митрополит Лимассольский Афанасий
Об одиночестве и надежде на Бога

Вот вопрос: что полез­нее для юноши, кото­рый разо­ча­ро­вался в людях, – отда­литься от всех и ни с кем не встре­чаться, замкнуться в себе из опа­се­ния новых непри­ят­но­стей или все-таки уста­нав­ли­вать соци­аль­ные связи, всту­пать в отно­ше­ния с людьми и не бояться новых разо­ча­ро­ва­ний?

И еще один: чув­ство душев­ного оди­но­че­ства и отда­ле­ние от близ­ких не ста­но­вятся ли сти­му­лом к более тес­ному обще­нию с Богом? Такому, что юноша решает всту­пить на мона­ше­скую стезю. Как вы дума­ете, это будет верным реше­нием?

Отве­тим сна­чала на второй вопрос. Прежде всего мы должны знать вот что: никто не может сде­лать что-то пра­виль­ное тогда, когда он во власти раз­лич­ных эмоций, управ­ля­ю­щих его духов­ным миром. То есть: если чело­век пере­жи­вает разо­ча­ро­ва­ние в людях и живет в оди­но­че­стве и изо­ля­ции, это не лучшее время для при­ня­тия важных реше­ний – о женитьбе или мона­ше­стве. Он должен подо­ждать, когда вос­ста­но­вятся мир и гар­мо­ния в его душе, и только после раз­би­раться в том, чего же он хочет в своей жизни. И тогда по своей сво­бод­ной воле сможет сде­лать то, что заду­мал. Очень огор­чен­ный или очень раду­ю­щийся чело­век всегда оши­ба­ется в своих реше­ниях. Поэтому в одном поуче­нии ска­зано: нико­гда не при­ни­май реше­ния, когда ты обижен или вооду­шев­лен, потому что, как пра­вило, позже будешь рас­ка­и­ваться.

Я думаю, со всеми нами слу­ча­лось так, что мы при­ни­мали реше­ние сде­лать что-то, будучи очень радост­ными и взвол­но­ван­ными, но потом ока­зы­ва­лось, что жить в таком же состо­я­нии, в каком нахо­ди­лись прежде, мы не можем: эйфо­рия прошла. С другой сто­роны, мона­ше­ская жизнь трудна. Труд­ность ее не в том, что мы встаем до рас­света, ночи напро­лет кладем поклоны, не едим мяса и постимся – этому не трудно сле­до­вать. Слож­ность мона­ше­ской жизни в другом. Я думаю, что самое труд­ное – сокру­шить идола, живу­щего в нас. Когда чело­век ста­но­вится мона­хом, он пони­мает: то пред­став­ле­ние о себе самом, что у него сло­жи­лось в миру, а именно: что он очень хоро­ший чело­век, доб­ро­де­тель­ный, живу­щий духов­ной жизнью, – всё это в мона­ше­стве рушится, терпит крах; чело­век сокру­ша­ется, раз­би­ва­ется кра­си­вая кар­тинка о своем соб­ствен­ном «я». Необ­хо­дима огром­ная душев­ная сила, чтобы про­ти­во­сто­ять этому сокру­ше­нию. Необ­хо­дима исклю­чи­тель­ная душев­ная сила, чтобы не отча­яться. Потому что только теперь видишь, что ты по сути собой пред­став­ля­ешь, – а такого о себе ты и помыс­лить не мог. Видишь в себе все пороки мира, все стра­сти, помыслы, всё стран­ное и необыч­ное, о чем и не думал нико­гда, что это может быть в тебе, – но вот всё это воз­ни­кает в тебе, сея в душе страх и тре­вогу.

