[Март]

Наши сектанты: штундисты, молокане и др. отвергают учение Св. Церкви о крещении детей, как не имеющее, будто бы, прямого основания в Св. Писании, причём доводят следующие, как известно, соображения. Во первых, дети, по своему возрасту, не могут «иметь веры» (Мк.16:15) во вторых, дети не могут «дать Богу обещания доброй совести» (1Пет.3:21), и в третьих, дети чужды греха, по невинному своему состоянию и, в особенности, по рождению от христианских родителей. И если, по первым двум основаниям, дети не могут быть крещены, то по третьему основанию, они не имеют и нужды в крещении. В доказательство правоты последнего соображения, сектанты, обыкновенно, приводят следующее место из первого послания к Коринфянам: Неверующий муж освящается женою верующею, а жена неверующая мужем верующим. Иначе дети ваши были бы нечисты, а теперь святы (1Кор.7:14). Зачем, ещё говорят сектанты, детям христианских родителей, святым, чистым, по словам самого апостола, крещение?..

Против подобных доводов и рассуждений сектантов православные миссионеры указывают на всеобщее крещение как абсолютно необходимое условие, спасения и достижения вечной жизни (Мк.16:16 и Ин.3:5), на всеобщность греха первородного (Рим.5:12–15: Еф.2:3), на возможность восприятия детьми благодати Божией (Иер.1:5; Лк.1:15–44; Мк.10:13–14), на возможность получения благодати одними по вере других (Мф.15:28; Мк.2:5; Мк.9:23–25), на крещение Апостолами целых домов, следовательно, с чадами и домочадцами (Деян.16:15–33) и, наконец, изъясняют истинный смысл слов св. Апостола: «дети ваши были бы нечисты, а теперь святы».

К сожалению, миссионеры, по крайней мере, в печатных трудах, не пользуются в миссионерских апологетико-полемических целях всем тем, что заключается в приведённых словах св. Апостола, которые не только не подтверждают, но прямо обличают мудрствования сектантов по вопросу о крещении детей и доказывают, что крещение детей в Апостольское время было самым обычным явлением у христиан.

Самым распространённым толкованием слов св. Апостола в печатной миссионерской литературе служит толкование, приведённое, между прочим, в статье: «Библейские изречения, относящиеся к учению о крещении детей», помещённой во 2-й книжке Миссион. Обозр. за декабрь 1897 г. Святость и чистота детей, рождённых от христианских родителей, здесь понимается как «предызбрание детей для Христа». В основание такого понимания принимается, контекст речи, причём слова: «иначе дети ваши были бы нечисты, а теперь святы», принимаются автором за параллельные предыдущим: «неверующий муж освящается женою верующей и жена неверующая мужем верующим», и этими последними словами выясняется смысл первых. «Как муж христианки», говорит автор, «хотя был еще язычником, уже через само супружество с верующей женой предызбирался для Христа и Церкви, точно также и дитя, рождённое от жены, облагодатствованной Духом Святым, предызбирается для просвещения верой и таинственного обновления (стр. 737)». Признавая за таким толкованием слов св. Апостола свою долю справедливости и известную степень доказательности против сектантов, мы не только в интересах апологетики против сектантов, но и в интересах вообще экзегетических, считаем не бесполезным восполнить это толкование новым.

Действительно, обе части 14-го стиха 7-ой гл. 1 посл. к Коринф, являются параллельными между собой, но не по содержанию своему, так чтобы смыслом одной части можно было выяснять смысл другой, а по логическому строю и по отношению к предыдущей главной мысли св. Апостола о нежелательности развода. «Если какой брат, говорит Апостол, имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять её; и жена, которая имеет мужа неверующего и он согласен жить с нею, не должна оставлять его». Почему? Какие основания для такого, по-видимому, опасного сохранения брачного сожития между разноверующими супругами? Св. Апостол указывает следующие для этого основания: «ибо» говорит он непосредственно далее, «неверующий муж освящается женою верующей и жена неверующая мужем верующим»; это во-первых; во-вторых: «иначе (т. е. в случае развода, по греч. ἐπεὶ ἄϱα) дети ваши были бы нечисты, а теперь святы». Вторая часть стиха, таким образом, будучи параллельной первой как мотив или аргумент для главной мысли св. Апостола о нежелательности развода, является по отношению к первой части совершенно самостоятельной, независимой, отнюдь не черпающей из неё своё содержание и смысл. Что в браке христианина с неверующей, и наоборот, одна сторона приготовляется к христианству другой, это понятно. Ещё понятнее такое приготовление к христианству родителями детей. Но если бы Апостол по отношению к детям желал указать только это одно обстоятельство, то Ему незачем бы употреблять вместо слов: «нечистые, неверующие деты освящаются или очищаются», как предполагается по ходу речи, слова: «дети ваши были бы нечисты, а теперь святы». Очевидно, что св. Апостол самим оборотом речи указывает по отношению к детям на следствие сохранения родителями брачных уз гораздо большее, чем только приготовление их к христианству, освящение их (теперь святы) и на большую опасность для детей же в случае расторжения родителями брачных своих уз: дети были бы в этом случае нечисты.

Чтобы выяснить истинный смысл слов св. Апостола, необходимо остановиться на отмеченных Апостолом понятиях чистоты и святости. Автор вышеупомянутой статьи рассуждает по этому поводу следующим образом, обращаясь к сектанту: «Ты говоришь: Апостол назвал детей чистыми и святыми, и посему они получат вечную жизнь и без крещения. Но в Ветхом Завете чистыми назывались волы, козлы, голуби и горлицы (Быт.7:2–3), святыми назывались овцы (Иез.36:37) и все первородные от человека до скота (Лк.2:33, Исх.13:4). Что означала их чистота и святость? То, что они были или предызбраны для жертвоприношений или, вообще, посвящены Богу (почему и сказано было: «освяти мне всякого первенца от человека до скота, яко Мне есть» (Ис.13:2) – стр. 736. Нам кажется, что понятие чистоты и святости даже в приведённых автором текстах недостаточно понимать только в смысле предызбрания или, вообще, посвящения Богу (без внешнего видимого знака этого).

И, во-первых, относительно понятия чистоты. В Ветхом Завете различные животные называются чистыми не потому, что они предызбраны уже для жертвоприношений, о только потому, что, по Закону Ветхозаветному, они могут быть избранными для сего. Волы, козлы, голуби и горлицы и не предназначенные в жертву всё же считались в глазах Израильтян животными чистыми (Быт.7:2–3,8–9 и др.) В Новом же Завете понятие чистоты животных в смысле не только предызбрания их для жертвы Богу или даже в смысле возможности такого избрания потеряло всякий смысл, так как кровавые жертвы отменены. Понятие же чистоты детей в смысле возможности только «предызбрания их для Христа» совершенно невозможно. Как показывает видение св. апостола Петра в доме Симона кожевника в Иоппии, в смысле предызбриния для Христа и христианства вовсе нет людей чистых и нечистых (Деян.10:28). Для христианской религии одинаково чисты в смысле предызбрания и родившийся от христианских родителей и родившийся от язычников и одинаково они же нечисты, если останутся чуждыми христианства, не примут св. крещения.

Только таинство св. крещения делает людей «чистыми» пред Богом, а ничто другое: ни приготовление для Христа, научение христианской вере и т. п.

Тоже самое, и даже больше того, нужно сказать, во-вторых, и относительно понятия святости. Кстати заметить, что автором не совсем удачно процитировано место из книги прор. Иезекииля. В славянском переводе оно читается так: «Се аще обращуся дому Израилеву еже сотворити им, умножу их яко овцы, яко овцы святые; яко овцы иерусалимли в праздниках его, так будут гради опустевший полны стад человеческих». В русском же переводе это место читается так: «Вот, ещё явлю милость Мою дому Израилеву, умножу их людьми как стадо. Как много бывает жертвенных овец в Иерусалиме, так полны будут людьми опустелые города». Даже из славянского чтения мало заключить, что овцы названы святыми только потому, что они предызбраны в жертву Богу. Овцы уже приведены в Иерусалим, в жертвенное место, уже, следовательно, посвящены Богу: поэтому-то они и святы. Посвящение же овец, делавшее их «святыми», состояло в приведении овец к дверям скинии собрания и возложение на них рук жертводателя. С момента совершения этого обряда овцы назывались и жертвенными, иерусалимскими, пожалуй, святыми, как читается в славянской библии. В русском же переводе, коим пользуются наши сектанты, жертвенные овцы вовсе не называются святыми. Равным образом, не основательна для подтверждения мысли, что слово святость обозначает предызбрание для Христа, цитация Лк.2:23, где по-славянски читается действительно: «всяк младенец мужеска полу, разверзая ложесна, свято Господу наречется (в русском – посвящён Господу)». Но и здесь слово: «свято» не имеет смысла предызбрания. Сказано: наречется свято Господеви, т. е. назовётся святым, но когда? Когда над ним исполнится обряд посвящения, когда его «принесут в Иерусалим, чтобы представить пред Господа» (Лк.2:23).

Понятие святости заключает в себе смысл гораздо больший, чем предызбрание для Бога. Если мы обратимся к языку Св. Писания, то увидим, что понятие святости употребляется даже по отношению к местам и предметам в смысле освящения их особенным благодатным, с видимым чудесным проявлением силы Божией, присутствием Божиим. В этом смысле названа «землёй святой» – купина (Исх.3:5; Деян.7:33), «святым местом – храм (Мф.27:53) и город Апокалипсиса (Откр.22:19), «святою» – гора Преображения (2Пет.1:18) и др. По отношению же к людям, понятие святости прилагается только к людям Завета, имеющим знак Завета с Богом: в Ветхом Завете к Израильтянам, в Новом к христианам. Только вступившие в завет с Богом причислялись в Ветхом Завете к «царству священников и народу святому (Иса.19:6)». Знаком этого вступления служило обрезание. «Обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будем знамением Завета между мной и вами», говорил Господь израильтянам в лице Авраама (Быт.17:11)» Обрезание служило непременным, безусловно необходимым знаком Завета ветхозаветных людей с Богом, необходимым, и также безусловно, и для младенцев. «Необрезанный же младенец мужского пола, который не обрежет крайней плоти своей в осьмый день, истребится душа та из народа своего, ибо он нарушил завет мой», говорил Господь (Быт.17:14). Обрезание, таким образом, служило в Ветхом Завете исключительным условием принадлежности к народу Израильскому, народу Божию, народу святому и различием между ним и язычниками, людьми «чужими». Таким же условием принадлежности к народу святому в Новом Завете и различием между «людьми святыми», т. е. христианами и между нечистыми, т. е. яэычниками, является крещение, которое для христиан есть «обрезание Христово», по учению св. апостола Павла (Кол.2:11–19). Кто из ветхозаветных людей принял обрезание, а из новозаветных св. крещение, тот и перестал быть «нечистым», стал «святым» (в смысле принадлежности к обществу святых Церкви Ветхозаветной или Новозаветной).

Впрочем, понятие святости в Св. Писании по отношению к Израильтянам употребляется чрезвычайно редко. Святыми называются, напр., пророки (2Пет.3:2), благочестивые жёны (1Пет.3:5) и только. Для обозначения же христиан слово: святые – термин специальный на языке Нового Завета. И замечательно, что христиане называются святыми даже тогда, когда указывается на их недостатки христианской жизни, когда они даже обличаются во грехах (Деян.9:13; буд. 3; Рим.1, 7; 2Кор.13:14; Еф.3:18 и т. д, только в силу их принадлежности Христу через св. крещение. И это понятно: святость не достигается одними человеческими средствами, а есть плод воздействия на человека благодати Божией в таинствах. Во всяком народе есть «благочестивые и боящиеся Бога, и поступающие по правде его», подобно сотнику Корнилию, и такие люди, по Апостолу, «приятное Богу» (Деян.10:35), но святыми, т. е. осуществляющими идеал нравственности («будьте святы, потому что я свят» 1Пет.1:16), могут быть только получившие высшую благодатную помощь, возрождённые в таинстве крещения, т. е. христиане. В этом то смысле даны заповеди Господа о крещении: «шедше научите вся языки, крестяще их (Мф.28:19) и объяснение спасительных и страшных слов Его: «если кто не родится от воды и Духа, не может войти в царствие Божие (Ин.3:5)» и «если кто будет веровать и крестится, спасён будет; а кто не будет веровать осужден будет (Мк.16:16)». Только христиане, т. е. крестившиеся и, следовательно, «омывшиеся, освятившиеся, оправдавшиеся именем Иисуса Христа и Духом Бога Отца», по Апостолу, уже не нечисты, какими были прежде в язычестве (1Кор.6:11), а святы, и только от них, как уже освящённых благодатью Божией, требуются дела не простой (иудейской или языческой), праведности, а «дела святые» (Рим.6:19; 1Кор.7 84; Рим.12:1; 1Петр.1:15 и др.).

Итак, в вышеприведённых словах св. Апостола 1Кор.7:14 – чистоту и святость детей, рождённых в браке, где один из супругов верующий, христианин, недостаточно понимать только в смысле «предызбрания их для Христа». Дети, о которых говорит св. Апостол, уже соединились со Христом, уже одно тело с Ним, уже не «нечисты, а святы», следовательно, уже приняли св. крещение. Сама грамматическая форма слов св. Апостола указывает на такое именно понимание. Дети при разводе между разноверующими супругами, говорит Апостол, «были бы нечисты», а при сохранении брака остаются (теперь) «святы». Муж или жена в последнем случае только освящаются (по-греч. ἡγιάσται⁸⁸) один другим, а дети уже освящены, не нечисты, святы (по-греч. νὺν δὲ ἃγιά ἐστιν) ⁸⁹. Понятие освящение предполагает совершающийся, неоконченный, так сказать, незапечатлённый ещё процесс, а понятие святости совершившийся уже факт. Дети родителей, из которых один был христианином, были, следовательно, тоже христианами, а так как стать христианином иначе нельзя, как через таинство св. крещения, то и дети родителей, о которых говорит св. Апостол, подучали также св. крещение. Если один из родителей, христианин, мог научать своё дитя христианству, то весьма естественно, что он мог и окрестить его, облагодатствовать своё научение св. таинством. При том величайшем прозелитизме, который обнаружило христианство с самых первых времён своего существования, крещение родителями своих детей могло иметь самое широкое распространение, а в том случае, какой имеет в виду св. Апостол, даже в особенности. В силу самого естественного чувства уверовавший и ставший христианином, супруг не только будет желать, но и постарается самим делом сделать своё дитя последователем своей религии, совершить над ним таинство св. крещения. И слова св. Апостола 1Кор.7:14 служат самым ясным свидетельством того, что крещение детей имело самое обширное применение в первое уже время христианства. Святость детей, свобода их от нечистоты греха указывается св. Апостолом, как самый обыкновенный факт, не нуждавшийся в особой заповеди или установлении, а вытекавший из общей заповеди о всеобщем крещении. Такой точно характер имеют ясные свидетельства о крещения младенцев св. Иринея, Оригена, св. Киприана, св. Григория Богослова, св. Иоанна Златоуста. Отцам Церкви и соборам пришлось заниматься вопросом о крещении детей лишь с того времени, как появились сектанты, отвергающие это крещение.

Какая же была опасность, как для супруга-христианина, так в особенности для христианских детей его, если бы он оставил свою неверующую супругу против её воли («она согласна жить с ним»); или если христианка-супруга оставила своего неверующего мужа против его воли («он согласен жить с нею»)? А опасность заключалась в господствовавшем в Апостольское время аттическом и римском праве. По этому праву, брачный союз нерасторжим и развод был невозможен за исключением неплодия, прелюбодеяния и тому подобных, равных им причин. Лучший исследователь древне гражданских законов Фюстель-де-Куланж по этому поводу говорит: «Римское право дозволяло, правда, расторжение брака, заключённого через coeptio (по найму, для вида), или через usus (простое сожительство), но расторжение религиозного брака (а таковой только считался вполне законным) было крайне трудно. Для этого разрыва необходимо было исполнение нового священного обряда, так как одна религия могла разрешить ею же наложенные узы. Действие confarreationis могло быть уничтожено только через diffareatio. Супруги, пожелавшие развестись, в последний раз являлись перед общим очагом; при этом присутствовали жрец и свидетели. Супругам предлагался, как некогда в день брака, хлеб. Но они вместо того, чтобы поделить его, отказывались. Затем вместо молитвы они произносили «странные, ужасные, полные ненависти и злобы слова», нечто в роде проклятия, через которое жена отрекалась от пенатов мужа. Тогда религиозные узы разрывались. С прекращением религиозного общения по полному праву прекращалось всякое иное общение, и брак был расторгнут»⁹⁰. Невозможно, чтобы св. Апостол, при мысли о разводе, не обратил внимания на эту опасность религиозного языческого осквернения при обрядах развода в господствовавшей языческой религии для супруги-христианки с неверующим супругом. Если христианину-супругу грозила опасность религиозного осквернения в случае развода с неверующей против её воли, то христианским детям такого супружества, в случае развода грозила опасность возвращения к язычеству: они, по Апостолу, были бы в этом случае нечисты. Как сказано, закон был против развода, до всё же он допускал его, и развод совершался по изъявлению воли обоих супругов, или одного ив них.⁹¹ Только за непоказанием или недоказательством достаточного повода к разводу, виновным в разводе признавался ищущий развода и на него налагался штраф. Этот штраф состоял в отобрании имущества (всего или части) и детей в пользу того из супругов, который желал сохранить брачное сожитие. В том случае, которой имеет в виду св. Апостол, имущество и дети отдавались бы мужу или жене неверующим, неищущим развода и согласным сохранить брачное сожитие с женой или мужем-христианами. Естественно, что при таких результатах развода дети-христиане, поступившие на содержание и надзор родителя неверующего по своему малолетству уклонились бы в язычество, стали бы нечисты. Понятно поэтому, почему св. Апостол был против развода между разноверующими супругами и потому мотивирует он своё требование сохранять брачное сожитие не только тем, что «неверующий муж освящается женою верующей», но и тем, что «иначе дети (этих супругов) были бы нечисты, а теперь святы». Понятно и то, почему св. Апостол так настаивает на сохранении брачного сожития в случае согласия на это неверующего супруга или супруги и так охотно допускает развод, если инициативу развода принимает на себя неверующий супруг: „Если какой брат имеет неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять её; и жена, которая имеет мужа неверующего, и он согласен жить с ней, не должна оставлять его... Если же неверующий хочет развестись, пусть разводится: брат и сестра в таких случаях не связаны“... (1Кор.7:12–16). Что св. Апостол Павел в этих словах имел в виду обстоятельства времени, а не принципиально решал вопрос о браке и разводе между верующим и неверующем супругами, на это, быть может, указывает креме условности речи, и та оговорка, которой начинает здесь речь свою св. Апостол и которая нигде больше им не употребляется: „прочим я говорю, а не Господь“ (1Кор.7:12), в противоположность заповеди о разводе вообще, о которой св. Апостол выражается: «не я повелеваю, а Господь» (1Кор.7:10).

И так, из слов св. апостола Павла 1Кор.7:14 «сколько не вытекает того заключения, которое выводят о естественной будто бы чистоте и святости детей в силу ни их детского невинного состояния, или в силу их рождения от родителей-христиан, а равно недостаточным является и заключение о предызбрании таких детей для Христа, об их приготовлении и совершающейся освящении для вступления в Церковь. Слова св. Апостола показывают с несомненной ясностью, что в Его время у христианских родителей и у одного из родителей христиан дети уже вступились Церковь, уже делались посредством св. крещения «святыми», т. е. христианами.

С. Потехин

III.⁹²

Надо ли говорить, какая действенная сила заключается в живом слове? Какое неотразимое влияние оказывает живая устная речь на слушателей? За доказательствами ходить недалеко; каждый из нас когда-нибудь сам видел, чувствовал и переживал это влияние в различных областях жизни. Вот, например, миссионер с увлечением и силой говорит час, другой, третий – и топа простецов с тем же увлечением вся превращается в слух, боясь проронить хоть одно слово и совершенно забывая об утомлении. Вот законоучитель, с любовью к своему делу объясняющий в классе свой урок. Кто бы ни сидел в этом классе, – деревенские ли ребятишки, гимназисты или институтки – все они с одинаковым увлечением следят за живой речью своего батюшки. И его слова, как бы просты и безыскусственны они не были, запоминаются или, вернее, запечатлеваются в юных сердцах на всю жизнь. Кто бывал в судебных заседаниях и слышал речи талантливых прокуроров и адвокатов, знает также, какое сильное, иногда неотразимое впечатление они производят. Одним словом, какой бы вид живой устной речи мы ни взяли – везде и всегда результат одинаков: она производит впечатление. Это впечатление имеет различные степени по силе и таланту речи и той сферы, в которой она произносится. Сельский батюшка в своей школе старается внушить ребятишкам основные истины веры. Церковный проповедник действует в сфере более обширной и подготовленной и влияние его может быть глубже. Судебный оратор силой слова склоняет судей или присяжных заседателей вынести тот или другой приговор обвиняемому, чем решается его дальнейшая участь. Наконец, государственный деятель, в роде знаменитых Гамбетты, Гладстона, силой красноречия может вызвать целый переворот в стране, поставить на карту само существование государства. Всем известны исторические примеры громадных переворотов, подготовленных и вызванных силой слова (вспомним хотя бы Петра Пустынника и его проповедь крестового похода). Но везде, какой бы пример мы ни взяли, сущность явления, и в самом маленьком размере, и в грандиозном, остается одна и та же и заключается она в психологическом действии устного и живого слова. Убеждение и воодушевление оратора мало по малу передаётся по закону сочувствия слушателям. Толпа постепенно сливается с оратором и начинает чувствовать то же самое, что он чувствует, и думать так, как он думает. Наконец, высшая степень этого настроения выражается в общем гипнозе, когда увлечённая силой слова толпа совершенно подчиняется воле оратора.

В чём объяснение этого явления? По всей вероятности в том влиянии, какое оказывает на человека творческая деятельность. Красноречие есть творчество, такое же творчество, как создание художественного или музыкального произведения. Чем убеждённее и одушевлённее оратор, чем его речь свободнее, тем ярче его творческое создание, тем сильнее его влияние на слушателей. Поэтому не только речь написанная и прочитанная, но и речь заранее заученная, хотя бы она потом устно произнесена была, теряют всю силу своего влияния, потому что здесь уже отсутствует творческий акт человеческой деятельности. Но не будем вдаваться в подробности и анализировать сущность живой речи. Для нашей цели достаточно лишь признания того факта, что только живое свободное слово, и в зачаточном виде, и в самом совершенном, способно оказывать то или другое влияние. Таким именно и должно быть церковно-учительное слово. При наименьшей затрате труда со стороны проповедника, его слово должно производить наибольшую силу впечатления. Такова по нашему разумению, краткая формула церковной проповеди, к осуществлению которой должен стремиться каждый пастырь, где бы он не находился.

Но здесь мы встречаемся с одним недоразумением, которое сильно препятствует должному развитию у нас живого учительного слова. Недоразумение это заключается в том, что под «живым словом» принято почему-то считать непременно ораторское слово. А так как далеко не всякий священник чувствует себя обладающим способностью к ораторству, то это часто удерживает его от решимости заменить чтение проповедей живой речью с амвона. Естественное опасение не справиться с непосильным делом не допускает и попытки взяться за него. Но это, повторяем, чистейшее недоразумение. Ораторство или красноречие есть талант или дар Божий. Как всякое дарование, оно встречается редко, а в духовной среде, к сожалению, по некоторым причинам, кажется, реже, чем в светской. Ораторское слово имеет свои особые законы; изучение этих законов и применение их в жизни составляют целую обширную область искусства красноречия. В последнее время очень много пишут и говорят об ораторском слове. Всё это очень хорошо и полезно для некоторых, но... не для громадного большинства приходских пастырей. Тридцать слишком тысяч сельских приходов нуждаются не в ораторах-проповедниках, которых и негде взять, а в простом безыскусственном слове своих законных учителей пастырей, таких, как они есть. Не о том надо заботиться, чтобы красно говорить; а о том, чтобы вообще говорить.

Живое слово есть умение в простой устной речи выражать своё чувство или убеждение. Если школа почему-либо не даёт этого умения, то его можно всякому приобрести навыком, практически (если только нет препятствий к тому в каких-либо недостатках самого органа речи). Мы утверждаем смело, что каждый священник, если захочет, может привыкнуть говорить просто, ясно и вразумительно. Для этого не надо таланта, нужно только ясное понимание всей необходимости и важности учительского слова на всяком месте пастырского служения, да твёрдая решимость ценой каких бы то ни было усилий достигнуть уменья говорить, если его нет.

В настоящее время школьное дело так быстро развивается, что каждый священник, получивши сан, становится немедленно законоучителем, да иногда не в одной, а в нескольких школах. Законоучительство не есть только задавание урока и выспрашивание его; это есть живая совместная работа мысли и органа речи. Законоучитель должен прежде всего объяснить урок в простом, связном и доступном пониманию детей изложении. Вот и проповедь в зачаточном или первичном её состоянии!

„Нет, скажут нам, иное дело говорить ребятишкам в школе и иное дело прихожанам с амвона. Слишком велика разница“. Мы согласны, разница есть; но не так велика она, как думают. Прежде всего разница в ощущении. Говорить с амвона сначала, пока не привыкнешь, страшно. Почитайте в книге преосвященного Амвросия Харьковского „Живое слово“ страницы 58–63, где автор рассказывает, как он решался произнести своё первое устное поучение. Без умиления нельзя читать эти страницы⁹³. Каждый проповедник, думаем, пережил те же чувства, каждому начинающему предстоит их пережить. Но разница в ощущении – слишком незначительная, чтобы ею затрудняться. Точно также и разница в положении проповедника сравнительно с положением законоучителя может смущать молодого пастыря лишь только первое время, пока он ещё не успел ознакомиться с своей паствой. Ознакомившись же, он увидит, что народ наш – это те же взрослые школьники, с теми же смутными понятиями и с той же жаждой непосредственного, простого, сердечного, учительного слова. И достаточно это понять, достаточно обнять любящим сердцем всю эту массу серых людей, чтобы знать, как, каким языком и о чём говорить с ней.

Когда служитель Слова Божия является веро-проповедником среди язычников, задумывается ли он о том – как и о чём ему проповедовать? Придёт ли ему на ум сперва писать свою проповедь, а потом читать её? Вспомнит ли он правила гомилетики, которые изучал когда-то на школьной скамье? Не станет ли он говорить прямо, просто, объясняя своим слушателям истины веры наиболее понятным для них языком? Ну. так вот точно так же должен проповедовать Слово Божие и каждый приходский пастырь, особенно среди простого народа. Пора же, наконец, признать ту истину, что положение сельского священника немногим разнится от положения миссионера среди язычников. Народ наш – младенец по вере, как ни прискорбно это для нашего сознания, и только „словесное млеко“ может быть до сих пор его духовной пищей. При первых же шагах своей пастырской деятельности молодой священник встречается с потребностью своей паствы в духовной пище и, если он одушевлён пастырской ревностью, стремится тотчас же удовлетворить её. Но если он сразу берётся не так, как следует, в результате может быть горькое разочарование и охлаждение к делу. Если проповедь слишком серьёзна, суха, малопонятна народу, не трогает сердца, между проповедником и паствой образуется перегородка, средостение, мешающие дальнейшему взаимному сближению и пониманию друг друга. И вот народ недоволен, что батюшка слишком мудрено говорит: «его и не поймёшь», а батюшка в свою очередь жалуется, что народ наш не любит проповеди. Кто же виноват?

Учительное слово пастыря и по содержанию своему, и по изложению должно быть так же просто, как проста бывает беседа отца с детьми, законоучителя с учениками, веро-проповедника с язычниками. В этой истине убеждает нас и рассуждение, и опыт и, наконец, пример наших архипастырей, из коих многие обладают ораторским талантом, тем не менее в потребных случаях умеют снизойти до простоты слушателей и говорить их языком.

IV.

