Объяснение второго послания святого Апостола Павла к Коринфянам

В надписании послания говорится, что оно назначается церкви Коринфской и всем христианам Ахаии, т. е. почти всей Греции, так как Ахаия обнимала и собственно Элладу и Пелопонез. Поэтому возникает вопрос: не было ли это послание окружным? Но судя по тому, что в послании содержатся особенности, относящиеся исключительно к Коринфянам, надо полагать, что христиане прочих мест Греции упомянуты для того, чтобы послание сделано было известным и всем им, так как умственное и нравственное настроение у всех было более или менее одинаковое, а потому одинаковые могли возникнуть сомнения и недоумения, как сие видно напр. из отношения к Ап. Павлу Афинян. Приветствие Апостола обычное. Оно состоит в преподании от Бога Отца, чрез Иисуса Христа, во Святом Духе, благодати, столь необходимой Коринфянам для полноты духовной жизни, и мира, который успокоил бы их умы и сердца, тревожимые разными недоумениями и волнениями, воздвигнутыми людьми злонамеренными.

Начиная послание, Апостол воссылает благодарение Богу-Утешителю за то духовное утешение, которое имели Апостолы в успехе своей проповеди, по силе коего они могли увереннее успокаивать и новообращенных, тревожимых разными недоумениями, и таким образом поставляет Коринфян в неразрывную духовную связь с собою, причем выражает даже уверенность, что они уже участвуют в страданиях, следовательно и в утешении. Движение мысли Апостола тонкое, но глубоко-премудрое, ибо, установив тесный союз любви между проповедниками и верующими он тем самым заранее предрасполагает их к сочувствию себе, а не осуждению образа его деятельности, а вместе и заинтересовывает ходом этой деятельности, так как от нее зависит их печаль и радость о спасении. Утешение отнимает разрушительное действие у скорбей, оно не дает им возможности препятствовать устроению спасения и даже положительно соделывает спасение, чрез участие в страданиях Христа, из Коего, как находящегося в Божественной славе, тотчас же изливается и благодатное утешение, возбуждающее большую ревность, сначала в Апостолах, а чрез них и во всех верующих. Св. Иоанн Златоуст представляет Апостола говорящим в данном случае как бы так: «Не мы одни виновники вашего спасения, но и вы сами. Ибо как мы, проповедуя, терпим скорби, так и вы, принимая наше слово, то же самое терпите: мы, чтобы передать вам то, что сами получили; а вы, чтобы принять даемое и не потерять. Не тем только устрояется спасение, что вы веруете, но и тем, что вы так же страдаете и терпите, как и мы. Из сего видно, что действительная сила спасения не в том только состоит, чтобы не делать зла, но и в том, чтобы самим мужественно терпеть зло». «Утешение же наше обращается вам в успокоение, даже и тогда, когда бы нам не случилось утешить вас словами. И хотя бы нам одним случилось получить утешение, и это уже утешит вас. Потому что, как страдания наши вы принимаете, как свои собственные, так и всякое утешение наше вы должны считать собственным. Ибо как в скорбях наших вы участвуете... так мы уверены, что и тогда, когда мы получаем утешение, вы принимаете оное так, как бы вы сами им наслаждались». Приготовив Коринфян к достойному слышанию о своих скорбях, Апостол приступает к сообщению о них. Достойно упоминания, что в благодарной молитве своей святой Ап. Павел называет Отца Богом Иисуса Христа и говорит о Нем, как об Утешителе. Относительно первого блаж. Феофилакт замечает: «в словах сих ничего нет нового. Одного и того же Христа, по Его человечеству, Он есть Бог, а по божеству – Отец». Источником же утешения Бога представлял еще пророк Давид, говоря: «утешения Твоя возвеселиша душу мою (Пс. 93:19). От Бога Отца исходит и Дух Утешитель, Он есть любы (1Ин. 4:16), и потому Отец есть Бог всякия утехи, подаваемой и чрез Единосущного Отцу Духа и Самим Им непосредственно, как Отцом щедрот (Ис. 63:7).

Божие утешение, за которое Апостол воздал благодарение Господу, он испытал многократно: прежде всего в скорбях, испытанных в Асии, в томлениях духа, бывших в Троаде (1:13), в тревожных ожиданиях в Македонии и наконец в пришествии к нему Тита. Под скорбями, бывшими с Апостолом в Асии, можно разуметь восстание на него в Ефесе Димитрия ковача, борьбу со зверем (1Кор. 15:32) и вообще со многими противниками (16:9). Эти скорби он представляет смертными (ср. Пс. 87) и избавление от них восстанием из мертвых. Останавливаясь на словах Апостола: от толикия смерти избавил..., св. Иоанн Златоуст говорит: «Поскольку воскресение мертвых есть еще дело будущее, то он показывает здесь, что оно и каждодневно бывает. Ибо когда Бог человека отчаявшегося и к смертным вратам адовым приблизившегося исторгает оттуда, то что другое делает Он, как не воскрешает мертвого, изымая из самых уст смерти впавшего в оные? Посему-то при неожиданном освобождении какого-нибудь человека из отчаянного состояния, у многих вошло в обычай говорить: на сем человеке мы видели воскресение мертвых». И в первом послании о борьбе со зверем Апостол упомянул в числе доводов, убеждающих веровать в воскресение мертвых. Избавление от смертной опасности очень похоже на воскресение из мертвых, а потому и у нас о лицах избавившихся от таких бед говорят: из мертвых восстал. Но так как действительной смерти здесь все же не было, то Апостол и замечает: паче силы отяготихомся, т. е. сами представляли себя обремененных сверх возможности, как это бывает с кораблями, которые поэтому тонут; или, как говорит Апостол далее: сами в себе осуждение смерти имехом... «Для чего же Бог попустил им подвергнуться такой опасности, что они потеряли надежду, и даже отчаялись в жизни? спрашивает Иоанн Златоуст. И отвечает словами Апостола: «Да не надеющиеся будем на ся, но на Бога. Впрочем святой Павел сказал сие не потому, чтобы сам был расположен к самонадеянности... нет; но под видом повествования о себе самом хотел только вразумить других, а при том сказал так и по свойственному смирению... и для приведения к тому же смирению тех, кои много мечтают о себе и гордятся собою». Но чтобы кто не подумал, что Апостол все дело избавления приписал только себе, или даже не счел его неимеющим общего интереса, он сообщает свою уверенность в том, что это чудесное дело совершилось и по общей их молитве, чем, таким образом, возбуждает и всех их к благодарственным чувствам к Богу, общему Утешителю и руководителю всех ко спасению. По изъяснению преосвящ. Феофана, «Апостол указывает на дело уже совершившееся, но в нем указывает и законы промыслительных Божиих действий в силу молитвы многих. Бог слышит молитвы многих и дарует просимое, чтобы за данное по молитве многих многие благодарили. Что же? Благодарение ли нужно Богу? Нет; но для Него дорого и ценно пред очами Его то, чем вызывается благодарение. Благодарение вызывается чувством благобытия, а благобытие есть цель Божией щедродательности. Благодарение есть свидетельство, что Божия щедродательность разливается на многих, многими приемлется и водворяет среди них благобытие. В сем покой Божий. Но это чувство благобытия бывает ценнее в очах Божиих, когда его чувствуют не ради того, что каждый сам получил от руки Божией, а что получили другие. В этом случае благодарение намащается благоуханием бескорыстной любви и благодарящих поставляет в подобонастроение с дарующим. Вот какие начала сокрыты в слове Апостола!»

Переходя к изъяснению причины перемены плана своего путешествия, в чем некоторые видели как бы неустойчивость, Апостол заявляет о своей искренности; состоящей в бесхитростной простоте жизни и деятельности, чуждой всего нечистого, зазорного, или лукавого коварства, свойственного мирской мудрости, прибегающей для сокрытия ее к разным изысканным словам и хитросплетенным умствованиям. Главная сила, движущая Апостолом, при которой его искренность была лишь удобным свойством к ее восприятию и действию, была Божия благодать, особенно проявлявшаяся в разных чудных дарах и великих знамениях божественного достоинства христианской проповеди. Под благодатию Божиею, по слову преосвящ. Феофана, «Апостол разумеет не только высоту, чистоту и отрешенность (от эгоистических стремлений), но и проявление силы Божией чрез них». А святой Иоанн Златоуст замечает: «не напрасно Апостолы сим утешались и хвалились, когда уверены были в себе самих, что действовали не человеческою силою, но благодатию Божиею совершали все, и не в Коринфе только, но и во всей вселенной. Ибо говорит: в мире жихом, множае же у вас. Что такое множае у вас? Т. е. благодатию Божиею жихом. Ибо у вас мы более совершили чудес и знамений особенно заботились вести себя так, чтобы не заслужить от вас укоризны. Ибо известно, что в Коринфе он отказался от своих прав относительно содержания проповедников слова Божия». Замечательно, что Апостол, говоря об этом обстоятельстве (1Кор. 9:15), выходит из того, что никто бы не мог упразднить его похвалу. И здесь он говорит о похвалении, но только более положительно, а именно: он утверждает, что не только, по сознанию его чистой совести, он может быть для них предметом похвалы, но он уверен, что отчасти сознают это и Коринфяне, а главное он уповает, что это вполне откроется в день общего суда Господня, когда и для Апостолов уверовавшие чрез них будут тоже лучшею похвалою. Таким образом, в свидетели своей искренности и всегдашней верности себе, кроме себя самого, Апостол призывает самих Коринфян и указывает на Самого Иисуса Христа. «Итак, – говорит от лица Апостола святой Иоанн Златоуст, – хотя мы и скорбим ныне, но не малое имеем и утешение, как от доброй совести, так и от ожидаемого тогда откровения. Ныне одна совесть наша знает, что мы во всем поступаем по благодати Божией, как и вы это знаете, и еще узнаете; а тогда все человеки узнают и наши и ваши дела, и увидят, что мы прославлены друг за друга».

Показав наперед невозможность толкования в худую сторону того, что Апостол переменил раньше намеченный план (в 1-м послании), теперь он указывает причины и основания, по которым он думал действовать. По любви к Коринфянам, и желая принести им не только утешение свидания, но и свидетельства евангельского слова: разные дары и чудеса, – Апостол хотел и может быть обещался устно быть у них скорее, нежели как написал в 1-м послании (16 гл.). Но так как он не во всем был властен над собою, но подчинялся власти и повелениям Духа Божия, то он не мог исполнить того, что́ было только желанием его сердца, не получившим одобрения его высшего руководителя. «Итак, – заключает от лица Ап. Павла св. Иоанн Златоуст, – что я не пришел к вам, не смотря на мое обещание, это зависело не от легкомыслия моего или непостоянства, но от Духа Божия, Коему я подчинен и должен повиноваться. Что же? скажет кто-либо: разве Апостол не по внушению Духа Божия обещался придти? Нет, не по внушению Духа. Это обещание было делом любви его к Коринфянам».

Некоторые неблагонамеренные люди выводили слишком большое заключение из того, что Апостол изменил план своего путешествия, а именно: они наводили на мысль о нетвердости вообще учения Апостолов. Опровергая этот крайне неверный вывод, Апостол напоминает Коринфянам, что они возвещали всегда одно и то же учение об Иисусе Христе – Спасителе, так как Он и Сам всегда равен Себе, как верен Себе и Отец, и все обетования Божии, которые оказались верно и точно исполнившимися в Иисусе Христе, к славе Божией, распространяемой чрез согласное благовестие всех Апостолов. Коринфянам, вместе с Ап. Павлом, проповедовали еще и другие два Апостола: Силуан и Тимофей. Понятно, что если бы в Первоисточнике их учения была какая-либо нетвердость, то и в их проповеди было какое-нибудь несогласие, но этого ни в чем не было. Следовательно, христианское учение, возвещенное Апостолами от лица всегда верного Себе Бога Отца о неизменном никогда Единородном Сыне Его, есть учение неизменное, и потому достойное несомненного восприятия, хотя во внешних путях и планах своей деятельности Апостолы были не всегда себе верны. Наконец, высшим свидетельством и наглядным доказательством непререкаемой истины воспринятой от Апостолов веры служат все проявления благодати Божией, открывшиеся при обращении к христианству, чрез избавление от грехов в крещении и особенно в проявлении разных благодатных даров по силе таинства помазания миром, в котором как бы дана печать, скрепившая христианский союз с Богом и наполнившая сердца верующих благодатными чувствами, которые сами про себя говорят об истине лучше всяких доказательств и свидетельств, получающих свое значение только по силе чувств, проистекающих от благодатного помазания. По изъяснению преосвящ. Феофана, «Апостол доказывает неизменную верность слова своего самым делом, самым производством проповеди... Мы говорили: веруйте в Сына Божия распятого и получите отпущение грехов, чрез крещение примите новую жизнь, чрез возложение рук наших сподобитесь даров Святаго Духа – и это сбылось... Дар Духа есть печать Божия в нас. Печать на воске дает форму ему; печать в духе нашем есть сформирование его по действию воспринятого Духа благодати... Запечатление Духом и есть дарование Духа в сердца, или вселение Его во внутреннем человеке. Это вселение есть обручение, т. е. залог, задаток, в удостоверение, что и все обетования, не исполнившиеся еще, исполнятся несомненно». Таким образом Апостол удостоверяет вполне не только в истине возвещенного, но и в непреложности всех божественных обетований, на которые Христиане уповают в жизни будущей.

Отстранив всякую тень от христианского учения, которую дерзкие умники наводили на него, вследствие изменчивости планов путешествия проповедников его, Апостол указывает одну из ближайших причин изменения плана его путешествия. Причина эта заключалась в желании не нарушить духовно-приятных отношений посредством усиленного воздействия на их веру, так как это могло быть неблагоприятным давлением на свободу их веры, которая в Коринфянах отличалась достодолжною стойкостью. По словам св. Иоанна Златоуста, Апостол говорит как бы так: «Я не пришел к вам, чтобы не ввергнуть вас в уныние, – чтобы дать вам случай радоваться своему исправлению только от заочной моей угрозы. Мы все делаем для вашей радости, о сем только и заботимся». Считая свое уверение очень важным, Апостол призывает в свидетели верности своего слова Бога, видящего все наши помышления, и входит в обстоятельное рассмотрение того, что бы вышло, если бы предначертанный план был исполнен.

Апостол скорбел о согрешивших более, нежели сколько скорбели сами они. Посему, если бы, узнав о грешниках Коринфских, сам он явился в Коринф, то понятно он принужден был бы употребить не только те меры, которые он указал в 1-м послании, но и бо́льшие. А это могло повести к огорчению и даже охлаждению в расположении к нему многих, ибо только премудрый наказуемый еще больше любит наказующего, безумный же ненавидит (Притч. 9:8). Некоторые, боясь возбудить ненависть, совершенно молчат при виде непорядочности вверенных их водительству лиц, но это есть явное доказательство недостаточности любви. Апостол же горел пламенною любовию, а потому он, не являясь лично, выразил всю полноту своего духа любви письменно в тех назиданиях, вразумлениях и обличениях, которыми исполнено его 1-ое послание, писанное со слезами и без сомнения вызвавшее слезы умиления и у многих Коринфян, а у некоторых и слезы раскаяния во грехах, как, напр., у кровосмесника, о коем говорит Апостол далее.

Поведение кровосмесника было особенно прискорбным для Апостола; так как в нем проявлялась видимая измена высоте христианской жизни. Но оно не менее его касалось и всех членов Коринфской церкви, в которой как будто не нашлось человека, столь ревнующего о чистоте христианской, чтобы обличить грешника, который не мог быть одобрен даже и язычниками. Но очевидно, что грешник этот впал в грех свой не по крайности развращения, а потому, после обличения апостольского, он предался такому духовному сокрушению, впал в такую печаль по Бозе (7:10), что Апостол, не смотря на краткость его отлучения, советовал снова принять его в общение церковное и в расположение любви такое, которое не позволяет не обращать внимания на безудержное падение в ров погибели. Таким образом, как в прежнем отношении Апостола к грешнику выражалось его отношение и ко всем вообще членам Коринфской церкви, так и теперь. Кроме общего назидания, здесь еще явился опыт пастырского руководительства и сыновнего послушания, которое особенно ценно было в виду того, что Апостол не лично делал распоряжение, а письменное предложение. Теперь же уверенный в полноте единения их духа с собою, он заявляет наперед о своем согласии на все постепенные виды внешнего введения бывшего кровосмесника в общество церковное. Однако он предупреждает, что ослабления во взысканиях должны совершаться не иначе, как по соображению с верою во Христа Иисуса, с учением Его о любви, причем должно иметь также в виду, что излишне строгими мерами долгого удаления от общения церковного может воспользоваться враг спасения: посему всякие меры церковного взыскания должны быть соображены с опасностями для наказуемых от диавола, которому всегда приятно отторгать от церкви ее членов, а тем более было радостно тогда, когда число членов христианской церкви было еще не так велико. По изъяснению св. Иоанна Златоуста, Апостол не говорит: «разрешаю простить виновного, потому что он достоин сего, или, что он принес истинное покаяние, но потому, что он слаб. Посему и присовокупил: да никако многою скорбию пожерт будет таковый. Говоря сие, Апостол свидетельствует и о великом раскаянии виновного, и не допускает его дойти до отчаяния... Ибо хотя, говорит, он и не таков, чтобы не мог более переносить мучений продолжительного наказания, но, потеряв терпение и надежду, может посягнуть на свою жизнь, или предаться большему нечестию... Отселе мы научаемся, что меру покаяния надобно познать не только по свойству грехов, но и вместе сообразуясь со свойством духа и состоянием самых грешников». Говоря далее о замыслах и действиях сатаны, он замечает: «очень кстати Апостол назвал сатану обидчиком и похитителем... Ибо ему свойственно овладевать нами чрез грех, а не чрез покаяние, которое есть наше оружие, а не его. Итак, если сатана и чрез покаяние может овладевать нами: то рассуди сам, какое постыдное для нас отсюда унижение. Как он насмехается и издевается, побеждая нас нашим же оружием... Соображая все сие, мы не должны презирать никогда и никого из согрешающих. Равно, и согрешая сами, не должны предаваться отчаянию и не оставаться в беспечности; напротив, сердечно да сокрушаемся о своих беззакониях, делом показывая болезнование о грехах и исправление в них истинное».

