Период 2. От Стоглавного собора до исправления церковных книг при патриархе Никоне: 1551–1654 г

Некоторые из писателей наших полагают, что Стоглавного Собора не было. Нельзя по крайней мере, говорят другие, считать его действительным. Собрание Пастырей, несомненно, было, говорят последние; составляющие книгу «Стоглавник» вопросы, конечно, были читаны в собрании Пастырей, равно как и ответы или постановления были написаны: но осталось все без действия, потому что Собор был не кончен, определения его не подписаны членами оного. Основанием рассуждению своему первые полагают, 1) что не упоминается о Стоглаве ни в одной из наших летописей; а некоторые из них писаны самим Макарием Митрополитом, первенствовавшим Духовным членом Собора; 2) ни в одном известном ныне списке книги «Стоглава» нет сведений о том, кем и как он был подписан; 3) не знает никто, находится ли и находилось ли где-нибудь подлинное соборное Деяние его¹¹⁴.

Мы весьма далеки от того, чтобы подобные сомнения о существовании Стоглава считать уважительными, когда имеем о нем прямое свидетельство Собора, бывшего у нас 1667-го года в Москве. Собор сей составляли два Греческие Патриарха, Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский с согласием и волею Константинопольского и Иерусалимского, наш Российский Патриарх Иоасаф, почетное Русское Духовенство и Царские Бояре. Государь Алексей Михайлович изволил председательствовать. В «Соборном свитке» того Собора сказывается, что Стоглав «бысть», что правила его «писаны к книге», что «положена Собором клятва» на некоторые обряды, что ту клятву последний Московский Собор «разрешает и разрушает и ни во что вменяет», и пр.¹¹⁵ На что же бы иначе заниматься тем, чего не было, или что было без всякой силы и действия, столь высокому сословию Пастырей Церкви! Между тем видим по древностям, что ясно о Стоглаве упоминается в Соборном Изложении Патриарха Филарета¹¹⁶ в Требнике и Служебнике, печатанных при Патриархе Иосифе¹¹⁷; в Скрижали и Служебнике, изданных при Патриархе Никоне¹¹⁸, и пр.

Какой же то был Собор, именуемый Стоглавный, и что сделал он относящегося в круге нынешнего нашего обозрения? – Царь и Великий Князь Иоанн Васильевич Грозный, издавши в Судебнике своем правила для гражданского управления Царства, расположился сделать то же и для Церковного или, собственно, духовного, вместе с тем нравственного, общего для всех сословий управления¹¹⁹. В 18-й год царствования своего, в 1551-й с начала нашего летосчисления, повелел он быть собранию главного Духовенства Русского в Москве. Собралось, при BceРоссийском Митрополите Макарии, 9 епархиальных Архиереев, много Архимандритов и Игуменов. Собор сошелся, говорится в предисловии книги «Стоглава», для рассуждения о многих и различных Церковных чинах и исправлениях и о трегубой Аллилуия и о монастырских чинах и пр.¹²⁰ Государь изволил открыть собрание речью, в которой между прочим изъяснялся, что, по юности его, Бояре много дотоле своевольствовали и его самого расстраивали; даже в отправлении Церковных служб, равно как в образе жизни Христиан и некоторых Пастырей примечает он множество разностей, своеволий и безчиний: и потому просит отцов Собора рассмотреть беспорядки, на основании Церковных правил, и сделать подробные постановления обо всем, как чему быть должно с единообразием¹²¹. «Бога ради потрудитесь, говорил Царь Собору, в еже исправити истинная и непорочная наша Христианская Вера и еже от Божественного Писания во исправление Церковного благочиния», и пр. Речь была наконец подобна открытому покаянию со стороны Царя. В слушателях не только она возбудила особенное внимание, но и извлекла у многих слезы.

Тотчас за речью, сперва говоренною, потом читанною, прежде всего предложил Государь особо о новоявленных в России Чудотворцах с тем, чтобы собраны были об них основательные сведения и составлены им Службы¹²². Потом повелел он рассмотреть Собору 37 вопросов¹²³ о Церковном устройстве. По разрешении оных, изволил дать вновь 32 вопроса¹²⁴. Сии вторые вопросы в книге Стоглава размещаются так, что за каждым вопросом следует и ответ: первые помещены все сряду; а ответы после всех их, и не со всею точностью на вопросы, как при вторых, но с прибавлением некоторых рассуждений вне их. За вторыми 32 вопросами следуют особые постановления, на которые вопросов не было: они, верно, были присовокуплены самими Отцами Собора к рассуждениям о разных нуждах и делах, касающихся Церкви. Наибольшая часть глав касается Церковного управления, как то суда Церковного, суда Духовенства, ведома Церковных имений, пошлин и пр. Правила о Духовенстве, кои были положены на Соборах, бывших по случаю Стригольников и Новгородских еретиков, теперь снова подтверждены. Все предметы Стоглавника, можно сказать, должны были составить как бы дополнение или особую часть Судебника Царя Иоанна Васильевича относительно Церковного порядка для всех сословий¹²⁵.

Числом статей Соборных вышло 98. Они составили одно целое. Дело тотчас послано было, при Царском и Соборном послании, к предместнику Преосвященного Макария, Митрополиту Иоасафу, для того чтобы он прочел положения Собора и дал об них отзыв свой. Иоасаф, по лишении некогда кафедры Боярами, жил в то время на покое в Троицком Сергиевском Монастыре. В послании сказано, что оно относится вместе и к бывшему Ростовскому Архиепископу Алексию, к бывшему Чудовскому Архимандриту Baccиану, к бывшему Троицкому Игумену Ионе и ко всем соборным старцам Троицкой обители. Упоминаемые поименно лица все, приметно, жили здесь на покое. В письменном отзыве на послание сказано: «Иоасаф Митрополит со всеми вышеозначенными лицами, выслушав Царское и Святительское уложение, и все тому Соборному уложению согласуют вкупе, и о которых делах порассудя, и писанием согласуются с Царем и Святители». Впрочем, Иоасаф присовокупил от себя 12-ть примечаний, частью в изъятие, частью в исправление, частью в пополнение Соборного уложения. Но примечания сии не касаются настоящего дела нашего; а относятся только к церковному хозяйству, в особенности для живущих в Монастырях на покое. Между тем, с посланием к Митрополиту Иoacaфy и с ответом от него составилось, в книге Собора, всего 100 глав или статей: отчего книга и стала называться «Стоглавом, Стоглавником, Собор – Стоглавным, или, также, Стоглавом».

Из Стоглавника к Истории Расколов, по настоящему нашему обозрению относятся только следующие главы: Глав. 5, вопр. 5. – о Божественных книгах и ответ; гл. 27, и 28, вопр. 26. – о Крестном знамении и ответ; гл. 31, вопр. 35 и гл. 41, вопр. 8. – о Кресте на церквах; гл. 9. – о чине Божественный службы; гл. 17, – о порядке при требах Христианских; гл. 42, – о Трегубой Аллилуия. Об них были недоумения, даже раздоры, и будут видимы вновь по истории впоследствии.

О книгах Государь изволил изъясниться: «Божественные книги писцы пишут с неправильных переводов, а написав не правят же; опись к описи прибывает, и недописи и точки есть непрямые, и по тем книгам в церквах Божиих чтут и поют и учатся и пишут с них. Что о сем небрежении и о великом нашем нерадении от Бога будет по Божественным правилам».

Определение Собора последовало такое: «Да Протопопом же и старейшим Священником со всеми Священники в коемждо граде во всех святых церквах дозирати и священных книг и священных Евангелий и Апостолов и прочих святых книг, их же соборная Церковь приемлет. А которые будут святые книги Евангелия и Апостолы и Псалтыри и прочая книги в коемждо церкви суть обрящете неправильны и описливы, и вы-б те все святые книги здобрых переводов исправили Соборне. Занеже священная правила о том запрещают и не повелевают неправленных книг в церковь вносити ниже по них пети».

Глава 28: о книжных писцах: «Также которые писцы по городам книги пишут и вы-б им велели писати здобрых переводов, да написав правили, потом же бы продавали: а который писец, написав книгу продаст несправив, и вы-б тем возбраняли с великим запрещением, а хто у него неправильную книгу купит, и вы-б тому потому же возбранили свеликим запрещением, чтоб впредь так нетворили. А впредь таковии обличени будут продавец и купец, и вы-б у них те книги имали даром безовсякого зазору, да исправив отдавали в церковь, которые будут книгами скудны, да, видячи таковая вашим брежением и прочии страх приимут, и вы о всех тех предиреченных чинех Церковных, и о честных Иконах и о святых книгах, о всем том потщались совершати и исправити елика сила ваша. И за то от Господа Бога велику мзду воспримете и от Благочестивейшего Царя хвалу и честь. А и от нашего смирения соборное благословение. А ото всего народа благодарение и хвалениe за ваши священнические труды и подвиги. И аще сия со благодарением и хотением сердечным исправити подщитеся; то с радостью ожидайте сугубы мзды от Бога и царства небесного, по реченному Христову словеси, добрый мой рабе благий и верный о мале ми бысть верен, над многими Тя поставлю, вниди в радость Господа своего и прочая».

Кто б не видел в повторенных теперь словах, сколь много Благочестивый Государь имел сомнения, или с невыгодной стороны думал о находившихся тогда в употреблении книгах Церковных? Сколько с тем вместе озабочивался он об исправлении книг? Кто б не чувствовал, сколь важным делом Стоглавный Собор ставил нужду исправления тогдашних книг? Убеждения, с какими изъяснялся Собор касательно труда сего, трогают сердце и ныне. Напрасно нынешние мнимые Старообрядцы утверждают, что книги были уже исправлены Максимом Греком, и что после, при Патриархе Никоне, никакой не было нужды касаться исправления их снова. Что же с книгами делано было сряду и в последствии времени, о том будем говорить на своем месте после.

О Крестном знамении Государь кратко напомнил в таких словах: «И крестное знамение творят не по существу: Отцы Духовные о сем не радят и не поучают». Только и сказано было слово в слово в Царском вопросе или предложении. Собор положил: «Как подобает Apxиepeoм и Иереом рукою благословляти и прочим православным Христианом знаменоватися и покланятися. Так же священные Архиереи и Протопопы и Священники и Диаконы на себе воображали бы крестное знамение крестообразно и по чину и благословляли бы и Священники православных Христиан крестообразно, якоже предаша Святии Отцы, также бы и детей своих духовных и всех православных Христиан поучали и наказывали, чтоб себя ограждали Крестным знамением по чину и знаменалися крестообразно¹²⁶».

О Kpеcmе на церквах Государь изволил спросить: «О Кресте водружаемом на церквах и назнаменовати, како достоит лепо ему быти?» Тот же вопрос повторен и во вторых ответах таким образом: «И на церквах ставят Кресты по древнему закону, ныне убо водружен Крест животворящий, на Соборной церкви Пречистыя Богородицы честнаго и славнаго ея Успения на новопозлащенном версе, якоже есть в церквах воздвизальный Крест, имже благословляют, и о том рассудити и уложити на святом Соборе, которым образом впредь ставити Кресты на церквах достоит поразсудити».

Собор постановил: «Якоже искони на святых церквах святые Кресты водружены и поставлены и до днесь, тако же да пребывают неподвижими, такоже и ныне убо водружен и поставлен святый Крест, благочестивым Царем Иоанном на Соборной церкви на новопозлащенном версе:, якоже есть воздвизальный Крест имже благословляют, и тако достоит на славу Богу и на умножение лет Благочестивому Царю Ивану, и на сохранение всего его Российского Царствия и таковая святые Кресты на церквах и впредь да поставляют, а что на многих церквах стоят святые Кресты, и на тех Крестех приделывают кузнецы на всех концех иные меньшие Кресты по два и по три вместе, и те меньшие Кресты бурею и сильным ветром почасту ломает, и впредь бы кузнецы делали Кресты по чину крестообразно по древним образцом, якоже уставиша и предаша святии Апостоли, и святии Отцы, а по концом бы наделовали крепости для по единому Кресту со всяцем утверждением, а от своего бы замышления ничтоже не претворяли, кроме церковного предания».

