Житийные материалы, связанные с обителью Хозива

Перевод выполнен по изданию: Sancti Georgii Chozebitae, confessoris et monachi, vita, auctore Antonio, ejus discipulo // An. Boll. 7 (1888). P. 97–114, 336–359.

< > вставки латинского перевода

[ ] вставки переводчика

* указание на комментируемое место

1. Георгий родом был киприот, родители его жили благочестиво и в сравнительном благополучии существовали тем, чем пользовались от имения. Был у него и брат, которого звали Ираклид, который, когда еще живы были родители, вышел в Святой град Христа Бога нашего помолиться. Спустившись же к Иордану и там поклонившись Богу, пошел в так называемую лавру Каламона* и стал монахом. Отрок же Георгий, оставшись один у родителей, воспитывался, отличаясь всяким благочестием и скромностью.

2. Когда же родители его умерли и отрок осиротел, его принял дядя вместе с наследством и, имея единственную дочь, хотел его сочетать с ней браком. Но юноша, отринувший мирское, уже не хотел иметь общения с женщиной и, имея другого дядю, игумена монастыря, бежал к нему, желая вступить в монашеское жительство, как сделал и его брат Ираклид. Но дядя его, у которого было его наследство, узнав, где он, пришед, спорил со своим братом, чтобы тот отдал ему отрока. Тот же в ответ сказал ему: «Не я его сюда привел, не я и прогоню. Возраст имеет. Сам себе полезное изберет».

3. Когда же узнал юноша о споре о нем двух дядей, то, все бросив, тайно бежал с острова и, отправившись во Святой град и поклонившись святым местам Христа Бога нашего*, спустившись к Иордану, и там помолившись, пошел к своему брату в лавру Каламона. Тот же, увидев его, еще тогда юного и безбородого, согласно заветам старцев не захотел оставить его в лавре*, а отведя его в монастырь* святой Владычицы нашей Богородицы*, называемый Хозива, передал игумену*, а сам возвратился в свою келью.

4. Игумен же, видя в нем многую твердость и монашеское благоговение, спустя немногое время постриг его и одел в монашеский образ*. Позвав же некоего из монашествующих, преуспевавшего в аскезе, имевшего же послушание в так называемом Новом саду, передал ему его в помощь. Был старец суров; родом месопотамец. Однажды посылает он юношу к потоку принести воды. А тот, пойдя, возвратился ни с чем. Ибо не смог в своей одежде из-за сплетения камыша и деревьев, которыми была густо окружена вода, достать ее. Тот же заставил его снять иматий* и подпоясать эпирриптарий*, и так пойти принести воды. Когда же юноша замешкался, ходя за водой, старец, спрятав его иматий, ушел в час трапезы. Юноша же, придя и не найдя ни наставника* своего, ни иматия, пошел в монастырь полуодетым. На его стук открыл гостинник и, увидев его полуодетым, спросил его, что бы это значило. Он же объяснил ему происшедшее. Тот, вынеся ему иматий и дав одеться, ввел в монастырь*. Когда же его наставник возвратился от утренней трапезы, то встретил его перед пятью святыми отцами, там положенными, и, увидев его, с гневом и угрозой дал пощечину, говоря: «Почему замешкался?» И тотчас стала рука его совершенно сухая.

5. Тогда, упав перед юношей, он умолял, говоря: «Чадо, не выдавай меня и не позорь. Согрешил, прости мне и умоли за меня Господа, чтобы я исцелел». Тот же говорит ему со смирением и страхом Божиим: «Ступай, отец, сотвори земной поклон на могиле святых*, и исцелят тебя». Он же понуждал его, говоря: «Перед тобой согрешил, ты попроси за меня». Тогда юноша взял его за руку, и они вместе пошли на могилу святых и сотворили поклон и молитву, и тотчас старец был исцелен. С тех пор стал старец тих и кроток и очень богобоязнен. Когда же произошел шум об этом в братии и все удивлялись и прославляли Бога о происшедшем удивительном чуде, да еще через юного и новоначального*, то юноша, уязвившись остном тщеславия, ушел к своему брату в лавру*.

6. Итак, жили они с родным братом, занимая так называемую Старую церковь*. Держались же такого образа жизни и устроения, что никогда себе не варили еды, если им кто не приносил, но привратнику башни* предписали и остающуюся вареную еду, и из башни приносимую ему отцами сохранять от воскресенья к воскресенью; и, получая ее, этим жили. Никогда лохань, в которой была вареная еда, не мылась и не опорожнялась, а было в ней множество червей и многое зловоние, слышимое на расстоянии; от вина воздерживались и этим довольствовались.

7. Однажды сказал авва Ираклид* своему брату: «Возьми топор и пойдем нарубим дров». А было у них бесплодное финиковое дерево, и его авва велел ему срубить. Тот же, сотворив земной поклон, просил его, говоря: «Нет, отче, давай, не будем рубить его – хотя бы ветви имеем с него». Первый же с угрозой сказал: «Сруби его. Смотри, столько лет оно плодов не приносит. Для чего место занимает?» Он же снова со смирением, створив земной поклон, сказал: «Я за него ручаюсь, что отныне будет давать плоды». Тот уступил, и с того времени плодоносило оно больше и лучше всех фиников.

8. Был некий иерихонский земледелец, весьма любезный и любимый ими. Был у него единственный сын младенец, и он скончался. Положил его отец в корзину и, обернув виноградными побегами начатки каких-то плодов с полей*, взял и принес спешно в лавру. Когда он постучал в келью, вышел авва Георгий и, отворив, ввел его. Когда друг вошел к старцу, то, сотворив поклон и положив корзину перед ним, просил благословить плоды с его поля, а сам вышел вон. Братья же, извлекши из корзины плоды, нашли мертвого младенца. Старец авва Ираклид смутился, увидев его, и сказал своему брату: «Позови этого человека». Это нам сюда пришло сегодня искушение. Вижу из этого, что пришли искусить нас, грешных». Брат же его, сотворив земной поклон (было ему тогда около сорока лет или более), сказал ему: «Не огорчайся и не гневайся, отче, но давай с верой призовем многоблагоутробного и всемилостивого Бога, и если не посмотрит на грехи наши, и соблаговолит, и воскресит дитя, то отойдет он, по вере своей неся его живого. Если же не хочет благость Его сотворить сие, то, призвав Его, скажем, что мы, будучи грешны, еще не успели в таковую меру и не имеем такого дерзновения». И когда убедил он старца, стали они на молитву со слезами и сокрушением сердечным. И многомилостивый человеколюбец Господь, творящий волю боящихся Его, услышал и воскресил младенца. Тогда, призвав его отца, сказали ему: «Имеешь ты сына живым, милосердием Божиим. Смотри, никому совершенно не говори, а не то ты ввергнешь нас в напасти и скорби». Он же, взяв его, отошел, благословляя и славя благодетеля, и милосердного, и животодавца Бога.

9. И так они проводили свою жизнь, со всяким благоговением и в мире. Никто не слышал от них ни прекословия, ни слов презрения ко другу или к кому-нибудь другому. Старец же имел многое благоговение и кротость, и авва Георгий – многое послушание и смирение. Но старец приблизился к концу жизни, достигши приблизительно семидесяти лет или более, муж благой и полный веры, украшенный всеми добродетелями, славимый всеми в долине Иорданской. Целомудрен, мирен, милосерд, нестяжателен, воздержан был он как никто другой. Той пищи, о которой мы писали, он придерживался во все время своей жизни и принимал ее через два и три дня, и проводил без пищи всю неделю. И достиг такой добродетели в этом, что, если и случалась когда вечеря любви у отцов, и, принуждаемый ими, приступал, то, если не примешивал своего варева в еду, не мог есть. В немощь всегда впадал, а принуждаем был часто это переносить. Имел он и мать добродетелей – разумею смиренномудрие. Никогда не поднимался он в хор святых отцов стоять в псалмодии, почитая себя недостойным такого места, но всегда стоял в углу церкви с кентоном и кукулем* на голове, вплоть до службы*, со многими слезами, без устали и не шелохнувшись, исполняя священную псалмодию. Поэтому и прославляется он многими чудесами во Христе. Но этот авва Ираклид, так просиявший благочестивым и богоугодным жительством, в старости благообразной окончил житие, похоронен был в могилах святых отцов и теперь предстательствует непрестанно со дерзновением с ликом святых к Богу за нас и за весь мир.

10. Авва же Георгий, оставшись один в келье, скорбел и терзался о кончине своего брата, держался же мужественно его устроения и образа жизни, любимый всеми. Часто он служил отцам, выходя на середину [церкви]*, мирно и благоговейно, и весьма всех назидая (ибо и достоинство диаконства принял со страхом и сокрушением), всегда служа и помогая. Однажды ему понадобилось по какой-то нужде выйти. И открыв дверь, видит льва, возлегшего у двери, и, пребыв неколебим сердцем, толкает его ногой, приказывая дать место для двери, чтобы выйти по настоятельной необходимости. Тот же глухо рыкнул дружелюбно и пошевелил хвостом, но вставать не хотел. Авва же Георгий дважды и трижды ударил его ногой, чтобы уступил место. Когда же тот не поднялся, сказал ему мирно: «Когда ты не имеешь послушания Писанию, гласящему: членовныя львов сокрушил есть Господь¹⁷⁴ , благословен Господь, открой свои уста, чтобы мы посмотрели». Тот же, разинув широко пасть, позволил ему щупать, как он хотел. Тогда, положив свою руку в пасть зверя и пощупав, твердо заявил: «Как шатающийся гвоздь в стене на ощупь, таковы зубы львов». Тогда, встав, пошел лев своей дорогой. И он, вышед, исполнил необходимую надобность своего дела.

11. В то время скончался игумен, и была большая распря в лавре и раздоры из-за предположений по поводу того, кто будет игуменом в этом месте. И начали разрушать местные установления и обычаи святых отцов. Этим мучился и терзался старец, и призывал Бога усердно, чтобы узнать ему, куда Он хотел бы его перевести. И видит в видении две большие светящиеся горы, одна из которых гораздо больше и светлее. И сказал ему показывавший видение: «Куда хотел бы взойти и жить?» Старец же просил в более высокую. И говорит ему: «Возвратись в свою обитель, в которой ты пострижен, и поселись в кельях». Тотчас же возвратившись, просил он игумена дать ему жительство в кельях. Был же Леонтий, настоятель его, муж добрый и весьма милосердный и нищелюбивый. В такую вошел он добродетель милосердия, что когда скончался, некто из старцев видел его совершенно как пламень стоящего перед жертвенником. Много есть что рассказать о милосердии этого отца, но опущу это, так как время не позволяет. Разве только, что проистекало у него благословение¹⁷⁵ как из источника благословенной Богородицы, обильно подающей по его произволению. Он же изобиловал усердием по силам и свыше сил, отправляя службу и служение Благословенной посредством милостыни.

12. Старец очень обрадовался достойному ученику и дал ему тотчас же келью. Тот сразу покинул Каламон и, пришед, вселился в келье Хозивы. Никто за все время, что он оставался в келье, не смог узнать его образа жизни. Разве только, что он не имел ни вина, ни елея, ни хлеба, ни иматия, только один коловий*, используемый для службы. Обходя все отхожие места и собирая лохмотья и сшивая их, сделал себе иматий. Из каковых лоскутьев была и подстилка его. В свое время просил он келарей остатки трапезы от отцов и гостей сохранять ему от воскресенья к воскресенью, будь то овощи, или бобы, или кости. И получая это и растирая в каменной ступке, делая шарики и высушивая их на солнце два или три дня, если вообще использовал, то ел их в келье, размачивая в воде. В субботу же вечером келиоты имели обыкновение приходить в киновию и участвовать в правиле и службе Пречистых Таин* и угощении отцов монастыря. И поверьте мне, честные отцы и братья, что я сам после нападения персов*, когда мы пришли в монастырь, вошел с некими братьями в кельи, и мы нашли остатки тех шариков, и удивлялись все, как он их использовал.

13. Жилищем имел он маленькую келью, локтя три или еще меньше длиной, в ней совершал правило в летнее время. Однажды ночью, когда была сильнейшая жара, хотел враг жизни нашей ввести его в небрежение, чтобы он прервал правило. Словно громаднейший орел, высотой в человеческий рост, стал он на наружном своде жилища и, распростерши крылья, задерживал воздух. Старец же, увидев, сначала удивился величине орла; поняв же, что это козни ненавистника добра, устремился, чтобы его ударить. Тот же обрушился на камень, произведя сильнейший грохот и вскрикнув горестно. И так, с сетованием, сделался он невидим, как дым. В преддверии кельи лежал старый сосуд от живших там до него. Рой пчел, пришед, поселился в нем и совершал свои дела. В один же из дней беспокоил его сильно помысел, говоря: «Собери мед и устрой сосуд для своих нужд». Он же отнес и сбросил с крутизны помысел вместе с сосудом, и тотчас тот перестал донимать.

14. Обычай был в киновии время от времени устраивать сбор мануфий*. Рубили сразу необходимый запас на весь год; звали и келиотов, звали и других каких-нибудь посторонних, если была возможность. В один из дней после рубки сели есть около четвертого часа*, и за одним из столов сидел и старец. Один же из братьев, ведя себя бесчинно, начал изрекать остроты и строить гримасы сидящим с ним братьям и хватать то, что было на трапезе. Старец же, сдержавшись раз и два, поскольку видел, что брат сильно искушаем, повернулся и, глядя ему в лицо, взволнованным голосом говорит ему: «Монахи мы, авва. Возносишься и надмеваешься своей дерзостью, не разумевая, что монах есть весь благоговение во всем, и должен как херувимы и серафимы быть весь око* и не возноситься совершенно. Ей-ей, говорю тебе, чадо, придет муравей, покусает тебя и заносчивость твою смирит». (Было это выражение его вместо клятвы. Он же не клялся никогда, но этим выражением пользовался: «Ей-ей, говорю тебе»). Брат же, посмеявшись над старцем, состроил ему гримасу, говоря: «Да, старче, придет муравей и покусает меня». Восстав же от трапезы, каждый, где нашел, отдыхал немного, пока не прошел полуденный зной. И брат под укрытием некой скалы спал глубоким сном. Ибо был он весьма развеселен вином, скорее же – чтобы исполнилось слово старца. А как часто бывает с рубящими дерево, он был слегка поранен веткой в области голени, и вышла капля крови. Ложе же его было рядом с муравейником. Муравьи же, почуяв рану, а больше – кровь, так его искусали, что обнажили мясо и нанесли рану величиной почти в палесту¹⁷⁶. Брат же, проснувшись и почувствовав острую боль в ноге, потер рукой и, увидев такое наказание, как две пригоршни муравьев рядом со своей ногой и опасную рану, начал кричать: «Господи, помилуй!» Когда же собрались братья и стали расспрашивать его о причине его крика, он, показав на свою ногу, сказал: «Это слово старца». И в то время как все поражались, он, встав и прибежав бегом, бросился тому в ноги, прося прощения за свое падение и молитвы об исцелении. Тогда старец увещевательно сказал братьям: «Вот видите, отцы и братья, что ничтожно возношение человеческое и самомнение наших сердец. Ибо возношение возводится на ветрах, а самомнение наше несется по воздуху на нестойком дыме. Ибо что есть возношение, как не вымысел раздувшегося мнения, беспокойные волны? Пузырь на воде, блестящий, недолго плавающий, внезапно лопающийся и обращающийся в ничто. Какую же пользу извлекаем из него, скажи мне? Одного пальца не может прибавить к нашему возрасту, а выше небес заставляет нас воспарять. Одной номисмы¹⁷⁷ не может добавить к имеющимся у нас, а князей и царей представляет нам [помысел]. Изысканной еды и светлых одежд нам не предоставляет, но роскошью роскошествующих и раздувающихся телом раздувает наше помышление. Одного дня нашего времени не прилагает, а мы, как бессмертные, возносим высоко брови*. Земля мы и пепел¹⁷⁸, а о могильном зловонии не помышляя, в воздух устремляемся. Подобно возношение волнению моря. Ибо как и то, оно есть то ровно стелющаяся вода, то вздымающаяся волна. И одной капли ко вздутию волны не добавилось, но один за другим валы из воды обрушиваются на берег; так и возношение, плененный помысел раздувая идущими друг за другом валами, поражает насмерть, обрушивая в геенну. И рассудим в себе то, честные отцы, что ни один добродетельный и святой, даже как Петр или как Павел, ни святые, ни праведные, ни величайший из всех людей не сможет ни на один палец выше земли пройти по воздуху, но все мы, будь то праведные или грешные, плотью ступаем по той же земле. Но кто рассудит, праведен ли [кто] произволением и делами живет ли горе? Наше бо житие, – сказано, – на небесех есть¹⁷⁹ . Возносящемуся же сказано: Ныне же во ад снидеши¹⁸⁰ . Всякий же иже вознесется, смирится¹⁸¹ . Почему и смиренномудрие вершиной имеет единородного Сына Божия, который смирил себе до смерти, смерти же крестныя¹⁸². Знайте же, возлюбленные, сколь несказанно смиренно Богу уничижиться до смерти. Страх же Божий начальствует над всем сообществом святых. Говорю вам, братья, что уже несть ни эллин, ни иудей¹⁸³ , ни самарянин, кто имеет истинный страх Божий и кротость, кто почитаем и любим Богом и людьми. Ибо во всяком языце бояйся Бога и делаяй правду, приятен Ему есть¹⁸⁴ . А чтобы представить себе пользу страха Божия, исследуем у четвероногих, и зверей, и птиц. Со смиренными и кроткими общаемся, а свирепым и диким строим ловушки. Итак, стяжаем же их во всем, возлюбленные, смирение, говорю, и благоговение, посредством которых и Богом, и человеками любимы будем. Возьмем иго Христово на себе и научимся от Него, яко кроток есть и смирен сердцем, и обрящем покой душам нашим¹⁸⁵. И он примет нас причастниками вечного Своего Царствия». И, сказав это, старец помолился за брата и, назнаменовав ногу, исцелил его.

15. Был некий борец в Византии, родом киликиец, победитель в своем искусстве. Раздосадованные же его искусством противники его навели на него чары, и он страдал. Друзья же его беспрерывно перевозили его от церкви к церкви, из монастыря в монастырь, скорбя о нем. В довершение же глупости, чтобы не сказать безумия, эти так называемые христиане отправились к волхвам, через их игры отрекшись от святых. Волхвы же прикрепили к нему злого духа на два года, и был он затем непобедим по телесной силе своей и по действию демона. Когда же исполнился двухгодичный срок, снова он страдал ужаснее, чем прежде. И угроза Божия влекла его к покаянию¹⁸⁶, ибо Бог не хочет, по безмерному благоутробию, никому погибнуть, но – к покаянию всем направиться¹⁸⁷, невзирая, яко человеколюбец, на нечестие наше. Друзья же его, стыдимые и поносимые его противниками, снарядив его в дорогу, отправили во Святой град.

16. Придя же и поклонившись святым местам, спускаясь помолиться и к святому Иордану, он проходил Хозиву, и, поскольку встретился ему авва Дорофей, ставший после этого крестохранителем при святом отце нашем Модесте¹⁸⁸*, патриархе Святого града Христа Бога нашего, – спрашивает его, есть ли старец достойный, чтобы спросить его слова. Тот же говорит ему: «И весьма достойный удивления, живущий в кельях и от воскресенья к воскресенью приходящий в киновию». Борец отвечает: «Я спешу спуститься к Иордану, но прошу тебя, чтобы ты отвел меня к нему». Авва же Дорофей отвел его к старцу, и они сотворили поклон, и сказал авва Дорофей старцу: «Брат сей, придя в киновию, спросил меня, есть ли старец, чтобы спросить его слова, и я привел его к тебе». Старец же сказал брату: «Ступай, чадо, подожди меня до воскресенья в монастыре, и я приду и скажу тебе слово». Сделал же это, желая узнать о нем от Промысла. Таков был образ действия и обычай старца. Не скоро говорил кому слово, если не был полностью удостоверен. И, послушавшись, брат, отойдя, остался в киновии.

