Священномученик Вениамин, митрополит Петроградский, стоит в центре одного из важнейших узлов событий, связанных с гонениями безбожной власти на Церковь.
«Я радостен и покоен, как всегда. Христос наша жизнь, свет и покой»
«В детстве и отрочестве я зачитывался житиями святых и восхищался их героизмом, их святым воодушевлением. Жалел своею душою, что времена не те и не приходится переживать, что они переживали. Времена переменились. Открывается возможность терпеть ради Христа от своих и чужих.
Трудно, тяжело страдать, но по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога. Трудно переступить этот рубикон, границу и всецело предаться воле Божией. Когда это совершится, тогда человек, избыточествуя утешением, не чувствует самых тяжелых страданий. Полный среди страданий радости и внутреннего покоя, он других влечет на страдания, чтобы приложить то состояние, в каком находится счастливый страдалец. Об этом я раньше говорил другим, но мои страдания не достигали полной меры. Теперь, кажется, пришлось пережить почти все: тюрьму, суд, общественное заплевание, обречение и требование этой смерти под якобы народные аплодисменты, людскую самую черную неблагодарность, продажность, непостоянство и т.п. Беспокойство и ответственность за судьбу других людей и даже самую Церковь.
Страдания достигали своего апогея, но увеличивалось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше иметь ее нам, пастырям. Забыть свою самонадеянность, ум, ученость и т.п. и дать место благодати Божией.
Нам ли, христианам, да еще иереям, не проявить мужества, даже до смерти, если есть хоть сколько-нибудь веры во Христа, в жизнь будущего века!»
Это строки написаны священномучеником Вениамином незадолго до расстрела, уже после получения смертного приговора.
Слова, которые может сказать только человек, уже взошедший на свою личную Голгофу, уже, пройдя горнило страданий, залитый светом Царствия Небесного.
Это Голгофа была не только личной. Священномученик Вениамин, митрополит Петроградский, стоит в центре одного из важнейших узлов событий, связанных с гонениями безбожной власти на Церковь.
Первый узел в нашей новой мученической истории
«От безбожных властей убиенные» — так называет Церковь наших новомучеников. Конечно, борьба с религией, верой, самим Богом не была единственной и главной политической задачей большевиков — хотя бы потому, потому что это больше, чем политическая задача. Но борьба эта была неуклонной и жестокой.
Церковь и веру пытались уничтожить последовательно сменявшимися усилиями. Не смогли, потому что она — Христова, и врата адовы ее не одолеют (Мф. 16:18).
В самом конце 1917 года, 31 декабря, советская власть опубликовала проект декрета об отделении Церкви от государства, по которому Церковь лишалась гражданских и имущественных прав. В окончательном Декрете от 27 января 1918 года это пункты 12 и 13: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием».
Именно поэтому митрополит Вениамин 10 января 1918 г. обратился в совет народных комиссаров с письмом: «Осуществление этого проекта угрожает большим горем и страданиями православному русскому народу… Считаю своим нравственным долгом сказать людям, стоящим в настоящее время у власти, предупредить их, чтобы они не приводили в исполнение предполагаемого проекта декрета об отобрании церковного достояния».
Но еще до утверждения декрета отобрание церковного достояния началось. 13 января было издано распоряжение об реквизиции жилых помещений Александро-Невской лавры, 19 января в Лавру прибыл отряд красноармейцев, произошло столкновение с защищавшим Лавру народом, пулей в рот был смертельно ранен протоиерей Петр Скипетров — один из первых священномучеников. Лавру тогда отстояли, а владыка Вениамин распорядился совершить всенародный крестный ход в защиту Церкви.
21 января 1918 года более 200 шествий с разных концов Петрограда стеклись к Лавре, откуда вышел крестный ход во главе с митрополитом Вениамином. До полумиллиона людей с иконами, крестами и хоругвями двинулось по Невскому проспекту к Казанскому собору. «Настроения участников крестного хода передаются и проходящей по улице толпе, — писал корреспондент «Церковных ведомостей». — Многие становятся на колени на мокрый снег и кладут земные поклоны».
У Казанского собора «на площади звучит торжественный пасхальный канон: «Христос воскресе». После краткого молебна митрополит Вениамин с необыкновенным подъемом произносит речь. «Христос воскрес!» — восклицает он, и вся площадь вторит ему гулом голосов: «Воистину воскрес!»… «То, что Христос воскрес, — продолжает митрополит Вениамин, — является основой нашей веры. С ней мы не погибнем! В самом этом крестном ходе не помогла ли нам вера?.. Несмотря на тяжелые, очень тяжелые обстоятельства, мы не должны падать духом. Вспомним протоиерея отца Петра Скипетрова… Вот пример для нас всех, как надо защищать веру православную, храмы святые, своих архипастырей и пастырей!»
