Исповедь земле

Речь, произнесенная с сокращениями на акте Московской Духовной Академии 1 октября 1912 г.

Древне-русское двоеверие очень сложное, трудное для изучения, но в высшей степени интересное явление. Будучи достоянием, преимущественно неграмотного простонародья, жившего туземным преданием, двоеверие не было чуждо и высшим классам общества, книжным, подпавшим влиянию Византии, и слагалось среди них отчасти под воздействием народной веры христианского востока – греческого двоеверия, которое и само сложилось из разных, довольно пестрых элементов. В древней Руси двоеверие прошло несколько стадий развития: оно было той длинной лестницей, по которой в течение веков поднималась мысль нашего народа от мрака язычества к свету Евангелия. Начальная стадия – грубое двоеверие, когда население смешанное и язычество существует еще как организация. Грубый двоевер – только что крещенный язычник: он молится в храме и под овином, приобщается и ест идольские жертвы, обращается то к священнику, то к волхву, постоянно готов отпасть снова в язычество. Конечная стадия – двоеверие утонченное. Язычество как организация давно разрушено, и отпадения от церкви стали невозможны. Преобладающее значение в обиходе жизни и мысли получило уже христианство. Однако народ не успел освободиться от некоторых языческих обрядов, потерявших прежний смысл, а также от мифологических представлений, которые как дымка окружают еще образы христианских святых. Но между этими пунктами есть средняя стадия двоеверия, особенно интересная для изучения, когда, оба элемента – и христианский и языческий – находятся как бы в равновесии, когда христианство, возбуждая религиозную мысль народа, само нередко служит матеpиалом для мифологического творчества. Тогда возникают самые сложные и причудливые комбинации.

В настоящий час я попытаюсь разъяснить один странный обряд русской древности, существующий по местам и теперь, – исповедь земле. Обряд этот носит все признаки двоеверия и на первый взгляд непонятен. Что он такое: один ли из моментов языческого культа земли, лишь немного прикрытый видимостью христианского обряда исповеди, которая здесь не более, как случайный придаток? Или же, наоборот, мы имеем дело с миссионерской аккомодацией христианства, другими словами, с попыткой сделать обязательным для народа обряд исповеди, хотя бы ценою временной уступки эпическому миросозерцанию, причем земля играет лишь преходящую роль? Но возможно, что в исповеди земле равнозначущи оба элемента, и в этом обряде мы имеем совершенно оригинальное явление области религиозного творчества.

По первому и наиболее ясному свидетельству, исповедь, земле встречается не в простом, темном народе, а, я сказал бы, среди интеллигенции вольных городов Пскова и Новгорода, в секте стригольников (второй половины 14 в. – перв. пол. 15), которые, отвергнув иерархию и отделясь от церкви, ссылались на «божественное писание и священные каноны», «изучили словеса книжная» и говорили к народу от книжного писания, главным образом от Евангелия¹. Епископ Стефан, вероятно, св. Стефан, просветитель Перми, обличая стиригольников, пишет: «Еще и такую ересь прилагаете, стригольники, – велите человеку земле каяться (а не попу). А не слышите Господа, говорящаго: «исповедайте грехи свои и молитесь друг за друга, да исцелеете». Для того же святые отцы уставили духовных отцов, чтобы исповедывались им христиане. Как больной человек объявит врачу болезнь свою, и врач приложит ему лекарство сообразно с тою болезнью, и исцелеет: так и духовному отцу исповедает человек грехи свои, духовный же отец повелит перестать грешить и положит ему епитимию по греху, и того ради Бог отпустит грех тот. А кто исповедается земле, та исповедь не в исповедь: ибо земля – бездушная тварь, не слышит, не умеет отвечать и не воспретит согешающему. Потому не подаст Бог прощения грехов исповедающемуся к земле». Далее Стефан говорит, что исповедь земле – это злая сеть, которую дьявол положил чрез Карпа, основателя секты, чтобы отнять у духовенства иерейскую честь, власть вязать в решить, данную Христом.² Всмотримся внимательнее в это старшее свидетельство об исповеди земле. Она установлена основателем секты. Отрицая иерархию и церковное покаяние, стригольники поставили землю на место духовника: перечисляли ей грехи свои и верили, что земля разрешит их. В какие обряды облекалась исповедь сектантов, – припадали ли, например, они к земле, совершали ли дpyгие символические действия, произносили ли, наконец, свои покаянные молитвы, из приведенных слов св. Стефана не видно. Не выясняется, к сожалению, и та идея, которая лежала в основе обряда: почему на место священника сотригальники поставили именно землю и как они смотрели на нее. Приходится искать разъяснения на стороне, в аналогичных явлениях византийской и русской древности.

В исповеди земле содержатся два элемента: христианский – церковный институт тайной исповеди и языческий – олицетворение земли, представление ее живым существом, способным внимать покаянным словам человека и примирять его грешную совесть. И для первой стороны явления мы станем искать аналогии в данных церковного быта, для второй – в народном миросозерцании и быте.

Исповедь земле можно раcсматривать как один из видов более общего явления – исповеди без духовника, пред неодушевленными предметами – разными святынями: иконою, гробницей святого и т. подоб.³ Известно, что в древней церкви исповедь была открытая, публичная, при чем исповедывались одни тяжкие (так называемые канонические) грехи. Вместе с торжеством тайной исповеди в церкви и падением публичной появляются строгие предписания о необходимости перечислять духовнику грехи всей жизни (с детского возраста), тяжкие и легкие; давалось знать, что даже один утаенный грех делает недействительной всю исповедь⁴; отсюда совет – своевременно записывать грехи и являться на дух с готовым их реестромъ⁵. Пред святынями исповедь происходила то открыто, то тайно; и в первом случае мы наблюдаем ясный остаток публичной покаяной дисциплины, во втором очевидное злоупотребление: вопреки строгим предписаниям утаивались от духовника грехи, притом наиболее тяжкие; затем утаенный грех исиповедывался пред какой-нибудь святыней в уверенности, что за исповедью последует прощение.

