[Сентябрь]

С выпуском, майской книжки, прекратилось издание известного противо-раскольничьего журнала «Братское Слово». «Погас светоч, умолк руководитель в тяжёлой борьбе с расколом. Раскол торжествует, суд и администрация на его стороне». В таких словах выразили свою скорбь почитатели «Братского Слова» в письмах к редактору, по поводу заявления последнего о прекращении этого издания. Душевно разделяем эти скорбные чувства и – с своей стороны – считаем прекращение этого, в своём роде единственного, литературного органа весьма значительной для науки и миссионерства утратой, которая должна не только ратоборцев против раскола, но и всех ревнителей православия печалить, а раскол радовать.

Целых 18 лет «Братское Слово» зорко и мужественно стояло на страже интересов православия в упорной борьбе отечественной миссии с вековым врагом нашей святой церкви, – сильным своей хитросплетённой ложью, численностью и материальными средствами. Раскол, по меткому выражению мудрого митрополита Филарета, вырос на деньгах и обмане.

«Братское Слово» было созданием, дорогим детищем двух мощных сил: учёного профессора-расколоведа и блестящего писателя Н.И. Субботина и его неизменного друга-сотрудника, самородного гения, великого и знатока раскола и редкого миссионера-практика – приснопамятного о. Павла Прусского. Вот почему «Братское Слово» одинаково многоценно обогащало и науку о расколе, и миссионерскую практику по обличению суемудрия многочисленных его толков.

Едва ли не вся история, так называемого, Белокриницкого священства, от его зарождения до последних дней, обязана своим появлением «Братскому Слову». Здесь сообщена была «Переписка» раскольничьих деятелей; здесь раскрыты были в «Воспоминаниях» и «Записках» все тайные пружины, движущие австрийщину в её мечтах о соединении всех старообрядцев; здесь в «Летописях» раскола обнаруживались все тайные и наглые деяния раскольников всех толков и сект; здесь, далее, в рассказах об обращениях бывших раскольников сообщено было, чем волнуется, движется, крепнет и растёт или слабеет внутренняя жизнь раскола. Не удивительно поэтому, что воспроизводящий настоящую жизнь раскола, неизбежно должен был обращаться к «Братскому Слову», как единственному источнику необходимых для него сведений, как к своего рода «Летописи временных лет»... В свою очередь, и полемист против раскольничьих суемудрий, по необходимости, притекал к тому же источнику воды для него живой. Здесь, сначала в беседах самого приснопамятного о. архим. Павла, а затем его учеников и почитателей, изобличён в целых трактатах и отдельных статьях, в целой его системе и по отдельным вопросам раскол во всех его разветвлениях. Узнав из того же «Братского Слова» о появившейся, подпольно изданной, раскольничьей книжке, пастырь-миссионер спешил к тому же «Бр. Слову», чтобы найти в нём и изобличения на неё. И никогда в своих упованиях он не был посрамлён: всегда и в избытке обретал нужное ему и смело шел на борьбу, твёрдо веря в твёрдость и прочность приобретённого здесь им оружия. Вооружая пастырей-миссионеров, снабжая историко-научными данными всякого интересующегося расколом, «Братское Слово» подкрепляло неуверенного в первых шагах миссионерской деятельности, разгоняло тьму сомнений, у колеблющегося в истинах православия и забрасывало, а потом и возращало в плод мног зерно разочарования относительно раскола во многих лучших последователях его. Сколько таковых насчитывается теперь по лицу Руси святой, кои всем своим обращением из мрака к свету обязаны «Бр. Слову!» Скольких и ещё оно могло бы привести во двор церкви, особенно, при современном развитии миссионерства и грамотности!.. Но смелый голос «Братского Слова» смолк на «Прощальном Слове» почтенного его редактора, проникнутом похоронной элегией, навевающей тяжёлые чувства и думы и на издателей духовной и тем более – специальной журналистики.

Так, в «Прощальном Слове» читаем, что «Бр. Слово» всегда имело крайне ограниченное число подписчиков (от 700–900 и только в один 1885 г., за все 18 лет, число подписчиков превысило 1000); что предмет, которому посвящено было издание, т. е. раскол, к удивлению и сожалению, доселе не пользуется подобающим вниманием ни интеллигентного общества, ни гг. учёных, не исключая и большинства нашего учёного и особенно столичного духовенства; ни одно из учёных и учебных светских средних и высших наших заведений и общественных библиотек не выписывало «Бр. Слова». Светские интеллигентные подписчики, а равно раскольники, также считались единицами. Подписчиками «Бр. Слова» были исключительно те смиренные пастыри, которые дело борьбы с расколом признают своим долгом, и всецело преданные православной церкви смиренномудрые простолюдины, которые хорошо знакомы с расколом и понимают всё зло его, скорбят, видя усиление этого зла, и радуются всему, что способствует его ослаблению.

Выражая затем своим читателям и ценителям признательность за постоянное, ободрявшее его, внимание и сочувствие, досточтимый редактор замолкшего ныне громкого и смелого органа противо-раскольничьей миссии «от всего сердца желает этим труженикам на поприще борьбы с врагами церкви православной сохранить неизменной одушевляющую их преданность православию и неустанно и ревностно трудиться для него в борьбе с расколом»,

Ревнующие об успехах борьбы с расколом вопрошают с недоумением и тревогой (в своих письмах, опубликованных и в „Брат. Слове», и в поступающих в нашу редакцию): кто же будет преемником умолкшего противо-раскольничьего «Братского Слова» и сошедших с своего боевого литературно-полемического поста достославных борцов, – разумея почившего о. Павла и здравствующего маститого профессора расколоведа Н.И. Субботина? В видах пользы дела миссии, нужно от всей души желать, чтобы Господь воздвиг на смену свято свершившим свой подвиг – новых делателей, которые бы снова призвали „Брат. Слово» или ему подобный орган к той же плодотворной жизнедеятельности на пользу миссии нашей Церкви. Область расколоведения и расколообличения так обширна и важна, что нельзя, без ущерба для дела, обойтись миссии без особого литературного органа. Но, к сожалению, скорбное заявление в прощальном слове редактора „Брат. Слова» о тех крайне тяжёлых материальных условиях, в которых находилось все 18 лет издание этого журнала, и печальная участь других начинаний с изданием противо-раскольничьих журналов (напр. «Истина»), едва ли не при самом появлении своём в свет погибавших в пучине того же безучастного отношения к противо-раскольничьему делу миссии со стороны пастырей Церкви и общества, – слабо окрыляют нас надеждой на то, чтобы при таких условиях теперь возгремело мощное слово печатного противо-раскольничьего органа. А между тем, ныне-то более, чем когда-либо, «время благопотребное» для усиленной работы всеми мерами, а прежде всего печатным оружием – над обличением раскола, всё сильнее и сильнее становящегося в положение „дерзающего“. По словам письма одного из иерархов – почитателей Н.И. Субботина: „настала година тьмы, раскол торжествует“. И действительно: разве тот новый курс, которым в последние два–три года повели свой утлый церковный корабль австрийские лже-иерархи – Швецов и Картушин – не есть вызывающее торжество раскола? А это учреждение новых лже-архиерейских кафедр, не исключая и столицы, умножение попов, открытые съезды в самом сердце Руси и свободные разъезды, торжественные служения лже-архиереев, открытая пропаганда со стороны известных распространителей раскола – учреждение раскольничьих братств, особых миссионеров, наконец, эта небывалая роскошь обстановки „великого господина“ Картушина! Прежде лже-иерархия раскольничья таилась, ползла по земле, а ныне она лезет вверх, как пышный пустоцвет в благоприятное лето, рассчитывая, при помощи денег раскольничьих богатеев, своим мишурным блеском отуманить глаза не только слепотствующей своей массе, но и близоруким из властей, печати и общества. А этот, наконец, тягостный, обидный для всех ревнителей православия судебный процесс какого-то исправника с старцем профессором из-за пламенного обличения всем известных давних неправд! Ободрённая в своём издевательстве над одним редактором православного миссионерского органа, раскольничья разнузданность хочет также «проучить», и заставить молчать и других своих обличителей. Миссионерствующий в пределах Оренбургской паствы Швецова г. Мельников печатно возвестил в газете «Урал», что де он привлёк к суду и нас, как редактора „Миссионерского Обозрения“, за напечатанные у нас (буквально) три строки, показавшиеся неприятными пресловутому апологету раскола и бывшему редактору заграничного журнала, пасквильного „Слова Правды“⁷⁵. Так дерзновенен стал ныне торжествующий раскол. Можно ли при таких обстоятельствах молчать духовной печати и оставлять деятелей миссии без опеки и руководства со стороны специального органа, который должен объединять разрозненные наши миссионерские силы и ободрять изнемогающих в этой тяжёлой и все-усложняющейся борьбе! Иначе не возопиют ли камни!

«Миссионерское Обозрение» утверждено Св. Синодом, как орган внутренней миссии. Последняя, как известно, объемлет собой не одно только дело противо-сектантской борьбы, но и противо-раскольничьей. Так Редакция и понимала свою задачу с самого начала Издания нашего журнала, который, будучи главным образом, органом миссии противо-сектантской, в то же время отзывался и на все живые запросы дела современной борьбы с расколом.

В каждой книге журнала читателям давалось несколько статей по вопросам современного состояния раскола и по миссионерской полемике. Внимая голосу своих читателей, выражающих нам настойчивое желание, чтобы, в интересах самообразования духовенства и руководства его в борьбе не только с сектами, но и с лжеучением раскольников, (обитающих, в качестве, если не осёдлых жителей, то пришельцев – огородников, садовников и пр., едва ли не во всяком любом приходе православной Руси), «Миссион. Обозрение» не уклонялось от служения противо-раскольничьей миссии и объединяло собой всю нашу внутреннюю миссию, – в последние два года издания Редакция наша стала уделять более значительное место для статей раскола, завела особый отдел хроники Московского раскола, как главного распорядительного центра в раскольничьем мире.

К сведению миссионеров и других ревнителей борьбы с расколом, считаем здесь не лишним заявить, что теперь, когда не стало специального противо-раскольничьего органа, «Миссионерское Обозрение» долгом считает стоять на страже интересов противо-раскольничьей миссии не менее зорко, чем как оно, с Божией помощью, в течении почти четырёх лет своего издания, служит противо-сектантской миссии. Конечно, Редакция берётся за восполнение недостающего ныне в деле борьбы с расколом без дерзновения заменить собой умолкшее «Братское Слово», но и не без упований на полезное и честное выполнение принимаемых на себя трудных обязанностей, в отношении раскольничьей миссии, так как Редакция располагает постоянным сотрудничеством и живым попечением об этом отделе журнала со стороны таких почтенных представителей науки расколоведения и миссии, как профессор Н. И. Ивановский, противо-раскольничьи миссионеры: М. П. Чельцов, священники: о. В. Прозоров, о. И. Полянский, о. К. Попов, о. Александров и др.

Да благословить же Бог наше сие благое намерение и да вспомоществуют нам своими молитвами и трудами пастыри и миряне, ревнующие об успехах борьбы с вековым врагами Св. нашей церкви!

В. С.

С начала 80-х годов нашего истекающего века, пропаганда штундизма широко захватила собой не только православное население Южной России, но и старое рационалистическое сектантство, как, напр., молоканство. Во всех известных центрах последнего, особенно же на Кавказе и в Таврической губернии, проповедь лжеучения штунды произвела сильное брожение духа в молоканской массе: везде произошли более или менее численные уклонения молокан в штундизм, который, в течение одного десятилетия, успел образовать в недрах старого молоканства свои самостоятельные религиозные общины; последние, увеличиваясь из года в год в своём числе и влиянии, ныне настолько давят и поглощают старое молоканство, что оно оказывается бессильным в борьбе со штундой, одряхлевшим и как бы отживающим своё существование.

Такое положение дел особенно рельефно обнаруживается в молоканских селениях. Бердянского уезда, Таврической губернии, где проживает до десяти тысяч молокан, поселившихся здесь ещё в начале нынешнего столетия. Таврическое молоканство издавна разделялось только на два толка: староуклеинцы или «сухопутные» молокане (т. е. отрицающие водное крещение), и «донцы» (последователи донского толка), признающие пять таинств, в том числе и водное крещение, и выработавшие особый богослужебный культ, многие чинопоследования которого заимствованы из православного требника. Несмотря на это разделение, жизнь Таврического молоканства всегда протекала мирно, так как оба старые толка не отличались и не занимались прозелитизмом. Но вот врывается сюда штунда в самой опасной своей фракции – баптизма и в недрах Таврического молоканства началась ожесточённая междоусобная борьба, которая в последние годы чрезвычайно обострилась, так что представители молокан старых толков оказались вынужденными обратиться к посредству иерархии православной церкви, прося нового таврического архипастыря, доблестного миссионера Америки, преосвященного Николая, разобрать, в качестве третейского судьи, их взаимные распри и защитить старое молоканство от назойливого вторжения в их семьи проповедников штундизма, противостоять которым они долее не в состоянии.

И, действительно, штундо-баптистическая миссия, благодаря данной ей немецкими инструкторами образцовой организации, выдвинула в таврические молоканские центры все свои лучшие силы: здесь с удивительным усердием и ловкостью трудились над сеянием штундового лжеучения люди всех сословий и всяких национальностей до еврейского включительно⁷⁶.

И нужно правду сказать: штундовая миссия имела здесь завидный и поучительный для православной миссии успех: во всех молоканских селениях совращено в баптистический толк за истекшие 20 лет со времени проникновения сюда штунды, в общем, душ до 3 т. и организованы прочные общины, которые давно приобрели значение распорядительных центров штундо-баптизма для всей русской штунды; здесь имеются комитет и касса миссионерские, устраиваются ежегодно конференции, отсюда вышли известные распространители штунды Иванов, Ф. Балихин, считающийся ныне у сектантов южных губерний чем-то в роде штундового епископа. Распространился здесь штундизм на счёт обоих старых толков молоканства и отчасти православия. Особенный же разгром штунда произвела в недрах старого донского толка: многие из него перешли прямо в баптизм, подавляющее же большинство последователей старого донского толка подпало столь сильному влиянию штунды в догме и культе, что, если не слилось совсем с штундой, то и перестало быть старомолоканством, а образовало из себя нечто новое, ещё мало исследованное нашей миссионерской наукой и практикой.

Последователей чистого стародонского толка осталось ныне не более сотни, между тем как ранее их были тысячи.

Одно время увлечение новым учением было так сильно среди представителей донского толка, что они, в параллель последователям баптизма, стали чуть ли не с гордостью именовать себя, и даже в официальных сношениях, «штундой»; так, напр., последователи ново-молоканства, реформированного в духе штунды, записывались в течение нескольких лет в волостных книгах.

Именем «штунда» называли ново-молокан и старые уклеинцы, и донцы, и сама истая штунда – баптисты.

Так обстояло дело до 1894 г., когда хвалёная штунда объявлена была Высочайше утверждённым мнением Комитета Министров особо-вредной сектой, с ограничением её в некоторых правах по отправлению общественного богослужения.

После издания этого закона, старое молоканство теперь стало зазирать ново-молокан и нападать на них, обличая их в принадлежности к опасной политической секте. Обвинение это усердно поддерживали и штундо-баптисты, желая отклонить от себя, в главах массы и местной администрации, ограничительный закон 3 сентября 1894 года, а в заграничном своём органе «Беседа» русские штундо-баптисты выражали сожаление, как де неосновательно правительство такую безупречную секту, как дето-крещенцы, считает зловредной штундой.

Местная епархиальная миссия, организованная и начавшая действовать в Тавриде на десять лет позже штундовой, – только в 1897 году встретилась с ново-молоканским толком, который теперь уже именовал своих последователей «евангельскими христианами, последователями 2 донского молоканского толка».

На основании преобладания штундизма в учении, особенно же в культе нового 2 донского толка, епархиальная миссия признала ново-молоканство «штундой», что было утверждено и епархиальным начальством. Мнение последнего было представлено на усмотрение Казанского Миссионерского Съезда, который, на основании представленных ему результатов исследования епархиальной миссии, – в принципе согласился с заключением таврического миссионерского комитета⁷⁷.

Необходимо заметить, что решение таврического миссионерского комитета и начальства имело в виду лишь теоретические задачи сектоведения: епархиальное начальство и миссия никогда не были инициаторами в деле распространения на штундистские общины из молокан ограничительного закона 1894 года, тем более, что и практически не осуществимо применение этого закона в многотысячных сектантских селениях, где притом сельские власти все из штундистских толков. Применение здесь закона 1894 г. могло бы оказаться лишь декретированием его и тормозом для православной миссии.

Но вот, осведомившись о признании штундой ново-молоканских толков сс. Астраханки и Ново-Васильевки, один из местных чинов полиции, по собственному усмотрению, решил применить закон 3 сентября 1894 года о штунде к Ново-Васильевской общине и запечатал моленный дом, который был построен на общественный счёт стародонским толком до его разделения и уже много лет не функционировал, вследствие образования ново-молоканства и происшедших раздоров между собственниками моленной – старыми донцами и ново-молоканами. Вместе с тем, от Ново-Васильевских последователей 2 донского толка была отобрана полицией подписка, как от штундистов, не устроять собраний; между тем, соседние Астраханские ново-молокане невозбрано устрояли и устрояют такие же собрания в так называемом Захаровском молитвенном доме, куда с удобством ходят на богомоления и Ново-Васильевцы. Таким образом, административное ограничение последних по закону 3 сентября 1894 г. не достигало цели, а только раздражало своей односторонностью. Но нет худа без добра: все эти обстоятельства дали сильный толчок руководителям ново-молоканских толков и самой массе разобраться в своих новых увлечениях штундизмом и проверить свои новые воззрения и отношения, как к старому молоканству, так и к штунде, а равно и к евангельской истине. Полемика устная и письменная местных миссионеров с ново-молоканскими представителями много осветила последним их заблуждения. Началась внутренняя работа мысли – самоосуждение и самоопределение – составлено было письменное символическое вероизложение.

Наблюдавшие ново-молокан три–четыре года назад и теперь говорят, что у них произошло заметное прозрение и очищение от крайностей штунды. Именовать себя в письменных актах реформированное ново-молоканство настойчиво стало в эти последние годы не штундой, а «евангельскими христианами, последователями 2-го донского молоканского толка»

Процесс этот идёт в течении нескольких последних лет и продолжается доселе.

Между прочим, ново-молоканские представители подали возражения в разные административные и духовные учреждения, доказывая, что они неправильно признаны штундистами, тогда как другие толки в своих заявлениях – наоборот – настаивают, что-они-то и есть штунда настоящая и должны так именоваться в паспортах.

С этими-то своими претензиями, как замечено выше, ново-молокане и предстали перед новым Таврическим Преосвященным, который их выслушал с терпением и благостью, истребовал от всех толков их письменные вероизложения и в конце истекшего мая созвал миссионерский съезд, на который пригласил и представителей молокан для личного изложения съезду своих домогательств. Для руководственного участия в заседаниях Таврического съезда был командирован Обер-прокурором Св. Синода его чиновник особых поручений редактор нашего журнала, В. М. Скворцов.

Явившиеся на съезд представители старого (уклеинцы) молоканства и реформированного в духе штунды – в двух заседаниях излагали съезду особенности своего учения и культа сначала порознь по толкам, а затем совместно, взаимно обличая друг друга в заблуждениях... Однако, съезд признал сообщённые представителями молокан сведения недостаточными для окончательного решения вопроса о том, есть ли основание не признавать называющих себя последователями 2 донского толка «штундой», и постановил выделить из себя миссионерскую комиссию, которая бы на месте ещё раз исследовала особенности тех и других толков и уже после того поставила бы свой решение по данному вопросу об отношении ново-молоканских толков к штунде и старому молоканству.

Комиссия эта,⁷⁸ по окончании заседаний съезда, прибыла в Бердянский уезд накануне Троицына дня и, в течении трёх дней, посетила в с. Астраханке и Ново-Васильевке молитвенные общественные собрания молокан всех толков, не исключая и штундо-баптистического.

По выслушивании молоканского богослужения, В.М. Скворцов, при участии своих спутников – А.Я. Дородницына, А.Л. Высотского и о. П. Тихвинского, обращался к молоканам с речами и беседами, которые выслушивались с живым интересом, вниманием и доверием к представителям православия и производили, видимо, глубокое впечатление на молоканскую массу и её представителей: члены комиссии везде оказались дорогими гостями молокан; все толки соревновали друг с другом в доказательстве своего усердия и чисто славянского радушие (за исключением, впрочем, штундо-баптизма). Старомолоканская моленная с. Астраханки во время речей огласилась плачем до глубины души растроганных стариков и женщин. Перед выездом членов комиссии, к В.М. Скворцову являлись вёрст за 40–50 депутации от молокан других селений, с приветствием и просьбой посетить и их моленные и не лишить их тех тёплых, слов назидания, о которых они наслышались от своих единоверцев. Члены комиссии, уступая видимо искренней просьбе молокан, посещали частные дома их представителей, где велись непринуждённые беседы о предметах веры за чашкой чая или при угощении местными фруктами и яствами. Около дома местного священника, где квартировала комиссия, все три дня густая толпа молокан всех толков стояла с раннего утра и до глубокого вечера, обращаясь с разными заявлениями о своих духовных нуждах. Такое доверчивое общение молокан с представителями православия полагало прочное начало к дальнейшему единению и уготовало путь к успешному деланию на сей ниве православной миссии.

В заключение своих действий, комиссия пригласила для дачи дополнительных показаний трёх главных представителей ново-молоканского толка (2 донского): попечителя моленной – известного богача-овцевода и землевладельца (гласного губернской гумы) 3.Д. Захарова, пресвитеров М. Ячменева и Васильева, которые в течение нескольких часов подробно давали ответ о своём и своих единоверцев уповании на предлагавшиеся вопросы.

В начале августа месяца, миссионерская комиссия, вновь собралась, по благословению преосвященного Николая, для постановления окончательного решения. При этом, между прочим, было заслушано внесённое В. М. Скворцовым нижеследующее, заслуживающее особого внимания науки сектоведения, как имеющее принципиальное значение (и особенно по вопросу о штунде), мнение А. Я. Дородницына.

«За три дня нашего пребывания в сс. Астраханке и Ново-Васильевке – в этом крупном центре русского рационалистического сектантства, перед нами прошли картины высокого поднятия религиозного духа сектантов, по случаю священных дней праздника Сошествия Св. Духа на Апостолов. Момент этот для исследования русского сектантства был неизмеримо драгоценен: здесь сектантство показало, так сказать, свой духовный капитал. Всё, что было лучшего в сектантстве, в смысле знания сектантского богословия и церковного ораторства, явило себя здесь во всей полноте своих сил. Здесь мы могли слышать религиозные речи ораторов четырёх сектантских толков: уныло монотонные речи на славянском языке пресвитеров тамбовского и 1-го донского толков, искусственно вдохновенную речь пресвитера 2-го донского толка и, наконец, сухую безжизненную, произносимую по давно заученному шаблону, речь пресвитера штундистов (баптистов).

Наблюдая это кипение религиозного духа сектантов со стороны, – в качестве постороннего зрителя, не посвященного в тайны сектантских заблуждений, невольно задаёшь себе вопрос: зачем им эти разделения на толки, когда, по-видимому, богослужение у всех у них так сходно. Посетите их молельни и вы встретите одну и ту же богослужебную обстановку, – тот же у стены против дверей стол, за которым восседают главари секты, те же по обеим сторонам скамьи, то же отделение мужчин на-право, а женщин на-лево, наконец, те же неизменно жёлтые платки на всех решительно женщинах... Но прислушайтесь к пению и чтению, вникните в содержание богослужения – и иллюзия тот-час исчезнет: на место того религиозного единства, о котором вы сейчас думали и в которое вы уже готовы были поверить, как в великую нравственную силу сектантства, выступает дух разобщения, разделения, затаённого антагонизма, глухой борьбы.., и чувство разочарования холодит ваше сердце.

В богослужении всех названных толков наблюдается три главных момента: чтение Евангелия с объяснением прочитанного, пение духовных стихов и молитва. У молокан тамбовского и 1-го донского толков в богослужении преобладает стихия церковно-славянская. Псалмы поются на славянском языке, произносимая пресвитером молитва есть умело объединённое единством мысли соединение отрывков разных священных псалмов Давида, также на славянском языке поются церковные песнопения: «Слава в вышних Богу» и др. Богослужение последователей 2-го донского толка более приближается к штундистскому. Как и у штундистов, богослужение их начинается пением духовного стихотворения: «Здесь мы, братия, собрались Богу нынче честь воздать» (Сборник духовных стихотворений № 277), за которым следует чтение и объяснение Нового Завета пресвитером и, наконец, сердечная молитва, произносимая пресвитером. Богослужение заканчивается молитвой за царя. Но при этом сходстве, даже в деталях, молитвенных собраний последователей 2-го донского толка с штундистским выступают две особенности, резко отличающие их друг от друга, – это отсутствие молитвенных импровизаций (со стороны молящихся) на молитвенных собраниях последователей 2-го донского толка и употребление ими молитвословий православной церкви. На молитвенных собраниях штундистов, которые приходилось нам неоднократно видеть в Херсонской и Екатеринославской епархиях, приходится наблюдать, что, по окончании пения духовных стихотворений, кто-либо из присутствующих падает на колена и начинает вслух произносить молитвенную импровизацию, сопровождающуюся сначала вздохами, а под конец общим рыданием. Эти молитвенные импровизации у штундистов считаются непременным моментом богослужения, как доказательство пребывания в их среде дара пророчества (1Кор.13:2). Подобных молитвенных импровизаций на собраниях последователей 2-го донского толка мы не заметили.

Вторая упомянутая нами особенность, отличающая молитвенные собрания названных сектантов от штундистских, состоит в употреблении ими молитвословий православной церкви. Так, пресвитер 2-го донского толка, во время обряда «преломления хлеба», перед тем, как предложить его желающим причаститься, прочитал молитву православной церкви: «Верую, Господи, и исповедую». Когда в разговоре с главными руководителями 2-го донского толка, З Захаровым и М. Ячменевым, было им указано на это обстоятельство, то они выразили упрёк православной миссии, почему им не дали в своё время чего-либо из своих песнопений, и выразили желание иметь сборник песнопений православной церкви, который они с готовностью-де примут, вместо штундовых членов, в употребление при своих богослужениях. Одно уже это обстоятельство полагает некоторую грань между последователями 2-го донского толка и штундистами. Последние, как это известно каждому, кто имел случай беседовать с ними, гнушаются всем, что напоминает православную церковь, которую они сравнивают с вавилонской блудницей, храмы которой называют грудами камней и проч. Возможно ли, чтобы штундисты, при таких своих воззрениях на православную церковь, позволили себе удержать что-либо из её церковных молитвословий? И, действительно, ни в богослужении, ни в обрядах, ни в религиозных воззрениях штундистов мы не видим заимствований из православной церкви: штунда порвала все связи с православием. Нельзя пройти молчанием и того, по существу дела незначительного обстоятельства, которое однако свидетельствует, если не о тяготении последователей 2-го донского толка к православию, то по крайней мере, о присутствии в религиозно-обрядовой жизни их некоторой церковно-православной струи, свидетельствующей не о полной ещё утрате духа православной церковности. Мы разумеем сохранившийся у последователей 2-го донского толка обычай в Троицыны дни украшать свои жилища и молитвенный дом зелёными ветвями, цветами и травой, – обычай, удержанный из церковно-обрядовой жизни православного народа.

Суммируя сказанное о богослужении последователей 2-го донского толка, мы приходим к следующему выводу: внешняя обстановка молитвенных собраний сих сектантов и порядок богослужения сходны, как с молоканскими, так и со штундистскими; в содержании же богослужения, которое весьма сходно с богослужением штундистов, есть элементы, удержанные из тамбовского толка, а также есть прямые заимствования от православной церкви. Всё это не даёт права признать, со стороны внешнего богослужения, последователей 2-го донского толка сектой, вполне тожественной со штундистами.

Обратимся к вероучению последователей 2-го донского толка. О ним мы достаточно познакомились из представленного комиссии сектантами письменного изложения их вероучения под заглавием: «Краткие правила веры христиан евангельского вероисповедания называемых молокан 2-го донского толка»⁷⁹, а также из неоднократных бесед с главарями сей секты об их вероучении. Вероучение последователей 2-го донского толка, как оно изложено в «кратких правилах», также во многом сходно с вероучением штундистов (баптистов). Это сходство простирается как на систематизацию самих истин вероучения, так и на внутреннее содержание их. В «кратких правилах» последователей 2-го донского толка мы находим то же расположение материала: те же заглавия, число их отделов, с теми же цитатами, что и в изложении вероучения косяковских штундистов (См. А. Ушинского «Вероучение малорусских штундистов»), напр. «о Слове Божием», «о грехе» и пр. Но при этом в «кратких правилах» мы находим и такие отделы, каких не встречали ни в одной редакции вероучения штундистов, напр. «О крещении младенцев», «Об омовении ног» и «О помазании больных елеем», что кладёт весьма заметную грань между вероучением последователей 2-го донского толка и таким же штундистов и не дает права исследователю признать вероучения сих сектантов тождественными.

Яснее эта разность в вероучении последователей 2-го донского толка и штундистов выступает при сравнении их со стороны содержания некоторых догматов того и другого вероучения. Не говоря уже о том, что учение о необходимости крещения младенцев является принципиальным противоречием вероучению штундистов, основной догмат которых заключается в оправдании личной верой в искупительные заслуги Христа, глубокое различие в вероучениях названных сектантов существует по двум весьма важным вопросам – вопросу о таинстве причащения и об оправдании. По учению штундистов, причащение имеет символическое значение: оно есть прямое воспоминание тайной вечери, причём хлеб остаётся хлебом и вино – вином (см. А. Ушинского «Вероучение малорусских штундистов», стр. 77–78). По учению о сём предмете последователей 2-го донского толка, как оно изложено в «кратких правилах» и как было изложено лично главными представителями сего толка – З. Захаровым и М. Ячменевым, причащение есть таинство, через которое достойно верующие становятся общниками Тела и Крови Христа, пролитой на кресте, т. е. причащаются действительного Тела и действительной Крови Христа, а не духовно только становятся участниками крестной смерти Христа, как учат штундисты. Очевидно, что здесь различие не в словах только, а в самом существе религиозных воззрений названных сектантов. Не менее глубокое различие между вероучением последователей 2-пр донского толка и штундистами существует по вопросу об оправдании. По учению штундистов, человек оправдывается (получает прощение грехов, избавляется от ада и смерти, становится причастником вечной жизни) с того момента, как он уверует в искупительные заслуги Иисуса Христа (см. А. Ушинского ibid., стр. 46). О благодати, как средстве оправдания, у них нет ни слова. Учение последователей 2-го донского толка, на сколько мы узнаём его из письменного изложения его и как оно выяснено нам в продолжительной беседе с названными представителями сего толка, ничем не отличается от учения православной Церкви. Оправдание человека, по их учению, совершается «благодатью через веру» (см. «краткие правила» об оправдании). Из беседы с З. Захаровым и М. Ячменевым выяснилось, что, по их пониманию, оправдание человека наступает тогда, когда он, уверовав во Христе, в таинстве крещения получает благодать Св. Духа, очищающую его от грехов и возраждающую в новую св. жизнь. При этом М. Ячменев пояснил свою мысль следующим примером: он сравнил человечество с должником, которому, по ходатайству доброго человека, прощён долг; но для того, чтобы получить действительное прощение грехов (получить от заимодавца свой вексель), необходимо прийти к нему в чертоги. Дверь, вводящая в чертоги нашего Небесного Заимодавца, есть Св. Крещение; чрез неё каждый, кто желает прийти к Богу, должен пройти этой дверью.

Итак, и в догматике последователей 2-го донского толка мы находим то же соединение штундистских взглядов с учением старого донского толка и с истинами православной Церкви, с каким мы встречаемся при обозрении богослужения сих сектантов. Чем объяснить это смешение? Очевидно, что мысль составителей «Кратких правил» работала под влиянием двух противоположных религиозных стихий. Оторвавшись от старого молоканства (тамбовский толк), которое не удовлетворяло их ни своей догмой, ни своим нравственным учением, другими словами – не давало пищи ни уму, ни сердцу, «захаровцы», естественно, остановили своё внимание на штунде (баптизм), которая к этому времени успела уже произвести сильное брожение в среде молокан. С ней у них было много общих точек соприкосновения: отсутствие обрядности, отрицание почитания икон, креста, таинств и проч. Естественно было мысли главных руководителей движения пойти по давно знакомому пути, и она этим путём, действительно, и пошла. Но, оставаясь на почве строгого религиозного рационализма, новое движение не могло не встретиться с теми противоречиями, какие представляло учение штундистов. Понятно также и то, почему именно в вопросе о крещении младенцев и таинстве причащения новое движение разошлось с штундой: в этих именно вопросах штунда изменила самой себе. Признавая единственным источником вероучения Библию, она отвергла ясную заповедь Иисуса Христа: «Если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить Крови Его...» (Ин.6:53). Новому движению оставалось одно из двух: или изменить ясным заповедям Бога и слиться с штундистами, или же остаться верным избранному пути и образовать самостоятельную религиозную общину. Случилось последнее. Этим, по нашему мнению, объясняется и двойственность в вероучении и богослужении последователей 2-го донского толка. Здесь мы подошли к главному нашему вопросу: есть ли основание признать последователей 2-го донского толка штундистами, каковыми считают их представители местных сектантских толков (молокане и баптисты) и епархиальной миссии. На основании вышесказанного мы склоняемся к отрицательному ответу на этот вопрос. Существенное препятствие к признанию последователей 2-го донского толка штундистами мы встречаем в том различии, которое существует в догматических воззрениях этих двух сект?