Из рассуждения сего ясно всякому видно, что в священном употреблении Крест был тогда двоякого вида, один из них назывался «воздвизальным, имже благословляют». На Соборной Церкви стоял прежде Крест не такого вида, не «воздвизальный». Два вида Креста Господня известны: один о четырех концах, другой об осьми. Не сказано, какого вида был Крест «воздвизальный», четыреконечный ли, или осьмиконечный: но очевидно, что Стоглавный Собор считал Крест того и другого вида по древнему преданию Церкви, святых Отцов и Апостолов, за один истинный Крест Господень. А сего и довольно. Так и ныне содержит святая Церковь Российская.

«О чине Божественной службы» Государь изволил заметить, что в отправлении Божественной службы, в порядке чтений, в самых словах чтений, в ектениях, в действиях, в отверзении царских врат и проч. и пр. находится весьма много разностей по разным местам, и потому желал, чтобы пересмотрено было Собором все по правилам, и устранен был бы всякой произвол, от которого происходят разности. Царь Иоанн Васильевич любил посещать разные монастыри и церкви в Государстве своем, и, занимаясь Церковными книгами, входил в уставы и обычаи Церковные.

Собор пересмотрел все, и, слово свое обращая к Священнослужителям, постановил, чтобы они поступали везде единообразно. Замечания достойно здесь в особенности то, что по прежним, письменным книгам до исправления оных в надлежащей вид, было неисчислимое разногласие. «Известно вам буди сиe, пишет Стоглав, да поищете, («да поищите» – правда была в древности, не на виду) в достоверных переводех, яко да глаголется сице во ектении первой: миром Господу помолимся и прочая по ряду, – не по существу, не по служебнику: о Apxиeпископе нашем имрек, о честнем его пресвитерстве: то не гораздо».

В особенности о самом Символе Веры Собор написал так: «Такожде верую во единаго Бога сущей глаголется: и в Духа Святаго истиннаго и животворящаго: ино то гораздо. Нецыи же глаголют и в Духа Святаго Господа истиннаго, ино то не гораздо: едино глаголати или Господа, или истиннаго». Собор, без сомнения, видел, как и мы доселе видим, в прежних старинных книгах, что в 8-м члене Символа Веры было инде слово Господа или истинного, инде то или другое речение помещалось на боку, а в последних пред Стоглавом книгах стали писаться и обе те речи вместе в строке. Символ оттого начал быть уже с прибавкою; чему по правилам святых Отцов никак не следует быть. Почему Отцы Стоглавного Собора постановили, чтобы прибавку, хотя и малую и безвредную но, по правилам святых Соборов, отнюдь нетерпимую в Символе, исключить и говорить, вместо двух, одно только слово – или истинного, или Господа.

О Христианских обрядах. В статьях об них нет нигде никакого слова, каким образом быть круговым ходам около церкви при освящении или около купели при Крещении, или около аналоя в Браке, – посолонь ли или против солнца.

О песни Аллилуиа Царского вопроса не было. Неизвестно, с чего Собор, после разрешения вторых уже, 32 вопросов Царских, сряду обратился на нее и написал: «Убо во Пскове и в Псковской земли по многим монастырем и по церквам, да в Новгородской земли по многим же местом до днесь говорили трегубную Аллилуию кроме Апостольских и отеческих преданий; известно же уведехом от писателя жития Преподобного Отца нашего Евфросина нового Чудотворца Псковского, како его ради святых молитв извести и запрети Пречистая Богородица о трегубной Аллилуии и повеле православным Христианом говорити сугубую Аллилуию, а в третие слава Тебе Боже; и того ради отныне всем православным Христианом говорити двоегубое аллилуия, а в третие слава Тебе Боже».

Пересмотрев статьи Стоглава, кои доныне входят в Старообрядчество наше, мы, как частные в настоящем случае люди, не касаемся их теперь никаким своим рассуждением. Рассматриваем только книгу «Стоглавник», – письменный акт, со стороны достоверности его, как принадлежит Истории по праву ее и обязанности. Самые правила Стоглава по сущности своей состоялись в роде постановлений Собора Российской Церкви: увидим впоследствии рассуждение об них Власти высшей, гораздо высшей Стоглава, – на Московском Соборе 1667 года. А здесь можем и должны сказать только то, что Стоглавный Собор 1) некоторые предметы, считающиеся доныне в числе сомнительных для мнимого Старообрядства, подтверждала в такой точно силе, как доселе содержит их святая Православная Церковь наша; чему прямо вопреки поступать со временем стало называющееся Старообрядство. Стоглав признал а) нужду исправления старых церковных книг, и крайне убеждал Духовенство заняться поправкою оных; б) Символу Веры быть повелел без приложения лишнего слова в 8-м члене; в) заедино почитал и четыреконечный и осьмиконечный Крест.

2) Некоторые постановления сделал он совершенно вновь, как то: а) о сложении перстов для Крестного знамения и б) о пении Аллилуия.

3) О некоторых обрядах нынешнего Старообрядства нашего Стоглав ничего не упомянул, как то о круговых хождениях посолонь, о числе просфор, о печати на них и пр.¹²⁷.

Собор сей со стороны своего намерения и попечения устроить порядок в Церкви с единообразием во всем, заслуживает благодарного нашего воспоминания. Среди описываемых им и Государем Царем Иоанном Васильевичем разновидных нестроений в Церкви и в общественной тогдашней жизни, он являлся как свет во тьме ночи. Надобно прочитать Стоглав, чтобы видеть, а пересказать всего нельзя, какое жалкое было тогда состояние наше по Церкви! Для тех из ревнителей старины, которые считают книги тогдашнего времени за непогрешительные, все Церковные действия того времени за примерные и всякого приятия достойные, приподнимем здесь несколько завесу того времени, и посмотрим, что́ тогда было. Хотим сделать это отнюдь не в упрек досточтимым предкам своим, но для означения только состояния времени, какое, ни от кого из них собственно независимо, явилось наконец из удельных смятений в общественной нашей жизни, из владычества над отечеством нашим Татар, в продолжении 250 лет, и из покрывавшего нас, в то время мрака непросвещения. Дело требует всего внимания: оно касается святой Веры.

Стоглавный Собор и сам Царь возгласно изъясняются в Стоглавнике, что весьма многие из православных того времени Христиан приходили в церковь Божию без страха Божия, стояли в ней в Татарских тафьях, в шапках, с громкими разговорами между собою и с шумом. Разные суеверия, игры, распутства, даже в навечерии Рождества Христова и Богоявления, продолжавшиеся до полуночи пред священными теми днями и далее, составляли народные тогдашние обычаи. О невежестве Духовных говорит Собор¹²⁸: «Ставленников Святители истязуют с великим прещением, почему мало умеют грамоте, и они ответ чинят: мы де учимся у своих отцов и у своих мастеров (учителей), а инде, де учитися нам негде. А отцы их и мастеры их, присовокупляет Собор, и сами по тому же мало умеют и силы в Божественном Писании не знают». Чего же искать, после сего, или ожидать доброго!

Но сколь отрадно слуху и сердцу читать сряду за сим следующее определение Стоглава: «Тем же Протоиереом и старейшим Священником и со всеми Священники и Диконы кождо во своем граде, по благословению своего Святителя избирати добрых духовных Священников и Диаконов и благочестивых, имущих, в сердцы страх Божий могущих и иных пользовати, и грамоте бы и чести и писати горазды, и у тех Священников и у Диаконов и диаков учинити в домех училища, чтоб Священницы и Диаконы и все православные Христиане в коемждо граде предавали им своих детей на учение грамоте и на учение книжного письма и Церковного пения Псалтырного и чтения налойного, и те бы Священницы и Диаконы и Диаки избранные, учили своих учеников страху Божию и писати и пети со всяким духовным наказанием: наипаче же всего учеников бы своих берегли и хранили во всякой чистоте и блюли их от всякого растления и от всякия нечистоты, чтоб им вашим брежением и поучением пришед в возраст достойным быти Священническому чину, да учеников же бысте своих во святых Церквах Божиих наказывали и учили страху Божию и всякому благочинию, псалмопению и чтению и пению и канарханию по церковному чину, а учили-б есте своих учеников довольно грамоте, сколько сами умеете, и силу-б им в писании сказывали по данному вам от Бога таланту ничтоже скрывающе, чтоб ученицы ваши все книги учили, которые соборная и Святая Церковь приемлет, чтобы потом и вперед могли не только себе, но и прочих пользовати и учити страху Божию о всех полезных, также бы учили своих учеников чести и пети и писати, сколько сами умеют, ничто же скрывающе, но от Бога мзды ожидающе: а и зде от их родителем дары и почести приемлюще по их достоинству».

В свое время не сказано нигде, обнародован ли был Стоглавный Собор в том составе правил своих, в каком известна ныне книга «Стоглавник», или нет. Кажется, нет; несомненно, нет. Ибо а) если бы Стоглав был обнародован в полном своем составе, как Уложение Церковное по своему имени¹²⁹; он был бы при церквах наших везде¹³⁰; по крайней мере, при многих, по крайней мере были бы где-нибудь сведения о том. Но сведений нет; а Книга была всегда чрез меру редка¹³¹. Сам Царь Михаил Феодорович в 1639 г. посылал в Белозерский Кириллов монастырь грамоту о том, чтобы доставлены к нему были из тамошней библиотеки некоторые книги, в том числе и Стоглав. В грамоте сказано что, если там нет требующихся книг готовых в двух списках, нужно списать вновь и послать¹³². Видно, не было его даже и в Царской библиотеке, ни в Москве. б) Вскоре, как сейчас увидим, открыта была у нас типография для снабжения церквей нужными книгами в исправном виде: она по самому времени и цели открытия своего должна бы в числе первых книг напечатать Стоглавное Уложение, как закон между прочим и относительно исправления книг: но не напечатала. в) Не печатали никогда Стоглава и после, когда церковные печатные книги в старообрядческом духе стали выходить во множестве, а напечатать было бы весьма нужно, как правительственное распоряжение почти современное. г) Даже не упоминается в тех, вновь печатанных, книгах о Стоглаве и в таких случаях, где непременно следовало бы упомянуть, напр. в предисловиях ко Псалтири, где речь идет о Крестном знамении в смысле определения по Стоглаву¹³³. д) Святейший Патриарх Никон, говоря о Крестном знамении по предисловиям в новонапечатанных до него Псалтирях, прямо писал, что оно «в печатные cии книги и прочие рукописные внеслось неведением, а не повелением коего Царя или Патриарха, ниже Собором когда сошедшихся Apxиepeй»¹³⁴. В рукописных книгах было писано о Крестном знамении в одном только Стоглавнике. е) Постановления Стоглава совсем не были приняты в уважение при печатании новых книг с мнимо старообрядческим исправлением. Напр., Стоглав сказал, чтоб в 8-м члене Символа Веры «едино глаголати или истинного, или Господа»; о слове посолонь нигде не упоминалось в нем; Крест почитался заедино четыреконечный и осьмиконечный: между тем в новопечатных тогдашнего времени книгах, ныне называющихся старых, иное оставалось, в противность Собору, по-прежнему, иное помещалось вновь, о чем в Стоглаве и помина не было. В Символе печатали и «Господа» и «истинного» вместе: в книги внесли вновь слово «посолонь»; св. Крест Господень о четырех концах стали отвергать. За всем сим нет никакого сомнения, что сам Митрополит Макарий, по соизволению Царя Иоанна Васильевича, удержал книгу Стоглав от объявления оной в виде Уложения.

Поводом к сему могло представляться то, что хотели еще тогда справиться с древними книгами, кои должны были, по сделанному распоряжению, собираться в Московскую типографию отовсюду, при начале книгопечатания. Так намекают о сем намерении все Послесловия первых печатных наших книг. Книги, очевидно, печатались еще по частным только распоряжениям, а не по определениям Соборным.

Такое сведение наше о Стоглаве подтверждается наконец тем, что, вследствие его, и, думаю, вместо его, для исправления и предупреждения по церквам беспорядков сделано было в Москве особое, иное распоряжение.

