Часть 2-я

Сколько похвал, сколько дней празденственных посвящает православная церковь рождшейся ныне Деве Марии! Ныне духовно торжествуем мы рождение Её. Потом прославляется день введения Её во храм, день Благовещения, день Успения. Каждый день церковь величает Ее, как честнейшую Херувим и славнейшую Серафим.

Если пример некоторых, называющих себя христианами, но не следующих православной церкви в прославлении Матери Божией, возбуждает в иных по временам недоумение о святости правила православной церкви, это не дивно. К чему не располагает пример других? Но надобно же узнать правду, чтобы не колебаться в любви к правде. Пусть будут светильником нашим слова Самой пресвятой Девы, отныне ублажат Мя вси, роди.

Праведная Елисавета, при встрече с Мариею, исполнившись Духа святого, называет Марию Матерью Господа. И Мария, прославляя Господа, прославляющего Ее, говорит, отныне ублажат Мя вси роди. Что значат сии слова Марии? Простой ли это восторг души? Догадка ли это разума? или же, истинное пророчество? После того, как евангелист о состоянии праведной Елисаветы прямо сказал, исполнися Духа свята Елисавета, – не естественно предполагать, что последующая песнь Девы Марии, если бы она и не была особенною по содержанию своему, была только плодом естественного чувства радости. Евангелист не сказал, исполнися Духа свята Мария, только потому что Мария еще прежде названа благодатною, уже прежде приосенена была Духом святым, тогда как Елисавета только при встрече с Материю Сына Божия исполнилась Духа святого. И без слов евангелиста легко видеть, что слова св. Марии, отныне ублажат Мя вси роди, были не догадка разума. Что сказала пред тем Мария? Призре на смирение рабы Своея. Итак, Мария видит Себя только рабою, говорит только о смирении своем пред Господом. Как же при таком глубоком чувстве смирения могло быть в той же Марии гадание разума о славе своей. Это значило бы, что в одно и то же время, в одной и той же душе, говорят смирение и гордость, самоуничижение глубокое и самое мечтательное тщеславие. Согласитесь, что это совсем несовместимо в душе, сколько-нибудь внимательной к себе, тем более в благодатной Деве Марии. И на чем было основывать Марии догадку о будущей всемирной славе Своей? На том ли, что Она была от роду царей? Но слава рода Давидова давно кончилась, Мария была уже в числе самых незнаемых дщерей Израиля. Гадать такой Деве о всемирной славе своей слишком неестественно. Не основалась ли догадка о будущей славе на том, что Деве Марии предсказано о Её назначении быть Материю Мессии? Но, если Мария помышляла о сем не под влиянием Духа Божия, а только по духу своего времени, и только гадала об устроении царствия израилева (Деян.1:6), то, в сем духе, с чего могла Она ожидать Себе всемирной славы? Благословенна память Авраама, отца верующих; славно имя Давида, царя израилева; а имена матерей их известны ли кому-нибудь? Нет. Итак, несомненно, что не от собственного разума и сердца возникла в смиренной Марии мысль о будущей славе Её. Дух святый открыл Ей будущее и, по Его движению, Она изрекла о жребии, ожидавшем Ее во вселенской церкви Христовой. Если же так, если по вдохновению Духа Божия изречены слова о будущей славе Девы Мария, то чью волю исполняют ублажающие пресвятую Деву Марию? Волю Духа Божия. Кому не повинуются те, которые отрекаются чтить св. Деву Марию? Не повинуются Духу Божию.

Да, если иудей не ублажает Матери Господа моего, это понятно, – он не верует в евангелие, он не знает Духа, глаголавшего в евангелии. Но, если христианин не чтит благословенной, не знаю, как назвать его? Грустно, больно, тяжело видеть такого христианина!

Отныне ублажат Мя вси роди. Кого? – Ту, от Нея же родися Иисус глаголемый Христос (Мф.1:16). Иисус не простой человек, но Богочеловек. По учению евангельскому, в вочеловечении Сына Божия, человечество соединилось с личностью Сына Божия, соединилось подобно тому, как в нас душа и тело соединены в одну личность. Человечество чистое, безгрешное, соединилось в утробе Девы Марии с Божеством истинным. Господь с Тобою сказал ангел Марии, Господь с Тобою – не только благодатным присутствием, но и существенным в Тебе вочеловечением. Велия благочестия тайна, Бог явися во плоти (1Тим.3:16). Нет чести, и нельзя представить себе чести вышей той, какой удостоилась Она – Матерь Богочеловека. Тот, Кого Отец родил прежде век, Единосущный Сын вечного Отца, Творца видимого и невидимого, Он приял во чреве Марии человеческое естество. Изумительно снисхождение Сына Божия! Чудно, несравненно величие Девы Марии! Истинно, Она честнейшая Херувим и без сравнения славнейшая Серафим!

Отныне ублажат Мя вси роди. И как не ублажать Ее всем родам, когда вси роди спасены Сыном Ея? Для чего Сын Отца вечного стал Сыном Ея? Для того чтобы обновить силою Божества растленное грехом естество человеческое; – для того, чтобы спасти человека от грозного проклятия правды, тяготевшего над человечеством; – для того, чтобы принесть Отцу вечности вольную смерть Богочеловека в жертву за неповиновение человеков. Мария – Богоизбранное орудие спасения людей, орудие, вечным советом Божиим назначенное для дела Божия.

Если Дева Мария удостоена высочайшего избрания Божия быть Материью Сына Божия и Спасителя мира, почему это сделано? По особенной благодати Божией? Не спорю, это точно особенная благодать. Но благодать Божия может ли быть в противоречии с правдою Божией? Так, если Дева Мария, по благодати Божией, удостоенна высочайшего избрания, то, без сомнения, и без противоречия правде Божией. Превыше всех вознесена Она избранием, но потому, что выше всех была достойною избрания. Не пристанет корабль с сокровищами к берегу, если берег не имеет пристани. И тайна небесная возвратилась бы на небо, если бы Дева Мария не была достойною принятия сей тайны. Спаситель явился не прежде, как явилась Богоизбранная Мария. Думаете ли, что одно с другим не имело никакой связи и соотношения? В делах человеческих обыкновенное дело – бессвязность дел; но не в путях Божиих. Не требовалось ли слишком многого, чтобы из среды людей грешных явилось достойное вместилище Бога-Слова? Не надлежало ли быть тому, чтобы человечество прошло долгий ряд очищения и освящения в сонме патриархов и всех святых мужей Ветхого Завета, пока могло явиться наконец в Марии на той степени чистоты и совершенства, на коей могло сделаться вместилищем Божества? Так, рождением Марии разрешилось неплодство не только Иоакима и Анны, но всего рода человеческого. Мария – чистейшего Агница среди чистых агнцев Божиих, – мужей и жен святых.

Како будет сие, идеже мужи не знаю? – говорила Мария возвещавшему Ей о рождении от Нея Сына. Если не знает она мужа, хотя и была уже обручена с мужем; если не знает мужа до того, что не считает возможным рождение сына, то ясно, что это – Дева, обрекшая Себя в невесту Единому Господу. Мария, по Её собственному сознанию, чистая Дева, Дева, посвятившая девство Свое Господу. Дух Святый найдет на Тя и сила Вышнего осенит Тя, говорил небесный вестник Марии. И так, и по свидетельству ангела, Мария – чистая Дева. По откровению вестника Божия, рождение Мариино – рождение беспримерное, единственное, рождение женою без мужа, рождение по действию Духа Божия. Возблагоговеем пред Девою беспримерною, возблагоговеем пред тайною Духа Божия.

Указывают на то, что евангелисты мало говорят нам о Марии. Можно ли сказать что-нибудь выше того, что говорит о Деве Марии благовествующий ангел? Он указывает в Ней ангельскую чистоту и непорочность; он говорит о Ней, как о сосуде Духа Божия, как о Деве – Матери Сына Божия. Если евангелисты говорят о св. Деве, как о исполненной самого глубокого смирения, то не говорят ли они тем самым, что вся слава дщери Царевой внутрь, что величие Её духа тем особенно велико, что оно скрывалось в глубине духа? Яко призре на смирение рабы Своея, свидетельствует Мария пред лицом Божиим, в состоянии вдохновения Божия. И с этим согласна вся евангельская жизнь Её. Она не искала делить славу Сына Своего, когда народ славил Его за чудеса, когда встречал Его с восклицаниями восторга, Осанна Сыну Давидову! Когда же ослепленные бесславят Сына Марии, кричат: неистов есть; тогда видим с Иисусом и Матерь Его (Мк.3:21, 31). Она же стоит при кресте Его пред лицом ожесточенных врагов Его, стоит тогда, как самые близкие ученики Его оставили Его. Не путь ли это к славе небесной? Не более ли говорят молчанием своим евангелисты о высоких качествах Девы-Матери, чем могли сказать словами? В молчании соблюдала Она вся глаголы Сына Своего, Сына Божия (Лк.2:19). Прежде нежели чудесами явил Он славу Свою и вероваша в Него ученицы Его (Ин.2:11), Она уже столько веровала в чудодейственную силу Его, что убедила Его совершить первое чудо в Кане Галилейской. Так, ранее других и совершеннее других веровала в Него Матерь Божия и знала Его, – и, однако, оставалась со своим глубоким смирением мало заметной. Какое необыкновенное величие смирения!

Блаженно чрево, носившее Тя и сосца, яже если ссал (Лк.11:27), воскликнула в восторге духа жена, усладившаяся беседою Христовою. Что это значит? Ясная хвала Матери Иисуса Христа, и хвала, замеченная евангелистами! Конечно, никто не скажет, что слова жены, слушавшей Спасителя, не плод благочестивого сердца; никто не скажет и того, что эти слова не имеют значения назидательного в повествовании евангелиста. Напротив, соображая слова жены благоговейной с пророческим изречением Девы Марии о будущей славе Ея, видим в этих словах начало исполнения слов пророческих о всемирной славе Марии.

Итак, евангелисты не скрыли ни высоких свойств, ни славы святой Марии. Они по отношению к Матери Сына Божия, в точности исполнили волю Божию о Ней. Если Сын Божий считал нужным, чтобы до прославления в Нем человечества небесною славою не говорили о славе Его на земле, тем более тому надлежало быть и по отношению к Матери Сына Божия.

По преселении с земли на небо, естественно исполниться во всей полноте пророческому слову Марии, отныне ублажат Мя вси роди. Теперь, как не ублажать Ея, когда, пребывая в славе Сына Своего, Она ходатайствует за нас, как Матерь всех верующих в Сына Ея? Она любит нас, как братий во Адаме, как детей в Сыне Её – Иисусе Христе. Она ходатайствует о нас пред Сыном по праву Матери, молит Отца небесного по праву любви Своей и Его к бедным странникам земли. Сын любит Ее, как Мать. Он показал Ей любовь Свою и на земле, когда в самых болезнях крестной смерти заботился о Ней и сказал возлюбленному ученику, Се Мати твоя (Ин.19:27); Он исполняет прошения Её – как Матери, Коей повиновался и во днях плоти (Лк.2:51). Как же не быть Ей сильной ходатайницей за грешных на небе? Если ангелы молятся за нас, и молитвою преклоняют Господа ко услышанию наших молитв, то как ходатайству Матери Сына Божия не быть услышану пред престолом Божиим? О, как несомненно ходатайство Её за нас! Кто прибегал к Ней, и не был услышан? Кто не испытал на себе милостей Ея? Сколько знамений Её помощи небесной! Сколько икон, – орудий чудес Ея! Нет града, нет веси в православном отечестве нашем, где бы не славились благодеяния Ея, где бы в честь Её не были воздвигнуты храмы. В глубине севера, среди льдов, согревает Ола веру благодеяниями Своими; каждый день вера испытывает на себе помощь Ея, там или здесь, явно или тайно, в кругу семейном и в глубине уединенной души.

Обратимся убо к Матери нашей с верою теплою, с надеждою детскою. Матерь Божия – Матерь всех уповающих на Тя! На Тебя уповаем мы, немощные чада православия, – не остави нас во днях скорбей наших, спаси сильным предстательством Твоим. – Аминь.

1846 год.

Поучительный пример представляет нам ныне св. церковь.

Праведные Иоаким и Анна приводят единственную Дщерь свою в храм, и посвящают Господу. То что было для них всего дороже, отдают Господу. Юное, единственное дитя, которого едва дождались во днях старости своей отнимают у себя самих, отторгают от объятий своих. Они хотят, чтобы воспиталось оно благочестием пред лицом Божиим, – и, ни возраст трехлетней дочери, ни то, что это была одна, долго ожиданная дочь их, не останавливает решимости их. Они уверены, что в храме Божием, в сем месте присутствия Божия, юная отрасль их возрастет как нельзя лучше, и по душе и по телу, процветет как маслина, орошаемая влагою слышания закона Господня согреваемая теплотой молитвенного возношения к Богу. И – века знают, как величественно исполнились надежды их!

Отцы и матери! пример сей не учить ли вас вашим обязанностям к детям? Не показывает ли, как вам надобно быть внимательными к своему званию? Вместе с вами желаю размыслить о ваших отношениях к детям.

Сама природа говорит отцу и матери, что их долг не тем только ограничивается, чтобы рождать детей, – но им надобно кормить и пристроить детей по состоянию. Того, кто отказал бы в пище своему птенцу, общее чувство считает ниже зверя, и лютая львица кормит своего львенка, и птенцы хищного коршуна не бросаются без призора, пока не будут в состоянии летать и находить себе пищу. Ужели между людьми могут встречаться отцы и матери, которые бросали бы детище свое на волю судьбы, отвергнув от своего призора?

Сердце содрогается, когда подумаем, что есть дети, брошенные без крова, без пищи. Но – дело еще не в том, что юное тело обречено страданиям. Далеко более важно, что души гибнуть гладом. Далеко более страшно, когда вовсе не заботятся о сохранении души детей своих, оставляют ее в жертву погибели, даже сами содействуют погибели. И знаете ли, что особенно ужасно? Детей, которых души, хотя и не тела, обрекаются погибели, так много встречаем, что трудно составить им исчисление.

А как дорог выкуп за душу? Она – дыхание Божие. Для неё Сам Сын Божий нисходил на землю; ей принес свет истины, для неё страдал, был распят, и умер в муках. Чем же платить будут там на суде – на суде страшном, если по легкомыслью. по рассеянности беспечной, по нерадению крайнему, не только ничего не делали для спасения юных душ, но были виною гибели их?

С какою нежностью Спаситель принимал к Себе детей! Оставите их приходити ко Мне, и не браните им, таковых бо есть царствие Божие (Лк.18:16). В купели крещения души младенческие посвящаются Господу, а вы, отцы и матери, самым именем своим обязываетесь хранить и возращать их для Господа. Делаете ли вы это? Апостол говорит, спасется жена чадородия ради, т.е. если рожденные ею, по её заботливости, возрастут в вере и любви к Господу (1Тим.2:15). Следовательно, спасения ли может ожидать себе жена, когда она не знает и не хочет знать, что такое рождение духовное?

Что же надобно делать для спасения юных душ?

Что делает искусный садовник с молодым деревцом? Поливает, очищает, оберегает. Делайте и вы тоже с юною душою.

Да накажеши ими (заповедями) сыны твоя, и да возглаголеши о них седяй в дому, и идый путем, и лежа, и востая (Втор.6:7). Вот что заповедал Сам Господь родителям! Учить детей заповедям Божиим – вот самый важный долг родителей! Выше, нужнее, питательнее веры нет ничего на свете. Все другие знания имеют цену относительную временную, касаясь нужд души неважных и случайных, но с верою душа должна жить вечно. Вера – живой источник спокойствия, счастья заслуг для времени и вечности. Без веры душе жить нельзя; без неё в душе мрак, порча, расстройство, и жизнь её – мука. Вера с первым движением души обнаруживает права свои на душу и этих прав, хотя бы хотели, не могут отвергнуть, душа сама их освящает. И, после детского возраста нет, другого более способного и готового принимать от родителей и наставников благотворные семена веры. Как страшно вам будет, беспечные родители, отвечать за детей ваших! Лишив их в юности спасительных семян веры, которые так легко и так глубоко могли бы пустить корни в нежных сердцах их, вы пускаете их в свет с пустотою, – и грешный свет свободною рукою наполняет эту пустоту соблазнами, пороками, заблуждениями самыми дикими. Не будут ли после того вапы собственные дети вопиять на вас пред судом Божиим? Да, они будут обвинять вас, как самых жестоких врагов своих.

Да возглаголеши о них сидяй в дому, и идый путем и лежа, и востая. Так важны для души заповеди Господни, что о них надобно говорить очень часто. Но не слишком ли часто требуется говорить о них? Когда же обучат детей другим предметам? Слушатели мои! я не знаю, разумел ли Моисей все те предметы, которым многие обучают детей своих? Но не сомневаюсь, что для предметов, совместных с заповедями Божиими, он оставил так много времени, что не можете жаловаться.

Предлагаемый им способ преподавания и изучения веры, удивительно, как удобен по всему! Учить вере, по наставлению Моисея, означает, чтобы заставить дитя выучить памятью десятословие или члены символа веры. Нет, надобно говорить с дитятею о вере, как о предмете ежедневной жизни, как о предмете, который нужен на каждом шагу, и который нужно изучать на каждом шагу, и идый путем, и лежа, и востая. Надобно только уметь это делать, а уметь не трудно, потому что говорить о вере не трудно. Показывайте дитяти, что грех действительно вреднее всего на свете, что любить Отца небесного также нужно, также сладко, как любить мать, как любить отца, которых дитя видит. Говорите дитяти, что все мы получаем от Отца небесного, что без Его любви к нам не было бы у нас ни пищи, ни питья, ни одежды, ни цветов, что Он все видит, все слышит, все знает, даже мысли и намерения наши; что Он любит только добрых, и наказывает за худое; что любовь Его велика к нам, так велика, что Он Сына Своего Единородного послал с неба на землю для спасения нашего, и Сей Сын за наши грехи распался на кресте, чтобы мы видели, как грех низводит на себя гнев Божий. Если бы так говорили с дитятею, такой язык, такой разговор, без сомнения, был бы понятен ему. Оно слушало бы вас со вниманием, само спрашивало бы вас о том и другом предмете с открытою душою. Вопросы о вере – основные вопросы в отношении к целому миру; решая их, решают или побуждают решать вопросы об окружающем мире. Поскольку же нет ничего выше и животворнее предметов веры, то, питая юную душу верою, облагораживали бы ее, как нельзя более, расширяли бы силы её для труда, даже в тех случаях, где остается безуспешным всякое человеческое усилие. Так – вы можете запрещать угрозами делать худое; но думать о худом, желать худого запрещала бы дитяти мысль веры о Всеведущем Судие сердец.

О, если бы так беседовали с детьми отцы и матери! Но так ли беседуют? О том ли говорят с ними? Нет, не о Тебе, о Боже сердец наших, не о Тебе говорят в семействах; другими предметами занимают юные души, столько дорогие для Тебя; тысячи предметов, миллионы предметов разговора; не говорят только о душе и Боге! О имени Иисуса в иных домах едва ли когда и слышали; не слышали о Том покланяемом имени, которое дети должны бы были иметь во устах, как скоро лепетать начинают. К чему же готовят себя и детей эти люди? А еще жалуются, что дети не знают ничего существенно-доброго, не занимаются и не хотят заниматься дельным, ленивы и непокорны, капризны и непочтительны. Как же быть им иными?

Иже щадит жезл, ненавидит сына своего, любяй же наказуем прилежно (Притч.13:25). Язвы и обличения дают мудрость (Притч.29:15). Так говорит древний мудрец. Наказания, говорят – жестокость. Не спорю и, следуя древнему мудрецу, оставляю на волю ненавидеть детей. Что? это еще жестче? Без сомнения. Послушайте же, други мои. Если есть болезнь, то нужно и врачевство, сообразное с болезнью. А наша беда в том, что все мы больны и болезни обнаруживаются в нас еще в детстве. Разность между нами в том, что, если лечат нас, бываем здоровее; не лечат, – болезнь застаревает. Наказания необходимы, как лекарство против зла, когда в питомце чувственность берет верх, или своеволие самолюбия выходит из пределов естественной немощи. Напрасно мечтают иные, что любовь их возведена на высшую степень, если ни в каком случае не дозволяют себе мер благоразумной строгости. Тут видна не полнота любви, а отсутствие разумной любви к человечеству. Тут видно только то, что не знают ни благих плодов той крепкой любви, которая любя наказывает, ни гибельных следствий той слабой любви, которая, отвергая всякое наказание, дает простор всякому злу. «Он еще молод, он еще ребенок, говорят; с летами будет умнее». Правда, дети с летами становятся смышленнее; но худые наклонности, худые привычки, если не укротят их в самом начале, не только не ослабляются с летами, но растут и становятся сильнее. Угодно ли тебе, нежная мать, чтобы нежно любимый сын, который теперь так волен, в последствии обращался с тобою, как с последнею служанкою? Будет, непременно будет он таков, если не станешь вразумлять его строгостью, как требуют поступки его. Ты еще не веришь? Потрудись посетить смирительный дом; там увидишь опыты; там услышишь жалобы – в роде следующей, «если бы отец и мать наказали меня за первое худое дело, я не был бы теперь таким негодяем пред Богом и пред людьми».

Впрочем, да не подумают, что древний мудрец требует, чтобы да исправления виновных детей обращались к гневу, запальчивости, брани. Он требует обличений для того, чтобы приобреталась мудрость, а не для того, чтобы сеяли неразумие. Будьте строги, но спокойны духом, будьте тверды, но с твердостью любви; будьте внимательны, но к тому, чтобы доброе свободно росло в юных сердцах, пусть они видят, что вы обращаетесь к горькому лекарству только по нужде, и из любви к долгу. Иначе, дети будут бояться побоев, но не пороков; иначе пороки их, под влиянием несправедливости вашей, будут тайно умножаться и расти.

Ваш пример, отцы и матери, ваше поведение сильнее слов и наставлений действуют на юные сердца. Если худ пример, не ждите плода от наставлений; пример все погубит. Неопытное дитя идет по следам своих воспитателей; в нем более, чем в зрелом человеке, замечается охота и способность подмечать все, что вы делаете, и обращать в правило для себя. Таково свойство души, в которой еще не развита деятельность мысли, а действуют память и наблюдательность чувственная. Не говорите ребенку неправды, и он будет стыдиться лжи. Если упрекаете его за резкость укоризн и жесткость слов, а сами за минуту пред тем делали выговор грубый, то вы бьете воздух. Вы учите сына страху Божию, а сами клянетесь без нужды, или с забвением Бога правды, поверьте, наставление ваше пропадет без плода. Вы говорите сыну, что надобно молить и благодарить Господа, а сами вместо храма идете туда, где вовсе не думают о Боге, где бесчестят Его делами, что вы делаете? Вы убиваете веру в сыне. Добрая мать! ты учишь дочь твою скромности, стыдливости, чистоте, и при ней же осуждаешь знакомых тебе, тревожишь языком честь и покой едва известных тебе, говоришь о том, о чем и наедине надобно только плакать, понимаешь ли ты, что ты делаешь? Нет, если вы хотите, чтобы дети ваши любили добро, показывайте делами, что добро достойно любви, а порок то же, что язва. Пусть жизнь ваша будет хвалою Господу и любовью к человечеству, тогда и ваши дети будут жить для славы Божией и для пользы людей. Как необходимо да вас, родители, быть благочестивыми! Гнев и благословение Божие переходять от вас к детям и внукам. Отчего это? Как это? Очень просто. Худой пример ваш научает худому детей ваших и – худые привычки, худые расположения, достаются по наследству детям вашим. Дикое дерево дает ли плоды вкусные?

Боже Благий и Всемогущий! Молитвами Преблагословенной Девы Богоматери подай сердцам нашим свет и силу да творим волю Твою святую. Аминь.

1843 год.

В месяц шестый, после того как праведная Елисавета, по благовестию архангела, зачала сына – Иоанна, послан бысть ангел Гавриил от Бога во град галилейский, ему же имя Назарет. Небесный посланник, явясь к обрученной Деве Марии, приветствовал Ее: радуйся благодатная, Господь с тобою, благословенна ты в женах. Необыкновенное приветствие смутило ту, которая ничего великого в себе не видела, ничего особенного для себя не ожидала. Она же видевши смутися о словеси его, и помышляше, каково будет целование сие, – размышляла, недоумевая, что это за приветствие? Тогда небесный посланник, исполняя поручение и, успокаивая смиренную Марию, возвещает ей, что Она родит Сына, которому наречет имя Иисус. И се зачнеши во чреве, и родиши Сына, и наречеши имя Ему Иисус (Лк.1:27–31).

Предмет настоящего празднества, братия, – благовестие о рождении Мариею Сына, Ему же имя Иисус. Итак, прилично дню празднества размышление о словах благовестника, и наречеши имя Ему Иисус.

Если есть свет чистый для омраченного странника земли, если есть сила для истощенной грехами воли его, если есть надежда на радости в вечности и в стране скорбей, то все это заключается в том имени, о котором возвещает ангел.

И наречеши Ему имя Иисус. Наименование имени, по первоначальному значению имени, не должно быть делом произвола; имя должно выражать свойства предмета, которому дается оно. Так нарекал имена первый невинный человек, в котором все происходило по закону совершенства, мысль выражалась в точном, соответственном ей слове, слово вполне соответствовало мысли. Только грехом нарушился такой порядок; грех ослабил в человеке способность познавать внутренние свойства предметов, и тем лишил его возможности нарекать имена, соответствующие сущности предметов. Но, чего сам не может более человек, то совершает Дух благодати, наставляющий на всякую истину; сей Дух нарекал знаменитым лицам царства Божия имена, открывающие людям особенное значение, особенные свойства сих лиц. Так без сомнения, и в настоящем случае, когда самим Богом назначено имя Сыну Марии.

Что это за имя, которое наречет Мария в исполнение воли Божией, и которое должно открыть людям свойства Сына Ея?

Евангелист писал евангелие для тех, которым известен был язык греческий, и потому писал на греческом. Ангел благовествовал Марии, рожденной от дому Давидова, конечно, словами того языка, на котором говорили потомки дома Давидова. Таким образом, это приводит к той мысли, что значение слова – Иисус надобно искать в языке еврейском. И в самом деле, следует только открыть ветхий завет, и мы увидим там довольно лиц с именем, Иисус. Так – известен Иисус, сын Нуна, помощник и преемник Моисея (Исх.17:9, 24:13; Чис.13:16). Известен Иисус первосвященник, сын Иоседека (Зах.3:1; Агг.1:1, 12). Не говорим о других (Неем.8:17, 7:7; 1Цар.6:14, 18; 4Цар.23:8). Итак, Марии рожденной от дому Давидова, известно было слово языка, на котором говорил Давид. А для нас? Нам нужно испытать значение, если можем испытать, или же, положиться без испытания не знающих. По греческому произношению Иисус, по еврейскому сокращенно Иешуа, означает спасающего, или просто – Спасителя.

Представим объяснение более, нежели человеческое. Евангелист Матфей повествует, что, когда Иосиф, обручник Марии, заметив Марию, имеющею во чреве, возмутился сомнениями, ангел Господень явился ему во сне с успокоением, и говорил, родит же Сына, и наречеши имя Ему Иисус, Той бо спасет люди своя от грех их (Мф.1:18–21). Вот, и тоже имя и тому же лицу, о котором размышляем, и объяснение имени – и наречении имя Ему Иисус. Почему? Той бо спасет люди своя от грех их. И кто же, открывая, объясняет имя? Ангел Господень. И еще? Евангелист Христов. Два свидетеля небесный и земной, или точнее, оба небесные. Сего довольно для верности объяснения. Если состояние Иосифа было таково, что ему надобно было не только открыть имя Сына Марии, как открыто оно и Марии, но надобно было объяснить и значение спасения в Сыне Марии, то сколько должны мы благословлять Духа благодати. Который, врачуя немощь одного, врачует немощи миллионов, притом более немощных, чем тот один, праведный Иосиф.

Итак, тем более нужно внимания к учению благовестников о значении имени Иисус.

Той бо спасет, это первое и существенное значение имени, Иисус. Но кого, и от чего спасет Тот, о Ком благовествует небесный посланник? Мы сказали, что довольно было лиц с именем Иисус; которые и делами более или менее соответствовали своему имени. Таков ли же Тот, о котором преподаются благовестия Марии и Иосифу? О, нет! Он столько превосходит всех спасающих, что слабая мысль наша не в состоянии вполне обнять открываемое о Нем ангелом. Много утешительного, много великого и в том, что Сын Марии – Спасающий. Но, сколько света, сколько силы, сколько утешения в том, кого и от чего спасет Он!

Той спасет люди своя. Народ Израильский был по преимуществу народ Божий; ему преимущественно даны были обетования, для него прежде всего надлежало явиться Христу. И вот небесный вестник благовествует о Сыне Марии, Той спасет люди своя – Израиля. Итак, Иисус есть Тот самый Спаситель, Которого так давно ожидал израиль, – есть Тот самый, Которого желали видеть патриархи и не видели (Ин.8:56), о Котором столько величественного прорекли пророки, на Которого надеялись, на Которого зрели издали все ветхозаветные праведники (Деян.2:3). Той спасет люди своя. Язык пророков, прорекая о Спасителе Израиля, возвещал вместе с тем о спасении всего мира. Мессия – слава Израиля, вместе и свет во откровение языков. Людие ходящии во тме должны были увидеть свет велий, и над живущими в стране мрака мертвящего, надлежало воссиять животворному сиянию, когда родится Отроча (Ис.9:1–2). Всем нужен был Спаситель, и для всех обещан Спаситель – чаяние языков (Быт.49:10). Тем же языком пророчественным возвещал и вестник небесный, Той спасет люди своя. И нет другого имени под небом, данного человекам, которым бы надлежало нам спастись (Деян.4:12). Пред именем Иисуса-Христа должно поклониться всякое колено небесных и земных, и преисподних, и всяк язык – исповедовать в нем славу Бога Отца (Флп.2:10–11).

Той спасет люди своя от грех их. Израиль, к несчастью своему, в самое время явления Обещанного, терял из виду чистые понятия о Спасителе обещанном; люди обыкновенные; самая большая часть народа, ожидали избавления только от бедствий временных. Заботы о земле, об удобствах земной жизни, ослабляют, погубляют в душах святые помышления; они оставили в сердцах фарисейских лить мечты о временном счастье, о временной славе, о политической независимости народа. Но не таким спасителем должен был явиться Спаситель мира, по пророчествам. И не таким является Он. Той спасет люди своя от грех мир.

Иисус – Спаситель от бедствий духовных, – от бедствий, которые, начинаясь во времени, могут продолжаться целую вечность. Как тяжки, как страшны сии бедствия, и как они разнообразны.

Братия! грех омрачил зрение сердец наших; предметов самых необходимых для вечной жизни нашей, то вовсе не видим мы, то видим в полумраке, или в превратном виде. На что открыты глаза наши? Чем полны мысли наши? Землею, прахом. Что ж будет с нами, когда все земное кончится? Что за жизнь будет – жить целую вечность во мраке? О, какая это ужасающая жизнь! Братия! во Иисусе Христе вся сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол.2:3). Той бысть нам премудрость от Бога (1Кор.1:30). Если не будем на Него взирать сердцами нашими, если от Него не будем просить света, если Его учением не будем просвещать души наши, если в Его законе не думаем поучаться день и нощь, верен Бог – другого просветителя душ, другого света Божия для нас нет и быть не может. Один есть Свет истинный, Иже просвещает всякого человека грядущего в мир (Ин.1:9). Он возвестил о Себе, Аз семь путь, истина и живот (Ин.14:6). Будем зреть на Него неуклонно, будем содержать Его имя в уме и сердце непрестанно, да животворный свет Его просвещает умы и сердца наши истиною.

Грех как нарушение вечного закона Божия, подвергает нас вечному осуждению. А кто скажет о себе, что не грешен? Если мы многих грехов не сознаем на себе, если во многих случаях не чувствуем, как тяжко грешим пред Богом, то по той же причине, почему иной больной вовсе не чувствует, что он болен, хоть чрезвычайно опасно болен. Вси бо согрешиша, и лишена суть славы Божия (Рим.3:23). По естеству мы чада гнева, как зачатые во грехе (Еф.2:3). Одно средство для нас к примирению с Богом; это имя Того, о Ком благовествует ныне архангел Деве, Той спасет люди Своя от грех их. – Се Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин.1:29). Никакие подвиги наши, никакие уставы внешние, ни старые, ни новые, не спасут нас от вечного осуждения без теплой, пламенной веры в Спасителя мира. Аще бо законом правда, убо Христос туне умре (Гал.2:21). Бог во Христе мир примиряет Себе, не вменяя нам согрешения наших (2Кор.5:19). Тяжек грех для души нашей, язвительны укоризны совести; никакие пожертвования не мирят с нами Бога, не равняясь тяжести оскорбления, причиненного правде Божией. Сладчайший Иисусе! Ты Единый промыслитель наш, Ты Единый Спаситель. Сила греха! Сколько не поражаешь ты меня каждую минуту, но я живу упованием на сладчайшего Иисуса. Обременен я неправдами и беззакониями, но, пришел в себя, иду ко Отцу с правдою Сына Божия, а она достаточна для того, чтобы доставить всегда и для всех грехов очищение (Евр.9:11–14). Молю Тебя, Твоею же беспредельною любовью умоляю Тебя, сладчайший Иисусе, да сохранится до издыхания моего в сердце вера во всесильную силу искупительной жертвы Твоей! Апостол поучает нас, чадца моя, пишу сия вам, да не согрешаете, и аще кто согрешит, Ходатая имамы ко Отцу Иисуса Христа праведника, и Той очищение есть о гресех наших, не о наших же точию, но и всего мира (1Ин.2:1–2). Как не воссылать хвалы благодарной, как не покланяться, как не служить нам, сладчайшему Иисусу во все дни странствия нашего земного? Как не остерегаться греха, когда столько сделано для нас Иисусом для избавления от греха?

Если теснят нас бедствия временные и колеблют дух наш в служении Богу сердец наших, защита нам – Тот же сладчайший Иисус. Он Царь наш, с тем чтобы защищать и спасать верующих в Него от всех врагов их. Ему дана вся власть на небе и на земле.

Но тогда, как столько утешает нас великое имя сладчайшего Иисуса, слышим, некие старые приносят на нас жалобу благочестивому царю, «Господу нашему Иисусу Христу спасенное Его имя, нареченное от Бога ангелом, переменили же?» И хотят думать, что они-то одни и спасаются именем спасенным (Челобитная соловецк. стр. 73).

Что это за жадоба? Как переменили «спасенное имя?» Конечно, разумеют то, что мы говорим и пишем, Иисус; а жалующиеся говорят и пишут, Исус!

Но, любитель старины, подумай с смиренным вниманием, что значит, переменить имя кому либо, или чему-либо? Вот, например, когда святую церковь Христову, соблюдаемую благодатью святого Духа, и соблюдающую силу благодати врученное ей сокровище веры, называют именами укорительными, хульными, согласись, что в таком случае переменяют имя. И чему же переменяют? И кто переменяет? Рече Господь: иже аще речет брату своему, рака, повинен есть сонмищу; а иже речет, уроде, повинен есть геенне огненней (Мф.5:22). Вот и еще перемена имени. Осмотрись же боящийся Бога – любитель старины! Сообрази, то ли значит переменять имя, о чем ты думаешь, – сообрази и то, что, если так страшно переменять имя лицу частному и обыкновенному, как же ужасно давать другое имя целому собранию миллионов верующих!

«Господу нашему Иисусу Христу спасенное Его имя переменили же?» Пред целою церковью свидетельствовал и свидетельствую, что имя Господа моего есть имя единственного Спасителя мира, в Ком все утешение, все просвещение, все надежды жизни моей вечной. Молю и буду молить Самого же Спасителя Господа моего, чтобы для Его же имени сохранил во мне сию веру до гроба и за гробом. Желаю и надеюсь, что тем же признаешь Его для души твоей и ты, любитель старого. Ты и я веруем, должны веровать, что Исус или Иисус, есть Искупитель наш, единственный Спаситель грешников, Ходатай Бога и человеков. Так, благодарение Господу, вера в Господа Спасителя у нас одна. А если вера в Него одна; из-за чего же ты не миролюбиво удаляешься от меня? За что твоя жалоба? За что жестокое негодование? За что укоризны?

Разность в том, говоришь ты, что мы по-старому говорим и пишем, Исус, а вы говорите и пишите, Иисус? Но – подумай, это разность произношения и письма, а не разность имени. Это разность языка, а не сердца, разность пожалуй скажу, чьего-либо косноязычия, а не веры. Стоит ли все это того, чтобы ты раздирал ризу Христову так немилосердно и без опасения – относительно себя самого? Надобно ли для разности буквы вводить тебе раскол в церкви Христовой? Вот пример из евангелия, Преблагословенную Деву, Коей приносит ныне благовестие архангел, евангелист Матфей называет то Мариею, обрученей убо бывши Матери Его Марии Иосифови, то Мариам, Иосифе, сине Давидов, не убойся прияти Мариам (Мф.1:18, 20). Скажите, ужели надобно за эту разность отделяться от евангелиста Христова? Скажут ли Петру, Петер или Петр, назовут ли Ивана Иваном или Иоанном, ты понимаешь, что имя дают одно, и только произносят неодинаково, – и за эту разность никого не ведут в суд.

Если хотят, чтобы имя достопоклоняемое произносилось так, как произносилось оно в самой глубокой древности, пусть любят точность, лишь бы не вела она к раздору. Но зачем же не понимают, что ни Исус, ни Иисус, не есть самое древнее произношение достопоклоняемого имени? Мы видели, что архангел, благовествовавший Деве из дому Давидова, из племени иудейскаго, благовествовал на языке дома Давидова и, следовательно, «спасенное имя, нареченное от Бога ангелом», было Иешуа.

Если хотят знать, как евангелист записал сие имя, и как оно в первый раз написано в евангелии, т.е. с двумя ли гласными, Иисус, или, с одною, Исус, – приведу один пример, который, как думаю, может решить недоумение.

Варнава, муж времен апостольских, которого послание известно было уже во втором веке и было читаемо верующими с пользою для души, писал в своем послании, «Авраам, который первый употребил обрезание, предвзирая духом на Иисуса, обрезал дом, держася значения трех букв. Ибо сказано, и обрезал Авраам из дому своего десять и восемь, и триста мужей. Как же показано в сем ведение? I – десять, И – восемь, вот начало имени Иисусова!» «Так писал бл. Варнава. Нам с тобою дело только до букв, любитель старины. Итак, вот тебе первые буквы имени спасительного. Вот пример времен апостольских, где ясно можем видеть, что первыми буквами спасительного имени были буквы – IИ, и что «спасенное имя» произносили и писали тогда – Иисус. На новость сей древности ты не можешь жаловаться, не можешь жаловаться и на то, будто букву прибавили здесь неверные, ибо ни прибавлять, ни отменять ее здесь нельзя; две начальные буквы входят в состав самого учения бл. Варнавы: числительным значением букв, IИ, он учит, что имя Спасителя Иисуса было пред взором веры Авраама, Отца верующих.

Братия! спасение не в буквах старых или новых. Спасение в Иисусе Христе, а усвояется душою чрез веру, ту веру, которая за имя Спасителя готова отдать все, жертвует самыми любимыми склонностями сердца, самыми старыми привычками грешной души. Верою чистою, верою живою и действенною, будем благодарно славить Спасителя нашего, славя. Его со Отцом и Духом святым. Аминь.

1844 год.

В храме Благовещения, что на московском форштате.

И живот предобручает смерть.

Все чудно в Матери Господа. Я по рождестве Дева, и по смерти жива. Определением Вышнего положена смерть для всех детей Адама. Мария – дщерь Давида и, следовательно, Адама. Но, в Ней смерть уступает место жизни. Гроб каждого веет тлением и мраком, смерть каждого так мрачна; так печальна. Одр Богоматери – светел, как брачный чертог; смерть Её является не страшною или печальною, но радостною и торжественною. За дверью гроба Её отверзается светлая дверь неба. Здесь смерть об руку с жизнью. Живот предобручает смерть. При одре Богоматери как бы нет и смерти, смерть преобразилась в успение, т.е. в успокоение, подобное мирному сну. Здесь только преставление, т.е. как бы легкое перестановление с места на место, от места в мире видимом в селение мира невидимого. Не воссиявает ли еще свет с светлого одра Богоматери, собственно, и для нас странников печальной земли? Мы торжествуем тридневную смерть Господню, как живоносную для всех нас. Показывая гроб Господень, с отваленным камнем с пеленами погребальными, апостолы говорят: Христос воста от мертвых, начаток умершим бысть (1Кор.15:20). Не о том же ли проповедует и гроб Богоматери? Точно, о том же. Он говорит нам, вот и опыт, очевидный опыт того воскресения, которого Христос был началом. Пренепорочная так созрела на земли для неба, что и тела Её не могла удержат земля до общего воскресения. Так восхождение Богоматери с плотью на небо оставляет нам на земле мысль о преображении, которое последует некогда и с нашим телом. Если мы мало думаем о том, что будет с нами, с нашею плотью, это не служит к чести нашей. Как не думать о том, что непременно совершится с нами? Мы заботливы, мы предусмотрительны, относительно случаев земной жизни, которая, собственно, и не жизнь, а призрак, пар исчезающий. Как же не быть предусмотрительными, по отношению к жизни вечной, к жизни без перемен и без конца?

Нельзя желать, и никто не желает, чтобы в мире навсегда осталось все так, как теперь есть. Мы, к несчастью нашему, делаем худое, но и называем это худым, таким, чему не должно быть ни в нас, ни в других. Точно так разрушение, расстройство смерть – возбуждает только отвращение к себе в природе нашей. Не смерти, а жизни желаем мы. И это желание – не мечта, не произвол, а вдохнуто в природу Творцом нашим и Господом. Потому оно законное, такое, что рано или поздно будет выполнено. Сущии в теле сем воздыхаем отягчаеми, но мы не хощем совлещися, а хочем только, чтобы смертное поглощено было жизнью (2Кор.5:4). Грубое, больное, распадающееся тело тяготить дух наш, оно так много мешает ему в его стремлениях к небу. И, однако, к чему желать, чтобы уничтожилось это жилище духа? Нет, дух желает только, чтобы вместо тлеющего, земного жилища, дано ему было жилище небесное. О сем воздыхаем, в жилище наше небесное облещися желающе (2Кор.5:2).

Чистый взор видах во всей природе желание преобразования к лучшему, но не находит желания смерти. Все живущее, нисходя в свой гроб, оставляет в нем только прежнюю обветшалую одежду, чтобы явиться в новой, лучшей одежде. Червь строит себе паутинный гроб, чтобы воскреснуть крылатою бабочкою. Жизнь птицы погребена в яйце бездушном, и орлом воскресает из яйца бездушного. Безумием назвал апостол сомнение в воскресении мертвых. И он же указал безумию на самую смерть, как на свидетельство о жизни. Безумне, ты еже сееши, не оживет, аще не умрет; и еже сееши, не тело будущее сееши, но голо зерно, Бог же дает ему тело, якоже восхощет (2Кор.15:35–38). Для жизни зерна нужна смерть, в процессе тления его совершается процесс возрождения; брошенное в землю зерно гниет, а вместе с тем образуется из него росток, а из ростка – растение или дерево. Вот образ будущего возрождения тел наших! Прибавьте к тому другое глубокое наставление о природе, – наставление, какого не легко отыскать у философов мира. Вся тварь, говорит он, воздыхает, ожидая свободы чад Божиих, а вместе и своей, т.е. – борение жизни с смертью в природе видимой гораздо сильнее, гораздо действительнее в природе; чем может замечать чувственный глаз наш, или ум, омраченный страстями.

У Бога правды нет неправды, и Бог благий благ для всего. Всем бо явитися нам подобает пред судищем Христовым, да примет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла (1Кор.5:10). Тело вместе с душою покоилось или трудилось здесь; вместе с душою получит и воздаяние. Суетные помыслы, опасное обольщение, когда требуют от человека только духовных трудов, Христово учение того не требует. И льзя ли требовать, когда человек – не ангел, а облеченный телом дух? Напрасно стал бы ожидать человек и воздаяний только духовных. Многие не так ходят много раз говорил я о них и теперь говорю со слезами, что они враги креста Христова, их кончина погибель, их бог чрево (Флп.3:18–19). Ни в чем, ни чем, и никто не преступит ни одной черты в законе Божием без того, чтобы не заплатили ему сполна. Ты без страха и стыда творишь тело твое орудием греха; с рассеянной душою проводишь жизнь в неге и роскоши; пост, труд, вольное изнурение тела считаешь излишним. О! бедная душа, ты и не воображаешь, какая страшная участь ждет тебя! Не скорби и не думай, Христов труженик, что будто какой-либо труд тела твоего совершен без пользы для тебя в вечности. Все твое отдано тебе будет к твоей радости. Тело смирения, тело слабое, когда участвует в страданиях Христовых, когда носить в себе мертвость Господа Иисуса (2Кор.4:10), расцветет там жизнью вечною. Если мы под час бываем столько добры, что оказываем внимание и к малой услуге, небесный Отец наш – весь благость. Чаша студеной воды твоей, щедрый мирянин, поданная во имя Христово, на памяти у Христа Господа. Слабо, немощно тело наше, но оно храм Духа Божия, по вечной любви Искупителя. Как же можно думать, чтобы храм Господа погиб? Нет, то, что возлюбил Господь, будет жить или для того, чтобы еще более открылась в нем благость любви Божией, или для того, чтобы прославилась правда Божия.

Слушатель мой! если ты христианин в душе, для тебя невозможно сомневаться в воскресении почивших. Там нет веры Христовой, где нет веры в воскресение мертвых. Аще воскресения мертвых несть, то ни Христос восста, аще же Христос не восста, тще убо проповедание наше, тща же и вера ваша (1Кор.15:13–14).

Для чего Сын Божий стал сыном человеческим? Для того, чтобы оживить умерших. Он – вторый Адам для нас (Рим.5:17, 21), В первом Адаме все умерли, во втором все оживут; в первом Адаме не только дух растлелся страстями, но и тело подверглось болезням и тлению; силою второго Адама оживет тело, как оживает дух. Он – первенец, но не над мертвыми, а над живыми (1Кор.15:20). Он глава наша; мы члены Его. Жива глава, оживут и члены. Чистая плоть Его не видела истления; грешное тело наше подвергнется тлению, но не погибнет. Христос Господь преобразит тело смирения нашего, яко быти сему сообразну телу славы Его, по действу, еже возмогати Ему и покорити Себе всяческая (Флп.3:21).

Не дивно, что смерть еще в мире. Жатва еще не приспела, мир – доселе еще поле, на котором еще сеется и растет все, терние вместе с пшеницею, любезное Богу вместе с неугодным Ему. Но все это – до времени. Пусть те, которые ходят по своим похотям, не говорят: где есть обетование пришествия Его? (2Пет.3:3–4), дождутся обещанного. До времени – скорби для души, до времени – воздыхания для мира. Те и другие Отец назначил для обучения детей своих. Кончится время обучения, – кончатся и скорби со смертью. И теперь остаются нетленными тела праведников, и даже больше творят сил и чудес, чем творила в жизни стихийной. Не веришь, как Фома? Осяжи и виждь. Ступай – смотри глазами, осязай своими руками; поверь известие историей. Истина православная не боится твоего испытания. Что же значит это нетление Святых, как не начало всеобщего воскресения, всеобщей победы Христовой над смертью? Теперь только начало. Будет время, когда торжество Христово откроется в полном виде. Вот почему вера в нетление Святых так необходима в составе чистого христианства! Христос – Царь столько же мудрый, сколько и могущественный. Будет время, когда и последний враг испразднится – смерть. Подобает бо Ему царствовати, Дóндеже положит вся враш под ногама своими (1Кор.15:25–26).

Чего не в силах теперь сделать для себя тварь, то совершит Творец. Человек мог внести смерть в состав свой, от его воли зависел грех. Но от его воли не зависит ввести жизнь в расстроенный организм телесный; не зависит оттого, что сама воля расстроенная отторглась от Источника жизни, откуда могли проливаться на человека потоки жизни. Еще менее способов у самого тела возвратить себе улетевшую жизнь. Даже вся природа, никаким процессом, не в состоянии совершить преобразования тела нашего в тело бессмертное; не говорим о соединении тела с душою. В целой природе едва достает жизни только для себя, для своих частей; она сама борется с смертью и воздыхает, от человека ожидая себе свободы. Но Тот, Кто принял на себя обновить и усовершить человека и природу, Тот – Всесилен. Он преобразит тело смирения нашего по действу, еже возмогати Ему всяческая.

Иже преобразит тело смирения нашего, яко быти сему сообразну телу славы Его. Славно было воскресшее тело Иисусово, славно будет и тело верующего в Иисуса. Оно будет то же тело, которое здесь увядало для земли, но преобразится, как преобразилось тело Иисусово. Оно изменится и прославится. Сеется тленное, а восстанет нетленным, сеется немощное, восстанет сильным; сеется душевное, восстанет духовным (2Кор.15:42–44). Теперь оно грубо, мрачно, тяжело. Тогда будет тонко, легко и светло (Мф.13:43). Дух благодати, оживлявший здесь тело и дух праведника, там исполнит душу и тело его светом, миром, радостью и блаженством. По мере благодатного просвещения на земле, обновлены и прославлены будут дела для той жизни. Отселе различные степени прославления тел под новым небом и на новой земле. Звезда бо от звезды разнствует во славе, такожде и в воскресении мертвых (1Кор.15:41).

Иже преобразит тело смирения нашего, говорит апостол, имея в виду подобных ему страдальцев веры. Что же сказать о теле грешника? Оно не погибнет, как бы ни хотелось грешнику, по гласу Господню все оживут (Ин.5:28). Каково же оно будет? Коемуждо семени свое тело (1Кор.15:38), говорит апостол. Какова душа, таково будет и тело; иначе, каковое семя образовала душа из своего тела, таков будет и плод. Тело грешника будет нетленным, но не на радость, а на муки и страдания. Дикие страсти души и здесь кладут печать свою на теле. Там эта печать будет виднее, так как тело лишится грубых частей своим. Здесь страсти души обнаруживаются страданиями тела, даже смертью. В вечности смерти не будет, но от того, тем страшнее страдания, которыми душевные страсти терзать будут тело. Для нетленного тела не нужна пища, но ненасытная страсть к роскоши, которую ты воспитал в себе, будет терзать и душу, и тело твое. Ни сладкого питья, ни вкусной пищи ме потребуется там для тела, но голод и жажда страстей тем будут мучительнее для нас, что будем сознавать бессмыслие воспитанных страстей, будем терзаться скорбью, но без пользы, – зачем губили и время, и силы на пустые удовольствия земли? зачем во зло употребляли дары Божии? зачем преступали известную волю Отца и благодетеля нашего? Тонок яд, но капля яду и – какая мука! Тело грешное будет тонко, все земное, грубое спадает с него. Но оттого-то яд греха, проникший тонкое тело, невыразимо страшными муками будет терзать его и душу. Грядет час, в он же вси сущий во гробех услышат глас Сына Божия. И изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда (Ин.5:28–29). О, Господи, даждь ми помысл о грехах моих.

Слушатели! в вечности перемен не будет, но во времени мы можем переменяться, можем из сынов погибели соделаться наследниками неба, или из чад благодати низвести себя до безвозвратной погибели. Молитвами и заступлением Матери Твоей Господи, даруй всем нам окончить земной путь наш в покаянии и вере, с твердою памятью об ожидающей нас участи – за гробом! Аминь.

1847 год.

Отчего так ясен, так светел настоящий день в православной церкви? Представьте, на огромном пространстве России, в Европе, Азии, Америке весел, радостен настоящий день, как не многие другие. Отчего это? Оттого, что Матерь Христа Господа не умерла, а жива. Оттого, что на небе Та, которую слушал Сын Её на земле, – пред престолом Сына своего Та, которой Сын повиновался и во днях плоти. Сколько надежд нам на помощь живой Матери Господа! Сколько верных, твердых надежд на любовь живой Матери любви! Если Она, исполненная любви к Богу и нуждающимся. июлям, много могла и на земле у Бога – Сына своего, то, без сомнения, более теперь, чем прежде, любит Она исповедников имени Сына Ея, – без сомнения, более во славе, чем сокрытая смирением, может испросить для нас у Сына своего. Какой свет просиявает из гроба Ея! Благодатная Дева уснула тихим сном, и скоро дослала для вечной жизни. Не верный ли это опыт того, что и все мы некогда воскреснем, что и наша плоть, как одинаковая человеческая плоть с чистым телом Марии, так же воздвигнута будет в жизни словом одного и того же всесильного? А истина воскресения сколько света разливает для ума! Сколько утешительна она для сердца! Сколько назидательна для каждого! Так, настоящий праздник православия имеет высокое христианское значение, по отношению мысли о бессмертии к жизни нашей. Рассмотрим ближе это отношение – отношение мысли о бессмертии к нашей жизни.

Мысль о воскресении праведных в блаженную жизнь поучительна для ума. Если воскреснем мы в жизнь вечную, то воскреснем, без сомнения, в другом мире. Преобразованное тело потребует другого жилища, более способного для тонкого тела. Будет ли это совсем другая земля? Будут ли совсем новые стихии созданы? Нет. О создании другой земли и другого неба не говорит нам откровение. Нова небеса и новы земли, в них же правда Божия живет, по обетованию Господню, чаем (2Пет.3:13), говорит апостол. Заметьте, что апостол, ожидая для себя и других новой жизни, ожидает вместе новой земли и нового неба. Заметьте и то, в каком отношении называет он ту землю новою, и то небо новым? В том, что на той земле, в том небе будет жить одна правда Божия. Итак, истребление будет относиться только к неправдам, только к грехам, а не к земле и небу; истреблен будет только грех, уничтожатся только нечистоты, которые оскверняют теперь землю. Земля и небо обновятся; в страшном огненном перевороте очистятся они, как в земном нашем огне очищается металл. Теперь вся тварь, вся видимая природа воздыхает вместе с нами, ожидая своего и нашего избавления от суеты, которой покорила ее суета человеческая. Эти воздыхания твари, эти живые надежды её, без сомнения, исполнятся, потому что они, как в них, так и в нас, насаждены Богом, потому что тогда, как. исполнятся наши надежды на освобождение от суеты, нет причины, почему бы остались неисполненными надежды страдающей, по нашей вине, твари. Она освободится от рабства тлению и вступит в свободу славы чад Божиих (Рим.8:21). Так, вместе с воскресением мертвых, явится новое небо, новая земля. Итак, земля наша не будет страною проклятия. Она не будет более страною беспорядков, которые столько заслоняют от взора нашего совершенства созданий Божиих. Тогда мир Божий откроется в новом виде, в том прекрасном виде, в каком вышел он из рук Творческих. Теперь мы видим духовные предметы как в зеркале, постигаем их только догадками. Тогда увидим их лицом к лицу. Вот почему чистые умы не тревожатся любопытством, не волнуются сомнениями при встрече с затруднительными вопросами о мире и странных событиях земной жизни. Просвещенные мыслью о воскресении и будущем преобразовании мира, они знают, что и мимо наших заботь откроются тайны Божии в определенный для того период бытия. «Возлюбленные, так говорит один из них, ныне мы чада Божия, – и еще не открыто, чем будем мы, но знаем, что, когда явится Он, будем подобны Ему, ибо увидим Его, каков Он есть» (1Ин.3:2). «Отчасти разумеваем, говорит другой, отчасти пророчествуем, когда придет совершенство, тогда, то, что отчасти, уничтожится. Ныне разумею отчасти, тогда же познаю, как и Он познал меня» (1Кор.13:9–12).

Истина воскресении в жизнь вечную утешителя» ли сердца. Как дороги сокровища той жизни! Как высоки красоты неба! Как несравнимы радости жизни за гробом! Никакие страдания земные не могут значить что-нибудь в сравнении с славою будущего века. Может ли овладеть душою, может ли коснуться души уныние, когда она сквозь мрак скорбей зрит на зарю бессмертия? Пусть, говорит она, грешное тело изнемогает в страданиях, если слабеют вместе с тем страсти его, – это одна из лучших услуг мне; если тлеет грубая земляность плоти, тем легче будет восход в жизнь нетления. Тело смирения, тело слабое, бренное, земное, когда носит в себе мертвость Господа Иисуса, будет преображено в светлое, славное тело, подобное прославленному телу Иисусову (Флп.3:21; 2Кор.4:10). Чего же больше? Бедность, низкое рождение, безуспешность в житейских делах, неправды людей держат вдали от благ мира. Но, что значат земные блага для жизни бессмертной? Менее, чем мечта мимолетная. И, о если бы – только это они значили! К несчастью, при всей пустоте их, душа незаметно уязвляется пристрастием к ним, и страсти переходят в ту жизнь на муку душе, на муку тем более страшную, что предметов страсти там не будет, а душа страдать будет только от жажды, ничем не утоляемой. О! дальше, дальше от опасных благ мира. Там, за гробом – блага нетленные, дышащие миром, несравнимые ни с какими земными сокровищами. Неверующий боится смерти. И как не бояться ему? За гробом все так мрачно для вето, надежд на покой нет ни одной; хотелось бы не верить, что придется еще жить, но и отказаться от желания жизни нельзя; жить надобно, но как страшно жить с грехами! И где жить? Только вера, живая вера в Господа Иисуса – победителя греха и смерти смотрит на смерть, как на краткий сон плоти в недрах земли, как на дверь в чертоги Отца небесного; она знает, что верующий, аще и умрет, оживет (Ин.11:25) для блаженной вечности, уготованной заслугами Господа Иисуса; она твердо знает, что близкие сердцу её, хотя оставили землю, не разлучились с нею, а живут у Господа живых и мертвых; знает, что в дому Отца небесного много обителей, как неодинакова и готовность странников земли для тех или других радостей, для того или другого покоя. Пусть бренный состав тела разрушается, – в душе верующей царствует покой, так как она давно готова была к тому, так как она знает, что для нее будет другое, лучшее жилище. Блажены мертвие умирающий о Господе (Откр.14:13).

Апостол Петр, сказав о будущем воскресении тела и мира вещественного, говорит потом, темже, возлюбленнии, сия чающе, потщитеся нескверни и непорочны тому обрестися в мире, и Господа нашего долготерпение считайте за спасение (2Пет.3:14–15). Что это значит? То, что уверенность в воскресении требует от нас, побуждает нас, чтобы мы тщились, не кое-как думали, не кое-когда озабочивались, а употребляли все старание, заботились постоянно о том, чтобы явиться не скверными, незапятнанными нечистотой мира, и непорочными, свободными от всего, что может возбудить гнев вечного Судии. Весть Господь, говорит апостол, неправедники на день судный мучимы блюсти, наипаче же во следа плотские похоти сквернения ходящие (2Пет.2:9–10). Берегите сосуд Духа Божия – тело, дабы не воскреснуть ему для того только, чтобы гореть в геенне. Мысль о воскресения и суде требует, чтобы мы были в мире, не тревожили покоя совести нечистыми делами, а если и согрешим в чем, спешили бы возвратить повой покаянием и верою. Уверенность в воскресении требует забот, чтобы обрелись мы непорочными пред Тем – пред Господом нашим, а не казались бы непорочными только в глазах мира, ибо там будет судить нас не мир, который сам будет стоять под ответственностью; мало и того, если бы казались мы порядочными в глазах своих, пред своею совестью, ибо суд каждого о себе самом обманчив, подкупается самолюбием и разными страстями; если и не зазрить нам сердце, есть Тот, Кто больше сердца нашего, говорит апостол. Надобно, чтобы поставляли мы себя пред лицем Господа, и по Его суду поверяли жизнь свою; а как этот суд строг! Он осуждает и за нечистые мысли, и за мирские побуждения, и за тайное тщеславие, и за скрытую гордость, и за намеренные неправды, и за невольные движения досады. Чего еще требует от нас уверенность в воскресении? Господа нашего долготерпение считайте за спасение. Не думайте, как думают учители лжи, что, если доселе не явился Судия грозный, для суда над всеми, это будто значит, что и вовсе не явится. Нет, Он, по милосердию своему, медлит судом Своим, ожидая покаяния грешников, ожидая, чтобы как можно более явилось спасающихся скорбями о грехах; Он есть любовь и желает только спасения грешника, а не погибели. О, грешная душа моя! Не употребляй во зло долготерпения Божия, не употребляй на погибель себе милосердия Божия. Спеши спасаться от греха, как от огня, пока есть время для того; спеши сеять добрые семена в сердце твоем, дока не настала жатва.

Путем гроба низойдем мы, братия, в бессмертие по душе и телу, но на муки, или на радости, это зависит от того, какие посеем здесь семена. Матерь Божия! Милосердая Матерь Милосердого! Подай нам свет мысли и твердость воли, да мысль о блаженном бессмертии Твоем будет плодоносною в нас к славе Сына Твоего. Аминь.

1848 год.

О! дивное чудо, источник жизни во гробе полагается.

Стихира праздника.

Подлинно изумительное чудо! Пусть бы обыкновенная из дщерей земных возвратилась в землю, откуда взят телесный состав человека. Пусть бы персть, даже освященная благодатною жизнью, но быть может не довольно проникшаяся жизнью нетленною, заплатила дань тлению. Но Та, которая носила во чреве своем самое Начало жизней, превознесенная выше бесплотных духов святых, идет общим путем смерти! Изумительное чудо! Что ж это за закон, столько неумолимый ни для кого из живущих на земле? Как много горьких жалоб на него! Как много слез заставляет он лить! Бывает даже и то, что не хотят и плакать о печальной доле, а только издают глухой ропот на суровый гаков смерти и даже касаются ропотом самого Владыки живота и смерти. О! ты, чья память приводит нас в трепет, поведай, как назвать нам тебя, врагом нашим, или другом? Скажи, отчего так неумолима ты ни для младенца невинного, ни для юности цветущей, ни для зрелого мужества, ни для украшенной сединами старости? Братия! на путях природы получаемые ответы на сомнения бывают как-то неясны. Поучимся у святой веры о значении неизбежной смерти.

Человеком грех в мир вниде и грехом смерть (Рим.5:12). Оброцы греха смерть, дарование же Божие живот вечный (Рим.6:13). Так учит апостол Христов. Значит, пока не входил грех в мир, не было смерти в мире и была только жизнь. Значит, если бы не преступил человек воли Божией, то он и не умер бы. Как же это так? Как стихийное тело могло быть неприкосновенным порче и разложению? Точно также, как будущее тело наше, тело воскресшее, будет нетленным и бессмертным. О! грех – страшный яд. Мы пьем его как воду; а каждая капля его вносит разрушение в состав наш. Если мир давно не превратился в развалину действием греха; то это не от бессилия греха, а от силы благости Божией; – это от того, что Бог дарит нам жизнь свою, призывая на покаяние, дарование Божие живот вечный.

Так нечему дивиться, что грешный человек умирает, смерть есть естественное следствие греха. Можно изумляться только тому, что и после того, как снисходил на землю Начальник жизни. Господь Иисус, смерть продолжает властвовать на земле. Но что, собственно, по званию своему совершил для нас Искупитель мира на земле? Принесши за нас жертву небесному Правосудию на алтаре крестном, Он отнял от греха силу вечного осуждения, которому подвергал грех грешника. Послав Духа Утешителя. Он даровать людям силу побеждать в себе порчу греха и быть сильными исполнителями воли небесного Отца. Таково великое дело Его для людей! Ожидать ли еще и того, чтобы вселенская смерть уничтожена была им во гробе Его? Ожидать сего значило бы тоже, что ожидать создания нового человека и уничтожения потомства Адамова. Ибо как иначе уничтожить за раз повреждение, произведенное в человечестве ядом греха? Разрушить же свое создание может человек, но не может Бог, которого все дела неизменны. Премудрый не переделывает того, что раз создал Он. Да и если смерть есть только действие греха, то Премудрому оставалось только дать силы человечеству для побеждения в себе греха, чтобы потом уничтожилось последствие греха. Так это и исполнено. Христос Сын Божий, вечная Премудрость, дав свободной воле средства исправлять, что испорчено его в Его создании, дает время распространяться жизни Его не большое число людей. Он ведет дела мира к тому, чтобы покорены были Ему все враги Его. Придет время, когда уничтожен будет и последний враг, смерть (1Кор.15:26).

Чудны дела Твои, Господи! Смерть, как следствие греха в людях, – враг наш, наш убийца. Но Ты и из врага нашего со делал нам друга.

Что такое жизнь земная для праведника? Цепь скорбей и страстей, борьба постоянная с искушениями внутренними и внешними. Он устремляет все силы к тому, чтобы хранить чистоту в чувствах, ясность в мысли, непорочность в желаниях; а между тем то та, то другая похоть оскверняет душу, к её скорби глубокой. Вси хотящии благочестиво жити гонимы будут, сказал апостол. И с какою точностью исполняется это апостольское слово! Злой язык сыплет брань и укоризны на невинного. Клевета придумывает способы омрачить честь достойного. Лукавое око находит пятна в самой чистой добродетели. Упорная злость давит беспомощного, насмехаясь над всяким законом. Отягченный скорбями жизни, праведник ждет смерти, как ангела утешителя. Вскуе пришельствие мое продолжися? вопиет он пред Господом. Он желает смерти, не желая потерять какое-либо из сокровищ души среди грозных искушений жизни. Он желает смерти, по уверенности в готовом для него блаженстве за гробом. Какая разность для него быть со Христом Господом, которого любит он всею душою, и странствовать в печальной стране, вдали от Господа (1Кор.15:19). Какая разность зреть, как в тусклом зеркале, дела Божии, гадательно помышлять о них, под завесою мира вещественного, и видеть откровенным лицом премудрость Божию, яко же есть!

Скорбят и негодуют, когда смерть похищает милую душе юность. Вступают в борьбу с Господом, не желая расстаться с дорогим сердцу младенцем или юношей, похищаемым смертью. О! если бы внимательно изучали пути Господни, не давая пристрастиям воли над душою, как легко увидели бы, что не сокрушаться скорбью, а радоваться надобно о том, чья жизнь прерывается в младенчестве или юности. Лучше ли бы было, если бы пороки жизни покрыли грязными пятнами столько милое лице невинности? Лучше ли бы было, если бы лукавые страсти помрачили ум и сердце и завлекли на распутия жизни преступной? Если же, собственно, для себя, для своего утешения, желали бы видеть в живых дорогое дитя, то пусть себя и разбирают, стоят ли желаемого утешения, могли ли пользоваться им, как следует пользоваться?

И для кого, о Господи! смерть не составляет благодеяния, после того, как зло так глубоко проникло в духовный состав наш? Чем была бы жизнь земная для людей забывчивых о назначении жизни, если бы не прерывалась она смертью? Страшно представить себе жизнь порочную без конца. Не радость – жизнь грешника после того, как выслушает он последний грозный приговор себе, но период неполной жизни его, какова жизнь без тела до суда всеобщего, подает еще надежды приятные на перемену участи его. А бесконечная жизнь грешника, который живет на земле только для того, чтобы умножать беззакония и возрастать в нечестиях сердца, – какая ужасная жизнь! Так, суд Божий грешникам, – смертью умрете, был судом правды Божией, но вместе и судом милости.

Почему же для многих смерть так страшна, что не хотят и думать о ней? Отчего образ её так грозен для иных, что смотреть на него кажется им тоже, что расстроить мысли свои надолго и повредить здоровью? Не оттого ли, что быть может дорожат жизнью, как поприщем для совершенствования духовного? О! нет, совсем нет! Жизнь земная, как урочное время для врачевания больной души, действительно составляет дар благости Божией. Но о спасении ли души думают те, которые трепещут смерти? О нем они всего менее думают. Желают жить, желают долго жить; но для чего живут? Живут, как показывают дела, для того чтобы ругаться над даром Божиим. День и ночь заняты суетою, и им некогда готовиться к переходу в другую жизнь; засыпав себе очи прахом суеты, они не видят, не понимают назначения жизни земной. Им не хочется думать о смерти, потому что мысль о смерти будит их от сна, в каком проводят они жизнь. Им жаль, им больно расстаться с привычными делами страстей, а мысль о смерти невольно прерывает ряды дел суетных. Они дорожать суетою и боятся того, что в состоянии сокрушить идолы сердца их. Бедные! они называют расстройством мыслей, порчею жизни свое пробуждение от летаргического сна греховного, производимое благодетельною мыслью о смерти. Жалкий грешник! как ни грозною тебе кажется смерть, призывай к себе чаще образ её, он будет разрешать тебя от уз, которыми связал тебя грех на погибель твою.

Боже милости и щедрот! по ходатайству Владычицы нашей Богородицы сотвори, да памятью о неизбежной смерти нелениво поучаемся мы спасению грешных душ, к славе имени Твоего святого. Аминь.

В святогорском монастыре.

1851 год.

Телесное обучение вмале есть полезно,

а благочестие на все полезно есть,

обетование имущи живота настоящего и

грядущего (1Тим.4:8).

Приветствую вас с радостью, благочестивые жители города Харькова. Благочестие ваше украсило икону Богоматери дорогою ризою. Для кого это служит приобретением? Для вас, добрые мои харьковцы. Небесная Царице! чье усердие к Тебе осталось без награды? чьи вздохи пред Тобой не услышаны Тобой? Други мои! Она, Царица небесная – заплатит нам за усердие к Ней. Приношение наше, без слов, будет напоминать Ей о нас, где бы мы ни были, и здесь, среди искушений мятежной жизни, и там в вечности, где особенно нужен нам Её покров.

Благочестие христианское – великое благо для нас, странники земли. К сожалению, иные частью недовольно понимают важность благочестия, частью не искренно прилагают к сердцу требования благочестия. Обратимся вниманием к апостольским словам о значении благочестия для нашей жизни. Телесное обучение, говорит ап. Павел, вмале есть полезно, а благочестие на все полезно есть, обетование имущи живота настоящего и грядущего. Размыслим об учении апостольском.