Заметка («Прибавление к Церковным ведомостям», 1918, № 2) завершается словами: «Дай Бог, чтобы незабвенный светлый день 21 января был предвестником наступления светлых дней и для всей Русской Земли после нынешней черной ночи!».
Крестные ходы протеста прокатились по всей России. Но черная ночь только начиналась, и позже многие из этих ходов просто расстреливали..,
Личность
В грандиозном размахе и подъеме петроградского крестного хода 21 января 1918 года прямая заслуга митрополита Вениамина. За плечами у него была организация многих массовых крестных ходов в Петербурге — он часто возглавлял многотысячные ходы трезвенников, детские крестные ходы.
Краткие вехи его биографии: родился в 1873 г. в Каргопольском уезде Олонецкой губернии в семье священника. Окончил Санкт-Петербургскую духовную Академию, где и был пострижен в монашество. Был преподавателем, инспектором, ректором нескольких семинарий, а с 1905 года — ректором Санкт-Петербургской. В январе 1910 г. рукоположен во епископа, был викарием Санкт-Петербургской епархии. Его всегда отличали особое усердие к богослужению, тесное общение с паствой. Он много проповедовал на фабричных окраинах, вел миссионерские беседы, организовывал миссионерские поездки семинаристов. Первым из архиереев он стал совершать в столице ранние обедни с общенародным пением.
В мае 1917 г. он был избран архиепископом Петроградским и Ладожским. «Всякую формалистику я буду по возможности от себя отстранять, — заявил он тогда. — Мое дело — быть в живом и непосредственном общении с паствою. Тут предстоят огромные задачи и огромная работа. Переживаемое время сдвинуло прежние устои жизни… Нужно все строить по-новому, да притом так, чтобы это встречало полнейшее признание со стороны широких масс верующего люда».
Жатва голода в Поволжье
С первым периодом гонений на веру неразрывно связана народоборческая политика «военного коммунизма» и продразверстка, введенная в действе декретом от 11 января 1919 г. Суть ее передадим словами самого вождя пролетариата: «Своеобразный «военный коммунизм» состоял в том, что мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия, брали для покрытия расходов на армию и на содержание рабочих» (из статьи Ленина «О продовольственном налоге», 1921 г.).
В огромном количестве случаев отбиралось вообще всё, что произвели крестьяне, так что не оставалось ни на прокорм, ни на семена. Продразверстка была отменена 21 марта 1921 года — это был переход к Новой экономической политике (НЭПу). Но на огромных территориях, которые прежде были «житницами страны», уже не было никаких запасов на случай стихийного бедствия, которое и произошло в 1921 году.
Знаменитый голод в Поволжье. Тяжелые засухи там бывали и раньше, но всё прежнее несопоставимо с голодом 1921–22 гг., унесшим миллионы жизней. Ведущая роль в этом чудовищном бедствии принадлежит предшествовавшей ему двухлетней продразверстке.
Великое народное бедствие послужило началом нового этапа борьбы безбожной власти с Церковью. Теперь широко известно «строго секретное» письмо Ленина членам Политбюро от 19 марта 1922 г.:
«Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешенной и беспощадной энергией и не останавливаясь подавлением какого угодно сопротивления. …
Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр)… Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и в несколько миллиардов) мы должны во чтобы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь…»
Мнимые миллиарды, мерещившиеся Ленину и особенно Троцкому (результаты изъятия оказались в сотни раз скромнее ожидаемого), предназначались прежде всего не на помощь голодающим: «обеспечить себе фонд», «взять в свои руки».
Но деньги — только одна цель. Не менее важная — раздавить Церковь: «Мы, именно в данный момент, именно в связи с голодом, проведем с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства. …Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий».
В эти же дни начинает разрабатываться план уничтожения Церкви путем раскола с опорой на группы «прогрессивного духовенства».
Изъятие
Уже после первых сообщений о голоде в Поволжье, в августе 1921 года, Церковь создает епархиальные и Всецерковные комитеты для оказания помощи голодающим. Правительство почти сразу закрывает эти комитеты. Газеты тогда писали, что советская власть имеет возможность справиться с голодом и сама.