Как бы продолжая прерванную на время речь о перемене плана путешествия, Апостол начинает сообщать обстоятельства этого путешествия; но сказав кратко о горестях его и утешении, посланном Богом, он опять отвлекается от этого предмета и продолжает о нем только уже в 7-ой главе. Обстоятельства этого путешествия заключались в том, что Апостол, придя из Ефеса в Троаду, не нашел там Тита, что́ повергло его в великую скорбь, во 1-х, потому, что он оставался в неизвестности относительно состояния Коринфян, о которых он так сердечно беспокоился, во 2-х, потому, что он должен был оставить Троаду, между тем, как здесь открылась ему великая дверь, т. е., двора овчего, в который стремились войти многие из слышавших здесь учение апостольское. В Троаде, как находившейся на великом пути из глубины Азии в Европу, и в буквальном смысле была открыта Апостолу великая дверь, но он поспешил в Македонию, надеясь здесь встретить Тита, что и случилось, доставивши ему такую радость, что он и теперь не может не сказать о сем подробно, как о проявлении славы всего дела христианского вообще.

При изречении сих и последующих слов, Апостол, по изъяснению преосвящ. Феофана, «взят был Духом в созерцании силы, славы, светлости и чудных действий Евангельской истины, ибо речь его (о высоте христианского откровения) начинается неожиданно и излагается текучею и воодушевленною речью, пока не излилось все, что Дух давал ему провещавать в это время (до 7 гл. 2 ст.). Здесь Апостол прежде всего говорит о свойствах и действиях христианского откровения, а именно, что оно расходится, как благоухание, которое для одних живот, а для других смерть, причем Апостолы от себя ничего не прибавляют, но благовестие их действует так само. Особенно замечательно здесь сравнение благовестия апостольского с благоуханием, которое прилагается и к носителям его – Апостолам, так как известно, что благоухание источают и сосуды, содержащие благоуханные предметы. И это сравнение в высшей степени глубоковерное, так как оно определяет высокое значение апостольской проповеди с разных сторон. Св. И. Златоуст говорить: «благовестие всегда есть спасительное благоухание: но, обоняя сие благоухание, одни спасаются, а другие погибают... Но спасается ли кто, или погибает, – проповедь Евангельская всегда удерживает свое достоинство. Как свет и тогда остается светом, когда он ослепляет; или как мед, хотя бы казался горьким для больных, не перестает быть сладким по своей сущности, точно так же и благовестие о Христе всегда имеет свойственное ему благоухание, хотя неверующие сему благовестию и погибают... И погибелию нечестивых еще более обнаруживается благоухание проповеди. Таким образом, сила благовестия обнаруживается не только в спасении добрых, но и в погибели нечестивых; ибо и солнце потому особенно ослепляет взоры слабых, что светит очень ясно».

К некоторым благовонным курениям иногда подмешивали такие предметы, которые приятное благоухание делали одуряющим и даже смертельным. Еще чаще такие примеси подмешивались к вину, и безвредное вино делалось пагубным. То же бывало и со словом Божиим, когда к нему примешивались ереси и заблуждения. Но Апостолы всегда проповедовали богооткровенное учение в неповрежденной чистоте, как они воспринимали его от Бога и возвещали, имея пред очами своими Бога, и старались о славе Иисуса Христа. Посему, если и случалось, что от благовестия их некоторые, как Симон волхв, или недостойно причащавшиеся (1Кор. 11:30), впадали в погибель и болезни, то вина сего заключалась не в том, что благоухание проповеди и действий апостольских – было недоброкачественно, но в том, что люди сами оказывались, по нравственному недостоинству, не могущими выносить благодатной силы, являвшейся здесь для одних ко спасению, а для других к осуждению. Так и проповедь Самого Спасителя и Сам Он – для одних были на падение, а для других на восстание (Лк. 2:34). Подобно Христу, и Апостолы Его для некоторых были предметом преткновения; но как Спаситель, краеугольный камень церкви Господней, не переставал быть Спасителем от того, что многие претыкались о Нем, так и Его Апостолы не теряли своего достоинства потому, что некоторые из слушавших их и даже обращенных ими ко Христу снова обращались к прежнему, или начинали видоизменять христианское учение и хулить Апостолов, как учителей неверных ни себе самим, ни возвещаемому ими учению (1:18–19).

Как ныне, так и прежде, желающие иметь успех в сношениях с незнакомыми лицами брали рекомендательные письма, причем особенно дороги были письма от лиц почитаемых. Ни у кого не мог взять такого письма Ап. Павел, как потому, что для Коринфян выше его, как духовного отца, никого не было, так в особенности и потому, что не было в этом никакой нужды, ибо Коринфяне отлично знали его и чтили, но только не все, из коих иные распространяли о нем невыгодное мнение. Вот против сих-то лиц Апостол и говорит: неужели нужны для нас одобрительные письма к вам? Коринфяне не только знали Ап. Павла и его спутников, но и были с ними в таком единении внешнем и духовном, что не только сердца их глубоко чувствовали это, но видели язычники и Иудеи, коих духовно оставили Христиане, прилепившись к проповеданному им Христу. Таким образом, они сами были духовно-сердечным писанием, всем ясно возвещавшим о великом достоинстве проповедников христианского благовестия. Это писание, начертанное в сердце и запечатленное многообразными дарами Духа Святого, выше и ценнее всех писаний, не исключая даже скрижалей завета, которые хотя были изображены Богом, но только на каменных плитках, а здесь на самом исходище жизни, в сердце, а потому это писание внутреннее, неизгладимое, всегда живое и животворное, обнимающее сознание и свободу и проявляющееся в христианских делах любви, мира и радости. По изъяснению св. Иоанна Златоуста, «здесь Апостол не только выражает свою любовь к Коринфянам, но и свидетельствует об их добродетельной жизни, т. е., что они своими добродетелями могут доказать пред всеми достоинство своего учителя. Ибо сие означают слова его: послание наше вы есте. Что сделали бы ваши письма, в которых бы вы стали одобрять и прославлять нас, сие исполняете вы своею жизнию по вере, которую видят и о которой слышат все. Ибо добродетели учеников служат наилучшим украшением для их наставника и одобряют его лучше всякого письма. Возводя же их к высшему разумению, называет их посланием Христовым, как имеющих в себе написанным закон Божий, о Христе Иисусе»... Проводя сравнение до конца, Апостол представляет, что они (Апостолы) сердечные письма обращенных ими ценят высоко, а потому носят их на сердце и везде имеют их с собою, как одобрительные и ободрительные, так что если нужна где рекомендация, то они готовы сослаться на них (Златоуст). В данном случае приходилось говорить о своем достоинстве пред самими Коринфскими Христианами, а потому Апостол весьма премудро раскрыл им, что они сами великое и славное рекомендательное письмо для Апостолов, а потому всякие наветы на них они должны решительно отвергнуть и быть несомненными в богодухновенном достоинстве Апостолов и их учения.

Чтобы кому не показалось, что Апостол в сказанном выразил много самонадеянности, он показывает, что уверенность его проистекает из полноты откровения благодати, данной чрез Иисуса Христа, которая неизмеримо выше и жизненнее, нежели ветхозаветное письменное откровение, действовавшее на большинство убийственно, чрез осуждение за грехи. Посему насколько Новый Завет превосходнее Ветхого, настолько и служители должны иметь более достаточные силы и свойства, чтобы быть раздаятелями даров Духа Святого, а не передатчиками только письменных узаконений. Отсюда понятно, что Апостолы не только могут с уверенностью говорить о благотворном значении своего благовестия (как для себя, так и для верующих), но в праве ожидать себе и большей славы, нежели какой удостоился Моисей при даровании закона, когда на светлое лицо его Евреи не могли взирать. И такой чести удостоился Моисей, не смотря на то, что закон, полученный от него, вел людей подзаконных к осуждению; а благодать, даруемая чрез Апостолов, ведет к оправданию. Следовательно, все относящееся к последнему, должно иметь полноту вечной славы, пред которою должна меркнуть вся ветхозаветная слава, как имевшая временное, прообразовательное значение.

Св. Иоанн Златоуст говорит: «Прежде Апостол сказал, что один завет написан на скрижалях каменных, а другой на сердцах плотяных. Но ему показалось, что такое различие еще не велико; а потому присовокупил, что прежний завет написан буквами и чернилами, а новый – Духом. Но как и сие различие еще не вполне могло возбудить его слушателей, то он указывает в них еще нечто такое, что́ сильно было окрылить их, т. е. то, что письмо убивает, а Дух животворит. Что же это значит? По Ветхому Завету грешник подвергается наказанию, а по Новому он прибегает к крещению и становится праведным, и сделавшись правым, он оживает, освободившись от смерти греха. Закон, если поймает убийцу, то осуждает его на смерть; а если постигает убийцу благодать, то она освящает и оживляет его. Благодатию крещения омываются грехи, заглаждаются прежние неправды; человек оживает, и всякая благодать напечатлевается в его сердце, как на скрижали»... Останавливаясь на раскрытии этой животворной силы Христианства, преосвящ. Феофан говорит: «мысль Апостола та, что она есть преславнее (Ветхого Завета), только слава сия не видимая, а умосозерцаемая, духовная. В церкви Божией сия невидимая внутренняя слава постоянно присуща. Но осязательно является действительность Духа только в лицах, долгим трудом и по́том очищающих себя от страстей... То важно и тем дорожить надо, чтоб в церкви всегда присуща была действенность Духа, и всегда в ней были ревнители, ревнующие востекать на высоту...» Но Апостолы и были наибольшими ревнителями спасения, а посему они-то и достойны наибольшей славы. Таким образом Апостол неприметно, но выразительно и с силою показывает необходимость не только доверия к ним, но и почтения, как носителям славы, ясно прославленным и славным делом их проповеди и непостыдным концом ее и венцом славы всей их деятельности, ублажаемой всеми истинными Христианами.

Преславное значение благовестия Евангелия, кроме новообращающихся, имеет ободряющее значение и для самих проповедников. Они видели славу Божию, явленную в Единородном Сыне Божием, и вкусили от славных даров Духа Божия, и потому являлись с благовестием ко всем свободно, ничего не скрывая и не опасаясь, чтобы не поразить чьих-либо взоров, подобно как Моисей поражал взоры Иудеев и потому, чтобы избежать сего, покрывал лицо свое. По изъяснению блаж. Феодорита, «Апостол, говоря сие, дает видеть, что божественный Моисей, предвозвещая неверие Иудеев, наложил на лицо свое покрывало, научая тем, что они не в состоянии будут увидеть конец закона, потому что конец закона Христос в оправдание всякому верующему. Престающим назван закон, а концом престал Христос»... Златоуст же, останавливаясь на словах: ослепишася помышления из, спрашивает: «но какая связь сего ослепления с тогдашним покрывалом, скажет кто-нибудь? Та, что оно предзнаменовало будущее. Ибо они не только тогда не видели закона, но и ныне не видят его, и они сами причиною сего, ибо ослепление зависит от нечувствительного и грубого сердца их. И только мы теперь видим закон, а от них сокрыты не только благодать, но и самый закон... Внегда же обратятся ко Господу, взимается покрывало... Показывает врачевство и способ исправления... Ибо и Моисей, когда говорил с Иудеями, покрывал лицо свое; когда же обращался ко Господу, снимал с себя покрывало. А сие прообразовало имеющее быть после, т. е. когда мы обратимся ко Господу, то узрим славу закона... Он показывает, что приходящий ко благодати не только может смотреть на Моисея, но и сам приобщается не той же только славы, но гораздо лучшей». Из сего понятно, почему ни благовестники Нового Завета не имели покрывала, ни слушатели их и последователи не нуждались в прикрытиях славы. По слову блаженного Феодорита, Апост. Павел говорил как бы так: а мы не имели нужды в покрывале, как Моисей, потому что беседуем с верующими, а верующие пользуются лучом умного света».

Как бы обосновывая свободное и нестеснительное отношение Христиан к их славному благодатному состоянию, Апостол говорит, что их отношения коренятся в Духе Святом, Который есть равночестный Отцу и Источник животворной благодати, свободной от всех ветхозаветных законных стремлений и разных религиозных покровов, а потому, по слову блаж. Феофилакта, «как в законе было иго и рабство, так в законе Духа Евангелия – свобода; посему сподобившиеся сего свободно и беспрепятственно взирают на славу Господню»... «Мало этого», говорит св. Иоанн Златоуст: «как скоро мы крещаемся, то душа наша, очищенная Духом, делается светлее солнца; и мы не только бываем способны смотреть на славу Божию, но еще и сами получаем от нее некоторое осияние. Как чистое серебро, лежащее против солнечных лучей, и само испускает лучи..., как тела, имеющие способность принимать и отражать свет, и сами отражают свет, так бывает и с верными. И когда они достигают сего, оставляют уже все земное и живут одним небесным»... Преобразуясь же от славы в славу, якоже от Господня Духа, надлежит преобразоваться по образу Божию и совершенств Его, памятуя заповедь Иисуса Христа: «будите совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф. 5:48).

Продолжая раскрывать славные свойства Евангельского благовестия, Ап. Павел показывает его самодейственную силу, причем прежде всего указывает, как неотразимо действует оно тогда, когда проповедники возвещают его искренно, прямодушно, ничего не видоизменяя из него, а внимающие ему слушают чистосердечно, без предупреждений времени, ослепляющих многих до того, что заблуждения века признаются как бы божественными и непогрешимыми. Об имеющих такую слепую привязанность к современным заблуждениям Апостол говорит, что бог века ослепил умы их, почему они и не узнают того истинно божественного света, который есть тихий свет святой славы Бессмертного, или, что то же, образ Бога невидимого по существу и озарившего чрез Иисуса Христа Апостолов, а потом и всех верующих. Хотя во всем сказанном существенные мысли относятся к славе и величию Христианства вообще, но вместе с тем эти мысли касаются и Апостолов, как представителей Христианства, тем более, что на них были некоторые нарекания. Вот почему Апостол и говорить часто о себе: не стужаем си, но отрекохомся тайных срама, не в лукавствии ходячие, ни льстяше словесе Божия... (ср. 2:17). Св. Иоанн Златоуст относительно сих последних слов замечает: «лжеапостолы славились, как нелюбостяжательные, а между тем они брали дары, только тайно: почитались за святых, а на самом деле они имели множество пороков. Мы же, говорит Апостол, все отвергнули, т. е. то, что он называет тайным срама»... «Мы таковы же и на деле, каковы на словах; мы не имеем ничего двусмысленного, скрытного и лукавого, как в жизни нашей, так и в проповедании». «Не наша вина, что для иных покровенно благовестие наше: причина тому их собственная слепота и погибельность»... «Что́ случилось с Иудеями при Моисее, то же самое происходит и со всеми неверными во время Евангелия. Ради отолстения сердца их сокрыт бывает для них свет благовестия славы Христовы, т. е. не видят они, что крест есть спасение и слава вселенной, что Распятый на нем опять хочет придти с великою славою, – и все другое, настоящее и будущее, видимое и невидимое, неизреченное явление ожидаемых благ, сокрытым остается для них; сокрыто же за то, что сами прежде не захотели верить сему... И дабы показать, что не познавшие славы Христовы не знают не только славы Христовой, но и славы Отца, Апостол прибавил: Иже есть образ Бога невидимого. Но нельзя остановиться и на одном только Христе, потому что как чрез Христа видишь ты Отца, так не познав славы Христовой, не познаешь и славы Отца». «При сиянии сего света и мы видим не чувствам подлежащие вещи, но Самого Бога». Как бы продолжая сие, блаж. Феодорит пишет: «поскольку естество Божие невидимо, то делается оно, сколько возможно, видимым чрез воспринятое человечество, озаряемое божественным светом и издающее молниеносное сияние».