Что разумеет апостол, говоря о телесном обучении? Обращаясь к тем временам, когда жил Тимофей, поучаемый апостолом, видим, что обучение телесное означало тогда преимущественно обучение тела ловкости и крепости упражнениями; это обучение составляло тогда весьма нужную принадлежность человека образованного, принадлежность, без которой нельзя было занять видное место в свете. Так телесное обучение того времени означало не только упражнение, нужное для укрепления здоровья, но и такое отличие видимое, которое давало права на преимущества в свете. Иначе, возводя частное к общей апостольской мысли, находим в телесном обучении всякое занятие, относящееся к пользам земной, стихийной, жизни, как то, художества, военное искусство, агрономию, медицину, торговлю и тому подобное.

Какое же достоинство приписывает апостол телесному обучению? Вмале есть полезно, говорит он. Он не говорит, что телесное обучение вовсе ненужно, вовсе бесполезно. Нет, его рассуждение – не то, что рассуждение каких-либо мечтателей, по его рассуждению, для земной жизни нужны свои средства и – нет греха, когда приобретают эти средства. Если земледелец отыскивает лучшие приемы земледелия, это – не беда. Если купец ищет, как удобнее продать и купить; и – это в порядке вещей. Апостол сам занимался деланием палаток и строго осуждал тех, которые, под видом благочестия, не хотели заниматься никаким трудом. Слышим некие, писал он солуняном, бесчинно ходящие у вас, ни что же делающие, но лукавно обходящие, занимающиеся пустыми разговорами. Таковым запрещаем и молим о Господе нашем Иисусе Христе, да с безмолвием делающе, свой хлеб ядят (2Сол.3:11–12). Так телесное обучение – полезно, но в какой степени полезно оно? Вмале есть полезно, говорит апостол. Почему же мало полезно? Мало полезно и потому, что все земное не прочно, ненадолго является и как пар исчезнет (Иак.4:14); мало полезно и потому, что далеко менее важно оно, чем все относящееся прямо к душе, к её вечному спасению. Что значат все земные науки, все стихийные приобретения в сравнении с бессмертною душою? Так, как бы ни было почетно твое стихийное занятие, как бы много ни доставляло оно тебе выгод для жизни земной; помни слово Апостола, телесное обучение вмале есть полезно. Занимайся телесным обучением, но не более, как мало полезным; берегись того, как бы, занимаясь более, чем стоит оно, не оскорбить достоинства души богоподобной, не подвергнуть опасностям вечной участи её. Кая польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит? Все земное, как бы почетно оно ни было, кончится для тебя, пробежит, как волна быстрая, промчится, как ветр неуловимый, исчезнет, как пар неосязаемый. С чем же останешься ты? С душою, гонявшеюся за ветром. Какая бедная, как жалкая участь! О! ищи занятия, о котором по праву сказал бы ты, оно не вмале полезно.

Апостол противополагает телесному обучению, мало полезному, благочестие и уже тем самим указывает на преимущество благочестия. Прямой отзыв его о благочестии таков, оно на все полезно есть. Какая обширная важность дается благочестью! Так ли судит мир о благочестии? Бедный мир! как он близорук! По суду апостола, для каждого состояния, для каждого звания, для каждого возраста, для людей всех времен и народов, благочестие составляет приобретение самое полезное – самое нужное. Апостол прилагает учение свое о важности благочестия к двум периодам или положениям жизни нашей, ко времени и вечности. Благочестие на все полезно есть, обетование имуще живота настоящего и грядущего, на все полезно, так как ему принадлежит все, что лучшего обещано для временной жизни и все, что ожидает нас радостного в будущей.

Так напрасно, несправедливо говорят, будто благочестие – не нужная, бесполезная вещь для мира. Нет, оно-то и есть самое лучшее, самое нужное сокровище даже и для земной жизни нашей. Оно составляет самую прочную опору для семейного и гражданского быта людей. Подумайте, чем держится мир весь? Законами Божиими, волею Всемогущего. Как же хочет человек устроить себе счастье, тогда как выступает преступною волею из границ, назначенных ему волею Божией, возмущается страстями против распоряжений Божиих? Слово Божие верно, очи Господни на праведные и уши Его в молитву их, лице же Господне, лице гневное, правосудное, на творящие злая, еже потребити от земли память их (Пс.33:16–17). Слушатели мои! если дорожите вы семейным счастьем, если милы вам дети ваши и их покой, богатейте благочестием, – оно низведет благословения Божии на вас, на дом ваш, на детей ваших, на их будущность. О Боже мой! кто же не видит горьких плодов греха? Что влечет за собою роскошь? Что следует за распутством плотским? Страсть к честям и славе чем наделяет? Откуда раздоры и распри между вами? Не от страстей ли, воюющих в членах ваших (Иак.4:1)? Проклятие от Господа на дом нечестия (Притч.3:35), а дом праведника будет стоять, и куща его процветет долголетием (Притч.14:11). Ищите прежде царствия Божия и правды Его и сия вся, все нужное для земной жизни, приложатся вам (Мф.6:23). Вот учение откровения Божия! И тоже говорит нам опыт веков.

Земля – не рай; здесь на всех путях – горечи; а души благочестивые и по особенному распоряжению Божию бывают под гнетом бед. Но – дело в том, что нечестие не умеет пользоваться ни счастьем, ни несчастьем; а для благочестия страдание – радость. – «Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии; научился всему и во всем – научился быть в сытости и терпеть голод, быть в обилии и в недостатке» (Фпл.4:12), так говорит христианин и стоит выше переворотов судьбы. Вера научает предавать волю свою воле Отца небесного и спокойно смотреть на бури жизни земной. Чего бояться тому, кому нечего терять на земле, после того как все свое предал он Господу? Аще Бог по нас, кто на ны? Об одном забота у христианина – об усмирении страстей сердечных об исцелении души от греха. Но когда вздыхает он о немощах, плачет об ошибках, жаждет правды, которой нет у него, Бог, богатый милостью, подает душе уверение в усыновлении её небу чрез Христа Иисуса; – дух благодати, нисходя во глубины её, утешает, наставляет, укрепляет, животворит ее для подвигов благочестия. И как сильна является душа, укрепленная Божией силою! Кто ны разлучит от любве Божия? говорит она. Скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч? Во всех сих препобеждаем за возлюбльшего ны (Рим.8:35, 37). То ли бывает во время бед с душами, необученными благочестием? Жалко бывает смотреть на эти бедные души. Вы видите сколько же низости, столько же малодушия в несчастии, сколько было у них гордости в счастье, столько же порывов отчаяния и безнадежной горести в беде, сколько были самонадеяния в светлые дни.

Суеты мирские, то бурные, то упорные не дают нам ни времени, ни ревности заняться вечною судьбою своею. И мы не думаем, мы не заботимся о том, что нужно нам в вечности, что дороже всего будет для нас за гробом. Ах! братия! для жизни за гробом нужно нам одно благочестие христианское.

Страшно подумать (каково же будет терпеть), за гробом целая вечность мук для нечистого грешника. О! служите Господу, а не страстям; чем только можете, служите. У тебя есть избыток богатства? Не расточай его жизнью распутного сына, употребляй на славу Божию, иначе будешь гореть в огне без прохладном. У тебя нет достатка? Ты беден? Терпи бедность, терпи для Господа, не гневи Его желаниями чужего, или ропотом на свою долю; терпи, оплакивай грехи свои, которых так много. Облечен ли кто властью? Охраняй правду, защищай невинность притесненную, отирай слезы вдовы и сироты, не славь себя, а Бога. Иначе страшно тебе будет на суде всемирного Судии. Ты притеснен судом неправды? У тебя отняли твое? Не язви людей укоризной, отдай суд Господу, готовь ответ за свои дела. Дорожите, други мои, правилами благочестия. С земли не видно, как велико блаженство, готовое для благочестия. Но оно велико, как и несомненно, потому что благ и праведен Бог, потому что верен Тот, Кто обещает награды нам. Возлюбленнии, ныне чада Божия есмы и не у явися, еще не открыто нам, что будем? Вемы же, яко егда явится, подобны Ему будем, ибо узрим Его, яко же есть (1Ин.3:2); так говорит нам один тайнозритель. Егда же Христос явится, живот ваш, тогда и вы с Ним явитеся во славе (Кол.3:4), говорит другой вестник Божий. Видите, и то, что открыто нам о будущей славе жизни христианской так многозначительно, так важно, что, если бы размышляли мы о том, нам не пришло бы и на мысль гоняться за земными удовольствиями, столько пустыми и вредными.

Господи Иисусе! отврати очи наши во еже не видети суеты. Благий и Всемощный! сотвори, да зрим мы на единую спасительную для нас волю Твою; сотвори, да сердцем искренним, до последнего вздоха повторяем слово твое святое, едино есть на потребу. Аминь.

1852 год.

Бывайте же друг ко друзу близи (Еф.4:32).

Так заповедал апостол христианам своего времени. Не должен ли и я сказать тоже христианам сей страны? Обязанный званием видеть на местах, капо пребывают братия в вере (Деян.15:36), с скорбью вижу, что есть нужда повторить здесь заповедь апостола, что надобно желать для пастырей и пасомых сего края, чтобы не было между ними напрасных жалоб, вражды и ссор. Дело не в том, чтобы обязанные надзирать за другими, или вопрошаемые о других начальством, скрывали действительные беспорядки и преступления. Неприличны, оскорбительны для совести христианской вражда и ябеда.

Какое прекрасное зрелище представляют собою люди, у которых одно сердце и одна душа! (Деян.4:32). И как возмущается чувство при виде тех, которые как будто для того и живут, чтобы враждовать между собою и ссориться! Сама природа, само сердце наше говорит нам, что вражда – состояние неестественное, состояние такое, которому быть не должно. Бог наш несть Бог нестроения и вражды. Он Бог мира и любви. Это говорит нам сама душа наша, и она же осуждает в нас всякую неприязненность к другому. Пророк Елисей каждый раз, как проходил чрез одно селение, был с любовью принимаем благочестивою женщиною и находил покой в её доме. Признательный к доброй жене пророк раз сказал ей, се удивила еси нас всем попечением сим. Что подобает сотворити тебе? Аще есть тебе слово к царю или ко князю? Что же, думаете вы, при таком вызове великого пред Богом и людьми человека, отвечала благочестивая жена? Она же рече: несть, посреди людей моих аз есмь живуща (4Цар.4:8–13). Какой прекрасный ответ! Не на что, говорит жена, жаловаться мне ни царю, ни князю, нечего и искать мне у того и другого, я живу среди людей народа Божия, которые все мне свои. Вот как думала, вот как говорила душа добрая. И может ли иначе думать душа добрая? Может ли она считать другого виновным или способным на зло, прежде чем обвинить себя? Может ли искать себе преимущества пред другим, чувствуя свои немощи, свои грехи, свои недостатки разного рода.

Что заставляет тебя брать, мой, так жестоко, охуждать другого, так упорно домогаться возвышения для себя и унижения для другого! Чувство справедливости, думаешь ты. Напрасно думамаешь. Ты обманут самолюбием. Самолюбие расширяет твои желания, простирает требования далее пределов справедливости, и, не получая удовлетворения, раздражается против других. Самолюбие возбудило в тебе мечты о твоих заслугах и недостатках другого, и ты смотришь на все сквозь стекло его, а не своими глазами. Дело известное, если смотрят в стекло синее, и вещи кажутся синими; если стекло красное, и предметы кажутся красными. Когда жалуешься на унижение свое и на несправедливость других, кто тебе сказал, что прав ты, а не другие? ты сам говоришь, твое самолюбие уверило тебя в том! Раздраженный мнимою несправедливостью других против тебя, ты потерял верный взгляд на вещи. Они окрасились от стекла, сквозь которое ты смотришь на них. Как легко, как скоро и как незаметно для нас самих страсть наводит туман на наше зрение, окрашивает пред нашим взором предметы, на которые смотрим! О! если бы ты смотрел на себя и на других в самосознании чистом, озаренном лучами небесного учения Христова, ты сказал бы о себе, где найду я такого грешника, каков я несчастный? кто более имеет нужду в снисхождении и прощении, чем я, покрытый неправдами с ног до головы? Мне ли жаловаться на других? Мне ли винить ближнего моего? Мне ли искать преимуществ себе?

Она же рече: несть, посреди людей моих аз есмь живуща. Так говорит добрая душа. Она думает о других, не иначе, как с самой лучшей стороны. Считает их родными себе, людьми народа Богом избранного и Богом хранимого, добрыми, богобоязливыми, любящими закон и правду. Так ли ты судишь о других, брат мой. ты, который посылаешь донос за доносом в суд на другого? По твоему ошибочному мнению, и начальство твое несправедливо, и братья твои делают неправду за неправдою; для тебя неправы все, кроме тебя одного. Остерегись, брат мой! Апостол признает тяжкими грешниками тех, которые пренебрегают начальства и злословят власти. Михаил архангел, говорит он, не смел и на диавола произнести осудительной укоризны; а сии злословят то, чего не знают (Иуд.1:10). Кто тебе сказал, что другие менее тебя дорожат правдою? Кто тебя уверил, что другие, даже и пользующиеся уважением в обществе, против совести не признают в тебе тех достоинств, которыми ты величаешься только по собственному твоему усмотрению? Ты считаешь себя правым, а осуждаешь других, которых вовсе не знаешь? Не странно ли, не жалко ли это положение, в которое сам ставишь себя? О себе ты думаешь, что ты человек чуть не святой, и усердный к Богу и заботливый о ближних; а другие, по-твоему, люди пустые, беззаботные о своей душе, лишенные благодати! Христианская ли совесть так рассуждает в тебе? Простая израильтянка осуждает тебя. Она не так рассуждала о других, как ты рассуждаешь. И о ком же так скромно, так осмотрительно, судила она? Об иудеях. А ты дерзко осуждаешь христиан и христианское начальство! Кто озлобит вас, говорит нам апостол, благому подобницы будете? (1Пет.3:13). Видишь, как апостол не допускает самой возможности того, чтобы другие захотели оскорбить нас, если только сами подражаем всеблагому. Подлинно, кто захочет оскорблять того, кто на обиды отвечает любовью? Не почувствует ли готовый на оскорбления, что вся красота любви и кротости на стороне брата, а вся гнусность злобы на стороне его самого? Нет, не другие причиною тому, что ты ведешь непрестанные тяжбы и ссоры, – а твоя несчастная страсть, огнище углию, и дрова огневи, муж же клеветлив в мятеж свара, говорит премудрый (Притч.16:11). Это значит, что как для огня пищей служат дрова, так клеветнику пища – вражды и ссоры, без них он не живет.

Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, якоже возлюбив вы (Ин.15:12). Так говорит нам христианам Господь наш. Если кто, то особенно христиане должны любить друг друга, а не враждовать один против другого. Такова воля о них Господа! Они должны любить друг друга, как возлюбил их Господь. А как возлюбил нас Господь? Он возлюбил нас грешников сущих (Рим.5:8), возлюбил не праведников, а виновных во всем пред Отцом небесным. Значит, и мы должны любить других, хотя бы действительно они были не справедливы пред нами и пред Богом. Он так любит грешников, что и за распинателей своих молился на кресте, Отче, говорил Он, отпусти им, неведят бо что творят (Лк.23:34). Значит, но воле Господа, и мы должны не только покрывать обиды других любовью, извинять несправедливости их немощью, неведением, но и молиться за них. Господь, подавая нам пример жизнью своею, укороемь не укоряше, стражда непрещаше, предаяше же Судящему праведно (1Пет.2:23). Так велит Он и нам поступать. Он поведал любить врагов, благословлять клянущих, добро творит ненавидящим (Мф.5:44), молиться за творящих обиду (Лк.6:28), и напасть (Мф.5:44). Христиане должны быть облечены, яко же избраннии Божии и святии, во утробы щедрот, благость, смиренномудрие, кротость и долготерпение, приемлюще друг друга и прощающе, яко же и Христос простил есть им, тако и они (Кол.3:12–13). Скажите же, други мои, есть ли в таких расположениях, заповеданных христианам, что-нибудь сообразное с духом вражды и ябедничества? Или есть ли в деле клеветника и ябедника что-либо похожее на христианство? Нет, и быть не мажет. К сраму вам глаголю, писал апостол коринфянам, – тако ли несть в вас мудрый ни един, иже может рассудити между братий своих? Но брат с братом, т.е. христианин с христианином, судится и то пред неверными. Уже бо отнюдь вам срам есть яко тяжбы имате между собою. Почто не паче обидими есте? Почто не паче лишены бываете (1Кор.6:5–8). Видите, за что осуждает апостол коринфских христиан? Осуждает за то, что обижаемые, вместо того чтобы из среды себя избирать судей для решения взаимных неудовольствий, обращались к светским судьям. Осуждает за то, что не переносили терпеливо обид, возмущенных чувств не умиротворяли духом любви христианской; оскорбляли или христианина тем, что начинали тяжбу один с другим. Как же оправдаются пред судом апостольским клеветники и ябедники, те, которые не только не переносят оскорблений и трубят о них везде, но говорят и пишут то, чего никто не думал делать им? О! они более, чем оскорбляют имя христианина, бесчестят имя христианина, они оскверняют его. О сем познают вси, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою, сказал Господь (Ин.3:35). Отличием христиан, существенным признаком христиан служит любовь, любовь, которая покрывает грехи других, прощает оскорбления незаслуженные, забывает обиды; кто не имеет такой любви, тот не христианин истинный. Кто же тот который не только не забывает обиды, но приписывает на суде ближнему, чего тот вовсе не делал? Должно сказать, что он уподобляется исконному клеветнику на людей и Бога.

Пусть, оскорбляемый, не можешь ты устоять на высоте терпеливого самоотречения, не в состоянии перенести обиды любовью. Господь указал тебе суд не такой, какой ты избираешь. Господь сказал, аще согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между тобою и тем единем. Аще тебе не послушает, поими с собою еще единого или два. Аще же не послушает их, повеждь церкви (Мф.18:15–16). Видишь, какой порядок установлен для суда христианского!

Первая степень христианского суда – вразумление виновного на едине. Ты обижен? Иди к тому, кто обидел тебя, иди не с чувствами досады и гордости, а в духе любви и кротости. Иди и обличи его. Пусть между тобою и обидевшем откроется суд братский, где свидетели – совесть, делопроизводство – вразумление духовное. Открой оскорбившему несправедливость его, покажи тяжесть греха для его души; напомни о суде всемирном. Объясни дело, как сознает его совесть твоя. Если бы и не примирился с тобою брать после того, и тогда еще не следует тебе явиться к начальству с жалобою, не следует выставлять брата на суд общественный. По наставлению Спасителя, тогда, как не послушает твоего вразумления согрешивший, поими с собою еще единого или два.

Пусть люди добрые, благочестивые, которых любовь к правде известна тебе и твоему брату, разберут твое дело с братом пусть они покажут тебе и брату, кто из вас прав? Пусть к твоему голосу присоединится голос сторонних, чтобы сильнее подействовать на совесть согрешившего, успешнее обратить его на путь долга и любви. Пусть открыто будет для тебя и брата, что любовь к правде и брату заставляет тебя считать брата виновным, а не гордость оскорбленная, не другая какая-либо страсть твоя. Если же и суд совестей отвергнут будет братом, тогда можешь ты с спокойною совестью предать брата и суду общественному. Осмотрись же на самого себя, так ли поступаешь ты, как повелел Господь!

Несправедливое обвинение, взводимое на брата пред судом, называется у нас ябедою. Какое выразительное название, созвучное с бедою. Для кого же в ней беда? Конечно, по намерению, для ближнего. Какое жестокое намерение! Какое зверство в человеке! Как смотреть на клеветника, если не как на человека страшного! Если он не страшен себе самому, то от того он еще более страшен. Клеветник – беда ближним. От него нет покоя ни начальству, ни соседям и знакомым; он возбуждает только тревоги и опасения, скорбь и страдании. Он – злокачественная язва общества. Ябеда грозит бедою не только другим, но и себе. Кому более всего не верят? Клеветнику, он подозрителен и тогда, как говорит правду. Кого боятся и презирают? Клеветника, он так низок и грязен в душе. Кто очень мало занят добрыми делами? Клеветник; он о том только и думает, чтобы нанести вред другому. Чей дом разорен, дети без хлеба, поля в запустении? У клеветника; ему некогда заняться ни домом, ни детьми. О ком отзываются дурно, добросовестные начальники? О клеветнике, как непримиримом враге общего покоя. Что за жизнь – жизнь клеветника? Мука. Прикрепив один конец дела к судьбе другого, другим концом связывает он себя, ему надобно непрестанно беречься, чтобы и другой не освободился, надобно беречь и себя, чтобы не попасться самому в беду невылазную. Дело начато с злорадною радостью, а продолжение его – ряд тревог и забот, скорбей и надежд обманутых. И как часто бывает, что ров изры и ископа и, и впадает в яму, юже содела, обратится болезнь его на главу его и на верх его неправда его снидет (Пс.7:16–17). И правда человеческая обыкновенно назначает клеветнику то самое наказание, какому хотел он подвергнуть невинного.

Говорить ли о том, какие казни назначил Господь клеветникам? Аще отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный. Аще же не отпущаете человеком согрешения их, и Отец ваш не отпустит вам согрешений ваших (Мф.6:14–15), – так сказал Господь. Вы знаете, братия, и то, что мир благодатный посещает только сынов мира; если же где нет мира, а властвует дух вражды и злобы, то даже и тогда, как преподают мир служители благодатного мира, он возвращается к ним, не касаясь чад вражды. Чего же ожидать себе могут в вечности чада вражды, если они здесь остаются без благодати? Они – несчастные сыны геенны, тучные жертвы пламени адского. Это не наши слова. Судия вселенной говорит презрителям воли Его о любви: идите от меня проклятии во огнь вечный, уготованный диаволом и аггелом его (Мф.25:41).

Не срамляя вас, говорю сие, но яко чада моя возлюбленная наказую (1Кор.6:14). Бог любви и мира да будет со всеми нами. Аминь.

И время беседования – неделя св. жен мироносиц, и место беседования – обитель жен, посвятивших себя Господу, показывают, что весьма прилично теперь беседовать о женах мироносицах к назиданию слушающих.

Минувши субботе, Мария Магдалина и Мария Иаковля и Соломия купиша ароматы (Мк.16:1). Кто такие жены были Мироносицы? Св. Марк, между блаженными Мироносицами, указывает прежде всего Марию Магдалину, т.е. урожденную, из галилейского городка Магдалы, ту самую, из которой, по его же повествованию, Иисус изгнал седмь бесов (Мк.16:9). Итак, Мария Магдалина удостоилась особенной благодати от Господа; но она же, по известью евангельскому, платила за благодеяние особенною любовью Господу. Мария Иаковля, вторая мироносица, была, по словам евангелиста, мать Иакова и Иосии, или по выражению св. Марка была материю Иакова малого и Иосии (Мк.15:40). Она вместе с Мариею Магдалиною следовала за Спасителем до самого гроба (Мф.27:56). В повествовании об этом подвиге её у св. Иоанна называется она Мариею Клеоповою, сестрою матери Иисусовой, – Клеоповою по супругу, который иначе назывался Алфеем. Иаков малый, сын её, один из 12 апостолов, называется Иаковом Алфеевым (Мф.10:3; Мк.5:18). Саломия, указываемая св. Марком между мироносицами, в повествовании евангелистов оказывается материю сынов Зеведеевых, апостолов Иоанна и Иакова (Мф.10:2), знаменитых сынов громовых. По словам св. Марка (Мк.15:40) на распятого Спасителя смотрела вместе с Мариею Магдалиною Саломия, а по словам св. Матфея (Мф.27:56), то была мать сынов Зеведеевых. Кроме Марии Магдалины и Марии Иаковлевой св. Лука указывает между мироносицами Иоанну и еще других, не называемых по имени. Бяше же, говорит он, Магдалина Мария, и Иоанна и Мария Иаковля и прочие с ними (Лк.24:10). Кто была эта Иоанна? Св. Лука пишет, что за Спасителем, обходившим города с проповедью и чудесами, следовали не только апостолы, но и жены некие, яже бяху исцелены от духов злых и недуг, Мария, порицаемая Магдалина, из неё же бесов седмь изыде, и Иоанна, жена Хузаня приставника Иродова и Сусанна и ины многи, яже служаху Ему от имений своих (Лк.8:1–3). Итак, Иоанна была жена Хузы; домоправителя Иродова, человека богатого и почетного, и она же была из числа жен, исцеленных Господом; она также, как Магдалина, сопутствовала Спасителю во время проповеди Его и будучи столько же признательною, сколько и богатою, охотно употребляла свое имущество на служение Господу. По словам св. Луки не можем сомневаться, что Сусанна, бывшая в числе последовательниц Господа, была и в числе мироносиц, тем более, что, по словам св. Марка (Лк.25:40–41), жены, ходившие за Иисусом в Галилеи и служившие Ему, т.е. те самые о которых говорит св. Лука, были в Иерусалиме во время распятия Спасителя и с скорбью любви смотрели на распятого Благодетеля и учителя своего. Затем между прочими мироносицами с полною вероятностью можем поставить Марию и Марфу, сестер Лазаревых, столько любивших Господа. Итак, вот мироносицы, указываемые евангелистами, Мария Магдалина, Мария Иаковля, Саломия, Иоанна, Сусанна, Мария и Марфа сестры Лазаревы.

Какая общая черта и черта высокая открывается в сих женах еще прежде, чем принесли они дорогое миро Спасителю своему! Конечно, не малое значило и то, что они, по словам евангелистов, следовали за Спасителем по Галилее. Но за великим чудотворцем следовали и толпы народа и о некоторых из следовавших за Ним сказал Он Сам, аминь глаголю вам, ищите Мене, не яко видесте знамение, но яко яли есте хлебы (Ин.6:26).

Другое дело, когда видим тех же жен при кресте Спасителя, там, где позор и ужас смерти сокрыли от взора людей божественную славу небесного посланника. Пастырь поражен, в ужасе рассееваются ученики Его; самый Петр, который обещался умереть с Иисусом, три раза отрекся от Него. Но благоговейные жены не оставили Иисуса и среди ужасов смерти. Они следовали за Ним на Голгофу, орошая путь Его слезами сострадания. Они были с Ним и на Голгофе, не сводили глаз с возлюбленного Учителя; иные издали измеряли страдания Его чувством сострадательным, другие стояли у самого креста. Ни неистовство черни, ни злоба книжников и фарисеев, ни дерзости воинов не могли удалить их от божественного Учителя. Они смотрели потом, где Его полагаху (Мк.15:47) и сидели насупротив гроба (Мф.27:61).

Жены-подражательницы мироносиц! нежность любви, верность любви – преимущественная принадлежность вашего пола. Посвящайте же Господу отличие вашего пола, по примеру мироносиц. Не дозволяйте унижать сердца вашего предметами недостойными любви. Будьте верными в любви к Господу. Не волнуйтесь помыслами малодушия при встрече с искушениями, болезнь ли посетит кого из вас, непривычные ли перемены быта встретят вас, будьте душою с Господом, которому вы уневестились. Храните сердце ваше обетами, данными Ему; не уклоняйтесь ни мыслями, ни желаниями, тем более делами, от служения, покорности, самоотречения, чистоты, которые обещались вы сохранять до гроба.

Купиша ароматы, да помажут тело Иисуса, или, по повествованию св. Луки, уготоваша ароматы и миро, – приготовили ароматы – сухие благовония, и миро – благовонную масть, то и другое весьма дорогой цены и на какое употребление? да помажут тело Иисуса, чтобы отдать почесть возлюбленному Учителю и Господу своему. Вот для кого надобно жертвовать всем дорогим. Жены мира! учитесь у мироносиц, на что вам надобно делать дорогие издержки. Благовония, дорогие масти, дорогие украшения полезны душе, когда они употребляются для славы Господа. Иначе чего ждут себе жены, когда благовония их отзываются зловонием страстей и дорогой убор открывает только безобразие души? Чего ждут себе, когда соблазнами губят души невинные, искупленные Господом? Пусть помнят, что сказал Господь о подобных женах Сиона, понеже исходиша с высокою выею и помазанием очес и ступанием ног, купно ризы влекущие и ногами купно играющие, Господь открыет срамоту их. И будет вместо вони доброй смрад и вместо пояса ужем (веревкою) препояшешися (Ис.3:16–17, 23).

Обетные девы! не спросите ли, как можете вы подражать мироносицам, когда у вас нет ни ароматов, ни мира? Приносите плоды трудов ваших в храм Господний для поддержания и украшения его; оказывайте сострадание к больным и нищим, в лице которых является вам Христос; наконец приносите слезы сокрушения о грехах своих, отнимающих у вас те сокровища духовные, которые могли бы вы приносить в дар Господу. Вот приношения, каких ожидает от вас Господь.

И зело заутра, во едину от суббот приидоша на гроб, возсиявшу солнцу. Жены мироносицы столько были заняты заботою отдать почесть возлюбленному Учителю своему, что эта забота не давала им сна. Зело заутра и они уже идут на гроб. Самая бдительная из них даже не раз приходит ко гробу. Св. Матфей говорит, свитающи во едину от суббот, т.е. на рассвете первого дня недели, когда мрак ночи только что уступал место свету, когда природа едва только пробуждалась от глубокого сна, св. жены уже спешат на святое дело хваты Господу. Так бдительны были мироносицы для прославления Господа!

Как прилично, как полезно возвещать хваты Господу в глубокое утро! Что такое человек? Он – царь, он глава видимой природы. Прилично ли спать царю тогда, когда низшие его уже совершают должную службу пред Царем царей. Не должен ли он предначинать хвалебную песнь Творцу, прежде чем начнет ее покорная ему тварь? И как легко молиться в полночь и утро! Мысли тогда чисты, ощущения живы, душа свободна от впечатлений тяжелой земли, покоящаяся природа не занимает и не развлекает собою, человек весь с собою и Господом. В полунощи восстах исповедатися о судьбах правды Твоея, говорит Давид пред Господом (Пс.118:62). В полунощи же Павел и Сила молящеся, пояху Бога, говорит книга деяний апостольских (Деян.16:25). Бе обнощь в молитве, повествует евангелие и о самом Господе Иисусе (Лк.6:12). И св. церковь назначает для молитвы полночь и утро. И как опасно для каждого предаваться сну беззаботному! «Се жених грядет в полунощи и блажен раб, его же обрящет бдяща, недостоин же паки, его же обрящет унывающа. Блюди убо душе моя, да не сном отяготишися, да не смерти предана будеши и царствия вне затворишися».

А что бывает у нынешних христиан? Да, иные, удивительно, как бодры на целую ночь, но для чего? Проводят время как язычники. И помину нет и мысли нет в голове, что вот-вот откроется суд для того или другого из них. О! несчастные! Взойдите в храм в утреннее молитвословие церкви, кого вы найдете там? Одних служителей церкви. Боюсь за посвятивших себя здесь служению Господу.

Сестры о Господе! видит Бог, страшно мне за вас. Вы дали обет посвящать время ваше молитве. Как же вы исполняете его? С чем явитесь вы на суд Господа? Как? Во время утрени и у вас храм пустой! Кто вы? Зачем вы в ограде святой? Или думаете вы, что можете безнаказанно смеяться жизнью своею над обителью молитвы? А вы смеетесь над нею, вы позорите ее, когда претворяете ее из обители молитвы в обитель служения прихотим плоти. «Как быть? говорят. Нужны же пища и одежда, нужно время для приобретения той и другой». А кто дал вам устав заботливых Марф? Что мешает предоставить двум – трем из вас совершать из послушания службы Марфы, чтобы всем прочим оставаться блаженными Мариями? Или били вы только воздух, когда давали обеты исполнят правила общежития и молитвы? Придите в себя, устрашитесь положения своего, подумайте, что ожидает нарушителей данных Богу обетов. Боже мой! что за ослепление? Нравится всегда быть в услугах у своих прихотей. Кому же ад, как не рабам плоти и своеволия? Меняют беседу с Господом на беседу с мелочными предметами суеты. И еще думают быть близкими к Господу. Сжальтесь над собою. Будете взывать, Господи – Господи, отверзи нам двери, а Господь скажет: не вем вас.

И вшедше во гроб, видеша юношу, – одеянна во одежду белу и ужасошася. Он же глаголя им, не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина распятого, восста, несть зде, се место, идеже положиша Его (Мк.16:4–8).

Верная любовь св. мироносиц не оставлена без награды. Они первые услышали весть о воскресении Господа; небесный вестник, озаренный славою чистоты духовной, явился им и открыл, что возлюбленный Учитель их, Которого распяли враги, уже не в числе мертвых. В повествовании св. Матфея видим еще более. Когда мироносицы шли передать ученикам слова ангела, «се Иисус встретил их и сказал, радуйтеся! Они приступили, ухватились за ноги Его и поклонились Ему. Тогда говорит им Иисус, не бойтесь; подите, возвестите братиям моим, чтоб они шли в Галилею, там они увидят Меня» (Мф.28:8–10).

Господи! Тебе все возможно, Тебе возможно оживить хладные сердца наши любовью верною и бдительною. Недостойны мы благодати Твоей, но по великой милости Твоей не лиши нас милости, да и мы встретим Тебя с избранными Твоими во славе Твоей. Аминь.

Горе миру от соблазн, горе человеку

тому, им же соблазн приходит (Мф.18:7).

Горе соблазняющимся! Горе соблазнителям! говорит Господь.

Слушатель мой! Не принадлежим ли и мы с тобою к тому у или другому сословию несчастных? Или быть может, случается нам попадать в то и другое звание несчастных? Горе, горе! Для кого оно не страшно! Надобно же близко ознакомиться с теми, кому возвещается горе, чтобы по возможности отклонять от себя то и другое горе. На сей раз рассмотрим соблазняющихся. Размыслим виновность соблазняющихся и средства спасать себя от соблазнов.

Мир мног любящим закон твой, Господи, и несть им соблазна, поет св. певец с опыта (Пс.118:165). Значит, если кто соблазняется, тот показывает в себе недостаток любви к закону Божию. Не любить закона Божия – как это преступно, как оскорбительно, как пагубно для бессмертной души нашей! Когда же и может быть порядок, мир, счастье в глубине души нашей, как не тогда, как все в ней совершается по закону Божию? Заповеди Господни свет, просвещающий и мысли, и чувства, и желания, и дела наши. Кто истинно любит закон Божий, тот не променяет его ни на какие уставы мира, ни на какие правила духа времени и потому остается неприкосновенным для соблазнов мира. И как быть иному? Когда дух времени не был духом антихристовым? Напрасно говорят, что в мире все идет к лучшему. От духа времени не ждите лучшего. Что такое дух времени? Дух своеволия преступного. Таков он был прежде; таков он теперь и иным быть не может. Дух времени – дух лжи и обмана. Он лжет, выставляя новые, будто им открытые истины, у него есть только мнения, а истина всегда одна, он лжет, выставляя на показ свою ревность к истине, не истину, а свои страсти, любить он. Ныне он хвалит то, завтра другое, над правилами и мыслями, которые считал он образцовыми за 5 лет пред сим, смеется он ныне, а спустя другие пять лет, если не прежде, станет смеяться над теми, от которых в восторге ныне. Он никогда не знал и не любил чистой истины и только меняет приемы свои, чтобы вводить людей в обман. Говорить ли о духе нашего времени? Юное поколение о всем судит по-своему, на все дает свои решения, всему назначает свои порядки, не признает другой власти, кроме своей воли. Прогресс, прогресс, говорит оно, и не терпит ничего старого. Самые святые, самые непреложные истины подвергаются суду насмешливому и презрительному. Чадо зло праведна себе судит, исхода же (поведения) своего не измы; чадо зло высоки очи имать, веждома же своими возносится, говорит мудрец Божий (Притч.30:12–13). Не правда ли, что это описание, как нельзя точнее, изображает наших юных прогрессистов. А вот, если хотите, и дополнение к описанию, чадо зло клянет отца, и матери не благословит (Притч.38:11). Какова нравственность! Распутство – жизнь обыкновенная; даже не верят, чтобы можно было жить иначе. Изумительное ослепление! Как, казалось бы, не видеть, что улучшение людей – дело желаемое для всех, но оно может совершаться по законам Вечного, которые непреложны и неизменны! Как, казалось бы, не видеть, что модное своеволие неумно и преступно, когда так отважно, так дерзко пренебрегает уроками опытности, столько знакомившейся с применениями уставов Вечного к условиям времени и склонностям людей! Как бы, казалось, не заметит, что своеволие, столько гордое и себялюбивое, проповедует прогресс для своих видов, чтобы дать простор страстям своим! Таково свойство духа времени! Он обаятелен для людей времени, потому что они живут по воле времени и для времени. Горе миру от соблазн.

Пусть не легко идти против потока времени, не легко стоять против обаяний духа времени. Но – нравственное мужество составляет существенную принадлежность христианской добродетели; христианское самоотвержение требует всецелого пожертвования собою, в случаях, когда добродетель встречает преграды или опасность падения. Потому соблазняющийся обличает в себе очень слабого христианина. Он увлекается худыми внушениями, теми, которые вносят в душу смерть. Он кланяется то Иегове, то Ваалу, к лицу ли это ему? На несчастье, чем чаще он кланяется ложным богам, тем воля его становится слабее, тем более он унижает в себе достоинство человека, для которого один есть Бог. В соблазнах греха не ищите согласия и единства; тут непрестанные разноречия и противоречия; люди века, люди времени, также непостоянны в своих уставах, как изменчиво время, как изменчивы капризы страстей. И бедная воля, которая дозволяет увлекать себя разноречивыми и противоречивыми соблазнами греха, терпит насилия и муки. Время от времени, ослабляя волю для добра увлечениями соблазнов, человек наконец доходит до младенчества для добра и низкой трусости пред всяким соблазном греха. Христианина искать здесь – не умный труд. Спрашиваем, человек ли это? Нет – это печальная тень человека. Горе миру соблан.

Соблазняющийся показывает в себе беспечность о спасении своем. Не беспечность ли ко спасению видна тогда, как все средства ко спасению готовы для нас, а мы ими не пользуемся и увлекаемся грехом? Не беспечность ли о душе своей показывают тогда, как не употребляют оружие веры для борьбы с соблазнами и опасностями душевными? Господь не допускает до человека таких искушений греховных, которых человек преодолеть не в силах; помощь Его всегда готова для нас, лишь только призовем ее молитвою искреннею. Потому, если при всех средствах побеждать соблазны, человек соблазняется и падает, падение его – плод его недеятельности, лени и нерадения. Лот не увлекся развращением своих сограждан. Авраам не следовал современным поклонникам идолов. Целомудренный Иосиф не увлекся нечестивым предложением жены Пентефриевой, а говорил, како сотворю глагол злый сей и согрешу пред Богом? (Быт.39:3). Св. Исидор Александрийский не взирая на то, что военная жизнь всегда шумна и окружена соблазнами, исполнял обязанности по службе и вместе с тем не оставлял поста, молитв и добрых дел, а потом запечатлел ревность о вечном спасении мученическою кровью.

Блажен муж, иже претерпит искушение, зане искусен быв приимет венец жизни, его же обеща Бог любящим Его (Иак.1:12). Так учит апостол. Чего же ждать соблазняющемуся, который любит не Бога, а мир, который так слаб для добра и беспечен о себе? Дивно ли, что рано или поздно должен он понести наказание за свою любовь ко греху? Чего ждать от греха, кроме смерти и бедствия? Ахавы, увлекаемые женами к почтению идолов, Израиль, обольщаемый мадианитянками в разврат, ничего не могут ждать себе, кроме казни и гнева Божия. Ах! если Спаситель наш, который так был кроток и редко, редко восставал с угрозами против грешников, возвещает: горе миру от соблазн, нет сомнения, что это горе слишком опасно и страшно, нет сомнения, что оно простирается не на одну земную жизнь, а последует и в вечность. Горе миру от соблазн!

Как же спасать душу свою от соблазнов?

Бдите и молитеся, да не внидете в напасть, сказал Господь (Мф.22:45). Сердца наши – нивы, на которых легко могут быть посеяны плевелы, как скоро не будем иметь внимания к себе. Необходимо стоять на страже у своей души. Трезвитеся, бодрствуйте, учит апостол Петр (1Пет.5:8). Бодрствуйте; стойте в вере, мужайтеся, утверждайтеся, учит апостол Павел (1Кор.16:13). Две особенно мысли должны быть постоянно на страже при душе среди соблазнов, первая та, что зло не перестает быть злом от того, что оно многим нравится, и закон Божий не теряет своей власти над нами от того, что многие не выполняют его. Эта мысль будет рассеивать мглу соблазнов, то множеством своим устрашающих мысль нашу, то обольщающих воображение знатностью своих последователей. Затем надобно помнить, что как хорошо было бы, если бы на земле не было соблазнов, но так как в земной жизни все мы грешны, а иные из нас доходят до упорства во грехе; то до конца мира будут на земле соблазны, нужда есть приити соблазном (Мф.18:7), сказал Спасатель. Эта мысль, поставленная стражем при душе, будет прогонять печаль её о соблазнах и побуждать к тому, чтобы не увеличивать собою числа соблазнов. Бодрствование нужно и при таких стражах. Много, очень много мыслей и чувств возмутительных может вторгаться и проскользать в душу помимо этих стражей. Наши мысли и чувства определяют собою деятельность души. Не обращая внимания на мысли, можем увлекаться худыми впечатлениями и падать. Точно также, не обращая внимания на чувства легко допустим им перерождаться в страсти и худые привычки. Бодрствуя над самими собою, мы будем держать на страже совесть свою, и её голос, раздаваясь в душе нашей, будет удерживать нас от поползновений ко греху прогонять коварных врагов души нашей. Аще бы бдел домовладыка, не дал бы подкопати своего дому (Лк.12:39). «Бес, говорит св. Димитрий, трезвится и бодрствует, ходит как лев рыкающий, ища добычи. Будь и ты всегда трезв, бодрствуй и не засыпай, чтобы избежать сетей готовых для тебя. Будь всегда осторожен, всегда деятелен. Тебе остается или победит врага, или быть побежденным. Иному быть нельзя. Мира и покоя не ожидай в этом веке, тишина и свобода – не удел твой. Пока живешь здесь, будь всегда готов на брань и. сражение. Ты идешь по льду весеннему, не будь беззаботен; ты на брани с миром, борись же».⁴

С бодрствованием надобно соединять молитву. Молитва избавляет душу от соблазнов и потому, что занимает душу святыми мыслями и чувствами и не дает в ней места чувствам и желаниям преступным. Молящийся затворяется в тайной клети души своей и здесь находит себе сокровища духовные, находит царствие Божие, которое внутрь нас есть (Лк.17:21). Молитва, не дозволяя молящемуся рассеиваться по разным предметам призрачного мира, служит по словам Лествичника, «надежным мостом для перехода по волнам искушений и соблазнов».⁵ Самая же сильная помощь молитвы против соблазнов зависит от того, что она вводит в душу силу Божию, которая в состоянии погашать все волны страстей и рассеивать обольщения плоти и мира.

Самый опасный враг для души – самонадеянность, особенно, когда надобно ей иметь дело с соблазном. Отчего пал Петр? От самонадеянности. «Если и все соблазнятся о Тебе, я никак не соблазнюсь, хотя бы мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя» (Мф.26:33, 35), так говорил он Господу и потом испугался женщины. Спасительное предлагает правило св. Павел, «кто думает стоять, берегись, чтобы не упасть» (1Кор.10:12)

Много значат для души, в деле охранения себя от соблазнов, и средства внешние, каковы, удаление от всего, что может иметь опасные впечатления на чувства и, в частности, удаление от лиц, мест и предметов, поблажающих испорченной природе нашей.

Чувства наши, не оберегаемые от внешних соблазнительных впечатлений, легко могут вносить в душу соблазн. «Узрело око, говорит св. Амвросий, и превратилось в чувство, услышало ухо и изменилось намерение, повеял запах и остановилась добрая мысль, вкусили уста и отрыгнули преступление; сотряслось осязание и вспыхнул огонь нечестивый».⁶ Итак, для избежания соблазнов нужно избегать всего того, что соблазнительно действует на чувства. Так Спаситель запрещает похотливый взгляд на жену (Мф.4:27–28). И св. Димитрий внушает, «бегай взгляда на чужую красоту, как смертного яда, чтобы не впасть в глубину погибели; споткнувшись на этом, не останемся без скорби и тяжести».⁷ Царь Давид держал себя глухим, когда враги осыпали его клеветами; тем ограждал он душу от досады, гнева и мести (Пс.37:14–15). Строже, чем вкус и обоняние надобно держать в узде осязание, которое быв разлито по всему телу, быстро передает потрясения сердцу и легко возбуждает полоть.

В частности, берегись лиц соблазнительных для нравственности. Каждому внимательному к себе, собственная совесть скажет, что причиною искушений его была не столько естественная слабость, на которую так часто ссылаются, сколько нежелание удаляться от лиц, опасных для чистоты душевной. Израиль был верен Господу своему, пока не входил в общение с хананеями, но, когда, вопреки запрещению Божию, подружился с ними, – перенял от них и идолов и разврат языческий. Аще око твое десное соблазняет тя, изми е, говорит Спаситель. Аще десная твоя рука соблазняет тя, усецы ю и верзи от себе (Мф.5:29–30). Объясняя эти слова св. Златоуст учит, «Спаситель говорит здесь не о членах тела, а о друзьях и сродниках, по колику они вредны и вводят соблазны. Спаситель как бы так говорит, если ты кого любишь, так что полагаешься на него, как на правый глаз, и если он соблазняет тебя, развращает твою душу, то такого человека отсеки от себя, – оставь его навсегда».⁸

Удаляйся и мест, в которых сеятся соблазны то научением и советом, то насмешками и укорами. Напрасно Петр, понадеявшись на себя, вступал во двор Каиафы; твердость его подверглась здесь сильным искушениям. Бежите, бежите, из среды Вавилона и спасите кийждо свою душу, говорит пророк Иеремия (Иер.51:6). Премудрый учит: на пути нечестивых не иди, ниже возревнуй путем законопреступным (Притч.4:14). Как заразительный воздух вредить здоровью, так и соблазнительные места опасны для нравственности. Таковы театры и зрелища, против которых Златоуст гремит всею силою обличений и укоризн.

Каждая страсть питается своею пищей. Для скупца милы деньги, для честолюбца – почести наружные, для гордого – уважение к себе. Но каковы бы ни были предметы, ласкающие страсть, берегись их, чтобы не кормить в душе змеи. Склонность ко греху глубоко таится в душе нашей, и мы всякий раз питаем ее, как только сближаемся с предметами приятными для грешных склонностей. Грех еще не совершается, если отвращаемся его, но он уже успел связать нас невидимою силою при сближении с предметами страстей. Когда соблазнительные предметы у нас пред глазами, на первый раз мы бываем в нерешимости уклониться ли от соблазна, по потом совесть, обольщенная коварными внушениями страсти, уступает влечениям нечистого сердца. Так, кто сам ставит ногу в сеть соблазна, тот должен знать, что нога его будет задержана (Иов.18:8–9). Если нет возможности удалиться от предметов соблазнительных, приготовь себя к ним ясным сознанием всей опасности их, – это ослабить силу опасной встречи, если не совсем уничтожит ее.

Будем же внимательны к себе и тверды для добра; будем открывать чувства наши только для того, чтобы обнимать дела рук Божиих и славить Господа. Будем осторожны и деятельны, как мореплаватели; и как те не упускают из вида уроков опытности, станем и мы неуклонно держаться заповедей Божиих, чтобы не сбиться с пути спасения. Аминь.

Горе миру от соблазн. Горе человеку

тому, им же соблазн приходит (Мф.18:17).

Казалось бы, с чего людям соблазнять людей? Грех так отвратителен для общего чувства! И, однако, соблазна приходит по милости человека. Как это бывает? Грех точно – вещь, не стоящая желаний. Однако люди любят грех и предпочитают его добрым делам, когда не делают доброго и делают худое. Одни не принимают на себя и труда подумать, что они делают худое; другие смутно и кое когда видят, что делают худо, но продолжают делать худое. Таким-то образом происходит, что в мире господствуют похоть очес, похоть плоти и гордость житейская (1Ин.2:16). Люди мира, предпочитая для самих себя худое доброму, точно также поступают в отношении к другим. Отселе в мире не только пагубные примеры жизни, не только слова, сочинения, картины соблазняющие, но и домогательства вовлечь другого в грех то ласками, то насилием. Так приходит соблазн. Иные думают, что под соблазном разумеются только грехи грубые и всенародные, и так как сами они не творят подобных грехов, то ставят себя вдали от горя соблазнителей. Напрасно! Как бы ни мал казался грех, как бы ни незначительно было слово или действие не согласное с законом; но, если подает оно повод к греху, вызывает другого на грех, оно уже соблазн.

Братия! соблазн, угрожающий горем, не так далек от круга действий наших, как кажется, как хотелось бы иным. Потому в предостережение свое надобно обратить внимание на горе. возвещенное соблазнителю.

Горе человеку тому, им же соблазн приходит. И как быть иному? Делая вред другому, соблазнитель вредит себе, наносит пагубу своей душе. Проклят всяк, прельщаяй слепого в пути (Втор.27:8), говорит слово Божие. Если же проклят обманывающий слепого в пути его, или бросающий камни слепому под ноги, то не более ли тяжкому гневу Божию предает себя тот, кто ставит преткновения другому на пути вечного спасения? Ахар строго наказан был за похищение одной золотой монеты из приношения посвященного Богу (Нав.7:20–25). После того страшно подумать, какой казни будут преданы те, которые похищают у Христа Господа души, купленные кровью Его. Для кого назначена геенна? Для соблазнителя диавола. Если же так, то в геенне место и соблазнителям людям. Их нравственное омрачение, их нравственное расстройство подобны злости диавола, они также вовлекают другого в гибель, также тешатся злом, как он. Потому и в вечности должна ожидать их участь диавола. Страшно, но верно.

Страшно состояние соблазнителя. К бремени собственных грехов прибавляет он бремя чужих грехов. Какая ужасная тяжесть на нем! Если трудно отвечать за свои грехи, как устоят, как уцелеть пред судом правды Божией, когда еще лежит на нас ответственность за грехи чужие, содеянные при нашем участии? Давид в страхе и трепете молился пред Господом, от чуждих пощади раба Твоего (Пс.18:14).

Если что особенно грозит погибелью соблазнителям, то это часто встречающаяся невозможность исправить жизнь людей, соблазненных ими. Легко произвести пожар самый страшный, но не легко потушить его. Легко соблазнителям возбуждать в других пламя страстей; но не легко гасить его. Пусть пришедший в себя соблазнитель искренно желает обращения соблазненному, пусть искренно советует ему прийти в себя и остановиться на пути греха. Но легко ли увлеченные в грехи принимают к сердцу самые добрые советы? Ах! чаще всего обращаются спиною к добрым советникам, если только не восстают на них с ненавистью оскорбленного самолюбия. Прибавьте к тому, что лице развращенное соблазнителем, одичав в разврате, уже передало разврат свой другому и третьему лицу. Мало и того для муки соблазнителя. Бывает, что, когда он, придя в себя, рвется душою исправить зло, возвратить к раскаянию погрязших во грехе, по его вине; те уже перешли и. другую жизнь, оставив детей, обученных одному разврату. После того естественно, что неисправленный грех, но грех разлившийся по земле в виде страшной заразы, наказывается правосудием Божиим еще на земле. Соблазнители Израиля погублены были в числе 24 тысяч (Чис.25:9). На детях Илия отяготела десница Божия, собственно, не за хищение, а за то, что поведением своим служили они соблазном для народа (1Цар.2:17). Дом Иеровоамов подвергся истреблению за вину Иеровоама. Начальник рода согреши и введе в грех Израиля (3Цар.15:30).

Особенно близки к погибели те соблазнители, которые, по званию своему, должны заботиться о спасении других, а между тем губят других соблазнами. Как добродетели, так и пороки людей низшего сословия умирают вместе с ними и только всемирный суд откроет их пред взором вселенной. И – они соблазняют других, но не многих, и пример их не производить неизгладимого впечатления. Другое дело – люди высших сословий. Их дела переходят из уст в уста, из одного круга людей в другой круг, из одной страны в другую и третью страну. Их жизнь пред глазами общества со всеми мелкими её чертами. Никакая слабость их не укрывается от других. Своею знатностью и силою они придают блеск и силу своим порокам. Потому соблазны их производят разрушительные действия на общество, их окружающее. Часто по одному тщеславию низшие стараются подражать высшим, – даже в явных пороках. Люди низкие думают положить печать благородства на преступные поступки тем, что подражают они порокам лиц знатных. Какая печальная доля высших соблазнителей.

Так соблазнители жестоки против самих себя, нарушают обязанности в отношении к себе самим и тем губят свои души.

Они же жестоки и в отношении к ближним своим. Вводя других в грехи, они показывают в себе сердца черствые, незнакомые с чистою любовью к ближнему. Возлюбленный ученик Христов говорит, всяк любяй брата своего во свете пребывает и несть в нем соблазна (1Ин.2:10). Значит соблазнители не ходят во свете истинной веры и незнакомы с истинною любовью к братьям. Соблазняющие других возмущают и уязвляют совесть ближних своих, лишают их самого драгоценного сокровища – душевной невинности. «Невинность души, говорит св. Василий, есть как бы поверхность чистой и прозрачной воды. Брось в нее один камень, и ты приведешь в движение не только точку соприкосновения, но и всю окружность. Волнение распространится из круга в круг до самого края потока; а достигши до дна, камень подымает ил дотоле покойный, и, взволновав воду, вызовет на вид грязную и мутную лужу».⁹ Какое жалкое занятие соблазнителя! Это занятие дикаря. Соблазняющие других – похитители душевных сокровищ у братий. «Похитителями мы можем назвать, говорит св. Григорий, не только тех, которые расхищают земные сокровища наши, но и тех, которые соблазнительным худым поведением, худыми примерами, отнимают у нас душевные приобретения и достояния.¹⁰ Мало того, соблазнителей надобно считать человекоубийцами, так как они отнимают у соблазняемых жизнь души, вливая в нее яд духовной смерти и губят того, за кого пострадал Христос Господь (Рим.14:15). Диавол называется человекоубийцею, так как он сеет злое и убивает им человека. Не думай, чтобы и ты не был человекоубийцею, если ты подаешь худой совет брату; если склоняешь и доводишь его до греха, ты убиваешь душу его. Так тяжко грешат соблазнители против ближних своих!

Соблазнители нарушают обязанности свои и в отношении к Богу. Мы обязаны жить так, чтобы другие, видя добрые дела наши, прославляли Отца нашего небесного (Мф.5:16). Соблазнители своими делами бесчестят Бога, которого исповедуют устами. Они не только не показывают в делах своих благоговения пред Отцом небесным, но, увлекая других в грехи своею жизнью явно противятся воле Божией, столько заботливой о спасении всех и каждого (1Тим.2:9). Они нагло разрушают дело спасения человеческого, которое так дорого стояло Сыну Божию, – убивают людей смертью вечною, как бы насмехаясь над Господом Спасителем людей. Как ужасно преступление их! Не считают ли великим преступником того, кто осмеливается опустошать царский дворец? Человек – творение рук Божиих, некупленное кровью Сына Божия, здание, превышающее красотою и величием все, что ни есть в видимом мире чудесного и прекрасного. Не весте ли, яко храм Божий есть вы, и Дух Божий живет в вас, учит апостол (1Кор.3:16). И этот, в высшей степени художнический, храм Божий оскверняют и опустошают соблазнители. Какого гнева Божия не стоят они! Аще кто растлит храм Божий, говорит апостол, растлит сего Бог (1Кор.3:17).

Братия! страшно состояние соблазнителей! Как много надобно стараться о том, как много надобно трудиться для того, чтобы были мы беспреткновенны для каждого, даже до дня Христова (1Кор.10:32). Аминь.

Горе человеку тому, им же соблазн приходит.

Если страшно горе, готовое для соблазнителей, как не заботиться о мерах, которые могли бы предохранить нас от такого горя? Какие же есть средства против сего горя?

Так как соблазняют других двояким образом, – или словом или делом, то и средства, предохраняющие от греха соблазнителей, также могут быть двоякие – в слове и в деле.

Чтобы не соблазнять других словом, будь осторожен в употреблении слова, – держи язык в узде. Представляй себе чаще те гибельные последствия, причиною которых бывает даже одно празднословие; помни твердо, что на страшном суде Божием дадим мы строгий ответ в каждом пустом слове и – ты не будешь легкомыслен в употреблении дара слова ко вреду ближних твоих. Представляй себе чаще, как по милости шуток твоих, по влиянию твоих дерзких отзывов о предметах святых, твои братия то приблизились к неверию и холодности преступной, то потеряли чистоту души своей, и ты в ужасе будешь от легкомыслия в шутках, от твоей дерзости в приговорах всему, даже недоступному для тебя. Язык, по слову апостола, есть огнь, и скопище неправды, зло неудержимое, полный яда смертоносного (Иак.3:6). От него возжигается ненависть даже между друзьями. Итак, если станешь укрощать его, как много зла остановишь ты между людьми! Всякое слово гнило да не исходит ив уст ваших (Еф.4:29). Всякая нечистота ниже да именуется в нас, якоже подобает святым – и сквернословие, и буесловие или кощуны, яже неподобная (Еф.5:3–4). Отложите всякое хуление и срамословие от уст ваших (Кол.3:8). Слово ваше да будет всегда во благодати солью растворено (Кол.4:6). Преподобный Памво, услышав раз слова Давида, рех сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим (Пс.38:2), так был поражен ими, что после того во всю жизнь не произносил праздного слова и в разговорах был весьма осторожен. Когда спрашивали его о чем-либо из священного писания, или о деле важном, он редко прежде трех дней давал ответ, а иногда не давал его и прежде трех месяцев. Так он боялся вводить других в ошибки и грех словами необдуманными. Падрожай св. Памве и слово твое не будет соблазном для ближних твоих.

Чтобы дела наши не служили соблазном для других, надобно не только остерегаться грехов явных, но должно сообразовать поведение свое с нравственным состоянием людей, среди которых живем мы. Большинство людей, как известно, состоит из людей слабых, скорых на грех, мало знакомых с истинным благочестием; они часто судят о друзьях добродетели по себе, по-своему привычному образу мыслей и дел и легко вовлекаются в грех всяким поводом ко греху. Дело любви христианской – обходиться с младенцами о Христе с кроткою, но осмотрительною любовью. Имейте же любовь в душе и любовь не допустит в нашей жизни соблазна (1Ин.2:10). Чем слабее наши братья, тем большей они требуют заботливости о предохранении их от соблазнов. По слову апостола сильные должны носить немощи немощных, а не жить в свое удовольствие. Без сомнения не легко иногда переносить прихоти страстей брата, чтобы не раздражать его гнева отказом в услуге; но любовь покоит брата, не думая о своем покое. «Не будем, наставляет св. Златоуст, отказываться для братий наших ни от каких унизительных дел. Хотя бы нам пришлось послужить человеку незнатному и бедному, хотя бы это сопряжено было с великими трудами, хотя бы нам надлежало для сего перейти горы и стремнины, все это должны мы переносить для спасения брата. Бог столько заботится о душе, что не пощадил Сына своего. Будем и мы заботиться о том, чтобы спасти брата от соблазна».¹¹ Щадя слабость людей, сам Бог применяется к их состоянию, чтобы не являть случая к соблазну. Тело Моисеево Бог скрыл для того, чтобы иудеи не обратили его в предмет обожания (Втор.4:6). Дабы распрями с Лотом не подать соблазна хананеям, Авраам отдал Лоту и часть земли, которую тот сам пожелал (Быт.13:7). Св. Киприан так изображает поступки Елеазара Маккавея, «Елеазар не только сообразовался с состоянием юношей, но и с состоянием старцев и с слабостью братий, дабы старость его не была причиною соблазна и погибели для юности. Потому-то он лучше пожелал лишиться жизни в муках, чем быть для кого-либо соблазном». Святое сообразование с недостатками немощных братий требует того, чтобы мы являлись во всем чистыми, невинными, непорочными чадами Божиими (Флп.2:15).

В частности, будь осторожен для брата твоего при совершении дел безразличных. Действия, сами по себе безразличные, бывают по последствиям причиною соблазнов, Добро, говорит апостол, не ясти мяс, ниже пити вина, ни о нем же брат твой претыкается, или соблазняется, или изнемогает (Рим.14:21). Тем же, аще брашно соблазняет брата моего, не имам ясти мяса во веки, да не соблазню брата моего (1Кор.8:13). Св. Златоуст объясняет слова апостола так, «апостол говорит, добро не ясти мяс, не потому, что это нечисто, а потому, что брат соблазняется и изнемогает. И что говорить о мясах? Воздерживайся, говорит, и от вина, и от всего, что только служит соблазном; потому что спасение брата не идет ни с чем в сравнение».¹² Для того, чтобы не подать случая к соблазну для обратившихся к вере иудеев, апостол обрезывает Тимофея (Деян.16:3), и потом сам остриг власы по обету (Деян.18:3).

Впрочем, признавая святость применения своих поступков к образу жизни других, не должны мы доходить до крайностей. Если из известного поступка может произойти более добра, чем зла от соблазна, не надобно опускать благотворного поступка. Тем более боязнь соблазна не должна удерживать нас от исполнения наших обязанностей. В таком случае. не мы подали бы собою соблазн, а его придумают другие. Распятый Иисус был соблазном для иудеев, но для апостола, но для всякого верующего Он – Божия сила и Божия премудрость и потому ничего так не желал знать, ничего так не желал проповедовать апостол, как Христа распятого (1Кор.1:23–25). Боязнь соблазна не должна доводить и до притворства в поведении. Только нечистый совестью имеет причину скрывать себя, а непорочному не для чего скрываться. Притворство его было бы грехом против совести его и, следовательно, соблазном для другого. Преподобный Феодор сидел у дверей кельи в разодранной одежде, как пришел мирянин принять от него благословение. Ученик поспешил принесть учителю другую одежду, но Феодор остался в прежней. Когда ушел мирянин, ученик сказал авве, что ты делаешь, авва? Человек приходил к тебе получить пользу, а не соблазняться? «И впредь приказываю тебе, отвечал преподобный, сказывать о мне всем сущую правду, а не поступать так, как поступают в мире. Когда ем, говори, что Феодор ест, когда сплю, говори, что Феодор спить. Только нельзя назвать совершенно чистым в душе своей, кто имеет причину скрываться».

Богу нашему слава во веки веков, аминь.

¹³Случалось ли вам, слушатели, размышлять, что значит храм сей, в который собрались мы? Храм, посвященный всем Святым, стоит на месте усопших. Что за мысль такого храма? что за назидание? Не могу верить, чтобы без мысли строили св. храм, без цели тратились на украшение его. Теперь, когда мы собрались на духовный праздник в храм сей, прилично размыслить, если не размышляли, прилично возобновить размышление, если размышляли, о значении сего храма.

О чем говорят вере все Святые, которым посвящен храм сей? О том, что вера, которою веровали они, есть вера чистая и святая, и, следовательно, такая, которую и мы должны содержать и хранить. Одно уже то, что святые всех стран и народов, не одного, а разных веков, соблюдали одну и ту же веру, служить верным признаком того, что вера их – вера истинная. Ложь не может быть сама с собою согласна, а непременно противоречит себе самой, не ныне, так завтра, не в одном, так в другом или третьем случае; ловкость, соединяясь с упорством, успевает скрывать беспорядки лжи на время от некоторых, но не навсегда. Только истина везде верна себе верна себе самой, не смотря на то, что проста и безыскусственна. И потому вера святых, всегда и везде согласная, носить на себе печать истины. Далее, что значит прославление святых чудесами и знамениями? С одной стороны, это есть проявление благодати Божией, возведшей внутреннее освящение сердца до наружных действий, с другой – это есть видимая печать благоволения Божия о святых, поучающая благоговению к воле Божией. В ком, по слову Спасителя, может являться чудодействующая благодать? Знамения же верующим сия последуют, именем Моим бесы ижденут, языки возглаголют новы, змия возмут и т.д. Итак, в том, кто имеет живую, плодотворную веру, в ком вера благодатью Божией возведена до преобладающего начала жизни, до начала, освящающего все действия его, – в том могут являться знамения. Итак, чудеса – видимый знак святости лиц чудодействующих, свидетельство о святости как их, так и того общества, или той церкви, где воспитан чудотворец. Вместе с тем, кто, собственно, может творить чудеса? Один Бог. Так, если святые творят чудеса, то это значит тоже, что в них и чрез них действует Бог, что они посланники Божии, подтверждающие чудесами возвещаемую ими волю Божию. Смотрите далее. Не правду ли, что подвиг целой жизни некоторых святых относился, собственно, к проповеди веры? Таков подвиг мучеников, исповедников, святителей и учителей веры. Итак, прославивший сих святых прославил для нас веру их, или, что то же, утвердил чудесами, что проповедь их свята, учение их чисто, благовестие их – благовестие не земли, а неба. А так как исповедание веры, которое содержали и проповедовали святые учители, было то самое, которое содержала церковь, то прославивший святых прославил с тем вместе церковь их, или её учение. Так прославление святых чудесами есть печать Божия, полагаемая на церковь их в знамение её чистоты и угодности Богу.

Как же должны мы благодарить Господа, что родились и воспитались в святой православной церкви, прославленной и чистою жизнью святых И знамениями, совершающимися чрез них? Потому-то напрасно украшают себя пышными именами общества, отступившие от церкви, на них нет печати Божией, нет ни несомненно благодатной святости, ни знамений Божиих. Это – общества, созданные произволом человеческим, без благоволения Божия, творение людей, а не Бога. Вот недалекое от нас общество раскольников. Спросите, был ли кто-либо из святых в числе отступников от церкви, подобных им? Нет. Были ли святые чудотворцы между ними – раскольниками? Нет. Прославлен Господом Димитрий Ростовский, но он жестокими обличениями преследовал раскол. Прославлены святители – Иннокентий иркутский, Митрофан воронежский, но они подвизались за церковь, а не за раскол. Где ж прославленные между раскольниками? Правда, не раз случалось слышать и читать похвалы каким-то страдальцам соловецким. Но, что это за страдальцы? За что они умирали? За то, что бунтовали против царя и отечества? Подлинно, святой подвиг совершили! Подлинно стоит имени страдальцев! А каковы были другие дела их? Товарищи их, по пребыванию в осаде Соловецкой, стыдились говорить даже пред судом гражданским о их мерзостях. И этих-то людей наглое бесстыдство выставляет невеждам, как страдальцев. Бесстыдство это простиралось так далеко, что даже указывало на нетление этих страдальцев. Тела бунтовщиков, пролежавшие зиму на льду залива, оно хотело выдать за нетленные. Это уже более, чем просто лгать, но лгать на святого Духа, прославляющего святых. Вот что значит дело произволен!

Что говорят святые Божии для нашего назидания нравственного? От святых нельзя услышать другого урока, кроме урока душеспасительного. Они говорят нам, что без благочестия все отличия света, богатство, почести, слава – суета и ничтожество.

В самом деле, в честь кого празднуем мы ныне? В честь тех, которых мир или не знал, или знать не хотел – иначе, как разве гонением и злобою, Камением побиени быша, претрени быша, убийством меча умроша, лишени, скорбяще, озлоблени, в пустынях скитающеся и в горах и в вертепах и в пропастех земных (Евр.11:37–38). Таких людей прославляем мы ныне, после того как прославлены они Господом. Где ж знаменитости мира? Как не попали они в число прославляемых церковью и Господом? Да, не попали, если были не в числе святых. А как много было в мире людей славных и могущественных, от которых когда-то тряслись царства и народы! Как много было людей богатых, которые не знали счета своим богатствам! Как много было людей ученых, которые владели обширными, глубокими познаниями природы! И все эти громкие имена исчезли, или исчезают. Слава их промчалась, как звук мимолетный, или готова исчезнуть, как гул отдаленный. Что это значит? То, что земные отличия и преимущества, даваемые временем, временем и поглощаются, но совсем не составляют неотъемлемого достоинства человека; то, что для вечного бытия нашего необходимы совсем другие преимущества, – те, за которые ублажаются святые. Эти преимущества суть смирение, терпение, чистота души и тела, богобоязненность, любовь. Эти преимущества не изглаждаются временем, потому что мера и основа их – не мнения людей переменчивые, не случайности земли, все изменяющие, а вечная, неизменная воля Божия. Богатый этими отличиями пусть ничего не значит в мире, но он велик пред Господом; пусть он не учен, не красноречив, не рассуждает великолепно, пусть не знают его иначе на земле, как за бедняка просто душного, его знание Христа Господа узнают за гробом, его слава начнется там, – и слава, несравнимая ни с какою знаменитостью земною.

Вот урок, даваемый нам славою Святых!

И лежащие при храме сем не безмолвны для нас. И, что удивительно, они дают вере и благочестью тот же урок, что и святые.

Усопшие также говорят нам, что богатство, почести, слава – без добрых дел – суета. Спросите, кого угодно, из богатых, лежащих здесь, что взял он с собою, из сокровищ своих? Если благочестие не позаботилось сделать хотя малое употребление из богатства, сами видите, оно вовсе не нужно для мертвеца; нагим вышел он из чрева матери своей, нагим лежит и в могиле. Где красота лица, где стройность стана, которыми блистала юность дев, прежде чем легла здесь? Знаменитость сана и рода не оставила блеска своего на костях, сложенных в могилу. Пышность и нищета, как видите, ложатся здесь рядом, одинаково составляя из себя пищу червей, труп бездыханный, кости сухие. Юность! приходи, изучай здесь назначение краткой и бедственной жизни нашей. Старцы! могила говорит вам, исправьте проступки прошедшей жизни вашей; одно благочестие юности и старости переживет смерть, и только оно одно пойдет с нами туда – защищать нас на суде Божием. Слушатель мой! поверь словам мудрого, во всех словесех твоих поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши (Сир.7:39).

