Часть V. Революция и новые расколы

В этой главе мы продолжим тему о роли сектанства и «старообрядчества» в политической жизни Православной Российской империи, тему, отчасти уже рассмотренную в главе о раскольнических бунтах XVII–XVIII вв. Бунты были подавлены, сектанты ушли в подполье, и на политическую арену вышли силы, будто бы никакого отношения к «ревнителям благочестия» не имеющие. Эта иллюзия возникает потому, что в истории Церкви и, в частности, истории сектантства, преимущественно говорится о «религиозных заблуждениях» и лишь мельком о роли сектантов в экономике и политике. Наоборот, в гражданской истории упор делается на социальную принадлежность политических организаций без указания на их связь с антихристианскими религиозными общинами. Историки пишут о буржуазных партиях, об их объединении в Прогрессивный блок, о масонском центре, стоявшем во главе заговора против Царя, они подчеркивают активную роль еврейства, явно враждебного Церкви и Монархии, но забывают указать на национальную и «религиозную принадлежность» других представителей крупного капитала и «передовой интеллигенции. Среди них, при явном преобладании еврейства в СМИ и политических партиях, было много и немцев-протестантов, и поляков-католиков, но большинство все же составляли русские по национальности. Само собой разумеющимся считается, что они были православными, однако это не так.

Если говорить о «русской интеллигенции», то хорошо известно, что эта активная в политическом и культурном отношении прослойка, состояла из людей, в лучшем случае, безразлтчных к вопросам веры, но в основном, настроенных крайне агрессивно к «официальной» Церкви. Не секрет, что большая часть так называемых «культурных людей» считали себя атеистами и при этом увлекались разными модными оккультными учениями, такими как спиритизм, теософия и антропософия. Что же касается «русской буржуазии», то она, как уже говорилось в предыдущей главе, по преимуществу состояла из сектантов и староверов. При этом они-то и составляли в этом сословии большинство.

Правда, к концу XIX в. наследники крупных финансистов и промышленников из сектантства и старообрядчества, претерпели существенную метаморфозу. Они, как правило, станли самыми «просвещенными» и «передовыми» общественными деятелями и их принадлежность к расколу иногда бывает трудно установить. На страницах истории они упоминаются, как крупнейшие издатели, основатели «народных университетов», авангардных театров и журналов. Так как они имели тесные связи и общие интересы с капиталистами других национальностей (французами, немцами и евремями), то неизбежно роднились с ними, а потому иногда даже меняли свою «старую веру» на другую (известны случаи перехода в католичество). А вместе с деятелями культуры, меценатами которых они были, увлекались мистикой и оккультизмом.

Может встать вопрос: правомерно ли таких «просвещенных» староверов считать настоящими раскольниками и, говоря об их участии в Революции, приписывать это участие расколу, как религиозному движению в целом? Аналогичный вопрос можно задать, в таком случае, и в отношении еврейства, представители которого тоже обрели экономическую мощь, тоже стали самыми «просвещенными», культурными и политическими, деятелями. Однако ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что самый «передовой» и «просвещенный» еврей никогда не забывает о своей принадлежности к еврейству.

Точно так же и «просвещенные» раскольники никогда не забывают о своей принадлежности к старообрядчеству. Более того, несмотря на внешние признаки культурной эмансипации, вплоть до участия в масонских ложах, такие раскольники продолжали сохранять самые тесные связи с общинами, из которых вышли их предки, и никогда не забывали о своем происхождении. В любых обстоятельствах они сохраняли наследственную ненависть к Церкви и Монархии, к тому «царству антихриста», которое веками надеялись разрушить. Так что, хотя староверы не имели своей особой политической партии, однако по своим антицерковным настроениям всегда сочувствовали любым обличительным и протестным настроениям, а в лице своего капитала стали той грозной силой, которая в начале ХХ столетия приступила к разрушению ненавистной Империи.

Их союзниками и попутчиками на пути к Революции стали все разновидности «религиозных диссидентов», из которых наиболее влиятельными были еврейство и протестантство, так как и то, и другое имело мощную поддержку за границей среди своих единоверцев. Старообрядческий капитал, так же, как еврейский и протестантский, в своей политической деятельности, направленной к разрушению Монархии и против Церкви, преследовал не только сословные интересы крупной буржуазии, но защищал религиозные интересы своих единоверцев. К тому времени религиозные интересы всех антихристианских «конфессий», в том числе и атеистов, были оформлены в виде политических лозунгов о «свободе совести», «свободе вероисповеданий» и об отделении школы от влияния Церкви. За всем этим стояло основное требование антихристианской цивилизации – добиться «отделения господствующей Церкви от Государства», то есть лишить ее статуса государственной религии и тем самым превратить Православной России в «светское государство».

Еще раз повторю: евреи-талмудисты, немцы-протестанты и русские староверы как религиозные сообщества своих собственных партий не имели, однако же именно эти антицерковно настроенные группы населения в развернувшейся политической борьбе несли тот «религиозный заряд», который позволяет видеть в Революции 1917 г. не столько политическую, сколько религиозную революцию. Объединившись накануне Революции по тактическим соображениям, религиозные сектанты рассчитывали в грядущей Новой России, если и не занять место Православной Церкви в качестве государственной религии, то уж во всяком случае, обеспечить своим единоверцам руководящую роль в управлении страной.

Адепты «старой веры» в этом отношении ничем не отличались от талмудистов и протестантов. Вместе с ними они активно лоббировали в Государтсвенной Думе интересы «религиозных меньшинств», проталкивали закон «о свободе совести и религиозных общин», финансировали партии как «правого», так и «левого», террористического крыла. Тем самым, совокупно с «революционным еврейством» и «передовой русской интеллигенцией», они принимали непосредственное участие в охватившем страну дореволюционном «красном терроре». Ниже приведены статистические данные и биографические сведения о конкретных лицах, иллюстрирующие деятельность раскольников и сектантов в подготовке и осуществелении Революции.

СТАРОВЕРЫ УЧАСТВУЮТ В АНТИМОНАРXIЧЕСКОМ ЗАГОВОРЕ

Итак, в начале ХХ в. капитал, промышленность и торговля в России принадлежали в основном раскольникам и сектантам, а отчасти лицам немецкой, французской и еврейской национальности. В терминах марксизма-ленинизма эта часть населения называется буржуазным классом. Как мы убедились на недавнем опыте, властители капиталов и банковской системы рано или поздно захватывают власть, а для этого они объединяются. Сто лет назад случилось то же самое, лишь с той разницей, что на пути к власти тогда стояла не партийная номенклатура, а тысячелетняя наследственная монархия. Один из представителей Дома Романовых, Цесаревич-наследник и будущий император Александр II, письма которого с Урала мы уже цитировали в связи с Пугачевщиной, в письме из Казани после пребывания в земле Уральских казаков писал отцу: «Все зло у них происходит от закоренелости в расколе, в котором нет ничего хорошего, ибо они не только не добродетельные православные, но, напротив того, довольно развратны и прикрывают это мнимой святостью. Казаки на внутреннюю службу идут весьма неохотно и насилу их принудили надевать мундир…». Тем не менее, после его убийства 1 марта 1881 г., выяснилось, что императора охраняли именно казаки-«старообрядцы».

Несмотря на осознание опасности, власть продолжала покровительствовать раскольникам. Благодаря принятию закона «о свободе совести» в 1905 г., раскольники перестали быть гонимыми даже с формальной точки зрения, но за последующие 12 лет перед революцией они так и не смогли истребить в себе «культ трудолюбия» и по инерции продолжали обогощаться. Или, как говорит автор одной из статей, получив возможность законного существования, «старообрядчество заявило о себе столь повсеместно, глубоко и мощно», что привлекло к себе пристальное внимание российской общественности (Данилушкин и др. гл. 20). Если до «получения возможности законного существования» им удалось завладеть 3/4 национального продукта, то можно себе представить, что творилось после «получения». В начале ХХ в. выходцы из раскольничьих скитов завладели уже не отдельными предприятиями, а целым рядом отраслей хозяйства.

При имущественном цензе в избирательном праве России, у них была возможность захватить выборные должности сначала в городах, после 1905 года – и в Государственной Думе, ну, а после свержения монархии, возглавить Временное Правительство.

I. Родоначальниками почти половины из 25 самых влиятельных купеческих родов Москвы были староверы из разных толков и согласий. Таковы: Авксентьевы, Бурышкины, Гучковы, Коноваловы, Морозовы, Прохоровы, Рябушинские, Солдатенковы, Третьяковы, Хлудовы (П.Бурышкин).

II. Те же фамилии мы встречаем в списках всех выборных органов: они гласные Московской Городской Думы, члены и председатели общественных Комитетов, Московской биржи и других коммерческих учреждений.

III. Те же фамилии – Н.Д. Авксентьев, П.А. Бурышкин, А.И. Гучков, его брат Н.И. Гучков, А.И. Коновалов, букет Рябушинских, С.Н. Третьяков – принадлежат организаторам и лидерам самых влиятельных буржуазных партий (кадетов, октябристов и прогрессистов);

IV. Те же лица издают самые влиятельные газеты. Рядом, правда, мелькают фамилии иноземцев (Гужон, Гюбнер, П.А.Тикстон, Кнопы) и представителей другого «избранного народа», тоже известного своей спаянностью и обреченного из-за постоянных гонений копить капиталы (Высоцкие, Поляковы, В.Ф. Гефдинг, В.О. Гиршман, Л.Л. Рабенек, А.А. Ценкер, управитель Международного банка в Москве Ротштейн и пр.).

V. Даже в списках масонских лож, ныне широко публикуемых, рядом с другими «вольными каменщиками», стоят уже знакомые по предыдущим спискам фамилии потомков «ревнителей древлего благочестия»: Авксентьев, Гучков, Бурышкин и Рябушинский вперемешку с Керенским, Некрасовым и Терещенко.

VI. О составе Временного Правительства (ВП) историк Н.Н. Яковлев со ссылкой на архивные розыскания Н.Н. Берберовой сделал следующий вывод:

«В первый состав ВП (март-апрель) входили десять «братьев» и один «профан».

«Профаном», то есть не посвященным в масоны, считается П.Н. Милюков. А кто же были министры-«братья»? Те самые, кто добился отречения Николая II, а значит, – главные заговорщики, строившие планы, как избавиться от Царя, и осуществившие их. Кроме известного всем Керенского и известных некоторым Милюкова, Некрасова и Терещенко в первый состав ВП (а он постоянно менялся) вошли четыре масона, представители «старообрядчества»: Н.Д. Авксентьев, А.И. Гучков, А.И. Коновалов, С.Н. Третьяков.

Таким образом, почти половина министров в ВП (а кроме того, были и другие важные должности) были «старообрядцами». Раскольники действительно заявили о себе «повсеместно, глубоко и мощно», но почему-то именно об их роли в свержении монархии никто из их апологетов не любит распространяться. Так, например, сам масон и «старообрядец» П.А. Бурышкин написал в эмиграции книгу «Москва купеческая», где с подробно говорит именно о купцах-«старообрядцах», об их человеколюбии и меценатстве, об их общественной и культурной деятельности, но ни слова не говорит об их участии в свержении Царя. Только в одном месте осторожно проговаривается, мол, и «в торгово-промышленных кругах Москвы непопулярность царской семьи, конечно, весьма сильно сказывалась». В книгах светских , где говорится о роли масонства в подготовке захвата власти буржуазией (например, Н. Яковлев), наряду с Милюковым, Шульгиным и Родзянко фамилии Гучкова, Рябушинского, Коновалова называются, но здесь, наоборот, ни слова не сказано об их принадлежности к «старообрядчеству».

Приведем послужные списки раскольников, «ревнителей благочестия» начала ХХ в., организаторов и самых активных участников Февральского переворота. Посмотрим на этот список, имея ввиду состав Временного Правительства. Сведения взяты из книги П. Бурышкина и из книги О. Платонова «Терновый венец России», где приведены ссылки на Особый Архив (фонды 1, 92, 111. 112, 121. 730; 1367) и ГАРФ (ф. 102).

ПАРТИЯ ЭСЕРОВ: член ЦК Н.Д. Авксентьев, из рода раскольников; министр внутренних дел ВП глава Уфимской Директории (1918–1919); масон (33 градус, член Ареопага Великого Востока Франции.

ПАРТИЯ КАДЕТОВ: член ЦК Н.И. Астров (1968–1934), из рода раскольников, юрист, Московский городской голова (1917), член Уфимской Директории (1918), масон, ложа Великий Восток Франции.

ПАРТИЯ ПРОГРЕССИСТОВ и газета «Утро России»: один из основателей партии П.П. Рябушинский (1871–1924) – из рода раскольников, промышленник, член Госсовета, Председатель военно-промышленного комитета; редактор-издатель газеты «Утро России»; масон, ложа «Астрея», Париж.

Третьяков С.Н. (внучатый племянник создателя галереи), из рода раскольников, председатель Московской Биржи, Председатель экономического совета при ВП; член партии прогрессистов; издатель газеты «Утро России», министр торговли у Колчака, масон.

Коновалов А.И. (1875–1948), из рода раскольников, текстильный фабрикант; лидер прогрессистов; руководитель Центрального военно-промышленного комитета (ВПК), издатель газеты «Последние новости»; министр торговли и промышленности ВП; масон.

ПАРТИЯ ОКТЯБРИСТОВ и газета «Голос Москвы»: основатель Гучков А.И. (1862–1936), сын отца-раскольника и матери-еврейки, из рода текстильных промышленников; Председатель III Госдумы, военный и морской министр Временного Правительства (март – апр. 1917 г.); председатель Центрального военно-промышленного комитета. Его брат Ф.И.Гучков, журналист, был редактором газеты партии октябристов «Голос Москвы».

А.И.ГУЧКОВ. Историки до сих пор маются над решением вопроса, был или нет А.И. Гучков масоном. В перечне О. Платонова значится, что он был масоном ложи Великий Восток Франции. Но другие сомневаются в этом, точно так же, как в случае с главой партии кадетов П.И. Милюковым. Некоторые историки пишут, что ни тот, ни другой даже не догадывались о существовании масонства. Поверить в это так же трудно, как в девственность путаны, потому что вокруг этих политические зубров масоны буквально кишели. Ими были все остальные лидеры Февраля. Вместе с ними А.И. Гучков угрозами и обманом принудил Царя к отречению от престола и вскоре получил портфель военного и морского министра во Временном Правительстве. Отсюда мы можем заключить, что усилия «кротов» по прорыванию подземных нор, лазов и ходов, начатые ими после исхода из скитов, даром не пропали. Вряд ли о таком успехе мог мечтать «чернец» Капитон, когда прятался по норам в Вязниковских лесах и внушал народу, что Царь – «рожок антихристов». Но вода камень точин, так и дошло начатое «скитниками» в середине XVII в. дело до страшного вечера на станции Дно, когда Гучков, раскольник и наполовину еврей потребовал от последнего русского Царя отречься от престола.

Из приведенного списка видно, что в начале ХХ в. крупные промышленники-олигархи (точно так же, как в конце ХХ в. нынешние) к перевороту подготовились основательно:

1) основали собственные партии (кадетов, прогрессистов, октябристов);

2) были владельцами тогдашних СМИ («Утро России», «Последние новости», «Голос Москвы»);

3) стали депутатами Госдумы.

4) во время войны наживались на поставках армии и фактически захватили власть через всесильный Военно-Промышленный комитет (ВПК).

5) вместе с другими депутатами Госдумы участвовали в заговоре против императора, а после его вынужденного отречения стали министрами Временного Правительства.

6) будучи масонами высоких степеней в заграничных ложах (Великий Восток Франции) они работали на своих иностранных «братьев» и исполняли их поручения.

7) во время Гражданской войны активно участвовали в Белом движении и способствовали развалу России, возглавляя такие образования, как Уфимская Директория.

Идеалы «старообрядческой буржуазии» выражал в своей газете «Утро России» прогрессист и поповец с Рогожи, П.П. Рябушинский. В одном из «Новогодних приветствий» он писал:

«Мы, прозревающие высокую историческую миссию этой крепнущей ныне буржуазии, приветствуем здоровый творческий эгоизм, стремление к личному материальному совершенствованию, к материальному устроению каждым из нас своей личной жизни. Этот созидательный эгоизм, эгоизм государства и эгоизм отдельной личности, входящей в состав государства, не что иное, как залог наших будущих побед новой, сильной, великой России над Россией сдавленных мечтаний, бесплодных стремлений, горьких неудач».

Такая насыщенность текста словом «эгоизм» заставляет вспомнить слова народника И.Н. Харламова, о том, что на спаде «религиозного воодушевления», неминуемого во всех сектах, «остается в результате богатая община эгоистов по отношению к вне ее живущим сотням мелких общин не-сектантов, которых эта сектантская община эксплуатирует по принципу!»

Прозревающий историческую миссию буржуа восклицал в экстазе творческого эгоизма:

«Идеи буржуазии, идеи культурной свободы, – эти идеи не погибнут!!!».

И он, как в воду глядел: они, действительно, не погибли. Через 80 лет мы вновь слышим то же самое: «Мы приветствуем здоровый творческий эгоизм… залог наших будущих побед новой, сильной, великой России над Россией сдавленных мечтаний…».

Для полноты картины остается добавить, что в 1905 г. сам собою поднялся, как и в наше время, «еврейский вопрос». Как пишет все тот же П.Бурышкин, «старообрядческое» купечество встало на защиту отовсюду выселяемых еврейских торговцев и составило особую записку, где говорилось, что «такие внезапные выселения торговых партнеров задевают интересы купеческого класса, что они вызывают хронические неплатежи и ведут к потере местного рынка».

В «Новом Времени» М. Меньшиков писал в ответ: «Московские купчики удивительно обнаглели. В последнее десятилетие всевозможных поблажек, что им делает правительство, они совсем избалованы слабостию и великодушием власти. Привыкнув обирать казну, они начали уже пытаться командовать ею».

Однако, староверы собирались командовать не только казной, но всей страной. После закона 1905 г. они уже ничего не боялись. Они финансировали не только террористические организации бомбистов и политическое масонство, но и периодическую печать своих духовных руководителей. В 1906 г. в Нижнем Новгороде, на незабвенной «исторической родине» раскола, стал выходить журнал поповцев «Старообрядец». Лжеепископ Иннокентий Усов («перемазавший» иеромонаха из евреев М. Семенова) или его брат-издатель опубликовали статью под названием «Разрушающая церковь» с хулой на Православную Церковь. Номер с этой статьей был сожжен.

При III и IV Государственных Думах существовало Старообрядческое Совещательное собрание – консультативный орган, состоявший из членов Госдумы. Этот орган был создан специально для наблюдения за прохождением в думской комиссии по старообрядческим делам законопроекта о регистрации «старообрядческих общинах». Совещательное собрание влияло на разработку этого закона. Но из-за этих регистраций общин раскольники разделились на зарегистрированных «общинников» и неприемлющих оных, «необщинников», и тут же оповестивших мир о новой «общинной ереси». И так как в наше время все повторяется, то нельзя исключить, что какой-либо орган типа вышереченного «совещательного собрания» уже функционирует в современной Госдуме и оказывает влияние на разработку законов, удобных «древлеправославным церквам».

ОТРЕЧЕНИЕ ЦАРЯ И ЕГО УБИЙСТВО

2 марта 1917 г. беспоповец-федосеевец и октябрист А.И. Гучков и его подельники-масоны из других партий вынудили царя Николая II подписать отречение от престола. 8 марта министры Временного Правительства, без суда и какого-либо обвинения, приказали арестовать царскую семью в Царском селе, а 14 августа вместо обещанной Ливадии отправили их в ссылку за Урал.

Напомню, что в треугольнике между Пермью, Тобольском и Челябинском с центром в Екатеринбурге число раскольников, доходило до 60–70% от всего населения. Большинство из них принадлежало к согласию заводских часовенных-кержаков. Урал и заводы были издавна в их руках. Временные правители сообразили, что в этих местах бывший царь не сможет найти ни сочувствия, ни помощи. Бывшего царя вместе с женой и детьми сослали сначала в деревню Тобольской губернии, а оттуда, уже при большевиках, перевезли в Екатеринбург.

Известно, что участниками цареубийства были не только иудаисты и латышские стрелки, но и местные рабочие, то есть «заводские часовенные». И, если иудаисты в подвале Ипатьевского дома оставили свое клеймо, то не принадлежит ли раскольникам надпись: «Романовы кончились на Петре III». Петр III, сын герцога Шлезвиг-Голштейн-Готторпского и восторженный поклонник прусского короля Фридриха II. Он стал для раскольников, ненавидивших Россию, «их царем» и поэтому самозванство под его именем многократно повторялось в последней четверти XVIII в.

В конце ХХ столетия «свердловчане» организовали победу своему «харизматическому лидеру», выходцу из того же Екатеринбурга, человеку взорвавшему Ипатьевский дом. Такие «географические» совпадения позволяют усмотреть связь между разделенными во времени и пространстве событиями: капитоновщиной на Керженце в XVII в., пугачевщиной на Уральских заводах в XVIII в., цареубийством в Екатеринбурге в 1918 г. и разрушением Советского Союза «свердловчанами» в 1991 г.

Разрушенную буржуазией Империю большевикам удалось восстановить, но история Православного царства закончилась. И не в Октябре, а именно в Феврале 1917 г.

В отличие от монархии, Греко-Российская Церковь (как её называли в Синодальный период) не была разрушена, однако же и для нее это событие тоже не осталось без последствий. Впервые со времени Крещения Руси Церковь перестала быть государственной религией, и Временное Правительство это открыто декларировало. Оно успело отделить Школу от Госудаврства. Остальное завершили члены ВКП (б) в союзе с Эсерами и Анархистами.

Изучение причин Февральской революции должно занимать как гражданских, так и церковных историков, даже в большей степени, чем причины второго переворота, так называемой Октябрьской революции. И вот почему. Октябрь не мог бы произойти без достижений Февраля, потому что члены РСДРП не имели возможности свергнуть Монарха. Это могли сделать только деятели Февраля, представители крупного капитала и «передовой интеллигенции». Среди первых было немало выходцев из «старообрядчества» и сектантства, той части российского общества, которая веками вполне сознательно и целеустремленно боролась, как с Царством, так и с Церковью.

В этой части книги попытаемся выяснить, существовала ли организационная и идейная связь между старыми (дореволюционными) и новыми (1920–30-х годов) расколами и ересями.

С XVII в. вплоть до Революции в Российской Империи явных церковных расколов не происходило, а сразу после Революции возник не один, а сразу несколько. Из них наиболее массовыми были: 1) расколы автокефалистов на национальных окраинах (в Грузии, на Украине, в Финляндии); 2) обновленческий и 3) катакомбный в России; 4) карловацкий и 5) евлогианский в эмиграции. Напрашивается ложный вывод: раз эти расколы произошли ПОСЛЕ Революции, – значит, Революция и явилась их ПРИЧИНОЙ и не будь Революции, не было бы нарушено и церковное единство. Ложным этот вывод является потому, что причины и следствия переставлены местами. Не разделения произошли, потому что произошла Революция, но антихристианская по своей природе и целям Революция могла произойти только потому, что эти разделения уже существовали.

При изучении новых расколов наибольшие трудности возникают из-за того, что до сих пор нет ясно изложенной церковной точки зрения на все эти расколы. Более того, кроме обновленческого, ни один из них прямо расколом не называется, и неизвесто, кем считать зарубежников, евлогиан, катакомбников, иосифлян и «непоминающих». То есть кем считать людей, которые на своих незаконных соборах и собориках не один раз анафемствовали Русскую Православную Церковь и обвиняли ее в самых различных ересях? А такие анафемы и обвинения произносили руководители и зарубежников, и катакомбников. Совершенно очевидно, что сами они не признают своего единства с Церковью и при этом каждое сообщество только себя провозглашает «истинной церковью», правопреемницей дореволюционной. На Литургии они не поминают имени Святейшего Патриарха Алексия, а в своих проповедях и публицистике не устают повторять ранее произнесенные анафемы. Можно ли православным людям брать благословение у зарубежных и катакомбных священнослужителей, ходить в их храмы и там причащаться? Наконец, полезно ли читать изданные ИМКА-ПРЕСС книги «парижских богословов», коими с начала 1990-х годов наполнились прилавки церковных книжных лавок?

При отсутствии Соборных решений в отношении этих образований единственными канонически законными определениями для церковного человека должны быть те, которые вынесли Святейший Патриарх Тихон и члены Св. Синода. Среди них был и Святитель Иларион (Троицкий), слова которого и стали путеводной нитью для последующего изложения:

«Из идеи Церкви следует всегда выходить при решении вопросов церковной жизни, а вопросы эти нередко по существу своему представляют ПОВТОРЕНИЕ или ВИДОИЗМЕНЕНИЕ СТАРОГО. Врата ада, ополчающиеся на Церковь между прочим восстанием ересей и заблуждений, и ныне создают множество противоцерковных явлений. Борьба с этими явлениями – задача наличных церковных деятелей, но борьба должна происходить на ДРЕВНЕ-ЦЕРКОВНОЙ основе и в связи с сокровищницей богословского ведения Вселенской Церкви. Невольно замечаешь, как в наши дни возникают и обсуждаются вопросы, давно и вполне достаточно решенные еще древне-церковными писателями. Кому неизвестно, что вопрос о Церкви есть главнейший ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ вопрос в современной полемике с разного рода сектантством? И конечно, в деле этой полемики всегда нужно иметь в виду те догматические результаты, к которым пришла еще древне-церковная богословская мысль».

Отсюда следует, что выйти из того порочного круга, в который попадаешь, сталкиваясь с проблемой новейших расколов, можно только одним способом: вне зависимости от подсознательных симпатий к той или иной разновидности раскольников применять к ним давно выработанные церковным опытом каноны. История расколов и ересей, изложенная систематически, а не в виде разрозненных во времени и пространстве «картинок», позволяет говорить о том, что новые расколы возникают не только под влиянием старых, но чаще всего ими же бывают организованы. Послереволюционные расколы возникли не на пустом месте, а были инициированы активистами тех противоцерковных движений, в недрах которых десятилетиями готовилась реформация Православной Церкви. Подготовка шла под лозунгами о необходимости «обновления»/»исправления» будто бы «испорченной» за время Синодального правления церковной жизни.

Однако, при несомненной связи новых расколов со старыми, между ними есть одна существенная разница. Старые расколы (жидовствующих в XV в. и староверов в XVII в.) были «пресвитерианскими», то есть их инициаторы принадлежали к низшему духовенству (протопопам, дьячкам, псаломщикам и простым монахам). Новые расколы впервые в истории Русской Церкви были «иерархическими», то есть их инициаторами и начальниками явились ЕПИСКОПЫ.

В чем же были причины, до того не имеющего аналогов явления, что многие авторитетные и уважаемые церковные иерархи дореволюционного поставления в условиях страшного гонения на свою Церковь нимало не способствовали Ее ЕДИНСТВУ, но наоборот, стали раздирать ризы Христовы? Думается, что причину этого надо искать в той культурной революции, которая произошла в стране в XVIII в., и, как это ни странно может показаться, в той системе духовного образования, которая была навязана Церкви секулярным государством.

В течение XVIII в. Россия прошла ускоренные курсы «просвещения» по европейской программе создания антихристианской цивилизации. Она пережила культурный Реннесанс, церковную Реформацию и приступила к подготовке политической Революции. Все эти процессы привели к секуляризации (обмирщению) в самом широком смысле этого слова и к религиозному разделению между простым народом и европеизированной правящей и культурной частью общества. По сути, уже тогда произошел церковный раскол, в который ушла культурная прослойка. Из своего подполья новые диссиденты распространяли безбожные идеи и пропагандировали идеи революционные. В той же среде, сильно масонизированной, стали формироваться первые тайные политические общества, связанные с международными революционными организациями.