Речь наша была бы неоконченной, если бы мы не сказали несколько слов о том, как приступать молодым пастырям к проповедничеству. Вопрос этот, кажется, один из важнейших, в виду той непривычки к живому устному слову, которой страдает большинство лиц, посвящающих себя пастырству. Непривычка и неподготовка производят смущение и робость, парализующие волю и мешающие положить „начало“. А в этом последнем, кажется, вся суть. Кто решился начать и начало его прошло удачно, тот победил самое главное препятствие и уже никогда он не вернётся вспять. Это происходит, главным образом, от того, что страх начать устно проповедовать есть ложный страх, который только опытом разумевается. Поэтому первый и главный совет, который необходимо подать приступающему к проповеди, это – благословись, начинать. А дальше каждый сам увидит, как удобнее и лучше проповедовать, какие приёмы употреблять и т. д. Личный опыт каждого здесь имеет решающее значение, а на характер проповеди кладут свой отпечаток всевозможные влияния, лежащие вне нашего произвола, как: темперамент проповедника, состояние его нервной системы, состав его слушателей, место служения и т. д. и т. д. Но если нет общих для всех правил устной проповеди, то всё-таки наблюдения лиц, прошедших в этом деле первый искус, могут иметь некоторое (как бы ободряющее) значение для готовящихся к этому искусу. В этих целях да будет позволено и нам сделать несколько кратких практических указаний, лишённых всякой авторитетной силы, но как всякий опыт, думаем, не лишним.

1) Прежде чем начать проповедовать в храме, очень полезно предварительно навыкнуть свободно говорить в школе, на уроках Закона Божия, и во время внебогослужебных собеседований, где необходимо всё прочитываемое, как то: жития святых, или что либо иное, изъяснять своими словами и для пользы слушателей, и для собственного навыка к устной речи. Все эти опыты, кроме практического своего значения упражнения к свободной речи, тем ещё хороши, что уменьшают в проповеднике ложный страх и нерешимость.

2) Никогда не следует проповедь предварительно составлять, записывать (за исключением разве плана и главных мыслей поучения, которое намерен проповедник сказать пасомым), и заучивать проповеди наизусть для произнесения. Заученная проповедь не есть живое свободное слово. Этот путь (некоторыми, к сожалению, рекомендуемый) есть ложный и пагубный путь для желающего проповедовать. Дело в том, что речь письменная и речь устная имеют совершенно различные конструкции; таким образом, то, что хорошо и необходимо в литературной обработке слова, является тяжёлым, громоздким и совершенно ненужным в устном произношении. Подробнее об этом мы говорили в предыдущей главе. Но для всякого, кто прислушивался к собственной (или чужой) речи заученной и сравнивал ее с импровизацией, ясно как Божий день, что слово заученное и произносимое наизусть есть мёртвое слово и производит оно на слушателей очень слабое влияние. Такое же отрицательное значение имеет и заучивание наизусть чужих печатных проповедей. Это может только испортить проповедника, а ни в каком случае не воспитать⁹⁴.

3) Для начала необходимо проповеднику выбирать темы самые лёгкие. Достаточно рассказать своими словами прочитанное евангелие или событие праздника и сделать небольшое нравственное заключение. И только. Чем легче тема, тем проще содержание проповеди, тем смелее проповедник. Необходимо при этом отбросить и забыть все традиционные, школьные условности и привычки, образовавшиеся при составлении проповедей. Там цели были одни, здесь иные. Там школа, здесь жизнь. Там сочинения на данную тему, здесь свободное живое слово. Самое главное, необходимо оставить привычку говорить очень долго, это и не достигает цели, так как слушатели утомляются, и для проповедника составляет лишние путы. Только талантливый оратор может говорить продолжительно и увлекательно. Начинающий же пастырь не должен затруднять себя проповедью более 5 минут. Привычка говорить, кратко, но сильно – есть лучшее достоинство проповедника и в этом залог плодотворности его слова.

Вот и все замечания, которые мы считали нелишним сделать для начинающих проповедников. Но дело не в замечаниях, конечно. Дело в том, чтобы этих „начинающих“ было как можно большее число, чтобы проповедничество не было только уделом или привилегией некоторых избранных лиц, чтобы сознание всей важности в данный момент живого учительного слова распространялось всё больше и больше во всех слоях приходского духовенства и стало наконец для пастырей непререкаемой истиной. Да и как не понять эту истину, когда неустранимые, грубые, тяжелые факты жизни говорят каждому искреннему наблюдателю яснее всяких слов и убеждений! Народ ищет учителей; народ, пробуждённый умственно, не удовлетворяется уже тем строем понятий и жизни, который имел до сих пор. Он ждёт ответа на вновь возбуждённые умственные и духовные потребности свои, он идёт с этими запросами в свой родной храм, к своему батюшке, и если тут не находит удовлетворения, не слышит слова ободрения, поддержки, вразумления, обличения, то надо ли удивляться, что этот благочестивый, искони набожный и послушный народ начинает сбиваться с дороги и блуждать по распутьям, вне ограды церковной? Надо ли удивляться, что в последнее время появилось такое множество самозваных учителей, соблазняющих идти за собой всех сбившихся с дороги? Чем они привлекают и соблазняют народ? Несомненно тем, что они учат. Как учат, чему, на каком основании, какое до этого дело тёмному, но искреннему и в своих блужданиях, народу? Достаточно того, что эти, хотя бы самозваные, учители пользуются великой силой живого устного слова. А мы? Не говоря о том, чтобы пользоваться, сознаём ли ещё эту великую силу, понимаем ли её значение?..

Преосвященный Амвросий, архиепископ Харьковский, говорит:⁹⁵ «Чтобы понять всё великое значение живого устного слова, собственно державного, надобно только вникнуть в истинный смысл установления в Церкви Христовой пастырей и учителей, храмов и кафедр церковных. Какое человеческое учреждение может сравниться с просветительным влиянием на народ церковной проповеди, разумеется, когда она понимается и ведётся церковными учителями, как должно? В нашем отечестве, например, более тридцати тысяч церквей, как готовых народных училищ, ещё более того учителей, облечённых авторитетом проповедников Христовой истины и доверием народа; в их распоряжении и дни, и часы народных собраний; они могут связать своё церковное слово со всякой беседой личной с народом и дома, и в поле, и на пути; могут по заповеди «обличать, запрещать, увещевать во время и не во время» (2Тим.4:2). И стряхни они с себя этот мертвенный сон безучастия и беспечности, который овладел ныне большинством их; проникнись они той жалостью к народу, остающемуся без руководства, какая дышит в словах Христа Спасителя (Мф.9:36); пойми они всю силу и злокачественность современных заблуждений; оставь устарелые формы речи, неудобные для потребностей минуты; заговори они живым словом убеждения и любви; подкрепи своё слово примером христианских добродетелей – чтобы они могли сделать для народа! Одно представление об этом значении живого церковного слова, какое дал ему Спаситель наш во своей Церкви, способно привести в восторг ревнителя истины и блага человечества. По нашему времени это представление кажется идеальным; но оно не то идеально мечтательное, какое часто составляют себе люди о различных видах человеческой деятельности и совершенства; оно есть точное изображение обязательной деятельности служителей слова евангельской истины, к которому они должны стремиться всеми силами под опасением, в противном случае, осуждения. Благовествование „необходимая обязанность моя“, говорит Апостол Павел, и „горе мне, если не благовествую“ (1Кор.9:16). Сюда, к возбуждению и надлежащему направлению этой деятельности служителей Церкви, должны быть обращены все наши усилия и заботы. Мало у нас в духовенстве дарований, это наше несчастие; мало усердия к делу, это наше преступление».

Что же добавить к этим вдохновенным словам? Одно разве, что в успехе и развитии живой церковной пастырской проповеди заключается весь центр успеха нашей внутренней миссии, по ограждению верных чад церкви от религиозных заблуждений века сего и по пресечению пропаганды сектантских лжеучений, обольстительная сила которых, повторяем, главным образом, коренится в живом, простом захватывающем слове лжеучителей, им же имя ныне легион.

Свящ. И. Фудель

Во второй книге приложений к журналу «Миссионерское Обозрение» (стр.362–366) за 1898 г. помещена статья г. Юдина «Искание истового благочестия» (очерк современного раскола Оренбургского края), в которой между прочим сообщаются сведения об Аркадии, основателе беловодской иерархии. Помимо этого сообщения, а равно и известной статьи Никифоровского «к истории Славяно-Беловодской иерархии», сведения об Аркадии содержатся в составленной К. Перетрухиным статье: «о самозванце Аркадии, выдающем себя за архиепископа. Экспедиция к нему от уральских старообрядцев и подложные документы его» (отпечат. на гектографе), а равно в письме и биографии, написанной по нашей просьбе, бывшего лже-иеромонаха именуемой Славяно-Беловодской иерархии – Трифилия, в мире кр. Самарской губ., Бугурусланского уезда, села Русского Кандыбы Тимофея Устинова Юрьева.

На основании этих источников, а главным образом – последних двух, вот-что можем сообщить об Аркадии. В настоящее время Аркадий проживает на Силкине хуторе, Уральской области, в 170 верстах от г. Уральска. Аркадий – это некто Антон Савелиев Пикульский, обер-офицерский сын из крестьян Киевской губ. В 1858 г. в партии арестантов он был отправлен в Динабургскую крепость. В 70-х годах он является уже в Сибири и именует себя архиепископом, имея подложные грамоты от имени сказочных – индийского патриарха Мелетия и царя Григория Владимировича, затем в Вятской губ. и т. д. В Сибири и Вятской губ. Аркадий в число своих последователей вербует старообрядцев австрийского толка и «перерукополагает» австрийских лже-иереев, чем немало смутил он тогда бывшего Московского лже-епископа Антония, который в 1881 г., раздобыв копии с грамот Аркадия, поручил служившему тогда в канцелярии его А. Швецову составить разбор их. «Тетрадка ли обличительная (составленная Швецовым), пишет Никифоровский, возымела своё действие, или вообще обстоятельства сложились не в пользу Аркадия, только в 1881 г. дела «владыки» пошли плохо... Он странствует по внутренним губерниям России, выдавая себя то за протоиерея, то за архимандрита единоверческих церквей, то за архимандрита раскольнического, то за архиепископа... Побывал Аркадий и у нас, в Самарской губ., где в глухих местах Бугурусланского и Бугульминского уездов, выдавая себя за архиепископа, образовал три прихода (из беглопоповцев и из беспоповцев): в Еворошовке (Крым Сарай), куда им рукоположен был кр. Иван Яковлев Стулов (в 1895 г. присоединившийся с частью своих последователей к православию, – остальные пока возвратились в беспоповство); в д. Кабаевке, где рукоположил кр. Тимофея Южина, которого потом постриг в монашество с именем Трифилия. Трифилий присоединился к православию с своими последователями (около 50 чел.) в 1897 г.⁹⁶; третий в д. Аксенкине и Чёрном Ключе, где и поныне священствует кр. Дементий Павлов Инживатов. Не долго прожил Аркадий в Самарской губ.; скоро его последователи снова все перешли в беспоповство. Это заставило его удалиться в Уральскую область, где пребывает он и ныне. Но и в Уральской области приверженцев у него не особенно много. Причина этому та, что Аркадий – на желание некоторых последователей – съездить в Камбайское царство, град Левен, где он, якобы, получил рукоположение, отказывается дать адрес и сообщить маршрут для путешествия. В январе 1897 г. Уральский купец Решетов и Перетрухин, хотя с трудом, но добились копии со ставленных грамот Аркадия. Всех их 5. Очевидно, Аркадий хотел удивить и убедить вопрошателей не достоверностью, а численностью их. При этом, в грамоте № 2 Аркадий, как пишет, рукоположен в 7358 г., а по грамоте № 3 в 7369 г. В грамоте № 2 говорится, что Аркадий рукоположен архиепископом в Японское царство – острова «между-корану» и в Великороссийское государство, а в других грамотах (№№ 3–4) – «в Московское и Великороссийское государство, в царствующий град Великий-Новгород и великих – Лук, и Пскову, и Киеву, и Владимиру, Московии» и пр. пр. В данном случае нечего перечислять всех нелепостей и противоречий в грамоте. В 1881 г., при разборе грамот №№ 1–2, Швецов, между прочим, отметил ту несообразность, что в грамотах не указано, кем Аркадий рукоположен. Это побудило Пикульского во вновь переписанных (№№ 1–2) и составленных (3–4) грамотах добавить, что поставлен он Мелетием патриархом и собором. Указывали на нелепость печати в грамоте № 2, и Пикульский в последующих грамотах или совсем не ставит печать, или же (№ 6) ставит новую с изображением Нерукотворенного образа Христа... 5-я грамота целиком списана из Кормчей «Слово о поставлении в п. Филарета Никитича. У нас имеется в подлиннике и 6-я грамота. Происхождение последней грамоты таково: когда казак Силкин и др., усомнившись в Аркадии, просили его уверить их чем-либо о его рукоположении в Индии, последний говорил: «погоди, вот скоро получишь уверение... Наш патриарх Анемподист умер, я уже получил известие, что избран новый Иоанн; он должен прислать нам грамоту»... И действительно, как сообщает Юрьев, через 2 месяца пришла грамота, якобы, от нового патриарха Иоанна с известием, что он принял патриаршество вместо умершего Анемподиста, а посему в церквах Московского государства, подчинённых ему, в молитвах должны возносить уже его имя и т. д. Грамота (на листе) на одной половине написана какими-то каракулями, частью похожими на татарские буквы; на другой половине листа помещён перевод на рус. язык. В конце грамоты – печать с изображением Нерукотворенного образа, – маленькая картинка, откуда-то вырезанная. Если смотреть на свет, видно, что на обратной стороне мнимой печати, что-то написано по-русски... Силкин и др. однако не уверились посланием, а просили дать точный адрес или к патриарху, или же к другому епископу, намереваясь, при первой возможности снарядить для исследования православия Беловодия экспедицию. Из письма, которое мы имеем в подлиннике, лже-иерея «Верх Очерского» завода, Пермской губ., Алексея Пашихина какому-то «честнейшему во иноцех отцу Израилю» от 21 июля 1897 г. видно, что последователи Аркадия хотели Трифилия (Тимофея Юрьева), как честного и начитанного человека, послать в «Беловодие», или же в «Старую (?) Сербию»⁹⁷ с тем, что «если он там найдёт патриарха Иоанна-Беловодского, то, получив рукоположение в епископа, должен возвратиться в Россию и уверить всех в правильности Аркадия»... Если же ничего не найдет, то «обличить Аркадия и тем спасти души наши»... Аркадий, конечно, ни адреса, ни других указаний не дал. Тем не менее в пределах Уральской области нашлись простачки частью из раскольников беглопоповцев, частью из австрийцев, кои приняли Аркадия. – Последнее обстоятельство сильно встревожило покойного лже-епископа Уральского Виктора, который, вместе с своим «советом» вызвал известного апологета Перетрухина в г. Уральск с специальной целью: видеться и беседовать с Аркадием. Вместе с купцом Феодором Климовым Решетовым Перетрухин отправился сначала в Соболевскую станицу, где к ним присоединились еще несколько лиц разных толков: австрийцы Соболевской станицы, лже-иерей Павел Ларин, попечитель Григорий Соболев, казаки – Кондратий Хрущев, Яков Тимофеев, Аким Ефимов; беспоповцы – Филимон Хрущев, Моисей Рассказчиков и Кузьма Логгинов. Побывали, они прежде всего, в Сергиевском посёлке у ставленника Аркадия, попа Флора Як. Лагашкина. 8-го января прибыли в Силкин хутор, где, обычно, пребывает Аркадий в доме казака Степана Никитина. Отдохнув, пошли к Аркадию, но, по словам хозяина дома – Силина, Аркадия дома не оказалось (хотя он был дома), и от беседы с ними отказался. Но потом через казака Даниила Колвертонова (племянник Силкину, у которого жил Аркадий) Перетрухину с К° удалось завести беседу в доме Силкина. Речь завели сначала об австрийском священстве, а затем перешли к рассмотрению законности Аркадиева священства. Перетрухину возражал казак Никифор Степанов. На требование Перетрухина – показать происхождение Беловодской иерархии и оправдать своего мнимого архиепископа, – Степанов сказал: «нам чего оправдывать? Всем (?) известно, что наш архиеписк. Аркадий получил священство в Беловолии, что в Индии, от патриарха Мелетия... Там имеется много древлеблагочестивых митрополитов и епископов. А Индия, по свидетельству святцев (6 окт.), получила проповедь от Св. Ап. Фомы... С тех пор там благочестие и сохраняется нерушимо... Там и получил хиротонию наш архиепископ.»

Перетрухин заметил, что Индия не так далека, чтобы не знать, что там нет и не было никогда патриаршества. По свидетельству кн. о вере (гл. 26), напечатанной при Иосифе патриархе, только 5 патриархов: Константинопольский, Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский и Московский; а Беловодского или Индийского не видится. По свидетельству другой старопечатной книги (Кирилловой) «еще неисполнися 1000 лет от воплощения Христова, проповедуя евангелие мало не во всем мире, наипаче 7 Вселенскими и поместными соборы, сшедшихся Св. Отец, на которых всего мира христианам и народам правда евангельские проповеди утверждена и напечатана» (29 л. об.). – Если, по сказанию Кирилловой книги, на св. соборах истина окончательно запечатлена, то почему же во всех писаниях нигде не видится Беловодского Индейского патриархата? В России, когда устроился патриарший престол, написана целая история» (см. кормч. кн. с 11 л. и далее).

Степанов на это заметил: Мы приняли архиепископа Аркадия за истинного пастыря на основании 33 пр. Св. Апостол. В толковании на это правило говорится: «без ставильнаго писания не подобает чуждаго пресвитера приимати. Ставильное же писание сицево есть, котораго града епископ и како имя ему и како имя пресвитеру, и по святым ли правилом поставил его и с миром ли отпустил. Аще же и таковое писание носит, то и тако подобает вопрошати и испытати его и аще без всякаго извета правоверен обрящется – прияти его достойно» (Кормч. л. 8 об.). Архиеп. Аркадий правоверен и имеет как ставильную грамоту от своего патриарха, так равно и отпускную для России, следовательно, наша иерархия законная».

Перетрухин основательно заметил, что 33 пр. Св. Ап. не оправдывает ни Аркадия, ни законности выдуманной им Беловодской иерархии. В правиле говорится, чтобы переходящие пресвитеры в другую епархию имели при себе «ставильную грамоту, а равно и отпускную от своего епископа», – не для окончательного их определения в «парахию», а для того, чтобы путешествующего клирика допустить с собой к священнодействию. Поэтому таких клириков и должно испытывать: не еретик ли он? не запрещён ли от священнодействия и, если не окажется за ним никаких причин, тогда допускают его к общению, как и говорит Вальсамон: «посему-то, как кажется, и настоящее правило упомянуло об одном общении, а не упомянуло вместе о священнослужении, так-как тем, которые приносят с собою одни представительные грамоты, не возбраняется принимать участие в церковных собраниях в чужой области». – Из этого видно, что чужие клирики, имея при себе ставленные и отпускные от своих епископов грамоты, путешествовали в чужие области или епархии и могли быть допускаемы в сослужение вместе с православными епископами и пресвитерами, которыми, конечно, и были принимаемы. Аркадий-же, хотя и принёс подложные грамоты, но ни кем из православных пастырей, даже и от самих вас, принят не был. Ибо не вы его приняли, а он вас, так-как вы раньше были не его согласия и он вас – одних крестил, других венчал и проч. Значит 33 пр. Св. Ап. не оправдывает вас, а паче обвиняет». В таком духе беседа продолжалась до вечера. Степанов не мог оправдать законности своей иерархии и Перетрухин с К°, торжествуя, удалились. 9-го января. Перетрухин с К° выехал в соседний поселок; но туда часам к 3-м прибыл сын Силкина с укоризной, что Перетрухин уехал, не повидавшись с Аркадием и не окончив, якобы, беседы. «Если вы покажете своего архиепископа, мы сейчас же поедем», – ответил Перетрухин... По согласии Силкина, поехали, но всех к Аркадию не допустили, а только одного Решетова. Но этот упросил его побеседовать с Перетрухиным. Аркадий, наконец, согласился.

Аркадий сидел в монашеском одеянии, в клобуке и с панагией (по словам Перетрухина – Аркадию лет 70, – он высокого роста, с длинной седой бородой, глаза у него «пёстрые»). Поздоровавшись, Перетрухин высказал сожаление, что в старообрядчестве – много печальных разделений и раздоров и «к этой нашей печали вы, владыко, приложили новую, называя себя древлеправославным архиепископом. Скажите нам: как ваше имя было в мире?» Аркадий ответил, что – Арсений (ранее же называл себя Антоном). На просьбу Перетрухина показать ему ставленную грамоту, Аркадий ответил, что он не держит её у себя, боясь «никониан»; но – если Перетрухин желает видеть, то у одного казака Царского поселка, В. Дулина, есть копии⁹⁸. Далее Перетрухин стал спрашивать, каким способом можно увериться об индийском благочестии и как пройти к Беловодскому патриарху. Аркадий начал рассказывать, но, заметив, что Решетов записывает, осердился, бросил передавать, говоря: «мне и так надоели эти записки... Следствие что ли наводите; хотите верьте, хотите нет – дело ваше». По словам Перетрухина, Аркадий выбежал даже из комнаты, а его ставленник, поп Ф. Лагашкин, до безобразия раскричался на Решетова – за беспокойство, причинённое Аркадию вопросами и записью. По свидетельству Юрьева, Аркадий терпеть не мог расспросов о том, когда, как и где получил он хиротонию.

Когда Аркадий успокоился, Перетрухин с трудом, но добился от него адреса к Беловодскому патриарху: «в г. Левен, Камбайского королевства, патриарху Иоанну».

Вышедши к своим спутникам, Перетрухин пересказал всё, что слышал от Аркадия, добавив: «по евангельским словам – епископы «светильники»; они должны светить всем. Но, к нашему и вашему прискорбию, вы стоите здесь другой день, ожидая видеть «светильника», зовомого Аркадием Беловодским, – но этот – ложный светильник – даже и видеть вас не хочет... Кто и когда из истинных иерархов поступал так? По всему видно, что Аркадий не архиепископ, а самозванец, – как некогда был ложным царём в Москве Гришка Отрепьев, или у вас, в Уральской области, Емелька Пугачёв..., так и сей мнимый Аркадий, который в своё оправдание не показал нам и ни одного документа». Затем «депутация» выехала. Приехав в Уральск, Решетов составил письмо в Камбайское царство к патриарху Иоанну, которое, разумеется, на почте, посмеявшись доверию простачков, не приняли.

Какова дальнейшая судьба Аркадия, поживем, увидим... Но нельзя не поскорбеть, что на Св. Руси развелись проходимцы – Герасимы, Аркадии и пр., которые, эксплуатируя простой и без того тёмный народ, стараются удержать его в большей темноте...

Самарский Епархиальный миссионер Священник

Димитрий Александров

О духоборческом вопросе снова говорят в последние месяцы и в обществе, и в печати. Поводом к тому служить начавшееся ещё в прошлом году и продолжающееся доселе добровольное переселение в Америку закавказских духобор, известных под именем «постников». К сожалению, в сообщениях периодической печати и в толках обществу слышится мало точности и много недоразумений по этому вопросу.

Близко зная историю духоборческого переселенческого движения из разных источников, мы считаем полезным, в видах восстановления истины, сообщить на страницах нашего органа имеющиеся у нас верные сведения об этой новой эпопее из истории многострадальной мятежной секты. Кстати здесь же познакомим читателей «Мис. Обозр.» с этнографией духоборчества.

Постоянные наши читатели знают из целого ряда статей, помещённых у нас, что духоборцы, в числе около 17 тысяч последователей этой секты, составлявшие в течении целого столетия «своё государство», под управлением священной для них линии Колмыковых, в 1886 г., после смерти своей правительницы Лукерьи Васильевны Колмыковой, раскололись на две враждебные друг другу партии – малую или Гореловскую и большую или Веригинскую, она же и писанная. Последняя партия признала своим правителем некоего Петра Веригина, красивого молодого духобора, фаворита Лукерии Васильевны. Гореловская же партия, законно опасаясь его жестокого разгульного нрава и властолюбивых претензий, не пожелала признать Веригина своим властителем и довела до сведения местной правительственной власти о происках узурпатора и о том противогосударственном устройстве этой секты, какое последняя имела на протяжении всей своей истории. Претендент на «духоборческий престол», после упорного уклонения от исполнения распоряжений начальства и ряда попыток насильственными мерами завладеть общественным Сиротским домом, служившим резиденцией правителей духоборья Колмыковых и имуществом, перешедшим по закону к наследникам Лукерьи, был административно выслан в 1887 г. в Шенкурск, в Архангельскую губернию, вместе с несколькими главными агитаторами. Здесь, находясь в общении с ссыльными политическими, он познакомился с подпольными религиозно-социалистическими сочинениями гр. Л.Н. Толстого и усвоил в начале 90-х годов многое из его лжеучения. Тогда же деятельно велась пропаганда Толстовского лжеучения и среди Веригинской, внутренне мятущейся из-за высылки главаря партии. Толстовство проповедовалось здесь духоборам сначала интеллигентными последователями Л. Толстого, во главе с князем Д. Хилковым, а затем сюда примкнули и передовые духоборы из фамилии Веригина и Конкина.

Последние, прежде чем выступить с открытой пропагандой толстовско-анархического лжеучения, около полугода путешествовали по России, побывав между прочим в Петербурге, Москве, где лично познакомились с Л.Н. Толстым и с теми корифеями толстовско-сектантского движения, которые и здесь в России, и заграницей ныне всецело руководят переселенческим делом духобор, каковы гг. Чертков, Буланже, Бирюков, проживающие теперь в Лондоне. Новые религиозно-социальные воззрения и коммунистическая реформа в бытовой и семейной жизни выдавались тёмной массе духоборческого населения Веригинской партии, как веления самого обожаемого ими вождя Петруши, и потому пропаганда, как волна или ураган, захватывала и увлекала толпу по преступному пути анархии и коммуны. Крайности пропаганды, касавшиеся главным образом нового уклада жизни семейной и вопросов имущественных, (таковы напр., заповеди об оставлении сожития с жёнами, об неядении мяса и непитии вина и чая, о переделе и уравнении денежных капиталов и вообще имущества) – удержали более благоразумную часть Веригинской партии от решительных шагов, и в 1895 г. в ней образовался новый раскол, – причём умеренные Веригинцы стали называться второй партией, иначе Воробевской (по главарю), «Мясниками», покоряющейся (правительству); другая же крайняя партия стала третьей именоваться по счёту, и члены её называются постники, или «духоборы-толстовисты», сами же себя, эта часть духобор, называют «христианами всемирного братства». В словах и деяниях духобор-постников расследованием власти административной и судебной установлены были все признаки противоправительственного, преступного сообщества, отрицавшего Верховную власть Монарха и поставленных от него властей, государственность и упорно уклоняющегося от исполнения законов и требований правительства относительно повинностей: воинской податной, подводной и др. Партия эта имела своих последователей среди духоборческого населения всех трёх губерний, наиболее же всего в Тифлисской (около 3 т.) и Карской (около 2 т.) и несколько менее в Елисаветпольской (около 1000). Причём «духоборы-постники» Ахалкалакского уезда, за дерзкое вызывающее отношение к власти местного губернатора были временно расселены в августе 1895 года по туземным селениям Кахетии и Карталинии. Карские же «духоборы-постники» и Елисаветпольские жили относительно спокойно в местах своей осёдлости; кроме принудительного выполнения требуемых законом повинностей и наказания единичных личностей за дерзкие государственные преступления, (как напр., за уклонение от воинской повинности) на них не тяготело никакой кары за преступный образ мыслей и нелегальное поведение.⁹⁹

Расселёенным духоборам в 1897 году новым главноначальствующим кн. Голицыным было предоставлено право возвратиться в места своей прежней оседлости в Ахалкалаки, под условием изъявления покорности, в смысле исполнения всех, законом требуемых, государственных повинностей. Правом этим воспользовались однако немногие – не более 50 семейств. Причиной этому служит то явление, что во всё время духоборческого брожения среди обезумевших, разорившихся постников не переставала возбуждающе действовать агитация главарей из своих верховодов, а главное из интеллигентных толстовистов. Последние поддерживали в духоборах сначала надежду на то, что правительство уступит упорству духобор, – освободит их, подобно меннонитам, от воинской повинности и дозволит устроиться где-либо в своих пределах на началах коммуны и анархии. Когда надежда эта разбилась о твёрдость и государственную мудрость власти, не допустившей поблажки анархическим проискам горсти преступных самодуров, – интеллигентные верховоды стали агитировать (через письменные сношения с влиятельными главарями постнической партии), в пользу переселения заграницу. Так как мятежную часть духоборческого населения преследовала идея о переселении куда-либо вдаль, лишь бы жить «под державой Петруши», то ими мысль о переселении заграницу принята была с восторгом. Духоборы поспешили испросить на этот новый шаг разрешение правительства. Последнее, чтобы прекратить бесцельную борьбу с упорством фанатизированной тёмной массы и избавить последнюю от созданных её главарями невольных страданий, а главное, чтобы освободить спокойное население духоборья от мятежной части, решило не препятствовать заграничной эмиграции постников. При этом духоборам было объявлено, что они, выехав заграницу, не могут уже после возвращаться в отечество, что земли, наделённые им от казны, их усадьбы и дома, которые построены (в Карской области) при пособии правительства, остаются в пользу казны.

