Введение. Определение понятий

Настоящая книга, написанная в жанре богословской апологетики, посвящена рассмотрению православного учения о возникновении мира и появлении в нем человека.

Тематика книги имеет актуальное миссионерское и духовно-просветительское содержание. Это подтверждено плодотворной работой Миссионерско-просветительского Центра «ШЕСТОДНЕВЪ», руководителем которого является автор, в частности – многолетним опытом проведения секции «Православное осмысление творения мира и современная наука» на Международных Образовательных Рождественских Чтениях.

Содействие и поддержку просветительской работе Центра «Шестодневъ» оказывал Святейший Патриарх Алексий II, который благословил его деятельность и вдохновил нас такими напутственными словами: «Многополярность мировоззрений ставит сегодня задачу приобщить учащихся к широкому кругу взглядов на принципиальные вопросы. К таковым традиционно относятся проблемы возникновения жизни, происхождения Вселенной, появления человека. И никакого вреда не будет школьнику, если он будет знать библейскую теорию происхождения мира. Осознание человеком, что он является венцом творения Божия, – только возвышает его, а если кто хочет считать, что он произошел от обезьяны, пусть так считает, но не навязывает этого другим» [124, с. 3].

Святейший Патриарх Кирилл, благословляя автора данной монографии на участие в Международной конференции «Идеология дарвинизма и ее воздействие на науку, образование и общество» (15–17 октября 2009 года, Ялта), в частности, отметил, что «Православная Церковь, по милости Божией, избежала ошибок, допущенных в известное время католиками, включившими в церковное учение одну из научных гипотез. Критиковать дарвинизм, как любую другую гипотезу, имеет право каждый компетентный участник дискуссии, в том числе и священник, высказывая свое собственное понимание проблемы» (письмо от 22 сентября 2009 года).

На открытии XV Рождественских Чтений митрополит Калужский и Боровский Климент отметил: «При всем понимании светского характера нашего государства, нужно ясно отдавать себе отчет, что в вопросах формирования мировоззрения, особенно при изучении теорий происхождения жизни на Земле и процессов развития человечества, религиозный фактор является не менее важным, чем научный. Да и какая наука может доказать, как зарождалась жизнь на Земле тысячи лет назад? Поэтому Православная Церковь не может оставаться в стороне от процесса формирования системы духовно-нравственных ценностей в специальных, особенно естественных дисциплинах» [124, с. 4].

Вопросы Сотворения мира и человека должны решаться с учетом православного отношения к этой теме, причем не только в церковной, но и в светской образовательных сферах.

Дадим определение основных понятий, встречающихся в книге, – сциентизм, эволюционизм, Православие и других.

В последнее время в мире преобладает попытка решения космогонических вопросов (темы Начала и Конца) с точки зрения исключительно научных гипотез и моделей без привлечения такого источника знаний, который в богословии называется «Божественным Откровением». Известные успехи в физике и биологии создали для многих людей иллюзию того, что можно чисто научными методами, без святоотеческого опыта осмысления бытия, объяснить устройство и происхождение нашей вселенной и всего, что она включает.

Вера в такое безграничное всемогущество науки называется сциентизмом.

Святитель Феофан Затворник вместо латинского термина «сциентисты» употреблял русский аналог – «научники»: «Ни одной у нас науки нет, которая установилась бы прочно в своих началах. Кое-что добыто по всем наукам, но все это не таково, чтоб давать право ссылаться на науку как на авторитет решающий. Науки нет, а есть научники, которые вертят наукою, как хотят. Есть, следовательно, только догадки и наведения научников» [164, с. 112].

К счастью, веру в универсальность науки не разделяют многие крупные ученые, глубоко осознающие ограниченность возможностей научного познания. Приведем суждение Анри Пуанкаре: «Когда научная теория обнаруживает притязание научить нас тому, что такое теплота, или что такое электричество, или что такое жизнь, она наперед осуждена; все, что она может нам дать, есть не более как грубое подобие. Поэтому она является временной и шаткой» [128, c. 277]. И это справедливо по отношению к любой теории и гипотезе.

Созвучные мысли можно встретить у современных богословов: «Научное знание всегда ограничено, условно и потому никогда не может претендовать на абсолютную истинность» [109, с. 165].

В особенности несостоятельность научного метода познания проявляется при решении вопросов «как было?», «как началось?», «было ли?» Достоверный и убедительный ответ на подобные вопросы невозможен, поскольку экспериментальное подтверждение исторических событий исключено, а гипотетические экстраполяции в прошлое и в будущее не могут считаться достоверными по многим причинам.

