О духовном суде

Предпринятое в сфере административной преобразование судебной части по духовному ведомству, как и следовало ожидать, обратило на себя внимание современных изданий духовной и светской литературы. Органы той и другой печати ­если не изложили вполне своего взгляда на этот предмет, – то ясно высказали свои желания на счет тех самых начал и форм, которые должны быть приняты новым духовным судом. Эти органы, основываясь на недостатках, усматриваемых в современном духовном суде, действующем на основании Духовного Регламента и Устава Духовных Консисторий, склоняются к одной общей, именно той мысли:что духовный суд при его преобразовании должен сблизиться с судом государства, усвоить себе начала его устройства и принять в себя самые формы его производства. Но – одна мысль о сближении духовного суда с судом государства, а еще более усвоение себе первым начал и форм последнего, вызывают канониста на многие, весьма серьезные размышления относительно того, как именно повести сближение духовного суда с судом государства, как поступить при усвоении себе первых начал и форм последнего, чтобы при этом сближении и усвоении сохранились основные требования церковных правил и не утратились коренные свойства духовного суда, как суда церкви. Потому что духовный суд, независимо от его сближения с судом государства и вместе с усвоением им себе начал и форм последнего, имеет свои и особые начала устройства, и формы действий, начертанные в правах и законах церкви, в началах и целях ее существования. Соблюдение этих начал и удержание этих форм, как существенных в духовном суде, очевидно должны предшествовать всякому его сближению с судом государства, должны сопровождать усвоение себе первых начал и форм последнего. Но, кроме того, еще известно, что преобразование всякого бытового института тогда приносит добрые и удовлетворительные плоды, когда при этом преобразовании не только бывают осознаны и устранены недостатки, подававшие повод к самому преобразованию, но и когда бывают приведены в ясность и сохранены сами те основы и требования, которые, скрываясь в существе улучшаемого института, необходимо должны отличать и сопровождать собой все последующее его существование и деятельность. Всякий институт бывает хорош в том виде, когда он, сохраняя свою собственную физиономию, вполне отвечает требованиям времени, когда он, утверждаясь на своих природных началах, вполне достигает указанной ему цели. Недовольство каким-бы то ни было институтом, а еще более мысль об его преобразовании без сомнения служат ясным знаком того, что этот институт – или обветшал в своих формах – и потому требует некоторого обновления, – или он весь держится на ложных, несвойственных ему началах – и потому нуждается в совершенной перестройке и преобразовании. Но как должно быть совершено преобразование современного нам духовного суда, по каким именно началам и в каких формах – этот вопрос, для удачного своего разрешения, кажется, прежде всего требует непосредственного изучения самого предмета. А потому, не торопясь решать данного вопроса по собственным теоретическим соображениям, мы сначала обратимся к историко-каноническому изучению самого предмета, чтобы, при помощи этого изучения, понять:на каких началах до сих пор развивался и по каким формам действовал духовный суд как в древней вселенской, так и нашей русской Церкви. Такое изучение предмета в данном случае совершенно необходимо, потому что Духовный Регламент и Устав Духовных Консисторий, на основании которых действует современный нам духовный суд, далеко не охватывают собой всех требований древнего церковного права, далеко расходятся и с отправлениями духовного суда, имевшими место в русской церкви до времени их появления. А потому мы полагаем, что свидетельства истории, как голос предания, с подкреплением их данными церковного права, составят необходимое содержание большей посылки силлогизма, чтобы получить правильное заключение о началах и формах для нового духовного суда. И так обратимся к историко-каноническому изучению настоящего предмета.

Духовный суд, по его существу есть особенное обнаружение полномочия власти Христовой Церкви, по которому эта власть на основании прав и законов церкви исследует, проверяет и оценивает действия всех членов церковного общества в пределах ее ведомства и по предметам церковного управления.

Духовный суд является наблюдению в двух главных видах: как суд совести, и как суд открытого преступления. Непосредственным действием первого обыкновенно бывает то церковное разрешение, или запрещение, которое духовный отец – будет ли то священник, или архиерей, – на исповеди изрекает совести кающегося грешника. Существенным обнаружением второго служит то действие, когда церковная власть следственным порядком удостоверяется в действительности совершенного преступления, на основании положительных правил и законов, определяет меру его тяжести и своим решением налагает на виновного наказание для удовлетворения закону и очищения преступления. Но тот и другой суд сходятся между собой в третьем, равно принадлежащем им, действии, т. е. церковном увещании и наставлении, которые нередко делает пастырь церкви – как кающемуся перед ним грешнику, так и лицу виновному в гласном и открытом преступлении с целью их нравственного вразумления и исправления. Первый суд обыкновенно называется судом внутренним, таинственным, действующим только на совесть и духовную жизнь лица, без всякого внешнего судопроизводства. Второй суд получает название суда открытого, гласного, формального, который, выходя за пределы непосредственного влияния на совесть и духовную жизнь лица, ограждает права и порядок управления, благочиния и благоустройства церкви, преследует преступные деяния членов церковного общества открытым, судебным порядком, действиями и мерами формального судопроизводства.

Но в каком бы из двух обозначенных видов мы ни стали рассматривать духовный суд, он одинаково представится нам изначала существующим в церкви. Так еще Спаситель некоторым образом предуказал действия духовного суда в обоих его видах, когда Он с кротостью и милосердием Мессии отпускал грехи уверовавшим в Него (человекам), и когда Он с властью и величием Сына Божия, открыто пред всеми, обличал неправды и беззакония книжников и фарисеев (Мф. 22:13–39), или торжественно изгнал продавцов и покупателей из храма Иерусалимского (Мф. 21:12. Лук. 19:43). Сам Спаситель дал и Апостолам власть вязать и разрешать грехи людей с такой духовной силой, что связанное ими на земле останется связанным и на небе, а разрешенное ими на земле будет разрешено и на небе (Мф. 18:18. Ин. 20:23); Спаситель Сам предначертал и основные правила для действий этой власти в делах духовного суда (Мф. 18:15–17).

Апостолы, оставшись после Иисуса Христа, самым делом стали употреблять данную им власть и действовать правами духовного суда, с одной стороны, как суда совести, когда связывали и разрешали падших и исповедовавших им свои грехи, с другой, как суда открытого преступления, когда нещадно обличали непокорных и извергали ослушников их правил и учения из общества верующих (см. 2Сол. 3:8. 1Тим. 1:20. 1Кор. 5:4–5. 2Кор. 2:10, 11).

Но Апостолы представляли собой только посланников Иисуса Христа и вместе временных продолжателей его дела в устроении церкви; а потому они передали всю свою власть своим преемникам, заступившим после них место пастырей и управителей в Христовой церкви; с преемством этих-то пастырей и управителей, удерживающих полномочие власти, данной Христом Апостолам, и продолжает непрерывно существовать и действовать духовный суд в Христовой Церкви.

Следовательно духовный суд составляет существенную и вместе необходимую принадлежность церковной власти, обязанной наблюдать за устройством, благочинием и управлением церкви. Следовательно мы вправе сказать, что духовный суд, как прежде существовал, так и в настоящее время существует в человеческом обществе отдельно от суда государства и рядом с ним не в силу какой нибудь уступки, или снисходительности светского правительства пользам и целям церкви, не в видах только общественного приличия, чтобы иметь особую в государстве, процессуальную обрядность для разбирательства некоторых преступлений его граждан, представляющих собой в тоже время членов и даже служителей церкви. Напротив, духовный суд существовал и существует в государстве отдельно от его суда и рядом с ним на том главном, со стороны человеческого общества, основании, что правительство государства и вся его юрисдикция оказываются не в состоянии уловить существа и важности тех преступлений, которые, хотя совершаются их подданными, но по званию и в качестве членов другого, правового института – церкви, по предметам непосредственного ведомства и управления власти церковной, что тоже правительство государства и его юрисдикция не признают за собою такого полномочия, и не имеют у себя таких средств, чтобы преследовать преступные деяния своих граждан духовного, или церковного характера, преследовать притом путем нравственным и мерами духовными. А потому законы всех христианских государств, признавая отдельным и самостоятельным существование церкви и ее правительства в среде своего общества, в тоже самое время говорят и об отдельности духовного суда в этом обществе, предоставляя этому суду свои и особые предметы ведомства и юрисдикции. Тем с большей охотой делают это законы христианских государств, что сама церковь, хоть нравственный, но в тоже время правовой, институт имеет свои и особые законы, уставы и чиноположение, согласно им налагает на своих членов и в частности на своих служителей особые обязанности и требует от них деятельности, согласной с означенными законами, уставами и чиноположениями. Тем более, прибавим, что сама церковь, как носительница особой власти и другого закона в мире, как служительница особым целям человечества, самим ее существованием необходимо призывается к тому, чтобы иметь свой особый и самостоятельный суд, дабы его отправлениями и деятельностью исправлять уклонения, допущенные поведением ее членов, преследовать их противозаконные деяния, сколько в видах их вразумления и исправления, столько же в целях ограждения и охранения собственного своего благоустройства, правил и законов существования.

Но, существуя на правах суда отдельного и самостоятельного в государстве, и в тоже время существенного и необходимого в церкви, духовный суд очевидно должен иметь свое особое назначение и свои особые предметы ведомства. Главное назначение духовного суда состоит в том, чтобы охранять веру и благочестие в христианском обществе, охранять внутреннюю духовную жизнь самой церкви, ограждать законы и порядок ее устройства и существования, как отдельного в мире человеческом общества, действующего по своим особым правам и законам. А потому и предметами ведомства духовного суда, как суда церкви, должны быть те дела и предметы, которые подлежат непосредственному управлению церковной власти и преследуются мерами ее духовных взысканий. Т.е. духовный суд должен обнимать собою дела и предметы вероучения, тайнодействия и пасения Христова стада, из которых слагается нравственная, религиозная жизнь верующих, и которыми обнимаются пределы церковного управления. Это дела и предметы, пока они остаются доступными духовным взысканиям церковной власти, должны составлять и обыкновенно составляют существенную, как говорят, натуральную подсудность духовного суда, то есть такую подсудность, которую необходимо требуют сама правоспособность и назначение церковной власти, обязанной проверять, а в нужных, случаях и преследовать преступные деяния членов и служителей церкви, зависящими от ней мерами и средствами. Но поскольку вероучение, тайнодействие и пасение Христова стада, а с ними и вся нравственная религиозная жизнь верующих, составляя существенные предметы подсудности духовного суда, обыкновенно раскрываются под формами внешней, общественной жизни, необходимо имеют связь с явлениями жизни гражданской; то поэтому действия и отправления духовного суда могут в иное время и в иных случаях законно и по нраву касаться и явлений внешней общественной, т. е. гражданской жизни как всех вообще своих членов, так и в частности своих служителей. На этом же основании, равно как и по многим другим причинам, рядом с натуральною подсудностью духовного суда издавна существовала еще другая его подсудность, которую в отличие от первой мы назовем подсудностью прикладной, несущественной. Первая основываясь на существе иерархических прав церковной власти определялась законами Откровения, правилами церкви, а также и основанными непосредственно на них внешними законоположениями. Вторая, не вытекая прямо из существа прав и назначения церкви, определялась законами и постановлениями власти гражданской. Первая всегда оставалась канонически неизменной, и была признана как законами византийского права, так и русского законодательства. Вторая, охватывая предметы, имевшие лишь некоторое отношение к предметам первой подсудности¹, в тоже время основываясь не на канонах, а на нуждах и целях государственной жизни, всегда изменялась, так что в данное время эта подсудность составляет только предмет воспоминаний истории, и вместе исследований церковно-юридической науки. Нам нет нужды говорить здесь об этой подсудности.