Заграницей с энергией вели дело приискания удобных для поселения духобор земель и потребных средств кн. Д. Хилков и г. Чертков, поддерживаемые и вдохновляемые самым живым образом со стороны гр. Л.Н. Толстого. Явление это вполне понятно, если принять во внимание, что толстовцы являются единственными виновниками всего пережитого духоборами переворота и целого ряда тяжёлых экономических и нравственных страданий. Совесть этих просвещенных людей не покойна, и они теперь выступили в роли «спасителей» мятежных духобор. Как только выяснилась возможность эмигрировать, духоборы выслали в Англию к упомянутым «спасителям» две семьи своих ходоков: Ивина с женой и 6 детьми и Махортова с женой. Теперь началась лихорадочная, торопливая деятельность по устройству эмиграции, как можно скорее. Больная фантазия нездоровых людей развивала здесь многие пленительные картины об устройстве в стране свободы общины по новейшей теории толстовства. Два друга – кн. Хилков и г. Чертков заспорили о выборе страны: последний тянул в Америку, а первый останавливался на Англии. Мнение князя восторжествовало, и компания тогда остановилась на выборе острова Кипра, который принадлежит англичанам. Главная выгода казалась в том, что военная служба здесь не обязательна, и кроме того, Кипр сравнительно гораздо ближе к Кавказу, чем другие подходящие места и переехать туда стоит много дешевле, чем переехать, напр. в Америку или в Канаду.

Сначала на остров Кипр отправлен был англичанин, Сент Джон, сочувствующий духоборам; он жил там несколько месяцев, поехав туда на средства квакеров, и производил разведки, где удобнее всего поселиться духоборам и что нужно для этого предпринять. К нему присоединились потом Д.А. Хилков с Ивиным и Махортовым.

Но пока производились разведки, духоборы, страстно жаждя переселения, просили торопиться с водворением и грозили перейти границу в Турцию и там выжидать дальнейшего. Это заставило пылких, но легкомысленных ходатаев поспешить, минуя формальности по сношению с властью местной, с наймом пароходов для расселённых в Кахетии постников. Был забит тогда же страстный набат о призыве к пожертвованиям, так как денежные средства оказались далеко не в порядке.

На призыв первыми отозвались квакеры, которые образовали комитет для переселения духоборов; совместно с ними и был выработан такой план действий.

Решено было нанять от 4 до 6 пароходов в Батум сажая на каждый от 600–1000 человек. Первый пароход прибывает в Ларнаку, на юг Кипра, откуда высадившиеся отводятся в Асалассу. Освоившись с местностью и условиями жизни, первая партия помогает другим. Одновременно с этим поселением на Кипре деятельно узнавать через друзей про условия и возможность поселения в Америке и Канаде.

В то время как составился этот план, у квакеров было собрано около 50,000 руб. А так как это оказалось каплей в море предстоящих расходов, тогда же отпечатаны были воззвания на английском языке в 8000 экзем. и посланы по почте в каждое квакерское семейство в Англии. Л.Н. Толстой также выступил с воззванием о помощи в одной английской газете.

Кроме того, послали письма квакерам в Америку, представителям меннонитских колоний в Соединённых Штатах, прося их сделать известным положение духобор среди их колоний. Некая Марья Хан рекомендовала учителям и учительницам квакерских школ делать сборы с детей, рассчитывая собрать до (4 т. в месяц). У расселённых духоборов, о которых толстовцы плакались в печати, как о голодающих, было собрано около 47,000 руб. Англичане, друзья Л.Н. Толстого, живущие в колонии в Эссексе, дали 5,000 руб. Но вот когда всё было готово к переезду Ахалкалакских духобор, неожиданно для ходатаев, дело осложнилось и затормозилось. Под влиянием некоторых органов английской печати, высказавших опасение, чтобы анархизм духобор не привёл местную власть к тем столкновениям с новосёлами, которые испытали русские власти, английское правительство не разрешило произвести высадку духоборов, требуя предварительно внесения гарантии в сумме около 200 руб. за каждого переселяющегося, не исключали детей. Это составляло огромную сумму, которая могла бы найтись разве у г. Черткова, но для этого пришлось бы коснуться ему своих богатых имений в Воронежской губернии и домов в столице... А он ещё далёк до совершенств аскетизма кн. Д. Хилкова, раздавшего свою землю крестьянам. После переговоров с Кипрским губернатором, сумма эта была понижена до 150 руб., но всё же она тормозила дело и приводила в бешенство непротивленцев.

Между тем возбужденные духоборы приготовились к выселению и настойчиво добивались немедленного переезда. На совет «заморских ходатаев» быть терпеливыми, духоборы отвечали: «зимовать нам не причём, лошадей и фургонов нет, всё распродано... Все собраны к железной дороге, (ст. Скра), по квартирам очень тесно, заработков мало. За паспорта деньги уплачены, в ожидании первой очереди к движению».

В наличности набралось всеми правдами и неправдами для переселения денег только 102 т., а на переселение и прожитье в продолжении года на о. Кипре на семью по приблизительному подсчету, требовалось не менее 300 р. и обеспечения залога правительству 750 р. (считая семью в 5 ч.); следовательно, для всех 3300 расселенных духобор, собравшихся заграницу, нужна была почти миллионная цифра. Между друзьями гг. Чертковым и Хилковым произошло серьёзное недоразумение и взаимное обличение в увлечении и легкомыслии, вторично разорившими духобор и снова подвергшими их тяжелым бедствиям. В таком критическом затруднении однако выручили толстовцев не российские друзья духобор, упражняющиеся больше в области словесного обогащения «сих малых» благами своих анархических теорий, а квакеры: последние поручились английскому правительству за 1.100 духобор, бывших уже на пути, которые и были перевезены осенью 1897 г. на о. Кипр. Но здесь поселенцев постигло страшное разочарованье, относительно заработков, климатических условий земельных участков, отношения властей.

Решено было не оседать здесь, а остальным духоборам приказано ждать новых распоряжений. Бразды управления переселенческой духоборческой компанией теперь взял в свои руки г. Чертков. Ивин и Махортов с переводчиком были отправлены в Вениперу (в Канаду) для приискания земель. Мы лично знаем этого Ивина: он умный, хитрый, но крайне себялюбивый агитатор.

В то время, когда партия, расселённая в Кахетии и находившаяся под его руководством, терпела недостатки, Ивин жил в полном довольстве, высматривал тучным, имея в своих руках артельную кассу. Во время путешествия в Кипр с Мохортовым он себя тоже не обидел, – поставив в счёт расходов из кассовых денег целую тысчонку.

В течении зимы прошлого 1898 г. ходоки вели разведки в Америке: остановлено было внимание на Амазонских штатах в Бразилии и на Канаде. В Америке по просьбе гг. Черткова, Хилкова и Л. Н. Толстого также образовался переселенческий комитет для сбора пожертвований, который входил в сношение с подлежащими властями, об отводе земли духоборам и об отпуске субсидии со стороны правительства канадского, подобно тому, как это оно сделало ранее в отношении меннонитов, дав им заимообравно 200,000. Выбор пал на Канаду, во 1-х, потому, что климат холодный и суровый и земля более подходят к местам кавказской оседлости духобор; во 2-х, что здесь имеется колония меннонитов и других выходцев из России по религиозно-сектантским и политическим мотивам, в количестве около 20 т.; в 3-х – что Канада находится под властью англичан, которые, казалось «ходатаям», более всех других любят свободу и потому духоборческо-толстовская колония мечтает невозбранно провести здесь в жизнь колонии все свои социально-анархические эксперименты.

Дан был сигнал по всему духоборью, что Ивин и К. обрели новый рай в Америке. Агитация подняла к эмиграции не только расселенных постников, но и оседлых, т. е. карсских и елисавепольтских; началось новое стадное движение духобор. Всё лето духоборы готовились к переселению, распродавая имущество. Настроение у всех было приподнятое, восторженное. Главный источник радости заключался в дорогой мечте, что русское правительство отпустит также и Петрушу Веригина в Америку, где под его державой начнётся новая, давно желанная жизнь, устроится настоящее «духоборческое царство». Постники не упускали случая подоивать к эмиграции и членов второй Воробьевской партии, – рассказывая самые нелепые толки об ожидающих переселенцев благах, причём пророчицы грозили, что Кавказ и Россия погибнет после их выезда. Но мирная часть духоборчества первое время мало внимала агитаторским речам постников, будучи уверена, что правительство не разрешит переселения оседлым постникам и задержит их, чего многие из слабовольных не фанатичных постников от души желали сами. Что, действительно, далеко не все духоборы с лёгким сердцем расставались с кавказскою оседлостью, об этом красноречиво свидетельствуют те слёзы, которые были пролиты при выезде карсских и елисаветпольских постников. Один из очевидцев нам сообщает, что плач мужчин и вой женщин слились в один душу раздирающий похоронный аккорд. Буквально происходили похороны тысячи человек. И как ни странно, но «постники» с горя решились разделить с провожавшими и «мясниками» духоборами чашу горькую, и до самого Батума вегетерианцы страшно пьянствовали.

10-го декабря прошлого 1898 г. снялся первый пароход «Лейк-Гурон» с 2,029 ахалкалакских духобор, во главе с некиим г. Суллержицким, в качестве переводчика. 22 декабря снялся второй пароход «Лейк-Сюпириор» с 1,900 елисаветпольских и карсских духобор. Здесь предводительствует над духоборами сын Н. Л. Толстого, – граф Серж, бывший Чернский земский начальник...

Что же касается до 1,126 ахалкалакских духобор (из них 45 умерло), переселившихся на остров Кипр (на пароходе «Дуро»), то, в виду громадной смертности от злокачественных лихорадок и крайне тяжёлых условий жизни, они будут также перевезены (весной) в Манитобу и Ассинибой.

По прибытии 3,029 духобор в г. Галифакс предположено временно (до весны) расселить их вдоль тихоокеанской канадской ж. д., где им надеются предоставить работы на лесопильных, в железнодорожных мастерских и складах и т. п.

С наступлением же весны и по прибытии 1081 кипрских духоборов все 5,010 духобор отправятся¹⁰⁰ в Манитобу и Ассинибою.

По прибытии в Виннипег первых 2,000 духобор, им обещано выдать пособие в 20,000 р., по прибытии остальных еще 30,000 р. Правительство Канады, выдаёт им не в пособие эти 50 т. р., а лишь как десятирублёвую премию, на которую имеет право любой агент (в данном случае сами духоборы) за каждого надёжного колониста, могущего содействовать поднятию экономического уровня страны.

За перевозку духобор на о-в Кипр уплачено (пароход «Дуро») – 11,260 руб., а пароходам «Лейк Гурон» и «Лейк Сюпириор» уплачено 119 тысяч рублей. Из них лично духоборы заплатили 113,129 руб., 10,000 руб. дала колония толстовцев «Перлэй», близ Мальдона, в графстве Эссекс, и 30,000р., по словам «Кавказа», пожертвовано одним благотворителем¹⁰¹.

За проезд от порта С. Джон по тихоокеанской ж. д. до Виннипега, взимается по условью – 12 р. с взрослого и 3 р. с детей до 10 лет.

Путь следования духобор из Батума в Манитобу и Ассинибою совершат на 24-й день плавания.

Правительство Канады отводит 5,010 духоборам – 108 тысяч десятин земли (в двух участках), т. е. по 21½ дес. на душу.

Области Манитоба и Ассинибоя находятся в южной части Канады, в области озёр Винипег и Манитоба.

В районе будущих селений духобор (рр. Лебяжья и Бедопесочная) будет проведена специальная железнодорожная ветвь, которая в данное время доведена до Иорктона.

С предназначенным проведением сплошного через всю Канаду рельсового пути (от Квебека до Ванкувера, 2,907 миль), наибольшие трудности предстоят с колонизацией этого обширного края. А потому вполне понятно, почему англичане не останавливаются над вопросом о том, какой в государственном отношении ненадёжный элемент представляют из себя новые духоборы-поселенцы. Таким образом, Англичане на дело смотрят с коммерческой стороны и считают надёжными колонистами тех, которые сравнительно состоятельны, имеют достаточные средства на проезд и на устройство в местах водворения.

В настоящее время из Кавказского духоборья нам пишут, что от Американских духобор начали получаться здесь письма агитационного характера, с целью поднять к переселению в Канаду и «вторую партию». Необходимо иметь в виду, что эта партия связана многими религиозно-политическими воззрениями, а главное – верованием – в Петрушу, как своего обоготворяемого вождя. Мирную часть духоборческого Закавказского населения американские переселенцы манят за море обещаниями всяческих благ. Между прочим, среди тёмной массы духоборческой ходят слухи, что постники будто бы одарены в Америке богатыми землями, что королевская царица (английская королева) одарила их большими деньгами, а главное, что духоборческий царёк Петруша грядёт туда же, что будто бы он уже и прошение об отпуске подал «российскому правительству» и проч. Славянские духоборы мирной партии собирались по слухам 25 января на сход и решили просить у губернатора увольнения в Америку. Обстоятельство это заслуживает серьёзного внимания, так как очень может быть, что в жизни секты ныне начинается второй том духоборческой эпопеи. Мы всегда считали вторую партию – ненадёжной по своим политическим убеждениям и смирившуюся лишь перед требованиями правительства в виду материальных выгод, а не по убеждению. Перспектива зажить своим духоборческим царством под управлением Петруши, составляет священный идеал и более заветный для второй партии, чем даже для постников.

Зная близко убеждения духобор, склонность их к стадности, также сильную приверженность к обожаемому своему вождю, мы не сомневаемся, что если бы Петру Веригину удалось каким-либо способом пробраться в Америку и стать там во главе колонии постников, то вторая партия, в подавляющем своём большинстве, может быть слепо и быстро объята волнением и эмиграционным движением, так близко связана она с постниками убеждениями и всей многострадальной своей историей последнего десятилетия. К правительственной власти у духобор второй партии тоже неуважение и озлобление, что и у постников, но только скрытое и замаскированное. Партия эта всё время хранит в сущности лицемерное выжидательное положение.

В интересах правительственных и ради пользы самого духоборческого населения, никак нельзя допускать заграничной эмиграции второй партии и сплочения там духоборчества под деспотической властью невежественного тирана. Вторая партия представляет собой население, обладающее цветущим хозяйством и зажиточностью. Партия эта, потрясенная совершившимся переворотом в своих социальных и религиозных воззрениях, более способна к восприятию благ прогресса и просвещения, чем старая Гореловская, представляющая закоренелых тупых духоборов «ветхого их завета». Сожительство в Закавказской окраине этих двух партий, как двух неприязненных лагерей – весьма полезно для целей церковно-государственной миссии: оно не даёт возможности духоборам старого завета возвратиться к прежнему, в сущности, нетерпимому строю «государства в государстве». Просветительный успех среди духобор, благодаря указанным условиям, уже и теперь заметен, свидетельством чего служит допущение Гореловцами устройства народной школы, вопреки исконным традициям секты, отнюдь не терпевшей в течении всей своей истории света грамоты и школьного обучения.

Американские постники и озлобленные на правительство наши интеллигенты-толстовцы несомненно будут всячески стараться сманить из духоборья к себе в Канаду возможно большее число своих зажиточных собратий, чтобы колония их оказалась численнее, богаче средствами и силами, чтобы т. е. шире была возможность производить анархические и коммунистические эксперименты. Мы знаем, что толстовцам Канадскую духоборо-толстовскую колонию весьма желательно сделать, в глазах отечественных фантазёров, своего рода толстовско-анархической Каноссой, которая являлась бы аки «прибежище всем заяцем» российским. В виду изложенного, необходимо со стороны местной власти иметь неослабное наблюдение за происходящим ныне в Закавказском духоборье, с целью недопущения там и своевременного пресечения эмиграционной агитации, а также в интересах благоразумного воздействия на лучших представителей этой партии. Последним полезно было бы через местные власти и путём миссии внушать и разъяснять, что Петруша их давно уже не духоборец, а толстовец, а, следовательно, не может быть и с их даже точки зрения речи ни о каком воплощении в нём «духоборческого царя и пророка» и ни о каких правах его «на престол Лукерьи Васильевны», что он, как бунтовщик и мучитель, разоривший духобор, смеем думать никогда не будет освобождён нашим правительством от принятой против него кары закона. Таково наше личное убеждение.

* * *

Помещая здесь группу духобор села Богдановки, Ахалкалакского уезда, Тифлисской губернии, в большинстве своём перешедших в последние годы в постническую партию и переселившихся, следовательно, в Америку, считаем небезынтересным сообщить несколько пояснительных этнографических сведений об этих сектантах.

По племенам духоборы – сброд всевозможных племён Европейской России. Среди них встретите представителей и великоруса, и малоросса, и мордвина, и донского казака. Представители отдельных народностей удержали некоторые типичные свои черты, как в наружности, так и в других отношениях, хотя общность секты, совместная жизнь чрезвычайно сгладила особенности характера каждого и переродила сам внешний облик духобора, в котором много прямо не русских черт и есть свой особый отпечаток и в чертах лица и особенно в манере.

Вообще духоборы – народ рослый: средний рост мужчин 2 арш. 7 верш. Лицо полное, раскрасневшееся и расплывшееся от жиру, глаза тёмно-серые и светло-голубые, нос правильный, цвет лица, как и волос от тёмного до светло-белого всех оттенков, хотя преобладающий элемент – блондины. Волосы духоборы обязательно стригут наголо и только по краям оставляют узкую полоску волос подлиннее. По всем вероятиям, это составляет один из догматов духоборского учения, как и бритье бороды, так как бородатого духобора или с нестриженными волосами нигде не встретишь.

Выражение лица серьезное с оттенком угрюмости, самоуверенное; походка твёрдая, решительная. Выступает духобор прямо. В выражении лица, в походке, в манере говорить проглядывает какая-то гордость, упрямство, настойчивость и лукавство.

Духоборка роста почти такого же, как мужчины, сложена на диво – прочно и устойчиво; обладает достаточной физической силой, работая наравне с мужиком. На её наружность более повлиял юг с его солнцем: чёрные глаза, заметная смуглость лица, чёрные волосы. Красотой духоборки, впрочем, похвалиться не могут; незамужние духоборки, до 17, 18 лет, отличаются полными румяными щеками и свежестью лица и, действительно, очень миловидной внешностью; но это только до замужества; на 25 году они глядят старухами, что нужно приписать усиленному физическому труду, раннему замужеству (в 14 лет), частым родам и злоупотреблению в былое время спиртными напитками; не мало также подрывает здоровье духоборки стирка белья, производимая, несмотря ни на какой холод, на берегу речки по колено в воде.

В одежде духоборов много оригинального; по уверениям некоторых из них, её будто бы духоборы переняли от основателя секты Капустина, а он многое заимствовал от первых проповедников духоборческого лжеучения квакеров, таков напр. синий цвет одежды, брадобритие и стрижка волос, кокарды на козырьках. По словам духоборов, они должны одеваться так, как никто в мире, т. е. своей одеждой выделяться среди всех племён и национальностей. На голове у духобора летом картуз-шапка с плисовым околышем и белыми или жёлтыми кантами. Зимой картузы заменяют барашковыми шапками с красным верхом. Как на посягательство на самобытность духоборского костюма следует указать на маленькие барашковые же шапочки казачьего фасона с чёрным верхом, вводимые в последние годы в употребление. Рубаха большей частью из холста домашнего приготовления; воротник широкий загнутый, вокруг которого обвязывается галстук белый шёлковый, гарнитуровый, или бумажный платок, концы галстука, как у немецких пасторов, спускаются на грудь. Поверх рубахи носят летом «бешмет» – куртка, из сукна домашнего приготовления, окрашенного непременно в синий цвет; спереди застёгивается на крючках до верху, сзади со сбором. Бешмет заменяет так же архалук, перенятый у туземцев, из ластика, составляющий признак состоятельности; такую же роль играет гарнитуровый жилет с разными пришивками на груди. Зимой носят шубы из бараньих шкур, которые выделывают сами; шубы накрывают бязью синего цвета. Шаровары широкие из синего цвета сукна или холста всовываются в сапоги с голенищами во время работ, а на молитву шаровары выпускаются на сапоги, это своего рода форма и обычай.

Одежда духоборки оригинальнее и сложнее. Длинная холщовая или бумажная рубаха на подоле оторочена красной вышитой каймой; воротник и рукава разукрашены узорами из чёрных ниток; пришивают также покупные кружева. Корсет с рукавами и без – малоросийский «жерсет» подобие двубортного жилета из гарнитура или плиса; по краям верхнего ворота пришивается одна две, иногда и три разноцветные шёлковые ленты с узорами. Душегрейка, широкий пояс из равных материй со складками, напоминающими патронташ, носится прямо на рубахе вокруг талии. Поверх всего этого зимой носят также шубы, крытые бязью же. «Занавеска» – передник делается из разных ситцев; к нижней стороне пришиваются ленты разных цветов и кружева. Юбка шьётся из разных ситцев ярких цветов красного жёлтого, синего. Обувь – «черевяки» башмаки с низкими каблуками. Оригинальнее всего головной убор; он состоит из шапки, имеющей форму колпака; шьётся из войлока; внутри ситцевая подкладка, снаружи покрыта гарнитуром или шёлковой материей; по бокам головы идут ленты тёмно-синего цвета, а впереди, посредине, кружок из разноцветных лент; поверх шапки, носят платки ситцевые и шерстяные с красивыми узорами. Дети одеваются также, как и взрослые.

В. Скворцов

3. Беспоповское брачное (поморское) согласие.¹⁰²

Вопрос о браке волнует беспоповщину с самого начала её существования. Этим вопросом занимались братья Денисовы, основатель федосеевства Федосей Васильев и все федосеевские соборы. В истории беспоповщины неоднократно можно наблюдать, что усиление бракоборства вызывает усиление брачничества. Это же было и в истории Преображенского кладбища. Илья Ковылин утвердил в Москве федосеевство на Преображенском кладбище. Его современник и личный знакомый – Василий Емельянов (умер в 1897 году) основал в Москве Поморское или брачническое согласие и Монинскую молельню¹⁰³. Да и само кладбище этим вопросом неоднократно потрясалось до самого основания. Поклонники кладбища не раз с ужасом думали, что их Светопресветлому Сиону приходит конец, что этот Сион сделается Сионом брачников и молящихся за царя. Такие опасения имели место в двадцатых и тридцатых годах текущего столетия, когда учение о браке защищали знаменитые в беспоповстве Павел Любопытный и Андреян Сергеев; в это время к приходу названной Монинской молельни принадлежала большая часть московской беспоповщины и всё молодое федосеевское женатое поколение; кладбище же раздиралось внутренними смутами: некоторые попечители требовали признания законным безсвященнословного брака и соединения с Монинской молельней. Из борьбы с Монинской молельней Преображенское кладбище вышло победителем. Этому способствовали две причины.

Защитники учения о законности безсвященнословного брака ещё в конце прошлого столетия пришли к рационализму. Павел, напр., Любопытный в сочинении «о ключах церкви Христовой» определённо высказался, что полнота благодати в церкви принадлежит не иерархии, а простому народу, что церковь без – иерархическая нисколько не ниже и не хуже церкви иерархической. Это учение совершенно рационалистическое и несомненно ведёт к ужаснейшему рационализму¹⁰⁴; оно делает совершенно ненужным учение об антихристе, решительно устраняет старообрядческий плач и сетование об неимении священства, низводит оное в разряд предметов ненужных, не имеющих особого высшего значения. Но с такими выводами старообрядцам невозможно согласиться. Отсюда естественно отвращение от него общего внимания.

Кроме указанной внутренней причины, гибели Монинской молельни способствовала иная, внешняя причина, Монинская молельня существовала на счёт федосеевства. Федосеевцы, вступив в брак, т. е. сделавшись новожёнами, примыкали к Монинской молельне. Но это присоединение к Монинской молельне не было окончательным выходом из федосеевства и решительным присоединением к брачническому (поморскому) согласию. К Монинской молельне принадлежали почти без исключений люди женатые и способные к деторождению. Люди же более престарелые, физически не нуждающиеся в супружестве, тяготели к Преображенскому кладбищу. Через это создавался жестокий семейный антагонизм: отцы и матери, как люди престарелые, шли на Преображенское кладбище, а люди молодые, женатые – безсвященнословным браком, – в Монинскую молельню.

Но и эти последние, проживши десяток – другой лет в супружестве и посещая Монинскую молельню, начинают потом раскаиваться в том и другом, идут в Преображенское кладбище; здесь перед наставниками дают обет более в браке не пребывать кладут семипоклонный начал, принимают шестидневный пост.

В течении сорока дней они ежедневно должны бывают совершать по тысяче поклонов земных, скоромного, рыбного и даже горячего не есть. По совершении такого искупления брачной жизни, снова должны явиться сначала к избранному духовному отцу, исповедаться у него, затем к собору наставников, здесь положить земной семипоклонный начал, каждому наставнику воздать по земному поклону, при этом каждому сказать: «прости, отче, Христа ради» и затем новый земной семипоклонной начал, общий, всем вместе, поклон, отдельный духовному отцу, с словами: «Прости, отче, Христа ради и благослови с христианами пребывать». Только после такой долговременной, сложной и тяжёлой процедуры попадает брачник в ряды истинных преображенцев-федосеевцев.

В то самое время, когда старики в описанной тяжёлой процедуре приносят покаяние за изжитую брачную жизнь, молодые люди вступают в брак. В торжественной свадебной процессии, как и у православных, они отправляются в Монинскую молельню, здесь поётся нарочито составленный на совершение безсвященнословного брака молебен, брачующиеся обводятся наставником вокруг аналоя, дают взаимные обещания в верности и любви друг к другу, пьют красное вино и поздравляются супругами. За простое присутствие при совершении такого брака, федосеевцы, верные Преображенскому кладбищу, должны принести вышеописанное покаяние.

Но брачуясь в Монинской молельне, поженившиеся по убеждению отцов и по своей привязанности к Преображенскому кладбищу, своих детей крестить несли на последнее и затем воспитывали их в правилах федосеевства; подобное же совершалось и в смертных случаях. Заболел человек, приглашается наставник с Преображенского кладбища; перед ним умирающий исповедуется и приносит покаяние за брачную жизнь, за хождение в Монинскую молельню.

Указанные явления свидетельствуют о том, что Монинская молельня была каким-то странным наростом на Преображенском кладбище. На Преображенском кладбище именно так и смотрели на неё: видели в ней блажь молодых людей, которые не только вступили в недозволенный и незаконный брак, но и составили своё самочинное (не благословенное федосеевскими наставниками) сборище. Да и сами монинцы не далеки были от таких воззрений. Несмотря на то, что они брачились в Монинской молельне и охотно шли сюда на службы, они крестили детей на Преображенском кладбище и сами перед смертью, по крайней мере, присоединялись к кладбищу. Благодаря этому, не смотря на огромное число прихожан, не смотря на обилие браков, в Монинской молельне было очень мало крестин и ещё меньше похорон.