Так, недоказуемым является «принцип актуализма», согласно которому законы мироздания считаются неизменными. Кто возьмется утверждать, что мир до грехопадения подчинялся тем же закономерностям, которые мы наблюдаем сегодня? В частности, наука не может ответить на вопросы: Всегда ли существовала смерть во вселенной? Действовал ли закон радиоактивного распада в Райском саду? Какой была сила гравитации в первозданном мире? Нельзя быть уверенным в том, что в прошлом не действовали некие принципиально иные физические законы.

Другим препятствием для безоговорочной веры в научные предсказания следует признать падение достоверности измерений и нарастание погрешности вычислений при прогнозе на длительные сроки и расстояния. К примеру, явление радиоактивного распада открыто физиками около ста лет назад. Кто может гарантировать, что такие изученные за это время «константы», как период полураспада и другие, не менялись от тысячелетия к тысячелетию? Какую ошибку – в 100% или в 1000% – можем мы получить, если распространим свои гипотетические расчеты на миллиарды лет? Были ли вообще эти миллиарды лет?..

Человеку, идущему по ровному полю с завязанными глазами, кажется, что он движется по прямой, хотя на самом деле он описывает окружность и через недолгое время возвращается на исходное место. Подобным образом, если по неизвестной нам причине отклонение от азимута составляет 1 градус в год, то наши приборы покажут, что за 360 лет был пройден прямолинейный путь, равный тремстам шестидесяти годовым переходам, в то время как фактически мы вернулись в начальную точку. Распространяя свои расчеты на 360 миллионов лет, мы будем уверены, что одолели расстояние «астрономического» масштаба, не ведая того, что миллион раз прошли по кругу, – как Винни Пух по собственным следам.

Мы можем никогда не узнать, от каких естественных факторов зависит исследуемый нами параметр. Так, до открытия преобразований Лоренца никто даже не догадывался, что длина тела, оказывается, зависит от его скорости (!).

Пожалуй, главной «ахиллесовой пятой» науки за последние несколько столетий было настойчивое стремление объяснить происхождение мира лишь естественными причинами, без привлечения гипотезы о Разумном Создателе и Промыслителе. Лаплас заявил откровенно, что при создании своей модели образования Солнечной системы (знаменитая модель Канта – Лапласа) он в гипотезе о существовании Бога «не нуждался».

Но все без исключения подобные естественно-научные предположения об устройстве космоса и жизни на земле, если они не основываются на предпосылке Божественного происхождения вселенной, непременно подразумевают в своем аксиоматическом основании дополнительное невысказанное утверждение: «Если Бога нет, то…»

Это явно недоучитывают многие люди, больше верящие в науку, чем в Бога. Тем важнее напомнить современным сциентистам мнение о науке Святых Отцов – мужей, говоривших о познании мира и его законов, не наносящем ущерба вере в Живого Бога.

Святитель Григорий Палама: «Есть ли во внешней науке что-либо полезное для нас? Даже очень; ведь и в яде, извлекаемом из змеиных тел, много действенного и целебного, и знатоки врачебного искусства считают изготовленное из него снадобье лучшим и полезнейшим… Во внешней мудрости надо еще сначала убить змия, то есть уничтожить приходящую от нее надменность – как это нелегко! ведь, как говорится, «философское высокомерие не сродни смирению», – но, так или иначе, уничтожить; потом надо отсечь и отбросить как безусловное и крайнее зло главу и хвост змия, то есть явно ложное мнение об уме, Боге и первоначалах и басни о творении (эти слова святителя Григория звучат весьма «по-креационистски» и имеют прямое отношение к содержанию нашей книги. – Прот. К. Б.), а среднюю часть, то есть рассуждения о природе, ты должен при помощи испытующей и созерцательной способности души отделить от вредных умствований, как изготовители лечебных снадобий огнем и водой очищают змеиную плоть, вываривая ее» [29, с. 32, 33].