Что нужно более всего, что более всего может принесть пользу лежащим здесь братиям и сестрам нашим? Скажут, полезны дела милосердия, совершаемые в их имя. Не сомневаюсь, что они полезны усопшим; Бог любви и милосердия любит дела милосердия; оказав помощь нищему и узнику, вы Мне оказали ее, – скажет Судия Господь. Но, братия, милосердыми умели быть и язычники, – и они вовсе не были глухими к страданиям страждущих. Ужели же христианин ничего не может делать более язычника? Ужели христианство так скудно в средствах спасения? О, быть не может? Чем же можешь ты пособить умершим, как христианин? Есть пособие точно христианское, и пособие точно благотворное, лучше которого ничего нет на земле, это бескровная жертва тела и крови Христовой, приносимая святою церковью. Что все дела наши пред правосудием Божиим, не защищенные искупительною кровью Христовою? На чем можем мы основать надежду спасения своего и других, как не на примирительной смерти Христовой? Потому-то если бы вы могли слышать голоса братий и сестер ваших с той стороны гроба, сколько благодарности живой и пламенной услышали бы вы за воспоминание имен их при жертве бескровной? А в то же время вы услышали бы голос любви их к вам о вас самих; дорожите, дорожите православною церковью и верою, в ней сокровища благодати для живых и умерших; жалейте о ваших несчастных братиях, избравших себе, вместо святой церкви, богатой дарами неба, худую, полуразвалившуюся храмину, молельню раскола; нечем, не чем защитить ей несчастных детей своих от грозного суда правды Божией.

Что значит, слушатели мои, что почившие лежат здесь при храме всех Святых? То, что они отданы и приняты под защиту святых неба. Говорю, приняты. Как же не принять Святым тех, которые во всем единоверны с ними, одного Господа искали, одним и тем же путем шли? Как не принять святым, когда они так любят Господа и братию свою? И какая верная защита – святые! Господь так внимателен к молитвам святых! Правда, и раскол призывает тех же святых на помощь, и он говорит, отче Николае, отче Сергие! Но дело в том, принимают ли их св. небожители за детей своих? Тогда как своевольные и упорные они бегут прочь от той святой Матери, которая родила и воспитала святых неба; тогда как наглость некоторых из них изрыгает даже хулы на святую Матерь всех святых – церковь Христову, верно ли то, чтобы святые принимали с любовью голоса таких детищ, как бы часты, как бы громки они ни были? Верно то, что святые негодуют на раскол. Пусть же несчастные поспешать примириться с святыми прежде гроба.

Вот какое значение имеет храм во имя всех святых над могилами умерших! Будем пользоваться храмом сим во спасение, и в славу имени Божия, дивного во святых. Аминь.

1848 год.

He слышателие закона праведни пред

Богом, но творцы закона, сии оправдятся

(Рим.2:13).

Доведенный долгом до удовольствия в первый раз видеть град сей, – славный глубокою давностью пребывания в нем православного христианства, славный и новейшим просвещением, по чину церкви, встречаюсь с словами апостола, не слышателие закона праведны пред Богом, но творцы закона, сии оправдятся. Не уверен, чтобы встреча двух обстоятельств имела отношение только к граду, а не к посетившему град; но во всяком случае долгом обязываюсь предложить слово о словах, столько полезных для каждого.

Римские христиане, для которых писал помянутые слова апостол, обратились к христианству из иудеев и язычников. Иудеи превозносились пред язычниками тем, что им дан был самим Богом закон. Обратившиеся из иудеев ко Христу делала то же. Если смотреть только на то, что иудею дан был закон Божий и дан Самим Богом, то это преимущество иудея пред язычником действительно важно. И царственный пророк утешался тем, что ведом во Иудеи Бог, во Израили велие имя Его (Пс.75:2). Ни у одного народа древнего не было такого закона, каков был закон у Израиля; ни в каком народе древности не соединено было с законом столько великих дел, сколько совершено при обнародовании и подтверждении закона израилева. Как же было не иметь в виду такого необыкновенного преимущества? Кий бо, язык, говорил сам Моисей, тако велий, ему же есть Бог, приближаяйся ему, яко Господь Бог наш во всех, в нихже аще призовем Его? И кий язык велик, емуже суть оправдания и суды правы, по всему закону сему, егоже аз даю пред вами днесь (Втор.4:7–8). И апостол не молчал о преимуществе Сродников своих по плоти; и он говорил о них, они израильтяне, им принадлежат усыновление и слава, и заветы, и законоположение, и служение, и обетования (Рим.9:3–4). И, однако, тот же апостол после того, как сказал, елицы в законе согрешиша, законом суд приимут, говорит, не слышателие бо закона праведни пред Богом, но творцы закона, сии оправдятся. Что это значит? Отчего это так, что слушание самого закона Божия еще не доводит до блаженства, знание самого прекрасного правила жизни еще не делает человека правым? Казалось бы, не великое ли дело, не высокое ли наслаждение, не счастливая ли доля – просветить ум познанием предметов возвышенных? Как много чувствуют себя выше других, когда становятся выше других по образованию ума? Не самое ли сознание говорит, что приобретают, а не теряют что либо, когда приобретают знания; возвышают, а не унижают душу, когда просвещают разум свой? И особенно когда познают дела Божия, когда вводят закон Божий в свое внутреннее знанием, место ли сомнению, что это есть приобретение великое, наслаждение чистое?

Все это правда, братия; но такая правда, которой надобно указать границу. Будем внимательны к душе, – и мы откроем в душе нашей эту границу. Согласитесь, что не естественно для души, когда заставляют ее жить одною мыслью, или, когда допускают в ней преобладать такой силе, которая не имеет права на преобладание. Не одною мыслью назначено жить душе, но в ней есть и чувство, и воля, а воле принадлежит правительственная власть над душою. Представим себе, что в целом телесном организме жива и цела одна голова, а все прочие члены омертвели, или, по крайней мере, едва дышат жизнью. Чем назовете вы такой организм? Скажете, это что-то не в порядке; это что-то более, чем уклонение от порядка. Не то же ли означает и душа, когда в ней живет мысль на счет всего другого, когда указывают мысли беспредельное стремление вперед, а бедное чувство, а бедная воля, не говорим о прочих силах, едва получают на свою долю минуты кое-какой жизни, кое-какого действия? В таком случае душа мало по малу, постепенно, но неприметно, превратится в скелет мыслей, в сухой остов духовного организма. Дайте незаконный перевес какой угодно частя, каком угодно целом, самое превосходное целое расстроится. Другого следствия нельзя ожидать и тогда, когда в душе преобладает знание без дел закона. Спору нет, что невежество – не блаженство; жизнь души, спасение души начинается познанием закона, разумением воли Божией. Но пусть тем и ограничится деятельность мысли, – разумением воли Божией, необходимым для правильной жизни душевной. Это будет законная деятельность, правильная деятельность, которая будет благотворною для всей души.

Братия! Странен был бы законодатель, если бы дан был закон с тем только, чтобы узнан был закон. Это означало бы, что, или дают такой закон, которым ничего нельзя привести в порядок, или дают закон с тем только, чтобы, увидя из него свои беспорядки, оставались с беспорядками. Прельщают себя, учит апостол, когда думают, что все сделано по отношению к закону, если бы слышатели, а не творцы закона (Иак.1:22). Не странно ли, не смешно ли видеть в зеркале неприличие своей одежды, нечистоту на лице, а ничего не поправлять в одежде, и не спешить смывать грязь с лица? Если же кто, говорит апостол, только слушает слово, а не выполняет; то такой походит на человека, видящего в зеркале лице свое, – увидал себя, отошел, и тотчас забыл, каков был (Иак.1:23–24). Закон Божий дан нам с тем, чтобы не только знали мы его, но и исполняли. И как строг закон Божий, как обширны требования его! Если кто соблюдет и весь закон, но согрешит в чем-либо одном, то обвинен будет во всем (Иак.2:10). Самоволие передвигает и портит границы закона, но Тот, кто дал закон, не оставит того без отмщения; за каждое праздное слово, за каждую праздную мысль потребует Он к ответу. Мы живем забывчиво, но это не значит, чтобы мы были вне опасности; мы беспечны в собственному положению, живем так, как будто бы не было никого над нами, но над нами бодрствует неумолимая правда, – она обличит самое малое отступление от святой воли Божией. Востань, грешник, проснись от губительного сна твоего, чтобы не застал тебя неготовым к отчету неумолимый страж твой.

Мнози рекут в день он, Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, не Твоим ли именем бесы изгонихом? И Господь скажет многим, николиже знах вас. Чего же мы себе ждем от одного знания воли Божией? Нет, знание воли Божией не только не спасет нас от суда, но послужит только к осуждению нашему, если оно бесплодно в нас. Как бы великолепно и многосложно ни было знание наше, бесплодное знание – погибель. Раб, ведевый волю господина своего, и не сотворивый биен будет много. Так говорит истина. Страшно это слово для бедного иудея, знавшего из закона волю небесного Владыки. Гораздо более оно страшно для нас, христиане, для которых еще более известна воля Отца небесного. Если глаголанное ангелами слово было твердо, и всякое прослушание получило мздовоздаяние, как мы убежим гнева, – нерадивые о таком спасении? (Евр.2:2–3). Слово о нашем спасении возвещено самим Господом, единородным Сыном Отца небесного, передано очевидцами слова; в том и в другом случае Бог сосвидетельствовал слову знамениями, чудесами, различными силами, разделениями даров Духа святого. Ужели все это напрасно? О, не напрасно! Земля, пившая много раз сходивший на нее дождь и произращающая только волчцы, есть земля негодная, близкая к проклятию; конец её – пожжение (Евр.6:7–8). Глагол Божий не возвращается тощ; он или обращается в слово жизни для выполняющих его, или становится огнем, потребляющим непокорных. Христиане! устрашимся участи более грозной для нас, чем для иудеев.

Правда, мы немощны для того, чтобы исполнить закон, и, следовательно, для того чтобы быть оправданными пред Богом. Но в немощи нашей не виноват закон, а мы сами; и потому не теряет он силы своей над нами оттого, что мы бессильны исполнять его; наше дело в таком положении сознавать немощь свою, каяться во грехах своих, проливать слезы о том, что блудно расточили мы богатство Отца небесного, и в глубоком смирении молить о помощи. В небесной помощи нам не будет отказано. Просите и приимете. Помощь нам готова, лишь бы мы были готовы для неё. Дух благодати ожидает только того, когда духом сокрушенным будем молить Его об исцелении немощей. Жалуются на совершенную неспособность нашу к добру, на недостаток самого произволения благого, самой молитвы о помощи. Но поверьте, братия, это не голос истинного самопознания, а вопль лукавой беспечности, которой хочется только неги и покоя. Не то говорит о нас евангельская правда; она посрамляет самонадеянность, но не поблажает и нерадению, указывая на закон, воюющий в нас противу закона духовного, она показывает в нас и соуслаждсние закону духовному по внутреннему человеку, и хотение доброго (Рим.7:18–24), указывает на дело законное, написанное в сердцах наших (Рим.1:19, 2:15). Жалуются на суету мира, на житейские заботы. Но от кого суета мира, как не от нас же самих, как не от нашего невнимания к своему спасению? Не наши ли прихоти заставляют волноваться мир? Не наши ли страсти порождают тысячи нужд и недостатков жизни? Сократите требования страстей, и не будет препятствий к исполнению воли Божией со стороны мира.

«Бог смотрит на веру, а не на дела наши». Да, Он требует веры живой и плодотворной, но бесплодному древу готов огонь вечный; бесплодному знанию, которое губит и время, и силы души в созерцаниях бесполезных, другого ожидать тебе нельзя, кроме осуждения вечного. Представлять себя сытым от одной мысли, что я сыт, смешно; то же значит говорить, довольно веры, а дела не нужны душе.

Блажени слышащий слово Божие и хранящий е. Аминь.

1843 год.

Не пецытеся душою вашею, что ясте

или что пиете, ни телом вашим, во что

облечетеся (Мф.6:25).

Как не заботиться о нужном для земной жизни? Как не заботиться о пище и одежде? Наша одежда сама собой не шьется, наша пища сама собой не готовится; наши домы сами собой не отроются и не нагреваются в холоде. К тому же земные вещи могут быть обращаемы на пользу вечной жизни, ими мы можем служить ближнему в его нуждах их можем употреблять на службу Богу.

Каких же заботь о земном не велит иметь христианину Господь наш?

Заботы о земном тогда преступны в христианине, когда он ищет земного без мысли о промысле Божием. Тогда заботы его – заботы язычника, который не знал истинного Бога и не имел твердой веры в промысл Его. А как много и ныне есть тружеников земли, которые работают на земле без мысли о Боге! Хотя Бог не оставлял их поныне без пропитания и одежды; хотя он незримо и нечаемо подавал им помощь в самых крайних нуждах, однако, они все смотрят с беспокойством на будущее, как будто будущее зависит от их забот. Иной говорит, теперь у меня мало детей, и для них много требуется забот. Что же будет со мною, когда будет их много? Теперь дети еще малы, и на них так много выходит. Что буду делать, когда они подрастут? А что, если еще сделаюсь болен, или умру, кто будет кормить детей? Другой не имеет детей и также тревожится за будущность, я состарюсь и не в силах буду работать, – а детей нет, кто станет кормить меня? Судите, к лицу ли христианина такие тревоги? Тревожатся за участь того, чего еще нет, тревожатся так, как будто не мимо их забот и тревог идет все в мире. Всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Отца светов (Иак.1:17). Кто от вас пекийся может приложити возрасту своему лакоть един? Неужели Он, всеблагий, тогда как дал бытие вашим детям, оставит умереть их с голоду? Или Он, всемогущий, не знает, что старость бездетная имеет нужду в пище? Весть Отец ваш небесный, яко всех сих требуете (Мф.6:32). Трудитесь в мире совести, но не забывайте, что успех всякого дела зависит от Бога. Потому молитесь пред началом дела за его успех, молитесь по окончании, дела, благодаря за конец. Всякая забота наша о земном, без упования на промысл Божий, есть – грех и делает нас недостойными благословения Божия.

Далее, заботы наши о земном преступны еще тогда, когда хотим иметь земных благ больше, чем нужно для короткой жизни нашей.

Много ли нужно для человека на земле? Не слышим ли, как довольствуются дети природы слишком малым? И между нами мало ли таких, которых состояние ограниченно и почти бедно, и, которые живут покойно? Отчего же тревоги других, которые наделены многим с избытком? Отчего, владея многим, говорят, мало нам? Оттого, что эти люди прихотливы, оттого что кроме нужд природы, они придумали или нажили себе множество своих нужд, нужд страстей ненасытимых. У них есть одежда, чтобы прикрыть тело от вредного влияния стихий; но им мало того, они хотят иметь богатую одежду, и не одну, а две и три. У них есть пища здоровая и свежая, но им не нравится пища простая, им надобна пища изысканная; у них есть и деньги, чтобы приобретать другие надобности жизни, но им давай много золота. Судите, прилично ли такое поведение христианину, которого желания должны быть умерены, потребности ограниченны? Или не есть ли это поведение язычника, которого страсти необузданны, желания безграничны? Апостол предписывает христианам, имеюще пищу и одеяние, сими доволъни будем (1Тим.6:8). Желать земного более, чем нужно для земной жизни, может только страсть к земле. А стоят ли земные блага, чтобы питать к ним пристрастие? Все они так ненадежны, гниют и портятся, горят и тонут, похищаются и исчезают. Все они только на время забавляют душу, но не дают ей ни счастья, ни покоя; мало того, за минутные наслаждения ими, душа расплачивается тревогами совести, ощущением пустоты и скуки; а с иными бывает и того хуже, иных избыток земных благ совсем отуманивает, доводить до забвения о Боге, до роскоши и беспутства, до гордости и высокомерия, до жестокости и бесчеловечия в отношении к другим. Печальное, жалкое состояние! Потому-то апостол говорит, будьте пользущиеся миром, как бы не пользующиеся; преходит бо образ мира сего (1Кор.7:13).

Говорить ли о том, что заботы о земном крайне преступны, когда для приобретения благ временных, употребляются не честный труд, не служба совести, а средства преступные? В таком случае забота о земном не была бы одобрена иным язычником.

Труды чиновника государство награждает жалованьем и обеспечивает его на старость пенсией. Но иной, чтобы обогатиться, обманывает начальство, кривит дела правые, прикрывает виновного и подвергает невинного суду и осуждению. Дело ли это христианское? Иной торгующий, желая скорее нажиться, берет за товар и труды тройную цену против того, чего они стоят. Дело ли это совести христианской? Иной работник тайно обкрадывает своего хозяина, который платит ему за труды плату добросовестную, и без которого он, быть может, не имел бы хлеба. Не дело ли это худого язычника? Иные не хотят знать заповеди апостола, аще кто не хощет делати, ниже да яст (2Сол.3:10); живут праздно, бегают труда и именем Господа обманывают людей, чтобы получать деньги на удовлетворение худых привычек. О! как строго осуждены они будут на суде Божием. Все приобретенное неправдою будет пищей адского огня, который будет жечь делателя неправды. Единственное спасение от вечной беда несчастного – возвратить неправдою взятое законному владельцу; а христианство предлагает неправдою нажитое, после удовлетворения обиженных, раздать бедным.

Ищите прежде царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам, сказал Спаситель (Мф.6:33). Попечениям о земном должны предшествовать в нас попечения о небесном; пред заботами о доме и теле должны занимать первое место заботы о вечном спасении. Что дороже, – душа или тело, земля или небо? Если будем наблюдать законный порядок в желаниях вечного и временного, то помышления о земном будут святы. Мало того, Господь так любит нас, что в таком случае берет на себя приготовить нам все нужное. Лишь только ищете вечного спасения души, нужное для тела будет подано. Потому-то тем более жалки, тем более несправедливы те, которые день и ночь трудятся для земли, а о небе не вспоминают и в воскресный день; и деньги и труды тратят, чтобы одеть и накормить семью прилично, а чтобы украсить себя и семью жертвою для храма, делом милостыни, того и на уме нет. Весьма верно называет их писание сынами века сего (Лк.16:8), они живут по духу времени и для времени, – гоняются за ветром, за известностью, за славою, а думать о вечности своей им некогда. Какое печальное положение! Что ждет их за гробом?

Братия, блюдите, како опасно ходите, не яко же немудра, но яко же премудри, разумевающе, что есть воля Божия (Еф.4:12). Живя по воле Божией, можем мы быть счастливы и на земле, и в вечности. Но гоняясь за земными благами не согласно с волею Божией, мы готовим себе только горе. Будем же умны, для своего покоя. Аминь.

1852 год.

В г. Волчанске.

Аз же глаголю вам, яко всяк гневайся

на брата всуе повинен есть суду (Мф.5:22).

Это слова Господа из пространной нагорной проповеди Его. В нагорной беседе Господь предостерегает от разных ложных мыслей, которые внушаемы были иудейскому народу книжниками иудейскими. В числе таких несправедливых мыслей была мысль, что будто довольно исполнить буквальное требование закона, о душевных же расположениях нет нужды заботиться. Так объясняли учители иудейские и заповедь, не убий; они говорили, что заповедь запрещает насильно отнимать жизнь у другого и ничего более. Таким образом иудейские учители учили только наружной честности и не заботились о внутренней чистоте. Сын Божий говорит своим последователям, аще не избудет правда ваша паче книжник ни фарисей, можете внити в царствие небесное. Слышасте, яко речено бысть древним не убий. Аз же глаголю вам, всяк гневаяйся на брата своего туне повинен есть суду. Осмотрим благоговейно учение Спасителя нашего о гневе.

Всяк, гневаяйся на брата туне повинен есть суду. Спаситель объявляет виновным гнев напрасный. Следовательно, не всякий вообще гнев осуждает Он. И точно не всякий гнев грешен. Когда Господь наш увидел, что в храме Божием продают и покупают как бы на рынке, то Он взял бич и бичом выгнал из храма оскорбителей святого храма. Не делайте, говорил Он, дом Отца моего домом купли. Вот гнев и гнев всесвятого Сей гнев есть святая ревность о славе Отца небесного, которому посвящен был храм. В гневе на нечестие евреев, сливших себе тельца из золота и кланявшихся ему, как Богу, Моисей разбил скрижали закона, полученные от Бога. Ап. Петр с негодованием отверг дары Симона волхва, которыми тот хотел купить дары Духа Святаго. Сребро твое, сказал он, да будет с тобою в погибель (Дея.8:10). Ап. Павел хотел с палкой прийти к коринфянам, чтобы вразумить некоторых, как следует жить по-христиански. Так бывают случаи, когда не было бы святостью не обнаруживать гнева. Справедлив, законен, свят гнева отца и матери на беспорядки и беспутства детей. Суд Божий пал бы на них самих, как и на их детей, если бы они смотрели сквозь пальцы на беспорядки детей. Вспомните Илия. Точно так каждый начальник обязан для удержания силы за законом действовать не только мерами кроткими, но и строгими. Счастлив он, если не имеет нужды изъявлять гнев на подчиненных, но несчастен, если, имея нужду действовать строго, действует слабо; он причиняет вред и себе и подчиненным. И каждый искренний христианин должен скорбеть и негодовать, когда увидел бы наглых хулителей святой веры, изрыгающих хулы на истину Божию, иначе холодность его была бы нечестием против Господа. Так гнев, основанный на законной причине, есть гнев святой и праведный.

Другое дело – гнев напрасный. Всяк гневайся на брата всуе повинен есть суду. Когда же гнев бывает напрасным? Ах, если смотреть на гнев, каков бывает он у людей, то придется поискать и не легко найдем, когда бывает он не напрасным. Гневаются, выходят из себя, на такие вещи, которые имеют все право на внимание признательной любви. Твой отец, твой друг, твой начальник говорят тебе о твоих ошибках с искренним желанием добра тебе. А ты на слова любви отвечаешь словами негодования и брани, осыпаешь возражениями, укорами, упреками, оскорблением. Прииди в себя, за что ты гневаешься? Зачем ты любовь святую топчешь в грязи диких чувств и мыслей твоих? Добрый Иосиф сказывает отцу, как обижают его братья и они после того не хотят говорить с ним и решаются продать его в неволю к смертельному огорчению отца. Справедлив ли гнев их на Иосифа? Бывает, что гневаются на такие вещи, которые едва ли стоят и мимолетного взгляда. Гневаются на то, что потерян, пропал или уничтожился, предмет суеты земной, предмет преступного пристрастия, тогда как надлежало бы радоваться, что исчез с глаз соблазн пагубный. Стыдно говорить, а надобно сказать, что у иных гнев изливается даже на бессловесных, даже на вещи бездушные. Бывает и то, что гневаются на дело достойное гнева, но гневаются так как не надлежало бы гневаться. Не напрасный ли гнев, когда в гневе употребляют такие меры против греха, которые только раздражают, а не усмиряют грех? Неосторожное, ненамеренное оскорбляющее слово, вместо того чтобы покрыть молчанием, или исправить словом ласки, преследуешь ты словами бранными, словами злоречия и злости исступленной, справедлив ли ты? Дитя твое сделало неважную ошибку, и ты выходить из себя, поднимаешь шум и крик. К чему это? Не думаешь ли ты, что дитя не заметит несправедливого в твоем гневе? Оно заметит твою несправедливость и оставит без внимания свои ошибки. Гневайтеся и не согрешайте, говорит писание (Еф.4:20), т.е. гневайтесь на дело незаконное, но так, чтобы не преступать границ справедливости.

Трудно ли после того видеть, как преступен, как виновен напрасный гнев?

Он оскорбляет в нас любовь к ближнему, столько святую для христианской души. Любовь, говорит апостол, долготерпит, не ищет своего, не раздражается, не помнит зла, все покрывает, все переносит (1Кор.13:4–6). И из истории святых видим, что пока не проникала в сердца их святая любовь, они были нетерпеливы, вспыльчивы, но становились кротки, мягки, когда овладевала сердцами их евангельская, благодатная любовь. Так не ищите, не найдете в напрасном гневе ни кротости, ни снисходительности любви; он не покрывает, а открывает, слабости других; он не знает извинений ошибкам ближнего. Он не дорожит не только покоем, не только честью, но и жизнью другого. От жестких слов, от оскорблений и обид доходят до убийства. Муж ярый устрояет брани (Притч.15:18). Человек яр разжигает свар, и муж грешен возмятет друга и посреди мирных вложит клевету (Сир.28:10).

Гнев преступен по источникам своим. В иных он – плод самолюбия, которое слишком дорожит простором своим и потому восстает с негодованием против самых пустых встреч, на против того, что не по вкусу подали чашку, или стул. В других гнев – плод гордости, которая высоко ставит свою личность и малое невнимание со стороны другого принимает за жестокое оскорбление для себя. Тому, кто живо помнит о своих немощах и грехах, кто видит себя ниже всех по порче души своей, тому не до того, чтобы волноваться гневом на другого.

Гнев виновен по действиям, которые производит он в душе нашей. Что буря в воздухе, то напрасный гнев в душе, мысли, чувства, намерения, желания, все в беспорядке, все в расстройстве от гнева, так что света Божьего не видно в душе; душа разумная, душа с волею свободною, с силами богоподобными, превращается в духа злобы и неистовства. Сколько несправедливостей, сколько грехов вызывает за собою гнев напрасный!

И ложь, и неправда, – потоком бегут. Ни здоровью своему, ни чести своей, ни самой жизни нет пощады. Не бывает ли и того, что распаленный гневом произносить хулы на все святое? Гнев правды Божией не соделывает (Иак.1:20). Ах! если бы гнев производил сильные опустошения только в душах слабых, это было бы печально, но не изумительно. Подвижники Божии дознали опытами, что и в их душах, допускаемый по немощи, гнев наносил сильный вред, удалял от них дух благодати, который есть дух любви и мира.

Таким образом понятно, почему Спаситель произносит строгий приговор напрасному гневу. Он подвергает его осуждению, при том неодинаковому по степени гнева. Всяк, говорит Он, гневаяйся на брата туне повинен есть суду. Это – приговор тому гневу, который кипит в душе, но еще не выразился в словах и поступках. Иже аще речет, продолжает Спаситель, брату своему, рака, пустой человек, повинен есть сонмищу. А иже речет, уроде, бездушный человек, повинен есть геенне огненной. Это означает, что кто выражает гнев свой в укоризненном наименовании брата, каково наименование пустым человеком, тот так виновен, как бы он судим был пред вышним судилищем человеческим. Если же гнев достигает крайней степени, так что гневный называет брата самым поносным именем, каково у иудеев было название бессовестным, бездушным, то это такой грех, который подвергает виновного геенне.

Братья и сестры! берегитесь гнева, как огня. Как спасаться от него, особенно когда он частью зависит и от раздражительности темперамента?

Представляй себе чаще и живее безобразие гнева. Для того поставляй себя на месте другого и спрашивай, каково было бы тебе, если бы другой за ошибку неважную осыпал тебя бранью? Поставив себя в положение ответственного лица пред гневным, ты скоро и ясно поймешь несправедливость и низость напрасного гнева, легко заметишь и то, как не много нужно для того, чтобы бесчиниями гнева не унижать собственной своей души.

Затем как можно чаще имей в виду образец небесной кротости, данный нам небом в лице Спасителя. Научитеся от Мене, яко кроток семь и смирен сердцем, говорит Господь и учитель наш. И подлинно как велика, как божественна была кротость Его! Какими оскорблениями преследовали Его иудеи во все продолжение земного служения Его! Беса имать, говорили о Сыне Отца небесного; Он друг мытарям и грешникам, нарушитель св. субботы, кричали другие. А чего не перенес Он, когда предан был в руки врагов предателем учеником? И на все оскорбления, на все злословия, на все насмешки, на все побои, пощечины, заплевания – ни одного слова гневного, ни одного движения негодования. Христос пострада по нас, говорит ап. Петр, нам оставль образ, да последуем стопам Его... Иже укоряем не укоряше, страдая не угрожал, предаяше же судящему праведно (1Пет.2:21).

Наконец, как и от всякого греха, как и от всякой душевной болезни, нельзя исцелиться от гнева своими силами, без помощи благодати Божией. Потому молись, усердно молись Господу, дабы Он послал тебе дух кротости и терпения. Для того, чтобы дать силу любви к другому над силою гнева, – молясь в движении гнева за ближнего; говори от глубины сердца, «Господи! прости согрешения оскорбившему меня, – он человек, как и я». Поверь, молитва подаст мир душе твоей.

Бог благодати и милости да будет с нами. Аминь.

1851 год.

В г. Валках.

Побеждай благим злое (Рим.12:21).

Говорят скорбному сердцу, к чему скорбеть? В мире все прекрасно, на земле все в порядке; если есть неустройства, неправды, насилия, это только разнообразит картину, но не портит. Бесполезное утешение! Не умное умствование! Сердце, пораженное скорбями, не верит ни утешению, ни умствованию, потому что опытом дознает несправедливость умствования, потому что чувствует, осязает не только действительность, но и едкую силу зла. Умное ли умствование, когда идет на перекор опыту? Земли проклятой не сотворят раем наши мнения; своекорыстной, злобной мудрости нельзя признать стоящею любви. Нет, вместо того чтобы скрывать от себя зло, надобно помышлять, надобно заботиться о том, как побеждать зло, чтобы оно не поглотило и нас и других. Где ж взять нам оружие против зла? Где научиться искусству – побеждать зло? Побеждай благим злое, учит апостол. Возможно ли это? Приведет ли это к победе?

Побеждай благим злое. Казалось бы, надлежало сказать, побеждай злом злое. Тогда победа как будто вероятнее. Испытайте, возьмитесь за оружие, с которым на нас нападают. Платите за клевету клеветою, за обиду обидою, за удар ударом. Что выйдет? Вместо одной клеветы – две клеветы, вместо одной обиды – две обиды, вместо одного удара – два удара. Пусть продолжают возмездие, что выйдет? Одно умножение обид, одно торжество зла. Одна сторона ослабеет и зло кончится? Нимало. Ослабевшая соберется с силами, и размножение зла продолжится. Одна сторона потеряет жизнь? И тогда зло не побеждено, потому что восторжествовало самое страшное зло – убийство. Таким образом, плата за обиду обидою не только не уничтожает зла, не только не останавливает хода его, но усиливает зло. Вот почему апостол говорит, аще друг друга угрызаете и снедаете блюдитеся, да не друг от друга истреблени будете (Гал.5:15). Не приведут к цели попытки исправлять согрешившего гневными словами, бранью злости и ненависти. Согрешивший видит тогда в самом наставнике грех и неправду, и таким образом обращает все внимание не на себя самого, не на свои ошибки, озабочивается не тем, чтобы исправить себя, а тем, чтобы лучше рассмотреть неправду другого; мало того, несправедливым поступком другого он возбуждается только к гневу против неправого наставника, и таким образом к прежним ранам сердца своего прибавляет новые раны греха. Вот к чему ведет брань зла со злом!

Ты скажешь, желал бы победить зло добром, желал бы примириться с врагом; но он не хочет мириться? Но полно так ли? Полно, желаешь ли искренно того? Всмотрись в себя. Ты считаешь его врагом твоим, а он тебя считает врагом. Кто из вас прав? Осмотрись. Если и тем началось зло, что ошибочно понято твое доброе слово и тогда необходимо спокойное объяснение делу, а не злоречие, а не гнев. Но что, если с твоей стороны больше сделано? Что, если вражда началась тем, что он сказал несколько слов неприятных, хотя и справедливых, а ты за непонятую правду осыпал его, как градом, колкими упреками? Быть может, он, сказал неприятное, хотел потом загладить неумышленную неприятность ласкою любви, а ты оттолкнул его холодностью и даже презрением. Может быть, еще ты отозвался о нем обидно для его чести, незаслуженно по его делам и расположениям. Если все это так, то в ком надобно побеждать зло? В тебе самом. Побеждай же его сознанием своего проступка, спеши загладить его делами любви. Побеждай благим злое.

Ты говоришь, «ближний не примирим, к чему тратить слова для него?» Но с чего ты взял думать так обидно о ближнем твоем? С чего взял думать будто, только у тебя доброе сердце, что только ты великодушен, а другой вовсе не хочет быть добрым? Если ты не остаешься бесчувственным к бескорыстной любви, к безмолвному терпению невинного, с чего отказываешь ближнему в той же способности нравственной? Не приличнее ли для христианина ожидать лучшего от другого, чем от самого себя? Если гордость удерживает тебя сделать первый шаг к примирению с братом, христианин ли ты? Положим, враг не легко примирится с тобою. Но подумай, что он – человек, и снизойди к немощи человеческой. Подумай, что доброе не дается даром. Победа не приобретается без подвига. Сей семена мира и не забывай, что надобно время, чтобы семя сперва дало росток, потом взойдет стебель, и за тем уже явится плод. Болезнь не вдруг уступает силе врачества; повторяй не раз возливать елей и вино на израненное сердце. Легко ли тебе заметить в себе ошибку? Легко ли, увидав ее, сознаться в ней искренно? Легко ли сознавшись, поправить ее? Почему же не прилагаешь ты того же к другому? Почему ты требуешь, чтобы другой был, или вдруг стал ангелом? Не требуй от другого более, чем ожидаешь от себя. Не забывай при том и того, что если ты худ, если ты молишь, чтобы Бог простил тебе грехи, чтобы Он сам научил сердце твое добру, так мало покорное добру, ты точно так же должен прощать другому некоторое упорство его; так же как за себя, ты должен молить за него Господа, чтобы смягчил сердце его? Где источник всякого добра? У одного и того же Господа, для тебя и для него. В тебе и в нем чистое добро совершает единая благодать.

Как же, подумает иной, зло может быть побеждено, когда оно действует наступательно, а христианин не любит дозволять себе и оборонительного противоборства? Не только может быть побеждено, но и было побеждено, именно тем самым путем, который. считают столько неверным. Какое громадное зло сражалось против первенствующего христианства! И владыки пол вселенной были против него, и судьи, и жрецы, и толпы народные вооружались всем против него; политика и религия, философия и слепая чернь кричали, смерть христианству! А какое малое стадо было стадо учеников Христовых! Как бедно оно было внешними пособиями для борьбы с мудростью и силою озлобленного мира! «Бог избрал безумное мира, дабы посрамить мудрое, и немощное мира избрал Бог, дабы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего незначащее избрал Бог, дабы разрушить значащее» (1Кор.1:27–28). Как же побеждено крепкое немощным и знаменитое ничтожеством? Против гонения стояло терпение, против неверия – вера, против злобы мучителей безмолвно преклоняли главы под меч. И язычество исчезло. И христианство овладело миром. Вы скажете, то были времена необыкновенных даров благодати, необыкновенного действия силы Божией? Правда; но зачем же забывать и то, что ныне не жгут на кострах за имя Христово? Между тем прекратилась ли благодать? Отнюдь нет. И Христос Господь обещался всегда пребывать с верующими. И Дух благодати неотступно пребывает в церкви. И молитве сказано, проси и приимешь. За чем же дело стало? За тем, что малодушны мы, за тем, что малодушием допускаем неверие в сердце свое. Иначе – когда же, Господи, не был Ты близок всем призывающим Тебя? Чья молитва осталась неизвестною Тебе всеведущий? Чью мольбу не выслушивал Ты, всеблагий? Какой помощи не могла подать всесильная рука Твоя?

Положим, любезный мой, что враг твой слишком упорен в зле, чтобы сделаться добрым от твоей любви. Снимается ли тем с тебя обязанность побеждать благим злое? Нимало. Любовь Божия не престает изливать свою милость на злых, как и на добрых. Точно так поступай и ты. Победа и тогда будет оставаться за добром, так как вражда ближнего будет покрываться твоею кротостью, так как, не смотря на скорби, которыми будет стрелять в тебя неприязненность, ты будешь стоять твердо в вере и любви, не уступая ни пяди злу. Что сделает тебе враг твой своею враждой? Зла истинного, действительного, он не может причинить тебе, напротив – много может принесть пользы. Друг твой столько любит тебя, что не видит всех твоих недостатков. Но стань пред лицом врага твоего, и никто подробнее его не опишет тебе слабостей твоих; он зорко на них смотрит, не упуская ни одного проступка, и говорит о них, не уменьшая их виновности. Итак, слушай врага твоего спокойно, внимательно, – и тогда к скольким победам над злом приведет тебя враг твой! Чем менее мы будем давать места греху в сердце своем, чем более внимательны будем к себе самим, чтобы скорбями очищать нечистое сердце свое и страданиями пользоваться для преспеяния духовного, тем любовь божественная выше и выше будет возносить нас над бедствиями мира и над злобою зла. Послушайте, что говорит о себе крепкая любовь к Господу? Кто ны разлучит от любви Божия? Скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч? Во всех сих препобеждаем за возлюбльшего ны (Рим.8:35–37). Видите, нет в мире зла, нет бедствий, которые могли бы победить любовь, над которыми она не торжествовала бы победы.

Еще один вопрос, если только благим надобно побеждать злое, как же будет наказан преступник? Но моей личности не давали права суда ни над кем. Если оскорблено одно лице мое; предаю дело Господу, Мне отмщение, Аз воздам, глаголет Господь (Рим.12:19). Если дело касается не одного лица, а общества; и тогда не мне судить об этом, – мой долг только сказать Божиему слуге, который не даром носит меч. Власть установлена Богом; ей вверено право сражаться с злом наказаниями. Но и самая власть, если она христианская, не желает мстить злом за зло; она только защищает невинного от зла, и предупреждает или пресекает злодеяние, чтобы не погиб злодействующий и не гибли другие. Она управляется не злом мщения, а благом человеколюбия и правды. Таким образом, если наказывается преступник, то не испытывает он зла мщения со стороны власти, а ему преграждает путь к злу человеколюбивая правда.

Бог мира и любви да укрепит в сердцах наших любовь, для временного и вечного мира. Аминь.

1848 год.

Господи, спаси мя, погибаю (Мф.14:30).

Больному человеку нельзя не чувствовать боли, и естественно желать освобождения от болезни. Впавшему в беду естественно тяготиться бедою и искать избавления от беды. Какова бы ни была рана, живой хочет жить и отклоняется от всего, что грозить опасностью, вредом жизни. Так молился и апостол Петр, когда начен утопати.

Но, при различии бед жизни, естественно прежде и более всего желать избавления от такой беды, которая тяжелее других. Иначе, часто можно быть и малодушным. Узнать более или менее тяжкую беду, по-видимому, не трудно, что сильнее давит нас, то и тяжелее. Но как часто ошибаются! Как часто малодушествуют! Отчего же? Оттого, что не довольно верно понимают и помнят, какая угрожаемая сторона жизни более стоить того, чтобы мы берегли ее. Какая тяжесть, если не физически, то нравственно, сильнее может оскорблять нас?

Подумаем же внимательно, против какого бедствия надобно нам всего более просить помощи свыше? Какое в мире есть самое ужасное зло?

Какое множество бед встречает бедного странника земли! Ах! так много, что не легко составить им и разряды. Однако, как бы различить их? Пусть на первый раз, по двойственности нашего организма, разделим их на два вида, на одной стороне поставим беды, поражающие организм видимый, физическую жизнь нашу, на другой – беды, оскорбляющие душу. Что-ж? Признаем ли первые более тяжкими, чем последние? Если душа ценнее тела, дороже земли, то беды душевные, конечно, важнее бед жизни внешней. В самом деле, что все прочее наше в сравнении с душою? Душа – образ Божий; он составляет то самое, что возвышает человека над всеми видимыми тварями, что поставляет его в общении с самим Богом. Можно ли же беды душевные ставить наравне с бедами, поражающими видимую нашу жизнь, исчезающую как пар?

Однако, не каждое оскорбление душевное более важно, чем скорбь физическая. Так, если легкомыслие предпочитает оскорбление чести потере жизни, то не предпочитает – здравый смысл. Почему? Потому, что оскорбление чести бывает наказанием тайным грехам души, и, следовательно, может быть принято, как прекрасное врачество больной душе; а самовольная потеря жизни, не возвращая ничего грешной душе, составляет бессмысленное самоубийство.

Как же узнать нам, какое зло должно считать нам самым ужасным злом?

Не трудно согласиться с тем, что зло, которое составляет источник, причину всех других зол, важнее других зол. Удержите это начальствующее зло, вы заградите источник зол и останетесь спокойны от прикосновения всех других бед. Напротив, допустите до себя начальствующее зло, вы будете страдать не только от него, но к вам придут, как неминуемые спутники начального зла, все другие бедствия.

Что ж это за зло, начальствующее над всеми другими?

Это есть грех, братия! Откуда все бедствия в мире? Откуда болезни? От греха, породившего смерть и болезни. Откуда нищета и недостатки? От греха, до греха во всем было довольство. Откуда стыд бесчестия? От греха, согрешили и стали стыдиться, стыдиться, собственно, греха же, которого нет бесчестнее. Каков был человек, прежде чем согрешил! Он был покоен, здоров, весел, счастлив, без всяких нужд, без всякого горя. Согрешил, и земля стала приносить ему колючую траву, тварь начала воздыхать вздохами землетрясений, громов и бурь, в муках стали раздать детей, встретились с болезнями, дряхлостью, смертью. Отовсюду окружили и стали теснить человека беды, – беды на море и на суше, в пустыне и в городе, беды от своих и от чужих. Что приносит нам грех каждый день? Откуда расстройства семейной жизни? Откуда расстройства гражданской жизни? Не от страстей ли, воюющих в сердцах наших? Не указываю на те страсти, которые так очевидно лишают людей и здоровья, и имущества, и доброго имени. Самое тонкое злоупотребление сил сопровождается тонким, но едким злом. Гордость предается пьянству и убивает рассудок; мудрость, не искусившаяся имети Бога в разуме, предается в неискусен ум творити неподобная (Рим.1:28). Корысть не столько наполняет дом богатством, сколько душу заботами. Коварство падает в яму, которую готовило оно другому. Стало быть, не будь греха, не было бы и бед в мире? Да, это так. Испытайте и уверитесь. Пусть не будет неправды в приобретении богатства. Сколько умолкнет жалоб и стонов! Тысячи будут одеты и сыты, оттого что жадность немногих не будет у множества отнимать хлеб и покой. Пусть прекратится роскошь. Вместо беспокойств и тревог водворится в доме довольство. Сколько предотвратите вы зол, удержав одно неудержимое зло – язык ваш! Что бы видеть, какую силу имеет жизнь святая над физическим злом, читайте историю святых. Им и яд не вредил, и звери лютые служили, их и огонь не жег, и вода не топила. О! грех – самое ужасное зло в мире. Бегите греха по крайней мере для того, чтобы как можно менее тяготели над вами бедствия земные. Молитесь всего более не о том, чтобы вы были богаты, здоровы, в чести и уважении, – молитесь о том, чтобы Господь помогал вам избавляться от страстей, от привычек худых, от греха.

Правда, в жизни временной нам не всегда бывает приметно, как грех собирает нам бедствия, как оброк свой. Даже случается видеть, что страдает на земле и праведник, тогда как неправедные успевают в предприятиях, волове их толсты, несть им падения. Но не тревожьтесь, – не завидуйте творящим беззаконие. Если не здесь, то там придет к ним доля их. Не смущайтесь страданием праведного. Временные лишения, потеря здоровья и богатства, неизвестность для людей служат тому, кто умеет ими пользоваться, только средством к приобретению лучших благ, к преспеянию в совершенстве духовном, без которого все прочее – ничто. Если же, и по земным опытам, видимые потери – только врачевство против греха и средства к совершенству, то, стало быть, и по земным опытам – зло в собственном смысле есть только грех. Что ж откроется за гробом? Чем явится там грех? Там ад и геенна покажут, что плата за грех не так мала и легка, как казалось легкомыслью до гроба. Там откроется, что скорби добродетели приготовили для добродетели вечный покой, тогда как роскошному богачу негде взять и капли для прохлаждения жгущего его огня. О! тогда скажут люди, лучше бы вытерпеть тысячи смертей, чем гореть в геенне огненной; лучше бы кипеть в червях целую жизнь на земле, чем сносить, как точит червь неусыпающий; лучше бы гнить в ранах смрадных от колыбели до гроба, чем терзаться во тьме безотрадной целую вечность. Если бы могли мы, братия, представить себе страшную лютость мук геенских, бренная жизнь ваша не устояла бы от страха. К горам будут взывать тогда грешники, чтобы пали и покрыли их от лица Седящего на престоле. Но горы не скроют от взора Его, и ярость гнева Божия будет поражать беззащитных, и дым мучения их будет восходить во веки веков (Откр.14:11). О, вечность, вечность! как грозна ты для несчастного грешника! Что значит самое продолжительное время скорбей земных, что – самое тяжкое страдание времени в сравнении с вечностью мук грешника? Год мучительной болезни кажется нам несносным. Но прилагайте тысячелетия к тысячелетиям, ряды тысячелетий к другим рядам и – все это еще не вечность, грозная для грешника. Умилосердись, умилосердись, Господи, над созданием Твоим; спаси, спаси меня, имиже веси судьбами, от погибели греха!

Скажут, «не каждый же грех так ужасен; есть грехи малые; они, конечно, могут уступать тяжестью грехам тяжким». Ах братия! Если и правда, что есть разность между грехами, но правда и то, что мнения людские о грехах во многом не согласны с истиною. Люди говорят, не важное дело солгать иногда, пошутить на счет другого, позабавить собою других. Важное ли дело не быть ныне или завтра в храме, не соблюсти поста, не молиться утром или вечером, и т.д.? Не будем разбирать, точно ли каждый из этих грехов легок и мал. Подумаем о том, что каждый грех, если повторяем его не раз и не два, но не очищаем ни разу покаянием, никак не может быть признан малым. Нет, в таком виде он так не легок, что может увлечь нас в геенну, как нераскаянных грешников. Считая то и другое малым, не доходят ли до того, что никакого греха не считают великим? Бросьте с вершины горы камешек, он ударами своими увлечет два другие, а три – соединясь сталкивают и не малый камень; чем далее покатится камешек, тем более наберется число спутников, в том числе и очень великих. Точно тоже бывает в душе нашей от так называемых малых грехов. Осмотрись, бедная душа моя, сколько у тебя таких грехов, которые включены только в число малых, и сколько грехов вызвано теми малыми грехами! Сочти потом, сколько у тебя великих добрых дел, которых тяжесть могла бы удержать тебя от падения в геенну! Легкомыслие шутить грехом, а грех, как червь, более и более точит душу; легкомыслие смеется над набожностью и доходит до безбожной жизни; легкомыслие пренебрегает уставами церкви и скоро начинает пренебрегать христианством; легкомыслие считает за малость – не посвящать Богу дней воскресных и праздничных, и начинает проводить их не только в праздности, во в разврате. О, Господи! спаси нас, погибаем.

Отчего же так мало чувствуем мы тяжесть греха, тогда как беды времени бывают невыносимы? Братия! каждому из нас, вероятно, случалось видеть или слышать, что пред самою смертью больные начинают чувствовать легкость. И в частном каком-либо члене болезнь бывает иногда так странна, что член готов отпасть от тела, а боли не чувствуется никакой. Да избавит Бог всякого от предсмертной бесчувственности по духу. Привыкая к крепким напиткам, замечают ли разрушительное действие их на организм телесный? А между тем – чем далее, тем более приближают они его к разрушению, к смерти. Привычка к греху точно тоже производит в душе нашей. Мы рождены во грехах, и лишь только начинаем пользоваться употреблением сил, начинаем привыкать ко греху. Привыкая к греху, мы начинаем пренебрегать действиями его на нас, а вместе с тем начинаем любить то, чего бы не должно любить. Таким образом мысли тупеют, чувства развращаются; великое становится малым и малое великим; временные блага, временный покой, временная честь, временное богатство становятся так важны, что за ними не видят ничего важного. Вот почему боятся потерей временных и не думают о грехе, поражаются, волнуются, выходят из себя, если лишаются детской забавы, а ни мало, не озабочены тем, что не с чем явиться в вечность, на суд Божий. Потому-то так часто надобно слушать слово Божие, где показано значение временного и вечного. Духа не угашайте, а возгревайте его молитвою и добрыми подвигами.

Братия! пока есть время, пока в нашей власти способы спасаться от греха, воспользуемся способами спасать себя от самого грозного для нас бедствия – от греха. Не будем малодушны, не будем малосмыслены при встрече с временными скорбями. Прежде всего и более всего будем молить Господа, чтобы дал нам силы спасаться от греха, в славу святого имени Его – Отца и Сына и святого Духа. Аминь.

1843 год.

Вся сия сказал вам, яко тако труждающимся

подобает заступати немощные (Деян.20:35).

Так говорил апостол Павел ефесским христианам!

Если же апостол считал нужным напомнить христианам своего времени о долге помогать немощным, удивитесь ли, слушатели мои, что хочу напомнить вам о той же обязанности? Если бы и могли вы доказать делами, что хорошо помните и выполняете эту обязанность, и тогда служитель слова, изъявив радость о верности вашей долгу, пожелал бы вам более совершенствоваться в любви к немощным. Но что, если множество сирот, скитающихся без крова по улицам богатого города, множество бедняков, не знающих, где приклонить голову и чем прикрыть наготу, без слов говорит о нужде в напоминании о долге к бедствующим?

Не люди придумали закон, «люби ближнего, как себя самого». Этот закон начертан в сердце нашем, куда не касается рука человеческая; он дан нам Тем, Кто дал и мне и тебе одну душу, одно тело, с одними и теми же потребностями, так что, любя тебя люблю себя. Понятно, что этим законом обязаны мы любить не только близких к нам, по родству или племени, к которым влечет нас сродство крови, не только близких к нам, по состоянию одинаковому или высшему, которое располагает нас к взаимному сближению, но мы обязаны любить и тех, которых унизила пред нами нищета или болезнь. Они также люди подобные нам, с тем же образом Божиим, с теми же способностями и потребностями. Они также дети одного и того же Отца небесного. Они также назначены к одной и той же высокой цели. Если же должны мы любить их, как самих себя то, что это значит? Это значит, что мы должны жертвовать для них всем, чем жертвуем для себя. А чем мы не жертвуем для себя? Значит, этих одетых в рубища, страдающих от холода и зноя, мы так же должны защищать от стихий, как защищаем себя; этих сирот бесприютных, скитающихся без надзора, без воспитания, без приюта, должны мы приютить, напитать, образовать, как своих детей; этих больных и дряхлых также должны призреть как желаем, чтобы нас призрели в болезни и старости. Легко ли нам просить помощи у других? Поймем же, как тяжело состояние матери сирот голодных и нагих, которой стыд запечатлел уста, чтобы молить богатую гордость о помощи. Поймем, что в лице страждущего бедняка страдает собственная наша природа, которой страданий не чувствуем мы только потому, что не хотим понять.

Христиане! почему узнать нас, что мы христиане? О сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою, говорит Спаситель (Ин.13:35). Любовь составляет отличительный, существенный признак христианина, любовь составляет душу христианского общества. Потому-то, в самое худшее время христианства, пред кончиною мира, за умножение беззаконий иссякнет любы многих. И обыкновенные общества, управляемые земными властями, по тесным связям, соединяющим членов их единством земных целей называются единым телом. Общество христиан по преимуществу есть тело единое и стройное; оно управляется единою Главою – Христом Господом, к одной и той же неземной цели – к вечному спасению, в духе одного и того же закона – бескорыстной любви. Вы тело Христово, говорит апостол, а по частям вы члены (1Кор.12:27). Если же мы члены единого тела, если любовь должна так крепко связывать нас между собою, то место ли между нами, равнодушию к бедным из нас? Место ли тому, чтобы имущие владели всем только для себя, и оставляли неимущих на произвол нищеты? Когда один какой-либо член страдает в теле нашем, то и другие чувствуют боль, тяжесть, ослабление. А когда иго бедности и несчастий давит ближних наших, мы – члены единого тела – остаемся равнодушными к страданию сочленов наших? Члены ли мы живые?

Глава наша есть Христос, Которому, естественно, должны мы повиноваться во всем. А чем ознаменована вся земная жизнь Господа нашего? Делами милосердия, делами благотворительности бедным, больным, расслабленным, скорченным недугами. Что значит самое нисшествие Сына Божия на землю? Опять любовь к страждущим, Сын Божий принял на себя образ раба, дабы совершить спасение расстроенного грехом человечество. Посему-то так часты, так настоятельны были убеждения Его к подвигам милосердия. Блаженны милостивии, говорит Он, яко тии помилованы будут (Мф.5:7). Он учил, что нищие – братия Его (Мф.25:40); что чем меньше надежд для нас на уплату за услуга наши другому, тем лучше для нас, егда твориши пир, зови нищия, маломощные, хромые, слепыя, и блажен будеши, яко не имут ти что воздати, воздаст же ти ся в воскрешение праведных (Лк.14:13–14). Заметим, братия, что Господь наш, требуя от богатого, по-видимому, самой бескорыстной любви к бедным, не оставляет его без надежд на плату. Да, те, которые, по-видимому, ничего не имеют, кроме слез и нищеты, много имеют, чем в состоянии поделиться с богачом. В теле Христовом иному быть не должно; здесь нет ничего бесполезного. Молитвы благодарной бедности – ценнее золота; они низводят благословение Божие на благотворительную любовь; они обогащают ее дарами бессмертного воздаяния.

Христиане! нам известно, что делает врач с бесполезным, гнилым членом тела. Он отсекает его. На жестокосердых христиан иного суда быть не может. Что значит в составе тела Христова христианин бесчувственный к страданиям братий? Что значит христианин, непризнательный к благодетельной любви? Он не только бесполезный член, но и вредный, – бесполезный, потому что не оказывает пособия другим, вредный, потому что, не оказывая помощи сочленам, он умножает страдания всего тела, составляет тяжесть для него своим бездействием. Кто щадит жизнь свою только для наслаждения жизнью, тот потеряет все; таков суд Господа. Иже аще хощет душу свою спасти, погубит ю (Мк.8:35). Не дивитесь же, что христианское общество без христианской взаимной любви страдает и во времени разным расстройством. Это – суд Божий временный – предвестник страшного суда вечности над корыстью. Идите от Мене проклятии в огнь вечный, уготованный дияволу и аггелом его. Взалкахся бо, и не дасте Ми ясти. Возжадахся, и не напоисте Мене, так скажет Судия грозный сынам корысти на последнем суде (Мф.25:41–42).

Русь святая! Русь благословенная! за что ты так благословлена Отцом небесным? Тогда как на западе все страшно волнуется, ты стоишь спокойно, как мощный исполин. Отчего это? Оттого, что любовь святая, любовь бескорыстная, была и остается началом жизни твоего народа; оттого, что дети твои считают милостью Божией посещение бедного и странника, «милости просим, говорят они страннику; а твои бедные молилися и молятся за благотворительную любовь твою. О! да сохранит в тебе Отец небесный святое наследие отцов!

Пусть по незнанию ли, или по гордости, богатые не считают себя в связи с бедными. Но и языческая совесть согласится, что все мы живем не иначе, как милостью Отца небесного, и Он каждую минуту делает для нас более благодеяний, чем мы можем оказать для других во всю жизнь. Посему, и одна признательность к благодеяниям Божиим обязывает богатого заботиться о бедном. Кто дал богачу богатство, которым владеет он? Труды богача? Если бы и подлинно трудился он для приобретения богатства столько, сколько стоит богатство его, и тогда кто дал ему силы для труда? Нет! От Него единого богатство и слава, в Его руке крепость и милость возвеличити и укрепити вся (1Пар.29:12). И так, богатство богача – не его собственность, а дар Божий. Богачу остается смиренно и искренно благодарить благодеющего Отца небесного, и изливать благодарность в делах блатворительности бедным. Вот жертва, которую может он приносить, и которой ожидает от него Господь! Благотворения и общения не забывайте, таковыми бо жертвами благоугождается Бог (Евр.13:16) Если богатство богача дар Божий, то этот дар дан, без сомнения, с целью и с целью, достойною премудрого и святого Дателя. Для чего же дан дар богачу? Для того ли, чтобы богач удовлетворял своим прихотям и теснил слабого? Но для кого же приготовлен и ад с его муками если не для любодеев и плотоугодников, если не для притеснителей, слабой бедности? Для того ли, чтобы богач жил беспечно в праздном покое, для себя одного? Но ни одна пылинка в мире не существует для себя одной, без движения полезного для других. Или – с тем богач наделен богатством, чтобы только передать богатое наследство детям и родным? Но если назначение богатых родителей ограничивается только тем, чтобы готовить детям и родным сокровища, истлеваемые тлею и похищаемые татями, а не касается потребностей нравственных, не входить в область духа, тогда какое же назначение самого богатства? Назначение бесполезной ветхости, которую должны перекладывать из рук в руки отец сыну и сын внуку, бережно и осторожно, отнюдь, не смея делать из неё какое-либо употребление. Цель слишком пустая, чтобы не сказать больше. Итак, что-ж? На что дано богатство? На то, чтобы делами благотворительности богач приобретал себе спасение вечное. Сотворите себе други от мамоны неправды, да, егда оскудеете, приимут вы в вечные кровы (Лк.16:9). Высокий образец предложен богатому – милосердие Отца небесного. Будите милосерды, якоже и Отец ваш небесный милосерд есть (Лк.6:36). Как же много надобно трудиться богатому при употреблении богатства, чтобы приблизиться к высокому образцу!

Но если богатство дано богачу не для богача, а для бедного, то значит ли, что бедный, живя праздно, имеет право требовать себе часть из имений богатого? Совсем не значит. Богатство дано богачу, а не бедному. Пусть и богатый не более, как распорядитель чуждого дара, но для распоряжений дар дан ему, а не бедному. Пока не дадут бедняку богатства, он, если бы взял его, то с каким именем, по какому праву, взял бы его? С именем хищника, по праву грабителя, отнимающего данное другому. Где место хищнику, как не в аде? Богатый даст отчет в богатстве, и отчет строгий. Но бедный не будет отвечать за богатого в употреблении богатства. Пусть он готовит свой отчет. С него потребуют ответа, как переносил он бедность. Праздному богачу место в аде, но там же место и праздному бедняку.

Все сия сказах вам, яко тако подобает труждающимся заступати немощные. Аминь.

1847 год.

Да разумевшем друг друга в поощрении

любве и добрых дел (Евр.10:24).

Знакомясь в первый раз с благочестивыми жителями града сего, встречаюсь с мыслью апостола о христианском знакомстве. Да разумеваем друг друга, говорит св. Павел, в поощрении любве и добрых дел. Нельзя не обратить внимания на наставление апостола о знакомстве, когда невольно обращают на него внимание.

Да разумеваем друг друга в поощрении любве и добрых дел. Что это значит? Если тогда, как говорит апостол, разумейте посланника – Иисуса Христа, повелевает он нам обращать все внимание на посланника – Христа Иисуса (Евр.3:1), то и слова его, да разумеваем друг друга, означают, будем иметь в виду друг друга, будем узнавать и знать друг друга. Для чего же иметь в виду? В поощрение любве и добрых дел, для того, чтобы поощрять друг друга к любви и добрым делам, к любви, как оживляющему началу деятельности (1Кор.13:1), к добрым делам, как к плодам живой любви (Мф.5:16). Итак, главная мысль апостола есть мысль о взаимном содействии нашем в деле спасения.

Союз, которым соединяет нас вера Христова, более тесен и более свят, чем союз всякого другого общества. И члены гражданского общества соединяются в одно общество не с тем, чтобы каждый знал только себя, и жил для одной своей личности; напротив на каждом члене общества лежит обязанность содействовать благу сограждан; на каждом члене общества лежит долг предотвращать зло, опасное для членов общества. Под Главою Христом Господом все мы – члены одного духовного тела, все живем жизнью одного и того же Духа утешителя, все идем к одной и той же цели – к вечному спасению, все должны идти одним и тем же путем – путем заповедей Божиих. Как же членам сего высокого, духовного, общества не заботиться друг о друге? Как не поощрять взаимно друг друга к духовному совершенству? «Страдает ли один член, говорит апостол, страдают с ним все члены; славится ли один член, радуются с ним все члены; Бог уравновесил тело, менее совершенному, дав более чести, дабы все члены одинаково заботились друг о друге» (1Кор.12:24–26). Так побуждает апостол всех и каждого помогать друг другу в деле спасения вечного.

Что составляет отличие христиан? В чем состоит преимущество их? О сем разумеют вси говорит Спаситель, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин.13:35). И сию заповедь имамы от Него, говорит ученик и учитель любви Его, да любяй Бога любит и брата своего; аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть (1Ин.4:20. 21). Если же так свята, так необходима для христианина любовь к брату, то не свят ли и долг заботиться о духовном совершенстве брата? Иначе что была бы та за любовь, которая ничего не хотела бы делать для брата любимого? Любовь к ближнему, по общей уверенности, должна простираться на все, что относится к пользам его даже в земной, физической, жизни его. Не более ли она должна быть заботлива о его духовном совершенстве? Душа выше тела и блага духовные ценнее благ мира преходящего. Спасение души такое великое дело, что на служение ему готовы ангелы Божии. Как же человеку отказываться служить сему спасению, когда дело идет о спасении брата его?

Как часто апостолы напоминают христианам о долге поощрять друг друга в любви и добрых делах! Наставляйте друг друга каждый, дондеже внес нарицается, да не ожесточится некто от нас лестью греховною (Евр.3:13). Наблюдайте, да не кто лишится благодати Божия, чтобы горький корень, возникнув не причинил вреда и, чтобы от него не заразились многие (Евр.12:15). Молим же вы, братие, вразумляйте бесчинные, утешайте малодушные, заступайте – поддерживайте немощные, долготерпите ко всем (1Сол.5:14). С какою настойчивостью говорят нам о том же и отцы церкви! «Как? говорит св. Златоуст. Овца твоего соседа упала на дороге, и ты будто не скажешь о ней соседу? Менее ли стоить внимания душа ближнего твоего, если ты видишь ее пораженною, или заблудшею? Пламень объял дом твоего согражданина, и ты не можешь равнодушно смотреть на это бедствие. Почему ж ни мало не трогает твоего сердца состояние другого, когда он объят пламенем страстей?»

Но скажут, разве надобно быть всем учителями? Что ж тогда будут делать учители церкви?

Подлинно, апостол не дозволяет не только всем, но и многим быть учителями. Не многи учители бывайте, братия, говорит он (Иак.2:1). Апостольское учение учит, что Бог дал церкви своей иных апостолами, других пророками, одних благовестниками, других пастырями и учителями (Еф.4:11), а значит, не отдано каждому на произвол поставлять себя в учителя церкви. Как в органическом теле нога не берет на себя дел глаза или уха и рука не бывает головою, так и в церкви Христовой было бы беспорядком, если бы мирянин принял на себя звание учителя церкви. Но поймите, слушатели мои, что это учение апостольское запрещает не то, о чем говорим мы. Оно запрещает, во-первых, принимать на себя произвольно, без призвания Божия, должность общественного наставника веры и благочестия и во-вторых, указывая в церкви определенных учителей церкви, запрещает учить без их руководства и ведения, тем более вопреки постановлениям учителей церкви.

После сего очевидно, что апостольское учение, отделяя для пастырей церкви поле общественного служения церкви, оставляет за нами, братия, поле частного, домашнего, обучения благочестью. И как обширно это поле! Сколько представляется случаев каждый день к тому, чтобы, по заповеди апостольской, поощрять друг друга к любви и добрым делам! О! если бы жили мы так, как надобно жить истинным христианам, как много могли бы мы помогать друг другу в совершенствовании духовном!

Много людей мы знаем, со многими знакомимся, видаемся, проводим время, но, как и для чего? О чем говорим? Что имеем в виду? С чем отпускаем друг друга? Сходятся друг с другом, чтобы поговорить о том и другом, но вовсе ненужном для души; говорят, чтоб поострить язык над недостатками ближних, осмеять одного, осудить другого; повторить с прибавлениями безнравственное или глупое слово, слышанное от соседа; или что еще хуже, озабочены тем, как бы вовлечь душу неопытную в дело легкомыслия и щедро наделяют ее ношею грязных мыслей и чувств. Положа руки на сердце скажите, достойны ли такие знакомства, такие сношения имени христианина? А как легко заменять их знакомством вполне благородным и умным! Вместо того, чтобы говорить о пустоте дикой, скажите два, три, слова душе, любящей Бога; вместо гнилых слов злоречия и насмешек легкомыслия подарите знакомого вашего двумя, тремя, мыслями св. евангелия, это труд не тяжелый. Любовь – такое высокое, святое чувство. Отчего по её движению и в её духе не сказать незрелой молодости или забывчивой зрелости, остерегись людей, для которых так не дорога совесть; остерегись книг, в которых ничего нет кроме пустоты, или обольщений лжи и греха, дорожи теми храмами, где Бог и благодать Его? Как подобные слова были бы полезны и вам и другим! Отчего же не говорят их? Или труднее говорить слова благочестия, чем слова греха и беззакония? Там и здесь слова – из тех же букв. Зачем дело стало? За недостатком любви к брату? Ах! поспешайте пополнять этот недостаток, пока есть время. Если любим мы Господа, если благоговеем к святой воле Его, если дорожим спасением своим, то не только ни одного слова гнилого не должно выходить из уст наших, на соблазн других, но вся жизнь наша, все поступки наши должны быть хвалою Господу, а потому и назиданием другим в спасение.

Апостол пишет к галатским христианам, кто почитает себя чем-нибудь, тогда как он ничто, тот обольщает себя; каждый пусть испытывает свое дело (Гал.4:3–4). Этим он не исключает обязанности поощрят друг друга, к любви и добрым делам, а только учит, в каком духе должны мы выполнять эту обязанность. Исправляйте, говорит он, в духе кротости, но смотри и за собою, чтобы тебе не впасть в искушение (Гал.6:1–2). Апостол предостерегает заботливость о других от мечтательной гордости, от той гордости, которая, не понимая себя и своего дела, осуждает без снисхождения к немощи, обличает с жестокостью, учит с надмением. Наставление апостола особенно идет к нашему времени. В наше время мало занимаются делами своей совести, гордо уверенные, что в душе их все хорошо, дела идут, как нельзя лучше; в наше время всякий, считая себя умным, судит о правительстве, о начальниках, о судьях, о пастырях; обсуживает каждое новое постановление, каждое новое распоряжение и нет никому и ничему пощады, все не так, все худо, все ни к чему не годно. Друзья мои! позаботьтесь наперед о себе, – так велит апостол; посмотрите ближе на себя, не придется ли увидать запущенными и в страшном беспорядке дела вашей совести? не придется ли переменять и перестраивать все в вашей душе? не придется ли сознаться даже в том, что жизнь ваша – сущая зараза для общества? Затем, если совесть ваша все-таки будет тревожиться за беспорядки общественные, вы, конечно, не будете говорить и кричать о них с теми, для кого разговор о них не нужен и не может быть полезным, кротко и почтительно передадите вы свое мнение о них людям начальствующим, облеченным правом и властью изменять порядок дел общественных. В таком духе и в таком виде совершенное вами дело будет свято.

Господи милостивый и щедрый! одушеви нас духом кроткой любви, заботливой о спасении тех, которых Ты так любишь, дабы славилось между нами Твое святое имя. Аминь.

1849 год.

Друже, како вшел еси семо, не имый

одеяния брачна? Он же умолча (Мф.12:12).

Он же умолча. Ах! как это молчание не молчаливо! Как оно страшно для тебя, бедная душа моя!

Он же умолча. Значит, гость – и без веселья на сердце. Гость и – с тяжкою думою в душе.

Он же умолча. От чего? От себя самого. Гостем явился к царю, и явился в одежде разодранной, измаранной нечистой.

Он же умолча. И что было сказать? Чем было защищать себя? Сказать, беден? Но сколько созвано других бедняков, а все другие одеты не так, как он. Беден? Но – бедность могла помешать одеться великолепно, но не мешала одеться опрятно.

Он же умолча. Да, чувствовал, что оправдаться нечем, а вина слишком велика. Вина оскорбляет царя, столько же великого по сану царскому, сколько и по милости, внимательной даже к бедному.

Он же умолча. А ты бедная душа моя, как часто хочешь извинять себя, и только увеличиваешь вину твою!

Единородный Сын Божий нисшел на землю, соединил Божество с человечеством, основал церковь, просвещенную светом учения Его, омытую пречистою кровью Его, освящаемую духом благодати Его, и, как невесту чистую, посаждает ее с Собою на престоле славы. Отец небесный, радуясь о любви Сына Своего к созданию Его, всех зовет, всех принимает к соучастью брачного торжества сего – земного и небесного, временного и вечного. И все мы, братия, званы к торжеству сему, все без различия, и бедные, и богатые, и великие, и малые.

В купели крещения омылись мы, и облеклись одеждою заслуг Христовых. Как прекрасна, как чиста, как драгоценна одежда, данная нам при купели крещения! Она соткана из заслуг Сына Божия, она убелена кровью вечного Агнца Божия. Но где она? Где эта драгоценная одежда? А нам даны еще благодатные средства украшать сию одежду. Нам даны средства убелять ее, если и попадет на нее нечистота. Что-ж, если явимся пред лицом Царя небесного, не имея одеяния брачного? Что, если Царь земли и неба, в последний суд над землею и небом, вшед видети возлежащих, во мне или в другом из нас, увидит человека не оболчена в одеяние брачное? Христианин-грешник ничем не извинителен пред Богом.

Чем извинимся? Чем оправдаемся? Скажем ли, мы слабы, мы немощны, семя страстей оставалось в нас и после крещения? Но нам дана благодать, сильная в немощах. Ужели для меня она только бессильна? Сколько подобострастных нам человеков царствует на небе! Они носили ту же плоть, какая и у нас. Они чувствовали в себе те же немощи, какие и в нас; они также боролись с страстями, также обуревались помыслами греха, но победили. Илия, подобострастный нам, помолился, и на три года заключилось небо для земли. Отчего же не затворяются наши бездны, извергающие скверну грехов на землю? Отчего нет предела нашей жажде к золоту, нет конца нашему честолюбию, нет меры нашей нелюбви к братиям? День и ночь не сыты для греха, день и ночь пьем воду нечестия. Кто виноват в том? Вся, елика аще воспросите у Отца Моего во имя Мое, дастся вале, вот слова Господа, вот обещание верного в слове! Все, слышите, все, чего ни просили бы для спасения души своей, все дано будет нам, ни в чем не откажет нам Отец небесный. Зачем же мы не молимся? Зачем ни часа в сутки, ни минуты во дни, не посвящаем мы молитве? День – в заботах, ночь – во сне, будни – для земли, праздник – для страстей, и в гроб кладем гнилую душу с гнилою плотью. Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный (Ин.6:54). Кто же гонит нас от сего живота вечного? Кто мешает нам вкушать сие истинное брашно, сие истинное питие? Слабость естества нашего, при силе благодати, не только не отнимает возможности соблюдать светлую ризу крещения в чистоте её. Она не отнимает возможности и украшать ее благолепием добродетелей Христовых. Благодать Духа подает силы восходить от совершенства к совершенству, до полного образа небесной красоты – Христа Господа. Вся могу о укрепляющем мя Иисусе, говорит искренний ученик Христов. Не останавливаясь на первых степенях совершенства, стремится он далее – к почестям вышнего звания. Что ж скажем о себе?