Что такое штунда, рассматриваемая со стороны своего вероучения? Это учение, в основании которого лежит догмат об оправдании личной верой в искупительные заслуги Иисуса Христа, проведённый с строгой последовательностью через всю систему религиозных воззрений штундистов. Из этого главного догмата штундистов, как из центра, исходят все частные религиозные воззрения: их отрицание крещения младенцев, почитания и молитвенного призывания святых угодников и их мощей, молитв за умерших, св. таинств, как благодатных средств и проч. Штунда может дойти, как это мы видим на примере духовной штунды, до полного отрицания всех догматов и всего внешнего богопочитания, но основной догмат об оправдании личной верой в искупительные заслуги Христа у неё останется неизменным. Обратного движения, т. е. перехода к признанию таинств, как благодатных средств, почитания святых и проч. в штунде не может быть, и если бы это случилось, то она перестала бы быть штундой и примкнула бы к одной из старых протестантских сект. Нам могут указать на протестантизм, как на противоречие нашим соображениям относительно штундизма, – протестантизм, где догмат об оправдании верой, в продолжении четырёх столетий, мирно уживается с признанием таинств, как благодатных средств, крещением младенцев и проч., – и на основании этого возразить, что догмат об оправдании верой не соединяется неизбежно с отрицанием таинств, почитания святых и вообще всего того, что отрицает штундизм. Возражение это однако нисколько не опровергает нашей точки зрения на штунду: протестантизм остался непоследовательным своему основному догмату, на что уже указывали ближайшие ученики Лютера – Шторк, Мюнстер, Карл-Штат и друг., перешедшие от оправдания верой к отрицанию крещения младенцев. Учение о таинствах, о необходимости крещения младенцев и проч. в протестантизме осталось не как прямое логическое последствие основного догмата об оправдании верой, а скорее, как насилие его, – насилие, к которому Лютер был вынужден прямым указанием евангельского текста. Штундисты пошли далее своих учителей: догмат об оправдании верой у них проведён во всей его строгости, и на этом пути уничтожено всё, что находилось в каком-либо противоречии с этим догматом. В этой строгой последовательности, в этой, так сказать, исключительной преданности догмату об оправдании верой состоит отличительная особенность штунды, как религиозного учения. Сущность вероучения штундистов может быть передана в следующих кратких словах: Смертью Иисуса Христа на Голгофе искуплены грехи всех людей: кто верует в это, тот не имеет греха в себе: в нём действует Св. Дух. Он действует непосредственно, следовательно, церковь со своими таинствами – излишняя. Прещение запечатлевает вступление в общество святых (т. е. штундистов). Евхаристия полезна только, как воспоминание смерти Иисуса Христа и как благодарственная жертва за полученное спасение.

Посему полное определение штунды может быть дано такое: штунда есть протестантская секта, в основе вероучения которой лежит догмат об оправдании личной верой, проведённый с большей последовательностью, чем в других протестантских сектах, через всю систему их религиозных воззрений. Отсюда, как необходимое последствие, вытекает отрицание крещения младенцев, таинств, как благодатных средств, почитания и молитвенного призывания Божией Матери, Св. Угодников и Св. Икон, Креста, молитв за умерших и всех обрядов православной Церкви.

Сравнивая с этим определением то, что нам известно о вероучении последователей 2-го донского толка, мы встречаемся с существенным отличием его от штунды в признании необходимости крещения младенцев, в учении о таинстве причащения, как благодатного средства, помазании елеем больных и омовении ног. Если к этому присоединить вышеупомянутые особенности в богослужении последователей сего толка, отличающие его от богослужения штундистов, то отличие сих сектантов от штундистов выступает со всей ясностью и убедительностью.

К какой же сектантской группе должно отнести наших сектантов? По своему вероучению они ближе стоят к молоканам 1-го донского толка, чем к штундистам и к молоканам тамбовского толка: богослужение же их, как это мы видели, более приближается к штундистскому, которое имело на него весьма заметное влияние. В виду этого, мы склонны отнести наших сектантов к группе молокан и, так как они близко примыкают к молоканам 1-го донского толка, отличаются от последних в богослужении, справедливым представляется сохранить за ними прежнее название молокан 2-го донского толка. Но, если по чему-либо это название должно быть снято с них, то более соответствующим истинному положению дела будет название их: «Ново-молокане» «реформированное молоканство», как представителей позднейшего религиозного движения в среде молокан. Название их штундо-баптистами, по нашему мнению, было бы несправедливостью, так как приближало бы их к штундистам, от которых разделяют их вероучение и богослужение в существенных своих частях, отличающиеся от вероучения и богослужения штундистов.

Практические соображения в пользу того или иного начинания теряют своё значение там, где истина ясно говорит сама за себя. Но если они содействуют более полному торжеству истины, то их не должно игнорировать. В рассматриваемом нами вопросе, практические соображения тяготеют к тому, что последователи 2-го донского толка не должны быть признаны штундистами. Признать наших сектантов штундистами – это значит, внести в сектантскую науку и в общественно-правительственный взгляд на штунду элемент, способный затемнить и то не совсем ясное представление об этой секте, какое существует у нашего общества и правительства. Понятие о штунде, вместо того, чтобы путём удаления из него признаков, свойственных другим сектантам, более и более специализироваться, признанием последователей 2-го донского толка штундистами будет так расширено, что в нём легко поместятся едва ли не все протестантские секты. В самом деле, если штундисты крестят детей; веруют в причащение действительных тела и крови Господа, совершают помазание больных, как это делают последователи 2-го донского толка, то что препятствует признать штундистами всех евангелико-лютеран? И не значит ли это прикрывать нашего врага, каким является штунда по отношению к православной Церкви и русской народности, лесом сбивчивых понятий, неопределённых представлений и этим давать ему возможность безнаказанно вредить нам?

Не скрывать его должно, а вынаруживать путём указания специфических его признаков? Наконец, не должно оставлять без внимания и того, как отнесутся к признанию их штундистами сами последователи 2-го донского толка – на самом деле они сольются с истинными штундистами (баптистами) – и это может случиться тем легче, что практические выгоды на стороне этого слияния: штундисты, на которых, в силу какого то рокового недоразумения, распространён закон 1879 года о немецких баптистах, пользуются в настоящее время свободой вероисповедания: судьи отказываются преследовать их молитвенные собрания, на беседы миссионеров их не принуждают являться, так что закон 1894 года оказался стражем, которому нечего охранять. Естественно, что последователи 2-го донского толка, подпав под тяжесть сего закона, будут искать выхода из него, который они легко найдут в переходе в баптисты, т. е. совершится нечто совершенно противное интересам церкви и задачам миссии – усиление нами самими нашего злейшего врага – штунды.

И так, и теоретические, и практические соображения вынуждают нас с решительностью заявить, что последователи 2-го донского толка – не штундисты, и признавать их таковыми несправедливо и опасно в церковно-общественном отношении.

С точки зрения интересов внутренней миссии, сс. Астраханка, Ново-Васильевка и Шавкай должны составить предмет не епархиальной только, но и общероссийской миссии, и служить поприщем для деятельности лучших миссионерских сил. Названные сёла составляют центр рационалистического русского сектантства. Здесь сходятся сектантские нити со всей России; здесь происходят конференции главных сектантских деятелей, здесь вырабатываются планы и действия сектантских миссионеров, здесь устанавливается общесектантское мнение по поводу того или другого правительственного распоряжения и вообще явлений в сектантстве.

В виду этого, названные сёла должны быть предметом особенных забот со стороны духовной и светской властей. Первая, должна употреблять все зависящие от неё меры, чтобы направить по православному руслу волны возбуждённого религиозного духа сектантов.

Момент, переживаемый в настоящее время сектантством, важный, м. б., единственный в истории нашего сектантства. Оно хочет выйти из мрака своих заблуждений к свету. Нужно дать им сей свет, а для сего необходимо направить⁸⁰ туда лучшие наличные миссионерские силы, какими располагает наша внутренняя миссия».

Доказав правильность определения основного признака штунды и заявив о своём согласии с другими, приведёнными в записке г. Дородницына положениями, руководитель совещания миссионерской комиссии В. М. Скворцов, со своей стороны, представил следующие соображения в пользу того мнения, что ново-молоканство не составляет собой секты вполне тождественной со штундизмом.

1) У ново-молокан пресвитерианский институт имеет значение более устойчивое, чем у штундистов. Пресвитеры у ново-молокан – не сменяемые только уполномоченные на церковное служение обществу люди, как это у штунды, а в своём роде священные лица, которые исповедуют кающихся, напутствуют больных, чего, как известно, нет у штундистов.

2) Штундо-баптисты принимают ново-молокан через перекрещивание, следовательно, сами не считают последователей 2-го донского толка в церковном общении с собой и правоверными членами церкви.

3) На штундо-баптистических конференциях вопрос о допущении «детокрещенцев» к общению в чаше (к приобщению) дважды поднимался и решён был отрицательно; при этом нигде не видим представителей ново-молоканства в качестве полноправных членов известных штундистских конференций, и только раз на Ново-Васильевской конференции З. Захаров с несколькими единоверцами допущен был в заседания в качестве гостя.

На Владикавказской конференции 1885 г., на предложение штундо-баптистского проповедника Стоялова о том, как поступать с тем, кто самовольно, без ведома и согласия общины, принимает св. вечерю в общине, признающей крещение детей, (т. е. у ново-молокан), – решено было исключать таких членов из штундо-баптистского общества.

4) На предложение того же Стоялова, чтобы иметь общую конференцию с евангельскими общинами (т. е. дето-крещенцами-ново-молоканами) та же конференция единогласно постановила: «что по причине разности в учении не может быть речи о совместной деятельности в деле миссии».

Отсюда ясно, что штундисты считают ново-молокан заблуждающимися и «свою церковь» отнюдь не отождествляют с ново-молоканскими общинами.

5) Важное значение для решения вопроса должно иметь отсутствие или, по крайней мере, недоказанность существования в учении и жизни ново-молокан тех социально-политических воззрений и поступков, какими характеризуется особая вредность штунды в известном циркуляре Министра Внутрен. Дел, от 3 сентября 1894 г. «Правила веры» ново-молокан также в этом отделе разнятся от учения штунды о государственных обязанностях, отличаясь полной, по-видимому, благонадёжностью.

6) Хотя ново-молоканство – секта более прозелитивная, чем старые молоканские толки, но в числе распространителей лжеучений среди православного населения губерний южных и центральных не встречается в истории ни одного известного разъездного проповедника из ново-молокан детокрещенцев, тогда как все известные насадители штунды и в прошлое время, и ныне принадлежат к штундо-баптизму.

7) «Краткие правила веры» последователей 2-го донского толка, по-видимому, есть произведение каких-либо нескольких главарей ново-молоканства, находившихся при составлении вероизложения под рабским влиянием катехизиса штунды, а потому правила эти едва ли можно считать вполне выражающими верования молоканской массы и её пресвитеров; личные наблюдения доказывают, что масса и лучшие её представители и учат, и веруют более консервативно и близко к стародонскому молоканскому учению, чем как гласят о верованиях ново-молокан правила. Нынешнее религиозное состояние этого толка представляет собой поворот от слепого увлечения штундизмом к более чистой истине, причём лучшие представители молоканства выказали знакомство с православным богословием и с противо-штундовыми полемическими статьями последних лет, которые не могли не оказать своего просветительного влияния на нынешние воззрения ново-молоканских вождей, в роде З. Захарова, М. Ячменева и др.

Преподаватель семинарии А. Л. Высотский, на основании тщательного разбора всех имевшихся в распоряжении комиссии данных для суждении о характере учения и культа последователей 2-го донского толка, представил обстоятельный свод признаков, характеризующих ново-молоканство, как штунду.

Комиссия, после всестороннего обсуждения в двух заседаниях всех обстоятельств дела, изложила свое заключение в следующем акте.

1899 года, августа 4 дня. Нижеподписавшиеся члены комиссии, во исполнение постановления таврического миссионерского епархиального съезда духовенства, от 4 июня, и последовавшей на протокол заседания оного Архипастырской резолюции его преосвященства, преосвященнейшего Николая, епископа таврического, от 6 июня, собравшись в заседание, под руководством В. М. Скворцова, под председательством ректора семинарии, протоиерея Василия Знаменского, занялись обсуждением вопросов: 1) об определении характера вероучения толков: второго донского в с. Ново-Васильевке и первого и второго донских (захаровского и сизовского) в с. Астраханке; 2) о возможности открытия молитвенного дома второго донского толка в с. Ново-Васильевке; 3) о возможности дозволить молоканам публичное пение на улицах при погребении покойников.

1) Приняв во внимание: а) «краткие правила веры, письменное изложение вероучения второго донского толка, представленное его преосвященству, преосвященнейшему епископу Николаю крестьянином с. Астраханки З. Захаровым; б) показания о вероучении означенных толков, данные сектантами на епархиальном миссионерском съезде, занесённые в протоколы заседаний оного (№ 1, 2, 7, 10); в) словесные заявления В. М. Скворцова, епархиального миссионера – священника Павла Тихвинского и преподавателя семинарии Алексея Высотского, а также письменно представленное на имя В. И. Скворцова мнение екатеринославского епархиального миссионера А. Дородницына, посетивших в июне месяце с. г. селения Ново-Васильевку и Астраханку, – по первому вопросу пришли к следующему заключению. Прежде, до 1880 года, вышепоименованные толки были молоканскими. Но с этого времени, под влиянием пропаганды пашковских и штундистских лжеучителей, начинается привнесение элементов штундистского вероучения и богослужебного культа, совершается процесс перерождения молоканства в штунду. Этот процесс перерождения в штундизм и до настоящего времени нельзя считать совершенно законченным. Однако же, главнейшее, что характеризует в настоящее время как вероучение, так и особенно богослужебный культ этих толков, должно быть признано характера штундистского. Именно: основной принцип, характеризующий штундизм, есть учение об оправдании личной верой во Христа-Искупителя ради Его крестных страданий; проведённый с логической последовательностью в системе штундистского вероучения, этот принцип приводит к отрицанию таинств, как средств для получения благодати, к взгляду на добрые дела, лишь как на свидетельство веры и непременный плод живого присоединения ко Христу, – к самообольщению вслед затем своей мнимой праведностью, в котором они почитают себя праведными, нравственно совершенными, постоянно выставляя напоказ эту свою праведность; к практике церковного отлучения явно согрешающих, к отрицанию молитв за умерших вследствие уверенности, что всякий уверовавший во Христа-Искупителя непременно будет спасён и принят Богом в число избранных, – к характерной особенности в богослужебном культе, выражающейся, в так назыв., самими сектантами сердечной молитве, т. е. молитвенных импровизациях. Все эти характерные особенности, отличающие штундизм, оказываются принадлежащими вероучению и служебному культу сектантов вышеозначенных толков, особенно если иметь в виду представленное З. Захаровым письменное изложение вероучения и показание о вероучении, занесенные в протоколы. Но, с другой стороны, некоторые положения в их вероучении, особенно учение о крещении и преломлении хлеба, должны быть признаны не выражающими характера штундистского учения о тех же предметах, а, наоборот, более приближающимися к молоканскому учению. Имея в виду это и признавая посему, что процесс перерождения означенных толков из молоканства в штундизм ещё продолжается, толки эти для большей точности должно именовать молокано-штундизмом.

Что касается баптистских толков, существующих в с. Ново-Васильевке, Астраханке и Ново-Спасском, образовавшихся также через совращение в эти толки молокан, то их должно признавать безусловно-штундистскими (штундо-баптизм).

2) Молитвенный дом второго донского толка в с. Ново-Васильевке закрыт в 1896 году бердянским уездным исправником по его личной инициативе, без предварительного сношения с епархиальным начальством. Но впоследствии о сём было доведено до сведения епархиального начальства, а затем и до сведения г. Обер-Прокурора Св. Синода и г. Министра внутренних дел. На запрос г. обер-прокурора Cв. Синода по сему делу, епархиальное начальство дало отзыв, что молитвенный дом второго донского толка в с. Ново-Васильевке был закрыт гражданской властью на основании закона 4 июля 1894 года, воспретившего штундистам общественные молитвенные собрания, что, и по заключению епархиального начальства, толк этот должен быть признан штундистским. Признавая легально правильным и возможным применение сего закона к молитвенным домам штундистских толков в с. Ново-Васильевке, Астраханке и Ново-Спасском, епархиальное начальство, однако ж, не настаивало на необходимости применения сего закона в этой местности, в виду многочисленности сектантов и их изолированного положения среди православного населения. Означенный молитвенный дом построен на общественный счёт сектантов, принадлежавших к молоканскому донскому толку прежде разделения его на нынешние 1-й (оставшийся чистым молоканским) и 2-й (ставший молокано-штундистским) толки. Посему претензию на владение домом и ходатайство об открытии его возбуждают и сектанты 1-го донского толка во главе с пресвитером о. Лысиковым. Приняв во внимание вышеизложенное, комиссия полагала бы возможным открытие означенного молитвенного дома, в виду наиболее того соображения, что молитвенные дома других толков, не только молокано-штундистских, каковы, т. наз., сахаровский и сизовский молитвенные дома в с. Астраханке, но и чисто штундистских, каковы молитвенные дома баптистских толков в с. Ново-Васильевке, Астраханке и Ново-Спасском, остаются незакрытыми; но вчинание сего дела и решение вопроса, для какого именно толка – 1-го донского (молоканского) или 2-го донского (молокано-штундисткого), по праву собственности, или для обоих вместе, как построенный на общественный счёт – должен быть открыт сей дом, может принадлежать лишь гражданской власти, которой принадлежала и инициатива закрытия сего дома.

3) В виду закона 3 сентября 1883 года, воспрещающего раскольникам и сектантам публичное пение на улицах и площадях, как публичное оказательство расколо-сектантства, просьба молокан тамбовского и Владимирского толков о разрешении им такового пения при погребении покойников легально не может быть удовлетворена, хотя вообще, в видах ослабления совершающегося перерождения молоканских толков в штундизм, было бы целесообразным, если бы старо-молоканским толкам были предоставлены некоторые преимущества перед штундистскими в отношении религиозных прав. При обсуждении сего вопроса, В. М. Скворцовым было заявлено следующее мнение: «хотя означенная просьба молокан не может быть удовлетворена в легальном порядке, но, принимая во внимание, что погребение покойников с пением на улице практиковалось у таврических молокан всегда до последних годов невозбранно, что молоканские селения и кладбища находятся вдали от жительства православных и потому от такого пения не может произойти соблазна и оказательства раскола, которое имеет в виду закон, возбраняющий пение при совершении погребальных своих процессий, а также имея в виду в интересах миссии оказать поддержку старым молоканским толкам в их борьбе с вреднейшими фракциями сектантства, поглощающими ныне старое молоканство, – представлялось бы соответственным допустить временно, в виде особого исключения, снисхождение старым молоканам, разъяснив это приходским священникам и предложив им, чтобы они, в случаях возможного нарушения со стороны молокан закона, воспрещающего публичное пение на улицах при погребении покойников, с своей стороны, не настаивали перед гражданской властью на составлении протоколов для вчинания дел о привлечении к ответственности виновных». К этому мнению В. М. Скворцова присоединился и преподаватель семинарии Алексей Высотский. Означенное мнение постановлено представить на благоусмотрение его преосвященства. Акт сей постановили представить его преосвященству, преосвященнейшему Николаю, епископу таврическому и симферопольскому.

Председатель комиссии протоиерей Василий Знаменский, кафедральный протоиерей А. Назаревский, статский советник В. Скворцов, епархиальный миссионер священ. П. Тихвинский, преподаватель семинарии А. Высотский.

* * *

На этом акте, 12 августа 1899 года за № 4817. преосвященный Николай, епископ Таврический, положил такую революцию:

1) «Акт сей напечатать в виде приложения к протоколам и журналам Миссионерского Съезда. Мне кажется, что молокан с тенденциями штундистскими, хотя и не всецело штундистов, – следовало бы, в отличие от чистых молокан, наименовать «ново-молоканами», а все прочие толки «старо-молоканами»: тогда не будет никакой путаницы в представлении разных мелких отличий в разных толках. Для такого или иного суждения об этом деле всех интересующихся делом сектантов⁸¹ следовало бы напечатать «изложение веры» Захарова, представленное мне от имени его общины и переданное мной в консисторию, кажется, для рассмотрения;

2) Что касается вопроса об открытии молитвенных домов, закрытых гражданскою властью, то это дело предоставить гражданской власти, сообщив ей к сведению соображения комиссии по сему вопросу;

3) Разрешить же публичное исполнение обрядов сектантам старо-молоканской секты, в виду положительного закона – я своей властью не могу, хотя лично и не сочувствую всякому стеснению в деле веры: закон может отменять только законодатель. Посему, в сём случае надобно возбудить ходатайство через г. Обер-Прокурора Св. Синода – перед кем следует, если не о всецелом отмене сего закона, то, по крайней мере, – об ослаблении силы его и приложении к сему частному случаю. В сих целях предложить чиновнику особых поручений г. Скворцову, как представителю Обер-Прокурорской власти на нашем съезде, – войти с ходатайством к г. Обер-Прокурору по предмету о его постановления.

В. Скворцов и А. Дородницын

«Не участвуйте в бесплодных делах тьмы, ибо о том, что они делают тайно, стыдно и говорить» (Еф.5:11–12).

Православный миссионер на сектантов должен смотреть, как на людей больных, страдающих духовным недугом религиозного заблуждения; оказать посильную помощь этим немощным братьям о Господе, спасти их от духовной смерти – должно составлять для него святой долг, истинную радость и великое утешение. По ведь врач может оказать существенную помощь больному только в том случае, если первому известна как болезнь пациента, так и причины её. Как, напр., лечить больного заразительной болезнью, которую он всеми средствами скрывает от врача, и от всех окружающих его близких? А потому, как будешь врачевать духовную болезнь заблудшего сектанта, когда он старается всеми ухищрениями ума скрыть её, всеми способами обмана уверяет всех и каждого в отсутствии у него этой болезни? Необходимо каким бы то ни было образом уличить и убедить больного в обмане, обнаружив его болезнь перед ним самим и перед всеми его окружающими. В особенности это необходимо в том случае, если больной отрицает свою болезнь по незнанию её или потому, что ошибочно не придаёт ей большего значения, не ведая о страшных губительных её последствиях; это необходимо как для спасения больного, так и для предупреждения опасного заражения здоровых. В этом и состояла главная цель моего посещения радения хлыстов.

Восьмой год я тружусь на миссионерском поприще; за это время пришлось иметь дело с сектантством самых разнообразных видов. Много приходилось мне встречать препятствий со стороны сектантов в достижении миссионерских среди них целей, но не было для меня нигде большего затруднения в деле миссии, как при ведении бесед с последователями хлыстовщины, всегда и везде, вопреки самым очевидным фактам, нагло отрицающими свою несомненную принадлежность к этой гнусной секте. Миссионер с широким опытом может изучить в совершенстве, подобно другим сектам, и секту хлыстов. Для опытного миссионера довольно одного взгляда на наружность хлыста, довольно иногда услышать одну, быть может, вскользь брошенную им фразу, чтобы узнать его среди многочисленной толпы: но вызвать сектанта на откровенность, завязать с ним правильную борьбу по вопросам его вероучения, заставить его «дать ответ об уповании его звания», вам никогда не удастся не только во время публичной беседы, но и частной, которую вы ведёте с ним наедине, как говорится, с глазу-на-глаз. Да это не удивительно, если взять во внимание, что лицемерие, скрытность и ложь возведены в догмат хлыстовской веры ещё основателем её Данилой Филипповым, давшим своим последователям 12 заповедей, из которых 10-я гласит следующее: «сии заповеди содержите в тайне, ни отцу, ни матери не объявляйте, кнутом будут бить и огнём жечь – терпите. Кто вытерпит, тот будет верный, получит царство небесное, а на земле духовную радость». Эту заповедь Данилы Филиппова хлысты стараются выполнить всеми зависящими от них средствами, не зная или отвергая слова Христа Спасителя, сказавшего: «нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано» (Мф.10:26).

Поступающий в секту хлыстов, после долгих мытарств и испытаний, как известно, даёт торжественную клятву хранить глубокую тайну их учения и культа. Вот, напр., обещания, какие даются хлыстами Херсонской губернии при их принятии в корабль. Нижеприводимая формула обещаний сообщена бывшим лжепророком местных хлыстов Аф. Недобоем, недавно возвратившимся от гибельного хлыстовского заблуждения к спасительной истине веры православной.

I. «Заручаюсь, Господи, и обещаюсь пред Спасителем, святым крестом и пред святою Его евангелиею сию тайну нести до конца.

II. 1) «Заручаюсь, Господи, и обещаюсь пред евангелистом Матфеем.

2) Заручаюсь, Господи, и обещаюсь пред евангелистом Марком.

3) Заручаюсь, Господи, и обещаюсь пред евангелистом Лукой.

4) Заручаюсь, Господи, и обещаюсь пред евангелистом Иоанном.

5) Заручаюсь, Господи, и обещаюсь пред Николаем Чудотворцем.

6) Заручаюсь, Господи, и обещаюсь пред святым Кузьмою и Демьяном.

7) Заручаюсь, Господи, и обещаюсь пред святым истилителем Пантелеймоном.

8) Заручаюсь, Господи, и обещаюсь пред усеми святыми и угодниками Божиими.

9) Заручаюсь, Господи, и обещаюсь пред братьями и сестрами сию жизнь донести до конца.

III. Заручаюсь, Господи, и обещаюсь пред горами и холмами, перед рыбами и морями сию тайну не заповедывать ни попу, ни дьяку, ни самому царю, ни отцу, ни матери, никому из ближающих.

IV. Заручаюсь, Господи, и обещаюсь, чтобы мне по свадьбам, по крестинам, по родинам не ходить, вина и сикеры не пить.

V. Заручаюсь, Господи, и обещаюсь, чтобы мне перенести скорби и голод и тяготу, – все нужды».

В силу этой клятвы, хлысты, как во время пребывания в секте, так, и в большинстве случаев, и по оставлении её, ни одним словом не проговорятся о том, что творится на их тайных собраниях, так называемых, «радениях» – и ни за что не укажут на лиц, принадлежащих к их секте.

Обличаемые целым приходом в принадлежности к хлыстовщине, её последователи на миссионерских беседах с ними твердят одно, – что православные лгут на них за то якобы, что сектанты с ними не пьют, не курят, не безобразничают на улице и т. п. В виду всего этого, миссионеры и священники, во время бесед с хлыстами, ставятся последними в самое странное положение, – в положение строгих обличителей без каких бы то ни было явных улик. Если, напр., миссионер обличает хлыстов за их безумные пляски, бессмысленные пророчества и т. д., сектанты сразу обезоруживают его простым, но сильным возражением: «да вы, г. миссионер, или кто-либо из вашей поповской братии, сами-то видели когда-нибудь хлыстовские пляски, слыхали когда-либо пророчества хлыстов или вы говорите это понаслышке, со слов других»? Миссионер в подобном случае ссылается на голос народа, но тогда обвинителями сектантов почти всегда являются люди, сами не бывшие на радениях хлыстовских, а знающие о них только по глухой молве и по частным рассказам тех простых людей, которые сами, быть может, и были в секте, но, в силу данной клятвы и по житейским соображениям, ни за что не решатся открыто выдать её последователей, а если бы и хотели открыть тайны хлыстовства, не могут ни воспроизвести фактов и явлений из этой тёмной области верований и культа хлыстовства, ни осветить должным образом. Да и в самой нашей литературе почти нет показаний и свидетельств о тайнах хлыстовских радений от таких очевидцев и наблюдателей, которые бы сами непосредственно наблюдали радения в качестве стороннего исследователя. Таким образом, авторитет миссионера и желательное влияние его беседы на сектантов и православных во многом теряют своё значение и силу убедительности.

По крайней мере, я лично всегда испытывал самое неприятное положение во время подобных возражений хлыстов, почему давным-давно, ещё во время службы на Кавказе, решил сделать непосредственное самоличное исследование радений хлыстовских, тем более, что мне, как человеку светскому, не представлялось непреодолимых в этом случае препятствий. Ещё в 1893 г. мне представлялся случай осуществить своё желание: проводить меня в собрание хлыстов обещал читателям «Мис. Обозр.» Алёша Щетинин, но все, знавшие его, советовали мне не доверять этому человеку, способному на всё, и я решил отказаться от довольно рискованного предприятия. Но вот, в 1897 г., уже в Херсонской губ., мне посчастливилось осуществить своё желание и видеть лично культ хлыстовских радений. Считаю необходимым ещё раз заметить, что главная цель посещения радения хлыстов – была проверка существующих в литературе данных о хлыстовстве и желание наглядно доказать нашим хлыстам, моим пациентам, что никакого озарения св. Духом у сектантов во время их радений не бывает и быть не может, и что хлыстовские вожаки – не пророки, а лже-пророки и обманщики, коль скоро не видят, что в их собрании находится православный миссионер, не прозревают и цели его посещения. Я наметил для своего исследования корабль николаевских хлыстов, так как г. Николаев служит центром и рассадником хлыстовщины не только для всей Херсонской губернии, но и для ближайших южнорусских очагов этой гнусной секты.

В 15 верстах от г. Вознесенска, Херсонской губ., есть давно уже заражённое хлыстами село Арнаутовка. В 1896 г., я впервые посетил это село и открыл ряд бесед с местными сектантами. При посредстве священника и земского учителя, я познакомился со всей закулисной стороной жизни и пропагаторской деятельности здешних хлыстов, среди которых, как оказалось, пошли было какие-то разногласия из-за первенства вожаков. Мои беседы встречены были сектантами в высшей степени недружелюбно; сильно обижались они, что я напрасно-де называю их хлыстами, веря в этом случае одним лишь отзывам о них со стороны православных. «Не пьём, не курим, не крадём, твердили сектанты, вот мы и хлысты. Не мы хлысты, а те, что водку хлещут, их убеждайте, а не нас; мы все православные христиане; что вы нас обижаете, называя какими-то хлыстами»! Но беседы всё-таки оказали своё благотворное действие на людей, бывших в секте, но колебавшихся оставить её открыто из опасения обычной в подобных случаях мести со стороны своих единоверцев. Спустя некоторое время, несколько душ более благоразумных хлыстов оставили секту, публично заявив об этом священнику; в числе их были Аф. Недобой⁸² и Мф. Черноусан, исполнявшие некоторое время обязанности старших братьев и пророков в корабле местных хлыстов.

Когда, в ноябре 1897 г., я посетил вторично Арнаутовку и выразил желание посетить моления сектантов с научно-миссионерскою целью, Черноусан и Недобой предложили свои услуги проводить меня в собрание хлыстов г. Николаева, где я ни разу ещё не вёл бесед и где поэтому меня хлысты вовсе не знали, и где не могло быть ещё известным их воссоединение с православной церковью. Я решил воспользоваться столь удобным случаем и назначил для посещения богослужения хлыстов 7 декабря, причём, за неделю до этого, Недобой должен был побывать в корабле Степана Баканова, также не знавшего о присоединении к православию Недобоя, и испросить его соизволения привести в означенный день к ним на радение нового брата. Конечно, кормщик «радостно соизволил»...

6 декабря, утром, чуть-свет, с Недобоем и Черноусаном мы выехали из Арнаутовки в Николаев, куда прибыли только к вечеру и остановились в каком-то «заезжем дворе». Нужно заметить, что, занявшись всесторонним изучением литературы о хлыстовстве, я всю осень истекшего года самым тщательным образом исследовал все обычаи хлыстов, не без труда заучил наизусть довольно много напевов и слов их бессмысленных песен, познакомился с формулами хлыстовских приветствий и т. п. Чтобы проверить теоретические сведения через опыты и наблюдения, я, перед поездкой в г. Николаев, попросил возвратившихся в православие показать на практике в школе, в присутствии избранной публики, все виды хлыстовских кружений. Таким образом, и с обрядовой стороной хлыстовщины я знаком был достаточно и мог поэтому явиться на радение хлыстов смело и до некоторой степени сведущим относительно их порядков, что имело для меня значение немаловажное.

Переночевав вместе со спутниками моими в каком-то «меблированном нумере», я решил отправиться в моленную Баканова в 7 часов утра, так как радение у него должно было начаться часов в 8 утра. Обыкновенно хлысты устраивают радения ночью, но здесь, в Николаеве, вследствие усиления надзора над хлыстами, последние решили собираться на радения днём, преимущественно в то время, когда в храмах совершается богослужение, когда, след., меньше возможности следить за хлыстами полиции, духовенству и народу.

Когда настало время отправляться в собрание хлыстов, мои спутники струсили: Черноусан совсем отказался идти, а Недобой стал выражать опасение, как бы хлысты, узнав, кто я, не причинили мне каких-либо неприятностей или насилия. Но я, помолившись Господу Богу, с верой в Его святую помощь и защиту мне в деде, которое предпринимаю для пользы вразумления несчастных заблудивших братий, настоял на своём, и мы вдвоём с Недобоем отправились сперва по конке, а потом пешими в предместье города, на так называемые, «Водопойные хутора», – главное место жительства николаевских хлыстов и вожаков их кораблей.