Учреждены «Церковные Старосты» из Священников, – нынешние Благочинные. С тем вместе назначена одна церковь для собраний им на общие совещания о делах Церковных. Сюда должно было приходить и всему белому Духовенству Московскому, для изучения Церковного порядка и для получения разрешений в случаях недоразумений¹³⁵. (Начало наших Духовных Консисторий). Словом, правила Собора, бывшего при Митрополите Макарии, не даны Духовенству полною книгою, а стали быть сообщаемы ему по частям изустными только наставлениями чрез старших Священников, научно. Распоряжение о том было сделано «окружным Царским Наказом» (не Соборным). Наказ тот ставит основанием порядку церковному не Стоглав, не Собор, но «Соборное Уложение Макария Митрополита всея Руси»¹³⁶. Весьма вероятно, что мудрый Митрополит Макарий, не желая издать Стоглава для Церкви в таком виде, как наконец составился он, по наставлению некоторых Отцов Собора, хотел уклониться и от дальнейших разгласий с некоторыми из своих современников¹³⁷. Может быть, он видел, что от настоятельности против некоторых сослужителей своих мог произойти, тогда еще, раздор, какой произошел в последствии времени при Патриархе Никоне. Почему кроткий и крайне во всем осторожный Maкарий убедил Государя Царя Иоанна Васильевича, чтобы, не колебля прямо Собора, издать только вышеупомянутый «Наказ» от Царского имени, дабы дать делу нужную силу. А сам он между тем в тот же 1551 год, в который состоялся и «Наказ Царский», и был Стоглавный Собор, издал «Соборный приговор»¹³⁸ относительно обязанностей Священнических Старост, с прописанием в оном всего того, что́ именно, в следствие Соборного Уложения, наблюдать им или делать Духовенству по Церковному благочинию несомненно надобно, в исправление бывших беспорядков. Дабы всякому видеть, что́ такое было существенное в рассуждениях Стоглава, надлежащее к исполнению и руководству всех, по мнению Всероссийского Митрополита председателя, для сего мы поместили весь упоминаемый «Приговор» как извлечение из Стоглава в Приложениях своих под буквою Д. Между тем высказанная нами выше мысль, что книга «Стоглавник» не была вполне принятым всеми Уложением, а сделано из ней и обнародовано только извлечение, подтверждается окончательно. На что же было бы делать извлечение или выдавать соборные правила в ином виде, а не в том, не в той полноте, некоторые даже не в той силе, как они стоят в Стоглавнике? Соборное Уложение Патриарха Филарета Никитича и иные подобные постановления Церкви в том виде и выдавались всегда, в каком они состоялись на Соборах¹³⁹. Особливого достойно замечания, что в упомянутом «Соборном Приговоре» Митрополита Макария, нимало не упоминается ни о перстах для Крестного знамения, ни о пении Аллилуия, по-дважды ли петь ее нужно или по-трижды, тогда как в книге Стоглаве о предметах сих пишется с особенною настоятельностью, даже с клятвами. Очевидно, что мудрый Митрополит Макарий не все то одобрял и утверждал, что в Стоглаве писано, и что не упоминаемые им в «Приговоре» его постановления внесены были в Стоглав другими членами Собора без Митрополитского согласия. – «Как могло это статься вопреки воле Всероссийского Иерарха»? – Очень легко. Сам Государь Царь Иоанн Васильевич Грозный жаловался в письмах своих на всех тогдашнего времени Владык, кроме сего самого Митрополита Макария, Архиепископа Казанского Гурия и какого-то Дионисия¹⁴⁰. Давно ли видели мы по Истории, какое было разногласие в Духовенстве Московском против Всероссийского также Митрополита Геронтия о посолонном круговом хождении! Сам Царь не утвердил тогда прямо ни той ни другой стороны. Так много усилились уже тогда произвольные разногласия по обрядам Веры в нашей Церкви. Царь открыто на Соборе Стоглавном говорил о том с жалостью сердца. Мы скоро увидим другой при Макарии Собор – на Бакшина: там Сергиевский Игумен Артемий между прочим отозвался, что «на Собори де и о Крестном знамении слово было, да не доспели ничего»¹⁴¹. На том ли самом, или на прежнем, Стоглавном Соборе было слово, не упомянуто; но во всяком случае очевидно, что определенного постановления о Кресте не было сделано по Стоглаву.

После сего История имеет право и долг сказать теперь же, что Преосвященный Макарий сам не тех был мыслей о перстосложении и об Аллилуиа, какие помещены в книге Стоглаве. Решительным доказательством тому служит большая Четь-Минея, им составленная. В Минее помещены между прочим сказания и о перстосложении для Креста и об Аллилуии, но – о треперстном, а не двуперстном сложении, и о трегубой, а не сугубой Аллилуйи. О сложении перстов смотрите Слово в 13-й день Декабря; об Аллилуиа – под числом 31-м месяца Августа¹⁴². Там описывается прение философа Никифора Панагиота с Азимитом (опресночником) о том, почему не крестится Азимит «треми перстами»? В таком виде находились оба сии предмета, и сложение перстов и Аллилуия, в стариннейших того времени и в современных книгах у предшественников Макариевых, – у св. Фотия, Митрополита Всероссийского, и св. Геннадия, Архиепископа Новгородского¹⁴³. Как же допустить, чтобы по Стоглавному Собору сам Митрополит Макарий проклинал часть собственной своей Четь-Минеи, как проклинается, будто бы Собором, двуперстное перстосложение и трегубое Аллилуия? Или как стал бы Макарий проклинать за них св. предшественников своих, Фотия и Геннадия, с которыми был всегда единомудрен при составлении своей Четь-Минеи? «Он убедился»?! Видим противное, как уже сказано выше. Нельзя бы ему оставить своих прежних сказаний, по крайней мере, без оговорки или объяснения. Иначе он оставлял бы себя для Церкви и потомства в нетерпимом разноречии с самим собою, под собственною клятвою!

За сим-то, обходя с миром разногласие некоторых сочленов Стоглава с собою, Макарий выдал Соборное Уложение в другом уже виде, в виде грамоты от себя, без помещения в ней мнений некоторых Отцов Стоглавного Собора о Крестном перстосложении и о сугубой Аллилуиа. Впрочем, книга Стоглавник с правилами о перстах для Крестного знамения и об Аллилуйи осталась частью в руках у некоторых приверженцев двуперстия и сугубой Аллилуйи: она также частью распространилась потом в списках, и сделалась соблазном для некоторых. Что в Стоглавнике статьи сии – вставка, чуждая Митрополиту Макарию, тому доказательством служит даже самое изложение их. Мы весьма соглашаемся с Г. Историографом нашим, что Стоглав сам в себе, по слогу и содержании своему, есть прекрасное произведение своего века¹⁴⁴. Но прочитайте со вниманием статью о знамении Крестном в связи с прочими, даже одну ее; – и вы непременно увидите, сколь она не сообразна и сама с собою, и с прочими. Мы в своем месте отметили уже, что́ в рукописи кажется нам правилом Собора, и что́ – прибавкой в ней¹⁴⁵. Посмотрите, сколь мало вяжется положение о перстосложении как с вопросом, так и с другими словами ответа. Вопрос был о том только: каким образом должно точно изображать крестное знамение? В рукописном Сборнике под словом Феодоритовым «о еже како креститися» присовокуплено «Примечание», в изъяснение Крестного знамения, – не о складе перстов, а о небрежности в изображении рукою Креста, следующее: «Мнози неразумнии человецы, махающе рукою своею по лицу своему, творят крестящеся, а всуе тружаются. Тому маханию беси радуются. А тако есть право креститися: первое положити руку на челе своем, потом на персех, таже на правом плече, потом на левом; то́ есть истинное воображение крестному знамению. Аще кто право крещает лице свое сим знамением: то никтоже не убоится дьявола, ни зла супостата и от Бога мзду всприимет за то, аще и единова кто перекрестит лице свое и по истине право крестяся. Аще ли кто леностию или невежеством, не исправляет креста на лице своем: тот отмещется Креста Христова и предается дьяволу. А кто наставник будет научит неразумных, а они приемлют с радостию; то от Бога сугубу мзду всприимут за то. А кто не внимает, ни послушает благого наказания; да отлучен будет». В таком точно смысле был вопрос Царя о крестном знамении и на Стоглавном Соборе, и в таком точно, разуме сделано было о том соборное постановлениe – без всякого приложения о перстах¹⁴⁶.

Статья об Аллилуйе вставлена без всякого также требования. Вопроса о ней не было. Вникните в состав, в слог сей вставки или прибавления: нельзя не почувствовать, сколь она не сообразна с прочими статьями правил. Может ли все это быть произведением мудрого Митрополита Макария, который и в изложении сущности Стоглава и в Четь-Минее своей показывал везде рассуждение здравое, слово твердое и изящное¹⁴⁷. Не так напротив писаны в Стоглавнике статьи о перстосложении и об Аллилуии, совсем не так, а голословно, смутно, с беспрестанными ненужными повторениями, и слогом совсем другим, чем прочие статьи.

В особенности не могли произойти от сего мудрого и кроткого Архипастыря те клятвы, какие в Стоглавнике в прибавках (в прибавках только), положены на двуперстное знамение. Макарий был столь благоразумного и кроткого духа, что не употреблял клятв, как увидим ниже¹⁴⁸ на Соборе даже против явных еретиков, каковы были Федор Косой и Матвей Бакшин, с их последователями. Они восставали против самых основных догматов Христианства. На пальцы ли стал бы он употреблять клятвы? И против Ариан или Социниян действовал Макарий духом кротости, употребляя меры взыскания только для пресечения зла и для предохранения от него других. Дух и благоразумие сего великого Святителя нашего во всех его действиях достоин удивления и благоговения.

После сего никакой не имеет силы возражение Старообрядцев наших, в защиту Стоглава, что были на нем и святые мужи, Гурий, Варсонофий и Филипп, из коих два первые впоследствии были Архиепископами Казанскими, третий Митрополитом Всероссийским, а тогда все еще – Игуменами¹⁴⁹. Ибо когда на Соборе мнения о некоторых предметах состоялись двоякии: то неизвестно, какой стороны держались святые те мужи; а всего вероятнее, что они держались мнения Архипастыря Bcepoccийского, Преосвященного Митрополита Макария. О святом Филиппе именно известно, по оставшимся от него в Соловецкой Обители памятникам, что он почитал четыреконечный Крест за истинный Крест Господень¹⁵⁰, и пел Aллилуйя потрижды¹⁵¹.

Откуда же взялись на Стоглавном Соборе рассуждения и даже постановления об Аллилуии и о двуперстии? – Об Аллилуия. Мы видели уже, что первее всего на Соборе сем Государь изволил предложить Отцам собрать сведения о новоявленных Русских Чудотворцах и составить им службы. Тогда же внесено было на Собор и жизнеописание Преп. Ефросина Псковского, только пред самым началом Собора¹⁵² сочиненное некоторым клириком Василием. По крайней мере очевидно, что жизнеописание cиe каким-то образом было тогда на Соборе. И как в нем написаны были такие страхи о пении Аллилуйи по-трижды, будто бы из откровения Пресвятой Богородицы сочинителю жития Ефросинова во сне: то некоторые из присутствовавших на Соборе Отцов наших столько были просты, что приняли сновидение за основание к определению петь с того времени Аллилуйя по-дважды, несмотря на то, что дотоле пета она была по-трижды, как говорили Отцы на Соборе. Сам сочинитель жития, клирик Василий, кажется, был довольно известный человек, и, может быть, прибыл в Москву при Всероссийском Митрополите Макарии, по поступлении его на Митрополию с Новгородской и Псковской Архиепископии. Нельзя, конечно, не предполагать при сем, что какое-либо предубеждение у некоторых членов Стоглава было и прежде касательно двоения, а не утроения Аллилуйи. Даже не во всех будто бы церквах и пета была она по-трижды, а только «во многих». Таким образом начало сугубой Аллилуйи теряется у нас вдали, явясь на время первый раз в истории о Мартине Армянине. Заблуждения, особенно по Вере, столь живучи, по склонности человеческой к погрешностям, что некоторые являются сперва открыто, потом из века в век текут иногда самою тонкою, совсем неприметною струею, как воды под землей, и опять иногда являются поверх земли, даже разливаются. Бывает и наоборот.