17. И придя в воскресенье, старец говорит Епифанию (таково было имя мирянина): «Чадо, если меня послушаешь, посоветую тебе, и может спастись душа твоя». Тот же, сотворив поклон, просил, говоря: «Этого-то я и ищу, честный отче». Старец же говорит ему: «Останься здесь с отцами. Ибо хорошо в этом месте дело странноприимства, как видишь, и спасется душа твоя». Тот же сказал: «Хочу тебя, отче, спросить слово наедине». Старец же говорит ему: «Что хочешь спросить, чадо? Но невозможно, чего ты ищешь». Тот же говорит ему: «Почему, честный отче?» И отвечает старец: «Потому что оставил святых и пошел к волхвам, и от них принял ложную помощь, и посрамил веру, и прогневался Бог на такое беззаконие и нечестие».

18. И сказал братьям: «Глядите, возлюбленные, что делают христиане. Горе миру от соблазнов¹⁸⁹ . Как мы стали христианами? Не сочетались ли Христу, отрекшись от врага, и всякого служения ему, и всей гордыни его, и всех дел его¹⁹⁰ *, и крестились во имя Отца, и Сына, и Святого Духа? Как же теперь снова возвращаемся, как пес на свою блевотину¹⁹¹? Христианами как будто называемся, а врагу Христа подчиняемся, одни становятся волхвами, другие же от них ищут помощи. Кое общение света ко тьме, кое сложение церкви Божией со идолы, или кое согласие Христови с Велиаром?¹⁹² Это суть празднества и таинства врага жизни нашей, которых мы отреклись, сочетавшись Христу. Как же таковые причащаются трапезе Господней и трапезе бесовстей¹⁹³ , или чаше Господней и чаше бесовской? Видите, возлюбленные, что не малое это преступление? Видите, что хорошо сказал Петр: Лучше бе им не познати пути правды... Почто отвратились отвращением бесстыдным от преданныя им святыя заповеди¹⁹⁴ ? Как же не прогневаться Богу на род наш? Как не отвратить лица Своего от злого племени, творящего таковое? Кто же умолит Его не наводить потоп на землю или же не излить дождем огнь и серу, пожигающие землю, как на Содом и Гоморру? Я же, дети, устрашен и трепещу происшедшего с миром через злые наши нравы. Вы же, возлюбленные, полагаю я, из того, что услышали, должны сокрушаться, и даже отречься мира и любы его¹⁹⁵, и в терпении держаться этого образа жизни и поведения, и со слезами и великим смирением умолять Бога ночь и день, чтобы пощадила Его несказанная благость люди Его и помиловала достояние Его¹⁹⁶*. Может быть, не наведет Он на землю ожидаемых зол. Ты же, чадо Епифаний, если послушаешь моей малости – останешься в этом месте и отречешься от мира, а от демона же не удалишься до конца своей жизни, ибо оставил святых и прибег к волхвам, и получил от них помощь, и опозорил свою веру. Однако через борьбу с противником твоим в науку за грех, которым ты согрешил, спасется душа твоя».

19. Юноша же, припав к ногам старца, умолял со слезами, говоря: «Да, честный отче, если что повелишь мне, сделаю охотно, только чтобы спаслась душа моя». И стал монахом весьма исправным, стяжав большое воздержание. Часто в некие дни питался он только рожцами* и финиками, – и это живя в киновии и совершая служения, – и тяжкими трудами довольно себя сокрушая, совершая непрестанное бдение. Незадолго же до того как ударяли к ночной службе*, после многого размышления и молитвы перед гробницей святых отцов, там положенных, сидя в некоем строении*, ненадолго засыпал, тогда как никогда не спал после службы, но, выйдя в мануфии, часто после восхода солнца входил в монастырь. Подстилки же вовсе не имел, но от нее отказался. Стяжал весьма многое незлобие, не прибегая к клятве, по образу ее имея вместо клятвы слово сие: «Ей, Господи». Все же добродетели его и жительство нет теперь времени описывать. Получил он и благодать, и видел злого духа, и часто отпугивал его, чтобы тот не приближался к нему. Ибо не отступал от него до дня его смерти.

20. Обычай был у келиотов на воскресенье приходить в киновию. Когда же приходил старец, служители в воскресенье вечером окружали его, чтобы он благословил их служения и помолился за них. Некоторые же сообщали ему свои помыслы. Случилось же в одно воскресенье, что он простер слово к некоему брату до второго или третьего часа ночи. Наступил второй час, старец же имел обычай не ложиться спать в киновии. Итак, выйдя в привратницкую, он попросил привратника отворить и выпустить его. Тот же удерживал его, говоря: «Не время, честный отче, чтобы не подпасть мне под осуждение, если случится с тобой что в дороге». На что он сказал: «Есть Бог, чадо, Который помогает». Тот же сильно удерживал и, не убедив, наконец отпустил его. Выйдя же, старец пошел по тропинке в келью. И вот пришедший злой дух пытался низринуть его с крутизны. Он же, поняв, запретил духу, говоря: «Уходи от меня». И многократно это происходило; наконец, так как тот не сдавался, старец сказал: «Когда ты бесстыдничаешь и не хочешь уходить, благословен Господь, ты возьмешь меня и отнесешь в келью». И тотчас дух спустился и, подняв, принес его в келью. И сказал старец: «Теперь уходи, и не бесстыдничай, и не спорь с нами, смиренными и грешными».

21. Когда это случилось и стало известно, некто из братьев однажды говорит старцу: «Если бы ты потерпел, отче, от леопарда, или от змей, или от зверя, что было бы?» Старец сказал: «Чадо, духов не боимся и как убоимся зверей? К тому же, возлюбленные, никогда не было слышно, чтобы потерпел когда кто от леопарда: разве что таким образом. Как-то некий брат шел по тропинке от келий и пришел на некое обрывистое место. И была высокая скала сверху. И встретил брат леопарда и, увидев его, побоялся повернуть. Не хотел и зверь сворачивать. И так стояли, глядя друг на друга. Брат же, видя, что не уступает дорогу зверь, говорит ему: «Во имя Господа нашего Иисуса Христа, дай мне пройти». Тот же, услышав имя Господа, низринулся в пропасть, которая была в два человеческих роста. Брат же не испугался Бога, которого трепетал зверь. Но взяв большие камни, кидал в зверя. Тот же, разъяренный, взбежал через другое место и, схватив брата и ударив дважды или трижды, ушел, отпустив побитого, но совершенно не коснувшись его зубами. Мы же, нашед, принесли его в лечебницу, и спустя немного дней брат был исцелен.

22. О змеях же, насколько они опасны и ядовиты в этой местности: знаю некого садовника, убившего змею в саду и повесившего в галерее. И он оставил ее висеть две седьмицы, и ни зверь, ни птица не посмела ее коснуться, разве только муравьи, пролезающие через ее глаза и рот, ели ее мясо. И еще, когда мы рубили прутья, один брат взял камень, чтобы приложить груз. Под камнем же была змея, которая протянула шею схватить брата, но его не достигла, а принял удар лежащий корень большого дерева вместо брата (от полной силы ее яда становились слепыми и глухими), и, словно от огня, дерево стало сухим. И такие существуют, и более опасные, но никогда не было слышно, чтобы кто пострадал от змей в святом месте Владычицы нашей благословенной Богородицы, всегда хранящей рабов своих».

23. Просил старец бывших тогда келарями хлеб без него не печь. Ибо сказано, что особо большая награда за это святое ремесло в сем святом месте. Ибо большая часть расходуется на странных. Принял служение Пипингий* по дороге в Иерихон. Усердно помогал и работал вместе с садовниками, и в каждом служении потрудился, и показал многое преуспеяние в деятельности странноприимства в этом месте не только ради платы, но желая стать образцом ревности и примером для братьев. Ко всем прочим делам жег печь в хлебопекарне. А все вы знаете, какую трудность и стеснение имеет это место в летнюю пору. Ибо часто мы находили свечи на кануне* в храме оплывающими и падающими в разгар жары. Старец же оставался в этой самой жаре часто и во второй или третий раз за день, разжигая печь, когда работала хлебопекарня. То, что многие из братьев, испробовав, не смогли, он выносил бессменно. Потому и говорили братья: «Этот старец железный».

24. В один из дней после трапезы каждый, где хотел, прилег отдохнуть. Старец же за долгое время немного только прилег, не спя, но стихословя. И, внезапно выйдя, огонь из печи, которая была открыта вражеским действием, охватил ближние из сложенных вязанок мануфий, которых было множество. И поднялось пламя до кровли. И видит он святую благословенную Богородицу, стоящую меж землей и горящей кровлей, и от омофора ее гаснет пламя. И старец, увидев, изумился. Когда же встали братья, рассказал им, и они, подивившись, воспели Ей. Ведь было и истинное свидетельство чуда – сожженные вязанки мануфий. Многие есть и другие чудеса, которые содеяла благословенная Владычица в этом святом месте, которые, если были бы написаны, большая книга не вместила бы их. Вспомнив немногое, на радость читателям и во славу Ее, возвращаю свою речь к повествованию о житии святого отца нашего Георгия.

25. Закупщик этого места*, придя из Аравии, просил у игумена денег для закупки хлеба. Но на данный момент не было необходимого. Тогда он решил на следующий день послать или в Иерихон, или во Святой град, чтобы принесли. После же наступления вечерних сумерек пришла некая женщина, по виду нищенка, и говорит привратнику: «Сотвори любовь, позови игумена. Имею надобность встретиться с ним». Привратник, пойдя, сообщил игумену. Тот же сказал ему: «Иди, и если хочет наставления, дай ей, если же поесть, сделай ей. Ибо не имею времени из-за этих посетителей сейчас выйти». Привратник передал это женщине. Она же говорит: «Хочу непременно говорить с ним, чтобы прежде рассвета пойти своей дорогой». Тот пошел снова и сказал игумену. Он же непреклонно сказал ему: "Я сказал тебе, брат, что не могу оставить дела и идти сейчас разговаривать с этой женщиной». Привратник сказал это женщине. Она говорит ему: «Что же, о богатых заботитесь, а о нищих небрежете? Через это справедливо имеете нехватку в деньгах. Однако возьми это благословение и дай ему». И подала ему кошелек в шестьдесят номисм. Тот же, побежав бегом, отдал игумену, передав слова женщины. Игумен же, приняв, сказал ему: «Ступай, позаботься о ней и извинись, а я оставлю этих и выйду к ней». Привратник, выйдя и обойдя все за воротами, не нашел ее. Обежал и все дороги, и не видел ее. Поскольку была это Благословенная Владычица, направляющая их дела, ибо место это святое есть нищих и странных прибежище, а не богатым только пристанище.

26. Некие братья доставляли известь из печи в хранилище, где она гасится, один же из них дошел до била, где ждали на некоем камне погонщики мулов, чтобы к ним подошли отцы и разгрузили. Корзина накренилась и брат хотел ее поправить, мул подпрыгнул и корзина перевернулась действием врага, и оба низринулись. Глубина же там около десяти оргий. Упавшая корзина подхвачена была тогда ревущим потоком. Брат же с ослом через сад взошел невредимым в монастырь, благодаря со всеми Бога.

40. Некий брат помогал носить погонщикам мулов из калитки и, положив колено, затягивал подпругу. Подпруга же была сплетенной из кож. Порвавшись, она низвергла брата в пропасть до самого сада, а та имела глубину около двадцати оргий. Встал же и он здоровым, только немного потрясенный страхом, и возвратился в монастырь, идя и хваля с братьями Бога.

41. Однажды вечером привратник, развеселенный излишне выпитым вином, задремав, прилег на подстилку перед входной дверью и уснул, не заперев дверь. И вот грабители прокрались в ворота, бывшие открытыми, желая ограбить место. И войдя во вторые внутренние ворота, внезапно слышат неких как бы конных и вооруженных, большой толпой идущих к ним. Грабители же, решив, что это воины князя, обратились в бегство со страхом и многим смятением, так что привратник от этого волнения и бегства проснулся и закрыл дверь. Когда же настало утро, грабители пришли под видом крестьян, желая узнать подробности дела. И спрашивали привратника, спали ли здесь этой ночью воины князя. И он сказал: «Нет». Тогда они ему сами признались в происшедшем ночью. И все узнали, что была милость Владычицы нашей Богородицы и святых, и прославили Бога. И что тому назад три дня сидели напротив монастыря, замышляя, как войдут и ограбят его, и видели всю ночь огонь, окружавший монастырь, днем же ничего такого не видели: и это снова они сами открыли во славу Божию и Святой Непорочной Владычицы нашей Богородицы.

42. Когда же захватили персы Святой град Христа Бога нашего и спускались к Иерихону, отходя к Дамаску с добычей, видел некто из старцев Владычицу, увещевавшую святых и говорящую: «Поспешите, пойдем навстречу Святому Кресту и со свечами последуем ему». Но, как говорили мы прежде, много, паче песка морского, величие и чудеса Пресвятой Владычицы нашей в этом святом месте: относительно духов, и грабителей, и зверей, и змей, и даже камней, оторвавшихся от скалы и упавших в монастырь, – от всего невредимость и великое охранение происходит от Славной и Благодатной Богородицы. Но следует возвратиться повествованием туда, откуда мы отошли, – к житию старца.

30. Когда затем наступление персов достигло Дамаска, было немалое смятение в этой земле. И вот однажды святой отец наш, сей Георгий, сидя на скале и греясь в лучах солнца (а был он худ от чрезвычайного воздержания), весь же горя ревностью духовной любви к исполнению Божией воли, просил с горячими слезами человеколюбца Бога пощадить свой народ. И был к нему голос: «Пойди в Иерихон и посмотри на дела человеческие». И встал и, найдя в киновии неких, отправлявшихся в Иерихон, пошел с ними. Когда же они пришли на поле перед городом, внезапно слышит он в воздухе сильный шум от множества сражающихся друг с другом, и грохочущих, и кричащих, как в схватке; земля же тряслась и подрагивала под ним. Подняв же взор в воздух, видит его полным неких индийцев, друг на друга наступающих, как бы вооруженных и сшибающихся в сражении. Говорят ему братья: «Давай, отче, войдем в город. Что стоишь столько времени, глядя в воздух?» Он же со слезами и печалью говорит им: «Бежим, братья, и возвратимся. Или не видите и не слышите, как дрожит земля?» И когда он сказал это, видит: внезапно вышли из города некие вооруженные всадники и другие некие пешие юноши и отроки с набедренниками, несущие кинжалы и копья в руках, выстраивающиеся тут и там. И поняли братья, что об этом дрожании земли говорил старец. И возвратились в монастырь со страхом великим. Ибо он поведал им и видение в воздухе. Старец же, придя в свою келью, плакал и сокрушался о грубости народа, а вернее, о неразумии и нечестии. Выйдя же неподалеку и сев на камень под лучами солнца (это делал он по причине худобы своего тела), призывал и просил Бога, говоря: «Господи Боже милосердия и Господь сострадания, иже всем человеком хощет спастися и в разум истины приити¹⁹⁷ , возьми жезл свой и порази народ сей, ибо в неведении блуждает». И видит внезапно огненный жезл в воздухе, простершийся от Святого града до Востр, и узнал святой, что нечто тяжелое изведает народ, и все оплакал, и восскорбел.

31. Когда же пришло нашествие персов и они окружили Святой град, тогда-то вышли из киновии братья келиоты; одни бежали в Аравию с игуменом, другие вошли в пещеры, иные же спрятались в Каламоне. Между ними был и сей святой. А был он много зван братьями выйти и скрываться с ними. Сарацины же, обыскивавшие поток, выпытывали у горных жителей об их пребывании. Найдя же старца и многих других из отцов и приведя их к другому потоку, из них Стефана сирийца – старца, достигшего ста лет или более, святого и засвидетельствованного отца, – убили, остальных же увели в плен. Увидев же Георгия, нищего и весьма худого и смиренного, поняв его образ жизни, скорее же движимые Богом, дав ему корзину для хлеба, полную кусков, и сосуд с водой, отпустили, сказав: «Спасайся, куда хочешь». Он же, спустившись ночью к Иордану, там скитался, пока персы через Иерихон не прошли в Дамаск из Святого града. Тогда сам он вошел во Святой град, пока снова не вернулся в Хозиву.

32. Но время нас зовет сказать и обо мне, и как я прилепился к старцу. Когда я в моей жизни исполнился многих неисчислимых грехов и был поврежден беспутством и нечистотой, благоволил многомилостивый и человеколюбец Бог, иже всем человеком хощет спастися и в разум истины приити¹⁹⁸ , не хочет смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему¹⁹⁹ , и на меня, негодного и грешного, простереть благодать и щедроты, и милости по неизреченной благости своей. И оставив отцовский дом, я тайно вышел, так что никто из моих близких об этом не знал, взяв одного из моих товарищей. Думали мы войти в Райф*, но поскольку сарацины опустошали и грабили большие дороги, не смогли этого сделать. Следуя указаниям неких святых отцов, мы пришли в Хозиву. И приняты были бывшим в то время игуменом и пострижены спустя малое время. Не знаю, что вздумалось моему товарищу, но, пойдя в Святой град с игуменом, ушел он тайно в Райф, я же сокрушался и оплакивал разлуку с моим товарищем и хотел его найти. Поскольку авва Дорофей имел к нам большую любовь, он удерживал меня от этого дела.

33. А так как не преуспел, увещевая и упрашивая, то когда старец в воскресенье пришел в киновию, сообщил ему все относительно меня. И старец, приняв меня наедине, начал меня увещевать и говорить: «Чадо, не думай, что место есть то, чего ищет монах, но образ*. Опять же, не отца или мать, или сродников, или друзей, но – расположение. Ибо никто не будет предстательствовать за нас в тот великий и страшный день, но единственно дела каждого. Се, – гласит Божественное Писание, – человек и дело его²⁰⁰. И снова, яко воздаси комуждо по делом его²⁰¹ . Если же отрекаешься, чадо, от мира и дел его, что бежишь обратно, к его обычаям, ища мирского товарищества, и дружбы, и общения. Говорит же Господь в Евангелии: Аще кто не отвержется отца или матери, или родных и друзей, еще же и своей души и не носит креста своего и вслед мене грядет, не может быти мой ученик²⁰² . Крест же, чадо, знаменует во всяком искушении, и скорби, и гонении, и мучении до смерти ради Христа твердое терпение. Итак, к кому прибег, чадо, прилепись к нему, и ничто от века сего не разлучит тебя с ним до смерти. Говорит же Божественный апостол: Кийждо в немже призван быст, братие, в том да пребывает пред Богом²⁰³. Если же хотел бы Бог, чтобы вы были в Райфе, то как вывел вас своей благостью из мира, из такого развлечения, так и туда еще более мог вас со всей легкостью перенести. Знай же, чадо, что, если кто только что отрекся от мира и устремился враг через какой бы то ни было предлог его подвигнуть попытать счастья в другом месте, то таковой должен и терпя лишения оставаться на месте. Презревшего же отца и мать – говорю о духовном рождении, – как его спасет чужбина, если впоследствии, по прошествии времени, не станет добродетельным и не научится вхождение свое и исхождение свое²⁰⁴ исправлять по Богу? Посему, чадо, послушай моего смирения и останься пока в этом месте*, и будешь иметь и меня отныне заботящимся о твоих делах». Услышав это и больше этого, я, сотворив поклон, сказал: «Вот, честный отче, Богу, Владычице и тебе предоставляю себя. Как хочешь, сотвори со мною милость, грешным и страстным, и спаси смиренную мою душу».

