Размышление о сравнительном достоинстве в отношении языка разновременных редакций церковнославянского перевода Псалтири и Евангелия

Духовное юношество 1830-х годов усваивало церковнославянский язык практически, изучением часовника и псалтири, чтением во время церковных богослужений, затверживанием текстов Священного Писания в учебниках; грамматика же славянская преподавалась только в низшем отделении духовного училища, преподавалась довольно поверхностно и бесследно забывалась, ибо о славянском языкоучении не было уже речи во всех дальнейших курсах семинарии и академии. И вот почти через пятьдесят лет после такого учения славянской грамматики, можно сказать, случайно привелось мне несколько познакомиться с древними и старыми памятниками церковнославянского языка. Я очутился в положении неофита: нахлынувшие на меня новые впечатления благолепия и чистоты, в грамматическом отношении, древних церковнославянских текстов произвели на меня сильное действие. Одного случайного обстоятельства, коротенькой литературной заметки, было достаточно, чтобы излить на бумагу накопившиеся у меня мысли и наблюдения. Сгоряча они вылились живьём, как ряд отдельных заметок, не приведенных в формально-логическую связь и последовательность, хотя и не лишённых внутренней объединяющей мысли. Это небольшое сочинение, под заглавием: «Размышление о сравнительном достоинстве, в отношении языка, разновременных редакций церковнославянского перевода Псалтири и Евангелия», было напечатано в 1882 году, в самом ограниченном числе экземпляров не для публики, как изображено на обложке: я опасался пустить ее в общую известность. Впоследствии я пользовался учеными изданиями: о. Архимандрита Амфилохия – Четвероевангелие Галичское 1144 года, Москва, 1882–1883г. и особенно г. Академика И. В. Ягича – Мариинское Четвероевангелие. СПБ. 1883 года; Императорская Публичная Библиотека радушно дала мне справки из рукописных Часословцев XIV и XV столетий и старопечатных Библий, Псалтирей и Евангелий XVI, XVII и XVIII столетий. При таких пособиях я пересмотрел свое «Размышление», сделал в нём не мало дополнений и поправок, не изменяя, впрочем, прежнего порядка и направления, и решился ныне напечатать его вновь, в той надежде, что самодельные соображения мои, быть может, заинтересуют в пользу древнеславянского языка и других лиц, подобно мне не получивших в школе основательного, научного его знания.

Н. Ильминский

С.-Петербург.

27 Января 1886г.

О. иеромонах Филарет, опытно и глубоко изучивший старообрядство и чтимые старообрядцами старопечатные книги, поместил в апрельской книжке Душеполезного Чтения 1882 года статью под заглавием: Несколько слов о стихе: «Господи, прибежище был еси нам в род и род» (К вразумлению глаголемых старообрядцев). В этой любопытной и содержательной статье почтенный автор объясняет: «В старопечатных книгах стих этот (Пс.89, ст.1) читается так: Господи прибежище бысть нам в род и род. Глаголемые старообрядцы, преимущественно из малограмотных, обвиняют православных в том, что они акибы неправильно читают в означенном стихе, вместо бысть, был еси, так как выражение был еси означает прошедшее время, а слово бысть означает, по их мненью, всегдашнее время, и что таким чтением православные будто бы проповедают, что Господь некогда был, а не всегда есть наше прибежище. Вопрос этот (продолжает почтенный автор) для знающих славянскую грамматику, конечно, не требует объяснения, так как им хорошо известно, что чтение в приведённом стихе был еси вместо бысть совершенно правильно; но для не знающих грамматики, каковы почти все старообрядцы, он служит поводом к обвиненью православных» и пр.

Далее о.Филарет пишет: «Известно, что еще преподобный Максим Грек, при исправлении книг, читал этот стих по примеру православных, именно: Господи, прибежище был еси нам, и что и его тогда малосведущие ревнители обвиняли в неправильности такого чтения, как это явствует из послания его к некоему Григорию». «Слышал есмь стороною (писал Максим Грек), что государь наш владыка тверской смущается о мне бедном пословицею сею: Господи прибежище был еси нам, и говорит оглаголуя мене напрасно, во-се-де Максим писанием сицевым своим мудрствует, что нам уже несть прибежища к Богу». Преподобный Максим Грек старается устранить смущение, возникшее от его изменения слова бысть на слово был еси, грамматическим разъяснением. «Не смотря однако же (продолжает о.Филарет) на оправдание учёнейшего мужа (т. е. Максима Грека), невежество того времени взяло верх, и спорный стих в неисправленном виде перешёл и в старопечатные книги. Затем, когда в новоисправленных при Патриархе Никоне книгах стих этот был исправлен по примеру преподобного Максима Грека, тогда выступил против этого исправления с обвинением известный предводитель раздора церковного поп Лазарь, написавший в челобитной своей следующее: да в новых же книгах напечатано: «Господи прибежище был еси нам...» сею речию сказуют нам Господне прибежище мимошедшее. Тоже писал и справщик чернец Савватий в своей челобитной. А вслед за ними и их достойные последователи глаголемые старообрядцы и доселе говорят  тоже самое». Почтенный автор и принял на себя труд вразумить их в правильности чтения рассматриваемого стиха в новоисправленных книгах. Вывод о.Филарета такой: «в новоисправленных книгах при замене слова бысть словами был еси восстановлен только подлинный греческий текст согласно притом с грамматическими правилами, потому что слово бысть может употребляться при существительных именах тогда только, когда они выражены в третьем лице, например: и бысть вечер, и бысть потоп, и бысть Господь и т.д.. Но когда они выражены во втором лице: Боже, Господи, Христе, тогда следует говорить: был еси. Между тем в старопечатных книгах встречаются весьма часто подобного рода грамматические ошибки».

С этим выводом нельзя вполне согласиться, тем не менее, я не решался бы оспаривать о.иеромонаха Филарета, который достоин всякого сочувствия и уважения за свою ревность к вразумлению заблуждающихся. Но эта статья его задела за ряд мыслей и впечатлений, давно накопившихся в моей душе, которые я и вознамерился изложить по сему случаю.

О. иеромонах Филарет разделяет книги на старопечатные и новоисправленные при Патриархе Никоне, разумея под старопечатными те книги, которые находятся в употреблении у глаголемых старообрядцев, а под новоисправленными те, которые имеются в Православной Церкви. Я же спрошу: к каким книгам отнесёт он наше православное напрестольное Евангелие? Без сомнения, к новоисправленным при Патриархе Никоне, к книгам правильным. Но в православном напрестольном Евангелии таких случаев, где 2-е лицо прошедшего времени походит на 3-е лицо, насчитывается до тридцати. Перечислю их все для ясности. Мф.25:26. Лукавый рабе и ленивый ведяше, яко жну идеже не сеях. 26:25. Ты рече. Тоже ниже в стихе 64. 26:69. И ты бе со Иисусом Галилейским. Тоже Мк.14:67. Мк.11:21. Равви, виждь, смоковница, юже проклят, усше. 14:37. И глагола Петрови: Симоне, спиши-ли? Не возможе единаго часа побдети? Лк.1:30. Не бойся Мариам: обрете бо благодать у Бога. 7:44–46. Внидох в дом твой, воды на нозе мои не даде... лобзания ми не даде... маслом главы моея не помаза. 10:28. Рече ему: право отвеща; сие сотвори и жив будеши. 14:22. И рече раб: Господи, бысть якоже повеле, и еще место есть. 15:30. Егда же сын твой сей... прииде, закла ему телец питомый. 19:21,22. Вземлеши егоже не положи и жнеши егоже не сеяв.... Ведяше, яко аз человек яр есмь. 19:44. И не оставят камень на камени в тебе: понеже не разуме времене посещения твоего. 24:18. Ты ли един пришлец еси во Иерусалим, и не уведе бывших в нем во дни сия. Ин.4:17. Глагола ей Иисус: добре рече, яко мужа не имам. 5:14. И рече ему: се здрав быстъ, ктому не согрешай. 17:8. Ты мя посла. Тоже повторяется ниже в стихах 23 и 25. 20:29. Глагола ему Иисус: яко видев мя, верова: блажени невидевшии и веровавше. 21:18. Аминь аминь глаголю тебе: егда бе юн, поясашеся сам и хождаше аможе хотяше: егда же состареешися и воздежеши руце твои, и ин тя пояшет, и ведет аможе не хощеши.

Все эти места в новоисправленном Евангелии изменены на составную форму второго лица, подобно был еси. Нельзя, однако, пройти молчанием, что и в новоисправленном Евангелии укрылась как-то эта форма: Лк.2:48. И к нему мати его рече: чадо, что сотвори  нама тако? Ин.6:25. Равви, когда зде бысть?

Итак, вот сколько случаев употребления этой сходной с 3-м лицом формы 2-го лица в православном напрестольном Евангелии. На наш русский взгляд это кажется странным и бессмысленным, ошибочным, и мы беспощадно готовы истребить такие выражения. Но справимся с переводами Нового Завета на живые наречия православных Болгар и Сербов. У меня под руками Болгарский перевод под заглавием: Новый Завѣтъ на Господа нашего Іисуса Христа. Вѣрно и точно прѣведенъ отъ пьрвообразно-то. Цариградъ, 1872г. В нём я встретил следующие из выше приведённых случаев. Мф.25:26. Рабе лукавый и лѣнивый, знаяше, че жьнѫ дѣто не сьмь посѣялъ, и сбирамъ отъ дѣто несьмь распръснувалъ. 26:25. И отвѣща Іуда, който го прѣдаде и рече: да ли сьмь азъ учителю? Казува му: ты рече. Подобное ниже в стихе 64. Далее в стихе 69. А Петръ сѣдяше вънъ на дворъ-тъ; и дойде при него една слугыня, и казуваше: и ты бѣше съ Иисуса Галилеанина. Мк.11:20,21. И сутринь-тѫ когато минувахѫ, видѣхѫ смоковнцѫ-тѫ изсъхнѫлѫ отъ корень. И осѣти ся Петръ, и казува му: Равви, виждь, смоковница-та коѭто проклѣ ты, изсъхнѫла. 14:37. Враща ся и намѣрува гы заспали; и казува на Петра: Симоне, спишь ли? не може ли единъ часъ да постоишь буденъ? Бдѣте и молѣте ся да не бы въ искушеніе да влѣзете; Духъ-тъ е бодръ, а плъть-та немощна. Лк.7:44–46. Влѣзохъ въ кѫщѫ-тѫ ти, и ты водѫ за нозѣ-тѣ ми не даде: а тя съсъ сьлзы облѣ нозѣ-тѣ ми, и съ космы-те на главѫ-тѫ си гы отры. Ты цѣлованіе ми не даде; а тя, отъ какъ сьмь влѣзъ, не е прѣстанѫла отъ да цѣлува нозѣ-тѣ ми. Ты съ масло главѫ-тѫ ми не помаза; а тя съ миро помаза нозѣ-тѣ ми. 19:23. И защо не даде сребро-то на лихварь-тъ, така що азъ като си дойдяхъ щѣхъ да го приберѫ съ лихвѫ-тѫ? Ин.17:9. Азъ за тѣхъ ся молѭ; не ся молѭ за свѣтъ-тъ, но за тѣзи които ми даде ты, защото сѫ твои. 20:19. Казува му Іисусъ: понеже мя видѣ, Ѳомо, повѣрува; блажени които безъ да видятъ  повѣровахѫ. 21:18. Истинѫ, истинѫ ти казувамъ, когато бѣше ты по младъ, самъ си ся опасуваше и ходяше кѫдѣто щѣше; но като остарѣешь, ще прострѣшь рѫцѣ, и другъ ще тя опасува и ще тя води кѫдѣто ты не щешь.

Сербский перевод под заглавием: Нови Завjет Господа нашега Исуса Христа, превео Вук Стеф. Караџић. У Биограду 1872г. В нём встретил я следующие места. Мф.20:11,12. И примивши викаху на господара говоречи: ови пошљедњи jeдaн сахат радише, и изjедначи их с нама коjи смо се читав дан мучили и ropjeли. 26:25. А Іуда, исдаjник његов, одговораjући рече: да ниjесам ja, рави? Рече му: ти каза. Подобное ниже в стихе 64. Мк.14:37. И доће и наће их гдje спaвajy и рече Петру: Симоне! зар спаваш? Не може ли jеднога часа постражити? Стражите и молите се Богу да не паднете у напаст; jep je дух срчан али je тиjело слабо. Эти примеры случайно мною найдены в переводах Нового Завета Болгарском и Сербском; но там без сомнения подобных случаев очень много, и можно утвердительно сказать, что тождественность формы для второго и третьего лица прошедшего времени в языках Сербском и Болгарском составляет общее правило. И в русском языке употреблялась в старину эта форма 2-го лица, например диакон Григорий, к концу Остромирова Евангелия приписал: «Слава Тебе Господи Царю небесный, яко сподоби мя написати Евангелие се». В нашем русском языке этого нет потому единственно, что вся целиком прошедшая форма глагола потеряна и забыта нами. Поэтому нам и представляется странным и нелогичным отождествление формы второго лица с третьим; но Сербам и Болгарам, сохранившим эту форму в своих живых наречиях, она должна быть, напротив, и логична и любезна.

Церковнославянский язык есть сравнительно самый древний и основной язык для всех славянских наречий. Древние языки обыкновенно отличаются обилием и отчётливостию форм, полнотою и явностию их состава и сложения; эти свойства более или менее теряются в позднейших периодах языка. Славянский язык по своим формам и по своему сочинению в том виде, какой доселе сохранился в памятниках, может стать вровень с классическими языками Латинским и Греческим. Из многих доказательств приведу два из Евангелия. Умыв ноги ученикам на Тайной вечери, Спаситель говорит им (Ин.13:12–13): Весте ли, что сотворих вам? Вы глашаете мя Учителя и Господа, и добре гдаголете: есмь бо. Это буквально соответствует Греческому и Латинскому выражению: в Греческом сказано: εἰμὶ γὰρ, в Латинском: sum enim. Точно так же в Сербском говорится: Вы зовете мене учитељем и Господом; и право велите: jep jecaм (jep = ибо, jecaм = есмь); в Болгарском: Вы мя выкате Учитель и Господь; и добре казувате, защото сьмь (защото = ибо, сьмь = есмь). В предыдущем предложении уже даны два понятия: 1) аз, 2) Господь и Учитель. Спасителю нужно было именно утвердить взаимную связь этих понятий как подлежащего и сказуемого; глаголом есмь и утверждается эта связь. При своей наибольшей краткости выражая все существенное, этот оборот вполне выразителен и силен. Всякое распространение должно его только разжидить и ослабить. Поэтому Французское выражение: car je le suis, и Немецкое: denn ich bin es auch, заключая в себе небольшую прибавку, полагаю, уже теряют ту живость и силу, какая свойственна языкам Латинскому, Греческому и Славянскому с его ближайшими отраслями – Болгарским и Сербским.

В русском переводе это место читается так: Знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете меня Учителем и Господом, и правильно говорите; ибо Я точно то. Здесь уже ничего нет похожего ни на Греческий, ни на Славянский оборот: замечательно, что это выражение буквально воспроизведено в Чувашском переводе Евангелия. Потерявши глагол есмь, столь важный в логическом отношении, русский язык сталь принуждён прибегать к разным подручным средствам и способам, чтобы выразить ту же мысль приблизительно.

Приведу еще другой пример. Мф.25:35–45. Взалкахся, и дасте ми ясти: возжадахся, и напоисте мя: странен бех, и введосте мене: наг, и одеясте мя: болен, и посетисте мене: в темнице бех, и приидосте ко мне. Подобный оборот и в речи, обращенной к грешникам (стих 42–43). Здесь замечательно отсутствие личного местоимения аз. В Греческом и Латинском тоже. Личного местоимения здесь и не нужно: если бы стояло личное местоимение, оно относило бы мысль к лицу, а тут дело идёт вообще о бедствиях человеческих, в которых Евангелие обязывает принимать участие и оказывать помощь всякому, кто бы ни страдал. Совсем другое значение представляется в следующем месте, где присутствует личное местоимение. Ин.13:14. Аще убо аз умых ваши нозе, Господь и Учитель, и вы должны есте друг другу умывати нозе. Образ бо дах вам, да якоже аз сотворих вам, и вы творите. Здесь противопоставление Господом себя ученикам требует непременно присутствия личных местоимений. В Греческом тоже: εἰ οὑν ἐγώ ἔνιφα ὑμῶν τοῦς πόδας, χαἰ ὑμεῖς ὀφείλετε ἀλλήλων νίπτειν τοῦς πόδας ... καθὼς ἐγὼ ἐποίησα ὑμῖv, καἰ ὑμεῖς ποιῆτε. В Латинском: itaque si ego lavi pedes vestros, Dominus et Magister, vos quoque debetis alii aliorum pedes lavare. Ut prout ego feci vobis, ita et vos faciatis. В Cербском, Мф.25:35. Jep огладњех, и дасте ми да jедем: ожедњех, и напоjисте ме; гост бujax и примисте ме; го биjax, и одjенусте ме; болестан биjах, и обићосте ме; у тамници бujax, и доћосте к мени. В Болгарском: Защото огладнѣхъ, и дадохте ми да ямъ; ожеднѣхъ, и напоихте мя; страненъ бѣхъ, и прибрахте мя; голъ бѣхъ, и облѣкохте мя; боленъ бѣхъ, и посѣтихте мя; въ тьмницѫ бѣхъ, и дойдохте при мене. Ни в Сербском, ни в Болгарском нет здесь личного местоимения. Напротив того в 14 и 15 стихах 13 главы Евангелия Иоанна, в Сербском: Кад дакле ja опрах вама ноге Господ и Учитељ, и ви сте дужни, jедан другоме прати ноге. Jep ja вам дадох углед да и ви тако чините као што ja вама учиних. В Болгарском: И тъй азъ, Господь и Учитель, ако ви омыхъ нозѣ-тѣ, то и ви сте длъжни единъ другому нозѣ-тѣ да омывате. Защото азъ ви прімѣръ дадохъ, да правите и ви, както азъ направихъ вамъ. Здесь в обоих наречиях поставлено личное местоимение. У нас в русском переводе сказано (Мф.25:35): Ибо алкал Я и вы дали Мне есть. И в стихе 42: Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть. Поставлено местоимение я, без которого и нельзя было обойтись, потому что его непременно требует причастная форма алкал. (Ин.13:14,15). Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам; то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтоб и вы делали тоже, что Я сделал вам. В русском языке и в этом случае поставлено местоимение личное без всякого отличия от предыдущего, а разность в смысле узнается только из связи речи и выражается голосом. Отчего Сербы и Болгаре точнее и выразительнее передают подобные Греческие выражения, нежели мы русские? Собственно и единственно от того, что они сохранили глагол есмь, еси и пр. и прошедшее время, а мы потеряли все это.

Формами прошедшего времени Славянский язык весьма богат, и простыми и сложными, что даёт ему полную гибкость и свободу в выражении разных отношений времени. Во-первых, Славянский имеет две изъявительные формы прошедшего: идях, идох; течах, текох. Во-вторых причастная форма: шел, тек (= текл) слагалась с глаголом существительным во всех временах: есмь, бех, буду; лежал есмь, еси, есть и т.д.; лежал бех, бе и т.д.; лежал буду, будеши и т.д.. Например: Ин.20:12. И виде два ангела в белых ризах седяща, единаго у главы и единаго у ногу, идеже бе лежало тело Иисусово. В Сербском: И видjе два анћела у биjелиjем хаљинама гдjе cjeдe jeдaн чело главе а jeдaн чело ногу гдjе бjеше лежало тиjело Исусово. В Болгарском: И вижда два ангела съ бѣлы дрехи сѣднѫлы, единъ отъ кѫдѣ главѫ-тѫ и единъ отъ кѫдѣ нозѣ-тѣ, тамъ дѣ-то бѣ лежало тѣло-то Іисусово. Это своего рода давнопрошедшее или вернее предпрошедшее. В русском переводе стоит: «И видит двух ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса». Эта форма, просто прошедшего времени, может даже и то означать, что тело Спасителя лежало во гробе в то самое время, когда Мария Магдалина видела двух ангелов. Послание Иакова 5:15, по тексту богослужебного Апостола. 11 молитва веры спасёт болящего, и воздвигнет его Господь: и аще грехи будет сотворил, отпустятся ему. Здесь форма, составленная из соединения прошедшего с будущим, ставит действие по отношению ко времени писания этих слов Апостолом Иаковом и ко времени действия в главном предложении (отпустятся). Если больной, в то время, когда за него станут молиться по сему наставлению Апостола, окажется сотворившим грехи, то они отпустятся ему. В новоисправленном же Апостоле сказано: аще грехи сотворил есть, отпустятся ему. Эта форма показывает, что будущий больной уже сотворил грехи в то время, когда писал Апостол.

Вместо множества и разнообразия славянских форм прошедшего времени, русский язык имеет только одну причастную форму, которая не слагается даже со временами вспомогательного глагола, и должен прибегать к разным дополнительным словам, когда понадобится точнее определить временное соотношение действий, а чаще предоставляет руководиться обстоятельствами и ходом речи.

Итак, в славянском языке, писах, писа и т. д. – есть один ряд; а писал есмь, еси и т.д. – есть другой ряд. Славянская грамматика Мелетия Смотрицкого смешала эти два ряда и из них составила такое спряжение: писах, писал еси, писа и т. д. Повод к этому дали, думаю, греки, не исключая преподобного Максима. В греческом языке второе лицо во всех временах отличается от третьего; поэтому Грек и не мог никак помириться с отсутствием особой формы второго лица в прошедшем времени в славянском языке; а русские – ученики тех греков – были столь придавлены авторитетом своих, действительно учёнейших и образованнейших учителей, что без дальнейшего рассуждения подчинились их влиянию. Притом в средний, Московский, период непосредственное чувство славянских форм ослабело, да и самые формы совсем исчезли из живого языка.

Потеря прошедшего времени в русском языке, к сожалению, систематична и последовательна. Есть еще другая, замечательная по своей последовательности, потеря. В церковнославянском языке есть относительное местоимение иже, и от него произошёл ряд слов, параллельный производству от местоимений вопросительного и указательных.

Примеры употребления относительных слов в славянском языке. Мф.10:37. Иже любит отца или матерь паче мене, несть мене достоин. 6:21. Идеже есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше. Ин.13:33. Аможе аз иду, вы не можете приити. 15:9. Якоже возлюби мя Отец, и аз возлюбих вас: будите в любви моей. Вся эта группа, происходящая от местоимения иже, пропала у нас вместе со своим корнем, заменившись вопросительными словами.

А вот пример непоследовательности. В славянском языке указательное местоимение сь ставилось к концу имён: человек-съ = сей человек; родось – Мф.11:16. 23:36. Народось. Мк.8:2. Ин.7:49. Образось. Мф.22:20. Глаголось. Лк.18:34. Отсюда днесь = сегодня. Следовательно, русское простонародие основательно и верно говорит: вчера-сь = сего вечера, лето-сь = сего лета, ноче-сь= сею ночью, утре-сь = сим утром. В нашем так называемом образованном и литературном языке вместо правильного и определённого простонародного вчера-сь употребляется неопределённое вчера; а где не нужно, там русский язык прибавил лишнее определение: здесь вместо славянского сде. Ещё, против вопросительного наречия где русский язык поставил указательное: там = тамо = туда, и отменил совершенно правильную форму местного падежа ту; а из этого слова сделал, чрез повторение определительности, my–mъ, совершенно так же как зде-сь и в одном с ним значении. Тамо и в новоисправленных церковных книгах нередко встречается вместо ту.