Довольно долго шли мы среди глухих улиц, пока не приблизились к дому Баканова. Нельзя было не заметить, как небольшие группы мужчин и женщин, озираясь по сторонам и неся под мышками какие-то узелки⁸³, спешили все к одним воротам и быстро через заветную калитку скрывались во двор. Скоро и мы, осенив себя крестным знамением, вошли туда же. Во дворе два флигеля; в одном из них, стоящем подальше от улицы, несколько входов: в этом-то флигеле и совершаются радения бакановского корабля. Минуя первые наружные двери дома, Недобой завернул за угол его и вошёл в сени чёрным ходом; я не отставал от Недобоя. Здесь в сенях мы сбросили свои тулупы и вошли во вторые, совершенно тёмные сени; в них было двое дверей: одни – направо, вели в «собор», другие – налево, – в сборную, куда мы и вошли. Это небольшая, продолговатая комната; стол и скамьи – всё её убранство. На большой вешалке я заметил несколько штук белых длинных рубах и несколько пар носков, – это запас для тех посетителей, которые почему-либо являются без «белых риз» или в портянках, а, равным образом, и для гостей, случайно прибывших на радение без указанных необходимых вещей.

Войдя в комнату, мы застали в ней всего 4 души – двух хлыстов и двух хлыстовок,

– Мир дому сему и живущему в нём со Отцем и Сыном, и Св. Духом, приветствовал сектантов Недобой.

– С миром принимаем, ответили ему.

– Простите, Христа ради, родимые братья и сестры, продолжал Недобой, делая каждому земной поклон.

– Бог простит, отвечали сектанты.

Я просто раскланялся, и мы уселись на скамьях в ожидании прибытия остальных «братьев». Действительно, очень скоро один за другим стали входить сектанты, преимущественно мужчины. К своим приветствиям большинство из них присоединяли земной поклон и целование; мужчины целовались с мужчинами, женщины – с женщинами.

Уже собралось хлыстов душ 10, но все сидели чинно, соблюдая полнейшую тишину; по временам они рассматривали меня, как нового для них человека, я же, положив на подоконник свой узел с «белой ризой», подаренной мне Черноусаном, стал самым внимательным образом, хотя и не без некоторого смущения, наблюдать, что дальше будет.

Довольно продолжительное молчание собравшихся хлыстов нарушено было вопросом хлыстовки Аксюши: «правда ли, родимые, что Федосей с ума сошёл? Говорят, что недавно он надел на себя юбку и платок; да так и явился в церковь, но оттуда его вывели, по приказанию попа, и отправили в Херсон в больницу!

– Теперь мирские (православные), кого угодно, сделают сумасшедшим, лишь бы поп приказал, пояснил кто-то.

– А ихние попы разве не надевают на себя тряпки в церкви, что ризами зовут, вмешался в разговор молодой хлыст, о котором речь будет впереди? Самим можно, а другим нельзя!

– Им всё можно, а чуть что не по-ихнему, сейчас гонят.

– Слыхали, обратился к Недобою первый хлыст, будто и у вас в Арнаутовке пошли гонения?

– Гонят, родимые, гонят, незаметно улыбаясь мне, ответил Недобой. Поп срамит постоянно в церкви, стали миссионеры наезжать и не давать покоя. Гонят и у нас!

– Гонят теперь везде, закончил первый хлыст. После этого снова воцарилось молчание: ждали «родимого».

После довольно значительного промежутка времени, прервал молчание старший пророк Баканова – Василий Блаженный. Это худой, измождённый, хотя ещё далеко не старый человек; его истомлённое лицо, с каким-то страдальческим выражением, невольно вызывает чувство сожаления к нему.

– Что так медленно собираются?

– Вчера (6-го декабря) поработали много, приморились, видно, ответил кто-то.

– Уж и много, возразил Василий! Если бы на какое иное дело, не приморились бы, а для божьего уже и сил нету...

Опять в комнате воцарилась тишина.

– Что же сидеть без дела, заметил Василий, пропоём пока что-нибудь.

– Начинайте же вы, братец!

Василий начал известную хлыстовскую песню:

«Уж как по морю,

Морю синему,

Морю синему,

По житейскому

Все подхватили дальше:

Там плывет, братцы,

Пребольшой корабль

О двенадцати

Только (тонких?) парусах.

То ж не паруса,

То святой свет дух» и т. д.

Эту песню хлысты пели как-то вяло, сдержанно; вторая пошла у них оживлённее, веселей. Думали начав третью, но кто-то сказал: «довольно, идёт»! – и всё мигом стихло. Через минуту отворилась дверь и на пороге показался вожак корабля Степан Егорович Баканов.

Это – старик глубоких лет, низкого роста, но коренастый, ещё крепкий, с окладистой бородой, симпатичным русским лицом. Он одет был в длинную, цветную, русскую рубаху, перехваченную узким пояском. Движения его несколько нервны и резки, обличавшие в нём главаря собравшихся сектантов, которые, видно, привыкли не только слушать его, но и повиноваться.

– Мир беседушке вашей, родимые детушки, обратился Баканов к собранию. Что, попели немножко Господу?

– Да, родимый, поджидая вас, немного пели, ответил за всех Василий.

– Доброе дело.

В дверях показалась за Бакановым целая группа хлыстов. Все стали подходить к старику и кланяться в землю со словами: «мир дому сему и живущему в нём со Отцом и Сыном, и Св. Духом. Простите, Христа ради, родимый»! Баканов каждому отвечал таким же поклоном и словами: «Бог простит», после чего с каждым целовался. Увидя меня, он прямо подошёл ко мне и поцеловался.

– Что, на беседушку пришли к нам – спросил меня Баканов?

– Да. Степан Егорович, меня к вам привёл Афанасий Недобой.

– А, здравствуй, здравствуй, милый! – обратился Баканов к Недобою; что, как там у вас братья? Слышно многие поотпали?

– Да. Мы только что об этом говорили, родимый! Что же, гонят нас.

– Сами виноваты, что кладёте себе ярмо на шею; теперь особенно нужно всем быть осторожными. Вот и я с вами сегодня поработать не могу, будете без меня трудиться.

– А что же такое случилось? – встревожились хлысты.

– Ничего особенного, а только нужно идти на беседу к Зубову⁸⁴. Беседа, кажется, будет со штундистами, но околодочный велел, чтобы непременно был и я, даже повестку оставил.

– Да вы, родимый, не ходите, заговорило сразу несколько голосов.

– Разве сказать, что поздно повестку получил?

– Конечно, можно сказать. Не ходите!

– Нет, лучше идите, заговорили другие, а то придут опять вас звать, да и нас застанут.

– Чего там идти, мало чего Зубов не захочет, настаивали первые.

– Не нужно. Хочет беседовать, пусть сюда придёт, я ему покажу беседу! вот здесь я ему всё вычитаю, пусть только придёт!.. горячился хлыст Кирилл, ударяя по имевшемуся в его руках, кажется, требнику или служебнику, хорошо не заметил; я ему покажу покаяние!..

– Да что толку, что вы ему покажете, только работе помешает; а сегодня братии будет много.

Действительно, в это время, то в одни, то в другие двери, словно мыши из нор, стали показываться хлысты и хлыстовки.

– Ох-хо-хо, времена, послышалось!

– Нет, уж лучше я пойду – решил Баканов. Беседовать всё равно не буду. А если станет называть меня молоканином⁸⁵, я ему скажу то, что и полиции говорю, что – я старовер беспоповец; староверов пока у нас не трогают, – он и отвяжется.

– Да ведь беседа, родимый, ещё не скоро, чего же вам спешить?

– Ну, так и быть, я вам начну, а вы уж без меня потрудитесь Господу, вместо же меня станет Василий.

М. Кальнев

(Продолжение следует).

«У меня есть знакомый из интеллигентных, – писал один священник настоятелю Никольского единоверческого монастыря – о. архимандриту Павлу, от 11-го февраля 1893 года, – кончивший курс в университете, очень религиозный и убеждённый православный христианин – некто С. П. К-ъ. Он сообщается (?) с раскольниками и выступает в качестве защитника австрийской иерархии и окружников – с точки зрения Православной церкви, устанавливая свой взгляд по истории церкви и о церковном законодательстве⁸⁶. «Истинность Швецова», по его мнению, не опровергнута канонически. История Белокриницкой иерархии проф. Субботина, по его мнению, не доказала, что Белокриницкое священство – безблагодатное священство. Брошюра о. игумена Парфения лишь только самая слабая попытка обличить австрийскую иерархию в самозванстве. В ваших сочинениях, по его мнению, вопрос решается односторонне. Толкуем с ним давно. Остановились на разногласии между собой. Я с ним не могу согласиться, а он со мной, указывая мне, что я не представляю ему данных. Зная вашу ревность о церкви Божией, с которой написаны ваши сочинения, я осмеливаюсь просить у вас помощи.»

«Вынужденное по материальным побуждениям бегство митрополита Амвросия из Константинополя и вынужденное отречение его от Греко-российской церкви в Белой Кринице я ставлю в совершившийся факт полного отречения от церкви и посему в факт полного пресечения благодатных даров хиротонии, подтверждая своё мнение нарушением со стороны митрополита Амвросия апостольских правил и правил вселенских соборов, касающихся зависимости епископа от собора епископов. Даже указываю, что нет и надобности применять к предательскому поступку Амвросия какие бы то ни было каноны церковные, чтобы судить его, потому что каноны церковные в данном случае могут быть применимы только на почве Евангельской нравственности о пастырстве, т. е. если бы Амвросий с покаянием возвратился к послушанию церкви. Амвросий митрополит вошёл не дверьми во двор овчий, а как прослушавший церковь. Он доложен быть, по слову Господа: яко язычник и мытарь, т. е. свободный от суда церкви.»

«А собеседник мой С. П. К-ъ, соглашаясь со мной лишь отчасти, выставляет мне на вид следующие обстоятельства. 1. Отречение митрополита Амвросия от православия следует объяснять недостатком мужества пастырского, а не убеждением веры, (т. е. в истине старообрядчества) что, при облегчающих вину обстоятельствах, в каких находился митрополит Амвросий, должно быть принято во внимание и, по примеру бывавших в истории церкви случаев, он может быть оправдан, тем более, что митрополит Амвросий до конца дней своих находился в общении с церковью, исповедуясь у иеромонаха греческой церкви. 2. Епископ может быть извергнуть из сана только собором епископов. Митрополит Амвросий ни собором епископов, ни патриархом⁸⁷ извержен, не был. Игумен Парфений в своей брошюре приводит письмо патриарха к Амвросию, в котором патриарх лишь только предупреждает Амвросия, что он будет извержен, если не возвратится. Амвросий не возвратился к патриарху и не был извержен. 3. После – патриарх Константинопольский, на вопрос: какого взгляда он держится относительно Амвросия митрополита, ответил, что Амвросий сам себя обнажил епископства. Взгляд, лично⁸⁸ принадлежащий патриарху и потому не имеющий канонического значения. 4. В «истории Белокриницкой иерархии» проф. Субботина, как и в ваших сочинениях по этому вопросу, указываются только каноны, которые нарушил митрополит Амвросий, но нет указаний на суд церкви, на основании этих канонов.»

«В виду этого, вопрос о законности, в смысле благодатности австрийской иерархии, по мнению С. П. К-а, остается открытым»⁸⁹...

Итак, вопрос о законности или незаконности австрийской иерархии, в смысле благодатности её, занимает в последнее время не одних только пристрастных защитников раскола, в роде гг. Дурново и Шарапова, но и убеждённых православных христиан, с высшим образованием и интеллигентных» А потому решение этого вопроса – насущная потребность. Не нужно ли новое решение его? – вот вопрос. Разрешается он сравнительно просто, если мы будем рассматривать его с начала и по существу, а не с конца и поверхностно. А между тем, автор вышеприведённого письма, поступая наоборот, хотя и приводит сильные доказательства о безблагодатности австрийской иерархии, но не убеждает г. К-а, который, в свою очередь, тоже смотря на дело согласно с ним, делает ему не менее сильные возражения. В чём же дело?

В противоположность мнению раскольников о всей греко-российской Церкви, будто бы она перестала уже быть Церковью православной, великий Московский Собор 1667 года постановил: «покарятися святой восточной церкви. Аще ли же кто, гласит далее постановление, не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой восточной церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити и противлятися нам: и мы такового противника, данною нам властию от Всесвятаго и Животворящаго Духа, аще ли будет от священнаго чина, извергаем и обнажаем его всякаго священнодействия, и проклятию предаем» и т. д. Это Соборное постановление отцов не России только, но и православного Востока относится «ко всем чином православным», кто не покорится святой Церкви; оно назначено «в вечное утвержение и присное воспоминание», что Церковь Христова за исправление обрядности не перестаёт и не может перестать быть Церковью православной (гл. 1-я). И оно не изменяемо не потому, что самые обряды, установленные на Соборе, не изменяемы, – нет, они изменяемы, для пользы Церкви, согласно «увещанию» самого Собора (гл. 10-я), они изменяемы даже после установления их на Вселенских Соборах (см. мою брошюру «О Московском Соборе 1667 года и Единоверии), – а потому, что оно основано на глубокой правде вселенской – правде Христовой вечной, что Церковь Его непогрешима. А если так, если вселенская правда Церкви неизменна, то угроза Собора о извержении из сана необходимо должна исполниться на м. Амвросии; а поэтому нужно ли ещё новое извержение из священного сана раскольнической лже-иерархии? Соборное извержение было бы недействительно только в том случае, если бы иерархи Собора сами обнажены были судом Церковным благодати Святого Духа, преемственно полученной ими от апостолов в хиротонии. Но ни этого, ни того, чтобы иерархи Собора в момент постановления о раскольниках сами себя лишили благодати Св. Духа, не могут сказать и сами раскольники австрийцы: в первом случае они сказали бы неправду, а во втором – нелепость. И если раскольникам австрийцам не признать власти Св. Духа за собором 1667 года и признать иерархию греко-российской Церкви безблагодатной, со времени постановления Соборного о них, то что же будет их иерархия, взятая от церкви, лишившейся ключей царства небесного⁹⁰? Ведь кроме преемства от апостолов в хиротонии, другим новым, в слове Божием неизвестным, способом Амвросий не мог получить ключей царства небесного при переходе к ним? Иначе они окажутся благовествующими новое благовествование – учреждающими своё новое апостольство, предвиденное св. апостолом Павлом и предупреждённое анафемой (2Кор.11:13; Гал.1:8). Вот тут-то и есть для раскольников камень преткновения: признать преемственную апостольскую власть иерархии в греко-российской Церкви от Духа Святого – значить – признать себя отлучёнными Собором 1667 года, нераскаянными грешниками, требующими прощения от Церкви греха своего раскольнического и хуления её, а родоначальника своей иерархии Амвросия – извергнутым из священного сана.

А не признать – невозможно: иначе священство Амвросия должно почесть за недействительное. – Но посмотрим на законность раскольнической лже-иерархии с церковной канонической точки зрения.

Отречение М. Амвросия от кафолической церкви объясняет собеседник автора письма недостатком мужества пастырского, а не убеждением веры, так как м. Амвросий до конца дней своих находился в общении с церковью, исповедуясь у иеромонаха греческой церкви. Но так как он уклонился в русский церковный раскол, сделавши притом немало зла Церкви, и вместе с раскольниками подпал под Соборное извержение из священного сана и проклятие, то всё же для него требуется восстановление его в священном сане, в случае раскаяния его в грехе раскола и служении ему. А раз он подпал под Соборное извержение из священного сана и проклятие, то и происшедшая от него иерархия, естественно, такая же, хотя до момента отпадения от церкви он и имел благодать рукоположения, которая и пресеклась с этого момента: поставленные изверженным из священного сана и проклятым – ни что иное, как миряне да ещё прежде отлучённые от церкви; они не имеют власти ни крестить, ни рукополагать и не могут преподать другим благодать Св. Духа, которой и сами не получили (по 1-му правилу Василия Великого). Тем более, не мог он один „очистить раскольников от оригинальной клятвы“ Собора 1667 года (что писал сын его Георгий), канонически правильно лежащей на них, и отменить постановление Соборное. Итак, для м. Амвросия требуется не извержение Соборное, под которое он подпал и под которым состоит по сим постановлениям собора 1667 г., а восстановление его в сущем сане, чего не мог совершить канонически правильно ни беглый раскольничий поп, который его принимал в Б. Кринице, ни иеромонах греческой церкви, у которого он исповедовался: право это имеет только высшая власть Церкви. Иеромонах же не может восстановить в сущем сане даже диакона и священника, которые подлежат извержению только за грехи: они «епископом суду подлежат. Да не дерзает же духовник, говорится в Номоканоне, разрешати их: якоже бо невозможно ему хиротонисати, аще же ни на священства степень изпадшего (грехами) паки возвращати» (л. 4 на об. 1623 года). Правда, Церковь православная, принимая во внимание обстоятельства, облегчающие вину м. Амвросия, и имея право восстановить его в сущем сане, такое же право имеет и не признать его архиереем. И это тем более, что, по учению св. Афанасия Великого (послание к Руфиниану), принятому в канон Церкви (VI Вс. Соб. правило 2-е), она не должна признать его архиереем, как «предстателя нечестия» или основателя отдельной раскольнической лже-иерархии на подрыв Церкви. О признании же законной от него происшедшей лже-иерархии, как от лица, состоящего под Соборным извержением из священного сана и проклятием, и речи быть не может. Раскольники не могут отрицать этого права св. Церкви даже с своей точки зрения на беззаконные деяния своих епископов. Так, по повествованию Ксеноса (автора «Окружного Послания»), когда известный их епископ Софроний Жиров, «умыслив основати в России свою отдельную иерархию и склонив на сие епископа Виталия, произведоша сами себе оба в митрополиты, священноинока Израиля хиротонисаша в Московскаго и всея России патриарха, преименовав его Иосифом», и когда они принесли раскаяние в этом собору своих епископов в 1855 году, то «освященный тогдашний собор, милосердствуя о них, приять их покаяние, уничтожив мнимого их патриарха и упразднив самочинные их митрополитские титла, и превлонився к слезам Софрония, остави его в звании епископа, не имеющего епархии» (Бр. Сл. 1898 г. №№ 9 и 10, стр. 470–1). Если они предоставляют себе право не признавать иерарха собственной хиротонии – патриархом Московским Иосифом, то тем более Св. Церковь имеет право не признавать законною их лже-иерархию. Пусть же они, а вместе с ними и их защитники, предоставят это право св. Церкви, хотя соответственное указанным собственным деяниям раскольников.

Таким образом, взгляд патриарха Константинопольского относительно Амвросия, что он сам себя обнажил епископства, принадлежит не лично патриарху только, как утверждает интеллигентный собеседник автора письма, но и постановлению Собора 1667 года, имеющему каноническое значение, согласно столь известным и столь основательно применённым известными защитниками Церкви Н. И. Субботиным и о. архимандритом Павлом к отпадшему от св. Церкви Амвросию и его беззаконным деяниям канонам церковным, приводить которые здесь нет нужды. И никакая «истинность» раскольнической лже-иерархии не требует канонического опровержения. Не может отвергнуть канонического значения Собора 1667 года, и признать лже-иерархию, происшедшую от состоящего под судом этого Собора Амвросия, и греческая церковь. В противном случае, она поступила бы вопреки канонам церковным: 2-му II Вс. Соб. и 8-му III Вс. Соб., запрещающим такого рода распоряжения не в области своей церкви – в области другой поместной церкви. И не сделает этого греческая церковь на подрыв веры православной; не может преступить она и имеющего решающее значение суждения VII Вселенского Собора, запрещающего признавать у осуждённых еретиков хиротонию законной. Вот это суждение.

„Почтеннейшие иноки сказали“: «вот отец (Василий Великий) отвергает хиротонию еретиков, когда он говорит: „я не причислил бы к иереям Христовым того, кто, на подрыв веры, возведён в предстоятели нечистыми руками“».

„Святейший патриарх Тарасий сказал“: «и я отвращаюсь от хиротонисанных с этой именно целью, то есть на подрыв веры, в особенности же если были и православные епископы (т е. в той поместной церкви, как явствует из нижеследующего), от которых можно было получить хиротонию. Такова отеческая мысль. Если же кто дерзнёт принять хиротонию от отлучённых еретиков по провозглашении соборного определения и единомысленного мнения церкви относительно православия; то подлежит низложению»“.

„Святый собор сказал“: „это суждение справедливо“ (Деян. Вс. Соб. т. VII стр. 120–1. Казань 1873 г.)

Греческая церковь единомысленна в мнении с нашей церковью относительно православия и принимала участие посредством иерархов на Соборе 1667 года в отлучении раскольников и провозглашении над ними Соборного определения. К еретикам же VI Вселенский Собор, правилом 6-м, причисляет „как и тех, которые издавна чуждыми церкви объявлены, так и тех, которые после того нами (Собором) анафеме преданы: кроме же сего и тех, которые хотя притворяются, будто веру нашу исповедуют здраво, но которые отделились, и собирают собрания против наших правильно поставленных епископов“. Наши раскольники безусловно относятся к последней категории непокорников, канонически осуждённых ещё Собором 1667 года. Итак, если бы что и предполагать неосновательно, греческая церковь дерзнула признать законной раскольническую лже-иерархию, то, на основании суждения VII-го Вселенского Собора, сама подлежала бы суду Церковному. Но греческая церковь даже значительно строже нашей церкви относиться к еретикам и раскольникам. Вот взятый из Патриархии греческой церкви самими раскольниками „Протокол“ „Святейшего Синода“, от 6-го мая 1892 года, в коем говорится, что Амвросий бежал к „еретикам“ (т. е. к раскольникам, которые, как по вышеприведённому 6-му правилу VI Вс. Собора – еретики, так и по определению Собора 1667 года „еретики – непокорники“; а осуждённых собором еретиков хиротония, как выше сказано, не признаётся законной); указываются в нём (в .,Протоколе“) совершённые Амвросием беззаконные деяния и попрание им канонов церковных и, наконец, на основании всего вышеизложенного, произносится смертный приговор австрийской лже-иерархии: „Бывший некогда архиереем Боснии Амвросий низложен вследствие противозаконных его поступков. Всё же им совершённое рукоположение и священнодействие, следовательно, не действительно (Бр. Сл. 1893 г. № 1. стр. 69–73).

Такова именно австрийская лже-иерархия по суждению и нашей русской, и единоверной нам греческой, и, конечно, всей кафолической церкви!

Итак, вопрос об австрийской лже-иерархии остаётся закрытым: всякий „от священного чина“, уклоняющийся в наш церковный раскол, канонически извергается Собором 1667 года и, по слову Спасителя, остаётся связанным до суда Великого дня (Мф.16:19). Отменения этого Соборного определения не сделано ни другим подобным собором, ни даже нашим Святейшим Синодом, которое и не может быть сделано без подрыва веры православной, чего Господь не попустит. Церковь греческая подтверждает это извержение раскольников Собором, как участием в нём своими иерархами, так и помянутым Синодальным „Протоколом“.

Священник Е. Зубарев

Мир оставляю вам, мир Мой даю вам. (Ин.14:27).

«Нет ничего нового под солнцем», и те отрицания, какие в наше время высказываются Толстым, далеко не блещут свежестью новизны. Из истории различных сектантских учений и обществ можно видеть, что подобного рода отрицания давно уже высказывались сектантами древними и повторялись новыми. Разница только в том, что у Толстого отрицания эти делаются гораздо шире, излагаются в блестящей, невольно подкупающей в их пользу, форме и, что всего хуже, искусно маскируясь, выдаются за учение Самого Христа, чем и вводят в соблазн многие юные, доверчивые сердца.

Мне кажется, друг мой, что ты попался на эту именно удочку. Приняв блестящий эффектный, но ложный фальшивый свет блуждающего огонька яснополянского за великий вечный свет Евангелия Христова, ты, словно бабочка, подлетел к нему и, обжегши крылья, упал в бездну мучащих тебя противоречий и сомнений. Ты говоришь: «Толстой стремится, как только можно лучше, исполнить завет Христов и видит отклонение церкви от него». Совершенно верно, что многие из членов церкви, называющиеся только по имени христианами, не исполняют завета Христова. Но пусть скажут беспристрастно, кто лучше хранит завет Христов: церковь ли Христова, основанная на живой вере во Христа, Сына Божия, которая в течение веков во всей чистоте и неповреждённости сохраняет и из рода в род возвещает проповеданное Им «Евангелие Царствия», или же Толстой, который, находя несоответствие Евангелия Христова духу времени, позволяет себе производить над ним всевозможного рода недостойные операции, урезывая его до неузнаваемости, и который, выбрав, по собственному признанию, «из мешка грязи (о, кощунство!) крупицы золота», выдаёт это фальшивое самодельное золото за настоящее?

Ты говоришь ещё: «посмотрите на учения Толстого, как на в высшей степени христианские, без всякого предубеждения и пристрастья, и вы согласитесь с ним». Но ведь в этих словах, друг мой, скрывается противоречие. Если мы заранее будем смотреть на учения Толстого, как на в высшей степени христианские, то это будет уже взгляд не беспристрастный, а предвзятый. Взгляд беспристрастный требует, чтобы на учения Толстого мы прежде всего смотрели бы, как на его именно учения, и старались бы уразуметь их подлинный смысл, какой они имеют сами по себе, и только потом уже, сверив их с учением Христа, мы можем сказать, суть ли они в высшей степени христианские, или же только выдаются за таковые. Если же сразу будем смотреть на них, как на истинно христианские, то легко можем увидеть в них то, чего они вовсе не имеют; ведь при неразумном желании и в чёрном можно видеть белое...

Нет, друг мой, напрасно ты смешиваешь учение Христа с учением Толстого. Смешение это у тебя происходит оттого, что ты не учение Толстого поверяешь учением Христа, а с учением Христа знакомишься по сочинениям Толстого. Но логично ли и справедливо ли это? Ведь Толстой излагает учение Христово не так, как оно изложено в канонических Евангелиях, а так, как он сам понимает его; он излагает только своё собственное, личное понимание учения Христова. Он же сам говорит, что истинный смысл учения Христова, в течение 18-ти веков, был затемнён учением церкви, и только в наше время ему удалось этот смысл открыть и миру возвестить. Соглашаясь отчасти, что Толстой, действительно, открыл новый, доселе неизвестный смысл учения Христова, мы однако же не будем столь легковерны, чтобы на слово поверить Толстому, будто этот именно, им навязываемый учению Христа, смысл и есть истинный, а не тот, который содержится в подлинном Евангелии Христовом и неизменно в течение веков сохраняется и возвещается Христом созданной, Его прославляющей, Ему поклоняющейся, истинной Его церковью.

Истинный смысл учения Христова можно узнать только из подлинного Его Евангелия. Поэтому, чтобы не смешивать учения Христова с учением Толстого и иметь возможность поверять последнее первым, советую тебе, друг мой, обратиться к этому источнику воды живой. Но помни, что не всякое чтение Евангелия может привести к познанию истинного смысла его. Известно, что с одного и того же цветка пчела берёт мед, а паук яд, одним и тем же языком мы благословляем Бога и Отца и проклинаем людей, созданных по подобию Божию; (Иак.3:9) всякая вещь может быть полезной и вредной, смотря по тому, как мы воспользуемся ею. Слово Божие, по Апостолу, «острее всякого меча обоюдоострого», и обращаться с ним нужно очень осторожно; если правильное пользование этим источником живой воды бывает спасительно, то неправильное, неумелое обращение с ним может быть вредным и принести не спасение, а погибель. Если невежда и неутверждённый в вере берётся за толкование Св. Писания, то он, по Апостолу, «превращает и повреждает Писание на погибель себе и другим» (2Пет.3:16). Я знаю, друг мой, что ты нередко читаешь Евангелие, но, к сожалению, читаешь по толстовской указке, а потому во вред себе. Чья-то недобрая рука бросила в твоё детское, восприимчивое сердце ядовитые семена скепсиса и подчеркнула в Евангелии те места, которые, по-видимому, стоят в противоречии с другими местами или же яко бы противоречат существующему строю жизни государственной, общественной и церковной. Поэтому, читая Евангелие, ты обращаешь внимание на отдельные внешние выражения, находишь неточности, не сходства, мнимые противоречия и, таким образом, запасаешься ненадёжным оружием для отрицания боговдохновенности Св. Писания. Мой друг! оставь это пагубное чтение, – оно никогда не приведёт тебя в разум истины. Читай Евангелие не по указке толстовской, а по руководству Христом возглавляемой и Св. Духом одушевляемой Христовой церкви. Читай, обращая внимание не на отдельные, внешние выражения, не на букву мертвящую, а на внутреннюю связь речи, на дух животворящий; старайся проникнуться духом Евангелия, ибо только при таком условии возможно уразумение смысла Евангельского учения. Дух человеческий, приходя в соприкосновение с духом Евангелия, испытывает на себе его таинственное, чудное, возрождающее действие. Дотоле скорбный, мрачный, тревожный, беспокойный – он, при свете основной идеи Христова Евангелия, вечным блеском примирения сияющей, вдруг успокаивается, умиротворяется, и полное восторга и умиленья, радостно трепещет и бьётся сердце, и из глаз катится слеза чистая, как алмаз...

Постарайся, друг мой, так именно прочитать Евангелие; приступи к чтению его с сердцем чистым и с молитвой к Богу, чтобы Он отверз тебе «ум к уразумению Писаний» (Лк.24:45). Только тогда познаешь ты истинный смысл учения Христова и увидишь его бесконечное превосходство перед учением Толстого. Только тогда, оставив Толстого и последовав за Христом, ты найдешь желанный покой.

Приди же ко Христу, мой друг, – Он успокоит тебя...

Твой искренний друг Amicus

Не далеко от Пензы находится один поистине медвежий уголок, окружённый лесами и горами. Уголок этот имеет большое великорусское население, сплошь заражённое расколом австрийской секты. Раскольники имеют своего попа, моленную, уставщиков и равной, учащей вкривь и вкось, братии начетников обоего пола.

Уголок этот совершенно изолирован от остальных селений, стоит вне всякого проездного тракта, а окружающие селения состоят из татар и мордвы. А так как раскольники чуждаются в общежитии даже православных, тем больше мордвы и татар, которых они не признают за творенье Божие, а имеют понятие о них, как о собаках, то указанные соседи нарочно объезжают это «поганое» село, как они выражаются. – «Кака́ там человек живёт: пить не даёт, колодца гонит, собакам нас равнять» и пр. – говорят татаре и мордва об этих людях. Ну и едут дальше, сворачивают в сторону, лишь бы только миновать этот поганый медвежий угол. Были случаи, когда, по разным обстоятельствам или совершенно случайно, обе сказанные народности попадали в это село и тогда нужно было видеть их беспомощное положение в селе. И мордва, и татары дивились и никак не могли понять, к каким людям они попали? Язык, обычаи, одежда – русские, а отношения к посторонним людям самые дурные. Сломалась у татарина ось, оглобля – раскольники ни за что не продадут ему новую и ничем не помогут. Мало этого, самих гонят в шею из села; ругаются дразнят и высказывают всякие злые грубые насмешки и даже готовы поколотить за то только, что приезжий не старообрядец, а – татарин или мордвин.

Как и всякий медвежий угол, да ещё раскольничий, обычно боится света, так и здесь раскольники всячески противодействовали и противодействуют теперь тому, чтобы в селе не было «еретической» школы. И её доселе нет. Господство старых дев здесь полное. Они учат старинным способом, учат читать, петь и порядку службы. Остальные науки не считаются нужными и полезными. Даже писание скорописью не считается нужным, – пишут по церковному, да и это знают немногие, только уставщики, и то потому, что и доселе они имеют ещё заработок от этого труда, так как жители этого уголка предпочитают рукописные книги печатным.

За последнее время в этом уголке почти насильно и на казённый счет построена единоверческая церковь и открыт штат причта, в целях просвещения раскола. Раскольники долго отклоняли эту постройку, не давали земли, но храм Божий победил супостатов и теперь стоит, как светильник, в мрачном логовище невежества. Правда, всё это убого, скудно, бедно. Церковь маленькая и стоит не на фундаменте, а на открытых деревянных столбах. Внутри голые стены; облачений 2–3 смены; иконы только в иконостасе. Напрестольное евангелие – простая книга в кожаном переплёте, а на лицевой стороне прибит медный восьмиконечный крест, прибит сапожными гвоздями. Дальше – ничего. Пустота и пустота всюду и везде. Богослужение совершается в праздники, из коих в двунадесятые служится литургия, в остальные – часы. Молящимися, принадлежащими к числу прихожан этой церкви, состоят: семья самого священника, сторожа и сельского писаря. В числе прихожан сей церкви должна бы состоять и семья псаломщика, но дело в том, что, за отсутствием в селе домов для причта, псаломщик живёт в другом селе, вёрст 6–7 от церкви, и оттуда пешком ходит к службам. Ясно, что, при таком сиротском положении храма, у него нет никаких доходов; нет и средств для покупки муки для просфор, вина, масла и освещения храма. Отсюда и редкое служение литургии, и служение при 3–5 свечах вначале, а дальше прямо в потёмках. Вот где дорог каждый пожертвованный фунт восковых свечей, деревянного масла, каждая копейка и каждая церковная вещь доброхотного дателя.

