1902 г.

От избытка сердца уста глаголют.

И только во имя этой, неистребимой потребности человеческого сердца вылиться в слове от преизбытка чувств, только во имя этого присущего природе души нашей свойства и стремления поделиться полнотою жизни своей с окружающими, – только во имя этого я осмеливаюсь в настоящие минуты занять место на церковном амвоне.

Вчера поздним вечером возвратился я в город из служебной поездки моей по школам, – и вот сегодня, под влиянием прочитанного апостольского чтения, в котором апостол горячо призывает пастырей к усердному деланию на ниве Христовой (1Тим. 4:12–16), под влиянием евангельского чтения нынешнего воскресного дня (Лк. 19:1–10), мне хочется пред вами, духовные питомцы, будущие сопастыри и сослужители, сказать несколько слов, поделиться мыслями и чувствами, сейчас только навеянными на меня словом Божиим... Поэтому не будьте строги ко внешней форме моей неожиданной и непосредственной речи, а примите ее за исповедание сердца, простое, чуждое витийства и искусственности.

Я возвратился из той страны нашего края, а вашей родины, где, можно сказать, земля спорит с небом в избытке желания удивить человека красотою и безмолвною проповедью о Боге. Благословенная Кахетия предстает пред лицом человека, впервые увидевшего ее, действительно, в полном и величайшем благолепии Божьего творения, как Божьего рая. В виду этих воздымающихся снежных гор, уходящих в высь небесную, в виду этих лежащих у подножия гор прекрасных равнин, покрытых лесами и садами, прорезанных излучистыми речками и ручьями, в виду этой чудной красоты, этого чудного края, народ, его населяющий, должен был искать Бога и, действительно, искал Его.

А так как это народ христианский, от лет древних принявший слово о Христе из уст равноапостольной девы, преславной Нины, в том же краю и почившей и доныне мощами своими почивающей во благоухании святыни, – то о нем с полным правом можно сказать словами нынешнего евангельского чтения, что он искаше видети Иисуca. И воистину, искал он и ищет Иисуса; можно сказать, Им одним он жил и живет, служил и служит, и в защиту Его имени, Его Церкви он отдал в борьбе противу врагов Креста Христова все, что имел, все свои дарования, все свои богатства, все силы духовные и физические. Искал он Иисуса... Дух поднимается, дух загорается восторгом, когда с какой-либо возвышенности видишь пред собою эти расстилающиеся без конца села и деревни – и храмы, храмы без конца, которые белеют и сверкают на этой чудной равнине, как чистые и светлые звезды на чудном небе. И какие это храмы! Один, как храм Алавердский, привлекает своею величавою красотою, своею грандиозностью, и говорит о том подвиге изумительного труда, который некогда понесли грузины ради прославления Бога, знаменуя свое искание Иисуса; другой храм удивляет тем глубоким благоговением, которое он и доселе внушает народу; иной храм и теперь, как во времена былые, и по дням, и по ночам, во исполнение священного обычая, собирает под кров свой сотни и тысячи богомольцев... В одном месте выстроен храм новый, а в старом поместили школу; но вся алтарная стена старого храма и доселе испещрена следами и уставлена налепками свечей: то приходят сюда молиться те, которые в этом храме крестились и венчались... Такова удивительная любовь народа к своим святыням. Это ли не искание Иисуса? Это ли не стремление к небу и вечности? Народ, ищущий неба, достоин жить на земле!

Но, возлюбленные, в этом искании своем народ тысячелетний часто бывает ребенком, и о нем, об его духовном состоянии также словами нынешнего евангелия можно сказать: яко возрастом мал бе. Наряду с трогательными христианскими обычаями, держится он обычаев, напоминающих язычество; вместе с прекрасными свойствами чистой и духовной молитвы удерживает он нередко стороны и свойства жизни мирской и ее вносит в священную тишину своих древних храмов; многое в религии хранит он только, как обряд, не придавая ему осмысленного значения; многое исполняет он, как воспоминание старины, не согревая и не осмысливая его жизни настоящей; часто эти взрослые дети не знают первоначальных молитв, не имеют понятия о слове Божием, не разумеют самого главного в совершаемом богослужении.

Надобно просветить этого взрослого ребенка во имя глубокой любви, которую он невольно вызывает к себе. Да, нельзя не любить его за его прекрасные душевные свойства – общие черты народной души: за его добродушие, гостеприимство, способность к доброму порыву, к самоотречению, за неизменную доброту, за постоянную религиозность. Надобно в просвещении указать ему средства к улучшению и житейского положения, к его материальному обеспечению, в наш век, при современных условиях, немыслимому без образования.

И благодарение Господу! Видел я и свидетельствую, что есть среди вашего родного вам народа, есть пастыри, тщанием не ленивы, духом горяще, Господеви работающе, не высокая мудрствующе, но смиренными ведущеся (Римл. 12:11, 16); они служат народу, в тишине и во смирении совершая свой великий, но незаметный подвиг. Благодарение Богу! Видел я и свидетельствую, что начала доброго обучения и воспитания, истинно-христианского просвещения прочно прививаются в наших церковных школах, которые выдвинули многих таких тружеников и тружениц, что пред ними нужно почтительно встать в глубоком благоговении и благодарности.

Но наряду с этим, как мало еще сделано, и как много остается сделать; как много еще людей, стоящих у кормила духовной жизни народа, способных и обязанных внести лучи света в его темную среду, – и остающихся еще в спячке, небрежении и бездеятельности!

К вам, духовные питомцы, к вам ваша чудная родина от всех стран духовного искания Иисуса и духовного маловозрастия безмолвно простирает молящие руки! О, если бы вы видели эти школы, наполненные детьми; если бы вы слышали их ответы, говорящие о раскрывающемся разуме, о горящей вере, – эти стройные возглашения и пение молитв, эти ответы о Боге, Его делах, Его воле, Его заповедях!.. О, если бы вы видели эту радость отцов и матерей, когда они хоть одним ухом услышат в открытое окно разумные ответы их детей! «Зачем я не теперь родился», сказал мне один старик-крестьянин, которого я пригласил зайти в школу. «Зачем меня не учили всему этому», говорил он и прибавил: «но слава Богу за детей наших!» Если бы видели вы и слышали все это, каким бы восторгом и упованием на будущее забились бы ваши молодые сердца, и с какою любовию лобызали бы вы духовно это высокое, и чистое, и святое дело служения народу!

Туда направьте ваши помыслы, туда понесите для умножения и приращения богоданные вам таланты образования, полученные от Церкви и ей принадлежащие! Туда понесите весь священный огонь молодых душ, весь запас юной энергии, жаждущей осмысленного труда; туда обратите благородные порывы молодости, жаждущей не только труда, но и осмысленного подвига! Кроме вас, никто другой этого сделать не может. Да, повторяем, что, кроме вас, некому пойти на служение народу! Не оставьте его одиноким в святом искании Иисуса, Его воли, закона и заповедей; не оставьте его беспомощным в его духовном маловозрастании! Об этом и просим, и молим вас и повелеваем и любовью пастырскою, и властью Божией Церкви, и заветами прошлого и вопиющими нуждами настоящего. И если вы пойдете этим путем служения народу, можем мы вам обещать одно: глубокое нравственное удовлетворение в настоящем и отрадное право сказать в будущем, в неотступный час разлучения с земным бытием, словами апостола: не вотще трудихся, не вотще текох(Флп. 2:16). А выше и радостнее этого сознания нет ничего на свете! Аминь.

В жизни святых имеем мы неизживаемое духовное наследство, которое ежедневно в церковных воспоминаниях, в церковном богослужении раскрывается пред нами во всем его дивном богатстве. Бесчисленные сонмы этих святых украшают небо церковное и сияют на нем, как звезды небесные. Взирая на них, освещаем мы ими свой путь земной жизни, направляя его к небу и вечности; взирая на них, мы и сами заимствуемся от света их.

Такова же и жизнь святителя Алексея, митрополита Московского, память которого, ради небесного его покровительства архипастырю нашему, собрала нас сегодня во святой храм.

Воистину, память праведного с похвалами... Имя святого Алексия известно всей России; можно сказать, оно вспоминается за всеми важнейшими богослужениями церковными в ряду тех великих имен великих деятелей, Михаила, Петра, Ионы, Филиппа и друг., которым Церковь русская и народ русский обязаны вечною благодарностью.

Благодетели и друзья оцениваются, главным образом, в тяжкие годины жизни, во времена горестей и несчастий. В такое именно время, в тяжкое для России время, жил и действовал святитель Алексий; оттого, конечно, он особенно дорог русскому народу. Это было более 500 лет тому назад. Нашествия татар, разорявших и грабивших землю русскую; разделения и распри в среде князей; церковное неустройство и раздоры и, в довершение всего, губительная зараза, известная под именем «черной смерти», от которой вымирали целые города, обращались в безлюдные пустыни целые области, – вот каковы были обстоятельства того далекого времени.

Неудивительно, что в такое тяжкое время даже детство, этот возраст жизни, обыкновенно беспечальный и радостный, омрачалось заботами и тревогами. Святой Алексий, называвшийся до принятия монашества Елевферием, был сын богатых и знатных родителей; юные годы его могли протекать, как один сплошной непрерывный праздник. Но с детства он упреждал мыслью будущий подвиг жизни; задумывался не о радостях и забавах настоящего, но о трудах будущего; пытливая душа его неотступно размышляла, какой избрать ему путь для служения Богу, ближним и родине, страдающей от несчастий и бедствий. Над детской вдумчивой душою никогда не дремлет всесильная предваряющая благодать Божия... И вот однажды, когда отроком, на 12 году жизни, Елевферий расставил сети для ловли птиц и в ожидании добычи, задремал, вдруг он услышал невидимый таинственный голос, назвавший его новым именем; голос говорил: «Алексий, что напрасно трудишься? Тебе предстоит ловить человеков». Отрок проснулся, и в этих словах, которыми некогда Спаситель призвал апостолов к пастырскому служению в Церкви Христовой, он увидел призвание своей жизни, то призвание, над которым не раз останавливалось в тревожном размышлении его пытливое сердце. С тех пор произошла большая перемена в душе отрока; он сделался задумчивым, молчаливым, стал уединяться, предался молитве и чтению слова Божия, посещению церкви. На 15 году жизни он решил принять монашество, а чрез 5 лет уже был пострижен в одном из Московских монастырей, получив ранее указанное ему в таинственном ведении имя: Алексий. Благочестием, умом и ревностью ко славе Божией и служению ближним он скоро обратил на себя внимание митрополита всея Руси св. Феогноста, и был избран им себе в помощники по управлению Церковью. Алексий не имел тогда и 40 лет жизни: но, несмотря на молодость, ни высокое положение, ни почести, ни власть, ни окружающая его шипящая злоба и зависть к нему не смутили и не озлобили его кроткой и боголюбивой души, не ослабили его трудов, которым он отдавался день и ночь. Когда же умер св. Феогност, то, по завещанию усопшего архипастыря и по воле великого князя, Алексий был возведен в звание митрополита Московского и всея Руси. В этом высочайшем служении он показал все величие святой души своей, все богатство дарований естественных и благодатных: ради устройства дел Церкви два раза, с опасностью жизни в пути, ездил он в далекий Константинополь²⁸, дважды путешествовал в Орду к диким татарам, испрашивая милостей у ханов для земли русской; в личной своей жизни, по выражению песни церковной, он был «питателем вдов, отцом сирот, помощником скорбящих, утешителем плачущих, для всех – пастырем и наставником» (Седален 12 февраля). Во дворце князей он пользовался почетом, и слово его останавливало княжеские, гибельные для России, распри. В своей церковной и государственной деятельности поистине он был ангелом-хранителем России. При всем том он находил время и строить церкви и монастыри, и уединяться для подвигов иноческих и молитвы, и исправлять священные книги, и рассылать поучения своей обширной пастве по всей России. Имя его было славно в родной земле, славно было далеко и за пределами ее, даже у татар, поработителей России.