Святитель Игнатий (Брянчанинов): «Науки – плод нашего падения, – произведение поврежденного падшего разума. Ученость – приобретение и хранение впечатлений и познаний, накопленных человеками во время жизни падшего мира. Ученость – светильник ветхого человека, светильник, которым мрак тьмы во веки блюдется. Искупитель возвратил человекам тот Светильник, который им дарован был при создании Создателем, Которого лишились они при грехопадении своем. Этот Светильник – Дух Святый, Он Дух Истины, наставляет всякой истине, испытывает глубины Божии, открывает и изъясняет тайны, дарует и вещественные познания, когда они нужны для духовной пользы человека. Ученому, желающему научиться духовной мудрости, завещает Апостол: Аще кто мнится мудр быти в вас в веце сем, буй да бывает, яко да премудр будет (1Кор.3:18). Точно! Ученость не есть собственно мудрость, а только мнение мудрости. Познание Истины, которая открыта человекам Господом, к которой доступ – только верой, которая неприступна для падшего разума человеческого, – заменяется в учености гаданиями, предположениями. Мудрость этого мира, в которой почетное место занимают многие язычники и безбожники, прямо противоположна, по самым началам своим, мудрости духовной, божественной. Нельзя быть последователем той и другой вместе; одной непременно должно отречься. Падший человек – ложь, и из умствований его составился лжеименный разум, то есть образ мыслей, собрание понятий и познаний ложных, имеющие только наружность разума, а в сущности своей – шатание, бред, беснование ума, пораженного смертною язвою греха и падения» [цит. по: 15, сс. 414–415].

Святые Отцы высказывались не против науки, а против того, чтобы удостоивать ее божественного пьедестала. Они понимали, что вся наша наука целиком принадлежит сфере падшей человеческой деятельности. Науку не следует превращать в кумира и воздавать ей почести, приличные Единому Богу. Да постыдятся вси, кланяющиеся истуканным, хвалящиися о идолех своих! (Пс.96:7).

Считаем долгом заверить читателей, что критическое отношение к сциентизму (как к вере во всемогущество научного познания) не делает нас противниками науки как таковой. Мы с большим уважением всегда относились к науке и к ученым, которые своими методами исследуют мир как Божье творение и познают его законы.

При этом изучение мира может быть различным.

Святитель Филарет Московский писал о познании вселенной, которое близко к теме нашей книги: «Познание земли и неба, но – не то могильное познание земли, которое по глыбам и слоям сходит в глубину ее, как в могилу, и остатками разрушения хочет истолковать жизнь, погребенную и оставшуюся, без надежды воскресить погребенную и сохранить оставшуюся, не то стеклянное познание неба, которое посредством дальнозрительных стекол следит пути звезд, не пролагая зрителю пути в небо, но – познание земли и неба, вначале добрых зело, потом – земли, проклятой в делах человека, и неба, сделавшегося нечистым (Иов.15:15), далее – земли, которая с сущими на ней делами сгорит, и неба, которое прейдет, наконец – новаго неба и земли новой, в которых правда живет (2Пет.3:13), и в которые можем переселиться и мы, если правдою жить будем» [173, с. 62].

Сказанное святителем, очевидно, не имеет никакого отношения к занятиям «научников»-сциентистов.

Теория эволюции – душа сциентизма.

Один из ведущих эволюционистов, Тейяр де Шарден, писал вдохновенно и увлеченно:

«Что такое эволюция – теория, система, гипотеза?.. Нет, нечто гораздо большее, чем все это: она – основное условие, которому должны отныне подчиняться и удовлетворять все теории, гипотезы, системы, если они хотят быть разумными и истинными. Свет, озаряющий все факты, кривая, в которой должны сомкнуться все линии, – вот что такое эволюция» [185, с. 175].

Под эволюционизмом («теория эволюции», «принцип эволюционизма», «эволюционная гипотеза» и т. д.) мы понимаем такую систему взглядов, согласно которой все разнообразие форм живой и неживой природы появилось в результате последовательных превращений одних (более простых) видов в другие (более сложные).

Иллюстрацией к эволюционистской картине мира может служить известная схема, описывающая развитие материи во вселенной таким образом: элементарные частицы – атомы – различные химические вещества – сложные органические соединения – одноклеточные организмы – многоклеточные организмы – высшие формы флоры и фауны – Человек Разумный – ?..

Следует отметить, что никто из людей никогда не наблюдал появление живого из мертвого или разумного из неразумного. Ни один из ученых пока не предложил какого-либо вероятного механизма, как «мог бы» произойти подобный качественный эволюционный скачок.

Нобелевский лауреат Илья Романович Пригожин писал о неприложимости эволюционизма на молекулярном уровне к живым системам: «Когда мы рассматриваем теорию хаоса и упорядоченную живую клетку, то сталкиваемся с биологической систематичностью, представляющей явную проблему для теории эволюции» [126, с. 42].

Академик Владимир Иванович Вернадский утверждал, что между живыми и косными естественными телами биосферы, существует целая пропасть в их строении и свойствах: «Это различие есть научный факт, вернее научное обобщение. Следствием из него является отрицание возможности существования самопроизвольного зарождения живых организмов из косных естественных тел в условиях современных и существовавших в течение всего геологического времени» [21, с. 171].