Но естественная, натуральная подсудность духовного суда, охватывая, как мы сказали, дела и предметы вероучения, тайнодействия и пасения Христова стада без сомнения должна касаться как всех мирян, так и монашествующих:поскольку все они состоят членами церкви, несут обязанности христианского звания, а монашествующие сверх того и обеты монашества, нуждаются в пастырском руководстве церкви и пользуются ее учением и таинствами; так и в частности служителей церкви, поскольку они сверх всего свойственного мирянам носят церковный сан, распоряжаются особыми, данными им от церкви, правами и несут служебные обязанности. По различию отношения всех этих лиц к церкви и ответственности их пред ее законами и духовный суд очевидно должен действовать в отношении к ним неодинаково своими правами:влиятельнее и шире на служителей, чем на всех прочих членов и последователей церкви. Действительно в правилах церкви миряне подчиняются духовному суду:1) по преступлениям вообще против веры, куда относятся:совершенное отпадение от веры христианской и переход в иную, не христианскую (Вас. Вел. 73. Григ. Нис. 2); смешение христианской веры с другими и привязанность к обрядам последних (Ап. 71, 72. Лаод. 29, 39 и др.); измена христианской вере по страху гонений и по другим причинам (Ап. 62. Вас. Вел. 81. Григор. Нис. 2 и проч.); равнодушие к христианской вере, выражающееся безразличием в вероисповедании, или ревность по вере, доходящая до фанатизма и изуверства (6:1. Ап. 27. Карф. 74, 80, 103, 122. Двукр. 9); суеверия и гадания разных видов (Анкир. 24. 25. Лаод. 36. 6:60 – 63. Вас. Вел. 65, 72, 83. Григ. Нис. 4); 2) по преступлениям против звания и нравственности христианина, куда принадлежат:нерадение об исполнении обязанностей христианских и в частности уклонение от св. причащения (Ан. 9. Ант. 2. 6:80. Сард. 11); неуважение христианской святыни (6:97. 7:9); склонность к общению с иноверцами в их обычаях и обрядах, а также и с отлученными от церкви (Ап. 10, 45, 05, 70, 71. Лаод. 33, 37, 39. 6:62); произвольный развод и сожитие вне брака (Ап. 48. Вас. Вел. 9. 35, 39, 59, 77); участие в предосудительных играх и зрелищах, также предосудительных обрядах народного суеверия (6:50, 51, 60, 69), и все прочие безнравственные поступки, позорящие звание христианина, как-то:непослушание к родителям (Вас. Вел. 38, 40, 42), неверность супругов (Вас. Вел. 9, 21, 39, 58), беспечность о детях (Вас. Вел. 2, 33, 52), содействие распутству (6:86), кровосмешение (Вас. Вел. 67, 68, 75, 76, 78, 79), святотатство (Григ. Нис. 6, 8. Двукр. 10), воровство (Вас. Вел. 61), клятвопреступничество (Вас. Вел. 64, 82) и т. п. 3) по преступлениям против правил и законов церковного управления и благоустройства; сюда причисляются:составление церковных собраний без лиц законного священства (Ап. 31. 6:58. Гангр. 6. Двукр. 19. Вас. Вел. 1); самоволие в избрании пастырей и непринятие к себе поставленных законной властью (Ап. 36. Ант. 18. Даод. 13):удержание при себе служителей низложенных, или запрещенных (Ант. 4. Вас. Вел. 88); непокорность церковной власти и ее суду (Ап. 31, 12, 13. 6:4. Двукр. 9); пренебрежение церковными службами (Ап. 9. Гангр. 6. Ант. 2); несоблюдение уставов церкви в домашнем и общественном быту (Ап. 64. 69. 6:57, 66. Лаод. 29) и вообще нарушение положительных правил церкви (6:2). Служители же церкви, как те же члены церковного общества, подлежат духовному суду по всем означенным нами винам на ряду с мирянами, в тоже самое время правилами церкви подчиняются этому суду по особенным, им одним свойственным, преступлениям, как-то:1) по преступлениям, проистекающим от злоупотребления правами церковного священнодействия, куда относятся всякое незаконное совершение и несовершение, преподание и непреподание другим всех таинств св. церкви, и в частности неправильное совершение крещения (Ап. 47, 49, 50. Карф. 59. 6:31, 59), освящение мира пресвитером для таинства миропомазания (Корф. 6), неупотребление в таинстве Евхаристии узаконенного вещества (6:32, 28), непреподание сего таинства умирающим (1:13. Кар. 7. Гр. Нис. 2, 5), непринятие кающегося и неправильное разрешение связанного другим (Ап. 52), совершение незаконного брака (6:6 Неокес. 1. Феоф. 13 и др.), незаконное избрание и поставление на степени и должности церковные, как-то: избрание незаконно – поставленною властью (2:4. Сард. 18), через симонию (Ап. 29. 4:2. 6:22), избрание новообращенных к вере (Ап. 80:1, 2), или изменявших ей когда-либо (1:10. Афон. 1), не отличающихся умственными качествами и образованием (Ап. 80. 7:2), состоящих в незаконном супружестве (Ап. 17, 18. 19. 4:14. 6:3, 72. Вас. Вел. 2), и впавших прежде рукоположения в тяжкий плотский грех (1:10. Карф. 68. Григ. Нисс. 5. Ап. 22. 1:1), поставление посторонним епископом без воли местного епископа (Ап. 14, 35, 1:15), в чужую епархию (1:16. 4:20), без назначения к определенному месту (4:6); 2) по преступлениям проистекающим из нарушения прав и законов церковного управления, из которых одни свойственны епископам, как-то:нарушение пределов поместного управления и смешение церквей (2:2. 3:8. 4:17), распространение власти на другие епархии, выражающиеся учением (6:20. Сард. 11), рукоположением клириков и совершением других священных действий (Ап. 14, 35, 1:15. 2:2. 4:5 и др.), принятие к себе клириков других епархий без законного увольнения (6:18. Карф. 91), неуважение распоряжений других епископов и общение с отлученными от них (Ап. 16. 1:5. Ант. 3), и всякое самовольное действование без воли высшего церковного правительства (Ап. 14. Ант. 6, 9, 16 и др.), с оскорблением общих правил и постановлений церкви (6:2. 7:1), с нарушением прав и преимуществ свойственных церквам (3:8. 4:28. 6:29 и др.); другие (преступления) относятся вообще до клириков, как-то:самовольный переход от одной церкви к другой (Ап. 15. 4:5, 20. 6:17. Ант. 3, Сард. 16), отделение от своего епископа и самочинное служение (Ап. 31. 4:8. Ант. 8. Сард. 14), неповиновение суду своего епископа, перенесение от него дела к другому, а еще более к судилищу светскому (Ант. 4, 15. 2:6. 4:9. Карф. 15, 37, 118, 139); 3) по преступлениям, проистекающим из нарушения обязанностей священнослужения, как-то:неправильное против устава совершение церковных служб (6:32, 81), продолжительное опущение церковных служб (6:80. Сард. 12), святокупство, или обращение священных действий в предметы корыстолюбия и продажи (6:23), совмещение церковного служения с мирскими званиями и должностями (4:3, 7. 7:10 и мн. др.); 4) по преступлениям, оскорбляющим священный сан, куда относятся все плотские грехи (Ап. 25. Неокес. 1. Вас. Вел. 32, 52), лихоимство (Ап. 41. 1:17. 6:10) нетрезвое поведение (Ап. 42), отречение от своего сана и оставление его (Ап. 62. 4:7); 5) по преступлениям, возникающим из взаимного нарушения прав и преимуществ друг друга, как-то: незаконное низложение епископом прочих служителей (1, 5), досаждение епископу от других служителей (Ап. 55. 4:18. 6:34), неуважение низшими служителями церкви высших и присвоение первыми себе преимуществ последних (Лаод. 20. 1:18. 6:7); тяжбы и ссоры их между собой по разным обидам и искам в дележе доходов и пользовании церковной собственностью (1:5. 2:6. 4:9, 17. Ап. 38, 73 и др.); 6) по преступлениям их против мирян, напр. в случаях присвоения ими себе имущества последних, и других обидах (2:6. Карф. 28, 144).

Само собой ясно, что духовный суд действует в отношении к мирянам, по всем указанным нами преступлениям, как внутренний таинственный суд совести, который обыкновенно обнаруживается или духовно-нравственным назиданием и увещанием виновного, или наложением на него церковной епитимии по правилам, или совершенным удалением их от церковного общества. Других способов преследования не имеет духовный суд в отношении к мирянам, равно как к другим мерам действия и взысканий не способна и сама церковная власть, в отношении к ним. Но, по отношению к служителям церкви, тот же духовный суд, только в некоторых случаях действуя на правах и по образу суда внутреннего, обыкновенно бывает судом открытым и официальным, который, имея формальное производство, сопровождается действительными, судебными последствиями: выговором, замечаниями, наложением денежных штрафов, или вычетом из доходов, заключением в монастырь для исправления, отрешением на время от места и должности, запрещением священнослужения, низведением на низшие церковные должности, совершенным извержением со степени, или лишением сана. Как в том, так и в другом случае, духовный суд то действует один и самостоятельно, то разделяет свои отправления с судом государства. Духовный суд отдельно и самостоятельно действует в преступлениях, которые представляют собой только нарушения правил церкви, или порядков церковного благочиния и благоустройства, и которые предотвратимы церковной властью и мерами ее взысканий. Духовный суд разделяет свои отправления с судом гражданским во всех тех случаях, когда преступление, являясь нарушением правил и порядков церкви, возбуждает против себя и преследование власти и закона гражданского, или когда преступление, разрушая порядок общественный и его законы, требует для себя очищения и посредством взысканий церковных. Действуя отдельно и самостоятельно, духовный суд употребляет все приемы суда обыкновенного; он обнаруживает церковные преступления и исследует их действительность на основании собранных показаний: определяет тяжесть совершенного преступления и степень виновности в нем подсудимого; налагает, на основании правил, церковное наказание, для очищения исследованного и доказанного преступления. Разделяя свои отправления с судом государства, духовный суд или служит и помогает ему в разузнании и разъяснении преступления и иска, производимого на суде гражданском, или дополняет его приговоры и решения собственным исполнением их, и совершением по ним иного церковного наказания, если того требует вина осужденного. Но как бы ни действовал духовный суд, т. е., по образу ли внутреннего суда совести, или суда формального и открытого, один самостоятельно, или совместно с судом государства, он никогда не должен быть судом произвольных распоряжений церковной власти, а должен утверждаться на твердых и положительных законах слова Божия, правил церкви, а также узаконений церковной и государственной власти, долженствующих быть согласными с первыми. Он никогда не должен изменять своему внутреннему духовному характеру, и для этого, всегда должен быть судом по совести и по внутреннему убеждению судей, потому что сами церковные правила усвояют духовной власти право, – смотря по обстоятельствам совершенного преступления, его существу, а также нравственному состоянию виновного в нем лица, – то облегчать, то усиливать меру и тяжесть церковного наказания (Анкир. 5. 6:102. 1Всл. 12. Карф. 52. Григ. Нисс. 1. 4. 5. 8). Он не должен выходить за пределы свойственных одному ему взысканий и обращаться к мерам наказаний внешних, телесных потому, что они противны существу прав духовной власти (Ап. 27. Двух. 9). Притом, суд по произволу всегда бывает желателен только для преступления и непременно обиден для правды; суд не по совести подрывает всякое нравственное доверие и уважение к себе других судов и лиц, и всегда вредно отзывается на нравственном и духовном воспитании обращающегося к нему общества; суд, прибегающий к карам насилия и принуждения, теряет характер суда духовного, и, в тоже время, перестает быть судом нравственным, который действует только правами духовной власти. Притом и самые тяжкие наказания, налагаемые по духовному суду, как-то:отлучение для мирян и извержение для служителей церкви, налагаются сколько на основании положительного закона, столько по внутреннему убеждению судьи в важности вменяемого виновному преступления, и всегда с целью отнять у виновного возможность и средства к дальнейшему оскорблению церкви и прав церковного звания и служения, удовлетворить требованию закона, а не мстить виновному за его легкомыслие и неблагоповедение в смысле кары и наказания, как бывает это на суде гражданском. За то от церковного наказания, правильно заслуженного и законно наложенного судом духовным, не вправе без греха освободить виновного никакая внешняя власть, ни какой всепрощающий манифест; но как гарантии, для силы и действительности этих наказаний, имеются в самой церкви, частнее в ее духовном авторитете, так и право снятия, или совершенной отмены этих наказании, по правилам, принадлежит исключительно церкви, т. е. духовной власти, которая одна, по заповеди самого Спасителя, уполномочена связывать и разрешать все в делах человеческой свободы и совести, в предметах духовно-нравственного существования человека (Мф. 18:18. 16:19. Иоан. 20:23).

Предпослав эти общие замечания о суде духовном мы обратимся теперь к частному рассмотрению собственного нашего вопроса, т. е., историко-каноническому раскрытию того, на каких именно началах развивался и в каких именно формах существовал и действовал духовный суд в древней вселенской и нашей русской церкви. Это исследование откроет нам твердые канонические и исторические данные к тому, чтобы высказать более верные и удовлетворительные, собственные соображения о желательных началах и формах духовного суда, применительно к потребностям жизни и истории.

I.

Если духовный суд есть особенное обнаружение полномочия власти Христовой церкви, то, следовательно, непосредственными органами и всегдашними проводниками действий этого суда должны быть сами носители полномочия церковной власти и ее прав, т. е. правители церкви, или ее иерархия, являющаяся нам в трех отдельных званиях: епископа, пресвитера и диакона, с отдельно каждому принадлежащими, частными правами. Право суда всех этих лиц в делах церковных преступлений и над лицами церковными, само собою вытекает из присвоенной и неотъемлемо принадлежащей им пастырской власти в церковном обществе. Действительность самой этой власти, и необходимо соединенного с ней дисциплинарного надзора и суда, со всей ясностью раскрыта в самом ев. Писании. Достаточно указать здесь на те пастырские послания апостола Павла, в которых он, стараясь уяснить своим ученикам Тимофею и Титу сущность возложенных на них обязанностей церковного служения, иначе пастырства (1Тим. 4:15. 2Тим. 1:6. Тит. 1:5), говорит вместе с тем и о правах дисциплинарного надзора и вместе суда этих лиц – как над всем порученным им обществом – так и в частности над служителями церкви. Апостол в своих посланиях к этим лицам, не только изображает необходимые для них самих и для других служителей церкви качества (1Тим. 3:2–12 Тит. 1:6–9), излагает правила для их собственного поведения (2Тим. 1:6–18. 2. 3. 4 гл.), но и дает подробные наставления им, как пастырям, о том, как они должны проходить свое общественное, церковное служение в доме Божием (1Тим. 3:15), как сохранять церковные порядки, как блюсти за порученными им церковными обществами (1Тим. 2:1–15), как обращаться в частности с лицами разных возрастов, разных званий и состояний, как-то:старцами, старицами, вдовицами, юношами, молодыми вдовами, рабами, людьми богатыми, чему в частности поучат и увещевать их (1Тим. 5:1–16. 6:1–2, 17–19. Тит. 2:2–10). Распространяясь обо всем этом, Апостол дает своим ученикам и частные наставления о том, как они должны обходиться с согрешающими (1Тим. 5:20), как вести себя с людьми упорными в своих заблуждениях (Тит. 3:10–11), как пользоваться своими правами в избрании и поставлении служителей церкви (1Тим. 5:22. Тит 1:5–6), какими правилами руководствоваться в случаях поощрения их за усердный труд в начальствовании и проповедовании слова Божия, и в случаях суда по возводимому на них обвинению (1Тим 5:17. 19). Из всей речи Апостола ясно видно, что Тимофей и Тит были главными начальствующими лицами в церковных обществах Ефеса и Крита, что этим людям вместе с властью начальствования, от самого начала существования церкви, принадлежали и права дисциплинарного надзора и действительного суда как над всем церковным народом, так и в частности над служителями церкви, что само производство этого надзора и суда должно было следовать определенным правилам, и сопровождаться легальными последствиями, которые бывают уместны только при действиях власти законом установленной и всеми признаваемой.

