Пророк последних дней первого Иерусалима

Если грех предпленного Иуды железным резцом, алмазным острием был написан не только на скрижали сердца жестоковыйного народа (Иер.17:1), но и на скрижалях истории его, то не менее резко запечатлено на них имя великого современника падения царства Иудейского – пророка Иеремии. Могучая личность пророка неотделима от предпленной эпохи и вместе делает ее своею, хотя Иеремия был поставлен на служение против Иудейского народа (Иер.1:18–19). Наше внимание приковывает к себе, конечно, облик скорбного пророка, но именно поэтому-то и следует хотя немного присмотреться к той исторической перспективе, на фоне которой ярко выделяется обособленная фигура Иеремии.

Эпоха Иеремии падает на время решительных событий внешней истории Израиля, на время внутреннего перелома жизни его. Это – последние десятилетия 7-го века и первые 6-го, от лет Иосии до дней Годолии, эпоха падения царства Иудейского. Эти годы умирания Иудейского государства были временем великого внутреннего кризиса и вместе эпохою, когда зародилось обновление и очищение народа Иудейского. Рушилось царство Давида, и год его совершенного падения, когда Иудеи окончательно утратили свою политическую независимость, был годом катастрофы необходимой наследию Иуды, чтобы не погибло оно совсем: остаток Израиля отшатнулся от прошлого и начал новую жизнь. Иудейский народ всколыхнулся, был потрясен в самых основаниях жизни своей, – и пред ним встала великая задача воспитания себя и языческого мира во имя Нового Завета. Эту задачу поставил пред Божиим народом Иеремия.

Имя великого пророка связано с болезненным кризисом истории Иудейского народа, отметили мы, теснейшим образом. Пророк пережил все ужасы и тяжесть смерти государственного организма Иудеи в своем сердце, он непосредственно участвовал в событиях своего времени. Книга его, помимо ценности объективно-исторической имеет огромную субъективно-психологическую ценность. Исследователя поражает яркая непосредственность переживаний ее священного писателя. Книга Иеремии автобиографична: переживания пророка – ее содержание. Пророк откровенно вскрывает в ней свой душевный мир, и книга его есть книга его жизни, одна из драгоценнейших «Исповедей», которыми немногие великие поистине души обогатили сокровищницу мировой литературы. Этим суждением мы указываем на особенно интимный, внутренний характер книги Иеремии. Его книга дает драгоценный и довольно значительный материал, но дает как бы невольно, потому что написана ради иных целей, под иным углом зрения.

Конечно, из истории пророчество получает средства к представлению и ограничению горизонта ¹, но, с другой стороны, надо принять во внимание и то, что «ни одна человеческая личность не есть всецело продукт исторического процесса» ², причем о великих людях это необходимо особенно подтвердить. A таким-то и был Иеремия, о котором мало сказать то, что он был одним из звеньев золотой цепи тех, кто был «устами Иеговы», «лика пророческого». Hе весь Израиль был пророком, a лишь немногие в нем; из среды этих немногих лишь единичные личности оставляли особенно глубокий след в религии Ветхозаветной (ведь, с точки зрения психологии религии, колыбель религии – в немногих великих душах).

Великий Иеремия пророчествовал в великие и вместе печальные дни жизни народа Божия. Современники пророка укоренились в грехе отцов своих – оставив путь правды Господней, они ходили волею сердец своих (Молитва Манассии). Теократия не мила была сердцу избранного народа, который предпочитал веками утвердившееся в его жизни противное Иегове начало упорного человеческого самоутверждения. Мало научился Иуда из того, что рядом погибло единокровное царство вследствие отпадения своего от Господа и нравственного растления: оно погубило себя тем, что оставило единственную опору свою – Иегову (Ос.13:9). Не научился упорный Иуда ничему доброму и в своей прошедшей истории, а научиться можно было многому.