Вернадский также признавал, что в современной науке нет понимания механизма эволюции: «Никакой теории, точного научного объяснения этого основного явления в истории планеты нет. Оно создалось эмпирически и бессознательно – проникло в науку незаметно, и история его не написана» [21, с. 29]. Подчеркнем, что, по мнению Вернадского, эволюционизм – не есть научная теория.

Мнение о том, что теория эволюции имеет отношение не к научному знанию, а затрагивает сферы религиозную и философскую высказал в 1885 году Николай Яковлевич Данилевский: «Теория эволюции не столько биологическое, сколько философское учение, купол на здании механического материализма, чем только и можно объяснить ее фантастический успех, никак не связанный с научными достижениями» [31].

Святоотеческое отношение к идеям эволюционизма представлено в нашей книге. Обилие цитат на эту тему, как древних учителей Церкви, так и живших в XIX–XX вв., свидетельствует о том, что эволюционизм – явление не чисто научное, но духовное. Никто ведь из святых Отцов не давал специальных оценок закону Архимеда или теории электромагнетизма…

Поэтому на теорию эволюции наше доброе отношение к науке не распространяется. Причина этому в том, что эволюционизм, во-первых, не является научным течением и, во-вторых, противоречит православному вероучению. Подробнее об этом также говорится на страницах нашей книги.

Эволюционистская парадигма в настоящее время является господствующей в академических научных кругах. Объяснить это можно тем, что наука в своих аксиоматических и методологических принципах в последние несколько веков все дальше и дальше отходила от церковного учения. Сегодня наблюдается даже такое явление, как преследование эволюционистами своих оппонентов-креационистов, создание им искусственной цензурной и информационной блокады, дискредитация научных трудов по принципу отношения к теории эволюции. Так проявляется монополия эволюционизма в современном научном мире.

Не следует удивляться тому, что господствующая сегодня научная парадигма, которая начинается с материалистического предположения о том, что «Бога нет», оказалась эволюционистской. Другой она и быть не могла, поскольку если не Творец виновен в создании всех многочисленных форм существования материи, значит всё в мире образовалось некоторым «естественным», то есть эволюционным путем.

Преподобный Анастасий Синаит определил Православие как «неложное учение о Боге и твари, или истинное понятие обо всем, или знание о сущем, как оно есть» [5].

Православным мы называем такое вероучение, которое основано на Священном Писании Ветхого и Нового Заветов, выражено в творениях святых Отцов и освящено традицией церковного богослужения. Темы Сотворения мира и человека глубоко и всесторонне раскрыты в святоотеческих трактатах. Эти вопросы являются догматически значимыми для Православия. Они входят в Символ веры и канонические правила Вселенских и Поместных Соборов.

Именно такая – православная – позиция представлена в нашей книге. Все мысли, изложенные в ней, находят полное подтверждение в церковном Предании. Ни одной мысли, не имеющей святоотеческого обоснования или противоречащей Слову Божьему, в книгу не включено. Так мы руководствовались при написании девизом: «Вперед, к святым Отцам!»

Чуждая эволюционистскому мировоззрению, Православная Церковь всегда содержала учение о Боге Творце. Применительно к изучению естественных объектов наше вероучение исходит из постулируемого догматического утверждения о том, что «Бог есть».

Из этой аксиоматической базы вытекает, что различные природные формы – от космических объектов (звезд и галактик) до элементов земной биосферы (растительных и животных видов, не исключая человека) – имеют независимое друг от друга происхождение. Таким образом, источником разнообразия форм во вселенной является Премудрый и Всемогущий Бог.

Христианин, рассуждая о вопросах происхождения мира, жизни или человека, по умолчанию, начинает каждую свою мысль с исповедания: «Поскольку Бог есть, то…»

Библейские цитаты мы приводим по-церковнославянски или, в случае необходимости, в русском синодальном переводе. Высказывания святых Отцов взяты из их богословских творений; если используются «Жития Святых» [46], в скобках указывается число и месяц памяти угодника Божьего (по Юлианскому календарю). В книге приведено 326 ссылок на богослужебные тексты из Октоиха [107], Триоди [159, 160], и Минеи [103], сквозная нумерация которых отмечена на полях монографии.

Иеромонах Серафим (Роуз) был первым, кто взялся за разработку систематизации святоотеческого учения о Сотворении мира [134, 135]. В своей работе он опирался в этом вопросе на мнение лишь десяти–пятнадцати учителей Церкви. Безвременная кончина не позволила ему завершить свой грандиозный богословский труд.