Но – действительность существования власти с принадлежащими ей правами надзора и суда заставляет нас спросить:на каких же именно началах, в первое время жизни церкви, был организован духовный суд? Отвечать прямо и решительно на этот вопрос довольно трудно, по недостатку ясных, положительных указаний истории. Держась теории, совершенно справедливым нужно признать, во-первых, то, что и духовный суд, как вообще всякое историческое учреждение, при самом начале его существования, не имел и не мог иметь вполне установившейся организации и надлежащего устройства; во-вторых, то, что и в основу духовного суда, как суда церкви, должны были быть приняты те же самые начала устройства и организации, которые были положены и легли в основу всего церковного управления и благоустройства дел церковных; в третьих, то, что и духовный суд, как весь состав управления церкви, должен был в то время соответствовать началам и требованиям церкви, как нравственного, духовного и благодатного общества. Верность первого предположения несомненна из закона постепенного развития всех вещей в истории; а верность двух последних доказывается тем, что и отправления духовного суда, относясь к существу прав и обязанностей правительственной власти церкви, очевидно должны были соответствовать общим началам деятельности этой власти, чтобы она и в этом случае пребыла верной самой себе, осталась последовательной уже принятым ей началам действий и порядков в делах церковных. Таковы заключения теории; осветим их имеющимися указаниями и фактами истории. А именно:- Спаситель предуказал следующие начала и предначертал такой порядок суда в своей церкви. Он говорит:если согрешит против тебя брат твой; пойди и обличи его между тобой и им одним:если послушает тебя, то приобрел ты брата своего. Если же не послушает, возми с собой еще одного, или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово. Если же не послушает их, скажи церкви: а если и церковь не послушает; то да будет он тебе, как язычник и мытарь (Мф. 18:15–17). Спаситель своей заповедью установляет постепенность в действиях духовного суда. Этот суд, по заповеди Спасителя, сначала должен иметь вид дружеского и братского увещания виновного; потом, если это увещание останется бесплодным, он должен огласив предмет вины между несколькими, немногими лицами, перед ними побудить виновного к сознанию и исправлению своей вины; если и это не подействует, то оповестить дело всей церкви и, в общем ее собрании, разобрать и исследовать преступление виновного; непослушание церкви уже должно подвергнуть виновного всей строгости наказания и осуждения. Вместе с постепенностью Спаситель указывает и на частные принадлежности судного разбирательства, уместные в обыкновенном суде:на обвинителя, обличающего пред другими виновного и сказывающего церкви его вину; на подсудимого, согрешающего против другого и не слушающего его обвинений и обличений церкви; на свидетелей, необходимых для подтверждения показаний:на судные речи, излагаемые перед свидетелями и церковью; на приговор суда и необходимость его исполнения. Словом, Спаситель и в суд духовный вносит формы обыкновенного, внешнего судотворения и производства.

Апостолы, ученики Спасителя, принявшие от Него власть и обязанность связывать и разрешать грехи, очевидно не могли поступать в своей деятельности против заповеди и намерения Спасителя. Но их практика по управлению и благоустройству церкви представляет нам и примеры духовного суда и осуждения. Так Апостол обличил, сначала Ананию, а потом и его жену Сапфиру за утайку части денег, полученных ими за проданное их имущество; и он сделал это в присутствии всей церкви (Деян. 5:1–11). Так Апостол Павел предал сатане Именея и Александра за их богохульство (1Тим. 1–20). Он же не стеснялся прямо обличать Апостола Петра пред всеми за его неправое хождение по истине евангельской (Гал. 2:14). Он наставлял и коринфян не терпеть среди себя явившегося кровосмесника, а наказать его в общем собрании (1Кор. 5:4). Он же убеждал и Фессалоникийцев иметь на замечании тех безчинников, которые дерзнули бы не послушаться его пастырских наставлений, и не сообщаться с ними (2Фессал. 3:13–14). Апостол Павел учил и Тимофея, преемника его власти в Ефесе, тому, чтобы он обличал согрешающих пред всеми и принимал обвинения на пресвитера не иначе, как в присутствии двух или трех свидетелей (1Тим. 5:19. 20).

Этих указаний, заимствованных из деяний и посланий Апостольских, вместе с приведенною нами заповедью Спасителя о духовном суде, вполне достаточно к тому, чтобы отыскать в нем, даже на самых первых порах его деятельности, некоторые общие, определенные начала, и именно – начала открытого, гласного и как бы всенародного производства, словом, начала, принятые и в руководство при устройстве и управлении дел церковных (см. Деян. 1:12–20. 6:1–6. 9:26–27. Гал. 2:1. Дея. 15:1–29). В какой же форме выражались тогда эти начала? Из приведенных нами указаний нельзя составить даже приблизительного понятия об этой форме; нельзя сказать и того, будто бы устройство духовного суда, на самых первых порах существования христианской церкви, начинало подражать суду иудейского синедриона, или согласоваться с общегосударственным судом Римской Империи. Держась теории и на этот вопрос всего вероятнее будет отвечать, что формы того и другого суда действительно были известны членам первенствующей церкви (Иоан. 7:15. Деян. 25:16); но действительное устройство духовного суда не было сознательным и преднамеренным подражанием ни суду иудейского синедриона, ни тем более суду Римской Империи. Потому что Христова церковь долженствовала заменить своими установлениями обычаи иудейской синагоги и преобразовать все порядки язычества. А потому духовный суд, самостоятельно развиваясь на непосредственных началах управления Христовой церкви, действовал, по требованию обстоятельств, согласно цели, указанной церкви, я в своей внешней форме отвечал общим требованиям простоты, бесформенности и свободы, т. е. тем требованиям, которые отличали первое общество Христовых последователей. Все это с полной смелостью можно утверждать, имея в виду то время существования Христовой церкви, когда все ее общество было проникнуто духом полнейшего и теснейшего единения между своими членами, когда всякое преступное деяние судилось и осуждалось не столько как нарушение положительного закона, сколько как оскорбление, нанесенное непосредственно чувству и совести верующих, когда участие самих Апостолов в делах церкви делало совершенно излишним употребление каких-либо юридических формальностей для законного осуждения преступления, когда сам авторитет церковной власти опирался не столько на предании и букве закона, сколько на одном нравственном доверии и сыновнем послушании со стороны верующих, видевших собственными очами непосредственно апостольское избрание своих предстоятелей; словом, когда все порядки и установления жизни церкви, отличаясь простотой и несложностью, держались сами собой и людьми, научившихся им от самих Апостолов, и не низошли еще на степень предания и заимствования от времен прежних. Но когда все сказанное нами действительно было в таком виде, в то время и духовный суд церкви, не отличаясь особой внешней обстановкой, был, в собственном смысле, судом бесформенным. В разбирательстве дел духовных он походил на обыкновенную, открытую исповедь подсудимого, когда он, в присутствии всего общества и его представителей, или сам сознавался, или был обличаем другими в его грехе; при этом он или просил себе мира и снисхождения у общества, – или отвергался им от братского общения, и в заключение из уст предстоятелей или получал действительное примирение, или выслушивал себе приговор осуждения. В делах житейских в которых Апостол также наставлял христиан избегать светских языческих судилищ (1Кор. 6:1, 6), – духовный суд принимал вид обыкновенного, третейского посредства, на котором тяжущиеся стороны, без особого производства, наставлениями, советами и увещаниями были склоняемы к взаимному примирению со стороны судей-пастырей, пользовавшихся нравственным доверием своих паств. Других форм духовного суда мы не в состоянии представить себе, и нам кажется, что не было и нужды прибегать к ним в то время, когда еще церковное управление не получило своей полноты и оконченности, когда писанные законы еще не определили дисциплины и устройства церкви ясным и положительным образом, когда каждая церковная община представляла собой в собственном смысле семью, в которой епископ был отец, а все прочие – дети, в которой не было особенных должностей, возложенных на известных лиц, в которой все, под руководством своего предстоятеля, считали себя обязанными принимать участие во всех делах церкви, не исключая и дел духовного суда, когда между христианами, как братьями одной церковной семьи, существовали только самые простые и бесформальные отношения. Но понимая в таких общих очертаниях духовный суд времен апостольских, мы тем не менее можем усмотреть в нем хотя некоторые начала судебной дисциплины, именно в том, что там было принято общим правилом, чтобы люди слабые и мягкие по характеру были увещеваемы оставить свою греховную нечистую жизнь (Гал. 6:1); люди явно недостойные по жизни и поведению, подлежали уже удалению от участия в общих молитвах (2Тим. 5:6. 1Кор. 5:4.); лица, упорно восставшие против истины и всяких увещаний, были предаваемы публичному осуждению (Тит. 3:10. 5:1. Тим. 1:20).

Но если при самом начале христианской церкви, т. е. при жизни самих Апостолов, не было особенной нужды прибегать к введению формальностей в духовный суд; то в последующее время – если бы и открылась эта нужда, – то она не могла бы быть удовлетворена надлежащим образом; потому что у церкви долго не было ни средств, ни возможности заниматься собственным благоустройством. Главной причиной этого были гонения, во время которых церковь не только не имела никаких прав пред законами империи, но была преследуема за самое свое существование. При постоянных ужасах, при неизбежных опасениях за саму жизнь, христианской общине нельзя было и думать о полной организации своего управления, о внешнем благоустройстве своего существования; все внимание ее было обращено только на сохранение непосредственных предметов веры и учения. Вот почему, и в течение следующих веков, т. е. до конца гонений и до начала вступления церкви в союз с гражданским обществом, весь состав управления церкви, а с ним и организация духовного суда удержали за собою почти те же первоначальные черты простоты, немногосложности, которыми они отличались и в век апостольский; почему церковь если и подвинулась, то очень не далеко относительно внешнего своего благоустройства.

Тертуллиан именно в таких чертах описывает для нас действия духовного суда, когда, рассуждая о молитвенных собраниях, бывающих у христиан, он прибавляет:"тут то происходят увещания, и исправления, произносятся приговоры именем Божиим. Будучи уверены, что прибываем всегда в присутствии Его, мы совершаем как бы божественный суд и горе тому будет даже на последнем страшном суде, кто заслужит быть отлученным от общих молитв, от наших собраний и от всякого священного с нами общения. Председательствуют у нас старцы, достигшие такой чести не куплей, но испытанным достоинством»². Тертуллиан говорит о духовном суде своего времени совершенно в духе указаний апостольского времени. Он пишет, что духовный суд в его время, по крайней мере в церкви карфагенской, где Тертуллиан был пресвитером, ни по месту, ни по обстановке, не представлял собой чего либо отдельного от обыкновенных молитвенных или общих собраний, что было совершенно естественно в ту пору жизни церкви, когда все необходимые стороны ее существования:богослужебная, административная, судная, благотворительная были слиты и смешаны между собой, так, что частные отправления всех их были занятием всей общины без назначения для каждой из них особых лиц и особых учреждений. Старцы, являющиеся и при апостолах стоящими во главе церковных общин и первыми после них, совершенно естественно и по праву являются председательствующими и в церковных собраниях времен Тертуллиана; но все производство суда совершается открыто в общем собрании всех. И этот суд, нисколько не выходя из пределов свойственного ему характера, действовал одними духовными мерами:увещаниями и исправлениями:и если произносились строгие решения, то всегда возглашались от имени и именем Божиим. Следствием этих решений бывали самые тяжкие для христианина наказания, как то:отлучение от общих молитв и общественных собраний и – даже совершенное удаление от всякого внешнего общения, с которым, по непосредственному сознанию самого общества, исчезала для осужденного сама надежда спасения. Таким образом духовный суд, в том виде, как он описан Тертуллианом, представляется нам со всеми признаками суда открытого, гласного, всенародного, суда, которому были совершенно чужды сложные формы судного процесса и разбирательства.

Но Тертуллиан жил и писал на западе, в Африке, где развитие христианства совершалось слабее и медленнее, где остатки язычества гнездились глубже и дольше в преданиях народа, чем на востоке. А потому в то время, как порядки церковного благоустройства, описываемые у Тертуллиана, отличаются совершенной простотой, нераздельностью и несложностью, они у писателей восточных представляются с некоторыми начатками организации, разнообразия и постепенности. Так св. Игнатий Богоносец, живший на востоке и писавший ранее Тертуллиана, изображает для нас все церковное управление с начатками заметного развития и выделения его органов из общей среды церковного общества. По изображению св. Игнатия Богоносца все церковное управление, без всякого разделения его на частные отрасли, сосредотачивалось в руках главного представителя церковной общины – епископа, необходимо вспомоществуемого в этом случае пресвитерами и диаконами, разделявшими с ним права и составлявшими его ближайший всегдашний совет. «Все последуйте епископу, как Иисус Христос Отцу, и пресвитерству (το πρεσβυτεριῶ), как Апостолам»³. «Как епископ носит (ὑπαρχει) образ Отца всех, так пресвитеры (являются) синедрионом Божиим и союзом Апостолов Христа»⁴. В этих и подобных выражениях св. Игнатий Богоносец хочет передать нам особое значение служителей церкви между прочим ее обществом и выразить исключительное их преимущество в делах церковного управления и благоустройства. Называя общее собрание пресвитеров: το πρεσβοτεριορ, το αονέδειον του Θεου, σύστημα ιερὀν, а всех его членов в частности: συρβουλοι κι συνέδρευται του Επισκοπου⁵, св. Игнатий ясно дает разуметь под ним уже определенное учреждение с принадлежащими ему деятельностью и правами. Выражением: Εν ὀμνοία Θεου σπονδασατε πεντα πραττειν, προκαθημεινου, του επισκοπου ρις τοπον θεου, και τῶν πρεσβυτερων, εις τοπον συνεδριου των Αποσολων⁶, – Св. Отец ясно дает понять, что епископ с его пресвитерами представляли собою главных деятелей управления, а следовательно и суда для каждой частной церковной общины, что эти лица заступали теперь для нее место самого Иисуса Христа и его Апостолов. А потому собрание этих лиц мы вправе признать за ту частную форму, в которую вылились общие начала церковного управления и благоустройства, принятые в век Апостольский. Скажем даже еще более:как во времена Апостолов мы видим около них пресвитеров, или старцев, с которыми они советуются о всех важнейших делах в церкви, так после них при преемниках их власти со всею историческою последовательностью образуется всегдашний и постоянный пресвитериум (πρεσβοτεριον prеsbyterium) общее собрание пресвитеров, составляющее необходимый совет или сенат епископа. Если бы мы пожелали раздельнее представить себе внутреннюю организацию этого пресвитериума, или епископского совета, то должны были бы сказать, что в его состав входил прежде всего сам предстоятель церковной общины – епископ, потом – ближайшие помощники его в иерархическом отношении и руководители народа – пресвитеры, а за ними принимали в нем участие и диаконы, как лица священного сана и звания. Вступление этих лиц в пресвитерский совет зависело не от воли епископа, а определялось самым избранием их на церковную степень, и получением ими священного сана. А потому не некоторые только избранные члены, а весь клир, все наличное духовенство местной церкви обыкновенно составляли собой совет епископа:пресвитеры – как главные помощники епископа в делах иерархических и предметах административных, диаконы – как слуги епископа в делах и предметах хозяйственных, благотворительных. В таком своем составе пресвитериум ведал и распоряжался всеми делами церковной администрации, церковного хозяйства, церковной благотворительности; в нем же производились и дела, подлежащие духовному суду, дела по искам и преступлениям как лиц клира, так и всего церковного общества⁷. Представляя собой средоточие всего церковного управления, пресвитериум, нужно полагать, находился в определенных, юридических отношениях к своему епископу. А именно: имея в виду основные начала устройства и управления церкви, по которому служащие епископу – должны быть вместе и его сослужителями, подчиненные ему иерархически – должны быть также и деятелями, самостоятельно подлежащими суду Божию и церковному, – мы получаем незыблемые, канонические основания к тому, чтобы назвать весь пресвитериум – сколько служебным, столько и самостоятельным в его отношениях к епископу – служебным потому, что все его члены получали свои права, хотя по избранию самого же пресвитериума, но чрез хиротонию епископа, что они распоряжались своими правами под его пастырским надзором и руководством и находились в необходимом, иерархическом подчинении к нему, – самостоятельным в том смысле, что все члены пресвитериума, как лица, обязанные своим ответом пред Богом и людьми, должны были и могли ограничивать произвол и своеволие самого епископа, давать свое независимое суждение о вопросах и нуждах церкви, свободно сослужить ему своими правами в делах церковного управления и суда. Для большей ясности представления духа и характера этих отношений мы здесь воспользуемся тем выражением: primi inter pares, которое обыкновенно употребляют ученые для обозначения первоначальных отношений епископа к пресвитерству. На основании этого выражения и мы называем епископа, – как председателя сравнительно с пресвитерами, – как членами пресвитериума – первым между равными; но первым – добавим – по первенству его иерархической власти, начальственного значения и места занимаемого им в церкви; между равными – по силе необходимого участия и пресвитеров в делах суда и управления церковного, по несомненному и равному значению их голоса в решениях по этим делам, по обязательной для них наравне с самим епископом ответственности за состояние церкви перед законами божественной правды и человеческой совести. Но если сравнительное первенство епископа может быть понятно для нас только в том случае, когда при нем существует совет равных пресвитеров; если наоборот и сравнительное равенство пресвитеров получает весь свой смысл только в том случае, когда есть превосходящий всех их своим первенством епископ; то следовательно епископ и совет пресвитеров только вместе и нераздельно представляют собой вполне законный орган и правильный проводник действий и отправлений суда и управления церковного. Епископ нуждается в необходимом для него совете пресвитеров; совет пресвитеров требует неотделимого от него председателя-епископа. Взаимные их отношения говорят, что как епископ может действовать один только в том случае, когда нет у него совета пресвитеров; так, наоборот, и совет пресвитеров совершенно вправе распоряжаться сам, когда не было на лицо епископа. Но при существовании того и другого совместное их участие равно необходимо для правильного и законного решения дел церкви. Настоящие свои соображения мы могли бы подтвердить действительными фактами истории; но считаем это совершенно излишним при общеизвестности этих соображений каждому, мало-мальски знакомому с начатками церковной истории.