Тогда чело­век спра­ши­вает себя: «Что про­ис­хо­дит со мной? Почему?» Потому что для того, чтобы обно­вился весь чело­век, он должен опу­ститься в глу­бины сми­ре­ния. Этому невоз­можно научиться в миру. Это не то что чьи-то слова: «Ты греш­ный, немощ­ный, ока­ян­ный!» Это при­хо­дит с опытом. Жизнь чело­века часто тра­гична. И в то тра­гич­ное время оста­ется только одно у чело­века, у монаха. Что же? Вера в Бога. Вспом­ните, как пре­по­доб­ный Силуан Афон­ский пере­жи­вал ад, уже почти на пороге поги­бели, и Гос­подь нака­зал ему дер­жать свой ум во аде и не отча­и­ваться. Спа­са­тель­ным кругом для чело­века оста­ется надежда на Бога; чело­век не может наде­яться на себя. Не дай Боже пере­жить это состо­я­ние без­на­деж­но­сти. Хорошо, если есть надежда, – тра­ге­дия, если ее у вас нет.

Я часто повто­ряю: то, что мы каждый день видим вокруг себя и с чем живем, – я говорю здесь о смерт­но­сти чело­века, чув­ство кото­рой иногда тол­кает его к само­уни­что­же­нию, – это же испы­ты­вают и святые, но с одной лишь раз­ни­цей. Они пере­жи­вают свою смерт­ность с един­ствен­ной надеж­дой – на Бога. А сего­дня чело­век ощу­щает огра­ни­чен­ность своей жизни, ни на что не наде­ясь, так что един­ствен­ной его надеж­дой ока­зы­ва­ется смерть. Он не может выне­сти жизнь – и потому при­хо­дит к само­убий­ству или же нахо­дит другие спо­собы уни­что­жить себя: напри­мер, лекар­ствами, нар­ко­ти­ками, еще чем-нибудь, лишь бы выйти из этой пустоты. Он не может пере­жить реаль­ность окру­жа­ю­щего и реаль­ность самого себя. Он начи­нает искать им замену: в выпивке, мари­ху­ане, табаке… – тут ищет уте­ше­ния.

Тра­ги­че­скую огра­ни­чен­ность жизни пере­жи­вают и монахи, пере­жи­вают еще более напря­женно и реально. Это трудно. Дума­ется, у живу­щего в миру бывают ситу­а­ции, когда он под­хо­дит к край­нему пре­делу своей вынос­ли­во­сти. Такое бывает хоть раз в жизни каж­дого чело­века. Но знаете, что я вам скажу? Это просто заме­ча­тельно, пре­вос­ходно!

Почему? Потому что потом ста­но­вится легко. Это словно по тебе про­ехали катком, а после малень­кой машин­кой – а ты ее и не чув­ству­ешь, она не про­из­во­дит на тебя ника­кого впе­чат­ле­ния, потому что только что ты был раз­дав­лен тяже­лым катком. Когда чело­век, углу­бив­шись в суть своего бытия, чув­ствует отча­я­ние, он может под­няться, лишь имея надежду един­ственно в Боге. Если нет надежды на Бога, то это про­блема, потому что ты вынуж­ден пола­гаться на что-то другое, и полу­чится как с верев­кой на Метео­рах. Вы бывали на Метео­рах? Раньше там не было дорог, и монахи спус­ка­лись на веревке. Сади­лись в кор­зину – вы, навер­ное, про это читали: об этом напи­сано в старых книгах. Там огром­ные скалы. В одном анек­доте рас­ска­зы­ва­ется, как какой-то палом­ник садится в кор­зину, чтобы спу­ститься. И спра­ши­вает монаха, кото­рый должен его спу­стить:

– Отче, а как часто вы меня­ете веревку?

А тот ему отве­чает:

– Когда порвется, тогда и меняем!

Пред­ставьте себе: вот спус­кают тебя в кор­зине. Под тобою про­пасть. А потом ждут дру­гого, под кото­рым порвется веревка, и тогда ее заме­нят. Если мы хва­та­емся за веревки – за чело­ве­че­ские веревки, мы совер­шаем ту же ошибку.

Теперь давайте обра­тимся к пер­вому вопросу.

