Ноябрь. Книга 1
Ивановский Н., проф. Учитель, или учительница в единоверческой школе // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 825–832
В настоящее время, при развитии церковно-приходских школ, существует в разных епархиях не мало и школ, так называемых, единоверческих. Все они, за немногими исключениями, подчинены ведению епархиальных училищных советов.209 Не говорим теперь о том, что их лучше было бы подчинить иному, специальному надзору, по крайней мере в тех местах, где деятели миссии не входят, по каким-либо причинам, в состав членов означенных советов и их отделений.210 От администрации мы пожелали спуститься пониже и подойти к открытым дверям самых этих школ, чтобы посмотреть на них со стороны народной и высказать несколько своих мыслей и соображений. Такое желание вызывается тем, что слышатся в них и из них некоторые особого рода запросы, вследствие которых и возникают недоразумения. Вопросы эти того касаются, как должны держать себя учитель, или учительница означенных школ. В сущности эти запросы и недоразумения довольно мелочные, но в жизненном отношении далеко не маловажные. При том они таковы и из такой области, что училищные советы и решать их едва-ли даже и компетентны, так как по Правилам Единоверия единоверцы подлежат непосредственно ведению преосвященных, помимо всех инстанций епархиального управления.
Конечно, если посмотреть и на единоверческую школу со стороны только внешне-формальной, как на обучение известным предметам по составленным программам более или менее знающим и опытным учителем, то никаких крупных, со стороны народной, недоразумений, – выходящих за пределы предъявляемых дидактикою и дисциплиною требований, – и быть не может, а если и возникнут какие вопросы, или замечены будут пробелы, то их легко могут разрешить и пополнить наблюдатели, или училищные советы. Но такой, слишком уже простой, непосредственный взгляд едва-ли будет совпадать с намерениями и целями создателей школы церковной и высшими её руководителями, для коих небезразлична и вся церковно-приходская жизнь. Повторим по этому сказанное нами в другом месте и по другому поводу, – что «Церковь ждет от неё», – т. е. от школы, – «и миссионерских услуг».211
Оставляя посему сторону учительски-официальную, мы должны посмотреть на положение учителя, или учительницы, со стороны бытовой, народно-миссионерской и сказать о возникающих в жизни и поведении единоверческих учителей и учительниц вопросах и недоразумениях с этой именно стороны. Как бы кто ни смотрел на самое Единоверие, а отсюда и на несколько своеобразную школу единоверческую, но раз та и другая существуют, необходимо удовлетворять и желаниям единоверцев, применяясь к их симпатиям, хотя и не выходя при этом из круга предметов, допущенных для них высшею церковною властью.
С другой стороны, если где, то в местностях с единоверчески-старообрядческим населением учитель и учительница являются людьми передовыми, так как приходские священники там большею частью из простецов, едва могущих вести в школе преподавание Закона Божия. Здесь и в школе всё лежит на учителе, и процветание, или упадок школы почти всецело от него зависят. Будут учитель, или учительница соответствовать симпатиям прихожан и подходить под мерку их понятий и излюбленных обычаев, – не предосудительных, конечно, – и школа будет полна учащимися, и Церкви могут принести они ощутительную пользу. Будут поступать иначе, – и сами всегда останутся людьми чуждыми народу, и школа будет пустовать, а если, наконец, что-нибудь и сделают полезного, то гораздо менее того, что могли бы сделать.
Обратимся к примерам, что собственно нужно делать учителю для того, чтобы возвысить школу и иметь влияние на народ. Прежде всего и более всего может возникнуть вопрос о крестном знаменовании, – не о истовом только его на себе положении, что везде и повсюду необходимо, – а о сложении перстов для сего. В этом первое для старообрядцев-единоверцев знакомство с учителем. Поэтому, когда назначается в единоверческую школу учитель, или учительница, знаменующиеся троеперстно, то сейчас же и является вопрос: что им делать, остаться ли при своём знаменовании, или изменить его применительно к единоверцам? Естественно, привычка и сознание правильности троеперстного символа знаменования, при недостаточном иногда разумении относительной только его важности, – побуждают его удерживать свой обычай. А между тем и учащиеся, и их родители-двуперстники, принятые в церковное общение. Они также естественно желают, во имя тех же причин, видеть употребление излюбленного ими обычая и со стороны учителя и учительницы и в школе, и при богослужении. Является таким образом неизбежное раздвоение. Кто же должен уступить и во имя какого принципа?… Во имя единства веры, внутреннего значения, а не символа должен поступиться своим обычаем тот, кто более понимает и пришел послужить младенцам в вере, помня наставление св. апостола, чтобы «всем быть вся, да всяко некие спасу». Учителю должно снизойти до учеников, чтобы их возвысить. И в самом деле, с какой бы стороны ни посмотрели мы на этот практически жгучий вопрос, ответ будет один – учителю и учительнице необходимо в данном случае применяться к той среде, в которую они поставлены. И более всего это необходимо с нравственной точки зрения, во имя того, чтобы быть в общении с народом и иметь на него доброе влияние. Когда мы вступаем в известное общество, то волей-неволей должны и приспособляться к его обычаям, чтобы в нём видели нас своим человеком, и сами мы не чувствовали себя одинокими. Так везде и во всём, начиная с одежды и кончая манерою держать себя, применяясь к условиям обыденной жизни и принятым приличиям. Само собою понятно, что такое приспособление не может простираться на предметы, стоящие в<ыше>212 обычаев, касающиеся заветов веры и упования, не говоря о требованиях нравственности. Сложение перстов для крестного знаменования, – такое, или иное, – не входит само по себе, по внешнему только своему виду, в область веры и её догматов, а <есть> лишь наглядный символ её истин, символы же всегда могут быть не единообразны. Посему здесь не видится достаточных оснований мучиться совестью чрез перемену символа, только бы эта перемена была не легкомысленна, а разумна. Осмысленное побуждение к такой перемене – оказывать наибольшее влияние на народ должно взять перевес над привычкой, хотя и доброй и соответствующей внутреннему содержанию святой веры.
И со стороны формальной в данном случае едва-ли мог<ут> быть какие-либо препятствия и затруднения. Школа, – как и Церковь, – есть учреждение официальное и учитель в школе является таким же официальным лицом, как священник или уставщик, чтец и певец в церкви, при богослужении, или как восприемники при крещении и т. п. Если же самим преосвященным при официальных сношениях с единоверцами рекомендуется Правилами единоверия употреблять двуперстное сложение, то тем более <это> могут и, думается, даже обязаны делать учитель, или учительница в школе, где являются они не случайными лишь её посетителями, а постоянными в ней служителями и представителями.213 Во всяком же случае и с этой стороны, при каком-нибудь оспаривании, должны иметь перевес те же высшие задачи и соответствующие им требования, какие нами выше указаны.
Остается одно личное нежелание учителя, или учительницы изменить привычное и общепринятое перстосложение на другое, допустимое и благословленное. Но тогда лучше предвидеть всё заблаговременно и не принимать назначения в единоверческую школу, если бы таковое и последовало, с объяснением причины. Уверены, что училищное начальство признает причину уважительною и не будет создавать себе затруднений, тем более, что и само оно должно бы это предусматривать; ставить учителя в неприятное столкновение с населением и училищному начальству нет расчета. Если же по каким-либо причинам не было это заранее предусмотрено, то лучше всего при самом начале возникновения недоразумений учителю просить о переводе в другую, православную школу, а не возбуждать дел и переписок.
Сказав о главном, потребовавшем разъяснений, можем и продолжить нашу речь о предметах менее уже спорных, но в практическом отношении и в наших целях, – дать единоверческим учителям и учительницам добрый совет, – также очень немаловажных. Если повсюду рекомендуется, то в школах единоверческих тем настоятельнее рекомендовать следует учителю и учительнице иметь самим единый с православием дух церковности и развивать его в детях, а в тоже время и в себе, и в школьниках поддерживать церковную дисциплину в принятых обычаях, не говоря о надлежащих взаимных отношениях. На всё это должны обращать особое внимание и наблюдатели школ при своих объездах. Слишком им мало за тем только следить и то проверять и отмечать, как пишутся по русскому языку буквы и слова (почерк и диктовка), как поставлено счисление (арифметика), бойки ли ученики в их ответах и т. п., – а требуется при этом внимательный пастырски-отеческий надзор за направлением и духом школы, за отношением учащих и учащихся к святой церкви, за облагорожением учащихся, за уважением их к учителю и за любовным откликом последнего к заброшенным детям деревни. Из предметных же программ с наибольшим тщанием должны останавливаться на преподавании Закона Божия в общем духе православия, при некоторых особенностях Единоверия, а также за осмысленным церковно-славянским чтением по книгам, конечно, единоверческим. Первое отмеченное, при контролировании, сделать очень легко, так что и прошедший среднюю, или и полусреднюю школу грамотей может выполнить, а выполнив, и спокойным быть, что и форма соблюдена и справедливость оказана. Последнее, нет слов, трудно и требует многих положительных указаний и советов, которые можно было бы применить к делу, и многое другое в этом роде. Но за то первое мало полезно, последнее многоплодно, если даже форма в нём иногда и пострадает, так как оно выше формы и точных инструкций. Но за то, если первого рода исполнительность создаст наблюдателю как человека в деле точного, и в отзывах справедливого, то последнее доставит ему славу христианского педагога и мудрого руководителя жизнью детей, – которая бьет ключом, – а чрез них отразится и на других, так что школа будет, действительно, светочем всей деревни.
Описанное нами направление, зависящее более всего от учительского персонала, а частью и от наблюдателей особенно необходимо в школах единоверческих по самому положению Единоверия. Последнее в жизни занимает средину между православием и расколом и находится под двумя влияниями противоположного свойства и часто непосредственного соседства. Наша задача воспитать единоверцев в духе сближения с нами, сделать их нашими братьями не по идее только, а на самом деле, не трогая, конечно, их благословленных Церковью обычаев, а уважая оные. Вот почему мы настойчиво говорим о воспитательном элементе в школах единоверческих, о их церковности и выдвигаем на должную высоту положение учителя, требуя и особо внимательного духовно-руководственного надзора. Не мы, а жизнь предъявляет здесь особые сложные требования.
Со стороны внешней требования эти можно наметить и предъявить, хотя бегло, в следующем виде. Первое желание видеть учителя или учительницу при праздничных богослужениях всегда в церкви, во главе учащихся, приучать детей петь и читать и самим подавать в том пример. Такое их поведение воочию покажет единоверцам с одной стороны уважение к единоверческому чину богослужения, а с другой и должное их уважение к Церкви вообще, членами которой они состоят, внушит всем, что они научены вере и благочестию, а не легкомысленному отношению к религии, и её уставам. При этом, в видах наилучшего достижения цели живого и наглядного сближения с учащимися их родителями, мы желали бы видеть в церкви учителя и учительницу в соответствующем принятом одеянии, с лестовкою в руке и подручником около ног. Сделать это очень, ведь, не трудно, ни в каком отношении не зазорно и никаких разрешений не требует. А между тем, если обратить внимание на то впечатление, какое всё это производит, то получится нечто очень внушительное и важное. Скажут, пожалуй, что это – лицемерие? Нет не лицемерие это, а любовное приспособление человека развитого к уровню понимания менее развитых – в обычаях почти безразличных.
Из церкви перейдем в школу, с тем же духом церковности по типу Единоверия. На молитвах пред началом учения и по окончании оного желательно видеть положение принятого «начала». Здесь же, на молитве пред уроками, когда внимание не утомлено и чувство свежее, хорошо петь, например, тропарь храму, «Спаси Господи люди твоя», а в конце поминать местного архиерея, начальствующих и попечителя или попечительницу школы, если таковые имеются, по окончании же учения петь крюковое «Достойно». Содержание пения, конечно, может быть и другое, смотря по навыку и местным условиям, но молитва за Царя и поминовение архипастырей всегда должно быть; оно невольно будет запечатлевать в памяти и в сердце имена дорогих всем лиц и духовно сближать с ними.
Чрез всё сказанное школа и сослужит службу Церкви и миссии. Единоверческие наши школы находятся в таких местностях, где почти повсюду имеются и раскольничествующие старообрядцы. И если церковная власть имеет в виду привлечь в школу и детей последних, – не отказывая им в образовании, а в тоже время не разрешая открывать им и свои школы, могущие поддерживать сепаратизм и отчуждение, – то описанным поведением учитель и учительница расположат и последних к школе, приспособлением к духу всего старообрядства.
Не будем касаться многих других, общих для всех школ педагогических приемов, так как они выходят из рамок нашей заметки. Упомянем еще об одном обстоятельстве, важном особенно в школах единоверческих. Мы заметили уже, что школы единоверческие находятся большею частью там, где по близости, или тут же в деревне много и старообрядцев-раскольничествующих. Последние недоверчиво и подозрительно относятся не к церкви только, но и к условиям современной жизни в других отношениях, нецерковных. Ни для кого не секрет, какое предубеждение питают они против докторов и медицинской науки. Прививка оспы, рациональное лечение заболеваний вообще, вот что возбуждает неудовольствия, а по временам и протесты в разных <…>мах. В острых болезнях, иногда эпидемических, а также и <кли>нических, нередко серьезных, к помощи врача не обращаются, а пользуют своими домашними средствами. Эти средства часто уродливы и положительно вредные, например, в горячках – баня, а в лихорадках – купание. В случаях эпидемий об отделении здоровых, о чистоте и осторожности сообщений с заболевшими не хотят и слушать, дезинфекция совсем не признается. Кому же, как не учителю и учительнице прийти на помощь, – мало словом вразумления, которое недостаточно действует, – но прямою наглядною помощью заболевшему в начале болезни и при том самыми безвредными средствами? Кому, как не им рассеять этот невежественный предрассудок против медицинских пособий? – Ведь учитель и учительница в деревенской глуши, а нередко и в селах, при <раз>личных единоверческих священниках и их женах из народа, первое, а нередко и единственное интеллигентное в лучшем смысле лицо. Такое первичное пользование не есть конкуренция со врачом, как выразился нам недавно один врач, а скорее приводит в случаях серьезных к тем же врачам, рассеивая очевидно начальною помощью невежественное предубеждение. А что еще важнее с нашей точки зрения – оно раскроет учителю двери раскольнических домов, вселит уважительный во всем народе взгляд на скромных тружеников начального народного образования, поможет с большим удобством проводить в народную среду здравые религиозные понятия. – Остается пожелать только, чтобы с<ами> учитель и учительница, были религиозны, преданы православной Церкви и дорожили её духовными интересами.214
Профессор Н. Ивановский
Чиннов Н. Сектантский документ по вопросу о крещении // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 833–850
Печатаемое ниже «Послание» прислано в редакцию свящ. А. Альбицким в качестве приложения к статье – «Вероучение немоляков Нижегородской губ.». Но значение «послания», по нашему мнению, несколько иное, чем какое усвояется ему автором названной статьи. Дело в том, что «послание» не местного (для Нижегор. губ.) происхождения, а привезено сюда крестьянином дер. Александровки В.Μ. Пугачевым из г. Хабаровска.215 Зачем привезено? – Ответить на этот вопрос будет не трудно, если принять во внимание состояние сектантства в Семеновском у., Нижегородской губ., как оно очерчено самим свящ. А. Альбицким. По словам достоуважаемого автора, секта немоляков, жившая доселе в названной местности тихо и скромно, «в последние десять лет стала всё более и более заявлять о себе нередкими переходами в неё не только из раскольников, но и из православных. Причиной тому было то, что немоляки завязали сношения с рационалистическими сектами южно-русских губерний. Оттуда стали появляться к ним проповедники – и по своей охоте, и по требованию немоляков». Результатом такого рода сношений было разделение Нижегородских немоляков «на три группы: 1) на склонных к молоканству, 2) к штундо-баптизму и 3) на понимающих всё Писание иносказательно»,216 т. е., как нужно думать, – склонных к духоборчеству. Нет сомнения, что между сектантами столь различного направления, живущими, притом, в недалеком друг от друга расстоянии, ведутся жаркие споры по вопросам их разномыслия, – ведутся они, в частности, между представителями первой и второй группы и по вопросу о крещении, как на первый взгляд наиболее их разделяющему. С точки зрения Св. Писания, склонные к штундо-баптизму имеют под собой по данному вопросу более твердую почву, чем представители первой группы.217 Пользуясь этим, они, нужно думать, стали брать перевес над молоканствующими, доказывая последним, что их, как некрещенных, нельзя назвать и христианами или членами царства Божия. Такого-же рода обличение могло слышаться и со стороны православных. В своём затруднительном положении молоканствующим Нижегородской губернии естественно было обратиться за помощью к своим собратьям-молоканам других местностей, более их преуспевшим в молоканском учении и – главное – в защите его против нападения совне. Предлагаемое «послание» и представляет, по нашему мнению, такого рода помощь молоканствующим Нижегородской губернии. В нём мы склонны видеть последнее слово молоканской казуистики по вопросу о крещении и наглядное доказательство того, – до какой степени истощилась и измельчала молоканская изобретательность в избранном ею направлении. В «послании», конечно, нет ничего существенно нового ни в отношении молоканского учения, ни в отношении его обоснования. Если чем и обращает оно на себя внимание, так это – тою решительностью и бесцеремонностью, с какою автор «послания» утверждает то, что до сего времени высказывалось молоканами нерешительно, как бы – стороной и вскользь. Таково именно заявление «послания», что в известной заповеди Христа Спасителя о необходимости «родиться от воды и Духа» (Ин.3:5) – совсем нет речи о крещении и что, во-вторых, крещение Христово (во Христа) должно быть страданием. На этих двух положениях мы и остановим, главным образом, своё внимание, оставивши частные искажения или перетолкования библейского текста для подстрочных примечаний.
Первое положение аргументируется сектантами приблизительно так. Иисус Христос в Своей беседе с Никодимом говорит не о необходимости креститься свыше, а о необходимости родиться свыше; от видимой-же воды переродиться человек не может, – в неё кто каким входит, таким и выходит; духовно перерождает человека слово Божие (Иак.1:18; 1Пет.1:23), – про того, кто родится от слова, всякий замечает и говорит: «какой тот человек был неверующий, а теперь верит; был во всех гнусных поступках, а теперь только старается делать дела, угодные Господу, – он вовсе переродился, совсем не такой сделался!».
Справедливо то, что в Своей беседе с Никодимом Спаситель говорит о необходимости человеку для вступления в Царство Божие «родиться свыше», но откуда молокане узнали, что от видимой воды переродиться человек не может? Очевидно, не из слова Божия. Всякий, поучающийся в нём, – а такими именно считают себя молокане, – не может не знать, что органами или орудиями Божественной силы служили в большинстве самые обыкновенные вещи и предметы видимого мира. Возьмем главную святыню Израиля – Ковчег Завета. Для чувственного взора – это был простой ящик, известным образом из известного дерева сделанный (Исх.25:10–21), однако пред этим ящиком, по воле Божией, расступаются воды Иордана (Нав.3:15–16), падают стены Иерихона (Нав.6), идолы Филистимские (1Цар.5:1–5), пребывание его – для одних (филистимлян) сопровождается казнями (1Цар.5:6–12), для других (дома Аведдара) – благословением Божиим (2Цар.6:11), неблагоговейное или маловерное прикосновение к святым наказывается смертью (2Цар.6:6–7; 1Цар.6:19); припомним простой пастушеский жезл Моисея (Исх.4:2), которым боговидец вместе с братом своим Аароном творит знамения и чудеса во Египте (Исх.7–10), разделяет и совокупляет воды Чермного моря (Исх.14:16, 27), двукратно источает воду в пустыне (Исх.17:5–6; Чис.20:11); припомним медного змия в пустыне, исцелявшего с верою взиравших на него от смертоносного укушения змей (Чис.21:9), милоть Илиину, чудесно разделившую воды Иордана (4Цар.2:14), кусок дерева, усладивший воды Мерры (Исх.15:23–25), простую соль, исцелившую воду в Иерихоне (4Цар.2:21), муку, исцелившую отравленную похлебку (4Цар.4:38–41) и т. п. А воды Иордана – разве по естеству лучше были рек Дамасских (4Цар.5:12)? – Однако они исцеляют Неемана Сирийского от проказы; воды Силоама смывают брение и слепоту слепого от рождения (Ин.9:7); воды купальни Вифезды, возмущаемые ангелом, исцеляли всякую болезнь (Ин.5:1–4). Но не достанет и времени исчислить все, упоминаемые в Св. Писании, опыты Божественного милосердия, когда Господу, Спасителю всех, угодно было проявить Свою силу и могущество чрез вещи зримые, и осязаемые (Прем.16:7). Имея «такое облако свидетелей», молокане, при чтении заповеди Спасителя о необходимости «родиться от воды и Духа», должны бы были не не верить и не рассуждать так, что «видимая вода не может перерождать человека, а только благоговейно преклониться пред волею Всемогущего, избирающего водную стихию в орудие своей благодати, духовно-возрождающей человека. У Бога «не изнеможет всяк глагол» (Лк.1:37, ср. Иов.42:2; Мф.19:26), – не может оказаться тщетным (Исх.11:55) и Его повеление, соединяющее обетование духовного возрождения с водной стихией. Т. обр. вода крещения, оставаясь по естеству обыкновенною водою, способною омывать только естественную или вещественную нечистоту, вместе с тем, по избранию Божию и во исполнение ветхозаветных пророчеств, является и орудием благодати Божией, очищающей человека от духовной нечистоты и перерождающей сердце его из каменного в плотяное (Иез.36:25–26).
Но – возражают молокане – в некоторых местах Св. Писания, как – в Иак.1:18; 1Пет.1:23 и – прибавим – 1Кор.4:15, духовно-нравственное возрождение человека приписывается действию слова Божия. Не дается-ли этим понять, что и в заповеди Спасителя под водою должны разуметь не воду естественную, а «воду духовную», именно – «слово Божие». Но не говоря уже о том, что в Св. Писании нет ни одного места, где-бы слово «вода» с несомненностью и без всяких натяжек могло быть истолкована в смысле слова Божия, – здесь, совопросников позволительно спросить: откуда молокане узнали, что объяснительною параллелью к заповеди Спасителя должны служить те места Св. Писания, где возрождение человека приписывается действию слова Божия, а не те, где оно – в еще более сильных выражениях – приписывается именно – крещению, бане, бане водной (Рим.6:3–5; ср. Кол.2:11–12; Еф.5:26, ср. Тит.3:5). Откуда, во-вторых, узнали они, что в приведенных ими и нами местах Св. Писания, не исключая из числа последних и заповедь Спасителя, речь идет об одном и том-же, а не о различных моментах в деле духовного возрождения человека? Очевидно, – опять не из слова Божия. Здесь крещение водою и научение от слова Божия не только нигде не отожествляются и не заменяются одно другим, но, напротив, строго и ясно отличаются одно от другого (1Кор.1:17). Спаситель, посылая апостолов на всемирную проповедь, раздельно повелевает им – как научить «вся языки», так и крестить тех, которые уверуют или примут апостольское научение (Мф.28:19–20, ср. Мк.16:15–16). Апостолы, исполняя волю Господа, не только «пошли и проповедовали везде» (Мк.16:20) Евангелие царствия, но вместе с тем от «умилившихся сердцем», т. е. от принявших их проповедь, требовали крещения во имя Иисуса Христа, как необходимого средства для получения прощения грехов и обновления Духом Святым (Деян.2:37–38. Ср. 8:5–13, 9:17–18, 10:34–48, 16:30–33 и др.), совершая это крещение именно – в воде (Деян.8:38, 10:47–48 и др.).218
Итак, повеление Спасителя и действия Апостолов после сошествия на них Духа Св. ясно показывают, что для духовно-нравственной жизни человека равно необходимы – как научение от слова Божия, так и крещение водою. Слово Божие живое и действенное (Евр.4:12), упавши на «добрую землю» (Мф.13:8), несомненно, производит своё спасительное действие, духовно-нравственно возрождает человека. Оно будит заглохшую или дремлющую совесть грешника, возбуждает в нём сознание бедственности и безвыходности своего положения под гнетом греха и в отчуждении от Бога (Рим.7:23–24, ср. 3:8–9; Еф.2:1–3); указанием на страдания и смерть Богочеловека, подъятые из любви к человечеству – для его спасения и примирения с Богом (Ис.35:5; Ин.3:16; 1Пет.2:24; Кол.1:19–22), зажигает в сердце грешника искру надежды на милосердие Божие, раздувает её в пламя любви и стремления к Богообщению, к жизни по пути истины и добра, указанному Спасителем в Его святом законе. Вот, в общем, тот нравственный переворот, какой производить в человеке-грешнике слово Божие. Но оставленный на этой ступени своего возрождения, человек немногим – только степенью духовной жажды – отличался-бы от человека подзаконного или естественного. Не нужно забывать, что и последнему не чужда была натуральная способность делать «законное» (Рим.2:4–15), познавать в известной мере истину (Рим.1:18–20), желать и стремиться к добру (Рим.7:15–23), при постоянном действии в нём (человеке) совести, обвиняющей за плохое и одобряющей за хорошее (Рим.2:15). Но во всех этих, лучших своих стремлениях человек связывался иным законом, жившим «во удех его», – законом греха, который заставлял его делать не то, что он считал добром и святым, а то, что считал злым, что ненавидел. Тот-же грех налагал своё покрывало и на умственные очи человека, не позволяя ему видеть истину во всей её полноте (2Кор.3:14–15, ср. Ис.25:7), даже совращая его на путь лжи и заблуждения (Рим.1:21 и д.). Отсюда можно уже видеть, что человеку-грешнику недостаточно было только показать свет истины и добра, возбудить в нём жажду Богообщения и святости, иначе он навсегда остался-бы только жаждущим и никогда не оказался-бы способным к должному усвоению истины Христовой (1Кор.2:14–15). Необходимо было сообщить Ему высшую силу, которая-бы препобедила живущий в нем грех, оживила в нём лучшие стремления духа и дала им перевес над стремлениями низшими – греховными. Эту силу Господь обетовал дать жаждущим (верующим) своего времени (Ин.7:37–39); об этой силе, главным образом, говорит Спаситель в Своей прощальной беседе с учениками, утешая их в скорой разлуке с Собой: «истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел (ко Отцу); ибо, если Я не пойду, Утешитель не придет к вам, а если пойду, то пошлю Его к вам… Когда-же придет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину» (Ин.16:7, 13); до времени-же этого наставления Духом истины, Спаситель запрещает ученикам выступать и на всемирную проповедь Евангелия. «Я, говорит Он пред Своим вознесением, на небо, пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше» (Лк.24:49). «Но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святой; и будете Мне свидетелями… до края земли» (Деян.1:8). Обетование-же этой Силы, которую Спаситель считает столь необходимою для человечества, что для ниспослания Её, по Его словам, «идет к Отцу», Господу угодно было соединить не с действием слова Божия, а с водами крещения (Ин.3:5, ср. Деян.2:38 и др.). Здесь, в воде крещения, укрепляется и получает свою силу то возрождение, начало которому полагается словом Божиим. Силою Духа Святого верующий в крещении освобождается и очищается от греха (Еф.5:26; 1Кор.6:11); соумирает, спогребается и совоскресает Христу для новой – безгрешной жизни (Рим.6:3 и д. Кол.2:12–13); обновляется и облекается во Христа, соединяется (снасаждается) с Ним (Тит.3:5; Гал.3:27; Рим.6:5); получает надежду спасения, соделывается сыном Божиим (Мк.16:16; Тит.3:5; 1Пет.3:21; Гал.4:6–7; Рим.8:15–17) и членом тела Христова или Церкви (1Кор.12:13).219
Итак, крещение, как то видно из приведенных мест св. Писания, имеет не случайное значение по отношению к духовно-нравственному строю человека-христианина, а существенно необходимое. Оно не простое исполнение заповеди Спасителя и не знак только благодати Божией, а самое действие или орудие благодати; без него человек еще во грехе и над грехом, еще не сын света, а сын гнева Божия (Еф.2:3), еще не член царства Христова, а член царства тьмы и дьявола (Деян.26:18). Уже с этой точки зрения не может не показаться странным и детски-наивным стремление молокан заповеданное Спасителем крещение или «рождение от воды и Духа» заменить страданием за имя Христово. Правда, Спаситель в переносном смысле назвал Свои крестные страдания крещением (Мф.20:22 ср. Лк.12:50), предсказал двум Своим ученикам (сынам Зеведеевым), что они будут крещены подобным-же крещением (Мф.20:23), предсказал вообще Своим последователям, что они «в мире скорбни будут» (Ин.16:33, 15:20 и др.), но нигде, однако, относительно страдания Он не дает такой строгой заповеди, какую дает относительно «рождения от воды и Духа», – нигде не ставит его необходимым условием для вступления в Своё царство, так чтобы непострадавший почему-либо за имя Христово, чрез это самое, не имел-бы права и на звание христианина. Апостолы в своих посланиях часто говорят о гонениях и скорбях, какие приходилось претерпевать первенствующим христианам, говорят о важном нравственно-педагогическом значении этих скорбей и страданий (Иак.1:1–4, 5:10–11; 1Пет.2:21, 4:1–19; 2Тим.2:3 и д.; Рим.8:36; Евр.12:6 и д.), но нигде они не приписывают им такого значения и того благодатно-таинственного действия на человека, какое усвояют они крещению и бане водной. По существу дела, страдания и не могут быть общим уделом и непременным признаком последователей Христа, так как они не вытекают из существа христианства, а являются следствием распространения последнего среди известных исторических условий и обстоятельств. Христос Спаситель, по ветхозав. и новозав. свидетельствам есть Господь мира, Царь мира и мир (Ис.9:6; Мих.5:5; Зах.9:9–10; Еф.2:14; Ин.16:33; 2Сол.3:16 и др.); проповедь Его есть именно – «евангелие, т. е. – благая весть о спасении, истине, правде, любви и мире (Ин.18:37, 15:12–13; Мф.5:43–46; Мк.9:50; Еф.2:17; Деян.10:36; Евр.12:14; Рим.12:18 и мн. др.), обещающая душевный покой всем труждающимся и обремененным (Мф.11:28–30, ср. Ин.14:27); отсюда, и царство Его – царство мира и духовной радости (Ис.9:7, 11:5 и д.; Зах.9:10; Ин.18:36; Мф.4:17, 10:7; ср. Рим.14:17; Гал.5:22 и др.). Правда, Спаситель говорит вместе с тем, что Он не мир пришел принести на землю, а меч (Мф.10:34), но это не потому, чтобы Он Сам проповедовал несогласие, брань и страдания, а потому, что Его проповедь света, истины и мира имела распространяться и распространялась среди царства тьмы, злобы и неправды; князь греховного царства проповедью и делом Спасителя возбуждается на отчаянную брань, прозревая в этом деле конечное разрушение своего царства (Ин.12:31, 14:30, 12:26–28). Различные гонения на последователей Христа (разумеем гонения и страдания истинных христиан, а не тех, о которых речь в 1Пет.4:15; 2Тим.2:5) есть не что иное, как одно из тех многих уязвлений в пяту, какие воздвигает древний змий против Поражающего его во главу (Быт.3:15; 1Ин.3:8; Евр.2:14; Ис.11:4; 2Сол.2:8). Отсюда понятно уже, как неестественно крещением или отличительным признаком христиан, людей не «от мира сего» (Ин.15:19), полагать то, что начало и корень свой имеет в мире, лежащем во зле (Ин.5:19) и побежденном Господом (Ин.16:33); понятно отсюда и то, как трудно или – лучше – невозможно доказать, особенно основываясь только на Св. Писании, чтобы все, несомненно, истинные последователи Христа крестились страданием за имя Христово. Трудность эту хорошо сознавали и сами молокане, почему, дабы заполнить названный пробел, прибегают в своём «послании» к новой казуистике. Иис. Христос, рассуждают они, в посланиях ап. Павла называется Главою, а все верующие – телом Его; в теле же бывает так, что если страдает один член, то с ним страдает и всё тело (1Кор.12:26), – «поэтому, заключают сектанты, мы не можем быть без страдания, потому что все одним Духом крестились в одно тело» (1Кор.12:13).220 Выходит т. обр., что недостаток страдания в одних членах восполняется страданиями Главы или страданиями других членов.
Но, во-первых, ап. Павел говорит, что «все мы (т. е. – христиане) одним Духом крестились в одно тело», а не от одного или чрез одно тело, т. е. – Апостол своими словами утверждает ту истину, что чрез крещение люди только еще входят в состав тела Христова, а в казуистике сектантов речь идет уже о вошедших в этот состав, – о тех, которые уже состоят членами тела Христова, а иначе – как бы избыток страданий одних членов восполнял недостаток других? Во-вторых, несомненно, что Христос кровью Своею приобрел Церковь (Деян.20:28), предал Себя на страдание и смерть, чтобы очистить и освятить её (Еф.5:25–26), чрез крестные страдания, смерть и воскресение Он не по Божеству только, а и по человечеству соделался Владыкою неба и земли (Флп.2:8–11, ср. Мф.28:18), Главою Церкви (Еф.1:20–23, ср. Кол.1:17–22); но чтобы и после, по возглавлении церкви, Он продолжал страдать, дабы восполнять недостаток страдания в членах тела Своего, – это уже нелепость. «Христос, говорит Апостол, воскресши из мертвых, уже не умирает, – смерть уже не имеет над Ним власти» (Рим.6:9). Он, как Первосвященник будущих благ, «однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею» (Евр.9:26) и «одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых (Евр.10:14). Как Глава Церкви, Он служит источником не немощи и страданий, а победы над миром и смертью (1Ин.5:4–5; Евр.2:15), источником жизни (1Ин.4:9), славы (Евр.2:10) и вечного спасения (Евр.5:9). Несомненно, конечно, что каждый христианин обязан участвовать или приобщаться спасительным страданиям Христа Спасителя, но это участие, согласно указаниям слова Божия, может быть неодинаково по существу и не в равной степени для всех обязательно. Первое участие, безусловно-обязательное для всех, желающих носить самое имя христиан, есть таинственное – чрез соумирание и спогребение Христу в водах крещения (Рим.6:3–8; Кол.2:11–13); но это-то именно участие, как мы видели, и отвергается молоканами. Второе – нравственное, состоящее в отвержении «ветхого человека» (Еф.4:22), в распятии «плоти с её страстьми и похотьми» (Гал.5:24, ср. 2:19–20), также обязательно для христиан, поскольку все, желающие следовать за Христом, должны отвергнуть своё греховное «я», взять крест свой и быть готовыми на добрые дела, как созданные на то во Христе Иисусе (Мф.16:24; Еф.2:10). Но этого рода участие для молокан может составлять только предмет чаяния и жажды, так как они, отвергши «всеоружие Божие» и «все потребное для жизни и благочестия, дарованное нам от Божественной силы Христа Бога» (Еф.6:11; 2Пет.1:3), остаются при наличности только своих естественных сил, которых, как показал опыт ветхозав. человека, совершенно недостаточно чтобы выйти из-под власти греха (Рим.7:9–24). Наконец, участие в страданиях Христовых достигается чрез терпеливое и радостное перенесение поношений, гонений, страданий и даже смерти за имя Христово (Мф.5:11–12; 1Пет.4:12–13; Гал.6:17; 2Кор.4:10; Рим.8:17–18; Кол.1:24 и др.). Это участие, как мы видели, не может быть всеобщим для последователей Христа, а по воле Господа дается «избранным Божиим», как особый венец славы (1Пет.4:14–19; 2Тим.4:6–8). Но имеют-ли молокане право относить себя к этим избранникам Божиим? Могут-ли они сказать с Апостолом: подвигом добрым мы подвизались, течение совершили, веру соблюли (2Тим.4:7)? Данное «послание», по крайней мере, свидетельствует, что они сделали всё, чтобы исказить веру и обойти как-либо волю Божию, а потому к ним более приложимы, по-видимому, другие слова того-же Апостола: «если кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться (2Тим.2:5).
Нет, кажется, нужды много говорить и о последнем убежище, к которому прибегают молокане, стремясь обойти как-либо заповедь Божию. Разумеем их утверждение, что можно креститься страданием чрез простое сочувствие страданиям братьев по вере. Сочувствовать страданиям братьев – это, конечно, доброе дело, поскольку в основе его лежит любовь к ближнему, но с христианской точки зрения – это еще не высокая добродетель, так как, по слову Спасителя, и мытари «любящих их любят» (Мф.5:46). Каким-же образом такого рода добродетель может быть отличительным знаком христиан? Да и где – в слове Божием простое сочувствие страданиям ближнего называется крещением, хотя-бы даже в переносном смысле?…
По вопросу о крещении младенцев в «послании» замечается неустойчивость и крайняя неопределенность, которые, впрочем, вполне понятны там, где здание веры строится не на камне, а на песке. То «послание» склонно, по-видимому, признать, подобно штундо-баптистам, что детям и без крещения принадлежит царствие Божие, то оно ведет речь о крещении детей чрез участие в страданиях, приводит даже примеры страдания детей – еврейских в Египте и Вифлеемских при рождении Христа Спасителя. Но ведь страдания названных в «послании» детей касались их лично, – как-же другие-то дети участвуют в этих страданиях, когда они (дети), как в том сознается и само «послание», не могут даже и сочувствовать чужим страданиям? Притом, – какое отношение ко Христу и вере в Него имеют страдания еврейских детей в Египте? Вифлеемские младенцы избиты были Иродом, правда, из-за Христа или – лучше – по поводу Христа, но разве это всё равно, что пострадать за Христа, во имя Его, по вере в Него? Малх пострадать из-за Христа (Ин.18:10–11), – но можно-ли сказать, что он пострадал за Христа, по вере и любви к Нему? Вообще все рассуждение «послания» о крещении младенцев таково по своему существу, что оно могло быть высказано только в крайней нужде, дабы уж совсем не остаться безответным.
Приведем теперь самое «послание».
Н. Чиннов
Благодать Господа Нашего Иисуса Христа. Благословен Бог и Отец Наш, благослови нас благословением небесным, даруй на нас Духа Твоего Святого, чтобы мы могли выразить словами о вере и учении Твоём по истине, как Твоё Божественное Слово, чтобы она могла повлиять на сердца верующих в Тебя, чтобы утвердить и укрепить до конца. Аминь.