О двуперстии. Таким же образом, думаю, таилось у нас и двуперстие издавна, как заблуждение. Известно, что оно употребляется и употреблялось у Армян¹⁵³. Оно очень способно изображать в знамении Крестном неравенство Сына Божия и Духа Святого со Отцом, чрез отделение их от Отца двумя перстами. А такое-то именно лжеучение было у нас в самом корне ереси Новгородских еретиков Жидовствовавших, и после, как вскоре увидим, в ереси Бакшинской. Предания Мартина Армянина о двуперстии, равно как и о двойственной Аллилуйи легко могли сохраниться до начала первой ереси и войти в ее общество, а потом и в другое позднейшее Бакшинское. Мы вскоре увидим, что некоторые из Православных пред тем временем держались уже отчасти тех самых погрешностей в книгах, за какие в последствии стало мнимое наше Старообрядство, и что люди сии были уже расположены к известной тогда ереси. Хотя неправды и преследуются правительством Церкви; но под благовидными предлогами обольщают они, иногда и тех самых людей, которые должны б устранять их и от других. Всероссийский Митрополит Зосима, известно, втайне был покровителем Новгородских еретиков, Жидовствовавших. Подобным образом у Митрополита Московского Даниила видели мы даже открытое защищение двуперстия. Не естественно ли от таких начальствующих лиц переходить заблуждениям к другим, низшим их, подчиненным людям? Что же по сему удивительного, когда наконец двуперстие и сугубое Аллилуиа вошли в употребление у некоторых из нашего Духовенства ко времени Стоглавного Собора? Слово не о догмате или Вере, а о наружном только обряде, образе Веры. Мы видели, что Новгородские еретики произошли из связей Новгородцев с Польшею, и ересь Бакшинская, как увидим, имела особенные связи с нею же. А всему тому повод подавали для Новгородцев торговые их связи с Литвою и некоторыми торговыми Немецкими городами: по торговле Армяне обыкновенно считаются всесветными торжниками. Почему не удивительно, что наши Новгородцы могли сблизиться с ними и в некоторых обычаях по Вере.

Не от Армян ли также произошло у нас между называющимися Старообрядцами и произношение сладчайшего имени Господа нашего «Исус», вместо Иисус? Армяне действительно произносят имя сие точно так же, как наши Старообрядцы, – «Исус». И круговые хождения у Армян делаются также посолонь, как и в нашем Старообрядстве. Словом, некоторые Армянские обычаи по Вере каким-то образом примешались некогда к православным нашим обычаям, и сделали впоследствии столь важное разделение в самом Духовенстве нашем. Опыт сего видим вполне на Стоглавном Соборе, и увидим еще ближе, при самом открытом появлении у нас раскола во время Патриарха Никона.

Когда в Москве рассуждали и делали распоряжения об исправлении книг и беспорядков по Богослужению и жизни Православных; в пределах Новгородской области опять явились глубокие заблуждения в самых догматах Веры, в самых главных из них. Заблуждения сии как бы нарочито устремлены были в обратную сторону против занятий Стоглава, который занялся внешностью Церковною. В существе своем новая ересь была похожа на отпрыски бывшей прежде ереси Новгородских еретиков Жидовствовавших. Мудрый и бодренный пастырь православной Церкви Митрополит Макарий вскоре усмотрел ее (1552 г.), и обстоятельно донес о ней Царю Иоанну Васильевичу, лишь только возвратился он из Казанского похода. Царь в грамоте¹⁵⁴ к известному Максиму Греку, прописывая о назначении Собора на новых еретиков, и приглашая Максима к участию в деле сем, писал, что «такое злочестие вниде в землю нашу». Впоследствии увидим, каким образом, подлинно, вошло тогда к нам из-за пределов отечества новое тогдашнее лжеучение. В чем именно оно состояло, о том Царь изъяснялся в грамоте так: «Единочадого Сына Божия раболепна, а не равна Отцу, поведают, неции же еще и других поучают на сие злочестие; к сим же и святое Тело Господа нашего Иисуса Христа и честную Его Кровь ни во что же полагают, но токмо прост хлеб и просто вино сия вменяют; тако же и церковь отричют (отрицают), глаголюще, яко верных сбор сий есть токмо Церковь, а сия зданаа ничто же есть; таже и Божественныа его Богоматере, и всех Святых его вображения (изображения) идолы окаянне наричют (нарицают); то-же и покаяние ни в что же полагают, глаголюще: как престанет человек грех творити, аще у Священника и не покаялся, то несть ему греха; отеческая же преданиа и их житиа баснословие вменяют, и на седмь Вселенских святых Сборов грдость (гордость) взлагают, глаголюще, яко все себя для писали, чтоб им всем владети, и царским и святительским, и спроста рещи вся Божественнаа Писаниа баснословие наричют, Апостол же и Евангелие неистинно излагают по глаголющему Апостолу, иже истину в неправде сдржащим». Дозде грамота Царская. То же, почти слово в слово, повторяется и в грамоте самого Собора, бывшего по делу сему, к Филиппу Игумену Соловецкому с братиею¹⁵⁵. В грамоте сей присовокуплено, что враги истины прибавляют «к сим же и иные хульные вины многы и всяко законопреступление». В числе таких ложных понятий между прочим упомянуто, чтобы «чего в Евангелии и Апостоле не писано, того и не принимать; молитвам по усопшим быть не нужно; Акафисты без соответственного молитвам поведения напрасны, равно как и в Крестном знамении нет никакой силы».

Очевидно, такие мнения были отчасти Протестантские, отчасти Калвинские, отчасти Социниянские. Реформация открылась еще в самом начале 16 столетия (1517 г.), и Социниянство было прежде Социна. До Социна с полными началами его учения, состоящими в том, чтобы не принимать ничего за истину, чего не можно знать по разуму, и чтобы за сим не признавать Иисуса Христа Богом, некоторые писали уже об этом в Германии целыми книгами¹⁵⁶. Социниянство и началось в смежной с нами Польше. По свидетельству нашего Курбского учение Социниянское распространилось в то время уже на Волыни. «Мало не вся Волынь заразилась и неисцельне болит им», писал Князь Курбский¹⁵⁷. В 1523 году Лютерова Реформа уже принята была в Риге: около 1550 года Реформатские церкви завелись даже в Белоруссии, по свидетельству Андрея Венгерского¹⁵⁸. Сюда пришли из России, пишет Венгерский, три Грекороссийские монаха, Феодосий, Артемий и Фома. Из них Фома в Литве сделан Реформатским пастором, и чрез несколько годов послан был проповедником в Полоцк. Наконец Реформаты имели своих пасторов и церкви, по свидетельству Венгерского, не только в Белоруссии, но и в Подольском, Киевском и Русском уездах. А на Бихавском Реформатском Соборе 1560 года определено послать в Россию двух Реформатских проповедников, пасторов. В 1570 г. при посольстве от Польского Короля Сигизмунда II, Реформаты подсылали к самому Царю нашему Иоанну Васильевичу своего проповедника пастора для переговоров о Вере¹⁵⁹ и распространении оной.

Сношения Литвы с Новгородом, также со Псковом и со стороны Духовной были почти непрерывные: были они не без вреда для нашей Церкви. Новгородский Архиепископ Евфимий посылал даже грамоты Псковскому Духовенству о том, чтобы там Игумены, Священники и Диаконы, приходящие из Руси (Белоруссии) и Литовской земли, были принимаемы с строгим удостоверением в их звании, чтобы и миряне обращались к таким пришлецам в своих духовных требах с крайнею осторожностью. «Прежде ездили от вас, говорит Евфимий Псковичам, ставиться в Священные чины и на Русь или в Литовскую землю»¹⁶⁰. Сам Всероссийский Митрополит Фотий грамотою напоминал также Псковитянам, чтобы они строго держались благочестия православной Церкви. Митрополит упоминал между прочим, что у них в таинстве Миропомазания для Православных употреблялось уже «вместо святого великого Мира, миро Латынское». Надобно, продолжает Фотий, помазываться «святым великим Миром, еже идет изо Царяграда». – «Изо Царяграда», повторено в грамоте ниже, и присовокуплено, «еже искони оттуду приясте по роду православныя Веры и истинный образ»¹⁶¹.

Основателем ереси, о которой теперь слово, был у нас некто Матвей Семенов Бакшин¹⁶² из Москвы. Особенно известными содейственниками его оказались со временем: Артемий Игумен Троицкого Монастыря с учеником своим монахом Порфирием, и Дьяк Иван Висковатый.

Ересь «зашла» к нам именно от тогдашних Латинов, из Германии и Литвы, чем снова подтверждается, что она есть отрасль обуревавших в то время Европу умственным по Вере нововведений Реформации. Она крайне приражалась к нам не теперь только, а отчасти и чрез Жидовствовавших и наиболее еще их чрез Стригольников: но, благодарение Богу! мы были неприступны для ней.

На упомянутых теперь учителей ее у нас в Москве составлен был Духовный Собор. На Соборе том Иван Висковатый в ответах своих по некоторым предметам показывал, что он говорил об них так или иначе потому, «что Латыня так говорит, а слыхал есмя у Матиса у Ляха, а в книгах есми о том не видал»¹⁶³. Артемий, сказано в Соборной грамоте о нем, «Латын хвалит» и сам сказал на Соборе, что он нарочито ездил из Пскова в новый Немецкий городок, и говорил с Немецким Князем, нет ли у них такого человека, «с кем бы поговорить ему книгами»¹⁶⁴. Когда Артемий сей сбежал из Соловецкого Монастыря, быв, по соборному определению, сослан туда на покаяние под строгий надзор; он ушел в Литву, не инуда, с тем, вероятно, что там было всегда готовое для него убежище. Глава ереси Матвей Бакшин показал, что развратители его были Римские Католики (без сомнения, уже Реформаты), Аптекарь Матвей Литвин и Андрей Хотеев. Словом, наши Церковные смуты, с самого начала их у нас, происходили всегда в наших республиканских бывших тогда городах, чрез сношения с иноверцами, чрез сношения с Литвой, Польшей и Германией. Известно, что и в гражданских своих вольностях Новгородцы со Псковичами обыкновенно ближе и скорее всех мест обращались туда же.

Нельзя при сем не предаться размышлению, сколько напротив единодержавие благотворно для народов и для самого царства Божия на земле, для св. Веры, во всех отношениях! Св. Василий Великий, смотря на разномыслия Христиан своего времени по Вере, которая исповедует единого Бога и един имеет источник учения, – Слово Божие и писания св. Отцов, сделал между прочим весьма важное замечание, что все разномыслия происходят от глубокого непослушания Царю и Богу нашему; ибо всякий из разноверцев хочет лучше властвовать, чем быть под единою властью Иисуса Христа¹⁶⁵.

Какие же употреблены были средства у нас против лжеучения, занесенного к нам, как повальной того времени болезни народов (эпидемии) по Вере, с разрешением свободы мыслей и толкования Слова Божия по Реформатским началам? Ревнитель благочестия Царь Иоанн Васильевич и мудрый Митрополит Макарий действовали против ней истинно Евангельским духом, – можно сказать, совершенно иным, чем когда-либо происходили у нас прежде подобные дела. Когда о ереси донесено было Государю; Бакшин взят в допрос. Сперва во всем он заперся, объявляя себя истинным Христианином. Но, быв посажен в тюрьму, начал тосковать и открыл ересь свою инокам Иосифовского (Волоколамского) Монастыря, Герасиму и Филофею; сам описал ее и наименовал своих единомышленников». Назначено исследование и суд на Соборе, как уже и упоминали мы выше. Зараженных ересью спрашивали открыто, – или сам Государь, или Митрополит: требовали свидетелей, принимали от них самые подробные доказательства, ставили с обвиняемыми свидетелей «с очей на очи», убеждали лжемудрствующих к раскаянию. На оказавшихся виновными наложены были церковные епитимьи для очищения их совести. Казней гражданских никаких не было. Более монастырского заключения ничего не видно; проклятий совсем не слышно. Ясно приметно в производстве дел тогдашних особенное попечение о том только, чтобы зло не распространялось на других, а зараженные им были бы только врачуемы. Бакшин и некоторые другие заключены; Диак Иван Висковатый подвергнут трехлетнему открытому покаянию при церкви. Артемий, за неполнотою свидетельских доказательств (как осторожно) просто послан в Соловецкий Монастырь, впрочем, под самый строгий присмотр. Всем делано духовное внушение о содержании Веры православной «по первым обычаем Святых Отец и благочестивых верных Царей». По первым. – Казалось, Собор сей поступал с заблуждающими как бы напротив излишне–грозным действиям или распоряжениям Собора, бывшего на еретиков Новгородских Жидовствовавших. Митрополит Макарий подавал, видно, и умел подавать мудрые советы самому Царю Иоанну Васильевичу Грозному о милосердии к заблуждающим в Bере¹⁶⁶.