С каждым приездом в это село, миссионеру приходится с трудом проникать в дома раскольников и втягивать их в беседу о предметах веры православной. – «Не хотим! Мы на истовом пути стоим; нам нечего искать от вас. Проваливай дальше со своей ересью»! и пр. – вот обычные при встречах с раскольниками их слова. Но тут-то вот и умудряешься, так или иначе, теми или другими средствами расположить и втянуть раскольника в беседу. Он ругается, а ты как бы не слышишь этого; баба его лезет на тебя с кочергой, а ты, не обращая на это внимания, толкуешь ей слово Божие. Тяжело, больно на душе видеть всё это, но это неизбежно для миссионера, и желающий быть им должен обречь себя на всё и всякие лишения, унижения и оскорбления от раскольников. Но эта горечь ещё полбеды; здесь вы наталкиваетесь только на одну грубость, невежество и фанатизм раскольника; но вот беда и зло, когда вы видите кулака в расколе, своего рода пиявку, жида, который торгует расколом и держится его в корыстных расчётах. Такой субъект в религиозном смысле ни то, ни сё, но он – богач, он имеет силу в тёмной среде раскола – его слово – закон для неё, и он держит всю массу данной местности в своей руке.

Говоря это, мы и имеем в виду именно такого кулака, живущего в описанном нами уголке, который представляет собой ни раскольника, ни православного: это скорее безверующий человек, но он – сила в этой местности, вредит и церкви, и миссии, нарочно держит, так сказать, эту массу во тьме её суеверий и невежества. Нарисуем, по мере возможности, портрет этого паразита в расколе.

Это – крестьянин Пензенской губ. Назовём его хоть Пуд Силыч Подогов. В медвежьем уголке он родился, вырос и стал таким, каким он есть теперь, т. е., раскольничьим вельможей. Он хорошо знает грамоту, т. е., разбирает всякую печатную книгу и даже читает иногда газету, которую он покупает на станции железной дороги и непременно с раскрашенными картинками сатирического и порнографического характера, и интересуясь последними больше, чем содержанием газеты или журнала; умеет записать своё имя, фамилию и даже составить на русском языке небольшую записку, но при этом, конечно, сильно страдают и орфография, и грамматика, и логика, и сам лексикон слов в его писании получается своеобразный: одна буква из церковно-славянского языка, другая из русского. Такая же смесь французского с нижегородским получается и в самых оборотах речи г. Подогова. Был такой случай. Подогов задумал жениться, сосватал себе невесту, тоже раскольницу и уже взрослую девицу из читалок, зажиточных родителей своей же местности. Незадолго перед свадьбой у Подогова вышло какое-то недоразумение со своей невестой; и вот он, желая письменно объясниться с ней, настрочил ей послание на церковно-славянском языке, в котором он чувствовал себя сильнее, чем в русском. Письмо Подогова мы приводим подлинником, чтобы показать степень его начитанности, развития, равно и того, каким Подогов был раньше и каким стал потом, после смерти своей жены. Вот это письмо. (Письмо перешло к нам от родственника жены Подоговой).

«Возлюбленнейшей нареченного подружия сиречь невесте моей Фёкле Феоктистовни Карамысловой, на предняя же Подоговой о Господе радоватися и душу свою спасти зельно от всего сердца желает нареченный подружний т. е. жених твой Пуд Силов Подогов.

По Божиему соизволению, телеси нашего недомоганию возомнися мне союз брачный учинити и тебя поняти в жену себе яко благозрачную девицу, от корене благочестивых родителей.

И се дванадесять дней идох от нележе аз многогрешный раб Божий Пуд пребываю тебе рекомый жених. И нужда ми есть, сестро, поведати ти свою скорбь велию. Ты веси, егда узрех тя у кладезя воду черплющи и беседовал с тобою на многь час, распаяйся душа моя к твоему зраку и сердце прильпе к твоея плоти. По истине вельми уязвлен бысть душою и телом: дух мой омрачашеся, сердце и плоть содрогашеся, яко листвие древа; зрак лица моего осклабися и потемнися. И стах яко расслаблен жилами. И обратися ко Господу, яко Иона пророк, с плачем о молитвою: еда сие вражия прелесть, или от Бога имать стечение, по реченному: не добро быти человеку единому, а да будут два во едину плоть. И умысли ко пресвятей Богородице возложити 2 жребия един на браченье с тобою другий же тощь. И паде жребий на твой лик привлещися. И скоро идох по сем к родителева твоима и рекох необинуяся да вдадут красоту дщери своея. Они же согласивше и бысть тако. И абие сотвориста обручение. И начах аз многогрешный входити в горницу твою кийждо день и сладце беседы творити. Треокаянный же завистник рода человеческого диавол позавидова моему блаженству и вложи в сердце твое словеса коварны ими же ты, сестро, сущу позде в день той угоньзну мое палящее сердце.

И что ти приключися – не вем. Вемы точию, что аз, многогрешный Пуд от самые Владычицы нашея Богородицы дан ти в мужа и хранителя твоего чрева, яко же и Обручник, у Богородицы. Иного мужа ты не можеши сресть, и той тя пояти, понеже пребеззаконно есть.

И почто воспалися твое сердце гневом велиим и возрыка на мя, неповинного, яко вепрь, по горам привитаяй. И ныне хартиею сею молютися преложи гнев свой на радость, да будет зрак твоего лица яко огнь лучезарный, да будут словеса твоя паче меда и сота. Уподобися кравие⁹² смиренной, яже тельца своего предает на питание людям. Приими образ агньца незлобивого⁹³, его же биющие ничтоже взаим приемлют. Помяни и пророка рекшего: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Буди яко Рахиль, а наипаче уподобися равноапостольной мученице Фекле, иже себе вдаде на мучение за Христа. Не буди невесто яко змия и василиск, а приими образ горлицы или голубя. Святый же Златоуст научает: лучше жити со змиею, нежели со злою женою. Видиши ли колик облак свидетелей приведох ти на уврачевание. Потщися, да егда прииду к тебе веселым и красным лицом срести мя, и лобзание ми дати, якоже обычай имать. Аз же ничтоже имам стропотно на тя, но пребываю о Господе в мире. И яко елень на источники водные прииде, тако и аз с вожделением ожидаю пришествия дня великого в оньже аз реку ти: жено, се муж твой!»

Из этого письма видно, что Подогов много читал церковно-славянских книг с малолетства и значительно усвоил себе славянский язык, так что и говорить, и писать на нём он может свободно. Видно и то, что Подогов был религиозный человек и на каждое проявление в жизни человека смотрел прежде всего с религиозной точки зрения. Он не поверил своему чувству, а обратился к иконе Божией Матери.

Всё это на первых же порах создало ему славу начетника и богомольца. Его полюбили в обществе старообрядцев, уважали, но дальше этого дело не шло: в совет стариков по делам общины его не приглашали, в моленной он был на ряду с прочими богомольцами, и вообще мирские дела вершились без всякого участия с его стороны. Это обстоятельство возбуждало в Подогове зависть, честолюбие, даже злобу против вершителей делами раскола. Такое невнимание стариков медвежьего уголка к Подогову побудило его бросить свой угол и уйти в уездный город. Здесь он занялся торговлей и открыл что-то в роде постоялого двора с кабачком. И город, и торговля, да ещё такого сорта, как «распивочно и навынос», стали видоизменять прежнего начетника глухой местности; он многое увидал, услыхал и испытал на себе такого, чего раньше совсем не знал. Целостный неподдельный тип старообрядца мало-по-малу с каждым днём стирался, подтачивался; изменялась речь, жизнь, обычаи, само верование подверглось колебанию. Оставалась в целости лишь 2-я половина Пуда Силыча – Фёкла Феоктистовна, которая, какой приехала из села в город, такой и осталась навсегда. Городская жизнь нисколько не повлияла на неё и не переменила её убеждений в правоту раскола. С переездом в город, она сразу почувствовала, что попала в другую сферу жизни, увидела иных людей, услышала иную речь, другие взгляды и интересы и, плюнув на всё это, замкнулась в самой себе. Насколько муж её шёл вперед и внешне отшлифовывался, делался общительнее и развязнее с людьми в обыденной жизни, настолько же жена его. Фёкла Феоктистовна, глубже и крепче уходила в себя и как бы запиралась в тайниках своей души. Это повело к разобщению мысли, взгляда, суждений на жизнь и предметы, и между супругой и Пуд Силычем сначала пошли споры и несогласия, затем энергичное отстаиванье каждым из супругов своих взглядов, действий, посыпались упрёки и укоризны одним другого, и дело кончилось дракой и оплеухой. Медвежий угол в лице Фёклы Феоктистовой вынужден был уступить оцивилизовавшемуся в кабаке начетнику. И Пуд Силыч пошёл без удержу дальше, воспринимая всё текущее дурное, лишь бы только получше жить и деньги нажить. Вскоре «подружие» его, простудившись, захворала, зачахла и сошла в могилу. Подогову ещё больше открылся простор в жизни. Но случилось нечто неказистое в его заведении и ему пришлось ведаться с окружным судом. Это стоило ему и денег, и потери времени, а затем, хотя суд и оставил его на свободе, но прав на торговлю его лишили. Подогов начал барышничать лошадьми, но и тут вышла история, за которую пришлось и посидеть в заключении, и деньгами израсходоваться. Обескураженный неудачами и значительно прожившийся Подогов поступил в услужение к одному православному купцу. Чтобы войти в ближайшее доверие купца, Подогов предложил последнему присоединить его к православной церкви и быть у него восприемным сыном. Купец с радостью согласился удовлетворить его желание и оказал все знаки своего внимания новообращённому, за что потом и потерпел от своего новоприсоединённого к церкви сына. Судиться с ним купец не стал, а Подогов, ставши в это время уже «прожжённым» человеком, виды видавшим, при деньгах, бросил город и явился в свой медвежий уголок. Здесь, за его долгое отсутствие, старики сошли со сцены, осталась молодёжь, моленная сгорела, поп умер и Подогову, как пронырливому человеку, не стоило и труда сразу ориентироваться в расколе и устроиться так, как он думал это раньше. Тотчас он бросил православие и снова перешёл в раскол. Водка довершила любезность раскольников и Подогова провозгласили радетелем древнего благочестия, попечителем общества старообрядцев. Подогов стал на твёрдую почву в расколе; но это был уже Подогов иного склада и пошиба. В своём доме он открыл моленную, стал продавать восковые свечи, масло, ладан, книги, стал собирать пожертвования на постройку новой моленной. Понесли деньги, холсты, зерно, хлеба и проч., Подогов всё принимал, благодарил и каждому говорил: «выстрою вам моленную на славу. Не хватит ваших капиталов, своими не поскуплюсь, а уж сооружу вам здание». – «Спасибо, благодетель»! – кланялись ему старообрядцы. Между тем, Подогов, войдя в роль благодетеля, решил расширить границы своего сбора на постройку моленной. С этой целью он отправился путешествовать по разным городам России и всюду являлся к старообрядцам и просил купцов помочь им в богоугодном деле. Сколько таким путём Подогов собрал в разных местах денег, об этом никто и доселе не знает, а сам Подогов никому не желает давать отчёта в этом, так как поездку эту он делал на свой счёт, по собственной инициативе и даже секретно от опекаемого им общества. Секрет этого сбора был открыт совершенно случайно: 2 купца, пожертвовав Подогову один – 100 р., другой – 200 р., сочли нужным особо сообщить обществу медвежьего уголка о сделанном ими пожертвовании на устройство в их селе моленной. Бумажка эта обрадовала общество раскольников и, когда Подогов вернулся домой, они предъявили ему её, а последний заявил, что купцов этих он видел на дороге и они действительно обещали ему прислать указанные деньги. Бумагу он взял себе, а старикам предложил «велие угощение». Общественники выпили, попели разные стихиры ⁹⁴, Да этим дело и кончилось. Моленная так и не выстроилась: сначала Подогов говорил, что нужно план на моленную выправить, потом подучил пристава объявить раскольникам, что по новому закону в их селе не может быть моленной, а могут молиться только в частном доме. Последнее и желалось Подогову, так как существование моленной в его доме всецело приносило доход ему лично, что не так удобно было устроить при существовании моленной особо.

Посмотрим теперь, как Подогов завёл попа при своей моленной. Подумал, обозрел он свою братию и остановил своё внимание на захудалом мужичонке Иване Легашеве. Придавленный нуждой, бедняк, как говорится, жил тише воды, ниже травы. Никому он никогда поперёк словом не шёл, в моленной стоял в числе последних, больше молчал, слушал и во всём соглашался с постановлением других лиц. Найдя этого мужика самым подходящим для себя человеком и достойным сана священника, он послал за ним – и между ними с глазу на глаз произошёл следующий разговор⁹⁵.

– Хочешь, Иван, в попы? – спросил Подогов.

– Что ты, благодетель! Думал ли я когда... – и бухнулся ему в ноги.

– А ты отвечай, дурья голова, о чём спрашивают. Ноги после лижи, а теперь речь держи.

– Возможно ли это?

– Когда спрашивают тебя, стало быть можно.

Иван стоял и переминался, хлопая глазами и не зная, что говорить.

– Что же ты рыло то воротишь? Погоди кобениться то; в попах ещё успеешь перед кем-нибудь накочевряжиться-то.

– Твоя милость, кормилец! А мне самому где мечтать!

– Мечтать за тебя будут другие, а твоё дело слушать меня да исполнять то, что велю. Умствовать над чем-нибудь тебе не придётся. Твоё дело служить; на то тебе и кадило в руки, а наше – управлять миром. Согласен ты меня слушаться во всём?

– Во всём твоя рука буду! – униженно кланялся Иван, делая слезливый вид.

– Прекословить не станешь? Я не уважаю, кто поперёк мне заслоняет дорогу.

– Ни за что! Слова супротивного не услышишь! Язык вытяни тогда, если что...

– На кой ляд мне язык твой! Пускай он при тебе остаётся, да только держи его на привязи. Коли даёшь такое поручение, чтоб во всём меня слушать, так быть тебе попом у нас. Подходи сюда ближе, к столу, садись и пиши, что ты состоишь мне должником 200 р.

Лицо Ивана изобразило знак удивления, он глупо посмотрел на Подогова, а потом бухнулся в ноги.

– Сжалься, благодетель... – мычал он.

– И то жалею тебя, оглашенного. Из всех в мире тебя отметил, а не другого.

– Да как же, кормилец!

– Ведь у тебя сейчас денег то, поди, нет?

– Каки деньги!

– То-то есть. На чей же кошт тебя вести в Москву и там содержать? Не свои же я буду тратить, понапрасну? А коли поживёшь, наслужишь, тогда и отдашь. Сразу сейчас не буду драть с тебя, а можешь платить и понемножку. Вот и пиши теперь, что ты, к примеру, мне должен. Это для памяти только...

Иван послушно накарябал своё имя и фамилию на приготовленном векселе и ушёл.

Через несколько дней Подогов собрал свою братию и предложил им выбрать кого-нибудь из своей братии во священника.

– Кого же, старики, указать то? – сказал один. Тебе, Пуд Силыч, мы все известны, на кого ты намекнешь?

– Конешно! Его рассудок много яснее нашего, поддержали другие.

– Для меня, старика, кто ни поп, так батька, – лукаво сказал Подогов. У меня крестить некого, жениться – опоздал уже. А вы – мир! Вам нужно подумать, чтобы человек был подходящий и по писанию действовал.

– Справедливая речь. Поп не горшок, что разбил да бросил, – отозвался из толпы.

– Фёдора просить! – крикнул мужик. Он хоша и не Торен в чтении-то, да обиходный мужик.

– Фёдор не годится вам, старики, – возразил Подогов. Во-первых, он кривой, во-вторых, у него вся голова на лошадях. Какой же он будет поп? Вы с требой, а он кататься уехал. Ведь он што твой цыган меняет лошадями-то. По-моему, Фёдора нельзя допускать к поповству.

– Ну, Максима Чернозубова! На нём, кажись, можно поладить, – предложил другой мужик из толпы.

– Максим тоже не выходит на эту линию, – возразили соборяне.

– Почему?

– Да потому, что нынче он с оглоблями уехал, завтра дуги поехал продавать. Где-ж ево искать-то?

– Можно бросит это дело-то.

– Нет: кто к чему привык, не скоро отстанешь. Оно, дело-то, тянуть будет. Только, к примеру, ты задрал оглоблю-то, а тебя рвут крестить; вот и перкосердие произошло. Ты доделать хочешь, а тебе не дают.

– Петруху Мокрого! – крикнули из толпы. Поднялся Подогов и сказал: ну, какой же это будет поп! Прошлый праздник заставили его прочитать «Помилуй мя, Боже», так он 5 раз путался и всё-таки не прочитал его, как следует.

– Так Силантья Ковригина просить! Он никаким делом не занимается и только по поминкам ходит, да упокойников обмывает. Ему, кажись, эта статья-то подходяща.

– Не годится! Не надо!

– Что это за поп?! К нему каяться то никто не пойдёт. Кого-нибудь другого, а уж Силантий нам хорошо известен, кричали другие.

– Какой уж Силантий священник... рассуждал мужик. Ему только баб занимать, да сказки говорить. Наговорит много, а послушать нечего. Сусветный болтун и пошатуга! Всех перемутить, перессорить, наскажет и – Бог весть – что, а всё зря. Сделай-ка его попом-то, он тогда грехи-то по всему селу разнесёт.

– Я, господа старички, со всем прилежанием буду служить, если соизволите выбрать, – вдруг пропищал сам Силантий, находившийся в задних рядах.

– А ты уж молчи, закричали на него

– Получше тебя указывали, да пролетели, а то ещё высовывает язык.

– Ублажай покойников-то хорошенько, а то в попы задумал.

– А вы, чать, не блажите больно-то. Дайте и мне слово поставить в строку, спорил Силантий. Что корить покойниками-то! Псалтырь я знаю хорошо, евандель только потвердит малость, а больше чево же надо попу? А остальное вы нанесли: на меня зря.

– Знам тебя хорошо! Отстань! Не задерживай дела.

– Давайте Микиту ладить! Будя с Силантием бобы-то разводить, крикнула толпа.

– Какого Микиту?

– Рогожкина! Он мужик ничего...

– А баба-то? Така попадья у нас уж была, не чаяли и с рук сбыть. Кабы у Никиты была другая баба, пожалуй, его можно бы и в попы вывесть.

– Пришить ей хвост-то, чтобы не баламутила. А то, что же, из-за бабы, мужика устранять.

– Этого сделать нельзя, вмешался Пудогов. Бабе законы прописать трудно. Св. Златоуст получше нас был, да и тот погиб от женщины. А Никите и вовсе не справится с ней. Если она теперь вертит нашими бабами, то попадьёй она и вовсе будет величаться. Нужно выбрать человека смиренного, кроткого, безмолвного, чтобы всем услуживал; ну, и баба у него, чтобы была подходящая – не модница, не злоязычница, любовная ко всем...

– Филиппа Дехтярева разве... подсказал кто-то.

– Ну, это совсем не подходящий человек, сказал Подогов.

– Да он и в болести состоит, поддакнул мужик. У него шишка в боку и когда погода – страсть южит! На манер поросёнка...

– Это верно, согласились другие соборяне.

– С изъяном к чему представлять, добавили третьи. Коли самому невмоготу, тут не до людей.

– Расслабленного не к чему вести в попы; надо искать здорового человека, – важно сказал Подогов. По-моему, лучше сего поставить Ивана Легашева, – человек он смирный, тихий, баба у него не смутница, покорливая...

–Голыш больно, Пуд Силыч, заговорили старики, почёсывая затылки. Некоторые усмехнулись.

– Что голыш! Это не покор – откормите, зато человек покорный и против мира не пойдёт, отстаивал Подогов своего кандидата.

– Это точно; только кориться такому немножко обизорно. Силыч!

– Уж какой хрестьянин Лягаш! Собаки нечем выманить; сам весь в дырах...

– Тогда возьмите Онуфрия Звонова! – Он мужик богатый, – с досадой сказал Подогов.

Звонов сидел около стола, среди почётных мужиков. Все посмотрели на него, но сказать что-либо про него затруднились. Звонов, действительно, был состоятельный человек и безупречный по жизни. Соборяне молчали.

– Я, братия, во священники не пойду, сказал Онуфрий. Кланяюсь миру и Пуд Силычу за честь. Изберите другого мужа.

– Отчего же, Онуфрий Васильич! – встрепенулись соборяне, видимо сознавшие неловкость своего молчания перед богатым мужиком и решившиеся польстить ему. Послужи нам в этом чине.

– Нет, братцы, поповство для меня не подходящее дело. Сами знаете: живу я в достатке, лычком да деготком займаюсь – куда мне возиться ещё с поповством! На эту оказию нужно наладить особь человека, что бы он завсегда по этой линии шёл и одного держался. А мне, когда тут воловодиться с вами. Возьмите, вон, Карпуху Слежнева; он мужик расторопный, грамоте знает...

– Карп не годится, поспешил вставить Подогов. Чем ставить Карпа, лучше, по-моему, Ивана установить.

– Почему же Карп не соответствует? – спросил Онуфрий. Дедов у него при доме нет, живёт по работникам.

– Марали всякой имеет, потому и не годится, ответил Подогов.

– Это верно, поддержали соборяне. Карпуха до венца жил лядаще. Бабы у него завсегда состояли. А, по правилам св. отец, нешто можно такому состоять в попах!

Онуфрий замолк, а соборяне высказывали много нелестного про Карпа. На сцену выступали его поступки, когда он был пастухом; рассказывали, как он жил работником у Аникея Голованова и его застали ночью в бане с солдаткой и пр., и пр.; так что кандидатура Карпа на иерейство совсем провалилась и сам он получил облик довольно грязненького по жизни старообрядца.

Кандидатура Ивана снова поставлена на очередь.

– Здесь, что ли, Лягашев-то – спросили передовые вершители дела.

– Нету!

– Пошлите за ним, чтобы сей минутой шёл сюда, – командовал Подогов.

Ивана Лягашева привели.

– Кланяйся, Иван, миру, – мы тебя в попы избрали. Первых человеком хотим поставить тебя за твое смиренство, разум, – говорило общество.

– Спаси Христос, старики! – бухнулся Иван в землю. Вовеки веком не забуду вашего благодеяния.

– Да ты хочешь ли в попы-то? – со смехом спросил Подогов Ивана.

– Готов служить обществу, – ответил он и снова бухнулся в ноги.

– Смотри, Иван, служи обществу хорошенько, необлыжно, без раздору, – наставительно говорили соборяне. Из воли общества не выходить, во всём слушать нас и нос кверху не задирать. Мы поставили тебя, и мы же можем опять спихнуть тебя. Мир-велик человек! С ним бороться трудно.

– Никакого перкосердия от меня не будет, – кланялся Иван. Всем буду угождать и увлажнять.

– Угощай общество теперь.

– Где ему, старики! Я уж выставлю вам угощение-то за него, – сказал Подогов.

Началась попойка.

Подогов свёз Лягашева в Москву, где Савватий поставил его в попы и учил, как совершать службу. Подогов за это время знакомился с московскими купцами и купчихами и выпрашивал у них на бедность попа, на устройство моленной и церкви. Москвичи давали деньги, одежду, обувь; сшили шёлковую палатку для алтаря и пр. Сколько Подогов набрал денег, Иван, конечно, не знал этого и не смел даже спрашивать о сём; ему пришлось удовольствоваться тем, что дал ему Подогов из одежды, обуви и др. вещей. – «Живи теперь, Иван, и наживайся, а деньги за хлопоты я подожду», – сказал ему Подогов. Таким образом, московские рубли целиком пошли в карман Подогова, а Иван получил только поповство и с этого времени превратился в закабалённого раба как у Подогова, так и у общества.

Обделав своё дело, т. е. дважды собрав деньги на моленную и прикарманив их, Подогов стал торговать теперь и попом, и моленной. Иначе назвать образ его действий я не могу. Всё, что стекается в его моленную, составляет прямо его личный доход. В праздники он ходит с тарелкой по народу, собирая на что-то пожертвования; продаёт свечи, ладан, иконы; в селе он держит лавочку и торгует всякой всячиной, начиная с чая и кончая дёгтем, лопатами. Весь раскол забирает нужное в его лавке, а при нужде у того же Подогова прихватит и денег, разумеется, за жидовские проценты, но Подогов не терпит этого слова и обыкновенно говорит: «я по христиански помогаю своей братии». Но это христианство выражается в 20 к. на рубль в месяц, – процент, как видите, далеко не христианский. Но Подогов пользуется темнотой и невежеством народа. Подогов наживается, капитал его растёт, а эксплуатируемый им тёмный народ земно кланяется ему, благодарит и величает его благодетелем. Кланяется ему и поп Лягашев и смиренно, после каждой службы, преподносит ему просфору и приветствует с праздником. Служит Лягашев по приказанию Подогова, – когда часы, когда обедню, довольствуется тем, что дадут ему за требу. А придёт праздник, соберутся мужики и толпой идут к Лягашеву попить-поесть на попов счёт. – «Чай пить, батька! – кричат они ещё во дворе. Примай гостей». Лягашев зовёт в горницу, усаживает по лавкам, попадья берёт самовар и начинает согревать воду. К чаю подаётся четверть водки, закуска и начинается угощение. Первую чарку должен выпить сам поп, со второй начинается угощение по очереди. Поп стоит, наливает стакан за стаканом водки и угощает раздевшихся мужиков. – «Пей, Петрович! – говорит Лягашев, да другому надо налить. – А ты, батька, не торопи. Ты, помнишь, как я за тебя старался тогда? Я почесь больше всех кричал, чтобы тебя в попы произвели, а не другого. Вот мы и сделали тебе удовольствие, и ты живёшь у нас, точно сыр в масле. Кто пашет, спину гнёт на жару, а ты сидишь дома и у тебя завсегда хлеб готовый. Так, попадья, говорю я? Довольны вы нашей милостью?

Попадья кланяется, благодарит мужиков за их выбор её мужа в попы. Попадья, как и муж её, давно уже привыкли к этому явлению; с тех пор, как Лягашев стал попом, мужики и трезвые, и пьяные стали являться к нему в дом и нахально требовали угощать их, постоянно говоря одно и то же, что они сделали его попом. И смирный, кроткий, но тёмный поп Лягашев поставлен в необходимость возиться с этой оравой и выслушивать её нахальные речи. Его теснят и мужики, одолевают попадью и бабы, навязываясь также на угощенье; теснит его и всевластный Подогов, которому он выдал вексель за получение поповства и который, точно волшебный сказочный рубль, из года в год остаётся целым, и цифра его по-прежнему стоит неразменной. Жаловаться на Подогова Лягашев не может и посему молчит, платит ему время от времени известные взносы, которые Подогов с радостью берёт и кладёт в карман. – «Спаси Христос, батя! – говорит он. После сочтёмся». Но расчёта нет; расписок в получении денег Подогов не выдаёт, и цифра векселя по-прежнему стоит для Лягашева и грозной, и ужасающей. По мнению Лягашева, он уже всё заплатил Подогову. ни увы! Подогов не признаёт этого и теперь уже сам напоминает Лягашеву: «поделись, батька; кабы не я, ты бы не был попом». И даёт. Иначе грозит подать вексель ко взысканию. Лягашев трусит суда.

Когда мы пишем эти строки, Подогов представляет собой лет 46 мужчину. Он одевается в старообрядческий кафтан с сборками, подстрижен в кружало и держит себя важно и нахально. Он ведёт знакомство с местным приставом, разными чиновниками в, уездном городе; урядник и другие мелкие власти относятся к нему почтительно и с уважением. Когда Подогов живёт дома, он учит, что «мирщить», т. е. есть из одной посуды с еретиками – великий грех, и на глазах своей общины строго держится этого правила, попутно выполняя и другие обычаи раскола; но иное дело, когда Пуд Силыч находится на стороне, вдали от своей братии. Здесь он положительно не узнаваем. – «Путнику всё разрешается», говорит Подогов. И, действительно, он разрешает на вся: он и скоромное есть в посты, и водки напьётся до «зела», и папироску дымит и в места «падших созданий» завернёт и накуролесит, как говорят, с треском и звоном. Но всё это делается прикровенно, тихонько, чтобы кутежи эти не дошли до слуха его тёмной братии. Сознавая свои грешки, Подогов, во время Великого поста, обычно уезжает из медвежьего уголка якобы по торговым делам, на самом же деле, чтобы не говеть, не класть многочисленных поклонов и скрыть свои греховные деяния. И это удаётся ему, как нельзя лучше. Авторитет его непогрешим; слово его – закон, правило для общества.

Понятно, что Пуд Силыч враждебно относится и к церкви, и к священнику, тем более не выносит он приезда в свою местность миссионера. Если священник молчит, т. е. ничего не говорит против раскола и не осуждает его, с этим Подогов ещё мирится, как с печальной необходимостью пребывания священника на своей территории; но беда, если последний «отверзет свои уста» и начнёт громить раскол – тогда против него поднимутся все козни и разного рода интриги и притеснения. Вся раскольничья сила восстанет против него, а Подогов натравит и местную власть. Один священник не мог купить дров для топлива печей, по близости; не давали воды из общего родника в селе, сманивали прислугу, ничего не мог купить в своём селе и пр., и пр.; словом, вредили на каждом шагу, чтобы только выгнать его из своего села. И бедняк, как ни бился, должен был бежать от силы и могущества Подогова.

Что касается приезда миссионеров и их бесед, то на последние он прямо запрещает раскольникам являться, а миссионера везти из села. Раза два мне самому приходилось идти пешком, а из следующего села прислал уже лошадь за книгами. Если бы кто из раскольников, паче чаяния, вступил в беседу с миссионером, то на такого смельчака поднимется весь раскол и ему придётся многое испытать и от семьи, и от общества, руководимого Подоговым.

Тяжело положение священника и миссионера в раскольничьем селе, а в таком медвежьем уголке и где существует, в виде паука, такой субъект, как описываемый мной Подогов, и подавно. А Подоговых ныне легион. Их так много развелось теперь, что в редком раскольничьем обществе их нет. И все они люди корысти, наживы, и им же бог чрево. Вот и грустно видеть, как эти гг. Подоговы, эти паразиты раскола сосут народную кровь и, пользуясь невежеством народа, нарочно держат его в заблуждениях раскола. На этих людях, по нашему мнению, должно бы сосредоточиться внимание и местной власти. Не потворствовать нужно этим кулакам, в старообрядческих поддёвках, а преследовать их плутни и мошенничества; не «хлеб и соль» водить с таким торговцем верой и убеждением людей, как это поступают местные власти, а презирать их, как людей низких, бесчестных, наглых и зловредных в данной местности. Против таких лиц нужна твёрдая православная власть, мощное слово, защита церкви и действие по закону.

Пензенский епархиальный миссионер священник Я. Попов

(Вниманию прежних моих единомышленников-толстовцев, революционеров и атеистов).

Дивное для меня самого обращение⁹⁶ к Святой Христовой Церкви от мерзейших заблуждений скверного учения гр. Л. Н. Толстого и от гнездившихся в моём растлённом блудном и своевольном сердце анархических, социалистических, либеральных и всяких иных бестолковых мнений и хотений, сопровождалось сверхъестественным подъёмом всех способностей моей падшей и одичавшей души. Это было необходимо и произведено было внутрь меня благодатью Святого Духа, взыскавшего меня погибавшего в обучение и просвещение, не без моей – впрочем, воли, ибо при каждом моменте внутреннего преобразования, Дух Святый ожидал свободного движения моего произволения в сторону истины, добра, святости, благоговеинства, самоотвержения. В эту сторону всегда влекла меня сила, сначала «неведомая» для меня, а ныне известная мне под именем животворящей благодати Святого Духа. Воздействие этой Божественной силы я особенно хорошо ощутил в течение того почти четырёхлетнего периода, в который совершалось моё обращение. Подъём сил души моей, до самого дна её возбуждённой, – необходим был для того, чтобы противостоять мне свирепым, безжалостным, всезлобным нападениям духов злобы, демонов, коих реальное бытие я слишком хорошо опознал по тем страданиям души и плоти моей, какие от них перенёс по Праведному Суду Божьему. А эти нападки духов злобы – имели для меня весьма важное значение. Они дали мне возможность: 1) опытно узнать – хоть отчасти, – какой горькой и прегорькой ценой надо платиться за временную сладость греха, а во 2) очиститься в горниле страданий, чтобы быть способным прийти в «соединение веры» со всей церковью небесной и земной и в разум неприступной Славы воскресшего Сына Божия, сидящего одесную Отца и грядущего вторично во славе небесной строго и праведно судить воскресшее человечество за его прегрешения. Такого очищения разными страданиями требовали и все мои пакости, и мерзости, кои для меня начались с 10-ти летнего отрочества и продолжались до 26-ти летнего возраста, едва не окончившись преступлением самоубийства, через которое я вступил бы в область вечного огненного мучения. Надлежало мне за всё это претерпеть, по Суду Божию, ещё иные мучения, кроме тех, какие выносила душа в самом совершении гнусных грехов: блуда, непокорства, безбожия, ложных убеждений, – должно было мне претерпеть лютые скорби в борьбе с греховными навыками (страстями), въевшимися глубоко в самое сердце моё и рыкавшими на меня, подобно львам.