Считаем долгом отметить, что православная общественность в выступлениях на московских Рождественских Чтениях неоднократно отмечала выдающееся достоинство богословского наследия отца Серафима (Роуза) [121, сс. 36–60, 69–82; 122, с. 65; 123, с. 9]. Было засвидетельствовано частное почитание этого подвижника благочестия как местночтимого святого в Америке и в России [124, с. 5; 125, сс. 25–26, 406–415]. Высказывались пожелания верующих рассмотреть на церковной Комиссии по канонизации вопрос о прославлении его в лике преподобных как проходившего свое священническое и монашеское служение в лоне Русской Православной Церкви Заграницей. Жизнеописание блаженной памяти отца Серафима изложено в книге его ученика и сподвижника иеромонаха (ныне игумена) Дамаскина (Христенсена) [30].

В книге «Шестоднев против эволюции» [186] (вышедшей под редакцией убиенного священника Даниила Сысоева) мы, продолжая дело отца Серафима, представили согласное мнение около тридцати святых Отцов. В монографии «Православное вероучение и теория эволюции» [13] мы цитируем более сорока святых Отцов, чье мнение обличает учение эволюционистов. В Сборнике [121] собраны соответствующие цитаты шестидесяти различных прославленных Церковью святых. В Сборнике [122] в добавление к предыдущим цитатам представлены высказывания более ста пятидесяти святых мучеников и преподобных.

В настоящей книге представлено согласное мнение более чем двухсот сорока святых Отцов, список которых приведен в Приложении на стр. 411. Таким образом, есть все основания считать, что это – мнение Православной Церкви, consensus partum.

Мы сознательно избегаем ссылок на источники не православные. Делаем мы это не потому, что созвучных высказываний нельзя встретить у ученых и богословов из числа католиков или протестантов (и даже у некоторых иудеев и мусульман) – но для того, чтобы выразить в нашей книге именно православное апостольское отношение к теме, обозначенной в заглавии.

Всплеск моды на эволюционизм возник на Западе в XIX веке после выхода в свет книг Чарльза Дарвина «Происхождение видов» [32] и «Происхождение человека и половой отбор» [33]. С точки зрения успешности внедрения в сознание людей эволюционистской идеологии⁵, Дарвина по праву можно назвать «эволюционистом № 1».

Сам Дарвин избегал подводить теологическую базу под свою научную гипотезу. При этом он прекрасно осознавал, что его «теория» вступает в противоречие с христианским вероучением:

«Я знаю, что заключения, к которым приводит это сочинение, будут некоторыми сочтены крайне нерелигиозными, но тот, кто заклеймит их, обязан доказать, почему начало человека как особого вида происхождением от какой-нибудь низшей формы при помощи законов изменения и естественного отбора безбожнее, нежели объяснять рождение отдельной особи законами обыкновенного воспроизводства» [33, c. 651]?

Ответу на этот вопрос в значительной степени посвящена наша книга.

В XX веке эволюционизм получил богословское осмысление в учении Тейяра де Шардена (которого по праву следует назвать «эволюционистом № 2»). Главное содержание нового учения он выразил словами:

«Бог действует только эволюционным путем; этот принцип, повторяю, мне кажется необходимым и достаточным, чтобы модернизировать и влить новые силы во все христианское вероучение» [184, с. 205].

Шарденовский «бог» в начале устроил «Большой взрыв» и с тех пор действует «только эволюционным путем» во всех областях своего проявления – в «творении, искуплении, откровении, освящении…» [184, с. 205].

Несмотря на большое сопротивление, тейяровское учение, именуемое «христианским эволюционизмом» или «телеологическим эволюционизмом», получило широкое распространение на Западе. Оно даже вошло в официальную доктрину римо-католической церкви.

Приведем свидетельство об этом епископа Василия (Родзянко):

«Ватикан официально заявил еще в 1951 г., что католическая церковь принимает современную космологию, включая «биг бэнг», как вполне согласную с Библией» [20, с. 34]. «В Ватикане состоялась международная конференция ученых астрономов и космологов, как верующих, так и неверующих. Папа Римский Иоанн-Павел II обратился с приветствием к гостям... Папа заявил, что «с точки зрения нашей христианской веры» ученые могут и должны изучать все находящееся по эту сторону «Большого взрыва»; то, что за его пределами, научному рассмотрению недоступно, «относится к области творения Божия"» [20, с. 23]. Таким образом, согласно современному католическому богословию, мир эволюционировал от «Большого взрыва» до Человека Разумного.

Распространение «христианского эволюционизма» в настоящее время в мире чрезвычайно широко. Зародившись на Западе, это учение нашло приверженцев также среди российских ученых и богословов, именующих себя «православными эволюционистами». Один из них пишет:

«Библейский космогенез показывает нам постепенное восхождение от низшего к высшему, от мира неорганического к миру органическому и, в конце концов, – к человеку» [142, с. 29].