Господь постоянно, от лет Моисея, указывал Своему народу путь жизни (Втор.30:19): народ Завета должен непрестанно ходить пред Иеговою (Пс.114:9), во свете лица Его (Пс.88:16). Но Израиль с последовательностью и стойкостью, достойными лучшего применения, оправдывал это укрепившееся за ним имя одного из отцов его. С самого начала своей исторической жизни этот народ заслужил своим поведением классический эпитет «жестоковыйного» и удержал его до конца своей жизни (Исх.32:9; Деян.7:54): его грехи постоянно оскорбляли Господа и привлекали на его грозные обличения, прощения и кары от лица Божия (Исх.32:34; Числ.14:34; Втор.32:16; Пс.77:40, 105:43; Ис.42:24, 65:7; Иер.16:18, 30:14,15; Плач.4:13; Иез.39:23; Ос.8:13; Ам.3:2; Авв.1:4).

Народ Божий был привязан к внешним ценностям, искал внешних успехов. Евреи жадно стремились быть в водовороте международной жизни – быть «как другие народы» (1Цар.8:20). Мощные соседние народы быстро подчиняли евреев своему обаятельному религиозно культурному влиянию и заразили их своею изощренною, утонченною развращенностью. Пророки до самого Вавилонского плена боролись во имя Иеговы, Бога Завета, с народом за его историческое призвание – быть народом Божиим. Из них именно Иеремии пришлось действовать особенно сильно и решительно в тяжелые, страшные годы – в последние дни первого Иерусалима.

Мы совсем не задаемся целью дать исчерпывающий очерк жизни и деятельности пророка Иеремии, равно как и не ставим своею задачей изобразить состояние народа Божия во дни Иеремии. И то и другое могло бы послужить предметом солидных монографий, очень желательных в нашей богословской литературе. Мы хотим совсем немногого – попытаемся дать хотя несколько штрихов к характеристике внутреннего облика «многобедственного» ³ пророка.

С глубоким напряжением своих нравственных сил нес Иеремия пророческий жребий служения. Исследователи преклоняются пред силою и значительностью вскрытых пророком его душевных страданий. Lazarus назвал Иеремию „величайшим трагическим героем, какой когда-либо выступал в истории» ⁴. Дивнотрогательная личность Иеремии всегда привлекала к себе внимание, хотя не всегда верно представляли ее себе те, кто знакомился с его книгою. Пророку Иеремии, кажется, более, чем кому-либо в истории человечества, принадлежит слава грозного обличителя. Один исследователь даже сравнивает с ним Савонароллу ⁵. Но мы позволим себе, не возражая против этого, утверждать, что в книге пророка Иеремии, а, значит, и в его личности ярче, красочнее запечатлены иные черты его духовного облика. Для нас важно отметить, что в книге Иеремии, этой, как мы говорили, «Исповеди» его сердца, пред нами – человеческая сторона переживаний пророка. Невольно приходит на память классическое изречение Златоуста об Ап. Павле; его уместно приложить к нашему пророку. В Иеремии мы видим великую нравственную и религиозную личность, великого человека, но все-таки только человека, человека великих душевных борений, тяжких внутренних страданий. Достаточно внимательно вчитаться в книгу Иеремии, чтобы заметить, что пророк не был твердой, крепкой, стальной натурой. Иеремия не был и женственной натурой, сентиментальным человеком, каким хочется представить его Cornill`ю ⁶, но ведь вся книга нашего пророка по тону и содержанию – и в целом и в мельчайших подробностях – свидетельство мягкости его характера. Книга Иеремии, при обилии в ней исторического материала, дает право назвать ее богодухновенного автора священным лириком, тем более, что ему принадлежит также и чистая элегия – книга Плач Иеремии. В Иеремии поразительна ярко выраженная индивидуальность его натуры восприимчивой, мягкой и вместе очень глубокой ⁷. Для него весьма чувствительны были его постоянные страдания внешние и внутренние, общественные бедствия и личные скорби. Прав один современный исследователь «учения пророков», назвав жизнь Иеремии сплошным мученичеством ⁸, подобно тому как повесть об его многострадальной жизни в наших «Четиях-Минеях» названа просто и точно: «Житие и страдания Святого Пророка Божия Иеремии». Мало того, что Иеремия грустит и плачет, – его скорбные думы граничат временами с воплями отчаяния. Он горячо любит родную страну, но должен возвещать ей бедствия (Иер.14:10,18, 15:7), хотя хотел бы ходатайствовать за нее (Иер.14,10, 15:1). Вопреки характеру своему, он, кроткий, как агнец, должен со всеми препираться, всех обличать, осуждать, всем угрожать, он, ко всем доверчивый, никому не должен доверять, даже братьям своим (Иер.18:20). Тем тяжелее ему было переносить за это неприязнь соотечественников. «Горе мне, мать моя, печалуется пророк, что ты родила меня человеком, который спорит и ссорится со всею землею! Никому ни давал я в рост, и мне никто не давал в рост, а все проклинают меня» (Иер.15:10). Под бременем внешних и внутренних страданий пророк проклинает, подобно Иову, день своего рождения и самое рождение свое. «Для чего вышел я из утробы, чтобы видеть труды и скорби, и чтобы дни мои исчезали в поношении?» (Иер.20:14–18). Пророк колебался, не прекратить ли ему свою мучительную для него деятельность, как колебался и ранее, боясь выступления на ответственное служение пророка (Иер.1:6, 17:18).

