Раздел I. Период домонгольский (до 1237 г.)

Предание о св. апостоле Андрее Первозванном. Христианство в Северном Причерноморье, Крыму и на Кавказе в I-Х вв. Славяно-варяжские набеги на Византию. «Фотиево крещение» Руси. Образование епархии «Россия». Христианство на Руси при Олеге Вещем и Игоре Рюриковиче. Крещение св. княгини Ольги. Положение христиан при Святославе Игоревиче и его преемниках.

Господь воздвиг Русскую Православную Церковь на громадных просторах восточной Европы в канун того драматического момента церковной истории, когда папский Рим отделился от Вселенской Церкви, и начала свое существование Римско-католическая церковь. Между православным Востоком и католическим Западом пролегла духовная пропасть. Пути двух частей прежде единого христианского мира разошлись. Это стало окончательно ясно в 1204 году, когда под ударами западных крестоносцев пал и был разграблен Константинополь. Все это во многом определило дальнейшую судьбу некогда блистательной Империи Ромеев. Зажатая в тисках между исламским Востоком и католическим Западом, одинаково враждебными по отношению к Византии, эта великая православная держава вступала в долгий период упадка и агонии. С ее гибелью в мире, казалось, могло уйти в небытие и Православие.

Но Православная Церковь Христова не может прекратить свое бытие здесь, на земле, прежде чем окончится сама история человечества. Церковь пребудет на земле до конца времен. Поэтому в контексте дальнейших судеб Православия так важно, что именно в этот критический момент, накануне Великого Раскола 1054 года возникает новая, великая в будущем, православная держава, а с ней вместе и новая Поместная Православная Церковь. Руси было предначертано стать в дальнейшем преемницей Византийской империи и новым оплотом Вселенского Православия. В этом проявился несомненный Промысл Божий о русском народе.

Однако крещение Руси, которое произошло при св. князе Владимире, отнюдь не было первым знакомством Руси с христианством. К этому времени уже была подготовлена почва для скорого распространения Православия среди русского народа. Прежде всего надо отметить, что существует широко известное предание о проповеди святого апостола Андрея Первозванного в наших землях. Преподобный Нестор Летописец в «Повести временных лет» сообщает о проповеди святого Андрея на месте будущего Киева. В тоже время в «Повести...» под 983 г. содержатся выражения: «еде бо несуть апостоли учили» и «аще и телом апостоли не суть еде были, но ученья их аки трубы гласят по вселенней в церквах». Эти выражения, разумеется, можно трактовать по-разному, но ряд авторов усматривал в них противоречие преданию о проповеди апостола Андрея. Уже архиепископ Филарет (Гумилевский) высказывал первые сомнения в истинности этого предания. С особой силой критические пафос в отношении повествования о проповеди св. Андрея в Поднепровье выразился в трудах Е.Е.Голубинского.

Тем не менее, устойчивое почитание св. апостола Андрея Русской Православной Церковью в качестве провозвестника христианства на земле будущей Руси и ее небесного покровителя, отмечаемое с домонгольской эпохи и до новейшего времени, само по себе не позволяет отбросить древнее предание. И хотя мы не имеем строгих доказательств того, что апостол проповедовал на месте будущего Киева, как об этом сообщает «Повесть временных лет», вполне вероятно, что св. Андрей мог миссионерствовать, если и не на территории будущей Руси, то совсем неподалеку от нее. Вполне достоверным можно признать тот факт, что апостол Андрей проповедовал в Северном Причерноморье. В частности, церковный историк IV века Евсевий Кесарийский, ссылаясь на Оригена, сообщает, что Андрей Первозванный получил по жребию для проповеди Скифию.

Вполне мог св. Андрей Первозванный подниматься и вверх по Днепру до места, где позднее возник Киев. Имеются археологические находки, свидетельствующие об оживленной торговле греко-римских черноморских колоний с племенами, населявшими территорию будущей Руси. Известно, что множество античных торговых факторий существовало по течению Днепра. Таким образом, св. Андрей вполне мог побывать в этих местах вместе с греко-римскими купцами.

Летописное известие о проповеди апостола Андрея на земле, где позже возникнет Русское государство, для нас чрезвычайно дорого. Через это драгоценное предание освящается наша Русская земля, в состав которой, как бы сегодня не перекраивалась политическая карта, исторически вошло и северное побережье Черного моря. Сказанием апостоле Андрее наш народ всегда хотел прежде всего подчеркнуть апостольское преемство Русской Церкви, особое избранничество Руси как хранительницы неповрежденного апостольского Предания. В то же время Русь никогда не пыталась сказанием о проповеди Андрея Первозванного создать какую-то подоплеку для канонических притязаний на главенство в христианском мире, что было весьма характерно для Рима, а позже и для Константинополя.

Чрезвычайно важно отметить также и то, что в составе канонической территории Русской Православной Церкви и сегодня пребывают земли, где христианство бесспорно появилось уже в первые века своей истории: Крым, часть Кавказа, другие области Северного Причерноморья. Археологические находки, сделанные в Херсонесе, Керчи и многих других греко-римских поселениях Крыма, Приазовья и Новороссии, свидетельствуют о том, что христианство там распространилось уже в I–III веках. В 1997 г. появилось сообщение об изображении Христа Спасителя, обнаруженном в древнем Пантикапее (на месте нынешней Керчи): его датировали I в. Согласно устойчивому и никем не оспариваемому преданию, в 101 г. по Р.Х. в Херсонесе мученически окончил свои дни сосланный сюда при императоре Траяне священномученик Климент, папа Римский, которого со времени святого Владимира почитали как одного из небесных покровителей Руси.

На I Вселенском Соборе в Никее упоминается среди его Отцов епископ Скифии, иначе именуемой Томитанской епархией. Блаженный Иероним (IV – нач. V в.) писал о «пламени веры» в Скифии. Томитанский епископ присутствовал и на II Вселенском Соборе. Из этой римской провинции происходили многие христианские мученики. Отсюда же родом был и преп. Иоанн Кассиан Римлянин (360–430 гг.), один из основателей западного монашества. С IV в. христианство весьма широко распространяется в Херсонесе и других античных городах Причерноморья. В IV в. здесь совершали свой подвиг семь святителей Корсунских: Еферий I, Елпидий, Евгений, Василий, Капитон, Ефрем, Агафодор. Херсонесский епископ Еферий II подписал деяния II Вселенского Собора. И позднее Херсонес был важным церковным центром Византийской империи. Сюда был сослан за противостояние монофелитской ереси святой папа Мартин Исповедник. Здесь же он скончался в 655 г. В IX в. в Херсонесе в ссылке находился борец с иконоборческой ересью преп. Иосиф Студит. Епархия Херсонеса Таврического просуществовала до XIV, или даже до XVI столетия.

В византийский период истории Крыма возникает здесь и кафедра в Сугдее, иначе Суроже (нынешний Судак). В VIII в. здесь подвизался святитель Стефан Сурожский, один из Отцов противоиконоборческого VII Вселенского Собора. Неподалеку от Сурожской находилась и Фулльская епархия, упоминаемая в VII–VIII вв. Пантикапей (ныне – Керчь) был центром древней Боспорской епархии, известной с IV в. Епископ Домн Боспорский подписал деяния I Вселенского Собора. На территории нынешней Керчи обнаружен древнейший из числа точно датированных христианских памятников на нашей земле – надгробие Евтропия, отмеченное 304 годом.

Столь же давно, как и в Крым, проникает христианство и на Северный Кавказ. На противоположном Керчи берегу Керченского пролива, на нынешнем Таманском полуострове, располагалась древняя Метраха, впоследствии ставшая русским городом Тмутороканью. Епархия Метрахи или Таматархи известна с VIII в., хотя существовала, возможно, уже с VI в., когда впервые упоминается и соседняя Фанагорийская епархия. Неподалеку находилась также епархия Никопсии. Появление этих церковных центров Тамани связано скорее всего с миссионерской активностью греков в этом районе при св. императоре Юстиниане Великом. Епархия Таматархи впоследствии, после присоединения Тмуторокани к Киевской Руси, вошла в состав Русской митрополии и просуществовала здесь вплоть до того времени, когда в XII столетии был утрачен контроль Руси над этим азовским городом. Вероятно, в VIII–X вв. происходило обращение в христианство алан – предков нынешних осетин. В начале X в. была создана целая Аланская митрополия на Северном Кавказе. На территории нынешней Ставропольской епархии сохранились многочисленные православные храмы X–XIII вв., в том числе памятники Зеленчукского монастыря.

И хотя прямого отношения к славянам эти епархии не имели, земля будущей Руси и будущая каноническая территория Русской Церкви, тем не менее, уже с древнейшего времени освящалась христианской проповедью. Что касается славян, то возможно, что какая-то часть их, зависимая от огромной державы готов, располагавшейся в Северном Причерноморье в IV в., была крещена после того, как здесь миссионерствовал епископ Ульфилла. Позднее большая часть готов ушла на Запад, где они основали свои королевства в Италии и Испании. Но часть готов еще долго продолжала жить в горах и на южном побережье Крыма. Здесь, в городе Дорос (позднее – Мангуп) существовала Готская православная митрополия, основанная греческими миссионерами и включавшая в себя восемь епископий. Позднее готы смешались с другими христианскими народностями Крыма, главным образом, греками. Готская греческая епархия просуществовала вплоть до 1783 г., когда Потемкин эвакуировал из Крыма в основанный им Мариуполь все греческое население Крыма во главе с св. митрополитом Игнатием.

Когда наступила эпоха Великого Переселения, причерноморские степи стали ареной деятельности огромного числа различных народов. Преимущественно это были кочевники, двигавшиеся с Востока на Запад. Естественно, что в этом «котле народов» трудно было не только вести проповедь Евангелия, но даже сохранить насажденные ранее ростки христианства. Хотя, судя по немногочисленным археологическим находкам, какие-то крохотные очажки христианской веры кое-где сохранялись.

Наконец, на Восточно-европейской равнине расселяются и начинают господствовать славяне. Первоначальной прародиной славян являлась, как полагают, область, ограниченная Карпатами и бассейнами Вислы и Немана. Отсюда происходило расселение этого народа в различные стороны. Очень рано обособились южные славяне, пришедшие на Балканы уже в V–VI вв. и ставшие поистине «бичем» Византийской империи. Западные славяне жили в Поморье (Померании) и в бассейнах Одры (Одера) и Лабы (Эльбы). Позже они были покорены и частью истреблены, частью ассимилированы немцами и датчанами. Те славяне, которые ушли на Восток, заселили лесные пространства от Прибалтики до бассейнов Днепра и Днестра. К IX в. восточные славяне стали постепенно мигрировать на юг и осваивать лесостепную зону.

В это же время в бассейнах Волги и Дона создается могущественная Хазарская держава. К началу IX в. хазарская элита благодаря смешанным бракам с еврейками принимает иудаизм, после чего власть в стране переходит от тюрок к иудейской общине, состоявшей из потомков иудеизированных аристократов и еврейских купцов-рахдонитов. Иудео-хазарский каганат утверждает свою гегемонию в Восточной Европе. Часть славянских племен, в том числе днепровские поляне и окские вятичи, становятся его данниками.

И все же, несмотря на огромные расстояния, отделяющие разошедшиеся по Европе славянские племена, еще долго среди них живет ощущение своего единства. Особенно важно отметить это в связи с вопросом о распространении христианства среди славян: единство славянского мира для проповеди христианства имело огромное значение.

Ранее других приняли христианство славяне южные – балканские, которые вошли в орбиту Византии. Знакомство с славянами Македонии (а предание утверждает, что и кровное родство) подвигло на проповедь среди славян святых равноапостольных Кирилла и Мефодия.

Существует предположение, что просветительская миссия среди славян была начата св. Константином (Кириллом) Философом со славян восточных. Это произошло около 860–861 гг., когда он был отправлен византийским императором в Хазарию со сложным дипломатическим поручением. В то же время его дипломатическая деятельность сочеталась с миссионерской. В Крыму, по дороге в Хазарию, св. Константин-Кирилл пробыл некоторое время. В одной из древних редакций жития святых равноапостольных Кирилла и Мефодия сказано, что здесь Константин читал Священное Писание – Евангелие и Псалтирь, – написанное «роушькими письмены».

Этот текст до сих пор является предметом споров. Все же едва ли речь идет здесь о русскоязычном тексте. Во-первых, в это время не все еще ясно с самим понятием «Русь», которым первоначально обозначали скорее всего варяжско-славянскую разбойную вольницу. Е.Е. Голубинский считал, что под термином «роушькие письмены» следует понимать перевод Писания на готский язык. Г.А. Ильинский высказывал гипотезу, что это описка: следует читать «фрушские», то есть «фряжские», иначе франкские, письмена. Ряд авторов доказывает, что описка была, но другого рода: следует видеть в этих письменах не русские, а «сурские», то есть сирийские. Карташев еще более упростил эту проблему. Он предложил считать, что в 860 году в Крыму Константин Философ имел на руках свой собственный перевод Писания на славянский, предназначенный для будущей миссии среди славян. То есть впервые читал его другим.

Однако, как бы то ни было, Константин был в Хазарии. А поскольку хазары покорили к тому времени многие племена восточных славян, то возникла гипотеза о возможной проповеди Константина среди этих зависимых от хазар славян. Житие Солунских Братьев повествует, что Константин участвовал в богословском диспуте при дворе хазарского кагана. Согласно житию, многие в Хазарии обратились в христианство после проповеди Кирилла. Едва ли это могли быть представители иудейской элиты каганата – скорее речь шла о покоренных хазарскими иудеями славянах и тюрках. В любом случае, находясь в орбите Хазарии, восточные славяне могли впервые познакомиться с христианством именно после проповеди св. Константина. И хотя прямые последствия этого события скорее всего были незначительны, результаты миссионерской деятельности святых Солунских Братьев для Руси оказались очень важными. Плоды их трудов в любом случае вернулись на Русь, проделав кружной путь через Моравию и Болгарию. Это стало возможно благодаря языковому и культурному единству славянского мира.

Побывав у хазар с религиозно-политической миссией, св. Константин вернулся в Константинополь. Там он жил при Церкви Святых Апостолов до того времени, когда с 863 года началась его знаменитая Моравская миссия в державе святого князя Ростислава. Важно отметить, что почти одновременно с началом апостольской деятельности Константина-Кирилла среди хазар и славян происходит событие, также имевшее исключительное значение для дальнейших судеб христианства на Руси.

На первый взгляд, как и проповедь Константина в Хазарии, оно выглядит эпизодом, оставшимся без особых последствий. Речь идет о нападение руссов на Константинополь в 860 г. (эту дату приводят византийские хроники). Согласно Начальной Русской Летописи, это было в 866 г., но в настоящее время эта дата признана ошибочной. В то же время русская летопись сообщает другую важную информацию: нападение славянской дружины на Константинополь произошло под предводительством варягов Аскольда и Дира, которые княжили в Киеве. Греческие источники имен не приводят, но сообщают о самом примечательном – русские крестились.

Это произошло при св. патриархе Фотии, который придавал огромное значение миссионерской деятельности. Именно по его благословению св. Константин совершал свои миссионерские путешествия.

При императоре Михаиле III и св. патриархе Фотии славянский флот осадил Константинополь. В это время византийцы вели войну на Востоке, и в городе почти не осталось войска. Надежды на избавление от варваров было мало. Славяне уже бесчинствовали в окрестностях Константинополя: они совершали неслыханные зверства, повергавшие в ужас даже ко многому привычных византийцев. Фотий взял величайшую реликвию столицы империи (Ризу Пресвятой Богородицы, хранившуюся во Влахернском храме) и прошел с ней по стенам Константинополя, опустил в воды пролива Босфор. После этого поднялась страшная буря, которая разметала корабли славян. Это было первое явление Покрова Божией Матери.

После поражения руссов состоялись переговоры с их князьями, которые пожелали принять крещение. Сам Фотий (867г.), позднее император Константин VII Багрянородный (X в.) и ряд других авторов сообщали о том, что на Русь после этого события был послан епископ, и была создана епархия «Россия».

Патриарх Фотий, в своем окружном послании 867 года, свидетельствует; «И не только этот народ (болгары) променяли прежнее нечестие на веру во Христа, но даже и многими многократно прославленные и в жестокости и скверноубийстве всех оставляющие за собой так называемые руссы, которые, поработив находящихся около них и отсюда возмнив о себе высоко, подняли руки и против Ромейской державы. А в настоящее время даже и они променяли эллинское и нечестивое учение, которое содержали прежде, на чистую и неподдельную христианскую веру, с любовью поставив себя в чине подданных и друзей наших, вместо ограбления нас и великой против нас дерзости, которую имели незадолго пред тем. И до такой степени разгорелись у них желание и ревность веры, что приняли епископа и пастыря и лобызают верования христиан с великим усердием и ревностью».

Это очень важное свидетельство об успехах христианской миссии в наших пределах. Хотя речь конечно же идет лишь о крещении небольшой группы руссов, которые скорее всего представляли собой славяно-варяжскую дружину, находившуюся под властью Аскольда и Дира. Этих крестившихся руссов пока еще никак нельзя отождествлять со всеми восточными славянами. Подобных сообществ, можно полагать, было в ту пору немало. Варяги вступали со славянами в своеобразный симбиоз, создавая совместные дружины, совершавшие грабительские походы вплоть до побережья Средиземного моря. Как правило, возглавляли такие дружины варяжские князья-конунги, но и славян в этих шайках было немало.

Древние жития святителей Стефана Сурожского и Георгия Амастридского сообщают о грабительских набегах этих руссов – т.е. славяно-варяжских дружин – на Сурож (около 790 г.) и Амастриду (около 842 г.). Эти военные акции в обоих случаях сопровождались чудесами от мощей упомянутых святых и обращением в христианство предводителей этих отрядов. Вероятно, подобные набеги на греческие города черноморского побережья были нередки в IX в. Венцом этих разбойных походов и стала осада Константинополя воинами Аскольда и Дира в июне 860 г.

Итогом этого похода стало первое крещение руссов – варяго-славянской Руси. Происходит так называемое «Фотиево крещение» Руси. Иногда его датируют не временем похода, а 866–867 гг., когда на Русь был прислан Фотием первый епископ или архиепископ, как его называет Константин Багрянородный. Никоновская летопись содержит упоминание о миссионерской деятельности присланного епископа: в частности, сообщается о знаменитом чуде с брошенным в огонь и не сгоревшим Евангелием. Как полагают некоторые исследователи, этим архиереем мог быть святитель Михаил, которого мы традиционно поминаем как первого митрополита Киевского. Его деятельность долгое время относили ко времени св. князя Владимира. Между тем, некоторые позднейшие источники (в частности, редакция Церковного Устава св. Владимира XIII в.) указывают, что он был направлен в Киев св. Фотием. Таким образом, в Киеве при Аскольде и Дире впервые образуется епархия. Следовательно, должны были быть построены и первые храмы.

Однако процесс христианизации руссов замедлился после того, как Аскольд и Дир, первые князья-христиане, были убиты язычником Олегом, преемником Рюрика. Над могилой Аскольда в X веке св. Ольга (или некий Олма, если только это не описка древнего летописца) поставила церковь святого Николая. Очевидно, это был святой покровитель убитого князя. При Олеге, создавшем на базе славянских племен обширную, хотя еще не очень монолитную Киевскую державу, в Киеве на какое-то время вновь восторжествовала языческая реакция. Олег вел многочисленные войны с Византией, хазарами и другими народами. Вероятно, на Руси при Олеге царила типично варяжская атмосфера военных походов, мало пригодная для активной проповеди христианства. Но христианство все же не исчезло бесследно.