Вера наша христианская состоит в том. О рождении свыше – от воды и духа мы верим: Божественное слово есть вода – от Ин.4:24. 2Кор.3:14, (17?), где ясно говорится, что Бог есть Дух, а Слово Божие называется водою.221 Пр. Исаия говорит: в радости будут почерпать воду из источников спасения. Ис.12:3. А Христос говорит: кто верует в Меня, у того из чрева потекут реки воды живой. Ин.7:38.222 Хотя говорится здесь о Духе, но заметь: – потекут воды живые. Когда человек исполнится дара св. Духа, то он и дует, как из трубы, и говорит слова св. Духа, т. е. текут слова поучительные и вливаются в сердца слушающих и Бог привлекает их, потому что никто не может прийти, кого не привлечет Отец Небесный, и он родится от Слова и Бога, т. е. от этих – от воды и Духа; потому и сказано: а тем, которые приняли его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые не от крови и плоти, но от Бога родились. Ин.1:13, 6:44.223 Апостол Иаков говорит: восхотев, родил Он нас словом истины. Иак.1:18. Ап. Петр говорит: послушанием истины через Духа, как возрождение не от тленного семени, но от нетленного – от Слова Божия живого, пребывающего вовеки 1Пет.1:22 и 23; переродиться нужно всякому человеку, который находится во власти сатаны, – от неверия – к вере, от незнания к познанию, от власти сатаны к Богу, от греховного поведения – к истинному утверждению, от ложного познания – к просвещению; а когда родившийся должен усматривать себе убежище, пр. Давид говорит в Пс.45: Бог нам прибежище и сила, в Пс.90 говорит: живущий под кровом Всевышнего, под тенью всемогущего покоится, а Соломон говорит: имя Господа крепкая башня, в неё убегает праведник и там безопасен.224 (Притч.18:11). Хотя некоторые утверждают: крещение есть рождение свыше, т. е. должно родиться от воды и духа; заметим для себя, – ведь не говорит писание: кто не крестится свыше, а кто не родится свыше; от видимой воды не может переродиться человек: от неё какой входит, такой и выходит; а когда человек родится от Слова, тогда всякий замечает и говорит: «какой тот человек был неверующий, а теперь верит; был во всех гнусных поступках, а теперь только старается делать дела, угодные Господу»; он вовсе переродился, совсем не такой сделался, он даже гнушается тех дел, которые делал. «Какой плод вы имели тогда? Такие дела, каких ныне сами стыдитесь, потому что конец их смерть, а теперь плод Ваш Святость, а конец – казнь, жизнь вечная. Аминь». (Рим.6:21–22).
Теперь скажем о крещении. Крещение называется разными предметами. Крещение совершалось Иоанном в воде и водой, т. е. заходя в воду, человек погружается и водой заливают его всё тело, это означает – «в воде и водой» (Мф.3:11; Мк.1:8). Этот обряд Иоанн совершал для того, чтобы между тем указать народу Мессию, т. е. Христа; вместе с тем и самому узнать, Он говорит: я не знал Его, но пославший меня крестить в воде, сказал мне: на кого увидишь Духа, сходящего и пребывающего на нём, так тот есть крестящий Духом Святым, т. е. будет крестить Духом Святым (Ин.1:33). Иоанн говорит: я не знал его, но для того пришел крестить в воде, чтобы он был явлен Израилю ст. 31, а не говорит: чтобы поставить в вечный завет крещение водой, а только посредством того дела явить Израилю и узнать самому.225 Иоанн продолжает крещение далее потому, что он слышал голос: «иди крести», а после явления не сказано: «довольно, больше не крести» – подобно тому, когда змеи угрызали Израильтян, Бог повелел Моисею воздвигнуть змия на знамя, чтобы всякий ужаленный человек взглянул с верою и был исцелен. 4 книга Моисея Чис.21:8. А после этого не было голоса Моисею: сними и разруши змия; что же? – после того змий послужил соблазном для Израиля (4Цар.18:4). Теперь обратим наше внимание: повелено Богом воздвигнуть змия, но почему же он послужил соблазном? Потому, что он был на время, когда только угрызали змеи, а после, когда перестал угрызать змий, он стал не нужен; поэтому и Иоанн усомнился и посылает учеников к Иисусу дознаться – подлинно ли он – Мессия или другого ожидать?! Лк.7:19. По всей вероятности, Иоанн ожидал прекращения своего дела, потому и говорит: «Оному должно расти, а мне умаляться» (Ин.3:30). Понятно, не телом исчезать, а дело уничтожить, поэтому и говорил Иоанн по окончании своего поприща; «за кого почитают меня я не тот»? Вникнем в то, что называется окончанием поприща и перед самым явлением, поэтому окончание должно быть окончено явлением,226 а после Иоанну крещение послужило соблазном, потому что Иоанн в крещении показывал, чтобы веровали в грядущего по нём, а тут, выходит, нужно говорит о вере в пришедшего по нём; несомненно, окончание поприща Иоанна с явлением Иисуса Христа; потом начинается крещение Иисуса Христа.
Иисус начинает Своё служение и говорит: покайтесь и веруйте в Евангелие; начинает мертвых воскрешать, прокаженных очищать, бесов изгонять, слепым даровать зрение. Народ начинает приходить в движение, ожидание открытия царства; потом приступает к нему мать сынов заведеевых, кланяется, чего-то? просит. Он говорит: не знаете, чего просите, – можете-ли креститься крещением, которым я крещусь? (Мф.20:20). Из этого видно, что крещением Христос называет страдание и поношение. Если Христос называет поношение и поругание крещением, то и Павел апостол говорит согласно: выйдем к Нему за стан, нося Его поругание (Евр.13:13). А Петр говорит: и так, как Христос пострадал за нас плотию, то и вы вооружитесь, тою же мыслью (1Пет.4:1), т. е. – переносить всякие поругания и поношения, а если Христос назвал поношение и страдание крещением, то и мы крещаемся. А если кто скажет вам: никто тебя не гонит и не поносит, то надо вспомнить, что и Христа не всякий день гнали и поносили, а Он говорит: могут ли креститься крещением, которым Я крещусь? А потом говорит: кто хочет жить благочестно о Христе Иисусе, гоним будет. 2Тим.3:12. Кто отвергает крещение Христово, тот может сказать неправду и на Апостола Павла, потому что он говорит: кто будет жить благочестно во Христе, будет гоним; а я, скажет, злого человека, который прожил много лет и не был гоним; так говорящие не знают, что Христос есть глава тела. Еф.1:23. Теперь вникнем в то, что Христос глава, а мы – Его тело; если страдает голова, а всё тело здорово, имеет ли покой тело? – «и так, страдает ли один член, страдают с ним и все члены». 1Кор.12:26. Поэтому, мы не можем быть без страдания, потому что все одним духом крестились в одно тело и все написано (напоены) одним духом. А как не можем быть без страдания, то не можем быть и некрещеными, потому и сказано: одна вера, одно крещение. Еф.4:5. Все мы во Христа крестились, во Христа и облеклись. Гал.3:27. А что мы участвуем в Христовых страданиях, это известно каждому: если болит голова, а не рука, почему же ты поднимаешь руку и берешь за голову? – значит, чувства одни, так и мы, христиане, одного состава тела. Если меня не коснулось ни гонение, ни хула, ни поношение, а коснулось только брата во Христе, которого я никогда не видал, а только услышал, что постигла брата какая-то напасть за веру во Христа, – или в тюрьму посажен, или сослан, тогда мы о нём разговариваем, вздыхаем и много плачем; вот теперь всем известно, что все мы страдаем и гонимы. Как же некоторые злословят нас и говорят, что мы не крестимся, а Христос сказал сынам Заведеевым: Я крещусь, а не сказал: я крестился, а крещусь. Теперь скажет противная сторона: это только те могут креститься, у которых чувство сопряжено с чувством Христианской любви, а как те, которые еще младенцы? О младенцах мы верим, что их есть царствие небесное, по слову Христа Спасителя. Иисус Христос говорит: пустите детей приходить ко мне: их (?) есть царствие небесное, а дети были приводимы и приносимы на руках. Мк.10:13; Мф.19:13; Лк.18:15. А Давид говорит: из уст младенец и грудных детей ты устроил хвалу – Пс.8:3. Да и в городе Ниневии Бог обратил внимание на детей, – говорит: мне ли не пожалеть или не помиловать Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, которые не могут отличить правой руки от левой (Ион.4:11).
Еще обратим внимание наше на младенцев, что они были страдальцами в Египте, между которыми был сохранен Моисей, раб Божий. (2-я книга Моисея Исх.1:22. и 2:6). Это было время избавления от рабства Египетского, а во время избавления нашего из-под ига греха, тоже пострадали избиением отроки от Ирода, ради кого же их избили и они так претерпели мучения? Они приняли мучения ради Христа, они из-за Него были умерщвляемы, поэтому их и благословляет Христос и говорит: не препятствуйте им приходить ко мне, ибо их Ангелы на небесах всегда видят лицо Отца моего небесного. Мф.18:10. Поэтому и дети крещены, когда имеют участие в страдании, а когда они будут возрастать, то родители обязаны воспитывать их в учении и наставлении Господнем. (Еф.6:4. и Притч.13:25). Говорит Апостол: кто не заботится, особенно о своих домашних, тот отрекся от веры и хуже неверного. 1Тим.5:8. А обращенным из язычников собором Апостолов постановлено дело, чтобы не возлагать никакого ига, а только написать им, чтобы они воздержались от идоложертвенного и крови, и удавленины, и блуда, и не делать того другим, чего себе не хотят. Соблюдая сие, хорошо сделают. Будьте здоровы. Деян.15:6–30. Благодать Господа Нашего Иисуса Христа со всеми Вами. Аминь.
Михаил И. Психология таинств. Таинство причащения // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 851–867
Я есмь хлеб жизни. (Говорит Иисус Христос).
Я хлеб живый, сшедший с небес: ядущий хлеб сей будет жить во век; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за живот мира. Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни… Плоть Моя истинно есть пища и Кровь Моя – истинно есть питие (Ин.6:48, 51, 54).
«Если б я менее был уверен в путях благодетельного о вас Промысла, я бы не осмелился говорить о сем действительно священном и высочайшем таинстве. Обращение со Христом, временем и навыком утвержденное, неминуемо производит к Нему любовь; любовь рождает желание соединения. В сем расположении сердца Христос предлагает нам с Ним соединиться, иметь одно тело, одну кровь! И сие соединение действительно не в фигурах и метафизических значениях, но самым точным пресуществлением совершается. Не смею писать более, хотя мог бы, кажется, по крайней мере желал бы писать и говорить о сем целый мой век и не писать, и не говорить более ни о чём. Прочитайте всю (разумеется не теперь, а по очищении) проповедь, которая в церкви читается пред причастием (она содержится в общем собрании проповедей, изданных на воскресные и праздничные дни); прочитайте ее со вниманием: вы ужаснетесь» (Сперанский).
Когда Господь Иисус Христос жил среди людей, творя знамения и чудеса, за Ним следовало множество учеников, чувствовавших, что учение Его хлеб животный. Но вот однажды Христос, желая испытать и веру, и степень разумения в учениках Своих, предложил им таинственное учение о плоти Своей, как истинном брашне, как о хлебе жизни.
Тогда многие из учеников Его соблазнились и отошли.
«Какие странные слова и кто может их слушать»? сказали они.
Не в очень давнее время ради тех же слов Христа отошел от Христа один искренний, но мало еще нравственно работавший над собою и потому маловерующий ученик Его. Только этот не просто отошел – отходя, он заушил Господа, бросил в лицо Господу Иисусу страшный упрек. «Царские врата отворились – рассказывает он, – священник прочитал: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос Сын Бога живаго… И сие есть самое пречистое Тело Твоё и сия есть самая честная Кровь Твоя»… И от этих слов ножом резнуло по сердцу, послышалась фальшивая нота. Это жестокое, наглое требование какого-то такого, который, очевидно, и не знал, что такое вера» («Исповедь» Л.Н. Толстого).
Это жестокое и наглое требование какого-то…
Граф… Вы ли забыли Христа или Христос забыл вас?
Разве вы не знаете – кто этот неведомый, предложивший такое «наглое требование».
«Он один Действователь и Совершитель всего в таинствах Его святой Церкви. Не этот же робеющий пред вами священник и не в своё простейшее имя он желал принять ваше громкое устное исповедание, и не к нему оно относилось, а прямо и единственно к Лицу Того, которого божественную плоть и кровь вы приступили вкусить и пить для теснейшего соединения с Ним в одно тело и один дух, и Он-то, живо и действенно присутствуя в Своём святейшем таинстве, желает принять то единственное, что вы по человечеству можете принести Ему, Богу: «Верую, Господи, и исповедую»… И этого-то Божественного Желателя веры вашего сердца, взамен всеотдающейся любви Его, которая подносит вам, как дар своей крестной смерти и воскресения, эту самую пречистую плоть Свою и эту самую истинную кровь Свою, чтобы вы приобщились очистительной силе Его страданий и Славе Его воскресения, вкушая то и другое под видами хлеба и вина, – вы Его-то укоряете в жестоком и наглом требовании, и Его-то учите знать: что такое вера?
И вы не смеете сказать, что ваши слова: «жестокое, наглое требование» относились к кому-либо другому, а не к Самому Христу. То, что вам приходилось «глотать», как вы кощунственно выражаетесь, и что именно возмутило, – Оно было Его! Никто и никогда другой не дерзал произнести: «плоть Моя истинно есть пища и кровь Моя истинно есть питие», и эти-то истинная пища и истинное питие подносились вам рукой служителя и требовали от вас веры в принятии. Вы возмущаетесь и говорите: «Как Он может дать нам есть плоть Свою»? Что же, вы не первый. Вы только идете по стопам отступивших. Как выразительно верно слово Божественного Евангелия: «с кем сравню людей рода сего? и кому они подобны? Они подобны детям, которые сидят на улице, кличут друг друга и говорят: мы играли вам на свирели и вы не плясали; мы пели вам плачевные песни и вы не плакали»… (Кохановская).
…Приимите, ядите: верьте, что сие есть тело Моё… призывает Христос. Верую и исповедую, яко сие есть тело Твоё – отвечает священник. Священник явно требует только того, чего требовал Христос, повторяет Его слова. Отчего не ушли с тайной вечери апостолы, не бросили в лицо Христа тех же слов: «мы уходим, потому что Ты предлагаешь наглое требование, какого мы не можем вместить». Да, ради этих слов – как мы видели – многие отошли от Христа, но не отошли двенадцать, которые умели достаточно веровать и хорошо «знали, что такое вера».
Почему же однако требование Христа смутило теперь этого бывшего Его ученика? «Как действие, я принимал причащение», – пишет он. Что значит, что он принимал его, как действие? Очевидно, он хочет сказать, что с нравственно-символической точки зрения таинство причащения было ему понятно и приемлемо.
Да и странно было бы, если бы оно было непонятно с этой стороны. Таинство причащения слишком светоносно, чтобы можно было его не принимать. Достаточно уже остановиться хотя бы на том факте, что сектанты-рационалисты не отвергли обряда преломления хлеба. Мало того, даже те из них, которые отвергли этот обряд прежде, теперь снова вернулись к нему. Очевидно, что это таинство, по крайней мере, во внешней своей стороне, кажется нужным, глубоким, поучительным, святым даже и тем, которые отвергают всякий обряд и внешность. Да и как же иначе? Что может сильнее выразить христианское единство людей, чем единение их в священной трапезе. И сам Л.Н. и один из его учеников, Н. С. Лесков, останавливались своим вниманием на этой стороне «любовной трапезы». Им казалось чудной, истинно-христианской картиной, когда люди соединяются между собою в любви и в одной обшей трапезе во имя Христово, когда они делятся одним хлебом ради Христа. В одной сказке Лескова («Христос в гостях у мужика») к этой трапезе приглашают Самого Господа Христа и Христос является на эту трапезу, приходит освятить единение в этой трапезе Своих учеников. «Идеже два или трие собрани во имя Мое – ту есмь посреди их». Эта картинка, очевидно, есть достаточно яркое оправдание моральной стороны таинства евхаристии.
В самом деле, вот в домашней церкви какого-нибудь христианина в Иерусалиме собираются вместе ради Христовой любви – ученики Христовы; – они вместе молятся, – читают Евангелие, потом объединяются за одной трапезой; в этом объединении растет их любовь, поднимается чувство единства во Христе и любовь ко Христу, объединившему людей за этой трапезой. Это агапы – вечери любви (ahapi = любовь). Что может быть лучше, христиане, если позволительно так выразиться, этого момента единения? Где же быть Христу, как не здесь… (Мысль св. Кирилла Иерусал.).
Представьте же далее, что один из моментов агап перенесен в другую обстановку: вложен в рамку святых воспоминаний… «Сие творите в моё воспоминание»… И творят. Все мысленно переносятся в Иерусалим, в Сионскую Горницу. Все объединяются около Христа. Мысленно видят Господа, разделяющего хлеб и вино. Вот старейший во имя Его призывает: «приимите; ядите»… И все пред очами Господа – вкушают, причащаются от единого хлеба… В момент высшего объединения в воспоминании, – реально объединяются во вкушении от единого хлеба. Все от одного, от того самого, который предложил Христос на Вечере Великого Четверга.
Не должен ли этот отделенный момент «братской трапезы» быть еще священнее и выше самой трапезы – самых первохристианских агап по существу?
В это время все причащающиеся действительно достигают апогея единения, сливаются в одну душу, объединяются со Христом до конца. Может ли не явиться Христос в эту Сионскую горницу, не прийти сюда и не вечерять с собравшимися во имя Его.
«Самое обыкновенное, привычное для нашего уха наименование этого таинства св. Причащением, Приобщением. Многие, вероятно, слышали, что в некоторых монастырях монахи между собою называют это таинство «сообщением»; почти это же значение имеет слово литургия, – общение, – взаимообщение.
Действительно, – «литургия», причащение св. Таин, общее молитвенное делание, общение верующих со Христом, а в Нём и между собою – во всём этом и заключается смысл таинства свят. Причащения; оно и есть «сообщение» одного христианина с другим в любви о Христе, это взаимообщение любви христианской, общение душ, объединение их во Христе.
Ведь человек по своей природе, как бы не был погружен в грех самолюбия, все-таки имеет неудержимое стремление жить для кого-либо другого, жить в обществе, жить сердечною жизнью в любви; вот это его доброе стремление Бог и освящает в св. таинстве приобщения – сообщения.
Но этого мало: в этом таинстве кроме этого указывается еще, что это стремление человеческое жить не для себя, а для других, этот идеал всех лучших людей мира и их стремление – видеть всё человечество объединенным и примиренным и любящим не есть самообман, хотя бы и благонамеренный, что всё это – не простые фантазии жалкого в своих благих порывах человека, а составляют действительное отражение на земле небесной вечной идеи бытия мира – о единении твари и Творца, в Его любви (ибо единственное чувство, способное объединить людей – это чувство любви).
Устанавливая св. Таинство причащения, Господь Спаситель наш и указал людям, что всякий раз, как люди не шутя, не на словах только, а сознательно и всеми своими силами захотят взаимно возлюбить друг друга и служить истине и Богу, – всякий раз Сам Бог тогда приходит и освящает это их взаимное соглашение Св. Приобщением и удостоверяет, что их единение – не звук один, а несомненное, реальное бытие, указывает, что люди, служа Богу и истине, становятся между собою одним телом, как единым Телом со Христом (Ин.6:54). (А. Владимиров. О таинствах. 25–26 стр.)
Такова – идея Евхаристии. Очевидно, что с моральной стороны – она действительно, не только не представляет чего-нибудь не приемлемого, но и представить себе нельзя что-нибудь более возвышенное, чем эти «агапы». И потому, если Толстой когда-то «принимал это таинство – как действие», т. е. не только понимал, но и ценил, то это очень понятно, от светлого всегда светит и только при полной потере зрения люди не видят солнца: его видят и «почти» слепые
Страннее то, что после Л. Николаевич, и такое допустимое для него прежде толкование, назвал искусственным.
Я думаю, тут возможно такое объяснение.
Как мы знаем, вышеизложенное понимание смысла Евхаристии еще не заключает в себе всей евхаристии, это понимание еще скудно и бедно. Л. Николаевич предчувствовал и другое «великое» понимание, даже кое-что издали знал о нём, и конечно, должен был отвергнуть даже «сектантский обряд» Евхаристии, чтобы отстранить страшное для него великое, даже в его символе.
Следовательно, откажись люди, от великого и таинственного страшного в Евхаристии, от того перед чем в страхе закрывают лицо своё ангелы, и Л.Н. Толстой примет Евхаристию. Отрицая её сегодня, он завтра введет её в свою литургию, почти без противоречий себе. Всё полухристианское ему приемлемо: оно не принимает только Христово.
Но какой отсюда следует вывод. Ясно что никак нельзя считать существенными наши предшествующие разъяснения.
Важнее остановиться на том, что отличает нашу «евхаристию» от сектантского преломления хлеба.
«Да», говорят сектанты, – Толстовцы и всякие другие, и скажет завтра сам Лев Николаевич, «я хочу быть в Сионской горнице, и разделять хлеб и вино с Господом, но меня заводят куда-то дальше, требуют, чтобы я ел плоть и пил кровь».
Я, прибавит сектант, верующий в Господа Христа, как Бога, – принимаю хлеб и вино в знамение пролитой за меня крови Господней.
Иначе сказать, все готовы быть на вечери – «пить вино и есть хлеб», но достаточно этого; неужели Сионская горница, – это «сектантская идиллия братской вечери». Нет здесь страшно.
Здесь «святая кровь», Сионская «горница» тесно связана с Голгофой и не только Христовой Голгофой, как примут и пашковцы, но и с нашей личной Голгофой, «распятием каждой души человеческой».
«Хотите ли пить от чаши, которую я пью?»
«Хотим!»
Можете ли?… Знайте, что пить это вино, значит приобщиться в крови и плоти, значит идти на крест.
Можете-ли?… Поднимая чашу с вином, Господь призывал не помнить только Его, и Его последнюю трапезу, а идти за чашей.
На Голгофу… Чтобы причащаться Христу, быть с ним, должно проникнуться до конца идеей Великой Пятницы вместе с Христом, почувствовать боль греха и отвержение, за грехи мира, за злобу, и горе «яже на земи».
Мы видели, что такое покаяние? видели как мучительно-тяжел этот процесс нового рождения, совлечения ветхого человека, тлеющего в похотях телесных.
«Муки рождения ничто сравнительно с этой мукой рождения души». Но не без причины причащение у нас всегда следует за исповедью.
Евхаристия, только положительный завершительный момент покаянного процесса. Там отречение от «самости», ломка, самоумерщвление эгоистической совести, – здесь движение к положительному единению с Христом и людьми: слияние отрекшейся от самости души со Христом.
С этой стороны, причащение радостный момент покаянного процесса, созидательно творческий.
«Я скажу о себе», пишет один бывший толстовец, «что существеннейшим моментом в моём самочувствии была не исповедь, а причащение, после которого я ощутил в сердце физически-духовное горение, а за сим во мне пробудилась не то что жажда, а точнее радостная готовность разрешиться от тела… таким настроением преисполнена была душа моя весь день. Понимаешь: это было впервые в жизни, что я испытал абсолютное отсутствие страха смерти» (63 Новоселов. Искание Бога).
«После причащения», цитуем еп. Феофана, «живу не ктому аз, но живет во мне Христос», как пишет к Галатам ап. Павел. Что же это значит? А вот что. «Я умер», «но не с тем, чтобы мертву быть, а чтобы жить иною жизнью, совершеннейшею. Я сораспялся Христу (покаянием), и Христос, живый и в распятии, жизнью Своею меня исполнил: стал жить во мне. Теперь уже я не живу, но живет во мне Христос. Это не нравственно только, в том смысле, что я Ему всецело предан и всё ему посвящаю – и мысли, и чувства, и дела, и слова и внешнее моё всё, как и внутреннее, – ничего для себя не загадываю, всё для Него, – так что меня будто нет, а есть только Он во мне, и угождать Ему единственная моя забота; но и самым делом, существенно, Он во мне» чрез Евхаристию.
«Радость, нет муки. Я во Христе и Христос во мне». Однако было бы ошибкой думать, что здесь уже только пиитический момент принятия спасения.
Страдание дано и – здесь, как дано оно в акте «сострадания».
Очищающие слезы апостола Петра, – спасающее, возрождающее страдание. Это таинство покаяния. Но и Голгофа, заключая в себе отчасти – покаяние, муку грехами мира, – была тоже радостным «страданием», – страданием той любви, которая охватывает весь мир со всей его греховной скорбью, смерть выводит из гроба и воскресает с грешниками, грязными, опозоренными, сливается с людьми в их общих слезах и муках, убивает.
И вот к этому радостному страданию не по образу Петра, – а по образу Самого Распятого, призывает евхаристия.
Христос Господь зовет полюбить людей, вместить их всех в Свою сострадающую душу и войти в их душу до того, чтобы их страдание сознавать, как Своё страдание, чтобы не замечать, не видеть, не знать Себя, живя в других.
Иначе сказать, как мы уже разъясняли не раз, («Христос на Голгофе», «Деятельно или активно христианство»), – Господь зовет перенести здесь около Святой Чаши именно то же страдание, сливающееся с воскресением, – какое принял за люди, за грех человеческий Он Господь, отдавший Плоть и проливший Кровь «за многие».
Такое требование не было требованием воспоминания. Оно должно было объять холодом смерти неготовое сердце… А кто готов, кто действительно приял бы настроение Христа, полагающее душу свою за люди, принял его скорбь греха и жажду σύσ-σωμος – сотелесник всем людям, отдавшим им душу свою; над тем должно было, необходимо должно совершиться «чудо». Царство Божие должно было «явиться ему в силе»; «пия от плода лозного», он, освященный кровью собственного сердца, должен привиться к Лозе Христовой не воспоминанием, а фактически слиться с ним, не духовно, а всецело, ощущаемо, нераздельно стать «σύσ-σωμος» и ему (1Кор.10:15–17).
И в Сионской горнице слышится шелест этих крыльев «чуда». Но, души еще не совсем готовы… «Пойду за Тобой Господи, на Голгофу, на смерть, вместе пролью кровь и отдам жизнь». «Прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня».
Это Петр, всецело веривший, что Господь имеет глаголы живота вечного.
А человек, плохо верящий этому, совершенно еще не понявший тайны самораспятия? Он не может не отойти… Он не может принять и вместить такого чуда, не может услышать шелеста его крыл.
«Жестоко слово сие».
– «Нет, снова отвечают нам: пока еще не слишком жестоко».
Слияние со Христом духовное, нераздельное, ощущаемое? – да пусть, но ведь это еще даже менее, чем лютеранство. А пресуществление? обязательная вера, что Христос не in pane, sub pane, cum pane, а «тело его – хлеб», и «вино это кровь».
Конечно и Христа отвергли именно за то, что Он требовал веры в пресуществление (точнее «преложение», так как термин пресуществление не отеческий), веры хлеб и вино Евхаристии, как Его Плоть и Кровь.
Следовательно, – приходим мы к еще более ограниченному и определенному выводу, – смущает в таинстве Евхаристии то, что Церковь учит не о духовном только присутствии Христа, объединяющего верующих на вечери любви, или литургии, хотя бы даже реальным соединением с ними, но не во плоти и крови; смущает именно тот голос, который наше учение отличает не только от «символического» учения сектантов, но и от учения лютеран.
Здесь мы подходим к нашему «концу» и Толстовскому «началу». – Л.Н. Толстого возмущает «культ обоготворения плоти».
«Когда я подошел к дверям и священник заставил меня повторить, что я верю, что то, что я буду глотать…
Это жестокое, наглое требование»…
Л.Н. так кощунственно отзывается об этой стороне таинства причащения не один раз. Это требование, которое, как видели мы, «резнуло его по сердцу» и показалось ему наглым требованием, он в другом месте называет «соблазнительнейшим и бессмысленным обоготворением плоти». В своём «Воскресении», затем в книге «Разрушение ада и его восстановление» и во многих других сочинениях он смеется циничным смехом стариков в рассказе «о Сусанне» над странным (для него) обрядом, где «священник ест своего Бога» или «люди хлебают похлебку и верят, что пьют кровь своего Бога» и т. д.
Образ выражения графа во всех этих случаях настолько зол и бессердечно кощунствен, что его слова тоже «режут по сердцу» даже людей, привыкших и к толстовскому и всякому другому кощунству. Но, кощунство – старо: к нему нас уже приучили, хуже по малу и то, что это искреннее кощунство, основанное на религиозном и богословном невежестве.
Толстой борется против взгляда, – какого нет в православии; в его грубой передаче таинство пресуществления как-то слишком по-человечески материализируется. У Хомякова (т. I, 2–114) есть рассказ о том, как, в присутствии одного русского простеца-священника, один католический ксендз излагал учение о пресуществлении в обычном «материалистическом» католическом смысле.
«Да, ведь, он говорит о каком-то мясе Христовом», – сказал с ужасом священник по этому поводу. Действительно, у некоторых есть наклонность представлять христианское учение о пресуществлении тела и крови как-то грубо материалистически, в том направлении, какое ужаснуло простеца-священника. Но, ведь, даже не нужно совсем глубоких богословских знаний, – как их не было и у священника, о коем речь, – чтобы оценить должным образом материалистическое учение католичества, понять, что православие о «таком» пресуществлении не учит. И когда Л.Н. издевается кощунственно над Евхаристией, то прежде всего ясно, что и он знает только это понимание учения о пресуществлении в том же материалистическом смысле. Разве Церковь когда-нибудь учила, что хлеб таинства геометрически совпадает с Телом Христовым, так что часть хлеба есть такая же часть Тела Христова? Церковь учит, что в каждой мельчайшей частице присутствует весь Христос. Уже это показывает, что тут не может быть и речи о чисто-материалистическом учении, в духе кощунственно-невежественных толкований Льва Николаевича. Даже какое-нибудь сравнение евхаристического тела и крови с телом и кровью в материалистически-геометрическом смысле будет искажением церковного учения, хотя мы и утверждаем, положительно и безусловно, что хлеб и вино обращаются в истинное тело и истинную кровь Христову.
Св. Церковь, благоговея перед тайной, – не хочет и обсуждать материальную сторону таинства. Но она всё же резко восстает против «антропофагии» в понимании Евхаристии, т. е. против того, что навязывает ей Толстой.
В пятом веке, известный ересеучитель Несторий, уча о разделении во Христе плоти человеческой от естества божественного, естественно стал учить, что евхаристия есть вкушение «плоти», в таком же смысле, как понимал плоть католический собеседник простеца-священника.
Св. Кирилл Александрийский указал, что такое учение о вкушении плоти есть антропофагия. Плоть «преложенная» в евхаристии отнюдь не равна плоти человека Иисуса, взятой отвлеченно от его Божества и, следовательно, не сравнима с нашей плотью. Тут в евхаристии не может быть и речи о раздробляемости Христа, «мы принимаем всего Его не в материальной тленной плоти, а как Слово Животворящее – в теле нераздельном с Божеством». (Соч. Кирилла Александр. «Против Нестория». Migne, т. 76, с. 189 и д.).
Интересно при этом, что, точно предвидя возражения Толстого, св. отец, возражая Несторию, отвергает его (Нестория) понимание, как культ плоти – обоготворение плоти. «Исповедуя под посланным плоть, Несторий на жертвеннике исповедует жертвоприношение человека, то есть исповедует нечестие язычников» – обоготворяя плоть». (Migne, t. 76, col. 203, 214. См. Пр. Соб., Июнь, стр. 709 и д.).
Но далее. Неужели же все-таки самое учение о вкушении тела и крови Христовой настолько безнадежно темно, что человеческий разум ни с какой стороны и никак не может подойти к нему, понять его? Конечно, так как здесь великое таинство и великая тайна, то нечего и говорить о каком-то полном и совершенном разумении. Такая попытка обязательно приведет к искажению церковной мысли в направлении опровергаемого Толстым католического взгляда. Однако мы смеем утверждать, что можно отыскать некоторые разъясняющие аналогии, которые показывают по крайней мере, что чудо пресуществления в известном смысле есть даже и вне учения о евхаристии.
Известно, что хлеб и вино творящей силой организма в нашем теле преобразуются, «прелагаются» в наше тело и кровь. Явно отсюда, что элементы хлеба и вина, внутренняя их сущность – метафизически тожественны.
Но если так, то что абсурдного, если та же сила, которая создала наш организм, и в нём преобразует «хлеб в плоть», – та же сила уже непосредственно преобразует внутреннюю сущность хлеба и вина, «вещь в себе», так, что эти элементы войдут в наш организм как элементы плоти и крови (Христовой).
Эти самые элементы некогда прелагались в плоть Христа-человека и естественным путем. Теперь они прелагаются по тем же законам преложения одной сущности в разные формы видимости творческой силой Творца всех законов.
Это чудо, непостижимо? – Да, конечно, но это не первое чудо «преложения». Чудо, да. Но разве постижима сама феноменальная видимость хлеба и вина, разве не чудо, разве постижимо ежедневное претворение хлеба и вина в элементы нашей плоти и крови.
Подумайте. Что в хлебе или вине реально? Их вес. Нет. Вес не их свойство. Это выражение отношений физического тела (напр. хлеба) к силе притяжения. Вес вне тел, а не в телах. Если уничтожить внешнее притяжение – не будет и веса. То, что на земле весит пуд, – не столько весит на Сатурне.
Реальна их осязаемость? Но если бы за предметом – не было сопротивляющей среды, он не был бы осязаем.
Цвет и вкус? – Доказано, что это субъективные ощущения, которые в нас, а не в предмете.
Но если исключить эти мнимые свойства хлеба, вообще предмета, то остается бескачественный, непонятный нам, неведомый субстрат. Этот-то неизвестный нам субстрат хлеба и вина и в естественном порядке, по нечудесным и непонятым нам законам превращающийся в нашу плоть и кровь – здесь в таинстве евхаристии прелагается в плоть и кровь Христову.
Можем ли мы отрицать эту перемену на основании свидетельства зрения? Нет, здесь изменение произошло с сущностью, какой мы не знали: таинственное поставлено на место неведомого, а так как при этом поставленное на место хлеба слишком велико и ослепило бы нас, как солнце, то оно скрыто под прежней видимостью
Не можем видеть Бога и не умереть, а Бог здесь нам дает Своё тело не в смерть, а в жизнь.
Я прибавлю, что выше данное объяснение учения о евхаристии не принадлежит нам. Это объяснение святоотеческое, свв. отцы постоянно останавливаются на том факте, что претворение хлеба и вина в тело и кровь Христовы явно аналогично претворению хлеба и вина в нашу плоть и кровь жизненными силами нашего созданного Богом организма. «Всякому известен, говорит Григорий Нисский, тот закон, что сущность, основу (ὑπόστασις) тела составляет пища; главною же пищей человека служат хлеб и вино, которые путем питания претворяются в тело и кровь. Бог Слово, вступив в единение с человеческим естеством, «обыкновенными средствами поддерживал существование тела Своего – пищей и питанием», причем хлеб уподоблялся Его плоти, так что «богоносноное тело, принимавшее в пищу хлеб, в некотором отношении было с ним одно и тоже». Таким образом простой хлеб, «претворившись» (μεταποιουθείς) в одном теле, приял «Божественную силу». «То же самое» говорит св. Григорий, «мы видим и ныне. Только ныне хлеб не ядением и питием входит в тело Слова, но чрез освящение словом Божиим и молитвою (1Тим.4:5) прямо претворяется μεταποιούμενος в тело Слова, как сказано Словом: «Сие есть тело Мое».
При этом св. Григорий Нисский обсуждает вопрос, почему в евхаристии мы видим хлеб, а не плоть. Св. отец объясняет это милосердием и снисхождением Бога к немощи человеческой, ибо в противном случае вид плоти (прославленной и светоносной) мог бы возбудить у человека чувство страха и ужаса.
Мы не думаем, конечно, ни уяснить, ни понять евхаристии до конца, в это таинство мы только верим и верим прежде всего потому, что это таинство открыл нам Христос. Он призвал нас верить, а мы не хотим отойти от Него, как те ученики, которые отошли, потому что им показалось жестоким слово это. Мы верим, что слово Его истинно, а, после того, как мы верим, это слово о евхаристии кажется нам не только истинным, а главной, необходимой для нас, нас просвещающей единственно истинной и подлинной поддержкой нашего духовного существования. Это учение единственно может поддержать человека в борьбе его за Евангелие, за истину Христову.
«Развевается и призрак смерти от торжества этой трапезы Божественной жизни. Бог со мной и во мне; во всем можно усомниться, но не в любви Божией, какая живет в нас; а в ней – вечная сила и жизнь. Пусть разрушается мое тело, пусть рука смерти смежает очи мои, и пусть вокруг меня идет постоянная работа тления, – я вижу, что живу и буду жить; живу, потому что любовь Божия, какую поняло и почувствовало, какою насытилось и ожило моё сердце, есть единственно реальное и вечное бытие, – сущность, начало и власть жизни, без чего теперешнюю плотскую жизнь свою я считал бы умиранием; чем я жив теперь, то – от Бога, то будет живить меня вечно. Силою веры, чрез восприятие любви Божией в этом таинстве, любовь, добро и разум сливаются в человеке в великую и мощную жизнь духа. Эта жизнь, нерушимо утвердившаяся в духе и вызываемая к полному своему обнаружению не длинными и туманными философемами, а кротким и поразительно реальным выражением: «вот – Я, вот – тело Моё и кровь Моя, Я – в тебе и ты – во Мне», способна и в страшную минуту смертного смущения духа дать ему возможность ощутить силу, высшую всякой смерти и тления, уполномочивающую и при всеобщем разрушении миров воскликнуть: я живу и буду жить во веки!
Чаша Сына Человеческого – продолжение и утверждение в духе человека Креста Его, развитие в нём всеискупляющего духа Христа. Для восстающего грешника, для больной и страдающей совести нужны именно такое участие и ободрение, именно такой призыв именно такая любовь и власть, именно такое прощение, искупление примирение и вдохновение жизни.
Здесь дана сила жизни единственно истинному и всеобъемлющему мировоззрению и могущественнейшее побуждение к нравственной деятельности. Понятие о Боге, как Боге любви; о силе и степени Его любви здесь доведены до возможно крайнего для человека предела: здесь – вся сила влияния на сердце человека любви Божией и вся сила вечного принадлежания, преданности человека Богу; здесь – бесконечная цена личности и совершеннейший её покой и безопасность в Боге; а это всё только и нужно понять и ощутить человеку, чтобы жить. Это – объединение смысла и целей жизни человеческой с жизнью Божией. Мы все – одно тело и один дух, ибо причащаемся единой Чаши, чрез которую сливается во единую преображенную по образу Божию жизнь.
С каждой Литургией нам больше и яснее открывается то, чем жив мир и чем живы люди, и когда осеняем Чашей преклоняющийся народ, – мы знаем, что в руках наших «жизнь мира», «жизнь вечная». Мы знаем, что если бы данное нам в Чаше Господней принесло полный цвет и плод в жизни людей, то мы были бы свидетелями дивной жизни «царства Божия, пришедшего в силе», где не было бы ни холода, ни голода, ни страдания и ужаса смерти, где «любовь Божия» осеняла бы просвещенное и умиротворенное человечество»… (Силин, Мир Евангелия и трагизм толстовства).227
«Нет больше муки в моей душе», пишет после причастия одна женщина, крещенная в детстве, но только через 25 лет узревшая Свет Христов: «и солнце, и небо, весна и природа, всё для меня, как и для других; любовь родных, близких и детей (моих учениц) всё вернулось ко мне, хотя могло казаться, никогда и не отнималось.