Но Господь избирает его на служение себе, плачущего, колеблющегося, робкого, нерешительного. И как избирает?!. О немногих подчеркнуто это в Библии – до рождения, даже до сформирования в утробе матери (Иер.1:5; ср. Суд.13:15, 16:17; Ис.49:1; Лк.1:15; Гал.1:15). Так в лице Иеремии Господь избирает слабое и немощное человеческое, показывая этим, что пред ним не ценны сами по себе ни твердость воли, ни бесстрашность в действиях: все – от Него, Им подается. Иеремия искал помощи у Господа с надеждою (Иер.17:17), и Господь сам укрепляет пророка (Иер.1:7–8, 2:2, 19:14, 26:12,15), чтобы тот не малодушествовал (Иер.1:17), был тверд в слове своем, хотя и не по сердцу будет оно его нечестивым соотечественникам (Иер.15:20). Твердость грозных облечений пророка – дар Божий: Иеремия чувствовал с собою Господа, как сильного ратоборца (Иер.20:11); с помощью Его он был неодолимою, крепкою стеною (Иер.15:20, 1:18–19). Сила Божия возгрела дух Иеремии, сердце его горело ревностью по Боге (Иер.20:9) и изливался из уст всепожирающий пламень слова Господня (Иер.5:14). – Но пророк был не только возвышен Богом, – он был Им и испытан (Иер.12:3). Много он перенес горя (Иер.3:1–14) – до пресыщения (Иер.3:15). Прежде он недоумевал, зачем ему приходится терпеть так много (Иер.12:1–2). Но потом он понял, что Господь, смиряя, воспитывал его; Он стеснил его во благо (Иер.15:11) для того, чтобы приучить его к терпению. Пророк научился предаваться Богу (Иер.15:19, 26:14–15), благодушно переносить беды, несправедливости и огорчения, краткость обиды соразмеряя с вечностью блаженства ⁹. Вся жизнь пророка в ее постоянном чередовании между действием горящего огня силы Божией (Иер.20:9) и реакцией человеческих чувствований ¹⁰ завершилась победою в духе Иеремии Бога над смиренно открытым пред ним сердцем пророка (Иер.12:3). Признание его: «Ты влек меня, Господи, и я увлечен; Ты сильнее меня и потому превозмог меня» (Иер.20:7) дает право на поучительный вывод. Иеремия пророк неразрывно связан с Иеремиею человеком. Пророческое служение требовало от Иеремии предания им всех своих сил на служение делу Завета Господня, и он ощущал особенно глубоко, остро и живо нужду в непосредственном укреплении его духа Господом.