В правление князя Игоря Рюриковича (912–944) христианство уже предстает заметной силой. Об этом свидетельствует, в частности, договор русских с греками, датированный 944 годом. В нем приводятся имена дружинников-христиан. Дружинники из числа христиан, согласно договору, должны были присягать в церкви святого пророка Илии в Киеве, на Подоле (на этом месте, на улице Почайнинской, в настоящее время стоит Ильинский храм XVII в.; вероятно, здесь же впоследствии происходило крещение киевлян при св. Владимире). Следовательно, в Киеве при Игоре христиане не только не подвергаются гонениям, а входят в число приближенных князя и открыто совершают богослужения в храме.

Многие исследователи, несмотря на скудость данных, все же считают возможным говорить о симпатии Игоря к христианам. Некоторые, как Голубинский, даже именуют его «внутренним христианином». Тем не менее, что-то все-таки мешало Игорю принять крещение. Быть может, он чувствовал оппозицию со стороны воинственных язычников. Кроме того, славяне власть князя воспринимали еще во многом в патриархальном смысле, и князь-отец – глава языческого народа-семьи не мог бы восприниматься ими по-прежнему в случае отказа от веры отцов. Возможно, были и причины внешнего характера: сохранились сведения о том, что около 940 г. иудео-хазарский полководец Пейсах разбил руссов и принудил их подчиниться Хазарии, которая уже к этому времени контролировала все Поволжье и земли многих славянских племен, независимых от Киева. По всей вероятности, после этого поражения Русь вновь платила дань хазарам и зависела от них.

Эти непростые взаимоотношения русских и хазар, как можно предполагать, повлияли на религиозный выбор Ольги и дальнейшие судьбы Хазарии и Руси. Лев Гумилев высказал весьма интересную мысль: он полагал, что Ольга, принимая христианство, помимо внутреннего духовного поиска руководствовалась также и политическим интересом. Крещению Ольги могли способствовать антихазарские, т.е. антииудейские настроения, основанные на существовавшем антагонизме между Хазарией и зависимой от нее Русью. Поэтому принятие Ольгой крещения, если следовать логике Гумилева, было связано с победой антихазарской политической линии, направленной на освобождение от хазарской зависимости. Каганат вскоре был сокрушен сыном Ольги Святославом, который взял столицу Итиль и крепость Саркел и практически уничтожил это царство.

С деятельностью святой равноапостольной княгини Ольги (945–969) связан второй этап христианизации нашего Отечества. Как известно из Повести Временных Лет, Ольга в бытность свою язычницей, была не только мудрой, но и жестокой правительницей. Впрочем, таковы были нравы эпохи. Ужасная расправа, учиненная Ольгой над древлянами в порядке кровной мести за убитого ими Игоря, свидетельствует о ее первоначальном типично языческом мировоззрении. Хотя уже были на Руси первые христиане, и даже князь Игорь симпатизировал им, но проповедь Евангелия судя по всему до Ольги дошла далеко не сразу. И все же, можно думать, что голос совести заговорил в душе Ольги после ее злодеяния. О ее некоторых не вполне обычных для язычницы чертах свидетельствует и тот факт, что Ольга категорически отказалась от повторного брака после смерти Игоря. По-видимому, в душе княгини произошел перелом, который от этих кровавых и жестоких деяний повлек ее к покаянию и обращению в христианство. Вероятно, личные моменты смешивались в ее сознании и с государственно-политической проблематикой. Быть может, этот первоначальный порыв Ольги был замечен киевскими христианами, и в дальнейшем они оказали на нее определенное влияние. Известно, в частности, что в Константинополь с ней прибыл какой-то священник по имени Григорий. Некоторые на основании этого факта полагают, что Ольга была крещена на Руси еще до своей поездки в Константинополь. Но это вполне мог быть священник, который готовил княгиню к крещению – оглашал, наставлял в истинах веры.

Крещение Ольги произошло скорее всего в Константинополе, о чем сообщают византийские историки Иоанн Скилица (XI в.) и Иоанн Зонара (кон. XII в.). О том, что княгиня крестилась в столице империи, может косвенно свидетельствовать и вклад св. Ольги в храм св. Софии в Царь-граде – серебряная тарель, позднее похищенная при разграблении города крестоносцами и попавшая в собор св. Марка в Венеции.

Крещение равноапостольной княгини состоялось, вероятно, в 957 г. Хотя высказывались предположения о том, что это могло произойти и раньше. Академик Литаврин пришел к выводу, что первый визит Ольги в Константинополь имел место еще в 946 г. Если Ольга была крещена уже тогда, то не будет выглядеть противоречивым сообщение Степенной Книги о том, что в 947 г. Ольга обходила русские земли, проповедуя Евангелие, сокрушая идолов и воздвигая кресты. Об этом же говорит и Иаков Мних. А Татищев, ссылавшийся на Иоакимовскую летопись, писал, что уже Ольга основала Софийский собор в Киеве. Это подтверждается свидетельством источника XIV в. о том, что Софийский собор в Киеве был освящен в 952 г., что было возможно лишь в том случае, если Ольга действительно была крещена ранее указанного «Повестью временных лет» года.

Но вероятно, крещение княгини не всеми на Руси было воспринято однозначно. В большинстве своем киевляне-язычники, можно думать, скорее удивлялись и недоумевали. В этом плане очень характерно замечание Святослава, сына Ольги и Игоря. Мать просила его принять христианство, а он отвечал, что дружина будет смеяться над ним. Это весьма характерно: с точки зрения язычников христианство представлялось чем-то смешным. К обращению Ольги, которая была народом прозвана Мудрой, могли отнестись как к политически необходимому в борьбе с Хазарией шагу. К тому же Ольга была женщиной, и ей многое могло проститься по снисхождению. Но князь-воин Святослав, глава дружины, отец народа, никак не мог позволить себе принять крещение. Это уже было чревато осмеянием и потерей авторитета у подданных. Вероятно, для язычников, христианство представлялось выражением какой-то слабости, никчемности в военном плане. Культа силы, который языческая дружина ценила превыше всего, в христианстве, проповедовавшем мир и смирение, она не находила. Святослав хорошо понимал, что поддержки среди большинства своих воинов он в случае крещения не встретит. Да и сам он, лихой вояка по натуре, совершенно не был расположен к христианству.

Политические издержки от принятия христианства при всех антихазарских плюсах также способны были смутить Святослава. Ведь высокомерные греки всех варваров, принимавших от них крещение, автоматически зачисляли в подданные Византийской империи. Ольга, например, в Константинополе получила довольно скромный придворный чин архонтиссы. Сообщение «Повести временных лет» о поездке Ольги в Константинополь, увы, выглядит сильно приукрашенным из самых лучших патриотических побуждений: визит Ольги к ромеям представлен как ее исключительная дипломатическая победа. Летопись даже сообщает, что будто бы император Константин Багрянородный хотел на ней жениться – так был очарован ее красотой и мудростью. Но историки замечают, что это мало сообразно хронологически. Ведь Ольга скорее всего была уже далеко не молода, а Константин женат.

И все же крещение Ольги – это важнейшая веха на пути христианизации Руси. Летописцы по праву называют ее «зарей», которая предшествовала «солнцу» – то есть св. кн. Владимиру. Значение ее примера для общества было чрезвычайно велико. Недаром позднее советники говорили князю Владимиру, что если уж мудрейшая Ольга приняла крещение, то это дело заслуживает доверия. То есть значение Ольги в том, что она подготовила почву для утверждения христианства на Руси. Поэтому Ольга, как и ее внук Владимир, именуется нашей Церковью равноапостольной.

Говоря о времени св. Ольги, интересно также отметить такой факт, упомянутый в одной из германских хроник: в 961 г. в Киев из Германии прибыл монах трирского монастыря св. Максимина Адальберт, поставленный незадолго до этого латинским епископом для руссов. Прибыл он в ответ на просьбу Ольги к императору Оттону. Новокрещеная княгиня, еще, вероятно, слабо разбиралась в уже весьма непростых взаимоотношениях между греками и латинянами, хотя до Великого Раскола впереди было еще почти столетие. Ольга, обиженная высокомерием греков, вероятно, надеялась на помощь немецких миссионеров. Однако, уже на следующий год Адальберт был принужден бежать из Киева. Зная о методах, которыми в эту эпоху насаждали христианство посланцы Рима, удивляться краху миссии Адальберта в Киеве особенно не приходится. Более того, можно думать, что грубое и неуклюжее западное миссионерство немало поспособствовало тому, что Святослав настроился против христианства, а язычество ответило обостренной реакцией. Так, вероятно, Русь получила первый печальный опыт общения с папским Римом.

Каково было положение русских христиан после кончины св. Ольги, во время самостоятельного княжения Святослава Игоревича (945–972)? Некоторые скупые свидетельства, сохранившиеся от той поры, позволяют предполагать, что после кончины святой равноапостольной княгини Ольги ее сын-язычник воздвиг гонение на христиан.

Ссылаясь на Иоакимовскую летопись, Татищев сообщает о том, что по приказу Святослава в Киеве была разрушена Никольская церковь, вероятно, та самая, которую Ольга воздвигла над Аскольдовой могилой. Та же летопись говорит и о поражениях Святослава в войне с Византией на Дунае. Согласно этим свидетельствам, озлобленный военными неудачами князь-язычник казнил множество своих дружинников-христиан. Святослав, вероятно, обвинял их в измене в пользу единоверной им Византии. Князь отправил в Киев приказ разгромить тамошнюю христианскую общину и сам двинулся в столицу, дабы учинить расправу над православными киевлянами. Святослав, как можно предполагать, видел в христианстве исключительно средство достижения византийской гегемонии в Восточной Европе и боялся через распространение христианства впасть в зависимость от греков.

Однако Святослав на пути к Киеву погиб от рук печенегов, которые подстерегли его у днепровских порогов. Гумилев даже делает совершенно фантастический вывод о том, что печенегов спровоцировали против Святослава именно киевские христиане. В это верится с трудом, особенно после приводимого Татищевым рассказа о том, с какой радостью христианские мученики из числа дружинников Святослава шли на смерть за Христа.

«Повесть временных лет» ничего не сообщает об этих событиях. Подтверждений тому, что сказано у Татищева, в других источниках нет. Но возможно, что рассказа о гонениях при Святославе нет в Начальной летописи (так же, как нет в ней, например, никаких сообщений о «Фотиевом крещении» Руси) потому, что предшествующие «Повести...» источники были тщательно отредактированы по соображениям политической конъюнктуры. Преподобный Нестор, правда, приводит под 971 г. договор Святослава с византийским императором Иоанном Цимисхием, в котором русский князь от лица всего своего народа клянется именами Перуна, «в его же веруем», и «Волоса, скотья бога». Ничего подобного договору Игоря с греками, где отдельно упоминаются христиане, мы не видим. Быть может, это косвенное подтверждение отрицательного отношения Святослава к христианам.

Все же можно считать, что при Святославе действительно имела место реакция язычества против усиливающегося христианства. Приверженцы старой веры к этому времени весьма остро ощутили, что близится конец язычества на Руси, и нашли удобный момент, чтобы попытаться не допустить этого.

Еще острее борьба агонизирующего язычества с христианством разгорелась при преемниках погибшего Святослава. Киевским князем после кончины отца стал старший сын Святослава – Ярополк. Другой сын – Олег – княжил в земле древлян. Оба старших сына Святослава были воспитаны святой Ольгой, то есть несомненно в христианском духе. Ярополк кроме того был женат на гречанке-христианке, бывшей монахине, которую Святослав взял в плен где-то на Дунае и прислал своему наследнику. Эти обстоятельства, безусловно, не могли не сделать Ярополка покровителем христиан.

Возможно даже, что он и сам тайно принял христианство либо считался оглашенным. Косвенно об этом может свидетельствовать погребение Ярополка и Олега Святославичей в Десятинном храме при Ярославе Мудром (в 1044 г.). Правда, «Повесть временных лет» сообщает о том, что в данном случае имело место нечто совершенно беспрецедентное – посмертное «крещение» останков князей. Но если допустить, что оба этих князя, не будучи крещенными, считали себя христианами, то упомянутый факт не будет казаться совсем уж полным нонсенсом.

На фоне старших братьев – законных князей – Владимир выглядел «бастардом», так как был сыном Святослава от его наложницы Малуши, ключницы княгини Ольги. Его презрительно называли «робичичем», т.е. сыном рабыни. Владимир получил в удел далекий Новгород. Татищев предполагал, что именно антагонизм между князем Ярополком, приверженцем христианства, и бастардом-язычником Владимиром стал причиной междоусобицы между братьями. Его, вероятно, решила использовать в своих целях партия ревнителей язычества, которая сконцентрировалась в Новгороде вокруг молодого князя.

Языческий, полуваряжский Новгород встал в оппозицию уже в значительной степени христианизированному Киеву. Владимир первоначально выступал как лидер этой агрессивно настроенной партии языческого реванша. Казалось, что эта партия победила, когда Владимир в решительной схватке одолел Ярополка, погибшего в борьбе с братом около 978–979 гг. Но на самом деле это была уже агония язычества.

Языческий период деятельности князя Владимира. Попытка реформы язычества. Выбор веры князем Владимиром. Поход на Херсонес. Крещение князя. Крещение Руси при св. Владимире. Кто был митрополитом Руси при св. Владимире? Гипотеза Приселкова и Карташева о пребывании Русской Церкви в Болгарской юрисдикции при св. Владимире.

После победы над Ярополком Владимир стал княжить в Киеве. И вновь, как некогда при Олеге Вещем, язычество торжествует над христианством. Правда, совсем ненадолго: дни его сочтены, оно изжило себя. Но в предсмертной агонии язычество сильно активизируется и не без решительного влияния самого Владимира, пришедшего к власти именно в качестве лидера языческой партии. Как говорит летописец, никогда еще прежде не было на Русской земле такого «мерзкого идолослужения», как в начале правления Владимира.

Однако нужно сказать, что Владимир, как человек огромного ума, недюжинной интуиции и глубокой религиозности, понимал, что язычество в своих прежних формах уже несостоятельно. Подобно римскому императору – ревнителю язычества Юлиану Отступнику, он предпринимает попытку реформировать многобожие. Объединив под своей единодержавной властью русские племена, Владимир осознал необходимость религиозного единства. Владимир понимал, что ни на чем ином, кроме как на религии, это единство создать невозможно. Можно, конечно же, попытаться объединить всех насилием, но такая держава будет существовать только самое короткое время. Поэтому Владимир попытался достичь единства иным способом.

До сих пор различные племена, населявшие Русь, поклонялись своим местным богам. Варяги почитали одних, славяне – других, у финнов были третьи. Правда, часто они заимствовали культы друг у друга. Но никакого единообразия в языческих верованиях на Руси не было. Владимир же повелел собрать воедино всех языческих богов и создал общий языческий пантеон – своего рода «русский Олимп». Как говорит летописец, в Киеве он поставил на капище идолов Хорса, Дажь-бога, Стрибога, Симаргла и Мокоши. Возглавил же все это, отныне «единое», семейство Перун – бог грома и огня, признанный верховным (божество, имевшее скорее всего балто-варяжское, а не славянское происхождение). Реформа язычества была осуществлена около 983 г. Но очень скоро оказалось, что реформа эта абсолютно несостоятельна. У этих богов не было никакого авторитета, чтобы заставить людей признавать наряду с привычными для их племени божествами и какие-то новые. Кроме того, у этого дела, наверное, была и своя мистическая сторона: искусственно собранные воедино «боги» не могли сосуществовать рядом – бесы ведь тоже друг друга ненавидят.

И все же язычество отчаянно сопротивляется накануне своего исчезновения. При Владимире языческим богам совершаются доселе почти неизвестные на Руси человеческие жертвоприношения. Так, например, после победоносного похода Владимира на ятвягов в 983 г. были убиты Феодор и Иоанн, два варяга-христианина, отец и сын, которые стали первыми на Руси мучениками веры, чьи имена нам известны. Сына хотели принести в жертву языческим богам. Отец, конечно же, не позволил этого, и в результате обоих убили. Такой свирепый характер носило язычество Владимира и его окружения. Но кровь мучеников, как это всегда было в истории Церкви, только приближала победу христианства. В 983 г. Владимир еще приносил человеческие жертвоприношения, а уже через пять лет он принимает христианство.

Это был глубочайший переворот в душе князя. Из бездн ада он сумел подняться к Богу. В этом святость равноапостольного князя, осознавшего ту пропасть бездуховности, в которую ввергает язычество, и сумевшего найти выход из нее, не только обратившись к истинному Богу, но и приведя за собой весь свой народ. Чтобы понять все величие подвига святого князя Владимира, нужно оценить, каким он был до крещения. Он по сути был братоубийцей, приносил человеческие жертвоприношения. Пьяные оргии – привычное времяпровождение князя и его дружины. Кроме того, известно, сколь развратен был его нрав. Не погнушался он взять в жены полоцкую княжну Рогнеду, отца которой он убил на ее глазах. Подобным же образом и жена убитого брата Ярополка оказалась в гареме развратного язычника. Словом, Владимир до крещения своего был таким же жестоким и страшным человеком, как и все язычники.

О языческой религии славян, в которой был воспитан Владимир, мы знаем, в частности, из воспоминаний арабских путешественников, бывавших на Руси. Один из них, ибн-Фадлан, описал похороны знатного руса, которые он наблюдал где-то в районе Волги. Эти языческие похороны сопровождались отвратительными и мерзкими церемониями. Вместе с умершим русом в могилу клали убитого коня, какие-то предметы и вещи. Вместе с ним в загробный мир в принудительном порядке отправляли и жену. Ее убивали самым изуверским образом, предварительно изнасиловав в ритуальном порядке. Затем все сжигалось на погребальном корабле. Ибн-Фадлан сообщает, что при этом имели место настолько гнусные церемонии, что он, араб-мусульманин, не может их описать. Из одного этого свидетельства видно, что язычество – это вещь очень страшная и далеко не столь романтичная, как это многие пытаются представить сегодня в разного рода популярных изданиях. Языческий культ – это страшное, сатанинское по своей сути явление, даже если речь идет о гораздо более цивилизованном эллинском язычестве. Не случайно местом обитания бесов всегда считались идолы и их после крещения народа всегда старались уничтожить. Страшная реальность служения бесам всегда стоит за любым язычеством. И сегодня, когда некоторые лица пытаются возродить язычество, оборачивается это самым трагическим образом. Начинается все с купальских хороводов, а заканчивается самым неприкрытым сатанизмом с ритуальным блудом и человеческими жертвоприношениями.

Именно таким был до своего крещения и князь Владимир. Будущий креститель Руси в пору своего язычества поистине познал глубины сатанинские. Но в его душе произошло нечто подобное тому, что некогда было и с Ольгой. Несомненно, это было глубокое внутреннее перерождение. Когда Владимир увидел, что из его реформированного язычества ничего не получается, это, очевидно, стало для него не только политической, но и личной духовно-нравственной проблемой. Безусловно, что сомнение в язычестве у Владимира возникло не только из-за того, что на его основе не удалось достичь религиозного единства. Крайности языческой безнравственности, вероятно, усиливали впечатление духовного тупика. Это чувствуется в словах самого Владимира, сказанных им уже после крещения. Их приводит преп. Нестор Летописец: «аки зверь бях, много зла творях в поганьстве и живях, яко скоти, наго». Не только и не столько политический расчет руководил князем при выборе веры, как это обычно представляли историки-марксисты. Личный духовный поиск, безусловно, занимал ключевое место в деле отказа киевского князя от язычества. Владимир был натурой религиозной, ищущей истину, что и стало главным, что заставило его искать новую веру для себя и своего народа.