У татарского хана заболела любимая жена Тайдула и потеряла зрение. Хан послал в Москву к князю и приказал ему прислать в Орду святого митрополита русского. «Мы слышали, – писал хан, – что есть у вас служитель Божий, который если о чем попросит Бога, Бог слушает его. Пришли его, пусть он исцелит жену мою. Если не пришлешь, пойду я опустошать землю вашу».

Смутился смиренный Алексий, когда ему князь передал волю хана. Но вера в Бога, любовь к Церкви и отечеству превозмогли все, дали ему силу совершить чудо. В смущении духа, пред отправлением из Москвы к хану, пошел он молиться во храм ко гробу святого митрополита Московского Петра; здесь во время молитвы, в знамение свыше, в руках св. Алексия сама зажглась церковная свеча. Подкрепленный этим знамением, святитель отправился в далекое и опасное путешествие. Прибыв в Орду, он отслужил молебен над болящей Тайдулой, совершил водоосвящение и окропил святой водой потухшие очи царицы. И внял Господь его молитве: Тайдула прозрела и с тех пор неизменно покровительствовала земле русской. Святитель возвратился со славою, с богатыми милостями хана к России²⁹ и отвратил от родины грозящую беду.

Св. Алексий почил от тяжких трудов жизни в глубокой старости, имея около 80 лет от роду. Чрез 50 лет открылись нетленными святые мощи его и источают доселе чудеса милости Божией всем притекающим к ним с верою и молитвою. Пред ними, отправляясь сюда экзархом Грузии, и наш архипастырь, высокопреосвященнейший Алексий, склонившись в молитве до праха земного, просил себе небесной помощи в делах своего служения. Да поможет ему Господь утре и заутра.

От обстоятельств детства и юности святителя Алексия возьмите себе уроки вы, юноши и дети, питомцы школ церковных. Да будут радостны и беспечальны ваши детские годы, да будет светла и полна веселием ваша юность! Но в пору нежной весны вашей жизни помните, дорогие, что наступит лето – время труда и жатвы. Ленивый земледелец, не посеявший весною ничего на своей пашне, останется без жатвы летом и без хлеба зимой. Жалким и ничтожным тунеядцем, лишним и никому не нужным человеком, общею тяготою для всех останется он в жизни. Берегитесь, дети, этой печальной судьбы! Растите, трудитесь, богатейте верою, молитвою, познаниями и, как отрок Елевферий, вдумывайтесь в будущее призвание жизни. Жизнь – не беспечальный праздник, не сплошное веселье: она есть путь приготовления к вечности, она – время нашего созревания духовного для неба; она есть время труда и подвига и искупляющего страдания. Блажен, кто, по слову пророка, возьмет ярем свой от юности своей! Блажен, кто в годы молодые верой, молитвой и трудом привлек к себе благодать Божию. С ним будет то, что мы наблюдаем в знойных странах юга: хозяин весною, пользуясь обилием воды, старательно собирает и сберегает ее, чтобы летом, в знойные дни, в дни засухи и бездождия, оросить жаждущие нивы живительной влагой. Забирайте же теперь дары естественные и благодатные, забирайте во дни детства и юности: после не поднимете.

Вы – дети Церкви, вы, ею воспитываемые и обучаемые, имеете и теперь тех руководителей на этом пути, в число которых некогда таинственным голосом призван был отрок Елевферий. «Духовные ловцы человеков» – пастыри и учители церковные остаются в Церкви и ныне, останутся в ней и до скончания века. Они своими трудами поддерживают школы, в которых вы учитесь; они являются хранителями вашего детства; да будут они хранителями и руководителями всей вашей жизни, чтобы уловить вас в сети Царства Божия! И никто из них сам себе приемлет честь, токмо званный от Бога, якоже Аарон (Евр. 5:4). Святитель Алексий любил повторять слова святого Григория Богослова: «не легко украсть овцу, на которой положен знак». Знаки же для овец стада Божия суть знаки церковности: святые таинства, священные обряды, посты и молитвы, Тело и Кровь Христовы...

Такая отмеченная овца не затеряется в мире, такую овцу не украдет враг спасения. А если эта овца не отходит и от пастыря, то она вдвойне безопасна. Храните же, дорогие, вашу связь с Церковью Христовой, храните на всю жизнь связь с пастырями и служителями Церкви. «Повинуйтеся наставникам вашим и покоряйтеся», слышали вы сегодня в апостольском чтении. Над ними же, над пастырями и учителями, – архипастыри Церкви, к которым обыкли православные люди относиться с благоговейною любовью, поминать их ежедневною молитвою. Сегодня – день нарочитой и особливой молитвы о нашем архипастыре. Вы видели, как сегодня в молитве за вас изливалась в слезах умиления душа архипастыря в тот миг, когда он молил Господа призреть с небесе и посетить вас – виноград, который насадила десница Божия. Помолимся и мы о нем Пастыреначальнику Иисусу Христу, будем просить ему небесной помощи святителя Алексия, его небесного покровителя. Так поступая, мы исполним завет святителя: в дни своей жизни он в поучениях своих придавал великое значение взаимным церковным молитвам. «Оставив все дела свои, – писал святитель Алексий, – без лености собирайтесь на церковную молитву. Не говорите: помолимся дома. Как комната без огня от одного дыма не может нагреться, так и домашняя молитва без церковной. Если так будете делать, то и молитва церковная за вас дойдет к Богу».

Да вознесется же ныне наша молитва за архипастыря, да услышит ее Господь предстательством святителя Алексия и да видим мы нашего владыку – архипастыря среди вас, дорогие дети, воистину яко отца о чадех веселящася! Аминь.

Когда вы, дети, несколько дней тому назад были в церкви в день ангела нашего архипастыря, то, помните, в проповеди церковной вам было указано, какое великое духовное богатство мы имеем в жизни святых. Что это значит? Это значит, что святые на все века для всех христиан оставили вечные уроки и примеры для подражания, образцы святой, богоугодной жизни; они самым делом показали, что можно исполнить учение Спасителя, заповеди Божии. И сами святые, когда жили на земле и еще не были прославлены, учились всему доброму и высокому у тех праведных людей, которые жили раньше их. Так, о преподобном Антонии, который жил более 1500 лет тому назад и за подвиги святости назван Великим, известно, что он любил изучать жизнь святых: у одного он учился вере и молитве, у другого любви и терпению, у иного кротости и незлобию, у иного трудолюбию и послушанию и т.д.

То же самое, дети, можем и должны делать и мы; для этого вас и учат в школах, чтобы вы читали добрые, хорошие книги, в которых описывается жизнь святых; для того и предлагают вам здесь нередко слово поучения церковного. Каждый день Церковь творит память какого-либо священного события, какого-либо святого угодника! Если вы захотите посмотреть в церковные книги, то вы увидите, что сегодня, например, Церковь празднует память святого священномученика Памфила. Расскажу вам об его жизни; вместе и поучимся у него. Св. Памфил жил 1500 лет тому назад, в то тяжелое время, когда христиан за веру всячески преследовали. Родиною его была Палестина, – та страна, в которой жил Иисус Христос. С детства Памфил много трудился над своим образованием, много и прилежно учился.

Так полюбил он учение, что мало ему показалось знаний, приобретенных в школах и у людей ученых на родине, и он для продолжения образования ездил в далекие страны (Александрия). Вернувшись потом на родину, он сделался священником. Но, исполняя пастырский долг, по-прежнему не оставлял он ученых занятий: переписывал книги, читал усердно Священное Писание. Книг тогда было мало, потому что печатать их не умели: приходилось переписывать каждую отдельно; нередко при этом допускались невольные ошибки, и вот св. Памфил, пользуясь своими познаниями, проверял книги, исправляя места, испорченные переписчиками, рассылал правильные рукописи по церквам, раздавал их всем желающим. Так делал он потому, что, получив образование, он хотел передать блага этого образования и своим ближним. После него в родном городе осталась очень большая библиотека книг, а это в древности было очень, очень редко. В то же время, отличаясь искренним благочестием, Памфил все свое имение роздал нищим и всецело посвятил себя служению ближним.

Понятно, такой ученый и благочестивый священник, как св. Памфил, имел большое влияние на христиан, поэтому и язычники, гонители христиан, знали его, как одного из главных христианских учителей. Вот почему злобный царь языческий (Диоклетиан) обратил на него внимание, потребовал к суду и предал его страшным истязаниям, заставляя отказаться от веры во Христа. Ужасные это были истязания: христиан били палками, сдирая с них кожу, строгали живое тело ножами и острыми орудиями, ломали руки и ноги и искалеченных, с выколотыми глазами и с подрезанными жилами на ногах, гнали на казнь, сжигали живыми или отправляли на тяжелые каторжные работы... Два года мучился так св. Памфил, но он остался тверд и непоколебим в вере. Тогда его присудили к смерти, и он претерпел казнь вместе с другими двенадцатью мужественными христианами. Так как он был священником и мучеником, то и называется священномучеником. Вот вам, дети, короткое сказание о жизни св. Памфила.

Чему же он учит вас, дети, этою святою своею жизнью? Он учит вас усердию в ученьи и твердости в вере.

Не для нас нужно ваше ученье, а для вас самих; не нам оно полезно и нужно, а прежде всего и главнее всего – вам. И ученье ваше особенное: вас учат знать Бога, Его дела, Его волю и заповеди; вам говорят о том, что такое человек на земле, как он явился, кем создан, для чего назначен и как он должен жить на земле, чтобы угодить Богу, чтобы исполнить свое назначение, чтобы быть достойным звания человека, а не быть похожим на животное. Вам внушают, что за исполнение Божественной воли и заповедей человека ожидает добро на земле, и главное – счастье на небе и оправдание на страшном суде Божием, о котором завтра вы услышите за литургией во святом евангелии.

Всему этому учить нас святая вера наша. Как же нам не любить ее? Как не быть твердым в вере? Помните, милые, что вера есть самое великое наше сокровище; помните, и подобно великомученику Памфилу, будьте тверды и непоколебимы в вере Христовой. Может быть кто скажет: «но ведь теперь нет таких гонений за веру, как прежде». Это правда, но и равнодушие к вере еще опаснее гонений и преследований. Да кроме того, и теперь можно слышать насмешки над верою, соблазны от разных врагов Церкви, например, от сектантов, иноверцев, которых и в нашем крае очень много; не имейте против них зла, любите и их, но пусть никто и ничто не поколеблет вас в вере. Она принесена Христом, проповедана апостолами, утверждена кровью бесчисленных мучеников: если от таких свидетелей мы откажемся, то воистину отвратится от нас Сам Бог на страшном суде Его. Так и сказал Сам Спаситель: кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем грешном, того и Сын Человеческий постыдится, когда придет во славе Своей со ангелами святыми. Завтра, когда вы будете слушать в евангельском чтении изображение суда Божия, попомните об этом.

Вот какие мысли и чувства внушает нам жизнь ныне поминаемого Церковью святого священномученика Памфила! Аминь.