В одном патерике рассказывается. Константинопольский вельможа тяжко заболел. Он имел веру к Иоанну Златоусту и приказал нести себя в храм Апостолов, где (с 438 г.) почивали мощи великого иepapxa. В храме мучимый недугом вельможа остановил свой взор на образе Спасителя и начал пред ним каяться в грехах своих. Дошел до самого тяжкого греха своей жизни и сказал: «и еще сотворил я лютое согрешение, но не смею изречь его, не смею, Человеколюбец, не смею, милостивый». И пришел к нему голос от святого образа, «говори и это, не стыдясь». Когда вельможа исповедал тяжкий грех, то услышал новый голос от образа: «оставляются тебе грехи твои» и получил тотчас же исцеление⁶. В храме Св. Софии Константинопольской в 15 в. был образ, называемый Спас-Исповедник; пред ним каялись тайно в тех грехах, «иже срама ради немощно исповедатись духовнику⁷. Очевидно, исповедь пред некоторыми иконами Спасителя была обычной в греческой столице. По народным греческим представлениям, икона является как бы живым существом: выслушав признание во грехах, она свидетельствует чудесным голосом о прощении их. Такие своеобразные народные представления очень выразительно описываются в апокрифическом житии преп. Нифонта, греческом памятнике 10 ст., известном и в русских рукописях с начала 13 в. Нифонт юноша, попав в шумную греческую столицу, повел сначала очень веселую и прямо распутную жизнь, а потом раскаялся. «Вошедши в храм, он со слезами стал молиться Богоматери, и ему показалось, будто изображение улыбнулось. Видение наполнило его отрадою. Вслед затем он несколько раз замечал, что образ Богородицы улыбался ему, когда он каялся и принимал решительное намерение вести чистую жизнь и, напротив, образ глядел на него сурово, когда пред тем он допускал к себе грешные думы. Однажды Нифонт, по бесовскому искушению, усомнился в истине бытия Божия. Терзаемый сомнениями, он стоял на молитве пред образом Спасителя и спрашивал: «Извести меня, что Ты существуешь, единый Бог». «И так сказавши, стоял и ожидал, что услышит, и смотрел в лицо честной иконы и видел, что просветилось лицо святой иконы как солнце и все исполнилось неизреченного благоухания». Сомнения Нифонта кончились⁸.

Исповедывались пред гробницами некоторых святых. Паломники греческие и наши описывают обряд покаяния пред гробом св. Пелагии в Иерусалиме. До обращения в христианство Пелагия была великой грешницей⁹, и, может быть, это обстоятельство объяснит нам приурочение обычая к ее гробнице. Спасенная блудница, как верили, испросила у Христа милость – прощать грехи тех, кто исповедается на месте ее упокоения. Ее высокая гробница стояла в углу церкви очень близко от двух стен, и желающий получить отпущение грехов должен был открыто исповедать все грехи свои, потом обойти три раза гробницу. «И входящи человеци-поклонници первее каются Богу всех грехов своих у гроба ее и тако един по единому обходят три краты вкруг гроба святыя Пелагии. Преподобная же чудотворица за тяжеские грехи притиснет един час или два часа и отпустит»¹⁰. По сообщению других наших паломников, исповедывались здесь собственно гробнице – «камени червлену», и святая чудотворица «не пускает (человека), аще недостоин».¹¹

Обряд этот называли «Святая Исповедь», «Исповедание» (Ἐξομολόγησις Ἁγία, ἡ Ἐξομολόγησις). Обычай публичной исповеди пред этой иерусалимской святыней держался века: он упоминается с пол. 13 в., а прекратился в 16 или 17 стол.¹²

Исповедались и пред другими священными предметами. В Диаполе (Лидде), в храме великомученика Георгия находились колесо и колонна, к которой, говорили, св. Георий был привязан во время мучений. В повести Епифания об Иерусалиме так передается о названных предметах: «На этом же столбе есть пробуравленный мрамор, делающий знамения (вар. на ее трапезе на правой стороне храма стоит; он пробуравлен и творит величайшие знамения): если исповедаешься (ἐὰν ἐξαγορεύςῃς), то можешь пройти беспрепятственно и легко; если же не исповедаешься, то не можешь пройти¹³. – В Иерусалимской церкви «Святая святых» в 16 ст. показывали «зерцало, во что Господь смотрился, и всякий человек, годом что согрешит он, посмотритца, и видит своя согрешения вся, и он в том каетца»¹⁴.

Обычай открытой или немой исповеди пред святынями, довольно распространенный на христианском востоке, передавался отсюда на Русь главными образом чрез паломников и их письменность. И у нас появился обычай исповеди пред гробницами святых и пред иконами. Среди чудес Леонтия Ростовского есть такое. Чудотворец наказал разслаблением соборнаго клирика. Клирик исповедает грехи свои, «ко гробу святаго зря». Смущенный народ разошелся – дело было после заутрени, – но епископ велел подвести клирика к раке святителя и петь литургию. Клирик снова исповедывал по ряду все грехи свои от рождения и молился. Во время чтения Евангелия «прииде ему глас, глаголя: человече, оставляют ти ся греси твои¹⁵. – В чудесах преп. Кирилла Белого Новоезерского рассказано. В день его кончины (4 февраля 1532 г.) ученик преподобного Кириак, морской рыболов, был тяжко болен разслаблениeм и не имел сил проститься с умиравшим наставником. Почивший явился Кириаку и послал его ловить рыбу на утешение братии. Проснувшись, Кириак почувствовал, что может двигать руками и ногами «и повеле себе вести ко гробу блаженного Кирилла, и плачася горце со слезами, и исповеда грехи своя аки живу, и прощение получи, и бысть здрав от болезни тоя»¹⁶, – «Согреших, так кается древнерусский священник, в клятву и в преступление впадох: многажды убо падох пред образом Божиим, кляхся еже ми не согрешати и отцу духовному не покаяхся»¹⁷. Очевидно, исповедь духовнику заменялась молитвой пред иконой и клятвенным обещанием исправиться¹⁸.