Кроме смешения и изменения форм, русский язык изменил и значение многих слов. Так, например: Людие в церковнославянском всегда стоит на месте λαὸς, а множественное слова человек – человеци; народ же отвечало греческому ὄχλος. Бедный значило калека, безрукий – κυλλὸς (Мф.15:30, 31), бедняк – без руки (Мк.9:43). Мил ему бысть – ἐσπλαγχνίσθη, жалок ему стал. Тещи значило бежать (τρέχειν), когда я спешу что видеть, а бегати (φεύγειν), бежать от опасности. Напрасно судия приидет, т. е. внезапно. Напрасная смерть – внезапная смерть. Излезе в древнеславянском значит вышел, как теперь в Болгарском, а у нас в русском языке это слово получило другое значение. Взяти – поднять вверх: яко к тебе взях душу мою, а подъяти – снизу обхватить: и облак подъят и от очию их (ὑπέλαβεν), т. е. ниже Господа явилось облако, быть может, и далеко от Него, и скрыло Его от очей Апостолов. Требовати – нуждаться: не здравии требуют врача, а болящии. Труждатися – маяться, мучиться: об нощь труждахомся и ничесоже яхомъ. Работати – служить, рабом быть. Работа – рабство. Лаяти – подкарауливать, строить козни. Лк.11:54. Лаятель – наветник. Лк.20:20. Цел – здоров, оттуда исцелять. Честный – драгоценный, чтимый (Лк.7:2). Эти и подобные слова в русском языке отступают в своём значении всегда по какому-нибудь соотношению. Например, в древности все тяжёлые дела возлагались на рабов, от этого работа с понятия рабства перешла на понятие дела. Или, человек безрукий лишён возможности работать и, следовательно, приобретать средства к жизни: вот связь между древним и нынешним значением слова бедный.

К числу изменений значения слов следует отнести наши виды глаголов. В славянском языке оконченность и неоконченность действия в прошедшем времени означалась формою глагола: идях, идох; седях, седох. В русском языке только в немногих глаголах осталась эта двойственность формы: сидел, сел; лежал, лёг; стоял, стал; ходил, шёл (шел = хедл); толкал, толкнул и проч.. Чаще, и даже как общее правило, оконченный вид в русском языке делается через сложение глаголов с предлогами, тоже особенность русского языка, которой нет в церковнославянском языке. Как в Латинском venire и advenire не имеют видового различия, так и в славянском языке предлог не делает оконченного вида, и наоборот, отсутствие предлога не делает вида непременно неоконченным. В церковнославянском языке различие видов делалось, как выше замечено, самой формой: идях, идяше и пр.; идох, иде и пр. Обыкновенно эти формы отвечают Греческим: идях – преходящей, идох – аористу, или прошедшему, а иногда настоящему; например: Ин.21:15  и дальше. Λέγει – глагола. Идях переведется на русский словом шёл, а как перевести иде? Нужно перевести с предлогом, соответствующим месту, например: пошёл. Ин.19:22. Отвеща Пилат: еже писах, писах. В Греческом: ὃ γέγραφα γέγραφα. В Сербском: Пилатъ одговори: што писах, писах. В Болгарском: Отговори Пилатъ: каквото писахъ, писахъ. В Русском: Пилат отвечал: что я написал, написал. Для выражения оконечности действия русский перевод приставил к глаголу предлог на. Мф.26:75. И исшед вон плакася горько. В Греческом: καἰ ἐξελθὼν ἕξω ἔκλαυσεν πικρῶς. В Сербском: И изишавши на поље плака горко. В Болгарском: И спомни Петръ рѣчь-тѫ на Іисуса, който бѣше му реклъ: прѣди да попѣе пѣтель-тъ, трижды ще ся отречешь отъ мене; и излѣзе вънъ, и плака горко. В Русском переводе: И вышед вон, плакал горько. Здесь очевидно не достаёт предлога, что исправлено в другом месте того же издания, Лк.21:62. И, вышедши вон, горько заплакал.

Напротив, сложение с предлогом не составляет в славянском языке непременно оконченного вида. Мф.8:9. Ибо аз человек под властию, имый под собою воины: и глаголю сему: иди, и идет, и другому: прииди, и приидет (по напрестольному Евангелию), и рабу моему: сотвори сие, и сотворит. В Греческом καἰ γὰρ ἐγὼ ἄνθρωπός εἰμι ὑπὸ ἐξουσίαν, ἔχων ὑπ» ἐμαυτὸν οτρατιώτας· καἰ λέγω τούτῳ, Πορεὺϑητι, καἰ πορεύεται καἰ ἄλλῳ, Ἔρχου, καἰ ἔρχεται·καἰ δούλῳ μοῦ, Ποίησον τοῦτο, καἰ ποιεῖ. Стало быть, приидет, сотворит – время настоящее, а не будущее; поэтому в русском переводе верно сказано: прийди, и приходит… сделай то, и делает. Абие приидет сатана и отъимет слово (ἔρχεται, αἵρει). Мк.4:15. И егда всеяно будет, возрастет и будет боле всех зелий (ἀναβαίνει, γίνεται) Mк.4:32.

После этих замечаний возвращусь к 1 стиху 89 псалма. Господи, прибежище был еси нам в род и род. Глагол быть, был, будет получил в Русском языке другое значение чем в Славянском: в древности этот глагол значил: сделаться, сделался, сделаюсь, или стать, стал, стану, и соответствовал Греческому γίνομαι, как это подробно разъяснено в упомянутой статье достопочтенного о. иеромонаха Филарета. К глаголу есмь и т. д. относилось прошедшее время бех, бе и пр. беях, беяше или бяше и т. д. Это созвучие, вероятно, и послужило поводом к смешению бех с бых. 1Кор.13:11. Егда бех младенец, яко младенец глаголах, яко младенец мудрствовах, яко младенец смышлях: егда же бых муж отвергох младенческая. В Греческом: ὅτε ἤμην νήπιος, ὡς νήπιος ἐλάλουν, ὡς νήπιος ἐφρόνουν, ὡς νήπιος ἐλογιζόμην ὅτε δὲ γέγονα ἁνήρ, κατήργηκα τά τοῦ νηπίου. В Сербском: Кад ja биjax мало диjете као диjете говорах, као диjете мишљах, као диjете размишљавах; а кад постадох човjек, одбацих диjетињство. В Болгарском: Когато бѣхъ младенецъ, като младенецъ говоряхъ, като младенецъ мудрувахъ, като младенецъ размышлявахъ; но отъ какъ станѫхъ мѫжъ, напуснѫхъ което e младенческо. Ин.10:16. И будет едино стадо и един пастырь. По гречески: καἰ γενήσεται μία ποίμνη, εἲς ποιμήν. Мф.6:10. Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. По гречески: γενηθήτω τὸ θέλημὰ σου. В Сербском: да буде воља твoja и на земљи као на небу. В Болгарском: да бѫде воля-та твоя, както на небе-то, така и на земѭ-тѫ. В Русском переводе: да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Так сказано и в Евангелии Лк.11:2. Полагаю, что слово да будет сохранило и доселе свое древнеславянское значение в Сербском, и Болгарском наречиях. Но в Русском перевод согласнее с подлинником было бы сказать: да творится = да исполняется воля Твоя и на земле, как на небе.

Слово бысть в 1 стихе 89 псалма отвечает Греческому ἐγενήϑης. Κύριε καταφυγὴ ἐγενήϑης ἡμῖν ἐν γενεᾷ καἰ γενεᾷ. Для пояснения этого приведу подобное выражение из Евангелия Ин.5:14. Спаситель исцелил 38-летнего расслабленного. И рече ему: се здрав бысть (по напрестольному Евангелию): ктому не согрешай, да не горше ти что будет. В Греческом тексте: ἴδε ὑγιὴς γέγονας. В Латинском: ecce sanus factus es. В новоисправленном славянском переводе: се здрав еси. В Сербском: а по том га наће Исус у цркви и рече му: ето си здрав, више не гриjеши, да ти не буде горе. В Болгарском: Подиръ това намѣрува го Іисусъ въ храмъ-тъ, и рече му: ето, сега станѫ ты здравъ, не согрѣшевай вече, да ти не стане нѣщо по зло. В Русском переводе: Сказал ему: вот, ты выздоровел: не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже. Русское выздоровел = сделался здоровым = здрав бысть, напоминает выздоровевшему о недавней многолетней и тяжкой болезни, а новоисправленное здрав еси такого напоминания не выражает. С другой стороны выражения: ὑγιης γέγονας, здрав быстъ, выздоровел, показывают, что это действие хотя совершилось прежде, но его благотворное последствие продолжилось, по меньшей мере, до того времени, когда Спаситель высказал эти слова.

Господи, прибежище бысть нам в род и род. В сербском: Господе! ти си (= еси) нам уточиште од кољена до кољена. В Русском переводе: Господи! ты нам прибежище в род и род. Что было бы, если бы по-русски сказать: Господи! ты нам был прибежище в род и род? Это действительно было бы прибежище мимошедшее, но не настоящее и не всегдашнее. Можно ли было сказать: се здрав был еси? Если сказать: се болен был еси, это для русского понимания будет согласно с выражением: ты был болен, а теперь вот выздоровел. А если сказать: се здрав был еси, тогда русская мысль невольно увлечется к своему русскому значению был (= славянское бе). Такое именно впечатление и было произведено на непосредственное чувство Тверского владыки и других современников изменением слова быстъ на слово был еси. Если бы преподобный Максим Грек вместо был еси поставил просто еси, как это читается в сербском переводе, а в русском подразумевается, тогда вероятно никто и не возразил бы на его переправку. Преподобный Максим, как иностранец, не мог чувствовать силы и значения слова был еси; тут если кто виноват, то его русские ученики: они своею безответственностию вовлекли его в заблуждение.

Если православному сердцу прискорбно покориться старообрядцам, то я скажу, что и нет никакой надобности покоряться им. Это словечко бысть не их домысел, а остаток древнеславянского перевода. В изданной о. Архимандритом Амфилохием Псалтири читается: Господи прибежище бысть нам в род и род. За то дальше у старообрядцев следует совершенно так же, как и у нас, т. е. по-новому. Прежде даже горам не быти, и создатися земли и вселенней, и от века до века Ты еси. А в древнеславянской-то Псалтири стоит: преже дажь горы не быша, ни создася земля и вселенная, от века и до века Ты еси. Псалтирь о. Амфилохием издана по списку XIII–XIV столетия, но по своему тексту она гораздо старше, как это можно видеть, кроме форм и оборотов языка, из следующего обстоятельства: в Остромировом Евангелии¹ в четверток Светлыя Седмицы читается: Аллилуйя. Напрязи и спей и царьствуй. Точно так же читается в Псалтири XIII века. В новоисправленной Псалтири это место читается так: наляцы, и успевай, и царствуй. В старопечатной в шестой кафизме на ряду стоит: наляцы и спей и царствуй, а в избранном псалме на Рождество Христово под числом 39 читается: и напрязи и спей и царствуй. Кстати замечу, что в нашей новоисправленной Псалтири, кроме сейчас приведённого места из 44 псалма, слово наляцати употреблено ещё Пс.10:2. Яко се грешницы налякоша лук. Пс.77:9. Сынове Ефремли наляцающе и стреляюще луки. Следовательно, глагол наляцати в новоисправленной Псалтири встречается три раза; во всех этих местах тот же глагол и в старопечатной Псалтири. В следующих четырёх местах в новоисправленной Псалтири стоит глагол напрягати. Пс.7:13. Аще не обратитеся, оружие свое очистить, лук свой напряже, и уготова и. Пс.36:14. Меч извлекоша грешницы, напрягоша лук свой, низложити убога и нища, заклати правыя сердцем. Пс.57:8. Уничижатся яко вода мимотекущая: напряжет лук свой, дóндеже изнемогут. Пс.63:4. Иже изостриша яко меч языки своя, напрягоша лук свой вещь горьку, состреляти в тайных непорочна. В старопечатной Псалтири в этих местах стоит тот же глагол напрягати. Но в древлеславянской Псалтири во всех выше приведённых семи местах видим одно слово напрягати. В Греческой Псалтири также во всех этих местах стоит одно слово ἐντείνειν, значить натягивать (лук). Наляцати, по словопроизводству, значить сгибать, делать лук более излучистым, изогнутым, – это рисует форму натянутого лука. Напрягати значить усиливать пружинность лука, т. е. силу вержения, и есть самое подходящее слово. Оно в древнеславянском тексте везде и стоит, а старопечатный текст изменил его в трёх местах на наляцати, которое оттуда перешло и в новоисправленную Псалтирь.

Приведу еще для сравнения разных текстов Пс.136:1–3. В древней Псалтири: На реце вавилонстей ту седохом и плакахомся помянувше Сиона. На вербии посреде ея обесихом органы наша. Яко ту вопросиша ны пленшии ны словесь песньных, и ведшии ны хвалу, воспойте нам от песний Сионьск. В новоисправленной Псалтири: На реках вавилонских тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона. На вербиих посреде его обесихом органы наша. Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песней, и ведшии нас о пении: воспойте нам от песней Сионских. Како воспоем песнь Господню на земли чуждей? В старопечатной Псалтири: На реце вавилоньстей, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона. На вербии посреде ея обесихом органы наша. Яко ту вопросиша нас пленьшии нас, словес песней, и ведшии нас от пения. Сравним и разберём разности этих трёх чтений, сличив их с Греческим, который читается так: Ἐπὶ τῶν ποταμῶν Βαβυλῶνος, ἐκεῖ ἐκαϑίσαμεν, καἰ ἐκλαύσαμεν ἐν τῷ μνησϑῆναι ἡμᾶς τῆς Σιών. На реце вавилонстей – на реках вавилонских. Разница произошла, очевидно, от того, что при одинаковом произношении соответственных этим греческих слов, в некоторых списках греческой Псалтири писался омикрон – винительный падеж единственного числа, а в лучших изданиях стоит омега – родительный падеж множественного числа. Чтение новоисправленной Псалтири правильно, т. е. согласно с греческим текстом. Ту – тамо: первое верно, а второе неправильно, как выше объяснено. Плакахомся совершенно верно по старославянскому. Глагол плакати, в древнеславянском языке действительный, значит: мыть, полоскать. Лк.5:2. Виде два корабля... рыбарие же отшедше от нею измываху мрежи. В Остромировом, Галичском и Мариинском Евангелиях: плакаху мрежи. В значении нынешнего плакать употреблялась форма плакатися, как бы омываться слезами, и она не редко встречается в нашем напрестольном и даже в новоисправленном Евангелии и в новоисправленной Псалтири. Пс.125:5,6. Сеющии слезами радостию пожнут. Ходящии хождаху и плакахуся, метающе семена своя: грядуще же приидут радостию, вземлюще рукояти своя. Тоже самое буквально в старопечатном тексте. Тоже буквально и в древнеславянском тексте. Евангелие Мф.26:75. И помяну Петр глагол Иисусов... и изшед вон плакася горько. Лк.22:62. Ин.20:11,13,15. Мария стояше у гроба вне плачущи (в Остромировом Евангелии – плачущися). Якоже плакашеся, приниче во гроб... и глаголаста ей она: жено что плачешися … Глагола ей Иисус: жено что плачеши (в Остромировом – плачешися). Евангелие Мф.5:4 и Лк.6:21. Блажени плачущии (в Остромировом в обоих местах – плачущеися).

Помянувше Сиона – внегда помянути нам Сиона – ἐν τῷ μνησϑῆναι ἡμᾶς τῆς Σιών. Греческий предлог ἐν, управляя при посредстве члена в дательном падеже неопределённым наклонением, большею частию означает время, и в новоисправленных священных и церковных книгах с возможною буквальностию передается также неопределённым наклонением с внегда; этот славянский оборот означает обстоятельство времени (внегда на вопрос когда). Между тем в первом стихе 89 Псалма этот предлог означает орудие или причину. Поэтому древнеславянское переложение: помянувше Сиона лучше выражает смысл греческого оборота, нежели старопечатный и новоисправленный текст.

Прошедшие формы: седохом, плакахомся, обесихом, вопросиша и причастие помянувше, соответственно аористам Греческого текста, означают действие оконченное. В приведенной части псалма излагается религиозно-патриотическое чувство пленных евреев под образом единичного, конкретного случая такого содержания: Пленные евреи в Вавилоне вышли раз, со своими арфами, посидеть при реке; сели и вдруг заплакали, от того, что вспомнился им Сион; они и повесили свои органы на вербы и отказались играть и петь Сионские песни на земле чужой, языческой. В русском переводе: При реках Вавилона, там сидели мы, и плакали, когда вспоминали о Сионе. Неоконченный вид глаголов: сидели, плакали и вспоминали представляет описываемое событие повторяющимся многократно; а в следующем стихе: на вербах посреди его повесили мы наши арфы, оконченный вид глагола повесили приличен единократному действию. Поэтому на основании русского перевода трудно составить дельное образное представление содержания выше приведенной части 89 Псалма.

Возвратное местоимение ся в древнеславянском языке присоединялось иногда и к глаголам средним, и от этого происходил интересный оттенок, отличавший один и тот же глагол в соединении и без соединения с местоимением ся. Мф.25:35,42. Взалкахся бо, и дасте ми ясти; возжадахся, и напоисте мя. Мф.4:2. И постився (в Остромировом пощься) дний четыредесять и нощий четыредесять, последи взалка. (В Остромировом, Галичском и Мариинском Евангелиях числительное имя оба раза записано буквою м. В Сазаво-Емаузьском Евангелии написано: четыридесяти). Взалкание Спасителя было свободным подвигом; а взалкание и возжадание, о котором упоминает Спаситель в притче о Страшном суде, произошло от крайней бедности и беспомощности, и потому имеет характер страдательный. Но в причастии это же слово является без возвратного местоимения: когда Тя видехом алчуща. Мф.12:1. В то время иде Иисус сквозе сеяния: ученицы же Его взалкаша (в напрестольном Евангелии взалкашася, так же в Галичском и Мариинском, а в Остромировом этого места нет).

Мф.7:26,27. И всяк слышай словеса Моя сия, и не творя их, уподобится мужу уродиву, иже созда храмину свою на песце: и сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и опрошася храмине той, и падеся (так во всех текстах, и даже в новоисправленном): и бе разрушение ея велие. Это есть невольное и бедственное падение. Так же неумышленно и непроизвольно, страдательно должны упасть в яму два слепца, если один поведёт другого. Мф.15:14. Слепец слепца аще водит, оба в яму впадетася. Так в напрестольном Евангелии, в Галичском и Мариинском, а в новоисправленном сказано: впадут, т. е. уничтожена и столь выразительная приставка ся, и двойственное число переменено на множествен­ное. Тоже Лк.6:39. Мф.12:11. Он же рече им: кто есть от вас человек, иже имать овча едино, и аще впадется в субботы в ямы, не имет ли е, и измет? Впадется поставлено в напрестольном Евангелии, в Галичском и Мариинском, а в новоисправленном впадет. Пс.36:24. Егда падет, не разбиется, яко Господь подкрепляет руку его. Это в новоисправленной Псалтири; в старопечатной: Егдася падет, не разбиется, яко Господь подкрепляет руку его. В древнеславянской: Егда ся падет не разбиется, яко Господь подъимет руку его. Пс.56:7. Ископаша пред лицем моим яму, и впадоша в ню. Это в новоисправленной; а в старопечатной и древнеславянской: Ископаша пред лицем моим яму, и впадошася в ню. Пс.140:10. Падут во мрежу свою грешницы. Это в новоисправленной, а в старопечатной и древнеславянской Псалтири: Впадутся во мрежу свою грешницы. Во всех этих местах падение разумеется невольное, страдательное; напротив, когда говорится о падении произвольном, умышленном или сколько-нибудь на то похожем, тогда возвратное местоимение не ставится. Пс.9:31. В сети своей смирит его: приклонится и падет внегда ему обладати убогими. Это в новоисправленной Псалтири. В старопечатной: В сети своей смирит и, преклонится и падет, егда удолеет убогим. В древнеславянской: В сети своей смирит и, преклонится и падет, егда удолел будет убогим. Здесь грешнику, нападающему на праведника, приписываются хищнические уловки льва, нападающего на добычу: это приклонение к земле и падение на землю суть умышленные и произвольные маневры хищника.

Стоит заметить, что в Греческом тексте Евангелия, где глагол алкати соединён с возвратным местоимением и где не соединён, одинаково стоит действительная форма глагола. Мф.25:25,42. ἐπείνασα. Мф.4:2. ἐπείνασε. Мф.12:1. ἐπείνασαν.

Местоимение возвратное себе и притяжательное свой не ограничиваются только 3-м лицом, как в латинском sui и saus, но могут относиться ко всякому лицу. Так, например, в Евангелии мы находим: Мф.6:19,20. Не скрывайте себе (ὑμῖν) сокровищ на земли... но скрывайте себе (ὑμῖν) сокровища на небеси (Мариинское: небесе, без предлога). Мф.20:14: Возьми свое (в древних, а в новоисправленном и напрестольном твое, в греческом τὸν σὸν) и иди. Мф.25:14. И пришед аз взял бых свое (τὸ ἐμόν) с лихвою. Словечко ся, прилагавшееся к глаголу действительному, в славянском языке было самостоятельным винительным падежом и шло ко всем лицам во всех числах. Не было надобности говорить, подобно французам или немцам: хвалю мя, хвалиши тя, хвалить ся, хвалим ны, хвалите вы, хвалим ся, а говорилось: хвалю ся, хвалиши ся, хвалить ся, хвалим ся, хвалите ся, хвалят ся. Что это ся даже в позднейших переделках славянского текста удержалось в значении самостоятельного местоимения, видно из того, что оно ставится прежде глагола (что ся вам мнит) и допускает постановку одного или даже нескольких слов между собою и глаголом (воздаст же ти ся в воскрешение праведных. Лк.14:14). Этой же именно самостоятельностию местоимения ся объясняется его единократная постановка при нескольких глаголах. Лк.15:32. Возвеселити же ся и возрадовати подобаше. В русском языке этот падеж ся в возвратном местоимении заменился родительною формою себя, а при глаголах обратился в окончание возвратного залога. Он в нашем языке действительно есть не более как окончание, поэтому и не может ни предшествовать глаголу, ни отделиться от него ни одним словом. Русская субъективность привела к тому, что славянское местоимение ся лишено права, на отдельное место: пишут слитно не только с глаголами (возвеселитижеся, молимтися), но даже с другими словами: например чтотися. Мф.22:17; чтожеся. Мф.21:28. Равенся творя Богу. Ин.5:18. В последнем месте местоимение ся и по смыслу имеет самостоятельное значение, ибо глагол творя нельзя перевести в возвратном залоге, а в действительном: выдавая себя за равного Богу. Подобная, чисто орфографическая аномалия, конечно, не вредит тексту, но показывает невнимание к законам церковнославянского языка и ведет иногда к насильственной перестановка слов, напр. Мф.22:42. В напрестольном Евангелии: что ся вам мнит, а в новоисправленном: что вам мнится.