Великой славе Христианства и внутреннему величию его благовестников по-видимому не соответствует их не славное и даже униженное внешнее положение, чем и соблазнялись некоторые из новообращенных. Но Ап. Павел показывает высокую цель униженного состояния Апостолов, во 1-х, в очевидности божественной силы, действующей в них, и, во 2-х, в наибольшей степени доступности чрез это апостольского благовестия. Это положение Христианства Апостол в высшей степени удачно сравнивает с пребыванием чего-либо драгоценного (напр., дорогого благовонного масла) в глиняном горшке, который, не смотря на свою слабость и удоборазрушимость, может однако невредимо сохранять положенное в него и сообщать его многим. «Сие-то особенно и удивительно, говорит св. Иоанн Златоуст, и есть величайшее чудо силы Божией, что скудельный сосуд может вмещать в себе такой свет и хранить сие сокровище... Ибо тогда особенно видна сила Божия, когда она чрез слабые орудия совершает великие дела, как сие видно из сказанного Господом сему же Апостолу: сила бо Моя в немощех совершается (12:9)... Послав только 12 человек Он покорил вселенную, и при том тогда, когда сии 12 были гонимы... Откуда же такая сила убедительности? Ни откуда более, как от силы Божией. Новость проповеди была противна всем, а проповедники были из народа, всеми презираемого, бедные и неученые. Каким же образом они покорили вселенную? Не ясно ли сие показывает, что они имели Бога помощником себе? Ибо не человеческой силе свойственно производить такие действия, но силе Божией всемощной». «И не только то, говорит, чудно, что мы храним сие сокровище в скудельных сосудах, но и то, что, подвергаясь бесчисленным бедствиям и будучи отвсюду поражаемы, сберегаем оное и не теряем. Ибо и адамантовый сосуд не мог бы устоять против таких наветов. Но вот ныне скудельный сосуд остается невредим по благодати Божией, и сокровище сохранно». В частности под скудельным сосудом разумеется земное бытие, но Апостолы укреплялись надеждою на воскресение и жизнь будущую, очевидные доказательства коих постоянно представлялись в жизни Апостолов, исполненной множества смертных опасностей, из которых они однако выходили живыми. «Если кто не верит, говорит от лица Апостолов св. Иоанн Златоуст, что Иисус умер и воскрес, таковой пусть уверится в истине воскресения, видя нас ежедневно умирающих и воскресающих. Когда нас Христос исторгает из опасностей смерти, то чрез это живот Иисусов является в теле нашем... Ибо не так была бы видима сила Его, если бы мы никогда не страдали, нежели теперь, когда мы страдаем и остаемся непобедимыми». «Можно еще иначе понимать слова сии (11 ст.). Как же? Так, как в другом месте говорить: аще умрохом со Христом, веруем, яко живы будем с Ним (Рим. 6:8). Ибо как мы носим Его мертвенность и решаемся заживо умереть для Него ныне, так и Он благоволит умерших нас оживить тогда» (ср. Рим. 8:17). «Кроме сего жизнь вечная чрез проповеднические великие труды Апостолов открывается в тех, кто ими пользуется, напр. Коринфяне, которые посему ни в каком случае не могут пренебрегать Апостолами из-за того, что они находятся в стесненных обстоятельствах».

Проповедь Евангельская есть живительная сила для воспринимающих ее, а вместе с тем она есть доказательство и живое выражение несомненности спрославления с Господом святых благовестников, так как они проповедуют потому, что верят в то, что́ проповедуют. И делают это подобно Иисусу Христу, в видах наибольшей славы Божией, а потому они могут быть вполне убеждены в том, что Бог, воскресивший Иисуса, воскресит и их, при том не одних, а вместе с теми, кому они с успехом проповедовали. Отсюда понятно, сколь малозначащими должны считаться все земные треволнения, и сколь безбоязненно могут относиться к ним твердейшие представители веры, коими были Апостолы. «Совоскресение Господу в славе есть самый воодушевительный и возбудительный в христианском исповедании предмет», говорит преосвящ. Феофан. «Сколько здесь утешения терпящим за веру!.. Воскресение Христово положило основание общему всех воскресению. Теперь уже необходимо воскреснуть всем... Эта общая вера в Апостолах восходила на высшую степень ради того, что они существеннее становились причастниками смерти Христовой, ибо говорит: мы в смерть предаемся Иисуса ради. Как в Господе смерть и воскресение были нераздельны, так неразделимыми сознавали и Апостолы свое воскресение чрез Господа со своим умиранием за Него».

Коснувшись жизни будущего века, Апостол раскрывает, сколь славно будущее, а потом и то, как оно должно «быть желательно и как к нему должно приготовляться (5:1–10).

Величие жизни будущей главным образом заключается в ее вечности. Но Апостолы уже предвкушали залоги этого вечного бытия, а именно в том внутреннем обновлении, которое они испытывали каждый раз, как выходили невредимыми из смертельно-тяжелых обстоятельств и от безмерного уничижения и всяческого ослабления к возможно полной силе и славе. Св. Иоанн Златоуст говорит: «Каким образом тлеет внешний человек? Когда терпит бичевания, гонения и другие бедствия. А внутри как обновляется? Верою, надеждою, ревностию. Чем более страждет тело, тем более душа имеет благих надежд, и тем более просветляется, как золото многоискушенное действием огня». К сему преосвящ. Феофан еще прибавляет: «Прискорбности внешние верою и благодатию поставляют страждущего в тесное общение с страданиями и смертию Иисуса Христа. Оттого они бывают проводниками и жизни Христовой, обновляющей внутреннего человека... Отсюда следует, что скорби служат залогом вечного прославления». Изъясняя потом слова Апостола: не смотряющым нам видимых, но невидимых.., он говорит: «на ристалищах, бегущие на конях, или на ногах, взор свой весь впирают в мету (σϰοπός), ни на что стороннее не обращая внимания... И когда приходит благодать и пробуждает дух, то в числе первых его требований есть отречение от видимости, от опор, надежд и утех, видимыми вещами и лицами подаваемых, и обращение к невидимому... Оно одно становится истинно сущим, видимое же призрачным и исчезающим, каково оно и есть на деле... Что же такое невидимое? Бог и все то, что́ Он дает вкусить приближающимся к Нему»... «Итак», заключает св. И. Златоуст, «поскольку видимое временно, а невидимое вечно, то к невидимому и будем простирать наши взоры».

Продолжая речь о вечной жизни, как самой существенной для Христиан, Апостол говорит здесь о том, почему особенно желательна будущая жизнь, а далее о том, что́ делать, чтобы сподобиться ее (6–10 ст.), и что́ делает для сего Бог чрез существо Нового Завета (11–18) и апостольство (19–21; 6:1–2)?

Жизнь будущая желательна, во 1-х, потому, что настоящее тело наше, подобно временной палатке, удоборазрушаемо, тленно, кратковременно и тягостно, как доставляющее нам множество забот, трудов, болезней, между тем как в будущей жизни нам уготован прочный вечный дом, нерукотворенный, богозданный, небесный: в 2-х, потому, что мы и созданы Богом для вечной жизни и воссозданы для нее Христом и получили для входа в нее залоги Духа Святого, в виде того ничем неизгладимого и неугасимого стремления освободиться от сей тленной жизни и перейти достойно в ту жизнь, где уже не будет тления и смерти, но где царствует чистая, пресветлая небесная жизнь. И вне Христианства есть тоска, происходящая от недовольства этою бренною, временною жизнию, но здесь она бывает крайне неопределенною, а в Христианах она получает точный смысл и определенное направление от тленной жизни к вечной жизни славного будущего века. Поэтому все Христиане в равной мере воздыхают о том, как бы совлечься грешных свойств сей жизни и облечься в святые качества жизни будущей, чтобы не явиться туда неприготовленными, страстными, греховными, но оживотворенными благодатию, достойными переодеться в новое, нетленное тело. «Труды самоотвержения дают дерзновение желать той жизни, а свидетельство совести поддерживает его удостоверением, что сретят там милость Божию», говорит преосвященный Феофан. «Усиливается же сие желание до вожделения со стенанием от восчувствованной и постоянно чувствуемой тяготы тела, и особенно того, что часто пользуется им враг к прельщению и увлечению на недолжное». Относительно будущего нашего переоблачения св. Иоанн Златоуст говорит: «хотя и сложим с себя тело, впрочем не без тела там явимся, но с сим же телом, которое тогда сделается нетленным». А блаженный Феодорит в объяснение слов: «не нази обрящемся» говорит: «хотя всякий человек облечется в одежду нетления, однако же не все станут причастниками божественной славы; посему нагими Апостол называет лишенных божественной славы, к которым и себя причисляет, и Коринфян, и всех людей, научая сим скромности».

Апостол показывает, что должно делать, чтобы сподобиться жизни вечной, – применяясь к образу речи в начале главы. Там он говорил, что жизнь в нашем тленном теле подобна пребыванию в непрочной палатке, а здесь разъясняет, что это пребывание отделяет нас от Бога, от лицезрения Его, и поэтому мы живем верою и должны выйти из стеснительных условий сей жизни, чтобы приблизиться к Господу и достигнуть непосредственного общения с Ним. Для сего, как тогда, когда мы отдаемся этой жизни, так и тогда, когда возвышаемся от нее и устремляемся к жизни высшей, небесной, мы должны постоянно благоугождать Богу, что́ необходимо и потому еще, что всех нас ожидает суд, который будет по делам каждого, причем последует и воздаяние духовно-телесное, сообразное земной деятельности нашей телесно-духовной.

В пояснение этих стихов преосвящ. Феофан говорит: «Мы чувствуем, что тело отгораживает нас от Бога; но должны пребывать в теле до времени, определенного Господом, чтобы окрепнуть в сей жизни, – возрасти для другой и пред Господом оказать свою верность, когда Он в сокровенности пребывает. Жизнь в теле, и при сильном сознании ее неудобств, имеет свои приманки, привлекающие к ней. Стать в совершенное к ней отчуждение нельзя без перелома себя крутого, а такой перелом без дерзновенной решимости состояться не может. Почему и сказал Апостол: дерзаем и благоволим, т. е. дерзновенно и мужественно вожделеваем этого». «Итак, говорит св. Иоанн Златоуст, не думай, что для вечной жизни достаточно одного отъятия от тела. Везде нужна добродетель. Посему, как рассуждая о воскресении тел, он не дал успокоиться на одной известности оного, сказав: «аще и облекшеся не нази обрящемся», так равно говоря и об отъятии от тела, дабы ты не подумал, что сего одного достаточно тебе для спасения, присовокупил, что надобно еще сделаться благоугодным Богу». «Возбудив же ревность Коринфян многоразличными благами, Апостол не забыл побудит их и страхом угрожающих зол. Ибо блаженство наше состоит как в стяжании благ, так и в избежании зол, т. е. в стяжании царства небесного, и в избежании геенны. Но страх мучений сильнее действует на нас. Ибо быть наказанными отчуждением от наследия вечных благ иные, быть может, и согласились бы, но терпеть мучения едва ли кто согласится».

От общих мыслей христианского учения Апостол по-видимому переходит к защите себя. Но эта защита ведется так, что она есть вместе и раскрытие того дела, которого он был представителем и совершителем, т. е. проповеди Евангелия, способов ее совершения и существа ее содержания (в ст. 14–18).

Прежде всего Апостол указывает, в доказательство своей верности, на то, что он имеет страх пред Богом, который необходимо должен содержать его в верности Богу и в искренности отношений к людям, что и выражается тем, что он поучает других, предупреждая их чрез то от вечной погибели, о которой говорил пред этим.

Далее Апостол ссылается на свидетельство Божие и самих Коринфян, которые душевно должны были чувствовать и несомненно чувствовали в чистых совестях, что ничего не искреннего они не видели и не знают в Апостоле, так как они уже достаточно были ознакомлены с ним.

Говорить так самому о себе не вполне удобно, поэтому Апостол оговаривается, что он делает это в тех видах, чтобы побудить их сказать правду о нем пред лжеучителями, которые превозносились наружностию, будучи на самом деле несравнимы с Апостолом, по действительному достоинству. Лицемеры лжеучители иногда вынуждали Апостола к таким действиям и речам, которые иным казались превышающими меру. И вот Апостол говорит: аще изумихомся, Богови... Преосвящ. Феофан здесь представляет Апостола как бы говорящим так: «хоть и знаю я, что безумствую, из себя будто выхожу, говоря так о себе, говорю однако-ж потому что от этого славится Бог и словом моим и спасением других. Пусть считают меня за это безумным, с радостию переношу это ради Бога». «Если же говорим что́ смиренно и с уничижением, сие делаем для вас, дабы вы научились смиренномудрствовать» (Златоуст). «Апостол говорит сие не для своей славы, но чтобы заградить уста лжеучителям, ко вреду Коринфян хвалящимся своими делами, хвалящимся в лице, т. е. наружными делами, совершаемыми на показ.

Показывая великую сущность христианской проповеди, Апостол прежде всего указывает Христоподобную любовь, которая объемлет истинных Христиан, так что они ясно сознают, что если Христос за всех умер, то и они умерли для мира, а если живут, то для Христа и во Христе, соделавшем нас обновленными, воссозданными, так что древний порядок весь заменился новым, который открылся чрез примирение Бога с людьми и продолжается чрез проповедь Апостолов о примирении людей с Богом чрез покорность Ему. Здесь кратко затрагивается вся история спасения людей или иначе все величие благодати, явленной Богом Отцом во Христе Иисусе и возвещенной миру чрез святых Апостолов.

Преосвященный Феофан между прочим говорит следующее в изображении всей истории спасения, живо представленной здесь Апостолом: «Бог умер естеством человеческим, и в единой этой смерти действительно совместил смерть всех людей. Один умер – все умерли. Но если все умерли, то смерть уничтожена? Так сие и есть: Бог, умерши естеством человеческим, разрушил смерть (2Тим. 1:10): ибо в третий день воскрес в прославленном человечестве, и с того момента пребывает в сем воскресении... Если, когда один умер, все умерли, – то и, когда воскрес, все воскресли. Сила воскресения Христова действительно такова, что в нем лежит основание воскресения всех... Все дело жизни сей, стало быть, есть оживление духом в порядке обетованного избавления... Живущим предлежит теперь не себе жить, но умершему за них и воскресшему. В этом норма жизни человечества... Никакие сторонние уважения (достоинства) не ценны уже в наших глазах: ни происхождение, ни богатство, ни ученость, ни власть. Важно одно восприятие новой жизни о Христе Иисусе благодатию Святого Духа... Когда обращался среди нас Христос Господь, мы разумели Его по плоти, судили о Нем по видимости сей. Теперь мы зрим в Нем одно величие воплощенного Бога, Восстановителя падшего человека, возведшего его в лице Своем до обожения, созерцаем Его сидящим одесную Отца... Преподается новый образ воззрения на все, вводятся новые порядки; рождается питаемый от сердца человек... Не земное это насаждение, не земными стихиями питается. Почему горняя мудрствует, а не земная, и живот его сокрилен со Христом в Боге. Все это от Бога. В тайне Пресвятой Троицы положено было от всех второму лицу Святой Троицы воплотиться и, умерши на кресте, удовлетворить тем правде Божией и примирить нас с Богом... Но чтобы состоялось примирение, для сего учреждено апостольство, существенно необходимый член в устроении спасения людей... Рабы Божии ходят по миру и зовут всех – безумных и разумных» (Притч. 9:1–5).

Дело апостольства – дело примирения, совершенное Иисусом Христом, совершаемое призыванием, освящением и другими способами и средствами, благодати, подаваемой в церкви Божией чрез преемство Апостолов до ныне.

Сказавши о том, как совершилось примирение всех во Христе, с Коим всегда был единосущен и неразделен Отец, Апостол от лица Божия умоляет Коринфян, а вместе и всех людей, вступить в новый завет примирения и получить оправдание Божие, со всеми Его неизреченно-благими последствиями и святыми плодами.

«Видишь ли любовь Божию, говорит святой Иоанн Златоуст, превосходящую не только всякое слово, но и всякий ум? Кто первый был обижен? Бог. Кто прежде пришел для примирения? Он же. Но, скажешь, Он послал Сына, а не Сам пришел? Да, Он послал Сына, но не один Сын призвал нас, а вместе с Ним и чрез Него действовал и Отец... И при множестве грехов наших, Он не только не потребовал наказания, но и примирился с нами... Мы же пришли теперь не для того, чтобы возвещать что-нибудь тяжкое и страшное, но чтобы всех сделать друзьями Богу... Отец послал Сына Своего увещавать людей и исполнить посольство от Его имени к роду человеческому. Но поскольку Он, будучи умерщвлен, отошел отсюда, то теперь нам передано это посольство; потому и просим вас от имени Христа и Отца Его. Для Него столь до́рог человеческий род, что предал за него Сына Своего, наперед зная, что Он будет умерщвлен, и сделал нас Апостолами для вас... Итак не думайте, говорит, чтобы мы вас просили; Сам Христос чрез нас просит вас... О чем просит? Примиритеся с Богом, поскольку не Бог враждует против нас, но мы против Него... Неведавшего греха, Того, Который есть самосущая правда, по нас грех сотвори, т. е. допустил Ему быть осужденным как- бы грешнику и умереть, как бы проклятому, ибо проклят всяк висяй на дереве (Втор. 21:23)... Но Он не то еще сказал, а более: ибо поставил Сего Праведника не только наряду с грешниками, но и с самым грехом, да и мы будем не сказал – праведными, но правда и правда Божия, ибо первая правда от закона и дел, а сия после (Божия правда)». «И действительно сия правда есть Божия, когда мы оправдываемся не от дел, но благодатию, которая одна всякий грех уничтожает».