Св. Киприан, живший после Тертуллиана, изображает практику и карфагенской церкви своего времени, совершенно согласно с тем, что мы сказали, когда говорит:что «он не предпринимал и не делал ничего относящегося до управления церковного без совета пресвитеров (sine consilio presbyterorum) и согласия народа (sine sensu plebis)»; когда вообще во многих местах своих писем представляет епископа, окруженного пресвитерами и диаконами главным блюстителем мира, благоустройства и порядка церковного. Св. Киприан дает и частные указания, относящиеся к нашему вопросу. Так, в письме к папе Корнилию, раскрывая возмущения Фелициссима и Фортуната и их единомышленников, проникнувших в римскую церковь, св. Киприан говорит: «Все мы постановили, и это кажется всем нам равно справедливым и законным, чтобы дело каждого выслушивалось там, где совершено преступление:ut uniuscujusque causa illic avdiatur ubi est crimen admissum, и поскольку каждому из пастырей поручена своя часть стада, которой он должен править и управлять, имея отдать отчет Господу в своих действиях:то подначальные наши не должны бегать туда и сюда, не должны возмущать общего согласия епископов своим лукавым и лживым поведением, но обязаны вести свою тяжбу там, где могут иметь и обвинителей и свидетелей своего преступления. И разве только не многим отчаянным и потерянным людям может казаться меньшей власть епископов, поставленных в Африке, которые уже рассуждали о них и верностью своего суда недавно осудили их совесть, связанную столькими узами преступлений. Вина их исследована, уже произнесено о них и решение, а определения епископов не должны подвергаться упрекам вследствии непостоянства»⁸. О злодеяниях Навата и готовившегося над ним суда в Карфагене св. Киприан также писал папе Корнилию следующее:"Сознание преступлений еще прежде приводило его в страх, и потом он был уверен, что не только будет изгнан из сонма священников, но и отлучен от причащения. По настоянию братьев уже наступил день расследования, и мы занялись бы его делом, если бы не предварило гонение, которое он встретил в каком-то желании избегнуть осуждения и обратить его в свою пользу, и совершивши все это, он запутал дело так, что тот, кому следовало быть изверженным и исключенным из церкви предварил суд священников, произвольным удалением, как будто предупредить приговор, значит избежать наказания»⁹. Первое свидетельство св. Киприана, не разрушая сказанного нами выше, приносит собой совершенно новую черту – ту, что и в отправлениях духовного суда должны быть строго соблюдаемы пределы поместного управления, что судебное разбирательство всякого преступления должно производиться там, где находятся обвинители виновного и свидетели преступления, что решения, поставленные одним местным судом, не могут быть перевершаемы другим таким же. Другое раскрывает, что суд над Новатом должен был представить собою какое-то формальное, судебное расследование преступления, должен был быть формальным производством, если бы этому не помешали сторонние обстоятельства. В обоих свидетельствах св. Киприана наряду с епископами являются действительными участниками в духовном суде также пресвитеры и диаконы.

Деятельное участие пресвитеров наравне с епископами в отправлениях духовного суда составляет отличительную, повсеместную черту его действий. Так римский папа Корнилий, современник Киприана, в своем к нему письме пишет, что он дело Максима и других исповедников, державших сторону Новата отдал на рассмотрение пресвитеров¹⁰. Ориген, знавший практику Александрийской и Иерусалимской церквей, говорит: «Пусть знают князи, то есть епископы и старейшины народа, то есть пресвитеры, что они обязаны во всякое время давать народу суд, заседать в суде всегда и непременно прекращать тяжбы, примирять ссорящихся, возвращать врагов к взаимному благорасположению. Пусть каждый научится обязанностям своего звания из Св. писания»¹¹.

Приведенные нами свидетельства и исторические факты, согласно объясняя практику различных церквей относительно действий духовного суда, с постепенными местными дополнениями, все таки представляют нам собой указания отрывочные, далеко не разъясняющие исследуемого нами предмета со стороны именно приемов и обрядов производства, употреблявшегося на этом суде. А потому, мы находим необходимым, в дополнение и подтверждение этих свидетельств и фактов, привести рассуждения о нашем предмете книг «Апостольских постановлений», которые излагают в системе общий состав, частные приемы и весь ход производства духовного суда. Этот источник хотя и не пользуется каноническим авторитетом в церкви, но в изучении практики древней церковной дисциплины особенно на востоке, заслуживает полного внимания от исследователя. Тем более, что сама ученая критика, обыкновенно строгая в определении подлинности древних церковных произведений, относит происхождение большей половины этого сборника к концу 3 века, т. е. ко времени, о котором мы и говорим¹².

Но, внимательно вчитываясь в этот источник и соображая его показания, необходимо согласиться и заключить, что книги Апостольских постановлений различают два вида духовного суда:внутренний, как бы домашний суд епископа, как духовного пастыря и судьи, касающийся преступлений духовных, или падений совести, и в собственном смысле суда открытого, формального производства, касающийся дел и отношений христиан житейских, общественных.

В отношении к суду внутреннему, который мы вправе назвать судом дисциплинарным, книги Апостольских постановлений внушают епископу, имеющему среди людей образ Бога, начальствовать над всеми людьми, над священниками, царями, начальниками, отцами, сыновьями, учителями, над всеми вообще подчиненными ему, и судить со властью, как судит Бог: кающихся принимать с милостью, а не отвергать с жестокосердием, согрешающих укорять и подвергать наказанию, соразмерному с тяжестью вины, дабы не подать повода к распространению греха в среде невинных, и самому не подпасть упреку в небрежении, а заслужить почет доброго пастыря¹³. Требуют от него всегда быть внимательным к распознанию преступления, основываться для сего на показании трех свидетелей, людей издавна известных своим благоповедением, чуждых вражды и зависти, быть правдивым в своем суде и не причинять вреда своему духовному стаду¹⁴, исследовать жизнь и поведение обвинителей и, на основании справедливого обвинения, согласно заповеди Спасителя (Мф. 18:15–17), сначала обличить виновного наедине, чтобы он раскаялся, потом раскрыть ему его преступление в присутствии двоих или троих и, наконец, в случае его ожесточения, сказать всей церкви¹⁵, не принимать несправедливых обвинений от людей недостойных, также по лицеприятию и угодничеству, но подвергать таких обвинителей самым строгим церковным наказаниям, как убийцу брата, и всегда быть благоразумным и опытным, как в наложении наказаний за преступления, так при принятии кающихся и обращающихся снова в церковь¹⁶. В отправлениях этого суда, диаконы представляются главными и ближайшими помощниками епископа – как в дознании истины и действительности преступления, – так и в исполнении судных его решений и определений¹⁷.

Переходя к изображению действий суда открытого формального производства, книги Апостольских постановлений, ставят христианам в особенную заслугу то, чтобы они не имели ни с кем дел, и убеждают оканчивать свои тяжбы взаимным примирением, хотя бы с очевидным для себя убытком, чтобы только не попасть на суд к языческим судьям, и не допустить неверных к свидетельству против себя, дабы те не знали о раздорах, происходящих между христианами. При несогласиях, возникающих у христиан между собой, книги Апостольских постановлений обязывают предстоятелей, прежде всякого открытого судебного разбирательства дела, прибегнуть к склонению тяжущихся сторон к миру; но если бы одна из них оказалась не соглашающейся на примирение по жестокости, любостяжательности и дерзости:то подвергается наказанию братоненавистничества. Устройство открытого суда и его делопроизводство книги Апостольских постановлений изображают следующим образом¹⁸. Обыкновенным днем для заседаний этого суда и разбирательства на нем дел назначается второй день недели, т. е. понедельник, на том основании, чтобы, в случае неудовлетворительности решения, оставалась возможность исправить его в течение недели и удовлетворить враждующих в день воскресный. Обыкновенными судьями на этом суде являются те же: епископ, с которым присутствовали вместе пресвитеры и диаконы; обвинитель и подсудимый обязаны лично явиться на этот суд и словесно состязаться друг с другом о предмете тяжбы; в словесной форме совершается и все судебное производство:собираются жалобы и обвинения истца, также объяснения и оправдания ответчика; судьи выслушивают те и другие с одинаковой внимательностью, чтобы правильно исследовать тяжесть преступления и вину подсудимого¹⁹. В видах достигнуть более справедливого убеждения, как относительно виновности ответчика, так и правоты показаний истца, судьи обязываются тщательно и отдельно исследовать: образ жизни и поведение обвинителя и подсудимого. Относительно обвинителя, они должны знать: «Этого ли первого обвиняет он, или и на других взводил преступления, и не сам ли он подал к нему повод»; в отношении к подсудимому они обязываются – исследовать добрые и худые качества его души, потому что, если он прежде был обвиняем в худых делах, то и теперь возводимое на него обвинение кажется вероятным; впрочем и об уличенном в прежнем неблагоповедении судьи должны произносить самые осмотрительные и осторожные суждения, потому что виновный в одном преступлении может быть совершенно невинен в другом²⁰.

Как бы ни оказался добросовестен и правдолюбив истец по дознании, сделанном судом; во всяком случае, он необходимо обязывается представить со своей стороны свидетелей, людей, подобных себе по поведению, чтобы и они подтвердили действительность его жалобы. Относительно свидетелей, судьи обязываются также исследовать их поведение, ибо случается, что двое и более свидетелей могут свидетельствовать о зле и утверждать ложь; а потому к свидетельству вообще допускаются: люди хорошие, не гневливые, братолюбивые, любящие правду, целомудренные, не злые, верующие и благочестивые. Свидетельство таких людей признается твердым и честным, по самому их образу жизни и поведению; а свидетельства людей, не отличающихся указанными свойствами, хотя бы они и казались согласными суду, не могут быть принимаемы в соображение и заслуживать вероятия. Если бы, на судебном расследовании, открылась несправедливость жалобы обвинителя, то он тот час должен быть подвергнут наказанию, как клеветник, чтобы он не опозорил подобным образом кого-либо другого и не увлек к тому же и других. Если же окажется действительно виновным подсудимый, то приговор суда против него должен быть постановлен не иначе, как по беспристрастном выслушании всех его оправданий и даже самого сознания, а не на основании одних показаний истца; потому что так не поступают и язычники на своем суде. Окончательный приговор решался жребием, а само наказание, сопровождающее этот приговор, должно было быть соображено с существом и качеством самого преступления, а также применительно и к достоинству того лица, против которого учинено известное преступление; смотря по различию всего этого, указывается налагать приличные наказания. Стоит прибавить, что взаимное примирение тяжущихся сторон имело место и на суде формального производства, пока еще не был произнесен окончательный приговор епископа и не был объявлен во всеобщее сведенье²¹.