Реша­ешь не сто­ро­ниться людей и не замы­каться в себе. Но не уходят от оди­но­че­ства те, кто воз­вра­ща­ется домой только обойдя все бары, где пили до умо­по­мра­че­ния, а потом их тош­нило вот здесь и вон там, потому что выпили десять буты­лок вина. Это не реше­ние про­блемы. Реше­ние про­блемы оди­но­че­ства в другом. Ни тут и ни там. И то и другое – чело­ве­че­ские спо­собы, кото­рые при­во­дят к болез­нен­ным состо­я­ниям. Реше­ние про­блемы оди­но­че­ства в том, чтобы чело­век научился пра­виль­ному обще­нию: как пра­вильно общаться с дру­гими людьми и – глав­ное – как общаться с Богом, Кото­рый Отец нам. Он нико­гда не будет разо­ча­ро­ван Богом и не будет Им предан. Так что если есть пра­виль­ные отно­ше­ния с Богом, тогда чув­ство при­сут­ствия Бога пере­пол­няет чело­века, давая ему все то, чего ему недо­стает. И даже если кто-то сде­лает чело­веку больно и разо­ча­рует его – да, он может огор­читься, однако нико­гда не достиг­нет пре­дела отча­я­ния, потому что и не ждал слиш­ком мно­гого.

Тра­ге­дия в том, что сего­дня мы отдаем все свое сердце, все свое суще­ство мир­скому, чему-то огра­ни­чен­ному, отно­си­тель­ному. А потом насту­пает час, и мы разо­ча­ро­вы­ва­емся – не потому, что люди плохие. Нет, они не плохие, они очень хоро­шие, но мы гово­рим здесь о тех, кто не в полной мере отве­чает нашим ожи­да­ниям. Они не имеют такой воз­мож­но­сти, не имеют сил или же не могут почув­ство­вать то, что мы чув­ствуем. Знаете ли вы, как страшно кого-то любить и желать, чтобы и он любил тебя, а он не может этого сде­лать? Это тра­ге­дия.

– Я так люблю тебя, так люблю – а ты меня не любишь!

Хорошо, любит, но не так горячо. Ведь нельзя себя силой заста­вить любить. Нет такой кнопки, кото­рую можно было бы нажать и влю­биться. Ты можешь его любить, жела­ешь всту­пить в брак, все мечты твои об этом, все суще­ство твое стре­мится к тому, чтобы видеть любовь свою везде, в книгах – так, чтобы какую книгу ни открыть, уви­деть и там, – даже в еде, в кастрюле. Но пред­мет твоей любви чув­ствует иначе. Или он связан с другим чело­ве­ком, или не испы­ты­вает к тебе тех же чувств. Как тут посту­пить? Покон­чить жизнь само­убий­ством? Что про­ис­хо­дит с нами, когда тот, кого любим, не может отве­тить вза­им­но­стью?

Или другая ситу­а­ция. А я вам рас­ска­зы­ваю о том, что про­ис­хо­дит с нами каждый день. У вас семья, отно­ше­ния просто пре­крас­ные, но в какой-то момент один из супру­гов в иску­ше­нии пре­дает дру­гого. Что тогда делать? Отча­и­ваться? Ста­но­виться край­ним эго­и­стом – испы­ты­вать все те нездо­ро­вые чув­ства, урод­ли­вые, болез­нен­ные, раз­ру­ши­тель­ные? А если при­хо­дит твой послед­ний час, если уми­рает твоя вторая поло­винка или твой ребе­нок или слу­ча­ется еще что-нибудь тра­ги­че­ское – то, что про­ис­хо­дит с нами каждый день? Если вы отда­е­тесь этому всем своим суще­ством, то и сами знаете: придет разо­ча­ро­ва­ние. Вот и гложет нас страх, неуве­рен­ность. Мы чув­ствуем неопре­де­лен­ность нашей жизни, и это при­во­дит к стрессу, к тре­вож­но­сти. Почему? Потому что мы так постро­или нашу жизнь, потому что счи­таем это глав­ным. А еще здо­ро­вье. «Было бы здо­ро­вье!» – гово­рим. Но так ли важно здо­ро­вье? Всегда ли оно будет у нас? Разу­ме­ется, когда-нибудь мы поте­ряем здо­ро­вье. А чего ожи­даем? В 80 лет быть абсо­лютно здо­ро­выми? В опре­де­лен­ное время твое здо­ро­вье ухуд­шится. Насту­пит и момент, когда ты разо­ча­ру­ешься в своих детях, в своей жене, в своей работе, в себе самом, в своих силах – во всем этом. И это разо­ча­ро­ва­ние – твоя поги­бель, потому что ты все силы своей души отдал этому.