Я почувствовала себя в общении с Богом моим Иисусом Христом. Я теперь верю, что Он взял на себя грехи мира, что Он приходил на землю и был распят за нас всех и за меня, и искупил все прошедшие и будущие грехи людей».
«Чудны дела Твои, Господи!» «Да будет благословенно имя Господне отныне и до века!» «Все мне стало просто и ясно, всё, что казалось недоступным, и что я в глупой гордости своей хотела постигнуть умом».
«Теперь осталась одна радость, тишина и покой, но уже поднимаются и заботы о том, как сохранить себя и остаться достойным членом Церкви, не терять той связи с нею, какую я чувствую вчера и сегодня, – чувств благодарности и обязанностей, какие она налагает».
«О если бы ты познал», пишет другой обратившийся из толстовства, «сладость одного имени Иисусова, сладость того мига, когда Он в страшном таинстве причащения вселяется в наше сердце, и мы ощутительно опознаем, что Христос, истинно воскрес, не умер, а жив… Таинство это после муки очистительной, благодетельной, целительной муки покаяния и исповедания грехов (при свидетеле-иерее, но первоначально в сердце), таинство причащения воистину страшно, ибо под видом хлеба и вина приемлем в свою убогую утлую храмину тела, храмину едва-едва подметенную, Самого Великого Бога, нашего Создателя и Промыслителя (Не чудо ли! Не страшное ли чудо)!
Да, чудо!
«Но обо всем этом», – заключу чужими словами, но от себя, – «говорю с великой робостью, боясь за тех, кому еще неприемлемо, как и Л. Н., «таинство таинств». Может быть, согрешил я, что раньше времени говорю о том, что есть, для меня святое святых, а для них сомнительно страшно».
Конечно, мы знаем, что нельзя доказать Евхаристии. Нужно сначала принять Христа в душу, а тогда примешь и поймешь тайну Благодатного причастия, приобщения Тела Христова.
Итак, уйдем ли от Христа, потому что Он «странные» говорит слова? Нет. Не отойдем, Господи. Ты имеешь глаголы, слова Живота вечного.
И. Михаил
Гриняк Н. Новости из раскольничьего подполья228 // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 868–882
Сеятели раскольничьего заблуждения в своей подпольной литературе выработали определенный план наступательного движения на св. православную Церковь. Они или подтасовывают понятия и, выставляя за церковное учение явно нечестивые положения, обрушиваются на последние, и якобы на Церковь, со всею тяжестью библейских и святоотеческих цитат, сдабривая их плаксивыми воздыханиями и воззваниями к чадам «древляго благочестия», или же грубо позорят авторитетных стоятелей за православие. Образчик первого рода темных «писаний» мною показан был в разобранной уже книжке «о печати Христовой – знамения крестного». Автор её, отожествив крест и крестное знамение с двуперстием, поносит св. Церковь, якобы ругающуюся кресту Христову и похуляющую крестное знамение в жестокословных выражениях полемистов о раскольничьем двуперстии. Образчиком отступнического писательства второго рода может служить книга, предлагаемая в настоящий раз вниманию наших читателей. Книга эта озаглавлена: «трехдневная беседа на св. Пасху Льва Феоктистовича Пичугина с синодальным миссионером Ксенофонтом Крючковым в с. Поиме Пенз. губ. о священнике». Под видом описания миссионерской беседы, произведенной в с. Поиме 16, 17 и 18 апр. 1902 г. о. протоиереем Крючковым с поимским безпоповщинским начетчиком Пичугиным, автор этой книги предлагает читателям пасквиль на синодального миссионера, как человека якобы отменно грубого, в писании невежественного и в своём уповании безответного. Пасквиль выдержан на протяжении всей пространной книги в 607 стр. и свидетельствует, как нельзя лучше, что о. пр. Ксенофонт Никифорович Крючков на указанной беседе сделал большое дело: не почувствуй поимские радетели безпоповства беды для себя от этой беседы, едва-ли бы они поторопились сочинять такой широко вещательный пасквиль на о. Крючкова…, как некий пластырь, умягчающий раны, нанесенные безпоповству заслуженным защитником православия. По «трехдневной беседе», о. Крючков будто бы только бранился, тешил публику «мужицкими» словцами и в конце концов, устав от ругани, сел и смолк, не будучи в состоянии оправдаться «в еретичестве», и Пичугин с братией с торжествующим «победихом, препрехом» кончили беседу. На самом же деле, как то лично рассказывали нам почтенный о. протоиерей Крючков и другие очевидцы и как можно судить по доставленной в нашу редакцию рукописи – описания действительной поимской беседы, поморский буеслов, Пичугин, потерпел на беседе полное поражение и «отъиде посрамлен»…229
Обратимся к содержанию раскольничьей книги. В книге до 14 л. предисловие; с 14 л. по 303 л. три отдела – по дням беседы.
I
В предисловии, с гектографированным портретом Л. Пичугина (вслед за обложкой), автор повествует об условиях беседы, составе и числе слушателей, характере собеседников и их сравнительном достоинстве и с особенным вниманием останавливается на восхвалении «ревностного защитника христиан и сильного борца с железною волею» Л. Пичугина…
Для характеристики раскольничьего писательства и его вожделений считаю не безынтересным привести буквально некоторые места из предисловия. «Беседа, пишется там, по условию, должна бы вестись на церковной площади, где устроен был большой ипподром, но холодная и сырая погода была препятствием этого назначения»… Потуги на литературность с новопечатными и иностранными словами у раскольничьего автора – не редкость и в редких случаях они уместны. Описывая обстановку беседы (происходившей в единоверческой церкви), автор останавливает внимание на «необыкновенном стечении публики» и местной и приезжей, «слушали беседу, пишет он: земский начальник г. Серов, местный пристав и другие лица, стоящие у власти… Речи и книжные свидетельства записывались в несколько рук, обоих собеседников, как лицами господствующей Церкви, так и старообрядческими-поморскими выдающимися людьми (как в таком случае не поверить-де описанию?). Оба собеседника запаслись большим количеством книг, древнего и нового содержания, как и самой печати, в особенности превышал количеством книг древнего и нового выпуску Лев Феоктистович запас миссионера, который руководствовался больше «выписками Озерского». Лев Ф. руководствовался книгами капитальными. Миссионер Крючков вел беседу при помощи двух помощников… а Лев Ф. один без посторонней помощи (тем, мол, и славнее его победа). Миссионер Крючков собирался очернить старообрядцев, но на страже благочестия бодрствовал, с помощью Божией, Лев Феоктистович: в полном смысле этого слова, он рвал его хитросплетенные сети, как паутину, открывал устроенные западни и отражал нападения, как храбрый воин Христов… стоял, как твердый, неподвижный, и непреклонный адамант в своих убеждениях, чтобы защитить святую Русь – православных христиан-поморцев-безпоповцев от еретических лжеучений, и суеверий и обид. Он говорил: «пусть о. миссионер мечет в мою грудь свои ядоносные стрелы, которая у меня в защиту моей братии открыта; и сии стрелы я получаю ради своих собратий христиан старообрядцев. Для сего я беру пример с Христа, моего Спасителя… я могу сказать только сими словесы: «Отче Святый! прости им, не ведят бо, что творят». Из самой беседы видно будет, насколько Пичугин следовал примеру Христа… и какую паутину и как он рвал… Само собою понятно, что рванье не паутины, а настоящего непререкаемого божественного и святоотеческого писания о вечности трехчинного христова священства, пришлось по душе поморцам и они с искренностью, достойною лучшей участи, излились в своих панегириках Пичугину. «Приезжие из разных городов и селений христиане поморцы пожелали особо засвидетельствовать свою признательность к беседе на бумаге с приложением рук в следующем»: 16 апр., в праздник Св. Пасхи в 11 ч. была открыта беседа, на которую собралась такая масса народа, какой нигде не было, да и не может быть потом (уже поэтому можно судить, насколько серьезно и справедливо свидетельство «приезжих поморцев»!). Миссионер Крючков «сделал предложение о вечности» священства. Лев Ф-ч предложение принял и разобрал свидетельствами пророческих, евангельских и святоотеческих писаний… и требовал от Крючкова показать это вечно-существующее священство налицо. Крючков не указал место, где оно. Это мы приезжие видели… 17 апр. Лев Ф-ч доказывал падение священной иерархии отчетливо и ясно, и покрыты были возражения миссионера доказательствами писания больше, чем было желательно…, а речи миссионера Крючкова были грубы и неровны, тем более ругательны, и производили отталкивающее впечатление на всю публику. 18 апр. миссионер пришел в церковь сердитый и злой, обратился ко Льву Ф-чу и сказал грубо: «я тебе больше двух часов говорить не дам». Потом начал читать из записанного заранее карандашом листа свою речь, читал из книг и говорил от себя совершенно посторонние предметы; затем, ничего не говоря, сел… Лев Ф-ч священство, защищаемое Крючковым Греко-российское и единоверческое фактически уличил в отступлении от благочестия, и громил его, как храбрый воин и неустрашимый борец, мечем божественных писаний и силою духа… он уличил Крючкова в трех римских ересях и сказал: вот «смотрите теперь, иерархия вся налицо, и она пала, вы еретики!» Итак, мы собравшиеся христиане выносим из этих трех бесед торжественное впечатление! Радость наша была безгранична. Мы видели благодать Божию, покровительствующую нашего христианского защитника Льва Ф-ча Пичугина, чем он и доставил нам… своей блестящей победой над врагом высокоторжественную радость за оправдание нашей христианской веры… Дни такой радости и торжества Христовой Церкви и победа на дьявола мы… подписуем нашими собственными руками (следует 27 подписей).
За панегириком «приезжих христиан» следует «свидетельство поимских христиан», признавших за благо оставить по себе незабвенную благодарность Господу Богу за дарованную <нам свою> помощь… и Льву Ф-чу Пичугину за его великие труд <и сомоот>верженный подвиг по вере Христовой. В этом свидет<ельстве По>имский начетчик восхваляется, как «твердый заступник <и храбрый> поборник по истинной вере, который, как истинный воин <Христов> обличая лжу, гоня вспять слепое заблуждение, попирая прот<ивные мыс>ли, рассекая мечем духа злокозненные сплетения, дер<жа высоко> знамя христианския веры, уличил в преступлениях свое<го против>ника, как преступника преданий церкви». «Свидетельс<тво утвер>дили подписом 114 человек во главе с «настоятелем <Поимского> христианского законно-брачного общества» Максимом <Иванов> Приваловым.
Приведенное славословие начетчику Пичугину в устах <…>ных вполне понятно: безответному, но в то же время <…> в своём заблуждении безпоповству больше ничего не о<стается де>лать, как восхвалять своих «неустрашимых борцов <…> веруя в их напыщенное пустословие и боясь вникнуть <в обли>чительные речи их собеседников.
Само собою разумеется, раз книга рассчитана на <темную> раскольничью массу, панегирики Пичугину вполне умест<ны в пре>дисловии: простачки и всю книгу будут читать под у<глом пре>дисловного зрения… Беспристрастный же читатель, даже и <…>дец, который даст себе труд посерьезнее вникнуть в <…> Пичугинской безпоповщины, по прочтении книги, с горь<кой улыб>кой скажет только по адресу её издателей: и зачем <было хва>литься, «идучи на рать» …
В конце предисловия помещено «условие», написанно<е Крюч>ковым: «я синодальный миссионер Протоиерей К. Η. К<рючков> обязанности моей, назначаю в с. Поиме, в религиозн<ом духе> беседу, апр. м. 16 дня с. г. во дни Светлыя Пасхи, н<а которую> должен явиться защитник поморского безпоповского <убеждения> Л. Ф. Пичугин… В силу такого божественного дела, м<ы должны> вести беседу в один голос, в речах не препятство<вать друг> другу. Тем более я Протоиерей не должен взыскивать <с моего> собеседника, за его личные выражения мыслей, которые о<н должен> употреблять согласно святого писания в защиту своего <упования»> (подпись). Верим, что такое условие о. Ксенофонт мог написать, как вынуждаются на это и другие миссионеры: дело в том, что адвокаты раскола без таковых условий в большинстве случаев отказываются вести беседы, ссылаясь на то, что православные миссионеры якобы «пресекают их речь» и предают их суду «за выражения от писания»; а заручившись такими условиями и не имея чем защитить своего отступничества, «распускают язык» и без удержу несут голую брань на православную Церковь; сделай же миссионер попытку остановить пустословную ругань, оскорбляющую самые святые чувства православных слушателей, расходившийся начетчик принимает победоносный вид: взывает к «добрым слушателям» и говорит о попрании «условия», а иногда и оставляет беседу. Правда, на некоторых беседах очередная речь собеседника ограничивается определенным сроком – час, полчаса и т. п., но и очередное время раскольничьи пустословы наполняют почти всегда одними хулами на православную Церковь и её служителей и таким образом, на законном, так сказать, основании ухищряются пропагандировать своё заблуждение. От подобных намерений нечист был, видимо, и Пичугин, судя по его «трехдневной беседе»; поскольку на протяжении всей многоглаголивой беседы «выражений согласно святого писания в защиту своего упования» у него, строго говоря, нет ни единого, а «выражений мыслей» «личных» пропагандистских – сколько угодно. Из беседы этого нельзя не заметить. Перейдем к самой «беседе», как она изложена в раскольничьей книжке.
II
Первая беседа 16 апр. продолжалась с 11 ч. у. до 7 ч. веч. Начал беседу о. Крючков. Он выяснил, что а) священство установлено Самим И. Христом (Благов. Лк. Зач. 95, Ап. зач. 153 Кор., зач. 224 Еф.) на тайной вечери (Лк. зач 150, Собор. л. 559 – слово И. Злат. на вел. четверток Евр. зач. 318), б) чрез таинство хиротонии оно продолжится до скончания мира (101 зач. Кор. и др.), – и в) без него нет спасения (Б. Кат. л. 358, 359 об., Кир. кн. 77 л.). Выяснив это, о. Ксенофонт поставил <собе>седнику вопрос: «Иисус Христос священство в церкви <…> учредил вечно или на какое-либо время»?
Пичугин, умиленно пригласив слушателей быть судьями <собе>седующих, «как занимающих места защитников религи<озного> права… совершенно противоположного характера», ведет длинне<йшую> речь не на вопрос. Он благодарит слушателей «за в<ысокое> усердие», – что собрались на беседу и из далека – для душе<спаси>тельного дела и пр. под. Помазав елеем пустословия «люб<езней>ших и добрых слушателей», в вожделении подкупить их <распо>ложение, он доказывает, что «ключ ко спасению есть осн<овная,> твердая и правая вера в Бога», которую дьявол во м<ногих> народах исказил и т. п. Заявивши, затем, «сознательно» <…> «поморцы священства подлинно не имеют» (22 об.), Пи<чугин> распространяется об «обстоятельствах», почему именно о<ни не> имеют его. «Истинные христиане поморцы, проповедует Пич<угин,> избегают не христопреданного священства, а еретического» (<…>). Следуют избитые уже поморцами и бессильные в данном <случае> цитаты якобы о падении всего священства: Мф. зач. 10 <«соль> обуяет», ср. письмо Феод. Ст. 58 ч. 1), Благов. Мф. зач. 1<…> («вы есте свет миру… а еже не угаснути благодати сущ<щей в> вас на вашем подвизе будет се», ср. Беседы Апост. стр. <…> и разглагольствие о том, что известные слова зач. 95 Лк. «<куплю> дейте, Дóндеже прииду» имеют только приказательное, а н<е …>словно пророческое значение. «Ныне, говорит Пичугин, па<стыри> уклонились в ереси… соль обуяла, – священство после числа <1666> стало преступным и не полезно не только Церкви Христовой <…> ни в земли, ни в гнои: навоз хоть полезен под огурцы <у кре>стьянина, а обуялая соль, т. е.. преступное священство и <под> огурцы не годится: следовательно, обуялое священство хуже нав<оза!»> Слова Кирил. кн 77 л. и пр. под из старопечатных книг <Пи>чугин истолковал в смысле обличения реформатов и секта<нтов> отрицающих и. священство вообще, а не еретическое только, <как> то делают поморцы. «О. Крючков, говорит он, делает <пред>ложение о вечности священства одною стороною, т. е. сто<роною> писания, с которым я совсем согласен, но он с намере<нием,> как видно, умалчивает о стороне фактической; под словом факта я подразумеваю деятельную силу священства, или правоверия или зловерия; без чего писание будет только теорией истин… Пусть о. Крючков мне скажет, можно-ли держаться священства сомнительного по вере и есть-ли Христово обетование о вечности священства так буквально, как Он сказал о церкви: «Созижду церковь Мою, и врата адова не одолеют ей». «Пусть не забывает и того о. Крючков, закончил свою речь Пичугин, что я требую показать налицо то священство, которое не погрешает против представленного им писания» (л. 21–43).
Всякий вдумчивый и мало-мальски знакомый с делом читатель поймет, что П-ин, на протяжении всех 44 стр. «беседы», на вопрос о. пр. Крючкова ответа и не пытался давать: о. миссионер поставил вопрос ребром: на веки, т. е. до скончания мира, и второго пришествия Своего Христос учредил священство (истинное разумеется и необходимо нужное для спасения), или на известное только время? Начетчик вынуждался на два ответа: или – что священство Христово, истинно-православное, в трех чинах, пребудет в Церкви Божией до второго Христова пришествия, и тогда своё общество волей-неволей должен был поставить вне ограды Церкви Христовой – и спасения, – или же, что это священство в Церкви установлено только на известное время, что оправдывало бы безпоповщину, и на что, однако, ни в каком писании он оснований не нашел бы. Ни того, ни другого ответа в определенной форме от П-на мы не слышим: он ведет речь о возможности падения всего священства и своём гнушении священством греко-российской Церкви, как еретическим, хотя при этом и заявляет о своей вере в то, что священство, «потребно нужное во спасение», должно быть в Церкви Христовой, и «спастися без него невозможно» (Б. Кат. 358–9 об. «Беседы» л. 42 об.). Известные слова Писания – «аще соль обуяет»… раскольничий грамотей пытается истолковать в смысле пророчества о падении всей иерархии, но, само собою разумеется, без всякого успеха. Мы знаем, правда, что «обуяла апостольская соль» в лице Иуды предателя, «обуевала» соль и пастыре-учительская в лице еретичествовавших патриархов, епископов и пресвитеров: но чтобы обуяла вся иерархическая соль в Церкви Христовой, об этом не знаем, да и нет на тони пророчеств, ни библейско-отеческих доказательств. Знаем, напротив, что Церкви «врата адова не одолеют» (Мф. зач. 67), что она не может быть без епископов (Марг. жит. 54 л. об.), им же «сопребывати до окончания века Христос обетование сотвори» (Кн. о вере л. 59 об.), а следовательно и то, что вся «соль» в Церкви Христовой обуять не может. В словах 95 зач. Лк. Благов. «куплю дейте, Дóндеже прииду», – обычно приводимых православными миссионерами в доказательство вечности иерархии в Церкви Христовой, Пичугин видит только приказание, которое может де и не исполниться; но, по понятным причинам, не обращает своего внимания на слова того же зачала в Благовестнике: – «внегда возвратится Ему… се же есть второе Его пришествие, егда явится царем… Тогда бо и дары приемшия рабы слово действовати обретаются: ов убо многи пользовав, и десятерицею усугубив дар; ов же пользовав меньши, и то усугуби»… По этим словам Благовестника, рабы, коим заповедано – «куплю деяти», т. е. церковные иерархи, будут обретаться, «многи» или «меньши» «пользовавшими», до второго пришествия Христова; и было бы противно Божественным обетованиям о церковной неодоленности от врат адовых думать, что в Церкви Христовой настало уже время, когда все рабы, получившие и десять и пять мнас, «обленились» и не творят спасительной «купли».
С этой позиции о. Крючков и поражал заблуждение своего собеседника, пользуясь богатым запасом оружия из своего миссионерского арсенала. В «беседе» доказательства о. Крючкова намеренно стушевываются и выдвигаются на вид больше выражения ревностного негодования на П-на, каковыми он будто бы только и оборонялся.
Для характеристики фальсификации миссионерских бесед на раскольничьем гектографе позволим себе привести попутно несколько выдержек из «трехдневной беседы».
– «Про священство, о котором я спрашивал, возражал о. Крючков, П-ин нам ничего не сказал, он только клеймил наше священство, которое он рано еще стал опровергать… Какой он лукавый! пустослов он и больше ничего… Он от нас не уйдет такой пустослов!»
Опровергнув с наглядностью разглагольствие П-на о «соли обуявшей», и показав, что вся соль не обуяет до скончания века, о. Крючков остановился, между прочим, на выяснении того, что «обуявшую соль» в Церкви Христовой иссыпали по св. правилам: апостола (Иуду) – апостолы, епископов и пресвитеров – епископы (12 пр. Карф. соб.); в безпоповщине же, что несообразно ни с каким св. писанием, «мужики» извергли якобы всю иерархию… Выяснения о. Крючкова настолько не пришлись по вкусу П-ну, что он, забыв «условие», стал перебивать своего собеседника.
– «Отец, спрашивает он о. Крючкова, когда Иуду иссыпали, когда он жив был что-ли?
– Крючков. А ты сиди!…
– Это ведь нужно узнать, когда его из апостольского лика иссыпали? Когда он удавился что-ли?
– А ты слушай, что говорят!
– Отец! вы говорите, что Иуду иссыпали апостолы, но в то время Иуда уже был стащен с петли! Что вы наговорили, образумьтесь (публика вся обратилась в смех и неутешно смеялась над проповедью (Крючкова)».
Судя по «беседе», смеха достойна была проповедь не о. Крючкова, а именно Пичугина: его спрашивают вечно-ли Христово священство? А он отвечает, что поморцы удаляются еретического священства (о чём нет и вопроса), – толкует об иссыпании соли, а чтобы самому без священства Христова не воссмердиться, об этом и не думает… Это, к примеру, похоже на следующее: меня спрашивают, – есть-ли у меня деньги, необходимые для жизни, а я отвечаю: я боюсь фальшивых денег… В разборе Пичугинского ухищрения, что в словах Христа – «куплю дейте, Дóндеже прииду» – только приказание, видимо, солоно досталось поимскому начетчику от о. миссионера. Чтобы сбавить, так сказать, значимости доводов о. Крючкова, автор «трехдневной беседы» старается изображать речь и даже жесты почтенного о. миссионера в несомненно извращенном виде:
«Крючков, (взойдя в горячность(?), в порыве гнева закричал?) Пичугин сказал, что это «куплю дейте» сказано приказательно! Как это еще приказательно! Приказательно! нам еще свои выдумки начал рассказывать! приказательно! раз сказано Самим Богом, то и перетолковывать нам тут нечего. Значит Сам Бог говорит, а не лукавство Пичугина! и поэтому дело кончено!… Пичугин научает это приказательно… Это страшно и подумать!… сие слово безбожное! нашел какое-то слово «приказательно»! (привед. зач. Лк. 107, Мф. 101; Толк. псалт. пс. 109; Апост. зач. 317; Толк. ап. л. 996; Бесед. ап. л. 2940). Слушайте, старообрядцы, как ваш учитель П-ин лжет! и до какого учения он вас доводит! Это ужасно! такое учение беззаконное и еретическое!… Кто евангелию всему не верит, те общества хуже бесов и поморцы в настоящее время – хуже бесов… Это – самая дьявольская и сатанинская мысль и учение, что якобы священство не вечно… Пичугин должен сказать нам, что Христом учрежденное священство на тайной вечери будет-ли вечно? а не о нашем священстве говори. Да еще скажи: кто вам дал право – вашим отцам так руководиться и обличать нас и всё священство! вы сами то лютеране! у вас, как и у лютеран выбираются пасторы простыми людьми… (Обратясь к старообрядцам с накипевшею?) (от гнева на сердце злобою Крючков закричал усиленно, показывая на них рукою) вы чистые лютеране! Даже хуже! И вот он сидит (указывая несколько раз пальцем напротив сидящего смиренно(!) настоятеля) самый лютерашка!… вот он!…».
В ответной своей речи Пичугин ведет длинный разговор о мнимом еретичествовании греко-российского священства, как причине неимения безпоповцами иерархии, – как будто и в самом деле ересью одного можно оправдываться другому! Ссылаясь на Маргар., сл. 6 на Иудею, и «Злат». в нед. 15 всех Св., он доказывает, что заповеданную Христом «куплю» может теперь деять будто и простец без православного священства (л 61 об. «Беседы»). Греко-российское же священство, по его словам, это «не слуги Божии, а антихристовы таинники и обманщики»… Он обвиняет его в неисповедании И. Христа «в плоть пришедша» (Иоан. пос. зач. 75) и заражении посему ересями – Карпократа, Евиона и Аполинария и т. п. Поморский же толк, как хвалит своё болото Пичугин, вне всякого подозрения касательно чистоты его веры.
«О. Крючков, говорит Пичугин, назвал старообрядцев «лютерашками»… Но уста его при нём суть, кто ему Господь? Жалкий термин, могу сказать, сорвался с языка миссионера-протоиерея. Я уверен, что он хорошо и сам знает, что у нас нет ничего общего с лютеранами… Он прибегнул к непохвальной терминологии… ругательств и поношений!.. Но это у него должно быть в порядке вещей» (лл. 79 об. 80).
После протяженно-сложенной речи со всякими излишними цитатами о лютеранах, Пичугин, на вопрос – вечно или не вечно христопреданное священство – сказал:
«Вечна только истина, вечно истинное учение… вечно и священство, но то, которое находилось в пределах истинного учения, вечно и его истинное учение, как учение Христа, с тем священством пребываем неразрывно и мы, и их ради истинного учения терпим ныне по вере великую нужду (прив. Сим. Сол. 23 гл. л. 41–42; Беседы ап. см. стр. 3114; 15 пр. пер. вт. сов. и др. «Бес.» лл.93:95). А. о. Крючков подлинно весь в клятвах, как овца в репьях… мы святое евангельское священство лобызаем, заповеди и учение его храним, не общаемся же священству еретическому, дабы вместо Христа не принять антихриста… По словам Зл. (Ап. Беседы стр. 2552), аще кто верного священника удаляется, погибает, но погибает и тот, кто идет за еретиком священником (л. 99 об. «Беседы»)… Так как я имею состязание со священником, то мне и интересно знать, с кем я имею счастье говорить – с православным священником или с еретиком»?
Итак, Пичугин, после всяческой путаницы понятий, ответил, что священство евангельское вечно и что поморцы с таковым священством пребывают. У читателя «беседы» естественно рождается вопрос: что же это за евангельское священство у поморцев? По словам Благов. Лк. 95 зач., вечное существование обетованно священству в трех чинах. Каково же поморское священство и где оно? Ужели поморцы «неразрывно пребывают» со священством покойным уже и им окормляются на житейском море?!… Думается, и сам П-ин не верил в своё пустословие об евангельском священстве в поморщине и потому, чувствуя себя на беседе, как на иголках, поминутно прерывал обличительную речь о. миссионера, чтобы отвлечь от ней внимание слушателей (и читателей беседы) и завязать беспредметную перебранку… Доказывая неосновательность удаления безпоповцев от церковной иерархии, как противо-канонического суда мирян над пастырями (Карф. соб. 12 пр.), о. Крючков, по «беседе,» снова ссылается на Деян. зач. 2-е, – что Иуду «иссыпали» и сняли с него епископство апостолы, а не мужики.
Пич-ин. Чего с Иуды епископство снимать, когда он уже удавился, его и стащили; я который раз вам, отец, повторяю.
Крючков. Молчи, ты болтун! пра болтун!
Златоуст глаголет в четверток 4 нед. поста: «аще кто не причащается и случится ему смерть, лучше бы ему не родиться». И Пичугин похож на Иуду, – что ему сказал Христос? – лучше бы ему не родиться! За то, что не причащается. И Пичугину надо оправдать было Иуду, что он якобы не был осужден.
Пич-ин. Отец, где записаны слова во Евангелии, сказанные Христом об Иуде: «добро бы было Иуде, аще бы ему не родиться»?
Крючков. Опять придирается! Найдем! Эка чудо какое, все везде ловит и ко всему привязывается! Ты говорил, мы молчали. Ну и ты молчи (следует обличение раскольников, не исполняющих «вся елика заповедал» Христос – Мф.116, оправдание текста «во плоти (вм. во плоть) пришедша», и опровержение пичугинского толкования, будто в «Апост. бесед». на 317 зач. и «Толк. Ап». на это зач., как и на 77 л. Кир. кн., говорится не о вечном Христовом священстве, а о Христе)… Пичугин страшный лгун! Экой лгун!… как ему не грешно! Это страшно и подумать, что священство учреждено Самим Богом безусловно, и с клятвою подтверждено, и оно будет не вечным! Это заметьте, что Пичугин налгал! Это страшно даже слушать! Ему не верьте, он отуманивает вас своим учением! Мы всю его ложь опровергнем (прив. кн. о вере лл.59:60).
Пичугин. Отец, вы говорите, что Христос Апостолам Своим сказал, чтобы быть им вечно?
Крючков. Да!
Пичугин. Я так и запишу.
Крючков. Вот, блаженный Иероним что говорит в 27 посл. к Маркеллу: «у нас место Апостолов занимают епископы».
Пичугин. Отец, какая эта у вас книга, покажите мне вашу книгу.
Крючков. Опять придирается! Какая книга! Вот какая, на, возьми!
Пичугин. А… это книга купца Озерского, выписки? А вы отец потрудились бы читать из капитальных-то книг, а не из выписков разных купцов… Вот, добрые слушатели, какими книгами руководствуется о. Крючков!…
Крючков. Эка все не по-ево, я тебе не указываю, когда ты говоришь, что же ты делаешь?
Пичугин. Отец! Вам должно говорить публике правду, что верно вы читаете из книги бл. Иеронима, а вы это солгали и утаили от слушателей книгу, и читаете не Иеронима, а книгу купца А. Озерского; так делать грешно!
Крючков. Пичугин читал из Бол. Соборника, Ипполитово слово, что пастыри волцы будут… и показывал, что на нас это слово лежит, но всё это он вырабатывал из своей головы (следует – разбор Ипп. слова и показание того, что и при антихристе будут священники – истинные). Он чистый молоканин… мысль его лютеранска. Ты (обратясь к Пичугину) лютеранин? О таковых говорит Иосиф Вол.: «таковые всех неверных невернейши есть и пиже христианин может быти»…
Пичугин. Отец! какая это у вас книга, из которой вы читаете?
Крючков. Опять не по-ево! Молчи! Что же ты не даешь мне говорить-та.
Пичугин. Вы опять читаете из Озерского! Вы мне найдите в той книге, которую упомянули…
Сославшись на 19 пр. в вс. соб. в толк., о. миссионер продолжает, по раскольничьей книге.
«Епископы должны учить благочестию людей, а не простецы мужики. С чево только он взял говорить так Пичугин, чтобы оставить священство, а мужикам вручить учити люди! Да и мало того, он еще сказал, что де он будет, и в будущей жизни увидится с Христовыми истинными священниками, а от нынешних отказался! Это есть богохульство!… В грехах без разрешения епископа никто не взойдет в жизнь вечную! «Иже Церкви Божия и причастия себя Св. Христовых Таин удаляюще, врази Божии бывают, о бесам друзи» (Б. Соб. л. – 118). Вот и старообрядцы и в будущей жизни будут видаться с дьяволами и с бесами, а не с православными епископами, за то, что отвергают нынешнее священство… Пичугин говорит, что наше священство есть не самим Богом учрежденное, а никоновское! Так говорить простительно одному извозчику. Где у Пичугина стыд! Как ему не грешно! А… прямо дело у нас священство никоновское! У нас и раньше Никона было священство, оно начало приняло из греческой церкви. Вот чего он выдумал сказать! Что ты нам ни говори, и как нас ни называй, а я опять повторять тебе буду. «Скажи нам, – что священство, учрежденное Иисусом Христом на тайной вечери, будет-ли оно до скончания века?»
Этим вопросом о. пр. Крючков и закончил первую беседу. Раскольничий «списатель» всячески ухищрялся в «трехдневной беседе» унизить авторитет опытнейшего и грозного миссионера: текстуальное обличение им безпоповщины он приводи<т …> вскользь и не сполна; с особым же усердием оттеняет <…> подробностях словопроизношения, вынужденные выражения <прото>иерея, воображая тем уронить значение действительных, <из Пи>сания и св. отцов, доказательств того, что безпоповщинс<кие обще>ства – «без епископа не земледелие Христово, а семя <вражие»> (Игнатий Богоносец). Обличительная речь о. Крючкова, <как она> говорена и так, как повествует о ней мало знакомый с <ней> подпольный раскольничий гектограф, т. е. не очень ла<…> она сказана или от Писания или на основании Писания: <Крюч>ков – враг голословия. Ласкательствовать, голословить <пазиро>вать пред отступниками – доля тех, кто в себе и сво<ем упо>вании не чувствует силы и равнодушен к вековечно<й …> святыне – православию. Тех, кто мог-бы смущаться рез<кой обви>нительностью о. миссионера, мы бы отослали к облич<ительным> речам Христа Спасителя (напр. 23 гл. Мф.), Св. Апостол<ов и Св.> Отцов. Кто ревнует о св. вере, защищает её пред <простым> народом, не отшлифованным под гнилую деликатность, <кто рев>ностно обличает балаганных апологетов раскольничьего <обще>ства, потерявших веру Христову и продающих своё дут<ое пусто>словие и сожженную совесть за сребренники, в речах <указан>ная обличительность вполне естественна и понятна… Как <ни похва>лял раскольничий описатель «беседы» своего начетчика, <как ни> «мыл эфиопа» Пичугина и ни чернил о. Крючкова, первая бе<седа оста>вляет такое впечатление: о. Крючков доказал, что Христо<преданное> священство – в трехчинной иерархии пребудет, по обетов<анию Хри>стову, до скончания мира и второго Христова пришествия. <Опроверг>нуть этого Пичугин не мог, как равно и того, что <безпопов>щинское общество есть «семя вражие» (Игн. Бог.) и <…> христианского имени (Сим. Сол. гл. 77, Ап. Беседы стр. <…>). Пичугин соглашался, что, «по строке писаний», без <…> священства человек спастися не может. Но в безпопов<щине до> казать это священство не смог, да и никому другому <доказать> его там невозможно, поскольку его там нет.
Проследим дальнейшую апологию безпоповщины в <пичугин>ских речах.
Н. Гриняк
(Продолжение следует).
Из записок и дневников
Платонов М., свящ. Открытое письмо к Л.Н. Толстому. (Ответ на «Обращение к духовенству») // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 883–891
I
Лев Николаевич!
Я только что прочитал ваше «Обращение» и считаю своим долгом ответить.
Вы пишете: «Кто бы ни были: папы, кардиналы, епископы, суперинтенденты, священники, пасторы каких бы то ни было церковных исповеданий, оставьте на время свою уверенность в том, что вы, именно вы, единые истинные ученики Христа Бога, призванные проповедовать его единое истинное учение, а вспомните о том, что вы прежде всего люди, т. е. по вашему же учению существа, посланные в мир Богом для исполнения Его закона».
Я не «папа, ни кардинал, ни епископ, ни суперинтендент», я православный, русский священник, ни за пап, ни за кардиналов говорить не буду, отвечаю преимущественно за себя и исключительно от себя.
«Вспомните это и подумайте – продолжаете вы, – что вы делаете? Вся ваша жизнь посвящена тому, чтобы проповедовать, поддерживать и распространять среди людей учение, по вашим словам, отрытое вам Самим Богом и потому единое истинное и спасительное».
Согласен исполнить вашу просьбу: я «на время оставляю свою уверенность, что я единый, истинный ученик Христа Бога», помню лишь то, что я «прежде всего существо, посланное в мир Богом для исполнения Его закона». Я спрашиваю сам себя, что я делаю? и нахожу, что моя «жизнь посвящена тому, чтобы проповедовать, поддерживать»… и прочее, только лишь вами продиктованное.
Вы правы.
«В чём состоит это, проповедуемое вами, учение?» – спрашиваете вы и сами же отвечаете: учение ваше признается вами вполне точно выраженным в символе веры, установленном на Никейском соборе 1600 лет тому назад»
Безусловно согласен с вами.
Я очень рад, что проповедуемое мною учение вы признаете не самовольным моим измышлением, но общим верованием всех христианских народов в течение 1600 лет (а по моему 1900).
Я не одинок в своей вере. Целых 1900 лет миллионы людей веровали и веруют подобно мне. Это служит мне огромной гарантией надежности моей веры. 1900 лет христианская вера исповедуется одинаковым образом. Не было времени, не было дня, со времени земной жизни Основателя христианства, когда бы Его учение было иным в той церкви, к которой принадлежу я. 19 веков существует моя Церковь, 19 веков «реки» язычества и «ветры» всевозможнейших учений, не исключая и подобных толстовскому, бьют её, разрушают, ломают, а она стоит могучая, невредимая, спокойная.
Церковь пребывает непоколебимой, ибо она основана на камени. Камень же был Христос. Мне нечего сомневаться, беспокоиться и бояться за будущее. Сам ад не одолеет Церкви, созданной на Сем Камени.
Вы отвергаете, Лев Николаевич, этот Камень.
Вы воюете с Ним. Напрасный труд. Камень напоминает Собою весь мир, а вы думаете поразить Его своими жалкими усилиями.
О, ничтожный воитель!
Но вернемся к «Обращению».
Вы говорите, что христиане признают 12 членов символа веры, в котором выражены «основные положения истины, открытой Богом». Правда. «Хорошо! заключаете вы. – Вам открыта Самим Богом единая, спасительная для людей истина. Людям свойственно стремиться к истине, и когда она ясно передана им, они всегда с радостью признают её и руководятся ею. И потому для сообщения людям вашей истины, казалось бы достаточно просто и ясно, устно и печатно разумным убеждением передавать эту истину людям, способным принять её».
Так я и делаю. Насколько могу «просто и ясно, устно и печатно передаю христианскую истину» своим слушателям и читателям. Других способов мне не предоставлено. Так же делают и прочие известные мне священники.
«Как же вы проповедуете свою истину?» Задаете вы вопрос и вместо того, чтобы выслушать вышеприведенный правдивый ответ, торопливо замечаете, как нехорошо «преподавали эту истину мои предшественники». Я за «предшественников» не отвечаю, истина не теряет своей истинности от нехорошего «преподавания».
«С тех пор, как образовалось общество, называющее себя Церковью (оно образовалось при жизни Г. И. Христа), ваши предшественники преподавали эту истину преимущественно насилием». Неужели и И. Христос и апостолы действовали насилием?
«Они (предшественники) предписывали эту истину и казнили тех, которые не принимали её». Это не в первые ли триста лет распространения христианства, не при Нероне ли, или Диоклитиане? Неужели тогда христианские священники «преподавали истину насилием, и казнили тех, которые не принимали её»?
«Предшественники… казнили» – значит, и я казню?