Таковы подлинные требования Апостольских постановлений, касающиеся духовного суда. С первого взгляда видно, что большая часть этих требований не только соображена с действиями суда в церкви Ветхозаветной, но и прямо основана на непосредственных свидетельствах Ветхого Завета, как убеждают в этом действительные ссылки подлинника²². Без труда можно понять и то, что такой суд прежде всего развился и получил свое действие на востоке христианской церкви, и именно там, где живее сохранились предания иудейского синедриона, а оттуда мало по малу проник и в другие местности. Не смотря на все признаки присутствия формального производства на этом суде, будет справедливо сказать, что формальное производство тотчас уступало на нем свое место тем мерам, которые оказывались более действенными к дознанию существа преступления, что вся судейская обрядность просвечивалась духом христианской справедливости. Касательно самого круга действий этого суда нужно сказать, что на нем, как суде открытом и формальном, разбирались прежде всего те тяжбы христиан, которые не могли быть окончены взаимным примирением сторон, потом те гласные общественные преступления, которые сами требовали этого суда по своей тяжести и вине подсудимого, на этот суд далее восходили и те иски, которых епископ не успевал прекратить домашним примирением; сюда наконец поступали все более важные и запутанные дела, необходимо требовавшие для своего решения предварительных справок и разного рода дознаний и расследований. Мы поймем весь широкий круг этих дел, если скажем, что предметы и лица подлежавшие нравственному суду церкви были подчинены также и ее внешнему т. е. суду формального производства, так что обширность этого последнего суда в то время вполне соответствовала пространству суда духовного. В подтверждение нашей мысли сошлемся на Апостольские правила, изображающие управление церкви первых веков. А они относят к духовному суду всякого рода нравственные проступки клириков (Апост. пр. 42–44. 54–57), их дела судные (55. 56. 74. 75), семейные (5. 51.), преступления общественные и даже уголовные (66. 84), также различные дела мирян, а именно:дела бракоразводные (48), дела насилия (24. 67), убийства, святотатства (66. 72. 73), даже преступления собственно-гражданские (84). Суд церкви по всем этим делам в то время был суд окончательный, не зависевший от судов гражданских. Только этот суд во всех вышеуказанных преступлениях действовал на христиан, как на членов церкви, не терпя в них никаких пороков, особенно открытых и вредных для всего общества, и действовал главным образом на их совесть, угрожая не внешними какими либо наказаниями, а духовным отлучением и извержением. Без сомнения, в разбирательстве этих дел не всегда принимал и мог принимать участие сам епископ; часто, в случаях его болезни, отлучки и смерти, дела этого суда рассматривались и решались одними пресвитерами и диаконами по поручению и полномочию епископа. Важность вообще пресвитеров в делах церкви книги Апостольских постановлений изображают в таких словах:"пресвитерам как постоянно труждающимся около слова учения, пусть отделяют двойную часть в благодать Апостолов Господних, которых и место занимают они, как советники епископа, и венец церкви, ибо они собор и совет церковный²³».

Свой духовный суд церковь и ее власть в первые три века со всей заботливостью старались ограждать от привнесения в него начал и характера мирского суда. Доказательством этой мысли могут служить те из Апостольских правил, которыми весьма строго отделяется церковное управление от гражданского, и которые никак не позволяют духовным лицам касаться дел гражданских и светским входить в дела церковные (Апост. 6. 20. 30. 81. 83). Но мы имеем и фактическое подтверждение этого в примере Павла Самосатского, который записан у историка Евсевия (к. 7 гл. 34). Епископ Самосата, начальник ереси Антитринитариев, преследуя цели мирского славолюбия и высокомерия, искал обставить свою власть мирским величием и пышностью, для чего облекался в мирские отличия и желал больше называться Дуценарием, т. е. государственным прокурором, нежели епископом, с гордостью окружал себя множеством копьеносцев спереди и сзади и в таком виде ходил по общественным площадям, на ходу читая громогласно пред всем народом письма, так что от надменности и кичливости его сердца сама вера подвергалась нареканию и ненависти; в довершение своего славолюбия он устроил себе кафедру и высокий престол, подобно мирским начальникам имел под своим именем и тайную комнату²⁴. Ревность, с которой прочие епископы вооружались против нововведений этого епископа, от которых позорилась сама вера, показывает нам, как пастыри церкви того времени вообще были чужды мысли подражания в этом отношении праву гражданскому, как они внимательно охраняли простоту и немногосложность действий своего суда, как они вообще мало прилагали трудов к его внешнему устройству и организации.

Пример Павла Самосатского, замечательный для нас в этом отношении, остается также важен и в другом, как пример, из которого мы можем узнать порядок и форму суда в то время над епископом, и над особенно важными, именно всеобщими церковными преступлениями. Дело о Павле Самосатском было рассмотрено на нескольких соборах. Следовательно соборы, собиравшиеся по этому поводу говорят нам, что суд над предстоятелями церкви в то время строился совершенно иначе, чем суд для разбирательства преступлений прочих клириков и мирян. Суд над епископами в собственном смысле слова был соборный; членами этого суда уже были по преимуществу епископы, – хотя не исключались и пресвитеры²⁵, – собиравшиеся из соседних церквей по грамоте и приглашению знатнейшего между ними по месту своей кафедры. Собравшиеся на суд, как требовало того 74 Апостольское правило, вызывали подсудимого на суд лично; если же он не явился по первому вызову; то вызывался в другой и третий раз, через двух епископов, избранных из среды собора; все это очевидно делалось с той целью, чтобы дело было рассмотрено в личном присутствии подсудимого, были выслушаны от него самого оправдания и положено решение, вполне согласное с существом дела и с его обстоятельствами. Если бы троекратно приглашенный епископ не явился на суд; то собравшемуся собору предоставлялось право произнести о нем заочное решение по своему усмотрению. Во всяком случае собор должен был основывать свое решение на показании людей, достойных вероятия, вовсе не принимать жалоб и показаний от еретиков, также не довольствоваться и свидетельствами православного лица, но одного, а по крайней мере двух или трех на основании древнего ветхозаветного закона, подтвержденного спасителем. (Апост. 74. 75)²⁶.

Духовный суд, в том виде, как мы описали его, весь утверждался непосредственно на праве самой церкви, действовал ее собственною властью, не отступая от начал ее управления. Из законов государства этого времени если можно указать узаконения, касавшиеся духовного суда, то это только два узаконения, имеющие впрочем совершенно косвенное к нему отношение. Разумеем то правило римского судопроизводства, по которому решение судьи, добровольно избранного тяжущимися в посредники, имело всю свою юридическую силу и не только не кассировалось государственным законом, напротив сторона, отступившая от этого решения, обвинялась в неустойке и платила пени²⁷; также распоряжения Императора Диоклетиана, которым он отказал христианам во всех правах суда по законам Империи²⁸. Но, при отсутствии всяких внешних узаконений, все действенное влияние духовного суда, основывалось на том нравственном доверии, которое христианская паства питала к этим пастырям, и поддерживалось тем предубеждением, которое христиане обнаруживали к судам языческим, имевшим связь с религией языческой. Такой порядок вещей очевидно мог продолжаться только до тех пор, пока государство и церковь стояли друг против друга, пока церковь старалась держаться вне всякой зависимости от порядков государственной жизни, а государство не считало нужным говорить о благоустройстве церкви и ее существовании. При первом сближении церкви с государством очевидно должны были последовать и действительно последовали свои постепенные изменения в суде духовном. Эти изменения в общем виде клонились к тому, что духовный суд получал более внешнего устройства и организации на основании правил церкви и законов государства, в своих действиях, обрядах и формах, он более и более сближался с судом государства. В частности, не отступая от основных начал своего устройства, духовный суд приобретал более внешней определенности, чрез отделение от него и для него особых предметов подсудности; становился судом открытым, оффициально-признанным в государстве чрез утверждение и ограждение его прав и преимуществ законами государства; принял вид суда оконченного, через определение его инстанций правилами церкви и законами государства; вступил в живую связь с судом государства, чрез принятие в себя форм и обрядов его производства, стал по существу и по форме судом положительных правил церкви и законов государства, а не одного обычая и практики.

Изменение духовного суда, подобно изменению всего благоустройства церкви, началось при равноапостольном Константине²⁹, продолжалось при его приемниках, получило определенный вид ко временам и особенно в законодательстве императора Юстиниана. В этом изменении принимали участие и церковная и государственная власть. Первая, как показывают ее правила, сохраняя общие начала духовного суда, раскрывала судоустройство и судопроизводство этого суда сколько на основании своих собственных соображений, столько же и применяясь к общим требованиям порядка государственного. Вторая, не внося намеренно начал гражданского суда в суд духовный, в настоящем случае только утверждала и ограждала своими частными законами желания и постановления власти церковной. Обе – церковная и государственная власть – вместе, частными с их стороны узаконениями, служили одной общей задаче, именно:организации и устройству духовного суда, разъяснению его отношений к суду гражданскому.

Церковная власть, преследуя эту задачу относительно духовного суда, законоположила о нем, несколько особых правил – как на вселенских, – так и поместных соборах. По общему содержанию и направлению этих правил, духовный суд представляется отдельным и самостоятельным в государстве, действующим по своим особым правам (2:6. Ант. 12. Корф. 73. 117. 7:3 и др.), но только не без необходимого отношения к суду гражданскому и разделения с ним своих действий. Причина этого нового явления, сравнительно с прежним временем, заключалось в том, что, по соединении церкви с гражданством, суд ее во многих случаях должен был действовать сообща с судом гражданским; потому что преступления, прежде считавшиеся нарушением звания и обязанностей только членов церкви, теперь сделались несообразными с званием граждан-христиан и нетерпимыми в христианском обществе; потому что духовный суд мог действовать своими духовными мерами только на нравственную жизнь людей; между тем как часто открывалась необходимая нужда действовать и внешним образом для пресечения преступлений. На этом основании духовный суд, по произнесении своего решения, необходимо иногда обращался к суду гражданскому:если встречал упорство и сопротивление себе в лицах духовных (Апт. 5 Корф. 59. 64); если он находил преступление таким, что оно, кроме наказаний духовных по законам церкви, требовало еще преследования самого лица судом гражданским по законам государства (Корф. 69. 71. 72. 94. 104. 105); если видел церковные преступления такими, что они прямо требовали преследования суда гражданского, именно его усиленными мерами, – напр. в случаях открытого и упорного нарушения членами церкви ее порядков и законов, явных возмущений против ее правительства и т. п. (Апт. 5. Корф. 59. 78. Двупр. 9). Во всех этих случаях духовный суд, действуя свободно и самостоятельно в пределах собственных прав и влияния, оставлял необходимую долю участия и суду гражданскому; равным образом и суд гражданский требовал содействия суда духовного, если судилось преступное деяние лица, для которого необходимо было очищение совести церковным запрещением и епитимией³⁰.

Само устройство духовного суда в это время получило надлежащую полноту и оконченость в правилах церкви относительно его организации и постепенности. Инстанции этого суда разнообразились главным образом применительно к иерархическому и вместе административному различию лиц духовного знания, так что одна и та же инстанция духовного суда могла быть низшей и высшей, смотря по положению в церкви того лица, на которое подавалась жалоба и над которым производился суд.

Обыкновенным судом для клириков и мирян и вместе первой инстанцией духовного суда был суд местного, епархиального епископа, – был ли он простым епископом, митрополитом, или патриархом. По практике предшествующего времени, епархиальный епископ разделял свои судебные права с пресвитерами и диаконами, составлявшими его пресвитериум, или совет. Деятельность пресвитерских советов и их участие в делах суда и общего церковного управления не только не ослабла с 6 века, напротив их права были ограждены правилами церкви, и сами советы получили больше определенности в своем устройстве и существовании. Св. Епифаний Кипрский, в своем сочинении о ересях, рассказывает, что архиепископ александрийский Александр, когда узнал о существовании ереси Ария, то созвал пресвитеров и с ними зрело обсудив дело, лишил Ария общения и выгнал его из города³¹. Собор Антиохийский, излагая правило о распоряжении церковным имуществом, требует от епископа, чтобы он представлял отчет в этом распоряжении собору епархии, под которым, без сомнения по контексту самого правила, разумеется совет пресвитеров (Апт. 29, т. 23). Собор Карфагенский 4 запретил епископу произносить суд о каком бы то ни было деле, без участия своих клириковepiscopus nullius cavsam avdiat absque praesentia clericorum suorum, чтобы решение епископа не осталось недействительным; собор видимо направляет свое запрещение против тех злоупотреблений некоторых епископов, которые решали судные дела, без участия своего пресвитерского совета (пр. 23). Свидетельства Василия Великого, Феофила Александрийского. Иоанна Златоуста, и других отцов, усвояют полное значение пресвитерскому совету в делах епархиального управления и вместе суда³².

Но пресвитерский совет, называвшийся в это время ιερατιον³³, ιερατική γερουσια³⁴, senatum in ecclesia, coetum presbyterorom³⁵, отличался от пресвитериума прежнего времени тем, что в состав этого совета входили не все члены клира, а только некоторые, без сомнения отличавшиеся большей нравственностью и чистотою верования. Отсюда и поступление в пресвитериум теперь не соединялось, как прежде, с правом избрания на священную степень, а производилось посредством особого выбора из наличных священнослужителей³⁶. Иероним без сомнения указывает на употреблявшийся в этом случае образ избрания, когда рассказывает о принятом в Александрии обычае производить в епископы Александрии одного из членов пресвитериума и замещать место выбывшего новым членом³⁷. Томассин, на основании свидетельств церковных писателей, представляет пресвитериум Александрийский состоящим из 12 пресвитеров, 7 диаконов, и говорит, что по образцу александрийского был составлен и пресвитериум римский, что и с этими двумя сообразовались и пресвитериумы других обширных городов³⁸. Своему пресвитериуму епископ мог передать все права своей судебной власти, как доказывает это пример св. Мартина, который, сам прилежа молитве, предоставил своим пресвитерам вместо себя заниматься судебными делами³⁹. Равным образом расширение занятий епископа и вместе возвышение его прав и преимуществ делали неудобным для него его постоянное присутствие в пресвитерском совете; в таком случае его место здесь занимал архипресвитер, как первое лицо среди епархиальнаго духовенства и вместе главный помощник епископа в служении и управлении.

Законно постановленные решения судом местного епископа должны были иметь безусловно обязательную силу для всех клириков, когда они судились за преступления, касавшиеся непосредственно их церковных обязанностей, прав церковного управления, дел совести и взаимных их несогласий. В ограждение ненарушимости действий этого суда, правила запрещают клирикам оставлять своего епископа и обращаться к суду другого, а еще более переносить свою тяжбу к суду светскому (4:9. Карф. 15. 117 и др.); в виду того же ограждения действий суда местного епископа, правила запрещают другому епископу принимать в общение с собой и допускать к служению клирика запрещенного, или низложенного по суду соседнего епископа (Ант. 6. 1 с. 1. 5. 11. 6. Сард. 13. Карф. 9. 11 и др.). Суд местного епископа терял свою обязательность для его клириков только в том случае, если эти клирики проходили свое служение в таких приходах, заведывание которыми оспаривал у этого епископа другой соседний (4:17); также в тех случаях, если бы сам местный епископ отступил от правил истинной веры и нарушил законы церковного управления; в таких случаях, клирики могли обращаться прямо к областному собору.