Международный терроризм, о котором столько говорят в настоящее время, зародился в Российской Империи уже в 1797 г., когда возникло первое преддекабристское тайное общество, ставившие целью цареубийство как средство к «перемене власти» (монархического строя на конституционный). Общество возникло при штабе армии в Тульчине при А.В. Суворове, не пожелавшем присягать Павлу I. Суворова сослали в его имение, а офицеров – в Смоленск, отчего это общество называется «кружок смоленских офицеров». Павла убили не они, но дело их продолжало жить и охватывать все более широкие круги «передовой интеллигенции».

Поэтому я считаю, что 1797 год, можно считать, если не датой рождения Революции 1917 года, то уж, во всяком случае, датой её зачатия. После зачатия она долго развивалась в «утробе»: прошла «университеты» в разных союзах=бундах и кружках, преемственно сменяющих друг друга «декабристов» (1812–1825), «петрашевцев» (1848), “нечаевцев”, “чайковцев” и “народовольцев”.

В началу ХX века с помощью «возрожденного» масонства «конституционалисты» приступили к делу. Они создали необходимый для политической борьбы аппарат в виде политических партий. А в 1905 г. этот аппарат получил трибуну для открытой пропаганды своих идей в Государственной думе. Процесс секуляризации, начатый под лозунгами освобождения от авторитета Церкви и построения светской культуры, независимой от божественных заповедей, завершился политизацией всех слоев общества, в том числе и церковного.

Этот факт не имеет смысла стыдливо замалчивать. Церковь не изолированное сообщество, а потому не защищена от сторонних влияний. Перед Революцией политизация охватила всех – и мирян, и духовенство вплоть до епископата. На волне революционного возбуждения стали возникать партии «христианских социалистов», некоторые епископы симпатизировали эсерам, другие имели самые тесные связи с «монархистами»-черносотенцами. Но несомненно, что «возбудителями болезни» в церковном Теле явились представители «свободных профессий», которые составляли ядро во всех политических партиях и часть которых взяла на себя культурную миссию «обновить» государственную Церковь, на их взгляд устаревшую и несоответствующую общеевропейским стандартам. Эта часть интеллигенции лоббировала прохождение законов о «свободе совести и вероисповеданий» и открыла в подконтрольной ей прессе кампанию по дискредитации Церкви с применением обычной в таком случае клеветы.

При изучении материалов Поместного Собора 1917–1918 годов, особенно работы комиссий, где преобладали представители интеллигенции (профессоры, юристы и публицисты), создается впечатление, что они хотели осуществить на этом Соборе в свое время не удавшуюся Реформацию и только Промыслом Божиим Церковь была спасена. Правда, ценой внешних гонений и внутренних расколов. И в таком случае историю Русской Православной Церкви в ХХ столетии можно изложить в двух словах: Церковь выжила, НЕСМОТРЯ на Революцию, а новые расколы окрепли и сохранились БЛАГОДАРЯ ее завоеваниям. Уже это одно может служить указанием на антихристианскую сущность Революции, скрытую под политическими лозунгами о правах человека, свободе и равенстве.

«РЕВОЛЮЦИЯ – ПРЕЖДЕ ВСЕГО ВРАГ ХРИСТИАНСТВА!»

С первым появлением в России тайных политических обществ «конституционалистов» для многих стало очевидным, что Россию настиг «первый вал» революционного шторма, разыгравшийся в Европе и разрушивший там христианские монархии. Сравнивая даты выступлений революционных сил в России с хронологией революций в Европе, нетрудно убедиться в том, что все последующие «валы» накатывали оттуда же. В 1860-е годы основные революционные силы – коммунисты, анархисты и сионисты – оформились в международные организации, и в каждой из них были представители из России. Для современников эта организационная связь была очевидной, и об этом можно судить по тогдашней публицистике. Но были люди, которые видели в Революции нечто более важное – ее глубинную антихристианскую сущность.

Так, Ф.И. Тютчев после революции 1848 г. в Европе в предназначенной Императору записке под названием «Россия и Революция» писал: «Революция – прежде всего враг христианства! Антихристианское настроение есть душа революции; это ее особенный, отличительный характер. Те видоизменения, которым она последовательно подвергалась, те лозунги, которые она попеременно усваивала, всё, даже ее насилия и преступления были второстепенны и случайны; но одно в ней не таково, это именно антихристианское настроение, ее вдохновляющее, и оно-то (нельзя в том не сознаться) доставило ей это грозное господство над вселенною. Тот, кто этого не понимает, не более как слепец, присутствующий при зрелише, которое мир ему представляет».

Тютчев писал также о том, что в случае, если победит Революция, то Православная Россия погибнет: «Давно уже в Европе существуют только две действительные силы – Революция и Россия… существование одной из них равносильно смерти другой!… Не следует скрывать от себя, что мало вероятия, чтобы все эти удары, землетрясения, раздающиеся на Западе, остановились у порога стран восточных, и таким образом могло бы случиться, что в этой роковой войне, в этом ОПОЛЧЕНИИ БЕЗБОЖИЯ, предпринимаемом против России революциею, охватившею уже три четверти Западной Европы, Восток славяно-православный… не очутился бы вслед за ними увлеченным в эту борьбу».

К сожалению, Тютчев, говоря об антихристианской сущности Революции, ограничивается слишком расплывчатыми формулировками и к тому же с явным привкусом шеллингианской мистики. Революция персонифицирована, она живет и действует сама по себе: ее «душа» испытывает кем-то вдохновленные «антихристианские настроения», и теперь это чудовище «предпринимает» против России «ополчение безбожия». Хотя от поэта нельзя и требовать ничего иного, кроме иносказаний, однако же Тютчев был не только поэтом, но опытным политиком и дипломатом. Он 22 года прожил в Европе и был хорошо знаком с теми, кто «вдохновлял» и «предпринимал». Он не захотел увидеть в заговоре декабристов первого «удара» и не знал, что второй «удар» уже готовят его коллеги по «цеху поэтов», собираясь по субботам на квартире Петрашевского. Интересно, что «Коммунистический манифест» Карла Маркса начинается словами, будто списанными из модных романах о привидениях: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма!»

Естественно, что такого рода объяснения сущности и причин Революции вызывают чувство неудовлетворенности. Хотелось бы уточнить, что скрывается за словами о «призраках» и «настроениях» и кто конкретно руководит когортами «ополчения безбожия». Если называть вещи своими именами, то «антихристианские настроения» – это укоренившаяся в цивилизованных странах идеология оккультистов, имеющих мощные и хорошо организованные структуры. Их филиалы с начала XVIII века укоренились в России, и когда во Франции произошла кровавая революция, «ополчение безбожия» богобоязненные люди называли не иначе, как «фармазонами» и «мартинистами». В XVI в., при своем выходе из подполья жрецы «тайного знания» еще притворялись благочестивыми христианами, желая заманить в свои сети простодушных и любознательных «профанов» из христиан. Но в XIX в. им уже ничего не грозило, а потому на своих сборищах они уже не скрывали своих целей, а «общественное мнение», воспитанное в духе «антихристианских настроений», воспринимало сказанное с восторгом. Вот несколько цитат.

ЦЕЛИ МАСОНСТВА. На съезде студентов в Льеже в 1863 г. масон Лафарг определил цель масонства «как торжество человека над Богом». Вот выдвинутые им лозунги: «Война Богу, ненависть к Богу! Весь прогресс в этом! Надо проколоть небо, как бумажный свод». На Конгрессе в Больфоре 1911 г. масоны открыто говорили: «Не будем забывать, ЧТО МЫ АНТИЦЕРКОВЬ, приложим в наших ложах все усилия, дабы разрушить религиозное влияние ВО ВСЕХ ФОРМАХ, в которых оно проявляется». Конвент Великой ложи Франции, которой сначала починялись русские масоны, добившиеся отречения Царя, а в эмиграции в ней же «работавшие», в 1922 г. декларировал: «Энергично будем поддерживать в каждом свободу совести, но без колебаний будем объявлять войну ВСЕМ РЕЛИГИЯМ, ибо они суть истинные враги человечества. Будем работать, будем ткать нашими быстрыми и ловкими пальцами саван, который покроет в один прекрасный день все религии; таким образом, мы добьемся во всем мире УНИЧТОЖЕНИЯ ДУХОВЕНСТВА и предрассудков, внушаемых ими».

Отрицая христианство и так называемые «положительные религии» (иудаизм, ислам и буддизм), где, хотя и в искаженном виде, но все же сохранилось богопочитание, оккультисты-масоны особенную ненависть питают к христианству. В 1903 г. на Конвенте той же Ложи говорилось: «Напомним, что христианство и масонство абсолютно непримиримы, – настолько, что примкнуть к одному означает порвать с другим. Триумф Галилеянина длился 20 веков. Иллюзия длилась слишком долго. Он присоединяется в пыли веков к другим божествам Индии, Египта, Греции и Рима». Или еще: «Долой Распятого: Твое царство кончено». И все в том же духе. После захвата власти все пункты Масонской программы в отношении убийства христианской Церкви выполняются неукоснительно:

1) отделить Церковь от Государства, низвести Ее на уровень юридического лица, одной из религиозно-общественных организаций;

2) отделить школу от Церкви и забрать в свои руки дело формирования граждан государства нового типа;

3) физически уничтожить священнослужителей в годы террора, с которых любая Революция начинается.

СТРУКТУРЫ. Масонские структуры сформировались ранее Реформации или одновременно с ней, о чем свидетельствует так называемая «Кельнская хартия» масонского Конгресса 1531 г. Английские исследователи (см. Ф.А.Йейтс «Розенкрецеровское просвещение», М., 1999) датируют оформление первых масонских лож не позднее 1646 г. После почти двухвекового пребывания в подполье масоны явили себя миру открыто в Англии в 1718 г. и, так как сети масонских лож были уже раскиданы по всей Европе, то масонство возникло, как по щучьему велению, сразу во всех странах, в том числе и в России. Однако, с самого начала масонство, не было единым, так как его разновидности происходили от разных оккультных «школ». Разные «ритуалы», или системы масонства разделили Европу на сферы влияния по тому же принципу, как это делает кагал. Поэтому на политической карте Европы XVIII века целесообразно было бы отмечать не границы государства, а границы раздела ее территории между масонскими орденами. Такая карта могла бы отразить истинное положение дел в расстановке воюющих оккультных кланов и тем самым помочь историкам сложить цельную картину из кажущейся беспорядочной и немотивированной мозаики войн и дворцовых переворотов.

На этой карте столица крохотного герцогства Брауншвейгского выглядела бы крупнейшим политическим центром, потому что герцоги Брауншвейгские были Гроссмейстерами Ордена шотландской системы (андреевское масонство, оно же «красное») и отсюда исходили указания «братьям» в другие страны. Конкурирующие с ними Голштейн и Бранденбург (Пруссия) сначала принадлежали к шведской системе, Гроссмейстером лож в которой был шведский король. Он и посвятил в масоны вел. кн. Павла Петровича (будущего Императора) во время своего визита в Петербург. Великий Восток Франции распространил свои щупальца на соседние княжества: Эльзас, Баден, Ольденбург, а с посвящением в масоны юного Фридриха, ставшего королем, получил возможность влиять на политику Пруссии. Английские масоны («иоанновское», или «голубое» масонство), как родоначальники всех систем, имели филиалы во всех странах.

Кроме масонских лож, по всему Старому Свету были рассыпаны ложи «просвещенных» оккультистов, объединявшихся в так называемые «посвятительные Ордена». Среди них наиболее известны Тамплиеры и Розенкрейцеры, – они сохранились с той поры, когда химики еще назывались алхимиками, а маги и ведьмы периодически сжигались инквизиторами на кострах. К этим древним Орденам в XVIII в. добавились Мартинисты (основатели: крещеный еврей /марон/ Мартиниус и его ученик граф Сен-Мартен) и Иллюминаты (основатель – профессор университета в Баварии Адам Вейсгаупт).

ВОПРОС: А ЧТО ЖЕ ДУХОВЕНСТВО? Было ли затронуто масонизацией это сословие и, если да, то в какой степени? Чтобы получить ответы на эти вопросы, пришлось произвести еще один розыск, результаты которого были настолько обширны, а выводы столь неожиданны, что для их изложения нужно писать отдельную книгу. Здесь же скажу кратко: часть духовенства (численно небольшая, но наиболее влиятельная и активная) было охвачена масонизацией через систему образования уже в XVIII в., при этом любители “мистики” из духовенства предпочитали ложи Ордена рыцарей золотого креста (розенкрейцеры). В результате в начале XIX в. сын священника М.М.Сперанский возглавил реформы (в том числе и духовного ведомства), по меньшей мере два розенкрейцера (С.Глаголевский и М.Десницкий) стали митрополитами и возглавили Библейское общество, а третий – самый активный деятель этого общества, архимандрит Филарет Дроздов – с 1821 стал митрополитом Московским и до 1866 года оставался одним из самых влиятельных деятелей, как на церковном, так и на государственном поприще. Под его защитой московские розенкрейцеры благополучно пережили период запрещения масонства в России с 1822 по 1890-е, когда оно “проснулось” и расцвело в новом качестве для новых свершений под руководством “братьев” из Парижа.

Масонство можно сравнить с акционерными обществами открытого типа (ОАО), отчего, возможно, эпитет «открытый» часто встречается в названиях современных издательств, фондов и клубов. Посвятительные Ордена – это акционерные общества закрытого типа (ЗАО). В них особо тщательно разработана система соподчинения низших ячеек высшим и принцип неотвратимости смерти в случае предательства. Ордена курируют деятельность масонства и связанных с ним тайных террористических обществ и партий. Наиболее эффективным оказался Устав иллюминатов, поэтому он был опубикован под видом разоблачения масонских козней и был принят за основу при создании таких партий, как «народная воля», эсеры и эсдеки. По такому же принципу устроены китайские «триады». Такая сетевая модель позволяет обеспечить конспирацию и исключить возможность провала Центра в любых условиях. Ярким подтверждением этому может служить факт сохранения Розенкрейцеров и Тамплиеров даже в таком государстве, как Советский Союз, с его, казалось бы, всепроникающими Органами. Но во многом своей безопасностью глубоко законспирированные тайные организации оккультистов обязаны тому, что на руководящих постах в Органах всех стран – в Тайных канцеляриях, Корпусе Жандармов, ВЧК-ОГПУ, Гестапо, ЦРУ и ФБР – находятся адепты этих Орденов и создают там особые подразделения по использованию магии для манипулирования сознанием, как отдельных лиц, так и толпы, и населения в целом.

СЛЕДЫ РЕННЕСАНСА И РЕФОРМАЦИИ

Уже не раз говорилось о трех основных этапах этого процесса, известных под именами: Реннесанс, Реформация и Революция и бывших по своей оккультной природе антихристианскими переворотами в области культуры, религии и политики. Конечным результатом его стало создание НОВОЙ КУЛЬТУРЫ («светской»), НОВОЙ РЕЛИГИИ («протестантизма») и НОВОГО ПОРЯДКА («демократии»). Другими словами, в христианской Европе произошла тотальная секуляризация во всех сферах общественной жизни.

В Православной Руси происходили те же самые антихристианские перевороты. Их проявления принято трактовать как результат внешнего влияния, как заимствования из Европы. Однако при всей несомненности постоянного «импорта» культурных, сектантских и политических идей из Европы, нельзя забывать о существовании своих собственных «двоеверов»-язычников, манихеев-богомилов и хлыстов, о которых подробно говорилось во второй части этой книги.

Ни Киевская, ни Московская Русь, ни тем более её окраины никогда не были каким-то заповедником Православия, недоступным различным влияниям извне. Свое государство восточные славяне построили на огромной равнине, с незапамятных времен открытой всем «ветрам и поветриям» и пересеченной торговыми путями, проложенными по густой сети ее рек. В Киеве, Новгороде и Пскове, во Владимире, Твери и Москве всегда существовали торговые и ремесленные кварталы не только Армянские, Греческие и Жидовские, но и Немецкие, Польские, Фряжские (итальянские). Это была страна торговая, а значит, не только путем заимствования, но и при активном участии городских жителей она неизбежно должна была быть вовлечена в общеевропейский процесс дехристианизации, начавшийся в Европе в XIII столетии

Первые следы ереси «стригольников» отмечены на Руси в XIII в., и они хронологически совпадают с началом Реннесанса в Европе, эпохой расцвета оккультизма и появления первых гуманистов, проповедников человекобожия. «Поздний» Реннесанс отозвался на Руси в конце XV в. расколом «жидовствующих». Одновременно, при вел. князе Иване IV, впервые поднимается вопрос о секуляризации церковных имений, и в связи с ним возникает мощное движение «нестяжателей». Отобрание у Церкви и монастырей их земельных владений был одним из главных пунктов европейской Реформации, и в Европе его удалось осуществить довольно быстро. Но в России дело затянулось на три столетия и завершилось лишь в правление императрицы-немки Екатерины II.

Таким образом, идеи Реформации и связанные с ними ереси проникли на Русь сразу же, но они уже имели здесь почву для укоренения. Уже в первой половине XVI в., из этой почвы начинают расти первые плевелы светской культуры. Политические и религиозные понятия сектантов начинают распространяться не только через апокрифы, но и через новую литературу. Появились новые жанры: религиозно-политические памфлеты и переводная беллетристика (так называемые «первые русские повести»). Тогда же, при Иване Грозном, расширяются торговые связи с Англией, усиливается приток иноземцев, и они привозят из Европы первые печатные станки. В Москве появляется Немецкая слобода (старая, около Солянки). Эпоха «великих географических открытий» в русском варианте выразилась в освоении новых земель в Сибири и завоевании там новых торгово-промышленных рынков.

Итак, можно сказать, что антихристианские перевороты в области культурного строительства (Реннесанс) и религиозного протестантизма (Реформация) русские оккультисты, сектанты и первые интеллигенты-«нестяжатели» начали одновременно со своими европейскими «братьями» и с самой активной их поддержкой. Что касается третьего этапа, Революции, то тут мы явно запаздывали, вероятно, потому, что предыдущие этапы шли слишком медленно из-за упорного нежелания русских православных людей отказываться от своей веры и перенимать чуждые этой вере идеи. К середине XVII в., когда протестанты в Европе приступили уже к третьему этапу и организовали первую Великую Революцию в Англии, в России разразился давно назревавший раскол, в котором слились все прежние антицерковные движения, вдохновляемые интересами нового класса, буржуазии.

Основы культурной революции заложил воспитанный в Немецкой слободе Петр I под руководством своих иноземных наставников. Под их руководством получила дальнейшее развитие неудавшаяся при его отце Реформация, и церковное управление получило формы, заимствованные с Запада. Весь XVIII век прошел под лозунгом «догнать и перегнать» Европу на ее пути к антицерковной цивилизации. Культурное строительство было стержнем всех «преобразований» Петра I и его преемников. Он начал с введения «гражданского» календаря и «гражданского» шрифта и тем самым заложил первый камень в основание нового, «светского», государства по европейскому образцу. Светское государство сохранило за Православной Церковью статус государственной, но при этом отстранило ее от реальных рычагов влияния на общественную жизнь.

Без «светской культуры» Россию не пускали в «цивилизованное общество», а потому приоритетными направлениями внутренней политики правящих верхов на протяжении всего XVIII в. были: 1) секуляризация в самом широком смысле слова, то есть захват церковного достояния светским государством и 2) создание в России точной копии оккультной по своим корням культуры, возрожденной в Европе в эпоху Реннесанса под лозунгами борьбы с авторитетом Церкви.

Дворец Культуры строился с помощью все тех же, приглашенных из Европы «вольных каменщиков». Неудивительно, что и первые деятели «русской культуры», как правило, становились франк-масонами. А если учесть, что ими были в первое время представители высшего, правящего, класса, то можно себе представить, какими темпами этот дворец воздвигался. Оба процесса – и секуляризация, и культуризация – шли одновременно с «всеобщей масонизацией» всей страны.

При Петре I культуртрегеры добились «отделения Церкви от Государства», которое на деле всегда оборачивается подчинением Церкви Государству. При императрицах Анне Иоанновне и Елизавете они «отделили школу от Церкви» путем создания своих собственных «светских» учебных заведений, сначала закрытых (для воспитания детей дворян), а потом открытых для вовлечения в них детей из «третьего сословия» и духовенства. И при всех преемниках Петра Великого они продолжали начавшееся при нем гонение на духовенство и монашество вплоть до физического уничтожения. Гонения на Церковь в XVIII в. по масштабам сопоставимы с теми, которые начались при власти первой, наиболее иудаизированной, «железной когорты» большевиков (каббалистов). Были убиты, умучены на пытках и умерли в ссылках десятки и сотни способных и влиятельных архиереев, архимандритов и священников, из числа коих наиболее известен недавно причисленный к лику святых Ростовский митрополит Арсений (Мацеевич). Они его уничтожили, за то, что он хотел восстановления патриаршества, за то, что писал книгу против раскольников, за то, что воспротивился дьявольским замыслам удушить Церковь и монашество путем экономических санкций.

Таким образом, вышеприведенная программа масонства начерно была исполнена за 100 лет до Революции 1917 г. И только этим можно объяснить, почему с такой легкостью им удалось разрушить Российскую Империю. Она рухнула, как сук, подточенный сидевшими на нем безумцами.

К началу XIX в. в России были представлены ВСЕ вышеперечисленные разновидности посвятительных Орденов и масонства. За столетие «работы» в ложах неутомимые масоны воспитали уже три поколения «новых русских» и в России появилось «четвертое сословие» под названием интеллигенция. Европейские державы свое влияние распростаняли по каналам масонской сети, а их ставленники покорно выполняли волю своих зарубежных «братьев». Когда это было нужно, по первому требованию в Европу высылались войска для участия в чужих войнах и проводились радикальные реформы с тем, чтобы колонизаторам жилось привычно в «этой стране». Постепенно они перевезли из Европы в Россию привычные развлечения (театр, музеи, игры, скачки), учредили учебные и научные учреждения, научили туземную аристократию говорить на своих языках и переводить с них произведения «светской литературы». Заложенное в 1672 г. пастором Грегори здание светской культуры подвели под крышу деятели культуры середины XVIII века, а крышу возвели их внуки.

Первые ложи в России были организованы в XVIII в. иностранными наемниками, а первыми их членами стали представители титулованной знати. В 1770-е годы существовала «княжеская ложа» Озирис, членами которой были потомки Рюриковичей, и, что интересно, – те же фамилии мы встречаем в списках лож перед Революцией. Объясняется это тем, что масонству, как и сектантсву свойственна наследственность. Каждый масон воспитывает сыновей в своем духе и готовит к посвящению, а для дочери стремится найти мужа тоже из масонской среды. Это обстоятельство полезно учитывать при изучении биографий известных деятелей культуры, науки и политики.

Достоверно известно, что высокопоставленные члены масонских лож, занимая высокие посты в государственном управлении, армии и системе образования, одновременно являлись организаторами дворцовых переворотов и цареубийств. За неимением в России политических партий, уже сформировавшихся в Европе, на первых порах масонские ложи исполняли их функции. Первые тайные политические общества XVIII в. возникали под непосредственным руководством масонских Капитулов и Директорий. Оттуда они получали свои уставы, правила инициации («посвящения») с клятвами и угрозами смерти в случае выдачи тайн; перенимали опыт создания сети ячеек по 3–5 человек, обеспечивающий безопасность системы в целом при провале одной ячейки. В начале XIX в. возникли первые политические организации, известные под названиями декабристов, петрашевцев, бакунистов, нечаевцев и чайковцев, но на самом деле бывшие ничем иным, как политическими масонскими ложами. С появлением разночинной интеллигенции масонские ложи постепенно стали приобретать вид политических партий, какие были во всех «цивилизованных», то есть европейских странах. Но до 1905 г. они находились в зачаточном состоянии и попрежнему «работу» осуществляли в масонских ложах.

По сравнению с русским масонством начала XIX в., когда оно было в основном «дворянским», «возрожденное» масонство начала ХХ в. сильно «обуржуазилось», а дворянство в нем было представлено выходцами из новой социальной группы, или прослойки, получившей название «интеллигенция». Тогда же, в 1905 г., легализовались партии «народно-коммунистического» типа, ранее существовавшие в виде тайных, зачастую террористических организаций, построенных по образцу все тех же масонских лож. Таким образом, оба крыла (левое и правое) партийного спектра в начале века по социальному составу членов партии были почти одинаковыми (буржуазия и интеллигенция), по происхождению родственны (от масонства), а по программам тоже мало чем отличались друг от друга.

Главной целью тех и других было разрушить монархический строй и отделить Церковь от государства, то есть отменить государственную религию. Одни хотели этого, потому что были иноверцами, инославными и раскольниками, другие – потому что объявили себя атеистами.

МАСОНИЗАЦИЯ И КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Масонизация – это создание «теневого управления», которое позволяет в «сетях просвещения» подготовить туземные кадры («передовую интеллигенцию») для будущих политических партий и с их же помощью внедрить в общество «новое мышление» (старый оккультизм). Об этом сами масоны говорить не любят, и сведения приходится черпать из книг, написанных их противниками. Этот процесс происходит так же, как ему родственный и, вероятно, подчиненный, процесс криминализации, то есть создания уголовниками «теневой экономики». Массовая политизация сознания достигается внедрением во все слои общества мысли о неизбежности и желанности ломки государственного организма, а заодно и к отказу от государственной религии. Всеобщая политизация облегчает задачу по захвату власти и приводит к политическому краху, как это произошло в свое время в Европе со всеми христианскими монархиями, а в 1917 г. с Российской Империей.

Система масонских лож была организована сначала в Англии, затем быстро распространилась по всему континенту и, благодаря Петру I, даже в Россию попала без обычного опоздания. Эта система позволяет членам тайных оккультных орденов внедряться в управление государством, но в условиях наследственной монархии сделать это трудно. Поэтому сначала все усилия направлены на вербовку лиц из правящего класса вплоть до членов правящей фамилии, а затем после серии дворцовых переворотов, заговоров и цареубийств совершается Революция. Ради краткости изложения сведения об основных результатах «работы» масонов на политическом поле представлены в таблице.

Эта же система позволяла контролировать любые общественные организации, как архаичные (религиозные секты), так и организованные самими масонами в виде литературных и ученых обществ, дворянских клубов, студенческих кружков. Масон одновременно может быть участником хлыстовских радений, камергером, министром исповеданий и народного образования, председателем Библейского общества (таковым, например, был кн. А.Н.Голицын); или гвардейским полковником, членом литературного кружка и членом тайного политического общества, как многие декабристы. В ложе он мог быть магистром, а его государь король (или царь) – подмастерьем и в этом качестве король (или царь) обязан был подчиняться своему камергеру. А если не подчинялся, то его убивали прямо во дворце (императоры Петр III, Павел I ). Эти императоры сами были масонами, что касается других, то о них нет достоверных сведений. Хотя более, чем вероятно, что масоном был Александра I, и во всяком случае ими были убийцы его отца, и все его приближенные (М.Сперанский, А.Голицын). Перед Революцией 1917 г. масонами были несколько (по меньшей мере 5) великих князей, в том числе и Кирилл Владимирович, которого щепетильные карловчане объявили «императором в изгнании»). Таким образом, само понятие о власти исчезало, потому что реально страной управлял не тот, кто почитался правителем. Сознание обывателя раздваивалось, фактически население любой страны было обречено жить в сумасшедшем доме, где пациенты с согласия врачей и санитаров переоделись в их одежду, а потом выяснилось, что они были не только шизофрениками, но и уголовными преступниками.