Уверяю вас, я действую только словом, а не насилием.
«Предшественники… казнили», – значит ли отсюда, что исповедуемая мною истина не может быть признана истиной?
«Средство это (казнь за непринятие истины), очевидно не соответствующее своей цели с течением времени стало менее и менее употребляться». Сделает ясный и простой перифраз.
«Средство» – казнь, «цель» – истина. «Средство не соответствующе цели», т. е. проповедуемая моими предшественниками истина не только не была повинна в употреблении казни, но и не находила в ней соответствия (проще – отрицала её)? Поэтому оно (средство это) «стало менее и менее употребляться (кем? – предшественниками; следовательно, они стали более благоразумны? отлично!) и употребляется теперь из всех христианских стран, кажется, в одной только России».
Я русский священник, но снова уверяю вас, я никогда не прибегал ни к насилию, ни к убийству; и никогда не слыхал, чтобы на русских священниках или епископах лежало право и обязанность «мучить, убивать, сожигать» не принимающих истины.
Сопоставляя ваше обвинение с теми хулами, которыми вы безнаказанно позорите Христа и Церковь, и от которых сердце обливается кровью и волос становится дыбом, – я считаю вас не столько клеветником, сколько человеком; ревнующим о собирании фраз, самых злобных, самых оскорбительных для христианина.
Сколько лет вы издеваетесь над русским народом, над его верой, над его Церковью, сколько лет вы богоборствуете, сколько людей вы растлили своим лжеучением, сколько растленных вами в свою очередь соблазнили прочих, никто вас не трогает, – и вы, все-таки, кого-то уверяете, что в России употребляются казни, убийства, мучения за непринятие истины!
И вам не стыдно?!
II
Вы осуждаете, Л, В., те средства, которыми духовенство преподает исповедуемую им истину. Первым таким нехорошим средством вы считаете мучение, убийство, сожигание, которые, по вашему мнению, употребляются в настоящее время в России. Насколько справедливо ваше мнение, я возражал в первом письме.
«Другим средством, пишете вы, было (и есть?) внешнее воздействие на чувства людей посредством торжественной обстановки, картин, статуй, пения, музыки, даже драматических представлений и ораторского искусства, – оно даже стало менее и менее употребляться, особенно в протестантстве».
Что же, это «другое средство» тоже предосудительно? Если да, то почему же вы, для распространения своего учения, так неутомимо «воздействуете на чувства людей» – сочиняете романы, сказки, легенды, драмы, комедии? Остается только вам самим вскочить на театральные подмостки. Вам можно? Вам всё можно. Вы можете писать двумя руками. Вы только лишь сказали, что «людям свойственно стремиться к истине, и, когда она ясно передана им, они всегда с радостью признают её и руководятся ею». Если «людям свойственно с радостью признавать истину», то почему её нельзя с радостью же и исповедовать, радостным голосом, при радостной обстановке? Какая женщина. имея десять драхм, если потеряет одну драхму, не зажжет свечи и не станет мести комнату и искать тщательно пока не найдет. А нашедши, созовет подруг и соседок и скажет: порадуйтесь со мною, я нашла потерянную драхму (Лк.15:30). Как естественна и понятна эта радость. Но когда Церковь созывает к себе своих чад, с умилением показывает им драгоценную «Жемчужину». в ликующих звуках и словах выражает свою радость, приглашая к тому же собравшихся, – это вам кажется делом нехорошим. Почему? Ужели сочинять и читать сказки про Ивана дурака, про первого винокура лучше, согласнее с достоинством истины?
В православных храмах нет ни статуй, ни музыки, ни драматических представлений, поэтому защищать и касаться их не буду. Но что дурного в торжественности нашей церковной обстановки, в пении, в одушевленной проповеди?
И то, и другое, и третье есть прежде всего не средство, а внешнее выражение нашей внутренней радости. Будь сильнее наше религиозное чувство, наша радость о Духе святе, обстановка была бы еще торжественнее, пение и проповедь одушевленнее. Иначе и быть не может. Нет ни одной религии без внешней обстановки, без наружного выражения. Если бы вы даже убедили людей признать это выражение дурным, вредным, искоренить его было бы делом невозможным. Когда человеку грустно, он плачет; когда смешно – смеется; когда он весел, все видят, что весел, когда печален, все видят, что печален. Точно также и Церковь. Она не может сохранять внешнее бесстрастие при внутреннем одушевлении, не может не выразить своих чувств в соответственных формах. И какая нужда скрывать их? Какая необходимость скрывать под ледяной оболочкой святые порывы души? Не для того ли, чтобы они не сообщались прочим? Не для того ли, чтобы предохранить людей от внутреннего восприятия истины? Но, ведь, это не только нелепо, ни и в высшей степени опасно. Всё, что мы видим и слышим, непременно воздействует на наши внешние чувства. Ни одно живое слово, ни один жест, взгляд не остается без «воздействия». Только лишенный способности славы и движения не может воздействовать. Уничтожить взаимное воздействие одного человека на другого можно только уничтожением всякого внешнего проявления внутренней жизни. Но такое уничтожение равносильно уничтожению человечества, чего вы Л. Н., когда-то и добивались; но так эта затея, достойная Калигулы, пока для вас неосуществима, вы бросаете петлю на истину. Истина не должна воздействовать на внешние чувства; истина не должна иметь другого выражения, кроме словесного; истина должна восприниматься исключительно рассудком; истина должна быть мертвым термином, подобным тем, из которых состоит таблица умножения.
За что, Л.Н., такая немилость? Чем вас обидела истина? За что вы гоните её с глаз долой? Ведь, вы лишаете её последнего угла, где она до сих пор проявляла себя. Значит вам желательно, чтобы не-истина заняла собою всю арену мира, что бы право на внешнее выражение составляло привилегию зла. Другими словами, вы не только не противитесь злу, но сочувствуете, содействуете ему, разрушая пред ним все преграды, созданные для охраны истины. Пусть животные инстинкты по-прежнему смело проявляют себя; пусть народ растет, множится, живет, не опасаясь упрека в воздействии; пусть силы адовы – неверие, ложь, злоба, – приобретают прозелитов; не противьтесь злу; мир должен быть к его услугам. Пусть блудники и блудницы всеми средствами и способами растравляют нечистые страсти; пусть миллионы зрителей, с затаенным дыханием, созерцают в театрах картины похоти, бесстыдства и злодейства; пусть хищные волки и львы терзают и пожирают всех встречных, – это ничего, это можно, это заслуживает поощрения. Но если Церковь возбуждает в верующих святые, возвышенные чувства; если она обращается к чувству, к сердцу, к воле, если представляет верующим душам образцы любви, терпения, целомудрия, смирения, благоговеинства, – вам кажется, она поступает дурно. Почему? Чем скажите, пожалуйста, тревожит вас «торжественная обстановка» православных храмов? Что вы находите нетерпимого в этой обстановке? Внешнюю обширность храмов? Но она необходима для множества верующих. Красоту, богатство украшений, особенности архитектуры? Но всё это находится в исключительной почти зависимости от культурного и материального состояния чад Церкви. Быть может, вам ненавистен храм, как место религиозных собраний? Но храм существовал всегда, у всех, везде. Храм служит лучшим выражением и напоминанием истины единства человечества равенства пред Богом.
Или вам ненавистно многолюдство церковных собраний? Ненавистно именно тем, что малодушные, маловерные неофиты, колеблющиеся, при виде тысячи молящихся, укрепляются в вере, в истине, в добре. Да, храм имеет огромное влияние на сближение людей и друг с другом, и с Богом, и с истиной. И дай Бог, чтобы это влияние во веки веков перевешивало собою влияние беззаконной власти тьмы. Но вы, сочувствующий этой власти, другого мнения. Вам ненавистны храмы, как лучшие укрепления борцов за истину. Вы рекомендуете одно средство борьбы – разумное убеждение, – рекомендуете с несомненной целью задушить то, что люди почитают за истину. Вам хорошо известно, сколько христиан, в настоящее время, стыдятся обнаружить свои разумные убеждения; сколько этих стыдящихся щеголяют своим индифферентизмом, наперекор совести, в угоду лжеучителям; сколько малодушных отрекаются от Христа не по убеждению, а потому, что вы, прославленный мудрец, отреклись от Него; сколько безхарактерных, легкомысленных, плотоугодников подчиняют свои «убеждения» материальным благам, авторитету моды, интересу минуты и настроения; сколько, наконец, рассеянных, ленивых, равнодушных, утучненных, самодовольных, ожесточенных и развращенных Пирронов и Пилатов Самому Христу, свидетельствующему о истине, с презрительной усмешкой отвечают: что есть истина? Что делать с ними, когда они на самые разумные убеждения возражают: «чем хуже, тем лучше»? Оставить их, бросить на произвол судьбы? Но они то в особенности и нуждаются в истине. Спасать этих погибающих, задавленных ненормальностями жизни, испорченных злодеями, развращенных духом времени, – составляет первую обязанность пастыря Церкви. Проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием (2Тим.4:2). Если же ни запрещения, ни обличения, ни увещания не действуют, повеждь Церкви. Еще не всё погибло. Пока душа в теле, она еще способна к добрым чувствованиям. Веди непокорного в храм Божий. Может быть, дух веры, витающий в храме, вид множества молящейся братия, смиренные мольбы, вдохновенные песни, святые восторги сломят его самодовольный скептицизм, пробудят от духовного сна освободят от позорнейшего ярма протестующего демонизма.
Разве это плохо? Разве это противно Евангелию, или здравому смыслу или «разумным убеждениям»? Нет, противно только вам. Только вам, двуликому янусу, апологету зла, противна всякая, самая законная преграда для распространяемого, излюбленного вами зла. Всё, что угодно, только не храмы; пусть порок, пусть безбожие, пусть капища лжи, но только не храмы, не церковь, не богослужение, не пастырская исповедь. Вы твердой рукой производите «переоценку ценностей». Вас неудержимо влечет к себе слава Герострата и Люцефера. Непротивление злу у вас выросло в разрушение добра. С кощунственной ссылкой на Евангелие, вы запрещаете ставить преграды злу, а проповедников истины лишаете места проповеди и даже права голоса. Право голоса вы великодушно предоставляете только говорящей машине, неспособной к «воздействию на внешние чувства».
С течением времени вы пойдете дальше.
Такая предупредительность к интересам зла и такое целесообразное великодушие к истине свидетельствуют об остроте вашего ума, Л.Н. Вы, очевидно, в здравом рассудке. Тем хуже. Значит, ваши вымученные софизмы диктуются не вашим сильным умом, а исключительно злой волей.
Лев Николаевич! позвольте и мне обратиться к вашей искренности.
Забудьте, что вы «великий писатель земли русской», забудьте, что у вас множество рабов почитателей, и что вам нужно обратить в рабство весь мир; оставьте мысль, что вы мудрейший из мудрецов, не исключая Господа Иисуса; не думайте, что вы обязаны сказать какое-то самое новое, самое нужное слово; вникните в свою совесть; окиньте мысленным оком всю свою писательскую деятельность. От начала до конца она превознесена до небес, засыпана розами, изъявлениями благодарности. Заслужено ли? Вы поддались очарованию этой славы. С редким упорством толпа идет за вашей изменчивой философией, благодаря неизменности вашего таланта. Сколько костюмов переменила ваша философия. И каждый костюм приходится по вкусу публике. Вы очаровываете публику своим талантом. Публика очаровывает вас своими овациями.. В чаду этих чар вы сегодня говорите да, завтра – нет, а публика восторженно соглашается с тем и другим. Она провозглашает вас мудрецом, учителем, вождем. Вы не против. Мало-помалу вы начинаете рассуждать тоном непогрешимого. Публика не возражает. Она даже довольна. Ей нужен кумир, вместо Бога, и оракул, вместо Церкви. Всё что бы вы ни сказали ей, она поглощает с жадным восхищением. Ей нужны зрелища и новизна, и вы превосходно удовлетворяете этим потребностям улицы. Вы не можете надоесть. Ваше да великолепно. Ваше нет еще великолепнее. Правда, ваши критики с необычайной легкостью разрывают ничтожную паутину ваших рассуждений и развевают по ветру труху ваших софизмов, но, благодаря таланту, вы остаетесь неуязвимы, как вода. Вы не унываете. С трудолюбием и жестокостью паука, вы начинаете ткать новую ткань, а развеянная труха, оплодотворенная вашим злым гением, встречает сочувственный прием в благодарной почве духа времени.
Вы не можете не видеть этого, Л. Н., даже несмотря на свою очарованность.
Чем же вы оправдаете, чем искупите этот грех многолетнего, постоянного, вольного и невольного обмана, самообмана и соблазна?
Будьте честным человеком, Л.Н. Спросите себя, имеете-ли вы право объявлять свои блуждания, как несомненное слово истины.
Ваше учение состоит из бесспорных евангельских истин и собственных комментариев. Комментарии эти легковесны и удоборазрушимы, как мыльные пузыри. Они лопаются от одного взаимного прикосновения и от одного столкновения с пылинкой разума, которому вы рекомендуете нам довериться. Мы доверяемся, Л.Н. Доверьтесь и вы. Доверьтесь и трижды прокляните то перо, которое написало столько вредной, безумной, самоуничтожающей лжи. И если правая рука твоя соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб 1 из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну (Мф.5:30). Ей аминь.
Священник Μ. Платонов
Смирягин А., свящ. Из пастырской хроники сельского священника230 // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 892–900
Прежде я всей душою рвался в университет и был уверен, что при своих способностях и познаниях пробьюсь туда, несмотря на чересчур строгий для семинаристов гимназический экзамен на зрелость, но после этого события сама собой и всё чаще и чаще стала являться мысль: не даст-ли мне священство больше всего счастья, не только в будущей, но и в настоящей жизни? Я думал тогда, что иереи, по долгу службы живущие почти всегда в атмосфере религиозных настроений и священных песнопений, часто испытывают пережитое мною блаженство; но, к сожалению, ошибся. Правда, когда я служил литургии, особенно в начале моего священства, то во время пресуществления Даров испытывал и теперь изредка испытываю нечто подобное – тихую радость, нежную теплоту, проникающую всё моё существо, но всё это лишь слабая тень пережитого мною блаженства. Как я заметил, эти минуты духовного восторга бывают у меня лишь тогда, когда я приступаю к совершению литургии со спокойной, бодрой душой, не взволнованной семейными, хозяйственными и приходскими неприятностями. И чем свободнее душа от этих неприятностей, тем сильнее бывает испытываемая мною духовная радость, при душевном спокойствии она является и тогда, когда я служу литургию, не успевший прочитать всех положенных правил. Я уверен, что и другие священники нередко переживают такое же состояние и что эти минуты душевного просветления и высокой радости дают нам силы нести наши иерейские кресты; по моему мнению, светлое радостное состояние, испытываемое во время литургии священниками, выше и сильнее всех земных радостей, не исключая и чистых семейных. «Иго мое благо и бремя мое легко», говорил И. Христос. Думаю, что, когда люди глубже поймут Евангелие, то убедятся, что иго Христово не только легче и лучше других бремен, но что оно дает всем желающим и умеющим нести его величайшее счастье не только на небе, но и здесь на земле.
Из наук, проходимых в семинарии, я особенно полюбил физику (и соединенную с ней механику); они возбудили во мне страстную жажду опытных знаний. Я мечтал обстоятельно изучить их в университете и затем посвятить всю жизнь занятию ими. Почти всё свободное время стал употреблять на теоретическое и практическое изучение наук; физику штудировал по Полкотыцкому и Гано; механику по нарочито купленному мною учебнику С. Буржеева; практиковался же в первой науке – наблюдениями разных физических явлений, а во второй – внимательным рассматриванием всех доступных мне машин; завел книжку (жаль, что пропала), в которой отмечал не объяснимые моими физиками явления и свои проекты будущих работ по физике и механике; мечтал открыть новые физические законы или, по крайней мере, лучше уяснить уже открытые и усовершенствовать некоторые физические приборы и машины. Мне казалось, например, что соединением электромагнитной машины Пажа и индуктивной машины Клерка можно решить вопрос о perpetuam mobile; я мечтал о практическом применении эффектов, производимых бочкой Паскаля, об устройстве приборов, которые делали бы почти недоступным для человеческого уха шум городских улиц и железнодорожных поездов; проектировал устройство дешевых и весьма прочных речных плотин, которые автоматически открываясь при чрезвычайном напоре воды, устраняли бы порчу их при половодьях; придумывая для облегчения лошадей новые запряжки и повозки, работал над усовершенствованием крестьянской сохи и т. п. Иной подумает, что мои мечты perpetuum mobile указывали на ненормальное состояние моих умственных способностей, а я убежден, что perpetuum mobile, разумеется не абсолютное, а в смысле устройства машины, которая, раз будучи пущена в ход, станет, пользуясь силами природы, работать до тех пор, пока не износятся машинные части, – вполне возможно. В Америке давно уже изобретены вечные часы, заводящиеся вследствие изменений температуры воздуха и земли; а недавно писали в газетах, что в Калифорнии, на ферме Позадена устроена машина, прекрасно действующая с помощью солнечных лучей. Вследствие известного расположения зеркал, собирающих и отражающих солнечные лучи, вода в этой машине закипает и, превращаясь в пар, приводит в движение другую машину, накачивающую в минуту 520 ведер воды! Стоит ату воду, поднятую на известную высоту, употребить, как движущую силу, и получится perpetuum mobile. Вообще я верил и верю в великую силу человеческого разума в отведенной ему Богом области.
Еще во втором классе семинарии я – 16-летний юноша – был глубоко возмущен, когда узнал из геометрии, что она считает невозможным найти квадратуру круга и разделить угол на три равные части и в свободное время стал решать эти задачи. Если я до сих пор не решил их, то, думаю, вследствие недостатка у меня математических знаний, хотя должен сказать, что, отыскивая квадратуру круга, я, при помощи элементарной геометрии, нашел квадратуру некоторых геометрических фигур, ограниченных кривыми разных радиусов и прямыми линиями. Желая расширить свои математические познания, взял было из семинарской библиотеки аналитическую геометрию, но не мог одолеть её своими силами. Много времени шло у меня на эти занятия, на чтение классических произведений русских и иностранных писателей, на чтение книг по естественной истории, гигиене, медицине, физиологии, политической экономии, на репетирование других учеников и т. п., все-таки, благодаря хорошим способностям, я успевал и в семинарских науках, так что окончил курс четвертым студентом.
В числе главнейших семинарских предметов считается изучение Св. Писания. Воспитанники должны знать не только содержание каждой священной книги, а также кто, когда, где и по какому поводу написал её, но их иногда заставляют великие «ревнители» учености изучать каждый стих, каждую строчку анализировать, мало почти каждое слово. Труд тяжелый, не полезный, так как человеческая память не может удержать бездны микроскопических подробностей и они обыкновенно недели через две после экзамена совершенно испаряются из головы; обиднее всего то, что и нужды нет в заучивании этих подробностей; когда нужно, всякий может найти их в печатных руководствах по изъяснению Св. Писания. А между тем, сколько юношей погибло из-за них! Помню, при мне Священное Писание в средних классах семинарии преподавал Н.И. Т-кий (теперь уже на том свете). В то время это был красивый молодой человек, высокого роста: франт, всегда являлся на уроки в изящном фраке и блестящем цилиндре, свой предмет знал в совершенстве, но, к несчастью, хотел, чтобы и мы были такими же, как и он, специалистами. С увлечением объяснял он нам, как изучаемый стих или слово читается у LXX толковников, как в Вульгате, как в еврейской библии в древнейших списках её. А, нужно заметить, что не только древнейших списков ветхозаветных священных книг, но и латинской «Вульгаты» мы в глаза не видали, что большинство из нас не знало и еврейской азбуки; в моё время еврейский язык изучали не все, а кто хочет, и изучали поверхностно; даже в духовной академии хорошо усваивают язык только те студенты, которые специально занимаются им. И вот, бывало, сыплет преподаватель, как из решета, непонятные для нас древнееврейские слова, а мы усердно записываем их по бокам и сверху объясняемых строк и потом, как попугаи, заучиваем их наизусть. Если бы сторонний человек послушал наши ответы по Св. Писанию, то подумал бы, что мы удивительные языковеды. И никто из начальства, ни сам преподаватель (человек весьма не глупый) не задались вопросом: для чего нужно семинаристам изучать всю эту «абракадабру»? Приблизительно в таком же роде шло преподавание и других предметов. Преподаватели, как будто, конкурировали между собою; кто больше вобьет в головы воспитанников никому ненужных подробностей. Поверите-ли, преподаватель литургики требовал напр., чтобы семинаристы заучивали на память порядок всех служб церковных и наиболее выразительные псалмы и церковные молитвы, хотя церковные правила строго требуют, чтобы священники, при совершении богослужения, во избежание остановок и ошибок, всегда имели пред глазами книгу и читали-бы по ней даже то, что знают наизусть; он требовал, чтобы мы запоминали все бесчисленные подробности громадного церковного устава; хотя эта книга есть в каждой церкви и по ней всегда можно навести нужные справки. Далее, почти каждый преподаватель, касаясь какого-нибудь пункта своей программы, обыкновенно начинал, как говорят, с Адама, не справляясь с тем, известно-ли это воспитанникам, или нет. Так, напр., подробнейшие биографии Св. Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста и некоторых других знаменитых отцов Церкви я слышал и на уроках Церковной Истории, и на уроках Гомилетики, и на уроках Литургики, и на уроках Догматического Богословия, и на уроках Свящ. Писания. За то, как удобно было выезжать на этих биографиях во время экзаменов. Достался, напр., билет об экзегетических или литургических трудах того или другого отца Церкви; чувствуешь, что дело плохо и сейчас за биографию; ведь для того, чтобы хорошо уяснить ту или другую деятельность человека, необходимо прежде ознакомиться с ним самим, с обстоятельствами его жизни. Видят экзаменаторы, как режет ученик; а ждать, пока он дойдет, напр., до литургических трудов Св. Отца, долго и говорят: довольно. Положим, они могли-бы прямо спросить об этих трудах, но с одной стороны как то неловко перебивать ответ взрослого человека, а с другой и преподаватель предмета может обидеться.
По моему мнению, без всякого ущерба для дела, можно бы несколько сократить время обучения в духовных семинариях, освободив воспитанников от долбленья всякой абракадабры и переливанья из пустого в порожнее…
Сделавшись священником я просил у преосвященного Антония (Вадковского), бывшего ректора академии, советов и указаний для своей пастырской деятельности; в своём любезном письме, досточтимый архипастырь дал мне совет ежедневно и внимательно читать св. Писание; я старался выполнить этот прекрасный совет, при чем мне приходилось много бороться с остатками моего прежнего школьно-холодного отношения к библии, отношения навеянного недостатком семинарского изучения св. Писания.
В моё время наибольшими симпатиями семинаристов пользовались наставники не за прекрасное знание своего предмета и даже не за умелое преподавание, а за мягкие, искренние, сердечные отношения к нам; таким мы охотно извиняли обычные, человеческие слабости; за то очень не любили пунктуальных, бессердечных ригористов, обременявших нас ненужными мелочами и старавшихся «подловить» ученика. Поверите-ли; были и теперь есть преподаватели, которые ставят единицы ученикам чуть не со сладострастным наслаждением; посмотрите, как они сияют, когда удастся им напасть на ученика, не знающего урок; у них вырабатывается целая система уловления, главным правилом которой считается спрашивать накануне спрошенных учеников и потому, вероятно, не готовивших урок. У нас, как и в других учебных заведениях, в большом ходу были при ответах всевозможные надувательства наставников: если же кому удавалось ловко провести и одурачить того или иного любителя ставить единицы, – все ученики были в восторге, а счастливец становился героем дня.
Впрочем, к ученическим хитростям мы прибегали лишь в экстренных случаях; нужно сказать, что в моё время семинаристы занимались весьма усердно; особенно много работали те, кто готовился в университет, а за ними волей-неволей должны были тянуться и другие. Впрочем, кто из прежних семинаристов не мечтал об университете? Лишь после 1879 года мечты эти для громадного большинства сделались неосуществимыми.
В общем и духовное училище, и семинария оставили во мне больше хороших, чем дурных воспоминаний; особенно благодарен я средней духовной школе за умение приучать своих воспитанников к серьезному, упорному труду. Сына своего я непременно отдал-бы в духовное училище и семинарию, если бы из неё, как и прежде, был предоставлен желающим свободный выход в университеты и институты. Опасаясь предрешать будущую деятельность ребенка, я определил его в гимназию, откуда воспитанникам открыта дорога во все высшие учебные заведения. По этим же соображениям отдают своих сыновей в гимназии и реальные училища все духовные лица, имеющие какую-либо возможность содержать их там.
Желая, по окончании курса в семинарии, поступить в университет, я стал готовиться к экзамену на аттестат зрелости. Так как необходимых для этого книг у меня не было (ведь нужна целая библиотека!), то я поступил учителем в Рославльское духовное училище, но пробыл там всего два месяца, так как убедился, что для успешного обучения детей, необходимо самому готовиться к каждому уроку и готовиться так, что для моих занятий гимназическими науками не оставалось времени.
Из Рославля поехал я в феврале 1883 года к своему товарищу К., который тоже хотел сдавать экзамен на зрелость. Директор Смоленской гимназии сказал нам, что экзамен будет в половине июня: вдруг в конце апреля получаем уведомление, что в виду коронации Императора Александра III все занятия в гимназии должны окончиться к 15 мая и потому мы немедленно должны явиться на экзамен. Чувствуя себя еще неготовыми, мы не поехали. Так как мне предстояло осенью 1883 года отбывать воинскую повинность, а я боялся, что казарменная жизнь навсегда убьет во мне жажду знаний, то я продолжал готовиться в надежде поступить после летних каникул в какое-либо высшее учебное заведение. Летом повстречался со студентом петербургской духовной академии Н.Μ. Соколовым и он уговорил меня держать экзамен в академию. Так как отец не мог содержать меня в Петербурге, то я обратился к своему бездетному дяде Μ.Μ. Смирягину с просьбою дать мне взаймы, смотря по надобности (не сразу, а в течение двух лет) от 300 до 500 руб.; он, спасибо, обещал и я смело поехал в Петербург. Так как желающих поступить в духовную академию было гораздо больше, чем вакансий на первом курсе, то я думал одновременно держать экзамен в филологический и в технологический институты, но и там оказался громадный наплыв ищущих высшего образования и, кроме того, приходилось некоторые экзамены в один и тот же день сдавать в академии и в институтах, отстоящих от неё в 5–7 верстах. В виду этого я решил держать экзамен только в духовную академию (при удаче там меня сразу же ожидало полное казенное содержание) и, слава Богу, был принят в число казеннокоштных студентов.
Академия оставила во мне прекрасные воспоминания не столько лекциями профессоров, сколько гуманным обращением с нами начальства и полной свободой заниматься самообразованием. На лекции я ходил редко, но весь погрузился в интересовавшие меня книги и занятия. В то время, когда товарищи усердно работали над семестровыми сочинениями или корпели над лекциями, я штудировал свои книжки или мастерил какую-нибудь модель. По моему мнению, решительно все тяжелые механические работы, над которыми теперь надрываются люди, можно с большой выгодой исполнять соответствующими машинами.
Увидел я, как потеют академические служителя над чисткой наших сапог и дня через два представил товарищам модель прибора для чистки сапог. Бывало, товарищи много шутили над моею страстью к изобретениям. В 1885 или 1886 году в газетах заговорили было о введении телесных наказаний в школах и один из товарищей г. З. (большой шутник) в торжественно-напыщенной речи предложил мне изобрести машинку для порки сразу четырех учеников и обещал сам представить её в министерство народного просвещения. Дней через 5 модель сей педагогической машины была готова: долго смеялись над ней товарищи, но ни в какое министерство не представили.
Зная, какие массы безбилетных пассажиров ездят по нашим железным дорогам, я придумал контрольные ящички, которые сделали бы безбилетные поездки почти невозможными и предложил Управлению Николаевской жел. дороги ввести у себя такие ящики. Ревизор движения г. В. и начальник эксплуатации г. А. пригласили меня к себе для детальных объяснений. Выслушав их, они признали мое предложение удовлетворяющим своей цели и просили разработать его в связи с указаниями на недостатки теперешней билетной системы, сделанными Высочайше утвержденной под председательством графа Баранова комиссией для исследования железнодорожного дела в России. Чтобы удовлетворить требованиям этой комиссии, пришлось совершенно изменить существующую билетную систему, что значительно усложнило мой проект. По рассмотрении его г. А. хотел уже заказать в своих мастерских сотни две контрольных ящиков и снабдить ими несколько вагонов, но я хотел еще улучшить их и попросил подождать заказом. Но, к сожалению, заболел в это время тифом долго пролежал в больнице, затем для полного выздоровления врачи послали на родину и проект мой заглох, кажется, вследствие вводимой им ломки в некоторые установившиеся на жел. дорогах «порядки». Не имея возможности лично «хлопотать» за него, я послал его по почте в Импер. Техническое Общество на рассмотрение, но там, кажется, не сочли нужным серьезно заниматься такими пустяками. Послал его в Министерство П. С., а оттуда мне ответили, что не приступят и к чтению моего проекта до тех пор, пока я не представлю им (по числу листов) 12 марок. Я плюнул и перестал думать о нём.
В 1886 году я представил петербургскому обществу конно-железных дорог проект спасательной сетки, которая не допускала бы людей попадать под колеса вагонов: опять пригласили меня «для детальных объяснений» и выразили сомнение в практичности моего предложения, а через некоторое время читаю в газетах, что на американских конках подобные спасательные сетки в большом употреблении.
Множество ценных улучшений можно сделать в каждом крупном хозяйстве, а особенно на наших жел. дорогах. Например, чтобы уменьшить шум и грохот поездов и устранить быстрое изнашивание рельсов на стыках, следовало бы соединять их не так, как теперь, а в замок, чтобы каждое колесо вагона, проходя по концу данного рельса, вместе с тем вступало на конец следующего рельса. Об этом я беседовал с некоторыми специалистами и они находили эту мысль весьма практичной.
В тоже время, желая для выработки собственных убеждений знать всё, чем живут и волнуются так называемые передовые люди, я старался знакомиться с представителями разных направлений и кружков (не исключая и недозволенных), некоторое время и сам увлекался их горячими, воодушевленными речами, но, строго обдумавши всё наедине, убедился в их несостоятельности. Несмотря на такую небрежность в занятиях, я, благодаря Бога, успешно учился и в академии.
Свящ. А. Смирягин
(Продолжение следует).
Радионцев В., мисс. свящ. Новая попытка к примирению окружников с противоокружниками // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 901–904
В Стародубском уезде раскольники-окружники всеми мерами стараются о примирении с противоокружниками. С этою целью у них был свой «собор», 12 июня настоящего года. Предварительно были разосланы по всем раскольническим посадам Стародубья пригласительные письма приехать на собрание. Приглашались и окружники, противоокружники и беглопоповцы.
В означенный день приглашенные собрались в посаде Лужках, в доме противоокружнического лжепопа Михаила Бондарева. На этом собрании было пять лжепопов, из которых трое окружнической партии, много уставщиков и передовых мирян, уполномоченных представителями разных раскольнических обществ. Приготовлено было много старопечатных и нового произведения книг; беседовали целую ночь. Противоокружники одержали победу над окружниками. Из прочитанных старопечатных книг противоокружники сделали такой вывод: «если веровать так, как учит окружное послание, начиная со второй статьи, то нужно идти прямо в Великороссийскую Церковь; другого выхода нет». Окружники говорили, что окружное послание есть только книжка, составленная известным частным лицом, а потому и может быть оставлена в забвении. На это противоокружники заметили, что окружное послание, хотя составлено и частным лицом, но издано от Соборныя Церкви под заглавием: «Окружное послание единыя святыя соборныя и апостольския церкви». Один из беглопоповцев, Тимофей Фомичев, сказал собранию: «Из рассуждений на собрании для меня стало ясным следующее: 1., имя Иисус находится в старых книгах дониконовского издания; 2., четырехконечный Крест называется по Писанию животворящим Крестом; 3., Символ веры напечатан без прилога «истинного» во многих местах старых книг; 4., все называемые нами «никонианские новшества» видел и патриарх Иосиф, – как свидетельствует Окружное послание в 3-й статье, но ни он и никто из прежних бывших наших патриархов эти новшества не называл новшествами, а тем паче ересями, а потому не будет-ли греха и нам говорить то, чего не сказали наши дониконовские патриархи? «Фомичеву заметили, что так понимать и говорить нельзя: это будет понятие «никонианское». Фомичев замолчал. Окружники склонились на сторону противоокружников и постановили:
1. Великороссийская Церковь – хулительница Самого Божества.
2. Троеперстное сложение и поливательное крещение отвергнуть, как еретические. 3) Крест четырехконечный должен иметь своё место (на священническом облачении, церковной утвари и при совершении церковных таинств), а не на своём месте (на церквах, за престолом и для поклонения и лобызания) он не равносилен осьмиконечному кресту. 4) Опресноки признать скверными и пятую статью окружного послания признать ничтожной. 5) Просфору за Государя Императора можно и не приносить на основании того, что в Толковом Апостоле не помещено слово «благодарения» (1Тим.2:2). Один старообрядец заметил: «как-же это так, в старых наших книгах есть такие ошибки, что в Толковом Апостоле опущено слово «благодарения», а в Сущем Апостоле оно находится?» Ему заметили: «Об этом не нам разбирать, сказано, что пятую просфору за Государя не следует приносить, и всё тут». Вот какое было постановление раскольнического собрания в посаде Лужках. Противоокружнические хульные мнения о православной Церкви оказались удобоприемлемыми для окружников и они согласились чрез принятие этих мнений войти в общение с противоокружниками.
В последнее время по всей России раскольники окружники своими хулами на православную Церковь и её пастырей превосходят раскол аввакумовского времени и нынешних противоокружников и других сект. Еще никто не осмелился из противоокружников обозвать Греко-Российскую Церковь «Вавилонскою блудницею», а окружники в главе со своими лжеепископами, ничто же сумняся, печатают в своих книжках и распространяют такую хулу по всей России в полном изобилии.
После собрания, на другой же день депутация окружников отправилась к противоокружническому лжеепископу Михаилу, живущему в ските на хуторе Дроздов, в десяти верстах от посада Лужков, преклонили пред ним свои колена, подали ему и краткоизложенное извещение постановления собрания. «Точная копия этого «извещения помещается ниже. Лжеепископ Михаил не пожелал принять в то время в свою секту окружников, опасаясь их неискренности и обмана, как-бы они снова не пристали к учению Окружного послания. Он только взял «извещение» и обещал принять их в своё общество тогда, когда позволит ему собор, имеющий быть в скором времени в Бессарабии. Окружники в ожидании желаемого воротились обратно. После этого лжеепископ Михаил скоро отправился в Одессу, для совета с противоокружническим епископом Кириллом Палитовым.
Таким образом среди раскола Стародубья идут междоусобные распри и путаница в вопросах о примирении окружников с противоокружниками. Добросовестные старообрядцы, видя неосновательность раскола и ложное его учение, оставляют раскол и переходят в Христову Церковь. В сем 1903 году из раскола обратилось в Христову Церковь около ста душ.
Сообщаем копию с постановлений собраний с сохранением орфографии подлинника.
Его Преосвященству Господину Епископу Михаиле Новозыбковскому.
Мещан посада Воронка, временно жителей Никиты Семенова, и Елионского уставщика Евфимия Андреева Карнышева Извещение.
Ваше Преосвященство! мы нашли нужным и даже необходимым Вам известить о том, что по нашей личной просьбе священников посада Лужков Михаила и посада Воронка Михаила, а по Божиею промыслу, вышеозначенные священники соблоговолили нам в этом ниотказать, назначено было ими на 12 число Июня сего года 1903-го в посаде Лужках в собственном доме отца Михаила собеседование о взаимном между нами разделении, нами с Божиею помощью началось, а Божием промыслом и повелением совершилось.
По сказанию ищите и обрящете: толцыте и отверзется вам. Желания нашего Бог ниоставил своей милости нам даровать натакое благое дело послал нам по его собственной Божественной воли без препятственно с ехаться с 5-ти посадов ни малое число народа, как то Лужков, Воронка, Елионки, Илынки и Климова, в числе коих и пять священников. В 12-ть часов дня сказанного числа мы все сошлись в дом отца Михаила, и с помощию Божиею и благословением всех 5-ти священников, и с согласия всего стекшегося ни малое число народа и помолившись 3 поклона и в севшихся всех всяк на своём месте где были и приготовлены книги Евангели, Апостол, Кормчая, и прочих разных многочисленно коих неудобно всех поименовать, и началось поряду собеседование. А в чём суть дело всё скажется ниже по статиям.
1-е). Собеседование шло тихо ни мятежно и мирно и в кротости духа. 2-е). На собеседовании присутствовали пять священников, то есть три окружницких: отец Иоан Климовский отец Димитрий Елионский, и отец Никон Лужковский, и два противоокружницких, отец Михаил Лужковский и отец Михаил Воронковский. 3-е). Собеседование шло окружников с неокружниками. 4-е). Собеседование шло о разделении церкви окружников с неокружниками, и разбирались статии окружного послания. 5-е). Собеседники были назначены с благословения священников троя, со стороны окружников двое, первый Евфимий Андреевич Карнышев уставщик посада Елионки, и его помощник Воронковский Никита Семенов Сырников. А со стороны противоокружников уставщик посада Климова Федор Матфеич Гридин. 6-е). По разборе каждой статьи окружного послания производили в заключение из совета и согласия обеих сторон священников всех и всех собеседников. 7-е). Решение и заключение всех статей окружного послания, которые разбирались, а заключение о каждой будет сказано ниже по ряду. А). Вторую статию признали обои стороны никонианскую хулу на имя Исус касается хулы самого Божества. Б). В 3-й статии признали обои стороны имя Иисус, поливательное крещение и троеперстное сложение как нововводное еретическое отвергаем. В). В 4-й статии признали обои стороны о кресте мудрствовать по преданию Церкви и нисчитать ни окружников крестохульниками. Г). Пятую статию признали опресноки скверными, а также статию ошибочною. Д). О шестой статии по толковому Апостолу можно и не приносить просвиру, а по другому Апостолу нужно приносить, за Богом поставленного Царя, по этому неокружники от сего времени не погрешают, и не уподобляются галилеям. Также непогрешают и окружники о приношении. Е). 8-ю статию признали ни в полном заключении.
Мисс. свящ. Василий Радионцев
Из миссионерской полемики
Боголюбов Д. Беседа с молоканами о каждении фимиама и возжигании свечей пред иконами // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 906–910
I
Неоднократно происходили у нас оживленные беседы с молоканами. Сектанты крепко держались своих убеждений. Ими руководил «наставник» Панкрат Селиверстов, – мужик богатый и уважаемый на селе. Он был хорошо начитан в Библии. Знал слабости своего «упования» и на миссионерских беседах всегда старался говорить «о вторых вещах». Он понимал, что эти «вещи» православным труднее удержать по Библии и потому о них он распространялся с особою любовью.