Продолжая речь об апостольстве, святой Павел самым делом исполняет его. Он молится за Коринфян, чтобы в них не была тщетною Евангельская проповедь и благодать Божия, дарованная уже им. «Споспешествуем, говорит, мы и вам, и Богу: вам, да спасетесь; Богу, да исполнится желание Его спасать нас «(блаж. Феофилакт). Как быв продолжение сего святой Иоанн Златоуст говорить: «дабы не подумали, что примирение состоит только в том, чтобы веровать в Призывающего, Он требует еще исправления жизни. Ибо, получивши прощение грехов и примирившись с Богом, жить по прежнему есть то же, что снова начинать вражду и напрасно принимать благодать. Благодать не спасет нас при нечистой и бесчестной жизни; напротив, еще более вредит нам и усугубит грехи наши, если мы после такого познания и дара возвратимся к прежним беззакониям». «Не предавайтесь же беспечности, старайтесь всячески угодить Богу... Не думайте, чтобы это умаливание продолжилось вечно... Се, ныне время благоприятно... Какое это время? Время дара и благодати, в которое не отчета в грехах требуют и не осуждение произносят, но с прощением грехов предлагают и бесчисленные блага к наслаждению, – оправдание, освящение и все другие... Ибо в пришествие царя не суда время, но милости и спасения... И у земных царей, во время торжества, и мало потрудившийся получает великие дары... Ибо ныне время благодати, Божией благодати, в которое легко можно получить венцы. Ибо если обремененных толикими грехами принял и простил нас Бог, то не тем ли паче примет нас, прощенных уже, и когда приносим нечто и от своего произволения». К сему преосв. Феофан добавляет: «Апостол как бы говорит так: настало прореченное пророком (Ис. 49, 8) благоприятное время; спешите им воспользоваться, ибо если есть благоприятное время, то значит, что есть и неблагоприятное... Когда единый Ходатай вместо ходатайства придет судить... А кто может сказать, когда оно настанет?! Итак не отлагайте». Во время благоприятно послушах тебе... «Послушах – предлагает молитву от лица Спасителя к Богу Отцу, и помогох – услышание молитвы и дарование всего просимого. Когда это Господь Спаситель так крепко молился? Об этом тот же Апостол говорит: Иже во днех плоти Своея, моления же и молитвы к могущему спасти Его от смерти, с воплем крепким и со слезами принес, и услышан быв от благоговеинства (Евр. 5:7). Из этого видно, что пророк временем благоприятным называет то время, когда Сын Божий, воплотившись и пострадав, тем самым отверз все сокровищницы Божественной благодати к роду человеческому».

Как бы защищаясь против обвинения, Апостол исчисляет свои подвиги и добродетели. Он полагает два главных отличительных признака беспорочной жизни: первый – свободу от обвинений, а второй – верность служению Богу, выразившуюся в терпеливом перенесении всякого рода злостраданий во время исполнения своего апостольского долга. Об этих злостраданиях своих святой Апостол Павел сам отчасти говорит подробнее в других местах (напр. 1Кор. 11:23; 2Кор. 11:24–25 и др.), а отчасти о них говорят и другие (см. Деян. 14–18 гл., 20:7–11). «И каждое из сих искушений в отдельности тяжко, говорит святой Иоанн Златоуст. Тяжко терпеть бичевание, тяжко быть в узах и не иметь покоя от гонений... Но когда все сии скорби и вместе постигают, подумай, какая для сего потребна душа»... «К внешним (невольным) скорбям присовокупляет он и те, которые собственно от него зависели, указывая на труды, которыми обременял себя, переходя с места на место и делая своими руками; на те ночи, которые он учил или трудился для себя, в то же время не забывая и поста, хотя одни его подвиги стоили не одной тысячи постов».

«Свое апостольство не менее оправдывает и тем, что удостоились духовных дарований. Мы пребывали беспорочными в Духе, т. е. в дарованиях духовных. В любви нелицемерне... Вот что́ было выше всех благ, им приобретенных; вот что́ сделало его таковым, и сохранило в нем Духа, действием Которого все у него приходило в совершение»...

В объяснение слов: в силе Божией, блаж. Феофилакт пишет, что Апостол хочет сказать: «в проповеди Евангелия и успехах его нет ничего моего, все здесь совершалось силою Божиею, знамениями и чудесами, карающею или благодеющею силою». А преосв. Феофан по поводу слов – оружии правды десными и шуими, и проч., говорит: «Апостол продолжает указывать, в чем и как представляли они себя истинными служителями Божиими... И защитительные и поражающие врагов правды орудия употребляли мы так, что чрез то представляли себя слугами Божиими. Правдою он называет правое дело – веру Христову; оружием и свое слово, и свои труды, и всякую помощь свыше... Оружия десные и шуие – то же, что всесторонние оружия». «И когда хвалили нас, и когда злословили, мы держали себя как следует служителям Божиим, не возносились первыми и не падали духом от последних... Выставляя ряд противоположностей, какими их считали, и каковы они были на деле, Апостол говорит: «яко лестцы и истинни. – Льстецы на стороне злословящих, а истинни на стороне благохвалящих (ср. Деян. 14:19 и 1Ин. 4:6)... Одни говорили: не понимаем, что́ за люди... А другие, напротив, тотчас узнавали их, прилеплялись к ним... И жить не чаял, но Бог избавил (2Кор. 1:10). Вот-вот смерть, а мы все живы. Подобное исповедание слышится и из уст святого Давида: наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя (Пс. 117:18). Делая вывод из всех благих свойств апостольских, св. Иоанн Златоуст говорит: «Посему и мы, если что несем для Христа, должны нести сие не только мужественно, но и с радостию... И не только при раздаче милостыни, но и во всякой другой добродетели помышляй не о суровости трудов, но о сладости наград, преимущественно же имея в виду Господа Иисуса Христа, для Которого предпринимаешь те или другие подвиги, отчего ты охотнее будешь выходить на подвиги, и в удовольствии проведешь все время жизни».

Сказавши о проповедниках Христианства, описавши их обязанности, болезни и труды, Апостол указывает теперь (в ст. 11–18) обязанности внявших благовестию, причем прежде всего требует вседушевного внимания их к апостольской проповеди, полного отстранения от всякого нечестия и пребывания в чистоте и святости, плодом чего будет вселение Бога в сердца человеческие и приятие их Богом к Себе. Требование внимания выражено Апостолом о́бразно, под видом вмещения в сердце, т. е. чрез проникновение взаимным чувством самой широкой любви, соответственной той любви, которую имел к Коринфянам сам Апостол.

Останавливаясь на сем образе выражения Апостола, св. Иоанн Златоуст замечает: «Как теплота и жар расширяет вещь, в которой заключается, так и любви свойственно расширять сердце, потому что она есть такая добродетель, которая и горяча и разгорячает. Она разверзла уста Павловы и расширила сердце его... Пользующегося любовию другого иногда очень раздражает то, что любящий напоминает о своих к нему благодеяниях; ибо он вменяет сие в упрек себе. Посему святой Павел и не делает сего, а говорит только: возлюбите меня, как дети отца. По изъяснению преосв. Феофана, «распространение, коего требовал Апостол, есть ни что иное, как широта внимания и сердца для принятия предлагаемого учения. Отсюда и вся предыдущая речь представляется в таком виде: сердце мое расширилось и уста отверзлись. Расширьте же и вы ум и сердце для принятия высоких и важных истин».

Особенно трудно было Коринфянам оставить все, с чем они сжились прежде и не соприкасаться с языческим нечестием, которое между тем со всех сторон окружало их. Поэтому Апостол обстоятельно и весьма убедительно говорит о несовместности Христианства со всем, что было в языческом служении ложным богам и вообще с нечестием. Пребывание в язычестве он представляет под видом несения чуждого ярма, называет его беззаконием, тьмою и царством Велиара, а Христианство – праведностию, светом и царством Христа, а вместе Вседержителя Бога и Отца. Разность между двумя этими областями несоизмерима и пребывание в них несравнимо. Облекаться в несообразную ни с какими планами доброй жизни скотскую упряжь, везти бесцельно чуждую тяжесть, блуждать беспутно во тьме, подчиняясь страшному и злому руководству сатаны, несвойственно Христианам и по крайней низости всего этого, а еще более потому, что у них находится все лучшее: у них легкое Христово иго, дающее покой; у них истинный путь, ведущий в жизнь вечную, у них святая жизнь, полная счастия и блаженства в общении с Богом, их Спасителем и Отцом. Понятно посему, что общение с язычеством должно быть прекращено. И вот, Апостол увещавает Коринфян всячески оставить общение с язычеством, обещая, что на них сбудутся обетования пророков о приближении людей к Богу и вселении Бога в людях. Высказывая о ждущей Христиан наивысшей награде – жить с Господом, как с Отцом, Апостол поступает как мудрейший педагог. Исчерпавши разные виды убеждений Христиан пребывать в святости и удаляться от языческой нечистоты, он наконец говорит и о награде, ожидающей их за подвиг.

По объяснению преосвящ. Феофана, «Апостол беззаконием называет язычников ради того, что в язычестве царствует грех. Как рождаются они во грехе, так и живут в нем: самоугодие заправляет всею жизнию их... Верующие – свет, по светлости видения их, обнимающего все сущее и бывающее, безначальное и бесконечное, время и вечность. Знают они, откуда, они, зачем на земле, что́ ждет их за гробом... Зная все сие, они живут, как во дни ходят... Язычники, напротив, ничего такого не знают, и живут они, как живется. Тьма густая неведения покрывает их. Вот они каковы! Какая же, говорит Апостол, вам стать лезть в одно с ними ярмо? Сравнение по началовождям. Вы Христовы, те Велиаровы... Христос Господь есть существенно Спаситель и спасения Податель несомненного; а Велиар – пагуба, хитрый прельститель, всех по злобе в пагубу сманивающий приманкою сластей самоугодия... Верный питает уверенность, что Спаситель увенчает благим концом течение его, сподобив его нескончаемого блаженства в царствии Своем. Неверный в не чаянии ходит, и ничего верного в сей жизни, тем паче в будущей, обещать себе не может... Зачем же тебе становиться в пару с ним?»

Так как живое общение Христиан с Богом есть верх отличия их от неверных, то на этом преимуществе Апостол останавливает особое внимание, доказывая его пророчествами, собранными им из разных мест и соединенными в одну стройную речь. «В Израиле, – прообраз верующих, и общение было прообразовательное. Оно все происходило внешним образом. Истинное Богообщение совершено уже Господом Спасителем – сначала ипостасно в Своем лице, а потом и благодатно – нравственно и во всех верующих... Что у древнего Израиля совершалось внешне, то у нового совершается внутренно, в душах и сердцах. Ибо Господь говорит: аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет: и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидема и обитель у него сотворима (Ин. 14:23)... Древний Израиль внешним бытом и законоположениями был огражден от язычников и всего языческого. У нового Израиля должно это совершаться внутренно, нравственными изменениями и решениями. Что́ там идолопоклонство, то́ здесь самоугодие со всеми страстями. Что́ там выдти из среды язычников, то́ здесь оставить все дела, делаемые в угоду себе и страстям; что́ там нечистоте не прикасаться, то́ здесь отвержение и недопускание страстных помыслов... Смотри, какое широкое употребление дано свободному произволению... Обетование дано и возвещено; но чтобы улучить его, надо сделать требуемое движение свободным произволением, а за Божиим приятием не будет остановки» (преосвящ. Феофан).

Первый стих этой главы составляет продолжение и заключение предшествующей. Напомнив все преимущества, которыми обладают Христиане, Апостол увещевает их пребывать в чистоте тела, святости духа, охраняя себя страхом Божиим.

Святой Иоанн Златоуст говорит: «Апостол не удовольствовался тем, чтобы сказать: не прикасайтеся нечистоте, но присовокупил еще: творяще святыню в страсе Божии. Ибо одно неприкосновение к нечистому не делает еще чистым: чтобы сделаться святыми, для сего потребно нечто бо́льшее, т. е. ревность, бодрствование и благочестие. И не напрасно сказал он: в страсе Божии. И как ни велика сила похоти, но если ты оградишь, себя страхом Божиим, то препобедишь ее неистовство. Под святынею же он разумеет здесь не одно целомудрие, но и отчуждение от всякого греха.

Продолжая дело установления самых задушевных отношений своих к Коринфянам, Апостол повторяет им пожелание теснейшего общения с ними (сказанное в 6:12) и заявляет, что как с его стороны, так и с их – нет ничего препятствующего сему. Они ни в чем не могут пожаловаться на него: ни в развращении, ни в прельщении, ни в корыстолюбии. А он имеет много поводов и оснований хвалиться их достоинствами так, что он утешается ими, радуется чрез них и любит их настолько, что готов с ними жить и умереть. «Если бы, говорит Апостол, постигло вас какое бедствие, то я готов все терпеть за вас. Для меня ни смерть, ни жизнь, сами по себе, не важны, но быть там, где вы, для меня предпочтительнее; с вами и смерть лучше жизни, и жизнь лучше смерти» (Златоуст). Чтобы Коринфяне не подумали, что, говоря о своей невинности пред ними, Апостол осуждает их за несправедливое отношение к нему, он оговаривается в словах: не на осуждение вам глаголю. А чтобы не показалось кому неверным то, что он ими утешается, для сего он далее показывает это в живом примере утешения, которое он испытал недавно. «Изъявляя же, сколь велика сия радость, Апостол не только выражает сие словами: преизбыточествую радостию, но и тем, что присовокупляет: при всей печали нашей. Таково доставленное нам удовольствие. Избытком величия своего преодолело все постигшие нас скорби».

Речь о злостраданиях своих Апостол начал-было выше (во 2 гл.). «Но лишь начал, как взят был Духом к созерцанию силы и славы новозаветного». Теперь он возвращается к прерванному сказанию и говорит о том, как он в великой скорби своей в Македонии был обрадован прибытием Тита, а главное его добрыми вестями о Коринфянах и о благом воздействии на них первого его послания. Святой Иоанн Златоуст говорит: «внеуду брани, т. е. от неверных; внутрьуду боязни, т. е. за немощных в вере, чтобы не увлеклись в заблуждения, что́ случалось не у одних Коринфян, но и у других... Тит же, возвратившись, привел нас в восхищение от удовольствия, когда рассказал о вас столь много приятного... Утешися о вас Тит. Чем же утешился? Вашею добродетелию, вашим исправлением. Посему и присовокупляет: поведая ваше желание, ваше рыдание, вашу ревность по мне. Вот что́ утешало Тита! Видишь, и его представляет весьма расположенным к Коринфянам, так как он добрую их славу почитает для себя утешением и пришедши хвалится ею пред Павлом, как собственным благом. И смотри, с каким жаром выражает сие Апостол: ваше желание, ваше рыдание, вашу ревность. Ибо им и должно было плакать и скорбеть о том, что блаженный Павел так прогневался на них, и так долго не был у них. Он избыточествует радостию, потому что сильно тронул их». А мне кажется, что сие сказано не только для утешения за прежнее, но и для бо́льшего возбуждения исполнивших требуемое. Ибо думаю, что некоторые подлежали прежним обличениям и не заслуживали такой похвалы: но он не отделяет их, напротив, всех вместе хвалит и укоряет, предоставляя каждому избрать свое. А таким образом и укоризны делались сносными, и похвалы возбуждали к большей ревности.

Говоря о действии на Коринфян первого послания, Апостол высказывает и радость о том, что оно возбудило в них печаль по Бозе, хотя могло оно показаться и оскорбительным, потому что было написано «укорно и грозно», так что он и сам был в печали, пока не известился о благотворном действии послания, о покаянной печали грешников, настолько же духовно-живительной, насколько смертельна мирская печаль. Св. Иоанн Златоуст в изъяснение этих стихов говорит: «печаль была краткая, а польза вышла всегдашняя... Когда отец видит, что сыну делают надрез, радуется не тому, что сын терпит боль, но тому, что он исцеляется. Тому же радуется и св. Павел... Если бы мы не обличили вас, когда можно было исправить вас обличением, то мы нанесли бы вам вред, и ущерб был бы не для вас только, но и для нас, ибо не дали бы вам повода к покаянию. Видишь ли, что не обличать грешников вредно и учителю и ученику... Посему, говорит, хотя и раскаялся, прежде нежели увидел плод и пользу послания, но теперь не раскаиваюся, ибо плодом была печаль по Бозе... Ибо одна печаль о грехах полезна; и сие видно из следующего. Скорбящий о потере богатства не вознаграждает тем убытка; скорбящий об умершем не воскрешает тем его; скорбящий по причине болезни не только не избавляется от болезни, но еще усиливает ее. Только скорбящий о грехах приобретает пользу от скорби, ибо истощает и истребляет грехи. Печаль есть врачевство, приготовленное на сей один случай; здесь только она имеет силу и оказывает пользу, в других же случаях вредит. Правда, что тяжелее печали? Но когда она бывает печалию по Бозе, тогда гораздо лучше мирской радости, ибо радость сия обращается в ничто, а та печаль покаяние нераскаянно соделовает. Никто из скорбящих ею никогда не раскаивался, тогда как раскаяние наиболее свойственно мирской печали... Блаженный Павел, говоря о благих плодах печали по Бозе, не имел нужды приводить посторонние примеры в подтверждение сказанного, а указывает на самих Коринфян, и из того, что они сделали, заимствует доказательства, чтобы, похваляя их, вместе и наставить и более привлечь к себе. Се бо, говорит, сие самое, еже по Бозе оскорбитися вам, колико содела в вас тщание? То есть, ваша печаль по Бозе, смотрите, как сделала вас заботливыми о себе, ибо такое усердие и весьма скорое исправление показали, что они устрашились... Во всем представисте себе чисты быти в вещи, т. е. не только тем, что сами не сделали такого преступления, но и тем, что сделавшему не потворствовали, наказали его и вознегодовали на него... Апостол страшился за всю церковь, ибо боялся, чтобы зло не распространилось, и, идя далее, не обняло всей церкви. Посему и говорил: мал квас все смешение квасит (1Кор. 5:6). Теперь же, когда они исправились, то же самое выражает, но иначе, говоря: за еже явитися в вас тщанию моему о вас, т. е. чтобы видели вы, как люблю вас. Поскольку я вас очень люблю, то и опасался, чтобы вы от сего соблазнительного примера не потерпели вреда, и сами за себя не были принуждены скорбеть». По объяснению Феодорита, «обидившим Апостол называет виновного в блуде, а обидимым его отца, потому что и по смерти оскорблен был он поруганием его ложа». Златоуст говорит: «дает чувствовать, что он страшился за всю церковь, ибо боялся, чтобы зло не распространилось и, идя далее, не обняло всей церкви» (ср. 1Кор. 5:6).