В силу этих обстоятельств Монинская молельня, не смотря на своё блестящее положение в двадцатых годах настоящего столетия, не выдержала борьбы с Преображенским кладбищем. К половине столетия от неё не осталось ничего, а в настоящее время только немногие старожилы могут указать на Покровке, недалеко от церкви Св. Николая Чудотворца, почти против Рыкова переулка, длинный двухэтажный во дворе фабричный корпус. Это и была знаменитая Монинская молельня; о её былом величии свидетельствует только один пустырь, когда-то имевший вид плаца для экипажей.

Не смотря на гибель Монинской молельни, брачническое согласие не переставало беспокоить Преображенское кладбище и беспокоило каждый раз не менее сильно.

В сороковых годах слепец Любушкин основал брачническую молельню в самом Преображенском, в полверсте от кладбища, на углу Преображенской площади и Генеральной улицы, (где теперь фабрика бр. Беляевых). Эта молельня имела весьма значительное число прихожан. Здесь брачническое согласие было реформировано и названо «Любушкиным», почему и до сих пор московские брачники известны под именем Любушкиных. Любушкин учение о безсвященнословном браке не доводил до тех крайностей, как ранее его Павел Любопытный и Андреян Сергеев. Он не придавал особого значения совершению брака в молельне наставником, не допускал при этом и особо составленного молебна. Любушкин учил, что брак совершается дома, а не в молельне, совершается тогда, когда брачующиеся дают обеты верности и любви, совершается именно в этот момент и именно произнесением этих обетов. Являясь, после совершения обетов, в молельню, брачующиеся здесь уже не совершают брака, они уже законные супруги, они пением в молельне молебна только благодарят Бога за совершение брака; поэтому и делается ненужным особо составленный чин на совершение безсвященнословного брака и безразлично, какой петь благодарственный молебен; обыкновенно поют Христу Спасителю, но можно и Пресвятой Богородице, Николаю Чудотворцу, святым, имена коих носят брачующиеся и другим. Таким образом, Любушкин не придавал допущенному им браку никакой религиозной окраски и этот брак был только естественною потребностью и необходимостью, поэтому, возлагая совершение безсвященнословного брака всецело на ответственность самих брачующихся и их родителей, он освободил от этого наставников, которые, по его учению, при совершении брака даже и не присутствуют, а если и бывают, то только в качестве сторонних зрителей. Через это оставлялось почти неизменным общее беспоповское (перекрещенцев) учение о том, что мирянин (наставник) имеет право совершать только два таинства: крещение и покаяние. Учение Любушкина занимает средину между учением о безбрачии и учением о святости и церковном достоинстве безсвященнословного брака. Этим качеством учение Любушкина примиряло резкости крайних бракоборов и крайних брачников (почти рационалистов). Это учение и не федосеевство, не отрицание брака и не учение Павла Любопытного и Андреяна Сергеева, не признание безсвященнословного брака священным, церковным таинством.

Благодаря указанным свойствам, учение Любушкина на первых порах имею значительный успех и его молельня имела большое число прихожан, к ней принадлежала большая часть федосеевцев-новожёнов. Этому успеху Любушкиной молельни способствовали также и личные качества самого Любушкина – его слепотство, начитанность, полное бескорыстие, миролюбие и др. Но в борьбе с Преображенским кладбищем это учение не могло устоять. Имея центр вблизи Преображенского кладбища, Любушкин вызвал ожесточенный отпор со стороны главарей кладбища; эти главари доносили на него за неразрешённое открытие молитвенного дома и всевозможными мерами старались закрыть оный, они скупили и землю под домом и сам дом. Кроме этого учение Любушкина было слабосильно и само по себе: оно не было безбрачием и не было полным брачием, т. е. не признавало брак безсвященнословный полным, церковным таинством. По этим причинам молельня Любушкина в Преображенском существовала весьма недолгое время. В конце пятидесятых годов она была перенесена в новое помещение, на Переведеновку, в двух верстах от Преображенского кладбища. Здесь Любушкин устроил молельню и некоторое подобие скита, здесь и окончил свою жизнь.

В пятидесятых годах к борьбе Любушкина с Преображенским кладбищем присоединился известный инок Павел Прусский. Павел к согласию Любушкина не присоединялся, т. е. никакой неправы здесь не принимал. Убедившись в лживости бракоборного учения и непристойной безнравственной жизни федосеевцев – девственников, Павел задумал реформировать всё федосеевство, именно реформировать, а не новое согласие основать. Он понимал, что федосеевство, как издавна существующее согласие, имеет прочное основание в своей старине, в своей преемственности от первоначальных старообрядцев; он сознавал, что новое согласие как бы оно, с старообрядческой точки зрения, не было хорошо, не может быть прочно, потому что оно – новая вера. Задумав сложное и весьма трудное дело – реформирование федосеевства, Павел повёл его с двух сторон – внутренней и внешней. Находясь в Пруссии, он всем своим сотоварищам и подчинённым давал старопечатные и старописьменные и специально старообрядческие сочинения, заставлял их тщательно прочитывать и выписывать или, по крайней мере, отмечать всё, что касается брака и брачной жизни. Понятное дело, что в старопечатных книгах, а особенно в творениях святых отцов и учителей церкви не находилось ничего в пользу безбрачия, а находились многочисленные свидетельства о необходимости и вечности брака. Каждое из таких свидетельств сообща обсуждалось. Этой общей работой разом достигались две цели – приобретались свидетельства против безбрачия и в пользу необходимости и вечности брака, и несколько человек, хорошо знающих эти свидетельства, начитанных и могущих быть среди федосеевства миссионерами.

Запасшись таким орудием – знанием и людьми, Павел начал действовать против безбрачия. Формально он из федосеевства не выходил и ни к какому новому согласию не присоединялся, а только учил, что новожёнов (женатых федосеевцев) необходимо допускать на общую молитву и в полное общение, что установленные правила безбрачия не имеют силы. Для х распространения такого учения, Павел рассылал своих миссионеров во все населённые пункты федосеевства. Во многих местах это учение было принято и новожёны стали допускаться до общей молитвы. Сам Павел и его помощники неоднократно проповедовали в Москве. На Преображенском кладбище это учение не было принято. Но соединившись с Любушкиным, Павел значительно оживил уже начавшее было распадаться Любушкино согласие. Защитники безбрачия неоднократно устраивали в Преображенском форменные беседы с Павлом. Побеждая бракоборов, Павел и его помощники приобретали новых прихожан Любушкиной молельни. В начале шестидесятых годов Любушкина молельня находилась в блестящем положении. Духовным главой её, естественно, являлся Павел, настоятелем здесь был приближенный Павла, инок Александр (после иеромонах Никольского единоверческого монастыря, живший с о. Павлом в одной келье). Внешним главой был знаменитый финансист Кокорев, духовный сын о. Прокопия (после иеромонах Никольского монастыря). К молельне принадлежали несколько человек Морозовых (семья Викула Елисеева) и Гучковых. Одни уже эти имена показывают, что в шестидесятых годах брачное согласие в Преображенском было весьма сильно, как по количеству своих приверженцев, так и по качеству оных.

Но реформировать федосеевское согласие и Павлу не удалось. Добывая свидетельства о необходимости и вечности брака, прусские иноки во главе с Павлом, неожиданно для самих себя, добыли также неоспоримые свидетельства о вечности и святости церкви, о вечности и святости иерархии. Эти случайно найденные свидетельства сослужили для Св. православной церкви незаменимую услугу: они Павла с сонмом ему близких привели в лоно Св. церкви. Не говоря о положительной деятельности Павла на пользу православной церкви, один уже выход из старообрядчества есть незабвенная услуга. Беспоповство, собственно описываемое брачное согласие, этим выходом Павла из старообрядчества надолго лишилось замечательнейших сил и умов.

С присоединением Павла к православной церкви, Любушкино согласие лишилось главных деятелей. В настоящее время Любушкина молельня находится в Переведеновке, в двух верстах от Преображенского кладбища, помещается в доме, приобретённом ещё самим Любушкиным. Помещение для молельни небольшое, но светлое и чистое, иконостас сравнительно хорош. При молельне имеется небольшой скит для престарелых и небольшой хор певчих. Число прихожан ограничено, людей богатых среди них почти нет вовсе. Молельню поддерживают купец – богач Рудаков и семья Викулы Елисеева Морозова, имеющая у себя в доме (в приходе Св. Илии пророка, на Воронцовом поле) богатую, роскошно отделанную молельню.

Несмотря на свою блестящую историю и славных деятелей, сильных духом и словом, каковы о. Павел и его сподвижники, Любушкина молельня в настоящее время занимает странное положение даже в самом брачническом согласии. Её прихожане ещё не отрешились от обычных беспоповских понятий, не сообщаются с православными в пище и питии, некоторые даже веруют в царствование антихриста. Другие же последователи брачного согласия реформировались или, по крайней мере, реформируются, – признают, что иерархия не есть какое-то особо установленное божественное учреждение, а учат, что она – выборное начало, что благодать священства подаётся не через рукоположение епископа, а через народное избрание. Таковое учение проповедуется и в Москве, оно пропагандируется Зыковым и Батовым. Любушкинцы этого учения не принимают и, оставаясь при старых беспоповских понятиях, не могут быть в полном единении с другими новыми брачниками.

В. Сенатов

(Продолжение следует).

С давнего времени в районе Луховицкой волости, Зарайского уезда, Рязанской губ. (в приходах: Подлесная Слобода, Сушки, Прудково, Городец, Горетово), – проживают сектанты. Ещё в начале нынешнего столетия в церковноприходских документах они отмечались то под именем духоборцев, то – духовных христиан, и, наконец, с 30-х годов под именем молокан¹⁰⁵.

Во второй половине 80-х годов среди луховицких сектантов началось сильное брожение в пользу «новой веры». Принимавшие эту веру называли себя «святыми». Они фанатичнее, чем молокане, относились к православию, старались всеми способами распространить своё учение, посещали с этой целью дома православных. Долгое время неизвестно было, что это за новые сектанты. Впрочем, и сами местные последователи новой веры не сразу её усвоили себе. Вот что, например, один из сектантов сообщает в свой журнал «Беседу»: «церковь наша стала существовать с начала 1887 года и пока не многолюдна, а называют нас и пггундисты, и баптисты, и пашковцы, сами же себя мы не знаем, к какой причислить категории. Знаем только то, что Господь нас спас и омыл кровью Своею, простив нам все грехи (Кол.2:13; 1Ин.2:12). Насчёт же церковного домостроительства я с своей стороны нахожу некоторые упущения, наприм., есть пресвитер и диакон, только без рукоположения (2Тим.1:6; Тим.1:5; Евр.6:2); далее: никто ещё до сих пор не принимал крещения, не бывает трапезы в воспоминание смерти Господней, т. е. преломление» (литогр. тетрадь «Беседы» за 1891 г. апрель, корреспонденция Я. Б. из Рязанской губернии). Так, впервые проник в Рязанскую губернию штундизм¹⁰⁶. В настоящее время достаточно выяснилось, откуда занесена в нашу местность пггунда.

С 1884 года в Луховицах время от времени стали появляться приезжие интеллигенты, оказавшиеся потом известными распространителями штунды: студент Зи-в, некто Ге-г и друг., и простолюдины – сектанты с юга и из Москвы. Иногородние штундисты завязали сношения с местными молоканами, посещали их собрания, выступая на них в роли учителей. Приезжие сектанты встретили у луховицких молокан сочувственный приём и наиболее рьяные из последних, недовольные индифферентизмом своих единоверцев, сделались усердными последователями новый веры «святых». Вскоре затем штундисты обратили внимание и на православных. Они придумали особый способ: на базарной площади в дер. Луховицах штундисты открыли «трактир для трезвых»; для большего привлечения сюда посетителей поставили в нём прекрасную фисгармонию: игра на этом инструменте служила приманкой для народа. Хитрый расчёт удался как нельзя лучше: трактир всегда бывал переполнен. И вот в кружке случайных посетителей кто-нибудь из штундистов-учителей вкрадчивым голосом заводил религиозную беседу. По мере того, как затихали другие разговоры, сектант всё более и более увлекался. «Возлюбленные мои, дорогие мои, се ныне время благоприятно, се ныне день спасения, уверуйте и спасётесь: одна только вера оправдает вас»... раздаётся среди общего внимания заученная речь пггундиста. Нередко и около окон собиралась толпа слушателей. «Трактир для трезвых» просуществовал целых три года, будучи рассадником и школой для штундистов. Здесь поучались и пробовали свои силы в проповедничестве местные сектанты-главари: Степан 3-в, И-н и другие. Кроме постоянных личных сношений, штундисты целыми пудами присылали в Луховицы книжки, брошюры и листы сектантского содержания. Наприм., упомянутый штундист В-н получил недавно через почту одновременно 31 пуд таких книжек и брошюр – издание Н. Р., общества поощрения духовно-нравственного чтения.

Штундисты пользуются всяким случаем, чтобы найти себе сторонников и последователей. Чем больше слушателей, тем охотнее и увлечённее их проповедь. Поэтому они обыкновенно появляются при всяком стечении народа. Следующий факт характеризует их жажду пропаганды. Недалеко от Луховиц, верстах в 7–8, по р. Оке на несколько десятков вёрст тянутся прекрасные заливные луга. Со всего края в рабочую пору собираются сюда на покос тысячи рабочих. В вечернее время с правого возвышенного берега реки на громадное пространство вы увидите частые мелькающие огоньки, издали доносится широкая русская песня. Главари-сектанты прекрасно сообразили, что проповедь их в такой массе не останется бесплодной. Здесь всегда можно рассчитывать на обильную жатву. И вот они являются сюда, обходят кучки отдыхающих рабочих, вступают с ними в беседу, наделяют их своими книжками. Выспрашивают, не нуждается ли кто в помощи, в братском утешении, чтобы явиться к таким с увещанием «уверовать во Христа», и в таком случае одаряют их и деньгами. Говорят, что уже и теперь среди рабочих иногда можно услышать монотонный, но увлекательный по-своему древнерусскому напеву, штундистский стих:

«Ищи везде, ни в ком нигде,

Ты не найдешь спасенья,

Лишь Божий Сын даст Один,

И мир и избавленье...» и проч.

Пением штундисты пользуются, как могучим средством для распространения своего учения. Древнерусский однообразный, речитативный напев как нельзя более нравится простому народу, а на такой мотив и распеваются штундистские канты. Вот этот напев: (кант во время преломления хлеба),

И преломив, раздал им всем

К ним говоря сие:

Приимите и ядите все

Се тело есть мое!

2. Потом с вином Ты чашу взяв,

Благодарил и дал

Своим ученикам, сказал:

Сия есть кровь моя!

Примите пейте из нея

Все, ибо сия кровь

За многих изливаема

В прощение грехов!

Се новый Мой завет в крови,

Вам в завещание,

В мое сие творите вы

Воспоминание и пр.

Но одна заблудилась в страшной глуши

В неведомых диких горах,

Вдали от охраны родимых ворот,

Вдали от пастырских нежных забот.

2. Господь, девяносто девять тут все,

Все овцы кроме одной,

Но пастырь сказал: ее жалко мне,

Я пойду за Моею овцой.

И хоть тяжкий путь мне предстоял бы пройти.

Но хочу я овцу дорогую спасти.

Все это те, кого Христос призвал,

Все, за кого он умер и страдал,

Он их спас и оправдал,

Агнец кровью омыл. И проч.

Д. Андреев

(Окончание следует).

Беседы в Музыкииых-Хуторах, Херсонской губ., присоединение к православию вожака местных сектантов и торжественное крещение штундистских детей.

Село Музыкины-Хутора, лежащее в 12 верстах от Херсона, уже давным-давно, более тридцати лет тому назад, заражено сектой хлыстов и немного меньше времени – сектой штундистов. Много здесь потрачено миссионерами времени и труда, много бесед проведено местными священниками с сектантами, но упорство заблудших оставалось поразительным. Молва о музыкинских сектантах давно уже идёт по всей Херсонской губ. и вне её. Отчёты миссионеров о беседах в Музыкиных-Хуторах полны жалоб на ожесточение и грубость местных сектантов, своими дерзостями на беседах доводивших миссионеров буквально до слёз. Такое упорство сектантов и их пропаганда лжеучения побудили местное епархиальное начальство обратить особенное внимание на это гнездо сектантства, известное, как это видно из переписки любомирских штундистов и петербургской, сочувствующей сектантам, знати, «радующейся, что в Музыкиных-Хуторах братья собираются свободно». Указом Херсонской духовной консистории от 13-го января минувшего года за № 327 предписано было местному священнику о. Г. Галабутскому сделать последнее увещание сектантам с разъездным миссионером Беловым. Донося консистории о сделанном увещании, о. Галабутский между прочим писал: «после продолжительной беседы выяснилось ужасное упорство штундистов и нежелание в настоящее время возвратиться к истине. Что будет впереди? Господь весть... Некоторые из них совершенно не пожелали явиться на беседу, ни вообще слушать какие-либо увещания своего пастыря. К сему считаю долгом прибавить, что штундисты Исидор Мыкытась, Феодор Шевченко и их семейства несколько лет тому назад за своё упорство и нежелание возвратиться в лоно Православной Церкви Указом Херсонской духовной консистории отлучены от Церкви и исключены из списков прихожан Покровской церкви предместья г. Херсона, Музыкиных-Хуторов, что им и было объявлено». Получив рапорт о. Галабутского, Херсонская духовная консистория постановила: в виду упорства штундистов Музыкиных-Хуторов в своём заблуждении, переписку по сему делу передать Епархиальному миссионеру.

Предстояло мне, т. о., обратить самое серьёзное внимание на это старое гнездо сектантства. Конечно, я был убеждён, что прежние беседы миссионеров и при настоящем упорстве сектантов не должны были пройти без следа, что хотя они были и без видимых результатов, но, без сомнения, несколько подготовили сектантов к моим беседам; я это прекрасно понимал. Однако видел, что в Музыкиных-Хуторах придётся положить много сил и труда, чтобы добиться какого-нибудь положительного результата.

В ноябре месяце минувшего года, окончив ряд бесед в Херсоне, я отправился с окружным миссионером о. Иоанном Михайловским и разъездным Е. Беловым в Музыкины-Хутора, куда прибыл в субботу 28-го числа. Я не стану излагать ни содержания ведённых мною здесь бесед, ни возражений сектантов, а опишу лишь внешний, так сказать, ход бесед, имея в виду следующую цель.

Многие из пастырей и миссионеров убеждены, что стоит только провести с сектантами 1–2 беседы, и они поймут своё заблуждение, и часто удивляются, приходят в унынье, когда после нескольких бесед миссионеры уезжают без успеха. Нижепредлагаемым кратким описанием бесед в Музыкиных-Хуторах, где в продолжении многих лет ежегодно и до моего посещения велись с сектантами беседы, я хочу только показать, какими большими усилиями и трудами достигаются возвращения к Церкви заблудших. Из этого описания будет видно, как для пользы дела должны чередоваться беседы публичные с частными, домашними, на которые миссионеры иногда обращают совсем мало внимания.

В Музыкины-Хутора мы прибыли 28-го почти уже к вечеру. Оповещенные священником прихожане и сектанты давно уже поджидали нас в местной довольно просторной земской школе, битком набитой народом.

Прежде чем началась беседа, сектанты задали мне вопрос, за кого я их считаю – за баптистов или штундистов, и начали доставать свои «копии с копий» известных кассационных решений Сената по делам штундистов. Мой ответ, что я считаю их сектантами, несколько успокоил их, а ещё более их успокоила показанная мной резолюция херсонского губернатора на поданом ему прошении сектантов, где объяснено им, что они не баптисты, а штундисты. Видя в этом отношении своё бессилие, сектанты заявили, что беседовать со мной не будут.

– Слыхали мы уже таких миссионеров, довольно с нас, шумели они, нового ничего не скажете!

– Нет, братья, ответил я, меня вы ещё не слыхали.

– Слыхали таких самых, может быть и лучше.

– Может быть, слыхали, а может быть и нет; во всяком случае «таких самых» не слыхали, ибо «каждому, говорит апостол, даётся проявление Духа на пользу. Одному даётся Духом слово мудрости, другому слово знания... иному разные языки, иному истолкование языков» (1Кор.12:7–10). Каждому, след., человеку даётся особое дарование; вы слыхали одних миссионеров, выслушайте же и меня, узнайте, какое и мне дано дарование милостью Божией. Сектанты замолчали, видимо, приготовившись слушать.

Первую беседу с ними я повёл о св. Церкви. Но не успел я ещё сделать обычное вступление к беседе, как со всех сторон посыпались несдержанные, запальчивые возражения сектантов. Только призвав на помощь всё хладнокровие, можно была несколько успокоить взволнованных моих собеседников. Разобрав и по порядку опровергнув все их обычные возражения, я перешёл от апологии Православия к обличению штунды. Мне удалось, наконец, взять всецело в свои руки беседу, заставить сектантов слушать меня, поставив их самих в необходимость защищаться; тогда-то и стала видна всем православным, да и некоторым сектантам вся гибель отчуждения последних от св. Церкви. Под конец продолжительной беседы начали уже между собой разногласить боле видные мои собеседники – Исидор Мыкытась и Ф. Шевченко, что вселило во мне маленькую надежду на лучший успех дальнейших моих бесед.

По желанию самих сектантов на следующий день, 29-го числа, назначена была беседа об иконопочитании. Сектанты, видимо, подготовлялись к ней. Беседа обещала быть оживлённой и многолюдной, ибо многие, узнав о ведении мной бесед в Музыкиных-Хуторах, приехали из окрестных мест, прибыли некоторые и из Херсона. В виду особенной важности для сектантов предстоящей беседы о. Галабутский обратился к ним с следующим словом увещания, призывающим их к мирной, спокойной беседе.

«Идите по всему миру, проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк.16:15).

Исполняя заповедь своего божественного Учителя, св. апостолы, а за ними целые сонмы мучеников за веру, за проповедь Евангельского учения пошли по этому трудному пути, пролили свою кровь за исповедуемое и проповедуемое ими учение Христово. И теперь по тому же пути идут миссионеры, эти великие труженики, не имеющие иногда, подобно своему Пастыреначальнику Христу, где главы подклонити, терпят они скорби, лишения и бедствия, подвергаются даже опасностям лишиться жизни, но бодро перенося всё это, проносят слово Божие во все концы вселенной. Вот и к нам прибыл один из таких тружеников миссионеров, посвящающий свои молодые, пока еще крепкие силы этому святому и многотрудному делу. Выслушаем же предлагаемые нам беседы с полным вниманием, дабы напечатлелись они в сердцах наших, с крепостью и смирением, как это прилично такому святому делу, без которой с любовью ничего не может быть доброго, как учит апостол, и наконец с искренним желанием найти тот единственный истинный путь, который приводить к царствию небесному.

При необыкновенной от многолюдства духоте в школе началась моя беседа об иконопочитании. На этой беседе стал мне возражать, и к моему удивлению, в несколько более уже мягком тоне представитель местной штунды Исидор Мыкытась. В детстве, благодаря отцу своему, он побывал в хлыстовщине, но скоро её оставил отец, а вместе с ним и сын, увлечённый в штунду, где он и пребывал более 25 лет. Скоро я увидел, что имею дело с человеком честным и толковым, заблудшим, но интересующимся истиной: все, для него новые, приводимые мной места св. Писания он сам проверял по Библии. К концу продолжительной и необыкновенно утомительной беседы в решении некоторых вопросов Мыкытась уже соглашался больше со мной, возражая Шевченко. Признак хороший!..

30-го утром Белов с о. Михайловским посетили дом Мыкытася, который принял их радушно. Спрошенный о моих беседах он ответил, что услыхал для себя много нового, «над чем нельзя не задуматься».

На вечер 30-го числа я уже сам назначил беседу о крещении, имея в виду многих некрещённых здесь детей пггундистов. Я посоветовал сектантам пригласить на эту беседу и всех жён своих, а самим получше к ней подготовиться. Потом мне передали, что сектанты не спали всю ночь, обсуждая беседы бывшие и готовясь к предстоящей. Действительно, когда на следующий день, объяснив в начале беседы всеобщность первородного греха и выяснив необходимость для освобождения от него креститься каждому человеку, я спросил, почему же штундисты не крестят своих детей, сектанты уполномочили возражать мне Бевзюка, выступившего с приготовленными на записке вопросными пунктами. Решение последних прошло очень оживленно. Вторая половина беседы носила уже обличительный характер, и мои доводы, видимо производили желательное впечатление на сектантов, почему, окончив беседу, я обратился к Мыкытасю уже с прямым вопросом: «скажи же теперь, Исидор, по совести, пред Богом, как ты думаешь, нужно крестить младенцев или нет»?

Водворилась мёртвая тишина; с тревогой ожидал я ответа сектанта. Подумав немного, Исидор сказал: «да, теперь вижу, что детей крестить надо»!

– А ты, Бевзюк, как думаешь? обратился я к моему собеседнику.

– Думаю так же, как и Исидор.

– А ты, Хостовиченко?

– И я согласен с ними,

Аполлон Буря ответил, что пока остаётся при своём мнении; другие сектанты молчали. Таким образом эта беседа разделила сектантов на две части, дав мне ещё больше надежды на дальнейший успех вразумления заблудших.

Теперь я решил, что пора уже начать беседы частные, по домам, чтобы каждому сектанту выяснить те именно вопросы, в коих он сомневается или объяснение которых не вполне усвоил на беседах публичных.

1-го декабря утром я с о. Михайловским поехали к Мыкытасю, а Белова с о. Галабутским направил к Мостовиченко, условившись сойтись всем вместе в доме Бевзюка. Мыкытась принял нас очень радушно. На мой вопрос, что он думает о бывших беседах, Исидор ответил, что он так встревожен ими, что даже сна лишился. «Как это так могло случиться, сказал он, что, постоянно читая слово Божие, я не замечал тех его мест, которые нас обличают? Своими беседами вы открываете мне глаза»!

Дальше у нас пошла беседа по разным вопросам. Скоро хозяйка предложила закуску, подала чай и любезно пригласила нас к столу. А когда перед вкушением пищи о. Михайловский читал молитву Господню, Мыкытась слушал её, сложив руки по-штундовски на живот; это дало мне повод повести за столом беседу о св. Кресте и крестном знамении. Внимательно слушал меня Исидор; видно, Господь понемногу снимал с умственных его глаз завесу заблуждения, и когда после долгой беседы мы встали из-за стола, и начали молиться, Исидор, 25 лет не поднимавший руки для крестного знамения, стал креститься вместе с нами... Теперь уже я видел совершившийся в его душе переворот и получил уверенность в его возвращении к Церкви Христовой.

От Исидора мы отправились к Бевзюку, где застали Белова и о. Галабутского, только что пришедших от Мостовиченко, который, по их словам, находится под сильным впечатлением бесед и близок к православию, по крайней мере решил крестить детей своих.

У Бевзюка повел я беседу по разным вопросам. Мне старался мешать всеми силами фанатичный Шевченко, явившийся сюда сам, без приглашения, очевидно, с целью ослабить влияние наших бесед. Но это ему не удалось: поражаемый словом Божиим, он должен был смириться, особенно когда вошёл Исидор и принял участие в беседе уже в качестве обличителя штунды. И здесь радушные хозяева подали чай, за которым ещё долго длилась наша беседа, произведшая, видно, хорошее впечатление на Бевзюка и на жену его.

Вечером 1-го декабря, не смотря на утомление от ведённых целый день бесед, я повел публичную беседу в школе против местных хлыстов об их лжепророках. От множества народа дышать было трудно. Хлысты, конечно, отрицали свою принадлежность к секте, хотя народ их в этом обличал. Штундисты видели, что не они одни заблуждаются, что и хлысты подобно им впали в страшную ошибку.

2-го декабря утром после беседы с явившимися ко мне хлыстами, снова лживо уверявшими меня в своём православии я отправился с о. Галабутским к Мостовиченко. После довольно продолжительной с ним беседы по равным вопросам веры я спросил его, что он думает делать дальше после моих бесед? Сектант ответил, что подумает, что со всеми моими доводами он согласен, но, не быв на моей беседе об иконах, ещё не уяснил себе, как должно этого вопроса.