В декабре 1921 г. Церкви все же было дано разрешение на сбор средств для голодающих, а вскоре было предложено добровольно сдать ценности, не имеющие богослужебного канонического значения. Патриарх дал согласие и 19 февраля 1922 г. выпустил послание: «разрешить приходским советам жертвовать не богослужебные предметы». Но уже 23 февраля в печати публикуется декрет «Об изъятии церковных ценностей для реализации на помощь голодающим».
В ответном послании Патриарха Тихона от 28 февраля насильственное изъятие «священных предметов» было назвавно святотатством, но при этом общины призывались к милосердию и щедрости в сборе других средств.
В течение марта и апреля митрополит Вениамин пытается достигнуть договоренности с властями о порядке изъятия.
«…Отдавая на спасение голодающим самые священные для себя по их духовному, а не материальному значению сокровища, Церковь должна иметь уверенность:
1) что все другие средства и способы помощи исчерпаны,
2) что пожертвованные святыни будут употреблены исключительно на помощь голодающим и
3) что на пожертвование их будет дано благословение Высшей церковной власти».
В пасхальном воззвании 10 апреля он говорит пастве:
«…Если гражданская власть, в виду огромных размеров народного бедствия, сочтет необходимым приступить к изъятию и прочих церковных ценностей, в том числе и святынь, я и тогда убедительно призываю пастырей и паству отнестись по-христиански к происходящему в наших храмах изъятию… Со стороны верующих совершенно недопустимо проявление насилия в той или другой форме… Проводим изымаемые из наших храмов церковные ценности с молитвенным пожеланием, чтобы они достигли своего назначения и помогли голодающим… Перестаньте волноваться. Успокойтесь. Предадите себя в волю Божию. Спокойно, мирно, прощая всем вся, радостно встретьте Светлое Христово Воскресенье. Тогда скорбь ваша в радость претворится, и никто никогда не отымет этой радости у вас (Ин. 16, 20–22)».
В результате изъятие церковных ценностей в Петрограде, в отличие от других регионов, прошло относительно мирно, без крупных столкновений, без человеческих жертв.
Но по плану, предложенному Троцким, надо было сместить «консервативное» церковное руководство, заменить его послушным, ручным, готовым на любые компромиссы.
Процесс
9 мая 1922 г. был арестован Святейший Патриарх Тихон — за «контрреволюционную и шпионскую деятельность».
Руководимое ГПУ «прогрессивное духовенство» создало свое раскольническое «Высшее церковное управление» как верховный церковный орган. Так началась история тяжкого испытания для Церкви —обновленческого раскола.
26 мая к митрополиту Вениамину прибыл протоиерей Александр Введенский с предложением признать полномочия этой структуры, но натолкнулся на резкий и принципиальный отказ, а через день посланием митрополита Введенский и его единомышленники-обновленцы были объявлены отпавшими от Церкви.
Спустя три дня митрополит Вениамин был арестован, и одновременно с ним — еще более 80 человек. 10 июня начался показательный судебный процесс над арестованными. Он проходил в здании филармонии, вход был как на зрелище – по билетам, выданным в Ревтрибунале, по партбилетам и даже по студенческим удостоверениям.
Митрополит Вениамин, другие священники и миряне обвинялись в «распространении идей, направленных против проведения Советской Властью декрета от 23-го февраля сего года об изъятии церковных ценностей, с целью вызвать народные волнения для осуществления единого фронта с международной буржуазией против Советской Власти… После издания рабоче-крестьянской властью постановления ВЦИК от 16 февраля 1922 г. об изъятии церковных ценностей Патриарх Тихон, Митрополит Петроградский Вениамин и другие князья церкви, следуя директивам, идущим от международной буржуазии, вступили на путь борьбы с Советской властью».
Общественная защита разгромила доводы обвинения, подробно проанализировав их с юридической и фактической стороны. Она доказала, что митрополиту Вениамину удалось предотвратить многие масштабные столкновения в ходе изъятия ценностей.
Однако доводы защиты не повлияли на решение судей. Входивший в число подсудимых протоиерей Николай Чуков писал в своем дневнике: «В последние дни обнаружилось явное тяготение трибунала в сторону обвинения, все, что предлагалось защитой, непременно отклонялось, и наоборот. Так что все равно, что бы ни показали свидетели в пользу обвиняемых, не имело бы никакого значения для судей».