В приведённых доселе примерах из разных редакций Псалтири и Евангелия, при сравнении с Греческим текстом, можно усматривать три ступени славянского перевода, как Псалтири, так и Евангелия. Для Псалтири это суть: 1) древнеславянская Псалтирь, сохранившаяся в памятниках XII, XIII и XIV века. В настоящее время я пользуюсь изданием о. Архимандрита Амфилохия; 2) старопечатная Псалтирь; 3) Псалтирь, исправленная при Патриархе Никоне и впервые напечатанная отдельно в 1660 г. и в полной Библии 1663 года. Параллельные этим ступеням Псалтири три ступени Евангелия составляют: 1) древнеславянский текст, сохранившийся в рукописях XI, XII и XIII века, из которых теперь изданы в свет Евангелие Остромирово 1056–7г., Галичское 1144 года и Мариинское; 2) наше напрестольное Евангелие; 3) новоисправленное Евангелие, напечатанное впервые в Елизаветинской Библии 1751г. Это новое исправление буквально вошло в издание бывшего Российского Библейского Общества, постоянно перепечатывается в Евангелии и в целом Новом Завете на одном славянском языке или вместе с русским; оно положено как основной текст в Толковом Евангелии Архимандрита Михаила, во всех толковательных статьях и сочинениях и в катехизисе Митрополита Филарета. Словом повсюду вне церкви в домашнем, учебном и научном употреблении получил исключительное господство новоисправленный текст Евангелия. Из этого общего правила есть одно замечательное исключение. В 1858 году  в Московской Синодальной типографии напечатано Четверо-Евангелие на Якутском языке в четвертую долю писчего листа, очевидно для домашнего и школьного употребления, так как в нём нет зачал и никакого приспособления к церковному чтению. В этом издании Евангелие от Матфея напечатано на двух языках: Якутском и Славянском (прочие Евангелия напечатаны на одном Якутском). И что же? Славянский текст – напрестольный, без всякой перемены; даже опечатка, вкравшаяся и, по-видимому, укоренившаяся в напрестольном Евангелии, находится и тут. Именно Мф.26:60,61. Послежде же приступиша два лжесвидетеля реста. Здесь в слове приступиша недостаёт буквы в; нужно приступивша, т. е. причастие усечённой формы двойственного числа. В Остромировом Евангелии стоит: Приступльша два лжа сведетеля, рекоста; а в Греческом стоит: προσελϑόντες δύο ψευδομάρτυρες εἷπον. Не излишне заметить, что весь 60 стих в Остромировом и других древних Евангелиях читается так: И не обретоша: и многом лжем свидетелем приступльшем, послежде приступльша два лжа сведетеля. В позднейших обеих ступенях читается этот стих так: И не обретаху: и многим лжесвидетелем приступльшым, не обретоша, послежде же приступивша (в новоисправленном приступивше) два лжесвидетеля. Здесь на четырёх строчках встречается два противоречия форм: не обретаху – не обретоша, тогда как в Греческом стоит одна форма οὐχ εὗρον; приступлъшим – приступивше. Возвращаясь к Якутско-славянскому изданию Евангелия нужно заключить, что Якутские труженики 1850 годов (Иннокентий Архиепископ Камчатский, миссионер протоиерей Д. В. Хитров, ныне Преосвященный Дионисий Епископ Уфимский и др.) дорожили текстом, читаемым во время божественной службы и возлежащим на святом престоле во образ Христа Спасителя, и устояли против общего потока. Мф.7:25. И сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри и нападоша на храмину ту, и не падеся: основана бо бе на камени. Нужно благодарить Бога за то, что доселе удержалось на своём месте наше напрестольное Евангелие, когда Псалтирь, столь много читаемая в церкви и столь любимая народом, заменена новоисправленною.

Чтобы точнее и подробнее определить разность между названными мною тремя ступенями церковнославянского перевода Псалтири и Евангелия, позволю себе еще привести достаточное количество примеров.

Во 1) из древнеславянской Псалтири, изданной о. Архимандритом Амфилохием. Пс.1:3. И есть акы древо сажено в преисходящих вод.... И все елико творит поспеется ему. В старопечатной: И будет яко древо сажено приисходящих вод... И вся елика аще творит, успеет. В новоисправленной: И будет яко древо насажденное при исходящих вод, и вся елика аще творит, успеет. Древнеславянское есть этого стиха, в переводе греческого ἔσται, встречается в Остромировом Евангелии. Мф.6:21. Идеже есть сокровище ваше, ту есть сердце ваше. А в напрестольном и в новоисправленном Евангелии: ту будет и сердце ваше. Все елико творит, поспеется ему. Слово елико в древнеславянском встречается большею частию в единственном числе. Пс.65:16. Придете услышите, скажу вам... елико сотвори души моей. В старопечатной и в новоисправленной: елика сотвори души моей. Псалом 73:3. Елико лукавнова враг о святем твоем. В старопечатной и новоисправленной: Елика лукавнова враг во святем твоем. Пс.77:3. Елико слышахом и разумехом я. В старопечатной и новоисправленной: Елика слышахом и разумехом. Пс.85:9. (Есть впрочем, и в древнеславянском переводе множественная форма слова еликий. Пс.70:20. Еликы явил еси мне скорби многы и злыя). Встречается и в новоисправленном Евангелии, как неумышленный остаток старины, слово елико в единственном вместо множественного. Ин.10:8. Вси, елико их (в Греческом πάντες ὅσοι) прииде прежде мене, татие суть и разбойницы. В Остромировом: Все елико их приде. Поспеется ему похоже на русское удастся ему.

Пс.2:9. Упасеши я палицею железною, яко сосуды скудельница сокрушиша я. Так же и в старопечатной Псалтири. В новоисправленной: Упасеши я жезлом железным, яко сосуды скудельничи сокрушиши я. В греческом: καἰ ποιμανεῖς αὐτοὺς τῇ ράβδῳ σιδηρᾶ. Новоисправленный перевод буквально передаёт греческое слово, а древний перевод очевидно желал подобрать слово более сильное, чтобы выразить грозное могущество: палица была оружие из твёрдого и тяжёлого дерева, довольно длинное, постепенно утолщавшееся и к концу конически заостренное; палицею можно было бить и колоть. Сделанная из железа, такая палица должна обратить глиняные горшки в мелкие дребезги, гораздо сильнее, чем жезл, хотя бы и железный. Но с другой стороны жезл более приличен пастырю (упасеши я жезлом). К этому нужно присоединить, что в Пс.22, в котором Господь уподобляется пастырю, Ему приписывается, в стихе 4, жезл и палица: аще пойду посреди сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси: жезл Твой, и палица Твоя та мя утешиста. Следовательно, древнеславянский перевод, свободно передавая значение греческого слова, не допустил и несообразности.

Пс.4:2–4. Внегда взывах, услыша мя Бог правды моея … вскую любите суетная и ищете лжа.... Господь услышит мя, егда взову к Нему. В старопечатной: внегда воззвах, услыша мя Боже правды моея.... вскую любите суетная и ищете лжи.... Господь услышит мя внегда взову к Нему. В новоисправленной: внегда призвати ми услыша мя Бог правды моея... вскую любите суету и ищете лжи... Господь услышит мя внегда воззвати ми к Нему. В греческом: Ἐν τῷ ἐπικαλεῖσϑαι με εἰσήκουσέν μου ὁ ϑεὸς τῆς δικαιοσύνης μoυ... ἵνα τι ἀγαπᾶτε ματαιότητα καἰ ζητεῖτε ψεῦδος... Κύριος εἰσακούσετάι μου εν τῷ κεκραγέναι πρὸς αὐτόν. Здесь нужно обратить внимание на свободный перевод греческого оборота – предлога έν с неопределённым наклонением. Этот оборот весьма часто встречается в Псалтири и Евангелии. В старославянском переводе передается он различно: то полным обстоятельственным предложением с союзом егда, реже внегда, то деепричастием, как в выше объяснённом 1 стихе 89 Псалма, то соответственным падежом отглагольного имени; например: Пс.9:23. В гордости нечестиваго возгарается нищий. Так же в старопечатной. В новоисправленной: внегда гордитися нечестивому возгарается нищий. В греческом: ἐν τῷ ὑπερυφανεύεσϑαι τὸν ἀσεβῆ ἐμπυρίζεται ὁ πτωχός. Сравни Евангелие Мф.5:28. Всяк иже воззрит на жену ко еже вожделети ея (новоисправленное, ей – старопечатное), уже прелюбодействова с нею в сердце своем. В древних Евангелиях Галичском и Мариинском: Всяк иже воззрит на жену с похотию, уже любы сотвори с нею в сердци своем. Впрочем, и в древнеславянском, хотя редко, встречается буквальный перевод этого оборота. Пс.9:4. Внегда возвратитися врагу моему вспять. Пс.50:6. Яко да оправдишися в словесех своих и преприши мя (в старопечатной и в новоисправленной: победиши) внегда судити ти. В новоисправленной Псалтири этот оборот почти всегда передается буквально чрез сочетание союза внегда с неопределённым наклонением, и только редко встречается, как бы случайно удержавшийся, древний оборот: например Пс.34:13. Аз же, внегда они стужаху ми, облачахся во вретище, и смирях постом душу мою, и молитва моя в недро мое возвратися.

Пс.8:6. Умьнил еси малом чим от ангел. В старопечатной и в новоисправленной: Умалил еси его малым чим от ангел. В греческом: ἠλάττωσας αὑτὸν βραχύ τι πὰρ ἀγγέλων. Этот греческий глагол происходит от сравнительной степени ἐλάττων от μικρὸς, и потому в древнеславянской Псалтири точнее передан глаголом, происходящим от сравнительной же степени; в русском лучше бы и ближе к греческому было сказать: уменьшил. Действительно, Господь уменьшил человека только пред ангелами и то малым чим, а безотносительно Он его возвеличил – славою и честию венчал и все покорил под ноги его; положительная же степень умалил еси более указывает на безотносительное умаление.

Пс.5:4. Заутра стану пред Тобою и узриши мя. В старопечатной и новоисправленной Псалтири: Заутра предстану Ти, буквально с греческого τὸ πρωῖ παραστήσομαι σοί. Это напоминает Лк.2:22. Вознесоста его во Иерусалим поставити его пред Господем (в греческом и Остромировом второго его нет). В Греческом: παραστήσαι τῷ Κυρίῳ.

Случаи свободной передачи слов и оборотов сравнительно с греческими также весьма нередки и в Евангелии, особенно в древнейших, Остромировом и других. Мф.5:9. Блажени смиряющеи, яко ти сынове Божии нарекутся. В позднейших редакциях, т. е. в напрестольном и новоисправленном Евангелии, поставлено: миротворцы буквально с греческого: εἰρηνοποιοί. Припомним, Мф.5:23,24. Аще принесеши дар твой к олтарю, и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя... и шед прежде смирися с братом твоим. Здесь смирися значить помирись. Стало быть, смиряющеи в 9 стихе той же главы, значит примиряющие поссорившихся. Позднейшая форма: смирение, смирен, смирити, в древнейших памятниках пишется чрез е. См. Мф.11:29. Лк.1:48; 18:14.

Лк.18:20. Не лъжь сведетель буди. Так в древних памятниках Остромировом, Мариинском и Галичском; а в напрестольном и новоисправленном: не лжесвидетельствуй буквально с греческого μή ψευδομαρτυρήσῃς.

Евангелие Ин.1:1–3. Искони бе Слово, и Слово бе от Бога, и Бог бе Слово. Се бе искони у Бога. И тем вся быша и без Него ничтоже не бысть, еже бысть. Так в Остромировом Евангелии; в напрестольном и в новоисправленном: В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово. Сей бе искони к Богу. Вся тем быша и без Него ничтоже бысть, еже бысть. В греческом: Ἐν ἀρχῇ ἦν ὀ λόγος, καἰ ὁ λόγος ἦν πρὸς τὸν ϑεὸν, καἰ ϑεὸς ἦν ὁ λόγος. Οὗτος ἦν ἐν ἀρχῇ πρὸς τὸν ϑεὸν. Πάντα δὶ αὑτοῦ ἐγένετο, καἰ χωρὶς αὑτοῦ ἐγένετο οὑδὲ ἕν, ὃ γέγονεν. Древнеславянское слово искони в обеих позднейших редакциях раз заменено словом в начале ради буквального сходства с греческим ἐν ἀρχῇ, а в другой раз оставлено без изменения. Сей αὐτός, в начале второго стиха в древнеславянском, поставлен в среднем роде по согласованию с именем среднего рода Слово. Но особенно замечательно в третьем стихе присутствие отрицательной частицы не (и без Него ничтоже не бысть), которое в позднейших редакциях уничтожено, в точное соответствие греческому тексту. В той же главе стих 18. Бога, никтоже нигдеже не виде, с отрицательным не, а в напрестольном и в новоисправленном без отрицательного не: Бога никтоже виде нигдеже. По гречески: ϑεόν οὐδείς ἑώρακε πώποτε. Подобных мест очень много в Остромировом Евангелии. Позднейшие исправители, в угоду греческому тексту, старались везде это отрицание истребить: но все-таки оно осталось в двух-трёх местах новоисправленного даже Евангелия. Ин.7:26. И се не обинуяся глаголет и ничесоже ему не глаголют. В греческом: καἰ οὐδέν αύτῷ λέγουσι. Ин.18:20. Отвеща ему Иисус... и тай не глаголах ничесоже. В греческом: καἰ ἐν χρυπτῷ ἐλάλησα οὐδέν. Двойное отрицание свойственно не одному русскому языку, но и сербскому и болгарскому. Так выше приведенные стихи 1 главы Евангелия от Иоанна: 3-й стих в Сербском: Све je кроз њy постало, и без ње ништа нuje постало што je постало. В Болгарском: Всичко зрѣзъ него станѫ, и което е станѫло, нищо безъ него не станѫ. Стих 18. В Сербском: Бога нико ниje видио никад. В Болгарском: никой никога не е видѣлъ Бога. Таким образом, двойное отрицание, встречаясь постоянно в древнеславянском Евангелии, составляет существенную и коренную принадлежность славянского языка. Но позднейшие исправители церковно-славянских книг постарались изгнать лишнее, по их понятию, отрицание в угоду грекам. Воображаю, как смущались и волновались греки, усмотрев не в этих двух стихах Евангелия от Иоанна: им это казалось бессмыслицей.

Я, впрочем, думаю, что греки напрасно смущались и волновались подобными оборотами: в них, по моему понятию, вовсе нет двух отрицаний. Отрицание есть собственно частица не, а ни не составляет отрицания, оно напротив имеет утвердительное и усиливающее значение. Например: кто бы ни был = всякий. Не написал ни строки = не написал даже одной строки. Нет ни копейки = нет даже одной копейки. Таким образом, ни = даже. То есть, ни есть нечто иное как и в значении даже, звук н есть не более как усиленное смягчение, происшедшее от напряжённейшего произношения звука и: и = йи = ни. А настоящее отрицание не своим повторением должно произвести утверждение; например: ты не меня не видел, это значит, что ты не видал кого-то другого, а меня видел. Совсем другое будет, если скажем: ты ни меня не видел = ты даже и меня не видел. Если же в разговорном выражении: денег ни копейки, ни иметь отрицательное значение, то оно получило его от подразумеваемого глагола нет.

Как в латинском и греческом, так и в древнеславянском языке прилагательные склонялись совершенно так же, как существительные подобных окончаний; но славянский язык имел ту особенность, что в соответствие греческому члену, прибавлять в конце прилагательных указательное местоимение: и, я, е в соответственных падежах. Мало-по-малу эти, в начале раздельно стоявшие, части (т. е. прилагательное и указательное местоимение) постепенно уподоблялись и сливались, и произошло, наконец, нынешнее склонение прилагательных, совершенно отличное от существительных. Но что теперь в прилагательных нам представляется полным и усечённым окончанием, то в древности было склонением определённым и неопределённым, и последнее имело все падежи, как и первое.

Есть еще другое правило общее древнему славянскому языку с латинским и греческим, а именно: сказуемое (в обширном смысле) всегда согласуется в падеже с подлежащим и описуемым. Здесь под подлежащим и сказуемым я разумею двойные падежи, т. е. два винительных и т. д. – первый винительный будет подлежащее, а второй – сказуемое. В русском языке подобное сказуемое, даже в именительном падеже, если означает временное и миновавшее качество или состояние, всегда выражается творительным падежом. Это какой-то описательный творительный падеж в роде наречия. И так как он имеет сам по себе такое значение, независимо от этимологического соотношения слов, то он всегда остается неизменным; между тем в латинском и греческом вторые падежи (сказуемое) всегда следуют за изменениями первых падежей (подлежащее). То же самое, классическое свойство принадлежит и древнеславянскому языку; например: Се жених грядет в полунощи, и блажен раб, егоже обрящет бдяща. Здесь егоже относится к бдяща как подлежащее к сказуемому. Если изменить действительный оборот в страдательный, в таком случае получим: и блажен раб, иже обрящется бдя. При обороте неопределённого наклонения с дательным падежом (подобном латин­скому или греческому винительному с неопределённым) подлежащее ставится в дательном и сказуемое согласуется с ним в падеже неопределенной (усечённой) формы; например в эктении на литии: о еже милостиву и благоуветливу быти благому и человеколюбивому Богу нашему. Ὕπέρ τοῦ ίλέων, εὐμενῆ, καἰ εὐδιάλλακτον γένεσθαι τόν ἀγαϑόν καἰ φιλάνϑρωπον Θεὸν ἡμῶν.

Тоже различие определенной и неопределенной формы в склонении имеют и причастия, особенно ясно это в дательном самостоятельном, где причастие занимает место сказуемого. Мф. глава 8. Сшедшу Ему с горы (ст. 1). Вшедшу Ему в Капернаум (ст. 5). Влезшу Ему в корабль (ст. 23) и пр., и пр. Пс.103:23,24. Давшу Тебе им, соберут: отверзшу Тебе руку, всяческая исполнятся благости. Отвращшу же Тебе лице, возмятутся.

В славянском языке это весьма характерно для прилагательных; но существительные не усвоили того же слияния с указательным местоимением, как членом, что составляет общее правило в болгарском наречии и частию употребляется в русском разговорном языке: разумею приставку тъ, та, то к существительным (человекъ-тъ, произносится человеко-т, жена-та, дитя-то). Подобное есть и в древнем тексте Евангелия. Например, Мк.3:24,25. И аще цесарство на ся разделится, не может стати цесарство то. И аще дом на ся разделится, не может стати домотъ. Мк.14:21. Добро бы ему было, аще не бы родился человекотъ. Мф.18:26. Пад убо работъ... Милосердствовав же Господь раба того. Мф.15:28. И исцеле дщи ея от того часа (ἁπό τῆς ὤρας ἐκείνης), в Остромировом: том часе; в Галичском: в тъ час; в Мариинском: вотъ час. Из приведённых примеров следует, что: а) постановка местоимения после имени в славянском языке не зависела именно от греческого словорасположения, б) буква о заменяет полугласную ъ. Стало быть, здесь нет никакого органического преобразования в род прилагательных.

Следует присовокупить, что греческий член пред прилагательным и причастием, особенно если он отделяется от своего определяемого одним или несколькими словами, переводится словом иже, яже, еже, которое в значении члена, не изменяется по падежам: например, в молитве Василия Великого по шестом часе, и еже от Тебе светом наставляеми: καἰ τῷ παρὰ σοῦ φωτὶ ὁδηγούμενοι. При этом прилагательное и причастие всё-таки получают определительное окончание. Тропарь предпразднеству Богоявления: Возвращашеся иногда Иордан река милотию Елисеевою... и бысть ему сух путь иже мокрый. Καἰ γέγονεν αύτῷ ξηρά ὁδὸς ἡ ὑγρά. Воскресная служба 2-го гласа, канона крестовоскресна 5 песни, 2-й тропарь: Естеством человеческим страстен и смертен был еси, иже безстрастный (ὁ ἀπαθής) невещественным божеством... Следующего канона той же песни тропарь первый: Облацы веселия сладость кропите... Иже сый прежде век ὁ ὑπάρχων πρὸ τῶν αἰώνων. В Богородичне шестого часа: Ты иже от Тебе рождшагося моли Богородице Дево. Τὸν ἐκ σοῦ γεννηϑέντα. По этой же причине не склоняется местоимение еже, когда в значении члена ставится пред неопределённым наклонением: эктения из литии. Еще молимся и о еже услышати Господу Богу нашему глас моления нас грешных и помиловати нас. Ἔτι δεόμεϑα καἰ ὑπέρ τοῦ εἰσακοῦσαι Κύριον τόν θεὸν φωνῆς τῆς δεήσεως ἡμῶν τῶν ἀμαρτωλῶν, καἰ ἐλεήσαι ἡμᾶς.

Итак, определенность и неопределенность прилагательного или причастия ясно обозначены в самой форме, а в существительном они не обозначены, поэтому по форме прилагательных можно всегда угадать их значение подлежащего или сказуемого, а в существительном это не всегда легко угадать, безопаснее обращаться к греческому тексту.

Тропарь на девятом часе: Видя разбойник начальника жизни на кресте висяща, глаголаше: аще не бы Бог был воплощся, иже с нами распныйся, не бы солнце лучи своя потаило, ниже бы земля трепещущи тряслася. По гречески: Βλέπων ὁ ληστὴς τὸν ἀρχηγὸν τῆς ζωῆς ἐπί σταυροῦ κρεμάμενον, ἔλεγεν·είμὴ ϑεὸς ὑπῆρχε σαρκωϑεὶς ὁ σὺν ήμῖν σταυρωϑὴς, οὐκ ἂν ὸ ἥλιος τοῦς ἀκτὶνας ἐναπέχρυψεν, οὑδέ ή γὴ σειομένη εκυμαίνετο. Итак, в этом стихе: иже с нами распныйся – подлежащее, Бог (в греческом без члена) воплощся –  сказуемое. По-русски это можно выразить так: разбойник, видя начальника жизни висящим на кресте, говорил: если бы этот с нами распятый не был воплотившимся Богом, то солнце не скрыло бы свои лучи и земля не тряслась бы в трепете.

Тропарь сошествию Святого Духа: Благословен еси Христе Боже наш, иже премудры ловцы явлей. По гречески: ὁ πανσόφους τοῦς ἁλιεῖς ἀναδείξας. Здесь ловцы – первый винительный или подлежащее, потому что в греческом стоит с членом, а премудры – второй винительный или сказуемое. По-русски это можно сказать так: Благословен Ты, Христе Боже наш, явивший рыбарей премудрыми.

Кондак Рождеству Христову: нас бо ради родися отроча младо превечный Бог. По гречески: δί ἡμᾶς γὰρ έγεννήϑη παιδίον νέον, ὁ πρὸ αἰώνων θεός. Здесь подлежащее – превечный Бог, отроча младо есть сказуемое, или род описания. По-русски можно выразить так: ради нас предвечный Бог родился малым младенцем.

Так как русский язык проложил во многих случаях свои особые течения и русла, так например: дательный самостоятельный заменил другими формами обстоятельственных выражений, вторые косвенные падежи заменил творительным описательным; то посему обширная область употребления простого или неопределённого прилагательного ограничилась только именительным падежом при подразумеваемом существительном глаголе: я (есмь) стар. Точно так же сократилось употребление простой или неопределенной формы причастия, потеряв различие чисел и родов и обратившись в так называемое деепричастие. Но и дательный падеж неопределенной формы прилагательного и причастия не совсем чужд русскому языку: по крайней мере, в лексиконах постоянно выражается значение страдательных глаголов так: быть любиму; да и не приходится сказать быть любимому, а уж лучше прямо по-русски: быть любимым.

Итак, наше деепричастие, настоящее делая и прошедшее делав, есть не иное что как именительный падеж причастия простой или неопределённой формы; а потому его настоящее место – когда оно относится к подлежащему: востав от мертвых, Иисус явился ученикам Своим. Я пишу сидя за столом. Допустимо его употребление и при безличном глаголе, когда оно относится к логическому подлежащему, подразумеваемому или даже выраженному в косвенном падеже: мне трудно писать стоя. Но относить деепричастие к косвенному падежу, когда есть особое подлежащее, или ставить его с своим особым подлежащим (как это свойственно французскому обороту, происшедшему из латинского ablativus absolutus) было бы противно коренному значению деепричастия, как неопределённой формы причастия, еще не совсем забытому в русском языке².