Тем же духом внимания, снисхождения, кротости, дышат все распоряжения и касательно обращения в Христианскую Веру жителей покоренного тогда Казанского царства¹⁶⁷. Смотря на все это, невольно предаешься размышлению, сколь много для Церкви и царства значит и один человек, среди всех видимых неустройств, при каких вступил на Митрополию Преосвященный Макарий¹⁶⁸! Производство дела по ереси Бакшина можно считать образцовым со стороны порядка, точности, умеренности, по духу любви, не только к охранению общего блага, но и к заблуждающим! Дело о Бакшине кончено в 1554 году.

Но единомышленники Бакшина были уже далеко и во множестве. Сам Бакшин в признании о своей ереси между прочим показал, что «его злобы не хулили и утвердили его в его мнениях Заволские Старцы»¹⁶⁹. Современник Князь Курбский, вместо «Заволских старцев», говорит о «странах Заволских». Что это за Заволские страны или Заволские старцы? – Историограф наш, и за ним другие пишут в настоящем случае вместо слова «Заволский, Заволжский». Но едва ли не правильнее писать вполне «Заволочский», или «Заволоцкий». В исследовании о тех людях будет, правда, упоминаться о «Беле-озере», которое по местности относительно к Москве, точно приводится за Волгою; но ни оно, ни иные тамошние окрестные места никогда не назывались Заволжскими. Тем менее могут быть там «Заволжские страны», потому что к Волге нет никаких отношений у тамошних мест. А напротив, слово Заволоцкий весьма известно в нашей древней топографии. Местом Заволоцкой Чуди назывались северные наши пределы, составляющие ныне Архангельскую губернию, часть Вологодской со включением из Новгородской Белаозера, составлявшего прежде отдельное княжество¹⁷⁰. Такое имя принадлежало тем местам потому, что они были за огромными лесами от Москвы¹⁷¹. Там, в Заволочье должно искать и Заволских стран и Заволских старцев. В самом деле, к допросам по делу Бакшина требованы были между прочими и Старцы «Соловецкие» Белобаев, Феодорит, Савва, Исих¹⁷². Старцы сии были, вероятно, из Московских жителей, так как в те времена очень многие знатные люди уходили из столицы нашей в Соловки на обещание. Они могли унесть туда с собою и мнения Бакшина, заняв их в Москве. Бакшин не бывал в Соловках; но Белобаева показывал в повинной своей единомышленником¹⁷³. Старец сей был нарочито к допросам требован из Соловков¹⁷⁴.

Главою сей, как бы отдельной местной ереси был на Беле-озере (в Заволоцкой стране) некто Феодосий Косой. Родом был он Москвитянин, слуга одного Царедворца. Обокравши своего барина, Косой бежал на Белоозеро, где и постригся в монашество. Скоро взят был за что-то под стражу в один Московский Монастырь: из Монастыря бежал в Литву, (опять, все – в Литву, в Литву), и женился там на вдове жидовке. Кушал он молоко и мясо в среду и пяток, и в Великий пост, впрочем, только по ночам и в кругу своих единомысленников¹⁷⁵. В 1555 г. явился Феодосий в Белоруссии, в Витебске, и стал распространять свое учение против св. Икон и Угодников Божиих. Но народ прогнал его: Феодосий удалился далее в Литву, и там продолжал то же свое учение.¹⁷⁶

Ересь Феодосия Косого, по объяснению в рукописи о ней монаха Зиновия, ученика Максима Грека, была почти совершенно схожа с Бакшинскою, кроме того, что от ней очень пахло и ересью Жидовскою, бывшею в Новгороде прежде. Косой толковал в особенности, что истинное учение находится только в книгах Моисеевых. Так говорил он потому, вероятно, чтобы высвободить себя из правил Веры и жизни Христианской по Новозаветному и Пророческому учению. Сам ли Косой принес такую ересь из Москвы на Белоозеро, заразясь ею от Бакшина, или принял ее от Заволоцких старцев, неизвестно: только она распространилась и в Новгороде, и распространилась под его именем. К упоминаемому выше Зиновию Отенскому монаху¹⁷⁷ пришли однажды, как пишет сам он, двое крылашан и третий иконописец – из Спасова (Хутынского Новгородского) монастыря¹⁷⁸, и спрашивали его о том, как им спастися; наконец ближе к делу своему и прямо говорили о том, принимать ли им новое учение, которое многие хвалят? Учение разумелось Феодосьево. Совопросники довольно уже знали все о нем, так, что рассказывать могли всю историю Феодосьеву и сущность его учения с подробностью.

Достойно замечания, что Зиновий уверял совопросников Хутынских между прочим и в том, что в 8 члене Символа Веры надобно говорить одно слово Господа без прибавки «истинного». Так де видел он в древних Русских книгах времен Ярослава Владимировича, говорил он. Видно, что вышеозначенные люди довольно знакомы уже были с такими предметами, которые в последствии времени стали у нас быть содержанием мнимого Старообрядства. Надобно полагать, что упоминаемые выше поименно лица, Бакшин, Артемий, Висковатый и п. д. были уже заражены реформационными понятиями, как свидетельствует все производство суда над ними; а простецов наших, приверженных ко внешностям, внушениями о перстосложении и книжных словах, как делал Федор Косой, старались привести в сомнение о православии нашей Церкви, поколебать их в Вере и тем подготовить к действительному от ней отступлению в Реформу, что́ наконец и вышло у нас своим образом, как увидим, в обществах раскольнических.

Между тем мы имеем случай заметить, что и сия язва находила себе место в области Новгородской, и могла спокойно таиться там, даже снова распространяться в пределах некогда вольного Новгорода. Там вполне открылось в последствии времени раскольническое протестантство наше, как ясно увидим ниже, на своем месте. Сколь вольность заразительна!

Прямых, тем менее строгих, особенных мер против ней, никаких, кажется, в то время употребляемо не было. Иерархом Церкви был тогда Макарий. От кротких, но бдительных и зорких очей его Косой сам удалился в Литву: Белоозеро и Соловки просто сохранились от язвы пришлецов. В Новгороде некоторые только любопытствовали об учении Косого, или и хвалили оное, но только под рукою.

Оно содержало, однако ж в себе закваску новым по Церкви смутам, как вскоре и ясно увидим.

Теперь сделаем, по ходу времени событий, поворот, опять, на путь последствий Стоглавного нашего Собора, на котором столь явно и много обнаружилось у нас Церковных разногласий во внешних обрядах. Мы уже видели дело его самого.

Между тем как происходили в Церкви нашей разногласия по самым книгам Церковным, ревнителю всего священного, до Церкви касающегося, Царю Иоанну Васильевичу представился случай к улучшению книг с нужною для такого великого дела основательностью. Случай был частный, но послужил общему делу Церкви и Царства. При умножении вновь храмов Божиих в Москве, и при начальном строении оных в новом Казанском царстве, тогда завоеванном¹⁷⁹, Государь повелел, между прочими нужными для Церкви вещами, закупать на торжищах книги для тех новых храмов. «В них же мали обретошася потребни», говорит первая наша вслед за сим печатанная книга, «прочая же вси растлени от преписующих, не наученых сущих и неискусных в разуме, овоже и неисправлением пишущих». Когда доложено было о том Государю: он озаботился, чтобы, вместо письменных, изданы были для церквей книги печатные. Печать уже была тогда в других европейских государствах. Сыскались и у нас знающие печатное мастерство свои Русские люди, – Диакон при Московской церкви св. Николая Гостунского, Иоанн Федоров и Петр Тимофеев Мстиславец. Государь приставил их к делу, положил им довольное жалование, дал хорошее помещение, завел для типографии дом со всеми нужными к печатанию снарядами. Таким образом, спустя после Стоглавного Собора 13 лет, вышла первая у нас печатная книга Апостол, в Москве 1564 г. А начата она была в 1553 г.¹⁸⁰

Книги пошли по церквам печатные. Но замечено в то же время, что и это смущало тогда некоторых, почему т. е. книги стали быть иные¹⁸¹, не прежние, не письменные. Таковы всегда понятия людей с предубеждениями. В скорости типография сожжена, и печатники убежали за границу.

Правилом Стоглава о книгах постановлено было, чтобы «Протопопы и старшие Священники и избранные Священники со всеми Священники в коемьждо граде дозирали священных книг» – «и неправильные или описливые книги с добрых переводов, (списков) исправили соборне». Но очевидно, что надлежащего соборного исправления книг не сделано, а предоставлялось это местному по городам почетному белому Духовенству. Где же брать хорошие списки? Где искать таких списков, когда не можно было найти их и в столице по требованию Царя и Митрополита, как свидетельствует первая наша печатная книга¹⁸²? Как притом узнавать верность списков? Очевидно, что правилом своим Стоглав отдавал книги для исправления опять в частные руки и без всякого обеспечения со стороны верности. Кто как из Духовенства что-либо разумел в книгах, считал за лучшее; или кто какие имел под руками книги: тот так и мог делать поправки по ним. Я видел такие книги с поправками даже в самом малом заштатном Монастыре¹⁸³. И кто же там в такой дали и простоте места мог исправлять книги? – А исправляли, – инде даже странно. Самая первая наша печатная книга Апостол печатана не с пересмотренного начальством какого-либо списка, а с такого также, какой имели в руках печатальщики или какой случился тогда в Соборной церкви Московской.

Почему и упоминаемое правило Стоглава о поправке книг таким образом, как сказано выше, мудрый Митрополит Макарий не поставил в обязанность Духовенству в своей грамоте, которую выше называли мы Извлечением из Стоглавника. А учредил он в Москве, как уже говорили мы, место для еженедельных собраний Духовенства, где бы наведывалось оно обо всем, что знать ему нужно по Церкви, советовалось между собою о порядке дел, одним словом, образовалось опытами, на деле, а не из книг, в единомудрии и одночинии. Учреждение по времени мудрое! Оно, приметно, было еще только пробное; потому что не распространялось ни на какое иное место, кроме Москвы. Таким образом Макарий хотел предупредить произвол Духовенства в отправлении обрядов и исправления книг. Но правила Стоглава с настойчивостью в них некоторых членов Собора успели действовать уже и мимо Всероссийского Митрополита. Думается даже, что едва ли не было в числе причин к учреждению у нас Патриаршеского достоинства предположение дать Церкви верховного сановника, пред которыми бы все другие Архиереи были на случай в безмолвии. В изъясненьях Благочестивого и кроткого Царя нашего Феодора Иоанновича о том, чтоб был в России Патриарх, как будто просвечивает такая мысль.

Промысл судил, впрочем, первым Патриархам нашим Иову и Ермогену послужить первее всего царству, а не собственно Церкви. Как бы нарочито дал нам Бог на время ужасных смут междуцарствия таких высоких духовных сановников! Неизвестно, что́ и было бы тогда с Церковью и с царством, если б не было столь сильной в глазах народа опоры в них! Во времена самозванцев, конечно, должны были смолкнуть толки о Церковных книгах: не до книг тогда, не до рассуждений, не до исследований. Подвиги высшего нашего Духовенства были в сие время на поприще государственном. Впрочем, с тем вместе желало оно спасти, и спасало Православную Веру, основание народного благоденствия (спасало опять от Польши и Литвы).