Едва ли князь испытал какое-то удовлетворение от гибели варягов Феодора и Иоанна. Быть может, эта трагедия ускорила его личный религиозный кризис, как в свое время это произошло с Ольгой после ее кровавой мести древлянам. Кроме того, Владимир видел и жизнь существовавшей рядом христианской общины. В то же время были рядом и представители других религий. Еще существовал на руинах разгромленной Хазарии иудаизм: купцы-иудеи не были редкостью в Киеве. Рядом с пределами Руси обитали и мусульмане: на Волге уже существовало мусульманское Болгарское государство. Неподалеку на Западе уже распространялось христианство латинское. И поэтому летописное известие о диспуте, состоявшемся при дворе Владимира по вопросу о выборе веры, несомненно имеет под собой историческое основание, хотя некоторые историки почему-то склонны считать его поздним преданием. Однако в действительности рассказ «Повести временных лет» о выборе веры вовсе не выглядит неправдоподобным. Аналогичные диспуты при дворах средневековых государей происходили нередко. Достаточно вспомнить хотя бы диспут при дворе хазарского кагана, в котором участвовал св. Константин-Кирилл. Известны подобные диспуты и при дворах европейских государей. Почему же было не устроить такой диспут при дворе государя Киевской Руси?

К Владимиру стали приходить послы. Одними из первых были иудеи. Во время беседы с ними Владимир, согласно свидетельству летописца, спросил, где их родина. Они же ответили ему: «У нас нет родины. За наши грехи Бог нас рассеял». Речь шла, конечно же, о рассеянии евреев из Палестины и их распространении по всему миру. Владимир отвечал иудеям, что не желает принимать веры, которая приводит потом к потере отечества. Причем в ответе князя был двоякий подтекст: он мог иметь в виду не только судьбу Израиля, но и судьбу хазар, потерявших себя после принятия их элитой иудаизма. Беседовал Владимир также и с мусульманами, очевидно, пришедшими из Волжской Болгарии. Здесь показательно, что в своем религиозном поиске князь уже дошел до понимания единобожия. Однако он еще по-детски наивно лукавит, желая найти легкий путь к Богу. Так, ислам прельщает поначалу сластолюбивого князя возможностью многоженства и обещанием сомнительного «рая», в котором правоверные якобы услаждаются преизобильными благами в обществе гурий. Однако, как говорит летописец, временно победила другая страсть: узнав, что Коран запрещает употребление вина, Владимир произносит историческую фразу: «Руси веселие есть пити».

Интересно, что гораздо более коротким был разговор Владимира с западными христианами. Очевидно, Владимира отталкивала уже вполне к тому времени оформившаяся идеология папизма с требованием вассального подчинения римскому первосвященнику как земному владыке христианского мира. Владимир ответил папским посланцам, что его предки веры латинской не принимали. Казалось бы, не вполне логичное заявление, если речь идет о выборе новой веры. Однако Владимир, вероятно, помнит о том, как при Ольге на Русь приходил с миссией латинский епископ Адальберт, которого киевляне вскоре с негодованием изгнали. Есть некоторые сведения и о неудачных переговорах с латинянами, которые проходили при Ярополке. Для князя Владимира, очевидно, много значил отказ мудрой Ольги от западного христианства и принятие крещения от православных греков.

В то же время, Владимир не торопился с выбором веры. Наиболее интересным моментом в рассказе преп. Нестора является беседа князя с монахом-философом, пришедшим из Византии. Этот миссионер, по имени нам неизвестный, показал Владимиру икону Страшного Суда и тем самым наглядно продемонстрировал ему христианское вероучение, то есть христианскую эсхатологию и посмертную судьбу грешников и праведников. Можно полагать, что этот эпизод – наиболее живой и правдивый в рассказе о выборе веры, потому что икона является свидетельством о Воплотившемся Боге, «умозрением в красках». Перед нами интересный исторический пример того, как икона была использована в целях проповеди. Это чисто православная аргументация от художественного образа – иконы. Вообще очень характерно для православной культуры Древней Руси, что русские воспринимали Православие прежде всего на уровне художественного образа. В средние века Русь знала мало выдающихся богословов, но создала величайшую иконопись. Князь Владимир от проповеди греческого монаха и от иконы получил сильное эмоциональное впечатление – благоприятное, в отличие от других религий. Но все же это был еще далеко не окончательный выбор. Князь стремился сделать его обдуманно и взвешенно.

Затем Владимир отправил послов в разные страны, и эти послы подтвердили его впечатление. Летопись нам говорит об ошеломленном состоянии послов Владимира после богослужения в соборе Святой Софии в Константинополе. Несомненно, рассказ этот очень правдив. Вновь перед нами удивительный пример воздействия церковного искусства на души русских людей, пребывающих в духовном поиске. Надо сказать, что византийцы часто пользовались красотой богослужения в подобных случаях. И приведение послов Владимира на службу в храм Святой Софии не было особым актом со стороны императора. Это был обычный способ произвести впечатление на варваров. «Повесть временных лет» рассказывает о том, как подобным образом пытались греки повлиять на Олега и его дружинников, которым даже показали величайшие реликвии – свидетельства Страстей Господних и святые мощи. Но тогда успеха это не возымело – Олег духовными исканиями не занимался.

Однако даже после положительного ответа послов, совпавшего с реакцией самого Владимира на Православие, Владимир все еще не торопится принимать крещение. Причина этого теперь, скорее всего, – сложные политические взаимоотношение Руси и Византии. Но это как бы внешняя канва событий, за которой стоит какая-то гигантская духовная борьба за душу самого князя, за судьбу его державы. Поэтому процесс обращения Владимира был очень сложен. Превращение дикого варвара, который приносил человеческие жертвы, в кроткого агнца, святого, конечно, требовало особых обстоятельств, особого Промысла Божия. События, которые привели в итоге к крещению Владимира, а затем и Руси, развивались постепенно.

Византийские императоры, братья-соправители из Македонской династии Василий II Болгаробойца и Константин VIII, переживали очень сложный период. В империи возник мятеж, заставивший их обратиться к Владимиру за военной помощью. Владимиру было обещано дать в жены сестру императоров Анну. Разумеется, что князь Владимир при этом должен был креститься. Он прислал императорам армию из 6 тыс. воинов, которая разбила узурпатора Варду Фоку, грозившего свергнуть законных императоров. Владимир в обмен на военные услуги потребовал руки византийской принцессы. Ему было отказано. Быть может, сыграла свою роль дурная репутация князя-язычника, грубого варвара. Но самым существенным было то, что Владимир, несмотря на все свое уже вполне оформившееся стремлении к христианству, к этому времени еще не крестился.

Почему же Владимир медлил? Очевидно, у князя был свой умысел. Верх взяли политические соображения. Князь Владимир внутренне уже вполне был готов принять Православие, но с точки зрения византийской теократической идеи это означало бы, что Владимир признает себя подданным императоров, хотя бы номинально, и вводит Русь в политическую орбиту Империи Ромеев. Владимир этого явно не желал. Брак с Анной уравнивал его с императорами, делал равным Порфирогенитам. Но прежде надо было креститься. Круг замкнулся.

Тогда Владимир своим промедлением с крещением доводит ситуацию до патовой и решает действовать силой. Он идет войной на греков, имея теперь для этого предлог: императоры «обманули» его и не отдали в жены Анну. После долгой осады князь овладевает крымским форпостом Византии – Херсонесом. Владимир требует Анну в жены в обмен на возвращение Херсонеса Византии. Князь явно увлекся политической стороной своего религиозного дела. Поэтому неизбежно было вмешательство Промысла Божия, чтобы кризис разрешился и политический расчет перестал доминировать в сознании князя. Поэтому, когда уже прибыла в Херсонес принцесса Анна и Владимир торжествовал победу, произошло чудо вразумления: Владимир ослеп. И прозрел лишь тогда, когда принял крещение. Он прозрел физически и духовно. И дело его обращения совершилось в итоге не человеческим мудрованием, а силою Духа Святого. Быть может, поэтому из купели к алтарю для венчания с Анной вышел уже совсем другой человек, каким мы и видим в дальнейшем св. Владимира, ничего не сохранившего в себе от прежнего языческого облика.

Св. Владимир при крещении получил христианское имя Василий в память о великом архиепископе Кесарии Каппадокийской. Вероятно, это произошло не только потому, что он был крещен в Васильевском храме Херсонеса, как сообщает «Повесть временных лет». В Византии существовал обычай: в случае крещения какого-либо важного лица его восприемниками от купели часто бывали император или императрица. В этом случае новокрещеный получал имя августейших особ. Вполне возможно, что несмотря на отсутствие императора Василия II Болгаробойцы при крещении святого Владимира, именно он считался официальным крестным отцом киевского князя.

Нестор Летописец сообщает о возвращении Владимира из Херсонеса следующее: «Володимер же по сем, поемь царицю и Настаса (то есть пресвитера Анастасия Корсунянина, с помощью которого князь овладел городом. – В П.) и попы корсуньски, с мощьми св. Климента и Фива, ученика его. Пойма сосуды церковные и иконы на благословение себе. Постави же церковь в Корсуне на горе, идеже ссыпаша среде града крадуще приспу. Яже церкы стоить и до сего же дне. Взя же ида медяне две капищи (античные статуи языческих божеств. – В П.) и четыре кони медяны, иже и ныне стоять за святою Богородицею (имеется в виду Десятинная церковь в Киеве – В П.). Якоже неведуще мнять я мрамаряны суща. Вдасть же вено греком Корсунь опять царице деля. А сам приде Киеву».

Интересно, что мы вновь видим, сколь неравнодушен святой Владимир к искусству, хотя теперь речь идет о языческой скульптуре. Но, вероятно, князь был одарен очень тонким художественным чутьем. И он, вчерашний язычник, только что крещенный, уже способен абстрагироваться от языческой основы эллинского искусства, видя в корсунских статуях именно художественные шедевры, а не идолы. Вспомним, что и святой равноапостольный император Константин, основав Новый Рим – Константинополь, отовсюду свозит в эту новую, христианскую столицу империи шедевры античного искусства, одновременно украшая город многочисленными христианскими храмами. Поразителен культурный кругозор Владимира. Ему абсолютно чуждо ханжество, нередко проявляемое неофитами. Он воспринимает православную греческую культуру как эталонную для Руси, даже в комплексе с такими тонкими нюансами, как отношение к античному наследию.

Крещение Руси явилось в значительной степени заслугой самого князя Киевского, полностью преобразившегося после своего крещения. Именно поэтому Церковь причисляет Владимира к лику равноапостольных мужей. При этом можно сопоставить подвиг святого Владимира с деятельностью Карла Великого, который сравнительно незадолго до князя Владимира создал в конце VIII – начале IX в. огромную империю в Западной Европе. Карл также крестил многие народы, и католической церковью причислен к лику святых. Однако, хотя Карл жил еще до раскола 1054 года, у нас его почитание в лике святых так и не привилось. Скорее всего, причина этого в том, что он обращал народы в христианство почти исключительно силою оружия. Он вел кровопролитные войны, не останавливаясь ни перед какими жестокостями в деле обращения язычников.

В апостольском подвиге святого Владимира мы видим совсем иное. И когда мы читаем в летописи, что в Новгороде посланцы Киевского князя использовали при крещении военную силу, что «Путята крестил огнем, а Добрыня мечем», то достаточно сопоставить этот эпизод христианизации Руси с тем, что делалось в Западной Европе, чтобы понять: для Руси насилие над новгородцами – это исключение, случай абсолютно не типичный, в то время как для Западной Церкви подобные методы были почти традиционными на протяжении многих веков. Кстати, подоплека сопротивления новгородцев крещению была политической. Ибо к традиционному противостоянию столицы бывшей – Новгорода и столицы новой – Киева добавилось недовольство Владимиром, который, овладев Киевом при помощи язычников-новгородцев, не оправдал их надежд, не вернул Новгороду былого значения.

Как же созидалась Русская Церковь? Поскольку киевская община христиан в годы языческой реакции скорее всего понесла большой урон, приходилось начинать почти что заново. Первым шагом святого Владимира стало крещение киевлян, происшедшее, как полагает большинство исследователей, в 988 или 989 г., вскоре по возвращении Владимира из похода на Херсонес. Вероятно, это было делом нелегким, так как для того, чтобы крестить киевлян, нужна была огромная подготовка. Мы не знаем сегодня точно, какова была численность населения Киева при Владимире. Но все-таки это была столица могучего княжества – надо полагать, население ее было многотысячным. Чтобы провести крещение в кратчайший срок, требовалось сделать очень многое, а прежде всего, нужно было хотя бы элементарно огласить киевлян.

Родственники Владимира, то есть бывшие жены, сыновья и прочие, ближайшие его советники и другие близкие Владимиру люди, вероятно, крестились в церкви Св. Василия. Эта первоначально деревянная церковь была одной из первых построена равноапостольным князем в Киеве. Освящена она была во имя святого Василия Великого, имя которого принял святой Владимир при крещении. Поставили этот храм на месте прежнего капища Перуна, еще недавно украшенного по приказу князя новым идолом. Теперь же истукан был низвергнут, позорно, с символическими побоями, совлечен на берег Днепра и пущен вниз по течению, причем князь велел провожать языческую мерзость вплоть до порогов, отталкивая идола от берега шестами. Понятно, что в сознании новокрещеного князя идол напрямую связывался с вместилищем бесов.

Остальные тысячи (или, скорее всего, десятки тысяч людей) были крещены в водах Днепра, точнее, его рукава – реки Почайны, ныне не существующей, а слившейся с основным днепровским руслом. Автор «Жития блаженного Володимера» сообщает, что «людье с радостью идяху, радующеся и глаголюще: аще бы се не добро было, не быша сего князь и боляре прияли». Когда крестился сам Владимир, он был серьезно подготовлен к этому ответственному шагу, беседовал с философами, проповедниками. К тому же в Херсонесе он должен был пройти оглашение. Что касается народа, то едва ли имела место сколько-нибудь серьезная его подготовка к крещению. В условиях того времени это было практически нереально. Однако народ как бы должен был довериться выбору князя, выступавшего от его лица, что было вполне в духе того полупатриархального характера, который еще имела княжеская власть на Руси. По крайней мере в Киеве это воспринималось именно таким образом: князь выступал в качестве отца большой семьи. Отсюда и успех христианской миссии в столице. Какие-либо данные о протесте киевлян отсутствуют.

В других же землях, вероятно, христианизация проходила не столь стремительно, как в Киеве. Но все же следует признать, что Русь приняла новую веру довольно спокойно. Конечно, в первую очередь было крещено городское население. В сельской местности язычество продержалось дольше, что, впрочем, было явлением повсеместным как на христианском Востоке, так и на Западе. Не случайно латинский термин «paganus», то есть «язычник», дословно переводится, как «сельский житель».

Можно полагать, что поскольку крещение Владимир принимал от греков при участии духовенства Херсонеса, приведенного им на Русь для ее крещения, то первоначальный этап христианизации Руси был связан с Константинопольской Церковью. Вероятно, из Константинополя на Русь вскоре после событий в Херсонесе был послан митрополит или архиепископ. Хотя епархия «Россия» существовала в Константинопольской Церкви уже около столетия, епископа в годы языческой реакции в Киеве, скорее всего, не было. Кто же стал тем архиереем, при котором совершилось крещение Руси? Предание называет имя святителя Михаила, первого митрополита Киевского. Список Владимирова Церковного Устава, сделанный в конце XII – начале XIII в., называет Михаила митрополитом, при котором Владимир крестил Русь. Однако здесь же говорится о том, что Михаила на Русь послал св. патриарх Фотий – очевидный анахронизм. Святительство святого Михаила в Киеве скорее всего следует отнести ко временам Фотиева крещения Руси. Быть может, изглаживание из «Начальной Русской Летописи» памяти о крещении Руси при Аскольде и Дире, предпринятое в угоду новой династии Рюриковичей, стерло и достоверную память о первом епископе Руси. В то же время его не забыли полностью, но приписали другой эпохе.

Кроме того, в качестве первого Предстоятеля Русской Церкви нередко называют митрополита Леона (Льва), или Леонтия. Его упоминают, в частности, «Летопись Новгородских Владык» и уже упомянутый список Церковного Устава святого Владимира. Однако существует предположение, что Леон – это архиепископ автокефальной Болгарской архиепископии, а не собственно Русский митрополит. Как получилось, что Леона стали числить первым русским святителем, мы рассмотрим несколько позже наряду с вопросом о том, почему вообще в русских и византийских источниках мы не находим практически никаких сведений об устроении Русской Церкви при св. Владимире.

Значит ли это, что мы никогда не узнаем, кто возглавлял нашу Церковь в годы правления равноапостольного князя? По крайней мере есть некоторые предположения на этот счет, позволяющие пролить свет на этот загадочный период русской церковной истории. Недавно гипотезу о том, кто был митрополитом Руси при св. Владимире, обосновал польский ученый-славист Анджей Поппе. На основании ряда источников Поппе пришел к выводу, что при Владимире митрополитом Руси был бывший Севастийский митрополит Феофилакт, родом грек. Поппе установил, что в Севастии, армянском городе, расположенном на востоке Малой Азии, почти что в преддверии Кавказа, в конце X в., при Василии II, находился русский отряд, что отмечают источники. Местный архиерей – Феофилакт, который поддерживал политику императора, был изгнан из города мятежниками в годы восстания Варды Фоки и бежал на запад, в Константинополь. По мнению Поппе, Феофилакт, уже знакомый по Севастии с руссами, был послан в Киев в качестве митрополита после крещения Руси св. Владимиром. Гипотеза Поппе имеет косвенное подтверждение в мозаиках и фресках храма св. Софии в Киеве. Здесь Севастийские мученики изображены на столпах и подпружных арках главного купола кафедрального храма митрополитов всея Руси. То есть они, по замыслу создателей храма, как бы являются основанием Русской Церкви. Кроме того, в Софийском соборе есть еще одно изображение 40 мучеников Севастийских на отдельной фреске. Такое внимание к этим святым едва ли случайно. И то почитание, которым Севастийские святые были всегда окружены на Руси, тоже может свидетельствовать об особой роли Севастийской кафедры в истории Русской Церкви. Возможно, что именно митрополит Феофилакт помогал святому равноапостольному Владимиру в деле просвещения Руси на самом начальном этапе.

Можно думать, что на первом этапе самой большой проблемой, с которой столкнулся Равноапостольный Креститель Руси, была нехватка подготовленного для миссионерской деятельности духовенства. Для крещения одних только киевлян требовалось огромное количество священнослужителей. По-видимому, первых священников Владимир привез из Херсонеса. Это, вероятно, были славяне по происхождению или знающие славянский язык корсунские греки, активно общавшиеся с славянским миром. Но таких было не слишком много. Киев же, а следом и другие города Руси, требовали значительного числа священников. При этом мало было только крестить людей, их нужно было воцерковить: изъяснить основы вероучения, смысл таинств, научить молиться хотя бы в самой элементарной форме и объяснить, как должен жить христианин. Все это удалось реализовать на практике далеко не в полном объеме и не сразу. И, вероятно, именно с этим в домонгольский период связано наличие в нашей Церкви весьма серьезных искажений в церковной жизни. Народ был крещен, но не везде на местах после крещения произошло его полноценное воцерковление. Этот процесс растянулся кое-где на столетия.