И на этот раз, когда мы сошлись на беседу, Панкрат Селиверстов остался верным себе. Он потребовал, чтобы наша речь шла «за ладан и свечи». – Я пробовал отклонить беседу от этих «вторых» предметов, Панкрат Селиверстов пришел в сильнейшее возбуждение и грозился «уйти ко дворам»…
Мы уступили. Я сказал:
– Еще наши предки – язычники, побывав в Царь-Граде за православным богослужением, говорили князю Владимиру: «не знаем, где мы были: на небе, или на земле». Так понравилась их красота православного богослужения! Эту красоту производили, между прочим, свечи и ладан, которые всегда употреблялись на православном богослужении. –
Теперь народились странные потомки древних славян – сектанты. Им не нравится то, что было мило их отцам. Пусть же они скажут нам, где в Слове Божием запрещается христианам употреблять при богослужении свечи и ладан?
Панкрат Селиверстов в ответ твердым голосом зачитал 9 гл. к евреям. Потом перешел к 1Пет.2:1–5; прочитал 4 гл. Ев. Иоанна и остановился на послании к Рим.12:1.
– Вот, – заключил он свои слова, – Апостолы учат нас приносить Богу «духовные жертвы», а не свечи и ладан. Потому они не угодны Богу…
Я ответил:
– В 9 гл. к Евреям нет ни слова про свечи и ладан. Там Апостол лишь учит, что древнее богослужение у христиан должно быть «исправлено» (Евр.9:10). Но в исправленном-то новозаветном богослужении можно кадить ладаном и зажигать свечи? На этот вопрос в 9 гл. к Евреям разрешения нет. Стало быть, Панкрат Селиверстов не для ответа на мой вопрос прочел её. Эта глава к нашей беседе прямо не относится.
Не возбраняет приношения ладана и возжигания свечей Ап. Петр. Он говорит христианам: «сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу, Иисусом Христом» (1Пет.2:5).
Так: по учению. Апостола, христиане не должны скорбеть о древних жертвах козлов и тельцов. Эти жертвы Христос заменил кровию Своею (Евр.10:9). Христиане теперь должны приносить Богу «духовные жертвы» – свою пламенную веру и добрые евангельские дела. Это-так.
Но православная Церковь именно учит, что ладан и свечи при богослужении служат показателями наших духовных жертв пред Богом. Свечами и ладаном, так. обр., не устраняются наши духовные жертвы Господу. Ими эти жертвы лишь выразительнее представляются.
Остановимся дальше на 4 гл. Ев. Иоанна. Из этой всей главы возьмем самый подходящий к нашему разговору стих: «Бог есть Дух: и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин.4:24). – Спрошу я вас, друзья: каким образом эти слова Христовы устраняют свечи и ладан?…
Богу-Духу, действительно, нужно служение духовное. Духом мы обязаны приносить Ему любовь, радость, милосердие, веру, кротость, воздержание (Гал.5:22, 23). А телами своими что мы принесем Богу? Не чистоту-ли плотскую (Ср. 1Кор.6:20), – преклонение колен и сердец наших пред милосердным Отцом людей?…
Вот знаком и выражением духовно-телесной жертвы нашей Богу служат свечи, ладан. Эти знаки любви нашей и веры в Бога видят плотские глаза наши, – и христиане радуются о них радостью Божией…
Рассмотрим, наконец, Рим.12:1: «умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего».
О чём говорит Апостол в приведенных словах?
Он умоляет христиан быть чистыми в этом мире; приказывает им «разумно», со смыслом служить Господу. Но разве чрез употребление за богослужениями свечей и ладана христиане перестают «разумно» служить Богу? Разве они тем самым не исповедуют очевидно для всех, что Господь хочет от нас веры пламенной, как свеча, и возношения сердечных помыслов наших к престолу Божию, подобно возношению дыма кадильного?…
Истинно нужно сказать, что Панкрат Селиверстов согрешил, сославшись в свою пользу на Рим.1:12. –
И вообще, сектанты заблуждаются, восставая против наружных обрядов и действий в богослужении. Сам Христос молился на коленях (Мк.14:35). Ап. Павел велит при молитве воздевать чистые руки (1Тим.2:8). Он же заповедует христианам воспевать духовные песни (Кол.3:16). Никаким образом поэтому рассмотренные нами библейские тексты не могут запрещать верующим употребления при богослужении свечей и ладана. На каком же основании сектанты восстают против приношения их Богу?
II
Панкрат Селиверстов прочел из Ев. Ин.2:19 и «уперся» на нём. Он сказал:
– Христос велел разрушить храм рукотворенный, а, значит, все видимые обряды…
Я ответил:
– Ты говоришь точь-в-точь, как лжесвидетели Христовы, по сказанию Ев. Марка: «некоторые, вставши, лжесвидетельствовали против Христа… мы слышали, как Он говорил: Я разрушу храм сей рукотворенный и чрез три дня воздвигну другой нерукотворенный» (Ин.14:57, 58).
И так, кто утверждает, что Христос велел разрушить рукотворенный храм и все его святыни, – тот «лжесвидетельствует». Христос не разрушил, а лишь «исправил» (Евр.9:10) видимый храм. Поэтому, братцы, покажите, где же Господь запретил приносить свечи и ладан?
Панкрат Селиверстов опять взялся за 9 гл. посл. к Евреям. Стиха 10 он даже не прочитал. Из его «возражения» ничего не вышло. Он остановился в отупении. Потом, сообразив, заметил:
– Из стиха Евр.9:11 вытекает, что всё видимое в христианстве должно исчезнуть…
Я ответил:
– Из 11 ст. 9 гл. Евр. вытекает лишь то, что для оправдания нашего пред Богом от прародительского греха древняя скиния была бессильна. Потому Христос пришел в мир с новой скинией – с телом Своим, которое он рассеял за грехи наши на кресте. Однако искупленные Его Кровию христиане, служа Богу, могут-ли приносить свечи и ладан? Об этом в 9 гл. Евр. ничего не говорится.
Панкрат Селиверстов, дошел до края. Он не знал, что ему говорить в свою пользу. Он упавшим голосом спросил меня:
– Где же Бог заповедал приносить Ему свечи и ладан?
Я ответил:
– Об этом говорится во многих местах Свящ. Писания. Прочитай Исх.30:6–7 и Лев.24:1–4 ст. «Благовонное курение», как знак молитвенного настроения людей, по словам Господа Бога, было всегда приятно Ему. Поэтому Он заповедал Моисею: «на подсвечнике чистом ставь светильник… всегда» (Лев.24:4).
Панкрат Селиверстов и молокане зашумели:
– Всё то было в ветхом завете. Теперь курение и подсвечники Господь отменил!…
Я спокойно заметил:
– Где же об этой отмене написано?
– Читай 9 гл. к Евреям! – с прежним возбуждением шумели молокане.
– Я сказал:
– Эту главу всю мы уже читали. Там одного слова нет про наши свечи и ладан. Где же яснее запрещает Бог их приношение?
Молокане встречно кричали:
– А ты покажи, где в новом завете говорятся про свечи и ладан?
Я раскрыл Откровение и прочитал:
«И пришел иный Ангел и стал пред жертвенником, держа золотую кадильницу; и дано было ему множество фимиама»… (Откр.8:3).
– Ого-го! шумели молокане, Зацепился!… Откровение – не закон для нас, а видение. Из него мы знаем только, что делается на небе…
Я возразил:
– Успокойтесь, друзья, остепенитесь и послушайте, что говорит Бог: «если бывает у вас пророк Господень, то Я открываюсь ему в видении, во сне говорю с ним» (Чис.12:6). Смотрите: даже снам пророческим необходимо верить, – не то что видениям в особо благодатном состоянии!… Святым мужам Бог не открывает того, что противно воле Его, – не показывает небесного служения Себе в ложном виде. Потому-то у Апостолов сказано: «о горнем помышляйте, а не о земном» (Кол.3:2). Вот мы и помышляем о небесном служении, принося за своими молитвенными собраниями фимиам…
Молокане молчали. Потом, очнувшись, спросили:
– А свечи откуда вы заимствовали?
– О свечах также написано в новозаветном Откровении. Ап. Иоанну Господь являлся «посреди семи светильников»… (Откр.1:13). Значит, богослужебные светильники Богу непротивны.
– Да ведь по Откровению они имеют духовный смысл? – сказал Панкрат Селиверстов.
Я ответил:
– У православных свечи и ладан имеют тоже таинственный, духовный смысл. Они служат знаками нашей веры и любви к Богу. Жертвой же в собственном смысле является, по нашему учению, Христос-Господь (Евр.9:28).
Панкрат Селиверстов не сдавался. Он кричал:
– Православные не всё изображают, что показано в Откровении. Только за ладан и свечи вы ухватились!…
Я ответил:
– Разбогатеем, – всё изобразим за своими богослужениями, что показано и что к нам подходит из Откровения. – Вот плохо вам сектантам; вы к тому даже не стремитесь!…
* * *
Беседа кончилась. Молокане без шума стали уходить от нас. Православным я еще повторял содержание бывшей беседы. Я напомнил им в конце своей речи, что Бог требует от нас не свечей только и ладана, но духа сокрушенного и благочестивого (Пс.50:19). Потому, принося Богу курение фимиама и свечи, с тем вместе мы должны пламенеть пред ним своей непорочной верой и добрыми евангельскими делами…
Д. Боголюбов
Картушин К. Подлог в раскольничьей полемике // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 910–912
В беседах со старообрядцами о возможности единения в вере и общения в таинствах, при различии в обрядах, я обычно указываю на события, имевшие место в Русской Церкви в 20-х годах 17 века: разумею – 1-е, печатание великого катехизиса в Москве, и бесед А. Златоуста на послания ап. Павла в Киеве и 2-е, приезд в Россию Иерусалимского патриарха Феофана и рукоположение им патриарха Филарета в Москве и митрополита Иова в Киеве. Сопоставляя эти события я делаю вывод: Иерусалим, Киев и Москва, священные для православно-русского человека, находились в полном единении веры, общении в таинствах и братской взаимопомощи в нуждах духовных и телесных, не смотря на церковно-обрядовые разности, усматриваемые из книг Московских и Киевских, и из церковной практики греческой Церкви того времени. Разности эти касались и тех предметов, из-за которых предки старообрядцев отделились от православной Церкви, (например, в «Катехизисе» Московском имя Спасителя – , а в «беседах» Киевских – Иисус). Указанные события настолько общеизвестны и вывод из них настолько прост и естественен, что защитникам раскола нельзя ослабить силу его, как доказательства незаконности отделения их предков от вселенской Церкви из за предметов не вредивших единству веры при патриархах Феофане и Филарете. И вот после долгих скитаний на распутьях текущей литературы расколовожди решились учинить отвод одного из приводимых мной в данном случае свидетелей, именно – Захарию Копистенского, издателя «апостольских бесед» Златоуста.
На беседе со мной 30-го января 1903-го года защитник австрийского окружнического толка Крапчитов держал, между прочим, такую речь: «Захария Копистенский, на которого ссылается миссионер, не заслуживает вероятия, – это ополячившийся малоросс; вот что пишет о нём Киевский митрополит Петр (Могила) (читает из книги): «посмотри на Копистенского, богослова и проповедника, Перемышльского епископа, отца Крупецкого, этот, пропивши кресты, чаши, евангелия и кадильницы, а ризы, стихари и другие церковные принадлежности переделавши на летние платья прелюбодейцам, и не мало других злодеяний учинивши, туда же (к униатам) направил свои стопы». Прочитавши это Крапчитов воскликнул: «вот кто и каков свидетель, издатель бесед св. Златоуста! Он отступник, униат и святотатец». Я взял у Крапчитова книгу, из которой он читал; оказалось это – опыт исторического исследования С. Голубева – «Киевский митрополит Петр (Могила) и его сподвижники». Открываю прочитанное Крапчитовым место (стр. 336), и нахожу, что здесь разбирается одно небольшое полемическое сочинение, направленное против латино-униатов, составленное неизвестным по имени иноком в Винницком монастыре (стран. 311). В последней главе сего сочинения (8-й) и помещен укоризненный отзыв о Копистенском, прочитанный Крапчитовым. Но отзыв этот дан не о Захарии, Архимандрите Киево-Печерском, – издателе бесед св. Златоуста, память которого ублажается в предисловии к книге о вере, напечатанной при Иосифе, а о епископе Перемышльском (Михаиле?) и дан не Петром, митрополитом Киевским, а неизвестным иноком Винницким. Оказалось, раскольник учинил подлог, с целью омрачить память Захарии Копистенского, ревнителя и поборника о православии, и отвергнуть изданную им книгу бесед св. Златоуста (в 1623-м году), как недостоверную.
Как ни груб подлог, учиненный моим собеседником, я всё же усомнился, чтобы он изобрел его сам: он человек деревенский, такой же, как и я, и сам непосредственно не имеет возможности следить за текущей богословско-исторической литературой. В книге, из которой читал Крапчитов, я нашел на подклейке переплета и на свободных листах несколько (64) руководственных заметок, сделанных рукой лжеархиепископа Московского – Картушина, у которого мой собеседник долго проживал в канцелярии, и из которой недавно возвратился, снабженный пособиями для борьбы с православными; одна заметка отсылает читателя на стран. 316-ю, которой так неудачно воспользовался мой собеседник. Извращение исторических фактов, подобное вышеприведенному, считается у старообрядцев приисканием доказательств и делается это приискание в канцелярии крайнего их «святителя» для руководства в беседах с православными. Не только архиереи и книжники жидовские, но и лжеархиереи и книжники старообрядческие способны искать лжесвидетелей (Мф.26:59) и давать деньги воинам.
Калиник Картушин
Летопись периодической духовной и светской печати и новые книги по вопросам веры и миссии Церкви
С. В. В. Отклик читателя журн. «Новый Путь» // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 913–919
В сентябрьском № журнала «Нового Пути» помещена статья г. A. Крайнего «Нужны ли стихи?» Он говорит: «я утверждаю, что стихи необходимы, естественны и вечны. Я считаю естественной и необходимейшей потребностью человеческой природы – молитву».
Какое нравственное начало, подумал я, а говорят, что «Новый Путь» не благонадежен в поведении; оказывается, вполне воспитательный журнал, разделяющий взгляд педагога Фенелона: «только христианская музыка и христианская поэзия могут служить действительными средствами развития эстетического». Читаем дальше из г. Крайнего: «И каждый человек непременно молится или стремится к молитве, – всё равно, сознает он это или нет, всё равно в какую форму выливается у него молитва и у какому Богу обращена».
«К какому Богу». Здесь что то непонятно. Что же – к Ваалу, Юпитеру или иному? Тогда зачем же с большой буквы писать слово «богу?» Впрочем, мы имеем дело с таким журналом, где для читателя много нового, непонятного.
«Форма (молитвы) зависит от способности и наклонности каждого».
Попросту сказать: всяк молодец молись на свой образец.
«Поэзия вообще, стихосложение, словесная музыка в частности – одна из форм, которую принимает в человеческой душе молитва. Поэзия, как определил её Баратынский, – есть полное ощущение данной минуты».
Отсюда же г. Крайний выводит, что всякое ощущение, настроение, творчество и пр. есть – молитва. Вот мы слышим дуэт «Не искушай меня без нужды» из Баратынского; по нашему это – песня, а по Крайнему – молитва, в чём дальше он очень серьёзно и убеждает нас.
«Исчезнет молитва, порыв, – исчезнет человек. Впрочем, тут я говорю о самом дне этого пологого оврага; до дна, кажется, никто еще не докатывался».
Да, кажется, еще никто? Это уж, вероятно, предстоит выполнить «Новому Пути».
Далее на двух страницах г. Крайний молитвой называет «порыв», «мгновенное утешение», «настроение», «творчество» и т. п.; стихи у него – «молитвословия», а поэты и художники выходят богомольцами, все, как видите, «новшества».
Так, напр., если вы любуетесь художественной картиной, изображающей реку, по одному берегу которой зеленеют деревья, а по другому пасется стадо баранов, то вы не должны говорить: «как прекрасно изобразил художник природу и стадо баранов!» А должны сказать, по А. Крайнему: «как усердно молился художник пред природой и… баранами; каждому барану он кланялся отдельно и всему стаду особо!»
В дальнейшем глубоком рассуждении г. Крайний заключает, что в настоящее время истинных поэтов нет, так как нет общего бога, а вот, говорит, когда найдем этого бога, тогда и замолимся настоящими живыми стихами-молитвами. А каково будет чинопоследование этих молений, и в каковых храмах они будут совершаться, об этом читали мы в очерке г. Гринякина – (9 № Мисс. Об.).
Нынешних стихосложителей критикан делит на два лагеря – некрасовцев и коммивояжеров. Про поэтов некрасовских заветов говорит: «Времена, когда они могли бы быть нужны, – прошли, и песни их, хотя и понятны, но тоже не нужны»
Не потому, видите ли, не нужны некрасовцы, что стихи их плохи-топорны, что неясно они выражают нужду ближних, любовь к страждущим и обремененным, а потому, что время любви, жалости и всей гуманности прошло. Будь, например, поэтому, Ада Негри не итальянской, а русской поэтессой, – она не имела бы никакого успеха, а считалась бы только наемной народной плакальщицей.
Коммивояжеры – те поэты, что молятся, или – что тоже – пишут стихи по заказу, за гонорар, от которого вполне зависит выражение их чувств. Продажных поэтов-богомольцев – преимущественное количество.
«Коммивояжерские молитвы», говорит г. Крайний, «и обращены к соответственному богу, – кажется, неизменному. Он один для всех коммивояжеров, а потому они все, вероятно, друг друга понимают». Они находят себе место в «Мире Божием», «Образовании», «Русской Мысли» и пр., а один из этого легиона Макс Волошин каким-то чудом попал в «Новый Путь», за что его, как непрошенного гостя, крепко и хватил Антон Крайний…
Узнавать таких поэтов просто: «стихи их, говорит он, печатают «на затычку», не уважая стихи за стихи». В том же смысле это красивое словечко употребил в передовой статье в 1 № «Нового Пути» сам редактор, и поставил себе за правило отводить для каждого стихотворения своих поэтов по странице. Такой серой, махорочной бумаги, на какой печатается этот журнал, конечно, не жалко!
«Коммивояжерам, говорит Крайний, было бы, пожалуй, практичнее писать либретто к оперетке или составлять кафешантанные песенки, раз уж есть способность выделывать рифмованные строчки».
Сказав это, Антон Крайний, как Вересаевский Адеил, спускается вниз со звездою, чтоб осветить подобную поэзию в стихотворении «К открытию мощей Преподобного Серафима» г. Гринякина, напечатанному в 11 № «Миссионерского Обозрения». Попал в небо пальцем, нечего сказать! Как жаль, что не дан мне талант Вересаева, и не могу я воспеть его нового Адеила!
Под чертой от звезды блещет остроумие г. Крайнего: «Специальный орган «Миссионерское Обозрение» перестал довольствоваться своим скромным местом и старается показать, что ему ничто не чуждо. «Интеллигенция», «светскость», «искусство» – решительно вскружили ему голову (у всякого журнала есть голова)».
Как же, – по одной у всякого есть, а вот про «Новый Путь» одни говорят, что будто он о двух головах, а другие – утверждают, что о трех, как легендарный дракон, но ведь две и три головы легче можно сломить, чем одну.
Далее г. Крайний со смешным самомнением повторяет, издавна установившийся, наивный взгляд некоторых недалеких критиканов, что будто духовные люди, а равно и светские, вышедшие из духовных учебных заведений, не могут судить о светской печати, а светские о духовной, конечно, могут, как напр., рассуждает он:
«Новый поэт», разбиравший строго стихи «светских журналов», дал нам образец своего собственного искусства (в № 11 Мисс. Об.). Кощунство подделки усугубляется здесь полнейшим, даже каким то не очень вероятным в начале XX века, невежеством в стихосложении… Из человеческого уважения к теме – я не цитирую «стихотворения»… по качеству вроде «конфетки моей леденистой». Печальный результат «миссии среди интеллигенции!»
Подождите так печально кликушествовать, г. Крайний, – дело обстоит не так плохо. Надеюсь, вы не принадлежите к настоящей интеллигенции, – в ней таких кликуш быть не может. Разве интеллигентный человек позволит себе нанести такую обиду бессовестную и можно сказать клевету на людей, выходящих из того (духовного) сословия и школы, которые дали и дают и науке, и обществу, и государству «столько славных, благородных, сильно любящих душей, посреди пустых, холодных и напыщенных собой»…
Загляните-ка в адреса вашего «Нов. Пути» – не из бурсаков-ли, что «стеклом, по вашему, доселе утираются» – главный контингент подписчиков вашего «декадентского» «Нов. Пути»? Зачем же так браниться, – это не только неприлично, но и непорядочно…
Теперь чего, позвольте спросить, нашли вы в стихах кощунственного? Стихи написаны очень просто, в народном духе, и только в последнем трехстишии есть обращение к отступникам:
Ты же, отступник с гордыней, –
Смирись пред Саровской пустыней,
Силу Христову познай!
Но и здесь ничего нет оскорбительного: ведь вы, думаю, не «отступник с гордыней», а потому ваш бунт совершенно напрасен. Впрочем, может быть, кошечка сама знает, чье мясо съела… Если уж вы не признаете греха, то хотя бы людей постыдились приравнивать так кощунственно эти стихи к «конфетке».
У нас в духовной литературе Бальмонтов и Блоков нет а потому на технические вычурности стиха, мы, читатели, не взыскательны, – была бы тема хороша, но вам то даже и тема эта не по душе. Очень жаль вас!
Не перемешали ли вы, г. Крайний, №№ Миссионерского Обозрения? Не за объявление ли в стихах, помещенное г. Гринякиным не в 11, а в 9 № «Мисс. Об»., напали вы на него? Но ведь по этому предмету уже выступал против него ваш критик Романский, или этого мало? А вот еще одно моё недоумение, как читателя Нов. Пути: зачем – с «поэтических» страниц вашего журнала цифры исключены, как напоминающие сухую математику, ненавидимую музами? Да! Таким вниманием редакций даже Пушкин с Лермонтовым не пользовались. А впрочем, что Пушкин в сравнении с творениями напр., гениальной поэтессы-богомолки «Нового Пути» г-жи Гиппиус которая подарила же сентябр. кн. читателям 12 стихотворений. Прочитаемте хотя первое четырехстишие одного из них:
Мое одиночество – бездонное, безгранное;
Но такое душное, такое тесное;
Приползло ко мне чудовище, – ласковое, странное,
Мне в глаза глядит и что-то думает, – неизвестное…
Что это такое? Бред уральских сектантов-сионистов? Впрочем, это, может быть, и не стихи? Но тогда зачем же эти бревенчатые строчки оболванены тупыми рифмами? Несомненно это самые усовершенствованные, современные стихи XX века, писанные с маленьких букв… Доступны ли они нам, простым людям, по крайней мере, по смыслу то? – Еще просмотрим раз одну первую строку: «Мое одиночество – бездонное, безгранное». Ах, какое жалкое одиночество! Но что же делать, г-жа Гиппиус? Очень то уж не убивайтесь – потерпите! Авось, придет и для вас более счастливое время, когда ваше одиночество сделается шестигранным, или примет форму параллелепипеда со дном и даже с крышкой. Заберетесь вы в него вместе с музой и тогда уже вас никакое чудовище не достанет; вам будет хорошо, а литературе без вас еще лучше. «Новый Путь», несомненно, поручит Антону Крайнему построить над вами мраморный мавзолей с вензелем и такой, примерно, эпитафией:
Прохожий, стой! Здесь мирно спит
Наш сомолитвенник-пиит.
Он всю жизнь свою к новому богу
Прелагал вместе с нами дорогу.
И за то этой честью отмечен.
Умереть он не может, – он вечен,
Как новый бог, как новый путь.
Сей мрамор пухом ему будь!
Всякому своё дорого, г. Крайний. Вы, конечно, можете меня уверять, что я профан, и не моим носом обонять свежесть и сладость декадентской поэзии; можете утверждать, что приведенные стихи г-жи Гиппиус есть верх совершенства, самые свежие, только что сорванные, нежные лепестки благоухающих роз, что для такой поэзии гений сходит с неба только однажды в столетие, – и будь в 1803 году Пушкин в летах г-жи Гиппиус, – он бы не опустил случая – воспеть «кубическое одиночество»… Да, всё это вы можете утверждать, но мы все-таки останемся при том мнении, что стихи Блока, осмеянные в «Новом Времени» г. Бурениным, были близки по ритму и рифме к «Объявлению в стихах», иронически предложенному г. Гринякиным, а стихи Гиппиус уже превосходят и это «Объявление». Удивительно только то, как это вы замечаете в «Миссионерском Обозрении» всякую соринку, а в «Новом Пути» не видите бревна?
Вы указываете «Миссионерскому Обозрению» на XX век, напоминая, что оно забывает свои задачи, но «не лучше ли на себя оборотиться». Зачем вы хотите научить нас мерить воздух аршинами, а одиночество, грусть, радость и т. п. кубами да ведрами? Нет, давайте лучше нам побольше действительности, искренности, а, главное, любви, не декадентского себялюбия, а христианской любви, смиренной, участливой, всепрощающей. Явитесь, г. Антон Крайний, корифеем по этим качествам в «Новом Пути» и тогда мы вас послушаем. А если переменить направление мыслей для вас значит – повернуть с нового, широкого на старый тесный путь, и вы ни за что на свете на это не согласитесь; ну, тогда ничего не указывайте и «Миссионерскому Обозрению», – оно со своей дороги не свернет, у него тоже есть свой девиз, только далеко священнее вашего, это – защищать Христовых овец от волков, призывать к истинному Свету заблудших братьев. Труды его велики: приходится ему и обновлять старьевщину, и вычищать всякий хлам, к которому за последнее время, кроме идиотских стихов Уральских сионистов, хлыстов, штундистов, присоединяются еще сумасбродные, с выпуклым аллегоризмом, стихи-молитвы декадентов, задевающих христианскую нравственность. А за то ему всякий, православно верующий в Христа-Бога, читатель всегда принесет свою посильную лепту благодарности. Читаем мы и ваш «Новый Путь»; но по нему не пойдем; а если он сам неуклонно будет идти лишь той дорогой, по которой всё время идет, во главе с критиканами, то мы, прочитав его, скажем только, грустно покачав головой над очерками Антона Крайнего и присных с ним:
«Ваша критика, Крайний Антон.
Представляет один «пустозвон».
Да едва-ли и возможно найти,
Чего путного в «Новом Пути?»
С. В. В.
Александр, иеромонах. [Рец. на] Отчет о деятельности Общества рел.-нравственного просвещения в духе православной Церкви» за 1902 г., Спб. 1902 LXVI стр. // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 919–923
Недавно духовная и светская пресса сообщали о Высочайшем даре Обществу Рел.-Нравственного Просвещения в 50,000 руб., на постройку в С.-Петербурге двух каменных храмов – во имя св. Иоанна Предтечи и Воскресения Христова. Удостоенное Высочайшего всемилостивейшего дара Общ. Рел.-Нравственного Просвещения по своей ревностной всесторонней и широкой деятельности заслуживает внимания со стороны всего нашего православного духовенства и со стороны ревнующих о духовном просвещении народа благочестивых мирян. В этих видах мы находим полезным и благовременным ознакомить читателей, хотя бы в общих чертах, с отчетом общества за истекший 1902 год.
Когда мы слышим выражения: «общество», «союз», «комитет» и т. п., когда мы встречаем в печати их всякого рода «отчеты» и «сообщения», то очень часто у нас возникает скептическая мысль, что всё эти помпезные названия, вся эта изданная в изящных брошюрах, на веленевой бумаге, отчетность и проч., всё это – одно листвие смоковное, прикрывающее наличную слабую и бесплодную деятельность.
Отчет Общ. Рел.-Нравственного Просвещения своим содержанием представляет самое светлое и выдающееся исключение из массы разных печатающихся скучных и показных «отчетов» и быстро уничтожает всякие мрачные скептические мысли читателя своими искренними и поучительными страницами.
Отчет – довольно объемист по внешнему виду и занимает более 200 страниц не особенно крупного шрифта. Это и понятно. Надобно было ведь хоть вкратце упомянуть о тех пунктах С.-Петербурга и его окрестностях, где устроены Обществом рел.-нравственные беседы. Таких пунктов 78! И куда только не проникает Общество с светлым лучом пастырской проповеди! Посмотрите хоть в одно перечисление этих пунктов. Беседы ведутся и в Сергиевском всей артиллерии соборе (76 стр.) и в Адмиралтейском соборе (77 стр.), в зале Общества вспомоществования приказчикам (82 стр.), в зале Александровского рынка (82 стр.), в убежище калек (100 стр.), при городских скотобойнях (90 стр.), в депо мастерских 1 уч. тяги Никол. жел. дор. (93 стр.), в помещении полицейского резерва, в 14 пожарных командах г. С.-Петербурга (93, 94 стр.) и т. и т. д.
Общество устроило также чтения для образованных слушателей в Соляном городке. Деятельность по насаждению «трезвости» прямо изумительна.
В отчетном году в ведении Общества состояло всего до 15 обществ трезвости, не считая общества трезвости в Сестрорецке и Колпинского. Из них Александро-Невское Общество трезвости, при Воскресенской церкви, и Иоанно-Предтеченское Братство трезвости разрослись в обширные и многосторонние учреждения. Цифра членов первого из названных обществ прямо поражает своею колоссальностью. В истекшем 1902 году число трезвенников увеличилось против прежнего года на 16,000 человек. С большими задатками на всё большее и большее развитие трудятся и остальные общества трезвости. Несомненно, есть еще кружки и кружочки трезвенников помимо зарегистрованных в отчете, но о.о. наблюдатели, по-видимому, считают еще преждевременным давать о них официальные сведения.231
Вообще деятельность Общества кипит и бьет живым ключом. Оно устрояет проповеднические собрания, где происходят оживленные суждения о наилучшей постановке проповеднического дела. 3-го Октября 1902 года состоялось собрание членов Совета и деятелей Общества со студентами проповедниками. Состоящий при обществе религиозно-просветительный союз под руководством достопочтенного о. протоиерея Константина Ивановича Ветвеницкого устроял религиозно-нравственные чтения в 20 местах и т. д.
Как видим, деятельность Общества говорит сама за себя. Отчет чужд пышных фраз и риторства, везде одни факты и факты, цифры и цифры, месяца, фамилии сотрудников и проч., так что всюду перед нами «дело», реальная правда, достоверная действительность, а не пустословие. Лишь очень редко автор отчета позволяет себе весьма краткими, но весьма характерными штрихами начертать маленький «эскиз» или картину из деятельности проповедников. Например, усердие народа к Иоанно-Предтеченскому храму, на Выборгской стороне, где неопустительно совершается истовое богослужение и неукоснительно предлагается проповедь, было велико; любители из народа участвовали в чтении и пении. Общенародное пение в храме поставлено на подобающей высоте. В важных случаях, пред праздниками, ревнители общего пения несколько раз в неделю собирались на свои спевки. В большие праздники храм был до того переполнен, что становилось совсем трудно дышать и свечи едва теплились.232 Или вот, например, следующие строки из отчета. «Навсегда останется памятным в жизни Александро-Невского Общества трезвости тот грандиозный ход, что был устроен 23 Июня 1902 г. После литургии, отслуженной к 6 часам утра, крестный ход тронулся от Воскресенской Церкви. Шли тысячные толпы народа, у Путиловской церкви присоединились Путиловские трезвенники, – у церкви Петра Митрополита на Ульянке – пристали трезвенники со своим духовенством из Александровского завода. Версты за три навстречу вышел с крестным ходом преосв. Иннокентий, Еп. Нарвский (ныне Тамбовский). Народу стеклось до сорока тысяч человек».233
Общество издает массу книг и брошюр рел.-нравственного содержания. В истекшем 1902 году им было издано специально о трезвости 40 брошюр и 10 изданий особых листов против пьянства. Общество имеет свой духовно-просветительный орган: «Православно-русское слово», выходящее 2 раза в месяц и своими дельными статьями уже привлекающее симпатии публики.
Отрадно отметить и то обстоятельство, что от плодоносного древа Общества недавно возник новый прекрасный отпрыск – «христианское содружество учащейся молодежи». Правила последнего утверждены советом Общества в заседании 25 Февраля 1903 г. Это «содружество» имеет своею целью 1) удовлетворение рел.-нравственных запросов современных учащихся русских молодых людей и 2) их духовное общение между собою (§ 1 прав.).
Говорить относительно данного «содружества» пока преждевременно, ибо оно еще не успело определить точно своего облика в практической деятельности, тем не менее учредители общества уже получали горячие сочувственные отклики устно и письменно от профессоров университета и других высших светских учебных заведений.
Такой колоссальный успех деятельности общества объясняется объединенностью и живым тесным общением его членов в подвигах, при помощи Божией, их высокой религиозно-просветительной миссии.
Вышеозначенный отчет прекрасно уясняет, какие громадные нравственные силы таятся в нашем духовенстве, а также какие роскошные цветы и плоды могут появиться в церковной жизни при умелом применении и усердной практической живой разработке этих сил.
Отсюда видно и то, как поучительно было бы ознакомление с этим отчетом всего прочего православного духовенства, живущего в захолустных провинциях и весях нашего отечества. Хорошо было бы, если бы книжки отчета распространялись, по всей Руси. Отчет является самым красноречивым показателем пользы взаимного пастырского общения в религиозно-нравственном деле.
С другой стороны, толстый и объемистый отчет своими назидательными, живыми, искренними и правдивыми страницами весьма силен «заградить уста» разным светским «лжесловесникам», твердящим о мнимом ослаблении пастырской ревности в нашем духовенстве.
Иеромонах Александр
Козицкий П. Невероятность религии без представления о личном Боге. Александра Соколова. Астрахань. 1902 г. июнь 8-ю 60 стр. ц. 35 к. // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 923–924
Вопросы о Боге и о религии – принадлежат к числу тех вопросов, которые во все времена интересовали человеческий ум и привлекали к себе особенное внимание мыслителей и древнего и нового времени. В последнее время богословы-философы устремили свой взор в отдаленное будущее и стараются разрешить вопрос, какова должна быть религия в будущем. Задача – весьма трудная, но в тоже время и весьма почетная. Но беда в том, что мыслители эти берутся разрешить этот данный вопрос при помощи своего ума и человеческого авторитета, совершенно игнорируя авторитет свящ. Писания, как божественного, непререкаемой важности источника. И эти мыслители в своих конечных выводах пришли к тому убеждению, что религия будущего не такова будет, какую содержали и исповедовали наши благочестивые предки; религия, по их мнению, отделится от представления о Боге, как личном и совершеннейшем существе, и будет по мнению одних пантеизмом; по мнению других чем-то материализмом, по мнению третьих – абстрактным, без всякого представления о живом и личном Боге. Христианская религия с представлением о личном Боге, как несовершенная, отойдет в архив исторических событий европейской цивилизации и предастся забвению.
Уже одно то обстоятельство, что мыслители эти в решении данного вопроса, составляющего существенную потребность человеческого духа, не пришли к одному определенному выводу и каждый предлагает своё решение, – говорит не в пользу этих выводов. Естественно рождается вопрос: возможна-ли вообще религия для человека без представления о Боге, как абсолютной личности? Автор рассматриваемой нами брошюры с вышеуказанным заглавием дает довольно обстоятельное разрешение этому вопросу.
Автор путем психологическим и историческим устанавливает, что религия, как союз человека с Существом, высшим всего человечества, неограниченным и совершенным, присуща всему человечеству, как проистекающая от самой природы и жизни человека. И этот союз мыслится как общение с божественною Личностью. Человек, неустанно исповедуя своё бессилие и неудовлетворенность в физическом, интеллектуальном и эстетическом отношениях, всегда ожидает от Божества и чрез Божество высшей помощи себе, сил и средств к исправлению жизни и достижения счастья. На этих основах зиждется религия всего человечества. Отсюда, если человечество всегда и везде, во все периоды своего развития стремилось к сближению с Личным божеством и если человек в существе своём никогда не может измениться и останется тем же человеком, то и в будущем люди будут мыслить божество – существом личным и живым и будут искать с ним общения и единения. Существенные требования духа человеческого никогда не могут изменяться: они всегда будут одни и те же; значит – и религия будет всегда с теми же основными элементами, с какими была до сих пор, т. е. с представлением о личном Боге и загробном мире. Религия удовлетворяющая вполне всем требованиям этим будет религией для всех грядущих поколений человеческого рода. Но такой религии не приходится измышлять: она дана человечеству Христом и в первоначальной чистоте сохраняется в Церкви Христовой и именуется православно-христианскою верою. Одна христианская, новозаветная религия есть истиннейшая религия, реальный теснейший союз человека с Богом. И этот союз не обезличивающий человека, но лишь очищающий и освящающий его для новой, более совершенной деятельности не должен и не может казаться унизительным или не отвечающим духовным потребностям и будущему просвещеннейшему человечеству. Посему православная вера будет единственною истинною и необходимою религией и для грядущих поколений: никакие новейшие измышления пантеистов и материалистов заменить и вытеснить её собою не могут. До тех пор, пока человек будет человеком и бессмертным духом, – и Бога он будет представлять высочайшей Личностью и религия его должна быть союзом с абсолютной Личностью и Божество в сознании людей никогда не перейдет в пустой логический абстракт или отвлеченное понятие. Все пресловутые религиозные современные системы должны пасть, – никогда ни одна из них не будет общемировой религией.
Такова схема рассмотренного нами труда А. Соколова. Автор прекрасно разработал данный вопрос и сумел разобраться во всех психологических его тонкостях и выяснить сущность его с очевидной ясностью и простотой. Труд автора, как глубоко продуманный и серьезно обследованный, имеет немалую ценность как в научном, так и в миссионерско-апологетическом отношении и заслуживает широкого распространения среди интеллигентных читателей.
П. Козицкий
Хроника
I. Из мира инославия и заграничного сектантства. (Движение против табакокурения среди американского духовенства. Новое безумие духобор. Швейцарский союз и мормоны. Молитва об успехах миссии) // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 925–933
Движение против табакокурения среди американского духовенства
В Северной Америке уже неоднократно возбуждался вопрос, насколько пристойно духовным лицам курить табак. Один из американских епископов, именно епископ мильвокский Никольсон, напечатал в своем диоцезном органе «Церковное Время» послание, в котором убеждал духовенство и, особенно, младших из него воздерживаться от употребления табаку. Это послание вызвано было опубликованием постановления, сделанного правлением чикагской северо-западной железной дороги, которым запрещалось употребление табаку служащим на этой дороге. Истолковывая это постановление, епископ Никольсон настаивал, чтобы духовенство добровольно приняло эту меру самоотвержения, которую железнодорожная компания нашла себя в праве ввести среди своих служащих в качестве дисциплины в интересах пассажиров. Если употребление табаку даже железнодорожными кондукторами сочтено неприятным для известной части пассажиров, с которыми они входят в соприкосновение, то что же нужно сказать об употреблении его теми, кто должны входить в пастырские отношения с пасомыми и особенно теми из них, которым табакокурение причиняет неприятность? Послание епископа Никольсона было перепечатано всеми светскими газетами страны и вызвало такую необычайную корреспонденцию, которая привела самого епископа в некоторое смущение. Епископы и священники, председательствующие старейшины и окружные наблюдатели, мужчины и женщины, знакомые и незнакомые, завалили его письмами с выражениями своей благодарности за его благородный крестовый поход против табакокурения; причем приводилось много примеров, как неумеренное употребление табаку духовенством вредило их духовному пастырскому влиянию более, чем всё другое.