Если славянская форма простого, т. е. неопределённого прилагательного в косвенных падежах нам русским представляется странной, то причину такого нерасположения нужно искать вовсе не в логической несообразности таких форм или во внутренней их несвойственности русскому языку, а просто в том, что мы отвыкли от этих форм, заменивши их другими. Так Сербы, Болгаре и новые Греки отвыкли от неопределённого наклонения, заменивши его другим оборотом. Чтобы нам ясно понять и представить славянское значение неопределённой формы деепричастий в косвенных падежах, нам нужно переложить их на наши современные употребительные обороты, как на привычные и наторелые способы выражения. Приведу пример из молитвы Василия Великого в повседневной полунощнице, начинающейся словами: Господи вседержителю Боже, сил и всякия плоти... И даруй нам бодренным сердцем и трезвенною мыслию всю настоящего жития нощь прейти, ожидающим пришествия светлаго и явленнаго дне единороднаго Твоего Сына. Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, воньже со славою судия всех приидет комуждо отдати по делом его. Прежде всего, здесь нужно сделать следующие поправки: вместо бодренным сердцем сказать: бодреном сердцем, и вместо ожидающим – ожидающем, ибо то и другое причастие в греческом стоит без члена, а также слово судия без члена и потому оно не может быть подлежащим, а имеет описательное положение. В греческом это место читается так: Καί δώρησαι ἡμῖν έν ἀγρύπνῳ χαρδία καἰ νηφούσῃ διανοία, πᾶσαν τοῦ παρόντος βίου τὴν νύκτα ἡμᾶς διελθεῖν, άπεκδεχομένους τὴν παρουσίαν τῆς λαμπρᾶς καἰ ἐπιφανοῦς ἠμέρας... ’Ιησοῦ Χριστοῦ, ὲν ᾔ μετὰ δόξης ἐπί γῆς Κριτὴς τῶν ἁπάντων έλεύσεται, έκάστῳ ἀποδοῦναι κατὰ τὰ ἔργα αὑτοῦ. Для уяснения себе неопределённых слов, даю в русском переводе следующий вид этому отрывку. И даруй нам, чтобы мы всю ночь настоящей жизни провели с бодрственным сердцем и трезвою мыслию, ожидая наступления светлого и славного дня... Господа нашего Иисуса Христа, когда Он со славою придёт на землю, как Судия всех, воздать каждому по делам его. Да не падше и обленившеся, но бодрствующе и воздвижени в делании обрящемся. По гречески: ἶνα μὴ άναπεπτωκότες καἰ ὑπνοῦντες, άλλὰ γρηγοροῦντες καί διεγηγερμένοι έν τῇ ἐργασίᾳ τῶν ἐντολῶν αὑτοῦ εὑρεθῶμεν. Дабы мы были найдены (застигнуты) не лежащими и спящими, а бодрствующими и стоящими в делании Его повелений. Здесь падше, обленившеся, бодрствующе, воздвижени – вторые именительные падежи при страдательном обороте, а первый именительный подразумевается мы. Дальше в греческом тексте стоить союз καἰ == и, а в наших церковных книгах он пропущен, и ход речи, сам по себе сложный (чем отличаются вообще молитвы Василия Великого, по обилию мыслей, как бы скованных в один период), затрудняется и запутывается. Итак, восстановляя союз и согласно греческому тексту, продолжаю: И готови в радость и божественный чертог славы Его совнидем. По гречески: καἰ ἔτοιμοι, εἰς τὴν χαρὰν καἰ τὸν θεῖον νημφῶνα τῆς δόξης αὑτοῦ συνεισέλθωμεν. И дабы, готовые (т. е. в состоянии готовности), вошли мы вместе с Господом в радость и божественный чертог славы Его.

Я нарочито распространился о вторых (сказуемых) падежах и о простой, или неопределенной форме причастий и деепричастий, для того чтобы уяснить себе и другим, как строго и постоянно соблюдаются вышеобъяснённые правила в древних памятниках церковнославянского перевода, и как, напротив, часто и нелогично заменяются эти формы полными или определенными формами соответственных падежей в новоисправленном Евангелии. Приведу на то примеры и доказательства. Лк.2:46. И бысть по триех днех, обретоста Его в церкви, седящаго посреде учителей, и послушающаго их и вопрощающаго их. В напрестольном, а тем паче в Остромировом Евангелии здесь причастия все стоят в неопределенной форме, составляя вторые винительные падежи при глаголе обретоста. В русском переводе сказано так же: чрез три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их. В греческом тексте эти причастия поставлены без члена и потому они не могут быть определением слова Его, а описывают положение в каком Пресвятая Дева Мария и Иосиф нашли 12-летняго отрока – Иисуса Христа во храме Иерусалимском. Смею думать, что по-русски было бы правильнее передать это место в таком виде: чрез три дня нашли Его в храме сидящим посреди учителей, слушающим их и спрашивающим их. Ин.1:37. И слышаста его оба ученика глаголющаго, и по Иисусе идоста. В напрестольном и в Остромировом здесь причастие поставлено в неопределённой форме согласно с греческим. В русском переводе мысль совершенно верно и точно выражена, хотя и очень далёким от подлинника оборотом: услышав от Него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом.

Мф.26:40. И пришед ко учеником, и обрете их спящих. Подобная форма (спящих) ниже в стихе 43, а также Мк.14:37 и Лк.22:45.

Ин.1:51. Отселе узрите небо отверсто, и ангелы Божия восходящыя и нисходящыя над Сына человеческаго. Мк.7:2. И видевше некиих от учеников Его нечистыми руками... ядущих хлебы, ругахуся. Во всех этих местах напрестольное Евангелие верно имеет неопределённую форму причастий, а тем более Остромирово Евангелие.

Подобных примеров весьма много и все они не в пользу новоисправленного текста. Из этой категории приведу еще только два-три примера, интересных в грамматическом отношении. Мф.15:32. Милосердую о народе сем, яко уже дни три приседят Мне, и не имут чесо ясти: и отпустити их не ядших не хощу, да не како ослабеют на пути. В напрестольном Евангелии поставлено: и отпустити их не ядшя не хощу. Этому вполне отвечает русский перевод: отпустить же их не евшими не хочу. В Остромировом Евангелии: и отпустити их не ядш не хощу. Здесь их не ядш – два родительных падежа по причине отрицания не хощу.

В дательном самостоятельном, кроме только мужеского рода единственного числа, в новоисправленном Евангелии везде ошибка, именно употребляется определенной формы причастие.

Мк.16:1. Минувшей субботе; в напрестольном: минувши субботе. Мф.28:13. Рцыте яко ученицы Его нощию пришедше украдоша Его нам спящым; так и в напрестольном, а в Остромировом: нам спящем.

В примере неправильного употребления, в позднейших текстах, особенно в новоисправленном, полной формы сравнительной степени можно привести следующие три места. Мк.12:31. Большая сих ина заповедь несть (в новоисправленном). Болъши сею ина заповедь несть (в напрестольном). Большѫ сею иноѫ заповеди несть (в древнейших текстах, родительный падеж при отрицательном глаголе). Мф.13:32. Еже малейше убо есть от всех семен... более от всех зелий есть и бывает древо. Так в новоисправленном и напрестольном Евангелии, а в Галичском и Мариинском: еже мьне есть всех семен... боле зелий есть... Ин.5:14. Ктому не согрешай, да не горше ти что будет... В древних текстах: Се цел бысть, ктому не согрешай, да не горе ти что будет.

Мф.13:25. Спящым же человеком прииде враг его. Так в новоисправленном и напрестольном, а в древних Евангелиях: спящем же человеком. Ин.20:19. И дверем затворенным; так и в напрестольном, а в Остромировом: и дверем затворенам. Мф.27:17. Собравшымся же им рече им Пилат. В напрестольном: собранным же им. В Остромировом: собраном же сущем им. В Галичском и Мариинском: собравшем же ся им. Лк.24:5. Пристрашным же бывшим им, и поклоншым лица на землю, рекоста им. Так в напрестольном и новоисправленном Евангелии, а в Остромировом: Пристрашнам же бывшам им и поклоншам лица на землю, рекоста к ним (дательный падеж женского рода, относится к жёнам).

Здесь привёл я только по одному примеру разных категорий неправильного применения причастной формы в дательном самостоятельном, но подобных случаев, особенно в новоисправленном Евангелии, очень много.

В древнеславянском языке были случаи употребления падежей, которые уже не встречаются в русском языке: поэтому они отменены в новоисправленном Евангелии, но в напрестольном многие из них уцелели. Например, предложный падеж, который Буслаев вернее называет местным, мог ставиться и без предлога для обозначения места и времени на вопрос где и когда. Мк.13:18. Молитеся, да не будет бегство ваше зиме (в новоисправленном: в зиме). Лк.11:5. Кто от вас имать друга, и идет к нему полунощи (в новоисправленном: в полунощи). Мф.17:18. И исцеле отрок том часе (в Галичском и Мариинском, а в напрестольном и новоисправленном от того часа, согласно греческому άπὸ τῆς ὤρας ἐκείνης). Названия городов на вопрос где, без предлога ставились в древлерусском языке, например в приписке к Остромирову Евангелию, написано: Сам же Изяслав князь правляше стол отца своего Ярослава Кыеве, а брата своего стол поручи правити близоку своему Остромиру Новегороде. А в тексте Евангелия в подобных случаях ставился вообще предлог в (Буслаев, Истор. Грамматика Русского языка. §247 прим.).

Глаголы, сложенные с предлогом при, требуют обыкновенно местного падежа без предлога.

Примеры из напрестольного Евангелия:

Ин.4:10. Не прикасаются жидове самарянех (в новоисправленном: самаряном). Лк.10:11. И прах прилепший нас (в новоисправленном: нам) от града вашего, отрясаем вам. Мк.3:10. Многи бо исцели яко же нападати ем (в новоисправленном: на него), да ему прикоснутся, елицы имеяху раны (вместо этого в Мариинском Евангелии читается: хотяште прикоснутися ем, елико имеаху раны).

Мк.5:30. Кто прикоснуся ризах моих (в трёх древних текстах, а в напрестольном и новоисправленном Евангелии: ризам моим).

Глагол хотети принимал дательный падеж, как и остается нередко в напрестольном Евангелии, а в новоисправленном везде дательный падеж заменён родительным. Лк.5:36. И никтоже пив ветхое, абие хощет новому. Ин.15:7. Ему же аще хощете, просите и будет вам.  Лк.19:27. Враги моя оны не хотевшыя мне (в новоисправленном: иже не восхотеша мене).

Глагол коснути в действительном залоге принимает винительный лица и винительный с предлогом в. Мк.8:22. И приведоша к нему слепа и моляху и, да и коснет (В напрестольном: и моляху его, да его коснет. В новоисправленном: да его коснется). Мф.9:29. Тогда косну я в очи (в Мариинском и Галичском, а в напрестольном и в новоисправленном: прикоснуся очию их). Лк.7:14. И приступль косну в одр (в напрестольном и новоисправленном: коснуся в одр).

Исправители XVIII века вооружились против двойственного числа, но так как оно в Евангелии встречается весьма часто, то у них как будто уставала рука и они на половину оставили его и на половину изменили на множественное число. От этого произошла по местам неблаговидная пестрота. Мф.20:30–34. Повествуется о двух слепцах; сначала оставлено двойственное число, далее изменено во множественное, а заканчивается опять двойственным. Се два слепца седяща при пути, слышавша.... возописта глаголюща... народ запрещаше има, да умолчита; она же паче вопияста глаголюща.... и востав Иисус возгласи я и рече, что хощета да сотворю вама? Глаголаста Ему: Господи, (далее идёт множественное число) да отверзутся очи наша. Милосердовав же Иисус прикоснуся очию их: и абие прозреша очи их, (конец в двойственном числе) и по Нем идоста. Это место в напрестольном Евангелии читается так: Господи, да отверзетеся очи наю.... прикоснуся очию има: и абие прозреста има очи и по Нем идоста. В Остромировом Евангелии также везде последовательно стоит двойственное число, но есть другие особенности: вместо прещаше сказано: запрети, согласно греческому аористу έπετίμησεν; вместо вопияста поставлено: зваста – ἕκραζον. Это напоминает пс.5:2. Глаголы моя внуши, Господи, разумей звание мое. В Греческом: σύνες τῆς κραυγῆς μου. Вместо востав – став (στᾶς), что лучше идёт к положению дела, ибо Спаситель шёл, а не сидел; в русском переводе верно сказано: остановившись. Вместо прозреста – отверзостася. Был ли в виду вариант греческого текста, или поставлено так в соответствие предыдущему выражению: да отверзетеся очи наю. В греческом: καί εὐϑέως άνέβλεψαν αὐτῶν οί οφθαλμοί.

Мф.7:13,14. Внидите узкими враты: яко пространная врата и широкий путь вводяй в пагубу и мнози суть входящии им. Что узкая врата и тесный путь вводяй в живот, и мало их есть, иже обретают его. В Остромировом Евангелии: Внидите узкими враты: яко пространа врата и широк путь вводяй в пагубу, и мнози суть входящей ими. Коль узка врата и тесен путь вводяй в живот, и мало их есть, иже и обретают. Во 1) врата и путь в обоих случаях подлежащее (ή πύλη, ἡ ὁδὸς), вводяй в пагубу, вводяй в животъ определение (ἡ ἀπάγουσα в обоих случаях). Во 2) пространа, широк, узка, тесен – сказуемые, в греческом текст без члена: πλατεῖα ἡ πύλη, καἰ εὐρύχωρος ἡ ὁδὸς ἡ ἀπάγουσα εἰς τὴν ἁπώλειαν, καἰ πολλοὶ εἰσιν οἱ εἰσερχόμενοι δί αὐτῆς. Τὶ στενὴ ἠ πύλη, καἰ τεϑλιμμένη ἡ ὁδὸς ἡ ἀπάγουσα εἰς τὴν ζωὴν, καἰ ὀλίγοι εἰσὶν οἱ εὑρίσχοντες αὐτήν.

В греческом языке и πύλη врата, и ὁδὸς путь – женского рода единственного числа: ἡ ἀπάγουσα по форме может относиться и к вратам и к пути, но по месту и по смыслу ближе относится к пути. Ἀπάγω значит отвожу, увожу – это дело пути, а врата только вводят εἰσάγει, в славянском поэтому не точно стоит вводяй. Входящии по гречески: оί εἰσερχόμενοι относится собственно к вратам; поэтому в Остромировом совершенно верно поставлено: ими; а в позднейших редакциях это неправильно отнесено к пути, ибо путь доводит только до ворот, а врата вводят. Во второй половине стиха верно поставлено: обретают его. Узкий и неторный путь вечной жизни, чуть-чуть виднеющийся среди широких распутий мира, трудно найти; но когда он найден, то он сам уже доведёт до ворот царствия небесного. Восклицательный оборот: коль узка врата в Остромировом Евангелии выразительнее, нежели яко. Одним словом это место в древнеславянском переводе выражено стройнее и картиннее, чем в новейших переделках.

Предположительно-условная форма в церковнославянском языке составляется из прошедшей причастной формы и, в виде вспомогательного глагола, из прошедшей формы бых, второе и третье лицо – бы, множественное число: быхом, бысте, быша. Господи, аще не быхом имели святыя Твоя молитвенники, и благостыню Твою милующую нас: како смели быхом, Спасе, пети Тя, Его же славословят непрестанно ангели. Из великого повечерия. В греческом: Κύριε, εἰ μὴ τοὺς Ἁγίους σου εἴχομεν πρεσβευτὰς, καἰ τὴν ἀγαθότητά σου συμπαθοῦσαν ήμῖν, πῶς ἐτολμῶμεν Σωτὴρ ὑμνῆσαι σε, ὅν εὐλογοῦσιν ἀπαύστως Ἄγγελοι. Здесь следовательно святыя Твоя и благостыню Твою – первые винительные падежи при глаголе имели, а молитвенники, и милующую (вернее было бы милующу) – вторые винительные. Не быхом имели, смели быхом предположительно-условная форма первого лица множественного числа. По-русски можно так сказать: Господи, если бы мы не имели святых Твоих молитвенниками и благость Твою сострадающею нам; то как осмелились бы мы воспевать Тебя, Спасе, которого непрестанно благословляют ангелы.

Ин.8:39. Аще чада Авраамля бысте были, дела Авраамля бысте творили.

Мф.11:21. Горе тебе Хоразине, горе тебе Вифсаидо, яко аще в Тире и Сидоне быша силы были бывшия в вас, древле убо во вретищи и пепел покаялися быша. Подобный оборот и ниже в стихе 23.

Пс.50:18. В древнеславянской Псалтири. Яко аще бы восхотел жертве, дал убо бых. В старопечатной: яко аще бы восхотел жертве, дал бых убо. В новоисправленной: яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо. Здесь бы есть второе лицо от глагола бых, и сочетание бы восхотел уже само в себе заключает второе лицо предположительно-условной формы: но так как слово еси есть 2-е лицо настоящего времени, и в сочетании с причастной формой восхотел (восхотел еси) составляет прошедшее изъявительного наклонения; то приставка к одному и тому же слову восхотел двух противоречивых глаголов бы и еси для церковно-славянского языка положительно невозможна. Такое сочетание ни разу не встречается в Псалтири и Евангелии средней ступени, не говоря уже о древних; оно впервые появилось в новоисправленных Псалтири и Евангелии, когда подлинное значение слов бы и еси было забыто и эти глаголы для русского человека сделались не более как частицами. В новоисправленном Евангелии подобный оборот встречается несколько раз. Ин.11:21. Рече же Марфа ко Иисусу: Господи, аще бы еси зде был, не бы брат мой умерл. Такой же точно оборот ниже в 32 стихе. Лк.19:48. И не обретаху, что бы сотворили ему. Это в новоисправленном Евангелии, а в напрестольном: что сотворят ему (так же в Мариинском и Галичском). Мф.15:5. Дар, им же бы от мене пользовался еси. В напрестольном Евангелии: дар еже аще от мене пользовался еси. Но особенно нескладна вышла поправка в конце Евангелия от Иоанна: яже аще бы по единому писана быша, ни самому мню всему миру вместити пишемых книг. Здесь дважды повторяется один и тот же глагол – в единственном числе бы и во множественном быша. Приличнее было бы сказать: яже аще быша по единому писана были, подобно выше приведенному Мф.11:21,23. Но там говорится о давно прошедших событиях и в греческом глагол стоит в прошедшем времени, а у Иоанна предположение высказывается о настоящем для него времени и в греческом глагол поставлен в настоящем времени. Поэтому предпочтение нужно отдать тексту напрестольного Евангелия, в котором говорится: яже аще по единому писана бывают.

В склонении и управлении числительных имён древнеславянский язык отличался строгою последовательностию, которая видна в древнейших списках Евангелия, а начиная с XVI века более или менее вид числительных имён в Евангелии изменился в направлении к русскому языку. Мф.25:16–21. Притча о талантах по Остромировому Евангелию: Шед же приимый пять талант дела о них и приобрете другую пять талант. Такожде же и иже два, приобрете другая два. И приимый един шед раскопа землю и скры сребро господина своего. По мнозе же времени приде господин раб тех, и стязася о словеси с ними. И приступль приимый пять талант, принесе другую пять талант, глаголя: Господи, пять талант ми еси предал, се другую пять талант приобретох ими. Рече ему Господь его: добрый рабе благый и верне, о мале бе верен, над многы тя поставлю: вниди в радость Господа своего. Напрестольное Евангелие в этом месте совершенно согласно с новоисправленным. Не выписывая все подряд, приведу здесь только разнствующие места. Шед приемый пять талант… сотвори другия пять талант… приемый же един шед вкопа его в землю и скры сребро господина своего. В упрёк Остромирову тексту можно поставить, в 21 стихе, прилагательное добрый вместо наречия добре== εὑ; то же находим и в Галичском и Мариинском списках. Но за то прочие разности составляюсь поистине преимущество древнейшего текста. Обращу здесь внимание на 18 стих: приимый же един (талант) шед вкопа его в землю (так в позднейших редакциях) и скры сребро господина своего. Два эти выражения вкопа его в землю и скры сребро господина своего – тождествены, выражают одну и ту же мысль, и следовательно одно из них липшее. Но здесь, в первом выражении слово его вставлено произвольно, его нет в греческом тексте: ὤροξεν ἐν τῇ γῇ. Глагол ὀρύσσω значит копаю, вырываю, вскапываю, выкапываю, просверливаю от ὄρυξ – остроконечное железо, вообще отсроконечное орудие для вырезывания и просверливания. Выражение ἐν τῇ γῇ в земле, показывает место, где человек остриём выкапывает яму. Дело представляется так: раб, получивший один талант, пошёл, вырыл в земле яму и в ней зарыл деньги своего господина. Тут нет тождесловия; а этот смысл и выражен в Остромировском тексте: раскопа землю и скры сребро господина своею.

Ин.6:13. Собраша и исполниша два на десяте коша укрух от пяти хлеб ячных (в Мариинском, а в напрестольном и новоисправленном: от пяти хлеб ячменных). Мф.17:1. И бысть по шести ден (в Галич. и Мариин., а в позднейших редакциях: и по днех шестих). Подобное Ин.20:26 по осми ден – по днех осмих. Мк.9:2 и по шести ден (в Мариинском, а в позднейших: по шести днех). Мф.25:1. Тогда уподобися царствие небесное десяти дев (в древних текстах, в позднейших: десятим девам). Следовательно,  числительные пять и следующие до десяти, склоняются и сочиняются как существительные одинакового с ними окончания. Но в позднейших редакциях, форма по шести днех по крайней мере русская, а формы: пятих, шестих, десятим – измышленные по аналогии числительных множественной формы: три, четыре.

Составные числительные. Ин.11:9. В новоисправленном Евангелии: не дванадесять ли часов во дни. В напрестольном: не два ли на десять часа еста во дни. В Остромировом: не две ли на десяте године есте в дни. Лк.2:42–44. И егда бысть двою на десяте лету восходящем им во Иерусалим по обычаю праздника н кончавшем дни, возвращающем же ся им, оста Отрок во Иерусалиме: и не чу Иосиф и Мати Его: мнивша же И в дружине суща, идоста дне путь и искаста Его в рождении и в знании (в древних текстах, так и в напрестольном, а в новоисправленном двоюнадесят лет). Лк.3:23. И тъ бе Иисус яко трем десятем лет (в Галичском и Мариинском, в напрестольном: летом тридесять, в новоисправленном лет тридесять). Ин.2:20. Реша же Иудее: четырми десяты и шестию лет создана бысть церкы си (так в древних текстах, а в позднейших: четыредесятъ и шестию лет создана бысть церковь сия). Лк.2:36. И та вдова до осми десят и четыр лет (в древних текстах, а в позднейших: и та вдова яко лет осмьдесят и четыре). Следовательно, составные числительные в древнем языке не сливались в одну сложную форму и сочинялись согласно окончаниям своих составных частей.

Определение числительных. Мф.28:16. Едины же на десяте ученик идоша в Галилею в гору, аможе повел им Иисус. Слово едины == един + и, т. е. определенное числительное, согласно греческому οἱ ἕνδεκα. Это определение подобно прилагательному, но в косвенных падежах удерживает формы неопределённого числительного един. Мк.16:14. Последи же возлежащем им единому на десяте явися (так во всех, древних и новейших текстах). Лук. 24, 33. И воставша в тъ час возвратистеся во Иерусалим, и обретоста совокупльша ся единого на десяте и иже бяху с ними.³ Здесь, согласно греческому εὗρον συνηϑροισμένους τοὺς ἔνδεxα, при глаголе обретоста два винительных: первый – емкого на десяте, второй – совокупльшася (единственнаго числа). В новейших же редакциях. Мф.28:16: единии же на десяте ученицы. Лк.24:33. В напрестольном: обретоста совокуплены едино–надесяте, а в новоисправленном: совокупленых едино-надесяте. Подобное форме едины на десяте встречается ещё определение числительного десять. Мф.20:24. И слышавше, десятии негодоваша о обою брату, καἰ άxοόσαντες οί δέκα ήγανάxτησαν περί τῶν δύο ἀδελφῶν; так в Галичском и Мариинском, а в Остромировом этого места нет. В позднейших: и слышавше десять. Неопределённое два, определённое оба; поэтому два на десяте – неопределённо, оба на десяте – определённо. Мк.3:14. И сотвори два на десяте, да будут с Ним и да посылает я проповедати. Мф.10:1. И призва оба на десяте ученика своя. В позднейших текстах: оба на десять ученики своя. Мф.11:1. Егда соверши заповедая обема на десяте ученикома своима. Так во всех Евангелиях, даже и в новоисправленном. Мф.10:2. Обема на десяте ученикома имена суть се. Так в Галичском и Мариинском, а в позднейших: дванадесятих же апостолов имена суть сия. Видна в древних текстах последовательность, а в новых шаткость и переменчивость.

Ин.20:1. По Остромирову: В единый же суботы Мария Магдалыни приде заутра, еще сущи тме, на гроб. Ниже 19 стих: сущу же позде в тъ день в единый суботы. Лк.24:1. В единый же суботы зело рано придоша жены на гроб. Мк.16:2. И зело заутра в единый суботы придоша на гроб всиявшу солнцу. А ниже в стихе 9: Воскрес Иисус в первый суботы явися прежде Марии Магдалыии. Мф.28:1. В вечер суботный, свитающу первому суботы приде Мария Магдалыни и другая Мария видет гроба.