34. С того дня почти ничего не делал я без него. Принял же я служение кандиловжигателя*, и когда старец приходил в воскресенье и пребывал в церкви, ночь и день был от него неотлучен. Когда я переносил многие брани, и немощи, и искушения, и труды, старец помогал и исцелял меня и душевно, и телесно. Когда же пришли персы в Диосполь, я исповедал ему помысел, говоря: «Вот игумен бежит в Аравию и зовет меня пойти с ним и с другими братьями желающими». И говорит он мне: «Чадо, полезно нам, где мы отреклись, оставаться или в жизни, или в смерти, и даже в этой земле погибнуть. Ибо Господь наш, если и наказует нас ради грехов наших, как благоутробный и нежно любящий Отец, не оставит свой Святой град, но очи Его взирают на него все время и на эту землю обетованную, до скончания века – таково Его обетование». Послушавшись его, я остался, и мы вышли с братьями в пещеры. И часто я подвергался опасности, попадаясь на глаза сарацинам и евреям*, но никогда совершенно не был схвачен, хранимый молитвами старца, потому что внял его слову.

35. После нашествия персов*, когда мы сидели в Иерихоне в гостинице*, сделали меня келарем. И я был тяжело борим рассеянием и необходимостью давать и принимать от мирян и женщин. И сказал я игумену: «Если хочешь, чтобы мы вернулись и пребывали в монастыре, с радостью останусь в этом месте. Если же нет, тогда не могу остаться». Не убедив его, поскольку его склоняли тамошние братья, я тогда, тайно выйдя, пошел во Святой град к старцу и сообщил ему свою брань. Он же, помолившись за меня, уврачевал меня словом и делом, и удержал при себе же. Ощутив столь быстрое облегчение, говорю ему: «Если хочешь, снова вернусь». Он же говорит мне: «Чадо, останься, и утром придут за тобой». Так и произошло. На следующий день пришли двое пресвитеров и один диакон и попросили старца убедить меня пойти с ними, ибо игумен смягчился и отцы уже вернулись в монастырь. Я же очень обрадовался и вернулся с ними. И меня оставили при моем служении, и я послал звать старца прийти к нам.

36. И придя через несколько дней, он велел мне постлать кентон* на землю в киновии перед восточной дверью, изголовьем на запад. И говорит мне: «Чадо, не тревожься и не разговаривай со мной, и другому не позволяй ко мне приближаться». И, растянувшись на спине, покрылся покровом*. И остался на три дня, не шевелясь, не поворачиваясь и совершенно не вставая. И говорят мне братья: «Вынесем и похороним старца, чтобы не пропах, а позже опасно будет его хоронить». Я же, коснувшись его ног, нашел их теплыми. И убедив, отпустил братьев, одновременно соблюдая и его распоряжение. Сев же рядом с ним, печалился и горько плакал. И на третий день, когда я сидел около него, внезапно он сильно вздрогнул и, обнажившись, сел. И с частым дыханием и стеная, сказал: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». Я же сотворил поклон и сказал: «Почто, отче, так заставил меня горевать?» Он же говорит: «Не сказал ли я тебе, чадо, не тревожься и не разговаривай со мной?» Я же, снова сотворив поклон, просил рассказать мне видение. Он же говорит мне: «Чадо, ни слухом, ни разумом не вынесешь теперь это услышать. Скажу же, когда приспеет время». А сказал он это, сбивая меня с толку, чтобы я не принуждал его рассказать мне [о видении]. Ибо и воистину страшен был вид его, который он явил, и выражение лица его, с которым он дивился видению. Я же, суетный, по простоте душевной не принудил его, и теперь раскаиваюсь.

37. Как-то он ел со мной в мое служение, и я, сотворив ему земной поклон, сказал: «Благослови служение твоего раба, честный отче, ибо дела идут туго». Он же сказал: «Бог да благословит и да умножит твое служение, чадо». И сотворил, что в сосуде с елеем остановился на месте елей и не расходовался три недели, когда вся киновия пользовалась из него. Покуда кто-то из поваров, искушаясь, не сказал мне: «Сотвори любовь, авва келарь, ты наливал елей в сосуд?» Я же сказал ему: «Да». Он же ответил: «Три недели черпаю из него, и ни вверх, ни вниз уровень не сдвинулся». Я сказал ему: «Бог да простит тебе, брат, что ты искусился». И с того времени расходовался елей. Так же и с вином, и с хлебом: когда внезапно наехали гости, и их недоставало, я узнал благословение, происшедшее по молитвам святого*.

38. Некий мирянин пришел отречься от мира. В одно воскресное утро после службы мы пришли к старцу в киновии (ибо он не оставался в кельях после нападения персов, а жил с нами). Говорит мне старец: «Что скажешь, чадо, о брате мирянине?» Я отвечаю ему: «Хорош, честный отче, и равное с отцами делает, и что ему велят, делает: иные говорят то, другие – сё». Говорит он мне: «Чадо, ты хочешь иметь осла, который ни ест, ни пьет, ни ревет, ни лягается? Да ты просто не хочешь иметь никого». Я же, осознав силу его слова, сказал: «Да, благословенный отче, ибо я все имею». Он же мне: «Ступай, чадо, прими брата, ибо он хорош».

39. И обратившись к братьям, начал увещевать, говоря им: «Чада мои, да имеем страх Божий и любовь его совершенную в сердцах наших. И да не презрим никого, тем более что говорит апостол: Ты же почто осуждавши брата твоего? Или ты что уничижавши брата твоего? Своему Господеви стоит или падает. Станет же, силен бо Бог поставити его²⁰⁵ . И Господь говорит: Что же видиши сучец во оце брата твоего, бервна же, иже есть во оце твоем не чуеши?²⁰⁶ Великий грех, братие, оставлять собственную язву и порицать язву ближнего или собственного не замечать и тщательно взвешивать чужое, как будто бы сам был чист, что невозможно. Небо, – сказано, – нечисто пред Тобой²⁰⁷. Если же человек, оскверненный и будучи гнилью, имеет какую страсть, что из того? Если же и хвалится кто из вас, что имеет обновленное сердце, хотя бы и столько лет будучи в монашестве, то, несомненно, заблуждается он и осуетился. Но нет же, Он обвиняет мирянина, отрекающегося от мира. Вот ведь столько лет потратили, сокрушая себя в монашестве в пустыне, и не ухватили начала верви, каковое есть в том, чтобы иметь самих себя грешными и заботиться о собственных злобах и не кичиться мнением праведности, порицая ближнего. Скажите мне, братья, ради чего совершенно отреклись от мира, в котором богатство, слава, наслаждение, и ушли в пустыню, где их нет? Ради грехов наших и страстей, чтобы покаяться, или как безгрешные, бегущие страстных и грешных? А если как страстные, чтобы покаяться, то не являемся господами и судьями, чтобы когда хотим считать себя свободными и полагать уже очистившимися от страстей, но – когда хочет справедливый Судия. Если же, как бесстрастные и праведные, бежим грешных, да еще превозносимся перед ближним, попирая его, то имеем грозным обличителем мытаря, который высокоумным фарисеем осмеян, а сердцеведцем Богом предпочтен. Итак, два дела, противоположные друг другу – смирение и превозношение. Превозношение вопит все время: Взыду выше облак, выше звезд поставлю престол мой, буду подобен вышнему²⁰⁸ . Награда же этой высоте такова: Ныне же во ад снидеши²⁰⁹ . Смирение же призывает по-отечески, говоря: Приидите ко мне, все труждающиеся и обремененный, и аз упокою вы. Возьмите иго мое на себе, и научитеся от мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим²¹⁰ . И поверьте мне, чада, что, если сотворит человек новое небо и новую землю²¹¹ и будет превозноситься над ближним, презирая его, – суетен труд его и жребий его с лицемерами. Аще же исповедаем грехи наша, – как говорит богослов Иоанн, – верен Бог, да оставит нам грехи наша²¹² . Что же, братья, малую и большую страсть не равно ли отпустит? Что же, говорю я? Одна-единственная страсть, один грех, почитаемый ни за что, может погубить. Говорящий брату своему «рака», повинен есть сонмищу, а иже речет »уроде», по меньшей мере повинен есть геенне огненней²¹³ . Видите, возлюбленные? Один грех, и не почитаемый за грех, ведет в огнь гееннский. Пианицы и досадители Царствия Божия не наследят²¹⁴ . Что же погубило сынов Илия?²¹⁵ Не отведывание ли жертвенных мяс? И что же – Ахава?²¹⁶ Не за кражу ли чего-то малого со всем домом, скотом и имуществом побит был камнями? Итак, братья, находясь в грехе, хотя бы он казался и мал, не осудим великого греха ближнего. Не принесет это нам пользы. Ибо скажи мне, если кто-то перед нами разрублен на куски, а мы уязвлены иглой, какую боль мы почувствуем – разрубленного перед нами или иглы, уязвляющей наше тело? И если город, окруженный войском, имеет одного-единственного предателя, от чего он более пострадает? Не более ли от внутреннего предателя, чем от нападающих снаружи? Так и мы, чада мои, не такой вред терпим от ближнего, будь он и блудник, или прелюбодей, или убийца, или волхв – что большее из всех зол, – нежели когда имеем единую какую страсть в нас, ибо страстными тогда обретаемся. Кто же сможет из нас похвалиться, что бесстрастен или безгрешен? Ибо нет страсти ничтожнее и презреннее превозношения. Насколько больше проникает она в ум, настолько означенное [превозношение] делает обладаемого пустоголовым. Ибо всякий, кто по крайней мере справедлив и благотворит немощным, ясно – подвизается, продвигаясь в истинном знании. Великий же и кажущийся совершенным в праведности, как один из святых, если похваляется этим без меры и ближнего, попирая, злобно поносит, то суетно его суждение, и праведность, и похвальба. Итак, начало премудрости – страх Господень²¹⁷ . Смиренномудрием же направляемы и ограждаемы²¹⁸, [достигнем] в союзе совершения любви Божией в мужа совершенна²¹⁹, во Христе Иисусе Господе нашем».

40. Я же, пораженный сокрушением, безрассудно помыслил в себе спать на голой земле; и, узнав это, старец дал мне немного потрудиться. Когда же прошло немного дней, лицо мое побледнело, и плоть моя иссохла, и весь я переменился. И говорят братья: «Чем ты болен? Ибо ты переменился». Я же говорю: «Нету меня недуга». Старец же, пожалев меня, чтобы не согнулся и не стал калекой, говорит мне: «Чадо, пойдем в келью твоего служения, где ты спишь, ибо хочу поговорить с тобой наедине». Я говорю ему: «Чего ради здесь не говоришь со мной?» – не желая, как он и понимал, чтобы видел он мое безрассудное делание. Он же говорит мне: «Чадо, где могу сесть?» Я же, как будто бы подметал келью, отвязал подвязанную подстилку и положил ему. И святой говорит мне: «Если хочешь это делать, возьми серп и, выйдя, накоси сена, и сделай связки, и кинь под себя, и спи». Я же, сделав так, поскольку затем спал на разостланном, – совершенно не терпел вреда.

41. Некий брат пришел в монастырь из Райфа, как казалось, имеющий знания и общительный. Он пытался прилепиться ко мне. Старец же не позволял этого. Верьте мне, честные отцы, что, где бы ни стояли мы, беседуя, тотчас показывался старец, и в мое служение, и в церкви – приходил и отрывал меня под каким бы то ни было предлогом от него, так что наконец я и скорбел об этом. Показало же испытание после его кончины, с какой целью он это делал, совершенно не обвиняя брата в каком-либо зле. Ибо много огорчил меня этот брат во многих делах и относительно неправых догматов. Ибо и родом был галат*.

42. Однажды после обеда говорю ему: «Пойду к потоку и соберу семена каперсов*». И отвечает он мне: «Пойду с тобой», оберегая меня. Ибо был поток очень одичавшим после персов из-за зверей и нечистых духов. Итак, придя к тропинке келий, он говорит мне: «Спустись, чадо, в эти каперсы, и собирай. Я подожду тебя здесь». Итак, я пошел и собирал. Когда же прошел час, он крикнул мне, говоря: «Иди, чадо, ибо я устал». И когда я пришел, он говорит мне: «Покажи, что собрал». И я показал ему маленькую корзинку, наполненную на треть. И он со стенанием сказал: «Увы, чадо, плохи дела мира. Ибо помню, что до персов, когда мы, келиоты, приходили в киновию к церковной вечерне, спускался кто-нибудь в эти каперсы и собирал полную корзинку. И снова на следующее утро, когда выходили мы в кельи, собирали столько же». Говорю ему: «Что же это, отец?» Он говорит мне: «Тогда мужи святые ходили и бродили по земле, и благословлялась земля и все, что на ней. Ныне же мужи злодеи и убийцы обращаются на ней. И вот воровство, и лютое прелюбодеяние, и убийство наводнили землю, и кровь смешивают с кровью, и осквернена земля и проклята. И как может быть благословенно то, что на ней?» И когда он так говорил и учил, взошло мне на сердце записать все о нем.

43. Однажды, когда я ел с ним после вечерней службы (я приготовил ему немного кашицы*, ибо он был болен), он говорит мне: «Чадо Антоние, когда я был ребенком, случилось неблагословенное, и выходили мы, я и мои сверстники, и кидали камнями в рожковые деревья, и сбивали рожцы, и ели. Запиши же, чадо, и это». Я же, удивляясь, как узнал он желание моего сердца, сказал ему: «Но что это, отче святый, за неблагословенное?» Он говорит мне: «Наказание Господне вышло в то время, и какие бы хлебы и варева ни выставлял кто на трапезе, если и мало было сидящих, не насыщались и не брали ничего благословенного с трапезы, и называлось это наказание неблагословением. И вид был у людей, как у восстающих из фобов. Тогда был и великий огнь, и сильное землетрясение». Я говорю ему: «И что же это за великий огнь?» Говорит он мне: «А это вразумление Господне было тогда. Еще когда наступал вечер, пришло облако огненное с запада и закрыло полнеба, угрожая сжечь все, так что освещало всю землю. И был страшен, и приводил в трепет, и полон был смятения образ этого видения, так что говорили некоторые: «Что невероятного, если столб огненный вел Израиль в пустыне? Вот же видим то, что освещает всю землю. Господь же наш, как милостивый и благоутробный Бог, время от времени посредством таких знамений и увещеваний восполняет утраченную человечеством добродетель и благое жительство».

44. Посему прошу тебя, чадо, храни себя, ради Бога, прежде всего от всех страстей, наипаче же – от стяжательства и тщеславия, каковые суть блудницы, ко всякому делу совращающие. Стяжательство же названо идолослужением, согласно святому апостолу, как и отвращающим от благочестия. Такова природа его и отличие. Все, что сверх природного и что не надлежит ему, если кто желает и делает, есть стяжательство. Когда, например, к богатству, или к славе, или к власти, или к первенству, или к ястию, или к питию, или, попросту говоря, ко всему ему неподобному кто устремляется – это стяжательство. А исследуй-ка его природу, и найдешь, что люди во всем всегда стремятся к большему. Ибо Бог по природе вложил во всю разумную природу, и видимую, и невидимую, стремление к большему, чтобы понятно было несовершенство всех творений. Един же Бог, всесовершенный и не нуждающийся ни в чем, не стремится совершенно к большему и вообще не стремится. Ибо Его все твари и Он сотворил их, и не как нуждающийся в них, ибо он полон, и всесовершен, и неограничен, но во славу Его, почему и видим, что и невидимая, и видимая тварь к большему стремится.

45. Впрочем, стремиться к большему и лучшего желать или худшего – находится в нашем произволении. Поэтому безрассудно возжелавший по заслугам большего и захотевший стать Богом и превозноситься перед Господом низринут был с высот небесных, хотя и бестелесен. Но и первозданных поразил подобной стяжательству страстью богоравенства. Надмившись от него в произволении по своей доброй воле (ибо невольное некрепко) и таким образом подчинившись стяжательству чревоугодия, оказались преступниками. Как и непомерно возжелали царствующие на земле не по достоинству царствовать на небесах, желая быть богами, так и властвовавшие в раю над всеми растениями, захотев хищнически завладеть одним-единственным против заповеди, лишились и своего достоинства через стяжательство своего своенравия. Ибо есть три вида стремления к большему. Больше необходимого – это стяжательство; больше достаточного – это природное; к меньшему же стремиться, когда можешь к большему и славному, – это добродетель и смирение.

46. И сие о стяжательстве. Тщеславие же породило блуд и всяческую плотскую нечистоту и исступление. И не только в преходящем и плотском, но гораздо более развращает духовно. Ибо приступает, чтобы освободить от самой святости и праведности в распутстве своего стремления. Итак, хорошо, и благочестиво, и боголюбиво по силе, какую имеешь, стяжать смиренномудрие. Его стяжай, чадо, и не суди никого ни в чем. Эти две добродетели, и во главе всего – любовь к Богу и ближнему, перелетают через все западни врага и совершенно не даются ему. Посещай же, чадо, по силам своим, и Церковь Божию со всяким молчанием и благоговением, ибо хорошо служить матери со всяким страхом и всякой кротостью. Это есть Церковь Божия, из которой всякая милость нам произошла и которая являет нас причастниками жизни вечной».

47. Когда он так увещевал и поучал меня, подоспели и некие из братьев. Они вместе со мной, сотворив поклон, просили, чтобы он сказал нам душеспасительное слово об охвативших сейчас наше поколение беспечности, и безрассудстве, и бесстрашии²²¹. А старец, который сочувствовал новоначальным и искушаемым от общего врага и всегда очень ревновал об их спасении и молился за них, сказал: «Чадо, времени осталось немного, и мы при дверях. По силам каждый из нас должен ускорить свое течение, дабы не затворилась дверь, и не будет того, кто бы нам отворил²²². Рассудите же в себе, братья, по какой причине оставили мир и перешли в это ангельское и небесное жительство. Ведь не для отдыха и неги вышли мы в пустыню. Но из брани плотской к брани духовной, к восхождению и преуспеянию в крепости перешли мы. Известно вам, братья, что все, оставившие славное мира, да и не славное, и прибегшие к благочестному сему жительству, если прежде не отрекутся от всех мирских дел и смирением не очистят своего сердца от мирского вещества и страстей, легко соскальзывают во вражеское безумие, особенно борющее монаха в начале отречения, дабы не стяжал смирения. Если же это удается с новоначальным или с каким-нибудь христианином, затем его, помраченного, внушая [ему] по своему хотению, легко низвергает во всякую страсть и прегрешение, а особенно в немощном и расслабленном сем поколении. Ибо воистину всякое прегрешение, малое ли, большое ли, берет начало от превозношения. Если бы кто не превознесся перед создавшим его, всещедро даровавшим нам блага, то не согрешил бы. Поскольку кто в истинном смирении и подчиняется в пределах покорности своему господину, тот никогда не надмевается в греховном безумии. Ибо послушание и подчинение Господу есть жизнь, и радость, и свет. Как написано: повинися Господеви и умоли Его, и той сотворит, и изведет яко свет правду твою²²³ . Ослушание же и неподчинение соделывает смерть. И мы обязались Господу смиряться и отреклись от надменных советов мира, ведущих к падению, которые суть обман. И вот малыми проступками в монашестве тайно возносимся перед Богом. Ибо нося одежду смирения, гордостию сердца прогневляем Бога. Имея лишь обещание Его смирения, как бы [самой] природой²²⁴ нашего ума обличаем тайные наши страсти.