Вечером того же дня я вёл в школе большую публичную беседу о священстве, имея в виду и штундистов и хлыстов. Сектанты уже почти не возражали, а только следили по Библии за приводимыми мной местами св. Писания. По окончании беседы почти все они согласились, что без законно-рукоположенного священства не может быть ни истинной Церкви, ни таинств, а след., не может быть и спасающей благодати Божией.

3-го декабря утром о. Михайловского с Беловым я направил к штундистке вдове Несуканной, а сам с о. Галабутским поехал на хутор к Апол. Буре. После беседы с ним по разным вопросам веры я увидел, что и он в сильном колебании. На вопрос, думает ли он теперь о душе своей, Аполлон ответил: «как же не думать? С тех пор как вы здесь, мы ночи не спим, всё обсуждаем ваши беседы».

К какому же вы пришли решению? спросил я.

– Соберёмся вместе и обсудим, ответил он; оставьте нам выписки мест св. Писания, какие вы приводили на беседах.

Я обещал.

Возвратившись от Бури в дом о. Галабутского, я узнал, что Несуканная решила крестить четырнадцатилетнюю дочь свою Марию, а о себе обещала ещё подумать. Вразуми её, Господи! Скоро пришёл к нам Мыкытась с своей женой и после беседы с нами, к великой нашей радости, изъявили решительное своё согласие принять православие и крестить 6 душ детей своих.

Это была последняя моя беседа с сектантами Музыкиных хуторов, где я пробыл почти неделю и, проповедуя день и ночь, провел 11 публичных и частных бесед, половину этого числа проведи частные беседы и мои сотрудники. Возблагодарив Бога за помощь в нашем святом деле, я выехал с о. Михайловским дальше по миссии, назначив днём присоединения сектантов 10-е января нового года.

Из этого беглого и, так сказать, протокольного описания моих бесед в Музыкиных-Хуторах лица, стоящие непосредственно у дела миссии, могут вывести следующие заключения.

1) никогда не следует бросать надежду на присоединение сектантов даже самых закоренелых, ибо «невозможное человекам возможно Богу» (Лк.18:27): «силен Бог восставить их» (Рим.14:4);

2) не должно ограничиваться, особенно в местах сильно заражённых, ведением одной–двух бесед. Иные требуют или желают, чтобы миссионер посещал как можно больше мест, заражённых сектантством. Большое заблуждение и непонимание дела: в этом случае миссионер ведет своё дело «на почтовых», – провёл беседу в селе и дальше, не изучив ни религиозного состояния прихода, ни сектантства, «отзвонил, как говорят, и с колокольни». Только напрасно побеспокоил и православных и сектантов, промчавшись через приход, как метеор. За то в отчёте 15–20 посещённых в одну поездку мест, хоть и без толку: ведь и при хорошо проведённых, но в малом количестве, беседах у сектантов останется ещё масса всевозможных, иногда даже мелочных, недоумений в вопросах веры, которые могут удержать их в заблуждении и послужить к погибели их душ.

3) Нельзя ограничиваться ведением одних лишь публичных бесед с заблудшими: здесь сектанты больше смущены, больше стесняются и не высказывают своих недоумений часто по ложному стыду или же, обличаемые словом Божиим, вследствие болезненного самолюбия, раздражаются, злятся, т. е. приходят в такое состояние духа, когда человек не способен выслушать и понять самую разумную, ясную речь, самые справедливые доводы. Другое дело беседы домашние: тут сектант у себя дома, он и откровеннее, и мягче, и спокойнее, следовательно, более способен воспринять слово убеждения. Правда, домашние беседы сопряжены иногда с огромными неудобствами, большими затруднениями и даже неприятностями, иногда и оскорблениями со стороны фанатиков-сектантов, это – так; но миссионер-чиновник, ведущий одни лишь официальные, публичные беседы, миссионер-белоручка, не желающий пойти по хатам сектантов-мужиков, разделить с ними хлеб-соль, а когда нужно, и пожить у них, чтобы ближе к ним стать, опроститься, чтобы изучить их внутренний мир, – никогда или очень редко, случайно будет иметь успех.

Говоря это, я вовсе не отрицаю значения публичных бесед, и им я придаю огромное значение: они нужны и полезны не столько для сектантов, сколько для самих православных, которые на публичных беседах сами лучше знакомятся с православным вероучением и воочию убеждаются в несостоятельности лжеучения сектантов, которые способны по-за углам сбивать с толку людей невежественных и нетвёрдых в вере, но безответных перед словом Божиим на публичных беседах с миссионерами. Следовательно, публичные беседы необходимы, как лучшее предохранительное средство для православных от увлечения сектантским заблуждением. Необходимы публичные беседы и для самих сектантов, особенно для тех, которые идут слепо за своими вожаками, идут, не рассуждая, веря в один лишь их авторитет. Такие беседы часто развенчивают вожаков-сектантов в глазах их последователей, убеждающихся, что их непризванные учители так же слепы, как и они сами. Нужны, следовательно, и те, и другие беседы; одни должны пополняться другими; в этом только случае и можно надеяться на благоприятный результат миссионерских трудов, в чём меня убеждает восьмой год миссионерской моей практики.

Но продолжаю своё повествование. Из Музыкиных-хуторов я уехал в полной уверенности, что если 10 января, кроме изъявивших желание лиц никто более не присоединится, то, по крайней мере, благоразумные из сектантов окрестят своих детей: ведь почти все они согласились, что крестить детей необходимо. Но сатана не дремлет, а старается помешать всякому благому намерению людей. Так и здесь случилось: когда 8 января я прибыл вторично в Музыкины-хутора, чтобы лично присутствовать на присоединении сектантов, то здесь узнал, что праздниками они послали мои выписки текстов в Одессу к «братии», откуда получили предлинное послание, в котором какой-то «Сын свободы», как он именует себя в подписи, своими кривотолками и бессмысленными доводами старается убедить их, что крестить детей не нужно¹⁰⁷. Удивительно, что это детское послание оказало на некоторых сектантов своё действие и они решили отложить крещение детей. Вот уж, действительно, «облака и мглы, гонимые бурей» (2Пет.2:17) «носимые ветром» (Иуд.2:12): куда ветер подует, туда они и летят... Но я уверен, что эти колеблющиеся люди сектантами уже не будут: рано или поздно, надеюсь даже скоро, а Господь откроет им очи и даст разумение видеть заблуждение своё.

До торжества присоединения я провёл в Музыкиных-хуторах ещё несколько бесед. 8-го вечером говорил народу в храме о тяжести греха отступления от веры и прочёл очень назидательную брошюру «Исповедь обратившегося в православие Беликова», блуждавшего по всевозможным сектам Кавказа. Чтение этой брошюры произвело на народ хорошее назидательное впечатление.

Жаль, что не все сектанты присутствовали на этой беседе! После неё пришёл ко мне Мостовиченко с женой, для которых, по их желанию, я провел подробную беседу об иконопочитании. Эти люди уже совершенно близки к Православию, стали и в храм Божий ходить, но присоединиться к Церкви им пока мешают чисто семейные обстоятельства.

9-го утром, направив о. Михайловского с Беловым к Буре, сам, с о. Галабутским, посетил дом Несуканной, где имел довольно продолжительную с ней беседу по разным вопросам. Бедная Пелагия охотно приготовляет назавтра дочь к крещению, а сама всё плачет! Совратили её сектанты материальной помощью в дни затруднительных обстоятельств по смерти её мужа. Теперь она душевно мучится: возвратиться в православие стыдится, а в штунду всякую веру потеряла. Но я надеюсь, Господь её спасет!

9-го после вечерни, при огромном стечении народа провел в храме беседу о св. Причащении, имея в виду присоединяемых, которые на следующий день должны были причаститься св. Тела и Крови Христовых.

Наконец, настал и день нашего торжества. Из Херсона ещё с вечера прибыл приглашенный соборный диакон, приехал из соседнего прихода священник о. Панкеев, почему решили служить обедню соборне.

10-го января, по окончании утрени, в присутствии многочисленных молящих, после исповеди возвращающихся в лоно Церкви Исидора Мыкытася и Ирины Посессор совершено было о. Галабутским торжественное по чину присоединение, а вслед за ним и бракосочетание родителей шести детей... Нужно ли говорить об искренних слезах не только присоединявшихся, но и многих из народа, в чувстве глубокой христианской радости воссылавших благодарственные молитвы Богу, вразумившему заблудших их братьев?

По присоединении Исидора с женой, окружным миссионером, о. Михайловским, было сказано следующее поучение.

«Сегодня православная наша Церковь радуется и торжествует. Радуется она тому, что временно заблудшие и отступившие от неё чада опять возвратились под спасительный покров её; торжествует она потому, что враг человеческого рода – диавол, не смотря на все свои козни, – побеждён: истина торжествует.

Вот пред вами, правосл. христиане, брат и сестра во Христе, которые на продолжительное время впали было в сети диавола. Ему завидно стало, что эти люди украшены христианскими добродетелями, и он начал их искушать и имел успех. И они, как и все мы люди, по свойственным вашей природе плотским наклонностям, «увлеклись всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения» (Еф.4:14), уклонились от истинного пути спасения и впали на ложный путь заблуждений. И долго бы они блуждали во тьме заблуждений, но общая наша духовная матерь – св. Церковь православная не допустила этих чад окончательно сделаться сынами погибели; она с материнской любовью поспешила к ним в лице пастырей и миссионеров с вразумлением и наставлением. Она открыла им всю бездну той пагубной для души участи, которая неминуемо досталась им бы в удел, если бы их умов и сердец не коснулась истина. И что же? Истина восторжествовала... и они, эти погибавшие было чада Церкви, опять в лоне её. Они снова сделались нашими братьями по вере во Христа, потому что они теперь члены единой с нами святой, соборной и апостольской Церкви. Они стали такими же истиннорусскими, истинно-православными людьми, как и все вы, предстоящие в атом свят. храме. Они сознали всю пустоту и пагубность штундовой веры; они опять веруют, что вне Церкви православной нет спасения; они познали истинный смысл слов Спасители в Никодиму: «если кто не родится от воды и Духа, не может войти в царство Божие» (Ин.3:5), а потому детей своих, до сих пор лишённых благодати Божией, спешат возродить в духовную жизнь посредством св. Крещения. Они теперь веруют и признают, что в таинстве св. Миропазания их возрастание в духовной жизни. Теперь они страшатся той мысли, что в течении многих лет не входили в общение со Христом, не принимали истинной Плоти и честной Крови Его, а довольствовались вкушением простого хлеба и вина и притом из рук кощунственно взявших на себя права и обязанности строителей Таин Божиих; они усвоили истинный смысл слов Спасителя: «если не будете есть плоти Сына человеческого и пить Крови Его, не будете иметь в себе жизни» (Ин.6:51) и сегодня впервые удостоятся этой великой, святой Трапезы. Теперь они не только отказались от ложной мысли, что епископами и священниками могут быть все, кто захочет, но признают и веруют, что пастыреначальник наш Иисус Христос поставил, как строителей Таин Божиих, двенадцать апостолов, а те уже, по мере распространения Церкви Христовой и её учения и приближения конца своей жизни, поставили от себя епископов и пресвитеров, что преемство дошло и до наших дней. Теперь уже для них святые иконы и честный Крест не идолы, а св. изображения Господа Бога и Его святых в том виде, в каком Ему благоугодно было являть себя грешному человечеству, а почитание этих изображений они теперь считают не идолопоклонством, а делом добрым, спасительным, направленным к вашей пользе и спасению наших душ. Одним словом, они снова стали «православными» христианами, посему да не отвратится сердце ваше, братья и сестры, от этих покаявшихся братий ваших. Если Господь милосердый не хочет смерти грешника, но чтобы он обратился, покаялся, если св. ангелы радуются о едином грешнике кающемся, то и нам остаётся только возрадоваться с ними и любвеобильно открыть двери сердца нашего и принять в свою среду сих братий наших.

К тебе же брат Исидор, обращаюсь со словами, которые некогда Спаситель сказал св. ап. Петру; «Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев своих» (Лк.22:32). Ты сегодня обратился, ты сегодня пред всею Церковью заявил о своём отречении от штундовой веры, ты покаялся, «будь же твёрд и непоколебим в вере» (Кол.1:23); помни, что ты опять в лоне Церкви Православной, которую, по слову Спасителя, Главы её, и врата ада не одолеют. Кроме сего, обратившись, ты должен позаботиться об утверждении братьев своих, т. е. тех, которых ты доселе называл своими братьями и в среде которых ты долгое время пребывал и имел общение; обрати их к Церкви Христовой, чем и заслужишь себе прощение многих грехов, как и св. ап. Иаков говорит в своём послании; «пусть всякий знает, что обративший грешника от ложного пути, спасёт душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак.5:20) Аминь!

Всю литургию, совершаемую тремя священнослужителями, присоединённые благоговейно стояли впереди народа, усердно молясь с возожжёнными в руках свечами, как символом их пламенной, искренней веры в ту св. Церковь, вне которой они так долго блуждали.

Содержание Апостола и Евангелия с этого дня, как нельзя более, соответствовало нашему духовному торжеству почему, по прочтении св. Евангелия, мной было произнесено следующее поучение на евангельский текст:

«Народ, сидящий во тьме, увидел свет великий; и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет» (Мф.4:16).

Несчастное падение непокорных Богу наших прародителей погрузило весь человеческий род в ужасную, непроглядную тьму греха и страшного проклятия. О, как тяжело, как печально было состояние всего человечества до пришествия Христа Спасителя: «весь мир во зле лежал» (Ин.5:19)! С глубокой скорбью сердца восклицает царь и пророк Давид о народе своём, избранном народе Божием: «нет праведного ни одного, нет разумевающего; никто не ищет Бога; все совратились с пути, до одного негодны, нет делающего добро, нет ни одного» (Рим.3:10–12; Пс.13)! Ещё хуже были язычники, которые, называя себя мудрыми, обезумели, и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся, они, говорит св. апостол, заменили Божию истину ложью и поклонялись и служили твари вместо Творца... и предал их Бог превратному уму – делать непотребства, так что они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы» (Рим.1:23, 28–31); «дошедши до бесчувствия, они предались распутству так, что делали всякую нечистоту с ненасытимостью» (Еф.4:19). – Бедные люди! Какая непроглядная тьма заблуждений, какой мрак всеобщего греха покрывал весь погибавший человеческий род!

Но явился Спаситель мира, и ночь прошла, а день приблизился (Рим.13:12); явился Христос предвечный Сын Божий и «народ, сидящий во тьме, увидел свет великий; и сидящим в стране и Сени смертной воссиял свет» (Мф.4:16). Всему миру воссиял этот чудный, великий свет, всему миру явил Христос своё божественное учение, весь мир, обременённый грехами и страданиями, услыхал евангельскую весть, услыхал радостный призыв к спасительному покою: «приидите, взывал Спаситель мира к людям, все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня: ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф.11:28–29)! Но все ли, увидевшие этот свет великий, поспешили из тьмы к нему навстречу, все ли уверовали в Избавителя своего, все ли пошли на зов Христа к желанному покою?

О, человек, несчастный человек, как ты жесток, как глубоко испорчен ты грехом! Окаменело ожесточённое, твоё бедное сердце, помрачился твой ум, разбилась слабая, испорченная твоя воля! «Был свет истинный, говорит св. Иоанн, который просвещает всякого человека, приходящего в мир. В мире был и мир через Него начал быть, и мир Его непознал. Пришёл ко своим, и свои Его не приняли» (Ин.1:9–11). «Люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы, ибо всякий, делающий зло, ненавидит свет и не идёт к свету, чтобы не обличились дела его, ибо они злы» (Ин.3:19:20). Да, возненавидели люди свет, «ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16), а они «не приняли Его» и «распяли Господа славы» (1Кор.2:8)! Вы понимаете, вы чувствуете, возлюбленные, какое совершено людьми величайшее в мире преступление: возлюбив тьму больше света, люди отвергли Избавителя мира, повели на распятие невинного «Агнца Божия взявшего на себя грехи всего мира» (Ин.1:29), предали страшным мукам Спасителя своего, «распяли Господа славы»! Какое ожесточение сердца, какое ужасное помрачение человеческого ума!

Так было прежде, далеко раньше нас. А теперь, в наше время не так ли? Увы, возлюбленные, так и теперь: и теперь, не смотря на всем видимый, чудный свет Христовой веры Православной, сколько ещё людей сидит «во тьме и тени смертной», сколько окаменелых, холодных сердец, сколько упорных, ожесточенных душ, закрывающих умственные очи пред ясным светом Христовой истины! Да, много, слишком ещё много «людей, отделяющих себя от единства веры» (Иуд.1:19) и тем «снова распинающих в себе Сына Божия и ругающихся Ему» (Евр.6:6). Есть они, к несчастью, и в вашем селе, это – ваши заблудшие братья-сектанты, пггундисты и хлысты, упорно погибающие во тьме заблуждения. Вы сами живые свидетели и наших не лёгких трудов и их печального упорства, не смотря на то, что для них пролито было много, очень много света веры Православной во время бесед с ними. И ныне их зовёт Христос в свою святую Церковь, и ныне св. апостолы призывают их соблюдать единство веры, «сохранять единство духа в союзе мира» (Еф.4:3), зовут их к чудному, чистейшему свету веры Православной, но несчастные больше возлюбили тьму заблуждения, нежели свет истины «и в упорстве погибают, как Корей» (Иуд.1:11).

Но утешимся, православные, и, поручая их милосердию и долготерпению Божию, возблагодарим Господа, возвратившего к свету истины девять душ, блуждавших в погибельной тьме. Примите же их с любовью, как братий ваших, и возликуйте об их спасении с ангелами небесными, у которых бывает радость «и об одном грешнике кающемся» (Лк.15:10). Да и как нам не радоваться, как не благодарить вразумляющего грешников милостивого Бога, когда мы сами сейчас видим, что «народ, сидящий во тьме, увидел свет великий», что более 24 лет «сидящим в стране и тени смертной воссиял свет»! Славим, благодарим, кланяемся и славословим Тебя, всещедрый наш Боже!

Но как в ясный, солнечный день неожиданно небо покрывается тёмной тучей, так и радость сердца нашего вдруг омрачается «великой печалью» (Рим.9:1–3) при мысли об остающихся ещё во тьме заблуждений. Жаль погибающих братьев, тяжёлая ожидает их участь, ибо сам Христос сказал: «раб, который знал волю господина своего и не был готов и не делал воли его, бит будет много... И от всякого, кому дано много, много и потребуется» (Лк.12:47–48); а они уже знают волю Господа своего, карающего отступников от созданной Им Церкви: ведь им там много дано для их вразумления! Знают Его волю и не готовы, не делают воли Его. Жаль безответных, ибо «страшно впасть в руки Бога живого» (Евр.10:31)!

Что же нам делать, чтобы спасти их? Не унывать, братья, а ещё больше, ещё настойчивее заботиться об их вразумлении, помня слышанную уже вами за это великую награду, обещанную от Бога св. ап. Иаковом: «братия, говорит он, если кто из вас уклонится от истины и обратит кто его, пусть тот знает, что обративший грешника от ложного пути его спасёт душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак.5:19–20). Кто же из вас, православные, не пожелает обратить брата своего от его ложного пути? Кто не пожелает этим добрым и святым делом спасти и свою душу от смерти, покрыв множество своих грехов? Не забывайте же эту великую от Бога награду и знайте, что в деле спасения заблудших вы можете сделать больше, чем мы.

Вы, конечно, спросите, как же это мы, малограмотные или совсем неграмотные и малосведующие в слове Божием люди, сможем воздействовать на тех, которые не слушают вас, людей более нас сведущих и опытных в этом деле? Можем ли мы, скажете, убедить упорствующих в заблуждении сектантов в истине веры нашей? Да, православные, можете и можете гораздо больше и легче, чем мы, люди для них чужие, мало им известны: вы это сделаете своей христианской жизнью, ибо живой пример хорошей жизни сильнее всякого слова. Если мы не убедили всех заблудших словами вразумления, то вы легче можете убедить их и привлечь в лоно спасающей Церкви своей доброй жизнью. Помните, христиане, что сказал о вас Спаситель мира: «Вы – соль земли... вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы, и зажегши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светить свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославили Отца вашего небесного» (Мф.5:14–16). Для нас, православные, «ночь прошла, а день приблизился, итак отвергнем дела тьмы и облечёмся в оружие света» (Рим.13:12); «посему, отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему, потому что мы члены друг другу. Гневаясь, не согрешайте; солнце да не зайдёт во гневе вашем. И не давайте места диаволу. Кто крал, вперёд не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделить нуждающемуся. Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим. И не оскорбляйте Святого Духа Божия, которым вы запечатлены в день искупления. Всякое раздражение, и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобой да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас» (Еф.4:26–32).

Вот чем, православные, вы можете вразумить заблудших, – делами добрыми, чистым светом жизни христианской, чтобы заблудшие «видели ваши добрые дела, прославили Отца вашего небесного» и сказали вам: «истинно с вами Бог» (1Кор.14:26)!

Но к свету христианской жизни присоедините, возлюбленные, и усердную молитву вашу о себе и о возвратившихся ныне к Церкви, да сохранить Господь и вас и их верными её чадами до конца дней ваших, до смерти, чтобы получить вам «венец жизни» (Откр.2:10).

Молитесь, братья, всегда молитесь и о нас грешных, трудящихся в деле вразумления заблудших. Тяжелое это, трудное дело; молитесь же, чтобы проповедуемое нами «слово Божие росло и распространялось» (Деян.12:24). «возрастало и возмогало» (Деян.19:20), рассеивая тьму человеческого заблуждения.

«Молитесь, учит ап. Иаков, друг за друга, чтобы исцелиться, много может усиленная молитва праведного» (Иак.5:16). Помолимся же, братия, усиленно помолимся и о заблудших, чтобы Господь исцелил их; чтобы смягчил ожесточённые их сердца, просветив помрачённые их умы и обратил их на путь истинной, спасительной веры Православной, да едиными устами и одним сердцем всем нам и им с нами, сохраняя чистоту веры и «единство духа в союзе мира», всегда достойно восхвалять святое имя «в неприступном свете обитающего» (1Тим.6:16) «Отца светов» (Иак.1:17), в Троице славимого единого Бога! Аминь!

После следовавшей за проповедью сугубой ектеньи совершено было моление о вразумлении заблудших. Горячо молился о них весь православный народ.

С глубоким благоговением причастились присоединённые св. Таин Христовых, благодаря милосердого Бога за неизреченную Его к ним милость.

После «Буди имя Господне благословенно» свящ. о. Галабутским сказано было прочувствованное приветствие воссоединённым, получившим от него в благословение св. икону Касперовской Божией Матери и заздравную просфору.

Из храма народ вышел, без сомнения с самыми лучшими чувствами радости и благодарности Богу, вразумившему заблудших их односельчан. Сама природа как бы со-радовалась нашему торжеству: выпал чудный день, погода была чисто весенняя, тёплая; и яркое солнце обильно лило с вышины неба свои согревающие лучи света, напоминая людям о «Свете» великом, просвещающем всякого человека грешника.

Крещение 6-ти детей Мыкытася и 14 летней Марии Несуканной назначенно было в его просторном доме в 3 часа дня. К этому времени прибыл и благочинный г. Херсона о. Владимир Ефремов, чтобы разделить с нами духовную нашу радость. Народ давно уже толпился во дворе присоединённых. По личной просьбе присоединённых, в числе восприемников были и все мы, принимавшие непосредственное участие в деле возвращения их в Православие. Трогательно было торжество крещения 7 душ в возрасте от 8 м. до 14 лет; в особенности, когда, после погружения крестившихся, в духовном восторге запели все присутствовавшие: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся»; одни из крещаемых с возожжёнными в руках свечами шли с восприемниками вокруг большой купели сами, других за руки вели, третьих на руках несли... Не только родители крещаемых, но и многие из народа и в доме, и во дворе стоявшие, услыхав слова священного песнопения, благоговейно творили крестное знамение, проливая слёзы радости. Да, такие редкие священные минуты не забываются никогда.

Радости самого Исидора не было границ: «как будто гора свалилась с плеч, говорил он; слава Богу, теперь уже я спокоен!» После крещения и предложенной гостеприимными хозяевами трапезы мы простились с ними и, пожелав им мира, спокойствия духа и твёрдости в вере, отбыли к о. Галабутскому, а немного спустя, пожелав и ему всегда веселиться о новых духовных чадах его, выехали в Херсон.

Чудная, тёплая, лунная ночь, наша южная ночь, вливала спокойствие в душу, навевала разные думы: вспоминалось прошлое упорство музыкинских сектантов, ожесточение заблудших на первых с ними беседах и постепенное смягчение их сердец на беседах дальнейших, живо представлялся горящий огнями храм с молящимся народом, всенародное, в благоговейной тишине совершавшееся присоединение заблудших и торжественное крещение их детей, живо слышались слова проповедей, молитв и песнопений, и душа невольно наполнялась чувством благодарности неизреченному милосердию и долготерпению Божию, призвавшему девять душ в свету истины, к познанию веры Православной.

Едем мы, и сердца наши полны чувством тихой радости от успеха после нелёгких трудов, от сознания исполненного, по мере сил, миссионерского долга, полны той радости, какой никогда не испытывают непричастные к святому делу миссии... едем, а по звёздному широкому небу скользит во всей своей красоте и каком-то грустном величии полная луна, ясно освещая наш путь и далёкую окрестность; и лишь изредка капризная, дымчатая тучка закроет собой луну и погрузит в небольшой полумрак и нас и всю землю; тогда набежавшей тенью невольно ложатся на душу грустные мысли, будящие в ней печальное воспоминание о многих ещё братьях, «сидящих во тьме», «в стране и тени смертной» и не сознающих ещё своей ужасной гибели. Но я верю, что у многих из них смягчатся ожесточённые сердца, что призовёт и их к Себе Отец небесный, надеюсь крепко, что и они войдут во двор Христовой Церкви Православной: «силен Бог и их восставить» (Рим.14:4)!

Херсон. епархиальный миссионер М. Кальнев

После перерыва, я предоставил слово моему со-вопроснику¹⁰⁸. Тогда Арсений сказал: Ты принуждаешь креститься трехперстно, но этому никогда не бывать! Как красноречиво ни говори ты, а креститься трехперстно по твоему не буду, за святоотеческое двуперстие умру.

Я: Напрасно говоришь ты это. Более ста человек слушают нас и подтвердят, что я к трехперстью тебя не принуждал и принуждать тебя или кого-нибудь не намерен и за двуперстие тебе умирать не придётся. Как по-твоему лучше, так и складывай свои персты, только содержи правое исповедание веры и не удаляйся от церкви Христовой, – дело то не в пальцах наших.

Арсений: Как не в пальцах? а сам сколько вот уже времени разбираешь, как складывать персты по Стоглаву; если дело не в пальцах, то нечего тебе об них и толковать, стало быть и тебе не всё равно, когда всего более настаиваешь на своём трехперстии.

Я. О сложнении перстов по Стоглаву я говорю вовсе не для себя, а для вас, чтобы поняли и из-за сложения перстов вражды церковной не делали, потому что дело-то нашего спасения не в том, как кто складывает персты.

Арсений: В чём же?

Я: В догматах исповедания веры Христовой. Как ты веруешь и исповедуешь Святую Троицу?

Арсений: Верую в Бога Отца, Сына и Св. Духа, не трие бози, но един Бог в Троице. Три лица Св. Троицы единого существа; Сын Божий предвечно рождается, а Дух Святый предвечно исходить от Бога Отца.

Я: Так же неизменно учит веровать и св. прав. церковь. Как ты изображаешь своими перстами это исповедание веры, когда молишься?

Арсений: Тремя перстами десной руки: большой и два дольних совокупляю во имя Святые Троицы.

Я: А св. церковь повелевает совокуплять во имя Св. Троицы первые три перста, в том только вся и разница, а не в догмате исповедания веры. Равным образом и исповедание Божества и человечества Иисуса Христа у вас согласно с учением св. прав. церкви, а разница только в одних тоже пальцах. Что же нас спасает, исповедание веры или пальцы наши?