Высказывая радость о добром приеме Тита Коринфянами, Апостол говорит об утешении, доставленном чрез то Титу и ему самому, как не ошибшемуся в расхваливании пред ним Коринфян и как уверившемуся в том, что теперь во всем можно положиться на Коринфян.

Таким образом, сущность речи сводится к похвале Коринфян, как вполне верных своему учителю, истинность коего между прочим оправдалась на них самих, чему был свидетелем сам Тит, который посему и возлюбил Коринфян. Но в похвале наученным и утвержденным в вере совместно заключается похвала и руководителю их, который посему не без основания утешается общим утешением более всех. Св. Иоанн Златоуст говорить: «преспеяние учеников для благоразумного учителя есть жизнь и утешение и отрада... Велика похвала, когда учитель хвалится и радуется, что его похвала оказывается истинною; ибо говорит: не посрамихся.

Он радовался не столько тому, что Тит получил такую честь от Коринфян, сколько тому, что они показали такое расположение к Титу. Но чтобы не почли его радующимся более за Тита, смотри, как и здесь представляет причину радости. Как выше сказал: яко аще что ему о вас похвалихся, не посрамихся; так и теперь говорит: яко во всем дерзаю в вас. Нужно ли вас укорить, – не страшусь, чтобы вы за это оплакались; нужно ли похвалиться вами, – не опасаюсь... Я сказал: отсеките, и вы отсекли; я сказал Титу, что велики, достойны удивления и умеете почитать учителей, и вы доказали сие на самом деле более, нежели сколько я говорил ему».

Наставив Коринфян в учении веры и уготовавши сердца их в расположении следовать принятому учению и на деле, Апостол предлагает им собрать милостыню для бедных Христиан, живущих в Иерусалиме. Хотя это дело требовалось неотложною нуждою одних и нравственным преспеянием самих Коринфян, но особенный повод к сему уроку дал пример Македонян, которых и восхваляет за сие Апостол, чтобы тем вызвать соревнование и в Коринфянах.

Апостол назвал дело милости благодатию, ибо быть милостивым есть дарование Божие. «Естественные настроения суть только предрасположения», говорит преосв. Феофан. Благодать же, пришедши, освящает их и являет в свойственной им силе, полноте и совершенстве. Македоняне и отличались широкою щедродательностию. Благодать же Божия освятила их сердобольные и общительные сердца (свойство Славян)... Они крайне бедны, аще добродетельны так, что в пору богатым быть так щедродательными. Себя забывают, а заботятся лишь о других. Благодушие в скорбях не сжало их сердца, напротив, радостию расширяя их сердца, раскрыло скудные их сокровищницы и изнесло богатое подаяние. Эта картина должна была представиться очень возбудительною к подражанию для нескудных Коринфян». Словом же доброхотни он выражает: не мы их к тому понудили; они все это делают сами собою, так охотно, по своей доброй воле. Хорошо кто делает добро по указанию и убеждению со стороны; но конечно гораздо лучше тот, кто сам догадывается, что́ надо сделать. Доброта у такого значит лежит во глубине сердца». Св. Иоанн Златоуст говорит: «Поскольку главною целию Апостола было довести Коринфян до того, чтобы они подали милостыню по свободному расположению сердца, то особенно останавливается на сем, говоря: со многим молением, и потом – моляше нас, т. е. не мы их просили, но они нас. О чем же? Благодать и общение служения, еже ко святым, прияти нам». "Служением же святым именует Апостол поручение ему от святых Апостолов в Иерусалиме собирать повсюду среди верующих милостыню для бедной Иерусалимской церкви» (Феофан). «Смотри, говорит св. Иоанн Златоуст, как и словами: вдаша себе Господеви, показывает Апостол необычайную их ревность к Богу. Они не частию покорились Богу, служа другою частию миру, но все, и самих себя всецело Ему одному предали, так и с нами соединяясь любовию... Предавшись же нам, предались не по человеческим расчетам, но по воле Божией... Заметь превосходство любви Апостола. Когда те просили и убеждали нас принять милостыню, мы, говорит, заботились о вас, чтобы вам не отстать от них. Для того и послали мы Тита, чтобы вы, возбужденные им, поревновали Македонянам». Тит уже был в Коринфе, и начал у них дело собрания милостыни, по первому посланию. Теперь Апостол послал его для того, чтобы самое присутствие его послужило для Коринфян побуждением к подаянию милостыни... Упоминая же о милостыне, Апостол все называет ее благодатию. И действительно, милостыня есть великое благо и Божий дар; и подаяние милостыни уподобляет нас по возможности Самому Богу. Это наипаче и делает человека человеком. Посему некто, представляя образец человека, сказал между прочим: великое дело – человек, и драгоценное – человек милостивый (велика вещь человек, – и драгая муж творяй милость») (Притч. 20:6).

Представляя более близкие для Коринфян побуждения к милостыне, Апостол прежде всего указывает на необходимость украситься и сею добродетелию вместе с другими качествами, украшающими их, а потом говорит, что дело это уже и начато у них. По слову святого Иоанна Златоуста, здесь Апостол «опять с похвалою соединяет увещание достигать бо́льшей похвалы». К этому преосв. Феофан присовокупляет: «нетрудно заметить однако-ж, что похваляемые им стороны Коринфян преимущественно суть теоретического свойства – вера, дар слова, разум (познание догматов). Деятельная сторона видимо у них была слабее этой. Между тем Христианство преимущественно есть дело. Умовая сторона в нем совне стоит, как свечи и лампы в рабочей. Работа идет при свете; он помощник и споспешник, но не главный производитель. Вот почему Апостол и употребляет такое усилие расположить Коринфян к милостыне. Ибо она ближайшее выражение любви к ближним, свидетельствующей и о любви к Богу. Милостыня сладостна: она невольно втягивает в деятельную жизнь вообще. Творить милостыню есть заповедь или закон повелительный; но образ исполнения сей заповеди в закон обратить нельзя. Это предоставляется свободному произволению каждого, его способам и благоразумию... Но нельзя не видеть, что хоть и так говорит Апостол, но так обставил свое дело, что нельзя не сделать так, как он указует и намекает».

Переходя затем к тому, что́ составляет верх и венец увещания, Апостол говорит как бы так: «Вот кому подражайте! Господу. Он истощил Себя, истощайте и вы, если не себя, то свои сокровищницы ради Его, чрез посредство нуждающихся. Этим и докажете, что искренно любите Господа: ибо сделанное им Господь благоволит принимать, как бы то сделано было Ему Самому. В словах: совет даю – Апостол подтверждает непременно исполнить это, исполнить не по чему другому, а потому, что это полезно. Долг свой исполните, Господу уподобитесь, и в решительный для вас час услышите: яко сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе. Иных могло бы затруднить раздумье, как взяться за него или приступить к нему; вы же уже и навык некоторый имеете в производстве его... Вы начали не делать только, но и желать прежде Македонян. Начали, но дело у вас шло неспешно. Македоняне же успели и скоро и много собрать. Итак, позаботьтесь, чтобы ваше милостыне-собирание, как началом стоит впереди, та́к стало впереди и совершением... С каким жаром приступили к делу, с таким же докончите его... Иные, может быть, и отговаривались, – не из чего дать: нынешний год у самого плохи дела. Против этой отговорки и прибавляет Апостол: вносите всякий в общий сбор от сего, еже имате».

Возможность оказывать милостыню – есть первое условие ее; на нее-то Апостол и обращает особое внимание при определении количества милостыни. Он учит, что в деле этом требуется не чрезмерное что-либо, а кто что́ может. «Бог требует посильного подаяния, по мере того, кто что имеет, а не по мере того, чего не имеет», говорит святой Иоанн Златоуст. «Однако Апостол хвалит подающих милостыню сверх сил своих. Явно для того, чтобы и Коринфян побудить к тому же. Если же по видимому соглашается на меньшее, то делает сие для того, чтобы примером других побудить их к большему». К сему преосв. Феофан присовокупляет: «Когда есть усердие, и усердие искреннее, оно вытянет из сокровищниц все возможное. Но такие проявления не вводятся в ряд обязанностей; ибо по естеству это не мыслимо. Поэтому, Апостол пишет закон правды, а не любви (ибо любовь не имеет границ), когда устанавливает такой порядок, чтобы делать только возможное, не да, иным отрада, вам же скорбь, но по изравнению. Дающий лишнее себя ставит в меру, и другого поднимает в свою меру; и сравнялись». Но о равенстве блажен. Феофилакт замечает: «Не по многоценности или малоценности даваемого и взаимно получаемого сказано: да будет равенство; но поколику чем избыточествуете вы, из того даете им; и напротив, чем избыточествуют они, из того дают вам; и опять, что недостает у вас, то вы получаете от них, а что недостает у них, то они получают от вас». Так было при собирании манны, когда велено было собрать по гомору, и, не смотря на то, что одни собирали больше, а другие меньше, у всех однако по измерению оказалось поровну на каждое лицо семьи». «Но что здесь делалось чудом, то Апостол убеждает делать из любви». Излишнее отдай, говорит, нуждающемуся, и выйдет у обоих поровну, т. е. сколько потребно для каждого» (Феофан). Как бы заключая увещание Апостола, святой Иоанн Златоуст от лица его говорит: «Бы (Коринфяне) богаты деньгами, а те (Христиане Палестины) чистотою жизни и дерзновением к Богу. Посему дайте им от избытка ваших имений, чего они не имеют, а от них получите взамен дерзновение к Богу, которым они богаты, и в котором вы имеете недостаток... Но какое тут равенство за плотское платить духовным? Последнее много превосходит первое».

Здесь и далее Апостол говорит о послании в Коринф Тита с другими двумя братиями, причем делает отзыв о посылаемых, разъясняет, почему послано несколько человек и просит о внимании к ним.

Св. Иоанн Златоуст замечает, что «гораздо щедрее подают, когда уверены в честности служащего... Слушай же, как Апостол и здесь, чтобы достигнуть сего, хвалит отправляемых, в числе коих Тит был первым... Показав, что тщание Тита есть дело Божие, Апостол приносит благодарение давшему оное, дабы и этим возбудить Коринфян. Ибо, если Бог воздвиг и послал его к вам, то без сомнения Сам и просит чрез него. Итак, не почитайте сего делом человеческим». О другом из посланных св. Иоанн Златоуст говорит: «Он избран служить при собирании милостыни... Избран церквами по согласию всего народа (ср. Деян. 6:3). Из сего догадываюсь, что Апостол разумеет здесь Варнаву». Так думают и другие толковники. Собираемое поступало в руки сего поверенного, но чтобы и на него не пало подозрение, Апостол отряжал кого-либо и еще из местной церкви, в которой сделан был сбор, чтобы это лицо видело, что собранное употреблено именно на тех бедных Иерусалимской церкви, для коих производился сбор. Эта предосторожность весьма мудрая. «Соблазн других неразумным деланием добрых дел много умаляет добротность их», говорит преосв. Феофан. Поэтому, Апостол, по слову Иоанна Златоуста, «все делает и устрояет так, чтобы не оставить и малейшей тени для тех, которые «захотели бы сколько-нибудь подозревать в худом». Восхваляя посылаемых, Апостол указывает и на личные их достоинства и на то, что они его споспешники, их братья, посланники церквей и распространители славы Христовой. Здесь указывается столько побуждений к благорасположению Коринфян, что они непременно должны были исполнить просьбу Апостола. Наконец, он присовокупляет к сему и то, что он уже похвалил их, так что они должны явиться милостивыми, чтобы оправдалось его слово о них. По словам Иоанна Златоуста, Апостол в заключение как бы говорит так: «теперь покажите, что вы нас любите, и что мы не тщетно и не напрасно хвалимся вами». Конечно, только сердце, вполне уверенное в расположении убеждаемых, может выражаться в таких оборотах, ясно показывающих, сколь великое влияние имел на Коринфян св. Ап. Павел. По изъяснению св. Иоанна Златоуста, «Апостол придает особенную силу своему слову, говоря: в лице церквей, т. е. окажите любовь для славы и чести церквей. Ибо если почтите их (посланных), то почтите пославшие их церкви. Не к ним только относится ваша честь, но и к пославшим, коих избрали, а еще прежде к славе Божией. Ибо, когда воздаем честь служителям Божиим, чрез них воздаем оную и Богу».

Продолжая разъяснение о послании в Коринф Тита, и двух братий, Апостол говорит, что он сделал такое предварительное распоряжение для того, чтобы у Коринфян к его приходу все было готово и он оказался бы верным в своих похвальных отзывах о них пред Македонянами. Но, вероятно, была и другая причина сего, чтобы, сделав сбор вне его присутствия, тем устраниться от многих неразумных нареканий.

Говоря об излишестве новых убеждений к милостыне, Апостол дает тонкое, но неотразимо сильное побуждение к щедродательности. Еще с большею силою он пробуждает в Коринфянах щедрость, когда говорит, что их ревность возбудила ревность Македонян. По слову Иоанна Златоуста, «Апостол возбуждает их взаимным друг друга примером... Они вам подражали: вы, учители, не окажитесь хуже учеников...» По-видимому, он наибольшее участие принимает в Коринфянах, хотя и о всех равно печется. Смысл его слов такой: весьма много хвалюсь вами... Посему, если покажете себя не таковыми, стыд будет общий... Если, говорит, меня не уважаете, то подумайте о Македонянах... Вся забота его направлена к тому, чтобы милостыня была собрана скоро и щедро... К концу же прибавляет, чтобы она была и радушная яко благоволение, а не лихоимство, свойственное тем, которые подают принужденно». Вероятно, Коринфяне не спешили сбором подаяний и думали закончить их в присутствии Павла, а он сего-то и опасался, посему-то и убеждал Коринфян так настойчиво поспешить сбором милостыни. Вот почему, по словам преосв. Феофана, Апостол и собирает такие представления Коринфянам, что «в самом течении обстоятельств лежит неотразимое для них побуждение поспешить сбором, и не только поспешить, но и позаботиться, чтоб он был не скуден».

Указывая сердечные чувства и расположения, коими должно сопровождаться дело помощи бедствующим, Апостол увещевает к щедрому и радушному подаянию, причем выясняет, что по мере нашей щедрости бывает и благословение Божие (ст. 6–11) и что щедростию возбуждается жизнь всего христианского мира, возрастает слава церкви и возвеличивается христ. исповедание (ст. 12–15). Апостол сравнивает подаяние милостыни с сеянием. «Общеизвестная истина: что посеешь, то и пожнешь (говорит преосв. Феофан). Знает это сеющий; поэтому сеет и с охотою и без щадения семян. Воодушевляет его уверенность, что непременно пожнет посеянное с преизбытком. Сеющий будто тратит, разбрасывает семена. Милостыню дающий тоже будто разбрасывает свое добро, – а между тем это дело приносит плод, и приносит его вернее, чем сеятва. От сеятвы не всегда урожай бывает, а от сеяния милостыни неурожая не бывает... Надобно только вложить в нее доброхотство. Это расположение то же, что дождь во время на сеятву... И столько пусть подает, насколько расположено сердце. Что не по этой мере, то бесплодно будет... Не от скорби, ни от нужды... Скорбию означается жаление о подаваемом – это знак скупости; а нуждою означается вынужденность, то необходимостию повиновения, то общностию дела... Апостол хочет, чтобы подаяние шло из сердца, как сочная трава из жирной земли». По свидетельству св. Иоанна Златоуста, «многие боятся подавать милостыню под тем предлогом, чтобы самим им не сделаться бедными и не просить милостыни у других. Дабы рассеять сей страх, Апостол умоляет Бога всяку благодать изобиловати... Не богатства просит им у Бога и не излишества, но всякого довольства; а в благах духовных просит им избытка... Время кончится, а плоды благотворения пребудут, и в свое время пожаты будут благотворителем... Апостол вводит советником пророка (Пс. 111:9), приискав свидетельство, побуждающее к щедрости... Ибо слово – расточи – не другое что означает, как щедрость в подаянии. И хотя поданного нет уже, но плоды подаяния пребывают вечно... Но и в этом веке, тот же пророк удостоверяет, не видел я такого праведника благотворителя оставлена и семя его в благословении будет» (Пс. 36:26–26). Далее Апостол в своей молитве просит у Бога, чтобы Коринфяне, получив семена на сеяние милостыни, действительно на этот предмет употребили, и таким образом обогатились плодами правды. Апостол желает, чтобы у них вещественное довольствие шло в ряд с духовным преспеянием (Феофан). В 11 стихе Апостол, по изъяснению блаж. Феофилакта, учит, как должно пользоваться богатством. «Не в землю надо его зарывать, но иметь его во всякой простоте, отдавать, т. е. со всякою щедростию». Простотою же он называет здесь щедрость, от которой происходит милостыня, дающая повод к великому благодарению» (Златоуст).