Достохвальна была эта борьба, хотя и сопровождалась унизительными поражениями и падениями. Но эти поражения и падения были необходимы мне для того, чтобы я, опознав потребность своих усилий и собственного противостояния дьяволу, страстям плоти и миру, уразумел и то, что победу совершает внутри нас неизреченная всемогущая, человеколюбивая Сила Божия. Нужно было мне опытно сознать и ощутить грубую, наглую, неусыпную злобу и силу бесплотных демонов, врагов наших бессмертных душ, которым предстоит возмездие за каждое слово, дело, мысль и хотение. Надо было мне опытно сознать и ощутить всемогущую, крепчайшую Силу Вседержителя Бога Христа, единого человеколюбивого, премудрого, везде-присутствующего Духом Своим Святым и быстрейшего молнии в помощи, защите, утешении. Надо было мне сознать и ощутить глубину моего бессилия, немощи, лукавства, растленности, чтобы мне прочувствовать и уразуметь слова Св. Евангелия и Св. Писания, обличающего без обиняков окаянство, убожество, наготу падшей души человеческой. Необходимо было мне искренно смириться для того,

чтобы уму и сердцу моим стать доступными для истин Св. Евангелия, основной и вечный смысл коего состоит в возвещении людям неизбежного воскресения, грядущего неотменно Суда Божия и всеправедного воздаяния каждому, сообразно делам его, или мукой вечной, или блаженством. Господу Христу благоугодно было, не насилуя моего самолюбия, убедить меня в том, что я зависим от Его власти и нуждаюсь при каждом буквально дыхании груди моей в Его благодатной помощи и поэтому должен призывать внутри себя в области души, где испытываются и радости, и скорби⁹⁷, Имя Христа Бога. Надо мне было убедиться ясно, что не Бог во мне нуждается, а я нуждаюсь ежесекундно и того чаще в Боге, – в Его ощутительной близости, дабы мне не бояться страшных и безобразных врагов наших – демонов, которые (ещё так недавно!) попирали и терзали душу мою, оставленную благодатью Духа Святого. Ведь я не могу заставить Св. Духа прийти и вселиться в меня, но Он «идеже хощет дышет», ибо Дух Святой – самовластен (подобными Своему образу создал и души наши). Мне надо было высвободиться из лютости врагов моих невидимок-демонов, из слабости своей и бессилия и препобедить их – познанием и верою, что вся надежда человека содержится в Христе Боге, и что нет под небом иного имени, призвав Которое, можно было бы иметь надежду на получение помощи и облегчения в душевной борьбе. А кто не испытал этой борьбы, если только он когда-либо переживал крепкое и мучительное состояние уныния, немощи, греховного пристрастия (к вину, пище, табаку, чаю, блуду, вещам, чести, власти)? Сколько ни зови в этих случаях: «Магомет! Магомет! помоги мне»! «Буда! милый Буда! спаси меня от похоти»! «Конфуций! приди и очисти»! – во истину не будет «ни гласа, ни послушания» (что может испытать каждый, хотящий дознаться). Но призови в день и час скорби: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, спаси мя от скорби, меня одержащей, томящей, сокрушающей» – и мгновенно исцелеешь, если только призовёшь с живой верой из души скорбящей, а не из одной гортани. Этот внутренний вопль души может сопровождаться и голосом гортани. – Душа наша так тесно, интимно, хотя и неслиянно, соединена с телом, что ни одно крепкое истинное воздыхание души не может произойти без участия тела: голосом ли, выражением ли лица, взора – Иисусова молитва, непрестанно творимая, приноравливается к каждому дыханию груди, т. е. телесному акту, что – в свою очередь – составляет превосходный и премудрый способ приучения себя к этой всемогущей, многоплоднейшей, дивной молитве (обязательность этой молитвы нужно признать для всякого христианина, искренно желающего спасения от вечных мук и получения вечных благ Царства небесного). И вот, ценой многих неисповедимых⁹⁸ скорбей нужно было мне убедиться и в той простой истине, что внутри меня живёт и трепещет бесплотное существо – «душа», связанное с телом до минуты смерти, мне предстоящей, (а для многого множества уже наступившей или наступающей в ту минуту, когда пишу сии строки); что мучения, волнения скорби души зависят от произвольного нарушения ею закона, данного ей Богом на Синае и в Евангелии для здравия, радости, счастья её в этой жизни и для награды безмерно великой и неизреченно-сладостной жизни будущей. Надо было убедиться мне, что самое страшное и гибельное зло на земле есть грех, т. е. произвольное, самоохотное и потому самому преступное нарушение человеком закона Божия (заповедей Синайских и Евангельских); – что лучше человеку предпочесть умереть тысячью смертями, чем грешить, ибо грех есть причина всех болезней телесных, бед и мучений душевных и воздаянием своим имеет в вечности геенну огненную, которой ужасаются и сами демоны. Как дивно и чудно было мне сознать, проходя душевные терзания, что тот же Самый Дух, который творил дивные чудные дела в Ветхозаветной церковной истории⁹⁹, Тот самый Дух Святой, от Которого был зачат во чреве Всенепорочной Девы Марии бессеменно Христос Господь; Дух, Который «в виде голубине» явился из разверстого неба над головой Сына Божия; Дух, Который увёл Христа искуситься от дьявола в пустыню, – Который снизошёл в виде огненных дивных языков на апостолов и Богоматерь; – Который вдохновлял сонмы мучеников, совершил успешно спасение миллионов Святых; Который доныне соблюдает в чудном нетлении тела претерпевших «до конца» жизни в строгом послушании Евангелию; как дивно и чудно было мне сознать, что Тот же самый Дух чудодействует и во мне. Он, – претворив хлеб и вино в тело и кровь Христа, очистил меня в Св. Приобщении от всех моих подлых мерзостей, дав слёзное благодатное покаяние (не без произволения моего и усилий собственных), просветил, укрепил в познании Бога и пути спасения! Как радостно согнать мне, и наверное знать («верить») что Этот всемогущий, вечно юный, незримый Покровитель и Человеколюбец, кроткий и смиренный сердцем Бог пребывает близь меня и ежемгновенно готов мне помочь, лишь только воззову из глубины души именем Иисуса Господа, с Коим Он единосущен, споклоняем и сославен, как Единый Бог, непостижимо Троичный в лицах. Если бы мгновенно вымерло всё человечество (это можно живо вообразить), и тогда бы, при таком ужасном и полном одиночестве, я не был бы сиротой, ибо Дух Святой вся исполняет: я призывал бы Его, и Он дал бы мне Себя почувствовать. Это может опытно испытать решительно всякий человек, кто только захочет и возопиет к Богу, называя Его Именем, коим Он благоволил назваться (как и мы именуемся каждый своим именем) именно для того, чтобы призывали Его люди этим именем, Имя это: Господь Иисус Христос... Возымею ли я наглость сказать, что Бог доступен лишь для меня одного? Не только не осмелюсь, но и не усомнюсь исповедать, что и мою окаянную и блудную душу помиловал Господь Христос от истребления и вечной муки в геенне лишь ради молитв и молений Богородицы, всех Святых Своих на небе и на земле, молящихся Ему, хвалящих Его, благодарящих и любящих Его. Утверждаю и исповедую, что всё, что я испытал и в чём убедился, может быть испытано и дознано опытно и непосредственно всяким, кто только именуется высоким именем – «человек». И атеист, и сектант, и язычник, и иновер – все, призвав имя Господне в час скорби с верой, что Он существует, везде присутствует и всё может, получать внутреннее, ясное, сладостное удостоверение, что Он именно тот, как им поверилось и каким описывает Его Священное Писание: вездесущий, всеблагий, премудрый, всемогущий, всеблаженный, всеправедный, единый Человеколюбец, сердцеведец, кроткий и смиренный сердцем, пречистый, всесвятой, прекраснейший самого, Им уготованного для нас, рая. Пусть не утомятся и после того звать в душе Его по Имени, чтобы убедиться всем, что Ему единому может быть угодна и вера единая. Да убедятся, что должна быть одна, а не тысячи вер, разъединяющих людей, призываемых Христом к любви, согласию и миру, на тысячи сект, расколов, философий. Все таковые удостоверяются непосредственно от Самого Духа Божия, что истинный, Сам себе всегда равный, смысл Евангелия непорочно соблюден во святой Его Церкви, правильно именуемой, поэтому, православной, и соблюдён в ней именно потому, что святая Церковь заведуется, наставляется, освящается, просвещается Самим Духом Святым во веки и до ныне и впредь себе самому равным и Себе Самому верным.

«Dixi et animam levavi», – вот я сказал, и с души скатилось бремя. Отрадно мне свергнуть с души тот страх и отчаяние, которые так долго давили и мучили меня. – Думалось мне: – как же это, неужели я один, которому доступно и возможно спасение души от скорбей и недоумений в этой жизни и геенны в будущей, а миллионам братьев людей это не доступно? И это сознание едва-едва меня не погубило, ибо мне мерещилось, что я один знаю тайну всесильного Имени Иисусова и чудного действия на душу Иисусовой, сопряжённой с дыханием груди, молитвы, Святых Тайн Крови и Тела, Слова Божия и всей церковности. Но когда Бог ввёл меня в Церковь Свою и я узнал многих людей, подобно, как и я, спасающихся чудно призыванием в душе Имени Господа Иисуса; – когда удостоился я увидеть сияющее небесной красотой лицо о. Иоанна Кронштадтского – доброго пастыря, сочинения которого и дневники обучали меня во дни моего обращения; – когда я узнал, что есть тысячи и миллионы людей православных, знающих силу Имени Христова, крестного знамения и Святых Таинств, – тогда мир пролился в моё сердце, надорванное непосильным бременем чувства ответственности за всё человечество. Если бы не Бог, кто бы мне помог?!

Михаил С-ко

(Продолжение следует).

Во время оно, в одну из миссионерских поездок своих по округу, я дорогой от возницы узнал, что в захолустной деревне N «наклёвывается штунда», и «начинает это дело» крестьянин Иван Богомильный, человек, что ни на есть, «грамотнейший из всех и набожный», как говорил возница, – а вот уж с полгода Иван в храм не ходит, а всё сидит дома, да читает библию. Заходят по вечерам к нему и другие послушать чтение и посудить о вере. Одни хвалят его «новые мысли», а другие – «лают» и называют Богомильного «штундой». А жаль, – человек-то уж больно хорош он, да ещё доводится мне и сват – добавил возница. – А далеко ли эта деревня в сторону будет от нашей дороги? – Вёрст восемь. – Может быть, нам бы с тобой заехать к Богомильному, да потолковать с ним «о набожном», на путь-истину наставить, а если опозднимся, то чай, можно в деревне и подночевать, сказал я? Возница с дорогой душой согласился «для спасения души свата» сделать крюк, и мы поехали в деревню N. Время было под вечер, уж скот пригнали домой и люди воротились с полей. Я сказал кучеру, чтобы он ехал прямо к Ивану Богомильному. Последний оказался дома и встретил нас косым взглядом, как бы испугавшись. Я приветствовал его евангельскими словами мира.

– «С миром принимаем», недружелюбно ответил Богомильный, – пожалуйте в хату – будете гости, а может дело какое имеете – и снова Иван исподлобья взглянул на меня. Взгляд этот говорил, что мы из тех гостей, которые бывают, по пословице, хуже татарина... В доме иконка оказалась одна небольшая и та картинная и прибита на косяке божницы, больше для вида и отвода глаз. Мы сели, перекинулись несколькими словами с хозяином: о хозяйстве, о семье Ивана. Оказалось, что у него недавно умерла мать-старушка. Разговор как-то не клеился. Тем временем весть о том, что к Богомильному приехал какой-то батюшка чужой, т. е. не приходский, быстро облетела деревню, и в хату один по одному стали приходить любопытные, – одни улыбаясь и как бы торжествуя, что-де Иван попался в штунде и уж приехали «усовещивать» его, на челе других – единомышленников Богомильного, наоборот, – лежала печать угрюмости и раздражения. Они, входя приветствовали меня неохотным киванием головы, к руке же под благословение не подходили. Народу набралось человек десять. Надо было приступать к делу, но как его начать? Выручил сват – возница. Задав корму лошадям, он вошел в хату и прямо заговорил с Иваном о цели нашего посещения. – Здорово, сват! А я вот дорогой, случайно, с батькой-то разговорился за то за сё, да и о тебе проболтался, что, значит, ты над библией все сидишь, да истину шукаешь (изучаешь). Або в святые прямо хочешь попасть, або с ума спятить... Единомышленники Ивана вздохнули, прочие улыбнулись. – Батюшка-то, спасибо ему, продолжал сват – и пожелал посетить тебя и «побалакать» по душе «о набожном».

Богомильный, видимо, этим откровением был озадачен и молчал: вид он имел затравленного волка. В душе его происходила раздвоенность: прямо ли открыться, что я уж не их, или притвориться ничего не знающим.

– Я к тебе, возлюбленный о Господе брат Иван, заговорил я тоном соболезнующего отца, явился, следуя завету Божественного Учителя и Господа нашего Иисуса Христа, повелевшего в Своём Святом Евангелии алчущего напитать, жаждущего напоить. Из слов вашего свата я понял, что и вы алчете и жаждете, но не телесно, а духовно, ища новых каких-то лёгких путей в Царствие Божие... Вот ты и любишь слово Божие, и поучаешься в писании день и ночь. Всё это похвально, да поможет тебе Господь Бог; но я должен тебя предостеречь, что ведь слово Божие «обоюдоострый меч», – ведь надо уметь владеть мечом, а то ведь можно по раниться на смерть... Утолять жажду духовную тоже надо в меру и из чистых источников, а алчбу – здоровой пищей. Иначе тоже можно смертельно заболеть и навек погубить здоровье души своей. А это, ох, как страшно, ибо сказано в писании: «не бойтесь убивающих тело, а бойтесь убивающих душу».

Как поставленный от Господа Бога питать души, жаждущие истинным учением веры и врачевать духовные немощи недужных братий о Господе, душевно желал бы быть тебе, возлюбленный о Господе, полезным и побеседовать от слова Божия по вопросам веры, для тебя недоразуменным и смущающим твой дух. Будь только откровенен и смирен духом, не гордись и помни, что смиренным Бог даёт свою благодать... Слова мои умягчили сердце Ивана. Он ласковее взглянул на меня и сказал:

– Это действительно, слово Божие мы любим и почитаем его выше всякого учителя, ибо оно само может умудрить во спасение и всё оно полезно и к животу и благочестью...

– Да, всё это верно: воистину слово Божие на всё полезно; но ведь в посланиях есть много, – говорит апостол Петр, «неудобовразумительного, что невежды и неутверждённые превращают к собственной своей погибели» (2Пет.3:21)... Неужели ты, друже, себя считаешь сведущим и твёрдым, что, читая Библию, не боишься превратить Св. Писание и впасть в погибельные ереси... Когда я случайно узнал, что ты набожный, добрый человек, взялся сам без руководства за чтение Библии, да ещё и толкуешь эту глубину премудрости Божией и другим, – воистину испугался за тебя и, хотя мне дорога не в вашу деревню лежала, счёл своим долгом перед Господом навестить брата, в виду грозящей тебе опасности и с целью беседы и выяснения, с Божией помощью, того, что смущает твою страждущую душу.

– Спасибо вам, батюшка, – мягко ответил Иван, – только я не знаю, какую вы опасность видите. Слово Божие дано во спасение, в нём путь и истина, а к опасности оно не должно приводить; для меня, хвалить Бога, в слове Божием, кажется, всё ясно, что нужно для спасения. Господь Сам, по милости Своей, открывает мне. А если угодно побеседовать к общему назиданию, извольте, я охотно буду слушать. Только не знаю, о чём вы будете беседовать.

– А я прошу тебя не только слушать, но и вопрошать меня.

В это время в хату вошла жена Ивана и старшие сын и дочь. Все подошли ко мне под благословение. В главах их светилась радость, они смотрели на меня, как бы на покровителя и защитника их. Очевидно, в семье шла борьба из-за религиозных убеждений. Наступило молчание. Я просил Господа вразумить мою мысль о предмете беседы...

– Вот ты, брат Иван, сказал, что недавно похоронил свою мать. Скажи же откровенно, молитесь ли вы за усопшую свою родительницу и умилостивляете ли Господа Бога за её грехи вольные и невольные? Поминаете ли покойницу, как подобает по православному?

Жена и дети насторожили уши. Предложенный мною вопрос оказался болезненно жгучим для сердца семьи, ибо Иван не допустил никакого поминовенья.

– Поминовение умерших противно воле Божией, – буду по правде говорить, – сказал Иван.

Он вдохновился, лицо вытянулось и приняло страдальческое выражение, глаза блестели лихорадочным огнём, говорившем и о страдании души, и о фанатизме.

– Вам должно быть известно из Писания, – это Сам Господь свидетельствует, что между адом и раем утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти из рая в ад не могут, также и наоборот – из ада в рай не переходят. Вы хорошо это знаете сами, – из Евангелия Луки 16 гл. ст. 26, – продолжал Иван сдавленным голосом.

Слушатели все внимали с величайшим вниманием словам Ивана. Я молчал, давая спокойно изложить Богомильному все его доводы, чтобы узнать его воззрения и втянуть в откровенную беседу.

– А также и в псалме сказано, – продолжал Иван, – что человек никак не искупит брата своего и не даст Богу выкупа за него. Дорога цена искупления души и не будет того в век (Пс.48:8–9. 1Фес.4:13–16). И я думаю так, что кто хочет человека, умершего во грехах, выкупить посредством поминовения, то такой человек становится врагом Богу, так как не верит свидетельству Божию, которым засвидетельствовал Бог в своём св. слове. Скажу вам прямо, нечего таиться тут, называйте пггундой – всё равно, но мне странно, что вы, православные, молитесь за усопших. Я своей жинке не позволил этого делать по свекрови и разбил даже канун, когда она хотела его понести в церковь на панихиду. Я всё сказал, теперь извольте вы меня судить. На глазах Ивана видны были слёзы. Он волновался, сбрасывая с души своей эти камни претыкания... Мне было ясно теперь, что Иван серьёзно занялся штундой и знает твёрдо догматику секты. Он находится, в самом опасном (первичном) периоде сектантского заболевания. С ним придётся говорить много.

Призвав мысленно на помощь Господа, я решился повести с этим умным и видно честным собеседником, каких немного в штунде, систематическую беседу о поднятом мной вопросе, хотя бы пришлось провести её и всю ночь. Тем более, что сват скомандовал на счёт самовара. Я предложил свой чай. Значит, гортань пересохшую будет чем промочить. Я велел принести мой чемодан с книгами, Иван зажёг лампу. Беседу свою далее буду излагать в диалогической форме.

Священник. Спасибо тебе, Иване, за откровенное твое признание. Судить не я тебя буду, а слово Божие – оно да судит нас и здесь, и в будущей жизни. Разберём высказанные тобой мысли: так ты считаешь странным молиться за умерших?

Штундист. Да зачем же это делать, когда оно – совершенно вещь не нужная для всех умерших. Это значит, всё равно, что сказать: «дадите нам от елея вашего, яко светильницы наши угасают»...

Священ. Понимаю, о чём ты хочешь говорить; но подожди. Не то странно, что мы, православные, молимся за умерших, а странны те, кто отрицает молиться за усопших, ибо они не имеют правильного понятия о Боге и христианстве, о загробном состоянии умерших, о взаимоотношениях последних с живыми братьями своими, о силе и значении молитвы христианина. «Тщетна, суетна, брат, вера твоя», если только ты будешь отрицать пользу и необходимость молитв за умерших. Ответь мне: нужно ли любить ближнего?

Штун. Конечно, нужно; на это есть и указание в самом учении Господа нашего Иисуса Христа, сказавшего: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф.22:39).

Священ. Верно. Но тут же не сказано и нигде в Священном Писании не объяснено: люби ближнего твоего, пока он живёт на земле, а когда умрёт – перестань любить его и забудь о нём?

Штун. Вы о другом говорите: вопрос у нас о молитве, а вы заводите речь о любви.

Священ. Если бы ты знал, что есть молитва вообще и в частности живого за умершего, то ты понял бы, к чему речь моя. Что есть молитва живого за умершего? Есть самый лучший плод любви, ибо в молитве за умершего мы бескорыстно для себя и чистосердечно изливаем перед Богом свою душу, проливаем свои слёзы, просим о прощении ему грехов и в честь и во имя его иждиваем своё или его имение, творя разные дела милосердия бедным, несчастным; как бы его руками раздаём им нужное, что́ особенно угодно Богу.

Штун. Так что же из этого? Положим, если это вы делаете, то хорошо поступаете, вы и награду за это получите; а умершего время уже прошло: ничего он сам уже не может делать, ничем ему и помочь нельзя.

Священ. Нет, не прошло; пока ещё суда последнего над миром не было, то беспредельное милосердие Божие терпит грешникам и живым, и умершим. А об умерших ты имей такое представление. Умершие только для нас умерли, а не для Бога; для Бога они так же живы, как и мы с тобой, ибо Бог наш «не есть Бог мёртвых, но живых. Ибо у Него все живы» (Лк.20:38), – вся разница тут только в том, что душа живого соединена с телом её, а умершего дух вознёсся к Богу, а тело отошло в землю, где, подобно нам живым, ожидает суда Божия над собой. И всеблагой Господь и живым, и умершим желает спастись, а потому, по благости такой своей, не отвергает! ничьей смиренной мольбы, будет ли она за того, кто её творит, будет ли она за кого-либо другого, и будет ли этот другой среди нас или будет – он отозван от нас к Богу, т. е. будет ли он живой или умерший. Не Сам ли Христос сему поучает, когда говорит: «Если чего попросите у Отца во имя Моё, то сделаю» (Ин.14:13). Что бы мы ни попросили (конечно, достойного Бога и вас самих), то обещает нам Господь наш и Искупитель исполнить; а мы, или служитель Божий, когда молимся, о себе ли, о других ли, о живых или об умерших, всегда творим молитву во имя Его, нашего Искупителя; особенно всегда сильна тут та жертва таинственная, которую приносит служитель Искупителя нашего, т. е. священник, которому дана особенная власть и благодать приносить ее (т. е. жертву) Живому Искупителю и во имя вечно Живого Искупителя. Не апостол ли Христов, или не Дух ли Сам Святый через него проглаголал на вечные времена эти святейшие слова: «Прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков» (1Тим.2:1). Видите, тут же не сказано, чтобы молиться только за живых человеков; нет, любовь Божия безгранична, всесильна и всемирна, а потому она и не исключает из своей области и усопших. А если любовь Божия такова к усопшим, то и наша христианская любовь к ним такова же должна быть, должна ей подобиться, подражать ей; мы, ведь, ученики Того, Который сказал о Себе, что Он Ходатай за всех (1Тим.2:5), значит, за всё человечество, за живых и умерших совокупно, а иначе Он Сам бы указал на исключение умерших. Не должны и мы исключать из любви своей, а, следовательно, и молитвы, умерших, как и живых, ибо и умершие, как и живые, нам братия по природе и благодати усыновления Божия. Ибо кто они такие, в самом деле, в отношении к нам? А те же самые, что и живые, т. е. наши сродники и братия по вере во Христа и по происхождению от единого Творца Бога нашего. Один у нас с ними Отец Небесный, один с ними образ и подобие Божие, один у нас Спаситель Иисус Христос, один всесозидающий Дух благодати, Дух Утешитель; одно крещение, одна вера; всё у нас с ними одно, точно так, как и с живыми людьми, а потому – как же нам с ними не иметь общения в молитве, или что то же – как не любить их?! Святый апостол Иаков говорить: «Молитесь друг за друга» (Иак.5:16). Тут, как сам ты видишь, не сказано, за живых ли только молиться мы должны или и за умерших. Но мы и сами тут в силе сообразить, что нам нужно молиться за тех и за других, и за умерших в особенности. Почему? Потому что нашим умершим отцам и братьям, и прочим сродникам по плоти, отшедшим от нас ко Господу, нужно ещё очищение от грехов и прощение от Бога, чего уже сами они просить не могут и потому, по братолюбию, ожидают наших молитв и вашего ходатайства за них перед Богом.

Если мы не станем молиться за умерших, то мы в отношении к ним станем неблагодарнее и хуже язычников.

Штун. А это уже как у вас выходит?

Священ. А вот как. И язычники ставят на гробах своих умерших сродников или и на гробах чужих, но чем-либо для них особенно любимых и уважаемых людей язычников, какие-либо памятники – гранитные, мраморные, и иногда даже очень ценные, осыпают гробы их цветами, и тому подобное, выражая, конечно, этим свою благодарность к лицам и к деяниям умерших, свою любовь к ним, сохраняя между живыми память о них.

Неужели же мы, христиане, в этом отношении будем ниже, суше, бездушнее язычников? неужели же мы ни в чём не можем выразить своей благодарности и особенно любви к своим умершим, а любовь, ведь, зиждительная, основная сила христианства, всё в нём проницающая, такая сила, без которой не мыслимо и само христианство, ибо что есть вера христианская и христианство? Оно есть любовь ничем и никогда не погасимая и нигде не перестающая (1Кор.13:8). Христианство исключает всякую вражду, неприязнь и всё противоположное любви, которая есть «соуз совершенства», а потому, в таком совершенстве, в такой религии, какова есть религия христианская, может ли быть такой крупнейший недостаток, такой пробел, как отсутствие любви, а, следовательно, и молитвы, к целой половине рода человеческого, т. е. к умершей всей братии нашей? – Нет, и нет! И потому мы – живые молимся, молимся за умерших, а святая матерь наша Церковь православная предписывает нам, своим чадам, молиться за всех от века в вере и благочестии, т. е. в христианстве, и непременно в общении с Церковью, скончавшихся. Для этого она установила даже особые нарочитые дни, в неделе каждую субботу, и в году тоже несколько особых дней, хотя и ежедневно совершается бескровная жертва за умерших, как и за живых.

Особенно же молитвы усугубляются за каждого умершего у нас в 3-й, 9-й и 40-й дни по кончине его, также и в годовщину. Но об этом подробно не нахожу нужным сейчас объяснять. Главное же тут, чтобы ты знал, что молитвы живых за умерших необходимы потому, что они очень естественны, вытекают из любви ко всем братьям, для них необходимы и для них же, как и для нас, спасительны.

Штун. А знаете, батюшка, что из этого всего выходить?

Священ. А что?

Штун. А то, что эта ваша такая широкая ко всем умирающим братьям любовь им же и служит во вред.

Священ. Как так, объясни?

Штун. А так, что если эта любовь или, как вы говорите, молитвы любви, так спасительны и за каждого совершаются, то является беспечность или даже совершенно безразличное отношение к смерти у православных: делай, мол, что хочешь, умрёшь – всё равно спасён будешь: молитвы других, а особенно священников или, как вы выражаетесь, «Церкви» помогут, или даже высвободят из ада, а они, по Писанию видно, не освободят. Вот оно и выходит обман.

Священ. Видишь ли, друже, ты оставил веру православную, нашёл какую-то другую, а не знаешь совсем того, что ты оставил; а оставлять, покидать что-либо, не зная ему цены и не желая знать этого, и искать чего-то неизвестного, как непременно лучшего покидаемого... ну, скажите, есть ли тут какой-либо человеческий толк?! Наше моление за умерших о даровании им вечности покойной, оставления прегрешений и, наконец, царства небесного, совершенно не даёт никому из живых «грамоты», дозволяющей им, как угодно, жить, какие угодно мерзости творить. Умерших не распаянными грешниками, отступников от веры, отлучённых от Церкви и веры, богохульников, врагов Божиих святая Церковь наша не берёт под своё покровительство, т. е. не молится о них, даже и тогда, когда они находятся в живых, и это просто потому, что и ходатайство о таковых не уместно перед Богом, если они не веровали в это ходатайство, не предавали ему никакого значения, или смеялись и поносили его. Не свята была бы и молитва, для них не спасительна и Господу противна. Конечно, за отступников от веры, хулящих во всём, особенно в таинствах Святых, Духа Святого, когда они умирают, православная Церковь не молится, ибо они для неё всё равно, что язычник и мытарь. Не молится св. Церковь наша и за тех, которые кончают жизнь свою самоубийством.

Штун. Вот это уже не по писанию: надо и за врагов молиться; если они заблудшие или самоубийцы, то они же очень несчастны и нуждаются, в таком случае, в помощи людской даже больше, чем умирающий естественной смертью; вот тут бы, кажется, Церкви уместнее всего молиться и милосердовать о ближних, о чадах своих.

Священ. Конечно, несчастны; но они для Церкви, «яко язычник и мытарь», потому что потеряли веру во всеблагого Бога и упование на бесконечное милосердие Бога, желающего всем грешникам жизни и спасения. Самоубийцы же самочинцы, возмутители против прав Бога, Который Один лишь может прекратить в своё время, когда, «придём в меру возраста совершенного», нашу жизнь; может её взять от нас Тот Един, Кто и дал её нам. Различия тут мало между отщепенцами и самоубийцами. Последние, вопреки воли Господа Своего, удалились из сего мира, а вы ушли от Него, хотя и на некоторое время ещё остаётесь в мире. Но некоторые из самоубийц, заметьте это себе, будут иметь перед Богом больше дерзновения и снисхождения для себя, чем сектанты и еретики.

Штун. Почему же это так?

Священ. А потому, что самоубийцы совершают свое преступнейшее дело, в экстазе, т. е. в припадке безумия и болезней кошмара – препобеждающих слабую природу – разум и волю человека; а сектанты удаление своё от Бога совершают свободно, сознательно, желая стать «яко бози», хотящие знать всё доброе и всё злое; удаляются от спасительной веры Христовой, порицая всех и всё святое, и всё это делается в безумной, дьявольской гордости. Ещё потому сектанты хуже самоубийц, что те губят только свою собственную душу, а еретики своим учением влияют на многих других, удаляя от Бога, а, следовательно, и губя своих детей, близких им и чужих. Церковь имеет указание от Самого Господа, о ком из живых и умерших молиться, а о ком нет.

Штун. Как, от Самого Господа?! Прошу вас очень, скажите мне эти драгоценные Слова Его.

Священ. Изволь слушать, что Апостол любви говорит: «если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится, и Бог даст ему жизнь, согрешающему грехом не к смерти. Есть грех к смерти: не о том говорю, чтобы он молился» (1Ин.5:16). Видите, какое апостол даёт наставление: повелевает молиться за одних и обещает, что за это Бог даст ему живот, т. е. жизнь продлит, если он ещё жив, помилование и грехов прощение; а если он уже умер, то – грехов прощение, без чего для умершего нет жизни, а смерть вторая, – и живот, т. е. вечный, вечную свободу от наказания за грехи, или что тоже – вечное блаженство, царство небесное. А если кто согрешил грехом к смерти, т. е. кто умер и совершенно не раскаялся в своих преступлениях греховных, как отчаянный и безнадёжный грешник, который и живя был ничем иным, как мертвецом по душе, за такового нет повеления от Бога молиться, значит, ни при жизни, ни по смерти его (Мф.12:32).

В этих словах апостола даётся и разъяснение того, для кого из умерших лежит пропасть великая между адом и раем и кто не может перейти из ада в рай и наоборот; Кто не раскаянный, мёртвый душой, как богатый Лазарь, а не тот, кто умер с покаянием и надеждой на милосердие Божие и лишь не успел принести достойных плодов покаяния. Когда не будет перехода, не теперь? После всеобщего суда, когда каждому воздано будет по делам его и когда всяк пожнёт, что посеял здесь – доброе или злое.

А что касается приведённого тобой места ив псалма 48, то Давид говорит здесь совсем не о том – он говорит об искуплении человечества от первородного греха, которое не может совершить человек, а только Богочеловек, Единственный Ходатай между Богом и человеком, Человек-Христос Иисус (2 Тим.). Таковы доказательства из Свящ. Писания Нового Завета по вопросу о молитве за усопших, но не менее сильное указание есть и в другой половине Божия Слова – и в Ветхом завете. Читай или послушай, я прочту тебе 36 ст. 7-й главы Сираха, – вот, что там написано: «милость даяния да будет ко всякому живущему, но и умершего не лишай милости». Что это означает? Это значит: твори, живой, для умершего полезное; принеси жертву за умершего или ко алтарю, Или сделай благотворение, милостыню бедному, в память умершего.

Штун. Я этого никогда не читал места; оно, действительно, ясно доказывает ваше учение и идёт против моих новых мыслей... А ещё нет ли подобных мест в Священном Писании?

Священ. Если поискать в библии, то найдется и не одно основание в пользу учения православной Церкви о сём предмете, а много. В том и беда, что вы прежде времени судили о всём, не исследовав всего писания. Ищи вторую книгу Маккавейскую, 12 главу, 46 стих, где читаем о благочестивом вожде Иуде, что он: «помышлял, что скончавшимся в благочестии уготована превосходная награда. – Посему принёс за умерших умилостивительную жертву, да разрешатся от греха». Видишь ли, что Иуда делает, и при том не сам, не один за одного, а со многими и за многих умерших (2Макк.12:40,43) – Иуда Маккавей и его сподвижники, эти лучшие люди Ветхого Завета, и сотворили это открыто, не дома, а всенародно, ибо они, как говорится в первой половине 43-го ст., «собрали до двух тысяч драхм» серебра и послали в Иерусалим», в храм, чтобы там совершена была молитва церковная священником или первосвященником о всех павших воинах. И в том же 43-м стихе, в конце, замечено так: «и поступил (вождь Иуда) весьма хорошо и благочестно, помышляя о воскресении». Как видишь, вся ветхозаветная Церковь признавала молитву живых за умерших делом святым и полезным, как для живых, творящих её за умерших, так тем более для умерших. И такое дело, и поведение избранного народа Божия, ты слышал. Сам Бог похваляет. Молитва и милостыня живых избавляет от вечной смерти умерших, как о сём говорит в своем завещании Товит праведник, особенно заботившийся и любивший молиться за умерших, сыну своему богоугоднику Товии: «милостыня от смерти избавляет и не допускает идти во тьму», т. е. на вечные мучения (Тов.4:10),

Штун. Вы сказали, что имеется много мест таких в священном Писании?