В церкви африканской, суд местного епископа имел обязательную силу только для низших клириков, т. е. придверников, заклинателей, чтецов, певцов и иподиаконов; для суда над пресвитером, местный епископ африканской церкви должен был пригласить еще шесть, а для суда над диаконом три соседних епископа, которых воспросят обвиняемые (Карф. 29). Согласно с этим правилом Собор в 121 правиле запрещает епископу одному настаивать на решении своего суда и усиливаться непременно исполнить его; тогда как осужденный им жалуется на это осуждение, а в 147 он даже подвергает епископа отлучению от общения с прочими епископами, если бы он сам, зная вину несознающегося преступника, решился по причине смущения своей совести не иметь общения с несознающимся.

Во всей вселенской церкви было признано правилом, что лица клира могли судиться судом излюбленных и избранных ими судей с согласия и по соизволению епископа (4:9. Сард. 14). Но на решение дел таким посредствующим судом уже не допускалось никакой апелляции к другим судам (Карф. 17. 107. 136).

Обыкновению же подсудимые и обвинители пользовались правом переносить свои дела от низшего суда к высшему, если решением первого были недовольны (1:5. 2:6). Но решение низшего суда сохраняло всю свою силу до тех пор, пока оно не было перевершено судом высшим. Если же при перевершении решения низшего суда – судом высшим открывалось, что прежнее решение с намерением было постановлено несправедливо по пристрастию, вражде и проч.; то высший суд, отменяя само это решение, подвергал ответственности и взысканию судей низшего суда (Карф. 10). 7-м вселенским собором впоследствии постановлено подвергать таких несправедливых судей именно тем самым наказаниям, каким они подвергали виновных (7:4).

Жалобы, или апелляции на суде своего епископа клирики, по правилам африканской церкви (Карф. 11. 37. 139), могли приносить сначала соседним епископам, которые, с епископом прежде судившим, вновь рассматривали судное дело. При этом для выслушивания жалобы от пресвитера требовалось шесть, а от диакона – три соседних епископа (Карф. 12). Не удовлетворявшиеся этим, более посредствующим, судом переносили свою жалобу к первенствующим епископам области, т. е. митрополитам, или областным соборам (Карф. 37. 139). По правилам соборов вселенских (1:5. 2:6), эти жалобы и апелляции обыкновенно приносились областным соборам, собиравшимся в каждой области сначала два раза, а после однажды в год (1:5. 2:2. Ант. 20. 6:8 и др.). От этого собора дело, в случае недовольства подсудимых решением, могло быть перенесено к собору большему, под которым разумеется собор всех епископов округа. На окружном соборе дело получало окончательное решение, так что правила уже запрещают подсудимым клирикам и мирянам требовать себе суда еще от собора вселенского, который не всегда мог состояться, а равно и переносить дело к судилищам светским, или утруждать жалобами царскую власть. (2всел. 6 пр.). Впрочем впоследствии времени, именно по правилам Халкидонского собора (4:9. 17), дозволялось переносить дело от окружных соборов к суду местного патриарха, или Константинопольскому престолу. Но и патриарх должен был рассматривать дело при участии собственного собора (Кирилл 1). Стоит заметить, что правилами церкви Карфагенской запрещалось подсудимым переносить свои жалобы за море, т.е. Римскому епископу (Карф. 37. 139).

Суд соседних епископов, первенствующего епископа области и областного собора, представлявший собой первую апелляционную инстанцию для жалоб клириков и мирян, недовольных судом своего местного епископа, был в тоже время обыкновенным судом первой инстанции для епископов, – обвинялись ли они в нарушении прав и обязанностей своей власти, или преследовались по тяжебному делу со стороны мирянина, клирика или другого епископа, или судились за собственные их преступления властью церкви. В правилах церкви мы встречаемся со следующими разъяснениями касательно этого суда, а именно:обвинительные и исковые жалобы против епископа обыкновенно представлялись или соседним епископам, которых для рассмотрения этой жалобы требовалось двенадцать епископов (Карф. 2:12), или областному митрополиту. Митрополит, очевидно, смотря по важности преступления и тяжести обвинения, сперва назначал рассмотреть их собору нескольких епископов⁴⁰. Но если бы ни соседние епископы, ни собор нескольких епископов не успели восстановить нарушенного права; то дело переходило к полному областному собору, который созывался митрополитом и составлялся под его личным председательством (Ант, 20. 4:19. 6:8. Карф. 27. Лод. 40 и др.). Если бы случилось, что собравшиеся на соборе областные епископы разделились в своих мнениях относительно вины подсудимого: одни признавали бы его виновным, а другие – невинным; то митрополит пользовался правом пригласить епископов из других соседних областей, чтобы при их посредстве решить дело подсудимого (Ант. 14). Но если бы все местные областные епископы согласились между собою и произнесли единодушный приговор осуждения над епископом, то он не мог в таком случае обращаться к посредничеству епископов других областей и требовать пересмотра единодушно постановленного о нем решения (Ант. 15). Это правило, замечают толкователи⁴¹, было вызвано теми обстоятельствами, что некоторые епископы, быв осуждены общим голосом своих областных соборов, обращались к епископам других стран, которые по своим видам действительно оправдывали их. Так именно поступали римские папы, принимая к себе осужденных соборами востока и юга, за что и вызывали против себя строгие обличения. Например, отцы Африканского собора (427 г.) писали папе Целестину: «умоляем вас, дабы вы впредь не допускали легко до вашего слуха приходящих отселе и не соизволяли впредь принимать в общение отлученных нами; ибо твоя досточтимость удобно обрящет, яко сие самое определено и Никейским собором. Аще же сие является тако соблюдаемым касательно низших клириков и мирян:кольми паче хощет собор, чтобы сие соблюдаемо было касательно епископов. Итак те, которые в своей епархии отлучены от общения, да не явятся восприемлемыми в общение твоею святынею, с намерением, и яко же не подобает. Подобно и безстыдные побеги пресвитеров, и следующих за ними клириков да отженет твоя святыня, как сие и достойно тебя. Ибо не возбранено сие и для африканския церкви никаким определением отцев:да и определения Никейскаго собора, как клириков низшей степени, так и самых епископов, явным образом обратно отсылают к собственным их митрополитам. Разумно и праведно признал он, что какия бы не возникли дела они должны быть окончиваемы в своих местах»⁴². На этом основании правила признают власть областных соборов законной только для епископов их области и не дозволяют им переносить жалоб к суду другого такого же областного собора (2:2, 6. Кар. 32. 3 ч. 118, ст. 15).

Епископы, недовольные решением областных соборов или соседних епископов (Сард. 3, 4), по правилам Сардикийского собора, имевшим силу для западной половины христианского мира, могли чрез судивших их епископов или сами лично обратиться с апелляцией к епископу римскому, чтобы тот, если признает нужным, возобновил исследование дела. Вследствие этого обжалования постановленное решение об их низвержении не могло быть приведено в исполнение до нового пересмотра дела (Сард. 4). Римский епископ, получив такого рода обжалование мог не лично в Риме своей властью пересуживать и переменять решение, а только писать к епископам судившим виновного, или к соседним с ними, чтобы они снова тщательно и с подробностью рассмотрели дело; он мог также по просьбе осужденного послать и своих местоблюстителей для рассмотрения обжалованного решения вместе с означенными епископами (Сард. 3, 4, 5)⁴³. По правилам, действовавшим на восточной половине христианского мира, епископы недовольные решением областного собора, приносили свои апелляции другому большему собору епископов великой области (2:6. Ант. 12), или что тоже окружному собору, на котором обыкновенно председательствовал экзарх, имевший под своею властью несколько областных митрополитов (1:6. 2:2). Окружной собор, как собор больший, мог переменить и совершенно отменить решение собора меньшего областного. Впоследствии, когда явилось в церкви патриаршество, то все апелляционные жалобы епископов обращались к патриархам (4:9, 17), впрочем так, что из округов других патриархов востока дело могло быть перенесено к патриарху цареградскому, который высшим правом своего голоса решал все жалобы и неудовольствия епископов окончательно (IV. 9, 17, 28)⁴⁴.

Суд большого собора великой области, являясь апелляционной инстанцией для епископов, представлял собой в тоже время обыкновенную судебную инстанцию для разбирательства преступлений областных митрополитов и жалоб на них от всех прочих членов церкви. Так как главным действующим лицом в окружных соборах был митрополит, или экзарх округа:то правила церкви и повелевают обращаться с жалобами на областных митрополитов к экзарху великой области (4:9, 17). Экзарх великой области без сомнения пользовался всеми теми правами в суде над областными митрополитами, какими эти последние пользовались в суде над епархиальными епископами. Правила, постановленные соборами о суде над епархиальными епископами, без сомнения имели все свое применение и при производстве суда над областными митрополитами.

Недовольные решением окружных соборов, областные митрополиты могли требовать нового пересмотра их дела:на западе – пред престолом римского епископа, на востоке – пред константинопольским престолом (Сард. 3, 4, 5. 4:9, 17, 28). Престолы Рима и Константинополя были почтены этим преимуществом сколько по уважению к первенству и знатности этих кафедр во всей вселенской церкви, столько же в видах пользы для церковного порядка от сосредоточения высших прав управления и суда в этих двух кафедрах. Но правила, рассуждая о преимуществах этих кафедр, предоставляют свободе и желанию самих тяжущихся, а не обязывают их непременно обращаться к окончательному суду иерархов Рима и Константинополя. Следовательно правила не заключают в себе никакой мысли о преобладании этих иерархов над всей христианской церковью; а равным возвышением прав и преимуществ их кафедр правила совершенно устраняют вмешательство одного иерарха в юрисдикцию другого и освобождают их от взаимного друг другу подчинения. Поэтому, как жившие на востоке не имели законного права обращаться на запад к суду римского епископа; так и жившие на западе – искать суда на востоке пред престолом Константинопольским. Правда, бывали в истории церкви случаи, когда иерархи даже знатнейших церквей востока обращались к римским епископам запада с просьбой о защите против несправедливого суда местных соборов. Так, например, св. Афанасий Великий, осужденный Арианскими соборами вместе с другими иерархами востока, искал защиты у римского епископа Юлия⁴⁵; св. Иоанн Златоуст, низложенный собором местным, обращался к папе Иннокентию⁴⁶; св. Флавиан, обесчещенный на Ефесском, разбойничьем соборе, просил защиты у папы Льва⁴⁷. Но эти примеры, вызванные беззащитным положением самих этих иерархов, и вместе крайне стеснительным положением самого православия на востоке, никак не могут служить подтверждением будто бы канонически принадлежащего римскому епископу права судить восточных иерархов. Поименованные иерархи востока искали себе на западе защиты потому, что на востоке местные соборы, судившие их, состояли из явных и личных их врагов, что сами иерархи востока, равные им по степени иерархии, были открытыми их гонителями и врагами. Но печальные исключения не могут составлять силы положительного закона. И св. Василий Великий, вынужденный крайними бедствиями церкви восточной, просил защиты православия у западных епископов. Но вынужденное бедственным положением прошение защиты или суда одного у другого никак не может служить доказательством действительного, юридического подчинения первого своему защитнику. Судом римского и константинопольского патриарха заключался обыкновенный порядок суда в христианской церкви, так что законно осужденные или оправданные на одном из этих судов признавались осужденными и оправданными и на другом из них (Двукр. 1 пр.), осужденными и оправданными и во всей христианской церкви.

За судом Римского и Константинопольского патриарха, которым заканчивался порядок обыкновенного судоустройства в церкви, следовал еще последний и уже чрезвычайный суд вселенских или таких соборов, в которых принимали участие иерархи знатнейших христианских церквей:Рима, Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима. Вселенские соборы, простирая свою власть на всю вселенскую церковь, произносили решительный суд и над иерархами знатнейших церквей⁴⁸. Равным образом и соборы патриархов признаются законными органами суда для каждого из них в частности⁴⁹.

Начертанный правилами вселенских и поместных соборов порядок постепенности в духовном суде нашел для себя подтверждение и в законах Греческой империи, именно в законодательстве Юстиниана, правда, с некоторыми разъяснениями и добавлениями, не противоречащими духу и требованиям церковных правил. Так и по законам императора Юстиниана, изложенным в кодексе⁵⁰, всякое обвинение или жалоба против клирика должны быть принесены первоначально местному епископу: если бы суд этого епископа оказался подозрительным какой-либо из сторон; то дело могло быть перенесено к митрополиту, от которого, вследствие неудовлетворительного его решения для одной из сторон, оно могло быть представлено целому собору для рассмотрения. На этом соборе кроме самого митрополита должны были присутствовать еще три старейших по времени поставления епископа. От этого собора дело могло быть перенесено к патриарху, но не далее. Обвинения и жалобы против епископа следуют тому же порядку. Если бы дело подсудимого клирика по его существу, было таково, что прямо требовало бы рассмотрения митрополита, или патриарха; то оно и представлялось им мимо низшей инстанции. Патриарх в таком случае мог уполномочить особой грамотой какого-либо ближайшего к месту епископа для рассмотрения дела. Если бы дело и на этом суде не было удовлетворительно окончено для обеих сторон; то решение его могло быть обжаловано и апелляция подана патриарху Константинопольскому, который произносил уже окончательный суд, не допускавший никакой апелляции. Суд Константинопольского патриарха, таким образом, и по законам Юстиниана, как и по правилам церкви, получал значение высшей и последней инстанции в действиях духовного суда.

В новелле 123, рассуждая о подсудности духовенства по разным делам, Юстиниан устанавливает и порядок судоустройства для этих дел. Он говорит, если честнейшие епископы имеют между собой тяжбу по церковному или по другому какому-либо делу, то да разбирает их дело прежде всего их митрополит с двумя другими епископами из собственного собора; и если бы какая-либо из сторон осталась недовольной, в таком случае блаженнейший патриарх того округа выслушивает их и полагает решение, согласное с церковными канонами и законами, так что ни одна из сторон не может возражать против его определения. Если же на епископа будет принесена жалоба от клирика или другого кого-либо, то их тяжбу разбирает честнейший митрополит по святым правилам и нашим законам; и если какая-либо из сторон не будет довольна, то дело восходит к блаженнейшему патриарху того округа, и он на основании правил и законов полагает конец жалобе. Если же на митрополита будет принесена подобная жалоба, – от епископа ли, или клирика, или другого какого-либо лица, – то разбирает дело патриарх того округа подобным образом⁵¹.