Из заключительного выступления защитника: «Доказательств виновности нет, фактов нет, нет и обвинения… Что скажет история? Изъятие церковных ценностей в Петрограде прошло с полным спокойствием, но петроградское духовенство — на скамье подсудимых, и чьи-то руки подталкивают их к смерти. Основной принцип, подчеркиваемый вами, — польза советской власти. Но не забывайте, что на крови мучеников растет Церковь. Больше нечего сказать, но и трудно расстаться со словом. Пока длятся прения — подсудимые живы. Кончатся прения — кончится жизнь…»
5 июля трибунал вынес приговор: десять человек — к расстрелу, большую часть обвиняемых — к тюремному заключению, 22 случайных подсудимых были оправданы.
Митрополит перед судом
«…Митрополит Вениамин поднимается со своего места и размеренным шагом, не спеша, опираясь одной рукой на посох, а другую приложив к груди, выходит на средину зала. На лице его нет признаков ни волнения, ни смущения. Он скуп в движениях, скуп в словах, не говорит ничего лишнего, отвечает по существу».
В своей речи его адвокат Я.С. Гурович отмечал: «Митрополит совсем не великолепный «князь церкви», каким его усиленно желает изобразить обвинение. Он смиренный, простой, кроткий пастырь верующих душ, но именно в этой его простоте и скромности — его огромная моральная сила, его неотразимое обаяние. Пред нравственной красотой этой ясной души не могут не преклоняться даже его враги. Допрос его трибуналом у всех в памяти. Ни для кого не секрет, что, в сущности, в тяжелые часы этого допроса дальнейшая участь митрополита зависела от него самого. Стоило ему чуть-чуть поддаться соблазну, признать хоть немного из того, что так жаждало установить обвинение, и митрополит был бы спасен. Он не пошел на это. Спокойно, без вызова, без рисовки он отказался от такого спасения… Вы можете уничтожить митрополита, но не в ваших силах отказать ему в мужестве и высоком благородстве мысли и поступков».
Расстреляны 13 августа
После приговора Петроградского трибунала все защитники обвиняемых подали развернутые кассационные жалобы, в которых убедительно доказывали абсурдность приговора.
Восемнадцатого июля, в день празднования памяти преподобного Сергия Радонежского, по ходатайству митрополита Вениамина администрацией тюрьмы было разрешено всем приговоренным к смерти причаститься.
Третьего августа Президиум принял окончательное решение — приговор в отношении митрополита Вениамина, архимандрита Сергия (Шеина), Юрия Новицкого и Ивана Ковшарова оставить в силе, остальным приговоренным к расстрелу заменить расстрел пятью годами лишения свободы.
13 августа 1922 года приговор был приведен в исполнение. Точное место казни и захоронения неизвестно.
4 апреля 1992 года Архиерейский Собор Русской Православной Церкви прославил священномученика митрополита Вениамина, священномученика архимандрита Сергия (Шеина), мучеников Юрия Новицкого и Иоанна Ковшарова. Не имея возможности рассказать о пострадавших вместе с митрополитом Вениамином, упомянем об их последних словах.
Юрист Юрий Петрович Новицкий не признал себя виновным, сказал, что он никогда не был врагом народа, предателем и изменником. «Если все-таки нужна жертва в этом процессе, возьмите мою жизнь, но пощадите остальных. Хотя после меня и останется одна четырнадцатилетняя девочка…».
Юрист Иван Михайлович Ковшаров подробно разобрал доводы обвинения, виновным себя не признал и закончил словами: «Для братской могилы в шестнадцать человек материала для обвинения мало». — «Но — как сказал обвинитель Драницын при допросе митрополита Вениамина — это не важно, потому что это есть борьба не на жизнь, а на смерть».
Архимандрит Сергий (Шеин) в последнем слове нарисовал картину аскетической жизни монаха и сказал, что, отрешившись от суеты мира, отдал всего себя внутреннему деланию и молитве. «Единственная слабая физическая нить связывает меня с сей жизнью. Неужели же трибунал думает, что разрыв и этой последней нити может быть для меня страшен? Делайте свое дело. Я жалею вас и молюсь за вас».
И, наконец, слова святителя Вениамина
«Я не знаю, что вы мне объявите в вашем приговоре, жизнь или смерть, но что бы вы в нем ни провозгласили, я с одинаковым благоговением обращу свои очи горе́, возложу на себя крестное знамение (святитель при этом широко перекрестился) и скажу: «Слава Тебе, Господи Боже, за все»».
Комментировать