Обычай исповеди без духовника пред святынями, возникший на востоке и оттуда перешедший на Русь, объясняет, мне кажется, христиански-церковную сторону в обряде исповеди земле. Покаяние пред святынями подсказывало стриголыникам легкий способ обходиться без духовника в своей исповеди. Но ставя на место иконы или гробницы святого землю, наши сектанты следовали, конечно, уже не церковным или христианским, а народным, чисто языческим представлениям. Стригольники, очевидно, почитали землю святыней, держались мифологических воззрений.

Наши языческие предки-славяне почитали землю как бога. Прямых указаний на это в древней письменности, сколько мне известно, не встречается.¹⁹ Нет упоминаний и о жертвах земле. Но имеется ряд косвенных данных, которые убедительно доказывают, что наш земледельческий народ глубоко чтил, прямо обоготворял свою кормилицу- землю. «Ты небо – отец, ты земля – мать», говорится в народном заклятьи²⁰. Но уже древний летописец видел в таких представлениях отступление от истины православия. Обличая латинян, которые будто бы «землю глаголют материю», летописец рассуждает: «да аще земля им мати, то отец им есть небо»²¹. Ясно, что в осуждаемых летописцем нехристианских представлениях и в народном заклятьи земля мыслится супругою неба- Сварога, как греческая Гея супруга Урана. Уран и Гея – божественная чета, от которой произошли все остальные боги. Подобное представление было, повидимому, и у славян. Небо-Сварог – отец солнца Дажьбога и огня Сварожича по летописи и обличительным словам против язычества, а земля в произведениях народного творчества называется матерью солнца, месяца и ветра²². Сходство двух славянских божеств с греческими Ураном и Геей заключается еще и в том, что как греческая божеская чета, так и славянская уступили свое место младшему поколению богов; в историческое время того и другого народа это были уже пережитые культы. Оттого то, может быть, земля и не называется богом в наших письменных памятниках; оттого, конечно, мы не имеем прямых известий о жертвах земле.

Обычное народное название земли – Мать сыра земля означает: «земля увлаженная, оплодотворенная дождем, способная стать матерью»²³. Эта черта сближает нашу землю уже с греческой Деметрой, символом возрождения хлеба – богинею земледелия. «Не земля хлеб родит, а небо»²⁴, говорит наш народ. Следовательно, он мыслит землю пассивным началом, опять-таки супругою неба-Сварога.

Земля мать не только богов, но и людей. Человек сын земли. Это представление в классическом мире – в народной религии и официальных культах – разработано с необыкновенной последовательностью и художественной законченностью²⁵. Римляне, которые в своем языке так наглядно отметили связь человека с землею (homo-humus), соблюдали замечательные обычаи, пережитки глубочайшей древности, всего лучше доказывающие их веру в землю, как мать человека. Новорожденного ребенка они клали на землю, с которой поднимал его отец. Первоначально это был обряд посвящения и передачи дитяти божеству, – самой земле. – Если дитя до известного возраста (до первых зубов) помирало, его тело не предавалось сожжению, а погребалось в земле в той, полагают, уверенности, что она может принести душу к новому рождению. – Умирающего человека римляне клали на землю, и в основе этого обычая лежала такая мысль: «человеческая душа происходит из земли, в· землю возвращается она, и земля рождает ее снова для нового человеческого рождения.²⁶

Греческие поэты говорили: «один род людей и богов, обои получаем дыхание от одной матери» (земли). Супруга неба земля оплодотворяется дождем как семенем, зачинает и производит все живое, в том числе и человека. «Все рождает земля и все берет она опять». «Земля все рождает и снова гостеприимно принимает». И начало жизни человека и конец ее во власти земли, они неразрывно связаны с нею. «Земля дает жизнь или отнимает у смертных людей». Великие проблемы рождения и смерти человека, бытия и небытия эллин решал наблюдением над природой. Рождение и смерть представлялись ему кругооборотом, какой замечался и в природе. Семя, взятое из колоса опускается на землю, истлевает там, как бы временно помирает, потом снова выходит из земли на солнечный свет (рождается) и производит такой же колос, такие же семена. За смертью следует возрожденная жизнь. То же самое происходит и с человеком. «По (греческому) народному воззрению, души предков возвращаются из земли к новому земному рождению». Это чередование жизни и смерти называлось кругом рождения (κύκλος γενέσεων). У афинян был многознаменательный обычай: на могильную насыпь они сеяли хлебные семена, чтобы побудить матернюю землю снова родить на свет душу умершего. Понятна, отсюда, заботливость древних о погребении: погребение человека священная обязанность каждого. «Кто позволил лежать непогребенному телу, тот лишил его матери земли, которое она и родила, и обрек вечному уничтожению душу, жизнь, которую мать земли опять родила бы к новому возникновениию»²⁷. Афиняне были уверены, что земля не даст новой жизни тому, кто не будет погребен в родной земле. Поэтому предателей они хоронили вне Аттики и пепел после сожжения бросали в море; родная земля не должна оскверняться трупами изменников. На этих представлениях основывалась, вероятно, связь Деметры (а также римской богини Теллюс) с культом мертвых. У афинян браки посвящались Урану и Гее, земная супружеская чета небесной. Деметра, богиня плодородия, представлялась также богинею брака. Но во время брака приносились жертвы еще и душам предков, обитавшим под землею, чтобы они снова родились в детях новой четы.