Когда придет Сын Человеческий во славе Своей и все святые ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы. И скажет им Царь; «истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:31, 40)

В постепенном подготовлении верующих к покаянному настроению и к подвигам приближающегося Великого поста св. Церковь, после трогательных уверений в Божественной благости в евангельских чтениях двух предыдущих воскресных дней, в нынешнее воскресенье напоминает нам о будущем отчете пред Богом и страшном суде. Без конца глубоко, без конца поучительно, и страшно, и в то же время отрадно образное сказание евангелия об этом грядущем суде Христовом, имеющем завершить мировую историю человечества. Но среди всего этого сказания, как солнце, немеркнущим блеском сияют двукратно повторяемые и как бы с особою силою, намеренно подчеркиваемые слова Судии-Христа: понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе... На основании слов этих совершится суд, решится и участь подсудимых.

Вдумаемся в эти слова все мы, здесь предстоящие, люди различных возрастов, званий и положений; вдумаемся, с точки зрения общих всем душевных запросов и стремлений, мировых и всеобъемлющих. Человек ищет Бога – вот самое главное, всем сродное истинно человеческое стремление. Человек ищет Бога: это изречение можно надписать на истории мира, потому что искание Бога составляет ее основу и сокровенный смысл. В тайнах древних басен и мифов, под покровом народных сказаний, в повестях о таинственных боговоплощениях, в глубине лесов, которые воображение человека населяло божествами, на вершинах гор, которые украшаемы были жертвенниками, в величественных храмах, в драгоценных изваяниях, в грубых кумирах, в омовениях и очищениях, в тысячах жертв, которые курились по лицу всей земли, – воздымая руки к небу и падая ниц, обливаясь слезами и радуясь духом, без конца многообразно, без конца многократно древний и новый человек высказал одно свое стремление, одно заветное желание: искать и найти Бога. Сама Божественная Премудрость засвидетельствовала об этом устами великого апостола народов: Бог от одной крови произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитании, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его, не найдут ли Его, хотя Он и недалек от каждого из нас (Деян. 27:26–27).

На этом исконном и сродном духу человеческому искании Бога вековечными и незыблемыми основами утверждается религия вообще – Божественное откровение, промысл, искупление, Церковь, молитва, священные таинства, вера в бессмертие, в будущий суд и в блаженную вечность.

На этих же основах утверждаются и истинно-нравственная жизнь, истинно-нравственные отношения людей между собою.

Человек ищет Бога. Представьте же себе, даже в области чисто человеческих отношений, как должно быть тягостно не иметь возможности вступить в общение с тем, кого любишь и уважаешь, к кому стремишься всею душою, как должно быть тягостно не иметь возможности поделиться беседою и мыслью, выразить чувства любви и преданности любимому и уважаемому существу, и как, напротив, радостно найти выход к этому общению, даже и не непосредственному. Понятна радость сына, радость дочери, разлученных долго от близких, милых и любимых, если к ним на чужбину с родной стороны даже кто-либо посторонний придет вестником из отчего дома, вестником ласки и привета родителей. При свете этого примера представьте себе истинное состояние человечества по отношению к его вечному дому Отчему – к дому Отца Небесного. На всех ступенях жизни, на всяком уровне образования, под различными формами и обнаружениями, от самых возвышенных до самых простых и даже наивных и грубых, человек ищет Бога, желает единения и общения с Ним, хочет выразить Ему свои чувства. Тому свидетели древнейшие книги древнейших народов от «Книги мертвых» Египта до «Вед» Индии, «Кинг» Китая, религиозных гимнов вавилонян, «Зендавесты» Персии... Нужно ли упоминать еще и о священных книгах богоизбранного Израиля? Бывают моменты, когда эти желания приобретают такую властную силу, что подавляют и захватывают все существо человека. В избранных людях они вырывали вопль Давида: когда явлюся лицу Божию? (Пс. 41) или душевное стенание Иеремии: был во мне как бы некоторый огонь, и я истомился, удерживая его (Иер. 20:9). Но и в рядовых людях эти желания сказываются с силою многою...

Ищет человек Бога. Но Бог в существе Своем непостижим для человека; природа Божества не допускает непосредственного, как мы понимаем его на земле, общения с человеком: так глаз наш, хотя и созданный для света, тем не менее не может прямо и непосредственно смотреть на солнце... «Яви мне славу Твою», – просил сам Моисей Господа на Синае, и эта просьба его по всей справедливости может быть названа мировою, общечеловеческою. Господь отвечал: не может человек видеть Меня и не умереть... (Исх. 33:18–20).

Подумайте же, что было бы с человечеством, если бы оно, действительно, при всем желании, при всех усилиях и стараниях, никаким образом не могло войти в общение с Богом, не могло бы служить Ему своею жизнью и деятельностью, и так бы и оставалось с бесплодными запросами, с неудовлетворенными порывами, с желаниями захватывающими, неистребимыми, но вместе с тем и невыполнимыми! Древний мир выразительно воплотил его гнетущее, скорбное состояние в известном баснословии относительно мук Тантала, вошедших в поговорку.

Но вот Сам Господь идет навстречу желанию человека, и в ряду других средств богообщения, в богооткровенной религии указывает еще одно, всем доступное и для всех равно обязательное. Он говорить: «Что вы сделали одному из братий Моих меньших, то вы сделали Мне». Так Господь Сам снисходить к нашему ограниченному естеству и дает нам возможность в ближних наших видеть Его образ, Его подобие и Его достояние; дает нам право и возможность любовь нашу к Нему выразить посредством любви к человеку, и даже чашу холодной воды, поданную во имя Христа или ученика Христова, считает поданною Ему, Самому Богу, и обещает не оставить без награды, т.е. 6огообщения. Как отрадно, как осмысленно и возвышенно становится служение наше людям! Как отрадно, например, отцу или матери в своих трудах, в своих лишениях и горестях из-за детей видеть служение Богу и знать, что потаенные вздохи, не видные жертвы, незримые слезы, невидимые лишения, ежедневные, ежечасные, приняты Богом, как жертва Ему Самому в этих малых детях! Как отрадно и осмысленно служить церковному собранию людей, или семье, или школе, или обществу, – служить и знать, что в этих ближних просвечивает образ Божества, что чрез труд и старание, чрез подвиг в пользу меньших братий ты служишь Самому Богу и Ему чрез это несешь свою любовь, свою преданность, свои святые чувства! Как радостно благотворить несчастному – и знать, что твое благотворение примет Сам Бог, одною рукою примет, другою благословит! Благодарение Божественному милосердию за то, что немощному и тварному, ограниченному и конечному естеству нашему чрез подвиги деятельной любви к ближним указан путь к возвышенному и возвышающему общению с Совершеннейшим и Бесконечным и тем исполнены вечные порывы нашего духа, заветные желания нашего сердца!

И какой широкий путь открывается пред вами! Везде и всегда мы можем сделаться друзьями человечества, даже если бы мы оказались полезны только одному человеку; везде и всегда мы можем послужить благу ближнего – и чрез это послужить Самому Богу. Ибо много, братие, много на свете страдания, много нужд, много горя. Тяжкая бедность, горькое сиротство, слезы беззащитного страдания невыплаканные, неотертые, неисходное горе, непроходимая умственная и нравственная темнота, – все взывает о помощи, везде здесь – младшая братия Христова.

И не рассудочной благотворительности, а только горячей ревностной веры дано будет способствовать уменьшению зла и страдания на земле; не рассудочной мирской благотворительности, которая часто наивно веселится «в пользу несчастных», а только горячей религиозной вере даны средства указать людям самые могучие и чисто нравственные побуждения к тому, чтобы служить бескорыстно и беззаветно меньшей братии, потому что только эта религиозная вера может с полным правом сказать: что вы сделали одному из меньших братий Христа, то сделали Самому Христу. Отсюда вековое слово народное: подайте милостыню Христа ради.

Братие возлюбленные! Подайте милостыню Христа ради! Пред нами ныне стоит меньшая братия, многочисленная, скорбная, и в беспомощности протягивает к вам с мольбою руки. Дыхание смерти пронеслось над нашим краем; страшное предзнаменование суда Божия грозно предстало пред нами. Погиб от землетрясения целый многолюдный город, сравнялись с землею дома и улицы, пострадали более 30 селений; разрушены тысячи домов, остались без крова и пристанища десятки тысяч человек; многие разорились, многие лишились близких, осиротели дети... Сколько голодных и бесприютных, сколько раненых и больных посреди этого города, в котором то, что не успело разрушить землетрясение, истребил огонь. Среди несчастных большинство мусульман; но евангелие в деле благотворения велит нам различать только нуждающегося и нуждающегося... Правда, уже оказывается помощь несчастным; во главе благотворителей стоят Государь с Государыней и членами Царского Дома. Но как ни велика помощь, однако, неизмеримо бедствие. Ведь пострадали более всего люди бедные, у которых погибло буквально все, что они имели: нужны и хлеб, и одежда, и теплый кров, и лекарства, и перевязочные средства, и пособие на выезд с семьями... Нужда воистину вопиющая!

Поможем бедным Христа ради! И блаженны будем мы и в радостном сознании нашего духа, и во славе возлюбленного нашего Иисуса – Господа, если в день оный, в день страшный, когда дела наши пойдут вслед за нами, егда книги разгнутся и судитися имут человецы, егда тварь вострепещет от лица Седящего на престоле, – за любовь, за добро, за труд, за подвиги и жертву во благо ближнего, как брата Христова, мы услышим отрадное слово: понеже сотвористе единому братий сих меньших – Мне сотвористе. Аминь.

Сейчас, дети, мы будем молиться об упокоении души умершего 50 лет назад, вечной памяти достойного, знаменитого русского писателя Николая Васильевича Гоголя. Он был достойным учеником другого знаменитого писателя – А.С. Пушкина, который задачу и деятельность поэта и писателя на земле сравнивал со служением пророка. Глубоко воспринял эту мысль Николай Васильевич Гоголь. Он, действительно, смотрел на свое призвание, как на служение Богу и людям. Подобно пророку, он призывал людей следовать добру и воле Божией. И дан ему был от Бога среди других дарований талант – изобличать зло, бичевать его, представлять порок в отталкивающем, отвратительном виде. Он смеялся над злом в своих произведениях, смеялся так, что и других заставлял смеяться над пороком и видеть все его безобразие. Но он сам говорил, что он «смеялся сквозь слезы»; он страдал, видя пороки людские; он плакал, видя, что люди не таковы, какими они должны быть, и он вместе с тем верил, глубоко верил, что в самом закоренелом злодее, в самом дурном человеке сохраняется «искра Божия», остается голос совести, остаются стремления к Богу, к добру и к вечности. Вот почему его обличения имели целью не унизить, не озлоблять человека, а вести его к исправлению. Вот почему обличения Гоголя были особыми обличениями: это не пустая болтовня, это не пустое смехотворство, это не гордость своим превосходством пред людьми. Напротив, великий писатель наш отличался искренним смирением, и смирение считал «лучшим украшением человека».