48. А хотите, чада, немного услышать и узнать о надмении, и блуждании, и злом пленении превозношения и бесстрашия ума ничтожного сего рода? Ибо это тот род, о котором сказал святой апостол: Сотворим злая, да приидут благая²²⁵ . Ибо никто ныне, будучи искушаем и терпя скорби или несправедливость, или терзаемый страстями, не хочет немного потрудиться посредством молитвы, и слез, и поста, и прочих удручений умолить Бога, дабы улучить свободу от тягот. Но еще и прилагаем ко грехам нашим, придумывая оправдания в грехах. Или ближнему докучаем и смущаем его, ужасно страдая, так желая обременить его своей ношей, как будто ожидаем себе от этого облегчения. Или Самого Бога раздражаем тайным или явным озлоблением, как будто думаем от этого получить оставление. А это есть сатанинское заблуждение и вражеский обман, вернее, насмешка и погибель души нашей. Как очень метко сказал святой апостол, что сотворим злая, да приидут благая. Ибо, предстоя Богу во время псалмопения или службы, должны мы в Боге пребывать умом, так как пришли просить о вольных и невольных наших винах. Телом предстоим Богу, умом же пинаем ближнего, браня, раздуваясь, лягаясь, вопя, плюясь в других, и не унимаемся, окаянные, так что ближнего перед Богом часто и необдуманно тревожим. Если же из-за справедливой скорби – почто, чада, пред Богом – и праведным и все видящим Судией – дерзает на это неразумное и бесстыдное, возносящееся наше сердце? Или чтобы о нас здраво было сказано, что Бога не боимся и человека не срамляемся?²²⁶ Поэтому в церкви, как в палестре и в театре, забавляемся и состязаемся, без страха предстоя Богу, Коего от одного взгляда расплавится земля и все, что на ней²²⁷, и все силы небесные сотрясутся? Нет страсти хуже бесстрашия, ибо оно порождает превозношение и все губительные страсти. Почему и гласит Божественное Писание: Блажен муж, иже боится всех за благоговение²²⁸ , и Начало Премудрости – страх Господень²²⁹ . Безумный же своим бесстрашием лишается своей жизни и творит зло.

49. А оно премного в поколении нашем. Посему бесстрашно забавляемся, превращая в театр церковь Божию* – или же людей ради, по тщеславию и человекоугодию, или от своей страсти досаждаемые, или от скорби досаждаем ближнему и мстим, его тревожим всячески и возмущаем псалмопение пред Богом. О надмение, о неразумная спесь нашего ума! Что скажу? Или что промолвлю? Не ведаем, где находимся, не ведаем, что творим. Все силы небесные со страхом невидимо предстали, херувимы и серафимы крыльями лица свои с трепетом закрывают, не дерзая воззреть на неприступную славу недостижимого Божества, но, долу склонившись, со всяким страхом, непрестанными гласы взывают: Свят, Свят, Свят, исполнь небо и земля славы Его²³⁰ . Небо и земля славы Его исполнились. А мы, окаянные, как бы забавляясь, бесстрашно у Него на глазах предаем посмеянию святую службу и псалмопение. Или прощение даруется, чада, таковое творящим? Или не считается это настоящим превозношением? Или не скверны, и отвратительны, и дерзостны творящие таковое? Не жалости и прощения уже достойны, а негодования и кары от Бога для них за все таковые скверные дела, как Он говорит и грозит им: и отпустих я по начинанием сердец их, пойдут в начинаниях своих²³¹ .

50. Посему никто не может избавиться от страстей, как водится. Ибо кто, сказано, помилует обаянника, змием усекнена²³² и чародея? Змием же усекненным называется таковой, пострадавший от мысленной змеи и преисполнившийся ее яда, ибо и он усиливается уязвить ближнего, чтобы погубить. Обаянник же предстоит Богу и вместо молитвы с прошением о забвении своих грехов, завораживая ближнего жестами и словом, стремится заманить в собственную ловушку, к тому, что он желал бы иметь в себе, подобно тому как змей заклинаниями вызывают из недоступных мест для ловли. Чародеем же называется завладевший умом ближнего и препятствующий в молитве и развращающий против Бога всем образом жизни, как разлагающий тела ядом снадобья – для смертоносного погубления. Видите, чада, рабы Христовы, каким душетленным примерам следует несчастный ум низменного сего поколения? Потому что как бы насмехаясь над Богом – так в споре с ближним предстоим перед Богом в час молитвы, и самое ужасное, и что приводит в трепет – что через нас хулится имя Божие²³³ . Ибо входящий в церковь вместо того, чтобы, как сказал святой апостол, быть обличаемым всеми и, пад ниц, поклониться Богови, возвещая, яко воистину Бог с вами есть²³⁴ , скорее соблазнится, говоря на это, что люди эти не устрашились Бога, но положили советы свои в себе, и скорее совершают представление, нежели священнослужение. И соблазнятся нами видящие нас так, без страха и благоговения совершающими священное псалмопение и службу, плавно льющуюся и спокойную, как нестройный шквал, позорящими себя и буйствующими пред Богом или жестами, или ревом, или глумлением. А знайте, братья мои возлюбленные, что, входя в лечебницу улучить исцеление от Бога от содеянных нами ужасных прегрешений и очиститься от пагубных страстей, там, – говорю о церкви, – больше внешних уязвляем друг друга отсутствием страха и благоговения, боремся и боримы, угрызаем и угрызаемы, и боюсь, как гласит Божественное Писание, да не друг от друга истреблены будем²³⁵ .

51. А все это происходит с этим презренным родом, во-первых, от бесстрашия и многой беспечности. Как уже сказано, нет другой страсти хуже бесстрашия. Ибо она есть родительница всех страстей бесчестия. А затем – от нечистого духа умозрения, о котором глаголал Бог после вавилонского плена Иезекиилю: Сыне человеч, сынове людей твоих дивозрителие суть²³⁶ . Ибо это дух таковой страсти. Прячется же он в зрении и в черепе человека и его зрительную способность, телесную и душевную, раскрывает к обманным и пагубным созерцаниям, как только захочет. И ясно взывает Божественное Писание об этом вредном умозрении. Так и змий сказал Еве: »Не смертию умрете, о жена, если вкусите от красивого сего плода, но отверзутся очи ваша, и будете яко бози ведяще доброе и лукавое»²³⁷ . Или были слепы? Ничуть. Ибо и прежде созерцали деревья, и вкушали от них, и удалялись от охраняемого древа. Если бы были они слепы, не узнали бы вреда от ослушания, не узрели бы стыда преступления, не увидели бы страдания изгнания из блаженства, не изведали бы мучительной жизни среди терний и волчцов, не созерцали бы поношения кожаных риз, не обратились бы к похотению плотского соития, и от утверждения смерти не узнали бы страшной и мучительной скорби разлучения, и, наконец, над всем этим – венец зол и наибольшая опасность разлучения с Богом и порабощения лукавым начальником зол и тираном. Пришлось испытать все это, когда стали умозрителями действием духа заблуждения. Почему и узрев прекрасный плод и сочтя его приятным для глаз, взяли и вкусили от плода. И отверзлись очи их, и увидели, что они наги, и, от Бога сокрывшись, устыдились, по причине преступления.

52. И Саул, над которым посмеялась волшебница²³⁸, созерцал злого духа, видя как бы Самуила, восставшего из земли, и поклонился. И лжепророки от умозрительного духа заблуждения видели то, что видели, почему и названы лжепророками. И вопиет пророк: «Во пещерах и во гробех лежали соний ради²³⁹ и нетопыря и мышь истребляли, дабы видеть ложные гадания». Ибо от этого умозрительного духа заблуждения изобретаются предсказания, и гадания, и прорицания, как говорит Бог пророку Иезекиилю: Сыне человеч, сынове людей твоих дивозрителие суть. Дух же этот весьма бесстыден и дерзок. Ни псалмопения, ни богослужения, ни Святых Таин не стыдится и не почитает. Но еще более в них дерзает, и беснуется, и наступает на нас заносчиво, и насмехается над нами, содержа как бы в плену и как бы требуя с нас данью то, что ему нравится, только чтобы мы гневили Бога и раздражали ближнего. Ибо как в раю узрели себя нагими вкусившие от плодов преслушания и отказавшиеся зреть всегда к Богy и хранить заповедь Его, а вняв змию, отпали от рая наслаждения, так же как и от высоты небесной, – вот так и здесь злоумышляет обманщик и тлитель жизни нашей. Ибо око наше, умное и телесное, надмив и открыв ложному умозрению, как бы обнажив наготу ближнего, показывает нехорошее как хорошее и приятное для умных очей. И затем, как прародители в раю, зрим друг друга нагими, окаянные, стоя в церкви. Когда незаметно вкушаем от плода преслушания, то есть переставая уповать на Бога и у Него одного искать потребного, мы, считая, что скорее получим потребное от ближнего, обращены всегда к нему. Но отвратим же, наконец, очи наша, еже не видети суеты²⁴⁰ Да не озримся направо и налево, дабы не застыть нам соляным столбом²⁴¹ , да спасемся в гору²⁴² . Гора, юже благоволи Бог жити в ней²⁴³ , глагол веры, егоже проповедаем²⁴⁴ . И что же увидишь, замечая за ближним? Всегда скверну, и зловоние, и страсти бесчестия? Никто не чист от скверны, аще и един день житие его²⁴⁵ , братие. Что же выйдет из этого? Всячески охладеваем любовью к ближнему. Недостойным он видится в наших глазах, и мерзким, и страстным, и, наконец, презираемым. Итак, справедливо воззовет Божественный апостол, говоря: Ты что судиши брата твоего, или ты что уничижаеши брата твоего?²⁴⁶ Ибо и в нас совершается происшедшее в раю. Там чувственно вкусили от плода познания добра и зла, здесь же – мысленно рассуждая, кто хорош, а кто плох. Ибо, созерцая тайное друг друга, всегда говорим в себе: «Этот хорош, тот плох, иной страстен». И так вот исполняется в нас преступное вкушение от познания добра и зла.

53. Но ясно и убедительно для нас песнословец Давид ко страху Божию и исправлению говорит: Блажен муж, емуже есть имя Господне упование его, и не призре в суеты и неистовления ложная²⁴⁷ . Ибо надеющийся на имя Господа остается Ему верен, усердно обращаясь к Нему, и принимает от Него дары человеколюбия. И не призрит праздно в суеты и неистовления Ложная, и презирает разглядывание ближнего. Ибо не допускает сей умозрительный дух заблуждения получить обладаемым им покой и отдых ни в псалмопении, ни в богослужении, ни во сне, ни в чем совершенно не имеет покоя, но непрестанно производит в нас видения и неистовления ложные к ближнему. Как и око это, будучи открыто, все видит – и хорошее, и дурное, само же себя не может увидеть и заметить, так и безумное, и ложное, и душетленное умозрение сие действует в нас. На чужое беспрерывно и неустанно, усердно и прилежно истинно или ложно указывает нам, но собственные грехи, будь они и велики, не позволяет нам замечать или видеть. Или не зло, когда на вас нападают, братья мои? Конечно, и немалое. Ибо и на Бога нападает враг и нечестивые люди. Но не в том, на кого нападают, а в нападающем нечестие. Не терпеть нападения и несправедливость есть зло, а нападать необдуманно и обижать – это нечестие. И уступать разрушительным волям враждующих – это зло. Что же разжигаем и раздражаем друг друга, терпя нападения от общего врага нашей жизни? Что же так усердно и безумно подмечаем грехи ближнего? Не затем ли, чтобы о нас сказаны были слова апостола, говорящего: Ты же почто судиши брата твоего? Своему Господеви стоит или падает. Станет же, силен Бог поставити его²⁴⁸ .

54. И для чего же нам послужит, возлюбленные, усердно подмечать грехи ближнего? Ибо, будь и сами родившие нас праведны, а мы нечестивы, никакой из этого не познаем пользы. Если же они праведны, а мы благочестивы, ничего от этого не потерпим. Ибо се человек и дело его. Комуждо по пути его сужду вам, доме Израилев²⁴⁹ , – говорит Господь, и снова: Яко ты воздаси комуждо по делом его²⁵⁰ . Что же это за ясновидящий дух заблуждения сказал пророк: «Дух заблуждения в пустыне, дщере людей моих не ко очищению». И из того еще известно, что существует дух заблуждения, что и юноши, и старцы, и отроки, и жены, и евреи, и эллины, и человекоубийцы, и прелюбодеи, и грабители все равно обладают им. Итак, ясно из всего этого, что дух заблуждения существует, и что он не нисходит от Отца светов²⁵¹ , – но земной, душевный, бесовский²⁵². Бежим же, чада мои, бежим этого душетленного и неистового безумия. Как пес бросается в пору своего бешенства, не давая прохода ни зверям, ни людям, так и в нас действует неистовое и псообразное это безумие и звероподобное и разрушительное это обманное умозрение.

55. И это о превозношении пред Богом и о ныне охватившем род наш лжеименном и неистовом заблуждении. О превозношении же перед ближним – что и сказать! Брань, попреки, презорство, посмеяние, явные и неявные обвинения; взвешиваем всегда малейшие ему упреки и в себе пустословим непрерывно, а собственные грехи, такие же, и еще большие, не замечаем и ни слова совершенно о них не говорим. И будучи справедливо уязвляемы совестью по поводу собственных грехов, хотя бы они и казались безгрешными, или не замечая их, против грехов ближнего неистовствуем и преследуем их, но еще и завидуем ему, если не имеет наших грехов, и все раздумываем об этом и беспокоимся, томимые завистью. Но пока подмечаем за ним, находимся в плену собственных страстей. Ибо опасна, как и превозношение, зависть, чада, – и крайне опасна. Если кто-то ее стяжал, то не заботится, чтобы ради одного того, кому он завидует, погибнуть и всему миру, лишь бы он имел возможность ему досадить. И это я узнал от врага, и от Адама, им обманутого, и Каина, и брата его, Авеля, им убитого, более же всего – от иудеев и Господа, ими распятого из зависти²⁵³. И произошло с ними то, что они погубили весь мир, вернее же – завистью злоумышленников весь мир облагодетельствован и спасен. Такова природа этой страсти. Ненавидящим и творящим зло ближнему истощает она зрение и сердце, как сказано. Потому зависть есть худшее, но имеет и нечто доброе в себе: ибо истаевает зрение и сердце завистников²⁵⁴. Страдающим же тяжко от зависти Господь согласно обетованию засвидетельствовал, говоря: Шестижды от бед измет тя, в седъмем же не коснеттися зло²⁵⁵. Ибо многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь²⁵⁶ . И снова: Праведный от лова убегнет, в негоже место предается нечестивый²⁵⁷ .

56. Но поскольку написано: Возлюбиши Господа Бога твоего всею душею твоею²⁵⁸ и ближнего твоего, якоже себе²⁵⁹ , и в сию обою заповедию закон и пророцы висят²⁶⁰ , то всегда и перед Богом превозносящийся, и перед ближним, в двух этих страстях исполняется целого груза страстей, и нечестия, и греха. Итак, ясно указало слово, что, находясь в подчинении у этих страстей, подчиняемся как бы главарям разбойников, с которыми всегда и легионы вооруженных воинов; говорю, сопутствуют им колонны злых страстей как филархам гибели, и великими и опасными мы осаждаемы грехами, прогневляя Бога в превозношении и бесстрашии, особенно во время молитвы и богослужения, и ближнего раздражая превозношением и завистью, злобствуя против него. Как дадим ответ? Чем оправдаемся пред Богом? Я же затрудняюсь, чада, простите мне, ради Господа. Почему и, как говорилось в начале, хорошо и метко сказал Божественный апостол о жалком и ничтожном нашем роде, что, как безрассудно мы утверждаем, будем творить злая, да приидут благая. И о награде причитающейся добавил, говоря: Ихже суд праведен есть²⁶¹ . Если же раздражаем²⁶² Господа, возлюбленные, то не крепчайши его есмы²⁶³. Почему прошу и умоляю, чада, благословенные рабы Христовы, – многими слезами, и стенаниями, и истинным смирением умилостивим Бога. Ибо, как превозношение и бесстрашие к этим обеим заповедям, говорю, к Богу и человеку делает расположенными заблуждающихся враждебно и губительно, так и смирение к обоим, к Богу и ближнему, – благоприступно, и приветливо, и любезно. Ибо Господь, сказано, гордым противится, смиренным же дает благодать²⁶⁴ . Особенно же любовью к Богу и ближнему сильно вооружимся и возможем, легко перелетев через все западни вражии, достигнуть спокойного и тихого пристанища жизни, со Христом царствовать, Его же царство, и слава, и сила вовеки».

57. После этого святой отец наш Георгий впал в недуг, в котором и умер. В вечер же, в который он скончался, чтобы явилось, с каким упованием он отходит ко Господу, по устроению Божию прибыло множество гостей. И у меня было много хлопот по моему служению. Некие же из братьев, сидевшие со старцем, часто приходили, говоря мне: «Ищет тебя старец, говоря: «Где Антоний? Позовите мне его. Собираюсь уже отходить"». Я же разрывался надвое, желая и служение мое окончить, и снова вернуться к старцу. Старец же, узнав это духом, указал мне: «Не печалься и не тревожься, чадо, но исполни свое служение. И подожду тебя, пока придешь». Встали гости от трапезы, и появились другие; протянулось время почти до полуночи. А старец ждал. И вот, исполнив свое служение и отпустив всех гостей, я пришел к нему. И увидев меня, обняв и поцеловав, и благословив, повернулся на восток и говорит: «Изыди, душа моя, о Господе, изыди». И трижды сказав слово, предал дух Господу, в нем и вместе с ним подвизавшемуся в этом прекрасном и благочестном жительстве. Так отошел он, как кто-нибудь удаляет шаг, – мирно и очень тихо. Ибо совершенно очевидно, в руци Божий предал дух, как написано: праведных души в руце Божию и не коснется их мука²⁶⁵ . И снова: честна пред Господем смерть преподобных Его²⁶⁶ . Я же, поняв, что он предал дух*, упал к нему на грудь и скорбел, и оплакивал разлуку со святым отцом. Похоронив же со псалмами, и пением, и песнъми духовными²⁶⁷ , положили в могилы святых отцов, и теперь с ликами святых он предстательствует за нас и за весь мир.

58. Но призываю ваше единомыслие, благословенные рабы Христовы, простить моему ничтожеству и словесной немощи, дерзнувшему записать из многого малое о том, что видел и слышал о жительстве старца. Был он целомудрен, тих, нестяжателен, воздержан, кроток, любезен ко всем и весьма и сверх меры сострадателен.