С культом земли у афинян связаны знаменитые Элевзинские мистерии. Их главная мысль – служение Деметре, матери-земле, управляющей в то же время мертвыми. Мистерии эти стояли в связи с идеей о цикле рождений, по мнению одних ученых: посредством сакраментальнаго акта посвящения человек становился дитятей матери для второй жизни; он входил в недра подземной богини и этим гарантировал себе новое рождение по смерти из божественной матери. По мнению других, целью посвящений было не рождение для новой жизни, а блаженство за гробом в царстве подземной богини, рождение в вечность. Подмечено, что обряды посвящений похожи были на те, которые совершались римлянами при рождении и смерти человека. И немудрено: там и здесь служение одному божеству – земле, подательнице жизни. В Элевзинских мистериях рядом с Деметрой стояла ея дочь Кора или Персефона, похищенная богом смерти Плутоном и потом возвращенная матери. Здесь впервые в древней Греции нашло себе внешнее выражение то, что есть религиозного в чувстве материнской любви. И каждый служитель культа искал для себя μυστήριον – сыновства богине: верующий и его божество были как дитя и мать. Здесь вера в матерь-землю возвышается до мистики.

Греческой философии эти народно-религиозные представления о матери-земле, о круге рождений дают материал для построения учений о переселении душ, о их предсуществовании, учений, которые осложнены были идеями греха и искупления и отразили на себе, вероятно, и иноземные религиозные влияния.

На фоне классических воззрений на мать-землю нам станут яснее пережитки культа земли в русской древности, те частные черты его, в которых выражалась мысль об отношении земли к человеку. Пережитки эти мы наблюдаем уже в христианское время, в период двоеверия, следовательно, несколько осложненными содержанием высшей религии, по крайней мере, в перспективе и обстановке христнских или полухристианских представлений и настроений. Древняя церковь учила, что языческие боги – бесы. Но народ мыслил иначе. Боги для него идеальные образы и создания первых проблесков поэзии, молодой испытующей мысли и проснувшейся совести. Это лучшее, что он мог создать духовно. Но вот явился Бог богов, Бог христианский. Непостижимый, незримый, неведомый он обитал в высотах небесных. Народ привел к Его престолу свои создания и в образах святых и ангелов покорил их под нозе Его. И лишь тех своих богов, которым не сумел отдать ни нравственного содержания ни приличного вида, он прогнал прочь от лица Господня, низвергнул их темными бесами в геенну. Однако среди богов языческих были и такие, которые почти не испытали этой ассимиляции, не превратились ни в святых ни в бесов, которые и в христианское время удержали свой первобытный образ со всею свежестью красок. Таков, например, домовой – божество родового культа. Из стихийных божеств такова до некоторой степени земля. Мать-земля по ассоциации сходства не раз ставится рядом с Божией Матерью, но никогда не сливается с Нею.²⁸

Народ наш зовет землю святою матерью или просто святою: «земля – свята мати».²⁹ Зовет ее: «кормилица», «поилица», «питомая». В древне-русском рассуждеии о язычестве читаем: «и в землю веруют, такоже глаголюще, яко та нас питает и скоты наши.³⁰ Но всего чаще зовется она – »Мать сыра земля». Название земли матерью свойственно и святоотеческой письменности,³¹ само по себе оно не содержало языческой мысли о ее божественности. Но в устах двоеверного народа эти выражения давали чувствовать нехристианскую мысль. Вот почему летописец считает название земли матерью отступлением от православия. Есть пословица: «мать сыра земля! говорить нельзя»,³² и в ней слышится отголосок церковнаго обличения культа земли.

Славянская мифолоия, как известно, не развилась еще до полного, отчетливого антропоморфизма. Но земля в христианское время представлялась совершенно человекообразным существом. Земля не бездушная тварь, она организм, подобный человеческому телу. «Земля сотворена яко человек: камение яко тело имать, вместо костей корение имать, вместо жил древеса и травы, вместо власов былие».³³ Земля существо женское и в лицевых рукописях изображается она женщиной, иногда престарелой.³⁴ Народ окрестил землю, как и другие свои святыни, христианским именем: ее имя Татьяна.

«Вода – дочка Ульяна,

Земля – мати Тетяно (вар. Татьяна),

Камне – брате Петро».

«Добрыдень тоби, Романе – Колодезю, и тоби Водо – Уляно и тоби Земле – Тетяно.³⁵ Но именинницей земля бывает не 12 января, а весною: в Духов день или на Симона Зилота 10 мая, на другой день после, Николы вешняго, покровителя земледелия.³⁶ Земле приписываются человеческие действия и настроения: «пьет и не напьется», дрожит или стучит при землетрясениях, плачет.³⁷

Земля есть действительно мать человека, породившая его из своих недр, жалеющая и пекущаяся о нем при жизни и возвращающая его в свое лоно по смерти. «Земля, земля, мати сырая! Всякому человеку земля отец и мать»³⁸ Все существо человека продукт земли:

«Телеса наши от сырой земли,

Кости крепкия от камени,

Кровь-руда от Черна моря,

Наши помыслы от облак небесных»³⁹.

Сердобольная мать земля любит и жалеет детей своих, плачет о них во время великих бедствий. В годину монгольского нашествия земля плакала пред Богоматерью и Господом Богом, «жерелом великим стонящи», умоляяя пощадить грешных и наказанных христиан русских.⁴⁰ Накануне Куликовской битвы соратник Димитрия Донского Димитрий Волынец гадал. Сошел он с коня, урпл на правое ухо к земле, лежал некоторое время и снова поник к земле. Князь спрашивает Волынца: «на пользу ли сияпрмета?» Тот отвечает не сразу по принуждению. «Княже великий, одна примета на пользу, а другая скорбна: слышал я, господине, как земля плачет на-двое – одна сторона горько плачет по-язычееки о чадах своих, сильно крича, другая же сторона, как некая вдовица, тихо и жалобно плачевным голосом».⁴¹ Земля плакала о детях своих и русских и татарах, вышедших на Куликово поле, чтобы лечь на нем многотысячными костьми.