А ведь первая и основ­ная Божия запо­ведь – воз­лю­бить Бога всем своим суще­ством, всем своим серд­цем, душой, умом, волей – всем. Если мы любим Бога всем своим суще­ством и упо­ваем на Него, осталь­ное при­хо­дит как след­ствие. Бог есть твер­дое осно­ва­ние, кото­рое нико­гда не будет поко­леб­лено; все, что напа­дает на Бога, – раз­би­ва­ется. Даже сама смерть не может побе­дить веру в Бога. Так что, имея креп­кую веру, чело­век пре­успеет в жизни и пре­одо­леет все непри­ят­но­сти, с кото­рыми встре­тится. Разу­ме­ется, не оста­ва­ясь совсем рав­но­душ­ным к ним, но его чув­ствам будет опре­де­лена гра­ница. Он может ска­зать так, как гово­рят пожи­лые люди, наши бабушки: «Как Богу угодно; что Богу угодно; такова Божия воля». Это про­стые, но очень важные слова. От них, от этой веры при­хо­дят мир и покой, про­хо­дит тре­вога, охва­ты­ва­ю­щая нас, – потому что вера дает Богу дей­ство­вать в нашей жизни. А если мы хотим сами все устра­и­вать и орга­ни­зо­вы­вать, тогда, конечно же, в любой момент ждем, что что-то не зала­дится и всё рухнет.

Поэтому, когда нас охва­ты­вают те юно­ше­ские чув­ства и мы уеди­ня­емся, запи­ра­емся в своей ком­нате, не выхо­дим на улицу, а нам стучат в дверь и остав­ляют еду у порога или же пере­хо­дят на обще­ние с нами через записки: мать остав­ляет записку: «Пообе­дай», – ничего дель­ного не полу­ча­ется.

Да, это плохо, нездо­рово – не делайте так! Пой­мите: суть про­блемы в другом. Вот ты отстра­нился от всех или ушел из дома (это две край­но­сти) – и что? Выбери сре­дин­ный путь и пойми: про­блема не в том, что кто-то тебя разо­ча­ро­вал, а в том, что у тебя нет суще­ствен­ной связи с Богом. В этом заклю­ча­ется суть про­блемы, это явля­ется тем реше­нием ее, что всегда пред­ла­гала Цер­ковь. Так что Цер­ковь совре­менна, сего­дня она модный тренд – и мы все должны чув­ство­вать, что явля­емся послед­ним словом моды. Потому что слово Церкви акту­ально и отве­чает на самые насущ­ные вопросы совре­мен­ной жизни чело­века, осо­бенно моло­дого чело­века. А те, кто, как гово­рится: «предки», так у них нет этих вопро­сов – они копят деньги в банке и ждут пенсии. Защи­щен­ность. Забо­тятся о своем здо­ро­вье, часто ходят на обсле­до­ва­ния, по врачам, следят, чтобы не повы­сился уро­вень холе­сте­рина, сахара и проч. Да, чтобы защи­титься, они делают тысячи вещей и не чув­ствуют отсут­ствия Бога. Это непра­вильно.