КУЛЬТУРА. Секуляризация заключалась не только в проведении так называемых «церковных реформ», в упразднении патриаршества, в гонениях на духовенство, в закрытии монастырей и отобрании церковных земель. Она осуществлялась путем учреждения независимых от Церкви и ей враждебных «светских» школ, «светской литературы» и нового «литературного языка». Все это полностью было заимствовано из протестантской Европы и позволило масонским культуртрегерам уже ко второй половине «века просвещения» воспитать «новых русских», способных служить проводниками европейских идей и интересов. Именно они стали членами первых масонских лож, организаторами дворцовых переворотов и первых «вольных обществ», салонов, кружков, – то есть той культурной среды, в которой стали воспитывать кадры для последующих политических заговоров, мятежей и революций. Скажу о конкретных фактах.

Русский театр был в первый раз основан немецким пастором Грегори, жителем Немецкой слободы, в 1672 г., то есть еще при Алексее Михайловиче.

Русскую Академию наук возглавили отчим пастора Грегори лейб-медик Блюментрост и некий Шумахер. Инженерную школу основал шотландец Яков Боюс, известный оккультист и издатель астрологического календаря, запрещенного Церковью. Он же основал Инженергую школу, а его учеником был наш первый историк В.Н.Татищев.

Сухопутный кадетский корпус, от которого получили начало все закрытые военные заведения, был основан по образцу прусского фельдмаршалом Минихом. Его первые выпускники (Сумароков, Мелиссино, Мельгунов, Елагин и Херасков) вместо службы в армии предпочли занятия литературой. Еще в корпусе юные кадеты организовали «Общество любителей словесности» (вероятно, французской, поскольку российской еще не было). После окончания курса «любители», не покладая рук трудилась над ее созданием. Сумароков сочинял драмы и стал вторым основателем русского театра, Мелиссино основал ложу своего имени, П. Елагин считается основателем «елагинского» масонства, а Херасков был попечителем Московского университета, основанного масоном Шуваловым. Другими попечителями были его «братья» по ложе московских розенкрецеров и мартинистов, П. Татищев и И.Тургенев.

Московские мартинисты затянули в свой Орден известного «просветителя» Новикова и его учителя, иллюмината, Шварца. Вскоре эти масоны «русского разлива» организовали «Дружеское общество», в котором были воспитаны: два митрополита, историк Карамзин и поэт Жуковский, дальний родственник того Елагина, который основал свою, «елагинскую» систему.

Жуковский вместе с другими «братьями» по ложе «Арзамас» немало поработал над обработкой «необработанного камня», юного поэта А.С. Пушкина и его друзей по Лицею.

Первые директоры Лицея, Энгельгардт и Малиновский вместе с «просвещенным» Куницыном, бароном Фергюссоном и братом Марата, воспитали из лицеистов таких «вольнодумцев», что первый выпуск чуть ли не в полном составе влился в тайные, на этот раз уже сугубо политические, общества будущих декабристов. Эти общества основали масоны и литераторы, и с тех пор это стало традицией.

Кого ни возьми из русских поэтов и писателей, за редким исключением, обязательно обнаружишь его причастность к революционным кружкам. Так, например, через 15 лет после декабристов, организовался кружок «любителей фурьеризма», собиравшихся по субботам у Петрашевского. Среди его членов большинство были поэтами и писателями: А. Плещеев, братья Майковы (воспитанники писателя И. Гончарова), Салтыков-Щедрин, Ф.М. Достоевский и другие менее известные «работники пера».

СЛАВЯНОФИЛЫ И ЗАПАДНИКИ

В этой непрерывной цепи преемственно связанных этапов культурного строительства, мы пропустили очень важный этап, имеющий прямое отношение к новым церковным расколам. Имеется в виду разделение литературно-революционной интеллигенции на «западников» и «славянофилов». Если судить по названиям, то первые были приверженцами Запада, а значит, либералами; вторые любили славян и старину, то есть были консерваторами. Но по существу они мало чем отличались друг от друга, потому что оба крыла интеллигенции взросли на одной «почве» – на германской, которая славится великими философами.

Самыми известными западниками были масон и философ Чаадаев со своим «Философическим письмом», критик Белинский, профессор Т. Грановский, эмигрант и писатель А.И.Герцен и его друг, поэт Огарев. Они своим «Колоколом» вдохновили на революционный террор тысячи молодых русских людей. Тогда западники организовали их в кружки «нечаевцев», «каракозовцев», «чайковцев» и «народовольцев» с уставом масона-иллюмината Вейсгаупта.

Известных славянофилов тоже много. Это «любомудры»: поэт Д. Веневитинов, Родион Кошелев, братья Киреевские-Елагины, А. Хомяков, и от них ведут свою родословную «религиозные философы». Это «поздние» славянофилы: И.С.Аксаков, братья Самарины, историк Иловайский, и от них отпочковались «почвенники» во главе с бывшим фурьеристом Ф.М. Достоевским. Наконец, это панслависты, идеи которых, по иронии судьбы, воплотились уже в ХХ в. в форме Варшавского блока, – и от них никого не осталось, исчезли даже идеи панславизма. Рационалисты-западники предпочитали измышления Гегеля, а впечатлительные мистики-славянофилы до глубины души прониклись идеями Шеллинга. Так что уместнее эти два крыла русской интеллигенции называть гегельянцами и шеллингианцами, но мы от введения новых терминов воздержимся и будем употреблять привычные названия. Так как с Гегелем мы все немного знакомы по курсам исторического материализма, то сведения приведем только о Шеллинге и его философии.

ШЕЛЛИНГ (1775–1854) 19 лет стал последователем Фихте и вскоре познакомилсяс Гете. Вступил в тесное общение с кружком романтиков (братья Шлегели, Гердендер). Жена одного из Шлегелей, Каролина, была душой кружка, и вскоре, исполняя «требования свободного чувства», она бросила мужа и стала женой молодого философа Шеллинга. Вдохновленный этой зажигательной женщиной, Шеллинг «ищет темное начало в природе Божества», разрабытывает теорию отпадения мира от Бога и возвращения к Богу (Божеству) при посредстве христианства, пишет о двойственности и полярности Мировой души. Он же наметил тот историко-критический метод в библеистике, который продолжала ново-тюбингенская школа в лице Штрауса (см. его «Жизнь Иисуса).

Теория трех потенций в Боге, разработанная Шеллингом и воспринятая его поклонниками, сводится к следующим положениям:

1) Трем потенциям Бога соответствуют три Лица – Бог-Отец, Бог-Сын и Бог- Дух Святой. В жизни человечества этим потенциям соотвествуют: 1) предсуществование; 2) вочеловечение и 3) примирение, все вместе и составляющие религию.

2) Мифология язычества – природная религия, подготовительная стадия в подготовке человека к богообщению, а потому вполне заслуживает признания;

3) Христианство – религия откровения, но и она, оказывается, если верить Шеллингу, испытала три эпохи развития и породила три его разновидности:

а) «петровское христианство», или эпоха апостола Петра, выразившаяся во внешнем и насильственном единстве Церкви. Ей соответствуют первая потенция Божества – Бог-Отец и католичество.

б) «павловское христианство», или эпоха апостола Павла, когда в христианстве восторжествовал «дух свободы». Ей соотвествует вторая потенция, Бог-Сын, и протестантство.

в) «иоанновское христианство», или эпоха апостола Иоанна Богослова, эпоха скорого будущего. Ей соответствует третья потенция Божества, Дух Святой, с помощью которого и восстановится утраченное единство, но на этот раз на почве свободы».

Такова «стройная система» шеллингианства, и, по словам автора статьи в ЭСБЕ, она представляет собою СМЕСЬ из: 1) субъективного идеализма; 2) объективного натурализма и 3) религиозного мистицизма. Смесь, надо заметить, чудовищная и может считаться одним из самых «тонких ядов», составленных алхимиками-оккультистами. Инградиенты подобраны так, чтобы обольстить людей самых разных взглядов и характеров, неудовлетворенных верой в Бога-Творца и Христа-Спасителя и занимающихся поисками компромисса между своей страстью к Культуре и влечением к Богу. На основе таких систем и возникают мысли о возможности создания собственной «религиозной философии», в основе которой лежит идея «алхимического брака» Культуры и Церкви. Русские шеллингианцы 1830-х годов стали «религиозными философами», создали историософию славянофильства, а писатели воплотили эти идеи и в соответствующих «литературных образах». Умело сочетая натурализм в описаниях с элементами мистики и уголовщины в остросюжетных «социально-психологических романах», они под прикрытием проповеди «иоанновского христианства» внедряли в умы читателей безверие в Христа, Сына Божьего и «требования свободного чувства».

Случилось так, что в 1830-е годы министр Народного Просвещения, граф С. Уваров, сформулировал государственную идею, желая противопоставить ее идущей с Запада пропаганде лозунга Французской Революции «свобода, равенство, братство». В русском обиходе появилась другая триада: «Самодержавие, Православие, Народность», но эти три слова каждый понимал по-своему. Славянофилы, например, под Самодержавием понимали нечто, отвечающее их представлениям о «просвещенном монархе»; под Православием – чаемое ими «иоанновское христианство», а под Народностью – сплав представлений о «народной душе» и мессианском предназначении славянства под руководством русского народа-богоносца. Эта, явно юдоизированная теория о «всечеловеческом» характере «русской культуры» и «богоизбранном» (на этот раз русском) народе нашла горячую поддержку в сектантских и старообрядческих кругах. Славянофилы с ними были тесно связаны на почве общего для тех и других желания воплотить в жизнь предсказания старца Филофея о «Москве-Третьем Риме».

Рациональные друзья славянофилов по университету (а заодно и по масонским кружкам), в те же годы, наоборот, увлеклись идеей Гегеля об «Абсолютном Разуме», В результате одни, благодаря «абсолютному духу» стали «западниками», а другие, благодаря «национальному духу» стали «славянофилами». От кого явились эти духи, нетрудно догадаться

Так из-за Гегеля и Шеллинга в рядах «передовой интеллигенции» произошел самый крупный за всю ее историю раскол. Либералы «западники» мечтали и продолжают мечтать об интеграции в Мировое Сообщество (в XIX в. им была Западная Европа). А консерваторы-славянофилы, хотя и не нашли в великороссах чего-либо напоминающего всемирно-историческую идею, но все же утверждали, что из всего славянства этот народ обладает самыми высшими качествами. Бог подал некоторым из «любомудров» приобщиться к Православию, и вскоре они заявили, что «русский без Православия – просто дрянь». Православие они понимали по-своему: иерархию и монахов не любили, мечтали о возврате к укладу жизни в допетровской Руси в виде религиозных общин. Самодержавие они тоже трактовали по-своему – на то они и были «любомудрами», то есть почти первыми на Святой Руси «религиозными философами». «Почти» – потому что у них все же был предшественник бродячий масон Сковорода, двоюродный правнук которого, философ Вл. Соловьев, уже не раз был помянут недобрым словом.

Западники стали идеологически обслуживать «левую», а точнее, либеральную часть зарождавшегося политического спектра, а идеи славянофильства были предназначены для его «правого» фланга. Вероятно, в новой секте таким образом масонские руководители пытались заложить основы двухпартийной системы, как у всех цивилизованных людей. Интеллигенты с тех пор больше не объединялись. Хотя, казалось бы, западники, они же народные демократы и революционеры-террористы, были явно опасными, а славянофилы с их идеями о панславизме и самобытности – совершенно безобидны, но царская цензура в те времена не дремала и сумела разглядеть за внешне верноподданическими лозунгами нечто еретическое.

И что интересно, хотя современная интеллигенция Шеллинга и Гегеля не читает, но разделение продолжается: одни становятся «западниками», а другие «славянофилами». Одних от других легко отличить по культурным символам. У западников ими были Грановский и Белинский, Герцен и Огарев, историк С.М.Соловьев, но самый главный символ – философ Вл. Соловьев. К славянофилам принадлежали поэт А.Хомяков, историк Дм. Иловайский, писатель Ф. Достоевский и глава карловацкого раскола митрополит Антоний (Храповицкий).

Так на извилистых путях мятежной интеллигенции мы неожиданно встретились с основателем церкви нового типа – «церкви за рубежом». Когда в 1906 г. на почве славянофильства были организованы «консервативные» партии (их называли «черносотенцами» в России, а в эмиграции «монархистами») то митрополит Антоний стал в этих кругах своего рода духовным вождем. Так что, если говорить о религиозных корнях карловацкого раскола, то через своего Вождя он восходит к национал-славянизму поздних славянофилов, а еще далее – к шеллингианству. Если шеллингианство, славянофильство и монархическая идея о невозможности «сохранить Церковь» без Царя считать признаками православной веры, то митрополит Антоний и все его почитатели, конечно, «во всем православны». Впрочем, о его вере судить не беремся, а чуть ниже (в гл. 25) покажем, как идеи славянофильства в эмиграции переродились в поклонение перед Гитлером.

Заканчивая тему предистории Революции, хотелось бы подвести итоги.

Почему именно к 1917 г. «средства производства не вытерпели противоречий с производственными отношениями» неизвестно, но, если верить Марксу, то именно по этой причине в июле 1918 года был убит последний царь из династии Дома Романовых. До этого их тоже убивали (в 1762, 1801, предположительно, в 1825 и 1854, совершенно точно в 1881 годах), но «средства» и «отношения» в драку не вступали. Тогда, вероятнее всего, оккультисты все еще были заняты проблемой, «как обустроить Европу», потому что, надо отдать должное европейцам, – над ними им пришлось «работать» гораздо дольше, чем над Россией. Ведь работа точильщиков там началась не позднее XIII в. и затянулась на 600 лет. Франция не сдавалась весь XIX в. – ее буквально изнасиловали постоянными революциями, а Германию и до сих пор побаиваются, хотя в 1945 году от нее оставили одни развалины. А Россия вышла на бой позже других и должна теперь, полагаясь на Бога, в одиночестве держать удар, а не стенать, что «нас лишили» того или этого. Мы сами себя всего лишили, потому что стали пособниками богоборцев, и не в 1917 г. или в 1927г., а гораздо ранее.

Что же произошло между 1667 и 1917 годами? Появились два существенно новых сословия, – БУРЖУАЗИЯ и ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ, – из которых второй почему-то был назван прослойкой. Возможно, потому что первый оплачивал услуги второго. Эти новые сословия сложились из «разных чинов», то есть из всех бывших сословий (дворянства, купечества, духовенства и крестьянства), а также из представителей разных народов, из коих наибольший вес в обоих сословиях имели сначала немцы-протестанты, а позднее евреи-иудаисты. Чем в наибольшей степени эти новые сословия отличались от старых? Поскольку крупная буржуазия в основном состояла из староверов, сектантов и иноверцев, а интеллигенция – из атеистов, нигилистов, иудаистов и протестантов и тоже иноверцев, то в массе своей эти сословия НЕ БЫЛИ ПРАВОСЛАВНЫМИ, более того, по разным причинам к Православной Церкви питали ненависть, а многие из состава этих групп населения были откровенными БЕЗБОЖНИКАМИ и даже ОККУЛЬТИСТАМИ, состоя членами Теософского, Антропософского и Соловьевского обществ и розенкрейцерских лож. Понять причины новых, послереволюционных, расколов без учета того, что происходило в крайне перемешанном мире старообрядчества, тайного сектантства и богоискательства невозможно, и поэтому этой теме посвящена особая глава.

ВОЗРОЖДЕНИЕ ОККУЛЬТИЗМА В ЕВРОПЕ и ДЕКАДАНС В РОССИИ. – Серебряный век и Серебряные голуби. – ОБЩЕСТВА, КРУЖКИ И ЕРЕСИ В КАНУН РЕВОЛЮЦИИ – Религиозно-философское общество им. Вл. Соловьева.– Секта свенцицкиан, или Голгофские христиане. – Старообрядческий лжеепископ из русских евреев. – Павел Флоренский и архимандрит Серапион (Машков). – Кружок «ищущих» М. Новоселова.

«Уже вполне общим местом стало представление о том, что возникновение европейского модернизма, особенно во Франции, не просто хронологически совпало с так называемым «ОККУЛЬТНЫМ ВОЗРОЖДЕНИЕМ», а в значительной степени было им определено. Интерес к самым разнообразным формам ЭКСТРАНАУЧНОГО (в том числе модным в то время спиритизмом) познания оказался чрезвычайно велик прежде всего во Франции, где АВТОРИТЕТНЫЕ оккультисты были одновременно и незаурядными писателями». Таким неожиданным, а для «профанов» и непонятным, утверждением начинается книга профессора Московского Университета Н.А. Богомолова под названием «Русская литература начала ХХ века и оккультизм». Судя по ссылкам автора на литературу, «общим местом» такое представление стало только во Франции, а у нас к разработке этой животрепещущей темы ученые литературоведы только-только приступили.

Это было не первое и не последнее «возрождение оккультизма» в Европе. Первое, как хорошо известно, происходило в XIII–XIV вв. и сопровождалось распространением веры в магию, астрологию и алхимию, то есть во все разновидности оккультного «знания». Это первое оккультное возрождеие вызвало бурный расцвет языческого искусства, превращение алхимии в науку и завершилось созданием Антицеркви, – общеевропейской, антихристианской СВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ. На пути своего развития светская культура претерпевала смену разных стилей. Начав с псевдоклассицизма она пережила эпохи сентиментализма и романтизма, затем пошла по второму кругу и пережила все то же самое под новыми названиями реализма и символизма, футуризма и абстракционизма. Второе «возраждение оккультизма» как раз и связано с символизмом в искусстве, поскольку в учении оккультистов символика имеет решающее значение. Символизм позволяет творческой личности выразить в своих произведениях «свою веру» и тем самым незаметно внедрить ее в умы читателей и одновременно зашифровать «тайное знание» так, чтобы его оно было понятно только «посвященным».

Из слов профессора Н.П.Богомолова следует, что волхвованием и чародейством. занимались наиболее известные писатели Франции в конце XIX в. Точно то же самое происходило и с русскими символистами, но так как они появились под прямым воздействием французских, то прежде всего приведем примеры из страны-родоначальницы и стиля, и, главное, его «доктрины», то есть учения оккультизма. Вот справка из ЭСБЕ о двух «незаурядных» французских писателях.

ГЮИСМАНС. Ученик Золя, «ранний» Гюисманс «не без таланта изображает пошлую будничную жизнь, с цинизмом в языке описывая самые отвратительные проявления животной натуры человека». Затем с ним происходит «перелом» и с 1884 г. «поздний» Гюисманс издает роман «Ребурс». «Из натуралиста автор превращается в полу-мистика, полу-декадента. Герой представляет собою продукт современной утонченной цивилизации, превращающей нервных людей в чистейших невропатов. Он углубляется в чтение оккультной литературы и современных символистов. В следующих романах еще более приближается к мистицизму «магов» в стиле Сар Пеладана» и т.д.

ПЕЛАДАН – Читаем про писателя-мага Пеладана: «Современный (1906 г.) французский писатель, не лишенный дарования… Провозгласил себя потомком древних ассирийских царей, присвоил себе титул «Сар» и назвал себя Миродахом. Решил выступить в роли преемника древних халдейских магов, будто бы усвоившего тайну их мудрости и способного открывать ее посвященным… Стал во главе целой группы таких же «магов», разрабатывающих тайные знания. Он заинтересовался и Орденом Розенкрейцеров, задумал возобновить его, объявил себя главой современных розенкрейцеров… Сочинения Пеладана украшены виньетками в ассирийском стиле… Он восторженный поклонник Вагнера, влияние которого чувствуется в его произведениях… Плодовит. Написал уже 30 томов романов и пьес…».

Можно подумать, что давно забытый Пеладан прямого отношения к нашей теме не имеет. Но это неверно. Потому что Сар Пеладан и его Орден Розенкрейцеров имеет самое непосредственное отношение к «русской литературе», во всяком случае, в период ее расцвета в Серебряном веке. «Магами» в то время желали быть многие, а потому с легкой руки этого самого «даровитого» Пеладана и на Руси появились новейшего разлива розенкрейцеры. И кого только среди них не встретишь! Выше уже говорилось о том, что незаурядные писатели, поэты и поэтессы, профессоры и юристы, – короче, вся передовая русская интеллигенция во главе с великими князьями из дома Романовых, как раз и состояли в Орденах тамплиеров, мартинистов и розенкрейцеров (о том, что это такое см. выше «Энциклопедию» М.П.Холла).

Да, чтением оккультной литературы и мистицизмом «магов» увлекались «незаурядные писатели» и в России, а в книге «Хлыст» еще одного искусствоведа, А. Эткинда, подробно описано, что те же самые деятели радели в хлыстовских «кораблях»-сектах и дружили с хлыстовскими «богородицами». Автор пишет, что представители высших классов и интеллигенции «русское сектантство переоткрывали много раз, но самым бурным способом – в Серебряном веке». Мало того, оказывается, темы и идеи, господствовавшие в литературе Серебряного века, «непременно касались описаний оккультной практики», то есть наблюдался «прямой перенос в художественное творчество ЭЗОТЕРИЧЕСКИХ представлений об истории человечества, современном его состоянии и пр. и пр.»

20–18. Теперь, через 100 лет после века Серебряного, наблюдая расцвет следующего периода культуры, для названия которого литературоведы еще не выбрали подходящий металл, не следует удивляться ни тому, что творческая и техническая интеллигенция переоткрывает для себя сектантство в очередной раз и не менее бурным способом, ни тому, что результаты нынешней Революции не менее разрушительны, чем бывшей 80 лет тому назад.

Для характеристики настроений интеллигенции начала века источником может служить один из самых известных романов того времени под названием «Серебряный голубь», написанный Андреем Белым. Герой романа Дарьяльский, разочарованный событиями 1905г., уходит из города в деревню, от атеизма интеллигенции – к апокалиптической вере и древним обрядам. Он попадает в изуверскую секту, название которой может вызвать ассоциацию как со скопцами («белые голуби»), так и с интеллигенцией Серебряного века. «Дарьяльский сначала стал писать, как сектант-голубь, а потом стал голубем в жизни», формулирует типичный для тогдашней творческой интеллигенции путь А.Эткинд. В своей книге он разбирает обстоятельства жизни и творческое наследие известных русских философов, прозаиков, поэтов и политиков Серебряного века. Так же, как Дарьяльский, каждый из них «стал писать, как сектант-голубь», но относительно второй половины пути – «стал ли голубем в жизни» – о многих ничего определенного не сказано. Краткий перечень подзаголовков этой книги позволяет представить себе, кто в своих текстах запечатлел для потомства образы и идеологию антихристианских сект.

ФИЛОСОФЫ: Вл. Соловьев, В.В.Розанов, Д.С. Мережковский и его жена З.Н.Гиппиус (организаторы Религиозно-Философского общества), Вяч.Иванов, Н.А.Бердяев, В.П.Свенцицкий (организатор секты «голгофские христиане»), А.Ф.Лосев (теоретик ереси имябожничества).

ПИСАТЕЛИ И ПОЭТЫ: К.Бальмонт, А.Белый, А.Блок, М.Горький, А.М.Добролюбов (поэт-символиста, организоватор собственной секты), Всев.Иванов, Н.А.Клюев, М.А.Кузмин, Б.А.Пильняк, М.М

Пришвин, А. Радлова, М. Цветаева и ряд других, менее известных.

Если верить А.Эткинду, то чуть ли не весь культурный пласт, известный под названием Серебрянного века, состоит из текстов, наполненных информацией о сектантах и их «народной вере». Вряд ли на этот раз нам удастся обойтись перечнем одних названий. Некоторые фигуры настолько авторитетны, что придется сказать о них подробнее.

ВЛ. СОЛОВЬЕВ И СЕКТА АННЫ ШМИДТ. Соловьев был сильно занят проблемой разделения полов и в статье «Смысл любви» он решил ее в таком смысле, что «пребывать в половой раздельности – значит пребывать на пути к смерти». В публичной лекции после убийства царя Александра II философ не только призывал к помилованию убийц, но изложил идеологию христовщины (Христос может проявиться во всех людях) и народное понимание Богородицы как «души мира». Мистико-философские писания Соловьева вызвали отклик у сектантов. Журналистка и глава мелкой сектантской общины в Нижнем Новгороде Анна Шмидт считала В. Соловьева Христом, вторично воплотившимся в день рождения философа. «Его же царствию не будет конца», писала она. Брата философа Михаила она называла «брат Господень». Себя она считала воплощением Марии Магдалины, которая будто бы была воплощением Софии, Вечной Премудрости.

Замечательно то, что эту одновременно экзальтированную и весьма прагматичную особу, рафинированные интеллектуалы воспринимали совершенно серьезно, начиная с самого Соловьева. С.Булгаков опубликовал ею написанный «Третий завет» и считал его «грандиозным явлением». Н.Бердяев называл Шмидт «гениальной и отталкивающей». С ней беседовал А.Белый. М. Горький различил в ее речах «древние слова искателей совершенной мудрости». Дело кончилось тем, что перед смертью Вл. Соловьев встретился со своей обожательницей, и ей удалось обратить его в свою апокалиптическую секту. С ним произошел некий психический перелом. По свидетельству близких, конец Соловьева «был сплошным ужасом». Последние записи философа был вынужден сжечь его брат, историк М.С.Соловьев. Он опасался, что «из недр философии его брата под влиянием бреда Шмидт» может родиться какая-нибудь мистическая секта». В каком-то отношении опасения его были не напрасны – родилась даже не секта, а подробно разработанная ересь «софианства», но не из «бреда Шмидт», а из бреда самого Соловьева и его почитателей «соловьевцев».

Проблемы «преображения пола» в смысле превращения нормальных мужчин и женщин в бесполых андрогинов волновали не только Вл.Соловьева, но и Мережсковского. Он вслед за Соловьевым тоже считал, что «религия и есть революция», а потому говорил, что «раскольники были первыми, а декаденты – последними русскими революционерами». Если в первом утверждении под словом «религия» понимать модное в ту пору богоборчество, то второе утверждение можно принять без оговорок. В одной фразе Мережковскому удалось выразить суть дела, и все потому, что он и его жена З.Гиппиус сектантов знали не понаслышке: их постоянно приглашали на заседания общества. Отличие Мережковских от других «религиозных философов», А.Эткинд видит в том, что они искали спасение «на пути слияния политического с эротическим».

БЕРДЯЕВ И ХЛЫСТЫ-ЧЕМРЕКИ. Впрочем, не одни супруги Мережковские маялись над проблемой слияния эротики с политикой. Философ Н. Бердяев писал: «через пол должно совершиться… соединение всех в общественность… Новые религиозные люди должны покончить с лицемерным морализмом, бросить вызов государственно-семейным связям… и отдаться революционно-мистическим настроениям». В те годы Бердяев был близок с сектой хлыстов-чемреков и впоследствии писал, что это был у него «период реакции против московской православной среды». Интересно, на том свете этот Сочинитель тоже сетует на несправедливость возмездия? «Кто связи общества рвался расторгнуть? – Ты».

Другие деятели Серебряного века тоже мечтали освободить сексуальную энергию от «проклятия плоти» и пустить ее на более достойные цели. Н.Федоров предлагал использовать ее на «воскрешение отцов», Мережковские – на религиозную общественность, Бердяев – на культурное творчество, а Вяч.Иванов и М.Бахтин – на дионисийные праздники, похожие на радение и на карнавал.