И в 137 новелле судоустройство над означенными лицами изображается в том же виде. Если обвиняется епископ, то дело разбирает его митрополит; если – митрополит, то блаженнейший патриарх, рукоположивший его; если обвиняется пресвитер, диакон, или другой клирик, или настоятель, или монах, то исследует обвинения честнейший епископ, поставивший их. Коль скоро истина преступления исследована и доказана, то каждый, смотря по преступлению, подвергается церковным наказаниям судом, исследовавшим это преступление. Все это, прибавляет законодатель, имеет силу не только по отношению к тем клирикам и настоятелям, которые будут рукоположены после сего, но и к ныне служащим, если они будут обвиняемы по божественным канонам и по нашим законам в каких-либо преступлениях. Ибо, соблюдая все это таким образом, и миряне удостоятся большего успеха и усовершенствования в правой вере и благочестивой жизни⁵².

В тех же законах делаются добавления и разъяснения касательно суда над духовными лицами по жалобам на них других лиц, в преступлениях уголовных и исках денежных. Относительно суда над духовенством по жалобам других лиц закон предоставляет разбирать их епископу, которому подсудны все лица духовенства со следующими пояснениями:если обе стороны довольны решением епископа, то светский судья только приводит в исполнение это решение; если решением епископа будет недовольна какая-либо сторона и обжалует его, то местный начальник снова рассматривает дело, и коль скоро он находит решение епископа справедливым, то, утвердив его собственным мнением, приводит в исполнение, и просителю не дозволяется в другой раз просить о том же деле. В случаях несогласия мнения судьи с решением епископа, одною из сторон могла быть подана апелляция или самому государю, если епископ рассматривал дело по его повелению, или в общий гражданский суд. В суде по уголовным преступлениям духовенства участвуют и духовный и светский суд на следующих основаниях: если первоначально епископ исследует преступление, то, он, дознав его истину и лишив виновного степени по церковным канонам, препровождает дело в суд гражданский, который преследует его и полагает окончательное решение по законам гражданским. Но если бы виновный предварительно был осужден судом светским, то этот суд препровождает к епископу свои акты, который, удостоверившись из них в действительности вины и преступления подсудимого, лишает его степени по церковным правилам, а гражданский судья прилагает наказание, требуемое законами. Но если бы епископ нашел несправедливым решение суда гражданского, то дело от обоих судов должно быть представлено на усмотрение императора. В исках денежных на духовных лиц епископ не участвует; равно как не принимают никакого участия и гражданские судьи в делах церковных, которые все разбирают честнейшие епископы по церковным канонам⁵³. Суд епископа и вообще духовный суд церкви сохраняет полную свою самостоятельность и по законам государства.

Но – если самая низшая из описанных нами инстанций духовного суда, каков, наприм., суд епархиального епископа, был ли он по сану только епископ или митрополит, экзарх, патриарх, представлял собою центральное судебное место епархии, то остается еще в вопросе: был ли этот суд в тоже время и единственным в епархии, или он имел под собой другие подчиненные ему судебные учреждения? Но, следуя совершенному молчанию правил церкви и законов государства о подобных, подчиненных епархиальному суду учреждениях, можно сказать, что суд самого архиерея и его пресвитерского совета был не только центральным, но вместе и единственным судебным местом в епархии, которая по большой части в древней церкви состояла из города с принадлежащими к нему селениями, и в которой ее духовенство первоначально равнялось кафедральному клиру епископа. Но малопространственность такой местности и немногочисленность ее клира сами собою делали излишним размножение судебных органов и вместе удобным удовлетворять ее нуждам чрез одно судебное учреждение. Кроме того при смешении суда с администрацией для отправлений первого могли быть употребляемы те же административные вспомогательные лица епархиального управления. К таким лицам в древней церкви относились:хорепископы, периодевты, экзархи. Все они, служа собственно целям церковной администрации, могли, по требованию обстоятельств, с дозволения епископа и по поручению его совета удовлетворять и нуждам духовного суда в местах, удаленных от кафедры. К этим же лицам следует причислить и экдиков, о которых канонисты прямо замечают, что они, между прочим, пользовались правом разбирать и судить маловажные и легкие проступки духовенства⁵⁴. Отцы Карфагенского собора 108 своим правилом положили просить царей учредить особых исполнителей для всех нужд церковных; но толкователи правил полагают их должность в исполнении, или наблюдении за исполнением определений духовного начальства, или духовного суда⁵⁵. Временами и эти лица могли облегчать действия главного епископского суда.

Представляя из себя разные инстанции, совершенно отличные одна от другой по правам их власти, духовный суд на всех этих инстанциях был всегда одинаков и совершался по одним и тем же принятым на нем формам и обрядам производства.

Так основным требованием духовного суда во всех его инстанциях было то, чтобы он производился правильно и законно, согласно с правилами, а не по вражде судей, или их пристрастию и человекоугодничеству (Карф. 16), Поэтому подсудимый всегда пользовался правом отводить судей, подозреваемых им в нерасположении, вражде, или беспристрастии к нему (Кирил. 1). Сам суд производился в личном присутствии обвинителя и подсудимого, которые излагали перед судом свои жалобы и обвинения, также ответы и оправдания.

Подсудимый вызывался в суд или чрез грамоту, или чрез особо посланных к нему лиц (Ап. 74. Карф. 28). Епископ, очевидно, вызывался чрез епископов обыкновенно двух; клирики – чрез клириков, а миряне – посредством мирян; самый вызов повторялся до трех раз. Вызванный, со дня получения им приглашения, должен был явиться в суд к ответу в течение месяца, если не удержит его какая-либо особая причина; в случае неявки подсудимого по уважительной причине ему давался еще месяц, но с тем, что если он в течение него не явится, то подлежит отлучению от общения, с запрещением священнодействия, пока не оправит себя доказательствами. Впрочем, правила дозволяют подсудимому даже дожидаться общего собора епископов, и только не явившегося на этот собор подвергают совершенному осуждению, как виновного (Карф. 28. Ап. 74).

Обвинители подсудимого и свидетели против него также обязаны лично явиться в суд и подтвердить принесенную на него жалобу своими показаниями и свидетельствами. Но как в делах обыкновенных, исковых к обвинению епископа и свидетельству против него допускаются всякие лица (2:6. Карф. 28. 144); так в делах духовных, или церковных допускаются только лица, достойные доверия (Ап. 74). Поэтому суд, прежде чем выслушает жалобу от обвинителя и примет показание от свидетеля, удостоверяется об их жизни и поведении посредством общественного мнения (4:21). На этом основании правилами совершенно не допускаются к обвинению и свидетельству на духовном суде (Карф. 146); α) иноверцы всех видов, также еретики и раскольники, отпавшие от истинной веры (Ап. 75. 11. 6. Карф. 144); β) изверженные из клира и отлученные от общения церковного (2:6. Карф. 143); γ) люди сами состоящие под судом, или только подвергшиеся обвинению; δ) преданные порокам и заподозренные в благонравии (Карф. 8. 28); ε) рабы и получившие свободу, если они хотят обвинять своих прежних господ и свидетельствовать против них (Карф. 144); ζ) люди видимо заинтересованные в деле, или принимавшие в нем когда либо участие (Карф. 70); η) лица позорищные и запятнавшие себя срамными делами (Карф. 154); ι) лица не доказавшие одного из многих, прежде сделанных ими доносов и обвинений (Карф. 145); κ) домашние истца и подсудимого, также все те, которых гражданские законы не допускают к доносам и свидетельству (Карф. 70. 144. 146); наконец λ) малолетние, имеющие возраст менее 14 лет (Карф. 146). Доносы и свидетельства всех этих лиц, по справедливости, но по разным причинам, не могли иметь значения и быть уважены на духовном суде. Одни из этих обвинителей и свидетелей были явными врагами церкви и следовательно, они враждебно относились и к ее вере и учению и к ее догматам и правилам; в тоже время они были предубеждены и против ее служителей; другие – сами находились под судом и следовательно они нуждались в собственном предварительном оправдании по правилам и законам церкви; иные прямо возбуждали со стороны суда к себе нравственное недоверие как лица невнимательные к собственному своему благонравию; некоторые видимо вызывали подозрение к своим доносам и показаниям, как лица, находившиеся в особых отношениях к подсудимым и уже однажды замеченные судом в недобросовестности и т. п. Положившись на обвинения и свидетельства всех этих лиц, суд мог произнести решение, несогласное как с существом и обстоятельствами дела так и противное требованиям закона и справедливости; а через это он мог навлечь на себя всеобщее недоверие и подозрение, вооружить против себя чувство правды и справедливости. Заботливость церковной власти о достижении именно правых и беспристрастных судебных решений требовала, чтобы суд не полагался на обвинение и свидетельство вполне благонамеренного лица, хотя бы то и епископа, если только он один был обвинителем или свидетелем (Ап. 75. Карф. 147). В тех же, очевидно, видах правила требовали, чтобы как доносчики, так и свидетели приносили свои жалобы и делали показания под ответственностью собственного наказания, если их обвинения и показания окажутся ложными (2:6). Сверх того, если бы обвинитель, принесши свою жалобу, самовольно, без причины, скрылся от суда во время рассмотрения этой жалобы, то он подвергался вине оговоренного им т. е. удалялся от общения, впрочем так, что у него не отнималось права продолжать свой иск, если он докажет, что не явился в суд не по произволу, а по уважительным обстоятельствам; равным образом, если бы при расследовании дела, открылась недобросовестность обвинителя, то принесенная им жалоба, если бы она была церковного характера, остается без всяких последствий (Карф. 28).

Действуя по таким правилам судопроизводства, духовный суд не противодействовал общественному порядку, и не казался судом самоуправным. Этим мы хотим сказать то, что почти все вышеизложенные нами требования церковных правил касательно судопроизводства, если сравнить их с законами действовавшими в государстве, окажутся частью заимствованными из гражданского законодательства, частью повторенными в нем. Так, например, относительно вызова и явки в суд ответчика и законами государства также требовалось, чтобы обвиняемый до трех раз чрез прислужников суда был вызываем явиться в суд, при чем, если преступление было уголовного свойства, то он во время допроса клал свою руку на судебную решетку⁵⁶. Этот троекратный вызов совершался в продолжении тридцати дней. Относительно спроса свидетелей гражданские законы требовали спрашивать их, предварительно взяв с них присягу, что они дадут суду правдивые показания⁵⁷; в тоже время законы не всех лиц вообще допускают к свидетельству, и некоторых вовсе лишают этого права. Так, согласно с правилами, не допускаются к свидетельству против православных ни в каком случае иноверцы и еретики⁵⁸, также все те лица, о которых говорят правила, и сверх того в дополнение к ним:бедные против богатых, родители и дети друг против друга, особенно же расточительные и развратные дети, лишенные наследства, глухие, немые; законы также не признают показания и одного свидетеля, хотя бы он был сенатор, т. е. самое важное лицо в государстве⁵⁹. В отношении к обвинителю было всегдашним требованием законов то:если бы донос его оказался ложной клеветой, то он подпадал наказанию обвиненного лица⁶⁰. В видах правильности судебного решения гражданский закон требовал, чтобы не подвергать осуждению лиц отсутствующих, но если подсудимый и по приглашению не являлся в суд, то решение могло быть положено и против отсутствующего⁶¹. Подобным образом и правила уполномочивают действовать и поступать и суд церковный; на что мы получаем указания и в самой его практике, Так напр. решение собора Трирского против св. Афанасия Великого, как свидетельствует об этом само послание Папы Юлия к восточным епископам, было объявлено недействительным главным образом потому, что было произнесено судом в отсутствии подсудимого, т. е. св. Афанасия. Так, наоборот, Несторий, – который не явился на Ефесский собор вследствие сделанных ему приглашений, – отцами этого собора был заочно подвергнут наказанию низложения с его степени. Так и Диоскор Александрийский осужден был в его отсутствии после того, как тщетно был приглашаем явиться в суд.

Кроме этих очевидных сближений между судопроизводством гражданским и действиями суда духовного, на которые есть указания в положительных правилах церкви, можно сделать еще другие, на которые – если нет указаний в правилах, – то имеются свидетельства в действительной практике духовного суда. Так гражданский закон требовал, чтобы истец письменно заявлял свою жалобу по определенной форме, предложенной в законах; согласно сему, мы видим, что и на соборе, который был в Константинополе в 448 году, под председательством Флавиана, Евсевий, Дороллейский епископ, представил свой обвинительный акт: libellus accusatorius, который, по его просьбе, был прочитан и внесен в акты собора⁶²; подобное же последовало и на соборе Халкидонском, где диаконы Феодор, Исхирион, пресвитер Афанасий, мирянин Софроний, – все обвинители Диоскора Александрийского, – каждый представил от себя обвинительный акт, за собственноручным подписанием и надписанием⁶³, как именно требовал того римский закон⁶⁴. Название этих актов: λιβελλος вместо Латинского libellus, что значит челобитная, просьба, – указывая собой на технический термин римского права, – не оставляет тем более недоумения в нашем сближении. Гражданский же закон требовал, чтобы обвинительный акт в подлиннике был объявлен подсудимому и назначен ему срок, в течение которого он должен был изыскать средства для собственного оправдания⁶⁵. Согласным сему образом и поступил собор Константинопольский, когда, получив жалобу Евсевия Дориллейского на Евтихия, отправил пресвитера и едкика Иоанна, вместе с диаконом Андреем к последнему, с тем, чтобы они прочли Евтихию поданную на него жалобу и просили его явиться на собор для оправдания во взводимом на него обвинении⁶⁶. Закон также требовал, чтобы при судных речах присутствовали нотарии (писцы) и записывали их:тоже самое было в обыкновении и на соборах:доказательством тому – записанные на них и сохранившиеся до нас акты соборных совещаний. По римскому праву, и истец и судья предлагали подсудимому свои вопросы⁶⁷; тоже самое мы видим и на суде духовном, именно в исследовании дела Евтихия⁶⁸. Гражданский закон не допускал, чтобы обвиняемый в тяжком преступлении присылал в суд вместо себя поверенного – адвоката⁶⁹; и собор Константинопольский не согласился на то, чтобы допустить к ответу за Евтихия, обвиняемого в тяжком преступлении, присланных им уполномоченных: Архимандрита Авраамия и трех диаконов его монастыря⁷⁰. Свои определения против осужденных соборы излагали письменно в форме посланий – как к самому осужденному, так и к лицам, находившимся в общении с ним⁷¹. Подобный способ объявления судебных приговоров употреблялся и в гражданском производстве, где судебное решение предварительно излагалось на письме и потом публично прочитывалось⁷².