Сего­дня моло­дежь горячо откли­ка­ется на все собы­тия, и это хорошо, потому что эта дина­мич­ная жизнь при­ве­дет моло­дого чело­века к живому позна­нию Бога. Потому-то многие сего­дня и воцер­ков­ля­ются, а социо­логи всё спра­ши­вают: «Что же такое слу­чи­лось?» А что слу­чи­лось? Пусть сами узнают что. Почему так? Потому что есть один фактор, кото­рый не под­ле­жит интер­пре­та­ции. И этот фактор – Бог, а другой фактор – чело­ве­че­ская душа, и они свя­заны напря­мую и пара­док­саль­ным обра­зом. Душа моло­дого чело­века инту­и­тивно чув­ствует (и, конечно же, не имеет зна­че­ния, что он немного рас­те­рян) – она чув­ствует: есть то, чего ей так недо­стает, и когда она найдет Бога, всё авто­ма­ти­че­ски отхо­дит на второй план. Иными сло­вами, когда мы нахо­дим Бога в своей жизни, тогда насту­пают изме­не­ния, кото­рые невоз­можно объ­яс­нить сло­вами. А взрос­лые люди спра­ши­вают:

– Что это с моим сыном? Прежде его не заста­нешь дома, воз­вра­щался всегда под утро, нерв­ни­чал из-за мело­чей… Ему мало было одной девушки – хотел десять. Почему сейчас не так?! Что с ним? Ему нужен пси­хи­атр, он должен пойти к врачу!

А те явле­ния, по поводу кото­рых, следуя свет­ской логике, нужно обра­щаться к врачу, – это про­цесс изме­не­ния и пре­об­ра­же­ния чело­века. Меня­ются его потреб­но­сти, вос­при­я­тие, чув­ства, меня­ется вся его сущ­ность, его отно­ше­ния с миром, с самим собой, со своими близ­кими, со своим телом, с телами других. Все эти изме­не­ния чувств нельзя объ­яс­нить. Если вы уби­ра­ете дей­ствие Божией бла­го­дати, не при­ни­ма­ете его, не при­зна­ете его, то тогда, дей­стви­тельно, нужно идти куда-нибудь на кон­суль­та­цию, потому что тут нет дру­гого объ­яс­не­ния.

Еще раз повто­ряю, чтобы закон­чить.

Есть две край­но­сти. Чело­век замы­ка­ется в себе и ни с кем не обща­ется – таким спо­со­бом он защи­ща­ется. Но со вре­ме­нем это при­ве­дет его к весьма болез­нен­ному состо­я­нию. Это непра­вильно. Вторая край­ность: чтобы забыться, пуститься во все тяжкие, гулять до упаду, пить, раз­вле­каться – чтобы раз­ве­яться. Знаете, что значит слово «раз­ве­яться»? Разо­рваться на тысячи частей и пустить их по ветру. Пойди собери потом эти части! И вот ты разо­рвал себя на тысячи частей, поте­рял себя, поте­рял связь с самим собой и не можешь заново себя собрать. Необ­хо­дим сре­дин­ный путь, гар­мо­ния, а не та или другая край­ность. Надо научиться раз­би­раться в себе, в том, что тебя состав­ляет, и поста­вить эти состав­ля­ю­щие в нужном порядке. Надо понять абсо­лют­ную необ­хо­ди­мость связи с Богом. Во-вторых, понять, где начи­на­ются и где закан­чи­ва­ются отно­ше­ния с дру­гими людьми, чего ждать от других людей, от самого себя, от есте­ства вещей, от среды, а когда что-то слу­ча­ется, не разо­ча­ро­ваться, а рас­смат­ри­вать это как есте­ствен­ное явле­ние жизни. Наша повсе­днев­ность вклю­чает в себя и это – такова она, наша жизнь.