Поспешим к счастливым потом временам нашим, начавшимся с восшествием на престол царствующего ныне Державного Рода в лице Михаила Феодоровича. Бог устроил так, чтобы царствование Дома Романовых началось в особливом союзе с Церковью, в лице родителя Государева, Святейшего Патриарха Филарета Никитича.

Сей знаменитый родом, заслугами и властью Патриарх в особенности возобновил Иераршеское внимание на тогдашние Церковные нужды. Начатое печатание Церковных книг продолжалось при Патриархах Иове и Ермогене. Есть Требники их времени¹⁸⁴. Но во время самозванских смут, с нашествием Литвы, типография вскоре была истреблена. По восстановлении ее, Государь Царь и Великий Князь Михаил Феодорович повелел издать вновь книгу Требник. Видно нужда была не только в книге, но и в том, чтобы книга была лучше бывших. Государь повелел издать Требник не так, как печатались или писались книги дотоле, а с предварительным, в точном смысле «Соборным» исправлением. Для пересмотра и исправления Требника по лучшим спискам, избран был Архимандрит Троицкого Сергиева Монастыря Дионисий, известный с Аврамием Палицыным по Государственной нашей истории патриот. Дело производилось в Сергиевом Монастыре, где, без сомнения, находилось немало и списков древних книг. Обитель Преподобного Сергия была всегда невходна, недоступна для врагов отечества¹⁸⁵, кои по другим местам громили, разоряли его. В сотрудники Архимандриту назначены монахи его Монастыря, канонархист Apcений Грек, по прозванию «Глухой», книгохранитель Антоний и другие. По вызову своему, причислен к ним еще села Клементьева Священник Иоанн, по прозванию «Наседка»¹⁸⁶. Царскою грамотою для сего же дела вытребован был из Соловецкого Монастыря Старец Γурий. Таких распоряжений прежде не бывало. Для сверки списков собрано было прежних Требников 13¹⁸⁷: в том числе был один печатный Московский. Во всех их найдено справщиками нетерпимых погрешностей, числом до 43-х. При сем замечено справщиками, что печатный Требник был из всех самый неправильный. В числе погрешностей было известное в молитве на освящение в день Богоявления воды слово «и огнем». «Сам и ныне, Владыко человеколюбче Царю, освяти воду cию Духом Твоим Святым и огнем», было напечатано в прежнем Требнике¹⁸⁸. Справщики нашли слово cиe лишним, в числе прочих погрешностей. Его не было в старинных рукописных, особенно в харатейных Требниках; а было оно только в печатном Московском, тогда новом, ныне называемом старым. В двух только письменных Требниках, не весьма давних, слово «огнем» приписано, в одном на поле, в другом над строкою. Но когда справщики поступили, как следует, лишнее слово исключили, и все дело свое, труд полутора годов, представили в Москву; то блюститель Патриаршего престола между патриаршеством, Иона Митрополит Сарский с некоторыми духовными Властями, в Москве бывшими, счел погрешность сию столько неприкосновенною, что без соборного исследования сами собою Московские Власти на Архимандрита Дионисия с сотрудниками, кроме Священника Наседки, наложили оковы, епитимью по 1000 поклонов на день, разослали их в заключение по Монастырям. В продолжение сорока дней преподобного Дионисия били, мучили, ставили «в дыму», и позорили иногда пред народом¹⁸⁹. Дело сделалось гласным и для черни. Она кричала, что будто бы хотели справщики извести огонь из мира; хотя они, согласно древним книгам и самой сущности дела, исключали слово об огне только из одной молитвы освящения Богоявленской воды в Требнике, неправильно тогда вновь изданном.

На безвинное страдание Архимандрита Дионисия обратил внимание прибывший тогда к нам Патриарх Иерусалимский Феофан. Он, чрез неделю по посвящении родителя Государева Филарета в Патриарха Российского напомнил ему о Дионисии. Филарет тотчас назначил собрание Духовенства, для рассмотрения Дионисиева дела. Дионисий более восьми часов защищал справедливость поправок в Требнике, наконец признан невинным и возвращен в свой сан на прежнее место.

Однако ж Патриарх Филарет еще не решился исключить из Требника слова «и огнем». И новый Требник, тогда печатавшейся, напечатан был с прибавлением сего слова¹⁹⁰. Филарет отнесся к Греческим Патриархам о том: как быть делу сему надобно? Получив оттуда удостоверение (в 1625 г.), что слову «и огнем» быть в молитве отнюдь не следует, как нет его в подлинниках Греческих (и не было в старинных наших книгах), грамотою по всей Российской Церкви повелел слово сие исключить из Требника помаркою или заклейкою¹⁹¹.

С Архимандритом Дионисием получили свободу и прочие, бывшие при нем, справщики книг. Книг, говорю: потому, что кроме Требника, Дионисий с монахами своими и Священником Иоанном, пересматривал и другие Богослужебные наши книги: Цветную Триодь, Октоих, Минею, Псалтирь, Канонник, Устав. Во всех сих книгах много найдено погрешностей против истин Веры. В особливости нашлись погрешности в молитвах, наиболее в возгласах их. В молитвах, напр. относящихся к лицу Бога Отца, или к лицу Бога Сына, окончание относилось слитно ко всем лицам Пресвятой Троицы – «Отцу и Сыну и Св. Духу», и п. д. Из погрешностей в слове выходило уже Савеллиянство, Арианство и пр., хотя св. Церковь наша никогда не была причастна самым тем ересям, кроме тех врагов истины, какие были в Стригольниках, Жидовствовавших и Бакшинцах. Не по их ли, подлинно, усилиям и входили у нас вышеозначенные неправильности в книгах от поправок и переписок?

Кажется, сами страдальцы наши и дали делу их такой желанной оборот. Монах Арсений писал к Болярину Борису Михайловичу Салтыкову послание в защищение себя по делу книжной справки¹⁹². Писал о том же послание и Архимандрит Дионисий¹⁹³ «ко всем православным Христианам». Еще подробнее и обстоятельнее их писал Священник Иоанн «к Святейшему Патриарху Филарету и ко всем православным Христианам». Послание его в особенности направлено против рассуждений Антония Подольского, вероятно, Архиерея. Антоний, видно, в особенности стоял за слово «и огнем» на Соборе Духовенства¹⁹⁴. В числе прочих той же стороны были и Сергиевского Монастыря крилошане Филарет и Логин, издатель Устава, который подвергся также замечаниям справщиков.

Настоящий случай сделал святейшего Патриарха Филарета столь внимательным к Церковным книгам тогдашнего времени, что он вошел в рассмотрение некоторых книг и прежде его печатанных, даже велел некоторые из них сжечь за неверность¹⁹⁵. Так по грамоте его поступлено с Уставом, который печатан при Царе Василии Иоанновиче в 7118 г. от С. М. (1610). Велено было повсеместно собрать сии Уставы от Церквей по епархиям, и в епархиальных городах сжечь их: «для того, – сказано в грамоте, – что те Уставы печатал вор, бражник, Троицкого Сергеева монастыря крылошанин, чернец Логин¹⁹⁶ без благословения Святейшего брата его Ермогена Патриарха и всего освященного Собора, и многие в тех Уставах статьи напечатаны не по Апостольскому и не по отеческому преданию, своим самовольством»¹⁹⁷.

И как во время самозванцев оказывались весьма многие усилия поляков в том, чтобы ввести у нас вероисповедание Римско-Католическое, и сам Патриарх Филарет, бывши еще Митрополитом, томим был ими в заключении по посольству из России; то и издано было в его время так называемое «Соборное Изложение» о том, как разуметь надобно тамошнее вероисповедание, и как поступать должно с желающими поступить оттуда в нашу Православную Веру¹⁹⁸. Достойно замечания в нашем исследовании, что в Изложении сем и Римский осеняльный крест называется не иначе, как «Крестом Господним». О перстосложении для Крестного знамения не сказано там ни слова: а замечено только о благословении Римско-Католических Священников, что они «странно некако пятию персты благословляют». О песни Аллилуия, о которой так много писано было в книге Стоглаве, сказано только, без всякой, однако ж ссылки на Стоглав, что Римские Католики поют ее в Пасху. Замечание, вероятно, относится к тому, что у нас поется Аллилуйя напротив, в Великий пост, вместо «Бог Господь». Ни слова нет о том, подважды ли или потрижды петь ее. Надобно сказать при сем, что в «Соборном Изложении» Патриарха со всею подробностью и ревностью, даже с излишеством инде, исчислены все разности Западной Церкви против нашей¹⁹⁹.

Есть помин в книгах времени Патриарха Филарета и о сложении перстов для Крестного знаменья. Видно, в то время уже сильно входило в обычаи, при треперстном сложении, и двуперстное, о котором так много, впрочем, бесплодно, настоял Московский Митрополит Даниил, равно как и некоторые Отцы Стоглавного Собора. Но решительного разногласия о том и другом перстосложении еще не было. В одной старой деревянной церкви²⁰⁰, освященной преподобным Александром Свирским Чудотворцем, следственно в царствование Царя Иоанна Васильевича Грозного, я видел современные церкви иконы, на которых изображены у Святых молебные руки и с треперстным и с двуперстным сложением, на одной и той же иконе. Впрочем, обычай двуперстия стал, видно усиливаться. Почему во время Патриаршества Филаретова в первоначальном Катехизисе и в предисловии к Грамматике уже печатано было с настоянием, чтобы креститься не иначе, как треперстно²⁰¹.

При Царе Михаиле Феодоровиче и Патриархе Филарете Никитиче было обращаемо особенное внимание на то, чтобы книги Церковные исправляемы были основательно, а не как-нибудь. Для сего к Царскому Двору вызываемы были из знаменитых обителей Русских ученые честной жизни монахи. Были при Дворе чиновники, называемые «от книжныя справки», и природные греки, нарочито для сего дела призванные²⁰². Но сторона, держащаяся мнимой старины и обычаев, так уже умножилась тогда у нас и усилилась, что все старания Патриарха Филарета об исправлении книг не достигли полного успеха. Несколько еще тревожные обстоятельства нового царствования сына его заставляли, без сомнения, Патриарха воздерживаться от дальнейших усилий в настоящем деле.

При Патриархе Иоасафе продолжалось также печатание Церковных книг; но уже с гораздо меньшим участием со стороны Правительства. Они издавались опять как бы частным образом. Нарочитых справщиков уже не видно. В послесловии к Шестодневу, печатанному при Патриархе Иосифе, прямо сказано: «с прежних переводов печатахом, а Греческих еще не видехом»²⁰³. Впрочем, Патриарх Иоасаф прилагал, сколько мог, со своей стороны старание об издании книг; издал Требник и некоторые иные книги²⁰⁴.

В новых печатных книгах, вышедших при первых четырех Патриархах до Иосифа, прямо появлялись уже и нововведения. Выше видели мы, как православные правители нашей Церкви понимали круговые хождения «посолонь»; они считали их неправильными, противными порядку и общему чину Церкви Греческой и древней нашей Церкви: между тем слово «посолонь» в чине Брака и освящения церквей внесено уже тогда у нас в печатные книги, как непременное правило. Мы видели также, как Всероссийский Митрополит Макарий, председатель Стоглавного Собора, и предшественники Макария судили о сугубой Аллилуия, и как сам Стоглавный Собор говорил об употреблении Аллилуия в Новгороде и во Пскове: между тем в печатных новых книгах положено петь Аллилуия непременно подважды.

Сам Стоглав положил печатать в 8-м члене Символа Веры о Духе Святом одно слово, или «Господа» или «истинного»: между тем во всех новых печатных книгах стали непременно печатать оба слова вместе. Надобно сказать еще, что все те издававшиеся вновь книги вообще являлись с разными, бесчисленными разностями и меж собой²⁰⁵.