МЕРЕЖКОВСКИЕ И ИХ АГАПЫ. Супруги Мережковские со своим общим третьим супругом, гомосексуалистом Философовым, понимали, что упразднение полов должно привести к упразднению брака и чадородия, – и эта мечта гностиков объединяла сектантов и декадентов. Над приближением этого «светлого будущего» они «работали» в организованном ими Религиозно-философском обществе, а затем свои наработки публиковали в журнале «Новый путь». Как и положено в «обществах» оккультного знания, в таких кружках существали несколько уровней посвящения. Сохранились записки самой З.Гиппиус, где она пишет, что если бы не было «крепчайшего ядра, абсолютно тайного даже для следующего круга, тоже близкого», то и Религиозно-философского общества тоже не было».

Ее откровениями можно было бы и пренебречь, но они настолько точно воспроизводят структуру и ритуалы современной «интеллигентной хлыстовщины», что стоит их привести. Она пишет: «Шел процесс – образование близких к тайному центру кругов… Я говорю о кругах собиравшихся для совместной молитвы. Молитвы были церковные (по-русски) и чем шире был «круг» собравшихся, тем строже была «церковность» (и кратче молитвы). Впрочем, и в наших собраниях самых узких, в наших «агапах», отступлений не было особых…». В течение 13–14 лет в доме Мережковских проходили тайные службы по разработанным ими правилам «новой литургии». Известно, что они практиковали принятое у многих сектантов «общее целование». Все это напоминает «агапы», совершаемые в разных по степени близости к «ядру» кругах кочетковцев – чтение молитв, целование, «новая литургия» прошедших катехизацию.

Нет смысла перечислять названия романов, стихов, поэм, статей и эссе, написанных символистами и «религиозными философами» на тему о сектантах. Понять, что в них разлит тот «тонкий яд», о котором писал И.А.Крылов, может не всякий, тем более, если этого не хочет. Зато в книге А.Эткинда приведеы чрезвычайно любопытныые эпизоды, не требующие погружения в символические изыски, а потому позволяющие судить, во что на практике выливались «мистические занятия интеллигентов».

РАДЕНИЯ У ПОЭТА МИНСКОГО. Так, например, в мае 1905 года на квартире поэта-символиста Н. Виленкина-Минского произошло «собрание с целью моления и некой жертвы кровной». Участниками были известные деятели русской культуры Серебряного века: философы Н.А. Бердяев и В.В.Розанов (с падчерицей), поэты Вячеслав Иванов (с женою) и Федор Сологуб, писатель А. М. Ремизов (с женою), литературный критик С.А. Венгеров (с женою) и знаменитая эсерка, сестра поэта-символиста А.М.Добролюбова, Мария Добролюбова. Со слов участницы (падчерицы В.В.Розанова) об этом «собрании» сообщается следующее. Гости собрались в полночь, сначала сидели на полу, погасив огни, затем стали производить ритмические движения (кружение, особого рода мистические символические телорасположения) для возбуждения религиозного экстаза. После этого, посреди комнаты поставили «жертву», некрещеного еврея – добровольно вызвавшегося на эту роль музыканта С. судя по всему, имитирующего Иисуса Христа. Он был «сораспят», что заключалось в «символическом пригвождении рук, ног» и некой имитации «крестных мук». Наконец, главный вдохновитель этого «радения», историк и знаменитый поэт Вячеслав Иванов с женой разрезали «жертве» жилу под ладонью у пульса, и кровь собрали в чашу, имитировавшую потир. Кровь «жервы» смешали с вином и выпили, имитируя причастие Св.Таин, обнося чашу по кругу. В.В.Розанов перекрестился и выпил. Собрание закончилось «братским целованием», и было решено, что такие «радения» будут повторяться.

«В этом эксперименте», – поясняет А.Эткинд, – «воспроизводилось хлыстовское радение, в котором (его участники) видели воплощение дионисийной мистерии; на что указывает как употребление термина «радение», так и подражания элементам этого ритуала – кружение, жертвоприношение, общее целование». Далее он пишет, что радение у поэта Минского могло имитировать ритуал инициации (то есть посвящения), принятый в общине хлыстов-шелапутов. При приеме в секту хлысты-шелапуты заставляли новичка давать «клятву в мрачной обстановке, напоминающей кровавые языческие мистерии… Клянущийся урезывает палец, берет на перо каплю крови и ею подписывает акт о своем переходе […] в секту», цитирует А.Эткинд статью Сумского епископа Алексия «Шелапутская община» («Русский вестник», 1904, № 10, с.715).

А.Эткинд с академической тщательностью отмечает, что такая практика, напоминающая современникам «бесовщину и демонически-языческий ритуал» или, как изящно выражаетсяавтор, «фантазия сектантов», оказалась весьма устойчивой. Он предлагает читателю сравнить приведенный им эпизод из духовной жизни богоискателей-символистов и хлыстов-шелапутов начала века с обрядом приема в секту у пятидесятников-мурашковцев в 1950-е годы. Описание обряда пятидесятников (секты, в которую многие вступили совсем недавно на волне перестройки) цитировано по статье Н.А.Струве о сектантстве в Советской России, напечатанной в эмигрантском «Вестнике Русского христианского движения» (1960, №3–4, с.30) и в свою очередь заимствовано из советского «Спутника атеиста». Там сказано, что «с тела каждого поступающего в секту снимается 7 печатей надрезов в виде креста. Кровь из этих надрезов мурашковцы (жители села Мурашкино в Нижегородской губернии?) использовали для причащения, смешивая ее с вином […] Молитвенные собрания проводятся по ночам в лесу, с танцами, которые нередко оканчиваются свальным грехом». Надо сказать, что в книге приводится немало сведений о подобных извращениях и изуверствах в «национально подлинном» русском сектантстве, но всегда с оговоркой, что они могут быть не более, чем выдумками «миссионеров», то есть православных священников, или самооговорами самих сектантов, не выдержавших пыток при проведении следствий над ними в XVIII в.

Точно такое же двусмысленное впечатление должно остаться и от других подобных сообщений: то ли было, то ли нет. А если и было, то, как нам дает понять А.Эткинд, ни свальный грех, ни кровавые жертвы и доводящие людей до исступления кружения свидетельствуют не о безнраственности, а наоборот, о духовных исканиях «репрессированного и ушедшего в подполье» народа. Как считает автор книги «Хлыст», сектанты со странными названиями – хлысты, скопцы, духоборы, молокане, бегуны, прыгуны, нетовцы, скрытники, немоляки, иеговисты, молчальники, шелапуты – «и были народом: русскими по языку, христианами по вере и, как правило, крестьянами по способу существования». Что же касается романтиков-символистов, то они «находили среди сект все новые признаки Другой жизни – простой, справедливой и добродетельной: общинную собственность на землю, отказ от насилия (отказ от военной службы), особый семейный уклад, вплоть до полного отказа от секса» (то есть отказ от семьи, от брака и чадородия). В предисловии автор пишет: «На протяжении всего XIX в. народные культы и ереси вызывали постоянное беспокойство государства и заинтересованное внимание интеллигенции».

ОБЩЕСТВА, КРУЖКИ И ЕРЕСИ В КАНУН РЕВОЛЮЦИИ

Протоиерей Г.Флоровский в книге «Пути русского богословия» пишет о богоискаьельстве начала века следующее: «Трудно найти явление в русской жизни более западническое и полностью заимствованное у европейских мистиков». Однако, при несомненном заимствовании вообще всей светской культуры с Запада, нельзя забывать о том, что многие из русских интеллектуалов кое-что заимствовали и у «народных мистиков», за коих они почитали не святых подвижников христианства, а хлыстов, духоборов и староверов. Вероятно, в религиозно-философском движении начала века гностические ереси раннего христианства и средневековья были заимствованы путем чтения литературы, а свои теоретические знания интеллигенция поверяла практикой в русском хлыстовстве. В этом отношении чрезвычайно показателен эпизод с радениями на квартире поэта Виленкина-Минского, уже описанный выше.

20–25. Хождение интеллигенции в народ, известное под названием «народничества», привело ее к открытию в недрах народа некой «народной религии» с готовыми техниками достижения экстатических состояний. Это открытие имело далеко идущие последствия, как для самой культурной элиты, так и для всего общества, так как в России читающая публика привыкла сочинителей и журналистов почитать пророками и духовными вождями нации. Для иллюстрации намерений «культурной элиты» приведем слова одного из самых деятельных ее представителей, Д.С.Мережковского. «Нам нужно по-новому, по-своему идти в народ… переход к народу будет проще, естественнее – через сектантство». В кругу Мережковского надеялись с помощью сектантов произвести «некий раскол в православии». Его жена, З.Гиппиус, пережила экстаз при первом общении с раскольниками и тогда же поняла, что между «нами» (то есть «религиозными философами») и раскольниками всех сект существует «единая точка», на основе которой «возможно истинное слияние». «Единая точка», действительно, существовала – и ею было неприятие Православной веры..

20–26. Таким образом, политическое «народничество» переросло в религиозное. В культурной среде стали возникать «новые религии». Граф Толстой написал свое «евангелие», и тысячи интеллигентов обратились в «толстовство». Философ-филокатолик Вл.Соловьев своим учением о четвертой ипостаси, Премудрости Софии, породил ересь «софианцев». Бывший офицер, ставший монахом, А. Булатович стал идеологом ереси имябожничества и развил учение о пятой ипостаси, имени Божием, – учении, уходящим корнями в европейскую каббалистику. Писатель В.Свенцицкий вкупе с ушедшим к староверам бывшим иеромонахом-евреем Михаилом Семеновым организовали новую религию под названием «голгофских христиан», требуя глобальной реформации Православия. Свенцицкиане откровенно проповедовали учение хлыстов о том, что в каждом человеке может воплотиться Христос.

20–27. Идеи необходимости «церковных реформ» распространялись на общем фоне пропаганды социалистических идей, то есть реформации общества. Слияние тех и других уже в 1905 г. привело к таким религиозно-политическим движениям, как «христианский социализм», искавший опору опять же в «коммунистических сектах» и предполагавший перестроить церковные приходы по этому образцу. Особое место в развернувшейся пропаганде заняли лозунги о предоставлении равных прав «религиозным диссидентам». Основными объектами защиты от «гнета царизма и государственной Церкви» стали все «вечно гонимые» разряды населения: евреи, старообрядцы и сектанты. Интеллигенция требовала от правительства закона о «свободе совести» и «свободе вероисповедания», чтобы было все, как в «цивилизованных» странах. Такой закон был принят в апреле 1905 г., и после этого началась форменная вакханалия.

Православная Церковь, миряне, духовенство и монашество не были изолированы от остального общества, а потому нет ничего удивительного в том, что религиозное брожение охватило и мирян и духовенство. Внутри Церкви пропаганда реформ шла под более умеренными лозунгами. Говорилось о необходимости «оживления мертвого православия» и «возрождения духовности». В результате в недрах самой Церкви задолго до революции возникли и окрепли два течения: «обновленцы», предлагавшие «оживить» Церковь с помощью либерально-демократических мероприятий, и «ревнители», видевшие образец духовности в старообрядчестве. При всей кажущейся противоположности их идеалов следует отметить, что эти два течения были сторонами одной медали и что оба явились рассадниками грядущих расколов, обновленческого и катакомбного.

Проблема происхождении новых расколов от старых рассматривается в другой главе, но, чтобы доказать факт этой преемственности, необходимо заранее отыскать следы грядущего в прошлом. Нагляднее всего это можно сделать путем поисков персональных связей между деятелями дореволюционных обществ, кружков и сект и вожаками расколов 1920–30-х годов. Надо признаться, что проследить интересующие нас нити не так-то просто, потому что, несмотря на море литературы по состоянию общества накануне революции, до сих пор нет обобщающих работ. Каждый описывает свое: революционеры заняты жизнью революционных кружков, литературоведы – литературных, философы – «религиозно-философских», сектологи изучают новые ереси и секты. Историки увлечены выяснением того, кто из деятелей Революции был масоном, а кто не был, и публикуют длинные, но как всегда неполные, списки лож. Благодаря такому подходу, создается искаженное представление о том, что все эти сферы существовали изолированно друг от друга, тогда как на самом деле большинство членов вышеперечисленных организаций не только хорошо знали друг друга, но многие из них участвовали во всех сразу. В этом легко убедиться, сравнивая списки.

20–30. Работа по восстановлению разрушенной на отдельные фрагменты картины еще предстоит, если мы хотим получить ответ на множество вопросов, связанных с причинами гибели монархии. Свою задачу мы видим, конечно, не в этом тщательном исследовании, а всего лишь в том, чтобы на нескольких характерных примерах показать реальное переплетение мнимо разнородных организаций. С точки зрения интересующей нас темы – старообрядчества, сектантства и происхождения новых расколов от старых – особое внимание мы уделяем биографиям лиц, которые до революции были членами «религиозно-философских» кружков, организаторами антицерковных движений и рьяными защитниками разных ересей (софианцами и имябожниками), а в 20-е годы явились стали известны в качестве раскольников и ересиархов.

Из множества возникших в то смутное время «обществ», «кружков» и «братств» скажем лишь о некоторых, стараясь соблюсти хронологический порядок. Первые «религиозно-философские» кружки появились в начале века. В них сотрудничали представители всего спектра инаковерия: интеллектуалы-«богоискатели», писатели и поэты Серебряного века, богатые и просвещенные староверы, хлысты и духоборы, имябожники и «ревнители». ФИЛОСОФЫ были представлены следующими именами: Вл.Соловьев, Н.Бердяев, В.Розанов, супруги Мережковские, Вяч. Иванов, В.Свенцицкий, В.Ф. Эрн, А.Лосев и ряд других. В тех же кружках принимали участие следующие известные и теперь уже забытые ПИСАТЕЛИ и ПОЭТЫ: А.Блок, А.Белый, А.М.Добролюбов, М. Клюев, М. Кузмин, М.Пришвин и др. Те же самые люди увлекались учением и практикой хлыстовства, а потому и запечатлели их в своих произведениях. СТАРОВЕРЫ, как это не странно при их отвращении к делам антихриста, явились покровителями Муз. Они финансировали книжные издательства и журналы, где публиковались символисты, богоискатели и сектанты, стали меценатами художников-авангардистов и театралами. В домах многих богатых и влиятельных староверов проходили заседания сначала «религиозно-философских», а затем теософских, антропософских и тому подобных обществ. Об этом с восторгом и гордостью за единоверцев пишет в своей книге «Москва купеческая» старовер, масон и биржевик П.Бурышкин.

Религиозно-философское общество им. Вл. Соловьева

20–31. Это общество было создано в 1905г. С.Н.Булгаковым совместно с В. Свенцицким. В его работе в разное время участвовали: «соловьевец» кн. С.Н.Трубецкой, бывшие марксисты С.Н.Булгаков и Н.А.Бердяев; теоретик символизма писатель А.Белый; бывший толстовец М. Новоселов; члены «Братства христианской борьбы» В.Свенцицкий, П.А.Флоренский и философ В.Ф.Эрн; филокатолик протоиерей Федор Андреев и будущий архиепископ Феодор (Поздеевский).

Члены воинственного «братства» («Христианского союза борьбы») мечтали «созвать всероссийский съезд христиан», под которыми они понимали как православных, так и разные толки старообрядчества и сектантства. Так как те же мечты содержит программа современного общества под названием «Русская Православная Академия» во главе с Б.Данилушкиным, то можно думать, что идеи старого «союза борьбы» благополучно пережили столетие.

Для наших целей небезинтересно указать, кем стали эти «бывшие» марксисты, толстовцы и оккультисты. С.Н. Булгаков, М.Новоселов, В.Свенцицкий и П.Флоренский с течением времени стали священниками. Н.А.Бердяев стал известным «религиозным философом». Федор (Поздеевский) возглавил группу «даниловцев», не согласных с действиями Святейшего Патриварха Тихона. Федор Андреев и М.Новоселов стали активными участниками раскола «иосифовцев».

Протоиерей Г.Флоровский в книге «Пути русского богословия» на с.493 пишет, что это «философско-религиозное общество» находилось в «генетическом» родстве с более ранними «средами» П.И.Астрова (1904г.) и с более поздним «религиозным салоном» у М.К.Морозовой. Астров финансировал издание сборников «Свободная совесть», а Морозова возглавила в 1911 г. книгоиздательство «Путь». К сожалению, прот. Г.Флоровский не уточняет социальную и конфессиональную принадлежность Астрова и Морозовой. Дополнительные сведения можно найти в книге масона и старообрядческого купца П.Бурышкина «Москва купеческая», где он пишет, что М.К.Морозова, урожденная Мамонтова, играла особую роль «в развитии философской мысли в Москве». И поскольку широко известно, что Морозовы и Мамонтовы были старообрядцами, то можно догадаться, что «религиозно-философское общество им. Вл.Соловьева» было тесно связано ни с кем иным, как со старообрядчеством.

Современники знали об этих связях. Об этом говорит постановка в театрах Москвы и Петербурга пьесы Вл.Немирович-Данченко «Цена жизни», прототипами героев которой были философ Владимир Соловьев и богатая раскольница М. К. Морозова. Однако, по словам П. Бурышкина, в «культурной жизни Москвы первенствующую роль» играла все же не староверка Морозова, а промышленник еврейской национальности Соломон. Лурье, позднее во Временном Правительстве ставший председателем Экономического Совета. Он-то и явился вдохновителем, как «религиозно-философских» вечеров как у М.К.Морозовой, так и «экономических бесед» в доме другого старообрядца, П.П.Рябушинского.

Секта свенцицкиан, или Голгофские христиане

20–32. В 1908 г. до президиума Соловьевского общества дошли слухи, будто бы на дому у Свенцицкого происходит нечто, похожее на хлыстовские исповеди-радения. Проповедник аскетизма в духе «апокалиптического христианства» (по словам Луначарского), Свенцицкий «соблазнил трех молодых подруг», и все трое родили ему дочек. Современник событий (М. Вишняк «Дань прошлому») называл это «моральной азефовщиной» и объяснял верой Свенцицкого в раскольническую идею о том, что «не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься».

Соловьевское общество изгнало В. Свенцицкого, и тогда около 1909 года он сошелся с ушедшим к раскольникам и ставшим старообрядческим лжеепископом Михаилом Семеновым и священником-расстригой Ионой Брихничевым. Эти три человека и организовали движение под названием «голгофские христиане». Нашлись средства и на издание еженельной газеты «Новая земля» (она выходила в Москве с 1910 по 1912 год).

О том, насколько были переплетены интересы интеллигенции с сектантством и расколом, можно судить по тому, что их связывало личное знакомство и взаимные симпатии. Так, например, А.Белый посвящал лучшие стихи В.Свенцицкому, его хорошо знал А.Блок, с ним беседовал В.Розанов. В газете «Новая земля» печатались не только лидеры «голгофских христиан», но и сочувствующие их идеям деятели культуры такие, как Блок, Брюсов, Мережковский, Бунин. Газета «Новая земля» открыла поэта Николая Клюева, выходца из беспоповского согласия. Здесь же публиковались рассказы толстовца И.Наживина, статьи поэта и сектатора-хлыста Александра Добролюбова, печатались материалы о сектантах.

Организаторы новой секты сознательно искали опору в разного рода инаковерии и рассчитывали на успех, связывая его с усиливавшимся взаимопроникновением интеллигенции, старообрядчества и хлыстовства. Лжеепископ Михаил Семенов учил, что «жертва Христа не искупила грехов мира», что христианство – это «великое распятие каждого» и что «Христос на земле хочет создать царство свое» (М.Пришвин. О братцах. Собр.соч. т.1, с. 747–750). В. Свенцицкий проповедовал обычную для сект подобного толка идею о том, что «все люди Христы», особенно, конечно, лидеры движения.

В идеологии «братцев», как и в большинстве тогдашних «кружков», соединялись идеи «реформации» Церкви, социалистических утопий и старообрядческое «учение об антихристе». Но лидеры «голгофского христианства» говорили не об исправлении отдельных «недостатков», они ратовали за глобальную реформу Православия, и «пророком грядущей реформации» считали Достоевского (В. Свенцицкий, «Новая земля», 1911, 5, 2).

Православные публицисты видели в новой секте смесь «хлыстовщины с социализмом», говорили о том, что «свенцицкианство – одна из опаснейших сект» и о том, что она разгорится в «страшный пожар» (статья А.Лукина в «Колоколе», 1912). Но несмотря на это, после революции В.Свенцицкий был посвящен в священники, в 20-е годы служил в храме на Варварке, в центре Москвы, а в 1927г. «отделился от митрополита Сергия и увел свою паству из лона Православной Церкви». Так он писал об этом в своих «Предсмертных письмах» из тюрьмы. В 1929 году он был арестован. Перед смертью 11 сентября 1931 года он написал «Предсмертные письма», где просил простить его грех и воссоединить с Церковью. Вот последние слова отца Валентина Свенцицкого: «Поставив свой личный разум и личное чувство выше Соборного разума Церкви, я дерзнул не подчиниться святым канонам (…) ради Христа примите мое покаяние и дайте умереть со Святой Православной Церковью».

Старообрядческий лжеепископ из русских евреев

20–33. Для характеристики предреволюционной эпохи интерес представляет личность второго лидера «голгофских христиан».

МИХАИЛ СЕМЕНОВ, в крещении Павел, родился в семье крещеного еврея-кантониста в 1873 г. в Симбирске (был земляком и почти сверстником В.И.Ленина). Учился в МДА и перешел в Казанскую Академию вслед за переведенным туда ректором Антонием (Храповицким), которого считал своим учителем. Постригся в монахи в 1899 г. После окончания курса был направлен Св. Синодом в Воронеж, но преподавал там недолго, и благодаря связям с высшими иерархами, в 1902 г. стал доцентом Духовной Академии в СПб. С этого момента начались четыре года его бурной общественной деятельности. Он выступал на различных собраниях «свободолюбивой» и «богоискательной» интеллигенции, где его встречали «восторженными возгласами и оглушительными аплодисментами». Среди восторженных поклонников иеромонаха Михаила был и будущий митрополит Мануил (Лемешевский), тогда студент, а в 1956г. ставший автором известного и до сих пор неизданного «Каталога русских архиереев». Там, среди русских архиереев мы находим биографическую справку, или скорее, гимн об архимандрите Михаиле (стр. 250–262), что, конечно, не может не вызвать недоумения, как потому, что архимандрит не был архиереем, так, в особенности, по, мягко говоря, странным обстоятельствам его карьеры.

В марте 1905 г. вместе с другими священниками-обновленцами иеромонах Михаил Семенов сочинил «Письмо 32-х», а через три дня после его публикации 20 марта 1905 г. был посвящен в сан архимандрита архиепископом Сергием (Страгородским). Михаил Семенов активно посещал заседания Религиозно-философского общества, которое в Петербурге возглавлял опять же архиепископ Сергий, а в Москве чета теософов-оккультистов, З.Гиппиус и ее муж Мережковский.

Революция нарастала, и архимандрит Михаил к восторгу почитавшей его интеллигенции в 1906г. опубликовал «Программу русских христианских социалистов», опередив Аксючица на 90 лет. Св. Синод, несмотря на протесты прогрессивной общественности, решил удалить Михаила Семенова от дела воспитания будущих иереев Православной Церкви. Его лишили звания профессора и отправили на послушание в Задонский монастырь. Ему это не понравилось и он самовольно вернулся в Петербург. За это подпал под прещение и сослан в Валаамский монастырь. Неизвестно, поехали ли он туда. На этом его карьера в лоне Православной Церкви была закончена, потому что он ушел к старообрядцам, приемлющим белокриницкую лжеиерархию.

Там, 23 октября 1907г. он принял «справу» от лжеепископа Иннокентия, он же И.Г. Усов, брат известного издателя В.Г.Усова. Иннокентий удостоился быть дважды запечатленным в памятниках российской словесности. Его описал М.М.Пришвин в книге «У стен града невидимого» (или «Светлое озеро») в «образе» «монашка с интеллигентным лицом», читающего роман Мережковского «Юлиан Отступник», а позднее он же упоминается в повести писателя и любителя хлыстовских радений М.М.Кузмина «Крылья». Еврей по рождению становится православным священником, уходит в раскол с тем, чтобы быть посвященным в сан «епископа» мещанином И.Г.Усовым, он же нижегородский лжеепископ Иннокентий, читающий Мережковского и знакомец Пришвина и Кузмина – еще одна яркая иллюстрация к истории слияния еврейства, старообрядчества и культуры.

За уход в раскол Св.Синод лишил М.Семенова сана и пострига, а за революционную деятельность первому «христиан-социалисту» власти запретили проживание в обеих столицах. Относительно «старообрядческого периода» в жизни М.Семенова известно следующее. В 1908 г. тот же Иннокентий единолично (по примеру основателя своей «церкви» Амвросия) посвятил неофита-старообрядца в «сан епископа с титулом Канадского». Староверы почему-то придрались к этому с их точки зрения вполне допустимому деянию (ведь и основатель белокриницкой лжеиерархии Амвросий в 1846г. посвящал «епископов» единолично) и запретили в служении того и другого. Но «хиротонию признали законной», а потому вскоре велели М. Семенову ехать к своей пастве в Канаду, а если не поедет, то грозились запретить его в служении по 32-му Апостольскому правилу. Михаил-Павел поехал, но, как пишет митрополит Мануил, «за недостатком средств вернулся, не доехавши», и за это в 1910 г. старообрядцы вторично запретили ему служение.

В пору пребывания лидером «голгофских христиан» М.Семенов жил в Финляндии, где его посетил писатель М.Пришвин. Перед революцией, по одной версии, он жил в Саратове, по другой – у сестры в Симбирске. Но где он жил, неважно, потому что и там и там он мог печататься в местной еврейской газете «освободительного» направления. При этом подписывался «епископом Канадским».

Известно, что в последние годы жизни М.Семенов «страдал нервным расстройством и по переезде в Москву умер и погребен на Рогожском кладбище на архиерейских местах» (митрополит Мануил, 9, с.254). Авторы книги «Очерки по истории русской церковной смуты», Левитин-Краснов и Шавров, пишут, что «в конце жизни он причудливо соединил старообрядчество со свободным христианством» (стр.17) и что он «заслуживает самого горячего сочувствия со стороны всех честных людей». Их завет выполнили не только авторы словаря «Старообрядчество», где тоже есть очерк о М.Семенове, и старообрядец М. Дзюбенко, автор доклада на конференции общин о.Г.Кочеткова, но и автор «Каталога русских архиеереев» митрополит Мануил (Лемешевский), что уже более удивительно.

Почему митрополит Мануил решил в Каталоге архиереев поместить справку о расстриженном архимандрите, старовере и социалисте? При этом там написано: «Михаил (Семенов), еп. Канадский (старообрядческий)», из чего можно заключить, что в 1956 г. митрополит Мануил признавал каноничность «белокриницкой иерархии», или просто отдал дань кумиру своей юности. В этом «Каталоге» митрополит Мануил объясняет беды М.Семенова происками Синода. Он пишет: «Его съели». Так вместе с публикой того времени считал митрополит Мануил и уточнял, кто съел: «Зоркое око обер-прокурора Победоносцева и группы высшего реакционного духовенства внимательно следили за популярным иеромонахом, и судьба его была решена Синодом». Можно подумать, что Синод затравил архимандрита и вынудил на отступничество. Далее следует форменный гимн: это был «человек глубокой принципиальности, смело обличавший современные ему болезни духовного одичания, черствости…, смело и твердо зажигавший огонь в потухающей совести русской интеллигенции». Такой портрет, похожий на образ «неистового Аввакума», оставил историкам митрополит Мануил (Лемишевский), и теперь они переписывают эту характеристку из книги в книгу.