Стараясь возбудить Коринфян к наибольшей щедрости, Апостол указывает на ее благотворное влияние на всю христианскую церковь, начиная с Иерусалимской, для которой собиралась милостыня.

«Как цвет розы, внесенной в какое-либо место, не только глаза услаждает смотрящих, но и далеко распространяет приятное благоухание, так и милостыня избыточествует духовным благом, которое все выражается в благодарении Богу», говорит преосв. Феофан. «Хотя очень великое дело и то, что милостыня покрывает нужды и недостатки святых, но плод милостыни этим одним не ограничивается. Она есть вместе и избыточествующая многими благодареньми Богу. Этот плод лучше и выше того; тот на земле остается, а этот на небо восходит»... «Возбужденное служением сим движение духа не останавливается на благодарении, а восходит к славословию, которое выше благодарения»... Апостол входит в мысли и чувства благодетельствуемых Иерусалимлян, и говорит, что они уже отвлеклись от себя и смотрят на простоту, – щедрость общения вашего со всеми, и видя в этом славу Евангелия, славословят Бога (так как это не укрывается и от неверующих). И не только Бога благодарят и славословят, но и о вас молятся, возлюбив вас за премногую к вам благодать Божию». Златоуст же говорит: «видишь ли мудрость Павла, как он, превознесши их (Коринфян) добродетель, все восписал Богу, когда назвал дело их благодатию? После того, как сказал о них (Коринф.) та́к много, назвал их служителями, превознес до небес, назвал их искусными, теперь показывает, что виновник всего этого есть Бог, и сам вместе с ними возносит благодарение Богу, говоря: благодарение же Богови о неисповедимым Его даре! Даром называет здесь или те многочисленные блага, какие получают чрез милостыню и принимающие ее и подающие, или те блага, которые пришествием Христовым прещедро дарованы всему миру, и сии последние преимущественно должно разуметь». «Но если здесь дар означает вообще благодатное домостроительство, то и впереди под премногою благодатию то же приличнее разуметь. И заканчивает слово общим благодарением Богу о неисповедимом даре в Господе Иисусе Христе, этим одним созерцанием покрывая все другие благие помышления» (преосв. Феофан).

В этой и последующих главах Апостол защищает свое апостольское достоинство, которое колебали иные толками о том, что он не отличается равномерностию: строг в посланиях и смирен в личном обращении, как бы, по людскому обычаю, заискивает. В опровержение сего, Апостол показывает, что он и в лице такой же строгий, как и на письме, когда этого требует долг его звания, а потому убеждает Коринфян исправиться, чтобы не испытать его строгости. Доселе речь Апостола обращалась к верующим Христианам и потому она была тиха, тепла и благосклонна. Теперь же он говорит против порицателей и потому речь его строга, и носит явные знаки апостольской власти. Он говорит: Сам же аз Павел молю вы кротостию и тихостию Христовою... «Примечаешь ли, сколько тут веса? Сколько достоинства? Много силы и веса в сих словах», говорит св. Иоанн Златоуст. «Подобные выражения он употреблял и в других местах, напр.: се аз Павел глаголю вам» (Гал. 5:2)... «Важно уже то, что он сам просит, но гораздо важнее присовокупляемое: кротостию и тихостию Христовою... Сказал же сие, чтобы вместе показать, что хотя они и тысячекратно вынуждают его к строгости, однако же он сам более склонен к кротости, и не наказывает их не потому, чтобы не имел силы, но потому, что кроток и потому, что так делал Христос». «Прошу вас, не заставьте и не допустите меня употребить власть мою против тех, которые унижают нас и думают, что мы живем по плоти... Правда, что мы обложены плотию, но не по плоти живем, не по плоти воинствуем, т. е. ведем войну и вступили в брань; даже сражаемся не плотскими оружиями, и без всякого содействия человеческого». «Рассуждает о проповеди, показывая, что она не человеческое дело и не имеет нужды в земной помощи. Потому не сказал: не по плоти живем, но говорит: не по плоти воинствуем».

Божественное достоинство апостольской проповеди Апостол доказывает духовностию их оружия. Феодорит пишет: «наше орудие, говорить Апостол, духовные дарования, с помощию коих мы делаемся победоносными и противящихся покоряем Владыке... Апостол, как святых наименовал храмами Божиими, так порабощенных нечестию называет твердынями диавола». «И дабы кто, слыша о твердынях, не вообразил чего-либо чувственного, присовокупляет: помышление низлалающе» (Златоуст). «Как неверие с нечестием, так и грех с эгоизмом и страстями строят вокруг себя крепость, слагающуюся из помышлений, коими думают оправдать и свой образ мыслей и свой образ жизни. Окутавшись такими помышлениями, они питают уверенность, что сидят крепко и безопасны не только от разорения, но и от нападений. Но вот приходит Апостол с благодатным словом... И неверие с нечестием убегает пред лицом страха Божия, грех с эгоизмом и страстями пред лицом совести... Бывший в плену дух, благодатию Божиею оживленный, восстает на свободу и радостное предание себя в плен послушания Христова... Это и есть пленение разума в послушание Христово. Разум отдает себя в послушание Христу, в уверенности, что чрез это одно сохраняется и жизнь и свобода истинные... Послушание сие обнимает все нравственно-религиозное устройство церкви. Поступающий же в чем-либо против есть преступный, привлекающий на себя праведное отмщение... Об этом именно и говорит теперь Апостол, что у нас всегда наготове власть и сила отмстить всякое преслушание. И я употреблю ее у вас, как только исполнится послушание послушных и сами собою выделятся непослушные» (преосв. Феофан).

Обращаясь к Коринфянам, которые обольщены были неправыми суждениями об Ап. Павле, он прежде всего устанавливает общую точку зрения, а именно ту, что всякий Христианин, как раб Христов, должен действовать по христианской совести, а не по человеческим расчетам, ка́к и действовал он, равно в письме и лицом к лицу. К этому далее он присовокупляет, что если каждый из верующих Коринфян представляет себя Христовым, то тем более таковым должно считать его, Павла, как имеющего от Христа особое призвание на проповедь и власть на благоустроение церковное, одинаково присущие ему ка́к тогда, когда он пишет, та́к и тогда, когда он говорит устно. Вместе с тем дает разуметь, что хотя власть такая всегда присуща ему, но ка́к она вручена ему, та́к и он употребляет ее, не на разорение, а на созидание. В этом и причина, почему он не всегда ее проявляет, но предварительно испробовав другие меры исправления. Св. Иоанн Златоуст говорит: «Хотя и выразить нельзя, сколь великую имел он власть, однако же в словах не показывает своего преимущества... Однако же если кто будет упорствовать, низложим, низвержем его. Посему и присовокупляет не постыжуся, т. е. не окажусь ни лжецом, ни тщеславным». «Видишь ли, как опять успокаивает зависть, какую мог бы возбудить похвалою себе, и привлекает к себе слушателя, указывая на пользу, для которой он получил власть? Это преимущественный способ созидания – уничтожать препятствия и употреблять к созиданию одно истинное».

Входя в дальнейшее сравнение себя с другими, Апостол в трудах своих показывает свое апостольское достоинство (уполномочивающее его в строгости и прежде всего в том, что они (Коринфяне) составляют удел его великих трудов, которые он надеется и еще более увеличить, по мере увеличения в них плодов христианской проповеди. Между тем у противников его трудов нет, а одно самохвальство, не имеющее никакой высшей основы, почему они довольствуются сравнением себя друг с другом. Так поступали языческие философы Греции, так делали и некоторые лжеапостолы. Истинные же проповедники основу для похвалы имеют не в себе самих, а в Боге и в том, насколько они являются исполнителями Его назначения. Св. Иоанн Златоуст говорит: «вероятно, что они в похвалу себе говорили: мы обратим всю вселенную, дойдем до пределов земли.. Но мы, говорить Апостол, не так, но по мере правила, егоже раздели нам Бог меру, достизати даже и до вас... И таким образом не говорит о себе больше, нежели сколько сделал; и что́ сделал приписывает Богу. Бог разделил меру. Как земледельцам домовладыка разделяет виноградные сады, так каждому из нас Бог назначил свой удел. А посему мы и хвалимся не большим чем-либо, но тем, что́ нам дано достигнут... И что я говорю: до вас (благовестием) достигохом? Имею надежду, что растущей вере вашей, когда вы возрастете в вере, удел наш и далее распространится... Ибо пойдем далее проповедовать и трудиться, а не тщеславиться тем, над чем трудились другие. Прилично он труд свой назвал привилом (уделом) и мерою, как вступивший в обладание вселенною и получивший прекрасное наследие, показывая сим, что все это есть дело Божие. И то, чтобы хвалиться нам, говорит, дается нам от Бога».

В пояснение сих мыслей Апостола о том, что особенно достойно похвалы в начальной проповеди, преосв. Феофан как бы от лица Апостола говорит: «что́ ни делаю, велико ли то, или мало, верую, что Господь то́ делает чрез меня... Если по поводу чего-либо, сделанного мною, тень хвалы падает и на меня, – Господу так угодно и это Его дело... Бог восхваляет, давая делать похвальные дела. Это и есть вечная неувядающая похвала. Только тот, кто в этом порядке живет и действует, есть искусный делатель, а не тот, кто сам себя хвалит». «Если по поводу сделанного мною тень похвалы падает и на меня. Господу так угодно, и это Его дело. Давая делать мне дела, Он меня выставляет пред другими, и поскольку чрез то подвизает на похвалу мне, то это то же, как бы Он Сам меня хвалит. Это и есть вечная неувядаемая похвала».

Представляя новые доказательства своего апостольского достоинства, святой Ап. Павел говорит о бескорыстии своего служения и о страданиях своих, причем, по слову Златоуста, «намереваясь говорить в похвалу себе, употребляет много оговорок», из коих первая та, чтобы Коринфяне потерпели его безумию, т. е. похвале о себе. По изъяснению блаж. Феодорита, Апостол как бы говорит та́к: «знаю, что тем, которые отличаются высоким умом, не надлежит распространяться в собственных своих похвалах, но я вынужден это сделать. Посему потерпите мало этому безумию моему». А Златоуст восклицает; «Видишь ли благоразумие его? Ибо изъявить желание, – о да бысте, – значит предоставить дело на их волю; а сказать утвердительно (потерпите) свойственно твердо надеющемуся на их любовь, и показывает уже, что он любит их, и ими взаимно любим». Но где любовь, там и ревность. «Ибо ревнивы души, сильно пламенеющие к любимым ими. И ревность не от чего другого происходит, как от сильного дружества. Притом, чтобы не подумали, что он ищет дружества их для власти, для чести, или денег, или чего подобного, присовокупил: Божиею ревностию. Ибо и Богу приписывается ревность не для того, чтобы ты представлял в Боге какую-нибудь страсть (ибо Бог бесстрастен), но чтобы вам внушить, что Бог все делает для тех самых, о ком ревнует... Такова и моя ревность, – она сильна и вместе чиста». «Апостол говорит: я не о том забочусь, чтобы мне не унизиться в вашем мнении, но о том, чтобы вас не увидеть растленными от лжеучителей. Споспешником и посредником был я вашего брачного союза; чрез меня вы получили дары от жениха; посему-то я с ревностию занимаюсь вами, боясь и трепеща, чтобы лукавство не победило вашей простоты» (Феодорит). «Враг, прельстивший Еву, не дремлет: тогда он употреблял в орудие – змия, теперь действует чрез лжеучителей, чрез прелести мира и сласти похотные» (Феофан). «Ибо хотя змий был мудрейший, а Ева проста, однако это не спасло ее от обвинения. Итак, смотрите, говорит Апостол, не подвергнитесь и вы тому же; тогда ничто не защитит вас». (Златоуст).

Здесь Апостол обличает Коринфян, вдавшихся в обман, но употребляет такой оборот, будто только предостерегает их. «Смотрите, какое благоразумие, говорит св. Иоанн Златоуст. Они уже повредились, а он говорит: боюсь, да не како повредитесь... Он употребляет легчайшие способы, чтобы ослабить в учениках уважение к лжеучителям, и сие делает не по зависти к ним, но для безопасности учеников». «Видно, что растлевшие Коринфяне были не из среды их, но посторонние. Конечно, они хвалились, что Апостолы учат несовершенно, а они, напротив, приносят нечто большее. Ибо вероятно они, пустословя о многом, внесли в догматы веры глупые мелочи. Итак, поскольку они, пользуясь внешнею мудростию, как вероятно, говорили много пустого, то Апостол и говорит: если бы они сказали вам лишнее и проповедовали Христа другого (полнее), а мы умолчали бы, добре бысте потерпели. А если у них те же основания веры, то какое преимущество? Сколько бы они ни говорили, не скажут больше того, что́ мы уже сказали. Для чего же слушаете их?» Но так как лжеучители, не смотря на то, что учили пустому, хвалились, будто они лучше Апостолов, то и Павел невольно должен был сказать о своем отношении к Апостолам, избранным прежде его. И вот он говорит о сем, во 1-х, что он ничем не меньше других Апостолов, а, во 2-х, он так же понимает Христово учение, как и они. Св. Иоанн Златоуст в пояснение сего говорит: «Смотри, какая и здесь скромность! Не говорит: Апостолы не больше сказали, чем я; но как непшую, т. е. я так думаю, что я ни в чем не отстал от высших Апостолов. Поскольку и Коринфские лжеучители вздумали равнять себя с Апостолами, то святой Павел сравнивает себя с Апостолами приличным ему образом; почему отзывается о них с похвалою, не просто называя Апостолами, но предними, имея в виду Петра, Иакова и Иоанна».

Обращаясь опять к сравнению себя с прельстившими Коринфян, Апостол говорит, что он невежда словом. Между тем он далеко не был таковым. Но он учился в школах Еврейских, а не Еллинских, поэтому он мог казаться незнающим греческой словесности; но он обладал силою речи общечеловеческой, а главное, имел обо всем, что нужно знать для спасения, истинное понятие. Греческие же софисты (говоруны) умели красно и складно говорить, но проповедовали ложные учения (ср. 1Кор. 1:2). По слову блаж. Феодорита, святой Павел как бы так говорит им: «у меня хотя язык не ученый, однако же ум украшен Боговедением».

Говоря о безмездном своем служении Коринфянам, Апостол указывает новое свое достоинство, причем разъясняет, что хотя он, терпя чрез это скудость, будто бы унижал себя, но за то давал им пример к нравственному возвышению. Св. Златоуст влагает в уста Апостола такую речь: «я жил у вас в крайней нищете: ибо таков смысл слов – себе смиряя. И так, сие ставите мне в вину? Тем превозноситесь предо мною (других превозносите предо мною), что я смирял себя у вас, просил милостыню, терпел тесноту и голод, дабы вас возвысить? Как же они возвышались, когда Павел был в крайности? Так, что они более получали назидания, а не повода к соблазну». «Прежде других своих заслуг Апостол, во-первых, хвалится презрением земных благ. Ибо сего наипаче требуют (от проповедников веры) мирские люди. Достойно удивления, что Апостол мог сказать, что он своими руками снискивал себе пропитание, не сказал сего, но говорит то, что особенно постыжало Коринфян, именно, что он получал от других. И не сказал: я получал, но уях, т. е. брал последнее... И что еще важнее, брал не для избытка, но для удовлетворения необходимых потребностей. Ибо под словом оброк (паек солдатский) разумеется необходимое к пропитанию»... «Словами: пришед к вам и в скудости быв, он показал, что пропитание надлежало ему получить от Коринфян, а словами: скудость мою исполниша, показывает, что он сего и не требовал, сказывая вместе и причину тому, хотя и не настоящую. Какую же? Ту, что от других получил. Скудость мою, говорит, исполниша пришедшие от Македонии (ср. Флп. 4:15). Поэтому и не докучал вам, а не потому, чтоб не надеялся на вас. А на самом деле поступил по последней причине (т. е., что не надеялся, чтоб они не соблазнились, если бы от них получал), что и показывает далее, хотя говорит о сем не прямо, но прикровенно: и во всем без стужения вам себе соблюдох и соблюду. Не думайте, чтобы я говорил сие с намерением получить что-либо от вас. Слово же соблюду сказал, еще сильнее показывая, что он не только теперь ничего не ожидает от них, но даже навсегда отказался брать что-либо у них. Подобное говорил и в первом послании: не писах сия, да тако будет: добрее бо ми паче умрети, нежели похвалу мою кто да испразднит (1Кор. 9:15). И здесь опять: без стужения вам себе соблюдох и соблюду».