Как же удалось преодолеть проблему нехватки подготовленных клириков? Можно полагать, вслед за Приселковым и Карташевым, что святой Владимир решил опереться в своем апостольском начинании на опыт Болгарии, принявшей христианство более чем на столетие раньше Руси. За целый век, прошедший после крещения Болгарии при том же святителе Фотии, здесь уже сформировалась полноценная славянская христианская культура. Создали ее ученики святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, Учителей Словенских. Из Болгарии Русь могла черпать уже готовые переводы богослужебных книг и святоотеческих творений. Здесь же можно было найти и священнослужителей-славян, во-первых, говоривших на том же языке, который прекрасно понимали на Руси, а во-вторых, далеких от эллинского пренебрежения к «варварам» и более пригодных к миссионерской деятельности. Кроме того, можно думать, что знакомство с болгарским Православием натолкнуло Владимира на мысль избавиться от любых попыток трактовать крещение Руси от греков как ее подчинение Империи Ромеев, унизительное для сознания русских, только что создавших свое могущественное государство. Приселков и Карташев полагали, что Владимир вскоре после крещения Руси вывел Русскую Церковь из юрисдикции Константинополя и переподчинил ее автокефальной Болгарской Охридской архиепископии. Управлявший последней в ту пору архиепископ Лев (иначе Леон), если принять эту гипотезу, и есть тот самый Леон, фигурирующий в ряде наших источников в качестве первого митрополита Киевского. Если дело обстояло именно так, то на самом деле он, вероятно, лишь формально числился Предстоятелем Русской Церкви, которая при святом Владимире была по сути ни от кого не зависимой.

Русские и византийские источники, впрочем, умалчивают об этом. Поразительно, но греческие авторы вообще не упоминают даже о таком эпохальном событии, как крещение Руси при св. Владимире. Впрочем, у греков были свои причины: епархия «Россия» формально была открыта столетием раньше. Однако если принять гипотезу о «Болгарской юрисдикции», то можно думать, что истинная причина подобного умолчания, скорее всего, объясняется обидой греков на русских за их отказ подчиниться Константинопольскому Патриархату. Предполагают, что уже в те годы, когда юрисдикция Константинополя над Русской Церковью была восстановлена при Ярославе Мудром, имело место вымарывание и из наших летописей сведений об этом неприятном для ромеев периоде. Причем в ходе этого «редактирования» получилась довольно странная картина: обойти молчанием личность и деятельность св. Владимира на Руси было нельзя, но при всех похвалах святому князю в «Начальной Летописи» крайне мало фактического материала о Русской Церкви его времени.

Учреждение епархий в Русской Церкви. Дальнейшее распространение христианства и проповедь на окраинах Руси. Подвиг свв. князей Бориса и Глеба. Начало княжения Ярослава Мудрого. Митрополит Иоанн I. Расцвет православной культуры на Руси при Ярославе Мудром. Митрополит Иларион.

Как уже отмечалось, сведения о том, как была устроена Русская Церковь при св. Владимире, крайне скудны. До нас, однако, дошло упоминание об одном иерархе того времени. Под 991 г. Новгородская летопись упоминает первого епископа Новгорода – Иоакима Корсунянина. Его прозвище явно указывает на то, что он вместе с Анастасом был приведен Владимиром на Русь из Херсонеса. Как полагают, помимо Новгорода Великого были при святом Владимире открыты епископские кафедры и в других городах Руси: Белгороде (под Киевом), Полоцке, Владимире Волынском, Чернигове, Турове. Некоторые авторы добавляют к этому перечню Переяславль и Ростов, но возможно, что кафедры там возникли позже. Это были по сути миссионерские центры, откуда христианство распространялось по окрестным землям. Летописец повествует, что Владимир «нача ставить по градом церкви и попы, и люди на крещенье приводити по всем градом и селом». В 996 г. Владимир строит в Киеве знаменитую Десятинную церковь, ставшую при нем главным храмом Русской Церкви. В 997 г. уже существовала церковь Пресвятой Богородицы в Полоцке. В 998 г. в Переяславле построен храм Воздвижения Креста Господня.

Как свидетельствует древнее житие святого князя, он сам, ревнуя о распространении новой веры, много ездил по своей державе, самолично проповедуя и призывая народ последовать своему примеру и принять крещение. Свидетельством таких миссионерских трудов святого Владимира является сохранившийся доныне Зимненский Успенский монастырь на Волыни, возникший на месте летней княжеской резиденции. Здесь находится церковь св. Иулиании, княжны Ольшанской, по преданию, перестроенная из терема князя Владимира. Ее алтарем служит домашняя молельня князя. Здесь же хранится и икона Божией Матери, которою, по преданию, патриарх Константинопольский Николай II Хрисоверг благословил принцессу Анну на брак с Владимиром.

Распространению христианства на Руси способствовало и то, что в конце своей жизни Владимир выделил своим сыновьям уделы, где они стали княжить, активно проводя христианизацию своих княжеств. Наиболее легко крестилось население славянских областей на юге и юго-западе Руси. Напротив, север и северо-восток, где население было преимущественно финским, намного дольше упорствовал в язычестве. Здесь сильно было влияние волхвов и даже отмечены мятежи языческого населения. Так, например, не слишком преуспел в Ростове в деле насаждения христианства первый Ростовский епископ Феодор, вероятно грек по происхождению. Перелом к лучшему наступил здесь лишь во второй половине XI века, при святителе Леонтии, втором епископе Ростовском. Однако и он, согласно житию, окончил жизнь мучеником, будучи убитым язычниками около 1072–1077 г. Известно также, что языческое, преимущественно финское, население города Мурома отказалось впустить в город святого князя Глеба Владимировича. И даже в начале XII в., как видно из жития свв. князей Муромских Константина-Ярослава и чад его Михаила и Феодора, финское племя мурома еще упорствовало в язычестве. В 1070-х годах волхвы поднимают настоящие мятежи в Ростове и Новгороде, причем увлекают за собой даже часть христианского населения. Однако уже в 1091 году попытка подобного бунта в Ростове волхву не удалась.

Археологические данные, полученные благодаря раскопкам уже в советское время, подтверждают летописные свидетельства. Христианские погребения времени крещения Руси отличаются от нехристианских тем, что представляют собой новый для Руси тип захоронения: это уже не языческий курган, а небольшой холмик – могила, иногда обделанная изнутри деревом. Гробов тогда еще не было, а тот, кто был побогаче, мог позволить себе обшить могилу деревом. Хотя уже очень скоро появляются на Руси и захоронения в дубовых колодах. Христианские погребения, которые имеют ориентацию на восток, распространяются прежде всего в земле полян, т.е. киевского племени. Земля полян – это ядро Киевской Руси. В XI-XII вв. подобные захоронения широко распространяются в областях расселения других племен, в первую очередь в среднем течении Днестра, причем появляются они и в сельской местности. То есть уже начинается крещение сельских жителей – процесс христианизации переступает границы городов.

Среди племен Руси, которые долго упорствовали в своем нежелании принимать христианство, были вятичи и радимичи, обитавшие в бассейне Оки. Их обращение произошло на рубеже XI-XII вв. трудами преподобного Кукши Печерского и его ученика Никона. Они были убиты ревнителями язычества, но успели еще в конце XI века посеять семена христианства среди этих воинственных племен, не желавших признавать власть Киевских князей. И только в XIII в. окончательно утверждается христианство среди древлян – последнего славянского племени Киевской Руси, которое дольше всех сопротивлялось крещению. Не так давно языческое капище, датированное годами кануна Батыева нашествия на Русь, было найдено на Волыни, в местах прежнего расселения древлян. Почему такое оказалось возможным, тем более что эти земли были в центре Руси, неподалеку от Киева? Вероятно, по той причине, что древляне долго не могли забыть, как Ольга поступила с ними, мстя за смерть Игоря еще в пору своего язычества. А в сознании древлян христианство было верой жестокой Ольги. Отсюда и нежелание креститься.

Впрочем, долгое сосуществование городского христианства и язычества в сельской местности имеет аналогии и в истории других народов. Например, в VI в. святой император Юстиниан возводит в Константинополе храм святой Софии, а где-то в горах Пелопоннеса еще поклоняются Зевсу, да и в самих Афинах доживает последние дни языческая академия.

Христианизация разных слоев населения шла по-разному. Очень быстро произошло обращение классов привилегированных – князей, бояр и купечества. Разрыв с низшими слоями общества был очень заметен даже после того, как была крещена большая часть простого народа. Степень воцерковления простого народа была намного ниже. Это выражалось, например, в том, что таинство брака, совершаемое через обряд венчания, считалось княжеской привилегией в течение очень долгого времени. А среди смердов венчание признавалось не обязательным. То есть представления о таинстве брака среди простого люда были весьма далеки от христианского. Искажения в сфере церковной жизни были обусловлены гигантскими территориальными масштабами Руси. Было поначалу очень мало храмов, мало священников. В сельской местности на многие десятки верст мог быть лишь один приход. Понятно, что в таких условиях о полноценной воцерковленности говорить не приходилось. Уже здесь отчасти коренится нездоровая традиция, позднее характерная для России, – исповедоваться и причащаться редко, 1–2 раза в год. Понятно, что если храм отстоит от дома на десятки (а на Севере и сотни) верст, то часто в церковь ходить не будешь. По этой же самой причине очень долго жило в народе двоеверие. Люди уже были крещены и в то же время продолжали верить в леших и домовых, обращаясь к ним в заговорах, отмечать многие языческие обычаи и праздники. Их зачастую приходилось воцерковлять, придавая им новое звучание и смысл, так как искоренить вполне было невозможно.

Отсюда, в частности, русская Масленица – родственная европейским карнавалам (от латинского «came vale», т.е. «прощай, мясо»). Из языческого праздника встречи весны, праздника бога солнца Ярилы, символом которого служили блины, масленица превратилась в «утешение» перед Великим постом. Культ языческих божеств очень часто мучительно изживался через не слишком благочестивое отождествление их с христианскими святыми. Так, святой Власий стал покровителем скота, по аналогии и созвучию с языческим Велесом. А Илья Пророк многими отождествлялся с Перуном. Церкви приходилось мириться с подобной примитивизацией, постепенно изживая эти суеверия.

В то же время очень рано молодая Русская Церковь являет примеры подлинной святости. Удивляет, как быстро крещение Руси принесло свои плоды. Так, например, исключительное впечатление на современников произвел подвиг молодых князей – детей Владимира и Анны свв. Бориса и Глеба.

Святой равноапостольный князь Владимир скончался 13 (28) июля 1015 г. Престол унаследовал старший из сыновей Владимира – Святополк. Рожден он был еще в пору язычества Владимира от той гречанки, которая прежде была женой Владимирова брата – Ярополка, и неизвестно, кто на самом деле был отцом этого князя – Владимир или его старший брат, убитый в усобице. Князь Святополк еще при жизни Владимира отличался далеко не лучшими чертами характера. Незадолго до смерти отца, выделившего ему в удел Туровское княжество, Святополк поднял против Владимира мятеж, за что был посажен в поруб. Из заключения он взошел на Киевский престол. Его права на престол были неоспоримы, так как на Руси действовал неписаный закон о престолонаследии: первым среди князей считался тот, кто являлся представителем старшей ветви династии. Однако известно, что Владимир не очень любил своего сомнительного сына за его жестокий и коварный нрав. Не пользовался он популярностью и среди народа. Естественно, что в таких условиях Святополк мог опасаться своего свержения кем-либо из братьев. Наиболее опасными соперниками он считал младших детей Владимира от Анны, которую летописец называет «Болгарыней», очевидно потому, что ее брат – император Василий II – был прозван Болгаробойцей. Святые князья-страстотерпцы Борис и Глеб были рождены уже от освященного Церковью брака, когда отец их уже был христианином. Мать же являлась «Порфирородной» – особой императорской крови. Это могло повысить шансы Бориса и Глеба на успех в случае их притязаний на престол отца. Впрочем, едва ли они помышляли об этом. Житие святых братьев говорит о том, что они, по-христиански законопослушные, признали Святополка государем.

Однако жестокий и злобный Святополк, несмотря на свое крещение остававшийся в душе все тем же язычником, всех вокруг мерил по себе, потому и опасался за свою власть. Тестем и союзником Святополка был король Польши Болеслав I. К нему же впоследствии свергнутый князь и бежал. Жестокой душе Святополка ближе был Запад с его особым вариантом христианства, которое допускало крестовые походы, инквизицию и проч. Напротив, Борис и Глеб – это носители истины Восточного Православия во всей его евангельской полноте. Поэтому смерть они предпочли восстанию на своего государя и брата. Удивительно, но Русь как православное царство как бы на двух полюсах своей истории имеет одинаковый по духу подвиг добровольной жертвы, уподобления Христу: в начале XI века Борис и Глеб, в начале XX – святой царь-мученик Николай II и его семья.

Борис и Глеб первыми из русских были причтены к лику святых. Официальная их канонизация состоялась в Константинополе в 1072 г. Народное сознание было поражено смиренной кончиной Бориса и Глеба. Их память стала очень дорога русскому христианскому сознанию потому, что их смерть была необыкновенной, она слишком не вязалась с образом князя-язычника. Еще недавно князья на Руси враждовали насмерть, не задумываясь ни о родстве, ни о нравственных преградах. Но вот появляется первое поколение христиан, выросших после крещения Руси святым Владимиром. Для этих молодых князей уже евангельский идеал – основной ориентир в их жизни. Борьбе со Святополком, греху братоубийства они смиренно предпочитают мученическую кончину. В этом уподоблении добровольной жертве Христовой – свидетельство того, что Русь приняла новую веру не формально, не ради вхождения в культурно-политический ареал европейского христианского сообщества, но глубоко и искренне, всем сердцем. Вспомним, что дружина Святослава смеялась бы, если бы Святослав принял христианство. А теперь, когда князья принимают христианство и умирают по-христиански, это производит впечатление на весь народ. Казалось бы, совсем не много времени прошло от Святослава до Бориса и Глеба, но налицо огромные изменения в сознании. Культ Бориса и Глеба очень быстро и широко распространился, чему есть масса археологических доказательств: огромное количество т.н. борисоглебских энколпионов, т.е. крестов-мощевиков, на которых изображались Борис и Глеб; резные по шиферу иконки святых князей-страстотерпцев. Мученическая смерть молодых князей оказала на христианское воспитание русских большее влияние, чем книжное обучение. Был явлен живой пример духовного преображения человека в крещении, его духовно-нравственной победы над злом.

После гибели святых Бориса и Глеба разгорается междоусобица. По приказу Святополка был убит и третий брат – Святослав, княживший в земле древлян. Однако он не явил такого подвига смирения, как его святые братья. Святослав пытался бежать в Венгрию, но был настигнут и убит по приказу Святополка, получившего от народа прозвание «Окаянного» за свои зверства. В 1015–1019 гг. между Святополком и Ярославом Новгородским шла война. Ярослав в итоге вышел победителем и стал князем Киевским. Его свергнутый соперник бежал на Запад и где-то там вскоре скончался.

В это смутное для Руси время происходит еще одно событие, сильно повлиявшее на дальнейшую судьбу Русской Церкви. В 1014–1019 гг. между болгарами и греками шла ожесточенная война. Ее итогом явился полный разгром державы болгарского царя Самуила императором ромеев Василием II, за что он и был прозван Болгаробойцей («Булгароктонос»), После победы греков Болгария стала провинцией империи, а болгарские архиепископы Охридские, доселе бывшие полностью автокефальными, фактически утратили свою самостоятельность и подчинились Константинопольскому патриарху Мы уже упоминали о гипотезе Приселкова и Карташева, которые полагали, что при святом Владимире Русская Церковь входила в юрисдикцию Охридской архиепископии, дабы избежать политической зависимости от греков. Теперь же ситуация меняется в корне. Охридский архиепископ Иоанн после падения Болгарского царства теряет свою самостоятельность. Вместе с этим неизбежным оказался и переход Русской Церкви под юрисдикцию Константинополя.

Первой реакцией на подобные перемены стало бегство на Запад Анастаса Корсунянина, который, возможно, был при Владимире епископом или наместником Охридского архиепископа в Киеве, лишь номинально подчиняясь последнему. Во всяком случае позднейшая летопись, не называя его епископом (быть может, в угоду последующим греческим митрополитам), говорит о том, что именно Анастасу Владимир поручил главный храм Русской Церкви – Десятинный. Анастас бежал в Польшу вместе со Святополком, понимая, что ему придется не только подчиниться грекам, но и ответить за свое «предательство» в Херсонесе.

Однако можно думать, что последовавшее за разгромом Болгарии возвращение Русской Церкви под юрисдикцию Константинополя первоначально было опосредовано через продолжавшееся на первых порах вхождение Киева в состав Охридской архиепископии. Косвенным подтверждением этому является содержащееся в древнейших редакциях жития свв. Бориса и Глеба сообщение о перенесении мощей святых Бориса и Глеба в храм-усыпальницу, построенный Ярославом Мудрым в Вышгороде. Это событие положило начало местному почитанию князей-страстотерпцев. Рассказ об освящении храма в Вышгороде содержит упоминание о том, что Ярослав тогда «повеле призвати архиепископа Иоанна, тогда пасущу ему Христово стадо разумных овец его. Архиепископ же, остав, постави попы и диаконы ти тако отъиде в свою кафоликани-иклисиа». Очевидно, что архиепископ приглашается на Русь откуда-то извне. Да и название соборной церкви по-гречески, скорее всего, свидетельствует о том, что архиепископ резидирует вне пределов Руси. Кроме того, предание указывает на митрополита Иоанна I как на автора службы святым Борису и Глебу. В таком случае трудно представить, чтобы митрополит-грек в совершенстве владел славянским и занимался славянской гимнографией. А вот болгарин вполне мог написать службу русским святым.

Упомянутый архиепископ Иоанн I часто называется в исследованиях по церковной истории Руси вторым (после Михаила или Леона) или первым митрополитом Русской Церкви. Но возможно, что, как и в случае с Леоном, Иоанн в действительности был Охридским архиепископом, а для Русской Церкви ее номинальным возглавителем. Быть может, Ярослав призвал его для освящения усыпальницы Бориса и Глеба по причине бегства Анастаса и отсутствия в столице Руси своего архиерея. Я. Щапов датирует время правления Иоанна I промежутком между 1018 г. и серединой 1030-х гг. От времени Иоанна I сохранилась печать с греческой надписью, содержащей его имя и титул: «митрополит Руси».

Иоанн Охридский скончался перед 1037 г., и после его смерти Охридская архиепископия уже полностью подчиняется власти Константинопольского патриарха, который единовластно поставляет на эту, формально по-прежнему автокефальную, кафедру своих кандидатов из числа греков, а не болгар. С этого времени теряет всякий смысл подчинение Русской Церкви Охридской юрисдикции. Правивший в это время Русью Ярослав Владимирович стоял перед трудным выбором. Можно было либо, подобно Болгарии, провозгласить автокефалию Русской Церкви, либо принять юрисдикцию Константинополя. Первое было практически невозможно по единственной причине: Русь была еще столь слабо воцерковлена, что ни о каком самостоятельном бытии только что утвержденной Русской Церкви не могло быть и речи. Очень важно для характеристики князя Ярослава, что он в первую очередь думал о духовном аспекте, а не о политике. Поэтому князь, как предполагает Карташев, принял решение о переходе Русской Церкви в непосредственную юрисдикцию Константинополя. В Киев отсюда в 1037 году прислали митрополита-грека Феопемпта – первого, чье имя до нас донесла летопись преп. Нестора. Тогда же в столице Руси начинается возведение храма святой Софии. Даже само его посвящение, соименное главному храму Константинополя, равно как и лишение Десятинной церкви значения главного храма Русской Церкви, свидетельствует о значительных переменах в церковном устроении при Ярославе. Если действительно еще при Ольге деревянный храм св. Софии был кафедральным, то построение в качестве митрополичьего нового каменного Софийского собора должно было подчеркнуть возвращение Русской митрополии к своему прежнему каноническому положению в Константинопольской юрисдикции. Можно думать, что на решение Ярослава повлияла и благоприятная политическая ситуация: положение Ярослава к этому времени значительно укрепилось. После смерти его брата Мстислава, с которым они прежде поделили Русь по Днепру, Ярослав стал по сути таким же самодержавным князем всея Руси, каким был его отец. Кроме того, почти одновременно с кончиной Мстислава Ярослав наголову разбил печенегов под Киевом, избавив Русь от самого опасного врага. После этого князь мог менее опасаться того, что церковное главенство греков окажет заметное влияние и на политику: Русь была достаточно сильна, чтобы не страшиться политической зависимости от Империи Ромеев.