Обстоятельства виноваты, говорят. И как много грехов оправдывают обстоятельствами!

Тот сдружился с обществом людей забывчивых, и с ним пьет чашу греха. Как можно, говорить, мне жить иначе, когда перемена жизни грозит мне столькими неприятностями! И тот из знакомых осудит, и другой оскорбится, и третий станет колоть насмешками, и родные будут смотреть как на чужего. Но, любезный! там, на суде вселенной, будут судить тебя, за дела твои, а не за дела знакомых; тебе скажут, друже, како вшел еси семо не имый одеяния брачна? Что ты скажешь тогда? Тебе неприятны отзывы легкомыслия? Стыдись. Ты предпочитаешь общению с Господом общение с людьми грешными, отказываешься от любви Божией для того, чтобы пользоваться любовью человеческою. Думаешь ли ты, что готовишь ты себе? Кто стыдится Меня пред человеками, кто отказывается от Меня пред людьми, от того откажусь и Я пред Отцом Моим, говорит Господь. Дорога тебе связь сердечная, крепка и сильна она в тебе? Но, аще око твое десное соблазняет тя, изми е, и верзи от себе. Лучше для тебя, чтобы погиб один твой член, чем все тело твое ввержено будет в геенну огненную (Мф.5:48). Если бы и так тяжко, если бы и так больно было для тебя разорвать связь с лицом, или с обществом, с привычкою сердца и мысли, как больно тебе расстаться с правым глазом, ты должен разорвать связь, ты должен прекратить опасное дружество, чтобы не погибнуть на целую вечность.

Знают, чувствуют, что ложь и обман, неправда и присвоение чужего, грехи тяжкие. Но как все это хотят извинить в себе, как все это хотят прикрыть и украсить! Мое состояние, мои занятия торговые, мое положение в свете влекут все это с собою. Напрасно! Никакое состояние не заставляет ни лгать, ни красть, ни обманывать. Состояние заставляет трудиться и – только. Нужда, говорят не знает закона? Конечно, нужда, как необходимость физическая, не подлежит закону, предписанному свободе. Но бывает нужда, составляемая произволом свободы, и бывает нужда, преодолеваемая свободою. Надобно осмотреться, какая нужда теснит тебя. Положим, что не страсти, не прихоти твои составили тебе твою нужду, однако, не они ли и мешают преодолевать нужду для Господа? Если бы искренно любили мы Господа, на что не решились бы мы для Него? Искренно любящие Господа жертвовали Ему не только довольством житейским, не только честью или денежною прибылью, не только покоем и лишним здоровьем, но самою жизнью. Не сказано ли нам, ищите, всего прежде, царствия Божия, а не земного покоя, а не прохлады в жизни? Не сказано ли и малодушию нашему, если будете искать небесного царства, вечного спасения души, то все прочее приложится вам? Что-ж? Ужели Бог может не выполнить Своих обещаний? Ваша совесть скажет вам, что Он не отказывал, когда молились Ему усердно; Он сам устроил дела ваши, когда на Него уповали. О! как мало помогут там извинения житейскими нуждами! Как обличена будет холодность ко всему небесному, прикрывающаяся нуждами житейскими! Как осуждена, как посрамлена будет несмысленная многозаботливость, пренебрегшая всеми дарами благодати и собственным вечным спасением для житейских нужд.

Извиняют себя незнанием закона Божия и неудобством знать волю Божию. Очень обыкновенное дело слышать подобное извинение от того, кто родился в простоте, вырос в заботах житейских; очень обыкновенное дело слышать от него слова, я книжной мудрости не знаю, я не имел ни времени, ни способов учиться закону; я человек темный, за что же и взыскивать с меня? О! нет, – и эта надежда не надежная! риза совсем не брачная, а темная. Любезный собрат, ты жалуешься на незнание; следовательно, тебе известно, следовательно, ты сам чувствуешь, что незнание – дело худое. А заботился ли о том, чтобы приобрести познания, нужные для души твоей? Подумай; ты много, много узнал в жизни твоей, что, однако же, не нужно для вечности. У тебя достало времени и сил узнать бесполезное и даже вредное для души твоей, отчего ж так мало знаешь необходимое для вечности?

Ты не можешь читать книг? Но ты мог бы читать в душе твоей волю Божию, ты мог бы в совести твоей видеть грехи твои. Что-ж? Совесть очернена; душа – вещь чужая, её вовсе не ведают. Ты жалуешься на незнание книг спасительных? Следовательно, тебе известно, что надлежало бы знать тебе содержание книг спасительных. Но разве не мог ты, не читая книг, слушать книги? Разве ты не мог бывать в храме Божием, где каждый день оглашать тебя могли чтением и пением? А ты и мало бываешь в храме и, бывая, стоишь не в храме, а на торжище. Слушаешь слово Божие, как бы не слышал, слушаешь холодно, небрежно, рассеянно, так что ни одно зерно не проникает в глубину сердца. Подумай же, – извинит ли грехи твои невежество в законе? Ах! ничем не оправдается и то невежественное знание религии, которое имело все средства узнать религию, но обратилось к познаниям только земным. Не странно ли, не больно ли слышать разговоры о вере, обличающие грубое невежество по отношению к самим простым истинам веры? Не больно ли слышать – после того, как слышишь, что те же люди показывают большие познания о предметах, вовсе, ненужных для вечности? Сколько легкомыслия в суждениях! Сколько легкомыслия в жизни! Отчего? Оттого, что никогда не учились вере, как следовало бы учиться, никогда не размышляли о вере, как следовало размышлять о ней. Чем оправдаются эти люди на суде Божием? Скажут ли, что виновато воспитание? Оно виновато, но было время исправить худые уроки воспитания. Много дел, много занятий? Тогда узнают, тогда почувствуют высокое достоинство истин веры, узнают, что истины веры важнее всех занятий жизни.

Мы еще не совсем худы, говорят другие. Не забываем храма Божия, не берем чужего, хотя и не даем своего; выполняем требования власти; живем трезво. Если есть слабости, если есть опущения долга, кто ж без слабостей? Но, так ли будут судить там этих людей, как они о себе судят? Оправдают ли их там, как они себя оправдывают? Принято ли будет одеяние дел наружной правоты их за одеяние брачное? Нет, совсем нет! Им скажут, что такою правотой одеты были и добрые язычники. А вы – христиане; вам дана была благодать для приобретения сердечной чистоты; вам дана была благодать для совершения подвигов самоотречения. Где ж сердечная чистота? Где подвиги борьбы с страстями? Какое употребление сделано из даров благодати? Если иной язычник довольствовался гражданскою честностью, то боги язычника были слепы, а наш Бог зрит сердца наши, видит и осуждает своекорыстные желания наши. Если иудей увлекался наружностью служения своего Богу, и ему извинительно, когда столько требовали от него обрядов; а нам сказано, что ложные – те поклонники, которые не покланяются Богу искренним духом. О, христиане! устрашимся невнимания нашего к великому имени, которое носим на себе. Узнает ли в нас Господь по делам нашим, что мы христиане? Наружное приличие жизни еще не христианство.

Ослабел я, расстроен привычками, говорит ленивый христианин. Знает он, что жизнь его соткана из грехов, а дел добрых нет у него; знает, что надобно готовить себе одежду брачную. Но, привычка ко греху держит его на одре лености, связала ему руки и ноги, и – он не делает ни шагу для спасения своего. Кто ж виноват? Сам полюбил грех, сам свыкся с грехом. Зачем было допускать грех до того, чтобы возобладал он над душою, как полновластный господин? Зачем было не останавливать худой привычки, когда она была еще слаба. Но – пусть так; пусть стал ты рабом греха. Зачем же оставаться рабом? Зачем же искать свободы Божией? Прегражден ли путь к тому? Нет; живу Аз, глаголет Господь, не хощу смерти грешника. Господь не хочет, чтобы погиб во грехах грешник. Для каждого отворена, им дверь покаяния ко спасению. Зачем же стало дело? Восстани спяй, и воскресни от мертвых. Пробудись, соберись с силами, пока есть время. Ослабел я, повторяет ленивый христианин. Напрасно! силы есть, но не на то употребляются. Посмотрите, для денег или честей, для хлеба или веселья, много сил; отчего же не для Господа? Для земли и греха – много труда, много забот, много пожертвований, отчего же не для спасения души? О! воздохни из глубины души о своем невнимании к спасению вечному. Решись оставить путь греха, не думая о привычке к нему. И мытари, и разбойники, и любодеи, омытые слезами покаяния, приняты в царствие небесное. Иди вслед за спасшимися грешниками. Еще исправлюсь, говорит ленивый. Но что, если ты умрешь в грехах? Смерть, конечно, не дана тебе знать, когда придет к тебе. И чего ждешь ты? Разве не каждая минута греха будет осуждением тебе? Чего ждешь? Разве не все наше время должно быть посвящено Господу? Чего ждешь? Минут приближения смерти, когда не в состоянии будешь владеть собою? Какое же будет тогда обращение к Богу? О! востани спяй, восстань немедленно, или – ты погиб на вечность.

Братия! Всеблагий Бог говорит устами пророка: и ныне живущие во Иерусалиме, и человече иудины, судите между Мною и виноградом Моим. Что сотворю еще винограду Моему, и не сотворих Ему? занеже ждах, да сотворит гроздие, сотвори же терние (Ис.5:3–4). Пусть совесть христианская судить каждого христианина, что сделано им в сравнении с заботами о нем любви Божией?

Отче небесный! безответны, безответны мы пред Тобою. Спаси нас от грозного суда Твоего. По единой милости Твоей, не по делам нашим, спаси нас, к славе Твоей и единородного Твоего Сына и животворящего Духа. Аминь.

1844 год.

Того бо есмы творение, создани во Христе

Иисусе на дела благая, да в них ходим (Еф.2:10).

Ошибку легко допустить; но ошибка в вере весьма важная, так как имеет связь с судьбою человека за гробом.

«Если дело спасения нашего совершено благодатью, то нам нечего более делать; если же иные предписывают строгие уставы, налагают бремена на себя и других, то это – произвол человеческий, дело недоразумения или ложного разумения. Дело наше не в делах, а в вере». Так рассуждают некоторые и даже многие. Безошибочно ли такое рассуждение?

Апостол учит, Того есмы творение, созданы во Христе Иисусе. Вот часть того, что предлагают и некоторые, или многие. Подлинно, по жизни духовной, мы новое создание Божие, созданное в Иисусе Христе. Образ Божий, напечатленный в человеке при первом сотворении, помрачен, испорчен, расстроен первым грехом человека. Чтобы воссоздать его в человеке, Богочеловек ввел в человеческую природу новое начало жизни, живоносную благодать Святаго Духа. Если кто не родится водою и Духом, не может внити в царствие Божие, сказал Спаситель (Ин.3:5). Потому, каждый спасающийся спасается не иначе, как благодатью Христовою. Благодатию вы спасены, и это не от вас, Божий дар, – таково учение апостольское. Верует ли кто во Христа, или страдает за Него, начинает ли только жизнь духовную, или и преуспел в ней много, – это все зависит от благодати. Вам дано не только веровать в Него, но и пострадать за Него, говорил апостол филипийцам (Флп.1:29). То же самое говорит он, говоря, Того есмы творение, созданы во Христе Иисусе.

Что же говорит далее апостол? То ли, что говорят некоторые? Из того, что мы новое творение Божие во Христе, выводит ли он заключение, что нам не нужно более ничего делать для своего спасения, что нам не нужны добрые дела? Нет, он говорит совсем другое. Того есмы творение, созданы во Христе Иисусе на дела благая. Видите, он целью самого творения нового полагает дела благая. По его учению, мы для того и созданы во Христе Иисусе, для того и совершилось новое творение, чтобы творили мы добрые дела, а не худые. И странно было бы быть иному. Ужели для того страдал Христос Спаситель за нас, чтобы мы, купленные пречистою кровью Его, свободно утучняли тело свое, превращая его в жилище нечистых страстей? Ужели для того прияли мы в купели крещения благодать святого Духа, чтобы дух гордости нашей оскорблял ее дикими порывами своими? Ужели неоцененные дары христианства даны нам с тем, чтобы мы ругались над ними недостойным употреблением их? А чего же хотят те, которые оставляют в христианине без благого употребления волю его? Молим не вотще благодать Божию прияти вам, молил апостол (2Кор.4:1). Что это значат? То, что не довольно – принять благодать Божию; надобно, чтобы принята она была не напрасно; надобно, чтобы не осталась она без употребления; надобно, чтобы она, как дорогой талант, была сохранена осторожно, и употреблена по её назначению, – для преспеяния во спасении. Каждому дан свой дар благодати, но каков бы он ни был, дар ли это благотворения, или дар терпения, дар ли служения другим, или дар уединенного служения Богу, мал ли или велик дар, – никому не позволено ненаказанно скрыть талант в землю. Благодать Божия принята, без неё – были без дара Божия, но горе нам, если не воспользуемся принятою благодатью. Нерадивых рабов ожидает тьма кромешная.

Грех испортил созданную по образу Божию духовную природу нашу. Но грех не уничтожил в нас образа Божия, дар Божий сильнее дела человеческого. Вместе с некоторыми понятиями о Божестве остается в человечестве некоторое, хотя и слабое, чувство добра, остается некоторое, хотя и слабое, стремление к святому. То, что можно знать о Боге, было известно и язычникам; не имевшие откровенного закона, по влечению природы, творили сообразное с законом Божиим. Если же так, если остаются и в падшем человеке некоторые силы для добра, как же христианину не пользоваться ими для спасения своего? Как оставить без употребления дар Божий? Не значило ли бы это оказывать пренебрежение и к дару, и к Владыке дара? Если язычник по возможности умножал талант, данный при роде, христианину ли быть хуже язычника?

Думают, что возвышают благодать, предоставляя ей все делать в нас без нас самих. Нет, тем не возвышают, а унижают благодать. Благодать, как дар Божий, не может ни уничтожать, ни оставлять без употребления другого дара Божия – свободы. Иначе, то и другое оскорбляло бы мудрость и величие Владыки благодати и свободы. Напротив, укреплять ослабленную грехом природу человеческую – вот что вполне прилично и благодати Божией, прилично и свободе человеческой. И благодать совершает это в нас. Те же самые силы, которыми грешник противоборствует воле Божией, благодать направляет против греха, облекает силою для исполнения закона Божия, возвышает до торжества над порочными наклонностями и привычками. Те же члены, которые служили орудием нечистоты и беззакония, под влиянием благодати, становятся орудием правды и святыни (Рим.6:19). Та же свобода, с которою человек творил волю плоти и гордости, освященная благодатью совершает подвиги умерщвления плоти и самоуничижения, возвышается до высшего своего совершенства, до освобождения от рабства греху. Идеже дух Господень, ту свобода (2Кор.3:17). Потому-то, благодатное возрождение называется обновлением человека (Еф.4:24), или сравнивается с брожением, произведенным в тесте закваской. Царствие Божие, подобно закваске, говорит Спаситель (Мф.13:33).

Если все дело спасения от благодати, как же случалось, что причастники самых высоких даров благодати подвергались падению? Конечно, никто не позволит себе той хулы на благодать, чтобы ей, а не воле человеческой, приписать эти падения.

Если все дело в благодатной вере, к чему же предписание любить Господа всем сердцем, всею душою, всею мыслью? К чему предписания подвизаться против греха до крови, исторгать из сердца страсть, хотя бы она была также дорога сердцу, как глаз, как правая рука? К чему предписание отрекаться от себя самого, и с крестом на раменах идти по следам Распятого за нас? Нет, предъявления прав Божиих на нас не так ограничены, как мечтают.

И так – понятно, что не искреннее благочестие говорит, дело не в делах, а в вере. Нет, это не голос благочестия, а голос испорченной природы, лукаво уклоняющейся от пути Христова, домогающейся оправдать чем-нибудь свое нежелание совершать христианские подвиги. Искренние подвижники благочестия не тому учили словом и делом. Умерщвляю тело мое, говорил апостол, да иным проповедуя сам не останусь ленивым рабом (1Кор.9:27). Если живем духом, то по духу и ходить должны (Гал.5:25), т.е. если получили мы дух благодати, то должны жить не по желаниям плоти, а по началам духовной жизни. Св. мученики и мученицы каким путем достигли неба? Они отдавали жизнь свою на муки и страдания, на поругание и смерть, чтобы только не изменить Господу своему. Святители Божии свободно говорили правду сильным земли, защищали истину против еретиков, жертвуя покоем, здоровьем, а иногда и жизнью. Преподобные отцы и преподобные матери терпели жестокие внутренние скорби, подвизаясь против страстей. Вот искренние последователи евангельского учения! Вот истинные проповедники христианского благочестия!

Вера без дел – мертва. Это – вера мысли, а не сердца, а не жизни. При такой вере, богослужение – бездушно, ничего не говорит ни сердцу, ни воображению, так как и вера не восходит далее одной мысли. При такой вере, скучают медленным богослужением, чтобы спешить на распутия земной жизни. Но, о Боже мой! если уже скучают беседою с Тобою, то что будет крест Твой? К чему же и именовать себя поклонниками Христовыми? При такой вере, не считают нужными подвигов самоумерщвления, подвигов поста. Но, слушатели! уже ли христианство в одном только имени? Уже ли не христианам предписано распинать плоть с её страстями? При такой вере, забота об одном, – о образовании ума. Скажите же, други мои, уже ли христианская жизнь – дело одной мысли, труд одного ума? Нет, она есть дело всей души нашей, всего человека; она есть подвиг всех сил наших, всего существа нашего. Если оставляют без пищи духовной какую-либо потребность существа нашего, то не доведут души до неба, туда не пускают ни хромых, ни увечных. Веруют и бесы, а иногда и трепещут, но где им место? Потому, если раз сказали, что дело не в делах, а в вере, тут уже не ожидайте подлинной христианской жизни, подлинного христианского совершенства. Оскорбительно было бы для имени христианина открыто отказываться от слов Спасителя о том или другом долге нашем, и потому-то, повторяя буквы писания, говорят, надобно это делать, надобно так жить. А потом, под влиянием ложной мысли о вере, оставляют свою решимость, не доходят до конца подвига. Помня то или другое изречение писания, хотят жить христиански, начинают жить; а мысль о ложно-понятой вере ослабляет решимость, отнимает у души искренность любви к пути Христову. Вот почему так много говорят о живой вере, и не имеют живой веры! Вот почему никогда не встретите всецелой решимости жить для Господа, никогда не увидите жизни на той высоте совершенства, на которой стояли Антонии и Златоусты! Самое лучшее, что встретите на этом пути, это то, что доходят до половины дороги к небу. Иначе, страшно подумать куда заходят.

Братия! не отворяйте слуха внушениям противным учению православной церкви. Бог благодатью Своею да сохранит сердца наши в вере и любви для вечной жизни. Аминь.

1846 год.

На Мф.15:21–28.

Ныне чтенное евангелие представляет нам образец того, как мы грешники должны просить Господа о помощи в скорбях и нуждах, если желаем быть услышанными. Объясним евангельскую повеет о жене хананейской.

И исшед оттуду Иисус, отыде во страны Тирские и Сидонские. И се жена хананейская от предел тех исшедши, возопи к Нему.

Кто является пред Господом Иисусом? Жена хананейская, урожденка Тира и Сидона.

Хананеи – тот народ, который исказил в самых основаниях законы природы. Это язычники, но язычники самые худые, самые нечистые. Из этого-то народа была жена, являющаяся к Иисусу, когда Он был на границах Тира и Сидона. Св. Лука, в означение её происхождения, называет ее сирскою финикиянкою или хананеянкою, жившею в сирской Финикии или Хананеи, а в означение свойств её народа, называет ее эллинскою, т.е. язычницею.

Откуда родилась в ней мысль прийти к Иисусу Христу? Евангелисты Марк, Мк.3:8, и Лука, Лк.6:17, свидетельствуют, что еще прежде случая с женою хананейскою, слух о чудесах Спасителя доходил до Тира и Сидона, и этот слух вызывал многих из жителей той страны приходить к Иисусу Христу, слышавше, елика творяше, приидоша к Нему; тот же слух привел к нему и жену хананейскую. Слышавше жена о Нем, говорит св. Марк ея же дщи имеяше духа нечиста, пришедши припаде к ногами Его.

Возопи к Нему, глаголюще, Иисусе Сыне Давидов, помилуй мя, яко дщи моя зле беснуется.

Трогательное зрелище! Жена является у ног Иисуса Христа мать умоляет о дочери, терзаемой страданиями, и не просит, а вопиет о сострадании, и не дочери, а себе просит помилования, так как страдания дочери терзали бедную мать, и были до того страшны, что дочь не чувствовала их и тем еще более терзала сердце матери.

Он же не отвеща ей словесе! Что это значит? Тот, чьи уста источают столько любви и сострадания для всех, молчит для несчастной матери. Тот, который призывает к себе самых неблагодарных иудеев, наносивших ему столько оскорблений своим неверием, холодностью и даже явною ненавистью, не удостаивает ответа ту, которая сама пришла в Нему с любовью, не зная ни закона, ни пророков. Поступок истинно изумительный! возмутились и ученики Христовы.

И приступльше ученицы Его, моляху Его, глаголюще, отпусти ю, яко вопиет в след нас.

Изумленные ученики не смеют просить прямо за жену, они просят, как бы за себя, яко вопиет вслед нас. И подлинно, тяжело было слышать вопль несчастной матери, а эта мать оставляется без помощи, даже без ответа. И ученики просят учителя по крайней мере отпустить жену.

Он же отвечав, рече, несмь послан токмо ко овцам погибшим дому израилева.

Чудная мудрость Спасителя! Смущенных учеников Он поддерживает в их недоумении. Для чего? Для того, чтобы горечью испытываемого ими чувства довести их до убеждения в несправедливости разделяемого ими мнения народного о язычниках, а вместе показать, до какой степени справедливо это мнение. Умоляющей жене не спешит подать помощь и усиливает тем её усердие.

Несмь послан, токмо ко овцам погибшим дому израилева. Прежде всего – воля Отца небесного. Христос – посланник Его, и должен исполнить волю пославшего. Воля Отца небесного о спасении людей такова, что Спаситель должен явиться между иудеями и для иудеев. Каковы бы ни были иудеи, – они народ, избранный Богом, к ним послан великий Пророк и Мессия; для них он должен совершить земной подвиг благотворений и учения. Вот отчего молчание его для язычницы! Пророки предвозвещали волю Божию и о спасении язычников? Так. От воли Божией все зависит, а не от заслуг людей, по её изволению должно открыться и спасение язычников; как бы ни думали иудеи, но надобно ждать, когда и под какими условиями откроется эта спасительная воля.

Она же пришедши, поклонися Ему, глаголющи, Господи, помози ми!

Как ни решителен, по-видимому, отказ Спасителя в помощи, жена хананейская не престает просить Его о помощи. Прежде называла она Его Сыном Давидовым; теперь называет Господом. Прежде просила у Него, как у Мессии иудеев, но вот слышит и соглашается, что посланный к иудеям должен отказать язычнице в помощи, и она обращается за помощью к Господу. Ты Господь, говорит она; Ты сильный и могущественный, Тебя слушают и море, и ветры. Всесильный! помоги мне. Так вера её растет при встрече с препятствиями. Усиленная отказом скорбь её, раскрывает в ней более и более духовное зрение, и она видит в Иисусе более, чем просветителя иудеев, она видит в Нем Господа всех, Владыку неба и земли, властителя не иудеев только, но и язычников.

Он же отвещав, рече, несть добро отъяти хлеба чадом и поврещи псом.

Язык иудеев называл язычников псами за их жизнь. И Спаситель говорит языком иудеев, сколько для учеников, еще не отрешившихся от мнений иудейских, столько и для жены хананейской к её смирению. Если, говорит Он, не хорошо отнимать хлеб у детей и отдавать его псам, то прилично ли тебе подать благодать, назначенную для иудеев?

Она же рече, ей Господи.

Она смиренно сознает, что суд Спасителя, как ни унизителен для неё, справедлив. Она сознает, что точно принадлежит она к псам, так нечиста душа её, и что она не стоит той благодати, какая назначена для иудеев. Тем не менее она не оставляет мольбы. В чем же её надежда на помощь?

Ибо и пси ядят от крупиц, падающих от трапезы господей своих.

В том самом, что положение её очень бедно, она открывает основание для надежд своих на помощь. Каковы бы ни были псы, говорит она, но, когда они голодны, они стоят под столом ласковых господ своих и на свою долю получают крохи, падающие со стола. Так, Господи, я нечистая язычница, ничем не лучшая псов, но истомленная страданиями, измученная суетами жизни языческой, ожидаю Твоей милости, не той, какою пользуется избранный народ иудейский и которой я совсем недостойна, я ожидаю только той милости, чтобы не быть лишенною Твоей милости, ожидаю милости единственно от Твоей великой милости к самим грешникам.

Иисус же рече: о жено, велия вера твоя, буди тебе, якоже хощеши.

Вере обещаны блага царства благодатного. Что до того, что другие чада Авраама по плоти? Не чадам плоти, а чадам веры принадлежать все обетования. Твоя вера велика, воля Отца небесного о спасении язычников уже открывается на деле. Да исполнится же твое желание. И оно исполнилось, исцеле дщи ея.

Вот, братия, образец молитвы, услышанной Господом. Молитесь, как молилась жена хананейская, и молитва ваша будет услышана. Молитесь о нуждах, которые бы стоили внимания Отца небесного, как молилась жена хананейская, мать дочери страдавшей. Молитесь усердно, не прерывая молитвы вашей суетными мыслями. Молитесь, хотя бы видели, что молитва не тотчас исполняется. Советы Божии не то, что советы человеческие. Молитесь с покорностью советам Божиим, пусть исполнится воля Господа о вас, когда и как Он знает исполнить ее. Молитесь с глубоким сознанием грехов своих. Пока не будет в душе смирения, пока не будет глубокого сознания своих немощей, не сойдет на вас благодать, как бы ни было высоко ваше разумение Христа Господа и всех тайн веры. Веру хананеянки тогда назвал Господь великою и тогда назвал способною принять благодать Его, когда хананеянка сознала нечистоту свою, признала ее не лучшею нечистоты пса, и не тогда, как назвала она Его Господом. Не прерывайте молитвы вашей чувством недостоинства своего. Напротив, чем более будете находить себя грешными, тем постояннее молитесь, как имеющие более других нужду в милости Божией. Мерою грехов ваших измеряйте только свое смирение, ограничивайте гордость, но не измеряйте его милосердия Божия, которое беспредельно. Вы слишком грешны? Взывайте к Господу, по беспредельной милости Твоей помилуй нас. Так молилась хананеянка и была услышана. Ей, услышаны будете и вы. Аминь.

1852 год.

В Харькове.

Бысть же належащу Ему народу, да быша

слышали слово Божие и Той бе стоя (Лк.5:1).

Прекрасное зрелище представлял народ, окружающий Господа на брегу Генисаретского озера! Необозримое множество людей окружает Его, и каждый спешит подойти к Нему ближе, каждый домогается не быть вдали от Него, – для чего же? Да быша слышали слово Божие. Без сомнения, здесь не мало было отцов семейств, у которых так много забот о жизни; много было жен, на которых лежат попечения о доме и детях; много рабов и рабынь, не зависящих от своей воли; много продающих и купующих, у которых на душе тяжкие заботы о купле и продаже. Но – на сей раз всё и всеми было оставлено; на сей, раз спешили употребить время только на то, чтобы слушать Учителя израилева. Конечно, эти люди жили, как и мы, братия в различных связях с миром; увлекались человеческими мечтами и суетами; желали более, чем нужно желать. Но вот открылся случай слышать слово Божие, и сердца загорелись другим желанием. Окружили Господа, так что надо было сойти в лодку, несколько отступить от берега и отселе преподавать слово жаждавшим слышать учение. И сед учаше из корабля народы.

Братия! Если бы кто сказал о ком-нибудь из нас, что очень не радив он о спасении: думаю, что такое слово опечалила бы его, если только и не оскорбило. И, однако, отчего это, что так мало мы слушаем слово Божие, слово, столько необходимое для спасения нашего? Как объяснить себе странность? Блажени слышащии слово Божие и хранящии е, говорит неложное слово (Лк.11:28). Но согласитесь, что очень мало ныне слушающих слово Божие; не говорю о творящих.

От чего же это? Отчего так мало желаем мы слушать слово Господа нашего?

Быть может, не оттого ли, что слово Божие слишком уже известно нам, так что нечего и слушать? Сомнительно, очень сомнительно, чтобы не сказать чего-нибудь более. Что, если представляем себя много знающими, тогда как на деле слишком мало знаем? Еще чаще можно встретиться с такими из нас, которые точно много знают, и не знают малости – единого на потребу. Знают и то, что происходит на небе, за областями воздушными; знаете то, что скрывается в сокровенных недрах земли, не знает только того, какова их душа, жива ли она? Достаточно знают науку чисел, знают, как считать и вычитать, умножать у себя и отнимать у других, определять ряды вероятного и доходить несомненных выгод. Но не знают, не соображает, даже не думают, до какой суммы возросли душевные долги их, какою монетою придется платить за них на том свете, и как можно было бы расплачиваться за них здесь. Понимает науку жить с людьми, знают, через кого и как избавиться от неприятностей жизни, навлеченных их же грехами; а знают ли, как надобно спасать свою душу, о том не спрашивай; опасности жизни христианской, о которых так много говорит слово Божие, средства предостерегать душу от пожара страстей, о чем так часто и много учит слово Божие, участь нераскаянного грешника за гробом, которую в таком ужасающем виде изображает слово Божие, всё это – такие предметы, до которых едва ли когда касались они мыслью, тем менее сердцем. Какое несчастное положение! Нам сказано: горняя мудрствуйте, а не земная (Кол.3:2); земные сокровища не пойдут за нами вечность, а если и пойдут, то, при наших страстях к ним, на нашу погибель. Достаточно ли все знают это, по крайней мере, столько ли, чтобы не жить для одной земли? Оттого ли же не слушают слово Божие, что оно без того уже слишком известно?

«Пусть так, говорят некоторые, что многие не оттого не слушают, но мы не слушаем слова Божия потому, что оно, как нам слишком известное, скучно». Боже мой! И Твое слово нам скучно! И Ты, Который весь сладость, весь свет, весь жизнь и особенно для нас, израненных грехами, и Ты изглаголал нам слово, которое скучно для нас! Где же после того утешения наши? Где свет для нас? Братия! ужели мы – христиане дошли до того, что не знаем, кто Бог наш? Или нас, как язычников, надобно доводить до сознания, что проповедуемое нам слово есть слово самого Бога? Если мы, как христиане, приемля слышанное слово Божие, прияли не аки слово человеческое, но, якоже есть воистину, слово Божие (1Сол.2:13), то обдуманы ли слова, которые, произнесли уста, называя слово Божие скучным? Осмотримся, размыслим внимательнее. Правда, некоторые предметы занимательны бывают для нас точно только до тех пор, пока не известны. Но какие это предмета? Предметы мелкие, предметы маловажные, предметы пустые по содержанию своему, Очень естественно, что любознательность наша, в отношении в таким предметам, скоро теряется; естественно потому, что в них нечего узнавать; они так пусты, что стоит взглянуть на них и они проникнуты взглядом, их остается только бросить; скажем более – если такие предметы и занимают нас сколько-нибудь, то не потому, что будто доставляют живительную пищу духу нашему, а потому, что льстят воображению неустроенному, чувству испорченному, Пусть поверят это вниманием, пусть подумают, почему, например, с такою жаждою читают книги, так называемые, легкие? Положа руку на сердце, каждый читающий их скажет, что такие книги точно легки, т.е. совершенно пусты; пусты и при первом строгом взгляде на них, пусты и по отзыву опыта, потому что, прочтя раз, в другой уже не возьмут их в руки. И, однако, раз читали? Почему? Потому, что душа больна, и не почему более. Но скажите, чья совесть позволит сказать себе, что слово Божие не более важно, как и подобные книги? Слово Божие так важно, так высоко, так обширно по-своему содержанию, что разве вечности достанет для того, чтобы исчерпать содержание его. Кто уразуме ум Господень, или кто советник Ему бысть? Мы же ум Христов имамы, говорит апостол. А сей ум Христов, сей беспредельный ум Божий, не открыт ли нам в слове Божием? Каких же истин, светлых для ума, отрадных для сердца, не откроет вниманию нашему слово Боже, если бы только внимали мы ему! Заключая в письменах своих ум Божий, какое неистощимое богатство сведений оно должно заключать в себе! Много требований от разных сторон духа нашего может быть предъявлено: но на все требования нашли бы мы ответы, наставления, указания в слове Божием, если бы только искали. Но, что важнее всего, в нем изображены истины та именно, которые необходимы для спасения нашего: в нем написано то самое, без чего духу нашему жить нельзя, в нем изображены основные законы самого духа нашего. Глаголы, яже Аз глаголах Вам, дух суть и живот суть (Ин.6:63), так говорил о своем слове сам Господь; глаголы Его сообщают жизнь, без которой нет и жизни; глаголы Его одушевляют духом, без которого дух наш – земля и плоть; глаголы Его приемлются духом, так как без жизни по духу человек и глух и слеп. В нем – в слове Божием-источник утешений, истинно оживляющих сердце, за которые никогда не накажет нас сердце; в нем источник света истинного, который никогда не наведет какого-либо мрака на мысль нашу. Коль сладка гортани моему словеса уст Твоих! Паче меда устом моим. Закон Господень чисть, пребываяй в век века, и, следовательно, никогда не может быть сочтен за ненужный. Заповедь Господня светла, просвещающая очи и, следовательно, всегда спасительна для омраченного взора нашего. Подумайте же, можно ли назначить предел изучению слова Божия, когда оно есть закон для беспредельного духа нашего? Подумайте, правду ли говорят, что слово Божие им слишком известно, и скучно оттого, что слишком известно? О! не правда, вопиющая не правда – и то и другое.

Итак, вопрос наш остается еще нерешенным. Отчего, повторим опять, мало слушают слово Божие? Что ж это значит? То ли, что проповедники слова Божия не красноречивы? Или то, быть может, что это не те проповедники, которые назначены словом Божиим? Посмотрим на то и другое. Проповедники не красноречивы? Положим, что это и правда. Но правда ли, что от оттого не слушают слова Божия? Конечно, никто не отречется от того, что Павел апостол был проповедник сильный; проповедь его приобрела Христу миллионы язычников и весьма много иудеев. И, однако, ж тот же сильный проповедник не для всех казался способным проповедником; одна и та же проповедь его о кресте, которая для спасаемых была премудростию Божией, для многих казалась безумием; одна и та же проповедь его, которая для многих была силою Божией, для других была соблазном (1Кор.1:23–24). Видите – проповедник самый лучший; а проповедь не всем нравится, от проповеди бежать очень многие. Дело очевидное – не виноват проповедник. Но, не виноват сей проповедник, виноваты другие, которые, быв неспособны сообщить проповеди занимательность, заставляют не слушать проповеди? Братия! не забудьте, что мы говорим о проповеднике слова Божия, а не о мировом ораторе. Не забудьте, что сила слова христианского в нем самом, в его силе и духе, а не в украшениях сторонних. Образец вам для слова христианского апостол Павел: проповедь моя, говорит он, не убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы (1Кор.2:4). Потому, ища красноречия в проповеднике вы ищите не существенного, и не ищите того, что прежде всего надлежало бы искать; слушайте слово Божие в том его виде и для той цели, в каком и для чего оно дано, и вы не останетесь без пользы. Чтобы показать вам, как мало оправдывает вас ваше извинение не красноречием проповедника, указываю на тысячи сердец простых, которые с назиданием глубоким слушают некрасноречивого проповедника, для которых самая простая песнь церковная много говорит и уму, и сердцу. Присовокупите к простоте простого сердца покорность верховному Вождю пастырей: тогда увидите, что не в проповеднике вина тому, что не слушаете спасительного слова Божия.

Что сказать для тех, которые жалуются на какую-то незаконность церковных проповедников слова Божия? Трудно давать ответы тому, кто, предлагая вопрос, не понимает сам, о чем спрашивает, чего требует. Слово Божие признает законными проповедниками своими тех, которые знают слово Божие. Апостол говорит с одобрением о Тимофее: ты из детства знаешь Священные Писания, которые могут умудрить тебя во спасение (2Тим.3:15). И сам предписывает ему: держись начертания здравого учения, которое ты от меня слышал, с верою и любовью во Христе Иисусе (2Тим.1:13). Церковь православная требует того же самого проповедников своих; она требует, чтобы имеющие быть служителями слова из детства изучили слово Божие. И само по себе понятно, что слишком странно видеть проповедником слова Божия человека, который, вовсе, не разумея слова Божия, был знаком с какими бы лишь кое с какими преданиями, известными у апостола под именем басней. Милость Господа Иисуса хранит православную церковь от таких проповедников. Чего же не достает в церковных проповедниках для их законности? Того ли, что, быть может прияли честь, не быв призваны к чести Церковью? Да, и это требование необходимо. Апостол Христов сказал: никто же сам себе приемлет честь (Евр.5:4); а собор церковный, повторяя мысль апостола, определил: «аще кто кроме соборные церкви о себе собирается и, не радя о церкви, церковная творити хощет, не сущу с ним пресвитеру по воли епископа: да будет анафема» (Гангрский Собор, пр. 6). Господи! Даждь сердце смысленное уразуметь грозный суд церкви Твоей тем людям, которые самочинно так, с такою забывчивостью, распоряжаются делами церкви Твоей. Братия! По неложному слову Господа, церковь Его стоит и будет стоять до скончания века (Мф.16:18), и до скончания века Дух Утешитель будет действовать в ней будет чрез преемников апостольских. Итак, горе тем самозваным и самочинным проповедникам, которые приемлют на себя служение слову и Богу, не быв освящены к тому Духом Церкви, – Духом Утешителем! Церковь не знала и не знает других проповедников слова Божия кроме тех, которые назначены самим словом Божиим; она скорбит об обществе людей, которое непокорностью своею доведено до жалкой необходимости слушать людей, которых само оно по временам стыдится; она скорбит глубокою скорбью, потому что видит, как исполняется над обществом непокорных прещение Господа, грозившее лишить непокорных, не благ земных, но слышания слова Его: и послю, говорил Господь, не глад хлеба, но глад слышания слова Господня (Ам.8:11).

Где же причины тому, что мало слушающих слово Божие? Не в том ли, что слишком много дел земных обременяют жизнь нашу? Правда, жизнь земная много требует для себя забот, много отнимает для себя времени. Правда и то, что никто не должен считать незаконными занятия, требуемых знаний каждого обязанностями состояний. Кийждо, в нем же призван звании в том да пребывает. Если Господь сердец наших найдет нужным для нас другое звание, которое даст более свободы для занятий духовных: Он, по молитве нашей, введет нас и в это другое звание. Все это – святая правда. Но правда ли то, что именно занятия званий препятствуют слышать слово Божие? Ужели в самом деле какое-либо занятие, освященное словом Божиим, не оставляет вовсе времени заняться словом Божиим? Ах, братия! Того быть не может. Быть не может, чтобы какое-либо дело доброе мешало другому доброму делу. Напротив, коль скоро оставляют дело доброе под видом тем, что представляют нужным заняться другим, то всего чаще бывает, что или дело, которым заменяют доброе дело, вовсе не было добрым, или по крайней мере, перестало быть добрым, делом. Всему время. Шесть дней делай, а седмый Господу Богу твоему: так сказал сам Господь еще тогда, как давал закон для иудейского народа. Один день отделил для себя Господь, и шесть оставил для дел житейских. Вот распределение времени, на которое не жаловался и не имел причин жаловаться даже жестокосердый иудей; седмый день – не прикосновенный день покоя. Что ж делают христиане в седмый день? Где они? Чем заняты? В храм ли, чтобы слушать чтение и пение священное? В доме ли Божием, чтобы поучаться в законе Христовом? Как проходит у них время после времени богослужения? И одного дня в недели не хотят уделить для спасительно размышления о Господе! И один день отнимают у Господа и закона Его! Спрашивать ли после того, занимаются ли исповедующие имя Христово словом Христовым в минуты свободные, в продолжении шести дней? Некогда, говорят. Не правда. Спросите совесть, и она вам укажет на часы и даже целые дни, проведенные в праздности. в рассеянии, если не в чем-либо хуже того. Творить грехи достает нам времени, мы каждый час их творим; а врачевать душу, погибающую во грехах, нет времени!

Братия! не для чего выдумывать нам извинения грехам нашим. Ни слово Божие, ни проповедники слова, ни занятия жизни – не причиною тому, что так мало мы слушаем слово Божие; причины тому в вас самих, в страстях наших, в нашем нерадении к спасению душевному.

Господи, не уклони сердце мое (если и уклонилось оно) в словеса лукавствия, непщевати вины о гресех! Аминь.

1844 год.

(Лк.7:11–16).

Ныне чтенное евангелие повествует нам о чудесном воскрешении сына вдовы наинской. В этом событии различаются у евангелиста три обстоятельства, встреча при входе в Наин, воскрешение юноши и чувствования народа.

Идяше Иисус во град, нарицаемый Наин, и с Ним идяху ученицы Его мнози и народ мног. Якоже приближися ко вратом града, и се изношаху умерша. Иисус шел с учениками в Наин, небольшой город галилейский, и, при входе в Наин, встречается мертвец. Казалось, встреча случайная, в которой заметить нечего. Так, по крайней мере, судят многие о событиях ежедневных и проходят мимо событий без внимания. Но правы ли эти люди? Они были бы справедливы, если бы в мире все шло так же без мысли, без ума, без порядка, как без мысли, без ума, без порядка идет жизнь их. Но оттого, что людям хочется жить, как случится, мир Божий не перестает идти по известным, определенным для него путям. Волос с головы нашей не падет без воли Отца небесного. И воробей не остается без надзора Всевышнего. Всему назначено время, вес, мера; бурны волны океана, но и их движения – в воле Божией; желания грешной души не соответствуют воле Отца небесного, и оттого так не основательны, так безотчетливы, но и тем есть границы – карающее правосудие, и тем воля всевластная определяет конец, соответствующий её планам. Все мы живем под управлением Промысла, и каждый шаг наш известен Ему и Им рассчитан.

Се изношаху умерша, сына единородна матери своей. Какая проповедь для следовавших за Иисусом! Умер юноша в цвете лет, и – юность не защитила его от холода смерти; напрасны были слезы матери, вдовы одинокой; ни друзья, ни знакомые, ни дальние, ни ближние не закрыли его от удара смерти. Как не задуматься при сей проповеди? Любезный собрат! думаем ли мы с тобою, что и нам придется умереть? Или – мы живем так, как будто никогда и не умрем? Наинский юноша, как видно, не принадлежал к той молодости, которая беспечно расточает свежесть жизни, не занимаясь ни одною важною мыслью; и мать-вдова не была из числа тех вдов, которые пространно, питаясь живы умерли. О том и другой совсем другое показывает приближение к ним Господа. Но между нами – так ли? Между нами и старость, думает только о том, как бы пожить. Жизнь обманывает, нас каждый день, каждый час, и мы становимся осторожнее. Каждый день говорит лам о смерти; то там, то здесь перестают жить, когда думали только наслаждаться жизнью. Самая жизнь наша походит на смерть больше, чем на жизнь; ибо с каждым дыханием лишаемся мы частиц своей жизни. И однако ж думаем ли мы о смерти? Готовимся ли к переходу за предел гроба? Твердо ли помним, что ожидает нас за границею сей жизни? Жизнь на земле дана нам на приготовление к вечности, и лишь только переступим за гроб, потребуют у нас отчета за каждую минуту жизни на земле. Где же приготовление наше к вечности? Что будет со мною, Господи, если сей час будет последним моим часом на земле? О, «Господи! даждь ми память смертную и умиление». Братия! несомненно, что мы умрем, но, когда и как – не знаем. Зачем же мы так беззаботно живем здесь? О, если бы помнили мы о смерти! Как легко было бы нам жить на земле для вечности! Скорби о временном не тяготили бы нас таким бременем; удовольствия мирские не влекли бы к себе души нашей неудержимо; страсти плотские не доводили бы нас до безумия. Взгляд на кости сухие, оставшиеся после изнуренного земными заботами тела, показывал бы нам, как пусто все, что не приближает нас к Господу, как напрасны, как бесполезны труды наши для земли. Взор на тело согнившее сказал бы нам, что тело без духовного сокровища, без дел богоугодных менее, чем земля и пепел, что слишком безрассудны мы, когда для тления и смрада губим душу на вечность. Гроб-проповедник – наставлял бы нас, что удовольствия земли не на радость нам, если не пользуемся ими для славы Божией, для спасения грешной души, что все земное останется на земле и нам надобно явиться на суд Божий только со своими делами. Если бы помнили мы о смерти и суде, благодать Божия, как роса небесная, нисходила бы на души наши, усмиренные мыслью о смерти. Помощь Божия нисходила бы к нам после каждой молитвы, одушевленной стремлениями к небу, а не к земле.

Нечаянная встреча каинская, нечаянна только со стороны людей, так как не от них зависит то, что случается в мире, но она не нечаянна со стороны небесного Владыки нашего; Он во всем показывает нам, что не желает смерти грешнику, но еже обратитися и живу быти ему, все обстоятельства, и малые и великие, располагает Он так, чтобы возбудить в нашем сердце раскаяние и любовь к воле Его святой.

Посмотрите на матерь наинского мертвеца, какую милость получает она при нечаянной встрече.

И та бе вдова, и народ от града мног с нею. И, видев ю Господь, милосердова о ней, и рече ей, не плачи. Горько было положение вдовы, одно было утешение у неё на земле, и то взято; один был сын, сын любимый, как только можно любить единородного, и тот похищен смертью, она осталась одна на земле. Как печальна была судьба её, показывает и то, что народ из града мног был с нею, подвигнутый её скорбью. С горестью безотрадною следовала она за гробом сына. Мог ли кто-либо утешить ее так, как нужно было для души её? Народ от града мног с нею, но он не мог возвратить ей радости сердца её. И вот, тогда как не было надежд человеческих, является сила Божия. Какая нечаянность! Какая чудная встреча! Смерть встречается с жизнью, безутешная скорбь с Источником всех утешений, беспомощная немощь с всесильною силою Божией. Так, близок в нам Господь со своею помощью и тогда, как теряем мы все на земле. Люди и счастье, богатство и известность в свете, природа со своими дарами, – все может оставлять нас, но не оставляет один Господь.

С какою любовью принимает участье в безотрадной вдове Господь и Спаситель наш!

И видев ю Господь, милосердова о ней, и рече ей, не плачи. Поймите сию чудную любовь Того, Кто есть Владыка миров видимых и невидимых. Царь и Господь всей вселенной обращается с вниманием к бедной вдове, принимает участье в её скорби и, тогда как та не произнесла ни одного слова мольбы, Сам, побуждаемый любовью, поспешает утешить скорбящую. Видев ю Господь, милосердова о ней. И как милосердова? Вопль безотрадной матери Он слышит еще издали. Можно понять, каков был этот вопль, сколько было в нем тревоги душевной. Как роса небесная нисходит тихо на жаждущую землю, так утешает Господь страждущую матерь. И рече ей, не плачи. Сколько кротости в этом участии, сколько нежности в этом утешении, сколько силы в этом успокоении! Какая возвышенная кротость, какая величественная простота, какая нежная власть! Не без намерения сказал евангелист, Господь милосердова. Точно, это есть дело Богочеловека.

Какого рода ни была бы скорбь твоя, сетующая душа, – думаешь ли ты, что к тебе не относится голос небесной Любви, не плачися? О не думай того. Приидите ко мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы, говорит небесная любовь. Слышишь ли? Всех обремененных зовет к Себе любовь, для всех готов у неё покой. Страсти наши обещают много развлечений, много приятностей, но, как скоро бедное сердце узнает, что слишком горьки удовольствия страстей! Ум человеческий строил много систем человеческого счастья, но, как непрочны оказались все построения ума, не проникнутого евангельским духом! Только сладчайший Иисус додает для всех горестей земных верные утешения. Ничье сердце не разверзается так пространно для страждущих странников земли, как открыто сердце Господа Иисуса. Никто не в состоянии так утешить растерзанную скорбями душу, как утешает Господь Иисус. Вдовы и сироты, больные и бедные, идите к Господу Иисусу! Он утешит всех вас, всем подаст помощь, как бы тяжки ни были скорби и бедствия ваши. Он знает наши немощи и болезни, ибо Он Сын человеческий; Он может подать всякую помощь, ибо Он Сын Божий, истинный Бог.

Посмотрите, что сделал Он для безнадежной вдовы?

И приступль коснуся во одр, носящий же сташа. Довольно было и того, что Христос коснулся одра, и несшие умершего поняли, что Он хочет творить что-то необыкновенное. И, точно совершилось необыкновенное. И рече, юноше! тебе глаголю, востани. И седе мертвый, и начат глаголати; и даде его матери его. Здесь действует только глагол Его, востани. Чей же глагол может быть так могуществен, как глагол Его? И рече, востани, – и седе мертвый. Мертвый встал по одному слову. Только Владыка жизни и смерти может так действовать. Только Его слово дает небытию бытие. – Так, в наинском чуде, Христос Иисус торжественно показал, что всемогущество, которое одно может давать жизнь мертвому, существенно Ему, – что Он есть Сын Божий, Сын равный Отцу, как всемощный, что Он, как и Отец, имеет жизнь в Себе и может даровать ее тому, кому захочет. Благоговей, душа христианская, пред Господом твоим! Если Он готов, по любви Своей, являть тебе помощь, то Он, по могуществу, может. Он – Владыка жизни и смерти. Мрачнее всего будущность за гробом. Того же самою силою Своею, коею возвращал Он жизнь расстроенным частям организма телесного, исцелял сухие руки, давал слышание глухим, зрение слепым, исцелял прокаженных, возвращал жизнь целому безжизненному составу телесному, – тою же силою, тем же глаголом, воззовет Он некогда к жизни мертвых целой вселенной.

Прият же страх всех и славляху Бога, глаголюще, яко пророк велий восста в нас, и яко посети Бог людей своих. Чувства народа, пораженные действием всемогущества, прежде всего выразились страхом; видели и чувствовали, что с ними всесильный, с ними Бог Сам с Его могуществом, и – естественно было устрашиться. Кто, чувствуя близость Всемогущего, не исполнится священного трепета? Если мы, тогда как Бог всегда и везде присущ нам, так мало ощущаем страха пред Его великим именем, то это потому, что каждому из нас надобно молиться, «Господи! всели в мя корень благих – страх Твой в сердце мое». Свидетели чудотворного воскрешения, возбужденные благоговением, славляху Бога. Благодарным сердцем возносились к Богу, – Единому творящему чудная; к Нему относили то, чего никакая сила земная не могла совершить. Благодарно говорили, Пророк велий восста в нас, посети Бог людей Своих. Что разумели иудеи, говоря о явлении пророка? После того, как давно уже не было между ними ни одного пророка, приятно было встретиться с мыслью о явлении, какого бы то ни было, пророка. Но иудеи ожидали тогда одного известного пророка. Они и предтечу Иоанна думали признать пророком не каким-либо обыкновенным, а пророком-Мессиею. Так и теперь они говорят не просто о пророке, а о пророке великом, Пророк велий восста. Так, нет сомнения, что они признают в Иисусе Христе того пророка, которого обещал Моисей Израилю, когда говорил, пророка от братии твоея, якоже мене, составит тебе Господь Бог твой (Втор.18:15). Сего-то пророка видят в Иисусе свидетели наинского чуда. Отселе получают особенный смысл и слова, посети Бог людей своих. Израиль видит, что наконец удостоил его Бог давно ожиданного посещения, послал Мессию, которого желали видеть и не видели пророки и праведники.

И изыде слово сие по всей Иудеи о Нем, и по всей стране. Везде – во всей стране иудейской и в сопредельной ей Галилее распространилось известие о необыкновенном чуде и великом чудотворце; везде говорили с утешением духовным о великом посещении Божием.

Для нас, братия, известно не одно чудо каинское. Нам открыто в полном свете, кто для нас Иисус Христос; не только чудеса евангельские, тысячи чудес в истории времен после Иисуса возвещают нам, что Христос Иисус есть Господь и Спаситель наш, единый достопокланяемый и славный. Но об имени ли Иисуса говорим мы между собою? К славе ли имени Его относятся вести, передаваемые нами каждый день? О чем ежедневные беседы наши? Беседа о любимом предмете – самая приятная беседа для любящего сердца. Подумайте же, сколько любви в нас к Господу Иисусу, когда у нас в немалом числе каждодневных разговоров едва ли найдется один о Спасителе и спасении! Мало того, ныне уже как будто стыдятся говорить с другими о вере и имени Иисуса; не признают за нужное освящать, по крайней мере, утро и вечер благодарною хвалою Господу Иисусу; не считают за нужное и того, чтобы иметь пред очами образ Спасителя своего и Господа; к чему, говорит, все это? О, как велика холодность наша к Тому, Кому должен быть посвящен каждый взор, каждый слух, каждое слово наше!

Братия! не будем легкомысленны в жизни нашей. Будем внимательны к путям Божиим. Будем признательны в благодеющему нам Господу, чтобы славить великое имя Его вкупе со Отцом и святым Духом. Аминь.

1843 год.

На Лк.8:4–15.

Во всем и по всему Господь наш Иисус есть лучший наставник. Во всем и по всему Он есть любовь и мудрость. Как легко учиться у Него истинам Божиим, вечному спасению! Иди в поле, иди в сад твой, там найдешь уроки спасения, которые предлагает Христос. Каждое поле, каждая нива скажет тебе, что ты такое и чем ты должен быть? Душа наша, для нас самих – тайна, а спасение её еще более глубокая тайна. Сколько мудрецов и сколько учений высокоумных предлагали о душе! А все далеки были и от души, о которой говорили, и от смысла тех, которым говорили. Спаситель предлагает простую, притчу, указывает на простой предмет и объясняет историю души, раскрывает самые глубокие её тайны.

Отчего так мало перемены в душе моей к лучшему? Отчего она остается тем же, чем была прежде, с грехами и привычками к греху? Так много наставлений, так много сильных уроков преподано мне в жизни, и я – тот же грешник, как и прежде, даже потерял много прежних желаний добра, начал делать то, чего прежде не делал, не чувствую ненависти к греху, которую когда-то чувствовал. Отчего это?

Господь объясняет притчею о семени.

Семя есть слово Божие. Небесное учение о царствии небесном – то же, что семя; а нива, на которой оно досевается, есть душа. Какова нива, такого и ожидай плода. Различие нивы представляет различные состояния сердца.

Изыде сеяй сеяти семене своего. И егда сеяше, ово паде при пути, и попрано бысть, и птицы небесные позобаша е. Таково же состояние некоторых людей. Таково состояние может быть в каждом из нас. Всякому слышащему слово царствия и неразумевающу, приходит лукавый и восхищает всеянное в сердце его (Мф.13:19). Семя, упавшее у дороги, не принесет плода. Земля на дороге так жестка, так утоптана, что семя остается на поверхности; легко заметить его птице и она унесет его. Чей это образ? тех, которые слушают и не разумеют слова; это образ людей легкомысленных, рассеянных жизнью мирскою. Сердце их открыто для всех прелестей мира; обычаи мира грешного утоптали их душу как дорогу. Сей, сколько хочешь на эту дорогу, ничего не вырастет. Они слушают без внимания, читают без желания понять; слушают, но не слышат. Божие слово, грозное ли, или отечески нежное, не доходит до сердца их; мысли их там и здесь, но вечность и спасение души мало обращают на себя внимание их; если слушают они слово Божие, то не как слово Божие; если стоят они в храме, то не как в храме Божием. Память их может собирать много истин святых и высоких, но в сердце их нет истины, там ложь и мрак. Потом же приходит лукавый и вземлет слово от сердца их, да не веровавше спасутся. Приходит, так как сами живут и дышат в той области воздушной, где его область. Вземлет слово из сердца их, потому что слово не было сокрыто в сердце их, потому что для лукавого утеха – погибель, а не спасение человека. Вот почему видна в них готовность смеяться над всем святым, отвергать истину очевидную, смеяться над людьми и их правилами добрыми, над честностью и добродетелью, смеяться бессмысленно, но только бы смеяться. О сих-то людях сказал апостол, они ходят по веку мира сего, по князю власти воздушные, иже действует в сынех противления (Еф.2:2). Жалкое, ужасное состояние! Быть без приемлемости для истин, быть без способности к вере – положение самое страшное; в нем нет даже начала добру, нельзя же жить душе без мысли, нельзя жить духовно без мысли духовной, без веры.

Что ж делать такому человеку, или в таком состоянии? Ужели нет и надежды на лучшее? О! Господь готов всех принять. Надобно только начать с того, чего не начинали; надобно собраться с мыслями, обратиться взором от мира к небу, от века погибельного к вечности грозной для грешника. Пусть верят и уверятся, что тогда, как все пройдет, не пройдет лишь слово Господа о суде страшном над грешниками. Пусть поставят себя пред Судьей вселенной, пред Тем, кто скажет некогда, отыдите от Мене проклятии в огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его. Душа бедная! содрогнись, опомнись, пока есть время, – умягчи ниву твою слезами покаяния, поражай ее сокрушением и воплем сердца. Спеши в храм Божий слушать лучший суд о себе, оставь мир погибельный с его бессмысленным развратом. Обращайся чаще к мыслям о смерти и аде, о тленности и пустоте всего, что остается на земле. Молись Господу, молись чаще, чтобы пробудил Он тебя от сна греховного. Он благ, как никто на земле, Он подаст тебе и слезы, если не имеешь их, и силы духовные, если они совсем расстроены. Он возвратить тебе веру спасительную. Не медли же обратиться к свету. Тебе много предстоит еще трудов.

А другое паде на камени, и прозяб, усше, зане не имеяше влаги. Вот образ состояний душевных иного рода! Семя падает на камень, который слегка покрыт землею; зерно скоро выходит прекрасною зеленью. Смотря на эту зелень, подумаешь, какой богатый будет плод! Но вот восходит солнце, палит зноем, и зелень увядает; еще восходит солнце, и самый корень гибнет, потому что не был глубоко в земле, не имел нужной влага. Так бывает с нашим благочестием, когда нет в нас глубины благочестия. Посеянное на каменьях значит тех, которые, когда услышат слово, с радостью принимают; но которые не имеют корня, и временем веруют, а во время искушения отпадают. Если говорят о превосходстве добродетели, о блаженстве праведных, о муках грешников, о чудном промысле Божием, слезы текут у иных из глаз, душа полна чувств то радости, то скорби, готовы жертвовать то тем, то другим, для добра. Зелень прекрасная! Благочестие – живое, пламенное, но до тех пор, пока нет искушения, пока нет скорби или гонения за слово (Мф.13:21; Мк.4:17). Но вот представился случай для терпения. Вот надобно преодолеть несколько препятствий к добру. Вот надобно перенести обиду незаслуженную, перенести горе неожиданное. Вот легкомыслие коварно улыбается над набожностью нашею, наглость позорит ее; тот, которому мы делали добро, платит изменою и оскорбляет нас. Приходится терпеть и – что же? Добра как не бывало в душе. Прежние восторги, слезы, обеты исчезли. Тому, кто обидел, отплатили обидою. Бедою отяготилась душа до малодушия, до ропота. Какая радость, какой восторг в народе иудейском, когда Господь питает его хлебом чудесно, когда исцеляет больных его, поднимает словом с одра смерти. Осанна! взывали Ему, когда шел Он в Иерусалим, и ветви неслись по воздуху к ногам Его, одеждами устилалась дорога Ему. Но когда взят был Иисус врагами; тот же народ кричал, распни, распни Его! Страшно думать о таких людях. А как их много!

Братия! когда благодать Божия коснется сердца вашего, когда слово доброе, мысль святая прольет свет и теплоту в душе вашей, берегите добрые чувства, храните их как можно глубже в душе вашей, скройте их от взоров людских, от шума и разговоров света. Пусть доброе чувство, добрая решимость незримо ни для кого, растет в глубине души. Не доверяйте и себе самим. Не предавайтесь восторгам сердца. Пусть сокрушение или радость достигают большей силы. Они достигнут силы от того самого, что останутся в душе, не испаряясь из сердца. Путь долог, испытаний много; не тратьте сил безвременно, не будьте опрометчивы. Намерение доброе, решимость святую начинайте приводить в исполнение, не отлагая до завтра, но не с жаром, который скоро охладеет. Чаще помните о слабости, которая может изменить вам, и просите у Господа твердости. Решились на добро? Делайте добро с твердостью, но без самонадеянности. Пусть дела, а не чувства одни, показывают, что вы стали другими людьми. Будьте чадами Божиими и в напастях. Луч солнечный – необходим, чтобы созрело зерно. А напасти для нас то же, что солнечный луч для растения. Под их влиянием в терпеливой душе образуются твердость воли, крепость любви, живость веры. Чтобы не погибло Божие растение, надобно, необходимо надобно, чтобы слово Христово нашло себе глубину в сердце, могло пустить корни. Если и так будет, и тогда еще довольно для него опасностей.

И другое паде посреде терния, и возрасте терние и подави е. Вот видите, – и, тогда как для зерна довольно глубины в земле, и, тогда как есть, где пустить ему корни, и оно пускает их, и тогда может случиться, что оно не принесет плода. С добрым зерном это несчастье бывает тогда, как вместе с его ростком растут дурные травы; дурная трава берет силу и разрастаясь заглушает доброе. Точно также бывает с некоторыми людьми. Зерно, падшее в терние, означает тех, которые слышат слово, но, когда отходят, тогда заботами, богатством и сластями житейскими заглушается оно, и плод не созревает. Эти люди не так, как первые, не отвергают слова Божия; в них не так, как во вторых, для слова Божия есть место не на поверхности, а в глубине сердечной. Чего ж не достает в них? Плод не созревает. Отчего же?

На земле нельзя жить без забот. Но необходимые заботы о земном, как дозволенные волею Божией, не могут быть вредны ничему святому в нас. Не о тех заботах говорит Господь. Он говорит о тех заботливых, которые заботятся не с тем, чтобы было нужное для земли, но с тем, чтобы было им на земле, как на небе. Их заботам нет конца, нет отдыха. И днем, и ночью, и в будни, и в праздник, – тревоги и суета. При таком положении, как не заглохнуть в них святым мыслям, святым желаниям? Богатство – дар Божий, честь отдают нам другие, удовольствие – состояние чувства. Во всем этом нет худого. Но прелесть богатства (Мк.4:19), но сласти житейские – вот что составляет терние для спасения вечного! Прелесть богатства, честей удовольствий создает себе сама душа наша. В земле, какова нынешняя, есть добрые семена, есть и дурные семена. Точно так – в почве души нашей. Несчастье для нас, что мы уже рождаемся с дурными семенами, с наклонностью к чувственности, с наклонностью к гордости. Но погибель является тогда, как воспитываем в себе эти семена, созидая и разнообразя обольщения богатства, честей, удовольствий. Оттого-то рождаются заботы сокрушительные, не оставляющие места и времени заботам спасительным. Честь, богатство, удовольствие становятся идолами сердца, для которых жертвуют всем святым. Страсти, возбуждая одна другую, завлекают душу в непроходимую дебрь грехов и навыков худых. Оттого тесный путь Христов становится путем страшным, на который и ступить боятся. Оттого желания добрые не зреют; добрые дела проникаются нечистыми мыслями и чувствами. Зло растет в душе, грехи со дня на день множатся. Хотящий богатитися впадают в напасти, запутываются, как в сети, в желания несмысленные и вредные, которые погружают во всегубительство и погибель (1Тим.6:9) Иуда, Христов ученик, избранный без сомнения потому, что в нем было много доброго. Но, что сделала из него прелесть сребреников? Предателя. Тот, который спрашивал Господа, что сотворю, да живот вечный наследую, хранил все заповеди. Но, когда сказано было, продаждь имение и даждь нищим, он с скорбью отошел прочь, бе бо имея стяжания многа (Мф.19:16–22). Градоначальник Феликс охотно слушал проповедь Павла о правде, о воздержании и о будущем суде, даже глубоко поражен был проповедью. Но что ж затем? Теперь иди, – когда буду иметь время, позову тебя, сказал Феликс. Отчего же не теперь докончить дело? Оттого, что любил честь и деньги более, чем спасение (Деян.24:24–26).

Братия! не станем обманывать себя. Доколе питаем в себе ту или другую страсть, не созреем мы для жизни блаженной. Если поле заросло тернием, сей, сколько хочешь, все пропадет. Так или иначе, но надобно вырвать терние. Больно расставаться с страстью, но не больнее, чем вечно страдать. Неудобь богатии внидут в царствие Божие, сказал Господь наш. Кто же может спасен быти? спросили ученики. Невозможная от человек возможна суть от Бога, отвечал Господь. И может, и хочет спасти нас Отец небесный; дело за нами. Радующиеся должны быть, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся. Ибо проходит образ мира сего (1Кор.7:30–31). Вот и долг, и средство – исполнить долг! Умрем, и все останется здесь. Зачем же самим не оставить всего? Зачем тяготить душу тем, что так пусто, как ветер, так гнило, как пыль?

Бог благодати и щедрот да подаст нам силу и познавать, и любить, и плодотворить слово спасительное в славе имени Его святого. Аминь.

1843 год.

Человек некий бе богат.

Ужели богатство – преступление? Ужели спасение – бедность? Богатый – в аду, бедный Лазарь – на лоне Авраама. Ужели оттого это, что первый – богат, а этот – беден? Богатые и бедные! дело идет о вечной участи вашей. Надобно уразуметь притчу Спасителя о богатом.

Человек некий бе богат. Спаситель не говорит, чтобы богатство богача сего было собрано беззаконием; не говорит, что он для обогащения своего отнимал у ближнего собственность, теснил, удерживал у наемника цену трудов его, приобретал чужое ценою обмана, лжи или насилий. Значит, этот богач был еще человек порядочный. Тем не менее он – страждет в аду. За что же?

Облачашеся в порфиру и виссон, любил одежду, придуманную не нуждою, а суетною роскошью. Порфира и виссон, в древнем обычае, была одеждою царскою. Отважная мода сделала эту одежду одеждою самых роскошных богачей. И наш богач не хотел оставаться в кругу обыкновенных; он хотел стать выше других, хотел казаться как можно блистательнее; ему нужна была одежда не многих, одежда моды разорительной.

Казалось бы, что за беда – одеваться прилично богачу, хотя и не так, как многие? разве одежда грех? Не грех, пока она – дело нужды, но грех, когда она – дело страстей; не грех, пока она охраняет стыдливость, но грех, когда показывает бесстыдство и губит чистоту. Не многое нужно, чтобы защитить себя от холода или зноя, но холод и зной не знают мод. Не многое нужно, чтобы одеться прилично состоянию. Но как безграничны прихоти света! Как неумолимо разорительны желания суеты! Не довольны одеждою своего состояния, чтобы разорить свое состояние. Не довольны одеждою, которую готовит Бог для каждой страны, и покупают одежду, изобретаемую корыстью далекой страны. Тратят деньги для приобретения плодов легкомыслия, чтобы потом терзаться еще жалобою на бедность. Хотят одеваться, как не многие. К чему? Разве не каждая одежда – траур, которым покрыл нас грех? Разумеша, яко нази, тогда как согрешили. Тогда поспешили сотворить себе препоясания. К чему же разнообразят этот траур? Если есть люди, которые имеют низость, если есть много людей, которые имеют рабскую волю подражать примеру других на разорение своего дома, еще более оплачьте несчастных рабов. Но к чему же любить низости? Ужели к тому, чтобы разливать заразу нравственную на окружающих, раздражать гниение душ бедных, увеличивать струны души своей и величаться струнами? Сколько грехов, сколько страстей в этой страсти к одежде не многих! Легкомыслие и ветренность, тщеславие и гордость, пересуды и жесткость, соблазн и бесстыдство, расточительность и скупость, ложь и обманы, недовольство собой и зависть к другим! Это ли дела, нужные для вечности счастливой? Христиане! нам, последователям Христовым, всего менее к лицу одежды изысканные. Христос – глава наша, в яслях, на соломе. Нам ли стыдиться простого одра? Христос в нищете, обесславлен, оплеван. Нам ли думать о блеске, о пышности? Глава его – в терновом венце. К чему ж наряды на ваших главах? Он покрыт смертною бледностью. Нам ли домогаться красоты искусственной? Если язычники любили украшения плоти; если иудеи переняли наконец искусство язычников, как богач евангельский, стыдно нам вводить в свое общество жизнь языческую. Не будем льстить себя. Если станем идти вслед за язычниками, не увидать нам рая.