Арсений: Если персты ничего не значат при правом исповедании веры, то зачем же Москов. собор 1666–7 г. укоряет отцов Стоглавого собора и называет их безрассудными?

Я: Собор отменил безрассудную клятву и укорил в невежестве, которое, как сами мы сейчас видели, выразилось в равных несообразностях и противоречиях, написанных в 31 гл. Стоглава и в превышении власти.

Арсений: В каком это ещё превышении власти?

Я: В том состоит превышение власти, что отцы Стоглавого собора в своих постановлениях о перстосложении и наречении клятвы на некрестящихся двуперстно мудрствовали и безрассудно, якоже восхотеша, сами собою, – как сказано в Деяниях Москов. собора... ниже со вселенскими святейшими патриархами о том советоваша и ниже совопросишася с ними. Перстосложение для крестного знамени есть такой обряд, который содержат все христиане вселенской церкви, а потому и превышение власти отцов Стоглавого собора состоит между прочим и в том, что они не имели права делать таких постановлений, которые касаются всей вселенской церкви и тем более страхом клятвы угрожать ей.

Арсений: Христос дал пастырям церкви власть вязать и решить. Когда эту власть от них отнял Москов. собор, церковь ваша опустошенная стала овощным хранилищем, как сказано о ней в соборнике.

Я: Эта власть, о которой ты сказал, не отнимается и не отнималась от отцов Стоглавого собора, она пребывала с сими пастырями всегда, во время собора и после него. Не о той власти речь наша, о которой говоришь ты, но о власти законодательной.

Арсений: И власти законодательной отцов Стоглавого собора, лишать тоже незаконно.

Я: Она и не отнималась в пределах значения частных церквей. Мной сказано только то, что в своих постановлениях о перстосложении и клятве на некрестящихся двуперстно отцы Стоглавого собора меру своей власти превысили, т. е., поступили так, как поступать права не имели; а это вовсе не значит того, чтобы они никакой законодательной или карательной власти не имели, только власть-то эта ограничивалась пределами их управления, а не простиралась на всю вселенскую церковь. Они не имели права предписывать и издавать своих повелений восточным патриархам: константинопольскому, иерусалимскому, антиохийскому и александрийскому и тем более изрекать клятву в смысле вселенского её значения. Да из постановлений отцов Стоглавого собора, которые касаются церквей пределов их управления, имеют обязательную и действительную силу только постановления и определения, находящиеся в полном согласии с практикой вселенской церкви и не противоречащие её учению.

Арсений: В 31 главе Стоглава не содержится указания на то, что постановление о перстосложении и клятве на некрестящихся двуперстно обязательное для всей вселенской церкви.

Я: Аще ли кто… не воображает двема персты крестнаго знамени, да будут прокляти. В этом постановлении и грозной клятве высказалась сила не частной поместной церкви, а власть вселенского собора. Ни для кого нет исключения. Аще ли кто – кто бы ни был, к коей бы церкви ни принадлежал христианин, он должен креститься двема персты, если бы кто не имел даже перстов и для того не сделано снисхождения. Проклятие положено на всякого не крестящегося двумя перстами. Как же после такого решительного постановления можно утверждать, что оно не касается вселенской церкви. Если слагать персты для крестного знамени есть всеобщий обычай христианский, то всем христианам и предписывается креститься двумя персты, на всех и клятва Стоглавого собора.

Арсений: Что ж из того, что Стоглавый собор всем повелевает креститься двумя перстами? Повеление его правое, от святых апостол и св. отец, они предали так слагать персты.

Я: Что всё это неправильно, мы достаточно видели, опять возвращаться к тому же неразумно. Мы теперь беседуем о том, что в 31 гл. Стоглавого собора, кроме нерассудности в перстосложении, ясно обнаруживается превышение власти. Из кого составился Стоглавый собор? т. е., отцы каких церквей присутствовали на нём? На соборе присутствовали отцы российские только северной страны, а отцы церкви киевской на соборе не были. Значит собор Стоглава не может назваться даже всероссийским собором; – четырём патриархам вселенским он вовсе не был даже известен. Какой же смысл в таком постановлении соборного правила о перстосложении двуперстия, обязующего вселенскую церковь под страхом клятвы подчиниться ему, о котором восточная православная церковь не была извещена и ничего не знала и чего поместный собор не имеет права делать? Понимаете ли теперь о том превышении власти, которое допущено в 31 главе Стоглава? Ответом на это было общее молчание. На повторенный мною вопрос кто-то из задних рядов громко сказал: «скажи поясней». Я. Попытаемся объяснить примером. По распоряжению сельского старосты собран был сход общества, на котором составлен приговор сдать в ренду луга. Обязателен ли этот приговор для всех других сельских обществ? обязаны ли сдать в ренду свои луга и все другие сел. общества? Подчинение такому приговору не могло ли оставить домашний скот крестьянина без корма?

Арсений: Не обязаны подчиняться.

Я: Второй пример: тоже общество составило приговор кабака не допускать, а школу выстроить. Хорошо поступило такое общество?

Арсений: Хорошо.

Я. Верно, а я скажу даже очень хорошо. Но как бы ни было хорошо такое постановление общества, обязаны ли и все сельские общества, заключающиеся в волости, подчиняться этому приговору? Закроют ли кабаки и выстроят школы и все другие общества?

Арсений: Не обязаны.

Я: Почему?

Арсений: Потому что сельский приговор обязателен только для того общества, которое его составило, только приговор волостного схода обязателен для всех деревень волости.

Я: Может ли волость свои распоряжения делать обязательными для всего уезда, уезд – для всей губернии, а губерния – всему государству?

Арсений: Этого никак нельзя, это было бы безрассудно.

Я: С этими примерами сообрази в 31 гл. Стоглава помещённые постановления о перстосложении и клятве на некрестящихся двуперстно. Вся российская церковь того времени самостоятельного положения не имела, но была епархиею, подчиненной константинопольскому патриарху, о чём свидетельство найти можете в книге о вере, где написано так: Русии не была и несть епархиею папежа и костела римскаго, но патиарха Константина града (л. 229 об.). Если бы подчинённый стал делать предписания своему начальству, если бы ученик стал учить своего учителя и меньший благословлять большего, то как такие поступки можно и должно называть? Можно ли назвать невежеством, простотой и безрассудством?

Арсений: Можно.

Я: Отцы Стоглавого собора, составлявшие северную часть российской церкви, находящейся в зависимости от константинопольского патриарха, не могли предписывать своему патриарху, тем более делать свои постановления обязательными вселенской церкви. Находящееся же в 31 гл. Стоглава постановление о перстосложении с клятвой на некрестящихся двуперстно написано не только без ведома всех восточных патриархов, но и без всякого сношения и соизволения константинопольского патриарха, которому церковь российская была подчинена. В этом и заключается превышение власти, потому что сущие под властью учат начальников своих, предписывают и угрожают им за неповиновение клятвой.

Справедливо ли это? Московский собор 1666–67 года, на котором присутствовали и двое восточных патриархов, в виду нами рассмотренных несообразностей, имел право 31-ю главу Стоглавого собора о перстосложении и клятве отменить.

Арсений: Значит Стоглавому собору повиноваться не обязательно, потому что он неизвестен вселенской церкви, а отсюда и постановление всякого поместного собора не обязательно ни для кого, что же из этого выйдет? Своеволие.

Я: Пред очами вселенской церкви Стоглавый собор значения иметь не мог, как это мы и видели, но чтобы соборным постановлениям частных церквей вообще не повиноваться, отсюда не выходит, да об этом у нас и речи не было. В своё время и Стоглавому собору противления не было. Повиноваться соборному постановлению частной церкви следует; так было я в древние времена и всегда в церкви Христовой: обычаи в церковные чины изменялись на лучшие, и из-за этих изменений и отменений, как известно, никто не отпадал от церкви, как поступили вы, старообрядцы.

Арсений: Ты скажи, нужно повиноваться Стоглавому собору или нет?

Я: Каждому православному христианину повиноваться соборному повелению необходимо нужно, пока постановление собора не отменено или не изменено последующей соборной властью. Когда Московский собор отменил 31-ю главу Стоглава о клятве и перстосложении, тогда и постановление его потеряло своё значение и стало не обязательным. Если старообрядцы смущаются этой отменой, то тот же Стоглав приходит к ним на помощь и утешает их уверением, что мнози святии отцы из правил апостольских и отеческих оставиша, что есть на вред церкви и на соблазнение христианству. Читай и далее из 79 главы о том же. Отсюда и видно нам, что и в древности бывали неоднократно изменения в перстосложении так же, как и теперь.

Арсений: Если Московский собор 1666–67 г. 31 гл. о перстосложении отменил и вменил тот собор не в собор и клятву не в клятву, якоже и не бысть, то зачем же вы и печатаете книгу Стоглав? Для чего она и нужна вам? Это противоречие.

Я: Печатается книга Стоглав, как исторический памятник древности и, как древность, он пользуется вниманием и уважением, несмотря на то, что в нём заключаются рассмотренные нами несообразности. В книге «Кормчая» содержится тоже не мало правил отменённых и давно вышедших из употребления в практике церковной и забытых, однако они напечатаны там и отпечатаны не для исполнения и следования им, а единственно по уважению к их исторической древности. Так же понимай и о книге «Стоглав».

Арсений: Не верится мне, чтобы в 31 гл. Стоглава были такие противоречия и несообразности, какие ты вычитывал.

Я: Как же это так? Почему тебе не верится? Я читал так, как там написано, не прибавлял ничего и не убавлял. Книга здесь, всякий проверить может, при том сам же ты и читал по книге Стоглав.

Арсений: Не в том дело. Я читывал самую древнюю книгу Стоглав и мне помнится, что в ней о перстосложении написано не так, как в твоей книге.

Я: Мы будем очень рады, если ты эту древнюю книгу принесёшь, по ней прочтёшь о перстосложении и укажешь нам, где и в чём это несогласие, а до тех пор предоставленную вам мною книгу Стоглав подложною или искажённою назвать не должен.

Арсений: Сейчас такой книги в руках моих нет, она находится в Рудни (село гуслицкой местности).

Я: Нужно говорить правду и обличать лжецов. Почему тебе так поздно вспомнилось, что ты читал книгу Стоглав не с таким содержанием 31 гл. о перстосложении? Почему вспомнилось тебе только тогда, когда мы разбор кончили не в пользу двуперстия и не в похвалу благорассудительности 31 главы Стоглава? Тебе следовало это заметить в самом начале. Нет сомнения, что такой старинной книги Стоглава, в котором бы написана 31 гл. о перстосложении не так, как я читал, ты в руках не имел и не видывал, потому что такой книги нет. Такая ложь меня не удивляет, потому, что не ты первый из старообрядцев к такому не похвальному и не надежному средству прибегаешь, чтобы оправдать своё отделение от церкви, по крайней мере, в глазах не грамотного и доверчивого народа. Если ты говоришь правду, то даешь ли обещание представить эту книгу на следующую беседу?

Арсений: Непременно представлю. Схожу в село Рудни и принесу.

Я: А я впредь уверен, что ты такой книги не представишь.

Арсений: Почему?

Я: Потому что это – одни пустые слова: такой старинной книги нет; а когда мы с тобой опять сойдёмся на беседу, ты тогда будешь опять оправдываться, станешь говорить, что её у твоего благоприятеля украли, или он ее продал, или побоялся дать сюда для показу, или ещё что-нибудь в том же роде, а книги всё-таки не представишь, – это общая всем вам старообрядцам увертка, для нас не новая.

Так и случилось. Через 4 месяца назначена была опять беседа в деревне Белине, явился и Арсений, но о своём обещании не сказал ни слова, как будто забыл. Когда я напомним Арсению о его обязательстве представить старинную книгу Стоглав, не такую, по которой я вёл беседу о перстосложении, а другую настоящую, он с смущением сказал: «её уже нет, её недавно продали». В публике, помнившей обещание Арсения и мои предупреждения, послышался тихий смех. После этого Арсений беседу, назначенную на 26-е июня об антихристе, вёл вяло и казался смущённым, хотя о Стоглаве более и помину не было.

Священник миссионер Николай Виноградов

189... года декабря 19 дня исполнилось четыре месяца, как я посвящён на священническое служение в село Истомино, издавна занимающее видное место среди хлыстовских пунктов Тарусского уезда. Секта существует здесь около ста лет и представляет собой многочисленный корабль.

Одним из выдающихся представителей в деле хлыстовской пропаганды в этом селе был крестьянин Илья Кузмич. Молодость свою Илья провёл на барском дворе. Было время, когда он, упившись «горькой», радость и горе выражал в песнях под аккомпанемент балалайки, в чаду табачного дыма. Таким разгульным человеком был Илья Кузмич до тридцатилетнего возраста, когда, выучившись грамоте, через чтение Евангелия, житий святых, он познал, что жизнь его противна Евангелию и грешна пред Богом. Перестал тогда Илья пить водку, бросил в печь балалайку и трубку. Освобождение от крепостничества дало возможность Кузьмичу бросать барский дом и поселиться на квартире в деревне Суриновой. Здесь новосёла стали навещать девицы хлыстовки, которым легко и скоро удалось склонить бобыля на сторону своего лжеучения и приманить к радениям. Под предлогом стекольного ремесла, долго путался Илья Кузмич с хлыстовскими девами, переходя из одного корабля к другому, много обходил на своём веку городов, сёл и деревень, бывал и в Москве. Прежде сам он учился хлыстовской премудрости, а потом также других подучал. Теперь Илья Кузмич семидесятилетий старик, отличающийся начитанностью в мистических книгах, обладающий увлекательным даром слова, экзальтацией, хитростью, богатой памятью и вообще всеми теми свойствами, которые могли ему обеспечить обаяние на простецов и успех пропаганды лжеучения. И, действительно, Кузмич легко может расположить всякого в свою пользу. Мне приходилось быть свидетелем, как хлыстовский проповедник в продолжении минуть 10–15-ти, крестясь и разводя руками, в защиту какой-нибудь мысли, приводил то слова Св. Писания, то слова житий святых, – песней церковных, вставляя нередко рифмованные, слова из хлыстовских распевцев. Поступивши в приход, я не мог не приметить этого корифея местного хлыстовства, хотя соблюдал крайнюю осторожность в своих поступках. До этого, говорили мне, Кузмич был неразборчив в словах и не стеснялся для целей пропаганды даже в церковной сторожке держать вредные речи и читать брошюры тенденциозного содержания.

На первое время своим поведением Илья не давал мне никакого повода к подозрению его в принадлежности к хлыстовщине. К службе ходил исправно, становился на клирос в числе поющих; крестное знамение совершал истово, злобы по отношению к местному преосвященному, который возбудил тогда следственное дело о Тарусских хлыстах, не высказывал подобно другим однокорабельным, а напротив полагал, бывало, земной поклон, когда упоминалось на службе имя преосвященного. Первый Илья подходит под благословение и подарит ласковым словечком, тогда как другие его братии волком на меня смотрели. Но чтобы испытать глубину сердца Ильи, иногда стал я зазывать его после службы на свою квартиру. Во время таких бесед, продолжавшихся иногда до вечерни, я убедился, что Илья Кузьмич, совершенно предан хлыстовщине, как о том гласил народный говор.

Особенно это можно было заметить из одной беседы, бывшей 19 ноября 189... г. в моей квартире. Привожу главнейшие эпизоды этой беседы.

Усевшись за стол И. К, плаксивым голоском своим заговорил: «вот, батюшка, настали времена! Когда я был еще мальчиком, торговал сбитнем от хозяина, он сильно меня обнжал. Теперь дожил до старости и опять обижают: называют каким-то раскольником! Так и ты, батюшка, слышу, меня называешь.

Я. – Я тебя не называл никогда раскольником и от других этого не слыхал. Раскольники в наш храм не ходят, а ты бываешь, следовательно, по одному этому я не могу признавать тебя раскольником.

И. К. Меня за что-то называют хлыстом. Часто ты, батюшка, говоришь в беседах про Даниила Филиппова, (основателя хлыстовской секты), от него, значить, пошла будто бы хлыстовская вера. Я вот от тебя только про него и услыхал!

Я. Неужели ты правду говоришь?

И. К. Сущую правду. Возможно ли подумать, а не то что сказать, чтобы Бог воплотился в Данииле Филиппове?..

Я. Хорошо было бы, если ты считал это невозможным не языком только, но и на самом деле, вот тогда бы тебя никто и не называл хлыстом.

И. К. Да какой я хлыст? – Я на Лысой горе (село) рождён, крещён – три раза о. К-м в воду пущен¹⁰⁹, Св. Писанию научен, в храм Божий хожу и Св. Тайны принимаю. А за что меня называют хлыстом? – За то-ли, что я песен не пою, чёрного (так диавола называют хлысты) не упомяну, пойла окаянного не пью, проклятой травы не курю и на бесовские сонмища не хожу?

Я. Да мало ли у нас в селе таких, которые водки не пьют, не курят и чёрным словом не ругаются; тем не менее ни от кого не слыхал, кто бы их называл хлыстом. Очевидно, за тобой замечают такое, что оставляет тебя в подозрении у народа.

И. К. Было время, когда я жил и по плоти: запивал, козлогласовал, играл на балалайке. Тридцати лет я выучился грамоте, купил Евангелие, жития святых и, прочитавши их, почувствовал, что жизнь моя противна Евангелию, так как жил по плоти, а плоть наша – змия, её нужно было бить, пока она ещё не очутилась на шее.

Довольно было одной этой в своём роде классической в скопческо-хлыстовской догматике фразы, чтобы догадаться, что Кузьмич много знает из этой области.

– Откуда, Кузьмич, ты узнал, что плоть–змия, которую нужно бить? спросил я.

И. К. Так я вычитал, и так говорили Св. Отцы.

Я подал тогда книгу: «руководство по истории и обличению раскола с присовокуплением сведений о сектах мистических» проф. Ивановского и предложил ему прочитать вслух о нравственном учении скопцов.

И. К. читал: «высшая степень нравственного совершенства, по учению скопцов, заключается в том, чтобы достигнуть такого состояния, при котором уже невозможно грешить. Эта невозможность и достигается через оскопление. «Змия бить, так бей до конца» – говорят скопцы». Остановившись на сих словах, И. К. нервно воскликнул: «возможно ли человеку дойти до этого? Против плоти бороться нужно до смерти, а они в один раз хотят победить плоть! Да!!, если бы мне дана была власть... я бы за десять тысяч вёрст угнал бы таких сяких!

Последним замечанием И. К. предупредил такое же замечание вообще хлыстов относительно скопческой операции, приведённое г. Ивановским в дальнейших строках.

Я. Так, И. К., теперь знаешь, у каких св. отцов почерпнул высказанную мысль: «змию нужно бить».

И. К. Неужели я скопец? – Сохрани Бог! И меня таким, батюшка, не считай! Если я сказал что-нибудь неудобное – прости!

Я. Ты не скопец, но не содержишь ли родственного скопческому вероучения, а таковое – хлыстовское?

И. К. обратившись к иконам и крестясь, говорил: «расколи меня, Господи, если я раскольник!»

Я. Оставим в покое раскольников. Я сказал, что родственное скопческому учению – хлыстовское. Поведай мне, твоему отцу духовному, о том, как, напр., содержащие означенное учение сходятся в избах для «радения» Богу.

И. К. Таких лиц, надо полагать, нет.

Я. По твоему-то мнению – нет, а как же бывшее духовное следствие признало Зах. Л-ова, Кор. Г-ва в принадлежности к хлыстовской секте?

И. К. Батюшка, таких людей поискать! Я их уважаю.

Я. Что же ты у них нашёл достойным уважения?

И. К. Они никого не обидят – ни действием, ни срамным словом. Всегда ласковы! Мерзкой травы не жгут, окаянного вина не пьют. Плетут же на них, видимо, по злобе!

Я. Итак, ты уважаешь их за примерную жизнь?

И. К. Да! Таких людей поискать!

Я. А вот ты и трезвый, и пожилой человек, а выставляешь в пример другим таких лиц, жизнь которых удивляет и тех, которые упиваются. Разве тебе неизвестно, что Кор. Г-в прогнал свою законную жену, заставивши, таким образом, питаться милостыней. Сам же живёт в хорошем доме, в котором содержатся им посторонние девицы. Где у него христианская любовь? Где у него уважение к христианскому браку? Потом, разве не известна жалоба одной девицы, жившей с малолетства в доме его, а потом прогнанной им в период беременности? А ты его выставляешь на вид? В церковь он почти не ходит, а если услышит разоблачение хлыстовского лжемудрования, в глазах других сочинит про меня какую-нибудь небылицу.

И. К. Правда, за то, что он прогнал жену, я не похвалю!

Я. Да и в других отношениях хвалить – подожди! Перестанем говорить о нём, поговорим лучше о твоём житье-бытье. Жизнь твоя, по рассказам верных людей, мне известна. И опять скажу: она подозрительна. Скажи, почему ты, как только поселился в деревне, так пригласил в свой дом девицу? Она умерла. Тогда ты бросил свой дом и перешел на квартиру другой девицы, с которой, как и с первой, по твоим же словам живёшь «за едино».

И. К. Без хозяйки жить нельзя. Сам я хожу на заработки. Дом тогда нужно запирать. А дворишко есть. Бог весть – ну-ка кто вытащит? Вот почему я и нахожу подручных – одиноких!

Я. Жизнь крестьянина-хозяина мне известна. Правда, без хозяйки трудно живётся. Ну, вот, Илья Кузьмич, чем можно объяснить то обстоятельство, что ты живёшь в домах девицы? Знаешь, как народ на подобного рода обстоятельства смотрит? Человек ты уже пожилой, а потому, кажется, не нужно бы подавать повода к различным толкам и соблазнам.

И. К. Живу я у девиц; где же мне взять-то вдовиц?

Я. Ты сам сознаешь, что хозяйка для дома – необходима. Между тем в своё время не позаботился о том, чтобы иметь хозяйку. Ты – холост. Что заставило тебя быть таким? Я скажу тебе, что в том селе, в котором я рос, подобных холостяков нет в народном быту.

И. К. Я, батюшка, тот же – монах.

Я. Монахи у нас живут в монастыре, а не в миру. Монахи отрекаются от мира, а ты его не покидаешь. Очевидно, что-то особенное мирское притягивает тебя к себе.

И. К. Меня мир к себе не манит. В своё время, правда! я думал жениться; но другие захватывали моих невест.

Я. Итак, при выборе невест тебя постигала неудача?

И. К. Да!.. А правду сказать: жить одному лучше – безгрешнее, жениться же – всё равно – что блудодействовать.

Я. Илья Кузьмич! Высказанные тобой мысли, как присущие распространённому здесь лжеверию, прямо обличают тебя в принадлежности к секте. Почему теперь и понятна твоя защита лиц, заподозренных в принадлежности к хлыстовщине.

И. К. сотворивши крестное знамение, сказал: «заплати тому, Господи, кто называет меня хлыстом!»

Я. Теперь и сам навёл на мысль считать тебя хлыстом. Ты открыто заявил себя в несправедливом взгляде на брак. Теперь видно, почему ты свадеб не посещаешь. Заяви о своём лжемудрии пред всеми и сознай богопротивность хлыстовского лжеучения. Мне, как пастырю, это желательно и душе твоей будет полезно, так как сознавая ложность своего вероучения, придёшь к истинному православному учению.

И. К. Я. не хожу на свадьбы потому, что время пиршества проходит в бесновании.

Я. Если потому только, то это похвально. Но коль скоро ты высказал, что брак есть блуд, чем заставил себя подозревать в принадлежности к бракоборной хлыстовщине, то отсюда вытекает, что ты не ходишь на свадьбы и потому, что хлыстовское учение заповедует: «на свадьбы не ходите».

И. К. Я такой заповеди не слыхал.

Я. Верить тебе трудно.

И. К. Как так? Я говорю правду.

Я. Припомни заповедь своего лжеучения, которой повелевается последователям хлыстовщины – скрывать свою принадлежность к хлыстовщине. Исполнением этой заповеди помрачается чистая совесть человеческая. Много в России религий. Содержащие ту или другую высказывают правду, – что это они принадлежат к такой-то вере, а не к другой; при этом рассказывают о богослужебных обрядах. Но означенную правду хлыстовское мудрование заставляет не высказывать: «будут бить, а ты молчи». Иначе сказать: «будут пытать, а ты лги и не сказывай, что содержишь хлыстовское вероучение: в противном случае, если будешь говорить правду и сознаешь себя хлыстом, то тем нарушишь заповедь. По сему и замечаю за тобой, что ты говоришь одно, а делаешь другое. Говоришь, что живешь по Евангелию и Писанию Св. Отец и Св. Церкви, а выходит, напротив. Церковь благословляет двух лиц на брачную жизнь; Св. Писание указывает, что брак установлен ещё в раю между двумя лицами, которых Бог благословил, говоря: «раститеся и множитеся». Следовательно, жизнь брачная – законная и рождение детей – благословенное. А ты называешь брачную жизнь блудом.

И. К. «Неженимые не женитесь, а женимые разженитесь» – говорит ап. Павел.

Я. В каком же послании ты читаешь такие слова Апостола?

И. К. Да ты, батюшка, пограмотней меня: найдешь там в Библии.

Я. Ты думаешь, что сказанные тобой слова написаны в Библии?

И. К. Да, непременно!

Я открыл тогда книжку, «разбор 12-ти заповедей основателя хлыстовской секты», свящ. Барбарина и предложил читать 6-ю заповедь.

И. К., прочитавши: «неженимые не женитесь, женимые разженитесь», заметил: «ну вот видишь!»

Я. Вижу, да ты то не видишь, из какой книги читаешь-то: прочитай-ка заглавие этого отдела книжки.

И. К. «12-ть заповедей основателя хлыстовщины».

Я. Итак, теперь знаешь, у какого апостола ты вычитал слова: «неженимые не женитесь, а женимые разженитесь».

И. К. Батюшка, кормилец, родной, простите, если я сказах что-нибудь неловкое. Я неучёный, выжил из ума!.. Кстати вспоминается событие. Было дело на Протве (река). Умер Император Александр Николаевич. Все о нём сожалели. И вот один сосед приходит к другому и говорит: «царя убили!» Тот ему отвечает: ока, диковина? И тут же высказал какие-то глупые оскорбительные для Царского Величества слова. Сказано было при свидетелях. Началось следствие, дело дошло до нового Императора – Александра Александровича. Государь распорядился – свериться о летах этого человека и, когда узнал, что ему 65-ть лет, предписал: «65-ти лет человек из ума выживает. Простить ему!» А мне батюшка, почти 70-ть лет, а потому я совсем выжил из ума. Прости! Быть может, я и сказал неразумное слово!.. Не верьте мне!

При последних словах И. Куз., рыдая, бросается к моим ногам.

Я. Готов не верить сказанному тобой в защиту себя. Тем не менее, как ты объяснишь народное подозрение тебя к хлыстовщине. Постыдись своего заблуждения, вследствие коего ложь не отличаешь от истины. Заблуждение твоё отчасти тобой же мне высказано. Нужно его бросить, как заблуждение, вышедшее из ума человека греховного¹¹⁰, и опять познать истину Единого Христа, как Высочайшего Ума – Сына Божия. В частности, ты лживо представляешь учение о браке. Прошу сознать ложь своего мнения. Много ты знаешь из жизни святых и простых людей рассказов, заимствовав из книг. Предлагаю тебе теперь книжку «о браке», прочитай её; в ней доказана законность брака, которая обличает неправо понимающих о браке. Усвоивши сознательно содержание книжки, можешь тогда приводить рассказы против лиц, которые глумятся над брачной жизнью.

И. К., не желая сознаться в лжемудрии, присущем тайному учению хлыстов, схватился за голову, произнося слова: «о, старость, старость!» и, качаясь из стороны в сторону, принял от меня благословение и опять упал к ногам моим.

Я. Не надо кланяться человеку, прошу только тебя сознать пред Богом свой грех и раскаяться в ужасном заблуждении.

Илья Кузьмич поднялся и, досадуя слишком на свою, очевидно, опрометчивость в словах, не чувствовал, что он делает. Между тем он лез на стену, снимал стенные часы… и тогда только вышел из своего положения, когда прислуга взяла его за руку и проводила на улицу.