Павел Флоренский и архимандрит Серапион (Машков)

20–34. СЕРАПИОН (МАШКОВ). Этот человек, хотя и не числится в явных сектаторах, однако же интересен, как сам по себе, так и по своей близости к священнику Павлу Флоренскому, автору ныне чрезвычайно популярной книги «Столп и утверждение истины». Протоиерей Г.Флоровский в своей книге «Пути русского богословия» отмечает «налет богословской прелести на всех построениях Флоренского», в частности, «уход автора в учения оккультизма и магию», а затем пишет, что сам автор «отмечает свою близость» по некоторым вопросам к взглядам архим. Серапиона (Машкова), изложенным в его неизданной книге» (с.495). Единомышленники переписывались, и теперь взгляды Серапиона можно узнать из публикации его писем к о.П.Флоренскому, откуда нами и взяты нижеприводимые цитаты («Вопросы религии», вып.1, М., 1906, с.174–220).

Сразу же следует сделать одну существенную оговорку. Поскольку об этом человеке известно лишь из публикации его писем к отцу П.Флоренскому, то возникло подозрение, что это не более, чем «литературный персонаж», выдуманный о. Павлом Флоренским для того, чтобы устами Серапиона высказать свои собственные идеи. Ниже приведенная информация о взглядах Серапиона (или отца Павла Флоренского) вне зависимости от того, кому они принадлежали, интересны сами по себе, как принадлежащие той эпохе.

20–35. О жизни С.Машкова известно мало. До пострижения и учебы в Духовной Академии Троице-Сергиевой Лавры он будто бы был морским офицером. Со временем он стал схи-архимандритом и в 1910-е годы жил в Оптиной пустыни. Будучи схимником, он одновременно считал себя социал-демократом и ратовал за применение террора. В отношении Православной Церкви Серапион предлагал уничтожить монашество, «стереть его с лица земли, как профанацию святости». Эти слова схимонаха из его письма к о. Павлу Флоренскому могли бы порадовать еще одного члена кружка «ищущих», философа Н.Бердяева, который по этому вопросу высказывался следующим образом: «Ныне омертвела святоотеческая аскетика, она стала трупным ядом для нового человека, для новых времен». Схиархимандрит Серапион, пребывая в Оптиной пустыне, известном оплоте Православия, тем не менее свободно исповедовал беспоповское «учение об антихристе» – отрицал благодать священства у русского духовенства. В соответствии с этим учением во всех Царях он видел воплощение антихриста, а потому писал, что русское духовенство – это «иуда, предавший церковь Христову сперва Петру I, а после перепродавшим ее всем преемникам Петра до Николая II включительно». Особенно он негодовал на русских священников за то, что они «доносят на старообрядцев».

Схимник Серапион в качестве убежденного гностика-манихея явился предтечей современных гностиков, проповедующих право человека на самоубийство в случае смертельной болезни. Теперь это называется эвтаназией, а тогда «милосердо-убийством», и идея о дозволенности таковых высказывалась Серапионом в связи со смертельно ранеными на фронте, хотя он оправдывал любые самоубийства. Замечательно, что этот ненавистник Церкви, кроме крайних идей социал-демократии и гностицизма, увлекался модными в ту пору (как и в наше время) восточными религиями.

Насельник Оптиной пустыни глубоко почитал этику буддизма и синтоизма, а потому считал, что Япония в нравственном и культурном отношении стоит выше России. В своих письмах к о.Павлу Флоренскому он решительно осуждал оправдание русским духовенством Русско-Японской войны, как похода против неверных. Острие его критики было направлено в особенности против мнения на этот счет праведного Иоанна Кронштадтского, и нет сомнений, что столь же резкому осуждению он бы подверг в наше время Обращение Святейшего Патриарха Алексея по поводу военных действий в Чечне, хотя в данном случае и не идет речи о межрелигиозном противостоянии.

Если когда-либо подтвердится версия о подлоге и Серапион будет признан детищем литературной фантазии отца Павла Флоренского (чего исключить нельзя), то существо дела от этого изменится мало. В таком случае, все, что проповедовал мнимый оптинский архимандрит, принадлежит члену «Братства христианской борьбы», религиозного общества им. Вл. Соловьева и отпочковавшегося от этого общества кружка М.Новоселова.

Кружок «ищущих» М. Новоселова

20–36. В начале 1910-х годов от «московского общества соловьевцев» отпочковался новый кружок. Члены кружка называли себя «Ищущими христианского просвещения в духе Православной Христианской Церкви». Членами кружка «ищущих» стали отчасти уже знакомые лица, но добавились и новые. Кружок объединил защитников ереси имябожничества и так называемых «любителей древлего благочестия». Имябожниками были глава кружка М.Новоселов, лидер «голгофских христиан» В. Свенцицкий, священники Павел Флоренский и Иосиф Фудель, а также Ф.Д. Самарин. Участником этого кружка стал и будущий архиепископ Феодор (Поздеевский). Течение «ревнителей» в этом кружке представляли П.Б.Мансуров и Н.Д.Кузнецов.

В связи с этим кружком самое время кратко рассказать о ереси имябожцев. Суть ее состоит в том, что имя Иисус не просто имя, а еще одна ипостась Бога. Основателями этой секты явились бывший гвардейский офицер А.К. Булатович и служивший у него в денщиках Илларион. Вместе они участвовали в военной экспедиции в Эфиопию, о чем Булатович написал книгу, изданную в СПб в 1900 г. Офицер оставил службу и постригся в монахи. То же самое сделал денщик. Сначала оба подвизались в Пантелеимоновом монастыре на Афоне. Затем схимонах Илларион переселился на Новый Афон, но вскоре покинул и эту обитель и поселился отшельником в горах. В 1907 г. была опубликована его книга «На горах Кавказа», где и было изложено новое учение об имени Бога. Его бывший начальник, в то время иеросхимонах Антоний (Булатович), обратился в новую веру и стал самым активным ее пропагандистом, и вскоре ересью были охвачены большая часть русских монахов на Святой горе Афон.

В сентябре 1912 г. Константинопольский патриарх Иоаким III осудил имябожников как еретиков. Правительство Греции потребовало от России вмешательства под угрозой того, что с агрессивными еретиками расправится собственными силами. В 1913 г. Россия отправила на Афон два военно-морских корабля, а Св.Синод послал для увещевания взбунтовавшихся имябожников архиепископа Никона (Рожденственского). Около 700 сопротивлявшихся монахов были вывезены на военном корабле в Россию. Они не были расстрижены. Их расселили по разным монастырям, и таким образом ересь распространилась по всей России. В поэтической форме историю русских сектантов изложил поэт Осип Мандельштам следующим образом:

«И поныне на Афоне/Древо чудное растет,/На крутом зеленом склоне/Имя Божие поет./В каждой радуются келье/Имябожцы-мужики:/Слово – чистое веселье, /Исцеленье от тоски!/Всенародно, громогласно/Чернецы осуждены;/Но от ереси прекрасной/Мы спасаться не должны./Каждый раз, когда мы любим,/Мы в нее впадаем вновь./ Безимянную мы губим/Вместе с именем любовь.»

При этом, как пишет А.Эткинд, «он делает с имяславием то, что поэт почти всегда делает с теологической идеей: разворачивает новое и особенное понимание любви к Богу – на любовь к женщине». Таким образом, имябожники попали на страницы российской словесности, и теперь, со ссылкой на Мандельштама, они могут вновь говорить о своей «прекрасной ереси» и о том, каким гонениям их подвергли.

По свидетельству тогдашнего шефа полиции С.П.Белецкого («Воспоминания», Берлин, 1923; Москва, 1991), в деле имябожцев принял горячее участие Распутин: он возил монахов-имябожцев, переодетых в штатское платье, «во дворец на показ» и представлял их царю и царице. По сведениям из того же источника, Распутин познакомился с имябожниками ранее, еще на Афоне во время своей паломнической поездки и поддерживал их, имея ввиду использовать новую секту в борьбе с церковной иерархией.

Так или иначе, но поддержку из дворцовых сфер имябожники имели. Книга Иллариона и сочинения Булатовича переиздавались не один раз. Судя по тому, с каким восторгом имябожничество было встречено в кругах «религиозных философоф», можно подумать, что «философия имени» уже была разработана в соответствующих кружках. В защиту имябожничества выступили философы Вяч.Иванов в 1909г., Н.Бердяев в 1913г., С.Булгаков, О них знал А. Блок, а писатель А.Скалдин в романе «Приключения Никодима» изобразил афонского монаха-имяславца. Философскую интерпретацию «тезисов имяславского учения» давали в своих трудах П.Флоренский и А.Лосев, и она звучала так: «Имя Божие есть сам Бог, но Бог сам – не имя, хотя в нем и живет». В конце концов он пришел к убеждению, что не только Бог, но «всякая вещь существует в своем имени». И, если Достоевский полагал, что «Красота спасет мир», то Лосев считал, что «Имя победило мир». Произнесение имени, считал А.Лосев, достаточно для того, чтобы изменить реальное состояние вещей, а потому «природа имени магична».

Интересно, как рассматривает эту ересь А. Эткинд. Во-первых, он усматривает в имябожничестве «позднюю реакцию на травму, нанесенную никонианскими реформами».Речь идет о том, что именно старообрядцы придавали «догматический» смысл имени «Исус», утверждая, что новое имя «Иисус» принадлежит антихристу. Во-вторых, он отмечает весьма важные параллели: «Представления имяславцев… прямо соседствуют с философией русского символизма. Имяславная ересь Илариона и Антония развивалась параллельно с философией символа Вяч. Иванова и А. Белого; философия имени Флоренского и Лосева наследовала обеим, подчеркивая свое происхождение от первой, как почти сакрального источника, но в сильной степени опираясь на вторую». Для литературоведа эта преемственность служит «важным аргументом в пользу ЕДИНСТВА КУЛЬТУРЫ, которая вынашивает близкие идеи на разных уровнях своего культурного бытия» (от афонских монахов до поэтов-декадентов).

Думается, что вышеприведенные факты служат еще более важным аргументом в пользу интересующего нас в этой главе взаимовлияния культуры и сектантства, тем более сильного, чем ближе они оказываются в смутные эпохи. Вполне вероятно, что дело не ограничивается взаимовлияниями, а просто сектанты и раскольники являются неотъемлемой частью культуры, ее постоянным «сакральным источником». Жаль, конечно, что об этом взаимовлиянии и слиянии становится известно не из истории Церкви, а из документов полицейских организаций. И если до революции о связях опасной ереси с Распутиным, Бердяевым, Новоселовым и Лосевым было известно шефу полиции, то в 1930 г. имяславцами интересовалось воронежское ОГПУ. Получилось это потому, что имяславцы были связаны с движением «истинно-православных», в просторечии катакомбников. В терминологии той эпохи сотрудники ОГПУ характеризовали секту имяславцев как «контрреволюционную монархическую организацию», а среди ее лидеров называли философа А.Лосева и основателя кружка «ищущих» М.Новоселова.

В 1913 г. за допущенное в статье о правоте имябожничества кощунство был арестован философ Бердяев и ему грозила ссылка в Сибирь. Его спас адвокат, сумевший затянуть дело до революции, которая, по словам Бердяева, и спасла его от Сибири. В 1930-е годы таких адвокатов не было, и единомышленники Бердяева, будучи арестованы ОГПУ за антисоветскую деятельность, оказались в лагерях. Интересно все же отметить, что и в том и другом случае (до и после революции) гонимые философы изображаются невинно пострадавшими вместе с монахами-имябожцами и истинно-православными из народа.

20–37. Пожалуй, приведенных примеров достаточно, чтобы дать представление, если не о полной картине того, что в ту пору творилось в культурной прослойке, то хотя бы о фрагментах реальности. К началу XX столетия представители основных антигосударственных и антицерковных сил – еврейство, старообрядчество, сектантство и культурная элита – нашли организационные формы для своего объединения. Ими были, конечно, не только масонство и связанные с ним «общества» и кружки для элиты, а и более массовые структуры, такие, как политические партии и блоки, объединенные сетью масонских лож. Последние нужны были для достижения политической власти, а секты, общества и кружки – для разрушения Церкви. Политические, и сектантские диссиденты во все времена финансируются и руководятся по системе масонских ячеек-лож.

Масонское происхождение подобных образований подтверждается членством в масонских ложах и устроителей разных «философских сред» и «экономических бесед», и самих интеллектуалов. Так, масонами были финансисты и политически активные деятели Соломон Лурье, старообрядец П.П.Рябушинский, городской голова Москвы Н.И. Астров, крупные ученые, профессоры, адвокаты и писатели. При изложении разных религиозно-политических движений историки предпочитают говорить о внешних событиях, мало внимания уделяя «человеческому фактору». Сведения о лицах разбросаны там и тут и создается ложное впечатление их независимости друг от друга, автономности тех или иных союзов, сообществ и сект, тогда как на самом деле их вожаки, лидеры и идеологи долгие годы перед революцией были связаны друг с другом близкими личными и даже родственными отношениями, работали в одних и тех же кружках, партиях и блоках.

Политизация Церкви. – Хроника новых расколов. – Параллельные расколы в России и в эмиграции (обновленцы-западники и консерваторы-славянофилы).

ПОЛИТИЗАЦИЯ ЦЕРКВИ

Для Великой Революции нехватало политических партий, но вскоре и они были импортированы из Европы, так что к концу XIX в. по всему пространству огромной Российской империи, от столиц до национальных окраин, народы стали жить в условиях масонского террора и привыкать к мысли, что «тиран» (Царь) должен быть убит, а «клерикалы» (Православная Церковь) должны отказаться от насилия над личностью и предоставить всем «свободу совести», она же «веротерпимость».

Так в 1810-е годы начался следующий этап – на место архаичной сети религиозного сектантства и старообрядчества была наброшена сеть сначала нелегальных «кружков» (петрашевцы, нечаевцы, чайковцы), затем глубоко-законспирированных террористических организаций с романтическими названиями «Народная воля» и «Черный передел», лидеры которых жили в туманном Альбионе, в Париже и Швейцарии. В те времена еврейским банкирам казалось очень выгодным «инвестировать» свои капиталы в такой бизнес, как «русская революция». Они начали практиковать это еще с Герцена, который издавал свой «Колокол» на деньги одного из семи Ротшильдов, а уж потом это вошло в привычку. На этих «инвестициях» в черте еврейской оседлости взросли идеологи сионизма и первые социал-демократы-евреи (БУНД), под руководством которых туземцы-интеллигенты стали повсюду распространять СЕТЬ «рабочих кружков». В 1897г. в Базеле прошел I–й съезд сионистов, а через год в Минске – I–й съезд РСДРП и БУНДа. Для более состоятельной публики в те же годы масонство озаботилось открытием лож в России, и уже на их основе стало формировать более солидные партии по типу европейских.

Необходимо добавить, что в те же руки постепенно переходили все учреждения народного образования – университеты, гимназии, коммерческие и реальные училища, а к 1912 году уже и в деревне начальное образование, ранее сосредоточенное в церковно-приходских школах, перешло в руки Земщины, то есть опять же революционных безбожников интеллигентов. В меньшей степени зависимыми от этих новых классов оставались Армия и Церковь, но ненамного в меньшей. Образование в Духовных школах (Семинария и Академиях) было построено по общепринятой в Еропе протестантской системе. И здесь со временем образовался слой интеллигенции, главным образом, из профессуры, а ко второй половине XIX в. и особая церковная интеллигенция, для которой наименование придумал митрополит Антоний (Храповицкий) – «ученое монашество». Неученое обитало в монастырях и состояло из детей крестьян, купцов и сельского духовенства (пономарей и дьячков).

Ученое монашество формировалось из закончивших курс Академии детей священников (Патриарх Тихон, Патриарх Сергий), дворян (митрополит Антоний, архиепископ Андрей (кн. Ухтомский) и разночинцев (еп. Михаил Семенов, еп. Антонин Грановский). Далее их жизненный путь складывался одинаково: они принимали постриг прямо в Академии в возрасте от 21 до 25 лет, затем преподавали, становились доцентами и ректорами Академий в 27–32 года, и епископами в 32–35 лет. Именно такой путь прошли все архиереи, имена которых мелькают на страницах истории новых расколов.

Что касается клира, то в основном по стране (в провинции и сельских приходах) вплоть до Революции большая часть священнослужителей попрежнему были детьми из духовенства. Но и здесь постепенно происходило размывание сословия. При этом оно шло в обе стороны: как за счет оттока детей священников в интеллигенцию и даже «в революцию» (Сперанский, Чернышевский, Добролюбов, А.Введенский и др. обновленцы), так и наоборот, – за счет притока в белое духовенства интеллигентов. В Православную Церковь они приходили, перепробовав «работу» в политических кружках и партиях, в религиозно-философских кружках и обществах, в общинах толстовцев и хлыстов, а иные и в ложах розенкрейцеров, членами которых остаются до смерти. Так же, как ученое монашество миновало монастыри, так немалое число священиков из интеллигенции обходилось без приходов (например, Павел Флоренский). Они преподавали, делали доклады на собраниях религиозно-философских обществ, писали статьи о необходимости «обновления» Церкви в церковной и разной другой периодике, потом из них же составилось ядро обновленческого раскола, известное по названию документа «Письмо 32-х».

После Манифеста 17 октября 1905 г. началась легализация ранее конспиративных партий, создание новых и подготовка к первым в истории России «многопартийным выборам» в первую Госдуму. Через два месяца партии решили попробовать сделать революцию, но первый блин вышел комом. Пришлось ждать еще 12 лет, и за это время политический спектр полностью оформился: на «ПРАВОМ» фланге расположились националисты с окраин и русские националисты под флагом защиты монархии (в просторечии «черносотенцы»). Чуть «влево» расположились «почти правые» октябристы во главе с выходцем из федосеевского согласия беспоповцем А.И.Гучковым. Либералы-буржуи вместе с оплачиваемой ими интеллигенцией оформились в партию конституционных демократов (в просторечии «кадеты») и в партию «прогрессистов». Главарями кадетов стали историк Культуры, профессор П.Милюков, и потомственный старовер Коновалов, а прогрессистов возглавил поповец с Рогожи П. Рябушинский. За фигурами Гучкова, Коновалова и Рябушинского стоял влиятельный клан раскольнической буржуазии. Трудовиков возглавил присяжный поверенный А.Керенский, эсеров – профессиональный террорист А.Чернов, а «дитя БУНДа», партию российских социал-демократов возглавляли: «правых» – еврей Цедербаум-Мартов, «левых» – полукалмык-полунемец В.И.Ульянов-Ленин. Левее были разве что анархисты, но их лидер, князь П.Кропоткин, жил в Лондоне и приехал в Россию только тогда, когда уже все началось.

О связи раскола с политической борьбой выше уже в общих чертах говорилось, и теперь скажем о ней подробнее. Еще раз ответим на вопрос: какое отношение к занимающей нас проблеме церковных расколов имеют политические партии? В этой таблице на этот раз «церковные расколы» перечислены не в хронологическом порядке, а в соответствии с тем, какие масонские или сектантские структуры их организовали и финансировали. Еще раз повторим, что случившиеся после Революции расколы еще ДО Революции имели связи с разными политическими направлениями и что каждое политическое направление получило «свою церковь» во главе с тем или иным лидером-епископом, и эти «церкви по интересам» и являются тем, что называется «новыми расколами».

Конкретные обстоятельства возникновения этих расколов, авторитет их лидеров, мотивы нарушения церковных канонов, споры о том, кто был прав, а кто виноват, – все это вместе не имеет прямого отношения к ВЕРЕ в Бога и в Его Церковь. Прямое отношение к догматике и канонам имеют лишь плоды, потому что сказано: «по плодам узнаете их». Можно, конечно, найти и ереси, и нарушения канонов во всех этих расколах, но нарушением канонов в тех экстремальных условиях, возможно, грешили и те, кто принадлежал к Православной Церкви. Однако в отличие от раскольников, как бы ни клеветали на митрополита Сергия и других иерархов Московской Патриархии бежавшие в эмиграцию «хранители веры», как раз она-то и оказалась свободной от политического ангажирования и НИКОГДА не получала деньги ни от «красного», ни от коричневого» антихриста», ни от «белых», ни от «голубых» масонов. Во время войны Церковь, правда, сама оказала моральную и финансовую помощь Красной Армии, то есть, по интерпретации зарубежников помогла «красному антихристу», но она помогла этим победить другого, «черного», которого те же зарубежники приняли за «богоданного Вождя». До такого умопомрачения верующие в Советском Союзе все же не доходили, и священнослужители не призывали «строить коммунизм», молиться «лично за Сталина», тем более как за «богоданного Вождя». А ведь именно так обращались к Гитлеру «карловацкие» иерархи. Ни одному священнослужителю Московской Патриархии не пришлось пропагандировать с амвонов чуждые Церкви политические лозунги и благословлять отряды юных религиозных террористов на убийства, как это делал митрополит Антоний в 1922 г.

Как ни странно это, может быть, звучит, но в условиях страшных гонений и идеологического пресса, Православная Церковь, будучи лояльной к жестокой и безбожной власти, оставалась

СВОБОДНОЙ от политиканства и, конечно, от масонизации, потому что в Советском Союзе масоны были не только запрещены, но с конца 20-х годов уничтожались физически. О том, насколько Церковь была далека от властей придержащих, можно судить по событиям последних 10 лет, когда Русская Православная Церковь оказалась вновь ввергнута в пучину следующей Революции. Готовящие эту революцию-перестройку политиеческие силы, как внутри страны, так и за рубежом, о грядущих событиях, судя по всему, знали или догадывались, а потому они быстро сориентировались и приняли самое активное участие в разрушении Советского Союза и в ослаблении только-только вздохнувшей от гнета Московской Патриархии. И лишь она ничего не знала заранее, а потому не смогла сразу противостоять очередному нашествию «цивилизованных» европейцев на Россию.

Огромная финансовая поддержка всем противникам Православной Церкви была оказана их покровителями из-за рубежа. Из США вернулись на Украину желто-блакитные автокефалисты. Ватикан возбудил униатов. Зарубежники явились на Русь и стали чинить здесь форменное безобразие – открывать приходы в чужих епархиях. На деньги Ватикана заговорил радиоканал, на котором 24 часа в сутки стали вещать обновленцы, филокатолики и баптисты. На головы неофитов обрушился поток изданных ИМКА-ПРЕСС богословских опусов, мемуаров и толкований веры «евлогиан», «софианцев», экуменистов и евразийцев. Церковные лавки в первые годы буквально были завалены этой продукцией, изданной на масонские деньги в типографиях Парижа и Берлина, Нью-Йорка и Джорданвиля. Там, за рубежом, «глядя из Парижа, Лондона и Берлина», масоны написали целую библиотеку по история Церкви и о духовном возрождении России. Здесь, в России, книги тоже были написаны, но не было знакомых масонов, чтобы финансировать их издание. И многие книги до сих пор хранятся в рукописи. На Западе книги написали такие крупные знатоки дела и известные масоны, как: 2-й обер-прокурор уже не царского Синода, член Временного Правительства А.Карташев (он же бывший участник «агап» З.Гиппиус); бывшие легальные марксисты, кадеты и члены соловьевского кружка, «софианцы» С.Булгаков, Франк, П.Струве (масон); Н.А.Бердяев и М. Осоргин (масон), Зеньковский и Красавин – несть им числа. Все эти книги, благодаря симпатизирующим заграничным страдальцам священникам и профессорам, стали основными учебными пособиями не только во вновь открывшемся по примеру «парижских братьев» Богословском интституте, но и в Духовных школах, где по ним учатся будущие монахи и священники.

Думается, что это «информационное нашествие» вкупе с созданными по образцу масонских структур, но под «древлеправославными» названиями, «братствами», «обществами ревнителей», «союзами хоругвеносцев и звонарей», сотнями «православных лицеев, колледжей, университетов, академий и институтов», по нанесенному для Православной Церкви вреду вряд ли может сравниться с открытием нескольких приходов «зарубежников» или сектантской подрывной деятельностью малочисленных групп катакомбников. Какие громадные «инвестиции» вновь пришлось вложить разноплеменным банкирам, чтобы осуществить это нашествие!

Так почему же могли произойти те расколы, после той Революции, и почему в среде современных православных епископов, клира и мирян находится немало сочувствующих тому или другому расколу? Ответ и для той, и для другой эпохи один: Православная Церковь состоит из людей, живущих в мире, пронизанном оккультной пропагандой, с детства формирующей мировоззрение и мировосприятие человека, а потому вольно или невольно он становится идолопоклонником разных культурных, политических и научных направлений или живых и мертвых кумиров. Но было бы наивным думать, что когда-либо было по-другому, что эдикт св. Константина в 312 г. открыл новую эру, а акт отречения св. Николая в 1917 г. эту эру завершил. Новую эру открываю не цари и не они ее закрывают. Достаточно почитать беседы-проповеди св. Иоанна Златоуста в храмах Константинополя через 50 лет после эдикта или русский Стоглав 1551 г., или проповеди св. Тихона Задонского в 1766 г. в Воронеже, или «Троицкие листки» архиепископа Никона (Рождественского), издаваемые в канун Революции, чтобы убедиться в том, что церковный корабль всегда двигался в бушующем море оккультизма, из бездн которого всплывали жуткие чудовища.

Ко времени Революции 1917 г. большая часть населения Российской империи, была ПОЛИТИЗИРОВАНА, то есть принадлежала не к Церкви, а к Антицеркви, ведущей борьбу за власть. Подданные ненавидели Царя и мечтали о Революции. Прихожане рассуждали о необходимости церковной Реформации, называя ее «обновлением», требовали перевести богослужение на русский язык и дать «демократическое» устройство приходам. Так же, как по вопросу о захвате власти и свержении Царя жители царской России расходились во мнениях и относились к разным политическим партиям, точно так же они распределялись по всему политическому спектру в вопросе о «церковном обновлении». Одни были «правыми», то есть разделяли убеждения охранителей-монархистов и туманные идеи шеллингианства славянофилов. Другие, западники, увлекались модным в ту пору социализмом и мечтали свергнуть не только Царя, но и церковных иерархов, и устроить такую же комфортную «церковь», каких много понаделали протестанты в Европе и США. При всех разногласиях все они могли бы добиться «консенсуса» под лозунгом: «Обновленное Самодержавие и обновленное Православие с обновленной (или удревленной) Народностью».

Разговоры о будто бы назревшей необходимости «церковной реформы» велись повсюду и всеми, и когда Революция грянула, Царь отрекся, а Временное Правительство срочно организовало созыв Поместного Собора на началах «представительства», то в числе его 564 участников оказались представители многих политических партий, члены религиозно-философских кружков, теософы и антропософы, филокатолики и «ревнители» (поклонники «духовного опыта» старообрядчества). В соборных комиссиях каждый лоббировал интересы той «партии» и того «направления», к которому принадлежал, а когда разразилась Гражданская война, то одни по убеждению, другие по обстоятельствам оказались по разные линии фронта: одни воевали за «белых» (масонов и либералов безбожников), другие на стороне «красных» (сильно иудаизированных социал-демократов и тоже безбожников).

В эмиграцию ушли 3–4 млн человек и, если не считать казаков, то из России удалился некий «малый народ», вся правящая верхушка вместе с обслуживающей ее «передовой интеллигенцией». Среди эмигрантов одни были «белыми» по убеждению, то есть масонизированными либералами, «творцами» Февральской революции. Эти расселились преимущественно в Париже, где и стали «работать» в ложах Великого Востока Франции. Другие принадлежали к «правому» крылу политического спектра, национал-монархистам, и в Гражданской войне воевали на стороне «белых» безбожников вынужденно. В Сербии, где по преимуществу жило русское воинство, пылавшее страстной мечтой вскоре вооружиться и освободить Россию от большевиков, был создан Высший Монархический Совет, а при нем из Южного ВЦУ образовалас» «монархическая церковь» во главе с митрополитом Антонием (Храповицким).