Богач веселился на всяк день семпла. Почему-ж, говорил и не жить весело, когда есть средства? Так и ныне рассуждает мир, и употребляет богатство на грех и разврат. Каких гнусностей не дозволяют себе оттого только, что все могут делать могут купить и продать, хотя бы ад. Но, о Боже мой! ужели богатство освобождает богача от какого-либо долга пред Тобой? Нет! Оно затрудняет путь к добродетелям, воздержанию, к умеренности, смирению, – прельщая на грех легкостью творить грех. Какое несчастье! Богатый тем, что богат, не уполномочивается быть менее умеренным, или менее целомудренным, или менее внимательным к вечному спасению. Напротив, чем более опасностей для спасения в его изобилии, тем более нужно решимости для борьбы с опасностями, чем более искушений представляет ему жизнь его, тем более должен он страшиться своих немощей, своих страстей, своей плоти, тем более должен умерять желания, отсекать волю, вести борьбу с собою и с соблазнами, чтобы не погибнуть. Скажут, почему ж не дозволить себе нескольких часов веселых? Правда, если это желание приятных часов возбуждено мыслью о Боге, если веселятся для Бога, а не без Бога, кто станет порицать такую веселость? Но – жалко смотреть, когда молодой человек легкомысленно оставляет дом родительский и на стороне чужой тратит добро, которым наделила его любовь родительская. Он не чувствует, что расточает добро неблагодарно; он не видит, как близка к нему – легкомысленному горькая бедность. Братия! не такова ли бывает жизнь тех, которые увлекаются порывами жить на свободе веселой? Без внимания к правам Того, Кому должна быть посвящена вся жизнь наша, часы и дни, недели и годы проходят, как сон, легкомыслие тратит дары вечного, не думая о их назначении и своей будущности. И по наследственному праву мы странники на этой земле; а грехи каждого из нас еще далее удаляют нас от Господа; кому совесть не скажет, что мы скитаемся в пустыне страстей, безводной и холодной? Что ж приличнее для нас, беззаботная ли веселость, или важные заботы о себе? Ах! часто нам надобно плакать о множестве грехов наших; часто надобно лить слезы, чтобы орошать ими семена добра в душе нашей. Благо есть ходити в дом плача, неже веселия. Благо оттого, что окруженные веселостью мы забываем о своих слабостях, о своих грехах, и увлекаемся ими; а взор на скорби и горести, более или менее, смиряет нас. Куда завлекла веселая жизнь богача?

Тогда как сам он жил в неге и роскоши, ел и пил так вкусно, тратил для себя так много, – бедняк Лазарь умирал от голода и болезней. Каждый день богач мог видеть несчастного, лежавшего у ворот его, но он проходил мимо его холодно, отвращался от него с презрением. Псы, но природе так не милостивые, были более сострадательны к страдальцу беспомощному, чем их господин; они приходили и лизали кровь, струившуюся из ран Лазаря, а богач гнушался этими ранами и не думал обвязать их. Какая жестокость! Какая черствость души! Отчего она? К несчастью богача, это – одно из тлетворных действий самой изобильной жизни его. Поставленный в независимое положение богатством своим, богач, мало по малу, теряет ясность мысли и живость чувства, чтобы понимать и чувствовать, как горька жизнь бедняка. Не встречая препятствий для себя ни в чем, он привыкает горю думать о себе, запинается только собою, живет для себя одного; ближний перестает существовать для него с его нуждами и горем; богач становится глухим к стонам больного и просьбам бедного; а когда слышит их, не верить в их искренность, презирает бедность, как порок. О! да избавит Бог от такого состояния души!

Чем пробудить эту душу, усыпленную самолюбием и гордостью? Чем подвигнуть ее к милосердию? Взалкахся, и не даете Ми ясти, возжадахся, и не напоисте Мене, странен бех и не введосте Мене, наг, и не одеясте Мене, – скажет Господь немилостивым на суде Своем. Странны покажутся эти слова надменным питомцам изобилия. Они привыкли думать о нищих не иначе, как о людях презренных, достойных отвращения. Как же догадаться, как понять им, что Господь Сам являлся им в лице нищих и молил их о милости к страждущим людям? Но их вразумят там, им откроют глаза на то, что их жестокосердие, оскорбляя создание, оскорбляло Создателя, что их жестокосердие к братиям было жестокосердием к Тому, Кто называется и есть Отец всех.

Каждому состоянию вверено Господом свое дело, судье – правда, пастырю – паства, богачу – делать милости. Милость – общий долг каждого, но преимущественно тех, кому даны средства творить милостыню. Милость преимущественный долг богача. Это его призвание, это его труд, на который определен он Господом.

Его занятия, его образ жизни затрудняют для него совершение иных добродетелей, например, совершение молитвы, поста и проч. Взамен того, ему предоставлено приобретать спасение должным употреблением посланного ему богатства. Взамен того, поручены ему нищие и больные, слепые и увечные, с тем чтобы, подражая любви Отца небесного, берег он их жизнь и покой. Как много богач приобретал бы для души, если бы твердо помнил свое призвание небесное! Если бы тогда, как созывает гостей-богачей на пир грешный, постарался он вспомнить, нет ли алчущих и истаивающих гладом, и поспешил бы накормить их, не был ли бы пир его умереннее, удовольствия чище, душа ближе к небу? Если бы тогда, как готов он тратить золото на роскошную одежду, подумал, нет ли собратий его нагих, не имеющих – чем защититься от холода, он умерил бы свою расточительность, обуздал бы страсть жить по моде. Видите, братия, одна добродетель приучила бы его к многим другим добродетелям. Не льститесь же, неверность богача своему званию, как и неверность каждого, не может быть оставлена без отмщения.

Так не богатство губит богатого, но употребление богатства.

Какая же бедность спасает бедных? Ответ не может быть предложен в беседе сей, и без того не короткой. Если любви вашей угодно выслушать, – он предложен убудет в следующей беседе.

Господи! да будет слово Твое во спасение рабам Твоим. Аминь.

1846 год.

Нищ бе некто Лазарь.

В предшествовавшем слове говорили мы о том, кто из богатых не может спастись. В сем храме грешно было бы оставить без внимания бедность. Спаситель предпочел бедного Лазаря богачу, предпочел уже тем, что бедного назвал по имени, нищ бе некто Лазарь, – тогда как не назвал по имени богача, а только сказал, человек некий бе богат. Рассмотрим же, что это за бедность, которую так почтил Спаситель в лице Лазаря?

Нищ бе некто Лазарь. Бедность, на всех степенях своих, как ни представляется низкою для сынов века, не лишая нас одного из существенных преимуществ человека, много заключает в себе такового; чего должен бы пожелать для себя роскошный богач. Пусть все скорби земные – плод отступления прародителей от воли Божией. Но всеблагий и премудрый устроил так, что и горький плод греха может обращаться в здравие больной душе. По судьбам промыслителя, бедность представляет удобства для лучшей жизни, каких не имеет богатство. Скольких грехов, скольких соблазнов избавляет нищего нищета его, тогда как эти соблазны неизбежны для богатого! Разврат роскоши не известен для бедняка; бедность не утучняет плоти, не питает сладострастия. Тревоги славы и золота слишком шумны, чтобы помещаться в скромном углу нищеты. Если бедность лишает многих земных выгод, за то она же ведет вас по пути, свободному от многих опасностей. Правда, бедность еще не становится добродетелью оттого, что представляет удобства ко спасению. Но – пусть благодарно принимают эти удобства спасения, предоставленные промыслом бедным.

Нищ бе некто Лазарь. Лазарь терпел действительную нищету, нищету до того нагую, что рад бы был и крупицам, если бы упали они для него со стола богача. Итак, душа Лазаря не знала той бедности, которая сама себе строит бедность, не будучи бедною средствами жизни или, по крайней мере, силами.

Преступна та бедность, которая, презирая бдительный над нею промысл Божий, предостерегающий ее от опасностей богатства, негодует на легкие недостатки жизни и бьется из всех сил, как бы вступить на недостойную для неё дорогу изобилия. Не имеем в виду той нетерпеливой бедности, которая употребляет средства к обогащению явно низкие – игру, обман и воровство. Да озарит свет небесный эту погибающую бедность, чтобы во время узрела она глубину погибели своей! Помимо сей бедности много между нами таких, которых состояние далеко от того, чтобы быть тягостным, но которые выказывают тревожное недовольство своим состоянием; не будучи бедными, считают себя, за угнетенных бедностью и готовы проклинать бедность. Отчего такое нетерпение? От страстей. Одних терзает страсть к деньгам; других – страсть к ветренности. Жалок, низок в общем мнении тот, кто по страсти к деньгам лишает себя необходимого для жизни. Грязна нищета, покрывающая себя лохмотьями за тем только, чтобы не истратить дорогой копейки. Но, поверьте, на суде Божием столько же низки те души, которые тревожно вздыхают о блеске для них недоступном, о роскоши, которой не в состоянии иметь. Там и здесь живет та же земля, та же гниль. Нет стола прихотливого, нет одежды нарядной, – и кричат: мы бедны. Бог дает одежду простую, но удобную; посылает пищу не многосложную, но здоровую. Всем этим не довольны. Говорят, как это черно! Как это тяжело! О, если бы заглянули в свою душу! О, если бы прислушались к суду совести о себе самих! Тогда увидели бы, как черна неблагодарность их к Отцу небесному; как грязна душа их с её желаниями мелкими, низкими преступными. Тогда каждый сказал бы от полноты сердца, Господи! недостойно хожу я по этой земле; недостойно дышу я воздухом. Так велика виновность моя пред Тобой! Так далек я от того, чтобы быть достойным какой-либо Твоей милости!

Не увидят блаженства и все ленивые нищие, пока не расстанутся с леностью. Не с тем, чтобы осуждать братий наших, но с тем, чтобы показать любовь к их спасению, говорим, пусть придут в себя! Чтобы избавиться от бедности, им не достает только любви к труду. Тяжко будут они отвечать пред судом Божиим и за силы, оставляемые ими без упражнения, и за обманы людей, оскорбительные для совести. Думают ли, что Господь не видит лукавства сердец их? Думают ли, что, называясь братиею Христовою, дерзко оскорбляют они Христа Господа? Думают ли, что даны им силы и здоровье – не для того, чтобы истощать их на служение страстям?

Нищ бе некто Лазар, иже лежаше пред враты, и желание насытися от крупиц, падающих от трапезы богатого. Велика была нищета Лазаря; это не нищета, вымышляемая праздностью и страстями; это нищета действительная. Но включим ли мы Лазаря в число тех нищих, которых нищета бывает следствием порочной жизни их? В словах Спасителя ни слова, ни намека нет на то, чтобы Лазарь принадлежал к такому разряду нищих. Спаситель замечает в нем, кроме бедности, только болезнь страшную, и по всей вероятности, болезнь и была причиною нищеты его. Итак, нищета, порождаемая страстями, не ожидай себе участи блаженного Лазаря; лоно Авраамово принадлежит не этой нищете. Блудному сыну, расточившему богатство на стране чужой, остается начать дело спасения покаянием. Отец небесный готов принять его – кающегося. Горька участь его, если он не восчувствует своей виновности, если не поспешит возвратиться в дом отеческий. Бедняк, расточивший дары Божии на разврат, скитается в этой жизни как тень, и тает от голода. А там, если не покается, что ожидает его, кроме вечного, но бесполезного раскаяния, кроме мук, готовых для грешника? Тяжело ему здесь бороться и с бедностью, и с привычками худыми, которые нажил. Но, чтобы не страдать вечно, надобно терпеть временные страдания. Дело душевного спасения потребует от него многих подвигов, долгой борьбы, чтобы душа его очистилась от страстей, чтобы душа его созрела для блаженства Отца верующих. О, если бы только пришел он в себя!

Удар за ударом поражал Иова, но он ни в чем не согрешил пред Господом. Господь даде, Господь отъят, говорил он. Точно таково же было положение блаженного Лазаря. Одно желание замечает в нем Спаситель, – желание насытишься от крупиц. Но это желание пищи, этот вздох о крупицах, вырывались из груди страдальца против его воли; они вызваны природою, требующею пищи для поддержания жизни. Этот вздох – не вздох зависти к роскошному богачу; этот вздох – не вздох недовольства неравенством своей участи с участью богача. Этот вздох – вздох самого голода. Дух Лазаря молчал, как ни велико было томление голода, как ни тяжела была болезнь телесная. Он молчал, покорный воле Промыслителя; он благоговел пред судьбами Того, Кто знает, чье сердце может быть близко к небу на пути страданий, и разделяет скорби и радости по нужде в них для жизни вечной.

Вот образец блаженной нищеты! Ни евангелие, ни смысл здравый не осудят тебя, страдалец жизни, когда, претерпевая во всем недостаток, пораженный болезнью тяжкою, ты чувствуешь по временам лишения нужного, чувствуешь боль. Все живое желает жить и отвращается того, что стесняет жизнь. В порядке природы нельзя быть тому, чтобы, когда режут тело, не чувствовать боли. Иные из мучеников были выше и этих страданий, даже радовались, претерпевая их. Но это было делом особенной благодати. Для нашей немощи довольно, если поражаемые бедствиями молчим мы пред судьбами Божиими, сознавая величие их и наши грехи. Для нас довольно, если переносим скорби и лишения, не возмущаясь страстями грешными, не допускаем до сердца горечи против братьев наших, которые стоят выше нас, не дозволяем себе судить кого либо, кроме самих себя. При этом надобно, чтобы покорность наша Господу была неизменная, чтобы обращение к Господу, вызванное скорбью, не было временным. Претерпевый до конца, той спасется. Душа, верная призвавшему ее к скорбям, возрастает в духовном совершенстве по мере терпения. Чем более она будет смиряться под крепкою десницею Божией, чем искреннее будет познавать низость и пагубу грехов и страстей, тем обильнее благодать Божия будет нисходить в глубины её, тем более будет приобретать силы любовь её к Господу. Если скорбью научаются терпению, то тогда-то рождается в душе духовное искусство, – уменье отличать истинно-полезное от вредного, ненужное от необходимого, обманчивое от действительного. Тогда-то понимают, что ничего не внесли мы в мир и ничего не вынесем, и потому остаются довольны, имея пищу и одеяние (1Тим.6:7–8). Тогда не услаждают зрения, не забавляют слуха, не пленяют сердца вещами исчезающими, как дым. Тогда-то искренно повторяют слова Господа, что пользы человеку, если и весь мир приобретут, а погубят душу свою (Мф.16:26). Если не останавливаются на пути терпения и искусства, если не возвращаются душою в мир суетный, за искусством духовным является упование, – высокая свобода духа, ожидающая всего от Господа. Тогда душа изливается в молитве к Господу, в молитве искренней, пламенной и вместе детской. Теряя из виду землю, она вся обращается к небу, ожидает силы от Господа, от единого Господа. И это упование – не то, что надежды мирские, не обманет, не составит в стыде. Ему подаются утешения, с которыми не сравняются никакие удовольствия света.

Блаженны нищии духом, яко тех есть царствие небесное, сказал Спаситель (Мф.5:3). Блаженство нищеты духовной от того зависит и в том состоит, что нищий духом, имея Бога в сердце своем, имеет вместе с Ним все необходимое для духа бессмертного. Душа, смиряемая скорбями, не тяготится скорбями, потому что не считает себя в праве на радости земные, потому что живет надеждами на вечные радости, пред которыми ничего не значат все скорби земные. Огнь любви Божией, зажженный в сердце испытанием, пожигает в смиренной душе нечистые желания, навеваемые миром лукавым, и зовет душу жить для единого Господа. Кто без греха? И нищета духа плачет о грехах своих и слезами омывает скверну грехов; она живо чувствует оскорбление, наносимое грехом Богу, и глубоким сокрушением восстановляет мир в совести и союз с благодатью. Блаженны нищии духом. Не сказано, блаженны нищие, но – блаженны нищии духом. Блаженство тогда следует за скудостью в вещах временных, когда скудостью смиряется дух. Тогда царствие небесное открывается в сердце и, по разлуке с землею, возносит душу в небесные селения святых.

Смиритеся убо под крепкую руку Божию, и Той вы вознесет, бедные братия мои! Земля отказывает вам в радостях своих; откажитесь и вы от неё. Тогда за обманчивые утешения вы утешены будете радостями самыми прочными и лучшими. Не обращайтесь сердцем вашим к миру, который изменил стольким друзьям своим. И верный Господь проведет вас коротким путем временной скорби к вечному покою. Будьте верны званию, к которому призвал вас Господь, и – Он, всегда неложный, исполнит над вами Свое слово, побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем. Аминь.

1846 год.

И моли Его весь народ страны Гагаринские

отъити от них (Лк.8:37).

Странный поступок жителей гадаринских! Господь исцелил собрата их, страдавшего ужасными мучениями, исцелил того, кто наводил ужас на всех их своим состоянием и поступками, кто рвал цепи как нитки, не жил в доме, а в гробах, и никому не давал проходить мимо жилья своего. И, однако, гадаряне молят Господа, дабы удалился из пределов их. Гадаряне слышат рассказ, как исцелен человек, в котором жил целый легион бесов; и этот опыт могущества нечеловеческого давал им видеть, что страну их посетил необыкновенный гость, Иже проходит, благодетельствуя и исцеляя вся насилованная от диавола (Деян.10:38). И, однако, вместо того чтобы благоговейными и благодарными сердцами принять и удержать врача душ и телес, какого не видал еще мир, они просят, чтобы Он удалился от них! Что за странное состояние гадарян? Евангелист говорит, страхом велиим одержимы беху. Но что это за страх? Отчего он? Не тот ли это страх, который вынудил и бесов вопиять к Сыну Божию: что нам и Тебе Иисусе, Сыне Божий? пришел еси семо прежде времени мучити нас. Страшно подумать, а на деле было так. Гадаряне испугались, что лишились стада свиней, и в страхе, не лишиться бы и еще подобных сокровищ, просят Господа удалиться от них. Как груба неблагодарность гадарян! Как велико невежество омраченных сердец их!

Братия! Чтоб не пасть и нам в какое-либо искушение неблагодарности пред Господом, подумаем о долге благодарности.

Апостол поучает нас, о всем благодарите, сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе в вас (1Сол.5:18). Воля Божия о нас такова, чтобы мы благодарили Его. Это не означает того, что Он имеет нужду в нашей благодарности, но означает, что благодарность пред Ним – дело правды и дело спасительное для нас.

Что такое благодарность? Благодарность есть то сладостное расположение любви к Богу, по которой душа благоговейная видит и чувствует различные благодеяния Божии, дорого ценит каждое благодеяние Божие и обращает их в славу Божию.

И так не естественно ли, имея глаза, видеть представляющийся глазам дар? Не естественно ли, имея чувство, чувствовать радость о получаемых дарах? Не естественно ли, имея волю, хотеть воздавать за дар? Да, и на суде людей неблагодарный считается человеком низким, менее чем человеком, – и справедливо; ибо судите, человек ли тот, кто, имея глаза не видит, имея уши не слышит, имея сердце не чувствует, имея душу не дышит? Нет, это истукан, подобие человека, а не человек живый. Если камень не принимает или мало принимает в себя воды, это в порядке вещей; если на твердой скале не растет и слабая травка, и брошенное зерно превращается в прах, это также в порядке вещей. Но Бог не создал сердца человеческого камнем, и та душа, какую Бог нам дал, дана со способностью приносить плоды под влиянием света и влаги Божией. Так низко, противно и Богу и природе – быть неблагодарным к кому бы то ни было.

Но сократилась ли для нас благодеющая десница Божия? Ужели не на что посмотреть, не на что порадоваться, не за что поднять признательной руки при мысли об отношениях к нам Бога? О! легче измерить пространства небес и поднебесья, и глубины бездн морских, – легче исчислить дыхания, выдыхаемые из сердца и вес вдыхаемой жизни, чем измерить и дознать величие и число благодеяний Божиих. Кто дал нам жизнь? И какую жизнь? Каким прекрасным созданием вышел человек из рук творческих! По образу и по подобию Своему сотворил его Бог, умалил малым чим от ангел (Пс.8:6). Как мы живем? Тот, кто не дал себе бытия, не в состоянии сохранить его. Им и только Им всеблагим и вседействующим мы живем, движемся и есмы (Деян.17:28). От Господа исправляются стопы мужа. Им зиждутся наши домы, наши города и царства. Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми? (Пс.115:3) Падшее создание я пред Тобою, Отче небесный! Чего мне ждать себе, как не суда и осуждения? Возмездие за грех смерть (Рим.6:23). Но, о беспредельная благость! Мы удалились от Тебя, а Ты ищешь нас и зовешь, Адаме! Где еси? Сыне Отца вечного! Ты обрел и взял на рамена Свои овцу погибшую. Сладчайший Иисусе! Лики ангелов изумляются любви Твоей, пожертвовавшей Собою для искупления нас грешных (Рим.9:33). И кто, как не дух благодати, дух Христов созидает в человеках сердце чистое и дух правый? Братия! Каждый может знать и чувствовать, как расстроенная грехом душа наша тогда только и оживает для Бога, когда усердная молитва низводит на нее росу благодати; все. довольство наше от Бога.

Как же не благодарить нам Господа своего? Как тяжка, как чрезмерно велика неблагодарность наша, когда не благодарим Его. столько благодетельствующего нам! Сия ли Господеви воздаете, людии буии и немудри – укорял Моисей Израиля. Не сам ли сей Отец стажа тя и сотвори тя и созда тя. Мы. христиане, еще более, чем Израиль, получили даров от Отца небесного. Как же велико неразумие наше, как велика жестокость сердец наших, когда не сознаем благодарным умом и сердцем благодеяний Божиих! Душа христианская! внемли, как жалуется Отец небесный на неблагодарного Израиля; Он небо призывает в свидетеля и землю в слышателя жалобы Своей. Слыши небо, внуши земле, сыны родил и возвысил; тии же отвергошася Мене. Он обличает разумного нзраиля примером неразумного животного. Позна вол стяжавшего его и осел ясли господина своего, Израиль же Мене не позна, и людие Мои отвергошася Мене (Ис.1:2–3). Вол узнает хозяина своего потому, что тот с ним обходится как хозяин, осел угадывает господина по яслям, в которые кладет тот корм для него. А Израиль не признает Господа и по благодеяниям Его. Какая сильная укоризна Израилю! Душа христианская! не тягчае ли падает на тебя укоризна сия? Пробудись, восстань из унижения, в которое поверг тебя грех ожесточения сердечного. Исповедуй Господу несчастье твое и моли Его, да просветить ум и воспламенит сердце твое любовью благодарною.

Братия! целой жизни не достанет нам, всех сил души и тела слишком мало, чтобы достойно воздать Господу за благодеяния Его к нам. Отчего же так мало чувствуем мы благодеяния Божия?

Благодарность зрит и признает благодеяния Божии, не опускает из вида того, что получено от Господа. Итак, если мы мало благодарим Господа, то, конечно, потому что не видим благодеяний Божиих. Как же это бывает с нами? Ум гордый сознает только в себе достоинства и себе приписывает, что имеет, даже и то, что только думает иметь. Можно ли же ожидать от гордости благодарного благоговения пред Господом? Гордость на многое, что получено свыше, вовсе не обращает внимания, как на малость, недостойную внимания, а при взгляде на другое утешается собою, это, говорит, приобретено моими расчетами, это доставило мне мое уменье. Жалкое самообольщение! И беден, и нищ, и слеп, и наг я пред тобою, Господи! Душа христианская! Обличай в себе помыслы гордости размышлением о необозримой немощи нашей природы; повторяй себе слово апостола, кто тебя отличает от других? Что имеешь ты, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получал? (1Кор.4:7).

Сильно и часто ослабляет в нас чувства благодарности пред Господом и то помышление человеческое, которое считает виновниками счастья людей великих по уму, по знатности, по власти. Но если все, и великое и малое – дар единого Владыки нашего, если и великие ни больше, ни меньше того делают для нас, что угодно даровать Отцу небесному, то не странно ли воздавать почесть слуге и забывать господина, или отдавать ту почесть слуге, которая следует господину? Не то же ли это значит, что творить себе кумиров на земле, изменять славу нетленного Бога в подобие тленного человека? Ни насаждаяй есть что, ни напаяяй, но возращаяй Бог, говорит апостол (1Кор.3:7). Нашею ли рукою, или рукою других брошено в нас семя добра; нашею ли рукою, или рукою других напоено посеянное семя? Если Бог не возрастит в нас доброго семени, напрасны все труды. Земледелец бросает зерно в борозду. Как многое надобно для того, чтобы явился зрелый колос! И это многое вовсе не во власти земледельца. Свет, теплота, влага, без которых зерно останется мертвым, во власти Владыки природы. Точно так и в делах наших. Легкомысленная беспечность нашей гордости проходит мимо дел Божиих без мысли о Боге, с уверенностью, что это дела ежедневного порядка, вызванные нашими силами, или силами людей даровитых. Накормлены, напоены, одеты мы, но кем? Не знаем, кажется нам, тому надлежало быть и было. Мы пробуждаемся от бессознательности своей, мы скорбим и оскорбляемся только тогда, когда что-нибудь бывает не по нашим желаниям; тогда предъявляем мы в душе какие-то права в свою пользу, как будто кто-то обязался нам вести дела наши без нас, не обязав нас ни к чему; тогда открывается, что и мы готовы признать Бога подателем всего, только почему-то очень не довольны бываем на тот раз, как Он, кажется, забывает нас, – нас, которые до той минуты вовсе не думали о Нем. Какая легкомысленность дерзкая! Какое бессмыслие гордости!

Апостол Павел пишет о язычниках, занеже разумевше Бога, не яко Бога прославиша или благодариша, но осуетишася помышлении своими и омрачися неразумное их сердце, тем же и предаде их Бог в неискусен ум творити неподобная (Рим.1:21, 24, 28). Вот путь, по которому нисходили до глубины нечестия и разврата. Неблагодарность здесь занимала слишком важное место. Народам древним известен был Бог. Но они не стали чтить Его достойно славы Его, не стали благодарить Его достойно благодеяний, которые получали от Него. Сердце их стало холодно к милостям Вышнего и любовь к Нему слабела, знание о Нем терялось; мрак и запустение, пороки и нечистота увеличивались; человек становился в ряд с бессловесным, которое ест досыта корм и ничем более не озабочено, как только грубым насыщением. Своевольное нечестие неблагодарности наказано наконец самою крайнею нечистотой, которую полюбила душа языческая. Братия! То же самое происходит может и в сердцах христианских. Осмотритесь. Если Бог благ, чтобы изливать благодать и на безблагодатных, то Он же и правосуден, чтобы карать нечестие, презирающее дары благости Его, беззаботное о том, чтобы приносить плоды достойные милостей Его. Иначе, казнь Божия есть естественный плод неблагодарности; потому что неблагодарность вносит в душу духовное опустошение, заглушает в ней лучшие расположения её и поселяет в ней дикость. На оборот, душа благодарная, чем чаще обращается с благодарностью к Богу, тем более расширяется в любви к Нему, озаряясь животворным светом совершенств Его; а чем свободнее открывается она пред Богом, чем пространнее отверзается пред Ним, тем более становится способною к принятию даров благодати Его. Дело несомненное, что во всяком случае и должно и нужно отверзать сердце, чтобы принять что-либо свыше: расшири уста твоя и исполню я, говорит нам Бог. Бог – благ, Он ожидает только того, чтобы мы приближались к Нему за дарами, и Он не медлит дарить их нам. Так, неблагодарность наша только награждает нас нищетой, тогда как благодарность привлекает к нам свыше обильную росу новых милостей и щедрот.

Как нам не благодарить Господа? Или точнее, как нам благодарить Его достойно? Мы бедны, бедны во всем. Все, что имеем, не наше, – ни блага, ни силы, ни время. Но Он столько благ, что Его же дары принимает за дар благодарения нашего.

Он столько благ, что с любовью взирает и на наше сознание в своей немощи и в величии любви Его. Он столько благ, что упражнение сил и способностей, им же дарованных, и при Его же благодати упражняемых, благоволит принимать за благоугодную жертву нашу. Итак, желаешь ли быть благодарным пред Господом? Освящай силы твои служением Господу; не ленись, не отказывайся по зову храма приходить в храм для возношения хвалы и благодарения Господу; нужнее Господа ничего для тебя быть не может; не забывай Его. Аще ясте, аще пиете, аще ино что творите, вся во славу Божию творите. Желаешь ли не быть землею неблагодарною, определенною на погибель? Посвящай Господу то, чем благословил Он тебя; приноси Ему плоды трудов твоих, да ниспошлет Он вновь благословение на труды твои. Имущему дано будет и преизбудет. Желаешь ли быть признательным к любви Его? Твори Его волю и спеши заглаждать грехи покаянием, оставляй желания неугодные Ему. Не пренебрегай богатством благости Его и кротости, и долготерпения, как будто не знаешь ты, что благость Божия ведет тебя к покаянию (Рим.2:4). Господь сам говорит нам, понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотворимте (Мф.25:40). Итак, вот и еще средство и средство самое близкое – изъявлять благодарность Богу! Наделяй брата бедного, чем можешь, в лице брата Господь примет от тебя дар твой, как благоприятную жертву благодарности к Нему.

Благодать Господа нашего Иисуса Христа да будет со всеми нами (Рим.16:24). Аминь.

1845 год.

О Нем же всяко создание составляемо

растет в церковь святую о Господе, о

Нем же и вы создастеся в жилище

Божие духом (Еф.2:21–22).

Прекрасную картину представляет апостол. Он изображает церковь Христову в виде здания, стройно построеваемого из разных частей, и в виде растения, постепенно поднимающегося выше и выше. Так говорит он о целой церкви Христовой. Так он говорит и о каждом верующем! Силою Господа Иисуса все здание церкви, по слову апостола соединяемое из частей в одно стройное целое, растет в церковь святую для Господа, церковь чистую, непорочную, совершенную, какова церковь небесная. Сплою того же Господа и вы, верующие, созидаетесь, приходите от совершенства к совершенству, чтобы быть вечным жилищем самого Бога.

Так, слушатели мои, пусть неравны силы у нас, пусть неравны обстоятельства земной жизни нашей; но каждый должен стремиться к почести высшего звания Божия, возрастать более в добродетелях христианских.

Будите совершенны, якоже Отец ваш небесный совершен есть (Мф.5:48). Кому это сказано? одним ли пустынникам? Одним ли девственникам? Одним ли членам клира священного? Нет, всем сказано; всем повелено возрастать в духовных совершенствах, чтобы приближаться качествами души к Отцу небесному. Будите совершенны, якоже Отец ваш небесный совершен есть. Совершенства Отца небесного – вот образец для нашего совершенствования! Какой это высокий образец! Кто же смеет думать после того, что он живет довольно хорошо? Как позволяют себе считать всякое напоминание об исправлении жизни несправедливостью против личности, всякий совет любви – оскорблением душе их? Будите совершенны, якоже Отец ваш небесный совершен есть. Почему? С одной стороны потому, что истинное совершенство наше состоит в сообразности наших действий с благою и всесовершенною волею Божией, с другой стороны потому, что человек создан с способностями жить сообразно воле Божией. Человек, дотоле и человек, пока стремится к Богу своему. Иначе – человек ли он, когда выполняет только потребности бессловесного?

Слушатели мои! Апостол хвалил в язычнике добродетели языческие. Но он не хвалил и не хвалит языческих добродетелей в христианине. Христианину дано более сил и средств к совершенству, чем язычнику или иудею. Потому от него более и требуют. Огня приидох воврещи на землю, и как Я хочу, чтобы он уже возгорелся! говорил Спаситель наш. Видите, чего ожидает Господь Иисус от своих последователей! Он ожидает любви пламенной, любви неугасимой, ревности неизменяющейся, стремления постоянного к совершенствованию для вечной жизни. Для чего распялся пред очами нашими Сын Божий? Для чего пролил на кресте кровь свою Богочеловек? Ужели с тем, чтобы ругались своею жизнью над Его страданиями за грехи наши? Страшно подумать, что мы делаем, беспечно веселясь в упоении страстей, считая за малость грехи каждой минуты жизни нашей.

Богочеловек кровавыми страданиями испросил у Отца небесного Духа благодати, готового вести нас к ангельской чистоте, и при всей нашей немощи. Ужели все это понапрасну? Страшно нам будет на суде Божием, если явимся туда только с честностью языческою. Нет, мы не свои здесь (1Кор.6:19). Мы не имеем права употреблять ни времени, ни сил на что-нибудь другое, как только на служение Богу нашему. Мы должны преуспевать со дня на день в любви к закону Божию, возрастать в благодати и познании Бога нашего (2Пет.3:18), усовершаться более и более в добродетелях благоугодных Ему – Владыке нашему (2Кор.3:11). Вот почему и невинная любовь родителей к детям и естественное желание охранять свою жизнь и здоровье преступны – в нас, если для них замедляем или оставляем служение Господу. Вот почему тот, кто боится быть осмеянным за благочестие людьми легкомысленными и по ложному стыду не идет вперед по пути благочестия, покроется вечным стыдом на суде всемирном (Мф.10:23).

Говорят, «мы слабы, нам ли идти все выше? Пусть трудятся над тем те, кому даны силы, у кого есть желание жить только для Бога!» Нет сомнения, что кому дано больше сил, тот должен больше и трудиться. Но слабость наша никак не увольняет нас от обязанности стремиться к высшему совершенству. Напротив, если мы чувствуем свои слабости, то потому-то и должны бодрствовать над собою, чтобы одерживать победу над своими слабостями. Отчего грех, каждый час, каждую минуту берет над нами верх? Оттого, что даем ему волю делать с нами, что ему угодно. Несчастье наше не от того, что мы немощны; против немощей готова для нас сила Божия. Все могу во укрепляющем мя Иисусе, говорит апостол, такой же человек, как и все мы. Но мы оттого не подвигаемся вперед на пути спасения, оттого становимся хуже и хуже, что худо чувствуем свои немощи, веселы и покойны, как совсем здоровые, довольны собою, как ни в чем не имеющие нужды. Богат есмь и обогатился и ничесоже требую, говорит забывчивый грешник, тогда как он и беден, и нищ, и слеп, и наг (Откр.3:17). Требует ли пищи, кто не чувствует голода? Плачет ли тот, кто не ощущает никакой боли, или потери? Где же наши слезы о наших язвах душевных, если мы ощущаем их? Где наши вздохи, где стоны мытаря о грехах наших, если сознаем мы себя грешниками? Где молитвы о небесной пище, если ощущаем мы голод душевный?

Так слушатель мой, кто искренно чувствует свои немощи, тот при помощи благодати Божией, всегда будет идти по пути к совершенству. Он не остановится ни на какой степени совершенства, потому что знает, что очень много еще не достает в нем. Он не остановится ни на минуту, чтобы любоваться пройденным путем, оконченными делами, поскольку помнит, что берег далеко, а назади много ошибок. Задняя убо забывая, в предняя же простираясь со усердием гоню к почести вышнего звания, так говорил о себе тот, кто с земли восходил на небо. Грех не оставляет никого до гроба. Потому до гроба надобно бодрствовать, до гроба очищать свое сердце. Грех ослабляется в нас усильными трудами. Но дело освящения души не есть дело дня, оно есть подвиг целой жизни. Блаженни алчущий и жаждущий правды, яко тии насытятся (Мф.5:6). Тоже точно должно сказать и о каждой частной добродетели. Не может быть ни одного доброго дела в нас, которое не могло бы быть лучше, в котором не было бы недостатка или чистоты, или искренности. Если Бог дал тебе сколько-нибудь усердия к молитве, – приобретай еще более усердия к молитве, и никогда не думай, что ты порядочный молитвенник. Иначе ты будешь и несправедлив пред правдою и повредишь себе в подвиге молитвы. Никто же возложь руку свою на рало и зря вспять управлен есть в царствие Божие. Нельзя нам, нравственно нельзя, стоять на одной степени добра, если не простираемся вперед; поскольку, останавливаясь на сколько-нибудь для добра, мы живем уже для греха, не упражняя чувств и воли в добре, слабеем в любви к добру; не заботясь об употреблении талантов, данных нам, становимся преступниками. Поминайте жену Лотову. Беги, не оглядываясь назад, от соблазнов греха. Иначе грех обольстит душу, и вы пострадаете. Бегите от внушений страстей, чтобы поспешать к небесному отечеству, ожидающему вас. Возгревайте любовь к нему чувством страха окружающих нас опасностей.

Лень легкомысленная может увольнять себя от долга идти вперед по пути спасения. Но не увольняет от того святая воля Божия. Слово Божие ясно указывает нам «на обязанность нашу непрестанно возрастать в совершенстве духовном, когда представляет состояние наше на земле то в виде плавания, которое должно продолжаться непрерывно, чтобы достигнуть цели; то, в виде растения, которое постепенно должно развиваться; то в виде брани, которая ни днем, ни ночью не должна затихать, в виду сильного в злобе и коварстве врага. Неумные девы заснули на несколько часов, как неожиданно зазвучал голос, се жених грядет. Бедные бросились покупать светильники; а жених уже в чертоге и им сказано у дверей затворенного чертога, поздно. Нам велят постоянно бодрствовать, постоянно возрастать в благодати и познании Господа нашего Иисуса Христа (2Пет.3:18). Совершенства духовной жизни – лествица, которой нижний конец на земле, а верхний на небе. «Упражнение в добродетели, поучает св. Василий, подобно лествице, той лествице, которую некогда видел блаженный Иаков, которой одна часть близка была к земле, и касалась её, а другая простиралась даже выше самого неба» (Творения, I, 184). Не думают ли, что Господь может быть доволен кое какою теплотой служений Ему? Напрасная, преступная, мечта! «Поскольку ты тепл, а не холоден и не горяч, то изблюю тебя из уст Моих», так говорит Он верный в своем слове (Откр.3:16).

Заключаю слово – словом апостола, сего ради приимите вся оружия Божия, да возможете противитися в день лют, и вся содеявше стати (Еф.4:13). Аминь.

1852 год.

Харьков.

На Лк.12:15–21.

Жизнь наша – коротка. Но нельзя сказать, чтобы она не требовала забот о себе. Нельзя прожить без пищи, нельзя ч прожить без одежды. Значит, самая забота о жизни требует забот о пище и одежде. Но как легко человек переходит от забот о нужном к заботам об излишнем! Как легко не нужное становится для него необходимым! В ныне чтенной притче Спаситель, предостерегая от забот об излишнем, показывает нам опасность страсти к излишнему.

Блюдите и хранитеся от лихоимания, яко не от внегда избыточествовати кому, живот его есть от имения его (Лк.12:15). Так начал наставление свое о любостяжании небесный Учитель! Смотрите, говорил Он, берегитесь желать иметь многое, более того что нужно. Слепец бредет, не видя ямы, в которую готов упасть и – голос любви говорит ему, берегись, не туда идешь. Так и любящий нас Господь с нежным участьем говорит нам, берегитесь страсти к корысти, в ней опасность для вас. Мы близорукие думаем, богатство – не необходимо ли для жизни? Но Господь в оправдание предостережения своего говорит, жизнь не зависит от имения тленного, хотя бы было его и очень много. Где источник жизни? В Боге. Возьмете ли физическую жизнь организма телесного, или духовную жизнь души, в тон и другом смысле жизнь дает и поддерживает Бог. И так умно ли хлопотать о многом, когда ни от многого ни от малого, не зависит жизнь человека, а истрачивая силы на приобретение многого может погубить жизнь души?

Рече же притчу к ним, глаголя: человеку некоему богату угобзися нива (Лк.12:16).

Главную мысль свою о страсти к многому Спаситель объясняет в притче простой, близкой к понятию каждого, в примере богача владельца нивы.

«У некоторого богатого человека, говорит, оказалась нива с хорошим урожаем». Заметьте, слушатели. Спаситель не говорит, что хороший урожай нивы зависит от трудов, употребленных для нивы. Агрономия богача, как и в наше время, без сомнения любовалась урожаем нивы, как плодом трудов своих. Но Спаситель не сказал ни слова благоприятного мечтам людской агрономии. И мог ли сказать? Господь повелел в поте лица возделывать землю. Но сколько ни изобретайте способов лучшей обработки земли, на ниве не явится и слабого урожая, если Бог не пошлет во время дождя на поле и не даст во время теплоты нужной. Богач наш забыл об этой истине опыта. И оттого не видно в нем и желания, не видно и помысла поблагодарить Бога за хороший урожай нивы. Многие ли и в наше время благословляемые обилием нивы или успехами торговли, благодарят Господа – подателя всех благ? О, братия! остерегитесь, неблагодарную ниву поражают гневом проклятия.

Хозяин нивы был богатый человек. От кого, как не от Господа, получил он богатство? Бог так благ к нему, что и еще умножает богатство его, посылает обильный урожай на ниву его. Для чего все это, если не для того, чтобы обилием благости смягчить жестокое сердце богача, возбудить в нем чувства благодарности к милостям незаслуженным, пробудить сокрушение о грехах, призывающих гнев Божий? И – богач остается без внимания к благости Божией.

И мысляше в себе. О чем бы, казалось, много думать богачу при счастливом урожае? О чем заботиться? Хлеба у него много, как видит и сам он; всевозможные нужды его дома могут быть удовлетворены, даже и при будущем неурожае, житницы его полны; а они построены, конечно, так, что вмещают далеко не менее того, что нужно для богача. О чем же думать ему? Над чем задумываться? Если хлеба более, чем нужно для богача, то долг ли раздать не нужное беднякам? И дело это легкое и оно же избавит от ненужного, которое так тревожит богача. К тому же должен и богач платить долг души. Бедные – такие же люди, как и богач. Если жаль ему себя, как не пожалеть и бедняка? Ужели человеку не жаль человечества? Моисей велел оставлять для бедных снопы на поле, велел помогать бедному в его нуждах. Все мы – дети одного Отца небесного. Если богач безжалостен к бедняку, то он оскорбляет не одного брата, а вместе и общего Отца небесного. Между тем раздача ненужного сколько доставит радостей нуждающимся! Как они будут благодарны богачу! Ясное дело – отдать бедным не нужное не только легко, но и очень приятно и спасительно для души. Но – святые, покоящие мысли, святые желания далеки от души богача, изгнаны из нее суетными заботами. Он в задумчивости. Он мучится. Бедный богач! он мучился и тогда, как у него мало было хлеба, мучится и теперь, когда его слишком много; он мучился на счет возможности неурожая, мучится и при самом счастливом урожае. Не ясно ли, что покой души, счастье жизни, вовсе не зависит от того, мало ли или много кто имеет благ земных?

И мысляще в себе, глаголя, что сотворю, яко не имам, где собрати плодов моих?

Вот чем занят богач! У него много лишнего, не нужного для него, но и с тем не хочет он расстаться; он хочет собирать больше и больше. Житницы его полны, и он в заботе о том, куда собрать лишний хлеб? это человек богатяйся удержанием и скупостью (Сир.11:16). Он собирает и не нужное ему лишь бы собирать. Какая жалкая жадность – жадность ненужного!

Се сотворю, раззорю житницы моя и больша сих созижду, вот что выдумал надумавшийся богач! Разорять житницы для него мудрость! Строить новые, чтобы запереть в них не нужное, – счастливая находка ума! Подлинно стоило, о чем подумать!

И соберу ту вся жита моя и благая моя.

Несчастный! Он уже прямо, он уже без стыда называет богатство полей своею собственностью, а не даром Божиим. Жита моя говорит, благая моя, а не даяние Божие. Какая наглая неблагодарность пред Подателем благ! Богач, конечно, слышал слова премудрого, богатство и нищета от Господа суть (Сир.11:14). Он, конечно, слышал и слова пророка, еда хитростью твоею или смыслом твоим сотворил еси себе силу и притяжал еси сребро и злато в сокровищах твоих? (Иез.28:4). Но гордый тем, что удалось ему получить в свои руки, он забыл Того, от Кого получил все.

Соберу ту вся благая моя. Плоды полей – вот в чем благая скупца. Другого блага он уже не знает. Здесь вся благая моя, говорит он с восторгом, смотря на сокровища житниц! О! до какого унижения дошла эта несчастная душа! Вечность и вечные блага пренебрежены; дары благодати отвергнуты; нужды бессмертной души брошены без внимания. Что будет с этою душою, по ту сторону гроба, куда не перейдут её тленные сокровища, а из нетленных благ у нее нет ни нитки и есть только нечестие сердца?

И реку душе моей, душе, имаши многа блага, лежаща на лета многа, – почивай, яждь, пей и веселися.

Что ни слово то улика в бессмыслии, что ни шаг, то шаг вперед на пути безумия! И реку душе моей – с рассуждением ли здравым? Посмотрим. Имаши блага – как будто и точно имаши, будто и точно властелин их? Имаши блага многа, лежаща, кто ж уверил тебя, что не поднимет их на воздух буря или огонь, не расхитят воры? Лежаща на лета многа, а долгие годы куплены тобою? Они – неотъемлемая твоя собственность? Реку душе, почивай. Значит, она бедная дотоле не знала покоя? Значит, дотоле она только страдала? Отчего же? Что мешало её покою? Жадность корысти! Но полно, прекратится ли эта жажда? Бедняк сам чувствует, что покоя не будет, и потому-то заставляет душу быть покойною, – будь покойна, говорит. О! не заставить ему души быть покойною при жизни столько несогласной с её вечными потребностями. Реку душе, яждь, пей, веселися. Как? – Душа может есть и пить? Это слова чистого бессмыслия! И какого еще бессмыслия! Душе, яждь, пей, веселися, не слова ли это безбожного бессмыслия, для которого нет ни вечности, ни суда за гробом? Дух наш разлиется, яко мягкий воздух. Приидите убо насладимся настоящих благих. Везде оставим знамение веселия, яко сия есть чаша наша (Прем.2:3, 6, 9). Вот как рассуждает наконец богач! Вот до чего довела его страсть к земным благам! Сперва забывал он о Боге и о нуждах бессмертной души. Теперь он потерял и веру в Бога и веру в жизнь загробную! Он уже живет только жизнью бессловесною. Какое ужасное состояние?

Рече же ему Бог, безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе, а яже уготовал еси, кому будут?

Рече же ему Бог, безумне! Безумный богач потерял из вида права Божии на его душу. Но правда Божия не теряет прав своих на нее. Правда Божия громко требует от души отчета, так что слышит голос её и безумие.

Безумне! в сию нощь душу твою истяжут от тебе. Что богач дошел до безумия, – это уже мы видели. Безумие его приняло огромные размеры. Раскрывать пред ним все безумие его – ненужный труд. Довольно указать на ту сторону безумия его, которая близка быть может и к его взору. Он говорил, что много годов будет он жить и наслаждаться благами. Но вот смерть, которой он вовсе не ждал, говорит ему, что бессмысленно обещал он себе долгие годы. Безумне! в сию нощь душу твою истяжут от тебе. Вот смерть, которой ты не ждал и смерть такая, о какой ты не думал. Вот потребуют души твоей не зовом любви кроткой; но волею строгой правды Божией, голосом мощного Владыки и грозного Судии твоего, так давно тобою забытого. У Него, у Господа неба и земли, есть на то слуги; они душу твою истяжут от тебе. Ты дотоле не знал или не думал о них, но они знают свое дело и не забывают его. Об ангелах смертоносных знал еще мудрый друг Иова (Иов.33:23). Слушатели мои! жизнь загробная в последнее время растления не только забыта была нечестивым богачом, но она была осмеяна, отвергнута, как мечта. Но пред взором смерти грозной загробный мир открывается душе с поразительною ясностью, она видит теперь то, о чем прежде не думала, чему не хотела верить, видит не только ожидающую ее вечность, но и мир духов, принадлежащих к миру вечности. И все это лишь к ужасу нечестивого.

Безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе, а яже уготовал если, кому будут? Какая резкая улика в безумии богача! Он собирал богатство для себя; собирал целую жизнь и с такими мучительными тревогами; собирал, чтобы наконец насладиться плодами трудов своих. А вот смерть является к нему в те минуты, когда только что думал наслаждаться благами. К чему же все труды жизни его? Что значат они теперь, как не дела бессмыслия? Кому достанутся богатства богача? Пророк давно вразумлял людей, погибнут и оставят чуждым богатство свое (Пс.48:11). Даже мудрый Сирах говорил, собираяй от души своея иным собирает и во благих его инии насладятся (Сир.14:4). Богачу не хотелось верить этому. Но теперь и против воли должен верить; милые блага его, дорогие для него сокровища – теперь уже не его. Теперь во благих его инии насладятся. Кто ж эти иные? Если это люди худые, распутные, как скоро исчезнут у них бережно хранившиеся сокровища богача! Как легко они оценятся ими! Если это будут люди довольно добрые, но отуманясь неожиданным счастьем испортятся им, еще хуже для неразумного богача. То ли было бы с богачом, если бы, следуя голосу любви, роздал он хотя бы часть сокровищ своих бедным? А теперь столько милые сокровища только мучат богача.

Тако собирали себе, а не в Бога богатея! Такова участь каждого собирающего себе, а не богатеющего в Боге, говорит в объяснение своей притчи Спаситель. Заметьте, слушатели, как изображает каждого корыстолюбца Спаситель! Собирали себе. Всю жизнь он только собирает себе, копит груды ненужного около себя, не пользуясь ничем для бессмертной души. Среди богатств, среди сокровищ мира душа его не имеет ничего, – она пуста и нага, томится голодом и жаждою. Корыстолюбец беден в душе, потому что не богатеет в Боге. Богатою быть может душа только тогда, как живет она в Боге, богатея день от дня и благодатью и добрыми делами (1Тим.6:18); когда по заповедям Божиим любить она ближнего как себя, а всего более Бога и все, что ни делает, делает для славы Божией, тогда она цветет как древо при потоке вод. После того вполне понятно, что каждый корыстолюбец истлеет, погибнет, как безумный богач.

Слушатели мои! будем твердо помнить наставление Спасителя об опасности пристрастия к земному. Будем сильно беречься сего злого духа. Если, стоя на молитве, если, стоя в храме Божием, вы думаете о доме, о хозяйстве, или о ходе торговли, остерегитесь – дух корысти, если не завел, то хочет он завесть гнездо в душе вашей; поспешите прогнать от себя злого духа силою наставления Спасителева. Если мольбы нищего о помощи не довольно трогают душу вашу, не заставляют охотно подать ему ненужное для вас, содрогнитесь душою, пагубный дух корысти хочет осилить сердце ваше, а беда страшная, если осилит.

Благодать Господа Иисуса Христа да будет со всеми нами. Аминь.

1857 год.

Харьков.

На Лк.13:10–17.

В ныне чтенном евангелии представляется нам исцеление одной несчастной женщины. Исцеление замечательное по болезни и по действию исцеления и особенно по последствиям исцеления.

Бе же уча во едином от сонмищ в субботу. И се жена бе имущи дух недужен лет осмнадесят, и бе слука и не могущи восклонитися отнюд (Лк.13:10–11).

Какое жалкое состояние бедной больной! Она была слука – скорчена и никак не могла подняться, чтобы стоять прямо. Потому не могла ни прямо ходить, ни свободно лежать; не могла видеть в лице никого из проходящих, пригнутая к земле. Сколько насмешек легкомыслия должна была она перекосить за свое положение! Сколько других неприятностей! И целые 18 лет оставалась она в таком положении. Конечно, не было без того, чтобы не пыталась она помочь себе средствами врачебными. Но положение её не изменялось. Болезнь её была особенного рода, которой не облегчают человеческие лекарства. Она была «одержима недугом от духа», говорит евангелист. Её «связал сатана», свидетельствует Господь (Лк.13:17). За что же это так? Не в наказание ли за грехи? Но Спаситель, исцеляя ее, не сказал, отпущаются тебе грехи, как говорил Он при исцелении страдавших от грехов; Он сказал только, ты свободна от недуга твоего. Он даже называет ее дщерию Авраама и, конечно, не по одному плотскому происхождению от Авраама, а по качествам души её. Самые те, которые не мирно смотрели на её исцеление, не сказали ничего не выгодного о её жизни; а эти праведники не преминули бы выставить на показ всем пятна её жизни, если бы они были. Не оставьте без внимания и того, слушатели, что Спаситель нашел ее в синагоге слушающею субботнее богослужение. Значит, при всем страдальческом состоянии, она усердно посвящала день субботний молитве и слушанию слова Божия. Так, нет сомнения, что эта больная телом не была больна какою-либо душевною страстью, и, следовательно, болезнь её не была казнью за грехи. И, однако, она была связана сатаною целые 18 лет! Как объяснить положение её? Положение её – положение Иова. За грехи ли Иова Господь дозволил сатане поразить Иова и страшною болезнью и рядом разных бед? Нет, в сатана не смел указать в Иове какие-либо тяжкие грехи. Он только говорил, будто Иов благочестив оттого, что счастлив; пусть, говорил он, позволено будет испытать его несчастьями, – тогда увидят, будет ли он благословлять Бога? И Господь дозволил испытать раба своего к его славе. Таково же было положение жены, страдавшей от духа. Тяжкая болезнь послана ей только для испытания любви её к Богу, для того чтобы скорбями усовершплась душа её, возросла и укрепилась в добродетелях. И она терпеливо несла испытание целые 18 лет. Блаженная дщерь Авраамова! Слушатели мои! нам нередко случается видеть больных разного рода, как и других несчастных. Остережемся произносить укорительный суд над их жизнью. Быть может неприятный на вид страдалец, мимо которого мы проходим с презрением, есть избранный любимец неба и тайно за нас молится. Ни в каком случае не ошибемся мы в отношении к несчастным только тогда, когда с смирением в сердце и с участьем любви искренней будем смотреть на несчастных.

Видев же ю (больную), Иисус пригласи и рече ей: жено, отпущена еси от недуга твоего. И возложи на ню руце, абие простреся.

Сколько любви в Спасителе нашем! Едва увидел Он страждущую, как первый взгляд Его на нее был взгляд любви сострадательной; Он сказал, чтобы больная подошла к небесному врачу. «Бедная жена! говорит Он ей, ты освобождаешься от недуга твоего». Какая величественная простота в действии Всемощного! Это слова Слова Творческого. «И возложил на нее руки. И она тотчас выпрямилась». Для чего, думаете, нужно было возложение рук на больную? Что оно значило? Слово Сына Божия само по себе – слово могущественное. Но для того, чтобы мирно перешло действие Его на больную, надобно было принять это действие тихою верой болящей; а действие слова для кроткой души было грозно и принятие его затруднялось трепетом души. Потому-то Господь присоединяет к действию силы действие любви Своей – возлагает руки на больную. Тогда-то, а не вслед за словом Всемощного, выпрямилась страждущая. Любовь вечная и начинает, и оканчивает свое дело любовью.

И славляше Бога. Отвечав же старейшина собору, негодуя, зане в субботу исцели ю Иисус, глаголаше народу, шесть дний есть, в няже достоит делити, в тые убо приходяще целитеся, а не в день субботний.

Вот одно и тоже дело Спасителя – исцеление больной одною душою принимается с благоговейною признательностью, а начальником синагоги – с негодованием. Странные сердца человеческие!

И славляше Бога исцеленная жена. И как было не славить Бога? Дело, совершившееся над нею, было дело Божие. Та, которая 18 лет страдала болезнью неизлечимою, исцелена одним словом, не дело ли это Всесильного? Не посещение ли благости небесной? Кто бы не упрекнул исцеленную, если бы осталась она не признательною к неожиданному благодеянию Божию? Исцеленная была благодарна, она славила Господа вслух всех. Она славила Спасителя своего и в синагоге, хотя знала, как синагога неприязненна к Иисусу. Такова искренняя благодарность!

Но старейшина синагоги – в сильном негодовании. Он, как показывает, оскорблен тем, что больная исцелена в субботу. Нарушен покой субботы! И где же! В синагоге, где он начальник, в синагоге – пред его глазами! Можно ли ему стерпеть это? Он обращается с наставлением к народу. Но почему не обращается он с обличением к Иисусу? Если покой субботы нарушен исцелением, то нарушил его Врач; с Ним и имей дело. Совесть прямая, совесть чистая, говорит о вине прямо самому виновному. А начальник синагоги говорит об ошибке Иисуса в чужие уши. Видно, ревнитель правды чувствовал, что совесть его не чиста. И смотрите, как странно наставление его народу. Он повторяет слова закона о субботе верно (Исх.20:3, 10). Но как прилагает их к своему делу! B тыя дни, говорит, приходяще целитеся, а не в субботу. Что это значит? Больные должны оставаться дома в субботу? Они не должны быть в синагоге для слушания закона? За что такая немилость к больным? В тые дни приходяще целитеся. Но разве от воли больного зависит быть исцеленным во второй или четвертый день недели? И если больной исцелился в субботу, по заповеди учителя синагоги он должен говорить, нет, я еще не исцелен, только завтра могу я славить Бога. Нельзя не сказать, что иудейский учитель говорит бессмыслицу. Жалко!

Отвеща ему Господь и рече, лицемере, кождо вас в субботу не отрешает ли своего вола или осла от яслий и шед напаяет? Сию же дщерь Авраамову, юже связа сатана се осмоенадесято лето, не достояние ли разрешиться ей от юзы сея в день субботний?

Спаситель обличает защитника покоя субботнего его собственными поступками. Если, говорит, закон о субботе не мешает вам оказывать сострадание скоту, дозволяет поить в субботу осла или вола, когда те томятся жаждою, не следовало ли оказать сострадание больной женщине, которую 18 лет мучит сатана? Заметьте, слушатели, что Спасителю никто не говорил, как давно страдает больная; а Он говорит о том с такою определенностью, «вот семнадцать лет тому, как связал ее сатана». Он знает и необыкновенное происхождение её болезни – «ее связал сатана». Так народ, вслух которого говорено было обличение ревнителям закона, должен был признать в Иисусе и великого чудотворца и дивного прозорливца, от которого не сокрыто прошедшее и пред которым открыт мир духов.

И сия ему глаголющу, стыдяхуся вси противляющиеся Ему, и вси людии радовахуся о всех славных, бывающих от Него.

А народ – люди простые сердцем и искренние в благочестии принимали учение Спасителя открытым сердцем и радовались торжеству Его, Самые врага Иисуса стыдились своей неправды, чувствуя непреодолимую силу слов Его, но надолго ли?

Обратимся еще раз к начальнику синагоги. Лицемере! говорит ему Иисус. За что такое название? Он ревновал о законе, о славе Божией. Пусть он ошибался, неправильно понимал закон о субботе. Но за ошибку смысла довольно было сказать ему, ты, друг, ошибаешься. За что же он лицемер? Видите, слушатели, Господь сердцеведец. Ему видно было, что происходило в душе начальника синагоги? Там скрывалось зло, как и у людей подобных ему. Начальник синагоги досадовал не за субботу, а за себя; ему горько было, что за величием Иисуса, не видно было имя его – учителя иудейского; под ревностью его о законе скрывалась зависть к славе назорейского Учителя. Как нередко бывает тоже и между нами! Как и начальник синагоги, иной выходит из себя, указывая на ошибки другого. Как, говорит, терпеть подобные дела? Это – вопиющая несправедливость! Это – соблазн! И иные, слушая, думают, какой благородный. человек! как он смело защищает правду! Но – на деле наш защитник честности стоить не за честность, а за себя; он хлопочет о своем имени. Бедный, он и сам не видит, что у него в душе; а если подчас и заметит, закрывает глаза, чтобы открыть их на приятное для самолюбия. О! Зачем оскверняют правду нечестием сердца? Зачем неволят душу, заставляя ее служить греху под личиною добра? Как портят, как губят тем душу! Могут дойти до того, что она совсем потеряет вкус к правде и станет принимать за правду только то, что угодно той или другой страсти. Зависть – самое тонкое и самое тревожное самолюбие. Сколько разливает она яда вокруг себя! Сколько погибели строит другим! Не понимая себя, не понимая тайных движений своей души грешной, преследуют дарования полезные для общества, чернят поступки благородных сердец, гонят невинного, и иногда до того, что тот, истомленный душою, ложится в могилу. Не понимают, что в их мнимой ровности – брань с добром и истиною, и, следовательно, брань с Богом, источником истины и добра. Ты, который так негодуешь на неправды других, осмотрись, не больше ли ты стоишь негодования других? Осмотрись, не должен ли ты сказать о себе, лицемере! Название – неприятное, но поверь, оно полезное лекарство больной душе твоей; принимай его чаще, повторяй себе о себе, лицемере! Тогда не будешь ты увлекаться тщеславием и завистью, чтобы оскорблять невинность. Тогда и при встрече с действительными ошибками другого, ты или покроешь их молчанием снисходительным, или скажешь несколько слов нужных с любовью кроткою, с участьем осмотрительным. Тогда не только не станешь стоять за себя при защите правды, но для правды охотно потерпишь неприятное.

Господи! охраняй сердца наши от завистливого самолюбия. Пусть как струны стройной псалтыри поют они хвалу дивным делам Твоим. Аминь.

1856 год.

Харьков.

И начаша вкупе отрицатися вси (Лк.14:18).

В притче о гостях, званных на вечерю велию, Господь Иисус показал, в каком расположении были иудеи к царствию Божию, открывшемуся с явлением на земле Сына Божия. Богатые люди, старейшины народа, учители закона, которые должны были служить примером добра для других, отказались вступить в царство благодати. Царствие Христово было царство не мирское; а их сердца привязаны были к земле. В ответ на звание небесное один говорил, «я купил поле, мне нужно осмотреть его»; «а я купил пять пар волов, мне некогда», отвечал другой. Иные увлекались ветренностью мирскою и не слушали благовестия, «я взял за себя жену» говорил представитель их. Печальное положение! Нельзя сказать, чтобы все эти люди не сознавали своего долга, и не признавали важности нового звания. Нет, указавшие на покупку поля и волов говорили, «извини нас пред господином; чувствуем, что надобно бы идти, – но мешают дела». Это еще более жалко. Сознают долг и не выполняют его.

Вечеря Божия готова и для нас, слушатели. И нас приглашают к ней слуги Сына Божия. Господь так любит бедных людей, что не престанет приглашать их на вечерю Свою до скончания мира. Но – не отвечают ли и ныне одними отговорками на звание Божие? К сожалению, многие, признавая святость, благочестия, сознавая долг свой пред Богом, пренебрегают благочестием под разными предлогами, отрекаются от него, каждый по-своему. Каковы же отговорки нашего времени от звания Божия?

«Мы не прочь от христианского благочестия, говорят одни, но заботы по хозяйству, по торговле, по службе отнимают у нас все время, нам некогда заниматься благочестием».

Не трудно заметить, что эти отговорки очень похожи на отговорки, слышанные в притче. Так говорят, «я купил поле, мне нужно осмотреть его; а я купил пять пар волов, мне некогда». И, однако, думают, что с отговорками нашего времени могут попасть в царствие небесное?

Занятия торговли, хозяйства, службы сами по себе занятия законные, и, следовательно, сами по себе они не могут мешать благочестью. Выполняйте их с страхом Божиим, с мыслями о суде и вечности, выполняйте без зависти и гнева, без обманов и лжи и – они будут благочестивы. Занимайтесь ими столько, сколько дозволяет мысль о первом и важнейшем долге вашем, – о долге Богу, прекращайте их, когда зовут вас на служение Богу и идите служить Богу, тогда занятия звания и дома будут святы. «Мы подавлены нуждами», говорите вы. Но кто подавляет вас ими, как не вы сами? Кто снял с вас нужду служить Богу и возложил на плечи вам нужды служить только по дому или торговле? Разве не сказал вам Сам Господь, ищите прежде царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам? (Мф.6:33). Вы озабочены покоем домашних, успехом по службе, счастьем торговли? Но не сказано ли вам, если станете искать царствия Божия, спасения душевного, то все прочее приложится вам? Эго не обещания человеческие, так обманчивые; это обещание Божие; а Бог разве не может, или не захочет исполнить то, что обещал? Но вы, не доверяя Богу, принимаете на себя заботы о всем – и что из того выходит? И отнимаете время у благочестия и ловите ветер, плоды беззаконных трудов ваших гибнуть в ваших глазах, или проматываются детьми вашими. Нет, не заботы законные мешают благочестью, а беззаконная заботливость, не знающая меры. Кто приучил себя располагать временем и трудами согласно с заповедями Божиими, а желаниям сердца полагает меру евангельскую, у того довольно времени для благочестия. В покойном уповании на Того, Кто дает пищу и птицам небесным (Мф.17:26–30), он не мучит себя заботами о земном. Приобретает трудами нужное для жизни, но плоды трудов своих не только не называет малыми, а уделяет из них часть нуждающимся. Напротив, жадность к благам временным всегда недовольна. Дают ей нужное? Не знает покоя, чтобы приобрести больше. Посылается более, чем нужно? Строит здания, чтобы запереть в них все в пищу тлению. Привязавшись к земному, не думают ни о чем, не тревожатся ничем, не любят ничего, кроме земли. Жена, торговля, отличия – вот все их сокровище; тут же и сердце их. Жалуются на недостаток времени? А в чем проводят время? Встают, убираются, гуляют, едят, осмеивают, злословят, передают друг другу нечистоты.

О! зачем клеветать на веру Христову, будто она, предписывая благочестие людям должностным и семейным, требует от них невозможного? Если были люди семейные и должностные, которые угодили Богу благочестием своим, ясно, что не требуют ни от кого невозможного, требуя благочестия. Ты ремесленник и имеешь на своем попечении семью? Иосиф был плотником; но удостоился быть обручником пресвятой Девы и стал в лике святых за свою праведную и богобоязненную жизнь. Ты богат? Но едва ли богаче Авраама или Иова? Будь же по примеру их ласков к странникам, корми сирот и вдов, помогай несчастным и – твои богатства отворят тебе вход в небесные жилища Авраама. Ты судия? Самуил был судьей целого народа Израильского и, когда, слагая с себя звание судьи, вызывал всех, чтобы сказали, не обидел ли он кого-нибудь, то все благословили за него Господа. Вот пример, как можно быть судьей приятным для Господа и людей!

«Я женился и потому не могу прийти», говорил третий званный на вечерю, и не счел нужным даже попросить извинения. Такова молодость ветренная!

«Молодость, говорят, любит повеселиться; зачем отказывать ей в том? Она успеет помолиться. Мы – люди светские, говорят другие под стать молодости; нас свет осудил бы, если бы пошли мы в храм; нельзя идти против общего мнения».

Если молодость – легкомысленна, это не значит, что она права. Но если и зрелость мужеская идет вслед за молодым легкомыслием, это – жалко.

Христиане стыдятся быть христианами? Можно ли ожидать сего? Или понимают ли, чего стыдятся? Обыкновенно стыдятся нечистого, низкого, презренного. Итак, понимают ли, что, стыдясь быть благочестивыми, показывают тем, что признают благочестие христианское за низость, за предмет презрения? Какое страшное нечестие в христианине против христианства! Стыдятся поклонятся Творцу неба и земли? Стыдятся с ликами ангелов славословить Бога, с херувимами благоговейно стоять пред страшными тайнами Христовыми? Стыдятся быть в собрании последователей Христовых и в общении с небожителями? Стыдятся ограждать себя крестом Господа Иисуса, тем крестом, который составляет силу и славу христиан? Стыдятся поведения христианского, без которого жизнь на земле – мрак и гниение, а по смерти – мука? Что же после того остается для них почетно и достойно уважения? Ужели жизнь распутства языческого? О! люди, любящие считать себя образованными! Не хотите ли вы любить и хвалить жизнь бессловесной дикости, когда стыдитесь жизни разумной?

«Нас осудят за набожность», говорят. Кто осудит? Если евангелие Христово тебя одобряет, то никто из тех, у кого ум и сердце на месте, не осудит тебя; напротив радоваться будут пред Господом за твою жизнь, достойную человека и христианина. Кто ж тебя осудить? Если осудят поклонники суеты, люди, которых жизнь – оскорбление здравому смыслу и бесчестие имени человека, ужели ты можешь по совести дорожить судом их? Осмотрись, чего не осуждают эти люди? Когда ветреность проводит ночь за картами и проигрывает последнее достояние жены и детей, они не осуждают. Они не осуждают и в себе ни мотовства, ни глупого тщеславия. И жизнь нетрезвая и жизнь нечистая и жизнь обманов и плутовства много, много, если вызовет на их уста улыбку; но никак не презрение, никак не отвращение, никак не скорбь глубокую, напротив они сами делят эту жизнь. И ты можешь по совести дорожить судом таких людей? И ты можешь считать себя христианином, дорожа судом подобных людей? О! вспомни грозный приговор Господа, иже аще постыдится Мене и моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем, и Сын человеческий постыдится ею, егда приидет во славе Отца Своего со ангелы святыми (Мк.8:38). Нет сомнения, люди, дышащие миром, сочтут в тебе за преступление и то, что ты будешь жить не по их правилам, не по правилам мира грешного, а по правилам Христовым. Им будет очень не по сердцу, что твои поступки не будут походить на их поступки; твоя жизнь без слов будет обличать их беспорядочную жизнь и будет служить укором для совести их. Но ужели любовь людей, кто бы они ни были, должна быть для тебя дороже благоволения Божия? Ужели ты захочешь пренебрегать волею Божией, заповедями Христовыми, чтобы только не терпеть неприятностей от людей, хотя бы близких к твоему сердцу? Кого тебе надобно слушаться более людей, или Бога?

«Все же, говоришь ты, лучше жить так, как живут многие. Зачем идти наперекор всех?» Если дорого тебе вечное спасение твое, то, как ни больно, а надобно идти наперекор миру легкомысленному. Путь, по которому идут толпы миролюбцев, ведет в ад; а путь к царствию небесному – путь узкий и по нем идут не многие. Это сказал нам сам Господь, Которого каждое слово – ей и аминь. Много званных, а мало избранных, говорил Он и в заключение притча своей о званных. Надобно следовать примеру не многих, а святых. Когда люди благочестивые не уклонялись от общения с миром грешным? Ной отделился от нечестивых современников. Авраам оставил отечественную землю и во всю остальную жизнь был странником. Лот убежал из Содома. Скажут, ныне – времена христианства? Но дух мира и ныне – тот же, что был при Аврааме и Лоте; он изменил только кое-что в одежде своей. Ныне нет поклонения идолам, но похоть очес, похоть плоти и гордость житейская, создавшие и умножавшие идолов, заведуют миром по-прежнему. О! оставь многих. Что тебе за дело до них? Многие не спасут тебя от суда за твою жизнь. Каждый сам за себя будет отвечать там. Благодари Господа, если Он помогает тебе исправлять больную твою душу. Если многие живут худо, ад просторен. Бойся, чтобы не попасть и тебе туда.

«Жена, говорят, молодая; как отказать ей и себе в удовольствиях?»

Ах! любовь супругов – дело святое, но выше всего – любовь к Господу. Бессмертная душа создана не для жены, а для Господа. Не жена, а Господь – все для нас – и Творец и Промыслитель и Спаситель и Судия. Прежде всего и больше всего должны мы любить Господа. Кто всем сердцем любит что-либо кроме Бога, тот тяжко грешит, тот отвечать будет за то страданиями вечности. Иному быть нельзя.

Ныне считают за правило распалять плотскую любовь романами; легкие книги – приятные книги, говорят.

Пагубное легкомыслие! Не понимают, что плотская любовь – открытый враг любви к Господу, не понимают, что эта любовь, так деятельно питаемая и разжигаемая – враг и здоровья души нашей и связи супружеской и общественного блага; не понимают, что приятное для них питье – яд.