Одновременно с утверждением власти греческих митрополитов над Русской Церковью, как можно думать, было проведено жесткое редактирование всех имевшихся в ту пору летописных источников. Понятно, что грекам неприятно было всякое упоминание о том периоде, когда русские, принявшие от них Православие, отказались от вхождения в юрисдикцию Константинопольского Патриархата. В то же время перечеркнуть полностью Владимиров период церковной истории Руси было просто невозможно ввиду его исключительного значения. Отсюда и туманности сообщений о церковных делах периода княжения святого Владимира, и отсутствие четких свидетельств об устроении Русской Церкви в это время.

Начиная со времени появления в Киеве митрополита Феопемпта, Русскую Церковь в течение всего домонгольского периода возглавляют почти исключительно греки, поставляемые на Киевскую кафедру Константинопольскими патриархами. Ни русские епископы, ни князья не могли влиять на выбор митрополита, который осуществлялся патриархом и императором. Безусловно, греки хотели удержать под максимальным контролем столь важную для них митрополию, какой была Русь. Однако подобное положение имело и ряд преимуществ, которые русское духовенство вполне осознавало. В известной степени митрополиты Руси были более самостоятельны, чем их Константинопольские патриархи, которых с легкостью смещали императоры в случае конфликта светских и духовных властей. На Руси же митрополит был фигурой, практически независимой от князей. Он мог в случае конфликта с кем-либо из них апеллировать в Константинополь, мог не опасаться быть смещенным великим князем со своей кафедры. Такое положение иерархи Русской Церкви ценили. Поэтому они и не стремились к полной автокефалии вплоть до той поры, когда, к XV веку, стало ясно, что Русь становится заложницей политики гибнущей Византии в силу своей церковной зависимости от нее.

Кроме того, делая свой выбор в пользу Константинопольской юрисдикции, Ярослав понимал, что только благодаря грекам Русь может в полной мере освоить сокровищницу христианской культуры Православного Востока. В историю Руси Ярослав вошел именно как князь-просветитель, за что и получил свое прозвание «Мудрый». Рожденный еще от языческого брака Владимира и Рогнеды, он, однако, воспитывался уже в христианском духе. Летописец сообщает, что Ярослав более всего любил книжное учение и был весьма образован. Как никто иной он понимал значение просвещения Руси, приобщения ее к высшим культурным достижениям. Безусловно, князь понимал, что без этого невозможно создание подлинно могучей державы, которую уважали бы не только за военную силу, но и за культурную мощь.

Престиж Руси при Ярославе, надо отметить, был очень высок. Об этом, в частности, свидетельствуют династические браки, заключенные самим Киевским князем и его детьми. Ярослав Мудрый был женат на варяжской принцессе, дочери шведского короля, Ингигерде. В крещении она получила имя Ирины. Во имя небесной покровительницы княгини был освящен огромный храм, построенный Ярославом в Киеве. Другой столь же величественный собор и монастырь при нем князь посвятил своему небесному покровителю, имя которого носил в Православии – св. великомученику Георгию. Кстати, именно день освящения этого храма на Руси праздновали в ноябре как знаменитый «Юрьев день». Ирина позже, уже перед смертью, приняла постриг с именем Анна, под которым и вошла в наши святцы. Умерла она в Новгороде, где была погребена в Софийском соборе, построенном около 1045 г. ее старшим сыном Владимиром (ум. в 1052), который также был причтен к лику святых Русской Церкви.

Другой сын Ярослава – Изяслав – был женат на польской принцессе Гертруде-Олисаве. Еще один, младший – Всеволод на Марии, дочери византийского императора Константина IX Мономаха. Родившийся от этого брака князь Владимир Всеволодович в память об августейшем деде получил прозвание Мономах. Дочери Ярослава стали женами королей Норвегии, Венгрии и Франции. Анна Ярославна, королева Франции, была супругой короля Генриха I и матерью короля Филиппа I, которому Капетинги-Валуа-Бурбоны обязаны столь популярным среди них греческим именем Филипп. Анна, кстати, привезла в Реймс славянское Евангелие, на котором впоследствии присягали при коронации все короли Франции.

Все эти династические браки свидетельствовали о том, что при Ярославе Киевская Русь считалась одной из первых держав Европы. Союза с могущественным Киевским князем искали западные монархи. Конечно же, причиной такого внимания была, в первую очередь, военная мощь Руси, чьи воины считались одними из лучших. Но Ярослав был воистину Мудрым, потому что не только сам был ревнителем культуры, но и народ свой стремился приобщить к ее сокровищнице.

Ярослав продолжает дело своего отца. Но теперь уже князь видит свою задачу не столько в том, чтобы расширить ареал христианской веры, сколько в том, чтобы сделать более глубоким воцерковление русского народа. Именно к этому направлена просветительская деятельность Ярослава. Он, в частности, создает училище и первую на Руси библиотеку при храме святой Софии Киевской. Подобные училища и библиотеки возникают затем и в других городах Руси. Конечно же, сразу просветить огромную многомиллионную массу народа (считается, что ко времени монголо-татарского нашествия на Руси было около 6 миллионов жителей) было весьма трудно, особенно если учесть колоссальные пространства Русской державы. Однако Ярославом было сделано очень многое.

По данным митрополита Макария (Булгакова), в период правления святого Владимира известны по названиям более 20 храмов на Руси. Это, конечно, очень мало, даже если допустить, что это примерно десятая часть всех церквей земли русской. Но даже если в ту пору было около 200 храмов, то это совсем не много для такой огромной страны с большим количеством городов. Ведь известно, что Русь варяги называли «Гардарикой» – «Страной Городов». Так мало храмов было не потому, что строить их было трудно. Причина скорее в другом: было мало подготовленного к миссионерской деятельности духовенства. Какие-то славянские священники приходили из Болгарии. Но достаточно сопоставить масштабы Болгарии и Руси, чтобы понять, что это проблемы не снимало. Греческие священники в большинстве своем не знали славянского языка. Поэтому с помощью греков нельзя было проводить миссию на Руси. В Киев приезжали греки-митрополиты, но они общались с политической и культурной элитой общества, представители которой нередко владели греческим языком. Но священники должны общаться с простым народом на его родном славянском языке. И дело было не только в этом. Нужно было понимать душу этого народа. Поэтому выход был только один – обучить своих, русских людей и подготовить их к священнослужению. Кроме того, на Руси была и другая проблема – душепопечение. Если у греков духовниками были только опытные старцы-монахи, то на Руси, где еще почти не было монастырей, с самого начала исповедовать народ должны были приходские священники. Этому тоже нужно было научить. И Ярослав действительно сделал многое для просвещения Руси. Это особенно становится понятным, когда знакомишься с данными раскопок в Новгороде. Судя по берестяным грамотам, которые во влажной новгородской земле, в отличие от других русских городов, хорошо сохранились, практически все городское население было грамотным. Более того, очень скоро Русь не только овладевает грамотой – появляется и своя собственная литература.

Огромное значение для духовного просвещения русского народа имели монастыри. Именно в правление Ярослава появляется русское монашество. И хотя монастыри существовали на Руси со времени ее крещения при святом Владимире, настоящее подвижничество возникает лишь при Ярославе. При этом князе возникает знаменитый Киево-Печерский монастырь – колыбель русского иночества. Отсюда, из обители преподобных Антония и Феодосия, монашество распространяется по всей Руси. Здесь возникает, по сути, духовная школа, и Печерский монастырь в течение почти всего домонгольского периода дает Русской Церкви кадры епископов и миссионеров.

Могучим средством христианского просвещения, которое было связано и с княжеской политикой, и с монашеским подвигом, была христианская культура в целом. То есть не только школьное образование, которое распространялось на первых порах еще не слишком быстро. Не менее впечатляло современников и строительство православных храмов. При Ярославе размах строительства церквей на Руси многократно возрастает. Храмы эти были гигантскими по размерам, причем громадными они были отнюдь не потому, что в этом была практическая потребность. Величественные соборы поражали воображение русских людей и сами по себе служили едва ли не самым действенным средством проповеди христианства. Эти храмы были воплощением той культуры, к которой Русь приобщалась в крещении после векового прозябания в невежестве и варварстве. Это были образцы удивительного синтеза церковных художеств: прекрасной архитектуры, иконописи, мозаики, фрески, – объединяемых торжественным православным богослужением. Церкви, построенные Ярославом, своей необычайной красотой сами по себе преображали души людей. Это было нечто похожее на то, что произошло с послами Владимира в Софии Константинопольской, которая произвела на них глубочайшее впечатление. Известно, что когда Ярослав воздвиг Софию Киевскую, храмы святой Ирины и святого Георгия, другие киевские церкви и знаменитые Золотые ворота, то современники сравнивали Киев с Константинополем. В это время в Киеве насчитывалось уже несколько сот церквей. По данным Титмара Мерзебургского, их было в начале правления Ярослава уже около 400. К концу жизни Ярослава в Киеве могло быть уже до тысячи церквей. Это абсолютно реальная цифра, если вспомнить, что Киев в домонгольский период насчитывал около ста тысяч жителей. На 50–100 человек приходился как минимум один храм. Эта пропорция до сих пор хорошо заметна на примере таких городов, как Суздаль. Если учесть, что в каждой церкви был хотя бы один подготовленный священник, иконы, книги, утварь, то можно оценить тот рывок, который сделала Русь при Ярославе в деле приобщения к православной вере и культуре.

Современники не только сопоставляли Киев с Константинополем. Владимира и его сына Ярослава они сравнивали с Давидом и Соломоном. Как Давид положил начало Иерусалиму и приготовил все для создания храма Премудрости Божией, а Соломон воздвиг само здание, так и на Руси Владимир кладет основание христианскому государству, а Ярослав уже создает храм Софии – Премудрости Божией, который восходит к прообразам библейским и византийским.

Следствием углубления воцерковления нашего народа при Ярославе явилось не только приобщение Руси к высшим культурным достижениям. Деятельность Русской Церкви была направлена и в сторону нравственного воспитания народа. Церковь повела решительную борьбу с языческим образом жизни. До нашего времени дошли древние уставы, которые свидетельствуют о том, как эта борьба продвигалась. В первую очередь нужно отметить, что Церковь стремилась воспитать христианское отношение к семье. Преп. Нестор Летописец, осуждая язычество, рассказывает, что его недавние предки-язычники «жили как дикие звери». В частности, эта дикость выражалось в том, что «умыкали», то есть похищали, невест. Было и множество весьма развратных обычаев: разного рода «русалии» и прочее. Древнейшие церковные уставы категорически запрещают подобные пережитки язычества. Церковь укрепляла моногамную семью и освящала ее в таинстве христианского брака, стремилась к тому, чтобы церковность пронизала все стороны жизни русского народа.

Расцвет Киевской Руси в годы правления Ярослава Мудрого не мог не сказаться на самосознании народа. Ощущение небывалого политического и культурного подъема страны находилось в противоречии с имперски-пренебрежительным отношением греков к Руси как своему протекторату. После ряда конфликтов в Константинополе и на Афоне, имевших место между греками и русскими купцами, которые в итоге подверглись погрому (один был даже убит), между Русью и Империей Ромеев вспыхнула война. Она была неудачной для Ярослава. Попавших в плен русских греки ослепили, как это было принято по отношению к восставшим подданным империи. Поэтому хотя и был в 1046 г. заключен мир с греками, Ярослав решил избавиться от церковной гегемонии Константинополя. В 1051 г., вероятно после смерти Феопемпта, собор русских епископов по воле Ярослава поставил митрополитом Киевским Илариона, не отказываясь, впрочем, признавать юрисдикцию патриарха Константинопольского. Тем самым Русская Церковь претендовала на свою автономию от Константинополя. Однако Патриархат, естественно, не признал такого положения дел. После смерти Ярослава в 1054 г. был восстановлен прежний status quo, и при сыне Ярослава Изяславе митрополитом стал присланный из Константинополя грек Ефрем.

Личность Илариона, первого русского по происхождению митрополита, весьма примечательна. Летописец говорит о нем: «Муж благ, книжен и постник». Иларион до своего поставления на Киевскую кафедру был пресвитером храма св. Апостолов в загородном княжеском селе Берестове. Неподалеку от места своего служения он ископал себе на берегу Днепра пещерку, куда он удалялся для уединенной молитвы. Вероятно, Иларион был монахом или по крайней мере человеком аскетического склада. После поставления его на митрополию в пещерке Илариона поселился преп. Антоний Киево-Печерский. Это, следовательно, произошло около 1051–1054 гг. Именно Иларионова пещера дала начало великому Печерскому монастырю.

Иларион также был первым русским духовным писателем. Его перу принадлежит знаменитое «Слово о законе и благодати», выдающееся произведение древнерусской письменности. В его состав вошла и «Похвала князю Владимиру». Иларион также является автором «Исповедания веры», написанного в связи с его рукоположением в митрополиты. Он всячески стремился подчеркнуть ту выдающуюся роль, которую сыграл князь Владимир в деле христианизации Руси. В то же время Иларион в своем произведении впервые утверждает мысль об особой миссии, к которой призван русский народ. Иларион вспоминает евангельскую притчу о работниках последнего часа, сравнивая с ними русских, которые хотя и поздно приняли крещение, но обрели свое место рядом со Христом, как и другие христианские народы. Труд Илариона чужд какой бы то ни было национальной гордыни, но в то же время исполнен уважения к своему народу, вошедшему в христианскую семью.

Иларион являет собой удивительный пример того, какие плоды принесло крещение Руси при святом Владимире. Прошло чуть более полувека с того времени, но перед нами уже не просто с детства воспитанный в христианской вере человек, удостоенный за свое благочестие священного сана. Перед нами настоящий подвижник-аскет, вобравший в себя лучшее из шестивековой монашеской традиции. Это выдающийся богослов, разбирающийся удивительно тонко в православных канонах. Иларион отличается замечательным литературным дарованием, в совершенстве владеет искусством риторики. Эта гигантская по масштабу личность очень напоминает те колоссальные соборы, которые в это время строит Ярослав, а освящает Иларион.

Однако после смерти Ярослава Иларион буквально исчезает со страниц летописи. Наверное, вновь причина этого – нежелание последующих греков-митрополитов вспоминать об этом неприятном для Константинополя периоде в истории Русской Церкви. Хотя, как предполагает большинство исследователей, едва ли самостоятельное поставление Илариона на Киевскую кафедру было выражением стремления к автокефалии Русской Церкви. Речь шла, скорее всего, лишь о некоторой степени автономии, в первую очередь о самостоятельном избрании Киевского митрополита на Руси, а не в Константинополе. Ярослав не смог закрепить этого порядка на будущее. А при его преемниках Русь начинает дробиться на уделы. Могучего Киевского князя больше нет, а для многочисленных удельных властителей теперь предпочтительнее становится фигура нейтрального митрополита-грека, арбитра в спорах и распрях враждующих между собой князей. Поэтому прецедент, подобный поставлению Илариона, возникает вновь только спустя столетие.

Роль Киевских митрополитов в церковной и общественно-политической жизни Руси в XI-XII вв. Климент Смолятич. Попытка достижения независимости от Константинопольского Патриархата при князе Изяславе Мстиславиче. Отношение русских архиереев к этому вопросу. Церковная политика св. кн. Андрея Боголюбского. Епархии и епископы Русской Церкви в домонгольский период. Органы епархиального управления. Приходское духовенство. Начало русского монашества. Киево-Печерский монастырь и его преподобные. Другие обители домонгольского времени.

После кратковременного эпизода с поставлением Илариона без согласия Константинопольского патриарха Киевская митрополия возвращается к прежнему порядку: митрополита-грека присылают в столицу Руси из Византии. Епархиальные архиереи назначаются уже на Руси и, как правило, из русских.

Однако во второй половине XI столетия структура Русской Церкви на короткий период претерпевает некоторые изменения. Связано это было с тем, что после смерти Ярослава его сыновья разделили между собой верховную власть над державой. Номинально старшим из князей считался Изяслав Киевский. Однако фактически его братья Святослав Черниговский и Всеволод Переяславский были независимы от Киевского князя. Русью некоторое время управлял своего рода триумвират братьев-князей. Скорее всего именно по этой причине Черниговская и Переяславская епископии были возведены в ранг митрополий, однако титулярных. Архиереи этих епархий были почтены лишь титулом митрополита, оставаясь на деле по-прежнему подчиненными Киевскому митрополиту – Предстоятелю Русской Церкви. Подобный порядок просуществовал совсем недолго: в Чернигове известен лишь один титулярный митрополит, в Переяславле – 2 или 3, в числе которых преподобный Ефрем Киево-Печерский. Эти титулярные митрополии вновь были низведены до степени простых епископий к концу XI века, после того как распался союз Ярославичей, а Киевская Русь окончательно превратилась в конгломерат многочисленных удельных княжеств.

В первой половине XII в. порядок поставления Киевских митрополитов в Константинополе по понятной причине практически не встречает на Руси противников: политически нейтральный митрополит-грек, независимый от князей (в том числе и Киевского), служит своего рода символом духовного и культурного единства страны и арбитром в период раздробленности и усобиц между князьями, наступивший вслед за блестящей эпохой Ярослава. Митрополит часто примиряет враждующих князей. Это, в частности, имело место в 1134 г., когда митрополит-грек Михаил мирил сыновей святого князя Мстислава Великого с их дядей Юрием Долгоруким. Несколько позднее тот же митрополит Михаил выступает посредником в конфликте между потомками Владимира Мономаха и черниговскими князьями Ольговичами.

Ольговичам тогда удалось потеснить сыновей Мстислава. И хотя черниговские князья – потомки Святослава Ярославича, некогда узурпировавшего Киевский престол, – не имели права быть верховными князьями Руси, Всеволод Ольгович водворился в Киеве. После его смерти Мстиславичи взяли реванш, и в результате бунта поддержавшей их киевской черни как страстотерпец окончил свою жизнь святой князь-мученик Игорь Ольгович. Изяслав Мстиславич, ставший Киевским князем в 1146 г., считал одной из причин кратковременного возвышения Ольговичей в Киеве действия митрополита Михаила. Однако против Предстоятеля Русской Церкви князь был бессилен. Но после смерти Михаила Изяслав решает поставить во главе Русской Церкви своего ставленника. Послушным князю, естественно, мог быть только русский по происхождению. Киевский князь ставит в митрополиты русского ученого монаха Климента Смолятича – второго, после Илариона. Климента летописец характеризует так: «книжник и философ, какого в русской земле не обреталось». Показательно, что как и в случае с Иларионом, на митрополию поставляется ученый муж, дабы показать, что Русская Церковь вполне способна быть самостоятельной. Однако показательно, что три епископа восстали против вмешательства великого князя в дела Церкви, а из шести принужденных Изяславом к поставлению Климента некоторые были привезены в Киев под конвоем. Противившийся беззаконию Новгородский владыка Нифонт, в прошлом киево-печерский постриженик, был подвергнут тюремному заключению. Он, впрочем, не отрицал возможности самостоятельного избрания Киевского митрополита собором русских епископов, но требовал, чтобы Предстоятеля Русской Церкви обязательно утверждал и благословлял Константинопольский патриарх. Вообще же против личности Климента как такового никто не выступал. Неприемлемыми считались лишь действия Киевского князя. Только после смерти Изяслава был восстановлен прежний порядок: ставший князем Киевским Юрий Долгорукий освободил святителя Нифонта и на место бежавшего Климента пригласил поставленного на Русь в Константинополе грека Константина, почитаемого в лике русских святых.