За епископом мильвокским в этом же походе против табаку принял участие епископ канзасский, который напечатал в своём диоцезном журнале сильный призыв к своему духовенству под многозначительным заглавием: «Остановите каждение дьяволу»! «Мы с удовольствием прочли», – говорит епископ Мильспаук, – «следующее сообщение в отношении протеста епископа Никольсона против табакокурения духовенством». Приведя затем полный текст послания епископа Никольсона, он продолжает: «Мы надеемся, что епископ будет продолжать свою борьбу; надеемся, что и все другие епископы Америки придут к нему на помощь. Быть может, уже ничего нельзя сделать со «старыми» курильщиками; но если бы епископы строго относились ко всякому молодому человеку, который, приходя к ним за получением рукоположения, приносит с собою и нечестивый запах пагубного для души, разрушительного для тела и осквернительного для всего существа, табаку, то следующее поколение сделалось бы чище, изящнее, мудрее и лучше. Методисты поступают так вот уже несколько лет, и результатом оказалось то, что в рядах их духовенства появился более светлый, чистый и благородный подбор молодых людей. Теперь редко можно видеть, чтобы методистский проповедник когда-либо прибегал к табакокурению, между тем как в предшествующем поколении едва-ли можно было найти такого, который бы не курил табаку. Мы знаем из опыта, что это дурная и вредная привычка для духовенства. Подумайте только о священнике, который должен бы быть честнейшим человеком на земле, представителем чистейшей религии, который входит в святое святых, и вдруг от него отдает неприятным запахом табаку. Даже упрямый козел не выдержал бы пяти минут этого дьявольского запаха. Настало время для преобразования в этом отношении. Назрело и самое дело»!
По поводу приведенного заявления двух епископов не безынтересное «письмо в редакцию» прислал епископ западного Мичигана Джиллеспи. В этом «письме в редакцию» он говорит: я также в течение всего моего епископствования боролся против этого зла. Я знаю, как лучшие люди в приходе неприятно чувствуют себя в виду подобной привычки своего настоятеля. Особенно виновно молодое духовенство и это наводит на мысль, не нужно ли в наших богословских семинариях ввести безусловно запрещение табакокурения. Будучи попечителем одной видной школы, я всегда замечал привычку курения и жевания табаку среди учащихся. Методисты правы, и результат тот, что в рядах своего духовенства они имеют самый чистый и лучший подбор молодых людей. Я никогда не буду рукополагать диакона, не посоветовав ему, строго и любезно, воздерживаться от спиртных напитков и табаку. То и другое имеет свою ужасную историю в нашем духовенстве. Я также со своей стороны говорю: назрело время для преобразований в этом отношении, назрело и самое дело».
Один мирянин обратился в редакцию журнала «Живая церковь» с письмом, в котором сообщает случай, как один юрист просто заболел вследствие табачной атмосферы, принесенной одним посетителем в его контору; так что он принужден был извиниться пред посетителем и оставить его одного в конторе! Легко представить себе, как неприятен бывает этот запах для больных или тех, которые принимают св. причастие и вообще очень чувствительны в этом деле. И, однако, настоятель церкви, думая быть очень любезным и не желая намеренно оскорблять чьих-либо чувств, может быть причиной оскорбления их благодаря этой своей привычке.
По поводу этого сообщения «Церк. Вестник» справедливо замечает, что это движение против табакокурения назидательно не для одних американцев. Если такой «крестовый поход» принимается против табакокурения среди духовенства в Америке, этой родине табаку, где оно вошло в плоть и кровь населения и где трудно представить себе человека, который бы не курил или не жевал табаку, то что сказать о нашем русском духовенстве, среди которого еще и доселе не вывелся этот непристойный его священному сану обычай, хотя против него боролся еще Филарет, митр. Московский!… По нашему, всё дело в духовной школе, там корень этой зловредной и соблазнительной прихоти, оттуда должно и ждать исцеление нажитого нашим духовенством недуга. Конечно, борьба эта будет бесплодна, пока борьба с табакокурением будет вестись лишь полицейско-надзирательскими мерами, – «подлавливания» и сбавки поведения. Это только раздражает «аппетит» курящих. Нужно в чувстве и уме молодых людей, кандидатов священства, возбудить сознательное, серьезное отношение к этому нежелательному среди служителей Церкви явлению и чувство отвращения к самому процессу табакокурения и табачному дыму, какое испытывают все наши староверы и сектанты. Тогда не будет трубокуров и среди наших пастырей Церкви.
Новое безумие духобор
Духоборы, заставившие так много говорить о себе прошлой зимой, опять обратили на себя всеобщее внимание новой, дикой выходкой. Американские, английские и французские газеты сообщают, что некоторые фанатики перебрались из Иорктоуна и Винипела в Соскачеван и смутили тамошних поселенцев, колонии которых считались до сих пор образцовыми. Призывая новых последователей идти на встречу Христу, сектанты уже не довольствовались воздержанием от всякого рода животной пищи и от ношения шерстяных тканей. Желая подражать райской чистоте Адама и Евы до грехопадения, они отказались от какой бы то не было одежды и стали ходить совершенно нагими. Духоборы привели за собой в Соскачеван до 60-ти человек последователей, которых они успели набрать по дороге в разных деревнях. Конная полиция арестовала фанатиков и водворила их на места жительства, главаря же их, Паналойкина, власти вынуждены были поместить в больницу для умалишенных. Его считают безнадежно помешанным. Правительство твердо решилось не допускать повторения прошлогодних беспорядков, власти не ожидают дальнейших вспышек дикого фанатизма и надеются, что духоборы опомнятся и скоро вернутся к нормальной жизни благоразумных американских граждан.
Швейцарский союз и мормоны
Немецкая газета Basler Nachrichten сообщает, что мормонские апостолы были недавно изгнаны из Берлина. Швейцарская печать единодушно высказывает мнение, что следует принять меры против этих проповедников, если им вздумается направиться из Пруссии в Швейцарию. Многие газеты в том числе и «Базельские Известия» выражают надежду на то, что мормонам не будет дозволено избрать Швейцарию ареною нечистоплотных проделок для уловления в свои сети человеческих душ. Швейцарское общественное мнение имеет полное основание относиться к мормонам враждебно. Еще недавно представитель одной из иностранных держав в город Соленого Озера (Штат Ута) писал швейцарскому консулу в Сан-Франциско между прочим следующее:
«Мормонские миссионеры доставляют сюда ежегодно до ста человек швейцарцев, которые прекрасно жили на родине, здесь же терпят горькую нужду. Мормоны обирают их до нитки и не оставляют им ничего кроме глаз, чтобы они могли оплакивать постигшее их ужасное бедствие. Рассказ о том, чему я был свидетелем, тронул бы тугра до слез; мормоны же остаются совершенно равнодушны ко всем ужасам так, как ничто не может тронуть камни, заменяющие им сердца».
Швейцарское правительство имело уже и раньше случай показать на практике, как оно относится к мормонам.
В 1886 г. окружный суд в Цофингене, в Кантоне Берн, приговорил мормонского проповедника Лузли к 17-ти дням тюремного заключения и 300-м франкам штрафа. Суд мотивировал свой приговор тем, что пропаганда мормонства нарушает общественный порядок и является преступлением против нравственности, так как все христианские государства смотрят на многоженство – главный догмат мормонства – как на учреждение в высшей степени безнравственное. Всякий, приобретающий последователей для этой секты, содействует распространению безнравственности. Лузли обжаловал приговор суда, опираясь на то, что в Швейцарии закон гарантирует свободу веры; но жалоба его была отвергнута Советом Союза, при чем было указано на то, что и в Северо-Американских Штатах существуют строгие законы против мормонов именно по причине принятого у них многоженства.
При совращении в своё учение женщин, мормонские апостолы часто вовсе не упоминают о многоженстве, как о свойственном их секте учреждении и этим самым намеренно обманывают людей из корыстных целей. Союзный совет высказался в том смысле, что правительство не может оказывать покровительства мормонам и смотреть на их проповедь, как на богоугодное дело. Мормонство в одном из главнейших своих догматов находится в полном противоречии с существующими в Швейцарии понятиями о нравственности и общественный строй в земле мормонов сложился таким образом, что Союз Швейцарских кантонов оставляет за собою право прибегать к полицейским мерам в виду охранения своих граждан от мормонской пропаганды.
Число мормонских миссионеров в Германии равняется 150, из них 90 действовали в Пруссии, пока не были изгнали прусским правительством.
Молитва об успехах миссии
В Северной Америке свято соблюдается обычай – первый понедельник нового года посвящать молитве за успех миссий. Взрослые молятся в храмах, школьники – в их классах.
В одной школе ученики просили учителя в понедельник нового года (1866-го) помолиться с ними об успехах миссионера, недавно отправившегося в Ост-Индию. Чрез «несколько месяцев этот миссионер прислал письмо на родину, в котором сообщил, что в этот день к нему явились зараз 14 язычников с просьбой научить их вере во Христа, а за ними последовали многие другие». Не ясно-ли, что молитва детей оказалась услышанною Богом?
Но рассказ этот поучителен для нас русских не с этой только стороны, а и в другом отношении. Мы видим, что у иностранцев существует обычай знакомить детей с миссионерским делом с малолетства и устраивать для них ради этого особые миссионерские праздники.234 Праздники эти, бесспорно, имеют громадное значение для миссии. Они возбуждают и развивают среди самого общества или народа интерес к миссионерскому делу, поддерживают сознательное, сочувственное отношение к нему, обогащают миссии и денежными пособиями. У нас ничего подобного нет и детям нашим о миссии едва-ли когда приходится даже и слышать что-нибудь. А между тем, что внушено бывает в детском возрасте, то особенно является в последующей жизни прочным и близким. И вот, не здесь-ли скрывается одна из причин того, что в то время, когда за границей миссионерское дело пользуется таким широким общественным вниманием, у нас интерес общественный к миссиям очень слаб. Не тайна, что многие даже из пастырей Церкви у нас вовсе безразличны и безучастны к миссионерскому делу, а некоторые так прямо относятся к нему отрицательно и говорят, что у нас и внутри страны много дела, много неустройств и бедности. Успехам миссии такое настроение, конечно, не может благоприятствовать, и мы действительно видим, что миссии иностранные располагают громаднейшими денежными средствами, наши же миссии имеют в своём распоряжения средства настолько ограниченные, что нельзя их даже и сравнивать с первыми. И удивляться этому нечего. Дело миссии, пока оно пользуется только субсидиями правительства, является делом чисто казенным, не может стоять вполне широко и увеличивать свои средства ежегодно новыми и новыми притоками. Это возможно лишь в том случае, когда оно становится не казенным, а народным делом, когда на поддержку его страна от себя собирает обильную лепту помимо тех средств, которые ассигнуются правительством.
Но ясно само собою, что достигнуть этого можно лишь путем пробуждения и развития интереса в самом народе к задачам и целям миссии. И как бы было полезно в этом отношении последовать примеру американцев и воспользоваться для цели этой нашими школьными рождественскими елками, этими светлыми детскими праздниками, к которым у нас пока не приурочено никакой общей определенной практической цели и которые носят у нас пока характер случайных детских развлечений.
И пусть не говорят, что для детей это дело будет не под силу или что оно не затронет их и покажется не интересным. Отчеты миссий иностранных показывают нам как раз совершенно обратное. В них имеется несколько примеров, как внимательны и чутки дети к рассказам о миссиях и их деятельности и насколько искренно и горячо способны они отзываться на нужды миссии. Вот эти примеры.235
«В южной Германии одна юная слепая девица добывала себе пропитание вязанием чулок. Однажды она принесла значительную сумму на миссию к пастырю. Тот спросил жертвовательницу: «как она сберегла столько денег?» Слепая отвечала: «я зарабатываю вязанием чулок не более подруг, но я не нуждаюсь в освещении. Я вам принесла столько, сколько у меня могло бы выйти за зиму на керосин». Можно сказать, что слепая телесно жертвовала на слепых душевно всю прибыль от своего убожества».
«В одной немецкой деревушке осьмилетвий Фриц получил перед ярмаркой от отца мелкую серебряную монету. Мальчик был рад подарку поблагодарив отца, он долго смотрел на монету и спросил: «Совершенно-ли мне принадлежит эта монета?» По утвердительном ответе мальчик вновь спросил: «обязан-ли я на неё купить что-либо на ярмарке или могу употребить, куда хочу?» Отец сказал: «употреби, куда хочешь». Тогда заблистали у мальчика от радости глаза и он воскликнул: «свою монету я отдам Господу Иисусу для язычников, чтобы им проповедовали Евангелие и научили их любить Господа!» И мальчик тотчас побежал не за лакомством, как бы можно ожидать, а к пастору, который ласково принял жертву ребенка и отослал её вместе с другими в Африку на нужды миссии».
«К миссионеру Людвигу Гармсу пришел однажды мальчик с гривенником в руках и сказал ему, что этот гривенник он нашел возле церкви, разыскивал потерявшего, но никто не сказался. «Что же ты желаешь купить на эти деньги?» – спросил миссионер. «Эти деньги не мои, отвечал ребенок. Но я желал бы их отдать на букварь для языческого мальчика». Миссионер с благодарностью принял жертву. Но мальчик не уходил. Он спросил Гармса: «правда-ли, что два воспитанника миссионерской школы отказались от службы в миссии и вышли из школы?» Когда миссионер печальным тоном подтвердил это известие, маленький жертвователь серьезно сказал: «не огорчайтесь, господин пастор. Приготовьте к миссии меня. Я уже знаю все буквы и скоро научусь читать». Миссионер, конечно, не мог сейчас же воспользоваться наивной готовностью ребенка, но обнял его и помолился Богу, чтобы впоследствии из него образовался полезный миссионер».
«В Шотландии у одного ребенка мысль сделаться миссионером впервые возникла в миссионерский праздник при слушании проповеди о жалком материальном и духовном состоянии язычников-дикарей. Но когда пришло время класть на тарелку подаяние на миссию, мальчик в смущении вспомнил, что у него нет в кармане ни копейки. Он решился непременно от сборщиков подаваться назад и ускользнуть из храма. Но это ему не удалось: сборщик уже стоял пред ним с большим блюдом и глядел на него. Мальчик сконфузился, но овладел собою и сказал сборщику: «отпустите блюдо ниже… еще и еще ниже». Когда блюдо было поставлено на пол, мальчик стал на него и сказал: «денег у меня нет, но я себя отдаю на служение миссии…». И выросши он исполнил слово».
«Одна крестьянская чета вблизи Оснабрюка приняла в качестве пастушка, но более из сострадания, бесприютного сиротку. Весною 1842 года этому пастушку привелось быть в миссионерский праздник в храме. Пастор проповедовал о бедственном положении язычников и об обязанности христиан помочь им. «Нет человека в нашем собрании, заключил пастор речь, который не мог бы помочь язычникам». Задумался наш пастушок. Для него было ново, что миллионы людей живут, не ведая Христа. «По словам пастора, думал юноша, и я могу помочь делу, но чем же?» И надумал. Он попросил у хозяев в своё распоряжение поросший бурьяном и крапивой уголок огорода и посадил там несколько картофелин. Бог послал урожай. Накопал наш пастушок два мешка картофеля и вырученные за него деньги передал на миссию».
«Один пастор роздал детям запертые ящики, чтобы дети клали в них свои жертвы на миссию. Одна безнадежно больная девочка выпросила себе такой ящичек, и каждую неделю клала в него по монете, получаемой от отца. По её смерти, ящик, при отце, был вскрыт и в нём оказалось монет больше, чем могла девочка получить от отца. Вскоре недоумение разъяснилось: одна благотворительница обещала прислать умиравшей девочке апельсинов, но эта упросила даму стоимость апельсинов положить в ящик на миссию. Отец, узнав это, возблагодарил Бога».
В Англии на крохотные жертвы, поступающие от школьников, выстроен и снаряжен для миссионерских целей корабль.
Как свойственна детям миссионерская ревность, доказывается тем историческим фактом, что в XIII веке десятки тысяч детей обоего пола отправлялись в поход избавлять гроб Господень от нечестивых агарян. Разумеется предприятие это было не по силам для детей и кончилось гибелью многих из них, но здесь важно то, что детская душа легко воспринимает религиозные идеи и способна к жертве. На воспитателях юношества лежит высокая обязанность пробудить в детях религиозную идею и дать ей надлежащее неболезненное направление.
М. II. Миссионерство, секты и раскол. (Суждения Таврического обще-епархиального миссионерского съезда по миссионерским делам. Состояние раскола и сектантства в епархии. Появление штунды в Крыму. Проект мер к оживлению миссионерской деятельности. Новое домогательство штундистов. Отношение современных раскольников в Свят. Писании) // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 933–945
В истекшем сентябре в г. Симферополе состоялся епархиальный съезд, на который епархиальной властью возложено было рассмотрение и миссионерских дел, как сообщается в местных епархиальных ведомостях, прежде всего этого съезд заслушал доклад о. епархиального миссионера о состоянии сектантства в Таврической епархии. Из этого доклада между прочим выяснилось: всего раскольников и сектантов в епархии числится 15327 душ обоего пола; из них раскольников 2132; а сектантов молокан и штундистов 13195 душ обоего пола.
В молоканских колониях замечается перерождение молоканства в штундизм, что не может не препятствовать успехам миссии и представляется более опасным для православного населения епархии в виду того фанатизма и склонности к пропаганде своего лжеучения, которым отличается штундизм. В Тимошовке и Петропавловке сектантство не развивается и особенно вредного влияния на православных в настоящее время не оказывает; напротив, ежегодно бывают случаи возвращения в православие. На хуторе Скелеватом Остриковского прихода сектантство занимает угрожающее положение по отношению к православным, идет деятельная пропаганда штундизма, которой не мало способствуют: отдаленность хутора от приходского храма, соседство немецких колоний и разбросанность самого хутора. Пропаганда сектантства усилилась в последнее время после того, как сектанты, привлеченные к ответственности за устройство самочинных веропроповеднических собраний, были оправданы.
Пропаганда сектантства в последнее время появилась и заметно развивается в Крыму, а именно: в Симферополе, Севастополе, Ялте,236 Евпатории, Алупке, Керчи, Марьевке Марфовского прихода. Эта пропаганда идет из города Севастополя, с сектантскими общинами которого находятся в самом деятельном и живом общении штундисты г. Симферополя, Ялты, Алупки и Керчи; откуда (от севастопольских штундистов) они получают и нравственную поддержку, и руководство, в лице часто приезжающих севастопольских сектантских миссионеров, и материальную помощь. Хлыстовство, известное в Крыму под именем «Марьяновщины», существует в селах Днепровского уезда: в Збурьевке, Красном, Далматовке, Костогрызовке и Келлегейских хуторах. Года четыре тому назад началась пропаганда хлыстовства в порте Скадовске, которую вел здесь выходец из Херсонской губернии хлыст П. Самборский, о переходе которого в Таврическую епархию предупредила Херсонская духовная консистория. В настоящее время устройством в Скадовске отдельного прихода, и благодаря вовремя принятым мерам пастырско-миссионерского воздействия, развития и пропаганды хлыстовства и в Скадовске и в других указанных местах не замечается.
Раскол, имея небольшое число последователей, живущих при том рассеянно среди православного населения, разделенный на отдельные толки, не представляет в Таврической епархии из себя силы, которая могла-бы быть опасна для православного населения. Склонностью к прозелитизму раскольники не отличаются. По сообщениям окружных миссионерских комитетов и окружных миссионеров раскольники пропаганды своего учения не ведут и не чуждаются православного населения и даже пастырей православной церкви. Особенно это нужно сказать относительно молодого поколения раскольников, которое заметно слабеет в расколе. Раскольники посылают своих детей и мальчиков, и девочек в школы, даже церковно-приходские, и не возбраняют им учить Закон Божий и посещать православный храм вместе с другими школьниками; в гор. Бердянске напр. нет ни одной школы, в которой бы не учились дети раскольников; раскольники дер. Мамы, не смотря на пятиверстное расстояние, посылают своих детей в церковно-приходскую школу дер. Ергаков-Кук. Уклонений в раскол из православия не замечается; случаи же возвращения в лоно св. Церкви из раскола бывают не редко. Надо сказать при этом, что эти обращения достигаются путем постоянного общения их с православным населением и пастырями Церкви; особенно это должно сказать о тех местах, где раскольники представляют из себя небольшое число среди православного населения.
Для непосредственной борьбы с расколом и сектантством организована миссия, состоящая из одного епархиального и четырех окружных миссионеров. Кроме миссионеров на поприще миссии подвизались еще епархиальный и окружные миссионерские комитеты. Все эти лица и учреждения вели борьбу с расколом и сектантством под непосредственным руководством и указаниями его Преосвященства, руководственные резолюции которого часто печатались в местных Епархиальных Ведомостях.
Указанная о. епархиальным миссионером цифра сектантов и раскольников только приблизительна; между тем точные статистические данные имеют весьма важное значение в деле миссии, посему съезд постановил: просить Таврическое духовенство возможно точнее и тщательнее заполнять разосланную статистическую таблицу и непременно представлять её к установленному сроку, т. е. к 1 июля каждого года. Необходимо также, согласно 9 пункта Синодального Указа, от 26 мая 1900 г., вести особую от исповедных росписей запись раскольников и сектантов с предразделением её на две части: первую для внесения раскольников и сектантов, значащихся таковыми от рождения, и вторую для уклонившихся в раскол или секту с указанием числа лет. Один экземпляр этой записи представлять ежегодно Таврическому епархиальному миссионерскому комитету, другой хранить при церкви; а в случае обнаружения в приходе новых отпадений в раскол или секту, или появления какого-либо нового вредного сектанта предложить приходским священникам немедленно доносить об этом своему миссионерскому комитету для принятия необходимых мер. В настоящее время вновь поступающий на приход священник бывает совершенно не осведомлен о внутренней жизни сектантов его нового прихода, что так необходимо для более правильной и успешной борьбы с ними. И пока священник займется и изучит своё приходское сектантство, от него может произойти много существенного вреда для православного населения. Это зло легко устраняется выше указанными записями; в эти записи необходимо вписывать не только точные статистические данные о сектантах прихода, но и всё более важное, что совершается в их жизни, а также и те меры воздействия и вразумления, какие принимались священником. Для того же, чтобы эти записи во всех приходах велись однообразно и правильно, просит Таврический епархиальный миссионерский комитет выработать образец записи и. напечатав, разослать его чрез о. благочинных во все приходы епархии.
Для оживления деятельности окружных миссионерских комитетов съезд находил необходимым, чтобы все приходские священники данного округа состояли бы непременными членами своего комитета и принимали бы самое живое и деятельное участие в жизни тех приходов, которые заражены сектантством. Посему необходимо: окружным миссионерским комитетам возможно чаще устраивать свои братские собрания; чтобы приходские священники за разрешением всех возникших в их пастырской практике недоуменных вопросов обращались к своему комитету и о всех важных событиях в жизни местных сектантских общин, как обращение в православие, совращение в секту и т. п., прежде всего сообщали бы тому же комитету. Необходимо также членам комитета возможно чаще вести с православным населением зараженных сектантством приходов, а если возможно, то и с самими сектантами, религиозно-нравственные и вероучительные собеседования; совершать в этих приходах торжественные соборные богослужения, в особенности во дни храмовых праздников, приспособляя к этому времени не только раздачу листков, брошюр и других книг религиозно-нравственного содержания, но и оказание в возможно более широких размерах помощи бедным прихода.
Миссионерский епархиальный комитет производит значительные, всё более увеличивающиеся, затраты: на содержание миссионеров, на выписку листков и брошюр, на содержание церковно-приходских школ, на помощь беднейшим сектантским приходам, на помощь присоединяющимся к православию и беднейшему населению епархии и т. д. Затраты эти далеко не соответствуют тем средствам, какими располагает ныне комитет. В виду вышеизложенного съезд постановил: для усиления материальных средств епархиального миссионерского комитета желательно осуществление 10 пункта протокола № 13-й от 16-го июня 1900 г. миссионерского заседания, коим было предложено, чтобы само духовенство пришло на помощь миссии, своими личными материальными средствами, именно в виде ежегодных взносов: от священника по 1 р. 50 к., от штатного диакона по 1 р. и от псаломщика по 50 коп. Вопрос об этих взносах решить на первых десятковых съездах и постановления съездов представить епархиальному комитету. Кроме сего, поручить епархиальному миссионерскому комитету отпечатать и разослать чрез о. о. благочинных по церквам епархии листы для сбора пожертвований в пользу комитета, по примеру листов, рассылаемых ныне местным отделом Московского миссионерского общества.
Появлению сектантства в новых местах и усилению его способствует главным образом разнообразие населения и масса иноверцев и инославных, влияющих иногда на православных в такой степени, что последние теряют не только веру православную, но даже и внешний облик русского, разучиваясь нередко говорить на родном языке. А на такой почве весьма легко могут привиться и произрастать плевелы лжеучения и даже неверия. Этому же способствует огромное протяжение приходов; отдаленность в Крыму (30–40 верст) деревень от приходских храмов; невозможность чрез это пастырям иметь должное и современное пастырское влияние на проживающих в них прихожан, отсутствие там церковной проповеди; несвоевременное удовлетворение насущных религиозных потребностей; отсутствие нравственной связи между пастырями и пасомыми в городах; это происходит вследствие постоянной перемены состава населения, так как рабочему люду, в силу необходимости, по местным условиям жизни, постоянно приходится перекочевывать из прихода в приход, из города в город. Появлению сектантства и его развитию способствуют также разбросанные повсюду немецкие колонии. Немцы-баптисты главные пропагаторы штундо-баптистического лжеучения среди православных, проживающих в их колониях; а штундисты прямо посылают своих особых миссионеров для насаждения штунды в городах и селах епархии, как это было в Севастополе, Ялте, Керчи, Марьевке и других местах. Как средство пропаганды сектантского лжеучения, большое и важное значение имеют открыто устраиваемые штундистские молитвенные собрания, на которые сектанты всячески привлекают православных; затем экзальтированное настроение молящихся на этих собраниях, выражающееся в горячей проповеди, импровизированных молитвах и других религиозных действиях, совершаемых, якобы по внушению Св. Духа. Материальная нужда населения и соблазнительные обещания помощи со стороны сектантов часто являются причинами уклонения православных в сектантство. Денежные субсидии для пропаганды сектанты получают не только от наших русских и столичных сектантов, но из-за границы. Немаловажное значение в деле развития сектантства составляют также, хотя и единичные, но все же соблазнительные случаи неблагоповедения духовенства; недостаточность содержания его и ненормальная форма получения этого содержания, равнодушное, а иногда и прямо враждебное, по местам, отношение к православной Церкви интеллигенции и др.
Съезд остановил своё особое внимание на вопросе о лучшей постановке и усилении преподавания Закона Божия в миссионерских целях во всех народных (церковных, земских и министерских) школах, и постановил: предложить священникам зараженных сектантством приходов преподавать Закон Божий во вверенных им школах по программе священника Иустина Ольшевского, принятой и рекомендованной третьим всероссийским миссионерским съездом. Но, кроме того, съезд находит полезным руководствоваться этой программой при преподавании Закона Божия не только в школах приходов, зараженных сектантством, но и вообще во всех школах епархии; особенно желательно, чтобы такого рода преподавание Закона Божия было усилено в школах второклассных, чтобы учителя и учительницы, выходящие из этих школ, были, хотя несколько, знакомы с сектантским лжеучением и способом его опровержения.
Относительно хлыстов съезд находит необходимым руководствоваться 13 п. Синодального Указа, от 26 мая 1900 г., коим духовенству предлагается: «для охранения Таинства Св. Причащения от поругания со стороны хлыстов, не допускать их к приобщению Святых Таин, пока они, по исповедании своих грехов, не произнесут вслух народа отречения от всех хлыстовских заблуждений и не дадут обещания до конца жизни твердо содержать учение Православной Церкви». Но вместе с тем съезд находит необходимым рекомендовать духовенству применять этот пункт указа с большою осмотрительностью, снисхождением и любовью к немощтвующим братьям.
Кроме того, признано желательным устройство для народного чтения библиотек и читален с соответственным подбором книг, из которых простой народ мог-бы получать для своего религиозного, нравственного и умственного развития вполне здоровую пишу, вместо того модного хлама, который преподносят народу, в качестве последних слов науки, мнимые радетели народного блага. Для того же, чтобы более заинтересовать и привлечь народ на устраиваемые духовенством чтения, необходимо эти чтения иллюстрировать световыми картинами волшебного фонаря. Желательно было бы иметь такой фонарь в каждом приходе, но так как по недостатку средств приобретение его не всегда и не всякому приходу доступно, то съезд рекомендует: озаботиться окружным миссионерским комитетам изысканием средств для приобретения фонаря, картин, экрана и прочих принадлежностей для всего округа. Чтения можно устраивать в приходах поочередно. Епархиальный же миссионерский комитет просить рекомендовать для выписки фонаря и его принадлежностей лучшую фирму.
Съезд пожелал открыть приходские братства повсеместно и в особенности в приходах, зараженных сектантством, как учреждение весьма полезное, и как одно из действительных средств сближения пастыря с пасомыми. В руководство принять существующий устав приходских братств Таврической епархии, не стесняясь, однако, обширностью его задач, а выбирая для начала своей деятельности из него только то, что более подходит к местным условиям приходской жизни. Только нужно помнить главную цель учреждения братств – собрать подле священника лучшие силы прихода. Для большего успеха и оживления деятельности братств съезд рекомендует: возможно частые собрания братчиков и других посторонних лиц для чтения, собеседования и т. п. Особое внимание братства должны обратить на приходскую благотворительность. Здесь была прочитана резолюция Его Преосвященства, последовавшая на отчете Севастопольского миссионера, священника Николая Бортовского, следующего содержания:.. «Рекомендую пастырям церкви, каждому в своём приходе, иметь списки бедных семейств и заботиться о том, чтобы прихожане знали об этих бедняках и помогали им и непосредственно, или посредственно чрез самого же священника. Было бы хорошо, если бы священники пред Святками, пред Св. Пасхой, пред престольным праздником и при других обстоятельствах делали или лично сбор в пользу бедных своего прихода, или посылали почетных стариков и старух для этого. На собранные деньги матушки могли бы с другими прихожанками шить белье бедным, покупать муку и печь хлебы, – и рассылать всё это. Сам же священник с почетными прихожанами мог бы заботиться о покупке дров во время холода и рассылать всё это, а равным образом и деньги»…
Выслушав эту резолюцию, съезд выразил сердечное желание, чтобы эта резолюция Владыки не оставалась только благим пожеланием, но, чтобы, насколько возможно, была проведена духовенством в жизнь приходов.
Съезд просил благочинного Симферопольского округа и о. о. благочинных Перекопского уезда о приведении в исполнение 1 п. постановления из протокола № 13-й от 16 июня 1900 года о приписке немецких колоний и сектантских поселков к православным приходам, так как в означенном Симферопольском благочинии и Перекопском уезде хутора и колонии еще не приписаны. Цель приписки этих немецких колоний и сектантских поселков та, чтобы священники имели возможность посещать живущих там рабочих, особенно в Великий пост для исповеди и причастия Св. Таин и вообще для удовлетворения их религиозных нужд.
Для той же цели удовлетворения религиозных нужд православных рабочих и ограждения их от влияния инославных и сектантов окружным миссионерским комитетам необходимо озаботиться возможно скорейшим устройством молитвенных домов по колониям, о чём имел уже суждение Таврический епархиальный миссионерский съезд в 1899 г. По сообщениям некоторых священников (Астраханки, Ново-Васильевки и др.), при посещении ими немецких колоний им весьма часто отводили совершенно неподходящие для совершения богослужения помещения, как сараи, амбары и т. п. При этом съезд просит Его Преосвященство войти в сношение с г. губернатором о том, чтобы общества немецких колонистов пришли на помощь духовным нуждам своих многочисленных православных рабочих – отводом земли для устройства молитвенных домов, а если возможно, то принятием участия и в затратах на построение этих домов и затем, чтобы хозяева-колонисты не стесняли рабочих во время приезда священника, а свободно отпускали бы их для участия в богослужении.
Что же касается средств для устройства молитвенных домов в означенных немецких колониях, то кроме средств местных, съезд постановил: просить Его Преосвященство войти с ходатайством в Святейший Синод об отпуске ежегодно суммы в (1.000) тысячу рублей из фонда на построение церквей и школ Империи, в виду того, что рабочие немецких колоний Таврической епархия выходцы со всех губерний Империи (Таврич. Епарх. вед. 1903 г. № 19–20).
От рассуждений и постановлений миссионерского заседания епархиального съезда духовенства Таврической епархии веет настоящей духовной жизнью и практическим знанием нужд нашей внутренней миссии. Дай, Господи, его добрым намерениям и мероприятиям добрых плодов!
* * *
В недрах штундистской секты в последнее время повсеместно замечается новое возбуждение, вызванное агитацией штундистских вожаков. Последние придумывают новые ухищрения для обхода закона 1894 г. о воспрещении богомоленных собраний, так они сочиняют новое изложение веры и даже печатают его и придумали опять новое наименование последователям своей секты, – «евангельских христиан», – вместо «баптистов», пишут и подают ходатайства правительству. Так, группа проживающих в Одессе штундистов, именующих себя христианами евангельского исповедания, обратилась к министру внутренних дел с прошением об ограждении их от преследования за совершение общественных богомолений и о применения к ним прав и льгот, дарованных законом 3 мая 1883 г. По поводу этого ходатайства одесский градоначальник обратился с вопросом к высокопреосвященному Иустину, архиепископу херсонскому и одесскому, от которого поступило особое заключение, напечатанное в официальном органе одесского градоначальства. Заключение это имеет важное принципиальное значение. Вот его содержание.
«Все штундисты Херсонской губ. и г. Одессы, – говорится в записке архиепископа, – после издания о них Высочайше утвержденного 4 июля 1894 г. положения комитета министров и циркуляра министра внутренних дел, коим секта штундистов признана наиболее вредною в церковном и государственном отношениях, желая незаконным путем обойти изданный против них ограничительный закон, стали при всех случаях и во всех официальных делах, пред властями и пред народом, именовать себя «баптистами» в надежде, что переменой названия своей секты им удастся приобрести те права, которые даны законом 1879 г. немцам-колонистам – баптистам. Но многочисленные судебные дела о штундистах, при научно обоснованных экспертизах, скоро показали несомненное различие в вероучении немецкого баптизма и русского штундизма, почему суды стали смотреть на сектантов, как на штундистов, неправильно усвояющих себе наименование баптистов с целью приобретения религиозных прав последних.
Такое отношение судов к штундистам особенно установилось с появлением известного циркуляра министра юстиции от 3 апреля 1900 г., предлагающего судебным учреждениям и лицам обратить внимание на то, что последователи русской секты, штунды, ранее уже неправильно присваивавшие себе название баптистов, в последнее время особенно настойчиво стали именовать себя баптистами, и, вводя этим в заблуждение судебные власти, избегают иногда судебной ответственности за устройство общественных молитвенных собраний. Убедившись таким образом, что переименованием своей секты из штундистской в баптистскую они не достигли приобретения прав последней, штундисты Херсонской губ. и в частности г. Одессы, в надежде снова обойти закон о них 1894 г., измыслили новое название своей секты: «христиане евангельского исповедания, приемлющие водное крещение по вере», – название, собственно говоря не определяющее ни сущности вероучения, ни отличительных признаков секты.
Но какое бы звание своей секты ни придумали сектанты, подавшие теперь министру прошение об ограждении их от преследований и даровании им прав и льгот, последователи её должны быть без всякого сомнения признаны не иным чем, как только штундистами, приверженцами признанной одной из наиболее вредных сект в церковном и государственном отношениях».
К этому архиепископ Иустин присовокупляет, что подавшие министру прошение сектанты неоднократно привлекались чинами полиции к суду за незаконные собрания, как штундисты и местные суды выносили им обвинительные приговоры за их собрания.
В таком же роде поданы ходатайства штундистами Екатеринославской и Киевской губернии. О них потолкуем в другой раз.
* * *
Раскольники в своей самозащите на беседах с православными миссионерами всё больше и больше отказываются от старопечатных книг, которые мало их стали оправдывать, и всё чаще и чаще берутся за книги «беззастежные», которыми раньше гнушались. Да еще если бы защищались такими «беззастежными» которые-бы заслуживали внимания и были достойны своей высокой цели – защищать истину, а то просто, кощунственными. Наш корреспондент свящ. Чередников сообщает, как в минувшем июле месяце, на границе Костромской с Нижегородской епархией, в д. Михайлов была назначена достойным тружеником миссионерского дела Нижегородским миссионером И.П. Ломакиным беседа, о которой мы, соседи иереи,237 были оповещены почтенным миссионером.
Когда прибыли на беседу, то местные раскольники послали лошадь в другую деревню Перехвашкино за начетчиком, которого не более как через час и привезли. Торжественно, не торопясь подошел начетчик самокрещенец Ф.И. к столу, не торопясь вынул несколько книжек из сумки своей и пожелал вести беседу о греческой церкви, которую он считает падшей со времени Флорентийской унии, что и вычитал из своей книжонки, подтверждая: «смотрите слушатели, ведь я читаю не что-нибудь, а Священное Писание, слышите здесь и Марк Ефесский поминается и всё Божественное». И.П. Ломакин из книги о Вере прочитал об этом событии и стал доказывать, что никакого соединения греческой церкви с римской не было и что в книге о Вере написано – кто не подписался под деянием Флорентийского собора. На это раскольничье светило Ф.И. возразил, что он более верит своей книге, а не «Вере», из которой не желаю-де и слушать возражения.
На эти его слова слушатели раскольники сказали: Ф.И., да какая-же это у тебя книжечка, ведь она «беззастежная», а ты говоришь, что она верней старинной книги «Веры». Присутствовавший-же здесь священник в это время стал перелистовывать эту хваленую Ф. И. книжечку и говорит: «а вот, почтенные слушатели, послушайте, из какой Ф. И. книжки-то читал вам и какую он считает правее «Веры», читает:
А мы просо сеяли, сеяли?
Ой люди сеяли, сеяли!238
А вот еще другая песня:
Уж как муж жену любил
Да по шее колотил.