Священ. Да, имеется. Советую и тебе запомнить и отметить их по своей Библии, ибо я тебе не буду иметь сил и времени сейчас всё объяснить подробно. Вот они, эти места; отмечай: Быт.8:20,18:32,20:17; Исх.13:14,32:11,32; Втор.9:25,17:25,26; 1Цар.31:11–13,12,19; 2Цар. 2 и 3 главы; 3Цар.17:22; 4Цар.4:35; 2Пар.30:27; Притч. главы: 8 и 17; Иов.42:10; Пс.85:5,21:25,34:13,123:7,106:6; 140; 144:14; Руф.1:8,2:20; Еккл. 9 гл.; Сир.7:36; 17 гл. и 38; Вар.3:4–5,5:9; 2Мак.12:38–46,15:12,16; Тов.4:17; Иер.5:1,14:11,15:1,16:7. А в Новом Завете таких указаний ещё больше.

Штун. Говорите, я отмечу и те.

Священ. Мф.7:7,9:6,12:31–32,21:22,22:32,16:18–19,27:52; Мк.11:24; Лк.18:9,6:38,8:7,11:9,14:5,20:37,23:34; Ин.2:2. 3, 16. 14, 13. 20, 23; Деян. 2 гл. Деян.7:60,5:15,8:24,12:5,19:12; Иак.5:16; 1Пет.3:18–20,2:21; 1Ин.2:30,5:16; Рим.9:3,14:9,8:1,12:4; 1Кор.1:30,2:14–15,12:12,15,25,26,13:8; 2Кор.11:29; Гал.6:2; Еф.1:16,6:18–19; Кол.1:9–10,4:3,12; 1Фес.1:2,3:10,5:25. 2Фес.1:11,3:1; Флп.1:14,13,2:12; 2Сол. 1:5; 1Тим.2:1,2–8,3:15; 2Тим.1:3,16; Евр.7:25,13:18 и Апок.8:3,5,20:13–14.

Штун. Все места, вами указанные, аккуратно отметил.

Священ. Из них ты хорошо увидишь не только о молитве об умерших, но и о молитве вообще, какую она имеет силу перед Богом, и как она приятна Ему. Ты из этих указаний ещё больше убедишься, что нужно живым молиться за умерших, что нужно молиться живым за живых, что и святые, увидишь, нуждались в молитвах, когда были живы на земле и просили о себе молиться и людей грешных; узнаешь и убедишься, что тем более грешные о себе должны искать и просить молитв у святых Божиих человеков; увидишь, что даже Сам Господь молился о себе и о всём мире и Он же заповедал, узнаешь сам, мирянам обращаться к священникам и просить их, чтобы они молились о вас и ходатайствовали Богу.

Священник Савва Багданович

(Окончание следует).

Перетрухин.¹⁰⁰ Добрые слушатели! Вы замечали, что о. миссионер только и повторяет один вопрос: «может ли св. Церковь лишиться всех епископов и полноты таинств»? Но такого вопроса, добрые слушатели, в св. Писании нет; значит, о. миссионер сам измыслил его, да и хочет обвинить нас этим самоимзышлением-то. А мы вот что скажем о. миссионеру: наша церковь была не вселенской, а частной, или поместной церковью; частная же церковь может лишиться всех епископов, что я отчасти уже и доказал и ещё докажу. Фёдор Студит поучает, что частная церковь может состоять даже и из трёх христиан, а св. Афанасий Великий говорит: «во времена гонений при оскудении учителей (истинных) сам Господь Духом Своим Святым препитает верующих в него» (кн. 4, стр. 146). Видите, как ясно учат святые отцы. Я просто удивляюсь, как после этого можно говорить, что предмет нашей беседы не окончен. Но о. миссионер опять скажет, что я до сих пор ещё не привёл ясного свидетельства, что все епископы не частной, а вселенской церкви могут уклониться в ересь. Не буду говорить от себя, а лучше прочитаю слово Божие. Вот в «Откровении» св. Иоанна Богослова о последних судьбах св. церкви сказано: «Когда (Ангел) снял шестую печать, я взглянул, и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно, как власяница, и луна сделалась, как кровь. И звёзды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои» (Откр.6:12–13). Сказано: звёзды пали. Сколько звёзд, не сказано: может быть, все, а может быть и не все, но только ясно сказано, что пали. Что же это за звёзды?.. Звёзды – это епископы! Пусть теперь о. Сергий говорит, если не имеет стыда, что я ничего не доказал!..

После этого Перетрухин с увлечением, так сказать, по заученному, стал говорить, конечно, превратно толкуя, о клятвах собора 1666–67 гг., о Павле Коломенском, о деянии на Мартина еретика, о руке св. Андрея Первозванного, о порицаниях полемических книг, о единоверии, которое обзывал разными неприличными словами. Читал в своё оправдание 8 правило первого вселенского собора, 15 пр. второпервого собора и проч., а затем стал опять доказывать, что одно только исповедание без исповедующих есть церковь Христова. В подтверждение этой мысли он прочитал из Евангелия: «Вы (апостолы) за кого почитаете Меня (Сына Человеческого)? Симон же Пётр, отвечая, сказал: Ты Христос, Сын Бога живого. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин» (Мф.16:16–17). Видите, Петра называет блаженным за то, что он исповедал Его Сыном Божиим и на его исповедании обещался создать церковь. Но ручался ли когда-нибудь Господь за веру Петра? Нет, никогда не ручался. Он знал, что Пётр падёт и, действительно, несколько минут Господь называет его уже не блаженным, а сатаной: «Отойди от Меня, сатано», сказал Господь Петру, когда тот стал неправо мудрствовать. Но это ещё не всё... мы знаем, что потом Пётр даже отпал от веры во Христа. Если же апостол Пётр не устоял в вере, то неужели Никон не мог пасть в ересь? Да не только один Пётр, а все апостолы оставили Христа, разбежались от Христа, а это событие и даёт вам право утверждать, что и все епископы могут уклониться в ересь. Что наше учение не произвольное, это мы докажем. Пророк Захария говорил: «порази пастыря и расточатся овцы стада. И наведу руку Мою на пастыря» (Зах.13:7). По толкованию пр. Ефрема Сирина, «здесь называются пастырями святые апостолы – овцы стада Христова, но и пастыри всех церквей». Чего же после этого ещё будет возражать нам о. миссионер? Но мы приведём ещё свои доказательства и будем просить о. миссионера считать вопрос окончательно выясненным и потому беседу закончить. Слушайте же. Летописец Бароний пишет: «приидохом до тысящи лет, смотряюще на то, еже в сия лета с церковию Божиею деяшеся, и видехом, яко сия тысяща лет, яко един день пред Богом, яко день вчерашний, иже мимо иде. О, коль мнози сицевии дни бяху светли, инии же темни, в ниже не видено бе солнце, сие есть церковь Божия в благополучии пребывание, а временем в печалех, обаче солнце с нею всегда, и в темные дни всегда с нею Христос, аще она и зло страждет, никогда же ю оставляет, яко же свет его, тако и тьма его. Яко же темные и сумрачные дни никогда же суть без солнца, тако и церковь Его и в злополучии никогда же без Христа; всегда (Христос) с нею есть, Он содержит и правит ю, по словеси своему до скончания века» (Барон. лето Госп. 1.000-е). А вот и ещё доказательство. Господь обещал апостолу Иуде, что он вместе с другими апостолами сядет на престоле и будет судить израильтян, а однако мы видим, что это обетование Господне не исполнилось.

Вот слушайте: «Иисус же рече им (апостолам): аминь глаголю вам, яко вы шедший по мне, в паки бытие; егда сядет сын человеческий на престоле славы своея, сядете и вы на двоюнадесяте престолу, судяще обеманадесяте коленома израилевома». Толкование. «Еда бо сести имуть яко же глаголет; ни; но премногую почесть седением являет. Прочее бо аще сядут, и Иуда сести имать, поне же бо и той тамо бяше егда се рече Господь, обаче же несть: последовавший бо рече, сиречь до конца, ино же паки: множицею бо обещается Бог достойным некиим благая дати, аще ли же на лукавство преложатся, и недостойни будут отъимает благая» (благов. Еванг. Матф. л. 162 об.). Если о. миссионер докажет нам, что Иуда будет судить народ вместе с другими апостолами, то мы заблуждаемся, а если не докажет этого, то мы остаёмся при своём убеждении, что обетования Божии не всегда сбываются, поэтому и церковь Христова может быть без епископов. Историк Ветринский (во 2 томе, на стр. 185) свидетельствует, что на востоке одно время шестьдесят церквей было без епископа, а то велика беда, что у нас не было епископа. Да тут и ничего нет такого, за что можно было бы обвинять нас. Ещё апостол Павел говорил, что церковь может быть без епископа. «Внимайте себе и всему стаду, в нём же вас Дух Святый постави епископы, пасти церковь Господа Бога, юже стяжа кровию Своею» (Деян.20:28). Так говорил апостол мелитским епископам. Видите: «постави епископы пасти церковь», значит церковь уже была и к ней, как к стаду, поставлены пастыри-епископы. Ясное дело, что и до поставления епископов церковь была. А с еретиками- епископами входить в общение воспрещено. Св. Киприан, епископ карфагенский, поучает: «Да не обольщает себя народ мыслью, будто он может быть свободен от греховной заразы, имея общение со священником грешником и своим согласием способствуя неправедному и незаконному епископству своего предстоятеля».

Угрозой возвещённой через пророка Осию: требы их яко хлеб жалости им, вси ядущии тыя осквернятся (Ос.9:4), божественный суд научает и показывает, что всячески становятся причастны греху все, которые осквернились жертвой нечистого и неправедного священника; то же самое показано и в книге Числ, когда Корей, Дафан и Авирон, восставши на священника Аарона, присвоили себе право приносить жертвы: и там Бог чрез Моисея повелел народу отделиться от них, чтобы, связавшись с нечестивыми, он сам не заразился тем же нечестием: отступите, говорит, от кущ человек жестокосердых сих, и не прикоснитеся ко всем, елика суть им, да не погибнете во всем грехе их (Числ.16:26). И так, народ, повинующийся божественным заповедям и любящий Бога, должен отделяться от грешника предстоятеля и не участвовать в жертвоприношении святотатственного священника» (Твор. Св. Киприана, письмо 56).

После этого Перетрухин читал несколько минут толкование Св. Иоанна Златоустого на 17 главу книги Бытия, где о церкви и епископах не говорится ни одного слова, а доказывается, что Бог верен в Своих обетованиях, хотя людям иногда и долго приходится ожидать выполнения сих обетовании

Затем, повторив ещё раз, что старообрядцы составляли частную церковь, Перетрухин сказал, что даже «известный учёный греко-российской церкви, богослов Филарет, архиепископ Черниговский, учит, что частные церкви могут быть без епископов. Толкуя слова Апокалипсиса: ходяй посреде светильник златых, он говорит, что эти слова нужно относить к поместным церквам, которые Господь может переносить из одной стороны в другую и вновь возжигать свет их светлее прежнего (Богосл. арх. Филарета, ч. 2, стр. 246). Итак.. я кончил!.. Пусть кто как понял, так и понимает, но мне думается, что все скажут: поставленный о. миссионером вопрос решён вполне достаточно и основательно. Лучше поговорим о другом вопросе».

Лишь только Перетрухин кончил свои слова, как народ закричал, точно заранее сговорились, чтобы беседа была закончена, так как все утомлены. Шум продолжался несколько минут. Когда восстановился порядок, о. миссионер приступил к рассмотрению приведённых Перетрухиным доказательств.

Миссионер. Долго и много говорил и читал г. Перетрухин, чтобы решить поставленный мной в начале беседы вопрос, но опять решить его в свою пользу не мог. Да и что, на самом-то деле, может сказать дельного в свою защиту г. Перетрухин? Я спрашиваю: «может ли святая, основанная здесь на земле Христом Спасителем, церковь лишиться всех епископов»? Св. Златоуст отвечает: нет, не может этого быть: не может бо церкви без епископа быти (Марг. л. 154 об.), ибо без епископа не может быть даже и самого христианства (Беседы на 14 посл. стр. 2552). Так отвечает на этот вопрос великий учитель церкви Св. Златоуст. Что же может сказать против этого св. отца господин Перетрухин? Далее я спрашивал: «может ли для Христовой церкви настать такое время, когда она будет лишена полноты церковных таинств? Нет, такого времени для Христовой церкви никогда не настанет, ибо она все седмь таинств всегда употребляет (л. 356) и этим отличается от прочих именующихся, но не истинных церквей, которые иногда и не имеют всех седми таинств (л. 360 об.) Что же мог сказать на все это Перетрухин? Конечно, ответ здесь один: так как в обществе старообрядцев, по отделении от св. церкви, не было полноты церковной иерархии, ни богоустановленного числа таинств, то оно и не было никогда св. Христовой церковью, а потому все старообрядцы наследуют не спасение, а вечное мучение, как пребывающие вне спасительного ковчега св. церкви. Но сказать так, сказать, что митрополит Амвросий пришёл не к св. церкви, а к самочинному, безблагодатному обществу и, как еретик, освятить это общество, облагодатствовать его не мог, как равно и сам от этого общества не мог быть облагодатствован, – сказать, говорю, так правдиво Перетрухину – не выгодно, поэтому он и начинает зачитывать вас мнимыми доказательствами! Но доказал ли он хоть что-нибудь в свою пользу?

Прежде всего обращаю ваше внимание на то, что Перетрухин ни слова не сказал о таинствах церковных; этим он ясно доказал, что оправдать своё общество в лишении некоторых таинств он не может. Далее Перетрухин вопрос о церкви и таинствах – называет измышлённым мной. Неправда. Церковь создана, таинства установлены Самим Господом, следовательно, и вопрос о церкви и таинствах, вне которой и без которых нельзя получить спасения и божественного всыновления, не самоизмышлённый мной, а вопрос серьёзный, о котором говорится и в Евангелии и в постановлении 2 вселенского собора (9 чл. симв. веры). Посмотрим теперь, что доказывал Перетрухин. Он говорит, что их общество, до принятия м. Амвросия, было частной церковью, а частная церковь может быть некоторое время и без епископа. Но говорит это Перетрухин только потому, что нужно же что-нибудь сказать. Частной церковью называется частица вселенской церкви, церковь какой-нибудь известной местности. Например: Екатеринославская, Донская, Киевская и др. епархии – суть церкви частные; каждая из них порознь может быть некоторое время без епископа, но в это же время в единоверных им других частных церквах (из которых, вместе взятых, состоит церковь вселенская), этого недостатка случиться не может. Напр., в южной России в 1595 году уклонились в унию 6 епископов; эта поместная церковь, следовательно, была без епископов; но в то же время, здесь на юге оставалось два православных епископа; были они в северной России, были на востоке и др. местах. Но так ли было у старообрядцев? У них не только в России, но нигде, во всём мире не было ни одного единомысленного епископа, а это уже означает, что не поместная, не частная, а вся старообрядческая церковь лишилась епископов, чего с святой Христовой церковью случиться никогда не может; а потому общество старообрядцев Христовою церковью не было, и напрасно поэтому Перетрухин приводил правила о принятии еретиков, где сказано: «еретики приходяще к святей соборней и апостольстей церкви»: – ему нужно было бы сначала доказать, что старообрядцы имеют все признаки святой соборной и апостольской церкви, а затем уже и приводить это правило. Но Перетрухин привёл нам доказательство, что Симеон Солунский называет и три человека церковью. Три, скажу я, – этого очень много: Большой Катехизис и одного христианина называет церковью, но святой ли, соборной ли, апостольской-ли? Не только человек, но даже и храм, дом, в котором собираются верующие на молитву, называются церковью... Но вопрос у нас не об одном или двух и трёх христианах, не о храмах, а о святой церкви Христовой, которой, по учению даже и уважаемых старообрядцами книг, называется «собрание всех верных Божиих»... Если три человека – церковь, то тем более придётся признать церковью Божией общество беспоповцев, беглопоповцев, хлыстов, шалопутов и др. Но с этим не может согласиться и Перетрухин; следовательно, напрасно он и приводил слова Симеона Солунского, который в защиту старообрядчества не говорит ни слова, а – наоборот – утверждает, что то общество, в котором нет архиерея (епископа), не может иметь законно совершённых таинств, – там, говорит: «ниже миро святое, ниже крещение, ниже убо христиане» (Сим. Солунск. кн. 1, гл. 77). После этого, вполне неудачного, доказательства, Перетрухин приводит слова св. Афанасия: «во время гонения, при оскудении учителей сам Господь Духом Своим Святым препитает верующих в Него». Но оскудение учителей не значит ещё, что церковь Христова может лишиться всех епископов, тем более, что слова – учитель и епископ не всегда означают одно и то же лицо.

Ап. Павел говорит: «иных Бог поставил в церкви, во-первых апостолами (а преемники апостолов и есть епископы (14 пр. неокесар. соб.)), во-вторых – пророками, в-третьих – учителями... Все ли апостолы, все ли пророки, все ли учители? (1Кор.12:28–29) Кроме того, слово оскудение нельзя понимать в смысле совершенного неимения, прекращения, уничтожения какого-либо предмета.

Не лучше этого и следующее доказательство Перетрухина о звёздах, под которыми он понимает епископов. Но, во- первых, сам же Перетрухин говорит, что «все ли, или не все они пали, – этого не известно», – но ведь ему нужно доказать, что именно все падут. Приведённое им из Апокалипсиса место не доказывает такой мысли, а потому и излишне было приводить его, тем более, что книга «о вере» данное место понимает буквально, а не в переносном, не в иносказательном смысле (л. 275). Во-вторых, дальнейшие слова Апокалипсиса (Откр.6:14): всяка гора и остров от мест своих двигнутся, по толкованию св. Андрея Кесарийского, показывают, что даже во времена пришествия последнего антихриста будут начальствующие над церковным благочинием, которые в переносном смысле называются не звёздами, а горами.

Не доказав ничего этими двумя свидетельствами и, таким образом, не ответив на поставленный мной вопрос, не оправдав своего общества, Перетрухин, чтобы выйти из неловкого положения, начинает говорить сразу о многих вопросах, коими тщится обвинить уже нашу православную церковь. Это выходка, недостойная беспристрастного исследователя истины; поэтому я и заявляю ещё раз, что только безответность заставляет Перетрухина так поступать. Все его замечания по поводу клятв, порицаний, единоверия и пр. я не оставлю без замечаний, но только не теперь, а завтра; теперь же я считаю и разбираемый вопрос не вполне решённым, так как Перетрухин до сих пор не дал мне основательного ответа. Он, как и в начале беседы, доказывал, что и одно только исповедание веры есть Церковь Христова, но так как об этом уже достаточно говорилось, то повторять одно и то же я считаю излишним.

Священник-миссионер Сергий Шалкинский

(Окончание следует).

Где есть указание в св. Писании, что греко-российская церковь ведёт своё начало от апостолов, – а не есть она то общество, которое возмутилось против первомученика архидиакона Стефана, как злословят сектанты моего прихода?

Священник Воронежской губернии, слободы Подосиновки, Митрофан Б-н.

Ответствуем прежде всего на вторую половину вопроса» Общество, возмутившееся против св. архидиакона Стефана, ничего общего с греко-российской церковью не имеет: лица, вступившие в спор со св. Стефаном, принадлежали, к так называемым, иудеям-эллинистам, т. е. иудеям, жившим в разных странах языческого мира и говорившим на распространённом тогда греческом языке. Эллинисты часто переселялись из языческих стран на постоянное или же временное жительство в Иерусалим и ко времени св. Стефана имели здесь свои пять синагог – либертинцев, киринейцев, александрийцев, киликийцев и асийцев (Арх. Михаил. Толков. апост. Москва. 1876 г. ч. 1, стр. 162 и 169–170). Члены этих синагог, не верующие во Христа-Спасителя, и возбудили гонение на св. первомученика. Схваченный своими гонителями и приведённый в синедрион (Деян.6:12), св. Стефан сказал здесь обличительно-защитительную речь (Деян.7:2–53); в этой речи для нас в данном случае особенно важны стихи 47–53, в которых первомученик характеризует своих гонителей. Св. Стефан говорит, что, хотя Соломон и построил Богу дом, но Всевышний не в рукотворенных храмах живёт (ст. 47–48); этими словами он прямо имеет в виду заблуждение иудеев, которые думали, что Господь обитает исключительно только в храме Иерусалимском, где и должно поэтому навсегда сосредоточиваться истинное богопочтение (Ин.4:20; ср. Иер.7:4,8,13–14). Православная же греко-российская церковь всегда веровала и верует, что Бог есть Дух вездесущий (Правосл. Исповед. ч. 1, отв. на вопр. 13 и 17) и потому не ограничивается каким-либо одним православным храмом или храмами, которые везде являются местами только особенного присутствия Божия и молитвы верующих, Затем св. архидиакон упрекает своих гонителей в исконном противлении Духу Святому (ст. 51); между тем, греко-российская церковь Духу Святому не только не противится, но, напротив, ежедневно призывает Его в молитве: «Царю небесный...» «Отцы ваши, – говорит св. Стефан своим противникам, – гнали и убили пророков, предвозвестивших пришествие Спасителя, предателями и убийцами Которого ныне сделались вы» (Деян.7:52). И это тяжкое обличение нисколько неприложимо к греко-российской церкви, которая никогда и никому Христа-Спасителя не предавала и не убивала. Вера греко-российской церкви в Сына Божия единородного, ради нас и ради нашего спасения сшедшего с небес, идёт от самых времён апостольских и торжественно выражена в Никео-Цареградском символе. Равным образом, вся многовековая история греко-российской церкви свидетельствует, что она не преследовала (да, естественно, и не могла этого делать) и не избивала пророков Божиих, предсказывавших о Мессии и Его царстве; напротив, греко-российская церковь искони почитает этих пророков, как друзей Божиих, – прославляет их, как угодников Всевышнего, и призывает их в своих молитвах, как естественных ходатаев и заступников наших перед Богом.

За свою смелую речь св. архидиакон Стефан был побит камнями. Убийцы бросили тело первомученика на съедение зверям и птицам, и оно весь день и ночь лежало непогребённым. Но на вторую ночь Гамалиил, который веровал во Христа (Деян.5:34–40,22:3), послал верных людей взять тайно тело св. Стефана, отнёс его в село своё Кафаргамалу, отстоящее на 20 стадий от Иерусалима, и там предал с честью погребению. (Протопопов. Жития святых… Декабрь. Москва. 1885 года, стр. 432). В 415 г. нетленные мощи св. Стефана были обретены пресвитером Лукианом и перенесены в Иерусалим. Но память св. Стефана праздновалась греко-восточной церковью гораздо раньше обретения его мощей, т. e., V века, – потому что ещё Константин Великий построил в честь первомученика храм в Константинополе, а отцы IV-го века (напр., Иоанн Златоустый, Григорий Нисский, Астерий Амасийский) говорили на память его беседы; теперь греко-восточная церковь ублажает первомученика Стефана три раза в год: 2-го августа, 15-го сентября и 27-го декабря (Арх. Сергий. Полный месяцесл. Вост. Москва. 1876 г. т. II, ч. 2, стр. 226, 402); между прочим, кость правой руки от мощей св. Стефана в настоящее время находится в Троицко-Сергиевской лавре, в келье преподобного Сергия (Христ. Чт. 1862 г. т. 2, стр. 731 и дал.), куда ежегодно стекаются тысячи православных богомольцев для поклонения. Разумно ли теперь после всего этого говорить гнилые слова (Еф.4:29), что греко-российская церковь будто бы представляет из себя общество, возмутившееся против св. архидиакона Стефана? Не уподобляются ли говорящие так глухим аспидам, которые затыкают уши свои и не слышат голоса заклинателя, самого искусного в заклинаниях (Пс.57:5–6)? Не становятся ли они в ряды упорных иудее, у которых – по пророку – шея железная и лоб медный (Ис.48:4)? Нет, если уже серьёзно говорить на основании Слова Божия и истории о противниках св. Стефана, – то таковыми противниками являются прежде всего ослеплённые сердцем и умом евреи (2Кор.3:14–15), а затем – наши сектанты, не понимающие истинно-православного, согласного с Божественным Откровением, учения о храмопочитании, – не прославляющие святых добропобедных наших мучеников (в том числе и первомученика Стефана) и отвергающие почитание нетленных мощей угодников Божиих.

Что касается вопроса о начале греко-российской церкви от апостолов, то он решается через сравнение устройства и жизни древней апостольской церкви, изображённой в книге Деяний и посланиях апостольских, с настоящим строем церкви греко-российской. Так, апостольская церковь имела епископов, пресвитеров и диаконов (Флп.1:1; Тит.1:6; Деян.14:23; 1Тим.3:1,2,8 и друг.); эта же трёхчинная иерархия преемственно, через рукоположение от апостолов, существует и в греко-российской церкви. В древней апостольской церкви мы находим почитание святых угодников (Иак.5:11), – в греко-российской церкви есть то же самое. Все члены древней апостольской церкви почитали рукотворенные храмы и посещали их для молитвы, проповеди и слушания Слова Божия (Деян.2:46,3:1,5:42; 2Фес.2:4; Откр. 8:6); и в греко-российский церкви почитание храмов – дело общеизвестное и т. д. Пунктов, существенно (а не случайно) связующих греко-российскую церковь с церковью древне-апостольской, очень много. В частности, с молоканами-воскресниками беседы о божественно благодатном происхождении греко-российской церкви от апостолов лучше всего начинать с Вопроса о водном крещении.

С.-Петербургский епархиальный миссионер П. Булгаков

Некоторые из беспоповцев, присоединяющихся к православной церкви, смущаются относительно законности и спасительности первого своего крещения, не имея даже точных сведений, когда и как таковое совершено. Нельзя ли, во внимание к их больной совести, совершать чиноприём первым чином, а не вторым, как положено?

Подольский епарх. миссионер Виктор Потоцкий

Вопрошателю, конечно, известно, что, на основании канонов церковных, практики вселенский церкви и обще-церковного взгляда на правильно совершаемое крещение младенцев мирянами, у нас раскольники вообще и, в частности – беспоповцы приемлются в лоно Православной Церкви без повторения над ними крещения. Следовательно, не об этом он спрашивает; и «законность, и спасительность первого крещения» беспоповцев священник, как и миссионер, может им разъяснить. Известна ему, вероятно, практика нашей церкви и на тот случай, когда «не имеется точных сведений, когда и как совершено» крещение над известным лицом. Требуется, навести самые тщательные справки через опросы достоверных свидетелей и ближайших родственников того, о крещении которого возникли сомнения. И только тогда, когда не будет дано удовлетворительных сведений о действительно бывшем крещении, «подобает без всякого сомнения крестить их, дабы такое сомнение не лишало их очищения сей святыней» (Карф. соб. 83 пр. Ср. VI вс. соб. 84 пр.). Нет никаких оснований не прилагать этих правил и к раскольникам, о крещении которых нет достаточно достоверных сведений, раз крещение от мирянина, правильно совершённое, признаётся у нас неповторяемым. Едва ли, не единственный пример во всей продолжительной древней практике, когда раскольников требовали перекрещивать, можно указать в деяниях Карфагенских соборов (половины III в.) при св. Киприане. Этот, в письме своём к нумидийским епископам, писал, что в виду того, что «никто не может быть крещён на стороне, вне церкви, потому что в святой церкви установлено одно крещение»… требовал «отринуть, отвергнуть и почитать нечестивым всё, совершаемое противниками Его (Господа)». (Письмо Киприана 70). Но мнение Киприана и постановление его соборов не разделялось многими даже и из африканских епископов. С IV-го же века вошло в общую практику правило – принимать раскольников без крещения. (Подробности см. в сочинении А. Серафимова: «Правила и практика церкви относительно присоединения к православию неправославных христиан»).

Правда, у беспоповцев не ведётся записи крещения; но что оно у них совершается, это – вне всякого сомнения. Поэтому, для убеждения в действительности совершения его, следует только обратиться к памяти самого раскольника и его родственников.

Что касается «больной совести» беспоповца бывшего, то лучше повлиять на её оздоровление, чем допускать в церковную практику новое, могущее повлечь к большим и нежелательным осложнениям. Впрочем, видоизменение практики может быть допущено лишь с разрешения высшей духовной власти.

М. Чельцов

(Хроника).

Созыв съезда и торжество открытия; речь Еп. Николая и доклады. Присутствие на съезде и в храме представителей молоканских толков и воссоединение семьи штундиста. Как относиться увещателям к увещаемым сектантам? Характеристика старых и новых типов молоканства. – Заявления молокан и поздравительная телеграмма съезду от штундового проповедника и молоканское сутяжничество. Закрытие съезда.

Из новостей последнего времени в жизнедеятельности внутренней миссии самым выдающимся событием бесспорно является Таврический миссионерский съезд, состоявшийся в г. Симферополе с 24 мая по 5 июня сего года.

Всякий подобный съезд, – как мера «необдержная», как учреждение новое в нашей церковной жизни, проводимое с свойственными нашим епархиально-административным сферам осторожностью и консерватизмом, – заслуживает глубокого интереса и внимания, а таврический наипаче, – в виду особого в истории русского сектантства положения этой епархии.

С самого начала нынешнего столетия Таврический край сделался первым и главным в России колонизационным сектантским центром. Здесь, на молочных водах, поселились, частью – по воле правительства и, частью, добровольно, – сначала (1803 г.) духоборы, а позже (1820 г.) молокане, в количестве многих тысяч. С начала 80 годов сюда проникла штунда, развивающаяся доселе, на – счёт старого сектантства и православного населения и организовавшая здесь свой распорядительный центр.

Как известно, Таврическая епархия относительно новая; что же касается миссии здешней, то последняя совсем юное среди других епархиальных учреждений этого края, – она учреждена не более 10 лет в Бозе почившим епископом Мартинианом. Потребность в миссионерском съезде чувствовалась на месте давно. Осуществить эту назревшую нужду выпал жребий на долю нового епископа Тавриды, преосвященного Николая, который, как испытанный в миссионерстве высоко просвещённый деятель, – в первые же месяцы своего архипастырского управления, остановил своё внимание и на этом деле. В заботах об успехах миссии, владыка созвал миссионерский съезд, возложив на него всестороннее исследование нынешнего состояния сектантства в епархии, определение потребных мер не только к борьбе, но и к одолению местных врагов православия.

При этом архипастырь признал за благо одновременно созвать и обще-епархиальный съезд, дабы почтенные представители приходского духовенства, состоявшие в большинстве из благочинных и протоиереев городских соборов, – при посредстве съезда специалистов, могли и сами войти в уразумение высоких задач миссионерства и руководить подведомое духовенство в духе вящего попечения о миссионерском пастырском долге. На съезде присутствовал редактор нашего журнала В. М. Скворцов, по должности чиновника особых поручений г. Обер-Прокурора Св. Синода и в качестве руководителя совещаниями съезда.

23 мая, после служения молебна в Крестовой Церкви, был открыт обще-епархиальный съезд духовенства, причём архипастырь – миссионер, в своей руководственной беседе перед началом заседаний съезда, не преминул указать представителям духовенства на важность задач миссионерского съезда и рекомендовал отцам депутатам интересоваться занятиями последнего, так как миссионерство есть первый долг всякого пастыря, тем более, что плевелы сектантства на пажитях Таврической епархии разбросались широко. Чтобы удобнее было членам обще-епархиального съезда посещать заседания миссионерского съезда, владыка распорядился делать заседания миссионерского съезда по всем главнейшим вопросам сектоведения и миссионерской методики в вечернее время.

В утренние часы происходили заседания миссионерских комиссий и общие совещания членов съезда по вопросам, касавшимся приходских миссий. Вечерние заседания били открытыми, в них допускались все интересующиеся миссионерским делом. Обычными посетителями были – духовенство, учителя, воспитанники старших классов семинарии. Были и представители печати, которые давали подробные отчёты в местных газетах.

24 мая, в 5 часов вечера, в зале семинарии состоялось торжество открытия миссионерского съезда. Торжество это привлекло в семинарию многочисленных посетителей, в числе коих были депутаты обоих съездов, городское духовенство, наставники, старшие воспитанники духовных учебных заведений и посторонняя публика обоего пола. Прежде всего совершено было епископом Николаем, в сослужении старейших священнослужителей, молебствие Живоначальной Троице, Пресвятой Богородице и Святителю Николаю. По окончании богослужения, преосвященный архипастырь, в мантии и с посохом в руках, обратился к съезду с следующей речью.

«Я собрал вас сюда, отцы и братия, не для того, чтобы побеседовать только с вами приятно, затем пропечатать о сём в газетах на весь мир, – нет: я собрал вас сюда, чтобы потрудиться с вами во славу Божию, для пользы Матери нашей св. церкви, а также – и для тех, которые блуждают пока ещё вне её спасительной ограды.