Молодость говорит: «придет старость, – успею помолиться. Молодость любит веселиться. Зачем ей в том отказывать?»

О! юность! – юность! понимаешь ли ты, чего ты хочешь? Ты хочешь принесть Богу только изможденную летами и страстями старость? Ты хочешь душу чистую, живую, непорочную отдать греху, а душой – измаранною в грязи жизни, охладевшею, обессиленною думаешь жертвовать Богу? Тело непорочное и с силами юными, по-твоему, должно принадлежать греху, а дряхлое и болезненное, совсем не способное к трудам – часть Божия? Умно ли ты рассуждаешь?

Кто тебе сказал, что закон Божий писан только для стариков? Кто тебе сказал, что жить духом, а не плотью, человечески, а не скотски, – прилично только старости? Чего ты желаешь? Ты хочешь отдаться на волю страстям? Что с тобою будет? И телесный организм твой расстроится и душою ты ни к чему не будешь способен. Что вносят в семьи и общество юноши своевольные, увлекаемые страстями? Неповиновение, дерзости, оскорбления, неисправность во всем, нетерпимое расстройство всякого порядка? Что они для церкви? Дети почти погибшие, для которых потеряны труды её без пользы; о них плачет она, плачут ангелы. Напротив, отечество увидит в тебе слугу полезного, семья – отраду и честь, ты сам – покой и довольство, небо – милый ему дух чистый, когда с юности ты будешь воспитывать в себе благочестие.

И как легко учиться благочестью в твоем возрасте! Воля твоя – гибка; долго ли дать ей направление ко всему благородному и высокому? Сердце твое – нежно, как воск; на нем без усилия напечатлеются наставления страха Божия. Душа – живая, неиспорченная правилами света; – как она восприимчива для прекрасных правил и истин святой веры!

«Успею, будет еще время», говоришь ты. О! нет, не будет того прекрасного времени, которое теперь в твоем распоряжении. Тяжело под старость учиться благочестью. Грешные расположения не проходят, а растут с годами; худые привычки застаревают в душе; страсти, воспитанные в юности, срастаются с сердцем. Грех – горный поток, который чем далее бежит, тем более увеличивается. Благо юноше, аще возмет ярем в юности его. Да и кто тебя уверил, что доживешь ты до старости, чтобы каяться в грехах молодости? Слово Божие учит нас, да опыт тоже говорит: страх Господень прилагает дни, лета же нечестивым умалятся (Прем.10:27).

Господь благодатью да утвердить в сердцах наших искреннюю решимость жить свято, до гроба. Аминь.

1857 год.

Харьков.

О богатом князе (Лк.18:18–29).

Для всех Спаситель наш был любовью; всех принимал к Себе, всех выслушивал, всем предлагал нужное для души; принимал с радостью добрых; утешал кротостью грешников; свободно подходили к Нему бедняк и дитя малое; не отвергал Он и богатых, искавших духовного богатства. Когда из Галилеи пришел Он в пределы иудейские, то приступили к Нему фарисеи с вопросами о разводе, и Он решил их вопросы; потом привели к Нему детей, и Он благословил их. Затем приступил к Нему некий князь, и Господь вступил с ним в беседу. Повествование о приеме сего человека тем более заслуживает внимания, что в евангелии чаще видим мы близ Иисуса бедняков, чем богачей.

И вопроси его некий князь, глаголя, учителю благий, что, сотворив живот вечный наследствую? так повествует св. Лука, и ниже замечает о сем князе, бе богат зело; а св. Матфей называет того же человека юношей. Итак, это человек замечательньй, он и князь, и к тому же молодой человек, и еще же человек, весьма богатый, а спрашивает о том, что сотворив, живот вечный наследствую? Мы оскорбили бы свою совесть, если бы подумали, не с тем ли только предлагал князь важный вопрос, чтобы искусить Господа. Евангельская история ничем не дает нам права быть такими судьями князя. Напротив, св. Марк говорит, что князь с полною искренностью и благоговением подошел к Иисусу, притек некий и поклонься на колени Ему, вопрошаше Его. Ясно, что это не был человек легкомысленный; при всем том, что молодой и богатой князь – он занимается предметом важным и занимается с душевным участьем, с благоговейным вниманием к важности предмета. Не правда ли, что на него с утешением можно указать не только старцам Израиля, но и христианам нашего времени? Подумайте; занимает ли лас всех, как его, важный вопрос, что сотворю, да живот вечный наследствую? Не проводят ли иные из нас целые дни в расчетах, как бы быть богатее? Не отнимает ли сна у других забота, как бы стать выше другого ступенью? А между тем нам говорит евангелие, горе богатым! Нам известен суд на домогающихся первых мест в собраниях. Итак, не стыд ли нашему времени молодой богатый князь Израиля?

Рече же Иисус что мя глаголеши блага? Никто же благ, токмо един Бог. Молодой князь, хотя был добрый князь, хотя искренно искать нужного для души, но он не совсем еще отрешился от круга подобных себе, не был еще свободен и от мнений современных, по примеру большей части современников он видел в Иисусе только простого учителя и говорит языком светского человека, Учителю благий! И Спаситель обличает слова светской учтивости, если ты, говорил Господь, признаешь меня только за простого учителя; то зачем называешь Меня благим? Зачем и спрашиваешь Меня о том, что делать тебе, чтобы приобрести жизнь вечную? Никакой простой учитель не может знать, что может ввести тебя в царство? Еще менее может такой учитель называться благим, в Боге источник благости и мудрости, – Он только един благ. Говоря это, Спаситель не отвергает того, что Сам Он, как Сын Божий, есть всеблагий; напротив Он приближает князя к сей самой мысли. Он как бы говорит ему, или не называй меня благим, когда считаешь Меня только за человека, или будь внимательнее ко Мне и не суди о Мне по примеру толпы. Вот урок для людей так называемого высшего тона! Они за правило считают осыпать людей названиями великолепными, встречать их словами, которые, по внутреннему сознанию их, вовсе не относятся к тем людям, но которые относят они к ним из так называемой учтивости, из приличия, из того, чтобы сказать приятное слово; льстят самолюбию и льстят с сознанием, и однако ж говорит, так надобно; – дают больной душе яд и говорят, так должно! Братия! совсем не так должно, за каждое праздное слово дадим мы ответь Господу; слова наши должны быть верны истине Божией, слову Божию.

Заповеди веси, говорит Спаситель юноше, не прелюбы твори, не убий, не укради, не лжесвидетельствуй, чти отца твоего и матерь твою. Он же рече, вся сия сохранних от юности моея. Или, как полнее передает св. Матфей, аще ли хощеши внити в живот, соблюди заповеди. Глагола ему, кие? Иисус же рече, еже не убиеши и т.д. Глагола Ему юноша, вся сия сохраних от юности моея; что есмь еще не докончал? (Мф.19:17–26). Иисус же, присовокупляет св. Марк, воззрев нань возлюби его (Мк.10:21). Добрый юноша делал добро и готов был делать добро. Лишь только Спаситель напомянул о заповедях, нужных для вечной жизни, лишь только сказал, аще ли хощеши внити в живот, соблюди заповеди, – он быстро спрашивает, какие? Смотря на дела свои со внешней их стороны, он думал, что исполнил заповеди, однако, предполагал, что для приближения к Богу, для высшего совершенства, для того чтобы войти в новое царство, нужен какой-либо подвиг более возвышенный, что есмь не докончил? Не видите ли, что у этого молодого человека не только много добрых дел, но есть и некоторое смирение, – начаток, собственно, духовной жизни? Он не только на пути спасения от вечной смерти, но и на пути к духовному совершенству, к царству Христову, хотя и не вступил еще в царство. Потому-то Господь взором любви показал ему Свое благоволение, Свою любовь. На вопрос его, какие заповеди нужны для жизни вечной, Господь отвечает, что это те заповеди, которые даны были на Синае. Молодой князь думал, что для вступления в новое царство едва ли нужды прежние заповеди. Но Господь ветхого и нового завета говорит, что как тогда – в Ветхом завете, так и в новое время, необходимо повиновение заповедям Божиим, в них выражена воля Божия для того, чтобы удостоиться блаженной вечности. Пусть закон дан для обуздания страстей Израиля, но разве христианин без страстей? Разве он не чувствует в себе другого закона, воюющего в членах его, даже до гроба? А что нужно для того, чтобы стать наконец на степень совершенства высшего, чтобы облещись в полный образ Христов? Нужно наперед пройти многотрудный путь разных искушений; нужно укротить страсти повиновением заповедям, бичующим страсти. Истинно счастливы те, которые вместе с евангельским молодым князем могут сказать, что они от юности старались хранить заповеди. От них можно надеяться много в будущем – для высшего совершенствования их. Но сколько между нами найдется подобных людей? Где между нами юность невинная? Где зрелый возраст без созревших пороков? Где старость, не одряхлевшая от грехов? Знают ли ныне дети, чувствуют ли в душе возрастные, что такое страх Божий? Изучают ли жизнью заповеди, поверяют ли по ним жизнь свою?

И рече ему, еще единого не докончал еси, вся, елика имаши, продаждь и раздай нищим, и имети имаши сокровище на небеси, и гряди во след Мене. Молодой князь потому, что исполнял заповеди, был достоин любви Спасителя. И однако, по суду Спасителя, ему еще не доставало одного, именно того, чтобы раздать имение нищим и идти вслед за Иисусом. Почему же Спаситель говорят, что князю не доставало для полного совершенства именно того, чтобы раздать имение? Ужели каждый, кто только имеет собственность, обладанием его лишается совершенства духовного? Как это понять? Как представить себе состояние юноши и требование Спасителя? Дело в том, что князь не только имел стяжания многа, но и любил стяжание; болезнь его духа, от которой не доставало ему совершенства, была та, что он пристрастен был к богатству. Иначе, он без сомнения исполнил бы требование Спасителя, доброты его достало бы для того, чтобы раздать имение беднякам; ибо он любил ближних. Итак, то, чего требует Спаситель от молодого князя, при всей частности, выражает такое всеобщее требование, отрекись любезного, дорогого сердцу твоему, ради Господа твоего. Не слишком ли много требует Господь? Ах! чего же не в праве требовать от нас Господь сердца нашего? Все ваше Ему принадлежит, Ему должно быть и посвящено. Иной скажет, «где мне взять сил для таких пожертвований? Я обессилен грехами. Но кто виноват, что обессилил ты себя грехами? Будите совершенни, яко же Отец небесный совершен есть, это всем сказано. И эта воля столько же блага, сколько справедлива, ибо чего лучшего желать человеку, как не того, чтобы он приближался в совершенствах к Господу своему? Пусть скорбит грешник, что лишился сил по своей заблудшей воле, но пусть знает и то, что права Божии на него от того не потеряны. Иное дело, что не от каждого Бог особенным званием требует пожертвований особенных. Он, сердцеведец премудрый, всегда требует того, что нужно требовать, и что мог бы понести каждый, по состоянию духа. Так Он требует от юноши того именно, чего недоставало ему для полного совершенства, и что мог он выполнить, если бы преодолел себя. Чтобы облегчить ему подвиг, Господь предлагает ему и побуждение, сообразное с положением души его. Для молодого человека дорого было богатство. Господь не отнимает у него богатства, а только переносит его в безопасное место на небо, не разоряет его, а только переменяет для него сокровище тленное на нетленное. И имети имаши сокровище на небеси. Гряди вслед Мене, прибавил Спаситель. И это не новое требование, а прежнее; только представлено оно с другой стороны, и опять в облегчение юноше. Сняв худую одежду, нельзя же оставаться нагим; отказавшись от любимой вещи, естественно полюбить лучшую, для которой отказались той; отказавшись от себя самого, от своей воли, от своей страсти, остается идти вслед за Господом. Молодой князь, привыкши считать себя счастливым при богатстве, не знал еще, как быть довольным без богатства, Господь предлагает ему, что этому он научится из примера и учения Его. Аще кто хощет по Мне идти, да отвержется себе, и возмет крест свой, и последует Ми (Лк.9:23). То, что слышит князь, без сомнения, не слышал он ни от одного иудейского учителя, не читал ни у одного языческого мудреца. Так возвышенно учение Господа, хотя в месте с тем совершенно просто.

Он же слышав, прискорбен бысть, бе бо имея стяжания многа. Как это жалко! Один остался шаг к совершенству высшему, и добрый князь скорбит, не хочет сделать сего шага. Все заповеди хранил от юности, и не хочет исполнить одной, самой лучшей. Мысль что надобно лишиться всего стяжания, так, отяготила его, что не может он решиться на исполнение воли Господа.

Вот что значит, братия, страсти ваши! Пока не требуют от нас того, что дорого сердцу, мы кажемся себе и другим людьми добрыми, потребуй отречение от идола сердца, – ни шагу вперед; требуйте, чего хотите, только не отречения от любимого предмета, тогда все сделают; но коснись идола души, совсем другое. Как больно смотреть на душу христианскую, душу, желающую себе добра, но которая запуталась в сеть страсти! Сребролюбие есть идолослужение, говорит апостол. И это истина очевидная. Но скажи о том сребролюбцу; тебя же обвинит он. Довольно с меня, скажет, я не пьяница, не обижаю другого, напротив – много делал для общей пользы, нес ту и другую должность; чего же еще хотят от меня! Вот почему так тяжки для нас бывают потери! Вот почему изнемогаем мы, посещаемые десницею Божией! Господь, знающий болезни наши, наши тайные страсти, которых иногда сами не замечаем в себе, отнимает у нас то, что питало ту или другую болезнь вашей души, что служило пищей страсти. Оставалось бы благодарить врача душ наших. Нет мы еще ропщем.

Видев же его Иисус прискорбна бывша, рече, како не удобь имущии богатство в царствие Божие внидут, удобее бо есть велбуду сквозь иглине уши проити, неже богату в царствие Божие внити. Спаситель говорит это не относительно участи доброго юноши; участь его неизвестна; может быть, скорбь его, его борьба с собою перешла в скорбь раскаяния, и он переменился в жизни. Воззрев Иисус, повествует св. Марк, глагола, како неудобь и т.д. (Мк.10:23), т.е. Господь обратил судящий взор свой на других с подобными же расположениями сердца, и сказал, что слишком трудно богатому войти в царствие Божие; более трудно, чем вельблюду пройти в иглиные уши. Ученицы же ужасахуся о словесех Его. Самые искренние ученики, поскольку еще не введены были благодатью Духа в тайны духовной жизни, были изумлены, даже устрашены приговором Спасителя о богатых. Иисус же, паки отвещав, глагола им, чада како не удобь уповающим на богатство в царствие Божие внити? (Мк.10:24). Бог здесь; вместо слов, имущий богатство, сказано, уповающим на богатство трудно войти в царство. Итак, Спаситель говорит не просто о людях богатых, но о людях, уповающих на богатство, – о людях, которых все надежды, все радости заключены в богатстве. Да, можно иметь слишком не многое и однако ж быть в душе с желаниями многого; можно быть бедняком круглым и носить в душе жажду к деньгам, опору жизни полагать только в деньгах и тогда скажут, как и богачу, трудно тебе войти в царство, так трудно, как вельблюду пройти в иглиные уши. Тем более, братия, легко, имея богатство, привязаться сердцем к богатству; редко богатые могут без скорби расставаться с богатством. Вспомните, кто были избранные ученики Господа? Бедные рыбаки. Кто были учениками апостолов? Не мнози премудры по плоти, не мнози сильны, не мнози благородны, свидетельствует апостол (1Кор.1:26). В рядах мучеников, добровольно отдавших жизнь свою за Господа, сколько видим мы богачей, сколько сильных именем и почестями? Не много! А сеянное в тернии, се есть, слышай слово, и печаль века сего и лесть богатства подавляет слово и без плода бывает (Мф.13:22). Обольстительные выгоды богатства, печаль и заботы, какие влечет за собою богатство, подавляют в душе добрые желания. А сколько зла вносит в душу обаяющее богатство! Сколько несправедливостей делают для того, чтобы приобрести богатство! ложь и обман, зависть и ненависть сменяются в душе поочередно, а делам добрым нет ни места, ни времени. И чем больше приобретают, тем больше жаждут приобретать, а с тем вместе еще более отягчают душу грехами. Вот почему евангелист говорит просто, како не удобь имущий богатство в царствие Божие выйдут.

Реша же слышавший, то кто может спасен быти? Он же рече, невозможная у человек возможна суть у Бога. По словам евангелиста Матфея (Мф.19:25), вопрошали о том Господа апостолы, и св. Марк повествует: ученицы же ужасахуся, они же излиха дивляхуся (Мк.10:25–26). Что же заставляло апостолов ужасаться и вопрошать, кто может спасен быти? Апостолы были бедны; казалось бы, за себя страшиться им было нечего при грозном приговоре о богатых. Но апостолы думали, что, если вход в царствие так тесен; если для входа в него надобно отказаться от всего, трудно найти бедняка, который бы не имел чего-нибудь, что может помешать ему войти в царство; они устрашились мысли о великости пожертвований, которые надлежит делать для небесного царства, надобно отказаться от всего, помышляли они, как это тяжело, как это странно! Так думали апостолы, пока умы и сердца их еще не очищены, не просвещены были Духом утешителем. Воззрев на них Иисусу глагола. Господь уразумел помышления их и кротким взором успокоил волнующиеся мысли. Невозможное у человек возможна суть у Бога, сказал Он. То, чего не в состоянии сделать по себе человек слабый, расстроенный грехом, ослабевший от привычек худых, то может совершать в нем сила Божия; он не может освободиться от слепоты духовной, чтобы ясно видеть грехи и немощи свои; не может преодолеть слабости воли своей, чтобы с полною верою вступить в подвиг самоотвержения и дойти до конца подвига. Кто бы ни был этот человек, богач ли или бедный, образованный ли или необразованный, для каждого невозможно самому собою достигнуть духовного совершенства. Но невозможное для человека возможно для Бога. Пусть немощный обратится с молитвою к Всесильному, и Всесильный по благости Своей подаст ему все; сила Божия укрепит его для борьбы с страстями. Пусть повергнет свои немощи пред Господом, в безнадежии на себя самого; верен Бог – помощь будет послана. Господь с клятвою уверяет нас, что не хощет смерти грешника и готов подать все нужное для нашего спасения.

Братия! не забудем добрых свойств молодого князя, не забудем и того, до чего не допускало его богатство. Аминь.

1847 год.

Не лжите друг на друга, совлекшеся

ветхого человека с деянъми его (Кол.3:9).

В свете считают за приятное занятие, за удовольствие невинное – поострить на счет другого, позлословить, посплетничать; и – тот, кто более других в состоянии злословить, считается более других приятным человеком. Но так ли смотрит на это занятие христиан христианское учение? Христиане! Надобно поверить учением христианским столько обыкновенное занятие многих.

Не хотелось бы говорить неприятное людям, которые любят слушать приятное для них. Но св. писание ни слова не говорит приятного о злословии. Оно изображает злословие красками самыми темными, как порок самый темный. Гортань злоречивых называет оно отверстым гробом (Пс.5:20); язык их – жаром змииным (Еккл.10:11); яд аспидов, говорит, под устнами их (Пс.139:4). Износящие укоризну безумнейшии суть, по суду Соломона (Притч.10:18). Апостол Павел помещает злословие между пороками самыми гнусными, каковы пьянство, воровство и другие (1Кор.6:3, 10). И он же учит, не лжите друг на друга, совлекшеся ветхого человека с деянъми его (Кол.3:9), т.е. убеждает не лгать друг на друга потому самому, что клевета и злословие – дело ветхого человека, чуждого благодати, или, как в другом месте говорит он о злословии, оно – дело язычника (Рим.1:30). Не оклеветайте друга, братие, увещевает ап. Иаков (Иак.4:4). Не судите, да не судими будете, говорит сам Спаситель; Он, как видите, угрожает судом грозного Судии за злословие.

Чтобы вполне понять и строгий суд писания о злословии и отношение злословия к чистому христианскому духу, обратим внимание на отношение злословия к христианской любви и справедливости.

Любовь – отличие христианства; любовь – необходимость христианина. Мирно ли, или враждебно злословие с любовью, необходимою принадлежностью христианина? Приятное занятие многих также дружно с любовью, как вода с огнем. Любовь хочет делать другим только добро; а злословие? Любовь, повелевая любить других как себя, велит делать для них то самое, чего себе желаем, а злословие? Оно поступает совсем напротив.

Как изображает нам писание любовь христианскую? Любовь, говорит ап. Павел, терпелива, милосерда; любовь не завидует, не превозносится; она простодушна и не помнит зла; она не радуется ошибкам другого, не смеется над ними, а скорбит о них; она снисходительна, не осмеивает немощного брата, а жалеет о нем; она радуется в ближнем только истине и добру (1Кор.6:4–7); если хочет поправить ошибку другого, то говорит о ней другому в духе кротости, с участьем нежным (Гал.6:1). Ап. Петр прибавляет, что любовь не только не обнаруживает слабостей другого, напротив старается скрыть их от взоров каждого, даже и от себя, под покров доброты, хотя и заботится обратить сбившегося с дороги на путь прямой (1Пет.4:8).

Так ли поступает злословие? Не говорим о грубом злословии. Оно слишком явно оскорбляет нежную любовь к ближнему, и слова, и тон, и приемы его так нагло обидны, дыша гневом неистовым. Такого злословия, конечно, не любят в свете благородном. Злословие, которое допускают люди образованные, на взгляд, очень любезно. Но по духу добрее ли оно грубого злословия? Увы! оно далеко злее его! наносит раны незаметно, но впускает в них яд самый жгучий (Пс.56:5). Оно бросает стрелы издали, но стрелы самые острые, пронзающие насквозь (Пс.58:8). Оно шутит и, шутя убивает покой и жизнь другого. Оно не столько говорит, сколько дает догадываться, но одно слово, одно движение, одна улыбка сильнее язвят, чем болтливая брань. Вы не верите; вы думаете, что светская любезность робка для того, чтобы быть слишком жестокою к другому. Остерегитесь. Там, где нужно, она очень отважно мешает ложь с истиною, догадки выдает за события, подозрения обращает в приговоры, смелою рукою изменяет действительность, разливая на все цвет черной души своей и – покойно убивает честь и счастье другого. «Вы не можете представить себе, говорит любезный человек, как мне больно, что о том-то говорят то и то (а о нем еще никто другой не говорил худого); готов бы я все сделать, чтобы закрыть историю его; но – она уже гласна» (т.е. чрез него же) и начинает историю с тем, чтобы украсить ее новыми вымыслами, против того, как рассказана она прежде. Если нужно, любезный клеветник сперва опишет уважаемое лице блистательными красками и потом бросит несколько теней, но с самым резким контрастом всему светлому. Это, что называется, украсить жертву цветами, чтобы потом заколоть. Сколько хитростей, сколько приемов, сколько изобретательности – и все для того только, чтобы нанести вред другому! Это ли не жестокость? Это ли не оскорбление любви христианской? И еще довольны своею любезностью, тогда как в ней также много любви христианской, как и в демоне. Други мои! что у кого на сердце, то льется и с языка. Если бы любовь жила в сердцах наших, то и язык наш был бы выражением любви. А в наших обществах о чем говорят? Только и разговоров, только и слов что рассказы, как тот дурно живет с женою, как та унижает себя бесстыдством; как тот или другой чиновник не способен к делам, или тот и другой начальник слеп, или как еще иной разорился на балы. Только и слышны там и здесь пересуды, насмешки, язвительные слова, коварные намеки, притворное сожаление. О! Боже мой! и это в обществе христианском, обществе, которое должно жить только любовью!

Христианская справедливость требует, чтобы не делали мы зла ближнему и запрещает замышлять против него что либо, чего себе не желаем; она требует от нас такой же правдивости, такой же верности слова делу, в отношениях наших к другому, какой желаем мы от других в отношении к себе; она требует не присвоят себе ничего чужего.

На сколько злословие верно справедливости? На столько же, на сколько и любви. Начнем с нрава говорить о другом худо. Кто дал нам власть над добрым именем брата? Пусть брат ошибся, пусть брат согрешил. Судья над ним Бог, дела его подлежат рассмотрению начальства. С чего берет на себя непризванный судья судить и осуждать брата помимо суда законного? И на чем ты основал злые рассказы свои о другом? Так говорили другие! А если другие лгут, и тебе надобно лгать? Если другие лгут, тебе надлежало поверить слова их с действительностью, прежде чем повторять ложь. Но отчасти и сам я видел то, что говорю о другом. Друг мой! если ты не видал души брата, то ты можешь сатану темного принять за светлого ангела и наоборот. Ты справедлив, черня злословием брата? Вовсе нет. Справедливость требует от тебя не касаться доброго имени брата, так как требует она не касаться никакой собственности его. Как назвали бы тебя, когда бы похитил ты вещь, принадлежащую соседу? Вором? Не прогневайся же что назовут тебя этим именем, когда не стыдишься ты публично отнимать у ближнего его собственность – честь. В твоем злословии мужество оказывается дерзостью, кротость слабостью, набожность ханжеством, осторожность притворством, простодушие глупостью, справедливость жестокостью. И ты не думаешь, чтоб был несправедлив ты. О! Боже мой! как ослепляет людей страсть! Отчего это бывает, слушатели, что те, которые любят терзать злословием имя ближнего, очень не любят, вспыхивают гневом и негодованием, когда злословие касается их самих? Положим, что в нетерпеливости их, с какою принимают они раны злословия, участвует и самолюбие. Но – надобно быть справедливыми и к ним, они оскорбляются злословием и по чувству справедливости. Так собственный опыт их показывает им, что несправедливы и они к ближнему, когда дозволяют себе язвить его злословием. Пусть же, чтобы искреннее почувствовать несправедливость своих насмешек, ставить себя чаще под выстрелы насмешек над их слабостями. Пусть выслушивают, не давая места гневу, как станут обвинять их в дурных делах, о которых, они не думали, давать поступкам их значение, которого не соединяли они с ними. Тогда-то, сравнив свое положение с положением других, увидят, что надобно им умерить страсть свою к насмешкам, надобно признать несправедливость своего злословия. Заметьте, слушатели, еще черту злословия – трусость. Клеветник язвит обыкновенно только отсутствующих, язвит в те минуты, когда, как видит, не будут отражать нападки его злости. Если наш остряк заметит, что в обществе есть друг, который не дозволит ненаказанно чернить друга, или есть не друг лица, а добродетели, который не преминет заступиться за оскорбляемую невинность, клеветник – безмолвен, как рыба. Что это значит? Это – новая улика в его несправедливости. Он – низкий трус оттого, что только справедливость не боится ни врагов, ни друзей, и смело говорит об истине. Он несправедлив до того, что гнусен и сам чувствует свою гнусность.

Так злословие есть порок, потому что осуждается писанием оно есть порок, потому что оскорбляется им любовь христианская; оно есть порок, потому что оскорбляет справедливость. Но оно есть еще порок страшный, но пагубным действиям своим.

Мудрый сын Сирахов говорит, язва бичная струпы творит, язва же язычная сокрушает кости. Мнози падоша острием меча, но не яко же падший языком (Сир.28:20–21). Ты, который не задумываясь даешь свободу злому языку твоему! подумал ли когда-нибудь, сколько бед и страданий наносишь ты людям, сколько слез горьких заставляешь лить? Там снедается горестью невинный, которого очернил ты в глазах его начальства, страдает целая семья, оставаясь без хлеба, оттого что питавший ее потерял должность, оклеветанный тобою. Здесь томится в бедности купец, которого лишил ты кредита; без дел и в нужде остается слуга, для которого твои наговоры и подозрения заперли вход во все дома. В другом месте молодая девица убита горестью, цвет девственной непорочности её завял в мнении света, сожженный жгучим языком твоим; а там без средств к жизни сидит достойный учитель, которого за строгость его к лени и порокам описал ты как человека злого и бездарного. Думаешь ли ты, несчастный, что небесное правосудие не видит того, чего не видит земное правосудие? Думаешь ли ты, что столько зол и несчастий, причиненных тобою, останутся без отмщения всевидящим Судиею? Ты здесь не видишь, а за гробом покажут тебе весь огромный объем бедствий, производимых злословием твоим. Ап. Иаков сравнивает язык злого с огнем, который тем быстрее распространяется, чем более находит пищи и наконец опустошает целый лес. Се мал огнь, говорит он, и коль великие вещи сожигает. И язык – огнь, лепота, скопище неправды (Иак.3:5). Подлинно одно слово злое, молва, пущенная из одних ядовитых уст, переходя из дома в дом, из общества в общество, какие страшные следы оставляет за собою! Эти супруги связаны были узами нежной любви и взаимного доверия и утешались детьми своими, заботясь один пред другим о их покое и воспитании, а ядовитые наговоры людей услужливых образовали в сердцах их яд ненависти, они живут в соблазнительном разделении, дети без надзора отца, или матери, родные их дома – в тревогах и вражде. Эти братья, эти родственники, эти друзья, которые так искренно любили друг друга и своею любовью соединяли целые семейства в круги счастливые и довольные, теперь не только сами стали врагами друг другу, но несколько обществ явилось враждебных между собою. Отчего такое бедствие? Увы! несколько речей злого языка, долетевших к ним, произвели страшный пожар. Дафанам и Авиронам нет нужды до того, что от их злословия и клевет против правителей заграждается непокорность между подчиненными, останавливается ход дел общих, страдают тысячи невинных. Страшен в граде своем муж язычен! Он возмятет други и посреди мирных вложит клевету (Сир.9:23, 28:11).

Други мои! пусть разговоры наши будут таковы, чтобы не отвечать нам за них муками в вечности. Аминь.

1856 год.

Харьков.

Не лжите друг на друга, совлекшеся

ветхого человека с деяньми его (Кол.3:9).

И еще хочу говорить с вами, возлюбленные, о злословии. Грех злословия так тяжек, что не скоро взвесишь тяжесть его. А между тем иные хотят извинять себя в этом грехе. В настоящем случае взвесим тяжесть злословия по его началам и рассмотрим извинения, которые выставляют, чтобы оправдать себя в злословии.

Если злословие по действиям своим, есть преступление тяжкое, то таково же оно и по началам своим.

Главный источник его испорченное самолюбие. Поскольку же самолюбие является в нас в разных видах или в разных частных грехах, то и злословие является плодом то того, то другого вида самолюбия.

Гордость, первое отродье самолюбия, довольная собою, не довольна бывает, когда её мыслям является высший или равный, которого достоинства теснят и давят ее собою. Положение неприятное! Искреннее признание своих недостатков могло бы облегчить смущенную душу. Но гордость обращается к недостаткам другого и начинает потешаться вслух других на счет оскорбительного величия, сыплет насмешки и остроты, за недостатком действительных выдумывает ошибки и погрешности, выставляет в смешном виде даже благонамеренные поступки другого; словом изображает неприятного человека так, что другие смеются над бедною жертвою, а жрец доволен собою. Казалось бы, чем тут быть довольным? Тем ли, что у себя не чуют бревна, а указывают на сучок в глазу другого? Или тем, что сатанинскую гордость потешили в себе до того, что разродилась она злостью насмешек, оскорбительных для одного брата и соблазнительных для нескольких?

Страсть властвовать над другими также вооружается злословием и клеветою, когда видит, что другие готовы способностями своими приобрести власть, если не высшую, то равную. Вспомните Амана. Он оклеветал целый народ пред царем и целый народ готов истребить, за то только, что Мардохей не хотел унижаться пред ним. О! как страсть плодовита на всякие клеветы, на самые гнусные неправды, при дворах царских, в домах вельмож, в палатках военачальников! И где не является она с тлетворным дыханием клеветы? И в обществах сельской простоты сколько страдают от споров о власти, разражающихся злостью злословия!

Тщеславию хочется отличаться чем-нибудь пред другими? хочется блистать какими-нибудь преимуществами, хочется занимать собою других. И вот оно выступает на ловлю ветра! Как же поймать его? Пред высшим легкое средство отличиться – лесть высшему; и – вот, чтобы понравиться высшему, злословят пред ним о том, кто не нравится высшему. На что не решаются, чтобы приобрести благосклонность высшего? Чем обратить на себя внимание общества? Позабавить на свой счет общество очень можно, предметов довольно, но прибавишь ли себе блеску? Говорить о дельном – не достает средств, мало смысла. Всего легче выставить пред обществом смешное в другом. И вот откуда явился ум, которого нет на дельное! Два, три, подобных остряка подали помощь. И пошла потеха. Едва брошена одна шутка, как посыпался град насмешек язвительных, клевет самых едких и злых. Какова эта забава, слушатели! О! если бы посмотрели в глубину души своей, как жалки показались бы себе самим, гоняясь за ветром и из-за ветра нанося столько ран душе своей!

Бывает еще злословие бедной лицом зависти. Терзаясь счастьем и славою других, завистник хотел бы уничтожить это счастье и эту славу. Но средства насилия или невозможны или опасны для него. Оружие легкое вредить другому – злословие, бросать его может самая трусливая рука. И завистник беспощадно поражает им все, что тяготит его. Как бы ни была чиста жизнь высокого лица, зависть покроет ее гадкою краской, намерения представит в черном виде, поступкам даст вид, по-своему усмотрению. Пример тому святейший из святых Господь наш Иисус Христос. Во все время служения Его людям жизнь Его была шествием к Голгофе, под градом стрел, бросаемых книжниками и фарисеями. Ни высокое учение Его, ни чудеса, ни святость жизни не укротили завистливой злобы; она только раздражалась более и более против Него. Клеветы, злобно размноженные и коварно расположенные, приготовили, устроили и совершили наконец то злодеяние, от которого дрогнула земля, и потемнело солнце.

Ненависть, овладевая сердцем человеческим, погашает в нем всякое чувство любви и справедливости. Она изливает желчь свою на ненавистного в самых бессовестных клеветал. Человек, по недостатку способностей и дурной жизни лишившийся места, вместо того, чтобы обратить негодование против себя, тем только и занимается, что осуждает начальников в несправедливости и разных слабостях, подчиненных – в низкой лести и происках, с языка его льются злословия потоком, он находит удовольствие в том, чтобы лишать других уважения, какого сам не может заслужить. Отверженная и превратившаяся в ненависть любовь осыпала целомудренных Иосифа и Сусанну самыми несправедливыми обвинениями. Женщина, обратившая жгучую ревность в ненависть, становится сатанински злобною. Нет убеждений, которые утешили бы её клокочущую ненависть, нет просьб, которые смягчили бы ее, нет услуг, которые бы тронули ее. Чтобы погубить в общественном мнении лице ненавистное, она не останавливается ни пред чем, преследует предмет ненависти со всею хитростью и осыпает его всеми едкими клеветали.

Вот причины, располагающие людей к злословию! Все они, как видите, нечисты, грязны, гнусны. И такое-то занятие называют приятным!

Как ни странно, но люди и такое занятие оправдывают в себе, или по крайней мере хотят извинить его.

«Злословие светское, говорят, не плод намерения, вредить ближнему, им хотят только оживить разговор, приятно занять общество».

Но не будем говорить о том, что хотеть забавлять людей пустотою – желание не высокое; не будем говорить, что по наставлению апостола из уст христианских должно исходить только слово полезное для назидания в вере, способное доставить благодать слушающим (Еф.4:29), а по слову Спасителя за каждое праздное слово дадим мы ответ. Не будем допрашивать тех, которые хотят забавлять других злословием, действительно ли злословят они без намерения дурного? Пусть совесть их отвечает им самим: не коварствуют ли они, по словам премудрого, над своими други, егда же увидени будут, глаголют, яко играя содеях? (Притч.26:19). Мы скажем только, что коль скоро не наблюдать над своим сердцем, трудно, чтобы та или другая страсть не высказалась в слове. Положим, что не хочешь ты насмешкою вредить ближнему. Но злословие твое теряет ли от того свои злокачественные действия? Перестает ли оно вредить ближнему? Нет, от твоей язвительной насмешки вовсе не легче другому, тогда ты шутя бросаешь стрелы в него. Шутка твоя – не забава для брата, когда она лишает его дорогой собственности его доброго имени. И каково твое сердце, которое способно забавляться насчет бедствий другого, наслаждаться страданиями его! Извини, если твою забаву назовут сатанинскою.

«Конечно, говорят, клевета – гнусна, но виновен ли приятный рассказ о действительной слабости другого?»

Но ты, который злословишь ближнего, скажи, положа руку на сердце, точно ли все что говоришь ты худого о другом, действительно было так, как представляешь? Всякая прибавка в действительности, – ложь, – это правда, против которой сказать нечего. А цветы, которыми украсил ты рассказ свой, преувеличение веса ошибки, допущенное так или иначе, две, три, черты, которыми увеличил ты объем события – все это обратило мнимо невинный рассказ твой в клевету. Не говорю уже, что ты – не сердцеведец и потому не в состоянии знать расположений, с какими сделано то или другое ближним.

«Ужели же не следует говорить худое о другом, если не для его пользы, то в предостережение другим?»

О! говори полезное для других, но не преступай законов правды и любви. Христианская ревность печется о спасении ближних, но не о бесславии их. Если она говорит о проступке ближнего, для пользы других, она указывает на темный образ порока, не терзая чувства едкостью и грязью красок, говорит о слабости осторожно, чтобы не изменить правде и любви, говорит не столько о личном грехе брата, сколько о святости общего долга любить добро, наконец говорит, как нужно говорить. Если же тогда, как грех брата был тайною и известное тебе о нем не вполне дознано тобою, ты, обязанный беречь честь брата, выставляешь его на показ другим; выполняешь ли ты долг свой в отношении к себе и другим? О! ты грехи, мертвые для людей извлекаешь из их мрака и смрадом их заражаешь сердца невинные, соблазняешь слабых и губишь непорочных.

«Не от меня первого вышла клевета, если это клевета; я передал то, что слышал», говорит иной в свое оправдание.

Но оправдывает ли это тебя, друг мой? Если другой был не скромен, это не сняло с тебя обязанности быть скромным. Если другой увлечен был злостью страсти, разве надобно тебе следовать примеру его? Ты должен делать свое дело. Дошло до слуха твоего оскорбительное для чести ближнего, пусть оно умрет в тебе (Еккл.19:10). Иначе, разглашая его, ты подвергаешь себя ответу за все последствия. Ты слышал то и другое, но твое дело поверить слышанное, чтобы и для себя не принять басни за правду, тем более не выдать басни в виде правды вслух других.

«Виновен ли я, говорит еще иной, что передал я другому за тайну неприятную весть, а тот разгласил ее?»

Но ты, любезный, сам сознаешь, что известного тебе о другом не следовало пересказывать, а сам пересказываешь, не обвиняешь ли ты сам себя? Ты сознаешь, что не надобно вредить чести другого, а сам чернишь ее? Ты просишь, чтобы другой сохранил тайну, оскорбительную для брата. Не значит ли это говорить, чтобы другой был более снисходителен к брату, чем ты сам, был менее несправедлив, чем ты сам? Ты извиняешь себя слабостью, не сохраняя тайны? Но почему тогда, как сознаешь себя слабым, не хочешь думать о том, что другой и третий будут не крепче тебя й передадут другим оскорбительное для брата, в виде более оскорбительном, чем ты передал? Почему мысль о неприятных последствиях твоей нескромности не удержала тебя от нескромности? Что, если, прося другого сохранять тайну, хотел ты только отнять тем у обвиняемого все средства к оправданию, чтобы терзали честь его ненаказанно? Это уже не только преступление, но преступление самое черное по намерениям.

О! Ты, имеющий судить за каждое праздное и за каждое вредное слово! Прости нас, если от необдуманных слов наших потерпело доброе имя собратий. Подай нам твердость, чтобы не лгали мы друг на друга, после того как совлеклись мы ветхого человека с деяниями его. Аминь.

1856 год.

Харьков.

На Лк.19:1–10.

Промните ли, слушатели, что говорил Спаситель о богатых, когда богатый юноша отказался следовать за Спасителем? Удобее есть, говорил Господь, вельбуду сквозе иглине уши проити, неже богату в царствие Божие внити. Но, присовокупил Спаситель: не возможная у человек, возможна суть у Бога (Лк.18:25, 27). И вот в оправдание последних слов Господа представляется нам пример Закхея. Сей пример показывает именно то, что и богатый может быть в числе чад Авраамовых. Как же это может случиться, послушаем евангельское повествование о Закхее.

И вшед (Иисус) прохождение Иерихон. И се муж, нарицаемый Закхей; и сей бе старей мытарем, и той бе богат. Закией был не только мытарь, что значило откупщика государственной пошлины, но старей мытарем – главный откупщик сборов. Иерихон, где жил Закхей, был богатый город; торговля пальмовым лесом и бальзамом делала его славным и цветущим. Потому не удивительно, что главный откупщик таможенных сборов в торговом Иерихоне был богатый человек.

И искаше видети Иисуса, и не можаше от народа, яко возрастом мал бе. И предъитек возлезе на ягодичину, да видит, яко хотяше мимо её проити. Слух о чудесах и учении Иисуса возбудил в Закхее веру в Иисуса; вера возбудила желание видеть Иисуса. Закхей ищет счастья видеть Иисуса. Но вот препятствия, возрастом мал бе. Малый рост мешает видеть Иисуса в толпе народа. Что делать? Протесниться сквозь толпу, чтобы приблизиться к Иисусу? Известному богачу, человеку с таким значением в свете, толкаться между людьми всякого рода, – щекотливо. При том Закхей, как приметно, не считал удобным, без предварительного знакомства, вступить в сношение с Иисусом. Что ж делать? Хочется видеть Иисуса, но как увидеть? Искать высокого места, высокого дерева? Очень щекотливо. В виду многих лезть на дерево? В виду всех оставаться на дереве? Это значит выставить из себя цель, куда посыплются насмешки молодежи, колкости остряков, говор толпы. Очень понимает, очень чувствует это Закхей. И, однако, решается на все, чтобы только видеть Господа. Прекрасная решимость! Закхей решается на неприятности, на унижение, чтобы только исполнить святое желание, для Господа вступает в борьбу с светом и его мнениями, вот подвиг достойный высокой души!

Не легок для богача такой подвиг; но, если он необходим для спасения, надобно избрать его. Доколе храмлете на оба колена? говорил пророк Илия Израилю. Если Бог Израилев – Бог ваш, зачем не оставляете беззаконных желаний ваших? Зачем вся душа ваша не служит Ему – истинному Владыке и Богу вашему? Ты чувствуешь худое положение твое, чувствуешь нужду в перемене жизни; но ложный стыд мешает тебе начать другой образ жизни, но тщеславие удерживает тебя на пути, который так верно ведет к погибели. Сжалься над собою. Представь себе тот стыд, которым покроешься, выставленный на суде всемирном. Представь себе ту скорбь нескончаемую, которая терзать тебя будет за твою измену Господу, за твое безумное обречение себя на погибель для мира погибельного. Трудно идти против обычаев, принятых светом? Тяжело выставлять себя на позор миру? Но если известный оборот денежный обещает нам выгоды; если есть надежда получить за труд славу, на что не готовы бывают для денег? Каких трудов не несут для честей? Отчего же нет такой решимости, нет такого постоянства в нашей любви к собственному, вечному спасению? Зачем для денег больше жертв, для честей больше трудов, чем для Господа? Дело в том, что и не начинают добра, не приступают к нему, чтобы обратиться в смиренной молитве за помощью к Господу. Если ты уверен в святости предприятия, в нужде его для души, помолись Господу и иди бодро своею дорогою; не унижай души твоей пред грехом. Пусть люди не понимают тебя! Знает и покрывает тебя Бог. Потеряешь здесь славу? Там возвратят. Осмеют здесь люди? Утешит здесь и там Господь. Хотя бы довелось тебе за добрый подвиг терпеть насмешки, клеветы; не отступай назад; без сражения не бывает победы, а победителю венец, – претерпевый до конца той спасется.

Решимость Закхея на неприятность для добра не осталась без награды. Закхей считал за счастье только что взглянуть на Господа; а Серцеведец, видя расположение Закхея, утешает его неожиданною радостью, – посещает самый дом Закхея. За то и Закхей не остановился на одном первом подвиге. Согретый, воспламененный любовью Господа, он тогда, как неразумие ропщет на любовь Господа, посетившую дом грешного мужа, делами показывает, что в сердце его произошла чудная перемена, делами свидетельствует благодарность свою к посетившей его любви Господа.

Господи! говорит он, се пол имения моего дам нищим. Отчего же Закхей, благодарный Господу, обращается с благодарною любовью к бедным? Это оттого, что богатый Закхей мог делать доброе именно благотворением ближнему, – оттого, что от богатого прежде всего требуется, чтобы он жил не для себя только, а для бедных. Богатство дано богачу не для него одного; богач – поверенный Божий, человек, которому поручено сделать распоряжения, достойные благоразумия, достойные воли Божией; на его отчете состоят и бедные. Такова воля Божия о богаче! С бедного взыщут за недостаток терпения, за ропот на бедность; богатому напомнят о Лазаре, если он оставлял того перед вратами в ранах, без куска хлеба, а сам роскошно ел и пил. Бог любы есть (Ин.4:16). Он хочет, чтобы бедность подкреплялась щедростью богатых, а богатый находил утешение в благодарной молитве бедных. Для отца семейства самое приятное удовольствие, когда делают удовольствие детям его. Точно также и для Отца небесного. Взалкахся и дасте Ми ясти, возжадахся и напоисте Мя, в темнице бех и посетисте Мене. Господи, когда Тя видехом алчуща или жаждуща или странна? Понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе, говорит Господь (Мф.25:34–40). Кто холоден к страданиям бедности, равнодушен к стону нищеты; тот напрасно уверяет себя, что он любит Господа. Если не любим мы ближнего, которого видим, как мажем любить Бога, которого не видим? Ближний мой носит образ Отца моего небесного, как же не помочь ближнему, как не разделить с ним того, что есть у меня? Вы, которым дал Бог средства благотворить ближним! Творите волю Божию о вас, чтобы было с чем явиться в ту жизнь, питайте алчущего, одевайте нагого, утешайте печального, посещайте заключенного в темнице. Блажен милуяй нища и убога, в день лют избавит его Господь (Пс.40:2). Иже затыкает ушеса своя, еже не послушати немощного, и той призовет, и не будет послушали его (Притч.21:13).

Половину имения назначаю я бедным, говорил Закхей Господу, а половину удерживаю у себя, но и ту не для себя; ее удерживаю я с тем, чтобы платить обиженным мною, аще кого чем обидех, возвращу четверицею.

Если Закхей и другую половину оставил не для себя, почему не раздает он ее бедным, как роздал первую? Это потому, что чужим нельзя располагать по-своему произволу, чужое надобно отдать, кому принадлежит оно. Чти Господа от праведных твоих трудов, и начатки давай Ему от твоих плодов правды, говорит премудрый царь (Притч.3:9). Закхей нажил богатство так честно, как наживают его многие. Одна половина без спора пред совестью признана собственностью честности его и из другой половины только четвертая доля полагается неправедно нажитою. И, однако, было и у Закхея несправедливо нажитое. Да и легко ли избегают греха, наживая богатство? Не самою ли большею частью приобретают его ценою неправды? Не чаще ли платят за него обидою ближнему то тайною, то явною? Если же так, то что значила бы милостыня из такого богатства? Не тоже ли, что милостыни хищника? Нет, пусть хищник-богач отдаст отнятое тому, у кого отнято, правда требует, чтобы заглаждена была неправда удовлетворением правде. Иное дело, когда нет возможности загладить неправду. Тогда обратись к помощи милосердия.

Аще кою чем обидех возвращу четверицею. Закон Моисеев говорил, что если кто уличен будет в краже, он платит за овцу четыре овцы; если же сам он объявит о краже, то с него брать вдвое (Исх.22:1). Закхея никто не уличал в хищении.

И, однако, он налагает на себя ту пеню, которая взыскивалась законом с уличенного хищника. Такова кающаяся любовь! Она не только платит правде, но платит такою платою, которой и не требовала правда; она исполняет не только букву закона, но и то, о чем не говорит буква. Она хочет страдать, чтобы принесть Господу плоды, достойные чистого покаяния; подвергает себя наказанию, чтобы как можно более смирить себя, как можно глубже почувствовать свою виновность и неправду.

Итак, второй подвиг кающегося богача должен состоять в подвиге благодарной любви. Надобно, чтобы раскаяние оправдало себя делами. Прежняя жестокость к нищему брату должна быть заменена щедростью. Богатство досталось не без греха? Необходимо наказать себя за неправду открытым сознанием в неправде. Правда требует, чтобы все чужое возвращено было по принадлежности, а любовь ожидает, чтобы вознаграждение было не только полное, но и умноженное до избытка. Жаль расстаться с земным? Но, если не расстанется, не увидит богач вечных благ, мало того – поплатится вечною мукою за неправды. Чтобы надеяться на евангельские награды, надобно творить евангельские добродетели. И язычник любил любящего его, платил долг по требованию правды. Христианину надобно делать более, надобно вознаграждать обиженного вдвое.

Бог благодати и милости да вразумит всех нас во спасение, и подаст силу творить дела спасительные. Аминь.

1847 год.

Бе Петр спя между двема воинами,

связан железнома ужема двема, стражие

же пред дверьми стрежаху темници (Деян.12:6).

Петр – верховный апостол, образец пылкой веры и искреннего благочестия, сидят в темнице, связанный двумя оковами, охраняемый стражею. Не странное ли это явление?

Странно и то, что мы, по голосу церкви, собрались творить поклонение Петровым веригам. Что за радость целовать оковы темничника? И где собрались мы? В доме узилищном. Не творим ли мы посмеяния над страждущею невинностью, которой место, как кажется, совсем не в темнице, хотя и видим ее здесь в лице Петра?

При том, как известно нам великое лице Петра, поклонение Петровым веригам очень естественно и странны были бы те, которые не стали бы считать их достойными уважения. Если каждая вещь, принадлежащая великому лицу, обращает на себя общее внимание, то вериги верховного апостола, конечно, достойны благоговейного уважения, тем более что все величие Петра было делом великой благодати Божией. В книге деяний апостольских видим мы опыт тому, что самые неодушевленные вещи, бывшие в употребления апостолов, проникались силою благодати Божией. Там читаем, что и головотяжцы Павла, т.е. головные повязки его, источали исцеление для больных при прикосновении к ним веры. Точно таковы же были и вериги св. Петра.

Сего довольно об уважении вериг. Рассмотрим ближе, нужны ли темничные страдания для праведных, или для грешников?

Оковы и темница кажутся нам несовместными с мыслью о невинности. А святые Божии целовали оковы свои и радовались в страданиях. Отчего такая разность во взгляде на один и тот же предмет? Оттого, что святые Божии выше всего ставили волю Божию и по опыту знали, как спасительна для них сия воля. Чтобы очистить золото от разной примеси, нужен огонь. Так нужны и для святых Божиих болезненные испытания. Эту истину глубоко сознавали святые Божии, хорошо знавшие самих себя и прославляли суды Божия. Судими от Господа наказуемы, да не с миром осудимся, говорил св. Павел (1Кор.11:32). Временные бедствия, в том числе оковы и темница, стесняя плоть и её желания, не стесняют свободы духа, а раскрывают ее и облегчают восхождение души к Богу. Потери и скорби открывают внимательным непостоянство и суетность благ мирских, которые без того могли обольстить собою душу. Страдания временные, очищая дух от нечистых желаний самолюбия, придают ему твердость терпеливую, сообщают духовное искусство, научают упованию, которое не остается в стыде. Радуемся во страданиях, говорит св. Павел, ведяще, яко скорбь соделывает терпение, терпение же искусство, искусство же упование, упование же не посрамит (Рим.5:3). Только трудные обстоятельства жизни очищают, возвышают, укрепляют, обнаруживают любовь истинную к Богу, без того являются только временные порывы благочестия, чаще же силы спять и в бездействии слабеют. Господи, с Тобою готов, есмь в темницу и на смерть идти, говорил пылкий Петр, не испытанный скорбями (Лк.12:33). Но опыт показал, что он еще не готов был для того. Ему надобно было очиститься слезами раскаяния, потом переносить неприятности и огорчения в проповедании Христа иудеям, постепенно отрешаться от своей воли, пока другой не поведет, куда захочет, затем уже взошел он на высшую степень любви, мужественно понес заключение в темнице и оковах, с радостью терпел раны и бесчестие и бестрепетно приял мученическую кончину.

Заключенные в сем узилище, но предназначенные к свободе Христовой! Не сомневаемся, что между нами могут быть невинные Иосифы и правосудие человеческое, собственно, потому, что для него недоступны сердца человеческие, наверно причисляет иных из вас к татям и разбойникам. Но это не значит, что кто-нибудь из вас в праве роптать на свое положение. Помните, что святые Божии считали оковы и темницу за дело любви Божией. Невинный Иосиф пал ли духом под тяжестью бед, постигших его? Восставал ли он с негодованием против суда человеческого или против немощи братьев? Нет, напротив он говорил братьям, не вы посласте мя семо, ко Бог (Быт.45:8). Страдающие невинно! славьте Господа, пославшего вас сюда. Любя невинность Он ожидает преспеяния её в любви к Нему, усовершения в раскаянии о слабостях, в терпении, в молитве, благодарности и самоотречении. Не благая ли это воля Его о невинных?

Если временные скорби нужны для праведников, что сказать о грешниках? Для них оковы и темница – дело правды Божией и вместе дивной любви Божией. Правда Божия не может оставить без отмщения нечестий человеческих, Бог не может не отвращаться от греха. Особенно же, когда грехи и нечестия разливают свою заразу на других и приводят в беспорядок дела целых обществ, правительствующая правда Божия не может не восставать на защиту нравственного порядка. Раскаяние кающихся до известной степени выполняет в себе дело суда Божия, поражая себя скорбью за содеянные грехи и стараясь по возможности исправить допущенные беспорядки. Но что делать с душами необузданными в страстях своих и не чувствующими своего заблуждения? Карательная правда Божия объявляет по отношению к забывчивым грешникам свой голос в приговорах суда человеческого, в разных скорбях и лишениях временных, в темнице и оковах. Счастливы те из них, которые покорно выполняют приговор правды вечной во времени и умеряют желания страстей страхом суда Божия, если и не совсем возвращаются к путям высокой христианской жизни. Иначе страшна вечность, ожидающая нераскаянного грешника. Что значат всевозможные временные скорби пред грозными муками вечности? Удары лозы, наносимые рукою нежной умной матери. Когда у кого-либо из нас оказывается на теле крайне опасная, заразительная рана, все признают за благодеяние, если оператор вырезывает ту рану с её корнями; операция бывает болезненная, но она спасительна. Точно также, когда Господь посылает страдания и скорби для вразумления забывчивых грешников, не видна ли в том мудрая любовь Его к грешникам?

Заключенные в сем узилище правдою человеческою! осмотритесь, кто вы пред правдою Божией? Вы сами в своей совести, при свете евангельском, хорошо можете знать, кто вы таковы? Что, если самая большая часть из вас действительно виновны в преступлениях, в которых обвиняет вас человеческое правосудие? Что, если гораздо более соделано вами нечистых дел и беззаконий, чем мог обличить недальновидный глаз человеческий? Что если тайные нечестия души вашей, подведомые одному суду Божию, до того умножились, что вызывают против себя суд Божий более строгий и грозный, чем могут быть приговоры правды человеческой? Что остается вам делать? О! повторяйте чаще исповедь благоразумного разбойника – мы терпим достойное дел наших. Эта исповедь будет славить правду Божию, а раскаяние, возбужденное ею, будет привлекать на вас милосердие Божие. В голосе правосудия человеческого звучит для вас голос правосудия Божия, внимайте ему и кайтесь в нечестиях души вашей. Страшитесь того наглого бесчувствия, с каким висел ошуюю Господу другой разбойник. Как близок был сей несчастный к Спасителю и Господу своему! Но он не познал себя, потому не узнал и Господа своего. Он не сознал гнусности преступлений своих; глух остался и к напоминанию о них, сделанному судом правды человеческой и потому не искал милости небесной. Страшитесь такого положения. Молитесь, чаще молитесь молитвою благоразумного разбойника, помяни нас, Господи, егда приидеши во царствии Твоем. Кающийся разбойник не терзался скорбью о том, что висит он на кресте и умирает позорною смертью; он сокрушался только о грехах своих и молил Господа о прощении. Грехов на мне много, думал он, грехи мои тяжки; я под гневом Божиим и не стою я ничего более, но Ты – Господь милостивый и сильный; много будет значит для меня, если Ты вспомнишь о мне грешнике в царствии Твоем. Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем. Друзья мои! Поступайте и вы по примеру умного разбойника. Не дозволяйте исторгаться из сердец ваших ни одному звуку ропота на жребий ваш; переносите благодушно участь свою; ведите себя кротко; чаще приводите на мысль грехи прошлой жизни своей, грехи молодости ветренной, грехи мужества самолюбивого, грехи дней и ночей, грехи против своей души, грехи против своих ближних, грехи против Господа. О! если бы вы пришли в себя! Как много увидали бы в себе грехов! Тогда за счастье признали бы свое заключение и спешили бы приносить плоды достойные покаяния, – смирение, чистоту душевную и телесную, незлобие, покорность, послушание, правдолюбие, пост, молитву.

Боже всемогущий и преблагий! Пребуди благодатью Твоею в дому сем, да будет он училищем святой воли Твоей, везде для нас премудо-благой и спасительной. Аминь.

Откуда убо имать плевелы? (Мф.13:27).

Как не редко, смотря на события мира грешного, приходится предлагать себе вопрос, откуда эти плевелы? Вот, например, события дней наших – как они диви! Два христианские народа стали под знамя лжепророка Магомета и, следовательно, врага Христова и упорно домогаются унизить, обессилить христианский народ, чтобы поддержать народ лжепророка. Не странное ли это явление? Откуда эти плевелы? Кроткий Авель и кровожадный Каин, покорный Иаков и жадный до корысти Исав – какие крайности! Что за смешение зла с добром, злобы с добротой ангельскою? Давно стал трудиться и долго трудился ум человеческий над решением вопроса о происхождения зла в мире. И как не завидны плоды трудов его! О! как не дорожить нам учением Твоим, небесный Учитель наш! Ты и вопрос о судьбах мира, который так долго решали и не решили отвлеченные созерцания философов, решаешь притчею близкою к понятию каждого поселянина, притчею о плевелах.

Слушатели мои! притча о плевелах предложена нам в ныне чтенном евангелии. И будьте уверены, в день празднования ангелам не без заботы и о расположениях наших к ангелам предложена эта притча.

Рассмотрим же ближе притчу Спасителя о плевелах.

Ину притчу предложи им, глаголя: уподобися царствие небесное человеку, сеявшему доброе семя на селе своем (Мф.13:24).

Человек посеял доброе семя, ничего более, кроме чистого, свежего, хорошего семени не бросал в землю. Не доброе ли семя сеял еси, говорят и близко знающие (Мф.13:27). Посеял на селе своем – на своем поле, обработанном своими руками, где все сделано для доброты поля. Это – образ! Кто ж этот сеятель? Что значит поле? Спаситель сам объясняет то и другое. Сеявый доброе семя есть Сын человеческий, а село есть мир (Мф.13:37–38). Он – воплощенная благость Божия, Он, которого самое воплощение есть чистое пшеничное зерно для человечества (Ин.12:24). Он один есть сеятель добра. Не прерывая труда, сеет Он семя – с самого начала мира. Он посылает и слуг своих для сеяния слова Божия, но и истины небесные – Его собственность и слуги действуют по Его воле и Его силою. Он – свет истинный, который просвещает всякого человека, грядущего в мир (Ин.1:9). Кто бы ни был истинно просвещенный, Он просвещен Им; кто бы ни был воодушевлен любовью к добру, Он воодушевлен Им; кто бы ни возросл до полного духовного совершенства, он возвращен Им. Он – Слово вечное, Им сотворено и держится все; Он Бог и – от Него ничего кроме добра (Ин.1:2–3). А село есть мир. Поле Его, на котором Он сеет – вселенная, а не какое-либо общество именующихся чистых людей, не какое-либо общество святых душ. Весь мир – нынешнее царство Его на земле, за которым последует небесное царство Отца, как жатва с поля переходит в житницу.

Таково происхождение всего доброго в мире!

Спящим же человеком, прииде враг Его и всея плевелы посреди пшеницы и отыде. Егда же прозябе трава и плод сотвори, тогда явишася и плевелие. Пришедше же раби господина, реша, господи, не доброе ли семя сеял если на селе твоем? Откуду убо имать плевелы? Он же рече им, враг человек сие сотвори (Мф.13:25– 28).

Какое глубокое учение о происхождении зла!

Егда же прозябе трава и плод сотвори, тогда явишася и плевелии. Когда хлеб взошел и стал колоситься, тогда явились и плевелы. А до того их не было видно. Восточные плевелы по виду очень похожи на зерна чистой пшеницы, так что трудно и отличить их, а между тем это растение одно из ядовитых, от него кружится голова и сильно тошнит. Не такова ли история и всего худого в нас? Скоро ли узнаем мы в себе действие страстей? Иуда, конечно, думал быть бережливым, а не страстным до денег, когда стал носить ковчежец; он даже и тогда, как уже был в душе вором, говорил, можаше миро сие продано быти и датися нищим. Несчастный не видал себя. Только тогда, как стал предателем Господа своего, увидел, кто он таков и – повесился. О! «Господи! просвети очи мои, да не когда усну в смерть, да не когда речет враг мой, укрепился на него». Други мои! Зло не кажется нам злом в начале. Возьмите, какую угодно, страсть, она сперва бывает не заметна или является под каким-либо видом добра; лишь разрушительные последствия открывают ее нам. Если нечистые помыслы свободно входят в сердце твое, страшишься ли ты их? Ты считаешь это за малость. Но что будет потом? Когда Давид смотрел нечистыми очами на Вирсавию, ему не думалось, что за тем последует прелюбодеяние с намеренным убийством, и, однако, последовало. Такова история каждого греха!

Диавол сеет плевелы, говорит Господь, спящим человеком. Итак, не надобно спать. Трезвитеся, бодрствуйте (1Пет.5:8). Наблюдайте за своим сердцем, осматривайте чувства и влечения свои, поверяйте их словом Божиим, писаниями отеческими, опытами духовными. О! если бы мы были внимательны и осторожны, как много худого не было между нами. Иначе смотрите, какой ныне надзор у родителей за детьми! Или ничему не учат, или учат многому, но не страху Божию, позволяют читать книги самые пустые и сторонятся от одной – самой нужной. Что перенимают в обществе? Образованность европейскую, отвечают полусонные, и не посмотрят, что это не более, как язычество, язычество ветренное, легкомысленное, жадное лишь к удобствам земным и вовсе беззаботное о своей судьбе загробной. О! проснитесь, добрые люди!

Враг человек сие сотвори. Вот начальное происхождение зла! Вот начальный виновник грехов! Враг человек сие сотвори. Не Бог виновник зла. От Него лишь одно добро; Он все сделал для нашего спасения. Если бы кто стал искать в Боге хотя бы повод к злу, он поступил бы против доброй совести; он говорил бы против Христа Господа, тогда как не только учение, но и самое явление Богочеловека в мире есть живая улика всякому предположению о общении святости с злом. Хозяин поля говорит о плевелах, не я их сеял, враг человек сие сотвори. Как не знать хозяину, что делал и чего не делал он на поле? Сын Божий говорит, а плевелы суть сынове неприязнении, а враг, всеявший из, есть диавол (Мф.13:38–39). Как не знать Сыну Божию того, что происходит в мире? Он – Творец мира и Он же держит все глаголом силы своей (Евр.1:4). Люди не донимают силы диавола, – они выдают его за плод воображения. Но люди не понимают и себя. Иначе долго ли увериться, что в учении Сына Божия, Того, кто сшел с неба, чтобы учить только истине, мысль о диаволе решает вопрос о происхождении зла в мире? Диавол отличается здесь от злых людей, он – сеятель плевел, а они плевелы; в нем начало зла, а они – произведение. Враг человек сие сотвори. Есть и в нас, наклонность к злу; еще в юности она открывается в вас, прилежит человеку помышление на злая от юности его (Быт.8:21). Но откуда в нас эта наклонность к злу? От диавола, испортившего человечество в самом корне его. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, потому что истины нет в нем (Ин.8:44). Он не переставал и не перестает питать и развивать в людях наклонность к злу. Он, как голодный лев ходит, иский кого поглотити (1Пет.5:8). Не любя истины и добра для себя, он не любит их ни в ком другом и любя ложь и нечестие в себе он сеет их между людьми, на их пагубу. Он – враг Бога и всего Божьего.

Спаситель оправдывает не только Творца мира, но и промыслителя о мире в отношении к злу.

Раби же реша ему, хощеши ли убо, да шедше исплевем я (плевелы)? Он же рече, ни, да не когда восторгающе плевелы, восторгнете купно и пшеницу. Оставите убо расти обое купно до жатвы (Мф.13:29–30).

Тяжело верным рабам смотреть на то, что вместе с верными чтителями имени Божия живут безопасно нечестивцы и теснят их. Как благоговейные рабы, они благоговейно спрашивают воли Божией о нечестивых и – Господь открывает им свою волю.

Чего же хочет Господь в отношении к нечестивым? Не хочет ли Он того, чтобы мы равнодушно смотрели на зло, на грехи и нечестия? О! нет! Он благоугодно выслушивает рабов своих, когда с скорбью говорят они о плевелах и называют их своим именем. Он гневается на то, когда принимаем мы черное как белое и белое наравне с черным (Ис.5:20). Не осуждается ли им строгость гражданских властей, наказывающая злодеев или отражающая мечем меч бессовестного соседа? И того нет, Господь говорят с служителями церкви своей и учит тому, чему должно и чему не должно быть на духовном поле Его, а не в гражданском обществе.

В чем же состоит воля Его?

Благоговейные рабы спрашивают Господа, нет ли воли Его на то, чтобы нечестивые истреблены ими, как истребляют сорную траву на поле? И Господь отвечает, нет! Точно также двое учеников Его, огорченные жестокостью самарян, предлагали Ему, хощеши. ли, речем, да огнь снидет с небесе и потребит их? И Господь запретил им (Лк.9:54–55). Итак, вот в чем воля Его! Нет, сказано решительно и ясно на вопрос об истреблении грешников с земли. Духовное поле – не то, что обыкновенное поле, на котором вырывают траву сорную. Рабы не засевали этого поля, не видали того, как посеял на нем плевелы враг Божий. Не им и решать последнюю участь духовных плевелов; это дело хозяина. Оставите расти обое купно до жатвы. Господу угодно, чтобы и добрые, и худые оставались на земле до последней развязки всему.

Да не когда восторгающе плевелы, восторгнете купно и пшеницу. Господа так добр к рабам Своим, что объясняет им почему они не могут полоть духовного поля, и почему угодно Ему оставить вместе с пшеницею и плевелы до жатвы? Верные рабы, рабы умные, хорошо отличают на поле созревшую пшеницу от созревших плевелов. Но пока поле покрыто только зеленью, и они могут принять пшеницу за плевелы и вырвать растения добрые. Что значит земная жизнь подвижников благочестия? Борьба с грехом и борьба до гроба, совершенство же их на небе. Мало ли бывает между ними таких, которые в течении жизни переходят по духу из зрелости в детство и из детства в зрелость, или же среди пути испытывают падения? Мы, пожалуй, и их примем за плевелы. Между тем искушения мира дела лукавых людей, их злоба и лесть, только очищают душу, только помогают ей яснее и яснее видеть свои немощи, глубже и глубже чувствовать виновность свою и мало по малу ослаблять в себе силы греха. Золото очищается огнем от примеси. Смешение людей добрых и худых в мире доставляет первым тысячи случаев, усовершаться в добре, приобретать терпение, кротость, смирение, незлобие, любовь. Как дозволить рабам полоть плевелы? Корни плевелов так переплетены в земле с корнями пшеницы, что и самые усердные рабы, выдергивая плевелы, ненамеренно испортили бы много дорогих растений. Жизнь праведных на земле тесно связана с жизнью людей грешных, и узами родства, и сходством расположений души и обстоятельствами внешними, так что и легкое потрясение в участи одних не обходится без потрясения в жизни других. С другой стороны, Бог благ и к худым. Он не хочет смерти грешников, а желает, чтобы уразумели они истину и спаслись. Теплотой благости своей, живительными лучами любви своей Он желает размягчить ожестевшие сердца их и возбудить в них жизнь новую (Рим.2:2–6). Он поставляет в виду их примеры благочестия в своих избранных, как улику их лености, как уроки их невежеству, как обличение их худой жизни. И один ли Савл сделался Павлом? Как много беззаботных язычников обратилось в пламенных исповедников веры при взгляде на самоотвержение и твердость мучеников! Хвала и слава Тебе, дивный промыслитель наш! Малое, как и великое растение, слабый, как и сильный, чтитель добродетели – на твоем попечении. Ты столько же благ, сколько и мудр. Кто, кроме Тебя знать может, когда настанет пора великой жатвы Твоей? Кому, кроме Тебя может быть известным, когда созреют все предназначенные для блаженства рабы Твои и исполнится мера беззаконий людских. О! любовь вечная! дай нам силу и ревность, быть хотя слабыми пшеничными растениями, только бы не оказаться плевелами.

И во время жатвы реку жателем, соберите первее плевелы и свяжите их в снопы, яко сожещи я, а пшеницу соберите в житницу. А жатва кончина века есть, а жатели ангелы суть (Мф.13:30, 39).

Нельзя быть всегда плевелам вместе с пшеницею. Хозяин поля разборчив и правдив. Настанет кончина века и – правда Божия откроется во всем её величии.