Должно, впрочем, присовокупить наконец и то, что все книги сами свидетельствовали о себе, что они еще не исправны, а ожидают для себя в будущем времени лучшего исправления. В послесловии к Минее, при Патриархе Филарете изданной в 7131 (1623) г., сказано от лица издателей, как о деле частном, а не правительственном: «Отцы и братия, яко хотяще святую cию книгу глаголати или преписывати, любезно молим вас, милостиви нам будите и незазорливи ума нашего грубости и неразумию, аще за немощь прегрешений наших и недоумением сократися, или приложися, или отменися, сами исправляйте благоволением и действием Святого Духа».

При Требнике, во время Патриарха Иoacaфa изданном 7147 (1639) г. на конце книги говорится: «Молим вы, о христоименитии всякого чина отец и братию, егда поюще и славяще по сим книгам Христа Бога нашего и Пречистую его Матерь и всех святых, и аще что узрите в их нашим забвением или неведением просто что и не исправлено или погрешено от неразумия, то простите нас грешных потрудившихся о сих, а не кляните, ниже уничижите, зане забвение и неразумие над всеми хвалится».

Такие изъяснения книг не могут считаться только выражениями «смиренномудрия»: книги издавались не Правительством, а частными людьми. Издатели были то же, что прежде писцы книг: только перо заменилось станком. Не таким языком говорила о себе книга, изданная при Патриархе Филарете, по распоряжению Царя и Патриарха²⁰⁶.

При самом начале Патриаршества у нас, в далеке, впрочем, и некоторым образом, в стороне от средоточия управления Церковного, явился опять раскол, по связи – еще с Польшею, еще с Литвою, – Уния, соединение некоторых с Церковью Западною, с отторжением себя от Восточной.

Известно, что Римская Церковь издавна, почти с самого введения у нас Христианства, простирала свои виды на отторжение нас к себе от Востока²⁰⁷. В особенности усилилось намерение cиe в то время, как думали было соединиться с Римом и Константинопольский Царь Иоанн Палеолог и Константинопольский Патриарх Иосиф; для чего и отправлялись они в Италию со множеством Духовных и гражданских сановников. Существенная цель была не соединение Церкви, а снискание гражданского пособия от Папы к предотвращению опасности для Константинополя со стороны Оттоманов. Рассуждение о соединении происходило на известном флорентийском Соборе. Там был и наш Всероссийский Митрополит Исидор. Будучи родом или Грек, или Болгар, он, еще до прибытия своего к нам, близок был душою к Риму, и сам вызвался у тогдашнего Великого Князя нашего Василия Васильевича Темного отправиться на Собор, будто бы для самой чести Церкви и Царства Русского. Великий Князь не советовал; но по неотступности Исидора наконец отпустил его туда, взяв, однако ж крепкое обещание, что не будет им приступлено там ни к какой новизне против Православия. Давний приверженец к Риму не устоял в слове и явился в Россию на кафедру свою «Легатом от ребра Апостольского». В Киеве не приняли его, прогнали; в Москве заключили даже в тюрьму. Исидор бежал отсюда и удалился в Рим; а с ним и опасность отторжения Русской Церкви к Риму совершенно тогда миновалась. Рушилось соединение и в Константинополе при самом начале своем. Говорят, что некоторым из наших предков тогда понравилось у Исидора только посолонное хождение при круговых ходах, какое имеют Римские Католики²⁰⁸, и таким образом подтвердилось, что уже отчасти у некоторых из нас было оно в обычае²⁰⁹. Такое Римское кругохождение сделалось у нас известным еще чрез Мартина Армянина, приверженца к Папству; но не было оно на виду до Митрополита Исидора. Когда же причт Исидоров стал делать круговые ходы при обрядах также посолонь; то некоторым нашим Русским людям понравились такие ходы, тем более что и прежде несколько были они у нас известны по слухам, чрез Мартина, как бы старина. Таким образом, хотя Исидор с Римскими обычаями у нас и не понравился, но посолонное хождение Западное неприметно сделалось достойным внимания. Так точно и считалось оно в древних наших рукописях, – обычаем «Фрязским»²¹⁰. Даже когда говорится об Исидоре в Раскольнических рукописях, сказывается об обычаях, принесенных к нам, что они «Фрязские, Латинские». Напр. те три серебряные палицы, с которыми явился к нам «Легат от ребра Апостольского» называются там «почестию Фрязскою», – Собор Флорентийский Собором «из Фрязской земли от Папы Римского»²¹¹ Кроме посолонного хождения, Русские не полюбили иных Исидоровых или Латинских обычаев.

Рим, чувствуя свою неудачу в Исидоре, еще стремительнее стал порываться склонять нас к соединению с собою. После новых, хитрых, но также неудачных попыток при Иоанне Васильевиче III и при сыне его Василии Иоанновиче, Папа Григорий XIII посылал к Царю нашему Иоанну Васильевичу IV-му послов с предложением о соединении, даже с увещаниями, в 1578 г. – Рудольфа Илсихена, и в 1581 г. – Иезуита Антония Поссевина. Последний крайне старался о том, не раз говорил иногда лично с самим Государем. Но остался и он без всякого успеха, со стыдом²¹². Возвращаясь из Москвы чрез Киев и Белоруссию, тем с большим рвением старался Поссевин обратить на себя внимание Православных, живущих там, и склонять некоторых из них к Унии, то хитрыми советами, то льстивыми обещаниями. Здесь не совсем без успеха, как сейчас увидим, действовал Иезуит. Припомните, что уже и прежде были короткие по Вере сношения Новгородцев и Псковичей с теми местами, и что наши Православные получали даже иногда оттуда и Латинское миро и тамошних Священников без разбора²¹³.

Вскоре открылось теперь там прямое отторжение нескольких Архиерейских кафедр от Православия к Западу. Вот как это было. Константинопольский Патриарх Иеремия, рукоположивший нам первого Патриарха Иова, возвращаясь к своему престолу, (1589 г.) посетил Киев, экзархат свой. Здесь был тогда Митрополитом Онисифор. Онисифор был из двоеженцев по жизни в мире. Патриарх, как нетерпимого по сей причине в Священстве правилами Церкви, лишил его сана, и на место поставил Михаила, по прозванию Рогозу, в удовлетворение неотступной просьбы о нем Киевлян. Лишен был сана и Архимандрит Супрасльский Тимофей по прикосновенности к одному уголовному делу. Того же ждал себе от Патриарха и Луцкий епископ Кирилл Терлецкий, за распутную жизнь. С последним, однако ж ничего не случилось. Напротив, по хитрости он достиг еще и почести. Иеремия сделал его экзархом своим. Кирилл также был из двоеженцев: но Патриарх не знал того. Патриарх отбыл.

Естественно, в Киеве и в окрестных епархиях занялись после всего тем, что́ сделал с экзархатом своим Патриарх Цареградский. В особенности Архиереи, более же всех вышеупоминаемый Кирилл Луцкий, из опасности, озаботились, чтобы и с ними не поступлено было когда-нибудь так же, как поступлено было с Онисифором. Так некоторым говорила совесть их. Почему все они, кроме Львовского и Перемышльского, как то: Владимирский на Волыни, Луцкий, Полоцкий, Хельмский, Пинский, Могилевский, Киевский составили в Киеве (вероятно тайно) совещание в 1595 г., на котором положили передаться Папе с присоединением себя к престолу Римскому, чему пример недавно видели в Митрополите своем Исидоре. А начальный опыт отделения Киева от Bcepoccийской Митрополии, находившейся в Москве, был еще и ранее, по смерти Митрополита Киприяна, когда стали являться в Киеве свои отдельные Митрополиты²¹⁴. Архиереи Львовский и Перемышльский не соглашались. Между тем каким-то образом сделана была тайная подписка всеми, не исключая и их, на белом пергаменном листе, без написания на нем прежде содержания дела: к листу сему подписались все²¹⁵. Предполагалось написать на нем просьбу к Королю о подтверждении некоторых документов на владение недвижимыми имениями Духовенству тех епархий. Спешили подписаться за неготовностью еще прошения, при нужде разъезда собравшихся епископов. Терлецкому верили. Прочие епископы были, по свидетельству Истории, недальновидны, а он хитр. Избраны Депутаты для отправления с тем листом к Королю Польскому Сигизмунду III и к Папе Клименту VIII. Посланы упоминаемый Терлецкий и Поцей епископ Володимирский. Король и Папа с радостью приняли прошение. Посланники от себя и за пославших их тотчас приняли присягу на присоединение к Римской Церкви. Присяга была в виде Символа Веры. «Верую, верую», тому то и тому, говорено было в присяге. Приняты Папские догматы все, и главство и чистилище: («и от Сына» в Символе Веры присовокупили уже сами Униаты после, без всякого требования Римского). Оставлены им для вида только видные обряды, как то: служение на квасном хлебе, причащение и от Чаши и проч.

Впрочем, Терлецкий и Поцей не успели еще возвратиться в Киев Униатами, как уже по одному слуху о действиях их в Риме, между Православными в Литве и Белоруссии открылось громкое негодование на них. Оскорбились некоторые и из Архиереев и многие из светских сановников. Последним никому совсем и не был объявляем никогда Собор с предположениями об Унии. Наиболее всех вступился Князь Константин Острожский, Воевода Киевский, муж во всех отношениях пользовавшийся особенным уважением всех. Из Духовных в особенности восстал Володимирский епископ Гедеон Балабан. Лишь только поехал Поцей и Терлецкий в Рим; он, узнав о цели их поездки, тогда же в епархии своей гласно сделал объявление, что они отступники, и что без ведома и согласия народа и Духовных властей дерзнули чинить клятвопреступное отступление от Патриарха Цареградского. Гедеон изъяснялся, что ни он, ни другие никогда о присоединении не писали ни к Папе, ни к Королю Польскому. если есть у Терлецкого и Поцея какие-либо письменные акты по сему делу, изъяснялся Гедеон; то это сделано коварно. Подписка, конечно, была на подготовленном белом листе, продолжал он, но была не по Унии, а по другому делу²¹⁶.

Нечего было делать Униатам. Хотя Поцей и Киевский Митрополит Михаил Рогоза письмами, к Князю Константину посылаемыми, уверяли, что они совсем не мыслят об Унии; но успели только в том, что наконец согласили его и некоторых других сановников на созвание Собора по настоящему делу, в Бресте Литовском.

Собрались в 1596 г. Епископы помянутых выше епархий; явились в Собрание посланные и от Патриарха Цареградского, и от Папы, и от Короля Польского. Собор начался тем, что Православные подали письменное объявление, что они с Митрополитом Михаилом, который явно уже принял Римское вероисповедание, не имеют ничего общего, и что все Духовные, отступившие от Цареградского Патриарха, должны быть лишены чинов. Другая сторона прямо провозгласила напротив соединение свое с Римом. Православные составили отдельный приговор, что Михаил Рогоза и прочие, единомысленные с ним Архиереи, извергнуты из сана. Самое имя Унии для Православных сделалось омерзительным: ее называли «ненавистною Униею».

Но как Уния была во владениях Польского Короля, Католика Римского, под ближайшим управлением гражданских и Духовных властей, также Латинян; то она возымела сильное и прочное подкрепление. Начались гонения на Православных, в полном смысле слова, гонения, кроме того только, что не было употребляемо, как во времена мученические, конобов с кипящим маслом и пылающих костров, крестов, железных когтей и прочих нарочитых карательных орудий. А лишать Православных имения, церквей, прав состояния, подвергать заключениям, – было делом самым обыкновенным. Духовные власти Православных могли жить только в скрытных местах, иногда в погребах, и всегда в бегстве с места на место. От ужаса сжимается сердце и ныне, когда только читаешь об Унии. Впрочем, и самые Униаты пользовались почти одними только обещаниями выгод; а на самом деле мало также видели их²¹⁷.

От сего-то, что несколько видно было и внимание Римских Католиков к Униатам, дворяне и чиновники, люди век сей токмо возлюбившие, вскоре стали переходить в Унию, и из упрямства переходили нередко в чистых Римских Католиков. За ними естественно могли уклоняться и некоторые из подданных им, крепостные крестьяне.