Когда Таврическая епархия была ещё нераздельной частью Херсонской епархии, я знал её совсем иной, чем какой представилась она мне теперь: тогда, кроме обыкновенных сект старообрядчества, молоканства и подобных, уже давно вполне определившихся, ничего особенно болезненно выдающегося здесь не было; теперь же дело обстоит далеко уже не так. Знакомясь с отчётами официальными и неофициальными, я усмотрел, что здесь, на ряду с сектами старого типа, появились ещё и другие секты новейшего характера с рационалистическим направлением, и между ними особенно, так называемая, толстовщина. К сожалению, отчётливого представления об этом последнем явлении в Таврической епархии ни из отчётов официальных, ни из сообщений неофициальных я не имею. Тем не менее, я инстинктивно чувствую, что наши миссионеры до сих пор вертелись вокруг да около, но в главную цель не попадали. Выяснить себе это явление, по возможности, основательно и найти соответствующие средства для борьбы с ним, – я и поставил себе задачей при созыве миссионерского съезда. С другой стороны, наряду с православием, здесь доселе пока мирно уживался и ислам. Вот уже сто лет прошло, как мы владеем Крымом, а, между тем, не видно, чтобы он поддавался обаятельной силе православия; напротив, – замечается некоторое движение и в его недрах, – и тем опаснее, что идёт оно извне, из пределов турецких... Слышно, что и здесь бывали иногда софты в целях пробудить дремлющий ислам. Выяснить себе и это явление – составляет другую задачу предстоящего вам труда. – Живя долгое время заграницей, – вне условий здешней жизни, я, быть может, приобрёл себе и взгляд на дело миссионерское несколько иной, не совпадающий с взглядами здешних людей, действующих в иных условиях социальных и государственных; а посему, чтобы не навязывать вам наперёд этого взгляда, я и удержусь до времени от установления своей точки зрения на это дело: в сём случае я хочу прежде всего выслушать вас, как людей, ближе меня стоявших доселе к сему делу. Чтобы дать ещё более основательную постановку вашим занятиям, я призвал сюда В. М. Скворцова – чиновника особых поручений при Обер-Прокуроре Святейшего Синода по миссионерским делам, которого лично знаю ещё с измлада, как человека, преданного делу Церкви Божией особливым образом, не официально только, не по – чиновничьи, а по сердечному влечению. Посему прошу вас обращаться к нему с полным доверием во всём, относящемся к миссионерскому делу.

Не могу, однако же, не обратить вашего внимания на одно явление в современной русской жизни, которое я имел возможность наблюдать заграницей и быть знакомым с ним, пожалуй, более многих из вас, – я разумею, так называемую, толстовщину. Толстовщина – это отрицание не только Церкви, но и государства: это – ужасное учение; оно направлено к ниспровержению всех основ человеческого благобытия, – того, чем все люди доселе жили. Толстовщина в последнее время стала, подобно гангрене, распространяться повсюду: не только в высших классах русского общества – в так называемой, интеллигенции, но даже и среди наших добрых поселян. Я знаю о действиях этой партии в Харьковской губ. и на Кавказе среди духоборов и во многих других местах. После штундизма – это самое опасное явление в нашей современной жизни. Быть равнодушным и спокойным, в виду этого ужасного явления, нельзя, – особенно нам пастырям и Архипастырям; если кому, то нам надобно с ним считаться. Вот сюда бы я хотел направить взоры всех вас – в эту сторону и слышать нечто о сём и от вас.

Есть теперь здесь и люди не от нашего двора. Они пришли объясниться с нами: прошу же выслушать их с христианской благожелательностью и снисходительностью, дабы ушли они отсюда не с осадком горечи в сердце своём, а с чувством некоторого примирения с нами.

Вообще – я желаю, чтобы вы вели между собой беседы в духе братской во Христе любви, с полным друг к другу доверием, – искренне, свободно. Призывая Божие благословение на всех вас в сию минуту, я вместе с этим объявляю действия Таврического миссионерского съезда открытыми»!

По произнесении речи, сняв церковное облачение, Преосвященный занял председательское место. На кафедру вошёл В. М. Скворцов и произнёс речь, в которой охарактеризовал главные моменты вековой истории Таврического сектантства и миссионерства. Главнейшие тезисы этой речи были таковы. Гуманнейший из монархов, Император Александр I, разрешил сначала духоборам, потом молоканам поселиться на льготных условиях и на лучших местах Таврического края. Близорукость местной власти и бездействие церковной миссии допустили здесь образоваться в недрах духоборчества тирании слепых вождей Колмыковых, загасивших навсегда «свет грамоты, потопивших книги свящ. писания, развивших такие злодеяния, за которые сектанты эти были выселены в Закавказье. Повторение со стороны миссии церкви и власти тех же ошибок в Закавказье, привело духоборов к анархии и выселению в Америку, и тысячи сынов Руси – прекрасных работников погибли для отечества. Широкое невмешательство в общинную жизнь молокан создало из них какие-то автономные поселения, что породило, никем не сдерживаемую, внутреннюю среди этих сектантов смуту, дробление на толки и проникновение вреднейших лжеучений, как, напр., штунды и толстовства, сильно развивающихся в пределах Таврической епархии. Затем оратор сообщил новые, большего, хотя и печального, интереса, сведения об образовании в России «Общества интеллигентных сектантов», поставившего целью своей деятельности объединение рационалистического сектантства на почве учения естественной религии и государственного социализма. Свою речь В. М. Скворцов, как представитель дела миссии, закончил принесением от лица труждающихся на пользу миссионерского дела в России глубокой благодарности его Преосвященству, Преосвященнейшему епископу Николаю, как доблестному архипастырю – миссионеру, много потрудившемуся в сём святом деле в Америке, принесшему теперь свои силы, свой труд и архипастырскую попечительность на прекрасную окраину Руси, каковую попечительность и выразил ныне в созыве первого Таврического епархиального миссионерского съезда. Собравшиеся участники съезда пропели архипастырю «многая лета».

После В. М. Скворцова, председатель Алешковского окружного миссионерского комитета, священник о. Андрей Завадовский, от имени Таврического епархиального духовенства выразил Преосвященному Николаю почтительную благодарность за его заботы и труды на пользу миссионерского дела в Таврической епархии. «Нынешний день в жизни нашей епархии навсегда останется днём знаменательным, памятным-историческим, – говорил, между прочим, о. Андрей – в этот день открывается первый в нашей епархии, за всё время её существования, епархиальный миссионерский съезд. Съезд этот для нас пастырей явится прекрасной школой, в которой мы в короткое время успеем почерпнуть много полезных и необходимых в нашей пастырской деятельности сведений. И всё то полезное, доброе и хорошее, что мы здесь увидим, услышим и узнаем, мы понесём и передадим нашим собратьям – иереям, живущим в глухих селах, деревнях и хуторах, и, таким образом, лучи того, благотворного и живительного света, который Вы здесь зажгли, разольются по всем углам Вашей епархии. Важен миссионерский съезд, для нас ещё и в том отношении, что мы, делая вместе одно святое и великое дело, естественно, вступим как между собой, так и с Вами, нашим новым архипастырем, в близкое духовное единение и общение, составим одну родную семью, и в этой семье сердечно и братски будет излито, высказано всё то, кто чем болеет, кто в чём встречает препятствия, скорби, затруднения на тернистом пути высокого пастырского служения».

После речей, открытой подачей голосов были избраны: председателем съезда – ректор Таврической духовной семинарии, протоиерей Василий Знаменский, помощником председателя – священник Андрей Завадовский, делопроизводителем – преподаватель семинарии Алексей Высотский, и 4 секретаря. Кроме того, избраны почётными членами съезда: кафедральный протоиерей о. Лазаревский, два члена консистории и преподаватель семинарии по кафедре догматику А.В. Иванов. На миссионерский съезд явилось в качестве депутатов 23 приходских священника.

Первое заседание съезда открыто было докладом о. епархиального миссионера, свящ. Павла Тихвинского о состоянии сектантства и миссии в таврической епархии.

Третье заседание съезда было открыто докладом преподавателя семинарии А.Л. Высотского о причинах сравнительно сильного развития сектантства в Таврической губернии.

В последующих заседаниях съезда были выслушаны и обсуждены полные живого интереса письменные доклады свящ. с. Астраханки, о. Дмитровского – «о влиянии местных немцев колонистов на распространение сектантства»¹⁰¹, свящ. с. Ново-Васильевки о. Блошенко – «о положении православных рабочих у молокан», свящ. о. Ратмирова – «о секте Марияновщина».

В истории деятельности Таврического миссионерского съезда особенно достопримечательным является присутствие на нем сектантов – штундиста и молокан, и непосредственное миссионерское общение съезда с заблуждающимися. Святое дело это Бог благословил благими последствиями, а именно – обращением к церкви штундистской семьи крестьянина Головина и счастливо положенным началом доверчивого и, по-видимому, любовного отношения молоканства, в лице его уполномоченных, явившихся на съезд, к представителям православной иерархии.

Воссоединение штундиста Головина весьма поучительно и интересно во многих отношениях. Штундист этот пришёл к преосвященному с просьбой разрешить местному причту повенчать его сына штундиста на православной девушке, живущей у него в семье в услужении. Владыка, положив на прошении свою резолюцию, направил Головина с этой бумагой в съезд. Здесь Головин был приглашён в залу заседания. Худой, высокий, неуклюжий, он волчьим взглядом окинул миссионерский собор духовенства и затем, потупив взоры, в первое время отвечал на предлагавшиеся ему вопросы нехотя, отрывочными фразами, злым, раздражённым тоном. Первоначально Головину сделан был опрос об обстоятельствах его дела, о семейных условиях жизни, о времени и обстоятельствах отпадения от церкви. Опрос и беседу вёл В.М. Скворцов. Оказалось, что Головин из числа «несчитанных» сектантов, о которых не ведает, да и не может знать никакая статистика. Он выходец из с. Тимошевки, Бердянского уезда (здесь оказался на-лицо и бывший пастырь этой заблудшей овцы), – живёт где-то на хуторке в Симферопольском уезде, арендуя какую-то степь, имеет до 30 рабочих, которых, конечно, и старается совращать. Когда объяснено было сектанту, что закон возбраняет венчать раскольников на православных, он заявил, что сын его давно согласен идти «по православному пути» и он ему не препятствует. – Так ты сам совратишь православную сноху в свою веру или же будешь всячески теснить и насиловать совесть снохи и сына православных, заметил В.М. Скворцов. – Я этого могу не делать; пусть веруют, как знают; согласен подписку дать.

– Тогда твои браты – единоверцы тебе самому покою не дадут и «до чаши» не допустят, – скажут, что ты «не добре» домом своим правишь, – раз сыну и снохе допускаешь быть православными... Головин настаивал, что он теснить молодых не будет и даст подписку.

– Это похвально с твоей стороны, но, чтобы ты, брат Димитрий, сознательно был веротерпимым, в отношении своего православного сына и снохи, нам нужно выяснить тебе несравненное превосходство православия пред содержимым тобой лжеучением. Давай – побеседуем, хотя бы о наиболее важных вопросах веры, пререкаемых твоей штундой – сказал. В.М. Скворцов. Димитрий сначала отказывался, ссылаясь, что нет времени, надо спешить на вокзал, на завтра хозяйственных дел много – негде ночевать и проч.

– О завтрашнем, брат, нечего пещися – «утрие собою печется»... Штундист колебался. Сделан был обычный перерыв заседания для чаепития. Димитрий был, по распоряжению о. ректора, подкреплён чаем и «укругом» белого хлеба. По возобновлении заседания, явился и Димитрий. Взор его теперь как-то прояснился и не был уже таким враждебным, – сектант как-то мягче и спокойнее держал себя, – ему предложено было сесть у стола, напротив председателя съезда.

– Вот, если владыка благословит местному причту совершить брак твоего сына, Бог пошлёт тебе внучат, – нужно ли их, по-твоему, крестить? – давай-ка об этом предмете потолкуем, на основании Словия Божия, предложил В.М. Скворцов. Димитрий молчал и не решался, по-видимому, открывать своих воззрений. Бывший здесь пастырь его, почтенный о. Дементьев, располагал сектанта к искренности. – Если прямо вам сказать, – то слово Божие не указывает на то, чтобы «маленьких» крестить, – и затем Головин толково изложил известные воззрения штундизма на этот догмат, с приведением соответственных текстов Свящ. Писания. Вопрос этот подробно был разобран и все возражения штундизма ясно опровергнуты. Затем беседа касалась почитания икон.

Так как время требовало закончить заседание, о. миссионер Тихвинский предложил Димитрию своё гостеприимство. Съезд поручил почтенному о. миссионеру продолжить на-дому беседу c Димитрием. Много часов провёл о. миссионер в сердечной беседе с сектантом, а в следующем заседании о. Павел доложил съезду, что Димитрий, убедившись на беседах в неправоте учения штунды, изъявил желание и сам оставить секту и окрестить детей-отроков, но опасается лишь упорства жены, а потому просит миссионера приехать на их хутор и наставить в истине жену и окрестить детей. Димитрий, оказалось, уже и не торопится домой, – он здесь же пребывал под семинарскими сводами. Его позвали в заседание. Сектант лично и решительно заявил, что он «со всей своей домашней церковью» решил оставить «эту баптизму» и стать снова истинным сыном Церкви и будет таким же ревностным, как знал его ранее пастырь. О. Дементьев отозвался о прозелите с похвальной стороны. Члены съезда снова долго беседовали с Димитрием, который совсем преобразился и внешним видом стал такой ласковый, почтительный. Он «братски и сыновне» относился теперь ко всем, – видимо, душа его открыта стала для истины и добра. Убедившись в искренности сознания сектантом своих заблуждений, о. председатель съезда предложил помолиться Господу Богу за помощь Его к вразумлению сего заблудшего и попросить Всемилостивого Спаса утвердить ново-присоединяемого в святой православной вере.

Раздалось стройное, умилительное пение церковных молитв членов съезда и воспитанников семинарии. Димитрий, который так недавно доказывал, что не следует христианину ни кланяться перед иконами, ни возлагать на себя крестного знамения – теперь упал на колена и усердно-усердно клал поклоны, а когда запели «Под Твою милость» – он прослезился, встал и горячо облобызал св. икону, а затем принял благословение от о. председателя. По донесении о всём этом владыке, преосвященный разрешил брак и приказал о. миссионеру отправиться по месту жительства раскаявшегося сектанта, для приготовления семьи и совершения таинств крещения, причащения и брака. Большая семья православных рабочих Димитрия велию радостью возрадовалась, что их хозяин «уж больше не штунда»...

На съезде счастливое событие этого воссоединения было предметом обсуждения со стороны методической, причём все согласно признали, что психическое настроение сектанта было вначале настолько возбуждённое, стропотное, что история вразумления и спасения его началась и зависела от первого момента сострадательных, отеческих отношений со стороны владыки и потом членов съезда к этому несчастному отщепенцу. Оттолкните его вначале, разбередите больную рану сердца суровым, холодным обращением, и трепещущая от страха и досады душа ожесточилась бы. Кто знает, может быть, искуплённая честной Кровью Христа душа эта могла бы погибнуть навеки. В. М. Скворцов сделал по этому поводу указания, как надлежит относиться увещателям к увещеваемым сектантам при вызове их к себе или при посещении домов отпадших; указывал на необходимость избегать таких ошибочных приёмов, как общие рассуждения, – строгий, регористический или начальственный тон увещателей, бранчивая обличительная речь, пренебрежительное отношение, застращивание, держание во время увещания по целым часам на ногах и проч. Начинать увещание советовал с молитвенного обращения к Господу, чтением подходящего места евангелия, словом – с воздействия на сердце и совесть; при рассуждении же постоянно опираться на библейский текст и проч.

Димитрию на проезд члены съезда тут же собрали некоторую сумму.

Как выше было замечено, на съезде присутствовали представители молокан старого уклеинского и 2 донского толка, – всего до 20 душ. Прибыли сюда они, с благословения преосвященного, для личного изложения своих духовных нужд перед съездом, который, таким образом, явился, по счастливой мысли архипастыря, третейским судьёй во взаимных распрях этих двух сильных партий молоканских.

Молокане прибыли накануне открытия съезда и участвовали в торжестве 24 мая; здесь они ко всему происходившему на торжестве, начиная с богослужения, относились с большим любопытством и напряжённым вниманием.

В день пушкинского торжества, 26 мая, молокане 2 донского толка присутствовали за архиерейским служением божественной литургии. Здесь сектантам отведено было особое место около левого клироса, откуда они могли удобно видеть все величественные священнодействия и церковное благолепие. Нельзя было не видеть по лицам сектантов, какое глубокое впечатление производила на них величественная православная служба, некоторыми впервые виденная. Молокане своим видом и поведением в храме производили на наблюдателя такое впечатление, какое производят долго пробывшие в тёмном смрадном заключении при выходе своём в светлые, залитые яркими лучами солнца, блещущие золотом и роскошью, палаты.

Всматриваясь в физиономию представителей старого молоканства и нового, реформированного в духе штунды, нельзя не заметить было того глубокого различия, решительно во всём,

учение на единоверных, единокровных, слитых двумя почти веками ненависти к православию воедино, – ныне же разделённых штундой на два враждующих лагеря. Староуклеинцы – все в высшей степени типичны – это деревенская глухая, застывшая Русь XVI–ХVII в., одного характера с расколом старообрядчества: то же старомодное крестьянское одеяние (поддёвка с сборками), большущая борода, причёска в скобку, то же смиренное лукавство, осторожность и подобострастность в сношениях с высшими, чисто эпическое спокойствие духа, рационализм верования с глубоким оттенком мистицизма, строгий библеизм в богослужении и неизменное, хотя и тупое, следование во всём традициям своей молоканской старины.

Не такова партия ново-молоканская, во главе с своим представителем г. Захаровым. Тут во всём сквозит своеобразный прогресс, к сожалению, направленный враждебной православной Руси рукой немецкой штунды. Начнём с внешнего облика. Ново-молокане, явившиеся на съезд, были или в сюртуках, или в пиджаках, при глаженой манишке; бородки подчищены, волосы подстрижены; гордый дух секты сказывается у них во всём: они заносчивы, самоуверенны, резки сами в сношениях с другими и в то же время крайне обидчивы на других: гордыня, скепсис, критицизм, умничание – как естественный плод больного прогресса в вероучении, – составляют немощи духа руководителей ново-молокан. Несомненно, что тьмы в вероучении и жизни, тупой косности у старо-молокан больше, чем у ново-молокан, взгляды которых на веру и жизнь просветлённее, но, тем не менее, симпатии наблюдателя покоятся на стороне староуклеинцев – и это потому, думается, что последние, и во тьме своей веры, сохранили тип русской самобытной национальности. Особенно симпатичен в этом отношении был один из представителей старо-молоканской партии, некто пресвитер Кудинов, старец под 80 лет, громадного роста, атлетического сложения и удивительного чисто фаталистического спокойствия.

Враждебность одного молоканского толка к другому так значительна, что обе партии заявили съезду, чтобы их выслушивали отдельно. Так и сделано было. На первом заседания 25 мая, вначале приглашены и выслушаны были староуклеинцы, а после перерыва – ново-молокане. В перерыве заседания, сектантам предложен был о. ректором семинарии чай, но и здесь молокане просили разделить их друг от друга... Так как староуклеинцам нельзя было оставаться дольше в Симферополе, в виду вызова в г. Мелитополь на суд, – съезд отложил дальнейшее слушание и разбор их заявлений до 31 мая, тем более, что и съезду самому нужно было заняться обсуждением других, не требовавших отлагательства, вопросов. Нужно сказать, что та и другая партии охотно приняли предложение съезда явиться в другой раз, хотя, конечно, это стоило молоканам траты и времени, и денег, – так глубоко захватывали их те интересы и вопросы веры, за разрешением которых обратились представители к господствующей Церкви.

А потому съезду нельзя было не отнестись без особого внимания к этой нелёгкой своей задаче.

В заседании 31 мая, которое было открытым и привлекло много посторонней публики из высшего местного общества, – обе партии молокан приглашены были одновременно занять места в зале заседания. Направо от председательского места сидели ново-молокане, во главе с г. Захаровым и пресвитерами М. Ячменовым и Васильевым, налево – староуклеинцы, во главе с пресвитером Кудиновым и помощником другого пресвитера – Морозовым.

Заседание началось продолжением изложения вероучения той и другой партией молокан и заслушанием протоколов первых их показаний. Здесь, как бы на очной ставке, невольно должны были представители враждующих толков вступить во взаимообличение, которое было в высшей степени интересно для миссионеров и сектоведов. Прениями руководил В. М. Скворцов, которому постоянно приходилось сдерживать страсти и смягчать остроту молоканских взаимообличений. Ново-молокане оказались менее терпеливыми и более задорными, и самолюбивыми. Заседание это В. М. Скворцов закончил разбором религиозных заблуждений и той, и другой партии и изложением истинного учения, по вопросам об искуплении и крещении, вселенской православной церкви, а также обращением от лица съезда со словом увещания к молоканам обеих партий. Это заседание было одно из самых оживлённых и поучительных для миссионерствующих пастырей.

Показания молокан, как они протоколированы секретарями съезда, – сообщим в следующей раз, а теперь не можем не упомянуть о двух эпизодах, весьма нелишних для характеристики молокан.

Представитель собственно штундистского или точнее – штундо-баптистического толка с. Астраханки Феодор Балихин, хотя и представил собственноручно изложенное и переписанное исповедание веры, но сам уклонился от явки на съезд, а прислал на имя преосвященного следующего содержания телеграмму:

«Поздравляю Вас с съездом миссионеров, пожелав всего хорошего только во славу единого милующего Бога на благоустройство Российского государства и в пользу ближних меньших братьев. Будьте здоровы! Феодор Балихин». На телеграмме его Преосвященством сделана следующая отметка: «1899 г. 24 мая. Очень рад и благодарю; дай Бог, чтобы все сектанты искренно воодушевлялись этими чувствами: тогда скорее падёт то средостение, какое теперь отделяет их от нас. Епископ Николай».

Телеграмма была прислана из Харькова, где штундовый миссионер бывает частенько. Один из молокан передавал, что в Харькове в это время состоялось что-то вроде штундистской конференции, которая, таким образом, в лице Балихина, приветствовала Таврический съезд...

Оглашая в присутствии молокан эту телеграмму и резолюцию архипастырскую, руководитель съезда, В. М. Скворцов сказал импровизированную, речь, по поводу содержания телеграммы сектанта.

– Что это, – так приблизительно говорил оратор, обращаясь к молоканам, – простота, искренность или дерзающая выходка штундо-баптиста, зарвавшегося в своей проногаторской миссии, высоко возомнившего о себе в чаду любочестия. Если привет нам вашего собрата от чистого сердца, – искренно радуемся, и хотелось бы видеть в этом добрый порыв к взаимообщению с господствующей церковью, в лице её предстоятеля – архипастыря... Г. Балихин желает, чтобы наши совещания были благими «во славу Единого Бога и на благоустройство Государства». Но чем же и как лучше всего славить и воспевать Господа – как не едиными усты и единым сердцем, как не стремлением к тому, чтобы все были едино. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им, «да будут едино» (Ин.18:22). И Церковь православная немолчно взывает устами пастырей-молитвенников ко Господу «о соединении всех»... И съезд наш имеет это главной целью... О, если бы отторгнутые лестью, насилием и хитростью лживых проповедников от единства веры православной, единой йотиной – возвратились в лоно своей матери-Церкви! Но ради этой ли славы подвизается пахарь тавричанин Балихин, пребывающий ныне в Харькове? Не для сеяния ли он там сектантского раздора среди единоверного и православного народа?.. В единении русского народа в праотческой вере православной, – этой исконной основе государственной мощи Руси Святой – заключается и главная сила благоустройства государства нашего. Аще царство на царство разделится – запустеет, говорит слово Божие. Сектантство сеет разделение и во всём русском народе, и в семьях, а, следовательно, вредит благоустройству государства, подкапывает самый священный кремль государства нашего... А в чём духовная польза и высшее благо «меньшей братии», как не в сокровищах родной православной веры?.. И эту-то заветную святыню народа немецкая штунда стремится воровски отнять у «сих малых»! Передайте же, господа, Балихину, что если его привет нам от чистого сердца, – то спасибо, и мы рады всегда единению в добрых мирных чувствах и стремлениях, но если от лукавства – то – «врачу исцелися сам».

Другой эпизод такой. Во время заседаний съезда, получено было преосвященным Николаем письменное заявление от молокан старого Владимирского толка, ещё раз говорящее за то, какое глубокое внутреннее разложение переживает ныне старое молоканство: тут уж, как говорится, «своя своих не познаша». Вот этот документ, который был в своё время также заслушан съездом и объявлен сектантам.

«Его преосвященству, Епископу Таврическому Николаю. От крестьян села Астраханки и от пресвитера Владимирской церкви Даниила Андреевича Ячменева и его прихожан: получив сведение из верных рук, что 24 и 25-го сего мая были наши односельцы в Симферопольском миссионерском съезде, где находился член нашей церкви Василий Матвеевич Морозов, который заявил себя за какого-то уполномоченного от общины; вследствие такой неправды имеем честь заявить Вашему Высокопреосвященству, что он Морозов не имел никакого уполномочия от общины старших членов и пресвитера, а потому покорнейше просим Вас Ваше Высокопреосвященство объявить съезду миссионеров о настоящем нашем заявлении. К сему заявлению подписуемся крестьяне села Астраханки: пресвитер Даниил Андреевич Ячменев, 7 душ прихожан.

Спрошенной по содержанию сего письма Морозов заявил, что лица названные в письме, хотя и продолжают ещё числиться молоканами Владимирского толка, но уже имеют склонность к штундизму. То же подтвердили Сорокин и другие.

При этом молоканин Сорокин требовал копию, чтобы подать жалобу на подписавшихся в суд. В свою очередь, подписавшиеся являлись в комиссию, в бытность её в Астраханке, с претензией на Морозова и К., что они отозвались о них, как «о поражённых штундизмом», и тоже требовали копии «протоколов», намереваясь жаловаться в суд на своих единоверцев за «такое бесчестие».

3.Д. Захаров также заявлял, что он намерен жаловаться на старо-молокан за их наговоры по адресу его. Нужно заметить, что сутяжничество среди молокан страшно развито, что говорит о глубоком нравственном падении этой секты. В.М. Скворцов успокоил волновавшихся, обличая сутяг, почивающих на букве писания, словами Св. Библии, и внушал им лучше помнить Божье слово: «Да не зайдёт солнце в гневе вашем, – гневайтесь и не согрешайте» и проч. Но распрям молоканским ещё не конец: этот огнедышащий вулкан способен на главу своих же изрыгнуть и лаву горящую, и углие, и пепел... Вот почему миссии православной там на месте, как можно скорее, нужно организовать свой стан, который бы служил путеводной звездой этому тёмному царству на пути к правде и истине.

Лишь 4 июня окончил свои занятия Таврический епархиальный миссионерский съезд. В этот день было последнее заседание его, продолжавшееся с 9 ч. утра до 2 ч. пополудни. В 2 ч. совершено было в семинарской церкви благодарственное Господу Богу молебствие, перед началом которого о. ректор семинарии, прот. Василий Знаменский, как председатель съезда, сказал прочувствованную речь, в которой, «указал на высокое значение миссионерской деятельности, прививал присутствующих принести сыновнюю благодарность своему Владыке за его неусыпные заботы о вверенной ему пастве, Василию Михайловичу Скворцову, за его просвещённо-деятельное участие в занятиях съезда. В 4 ч. вечера все участники съезда явились к Преосвященному, чтобы испросить Архипастырского благословения на отбытие. Владыка обратился к собравшимся с глубоко поучительной речью, в которой дал наставление, как должен вести себя и каким должен быть священник-миссионер в доме, семье, в школе, в приходе, как частный человек, как пастырь и общественный деятель, для того, чтобы никого не соблазнить и никого не отвратить от церкви, представителем который он служит, чтобы не только православную свою паству воспитать в крепкой привязанности к святой церкви, но и отпадших от неё снова привлечь в её спасительную ограду.

Так окончился первый Таврический епархиальный миссионерский съезд. Трудились весьма много и усердно. Занятия съезда посвящены ознакомлению с положением расколо-сектантства как в Таврической епархии вообще, так особенно в тех отдельных пунктах её, которые оказывались наиболее заражёнными расколо-сектантством; изучению и определению некоторых отдельных фракций местного сектантства, вероисповедные особенности которых не были достаточно известны, выяснению местных условий, способствующих продолжающемуся развитию сектантства; обсуждению желательной лучшей внешней организации епархиальной, окружной и приходской миссии; обсуждению более целесообразных мер и способов охранения православных от увлечения сектантскими лжеучениями и духовного воздействия на отпадших для возвращения их в лоно святой православной церкви. О главнейших постановлениях съезда скажем после.

Э. Я.

Поход Картушина против брадобреев, фрачников и франтих. – Комичное предписание, – Безвыходное положение попов. – Тайное поповское сборище. – Неудачные раскольничьи миссионеры ругатели. – Обиженный поставщик раскольничьих попов. – Мать-фанатичка.

Сидя на даче в селе Федурнове у гостеприимной хозяйки П.И. Миловановой, московский раскольничий лже-архиепископ принялся изобретать всякого рода предписания и циркуляры своим подвластным попам, долженствовавшие служить, по мнению Иоанна Картушина, к поднятию нравственности в их прихожанах и к утверждению и укреплению их в обрядах «древляго благочестия», нарушение которых, замечаемое среди старообрядцев последнего времени, давно уже вызывало скорбь в душе бывшего урядника казачьей Донецкой станицы. Но ум Картушина оказался несклонным к изобретениям, и он в своих предписаниях и циркулярах, как и во всём старался подражать своему учителю и вдохновителю, пресловутому еретику-расколоучителю Онисиму Васильевичу Швецову.

Онисим Васильевич, ещё во время своего временного управления московской раскольничьей кафедрой, после отставки Савватия – в числе прочих своих деяний, предпринимал поход против «брадобреев». Давая советы и предписания раскольничьим попам уговаривать своих прихожан не брить и не стричь бороды, Онисим Васильевич советовал делать это не гласно, на исповеди, или, вообще, наедине с «брадобреем», и лишь некоторые из раскольничьих попов осмеливались публично уговаривать своих прихожан «растить подлиннее бороды».

В особенности ревностно принялся тогда за проповедь о грехе брадобрения раскольничий поп из Каринкинской моленной, в Вокзальном переулке – Алексей Новиков. Не любя Арсения (Онисима Васильева), он старался возбудить неудовольствие против «хранителя раскольничьей, архиерейской кафедры в Москве» и среди своих прихожан. Безграмотный и невежественный этот поп, конечно, не мог ничего сказать путного, и его проповеди нередко возбуждали хохот среди слушателей. Да и как не смеяться было той чепухе, которую нёс этот «проповедник», полагая, что говорит очень «красно и складно», и даже заранее оповещая посетителей своей моленной, что вот в такой-то день за службой он будет произносить «речь».

– «Смотри, батя, не осрамись. Куда тебе проповеди говорить. Помалкивай лучше. Молчанье-то ведь золото», – советовали ему знавшие его невежество.

Но, нет, не внимал Каринкинский поп мудрым советам и продолжал произносить свои проповеди. И чего-чего только не говорил поп Алексей. Стращал он своих прихожан и муками ада, если они будут брить бороды, грозил отлучением от Церкви, лишением погребения; уверял, что бритые не могут ни к кресту подходить, ни к просфоре, но что всего курьезнее – брадобреев он уподоблял «псу смердящему и коту блудливому», как будто собаки и кошки стригут или бреют бороды!..

Находились и такие раскольничьи попы, которые из подобных проповедей о грехе брадобрейства сумели извлекать для себя выгоду и вот каким образом. Само собой понятно, что дикие угрозы и бранные почти слова, направляемые на брадобреев, не могли понравиться тем из прихожан, которые стригут или бреют бороды; и вместо «раскаяния», они просто перестали ходить в те моленные, где на них метали громы и молнии. Вот некоторые раскольничьи попы, как, напр., некий Авив, и приказали своим дьячкам приглашать таких недовольных к себе в молельню.

– «К нам, к нам, пожалуйте, – кричали Авивские дьячки брадобреям, – наш батюшка добрый»... Зазывания увенчались успехом, и в то время, как у попов – гонителей брадобреев моленные пустовали, у Авива битком набиты. Бывала за службой такая масса у него бритых физиономий, что неосторожный посетитель мог подумать, что артисты собрались на свадьбу своего товарища или официанты хоронили своего сослуживца.

Такова была эпопея гонения на брадобреев, предпринятого пресловутым Арсением Уральским.

Надумался идти по стопам своего предшественника и Иоанн Картушин и разослал, несколько времени тому назад, по всем раскольничьим попам, настоятелям московских моленных довольно безграмотный циркуляр, который приводим здесь полностью, с соблюдением Картушинских выражений.

«От Старообрядческого Архиепископа Иоанна священному Иерею (имя рек) предписание.

Священно – иерей (следует имя)! Немедленно сообщи мне следующее: 1) Кто из твоих клириков, певцов и чтецов бреют бороды и курят табак, то знают ли они правило 69 святых отец и 18 Анкирского св. отец собора? 2) Во время совершаемых в храме тобою Богослужений, кто из твоих прихожан и клириков смеются над твоим Богослужением, если же есть таковые, то напиши мне имя, отечество и фамилию таковых. 3) Кто из твоих прихожан бреют бороды, а также курят табак. 4) Кто из твоих прихожан едят мясо в Среду и Пяток и в положенные святой древней православной Церковью посты: то почему они не соблюдают сие правило по болезни или по какой другой причине, то по получении сего предписания немедленно мне напиши об этих беззаконниках в точности, без утайки, по чистой совести и не взирая на богатство их, а помня правило 71 св. Василия Великого и правило 196 из Номоканона. Старообрядческий Архиепископ Иоанн».

Специально для Рогожского кладбища Картушин издал ещё и другое предписание, в котором приказывал наблюдать за тем, чтобы во время венчания шафера не были во фраках, а надевали бы, как то требуется и от женихов, длиннополые кафтаны, да и вообще рекомендовалось «удалять из Рогожских храмов «новомодных стрекулистов» (т. е. носящих модные костюмы немецкого покроя), а дамам и барышням предписывалось носить, «когда идут в храм, платочки, а не шляпки и шапочки»...»