Что каса­ется сокру­ше­ния идола соб­ствен­ного «я» – то делай это в мона­ше­стве, делай это, живя в миру, причем в миру встре­ча­ются и весьма жест­кие спо­собы для этого. Иногда даже более жест­кие, чем в мона­ше­стве, потому что в миру чаще про­ис­хо­дят дикие вещи – кто-то напод­даст тебе, а никому до этого и дела нет. Правда, в миру есть чело­ве­че­ские удо­воль­ствия, кото­рые даны были людям как про­стое реше­ние про­блем, то есть решить все можно просто; в мона­стыре этих чело­ве­че­ских удо­воль­ствий нет, и чело­век пере­жи­вает всё один, совсем один, без чьего-либо вме­ша­тель­ства. Ничего нет, абсо­лютно ничего. Един­ствен­ная надежда – на Бога, но и Бога нет – то есть Он есть, но при этом Его нет: Бог есть до тех пор, пока не ска­жешь: «Все кон­чено, поги­баю!» Почему? Потому что тогда чело­век, так ска­зать, акти­ви­рует свои силы, то есть нахо­дит в себе те силы, кото­рыми обла­дает. Но это очень болез­нен­ный про­цесс. Хри­стос как Чело­век, приняв Крест, достиг пре­дела сил и потому возо­пил: «Боже Мой, Боже Мой, почему Ты оста­вил Меня?» Каж­дому чело­веку поло­жен какой-то предел; но смот­рите: Хри­стос обра­тился к Отцу с молит­вой как Гос­подь, и в этом суть нашей борьбы. Когда мы совер­шенно одни и рядом нет никого, нет ни люд­ской, ни Божией помощи, очень трудно обра­титься к Богу, очень-очень трудно. А в миру есть чело­ве­че­ские радо­сти, так что там все идет по-дру­гому. Хотя, может быть, я и оши­ба­юсь тут. Но в любом случае опыт многих мона­хов и святых пока­зы­вает: в мона­ше­стве чело­век ока­зы­ва­ется дей­стви­тельно на пре­деле – пре­деле своей вынос­ли­во­сти. Поэтому невоз­можно чело­веку, кото­рый не имеет душев­ных сил, выдер­жать мона­ше­ство – никоим обра­зом не выдер­жит. Мона­ше­ство как печь, где тем­пе­ра­тура – в тысячу гра­ду­сов. Там горит и пла­вится металл, а не люди. Вот так. А внешне это никак не заметно.

Одна­жды я при­е­хал в мона­стырь на Святой Горе Афон. Не буду гово­рить, в какой. Внешне он про­из­во­дил очень при­ят­ное впе­чат­ле­ние: все монахи улы­ба­ю­щи­еся, веж­ли­вые, моло­дые, обра­зо­ван­ные, среди них были и уни­вер­си­тет­ские пре­по­да­ва­тели, и врачи, так что гово­ришь себе: в этом мона­стыре царит радость, что на Афоне не так часто встре­ча­ется. Я посе­тил старца, кото­рый был болен и лежал в постели, – я был знаком с ним. Я спро­сил у него:

– Как дела твои, батюшка? Как пожи­ва­ешь?

– Хорошо! – отве­чает.

Мы пого­во­рили немножко, и он спра­ши­вает:

– Нра­вится тебе наш мона­стырь?

– Пре­крас­ная оби­тель! Все монахи хоро­шие, улы­ба­ю­щи­еся!

А он мне:

– Знаешь, что я тебе скажу? Это сна­ружи всё так выгля­дит, но если взгля­нуть глубже, то это страш­ное поле боя, гор­нило, кото­рое пере­плав­ляет тех, кто живет здесь.

И дей­стви­тельно, этот такой кра­си­вый мона­стырь был одним из самых аске­ти­че­ских на Святой Горе Афон, то есть аскезы, что прак­ти­ко­ва­лась в этой оби­тели, не дер­жа­лись в других афон­ских мона­сты­рях. А тут она была во всем, и в еде, и в… ох, не стану об этом гово­рить, чтобы вы не ужас­ну­лись. Там были очень жест­кие пра­вила. А внешне это не про­яв­ля­лось. Почему? Именно потому, что духов­ные явле­ния не похожи на мир­ские, и когда ты, напри­мер, пере­жи­ва­ешь духов­ное боре­ние, это не то что когда у тебя болит живот или когда, как это про­ис­хо­дит в миру, воз­ник­нет какая-то скорбь: у тебя не начи­нает уча­щенно биться сердце, ничего такого не про­ис­хо­дит. Все спо­койно, ты кон­тро­ли­ру­ешь свое физи­че­ское состо­я­ние – все эти физио­ло­ги­че­ские про­яв­ле­ния – в глу­бине своего сердца, своей сущ­но­сти, но боре­ние идет – жесто­кое боре­ние. Не знаю, уда­лось ли мне это вам объ­яс­нить.