Парижане-либералы вовсе не жаждали восстановления монархии, а потому уговорили еще одного митрополита, Евлогия (Георгиевского), устроить им отдельную масонскую «церковь за рубежом». Для этого потребовалось всего ничего: перевести дотоле подчинявшиеся ему приходы из юрисдикции Московской Патриархии в юрисдикцию масона Константинопольского патриарха. Таким образом, к середине 1930-х годов все крупные политические партии и сектантские движения обзавелись своими «церквами», они же расколы: большевики пестовали «обновленческий», монархисты вдохновлялись на грядущее завоевание России «зарубежниками»; кадеты-октябристы-прогрессисты в перерывах между «работой» в ложах, читали и слушали лекции в «евлогианских» учеьных заведениях. Старообрядцы передавали свой «многовековый опыт» антицерковного протеста новоявленным катакомбникам. Осталось добавить, что и усилия организаторов религиозно-философских кружков не прошли даром. В эмиграции пышным цветом расцвели разные ереси, зародившиеся в начале века: «софианство», «рерихисты», «евразийцы» и набиравший силу экуменизм.

Напомним, что ВСЕ политические партии – от крайне правых (черносотенцев-монархистов) до крайне левых (кадетов и социал-демократов) – все без исключения были созданы и существовали на деньги буржуазии (в том числе старообрядческой и еврейской), а партноменлатура (лидеры, ЦК и прочие Органы), как правило, состояли из представителей интеллигенции (профессоров, юристов, врачей). На те же деньги каждая партия имела возможность издавать периодическую печать (газеты и журналы), и остальная, творческая, интеллигенция (философы, писатели, поэты, художники и актеры) распределилась на кучки вокруг этих органов. Гонорары оплачивались, естественно, из тех же карманов. Здесь, возможно, следовало бы привести конкретные факты, чтобы не получить нареканий в голословности и даже клевете. Но этими фактами наполнены сотни книг, малая толика их уже была приведена в предыдущих главах и нет смысла вновь их пересказывать. Любой может сам полюбопытствовать в каждом отдельном случае, из какого сословия тот или иной деятель вышел, какое и где образование получил, в каком издательстве и журнале печатался, и кто был владельцем и редактором этого органа. То есть, грубо говоря, кем он был нанят, или, изящнее, ангажирован.

ХРОНИКА НОВЫХ РАСКОЛОВ

Церковные расколы начались через несколько дней после Февральского переворота. Далеко не все из них были массовыми. Одни из них можно назвать «народными» (будущие катакомбники), другие – «националистическими» (автокефалисты), третьи – затронули лишь буржуазно-интеллигентную прослойку. Это тем более важно иметь в виду, что начавшаяся после отречения Царя война между «белыми» и «красными», между либералами и консерваторами, между «западниками» и «славянофилами» продолжается и в наше время, а «церковные расколы» распределились по всему спектру между этими политическими и культурными крайними течениями. Чтобы в этом убедиться, в нижеприведенной таблице расколы перечислены с указанием тех партий и сект, ради которых они устраивались, и сословной принадлежности их лидеров и «паствы».

Таблица. Перечень новых расколов в хронологическом порядке

(даны их просторечные названия, употребляющиеся в литературе)

В таблице курсивом выделены те разновидности раскольников, которые напрямую были связаны с дореволюционным сектанством и «старообрядчеством», так сказать, «выросли» из них. Жирным шрифтом выделены те расколы, которые «выросли» на почве «прогрессивной» интеллигенции, которую, повторим, было бы правильнее считать сектой «нового типа». Изучение рани х периодов этих расколов позволяет сделать несколько довольно интересных выводов:

1) Сразу после революции произошел рецидив запущенной болезни: в губерниях с массовым распространением сектантства и старообрядчества часть населения была совращена в ранее существовавший раскол под влиянием исходивших из этой среды апокалиптических настроений. Он был довольно массовым и состоял из представителей мелкой буржуазии, городской и сельской (кулаки). Катакомбный раскол фактически был (и остается) продолжением и вырождением старообрядческого с тем существенным отличием, что на этот раз к нему присоединились епископы, как модернисты-обновленцы, так и «ревнители»-иосифляне. Это существенное отличие позволило новым «поповцам» после 1927 г. создать лжеиерархии, несколько «истинно-православных церквей» (ИПЦ), к которым присоединились часть «новых беспоповцев», до этого существовавших в виде мелких сектантских общин «истинно-православных христиан» (ИПХ).

2) Остальные расколы лишь условно можно назвать новыми, так как они были инициированы и состояли из представителей двух сравнительно новых сословий – буржуазии и интеллигенции, которые при этом фактически и не принадлежали к Православной Церкви, но активно ему способствовали. Те же, кто принадлежал, были озабочены одним – как ее «обновить» и «оживить» по образцу протестантских, старообрядческих и даже первохристианских общин.

3) Февральскую Революцию готовили и совершили те же самые новые сословия, затем они активно участвовали в антимонархическом «белом движении» и были вынуждены стать эмигрантами. Но среди них были и те, кто до Революции составляли «правое» крыло политического спектра, в просторечии называвшиеся «черносотенцами». Поэтому епископы, оказавшиеся в эмиграции, раскололись на три части. Самая меньшая осталась верна Святейшему Патриарху Тихону и (после его смерти) Местоблюстителям Патриаршего престола (св. митрополиту Петру и митрополиту Сергию). Большая часть во главе с митрополитом Антонием (Храповицким) образовала самочинную «церковь за рубежом», очень скоро расколовшуюся на «карловчан», живших в Сербии и возглавивших монархическое движение, и на «евлогиан», названных по имени другого митрополита Евлогия (Георгиевского). Он обосновался в Париже и под давлением своего либерально-кадетского окружения перешел под юрисдикцию масонизированного Константинопольского Патриархата.

4) Внутри России высшие органы управления Церковью захватили обновленцы и, как реакция на это, начался массовый уход верующих в «катакомбы».

Итак, Российская Империя была разрушена – свержен и убит Император, уничтожена система управления и армия, отделились окраины. Епископат государственной Церкви и, за редким исключением, весь церковный народ, приветствовали свержение Царя. Тогда многие надеялись, что Февральский переворот только улучшит положение Церкви, освободит ее от обер-прокурорского надзора и даст возможность провести Поместный Собор и те реформы, о которых столько лет мечтали. Однако случилось по другому. Собор, правда, удалось провести, и на нем даже восстановили патриаршество, но положение Церкви это не улучшило.

После смерти Святейшего Патриарха Тихона многие епископы посчитали правомерным оспаривать канонические права назначенных им Местоблюстителей. В результате произошли подряд еще несколько расколов, связанных с именами митрополитов Григория (Яцковского), Агафангела (Преображенского) и Иосифа (Петровых). «Григорианский» и «ярославский» расколы были кратковременны и немногочисленны, но «иосифлянский», поддержанный влиятельными группировками «даниловцев» и «мечевцев», охватил почти весь остававшийся к тому времени на свободе епископат. Многие «иосифляне» не решались открыто порывать с Церковью, но отказывались поминать имя Заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Их называют «непоминающими» и раскольниками не считают, более того, многие из них ныне канонизированы. Большая часть из неподчинившихся Предстоятелю Церкви и Св.Синоду епископов, как и все духовенство, подвергались репрессиям и погибли в ссылках и тюрьмах. Немногие, оставшиеся в живых, ушли к «катакомбникам», к этому времени уже разделившимся (так же, как и старообрядцы XVII в.) на «беспоповцев» и «поповцев». И так же, как в случае со старообрядческим расколом, «катакомбный» раскол объединил разнородные группы сектантов. Множество новоявленных сект хлыстов, иоаннитов и имябожников составили в этом расколе «беспоповщину», а группы единоверцев и беглопоповцев, получившие от архиепископа Андрея (Ухтомского) незаконно поставленных лжеепископов, образовали несколько лжеиерархий, каждая из которых ныне объявляет себя «истинно-православной церковью» (ИПЦ).

ПОПЫТКА РЕФОРМАЦИИ ЦЕРКВИ НА ПОМЕСТНОМ СОБОРЕ 1917–1918 гг.

Из перечня лидеров новых расколов видно, что расколы возглавили наиболее известные и авторитетные архиереи, можно сказать, Священный Синод, избранный на только что прошедшем Поместном Соборе. Приведем краткие сведения об этом Соборе. Канонически правильным церковным Собором мог быть только Архиерейский собор, и первой реформой стали как раз правила, по которым участниками Поместного Собора должны быть не одни епископы, но представители клира, и мирян. В результате всего на Собор было избрано и назначено по должности 564 члена. Из этого числа: архиереев было 80; клириков – 166; монахов всего 20, а мирян – 298! (в том числе: 198 мирян от епархий; 15 мирян от армии; более 40 – профессоров, юристов и политиков; и 11 единоверцев).

Таким образом, на Поместном Соборе преобладали миряне и пресвитеры. Из общего числа священнослужителей монашествующих было всего 20, но и из них половину составляли преподаватели духовных школ и НЕ БЫЛО НИ ОДНОГО МОНАХА БЕЗ САНА. Такой необычный для Поместных Соборов состав был следствием демократических и либеральных настроений, затронувших и церковную жизнь. Многие члены Собора, главным образом, общественные деятели и профессура и в особенности из Петрограда, были увлечены Февральской революции. Даже в августе 1917 г. ее идеалы виделись им попрежнему в радужном свете. Именно они ратовали за ОБНОВЛЕНИЕ церковного устройства и богослужения (например, за перевод богослужения на русский язык). Опасность того, что Собор примет нецерковное направление, сдерживалась, однако, положением устава, по которому каждый законопроект, принятый на пленарном заседании, подлежал утверждению на совещании епископов, где для его одобрения требовалось большинство в 3/4 голосов. Теперь среди церковных и нецерковных историков возникают недоразумения и споры по поводу того или иного решения Поместного Собора 1917–1918 годов, потому что резолюции комиссий ими принимаются за постановления Соборы, хотя далеко не все резолюции утверждались совещанием епископов, а потому и не могут считаться решениями Собора.

ВАЖНЕЙШИЕ ОТДЕЛЫ ВОЗГЛАВИЛИ:

1) богослужения – архиепископ Волынский Евлогий (Георгиевский); эмигрировал, был главой «евлогиан» в Париже;

2) единоверия и старообрядчества – архиепископ Антоний (Храповицкий), эмигрировал; возглавил раскол «зарубежников»-карловчан;

3) церковного имущества – архиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский), эмигрировал; второй, после Антония, глава Синода за рубежом;

4) церковного суда – архиепископ Сергий (Страгородский), в 1921 г. примкнул к обновленцам, но покаялся. Был Местоблюститель и затем Патриархом Русской Православной Церкви.

На Соборе было восстановлено патриаршество. При голосовании из трех кандидатов наибольшее число голосов получил митрополит Антоний (Храповицкий (166), но затем еще тянули жребий, и по воле Божией Патриархом стал св. Тихон (Белавин), при голосовании получивший всего 23 голоса. Членами Священного Синода были избраны наиболее влиятельные члены Поместного Собора:

Киевский митрополит Владимир, вскоре убитый – священномученик.

Новгородский митрополит Арсений (Стадницкий), умер в ссылке в 1927г.

Владимирский архиепископ Сергий (Страгородский), будущий Патриарх.

Харьковский митрополит Антоний (Храповицкий) – эмигрировал.

Тифлисский митрополит Платон (Рождественский) – эмигрировал.

Волынский архиепископ Евлогий (Георгиевский) – эмигрировал.

Членами первого Высшего Церковного Совета (ВЦС) стали:

протопресвитер Г.Щавельский, от мирян С.Н.Булгаков, А.В.Карташев, кн. Е.Н. Трубецкой. Все они эмигрировали. Три последних до Революции были последователями Вл. Соловьева и членами разных религиозно-философских кружков, а в Париже стали организаторами Братства святой Софии, то есть еретиками-софианцами.

Сравнивая приведенные списки, легко заметить, что среди тех, кто к моменту Октябрьского переворота возглавили органы церковного управления, находились как те, кто сохраняли ЕДИНСТВО Церкви (св. патриарх Тихон и митрополит Сергий), так и те, кто с Нею боролся и тем самым способствовал расколам и ересям. Из 10 человек 7 (!) впоследствии эмигрировали, стали в оппозицию к Святейшему Патриарху Тихону и его преемникам и возглавили расколы заграницей.

25 янв./7 фв. 1918 г. Собор постановил, что Патриарх должен заранее единолично назначить преемников-блюстителей на случай своей болезни, смерти и «других печальных для него событий». В соответствии с этим предусмотрительным решением Святейший Патриарх Тихон тогда же составил список блюстителей, и ему пришлось несколько раз впоследствии его менять и дополнять, из-за смерти или ссылки предполагаемых преемников. При жизни Святейшего Патриарха Тихона произошли автокефальные, обновленческий (живоцерковники, СОДАЦ, «возрожденцы» и «евдокимовский синод»), карловацкий расколы и появились первые общины «непоминающих» Патриарха, будущие катакомбники. Обновленческий и карловацкий были осуждены Патриархом Тихоном, а возглавившие их митрополиты и участвовавшие в них священники ЗАПРЕЩЕНЫ В СЛУЖЕНИИ, в том числе и глава карловчан митрополит Антоний. Но он это запрещение презрел, и более того, назвался Заместителем Патриарха, а со временем его стали называть Блаженным.

В те же годы вокруг жившего на покое в Даниловом монастыре архиепископа Феодора (Поздеевского) сложилась группа епископов и священников, по направлению «ревнителей». Они были недовольны Патриархом Тихоном из-за его, по их мнению, мягкого отношения к обновленцам. Эту группу Патриарх Тихон называл «конспиративным синодом», и есть сведения, что «параллельный синод» у «даниловцев» существовал на самом деле. Архиепископ Феодор счел возможным отказаться от патриаршего назначения на кафедру в Петроград, но при этом и он сам, и входившие в его «синод» епископы совершали хиротонии без ведома Первого епископа, Патриарха Тихона (что запрещено церковными канонами). То есть они совершали незаконные рукоположения, которые в литературе принято называть «тайными». Такими же незаконными хиротониями занимались обновленцы и затем их лжеиерархи, а также архиепископ Уфимский Андрей (кн. Ухтомский) с помощью своих викарных епископов. Последний напосвящал около 30 лжеепископов в среде единоверцев и беглопоповцев, а затем сам ушел к белокриницким поповцам. В 1925–27 гг. из-за неподчинения назначенным Патриархам Местоблюстителям (Петру и его Заместителю Сергию) возникли расколы «григорианский», «ярославский» и «иосифляянский».

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ РАСКОЛЫ В РОССИИ И ЭМИГРАЦИИ

К началу Великой Отечественной войны из начавшихся в 1917–1927 годы расколов сам собой прекратился только «ярославский». Все остальные продолжали существовать, а «карловчане» с приходом Гитлера к власти еще более усилились и в 1938 г. легализовались в Германии. Митрополит Евлогий сначала подчинялся Московской Патриархии, за что ранее запрещенный в служении митрополит Антоний запретил его в служении. В связи с требованием митрополита Сергия о подтверждении лояльности к советской власти его самого и подчиняющихся ему священников, в 1932 г. митрополит Евлогий вместе с приходами самовольно перешел в юрисдикцию Константинопольского патриарха и был им назначен Экзархом. Таким образом, запрещенные в служении митрополиты захватили дореволюционные приходы Русской Церкви, и теперь живущие в эмиграции русские разбиты на три юрисдикции: в одних храмах поминают имя Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, в других – патриарха Константинопольского, а в третьих – «блаженного» карловацкого, ныне живущего в США, Джорданвиль.

В годы войны с фашистами Красная Армия продолжила свою войну с «белыми», ставшими за это время «черными» (или «коричневыми»). При этом войну пришлось вести и на внутреннем фронте с националистами на Украине, в Прибалтиеке, в Крыму и на Кавказе и с осатаневшими «катакомбниками» в Черноземных губерниях. Православная Церковь и на этот раз в большинстве своем старообрядцы воевали на стороне «красных». Сталин пошел на уступки, позволил провести церковный Собор, на котором почти 20 лет фактически управлявший Церковью митрополит Сергий был избран Патриархом. Вскоре он умер, и на следующем Соборе был избран Патриархом Алексий I (Симанский). В эти годы Органы прекратили поддерживать «обновленческие» лжеиерархии, Церковь призвала обновленцев покаяться и приняла многих в сущем сане. Таким образом, этот раскол формально закончился, а фактически перешел из внешнего, во внутренний.

В 1960-е годы Православная Церковь испытала еще одно гонение при Хрущеве, и одновременно Мировое Сообщество финансировало движение «церковных диссидентов» (Г.Якунин, Эфраимсон, о. А.Мень и др.). Движение «церковных диссидентов» было инициировано в рамках общего движения «диссидентов», в котором огромную роль так же, как и перед Революцией 1917 г. играл «еврейский вопрос». Через о. А. Меня, крестившегося в одной из катакомбных» ИПЦ, «церковные диссиденты» были связаны с катакомбниками и «евлогианами» в Париже. А часть из них симпатизировала «карловчанам», которые к этому времени уже давно перехали из Мюнхена в Нью-Йорк и оттуда продолжали вести борьбу с масонством, экуменизмом и, главное, с «красным антихристом» и Московской Патриархией, которая, как они трубили на весь свет, не может считаться Церковью, потому что «стала служанкой дьявола».

Подробное изложение внешних обстоятельств этих расколов можно найти в книге протоиерея Владислава Цыпина, но он, к сожалению, не объясняет, почему же они произошли, и после чтения его истории может создаться впечатление, что все эти расколы были следствием случайных обстоятельств (революционной неразберихи), личных амбиций и разного рода недоразумений. Возможно, это, хотя бы отчасти, справедливо в отношении «григорианского» и «ярославского» расколов, которые поэтому и заглохли сами собой. Но все остальные существуют, и так как поводы к их существованию исчезли, то, значит, дело было не в них, а в чем-то другом. Чтобы понять, в чем, нам придется сначала кратко изложить историю подготовки Великой Революции, а затем показать, чьими союзниками стали «истинно православные христиане», одни на Родине, другие за границей.

Исходя из того, что политизация поразила не только «светское общество», но проникло в Церковь и охватило практически весь ее состав, как духовенство, так и мирян, мы не можем игнорировать их зависимоссть от тех или иных внецерковных структур, будь то секты, масонские ложи или партии. Несмотря на кажущееся разнообразие партий, можно разделить связанные с ними расколы на две группы, условно обозначив их, как «западники» и «почвенники», или «модернисты» и «консарваторы». В таком случае важным выводом из наших рассуждений можно признать следующее положение: по своей природе (корням) расколы, произошедшие внутри России и в эмиграции не могут быть различны, но друг друга дублируют. Действительно случилось не 4 раскола, а два и оба подспудно уже существовали до Революции. Один генетически связан со старообрядчеством (катакомбники в России и зарубежники-карловчане в эмиграции). Другой связан с масонством (глубже – с протестантством) и он породил «обновленцев» в России и экуменистов-евлогиан в Европе. Такое деление существенно упрощает понимание сути произошедших расколов, позволяет снять с них покров частных обстоятельств и увидеть те ереси, которые в том и другом случае привели к нарушению ЕДИНСТВА Церкви и в конечном счете к неверию в Церковь.

В главе, посвященной антихристианской сущности Революции, говорилось о том, что любые Революции имеют религиозные корни в том смысле, что ими руководят силы антихристианские. Святые отцы Церкви то же самое антихристианское начало видели в расколах и ересях. Теперь мы постараемся сквозь плотный фон политических событий разглядеть религиозную окраску обеих разновидностей расколов 20-х годов, до сих пор существующих, как вне, так и внутри Церкви.

Еще раз кратко опишем сложившуюся в 1917 г. расстановку сил. Февральский переворот совершили объединенные в Масонский Центр кадеты, октябристы, прогрессисты и трудовики и выполнили первую часть программы. Их финансировали еврейские банкиры из стран Антанты (союзники России по антигерманской коалиции), а Германия и еврейские банкиры в США финансировали партию БУНД-РСДРП, которая совершила Октябрьский переворот. Далее война между Антантой и Германией перешла из внешних фронтов внутрь России и велась ими руками Белой гвардии и Красной Армией. Генералитет и офицерство Царской Армии воевало как на той, так и на другой стороне. Епископат, до Революции в основном настроенный монархически, отречение Царя и Февральский переворот встретил сочувственно, а во время войны силой вещей оказался на стороне «белых» безбожников.

Епископы, связанные с «белыми» армиями и их Верховными правителями, по благословению св. Патиарха Тихона в 1919 г. стали создавать Временные Высшие Церковные Управления (ВЦУ) при Ставках Верховных правителей (при Деникине – Южное во главе с митрополитом Антонием, при Колчаке – Сибирское). Эти ВЦУ стали центрами, вокруг которых впоследствии были организованы независимые от Московской Патриархии церковные образования. Южное ВЦУ почти в полном составе выехало в эмиграцию из Крыма вместе с остатками армии Врангеля. Оно обосновалось сначала в Константинополе, затем в Сербии, в городке Сремские Карловцы на Дунае, и там, дотоле бездействовавшие черносотенцы образовали Высший Монархический Совет (ВМС).

5 мая 1922 г. Святейший Патриарх Тихон, члены Синода и ВЦС издали Указ ОБ УПРАЗДНЕНИИ заграничного ВЦУ. Карловчане Указ Святейшего Патриарха Тихона выполнить отказались. Датировать зарубежный раскол 1927 годом и объяснять его тем, что епископы-эмигранты не могли принять «декларацию» митрополита Сергия, нет оснований, потому что первый раз это ВЦУ запретил Святейший Патриарх Тихон и именно его они ослушались. Организаторы раскола и те политические силы, которые манипулировали зависящими от них беглыми архиереями, не только нарушили церковные каноны, но осуществили одно дело, по-человечески именуемое подлостью. Дело началось с призыва ВЦУ к мировой общественности не допускать депутатов от большевистской России на готовящуюся мирную Конференцию. Его продолжением явилось Послание Карловацкого ВЦУ к Генуэзской Конференции с призывом к европейцам взять оружие и идти изгонять из России большевиков. Это Послание было сделано от имени «собора», давно закончившегося. Дело кончилось тем, что пострадал Святейший Патриарх Тихон – его арестовали, и ВЦУ захватили обновленцы.

Собрание в Сремских Карловцах имело политический характер, о чем говорит и его состав, и его решения. Из 163 членов собрания, 67 были политическими деятелями и чинами армии генерала Врангеля. И так как в эмиграции бывшим борцам с монархией показалось более выгодным стать монархистами, то наиболее активными «представителями» явились члены Высшего монархического совета. В качестве церковного собора это собрание вынесло решение, которое могло бы принести честь Учредительному собранию: было постановлено восстановить в России недавно теми же деятелями разрушенную цврскую власть, а на престол посадить непременно кого-либо из Романовых. Одни намечали на это место вел.кн. Николая Николаевича (масона, члена Ордена мартинистов), другие не нашли ничего лучшего, как провозгласить императором за границей вел. кн. Кирилла Владимировича (тоже масона, восторженно встретившего свержение Царя, и бывшего к тому же в морганатическом браке, то есть не имеющего права на престол). Отзвуком этой масонской затеи явилась рекламная кампания 1990-х годов по подготовке в грядущего царя теперь уже внука Кирилла, Георгия, вместе с его матушкой далеко не царских кровей.

Но вернемся в 1922 год, в Геную, где с 10 апреля по 19 мая проходила та самая Конференция. На ней было зачитано душераздирающее послание Карловацкого ВЦУ и в заключение в нем говорилось следующее:

«Народы Европы! Народы мира! Помогите честным русским гражданам. Дайте им в руки оружие, дайте им своих добровольцев и помогите изгнать большевиков – этот культ убийства, грабежа и богохульства, из России и всего мира!» («Новое время», 1022, 1 марта, № 254). И далее слышится типичный вопль интеллигента: «Пожалейте бедных русских беженцев, которые за свой патриотический подвиг обречены среди вас на голод и холод, на самые черные работы, которые принуждены забывать все, чему учились, и быть лишенными даже таких удобств жизни, которые доступны последнему неграмотному чернорабочему».

Но «честные граждане» не забыли, «чему учились», и потому сумели обзавестись своей «церковью за рубежом», своим императором «за рубежом», тешили себя надежой, что вскоре и то и другое переместится в Россию, а для достижения цели, как говорят иезуиты, все средства бывают хороши. Послание было написано будто бы по «единогласному полномочию собора», то есть от имени духовенства, хотя и находящегося за границей, но формально подчинявшегося Московскому Патриархату. И хотя ВЦУ ему фактически не подчинялось, однако же митрополит Антоний числился «Заместителем Патриарха», а постановления ВЦУ обычно начинались словами: «По благословению Святейшего Тихона, Патриарха Московского и и всея Руси, ВЦУ Заграницей слушали…». Свою несуществующую связь с Московским Патриархатом Карловацкое ВЦУ афишировало сознательно, вполне резонно расчитывая на то, что если европейцы на их «пастырский призыв» не откликнутся, то все же толк будет. «Призыв» услышат чекисты, арестуют Патриарха и расстреляют, и тогда будет легче поднять народы на «крестовый поход» против захваченной большевиками России.

Этим грандиозным планам было суждено сбыться лишь через 20 лет, но и в 1922 г. кое-чего зарубежникам удалось добиться. Их послание впервые было опубликовано 1 марта 1922 г. в белградской газете «Новое время». В эмигрантской газете «Русская мысль» появилась публикация, выдержку из которой, приведенную в своей «Истории Церкви», протоиерей В. Цыпин торжественно называет «поистине безумными глаголами»: «Недалеко то время, когда Святейший Патриарх возьмет в свои руки бразды народного правления, чтобы затем передать их в руки исторически сложившейся вдасти; он укажет и будущего носителя этой власти». В связи с Посланием Карловацкого ВЦУ и подобными публикациями Патриарха Тихона стали вызывать на допросы, он был подвергнут домашнему аресту, этим воспользовалась другая команда подлецов и захватила власть в Церкви, отстранив Патриарха. Узурпаторами были давно готовившиеся к мятежу авантюристы, получившие название обновленцев. Они тоже хотели уничтожить Патриарха, а потому требовали суда над ним и предания казни. Так что по этому вопросу интересы обоих расколов, монархистов-зарубежников и либералов-обновленцев, совпадали, хотя цели у них были разные.

Оба раскола оформились почти одновременно. Началом раскола зарубежников надо считать день, когда они отказались выполнить подписанный Указ об упразднении заграничного ВЦУ, подписанный Святейшим Патриархом Тихоном и изданный Патриархией 5 мая 1922 г. и свое ВЦУ превратили в Синод Русской зарубежной церкви. Святой Патриарх не утвердил этого лицемерного деяния и пригрозил ослушникам церковным судом, но они посчитали, что это постановление было «несвободным» и его проигнорировали. Обновленцы быи осуждены церковным актом позднее, но мятеж начали 12 мая 1922 г. – явились к находящемуся под домашним арестом Патриарху и потребовали от от него оставить Патриарший престол.