Таковы были постоянные переживания нашего пророка. В пророческом служении Иеремии создалось на их основе много горького для него. Любвеобильное сердце пророка предано было Иегове и родному Иуде. Оба эти чувствования могли гармонически сочетаться, но практически они создали в духе его глубокое противоречие. Жизни Иеремии современны как раз такие дни жизни народа Иудейского, когда любовь к нему была бы враждою к Богу. И вот силу своей любви пророк должен и хочет отдать двум враждующим сторонам – Богу и Иудейскому народу. A ведь Иуда был пророческим уделом Иеремии, к нему пророк был послан, для него нес свое служение. Более того, Иеремия был верным сыном своего народа. Об его пламенном и глубоком патриотизме ¹¹ свидетельствуют те места его книги, где он трогательно выражает скорбь об язвах и бедствиях народных (Иер.2:13, 9:1, 30:12–14). Ему хотелось бы говорить о своих соотечественниках доброе пред Господом, чтобы отвратить от них гнев Его (Иер.18:20). Но Иеремия не был понят своими современниками. Его ненавидели, как врага народа, самыми разнообразными способами проявляли неприязнь к нему (Иер.18:18, 20:2–3,8,10, 26:8–9,11, 38:6). И это понятно. Пророку было дорого сохранить драгоценнейшие блага духовной жизни народа. A народ тешил себя несбыточной надеждой на политическую самостоятельность. Пророк сознавал, что дальнейшее сопротивление маленькой ослабевшей и беззащитной Иудеи могущественной Вавилонской державе напрасно, бесполезно; упорство может только ухудшить в будущем положение народа, увеличить число бесполезных жертв (Иер.21:9, 27:12, 8:16–17). Но напрасно он предостерегал своих соотечественников от ложного патриотизма: «Не будьте горды, иначе, будете оплакивать свою гордость» (Иер.13:15–17; ср. Иер.12:12, 13:8–9, 18:18). Народ во главе с вельможами (Иер.20:4, 27:1–15, 37:3–8) при легкомысленном потворстве священников (Иер.10:21, 5:8–10) и преступном ободрении со стороны ложных пророков (Иер.5:31, 14:14) верил в возможность отстоять свою самостоятельность (Иер.27:14 и сл.; Иер.28:1–4). Поэтому современники обвиняли Иеремию в недостатке и даже отсутствии патриотизма. И только в эпоху послепленную симпатии к Иеремии глубоко проникли в сознание народное. Личность Иеремии была окружена ореолом проникновенной любви к родине. Иуда Маккавей созерцал «братолюбца» – Иеремию Божия пророка, много молившегося о людях и святом граде и укреплявшего его (Иуду) на подвиг сокрушения супостатов (2Мак.15:13–14).

Другое еще более тяжелое переживание доставляла пророку противоположность религиозного состояния Израиля тому, что должно бы быть по идеальному течению жизни. Пророку приходится констатировать факт нарушения Израилем Завета с Богом. Верность Божия Израилю для пророка была несомненна (Иер.11:20; Плач.3:23,55–59); столь же несомненна, к огорчению пророка, была неверность народа Иегове Богу своему. Напрасно умолял Иеремия своих соотечественников не учиться у язычников кланяться бесполезным и безвредным идолам, сраму безумному (Иер.10:2–5,8,9,11). Но народ Иудейский, как никто из соседних народов, тяготел вслед богов иных – не своих. «Ни на востоке, ни на западе народ богов не менял, хотя они и не боги», говорит Господь устами Иеремии, «а Мой народ променял славу свою на то, что не помогает» (Иер.2:10–11). Пророк удивлялся такой необычайной изменчивости народа и призывал небеса удивиться, содрогнуться и ужаснуться (ср. Втор.31:1, 32:1; Ис.1:2), что народ Божий по привычке идти за водой в Египет и Ассирию (ср. Ос.7:11, 12:1) и пренебрегать тихо текущими водами Силоама (Ис.8:6), от живой воды обратился к разбитым водоемам (Иер.2:12,13,18). Разнообразные окрестные культы были богатою сферою заимствования Иуды. Вместо традиционного единобожия и единства Богослужения процветал в Иудейском царстве религиозный синкретизм и разнообразие служений многим богам. «У тебя, Иуда, сколько городов, столько и богов, и сколько улиц в Иерусалиме, столько ты поставил жертвенников для каждения Ваалу» (Иер.11:13, 2:28). С животною страстностью предаваясь идолопоклонству, народ в лучшем случае пытался соединить с ним внешне формальное служение Иегове (Иер.7:9–10), а вместе с тем безнаказанно хотел предаваться порочной жизни (Иер.7:4, 5:1–2). Практически Иуда в чувстве гордого самоутверждения забывал о своем Боге – Боге, народом Которого он был, и не хотел знать Его (Иер.9:4–5). Лишь изредка во время бедствий, внимая призыву Иеремии, обращался народ ко Господу, моля о спасении, обычно же сыны Иуды обращались к Богу спиной (Иер.2:27, 7:8,10). И пророку слышится горделивый возглас современников, дерзко обращенный к Иегове: «Мы – сами себе господа, мы уже не придем к Тебе» (Иер.2:31). «Не надейся, нет! ибо я люблю чужих и буду ходить в след их» (Иер.2:25). Так народ с легкомысленностью (Иер.34:15–16) гласа Господня не слушал и не принимал наставления (Иер.7:28); этим он весьма огорчал Господа (Иер.11:17).