Чего не поручил Господь земным рабам своим, то поручит Он Ангелам. Пусть не мечтают, что ангелы – мечта. Это – действительность грозная, как действительны земные слуги Господа; знающим мир духовный они известны в виде духов ведения высокого и сильного могущества. Ангелы, по воле Господа, соберут от царствия Его вся соблазны и творящие беззаконие, соберут нечестивцев со всей вселенной и не ошибутся ни в ком, соберут соблазнителей и соблазненных, учеников и учителей нечестия и – как страшно будет там видеть друг друга! Как страшно будут они мучить одни других упреками и проклятиями! Свяжите их в снопы, грешников разделят на ряды, соединят гордых с гордыми, рабов гнусной плоти с подобными им, на муки обманутых надежд, умножаемые очевидностью их. И не озарит нечестивых ни один луч небесной надежды, небо скроется от них. Но не в том одном мука нечестивым. Плевелы сожещи, нечестивые ввержени будут в пещь огненну (Мф.13:42). Там и здесь – огонь. И, конечно, огонь геенны не будет тоже, что огонь, питаемый плевелами, но будет огонь и огонь тем более страшный, тем более жгучий, что не будет огнем нынешнего мира. Ту будет плачь и скрежет зубом. Какое страшное изображение! Внутри холод, а совне огонь; внутри отчаяние и ужас, а совне жгучий пламень. Страшно впасть в руки Бога живого (Евр.10:31), так страшно, что на нынешнем языке и изобразить того нельзя. Вы, которые творите жизнью соблазны, не думая о вечности! Одумайтесь, осмотритесь, как не долго стоять вам плевелами среди пшеницы. Кругом вас ходит жнец и жнет старца и цветущего юношу, сильного мужа и слабого младенца. Дойдет он и до вас. И где вы окажетесь? Творящие беззаконие ввержени будут в пещь огненну. О! кайтесь, пока есть время для покаяния; исправляйте жизнь, пока есть средства для исправления.

Тогда праведницы просветятся яко солнце, в царствии Отца их (Мф.13:43). Подвижники правды и благочестия! тяжела жизнь ваша на земле, жизнь, чернимая клеветою и поношениями, но там озарит вас слава, как свет солнечный; там ждет вас блаженство, которого здесь и понять нельзя.

Имеяй уши слышати да слышит, сказал в заключение Господь, давая знать, что слишком твердо надобно помнить притчу Его о плевелах.

О! лики небесных духов – исполнители будущей грозной воли Всевышнего! Теперь еще время благости; помолитесь за нас, да ниспошлется нам сила употребить во благо время благости, к славе Триединого Бога. Аминь.

1855 год.

К одному старцу, опытному в жизни духовной, многие приходили с желанием получить от него полезное для души. Каждый спрашивал старца, о чем считал нужным спросить по душе. И каждому отвечал добрый старец, никому не отказывал в ответе. Но один из посетителей ни разу ни о чем не спрашивал его, а был усердным посетителем его. Старец наконец спросил не похожего на других посетителя, что это значит, сын мой, что ты ни о чем не спрашиваешь меня, а ходишь ко мне? Для меня довольно, отче, сказал молодой человек, что я смотрю на тебя.

Вот мы, братия и сестры, теперь у святителя Николая. Не отвергаю возможности того, что иной, если спросит о чем либо, святитель Николай подаст и ответ на вопрос, вера и молитва усердная все могут получать. Но – еще легче для нас слабых, по примеру кроткого юноши, учиться добру из жизни святителя. Святый лик святителя пред нами. О чем говорит нам сей лик небесный? Чем ярче всего сияет жизнь святителя? Нас бо деля явился еси чудотворец изящный, предивный и милостивый, поем мы ему. Так лик его небесный – небесная любовь готовая на помощь каждому. Вот о чем говорит он нам без слов!

Подлинно святитель и на небе – в трудах для земных братий и сестер. Зовут его на море? Он там является с помощью. Молит его притесненный судом? Он и к нему спешит. Плачет горькая бедность о беспомощной своей доле? Он и бедность наделяет нужным. Где не является он, призываемый на помощь?

На земле он был охранителем чистоты, теснимой нуждами. И на небе он – дивный любовью к нуждающимся.

Пусть же и для нас любовь к другим будет делом святым, на сколько можем по немощи вмещать дело святое.

Любовь к другим – какое это высокое чувство! какое это дивное совершенство для того, кто имеет его! Сам Бог называется любовью. Бог любы есть, говорит апостол Иоанн (1Ин.4:16). Как же много значит для человека, когда он украшает душу отличием самого Бога! Пребываяй в любви в Боге пребывает, и Бог в нем пребывает (1Ин.4:16), говорит еще апостол. Чего больше желать человеку, когда Бог обитает в нем? А любовь к другим низводить Бога в сердце. О! прости нам, Отец небесный, слепоту нашу! мы так мало ценим любовь небесную. Мы оскорбляем Тебя, оскорбляя в себе любовь к братьям и сестрам. Ты возносишь нас с земли на небо. Ты приближаешь нас к Тебе, который весь любовь, Ты жаждешь для нас высшего совершенства, желаешь им самого высшего счастья, требуя от нас любви ко всем; а мы куда идем, в слепоте своей? Спешим с земли к духу злобы, к тому, кто сам мука себе и всему близкому к нему. Какое жалкое ослепление!

Сия заповедаю вам, говорит Сын Божий, да любите друг друга (Ин.15:17). Вот и еще голос Божества, призывающий нас к любви! и какой сильный, какой убеждающий голос! Голос не воли Всемощного, а голос любви беспредельной. Сын Божий желает, Сын Божий дает завещание нам, как детям своим, чтобы любили мы друг друга. О сем разумеют вси, яко ученицы мои есте, аще любовь имате между собою (Ин.13:35), говорит Он в объяснение своей воли. Любовь взаимная столько приятна Ему, столько высока в очах Его, что по ней только, а не по знамениям и чудесам, и могут отличать в нас учеников Его. Ужели же можно не желать быть учениками Сына Божия? Или и голос любви Божественной, призывающий к любви, может не действовать на душу нашу? И ученики Христовы повторяют нам туже волю Господа. Прежде же всех друг ко другу любовь прилежну имейте, говорит нам ап. Петр (1Пет.4:8). Не яко заповедь пишу тебе нову, пишет св. Иоанн к избранной госпоже, но юже имамы исперва, да любим друг друга (2Ин.1:5), ту заповедь предлагаю, которая современна евангелию Господа вашего. Ап. Иаков называет любовь к ближним заповедью царскою, совершением закона (Иак.2:8).

Братия и сестры! Считаете ли вы необходимостью любить Бога? О! это – дело самое святое, скажете вы. Но – не станем обманывать себя, не любя друг друга не можем мы быть с любовью к Богу. Давно сказал нам посланник Божий, аще речет кто, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть (1Ин.4:20). Это верно, как верен сам Бог. Если не в состоянии мы преодолеть в себе самолюбия оскорбленного, чтобы не преследовать злобою близкий к нам и малый образ Божий, как можем мы столько расшириться в любви, чтобы свято любить Того беспредельного, чей образ напечатлен на брате нашем? Любяй рождшего любит и рожденного от Него (1Ин.5:1). Все люди – дети Божии по созданию и еще более по возрождению во Христе Иисусе. Кто любит отца, тому милы и дети его. И кто пренебрегает детьми, кто злится на детей, в том, конечно, нет ни любви, ни уважения к отцу. Это так просто, так естественно. Оскорблять того, кого так любит Бог, оскорблять ближних, за кого, как и за меня распялся Сын Божий, кому, как и мне предоставлены высокие дары благодати, не значит ли оскорбить самого Бога?

Что ми множество жертв ваших? глаголет Господь. Ниже приходите явитися Мне. И аще принесете Ми семидал, всуе; кадило – мерзость Ми. Поста и праздников и новомесячий ваших ненавидит душа моя. Аще умножите моление, не услышу вас. (Ис.1:11–14). Что это значит? За что такой гнев Божий? Отчего так отвергает Бог и самое служение Ему, которое установил чрез раба своего Моисея? Научитеся, продолжает Господь, добро творити, взыщите суда, избавите обидимого, судите сиру и оправдайте вдовицу (Ис.1:16–17). Итак, вот за что гнев Божий! вот, за что отвергает Господь и приношения, и молитвы, и посты! За неправды против ближнего, за холодность, за жестокость, за злость против брата и сестры. Убойтесь же, други мои, оскорблять в себе чем-либо любовь к ближнему, чтобы иначе дела любви вашей к Богу не были отвергнуты с негодованием.

Желали бы, говорят, быть верными заповеди о любви, но у нас так мало способов выполнять ее. У меня нет здоровья и для себя, говорит один, как могу служить другому? У меня нет денег, говорит другой, что подам я бедному? Я такой малый человек, говорит третий, чем могу я быть полезным для других?

Но слова ли это душевной искренности? Нет, иначе они не выставлялись бы в извинение холодности в любви, а служили бы возбуждением к делам любви. Церковь, учит апостол, есть тоже, что правильный телесный организм, где каждому члену назначено свое дело и каждый член не обходится без услуг другого; глаз делает свое дело и служит руке и ноге; ухо выполняет свою службу и полезным оказывается не одной голове; каждому персту, каждому составу, каждому нерву, каждой нити крови назначено свое дело и каждый приносит пользу организму и частям его. Бесполезным или и вредным бывает только омертвелое, испортившееся, гнилое. Так если я и ты, слушатель мой, не хотим быть бесполезными, гнилыми членами церкви Христовой, должны мы трудиться для других, каждый по мере сил и способов своих. Невозможного не требуют от нас. Но каждый может и каждый должен служить другим. Честь ли быть гнилым членом в теле? Или не страшны нам слова Каина, еда страж брату моему есмь аз? (Быт.4:9).

Братия и сестры о Господе! если душа живет любовью Христовою, как много оказывается у нее сил и способов для дел любви! Каждый поступок, каждое занятие её, разливают вокруг себя мир и покой. К старшим почтительность, к равным привет и услужливость, печальному участье в печали. Согрешил ли другой? Любовь покрывает грех. Злится иной? Не замечает того. Упал ли кто? Поднимает, сколько может. Ослабел ли от труда? Помогает слабому. Чтобы оградить покой другого и особенно высшего, любовь жертвует своим покоем. Пусть нет у нее ни здоровья, ни дара слова утешающего, она молится за другого, а молитва, вы знаете, сильна. Любовь отца, любовь матери говорит иногда слово строгое, но в этом слове не звучать ни гнев, ни злость; оно мирно и покойно и, исходя из сердца любящего, доходит до другого сердца, как елей врачующий.

Что на деле сжимает сердце наше для дел любви? Самолюбие и его плоды – гордость, своекорыстие. Как я могу служить низшему меня? говорит гордость. Как я отдам другому, что мне самому нужно? говорит своекорыстие; платят ли мне как должно, за мои услуги? Как мне не беречь своего покоя и здоровья и тратить силы для других? говорит самолюбие. Братия и сестры! редко вслух других, но точно так оправдываем или извиняем мы себя в холодности к другим. Хорошо ли это? Нет, к чему называть худое добрым? Надобно открывать пред своею совестью, худое во всей наготе его. С такими началами жизни, с самолюбием и его плодами горькими, не попадем мы в царствие небесное. Любя так слепо себя, мы только губим себя. Аще кто хочет быти в вас первый, да будет всем слуга, вот воля Божия, спасительная для нас. Всяк возносяйся смирится, смиряяй ж, себе вознесется, сказал Господь. Не для себя, а для славы имени Божия, должны мы жить. О сем познахом любовь, яко Он Сын Божий по нас душу Свою положи, и мы должны есмы по братии души полагати. Чадца! возлюбим не словом или языком, но делом и истиною (1Ин.3:16. 18). Таково наставление апостола о любви! Мы узнали, говорит он, любовь из того, что Он – Сын Божий положил душу Свою за нас. Посему и мы должны полагать души за братьев. Видите, по наставлению апостола, мы не должны жалеть для других ни сил, ни здоровья; только в таком случае мы будем учениками и последователями Сына Божия. Любовь на словах, а не на деле – обман; мы должны делами показывать, что есть в нас любовь к другим.

О! будем же охранять сердце свое от гибельных путей самолюбия, своекорыстного и гордого.

Святитель Божий, сильный любовью к ближним и сею любовью сильный пред Господом! испроси у Господа елей милости для бедных сердец наших, – любовь к ближним, не охлаждаемую дыханиями самолюбия, да радуясь о делах любви твоей вкупе славим Господа любви и жизнью нашею. Аминь.

1856 год.

Велик был тот, кого сама истина нарекла самым великим из рожденных женами.

С самого рождения и еще до рождения знамения небесные показывают в нем необыкновенного посланника Божия. Каково-то примут люди сего чрезвычайного вестника Божия! Как-то воспользуются тем, что будет он открывать им для их же спасения! Как-то будут совершать, что повелит он им совершать, как спасительную волю неба! Как воспользовались люди проповедью крестителя и Предтечи, мы уже знаем, слушатели, и что знаем, не радует души за людей времени Предтечи. Но не будем осуждать тех людей; обратимся к себе самим.

Крещение Иоанново было великим даром Божиим для людей. Но несравненно важнее то крещение, которое установил для нас Христос Господь. Крещение Иоанново было крещением покаяния, призывало людей к сокрушению о грехах, но не давало сил начать и совершить жизнь новую. Крещение Христово, как крещение не одною водою, но и духом, совершает в человеке духовное возрождение, облекает силами, нужными для исполнения благой и совершенной воли Божией. Крещение Иоанново было крещением в грядущего Спасителя мира; потому-то и спасения, потому- то и благодати полной оставалось еще ожидать. Крещение Христово есть крещение пришедшего Спаса мира.

Если же так важно крещение христианское, то, без сомнения, необходимо и строгое внимание к обязанностям, какие возлагает на нас это крещение.

При первой мысли о крещении нашем легко приходит и мне и тебе, слушатель, имя, которое носим мы со времени крещения. Как крещенные Христовым крещением, мы называемся христианами. Что ж это за имя, запечатлевшее нас? Ужели это только голос, которым хотят отличать себя в житейском быту? Ужели это слово придумано для нужд земной жизни? Нет, это имя, указывая на совершившееся в нас дело Христово, указывает и на дела, которые обещались мы исполнять до гроба. Это имя показывает в нас не граждан земли, а сожителей неба, зовет нас жить не для мира, а для Господа, не для времени, а для вечности. Приняв его в купели крещения, мы возложили на себя великие обеты, важные обязанности.

Первый обет, который мною и тобою, слушатель, дан при святом крещении, есть обет чистой веры. Крещающийся христианским крещением крещается, по слову Господа, во имя Отца и Сына и святого Духа. Это означает, что крещающийся обязуется быть исповедником имени Отца и Сына и святого Духа, обязуется знать и твердо содержать в душе то великое Имя, которое благоволило открыть Себя в новом откровении, верить в сие Имя искренно, всею душою и так, как благоволило Оно явить Себя, а не так, как захотелось бы представлять помыслам гордого ума, мечтам своевольного воображения. Важна для каждого эта вера. Иже имет веру и крестится, сказал Господь, спасен будет, а иже не имет веры, осужден будет. Так как крещение есть дверь в царство Христово, то церковь, заботливая о спасении всех, не дозволяет себе допускать, чтобы кто-либо остался, не вступив в эту дверь спасения; она сообщает благодать крещения детям верующих при самом вступлении их в мир, и тогда же посвящает их вере в триединого Бога. Святую же обязанность – поучать крещаемых детей вере Христовой возлагает она на восприемников. на пастырей, более же всего эта обязанность лежит на вас, отцы и матери рожденных вами чад! Вашей любви к детям, вашей заботе поручает она участь детей ваших. Дороги ли вам дети ваши? Дорога ли вам судьба их временная и вечная? Тот, Кто благословил вас именем родителей, ожидает от вас более, чем заботы о жизни физической. Строго взыщет Он с вас за нерадение о христианском образовании детей ваших. Вы заботитесь об устроении временного счастья детей ваших, печетесь, суетитесь, тревожитесь, как бы дети ваши не принуждены были вести жизнь бедную, без денег, без известности, и стараетесь облечь их блеском житейского воспитания. Не осуждаю этой заботы, пока она не выступает из своего предела. Но заботитесь ли вы, хотя столько же, о том, чтобы дети ваши знали Христа Господа, чтобы они не были по душе язычниками, незнающими Бога и дел Его для нас? Нежная душа дитяти сама по себе так легко принимает мысли о святом и вечном, так как святое составляет назначение самой жизни нашей, так как святое дано Святым вместе с жизнью, а умножено возрождением в купели крещения; оставалось бы воспитывать это дорогое, не оцененно-дорогое семя Божие в душе дитяти. А между тем спешат, и как еще спешат, заглушать это семя терниями мирских мыслей, земных дет. Что ж выходит из души богосозданной, из души, возрожденной Духом святым? Земное, ничтожное, создание рук человеческих.

Но не прежде ли должно спросить вас, родители, как вы успеваете в вере? Да, быть не может, чтобы родители, чувствующие достоинство святой веры, её необходимость для времени и вечности, были равнодушны к состоянию веры в детях своих. Значит, зрелые родители походят по вере на несмысленных детей? Какой стыд! Вы, которые еще в детском возрасте посвятились имени Божию и столько лет прожили, ужели не имели времени, ужели не имели способов для благоговейного изучения истин христианских? И силы зрелы, и времени было много, и способы открыты каждому, чтобы не только узнать, но и принять сердцем Христово учение. Для кого из вас затворены двери храмов Божиих. где каждый день возвещается вера то в простых, сладких песнях, то в поучениях отцов и учителей церкви, то в самом богодохновенном писании? Обыкновенно ссылаются на занятия свои, на дела земной жизни, чтобы извинить себя в неведении высоких предметов веры. Ах! если бы не отступили сердцем от Христа, подобные отговорки не пришли бы и на мысль. Кроме того, что всему – свое время, для размышления о вере всегда готово время. Что мешает носить имя Божие в уме и сердце, чем бы ни заняты были руки? Мешать только может страсть к земле. Говорят, что изучать истины веры – дело учителей веры, а не людей простых. Но позволь, любезный, спросить тебя, христианин ли ты? Если ты – христианин, как же ты слагаешь с себя обязанность знать Христа? Если ты христианин, как же не хочешь знать Того, Кого знать обязался клятвою при купели крещения? Где твои клятвы? Где твои обеты? Если ты не хочешь даже знать Христа; каких дел остается ожидать от тебя? Служитель слова обязан знать, но для чего? Чтобы разрешать твои вопросы. А ты и не думаешь о чем-либо спрашивать, ты и не считаешь нужным касаться того, о чем бы он хотел говорить. О! вспомни грозные слова Господа, иже не имет веры осужден будет.

Или не весте, яко елицы во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся? Спогребохомся убо ему крещением в смерть, да якоже воста Христос от мертвых славою Отчею, тако и мы во обновлении жизни ходити начнем (Рим.6:3–4). Апостол считает известным для христиан своего времени, что христианское крещение то же, что погребение себя со Христом. Или не весте? А знают ли это христиане нашего времени? Тот, кто крестился во Христа – начальника веры, тот вместе с тем, как погружался в воде крещения, вместе с умершим Христом своим погребался в воде, как мертвый, и потом вместе с воскресшим Христом возвратился к жизни, чтобы жить новою жизнью. Что ж это за жизнь, с которою расстался он? Это жизнь ветхого человека, тлеющего в похотях греха; это жизнь гордого и своенравного самолюбия; это жизнь роскошной и сластолюбивой плоти; это жизнь темных страстей. Потому-то, пред погружением в купель крещения, отрекаемся мы от сатаны и всей гордыни его и всего служения его. Ничего нет ужаснее греха; плод его – смерть вечная, погибель, пред которой ничего не значат все временные бедствия. Как не желать не жить для греха? Возрождающая купель крещения ослабляет живущий в нас грех и облекает силами для исполнения святой воли Божией. И благодарность к благодати, возражающей для неба, и ужас греха, готовящего смерть вечную, заставляют дать обет быть мертвецом для греха и живым для единого Господа. Итак, вот и еще значение имени христианина, принимаемого при купели крещения!

Помним ли мы, братия, этот обет? Исполняем ли его благоговейно и верно? Мы живем в забывчивости часто так, как бы не были христиане. Какими слезами мы оплачем несчастное положение наше? Мы клятвопреступники. И пред кем? И в чем? Если бы помнили мы. слабые христиане, обет крещения, он был бы верным стражем сердца нашего в борьбе с прелестями греха, он много помог бы нам в деле победы над слабостями нашими! Искушает ли кого нечистая плоть? Пусть вспомнит, что он мертвец для греха, что похоти плоти – скверна для христианской ризы его. Обольщает ли тебя блеск золота, великолепие богатства? Скажи себе, мертвецу не нужны деньги, а нужное готово для него. Теснят ли тебя бедствия земной, страннической жизни? Вспомни, что мир по крещению для тебя чужой; а чужой может ли любить не свое? Вспомни, что по крещению ты наследник Божий; не будь же малодушен пред миром тлеющим. После того, что получили мы в купели крещения, после того, что каждый день получаем мы от Христа Господа, стоит ли что-нибудь нашего внимания? Люди страшны? По крещению всесильный Отец с нами. Друзья не верны? Верен Господь Иисус – Он ни на минуту не оставляет нас. Грех силен? Помолись Господу, и благодать Его укрепит тебя. Выходя из купели крещения, вступили мы в союз с небом, в общение со святыми, с сонмами ангелов. Они готовы помогать нам, как братьям своим, в борьбе ли с бедами житейскими, в борьбе ли с нашими страстями. О! сколько помощников нам! сколько защиты против опасностей, каких бы-то ни было! Заснувшая в грехах душа христианская! Опомнись, к чему ты приготовила себя. Ты попираешь дар благодати крещения, какой суд навлекаешь ты на себя! Ты прелагаешь благодать Божию в скверну, увлекаемая страстями греха, геенна ждет тебя! Что ж делать? говоришь ты. Каяться, каяться никогда не поздно, пока мы не в гробу. Начни снова, что сделано было в крещении, дай твердый обет быть мертвецом для греха. Одна победа над собою облегчит для тебя другую, – решимость воли привлечет на тебя обилие благодати, благодать будет укреплять слабую волю, возрастая по мере верности твоей к ней. Дело Христово не легко, до поверь, оно соединено с такими утешениями, которых не даст тебе ни мир роскошный, ни плоть нечистая. Ободрись, с нами Бог – Отец всякие утехи и милости.

Великий крестителю Иоанне! Ты друг жениха Христа Господа. Помолись о нас к любящему тебя Господу, да подаст Он нам силы оживлять в сердце и исполнять на деле святые обеты крещения нашего, во славу Отца и Сына и святого Духа. Аминь.

1848 год.

Молю вы братие, Господом нашим

Иисусом Христом и любовью духа,

споспешествуйте ми в молитвах о мне к Богу,

да избавлюся от противляюшихся во Иудеи (Рим.15:30–31).

Так писал ублажаемый ныне апостол Павел христианам римским.

Что ж это значит? Ужели апостол имел нужду в молитвах чужих? Ужели он, сосуд благодати, ожидал помощи молитвенной от людей? Ужели считал он не лишним ходатайство за него других? Ужели не видел он ничего несообразного с духом христианским в том, что, по его примеру, будут молить его самого о ходатайстве за других? Братия, мы собрались в храм сей вознести молитвы к святым апостолам о помощи за нас грешных. Не остановили бы и нас вопросом, христианское ли дело творите вы?

Соединим же с размышлением о молитве апостола размышление о наших молитвах ко святым, Молю вы, братие, споспешествуйте ми в молитвах о мне к Богу, Апостол просит, апостол молит, чтобы молились за него. Откуда такое расположение в апостоле? Чтобы понять апостола, возьмем другие слова его о себе самом. Окаянен аз человек, восклицает он, кто мя избавит от тела смерти сего? (Рим.7:24). Так сознавал он в себе немощь плоти, бессилие природы человеческой для добра, и не надеялся избавиться от немощей прежде гроба. В чувстве сей-то немощи, в сознании сей-то слабости молился он за себя, молил и других молиться за него. Он был исполнен дарами благодати! но сии дары всегда оставались дарами Божиими, собственностью чужою, а не его самого; они оставались во власти Того, Кто даровал их, – Духа утешителя; Тот мог уменьшить или увеличить их, удержать или усилить их действие. Да, братия, на какой бы степени духовного совершенства ни стоял кто, сознание немощей неизбежно, чувство нужды в помощи необходимо для каждого; падения наши с того и начинаются, что мы не видим грехов своих, не видим ран и болезней своих; не видя их, мы не просим помощи, – не прося помощи, слабеем час от часу более и доходим до изнеможения, до глубины греха.

Вот основание молитвам нашим ко святым, основание в самой глубине христианского духа! Без сознания немощей христианин – не христианин; а сознавая немощи, он обращается за помощью к другим, тем более к святым. Странны люди со своими мнениями! В иное время они резко говорят о человеческой немощи, говорят даже, что человек не способен ни к чему доброму. А в другом случае они же проповедуют совсем другое, считают себя в силах возноситься прямо к Богу, оскорбляются, как унижением, когда предлагают нам искать помощи где-нибудь ближе, просить пособия у братий, богатых дарами благодати Божией. Согласитесь, что тут – или сознание в немощах не искренно, или отречение от молитв ко святым неуместно. Если беден я, если чувствую бедность мою, не естественно ли мне искать помощи, где только можно получить помощь? И наоборот, если я, покрытый рубищами бедности, упорно отказываюсь искать помощи, не значит ли это, что я упорно горд? Да, иначе нельзя мне думать о себе; иначе думать значит только обманывать себя в угоду тайной гордости. Апостол не тому учит нас своим примером. Апостол просит, апостол молит даже земных странников, далеко более слабых, чем он сам, молиться за него. Вот дух апостольский! Вот сознание искреннее своих немощей! Восходивший до третьего неба просил о молитве за него тех, которые жили еще в борьбе со грехом, сражались с немощами плоти. Как же не считают иные за гордость – не преклонять колен пред святыми Божиими, прославленными не небе и на земле?

Святая правда, что Христос Иисус есть истинный и единственный ходатай наш. Но эта вера не только не мешает мне молиться святым, напротив требует, чтобы молился я возлюбленным Божиим. Почему? Так поступал апостол. Кто чаще прочих, кто сильнее прочих проповедовал о вере во Иисуса – ходатая перед Богом? Павел. И тот же Павел апостол умоляет о том, чтобы молились за него другие. Пусть, если могут, осудят апостола за несообразность с самим собою. Тогда охотно поставлю себя в числе осужденных. Посмотрим ближе на предмет. Осуждает ли кто себя за то, что молится за себя? Как можно, говорите, осуждать за дело евангельское? Справедливо, как нельзя более. Но прошу еще ответа, что делают, когда молятся за себя самих? Не ходатайствуют ли за себя перед Богом? Вы просите прощения грехов, молите о помощи в беде житейской, изливаете молитву об утешении в скорби, не то ли же это значит, что вы ходатайствуете за себя перед Богом, поставляете между бедностью своею и Божией благодатью посредником молитву вашу? Да. Это так, скажете вы. Если же так, то почему надежды на свое ходатайство не считают грехом, а надежду на ходатайство святых признают за грех? Отчего ходатайство ко святым означает оскорбление ходатайству Христову, а доверие к себе, к своей молитве не есть оскорбление ходатаю Христу? Как угодно, но тут есть неверность себе самим, тут есть противоречие своей совестя, хотя и не хотят понять того, или точнее, не хотят сознаться в том. Вы молитесь, вы ходатайствуете за себя потому самому, что уповаете на силу ходатайства Христова, – верите, что без ходатайства Христова не услышана была бы молитва ваша, как молитва грешников; вы молитесь для того самого, чтобы в молитве принять дары юности Божией, отверстой заслугами Христовыми. Значит, молитва ваша о себе самих не унижение, а хвала ходатайству Христову. Почему же молитва святых Божиих не имеет той же силы? почему она служит не к славе, а к оскорблению единого ходатая Христа? Ужели можно думать, что святые Божии хуже нас понимают и ценят силу ходатая Иисуса? Можно ли думать, что, тогда как надежда на свою молитву не оскорбляет славы ходатайства Христова, надежда на ходатайство святых менее может быть благоговейною к Тому же ходатаю? Святые Божии целою жизнью проповедуют мне о сладчайшем Иисусе; вся жизнь их была в Иисусе; они жили и живут только Иисусом. Итак, первый молитвенный вздох мой к Святому есть вздох к Господу Иисусу, славному во Святых Своих. Молю верховных апостолов, как проповедников благодати Иисусовой. Молю преподобных, молю святителей, молю мучеников, как живших, так и живых для Христа Иисуса и Христом Иисусом. Молитва моя ко святым есть исповедь в немощах моих, и хвала единому Ходатаю Бога и человеков. Нет, скорее тогда, как полагаются на свою молитву, могут доходить до самообольщения. до забывчивости о едином Спасителе, чем, тогда как, не надеясь на себя самих, обращаются к молитве святых.

Но для чего не обращаться с молитвою прямо к Богу или Господу Иисусу? Для чего нужно обращаться к посредству святых? Если чистый луч света пропускают сквозь зеленое или окрашенное стекло, он не доходит до нас светлым, – он кажется нам зеленым или окрашенным; но ни вера моя в светлость света не уменьшается, ни свойство света не изменяется оттого, что нечистое стекло кажет его мне нечистым, возьмите чистое стекло и до глаза вашего дойдет чистый свет. Так точно, если хотите, чтобы небесный луч благости Божией дошел до вас во всей его светлости, пусть проходит он сквозь чистые мольбы святых; а моя и твоя молитва, возлюбленный брат, легко быть может, покажет нам его совсем в другом виде, оттого что она не чиста. Вот почему столько чудес благодати Божией испытывают на себе по молитвам святых Божиих! Молитва ко святым соединяет нашу душу с чистыми проводниками благодати Божией, и через них низводит на душу лучи света благодатного. Грехи мои удаляют меня от Бога моего, служат преградою между моими ранами и Его благостью. Братия мои о Христе близки к Господу, чистые души их с Ним и в Нем живут. Что мне остается, чтобы душа моя грешная не оставалась лишенною благодатного света, чтобы не потеряла наконец и самого вкуса духовного к сладостям неба? Остается средство верное – обратиться к святым Божиим, да милость Его к ним станет между Богом и мною, и через них излияет елей свой на израненную грехами душу мою.

«Станет ли дитя, любящее отца, обращаться к посредничеству лица стороннего с просьбою о заступлении пред отцом?» О! без сомнения, станет, если оно доброе дитя, и провинится. Если же не станет, то тем самым покажет, что оно дитя не доброе, дитя упорное, на которое мало надежд в будущем. Обращаясь ко святым, мы выражаем недоверие не к Богу, а к себе самим, свои грехи признаем препятствием к общению нашему с Богом и Бога с нами. Может ли такое расположение души оскорблять Бога? Напротив, если что не угодно Господу, если что может оскорблять Его, то всего более дерзкая гордость. Если бы молитва ко святым была несовместна с благостью Божией, то и молитва к Богу была бы тем же, и она также была бы недоверием к милосердию Божию.

Не скажут ли, «апостол молиться за него просил римских христиан, которые жили на земле; а другое дело – молиться ко святым?» Что это значит? Не то ли, что сомневаются молить Святых потому, – что сомневаются в бессмертии душ? Сомнение в бессмертии души точно может остановить руку, готовую на молитву ко святым. Иначе, так как у Бога нет мертвых, а все живы, то апостол, молящий земную братию за себя, то же для меня, как бы молил он о молитве за себя отшедших отселе.

Говорят, «верим в бессмертие душ, но знают ли святые на небе о наших земных молитвах к ним?» О! пусть не тревожатся ни за знание Святых о земле, ни за любовь их к нам – земным странникам. Во Христе Иисусе соединены небо и земля союзом самым тесным. Во Христе Иисусе земные странники суть сожителя святым, сущим на небе, сограждане Иерусалиму небесному, церкви, торжествующий в славе Божией, и тьмам ангелов Божиих. Так сказано нам в откровении Божием (Еф.2:19; Евр.12:22–23). А, при такой близости небожителей к странникам земли, как не слышать первым молитвенного гласа последних? Святые Божии и на земле столько были прозорливы, что прозирали в тайные помыслы человеков, видели сокровенные чувства и желания ближних, зрели отдаленное пространством и временем. Вспомните, как апостол Петр видел тайные расположения и дела Анании и Сапфиры. Вспомните, как пророк Елисей верно видел происходившее в сердце ученика его Гиезия, и то, что тайно замышлял сирский царь. Что же сказать о небесном зрении святых Божиих? Здесь говорит апостол, видим мы отчасти, – там вполне; здесь смотрим на предметы духовные как бы в зеркале, – там будем видеть их лицом к лицу, в самой сущности их (1Кор.13:9, 12). Любовь Святых на небе, без сомнения, полнее и чище, чем была на земле. Если они на земле готовы были отказаться от собственного спасения для спасения братий, готовы были считаться чуждыми для Христа, лишь бы были своими Христу чуждые Его, чего же не готовы они делать на небе для спасения тех же братий? Кто изнемогает, говорил Павел, и не изнемогаю за него? Кто соблазняется, и аз не разжигаюся любовью в нему? Сердце наше распространяюсь, не тесно вмещаетесь вы в нас (2Кор.11:29, 6:11–12).

Прииде ангел, говорит тайновидец, и ста пред олтарем имеяй кадильницу злату, и даны быта ему фимиами мнози, да даст с молитвами святых на олтарь злотый сущий пред престолом. И взыде дым кадильный с молитвами святых от руки ангела пред Бога (Откр.8:3–4). Что показывает тайновидец? Прежде всего ангела, служащего пред престолом Вышнего в храме небесном; потом – молитвы святых, возносимые к Богу при посредстве ангела. Казалось бы святые, как близкие к Богу, сами могли предложить молитвы на алтаре небесном, но видно, на небе не так как на земле; там не место своеволию и дерзости, там всему порядок, всему постепенность; низшие являются пред Богом при посредстве высших. Судите же, каким духом руководятся те, которые, живя еще на земле и во грехах, считают себя в праве не нуждаться в посредстве высших, святых? Обратите еще внимание на то, что это за молитвы святых, благовонно возносящиеся к Богу? О чем, и о ком они? Конечно, каждый согласится, что святые, сущие на небе, получили, чего желали, достигли цели, к которой стремились. О чем же они молятся? О том, о чем остается молиться любви к братиям, о спасении ближних. Святые изливают мольбу пред Агнцем вечным за тех, которые борются с бедами и напастями, с страстями и грехом на поприще земной жизни. Иначе, они мольбою своею делают внятным и чистым наш молитвенный лепет, столько слабый и грешный, вознося его к небесному престолу. Итак, вот откровение неба о молитве святых!

В книге Иова читаем, если есть за него (за человека) ангел посредник, один из тысячи, Он, Господь всех, умилостивляется над ним (Иов.33:23–24). Оскорбленный дерзостью Авимелеха Бог повелевает ему просить Авраама, чтобы тот помолился за него. Почему же? Пророк есть, и помолится о тебе, и жив будеши (Быт.20:7). Вот как законна и сильна молитва праведника за грешника пред Богом! Пророку, а не грешнику, прилично являться прямо к Богу с молитвою, и молитва его за грешника спасает грешника от заслуженной казни. Неосторожные друзья Иова прогневали Бога своими, человеческими, мнениями и рассуждениями. Казалось бы, оставалось возвестить им, чтобы принесли слезное покаяние пред Богом. Но приказание отдано другое. Идите, сказал Господь, к рабу моему Иову, и сотворит жертву о вас, понеже точию лице его прииму, аще бо не его ради, погубил бых убо вас (Иов.42:8). Наконец, как часто слышим в слове Божием моление Израиля, да помилует его Господь ради Авраама, Исаака и Иакова.

Принесем, с полным упованием, молитвы наши ко святым апостолам Христовым, да их ради явит и на нас милость свою Господь Бог, да сподобимся купно с ними достойно славить на земли и на небе великое имя Агнца вечного. Аминь.

1847 год.

Беды в реках, беды от разбойник,

беды от сродник, беды от язык, беды

во градех, беды в пустыни, беды в мори,

беды во лжебратии (2Кор.11:26).

Изобразил так земную жизнь свою ублажаемый ныне учитель языков! Так, или почти так, изобразил бы свою жизнь и другой ублажаемый верховный апостол, если бы имел случай изобразить ее!

Какая, скажут, мрачная картина! Страдать и страдать! Страдать на воде, страдать и на суше, страдать в городах, страдать и в пустыне уединенной; страдать от чужих, страдать и от своих кровных; страдать от врагов, страдать и от тех, которые называются братьями! Зачем такой ряд страданий? Зачем страдать тем, которые столько любили Господа своего, и к которым без сомнения был близок Господь со своими милостями? Отчего путь угождающих Господу усеян скорбями различными?

Может ли быть, чтобы свет и тьма жили в дружбе? Нет! Свет утренний гонит тьму ночи; мрак приближающейся ночи гонит свет дневной. Точно так мир ненавидит праведных, потому что дела их, их свойства, их стремления противоположны, как свет и тьма. Для мира укор – самая жизнь праведника. Пусть праведник, по обету смирения, не говорит ни слова миру о делах его темных; пусть, по обету любви, употребляет он все, чтобы сохранить мир со всеми, быть не может, чтобы мир остался навсегда доволен праведником. Мир возненавиде их, яко не суть от мира (Ин.17:14), говорит небесная Истина о любезных учениках своих. Мир ненавидит учеников Божиих, по тому самому, что они ни по чему не принадлежат, или не хотят принадлежать миру; ему свое дорого, а это все есть то самое, что отвергают друзья Божии, так как оно не угодно Богу, так как Господь требует совсем другого в заповедях своих. Мир во зле лежит. Не верите? Посмотрите на опыт и особенно при свете Божием. Это больно, говорите вы. В мире – братья наши, в мире искушенные вместе с нами Господом нашим. Как не помочь им? Как не сказать им о их беде, о гибели, ожидающей их и во времени, и в вечности? Как не сказать, что спаслись от греха? Вы правы, ваши мысли, ваши чувствования – благородны, святы! Но посмотрите, что вы хотите делать? Вы хотите, чтобы свет Божий гнал тьму, правда выгоняла из сердца неправду, благочестие заступило место нечестия! А это значит тоже, что вы объявляете войну. Сердце не легко расстается с тем, что полюбило оно; понравился грех, стал правилом жизни? И за него война. Понравилось ложное мнение, ошибка сроднилась с душою? И за то война. И какая война! Пусть ясна, как свет Божий, та истина, которую выставляете, чтобы прогнать заблуждение, заблуждение ни на шаг от сердца; заблуждение бросает в вас тьму заученных слов, чтобы отстоять себя; вы говорите, все эти слова – бред невежества жалкого, но заблуждению до того дела нет; за него стоит сердце, полюбившее его и все его создания. Вы говорите скупцу; скупость – низость, а он отвечает, нет, и ставит себя в праве бранить щедрость. Вы говорите бессовестному судье; побойся Бога вспомни о суде за гробом; он, не чувствуя, что такое страх Божий, наделяет вас презрением и угрозою, и выполнит над вами угрозу, если не теперь, то завтра. Свет гонит тьму, а тьма гонит свет. Вот объяснение тем печальным, но частым случаям, что не только не принимают доброго слова, но мстят за добро; не только не исправляются обличением, но чернят обличающего; не только не любят правды, но стараются выставить ее неправдою. Любезный брат! Твою кротость называют притворством, твое братолюбие – ласкательством, твое благочестие – лицемерием, твою любовь к бедным – исканием звуков людских, твою любовь к правде – упрямством, не удивляйся, тем более не сетуй, а говори в душе своей, свет гонит тьму, а тьма гонит свет; для тебя довольно, что ты любить свет. Так, страдания неизбежны для праведника в мире, пока существует сей мир грешный. Вси хотящий жити благочестно гоними будут (2Тим.3:12). Не любить сей истины праведнику нельзя потому, что нельзя не любить братьев, хотя бы и грешных нельзя не любит ближних, хотя бы и врагов, нельзя не любить всех, когда и Господь долготерпит и ждет, да вси в покаяние приидут.

Тем не менее больно сердцу терпеть неприятное. Жизнь любит жить, а не страдать. Если и все в мире страдает, если и вещественная природа испытывает землетрясения, наводнения, бури, от того не легче сердцу. Где правда Божия, которая, без сомнения, не хочет допускать, чтобы страдала невинность?

Этой тайны не разрешила языческая мудрость, но разрешает учение христианское и – к полному утешению сердца. Язычник-мудрец говорил, «терпи охотно; иначе невольно терпеть будешь». Христианская мудрость говорит, «терпи охотно, потому что страдание –плод греха нашего». В самом деле, когда вошли в мир болезни, нужды, печали? Вслед за грехом. Смерть – оброк греха. Смерти не сотворил Господь Бог; Он сотворил жизнь, Он сотворил все в лучшем порядке, чтобы все наслаждалось жизнью. Этого не могла не принять, и языческая мудрость и принимала. Итак, правда Божия – права в путях своих. Остается праведнику быть внимательным, чтобы оправдать себя. Как же оправдает он себя? Какой праведник может признать себя неповинным пред строгою правдою Божией? Ах! только один был такой праведник? Это Тот, который принял на Себя неправды всех человек, который изъязвлен был за грехи наши и измучен за беззакония наши (Ис.53:5). Иначе, все мы – грешники, начиная с Адама, пока только странствуем по земле. Иначе, праведники только на небе, но не на земле. Кто похвалится иметь чистое сердце перед Господом? (Иов.14:4) Если бы кто и стал говорить, яко греха не имам; о том со всею уверенностью надлежало бы сказать, себя прельщает, истины нет в нем (1Ин.1:8). И праведник падает седмижды на день (Притч.24:16). Сыны Божии, начинающие предвкушать благодатную свободу духа, откровенно признаются в немощах своих; они до гроба воздыхают об избавлении от докучливой плоти и до гроба молятся о прощении грехов (Рим.7:15–20). Между тем в новый Иерусалим не войдет никакая скверна (Откр.21:27). Туда допустят только тех, которые явятся в одеждах белых чистоты и невинности (Откр.3:18), в брачном одеянии святыни (Мф.22:12–13). Вот почему праведники и тогда, как казалось бы, уже преуспели в любви к Господу, поражаются скорбями! Правда Божия здесь наказывает в них слабости и немощи, чтобы там явились они свободно к её престолу для получения венцев. Судами от Господа наказуемая, да не с миром осудимся (1Кор.11:32), говорят они сами.

Подивимся же не только правде Божией, всегда правой в стезях своих, но и премудрости Божией, открывающей в самом зле средство к добру. Что такое бедствия временные для чад Адамовых? Это не только казнь за грехи, но и врачество против греха.

Если и тогда, как мир наделяет всех нас горестями, мы все, более или менее, любим мир; если и тогда, как земля колет нас терниями и волчцами, мы, более или менее, льнем к земле, что было бы с нами тогда, как земля и мир не отталкивали бы нас от себя? Как пользуются благами земными, сколько делают употребления из них для своего спасения! Бог дает тебе богатство, изобилие течет к тебе рекою. Обращаешься ли ты с благодарностью к Тому, Кто ниспосылает тебе счастье? Чувствуешь ли, как милостив Он к тебе не по делам твоим? Бедный богач! Богатство наполнило собою душу твою и – вот не стало ни времени, ни расположения для благодарных молитв, для благодарного служения Господу. Но если уже забывают Бога, которого не видят, по крайней мере, помнят ли, знают ли ближнего, которого видят, уделяют ли охотною душою из достатков нищему, готовому умереть от голода? Нет, – и того нет. Горького бедняка наделяют только наставлением – трудись и не будешь беден, или провожают уверением, о котором так худо помнят сами, «Бог даст». Между тем, своим страстям ни в чем нет отказу; рады, что есть средства утучнять их, тратят богатства на роскошь, на тщеславие, на нечистоту, не думая об отчете, какой должно дать в вверенном таланте. То ли было, пока душа не имела блага многа? (Лк.12:19). То ли случалось, когда встречались с нуждами или с бедою? Да, тогда нужен был Бог; тогда спешили к Нему с слезою на глазах, или, по крайней мере, со вздохом сердечным. О! Боже мой! Какой нужен гром гнева Твоего, чтобы образумить бессмысленные сердца наши! Како не удобь имущии богатство в царствие Божие внидут (Мф.19:23). Точно то же бывает у людей со всяким земным даром, с честью, с властью, с знатностью. Человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им. Обилие счастья расслабляет самую боголюбивую душу, обращается ей во вред, как пшенице – слишком тучная почва, как воде – непрерывный покой. Окруженный покоем внешним и праведник может по временам думать, будто свободен от опасностей душевного спасения, может предаться беззаботному покою и говорит: в обилии своем, не подвижуся во век (Пс.29:7); а между тем грех тогда-то свободно и войдет в душу его, когда так мало думают о нем. Заботы о многом для того, кто владеет многим, если и не отвлекут праведника совершенно от единого на потребу (Мф.10:41), по крайней мере, будут делить сердце его между миром и Богом, будут мало по малу ослаблять любовь к Тому, Кого надлежало бы любить всею душою, всем сердцем. Как это горько, далеко более горько, чем всякая потеря земная! Вот почему мудрый молит Господа, не даждь ми богатства, да не насыщься ложь буду и реку, кто мя видит (Притч.30:8–9).

Премудрый врач небесный посылает бедствия тогда, когда приспевает время им, и в той мере, в какой могут принесть пользу. Оставленные миром, униженные людьми, мы невольно начинаем чувствовать, как напрасно мы искали всего у мира, и забывали Бога, не забывающего верных своих; невольно смиряемся – дотоле гордые и самоуверенные; невольно сокрушаемся о грехах – дотоле не видевшие и почувствовавшие беззаконий своих. Сперва невольно разлученные бедствием с предметами страсти, мы мало по малу начинаем и волею расставаться с ними; скорби внешние, подавляя чувство услаждения предметом непозволенным, ослабляют, обессиливают в нас и самую привязанность преступную, дают свободу уму рассмотреть ничтожество и вред нашей страсти, и подкрепляют тем благую решимость жить для Господа. Испытал на себе сию истину тот, кто благодарно взывал пред Господом, благо мне, яко смирил мя еси, яко да научуся оправданием Твоим. Что же? Ужели нам лучше жить покойно во грехах, чтобы потом они низвели нас в геенну негасимую, чем терпением временных скорбей очистить душу для вечных радостей? Нет, пусть страсти под гнетом скорбей временных; пусть поводе или неволе отторгают от сердец наших все дорогое; пусть сладость греховная поглощается горечью потерь, болезней, нужд! Это не страшно, а радостно. Страшно слово апостола, аще без наказания есте, убо прелюбодейчищи есте, а не сынове. Страдания – чистительный огонь для христианского дела. Если дело без примеси земных побуждений, оно, ничего не теряя от огня испытаний, приобретает более крепости и чистоты. Если же к нему так или иначе примешалось тщеславие, гордость, или корысть, то, как в огне сгорает сено, тростник, сгорит в искушении то, что казалось, но не было, твердым добром и останутся частицы добра истинного. Искушаемая вера ценнее золота тленного; она-то доставит похвалу и честь, и славу в откровении Христа Иисуса (1Пет.1:7). Блажен муж, иже претерпит искушение, зане искусен быв приимет венец жизни (Иак.1:12). Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем, говорит верный и истинный.

Тот, Кто Сам Себя предал на смерть за нас, не может довольствоваться ни кратковременными чувствованиями, ни чувствованиями, возбуждаемыми только счастливою природою, сколько бы ни были добры по предмету эти чувствования. Истинная любовь к Господу – ряд дел твердости и мужества. Сколько надобно перенести борьбы с самим собою, чтобы приобрести твердость и мужество, достойные Сына Божия! Аще кто любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин, говорит Господь. Попытайтесь исполнить сию волю Господа во всей её обширности. Сколько мучительных сомнений, сколько тревог заставит вас испытать естественная привязанность к крови! Сколько огорчений заставят вас вытерпеть люди, которые будут судить вас по разным своим побуждениям! Иже аще не отвержется себе, и не возмет креста своего, и в след Мене грядет, несть Мене достоин, говорит Господь. Надобно отречься от себя, как это тяжело! Немного труда стоит быть кротким тогда, как не раздражают нас, любить то, что любить призывает природа. Но довести себя до того, чтобы, не обращая внимания на плоды природы счастливой, полюбить то, что совсем не по душе, обратить в правило жизни то, к чему слишком мало наклонности в сердце, быть примером смирения и послушания, тогда как в характере столько упругости и своенравия, о, сколько нужно для того вытерпеть борьбы с собою! Если любите любящих вас, что в вас особенного? И язычник любил друзей своих. Христианство истинное, совершенное требует, чтобы любили мы врагов. А как это не легко! Как много надобно перенести и внутренних и внешних огорчений, чтобы наконец любить осыпающих нас бранью! «Бог даровал все к наслаждению на земле», говорит праведность обыкновенная и пользуется всем с благодарением. Христианская праведность говорит, по тому-то самому, что столько благ к нам Господь Бог приношу в жертву Ему мое отречение от благ временных, – и какой жертвы, какого приношения не достоин Он всеблагий! Потребуется ли жизнь принесть? Все Ему, ничего для себя! Кто может любить нас, и кто так достоин благодарной любви нашей, как Тот, который пострадал за нас на кресте, чтобы возвратить нам любовь Отца небесного? Может ли христианин считать какой-либо подвиг тяжелым для себя после того, как Господь и Спаситель прошел все скорбные подвиги земли, чтобы ввести нас в царство Отца своего? Братия! хотите быть истинными христианами, с венцами истинных последователей Христовых? Терпите скорби отречения от себя, от всего дорогого сердцу. Не хотите? Останетесь с языческою правдою, и с языческою наградою.

Итак, братия, если сияет для нас счастье, будем мужественны, чтобы не обольститься обманчивым блеском его и не слабеть в добре от соблазнительной теплоты его, со страхом содевая спасение свое (Флп.2:12); будем помнить, что земля – не место покоя, а болезней и труда для вечности, не будем алкать и жаждать земного повоя, земного счастья, покой на земле нам не приличен, он вреден нам. Если же посетят нас скорби, не будем малодушествовать. Примем с покорностью, если не с радостью, наказание Отца небесного, как знак того, что мы Ему принадлежим, как знак призывания к исправлению от грехов наших, как знак побуждения к преспеянию в любви совершенной и чистой. Путем скорбей достигли царствия ублажаемые ныне апостолы; тем же путем, при помощи молитв их, достигнем и мы того же, и будем вечно в радости и веселии славить со всеми святыми всесвятое имя Отца и Сына и святого Духа. Аминь.

1845 год.

Подвигом добрым подвизахся, течение

скончах, веру соблюдох (2Тим.4:7).

Так говорит о себе святый апостол Павел!

Если бы нужно было для кого-либо из предстоящих здесь доказывать, надобно ли, достоит ли чествовать святых, то мы могли бы указать на то, что говорит о себе Павел. Ибо не произносит ли апостол хвалы, не воздает ли чествования подвигам, какие совершила в нем и чрез него благодать Христова, когда говорит, подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох? Не говорит ли он этою хвалою, что истинное христианство не отказывается отдавать уважение подвигам людей Божиих, подвизавшихся для Бога? Но, благодарение Господу! множество празднующих в память святых апостолов, радостное, благоговейное торжество, каким чтят тысячи великих проповедников славы Христовой, – само собою показывает, что не имеем нужды обращаться к словам апостола за мыслью о чествовании святых. Между тем и без того слова апостола представляют так много назидания, утешения, поучения, что опасаюсь, могу ли объяснить все содержание их, если решусь на это. Вашими молитвами, верховные апостолы, да подастся свет и сила разумению и слову моему!

Подвигом добрым подвизахся, говорит апостол. Жизнь свою, свою деятельность апостол сравнивает с деятельностью борца. И сколько трудов, сколько борьбы испытал учитель языков! Сколько опасностей перенес он! Какое изумительное зрелище страданий представляет нам жизнь его! «в трудах я был многих, так повествует сам он, в ранах, в темницах, многократно при смерти. От иудеев пять раз дано мне по сорока ударов без одного; три раза били меня палками, однажды камнями побивали; три раза терпел я кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской. Много раз был в путешествиях, испытал беды на реках, беды от разбойников, беды от единоплеменников, беды от язычников, беды в городе, беды в пустыне, беды в море, беды между лжебратиями. В труде и изнурении, часто во бдении, в гладе и нужде, часто в посте, на стуже и в наготе» (2Кор.11:24–27). Мужи браней! кто из вас представит подобный список службы, в котором было бы столько бед жизни, сколько подвигов против смертей?

Да, братия! жизнь истинного христианина – жизнь ежедневных страданий, страданий часто неожиданных, и страданий тяжких. Не от нас зависит дать другой вид жизни во Христе, вид более приятный, более легкий, нежели каков он есть. Если угодно, вы можете избрать другой путь, путь, который называется и есть путь широкий, путь гладкий, путь без страданий и скорбей; только можете быть уверены, что этот другой путь поведет вас не иначе как в ад. Выбирайте тот или другой путь, это от вас зависит; но свойств и следствий избранного пути не пытайтесь переменять, труд не принесет пользы. Лазарь лежал на гноище, потому что он решился быть праведным Лазарем; богач каждый день веселился, потому что хотел быть роскошным богачом; один отдал душу воле Божией и – страдал; другой предан был страстям и – жил весело, доколе жил только телом. Перечтем лики святых Божиих, кто из них жил так, как жил роскошный богач? Прославлены Господом патриархи, но они были странниками и пришельцами на земле, во всю жизнь искали грядущего града; в здешнем же мире не знали, где и на чем остановиться душою. Прославлены пророки, но какова была участь их? Люди жестоковыйные, говорит апостол Стефан к иудеям, кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие праведника (Деян.7:51–52). Во времена христианские, за апостолами следовали мученики и исповедники. И ужас обнимает душу, когда читаем, каким лютым терзаниям, и с каким зверством подвергали их враги имени Христова. А ваша жизнь, преподобные, Божии святители, человеки блаженные, ваша жизнь не была ли также жизнью борьбы и подвигов? Кто из вас не скажет о себе, позором мы были для света; свет забывчиво веселился и нежился; то спал он и дремал в беспечной неге, то пробуждался для того только, чтобы искать, как говорит он, развлечения; а нам спать было некогда, нам покоиться не доставало времени; и свет, улыбаясь, называл нас странными, если только не гнал нас злобно. Утешься же бедный странник земной! если другие на твой счет питаются прохладно, а твоя жизнь полна скорбей, знай, что на тебе лежит печать Божия, его же любит Господь, наказуем. Знай, что крест есть знамение последователя Христова, – знамение, с которым открыть для тебя вход в вечное блаженство.

Впрочем, апостол говорит не просто о подвиге, о трудах, о неприятностях жизни; он говорит о добром подвиге, подвигом добрым подвизахся. Предписывая тот же добрый подвиг ученику своему Тимофею, он яснее определяет, что это за подвиг, которым и сам он мог утешаться в душе, и который предписывал другим, подвизайся, говорит он, добрым подвигом веры, емлися за вечную жизнь (1Тим.6:12), т.е. подвизайся тем добрым подвигом, который имеет в предмете своем веру Христову, стремись к вечной жизни, трудись для вечной истины, для вечной святости, а не для времени.

Так, братия, не важно еще. если мы только трудимся, но не разумеваем, для чего трудимся, чего домогаемся. Несчастный корыстолюбец не спит ночи, измучен дневными заботами, весь занятый корыстью, но к чему труды его изнурительные? Страшно подумать, – на погибель. Ибо можно ли ждать другого? Забыта вера, забыто человеколюбие, забыт страх Божий в заботах о деньгах. И ты, бедный страдалец честей и власти, каких мук не терпел, смотря на возвышение другого! Тебе нет покоя среди происков, которыми ты подкапываешься под доброе имя и честь другого. И к чему все это? Только для того, чтобы несколько лишних колебаний воздуха, несколько звуков, пробегающих отозвалось в душе твоей тревожными волнениями. Какой суетный труд! какой неблагодарный подвиг! Но, если учитель языков говорит о своем подвиге, как о добром подвиге, то, имея в виду недобрые подвиги других, без сомнения, более всего имеет в виду недобрые подвиги недобрых учителей. Кто же это такие учители?

Прежде того, как сказал он Тимофею, подвизайся добрым подвигом, писал он, ты же, о человече Божий, бегай сих (1Тим.6:11). Кого же сих? людей, говорит он, которые страдают страстью к состязаниям и словопрениям, порождающим зависть, распри, злоречие пустые споры (1Тим.6:4). Бабьих басней отрицайся, сия воспоминай засвидетельствуй пред Господом не словопретися, что не служит ни на куюже потребу, а на разорение слышащих (2Тим.2:14). Вот преимущественный предмет обличения в апостольском слове о добром подвиге. Совести каждого предлагаю на суд, не относится ли это обличение апостольское к тем братиям нашим, которые ведут споры, отделяются от церкви, лишают себя таинств из-за слов? Ревность к отеческому преданию – дело доброе. Но ревность бывает и неразумная, осуждаемая словом Божиим. Подумай, любезный мой, стоит ли предмет твоей ревности того, чтобы из-за него добровольно отлучал ты себя от церкви и благодатных даров её? Не имею нужды пока говорить тебе, что твое глаголемое отеческое предание не так древне, как ты думаешь, – уверяю тебя только словом апостола, что ни отцы не хотели, чтобы ты питал вражду из-за слов, не заключающих особенной мысли. Подумай осмотрительно, с заботою о своем спасении, в чем состоит спасительная вера? В чем состоит спасительное благочестие? В предметах ли твоего словопрения? Прочитай евангелие, прочитай учение апостолов, найдёшь ли ты там хотя одно слово о том, о чем идут споры между твоими братиями? Нет! и так следуешь ли ты здравым словам Господа нашего? следуешь ли учению, которое по благочестию? Или же, не состоит ли все дело твое в бабьих баснях? Осмотрись, не люди ли, которые обращают благочестие в средство к прибыткам, поддерживают тебя в неразумном ревновании, отчуждающем тебя от церкви? Осмотрись? – дело идет о спасении души твоей; дело идет о том, что весь твой подвиг жизни может остаться подвигом недобрым, подвигом ни на куюже потребу, а на разорение тебе и слышащим. По любви к твоему спасению воспоминаю тебе сие и, следуя апостолу, заклинаю не словопретися.

Апостол, продолжая в наставление другим изображать свою жизнь, говорит, течение скончах, веру соблюдох, – законный подвиг мой кончился, верность Господу соблюдена. Когда говорит это апостол? Он видит пред собою мученическую смерть свою: аз уже жрен бываю (2Тим.4:6); видит себя при самом конце жизни, время моего отшествия наста. И вот в какое время обращает он взор на свое прошедшее, на дела своей жизни. Прежде того он говорил, задняя забывая, в предняя же простирался, со усердием спешу к почести вышнего звания (Флп.3:13). Прежде того он не хотел смотреть назад – на путь, пройденный им в славу имени Христова, а весь занят был только тем, чтобы идти вперед, ближе и ближе становиться к цели путешествия. Жизнь его и прежде была такова, что он мог бы говорить, на ней нет пятна. Но, прежде чем окончен был путь, апостол заботливо помышлял, что дела его еще не кончены, что цель еще не достигнута. что почесть, обещанная высшим званием, еще не дана.

Так, братия, апостол примером своим учит нас тому же, чему поучал Господь в откровении ангела ефесской церкви: буди верен даже до смерти, и дам ти венец живота (Откр.2:10), тому же, чему поучал Он же ангела фиатирской церкви, побеждающему и соблюдающему дела мои даже до конца дам власть на языцех (Откр.2:26). Надобно подвизаться до гроба; и только при дверях гроба можно, если кому дано будет благодатью, говорить душе, подвиг кончился, теперь время успокоиться. Многие превосходно начинают путь спасения, и потом живут совершенно иначе, совсем – не во спасение. Как горько смотреть на такие примеры! Конечно, не многим, очень не многим дается свыше оставаться всю жизнь с неизменным пламенем в душе; со многими из благочестивых случалось временное ослабление в ревности к добру, временная сухость в чувствах, временные ошибки и довольно значительные. Чем же предохранять себя от того ослабления, которое решает собою погибель души? Не дозволяй себе засматриваться на добро, которое, при помощи благодати, успел ты сделать; иначе оттого ты и ленив к трудам, – оттого ты и занять собою. Заметил за собою леность? Понуждай себя к трудам, не прощай себе ошибок, а обличай их в себе строго. Воздыхай о немощах, молись о помощи небесной, и таким образом возгревай в себе любовь к Господу. Пагубно останавливаться на пути с уверенностью в своем совершенстве; пока не кончен подвиг, не время покою, или же это будет покой погибельный. Только тогда приближаемся мы к цели, когда идем к ней, не останавливаясь; для каждой минуты жизни нашей назначено свое дело; следовательно, если остановился и на минуты в покое, то много потеряю для вечности. Бдите и молитеся, сказал Господь. Иначе нельзя надеяться на успех. Духовное бодрствование не допустит до бедственного сна греховного, молитва будет низводить благодать, необходимую для нас слабых.

Молитвами верховных апостолов благодать Господа нашего Иисуса Христа да укрепить, да утвердит нас во всяком деле благом. Аминь.

1842 год.

Аще живем духом, духом и да ходим (Гал.5:25).

В день духовного торжества о славе подвижника духовного церковь предлагает и чтение апостольское о духовном жительстве. Аще живем духом, слышали мы ныне заповедь апостола, духом и да ходим. С призыванием имени Господня, в простоте сердца, посвятим минуты духовного торжества на уразумение сих слов апостола о духовном делании.

Аще живем духом. Апостол предполагает, что можно нам жить духом; можно пользоваться и наслаждаться употреблением сил, живя духом. Что же это за состояние, в котором живем мы духом?

По разумению апостола, две жизни в человеке-христианине, жизнь плоти, и жизнь духа; и закона в нем два, закон греховный, воюющий во удех, и закон ума. Вем бо, говорит он, яко не живет во мне, сиречь в плоти моей, доброе. Вижду ин закон во удех моих, противувоюющь закону ума моего, и пленяют мя законом греховным, сущим во удех моих (Рим.7:18, 23). Какое же из сего составить нам понятие о жизни по духу или духом? Можно, во-первых, подумать, что, по разумению апостола, все худое в нас есть следствие противоположного состава нашего – духовного и телесного, что зло это есть необходимое положение при переводе нашем из вещественной, телесной жизни в чисто-духовную, бестелесную. Далее, надлежало бы положить, что жизнь духовная значит у апостола то же, что жизнь душевная, отрешенная от союзов вещественного, – жизнь та, когда, уединяясь во внутреннее души своей, человек отрешается от мира вещественного, от самого тела, живет весь в созерцании мира умственного и в чувстве услаждения сим созерцанием; или же жизнь духовная есть тоже, что жизнь разумная, управляемая требованиями ума, в коей и требования вещества не оставляются без внимания. Но то ли подлинно значит у апостола – жить духом? Нет! Наученные словом истины знаем мы, что мы не живы, пока Дух Божий не оживотворит умерщвленной грехом души нашей; мы мертвы, и все члены души и тела нашего мертвы, пока не изливается и не действует в нас Дух жизни Божественной; посему предаемся ли мы влечению чувства внутреннего, или водительству разума, конец один – жизнь греховная, или, что согласнее с писанием, смерть; потому что и чувство и разум сами проникнуты грехом, сами слепы; – а слепец слепцу плохой вожатый. Посему-то Господь наш Иисус Христос говорит, подобает родитися свыше (Ин.2:7). То правда, что жизнь человека, как естественная, так и благодатная, начинается в душе его, и из души переливается во все члены состава его, но надобно, чтобы была сила, которая начала бы жизнь в душе мертвой по естеству. Таким образом, сам апостол противополагает жизни духовной, собственно, не жизнь телесную, и животворным началом первой поставляет не одно отрешение от требований вещественного состава, или покорение уму, он действующим началом жизни плотской полагает превратную любовь нашу к самим себе; а жизни духовной – любовь к Богу, возбужденную и питаемую Духом Божиим. Так говорит он о себе: живу не ктому аз, но живет во мне Христос, – как бы так сказал, не я сам, не моя воля, де мой разум управляет мною, живет во мне Хритос; Он составляет начало новой и лучшей жизни во мне; Он управляет мыслями, чувствованиями и хотениями моими. В другом месте тот же богоизбранный муж говорит о себе: закон духа жизни, о Христе Иисусе свободил мя есть от закона греховного и смерти (Рим.8:2), – называет начало жизни новой законом духа жизни или силою Духа Божия, поколику Дух Божий производит в сердце человека благодатное порождение новой жизни. Но, да не подумаем мы, что сие высокое состояние обновленной природы есть преимущество только апостола или апостолов. Учитель языков говорит ко всем верующим: вы несте со плоти, но в Дусе, понеже Дух Божий живет в вас. Аще кто Духа Христова не имать, присовокупляет он, сей несть Егов (Рим.8:9). Вот что значит, по разумению апостола, жить духом, и вот как свойственна должна быть верующим жизнь сия.

Верующие слушатели! Чувствуем ли мы в себе приискреннее общение с нами Духа Божия? Или мы дошли до того, что не знаем иначе, как понаслышке, кто есть Дух святый (Деян.19:2). Если мы никогда не ощущали в себе, коль благ, коль близок к нам Господь, то горько, горько нам надобно плакать о своем состоянии; ибо мы не ощущали жизни своей. Но если мы слишком злы в себе самим, оставаясь в нерадении о своей жизни, то благ к нам Отец небесный. Не вотще предал Он Сына Своего на смерть крестную; Он предал Его для того, чтобы мы жили жизнью Сына Его, чтобы мы приняли Духа жизни, Духа животворящего, которого Сын Божий исходатайствовал у Отца для нас. Он подает нам сего Духа, тогда как погружаемся мы в воде крещения; Он укрепляет вас сим Духом, когда помазуемся мы таинственным миром. И – аще кто не родится водою и Духом, сказала Истина, не может внити в царствие Божие (Ин.3:5). Мы приемлем сего Духа, когда приобщаемся тела и крови Христовой. Но, о Боже, милостивый к нам грешным! И когда Ты не готов подать нам Духа Твоего? Когда десница Твоя сокращалась, чтобы оставить нас гладных и жаждущих, без пищи и пития духовного! Во сне, в поучении нощнем, говорит один богомудрый, отверзает Он ухо людей, и виденьми страха устрашает, чтобы отвести человека от неправды (Иов.33:14–17). Дух, идеже хощет, дышит, говорит сама Истина, и глас Его слышиши, но не веси, откуда приходит и камо идет, тако есть всяк человек рожденный от Духа (Ин.3:8). Итак, отчего же, слушатели многие из нас мало ощущают в себе присутствие сего Духа? Как это бывает с нами, что мы не замечаем в себе действий святого Духа? Чтобы объяснить себе это, припомним столь часто встречающееся в писании сравнение души нашей с землею, а благодатного действия Духа – с семенем, бросаемым в землю. Не часто ли бывает, что и небесная роса, и обильный дождь напояют землю, принявшую в себя семя, и однако ж земля не награждает трудов сеятеля желанными плодами? Отчего-же? Или от того, что в той же земле слишком много худых семян, которые разрастаясь заглушают семя доброе; или оттого, что земля слишком камениста и не дает семени укорениться в себе. То же бывает с нами. Ибо, как благодатному семени не остаться в душе нашей как бы мертвым, когда столько забот столько сует земных тяготят ее? Как не остаться ему без всякого действия, когда прелести мира, любочестие, корыстолюбие наполняют собою сердце наше, или, когда мы принимаем семя жизни без глубокого чувства, без внимания должного, оставляя оное на поверхности души? Отселе-то происходит, что мы, быв обновлены Духом, не чувствуем в себе действий обновления; быв возрождены, не ощущаем, чтобы в нас действовало новое начало жизни, жизни Божественной.

Впрочем, семя живота вечного – не нетленно. Оно, если и долго лежит в сердце нашем без действия, может дать плод, когда употребим мы свое внимание к тому. Под сим-то условием апостол предписывает нам, аще живем духом, духом и да ходим. Он предлагает нам средство сохранять и плодотворить в себе семя благодатное. Если дух, говорят он, составляет начало нашей жизни внутренней, то и внешняя жизнь должна соответствовать сему внутреннему состоянию; наши отношения к другим, вся наша жизнь должна выражать в себе внутреннюю оную жизнь; наши дела должны быть не делами плоти, а духа. Божественная благодать, после того как производит решительную перемену в душе грешника, возбуждая в нем новые мысли, новые чувства и желания, дает ощутить близость свою, после сего как бы оставляет человека собственным его силам; она извещает его по временам о своем присутствии в нем, но и скрывается от него, дабы новорожденный младенец укреплялся сам в своих силах, навыкал сам ходить твердою стопой по стезям заповедей; её сила пребывает в нем, и сею-то только силою он и может действовать, но благодать ожидает от него, чтобы он укреплялся сам в её силе, чтобы он исправлял немощное, исцелял больное в себе сообщенным ему началом жизни; а это требует того, чтобы он соблюдал верность званию благодати, или, чтобы обновившись в духе; духовно и жил. Вот средство, которое премудрая благость Божия подает нам для того, чтобы мы не угасили в себе духа её, средство спасительное и вместе легкое, – легкое, потому что странно, если хорошее дерево приносит плоды худые; странно, если обновленное благодатью сердце не творит ни мыслей, ни дел, достойных сего обновления. Жизнь души обнаруживается в действиях, и действиями внешними подкрепляется внутренняя сила её. По сему-то можно упрекать нас в самообольщении, если мы, думая, что живем по внутреннему человеку жизнью новою, ведем себя так, как будто бы и не знали, что такое жизнь духовная. Если, именуя себя христианами – людьми с чувствами святыми, с желаниями чистыми, мы оказываемся на деле такими, что как будто бы и не знали мы Христа и Христовой благодати, не унижаем ли мы, не бесчестим ли собою христианства? Само по себе понятно, что мир не в праве упрекать тех из нас, которые, приняв на себя иго юродства Христова представляют столько отступлений от общей жизни нашей. И – о, когда бы он мог видеть между нами только таковых! Но прольем горькие слезы о нашей бедности, много в нас еще такого, что по истине служит в бесчестие имени, которое носим мы; воздохнем, поскорбим от глубины души, что так небрежны мы к сокровищу внутреннему, данному нам. Господи Боже наш! Единый милостивый! Помяни милость Твою, юже соделал еси нам во днех юности нашей и, ради сей милости, дай нам видеть несообразность путей наших с Твоею милостью.