Мы не будем здесь излагать все подробности «развития» зарубежного раскола – ими наполнены труды самих зарубежников и финансируемых ими авторов в России. Трагичной с человеческой точки зрения была судьба священнослужителей, оставшихся на истребление в царстве каббалы, но они своей мученической смертью и исповедничеством служили единству Церкви до последнего вздоха и ныне причислены к лику святых. Более благополучной с той же человеческой точки зрения была судьба тех, о ком пишут и пишут в издаваемых в Джорданвиле и Париже книгах, – их драмы могут вызвать жалость и сочувствие. И более всего их жалко потому что там, в эмиграции, они оказались игрушкой в руках своего прагматичного и циничного окружения. Митрополит Антоний (Храповицкий) согласился выполнять политическую волю Высшего Монархического Совета, а митрополит Евлогий (Георгиевский) стал обслуживать масонское правительство в изгнании со всем обозом маркитантов, за ним последовавшим. Митрополит Иосиф (Петровых) всего-то ничего – хотел стать митрополитом Ленинградским, а его недовольством воспользовались группа «ревнителей», два десятка викарных епископов, недавно посвященных в сан на место старых, сидевших в лагерях и по тюрьмам. «Иосифляне» увели из Церкви часть приходов и тоже стали катакомбниками (ИПЦ) и со временем смешались с общинами ИПХ, так что в них трудно разобраться, «кто есть кто» и из-за чего они так ненавидят Церковь. Ушедшие в катакомбы епископы почти все были репрессированы, многие погибли в лагерях. Вероятно, и на их долю выпало нечто подобное тому, что испытали епископы-эмигранты: подчиняться своему окружению и выполнять требования тех, кого они по своему сану должны были утверждать в истинной вере.

Итак, если в XVII в. основную массу раскольников составили посадские люди и крестьяне, а расколоучителями были протопопы и беглые монахи, то на этот раз инициаторами расколов в большинстве случаев явились епископы дореволюционного поставления, самые активные участники Поместного Собора и члены первого Священного Синода, избранного на этом Соборе. Из 77 епископов старого поставления почти половина погибли в первые годы красного террора, а 12 – эмигрировали. Народ не эмигрировал, на него бы никаких эскадр нехватило. За рубеж выехали 3–3,5 млн человек, принимавших активное участие в «белом» движении. Среди них наиболее близкими к понятию народа были казаки и рядовые Белой гвардии. Все остальные представляли собой тот самый правящий класс, который и готовил Революцию в течение предыдущих 217 лет. К этому классу принадлежали вечно фрондирующая аристократия и потомки служилого дворянства; крупная и средняя буржуазия (мелкая осталась в России) и относительно новое сословие, в России названное «интеллигенцией». Если внутри страны эта часть населения составляла доли процентов, то в подготовке Революции и затем в эмиграции профессура, юристы, врачи, деятели кисти, пера и сцены преобладали, как численно, так, главное, идеологически. Если бы Мировое Сообщество выделило для этой «первой волны» эмиграции отдельную территорию, то изгнанники могли бы восстановить монархию, затем ее свергнуть и сформировать Временное Правительство, назначить министров, сформировать достаточно боеспособную армию и полицию, открыть университеты и гимназии, издавать десятки газет и журналов. Единственно, чего бы они не смогли делать, это сеять хлеб. Всю эту «надстройку» некому было бы кормить. Один щедринский мужик смог трех генералов прокормить, но в такой ситуации и он, пожалуй, не справился бы.

Поэтому всю русскую эмиграцию кормили и одевали другие народы. Народа не было и у эмигрировавших пастырей. Покидая Киев, митрополит Антоний спросил у собравшегося стада: «Что нам, пастырям, делать – остаться и быть убитыми, или уехать и сохранить веру?» Народ заплакал и закричал: «Конечно, уезжайте». Так 12 носителей веры выехали из царства «красного антихриста» туда, откуда он явился и где проживало его начальство. Из кого же состояли зарубежные приходы? За рубеж в 1919–21 годах выехали люди неверующие, с молодости «работавшие» (чаще всего языком, а некоторые бомбами и пулями) над разрушением страны, в которой родились, и Церкви, в которой крестились. Выехавшие вместе с «белыми гвардиями» на кораблях, оплаченных Антантой, или на пароходах, оплаченных большевиками, вся эта публика свою «работу» продолжила в эмиграции. Потом, когда русский народ заново отстроил Российскую Империю, они сделали все, чтобы ввергнуть его в новый виток по устроению Мирового Порядка под руководством своих хозяев-оккультистов.

Вскоре изгнанники почувствовали тоску по Родине, а единственным местом, где они могли найти утешение, были православные храмы. Они стояли по всей Европе и принадлежали Московской Патриархии. Что же сделали устроители масонской Революции, в одночасье почувствовавшие себя «истинно православными»? Они сделали то же самое, что и обновленцы в России, и при этом одновременно. Те и другие узурпировали власть в ВЦУ, отказавшись подчиняться Святейшему Патриарху Тихону, а затем с помощью Органов оккультистов захватили принадлежавшие Московской Патриархии храмы по обе стороны границы. Обновленцы в России сделали это с помощью ВЧК и правительства большевиков, а эмигранты – с помощью Антанты (Великих лож Франции, Англии и США) и тамошних масонских правительств. Может, эмигранты – это такая секта? Ведь вот, США создали религиозные диссиденты, староверы-некрасовцы да и масса других тоже бежали от тогдашнего антихриста в эмиграцию. Или Герцен с Огаревым, Ленин с Плехановым, Троцкий и Ко – все они не выносили жизни в России, тосковали в Лондоне, Париже и Нью-Йорке и ждали, когда же масоны помогут им. Но те хотя бы храмы не захватывали, а по откровенному безбожию и зарубежных Церквей не устраивали для своих эмигрантских нужд.

Все это, повторим, совершал не народ, а разорившие страну интеллигенты и мелкие буржуа. Интеллигентами были и возглавившие это «духовное возрождение» епископы, для которых митрополит Антоний даже изобрел особый термин «ученое монашество». Неученое осталось в России и погибло почти полностью, как впрочем, и оставшиеся там епископы. Таким образом, по составу паствы и ее пастырей в эмиграции были созданы дотоле невиданные церкви, почти целиком состоящие из интеллигенции. В дальнейшем они пополнялись тоже только интеллигентами, прибывавшими из Союза волнами. Вероятно, лишь среди «перемещенных лиц» были представители покинутого Пастырями народа. Социальный состав ушедших в раскол небезразличен для выяснения его корней и причин. Так, например, советские историки утверждают (на основе изучения документов), что старообрядческий раскол по преимуществу состоял из нарождавшейся буржуазии (купцов, посадских, зажиточных крестьян), которым требовалась для развития торговли воля. Этот вывод находит блестящее подтверждение в том несомненном факте, что народившись, она там же, в расколе, набирала силу и явила себя миру в период развитого империализма.

На следующем «витке спирали» расколы учинили масонизированные интеллигенты, которых некоторые авторы даже считают членами особого Ордена. На расстоянии 80 лет и после случившейся перестройки весь ход Революции представляется несколько в другом свете. Если раньше эмиграция первой волны выглядела благородными защитниками свергнутого Царя, пострадавшими за правое дело и вынужденными жить в изгнании, то в свете новых данных о сути «белого» движения и его целях вся эта история с эмиграцией и зарубежными расколами выглядит совсем по-другому. Страна была фактически очищена от масонов и за рубежом они создали структуры для борьбы с Православной Церковью. Затем образовалась новая, на этот раз советская, интеллигенция, но и она с конца 1980-х годов быстро подключилась к системе мирового масонства, а может быть, уже давно к ней была подключена.

РАЗДЕЛЕНИЯ МЕЖДУ ЭМИГРАНТАМИ

Сторонники «белых», оставшиеся внутри России, ушли в «катакомбы», а ушедшие за рубеж организовали самочинную Зарубежную церковь. Устроенную «красными» Обновленческую церковь православные люди не приняли, и большевики были вынуждены от нее отказаться. И внутри страны, и за рубежом, противники «красных» разделились на «непримиримых» и на тех, кто, исходя из жизненных интересов страны, считал сотрудничество с большевиками не только возможным, но и необходимым. «Непримиримых» возглавили деятели из Высшего Монархического совета, а в качестве объединяющей «национальной идеи» выдвинули лозунг восстановления в России незадолго перед тем ими же разрушенной Монархии. В связи с этим потребовалось иметь под рукой Церковь, независимую от оставшейся в «красном плену» Московской Патриархии и 150-миллионного православного народа. В декабре 1921 г. в сербском городке Сремские Карловцы из членов Южного Временного церковного управления во главе с митрополитом Антонием (Храповицким) сначала был сформирован «Синод за рубежом», со временем преобразившийся в Зарубежную церковь.

Внутри страны на смену интернационалистов-ленинцев пришли новые лидеры и новые кадры, сталинцы. Началось строительство коммунизма в отдельно взятой стране. Операция ВЧК по замене Православной Церкви на «обновленную», «Живую церковь», не удалась, и власти из даух зол – Православной Церкви и охватившего страну сектантства – выбрали меньшее: они позволили Патриаршей Церкви стать легитимной, хотя и продолжали преследовать священнослужителей. Здесь началось медленное восстановление израненного внешними гонениями и внутренними расколами ЦЕРКОВНОГО ЕДИНСТВА. Этому всячески препятствовали и власти, и эмигранты. Гражданская война между «белыми» и «красными» продолжалась.

В эмиграции, несмотря на то, что там противники «красных» жили в условиях физической безопасности, но и в их среде с течением времени началось расслоение по вопросу об отношении к Советской власти. Вот, что об этом времени говорит современник и участник событий, писатель-эмигрант, А.Н.Толстой, известный по своим романам «Хождение по мукам» и «Петр I». Он «ненавидел большевиков физически», воевал на стороне «белых», в годы Гражданской войны погибли два его родных брата, «красные» расстреляли двух его дядей, восемь родственников умерли от голода и болезней. Весной 1921 г. он опубликовал в газете «Накануне» Открытое письмо, в котором объяснил изменение своей позиции по отношению к большевикам, а через два года он возвратился в Россию. Из его письма следует, что уже в то время часть эмигрантов (группа «сменовеховцев») увидели в большевистском правительстве «ту реальную – единственную в реальном плане – власть, которая одна сейчас защищает русские границы от покушения наших соседей, поддерживает единство русского государства и на Генуэзской конференции одна выступает в защиту России от возможного порабощения и разграбления ее иными странами». Польская интервенция 1920 г. заставила их вспомнить о «сохранении русской государственности» и желать победы «красным». , а сообщения о масштабах постигшего Россию голода пробудили чувство вины за случившееся.

Он спрашивает: «Кто был виноват во всех этих бедствиях?» и отвечает: «Не все ли равно – кто виноват. Все, все мы, скопом, соборно, извечно виноваты», а в конце письма признает: «Я не могу сказать, – я невинен в лившейся русской крови, я чист, на моей совести нет пятен». Но он отмечает, что «разумеется, нашлись непримиримые; они сказали – ни вагона хлеба в Россию, где этот вагон лишний день продлит власть большевиков. К счастью, таких было немного».

Война с Польшей и голод в России в 1921 г., по его словам, «одним подбавили жару в их надеждах на падение большевиков, на других повлияли совсем по-другому». И точно так же, в 1941 г. нашествие Гитлера на Россию «одним подбавило жару в их надеждах на падение большевиков» и вдохновила на участие в нем, а «на других повлияло совсем по-другому» и сделало участниками Сопротивления. Кто же составлял это меньшинство в эмиграции и внутри России, кто оказался в роли «непримиримых» новациан и донатистов и требовал истребить «падших», будто бы поклонившихся «красному антихристу»? В эмиграции ими были так называемые «зарубежники», внутри России так называемые «катакомбники», – объединенные политическим лозунгом о восстановлении только что свегнутой ими же Монархии и антицерковным учением богомилов о «воцарении антихриста в Церкви».

А. Н. Толстой не верил в возможность свержения большевиков и по этому поводу высказывал следующие соображения: а) свержение уже не поведет к выздоровлению, а к новой бойне; б) нет реальной силы, которая могла бы их свергнуть и в) если бы сила нашлась, неизвестно, захочет ли население России свержения большевиков с тем, чтобы их заменили приходящие извне. Непримиримые во главе с Высшим монархическим советом и Зарубежным Синодом, наоборот, верили в возможность свержения «красных» и призывали Европу дать им оружие, дать вооруженных добровольцев и идти «крестовым походом» на Русь. Именно эти идеи от имени «церкви за рубежом» были озвучены в Послании к Генуэзской мирной Конференции. Таким образом, «красные» оказались в роли защитников России от возможного порабощения, а непримиримые «белые» – в роли зазывал агрессора, которому они, конечно же, в виде платы должны были отдать ее на разграбление, и 1921, и в 1941, и в 1991 году. Удалось в 1991 году, но А.Н.Толстой до этого не дожил.

Он, конечно, был хорошо осведомлен о том, кто есть кто в эмиграции, а потому в том же письме пишет о трех путях к возрождению «всем скопом разрушенной», русской государственности. «Первый путь, – пишет он, фактически воспроизводя программу Карловацкого собора, – собрать армию из иностранцев, придать к ним остатки разбитых белых армий, вторгнуться через польскую и румынскую границы в пределы России и начать воевать с красными». Но в отличие от карловчан, этот, если верить мемуарам современников, бессовестный человек, вспоминает о совести: «Пойти на такое дело можно, только сказав себе: кровь убитых и замученных русских людей я беру на свою совесть. В моей совести нет достаточной емкости, чтобы вмещать в себя чужую кровь».

Когда в 1941 г. этот путь реализовался и гитлеровские полчища пересекли польскую и румынскую границы, главари карловацкого раскола и их побратимы-катакомбники в России показали, что в их совести емкости достаточно не только для вмещения чужой крови, но и для гордости за содеянное.

«Второй путь, – продолжает А.Н.Толстой, – брать большевиков измором». А.Н. Толстой, не будучи «профессиональным политиком» или «пастырем», все же догадался, что при таком способе раньше, чем большевики, «вымрет население в России. Теперь этот всем хорошо известный способ называется «экономическими санкциями» и применяется Мировым сообществом с удручающей регулярностью ко всем неугодным режимам: к Кубе, к Ливии, к Ираку, к Сербии и, конечно, в случае чего, будет применен к России. И Толстой угадал: умирают от голода иракцы, а не правящий клан Саддама Хусейна.

«Третий путь: признать реальность существования в России правительства, называемого большевистским, признать, что никакого другого правительства ни в России, ни ВНЕ России – нет». Он и об этом пишет со знанием дела, то есть говорит о конкретных силах, претендующих на «правительство в изгнании». Речь шла о получившем от Зарубежного синода поддержку и благословение «императоре Кирилле Владимировиче», того самого, который приветствовал отречение Царя, Временное Правительство и всю его программу и, состоя в морганатическом браке, не мог по Закону о престолонаследии занять Российский престол. Но ведь никто и не думал восстанавливать Монархию – это была не более, чем очередная масонская фикция, разновидность финансовой пирамиды с обманутыми вкладчиками.

В первые дни после возвращения в Россию А.Н.Толстой дает интервью, опубликованное в «Известиях»: «Монархисты получают сейчас крупную поддержку от баварского правительства… У них имеется «Высший монархический совет»… В Париже образовался «двор» нового «императора», бывшего великого князя Кирилла Владимировича». Как бы он удивился, если бы узнал, что через 70 лет этот «двор» будет реанимирован, и на поклон к потомкам Кирилла потянутся из Москвы «новые русские». Для незнакомых с географией Германии следует добавить, что столицей Баварии является город Мюнхен – «родина» национал-фашизма. Зарубежники уже в начале 1920-х годов завязали связи с Гитлером, он им построил в Мюнхене храм, а вскоре карловацкий синод переехал в из Сербии в Мюнхен с тем, чтобы после войны переехать к новым хозяевам в Нью-Йорк.

Типичный представитель «белых», А.Н. Толстой хорошо знал психологическую атмосферу в русской эмиграции и потому, говоря о признании, он в скобках считает нужным пояснить: «Признать это (реальность большевистского правительства) так же, как признать, что за окном свирепая буря, хотя и хочется, стоя у окна думать, что – майский день». И продолжает: «Признав, делать все, чтобы помочь последнему фазису русской революции пойти в сторону обогащения русской жизни…, в сторону укрепления нашей великодержавности. Я выбираю этот третий путь».

Такой путь выбрали, одни добровольно, другие вынужденно, миллионы людей в России – крестьяне, учителя и врачи, генералы, инженеры и экономисты, ученые и писатели – и тот же путь в те же самые годы выбрал Святейший Патриарх Тихон. Он умер, и на долю его преемника, Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) выпала тяжелая доля – легализовать отношения с Государством, которому Церковь с января 1918 г. объявила открытую войну и к войне с которым фактически призывала свою паству. Государство поставило два условия: публично объявить о своей лояльности к правительству и отмежеваться от деятельности Зарубежного синода, продолжавшего призывать Европу к «крестовому походу» против «красного антихриста». Оба условия он выполнил, что вызвало обострение раскола, по существу единого, но разделенного границами на две части. ЗА ГРАНИЦЕЙ окончательно оформился в самочинную церковь, бывший Архиерейский Синод, возникший из Карловацкого ВЦУ, бывшего Южного ВЦУ, существовавшего при Белой Армии с 1920 г. ВНУТРИ России ушедшие в раскол ревнители-«иосифляне» ушли в катакомбы к родственным им ИПХ и образовали несколько «истинно-православных церквей» (ИПЦ).

Таким образом, оба крыла политического спектра, либералы и консерваторы, обновленцы и ревнители, образовали по два симметричных раскола – в России и заграницей. Всего четыре, но парные: «живоцерковники» и «евлогиане» (западники); «иосифляне» и «антониевцы» (славянофилы). Последние «духовно» были связаны с «народностью» и потому в России «ревнители» влились в подпольный вариант старообрядчества, которым их единоверцы за рубежом присвоили псевдонаучное прозвище «катакомбников». .

Так как в те годы было невозможно созвать Архиерейский Собор, то соборных решений в отношении заграничных и внутренних раскольников не было. Святейший Патриарх Тихон, и Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий ограничивались ЗАПРЕЩЕНИЕМ В СЛУЖЕНИИ мятежных архиереев и подчиненных им иереев. Но НИ ОДИН ИЗ НИХ не посчитал нужным подчиниться канонически законным прещениям и все они, будучи под запретом, не только продолжали служить и посвящать новых епископов, но все более и более укрепляли свои позиции ВНЕ Церкви. Неизбежным следствием этого явилось все более усиливавшаяся агрессивность в отношении к Патриаршей Церкви, которую раскольники стали называть «сергианцами», а затем обвинили Матерь-Церковь, в которой были посвящены в сан епископа, в выдуманной для самоправдания ереси «нового типа»: ереси не догматической, а «ереси делом». И назвали ее «сергианской ересью» по аналогии с «никонианской ересью», в которой когда-то обвинили Патриарха Никона старообрядцы.

СТАРЫЕ ЕРЕСИ В НОВЫХ РАСКОЛАХ

Существуют ли ереси в новых расколах? Для тех, кто считает, что они случились по «объективным причинам» (децентрализации, революционного хаоса, вынужденной эмиграции и т. п.), вопрос звучит кощунственно. Если даже видеть в этих расколах «просто борьбу за власть» между амбициозными архиереями, то и при таком подходе разговоры о догматических искажениях выглядят неуместными. По этой версии, это не раскольники, а жертвы «ошибок» двух патриархов, св. Тихона и Сергия, которые-де действовали не по своей воле и разумению, но под диктовку Органов. «Во всем православные» жертвы, имели право не подчиняться указам и прещениям ТАКИХ Первых епископов, а вправе были провозглашать самих себя их Заместителями и Блаженными. Ведь они сотрудничали не с «красным антихристом», как Московская Патриархия, а с «коричневым хирургом», при этом испытывали большие гонения, чем «тихоновцы» и «сергиане», терпели холод и голод в изгнании, как «последние чернорабочие». За это они должны быть почитаемы, как «хранители истинной старой веры», на этот раз «досергианской». Таким образом, у границ Церкви накопились несколько эшелонов «хранителей старой веры» – «дониконианцы» (старообрядцы), «дотихоновцы» (катакомбники), «досергианцы» (зарубежники и иосифляне) и «дохристианцы» (сектанты-язычники). Вполне возможно, что вскоре начнется их присоединение по модели католических уний, и тогда у нас появится новые «единоверческие церкви»

В таком случае представляется немаловажным тщательно изучить тот «догматический» багаж, который везут эти эшелоны в своих обозах, и тот «духовный опыт», который они накопили за более или менее длительные периоды пребывания ВНЕ Церкви. Надо учесть и то, что «опыт» передавался от древних сектантов к староверам и протестантам, от староверов и протестантов к «религиозным философам», от них к «ревнителям» и «модернистам». Старые «доктрины» до того, как попали в багаж новых раскольников настолько «охристианились», что трактуются как достижения богословской мысли, а не как ереси. Тем более, что они изложены в трудах «ученого монашества» и «новых богословов» и тем самым защищены их авторитетом. Теперь разобраться в накопленном веками «наследии» трудно и, как считал Святитель Иларион, это должно стать «задачей наличных церковных деятелей». Здесь же, завершая пройденный нами путь от Симона-волхва до Виссариона и от Валентиниана до В.Соловьева, мы ограничиваемся простым реестром найденных в багаже «предметов». Но прежде, чем их перечислить, еще раз скажем о преемственности и приведем свидетельства сродности и схожести старых и новых расколов.

Тот факт, что породившие расколы движения зародились внутри Церкви ДО революции, что возникли они не на пустом месте, а имеют один общий корень – старообрядчество, не скрывают ни старообрядцы, ни их последователи. Наоборот, они этим гордятся, а потому, возможно, даже преувеличивают свое влияние, желая напомнить о себе. Но нельзя не признать, что «идеологическое давление» старого раскола в дореволюционной России испытывали не только общество и власть, но через них и Церковь, которая была вынуждена постоянно учитывать «старообрядческий фактор». Без преувеличения можно сказать, что из этой «сокровищницы» черпали свои идеи и вдохновение на борьбу с Православной Церковью все ее противники – а безбожники-революционеры, и богоискатели-филосовы, и вся «русская интеллигенция». .

О СРОДНОСТИ. Наибольшие возражения может вызвать идея о сродности, как потому, что программы и цели обновленцев-либералов и ревнителей-консерваторов выглядят прямо противоположными, так и потому, что ревнители изначально прославились своей непримиримостью по отношению к обновленцам. Явлений подобного рода – кажущегося раздвоения – встречаются часто, и такие случаи легче всего объяснить с помощью народных пословиц: «крайности сходятся» или «две стороны одной медали». Однако же мы этим не ограничимся и приведем собственные признания современных деятелей раскола в своем «родстве» со старообрядчеством.

Первое показание заимствуем из доклада М. Дзюбенко (судя по всему, старовера) под названием «Старообрядчество и церковное обновление». Доклад он прочел на Международной конференции современных «живоцерковников», Материалы которой опубликованы в выпускаемом общиной о. Г. Кочеткова журнале с характерным названием «Живое предание». Живое предание, видимо, должно заменить Священное Предание, хранящееся в Православной Церкви. Докладчик вначале говорил о «смыкании антитетичных понятий», старообрядчества и обновленчества, и о том, что они представляют собою яркий пример, когда «крайности в пределе переходят друг в друга, приводя к расколам». В конце М. Дзюбенко высказался вполне определенно: «Старообрядчество и движение за обновление Церкви в ХХ столетии РАСТУТ ИЗ ОДНОГО КОРНЯ, решают схожие вопросы, но во многом по-разному». И так как они росли из одного корня, то в 1920-е годы «своя своих признаша», и ушедшие в раскол обновленческие епископы предпочли не возвращаться в Церковь, а бежали к беглопоповцам и там стали устраивать очередные лжеиерархии (см. выше о происхождении «новозыбковцев» от обновленца Н.Поздеева).

Теперь приведем признание авторитетного «катакомбника». Хотя зачинатели «катакомбного» движения активно боролись с обновленцами и на этой борьбе даже приобрели себе славу «истинных православных христиан», однако же и они гордятся своим «родством» со старообрядчеством. Об этом пишет граф фон Сиверс, глава одной из «истинно-православных церквей» (ИПЦ) и потому иначе именующийся Амвросием, архиепископом Готфским. Граф выпускает журнал «Всероссийский Вестник И.П.Х., где в №2 (11) за 1998 год опубликована его статья об отпадении в старообрядчество Уфимского архиепископа Андрея, князя Ухтомского. О нем мы уже рассказывали в предыдущей главе. В конце статьи (с. 18) граф пишет: «Именно старообрядцы, сплотившиеся вокруг этого выдающегося русского иерарха, явились впоследствии главнейшей движущей силой ИПЦ… Старообрядчество с его опытом трехвекового гонения, коего не знала Церковь синодальная, влило в ИПЦ те духовные силы и истинное обновление церковной жизни на всех уровнях…».

Итак, полагаясь на самосознание самих раскольников, мы можем признать, что по своему происхождению от старообрядчества эти два будто бы противоположных раскола, хотя и враждуют друг с другом, но на самом деле близкие родственники. А что же «зарубежники»? До последнего времени зарубежники не только не отрицали факт духовного родства с катакомбниками, но, более того, претендовали на роль «матери-церкви» в отношени оставшихся в «плену антихриста» ИПХ. Внешним признаком «родства» карловчан и катакомбников является присутствие в обоих расколах, разделенных границами и громадными расстояниями, одного и того же богомильского «учения об антихристе», бережно хранимого именно в старообрядческой среде. Но вполне возможно, что карловчане говорили о «красном антихристе» не серьезно, а для красного словца, ради которого, как известно не пожалеешь и родного отца, а уж родную Матерь-Церковь тем более.

О СХОЖЕСТИ. Однако, слово – не воробей, вылетело – не поймаешь. Так что придется отнести возникшее в эмиграции учение об антихристе при отсутствии сведений о заимствовании у богомилов к эелементам типологически схожим. Во всяком случае в нем было и нечто новое. Раскольники XVII в. в Патриархе Никоне видели «предтечу антихриста», а самого антихриста называли по-разному: кто – «чувственным», а кто – «мысленным», или «духовным антихристом». В ХХ в. суть учения осталась неизменной, но новые раскольники (зарубежники и катакомбники) персонифицировали антихриста в большевиках и назвали его «красным антихристом», или «коллективным», а Церковь демонизировали в лице Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского).

Старообрядцы, не имея возможности уличить Патриарха Никона в какой-либо ереси, придумали новую, «никонианскую ересь», почему беглых попов и епископов принимали не иначе, как после проклятия этой «ереси». Та же самая история повторилась у вскормленных староверами «катакомбников» и связанных с ними «зарубежников». Не найдя у митрополита Сергия догматических заблуждений, они заявили, что ересь можно углядеть и в поступках («ересь в делах»), а потому придумали еще одну новую, «сергианскую ересь».

Параллели можно продолжить. Например, как старые, так и новые раскольники с каким-то сладострастием постоянно занимаются анафематствованием Русской Православной Церкви на своих «соборах» и «собориках». Судя по всему, анафеме они придают значение языческого проклятия, а потому регулярно его повторяют. Они проклинают Церковь всю в целом и каждого ее Предстоятеля в отдельности (Святейших Патриархов Сергия, Алексия I, Пимена и, надо полагать, Алексия II). При чтении «соборных актов» (см. «Вестник ИПХ», 1098, № 2 (11), стр. 25–32) остается впечатление, что люди одержимы ненавистью и она стала их навязчивой идеей, они ею ОДЕРЖИМЫ.