Эти печальные наблюдения, эти горькие мысли ставили пред сознанием Иеремии решительный вопрос: может ли быть таковым отношение к Богу народа завета? Народ ведь совсем и не жил в сфере завета. От него требовалась безраздельная преданность, отданность Богу (Иер.3:24), так чтобы вся жизнь была богослужением. Но такие отношения Израиля к Иегове – только в области лучшего прошлого (Иер.2:1–3). Об этом прошлом пророк вспоминает с нежностью. Но к современникам своим Иеремия говорит преисполненный ярости, не могущий удержаться от нее (Иер.6:11). Пророк противопоставляет отношения Иеговы и народа. Иегова относится к народу Иудейскому, как отец к милым ему детям, а народ отвечает на это изменчивостью вероломной женщины (Иер.3:19–20). Бесстрашно и беспощадно обличает пророк неверность народа Иегове (Иер.2:20). В этом упорном и негодном (Иер.13:10) народе нет даже и одного праведника (ср. Иер.18:26–32): от простого народа до аристократов (Иер.5:4–5) все они – упорные отступники (Иер.6:28), беззаконники до безмерности (Иер.5:25,28), не стыдящиеся своих мерзостей (Иер.6:15, 8:5,12). Злое сердце их огрубело (Иер.5:3), они упорны и непослушны (Иер.7:4, 9:9–11, 25:4, 36:23–24), и не переменятся злые нравы (Иер.13:23), пятна преступности с себя не смоешь (Иер.2:22). За это жестоко будет наказан Иудейский народ разрушительным нашествием сурового завоевателя (Иер.11:11–13 и мн. др.).·Срамом и смертью заплатит Иуда за свою религиозную бессовестность и нечестивую безнравственность (Иер.2:21–22,26–27, 13:25, 22:13). Пламя гнева Божия не погаснет (Иер.7:20). – И пророк плачет о том, что томится и страдает родная страна под тяжестью бедствий (Плач.1:1,8,12,13,14, Плач.2:11–19). Господь отвратил лице свое от недостойного народа и не хочет слышать ни его мольбы о милости (Иер.14:2,12), ни ходатайств за него со стороны самого пророка Иеремии (Иер.7:16, 11:14; Плач.3:8), ни даже великих печальников за Израиля – Моисея и Самуила (Иер.15:1). И нет, действительно, для пророка иного облегчения в этом великом горе (Иер.9:20–21), как непрестанно оплакивать родного любимого Иуду (Иер.8:17,22, 9,1–2, 14:17–19).