Было ли это притворство, с целью доказать своё мнимое безумие, как причину тех еретических понятий, в которых Илья проговорился, или это была досада и вызванная ею нервная экзальтация, трудно сказать. У хлыстов нервы крайне расшатаны. После этой беседы Илья уклонялся от встреч со мной. Спустя несколько месяцев Кузьмич был уличён следователем в несомненной принадлежности к секте и в целом ряде гнусных деяний, заключён в тюрьму и потом осуждён вместе с другими «кормщиками и кормщицами» тарусских кораблей, в числе 28 человек.

Итак, беседа моя с сектантом ещё раз подтверждает то известное миссионерам притворство хлыстов, с каким они умеют маскировать своё еретичество. Нужны большее терпение, миссионерская наблюдательность и такт, чтобы по совести убедиться в принадлежности того или другого прихожанина к этой секте. Не редки, к сожалению, случаи, что приходские пастыри по своей миссионерской неопытности склонны считать хлыстов за лучших своих прихожан и потому хлыстовские гнёзда иногда долго таятся без влияния на сектантов духовных мер увещания и обличения и без благовременного предохранения верных чад приходской церкви от пагубного увлечения этой гнусной сектой.

Свящ. Пётр Соколов

(Хроника).

Умственная темнота в расколе; особливое её проявление в бегунстве. Рационалистические выводы современного старообрядства. Развитие штундизма за счёт раскола и молоканства. Состояние последнего. Современная хлыстовщина её вожаки и отношение к Пр. Церкви и таинствам. Искусство хлыстовской пропаганды.

Известно, как неохотно раскольники и сектанты, особенно последователи мистических тайных сект, посещают внебогослужебные беседы и чтения и вступают в миссионерские словопрения с приходским духовенством, а последователи более вредных раскольнических сект иногда избегают даже и частных бесед с ними. Поэтому тягостным представляется положение пастыря и миссионера, ревнующих о вразумлении заблудших, когда они не имеют возможности узнать что-либо о внутренней и внешней жизни и настроении раскольников данного прихода, когда деятелям миссии неизвестны положение отдельных лиц в раскольнической общине, зловредная деятельность как местных главарей, так и заезжих пропагандистов. Отсюда понятно, как священникам необходимо вокруг себя сгруппировать из приходской среды людей, посредствующих между ним и раскольничьим миром, которые более близки последнему и имеют возможность вступать с раскольниками и сектантами в более или менее близкие сношения и собеседования о предметах веры. Если прибавить к этому многоразличность обязанностей пастыря, недостаток у него времени для частных сношений и наблюдений над отпадшими, при всём желании заниматься делом приходской миссии, то участие мирян в последней является делом не только желательным, но и необходимым.

Заведение подобных кружков рекомендовано и на третьем всероссийском миссионерском съезде в Казани. Но, к сожалению, миссия не может похвалиться, чтобы прекрасная, многообещающая для успехов миссии идея эта быстро и легко прививалась к жизни. Тем с большим удовольствием отмечаем на страницах нашего журнала сообщение об учреждении подобного кружка в с. Жерновцах, Кромского у., Орловской епархии, противо-раскольничьим миссионером, свящ. Л. И. Адамовым. Утверждая выработанный о. Адамовым и одобренный братством проект этого нового епархиального миссионерского учреждения, бывший орловский преосвященный, епископ Митрофан разрешил образовывать такие кружки и в других приходах, где окажется возможным и нужным; причём кружки эти резолюцией преосвященного поставлены «в ведение благочинных и епархиального начальства».

Но вместе с тем, казалось бы, что кружки эти должны находиться под ближайшим и главнейшим наблюдением и ведением епархиальных и окружных миссионеров, которые одни, как специалисты миссионерского дела, могут дать верное направление деятельности этих учреждений и руководство деятелям. В своём проекте о. Адамов, так, между прочим, определяет качества «миссионерствующих мирян» или ревнителей православия и характер их деятельности: 1) они должны быть всецело проникнуты духом ревности о вразумлении заблудших, сознанием святости того дела, которому они служат; 2) в своей жизни и поведении не обнаруживать ничего соблазнительного для той среды, где они имеют сосредоточивать свою деятельность; 3) по своему умственному развитию и любви к чтению они должны, по возможности, стоять выше этой среды и в особенности превосходить её познаниями относительно христианского вероучения и предметов разномыслия православных с раскольниками; 4) должны питать уважение к своему приходскому пастырю и в своей деятельности следовать его внушениям и руководству.

Чтобы идти к намеченной цели вернее и достигнуть больших результатов, эти ревнители должны действовать не в одиночку, а совокупно. Отдельные личности должны соединиться, сплотиться во едино для совместной выработки наилучшей системы в постановке и направлении ведения дела борьбы. Коллективный способ действования, объединяя отдельные разровненные силы борцов, сообщает их деятельности больше порядка, системы, правильности, а самим борцам придаёт больше энергии, смелости и решительности в достижении намеченной цели. В виду всего этого приходские священники должны организовывать из этих ревнителей кружки, братства ревнителей православия, которые, являя в своей жизни пример истинно-преданных и благочестивых чад церкви, представляли бы противовес раскольничьей среде, действующей обыкновенно против православия сплоченной силой.

Орловский проект требует, чтобы для вступления в члены кружка никаких обязательных материальных взносов не взималось; члены кружка для целей миссии могут лишь делать добровольные посильные пожертвования, каковыми пожертвованиями распоряжается священник, при участии одного или двух старейших членов кружка.

Избранные лица могут оставаться членами на всю жизнь, если деятельность их направляется к достижению назначенной цели: необнаруживаюшие никакой деятельности, или обнаруживающие вредную для Церкви деятельность увольняются по усмотрению священника.

Средства, которыми могут располагать члены кружка в борьбе с расколом, проект определяет так: миссионерство, т. е. беседы с заблуждающимися и сомневающимися в истинах веры, распространение книжек, брошюр, чтение их среди неграмотных семей, члены коих не тверды в православии; сообщение приходскому священнику сведений о жизни раскола и о способах пропаганды, недопущение в свою среду лиц, возвращающихся с отхожих промыслов с явными признаками совращения в раскол. Кроме этих средств, члены кружка могут прибегать к другим не менее важным средствам для противодействия расколу, каковы: 1) слово братского участия к заблудшему, сожаления об участи его, как человека, уклонившегося от пути истины на путь погибельный, искреннее увещание или даже сердечная просьба оставить заблуждение и возвратиться в лоно православной церкви; 2) материальная и нравственная помощь собрату, готовому для удовлетворения своих нужд обратиться к тузу-раскольнику и по его совету изменить свою веру; 3) молитва к Богу о том, чтобы он помог борцам православия преодолеть встречающиеся трудности, избавил их от всяких наветов и напастей и не допустил им впасть в уныние и ослабеть в своём подвиге.

Душой этого кружка должен быть приходский священник, а если в приходе два священника, то наиболее ревностный и способный (при участии другого), который руководит деятельностью членов кружка, оживляет и вдохновляет их, а эти последние обращаются к нему за советами, указаниями, пособиями и руководствами; ему же они сообщают о своей деятельности и результатах её, а священник ведёт запись этих действий, извлечение из которой вносит в отчёт о состоянии приходской миссии.

Для совместного обсуждения равных вопросов приходской миссии члены кружка имеют собрания не менее одного раза в месяц (в зимнее и осеннее время возможно чаще), в которых по возможности участвуют все члены кружка, – члены же причта непременно. Можно ещё пожелать, чтобы на собраниях подобных кружков не были забыты и методические вопросы: научение ревнителей лучшим способам и приёмам обличения заблуждений местного раскола, решение недоумений, какие встречают простецы – ревнители и проч.

Желательно, чтобы этот орловский почин не оставался исключительным.

За последние годы наша светская столичная печать высказывает большую склонность к возвеличиванию расколо-сектантства и газеты известного направления стараются преподносить своим читателям подкрашенные, подслащённые сведения об «учёности», «благочестии» и «православии» раскольников и чистоте нравов сектантства. В основе большинства писаний светской литературы в лучших

случаях лежит знакомство с двумя–тремя сообразительными старообрядцами, а то и просто – авторские мечтания, догадки и предположения. Мы не имеем в виду в данном случае полемизировать с писателями подобных статей, а желаем только порекомендовать им почаще заглядывать в специальные труды по расколоведению и в органы Епархиальной жизни: там они найдут действительные факты, неприкрашенные никакой фантазией описания и лиц, и событий в жизни раскола. Вот, напр., о каком невежестве читаем в одном из епархиальных органов.

Умер один беглопоповец, не особенно твёрдо убеждённый в истинности мнимо-старой веры, куривший «проклятое зелье» и вместо моленной часто заглядывавший в питейные заведения, за что и отлучённый от общества старообрядства. Никто не хотел пойти отдать ему последнего долга; не хотел совершить по нём отпевания и местный наставник. Только после долгих и упорных просьб со стороны родителей покойного он согласился отслужить панихиду, но только без пения ирмосов. Хотел было он и разрешительную грамоту положить покойному, но оказалось, что последний очень давно не исповедался и не приобщался Св. Тайн. Раздосадованный таким неожиданным открытием, наставник приказал нести покойника на кладбище без вручения ему разрешительной грамоты. Долго горевали родители покойного и не знали, как пособить беде. Наконец кто-то посоветовал им обратиться за разрешением недоумения на счет грамоты к главному наставнику той местности. Совет был выполнен и скоро был получен и ответ следующего содержания: «советую вам на грамоте подписать имя того священника, который крестил N (умершего) и эту грамоту переслать ему с умершим вскоре за ним каким-либо другим человеком». Родители так и поступили. Не прошло еще и трёх месяцев после этого, как умерла старушка – 97 лет от роду. С ней-то и положили разрешительную грамоту для передачи новопреставленному рабу N. (Дон. Еп. Вед. 1899 г. № 2).

Это проявление «тьмы непроглядной»; в которой погряз наш раскол, – не единственный пример. Особенно полна подобными фактами жизнь странников или бегунов. Эта, несомненно, самая крайняя, самая вредная секта в расколе. Она не хочет знать не только церкви греко-российской и её служителей, но и государства с его законами и властями. Насколько секта эта далека от всякого света и истины, может показать следующий паспорт странников, который они носят при себе вместо обычных паспортов, выдаваемых от властей и непризнаваемых странниками.

«Объявитель сего раб Исуса Христа (имя рек) уволен из Иерусалима града Божия в разные города и селения ради души прокормления, грешному же телу ради всякого озлобления. Промышлять ему праведными трудами и работами, еже работати с прилежанием, а пить и есть с воздержанием, против всех не прекословить, но также Бога славословить, убивающих тела не бояться, но Бога бояться и терпением открепляться, ходить правым путем по Христе, дабы не задержали беси раба Божия нигде.

Утверди мя, Господи, во святых твоих заповедях стояти и от востока тебя, Христе, к западу сиречь ко антихристу не отступати. Господь просвещение мое и Спаситель мой – кого ся убою, Господь защититель живота моего – кого ся устрашу? Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое. Покой мне – Бог, прибежище – Христос, покровитель и просветитель – Дух Святый. А как я сего не буду соблюдать, то после много буду плакать и рыдать. А кто странного мя прияти в дом свой будет бояться, тот не хочет с господином моим знаться. А кто мя ради веры погонит, тот яве себя с антихристом во ад готовит.

Дан сей пачпорт из града Бога Вышнего, из Сионской полиции, из Голгофского квартала. Приложено в сему пачпорту множество невидимых святых отец рук, еже бы бояться страшных и вечных мук. Дан сей пачпорт от нижеписанного числа на один век, а по истечении срока явиться мне в место нарочито на страшный Христов Суд.

Прописать мои приметы и лета в радость будущего века. Явлен пачпорт в части святых и в книгу животну под номером будущего века записан». (Кост. Еп. Вед. 1899 г. № 2, стр. 37).

Не таковы далее имеются свидетельства лиц, в самой жизни беспристрастно изучающих старообрядцев, чтобы утверждать и об их православии или правоверии, высшем и более чистом, чем православие остальных русских. И толпа, а особливо «учёные» из старообрядцев, с коими, по словам г. Н. Дурново, будто бы боятся беседовать миссионеры, уже давно оставили своё прежнее ратование за старинные книги и правоверную старину и начинают разделять верования, которые, по крайней мере, со стороны следуемых из них, выводов, приближают их к рационалистам. «Ясно ощущаемая несостоятельность многих пунктов учения и желание, во что бы то ни стало, защитить их, невольно наталкивают раскольников на такие идеи, на такие доказательства, которые диаметрально противоположны всему складу раскольнических воззрений. Не имея священнослужителей, раскол начинает отрицать их, учить о духовном священстве, священстве всех. Не имея священников, а, следовательно, и таинств, раскол начинает учить, что некоторые таинства могут быть совершены мирянином, а другие же не потребно нужны во спасение, т. е. можно обходиться и без них; не имея в своём обществе духовной власти, беспоповщина и даже поповщина в лице своих апологетов начинают утверждать, что иерархия не есть постоянная, необходимая принадлежность церкви Христовой. Иерархия, по их мнению, есть внешняя сторона Церкви и Церковь легко может обойтись без неё (О. Швецов и В. Механиков). Отсюда в сущности один только шаг и до отрицания спасительности тех обрядов, в которые раскол верит уже около 250 лет. Отсюда на почве раскола создаются секты, в роде немоляков, воздыханцев и мн. др., возникают толки, представляющие смесь евангелических и раскольнических воззрений. Вся беспоповщина стоит довольно близко к евангелизму» (Пенз. Еп. Вед. 1899 г. № 2). – Неудивительно поэтому, что кое-где по епархиям начинают обнаруживаться факты открытого перехода раскольников в сектантство. Известия об этом несутся из епархий Московской, Смоленской, Калужской, Донской и др.

Пополняемое в свем количестве пришельцами из раскола, откуда оно всего менее могло ожидать откликов на свою проповедь, сектантство, несомненно, продолжает шириться и расти, хотя нужно сказать, что рост его больше пространственный, чем количественный; православные люди нелегко, а с болью и борьбой душевной поддаются обольщению сектантства. Разлагаясь на местах своего прежнего развития, сектантство начинает появляться и множиться в новых для него центральных районах.

Так, два крестьянина Юхновского у., Смоленской губ., усвоивши штундовое учение «на работах», деятельно стали распространять его на родине. Только благодаря энергичным и совместным мерам воздействия духовенства и светской власти пропаганда штунды несколько затихла, а пропагандисты даже стараются избегать разговоров о вере. К штундистам в этом уезде присоединился пашковец, принесший своё учение из Петербурга. Вся догматика этого рационалиста основывалась на 13 гл. Апокалипсиса, который он смешивал с Евангелием Луки, писавшего образа. Поэтому и иконы он почитал только те, которые написаны Евангелистом Лукой (Смол. Еп. Вед. 1899 г. № 1). Но не одни старообрядцы попадают в штундизм. Эта секта сильное начинает производить брожение и в среде молокан.

О молоканах за последнее время очень мало слышно. Переживши пору сильных возбуждений, разделившись на немалое число толков и согласий, чистое молоканство почти не существует: стали существовать только его толки. Эти по основным пунктам своего учения так близки или к жидовству,

или к рационалистическим и мистическим сектам, что окончательное слияние их с последними, кажется, – дело только времени. Видный из них – Уклеинский или Тамбовский толк оставил уже свою гордую отчуждённость от всего православного и очень не редко стал посылать своих детей в школы и позволять им слушать уроки Закона Божия от православ. священника (Тавр. Еп. Вед. 1899 г. № 2). Да и перед миссионерами оставляет он понемногу свою прежнюю заносчивость и кичливость. На беседы его представители стараются уже не выступать, а приглашённые – отказываются от возражений. Принуждаемые же от собратий к ответам миссионерам, их представители стараются не столько разъяснять, сколько запутывать поставленный вопрос побочными вопросами и речами (Сарат. Еп. Вед. 1899 г. № 2 стр. 89). Такое неопределённое состояние в молоканстве, естественно, не может долго продолжаться. И, действительно, в молоканстве в последние годы заметно брожение, обнаруживающееся в недовольстве сложившимися устоями жизни и в искании лучшего, этим объясняется успех штундизма в этой секте. Но и при этом состоянии брожения сектанты не изменяют своих нетерпимых отношений к Православной Церкви; следов., брожение их производится не на пользу Церкви; а поэтому и причина его лежит в каких-либо посторонних обстоятельствах и условиях жизни. Этим то и служит то, что в учение молокан начинают привноситься элементы учения штундистов. Эти, в виде ли рабочих на строящихся железных дорогах, в виде ли разного рода ремесленников, выходя из главного гнезда штундизма – с юга, стали проникать в местности, населённые молоканами, и начали возбуждать уже разлагавшееся было молоканство. Не удовлетворяемое внутри себя, оно охотно стало ассимилировать с своим вновь привносимое штундовое учение и воспринимать дух гордыни и нетерпимости последнего (Пенз. Еп. Вед. 1899 г. № 2). В дальнейшей своей жизни молоканство неминуемо перейдёт в штундизм; к этому его приведёт и сравнительная близость в главных пунктах их основного учения, и страсть прозелитизма у штундистов вместе с одряхлелостью собственно молоканства.

Итак, штундизм – вот секта, которая по истине являет собой страшное зло в церковной и духовной жизни нашего народа. Она подобно науку, расставляет свои сети по самым отдалённым концам и, под видом лёгкости получения спасения через горение к Богу одним духом, уловляет в пучину неверия и рационализма доверчивые умы и слабохарактерные воли. На неё должно быть поэтому обращено преимущественное внимание и общества, и администрации и с ней главным образом призываются бороться миссионеры и священники. Особенно же нужно заботиться, чтобы не дать ей возможности и средств объединить в себе наше сектантство и через то явиться грозной силой.

Обращаясь к современным известиям о последователях мистических сект, мы по-прежнему встречаемся только с хлыстами. Скопцы же до того скрытны и самозамкнуты, что о них узнаёшь, лишь когда возникнет какое-либо судебное дело. Впрочем, и хлысты обнаруживают себя лишь общими им почти всем, неважными признаками – постничеством, безбрачной жизнью и др. – Выдавая же извне себя за православных. хлысты везде стараются наружно превосходить своим усердием к церкви часто и ревностнейших из православных. Из желания ещё более скрыть свою принадлежность к хлыстовству, они любят брать на себя разные почётные должности: церковных попечителей, строителей, старост, почётных судей, а иногда даже им удается выхлопатывать себе от Епархиального начальства свидетельства на звание сотрудников миссионеров. Интересным в психологическом отношении представляется то обстоятельство, что руководствуются, научаются хлыстцы слишком невежественными и нередко прямо-таки сумасшедшими людьми. Будучи построена на самых безумных верованиях и чаяниях, секта, в лице своих адептов в самых безрассудных словах и бессмысленных писаниях этих людей видит какой-то внутренний смысл и разумеет духовное – от Духа св.– научение. Вот образец подобных писаний, оставшийся от известного на северном Кавказе хлыстовского кормчего – Козина, последователи коего часто именуются «новохлыстами» (козинцами). Прощаясь с своими детушками при отъезде от них, кормчий оставил братии нижеследующее послание:

«Пророку или апостолу: имею честь донести, что я открыл вновь благоприобретенную выставку, с отпечаткою на ней речью такою: управа для искуснейшего обучения художеств, детей моей веры от 20 и до 50 лет, о знании Бога и беседовании с ним. Верх этой выставки: друхглавого орла, а внизу с дозволения Святейшего Правительствующего Синода рукою подписал «Александр III.» и даже Романов, который освободил собор в городе Константинополе, откуда вышел священник с крылопевческим хором. Под тем разумеется сошел Христос на Сифатову долину судить живых и мертвых. То и буду к вам для получения от вас плодов; так как вы есть виноградари или лоза, а я её сеятель. То прошу и ожидать меня с крылом хора певчих. С тем и прощайте, остаюсь поручик по Государе Козин станицы Заславской. Года III, века 20». (Ставр. Еп. Вед. 1899 г. № 2).

И весь этот бессмысленный набор фраз хлысты не только принимают без всякого сомнения в исправности головных аппаратов его автора, но даже придают ему какое-либо таинственное толкование, видят какое-нибудь предсказание и т. под. Кажется, самая бессмыслица писаний¹¹¹ есть уже для хлыстов знак величия и особливости заключающихся в нём мыслей.

Каковы руководители, такова и масса хлыстов. Если мы прежде слышали об её постничестве и (видимом) безбрачии, то теперь получаются сведения уже другого рода. Так Березовские хлысты, Саратовской епархии, едят мясо, кроме свиного, имеют полную хату детей и очень много пьянствуют. Рассказывают, что Березовские хлысты приносят водку с собой на свои сборища, где и упиваются (Сарат. Еп. Вед. 1899 г. № 2).

При всём невежестве и нравственной распущенности самомнение хлыстов о себе, как духовных чадах и людях Божиих, продолжает всё-таки оставаться громадным. Вот что об этом рассказывает М. И. Головин в «Очерках Оренбургской хлыстовщины». – Всякий человек по учению оренбургских хлыстов, есть в себе церковь, он сам в себе есть дух, которого он получает на хлыстовских собраниях. Передаётся дух от более одухотворённых – наставников и христов – при посредстве разных способов. Так одни из наставников употребляли для этого дуновение в рот неофита, а один из них даже давал сосать свой язык. Иногда сажают прозелита между двух женщин, которые пощупывают его за ноги повыше колен; нашёлся и такой, который переводил духа через удар кулаком в ухо ищущего его. Разумеется, что в виду такого легкого понятия о Церкви и о возможности принять в себе духа, хлысты отрицательно должны относиться к Прав. церкви и её служителям. И, действительно, Церковь православную хлысты почитают еретической, бесполезной в деле спасения, вертепом разбойников, балаганом и театром. «В храме за богослужением, по уверению сектантов, делают тоже, что и в театре: туда ходят только на свидание или мотают головами, точно лошади в жар. Будет время, когда сектанты не оставят камня на камне от Церкви, а священников и чиновников заставят воду возить. Особенно хлысты ненавидят священников, и нет, кажется, хульного имени, которого бы они не прилагали к ним». В одной общине хлыстов наставники научали, чтобы священника бить башмаком, если он придёт увещевать их; а в другой – наставник грозил «вытеребить священникам все волосы за их служение идолам и вытащить их из храма». Также с насмешкой сектанты относятся к богослужению православному. «Не знаю, зачем кричат певчие на клиросе», говорить один из них. Когда в церкви зазвонят, хлысты смеются, что медь не знает, за что её бьют. Свечей перед иконами не ставят, требуя огня сердечного; милостыню не подают, потому что должны быть – нищие духом, а собирающие милостыню – сумари. – Если же хлысты являются к богослужению, то или из притворства, или глумления, или от сознания, что духовный смысл богослужения целиком относится к ним, к их духовному иносказательному христианству. Поэтому ведут себя в церквах многие непристойно: «корчат рожи», поднимают глава кверху, или притворяются спящими, закрыв глава и опустив голову. Приложившись ко кресту, уходят от амвона ко дверям, совершая вращательное движение корпусом.

Таинства св. Церкви они отрицают. Крещение водой, по их учению, бесполезно, пот, что вода омывает только тело, с которого она скатывается. Поэтому при принятии в свою общину прозелитов возят их куда-то «для крещения духовным крещением» и дают им пить какую-то «воду живу», с которой новопосвящаемые начинают бесноваться и неистовать и даже становятся припадочными. На исповеди (вынужденной) у прав. священника рекомендуется говорить всякую ложь, которую оправдывают изречением: «блажени лжуще мене ради». А каются они или публично перед всем собранием, или наедине перед наставниками, которые иногда возлагают на кающихся руки; однажды же в одном посёлке хлысты, кланяясь 14-летней девочке, исповедали перед ней грехи и просили прощения; а она им говорила: «не прощу вас, окаянные!» – Над св. причщением нашим хлысты всего более глумятся. «Накрошил хлеба во щи – вот тебе и причащение». Некоторые из них после причащения ходят в баню. Тем не менее они имеют своё причастие, свои «дары», по коим тоскуют и кричат. Из чего состоят эти дары, неизвестно; известны только действия, которые производят на сектантов дары. Так один, приняв эти дары под видом конфекты. 12 дней болел, лишился сознания, не мог двигаться, получил отвращение к мясной пище, сам питался, как ребёнок, – жвачкой. Другой после причастия начал ломать у себя печь, а затем с криком: «всего мира князь, всего мира князь» убежал к одной женщине и просил её запереть дом, приговаривая: «идут, идут»... Подошедшие в это время другие хлысты, зажав ему рот, увели его в другой дом, где его свидетельствовали фельдшер и полиция. Он лежал синий, без сознания, со связанными на груди полотенцем руками, с откинутой назад головой. Третий – в подобном состоянии исступления «вспорол свою лошадь, вообразив, что на двор к нему забрались волки». «Вообще после причастия у хлыстов делается точно белая горячка». И всеми этими последствиями причащения хлысты не только не смущаются, но, наоборот, – довольны бывают: это считается у них за ясный, несомненный и очевидный признак и результат действия на них «духа», перерождающего их из жизни плотской в жизнь духовную («Оренб. Еп. Вед.» 1899 г. № 2).

Казалось, что на православных-то простецов все эти неистовства и сумасбродства хлыстов должны бы действовать отталкивающим образом. Но, на самом деле, не всегда бывает так. Правда, большинство из них не иначе относятся к хлыстам, как с насмешкой и сожалением; но находятся и в очень немалом количестве и такие из православного люда, которых хлыстовщина привлекает и привлекает именно верой в живых богов, в лёгкость общения со христами, в естественную возможность и самим стать пророками и получить духа, – привлекает, след., именно эта самая смутная, таинственная, мистическая сторона хлыстовского строя и учения. Совершенно справедливо сказано было как-то в начале 80-х годов г. Пругавиным в одном из толстых светских журналов, что русский человек по самой натуре своей мистик и всё мистическое завлекает его. К тому же хлысты умеют очень искусно, хитро, осторожно и последовательно распространять своё учение. Вот, напр. в Смоленской губерния одна женщина начинает собирать около себя крестьянских девиц и, под предлогом пения церковных песнопений, устроять молитвенные собрания. Собрания эти нравятся, и мало по малу, помимо церковных песнопений, начинают на них петься какие-то псальмы и читаться сочинения религиозно-нравственного содержания. А там участницы этих собраний начинают проповедовать, что никогда не нужно есть мяса, пить вина, девицам же выходить замуж. Вскоре в это общество «певчих» стали поступать и совершенно не умеющие петь, и дух сектантства их стал мало-помалу обнаруживаться (Смолен. Еп. Вед. 1899 г. № 1). Не обрати во время внимания на это общество приходский священник и словом увещания и обличения не подействуй на «певчих», – появление и развитие хлыстовства в приходе неминуемо последовало-бы. А кажется на первый взгляд, что же предосудительного было в этих собраниях, – и не осуждения, а поощрения они заслуживали! Такой бдительности, знания сектантства и неустанного внимания от пастыря требует его паства, особенно в наше время, когда, как всеми уже признаётся, потребность в религии, в нравственной жизни с особой настойчивостью начинает всюду и всеми – высшими и низшими – высказываться, когда искание истины и душевного покоя побуждает многих бродить по равным путям кривым.

Как относится ко всему этому духовенство и миссия, об этом поговорим как-нибудь в следующий раз.

Э. О.