Другой «православный эволюционист» восхищается:

«Сравнивая данные Откровения с данными науки, а именно, с теориями Ч. Дарвина, Л.С. Берга, П. Тейяр де Шардена, мы хотим показать чувство восторга и удивления в душе верующего человека перед Природой, которую мы понимаем как творение Божие и как, по воле Божией, самостоятельно развивающийся комплекс» [58, c. 7].

Еще один их коллега признается, что для него «представляется весьма затруднительным понять и осмыслить идею эволюции без предпосылок религиозных в конечном основании», и даже утверждает, будто «только в библейско-христианском учении о творении мира и об отношении мира к Богу открывается смысл и жизненная необходимость идеи развития»

[175, с. 77].

На поверку все подобные заявления оказываются голословными и не находят ни единого подтверждения в учении Православной Церкви. У эволюционистов нет надежного основания в Слове Божьем. Нет у них и единомышленников среди святых Отцов.

Тем не менее апология эволюционизма, встречающаяся в публикациях некоторых церковных авторов ([149], [24], [56], [58], [142], [155], [183]), под видом «синтеза» науки и религии возрождает древнее осужденное Церковью учение. Об этом мы писали в [186] и в [13].

Святитель Феофан Затворник про эволюционистов – «естественников, дарвинистов, спиритов и вообще западников» вопрошал: «Что ж, вы думаете, Церковь смолчала бы, не подала бы своего голоса, не осудила бы и не анафематствовала бы их, если бы в их учении было что-нибудь новое?» [165, с. 146]. На этот вопрос сам преосвященный автор ответил: «Да нет никакой нужды ни в особенном соборе, ни в каком прибавлении. Все их лжеучения давно уже анафематствованы» [там же].

По Промыслу Божьему, возникшее на Западе антихристианское учение «христианского эволюционизма» получило исчерпывающее и убедительное обличение со стороны уроженца Запада – «православного американца» иеромонаха Серафима (Роуза). Подвергая сокрушительной критике тейярдизм, он в книге [133] изложил удивительное по глубине и силе святоотеческое учение по этому вопросу.

Особую опасность отец Серафим видел не в безбожном дарвинизме, а в учении о «телеологической» или «божественной» эволюции. Он справедливо указывал на ее научную и духовную несостоятельность: «Так называемая божественная эволюция, как мне кажется, есть измышление тех, кто боится, что эволюция мира физического уж слишком «научна», вот они и «подсовывают» Бога то там, то сям, чтобы хоть как-то примирить богословие с «последними научными открытиями». Но такое противоестественное толкование может удовлетворить лишь самые дремучие умы (для которых все, что не укладывается в рамки, скажем, второго закона термодинамики, ниспослано Богом). Ни богословам, ни ученым оно не подходит, ибо смешивает богословие и науку. Эволюция духовная, однако, применяет «законы» эволюции физического мира к духовной области. Результаты чудовищны и неприемлемы ни с научной, ни с богословской точки зрения: нелепица и путаница, изложенная причудливым языком в стиле Тейяра де Шардена. И то, и другое целиком зависит от признания эволюции физического мира, отвергни ее – и рухнет вся система эволюции духовной. Кроме того, «научная» и «духовная» эволюция противоречат одна другой, ибо главная цель эволюции физического мира – найти объяснение этого мира вне Бога, то есть такая теория по своей природе атеистична. И смешно наблюдать некоторых «богословов», старающихся поспеть за новейшими «научными» изысканиями, дабы «не отстать от времени"» [30, с. 455].

Иные из богословов-эволюционистов говорят, будто они «тоже» православные и даже «тоже» креационисты – в том смысле, что они признают веру в Творца неба и земли. Один из них пишет о собственном трактате: «В этом смысле и настоящая книга развивает креационистский подход» [183, с. 194]. Но их вера иная, чем у святых Отцов. Доказательству этой истины посвящена наша книга.

Целью настоящей монографии является не полемика с кем-либо из представителей течения «христианского эволюционизма», не анализ какого-либо их отдельного богословского трактата и не выявление ошибочных мнений у кого-либо из их авторов. Своей задачей мы видим изложение положительного учения Православной Церкви по теме Сотворения мира и связанных с ним догматических вопросов о Воскресении и Втором Пришествии Христовом.

Под течением западного креационизма мы понимаем движение противостояния идеологии эволюционизма, возникшее в середине ХХ века и продолжающееся поныне. В нем принимают участие различные ученые и теологи, многие из которых имеют научные степени и звания. Большинство научных креационистов – протестанты.

