся все мы благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь ныне и присно, и во веки веков». (Из «32 беседы св. Иоанна Злат.» на 1 посл. к коринф.).