Над могилою Н.В. Гоголя написаны слова пророка Иеремии: «Горьким смехом моим посмеюся». Это горе, при виде зла в окружающей жизни, это смирение, заставлявшее его видеть в себе одни недостатки, так усилились к концу его жизни, что последние дни его были сплошною скорбью, преувеличенным самоукорением и самобичеванием. Однако, он был чужд греховного отчаяния. Гоголь был человеком глубоко верующим и был истинным христианином и покорным сыном Церкви: в числе его произведений есть «Размышление о Божественной литургии». Как истинный христианин, он верил в Божие милосердие, верил в молитвы и предстательство святой Церкви, просил о себе молитв пастырей Церковных, к котором относился с великим уважением. Так он жил, так он и умер. Это был писатель-христианин, писатель-подвижник, писатель-страдалец за людей. Хорошо, хорошо, дети, что вас учат наряду с великими деятелями мира помнить и любить писателей земли русской, почитать их и следовать тому доброму, чему они учили нас в своей жизни и главное – в своих произведениях. Помолимся же о приснопамятном рабе Божием Николае да пошлет ему Господь прощение грехов, мир и отраду душе его и блаженную вечность! Аминь.

С настоящего дня св. Церковь начинает поставлять пред духовными очами верующих последние дни жизни вашего Спасителя. Трудно, невозможно оторваться христианскому сердцу от этих священных воспоминаний. Пред нами проходят и ежегодно повторяются, обновляясь в нашем сознании, величайшие и единственный в мировой истории события; с детства сроднились мы с ними, и как только помним себя, вместе с тем помним и священные для нас слова: Иерусалим, Вифания, Елеон, Гефсимания, Голгофа... Можно сказать, гораздо ранее знакомства с городами и местностями своей родины мы уже знакомы по наслышке с названиями городов, селений и местностей Святой Земли, где родился, жил, учил, страдал и умер Богочеловек, где совершилась тайна спасения человечества, где была матерь всех церквей – Церковь Иерусалимская, откуда свет христианства воссиял над землею. И по естественному, неистребимому влечению, всегда христианам хотелось не только слухом услышать о Святой Земле, но и очами созерцать ее, побывать в ней, поклониться святыне. Велико, неизмеримо велико всегда было для христиан значение этого непосредственного знакомства со Св. Землею. Здесь благочестивый поклонник обновлял в духе образ Христа Спасителя «и Сего распята» (1Кор. 2:2), по вечной и сладостной для христианина заповеди апостола: «поминай Господа Иисуса» (2Тим. 2:8); здесь все непосредственно говорило поклоннику о том, как тяжек грех падшего человека, если за него потребовалась необычная и единственная жертва – смерть Сына Божия; здесь при неизбежной мысли о собственной греховности, отрешенный от обычной, часто греховной обстановки и житейской суеты, весь отдавшись мысли о спасении, поклонник обновлялся духом, перерождался нравственно, очищался и омывался слезами покаяния на месте, где милосердый Спаситель изрек прощение и обещал рай покаявшемуся разбойнику. Не одна Мария Египетская здесь нашла спасение и из величайшей грешницы сделалась равноангельною подвижницею: неисчислимые сонмы святых и праведных отсюда, из земного Иерусалима, под влиянием священных воспоминание, начали свое восхождение к Иерусалиму небесному, – восхождение духовное к нравственному совершенству.

Поэтому нет ничего удивительного, что от лет древнейших, тотчас же после прекращения гонений на христианство, Палестина стала привлекать к себе великое множество христиан-поклонников; она сделалась обетованною землею христиан, а Иерусалим – их духовною родиною, увидеть которую составляло заветное желание каждого верующего. Пока не постигло Св. Землю иго мусульманское, она была как бы одним великим всехристианским храмом: по свидетельству древних писателей, звон колоколов и гимны христианские раздавались немолчно от Синая до Ливана, по всей шири Святой Земли Палестинской. Царственные Константин и Елена, ученейший Иероним, люди знатные и простые, богатые и бедные, монахи и мирские, люди всех возрастов, званий и состояний, – все стремились сюда из Испании, Рима, Африки, Греции, Малой Азии, из Аравии и Индии, со всех концов мира. Как бы вновь сбывалось слово священного дееписателя о дне сошествия Св. Духа на апостолов, когда в Иерусалиме были «парфяне, и мидяне, и еламиты, и живущие в Месопотамии, во Иудее же и Каппадокии, в Понте и Асии, во Фригии же и Памфилии, во Египте и странах Ливии... и римляне, и критяне, и аравляне» (Деян. 2:9–11). Можно было сказать словами песни церковной:

„Возведи окрест очи твои, Сионе, и виждь: се бо приидоша к тебе, яко богосветлая светила, от запада и севера и моря и востока чада твоя, в тебе благословляще Христа во веки».

И сынам священной церкви Иверской памятны Иерусaлим и Палестина с первых дней их христианской жизни: туда отправились, ища спасения, Завулон и Сусанна, родители св. Нины; там святительствовал св. патриарх Ювеналий, дядя св. Нины по плоти и отец ее по духу; там и воспиталась при храме Иерусалимском равноапостольная просветительница Грузии...

И как только ее устами проповедана была святая вера в Грузии, от дней первого грузинского царя-христианина – Мирианa, началось отсюда, из Грузии, беспрерывное стремление народа к Палестине и Иерусалиму: обители Святой Земли наполняются иноками-грузинами, подвиги которых далеко по Востоку разносят славу о благолюбивом народе грузинском; благочестивые грузинские цари посылают богатые вклады в церкви и монастыри Палестины, считаются «защитниками и ктиторами Св. и Живоносного Гроба и прочих пречестных поклонений»³⁴, строят свои собственные обители, путешествуют туда сами³⁵, посылают туда своих подданных. Около двадцати грузинских монастырей сияли во Св. Земле; среди них, как звезда, блистала обитель св. Креста (Цмида-Джварис) в соседстве знаменитой лавры Саввы освященного, основанная еще царем Мирианом (IV в.) и затем украшенная и благоустроенная царями Вахтангом Горгославом (VII в.) и Багратом III (X в.); грузины поселились около самого Иерусалима (сел. Малхи, вблизи монастыря Цмида-Джварис) и составляли охранную стражу Гроба Господня; им долго принадлежала высокая честь обладания Святейшею Голгофою, где и совершали они свое богослужение. От времен святых подвижников Палестины знаменитых Иллариона и Харитона, Евфимия Великого и Феоктиста, Саввы освященного и Феодосия, Герасима Иорданского, Иоанна Молчальника, от времен вечно памятного Иоанна Дамаскина грузины-богомольцы, грузины-иноки постоянно посещали Св. Землю и были там в почете даже и после порабощения ее неверными. Оттуда приходили они на родину и здесь знакомили своих единоплеменников со святынями Палестины. И, видно, хорошо ведома была древним грузинам Святая Земля, если и храмы свои они любили называть Сионами, по образу Иерусалима, как и этот древнейший Сионский собор, в котором мы сейчас молимся, и монастыри свои они называли то Вифанским (Бетания) в память Палестины, то Кобивским, в память сопредельной с Палестиной Сирии, и т.п. Нет никакого сомнения, что эта живая связь церкви грузинской с Матерью церквей – Иерусалимом питала благочестие народа, роднила его духовно со Христом, поддерживала в нем общение с христианским Востоком, сохраняла в тяжкие годины страданий, постигавших землю Иверскую. Одни были эти страдания у Грузии с Палестиной; один враг – мусульманство черною тучею обложило небо и Грузии и Палестины. Общность страданий сроднила и соединила их между собою неразрывными духовными связями. Грузия нашла теперь спасение, покой и процветание в полном слиянии с православною Россией, но Палестина и доныне во власти неверных. Это не умаляет, а еще более возбуждает дух сочувствия к порабощенной мусульманами Святой Земле.

Нужно ли говорить о постоянных порываниях и русского благочестивого сердца ко Св. Земле? Со времен св. Ольги и князья и народ постоянно и мысленно, и самым делом обращались к Иерусалиму. Сюда, несмотря на неизмеримые трудности пути, направлялись благочестивые русские богомольцы «святому граду поклонитися». Так певалось в старинных Духовных стихах. С первых дней христианства на Руси образовались целые общества паломников, «калик перехожих», которые ходили в Иерусалим и составляли потом по возвращении песни и сказания о Св. Земле.

Эти песни, духовные стихи и сказания сделались любимыми в народе; ими доселе заняты ученые люди, изучающие древнюю русскую письменность. Преподобный Феодосий, как видно из его жития, в детстве пошел за паломниками, шедшими в Иерусалим (1022 г.). Преподобная Евфросиния, княжна Полоцкая, путешествовала во Св. Землю; игумен Даниил (в 1106 г.) описал свое путешествие в Иерусалим, и трогательно и доныне читать, как он там молился за всех, оставшихся на святой Руси, и как он у Гроба Господня возжег лампаду «за землю русскую». Любили русские люди в Иерусалиме и «камение разоренное, и персть, раскопанную ратными, ради содеянных в нем великих тайн и благодатей»³⁶...

И доныне русский народ, удивляющий весь мир необыкновенною любовью своею к святыням, склонностью к паломничествам стремится к Иерусалиму. Возвратятся поклонники из Палестины и разойдутся по всему широкому простору родной русской земли. В долгие зимние вечера тихо и мирно, благоговейно и вдохновенно в кругу близких льются их рассказы о виденном и слышанном; часто из дома в дом, из села в село переходят эти рассказчики и принимаются всюду, как самые желанные гости: и наполняют эти рассказы души слушателей благочестивыми образами, знакомят и роднят их со Христом и Его жизнью, обновляют в душах память об Его искупительных страданиях, согревают религиозное чувство, зовут к подвигу и покаянию, воспитывают слушателей в чувстве братства христианских народов, делают близкими для русского народа интересы православия, возбуждают сочувствие к страдающим на Востоке единоверцам.

Так неизмеримо важно значение, так высока духовная польза этих благочестивых путешествий во Св. Землю. Но если так, то можно ли им не сочувствовать, можно ли отказаться от помощи богомольцам, идущим во Св. Землю, можно ли не заботиться о том, чтобы облегчить им труд путешествия, чтобы привлечь больше поклонников, чтобы дать им как можно более возможности и способов получить духовное утешение и назидание во Св. Земле? Неудивительно, что издавна у нас заведен святой обычай подавать таким поклонникам милостыню, оказывать помощь материальную. Но эта помощь была единичной, разрозненной. Нужна была помощь упорядоченная, – сильная общественная помощь. И вот державною волею покойного незабвенного Царя – Праведника Александра Александровича образовалось Православное Палестинское Общество (в 1882 году), председателем которого и доныне состоит брат покойного Государя Великий Князь Сергий Александрович, сам побывавший богомольцем в Иерусалиме³⁷.

Всего 20 лет назад возникло это Общество и начало свое дело только с 50 рублями. За это короткое время как много сделано! Общество прежде всего удешевило проезд во Св. Землю до последней степени: трудно поверить, что за несколько десятков рублей можно теперь проехать из России в Палестину и обратно с удобствами; Общество построило русские церкви, воздвигло миллионные здания для приюта 1.500 богомольцев, оно поит и кормит их, оказывает им медицинскую помощь, дает им надежных проводников, содержит духовенство, открывает религиозные чтения, – одним словом, делает все, чтобы облегчить поклонникам путь во Св. Землю и сделать пребывание их там и удобным, и полезным для души. Вместе с тем много сделано им и для научной разработки древностей Палестины: произведены дорого стоящие раскопки, сделаны важные открытия, доказавшие подлинность чтимых святых мест в Иерусалиме и успокоившие христианское чувство, смущенное клеветою, сомнениями и насмешками неверующих, нередко отвергавших, якобы по научным основаниям, подлинность того или другого священного места. Все это сделало Общество на сборную копейку со всей России, и сборы свои оно производит в нынешний праздник, когда духовные взоры верующих устремлены на Господа, входящего во Иерусалим. И сегодня будет произведен такой сбор, к которому мы и приглашаем всех вас, возлюбленные братие, – приглашаем потому, что нужд у Общества много, и еще много-много ему нужно сделать, чтобы помочь русским богомольцам в Палестине, которых там к одному дню Пасхи набирается более 5.000, тогда как приют устроен только на 1.500 человек.