В позднейших редакциях⁴, в напрестольном и в новоисправленном Евангелии, во всех вышеприведённых местах сказано: во едину от суббот; а Мк.16:9. в первую субботу. Следовательно в новейших редакциях числительное имя согласуется с словом суббота. В греческом во всех местах стоит числительное в женском роде: τῇ μίᾳ τῶν σαββάτων, между тем σαββάτον суббота – среднего рода. Очевидно, числительное имя согласовано с подразумеваемым словом ἡμέρα день; поэтому древнеславянский текст правильно поставил числительное имя в мужеском роде, а позднейшие исправители не правы потому еще, что слово σάββατον, чаще во множественном числе σάββατα, в Евангелии означает или собственно субботний день иди целую седмицу, а нарицательно отдельного дня недели не означает. Древнеславянский текст слово суббота принимает в смысле седмицы, когда говорит, первый суботы (т. е. день), единый (т. е. день) суботы⁵.

Присоединю свои наблюдения над названиями дней недели. В Еврейском языке, на основании истории творения мира, дни недели назывались по счету, начиная с воскресенья, таким образом: день один (это наше воскресенье), день второй, третий, четвертый, пятый, шестой, последний день шабас – суббота, в Еврейском значит отдых, покой. В арабско-мусульманском языке названия дней недельных составлены также из числительных имён и в том же порядке, как у евреев: день один, день два и т. д. до пятого дня; затем шестой день вместо такого названия именуется джумага, значит  собрание или сборная молитва, которая один раз в неделю в этот именно день и совершается. Джумга для магометан есть главный день в недели, но как бы ради неприкосновенности библейского предания, последним самым высшим по месту днём в неделе осталась суббота – сябть. От арабов-магометан те же названия усвоили арабы-христиане. В персидском названия недельных дней составляют буквальный перевод с арабского; персидские названия, быть может, чрез Бухарию, перешли к нашим Казанским татарам и частью к другим инородцам. В греческом языке удержалась также еврейская система, только первый день недели называется Господним – ή Κυριακὴ, но по счету он занимает первое место, а потому следующие за ним дни называются по счету: ή δευτέρα (собственно: второй, а по нашему понедельник), ή τρίτη (третий), ή τετάρτη (четвертый) и ἡ πέμπτη (пятый, это наш четверток), затем пятница называется ή παρασκευὴ, а суббота σάββατον. Таким образом, весь восток усвоил еврейскую систему счета, и наименования недельных дней. На западе у языческих Римлян недельные дни назывались и считались по семи планетам: день Солнца (воскресенье), Луны, Марса, Меркурия, Юпитера, Венеры и Сатурна. У римских христиан, воскресенье называется dominica: затем прочие дни недели, начиная с понедельника, называются: feria sесиnda, tertia и т. д. Все это есть буквальный перевод с греческого.

В церковнославянском и русском языке усматривается замечательная самостоятельность в понимании и названии недельных дней. Греческий Господний день назван в церковнославянском, а также в польском и чешском языке, Неделя; это собственно синоним субботы. В субботу Господь почил от всех дел яже сотворил; в субботу евреям Господь запретил заниматься делами и работами: так и славяне главнейший и важнейший день седмицы назвали неделанием, т. е. прекращением всех житейских занятий. И как в ветхом завете суббота замыкала и как бы венчала ряд дней седмицы: так славяне на этом важнейшем, последнем месте поставили свою христианскую субботу – неделю, выше субботы ветхозаветной, и затем ряд начали с следующего дня. Из названий: вторник, четверток, пятница, ясно видно, что в церковнославянском счислении первое место принадлежит Понедельнику. В народном, или русском языке словом неделя обозначается целая седмица, как в Евангелии словом Суббота, а главнейший день недели русский народ назвал Воскресеньем, выразив чрез это верное и точное свое понимание христианско-церковного значения его в кругу недельных служб. Такое удачное и беспримерное название можно объяснить следующим образом. Русские искони усердно посещали церковь Божию, а когда что-нибудь препятствовало им присутствовать при церковном Богослужении, они келейно вычитывали службы церковные по Следованной Псалтири, которая заключает все необходимое для христианина. Вся служба недели (по-нашему воскресного дня) говорит о воскресении Христовом; это должно было произвести на русскую мысль более сильное впечатление, нежели отдаленная и чисто книжная еврейская идея. А самое слово воскресение могло подсказываться следующим образом. На утрени в воскресном каноне в припеве: Слава Господи, святому воскресению Твоему, и в крестовоскресном каноне в припеве: Слава Господи честному кресту Твоему и воскресению, слово воскресение повторяется тридцать два раза.

Самостоятельность и верность суждения наших предков в предметах религиозных и богослужебных можно видеть из некоторых названий богослужебных книг: Часовник, Служебник, Требник, Молитвенник, Святцы. Имя с окончанием ник означает собрание предметов, а также книгу, в которой заключаются сведения о предмете, называемом корнем слова, например: травник – собрание трав, или книга, в которой описываются травы лечебные. К такому отделу имён относятся: Требник – собрание церковных треб, Служебник – собрание служб церковных, Молитвенник – собрание молитв, Часовник – собрание часов. Названия: Служебник и Требник доселе остаются без перемены, а названия: Молитвенник и Часовник изменились в Молитвослов и Часослов; к ним присоединился Месяцеслов. Это, очевидно, буквальное переложение греческих слов: Εὐχολόγιον, Ώρολόγιον, Μηνολόγιον. Сюда относится Анфологион сиест цветослов.

Надо заметить, что вторая половина в этих словах происходит не от λόγος – слово, но от λέγω в значении собирать⁶; и потому Евхологион будетъ значить: собрание  молитв = молитвенник, Орологион – собрание часов = часовник, Минологион – собрание месяцев, или как озаглавлено в приложении к церковно-богослужебному Апостолу, Соборник двунадесяти месяцей, по-русски это называется Святцы, ибо содержит перечень святых. Названия Требник, Служебник потому без сомнения удержались в заглавии церковных книг, что не нашлось им соответствующих греческих слов, из которых можно бы составить: Требослов, Службослов. Если допустить некоторое основание названиям Часослов и Месяцеслов, то Молитвослову дано название совсем чужое. У греков Евхологион заключает Служебник и Требник вместе. Позволю себе присовокупить, что нашего так называемого Молитвослова нет в числе церковных книг. В последних имеются: часослов, канонник, святцы; все это – части Следованной Псалтири. Наш сокращенный молитвослов, столь сильно распространенный везде по школам, и не имеет никакого характера церковности; это есть скорее хрестоматия новоисправленного церковного языка, в ней собрано всего понемногу, но по ней ученики народных школ не могут приготовиться и прочитать в церкви ни часов, ни шестопсалмия, ни даже 33-го псалма; помещенные здесь стихиры, тропари и т. п. не обозначено, на какой поются глас. Словом эта книжица придумана по-видимому людьми, чуждыми православных церковных впечатлений. Полезнее было бы для народных школ Псалтирь, Часослов, если бы его частию сократить, частию дополнить, дабы ученики по нему могли вполне прочитать часы и все читаемое во всенощную и во время литургии, и сокращенный Октоих, который бы заключал только воскресные службы, да и из них только то, что обыкновенно читается в приходских церквах за всенощной и литургией.⁷

Укажу следы, в новоисправленном Новом Завете, древнеславянского перевода. Ин.20:30. Яже не суть писана в книгах сих – ἃ οὐκ εστι γεγραμμένα ’εν τῷ βιβλίῳ τούτῳ. В послании к Гал.6:11. Видите, колицеми книгами писах вам рукою моею, ἴδετε πηλίκοις ὑμῖν γράμμασιν ἔγραψα τῇ ^,εμῇ χειρί. Γράμματα – litterae одно письмо; т. е. смотрите, какое обширное письмо написал я вам своею рукою. Флп.4:3. С Климентом и с прочими споспешниками моими, их же имена в книгах животных. В греческом: έν βίβλῳ ζωῆς. Апок.3:5. Не имам отмыти имене его от книг животных, ἐκ τῆς βίβλου τῆς ζωῆς. Апок.13:8. Имже не написана суть имена в книгах животных Агнца заколенаго от сложения мира. έν τῇ βίβλῳ τῆς ζωῆς τοῦ ἀρνίου. Апок.21:27. Но токмо паписанныя в книгах животных Агнца, έν τῷ βιβλίῳ τῆς ζωῆς τοῦ ἀρνίου. Здесь по гречески везде стоит слово в единственном числе. В древнеславянском языке, как видно из Остромирова Евангелия, слово книгы имело и для единственного числа форму множественного, например: Мф.1:1. Книгы рожьства (βίβλος γενέσεως) Иисус Христова. Лк.4:16,20. И приде в Назарет, в немже бе воспитан: и вниде по обычаю своему в день суботьный в сборище и воста чист (читать, род супина). И вдашя Ему книгы (βιβλίον) Исаии пророка: и разгнув книгы, обрете место, идеже бе написано: Дух Господень на Мне, его же ради помаза Мя, благовеститъ (супин) нищим посла Мя и исцелит сокрушеныя сердцем: проповедати пленьником отпущение и слепым прозрение: отпустити сокрушеныя в отраду: проповедати лето Господне приятно. И согнув книгы, вдав слузе, седе: и всем в сборищи очи беаста зрящи нань. Слово книгы употреблялось и в смысле писание γραφὴ, γραφαὶ, γράμματα.

Ин.7:38,42. Веруяй в Мя, якоже книгы рекоша, рекы от чрева Его истекут воды живы. Не книгы ли рекоша, яко от семене Давидова и от Вифлеемскаго градца, идеже бе Давид, придет Христос? Здесь в обоих стихах по гречески стоить: ή γραφή: в позднейших редакциях Евангелия писание. Ин.7:15. И дивляхуся Иудее глаголюще: како сей книги (γράμματα) весть не учився? В Остромировом: како убо сь умеет книгы не учився? Это очевидно остаток древнейшей редакции, к которой относятся следующие например места, уже изменённые при позднейших исправлениях. Ин.5:39. По Остромирову: Испытайте книгы (ἐρευνᾶτε τὰς γραφὰς), яко вы мните в них имети живота вечнаго. Там же ст.47: Аще ли того книгам (τοῖς ἐκείνου γράμμασιν) веры не емлете, како моим глаголом веру имете? В обоих этих стихах, в позднейших редакциях стоить слово: писания.

2Кор.6:16. Вы есте церкви Бога жива. В греческом: ὑμεῖς γάρ ναὸς θεοῦ ἐστε ζῶντος. Такое же по гречески выражение 1Кор.3:16. Не весте ли, яко храм Божий есте? Здесь слово церкви = древнеславянское церкы, а в старопечатном неправильно изменено в церкви. Ин.2:20 в Остромировом: Создана бысть церкы си, а в позднейших редакциях: церковь сия, т. е. вместо именительного падежа поставлен винительный, как теперь в русском.

Ин.17:9. Аз о сих молю, не о всем мире молю, но о тех, ихже дал еси Мне, яко Твои суть. В греческом: έγὼ περί αὐτῶν ἐρωτῶ, οὐ περί τοῦ κόσμου ἐρωτῶ. Ин.21:25. Ни самому мню всему миру вместити пишемых книг. В греческом: οὐδέ αύτὸν οἴμαι τὸν κόσμον χωρῆσαι τὰ γραφόμενα βιβλία. В том и другом случае слово весь есть не более, как приставка к слову мир, для означения вселенной; по словам одного глубокого знатока славянских наречий (М. П. П.), сочетание весь мир и теперь еще употребляется в некоторых живых славянских наречиях.

Ин.18:36. В Остромировом Евангелии: Отвеща Иисус: царьство мое несть от мира сего: аще от мира сего бы было царьство мое, слугы моѧ убо подвизалыся быша, да не предан бых был иудеом. Так и в Галичском и в Мариинском. Здесь причастие подвизалыся поставлено в женском роде множественного числа; согласовано оно с именем слугы, как и местоимение притяжательное моѫ, а имя слугы принято в женском роде по окончанию своему. Лк.10:13. Горе тебе Хоразин, горе тебе Видьсаида; яко аще в Тире и Сидоне бышѧ силы былы бывшѧѧ в ваю, древле убо в вретишти и попел седяште покаалися бышѧ. Подобное Мф.11:21,23. Эта форма женского рода былы, пребылы находится в Евангелиях Галичском и Мариинском, а в Остромировом этих стихов вовсе нет. Эти примеры женского рода множественного числа для спрягаемого причастия напоминают нам, что в древнеславянском языке спрягаемое причастие изменялось совершенно одинаково с именем и неопределённым (усечённым) прилагательным. Например причастие был имело во множественном числе мужеского были, среднего была, женского рода былы⁸. Русский язык, вопреки имени и прилагательному, удержал во множественном числе спрягаемого причастия правильную, древнеславянскую форму именительного падежа мужеского рода, распространив ее на средний и женский род. Позднейшие редакции Евангелия излагают эти стихи почти так же, но рассматриваемая форма подобна русской форме: слуги мои убо подвизалися быша… Аще... быша силы были...

Ин.19:3. В новоисправленном Евангелии: И глаголаху: радуйся, царю Иудейский: и бияху Его по ланитома. Так и в напрестольном Евангелии. Буква о в дательном множественного и двойственного числа характеризует имена мужеского рода, а именам женского рода свойственна буква а. В Остромировом Евангелии правильно: по ланитама.

Закончу выписки мест из различных редакций Евангелия приведением еще двух только характерных мест из новоисправленного Евангелия.

Ин.8:14. Отвеща Иисус и рече им: аще Аз свидетельствую о Себе, истинно есть свидетельство Мое: яко вем, откуду приидох и камо иду: вы же не весте, откуду прихожду и камо гряду. Слово гряду значит иду сюда, как греческое ἔρχομαι, и латинское venіo. Поэтому в конце приведённого стиха выражение: откуду прихожду и камо гряду, слова прихожду и гряду, как синонимические, по смыслу тождественные, представляют явную несообразность. Так однако стоит и в напрестольном Евангелии, а в Остромировом читаем: отвеща Иисус и рече им, аще Аз свидетельствую о Мне Самом, свидетельство Мое истинно есть: яко вем, откуду придох, и камо иду: вы же не весте, откуду гряду и камо иду. Как в языках классических и европейских имеются самостоятельные глаголы, обозначающие направление – идти туда иди сюда, например по гречески πορεύωμαι – ἔρχομαι, по латыни vado – venio, по Французски aller – venir, по немецки gehen – kommen: так и в древнеславянском языке различие это выражалось самостоятельными глаголами – иду и гряду. Слово гряду в русском языке давно уже исчезло и осталось одно слово иду, которое для определения направления принимает предлоги или наречия. Что касается до глагола прихожду, то в славянском языке он имеет то же значение, как и глагол хожу, т. е: означает действие повторяющееся. Так например Ин.5:7. О 38-летнем расслабленном. Отвеща Ему недужный... егда же прихожду аз, ин прежде мене слазит. Здесь поставлено прихожду для выражения, что это действие многократно повторялось в продолжении тридцати осьми лет. Из этого можно заключить, что слово прихожду в позднейших редакциях 14 стиха 8 главы Иоанна неуместно. Здесь опять можно припомнить, что уже выше я сказал, что русский язык в образовании оконченного и неоконченного вида глаголов совершенно отошел от древнеславянского языка.

Ин.18:1. И сия рек Иисус, изыде со ученики Своими на он пол потока Кедрска, идеже бе вертоград, в оньже вниде Сам и ученицы Его. Такая орфография в оньже, в онь получила право гражданства во всех изданиях священных и церковных книг, по явному недоразумению. В онь разлагается таким образом: во – предлог, н изображает тот самый вставочный звук, который присоединяется к местоимению онъ после предлога; от местоимения осталась только буква ь – сокращение и, винительный падеж. Следовательно надо писать не в онь, а во нь; в Елизаветинской Библии пишется вонь так же, как нань.

Приступлю теперь к заключительным выводам.

Три ступени церковнославянского текста Псалтири и Евангелия представляют несомненно один и тот же перевод, но только со своими каждый чертами и особенностями по языку. Древнейший текст, сохранившийся в памятниках XI–XIII столетий, отличается грамматическою последовательностию славянского языка, достаточной свободой и самостоятельностию в отношении греческих слов и оборотов: перевод, очевидно, старался передать смысл греческого подлинника не по букве, а по духу, верно, но в тоже время не рабски и буквально, а соблюдая законы и формы славянской речи. Средний текст, составившийся главным образом в Московский период, преследует как нарушения и неправильности и старается истребить все отступления древнего перевода от буквального и формального склада греческого текста. Эта работа производилась учёными греками, начиная с преподобного Максима, следовательно, задолго до Патриархов, и кончая исправлением книг, произведенным при Патриархе Никоне. Новейшее исправление, начатое по повелению Императора Петра Первого и оконченное при Императрице Елизавете Петровне изданием полной Библии в 1751 году, приняв за основание Московское издание Библии 1663 года, старалось направить формы и обороты языка к русской речи. Мое личное впечатление относительно Елизаветинской Библии подтверждается следующим отзывом о ней Академика Сухомлинова: «Она представляет последнюю редакцию славянского перевода библейских книг, в которой церковнославянский язык является в самом позднем его периоде, когда всего ярче обозначилось влияние на него языка русского». Таким образом, древняя ступень церковнославянского перевода Псалтири и Евангелия отличается чистотою и самостоятельностью славянского языка без ущерба, как смею думать, смысла и сущности дела; средняя ступень может быть названа огречением, а новейшая ступень – обрусением славянского перевода. Хотя наше напрестольное Евангелие и старопечатная Псалтирь стоят между древнейшим переводом и новоисправленной редакцией, но, впрочем, они гораздо ближе к последней, нежели к первому.

Теперь возникает вопрос относительно древнейшего славянского перевода: откуда взялся этот перевод и в какое время он сделан?

В предисловии к изданию Библии 1751 года излагается как бы история церковнославянского перевода. Сначала приводятся слова Константина Острожского, из предисловия к его изданию Библии: «От благочестиваго и в православии изрядно сиятельнаго Государя и Великаго Князя Иоанна Васильевича Московскаго... Богоизбранным мужем Михаилом Горабурдою, писарем великаго княжества Литовскаго, с прилежным молением испрошенную, сподобихомся прияти совершенную Библию с греческаго языка множае пятисот лет на славенский преведенную, еще при великом Владимире, крестившем землю русскую». «От сих вкратце Острожским князем реченных (продолжают составители предисловия уже от себя) мощно видети, яко славенский священный Библии с греческаго языка превод начало свое имеет еще от самаго великаго князя Владимира святаго: который превод аще бы ныне был, с его самаго о нем разсуждати, каков был, без прекословия лучше было бы. Но толикое сокровище около 580 лет убереженое, по толиких летех, увы гибели невозвратныя! потеряно.»

Из этого, без сомнения, места (на странице III введения в Описании славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки. Отдел первый. Священное писание.) выведено такое заключение. «Еще в прошедшем столетии, когда занимались пересмотром и исправлением славянской Библии, признано было, что первоначальный перевод священных книг, совершенный трудами святых Кирилла и Мефодия, утрачен». Такое заключение напрасно. Издатели Елизаветинской Библии, как мы видели выше, основались на словах Константина Острожского, не подвергнув их проверке: о переводе св. Кирилла и Мефодия и помину нет: перевод возводится ко временам великого Владимира, крестившего землю русскую. Представляется при Святом Владимире уже переведенною полная Библия; только в словах Константина Острожского не выяснено, самый-тο список совершенной Библии, доставленный ему от Царя Ивана Васильевича, современен ли Владимиру Святому или позднее, но только точный и исправный. А издатели 1751 года прямо называют его «сокровищем убереженным около 580 лет» (т. е. до 1581 года, в котором напечатана Острожская Библия), и жалеют о невозвратной гибели этого списка. Ученые описатели славянских рукописей Московской синодальной библиотеки заявляют, что сличение Острожской Библии с полными списками Библии показало, что посланный Царём Иваном Васильевичем Константину Острожскому список был одинаков с тремя сохранившимися в Синодальной библиотеке; а эти списки написаны: один в 1499 году, другой в 1558 году, третий в XVI столетии без означения года. Отсюда видно, что исправители Библии XVІІІ столетия, при всей их классической и богословской учености, были слабы и неопытны в филологии славянской.

Не только князь Константин Острожский, но и издатели Библии 1751 года не вспомнили о первых просветителях славянского рода, преподобных Кирилле и Мефодии, которые, по сказанию современных жизнеописателей, перевели все книги Священного Писания кроме Маккавейских; а что они перевели Псалтирь и Евангелие, в этом не может быть никакого сомнения, судя по важности и необходимости этих книг в православном Богослужении. Личность великого князя Владимира, даже в язычестве своём любимого героя народных сказаний, а еще более ознаменовавшегося крещением земли русской, – эта великая и святая личность как будто заслонила собою даже славянских апостолов: недаром издатели Библии Острожской и Ели­заветинской отнесли ко времени святого Владимира первоначальный перевод славянской Библии.

Возвращаюсь к своему вопросу о происхождении существующего церковнославянского перевода Псалтири и Евангелия, изменяя его в следующий: нельзя ли приписать славянским первоучителям преподобным Кириллу и Мефодию ту древнейшую редакцию славянского перевода Псалтири и Евангелия, какая сохранилась в рукописях XI–XIII веков? Мне кажется, что по всей справедливости можно. Покойные А. В. Горский и К. И. Невоструев на странице V выше помянутого введения говорят: «Книга псалмов несомненно дошла до нас в древнейшем переводе», а на странице 62 того же тома «Описания». Том I. О переводе псалмов в рукописях полной Библии они говорят: «Перевод весьма древний, как это с перваго взгляда показывают уцелевшия и в сих недревних списках грамматическия формы, слова и частию правописание». Затем (стр.63) они делают о нём такой отзыв: «Этот древний текст чист, ясен, верен греческому подлиннику, хотя не рабски ему следует; по-местам допускается некоторая свобода в переводе для ясности или сообразности с славянскою речью. Исправления его в списках № 1–3 (т.е. XVI века) большею частию показывают желание сгладить таковыя отступления от греческой буквы».

Относительно славянского перевода Евангелия те же ученые исследователи на IX и X страницах своего введения говорят следующее: «Для того, чтобы сравнение списков (Евангелия и Апостола) между собою могло опираться на более прочном основании, надлежало поставить во главу сравниваемых списков такие, которые находились бы в возможной близости к первоначальному тексту на славянском языке. Таким списком для Евангелия принять Остромиров, хотя и не полный: потому что расположен по чтениям церковным, которыя, после Пятидесятницы, полагаются в нем только на дни субботние и воскресные». Если далее и сказано, что «сличение Синодальных списков евангелия с Остромировым, и между собою, открыло значительный между ними разности», то эти разности в тексте произошли, по словам тех же исследователей, «некоторыя от разных чтений греческих, иныя от замены одних слов другими в намерении сделать священный текст более ясным и вразумительным, другия наконец от смешения и ошибок переписчиков». Если исключить последние, которые вообще легко узнаются и исправляются чрез сравнение славянских списков между собою и с греческим подлинником; то прочих разностей останется так сравнительно мало, что они нисколько не помешают видеть во всех древних списках Евангелия один перевод. Во всяком случае, по всем признакам орфографическим и грамматическим Остромирово Евангелие, несомненно, носит печать почти коренного родоначальника славянского языка и всех славянских наречий; особенно замечательны и драгоценны его юсы, которые ставят его в связи и наряду с языками классическими и в средоточии славянских наречий.