Это постоянное анафематствование сопровождается столь же навязчивой идеей о том, что Православная Церковь виновата и должна покаяться. И поскольку каждая из «истинно православных церквей» (как за рубежом, так и в катакомбах) считает только себя «истинно православной», то на взгляд внешнего наблюдателя вся эта катавасия с анафемами и призывами к покаянию представляется клиническим случаем. Однако же нельзя забывать, что в сектантстве клиника используется вполне прагматично, потому что, чем безумнее идея, тем легче она воспринимается. Поэтому нельзя исключить, что главари раскола «учение об антихристе» сами не воспринимают всерьез, но лишь используют для совращения психически неустойчивых людей. Граф фон Сиверс не зря же говорит о «старообрядчестве с его опытом трехвекового гонения» – в этом «опыте» ссылки на антихриста не раз давали нужные главарям результаты и поддерживали в пастве высокий градус апокалиптических ожиданий.

Заканчивая тему об антихристе, хотелось бы сказать еще об одной существенной параллели. Она связана с тем, что как старые, так и новые раскольники антихриста видят исключительно в России (будь она царской, советской или демократической) и только в Православной Церкви. Часть из них, как в XVII в., так и в ХХ в., переселяется за рубеж, принимает от тамошних еретиков и безбожных масонов помощь. Появляющихся в Европе агрессоров они почитают, как посланников Божьего Промысла, встают под их знамена и участвуют в военных действиях против России. Живущие внутри страны в случае иноземного нашествия сколько могут тоже помогают захватчикам. Выше об этой практике вечно гонимых старообрядцев уже было рассказано (см. гл. 16), но сразу же нужно отметить, что ни в чем подобном старообрядцы ХХ в. не участвовали, и во время Великой Отечественной войны они вместе со всеми мужественно воевали с фашистами.

Переходя к перечню ересей в новых расколах, еще раз скажем о том, что их классификация не может рассматриваться, как нечто твердо установленное, но лишь как предварительный набросок, позволяющий представить их спектр. Западноевропейское ПРОТЕСТАНТСТВО и российское СТАРООБРЯДЧЕСТВО по мере масонизации и окультуривания страны породили Антицерковь, со своим культом, своими лжепророками и жрецами и своим стадом козлищ, с гордостью называвших себя людьми «культурными, просвещенными и интеллигентными». Это «стадо» разделилось на «западников» (либералов и социалистов, ) и «славянофилов» (монархистов и черносотенцев), мечтавших одни – о полном разрушении Царства и или о модернизации Церкви по протестантскому образцу, или о Ее подчинении Римскому папе (филокатолики), другие – об «обновлении» Самодержавия и Православия на пути к возрождению Народности по образцу старообрядчества («ревнители»). Внутренние и внешние «обновленцы» инициировали прозападные «протестантские» расколы (живоцерковники в России и евлогиане в Париже), а внутренние и внешние «ревнители» оформились в виде двух «славянофильских» («иосифляне–даниловцы» в России и антониевцы-карловчане в Сербии). В них запечатлелись конечные результаты идеологии ранних и поздних славянофилов, с их весьма своеобразным (не церковным, а потому еретическим, об этом см. ниже) пониманием Самодержавия, Православия и Народности.

Весь набор ересей, накопленных их дальними и ближними предками (гностиками, манихеями, богомилами, протестантами и старообрядцами – см. схему на рис. 1), в той или иной мере проявился как «на воле», когда они состояли в Антицеркви, когда на время перешли в Церковь и когда затем ее покинули. Не вдаваясь в подробности и классификационные признаки, перечислим эти ереси, присущие «новым расколам» скорее в виде общего фона, чем ясно выраженной доктрины, потому что все они ОПОСРЕДСТВОВАНЫ на промежуточных этапах и ныне выглядят не как ереси, а как культурные религиозно-философские течения. Крупнейшими по влиянию можно разделить на разряды по ближайшим родоначальникам:

I. ПАНТЕИЗМ (космисты-западники): 1) учение о Софии, четвертой ипостаси (Вл.Соловьев; 2) рерихианство (Н. и Е.Рерихи из теософии Блаватской); 3) экуменизм, всемирная религия разума, ноосфера (В.И.Вернадский). Эти еретические учения распространяют «евлогиане» и «обновленцы».

II. ФИЛОЭТИЗМ (национал-патриотизм «славянофилов»): 4) новое учение о первородном грехе и искупительной жертве Спасителя (митрополит Антоний); 5) старое богомильское учение о «красном и коллективном» антихристе; 6) учение о Царе-Искупителе и зависимости Церкви от Монархии (ересь монархиан); 7) иудаизированные идеи об избранности великороссов, об их мессианском предназначении, о «белом царе» вместо «царя иудейского». Эти еретические идеи распространяют «зарубежники-карловчане» и катакомбники-ИПЦ, в среде которых продолжают появляться самозванцы и воспитываются отряды русских нацистов по типу «Братства русской правды» начала 20-х годов.

III. НЕОЯЗЫЧЕСТВО (панславизм»): 9) евразийцы (азиатские корни); 10) имябожники; 11) замена Вселенского Православия политеизмом – «русским православием» с Верховным Богом, «русским Христом», «русским Духом» и «русской самобытностью». Эти идеи исходят из среды, как старых (хлысты, духоборы), так и новых сектантов, в том числе и катакомбников-ИПХ, поклоняющихся источникам, камням, деревьям под видом «христианских святынь». Все эти «доктрины» распространяются через СМИ в общество, которое опять сильно политизировано.

Подводя итоги, еще раз хотелось бы подчеркнуть, что для понимания причин церковных расколов, старых и новых, и осознания того состояния, к которому пришли когда-то просвещенные светом веры во Христа народы Европы и России, в первую очередь необходимо ВОССТАНОВИТЬ ЦЕЛОСТНОСТЬ СВОЕГО САМОСОЗНАНИЯ, ныне разделенного на «светское» и «церковное». Надо отрешиться от того набора шизофренических идей, которые отвергаются здравым рассудком каждого отдельного человека и при этом легко усваиваются так называемым «общественным сознанием». К числу таковых идей относятся в первую очередь: неверие в Бога-Творца и уверенность, что человек всемогущ, что у него есть какие-то «права», в том числе право на собственность и право распоряжаться своей и чужой жизнью.

Неправая вера в Бога (на церковном языке – ересь, а неверие одна из ее разновидностей) порождает отпадение от Церкви, основанной и возглавляемой Сыном Божиим, Господом Иисусом Христом. Вне ЭТОЙ ОДНОЙ Церкви для религиозно настроенных людей нет ничего другого, кроме, как стать членом одной из многочисленных подделок под ЭТУ Церковь. Все они в какой-то исторически определенный и известный момент по тем или иным причинам Ее покинули, но сохраняют Ее название («христианская») и Ее внешние атрибуты (иерархию, обряды, имитацию Таинств). Они кичатся своим происхождением от Нее, но им не удается унести с собою Ее СУЩНОСТЬ – Духа Святого, и они обманывают себя и других, когда твердят с упорством одержимых, что Он попрежнему с ними.

Черчилль писал, что Вторая Мировая война явилась продолжением Первой и период европейской истории с 1914 по 1945 год называл «тридцатилетней войной». Для русских раскольников Отечественная война 1941–45 годов явилась продолжением Гражданской, когда «белые» в союзе с черносотенцами воевали против «красных». Они не заметили произошедшей в конце 1920-х годов своеобразной контр-революции, устроенной Сталиным, который исхитрился перехватить власть у троцкистов и выйти из под контроля масонского Интернационала. К началу войны страна, насколько это возможно, была очищена от масонства. Большая их часть покинула Россию с «первой волной эмиграции», затем Ленин и Троцкий организовали выезд наиболее ценных в начале 1920-х годов и, наконец, оставшиеся в подполье были почти ликвидированы обновленными Сталиным Органами. В результате гитлеровские полчища нашли в Советской России не талантливо и лживо описанный А.И.Солженицыном Архипелаг ГУЛАГ, а столкнулись с авторитарно управляемым Государством и народом, не пожелавшим считать Гитлера своим избавителем.

Православная Церковь и старообрядцы-поповцы воевали с фашистами вместе со всем народом и помогали, как могли, Красной Армии.

Однако старообрядческий «трехвековой опыт» борьбы с Отечеством пригодился новым раскольникам, как тем, кто оказался за рубежом, так и тем, кто скрывался в «катакомбах». О том, как выглядит история Отечественной войны в изложении уже знакомого нам графа с баронской фамилией фон Сиверс (он же архиепископ Готфский) можно узнать из его статьи «Будем надеяться…» с подзаголовком «О духовных перспективах немецкого национал-социализма» («Вестник ИПХ», 1999, №1 (15). Для зарубежников и катакомбников нашествие Гитлера явилось долгожданным исполнением их чаяний – с помощью иностранной интервенции свергнуть большевиков, а уж там, как получится. Фон Сиверс не скрывает, что обе ветви раскольников испытывали даже на его взгляд необъяснимую германофилию, и вот, как он объясняет это явление.

В среде эмигрантов первой волны очень рано стали появляться националистические организации, получавшие благословение от карловацкого епископата. Так, например, уже «в 1921 г. в Берлине было создано «Братство Русской Правды» (БРП) – террористическая организация, одновременно сугубо-религиозная, так как это братство «прямо патронировалось митрополитом Антонием (Храповицким)». В особом послании он благословил религиозно-террористическое братство и сочинил для него особую молитву. Задолго до войны «бойцы БРП держали в постоянном страхе многие, особенно пограничные, области Совдеппи», а митрополит Антоний и другие деятели Зарубежного синода молились за убийц и называли их дело «спасительным».

Зарубежники были связаны с Гитлером с начала 20-х годов, и тогда же в эмигрантской среде возникли другие нацистские организации (в Германии «Российское Национальное и Социальное Движение», в Манчжурии – «Российский Фашистский Союз»- РФС). Привественные послания РФС направляли в 1934–35 годах патриарх Варнава, архиепископы Мелетий и Нестор Камчатский. Когда Гитлер пришел к власти, он смог отблагодарить своих почитателей: предоставил зарубежникам права юридического лица и на государственные средства велел построить в Берлине для них храм. Все зарубежники на зубок знают, когда и кто предоставил такие же права Московской Патриархии, но вряд ли кто-нибудь из них вспоминает о том, от кого они предпочли «получить юридическое лицо». Случилось это в 1938 г., и с тех пор в их храмах по всей Европе в конце каждой Литургии зарубежники начали возносить к Богу специальные молитвы за Гитлера. Разрушители Российской Империи молились и о том, чтобы Гитлеру удалось построить Третий Рейх, или, по образному выражению тогдашнего их главаря, Анастасия Грибановского, «создать свою народную империю» (из его Благодарственного адреса Гитлеру от 12ин.1938 г.).

Кроме того, зарубежники, объясняя свой восторг перед Гитлером, любили ссылаться на пророчество жившего в Москве Афонского старца Аристоклия сказал (а верные люди записали и передали за рубеж), что «спасение России придет, когда немцы возьмутся за оружие». По странному стечению обстоятельство, то же самое прорицали и другие старцы, которых чтили катакомбники. У них их оказалось гораздо больше (не менее 15), а потому катакомбники тоже ждали немцев не просто так, а по особой «религиозно-мистической» причине. Их старцы говорили то же самое, слово в слово: мол, ждите, «немцы пойдут войной на большевиков». Из предистории ВОВ известно, что об этом знали все разведки мира, и только Сталин не хотел в это верить. А все потому, что «Сталин был исполнителем воли Сатаны, а Гитлер – Божиим избранником, который вместе с Богом благословенным немецким народом, был предназначен исполнить волю Господню» – резюмирует фон Сиверс.

«Какое воодушевление вызвала у эмиграции в 1941 г. война с Совдепией, трудно описать», пишет граф, но трудности его не страшат, и он приводит множество цитат, свидетельствующих об этом воодушевлении. Приведем и мы некоторые из них:

«Мы, белые воины, поднявшие первыми знамя борьбы с этой красной нечистью, не можем сейчас оставаться тихими зрителями… Победоносное германское оружие сметет с Российских просторов коммунистическую власть и ее приспешников… Считаю своим долгом чести участвовать в возобновленной борьбе против коммунистических поработителей» – так писали «белые воины» и записывались в команды СС и войска Вермахта. Казаки вторили им: «В нынешние судьбоносные дни… /казачество/ видит в великом деле Вождя Адольфа Гитлера перст Божий… и живет с твердой верой, что Святая Русю снова воскреснет, а вместе с тем возродиться и вольная жизнь всего казачества».

Но наиболее кровожадными все же оказались не «белые воины» и не казаки, а их «духовные вожди», карловчане. 28 июля 1941 г. высказался «весьма либеральный архимандрит Иоанн (кн. Шаховской)», будущий архиепископ Сан-Францизский и многолетний сотрудник радиостанции «Голос Америки». Его статью «Близок час» фон Сиверс называет «знаковой» и на с. 12–13 приводит полностью, а мы приведем только несколько наиболее впечатляющих «знаков». Потомок Рюриковичей пишет:

«Кровь, начавшая проливаться на русских полях 22 июня 1941 г., есть кровь, льющаяся вместо крови многих тысяч русских людей, которые будуи выпущены из всех тюрем, застенков и концлагерей Советской России. Одно это уже исполняет сердце радостью… Кровавая операция свержения III Интренационала поручается искусному, опытному в науке своей германскому хирургу. Лечь под этот хирургический нож тому, кто болен, не зазорно… Операция началась, неизбежны страдания, ею вызываемые… Обессиленные и закрепощенные по лагерям, заводам и колхозам русские люди были бессильны подняться против международной атеистической силы, засевшей в Кремле. Понадобилась железо-точная рука германской армии. Ей ныне поручено сбить красные звезды со стен русского Кремля. И она их собьет, если русские люди не собьют их сами. Эта армия сильна… послушанием высшему зову, Провидением на нее наложенному… Сверх всего человеческого действует меч Господень… ясно, что событиями руководит Высшая Воля…» и пр.

Послушные наложенному на них высшему зову, германцы снова отправились в Россию, и так как до Кремля их железоточные германские руки не дотянулись, то свой хирургический нож они употребили на вырезание красных звезд на груди комиссаров и им же отрезали груди у пойманных партизанок перед тем, как их повесить. Князь Шаховской после войны, когда увлекаться Гитлером стало невыгодно, принялся отрекаться от сказанного, но фон Сиверс пишет, что это отречение выглядело глупо и неубедительно, потому что текст говорил сам за себя. Подобные самоговорящие тексты неосторожно оставили и другие члены Зарубежного синода. Немец Серафим Лядэ, он же архиепископ зарубежников в Германии, в июне 1941 г. написал Воззвание к своей пастве. Начал почти так же, как Сталин: мол, «возлюбленные во Христе братья и сестры!», а дальше идет текст, резко отличный от сталинского. С. Лядэ писал:

«Христолюбивый Вождь германского народа призвал свое победоносное войско к новой борьбе… Воистину начался новый крестовый поход… Наконец-то наша вера оправдана! Как первоиерарх я обращаюсь к вам с призывом. Будьте участниками в новой борьбе, это продолжение той борьбы, которая была начала еще в 1917 г. «Спасение всех», о котором Адольф Гитлер говорил в своем обращении к германскому народу, есть и ваше спасение…».

Один из членов Высшего монархического совета и по совместительству секретарь зарубежного Синода Е. Махароблидзе через год опубликовал статью «К годовщине крестового похода», где писал:

«Прошел год, как поднят меч Правды на самого страшного врага всего человечества… И вот ныне значительная часть европейской России свободна уже от этого проклятого врага и дезинфекцией европейских войск под руководством великого Вождя германского народа обезврежена и очищена от этой заразы…».

Зарубежные богословы явно стремятся подвести под гитлеризм какой-то религиозно-мистический фундамент, но наряду со словами о Божьем Промысле и «спасительности» употребляют чуждую православному сознанию лексику (вроде: высшая воля, меч Правды). Еще один ряд сравнений связан с медицинской терминологией, и среди них, наряду с образом НОЖА возникает тема борьбы с народом, как с насекомыми (например, дезинфекция и очистка, к которой, возможно. восходит и современный термин «зачистка»). Однако наиболее радикально к проблеме свержения большевиков и истреблению советского народа подошел уже после войны все тот же митрополит Анастасий (Грибановский). К тому времени американцы взорвали две атомные бомбы в Японии, и глава карловчан размечтался, что неплохо бы несколько таких бомб кинуть на Святую Русь.

Митрополит Анастасий свои мечты изложил в Пасхальном послании к пастве (напечатало в Штутгарте, «Святая Русь», апр. 1948 г.). «Наше время, – начинает он эпически, – изобрело свои особые средства истребления людей… все готов испепелить этот адский огонь». Затем он приводит цитату из книги пророка Иеремии «Доколе плакати имать земля и трава сельная исхнет от злобы живущих на ней» (12, 4). Зная, что он скажет дальше, хочется вместе с пророком Иеремией возопить: «Доколе земля может терпеть таких злобных еретиков?». А говорит он о том, что этот адский огонь «имеет не только разрушительное, но и свое очистительное действие, ибо в нем сгорают вместе с носителями пороков и сами пороки, преступления и страсти». Пастырь признает, что в этом очистительном огне сгорает больше праведников, чем злодеев, но уверяет свою паству, что для святых людей «такая смерть не является бедствием – она открывает путь к блаженной жизни» со Христом. Чем больше жертв смерть старается поглотить, тем лучше, потому что «для большего числа смертных она открывает дверь к бессмертию». Атомные бомбы, поясняет Анастасий (митрополит старого поставления) «менее опасны для нашего отечества, чем нравственное разложение, какое вносят в души своим примером высшие представители гражданской и церковной власти».

По мнению главы карловчан, хуже атомной бомбы действовал своим примером на народ Святейший Патриарх Алексий I. Как ни странно, митрополита Анастасия, если и упрекают, то лишь с чисто гуманистических позиций, – мол, вот злодей, сколько народу хотел погубить! – и никто не хочет видеть в его словах следы учения древних гностиков. Читая послания зарубежных пастырей, можно подумать, что вновь явились Аввакум со товарищи и призывают к истреблению «гнусной плоти», чтобы скорее достигнуть небесного блаженства.

На этом прервем цитирование безумных слов и перейдем к описанию действий зарубежников. В Сербии они организовали Российский Освободительный Корпус (РОК), и так же, как Братство Русской Правды (БРП), эта террористическая организация окормлялась карловацкими архипастырями. Но Гитлер предусмотрительно не пустил «белых воинов» и «белых пастырей» дезинфицировать Россию. Они были вынуждены доказывать верность своему мистическому «вождю, персту и мечу», воюя с сербскими партизанами, за что последние роковцев истребляли. И только некоторым эмигрантам удалось повоевать на родной земле, завербовавшись в части СС и в Вермахт.

Гораздо больше повезло катакомбникам на территориях «освобожденной» фашистами Европейской России. Они потрудились вовсю. Читая горделивые показания фон Сиверса о подвигах своих единоверцев, начинаешь понимать, что в тылу Красной Армии и вправду действовали не только диверсанты врага, но существовала постоянная опасность со стороны предателей (националистов, тайных сектантов и т. п.). СМЕРШу было с кем бороться. Вопли правозащитников о «невинно пострадавших от сталинских репрессий», возможно, имеют тот же самый религиозно-мистический и финансовый источник, так как война, названная историками Отечественной, для некоторых явилась продолжением Гражданской, войны между «красными» и «белыми». И точно так же, как 20 лет назад, «красным» пришлось воевать на два фронта. с внешним и внутренним противниками. Какой из них был более жесток, сказать трудно, но из приведенных у фон Сиверса эпизодов, можно сделать вывод, что «катакомбники» и их «зарубежные братья по вере» иногда могли дать фашистам сто очков вперед. Нижеприведенные факты взяты из статьи все того же лжеархиепископа Готфского, а он пишет, что «почерпнул их из воспоминаний и бесед с непосредственными участниками событий».

ИПХ «советскую тоталитарную систему считали царством антихриста». В начале войны многие из молодых людей, призванные в армию, отказывались принимать присягу, и были расстреляны. «Но все-таки большинство призывников-ИПХ поступало иначе: ОНИ ШЛИ В КРАСНУЮ АРМИЮ, НО НА ФРОНТЕ С ОРУЖИЕМ В РУКАХ ПЕРЕХОДИЛИ НА СТОРОНУ НЕМЦЕВ».

Но и это еще не все. «Один из участников тех событий рассказывал, что осенью 1941 г. разнесся слух, будто бы теперь немцы принимают в плен исключительно тех, кто принесет с собою живого или мертвого комиссара, – пишет фон Сиверс на с. 22 и далее приводит подлинные слова рассказчика.

«Тогда я со своим приятелем поймали одного комиссара и потащили его к немцам. Но их позиции были далеко и нас могли подстрелить советчики. Комиссар был гад и оказался очень тяжелым, тащить его не было никакой возможности. Одна из пуль внезапно убила его, и мы решили труп его не нести дальше. Я ОТРЕЗАЛ ЕМУ ГОЛОВУ, снял петлицы, товарищ мой взял его планшетку с документами и мы уползли к немцам».

Вопреки немецкой пунктуальности граф фон Сиверс забыл уточнить ЧЬЯ пуля «внезапно убила» комиссара. Пули сами собой не летают, поэтому смеем предположить, что убили его эти самые «истинно-православные христиане». Зато с немецким хладнокровием он сообщает «Подобных описанному случаев имелось множество». Самое интересное, что он говорит об этом с явным удовлетворением и одобрением.

Немцы разрешали открывать храмы, поощряли националистов и автокефалистов, так что на территориях, ими занятых, творилось то же самое, что наблюдается ныне на землях «незалежной Украйны». «В тех местах, где ИПХ были посильнее, они часто уничтожали еще до прихода немцев ВСЮ СОВЕТСКУЮ АДМИНИСТРАЦИЮ (значит, преимущественно женщин, так как мужчины были на фронте), быстро открывали закрытый храм и ВСТРЕЧАЛИ ОСВОБОДИТЕЛЕЙ КОЛОКОЛЬНЫМ ЗВОНОМ. Таких случаев известно очень много в Брянской обл. и, особенно, на казачьих территориях… Казачество было признано СОЮЗНИКОМ Германии, оно должно было иметь собственное государство Казакию, как протекторат. Казаки вообще успешно, часто без всякой связи с немецкими диверсантами (а не часто, значит, совместно с немецкими диверсантами), уничтожали красноармейские точки (то есть не точки, конечно, а людей, красноармейцев). Почти все оставшиеся в живых после репрессий катакомбные священники были задействованы как духовные вожди местного антибольшевистского движения». Лучше всего к ИПХ относились ЭСЕСОВЦЫ. Фон Сиверс поясняет, что это, вероятнее всего, потому, что «вместе с немецкой армией и войсками СС пришло МНОГО РУССКИХ ЭМИГРАНТОВ. Видимо, во время войны и завязались более тесные связи между двумя разделенными границей частями одного по происхождению и манихейской доктрине раскола.

Как считает фон Сиверс, главной заслугой немцев, отчего катакомбники «с такой теплотой и энтузиазмом вспоминают годы войны», было не открытие ими храмов, а то, «что они предоставили ИПХ оружие. Известно, что ОЧЕНЬ МНОГИЕ ИПХ вступили в местную полицию. Однако почему-то забывают. что из них же были сформированы охранные батальоны ( в том числе и в Латвии), удачно боровшиеся с партизанами и НКВДешными диверсантами. Немцы разрешили русским из ИПХ вступать в Вермахт не только во вспомогательные, но и в боевые части. В 1943 г. в ожесточенных боях за Орел, Курск и Харьков «на немецкой стороне весьма самоотверженно сражались русские части», то есть ПРЕДАТЕЛИ РОДИНЫ. Правда и то, что для катакомбников Россия не была Родиной, поэтому «часто, при приходе немецких частей, население охватывала истерика: многие женщины, плача, падали ниц перед солдатами, целовали их сапоги…».

Во время боев на Курской дуге среди разных вспомогательных и боевых частей ИПХ вскрылось «обширное предательство и НКВДэшная агунтура». Немцы не знали, что делать, и тогда отряды из добровольцев-ИПХ вызвались разоружить советскую агентуру, – но, ВОПРЕКИ ЖЕЛАНИЮ НЕМЦЕВ, «истинно-православные христиане» после себя оставили в живых только зачинщиков (их они передали гестапо), А ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ УНИЧТОЖИЛИ (на этот раз текст выделен Сиверсом, так для него это особенный подвиг). Он пишет, что в 1945 г. героизм ИПХ дошел до того, что при обороне Бреслау и в Вост. Пруссии они «не давали сдаваться самим немцам».

Приведем последний эпизод из этого «фильма ужасов». В 1943 г. группа монахов-отшельников ИПХ, живших в пещерах на Северном Кавказе, помогала немецким отрядам пройти по горным тропам, перевязывала раненых, СИГНАЛИЛА ЛЕТЧИКАМ». Сиверс пишет, что в 1944 г. «почти все отшельники были расстреляны СМЕРШем». Спрашивается: за что? Разве сигналить летчикам не входит в число прав человека? Но 5 монахам и 2 немцам удалось спастись. Один из этих немцев крестился у ИПХ, стал иеродиаконом в Спасо-Преображенском скиту в Абхазии. Он умер в 1968 г., и многие из нынешних христиан, возможно, беседовали с бывшими «сигнальщиками», принимая их за духовных вождей.

Заключительные фразы статьи фон Сиверса могут послужить примером уже отмеченной выше и характерной для манихейских расколов ненависти к народу, на земле которого манихеи проживают.

«Сам Бог давал через гитлеровское нашествие ШАНС православному народу освободиться от коммунистического зла и возродить свою землю. То, что этот шанс БОЛЬШИНСТВОМ НАСЕЛЕНИЯ использован не был, и народ не восстал против Сталина и принял его ложь, еще сильнее низводило его (то есть народ, большинство населения) на уровень богоотверженного, осатанелого и проклятого».

Это пишет современный Вождь одной из нескольких «катакомбных церквей». Он подчеркивает, что сопротивление вооруженных немцами ИПХ во время Отечественной войны «имело ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО РЕЛИГИОЗНЫЙ ХАРАКТЕР» и называет его религиозным сопротивлением. Такое остервенелое, с явными признаками психопатии, склонностью к садизму (одно отрезание головы чего стоит!), не говоря уже об утрате элементарных понятий о верности Родине, действительно, свойственно крайним течениям и в других расколах. У донатистов свирепствовали циркумциллионы, у манихеев – павликиане, иконоборцы с садизмом расправлялись и с иконопочитателями, и с иконами. На Руси волхвы резали женщин и первых епископов, богомилы-беспоповцы кололи, душили и топили преподобных в лесах Пошехонья, а их потомки, капитоны, в XVII в. устроили такое «религиозное сопротивление» в виде массовых самоуморений и самосожжений, что даже ИПХ не смогли с ними сравняться.

Еще один немаловажный вывод могут сделать для себя те, кто, как заклинание, повторяет, что в России нет и не может быть «русского фашизма». Не углубляясь в выяснения, откуда он взялся, скажем лишь о том, что национал-социалистические идеи находили отклик и в среде первой волны эмиграции, и среди диссидентов 1960-х годов. Было бы полезнее разобраться в том, из какой питательной среды выползли на свет Божий бывшие до перестройки в подполье фашисты. Оказывается, все из тех же «катакомб», где «истинно-православные христиане» молились Богу. Ведь написанная фон Сиверсом брошюра написана не столько для того, чтобы «вписать новые страницы» в историю Отечественной войны, сколько напомнить своим единоверцам об их «славном» нацистском прошлом и открыть читателям «Вестника» «духовные перспективы немецкого национал-социализма».