Но сказанного мало, чтобы оценить по достоинству деятельность Православного Палестинского Общества. Не одни турки наложили свое иго на Св. Землю, и не одно мусульманское нашествие заставляет нас и ныне продолжать плач об Иерусалиме, – плач, предначатый Спасителем в день торжественного входа Его во святой град (Лк. 19:41). Турецкое иго – иго внешнее. Есть иго другое, безошибочно скажем, – худшее, опаснейшее, чем все зверства турок. Мусульмане убивали только тело; есть враги, которые губят самую душу православных. Более ста лет назад появились в Святой Земле инославные миссионеры-латиняне, протестанты и друг. Подкупом, обманом, лестью, хитросплетенными проповедями расхищают они достояние православной Церкви и переманивают простодушных и бедных православных туземцев в свои общества. Задавленные двойным и тройным игом – и турками, и инославными миссионерами, похожими на тех обличаемых Спасителем фарисеев, которые обходят море и сушу, чтобы обратить единого пришельца на его духовную погибель (Мф. 23:15), – задавленные и бедностью и невежеством, забитые и беспомощные православные туземцы Палестины; эти потомки некогда славнейшей Церкви, сами, без посторонней помощи, не могут избавиться от опасностей и тают в числе под напором врагов.

Стыд и позор христианскому миру, что Иерусалим доселе «попираем языки!» (Лк. 21:24). Стыд и позор будет православным народам, если православие будет поглощено в Святой Земле отпавшими от истинного христианства и от единой святой Церкви православной инославными обществами, враждебными православию не меньше турок. Стыд и позор будет нам, если по нашей небрежности и бездеятельности от древней, святейшей и православной Церкви иерусалимской останется одно воспоминание. А между тем, горько сказать и признаться, за последние 50 лет число православных туземцев в Палестине уменьшилось почти вдвое!³⁸.

Взоры христианского Востока обращены к России, вековой защитнице православных народностей. Не раз проносился и отдавался в сердцах могучий клич по земле русской: «Идем за страдающих православных! идем за греков, болгар, сербов! идем за Гроб Господень!» В исторических восточных войнах русско-турецких, когда с мусульманами не постыдились вступить в союз против России и против Креста Господня западные инославные народы, святая Русь шла на бой не ради злобной жестокости, не ради воинской славы или своекорыстия, а именно за Гроб Господень, за православие, ради торжества Креста Господня над полумесяцем.

И теперь, в бескровной борьбе западного инославия против православия, Россия же явиться должна защитницею его в Св. Земле. Это дело русское, православное и взяло на себя Палестинское Общество. Оно устраивает церкви и приходы для православных туземцев, содержит их духовенство, дает ему образование; оно открывает школы, и еще недавно мы были порадованы ободряющим известием, что турецкое правительство признало и утвердило, наконец, законность 85 русских школ в Палестине и Сирии. То, что судил Господь России и Грузии – защиту православия на Востоке, – это дело, этот подвиг и совершает Палестинское Общество: его дело – общецерковное, общеправославное, всенародное, всероссийское дело. Можно сказать, что оно, подобно древнему паломнику игумену Даниилу, зажгло и поддерживает в Палестине и у Гроба Господня неугасаемую лампаду за великое царство Русское... Помочь ему, – значит показать любовь ко Христу, любовь к православной Церкви, – значит показать любовь к России и понимать ее задачу на православном Востоке и ее мировое призвание. Сейчас начнется сбор в пользу этого Общества.

Рука просящего, братие, к вам протянута: да не оскудеет рука дающего! Аминь.

Да, это воистину праздник света и радости, праздник праздников и торжество из торжеств. Отчего же такое значение придано этому дню? Отчего слово церковного красноречия в песнопениях богослужебных, достигая высшего и, можно сказать, единственного воодушевления и вдохновления, все-таки как бы истощается и чувствует себя бессильным выразить все величие радости? Отчего служба этого дня так торжественна и вместе проста, так радостна, что нет ни единого человека в мире, верующего или неверующего, чтобы он, увидав ее, не тронулся сердцем? Отчего ныне вся исполнишася света: небо же и земля и преисподняя? Отчего именно народности православно-восточные, повинуясь какому-то бессознательному влечению, общим голосом нарекли этот день торжеством из торжеств, в то время как на христианском Западе предпочтение отдается празднику Рождества Христова?

Чтобы понять все величие нынешнего всемирного торжества, приведем одну историческую, весьма вразумительную параллель. Никто не станет отрицать, что жизнь христианской Европы отмечена в истории печатью особенной энергии, бодрости и силы и оставила в веках минувших ряд величайших побед человеческого гения, касающихся решительно всех областей жизни. Беспристрастный исследователь, не отрицающий значения религии в жизни людей вообще, не может поэтому отрицать значения и христианства в определении и направлении жизни христианской Европы. Учение христианской религии так глубоко проникает собою все формы этой жизни, что европеец, даже отказавшийся теоретически от христианства, тем не менее мыслит, живет, действует в семье, в обществе и государстве, как христианин; в этом случае, по меткому выражению Джона Стюарта Милля, случается то же, что мы видим вечером, по заходе солнца: оно зашло, но светит отраженным светом... Что же в содержании христианства имело такое огромное влияние на жизнь его последователей? В наше время не редкость встретить мнение, что здесь все зависело от морального учения Христа, которое и положило такой неизгладимый отпечаток на жизнь народов: разумеем чудные предписания любви, смирения, милосердия и справедливости, заповеди братства, духовного равенства людей и их духовной свободы. Не редкость встретить мнение, что это и есть не только главное, но исключительно ценное в христианстве, все же прочее в нем будто бы не существенно и не важно. И вот факт Воскресения Христова разрушает это одностороннее объяснение.

Есть далеко от нас страна, – страна чудная, богатая естественными дарами, драгоценная жемчужина мира; с незапамятных времен истории она густо населена народами – способными, духовно одаренными и в свое время имевшими огромное значение в мировой жизни. Гораздо раньше Иисуса Христа в среде этих народностей, в этом чудном крае, которому сказочная роскошь природы судила только долгие века расцвета, оживления и кипучей жизни, явился учитель, проповедовавший, – по признанию современных ученых, – высокое нравственное учение. Его слова так были непохожи на воззрения самых образованных народов древности, что могли казаться как бы чудною белою лилией, выросшею на грязном болоте. В век жестокостей, насилий и несправедливости, в век господства одной грубой физической силы он проповедовал покорность, милосердие, смирение; он предписывал любовь, терпение и прощение обид. Глубоко он проникся скорбью мира... Будучи богатым, добровольно он сделался бедняком; будучи правителем, захотел он обратиться в невольника, чтобы спасти своих братьев. Это был Будда, основатель религии, носящей его имя.

И, однако, что произвело его учение везде, где только оно было принято?

Потерю энергии, утрату надежды, какое-то неистребимое желание уничтожения, медленное самоубийство и самое страшное рабство, которое когда-либо тяготело над человечеством. Точно дыхание смерти пронеслось над всею страною и обратило ее в огромное духовное кладбище; под влиянием учения Будды, как это ни странно, остановилась и замерла жизнь сотен миллионов людей, обитавших в прекрасном крае, который мог обещать безграничный расцвет сил и способностей богато одаренному племени. Где причина такого удивительного явления? Отчего такая страшная роковая печать мертвенности?

Оттого, что учению этому недоставало истинно-религиозной основы и высшего Божественного авторитета; оттого, что мораль его не основывалась ни на какой догме; оттого, наконец, что ему недоставало слова, объясняющего зло, недоставало и слова победы над злом. А последнее зло – есть смерть; если не побеждена смерть, если она царствует во всей силе, если она есть единственный и неумолимый владыка жизни, – то не остается уже места ни бодрости, ни радости. К чему энергия? Зачем труд? Зачем борьба? Впереди смерть, конец всего, потеря сознания навеки... Самый мир и земная жизнь есть мираж и обман, нелепое и лживое сновиденье... Так было в буддизме: его окончательным словом было уничтожение в смерти, а не жизнь в воскресении.

Недоставало, значит, всей высокой моральной системе одного слова: воскресение.

Приведем замечательный и характерный рассказ, который мы находим в одном из литературных памятников буддизма.

Молодой человек по имени Пурна, горячий неофит буддизма, решается идти проповедовать новую веру диким народам. Отправляясь в путь, он ведет такую беседу со своим учителем в вере:

– Жители Хронопаранта, в котором ты идешь, – говорит учитель, – вспыльчивы, жестоки, бешены и наглы. Что, если эти люди, о, Пурна, встретят тебя злыми, грубыми и наглыми словами? Что, если они придут в ярость и оскорбят тебя?

– Если жители Хронопаранта, – отвечает Пурна, – обратятся ко мне с такими словами, придут в ярость против меня и оскорбят меня, то я подумаю: значит, эти люди добры и кротки, когда они не поднимают на меня рук и не бросают в меня камнями.

– Но если жители Хронопаранта поднимут на тебя руки и возьмутся за каменья, тогда что подумаешь ты о них?

– Я подумаю: значит, они добры и кротки, когда они не трогают меня ни жезлом, ни мечем.

– Но если... тогда что подумаешь о них?

– И тогда подумаю, что они добры и кротки, потому что не лишают меня совершенно жизни.

– Но если бы твоя жизнь была в полной опасности от них, что тогда подумал бы ты?

– Я подумал бы: все-таки эти люди добры и кротки, освобождая меня с такою легкою скорбию от этого тела, исполненного нечистоты.

– Хорошо, Пурна; ты благочестив; с таким совершенным терпением ты можешь идти в страну Хронопаранта. Иди, Пурна; освобожденный, освобождай; достигший другого берега, помогай достигнуть его другим; утешенный, утешай; достигший нирваны, веди к ней и других⁴⁰.

Не правда ли, нельзя отказать молодому миссионеру и в любви к людям, и в терпении, и в самоотвержении? Но что же он несет своим слушателям? Только одно убеждение, что жизнь есть бремя, а смерть и нирвана, небытие и потеря сознания есть счастье; что небытие – выше бытия. И мысль буддизма была по-своему и права, и последовательна, потому что впереди жизни стоит смерть, тайну которой мог изъяснить только Бог воплощенный, и Он только один мог указать, что за смертью будет жизнь. Эта жизнь и указана в христианстве и основывается она на воскресении Христа.

Воскресение Христа есть факт; без него все христианство падает и как религия, и как мораль. Ибо если бы Христос не воскрес, если бы Каиафа был правым, и Ирод и Пилат мудрыми, то мир оказался бы бессмыслицею, царством зла, обмана и смерти⁴¹. Дело шло не о прекращении чьей-то жизни, а о том, прекратится ли истинная жизнь в ее полном воплощении, жизнь Совершенного Праведника. Если бы такая жизнь не могла одолеть врага, то какая же оставалась надежда в будущем? Если бы Христос не воскрес, то кто бы мог воскреснуть?