Мог ли язык современный преподобным Кириллу и Мефодию иметь более древний вид? С другой стороны мог ли бесследно пропасть великий труд незабвенных «учителей словенскому языку». Преподобные Кирилл и Мефодий совершили свой перевод к концу IX столетия, Остромирово Евангелие написано в половине XI века: расстояние времени – с небольшим полтораста лет. Надо припомнить, как чтили в Болгарии святых братьев: если дело их в Паннонии было приоставлено, а впоследствии, быть может, и уничтожено завистью и нетерпимостью немецкого духовенства; то в Болгарии, как драгоценность, должны были сохраняться священные и богослужебные переводы преп. Кирилла и Мефодия. Сочинения классических авторов, греческих и латинских, напечатаны, вероятно, с очень поздних рукописей, но все, не обинуясь и не ошибаясь, верят их подлинности по сочинению и языку. Критика владеет чутьём своего рода – распознавать подлинное от поддельного, не смотря на множество разностей и погрешностей, какие без сомнения находились в разных списках классических писателей. И греческий текст Нового Завета и всей Библии принят церковью и наукой, напечатанный по спискам сравнительно поздним, и в разных изданиях и авторитетных рукописях представляет тоже некоторые разности; но это не мешает признать его подлинность. Почему же мы усомнились бы признать, например, текст Остромирова Евангелия за перевод самих Кирилла и Мефодия, когда и по времени они не далеко отстоят друг от друга, и по грамматическим формам, складу и орфографии Остромировский текст отзывается глубокою древностию?

Кроме голословного известия современников и жизнеописателей пр. Кирилла и Мефодия о переводе ими почти всех священных книг, ни от самих, ни от современных и вообще близких по времени к ним лиц не осталось каких-либо подробных указаний о переводе, о способе и характере перевода, или отрывков его. Но мне представляется важным и интересным взгляд почти современного Кириллу и Мефодию славянского переводчика Иоанна экзарха Болгарского, изложенный им в предисловии к Шестодневу (Иоанн экзарх Болг. Калайдовича. 131).

«Да никакоже, братья, не зазирайте, говорит Иоанн, аще къде обрящете неистый глагол, небон (= ибо) разум ему есть положен тождемощьн, сине бо и Дионисий святый глаголет, рекый: есть неплодьно, мню якоже и криво, иже не силе и разуму внимати, но глаголом. И се несть свое, еже божествьная хотят розумети, но иже гласы нагыи внимают, и сия даже до слуху не минююща, вне сдерьжимы, и не хотящим ведети, что сь глагол назнаменует, како ли сподоба и инеми тождемогущиими глаголми и являющиими сказати? прилежащем же к стухиям и к письменьм неразумныим и складом и глаголом неведомым, неминующем внушеный разум, но вне о устьнах и о слусех им шумящем: яко несть подоба четверьнуму чисьмени (= числу) двашьды двое вещатися или другое чьто, еже многами частьми словеси тоже являющем.

Молю же вы, почитающая книгы сия, молити Бога за мя грешьника с добромысльем, и вънимания почитания творити, и пращати мя, идежде мняще мя различь глаголы преложьша: не бо равьне ся может присно полагати елиньск язык в ин прелагаем, и всякому языку в ин прелагаему тожде бывает. Небон иже глагол в ином языце красьн, то в друзем некрасьн; иже в ином страшьн, то в друзем нестрашьн; иже в ином честьн, то в друзем нечестън. И еже имя мужьско, то в ином женьско, якоже се гречьскы: ватрахос и потамос, словеньскы: жаба и река; и пакы: таласа, имера, анатоли гречьскы женьская имена, а словеньскы мужьская: море, день, въсток; и пакы глаголем елинскы: панъта та езни, а словеньскы: вси языци. Не бо есть льзе весьде съмотрити елиньска глагола, но разума нуждя блюсти; придет бо другоици мужьско имя гречьскы, а словеньскы женьско, да преложьше мужьском именьм, якоже лежит гречьскы, на велику исказу придет преложенье. Мало же сицех глагол обретается, обачен суть. Да мы и другоици оставльше истовое слово, разум истовый тождемогущ положихом: небон (= ибо) разума ради прелагаем книгы сия, а не точью глагол истовыих радьма, хотяще милость прияти от Господа нашего Иисуса Христа, ему же слава, честь с безначальныим Отцем и Пресвятыим Духом, и ныня и присно и в векы веком. Аминь».

Эти знаменитые слова Иоанна экзарха Болгарского, излагающие его переводную методу, можно по-русски приблизительно передать следующим образом:

«Отнюдь, братья, не зазирайте, если где найдёте отдельное слово не точное, за то смысл его положен равносильный. Так и св. Дионисий говорит: бесплодно, а даже, думаю, и криво, обращать все внимание не на силу и смысл, но на отдельные слова. Это свойственно не тем, которые хотят уразуметь Божественное писание, а тем, которые все внимание устремляют на голые звуки, и притом даже и до слуха не проходящие, а остающиеся во вне. Они не хотят знать, что означает данное слово, или как его можно передать другими равносильными и объясняющими словами. Они заботятся только о буквах и начертаниях без значения, о неведомых складах и речениях, которые не проходят в слух и ум, а шумят в воздухе около их рта и ушей. Как будто число четыре нельзя выразить словами дважды-два, или иначе как-нибудь, ибо речь может одно и то же выразить разными способами.

И так, прошу вас, читающих эту книгу, благожелательно молиться Богу за меня грешника, читать со вниманием и прощать меня, где представится вам, что я переложил разными словами: ибо греческий язык при переводе на другой язык не всегда может буквально выражаться, что бывает и со всяким языком при переложении на другой. Иное слово в одном языке красиво, а в другом не красиво; иное в одном страшно, а в другом не страшно; иное в одном почтенно, а в другом не почтенно. Иное имя в одном языке мужеского рода, а в другом женского; например, по гречески: ватрахос и потамос, а по-славянски: жаба и река; опять: паласа, имера, анатоли в греческом женского рода, а в славянском мужеского: море, день, восток; и еще, по гречески мы говорим: панта та эзни, а по-славянски – вси языци. Итак, нельзя везде смотреть на отдельные греческие слова, а нужно соблюдать смысл. Иногда встретится по гречески имя мужеского рода, а по-славянски женского: если перевести в мужеском роде, как стоит по гречески, то перевод придет в большое искажение. Правда, таких слов находится мало, но все же они есть. Посему мы иногда, оставивши истовое слово, положили истовый равносильный смысл. Ибо мы перелагаем эту книгу ради смысла, а не ради только истовых слов, желая получить милость от Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и честь со безначальным Отцем и Пресвятым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.»

Словом, Иоанн экзарх Болгарский настаивает на переводе по смыслу, а не по букве (иначе де может прийти великое искажение смыслу подлинника). Это замечание древнеславянского переводчика весьма сочувственно и понятно для переводчиков Казанского Братства Святителя Гурия. Те же самые основные понятия изложены в Высочайше утверждённых в 1868 году правилах об издании православных книг на инородческих языках, предписанных в руководство Братству.

Ожидавшиеся Иоанном Болгарским возражения соотечественников против его отступлений от греческого текста я представляю себе применительно к здешнему положению вещей.

В Казанском крае есть места, где живут в близком между собою соседстве разноплеменные инородцы: татары с чувашами, татары с черемисами, татары с вотяками. В таких местах инородцы легко и хорошо усваивают язык соседей, особенно чуваши, вотяки и черемисы усваивают татарский язык как родной. И так как самые языки инородческие, по значению своих форм, по управлению и расположению слов, вообще по построению речи, весьма сходны между собою, с другой стороны быт и понятия здешних инородцев вообще почти одинаковы; то замечается такое общее явление, что чувашин или вотяк, или черемисин точь-в-точь сопоставляет свой язык с татарским, т. е. каждому своему слову считает соответствующим одно определенное слово татарское, каждому падежу или времени и обороту считает соответствующие именно такой, а не другой, падеж или форму или оборот. И дайте один татарский отрывок прочитать и переложить нескольким такого рода, например, вотякам, они все переложат механически и одинаково. В таком виде я представляю себе и положение славян в Греческой империи во времена Иоанна Болгарского: живя вместе с греками, славяне должны были владеть практически греческим языком, а так как славянский язык относится к одной с греческим группе – индо-европейских языков, то я и думаю, что славяне, подобно здешним инородцам, пригоняли свой язык к греческому слово в слово, падеж в падеж и т.д.

Так вели дело, разумеется, люди простые, в простой, обыденной речи; и грамотные и даже отчасти образованные славяне, обучаясь по греческим книгам за неимением своих, также привыкали механично и буквально, всегда однообразно, перелагать греческие слова и обороты на славянский язык. Но в творениях богословских, научных и литературных изложение далеко выходило за уровень обы­денной речи, и ход и оттенки мыслей не исчерпывались элементарными, однообразно-формальными приёмами размышления. Мужи, обладавшие, подобно Иоанну экзарху Болгарскому, высоким научным и богословским образованием, понимали самые сложные и трудные места священных и светских творений во всей глубине и тонкости, непосредственно, живо и ясно представляли себе изложенные по гречески мысли или события. И поскольку они вполне владели славянским языком как родным, то ясно и глубоко понимаемые ими греческие тексты свободно и рельефно отливались в формы славянского языка. Отсюда естественно должна была происходить свобода и самостоятельность в переводе с греческого языка на славянский у таких учёных и образованных переводчиков, как Иоанн Болгарский.

Считаю правильным распространить переводческие воззрения Иоанна Болгарского на преподобных Кирилла и Мефодия. Они были почти современники, по крайней мере в одну и ту же эпоху византийской образованности. Преподобный Кирилл, прозванный философом, был без сомнения не менее образован и учён, чем Иоанн экзарх Болгарский. Следовательно, те разумные мысли, какими руководствовался в своих переводческих трудах Иоанн экзарх Болгарский, не могли быть недоступными и неизвестными для преподобного Кирилла. С другой стороны мне по опыту известно, что когда перевод делается пред глазами инородцев, при постоянном их содействии и внимании, при живом представлении крайней необходимости для них этого перевода, а также меры и особенности их понимания и развития; тогда перевод, как бы естественно, выходит практичнее, применимее, живее и толковее. Полагаю, что преподобные Кирилл и Мефодий должны были более вдохновляться в переводном деле в Паннонии, перелагая самые потребные и жизненные религиозные и богослужебные книги, и окружённые славянами, жадно принимавшими от них духовное христианское просвещение, должны были, говорю, вдохновляться несравненно более чем Иоанн экзарх Болгарский, который переводил книги большею частию научного содержания, и вероятно в своём уединении. Словом, я настаиваю на том, что преподобные Кирилл и Мефодий в своих церковнославянских переводах руководствовались теми же мыслями, какие случайно записал в своём предисловии Иоанн экзарх Болгарский.

Эти самые мысли и переводческие приёмы мы видим осуществленными в древнейшей редакции церковнославянского перевода Псалтири и Евангелия. В немалом количестве выше приведённых мест есть на это ясные доказательства, и я старался, подготовительно, в своих разъяснениях и замечаниях на то или другое место, обращать внимание читателей на характерные черты и особенности; повторю в виде напоминания одно место. Пс.2:9. Упасеши я палицею железною τῇ ῥάβδῳ σιδηρᾷ, яко сосуды скудельничи сокрушиши я. Так как здесь сравнением с разбитыми в дребезги глиняными горшками выражается сокрушительная сила и власть, предоставленная Господом поставленному от Него над Сионом Царю; то буквальное переложение греческого ῥάβδος, т. е. слово жезл показалось переводчику нестрашным, и он заменил его словом палица; это боевое и очень сильное орудие. Это может послужить примером на выше приведённые слова Иоанна Болгарского: «иже в ином страшен, то в друзем не страшен». Ин.10:14. Аз есмь пастырь добрый: и знаю Моя и знают Мя Моя (во всех редакциях). В греческом здесь стоит оборот страдательный καὶ γινώσκομαι ύπὸ τῶν ἐμῶν, по-славянски нужно бы сказать так: и знаем есмь Моими. Здесь изменён залог. Мк.16:16. Иже веру имет и крестится, спасен будет: а иже не имет веры, осужден будет (так во всех текстах). По гречески: ὁ πιστεύσας καἰ βαπτισϑείς σωθήσεται, ὁ δὲ ἀπιστήσας κατακριθήσεται. Здесь причастия обращены в изъявительные наклонения с местоимением относительным. Мф.7:6. Не дадите святаго псом (в трёх древних текстах, а в напрестольном и новоисправленном: святая псом. Μῆ δῶτε τὸ ἅγιον τοῖς κυσί). Мф.16:8. Что мыслете в себе, яко хлеб не взясте (в позднейших: хлебы. ὅτι ἄρτους οὐκ ἐλάβετε). Перемена падежа. Мк.16:8. И никому же ничесоже не реша. καἰ οὐδενί ούδὲν εἷπον. Прибавлено отрицание, коего нет в греческом. И вот подобных и других разнообразных отступлений, примеры которых мы привели выше, в древнеславянском переводе Псалтири и Евангелия весьма много⁹.

Итак, в священных и богослужебных книгах мы доселе имеем бессмертный труд первых просветителей славянских преподобных Кирилла и Мефодия, только обезображенный некоторыми постепенно наслоившимися изменениями, сперва в греческом, а потом в русском направлении; но и сквозь позднейшую подмалёвку ясно виднеются подлинные, несомненные черты первоначального текста.

Верю, что многие книги можно восстановить по древним рукописям в их древнейшем церковнославянском тексте. Как это сделать, не умею и не решаюсь предрешать, но только полагаю необходимым, чтобы были изданы Евангелие, Псалтирь, Пятокнижие Моисеево, которое, по словам А. В. Горского и К. И. Невоструева, (введения V) «представляет в переводе следы глубокой древности и, с вероятностию, должно быть отнесено к остаткам первоначального перевода Священного Писания на Славянский язык», и вообще все, что осталось в древнейших памятниках от священных и богослужебных книг. Издание должно быть по сущности точное и верное, но не похожее ни на издание Псалтири Архимандрита Амфилохия, ни даже на Остромирово Евангелие, изданное Академиком Востоковым, т. е. не должно оно воспроизводить все описки и погрешности древних рукописей, но с критическим выбором заключать только верное и правильное, словом быть подобно учебным изданиям латинских и греческих классиков.

Теперь представляется вопрос: желательно ли и полезно ли восстановить древнеславянский текст, или напротив, текст церковно-богослужебный должен подвергнуться исправлению и поновлению?

Обратим внимание на религиозную практику у разных народов, чтобы иметь твердое фактическое основание к рассуждению по предложенному сейчас вопросу. Индусы держат Веды на древнем Санскритском языке: Евреи читают Библию на древнем Еврейском языке; Магометане к какому бы народу и языку ни относились, а Коран и свои молитвословия непременно читают на Арабском языке; Копты совершают Богослужение на Коптском языке, хотя они давно его забыли и теперь не понимают; Несториане и Марониты богослужебные свои книги имеют на Сирском языке и проч., проч.; Греки, которых нынешний язык отошёл от древнего языка Библии и св. Отцов, хранят священные и богослужебные книги в том самом виде, как унаследовали их от первых времён, не думают и никогда не решатся наложить руку на древний текст, чтобы приблизить его к своему новому языку. Итальянцы, которых язык есть не более как видоизменение Латинского, тоже не делали попытки приноровить Вульгату к своему нынешнему языку Итальянскому. Вот только Немцы…. Но о них после, а теперь сведём итог вышеприведённого и без них почти вселенского опыта. Есть, стало быть, в природе человека такой закон, по которому пока народ твердою мыслию и усердным сердцем держит свою веру, дотоле любит свои религиозные книги сохранять в их первоначальном виде и благоговейно хранить эту древность, как святыню. И посмотрим, какою вообще религиозною твердостию и национальною непоступностию ознаменовались те именно народы, которые свято сохраняют свои древние книги: Евреи, Магометане, Индусы и Ламайцы, Копты и Сирийцы, Греки и Армяне и проч. Нужно произойти коренному перевороту в вере, т. е. нужно, чтобы народ оставил свою прежнюю веру и вместо её принял другую, тогда вместе с верою оставляются и прежние, древние религиозные книги. Нас может смущать пример Германцев – этого передового в науке и цивилизации племени, во многом, если не во всём, служащего для нас образцом и руководством. Но если ближе вникнуть в Германский опыт, то можно убедиться, что и Германцы не составляют исключения из рода человеческого. В IV веке было переведено Евангелие на Готский язык и без сомнения употреблялось Готами, а быть может и некоторыми другими Германцами; но католичество со своей латынью отстранило перевод Ульфилы и живое предание о нём между Германцами давно пресекло и погасило. Лютер уже не мог воспользоваться древним Готским переводом и языком, а должен был вновь перевести священные книги на современный ему Саксонский язык. В то же время своей реформацией он отсёк немецкий народ от римских догматов и обрядов и положил начало новому учению и устройству церковному. Так как при том латинский язык был, в сущности, и основе чужд Германскому племени, то немцы приняли Лютерову Библию. Перевод этот сделан сравнительно недавно, но и за это время язык Лютеровой Библии отчасти устарел и находится к нынешнему литературному немецкому языку (по словам одного учёного немца) в таком же приблизительно отношении, как язык Ломоносова к языку современных нам русских писателей. Теперь есть новые немецкие переводы Библии и Евангелия, но немцы, во всём другом прогрессивные, в богослужебном и церковном употреблении доселе содержат перевод Лютера и, например, ни один немец вместо Лютерова Vater unser, который по складу и расположению слов ближе подходит к латинскому тексту, не решится в Богослужении и молитве пользоваться другими переводами, по-немецки более складными и правильными. Стало быть, и у немцев существует религиозный консерватизм. Это и естественно. Как первые детские впечатления кладут самые глубокие основы нравственной и душевной жизни человека и остаются на всю жизнь милы и дороги, так и первоначальные священные и богослужебные тексты навсегда остаются дороги и священны для народа, так как от их впечатлений и влияний возникли первые начала самой живой, именно религиозной стороны духовной жизни народа.

Древнеславянский перевод священных и богослужебных книг, сделанный такими просвещёнными и компетентными мужами, как преподобные Кирилл и Мефодий, был очень близок к живому языку наших предков времён Владимира и должен был, поэтому производить на них глубокое и сильное впечатление. Влиянию древнеславянского перевода нужно приписать и проникновение в народ христианских, богослужебных и церковных понятий, на что некоторое указание мною сделано выше. Влияние того же перевода и вообще славянского языка, как церковного и богослужебного, отразилось на самом языке русском. В нашем языке вообще священные и религиозные предметы и понятия выражаются словами или формами славянскими. Русский человек хотя и потерял звательный падеж, но не может делать обращение к Богу иначе, как посредством славянского звательного падежа: Господи Боже, Господи Иисусе Христе. Мы называем церковные одежды облаченьем, священнический фелонь – ризою, – слова целиком славянские; славянская форма: матерь, для Божией Матери, чаша, лжица, копие и т. д.. Даже звуки славянские удержались в некоторых, относящихся к религиозной области, словах; так например: буква г вообще произносится по-русски как латинская g, но удерживает свое славянское произношение в слове Господь, а отсюда и в слове господин, также в слове благий; у нас даже два как бы разных слова: блаhой и блаgой.

Раз пришло мне на мысль следующее соображение на основании собственных моих и частию чужих впечатлений. В 1853 году в Великую Субботу, когда в Иерусалимском храме собирается громадное число поклонников со всех сторон и страшная бывает теснота и давка, я принуждён был пройти, или вернее был проведён греческим монахом, в алтарь чрез Царския двери. Доселе не могу забыть того смущения совести, с каким я прошёл чрез этот запрещённый для мирянина вход; и это было каким-то непосредственным чувством без всяких догматических и обрядовых соображений. Привык русский человек в церкви во время Богослужения стоять лицом к иконостасу и нелепо бы стоять спиной или боком: и в частном дому, когда захочет он помолиться, непременно обращается к святой иконе и смущается, если не находит её; и это вовсе не иконослужение, а просто привычное обращение к иконам во время молитвы. Привык видеть русский человек, как священник, по уставу, пред литургией, становится пред Царскими вратами и, читая молитвы, творит поклоны сначала прямо на Царские врата, потом направо на икону Спасителя, потом налево на икону Божией Матери; наконец кланяется на правый клирос и на левый клирос и отходит в алтарь. Точно так же и всякий русский человек, войдя в церковь, творит по три поклона с крестным знамением на святые иконы прямо против себя, потом правее, потом левее; наконец, обратившись к народу, кланяется направо и налево и становится на свое место. Поэтому же, и входя в свой или чужой дом, русский человек сначала молится на икону, а потом уже раскланивается и здоровается с домашними. Так русский человек усвоил церковный обряд и перенёс его в свое жилище и в свою домашнюю жизнь. Что такое наша домашняя молитва? Это есть часть церковного Богослужения. В старину почти всякий (да и теперь многие), по крайней мере в праздничные и воскресные дни, если не мог  присутствовать в церкви при Богослужении, дома исполнял соответственные службы по Следованной Псалтири. Наши утренние и вечерние молитвы – отрывок или часть так называемого правила для готовящихся ко Святому Причащению. Молитва Господня вошла в церковное Богослужение в таком виде, что поется или читается в церкви до славословия; славословие обращено, с некоторым распространением, в священнический возглас, на который чтец или певчие отвечают аминь. И в частной молитве мы читаем или поём молитву Господню также без славословия, как бы предоставляя в уме священнику сделать возглас.

Посещая с малолетства церковь, мы привыкли видеть церковную обстановку: алтарь, престол, священнослужителей в церковных облачениях, святое Евангелие, святую Чашу, при выносе которой диакон возглашает: «со страхом Божиим и верою приступите». С этой именно обстановкой и с этими вещами мы привыкли соединять священное и Божественное значение. Если бы в святочные игрища какой-нибудь легкомысленный или наглый оделся в священнические ризы, если бы священный сосуд поставили на стол, чтоб пить из него квас или что-либо другое; это произвело бы непосредственное и жестокое оскорбление религиозному чувству русского человека. Можно представить нравственную пытку православной набожной старушки, когда её сын, фанатик штунды, сел, в поругание, на икону – благословение её матери. Такое же священное и религиозное значение имеет для русского человека и славянский язык, который мы постоянно слышим в церкви и на котором мы обыкли молиться. Вот почему неприятно слушать, когда иные употребляют славянские слова и обороты в обыкновенной речи и праздной болтовне. Полагаю, что русскому человеку так же странно и несимпатично было бы слушать Богослужение на русском языке, как странно было бы смотреть, если бы священник стал совершать литургию, вместо церковной ризы, в обыкновенной одежде мирянина.

Если в книгах священных и богослужебных, по которым совершается наше Богослужение и молитва, должен быть язык славянский, то без сомнения это должен быть чистый славянский язык и правильный, одним словом древний, т.е. такой, каким его следует представлять на основании самых старинных памятников.

Мы уже видели, что русский язык получил особое направление и так далеко отошёл от древнеславянского типа, что из соединения его с церковнославянским ничего не может выйти органического и стройного, а выйдет смесь, подобная тому, когда памятник древней архитектуры обезобразят новыми аляповатыми украшениями. Если нужно пояснить содержание и смысл священных или богослужебных книг, для этого может служить пособием перевод чисто русский, как у западных народов католического исповедания есть Евангелие на своём родном языке, а Богослужение совершается непременно на языке Латинском.