Еще не успел священник прочесть двух стихов этих, как поднялся невообразимый шум среди раскольников, которые набросились на своего защитника с бранью: «что же ты это нас морочить пришел, и защищать песнями от миссионеров, да еще Священным Писанием эту гадость называешь»! И тут же многие ушли с беседы.
Бесстыжий же Ф. И., ничтоже сумняся стал оправдываться что ведь и эта книжка прошла через цензуру, ведь и её Никониане издали.
Конечно, чем кончилась эта беседа говорить излишне, но только факт этот – лишняя страничка иллюстрирующая раскольничьих защитников, которые, пользуясь тьмой и невежеством раскольничьей массы, морочат ей голову всевозможными брошюрками да рассказами, положительно не имеющими никакой цены в деле миссии, да и дерзко выдают разные историйки за Священное Писание. Не чужды подобных приемов и господа Усовы, Мельниковы, Коноваловы, являющиеся на беседу, особенно первые, с газетками, гектографированными брошюрками, и прочим полемическим хламом, а старопечатные книги, на которые раскол полагает своё мнимое спасение, отходят уже за флаг.
Μ.
Корреспонденция «Миссионер. Обозрения». известия и заметки. (Миссионерский стан имени преосвященного Гурия, епископа Самарского. Свобода совести у молокан. Самоубийство баптистского пресвитера. Непристойное поведение раскольничьего лжеепископа Усова в православном храме на беседе. Наставления преосвященного Антония, епископа Волынского, об осьмогласии и каждении. Памяти о. Варфоломея Студенкова. Миссионерские известия) // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 946–956
III. Из Самары. Миссионерский стан имени преосвященного Гурия, епископа Самарского
Съезд духовенства Самарской епархии, движимый чувством глубокой признательности к своему благостнейшему архипастырю, преосвященнейшему Гурию, за его неусыпные заботы о религиозно-нравственном просвещении вверенной паствы и просвещении светом Христова учения язычников, коих насчитывается в епархии Самарской более 5.000 душ, до сих пор еще непросвещенных светом Христова учения, в память исполнившегося десятилетия архипастырского служения в Самарской епархии, решил увековечить это незабвенное для епархии событие ассигнованием в распоряжение его преосвященства, как председателя миссионерского комитета, 1.500 рублей из личных средств духовенства, ежегодно собирая 1 р. 50 к. с причта на организацию противоязыческой и противомагометанской миссии среди инородцев Самарской епархии, с тем, чтобы на эти средства был открыть миссионерский стан имени преосвященнейшего Гурия. На журнальном постановлении о сем съезда Самарского епархиального духовенства последовала следующая резолюция его преосвященства: «Глубоко тронут выраженными чувствами признательности и благодарности духовенства епархии, в лице представителей съезда, к моей архипастырской посильной деятельности. Духовенство уже и прежде не раз выражало мне подобные чувства с учреждением стипендии в семинарии и епархиальном женском училище и приюта для круглых сирот до школьного возраста, – приюта моего имени. А теперь оно как-бы отвечает на мои скорбные чувства о положении инородцев епархии – язычников, состоящих под сильным и дружным влиянием на них магометан, почему близких к принятию ислама, удержать которых от этого может только миссионер-священник из инородцев, посредством бесед о вере и жизни по Богу, на их родном языке, посредством обучения их детей в церковной школе и богослужения на инородческом языке, которое имеет неотразимое воздействие на душу дикаря. Необходимы поэтому приходы среди таких инородцев с причтом из священника и псаломщика. К прискорбию, в настоящее время назначение казенного жалованья священно- и церковнослужителям вновь открываемых приходов встречает затруднение; почему у меня в Бугульминском уезде, в двух чувашских деревнях, сооружены храмы и причтовые дома, но стоять без причтов, по неимению средств к их обеспечению, что меня весьма огорчает… Духовенство епархии, в лице представителей съезда, как бы поняло состояние моего сердца, в этом именно отношении и вызвалось помогать мне своими посильными приношениями в этом горе, чтобы облегчить его тяжесть. На полторы тысячи рублей можно содержать инородческие причты при двух церквах или приходах. Не нахожу слов, чтобы выразить на этот раз чувство моей искренней благодарности духовенству за это великое, доброе и святое дело во славу Божию и благо Св. Церкви. Отец Небесный сугубо да вознаградит его Своими божественными милостями и щедротами в здешней и будущей жизни».
Самарская епархия, со своим разноверным и разноплеменным населением, представляет весьма широкое поле для миссионерской деятельности духовенства. Каких только народов и каких только вер не встречаем мы в Самарской епархии! Здесь живут русские, немцы, поляки, татары, чуваши, мордва, вотяки, евреи и пр. Но как разнообразен племенной состав населения Самарской епархии, так точно разнообразен он и в отношении религиозном.
Кроме господствующего православного исповедания здесь находятся единоверцы и раскольники всех сект, далее монтанисты, молокане, иудействующие субботники, римско-католики, лютеране, реформаторы, менониты и последователи других протестантских учений, магометане, евреи и язычники. Таким образом уже один перечень народностей и вер в Самарской епархии показывает, какое обширное поле здесь предлежит для миссионерской деятельности духовенства. Самарское духовенство, во главе со своими архипастырями, всегда весьма усердно занималось просвещением такой разноплеменной, разноверной и разнохарактерной паствы, принимая те или другие меры для её просвещения. Но что касается до христианского просвещения инородцев: чуваши, татары, мордвы и вотяков Самарской епархии, то в этом отношении ни при одном из прежних архипастырей не сделано столько доброго и полезного для их христианского просвещения, сколько сделано при ныне здравствующем нашем архипастыре преосвященном Гурии. Благодаря апостольским трудам преосвященного Гурия, в настоящее время во всех уголках Самарской епархии и всем инородцам проповедуется слово Христово на понятном родном языке инородцев пастырями из самих же инородцев. В виду того, что в Самарской епархии миссионерское дело среди инородцев поставлено на весьма широких началах, преосвященный Гурий давно нуждался в таком лице, которое могло бы совершать возможно частые поездки по инородческим селениям епархия и непосредственно на месте, с одной стороны – наблюдать за правильным ведением школьного дела в инородческих приходах, а с другой – наблюдать за миссионерскою деятельностью инородческих священников и давать им указания для возвышения успеха миссионерского дела, и тем исполнять обязанности начальника инородческой миссии; но главным препятствием к учреждению такой должности являлось отсутствие денежных средств.
Теперь Самарское духовенство, глубоко ценя миссионерские труды своего благочестивейшего архипастыря и хорошо зная положение инородческого миссионерского дела в епархии, само пришло на помощь к открытию правильно организованной противоязыческой и противомагометанской миссии среди инородцев Самарской епархии. Честь и слава Самарскому духовенству! Отец Небесный, скажем словами преосвященного Гурия, сугубо да вознаградит его Своими Божественными милостями и щедротами в здешней и будущей жизни.
Свящ. А. И-в.
Из с. Пановых Кустов, Тамб. губ. (Свобода совести у молокан. – Самоубийство баптистского пресвитера)
В большом селе Пановых Кустах, Тамбовской губернии, проживает много молокан-воскресников. Интересен взгляд их вожаков, на свободу совести. Один из этих вожаков мясник пресвитер Порошин в феврале текущего года женил одного из своих сыновей. Гости были все дальние и знатные, все молоканские заправилы с разных сторон молоканского мира. Пир свадебный шел на славу. По обычаю своему молоканские пресвитеры и другие более видные молоканские старики занялись разбором и толкованием священного Писания. Тут неожиданно в беседу вмешался один из сыновей Порошина И. Сначала он стал говорить, что молоканское общество вообще погрешает против священного Писания. Потом он перешел на вопросы о священном Предании, о крещении в воде и причащении, и сделал молоканским пресвитерам такие громкие и прямые возражения, от которых они пришли в замешательство. Не довольствуясь этим, И. стал вычитывать места из книги «Беседы с молоканами» свящ. Быстрова, взятой им у приходского священника для прочтения. Такая дерзость молоканина в отношении пресвитеров и стариков привела последних в сильное негодование, а его отца пресвитера в огорчение. Отец велел сыну замолчать, но сын не унимался, чем и привел отца в гнев. Когда же в руках сына появилась книга Быстрова и заставила смутиться пресвитеров, отец уже не мог стерпеть. Он схватил возмутителя, велел другим своим сыновьям держать его, а сам начал бить его по спине и груди и избил до синяков. Книга была вырвана и разорвана. Потом отец выгнал сына из дома и он принужден был некоторое время жить у соседей, избитый и голодный. После отец опомнился, принял сына, но запретил ему говорить о случившемся – и особенно священнику, даже запретил ему ходить к последнему под угрозою удаления из дома. Побои заставили сына побывать в больнице… Положение этого сына в семье самое удручающее, все восстают против него, а жена его даже ушла от него. Когда же сын бывает у священника, то его лишают за это обеда и чая. Вот как нетерпимо относятся молоканские пресвитеры к свободе совести в своей среде. Домогаясь её для себя от православных властей чрез своих сектофильствующих адвокатов, они производят кулачную расправу с теми из своих собратий, которые проникаются святым уважением к православной истине. Пора бы, кажется, нам взглянуть на дело, как оно есть, и оставить юродствующее сектофильство…
* * *
В первых числах мая в с. Пановых Кустах разнеслась ошеломляющая сектантская весть, что сын баптистского главного и старшего пресвитера, называемого «баптистским архиереем», А.А. Бокина, Феодот Андреев, тоже главный пресвитер, застрелился. Сначала этому не поверили, но потом пришлось поверить. Феодот Андреев обыкновенно проживал на хуторе, верстах в двадцати от с. Пановых Кустов и жил, как говорит отец, «настоящим барином». Он заведовал большим хозяйством и пользовался общим уважением. Иногда он выступал, в качестве представителя, на публичных беседах штундо-баптистов с православным миссионером. В роковой для себя день после обеденного отдыха он всех рабочих на хуторе разослал по известным работам в поле и в саду. Сам остался один в доме, а жена была в другом доме – тоже на хуторе. И вот в это то время он, как говорят, в совершенном сознании, как его видели прежде, пустил себе пулю в висок. Выстрел слышали некоторые из рабочих и, когда пришли в дом, нашли Феодота Андреевича валяющимся на средине пола, с зияющей, залитой кровью, раной в виске, и возле него – револьвер. Он еще дышал, но чрез несколько минут был мертв. Пуля засела в голове. Дня через четыре, по обследовании дела становым приставом, он привезен был в село и погребен на сектантском кладбище. Штундо-баптисты лишили обряда погребения умершего, как грешника-самоубийцу. Причиной самоубийства одни считают – очень немногие, – что покойному не удалось купить землю, которую он несколько лет держал в аренде. Но большинство с большею вероятностью причину самоубийства указывает в незаконной плотской связи (этот грех, говорят, и прежде замечался за Ф. А.) со служанкой и в невозможности для Ф. А. жениться на ней. Об этой связи узнала жена Ф. А. и пригрозила мужу рассказать всё на собрании. Это обстоятельство и повергло Ф. А. в отчаяние, доведшее его до самоубийства. Семья Бокиных в большом горе. Она повергла в уныние и нанесла тяжелый удар самохвальной штундо-баптистской святости. Пресвитер-самоубийца, да еще такой влиятельный – эти ведь не простой казус, а обстоятельство, над которым всем штундо-баптистам стоит глубоко призадуматься.
С. Η. Р.
Из Нижегородской губернии. (Непристойное поведение раскольничьего лжеепископа Усова в православном храме на беседе)
В июне месяце ветлужскую часть Макарьевского уезда посетил известный раскольнический начетчик Иван Григорьев Усов, действующий в роли старообрядческого епископа Нижегородского Иннокентия. Цель путешествия Усова, как говорят его последователи, осмотреть свою епархию на Керженце и Ветлуге, и добиться в селе Воскресенском беседы с православными. Приезд своего «епископа» раскольники тщательно скрывали. Беседа была назначена 13-го Июня. Как сам Усов, так и его сотрудники были одеты в черные длинные полукафтанья, по покрою ничем не отличающиеся от подрясников, какие носит наше православное духовенство; на головах – шляпы. На самом Усове сверх всего был надет еще драповый халат, напоминающий собой священническую рясу.
Около 12 час. дня к председателю воскресенского отделения, о. Белавину, пришел келейник Усова и заявил, что «владыка Иннокентий» желает сам вести беседу со стороны «австрийцев», а посему просит назначить время и место беседы. Зная, что Усов во время бесед ведет себя слишком неблагопристойно, о. Белавин заявил пришедшему, что беседа будет вестись около храма, а о времени же все будут извещены несколькими ударами колокола.
Около часа дня с колокольни послышались условные удары колокола. Народ повалил к церкви, туда же отправились и миссионеры. Но Усов и его сотрудники, несмотря на то, что местом беседы была избрана площадь, самовольно вошли в храм. Там, по средине его они разложили на стол привезенные с собой книги, а сами расположились на скамейке: вести беседу на улице им не хотелось. По приходе в храм миссионеров, начетчики подняли страшный шум, так как на просьбу миссионера о. Альбицкого придвинуться ближе к амвону Усов отказался… Шум был так велик, что миссионер решил было совсем не начинать беседы, если оппоненты не будут вести себя скромно. «Австрийцы» смолкли. Была пропета молитва, и беседа началась. Был избран вопрос о Церкви. Иван Усов, чтобы его удобнее всем видеть, встал на табуретку. Он небольшого роста, черноватый, с длинными волосами и лукавыми глазами, говорит на «а»… Во время беседы Усов вел себя невозможно. Не отвечая прямо на поставленный миссионером вопрос, он старался извернуться, для чего говорил много, обращаясь к присутствующей публике, махал руками, словом надеялся на своё красноречие. Относительно последнего Усову нужно отдать справедливость: говорить он мастер, в карман за словом не полезет, и говорить может долго. Но о чём он говорит – это другой вопрос. На замечания миссионеров и местного благочинного о. Евгения Троицкого вести себя прилично, Усов начинал шуметь еще больше. Он кричал, что ложь великороссийской Церкви не терпит обличений. Не стеснялся лжеепископ отпускать по адресу миссионера и такие выражения: «лжец, обманщик, ишь его кольнуло, или тебя на шило посадили»… Да всех слов и выражений и не перечтешь. В конце концов этот нахал не постыдился прямо заявить, что в храме и нужно шуметь и кричать, ибо это не церковь, а нечто в роде кабака. Такое наглое поведение раскольников возмутило как представителей духовенства, так и присутствующих тут православных, но сделать ничего было нельзя. Никакие уговоры, просьбы и наконец запрещения не могли сдержать расходившегося лжеепископа. Он вертелся на своём табурете и кричал на всю церковь, что православная Церковь языческая, тысячеглавый змей. Чтобы водворить порядок решено было сделать перерыв, но тут раскольники начали вести себя еще неприличнее, и беседу после заключительных слов о. Альбицкого прекратили. На вопрос Усова – будет-ли еще беседа, было объявлено ему, что православные слушатели возмущены его поведением и не желают, чтобы миссионеры вели прения с такими собеседниками. Раскольники начали собирать свои книги, келейник подал «Иннокентию» его хламиду и они оставили храм.
Употребляемые Усовым при ведении бесед, приемы не новы. Это перевирание текста, выпуск неблагоприятных для них мест, недослышание и самое главное… ругань… Слова: «бесстыжий, как тебе не стыдно», Усов упоминает на каждом шагу.
Вообще слушатели беседы вынесли крайне неприятное впечатление от Усова и говорили, что такого собеседника и пускать в храм не следовало-бы. Словом, Усов этой беседой крайне подорвал себя.
Студент Каз. ветер. инст. В. Виноградов
Наставления преосвященного Антония, епископа Волынского об осьмогласии и каждении
Божественные Апостолы и духоносные Отцы Церкви, единоправные Ученикам и Самовидцам Слова, преподали нам не только слова для собеседования с Небесным Отцом нашим и Его друзьями, но и созвучия, в которых они сами воспевали эти, внушенные Святым Духом, молитвословия. Правда, под влиянием времени, некоторые из этих созвучий и напевов претерпели изменение ради сокращения времени, но все-таки основное сочетание звуков в них сохранилось.
Из всех священных напевов всего более дорожит вселенская Церковь охранением осьмогласия, преподанного нам великим и наученным от Ангелов Иоанном Дамаскиным. Внося разнообразие в исполнение ежевоскресной и ежедневной службы, осьмогласие есть лучшее пособие и для запоминания всех правил Устава, которые предразделяются им и вводятся в определенное соотношение, как обращение с числами четырьмя арифметическими действиями. Где строго хранится осьмогласие, там и певцы одушевленнее и сознательнее относятся к службе, и народ не тяготится её продолжительностью.
Вот почему мне стоит больших усилий над собою, чтобы сохранять спокойствие при упоминании о великом и непростительном бесчинстве, допускаемом во многих церквах нашей Волыни в виде какого-то, придуманного врагами Церкви, общего гласа для всех ирмосов. Этот общий глас представляет собою искажение шестого гласа и своими бессмысленными завываниями совершенно лишает духовной красоты священные ирмосы, сообщенные Духом Божиим Святым Отцам, а ими всей верующей вселенной. Я проехал всю Россию от Белозерска до Симферополя, от Златоуста до Варшавы; много видел бесчинств в церковной службе, но такого безобразия, такого поругания красоты церковной нигде не встречал. В благочестивых приходах св. Руси все миряне знают наизусть ирмосы великих праздников и их напевы. Что могут они почувствовать, когда, напр., величественный канон Пятидесятницы: «Божественным покровом», или Богоявления: «Глубины открыл есть дно», коверкаются на этот отвратительный, нищенский вой?
Еретику Павлу Самосатскому вменялось Церковью в вину и то, что он искажал церковные напевы на страстные, бесчинные вопли, и теперь в Типиконе и в книге правил соборных на такие вопли положено строгое прещение. Наверно, еще более страшному осуждению предали бы соборы вселенские тех, кто дерзает нарушать высшую красоту церковной службы, т. е. осьмогласие Дамаскина.
В утешение можно сказать, что и у нас этот разврат начал появляться недавно, что осьмогласие не забыто, а только оставлено многими в небрежении, – конечно – вместе с заботой о своём спасении. А потому прошу, молю и с прещением увещеваю отцов иереев, диаконов, псаломщиков и певцов церковных: теперь-же навсегда бросьте этот нелепый общий глас. Да погибнет он вместе с душою Павла Самосатского и последователей его ереси! Да будет он предан забвению! Да заградятся навсегда уста, желающие повторять его! Да утвердится незыблемо священное осьмогласие! Да не постигнет нас гнев св. Иоанна Дамаскина и всей Церкви Божией! Да не будет земля Волынская оборышем среди поместных церквей, украшающихся богопреданным осьмогласием!
А чтобы утвердить эту заповедь Церкви, прошу на спевках пред службами исполнять правильно ирмосы, стихиры и прокимны, а не вымышлять разнообразия для херувимских и прочих литургийных песнопений, положенных на ноты сочинителями, не знаемыми Церкви Божией и не свидетельствованными в своём житии, ни в чистоте помыслов и деяний, без чего, как сказано, никто не узрит Бога. В обителях и храмах, где содержится образцовый чин священнослужения, литургийные песнопения исполняются обыкновенно, а то и всегда, одни и те же, наизусть, а разнообразие пения прилагается именно к напевам гласовым и к подобным. Всё это начали оставлять в пренебрежении под влиянием душепагубной и проклятой Святыми Отцами латинской унии, дабы обезличить духовную жизнь и молитвенные подвиги народа Божия и клира, а затем постепенно притупить их в такой степени, чтобы они остались лишь при немногих жалких суевериях и сделались послушным орудием в руках еретиков. Напротив, твердое и сознательное охранение народом и клиром неискаженного евангельского благовествования, т. е. православия, возможно лишь чрез одушевленное исполнение православной службы Божией без искажений, без грубых опущений, но со смиренным сознанием, что мы стоим не выше, а гораздо ниже уровня духовной жизни Отцов и Учителей Церкви и должны со вниманием и послушанием следовать их богопросвещенному руководительству.
Местные священнослужители, видимо, мало справляются с Типиконом, потому что большинству их неизвестна глава: о каждении.
Должно кадить сперва св. престол с четырех сторон, не поднимая кадила выше престола; затем горнее место и пр. иконы алтаря; если же на жертвеннике стоят св. дары, то непосредственно после престола кадятся жертвенник, потом горнее место и пр. Выходя из алтаря царскими дверями, священнослужитель кадит ту и другую дверь, затем, выйдя в церковь, кадит прежде Тайную Вечерю, затем образ Спасителя, затем икону, что рядом со Спасителем и пр. иконы правой стороны; после сего он возвращается к левой стороне, кадит Богородичный образ и пр. иконы левой стороны. Затем, снова становится на амвоне и кадит лики певцов и весь народ, а после этого спускается вниз и кадит все иконы в храме и, возвратившись, становится на амвоне, опять кадит иконы Тайной Вечери, Спаса и Пречистой и, войдя в алтарь, кадит престол спереди.
Кадить должно не отделяя локтя от поясницы и совершая по три взмаха кадилом: первый взмах – стоя прямо, второй взмах – наклоняя голову, а третий – поднимая.
Должно учить народ кланяться, когда на него кадят, но не креститься при этом. Только на Святой Седмице, когда иерей кадит на народ с крестом и приветствует его, то народ осеняет себя крестным знамением, отвечая: воистину воскресе!
Также следует учить народ, что при благословении свечами или рукою иерея и архиерея, должно только кланяться, а при благословении крестом, евангелием или образом – креститься и кланяться; также и при окроплении св. водою.
Памяти о. Варфоломея Студенкова
– 26 июня сего 1903 года скончался священник Успенской единоверческой церкви села Русского Поречного, Судханского у., Курской еп., о. Варфоломей Николаевич Студенков. Покойный происходил из местных крестьян беглопоповцев. В обществе беглопоповцев он известен был во всей России, как один из лучших и надежных поставщиков беглых попов. Не мало последних перешло через его руки в раскол… Я бывал в его кельях, в его доме, где скрывались беглые попы и курили в отдушины табак. Много порассказал мне покойный о Варфоломей интересного из жизни беглых попов. Я всё время побуждал самого о. Варфоломея сделать записки об этом. К сожалению, смерть не позволила ему этого сделать. Он отличался особенною ревностью в своём деле. Покойный не мало провел, как сказывают его родные, бессонных ночей, когда решался принять православие. Больших трудов стоило уговорить его, чтобы он не уходил в монастырь (он был вдов), а остался дома для пользы миссии. В 1896 году он принял православие, на правах единоверия, и в том же году поставлен священником, а его моленная обращена в церковь. За ним последовали и его единоверцы – поповцы. В настоящее время приход его состоит более, чем из 300 душ. Присоединение поповцев совершал первый раз о. К. Крючков, но приготовил их к присоединению, несомненно, Варфоломей Николаевич. Другого человека, как о. Варфоломей, трудно найти, так как он всегда стоял во главе своего общества. Поэтому и по присоединении своём всегда оказывал нравственное влияние на раскольников. В сравнительно не долгий, пятилетний, срок покойный не мало потрудился на пользу св. Церкви, искренно сожалея и всегда раскаиваясь о своём прежнем служении расколу. Да подаст же милосердый Господь прощение и мир его доброй, прямой, честной и чисто русской душе! Помянем и мы, братие миссионеры, преставльшегося от нас брата нашего священноиерея Варфоломея.
Свящ. Е. Зубарев
Миссионерские известия
Епархиальные миссионеры Грузинского экзархата, кандидаты богословия г.г. Обтемперанский и Левитский оставили миссионерские должности и перешли на службу в светское ведомство – первый в контрольную палату, второй в канцелярию главноначальствующего. На одну вакансию епархиального миссионера назначен Св. Синодом бывший окружной миссионер Рязанской епархии, священник Тифлисской миссионерской церкви о. Дунаев. На вторую вакансию назначен преподаватель по кафедре раскола Енисейской Семинарии исполнявший также и миссионерские обязанности, А.С. Платонов.
– На должность окружного миссионера Донской епархии назначен диакон Коньков.
– Единоверческий священник г. Харькова о. Самсон Холопов назначен противораскольничьим местным миссионером, с жалованием в 120 р. на разъезды.
– «Нов. Вр.» сообщает, что в г. Брянске, Орловской губернии, известный апологет раскола, начетчик Феодор Ефимов Мельников скоропостижно скончался в гостинице.
Миссионерские отметки при чтении светской печати // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 957–959
Прочитал в одной почтенной газете изречения, которые показались мне одни – явно противоречащими учению Церкви, другие – требующими разъяснения и оговорки с точки зрения православного читателя.
Так, под рубрикой «мыслишки» приведены следующие изречения, имеющие претензию на глубину и мудрость:
«Мыслишки. – Когда ты разговариваешь со слепым, то не рассуждай с ним о цветах и красках.
Если надеяться – значит жить, то бедные живут лучше богатых.
Фридрих Великий часто говорил: «самое вредное животное из диких – клеветник, а из домашних – льстец».
Ценить себя низко – слабость, а слишком высоко – глупость».
Нельзя оспаривать трюизма, что со слепым говорить о цветах не очень умно, равно и о красках. Недурно сказано, что бедняки богаче богачей – духовно, своею надеждой. Хорошо бы только добавить – надеждой на Бога, ибо всякие бывают надежды и чаяния, далеко не похвальные и не могущие быть названы жизнью, а наоборот, смертью. Так, надежда на человека есть грех и приносит смерть душе, ибо в Св. Писании сказано – «проклят надеющийся на человека» и еще «не надейся на князи, ни на сыны человеческие, внихже несть спасения». Постыдна также и надежда на богатство, именуемое справедливо «гиблющим»…. Третье изречение очень хорошо, ибо им строго и резко осуждается то самое, что и в Св. Писании осуждено, то есть клеветничество и льстивость. За такое изречение спасибо можно только сказать, ибо чем чаще осуждается зло и грех, тем лучше. Клевета же и лесть сильно распространены в русском обществе и народе.
Но вот четвертое изречение, или «мыслишка», – очень дурна и вредна, особенно когда она заявлена как аксиома, не будучи таковою, но явной и вредной ложью, которой никак верить не надо. Вторая половина изречения впрочем верна, а именно, что «ценить себя слишком высоко – глупость». Не только это глупость, но и грех и погибель, погубившая сатанаила и превратившая его в темного сатану, ему же уготован огнь неугасимый во веки. Но верна ли первая половина «мыслишки», что «ценить себя низко – слабость»… Как раз, наоборот – не слабость, а дивная сила, именуемая «смирением», без коего не может спастись ни постник, ни девственник, ни милостивец, ни миротворец, хотя пост, девство, милостыня, миролюбие составляют для спасения средства наилучшие. И вот, смирение, состоящее именно в том, чтобы «ценить себя низко» и еще ниже и еще пониже, и наконец ниже и хуже всех, оно то в изречении и названо «слабостью», то есть бессилием, бесхарактерностью, малодушием! Нельзя так пренебрежительно относиться к царице и венцу добродетелей – смирению, которое есть свойство Самого Господа Бога и Творца Нашего Иисуса Христа, рекшего – «научитеся от Μене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой (мир) душам вашим». Можно ли без греха – и тяжкого – печатно уничижать то, что украшает Самого Бога и что Церковь православная старается привить и усвоить сердцам всех своих чад, неустанно напоминая о необходимости смирения и самоукорения. Если бы составитель «мыслишек» познакомился с содержанием великого творения – «Добротолюбия», книги христианской подвижнической философии, вернее сказать, «любомудрия», то познал бы легкомыслие своё и закаялся бы печатать «мыслишки», не сверенные с компасом святого учения Церкви.
Ведь если смирение есть слабость, значит – по антитезе – гордость есть сила. Значит, Бог слаб, а дьявол – силен духовно. Вот до какого абсурдного вывода можно так дойти, приняв без рассуждения изречение «мыслишек».
Если бы писателям напоминали лучше о той ответственности, которая ожидает их за гробом, когда придется воздать ответ даже за праздное слово, а за ложное тем паче, то тверже бы действовали красным карандашом по статьям тех служителей литературы, которых о. Иоанн обозвал «борзописцами».
Крайне важная, можно сказать, сенсационная весть пронеслась в русской печати, и её нельзя обойти также без отметки в «Миссионер. Обозрении». В 290 №-ре «Свет» напечатано: «В городе Бари (в Италии) находится гробница и мощи столь чтимого всем русским миром св. Николая Чудотворца. Ныне в город этот приехал известный генерал Богданович и, благодаря его хлопотам, Ватикан выразил готовность уступить России св. мощи Николая Чудотворца и соглашается на перевоз их на нашу родину». О, если это известие оказалось верным и надежда православных – иметь на святой Руси мощи величайшего Угодника Божия и пламеннейшего Ревнителя Православной веры Николая Μирликийского – оправдается, тогда Россия могла бы быть свидетелем торжеств еще более, чем Саровские, светлых и умилительных. В России Николай Чудотворец – самый почитаемый Угодник, и ни одному святому нет на Руси стольких храмов и престолов, сколько сему святому посвященных. Число же чудес, излитых Свыше по молитвам Николая Чудотворца, – неисчетно. Но дело приобретения для России много-целебных мощей Святителя Николая не может совершиться без молитв всех православных. Святителю, отче Николае, приди и вселися с нами, чадами твоими, и огради нас от бесовских ересей и всякого греха. Но верится с трудом, чтобы Римская Курия рассталась с сокровищем духовным.
Антон Строгий
В письме к издателю «Московских Ведомостей» некто, купец 1-й гильдии Савва Чернобаев, сообщает следующие поразительные подробности о новом чуде милости Божией, совершившемся при гробнице преподобного Серафима Саровского.
«Не могу умолчать о чуде, которого был свидетелем 30 сентября при гробнице преподобного отца Серафима, Саровского чудотворца.
На моих глазах, совершенно прозрел потерявший зрение уже около года студент юрьевского университета, Василий Юдинский. У него появилось два года назад на лице пятно, которое затем перешло на оба глаза. Профессора и клиники, куда он обращался, помогли мало. Больной уже потерял всякую надежду на выздоровление и горько оплакивал своё печальное существование, как до его слуха дошли вести об ежедневно совершающихся чудесах у мощей преподобного отца Серафима. Как молодой человек, он сомневался во многом, но утопающий хватается за соломинку. По настоянию друзей, он отправился к гробнице чудотворца; приведенный под руки к святому источнику, он умылся и прозрел, как слепорожденный в Силоамской купели.
Все присутствовавшие пали ниц, пораженные чудом, и прославили Господа, ниспосылающего благодать чрез нетленные останки. И я, нижеподписавшийся, удостоился быть свидетелем сего чудесного события, в чем и росписуюсь». Дивен Бог во святых своих!
Октября 7 дня. 1903 года.
Скворцов В. Со скрижалей сердца (Адрес Харьковского духовенства г. Обер-Прокурору Св. Синода. Заграничная печать об о. Иоанне и гр. Толстом. Князь Мещерский и рязанский крестьянин по поводу «отповеди» о. Иоанна гр. Толстому. Чигиринские святотатцы и французские гонители на св. крест) // Миссионерское обозрение 1903 г. № 17. С. 960–976
В истекшем сентябре месяце, как известно, г. Обер-Прокурор Св. Синода Константин Петрович Победоносцев изволил путешествовать на несколько недель на южный берег Крыма, для отдыха и восстановления своих сил, утомленных тяжким служебным бременем церковных и государственных дел. Его Высокопревосходительство не был в Крыму давно уже, – со времени незабвенной кончины Императора Александра III. Приезд Константина Петровича в Таврию совпал со временем заседания епархиального съезда местного духовенства, а обратный проезд чрез Харьков состоялся во время заседаний благочиннического съезда.
Движимые чувством глубочайшего почтения, какое воздает Константину Петровичу не только всё русское духовенство, но и вся Россия, как одному из величайших и просвещеннейших не только в России, но и во всём мире мужей нашего времени, а также одушевляемые бесконечною благодарностью к Обер-Прокурору Св. Синода, третье десятилетие мощно охраняющему авторитет Церкви и интересы служителей алтаря, – представители духовенства в той и другой епархии засвидетельствовали об этих чувствах в благодарственных адресах, поднесенных Его Высокопревосходительству.
В Харькове мы были очевидцами того, каким пламенным чувством исполнены сердца духовенства.
Весть о дне проезда Константина Петровича через Харьков застала съезд на беседе у своего благостного владыки (где и мы присутствовали, но об этой беседе мы будем говорить особо). Возрадовалась, встрепенулась аудитория. Все отцы, как один человек, – буквально возопили – благословите, владыка, и нам всем явиться, все хотим видеть «великого человека», приветствовать благодетеля Церкви, просветителя народа светом истинной грамоты… Знающие, как не по сердцу Константину Петровичу всякие встречи, овации, попробовали было умерить усердие, сдержать благородный порыв. Но не тут-то было… Отцы всем собором явились 9 окт., во главе со своим добрым архипастырем, на вокзал, где Обер-Прокурор удостоил о.о. благочинных милостивой беседы о настоящем положении духовенства, высказался за желательность наиболее тесного сближения пастырей с народом, советовал располагать детей духовенства к службе на пользу Церкви.
Простившись, осчастливленные высоким вниманием г. Обер-Прокурора, депутаты тут-же решили составить и послать Его Высокопревосходительству благодарственный адрес.
Содержание этого адреса следующее:
Ваше Высокопревосходительство, Милостивейший Государь, Константин Петрович!
С чувством глубокого сожаления, расставшись с Вами, Ваше Высокопревосходительство, после знаменательного нашего свидания на ст. Харьков, 9-го сего октября, мы, представители харьковской епархии, во главе со своим Архипастырем, ощущаем сердечную потребность под самым живым впечатлением по поводу сего события высказать Вам одушевляющие нас чувства, кои останутся в каждом из нас неизменными на всю жизнь вместе с памятью об этом свидании.
Кратковременно оно было, но тем глубже запечатлелся в нас образ Ваш, духовно близкий и родной каждому из нас. Кто из нас давно уже не жаждал увидеть Вас и услышать Ваше мудрое слово?! И Вы, несмотря на естественное утомление пути, благоизволили дать нам это счастье. Мы увидели, наконец, а большинство из нас в первый раз, того мужа истинно-русского, истинно-православного, – одного из немногих уже, – который своим гениальным умом и великою опытностью, вот уже более полустолетия, служит Августейшим монархам нашим, как самый верный слуга, а Св. Церкви – как первый и беззаветно преданный сын Её! Мы увидели мужа, мудрые писания коего глубокой силы и изящной красоты покоряют сердца всех русских людей и прославляют по всему миру имя великого русского ума. Мы увидели мужа, с жизнью коего неразрывно связано всё лучшее и самое светлое в истории нашей Российской Церкви за последнее полустолетие: церковно-приходские школы, обеспечение духовенства, преобразования духовных школ, законоположения о сектантстве, инородческая миссия, деятельность братств, женское образование…
Вы, Ваше Высокопревосходительство, осчастливили в нашем лице «весь собор Харьковской церкви», – по Выражению, – своею отеческою беседою и мудрыми указаниями, глубоко запавшими в наши сердца! Как радовались мы сему свиданию и счастью, коим Вы подарили нас!
Каждый из нас считает своим самым священным долгом принести Вашему Высокопревосходительству свою глубочайшую и искреннейшую благодарность за Ваше такое внимание к нам; вместе с сим каждый из нас от всей души возносит и будет возносить Милосердому Господу свою горячую молитву: да благословит и да хранит Он Вас и своею всесильною благодатию да подкрепит Ваши силы, духовные и телесные, еще на многие годы во славу Св. Церкви и во благо Царскому Престолу и всему нашему дорогому отечеству?
Вашего Высокопревосходительства почтительнейшие богомольцы: Арсений, Архиепископ Харьковский и Ахтырский. Стефан, Епископ Сумский. Ректор Семинарии, протоиерей Иоанн Знаменский, кафедральный протоиерей Стефан Любицкий, профессор богословия Харьковского университета протоиерей Тимофей Буткевич, председатель съезда, благочинный 1 округа церквей г. Харькова, протоиерей Петр Полтавцев, далее следует 40 подписей о.о. благочинных.
* * *
Всем истинно русским людям бесконечно дорог о. Иоанн Кронштадтский, а русскому духовенству – он должен быть, и действительно есть, – прямо бесценен, как сопастырь, как наша, отцы, краса и слава, как столп, ограждение и достоподражаемый образец русского православного пастырства. А потому не сомневаемся, что мы идем на встречу желанию наших читателей, охотно отводя место на страницах «Мисс. Обозр.» сообщениям, касающимся великой личности и славной деятельности Кронштадтского пастыря. О. Иоанн юн – духом, бодр телом, но по летам он глубокий старец и несет подвиги сверхчеловеческих трудов.
Пока Господь хранит его, надо дорожить всяким словом о. Иоанна, каждою мыслью, всеми его подвигами на пользу Церкви, народа и общества, и мы постараемся впредь в этом отношении не быть в долгу у наших читателей. С нового года в отделе «миссионер. проповедей» – мы будем печатать все новопроизносимые о. Иоанном поучения, а в «известиях» – вести возможно подробную хронику о жизнедеятельности всероссийского пастыря.
Отлагая другие, просящиеся на наши «Скрижали», вопросы, мы и в настоящий раз долгом считаем побеседовать с вами, читатель, об о. Иоанне, по поводу недоразумения заграничной печати и одного нашего журналиста относительно «ответа о. Иоанна гр. Толстому на его «Обращение к духовенству».
Разбираясь в залежавшей в летние вакации заграничной корреспонденции, мы встретили две очень любопытные заметки о Толстом и об «Ответе» ему о. Иоанна.
Французская газета «Echo» доказывает, что «русские клерикалы» будто бы неосновательно считают гр. Толстого «врагом священников». По мнению газеты, Лев Николаевич «терпим и даже почтителен со всеми, не разделяющими его мнения». «Доказательством служит, – говорит «Echo», – «Миссионерское Обозрение», этот духовный орган, свободный от упрека в пристрастии, сообщающий интересные подробности об отношениях великого писателя к соседнему духовенству, о терпимости и благотворительности Толстого».
Добрый отзыв заграничной печати о беспристрастии миссионерского органа нам, конечно, приятен, – но о терпимости и благотворительности гр. Толстого мы ничего не писали и не слыхали. Деликатность Льва Ник. при приеме некоторых духовных лиц, посещавших его, как, напр., о. Смирягина, нашего почтенного сотрудника, охотно подтверждаем, а о религиозной терпимости яснополянского мыслителя «Echo» может судить по статье американской газеты «World», где сообщается, что Лев Ник. в беседе с корреспондентом этой газеты «выразил желание быть повешенным или в каком-либо другом виде принять смерть за свою веру».