Но Он воскрес – и разрушена страшная тайна смерти; мало того, по выразительному слову апостола, «последний враг упразднен – смерть». За смертью видна жизнь, видно небо, видно бесконечное общение с Богом: и добро оказалось победоносным, и уныние удалено из сердец верующих навеки, и жизнь человека стала полна смысла. Все ясно; зло не победит и не победило добра: можно жить, можно трудиться, можно и должно следовать за Тем, Кто победил зло – смерть, Кто сущим во гробех живот даровал. И можно другим проповедовать Его учение, потому что это значит – давать им жизнь, а не смерть, как в буддизме. Оттого бодрит, живит, поднимает дух этот праздник праздников; оттого столько бодрости в христианских народах и столько духовной мощи в их жизни; оттого ныне вся исполнишася света – небо же и земля и преисподняя. Но это потому, что Христос воистину воскрес. Отнимите у христианства факт Христова воскресения, и вы отнимете у него все: мораль христианская, как она ни высока, одна сама по себе останется и беспочвенною, и бесплодною, как в буддизме, и не спасет человечества от разъедающего пессимизма. Сердцем познал это верующий народ, и поэтому так радостен он в нынешний праздник. Да, это воистину торжество из торжеств, праздник света, радости и бодрости душевной, ибо Христос воскресе, воистину воскресе! Аминь.

Уже неделю мы слышим радостный привет Церкви, торжествующей Воскресение Христово, и вместе с тем внимаем радостному ответному возгласу верующих сердец: воистину, воистину Христос воскресе!

Да, братие, воистину Христос воскресе, и в этой светлой радости нашей, в этой светлой нашей вере сегодня убеждает нас самое неверие Фомы, одного из ближайших учеников Господних.

Я прошу вас припомнить читанное сегодня за литургией евангельское сказание в связи с предшествующими событию Воскресения Христова обстоятельствами. Всего за три дня до Своего Воскресения молил Сын Божий Отца Небесного об апостолах и о тех, кто уверует по слову их, т.е. о Церкви Своей, – да вси едино будут (Ин. 17:20–21). Но в первые же минуты испытания человеческая слабость, страх и уныние рассеяли апостолов: по сказанию евангелия, когда враги схватили Господа и повели на суд и смерть, ученики, оставив Его, все бежали.... (Мк. 14:50). И пока были они разъединены, они испытывали только чувства страха, робости и смущения. Но вот воскрес Господь. Приходит первою Мария Магдалина, прибегают поспешно жены-мироносицы возвестить о сем апостолам; приходят и апостолы: один – из сада Иосифа, другие – поочередно от гроба Христова, из Эммауса, приходит Петр, приходит Иаков (1Кор. 15:7), – все несут одну весть о воскресении, все объединяются, собираются вместе: и апостолы, и жены-мироносицы, и другие верующие (Лк. 24:33), – и чем более они составляют из себя едино, тем более сердца их становятся доступными и вере, и упованию, так что, когда путники эммаyccкиe с радостною поспешностью предстали пред собранием апостолов и бывших с ними (Лк. 24:33) и возвестили, что видели Господа, они в ответ услышали то самое слово, которое и доныне, потрясая сердца, оглашает весь мир христианский также в ответ на привет пасхальный: Воистину воскресе Господь (ст. 34). Однако, еще не было полного мира и полной радости в их сердцах, потому что не было среди этого собрания верующих Самого Главы их, Главы этой малой первенствующей Церкви, которой Отец Небесный благоизволил дать царство (Лк. 12:32). Еще в страхе, страха ради Иудейска, собрались они дверем затворенным (Ин. 20:19). И вот сущу позде, к ним прииде Иисус и ста посреди... Кто способен изъяснить, кто может выразить словом, что почувствовали ученики, увидев Господа?! Великие дары принес Он им с Собою: Он принес им мир (ст. 19, 20), мир глубокий и неотъемлемый принес мятущимся и сумнящимся душам; Он принес им радость неизглаголанную: возрадовашася же ученицы, видевши Господа (ст. 20); Он принес им обетование Духа Святого и ведшая, величайшая, невиданные на земли, единственные полномочия и обязанности, – скажем дерзновенно, – полномочия высшие, чем ангельские: «Рече им Иисус паки: мир вам: якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы. И сие рек, дуну и глагола им: приимите Дух Свят. Имже отпустите грехи, отпустятся им: и имже держите, держатся» (Ин. 20:21–23). Так обрадована была эта первая Церковь Христова в день Воскресения Господа.

Не разделял с нею мира и радости только один ученик Фома, и не разделял потому, что быль в разъединении с обществом верующих: «не бы ту с ними, егда приидe Иисус» (ст. 24), – замечено в евангелие. Радостные проводили апостолы первую неделю Пасхальную, и только Фома среди них был в скорби, унынии и coмнении, переживая тяжкие томительные дни, еще более тяжкие и скорбные потому, что для других, ему близких, они были исполнены несказанной радости. Но это был Фома, тот самый, который некогда выразил любовь ко Христу до готовности умереть за Него (Ин. 11:16). Это не был озлобленный невер; он искал веры, он страдал без нее; его любовь ко Христу только пламенела желанием удостовериться в воскресении Возлюбленного. Прошла так неделя; опять апостолы были все вместе в память Bocкресения их Учителя, на этот раз и Фома не отчуждил себя от их собрания. И как только он вошел в это единение верующих – и он обрел их мир, приобщился к их радости. Опять явился Господь, опять преподать мир Своей Церкви (Ин. 20:26). Милосердый, Он снизошел к сомнению ученика, искавшего не неверия, а веры, дал ему осязать перстом и «любопытною десницею» язвы гвоздинные, уверил его в Своем восстании из мертвых. Радостным возгласом: «Господь мой и Бог мой!» – засвидетельствовал Фома свою веру, которую нашел он в единении со всеми верующими (ст. 28–29). Позднее и он с другими апостолами получил повеление идти в мир весь, учить, священнодействовать и духовно управлять Церковью, вместе с другими получив и дары Св. Духа.

Апостольское чтение нынешнего дня (Деян. 5:12–20) изображает нам учеников Христовых уже в трудах их великого посланничества в мире: руками их совершаются дивные знамения и чудеса, умножается с каждым днем число верующих, растет и ширится Церковь Христова, посрамляются ее враги. Но во главе чтения указано опять обстоятельство, которое является исполнением первосвященнической молитвы Главы Церкви (Ин. 17:21) и обусловливает ее силу и расцветание: бяху единодушно вси (Деян. 5:13). Такова сила единения церковного.

Братие возлюбленные! Христос Иисус, по слову апостола (Евр. 13:8), – вчера и днесь той же и во веки, и Церковь Христова пребывает во все роды века (Еф. 3:21); она устоит до самого дня судного, до второго пришествия Господня. Не иссякнет в ней никогда могучее чувство веры, не прекратится Божественная благодать спасения, не прекратится и великое служение апостольства, – служение тех, кому говорит Христос: «Примите Дух Свят. Якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы».

Сегодня на наших глазах торжественно совершается это преподание Духа Святого одному из преемников апостольского служения в нашей местной церкви, на днях и еще повторится это редкое тайнодействие. Что же, неужели одно праздное любопытство привлекло это множество народа на торжество редкого священнодействия? Неужели только внешняя обстановка его занимает нашу мысль и чувство? Неужели мы не унесем отсюда уроков важных, размышлений глубоких?

Нет, возлюбленные! Здесь, в этом видимом торжестве церковного священнодействия, в совершении тайны хиротонии епископов местной Церкви, – для нас побуждение вдуматься и сердцем проникнуть в великий смысл существования Церкви Божией на земле и епископства, как величайшего в ней служения, – служения примирения людей с Богом (2Кор. 5:18) и духовного водительства их от земли к небу, от Церкви земной к Церкви небесной. При виде этого многочисленного сонма иepapxoв Церкви, при этом их величавом и благолепном священнослужении, сам собою напрашивается вопрос о значении Церкви в прошлом человечества, и в его настоящем, и будущем.

Припомните, о чем мы только что говорили: о единодушии апостолов в их вере, в их деятельности. И вот, от первых дней Церкви, представьте себе, что в одну мысль, в один голос, в одни уста, в одну душу, в одно существо, в одно исповедание на пространстве 19-ти минувших веков христианских сливались и сливаются в Церкви миллионы мыслящих существ от всех стран, от всех времен, от всех народов мира, от всех возрастов, званий, полов и состояний верующих. О, какое это великое, могучее, несокрушимое единство! Представьте себе, далее, что выше этого слияния во Христе, в Его Церкви, верующие не знают и не хотят никакого другого счастья ни на земле, ни на небе, и скорее согласны вынести, как и действительно выносили целые миллионы из них, всякого рода пытки, истязания и мучительные, позорные казни и смерть, чем изменить этому религиозно-нравственному союзу, называемому Церковью, этому великому и вечному соединению всех и всего в религиозное единство веры, любви, упования и жизни. О, какой прекрасный союз!

И было время, когда, действительно, все, что было лучшего среди людей, служило так или иначе Церкви. Ей поэты посвящали свои вдохновения и сложили и оставили навеки в ней свои чудные и дивные молитвословия; ей мыслители отдавали богатые силы своего ума и оставили сокровища христианской письменности, изъяснившей и исчерпавшей учение Церкви со всех сторон и до возможной глубины; ей служили литература, искусство, архитектура, художество, музыка, пение, облачившие Церковь чудными произведениями учительного слова, прекрасными, горе возносящими дух, храмами, художественными изображениями, сладостью и красотою песнопений, неподражаемою и дивною ризою священных обрядов церковного богослужения. Ей, наконец, отдавались мощные силы воли, и в подвигах святости, в деятельном служении добру, в устроении и управлении Церковью известные и безвестные труженики угождали Христу и были истинными благодетелями человечества.

Пока было это «любодружное и благое единство, спешное во изящных», Церковь действовала в мире с изумительно-победоносною силою: целые страны, целые народы и царства во всех концах мира присоединились ко Христу, – среди них и благословенная Грузия; каждое новое христианское столетие расширяло пределы Церкви настолько, что, казалось, близится время, когда евангелие будет проповедано всем языкам. За это время сколько света внесла Церковь в жизнь людей! Сколько дарований вызвала к жизни! Сколько разбитых сердец и унылых душ возвратила она к миру и радости; скольким бездомным духовным скитальцам указала смысл и назначение жизни и направила их к плодотворной деятельности во славу Бога, во благо ближних; скольких людей соединила она с Богом и Христом Его вечными и неразрывными узами! Процвела прежняя пустыня язычества, яко крин – прекрасный цветок, утучнила богатыми плодами. Ни один самый заклятый враг Церкви не дерзнет отрицать этого ее великого действия в мире.

Сила Церкви ослабела при первом в ней разделении, при первом от нее отделении. Лукавый ум, злая воля человека, земные расчеты, самолюбие и страсти толкали многих в ереси и отступничества; отпадали от единения церковного отдельные партии, племена, государства, – в Армении, Египте, Сирии, Месопотамии, отпал целый запад Европы, – и прежде победоносная Церковь, попущением Божиим, ослабела; две трети человечества, к стыду христиан, доселе коснеет вне Христа и Его Искупления; пята лжепророка, несмотря на внутреннюю очевидную несостоятельность его учения, доселе занесена над православным Востоком...

Всякое зло, по Божественному закону возмездия, в себе самом носит семена разрушения и идет к саморазложению и погибели. Испытал это на себе и разделившийся мир христианский. Как в Ветхом Завете человек, гордынею отпадший от союза с Богом, горьким опытом в течение 5.000 лет должен был убедиться, как тяжело быть без Бога, и, уразумев это, возжелал Его, наконец, в смирении и молитве, – так, по-видимому, и в новозаветном христианском мире нужен горький опыт, который убедил бы верующих, как безусловно нужно единство церковное, о котором в тягчайший час жизни, в виду Гефсимании и Голгофы, умолял Отца Небесного Единородный Сын Божий.