Земля неисчерпаемый источник сил и здоровья для человека. Прикосновение к ней дает ему новые силы. Русские богатыри набираются сил, упадая на мать сыру землю. В народной сказке богатырский конь дважды ударяет пятой доброго молодца – так, что тот падает на землю, и вслед за тем спрашивает его: «много ль силы прибыло?». – Прибыла сила великая, отвечает молодец.⁴²

От земледельца земля требует огромного напряжения сил, работы до истощения их. Былинная «тяга земная» оказалась не под силу даже могучему Святогору, за которым скрылся, вероятно, образ библейского силача Самсона. Но сама же земля и возвращает крестьянину положенные в нее силы. В иных местах Poccии жатва заканчивается обрядом глубочайшей древности – завиванием бороды Волосу. Жнеи садятся при этом в круг и поют следующую песню:

«Нива ты нива, вот твое поле!

Поле ты поле, вот твоя жнива!

Жнива ты жнива, отдай мою силу!

Я жала, в тебя силы клала».

Затем жнеи припадают к земле спиною для получения силы и, перекувыркнувшись через голову, все поднимаются на ноги⁴³.

Земля порождает целебные злаки на пользу человеку, исцеляет и непосредственно, «Как здорова земля, так бы моя голова была здорова», говорят, прикладывая песок со дна родника от головной боли. Больные лихорадкою отправляются на то место, где, по их мнению приключилась болезнь, посыпают вокруг себя ячменной крупой и, кланяясь во все стороны, произносят: «прости, сторона, мать – сыра земля! вот тебе крупиц на кашу», и уверены, что земля простит их, избавит от лихорадки. Крупицы на кашу, быть можеть, древняя жертва земле. Крестьяне нижегородской губ., получившие при падении наземь какое-либо повреждение или ушиб, ходят прощаться на то место, т.е. молить наказующую землю о прощении.⁴⁴ Знахарка говорит больной вывихом: «ты пойди и поклонись три раза в землю на том месте, где, тебе это подеялось, мать сыра земля и отпустит тебя.⁴⁵ Среди cyeверий яросл. губ. встречается ипрощание с землей. Во время «прытки» – болезни по неизвестной причине – на девяти вечерних и утренних зорях прощаются с землей словами: «прости, мать сыра земля, в чем тебе я досадила».⁴⁶

В лоне матери-земли человек находит вечное упокоение: рожденные от земли мы все в нее ляжем. Человека, близкого к смерти, она зовет к себе; умершего принимает. Князь Димитрий Шемяка, согнанный с Московского престола, разбитый и бегавший от войск Василия Темного, явился, наконец, в Новгород и заехал в Клопский монастырь. В беспокойной голове князя роились новые замыслы, и он поделился ими с братией. Тогда юродивый Михаил Клопский взял Шемяку за голову, погладил ее рукою и сказал ему трижды: «Князь, земля зовет тебя». И вскоре князь был отравлен в Новгороде.⁴⁷ Если у умирающаго человека выступают на теле темные пятна, то в Пошехоньи говорят, что это «земля у него выступает на теле», «земля его к себе зовет». От человека, который в скором времени умрет, «пахнет землею». Если ребенок на вес весьма тяжел, то говорят, что «его тянет земля»: он скоро умрет. Если ребенок растет пухлым и нежным, то говорят: его «нежит земля», он не жилец на белом свете.⁴⁸ – «Прими меня, матушка сыра земля», причитает крестьянка, потерявшая близкого человека.⁴⁹ «Земля, земля сырая, родная всех мати, приими и меня в недро свое», поют украинские слепцы.⁵⁰ Может быть, такие представления служили основой для народного обычая – класть на землю (или на солому) трудно умирающаго.

«В эти дни в усадьбе барской

Смерти панской ждали...

Клали наземь, на солому,

Крышу разбирали;

Не живет, не умирает!»⁵¹

Но земля не всех принимает в свои чистые недра. Народ убежден, что колдуны и вдьмы, опойцы, люди, предавшиеся злому духу, проклятые родителями, отлученные от церкви, не гниют в земле, остаются вечньми трупами: земля их не принимает.⁵² Отсюда о негодном человеке говорит пословица: «уродила мать, что и земля не принимат».⁵³ Отсюда же и такое пожелание врагу: «щоб тебя окаяннаго земля не приняла».⁵⁴· У русского человека наблюдается трогательная заботливость лечь в могилу чистым. Мертвеца непременно обмывают и переодевают. Наши солдаты перед битвой надевают чистое белье. Разъяснение этого обычая мы находим в житии боярыни Морозовой. В боровской земляной тюрьме Морозова почувствовала приближение смерти. Единственная рубашка, бывшая на ней, требовала стирки. И вот боярыня обращается к сторожу темницы: «Иди на реку и вымой мне эту сорочку, ибо хочет Господь взять меня от сей жизни. Было бы непристойно этому телу в нечистой одеже возлечь в недрах матери своей земли».⁵⁵ По народным представлениям, земля покрывает мертвеца: «из гроба не встает мертвец, покрыт матушкой сырой землей», говорится в заклятьи.⁵⁶ Покрывая, она давит его. Вероятно, на этом представлении и основан обычай, встречаюищийся у южно-русских болгар: «когда опускают гроб в яму, то каждый находящийся здесь должень бросить туда три раза по одной горсти земли и сказать: «пусть тебе будет легка земля».⁵⁷

Земля представлялась между прочимь местом обитания умерших. В обонежском крае, встречая умерших родителей на поминках их, говорят: «Чай, вы зазябли в сырой земле, да и в дороге, то не тепло, может было: погрейтесь, родные, на печке».⁵⁸ Поэтому земля, где лежат, предки, особенно священна: она земля рода – родная. «С родной (родительской) земли умри не сходи», говорит пословица. Ее как святыню по горсти брали с собою наши предки, уходя в чужу-дальню сторону. «Уезжая надолго» на чужую сторону (в Пошехоньи некоторые берут с собой щепотку родной земли, которую зашивали в ладонку».⁵⁹ Катерина у Шевченко, решив навсегда покинуть, родной дом свой,

«Вышла в садик, помолилась,

Горсть земли набрала

И на крест ее в мешочке

Крепко навязала.