59. Таковы, о избранные в достояние рабы Христовы, жизнь и подвиг святого отца нашего Георгия Кипрского, и таковы события и кончина благочестного и боголюбивого его жительства, и погребение. Я же что сотворю, грешный и жалкий, который в скором времени оказался недостоин его сообщества? Ибо вот истинно на мне исполняется слово Господа, говорящего: Еда могут сынове брачнии плакати, елико время с ними есть жених? Приидут же дние, егда отымется от них жених, и тогда постятся²⁶⁸ . Ибо поверьте мне, честные отцы и братья, что при жизни его о многом он не говорил, что оно есть на земле; если же и постигало меня искушение или скорбь, то, только встречал его, все тотчас как губкой стиралось от меня и оставался я в полном спокойствии. Теперь же, после кончины его, одно за другим искушения, и непрерывные скорби, и невыносимые мучения на мне постоянно, и даже до смерти. Но часто молитвами святого отца выстаивал так, как будто бы он направлял, по образу сожигаемых²⁶⁹, перенося находящее на меня с благодарением, воспевая все время, что за грехи наши не по мере согрешений мы наказаны. Ибо, если бы хотел Бог воздать нам наказанием за содеянное, то недостойны были бы мы жизни. Если же, живописуя благочестивый образ жительства святого отца, себе будем стяжать пощения, бдений всенощные стояния, источники непрестанных слез, терпение в искушениях, одним словом – будем вспоминать стойкость и терпеливость добродетельного и ангельского его жития, то восприимем благое упование.

60. Но прошу и молю ваше единомыслие, честные отцы и братья, простите мне, ничтожному, что дерзко и бесстыдно умоляю вас, чтобы предстательствовали за меня, грешного и наималейшего раба вашего, во имя любви и ради благоутробия Божия. Ибо всеми низкими страстями, запрещенными от Господа, измучена, и больна, и изъязвлена окаянная моя душа. Итак, справедливо доведенный до жалости достойного и многоразличного порабощения губительными страстями, припадаю к вашему единомыслию, благословенные рабы Христовы, чтобы как достойные врачеватели душ научили меня каким-либо признакам смирения, в котором жизнь, и свет, и радость, и мир, а также тому, что есть неуничижение ближнего. Ибо в этих двух добродетелях, как я думаю, все обетование нашего достоинства и Царствие Божие. В смирении наступает любовь к Богу и в неуничижении ближнего – к нему любовь. Наипаче же, возлюбленные, венец всех благ, ваши богоугодные молитвы и мольбы к Богу за меня, страстного и неключимого раба вашего, возносите усердно, чтобы через вас, благоугодных рабов Христовых, и я, недостойный, улучил свободу от страстей и вместе с вами удостоился Небесного Царствия Бога нашего. Ему слава вовеки. Аминь.

1.. .. так называемую лавру Каламона – Лавра Каламона основана между 452 и 470 гг., как утверждает Веле (VailM 1899–1900. Р. 519), и была преуспевающей и 20 лет спустя (Acta Theognii episcopi Beteiloe // An. Boll. 10 [1891]. P. 85, 86). Название означает, согласно сноске в «Житии св. Стефана Савваита» в AS, на которую ссылается An. Boll. (AS, Julii III. P. 544, annot. b), – «тростниковая» (κάλαμος – камыш, тростник), а согласно игумену Даниилу – «доброе обителище, пристанище» – καλή μονή, поскольку имеется предание, что на этом месте Святое Семейство «ночлег створиша» на пути в Египет. Лавра расположена недалеко от Иордана, а именно в южной части долины Иорданской, близ Мертвого моря и недалеко от Лавры св. Герасима, разделяющей с ней предание о стоянке Святого Семейства на пути в Египет, название которой она усвоила со временем (Bittns 1994. Р. 48). В лавре Каламона – не очень удачно – началась монашеская карьера Кирилла Скифопольского («...проболел шесть месяцев тяжкою болезнию в лавре Каламоновой» [Kyrillos 1929. Р. 216.25–217.1; рус. пер.: ПП. Вып. 3. С. 19]). Ее посещал Иоанн Мосх, и она упоминается в «Луге Духовном» (26; 46; 163). Лавра реконструировалась при императоре Мануиле Комнине, как сообщает Иоанн Фока, посетивший ее в ХП в. Он сообщает также, что посреди лавры находится «пространный зал с труллом», а рядом – другой малый храм, где имеется икона Богородицы, источающая благовоние и производящая чудотворения (Иоанн Фока 1889. С. 22 (= PG 133, 952–953); рус. пер.: Там же. С. 52). В настоящее время эта лавра известна под названием Kasr-Hadjla (.Palmer 1993. P. 69).

3. ...поклонившись святым местам Христа Бога нашего – «Святые места Христа Бога нашего», τους  αγίους Χριστού τού Θεού ημών τόπους, Sanctae Christi Dei nostri loca – как утверждает An. Boll, ссылаясь на AS (Jan. II. P. 298), часто у писателей и в документах соборов этого времени означает монастыри, расположенные в окрестностях Иерусалима. Возможно, такое отождествление и имело место, в силу близости этих монастырей к святым местам и их связи с паломничеством, что составляло характернейшую особенность палестинских монастырей вообще, и в особенности – монастырей в окрестностях Иерусалима. Однако в данном случае ясно, что речь идет именно о святынях Иерусалима, связанных с земной жизнью Спасителя, Его крестными страданиями и Воскресением. Упоминание о подобном паломничестве к святым местам содержит едва ли не каждое житие палестинских преподобных. Как правило, оно предваряет описание ухода в какой-либо из монастырей в окрестностях Иерусалима; см. «Житие прп. Евфимия»: «Поклонившись Святому Кресту, Святому Воскресению и прочим честным местам ( σεβασμίους τόπους), пришел в лавру Фаранскую и... поселился в отшельнической келье» (Kyrillos 1929. Р. 14.3–10; рус. пер.: ПП. Вып. 2. С. 13); см. также «Житие прп. Саввы» (Kyrillos 1929.Р. 90.5–8; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. 7–8) и др.

В «Житии прп. Анастасия Персского» происходит обратное: сама святыня – «древеса всечестнаго и животворящего Креста Христова» посещает Персию, где Святой Крест, «будучи по видимости плененным, сам пленил там достойных его ко спасению» (ПП. Вып. 14. С. 4–5). См. также житие прп. Марии Египетской, обращение которой происходит во время поклонения честному Кресту, на праздник Крестовоздвижения (PL 73, 681 С). О теме паломничества в связи с монастырями в окрестностях Иерусалима см.: Flusin 1992. Т. I. Р. 26–28; Binns 1994. Р. 91.

3. не захотел оставить его в лавре – Λαύρα – улица, проход, деревня. Читти считает возможным связывать это слово с арабским «süq» – рынок, предполагающим не площадь, а улицу с выходящими на нее лавками. Как указывает Читти, слово это не обнаруживается в египетских текстах IV в. и его специфически монашеское употребление берет начало в Палестине (Chitty 1966. Р. 15–16). Значение термина со временем менялось. В AS, Jan. И. Р. 298 отмечается, что лавра от киновии отличается не количеством монахов, а подвижничеством уединившихся в келье («sed ob exercitudinem in cellia sejunctis»). Для рассматриваемого времени лавра представляет собой тип монашеского поселения, переходный от киновии к строгому отшельничеству. Монахи проводят всю неделю в своих кельях в одиночестве, либо с одним или двумя учениками, собираясь в церкви на субботу и воскресенье для общего богослужения (σύνα ξις) (см.: Kyrillos 1929. P. 102.7; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. 23). Как свидетельствует Созомен, «жилища их настолько удалены одно от другого, что жители их не могут ни видеть, ни слышать друг друга; впрочем, все сходятся в одно место и делают церковные собрания в первый и последний день недели [то есть субботу и воскресенье]. ... Независимо же от этой причины они не беседуют друг с другом...» (Церковная история 4.31; PG 67,1388В; рус. пер.: Созови 1851. С. 451). Там же монахи запасались хлебом и водой на неделю, приносили выполненную ручную работу  ( εργόχειρου) и запасались всем необходимым для работы (обычно это ветви для плетения корзин – зαία). Лавриоты имели единого настоятеля ( ηγούμενος,  άββα), службы, удовлетворяющие их нужды, институт наставничества, общую трапезу. Но акцент этого способа монашеской жизни – не на общности монахов; достаточно распространена схема, описанная Кириллом Скифопольским во многих его житиях: киновия является подготовительным этапом к лавре, а та, в свою очередь, к строгому отшельничеству. «Как цвет предваряет плод, – говорит прп. Савва, согласно житию прп. Иоанна Молчальника, – так жизнь в киновии предваряет отшельническую ("Ώσπερ  αν$ος προηγείται καρποφορίας,  όντως ο κοινοβιαχός βίος τού άναχορητικού προηγείται)" (Kyrillos 1929. Ρ. 206. 8–10; рус. пер.: ПП. Вып. 3. C. 6). Однако нужно остерегаться абсолютизирования данной схемы и распространения ее на всю монашескую жизнь Палестины. Киновия остается все же самостоятельным и независимым от лавры родом монашеского поселения.

3.. .. отведя его в монастырь  ( μονή) – Как утверждает анонимный автор статьи о свв. Хозевитах, Георгии и Иоанне (Les saints Kozebites  11 Echos de lOrient 1 [1897]), термин  μονή означает не киновию, и не любую обитель, а тип обители, совмещающий в себе лавру и киновию, то есть лавру с построенной в центре нее киновией, как это было в обители св. Герасима Иорданского. Хозива, утверждает автор статьи, была именно таким  μονή (р. 228). Из текста жития действительно видно, что в Хозиве имелась и киновия, и кельи. О том, что Хозива – скорее лавра, чем киновия, свидетельствует и один из издателей AS, в сноске к житию св. Феодора Сикеота: «Хузова, или Хозива, была лаврой, не киновией» (AS, April III. P. 39, annot. а). Что касается термина  μονή, то вряд ли можно атрибутировать его исключительно данному типу монашеского поселения, так же как и какому-либо другому. По-видимому, он применялся как в отношении к лавре, так и к киновии, а также и к келье отшельника (причем в двух последних значениях этот термин употреблялся, по свидетельству Читти, уже в мелетианских папирусах тридцатых годов IV в., см.: Читти 2007. С. 31), и поэтому переводится, как правило, нейтральным словом «обитель». В данном же случае этот термин возможно перевести как «монастырь», поскольку имеется в виду киновия.

3. ...монастырь святой Владычицы нашей Богородицы – Прим. An. Boll: этим именем часто называли обитель вследствие многочисленных чудес, явленных Пресвятой Богородицей в этом месте.

3. ... увидев его, еще тогда юного и безбородого... не захотел оставить его в лавре... а отведя его в монастырь... передал игумену – Оприеме в лавру см. «Киновиальные правила прп. Саввы Освященного, врученные им пред кончиною преемнику своему игумену Мелиту»: «Ни в каком случае не принимать в лавру евнуха или безбородого; женщинам же для молитвы нельзя входить не только в лавру, но даже в метохи, и в особенности – за вторую дверь великого метоха» (Савва 1890. С. 170–171). Под метохами, как поясняет в комментарии А. А. Дмитриевский, здесь понимаются земельные участки, принадлежащие лаврам и монастырям, со всеми постройками, а под великим метохом, очевидно, – Иерусалимское подворье лавры, где останавливались многочисленные паломники и паломницы, так что, как подчеркивает Дмитриевский, «самый монастырь от странноприимниц был отделен внутреннею стеною» (Там же. С. 178–179, прим. 5). Сам прп. Савва, согласно житию, придя еще безбородым юношей в лавру прп. Евфимия, был отослан им к авве Феоктисту, так как «юноше неприлично быть между отшельниками» (Kyrillos 1929. Р. 91.9–10; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. 9). Также был отослан им позднее прп. Кириак Отшельник к авве Герасиму. Так и сам прп. Савва поступал впоследствии, «ибо спасался соблазнов лукавого (διά τά σκάνδαλα  τού πονηρού)» (Kyrillos 1929. P. 113.26; рус. пер.: ПП. Вып. 7. С. 38).

4. ...постриг ( άπ&ριξε) его и одел в монашеский образ (σχήμα) – И уставы прп. Иоанна Кассиана, и пространные правила свт. Василия Великого, и тексты житий свидетельствуют о том, что ко времени написания данного жития (нач. VII в.) существовали уже все элементы таинства пострижения: собственно пострижение, обеты ( αποταγη) и облечение в монашескую одежду ( σχήμα). О перемене имени есть свидетельство и в «Изречениях отцов»: «Сказал авва Анувий: с того времени, как имя Божие наречено на мне, ложь не исходила из уст моих» (Apophthegmata, col. sys. 11.7; PG 65,129D). Что касается пострижения, то одним из первых упоминает о нем Иоанн Мосх в «Луге Духовном» (102). Согласно уставу прп. Иоанна Кассиана (Об установлениях киновитян 4.3–5) пострижение и облечение в монашескую одежду совершалось руками аввы перед всей братией. Свидетельство об облечении в схиму содержится также в греч. житии прп. Пахомия: когда он приходит к человеку Божию Паламону, желая, чтобы тот принял его, Паламон после некоторого испытания его принял и облек в монашескую схиму (Pahomius 1932. Р. 6). Также и о прп. Кириаке Отшельнике сообщается в его житии, что он, придя в обитель Великого Евфимия, был облечен в монашеский образ «святыми его руками» (Kyrillos 1929. Р. 224.22–23), хотя ему и не было разрешено остаться в лавре по молодости. В житии прп. Анастасия Персского эту функцию выполняет наставник (Flusin 1992. Т. I. Р. 11–13). Совлекаться же эта одежда могла уже только с позором, в случае изгнания из обители. Главным назначением монашеской одежды было служить облеченному в нее зримым напоминанием о принятых обетах. Так, 22-е пространное правило свт. Василия Великого гласит: «Посему распространение обета и на одежду служит как бы вразумлением каким для немощных, невольно удерживая их от худого» (PG 31, 980С). О символическом значении монашеского пострижения свидетельствует житие прп. Герасима Отшельника: «...и обрезав волосы, а с ними, так сказать, всякое мирское и земное помышление, он весь предался добродетели» (ППС. Вып. 57. С. 132).

О том, какое высокое значение придавалось монашескому пострижению, можно заключить, например, из «Луга Духовного» (118). В этой главе повествуется о диаконе Мине, который «снял с себя иноческую одежду и стал мирским человеком» (PG 87/3, 2891В-2983А). Прп. Симеон Столпник, увидев его, потребовал, чтобы слуга принес ножницы и остриг его. «Изумившись словам старца и придя в то же время в великий страх, он [Мина] принял пострижение...». Вернувшись по повелению прп. Симеона в свой монастырь, он был допущен к священнослужению, как тот ему и предсказал. Однажды, когда он нес Святые Дары, у него выпал глаз, и «из этого знамения познали, что Бог простил ему грех по слову праведного Симеона».

Монашескую одежду, возлагавшуюся на новоначального, согласно свидетельству Apophthegmata Patrum, составляли куколь ( χουχούλλιον), аналав (άνάλα βον) и пояс ( ζώνη): «Старцы говорили: куколь есть знак незлобия; аналав – знак креста; пояс – знак мужества. Итак, будем вести жизнь по нашему иноческому образу» (Apophthegmata, col. sys. 10.174). Во времена прп. Георгия Хозевита, как можно заключить из его жития, монашеское одеяние включало и другие элементы, как например, эпирриптарий и коловий (см. ниже). Вообще о монашеской одежде см. 22 и 23-е пространное правило св. Василия Великого (PG 31,977–982); «Об установлениях киновитян» прп. Иоанна Кассиана (Jean Cassien 1965. P. 361.36–54); письма блж. Иеронима к Непотиану и Евстохии, а также: Palmer 1993. Р. 413–416. О значении монашеской одежды особенно ярко свидетельствует житие прп. Анастасия Персского, в котором описывается, как прп. Анастасий просит палачей снять с него одеяние и бить по голому телу, чтобы одеяние не получило бесчестия (Plusin 1992. Т. I. Р. 65.13–14; рус. пер.: ПП. Вып. 14. С. 12), и на вопрос, заданный ему на допросе: «Итак, тебе приятно носить одежду, которая на тебе?», – отвечает: «Эта одежда – моя гордость  (То σχήμα τούτο καύχημα μού εστιν)» (Ibid. P. 61.10–14; рус. пер.: Там же. С. 12). В версии этого жития, принадлежащей перу Георгия Писиды, есть любопытная деталь, свидетельствующая о степени почитания монашеской одежды. После рассказа о том, как игумен монастыря исцеляет бесноватого, одев на него коловий умершего мученика, добавляется: «...ибо он верил, что одежда участвует в славе мученика, как и в благоухании  ( Ἐπίστευε γάρ ώσπερ εύωδίας μεταλαβειτην εσ$ήτα, τής τού μάρτυρος χάριτος)» (Ibid. Ρ. 47.4–8).

4.. ..снять иматий -Иматий  ( ίμάτιον), или гиматий, для данного времени является родовым обозначением монашеской верхней одежды, и может чередоваться со словами:  καμίσιον, κουσούλλιον,  ύποκάμισον,  λεβίτων, как названиями видов этой одежды.

4. ...подпоясать эпирриптарий – Эпирриптарий  ( επιρριπτάριον) – букв.: накидка; происходит от  επιρρίπτω – набрасывать, накидывать. Согласно словарю Du Cange 1898, это одежда, которая набрасывалась на плечи, или вид капюшона (caluptrae), покрывавшего голову и плечи. Пометка X в. к «Житию прп. Стефана Савваита» в AS гласит: «Жившие близ воды обитатели Святого града называют так старый плащ [mantellum, греч.  μάντιον]; его не надевают, когда собираются в церковь, но только когда совершают ручную работу или предпринимают путешествие» (AS, Julii II. P. 548, annot. f). В «Луге Духовном» (92) переводится как «мантия»: «...на плечах – короткая мантия из рогожи (επ’  αποφια&ίου)» (PG 87/3, 2950С). Может означать и просто капюшон, как у Sophocles и Lampe, но это исключается в данном контексте. См. также: Palmer 1993. Р. 418–419.

4. ...придя и не найдя ни наставника – Слово «наставник»  ( επιστάτης, лат. magistrus), как отмечает Flusin, является terminus technicus для обозначения монаха, которому поручался новоначальный. В других случаях может означать настоятеля, игумена, как синоним  ηγούμενος,  άββα (см. выше). Из «Жития прп. Анастасия Персского» можно подробно узнать о функциях наставника в савваитском монастыре времен Георгия Хозевита. Он должен был преподать новоначальному τά γράμματα τά  ελληνικά, «еллинскую грамоту» (Flusin 1992. Т. I. Р. 11.12), то есть научить его читать и писать по-гречески. Одновременно с этим изучалась Псалтирь. После этого новоначальный получал постриг и монашескую одежду, в случае прп. Анастасия – от наставника же. Насколько можно судить из жития прп. Георгия, функции наставника в Хозиве были значительно уже.

4.. .. ввел в монастырь –  Μοναστηριον – термин для обозначения обители скорее в территориальном отношении, чем в плане ее внутреннего устроения. Это, собственно, место, огражденное стеной. На Руси это название сохранялось какое-то время для обозначения огражденного места вокруг церкви. «Монастырь» может обозначать как лавру, киновию или обитель, совмещающую эти обе формы, так и кельи отшельников, пещеры и т. д. Последнее и было первоначальным значением этого слова, как и слово  μοναχόςозначало первоначально того, кто живет уединенно, «единствует» –  μονάζει  (Palmer 1993. P. 260). Так, например, в житии прп. Илариона Великого повествуется о том, что он завел обычай в определенное время года обходить кельи отшельников. «Когда это сделалось известным братии, все стекались к нему, и в сопровождении такого вождя обходили монастыри (τά  μοναστήρια)" (Strout 1943. P. 332.25.2; 370.25.3; 414.19 [26].1.)

5. ...на могиле святых – Прим. An. Boll: этим наименованием, «могила святых»  ( η &ηκη των άγιων), обозначали некое особо священное место монастыря, в котором были положены некоторые славные монахи, тогда как других хоронили в общей усыпальнице  ( κοιμητηρίφ).