Заманчивое заглавие вышеозначенной брошюры обратило на последнюю наше внимание, и мы, заинтересовавшись, надеялись в ней найти выяснение, хоть более или менее сносное, вопроса о фанатизме и его последствиях. Этот – старый вопрос – собственно вопросом начинает становиться в последнее время, когда его проявления начинают обнаруживаться очень сильными и частыми и когда и литература, и суд не знают, как к фанатикам отнестись: миловать или казнить. Такая неопределённость положения обусловливается невыясненностью ещё до сих пор вопросов о том, что такое фанатизм, – здоровое или совершенно уж больное ненормальное состояние человеческого духа; как он влияет на преступность и как законодательство к нему должно относиться: применять ли к фактам обнаружения фанатизма всю строгость наказания или ограждать от них общество через нравственно-духовное воздействие в монастырях и психико-физическое лечение в больницах опасных фанатиков. Ни вообще наука, ни в частности психиатрия с юриспруденцией не дают на эти вопросы ответа: они почти и не занимались ими. Обращаясь к самому законодательству, мы также на всей его продолжительной истории не находим более или менее определённого и последовательного проведения по данному вопросу какого-либо одного взгляда. Так при Петре I карались пытками и казнью не только проявления фанатизма, но и даже одна лишь возможность этого от подозреваемых еретиков или раскольников. Александр I, наоборот, полагал, что «жестокость не убеждает никогда, но паче ожесточает»; а поэтому вразумление фанатиков как еретиков и суеверов, возлагал на просвещение. При Николае I одна принадлежность к сектам вреднейшим, без всякого обнаружения фанатизма, каралась ссылками в отдалённейшие места России. Со времени Александра II каре закона стали подвергаться только факты проявления фанатизма и исповедание верований, признанных вреднейшими для государственной жизни, но само законодательство изложено было неполно и неточно до возможности различных толкований. В таковом неудовлетворительном положении остаётся оно и доселе. Поэтому нельзя не желать, чтобы происходящий в настоящее время пересмотр Судебных Уставов коснулся и вопроса о преступлениях, совершаемых по религиозному фанатизму. В виду этого пересмотра написана и брошюра г. Левенстима. К сожалению, она очень недостаточно выясняет взятый автором предмет рассуждения. – В чём же по автору суть дела?..

Автор поставил своей задачей «изучить вообще влияние религиозного фанатизма на преступность, но особенно в той форме, как он проявляется у нас в жизни раскольников» (стр. 6). При этом, конечно, под раскольниками, по обычаю всех светских писателей, у автора разумеются вообще все отпадшие от Прав. Церкви. Как же автор изучает и к чему в конце концов приходит? А он для изучения избрал самый лёгкий приём. На основании всем давно известных фактов он устанавливает опять-таки всем давно известные положения, что в такой-то секте или толке раскола издавна наблюдались этакие вот факты преступности, обуславливавшиеся фанатичностью её: в бегунстве, напр., с проповедью о воцарении антихриста в лице светской власти обнаруживаются факты непризнания и противления установившимся порядкам государственной жизни, в хлыстовщине с проповедью Христовой любви – разврат и т. д. и т. д. Всё это всем давно известно и, по мнению всех, не представляет ещё «изучения влияния фанатизма на преступность», а являет лишь простое констатирование факта. Но и это было бы ещё сносно, если бы автор потрудился вникнуть в сущность сектантства и затем обнаружить, что известные факты преступности непременно ли следуют из учения данной секты или только случайно. И это им опущено из внимания. Он ограничивается лишь замечанием о разнообразии практики в одной и той же секте, но в разные времена и в разных её толках; этим он хочет предупредить огульное осуждение секты за преступления её отдельных членов или даже целых толков (стр. 82–83). – Рассматривая факты преступности, проистекающие из фанатизма, автор почему-то ограничился констатированием тех преступлений, которые совершаются внутри секты и касаются только членов секты. Разве ему неизвестны многочисленные случаи, когда фанатизм сектантов обнаруживался в преступных фактах по отношению к Прав. Церкви и к православным? Разве мало известно судебных процессов, свидетельствующих, как сильно из-за фанатизма сектанты оскорбляли Пр. Церковь, поносили, насиловали и истязали самих православных? Почему же автор опускает из рассмотрения эти факты? в них не меньший фанатизм проявляется, и не меньшего внимания они заслуживают и от законодательства, и от судебной практики.

Не представив «изучения влияния фанатизма на преступность», автор не выяснил и самого «фанатизма», как явления такого или иного характера, или разряда.

Под этим термином автор понимает «крайнее усиление религиозного чувства, доходящее до экстаза..., усиление религиозного чувства в ущерб другим и в особенности во вред умственным интересам человека. От узости взгляда происходит нетерпимость чужого мнения в делах веры, а чрезмерное стремление ко спасению души своей и своих ближних достигает такой силы, что в погоне за этой целью совершаются самые ужасные злодеяния» (стр. 4). Не станем входить в рассмотрение, точно ли и верно ли данное автором определение фанатизма; в общем его можно признать за справедливое. Но как смотрит тогда автор на фанатиков? Он хотя словами и других учёных, но почти категорично утверждает, что фанатики – люди больные. По его словам, «преступления религиозные (т. е. проистекшие из фанатизма) могут иметь свою причину в двух болезнях: меланхолии и сумасшествии» (стр. 87). В другом месте он делает к этому утверждению незначительную оговорку, что «не всякий, конечно, фанатик может быть признан сумасшедшим (там же), хотя на другой странице не прочь счесть за таковых даже и скопцов, (стр. 88). Больных же, тем более сумасшедших, как можно судить и наказывать? Автор отчасти и сам склонен так думать. Он напр. отказывается счесть за справедливое наказание на западе фанатиков – преступников, бывшее в начале нынешнего столетия, (стр. 12). Но тем не менее, когда переходит к рассмотрению русского законодательства и судебной практики по данным делам, то не только не находит их излишними и несправедливыми, хотя бы в какой бы то ни было части, но даже рекомендует некоторую строгость по отношении к ним (стр. 84–85).

Настоящее наше законодательство, определённое ст. 197–203 Улож. наказ. и разъясненное многими решениями Сената, карает за доказанные факты преступлений или изуверства, но не за религиозные убеждения, привлекает к ответственности за деяния, совершённые подсудимыми, но не вменяет в вину целой секты поступки отдельных изуверов. По проекту нового Уголовного Уложения восстановляется из прежнего законодательства статья 346-я, гласящая: «Виновный в принадлежности к расколо-учению, соединённому с фанатическим посягательством на жизнь свою и других или с оскоплением себя или других, или с явно безнравственными действиями, наказывается поселением в Закавказье, а если виновный скопец – в отдалённейшей части Восточной Сибири», (стр. 83–84). Как видим, проектируемая статья имеет карать не факты преступности, как было прежде и что было очень трудно установить и доказать, а уже саму принадлежность к известному «расколо-учению». Разумеется, что такое видоизменение отношений к сектантам должно будет отозваться весьма неблагоприятно на судьбе их и оправдательные им вердикты будут выноситься из зал суда очень редко. Поэтому против ст. 346 было высказано немало возражений чинами судебного ведомства. Не совсем-то нравится она и нашему автору. Она, по его мнению, не так полна и неправильно устанавливает объект наказания. Именно ею не имеются в виду и по этому не наказываются проповедь явного разврата, распространяемая некоторыми сектантами, и подговаривания к самоубийству, также практикуемые сектантами. По этому автор предлагает такое её изменение: «лицо которое под влиянием религиозного учения будет проповедовать пользу самоубийства или совершит фанатическое посягательство на оскопление себя или других, или явно безнравственные действия, наказывается»... Главное значение поправки, по мнению её автора, состоит в том, что его центр тяжести переносится с «принадлежности к секте» на определённое обвинение (стр. 84–85). Мы не думаем входить в данном случае в рассмотрение и оценку как самой статьи 346, так и поправки к ней: это далеко бы нас завело. Скажем лишь одно, что кое-чем из поправки добавить статью 346 не мешало-бы. Для нас одно ясно, что какая неопределённость во взглядах на наше сектантство и факты его преступного фанатизма всё ещё царит в руководящих судебных сферах, как ещё мы далеки от ясно выраженного и последовательно проводимого отношения законодательства и суда к защите правосл. русских от напора сектантского изуверства и фанатизма!

Рассматриваемую же брошюру мы, несмотря на указанные нами её недочеты, рекомендуем к чтению всем, интересующимся подобными вопросами: в ней они найдут и полезное для себя. Недостатки же её вполне естественны при неразработанности у нас взятого автором вопроса. Автору же сектоведы благодарными должны быть и за то, что он сделал; другие пусть сделают лучшее.

М. Чельцов

Всем и каждому известно понятие «иезуит»; каждый несколько раз произносил это слово, называя других этим именем, а их действия и употребляемые ими средства «иезуитскими». Но многим ли известно полное и подлинное содержание, мыслимое под этим понятием? Знаем ли мы и сами хорошо и можем ли дать другим ответ по вопросу, что же это за «иезуитизм», кто были первые его возбудители, какова его история и т. д. и т. д.? Не пробавляемся ли мы в большинстве случаев теми скромными или вернее скудными сведениями, которые вынесли и ещё не растратили на жизненном пути из уроков в средней школе? А между тем подробное и основательное ознакомление с историей иезуитов не есть только предмет простого любопытства: оно может быть полезным и для практического дела и тем более для миссионерского. В самом деле, что такое «общество иезуитов» в его не опошлившемся, идейном смысле, как не общество лиц, поставивших своей целью защиту, охрану и распространение католической веры с верой или лучше с признанием главенства в светском и церковном мире папы? Следовательно, задачи у общества были чисто миссионерские, они призывали его членов к борьбе с неверами или скорее мало-полу-верами. Не эти ли задачи поставляет и наша внутренняя миссия, понимаемая в строгом смысле слова, и ведущая борьбу со всякого рода неверами и маловерами? Другое дело, какие окончательные цели этой борьбы и какие средства преследовались иезуитами и практикуются нашей миссией. Нельзя забывать и того, что средства борьбы «общества иезуитов» не всё-то и не всегда-то бывали так дурны, как привыкли мы о них думать, не зная хорошенько их. Если бы взяли на себя труд повнимательнее отнестись к изучению трудов и деятельности этого общества, то нашли бы и у него многое, чему не только бы нам не мешало, а прямо-таки следовало поучиться, не боясь изобличения в иезуитстве, не страшась прийти к пошло понятому вообще оправданию средств благой целью.

Все эти мысли пришли вообще при чтении книги, заглавие которой мы выше выписали. её автор, немец, и заметно, враг иезуитов, проф. Мюнхенского университета г. Губер, восстановляет перед нами всю историю общества иезуитов, начиная с первичного зарождения мысли о нём у молодого, ведшего бурную, полную разгула страстей и разнообразных приключений жизнь, испанского кавалера дон-Иньиго Лопес де-Рекальде из Лойла и кончая призванием иезуитов к борьбе «с идеями свободы и высшей культуры, распространёнными в мире французской революцией» при папе Пие VII-м в начале нынешнего столетия. Описав учреждение и общий характер ордена иезуитов, их духовно-нравственные упражнения, устав их совершенствований и жизни, строй жизни и управления, перечислив все привилегии и полномочия, дарованные в разные времена и разными папами, автор внимательно следит за деятельностью иезуитов во время реформационной эпохи и после неё в разных западных государствах и у нас в России. С особенным усердием рассматривает их деятельность на пользу науки и католического богословия, на поприще школьного воспитания и университетского обучения. Тщательно собирает все грехи и провинности иезуитов, раскрывает их интриги и козни и тем самым делает ясным причины и мотивы тех изгнаний из различных государств, коим они время от времени подвергались. При всём этом обширном и многостороннем рассмотрении деятельности иезуитов, автор остаётся более или менее беспристрастным историком; по крайней мере нарочито нигде, кажется, не сгущает красок. Читается книга легко.

М. Калужский

Много разнообразных лжеучений, возникших на почве протестантизма, заносится к нам в Россию с запада.

Все они находят радушный приём в некоторой части нашего общества и существуют у нас в ряде сект рационалистического и мистического характера.

Появление и распространение в России этих сект вызывает на борьбу с ними пастырей Церкви, которые при этом должны иметь в виду с одной стороны – возвращение на истинный путь уже заблудившихся с него, а с другой – предостережение от увлечения сектантским лжеучением слабых и легковерных из своих православных пасомых.

А так как всякая секта носит свой отличительный характер, имеет своё – более или менее самостоятельное – учение, которое сложилось под влиянием известных исторических условий, – то и для борьбы с каждой сектой требуется от пастыря знакомство с историей этой секты и с основными пунктами её учения. Лишь понимая, на чём – главным образом – опирается лжеучение той или другой секты, и зная, почему это учение отлилось в такую, а не иную форму, православный борец может направлять оружие, куда следует, а тем самым достигать своей цели в отношении к сектантам и в отношении к отклоняющимся к ним православным.

Конечно, не каждому пастырю придётся иметь дело со всеми разнообразными учениями сектантов, по дать ответ всякому вопрошающему служитель слова Божия всегда должен быть готовым. Само собой понятно, что требовать от пастыря специального изучения всех могущих встретиться ему сектантских лжеучений невозможно. Но быть знакомым с ними, т. е. знать в существенных чертах основоположения этих учений в связи с историческим происхождением и развитием самой секты, – дело во всяком случае, далеко не лишнее. Имея представление о секте и её учении гораздо легче можно ориентироваться в материале, представляющемся рассмотрению пастыря.

Вот для таких-то целей могут не малую сослужить службу служителям Церкви небольшие брошюры, посвящаемые ознакомлению читателя с тем или другим сектантским учением и разбору последнего.

К разряду таких именно брошюр принадлежит и рассматриваемая нами беседа о. протоиерея Ветвеницкого, заглавие которой выписали мы в начале.

В этой беседе автор знакомит своих слушателей с историей возникновения секты ирвингиан, с учением этой секты и её организацией. Ранее на страницах февральской книжки «Мис. Обозр.» изложены сведения об этой секте, а потому обратимся прямо к разбору лжеучения, какой делает проповедник. – Останавливается автор на учении ирвингиан об их 12 апостолах. Это учение – основное в секте, так как ирвингианские апостолы-законоположники и организаторы. Ими установлен весь строй общины, их авторитетом держится и учение. В виду этого, для всякого защитника православия представляется необходимым прежде всего решить существенный для ирвингианства вопрос: могли ли в наше время явиться новые апостолы и как нужно смотреть на апостолов ирвингиан? Этим вопросом и занимается автор брошюры.

По учению св. Писания истинными апостолами были и должны быть лишь самовидцы Христа (Деян.1:21 и 11; 1Ин.1:1). Пример ап. Павла, призванного ко Христу уже по вознесении Его на небо, не доказывает противного. – Этот апостол удостоился видеть Господа и этим именно видением сам он удостоверяет своё апостольство: «не апостол ли я? говорить он, не видел ли я Иисуса Христа Господа нашего (1Кор.9:1). Отсюда признание за апостолов ирвингианских апостолов – очевидно – идёт в разрез с понятием об апостоле.

Да и помимо того, говорить о необходимости появления через 18 веков, после пришествия Христова новых апостолов, которые по учению слова Божия должны быть утверждением и основанием Церкви (Еф.2:20–21), не значит ли требовать закладки фундамента для здания на крыше прежнего? А порвать связь с этим прежним зданием – нет возможности, ибо как же тогда Церковь сохранит Христа краеугольным камнем?

Нелепы и попытки ирвингиан доказать посланничество своих апостолов от Бога. Тут допускается сектантами логический круг в доказательствах, доводящий до абсурда. Оказывается, что ирвингианские апостолы – истинные апостолы потому, что «назначены и призваны голосом пророков» (ирвингианских-же); но речи этих пророков только и могут получить силу, пройдя через цензуру апостолов: «слова Духа св., говорят сами ирвингиане, высказанные через пророков, но не просмотренные апостолами, подобны притче в устах глупца.»

Таким образом, основный вопрос в ирвингианстве – об истинности сектантских апостолов, от которых они приняли своих священнослужителей и всё учение, решается не в пользу этих апостолов; а вследствие этого падает и всё, опирающееся на этом основании, хитросплетение сектантское.

Но этим не ограничивается автор разбираемой беседы. Он рассматривает мотивы, по которым проповедуют сектанты своё лжеучение, и приходит к заключению, что корысть, материальные расчёты побуждают членов ирвингианского клира распространять свою секту. Лишь подобными соображениями, по его мнению, объясняются запугивания людей простодушных и легковерных близостью второго пришествия Христова и на ряду с этим настойчивое проведение ирвингианами ветхозаветного учения об обязательной десятине в пользу клира.

Итак, теоретическое учение ирвингиан не выдерживает критики. Апостолы их не могут быть признаны истинными апостолами, а те основания, какие приводятся ирвингианами в пользу необходимости появления этих апостолов, – хитросплетения, прикрывающие материальные расчёты.

Не уступает по своему достоинству теоретическому учению ирвингиан и их нравоучение. Фальшь и лицемерие, ложь и обман характеризуют этих сектантов, явно обличая в них неистинных учеников Христовых. Эти недостойные христианского имени качества особенно ясно обнаруживаются перед нами в способе завлечения ирвингианами в свою-секту новых членов и в отношениях их к существующим вероисповеданиям.

В заключение беседы о. Ветвеницкий выясняет, что именующие себя «апостольской общиной» составляют секту, так как принимают в своё общество по особому чину, имеют своё самостоятельное богослужение, свои обряды, священнослужителей. Здесь автор знакомит читателей и с богослужебным строем в обществе ирвингиан.

Из брошюры о. Ветвеницкого читатель выносит довольно полное представление о секте ирвингиан в её прошлом и настоящем; находит здесь указание и на то, в чём слабые пункты учения этих сектантов и чем, следовательно, можно подорвать его силу. В этом значение брошюры для пастырей церкви, и не только для них одних, но и для всякого православного христианина, могущего подпасть влиянию ирвингианской пропаганды (последнего рода читателей и имеет собственно в виду брошюра по своему характеру внебогослужебной беседы). Что же касается даваемого автором объяснения внутренних мотивов у представителей секты к её распространению и поддержанию, то пронять его вполне нельзя. Автор представляет ирвингиан учителями, которые по апостолу «непокорные, пустословы и обманщики, учащие чему не должно, из постыдной корысти». (Тит.1:10–11. Слова приведены в эпиграфе брошюры). Едва ли одними корыстными расчётами можно объяснить проповедь о близком пришествии Христовом и о необходимости в силу этого объединить всех истинно верующих воедино для достойной встречи Господа. Материальные соображения, конечно, могут у членов ирвингианского клира примешиваться к побуждениям распространять своё учение, но свести к ним все мотивы будет односторонностью. Ведь не заподозривает же и сам автор брошюры искренности основателя ирвингианской общины Эдуарда Ирвинга, пылкого проповедника покаяния и немедленного обращения на путь спасения в виду предстоящего конца мира.

Мысли свои автор выражает ясно и в общедоступной форме, а потому брошюра читается легко.

А. Виноградов

В Петербургском окружном суде, с 7 по 10 февраля, слушалось с участием присяжных заседателей известное дело, что обвинению ксёндза Ковенского Св. Троицы костёла, о. Белякевича в истязаниях и лишении им свободы его прихожан. Председательствовал действ. ст. сов. Бобрищев-Пушкин. обвинял товарищ-прокурора Носович; на защиту обвиняемого в таких негуманных поступках ксёндза Белякевича выступили лучшие представители столичной адвокатуры, слывшие, казалось, за убежденных поборников гуманности, свободы и прогресса, гг. Спасович и Андриевский... Свидетелей по делу вызывалось до 30 душ. Дело разбиралось при закрытых дверях. Ксёндз Белякевич, молодой человек 26 л., происходил из крестьянской среды; по выдержании экзамена в объёме программы 4 классов гимназии, поступил в Телыпевскую духовную католическую семинарию, по окончании которой посвящен в священный сан 23 лет. По внешнему виду, подсудимый производит впечатление человека мало развитого и тупого фанатика.

Объявленным приговором ксёндз Белякевич признан виновным в самовольном лишении свободы, соединённом с истязаниями, в восьми случаях; причём в пяти случаях ему дано присяжными снисхождение. Подсудимый ксёндз приговорен к лишению всех особенных лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и к ссылке на житьё в Иркутскую губернию, с воспрещением всякой отлучки из места, назначенного для жительства, в течение двух лет и выезда в другие губернии и области Сибири в течение 8 лет. Из вещественных доказательств – планы и фотографические снимки постановлено оставить при деле, остальное, именно: верёвку, палку с расщеплённым нижним концом, служившие орудием истязаний, и фигуру головы чёрта, которой Белякевич запугивал прихожан, попавших в его руки, – уничтожить. Судебные по делу издержки возложить на обвиняемого Белякевича, а при несостоятельности его принять на счёт казны.

Громкое дело это в печати затрагивалось и освящалось или со стороны политической, или криминальной. Но оно заслуживает серьёзного внимания также и с точки зрения чисто церковной и миссионерской: со стороны царящей в католицизме церковной дисциплины и мер пастырского воздействия на приходскую среду, а также и тех условий, которые создают господство авторитета ксёндзов в народной массе. Эта сторона процесса ксёндза Белякевича послужит на одном из ближайших пастырских собраний столичного религиозно просветительного общества предметом доклада редактора нашего журнала, В.М. Скворцова.

В одной из следующих книжек надеемся подробнее поговорить с читателями по поводу интересного дела ксёндза Белякевича.

Миссионеры и пастыри знают, какое возбуждающее впечатление производят на раскольничью среду враждебные православной церкви статьи, так не редко в последнее время появляющиеся в некоторых органах светской нашей печати.

Раскольники, да и многие православные люди склонны бывают делать широкие заключения о попустительстве или солидарности высших правительственной власти и общества с крайними мнениями подобных органов, по вопросам о церкви, расколе и сектах. Лучшим доказательством того, на сколько в этом отношении подобные обобщения тенденциозны и не основательны, служат правительственные взыскания за вредные для церкви статьи.

Так, недавно, в виду допущенного газетами «С.-Петербургские Ведомости» и «Русский Труд» резкого, с извращением исторических фактов, осуждения иерархического устройства и управления всеми делами православной церкви, что особенно усматривается из статей, помещённых: в № 38 «С.-Петерб. Ведомостей» – под заглавием: «Как восстановить каноническое управление и соборы в русской Церкви», и в № 5 «Русского Труда» – под заглавием: «Что предстоит исполнить до Вселенского Собора», – министр внутренних дел, на основании ст. 144 уст. о ценз. и печ., определил: объявить газете «С.-Петерб. Ведомости» второе предостережение, в лице издателя-редактора князя Эспера Ухтомского, а газете «Русский Труд» третье предостережение, в лице издателя-редактора, отставного губерн. секр. Сергея Шарапова, с приостановлением этого последнего издания на один месяц. Нужно иметь в виду, что третье предостережение, по закону, влечёт за собой подчинение бесцензурных изданий цензуре.

Сведения эти миссионерам нужно иметь в виду и выяснять при случае заблуждающимся на счет авторитетности нашей светской прессы в вопросах церковных.

Нам из заграницы сообщают: в одном из сентябрьских номеров английской газеты «World» было напечатано, что редакция названной газеты спрашивала гр. Л. Н. Толстого телеграммой с оплаченным ответом, какого он мнения, относительно мер для содействия международному миру и уменьшению милитаризма? Граф тотчас ответил, по-английски же и вот именно как: «Всеобщий мир может быть достигнут самоуважением и неповиновением правительству, требующему податей и воинской службы для организованного насилия и убийства.» Комментарии излишни...

Справка эта весьма важна для уяснения наблюдаемого миссионерами того опасного явления, почему во всех наших сектах, куда просачивается лжеучение толстовства, резко обнаруживается противоправительственное направление и в частности анти-милитарное, выражающееся в преступной форме протеста или уклонения от исполнения долга воинской повинности. Ясно теперь, почему духоборы были так упорны в уклонении от воинской повинности. Но спрашивается, если милитаризм и подати, да и сами правительственные требования яснополянский пророк считает злом, то зачем же он и непротивленцы уклоняются от этого зла? Зачем и сам проповедник принципа Непротивления теперь распространяет в народной массе зло анархизма? Неужели ещё мало ему жертв страшных страданий духоборческой секты?!..

«Ересь, раскол или толк Духоборцев¹¹² (ибо не определено ещё какое им ствойственно имя) никак нельзя смешивать с обыкновенными расколами. Здесь дело идёт не о бороде, не о старых книгах или сложении перстов, но о самых существенных догматах веры. Важность последствий также весьма различна. Последствия обыкновенных расколов почти ничтожны; но учение Духоборцев столь смежно с духом вольности и гражданского равенства, что малейшая кривизна или уклонение влево от той линии, где ныне они ещё стоят, может произвести в народе самое сильное потрясение. Так взирала на сию ересь Императрица Екатерина, не суеверная, конечно, и не робкая; так взирали на неё и при покойном Государе. И вследствие сего преследовали Духоборцев ссылками, переселениями, заточениями и проч. Всё утихло с восшествием на престол Государя (Александра I-го). Не только перестало гонение; но и сама точка зрения, с коей прежде смотрели на сей раскол переменилась.

... Никакие гонения в настоящем царствовании не могут иметь места. Сия часть дела решена к самом её основании, в сердце и разуме Государя. Но вопрос о существе сего раскола, о склонении его и последствиях и, следовательно, о истинных мерах, кои и должны принять к укрощению его, остался ещё не решённым.

... К основательному решению надлежало, сообразив все сведения о сей ереси, взойти к её началу, открыть её источники, обозреть последствия её из самих происшествий,

... те правила, на коих дела сии учреждались и ныне ещё учреждаются, откровенно скажу, кажется мне недостаточны. Это суть правила равнодушие с некоторою оттенкою покровительства. Они могут быть приложены с пользой к простым грубым расколам, но не к Духоборству, к болезни, которую нужно врачевать, а не переносить только в молчании».

В. Прозоров

Три–четыре месяца тому назад один из раскольничьих австрийских лже-попов Гжатского уезда, Смоленской губ., произведён Арсением Швецовым и Иоанном Картушиным во лже-архиерея для Смоленской и Калужской епархии. Новый лже-архиерей Иона, в мире Иван Александров, из крестьян Воронцовской волости, Гжатского уез., дер. Малой Холмины, уже давно совратившейся из православия в раскол. Ни начитанности, ни рассудительности в нём нет; но зато он способен на какие угодно противозаконные поступки, особенно если собор «боголюбивых старообрядствующих епископов» на то его уполномочит. Такие люди, конечно, дороги для раскольников. И вот ныне Ив. А. о себе кричит всюду, что он Иона. Епископ Смоленский и Калужский, управляющий обширнейшею из Епархий.

До поставления в попы Ив. А. занимался крестьянством и пособлял братьям делать колёса. С детства он отличался неряшливостью и непонятливостью, а потому в семье и в деревне звали его не иначе, как «Ванька». Из этого Ваньки вырядился теперь поп Иван, около 20 лет заведовавший приходом, расположенным в волостях Воронцовской, Пречистенской, Рождественской, Гжатского уезда, Баскаковской-Сычевского и в городе Гжатске. Нельзя сказать, чтобы раскольники его почитали, они иногда даже себе позволяют его и выругать. Тем не менее «поповское ремесло» дало ему возможность нажить состояние. Он выстроил себе большой дом, в котором между жилыми горницами пристроил молельню, обзавёлся городской обстановкой, хорошими лошадьми, рессорными экипажами, и, таким образом, Холминский лже-поп Иван стал на виду не только у раскольников, но и у местных светских властей. Популярности его много содействовали сыновья его Иван и Кузьма, наученные какой-то грамотной девкой петь и читать в молельне; Кузьма же, кроме того, знаком с раскольнической литературой и под руководством известного раскольнического лже-попа Дмитрия Мортинианова Смирнова, научился вести полемику с миссионерами на публичных беседах. В настоящее время последний отбывает воинскую повинность в одном из гвардейских полков в Петербурге, можно думать, что через него один из расколофильствующих органов печати черпает сведении о мнимом «тягостном положении» раскольников в Гжатском уезде.

Миссионер свящ. Клитин

– Из Курска нам сообщают, что новый преосвященный Курский, Епископ Лаврентий, серьёзно озабочен организацией епархиально-миссионерского дела. На четыре наиболее зараженные расколом уезда (Курский, Обоянский, Щигровский и Фатежский), уже назначены два миссионера: преподаватель семинарии, и настоятель Щигровекого собора из кандидатов академии. При недостатке определённых средств на миссионерское дело, новым миссионерам пока предположено возмещать одни лишь расходы по поездкам, в сумме 120 р. в год и по 50 р. ассигновано на единовременное пособие.