«Не вернусь»! проговорила:

Далеко умру я, –

И чужие закопают

В землю мне чужую;

А своя щепотка эта

Надо мною ляжет

И про долю и про горе

Добрым людям скажет».⁶⁰

Землю, как предмет священный, человек может оскорбить и осквернить, как живому существу, может причинить ей боль. Есть легенда, «что когда землю начали впервые пахать, то она была живая и сильно кричала от боли, а борозды от плуга наполнились кровью. Но явился Бог, и сказал земле: «не плачь и не пускай крови, ты будешь, кормить людей, но ты же и съешь их всех». С тех пор земля утешилась и больше не кричит и крови не пускает».⁶¹ Такое представление дошло, вероятно, из того далекого времени, когда человечество только начало переходить от кочевого образа жизни к земледельческому. Человек, не довольствуясь тем, получал от земли в готовом, естественном виде, стал управлять ее производительными силами, и это показалось ему самому насилием над землею. По народным воззрениям, грешно даже попирать землю ногами, бросать ее горстью, плевать на нее и т.д.⁶² «Не бей землю, говорят словаки, не даст тебе хлеба».⁶³

В древне-русских епитемейниках упоминается странный грех «мужей и отроков» – лежать на земле ниц или на чреве. «Грех есть легши мужницы на чреви на земли, епитемии 12 дней, поклон 60 на день».⁶⁴ «Легши ниц три дни поста». В одном перечне человеческих грехов указан такой: «ничему спати на земли».⁶⁵ Интересно, что такое оскорбление земле-матери приравнивалось к обиде родителям: «Аще отцу или матери лаял или бил или, на земле лежа ниц, как на жене играл, 15 дни (епитемия).⁶⁶

Оскорбляет землю сквернословие. Древний проповедник, восставая против этого порока, говорит, что скверным словом оскорбляется Матерь Божия, другая мать, родная всякому человеку, и «третия мати – земля, от неяже кормимся, и питаемся, и одеваемся, и тмы благих приемлем, по Божию повелению к нейже паки возвращаемся, иже есть погребение».⁶⁷ – По воззрению древнего летописца, земля оскверняется ложными верами и человеческими жертвоприношениями.⁶⁸

Земля святыня. Но этого не совсем еще было достаточно, чтобы пред ней, как пред иконой или гробницей святого, каяться во грехах. Решающее значение, мне кажется, имело то, что, по древним представлениям, земля стояла в близких, интимных отношениях к больной человеческой совести – преступлениям человека, его грехами и просто к его тайнам. Представления эти создались, как сейчас увидим, из пережитков первобытной древности и влияния народного восточного христианства.

Земля мыслилась как судия и как искупительница грехов. Ею клялись, при чем целовали и даже ели землю.⁶⁹

При спорах о земле как одно из судебных доказательств употребляется дерн. Вырывается кусок дерна, один из спорящих кладет его ceбе на голову и так обходит по меже, по границе участка, который он объявляет своим. Если он пройдет благополучно, это значит участок его. «С Богом! Бери что обошел: так разсудила мать сыра земля». Если претендующий не прав, тогда сама мать родная земля прикроет его навеки.⁷⁰ Этот распространенный прежде обычай идет из глубокой дохристианской древности. На него указывается в славянском переводе слов Григория Богослова по ркп. 11 в.⁷¹ Много указаний на него в древних грамотах.⁷² Церковь боролась с этим языческим видом присяги и старалась заменить дерн христианским символом – иконой. «Образовое хождение» предписываете и уложение царя Алексея. Но результатом этих усилий было то, что начали употреблять и икону и землю: икону Пречистой брали в руки, а дерн клали на голову.⁷³ Клятва землей самая страшная. Посошков пишет: «иные, забыв страх Божий, взяв в руки святую икону и на голову дернину, да отводят землю и в таком отводе смертно грешат; и много и того случается, еже, отводя землю и неправдою межу полагая, и умирают на межу».⁷⁴ Очевидно, Посошков знал случаи смерти нарушителей клятвы. Такова сила внушения! Один клятвопреступник, добившийся спорной земли, как только стал на нее, тотчас же возопил великим голосом, – хотел бежать и не мог: «Горе мне окаянному, вопил он, эта земля на мне стоит: она меня покрывает, она меня погубит! Вот уже и прах этой земли засыплет мои окаянные очи!» Силою привели больного домой, а он все вопил: «О, горе мне! эта земля как облако, висит надо мною, и на меня рушится, и прах очи мои засыпает.⁷⁵ – Клятва с дерном употреблялась, повидимому, еще при продаже себя в полное, потомственное рабство. «Дерноватый холоп» «дерноватая челядь» – полные, вечные рабы.⁷⁶

Как жалостливая мать земля покрывает собою грехи человека, но как судья иные грехи оставляет непрощенными. После смерти человека грехи остаются на земле. Такое воззрение свойственно еще книгам Сивилл: «Нечестие, порок закроются землею».⁷⁷·Земля представляется как бы погребающей в себе вместе с телом человека и грехи. Погребая, она таит их. «Земля покрывает грехи исповедающих, падающих ниц, а покаянием погребает», говорить одно странное греческое правило, предписывающее обязательность тайны исповеди.⁷⁸ Следовательно, земля принимает в себя грехи и по исповеди, именно в тот момент, когда кающийся падает ниц на землю. Однако некоторые грехи земля не таит и не прощает. «Земля обещалась небу открывать свои тайны», тайны убийства человека.⁷⁹ Собирая в себя грехи своих многочисленных детей, земля оскверняется ими, как бы принимает на себя ответственность за них, становится грешной и осужденной. Такая мысль ярко выражена в греческом апокрифе «Хождение апостола Павла по мукам». Солнце, луна, звезды, воды просят Господа наказать людей за беззакония. Просит и земля, которая «паче всея твари осуждена есть». Она предлагает Богу наказать, беззаконников голодом, но разрешения на такой суд не получает.⁸⁰ На этом апокрифе основан русский духовный стих «Плачь земли».