5. ...через юного и новоначального – «Новоначальный» (αρχάριος) – термин, чрезвычайно часто встречающийся, однако строго не определен. Согласно Пальмеру, новоначальный – проходящий подготовительный период в киновии перед тем, как получить келью, то есть киновит; в кельях живут келиоты (κελλιώται), и этот образ жительства соответствует стадии совершенного (τέλειος) (Palmer 1993. P. 260). См. также комм, к словам: «...увидев его, еще тогда юного и безбородого... передал игумену» (3).

5. ...юноша, развившись остном тщеславия, ушел к своему брату в лавру – Это один из немногих случаев, когда оправдывается самовольный выход монаха из обители (в духовном, а не в каноническом смысле), например см.: «...Древние не скоро переходили с места своего, разве по сим причинам: если случится кому-либо получить оскорбление от кого, и делая все к удовлетворению обидевшего, он не мог примирить его; или также если случится войти в славу у многих (ύπο πολλών δοξάζεσδ᾿αι) или впасть в блудное искушение» (Apophthegmata, col. sys. 7.31).

6. ...занимая так называемую Старую церковь – Прим. An. Boll.: нигде больше, насколько известно, не встречается упоминания об этой Старой церкви. Автор вполне достоверно передает такие подробности, которые выдают его как современника и местного жителя.

6.  ...но привратнику башни (κάστρον) – В An. Boll., где κάστρον передается как turns – «башня», отмечается: «Что это за κάστρον, не вполне ясно, но можно догадываться. А именно, был обычай, чтобы пришедших принимали в гостинице монастыря». Иоанн Фока свидетельствует: «Но и монастырь Каламона, тоже [окруженный] башнями и бойницами (cortinis [= κορτίνων]), сооружен из квадратного тесаного камня...» (ППС. Вып. 23. С. 52). Возможно, латинский переводчик понимал под cortinis = κορτι᾿νων не бойницы, как в русском переводе, а нечто другое. Во всяком случае, иером. Феодосий (Олтаржевский) упоминает о том, что построение башен в монастырях, как это и естественно было бы предположить, связано с опасностью персидских нападений. Эти башни, в связи с тяжелым материальным положением монастырей, устраивались по ходатайству архимандрита светской властью. Так, по просьбе прп. Саввы, имп. Юстиниан для отражения сарацинских набегов устроил вблизи его монастыря такую башню-крепость. Эти башни занимали господствующее положение над постройками монастыря, и разрушить ее значило нанести значительный ущерб монастырю. Так поступили, например, недовольные Саввой монахи, оставляя лавру (Kyrillos 1929. Р. 122.21–28).

7. Однажды сказал авва Ираклид – Авва  ( άββα) – греческая транслитерация арамейского слова «отец». Прим. An. Boll.: наименованием «авва» (отец) здесь и далее обозначается монах; в других же случаях может означать игумена.

8.. ..обернув виноградными побегами начатки каких-то плодов с полей – Прим. An. Boll.: о сходных действия крестьянина говорится в «Житии св. Иоанна Хозевита». В приводимой нами ниже версии данное место сокращено. См. AS, Oct. XII. P. 592D: «Воистину сокровище не оставалось неизвестным. Некий крестьянин, который, имея младенца, одержимого злейшим духом и терзаемого, положил его в корзину, покрыл травами, подвесил к окну святого мужа и скрылся. На плач ребенка вышел святой муж, увидел и понял, что отрок терзаем от нечистого духа, тотчас исцелил его от бесовской силы, изгнав беса».

9. ...стоял в углу церкви с кентоном и кукулем – Кентон  ( χεντωνάριον, также возможно  κεντόνιον или  κεντωνιον, латинизир.  κεντών [Suidas], слав, «лоскутник») – одежда из лоскутьев или со множеством заплат (Lampe). Может означать старый плащ (Sophocles) или подстилку, но в данном случае – головной убор. Вообще кентон – кентонарион – одежда, которую носили бедные люди и рабы, одежда покаяния. Так, см. «Житие прп. Саввы Освященного»: «...потому что Савва по смирению своему всегда одевался в одежду ветхую и со многими заплатами  ( κεντώνια ρυπαρά και πολύρραφα)" (Kyrillos 1929. P. 142. 8; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. 51). Как ни странно, Оппенхайм в своем фундаментальном исследовании о монашеской одежде ни словом не упоминает подобного объяснения, которое встречается повсеместно, во всех без исключения справочных изданиях, и лишь предположительно высказывается, ссылаясь на Нила Синайского (Nilus Ancyranus 1983. P. 20.12), что, по-видимому, монахами Синая называлась так власяная туника, в отличие от льняной (Oppenheim 1931. S. 99).

9.  Кукуль ( χουχούλλιον ) – кукуль, куколь, или кукуллий (наглавник). В отличие от вышеупомянутых видов одежды, имел не практическое, а по-видимому, почти исключительно символическое значение, о чем свидетельствует, в частности, прп. Иоанн Кассиан: «Так, они непрестанно ночь и день носят небольшой кукуллий, который покрывает головы их, спускаясь до шеи и плеч для того, чтобы ко всегдашнему хранению детской невинности и простоты иметь побуждение в подражание головному покрову детей; и чтобы возвратясь к детству, о Христе могли они искренне и нелицемерно петь: Господи, не вознесеся сердце мое, ниже вознесостеся очи мои (Пс 130:1)» (Jean Cassien 1965. P. 42.3.1–44.3.5). О практическом его значении в тавеннисиотском монастыре повествует «Лавсаик»: «Во время же еды пусть покрывают головы кукулями, чтобы брат брата не видел жующим» (32.6). Кукуль носился и в церкви, даже и при принятии Священных Таин. См. также у Созомена: «...на голове носили шапочку, называемую  χουχούλλιον, дабы жить чисто и непорочно, подобно питающимся млеком детям, на которых кладут такие шапочки для прикрытия и защищения их головы» (Церковная история 3.14; PG 67,1069С).

9. .. .вплоть до службы –  Σύναξις – собрание; в частности, молитвенное собрание, богослужение, также литургия. Может означать молитвы, обязательные для монахов – «правило» (Lampe,  Du  Cange 1898) или просто «молитвословие», как в Apophthegmata Patrum:«Другой старец пришел к одному старцу. Тот, сварив немного чечевицы, сказал: «Совершим малое молитвословие  ( σύναξιν)""(Apophthegmata, col. sys. 4.70). Согласно Флюзену, для данного времени  σύναξις – воскресная служба, то есть служба, которая совершалась с субботы на воскресенье и для участия в которой келиоты приходили в киновию. Естественно, что для обители вроде Хозивы эта служба и была службой по преимуществу. Однако надо помнить, что у данного слова «литургия» – лишь одно из возможных значений, вообще же оно означает прежде всего собрание, молитвенное собрание; отсюда название праздников: собор  ( σύναξις) Пресвятой Богородицы, собор Иоанна Предтечи и т. д. Примерно так же использовалось славянское слово «служба» в дониконовских рукописях: «служба св. Василия Великого», «служба св. Иоанна Златоуста». Н. Д. Успенский, например, описывает случай, когда перевод данного слова как «Литургия» вместо слова «служба» привело к утверждению ложных представлений о происхождении литургии Преждеосвященных Даров (Успенский 1976. С. 146).

10. ...выходя на середину [церкви] (εις  τό μέσον) – Не вполне ясно, что здесь означает это выражение, возможно – «в среде их» (то есть отцов), но более вероятно, что то  μέσον здесь является terminus technicus для обозначения середины церкви, наподобие того, как в одном из текстов ХII в. это слово указывает на кладовую ( δοχιάριον) как на «среднее помещение» (Паисий Агиопостолит 1891. С. 119). «Середина» церкви часто понималось в качестве особого пространства, где происходили наиболее важные события, так, например, рукополагаемый выводился на середину церкви для публичного исповедания веры. Предлог же εις здесь, очевидно, несет (что ему вообще бывает свойственно) двойную функцию, означая и движение в-, и нахождение в чем-либо.

12....только один коловий – Коловий  ( κολόβιον) – термин египетского происхождения, обозначает тунику или короткий хитон с короткими рукавами либо без рукавов (Thes. Gr.), который, как правило, изготовлялся из грубой мешковины (saccis lineis), см.: Verba seniorum // De vitis Patrum. Lib.V. 8.18; PL 73, 908D. О нем упоминает прп. Иоанн Кассиан в «Установлениях киновитян»: «Чтобы показать свое отчуждение от дел мирских и от общения с землею, они [тавеннисиотские монахи] носят льняные туники без рукавов или с рукавами, едва достававшими до локтей, так что руки у них были совсем голы. Эта одежда приводит им на память слова апостола: умертвите уды ваша, яже суть на земли; умросте, и живот ваш сокровен со Христом в Бозе (Кол 3:5); мне мир распяся и аз миру (Гал 6:14)» (Jean Cassien 1965. P. 44.4.1–11; рус. пер.: Иоанн Кассиан 1892. С. 5), также см. у Созомена: «Так например, они облачались в хитоны без рукавов, давая тем разуметь, что руки их не должны быть готовы на обиду» (Церковная история 3.14; PG 67, 1069С). Некоторые авторы отождествляют его с левитоном, или левитонарием ( λεβίτον,  λεβιτονάριον). Св. Феофан так описывает коловий = левитон: «Исподнего платья не было, следовал прямо левитон, который заменял собой и рубашку, и наш подрясник. Устроялся он наподобие мешка с прорезями вверху для продевания рук, для которых, впрочем, приделывались и рукава в какую-нибудь четверть длины, так что они доходили только до локтей. В длину левитон простирался до колен» (Феофан Затворник 1892. С. 107). Другие же говорят о левитоне не как о другом названии коловия, а как об определенном виде коловия. Так, например, говорится о нем в житии прп. Пахомия: «Левитон – льняная одежда, вид коловия, которую носят монахи Египта и Фиваиды и по сей день» (PL 23, 237D). Также и блж. Иероним в предисловии к «Правилам» прп. Пахомия говорит: «...B кельях не имеют ничего, кроме... двух левитонариев (это род одежды египетских монахов, не имеющий рукавов [quod genus absque manicis aegyptii vestimenti est])» (PachoMius 1932. P. 6.5–6; рус. пер.; Иероним 1893–1903. Ч.З. C. 55). В «Луге Духовном» есть упоминания о коловиях из других материалов, помимо мешковины, употреблявшихся строгими отшельниками. Так, например, упоминается о коловии из камыша (από  σιβίνου, PG 87/3,2985А), из оленьей кожи (από δερμάτων  βουβάλων, PG 87/3, 2985C), из пальмовых листьев (άπό  σειράς, PG 87/3,2950). См. также «Правила для монахов» прп. Антония (PG 40,1069), «Правила» прп. Пахомия (Pachomius 1932. Р. 13.14–16), предисловие блж. Иеронима к уставам прп. Пахомия (PL 23, 65В). Также см.: Феофан Затворник 1892. С. 107, 524; Oppenheim 1931. S. 94–95; Palmer 1993. P. 417. По свидетельству прп. Иоанна Кассиана, для Запада коловий был менее пригоден, так как был легкой одеждой, хотя на изображениях он встречается на Западе очень часто, особенно в Италии.

12.  ...участвовать в правиле и службе Пречистых Таин  ( συνκανονείν τφ τε κανόνι και τη λειτουργίφ των άχράντων μυστηρίων) – Κανών – это слово может употребляться для обозначения монашеского правила либо богослужения, или какого-либо молитвенного чина, например, погребения; см. «Житие прп. Саввы»: «Они пропели над ним обыкновенные молитвы погребения (τόν  συνη$η κανόνα)"(Kyrillos 1929. P. 108.24; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. 32). Но в монашеской литературе это преимущественно  κ. της φαλμφδίας – «правило псалмопения». Слово также означало утреню, которая состояла в основном из псалмов и по схеме была близка к современной. Довольно подробно она описывается в рассказе Иоанна и Софрония о Синайской утрене, который отражает практику до 614 г. (см.: Успенский 1978.

С. 94–96). Но в данном случае, очевидно, речь идет о всей службе, тем более что, вероятно, в обители Хозива вечерня соединялась с утреней, что было одним из главных отличий иерусалимского устава от константинопольского. См. «Житие прп. Саввы»: «Савва постановил, чтобы в обеих церквах во всякий воскресный день и господский праздник было непрерывное бдение с вечера до утра» (Kyrillos 1929. Р. 118.16–20; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. 44); «...и повелел совершать в ней [в пещере] богослужение (τον κανόνα  εττετρεφεν) в субботу и воскресный день» (Kyrillos 1929. Р. 102.7; рус. пер.: ПП, вып. 1. С. 23). Также см. гл. 42 настоящего жития: «...когда мы, келиоты, приходили в киновию к церковной вечерне...», «...снова, на следующее утро, когда выходили мы в кельи...». Согласно уставу прп. Саввы, присутствие на всенощном бдении было обязательным: «...Не иметь права вообще никому выходить из лавры в субботу ввиду имеющегося быть всенощного бдения (αγρυπνίαν), помимо нужды и дела монастырского, но после бдения пусть идет по нужде своей с дозволения настоятеля или экклесиарха. Не бывшему же на очередном бдении пусть ничто не принимается в извинение, потому что довольно ему целой недели, чтобы управиться со своими нуждами» (Савва 1890. С. 182). Соединение вечерни с утреней отразило уклад жизни палестинских монастырей, вернее лавр, где келиоты собирались в церковь на субботу и воскресенье и расходиться после совершения вечерни было неудобно и небезопасно, учитывая скалистый рельеф этой местности (см. гл. 26–28 настоящего жития). Таким образом, они собирались один раз вечером и проводили в церкви все время до утра. В общежительных же студийских монастырях монахи собирались отдельно на каждую службу (Успенский 1978. С. 62–63).

Λειτουργία των άχράντων μυστηρίων – здесь имеется в виду именно литургия, хотя вообще слово  λειτουργία, как и συναξις, означает вообще службу. Оно встречается также и для обозначения просто молитвословия, келейной молитвы: «Прочитываю я двенадцать псалмов... и тотчас по успокоении совершаю малое молитвословие (μικράν  λειτουργίαν )" (Apophthegmata, col. sys. 10.106).

12.. ...после нападения персов – Прим. An. Boll.: под нападением разумей нападение Хосроя II, ставшего царем, когда персы, захватив в 614 г. Иерусалим, унесли с собой Святой Крест.

14. ... устраивать сбор мануфий –  Μανούρια,, μα ννούια – это редкое слово встречается едва ли не исключительно в монашеских житиях этого периода, в первую очередь – принадлежащих перу Кирилла Скифопольского. В переводах, издававшихся в «Палестинском патерике» в начале века проф. И. Помяловским, это слово переводится как «ветви для плетения корзин», см. в «Житии прп. Евфимия» (Kyrillos 1929. Р. 72.19) и в «Житии прп. Саввы» (Kyrillos 1929. Р. 130.30), – однако на чем основывается подобный перевод, непонятно. Согласно словарю Du Cange 1898, «мануфий» – кустарник, ветви, прутья; согласно Sophocles – сучья. An. Boll., вынося это слово в список так называемых греко-варварских слов, дает перевод «frutex aut fruticis fasces» – кустарник или вязанка ветвей, в примечании делая вполне естественное предположение, что эта вещь, по-видимому, использовалась для разведения огня, ссылаясь на AS, Mart III. P. 170, где содержится лишь подобное же предположение, и на Du Cange 1898. В новогреческом переводе стоит «τα  χαμόκλαδα» – хворост. Однако ни один из известных нам случаев употребления этого слова не дает возможности установить применение этих «мануфий». Известно определенно лишь то, что они собирались и складывались (причем один раз на весь год). Когда речь идет о хворосте для отопления, то говорится: «ξύλα» или  " φρύγανα ξηρά», когда о плетении корзин – « βαϊα », то есть пальмовые ветви. Так, «мануфии» упоминаются, например, в «Сказании о мученичестве святых отцев»: «Сарацины безумно затеяли сжечь кельи, находя в каждой из них сучья, так называемые  μανούρια  (ибо отцы имели обычай собирать и складывать их)» (ППС. Вып.

57. С. 15). Но в том же житии говорится о сосудах, скрытых под хворостом –  ύπό φριγάνοις (Там же. С. 6).

Биннс в своей монографии дает лишь краткую справку о том, что так наз.  μανούρια – это пустынный чертополох (theastles – возможно, просто колючий кустарник), который использовался монахами в пищу (sic!) и в качестве топлива (Binns 1994. Р. 55), не приводя, к сожалению, никаких ссылок.

14.  ...около четвертого часа – Это место свидетельствует о том, что в киновии была утренняя трапеза (то  άριστον). Согласно свидетельствам более раннего времени, пища в киновиях принималась не чаще чем один раз в день, вечером. В Тавеннисиотском монастыре прием пищи каждый день считался наиболее мягким постом. Братия в монастыре Аполлоса принимала пищу не прежде как приобщившись Евхаристии Христовой, в третьем часу. Такая практика существовала и в Палестине: об этом свидетельствует, например, «Житие прп. Саввы Освященного». Патр. Илия, принимавший у себя в обители св. Савву и других отцов, «обыкновенно после утрени не показывался им до девятого часа, а около девятого часа выходил к ним, приобщался Святых Таин, принимал пищу (έγεύετ о) и после вечери (μετά то λυχνικόν) уходил от них». Также см. «Житие прп. Симеона Столпника»: «Все постились только до вечера и затем вкушали пищу, блаженный же Симеон не ел от воскресенья до воскресенья» (ППС. Вып. 57. С. 71). О том, что этот образ поста должен быть принят за основу, пишет св. Василий в письме к св. Григорию Богослову: «На принятие пищи должен быть назначен один определенный час, и притом один и тот же в продолжение известного срока, так чтобы из двадцати четырех часов в сутках только один употребляем был для тела, все же прочие часы проводил подвижник в умном делании» (Письмо 2; PG 32, 233А). Хотя из его же «Пространных правил» и «Подвижнических уставов» можно заключить, что пища в киновии принималась несколько раз в день. См., например, вопрос 15: «Коснулся ли кто не вовремя снедей? Пусть большую часть дня остается без пищи» (PG 31,952–957А). Также «Подвижнические уставы» упоминают о принятии пищи в полдень, но не утром.

Свидетельство о достаточно ранней трапезе, относящееся ко времени прп. Георгия Хозевита, для савваитской обители содержится в «Житии прп. Анастасия Персского», гл. 9. Прп. Анастасий «исполнил правило с братиею (τον κανόνα) причастился Божественных и животворящих Таин Божиих, пообедал со отцами (άριστήσας)..."(Flusin 1992. Т. I. Р. 57.15.2–33; рус. пер.: ПП. Вып. 14. С. 10), – но это было в воскресенье, когда мог быть не такой распорядок, как на неделе, о чем свидетельствуют, например, уставы прп. Иоанна Кассиана (3.11–12). Так, из гл. 12 «Об установлениях киновитян» следует, что «в субботу, воскресенье и дни праздников... обыкновенно предлагается братии обед и ужин» (Jean Cassien 1965. P. 116; рус. пер.: Иоанн Кассиан 1892. С. 27). Подобный распорядок и называется отменой поста в гл. 9 и 10 «Установлений», где говорится, что на всем Востоке, в отличие от Запада, отменяется пост в субботу. Таким образом, пост понимался преимущественно как полное воздержание от пищи и пития до определенного часа, как правило – до вечера. Так, прп. Харитон Исповедник, покидая первую основанную им лавру, «определил время принятия пищи, что бывает при окончании дня» (ПП. Вып. 10. С. 17).