Словом, если сравним указания истории с требованиями гражданского законодательства и судебной практикой, то получим несомненные данные к заключению, что если не все, то важнейшие приемы и формы гражданского судопроизводства нашли свое место и в суде духовном. Тоже сближение духовного суда, как суда церкви, с судом гражданским, как судом государства, совершенно естественно и понятно; естественно потому, что церковь вообще, во всех установлениях своего внешнего благоустройства, обыкновенно соображается с бытом и порядками государства и приближается к ним, коль скоро они не содержат в себе ничего противного ее вере и евангельскому закону; понятно из того, что и духовному суду для внешней законности и обязательности двоих действий и распоряжений, естественно было прибегнуть к приемам и формам суда гражданского, не только как к готовым и данным, но и как огражденным и утвержденным законами государственной власти. Тем скорее и легче все это могло последовать и совершиться в то время, когда церковь и государство, так сказать, сплелись между собой в своих правах и деятельности, когда власть церкви вошла в самые близкие частные сношения с властью государства – как по делам церкви, – так и по вопросам государственного благоустройства, когда самими законами государства было предоставлено церкви самое широкое участие в делах не только государственного управления, но и гражданского суда. В то время и самой церковной власти естественно было желать и домогаться того, чтобы внести в свой духовный суд более юридической определенности и стройности и, конечно, по уподоблению суду государственному; потому что формы этого суда, равно как и все государственное законодательство, обновившись под влиянием начал христианства, получили несомненный авторитет в глазах церкви и ее правительства.

Очевиднейшим доказательством нашей мысли для конца 6 и начала 7 века может служить письмо папы Григория Великого, данное им дефенсору Иоанну⁷³, которого папа посылал в Испанию для разбора и окончания разных жалоб. В этом письме папа раскрывает своему уполномоченному те преступления, в которых обвинялись:пресвитер церкви Молакской, тамошний епископ Ианнуарий и епископ Стефан, обратившийся к папе с апелляцией. К письму приложена особая инструкция, в которой папа дает подробное наставление уполномоченному в том, как он должен поступать при исполнении возложенной на него обязанности. Уже из самого письма папы, в котором рассказывается суд, бывший над виновными, ясно видно, что этот суд производился по правилам формального производства: происходило судебное разбирательство дела, являлись обвинители, выслушивались свидетели, и было произнесено формальное решение, т. е. употреблены все общие приемы гражданского судопроизводства. Но еще яснее тоже самое можно усмотреть из инструкции, в которой папа, как judex ecclesæ, дает уполномоченному судье наставление произвести преследование дела, согласно с требованиями и формами византийского законодательства. В своей инструкции папа не только упоминает о подсудности духовенства по делам тяжебным, о наказаниях за обиды духовным, о праве убежища – в подлинных выражениях византийского законодательства⁷⁴; но и указывает на то основное правило суда по римскому праву, по которому всякий должен быть судим подлежащим судьей, что приговор стороннего судьи не может иметь силы⁷⁵; приводит также и то основание гражданского закона, по которому рабы и домашние не допускаются к обвинению своих господ⁷⁶, говорит о разбирательстве crimen læsae majestatis на основании закона Пандект. Папа дает Дефенсору и наставление о том, как должны быть спрошены им свидетели; и говорит, чтобы они были выслушаны в отсутствии подсудимых, как того требовал закон Юстиниана⁷⁷; он распространяется и о том, каковы должны быть свидетели по требованию гражданского права, указывает наконец самую книгу и титул кодекса о письменном судопроизводстве⁷⁸.

Такого очевидного свидетельства о несомненном и в то же время широком употреблении и применении законов и форм гражданского производства на суде духовном нет нужды подкреплять другими указаниями последующего времени. Ибо достаточно заметить, что именно с этого времени при Константинопольском патриархе, вместо обыкновенного совета пресвитеров, начинает свою определенную и постоянную деятельность патриарший синод, со всеми приемами канцелярского производства, что и около патриарха, по сходству с двором императора, образуется целый двор патриарших сановников, появляются новые и новые церковные и административные должности, и в довершение этого, при первых патриарших сановниках, возникают даже целые, подведомые им, отдельные секреты, учрежденные и образованные по образцу секретов государства. Само собою понятно, что, при таком всестороннем сближении администрации церкви с администрацией государства, и духовный суд не мог отстать от такого всеобщего направления и, в своих формах и обрядах, тоже все более и более сближался с судом государства, усвояя себе его приемы, формы и все судебное производство. Несомненность этого исторического факта до очевидности доказывается тем, что вся ученая обработка церковного права, начиная с самых первых ее опытов, каковы Номоканоны, приписываемые Схоластику и Фотию, представляет собою смешанное изложение церковных правил вместе с законами и постановлениями государства. А это не есть ли ясный знак и очевидное доказательство той мысли, что церковная власть, в действиях своего суда и управлении, кроме правил церкви, непосредственно руководствовалась и законами государства, что требования материального и процессуального гражданского права, находили себе место и применение в суде духовном.

Таким образом, представляя себе духовный суд сходным с судом государства, по обрядам и формам своего производства, мы находим уместным, для полноты нашего рассуждения, начертать полную схему производства, употреблявшегося на суде гражданском в греческой империи, как изложена она у Гейба⁷⁹ и Молитора⁸⁰.

Производство на суде гражданском в греческой империи было гласное; хотя суд из гласного мало по малу переходил в закрытый и гласное производство было ограничено, особенно в делах почетных граждан (honoratis). Когда жалоба была принесена словесно, как допускалось это по древнему римскому праву, тогда и обвинитель и подсудимый излагали свои показания на суде в устной речи; и свидетели отвечали также устно; но, со времен юристов-классиков, введены были некоторые протоколы в судебное производство, которые составлялись во время самых судебных речей, назначенными для этой цели скорописцами. В эти протоколы вносились как показания свидетелей, так и рассуждения сторон, с той целью, чтобы высший суд, на основании этого письменного производства, мог составить себе самое точное понятие о действиях низшей инстанции, когда дело взойдет на его рассмотрение. Составленные во время судоговорения заметки, по окончании его должны были не далее, как на пятый день, быть изложены протоколистами в подробной и обстоятельной редакции. Само решение суда сначала излагалось письменно и потом публично прочитывалось. Присутствие суда устраивалось на возвышенном месте; но дела маловажные решались не на возвышении.

Производство дела начиналось таким образом:истец являлся к судье, и – или на словах, или письменно в особой просьбе – излагал свою жалобу. Принесенная на словах жалоба вписывалась в протокол по форме, установленной законом. Этот протокол с жалобой непременно подписывался самим просителем, а в случае его безграмотности, другим лицом от его имени. К надписанной и подписанной именем просителя жалобе прилагалось удостоверение в том, что истец, под ответственностью равного наказания, берется доказать вину подсудимого и довести дело до окончательного решения. Судья назначал одного обвинителя, человека способнейшего из всех находившихся на лицо; все это предварительное производство оканчивалось заявлением, что лицо, на которое принесена жалоба, состоит под судом (reatus); такое состояние подсудимого называлось техническим терминомreceptio. Следствием этого nominis receptio было то, что подсудимый объявлялся неспособным к занимаемой им должности, лишался употребления гражданских прав и отдавался с этого времени под стражу.

В назначенный день происходило главное и окончательное производство. Вестник (praeco) приглашал обе стороны в суд; устному приглашению, по крайней мере, по позднейшему праву предшествовало приглашение письменное, повторявшееся тоже до трех раз.

Если по сделанному приглашению не являлся в суд истец, то имя подсудимого тотчас вычеркивалось из списка и сама жалоба этим уничтожалась, хотя всякому подписавшемуся за истца, предоставлялось право войти новой жалобой; мог и сам судья, если он имел достаточные основания, начать преследование. По прежней жалобе разбирательство дела могло продолжаться в том случае, если виновность подсудимого была уже почти доказана, или если было дано высочайшее повеление. Истцу законом не дозволялось назначить поверенного вместо себя.

Когда не являлся подсудимый, который также обязан был лично являться в суд, а не назначать поверенного, то дело отлагалось, если были представлены удовлетворительные причины неявки. Без этого формальное производство совершалось и над отсутствующим; при маловажных случаях это производство оканчивалось наложением наказания по закону, при преступлениях тяжких конфискацией имущества. Но если бы осужденный в его отсутствии явился, то процесс снова начинался; но конфискация имущества оставалась в силе.

Когда являлись и обвинитель и подсудимый, то оба подробно излагали все, относившееся к обвинению одного и оправданию другого. За тяжущихся обыкновенно говорили адвокаты, составлявшие особый институт при суде и отличавшиеся происхождением, образованием и познаниями; адвокаты обыкновенно говорили речи. За выслушиванием адвокатов, собирались доказательства преступления. Собственное признание виновного, как скоро оно было вероятным, составляло решительное доказательство. Чтобы получить это признание, для сего делались виновному увещания со стороны судьи, а иногда и пытка. Важнейшим после признания доказательством служили показания свидетелей.

Свидетеля перед их допросом приводились к присяге; показание одного свидетеля не имело силы доказательства; отвергался также свидетель по слуху (de auditu); письменные показания свидетелей не допускались. Допрос свидетелей производился открыто перед судом; епископы только давали свои показания письменно на дому; свидетель, как указанный истцом, так и названный подсудимым, должен был явиться в суд, в случае неявки мог быть побужден к этому силой; число свидетелей определялось волей судьи; издержки, понесенные свидетелем, относились на счет сторон; показания свидетелей записывались с возможной обстоятельностью.

В некоторых случаях могли служить доказательством и письменные документы. Эти документы должны были читаться на суде в подлиннике и подлинность их исследовалась; оказавшийся подлинным документ опровергал всякое противоречащее показание свидетеля.

По окончании дознания преступления, полагалось и решение. При этом судья совещался с ассистентами, письменно излагал решение, которое потом и объявлялось или им самим, или каким-либо членом суда. Мотивы решения, если они не были существенны, излагались в приговоре. При исполнении, приговор через вестника объявлялся народу с указанием на род и образ преступления.

Против тяжкого приговора дозволялось истцу и ответчику привести апелляцию в высший суд. Если же приговор осуждал виновного на смертную казнь, то всякому из народа предоставлялось право апелляции. Апелляция могла быть словесно изложена судье, или письменно, простым заявлением, что он желает апеллировать. Временем для апелляции законами Юстиниана был назначен десятидневный срок, по истечении которого постановленное решение входило в силу.

Судья, получивший апелляцию, препровождал ее по принадлежности к тому судье, которому подлежала апелляция; вместе с апелляцией препровождались и акты прежнего делопроизводства в копии. Производство и в апелляционном суде было открытое, как в первой инстанции; только на суде императорском входило в обычай письменное производство.

Таковы общие и главные черты гражданского судопроизводства. Молитор не полагает даже никакого сомнения в том, что еще с начала 7 века, применение этого производства на суде духовном так было широко, что оно составило обыкновенную его формуprocendi ordinarius⁸¹.

Мы не находим со своей стороны оснований не принять этого заключения; а потому, желая окончить этим наше исследование о началах и формах духовного суда в древней вселенской церкви, поспешим вывести из всего вышесказанного следующие, нужные для себя, заключения:

1) Духовный суд древней, вселенской церкви, утверждаясь непосредственно на началах церковного управления, следовал законам постепенного и последовательного развития.

2) На пути этого развития духовный суд-то является совершенно отдельным и независимым от суда государства, когда в основе действий последнего лежали требования законов язычества, – то сближается с этим судом, усваивая себе его обряды и формы производства, когда он утверждается на требованиях законов христианских.

3) Но и при этом сближении с судом государства, духовный суд сохраняет полную свою свободу и самостоятельность своих действий в предметах, подлежащих его непосредственной юрисдикции.

4) Оставаясь одинаковым сам в себе по формам и приемам действий, духовный суд в тоже время разнообразился в порядке своих инстанций и организации их применительно к достоинству лиц, привлекаемых к суду и обжалования ими постановленных решений.

5) При существовании законом установленных органов правосудия, тяжущимся сторонам предоставлялось право не только отводить подозреваемых ими судей, но и избирать своих собственных, с тем, что постановленное ими решение не подлежало никакому обжалованию и пересмотру.

6) Главным судьей в епархии был епископ, но в самом отправлении правосудия необходимым для него помощником является его пресвитерский совет.

7) Есть примеры того, что главный представитель духовного суда мог передать свои права другим уполномоченным им, и не принимать непременно на себя рассмотрения каждого судного дела.

8) Все лица клира, не исключая и мирян, были сравнены в правах искания себе защиты и оправдания, при том так, что для стоявших на высшей степени церковного чиноначалия открывалось меньшее число апелляционных инстанций, чем для лиц, занимавших низшие церковные должности и степени.

9) Суд обыкновенно производился по правилам суда открытого, гласного, в личном присутствии подсудимых, их обвинителей и свидетелей.

10) Беспричинное укрывательство подсудимого, равно как и его обвинителя, не спасало их от законного судебного приговора.

11) Весь суд состоял в непосредственном расследовании самими судьями и дознании ими существа и истины преступления.

12) Отсутствие системы формальных доказательств и решение дела по его существу и несомненной достоверности свидетельских показаний, было главным преимуществом этого суда.

13) Решение одной инстанции не могло быть перевершаемо другой такой же инстанцией, но только высшей.

14) Подсудность тому или другому местному суду, определялась самим местопребыванием лиц, искавших суда.

15) Государственная власть, говоря в своих постановлениях о действиях духовного суда только повторяет и раскрывает в них требования прав и законов самой церкви.