Встречаются среди креационистов на Западе и католики. Один из них, доктор Хью Оуэн, верно подметил: «Все святые Отцы соглашались, что сотворение всего первоначального разнообразия живых существ произошло во время определенного периода – «недели творения». Согласно мнению почти всех ранних Отцов, период творения состоял из шести обычных дней, после которых Бог отдыхал от творения новых живых существ» [121, с. 145]

Серьезные научно-креационистские труды мало известны в академических кругах, поскольку они по цензурным соображениям не публикуются в эволюционистских изданиях. Более распространены популярные креационистские книги, ряд которых переведен на русский язык. Ни одно из этих изданий не может быть названо в строгом смысле «богословским», но все они представляют собой более или менее удачные примеры естественно-научной апологетики. Среди них, к сожалению, нередко попадаются книги невысокого качества, но некоторые из их трактатов вполне, по нашему мнению, правильно отражают христианское отношение к Сотворению и могут стать полезным подспорьем в просветительской работе православных миссионеров (к примеру, замечательная книга Ли Стробела «Создатель под следствием» [148]).

Иногда встречается мнение, будто креационизм «не научен». Однако это не так. Диакон Георгий Максимов справедливо заметил: «Телеологизм, несмотря на все свои претензии, научен не намного более, чем креационизм. И тот, и другой отталкиваются от утверждения, что на основании современных научных данных случайная эволюция невозможна. Это предполагает два вывода: 1) что эволюция не была случайной; 2) что эволюционная модель неверна в принципе. Первый вывод – телеологизм, второй – креационизм. По сути это две разные богословские концепции Творения мира, в своей научной части перед наукой, в общем-то, равные» [186, c. 124].

Для всех западных креационистов характерно отношение к Слову Божьему как к высшему авторитету. Похвальным и методически правильным представляется их стремление к выработке таких научных гипотез, которые не противоречат Библии, а согласуются с текстом Божественного Откровения. Для православного христианина должно быть очевидным, что антибиблейская гипотеза не может оказаться истинной.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Все Слово Божие есть единая истина, целостная, нераздельная, и если ты признаешь за ложь одно какое-нибудь сказание, изречение, слово, ты погрешишь против истины всего Священного Писания, а первоначальная истина его есть Сам Бог» [67, т. 2, с. 102].

Отметим и один существенный недостаток, типичный для всех протестантских публикаций: в них нет опоры на церковное Предание, и оттого часто теряет убедительность вся их аргументация, не укорененная в святоотеческой традиции (справедливости ради следует сказать, что это – «слабое место» также всех без исключения «христианских эволюционистов»).

19 правило VI Вселенского Собора: «Аще будет изследуемо слово Писания, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учители Церкви в своих писаниях, и сими более да удовлетворяются, нежели составлением собственных слов, дабы, при недостатке умения в сем, не уклонитися от подобающаго» [81].

Мысли западных креационистов о Сотворении, как правило, соответствуют буквальному восприятию Библии. Иногда они отходят от традиционного церковного понимания, но чаще совпадают с толкованиями Слова Божьего святыми Отцами.

Игумен Дамаскин (Христенсен) в этой связи отмечает: «Несмотря на то, что креационистам не хватает святоотеческого понимания природы человека и первозданного мира, в их книгах можно встретить множество фактов, которые указывают на устойчивость «видов» животных, реальность Всемирного Потопа и сравнительно небольшой возраст земли – все то, о чем недвусмысленно свидетельствуют святоотеческие труды. Вот так и получалось, что, сами того не подозревая, ученые протестанты во многом выступали активными защитниками святоотеческой традиции» [123, с. 84].

По этой причине некоторые из православных миссионеров, к примеру, убиенный священник Даниил Сысоев, не стеснялись называть себя «православными креационистами». Этим они подчеркивали, что «креационизм», понимаемый как учение о Сотворении, является неотъемлемой частью христианского вероучения. Во всяком случае, учителями креационизма для православных людей являются не Генри Моррис и Дуэйн Гиш, а святые Отцы (так, в нашей книге мы не цитируем ни одного протестантского автора⁶; при этом на первом месте по количеству использованных цитат стоят святители Иоанн Златоуст, Василий Великий, Григорий Нисский и Амвросий Медиоланский).

Западный креационизм возник как духовная реакция на повсеместное засилие идей эволюционизма. В этом смысле он является позитивным и здоровым течением в науке и богословии, напоминая о библейском содержании Божественного Откровения. В креационистской литературе можно встретить немало справедливых мыслей, обличающих заблуждения эволюционизма.