14. ...как херувимы и серафимы быть весь око – Ср. в Apophthegmata Patrum, col. alph.: «Авва Виссарион, умирая, говорил: «Монах подобно херувимам и серафимам должен быть весь оком» (PG 65, 141D; рус. пер.: Достопамятные сказания 1993. С. 46–47). Ср. «Житие прп. Евфимия»: «...стань весь оком, как мы слышали о херувимах. Монаху должно соблюдать себя отовсюду и иметь душевное око недреманным на стражу себя, так как он всегда ходит среди сетей» (Kyrillos 1929. Р. 31.26–32.3; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. 34). Это изречение, раскрывающее суть монашества по внутреннему человеку, варьируется на протяжении первой Духовной беседыМакария Египетского, являющейся толкованием на видение Иезекиилем четырех духовных животных, исполненных очей (Иез 1): «Итак, если сделался ты Божиим престолом, и воссел в тебе небесный Браздодержец, и душа твоя стала вся духовным оком и вся светом – если внутренний человек твой опытно и несомненно изведал все сие, то вот живешь ты подлинно вечной жизнью, и душа твоя даже ныне упокоевается с Господом» (PG 34, 461 С; рус. пер.: Макарий Египетский 1993. С. 12).

14. ...возносим высоко брови – Возносить высоко брови (τάς  όφρύς ύφιττετέω) – фразеологизм, означающий превозношение. См. например «Подвижнические наставления» (40.3) прп. Феодора Студита: «Прошу вас настоятельно, не бранитесь, не оскорбляйте друг друга, не поднимайте высоко бровей, не великоречьте и не хвастайте...» (Добротолюбие 2004. Т. IV. С. 91).

16.  ...при святом отце нашем Модесте – Модест – игумен обители св. Феодосия (или Дуки) и архимандрит монахов; после пленения патриарха Захарии – местоблюститель патриаршего престола и, наконец, патриарх (с весны по 17 декабря 630 г.). Н. Марр приводит свидетельство Иоанна еп. Болнисского, что Модест возведен на патриарший престол в дни возвращения Святого Креста (Введение // Антиох Стратиг 1909. С. 24). Во время персидской оккупации Модест ставил своей задачей восстановление святынь Святого града. Согласно рассказу Стратига, «Ираклий, видя славное дело возобновления святых мест, которые обстроены были блаженным Модестом, очень обрадовался и велел посвятить его патриархом Иерусалимским, так как блаженный Захария скончался в Иерусалиме...» (Антиох Стратиг 1909. С. 65.26–30; о проблемах в датировке данных событий см.: Flusin 1992. Т. II. Р. 301, 311, 316, п. 90). Н. Кондаков в своей статье «Иерусалим христианский» в «Православной богословской энциклопедии» пишет, ссылаясь на Никифора Каллиста, и ему склонен доверять и прот. К. Кекелидзе, что, согласно миру 628 г., «возвращены патриарх Захария и другие пленники, бывшие с ним в Эдессе», после чего тот продолжает патриаршествовать (Православная богословская энциклопедия. Т. VI (1911). С. 491); Флюзен, однако же, считает несомненными свидетельства о кончине патр. Захарии в плену (Flusin 1992. Т. II. Р. 169).

После ухода персов Модест обращается в Тивериаду, Тир и Дамаск с просьбой о средствах на реставрацию церквей Иерусалима, разрушенных персами. Эта сторона его деятельности наиболее известна; она вызывала восхищение современников. Антиох называет его новым Веселеилом (изготовитель скинии Господней [Исх 31:2]) и Зоровавелем (Антиоха монаха послание к Евстратию;PG 89,1428А). Имп. Ираклий после возвращения, будучи удовлетворен восстановлением Иерусалима, утверждает Модеста патриархом Святого града (Flusin 1992. Т. II. Р. 17), хотя вернуть былое величие разрушенным постройкам и восстановить в полной мере богослужение при Святом Гробе он был не в состоянии. Другая сторона деятельности Модеста была связана с тенденцией монахов покидать пустыни и скрываться в городах и их окрестностях (см. PG 89,1425А). Монастырь Хозива после колебаний был занят вновь, как это видно из текста жития (гл. 35), – игумен, возвратившийся из Аравии с несколькими монахами, поселился в гостинице монастыря в Иерихоне, и только по настоянию братии возвратился в монастырь. В случае же оставления монахами обители монастырская жизнь в ней часто уже не восстанавливалась. Модест пытался противостоять этой тенденции, заботясь о том, чтобы часть монахов вернулась в пустыню. Определенных результатов он достиг: Большая лавра, а также и другие монастыри стали вновь обитаемы.

Модест, по слухам, скончался от яда 17 декабря 630 г. Место Иерусалимского патриарха оставалось вакантным до избрания св. Софрония в 634 г. (Антиох Стратиг 1909. С. 66.3–5; Flusin 1992. Т. И. Р. 141–142; 176). Память «Модеста, воссоздавшего Иерусалим» празднуется Иерусалимской церковью в вербную пятницу, вместе с Иоанном Милостивым (Garitte 1958. Р. 186–187), а согласно палестино-грузинскому календарю – 17 и 18 декабря (Garitte 1958. Р. 110–111).

18. ...отрекшись от врага, и всякого служения ему, и всей гордыне его, и всех дел его – Чин отречения ( άπόταξις) от диавола и сочетания ( σύνταξις) Христу, включающий эту формулу, содержится уже в древнейшем евхологии Барберини (Barberini Sancti Marci), отражающем константинопольскую доиконоборческую практику. В этот евхологий он списан в Италии с подлинника времен св. патр. Германа (около 730 г.). Вот текст этого чина: «После «Аминь», соблечену и отрешену [без обуви] крещаемому, обращает его [, если взрослый он,] священник на запад, горе руци имуща и глаголет трижды: «Отрицаюсь сатаны, и всех дел его, и всего служения ему, и всех ангелов его, и всей гордыни его"» (Арранц 1979. С. 54). Указанный евхологий содержит и этот, и более полный патриарший чин, являющийся, по-видимому, более древним, поскольку общий чин в древних рукописях сохраняет еще множественное число. Что касается самой формулы отречения, то она существовала уже по крайней мере к началу III в., о чем свидетельствует, например, Тертуллиан: «...из сего явствует неоспоримо, что это [зрелища] – суть дела сатаны (pompa diaboli), от которого мы при крещении совершенно отреклись. Стало быть, того, что мы тогда прокляли, нам не должно уже искать ни нашими деяниями, ни нашими словами, ни нашими взорами, ни нашими помышлениями. А при том нарушить обещание наше не то же ли самое, что сокрушить крещение?» (Tertullien 1986. Р. 282.23.6–284.1; рус. пер.: Тертуллиан 1847. Ч. И. С. 153–154).

Надо отметить, что напоминание в наставлении монахам о формуле крещального чина неслучайно. Как утверждает Пальмер, в данную эпоху уход в монастырь обычно совпадал с решением принять крещение, так что катехумен отождествлялся с новоначальным и монашеская жизнь рассматривалась как некий род реализации крещального обета (Palmer 1993. Р. 329).

18. ...чтобы пощадила Его несказанная благость люди Его и помиловала достояние Его (ср. Иоиль 2:17) – Цитаты из прор. Иоиля нередки в монашеской литературе этого времени. Например, более явно звучит цитата из Иоиля в «Исповедании» монаха Антиоха (PG 89, 1856А), а также в другом его произведении: «Плачьте священники, служители алтаря! Опустошена вся земля. Плачьте, священники, служители Господни, говорите: «Помилуй, Господи, народ Твой, не предай наследия Твоего на поругание, в притчу для народов, чтобы не сказали: Где Бог их?"» (Antiochus Monachus. Pandectae scripturae sacrae [Homiliae]; PG 89, 1764). В контексте времени эта цитата звучит довольно однозначно, а именно – в непосредственной связи с грядущим нашествием персов, которое ставилось в один рад с такими событиями, как вавилонское пленение, и воспринималось как неизбежная кара за грехи народа и исполнение того, что предначертано (προγράφεται) в ветхозаветных пророчествах (см. например: Ibid.; PG 89,1428). Также см. в «Пленении Иерусалима персами в 614 г.»: «Не плачу о мирском царе и его народе, а плачу я и рыдаю о верующем народе, о том, как предал Свою паству Всевышний, держащий на Своей ладони весь мир, и покинул Он Свой народ за его грехи» (Garitte 1960. Р. 3.12; рус. пер.: Антиох Стратиг 1909. С. 2.28–31). Данная цитата отражает также апокалиптические настроения времени. Катастрофа, которой было нашествие персов (а вернее, как пишет Флюзен, «это больше чем катастрофа, это позор» [Flusin 1992. Т. И. Р. 10]), пленение святого Древа Честного и Животворящего Креста, патриарха и народа воспринималось как начало конца. Отсюда призывы ускорить течение (гл. 47). Прекрасно дает это ощутить один из отрывков произведения Стратига, который, в силу его ритмической выразительности, лучше привести по-гречески: «Διό  ττονησαμεν, παρακαλώ,  ώδε μικρόν, ϊνα  μη κολασ^ώμεν εκεί πολύ,  άγονισώμε^α προσκαιρόν, ϊνα  μη βασανισ^ώμεν αιωνίως. Ό  χρόνος μικρός, η δε κρίσις μακρά. Τό τέλος εγγύς, και ό φόβος πολ  ύς, και ό λύων ούδεις, και ό σπεύδων νικφ (Посему потрудимся, прошу вас, здесь немного, чтобы не быть наказанными там много.

Поборемся временно, чтобы не быть наказанными вечно. Время кратко, суд велик. Конец близок, страх мног. Никто не избавит, и кто поспешит – победит)» (De Persica captivitate opusculum; PG 86/2, 3253A). Хотя это ожидание и не оправдалось, для палестинского монашества это время было началом заката. Затем, когда последует нашествие арабов, центр монашества на какое-то время переместится на Синай, а потом на Афон.

19. ...питался он только рожцами –  Κερατία – евр. harrubot, лат. Ceratonia Seliqua, L.; слав, «рожцы» – плоды рожкового дерева. Представляют из себя изогнутые стручки рогообразной формы, сладкие на вкус, но имеющие плохие пищевые качества («mali succi» – Thes. Gr.). Рожцы использовали в основном на корм скоту, почему и синаксарь постной триоди гласит: «Ненасытная бо вещь грех, согревающий обычаем, ради временного наслаждения: егоже рожцем уподобляет, яко свиниям сущая пища. Рожцы бо первее убо сладкое нечто предлагают; последи же жестоко нечто, и аки плевы бывают, яже весьма стяжа и грех» (Неделя о блудном сыне, сб., утреня). Это те самые рожцы, о которых говорится в Евангелии от Луки:...и желаете насытити чрево свое от рожец, яже едяху свиния, и никтоже даяме ему (Лк 15:16). Наряду с финиками, рожцы составляли пищу пустынников. Так, например, когда патр. Петр посетил в болезни св. Савву, то увидел, «что у него в келье нет другого утешения, кроме немногих стручков рожкового дерева  ( ολίγων κερατίων) и старых фиников» (Kyrillos 1929. Р. 182.10; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. 12).

19. Незадолго же до того как ударяли к ночной службе  ( τού κρούσματος τού νυκτερινού) – Буквально: «...до часа сигнала [била] ночной службы».  Κρούσμα – било (см. гл. 26 и далее) и сигнал к церковной службе. Хотя русское «било» означает орудие, в которое «ударяли», и только расширительно – сигнал, тогда как греч.  " κρούσμα« – само «ударение» или «клепание», и может переводиться как в данном случае – глаголом. См. например у прп. Феодора Студита: «Как только ударят в било, спешите все благодушно в Церковь, как бы ангелом позванные...» (Подвижнические наставления 13.1 // Добротолюбие 2004. Т. IV. С. 41). Сигнал производился при помощи ударов в дерево или по металлу, а в пустынях того времени – по дереву (то ξύλον). Иоанн Мосх употребляет в этих случаях выражения:  προ τον χρούσαι το ξύλον  (ЛугДуховный 104);  το ξύλον το νυχτερινόν (Там же); έως  ού εχρουσεν το ξύλον (Там же, 105), см.: Palmer 1993. P. 309. Также см. в «Сказании о мученичестве святых отцев»: «...Производились удары в било (κρουσμάτων те  хал σημαντηρίων  γινομένων), и мы слышали удары в дерево, как бы возвещающие присутствие смерти (ως θανάτου  παρουσίας τού ξύλου τα κρούσματα  ηχροώμε^α)» (ППС. Вып. 57. С. 8). Прп. Иоанн Кассиан сообщает о том, что в обязанности кого-либо из братьев входило будить остальную братию на ночную службу при помощи тех же ударов по дереву, причем делал он это «по рассмотрении положения звезд» (Jean Cassien 1965. P. 88.17.1–9). Опоздавшие на ночную службу до окончания первого псалма, а на дневную – до начала второго, не допускались на богослужение и должны по выходе братии просить прощения, кланяясь до земли (Ibid., 71.7.1–72.7.30). Так называемое «клепание», то есть «ударение в било», могло входить в обязанности канонарха, как в житии прп. Саввы, или парекклесиарха, либо «кандилапта». Со временем появляются различные била: великое – μέγα, бить в него – «ударять в тяжции», малое – μικρόν, и железное или медное – σιδερόν, χαλκόν; появляются и различные правила, регламентирующие, в каких случаях и в какие моменты службы в какое из бил ударять. С древних времен регламентировалась также внутренняя сторона данного служения. Еще устав прп. Пахомия Великого предписывает в 36-м правиле: «Кто ударяет в било перед обедом или молитвою, должен иметь назидательное размышление во время ударения (meditetur in percutiendo)» (Pachomius 1932. P. 22.3–4), а «Житие прп. Кириака Отшельника» сообщает о том, что он «не переставал бить в било в лавре к ночному псалмопению до тех пор, пока не окончит стихогласовать «Непорочны"» (Kyrillos 1929. Р. 227.4–6; рус. пер.: ПП. Вып. 7. С. 7).

19. ...в некоем строении –  Πιζούλιον – слово, отсутствующее в старых и новых словарях и лексиконах. An. Boll., приводя это слово в списке греко-варварских слов, дает перевод «vestibulum» – «вестибюль», комнатка, преддверие, передняя в доме; Флюзен, однако, поясняет это слово не как «комнатка», а как «домик», edicule – небольшое строение между входом во двор и самим домом (Flusin 1992. Т. I. Р. 27, п. 52). Очевидно, это была некая часовенка, стоящая посреди двора, наподобие той, в которой находились мощи прп. Саввы до похищения их латинянами (Савва 1890. Ч. 1,1890. С. 182, прим. 1).

23. Принял служение Пипингий –  Πιπίγγιον – это слово из тех, которые, согласно предисловию болландистов к латинскому переводу жития, «едва ли где-то можно найти». Переводчик-болландист на основании созвучия перевел: pipinculus, птенец. Этому пониманию следует и русский перевод начала прошлого века, откуда появилось загадочное: «...принял и... заботу о птенцах по дороге в Иерихон». Вносит ясность в этот вопрос Дж. Т. Милик, подробно разбирая в своей статье этимологию данного слова.  Πιπίγγιον,согласно Милику, – название, которое в византийскую эпоху указывало на довольно большой крытый водоем, расположенный по другую сторону потока от монастыря (сейчас это место называется «Mangil Gibr»). Данное слово произошло от редкого византийского глагола πιπ ζω (=  πιππίζώ), которое означает: 1) пищать как птенец, имитировать голоса птиц; 2) давать пить, утолять жажду (Thes. Gr., Suidas), совмещая значения глаголов  πιπίσκω и  ποτίζω. Добавлением суффикса –ιον к указанному глаголу, с усилением неустойчивого [g] носовым [п] образуется существительное  πιπίγγιον  (Milik 1963. P. 590–591). Таким образом, монахи Хозивы, вероятно, поочередно несли послушание у водоема, утоляя жажду паломников и других странников.

23. ...находили свечи на кануне –  Κσ,νονεϊον – слово, также совершенно отсутствующее в словарях. Возможно, имеется в виду нечто подобное нашему кануну, хотя совершенно не обязательно связанное с поминовением усопших; возможно, просто подсвечник.

25. Закупщик  ( Προαγορεστής) этого места – Как отмечает Биннс (Binns 1994. Р. 108–109), Хозиве, как и другим монастырям той же местности, приходилось иметь закупщика на Иордане, так как земля в Палестине более пригодна для выращивания фруктов и овощей, чем для изготовления хлеба; однако именно хлеб является основным продуктом питания монахов. Так, например, прп. Харитон, один из основоположников палестинского монашества, предписывал своим монахам питаться только хлебом и водой, и на него ссылается Никон Черногорец в своем «Тактиконе» (Никон Черногорец 1795. Л. 527); однако некоторые строгие аскеты отказывались и от хлеба и питались только овощами и травами. Хотя большинство монахов, как киновитов, так и отшельников, употребляли, помимо хлеба, и так называемые λάχανα – овощи (вернее, зелень, так как сюда входили и моченые бобы –  βρεχτά, и чечевица), хлеб все же оставался основным продуктом их питания. Поэтому хлебопекарня (άρτοκοπείον), которую имел каждый монастырь, была одной из важнейших его построек, возводившихся в первую очередь. Так, в в житии прп. Саввы Освященного повествуется о том, как он, найдя бежавших от него монахов и видя, что они находятся в великом стеснении, «пришел к ним и построил церковь и трапезную (άρτοκοπείον)» (Kyrillos 1929. P. 123.27).

30. Сарацины ( Σαραχηνοι, Σα,ρα χένι) [в заголовке гл. 7] – это название во время написания жития еще служит для обозначения народности, населявшей южную и западную Аравию. О сарацинах пишет Созомен в своей «Церковной истории» (6.38). Он возводит это название к имени Сарры, жены Авраама; по его мнению, это племя произошло от Измаила и Агари, имя же Сарры присвоило себе, «чтобы изгладить улику незаконного рождения и неблагородство Агари, которая была рабынею». Он пишет даже об обращении в христианство целого сарацинского племени, после крещения их филарха Зокома. Позднее же, в период раннего средневековья, у христианских авторов это название распространилось на всех арабов (иногда – только кочевых), а затем и на всех мусульман. Так, например, М. Арранц приводит чин «Принятие сарацин», содержащийся в евхологии XI в. Этот чин содержит «отречение от своей веры с анафемой на Моамеда, или Мухумета», и далее следует полная формула анафематствования сарацин (Арранц 1979. С. 28).

32. ...войти в Райф – Райф – лавра на берегу Красного моря, в двух днях пути от горы Синай, в то время, по-видимому, процветающая (Flusin 1992. Т. I. Р. 37).