Изменилось ли ныне положение вещей? Не ослабело ли даже самое религиозное чувство в людях, не грозит ли опасность его полного вырождения?

Нет, оно во веки живо и несокрушимо; оно неотделимо от человеческой природы, которая в духовной первооснове своей останется всегда одна и та же: человек всегда будет существом, способным и стремящимся к религии и нравственности. Но нужно помнить, что религиозное чувство глохнет и извращается в одиночку. Как здоровая и правильная жизнь общественная возможна только в государстве, а вне его – одно бродяжничество и дикость, так здоровая и правильная религиозная жизнь возможна только в Церкви, а вне ее – извращение религии, шатание в сектах, пока не наступит религиозное вырождение и одичание... Церковь – это символ единения верующих и самое это единение; Церковь – это воплощенная совесть народов; Церковь – это сосуд любви Бога к людям и людей к Богу. Церкви поэтому вверена охрана всего возвышенного, чистого и истинного в религиозных исканиях и стремлениях человека. Во всех смыслах она есть столп и утверждение истины (1Тим. 3:15). Служить Церкви и быть в единении с нею – это значит служить Богу, свету, добру и счастью человечества, это значит способствовать расцвету духовной жизни, осуществлению Царства Божия и Божественного плана мироправления. Отступить от Церкви, – как бы ни были благовидны причины и поводы отступления, – это значит служить не добру, а злу, не свету, а тьме, не Христу, а диаволу; это значит враждовать на Бога, это значить препятствовать осуществлению на земле воли Божией и спасению людей.

Многим думается, однако, что усложнившаяся жизнь переживаемого нами времени выдвинула такие вопросы, указала такие нужды, с которыми Церкви не справиться...

Но если Церкви не справиться с ее Богоучрежденным строем, с ее благодатными сверхъестественными силами, с ее опытом двух тысячелетий, – то кому же под силу справиться? Вся могу о укрепляющем мя Иисусе, – может сказать она словами апостола (Фил. 4:13), и в веках минувших, в том глубоком и всесторонне-полном перевороте, который она некогда внесла в древний языческий мир, в том исцелении язв общественных, которым сопровождались первые века жизни Церкви, она имеет подтверждение и вечное свидетельство своей Богодарованной силы. Но благодать не дается насильно и внешне; как лекарство не помогает мертвому, а живому, хотя и больному, так и Божия сила идет навстречу живым стремлениям людей, хотя и бессильных в отделении от Божества. И наше единство в Церкви, наша жизнь в ней, наше ей доверие скажутся величайшими благодатными плодами. Сколько язв в современной нашей жизни! Этот разлив зла, падение семьи, множество преступлений, часто бессмысленных по жестокости, эти бунты, жаждущие крови, эти бессмысленные противогосударственные учения, убийства общественных и государственных деятелей и прочая и прочая, – все говорит, что радость и мир оставили современное человечество. Но каковы бы ни были наши язвы, – будет ли это капитализм, возникший в новом мире на место издохшего рабства, будет ли анархия в государствах и одичание нравов в людях, жестокости, войны и мятежи, – везде и всюду только Церковь явится благодетельною и исцеляющею силою. При условии полного единения верующих она победит все препятствия; она, подобно Своей Главе – Христу, пройдет дверем затворенным; пройдет затворенные двери неверия и сомнения, как Христос у Фомы; пройдет затворенные двери гонения и ожесточения, как Господь у Савла; пройдет затворенные двери всех нестроений, как и пробила их в древнем языческом мире. Да и все язвы современной жизни – они и явились именно потому, что передовые классы общества в наш век в деле устроения жизни народов стали сторониться от Церкви, а иногда и прямо враждовать с нею, захотели обойтись без нравственной помощи религии и своими силами возмечтали устроить человеческое счастье. И се – оправдися премудрость в чадех ея! (Мф. 11:19; Лк. 7:35).

Мы же, служители Церкви, не престанем проповедовать, – и за нас голос веков позади, и, верим, за нас же и голос веков грядущих; не престанем проповедовать, что умственное образование, которым кичится наше время и на которое возлагает все упования, без религии в нравственности есть острый нож в руках сумасшедшего; что благотворительность без христианства и религии есть бессмыслица; что нравственность вне религии есть обман, пусто-слово; что жизнь общественная и государственная, исключающая руководство религии и не поставляющая себе религиозно-нравственных целей, есть путь к погибели; что братство людей, свобода и духовное равенство их возможны только в Церкви; что мир мира может быть только на религиозно-нравственной основе; что обновление нашей общественности, – мечта современности, – и исцеление язв, разъедающих нашу жизнь, принесет по-прежнему только Церковь – и она одна, и что над всеми союзами, над всеми обществами, превыше их, не по силе внешнего властительства, а по силе и высоте и ценности нравственной, стоит и будет стоять Церковь Христова, как единый союз всех верующих с великим Кормчим – Христом во главе.

О, верьте, братие, в Церковь Божию! Храните нерушимо благодатный союз с нею паче зеницы ока! С детской доверчивостью приникните любовно к ее материнскому лону! Тверже держитесь за ее спасительную руку! Отдайтесь беззаветно ее водительству! О, не за Церковь страшимся мы, когда горячо призываем вас к полному единению с нею! Церковь – неодоленна вратами ада; устоит она до окончания веков и не останется без сынов и дщерей. Свято место пусто не будет, и Господь наполнит Свою Божественную вечерю. Но за наш народ, за нашу родину, за себя самих страшимся мы: мы погибнем временно и вечно, на земле и на небе, погибнем без Церкви.

К ней прильнем, ища спасения!

Взирая на этот величественный сонм епископов, который еще восполнится на наших глазах двумя носителями высшей благодати; слушая эти трогательные исповедания веры вселенской новопосвященными епископами, эти клятвы и обеты их пребывать верными учению Церкви, – станем послушно под знамя церковное, пребудем с нею в единении до последнего вздоха жизни, не отступим от Богоданных духовных вождей в деле нашего спасения, от архипастырей Церкви, окружим их любовью и послушанием, да с радостью творят дело свое, а не воздыхающе, несть бо полезно нам сие.

В Церкви – наше спасение; в Церкви – мир, радость, счастье и жизнь; без нее не стоит работать, не к чему стремиться, без нее – скажем дерзновенно – не стоит и жить, ибо бессмысленно жить. Итак, будем в послушании Церкви.

Пусть послужит нам в этом руководством прекрасное слово древнего библейского мудреца: «Подставь послушанию плечо твое и, нося его, не тяготись узами его. Путы его будут тебе крепкою защитою, и цепи его славным одеянием» (Сир. 6:30–31). Будем постоянно добрыми овцами Иисуса Христа и не останемся глухи к голосу доброго Пастыря, Который дает глагол Своей Церкви.

Кому Церковь не мать, тому Бог не Отец! Аминь.

Нынешний, ежегодно совершаемый общий праздник церковно-приходских школ, посвященный памяти первоучителей славянских свв. братьев Кирилла и Мефодия, по распоряжение высшего учебного начальства, соединяется с торжественным воспоминанием пятидесятилетия со дня смерти одного из великих поэтов русских Василия Андреевича Жуковского.

Есть ли связь между этими воспоминаниями? Есть ли родство между святыми славянскими учителями и позднейшим поэтом-писателем, отстоящим от них по времени своей деятельности на целое тысячелетие?

Духовные сокровища вечны и нетленны; оттого в духовном преемстве и наследстве часто ничего не значат века и тысячелетия. Вечное не стареет. А свв. братья Кирилл и Мефодий, обладая сами высоким по своему времени мирским образованием, соединенным с великими дарованиями духа, принесли, однако, славянскому племени не это образование, изменчивое и не всегда верное, а вечные сокровища веры и евангелия Господа Иисуса Христа. Семена, ими посеянные в далекой Моравии, перешли в другие славянские страны, привились и пышный рост дали в благословенной России. Чрез тысячелетие после смерти свв. братьев является в России поэт, чествуемый сегодня. Верен ли он остался этому духовному сокровищу?

Да, В.А. Жуковский был воистину поэт-христианин и человек-христианин. И правдою слова, и правдою жизни он показал, что служил для родины на том самом пути, который некогда указан равноапостольными творцами нашего русского письменного слова. Его поэзия – чиста и безупречна; в ней нет ничего грубого, ничего нечистого. Недаром во времена увлечений нехристианскими началами жизни, среди людей грубых, не признающих ничего, кроме плоти и ее потребностей, Жуковский и его поэзия подвергались и подвергаются осмеянию: это лучшая похвала для поэта. Верно: в сочинениях Жуковского безбожник и нечестивец не найдут для себя ничего приятного, подтверждающего их желания и убеждения. Зато души набожные, сердца чистые зачитываются стихотворениями этого поэта; любят его существа, отрешенные от злободневных интересов, способные в невинном сердце ощутить веяние всего возвышенного, – разумеем детей, и не напрасно в детских книгах и хрестоматиях стихотворения Жуковского всегда занимают видное место.

Родство духовное с первоучителями славянскими сказалось у Жуковского и в том, что он много потрудился над переводом на русский язык всего новозаветного Священного Писания; здесь сказалось как бы прямое продолжение просветительных трудов свв. Кирилла и Мефодия. Он служил слову русскому, как служили слову славянскому свв. наши первоучители; подобно им, поэт наш старался обогатить родную письменность святыми образами, чистыми мыслями, возвышенными чувствами; подобно им, письменным словом своим поэт звал людей к Богу. Редко можно встретить среди писателей всего мира такой возвышенный взгляд на поэзию, какой мы видим у В.А. Жуковского. По его словам:

«Поэзия – небесной

Религии сестра земная; светлый

Маяк, самим Спасителем зажженный,

Чтоб мы среди житейских бурь не сбились

С пути...

Поэзия есть Бог в святых мечтах земли».

Чем должен быть поэт, по воззрением В.А. Жуковского?

«Крылом могучим,

Подъемлющим родные (ему) сердца

На высоту, зарей, победу дня

Предвозвещающей, великих дум

Воспламенителем, глаголом правды,

Лекарством душ, безверием крушимых,

И сторожем нетленной той завесы,

Которою пред нами горний мир

Задернут, чтоб порой для смертных глаз

Ее приподнимать и святость жизни

Являть во всей ее красе небесной –

Вот долг поэта, вот мое призванье»!

Эти слова отдаленного ученика достойны его святых учителей – Кирилла и Мефодия.

Вера в Бога, смиренная и радостная покорность Его Промыслу, ожидание радостей и утех загробной жизни, любовь к «родине святой», любовь к людям, – вот что занимало поэзию Жуковского. По справедливости, можно сказать, это же наполняло и всю его жизнь.

Глубокая религиозная настроенность поэта с особенною силою сказалась в последние дни его жизни. Окруженный семьёй, с глубокою верою причастился он св. таин и вдохновленный верою, весь просиявший, сказал своим детям чудные слова, вылившиеся из верующей души:

«Дети мои, дети! Вот Бог был с вами! Он Сам пришел к вам! Он в нас теперь! Радуйтесь, мои милые!»

Прошло несколько часов; Василий Андреевич почувствовал приближение смерти. Он подозвал к себе маленькую дочь и сказал ей: «Пойди, скажи матери, что я нахожусь в ковчеге и посылаю ей первого голубя: это моя вера; другой голубь мой – это терпение».