Представляя дело безмездного проповедничества высоким, Апостол как бы призывает во свидетели сего Бога и полагает в этом истину Христову (ср. Рим. 9:1). Слава Апостола в этом отношении в Ахаии уже обеспечена, так что распространения ее не удержать, как нельзя преградить живого потока. Но в Коринфе еще следовало убедить всех в полноте его бескорыстия, подрываемого напускным, лицемерным бескорыстием лжеучителей. Так. обр. Апостол не брал ничего от Коринфян не потому, что он не чувствовал к ним любви и близости, но чтобы не подать никакого повода для лжеучителей, ищущих случая к ниспровержению его высокого апостольского достоинства. «По одной и той же любви делал противоположные дела, т. е. принимал по любви и не принимал по любви: и эта противоположность зависела от различного расположения дающих», говорит св. Иоанн Златоуст. «Ибо иначе не могло бы быть так благопоспешно среди вас (Коринфян) Евангелие спасения. У вас таково условие его благоспеяния, я так и действую; у других другое, я и действую у них иначе» (Феофан). «Мог бы он сказать, что иначе вы соблазнились бы и неохотно слушали его... Но это он сказал раньше (1Кор. 9:12). Теперь же выводит необходимость этого из предосторожностей, какие надо брать, в виду лжеапостолов. Это их он разумеет под хотящими вины – повода, случая, предлога. Лжеапостолы пользовались всяким случаем, чтобы представить в неблагоприятном свете и самого св. Павла и проповедь его... В словах: да, о нем же хвалятся, обрящутся якоже и мы, дается мысль, что лжеапостолы уже хвалятся своим бескорыстием. Провидя это, я, говорит Апостол, ничего не брал и тем пресек им случай похвалиться... Но трудно предположить, чтобы лжеапостолы могли действовать бескорыстно. Потому слово хвалятся означает, что только принимают вид бескорыстных, не будучи таковыми на деле» (см. 2Кор. 11:20). «Нелишне припомнить, что в Коринфе были и философские секты. И многие философы принимали личину отрешенных от видимых благ и тем влияли на своих последователей, и в то же время брали деньги за свои уроки».

Обличая лицемерие лжеучителей, Апостол указывает основу его в сатане, служители коего и не могут действовать иначе, но за то и грозит им погибель. «У диавола в обычае подражать Божественному, как против пророков выводить полчища лжепророков, так подражать по наружности Ангелам и обольщать людей. Посему неудивительно, что они (слуги его) присвояют себе личность именуемых Апостолами и употребляют обман, споспешествующий к обольщению людей» (Феодорит). «Кто же такие служители правды», вопрошает Златоуст и отвечает от лица Апостола: «Мы, проповедующие вам Евангелие, заключающее в себе всю правду. Или сие разумеет он, или то, что лжеапостолы присвояют себе славу людей праведных. Как же узнать их? От дел их, как сказал Христос Господь» (Мф. 7:20). «Итак, если должно удивляться, то сатане должно удивляться, а не служителям его. Ибо, когда их учитель дерзает на все, неудивительно, что и ученики в том ему последуют. Кого Апостол называет Ангелом света? Ангела, имеющего дерзновение беседовать с Богом и предстоящего Ему. Но есть и ангелы тьмы, служители диавола, темные и свирепые. И многих диавол обольстил таким образом, т. е. преобразуясь в Ангела света, а не делаясь Ангелом света. Так точно и сии носят в себе личину Апостолов, а не имеют силы апостольской».

В стихах 16–20 снова делает оговорки о своем бескорыстии, чтобы представить полную противоположность ему лжеапостолов и тем окончательно отклонить Коринфян от доверия лжеучителям. По словам преосв. Феофана, Апостол говорит здесь как бы так: мы и бескорыстны и тихи, а те и корыстны, и величавы, и властолюбивы. Судите теперь, на чьей стороне должна быть истина? Да никтоже мнит мя безумна быти... «Безрассудно, говорит, хвалиться; но я делаю это не по безрассудности, а по нужде» (Злат.). Аше ли же ни, поне яко безумна мя приимите. Оборот речи и тонкий, и обличительный, и убедительный. Апостол, ставя себя в ряд их (лжеучителей) в качестве неразумного, и их неразумие обличает и принявших их укоряет, а тем и другим пролагает дорогу своему слову, чтобы не подумали, что он действует по неразумию. Те хвалятся, и вы слушаете; так позвольте и мне похвалиться. Те хвалятся много, без меры; дайте же мне хоть немного похвалиться... Но при всем том, что и нужда меня заставляет, и полезно это для вас, однако скажу, что это дело не по Господе и не думай никто мне подражать в этом... Одно выговариваю, чтоб вы, если станете считать меня неразумным, ограничивали мое неразумие этою частию похвалы, а не простирали его на все мои дела и слова, или все мое учение, и все мои распоряжения и учреждения... Объясняя, в какой части похвалы, говорит: хватиться по плоти. Тут разумеет он не то, о чем сказал уже, т. е. что никому ничем не докучал, но то, что имеет сказать ниже, в ст. 22, т. е. что и он Еврей, Израильтянин, и семя Авраамово» (Феофан). «Заметь благоразумие Павла», восклицает Златоуст. «Указал на такие преимущества, которые, по доказанному им, ничто, и потом уже называет похвалу свою безумием. И действительно, если безумно хвалиться существенными благами, то тем безумнее хвалиться ничего незначущими. И сие то самое называет он не по Господе. Ибо быть Евреем и тому подобное не доставляет пользы. Итак, не думайте, чтоб я почитал сие за добродетель. Но поскольку они хвалятся, то я принужден и в сем сравнить себя с ними. Так поступает он и в другом месте» (Флп. 3:4). Приемлете, аще кто вас порабощает. «Смотри, в каком раболепстве укоряет Коринфян», говорит блажен. Феофилакт. «Видишь ли, теперь показывает, что лжеапостолы берут, и не только берут, но до излишества: ибо то значит слово: поядать" (Злат.). Аше кто по лицу биет вы.» Сказал сие Апостол не потому, что лжеапостолы в самом деле били их по лицу, но что презирали их и бесчестили. Вы страждете не меньше тех, которых бьют по лицу» (Злат.).

В конце главы Апостол доказывает истину своего апостольства тем, что претерпел он в благовестии. После заключительной и переходной оговорки, Апостол здесь перечисляет множество своих бедствий, из коих о некоторых упоминается в книге Деяний Апостолов, а об иных только здесь или в других посланиях, в виде намеков. Исходная точка и здесь сравнительная, но сравнение странное потому, что в сравнение идет не величие, а страдание. «Чего ради так?» вопрошает преосв. Феофан. «Ради того, что было бы некоторым образом оскорбительно для самых даров чрезвычайных отсутствием их у лжеапостолов доказывать их ложь и свое настоящее апостольство. Для сего достаточно было делом показать, что они себя блюдут, и свои выгоды стараются из всего извлекать, нося личину служителей Христовых; страдать же за Христа, что существенно необходимо для истинных служителей Христовых, они никогда не страдали, и ступить на эту дорогу не умеют».

В трудех, темницах, в смертех многащи... Труды и болезни апостольства Павлова неизобразимы. По сообщению Климента, еп. Римского, он семь раз был заключаем в темницу. Смертной опасности подвергался много раз. Пять раз его били 39 ударами, чтобы не дать лишнего удара, сверх положенных по закону (Втор. 25:3). Из трех случаев наказания палками в книге Деяний упоминается только об одном. И тот случай был, кажется, особый (Деян. 16:22). Камнями был бит почти до смерти он в Листре (Деян. 14:19). Многократно Апостол путешествовал по морям, причем, во время одного из трех кораблекрушений, он целую ночь и день носим был на глубине волнами, вероятно, ухватившись за какой-либо обломок корабля.

Лжеучители страдать за Христа не хотели, поэтому они хвалились некоторыми внешними особенностями, умея представить их высокими пред неопытными Коринфянами, напр., что они семя Авраамово – наследники великих обетований, данных Аврааму. Но Апостол, сказав раньше, что это похваление плотское (18 ст.), теперь показывает, что и он имеет все эти плотские мнимые преимущества, и «показав в этом свое с ними равенство, в преспеяниях произвольных показывает преимущество» (Феодорит).

Тяжелы были апостольские путешествия по бурным морям, но не легче того были его странствования и по сухопутным дорогам древнего Востока, и ныне не безопасным, а тогда еще более. И реки не представляли тогда удобств в путешествии, потому что мостов не было, а также и срочного плавания, так как реки во время дождей разливались бурными потоками, а потом мелели. В пути нападали разбойники, а в пристанищах сродники – Евреи, видевшие в проповеди Павла измену нации. Нередко они же восставляли против Апостола и язычников. Беды встречали его в городах. Не был он безопасен и в пустынях: от зверей и всяких гадов... Беды от лжебратии. Здесь разумеются уверовавшие из Иудеев, которые однако не хотели расстаться с обрядовыми законами Моисея. Борьба с ними заняла полжизни у Павла. Волею и не волею Апостолу приходилось постоянно бодрствовать, быть в голоде и холоде. И в пощениих многащи. «Это, по замечанию блаж. Феодорита, один из произвольных подвигов». Пост лучший приготовитель к проповеди с силою слова; почему и все Апостолы постились, отправляясь на проповедь. Нападение, еже по вся дни. «Бунты, мятежи, утеснения от народа... Везде были для него волны и стремнины». Попечение всех церквей «Это верх всего: при сем и душа его терзалась и сердце раздиралось... Ибо, если пекущийся об одном деле часто не знает покоя от забот, когда никто его не беспокоит: то представь, что должен был терпеть Павел, который имел попечение о городах, о народах, племенах, о целой вселенной, и в делах столь важных, при таком множестве врагов, трудился один, и был так чувствителен, так заботился о всех, как не заботится отец о детях» (Златоуст).

Все перенесенные Апостолом бедствия причиняли ему множество внешних страданий, но особенно много мучений доставляло ему внутреннее беспокойство о благополучии его благовестничества. А между тем этому тягостному внутреннему чувству, как незримому, не все верили, например, поддавшиеся влиянию лжеучителей. Поэтому Апостол опять призывает во свидетели Бога и снова хвалит страдания и происходящие от них изнурения, как нечто весьма высокое и славное. «Смотри опять, восклицает св. Иоанн Златоуст, сколь велика скорбь его, что показывает слово: разжжение. Воспламеняюсь, сгораю, говорит, и сия скорбь подлинно больше всех. Другие скорби были тяжки, но скоро проходили и приносили неувядаемое удовольствие; а эта скорбь – терпеть столько страданий за каждого немощного, кто бы он ни был, угнетала его, стесняла, уязвляла его сердце... Как бы заключая в себе целую вселенскую церковь, болезновал Павел о каждом члене ее»... «И как искра, упадшая в солому или сено, все сгораемое превращает в одно с собою естество: так и он, к кому ни приходил, всех приводил к истине... Если бы Павел не дышал таким огнем ревности, то не воспламенил бы такого неистовства в областном правителе. Таково свойство души апостольской, что столько терпеть и никогда не колебаться, но все, что ни встретится, переносить мужественно; однако же не вдаваться безрассудно в опасности. Смотри, на какое средство согласился он, чтобы избегнуть осады. Оконцем в кошнице свешен бых (ср. Деян. 9:23; Гал. 1: 17–18), чтобы поднять поверженных долу; терпел нападения от народа, чтоб отвести от нападения демонского; воспламенялся, чтоб угасить раскаленные стрелы лукавого. Диавол много наводил напастей на св. Павла, но он во всем оставался победителем». И так как он все мысли свои, чувства, расположения и дела вел пред лицем Бога, то он и свидетельствуется Богом, воспевая Ему: Сый благословен во веки!

Приводя высшие доказательства своего апостольского достоинства, святой Апостол Павел говорит о чудесном его восхищении на небо. При этом Апостол опять оговорился о неполезности похваления, хотя бы и сим славным откровением. По поводу сего святой Иоанн Златоуст говорит: «Обыкновенно надмевают нас не заслуги сами по себе, но то, что многие о них свидетельствуют и знают. Посему и говорить Апостол: не пользует ми; и при том не хочет заставить и слушателей думать о нем выше надлежащего, научая всех всячески избегать самохвальства». Объясняя, что́ такое видение и откровение, преосв. Феофан говорит: «Откровение обнимает все, что Богу угодно бывает открыть нам. Бывает оно умно, когда в ум влагается ведение; бывает внешне, когда Бог или Ангел является и сказывает нужное; но бывает и посредством видений. Видение или в образах представляет духовное, каковы напр. видения Иезекииля, Апокалипсиса, и требует нового откровения в уме, чтоб разуметь его; или иное есть видение духовного мира в его существенности, когда дух человека необыкновенным образом вземлется и вводится в созерцание его, не в образах, а как он есть. О таком видении и рассказывает теперь святой Павел».

Св. Иоанн Златоуст, обращая особенное внимание на смирение Апостола, проявляемое им далее при сообщении о таком великом чуде, говорит: «Для чего Апостол и ясно не сказал (о тот, что он говорит о себе), и не умолчал? Для того, чтобы и сим показать, ка́к неохотно приступает к делу... Определил и время, – за 14 лет; ибо не без причины упомянул о сем, но желая показать, что, молчавши столько времени, и теперь не сказал бы, если бы не было великой нужды... Сказал, что был восхищен; а в теле, или вне тела, того, говорит, не знаю... Если же не знает сам Павел, то тем паче не можем знать мы. Что был в раю, это знает; что был на третьем небе, и то ему не безызвестно; но как был восхищен, того не знает ясно». Однако, говоря о себе, как человеке о Христе, Апостол определяет Божественный характер восхищения. «Слово Божие отличает в человеке особого некоего человека, внутреннего или потаенного в сердце. Сей человек и был введен в видение. Человек о Христе. Сочетавшийся со Христом и ставший едино с Ним. Если бы не был таков восхищенный, то не был бы и восхищен». Таким образом никто не может сказать, что он был восхищен подобно Симону волхву. Что касается до исчисления трех небес, то, по изъяснению блаж. Феофилакта, «Писание воздух называет небом, когда говорит: птицы небесные, роса небесная: вот одно небо. И твердь оно означает именем неба: нарече, говорит, твердь небо (Быт. 1:8): вот второе небо. Знает оно и еще небо, в начале сотворенное вместе с землею (Быт. 1:1): вот третье небо. От этого то третьего неба человек тот, говорит, восхищен был мгновенно в рай». Но так как все видение было видение того, что не видит телесный глаз; то и небеса сии нельзя определить по соответствию чему-либо, видимому горе. Вот почему и блаж. Феофилакт в заключении говорит: «Итак святой Павел был конечно восхищен в места, так сказать, близ или около Св. Троицы находящиеся, т. е. ликов и превыше став всего сотворенного... Поскольку же и в этих областях есть свои степени и восхождения на них, то бывает, что иной вдруг восхищается в рай, т. е. вводится в созерцание сокровеннейших таинств Божества, коих, яко недомысленных и неизреченных, никто вместить не может, если наперед не изыдет из человеческой поврежденности». Отсюда видно, что глаголы, слышанные Апостолом, нельзя было передать, потому что они невыразимы в нашем немощном слове. По сообщению Феодорита, под глаголами некоторые разумеют самые вещи, потому что «Апостол видел красоту рая, лики святых и всесторонний глас песнопения».

Делая практический вывод из сообщения дивного обстоятельства, Апостол опять высказывает, что хотя он дает ему возможность хвалиться собою, но он не хвалится, потому что все это относится к Богу, восхитившему его; ему же принадлежат только немощи, которыми он и хвалится, потому что, не смотря на присутствие их, он однако удостоился такого откровения. Таким образом, если стать на обычную человеческую точку зрения, то он имеет истинное и вполне достаточное основание хвалиться, чего однако не делает, при всей необходимости, опасаясь, чтобы не дать повода преувеличивать понятие о нем и учении, им возвещаемом. Св. Иоанн Златоуст говорит: «Как стихии мира создал Бог и немощными и блистательными; так и Апостолы были вместе и чудны и немощны, дабы самыми делами могли научать неверных. Ибо, если бы они, пребывая всегда чудными и не показывая в себе примеров немощи, стали одним словом убеждать людей, чтобы не думали о них больше надлежащего, то не только не успели бы в сем, но еще произвели бы противное. Потому то немощь нередко обнаруживалась и в делах их... По сей то причине и говорит Павел: щажду же, да не како кто вознепщует о мне паче». И потом довольно подробно, хотя и прикровенно, раскрывает противную ему силу, ограничивающую его духовное величие.