История поставления Климента Смолятича более чем красноречиво показывает, к каким внутренним нестроениям могла привести автономизация Русской Церкви на данном этапе. Поэтому, за исключением отдельных властолюбивых князей, эта идея не могла найти себе приверженцев на Руси. Тем не менее св. князь Андрей Боголюбский пошел еще дальше Изяслава в своих попытках изменить устроение Русской Церкви в угоду своим политическим интересам. Он попытался, правда неудачно, добиться создания в своем Владимиро-Суздальском княжестве отдельной митрополии, независимой от Киева. Это было связано с тем, что князь Андрей вполне осознавал себя первым по значению среди русских князей, а свой город Владимир – реальной столицей Руси, сменившей Киев, который утратил свое ведущее значение. В 1155 г. Андрей Боголюбский выдвинул кандидата на планируемую во Владимире митрополию. Им стал женатый священник Феодор, честолюбивый и дерзкий. Его прозвали впоследствии «Феодорец Белый Клобучок», так как он был поставлен Андреем нареченным епископом Ростовским, но не принимал монашества. Белый клобук по греческой традиции носили архиереи, поставленные не из монахов, а из целибатных «белых» священников. Феодорец не будучи хиротонисанным стал управлять одной из важнейших русских епархий в ожидании патриаршего решения о создании новой митрополии. В Константинополе, однако, предпочли не дробить Русскую Церковь. Вероятно, здесь боялись, что в силу этого Православие на Руси, еще молодое и некрепкое, ослабеет еще более. Кроме того, боялись и усиления самовластного Владимиро-Суздальского князя, а следовательно, и его вмешательства в дела Русской Церкви вплоть до поиска автокефалии для нее в целом или для отдельной ее части.

Феодорец тем не менее продолжал сеять смуту на Руси, призывая к введению брачного епископата, ибо и сам был женат. Его мудрования зашли еще дальше: он стал отрицать монашество вообще. Феодор потерял всякое чувство меры и вел себя крайне вызывающе. Против него восстал церковный народ. Честолюбец стал принимать самые крутые меры для усмирения недовольных. При этом он дошел до того, что закрыл во Владимире все храмы, включая Успенский собор. Из Киева, от митрополита, пришел призыв не признавать Феодора епископом. В итоге и сам князь Андрей отвернулся от своего ставленника, который в своих речах уже договаривался до богохульства. В Киеве, куда был доставлен Феодорец, над ним был учинен митрополичий и княжий суд. Приговор был суров: отрезать язык и правую руку и ослепить. Так окончилась карьера первого русского «обновленца», черты которого, как и пункты его программы, легко можно усмотреть и у всех его дальнейших последователей.

Устроение Русской Церкви почти что с самого начала ее бытия имело ту особенность, что, в отличие от Константинопольской и иных Восточных Православных Поместных Церквей, епархии Киевской митрополии были чрезвычайно немногочисленны и протяженны по территории. В IX в. в составе Константинопольского Патриархата было около 300 епископий, а по данным XI столетия он включал в себя 80 митрополий и 42 архиепископии. Естественно, что для Руси первоначально была неприемлемой древняя каноническая норма: в одном городе – один епископ. Хотя варяги называли Русь «Гардарикой» – «Страной Городов», но таковой она была лишь с точки зрения скандинавов. По сравнению с Византией городов на Руси было не так уж много. Кроме того, они часто были очень малы. Не все их население сразу приняло христианство. Поэтому после крещения Руси при святом Владимире на всем огромном пространстве Киевской Руси возникают лишь несколько епархий. В их числе уже упоминавшиеся Новгородская и Белгородская. Предполагают, что при Владимире могли быть учреждены также и кафедры Владимиро-Волынская, Полоцкая, Черниговская, Переяславская, Туровская и Ростовская. До XII столетия, когда Русь потеряла свои приазовские области, просуществовала и основанная задолго до крещения Руси кафедра в Тмуторокани. Во время княжения Ярослава Мудрого добавилась также епархия Юрьевская на Киевской земле, своего рода викариатство при Киевской митрополии, как и Белгородская.

Безусловно, в начале христианизации Руси столь малое число епархий было вполне оправданным: христиан было еще немного. Однако уже к концу XI столетия, главным образом благодаря деятельности Ярослава Мудрого, практически все городское население и значительная часть сельского уже было крещено. Необходимы были изменения в структуре Русской Церкви в сторону увеличения числа епархий. Этого, однако не произошло. Сами епископы противились уменьшению подвластных им церковных областей, не желая материальных потерь. Кроме того, на Руси уже успело сформироваться представление об исключительно высоком положении епископа, его престиже. Епархий было гораздо меньше, чем удельных княжеств. Такое положение привело к тому, что епископ на Руси, вознесенный на немыслимую для Византии социальную высоту, во многом оказался оторванным от пастырского попечения о своей гигантской епархии. Зачастую архиерей был не в состоянии объехать всю свою епископию даже в течение всей жизни. Русский архиерей становился в большей степени администратором, чем пастырем.

Это, как замечает Карташев, закономерно обусловило и другую особенность русского епископата: архиереями становились преимущественно выходцы из высших слоев общества. Правда, в домонгольский период мы почти не видим среди иерархов представителей княжеских семей и боярской аристократии. В этом смысле ситуация на Руси заметно отличалась от той, что наблюдалась в средневековой Западной Европе, где младшие отпрыски знатнейших фамилий, как правило, не получали земельных владений, а предназначались к епископскому служению. Однако на Руси наличие хорошего образования, необходимого для епископа, предполагало происхождение по крайней мере из обеспеченных слоев общества. В домонгольский период, как уже отмечалось, среди епископата было много постриженников Киево-Печерского монастыря.

В течение почти всего Киевского периода количество епархий Русской Церкви возрастает весьма незначительно. Процесс образования новых епархий весьма слабо отражал успехи христианизации Руси. Даже после повсеместного распространения христианства среди русского народа в юрисдикции Киевского митрополита оставались практически те же самые кафедры, которые были учреждены вскоре после крещения Руси. Более того, вплоть до Синодального периода в Русской Церкви вновь открывается самое ограниченное число кафедр. Лишь в XVIII-XIX вв. это положение стало как-то выправляться. Однако даже в настоящее время епархии Русской Церкви выглядят намного обширнее в сравнении с епархиями других Поместных Православных Церквей, и сегодня продолжается процесс разукрупнения прежних кафедр и учреждения новых.

В XII-XIII вв. к перечисленным выше епархиям Русской Церкви добавляются кафедры: Смоленская (выделена из Переяславской в 1137 г.), Галицкая (1165 г.), Рязанская (1207 г.). В 1214 г. учреждена кафедра во Владимире на Клязьме. Около 1220 г. – в Перемышле и Угровске (обе – в Галицко-Волынском княжестве). Последняя вскоре была перенесена князем Даниилом Романовичем в его новую столицу – город Холм (ныне, как и Перемышль, на территории Польши). Вероятно, уже накануне монгольского нашествия на Русь из Владимиро-Волынской епархии была выделена Луцкая епархия.

Согласно византийским источникам, которые приводит Анджей Поппе, к 1170 г. Русская митрополия находилась на 62-м месте и насчитывала 11 епархий (если учитывать, что Тмуторокань уже была к этому времени потеряна русскими). На 62-е место Русская митрополия попала потому, что порядок епархий в Константинополе определялся по хронологическому принципу. И хотя это была, безусловно, крупнейшая митрополия Патриархата, горделивые греки не считали нужным как-то по-особому выделять ее положение.

Русские епархии имели ранг епископий, так как архиепископами в греческой традиции были архиереи, подчиненные не митрополитам, а непосредственно патриарху. Архиепископское достоинство на Руси получили в домонгольский период лишь Новгородские владыки. Однако они только именовались таковыми, будучи на деле подчинены Киевскому митрополиту. Первым этого сана был удостоен епископ Новгородский Нифонт, ставший архиепископом за свое активное выступление против поставления Климента Смолятича. И хотя это было персональное пожалование, преемники святителя Нифонта вскоре смогли добиться закрепления за Новгородской епархией ранга архиепископии. Для этой же епархии была, по мнению Карташева, характерна и другая особенность: среди Новгородских владык известны лица, поставленные на кафедру, вероятно, без пострижения в монашество. В Византии к X в. окончательно установился обычай поставления на архиерейское служение почти исключительно монашествующих, чей авторитет необычайно возрос после иконоборческого периода, когда монахи выступили как решающая сила в борьбе с ересью. Тем не менее как в Византии, так и на Руси изредка имели место случаи поставления на кафедры представителей «белого» духовенства. Требовался лишь целибат или пострижение супруги. Вероятно, из «белых» священников был возведен на Новгородскую кафедру св. Илия, при котором произошло чудо от иконы Знамения Пресвятой Богородицы в 1170 г. Покинув кафедру, Илия постригся с именем Иоанна в одном из монастырей. Его брат и преемник – архиепископ Гавриил – также был пострижен лишь перед смертью. Подобный случай, вероятно, имел место и в Ростове, где, согласно летописному сообщению, в 1214 г. епископ Иоанн также оставил кафедру и принял монашество. Однако подавляющее большинство русских архиереев было поставляемо из числа монашествующих. Эта традиция стала для Руси незыблемой уже в «монгольский» период. Когда в конце XIV в. св. князь Димитрий Донской захотел поставить на митрополию «белого» священника Митяя, его уже пришлось предварительно постригать и возводить в сан архимандрита. Эта каноническая норма сохраняется в нашей Церкви и доныне, хотя ряд других Поместных Православных Церквей (например, Грузинская) не считает монашество обязательным условием поставления на архиерейское служение.

На поставление того или иного лица во епископы значительное, а с XII в. и преобладающее влияние оказывали князья тех городов, которые были центрами епархий. Но нередко выбор кандидата в архиереи определялся митрополитом. В то же время, если князь был недоволен митрополичьим ставленником, он мог и изгнать неугодного архиерея. Так поступил, например, Всеволод Большое Гнездо, не принявший епископа Николая-грека и потребовавший поставления своего кандидата – игумена Луки. При этом Всеволод, по словам летописца, выражал не только свою волю, но и пожелание своего народа. Однако один лишь Новгород с 1156 г., когда там впервые был избран на вече епископ Аркадий, мог избирать своего владыку всенародным волеизъявлением.

Поставленные на свою кафедру епископы, как правило, в соответствии с древними канонами уже не перемещались на другую епархию. Хотя известно, например, что Добрыня Ядрейкович, ставший Новгородским епископом под именем Антоний в 1210 г., был в 1219 г. переведен на Перемышльскую кафедру, а в 1225 г. возвращен в Новгород.

Архиереи управляли своими огромными епархиями с помощью специальных органов – клиросов (в Западной Руси называли «крылос»). Они сохраняли в себе черты коллегии пресвитеров. Входившие в состав клироса клирошане были не только лишь соборными священнослужителями, но и высшими архиерейскими чиновниками. Структура клироса в Византии ко времени крещения Руси еще не оформилась окончательно, поэтому на Руси так и не возникло четкой чиновничьей лестницы клирошан, как это потом имело место у греков. Клиросы исчезли уже в московский период истории Русской Церкви. Но в западнорусских епархиях просуществовали значительно дольше, вплоть до конца XVI и даже начала XVII в.

Кроме клирошан известны также епископские наместники, чье значение было очень велико при гигантских размерах русских епархий. Наместники епископов обычно размещались в крупных городах, епархии, где были самостоятельные князья или княжеские наместники. Они действовали на местах, практически полностью заменяя собою архиерея, обладая судебной властью и не имея лишь права совершать хиротонии. Если клирошане и наместники были, как правило, пресвитерами, то десятинники (или «десятильники») являлись светскими чиновниками при епископе, функцией которых был сбор церковной подати – десятины.

Каково было на Руси положение приходского духовенства? Можно думать, что первые собственные русские кадры священнослужителей готовились таким же образом, каким брали для обучения наукам боярских детей: принудительно. Однако так было лишь на первых порах. Вероятно, уже в XI в. начинает формироваться духовное сословие: священство становится наследственным. Уже под 1030 г. летопись сообщает, что в Новгороде Ярослав собрал около 300 «поповых детей» для книжного обучения. Понятно, что дети духовенства, сызмальства лучше знакомые с богослужением, более грамотные, были более пригодными и для дальнейшей подготовки к служению в Церкви. В то же время ряды духовенства пополнялись и представителями других слоев общества, в том числе даже холопами. Это, вероятно, было выгодно боярам, которые обзаводились домовыми храмами. Поэтому Константинопольский (Никейский) патриарх Герман в 1228 г. выражал в письме к Киевскому митрополиту Кириллу недовольство тем, что священный сан бесчестится рабским положением. В целом же, надо признать, социальный статус большинства рядовых приходских священнослужителей на Руси был весьма невысок, о чем косвенно свидетельствуют и уничижительные имена – «поп Демка» и другие, характерные для низов общества. Известно, что в домонгольский период в приходских храмах (обычно в крупных соборах) могли служить иеромонахи и игумены. Это, правда, встречалось не часто, Средоточием монашеской жизни, естественно, были монастыри.

Безусловно, монахи появляются в Русской Церкви сразу после крещения Руси. О них упоминает летописец, говоря о трапезах, которые устраивал св. князь Владимир для духовенства. Однако первыми достоверно упоминаемыми русскими обителями являются Георгиевский и Ирининский монастыри в Киеве, построенные Ярославом Мудрым около 1051 г. Предание также называет среди древнейших монастырей Русской земли Борисоглебский монастырь в Торжке, основанный около 1030 г. преп. Ефремом, братом Георгия Угрина, убиенного вместе с св. князем Борисом, и преп. Моисея Угрина, Киево-Печерского чудотворца. Есть также предание, которое относит к числу древнейших русских обителей Валаамский Спасо-Преображенский и Ростовский Авраамиев монастыри, что, впрочем, многими ставится под сомнение.

Первые монастыри на Руси были преимущественно княжескими ктитореями. Из 68 обителей, известных на Руси в домонгольский период, две трети были построены князьями и другими частными лицами. Князья основывали обители на помин своей души, обстраивали их храмами, делали богатые вклады, а с начала XII в. наделяли и землями, но считали эти монастыри своей собственностью и распоряжались в них по своему усмотрению. Часто русские князья незадолго до кончины принимали здесь постриг по византийскому обычаю. Естественно, что жесткая зависимость от ктитора не могла благоприятствовать монашескому подвижничеству. Княжеские монастыри были скорее местами отдохновения своих устроителей на исходе жизни. Тем не менее число монастырей росло. Об этом упоминает митрополит Иларион в «Слове о Законе и Благодати». Он вспоминает крещение Руси и сообщает, как «монастыреви на горах сташя, черноризцы явишася».

По-настоящему история русского монашества начинается лишь с возникновением Киево-Печерского монастыря, возведенного не на деньги князей и бояр, а трудами и настоящим аскетическим подвигом самих монахов. Летописец так отметил этот факт: «Мнози бо монастыри от князь и от бояр и от богатства поставлени, но не суть таци, каци суть поставлени слезами, пощеньем, молитвою, бденьем».

Монастырь начинался, как уже упоминалось, с пещеры Илариона, ставшего митрополитом в 1051 г. Вероятно, вскоре здесь поселился пришедший с Афона русский инок, уроженец Любеча, Антоний, который ни в одном из киевских монастырей не нашел настоящего подвижничества. Эта пещера, впоследствии расширенная и превратившаяся в целый комплекс, называемый «Дальними» или «Феодосиевыми» пещерами, дала начало Киево-Печерскому монастырю. Антоний, знакомый с традициями восточного пещерного отшельничества, перенес их на русскую почву. Однако этим направлением монашеской аскезы дело не ограничилось. Вскоре сюда, в пещеру к Антонию, стали стекаться ищущие иноческого подвига. В их числе были преп. Моисей Угрин, преп. Варлаам и преп. Ефрем, бывшие ранее придворными князя Изяслава. Впоследствии Варлаам стал первым игуменом Печерского монастыря, так как Антоний по смирению своему не только отказался быть настоятелем обители, но даже не принял священного сана. Ефрем позднее был возведен на Переяславскую кафедру. Среди учеников преп. Антония впоследствии появляется и уже имевший к тому времени священный сан преп. Никон, в котором некоторые исследователи видят сведенного с митрополичьей кафедры Илариона. Главным же продолжателем начинания преп. Антония стал пришедший в обитель из Курска Феодосий. С его именем связано установление на Руси традиции общежительного монашества.

Феодосий сменил на игуменском служении Варлаама, который был переведен в основанный князем Изяславом киевский Димитриевский монастырь, где стал игуменом. При Феодосии в Дальних Феодосиевых и Ближних Антониевых пещерах продолжали свой подвиг подражающие Антонию затворники. Большинство же монахов в это время уже пребывало вне пещер. Здесь Феодосий создал первый на Руси общежительный монастырь, образцом для которого послужил знаменитый Студийский монастырь в Константинополе. Отсюда был заимствован Студийский Устав, который повсеместно вошел в обиход в Русской Церкви и продолжал действовать у нас вплоть до конца XIV в. Устав этот был выражением монашеского максимализма и резко контрастировал с порядками, царившими в ктиторских монастырях. Он предписывал полный отказ иноков от личной собственности и общение имуществ. Студийский устав также обязывал к физическому труду всех иноков обители без различия их положения.

Однако несмотря на это Печерский монастырь стал едва ли не первой обителью, которая стала принимать земельные пожертвования. Так на Руси закладываются основы традиции церковного землевладения, которая в XII-XIII вв. уже вполне оформляется. Монастыри и архиерейские кафедры становятся крупными вотчинниками. Это тем не менее никоим образом не мешало инокам вести подвижнический образ жизни, так как доходы от владения землей шли главным образом на нужды церковной благотворительности или дорогостоящее строительство и украшение храмов. Одним из наиболее щедрых покровителей Печерской Лавры был князь Изяслав Ярославич, который поначалу был настроен весьма враждебно к начинанию преп. Антония, постригшего его царедворцев Ефрема и Варлаама без согласия князя. Однако впоследствии Изяслав благоволил к монастырю, особенно почитая преп. Феодосия. Киевский князь даже безропотно терпел от игумена то, чего не простил бы другим: иногда его заставляли ждать у ворот монастыря, пока не закончится послеобеденный сон братии. Изяслав подарил обители холм, расположенный над пещерами. Здесь были выстроены надземный монастырь и Великая Лаврская церковь – Успенский собор. Освященный в 1089 г., уже после смерти преп. Феодосия (ум. в 1074 г.), он надолго стал образном для подражания на Руси. Строили и украшали храм греческие зодчие и иконописцы. Их имена неизвестны, но они почитаются в Лавре как святые. Здесь, в пещерах, доныне почивают их мощи. У этих мастеров учились и первые русские архитекторы, и художники. От начала XII в. дошло до нас имя преп. Алипия Печерского, которого по традиции почитают первым русским иконописцем. Известно и имя преп. Григория, также иконного мастера. С Киево-Печерским монастырем также связано имя преп. Агапита, первого русского врача. В монастыре в 1070-х гг. было положено начало летописанию. К концу XI в. здесь уже оформился Киево-Печерский летописный свод, послуживший основой для знаменитой «Повести временных лет», написанной другим печерским постриженником – преп. Нестором Летописцем. Она была завершена в 1110-х гг.