Когда Иерусалимский Патриарх Феофан, посвятив нам в Москве Патриарха Филарета, прибыл на обратном пути в Киев, имев поручение от Цареградского Вселенского Патриарха обратить внимание на Киевский экзархат, и Православные в особе Запорожского Гетмана Сагайдачного упросили Патриарха посвятить им Православных Архиереев в Киев и в прочие Литовские епархии: то повелением Короля Польского велено было всех таких посвященных вновь Архиереев переловить и предать казни. Спасением было только укрывательство. Здесь явилось то, чего не было даже во времена гонений мученических. Преследовали Православных наиболее верховные священнослужители того же Самого Иисуса Христа, в Которого веровали и гонимые: между тем как напротив на позорищах мученических почти редко где видим идолопоклоннических жрецов в числе мучителей. Все это происходило между Христианами не в средние уже века их, а во время возрождения наук в Европе, в то время, когда особенно надлежало бы Римским Католикам быть благоразумнее, при сильном уже потрясении самых оснований Церкви Западной со стороны Реформации. Все cиe происходило притом в такое время, когда Польша открыто желала, домогалась, чтобы Король ее Жигимонт III, или сын его Владислав Жигимонтович призваны были православною Россией на православный престол Московский. Нельзя не сказать, что такое невероятное самозабвение Поляков попущено было небесным Провидением как бы для того, подлинно, чтобы более поддержать твердость духа Русских Пастырей и народа Православного против замыслов Поляков на престол Всероссийский.

Впрочем, к славе Православных, сказать надобно, что в Унию поступали с произволением только означенные выше лица по своим житейским видам, а большая часть Духовенства и все вообще миряне Православные крайне далеки были от ней. Увлекали их наконец только крайние принуждения, стеснения и всякого рода насилия. Притом же и все отторжение в Унию было только в местах, состоявших тогда под владением Короля Польского, ревностнейшего Католика Римского; она и держалась всегда тем одним, что не было средств к освобождению от нее до известного времени. Да и из владений тех не все православные Епархии подверглись Унии, а некоторые навсегда сохранили себя от нее всею душою, всем сердцем и всею крепостью своею. В недра Beликopoccийской Церкви Уния никогда и не простиралась.

Особенно разностями против прежних печатных книг наполнены книги, изданные при Патриархе Иосифе, как свидетельствуют книги и сами нынешние наши Старообрядцы²¹⁸. Патриарх сей особенно старался о размножении печатных книг и об исправнейшем по возможности издании их. Для сего собраны были в Москве для справки и издания книг некоторые белого Духовенства лица из близких к столице городов, вместо того, что при Патриархе Филарете вызываемы были для сего монахи из знаменитых Монастырей. Сверх Аввакума (кажется, Успенского собора) Протопопа, Стефана Вонифатьева Протопопа придворного и Духовника Государева, Иоанна Ключаря собора Успенского, Феодора Диакона Успенского собора, некоего Григория Неронова, в особенности упоминаются по делу тому из иногородних Лазарь Священник Романовский, Никита Священник Суздальский, Логин Протопоп Муромский, Даниил Протопоп Костромской, Иоанн из Владимира наборщик²¹⁹. Начальником типографии был Князь Львов. Все сии люди были в великом уважении и при Дворе, и в народе. Князь Львов пишется в Царских грамотах и в Приказе большого дворца Болярином, Дворецким, Князем Алексеем Михайловичем²²⁰. Патриарх Иосиф уже престарелых лет совершенно полагался на них, – тем более, что печатное заведение находилось некоторым образом вне его ведомства, в дворцовых палатах, в Приказе Царского дворца и под начальством светского чиновника, вышеупомянутого Князя Львова. Означенные люди, сверх множества поправок по книгам, состоявших в словах, и сверх сделанных уже прежде нововведений в печатных книгах о посолонном хождении, о сугубой Аллилуии, о приложении в 8-м члене Символа Веры слова «истинного», – решились внести в оные самый важный по нынешнему мнимому Старообрядству предмет, – двуперстное сложение для Крестного знамения.

Мы видели по ходу дел, что предмет сей издавна был уже в числе недоумений, прекословий, даже состязаний в Церкви нашей: но все это было доселе только на словах; в книгах печатных и древних рукописных не было о том ни слова. Был он внесен в одну из глав Стоглава: но Стоглав не был, как видели мы, книгою руководственною. Конечно, уже давно двуперстное Крестное знамение занимало некоторых Духовных и, к удивлению, Духовных высших: но отнюдь оно не было еще правилом для всего православного Русского народа. Народ изображал на себе, как увидим, Крест треперстный. Решились сделать это справщики и издатели книг при Патриархе Иосифе. На Стоглавном Соборе: некоторые отцы, и несколько ранее Московский Митрополит Даниил были ревнителями за два пальца. Сам Никон Патриарх крестился, как увидим, в начале своего Патриаршествования двуперстно. Почему без трудности можно было в то время внести двуперстие и в книги. Во-первых внушение, чтобы так креститься, сделано было в Предисловии к Псалтири со Восследованием, тогда вновь напечатанной. Во-вторых, включено слово о том в самой средине книги, называемой Кирилловой (св. Кирилла Иерусалимского). В-третьих, то же сделано в книге, называемой «о правой Вере», ныне просто именуемой «о Вере», или «Вера». В-четвертых, такое Предисловие как при Псалтирях с Восследованием, напечатано было при Псалтири учебной, для детей в четверть листа изданной. В-пятых, с тою же целью, дабы нововведение удачнее внушить детям учащимся, внесено было напоминание о двуперстном знамении и в Катехизис в 4-ю д. листа. Каждой из сих книг выпущено в свет по целому заводу, по 1200 экземпляров, всего 6 тысяч²²¹. Книги тотчас распространились по всей России, и распространили двуперстие. Оставались с треперстным сложением для Креста только простолюдины, все, и одни старые люди, которые не слыхали прежде о двуперстии, не знали Феодоритова писания, а поступали по древлецерковному преданию. Основанием двуперстия было слово Феодоритово; на чем основывались, как прежде видели мы, и Митрополит Bcepoccийcкий Даниил, и некоторые отцы Стоглавного Собора.

Очевидно, что самая печать книг своим видом, четкостью и удобством, равно как и единообразием, чего не было в рукописных, теперь обращала уже на себя приятное внимание книгочеев: все печатное легко могло казаться для грамотников истинным, святым. Книги рукописные между тем, естественно, стали выходить из употребления, с глаз. Скоро не с чем было инде и сверять новопечатного.

«А было ль видно где-либо в прежних или современных Иосифовских книгах, что слагать персты должно иначе, нежели как печаталось теперь в новых книгах»? – спросят некоторые. – Неотменно было. Мы видели уже выше всеобщее между простым народом употребление треперстного сложения для Креста, видели и сказание о треперстном сложении в большой Четь-Минее Макарьевской. То же самое сказание и также помещено и в древлепечатной книге св. Кирилла Иерусалимского²²². О том же в начале Патриаршества Иосифова, (в 1643 году) писано было Киевским Митрополитом Петром Могилою в катехизической книге его, называемой «Православным исповеданием». Книгу сию рассматривали все четыре Православные Восточные Патриарха и одобрили ее, как истинное восточное Исповедание. При Патриархе Филарете напечатан в 1627 г. Катехизис большой: а в нем во 2-й главе велено креститься тремя перстами.

Даже в печатанном при патриархе Иосифе Уставе, по Уставу Афонской горы, напечатано, что Крестному знамению надобно быть тремя перстами. Там сказано, что если монаху случится быть одному в пути и совершать чин о Панагии; то он должен «хлебец Пречистыя выняти на правую руку и учинить (сложить) персты три, а хлебец в руке держа – и возвысить во имя Святыя Троицы, и потом изображать на себе Крестное знамение» и пр. По всем древним рукописным и печатным Служебникам, не исключая и печатанных при Иосифе, Диакону велено, при произношении ектений, держать орарь «первыми тремя перстами»: а Диакон стоит тогда на молении, и обыкновенно с орарем изображает на себе Крестное знамение, подавая собою пример молящимся, – не иначе как треперстное.

О Стоглаве мы уже говорили. И сами изданные при Патриархе Иосифе книги в основание двуперстия нимало не упоминали о Стоглаве.

В таком-то положении находились описываемые дела Церкви к тому времени, как настало правление Патриарха Никона!

Ровно за год до вступления в Патриархи Никона, июля 25 дня 1651 года, прибыл из-за границы в Москву достойный особенного замечания в тогдашних обстоятельствах времени человек, Иеромонах Арсений Суханов, строитель Богоявленского в Москве и вместе Келарь Троицкого Сергиевского Монастыря. Он в мае 1649 года по Государеву указу и благословению Патриарха Иосифа отправлен был в Иерусалим «для описания святых мест и Греческих церковных Уставов»²²³. Когда появлявшиеся у нас пред тем временем нововведения в Церкви, как то двуперстное знамение, посолонное хождение, сугубое Аллилуйя и пр. стали быть гласны; а между тем благочестивые почитатели древности в то же время стояли за прежние обычаи, ссылаясь на книги, переведенные с Греческих, и опираясь, может быть, на Греков, которые приезжали к нам в Москву, и в это время жили в ней: то Государь и Патриарх решились послать вышеозначенного Арсения на Восток для поклонения святым местам, с тем, чтобы он осмотрел там Церковные обычаи, и описал их, как найдет по собственным замечаниям и по рассказам Греков.

Видев у себя в России благочиние в церквах и службу Божию в торжественном ее великолепии, Арсений поражен был на Востоке простотою и даже инде небрежностью Богослужения. Греки, находясь под Турецким владением во всяком стеснении, естественно не всегда могли отправлять свое Богослужение в полном благолепном виде. Некоторые частные люди могли иногда и своевольствовать в церковных собраниях, Apceний не умел войти в такое бедственное положение восточных Христиан, и сделал различие между самыми уставами Церкви и нарушением оных некоторыми частными людьми. Особенно тронуло его то, что православные Греки молятся Богу в одном и том же храме в Иерусалиме, при гробе Спасителя нашего, на Голгофе и на иных святых местах, в Вифлееме, Назарете и пр., где молятся и иноверцы, западные Католики, Копты, Армяне и иные. Известно, что это зависело не от Православных, а от владетелей их Турок, которые со всякой Христианской святыни берут оброк, отдавая ее всякому, кто даст плату. Естественно, все Христиане в Палестине непременно желали иметь участие в таких великих, единственных святынях Христианства, какие находятся в Палестине, и было бы даже непростительно самим Христианам вовсе отнимать такие святыни у некоторых. Словом, церковное состояние Христиан восточных описал Арсений Суханов чрез меру черными уже инде красками, может быть к наибольшей чести своего отечества.

Описание названо Проскинитарием, т. е. запиской поклонника. Оно сделалось весьма любопытным тогда в России: весьма многие списывали его. Сия-то записка Арсения Суханова в особенности для людей, державшихся в Москве нововведений, называвшихся стариною или старою Верою, подала повод рассуждать, что хотя Греки и не так ныне поступают в некоторых обрядах Веры, не так изображают на себе Крестное знамение, не посолонь ходят в церковных ходах и пр., что без сомнения говорили тогда держащиеся истинной старины; но смотреть на них не надобно; у них уже и вообще благочестие под Турецким игом и Православие на Востоке изменилось. Проскинитарий сделался камнем соблазна и камнем претыкания, особливо при таком направлении умов, какое давали тогда о некоторых обрядах Веры новопечатные при Иосифе Патриархе книги. Мнимые Старообрядцы, списывая Проскинитарий, в некоторых списках своих делали даже сами прибавки в них в пользу своего мнимого Старообрядства. Напр. составили они сами пространное описание прения, какое будто бы имел Суханов с Цареградским Патриархом в защиту двуперстного Крестного знамения и в защиту верности Российской хронологии пред Греческою; между тем как в записке своей сам Суханов пишет, что он у Цареградского Патриарха совсем и не был, потому как присовокупляет, что тогда в Цареградском Патриаршестве было смятение. Ссылаясь на Проскинитарий, мнимые Старообрядцы говорят, что Греки полиелеев не поют; между тем как Суханов ни слова о том не пишет²²⁴. Подлинник Проскинитария Суханова хранится в Москве в Патриаршей ризнице»²²⁵. По нему можно сверять нынешние списки с него Старообрядцев.