«Как расплачется и растужится

Мать сыра земля перед Господом

Тяжело-то мне, Господи, под людьми стоять,

Тяжелей того людей держать,

Людей грешных, беззаконных,

Кои творят грехи тяжкие:

Досады чинят отцу, матери,

Убийства и татьбы деют страшныя...

Отвещает земле Иисус Христос:

О мати, ты мати сыра земля,

Всех ты тварей хуже осужденная,

Делами человеческими оскверненная»⁸¹.

Даже простые тайны, тяготящие человека, земля может принять, скрыть в себе, освобождая его от них. Есть любопытная сербская сказка о Трояне, представляющая вариант классической легенды о Мидасе. У царя Трояна были козлиные уши. К нему ходили брить брадобреи. Каждого он спрашивал, что тот видел, и заметивших его козлиные уши предавал смерти. Однажды брить царя пришел мальчик и на вопрос Трояна, что он видел, догадливый мальчик сказал, что не видел ничего. Но тайна тяготила мальчика, он стал чахнуть и просил у хозяина совета, как ему быть. Хозяин отвечал: «Скажи мне тайну, я никому не передам; а если боишься, исповедай духовному отцу; а не то ступай за город в поле, вырой яму, уткни в нее голову и трижды исповедай свою тайну земле, а потом закопай яму». Мальчик так и сделал: сказал свою тайну земле. Но на этом месте выросла бузина с тремя ветвями, прямыми как свечи. Шел мимо пастух, сделал из одной ветви свирель и только начал играть, она запела: «у царя Трояна козьи уши».⁸² В данном рассказе очень ценно указание на обряд передачи тайны земле, а также то, что земля заменяет духовника. Это можно бы назвать исповедью земле, но для исповеди не хватает здесь двух важных моментов: греха и покаяния.

Встречаем мы, наконец, и покаянную мольбу, обращенную к матери-земле. В одной молитве, которая в древей Руси читалась нади преклоненными до земли молящимися, говорится: «И теб, земле-мати, согрешил есми душею и телом».⁸³

Теперь мы знаеми все элементы, из которых создался у стригольников обряд исповеди земле. Это, во-первых, восточно-христианский обычай исповеди без духовника, пред (святынями; во-вторых, языческий культ земли, державшийся в двоеверном сознании нашего народа; в-третьих, народное представление о земле-судье и представление о земле, искупительнице греха, которое развито опять таки в восточном народном христианстве. Народное христианство востока сыграло здесь, нееомненно, очень большую роль. Нельзя даже отрицать возможности и того, что исповедь земле сформировалась на востоке и заимствована нашими древними сектантами уже в готовом виде. В таком случае народный культ земли послужил только почвой, которая с готовностью воспринимала то, что сеялось на ней народным христианством востока. Но до сих пор не указало ни одного ясного известия об исповеди земле на востокe, и этот обряд признается как «вполне оригинальная черта ереси стригольников, которою последняя отличается от всех других вероучений⁸⁴. Такую исповедь они приняли или создали по нужде. Обличители сектантов рисуют их людьми строгой жизни, пуристами. Поэтому выбросить совсем покаяние из своей доктрины они были не в силах. Каяться же духовникам не могли, потому что отрицали иepapxию за ее пороки, главным образом за святокупство и мздоимство. Были у сектантов свои наставники, принявшие на себя обязанности учителей веры, но к исповеди они, повидимому, не имели отношения. Могли бы, наконец, стригольники исповедываться христианским святыням: иконам, которых, кажется, не отрицали, гробницам святых. Однако не делали они и этого. Книжные люди своего времени, строго судившие церковные нестроения, стригольники, отвергнув церковное учение о таинстве покаяния, сами стали черпать из мутного источника – из воззрений и обычаев народного христианства востока; и поддались даже влиянию языческого культа земли, живого в их время в двоеверной массе народа: подслушали сказку земли и поверили ей.⁸⁵

В одном духовном стихе мы имеем, можно сказать, художественную иллюстрацию к известию еп. Стефана об исповеди земле.

«Уж как каелсе молодец сырой земли:

«Ты покай, покай, матушка сыра земля!

Есть на души три тяжкие греха,

Да три тяжкие греxa три великие:

Как первой на души велик-тяжек грех –

Я бранил отця с родной матерью;

А другой на душе велик-тяжек грех –

Уж я жил с кумой хрёстовою,

Уж мы прижили младого отрока;

А третей-от на души велик-тяжек грех –

Я убил в поле брателка хрёстоваго,

Порубил ишо челованьицё хрёстноё!»