В то же время западный креационизм несет в себе все негативные черты протестантизма, и прежде всего – отрицание Священного Предания Церкви. Заметим в этой связи, что протестантов-креационистов с позиций православного вероучения следует критиковать не за их «креационизм», а за их «протестантизм».

Игумен Дамаскин (Христенсен) считает, что в отношении к библейской теме о Сотворении имеет место «не столько расхождение между креационистами-протестантами и святыми Отцами, сколько недостаток понимания со стороны первых. Иначе говоря, протестантские креационисты не выступают против святоотеческого учения касательно творения мира, но, будучи вне Церкви, они не в состоянии вместить опыт святых Отцов» [123, с. 97].

Святые Отцы, конечно, не были «креационистами» в смысле противостояния эволюционистам ХХ века, но, безусловно, все учителя Церкви были креационистами в смысле исповедания учения о шестидневном творении Богом мира. Так понимаемый креационизм представляет собой неотменную часть православного церковного вероучения. В то же время он содержит в себе богословский арсенал для отражения экспансии антихристианских идей эволюционизма и миссионерский потенциал для позитивного диалога с протестантами.

Желая исключить путаницу, мы избегаем именования себя и своих единомышленников «креационистами», но предпочитаем исповедовать свою позицию просто как православную (традиционно церковную) – тем самым растождествляясь и с западными протестантами-креационистами, и со всеми эволюционистами.

В лагере современных «православных эволюционистов» возникло новое нелепое понятие – «неокреационизм». Этот язвительный неологизм, очевидно, никогда и никем не будет принят как самоименование (как ненцы никогда не назовут себя «самоедами»). Введен он для «различения» современных креационистов от «классических креационистов XVIII – начала ХХ в., как Линней или Кювье, много и плодотворно работавших в науке» [24, с. 204]⁷.

Верно то, что абсолютное большинство европейских ученых до ХХ века были креационистами. Верно и то, что в XX веке первыми критиками эволюционизма как антихристианского учения выступили протестанты-креационисты.

Однако парадокс заключается в том, что сами эволюционисты используют свой неуклюжий термин для противопоставления западным креационистам-протестантам православных авторов.

Вот в чем критики обвиняют «неокреационистов»:

«Идея о том, что мир до грехопадения был совсем иным, фактически исключает естественно-научные и богословские исследования космогенеза и Шестоднева… Неокреационизм фактически предполагает, что все Дни Творения были сплошным чудом» [183, с. 225, 226].

Но об этом идет речь не только в современной полемике. Об изменении мира после грехопадения и о чудесном сверхъестественном действии Божием во время Шестоднева писали многие святые Отцы, чьи высказывания на эту тему приведены в нашей книге.

Реальное разделение сил можно изобразить следующим образом. Эволюционизм представляет собой догматическое искажение апостольского учения. Креационизм является правильной по сути (хотя не всегда верной по научной и богословской форме) попыткой сохранить христианское учение в верности догмату о Сотворении, опираясь на библейское свидетельство о Шестодневе.

«Неокреационизм» обличает догматическое заблуждение «христианского эволюционизма», основываясь на Священном Писании и Предании Церкви.

В свою очередь, «телеологические эволюционисты» находятся в противостоянии своим оппонентам. При этом они так описывают позицию «неокреационистов»:

«Общий смысл неокреационистской аргументации таков: существуют свидетельства, что святые Отцы понимали Шестоднев, включая длительность периода творения, буквально. Они видели в Днях творения дни, а не эпохи. А в 7,5 тыс. лет существования мира – именно 7,5 тыс. лет (в их времена было еще только 6 тыс. лет). Поскольку для православного человека святые Отцы являются высшим авторитетом, то и нам следует придерживаться буквального толкования Шестоднева (в том числе и в вопросе хронологии событий творения)» [24, с. 207].

Если не обращать внимания на клеймо «неокреационизм», все эти «упреки» мы готовы принять лично на свой счет. Святые Отцы в самом деле являются для нас высшим авторитетом, а они действительно воспринимали библейский Шестоднев буквально и видели в нем дни, а не эпохи. Рассмотрению этой темы посвящена первая глава нашей книги. Заметим в этой связи, что авторы-эволюционисты упорно и близоруко сводят тему Шестоднева лишь к проблеме хронологической, не замечая того, что она является, прежде всего, проблемой догматической. Подробному рассмотрению этих вопросов посвящены все остальные главы (кроме первой «недогматической» главы) нашей книги.

* * *

В тексте использованы следующие авторские ремарки: наиболее важные выражения мы выделяем жирным шрифтом; церковнославянский текст – полууставом или курсивом; цитаты эволюционистов напечатаны более мелким шрифтом.