Но мы вовсе не в таком находимся отношении к древнеславянскому языку, в каком хотя бы даже французы к языку Латинскому. Всякий русский человек, если постоянно ходит в церковь и внимательно слушает, что по-славянски читают и поют во время Богослужения, свободно поймёт и Остромирово Евангелие или Болонскую Псалтирь. Остромиров текст так же понятен, как наш новоисправленный или напрестольный, но только лучше и стройнее их обоих. Вот, например, как излагается призвание первых Апостолов Петра, Андрея, Иакова и Иоанна, Мф.4:18–22, по Остромирову Евангелию. Ходя же при мори Галилейстем, виде два брата, Симона нарицаемого Петра, и Андрея брата ему, вметающа мрежѧ в море, беста бо ловьца. И рече има: идета по мне, и сотворю вы ловьца человеком. Она же абие оставльша мрежѧ, по нем идоста. И прешед оттуду, узре ина два брата, Иакова Зеведеева, и Иоанна брата ему, в корабли с Зеведеом отцем ею, завязающа мрежѧ своя и възва я. Она же, абие оставльша корабль и отца своего, по нем идоста. В позднейших обоих текстах это место излагается так: Ходя же при мори Галилейстем виде два брата, Симона глаголемаго Петра, и Андрея брата его, вметающа мрежи в море, беста бо рыбаря. И глагола има: грядита по мне (δεῦτε όπίσω μου), и сотворю вы ловца человеком. Она же абие оставльша мрежи, по нем идоста (ἠκολούϑησαν αὐτῷ). И прешед оттуду, виде ина два брата, Иакова Зеведеева, и Иоанна брата его, в корабли с Зеведеом отцем ею, завязующа мрежи своя, и воззва я. Она же абие оставльша корабль и отца своего, по нем идоста. Пересмотрим разности по порядку представленного текста. Нарицаемаго Петра – глаголемаго Петра. По гречески: τὸν λεγόμενον Πέτρον; подобным образом Мф.1:16. Из нея же родися Иисус, по Остромировому – нарицаемый, а по позднейшим нашим текстам глаголемый, по гречески ὁ λεγόμενος, Христос. Наречение относится к собственному имени. Мф.1:25. И нарече имя ему Иисус. По гречески: каі έκάλεσε τό ὄνομα αὑτοῦ Ἰησοῦν. Петр и Христос – не собственные имена, а прозвание и достоинство или должность, и в греческом наименовании имени обозначено другим глаголом. Но в греческом языке буквальный смысл этих названий ясен и известен, а для славянина даже IX века эти названия обратились в собственные имена. Мы говоримы Иисус Христос, вместо просто Иисус, и всегда называем Апостол Петр, а не Апостол Симон. Подобное соображение могло расположить древнеславянского переводчика употребить здесь слово нарещи, как будто пред собственным именем. И Андрея брата ему, и Иоанна брата ему – дательный принадлежности вместо его, но дательный падеж и в новейших редакциях стоит в выше приведённом месте Мф.1:25. И нарече имя ему Иисус; по-гречески καί έζάλεσε τὸ ὄνομα αὑτοῦ ’Ιησοῦν. Беста бо ловьца, а у нас поставлено рыбаря, но первое слово соответствует дальнейшему выражению: и сотворю вы ловьца человеком, и напоминает тропарь сошествию Святого Духа: Иже премудры ловцы явлей... и теми уловлей вселенную. В греческом во всех этих местах стоит слово ἁλιεῖς: в новейших обеих редакциях Евангелия это соответствие нарушено: беста рыбаря, сотворю ловца – нескладно. Идета по мне – грядита по мне. Первое соответствует следующему выражению: по нем идоста, а второе буквальное переложение греческого δεῦτε. Но мне кажется, что в греческом и славянском дело представляется в различном виде: греческое выражение должно быть передано по-русски, по моему понятию, так: подите сюда и станьте за Мной, т. е. обозначает первый момент присоединения Апостолов к Иисусу Христу. Славянское идета по мне = идите за мной, т. е. идите и вы туда, куда Я пойду: показывает самое проследование Христу во всём его продолжении. Узре – виде. Узре, то же самое слово Лк.15:20: Узре его отец его и мил ему бысть. Одним словом в древнеславянском тексте это место изложено стройнее и последовательнее, а понятностию ничем не хуже наших обоих текстов.

Пока вера отцов хранится свято и благоговейно, пока древние священные книги читаются усердно и внимательно, дотоле древние слова и формы чрез это самое постоянно освежаются в памяти и удерживают почти такую же живость и непосредственность представления, как и живой народный язык. Например: рече Господь своим учеником, это для нас так же непосредственно понятно, как и русское выражение: сказал Господь своим ученикам. Всякие формы можно поддержать чрез постоянное повторение. Если школьное и научное изучение может отдельных людей вести к твердому усвоению иностранного или мёртвого языка; то религиозное и молитвенное употребление священного языка делает его любезным и близким к сердцу целого народа. И наоборот можно всякую форму языка забыть, стоит только вывести ее из употребления. Но раз забывши, уже трудно будет восстановить снова. Полезно ли  нам, нужно ли нам обречь на погибель свой коренной древнеславянский язык, когда он еще сохраняет в нашей памяти и в нашем сердце довольно жизни и твердости.

Церковнославянский язык постепенно подвергался разным изменениям, которые от времени до времени подвигали его все дальше и дальше от его первоначального вида. Покойный Академик Востоков разделял церковнославянский язык на три периода: древний, средний и новый. «Древний язык, говорит он, заключается в письменных памятниках от IX и за XIII столетие. Он неприметно сливается с языком средним XV и XVI столетия, а за сим уже следует новый славянский или язык печатных церковных книг». А в грамматике Перевлесского¹⁰ (откуда я заимствовал эти слова Востокова) пояснено: «Такое изменение в славянском языке продолжалось вплоть до напечатания новоисправленных книг в России. С появлением их, он остается неприкосновенным и неизменным, приняв и усвоив русскую редакцию, которая установлена и утверждена, полною теориею в грамматике Мелетия Смотрицкого (1619)».

При всём уважении к научному авторитету Востокова и, не смотря на распространенность грамматики Перевлесского, решаюсь в данном случае высказать свой взгляд. Церковнославянская орфография нынешних богослужебных книг, установленная Мелетием Смотрицким, основывается не на происхождении и природе слов, чего от XVII столетия и требовать нельзя, но на соображениях произвольных и формальных и частью в подражание греческой грамматике. Как в греческом языке наречия качества, происходящие от прилагательных на ος, оканчиваются на ως, так и в славянском стали различать наречие от прилагательного омегой: благо – прилагательное, благω – наречие. Омегой в греческом языке различается также, в мужеских именах второго склонения, родительный падеж множественного числа от винительного падежа единственного числа: так в славянском языке стали отличать омегой дательный падеж множественного числа от творительного единственного числа: человеком и человекωм. Вообще большое применение в новейшей церковнославянской орфографии получила идея различения: частей речи, падежей и чисел, а также нахождение буквы в начале или в средине и конце слова. Гласные буквы тождественные, но различного начертания: ѹ и ꙋ, є и е, ѻ и о, или разные, но теперь одинаково произносящиеся, как: ꙗ и ѧ,¹¹ искусственно распределены по местам. В начале, когда только что появилось церковнославянское письмо, оно точно отвечало произношению, ибо азбука преподобного Кирилла выражала все славянские звуки. Когда же стало теряться и изменяться древнее произношение, тогда правильное употребление букв долго поддерживалось добросовестностью древних переписчиков. Чем дальше, тем все более нарушали древнюю орфографию; печатание, по-видимому, сильнее изменяло книги, нежели списывание. Мелетий Смотрицкий окончательно уничтожил древнюю орфографию своею искусственною системою, которая водворила мнимую правильность. Истинная и верная орография церковнославянского языка сохранилась в древнейших памятниках, подобных Остромирову Евангелию.

Теперь скажу несколько слов относительно трёх периодов церковнославянского языка, назначенных Академиком Востоковым, которые близко подходят к моим трём ступеням, по характеру и по времени. Язык живёт в устах народа и может органически изменяться только народом, который им говорит. Можно представить себе разные периоды Русского, например, языка, насколько можно исторически проследить его изменения по памятникам и наконец, по живому употреблению народа. Как скоро язык перестаёт жить в устах народа и замыкается в письменных памятниках, он теряет способность к органическому развитию и перерождению, становится мёртвым. Изменения мёртвого языка, как я себе представляю, могут состоять только в ошибках и искажениях, или произвольных изменениях разных рукописей. Это и будет история рукописей данного языка, а не самого языка. В V и VI веке греческие писцы, не знакомые с языком классическим, постоянно смешивали гласные и двугласные, получившие впоследствии одинаковое произношение, например: αι и ε; ι, η, υ, οι, ει.¹² Но можно ли принять это за период греческого языка? В последующие века, когда классическое образование восстановилось у греков Византийской империи, эти ошибки и искажения были отброшены. И изменения, какие церковнославянский язык потерпел в течение веков, произошли не путём органическим, а чрез постоянно накоплявшиеся в рукописях и печатных изданиях искажения и изменения переписчиков, или произвольные, ненаучные измышления справщиков. И потому все изменения церковнославянского перевода священных и богослужебных книг, в отношении языка, имеют приблизительно одно значение с вышеупомянутыми искажениями греческих рукописей V и VI века. Итак, должен быть только один церковнославянский язык – древний, а так называемые средний и новый славянские языки не имеют даже права на такое название. В самом деле, можно ли назвать это языком, когда в нескольких строках вы видите противоречие форм?

Нужно принять во внимание еще и то обстоятельство, что церковнославянский перевод не есть наш собственный труд и не наша исключительная собственность. Он принадлежит всем славянским племенам не только православным, но и иных исповеданий. Когда Востоков напечатал Остромирово Евангелие, Ганка в Праге, сохранивши в нём всю орфографию, сделал учебное издание для своих чешских и католических слушателей. Кстати замечу, что и в наших русских учебных заведениях какие читаются и изучаются славянские тексты? Всё древние, и во главе их Остромирово Евангелие. А наш новоисправленный Завет ни в гимназиях, ни в университетах не может иметь никакого употребления, потому что не имеет никакого научного значения и интереса. Научных интересов и применений нельзя устранять от богослужебных наших книг. Господь сказал: «ищите прежде царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам». Следовательно, практические результаты и применения не только не противоречат религиозному назначению, например, церковнославянских богослужебных книг, но могут служить некоторой поверкой и косвенным оправданием их существенного достоинства.

Повторю, церковнославянский перевод православных богослужебных книг принадлежит всем славянам, а православные Сербы и Волгаре по нашим книгам должны молиться и совершать Богослужение. Чем больше станем мы приспособлять и приближать церковный текст к своему русскому языку, тем более затруднять будем понимание его для других славянских народов. Справедливо ли это? А если православные славяне пожелают и найдут средства издать для себя богослужебные книги древнейшего текста, как более для них понятного и более авторитетного, будет ли желательно и приятно для нас такое разъединение? Не лучше ли нам стремиться к тому, чтобы возвратиться под сень славянских Апостолов? А чтобы приготовить возможность такого возвращения, следует, по моему мнению, оставивши церковно-богослужебные книги statu quo, теперь же издать древнеславянский текст, по крайней мере, Псалтири и Евангелия, и затем постепенно издавать древнейший текст других священных и богослужебных книг, на сколько сохранилось их в древних памятниках. Вчитавшись в них, мы приобретём вкус к древнеславянскому языку и полюбим его; и мы все, и русские и славяне, и православные и старообрядцы, соединимся в одном тексте, созданном трудами преподобных Кирилла и Мефодия.

Некоторые данные для истории исправления церковнославянского перевода Евангелия.

Первым видным опытом исправления церковнославянского перевода Евангелия представляется Новый Завет Св.Алексия, Митрополита Московского, собственноручный список которого хранится в Чудовом монастыре. В «Описании славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки» (отд.I стр.290) об этом труде говорится в таком сопоставлении. По обозрении списков Евангелия А.В.Горский и К.И.Невоструев, в виде общих выводов, присоединили замечания в нескольких пунктах. В конце 2-го пункта они, по моему мнению, преувеличенно, заявляют, что «разнообразие списков Евангелия в XIVв. увеличилось до чрезвычайности». И затем, в 3-м пункте, продолжают: «вероятно, это разнообразие списков, не дозволявшее в сомнительных случаях остановиться ни на каком чтении с достоверностью, и желание читать слово Христово в переводе более удостоверительном, побудили Св.Алексия, Митрополита всероссийского, заняться вновь переложением с греческого всех книг новозаветных, в полном виде, не по церковным чтениям. Но не этому труду назначено было исправить распространившееся повреждение. Совершенный келейно, он не оставил видимого влияния на улучшение списков». За ними то же самое и почти в тех же выражениях повторяет Митрополит Макарий в своей Истории Русской церкви (т.IV, стр.279). «Всего вероятнее, говорит он, что из сознания этих-то недостатков Св.Митрополит Алексий решился сам исправить или вновь переделать с Греческого весь Новый Завет, как свидетельствует сохранившийся его автограф, хотя перевод Св.Евангелия, совершенный келейно, и не оставил видимого влияния на улучшение тогдашних списков Евангелия и Апостола».

Следовательно, единственный источник, чтобы составить понятие об этому труде Св.Алексия, представляет собою этот собственноручный его список, при том без обозначения времени его написания, и кроме него нет никаких актов и записей о переводе Святителя, о времени и способе его исполнения. За отсутствием положительных данных Горский с Невоструевым и Митрополит Макарий и могли лишь предположительно судить о побуждениях и делах Св.Алексия при исправлении им Нового Завета. И суждение их значительно ослабляется еще собственным их замечанием: «но не этому труду назначено было исправить распространившееся повреждение. Совершенный келейно, он не оставил видимого влияния на улучшение списков».

Неутомимый издатель Галичского Четвероевангелия 1144 года, о.Архимандрит Амфилохий в своих сличениях приводит все отличия из Нового Завета Св.Алексия, без малейших пропусков, и подробно характеризует самый труд его. Так в предисловии к этому своему изданию он говорит: «этот Новый Завет Св.Алексия Митрополита весьма замечателен по его исправлению. Ни одного стиха не оставлено им без исправления и притом по Греческому рукописному Евангелию». А в IIIт. того же издания на стр.371 о.Архимандрит Амфилохий о труде Св.Алексия замечает: «из него каждый образованный и знающий Греческий язык может усмотреть, как он прекрасно знал гречески язык. Везде он старался буквально переводить. Некоторые слова, чтобы буквальнее перевесть, сам составлял. Например, вместо усекнуть, ἀποκεφαλαιῶσαι, он свой глагол составил согласно буквальности Греческого глагола: отглавити; ἀπὸ значит от; и κεφαλαιῶσαι главить, от κεφαλή глава».

Пересмотрев в сказанном издании о.Архимандрита Амфилохия исправления Св.Алексия, можно составить представление о самом способе этого труда. Представляется, что Св.Алексий имел пред собой славянский список Евангелия и Греческую рукопись; он сличал последовательно, стих за стихом и слово за словом, славянский перевод с Греческим текстом и что находил буквально сходным между ними, вносил в свой список, а все отмены, т. е. слова и обороты, в которых выразилась славянская самостоятельность древних переводчиков, заменял собственным, буквальным переложением с Греческого. Для пояснения сказанного представлю несколько сличительных примеров из прежнего перевода (сходного с нынешним текстом), из исправлений Св.Алексия и из греческого текста. Мф.1:22: да сбудется реченное, у Св.Алексия: да исполнится, в Греческом ἴνα πληρωθῇ. 2:9. И се абие звезда идяше пред ними, дóндеже пришедши ста верху, у Св.Алексия: предъидяше им…  пришед, по гречески: κаὶ ἰδοὺ ὁ ἀστὴρ προῆγεν αὐτοὺς, ἕως έλϑὼν ἔστη ἐπάνω. 2:13. Да погубит е – погубити е, τοῦ άπολέσαι αύτό. 3:7. многи фарисеи и саддукеи – многи от фарисей и саддукей, πολλούς τῶν φαρισαίων καἰ σαδδουκαίων. 3:14. аз требую тобою креститися – аз требе имам, ἐγὼ χρείαν ἔχω. 4:3. искуситель – искушаяй, ὁ πειράζων. 4:5. тогда и поят… и постави – поимает и поставляет, παραλαμβάνει καἰ ϊστησιν. 4:20,22. по нем идоста – последоваста ему – ἠκολούϑησαν αὑτῷ. 5:1 (древн.) яко седе – седшу ему, καθίσαντος αὑτοῦ. 5:9. блажени смиряющеи – миротворцы – οἱ εἰρηνοποιοί. Мк.16:16. иже веру имет и крестится, спасен будет: а иже не имет веры, осужден будет – иже веровав и крестився, спасется, неверовавый же осужден будет: ὁ πιστεύσας καί βαπτισϑείς σωϑήσεται. ὁ δέ άπιστήσας κατακριθήσεται. Присовокуплю (по указанию о.Архимандрита Амфилохия) вышеприведенный глагол отглавити, которым заменено слово усещи в следующих местах Евангелия: Мф.14:10; Мк.6:16,28; Лк.9:9.

Итак, основой труда Св.Алексия был прежний перевод Нового Завета, а его исправления являются многочисленными краткими вставками, рассеянными по всему тексту. Что касается Греческой рукописи, с которой Св.Алексий правил свой список, то она, по-видимому, не отличалась особой верностью, судя по некоторым неточностям исправлений. Например, Мф.1:20: в древних переводах стоит: рождшее бо ся в ней от Духа есть Свята, в Греческом: τὸ γὰρ ἐν αὑτῇ γεννηϑὲν, у Св.Алексия написано: еже бо в ней бывшее. Мф.11:30: иго бо мое благо, χρηστὸς, у него читается: помазано. Лк.1:28: Радуйся благодатная, κεχαριτωμένη, у Св.Алексия – обрадованная. Вероятно, в Греческой его рукописи стояло в приведённых местах: вместо γεννηϑὲν – γενηϑὲν, вместо χρηστὸς – χριστὸς, вместо κεχαριτωμένη – κεχαρησμένη. Присовокуплю к этому замечание самого о.Архимандрита Амфилохия вслед за вышеприведёнными словами (т.III, стр.371). Он продолжает: «есть кой-где не точные буквальные слова: например μηκύνηται – растет, Мк.4:27, он перевёл: не движется. Частицу: μὴ он отставил, а далее он читал – κινηται, быть может, этот глагол по гречески так по древнему правописанию и написан. Но таких значений не много.»

Приведенные примеры, которыми характеризуются все исправления Св.Алексия, достаточно определяют цель и характер этих исправлений: они имеют только грамматическое значение и направлены к наиточнейшему буквальному переложению Греческого священного текста на славянский язык. После этого понятно, от чего «сей труд остался без видимого влияния на исправление славянского текста Евангелия». Действительно, если бы он был внушён высшими заботами богословского и церковного значения, в таком случае Св.Алексий, как всероссийский Митрополит, ввёл бы свой исправленный текст в церковное употребление, и распространил бы его во множестве копий, а между тем собственноручный список его остался одиноким.

Столь же мало достойно вероятия рассуждение Филарета Архиепископа Черниговского (Обзор Русской духовной литературы, издание 3-е. С.Петербург. 1884г. стр.73), что «Новый завет Св.Алексия был написан в 1355 году, когда он был в Константинополе и, следовательно, имел удобство видеть лучшие списки греческого текста для перевода.» Мы видели, что греческий текст Св.Алексия не был безукоризненной верности. Подобные рукописи, вероятно, не редки были тогда и в России, где были Митрополиты и Архиереи из природных греков. Князья покупали много старинных книг греческих дорогою ценою (например, Ростовский Князь Константин Всеволодович † 1213 года: одних греческих книг он имел более тысячи, которые частию купил сам, частию получил в дар от Патриархов. Ист. Росс. Соловьева 88): Св.Алексию не было надобности искать лучших рукописей Нового Завета в Константинополе. Потом, Св.Алексий отправлялся в Царь-град в 1354г. для проставления в Митрополита всероссийского и пробыл там около года; в 1356г. он еще был приглашён в Царь-град для разрешения притязаний на всероссийскую митрополию Романа, и пробыл там менее года. Написать своею рукою весь Новый Завет с непрерывным, самым тщательным сличением славянского перевода с Греческим текстом – труд обширный, который не мог быть исполнен в такое короткое время, да и мысль Святителя была, вероятно, озабочена тогда своим поставлением и судьбою отечественной церкви. Присовокуплю еще, что автор «Обзора,» по всей вероятности, год 1355, как время писания Нового Завета Св.Алексием, заимствовал из Словаря о писателях духовного чина, Митрополита Евгения, где под именем Епифаний Славинецкий (на стр. 190–197) приведена целиком современная Епифанию записка о его личности и деятельности по переводу священных книг. В этой записке о Новом Завете Св.Алексия сказано, что он «писан в лето 6863, до смерти его за 23 лета». Год этот – произвольный, а Преосвященный Филарет, приурочивая его к поездке Святителя Алексия в Константинополь, сам уже делает дальнейший вывод. Между тем 1355 год не совсем точно сходится со временем пребывания Св.Алексия в Константинополе.

Св.Алексий, как совершенно верно и документально заметил о.Архимандрит Амфилохий, «прекрасно знал Греческий язык». Он знал его основательно и грамматично. Такое знание могло быть приобретено многолетним изучением Греческого языка не только практическим способом чрез устную беседу с греками, но и литературным, чрез изучение греческих книг священных и святоотеческих. Где же и когда Св.Алексий мог научиться Греческому языку?

Обратимся к истории жизни Св.Алексия. Родился он к концу XIIIв. в Москве и наречён Елевферием. Отец его Феодор занимал место в числе знатнейших бояр и пользовался такою благосклонностью Князя Даниила Александровича, что восприемником его первенца Елевферия был сын Князя Иоанн Данилович Калита. «При счастливых способностях Елевферий еще в детстве «изучился всей грамате» и в ранней юности «всем книгам извыче». На двенадцатом году родители заметили в нём необыкновенную перемену: он сделался молчалив, оставил детские игры, непрестанно упражнялся в чтении книг, любил пост и молитву. С пятнадцати лет о том только и помышлял, как бы поступить в монастырь. Двадцати лет действительно вступил в Московский Богоявленский монастырь и при пострижении получил новое имя Алексия. В обители молодой инок со всем жаром предался иноческим подвигам и вместе своим любимым занятиям книгами, так что «всяко писание ветхого и нового завета пройде». Так провёл Алексий более двадцати лет: слава о его добродетелях распространялась более и более и достигла Великого Князя Московского Симеона и Митрополита Феогноста, которые оба сильно полюбили его. Св.Феогност (природный грек) повелел ему, не смотря на его нежелание, переселиться из обители в митрополичий дом, сделал его своим наместником и поручил ему управление всеми церковными делами и судами. Двенадцать лет и три месяца трудился Алексий в этом почётном звании и пробрёл еще более расположенность и Князя и Митрополита» и пр. (Ист. Р. церкви т.IV. кн.I, стр.32–34).

Припомним, что во 2-й половине XIVв. св.Стефан, просветитель зырян, выучился Греческому языку в Ростовском монастыре. Об этом монастыре, между прочим, известно, что в нём на левом клиросе пели по гречески. Замечу, что об этом последнем обстоятельство только раз, мимоходом, упомянуто в житии Ордынского царевича Петра. Вот подлинный текст жития: «Прияде (царевич Пётр) со Владыкою (Архиепископом Кириллом) в Ростов и виде церковь украшенну златом и жемчюгом и драгим камением, аки невесту украшенну, в ней пения доброгласная, яко же антельская: бе бо в церкве святыа Богородица тогда левый крилос греческыи пояху, а правый – рускыи» (Там же стр.339–340). Очевидно, это сведение о греческом пении в Ростове записано только ради впечатления юного царевича, а само по себе не имеет какого либо нарочитого характера, как о явлении обыденном и общеизвестном на Руси. Могло и в Московских монастырях совершаться также греческое пение и могли быть в числе братии природные греки. Не без выбора же поступил в Богоявленский именно монастырь Св.Алексий, выдающеюся чертою которого была книжная любознательность. В этом монастыре он и должен был приобрести основательное, книжное знание Греческого языка. И так как он в этой обители прошёл всякое писание ветхого и нового завета, а в славянском переводе Евангелие, Апостол, Псалтирь, мог прочитать еще в детстве, особенно с 12 года, когда он непрестанно упражнялся в чтении книг, то в Богоявленском монастыре он уже должен был обратиться преимущественно к книгам греческим. Когда Св.Алексий твердо усвоил грамматические формы и состав отдельных слов и целых предложений в Греческом языке, ему при чтении греческого Евангелия естественно бросились в глаза многочисленные отступления, в грамматическом отношении, славянского перевода. И  пришло ему на мысль последовательно сличить славянский перевод с греческим текстом. Святая тишина обители и благочестивые после службы церковной досуги расположили любознательного подвижника писать в особом свитке, вышеобъяснённым способом и порядком, буквально исправленный с Греческого свой текст, – так и составился постепенно новый список всего Нового Завета. Не может быть, чтобы Св.Алексий не ценил и не оберегал прежнего перевода Евангелия, который должен был быть ему дорог и по первым детским впечатлениям и по художественной правильности славянского языка, но в настоящем случае его внимание было сосредоточено на Греческом тексте, и он хотел на своём родном языке, с возможною буквальностью, воспроизвести греческие слова и выражения, чтобы живее и непосредственнее понять и почувствовать внешние красоты и тонкие оттенки Греческого текста. Например, самодельное и для русского слуха довольно странное слово отглавити могло интересовать только идеей своего греческого состава: отглавити – от главы отделить, т. е. тело лишить головы, которая по объёму, хотя гораздо меньше всего остального тела, но вмещает в себе центры, заправляющие всеми деятельностями телесного организма. Наше русское слово обезглавить = сделать без головы, рисует только внешнюю картину. Заключу, художественно-филологическая идея есть не только господствующая в исправлениях Св.Алексия, но и исключительная; догматической же и церковной точки зрения в них не заметно. Словом, Новый Завет Св.Алексия есть дело его юношеской научной любознательности, которому сам он не придавал высшего значения и не назначал его для исправления распространившихся будто бы в ХІV веке повреждений в славянском переводе священного текста.