Как спроговорит матушка сыра земля:

«Во первом греху тебя Бог простит,

Хоть бранил отця с родной матерью, –

Втогды глупой был, да неразумной слыл;

И в другом-то греxy тебя Бог простит,

Хоша жил с кумой со хрёстовою,

Хоша прижили младого отрока, –

Втогды холост жил, да нежонатый слыл;

А во третьём-то гриxy не могу простить,

Как убил в поли брателку хрёстоваго,

Порубил челованьицё хрёстноё!»⁸⁶

Земля не прощает убийство побратима. Высказано мнение, что этот духовный стих прямо связан с учением стригольников, возник в их среде.⁸⁷

Исповедь земле существует по местам и в настоящее время. Однако нельзя сказать с уверенностью, что это остаток исповеди стригольников. Обычай мог иметь не один источник – секту стригольников, мог он возникнуть и параллельно, на почве того же полуязыческого сознания народа. Тем более естественно предполагать это, что в последующее время обычай является более сложным: исповедаются уже не одной земле, но и другим святыням двоеверного сознания. «Царь водяной, царь земляной, царь небесный, прости мою душеньку грешную», – вот покаянная молитва к воде, земле и небу.⁸⁸ 3). Исповедь земле держится главным образом среди безпоповцев. Приведя свидетельство еп. Стефана, протоиерей Андрей Иоаннов сообщает: «Есть такое же мнение и у нынешних раскольников в безпоповщине, а особенно в нетовщине, которые толкуют, что лучше припадая к земле или зря на небо, или стоя пред иконою Спасителя покаяние приносити, нежели пред священником⁸⁹. Старообрядец Спасова согласия (самар. губ.) передавал мне, что одна старушка его толка ежедневно прощается с солнцем при его заходе, молится на него и просит прощения во всем, что нагрешила днем. По словам того же старообрядца, «поморские старики и старухи говорят: «если некому, то можно исповедывать и булине» (т.е. былинке, траве). О старообрядцах на Печоре известно: «На исповедь усть-цылемы к православным священникам, конечно, не ходят и на приглашение священников... отвечают в таком роде: «мы исповедаемся Богу и матери сырой земле» или «я приложу ухо к сырой земле, Бог услышит меня и простит и проч. и проч.⁹⁰ В Сибири, где мало священников, такая исповедь встречается и среди православных. «От многих сибиряков мы слыхали, пишет один священник, что каяться можно: и старикам, и земле, и дереву. Станешь возражать, а тебе в ответ такой аргумент «ну, а как же быть то, если болесть захватит в поле или в лесу; кому же, как не земле или дереву каяться, коли человека-то не будеть?» Этот взгляд безпоповщинский, но он держится и у православных сибиряков».⁹¹

Близок к исповеди земле обряд прощань с землею, который совершается пред обыкновенной церковной исповедью. После прощанья с родными старушка, бывшая раскольница (владим. губ.), кратко просит прощения у красного солнышка, у светлого месяца, частых звезд, зари утренней, ночей темных, дробна дождичка, ветра буйного и, наконец, с особой обстоятельностью у земли:

«Возвоплю я в тебе, матушка сыра земля,

Сыра земля, моя кормилушка поилица,

Взвоплю грешная, окаянная, паскудная, неразумная:

Что топтали тея походчивы мои ноженьки,

Что глазели на тея мои зенки,

Что плевала на тея скорлупоньки.

Прости, мать питомая, меня грешную, неурядливу.

Ради Спас Христа, честной Матери,

Пресвятой да Богородицы,

Да Ильи пророка мудраго»,

Если земля растаяла, то крестьянка, стоя на коленях, умывает руки землей; если нет, то снегом, взятым как можно глубже, и не очистив рук от земли, не отерши от воды, она так и идет до самой церкви.⁹² Во время умыванья рук землей или снегом, стоя на коленах полунаклонившись и кланяясь по разными сторонами (не оборачиваясь), старушка говорит:

«Еще раз, моя питомая,

Прикоснусь к тее головушкой,

Испрошу у тея благословеньица,

Благословеньица со прощеньицем:

Что рвала я твою грудушку

Сохой острою, расплывчатой,

Что не катом тея я укатывала,

Не урядливым гребнем чесывала, –

Рвала грудушку боронушкой тяжелою

Со железным зубьем да ржавыем.

Прости, матушка питомая,

Прости грешную, кормилушка,

Ради Спас Христа, Честной Матери,

Все святыя Богородицы,

Да Овласия заступника,

Да Ильи пророка мудраго,

Да Егорья Победоносчика».⁹³

Прощанье с землей пред церковной исповедью есть, очевидно, не что иное, как народная исповедь земле, дополняющая церковную. Земле старушка исповедает только те грехи, которых не спросит священник, грехи против самой земли, – остальные она скажет на-духу. В ее перечне грехов слышится ясный отголосок культа земли: благоговение пред святой матерью-землею, которую человек должен попират ногами, и священный ужас первого земледельца, которому приходится рвать грудь земли, заставляя ее служить себе. ·

Много наивного, чисто детского, вызывающего улыбку мы видели в странном обряде исповеди земле и в связанных с ним верованиях. Но в нем, въсамой основе его, лежит трогательная мысль и глубоко затаенное чувство ответственности пред нашей матерью-землей. Это, конечно, одно из проявлений могучей «власти земли» над народом, живущим землею. Но такое настроение не совсем чуждо и культурному человеку. Напомню сцену из «Преступления и наказания» Достоевского. Раскольников – убийца по идее, из принципа – изнемог в борьбе со своею совестью. Вот он идет по Сенной площади в Петербурге, набитой народом, даже не помня, где он находится. «Но когда дошел до середины площади, с ним вдруг произошло одно движение, одно ощущение овладело им сразу, захватило его всего – с телом и мыслию. Он вдруг вспомнил слова Сони: «Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и пред ней согрешил, и скажи всему миpy вслух: «я убийца!» Он весь задрожал, припомнив это. И до того уже задавила его безвыходная тоска и тревога всего «того времени, но особенно последних часов, что он так и ринулся в возможность этого цельного, нового ощущения. Каким-то припадком оно к нему подступило: загорелось в душе одной искрой и вдруг, как огонь, охватило всего. Все разом в нем размягчилось и хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю. Он стал на колени среди площади, поклонился до земли и поцеловал эту грязную землю с наслаждением и счастием»...