33. ...не думай, что место есть то, чего ищет монах, но образ –  Τρόπος – образ действий (и мыслей), поведение, нрав. Эта игра слов ( τόπος –  τρόπος) в данном житии относится, очевидно, к довольно частым здесь цитатам из «Жития прп. Евфимия»: «...потому что ищется не место, а способ изволения (τρόπος της προαιρέσεως)» (Kyrillos 1929. P. 30.26–27; рус. пер.: ПП. Вып. 2. С. 33). Также она восходит к «Лавсаику», см. Bartelink 1985. Р. 16 (в старом русском переводе «Лавсаика» данное место отсутствует). Бартелинк в своем комментарии подробно прослеживает генезис данной игры слов, возводя ее к философу Бианту, одному из семи мудрецов, затем к афинскому оратору Эсхину (IV в. до Р.Х.), а также к Квинту Горацию Флакку и проч. Однако исследование генеалогии данной словесной формулы – занятие не слишком плодотворное вне контекста православной аскетики, в рамках которой появляется возможность действительного изменения «способа изволения» и действительной перемены духа – μετάνοια, то есть покаяния. Именно в смысле покаяния употребляет данную игру слов св. Иоанн Златоуст: «Слышали они [ниневитяне], что падут здания, и не убежали от зданий, а убежали от грехов; никто не оставил свои дома, как мы теперь, но каждый оставил злой путь свой... Поэтому и вверили свое спасение не перемене мест, но перемене нравов ( ού τοτιων εναλλαγαις, άλλα  τρόπων μεταβολή)» (Беседа 5 к народу антиохийскому 5; PG 49, 76). В подобной перемене нравов, борьбе со страстями и стяжании добродетелей и состоит, собственно, деятельная часть монашеской жизни. Прп. Савва, как гласит эпизод из его жития, перечислив монашеские добродетели, необходимые для приема в лавру, добавляет: «Такового Писание называет единомысленным [μονότροπον, букв.: единонравным], когда говорит: Господь вселяет единомысленные в дом (Пс 67:7)» (Kyrillos 1929. Р. 113.14–15; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. 38). Гийомон отмечает, что слово  μονότροπος, которым в переводе LXX передано евр. слово y'hidim, Симмахом переводится как  μοναχός.Знаменательно также, что Акилой это слово переводится как  μονογενείς, что в данном контексте имеет значение усвоения Христу.

33. Посему, чадо, послушай моего смирения и останься пока в этом месте – Многочисленные высказывания святых отцов свидетельствуют о том, что самовольные выходы из обители и переходы с одного места на другое губительны для духовной жизни монаха. Так, этому посвящена значительная часть гл. VII Apophthegmata Patrum, например: «Старец сказал: «Как дерево, часто пересаждаемое, не сможет приносить плода, так и монах, переходящий с места на место, охладевает и умирает для веры"» (Apophthegmata, col sys. 7.41);».. .ибо если птица поднимается с яиц, они делаются болтунами и бесплодными, так и монах, переходящий с места на место, не может принести плода ( ού καρποφορεί)» (Ibid. 7.22). Также см. «Житие прп. Евфимия»: «И ты, чадо, если останешься в том месте, на которое зван, и не вдашься в помыслы, хотящие отторгнуть тебя от пустыни, получишь успех и прославишься о Бозе» (Kyrillos 1929. Р. 33.20–22; рус. пер.: ПП. Вып. 2. С. 36). Свт. Василий Великий в письме 42 к ученику Хилону, разъясняя ему губительность оставления места, использует вышеуказанную игру слов, но в обратном смысле, свидетельствуя об их взаимосвязи: «Кто уступил (άναχορών) ради родных место (τόπος), тот уступает и нравы (τρόπος)» (PG 32,353А). См. также 21-е правило VII Вселенского собора "О том, что монахам не следует покидать своих монастырей и переходить в другие».

34. Принял же я служение кандиловжигателя – Кандиловжигатель – лампадовжигатель, лампадчик, кандилапт. К ανδηλάπτης происходит от κανδήλα – светильник, лампада. Сущность этого служения ярко вырисовывается из «Подвижнических наставлений» (3.4) прп. Феодора Студита: «И ты, лампадовжигатель... Если возжигающий свещи перед царем бывает весь внимание, чтоб угодить пред очами его, не тем ли паче тебе, чадо мое, со страхом и любовию должно совершать возжение лампад Всецарю Богу... равно как очищать лампады, направлять светильники и поддерживать соразмерный свет. И за чистотою церкви смотри, выметай ее по крайней мере два раза в неделю, смахивай пыль с икон, чтоб не портились, и все прочее держи в порядке, всячески остерегаясь, как бы чего не повредить из церковного» (Добротолюбие 2004. Т. IV. С. 31–32). В обязанности «кандилапта» входило также ударять в било перед началом службы и в определенные ее моменты, во время службы носить свечу, подавать кадило и воду священнику, перед началом всенощной произносить «повелите» (κελεύσατε), вместо теперешнего «востаните» (Мансветов 1885. С. 197–202).

34. И часто я подвергался опасности, попадаясь на глаза сарацинам и евреям – Как отмечает Флюзен, опасность угрожала монахам не столько от персов, сколько от варваров, составлявших войско, от арабов-кочевников, а также от соседних сарацин, то есть местных народностей, которые пользовались случаем ограбить монастыри. Часть же местного населения, например, евреи, вставала на сторону персов (Flusin 1992. Т. И. Р. 282).

35. После нашествия персов... – День, когда Иерусалим был сожжен персами, стал днем церковного поминовения. Согласно Иерусалимскому канонарю, этот день –17 мая (Tarchnischwili 1960. Р.11; Кекелидзе 1912. С. 254). Согласно же Стратигу и Синайской грузинской минее, этот день отмечается 20 мая (Кекелидзе 1912. С. 254; Garitte 1958. Р. 226). См. стихиры этого дня на «Господи воззвах»: «Волнение вавилонское грозно потопило вертоград богонасажденный и грозди красивые, созревшие в добродетели божественной: священников с диаконами, юношей со старыми. Жилище, утвержденное, небесным повелением домом Божиим наименованное, место Бога – Иерусалим и Воскресение Избавителя, преданы со всех сторон в руки врагов. В жилищах Сионских потоки крови лились; место святости, по повелению Божию созданное, предано в руки врагов ради множества грехов наших» (Кекелидзе 1912. С. 254–255). Число убитых персами, как сообщает Стратиг со слов блаженного Фомы, который вместе со своей женой занимался поисками и захоронением трупов (он приводит точное количество найденных в каждом месте – в храме св. Софии, в цистерне Мамиллы, перед Святой Голгофой и т. д.), – всего 66 509 душ (Антиох Стратиг 1909. С. 59–63).

Этому событию посвящен также ряд созданных в то время «плачей», один из которых – «Исповедание» монаха Антиоха, а другой, в жанре анакреотической поэмы, принадлежит свт. Софронию Иерусалимскому (ROC 2 (1897). Р. 125–164).

35. ...когда мы сидели в Иерихоне в гостинице – То есть в гостинице монастыря, опасаясь угрозы нападения от персов. См. комм, на слова: «...после нападения персов» (12).

36. ...он велел мне постлать кентон – Κεντωνάριον здесь, очевидно, означает старый плащ, каковое значение дает Sophocles, или же просто подстилку из лоскутьев (см. гл. 12).

3 6 ... покрылся покровом – Συνδόνιον – тонкая льняная ткань, плащаница (Мф 27:59; Мк 15:46; Лк 23:53), покров из льняной ткани (Мк 14:51); также легкая верхняя льняная одежда, употреблявшаяся в Египте и Азии. См.: «Другой был некий Серапион, прозванный Синдонитом, ибо кроме синдона никогда ничего не носил» (Лавсаик 37.1).

37.. ..когда внезапно наехали гости, и их недоставало, я узнал благословение, происшедшее по молитвам святого – Флюзен выводит некий агиографический закон, согласно которому нет чуда без библейского прототипа, хотя, казалось бы, нарушение естественных законов открывает безграничные возможности. По словам Флюзена, «та же благодать в тех же условиях творит те же чудеса» (Flusin 1983. Р. 8). Так это или нет (трудно было бы найти библейскую аналогию для всевозможных чудес, которыми явлено было заступничество Богородицы в обители Хозива [гл. 29]), но что касается данного чуда, то оно восходит, безусловно, к ветхозаветному повествованию о пророке Илии и о вдове из Сарепты Сидонской: «И от того дне водонос муки не оскуде и чванец елея не умалися, по глаголу Господню, егоже глагола рукою илииною» (3Цар 17:16), и имеет в агиографии прочную традицию вплоть до «Киево-Печерского патерика» и далее. Аналогичное чудо описывается в «Лавсаике»: во время голода в Фиваиде авва Аполлос велит монахам давать хлеб всем приходящим: «Вот что говорит Дух Святой: «Не оскудеет хлеб в сих корзинах, доколе не вкусят нового хлеба"». То же сделал он над елеем и пшеницею, а на вопрос сатаны, вопрошавшего его: «Разве ты Илия, или другой кто из пророков и апостолов, что делаешь это?», он дает вполне убедительное обоснование своих действий, которое отвечает и на вопрос повторяемости: «А разве не люди были святые пророки и апостолы, которые предали нам сие делать? Или тогда был Бог, а ныне нет Его? Бог всегда может делать это» (Лавсаик 46). (Этот фрагмент отсутствует в критическом издании «Лавсаика» Бартелинком, перевод по которому приводится в настоящем издании).

Это чудо имеет и близкую аналогию в «Житии прп. Евфимия», но в данном случае можно говорить уже о близости не ветхозаветному, а евангельскому прототипу с умножением хлебов (Мф 14:13–21; Мк 6:30–44; Лк 9:10–17; Ин 6:1–14; Мф 15:32–39). «Когда отец наш Евфимий начал устроять свое место как лавру, и когда бывшие с ним двенадцать братий находились в великом стеснении относительно телесных потребностей» – ситуация, очевидно, нередкая для подобных обителей, – по молитвам преподобного умножаются хлеба в хлебнице, а затем «то же благословение произошло и с вином, и с елеем, и все ели, и насытились, и в течение трех месяцев не могли закрыть двери кельи [где умножились хлеба]» (Kyrillos 1929. Р. 27.5–28.10; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. 28–29). Подобный же эпизод в «Житии прп. Саввы» (ПП. Вып. 2. С. 68–69) напоминает как о чудесном умножении хлебов, так и о чуде в Кане Галилейской (Ин 2:1–11).

Возможно, справедливо замечание Биннса, что повторяемость данного чуда имеет помимо мистических причин еще и другие, связанные с экономическим положением обителей. Они, по-видимому, довольно часто находились «в великом стеснении», и нередкой была ситуация, когда, как в гл. 25 «Жития прп. Георгия», не было необходимых денег для закупки хлеба. Биннс замечает также по этому поводу, что паломничество с Востока носило иногда весьма своеобразный характер. Так, например, возможны были инциденты, подобные истории с монахом Варсумой, спустившимся с гор и шедшим в сопровождении монахов – диких людей с гор, – разрушая по дороге церкви и угрожая сжечь город Петру, закрывший перед ним ворота. С учетом подобных случаев, по-иному звучат слова: «Когда внезапно наехали гости, и их [вина и хлеба] недоставало». Однако совершенно ясно, что, в соответствии с евангельским прототипом, здесь важнее момент духовного, а не телесного насыщения; это особенно ярко выражено в одном из интерполированных рассказов грузинской версии «Луга Духовного» (Garitte 1980. Р. 573–575), где небольшая частица хлеба становится «хлебом большим и святым», то есть Святыми Дарами.

41. Ибо и родом был галат – Прим. в An. Boll, связывает это замечание с оригенистской ересью и Евагрием Понтийским. Возможно, это действительно актуально и для VII в. Но надо сказать, что слово «галат» издавна стало в некотором роде нарицательным для обличения всякого рода нечестия. Галаты, первоначально представлявшие из себя кельтские, то есть галльские племена, поселились в центре Малой Азии в III в. до Р.Х. (по их названию стала называться страна, а затем римская провинция, куда вошла Галатия); эти племена восприняли греческую культуру, сохранив при этом национальные черты, в том числе и их «природный порок», о котором пишет блж. Иероним в «Толковании на Послание к галатам»: тогда как каждая страна, – пишет он, – имеет свои особенности, например, мавры тщеславны, критяне лживы и жестоки и т. д., особенность галатов состоит в том, что они «непослушны, и тупы, и нелегко усвояют мудрые наставления» (1.3; PL 26, 347А-В; рус. пер.: Иероним 1901. Ч. 17. С. 60–61), вследствие чего и обращается к ним апостол Павел: О несмысленнии Галате, кто вы прельстил есть не покорятися истине... (Гал 3:1). Прп. Иоанн Дамаскин, упоминая о галатах в связи с разговором о тирании, пишет, что они весьма живо возбуждаются к ней, «будучи сильны телом и вместе легкомысленны» (Иоанн Дамаскин 1853–1854. С. 439–502). Данное свойство галатов нашло отражение и в 95-м правиле VI Вселенского собора о принятии еретиков: «Евномиан, крестящих в одно погружение, монтанистов, которых здесь называют фригами, савеллиан, проповедующих сыноотечество и делающих нечто другое нетерпимое, и всех прочих еретиков (ибо много здесь таковых, наипаче выходящих из Галатийской страны) – всех, которые из них желают присоединены быти к православию, приемлем, якоже язычников».

42. ...соберу семена каперсов – Κάππαρις, Capparis spinosae, каперс колючий – поразительно засухоустойчивое растение, широко распространенное от Судана и Средиземноморья до Средней Азии, Пакистана и Индии. Мясистые плоды его используются в пищу.

43. ...я приготовил ему немного кашицы – Σεμίδαλις – очень тонкая пшеничная мука, из которой приготовлялся хлеб –  σεμιδαλίτης. В ветхозаветное время  σεμίδαλις использовался для жертвоприношений (Сир 35:2,38:11; Ис 1:13). В «Луге Духовном» (184) повествуется о некоем авве Иоанне евнухе, который занимался тем, что кормил зверей и птиц. «Он насыпал муки ( σεμίδαλις) малым муравьям и пшеницы большим» (PG 30,56С) В данном случае  σεμίδα λις, очевидно, – кашица («.. .поскольку он был болен»), наподобие той, которая упоминается в качестве пищи египетских подвижников в Apophthegmata, col. sys 81.30 ( ά$ήρα).

49. ...превращая в театр церковь Божию ($ εατρ!ζοντες την εκκλησίαν τού Θεού) – Даже если это и не византийская поговорка, то во всяком случае словосочетание, ставшее довольно устойчивым в монашеской литературе времени написания данного жития. Форма этого словосочетания, однако же, варьируется. В точности оно повторяется лишь в рассказе Иоанна и Софрония и в «Житии прп. Евфимия»: σκηνήν θεατρικήν τήν εκκλησίαν εργάζεσδ᾿αι – «превращать... церковь в сцену театра» (Kyrillos 1929. Р. 12.12–15; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. И); «сень позорищную церковь или келия соделовати» (Никон Черногорец 1795. Л. 112, об.). Еще ранее выражение встречается в IV в., у блж. Иеронима Стридонского в «Толковании на послание к Ефесянам», в объяснении стиха: Со псалмами, и пением, и песнъми духовными (Еф 5:19). Говоря о том, что «петь Богу должно не голосом, а сердцем» – не так, «чтобы в храмах слушалось театральное колебание голоса и пение, но петь со страхом, с добрыми делами, с познанием Священного Писания», и далее блж. Иероним говорит о тех, «которые из дома Божия делают народное зрелище (scenam populorum)» (PL 26, 528D; рус. пер.: Иероним 1893–1903. Ч. 17. С. 348–349). Во всех этих случаях театр предстает как воплощение неподобающего в церкви. Если у блж. Иеронима речь идет о театральном пении, у Иоанна и Софрония – «с смехом и беседами в час молитвы Богу предстояти», у Евфимия – также о смехе и шепоте, то у прп. Георгия – о помыслах осуждения ближнего и превозношения. К данному месту весьма близок один из сохранившихся на греческом языке фрагментов «Пленения Иерусалима персами»: «И что скажу, когда услышав царево повеление, внимая кифаристам, флейтистам и мимам, со всем усердием предстоим, чтобы узреть позорное зрелище (αισχρόν γέλωτα)... Если в диавольских зрелищах столь горячи и усердны оказываемся, какое наказание получим, что в церквях с такой беспечностью и нерадением и расслабленностью стоим, как из огня спеша выскочить от молитвы, и что того тягче, что, входя в них ради оставления грехов, как бы приложение творим нашим ранам» (PG 86/2,3248). То, что театр предстает как воплощение сатанинского действа, как антитеза богослужению – понятно, учитывая чрезвычайную популярность театра с пантомимой в современной прп. Георгию Византии (см.: Couret 1869. Р. 222–223; Palmer 1993. Р. 441). Это наиболее видно, опять же, из настоящего жития: здесь ясно звучат мотивы состязания, игрища, и театр здесь явно предстает как обобщающий образ зрелища.

Тертуллиан в беседе «О зрелищах» говорит о трех видах развлечений: это театр (или цирк), амфитетр (то есть гладиаторские бои) и ристалище (то есть игрища атлетов и борцов, palestra). Так, он пишет: «Нельзя без срама смотреть на все то, что предстает на позорище, а именно: на кулачный бой, на попирание ногами, на пощечины и на другие буйства, обезображивающие лицо человека» (Tertullien 1986. P. 249.XVIII.1). «Позорище» у Тертуллиана неоспоримо предстает как «дела сатаны (ротра diaboli)» – те самые, от которых христиане отрекаются при крещении, и их лицезрение равносильно отречению от крещения. Основные мотивы театра-позорища: показ внешнего, а не блюдение внутреннего; потакание страстям вместо усмирения их; глумление вместо благоговения; идолопоклонство вместо служения Богу. В конечном счете вырисовывается четкая антитеза: театр – церковь, или представление – священнослужение ( παίγνιον – λειτουργία). Причем, если в одних святоотеческих текстах говорится конкретно о стоянии в церкви, то в других более проступает тема предстояния по внутреннему человеку, блюдения помыслов, совершаемого в любом месте (важен не  τόπος, а τρόπος). Примером этого предстояния – это является также общим элементом во всех случаях – служит предстояние Царю и Владыке, предстояние херувимов и серафимов со страхом и трепетом (Ис 6:1–4) (отсутствует в явной форме лишь у блж. Иеронима). Здесь уместно будет привести еще одну цитату из свт. Василия Великого, которая, хотя и не содержит вышеуказанной формулы «Церковь – театр», но являет весь смысловой ряд антитезы театру, уже знакомый нам из предыдущих цитат: «Если и тот, кто стоит и ведет речь пред князем, стоит с великим страхом, не дозволяя блуждать как внешнему своему оку, так и внутреннему душевному, чтобы не подвергнуться опасности; то не тем ли паче со страхом и трепетом ( μετά φόβου και τρόμου) надобно стоять пред Богом, весь ум устремляя к Нему единому, а не к чему-либо иному? Ибо он не только, подобно людям, видит внешнего человека, но прозирает во внутреннего (τον  ενδο%εν κα^ορφ)» (PG 31,1333A-B; рус. пер.: Василий Великий 1901. Ч. V. С. 351). Данная цитата, безусловно, стоит в том же ряду и довольно четко проводит тему внутреннего предстояния, причем она смыкается с темой, согласно которой монах должен быть «весь око», поскольку молиться нужно непрестанно, а не только в церкви (см. комм, на слова «...какхерувимы и серафимы быть весь око»  [14]). Ср. в Apophtegmata patrum: «Не одно то, чтобы стоять во время молитвы называется молитвою; но чтобы всегда, ешь ли, пьешь ли, работаешь ли, не отставать от молитвы» (Apophthegmata, col. sys. 23.13), «...ибо если монах тогда только и молится, когда становится на молитву, таковый совсем не молится» (Ibid. 23.15).

57. ...что он предал дух – Прим. An. Boll.: кончину благочестивого Георгия празднуют, согласно греческой Минее, 8 января, следующим двустишием:

Со слезами сеявшему Георгию Время пожинать с радостью.