Немецкая газета «Frankfurter Zeitung», в статье «Новое творение Толстого и духовенство», сообщает, что будто бы русское духовенство воспользовалось 75-летней годовщиной дня рождения Льва Ник. для того, чтобы «осмеять и унизить великого писателя». «На сей раз, – говорит немецкая газета, – против Толстого выступил уже не Св. Синод, а о. Иоанн Кронштадтский, напечатав… в русском клерикальном органе «Миссионер. Обозрение» обширную статью, в которой выставил гр. Толстого «богохульником, лицемером и лжеучителем». Ближайшим поводом нападения на яснополянского отшельника послужило-де его последнее произведение «к русскому духовенству». В заключение газета сообщает, что ответом «на это посрамление, послужит почетный адрес писателю, для которого собираются подписи».
Немецкая газета здесь введена в недоразумение: утверждаем, что появление в нашем органе «Ответа» о. Иоанна никакого отношения не имело ни к 75-летию Толстого, ни к его литературному юбилею, совпадение же произошло совершенно случайно, или вернее – по Божьему смотрению.
О. Иоанн узнал об «Обращении Толстого – к духовенству» в мае месяце, при посещении нас для молитвы у одра болящей.
Взяв брошюру, чтобы познакомиться с новым творением яснополянского еретика, о. Иоанн не предполагал отвечать, ссылаясь на недосуг и свой отъезд на родину в Архангельск. Тогда мы попросили почтенного о. Михаила разобрать «Обращение» и разбор был напечатан еще в майской книжке, а юбилей Толстого почитатели его праздновали в августе.
Написал о. Иоанн свой ответ на «Обращение» в порыве «праведного гнева», под впечатлением крайне дерзкого, вызывающего тона этого богохульного творения «яснополянского отшельника». Несмотря на свою всеобъемлющую любовь и доброту, о. Иоанн, как верный служитель алтаря Христовой Церкви, при своей адамантовой вере, не мог воздержаться от законного негодования в своём «Ответе» Толстому на его дерзко вызывающее «Обращение».
Можно бы, конечно, пройти молчанием и не останавливаться на этой ошибке заграничной печати, если бы, к сожалению, того же мнения не разделяла известная часть нашего интеллигентного общества и печати, отнесшейся к ответу о. Иоанна весьма недружелюбно. Об этом засвидетельствовал сам о. Иоанн в известном ответе его к «борзописцам». В том же духе нам писал о. Иоанн по сему же поводу. Вот его письмо.
«Многоуважаемый Василий Михайлович!
Если вздумаете отпечатать мой ответ Толстому отдельной брошюрой, то благоволите исправить вкравшуюся в конце ошибку в словах о «непротивлении Ему», а нужно исправить «непротивлении злу»: это другой, правильный смысл, а тот неправильный, предполагающий непротивление Христу, – тогда как Толстой решительный противник Его. Толстовцы, особенно в Киеве, напр., проф. Д-ц, видно, завзятый и ревностный почитатель Толстого, прислал мне множество газет (№№) с панегириками Толстому, в которых написал мне красным карандашом много дерзостей и тенденциозно восхваляет Толстого до небес: видимо, вышел из себя…
Мне хочется знать от вас: какое впечатление произвела моя отповедь на публику; черкните два-три слова; и как вы сами её находите?.. Ну уж лаятели!…
Ваш слуга и смиренный молитвенник протоиерей Иоанн Сергиев».
8 Сентября 1903 г.
Но в сообщении немецкой печати и в негодовании толстовистов есть одна достойная внимания сторона: это то обстоятельство, что «Ответ» о. Иоанна не прошел мимо, а болезненно коснулся сердца как поклонников Толстого, так, конечно, и самого яснополянского лжеучителя. Как известно, Лев Ник. давал всем чувствовать, что он и не читает и знать не желает никакой критики и литературных обличений его премудрости. А здесь, видимо, «Ответ» о. Иоанна задел за живое и принят в близких к Льву Николаевичу кругах, как «посрамление», «унижение», – а компенсацией ему готовится почетный адрес… Это очень знаменательное признание…
* * *
Всё это понятно и естественно: и недоразумения печати, и негодование либеральных жрецов науки и интеллигенции на слово правды служителя Церкви; но совсем неожиданным сюрпризом является неблагосклонное отношение издателя консервативного «Гражданина», кн. Мещерского, к обличающей лжеучения Толстого проповеди о. Иоанна.
Князь Мещерский не только неодобрительно относится к обличениям о. Иоанном заблуждений Толстого, но и делает досточтимому пастырю свои наставительные указания насчет могущего произойти вреда и соблазна от проповедей о. Иоанна против Толстого для паствы всероссийского пастыря.
Вы, почтенные читатели, недоумеваете, каким образом светский журналист, хотя бы и маститый и почтенный, может позволить себе делать указания Кронштадтскому пастырю, на действия и слова которого вы привыкли смотреть, как на плоды особого пастырского опыта, молитвенного вдохновения и благодатного водительства свыше? Учить о. Иоанна, – вы скажете – да, это странно, если не сказать хуже! И однако – это так, в чём сами можете убедиться, прочитав в дневнике нижеследующие размышления князя-редактора в 84 № «Гражданина».
Пятница, 17-го октября.
Я прочитал в газетах длинную проповедь отца Иоанна Сергиева по адресу (?) лжеучений, распространяемых гр. Львом Толстым; прочитал и призадумался.
И думаю, что размышления мои разделят со мною многие, как и я, привыкшие чтить имя почтенного проповедника и исповедующие веру отцов своих.
Размышления мои родились от мысли: что лучше: огромному множеству пасомых духовного стада отца Иоанна вовсе не знать, чем хулит православную Церковь в своих умствованиях граф Лев Толстой, или узнавать об оных из осуждающих и обличающих уст почтенного своего пастыря?
Мне представляется, что первое несравненно лучше. Граф Лев Толстой, как проповедник религиозных лжеучений, совсем (?) не попадает в известную многолюдную простонародную среду, главным образом потому, что этот люд ничего (?) не поймет из того, что пишет граф Лев Толстой, и не поймет именно его в том соблазнительном смысле противоцерковного лжеучителя, каким его представляет и разбирает отец Иоанн Сергиев.
Ведь если вы вникнете в духовно-религиозный мир того множества верующего простого народа, которого отец Иоанн есть излюбленный пастырь, то вы в его душе всего более найдете чистой детской веры и всего менее найдете богословского знания и расположения рассуждать о предметах веры.
Толстого же, очевидно, с пониманием может читать не только верующий, но и знающий догматическую часть своей веры; если это знание соединено в нём с верою, то он в большей части случаев прочтет умствования графа Толстого и забудет об них; если в нём только знание, но нет веры, то весьма вероятно, что отравленная ядом сомнения и лукавства проповедь графа Толстого против Церкви может проявить своё отравляющее действие на духовный мир человека. Но в этих печальных случаях очень редко догматическое опровержение лжеучений даже такого могучего проповедника, как отец Иоанн, может иметь значение противоядия для души неверующей.
Во всяком случае, огромное большинство из тех, которые прочтут обличения графа Толстого отцом Иоанном, будут составлять лица или непонимающие графа Толстого или же самостоятельно считающие его учение ложным и противоцерковным.
Вторые не нуждаются в этой теме проповедей отца Иоанна, а первые посредством неё впервые (?) узнают о каком-то графе Толстом и об его лжеучении.
Ведь, чтобы объяснить это лжеучение, надо оное сперва изложить, а раз оно высказано, оно входит в ум неподготовленного к встрече с ним, но неизвестно, что оно там произведет за действие? Во всяком случае, в область чисто детской веры войдет после проповеди о графе Толстом какое-то критическое отношение ума к догмату, которое мне представляется не желательным духовным гостем в душу, просто верующую.
На это мне могут сказать: наоборот, если такой крупный талант, как граф Толстой, идет против Церкви, то кому же выступать против него, как не сильному мощью слова отцу Иоанну и неужели ему молчать?
Дело в том, что аудитория – не одна и та же. Есть аудитория, где призванием проповедника является обличение заблуждений графа Толстого, но есть аудитории, где то же слово, лишаясь своей обличительной силы, за непониманием вполне предметов обличения, наводит умы на размышления о том, о чём они и не думали бы…
Войти в аудиторию паствы отца Иоанна с задачею опровергать Ренана – показалось бы мне не только не полезным, но даже вредным, ибо, волею-неволею, пришлось бы прежде всего знакомить множество чистодушных и детски верующих людей со всеми соблазнами духа сомнения Ренана.
Толстой в области русской печати по вопросам Церкви – тот же Ренан. Он идет вкрадчиво и лицемерно на своё разрушительное дело, но языком, недоступным (?) пониманию простого человека. Зачем же непонятное ему делать понятным посредством обличения?
Во всяком случае, тем и прекрасна, как море великое, паства отца Иоанна, что там доступу не может быть духу гр. Толстого: там царят только огненная вера и чистая любовь, и вдруг перед нею произносится имя гр. Толстого, и затем изобличается его ересь языком догматическим. И тому, кто не понял, после этой проповеди не примется ли толковать другой, но тоже вкривь, кто по неведению, а кто и с умыслом.
И являются смущенные там, где их не было…
Оставьте мертвых хоронить своих мертвецов, хочется сказать…
А живым давайте живое слово, коего дух отца Иоанна – такой неиссякаемый источник.
Таковы размышления князя Мещерского! Прочитав их, хочется сказать: «избави нас Бог от таких друзей, а с врагами мы сами справимся». Прискорбно, что весь «дневник» представляет собою сплошное недоразумение и заблуждение, вместе с полным незнанием вопроса, в котором князь Мещерский мнит себя судьей.
Прежде всего, о. Иоанн никогда длинных проповедей и в частности с соблазнительно-обличительным изложением злохулений отщепенцев не говорит, а следовательно и не печатает – и князь не мог в газетах прочитать такой проповеди. Краткость, изъяснение положительного учения веры по поводу заблуждения – отличительные черты Кронштадтского проповедника; заблуждений Толстого или других отступников о. Иоанн в проповедях касается всегда несколькими штрихами, но сильными, вызывающими у слушателя ужас и отчуждение от лжеучителя и лжеучения. В этом сила и искусство апологетической проповеди о. Иоанна, которую мы считаем образцом и примером для других пастырей, а князю она кажется камнем соблазна и преткновения. Не только о. Иоанн, но и заурядный сельский пастырь не допустит изложения в проповеди таких подробностей, которые могли-бы соблазнять, научать заблуждениям.
Нам думается, князь ошибся: он, наверное, читал в газетах не проповедь, а отповедь о. Иоанна гр. Толстому на его «Обращение к духовенству». Это другое дело: это чисто литературный полемико-апологетический трактат, написанный и рассчитанный на вразумление и ограждение от соблазна толстовства той читающей и мыслящей публики, которая отлично знает гр. Толстого и «его умствования».
Затем глубоко ошибается издатель «Гражданина» относительно состава паствы Кронштадтского пастыря, которую кн. Мещерский представляет почти исключительно простонародною, – «с младенческою верою и без всяких догматических понятий о своей вере». Нет, о. Иоанн «излюбленный пастырь» столько-же народа, сколько, и даже прежде всего, высших искренно верующих культурных классов, а затем буржуазных – купеческих – мещанских. А кому неизвестно, как расшатаны религиозные устои молодого поколения этих классов и как, следовательно, важно укрепляющее в вере отеческой и ограждающее от заблуждений могучее слово о. Иоанна. Да я простонародная-то кронштадтская и столичная паства о. Иоанна совсем не так проста, как представляет её в своём дневнике издатель «Гражданина».
Будь кн. Мещерский кормчий одного старо-боярского органа «Гражданин», а то ведь он издатель и нового народного органа – «Дружеских Речей», и так мало знает народную среду!…
Эта самая «простонародная паства о. Иоанна», которую так мало знает и неверно характеризует князь Мещерский, ведь и составляет главный контингент читателей «Дружеских Речей».
Если согласиться с предположением князя Мещерского, «что будто бы гр. Лев Толстой, как проповедник религиозных лжеучений, не попадает в многолюдную простонародную среду, главным образом, потому, что этот люд ничего не поймет из того, что пишет Лев Толстой», тогда придется допустить, что этот люд тем паче не понимает и «Дружеских Речей», ибо граф Толстой писательским талантом и именно народным творчеством ведь посильнее писателей Гродненского переулка… Позвольте, – ведь вот поняли же и усвоили «умствования» Толстого закавказские духоборы, павловские громилы церкви-школы, киевские штундо-толстовцы, а они почерпали и почерпают «толстовские умствования», главным образом, из вероучительных листков и трактатов яснополянского лжеучителя? Да будет ведомо издателю «Дружеских Речей», что мастеровые, фабричные и дворники узнают о Толстом не из проповедей о. Иоанна, а из подпольных толстовских религиозно социальных листков. О. Иоанн со своею проповедью, как чуткий пастырь, идет лишь на встречу духовным запросам народной среды.
Знакомые с религиозными писаниями Толстого, прочитав «размышления дневника», могут одно сказать, что князь Мещерский никогда ничего не читал из религиозных трактатов гр. Толстого и в частности незнаком с теми изданиями, какие предназначены для народной среды. Если угодно издателю «Гражданина» убедиться, как бесконечно прав о. Иоанн, предостерегая народ от лжеучения Толстого и как сто раз неправ он, князь Мещерский, с его опасениями за соблазн от проповеди знаменитого пастыря, то пусть познакомится с последним, напр., произведением Толстого: «Восстановление ада», да с его «Памяткой солдату», тогда он возьмет свои слова, «что будто бы Толстой идет, подобно Ренану, вкрадчиво и лицемерно на своё разрушительное дело – языком, недоступным пониманию простого народа». Нет, князь, в том-то и дело, что Толстой идет не вкрадчиво, а напролом, не лицемерно, а с захватывающею искренностью и обольщающим языком. Здесь его сила и преимущество, а ваше блаженное неведение. Смеем уверить издателя «Гражданина», что – всякий деревенский Иванушка увлечется умствованиями Толстого и, конечно, соблазнится, если не предостережет, не поддержит его веры пастырское слово. Не надо себя убаюкивать, что будто бы толстовские и сектантские листки не попадают в народную среду. О, как попадают, не только в городах, но и деревня не застрахована от этой «тли». Жаль, что издатель «Дружеских Речей», печатного органа для борьбы с растлевающими народное чистое мировоззрение духовными течениями, так жестоко ошибается, утверждая, что будто бы «простонародная (столичная то!) паства о. Иоанна яко бы впервые узнает о каком-то Толстом и его учении из проповедей о. Иоанна»! Да вся Россия, князь, после послания Св. Синода знает Толстого, как не «какого-то», а очень определенного лжеучителя, отвергающего Божество Иисуса Христа и Церковь со всеми её установлениями… Ведь так «размышлять» – значит обнаруживать полное неведение того, что делается в недрах народной жизни, какие духовные нужды и запросы волнуют душу простолюдина. Поверьте, что о. Иоанну лучше это знать и позвольте ему быть хозяином своей великой миссии охранителя народной веры, хоть за него-то вы не опасайтесь…
А затем, разве не абсурд – утверждать, что будто бы «в простом верующем народе нет расположения рассуждать о предметах веры! Нет в мире народа более сердцем расположенного и чуткого в этом отношении. Это можно бы сказать, напр., о грузинах, где нет никакой ревности по вере и ни одной секты, или о ком хотите, но только не о русском народе. Послушать божественное, потолковать о вере – да это исконная черта русской народной души, – неблаговременное и недостаточное удовлетворение которой, со стороны представителей Церкви, служит основной причиной развития сект в недрах народа. Если бы народ наш не был пытлив к вопросам веры, не было бы и сект и в частности такой страшной секты, как скопчество. Подумайте-ка, – здесь, из пытливости и ища спасения, люди решаются на такое страшное дело, как известная операция, со всеми её ужасными последствиями. А загляните в аудитории для религиозных бесед: всюду и в городах, и в деревнях религиозные миссионерские беседы тысячами посещаются, – ломятся стены аудиторий. А князь Мещерский уверяет, что нет в верующем народе и в частности в пастве о. Иоанна расположения рассуждать о предметах веры, «что там будто бы царят огненная вера и чистая любовь»…
Князь давно утверждает, что вера и любовь тогда царили когда розги по спинам мужика ходили за вольнодумство, когда мысль народная была под опекой крепостничества, но это было, князь, давно, а теперь уже не то. Я не знаю, предвидел ли князь, как обидно и тяжело читать людям Церкви эти «размышления», граничащие с обвинением одного из величайших церковных авторитетов нашего времени, а вместе и всей обличающей лжеучения миссии Церкви, когда он восклицает: «зачем непонятное делать ему (простому человеку) понятным посредством обличения»! или: «очень редко догматическое опровержение лжеучений даже такого могучего проповедника, как о. Иоанн, может иметь значение противоядия для души неверующей»!!!
Что же теперь прикажете делать прочему духовенству, если даже слово о. Иоанна неспособно быть противоядием лжеучениям?
Церковная власть и миссионерская наука борются с инерцией и традиционным грехом пастырей-проповедников, не хотящих или не умеющих вовремя предупреждать соблазна от лжеучительства и ограждать верных чад от ересей, и о. Иоанн является правилом и образцом в этом, как и во всём пастырском делании, а князь Мещерский негодует на такие ограждающие веру обличения и тем невольно служит в руку врагам Церкви.
Беда России и Церкви от непрошенных охранителей, которые не ведят-бо, что говорят и творят.
Бестолковость современной жизни не от того-ли, что «пирожники берутся за сапоги, а сапожники за пироги».
Издатель «Гражданина» советует «оставить мертвым хоронить своих мертвецов»; а мы на это скажем: ох, смотрите, чтобы «камни не возопили» против таких панацей…
Многое бы и еще можно сказать по содержанию дневника князя Мещерского, но лучше дадим место рассуждениям Рязанского мужичка по поводу того же ответа о. Иоанна гр. Толстому, – может быть, сын народа лучше нас растолкует кому следует, как дорога, близка сердцу народа, как благовременна и важна обличительная проповедь о. Иоанна.
Открытое письмо мирянина Отцу протоиерею Иоанну Ильичу Сергиеву (Кронштадтскому) по поводу его ответа гр. Толстому
Глубокоуважаемый Батюшка, Иоанн Ильич.
Прочитал я в № 233 «Московских Ведомостей», ответ Ваш Льву Толстому, на его сочинение «Обращение к духовенству», перепечатанный сказанной редакцией из «Миссионерского Обозрения».
Спасибо вам, добрый и сострадательный пастырь стада Христова, что Вы выясняете нам «безбожную личность Толстого», раскритиковав его богохульное учение и отталкивающее нападение на Церковь Христову и богопоставленных хранителей её заветов, пастырей наших.
Это Ваше радушное, искреннее, сердечное обращение к русским людям глубоко трогает сердце православных русских людей и невольно хочется излить вам и свои чувства и мысли о лжеучителе Льве Толстом.
Но прежде чем взяться за перо, сознавая свою немощь, я обратился со следующей мольбой к моему Создателю – Сладчайшему Иисусу: «Иисусе мой, Христе многомилостиве, исповедующего приими мя. Ангелов и человеков Творче, Господи сил, отверзи ми недоуменный ум и язык на похвалу пречистого Твоего Имени».
Затем взял я в руки святое Евангелие, отвергнутое, извращенное Толстым, поруганное его злым языком; слезы печали полились у меня и я сказал: «Книга святая, книга благоуханная, книга сладость райская! Ты научила меня познать Бога и жизнь, с её прелестями. Кто же отвергнул тебя, бесценная книга? гордый мудрец века сего, лжеучитель-богохульник Толстой!
Но пусть он, несчастный, не пользуется, по кичливости ума своего, твоими сладкими паче меда словесами, вводящими в жизнь вечную, исходящими из Святейших уст Самого Бога. Но мы, хотя и грешные, но православные христиане, верующие в неистощимое милосердие Спаса нашего Иисуса Христа, крепко и всегда, до самой нашей смерти будем питаться этой райской манной и передавать оную потомкам нашим из рода в род!
Напрасно также воображает он, Толстой, и его последователи, что будто бы все, так называемые интеллигенты, кланяются измышленному им божеству и руководятся заповедями Толстовского евангелия. О нет! как много высоко и средне образованных и ученых, чистых как кристалл христиан, которые крепко держат в своих сердцах заветы Христа, Его Церкви и веры и проходят земное поприще путем, указанным в Св. Евангелии!
Дивны дела Твои, Господи! Когда я открыл питающую нас, христиан, небесной пищей – райскую книгу, Св. Евангелие, то глазам моим предстала глава 12 от Луки, где я нашел ясное предупреждение моего Сладчайшего Иисуса против подобных Льву Толстому лжеучителей-неверов: «Когда собрались тысячи народа так, что теснили друг друга, Он (Иисус Христос) начал говорить: берегитесь закваски фарисейской (т. е. учения неверов), которая есть лицемерие. Нет ничего сокровенного, что не открылось бы и тайного, чего не узнали бы» и т. д.
И подумал я, прочитав эти божественные слова: а ведь очень долго учение Толстого сокровенным путем шло в народ, но нет тайны, которая бы не открылась. Вред учения Толстого открыт отлучением его от православной Церкви, и тогда только русские люди прозрели, что, упиваясь безбожной философией яснополянского учителя, – они отравляются. Читаю евангелие дальше и врезались в сердце вот эти глаголы:
Говорю же вам, друзьям моим: не бойтесь убивающих тело и потом немогущих ничего более сделать, но скажу вам кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну: ей говорю вам, того бойтесь: всякого, кто исповедает Меня пред человеками, и Сын человеческий исповедает пред Ангелами Божиими, а кто отвергнется Меня пред человеками, тот отвержен будет пред ангелами Божиими и всякому, кто скажет слово на сына человеческого, прощено будет; а кто скажет хулу на Святого Духа, тому непростится и т. д. Тут я снова углубился в ваш, дорогой Батюшка, ответ и впервые увидал ясно и ужаснулся растлевающего ум и сердце, – убивающего душу учения Толстого и, осенив себя крестом, сказал душе моей: душе, душе моя! восстани, отбрось с отвращением на веки все обольстительные мудрования безбожного Толстого!
Пусть уж он, Лев Толстой, насыщает своим мертвящим душу ядом тех, которые привычны к нему от грудей матери, воспитаны без страха Божия, которые к великому прискорбию не испытали душой и сердцем учения нашей матушки, православной Церкви Христовой! Пусть нам, простым русским людям, твои и других подобных тебе служителей Церкви пастырские глаголы жизни вечной будут путеводною звездою! Не пойдем мы за яснополянским курным одуряющим голову факелом! А гр. Лев Николаевич за всё, им посеянное на недоброй почве нивы Божией, пожнет плоды своего лжеучения «в день он», когда каждому воздастся по делам его Тем, в руке Которого, как ты, дорогой Батюшка, сказали, – Лопата.
Хотя и очень жаль Толстого, как брата христианина и дай-то Бог, чтобы его и его последователей озарил твой «Ответ» светом истины, чтобы познали они своё тяжкое заблуждение и сладость учения православной веры и, с полной надеждой в милосердие сладчайшего нашего Господа Иисуса Христа, обратились с покаянными слезами к Его благости! Милосердный Господь с ангелами и всеми святыми более радуется на небесах об одном кающемся грешнике, нежели о девяносто девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии.
А Вас, глубокоуважаемый Батюшка, добрый наш учитель, умиленно прошу и впредь охранять нас своим словом, от недобрых лжеучителей и не отказывать нам, православным христианам, в Ваших мудрых, вдохновленных свыше наставлениях и поучительных вразумлениях и не забывать нас сирых, всей душой Вас любящих, на Ваших Святых дивных молитвах и мы, в свою очередь, будем молить сладчайшего Спаса нашего Иисуса Христа, Его Пречистую Приснодеву Матерь – Небесную Царицу и всех Святых Небожителей, о ниспослании Вам здравия и долгоденствия, особо нужного в наш лукавый век безверия и маловерия, еще на многие и многие годы, для блага Церкви и отечества.
Крестьянин Рязанской губернии, Скопинского уезда, Боровской волости, дер. Кузьминки Тит Карпов.
Жительство имею: Село Озеры, Коломенского уезда, Московской губ., фабрика Брат. Μ. и И. Щербаковых.
26 Августа 1903 г.
Вот каково настоящее-то, подлинное отношение народа к обличениям о. Иоанна лжеучений Толстого. Внемлите!
* * *
Теперь немножко из нашего дневника.
Вчера получил письмо следующего содержания:
«Я читатель вашего журнала, нахожусь под впечатлением статьи г. Козицкого в № 15, по поводу книжки священника Смирягина. Книжки не читал, но статья меня захватила, так как принимаю близко к сердцу вопрос о современном религиозно-нравственном падении нашей деревни. Я хотел бы обратить ваше внимание на яркую картину этого состояния, прилагаемой вырезкой газетной корреспонденции из села Лебедина, Чигиринского у.».
Читаю…
«Лебедин», Чигиринского у. (Корресп. «Киевлянина»). 8 Августа, в 11 часов вечера, как уже сообщалось в «Киевлянине», произошло нападение вооруженных злоумышленников на семью директора Матусовского и Лебединского сахарных заводов, при чем девица Ольга Гомзина была убита, кучер и лошади ранены, а экипаж прострелен в нескольких местах. На месте, где была убита Гомзина, был поставлен крест с иконой Спасителя. 8 октября икона оказалась поцарапанной и исковерканной. К месту происшествия был послан урядник со старшим стражником, которые при осмотре памятника нашли следующее: икона прострелена револьверными пулями в двух местах, вся изрезана и пробита тупым железным орудием; лик же Спасителя совершенно уничтожен ножом; крест тоже пробит пулей, и краска вся исцарапана. Об этом был составлен протокол, и дано знать властям. На место первой иконы была вделана другая, тоже Спасителя. 17 октября оказалось, что и эта икона обезображена. Снова был послан старший стражник для осмотра, который нашел икону в сильной степени поврежденной. Кроме того, под иконой была найдена записка, приклеенная колесной мазью, следующего содержания: «сама Матерь Божия говорила и написала, што кто бачив, то кажи ни бачив, лучше буде». Негодяи пока не разысканы («Киевлянин»).
– Да, действительно, страшное, из ряда выходящее безобразие. Я думаю, что это проделки штунды местной, которая в Чигиринском уезде сильна и осложнена скверным анархическим оттенком. Однако дочитаю до конца письмо.
«Вот религиозное чувство в местном православном населении до чего упало, что среди него могут найтись личности, у которых поднимается рука прострелить лик Спасителя револьверными пулями! Неужели ваша редакция «Миссионерского Обозрения» не подчеркнет этого факта народного кощунства и не осветит его во всём его ужасе и позоре? О таких проявлениях народного озверения, сопровождающегося грамотностью (к исковерканной и обезображенной иконе приклеена была и записка), нужно кричать, вопиять, чтобы наше шаткое, безбожное общество убедилось, наконец, что спасение не в голой грамотности, а в религиозно-нравственном просвещении народа, которое одно только может подготовить в будущем нравственных граждан, способных жить друг с другом в мире и согласии, а не подкалывать один другого, как это водится в настоящее время. Нам лично известно несколько сел в ближайшей к Киеву земской губернии, где, благодаря земским школам, население поголовно грамотно, но где положительно невозможно жить: – до того люди озверели. Убийства, поджоги, грабежи случаются чуть не ежедневно и почти всегда виновники их оказываются неоткрытыми, так как все соседи чувствуют за собою кое-какие грешки и боятся выдавать друг друга. Наше образованное общество совершенно загипнотизировано газетами и верует, что нравственность населения есть непременное последствие грамотности, что преступления творит «власть тьмы», т. е. безграмотности, между тем как в действительности эти вещи не имеют между собою ничего общего, и насколько честны и порядочны были крестьяне-простецы, тепло верующие в Бога, настолько преступны и злы безбожные грамотеи, которыми переполнены наши села теперь. Несомненный факт, что распространение грамотности, дающее доступ к современным революционным изданиям, но не поднимающее религиозного чувства, только влечет за собою повсеместно умножение преступлений всякого рода».
* * *
Под тяжелым впечатлением от корреспонденции и письма принялся за чтение новой газеты и в передовой читаю:
«Антирелигиозная компания министерства Комба устроила настоящее гонение не только на католическое духовенство, но и на самый символ христианства – святой Крест. Изгнав из Франции все духовные ордена, Комб в самых ясных выражениях объявил, что французское правительство бесповоротно решило лишить права преподавания всех членов религиозных конгрегаций, не исключая и тех, которые по своему образовательному цензу имеют на то законные права. Ни один священник и ни один французский гражданин, поступивший в духовный орден, не может в своём отечестве преподавать.
Несомненно, что меры эти принимаются для того, чтобы преподаватели не могли благотворно влиять на сердце своих учеников, утверждая их в принципах веры христианской.
Министерство Комба дошло в своём гонении на христианство до самых крайних и возмутительных пределов. Оно приказало «выбросить» из зала французских судов Распятие. То, что считается у нас и у всех христианских народов гнусным святотатством и строго преследуется законом, совершается во Франции, как законный акт, предписанный правительством. Добрые католики, которых не мало во Франции, должны, конечно, жестоко страдать от этого. Республиканский режим современной Франции не допускает даже свободы веры и совести».
Прочитав эти строки, подумал я: какое совпадение…, а ведь Чигиринские полутемные грамотеи-святотатцы и просвещенные французские гонители креста – сродни друг другу: и те, и другие нравственно падшие, до последней степени, бессовестные люди. А ведь мой корреспондент прав, говоря: что «нравственность населения не от грамотности только зависит»… Комба и К°, – либеральные просвещенные неверы века сего, а какое бессовестное, грубое издевательство допускают над свободою веры и совести…
Вот где ныне настоящая-то штунда – в дружественной Франции! Чигиринская ей и в подметку не годится. А может быть Чигиринские штундисты прообраз и зачаток будущих русских Комбов? О, наши комбы превзойдут… Судьбы Божии неисповедимы, но да хранит Господь подольше от сего Русь православную!
В. Скворцов
* * *
Примечания
Исключения существуют, сколько нам известно, в Самарской епархии, где школы эти находятся в ведении епархиального миссионера. Может быть есть таковые где-нибудь и в других местах.
В Казанской епархии бывший высокопреосвященный Арсений, в начале текущего года, по ходатайству местного миссионерского съезда, распорядился, чтобы епархиальные миссионеры были членами и епарх. училищн. совета, по самому их положению. Такое распоряжение, в силу общих задач школы и миссии в деле религиозного просвещения народа, нельзя не признать вполне целесообразным.
Прав. Собес. 1903 г. и отд. брош. «Братство св. Гурия и характер его деятельности», стр. 8.
Здесь и далее пропуски при сканировании оригинала, поставлены в скобки предположительно – для связи текста. – Редакция Азбуки веры.
Попутно, в сноске можем сказать, что не было бы ничего, кроме хорошего, если бы и о. о. наблюдатели при посещениях единоверческих школ поступали также. Тогда к ним с большим доверием и <…> положением стали бы относиться и дети и всё население. Опять не забудем слов: «всем бых вся».
В виду того, что в семьях за больными ухаживают обыкновенно женщины, а с другой стороны и лучшею сестрою милосердия является также женщина, последнее мы говорим более по адресу учительниц, хотя не исключаем совершенно и учителей.
Так сообщал редакции сам свящ. А. Альбицкий.
Журн. «Мисс. Обозр.» 1902 г., Июнь, 1049.
См. об этом наши замечания на «Переп. сект. деятелей». «Мисс. Обозр.», 1903, Июнь, № 9. Да и вообще при составлении настоящих замечаний мы имели в виду замечания на «Переписку» и достаточно раскрытое в последних не повторяли в настоящем случае.
Обстоятельное объяснение в требуемом смысле цитуемых мест Св. Писания можно находить у архим. Павла, в его брошюре – «Краткие беседы с мнимодуховными христианами.
Последние слова приведенной нами аргументаций молокан относятся к числу так называемых общих мест, а потому не заслуживают нарочитого разбора. Заметим только о том, кто из неверующего сделался верующим, из преданного «гнусным поступкам» стал ревнителем дел, угодных Богу, можно, конечно, сказать, что он переродился, но что такое перерождение бывает только от действия слова Божия, – это молокане говорят уже от себя и говорят в противоречие себе, так как выше в своём «послании» сами-же они для обращения человека-грешника, помимо действия слова Божия, признают необходимым еще особое «привлечение» со стороны Бога (Ин.6:44). Не нужно при этом забывать и того, что люди, говоря вообще, ненадежные судьи поступков и нравственного достоинства других людей (1Кор.2:11, 4:3–4), что внешняя добропорядочность может иногда прикрывать внутреннюю нечистоту (Мф.23:27).
Возражение сектантов приводится не буквально, а в существенных своих мыслях.
Что «Бог есть дух», об этом в приведенных местах говорится, но чтобы «слово Божие называлось водою, – этого нет. Равным образом ниоткуда не видно, чтобы и в дальнейшем тексте (Ис.12:3) под водою разумелось слово Божие; параллелизм Ис.44:3, напротив, дает право заключать, что пророк, подобно евангелисту Иоанну (Ин.7:39), под «водою живою» для духовного человека, разумел благодатные дары Св. Духа.
Место up. ев. Ин.7:37–39, при должном его понимании, очень не благоприятствует учению молокан. Из призыва Господа, обращенного ко всем жаждущим, и из толкования на него Иоанна Богослова видно, во-первых, что под жаждущими Спаситель разумел тех верующих во имя Его, которые еще не получили даров Св. Духа; во-вторых, под «водою живою», имевшею с избытком удовлетворить духовную жажду верующих, Он разумел именно дары Св. Духа которые имели обильно излиться на верующих-жаждущих по прославлении Христа Спасителя. Такое ясное толкование Евангелиста должно-бы, кажется, полагать конец произвольным молоканским мудрованиям о «духовной воде» и о значении учения или слова Божия в деле духовного возрождения человека, но молокане, как видно, только на словах веруют «Писанию», на деле-же всюду стараются обойти его. Так поступают они и в данном случае. Нельзя сказать, чтобы приводимое ими в «послании» толкование данного места было вполне вразумительно, но несомненно одно: в словах Спасителя – «из чрева потекут реки воды живой» – они под живой разумевают не дары Св. Духа, как должны-бы разуметь, следуя указанию Евангелиста, а «поучительные слова», которые из уст принявших Св. Духа «вливаются в сердца слушателей» и духовно возрождают (напаяют) последних. Выходить т. обр., что Спаситель и Евангелист говорят об одном, а молокане о другом: Спаситель с Евангелистом говорят об удовлетворении жажды верующих, а молокане о следствиях такого удовлетворения; Спаситель для удовлетворения духовной жажды людей дает обетование о ниспослании Св. Духа, а молокане думают удовлетворить эту жажду «поучительными словами». Но разве слова Спасителя, приобретшие Ему верующих, о которых речь у Евангелиста в 39 стихе (Ин.7:39), были менее «поучительны» и менее исполнены Св. Духа, чем слова проповедников Евангелия после дня Пятидесятницы, или – прямее – чем слова молоканским учителей?! Почему-же Спаситель этих верующих в Своём призыве называет «жаждущими»? О Спасителе, напротив, известно, что Он «говорил так, как никогда человек не говорил» (Ин.7:46) и что Ему, как Сыну, сообщены были по человечеству дары Духа Святого без меры (Ин.3:34)…
Рождение «от воды и Духа», поскольку есть дело милости и благодати Божией, есть именно «рождение от Бога».
Чтобы быть под кровом и защитою Бога должно не перетолковывать, а верно исполнять заповеди Божии (Ин.14:21).
Речь о крещении «послание» начинает рассуждением о временном значении крещения Иоаннова. Цель такого начала понятна. По мнению молокан, вода составляла исключительную принадлежность только Иоаннова крещения, так что с их точки зрения крещение Иоанново и крещение водою – понятия тождественные, отсюда – отмена крещения Иоаннова означает, будто бы, отмену водного крещения вообще. Не говоря уже о неправильности взгляда молокан на Иоанново крещение (см. Замеч. на переп. сект. деят. Мис. Об. 1903, № 9), здесь должно заметить, что христиане не потому крестятся водою, что Иоанн совершал в воде своё крещение, а потому, что Спаситель повелел верующим в Него родиться или креститься от воды и Духа, и апостолы совершали крещение во имя Христово именно в воде. Что касается мысли о временном значении крещения Иоаннова, то она, конечно, верна, но в раскрытии этой мысли у молокан встречается немало шероховатостей и даже странностей. Так, слишком незначительным и маловажным представляется у них самое дело Иоанна Крестителя. Явить Спасителя миру не значило только узнать (самому) и указать Его, а главным образом – приготовить людей к Его принятию, – путем призыва к покаянию уравнять путь сердец человеческих, уничтожить в них все греховные наросты и недостатки. Крещение в воде было только внешним знаком этой внутренней готовности людей принять Мессию. Неправильно и то что Иоанн для того, будто бы, совершал крещение в воде, чтобы самому узнать обещанного Спасителя миру. Для этого дано было Иоанну иное знамение (Ин.1:33). Наконец, не согласно со свидетельством Самого Спасителя об Иоанне (Мф.11:7–11) и то утверждение молокан, что «больший из всех рожденных женами» в чем-то, будто бы, усомнился. Посольство Иоанново имело значение не для него самого, а для его учеников. Как можно судить на основании некоторых указаний слова Божия (Мф.9:14; Ин.3:25 и д.), между учениками Иоанна были такие, которые не вполне хорошо понимали дело и значение своего учителя и, из ложной ревности к славе учителя, относились с предубеждением к деятельности Спасителя и Его учеников. Иоанн посылает их ко Христу, чтобы они из самых дел Его убедились во исполнении на нём ветхозаветных мессианских пророчеств (Ис.35:5–6).
Как можно догадываться, автор желал выразить здесь ту мысль, что самое явление миру Христа Спасителя уже полагает конец деятельности Иоанна Крестителя.
Мы взяли целую страницу из знакомой читателям статьи: извиняясь за повторение, утешаем себя тем, что повторение отрывка из такой статьи, как статья о. Силина, – не может быть неприятно читателю.
См. «Мисс. Обозр.» т. г. № 6.
Описанная о. Крючковым беседа, в виду её важности, будет напечатана у нас отдельно. А в настоящей статье познакомлю читателей только с раскольничьей книгой.
См. «Мисс. Обозр.» № 16.
См. Отчет, 43–44 стр.
См. Отчет 106, 107 стр.
См. Отчет 47 стр.
На праздниках этих пред детьми произносятся проповеди, читаются рассказы о миссиях и их деятельности, делаются сообщения о язычниках, которым проповедуется вера Христова, производятся сборы пожертвований на устройство миссий и т. п.
Православный Благовестник, № 10, 1902 г.
Есть штундисты и в Гурзуфе. Ред.
Кстати замечу: не мешало бы и другим миссионерам оповещать о своих беседах ближайших приходских священников, когда производится беседа, а то обыкновенно узнают о них случайно и то уже после.
Оказалось, что это был сборничек рассказов и стихов неизвестного автора, – заглавие было вырвано.