Большинство раскольничьих попов, получив такие предписания ох своего лже-архиерея, только руками развели, находя их слишком глупыми и неудобоисполнимыми. Только лже-поп Тимофей с Рогожского кладбища весьма одобрил эти «эпистолии», так как поход против брадобрения понравился ему ещё, когда его поднял Арсений. Брадобреев он до того не любит, что однажды отказался дать «причастие» солдатикам, пришедшим к нему причащаться и исповеданных попом Елисеем. Солдатики пробовали было протестовать, ссылаясь на то, что они не были подвергнуты запрещению со стороны их духовного отца Елисея. – «Мне нет дела до Елисея, – кричал Тимофей, – а я не могу бритому дать причастия, как не могу дать его «псу или коту»... Тут выручили попа дьячки. – «Ты, батюшка, им хоть «большой (т. е. крещенской) воды» дай, – кричали они с клироса, когда их настоятель завёл пререкания с нижними чинами. На том и порешили...

Другие же попы, как мы сказали выше, остались весьма недовольны новым предписанием своего лже-владыки. По горькому опыту знали они, что путного ничего из таких строгостей не выйдет ни с брадобреями, ни с франтихами-раскольницами. Раскольничий поп Михайла воздвиг было гонение против франтих и не стал допускать к кресту старообрядок, носивших модную причёску. Одну не допустил, другую, ну, и не стали совсем к нему в моленную франтихи в шляпках ходить. Но вот, как-то внучка владелицы моленной пошла. Поп не решился отказать ей в целовании креста, а когда об этом случае узнали прихожанки модницы, то потребовали, чтобы и их допускали к кресту; тем и кончился поход попа против модных причёсок и шляпок.

Но как бы то ни было, а с новым, хотя, быть может, и нелепым, предписанием своего лже-архиерея раскольничьим попам всё же приходится считаться. Немедленно, по получении бумаги, раскольничьи попы начали бегать друг к другу и судить, и рядить, как быть и что предпринять. Ум хорошо, два лучше, а ещё больше, так и совсем прекрасно; и вот попы порешили, для обсуждения взволновавшего их вопроса, устроить тайно общее собрание у одного из своих товарищей. Сказано – сделано. Собрались поцы и начали обсуждать, что и как предпринять. Было решено, чтобы раньше, чем подавать Картушину ответы на поставленные им вопросы, каждый поп представил на общее усмотрение решение заданной ему задачи.

Поповское заседание вышло очень бурным и продолжительным: шумели и галдели до самого утра. Не говоря уже о щекотливости для раскольничьих попов писать «доносы» на своих прихожан и клириков – им и самое дело-то обращаться с пером, бумагой и чернилами до того мудрёным показалось, что многие высказывали сожаление, что лже-архиерей спрашивает: «кто курит, пьёт и бреется». а не наоборот: «кто не курить, не пьёт и не бреется», – «таких-то меньше среди наших прихожан», – рассуждали попы, – тогда бы всё меньше писать-то пришлось бы, а теперь ведь почти весь приход переписывать приходится»...

Не смотря на такое заявление – тем не менее, когда дело дошло до примерного составления списков – они оказались в большинстве случаев очень и очень краткими. Например, поп Алексей Гришин написал только всего двоих. Всё собрание чрезвычайно удивилось. – «Да что ты, отец, уж очень-то – врёшь, ведь у тебя почти весь правый клирос бритый!» накинулись на него. – «А что же мне прикажете делать, когда народ-то это всё нужный. Ведь не полотнянщика же мне из Дровяного переулка писать, когда он у меня самый доходный. Ему нельзя не мирволить. Я сам видел, как его дочка на первой неделе великого поста курятинку уплетала, а ведь молчал же я; так неужели теперь прикажете доносить на них?..»

Возражения попа Гришина показались резонными – и в результате – с ним согласилось большинство присутствовавших на собрании раскольничьих попов. Чтобы не попасть в неловкое положение доносчиков на своих богатых прихожан, от которых зависит всё благосостояние настоятелей моленных, было решено: требуемые лже-архиереем ответы давать только об «одной нищете», как раскольничьи попы называют всех, не особенно щедрых на подачки, своих прихожан. Придумали и другой фортель. О некоторых богатых прихожанах не давать никаких сведений, ссылаясь на то, что они не их духовные дети. – «Пускай у Прокопия Крокодила спрашивает, – говорили попы, – много ведь к нему наших-то на исповедь ездят, а он и сам-то не прочь молочка в пост попить, сославшись на недуги свои; ну, пусть сам и вожжается с архиепископом-то»...

К такому решению пришли московские старообрядческие попы по поводу новой бумаги своего лже-архиепископа, и, как видно, толку от подобных опросов трудно ждать какого-нибудь, так как ответы, в большинстве случаев, будут мало соответствовать действительности.

Алексей В-в.

* * *

Московский раскол. Не клеится у Картушина и затеянное им дело пропаганды раскола путём миссионеров. Любящему «зашибаться» Перетрухину на помощь, за последнее время, был выписан некий Мирон Щеголин и им обоим приказано было основательно подготовиться к миссионерскому делу путём ведения время от времени пробных бесед. Щеголин был на-днях в Москве и вёл в Гуслицах пробные беседы, не отличавшиеся успехом, но зато ярко охарактеризовавшие Щеголина, как большого ругателя Церкви Православной. Этим качеством вообще отличаются старообрядческие миссионеры последней формации. Не имея возможности авторитетными источниками доказать правоту своих заблуждений, они предпочитают основательным доказательствам голословную ругань и издевательство над Церковью Православной, что недалёким и неразвитым слушателям подчас приходится по вкусу. Сын одного из московских раскольничьих попов, Щеголин, ещё при покойном Савватии, служа у него в качестве иподиакона, занимался иногда миссионерством. Перетрухин, замечая довольно значительную начитанность у Щеголина – увидал в нём себе соперника (Перетрухин тогда занимал должность домашнего секретаря у Савватия) – и, чтобы избавиться от него, наговорил Савватию «что Щеголин-де, близок к Церкви Никонианской», – а это было тогда самое верное средство, чтобы лишить места любого старообрядца. Щеголин был удалён с Апухтинской резиденции Савватия и должен был даже покинуть Москву. Вот о нём-то и вспомнил теперь Картушин в своих поисках за «достойными» миссионерами.

Хорошим бы, кажется, помощником Картушину в деле отыскивания кандидатов в «миссионеры» и «раскольничьи попы» – мог бы быть известный любитель «ставить попов» – богородский фабрикант А. И. Морозов, но и ему в этом деле за последнее время что-то не везёт. Приглянулся этому раскольнику-фабриканту один из рабочих на его фабрике, некий мужичок Иван Степанов, брат петербургского попа с Громовского кладбища, – того самого, что Картушин наградил камилавкой, и вот Арсений Иванович задумал его в попы поставить. – «Хочешь, Иван, я тебе выгодную и лёгкую работу дам»? – спросил однажды фабрикант своего рабочего. «Премного благодарен» – отвечал мужичок, совсем не подозревая, к чему клонит речь его патрон, и думая, что он хочет его повысить рангом в какой-либо деятельности на фабрике; но поставщик попов дал ему письмо к Картушину и опять-таки, не объясняя Степанову содержания письма, приказал ехать в Москву. Здесь ему объяснили, что хозяин его желает дать ему поповское место. Услыхав о такой чести. Иван Степанов немедленно оставил Москву, «яко тать в нощи», никому не сказавшись и, снова явившись на фабрику, принялся за свою обычную работу.

– «Что же ты удрал»?» – спросил его удивлённый А.И. Морозов. – «Да куда мне в попы – я недостоин по грехам моим». «А ты бы не сказывал о грехах-то, из-за поповского места об них и умолчать можно. Не один ты ведь, все так делают». – Так увещевал своего фабричного А.И.: уж очень хотелось ему видеть Степанова в роли «священнодействующего», – но убеждения патрона не подействовали – против совести мужичок идти не захотел.

Да и вообще нужно заметить, что А.И. Морозову за последнее время не особенно везёт в его начинаниях, и роль и значение его, некогда весьма влиятельные и веские, в делах московского раскола – понемногу ослабляются. Особенный повод к недовольству московского раскольничьего купечества и духовенства Арсением Ивановичем дало то обстоятельство, что он, не спросившись своего непосредственного духовного начальства, самовольно перевёл в город Нижний, в Курбатовскую моленную, т. е. в другую даже епархию, одного из дьяконов со своей фабрики – некоего Симеона. Раскольничий архиерей Нижегородский Кирилл не хотел обижать своего благодетеля А.И. Морозова и утвердил этот перевод, но Московский духовный совет долго не хотел давать увольнительной грамоты дьякону Симеону, обиженный, что Арсений Иванович так самовластно поступает. Богородский поставщик попов чрезвычайно вознегодовал на все московское старообрядческое духовенство и подал Картушину челобитную, в которой, указывая, что проживающие на Рогожском кладбище попы – Елисей, Захарий, Прокопий, Савва, дьякон Иван Кошкин и проч. – совсем не имеют никакого права проживать здесь, просил Картушина сделать распоряжение, чтобы все попы выбирались с кладбища, куда хотят. Картушин однако не придал значения этой жалобе, и попы по-прежнему, благодушествуют в своих кельях на Рогожском кладбище; зато А. И. Морозов рвёт и мечет, и грозит даже «уйти к Церковным», если не сделают по его.

Не меньшие неприятности пришлось перенести и другим двум «адамантам и столпам московского раскола» – И.И. Шибаеву и Фёдору Семёновичу Рахманову. Неприятность эту им принёс кровный их родственник, да ещё покойный. Дело обстояло так. У Ивана Ивановича Шибаева проживал в городе Богородске родной племянник, доводившийся двоюродным братом Ф.С. Рахманову. Занимался он хождением по судебным делам. Случилось ему несколько времени тому назад сильно заболеть, так что пришлось слечь в местную больницу. Узнав о тяжкой болезни своего сына, О.Ф. Шибаева поспешила в город Богородск и посоветовала больному «исправиться». Убеждённая докторами, что особенной опасности ещё не предвидится, г-жа Шибаева взяла с них обещание о немедленном уведомлении, если сыну её сделается хуже, и возвратилась обратно в Москву. Прошло несколько дней. Вдруг О.Ф. Шибаева получает из Богородска известие, что сыну её сделалось хуже и он умер. В Москве заказывается гроб, нанимаются певчие, берутся из Моленной свечи и мать едет хоронить «по древлеправославному обряду» своего сына. Каково же было её изумление, когда ей объявили, что погребение должно быть совершено в Церкви Православной, православными священниками, а не старообрядческими – так как покойный был сыном православной Церкви. Известие это так поразило ярую раскольницу, что она, вместе с своими именитыми родственниками – И.И. Шибаевым и Ф.С. Рахмановым, отреклась от своего сына и наотрез отказалась принять какое бы то ни было участие в его погребении. Таков фанатизм у раскольников – пересиливающий даже самые святые чувства материнской и родственной любви. О факте этом много говорят в Москве.

Алексей В-в.

Книга проф. А. Д. Беляева – отрадный и замечательный литературный труд в области нашего догматико-экзегетического богословия. Это целая энциклопедия по вопросу о признаках и времени пришествия антихриста. В ней собрано и разъяснено всё, что когда-либо писалось или думалось об антихристе, начиная со времён апостольских и кончая мнениями и толкованиями позднейших православных, католических и протестантских богословов. Всё это приведено под точно определёнными рубриками, освещено критическими замечаниями самого автора, объединено в его собственном взгляде на данный предмет и обобщено в заключительных выводах. Единство мысли и последовательность в ходе раскрытия её не затериваются даже и при отвлечениях автора к посторонним, побочным рассуждениям, которых в книге приведено немало. Содержание её – весьма богато и разнообразно.

Автор начинает свои рассуждения с выяснения понятия о безбожии. Безбожие – по нему – бывает положительное и отрицательное (или относительное). Первое состоит в совершенном отрицании истины бытия Божия. Как таковое, по своей неестественности, оно очень редко. Более часто безбожие относительное, выражающееся: 1) в безнравственной жизни, в фактическом устранении себя от Богопочитания и 2) в ложных учениях о Боге и его отношении к миру и человеку. Указавши далее, что в этом последнем смысле безбожниками называют язычников, еретиков и последователей многих философских учений о Божестве, автор перечисляет, кого с древнейших времён и у различных народов почитали за безбожников. Здесь он приходит к утешительному для нас, русских выводу, что среди русских безбожников было самое незначительное число. Причины безбожия на Западе, в XIX столетии, автор полагает в вышедших из французского материализма и энциклопедизма различных философских течениях, окрашенных материализмом. Поэтому он опять, отнеся развитие материализма к Западу, в России его видит за истекающий век в меньших размерах. Впрочем, теперь он находит весьма заметное ослабление безбожия и на Западе. Причины тому общие и частные. Общие заключаются в изменчивости исторических эпох и в законе борьбы противоположностей, – частные – в аномальности и разрушительности безбожия, в его отрицательном характере и в потребности человека иметь религию. Признаками же упадка безбожия автор почитает, главным образом, охлаждение интеллигентного общества к опытным наукам с обмельчанием их и в развитии интереса к религиозно-нравственному образованию, к богословию.

Таковы оптимистические взгляды и выводы проф. Беляева. Казалось бы, они должны были его привести к единомыслию с теми, которые в будущем ждут чуть ли не золотого века через нравственное усовершенствование в делании добра природы человеческой, или, по крайней мере, хотя бы немного заставить его усомниться в возможности наступления последнего отступления перед временем пришествия антихриста. Но... проф. Беляев далёк от всего этого. Он положительно и категорично заявляет, что «некогда настанет эпоха распространения безбожия по всей земле» (стр. 131). Такая уверенность как-то не вяжется с его предыдущими выводами и рассуждениями. Правда, она вытекла у автора из учения об этом Слова Божия и св. отцов церкви» Но ведь и поборники по золотом веке в будущем, также основываются на том же. По нашему мнению, существенным пробелом в книге профессора является то, что автор так-таки и не убеждает читателя в истинности своей уверенности в наступлении безбожия по всей земле.

Распространение безбожия и нечестия по всей земле и есть, по уверению автора, то «отступление», о котором говорил ап. Павел во 2-м послании в Фессалоникийцам, когда поучал их, что день второго пришествия Христова не придёт, «доколе на приидет прежде отступление, и не откроется человек греха... (2Фес.2:3,4 ст.) (стр. 132). Начнётся это отступление гораздо ранее пришествия антихриста; но никогда оно не достигнет такой силы и распространённости, как это будет в последние времена. Что тогдашнее отступление будет необычайным по силе и широте распространения и вообще необыкновенным, это можно думать по тому, что, именно, оно будет служить подготовлением (курсив наш) для явления антихриста и предвестником его пришествия (стр. 981 ср. 134–135, 153, 156–159 подр.). При таком понимании «отступления», о котором говорит ап. Павел, проф. Беляев уклоняется от обще-отеческого его толкования и изъяснения его преосвящ. Феофаном. В этом признаётся и сам г. профессор, но своё понимание он находит более правильным. Видеть в отступлении антихриста, как думало большинство из св. отцов, или последнее отступление, которое произведёт антихрист, как понимает то преосвящ. Феофан, автор не находит возможным на основании им толкуемого 3-го стиха 2-й гл. из 2-го послания к Фессалоникийцам (2Фес.2:3, стр. 134, 154–159). Но и все основания г. профессора к его толкованию, по нашему мнению, весьма шатки, софистичны и вытекают из смешения им отступления, которое всегда было, есть и будет и которое, след., было и при ап. Павле, и отступления, о котором говорит ап. Павел, как о чём-то особливом. Подробнее об этом поговорим как-нибудь отдельно.

При таком понимании «отступления», как неопределённо-продолжительного нечестия и безбожия, автор находит в нём два периода. Но, по словам самого до автора, «между этими двумя периодами нельзя уловить резкой грани: второй – составляет непосредственное продолжение первого» и во всём существенном сходен с ним. Разница будет только в том, что грехи и бедствия, усилившись в первый период, возрастут, усилятся и шире распространятся во второй (стр. 182–183) и вызовут, как реакцию, усиленную борьбу против зла, чрезвычайные (?) усилия отстоять добро (стр. 184).

Разница, как видим, только в степени роста зла и добра, но не в существе дела, при том – когда кончится первый период и начнётся второй, – сам же автор отказывается определить. Зачем же тогда и делить на периоды?!. Если нечестие и отступление будут постепенно расти и усиливаться, то почему же не считать этого за один период, как все думали доселе? А если нужно находить периоды, то почему же два, а не три? Автор при делении основывается на 24 гл. Евангелия от Матфея, кончая относящееся к первому периоду 8 стихом. Но почему же не заканчивает он первого периода ст. 6, второго – 8, а остальное – к третьему? Основания как для двух, так и для трёх периодов совершенно одинаковы; а потому – всякое деление на периоды – искусственно и пользы выяснению вопроса не приносит никакой: скорее может лишь запутать привыкшую к точности и буквализму мысль.

Разъяснение автором вопроса о происхождении антихриста – очень основательно и подробно, но нового не даёт. Особенно подробно, всесторонне и основательно автор останавливается на выяснении мерзости запустения, имеющей стать на месте святе, по изречению пророка Даниила и по словам Спасителя. Для более наглядного и верного уразумения её, он рассматривает её в связи с выяснением семидесяти седмин, о которых говорит пророк Даниил. На целых с 210 по 394 страницах ведёт он речь о ней! Много автор здесь приводит интересного из древней гражданской и церковной, даже ветхозаветной истории; решает вопросы – о годе Рождества Христова и правильности нашего летосчисления, о времени обращения иудеев ко Христу и о мн. др. Главная же цель его была та, чтобы доказать, что предсказание о мерзости запустения относится и к последним временам, ко времени воцарения антихриста. Цель эта достигается им весьма успешно. Через разбор всех несогласных мнений, на основании учения св. отцов, он утверждает, что «мерзость запустения» и есть сам антихрист, т. е. его богохульные и богопротивные учения и действия, его самообоготворение и отрицание Бога, опустошение им и уничтожение всего святого на земле, его частью льстивая, частью – насильственно-кровавая брань против религий и поклонников их; видимым знаком «мерзости запустения» будут, можно думать, статуи, изображения антихриста, или же начертания его имени и его числа, которые будут помещены не только во всех и всяких храмах, но и будут отпечатлены и на живых храмах, на храмах Божиих, т. е. на людях (стр. 239, ср. 219, 220, 237, 239, 377, 383–389). Но чтобы не дать раскольникам-безпоповцам воспользоваться в их целях этими выводами, г. Беляев, разобрав их лжеучение, на основании опять св. Писания, утверждает, что «во времена антихриста прекратится открытое, беспрепятственное, безопасное, общественное, всенародное принесение бескровной жертвы... да и тайно совершать Евхаристию будут весьма немногие и притом с препятствиями и опасностями (стр. 347–348). Это утверждение несогласно с общепринятым в полемической, против раскольников, литературе учением, что, как только явится «мерзость запустения», так и мир сей скончается (Толк. Ап. л. 550, Кир. кн. л. 32 об.), но не согласиться с ним мы не находим пока для себя оснований.

Когда же придёт антихрист? Этот вопрос г. профессор почитает неразрешимым с точностью и определённостью, в виду сокрытости и прикровенности речи о нём в св. Писании. К разрешению его можно подходить только гадательно и длинным путём, через выяснение других вопросов, первым из каковых является вопрос о том, сколько времени продолжится царствование антихриста. Этот вопрос разрешается в общепринятом смысле, что царствовать антихрист будет в продолжение времени, времён и полвремени, т. е. три с половиной года. Воцарению его будут предшествовать известные, описанные в Евангелии и у ап. Павла, события. Эти события и суть признаки, по которым можно гадать о близости или отдалённости наступления царства антихриста. Т. об., временную последовательность событий перед воцарением антихриста, г. профессор находит возможным представить в таком ходе: «тайна беззакония действовала уже при апостоле и, по-видимому, будет и постоянно действовать... Постоянно же действует и нечто противоположное тайне беззакония: удерживающее и держай... Но вот, и тогда-то держай будет устранён, и тогда явится человек греха, явится в такое время, когда ему будет можно и нужно явиться» явится в своё время» (стр. 465). Вопрос, следовательно, усложняется неизвестностью, что или кого нужно разуметь под «держай» и когда оно или он будет взят от среды (см. 2Фес.2:3–12 ст.). Решение это для автора представляется настолько затруднительным, что предварительно он решается обратиться за историческими справками. Для этого он приводит учения об антихристе восточных и западных отцов церкви, толкования богословов всех времён и исповеданий – православных, католических и протестантских. Это последнее занимает у него добрую половину книги – с 473 стр. по 945.

Толкования об антихристе православных и католических богословов, как в большинстве своём основывающиеся на учении св. отцов, сходны между собой и известны нам. Толкования протестантов своеобразны. Эти, в большинстве, за антихриста признавали и признают папу, как лицо, или как последовательный ряд лиц, или как принцип – папство. Для этого они учили понимать антихриста и всё, что о нём говорится в св. Писании, духовно, в иносказательном смысле, как учили и учат об этом наши раскольники – беспоповцы. Но так как у протестантов это учение о духовном антихристе явилось прежде и так как в общем оно сходно с беспоповским учением о том же, то г. профессор находит для себя возможным категорично и не однажды заявлять, что беспоповское учение о духовном антихристе заимствовано ими у протестантов (см. стр. 564, 648, 745 и др.). Эта уверенность г. профессора, по нашему мнению, совершенно не справедлива и зиждется на ненаучном заключении от сходства явлений к происхождению более позднего из них от более раннего по времени. Эта мысль г. профессора заслуживает более обстоятельного разбора, почему сейчас её и оставляем с одним лишь замечанием об её неосновательности.

Рассмотрение толкований и взглядов богословов не дало, однако, желаемого автору результата: ни у одного из них он не нашёл удовлетворительного ответа по вопросу о времени воцарения антихриста. Это побудило его дать своё посильное разъяснение (стр. 988–989).

Толкование автора об отступлении – нам уже известно. Под «тайной беззакония» он разумеет «злотворное, враждебное Христу и пагубное для человеческого рода действование диавола», поневоле теперь проявляемое тайно, а при антихристе имеющее проявиться «дерзко, без стыда» (стр. 985–986). Под удерживающим воцарение антихриста, по автору, нужно разуметь Иисуса Христа (под «держай») и Св. Духа (под «удерживающее»). Нечестие и безбожие, имеющие всё более и более развиваться, наконец, достигнуть такой силы, что Иисус Христос и Дух Св. более не возмогут оставаться среди развращённого человеческого рода и оставят его. Тогда-то и откроется царство антихриста (стр. 990–1006). Но когда же именно всё это произойдёт, когда же воцарится антихрист – эти вопросы, как неразрешимые, остаются без ответа и у нашего автора. – Заключает он свой труд рассмотрением настоящей эпохи в отношении близости её ко времени воцарения антихриста; он находит, что «кончина мира ещё не близка» (стр. 1013; курсив наш).

Мы исчерпали всё содержание книги проф. А. Д. Беляева. В виду интереса и важности рассматриваемого им вопроса, с одной стороны, и основательности, и всесторонности выяснения им взятой на себя задачи – с другой, мы почли за необходимое подробно ознакомить наших читателей с этим новым сочинением. Всюду и во всём автор приходит к выводам, общепринятым нашей церковью, которым он придал теперь авторитет научной обоснованности.

Изложение у автора везде ясное, определённое; читается книга легко и с неослабевающим интересом.

Книга проф. Беляева вполне заслуживает того, чтобы ей иметься если не у каждого священника, то непременно в каждой библиотеке. Вполне её можно рекомендовать и светским лицам, интересующимся богословскими вопросами, из коих более заманчивый и привлекающий – это вопрос о кончине мира.

Цена книги, соответственно её объёму, невелика. Выписывать её можно от автора – проф. Московской Духовной Академии, и от известных книгопродавцев Москвы и Петербурга.

М. Чельцов

В первой части книги, заглавие которой мы выписали, содержится житие св. Николая Чудотворца, изложенное по св. Димитрию Ростовскому и распадающееся на три отдела: в первом отделе излагается жизнь и чудеса св. Николая до его блаженного успения; во втором отделе говорится о перенесении мощей Чудотворца в Бар – град, причём составитель первой части, г. Гусев, попутно описывает сам город Бари и ту церковь,, где теперь покоятся мощи Святителя; в третьем отделе – описаны чудеса, совершённые св. Николаем после его успения. «Житию» Святителя предшествует введение, в котором г. Гусев обозревает литературную историю жития Святителя Николая и говорить о времени и причинах установления в Русской Церкви праздника в честь перенесения мощей Святителя Николая из Мир-Ликийских в Бар-град.

Вторая часть представляет собой обширное исследование и далеко оставляет за собой по объёму первую часть. В шестнадцати главах второй части составитель её, г. Вознесенский, подробно и обстоятельно рисует то благоговение и ту славу, какими чествует русский народ св. Николая Чудотворца. Здесь трактуется о церковных песнопениях, составленных в честь Святителя, – об иконописных его изображениях. Св. Николай Чудотворец является исконным покровителем Русской земли: начиная с великого князя Владимира и до самых последних лет, св. Архиепископ Мирликийский был тёплым помощником народу русскому во всех трудных обстоятельствах его жизни. В виду этого, сообразно с ходом исторических судеб России, составитель повествует нам о храмах, монастырях и часовнях, устроенных в разное время и в разных местах нашего обширного отечества в честь Святителя Николая, – о частицах святых его мощей, находящихся во многих местах на Руси,– о чудотворных его иконах, с изложением в большинстве случаев истории этих икон и чудес, бывших от них; особые главы посвящены описанию того, как чествуют Святителя Николая наши столицы: Москва (гл. VIII) и С.-Петербург (гл. XI), – и каким благоговением пользуется великий Чудотворец среди сибирских язычников: самоедов, бурят и друг. (XV гл.); во второй же части собраны и любопытные свидетельства иностранных писателей прежнего времени (Петрия, Олеария, Корба, Герберштейна и друг.) о чествовании Чудотворца Николая в России (гл. X); в последней главе этой части составитель изображает славу Святителя Мирликийского по русскому народнопоэтическому творчеству (по народным поговоркам, приметам, былинам, духовным стихам и т. п.).

Таково вкратце содержание книги «Житие св. Николая Чудотворца и слава его в России»... По своему существу эта книга представляет из себя труд компилятивный: составители её, по возможности, воспользовались всем, что только раньше было писано о св. Николае Чудотворце; поэтому под руками у них был обширный и весьма разнообразный материал; примечания, касающиеся источников составленной ими книги, обнимают собой 46 с лишним страниц чёткого шрифта (стр. 657–703); составители щедрой рукой черпают из своих источников более или менее весьма обширные тирады, внося их в свой литературный труд. Но, говоря о заимствованиях, мы вовсе не хотим сказать, чтобы гг. Вознесенский и Гусев только механически копировали тот или другой материал, который имелся у них под руками. Нет, в своей работе они являются очень искусными зодчими; всё, что составители находят нужным внести в стены воздвигаемого ими здания, всё это они предварительно обделывают критическим резцом и затем уже отделанное тщательно скрепляют цементом собственного мышления. Вот почему и их труд, по справедливости, может быть назван величественным литературным памятником в честь и славу великого Угодника Божия¹⁰².

Правда, в здании, воздвигнутом гг. Вознесенским и Гусевым, как и во всяком человеческом творении, есть свои изъяны. Так, поспешные выводы, есть в книге суждения, мало отвечающие исторической и фактической действительности, а иногда и прямо противоречивые между собой. Встречаются выражения, которые можно объяснить разве только корректурными недосмотрами.

Впрочем, указанные погрешности не туманят однако общего светлого фона, какой остаётся в душе верующего человека после прочтения названной книги. Издана книга г. Тузовым вообще превосходно, и желательно, чтобы она получила широкое распространение среди пастырей и пасомых, не смотря на свою сравнительно высокую цену. Пастырь и миссионер найдут в книге много веского материала для обличения сектантов, отвергающих почитание святых (гл. X, XV, XVI). В заключение нельзя не пожелать, чтобы гг. Вознесенский и Гусев приложили свои способности к составлению подобных же обстоятельных «житий» и других угодников Божиих, особенно чествуемых на Руси. Помоги им Господи!

Н. Булгаков

Русский скит св. пророка Илии на св. горе Афоне, не имеющий собственности и существующий на доброхотные даяния своих благотворителей, возымел святое и благое намерение поддержать и закрепить свои внутренние связи с последними не молитвой только за них, но и более вещественным знаком, и за их даяния отплатить им посильным духовным утешением. С этой целью им предпринято издание «Сборника для духовно-нравственного чтения». В настоящее время издано уже три выпуска этого сборника к праздникам: Рождеству Христову – «Во славу Божию» к Пасхе – «Воскресения день!» и к Успению Пресвятые Богородицы – «Во славу Божией Матери». В содержание их входит: поучительное слово одного из отцов церкви, одно из более выдающихся произведений современных проповедников и повести и рассказы религиозно-нравственного, назидательного характера. Кроме того, «Сборники» снабжаются рисунками.

Повести и рассказы – очень просты, общепонятны и назидательны. Их прочтёт, поймёт и обдумает всякий, даже и малограмотный мужичок. Поэтому было бы весьма полезно прочитывать их в церквах за внебогослужебным собеседованием и раздавать на-дом для чтения – в крестьянские хаты. Цена «Сборника» более чем общедоступная и небольшая. Об условиях выписки «Сборников» желающие найдут в рассылаемом при настоящей книжке журнала объявлении от св. Ильинского скита.

М. Павлович

– Обнаружение бегунского притона. Из Олонецкой губернии сообщают, что в Каргопольском уезде, в деревне Мартемьяновской, Луговского прихода, недавно обнаружен полицией у крестьян, братьев раскольников Крехалевых. притон бегунской раскольничьей секты, с тайниками в застенках и подвалах дома. На гумне же этих раскольников открыто бегунское кладбище с похороненными там по обряду секты 20 трупами разных возрастов и полов.

Крехалевы давно заподозревались, как «пристанодержатели» или, иначе, укрыватели сектантов – странников; последние то появлялись в этом вертепе, то исчезали неведомо куда. Обнаружен этот притон случайно. Некто Анфимов, отправляясь на линию строившейся Архангельской ж. д., в качестве урядника по надзору за рабочими, оставил свою больную жену у одних родственников, а последние, тяготясь уходом за больной, поместили её к Крехалевым, которые имели обыкновение, казалось, охотно принимать к себе таких людей, под видом милосердия, а в сущности – по фанатизму, дабы беззащитных и безнадёжных больных «спасать», т. е. приобщать к своей изуверной секте через насильственное перекрещивание, а иногда и при посредстве красной смерти (удушение красной подушкой для принятия якобы мученического венца).

Анфимова здесь умерла и была тайно зарыта в особых простенках, устроенных по обеим продольным сторонам риги. Муж её, по возвращении, сначала разыскивал свою жену, но потом махнул рукой на её исчезновение, пока не задумал жениться. Анфимову потребовалось свидетельство о смерти первой жены, и он заявил полиции свое подозрение на Крохалевых, как на укрывателей факта смерти его жены и места погребения. Началось расследование и у этих крестьян обнаружены тайники в доме и кладбище в риге. Судебное расследование должно будет привести к интересным для сектоведов разоблачениям тайных деяний этой нетерпимой секты.

Трупы похоронены не глубоко от поверхности земли, – аршина на полтора–два, один возле другого или же один над другим. Судя по состоянию трупов, покойники погребены разновременно, – от некоторых остались только скелеты, от других одни кости. Но есть трупы и сравнительно недавнего погребения. Большей частью трупы завёрнуты в рогожи или в холст, – обуты в лапти, гробов нет. На некоторых трупах имеются следы повреждения, напр., раны на черепе, переломленные ребра, кровоподтёки на шейной части, – кровавые пятна на платье – по-видимому предсмертного происхождения, – скелеты с недостающими частями тела. Достойно внимания, что найденные человеческие свежие и сухие кости, как бы вываренные, которые в беспорядке сложены в чулки, на последние надеты лапти, – очевидно, последние имеют здесь значение символа, что кости принадлежат «страннику». Среди костей есть детские. Найдена также готовая детская могила. У некоторых трупов лицевые и мягкие части как бы обгрызены. Словом, судя по описанию состояния трупов, можно предполагать, что следственная власть имеет здесь дело с изуверным толком бегунской секты «красносмертов», которые насильственно лишают жизни – ради венца мученического или своих последователей «морельщиков», обрекающих себя на голодную смерть через одиночное заключение, в котором покойники могут оставаться на долгое время и сделаться достоянием не только червей и тления, но и крыс и других хищников. Вообще, в деле этом, много загадочного и таинственного.

* * *

– Заботами преосвященного Иакова, в Кишиневской епархии учреждена третья вакансия епархиального миссионера, с жалованием 3000 р. Миссионер должен жить и нести обязанности проповедника при Ново-Нямецком монастыре, что близь Тирасполя.

– В с. Плосском, где совершилась ужасная драма с замурованием 24 несчастных раскольников – основана старанием почтенного о. Благочинного Вижевского церковно-приходская школа, к учреждению которой весьма сочувственно отнёсся Измаильский раскольничий архиерей Анастасий.

– В конце сентября имеют состояться судебные штундовые процессы в г. Киеве и Нижнем.