Киево-Печерский монастырь стал крупнейшим центром духовного просвещения и христианской культуры. Это была своего рода духовная академия для всей Киевской Руси. Отсюда брали себе игуменов другие русские монастыри. Здесь воспитывали и будущих епископов Русской Церкви. Среди печерских постриженников можно вспомнить имена святителей Стефана Владимиро-Волынского, Никиты и Нифонта Новгородских, Симона Владимиро-Суздальского. Перу последнего совместно с Поликарпом Печерским принадлежит окончательная редакция «Киево-Печерского Патерика» – сборника житий преподобных Киево-Печерских, составленного по типу древних восточных отечников. Начало Патерику положили повествование о создании Киево-Печерской Лавры и житие преп. Феодосия, написанные Нестором Летописцем.

Авторитет монастыря и его влияние на жизнь Киевской Руси были огромны. В этом плане показателен следующий факт: когда Святослав Черниговский изгнал из Киева своего брата Изяслава и занял великокняжеский престол, игумен Феодосий распорядился по-прежнему поминать в качестве государя Изяслава, а не узурпатора Святослава. Всесильный князь тем не менее безропотно терпел подобное обличение от святого старца.

Киево-Печерская Лавра, безусловно, была ведущим центром монашеской жизни на Руси в домонгольский период. И даже пережив разгром Руси полчищами Батыя, монастырь сумел сохранить многое от наследия преп. Антония и Феодосия: вплоть до XV столетия он давал Русской Церкви святых. Начало почитанию собора преподобных Киево-Печерских положило прославление св. Феодосия в 1108 г. Большинство же других иноков было канонизировано соборно в XVII в. при митрополите Киевском Петре Могиле (также в конце 1996 г. местно прославленном в лике святых). Всего же Лавра дала Русской Церкви свыше ста преподобных. Святые мощи большинства из них и доныне почивают в монастырских пещерах совершенно нетленными, пережив все лихолетья древнего времени и коллизии страшного XX века. Киево-Печерская Лавра вновь была открыта в 1988 г. и несмотря на расколы и нестроения, сотрясающие сегодня церковную жизнь Украины, является незыблемым форпостом канонического Православия.

Пример киево-печерских иноков воодушевлял многих на монашеский подвиг. Нужно отметить, что наряду с Киево-Печерским на Руси возникает множество других пещерных обителей. Так, например, сам преп. Антоний основал в Чернигове Болдинский-Елецкий Успенский монастырь, ископав там пещеры по образцу киевских. Подобный же монастырь возник в XI в. вблизи Владимира Волынского – Зимненский Святогорский Успенский. Даже сами посвящения этих обителей Успению Пресвятой Богородицы свидетельствуют об их связи с Киево-Печерской Успенской Лаврой. В Зимненском монастыре скончался по пути из Константинополя в Киев первый печерский игумен Варлаам.

В самом Киеве известны еще несколько пещерных комплексов. Как правило, это небольшие естественные пещеры в лессовых породах. Многие из них использовались для жилища еще первобытным человеком. Другие служили убежищами варягам, спускавшимся вниз по Днепру. Монахи расширяли и углубляли их, что было сделать несложно, так как лесс податлив и мягок. Кроме Киево-Печерского, видным монастырем в Киеве был Зверинецкий Михайло-Архангельский. На его территории археологами были открыты погребения монахов, совершенно аналогичные киево-печерским. Здесь обнаружены такие же коридоры, такая же пещерная система. При раскопках в Зверинецких пещерах было найдено огромное количество костных останков киевлян, которые пытались здесь спрятаться от монгольского погрома, но были уморены дымом – воины Батыя развели костры у входа в пещеры.

Подобные же пещеры были найдены даже неподалеку от Десятинной церкви. Вообще, небольшие монастырьки при приходских церквах были нередки на Руси. Пещеры найдены были и вблизи сохранившегося от XII в. храма Кирилловского монастыря в Киеве. Интересно отметить, что о пещерах Киева возникла масса легенд, которые мало соответствуют действительности. Иностранные путешественники писали, что будто бы под Киевом существуют обширнейшие пещеры, прокопанные до Новгорода Великого или даже до Москвы. Это, конечно же, фантазии. В действительности пещеры не очень велики. Но в этих преданиях отразился реальный факт: вокруг было очень много отдельных пещер и целых пещерных систем, где совершали монашеский подвиг сотни и тысячи иноков. Об этих малых монастырях у нас почти нет сведений. Лишь благодаря археологическим находкам XIX-XX вв. мы получили хоть какие-то данные об этих отшельниках и монастырьках.

Монашеский подвиг в Киевской Руси быстро распространялся, о чем мы гораздо чаще узнаем из результатов раскопок, чем из источников того времени. Почти все документы погибли в огне пожарищ при монгольском нашествии и в последующие годы польско-литовского владычества на землях Западной Руси. Да и большинство самих древнейших монастырей не дошло до наших дней. Среди уцелевших обителей домонгольского периода можно назвать, помимо уже упомянутых, такие крупнейшие, как киевский Михайловский Выдубицкий (основан около 1070 г.), муромский Спасский (кон. XI в.), новгородские Антониев (1117 г.), Юрьев (1119 г.) и Хутынский преподобного Варлаама (1192 г.) монастыри. Недавно монашеская жизнь возрождена в полоцком Спасо-Евфросиньевском монастыре, основанном около 1125 г. преп. княжной Евфросиньей Полоцкой. Возобновляется ныне и Спасо-Мирожский монастырь в Пскове (ок. 1188 г.). Близ Владимира на Клязьме сохранился и теперь возрождается Богородице-Рождественский Боголюбовский монастырь, основанный св. князем Андреем Боголюбским (1160-е гг.). Вновь открыта и обитель с тем же названием в самом Владимире, построенная Всеволодом Большое Гнездо в 1190-х гг. и некогда служившая усыпальницей святого Александра Невского.

Внушительные списки древнейших русских обителей, приведенные в приложении к вновь изданному второму тому Истории Русской Церкви митрополита Макария, свидетельствуют о том, что монашество на Руси в домонгольский период было уже весьма широко распространено.

Борьба с ересями и полемика с инославными. Духовная литература домонгольского периода. Писатели Киевской Руси. Уставы св. Владимира и Ярослава, другие памятники канонического характера. Новые церковные праздники. Первые святые Русской Церкви. Почитание мощей. Церковное пение, гимнография. Особенности богослужения в домонгольский период. Студийский Устав.

Необходимо остановиться еще на одной странице жизни Русской Церкви в домонгольский период – борьбе с ересями. В самый ранний период церковной истории Руси, т.е. в конце X-XI вв., ереси не сильно беспокоили русское общество. В XI в. отмечен лишь один эпизод подобного рода: в Киеве в 1004 г. появился некий еретик Адриан, который был, по-видимому, богумилом. Но после того как митрополит посадил заезжего проповедника в темницу, он поспешил покаяться. Позднее богумилы, весьма распространенные на Балканах, особенно в Болгарии, появлялись на Руси неоднократно в XII в. и позднее.

На Русь наведывались и армяне-монофизиты. Киево-Печерский Патерик повествует о враче-армянине – безусловно, монофизите. После чуда, явленного преп. Агапитом Лекарем, он обратился в Православие. Никаких особых сообщений о борьбе с армянским монофизитством на Руси нет. Вероятно, это лишь редкий случай. А вот с католиками отношения складывались на Руси не самые теплые. Еще до раскола 1054 г. Русская Церковь заняла, естественно, ту же позицию, что и Константинопольская, хотя нужно отметить, что у русских имели место постоянные контакты с Западом. Много уже было сказано о династических браках. Политические и культурные связи с западноевропейскими странами были обширны. От латинян на Руси многое заимствовали: скажем, уже упоминавшийся праздник Перенесения мощей святителя Николая или колокольный звон. Однако в целом позиция Руси по отношению к Западу была прогреческая. Отношение к католикам было определено для Русской Церкви митрополитом Иоанном II (1080–1089). К этому митрополиту обращался с посланием «о единстве церковном» антипапа Климент III. Однако митрополит Иоанн был весьма решителен в деле защиты Православия. Он запретил своим клирикам совершать совместные богослужения с католиками, но совместно вкушать пищу вместе с ними при нужде Иоанн не возбранял ради любви Христовой, хотя канонами запрещалось трапезовать совместно с еретиками. Т.е. враждебности к католикам, ощущения того, что они совсем чуждые, все-таки на Руси не было. «Остерегайтесь только того, чтобы не вышел из того соблазн, не родилась вражда великая и злопомнение. Надобно для избежания большего зла избирать меньшее», – писал русский митрополит. То есть Русская Церковь устами своего Предстоятеля высказывает в отношении католиков такое суждение: придерживаться линии по-человечески мягкой, но в главном весьма принципиальной.

В то же время нам известен и пример крайне негативного, почти нетерпимого отношения к католикам на Руси. Речь идет о позиции, которую занимал преп. Феодосий Печерский. В своем слове против латинян он не разрешает не только совместно молиться с ними, но даже вкушать совместно пищу. Лишь из человеколюбия Феодосий допускает, что возможно принять в дом католика и накормить его. Но после этого велит окадить дом и освятить посуду. Почему такой ригоризм? Быть может, Феодосию, как святому подвижнику, было дано предвидеть, какую пагубную роль еще сыграет католичество впоследствии в деле борьбы с Православием на Руси. Преподобный игумен мог прозреть оком духовным и Брестскую унию, и зверства Иосафата Кунцевича, и польскую интервенцию, и многое другое. Поэтому ради сохранения чистоты Православия и призывал святой Феодосий Печерский к столь суровому отношению к западным соседям. Есть, вероятно, что-то необычное и в другом факте. На месте погребения убитого язычником Олегом христианского князя Аскольда была, как уже говорилось, поставлена Никольская церковь. Вокруг этого киевского храма впоследствии возник женский монастырь. Здесь приняла постриг, скончалась и была погребена на Аскольдовой Могиле мать преп. Феодосия. Сегодня этот храм, в течение почти тысячи лет бывший православным, передан многомудрыми украинскими властями греко-католикам. Быть может, и это предвидел св. Печерский игумен?

Нужно сказать, что на Руси известны в это время случаи обращения католиков в Православие. Среди них и известный воин – князь Шимон, варяг по происхождению, современник Антония и Феодосия. Придя в Киев, Шимон, ранее исповедовавший католицизм, принял Православие. «Оставляет латинскую буесть чудес ради Антония и Феодосия», – говорится в Патерике. Он принимает Православие не один, но со всей дружиной своей и со всем семейством. Именно Шимон в благодарность за чудесное спасение от смерти на поле брани, предсказанное ему Печерскими чудотворцами, жертвует семейные реликвии на построение Успенского собора Лавры.

Но уже в домонгольский период начинается и прозелитическая деятельность католиков на Руси. В частности, известны послания, которые к нам присылают из Рима, призывая признать власть папы. Появляются и отдельные проповедники, которые то обращают половцев, то действуют в Прибалтике, но всякий раз кругами ходят вокруг Руси. Хотя разделение церковное произошло только в середине XI в., но предпосылки этого сложились намного раньше. Уже отмечалось, что события, связанные с убийством святых Бориса и Глеба, тоже косвенно связаны с вопросом об отношении к латинянам. Святополк Окаянный был женат на дочери польского короля Болеслава. Поэтому, когда поляки помогли Святополку утвердиться в Киеве, при нем находился польский епископ, который старался насадить здесь западное христианство. Раскола 1054 г. еще не было, но уже была вполне ощутима отчужденность между Западом и Востоком. Известно, что ничего из затеи латинян при Святополке не получилось. Польский епископ был посажен в тюрьму в Киеве. Показательно, что жестокий Святополк оказался тесно связанным с западным христианством, быть может, даже принял латинский обряд.

Особенно трудно отношения между Православием и католичеством складывались в Галицко-Волынской земле – самой удаленной области Руси, лежащей на Западе, близ Карпат. В Галиции, ставшей в последнее время эпицентром украинского сепаратизма, сегодня мало кто вспоминает о том, что некогда это была часть единой Русской державы. Насадить в Галиции сепаратиские настроения удалось во многом благодаря тому, что здесь после нескольких веков упорных попыток Рима навязать галичанам католицизм в конце концов утвердилась уния. А начинался этот процесс еще в домонгольский период. Галиция, где сильна была боярская оппозиция князю, часто переходила из рук в руки. Князей Рюриковичей там иногда сменяли польские и венгерские короли, которых призывали мятежные бояре. Например, в конце XII в. в Галицком княжестве утвердилась власть венгерского короля, который, разумеется, принялся насаждать там католичество. И Православие стали преследовать, как это повсеместно было свойственно католикам. Затем князь Роман выгнал венгров и вместе с ними католических священнослужителей. Вскоре он получил послание от папы, где тот предлагал ему пойти под защиту меча святого Петра. Известен летописный рассказ о том, что Роман, показав на свой меч, остроумно спросил у папских послов: «Таков ли меч у папы?»

На Руси по-особому смотрели и на взаимоотношения с иудеями. Основным памятником, в котором отмечены эти сложные отношения, является «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона Киевского. Здесь весьма контрастно противопоставляются христианство и иудаизм, показывается универсальное всемирное значение христианства и узконациональный характер иудаизма как эгоистичного вероисповедания одного народа. Такой акцент именно на этом противопоставлении, конечно, вызван тем, что еще совсем недавно хазарские иудеи держали в порабощении восточных славян. Во времена Ярослава и позже в Киеве существовал иудейский квартал, где иудеи, как и повсюду, занимались торговлей. Занимались они, очевидно, и прозелитизмом, пытаясь отвратить отдельных людей от христианства. Возможно, что они мечтали о восстановлении своего могущества, которое было потеряно с гибелью Хазарии. Но очевидно, что иудейский вопрос в ту пору существовал на Руси, что и нашло свое отражение в произведении Илариона.

Необходимо отметить, что «Слово о законе и благодати» – это выдающийся памятник литературы Киевской Руси. Иногда можно встретиться с мнением о древнерусской литературе как подражательной. Некоторые ученые полагают, что она просто следует греческим образцам. О том, что это далеко не так, весьма ярко свидетельствует «Слово о законе и благодати», глубоко оригинальное, высокохудожественное сочинение. «Слово» построено на определенной ритмике, т.е. это по существу поэтическое произведение. Оно является и шедевром риторики, и в то же время глубоко продуманным догматическим сочинением, блестящим по своим литературным качествами. К «Слову о законе и благодати» примыкает «Исповедание веры» Илариона, которое тоже является по существу догматическим сочинением. Илариону принадлежит также «Похвальное слово кагану нашему Владимиру», в котором прославляются русская земля и ее просветитель св. равноапостольный князь Владимир.

Другое похвальное слово князю Владимиру принадлежит перу Иакова Мниха. Этот древнерусский писатель также считается автором одного из сказаний о гибели святых Бориса и Глеба. Поскольку речь зашла о первых русских духовных писателях, то справедливости ради необходимо отметить, что древнейшее из дошедших до нас оригинальных произведений русской литературы было написано епископом Новгородским Лукой Жидятой, хотя это, конечно, еще весьма несовершенное и подражательное по характеру творение. Необходимо отметить и других авторов. Мы знаем многих прекрасных русских писателей домонгольского периода русской истории, которые выступают в разных жанрах. Известны, например, блестящие проповедники древней Руси. К ним относится прежде всего святитель Кирилл Туровский, которого называют иногда «Русским Златоустом». Как замечательного богослова необходимо отметить Климента Смолятича (сер. XII в.), о котором мы уже говорили. Нам известны его сочинения, которые дают пример аллегорического богословия, восходящего к традиции Александрийской богословской школы. На Руси энергично развивался жанр агиографии, о чем свидетельствуют Киево-Печерский Патерик и отдельные жития. Среди них выделяются такие, как, например, житие преп. Авраамия Смоленского – подлинный шедевр житийной литературы. Это жанр особый, которому чужды богословские изыски и какая-либо утонченная риторика, но свойственна, наоборот, безыскусная и простая речь. Поэтому сборник житий издревле являлся любимым чтением русских людей на протяжении всей истории Руси.

К церковному или церковно-светскому жанру нужно отнести и летописание. Церковь причислила преподобного Нестора Летописца к лику святых, отметив не только аскетические его подвиги, но и подвиг творческий, заслуги в деле летописания, в котором он запечатлел историю Церкви и деяния князей, способствовавших укреплению Церкви. История преп. Нестора – замечательный пример глубоко духовного подхода к прошлому Отечества.

Известны также и другие жанры древнерусской литературы – например, жанр слов и поучений. Здесь особое место занимает поучение, которое написано не церковным деятелем и не лицом, причисленным к лику святых; князем Владимиром Мономахом. Это поучение, обращенное к его детям, в котором он писал, в частности: «Принимайте с любовью благословение духовных. Не имейте гордости ни в уме, ни в сердце. И думайте: мы тленны. Ныне живы, а завтра во гробе. В пути, на коне, не имея дела, вместо суетных мыслей читайте наизусть молитвы или повторяйте хотя краткую, но лучшую молитву: «Господи, помилуй». Не засыпайте никогда без земного поклона, а когда чувствуете себя нездоровыми, то поклонитесь в землю 3 раза. Да не застанет вас солнце на ложе».

Необходимо отметить также и таких авторов, как игумен Даниил, составивший первое описание паломничества по Святой Земле, и другой Даниил, прозванный Заточником, написавший свое знаменитое «Слово» (или, в другой редакции, «Моление») – весьма необычный образец эпистолярного жанра. Можно назвать также такие знаменитые анонимные произведения, как «Сказание о чудесах Владимирской иконы Божией Матери» и «Повесть об убиении Андрея Боголюбского».

Знакомство с памятниками древнерусской письменности убеждает со всей очевидностью, что за удивительно короткий срок русская литература достигла исключительной высоты. Это была очень совершенная, утонченная и в то же время глубоко духовная литература. К сожалению, те немногие шедевры, которые дошли до нашего времени, – это лишь крохотный осколок того сокровища, которое по большей части погибло в огне Батыева нашествия и в годы последующих лихолетий.

Характеризуя домонгольский период русской церковной истории, необходимо рассмотреть и область церковного законодательства. Ко времени крещения Руси при святом Владимире в Византии были распространены два варианта Номоканона (сборника церковноправовых документов): Номоканон патриарха Иоанна Схоластика (VI в.) и Номоканон патриарха Фотия (IX в.). Оба они, помимо церковных канонов: правил святых апостолов, Вселенских и Поместных Соборов Православной Церкви и святых отцов, содержали также и императорские новеллы, касающиеся вопросов церковной жизни. Славянские переводы обоих Номоканонов, называемые иначе Кормчей книгой, были принесены на Русь из Болгарии и вошли в употребление в Русской Церкви. Но если собственно церковные каноны были полностью приняты на Руси, то императорские указы не могли считаться обязательными в государстве, имевшем своего собственного суверенного монарха в качестве источника права. В Кормчую они не вошли. Поэтому, по примеру императоров ромеев, св. Владимир также занимается церковным законодательством, составляемым исключительно для Русской Церкви. Равноапостольный князь дает ей свой собственный Церковный Устав. Он дошел до нас в краткой и обширной редакциях в списках ХII-ХIII вв. Устав содержит три раздела. Первый определяет содержание от князя соборной церкви Пресвятой Богородицы – ту самую десятину, от которой и сам храм получил название Десятинного. Во второй части Устава устанавливается пространство церковного суда по отношению ко всем подданным Киевского князя. Владимир определил в своем Уставе, какого рода преступления должны быть отнесены к ведению суда церковного:

1) преступления против веры и Церкви: еретичество, волшебство и колдовство, святотатство, ограбление храмов или могил и т. д.;

2) преступления против семьи и нравственности: похищение жен, брак в недопустимой степени родства, разводы, незаконное сожительство, прелюбодеяние, насилие, имущественные распри между супругами или братьями и сестрами, побои родителям от детей, подкидывание незаконнорожденных детей матерями, противоестественные пороки и т. д.