Не все люди оди­на­ковы, поэтому каждый пере­жи­вает это по-своему – в зави­си­мо­сти от своего харак­тера и вос­при­им­чи­во­сти, и у одних это начи­на­ется с пер­вого дня, у других – позже. По Божи­ему Про­ви­де­нию это так про­ис­хо­дит. И не все пере­жи­вают одни и те же боре­ния. Есть люди, кото­рые выдер­жи­вают исклю­чи­тельно много войн, и притом зна­чи­тель­ных, просто что-то неве­ро­ят­ное, немыс­ли­мое, и если я это опишу, мне не пове­рят.

Пре­по­доб­ный Силуан Афон­ский гово­рит: «Если бы я знал, какие ночи про­веду в мона­стыре, то не провел бы здесь и одной! Тем не менее, я провел здесь тысячи ночей». Именно потому, что он пере­жил это с Божией бла­го­да­тью. Если отнять бла­го­дать, все стало бы невы­но­си­мым. Но, дети мои, каким бы страш­ным это ни каза­лось, об этом важно знать. А помните, в Ветхом Завете рас­ска­зы­ва­ется о трех юношах, кото­рых вави­лон­ский царь бросил в печь, где огонь, пылая, под­ни­мался на 40 локтей? Пред­ставьте себе: на 40 локтей! Сколько это метров? Почти 25 метров. 25 метров пла­мени – никто не мог при­бли­зиться к печи. А юношей бро­сили в этот огнен­ный ад. Когда их бро­сили в печь, слу­чи­лось чудо: в печи стал дуть влаж­ный ветер, кото­рый ото­гнал пламя. Все думали, что юноши умрут. А они среди пла­мени пели и сла­вили Бога. Так же про­ис­хо­дит и с чело­ве­ком, кото­рый пере­жи­вает духов­ные собы­тия. Сто­рон­нему это пред­став­ля­ется ужас­ным, но эти боре­ния нельзя уви­деть, а когда стал­ки­ва­ешься с ними внутри, то пере­жи­ва­ешь нечто стран­ное, так что как будто и не чув­ству­ешь всего этого. Спро­сишь: как же не чув­ство­вать, когда чув­ству­ешь? Это пара­док­сально, но так всегда про­ис­хо­дит в Церкви. Сосу­ще­ствуют жизнь и смерть, радость и горе, бед­ность и богат­ство, аске­тизм и весе­лие, тра­ге­дия с радо­стью Божией. Так что, хотя чело­век пре­тер­пел это страш­ное испы­та­ние, он не бежал от него, а остался, потому что обрел при­сут­ствие Бога, кото­рое оро­шало пламя.

Но в основе всего этого – вера. Если чело­век не имеет веры, у него ничего не выйдет. Поэтому разо­ча­ро­вав­шийся в людях нико­гда не сможет стать мона­хом. Мона­хами ста­но­вятся очень опти­ми­стич­ные люди, те, кото­рые не только не разо­ча­ро­ваны, но – скажу так: абсо­лютно уве­рены в том, что могут достичь в жизни всего, но созна­тельно отри­нули это. Так что мона­ше­ство не выход из ситу­а­ции без­на­деж­но­сти, как неко­то­рые гово­рят: «Хочется покон­чить жизнь само­убий­ством или уйти в мона­хини!» Это не реше­ние, а ошибка…

пере­вел с бол­гар­ского Вита­лий Чебо­тар, магистр бого­сло­вия

Православие.ru

Размер шрифта: A- 15 A+
Цвет темы:
Цвет полей:
Шрифт: A T G
Текст:
Боковая панель:
Сбросить настройки