Как Апостол был благовестник (ангел) Христов, так всякого противовозстающего ему он называет ангелом сатаны, который, то как рожон прободает его плоть, то бьет по лицу, и вообще причиняет различные бедствия (обиды, притеснения, гонения), производящие внешнее изнурение и возбуждающие внутреннюю духовную непреоборимую силу, Христом поддерживаемую. Некоторые толковники под названием рожон во плоть (пакостник плоти) старались указать какую-нибудь болезнь, а под ангелом сатаны определенное лицо. Но большая часть наших толковников полагает, что святой Ап. Павел говорит здесь, как и прежде, о внешних бедствиях, воздвигаемых врагами Евангелия Христова, являющимися в разное время в виде разных орудий сатаны, так что одни бывают слепыми орудиями (рожнами), а другие вполне злыми ангелами сатаны. Образная речь 7 стиха является в 10 стихе прямою и почти вполне изъясняющею приточный смысл 7 стиха. Св. Иоанн Златоуст говорит: «Сатана на Еврейском языке значит противник. И Св. Писание в 3 кн. Царств (5:4) называет сим именем противников. Повествуя о Соломоне, говорит: не было сатаны во дни его, т. е. соперника, который бы воевал с ним, или беспокоил его. Посему слова Апостола имеют такой смысл: Бог не благоволил, чтобы проповедь наша распространялась беспрепятственно, желая смирить наше высокое о себе мнение, но попустил противникам нападать на нас. Таким образом под ангелом сатаны разумеет он Александра ковача, сообщников Именея и Филита, и всех противников слова, которые вступали с ним в состязания и противоборствовали ему, ввергли его в темницу, били и влачили. Ибо они делали дела сатанинские... Что Апостол трикраты просил об избавлении от сих бедствий... Это показывает великое смирение Апостола, когда не скрывает, что он не выносил вражеских наветов, но изнемогал и молился об освобождении от них... И рече ми (Господь): довлеет ти благодать Моя... Услышав такой ответ, Павел говорит: сладце убо похвалюся паче в немощех моих. Апостол показывает, что чрез гонения он делается славнее, что в сем особенно обнаруживается сила Божия и что совершающееся с ним достойно того, чтоб тем хвалиться. Посему и говорит: сладце убо похвалюся. Не от скорби сердца сказал я исчисленное мною выше, или упоминаемое теперь, т. е. что дадеся ми пакостник; напротив, я сим украшаюсь, и еще большую силу привлекаю на себя от Бога. Почему и присовокупляет: да вселится в мя сила Христова. Сими словами дает разуметь и другое нечто, именно: в какой мере усиливались искушения, в такой мере умножалась и пребывала в нем благодать... Посему же сказал: благоволю, радуюсь, желаю терпеть обиды и притеснения за Христа. Сказал же сие, желая и лжеапостолов смирить, и Коринфян ободрить, чтоб они не стыдились Павловых страданий. Терпение скорбей может сделать нас сильнее всех. И где скорбь, там и благодать, а где благодать, там и утешение и сила в подъятии скорби (ср. 2Кор. 1: 5)... Что огонь для золота, то скорбь для души. Скорбь вводит в царство... Посему и Христос, как бы предлагая какое-либо великое благо, сказал: в мире скорбни будете» (Ин. 16:33). «Когда Павел был ввержен в темницу, тогда сотворил чудеса. Когда терпел кораблекрушение и занесен был в варварскую страну, тогда особенно прославился. Когда связанный взошел в судилище, тогда победил самого судию». По истине, якоже избыточествуют страдания Христова в нас, тако Христом избыточествует и утешение наше (2Кор. 1:5).

Снова приступая к защите своего достоинства, Апостол опять испрашивает извинения в сказанном и указывает разные знамения своею апостольства.

Ничимже бо лишихся первейших Апостол, говорит он.

По изъяснению преосв. Феофана, «здесь мысль Апостола не та, чтоб показать, что он сам в себе, а та, чтобы напомнить им, каким он явился среди них. Причину представляет, почему они сами должны бы были защищать его пред другими и пред собою. Это должны бы вы сделать, говорит, потому, что я среди вас таким явился, каким мог явиться и кто-нибудь из первых Апостолов. Но сказавши так, Апостол подумал, как бы не стали его считать бо́льшим, нежели сколько он есть, и потому поспешил прибавить: аще и ничтоже есмь». Отмечая знамения апостолова, св. Иоанн Златоуст восклицает: «О, какую бездну заслуг выразил он в немногих словах. И смотри, что́ ставит на первом месте: терпение. Ибо признак Апостола – все переносить великодушно. И о терпении выразился кратко, одним словом; напротив, не одно слово употребил о знамениях, потому что они были произведены не его силою. Но представь себе, сколько ударов, сколько опасностей, сколько наветов, сколько браней, печалей выразил он одним словом: терпение! А словом: знамения не изобразил ли опять того, сколько им воскрешено мертвецов, сколько исцелено слепцов, сколько очищено прокаженных, сколько изгнано бесов?... А чтобы не сказал кто: хотя ты велик и сделал много, однако же не столько, сколько Апостолы в других церквах, Павел присовокупил: что бо есть, егоже лишистеся паче прочих церквей? Т. е. и вы в сравнении с прочими церквами причастны не меньшей благодати».

Возвращаясь к мысли о своем бескорыстии, Апостол, после извинения в том, что он ничего не брал от Коринфян, заявляет, что он не возмет от них ничего и впредь, так как он пришел не собирать с них, а им дать, как дает отец детям, по естественному закону снискивающий блага для потомства, за что дети должны любить родителей, т. е. отдавать им свои души, или чувства душевной любви, что́ желательно видеть и Апостолу от Коринфян, которые между тем не вполне соответствуют любви Апостола, столь пекущегося о них, что он готов все проживать для них. И не только он так бескорыстно заботится о них, но и его сотрудники, как напр. Тит – Апостол». «Верх щедрости, говорит Златоуст, не только ничего не брать, но и отдавать свое, и отдавать не просто, но с великим усердием, даже при недостатке: ибо сие показывают слова: иждивен буду. Хотя бы нужно было изнурить самую плоть, не пощажу ее для вашего спасения». Словами: любя вас, меньше любим есмь выражает любовь и упрек. «Ничто так не раздражает любви, как сказать любимому: я тебя крепко люблю, а ты меня меньше любишь; и ничто так не воодушевляет к избежанию умаления любви, как такое напоминание. Он знал, что этот упрек не уколом отзовется, а будет ветром, раздувающим пламя, потому так и сказал» (Феофан). Относительно бескорыстия сотрудников Павла, св. Иоанн Златоуст с особенным вниманием останавливается на том, что «Апостол не от себя говорит, что они ничего не брали, но, что гораздо важнее, представляет в этом свидетелями самих Коринфян, чтобы свидетельство утверждалось на их приговоре. Так обыкновенно поступаем, когда идет дело о чем-либо очевидном и не подлежащем никакому сомнению».

От убеждений и доводов. Апостол переходит к угрозе подвергнуть тяжкому наказанию при личном свидании, но прежде старается разжалобить их своею готовностию плакать об их грехах, если они в них не раскаются и не исправятся. В этом, можно сказать, заключается практический вывод из всего того, что писалось раньше, что и выражает Апостол, говоря: вся о вашем назидании. «Унижаем ли себя, или говорим о себе возвышенно, обвиняем ли вас или хвалим, все делаем для вашей пользы» (Феодорит). «Не льстя вам и не оправдываясь только пред вами говорили это, но как пред лицом Бога всевидящего, во Христе и чрез Христа говорим. Но можно ли, чтобы тот, кто говорит пред лицом Бога и во Христе, говорил с ласкательством ради прикрытия только себя?» (Экум.) Боюся, говорит, не яцех хощу, обращу вас... «Он мог бы сказать: каковым я сам не хочу обрестись у вас, и тем показать свою любовь; но не хочет, чтобы ослабевал слушатель: при том и речь его строже. А теперь он и им сильнее дал почувствовать и себя явил более кротким». «Ибо благоразумию свойственно действовать так, чтобы и рана была глубже, и удар легче» (Златоуст). «Что же именно не хотел встретить у них Апостол»? вопрошает преосв. Феофан, и отвечает: «разлада и дел похотных, рвения – усилия поставить на своем, зависти – извращенное соревнование, ярости – раздражения, рети – ретивости (на состязание), клеветы – оглаголания, шептания – робкая клевета, кичения – надутость, нестроения – неустройства». И в первом послании Апостол обличал рвения и нестроения (1:10, 11). Узнав от Тита, что его обличение не осталось без действия, но желая, чтобы эти недостатки совершенно изгладились, он снова убеждает Коринфян жить в единодушии, а также и в чистоте, которую так резко нарушил кровосмесник. «Можно предполагать», говорит преосв. Феофан, что Апостол знал не одного того грешника, но многих, и что, пиша строгий приговор против одного, он имел в виду отрезвить и прочих... При этом он говорит как бы так: что согрешили, уж что́ делать! Не воротишь, но то горько, если я найду согрешивших непокаявшимися и упорно остающимися в нераскаянии. С таковыми что делать? Хоть и жаль, а придется отсекать от тела церкви, ибо в церкви не терпимы упорные грешники. Вот и плакать буду. Этим то и смирит меня Бог у вас». «Итак, представь себе, какова добродетель Апостола», говорит Златоуст. «Не зная за собою ничего худого, он плачет о чужих грехах и смиряется преступлениями других. Ибо в том особенно состоит долг учителя, чтобы соболезновать о несчастиях учеников, чтобы оплакивать и рыдать о язвах людей, ему подчиненных».

Продолжая угрожать наказанием нераскаивающимся во грехах Коринфянам, Апостол говорит о многократных своих наставлениях им устных и письменных и тем делает их безответными пред ними и Богом. Св. Златоуст о сем говорит: «любомудрие Ап. Павла и его отеческое сердоболие можно видеть и из многого другого, а преимущественно из того, что он в угрозах обилен и строг, а в наказаниях тих и медлителен... А чтобы медлительность не произвела беспечности, смотри, как и сие предотвращает, непрестанно угрожая, напрягая удар и говоря: аще прииду паки, не пощажду. Та́к поступает, ка́к и говорит, подражая в сем Господу всех. Ибо и Бог, хотя непрестанно и угрожает и многократно увещавает, но не часто наказывает. Та́к поступает и Апостол. Третицею, говорит, се гряду к вам: при устех двою гили триех свидетелей станет всяк глагол. Вместо свидетелей представляет он свое неоднократное присутствие в Коринфе и свои увещания. Слова его имеют такое значение: раз и другой говорил я вам, приходивши к вам, а теперь говорю в письме. И если вы послушаете, то исполнено мое желание, если же не послушаете, то надобно будет исполнить сказанное мною и положить наказание. Не думайте, чтобы послание мое к вам было маловажнее личного моего у вас присутствия. Как, быв у вас, я говорил, так и, находясь в отсутствии, пишу».

По словам св. Иоанна Златоуста, «Апостол переносит здесь речь от себя ко Христу, дабы угрозы сделать более страшными. Слова его имеют такой смысл: если и сделаю, что накажу согрешающих; то разве я буду наказывать их? Накажет Христос, Который во мне живет. Христову же силу вы знаете. Он не изнемогает, но может в вас... Он все может. Что же значит сие прибавление? Апостол или хочет сильнее постыдить их тем, что они сами уже испытали, или выражает то, что Христос и теперь показывает силу в них». «Хотя Христос благоизволил пострадать, что имело вид немощи, но сие не уменьшает силы Его. Сила Его пребывает непобедимою, и имеющее вид немощи ни мало не повредило ей; но оно-то более и показало Его крепость в том, что и страдание претерпел Он, и сила Его чрез то не сократилась. Итак, да не смущает тебя слово немощь. Ибо в другом месте Апостол говорит: буее Божие премудрее человек есть и немощное Божие крепчае человек есть (1Кор. 1:25); хотя в Боге ничего нет буияго, немощного, однако же так нарек крест, изображая мнение о нем неверных. Так и здесь говорит не о действительной немощи, но о воображаемой неверующими. Посему, как Христос, быв распят, не потерпел никакого вреда, так и мы, когда нас гонят и вооружаются на нас, не терпим вреда. Потому и присовокупил: ибо и мы немоществуем в Нем, но живи будем с Ним... Если терпим за Него все скорбное и тягостное, то, очевидно, получим и радостное».

Обращаясь к Коринфянам, Апостол увещавает их вдуматься в свое состояние, чтобы понять, что они должны быть Христианами и таковы ли на деле! По словам св. Иоанна Златоуста, здесь содержится угроза. Апостол как бы говорит так: «Вам надлежало знать нашу силу, и то, что в вас говорит и действует Христос. Но поскольку хотите, чтобы я доказал вам сие, наказав вас, то мы в состоянии дать вам такое доказательство и вы узнаете, что мы несмы неискусни». «Но что мне говорить о себе, учителе, который имею столько попечений, которому вверена целая вселенная, который сотворил столько чудес? И вы сами, находящиеся в числе учеников, если захотите испытать самих себя, усмотрите, что Иисус Христос обитает и в вас. Если же в вас, то тем паче в учителе. Ибо если имеете веру, то Христос в вас. Мне кажется, что Апостол говорит здесь о вере чудодействующей, потому что верующие в то время чудодействовали. Если вы имеете, говорит он, такую веру, то Христос в вас, разве только вы не то, чем должны быть. Здесь, кажется, Апостол указывает и на жизнь. Поскольку одна вера недостаточна к получению духовной силы, то, разрешая недоумение, говорит: разве точию чим неискусни есте, т. е. разве порочна жизнь ваша. Но не говорит так прямо, чтоб не оскорбить их, а слегка намекает на сие».

Хотя Апостол и угрожает Коринфянам, однако, он вовсе не желает исполнить своей угрозы и потому молится, чтобы никто не оказался достойным наказания, так что лучше пусть бы казалось, что он не в силе проявить чудесную силу, только бы все были хорошими Христианами, ибо таковых не можно наказывать, а можно за них только радоваться и молиться, чтобы они были совершеннее, что Апостол и готов делать, так как к сему направлено и все послание, и к тому же дана ему сила от Господа, т. е. к благоустроению христианской жизни, а не к тому, чтобы только наказывать, как однажды ошибочно подумал пророк Иона и за то подвергся сам Божию наказанию.

Св. Иоанн Златоуст говорит: «поскольку угрозу простер далеко, то смотри, как умеряет их страх, сколько открывает попечительности в словах: молимся же Богу не сотворити вам ни единаго зла. Прошу и молю Бога, говорит он, чтобы вине не найти никого неисправившимся и нераскаянным... Ибо, если вы пребываете во грехах нераскаянными, то необходимо нужно наказать вас, как было поступлено с волхвом (Деян. 13:11), над которым мы явили опыт силы своей. Но не о сем молимся, а напротив, чтобы нам не показать себя искусными в таком деле, т. е. чтобы не делать опыта силы, какая в нас, наказывая вас и истязуя согрешивших и болящих неисцельно. Но о чем же молимся? Да вы доброе сотворите; молимся, чтобы вы всегда пребывали в добродетели, всегда были исправны; мы же, яко неискусны, не обнаруживали в себе карающей силы. Некоторые почитают нас недостойными уважения, потому что не показываем силы своей; однако я ни мало о том не забочусь. Лучше нам навлечь на себя от них такое мнение, нежели данную нам от Бога силу являть в наказании людей, ожесточенных сердцем... Если же найдем вас благоустроенными, то нам, хотя бы и захотели, нельзя будет наказывать вас. Ибо Бог для того дал нам силу, чтобы мы произносили приговор верно, праведно, а не вопреки истине... Желаю, чтобы строгость моя была только на словах, а не на деле; желаю, чтобы послания были строги; чтобы угрозы продолжались, но не приходили в исполнение... Подлинно отеческая любовь – спасение учеников предпочитать личной своей славе».

В заключении Апостол дает наставление иметь благодушие и согласие, обещая, что это приблизит к ним Господа, со всеми пренебесными дарами Троицы: благодатию Христа, любовию Отца и общением Св. Духа. Наконец, шлются приветствия всем Коринфским Христианам от всех тех Христиан, с которыми пребывал Ап. Павел.

«Преспевающим в добродетели свойственно духовное веселие», говорит блаж. Феодорит. Посему понятна связь увещания отстать от пороков с мыслию о духовном радовании и усовершимости, а равно и об утешении. «Если вы совершенны, то ничего недостает к вашему благодушию», говорит, как бы словами Павла, св. Иоанн Златоуст.

Относительно же наставления о единомыслии преосв. Феофан говорит: «может быть это главное. Ибо они из пустого увлечения какими-то личностями начали было расходиться между собою и группироваться в партии. Первое послание отрезвило их. Они решились исправиться. Надо было запечатлеть это решение, что́ и делает здесь Апостол». Св. Иоанн Златоуст, изъясняя слова мир имейте... говорит: «Случается, что люди тожде мудрствуют, однако же не имеют мира; например, когда в догматах веры согласны, но друг против друга враждуют. Напротив, Апостол требует здесь и единомыслия и согласия... И не только увещевает иметь мир, но и молит о том Бога. Ибо он или молит здесь, или предсказывает будущее: а вернее то и другое вместе. Если, говорит, будете так поступать, т. е. тожде мудрствовать и мир иметь между собою, то и Бог будет с вами, потому что Бог есть Бог любви и мира». Относительно же целования, он замечает: «видишь ли, как он (Ап. Павел) соединяет между собою всех дальних и близких, первых посредством писания, а последних посредством лобзания. Чрез лобзание соединяются между собою души... Уста дверь, коею входил и входит к нам Христос, когда мы причащаемся. Потому наипаче в сие время лобызаем друг друга. Да слышат сие срамно лобызающиеся, и да ужасаются при мысли, как они сквернят уста свои». По поводу же заключительного благословения св. Иоанн Златоуст замечает: «так все принадлежащее Троице нераздельно! И где общение Духа, там и общение Сына, и где благодать Сына, там благодать Отца и Св. Духа. Говорю сие, не как смешивающий Ипостаси; ни мало: напротив, знаю как то, чем они различаются и разделяются, так и единство их сущности. Будем и догматы сии содержать и привлекать к себе любовь Божию. Ибо никогда не бывает столько надежно спасение наше, как когда любим Его».