Не будем, слушатели, столько несправедливы к себе и к благодати Господа нашего! Обратимся к делам своим и испытаем, так ли мы ходим, как благоугодно Богу нашему и Его благодати? Если бы дела маши были плодом обновленной благодатью души нашей, они были бы выражением одной искренней, простосердечной любви к Господу и ближним; ибо плод духовный есть любы. Ни взглядом неприступной строгости, ни словом жесткой самонадеянности не печалили бы мы близких нам; ибо плод духовный есть радость. Смотря на возвышение равного иль низшего, мы не волновались бы помышлениями рвения, зависти и ненависти; ибо плод духовный есть мир. Мы не оскорблялись бы, или не теряли бы верности самим себе, когда слабый брат наш наносил бы нам обиду, ибо плод духовный есть долготерпение. Мы снисходили бы недостаткам подчиненных наших; ибо плод духовный есть благость. Мы были бы сострадательны к скорбям ближних наших, не истязывали бы за долги должников наших; ибо плод духовный есть милосердие. Доверчивы, неподозрительны были бы мы на счет искренних наших; ибо плод духовный есть вера. Мы не искали бы председаний в собраниях, не услаждались бы почестьми на торжищах, и не надмевались бы гордым самодовольством; ибо плод духовный есть кротость и смирение. Мы не отягчали бы сердец наших объядением и пиянством, роскошью и негою; ибо плод духовный есть воздержание. Нечистота, вражды, рвения, ярость, пьянство, бесчинны кличи, по суду апостола, дела плоти (Гал.5:19, 23); посему они не должны быть делами нашими, если мы духом живем и по духу действуем, сущий по плоти, плотская мудрствуют; а иже по духу, духовная (Рим.8:5). Чтобы возбудить к добру ленивую на добро душу нашу, вспомним, слушатели, что свят и праведен Господь, давший нам благодать свою. Он спросит нас о талантах Духа нам вверенных. Он потребует строгого отчета в употреблении даров Его. Или – думаем, что мы вечно пренебрегать можем благостью Его? Содрогнемся ожидающей нас участи, нас, оскорбляющих благодать. Кому много дано, с того много взыщется. Нам верующим во Христа, много дано. Глад, язва, мечь, огонь разили древнего Израиля, когда пренебрегал он земными благословениями Господа, како мы убежим о толицом нерадевше спасения? Не убежим мы, слушатели, от гнева Господня. Он карает нас. Увы язык грешный, сынове беззакония, семя лукавое! Остависте Господа. Земля ваша пуста, гради ваши огнем пожжени, страна ваша опусте низвращена от людей чуждих (Ис.1:4, 7). Так говорил пророк к древнему Израилю! А мы что видим над собой? Суд! суд пока временный; а есть, есть суд, который осудит презрителей благодати на целую безотрадную вечность.

Угодниче Божий! Друже Христов Сергий! Моли о нас Господа Сил, да, аще живем, духом и да ходим. Аминь!

1842 год, июля 5 дня.

Приидите ко Мне вси труждающиися и

обременении, и Аз упокою вы (Мф.11:28).

Так призывал к Себе некогда иудеев Господь Иисус! Каждый раз, когда только торжествуем мы память преподобных, церковь повторяет для нас сие звание Спасителя в каждое общее моление верных к преподобным она приглашает нас сим гласом к неложному в своих обещаниях. И ныне, в память успокоенного по сему гласу преподобного отца нашего Феодосия, мы слышим сладкий сей глас, приидите ко Мне оси труждающиися и обремекеннии, и Аз упокою вы.

Идем ли мы на глас зовущего? Ищем ли облегчения для отягченных сердец своих там, куда приглашают нас? Ищем ли отдохновения для измученного духа у Того, Кто Сам изъявляет желание успокоить нас? Или мы и не чувствуем, что отягчены бременем несносным, трудами безотрадными; не сознаем, что имеем нужду искать отрады и утешения по гласу Божественному? Знаем ли, что это за бремя, от которого хотят освободить нас? что это за покой, которым обрадовать нас обещают?

Может быть, многим, привыкшим слушать лишь приглашения льстивого мира, не доставало ни времени, ни случая внятно слышать Божественное звание небесного Утешителя. Может быт, настоящее, внимание к сему званию откроет, при помощи благодати, полноту значения слов Господа.

Приникнем убо ко гласу зовущего, приидите ко Мне. Кто это зовет к Себе? Вечный Сын вечного Отца, для нашего спасения соделавшийся Сыном человеческим.

Великим делом считают, и справедливо, когда земной царь, вместо того чтобы силою власти заставлять повиноваться себе, приглашает самых противников своей власти к общению в дарах, любви своей. Царь неба и земли чего не властен требовать от рабов Своих? К чему не силен Он принудить тех, которые о Нем едином живем и движемся и семы? (Деян.17:28). Но нас зовет к Себе благость непостижимая. И как зовет?

Мало того, что Творец промыслитель в чудном творении Своем говорит нам о Своей воле. Видимая природа дивным строением своим зовет нас к прославлению Творца своего (Пс.18:2), и нестроением служения суете возбуждает воздыхания о покорении её и человека суете (Гим.8:21–22). Происшествие жизни человеческой то говорят о карающем суде Божием, то возбуждают к хвале и благодарности Вышнему (Пс.5:12, 77:34). Обратимся ли к собственному сердцу нашему? Здесь также дает видеть Себя Бог разумов, здесь начертан закон Божий, здесь слышим суд Божий о нас (Рим.1:19–20, 2:15). Но мир не уразумел Бога своего премудростью. Глаголющеся быти мудри объюродеша.

Благость Божия возвестила Свою волю в непосредственном откровении. Говорила с людьми чрез патриархов и праведников. Повелела Моисею начертать закон в письменах. Проповедовала чрез пророков. И, однако, должна была жаловаться на непокорность людей Своих. Людие мои, что сотворих вам? Или чим оскорбив вас? Или чим стужих вам? Отвещайте Ми (Мих.6:3).

После того как многочастно и многообразно глаголал Бог чрез пророков, в последние дни глаголет Он в Сыне Своем, которым и века сотворил (Евр.1:1). О! как велика, как непостижимо-велика любовь Отца небесного, пославшего Сына Своего! Как необъятно-велика любовь Сына Божия, нисшедшего к чадам греха и тления, для проповедания воли неба! Братия! если глаголанное ангелами слово было твердо, и всякое преслушание против него поражаемо было праведным мздовоздаянием; то, как убежим от гнева Божия, если будем не внимательны к Сыну Божию?

Чего требует от нас любовь вечная? Приидите ко Мне, говорит она. Ко Мне обратитесь, и не ищите другого. Не найти вам другого, кто бы заменил вам Меня. Никакая человеческая мудрость не отыщет вам, кто мог бы быть тем, чем Я могу быть для вас. Страсти людские могут обещать нам, слушатели, многое; но не ожидайте от них ничего, кроме скорбей; мудрость людская может строить обольстительные мечты счастья и покоя, может, принимая вид набожный, уверять, вот здесь или там-то Христос. Но не верьте, вас хотят обмануть обманутые мечтами. Внимайте единому Господу.

Приидите ко Мне, говорит Он. Не многого требует от нас Господь. Ни в гору самарийскую, ни в Иерусалим не зовет он для совершения служения Богу (Ин.4:21). К Нему везде можно быть близким, поскольку Он Сам везде. Ни пустыня, ни город не приблизят и не отдалят нас от Него, если сердце наше не отдалить вас от Него. Покайтеся и веруйте во евангелие, – вот чего требует от нас Господь, чтобы приблизиться к Нему. Искренняя, кающаяся вера в единого Спасителя, – вот тот путь, по которому надобно идти всем и каждому. Сему поучал Господь в продолжение всей земной проповеди; это подтверждал Он всеми великими деяниями своими – чудесами и пророчествами. Апостолы повторяли то же учение. Без покаяния и веры нельзя быть близким к Господу. Покаяние есть осуждение всему дорогому для самолюбия нашего; вера есть стремление души в Спасителю душ. Покаяние отрекается от себя; вера влечет душу к Господу. Нельзя быть вере в душе, пока не будет покаяния, поскольку нельзя искать помощи в небе, пока не отречется душа от надежд на себя или на что-либо земное. Покаяние без веры также напрасный труд, поскольку без надежды на Искупителя оно будет только мукою душе, тогда как кающаяся вера совершает то самое, чего требует Господь гласом своим, приидите ко Мне.

Кто ж те, которых с такою кроткою любовью призывает Господь? Приидите ко Мне, говорит Он, вси труждающиися и обремененнии. Трудящихся и отягченных бременем призывает Он. Но кто сии труженики и обремененные, которых отзывают от трудов их? Не те ли это обремененные, которые труждаются по состоянию или званию своему? Нет, те и другие исполняют волю Божию. Тяжки труды житейские, но легкая праздность – просторный путь к аду. Тяжело иго обязанностей звания, но Господь никогда не слагал с нас сего ига. Господь зовет тех обремененных, которые еще не возложили на себя ига Его, возьмите иго Мое на себе, говорит Он далее им. А труд земледельца, труд торгующего, труд служащего отечеству сами по себе не мешают ни возлагать на себя ига Христова, ни носить его. Низка доля земледельца, – особенно, когда отягчен он бедностью. Но что до того? Это не мешает спасению его, напротив сближает его с путем истинного христианина, с путем смирения и добровольной нищеты. Он должен еще благословлять Господа за свою смиренную долю, так как иным богачам слишком трудно отказываться от богатства, чтобы идти смиренным и тесным путем Христовым. Кийждо в звании, в немже призван бысть, в том да пребывает, говорит апостол. Рабом ли призван? не печалься, но аще и можеши свободен быти, больше поработи себе. Призванный бо о Господе раб свободник Господень есть (1Кор.7:20–22). Учение Христово не отменяет земных состояний; оно изменяет только нравы людей.

Итак, кто же те труженики и обремененные, которых зовет к Себе Господь? Кому надобно переменить свое бремя, свою ношу тяжелую, на легкое иго Христово?

Если бы сказали мы, что Господь призывает к себе иудеев, отягченных игом закона и предрассудков, то мы сказали бы мало. Хотя положение иудеев было жалко, хотя Христос Иисус был послан прежде всего к погибшим овцам дома Израилева, но Он есть Спаситель не одних иудеев. Бог Отец послал Его Спасителем миру (1Ин.4:14). Пусть же идут к Нему все обремененные, которым надобно заменить бремя свое благим игом Христовым.

Какая тяжелая ноша, которую возлагают на нас привычки и страсти! Обычаи и правила, которые заставляют рабов своих наблюдать мир, не бремя ли томительное? Блистательны мечты мудрости человеческой, как и мечты книжников; но чего они стоят? Между тем хорошо было бы, если бы они оставались только мечтами. Ад и похоть не рекут, довлеет, говорит мудрый (Притч.30:16). Страсти мучат душу ненасытностью и упорством. Каждая из них, быв удовлетворена, лить только более раздражается, большую возбуждает жажду, большее томление. Между тем, чего стоит удовлетворить какой-либо страсти? Пронырства, хитрости, притворное унижение пред высшими, вражда с равными – неизбежны на пути честолюбия. То ошибки и неудачи непредвиденные, то враги сильные, вооружаемые нашим же счастьем, то сомнения об успехе при встрече с препятствиями, иногда только мнимыми, то здоровье, истощенное трудами и порывами ревности, – вот обыкновенные спутники к предметам каждой страсти! Если, привыкая ко греху, не чувствуют его бремени изнурительного, легче ли от того? Дикое животное несется с возложенным на него ярмом по стремнинам, и чем кончит бег свой? Или упадет в пропасть и погибнет, или падет истощенное в силах. О! если бы вовремя остановился несчастный труженик страстей!

Одни реже, другие чаще, но каждый чувствует тяжесть виновности своей по обличениям внутреннего судии – совести. Самый рассеянный грешник иногда в самом рассеянии, а еще, чаще в часы уединения, приходя в себя, отягощается мыслями о соделанных грехах. Случается, что совесть до того начинает поражать его укорами, что хотел бы он бежать сам от себя, – но куда бежать? Раненый елень бежит по лесу гонимый болью от раны, но рана остается в нем. Эту тяжесть совести носят даже и те, которые стараются очищать душу свою. Ибо кто из нас без греха? Разность в том, что чем более очищают сердце свое, тем яснее видят грехи и слабости свои, тем живее и чаще ощущают свою виновность. Вот почему сильный царь израилев изнемогал, подобно страждущему болью в костях, от тяжести сознания грехов? Несть мира в костех моих, говорил он, от лица грех моих, яко беззакония моя превзыдоша главу мою, яко бремя тяжкое отяготеша на мне (Пс.37:4–5). И с этою ношею ничего не остается делать, как идти на голос призывающего, приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии.

Достигнуть совершенства добродетели нельзя без скорбей. Путь идет в гору, узок и тернист. То плоть тревожит давними привычками и движениями нечистыми, или, не выдерживая напряжения бессмертной души, ослабевает и изменяет духу; то самолюбие искушает, внушая душе льстивые мысли о себе, прельщая благами мира, или поражая скорбью о лишении их; то устрашают гонения мира, неизбежные для решившихся жить благочестиво; то примеры и льстивые внушения века домогаются увлечь за собою. Вот почему и св. Павел говорил о себе, не живет во мне, сиречь в плоти моей, доброе. Вижду ин закон, во удех моих, противувоюющ закону ума моего. Окаянен аз человек! Кто мя избавит от тела смерти сея? (Рим.7:18, 23–24).

Наконец, сколько между нами томимых бедствием, страданием, скорбями! Они живо чувствуют, что находятся в числе труждающихся и обремененных, – даже столько живо чувствуют, что желалось бы, чтобы чувствовали легче, слабее.

Аз упокою вы, говорит небесная любовь ко всем обремененным. Обещание верное! Ибо говорит Господь.

Иисус Христос облегчает отягченных бременем греха. Если кровь козлов и тельцов не могла очистить совести людской, это естественно. Но, когда Сын Божий добровольно приносит Себя – непорочного в жертву за грешников, жертва вполне соответствует своему назначению. Она, как дело беспредельной любви, выше всех подвигов воли сотворенной. Она как дело любви Сына Божия, достойна оскорбленной правды Божией. Она, как дело добровольной любви, без сомнения с любовью принята Отцом небесным. Никакая тяжесть грехов твоих, бедная душа, не может превышать цены подвигов Сына Божия.

Господь Иисус есть покой для беспокойных, беспорядочных, стремлений духа нашего. Тогда как тщетно блуждают по предметам мира, ища успокоения в мятежном мире и шуме страстей, тот, кто приходит к Иисусу, обретает в Нем и мудрость Божию и силу и утешение. Аз есмь путь и истина и живот, говорит Он. Грядый ко Мне не имать взалкатися, и веруяй в Мя не имать вжаждатися никогдаже (Ин.14:6, 6:35).

Господь Иисус успокаивает труждающихся под игом закона, на тернистом пути добродетели. Упорство страстей, непреодолимое для сил человеческих, побеждается силою, посылаемою Сыном от Отца; скорби, невольно чувствуемые в борьбе со своенравными прихотями плоти и самолюбия, услаждаются утешениями благодати. Любовь, возбуждаемая сплою Духа, не находит тяжкою никакой заповеди. Вот почему тот самый, который вопиял, окаянный я человек, – восклицает в восторге духа, благодарю Бога моего Иисус Христом Господом нашим. Бессильный сам по себе, он вопиет, вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе (Флп.4:13).

Кто терпел такие лютые страдания, какие терпели мученики Христовы? Но не видим ли, что они то радовались среди страданий своих, то мгновенное получали исцеление истерзанным членам своим? Кто ж действовал в них? Господь Иисус, за которого страдали они. Так, Господь Иисус есть покой наш среди всех бедствий видимых. Он, как Всесильный, может отвратить или пресечь несчастье, уничтожить причины страданий и водворит мир. Он как победитель смерти и всякого зла, может среди самого бедствия открыть в человеке чувство благополучия и самое страдание растворить удовольствием. Надежда на Него не останется в стыде (Рим.5:5)

Приидите ко Мне, взывает теперь ко всем обремененным Господь наш. Приидите – Я упокою вас. Но всегда ли, братия, звать нас Он будет, а мы не слушать? Всегда ли голос любви Его долготерпеливой будет оглашать нас, а мы не внимать ему? Нет! теперь говорит Он, приидите ко Мне, а там скажет некоторым, отойдите от Меня проклятые в огонь вечный. Теперь обещает успокоить, а там возгремит, приготовьте червь и смрад, огонь и геенну для непослушных рабов.

Итак, последуем лучше призыванию любви Господа нашего; приидем, приблизимся к Нему, чтобы в неуклонном пребывании с Ним наслаждаться покоем Его и славить святое имя Его, во веки. Аминь.

1842 год. Августа 14 дня.

Иисус видев матерь и ученика стояша,

егоже любляше, глагола матери, жено, се

сын твой. Потом глагола ученику, се мати

твоя (Ин.19:26–27).

Горестно было для единственной Матери-Девы лишиться единого и единственного Сына. Тот, на которого возложены ѵ были не только надежды Матери, но надежды всего Израиля, висел перед очами её на кресте, и Она оставалась только с горестью. Сколь же было для Неё сладостно среди такой горести вдруг обрести верного друга и сына, каков был ученик, еюже любляше Иисус! И последняя отрада получена при кресте, со креста истаевавший в болезнях смертных Иисус с заботливостью взирает на сетующую Матерь, и в неутешной Её горести, подает Ей в друге Своем нежного друга и сына. Стояху при кресте Иисусове Мати Его и сестра Матери Его (Ин.19:25). Иисус же видев Матерь и ученика стояща, егоже любяще, глагола Матери, жено се сын твой.

Тот, его же любляше Иисус, лишенный единственного наставника и благодетеля, преданного злобою и завистью на позорную смерть, что чувствует, взирая на последние вздохи небесного друга своего? При кресте, как и Матерь распятого, стоял он – обремененный горестью. И чего мог он ожидать там, где видны были ужас и смятение, поношения на святыню, торжество злобных врагов, ненависть к кротким овцам пораженного пастыря? Но здесь-то, при кресте Иисусове, Иоанн, в самой глубокой горести, получает сколько неожиданное, столь же единственное утешение слышит сладкий глас; сладчайшего Иисуса, всыновляющий его Матери Господа. Потом глагола ученику, се мати твоя.

Так при кресте и со креста распятого Господа Богоотроковица и Иоанн получают внезапное облегчение скорбей своих. Необычайное утешение сих высоких друзей Иисусовых! Но сладчайший Иисус, среди собственных страданий призревший на страждущих при Его кресте Матерь и верного ученика, не презирает и ныне тех, кои среди всех бедствий и скорбей спешат искать облегчения при кресте Его. Он благоволил навсегда утвердить крест Свой пред лицом вселенной, как древо благословения для уязвленных скорбью сердец. И сколь многоразличны сии утешения, кои подает с креста Своего распятый Иисус скорбным последователям Своим!

Всего естественнее рожденным во грехах помышлять и скорбеть о своих грехах. Как тяжки бывают эти помышления! Мысль о бесчисленных заблуждениях ума, о необъятно-великих и разнообразных преступлениях воли подавляет грешника тягостью, которой не облегчает никакая радость земная; страх грозного на нечестие правосудия Божия приводит в трепет и содрогание все кости его. Всякая неудача, всякая беда, всякое падение и преткновение кажутся для сокрушенного грешника стрелою гнева Божия, знамением карающего правосудия небесного. Напрасно он стал бы придумывать средства к успокоению себя; целые тысячелетия искал он покоя совести и не нашел ни в каких своих средствах. Но, один взор на распятого Иисуса и – страждущая душа возвращается от уныния к спасительной радости. Крест Иисусов, говорит вера душе, сетующей о своих грехах, – вот жертвенник очищения (Исх.30:30), престол благодати, от коего каждый приемлет милость и благоволение Божие! Зри распятого на нем Господа. Се любовь вечная, смертными страданиями умилостивляющая раздраженную правду Божию! Се единый праведник, на коем все неправды и беззакония, все злодеяния и преступления! Се Тот, Кто испил чашу ярости Божией за всех презрителей вечной правды! Так, жестокие казни мира более не составляют для нас грозных казней мстительной правды Божией, довольно, – они были орудиями казни для сего распятого; они вполне излили на Него ярость мщения Божия, вполне наказали в Нем наши преступления. Итак, здесь, пред сим древом благословения, доселе смущенная чувством виновности своей душа ищет себе помилования; здесь восторженная чувствами упования; восклицает, помяни мя Господи, егда приидеши во царствии Твоем, и слышит со креста сладкий голос сладчайшего Иисуса, аминь глаголю тебе, днесь со Мною будеши в раи (Лк.23:42–43).

Но жестокие искушения крестного пути неизбежны и для оправданных в Иисусе. Часто самые твердые последователи Христовы, забирая сладость правды распятого Иисуса, приходят в неизъяснимое уныние; они чувствуют себя как бы оставленными, без сил, без помощи, отверженными от лица Божия; воды скорбей до того умножаются в душе их (Пс.58:2), что как бы готовы поглотить их. И здесь-то преимущественно взор веры на распятого Господа исполняет утешением скорбные сердца. Сколько надежд на помощь небесную возбуждает сей взор! И как крепки сии надежды! Отец небесный дал нам Сына Своего, чего же после этого Он не даст нам? Сын Божий понес все наши страдания, откажется ли Он подкрепить нас в остававшихся для нас скорбях? Сей кроткий Ходатай, пришедший исцелить сокрушенных сердцем (Ис.61:1; Лк.4:18), утешать малодушных умом, укрепить руки ослабленные и колена расслабленные (Ис.35:1–4), положивший душу Свою за спасение людей, – ужели не поспешит утешить скорбных детей Своих? Неужели Тот, который Сам искушен был по всяческим, Сам испытал всю немощь сил человеческих, всю жестокость искушений, отречется и искушаемым помощи? (Евр.2:18). Что убо речем к сим? Тот, который Сына Своего непощаде, но за нас всех предал есть Его, како убо не и с Ним вся нам дарствует? (Рим.8:31–32) Нет! мы не такого имеем первосвященника, который бы не мог или не хотел спострадать нашим немощам, но искушена по всяческим подобно нам, разве греха (Евр.4:15). Наш Ходатай сколько могуществен; – как Слово Отчее, как Слово-Бог – столько же милосерд; болезнует о наших немощах, призывает к Себе всех труждающихся и обремененных, и их упокоивает (Мф.11:28). Если не пойду, говорил Он пред смертью, Утешитель не придет к вам; но Он пошел к Отцу Своему, и Отец пошлет утешение и помощь. Отец небесный не откажет в помощи просящим помощи, когда не отказал Он нам в Сыне; не откажет, когда Сей самый Сын ходатайствует за нас. Подлинно, что значат все прочие блага, что значит всякая другая помощь в сравнении с тем неоцененным благом, какое подано нам в распятом за нас Сыне Божием? Пусть мир и все враги креста Христова умножат жестокость гонения своего, раб Христов, взирая на распятого Господа своего, не только не боится зла, не только не ослабевает от страха врагов и бед, но паче исполняется ревностью и твердостью, готовится на все мучения.

Здесь, при подножии креста Христова, христианин видит, что на древе крестном все претерпел от грешников (Евр.12:2) Тот, Который возлюбил нас до смерти; можно ли не любить сего Спасителя и Господа? можно ли, любя, не сообразоваться во всем с возлюбившим нас Иисусом, не приобщаться самим страданиям Его? Пусть ужасы скорбей и бедствий поражают дух верного раба и друга Христова, он видит в страданиях Иисусовых свои собственные и в своих собственных страдания и язвы Господа Иисуса, видит – и ничем столько не услаждается, как сим общением страстей Христовых (Флп.3:10). Для плотских помышлений даже непонятно, до какой степени в святых мучениках и исповедниках возвышались восторги сердца, услаждавшегося ощущением скорбей Христовых. Они забывали все свои страдания, спешили, как жаждущий елень – на хладные потоки, на жестокие скорби и, среди мук, изъявленные, истерзанные, от ног до главы покрытые ранами, в восторге сердца вещали, сии раны – раны Господа нашего, сии стрелы злобных врагов – стрелы, пронзившие Господа нашего, сии члены истерзанные и сокрушенные; члены закланного Агнца Божия, прободенного Господа нашего. Какой славы, каких сокровищ, каких утешений желать, когда с нами и в нас распятый Господь Иисус? Так, все гонимые за правду, – все коих преследует мир, за то только, что они не от мира, находят сладостную отраду при кресте Христовом.

Взирайте, увещевает апостол ослабевающую в скорбях братию свою, взирайте на Начальника веры и совершителя Иисуса, иже вместо предлежащие Ему радости претерпе крест, о срамоте нерадив, одесную же престола Божия седе (Евр.2:2); взирайте, таково шествие подвигоположника нашего, – с Голгофы Он восшел на небо и сел одесную величествия Божия, – взирайте и зрите к утешению вашему в крестном пути Христовом путь к вечному блаженству вашему. Подлинно, если совершитель веры и спасения нашего благоволил испытать жесточайшие страдания – поношения, поругания, заушения, раны и язвы гвоздинные, позорную смерть, – и после сего одесную престола Божия седе; если видим Иисуса – подвигоположника спасения за принятие смерти славою и честью венчанна (Евр.2:9), то идти по крестному пути Его не значит ли идти по безопасному пути спасения – к вечной славе? И если Начальнику спасения надлежало страданьями войти в славу Свою (Евр.2:10), то всякой другой путь к совершенству, какой дерзает предписывать себе плоть, любящая покой и негу, или кичливый разум, поставляющий одного себя целью всех своих забот, – всякой другой путь, несообразный с крестным путем Христовым, не есть ли путь гибельный? Так тем, которые шествуют по скорбному пути Иисусову, подвигоположник дает сести с Ним на престоле, и они на земле уже радуются яко и в явлении славы Господа своего возрадуются (1Пет.4:13); верно слово, говорит с полною уверенностью апостол, аще с Ним умрохом, с Ним и оживем, аще терпим, с Ним и воцаримся (2Тим.11:12). Аще умрохом со Христом, веруем, яко и живи будем с Ним (Рим.6:8). И презрит ли Отец небесный тех, которые отреклись от себя и всего мира, ищут единого – Его воли в Иисусе, ищут – страдать и умереть вместе с Тем, Который искал только славы Отчей? Презрит ли Сам прославленный Сын тех, кои пребыли с Ним в Его напастях? Он завещал им царство, которое завещал Ему Отец для общения блаженства с Его присными! (Лк.22:28–29). Тяжко не видать в жизни ничего, кроме скорбей и бед; тяжко отказывать себе в утешениях, какие можно бы находить не на пути крестном; тяжко повторять себе только об одном, страдай и терпи. Холодный разум никакими советами не утешит души, истерзанной страданиями жизни. Только взор веры на распятого Господа славы открывает для крестоносца небо, готовое принять его с земли. Взор веры на страждущего Искупителя разрешает тяжкую тайну земной, скорбной жизни. Утешься, крестоносец Христов! для тебя есть радости верные; утешься и не ревнуй спеющему здесь в пути своем, человеку творящему законопреступление (Пс.36:7). Он спеет среди радостей для вечной погибели, а ты спеешь среди скорбей для вечного блаженства.

Верные рабы Христовы, вы, которые идете по крестному пути Христову и не всегда находите отраду себе! вам принадлежит сие слово, – как слово утешения, как скудная капля росы духовной для оживления истомленного скорбями духа вашего. А тем из нас, которые при каждом встречающемся бедствии спешат почерпать утешения только в кладенцах сухих, ищут утешений от мира и плоти, тем пусть будет сие слово словом обличения и наставления, да обращаются и они к кресту Христову, когда постигнут их скорби; да научатся и они вкушать только те утешения, которые нисходят с древа благословения – с креста Христова. Аминь.

1844 год.

Радуйтеся, яко имена ваша написана

суть на небесех (Лк.10:20).

Два праздника совершает ныне святая церковь. Празднует память великого угодника Божия святителя Николая, и празднует день помазанника Божия благочестивейшего императора Николая Павловича. Отчего это совмещение? Вопрос сей, как видите, вызывает другой вопрос, что значит, что при крещении нашем церковь дает нам имена?

Если общество людей дает свое имя человеку, это означает, что человек получает право принадлежать к сему обществу. Если монарх украшает мужа брани или слугу правды почетным именем, это означает, что муж брани или слуга правды стал ближе к престолу монарха, ближе к его любви и славе.

Подобное сему бывает в церкви Христовой. Она дает имя младенцу или возрастному, это означает, что младенец или возрастный начинает принадлежать церкви, начинает иметь права на преимущества церкви Христовой, начинает быть любимым рабом царя Господа Иисуса. Церковь Христова одна и на земле, и на небе; что совершается на земле властью церкви, совершается и на небе; права имени, данного на земле, утверждаются на небе. Судите же, как много значит приобрести имя в церкви Христовой? Вы, стяжавшие себе имя на поле чести! вы знаете, как лестно, как приятно – приобрести себе имя на поле чести земной. Но, извините; ваша радость не так лестна, как радость об имени христианском. Обаче о сем не радуйтеся, рече Господь. Как ни велика, как ни славна честь земная, она принадлежит земле; мало того, она более возбуждает страх, чем радость, так как легко увлекает за собою слабое сердце наше, и отвлекает от Бога и святого закона Его. Обаче о сем не радуйтеся, яко дуси вам повинуются. Много значит, даже в духовной жизни, иметь власть над духами злыми, но и этой великой власти не надобно радоваться, чтобы не забыть подателя всякой власти, чтобы не остановиться только на одном себе. Радуйтеся, яко имена ваша написана суть на небесех (Лк.10:20). Радуйтесь тому, что вы вписаны в число принадлежащих Господу Иисусу, в число искупленных кровью Агнца вечного. Радуйтеся, говорит Сам Господь. И как не радоваться? Ни на небе, ни на земле нет имени выше имени Иисусова; а кто получает имя в церкви Христовой, новое имя открывает тому права на славу, приобретенную Иисусом. Что значит слава, что значат почести и богатства времени, в сравнении с вечною славою, с вечным блаженством? А та книга, куда переносится из церкви земной, имя христианское, называется книгою жизни (Откр.3:5), так как записанных в ней ожидает вечная блаженная жизнь; она называется живою книгою Агнца (Откр.13:8, 21:27), так как в нее внесены искупленные для вечного блаженства вечно-живым Агнцем Божиим Христом Господом. Радуйтеся, яко имена ваша написана суть на небесех. Здесь забывают величие имени христианина, но вспомнят там – за гробом и, о! когда бы не в первый раз. Бедный собрат мой! Люди не дорожат твоим именем; они уважают другие имена, другие отличия в себе и в других. Жаль, очень жаль их. Чем менее уважают они это великое имя, тем тяжелее осуждены будут. Им не дороги права имени христианского; им дороги права богатства, права почести земли. Оставим их с землею, – тебе принадлежит небо.

Имя христианина, даруя человеку многое, многого и требует от него. Обязанности, возлагаемые именем христианина, весьма обширны, разнообразны и высоки. Чтобы облегчить для немощи нашей приложение их к жизни, церковь Христова, церковь православная, обширные обязанности последователя Христова предлагает в примере частном, одного новым именем обязывает подражать ап. Петру, другого Николаю, третьего Антонию великому и т. д. О, если бы каждый Антоний был тем же, чем был тот древний, истинно великий Антоний! Антонии и Павлы фивейские всю жизнь свою посвящали на то, чтобы высокий образ христианина, как можно, полнее отразился в их жизни. И как блистательно, как величественно сияет он в их жизни! А жизнь святителя Николая была подвигом самой пламенной любви к ближним; миловать, спасать, утешать, вразумлять – вот что было предметом трудов его и при свете дня, и во мраке глубокой ночи. Опыт близок к смыслу каждого; пример ставит пред глаза незримые мысли высокой жизни христианской; нужно только смотреть и – поймешь. К чему проповедовать отвлеченные истины, когда их не понимает большинство людей? Подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу, писал Павел (1Кор.11:1); пример жизни моей – вот вам близкое, самое доступное училище! Любезный собрат! прекрасная для тебя проповедь – имя святого, которое ты носишь. По степени образованности, на которой поставлен ты, быть может, не имеешь ты обширного рассудка, чтобы размышлением обнимать и усвоят высокие истины христианства, но у тебя, без сомнения, есть память. Затверди же памятью жизнь твоего святого. После того тебе останется плакать над жизнью своею, так как в ней много непохожего на святую жизнь ангела твоего. Пусть высокие добродетели твоего святого будут святынею сердцу твоему, пред которою и стыдно и тяжко было бы являться тебе с грехами твоими. Примерами, которые окружают тебя, примерами, мира грешного и изобретательного на грех, ты можешь извинить или и оправдать в себе каждую слабость, каждую наклонность худую, каждый грех. Но не оправдает, не извинит тебя жизнь твоего святого. Одна мысль о нем покажет тебе, куда должны стремиться желания твои, куда приведет тебя широкий путь мира, по которому идут толпы. Мысль о строгости святого подвижника к себе самому обличит твою беспечность для добра, довольство его немногим умерит твои желания многого и пустого, пример его одушевить тебя желаниями единого на потребу. Возобновляй же чаще в памяти твоей подвиги твоего святого и – тебе будет дорого спасение души твоей, и не будет дорог век лукавый и погибельный.

В церкви иудейской давили детям имена родственников. Без сомнения, приятно скреплять и предъявлять именем своим союз с родством, дорогим сердцу. Но если таким образом скрепляется один союз родства плотского, согласитесь, что это только плоть и кровь. Положим, что вместе с тем имеют в виду поддержать союз с великими по вере и благочестью. Но и в таком случае дух смешивают с плотью, это и не совсем чисто и не совсем безопасно. Какая разность, когда скрепляют именами только союз духовный! Какая разность, когда настоящее соединяют с прошедшим только по духу, именами великими в жизни духовной, – одной достойной человека! Какую прекрасную картину представляет христианство православия! О сем познают вси, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою, сказал Господь. И эта печать учеников Христовых, эта любовь, связующая сердца, разделенные пространствами времен и мест, лежит на православии. Оно то же теперь, чем было за 16 столетий, те же в нем имена, а имена вызывают ту же жизнь; и – ряды веков неразрывно скреплены именами и жизнью; любимое за 13 и 18 веков никогда не преставало, не престает и теперь быть предметом любви.

Жизнь земная – горька; а таже жизнь для христианина – жизнь крестных страданий. Одним из сладких утешений страннику земли служит надежда на покой в вечности. И, в подкрепление сей надежды, православие указывает опять на имена прославленные. Сколько чудес совершили святые Божии по смерти своей! Сколько дел великих совершено ими пред глазами тысячей тогда уже, как они оставили землю! Итак, дела их и опыты чувств наших показывают, что они живут и за пределом тления, что они – благоугодные слуги Господу, прияли венец правды за подвиги веры и благочестия. Вот доказательство жизни, действующей за гробом! Это не вывод умозрения ненадежного для каждого, недоступного для простых сердец. Нет, здесь говорят дела, – дела, которых не могут творить люди, не уполномоченные властью Божией. Тверда сия опора сладкой надежде на блаженную вечность праведника. Итак, благодари Господа, брат мой; самое имя, которое ты носишь имя святого, прославленного Господом, может утешать тебя надеждою на блаженную вечность. Итак, когда под бременем напастей времени станет тебе и грустно, и тяжко, вспомни, что праведник, которого имя на тебе, также был человек, также чувствовал скорби, также чувствовал нападения страстей; но он молился и терпел, надеялся и просил, и теперь – на небе. Молись же и терпи и ты, плачь и уповай и ты, и для тебя все горькое кончится, и тебя встретит там покой, и ты скоро будешь радоваться о скорбях, какие переносил здесь для Господа. Дорожите сим утешением, дорожи заботою церкви о твоем покое. Как приблизила к тебе отраду любовь её! Имя, самое имя, которое ты носишь, защита тебе от сомнений и скорбей. Без того, положим, твой предок, по отзыву всех знавших его, был человек добрый, честный, достойный лучшей участи за гробом. Но подумай, и ты согласишься, что суд Божий не то, что суд человеческий. По суду человеческому твой предок – праведный человек. Но чем ты уверишь себя, что точно таков же он по суду Божию? Чем ты уверишь себя, что он свободно взошел к престолу Божию, не удержанный в темной стране тайными влечениями грешного сердца? Братия мои! верно, непререкаемо-верно только то, о чем сам Бог говорит словами или делами.

Еще более значат имена церкви для надежды на помощь небесную. Если любовь не умирает; если на небе лучше видят и любят, чем на земле; если бренная одежда духа – плоть наша только стесняет силы духа, то нет сомнения, что мольбу мою скорее выслушают, скорее примут к сердцу, скорее выполнят братия мои на небе, чем на земле. Это так просто, так естественно. как нельзя более. Церковь, давая мне имя святого, поручает меня покрову и молитве сего святого, верная и сладкая вера церкви! Те, которые, обитая там – на небе, составляют с земною церковью единую церковь Христову, без сомнения, разделяют и выполняют желания земной церкви, особенно же выполняют, когда к надежде церкви я и ты присоединяем свои усердные молитвы. Потому-то собрались мы в храм сей молить святителя Христова Николая о соименном ему благочестивом царе нашем. Земля и море – свидетели чудных благодеяний святителя Христова. Это так же несомненно, как несомненно то, что я и ты видим и слышим, осязаем и чувствуем.

Царю царствующих и Господи господствующих! Услыши молитву рабов твоих о благочестивейшем императоре нашем, на котором лежит святое имя святого угодника Твоего. Все наше, имена и дела наши, да принадлежат славе Твоей со Отцом и святым Духом Твоим. Аминь.

1843 год.

Бога бойтесь, царя чтите (1Пет.2:17).

Благодарение любви к нам Господа Иисуса! В сем священном храме служитель слова с миром в совести может на деле видеть исполнение апостольского слова: царя чтите. Одни долгою службою на поле брани, другие верною службою в суде, правды, иные усердною и всегда готовою платою повинностей государственных верно свидетельствуют, что им известна заповедь апостольская о почитании царя. Не сомневаюсь, что каждый из предстоящих здесь знает даже и то, как обширна эта заповедь, как не внешние только действия, но и самые помыслы, самые тайные чувства и желания наши покоряет она себе и царю нашему, как заставляет она страшиться даже того, чтобы мыслью возглаголать стропотное против Помазанника Божия или не оказать повиновения ему принадлежащего, – знает твердо слова апостола, весть Господь неправедники на день судный мучими блюсти, наипаче же о господстве нерадящыя, продерзателе, иже славы не трепещут хуляще (2Пет.2:9–10). Так с миром в совести служитель слова может считать исполненным здесь апостольское слово, царя чтите.

Но так ли выполняется другое слово апостола, Бога бойтеся? Не дивитесь, что так думаю о сем известном апостольском слове, – считаю его как бы не довольно известным и признаю за обязанность служителя слова часто предлагать о нем слово. Я думаю, – если есть между нами не довольно успевающие или ослабевающие в благочестии, то это, между прочим, и оттого, что они не имеют должной боязни пред Господом; также как, если многие другие идут с успехом по пути спасительному, то их облегчает в их подвиге чувство благоговения к Господу. Бог почему и вашей любви хочу я предложить слово о апостольском слове, Бога бойтеся.

Увы мне, погиб я, яко человек сый и нечисты устне имый посреде людей нечистые устне имущих аз живу, и Царя Господа Саваофа видех очима моима. Так восклицал пророк, пораженный ужасом при мысли о своей нечистоте и о святости Господа, пред которым узрел он себя. Не все пророки, чтобы видеть очима своима Господа Саваофа. Но все ли могут пред очами Господа указать только на одну нечистоту устен своих, на пребывание с людьми, нечистые устне имущими, и на то, что они только человеки? Дозволит ли кому из нас добрая совесть поставить себя на одну степень с Боговидцем Исаией? О! кто начислит грехи и беззакония наши? Кто укажет нам глубину нечистоты, в какой мы повержены? Совесть легко прощает тебе слабости общие для всех людей, хотя не простила она сей слабости пророку. Но, как много грехов, как много беззаконий, которые пьем мы, как воду, повторяем по привычке нашей к ним, не чувствуя страха, не чувствуя даже и слабого смущения в душе своей? Грехи к грехам, беззакония к беззакониям прилагаем мы ежедневно. И, однако, все мы живем пред очами Господа мстителя неправдам нашим, ревнителя святости и чистоты, страшного во гневе на грешников. Мы не видим Его во свете видения пророческого; духовное око наше омрачено грехами. Но это должно ли умалять страх наш пред Ним? В слепоте своей мы усугубляем нечистоты свои, не думая о том, что будет с нами. Теперь мы не видим Господа святости, но некогда увидим, и – тогда огонь святости Его потребит грешников. Потребит Господь вся делающие беззакония (Пс.100:8). Потребит всякого любодеющего от него (Пс.72:27).

Если царство Христово, к которому по благодати Христовой принадлежим мы, преимущественно есть царство любви, то да не думаем, чтобы любовь Христова к нам освобождала нас от страха пред Богом. Св. апостол говорит, приемля царство непоколебимое, будем хранить благодать, и помощью её будем служит благоугодно Богу, с благоговением и страхом (Евр.12:28). Апостол с чувством благодатного обладания дарами любви Христовой поставляет в необходимой связи чувство страха и благоговения. Так, Христос не для того страдал за нас, не для того умер за нас, чтобы мы безбоязненно творили грех, чтобы жили по воле беззаконных желаний сердца нашего. Нет – Он искупил нас от страха казни, которой сами избежать мы не могли, но с тем, чтобы мы, верою объемля Его – Спасителя нашего, и любовью не отпадали от Него и от святого закона Его; Он приобрел для нас всю любовь Отца небесного, которую потеряли мы грехами, но предоставил воле нашей, при помощи благодати, удержав сию любовь и усвоят дары её. Если мы не внимательны к толикой любви Христовой, то тем усугубляем виновность нашу пред грозною правдою Божией. По истине, како мы убежим гнева, о толицем нерадивише спасении? Братия во Христе! кому больше дано, с того больше взыщут. Мы больше, чем отцы наши ветхозаветные, получили даров благости Божией; больше и страшиться должны правды Божией. Мы больше, нежели другие, осенены благодатным покровом благости Божией. Устрашимся столь близкого общения с нами святого и правосудного Бога нашего! Бог поругаем не бывает! Возможно ли, чтобы столько даров Божиих могли мы безнаказанно расточать, не употребляя их по их назначению? Благость Божия, конечно, не до того простирается к нам, чтобы оставить без строгого суда и наказания наше пренебрежение к её щедротам.

Не думаем ли мы, что любовь христианина к Господу своему может дозволить нам проводить время свое без страха Божия? Любовь к дивному в совершенствах Своих не может быть без чувства благоговения. Любовь истинная постоянно размышляет о величии Бога своего, неуклонно зрит на беспредельную славу имени Его и не дозволяет себе ни одного движения, в котором бы могло обнаружиться невнимание к высокому предмету её помыслов и желаний. И потому-то самая радость её о Боге никогда не бывает без трепета и ни одно дело служения её Господу не бывает без страха. Работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом (Пс.2:11).

Совершенная любовь изгоняет страх, говорит апостол любви (1Ин.4:18). Это значит только то, что любовь на высшей степени своего совершенства сама по себе, без нашего усилия, исключает страх рабский, трепещущий одного гнева Божия, но не означает того, чтобы совершенная любовь исключала смиренное сознание своего недостоинства, или благоговение к Богу великому и святому. Заметьте, что апостол говорит о высшей степени любви, о любви очищенной опытами скорби, о любви укрепленной, подвигами самоотречения, а не о временных восторгах души, еще не узнавшей ни всей нечистоты своей, ни трудности восхождения к Богу. Сей-то любви присвояет он свободу духа, но такую же, какую может иметь достойный сын в отношении к доброму отцу. Добрый сын любит отца своего нежно, и свободно открывает ему свои мысли, желания, нужды. Но он не был бы уже добрым сыном, если бы подходил к отцу с дерзостью, без уважения к нему, – если бы стал требовать от отца того, на что не имеет права по-своему положению. Точно так, истинно боголюбивая душа, если приближается к Богу с дерзновением и любовью, то вместе с тем остается справедливою к себе и Богу своему. Она не дозволяет себе забывать своей удобопреклонности к падению, своих грехов и преступлений, которые столько раз повторяла она; не перестает зреть в Боге сердца своего Бога святости, который благоугождается только жизнью святою и не может не отвращаться от нечистых сердец наших. Вот почему говорится и святым, бойтеся Господа вси святии Его (Пс.33:10). Так для истинной любви свят и спасителен страх Божий!

Кому же и почему не нравится страх Божий? Тайной гордости нашей, потому что он обуздывает её движения, смиряет её замыслы, велит ей молчать в нас. Потому-то, желая избавиться от тяжелой власти, она завлекает неопытную душу в самоволие. Остерегайтесь тайкой гордости, остерегайтесь особенно тогда, когда вы только что вступили на путь спасительный. Ей приятно, ей очень хочется любоваться собою. Потому, она не только скрывает нашу виновность пред Богом, не только побуждает смотреть, долго смотреть, на доброе, что удалось нам сделать, но выставляет нас пред нами в лучшем виде. Отселе, едва только совесть начинает представлять сознанию нашему наши грехи, наши привычки дурные, едва только начинает успешно действовать страхом суда Божия на исправление жизни, – самомнение спешит успокоить едва пробудившуюся душу мыслью о нашей довольно исправной жизни, об общей слабости природы нашей, украшает воображением дела юности духовной, ослабляет решимость воли чувством успехов некоторых. С гордостью не совместен страх Божий. Она мало по малу старается ослабить его в нас, изгладить его в душе; а ослабляя страх Божий, укрепляет за собою власть над душою нашею и возрастает в ней.

Там нет истинной любви к Господу, где не обращают внимания на честь и славу Единого – достойного любви и славы. Там обыкновенно уважают вместо Бога себя, вместо воли Божией – свою волю. Не станем прельщать себя, что мы стоим на высокой степени духовного совершенства, когда ощущаем в душе своей восторги любви к Господу, приближаемся к Нему в молитве с чувством утешения, если эти восторги духа не сопровождаются чувством благоговения, они не только не святы, но даже опасны. Они не святы потому именно, что в них нет святого страха Божия, а есть тайная гордость, тайное самоуслаждение. Они опасны и страшны потому, что, быв возбуждены тайным самомнением духа горделивого и, усиливая взаимно собою сие самомнение, приближают душу к глубокому падению.

Теряя страх Божий, теряем и внимательность к своему спасению. Вспомним братия, те дни и часы, когда, по милости Бога нашего, мы сознавали от всей полноты нужду исправления и жизни спасительной; вспомним, как глубоко проникнуты мы тогда были страхом Божиим, с какою искренностью внимали мы себе и воле святого и праведного Бога, и – как страх Божий пробуждал нас от небрежности и возбуждал к делам покаяния. Пока полна душа благоговением к Господу, она хранит себя от греха и старается освящать желания и действия свои волею Того, пред кем благоговеет она, – волею Того, чью волю она считает святою и непреложную, чью власть – властью всемощною и вседействующею. Она страшится, как бы не оскорбить своими неправдами Бога сердца своего, как бы не сделать чего-нибудь неугодного Тому, кто Господь её во времени и в вечности. Блажен муж бояйся Господа, в заповедех его восхощет зело (Пс.111:1). Встречается искушение, искушение льстивое и сильное, но которому велит противостоять закон Божий? Благоговейная душа говорит себе, како сотворю глагол сей и согрешу пред Богом? (Быт.39:9).

И сим помыслом, пробуждая в себе осторожность, она побеждает искушение. Не вооружись она сим оружием, – наслаждение греховное своею сладостью увлечет ее в волю греха. Страх, по естественному своему действию, гонит покой и лесть греховного наслаждения; страх сам по себе есть движение души беспокойное, которое, возбуждаясь грозною мыслью о предстоящей опасности, гонит из души мир, столько необходимый для состояния наслаждения. Для того, чтобы он совершенно препобедил возбудившееся чувство преступного удовольствия, нужно только, чтобы он был сильнее сего последнего. Страх Божий точно также действует на душу, и преимущество его спасительное для нас, состоит в том, что по свойству своему он сильнее всякого другого чувства может потрясать душу нашу. Страх Божий, предохраняя душу от падений, побуждает ее умудряться во спасении, замечать, какие спасительные средства более могут быть полезны ей по её расположениям внутренним, по обстоятельствам знания и состояния, что надобно ей употребить в одном случае, чем воспользоваться в другом. Страх Божий, умудряя во спасении, ведет душу от подвига к подвигу и утверждает на спасительном пути; он не дозволяет оставлять без скорби сердечной грехов и проступков, и порождает в душе ненависть ко греху и любовь к чистоте и святости. Вот почему премудрый называет страх Божий источником жизни, хранителем души от зла, залогом крепости. Страх Господень, говорит он, ненавидит неправды (Притч.8:13). В страсе Господни упование крепости. Страх Господень источник жизни, творит же уклонятися от сети смертные (Притч.14:26–27). Если страх Божий поведет вас в храм Божий, как легко, как скоро вы явитесь и как прилично будете предстоять в нем; он не позволит вам здесь блуждать мыслью и взором по земле, не позволит беседовать с людьми, кто бы они ни были; он устремит и ум, и сердце, и слух и взор к единому Господу. Подобно сему, он будет располагать желаниями и поступками вашими в вашем семействе, в вашей жизни общественной и частной.

Если страх Божий не оказывает в нас такого действия своего, то это оттого, что мы прогоняем его от себя то страхом человеческим, то желаниями покоя земного. Как быть страху Божию в сердце нашем, как производить ему спасительное действие на нас, пробуждать от беспечности, возбуждать к покаянию, когда мы то волнуемся страхом бед житейского моря, то отягчаем сердца наши удовольствиями века сего? Если бы мы входили чаще в сердце наше с мыслью о суде Божием, если бы реже открывали душу для опасений земных, если бы постоянно умеряли в себе желания довольства земного мыслью о мздовоздаянии, какое правда Божия готовит для веселых века сего, то, конечно, мы не замедлили бы на стезях лукавства и обольщения духовного, конечно, поспешили бы только дальше бежать от греха, но более и более преспевать в добродетелях, в молитве, в посте, в верности званию, в отсечении своей воли. Ибо, зачем бы тебе, душа моя, медлить искренним, глубоким раскаяньем? Зачем отлагать со дня на день обращение и оставлять в себе терния греховные, когда бы ты постоянно помышляла, какой чистоты, какой святости требует от тебя святость Божия, и какой огонь готов поясть нечистоты твои в вечности. Зачем бы тебе столько нерадеть о молитве, о посте, о делах звания твоего, зачем предаваться сну и беспечности, когда бы размышляла и чувствовала ты, что время земного твоего подвига коротко, а в вечности нерадивого раба ожидает огонь, и тьма, и муки нескончаемые? Зачем бы тебе так дорожить желаниями воли твоей, которые и сама ты иногда признаешь несправедливыми, – и тем не менее скорбишь и досадуешь, если они остаются неисполненными?

Господи, Господи! утверди в сердцах наших страх Твой – святой и спасительный, да им охраняемые сохраним любовь к Тебе и не уклонимся от закона Твоего. Аминь.

1848 год.

Аз есмь свет миру! (Ин.8:12).

Как говорит Господь Иисус вслух народа иудейского, в слух всей вселенной. Какой, необыкновенный отзыв о себе! «Я свет миру», говорит Христос Иисус. Прежде меня искусные законодатели, умные учители нравственности, великие и малые мыслители, искренние и неискренние друзья бедного человечества трудились над образованием народов, но успех их был очень мал, последствия далеко не отвечали обещаниям и трудам. Я пришел рассеять мрак сердец человеческих, положить в них семена новой жизни, оживотворить их теплотой моих лучей. Какой великий по значению отзыв! Кто произносить его? Тот, кто всегда был образцом смирения и кротости. Дымящегося льна не гасил Он и надломленной тростя не сокрушал. И, однако, подает столько высокие голос о Себе. Какое твердое убеждение слышно в этом голосе. По всему дивный голос привлекает внимание к себе.

Слушатели мои! вы знаете, повелитель народов Европы, Азии и Америки благоговеет пред святостью сего голоса. Он недавно заставил молчать противохристианские мятежи Европы, он недавно повторил свидетельство Христово вслух всей империи своей, вслух всех университетов и учебных заведений. Мы ныне празднуем священное венчание государя нашего на царство. Потому думаю, достойно почтим торжество о великом христолюбивом монархе, если взойдем в размышление об одном из благотворных действий христианского учения, о благотворном влиянии его на благосостояние государства.

Веками дознано, что для благосостояния общественного необходимо, чтобы государственная власть была священною, неприкосновенною для всех, важностью. Только тогда подданные будут иметь к власти государственной не только уважение, но и благоговение, не только страх, но и любовь; только тогда государство безопасно будет от мятежей и беспорядков, от своеволий и самоуправства дикого. Без того никакая теория государственной безопасности не поставит государства в безопасность. Во всякой другой теории безопасность государственная, как основанная на человеческих началах, будет в полном распоряжении произволов человеческих, всегда своекорыстных, всегда меняющих мысли и желания по прихотям страстей. Что же говорит Христово учение о власти государственной? Оно говорит, чего не смела решительно проповедовать никакая религия разума, она говорит, несть власть, аще не от Бога, сущие же власти от Бога учинены суть. Тем же противляйся власти Божия повелению противится (Рим.13:1–2). Оно говорит, что начальник есть слуга Божий, есть представитель карающего и милующего промысла Божия, отмститель злое творящему (Рим.13:4), и готовый награждать делающих добро (1Пет.2:14). Первым предметом внимания после Бога поставляет оно государя: Бога бойтесь, Царя чтите (1Пет.2:17). Оно внушает, что первою молитвою нашею должна быть молитва за царя и власти. Молю, пишет апостол, прежде всех творите молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть (1Тим.2:1). По учению откровения лице царя есть лице неприкосновенное. Не прикасайтесь помазанным моим (Пс.104:5). Итак, вот величие, на которое возводит христианское учение царей и власти. Вот опоры, на которых оно утверждает престолы царей и права правителей! Вот почему истинный христианин не может быть возмутителем или неверным подданным. Для него распоряжения, правительства суть распоряжения Божии и мятежник против государства есть мятежник против царства Божия, мятежник против самого Бога. В первые века христианства, столько известные по бунтам и мятежам Римской империи, когда, например, в 8 лет являлось 39 императоров, история не отыскала ни одного возмущения, в котором принимали бы участье христиане. А какие это были века страшные для христианства! Гражданские власти были тогда до крайности несправедливы и бесчеловечны против христиан. Что удерживало христиан от порывов негодования и от сильного противодействия, при виде ужасающих несправедливостей? Их вера, вера, которая предписывает «оказывать повиновение властителям не только добрым, но и суровым», вера, которая учит, что приятно Богу нашему, если «кто, помышляя о Боге переносит скорби, страдая несправедливо» (1Пет.2:18–19).

Христианское учение вместе с тем, как столько возвышает силу государственной власти, внушает правителям отеческую любовь к подданным. Оно требует, чтобы власть их была властью не только справедливою, но и благодетельною для подданных. Оно говорит им, творите волю Божию от души, не забывая, что и над вами есть «на небесах Господь, у которого нет лицеприятия» (Еф.6:9). Оно внушает им, «от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много, вверили, с того больше взыщут» (Лк.12:48). По его наставлениям все люди суть дети Отца небесного, который одинаково всех любит и одинаково требует от всех любви взаимной, дает власть одним над другими, но с тем, чтобы сильные носили немощи немощных, а не себе угождали; христианское учение не терпит ни самолюбия нетерпеливого и своекорыстнаго, ни гордости неприступной, ни тщеславия легкомысленного, в ком бы они ни были. Так христианское учение дает правительственным лицам силу и могущество, но смягчает эту силу чувствами любви благотворительной; дает им власть прочную, но умеряемую страхом суда Божия и таким образом служит новою опорою благосостоянию государства.

Христианское учение не только преследует явные пороки – язву обществ человеческих, но очищает самые глубины сердец человеческих и одушевляет их самою бескорыстною любовью к людям. Известное дело, религии языческие освящали множество пороков человеческих, самых пагубных для благосостояния государств; пристрастия к порокам, укоренившиеся в душе и обратившиеся в общие правила жизни, не давали людям ясно видеть пагубных действий зла на общества. Христианская вера не терпит пороков, не терпит даже чувств и расположений порочных. Известное дело, что как бы деятельны ни были правители обществ, множество пороков и злодеяний ускользает от их внимания и власти. Насилия и кражи, совершаемые без свидетелей, хитрые обманы, обыкновенные особенно в торговле, роскошь и распутство – проводники нищеты для семейств, многие другие пороки, незримо для суда людей, разливают яд в обществе и доводят государство до расстройства и падения. Только вера чистая и святая, какова вера христианская, управляя совестью людей, противодействует злым началам, незримо разрушающим общества. Никакая религия не простирает так далеко власти своей над сердцами людей, как простирает христианское учение. Оно судит нас за самые тайные мысли преступные, за самые невинные по виду чувства и желания. Оно требует самой строгой чистоты жизни. «Будьте совершенны, как Отец ваш небесный совершен», говорит оно. Христианское учение, показывая в Боге Отца всех, заповедует самую нежную и самую бескорыстную любовь к людям и при том к людям всех званий и состояний. Язычество не знало этой всеобщей и самоотверженной любви. Язычники Рима и востока не могли надивиться, как христиане, не составляя особого политического общества, соединены были между собою тесным союзом на пространстве целого тогдашнего мира. Они изумлялись той заботливости, с какою христиане помогали бедным, призревали больных, посещали заключенных в темнице, воспитывали сирот, ухаживали за страдавшими от заразы, с явной опасностью для себя. Они сознавались, что вера, которая так благодетельна для бедного человечества, есть вера неземная, есть вера Божественная и что никакая человеческая религия не предписывает столько высокой любви к другим и, следовательно, не возвышает столько благосостояния государства. «Что вол для бедного, то раб для богатого», говорил знаменитый языческий философ и он же причислял жен к разряду неудачных произведений природы. Судите же о состоянии рабов и жен в языческом мире. Христианская вера учит заботливой любви к рабам и женам, указывая в них духовную природу. Пусть составят себе самый высокий идеал полезного члена государства и пусть проведут свой идеал по всем ступеням государственного быта, тогда на всех ступенях увидят только христианина. Нет звания, нет занятия истинно полезного для государства, которых бы не освящала и не возвышала своими мыслями христианская вера, и никакое занятие, никакое звание не может быть истинно полезным для государства, коль скоро оно не согласно с чистым христианским учением. Так никакая другая вера не может так легко избавлять государство от бед и возвышать благосостояние его, как это совершает христианская вера. Она приносит небесное благословение в хижины низших и во дворцы знатных людей, ограждает общественную безопасность, уважение к законам, права каждого состояния и звания. Блаженство на небе, а на земле неизбежны с грехами неудачи и беды. Но вера и против неизбежных зол – лучшая и верная помощь, внушая терпение и преданность благости небесной.

О! свете истинный, просвещающий всякого человека, грядущего в мир! да нисходят животворный свет твой в глубины сердец наших! Да оплодотворяет он бесплодную пустыню душ наших делами чистыми и святыми, спасительными во времени и вечности. Слушатели мои! будем усердно молиться, чтобы быть нам истинными христианами. Если будем искренними христианами, истинно будем мы тогда самыми полезными, членами государства. Аминь.

Если, когда, то особенно ныне приятно видеть вас в храме Божием, мужи сословия благородного? Вы желаете избрать из среды вашей достойных представителей прав ваших пред престолом царским, достойных защитников вашего покоя. И прежде, чем совершаете сие дело, являетесь в храм Божий. Это ясно говорит о благоговении вашем к небу; это ясно показывает, что, по вашему убеждению, прочность учреждений и дел земных, не исключая и благородных, зависит от неба и ничего не может быть великого на земле без высоких мыслей веры. Согласно с волею монарха приступая к избранию людей по сердцу вашему, вы считаете должным пред алтарем Господа господствующих торжественно обязаться клятвою постучать в деле избрания по совести чистой, не по увлечению страстей. Как не радоваться такому союзу благородных сердец с верою!

Благородное сословие! радуясь благоговейной любви вашей к вере, по долгу звания моего должен напомянуть, что прекрасного союза не следует разрывать, святую клятву надобно исполнять свято.

Что есть клятва? Клятва уверяет Богом всеведущим и грозным в правде, что в том или другом деле поступать будут по строгой правде. Итак, что ж делают, когда не поступают по клятве? Или не верят, хотя и говорят, что Бог всеведущ и страшен в правде, или верят, но не смотря на то лгут пред Ним. Не верят в Бога правды и могущества? Как это возможно? Рече безумен в сердце своем, несть Бог. Если же верят, но не поступают, как требует вера, много ли это легче дела безумия? Пусть осмотрятся. Если и во всяком случае делать неправду означает творить неугодное Богу правды, то делать неправду с призыванием Бога правды не значит ли оскорблять Бога в лице? Не значит ли это нагло не уважать ни Его величия, ни Его грозного суда? Призывают в свидетеля и помощника Бога святости, а творят беззаконие, как будто Он может благоволить и помогать беззаконию или лицемерию. Для чего призывают великое имя Божие, когда не хотят творить приятное Богу? Для того, чтобы великим именем закрыть от взора людей нечистую душу свою, для того чтобы обмануть людей; не так ли? О! сколько в таком поступке нечестия против Бога! как назвать это иначе, если не осквернением имени Божия? Так и называет преступление клятвы сам Бог. Не клянитеся, говорит Он, именем Моим в неправде, да не оскверните имени святого Бога вашего (Лев.19:12). До чего могут забываться люди? Рабы боятся господина, подданные благоговеют пред особою государя своего. Того ли, кто в мгновение может возвратить в ничтожество миры, без опасения оскорбляют в лице? Серафимы не смеют взирать на Вседержителя, стоят с покрытыми лицами пред Его престолом и благоговейно возносят хвалу: свят, свят, свят, Господь Саваоф. Чем же, великий Боже! должны быть пред Тобою люди, люди столько слабые и нечистые?

Пророк Божий видел свиток летящ, в долготу локтей двадесять и в широту десяти локтей. В объяснение видения ему сказано, что это клятва, находящая на лице всея земли, зане всяк клянущийся во лжу от сего до смерти отмстится. И внидет (клятва) в дом клянущегося именем Моим во лжу и вселится посреде дому его и скончает его и древа его и камение его (Зах.5:1–4). Какое страшное определение! Не скажут ли, что это только угроза, или и казнь, но для одного преступного Израиля? Други мои! возблагодарим Бога, что Он сам сказывает нам, до какой степени не терпит Он преступления клятвы. Но надобно иметь слишком мало ума, чтобы и собственным смыслом не оправдывать невозможности того, чтобы Бог благоволил к преступнику клятвы. Если же с преступным Израилем так грозно поступлено за преступление клятв, христианин-преступник клятвы пусть ждет себе более грозного мщения. Не очистит бо Господь Бог твой приемлющего имя Его всуе. Это сказано иудею. Но как должен жить христианин? По закону евангельскому жизнь его должна быть так верна правде, так чиста и свята, что одно слово его, «да» и «нет» должно бы быть порукою в его неизменной верности. Если же между христианами оказываются такие христиане, которых самая клятва не удерживает от измены правде, какой гнев призывают они с неба на свои измены правде! О! христиане! как вы отвечать будете за себя, когда, получив столько благодатного света, столько благодатных сил, явитесь на суде всемирном не лучше иных иудеев, или даже не лучше иных язычников?

Что означает клятва по отношению к обществу людей? Это есть защита общему покою людей. Что значит нарушение клятвы по отношению к тому же покою людей? Это есть язва, это есть бедствие обществ. Когда по несчастью эта язва распространяется между многими, становится правилом жизни многих, чего ожидает себе может целое общество? Того самого, что возвещено чрез пророка, и вселится клятва и скончает его и древа его и камение ею. Тот, кто играет клятвою, не только нарушает покой других, но потрясает основание общественного покоя – доверенность к совести человеческой, веру в возможность честности между людьми. Ибо если лгут пред Богом, как верить, что верны будут пред людьми? Если не боятся обманывать Бога, не принято ли за правило обманывать людей? А это не значит ли, что союз между людьми расторгнут и общество распалось на личных врагов счастья общего?

Впрочем, еще одно слово. Поступать в исполнении клятвы по убеждению своему не всегда значит поступать верно правде. Случается, что действуют отнюдь не против убеждения и, однако, поступают с оскорблением правде и порядку; поступают по убеждению, и после видят сами в поступке печальные ошибки. Как это бывает? Очень просто, за голос совести чистой принимают внушения страстей недознанных, самолюбия неусмотренного, своекорыстия необнаруженного и доверчивые к себе обманывают самих себя. Яко чадо света ходите. Чтобы не ходить во мраке затемненных страстями мыслей своих, надобно освещать свои мысли, свои убеждения, размышлением евангельским, надобно поверять расположения и чувства свои заповедями Господа; особенно же надобно испрашивать просвещение у Господа, который один есть свет чистейший и источник света чистого.

Свет небесный, просвещающий всякого человека! церковь молит Тебя за всех и всегда; ныне же особенно молит за готовых святить имя Твое клятвою. Утверди сердце их в любви к правде и истине, да и мыслями и делами освящаем святое имя Твое. – Аминь.

Что скажу вам, братия, при первом свидании с любовью вашею? Простое желание предлагаю, да благословит вас Господь Бог от Сиона. Не смею считать желания моего, как желания человеческого, важным. Как не знать того, что тот не начинал быть христианином, кто не сознает в себе немощей и грехов? Не считаю, однако, нужным умолчать, что в подкрепление немощным силам моим, на долгом пути к вам, обращался я с молитвами к великим печерским угодникам. А вы знаете, как они много могут у Господа.

Так, благословения Божия желаю вам, юные дети! Сам Спаситель наш с такою любовью благословлял вас. О! да сохранит в вас благословение Божие те прекрасные качества сердца, за которые так любит вас Спаситель и Господь наш! Да сохранит оно в сердцах ваших простоту и невинность, столько милые для земли и неба! Да вдохнет оно в вас святую боязнь оскорблять в себе чем-либо то, что любезно в вас для Господа!

Благословения Божия желаю вам, отцы и матери, для вашего семейного счастья, для вашего домашнего покоя. Для того и другого необходимо оно, то и другое невозможно без него. Давно сказал Давид, если не Господь построить дом, напрасно трудятся зиждущие. И другому быть нельзя, если поручили вы постройку только силам и способам времени, чего ждать от времени? Дунет ветр, и постройка ваша рухнет. Не ждите ничего от времени, кроме перемен и разрушения. Только Вечный содержит в деснице своей прочность и порядок. Он благословлял застаревших в неплодии Аврама и Сару, Он благословлял Исаака и Иакова; и – вы знаете, как все расцвели они счастьем. Кто из вас самих не испытал, хотя раз в жизни, как в самом безнадежном положении испрошенное молитвою благословение Божие восстановляло счастье и покой в семье и доме? Кто не испытал, как, после всех испытанных средств – помочь семейному или домашнему горю, искренний вздох к небу привлекал благословение, неожиданно возвращавшее мир и радость.

Благословения Божия желаю вам, продающие и куплю деющие. Ваше счастье особенно изменчиво; потому особенно имеет нужду в благословении. Ваше счастье зависит от воли Божией. Благоговейте же пред волею Божией. Она свята и любит только святое и честное. Пора узнать, века учат, что неправда не богатит, а разрушает дома. Да охранит вас благословение Божие от всякой неправды, от всякой неумеренности желаний, от всякого вида лжи и обмана!

Благословения Божия желаю вам, правящие и управляемые, судии и судимые! Великий владеет всеми и всем; Он же один и законодатель всему. Что могут живущие на земле тления, если не от Него примут благословение на намерения и дела свои? О! запад, запад! что приготовила тебе гордость, надменная успехами сил своих и забывшая о вседействующей силе Божией? Каждый хочет повелевать и никто – повиноваться, каждый хочет судить, чтобы ненаказанно обижать и грабить других. Шумят о равенстве прав, чтобы отнять нрава у других, а не уступить по-христиански свои другому. О! да сохранит Всевышний в правящих благоговейное повиновение к законам Его! Да сохранит Он в управляемых смиренную покорность властям, поставленным от Него! Да сохранит Он в первых столько же любви к человечеству и душевного благородства, сколько в последних смирения и кротости, заповеданных евангелием!

Благословения Божия желаю учащим и учащимся. Столько веков, столько опытов учат нас, что без страха Божия не дается нам мудрость истинная. Столько веков, столько опытов учат нас, что помимо благоговейного расположения ума и сердца не входит ни в ум, ни в сердце премудрость Божия. Где источник мудрости? В Господе. Как переходит она в нашу душу? Не иначе, как путем согласным с Его волею. Можно ли быть иному! Судите сами.

Если кому, то вам особенно желаю благословения Божия, служители алтаря Божия. Служение ваше так трудно, так много требует сил ума и сердца. Пусть благодать священства остается в вас неиссякаемым источником благословений неба, – ваше дело быть усердными раздаятелями даров благодати тайно действующей. Страшитесь при том, не оказаться бы вам нечистыми сосудами святой благодати Божией. Не забывайте и того, что ваши собственные расположения могут усугублять для других благословение небесное, а ваше звание требует, чтобы более и более нисходила чрез вас на других благодать Христова. Не забывайте, что пример жизни – самый сильный учитель для тех, кого вы должны учить. Трудно переменять сердца человеческие, они столько же своевольны, сколько и настойчивы в своем. Сейте слово Божие терпеливо. Ваше дело сеять, ваше дело передавать людям не слово человеческое, а слово Божие. Кто знает, не падет ли завтра или после завтра дождь небесный и твердая земля размягчится и брошенное в нее семя даст плод. Сейте и молитесь. Благодатию Божией есмь, еже есмь, говорил о себе и апостол.

Всем сущим в христолюбивой харьковской пастве желаю благословения Божия. Но для всех присовокупляю, что принять или не принять благодать Божию зависит от расположений каждого. Аминь.