Третий раздел определяет, кого относить к числу церковных людей. Здесь упомянуты собственно принадлежащие к духовному сословию: «А се люди церъковни, предании митрополиту по правилом: игуменъ, игуменья, поп, диакон, попадья, дьяконица и дети их». Кроме того, к церковным людям отнесены «кто в крыл осе» (по пространной редакции Устава): «чернец», «черница», «проскурница» (т.е. просфорница), «пономарь», «лечець», «прощеник» (человек, получивший чудесное исцеление), «баба вдовица», «задушьный человек» (т.е. холоп, отпущенный на волю по духовному завещанию), «прикладень» (т.е. изгой – лицо, потерявшее связь со своей социальной нишей), «сторонник», «слепец, хромец» (т.е. инвалиды), а также все, кто служит при монастырях, гостиницах, больницах и странноприимных домах. Краткая редакция добавляет к церковным людям «калику», «дьяка» и «вси причетницы церковный». Обо всех отнесенных к категории церковных людей Устав определяет, что они подлежат по всем вопросам и винам исключительно суду митрополита или епископа. Если же церковные судятся с мирскими, то необходим суд общий у начальства духовного и гражданского.

Устав также поручал епископам наблюдение за мерами и весами. В основу Устава святого Владимира отчасти легли славянские переводы законодательных сборников византийских императоров – «Эклога» и «Прохирон». В то же время Устав очень хорошо учитывал специфику Киевской Руси. Об этом, например, говорят столь актуальные в начальный период христианизации Руси меры, направленные против волхования и колдовства. Кроме того, важно, что Устав наглядно показывает весьма высокий уровень правового сознания русского народа. Принимая каноны Православия как общеобязательные, русские не могли таковыми считать законодательные акты византийской гражданской власти. Русь сознавала себя суверенной и способной к самостоятельному юридическому творчеству.

Особо необходимо отметить, что императорские законы были неприемлемы для Руси еще по одной причине – они отличались большой жестокостью по части наказаний за преступления. Это очень поражает: гордые своей тысячелетней христианской историей греки тем не менее сплошь и рядом выкалывали глаза, резали уши и носы, совершали оскопление и прочие жестокости. Они выглядят особенно дико на фоне протекавшей в это же самое время деятельности величайших святых Православной Церкви. Но отношение новокрещеной Руси к насилию совсем иное. Еще недавно славяне-язычники, совершая походы на Константинополь, творили зверства, ужасавшие даже привычных к жестокости греков. Но вот Русь крещена. И сам прежде свирепый Владимир с такой почти детской непосредственностью и искренностью воспринял Евангелие, что, по свидетельству летописца, не решается казнить даже разбойников и убийц. Лишь по внушению духовенства князь употребляет неприятные ему меры для водворения порядка.

Подобное отношение мы видим и в сфере юридической. На Руси не были узаконены привычные для «просвещенной» Империи Ромеев меры наказания в виде членовредительства. И в этом тоже по-особому проявилась русская душа, воспринявшая христианство с детским максимализмом и чистотой.

Кроме Устава князя Владимира до нас дошел также Устав Ярослава Мудрого. Необходимость в его создании была вызвана, по мнению Карташева, переходом Русской Церкви в Константинопольскую юрисдикцию при митрополите Феопемпте в 1037 г. По сути, Ярославов Устав дополняет Владимиров, более детально характеризуя преступления против христианской нравственности, подлежащие церковному суду.

Собственно, канонические правила Православной Церкви были вполне восприняты Киевской митрополией от Константинопольского Патриархата. Однако не могло не быть потребности в их разъяснении или детализации применительно к условиям молодого христианского государства. Поэтому на Руси появляется ряд произведений, посвященных вопросам церковного права. Среди них необходимо отметить «Правило церковное вкратце», написанное по-гречески митрополитом Киевским Иоанном II (ум. в 1089 г.). Это наставление посвящено вопросам веры и богослужения, поддержания благочестия среди духовенства и паствы. Здесь же приводится и перечень наказаний за греховные проступки, в том числе, в соответствии с византийской традицией, имеется много предписаний о телесных наказаниях.

Известно также постановление канонического характера, которое восходит к св. архиепископу Илие-Иоанну Новгородскому. Этот же святитель является автором поучения, произнесенного в Неделю Торжества Православия. Оно также затрагивает ряд вопросов канонического характера.

Вероятно, менее обязательный характер имел другой канонический памятник Древней Руси – «Вопрошание Кириково». Это сборник ответов, которые архиепископ Новгородский св. Нифонт дал на обращенные к нему вопросы канонического порядка, представленные неким священнослужителем Кириком.

Каким был церковный календарь Русской Православной Церкви в домонгольский период? Судя по святцам древнейшего на Руси Остромирова Евангелия (1056–1057 гг.), Русская Церковь восприняла полностью весь круг византийских православных праздников. Но, вероятно, уже очень скоро появились на Руси и свои собственные дни празднования памяти русских святых. Можно думать, что при святом Владимире было положено начало местному почитанию святой равноапостольной княгини Ольги, нетленные мощи которой, по словам преп. Нестора Летописца, были перенесены в Десятинную церковь около 1007 г. При Ярославе Мудром, вскоре после 1020 г., начинается местное почитание святых князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, а в 1072 г. совершается их канонизация. Их нетленные мощи почивали в храме, построенном в их честь в Вышгороде под Киевом.

Самого равноапостольного крестителя Руси стали почитать, вероятно, также вскоре после его кончины. Об этом свидетельствует с особенной силой «Слово» митрополита Илариона, в составе которого мы видим, в сущности, уже настоящую молитву к святому князю Владимиру. Однако его общерусское почитание было установлено только в XIII в., после того как в 1240 г. в день кончины князя Владимира – 15 (28) июля – произошла знаменитая Невская битва святого князя Александра со шведами. В 1108 г. Константинополь внес в святцы имя преп. Феодосия Киево-Печерского, хотя еще двадцатью годами ранее были обретены и перенесены в Успенский собор Лавры его святые мощи. Во 2-й половине XII в. были обретены также мощи святых епископов Ростовских Леонтия и Исаии и установлено их местное почитание. Св. Леонтий вскоре был причислен и к лику общерусских святых. В конце XII в. были также обретены мощи святых князей Игоря Киевского и Всеволода Псковского, после чего началось их местное почитание. В начале XIII в. были обретены мощи преп. Авраамия Ростовского, которого тоже стали чтить местно во Владимиро-Суздальской земле. Из Волжской Болгарии во Владимир перенесли мощи умученного мусульманами болгарского купца-христианина Авраамия. Вскоре и его во Владимире стали чтить как местного святого.

Естественно, что первым русским святым составлялись отдельные службы. Так, уже отмечалось, что служба святым князьям Борису и Глебу была написана, как гласит предание, митрополитом Иоанном I, который участвовал в перенесении мощей святых страстотерпцев. Кроме дней памяти русских святых, на Руси были установлены и иные праздники, неизвестные доселе в Константинопольской Церкви. Так, 9 (22) мая был установлен праздник Николы «Вешнего» – то есть память перенесения мощей святителя Николая из Мир Ликийских в Бари, что в Италии. По сути, это было похищение мощей великого святого, в чем, однако, на Руси в отличие от Византии усматривали особый Промысл Божий: тем самым святыня была спасена от поругания, так как вскоре Миры были захвачены мусульманами. Греки, естественно, были обижены этими событиями. На Руси же, где особенно почитали и прославляли Мирликийского чудотворца, было решено установить ему еще один праздник, заимствованный из западной традиции, невзирая на негативную реакцию греков.

На Руси были также установлены и другие праздники. 18 (31) июля стало отмечаться как день Боголюбской иконы Пресвятой Богородицы, воспоминание явления Божией Матери святому князю Андрею. Этот праздник был установлен по воле самого благочестивого князя-страстотерпца. 27 (10) ноября стало днем воспоминания чуда Знамения от иконы Пресвятой Богородицы, бывшего в Новгороде при отражении осады города суздальцами. Этот праздник был установлен в 1169 г. Новгородским архиепископом святым Илией-Иоанном. Все эти праздники первоначально имели лишь местное значение, но вскоре стали отмечаться как общерусские.

Праздник Всемилостивейшего Спаса и Его Пречистой Матери был установлен 1 (14) августа. Это произошло по взаимному соглашению святого князя Андрея Боголюбского и византийского императора Мануила Комнина, которые оба в этот день одержали победы над мусульманами – болгарами и сарацинами (соответственно). Князь и император служили молебны перед началом сражений и оба удостоились знамений. Православные воины видели лучи света, исходившие от образа Спасителя и Владимирской иконы Божией Матери. В память о победе над Волжской Болгарией князь Андрей также воздвиг на Нерли знаменитый храм-памятник, посвященный Покрову Божией Матери. Это событие положило начало традиции празднования 1 (14) октября дня Покрова Пресвятой Богородицы.

О богослужебной традиции Русской Церкви до 2-й половины XI в. мало что известно. Однако жития святых Бориса и Глеба, преп. Феодосия Киево-Печерского, а также поучения Новгородского епископа Луки Жидяты свидетельствуют о том, что весь суточный круг богослужений совершался на Руси с самого начала церковной жизни, причем во многих храмах богослужения были ежедневными. Богослужебные книги, необходимые для этого: Евангелие, Апостол, Служебник, Часослов, Псалтирь и Октоих – были принесены на Русь из Болгарии в виде переводов, сделанных святыми Кириллом и Мефодием. Древнейшая из дошедших до наших дней рукописная богослужебная книга начала XI в. – Минея за май месяц. Ко 2-й половине XI – началу XII в. относятся три древнейшие русские Евангелия – Остромирово, Мстиславово и Юрьевское. Этим же временем датирован Служебник преп. Антония Римлянина (ум. в 1147 г.), особенностью которого является отсутствие указания количества просфор, на которых совершается литургия.

К началу XII в. относится нотный Кондакарь из нижегородского Благовещенского монастыря. Нотные знаки в нем смешанные – азбучные и крюковые. Кроме того, до нашего времени дошли две Месячные Минеи за октябрь и ноябрь, написанные в 1096–1097 гг. К XI-XII вв. также относят Праздничную Минею и Постную Триодь, часть песнопений которых положена на крюковые ноты.

О том, что на Руси очень скоро была освоена византийская гимнографическая традиция, свидетельствует дошедшее до нас имя преп. Григория Печерского – творца канонов, который жил в конце XI столетия.

Вероятно, первоначально на Руси утвердилась болгарская традиция церковного пения. Около 1051 г. на Русь переселились трое греческих певцов, которые и положили начало византийской традиции пения в Русской Церкви. От этих певцов на Руси началось «ангелоподобное пение» и «изрядное осмогласие, наипаче же и трисоставное сладкогласование и самое красное демественное пение», как об этом говорил современник. То есть утвердилось пение по Октоиху на восемь гласов и пение с прибавлением верхних и нижних тонов, или на три голоса. Доместиками тогда называли регентов церковных хоров, из каковых известны в 1074 г. доместик Стефан в Киево-Печерской Лавре, а в 1134 г. – доместик Кирик в новгородском Юрьевом монастыре. Один из греческих доместиков – Мануил – в 1136 г. был даже поставлен епископом на Смоленскую кафедру. Известно, что в русском богослужении XI-XII вв. частично употреблялись наряду со славянскими и греческие тексты.

Какова была уставная организация богослужения при святом Владимире, нам неизвестно. Скорее всего образцом служил Типик Великой Церкви – Софийского собора в Константинополе. Однако уже в середине XI в. при преп. Феодосии в Киево-Печерском монастыре вводится Студийский устав. Отсюда он распространяется по всей Руси. И очень показательно, что он был воспринят повсеместно, в том числе и в миру, хотя создавался исключительно для монастырского обихода. То есть среди русских людей очень рано монашеский идеал стал восприниматься как выражение христианского максимализма, как образец для подражания.

Каковы особенности богослужения в домонгольский период? Об этом более подробно рассказывается в книге Н. Одинцова «Порядок общественного и частного богослужения в древней России до XVI века» (СПб., 1881 г.). Рассмотрим сначала, как совершалось в Русской Церкви таинство крещения. Было привычным сохранять языческие имена наряду с именем христианским, которое нарекалось при крещении. Этот обычай очень долго существовал на Руси, вплоть до XVI-XVII вв. Само крещение совершалось не обязательно над грудными младенцами. Это уже намного позже в Русской Церкви стало обычаем крестить младенцев на восьмой день. Такого единого правила первоначально не было. Митрополит Иоанн II в своем «Правиле церковном вкратце» рекомендует ожидать 3 года и даже более и лишь потом приступать к крещению. При этом митрополит Иоанн ссылается на авторитет святых отцов. Так, например, святитель Григорий Богослов (IV в.) пишет: «Даю совет дожидаться трех лет, или немного более, или менее того, чтобы сколько-нибудь они могли слышать или повторять нужные слова таинства. И если не совершенно, то по крайней мере образно понимать его». Т.е. существовала древняя традиция, святоотеческая по происхождению, когда крестили младенцев не совсем взрослых, но уже и не совсем маленьких. Не случайна при этом ссылка на св. Григория, так как для Римской империи IV век – это эпоха воцерковления античного мира. Нечто сходное переживала и Русь в X-XI вв. И пока население оставалось полуязыческим, необходим был особый подход к вопросу о крещении младенцев, чьи родители еще сами не были по-настоящему воцерковлены. Отсюда и такие меры, как предлагаемые митрополитом Иоанном. Но в то же время крестили и восьмидневных младенцев. Это, скорее всего, зависело от обстоятельств, от уровня церковного сознания родителей и восприемников. Если дитя рождалось больным, то его также крестили сразу. Однако традиция, согласно которой нужно было дожидаться сознательного возраста, существовала у нас не очень долго. С углублением христианизации Руси этот обычай постепенно утратился. Не последнюю роль при этом сыграло то, что всегда считалось очень важным причащать младенцев.

Особым образом происходило крещение взрослых. Существовал период оглашения, хотя и не такой долгий, как в ранней Церкви. По сути, это было уже не оглашение в смысле какой-то долгой подготовки, включающей в себя планомерное постижение вероучения Церкви, а самое общее приуготовление и чтение запретительных молитв. Время оглашения было разным. Славянам облегчалось вхождение в Церковь, потому что они жили уже в христианской среде, им было проще усвоить основы православной веры. Их оглашали в течение 8 дней. Иноплеменникам было положено проходить подготовку к крещению до 40 дней. Отношение к оглашению было достаточно серьезным, несмотря на его малый срок. Характерно, что каждая молитва из числа огласительных читалась по 10 раз. Это делалось для того, чтобы лучше усвоить содержание этих молитв.

При оглашении в XI-XII вв. отречение от сатаны произносилось пятнадцать раз вместо трех раз, как это делается сегодня. И если у наших современников, приходящих к купели, это вызывает лишь снисходительную ухмылку, то наши предки важность этого момента ощущали куда острее. Это и понятно: они обращались ко Христу после самого настоящего служения бесам, которым являлось язычество со всеми его кровавыми жертвами и блудными оргиями. В сознании оглашаемого необходимо было основательно утвердить мысль, что они действительно навсегда отрицаются от сатаны, прекращают прежнее беззаконие и переходят к новой жизни. Отрицание произносилось не так, как сегодня. В современной ускоренной практике это все проговаривается очень быстро и слитно: «Отрицавши ли ся сатаны, и всех дел его, и всех аггел его, и всего служения его, и всея гордыни его?» – «Отрицаюсь». И так 3 раза. А в древнейший период истории Русской Церкви эта фраза делилась на пять частей. И каждую часть повторяли трижды. Таким образом, всего получалось 15 отрицаний.

Надо отметить также некоторые особенности совершения миропомазания в Древней Руси. Помазывались чело, ноздри, уста, уши, область сердца и правая ладонь. Знаменованию правой руки придавалось значение печати Господней. Быть может, это было связано с тем, что в древности на руку ставили клеймо рабам. То есть помазание руки – знак рабства Господу.

Как общую особенность домонгольского богослужения можно отметить такой необычный порядок: при исполнении прокимнов и аллилуариев архиереи и священники имели право сидеть. Из мирян такое право имели только князья. На Литургии не было нынешних входных молитв, их заменял комплекс молитв священника за себя, за всех собравшихся, за живых и умерших. При совершении проскомидии в то время не имело принципиального значения количество просфор: Служебник преп. Антония Римлянина вообще не указывает их числа. Позволялось даже служить на одной просфоре, если негде было приобрести большего количества. Обычно служили на трех просфорах. Нынешний проскомидийный чин окончательно сложился только в XIV-XV вв. Имелась еще одна особенность – в то время проскомидию еще разрешалось совершать диаконам.

При совершении литургии имел место целый ряд специфических особенностей. Например, после Великого Входа и перенесения Даров на Престол следовало омовение рук. Затем предстоятель трижды поклонялся перед Престолом, а остальные священники возглашали ему «многая лета», чего не было ни в греческой, ни в латинской практике. Такое же многолетие полагалось после возгласа «Святая святым». Священнослужители не читали тайно «Херувимскую», она исполнялась только певчими на клиросе. При приготовлении Св. Даров для причастия священник произносил некоторые молитвы, заимствованные из Литургии св. апостола Иакова.

Другие особенности богослужения в Киевский период были связаны, главным образом, с общепринятым со 2-й половины XI в. Студийским уставом. Учительный момент особенно подчеркивался в период христианизации Руси. Поэтому в соответствии с студийской уставной традицией, службу в большей степени не пели, а именно читали. Она была несколько короче по продолжительности, чем в иерусалимской традиции. Это делалось для того, чтобы люди могли легче усвоить то, что читается, глубже постичь содержание богослужения. Быть может, в чем-то поступались красотой православной службы ради большего учительного эффекта.

Одной из наиболее характерных особенностей Студийского устава было то, что в течение всего года не полагалось всенощного бдения, за исключением дней великих Господских праздников. В остальное время отправлялись вечерня, повечерие, полунощница и утреня. Число стихир вечерни и утрени отличалось от числа стихир, предписанных Иерусалимским уставом. Великое Славословие, или, как его называли, «Утреннее пение», всегда читалось, за исключением двух дней в году – Великой Субботы и Пасхи. Для Студийского устава характерна такая особенность, как совершение Литургии Преждеосвященных Даров на Сырной седмице в среду и пяток. Кроме того, в первые пять дней каждой седмицы Великого поста также совершалась Литургия Преждеосвященных Даров, за исключением Великого Четвертка и Благовещения. На Руси эта традиция продержалась до XV в. На Благовещение Студийский устав предписывал крестный ход перед Литургией. Студийский устав не предполагал Царских Часов под праздники Рождества и Богоявления, не указывал, что служба в эти дни должна начинаться великим повечерием, как в иерусалимской традиции. Были отличия и в пасхальной службе. Так, например, отсутствовала полунощница, и не было крестного хода вокруг храма с пением «Воскресение Твое, Христе Спасе...» (это особенность устава храма св. Софии, связанная с пасхальным крещением, а в Студийском монастыре, естественно, никакого крещения, как и прочих треб для мирян, не совершалось).

В то же время Студийский устав предписывал за богослужением читать святоотеческие творения. Это, разумеется, чисто монастырская традиция, но на Руси она привилась и в миру. Чтения святоотеческие были непременным элементом богослужения. Согласно Студийскому уставу, в Великий Понедельник читался Феодор Студит. В другие дни читались преп. Андрей Критский, преп. Ефрем Сирин, свт. Григорий Богослов, преп. Иоанн Дамаскин, свт. Василий Великий, преп. Анастасий Синаит, свт. Григорий Нисский, свт. Иоанн Златоуст, преп. Иосиф Студит и другие Отцы.