В XVII столетии возбуждена была попытка исправления текста Славянской Библии учёным Епифанием Славинецким.

В современной записке, напечатанной в Словаре о писателях духовного чина Митрополита Евгения (стр.190–197) в статье об Епифании Славинецком, говорится о его деятельности по переводу священных книг следующее: «Сей иеромонах Епифаний, живый сый в царствующем граде Москве…  читаше книгу Библию, Ветхий и Новый Завет Еллинский печатный, седмдесятыми преводники преведенный, спущая с славенскою Библиею в Острозе граде и на Москве печатанными, испытуя и толкования святых отец на некая речения и разумения, глаголаше во многих слухи, наипаче честных и властелей мужей благоумных и доброразсудных, яко грех великий есть нам словеном, православным христианом, и укоризна и безчестие крайнейшее от иностранных народов, совершенно добре знающих Еллинский и отчасти Славенский, и укоряющих ны, яко не имамы Библии добре преведенныя, паче же в священном Евангелии премногая суть погрешения.… И тако мало по малу мудраго и православнаго сего Епифания словеса доидоша в слухи и самого благочестивейшаго Государя Царя и Великаго Князя Алексия Михайловича, что в славенской Библии премногая суть погрешения в речениих и разумении, не от хитрости, но от простоты и неведения, и несогласие величайшее с Еллинским седмдесятых преводников, преведших древле при Птоломее Филадельфе Египестем царе с Еврейскаго на Еллинский диалект.»

Собранный по повелению Царя Алексия Михайловича освященный собор благословил «преводити Библию всю вново ему иеромонаху Епифанию с книг греческих самых седмдесятых преведения, во Франкфорте печатанных в десть лета 1597, и с других в Лондинии печатанных лета 1600 и иныя издания лета 1587». Пособием для перевода служили: греческая рукопись на пергамене 551 года по Рождестве Христовом, также Новый Завет собственного перевода и рукописания Св. Алексия, «писанный в лето 6863 (1355г.) до смерти его за 23 лета» и другое Евангелие Цареградского перевода 1383г.

Епифаний Славинецкий пользовался большою известностию и уважением за свою ученость и обширные знания в языках Латинском и Греческом. Поэтому его решительное заявление о недостатках славянского перевода Библии было принято так усердно и единодушно и дело переложения Библии с греческого поручено было его главному руководству. Попечение об удобствах переводчиков принял на себя управляющий патриаршеством Павел, Митрополит Сарский и Подонский, который поместил их в своём загородном доме. Но через два года скончался Павел, а вскоре после него умер и Епифаний, переведший только Новый Завет, но неуспевший ещё его поверить начисто (И. А. Чистовича, исправление текста славянской Библии пред изданием 1751г. Пр. Об. 1860. Т.І,стр.480).

Была ли Епифанием письменно изложена его переводческая система подобно тому, как изложил свою систему Иоанн, экзарх Болгарский (выше), я не знаю, но взгляды Епифания на сей предмет ясно выразились в переводе его символа веры и в примечаниях на оный. Привожу их здесь вполне из сочинения г. Гезена: «История славянскаго перевода символов веры». СПб. 1884г. стр.126 и далее.

Символ православный веры, переведённый отцом иеромонахом Епифанием с греческого.

Верую во единаго Бога Отца, вседержителя, творца небесе и земли, видимых же всех и невидимых.

И во единаго Господа Иисуса Христа Сына Божиего, единороднаго, из Отца рожденаго прежде всех веков.

Свет из света, Бога истиннаго из Бога истиннаго, рожденаго, не сотворенаго, единосущнаго Отцу, чрез его же вся быша.

Ради нас человеков и ради нашего спасения низшедшаго из небес, и воплотившагося из Духа Святаго и Марии Девы и вочеловечшагося.

Укрествованаго же за ны при Понтии Пилате, и страдавшаго и погребеннаго и воставшаго в третий день по писанием.

И восшедшаго на небеса и седящаго из десных Отца.

И паки грядущаго судити живыя и мертвыя, его же царствия не будет конец.

И в Духа Святаго, из Отца исходящаго, с Отцем и Сыном спокланяемаго и сславимаго, глаголавшаго чрез пророки.

Во едину святую кафолическую и апостольскую церковь.

Исповедую едино крещение во оставление грехов.

Ожидаю востания мертвых и жизни будущаго века. Аминь.

Тогожде отца Епифания и правила на отмены речений св. Символа.

Творца небесе и земли, сице написася по правилу греческому убо и славенскому же глаголющу сице: двою существительну различных вещей стекающуся, другое их в родительном полагаемо бывати обыче. Яко отец будущаго века, сице творца небесе. Инако же переведшии изблудиша от обою правилу.

Из Отца, из света, из Духа, из небес, из дecных, сице написася по правилу греческому убо и славенскому глаголющу сице: у, от, из, ли с, до, родительному сочиняются; глаголющии же тожде быти весьма из и от, да вопросят философии и тая научит я, кое есть разнство между из и от сущее? Ἐκ греческое не знаменует ὣ сочиняющееся винительному падежу. Убо ниже в славенском писатися лепо есть ωдесную. Таже, в греческом родительный падеж множественнаго числа δεξιῶν, славенски же десных. Темже аще бы предлог сей ὣ приложился греческому δεξιῶν, сице бы преложилося не одесную, но одесная. Судящии же да судят, что есть лучше, еда одесная или из десных, яко же есть в греческом. Греческое ἐκ δεξιῶν τοῦ πατρὸς прилагательне приемлемое преводится сице: из десных Отца, по правилу глаголющу сице: прилагательная существительне употребляемая нравом существительных родителен  притяжут, яко в сие нужди приидохом. Аще ἐκ δεξιῶν приемлется существительне, убо сице преводится: из десниц Отца по правилу глаголющу: двою существительну, убо во св. Символе имать положитися или из десных Отца или из десниц Отца по моему знанию: инакоже знающие да полагают еже знают.

Чрез его же вся быша и глаголавшаго чрез пророки. Написася по сему правилу: чрез и сквозе винительному предыдут, яко чрез мене, тако чрез пророки. Отвергующии же славенское чрез отвергуют греческое διὰ сказуемое чрез, отвергующе же διὰ и чрез, растлевают св. Символ отвержением и отъятием от него сия частици чрез.

Из небес писася выше, правило 2.

Укрествованаго. Аще пяло или распяло тожде есть еже крест, тожде есть распятаго и укрествованаго. Аще же пяло или распяло не есть тожде еже крест, убо ниже есть тожде распятаго и укрествованаго. Темже убо аще пяло или распяло разнствует от креста, убо и распятый от укрествованаго разнствует. Судящии же да разсудят праведно, или тожде или не тожде быти распятаго и укрествованаго. И аще тожде, да положат еже хощут. Аще же не тожде, да отложат убо распятаго, приимут же укрествованаго, согласующеся греческому сущему: яко писаша святии отци движимии Духом Святым.

Тожде рещи подобает о еже чаю и ожидаю.

Судити живыя и мертвыя, сице написася по правилу греческому убо и славенскому: глаголи действо или приискрну вещь знаменующии, винительному сочиняются, яко чти отца твоего, тако суди живыя и мертвыя. Оттуду судити живыя и мертвыя. Инако же преведшии изблудиша из пути обою правилу.

Его же царствия не будет конец. Сице написася по правилу убо греческому же и славенскому: бывает многажды именительному глаголом определенным последовати, яко живет безпечален, тако не будет конец. Инако же преведшии изблудиша от обою правилу.

Ожидаю востания мертвых подобно творца небесе и земли по правилу 1.

Вместо собственного суждения о переводческих приёмах Епифания Славинецкого, приведу здесь следующий отзыв Филарета Архиепископа Черниговского (Обзор духовной литературы. Изд. 3-е. 1884г. стр.239).

«В собственных сочинениях Епифания, говорит он, язык Славянский – обработанный, ясный, правильный, чистый, прекрасный церковный язык, но в переводах совсем другое, и это от того, что при переводах он слишком строгий буквалист, прежде и более всего заботившийся о верности букве подлинника. Переводы его буквально верны, но темны и мало вразумительны, так что иного в них нельзя понять без подлинника».

Этот перевод Символа веры был помещён в Православном Исповедании Петра Могилы (Московской Синодальной Библиотеки рукопись №195 на л.79), с таким заглавием: «Повелением благочестивейшаго Государя Царя и Великаго Князя Алексея Михайловича... и благословением всего освященнаго собора между патриаршества, искуснейший и мудрейший муж в Еллинском и Славянском языцех, к тому не токмо в грамматике и философии, но и самыя Феологии глубин известный знатель, согласием и советом святыя Феологии учителя, во многих языцех мудрейшаго разсудителя Преосвященнаго Лигарида Митрополита Газскаго, пречестный господин отец Епифаний иеромонах, обитаяй в пречестней обители чуда Архистратига Михаила и великаго Архиерея Алексея Митрополита, всея России чудотворца, от слова до слова, из Еллинскаго диалекта на Славянский истинно и достоверно по правилам грамматики Греческой и Славянской Символ православныя веры преложи сице».

В другом списке Православного Исповедания №196 на листе 143, помещён Символ веры также по переводу Епифания и с тем же заглавием, только с исключением слов, относящихся к Паисию Лигариду (Горского и Невоструева. Описание слав. рукописей М. Синодальной Библиотеки II, 2, 594 и 602).

Судя по решительному и настойчивому характеру Епифания и общему увлечению его ученостью можно заключать, какой опасности подвергался в то время Славянский текст Библии.

В русском языке вообще, а еще более в языке литературном под влиянием искусственных правил грамматики, в склонении имён находится значительная смешанность и непоследовательность; в древнеславянском же склонении господствовала правильность и строгое соответствие. Под влиянием русского языка формы склонений подверглись большой порче в позднейших редакциях славянского Евангелия, особенно же в новоисправленной, Елизаветинской, редакции. Поэтому решаюсь несколько подробнее изложить здесь главнейшие склоняемые древнеславянские формы, группируя их по внешнему, звуковому виду.

Местоимения азъ, ты, себе.

Образцом могут служить: тъ, то, та для твёрдого окончания, а для мягкого окончания: и, ѥ, ꙗ.

Из сравнения оказывается, что склонение обоих местоимений в сущности одинаково; вся разность происходит от влияния мягких гласных. Гласные мягкие стоят на месте твёрдых гласных в соответствии, которое приводится к следующим немногим правилам. Гласным твёрдого окончания соответствуют следующие мягкие:

Таким образом, на месте твёрдых окончаний: ого, ому, омь, оя, ою, ой ставятся мягкие окончания: его, ему, емь, ея, ею, ей; на месте твёрдых окончаний: ѣмъ, ѣма,  ѣхъ, ѣми ставятся мягкие окончания: имъ, има, ихъ, ими; на месте твёрдых ъ, а, о ставятся мягкие ь, ꙗ, е  на месте твёрдого окончания ы в именительном и винительном падежах ставится ѭ.

По образцу тъ, та, то склоняются местоимения: самъ, ин, единъ, онъ (краткая форма от оный), къ (къто), вьсякъ, коликъ, толикь.

По образцу и, е, я, склоняются слова: иже, еже, яже, съ (сей), се, си; мой, твой, свой, чий, нашъ, вашъ, чъ (чъто), вьсь. Нужно только заметить в склонении приведённых слов следующие особенности:

В местоимении въсъ падежи именительный, родительный, дательный, винительный, творительный женского, и местный единственного числа, именительный и винительный множественного числа относятся к склонению мягкого окончания; а творительный падеж мужеского и среднего единственного числа, родительный, дательный, творительный и местный множественного числа относятся к склонению твёрдого окончания.

Чъто, кроме правильных форм, имеет в родительном падеже чесо, чесого, в дательном чесому, в местном чесомъ.

Съ (сей) имеет следующие особенности в склонении: именительный женского рода единственного числа си, винительный тех же рода и числа сию; си есть также именительный множественного мужеского и среднего рода.

(Главные Формы)

Склонение имён существительных разнообразится по различию родов и окончаний, соблюдая правила смягчения гласных и согласных звуков.

Склонение имён мужеского рода на ъ, ь.

Среднего рода на о и ѥ.

Женского рода на а и ꙗ (и).

Образцы склонений со смягчаемыми согласными.

Склонение прилагательного неопределённого (краткого) окончания.

Прилагательное определяется местоимением указательным и, ѥ, ꙗ которое ставилось после прилагательного в том же роде, числе и падеже. Вот теоретическая схема такого составного склонения прилагательного.

Склонение прилагательного определённого (полного) окончания, на основании древних памятников.

Склонение причастия грѧды.

Склонение причастия видѧ.

Склонение причастия пришедъ.

Склонение сравнительной степени определённого и неопределённого окончания, совместно.

Краткое прилагательное в русском языке сохранилось: 1) в некоторых словах, получивших употребление существительного, каковы – женского рода: обѣдня, вечерня, заутреня; среднего рода: благо, добро, зло, тепло, войско (Буслаева, Историч. грам. русского языка, изд. 3-е 1868г. ч.I §100, 3 ст. 261). 2) В отдельных выражениях, чаще в виде наречия: снова (съ нова), сперва (съ перва), смолоду (съ молоду), вчуже (въ чужѣ), издалека (изъ далека); от мала до велика; мал мала меньше; на босу ногу. В живом народном русском языке употребление простого прилагательного без сомнения гораздо обширнее, и подлежит известным правилам, но оно вытесняется из литературного языка нашей искусственной грамматикой.

Из большинства приведённых в «Размышлении» сравнительных примеров из разных редакций славянского перевода Евангелия можно увидеть, что древнейшая редакция представляет формы славянского языка в наиболее чистом и последовательном виде; напротив новоисправленный текст Псалтири и Евангелия, изменившись, но не вполне, под сильным влиянием русского языка, представляет формы непоследовательные и вообще не имеет определённого грамматического строя. Есть и в русском языке некоторая двойственность: при преобладающем множестве собственных, отличных от славянского, форм и оборотов, нередко попадаются очевидные и подлинные славянизмы. Остатки славянского языка в русском подробно перечислены Профессором Буслаевым в его Исторической грамматике русского языка и в Учебнике русской грамматики, сближенной с церковнославянскою. Здесь я желал бы только наметить общий закон, который управляет совмещением двух стихий в русском языке, древней и новой. В русском языке преобладает, свойственный вообще новым, произвольным языкам, перевес логической стороны над формою, тогда как славянский язык, как древний и коренной, отличается, наоборот, преобладанием формы над логическою стороною. Так например числительные пять, шесть и т. д. в славянском языке сочиняются и согласуются совершенно как существительные женского рода того же окончания, а в русском языке они согласуются со своим существительным как слова по значению качественные. Мф.25:20. Господи, пять талант ми еси предал, се другую пять талант приобретох ими. Это древнее, славянское согласование; по-русски должно сказать: вот другие пять талантов я приобрёл ими. К пяти талантами раб прибавил другие пять талантов.

Как форма заключается в этимологии, так логическая сторона заключается в словосочинении. Поэтому преобладание логической стороны есть преобладание синтаксиса: а синтаксис ведет к уменьшению количества форм, пренебрегая мелкими подробностями и оттенками с формальной стороны, или сводя в одно две или несколько форм, близких по значению и внешне созвучных. Русский язык отменил двойственное число, распространивши на него область множественного числа: звательный падеж слил с именительным; формы дательного, творительного и предложного падежа множественного числа объединил, отдав предпочтение окончаниям женского рода (амъ, ямъ; ами, ями; ахъ, яхъ – для всех родов); во множественном числе имён прилагательных совершенно уничтожил различие родов; в спряжении глагола русский язык удовольствовался сложным прошедшим и отменил древние простые формы прошедшего; в условном наклонении из цельного спряжения глагола быхъ оставил только одно третье лицо единственного числа бы; отбросил всё настоящее время глагола есмь, заменивши формальную связку между подлежащим и сказуемым простым сопоставлением их и проч. и проч. Подобное ослабление формальной стороны отчасти отразилось в русском языке и на звуковой системе, между прочим, в том, что гласные  буквы точно и верно произносятся только тогда, когда над ними стоить ударение, а без ударения они получают более или менее измененное и шаткое произношение, а иногда и совершенно исчезают. В пример последнего приведу: водою – водой, моюся – моюсь. И как водой, моюсь не особые, собственно русские формы, а те же славянские – водою, моюся, так и неопределенное наклонение на ть повелительное на ь, а затем второе лицо  на шь, суть те же самые славянские формы, неопределённого наклонения – ти, повелительного и и второго лица – ши. Это доказывается тем, что при благоприятных условиях и произносится ясно, например, идти, выйти, неси. При неблагоприятных, следовательно, условиях звук и только ослабляется до неслышимости: писать, сядь, пишешь.

Теперь переберём несколько остатков чисто славянских форм в русском языке. Очевиднее всего славянизмы в числительных. Один в своём склонении и сочинении весьма мало отличается от славянского единъ. Два, две; оба, обе в именительном сохраняют древнеславянскую форму двойственного числа. Затем (минуя три, четыре) пять и т. д. до десяти как в славянском склонялись и сочинялись подобно существительным женского рода, так в русском в прямых падежах, именительном и винительном, сохранили славянскую форму и управление, т. е. требование после себя родительного падежа множественного числа. Таким образом, совершенно согласны с древним: пятьдесят и далее до восемьдесят,  пятьсот до девятьсот. Русские формы пятнадцать и т. д., двадцать, тридцать представляют только ускоренное или ослабленное произношение славянских форм пять на десяте и т.д., два десяте, три десяте. Двести есть подлинная славянская форма две сте, так как имена среднего рода на о в двойственном числе сходствуют с именами женского рода на а. Три ста, четыре ста – совершенно правильная форма множественного числа. Словом, все числительные в прямых падежах совершенно сохранили древнеславянскую форму.

Местоимения личные и возвратное сохранились почти во всех падежах кроме только двойственного числа: дательный падеж единственного числа из двух славянских форм удержал более полную, сходную с местным падежом, а вместо краткой формы винительного падежа единственного и множественного чисел принял форму родительного падежа, быть может, по тому русскому правилу, что для названий личных предметов винительный падеж сходен с родительным, а личные местоимения по самому своему названию должны относиться преимущественно к предметам личным. Точно так же почти вполне сохранились местоимения указательные, вопросительные и притяжательные.

В именах существительных отмечу следующие славянизмы: брат по-славянски в значении множественного числа имеет собирательную форму единственного числа братия, склоняющуюся по всем падежам, как имя женского рода. В таком чисто славянском виде это слово у нас прилагается к монастырской братии; в русском же языке эта форма удержалась, с сокращением звука и в ь только в именительном падеже, но уже получило значение множественного числа (говорится: мои братья, а не моя братья), а в косвенных падежах склоняется по множественному числу: братьев, братьям и т. д. Очи, уши двойственное число, в косвенных падежах склоняется также по множественному числу: очей, ушей, очам, ушам и т. д.

В прилагательном имени из склонения краткого сохранился почти только именительный падеж единственного числа во всех родах, а косвенные падежи почти совсем потеряны в языке литературном, едва сохраняясь еще в простой народной речи. Во множественном числе простого окончания различие родов пропало и принята для всех родов одна форма именительного падежа как бы женского рода. Например, в единственном числе бел, бела, бело; во множественном числе для всех родов белы, тогда как в славянском были три формы: бели, белы, бела. Замечательно, что в спрягаемом причастии на лъ: былъ, была, было множественное число ограничивается окончанием мужеского рода были, тогда как в славянском и причастие это имело особые окончания для всех родов: были, былы, была.

Более сохранилось прилагательное полного окончания. Оно удержало почти всё единственное число, а во множественном числе также потеряло различие родов. Кстати замечу, что наша орфография, отличающая во множественном числе прилагательного именительный падеж мужеского рода окончанием е, а женского и среднего родов окончанием я, по моему разумению, произвольна. Если прилагательное краткого окончания для именительного множественного числа имеет одну форму, то подобное же объединение должно быть и для полного окончания, в котором являлись то е, то я, быть может, только по различию местностей и говоров. Ломоносов, писавший свою грамматику по непосредственному чутью¹³, в образцах склонения имён прилагательных §156, некоторых местоимений §431, причастий §§435 и 440 ставит для именительного  множественного числа то и другое окончание без различия родов (истинные или истинных). А в параграфе 112 он говорит: «Е и я нередко за едино употребляются, особливо во множественном числе прилагательных пишут, святые и святыя. Сие различие букв е и я в родах имён прилагательных никакова разделения чувствительно не производит: следовательно обоих букв е и я, во всех родах, употребление позволяется; хотя мне и кажется, что е приличнее в мужеских, а я в женских и средних.» Быть может, Ломоносов имел при этом в виду соответственные славянские окончания. Г.Академик Я.К.Грот, в своём сочинении «Русское Правописание» (4-е издание, 1885г. §37, стр.36) об окончаниях: –ые, –ыя, -ие, -ия, во множественном числе прилагательных, рассуждает так: «Правило отличать в этих окончаниях мужеский род буквою е от женского и среднего, которым в удел предоставлено я, это – правило совершенно произвольное, не имеющее никакого этимологического основания»¹⁴.

Указательное местоимение тъ в русском языке обратилось в тотъ, которое нужно считать происшедшим не через повторение тогож местоимения ради большей определительности, а через отраженное или усиленное произнесение того же звука (т), вынужденное полугласным ъ. Это доказывается тем, что формы именительного падежа женского и среднего рода единственного и множественного числа (та, то, те) не приняли никакой определительной прибавки; следовательно, тъ (окончание русского местоимения тотъ) есть явление чисто фонетическое, не имеющее ни какого этимологического значения. Форме тотъ соответствует древнерусское сесь, как явление в таком же роде фонетическое. В новом церковнославянском вместо слова тъ употребляется той, а вместо слова съ – сей. В новом языке сесь вытеснено составным местоимением этотъ = евъ † тотъ, а слово сей принято как славянизм. В местоимениях той и сей есть определительное местоимение и: тъ – тъи = той, сь – сьи = сей. Это совершенно правильное воспроизведение древнеславянских ъ и ь получило в русском языке значение общего правила в именах прилагательных с ударением на последнем слоге. Таким образом, написание подобных прилагательных чрез букву о – совершенно правильно и нормально, потому еще, что в русском языке гласные звуки верно произносятся только при ударении. Следовательно, старая орфография, по которой на о писали и прилагательные, не имеющие ударения на последнем слоге, фонетически верна; напротив наша нынешняя орфография есть исключение (Слич. Ломоносова, Российская грамматика, §156).

Ограничусь приведенными примерами, хотя ими далеко не исчерпываются древнеславянские остатки в русском языке. Что же и насколько сохранилось у нас от славянской  старины? Сохранились личные и указательные местоимения почти вполне, числительные  в прямых падежах, существительные и прилагательные более в единственном числе, глаголы в настоящем и будущем времени и т.п. Почему же сохранились эти именно формы? Я думаю, что они сохранились по своей сравнительно большей употребительности. Число употребительнее на вопрос: сколько есть или сколько получил, следовательно, в именительном и винительном падежах; для имён единственное число употребительнее множественного; местоимения целиком очень употребительны. Отсюда следует такое заключение: древнеславянские формы те именно уцелели в русском языке, которые были наиболее затвержены, и они стоят вне господствующего логического направления новых языков: остальной же материал языка сформировался по новым принципам, которые приблизительно изложены выше.