Но Господь не оставил своего многострадального пророка без утешения. Пред глазами пророка рушилась старая жизнь, полная беззакония и неправды, пал Иерусалим, и Иеремия с горечью должен был признать справедливость суда Божия над всем тем, что недостойно было существовать. Пред его духовным взором Господь приподнял завесу над грядущим, и пророк узрел новую жизнь, жизнь не прежнего, попранного неверным народом Завета, а иного – Нового Завета. Мрачна и тяжела была бы книга пророчеств Иеремии полная обличений грозных и грустных дум, если бы не светилось за ними, лучезарно проникая их, вдохновенное чаяние Нового Завета. Горькие переживания Иеремии имели глубочайший смысл, потому что они были колыбелью великой идеи Нового Завета; с великими борениями духа выносил ее в своем сердце пророк. В крушении всех человеческих надежд и стремлений глубокая созерцательная натура Иеремии ищет любви Творца ¹², и Господь, единственное утешение пророка и оплот его, не оставляет пророка, – Он не оставит и Израиля. «Благословен человек, который надеется на Господа и которого упование – Господь» (Иер.17:7). Вера пророка в промысл Божий воспринимает великое радостное будущее в печальном настоящем. Намерения Божии – «во благо, а не на зло, чтобы дать Израилю будущность и надежду» (Иер.29:11). Беды народные и оставление народа Богом приобретают таким образом положительную значимость: не к погибели ведут они Израиля, а к исправлению, спасению (Иер.4:27, 5:10–18, 30:11, 46:27–28; ср. Иер.10:24), и прежде всего они должны научить народ плачу и опознанию своей греховности, страху и смирению пред Богом (Иер.3:13, 4:8, 18:11, 30:15, 36:3).

Если к катастрофе жизни внешней и внутренней привело Иудейский народ удаление от Бога, то, конечно, и возродиться, обновиться без Бога оставленный им народ не может. Но начать ему все-таки нужно с себя самого. Нужно позаботиться об исправлении сердца своего – об его обрезании духовном (Иер.4:4). Тогда, в ответ на стремление к спасению, Господь исцелит прежнее упорство непокорных детей своих (Иер.3:22–23; ср. Ос.14:5) и заключит с Израилем и Иудою Новый Завет, Завет внутреннего обновления их, Завет богообщения, боговедения и прощения (Иер.31:31–33). Вечная любовь Божия даст избранному народу всякие духовные и внешние блага ¹³. Все народы, все люди устремятся в Иерусалим и при свете лица Господня, в общении с Господом не будут более поступать по упорству злого сердца своего (Иер.3:16; ср. Иер.24:7). Личность каждого будет цениться очень высоко, – каждый лично ответственен, не отвечая за грехи отцов (Иер.31:29–30). Таков, по прозрению Иеремии, Новый Завет Иеговы с народом своим, Завет единения всех с Богом и между собою, Завет непреходящий, вечный (Иер.32:38–40).

При всей глубине и проникновенности своих прозрений ¹⁴ пророк Иеремия в представлении о Новом Завете не отрешился от ветхозаветного партикуляризма. Идеал грядущего завета у него дан для Израиля. Но все же не раз Иеремия созерцает «всех», «все народы» (Иер.2:17) причастными благам Завета; это – значительный шаг, прорыв к свету Христову, просвещающему всякого человека (Ин.1:9).

Чаяние Нового Завета – самое дорогое и самое характерное для Иеремии после скорбей его. Светозарному сердцу великого пророка и мученика ¹⁵ это чаяние несло мир и удовлетворение, утешение, грустные думы претворяя в радостное восхищение духа.

Таков был пророк Иеремия. Ветхий Завет, этот показатель усилий подзаконного человечества к богооправданности, к богочеловечеству, являет многих героев духа, которых не был достоин и весь мир (Евр.11:38). В них сознание нас, бедных внутренними, духовными силами, находит людей богатых внутренним содержанием жизни. Пред высотою нравственного облика Иеремии благоговеют даже представители критического направления библейской науки ¹⁶. Но зачем нам иное слово об Иеремии, когда Евангелие свидетельствует, что даже Господа Иисуса Христа некоторые из современников Его земной жизни почитали за Иеремию (Мф.16:14)?!...