Так пред самою смертью поэт призывал всех к вере, радости и терпению, – к этим возвышенным христианским чувствам.

К тому же призывает он и читателей своими произведениями.

Не так давно укоренился и прочно привился на Руси добрый обычай – поминать писателей словом молитвы всенародной. Но В.А. Жуковского воспоминает русское общество уже второй раз. Да будет это добрым знаком. В наше смутное и тяжелое время, в дни господства грубости, падения любви к родине земной и родине небесной, забвения возвышенных стремлений души человеческой к небу и вечности, – поэзия Жуковского, чистая, возвышенная и христианская, должна быть особенно дорога нашему сердцу.

Тем более она говорит душе нашей в таком знаменательном совпадении имен и воспоминаний, которое мы видим сегодня в настоящем нашем собрании; детям-школьникам, этой духовной ниве, этим носителям надежд будущего, дорогому достоянию родины, да будут близкими и родными заветы свв. первоучителей славянства и христианских поэтов: заветы веры, любви и смирения, радости и любовной покорности воле Промысла⁴⁴.

«Как звезды в синеве далекой,

Как солнце ясное во дни, –

Из тьмы веков седой, глубокой,

Святые братья в наши дни

Нетленной славою сияют.

Хвала апостолам славянства

И нашей грамоты творцам!

В красе духовного убранства,

Они по всем земли концам

Язык наш чудный прославляют.

Слава вам Мефодий и Кирилл,

Слава вам из рода в род!

То, что Бог через вас совершил,

Не забудет наш народ.

Слава! Слава!

И в Грузии единоверной

Сыны единого Царя,

Любовью к нам нелицемерной,

Святою, братскою, горя,

Хвалу вам, братья, воссылают.

Мы, ваши дети, с детьми Нины,

Единой родины сыны,

В единстве веры исполины,

В единстве веры лишь сильны.

Так пусть же здесь вам возглашают

Хвалы в одном согласном хоре

Детей Кавказских голоса

И с ними, в шири и просторе

Святой Руси – ее краса –

Все дети песнь свою сливают

Слава вам, Мефодий и Кирилл,

Слава вам из рода в род!

То, что Бог через вас совершил,

Не забудет наш народ!

Слава, слава!!»

По благословению владыки, нашего архипастыря, сейчас будет отслужено благодарственное Господу молебствие по случаю радостного известия для пастырей и паствы Русской Церкви, – разумеем высокую милость Государя Императора – дарование прав пенсий за службу всему православному духовенству Российской Империи, а следовательно, и нераздельной с нею Грузии. Святейший Правительствующий Синод, известясь об этом радостном событии, повелел во всех церквах Империи в первый воскресный день по получении Высочайшего указа о пенсиях духовенству вознести благодарственное к Богу моление о здравии и долгоденствии милосердого Государя.

Мы сказали, что событие это радостно и для пастырей и для пасомых Всероссийской Церкви. Радостно оно прежде всего для пастырей: слава Богу, за труд девяти столетий, за постоянную неизменно общую жизнь с народом, за все невзгоды истории, за труды просвещения, за молитвы, за слезы наших вдов и сирот, голодных, бездомных и бесприютных, призрел Господь и призрело сердце Царево на великое и смиренное в подвиге духовное сословие! Увидело око Царево, как при усложнившейся жизни мало-помалу обеспечивались в безбедном существовали все государственные служения и только пастыри Церкви оставались в ином положение, с тревожным и неясным будущим, со взором, беспокойно устремленным в даль неизбежно грядущего, где рисовались ему образы беспомощной старости и лишений, где слышались ему вопли страдающих вдов и детей. В великом служении Церкви и Небу, по естественной немощи, Духовенство раздвоилось между землею и Небом, между миром и царством Божиим, и нередко никло духом, угашало священную ревность свою от этого раздвоения. Теперь не то... Слава Богу нашему, слава великому Царю на святой Руси! Какой вздох облегчения пронесется ныне по лицу нашей родной земли, сколько тревог успокоится, сколько слез отрется, сколько скорбей и печалей претворится в радость!

И эту радость, несомненно, разделят с пастырями все добрые пасомые, – все, у кого есть хоть искра сочувствия к людям, хоть малая способность проникнуться чужою радостью, и капля заботы о благе и нуждах Церкви Христовой, хоть немного благодарной заботливости о тех, кто Самим Христом поставлены и молитвенниками, и учителями, и воспитателями народа, кто, при всех неизбежных человеческих слабостях и недостатках, все же являются воистину носителями благодати и в широком смысле истинно общественными деятелями. Ибо если необеспеченное будущее духовенства было тяжело для самих пастырей, то не легко оно было, не безразлично оно было и для пасомых. Они не могли не сознавать, как много ограничена Церковь в пользах своих, как много теряет она, имея служителей, подавленных и связанных постоянною мыслью о тревожных днях неизбежной старости и грядущей смерти... «Никтоже бо воин бывая обязуется куплями житейскими, да воеводе угоден будет» (2Тим. 2:4). Но слава Господу! Слава великому Государю! Не сразу, не быстро, но несомненно прочными и благими плодами скажется эта Царская милость духовенству, и несомненно, это – только первый шаг, только начало большого дела обеспечения духовенства. Воочию видна милость эта особенно здесь, среди заброшенных в горах бедных служителей Церкви. Воистину, в нынешний день, в настоящем нашем собрании, воля Высшей Власти совпадает всецело с потребностями и запросами нашего сердца, и да будет от души и сердца вознесено наше теплое благодарное моление о здравии Царя и Царствующего Дома, о процветании Церкви Христовой и великого нашего отечества. Тот, Кто обещал не оставить без награды даже чаши холодной воды, поданной во имя ученика, Кто сказал, что приемый, его же послю, Мене приемлет, Кто мир обещал тому дому, в который войдут принятые любовно и гостеприимно служители Христа, – да воздаст Царю и царству русскому миром, великими и богатыми щедротами. В век разлива неверия, посреди государств, нередко враждебных Церкви, в то время, когда в одном из них, – во Франции, – и самом образованном совершаются насилия над клиром Христовым во имя мнимой свободы, в это время с высоты Самодержавного Престола царства русского изречено знаменательное слово милости к служителям Церкви. Исполнена древняя заповедь, пятая в законе Божием...

Да будет же дано и обетование заповеди мерою полною: да будет благо царству русскому и да долголетно будет оно на земле! Да хранит Господь Царя нашего во славе и долгоденствии! Сильно на земли будет семя Его, и род правых да благословится! Аминь.

Светильник телу есть око... и далее чтение воскресного евангелия Мф. 6:22–34.

Не нарочно для вас, возлюбленные, читалось это евангелие сегодня, оно положено уставом церковным в порядке воскресных евангельских чтений. Но так широко и всеобъемлюще слово Божие, что кажется, будто прочитанное место евангелия прямо и непосредственно и даже нарочно предназначено в поучение вам, народные учители.

Ваше служение – просветительное: и вот вам образное учение Спасителя о просвещении. Нужен источник света; в мире физическом, нас окружающем, таким источником является солнце на небе и особый, как утверждает наука, световой эфир, разлитый в мире, – таинственный, неуловимый, но несомненно сущий. Но и свет этого эфира, и свет солнца – все это совершенное ничто для человека, если у него нет органа и орудия для восприятия света. Слепому – не светит солнце, слепому не чувствителен свет. Око человека воспринимает этот свет и проводить его во всю широту и физической и духовной жизнедеятельности нашей.

Перенесите сказанное в область духовную: ибо не о физических законах света беседовал Спаситель с учениками в прочитанном евангелии, а о духовном свете, для изображения которого Он только взял и указал подобия из видимого и наблюдаемого мира.

Ныне все заняты заботами и думами о просвещении. Станем же прямо и честно у этого вопроса, задумаемся над ним, пользуясь только что приведенным евангельским образом.

Итак, мир твердит о просвещении духовном. Спрашиваем: откуда и где оно? И еще спрашиваем: есть ли у человека орган и орудие для восприятия его? Ибо свет духовный может существовать, но при отсутствии органа его восприятия, он может оказаться тем же, чем является солнце для слепого.

Труден вопрос: откуда и где свет духовный. Но легче вопрос второй. Человек из всех тварей только один рвется к этому свету духовному: различает добро и зло, ищет нравственного совершенства, ищет томительно, напряженно, помимовольно. И сколько в этом искании его, сколько в этих порывах и благородства, и усердия, сколько радости и горя, слез и молитвы! На всех ступенях жизни, на всех ступенях развития, во всех положениях с первых дней раскрытия сознания он разбирает и различает добро и зло, и даже служа последнему по слабости своей, все же силится прикрыть его хоть видом добра.

Да, один человек на земле есть существо нравственное, в том смысле, что он способен к нравственности, и эта способность, вместе с другою – способностью быть религиозным, служит коренною, отличительною, существенною и прирожденною его чертою, резко отделяющею его от мира животного. Один человек на земле имеет прямое положение своего тела, направленное вверх, и недаром только его разумное чело обращено к небу... Ясно, что как для восприятия света солнца ему дано око, так и для различения добра ему дано духовное око, духовный орган: это – совесть человеческая.

Чисто твое око, и ты видишь путь, знаешь, куда направить руку и ногу, не оступишься, не упадешь, не искалечишься. Повреждено твое око: и ты неуверенно движешься, часто попадаешь не туда, куда нужно, не видишь вдаль, не заметишь вовремя опасности. Ослепло твое око: ты совсем беспомощный человек, которому ежеминутно грозит несчастье, увечье, погибель.

То же самое и с совестью. Чиста эта совесть, правильно она различает добро и зло, не смешивает первого со вторым, сильна побуждением к добру, ограждает страхом и муками от зла, помогает человеку в его нравственном восхождении: и тогда вся жизнь его будет чиста и светла и правильна. Испорчена совесть, померк ее свет духовный, закралась ложь и неправильность в ее указующую и судящую деятельность: тогда и жизнь человека исполнена лжи и смешения добра и зла. Но горе, если совесть становится, по слову апостола, сожженною; горе, если свет ее обратится в тьму! Тогда – какова же тьма! Тьма слепца и его положение, близкое к опасности, погибели, является только слабым подобием духовной гибели и тьмы бессовестного человека, лишенного духовного света.

Вот здесь-то и вопрос тревожный и роковой: откуда и где этот свет духовный?

Совесть должна различать добро и зло. Кто же этому ее научит? Кто даст точное и ясное и правильное понятие о том, что – добро и что – зло? Выходите, люди мира, отвечайте на этот вопрос!

Сошлетесь на природу? Но она знает холодное, теплое, высокое, низкое и т.д., но не знает доброго и злого.

Сошлетесь на науку? Но она знает полезное и вредное, да и здесь-то часто противоречит и ошибается, а в области нравственного и безнравственного, на законах математики и химии немного узнаешь. Да и почему для меня обязателен голос ученых людей, так часто противоречивших друг другу? Да и всем ли доступна наука? А ведь совесть есть у всех. Сошлетесь на общее согласие людей? Но где оно, это общее согласие, если мусульманин считает месть подвигом, многоженство правом, а христианин то и другое почитает за грех? Где это общее согласие, если после зверского убийства беззащитных короля и королевы в наши дни среди христианского народа одни считают это убиение позором и преступлением, а другие – геройством и похвалою? Очевидно, нужен такой источник различения добра и зла, который был бы всем доступен, всегда одинаков и неизменен, который к тому же утверждался бы на непререкаемом основании и авторитете, для всех обязательном. Где такой источник? Он не от людей, а от Бога: он скажет: это – добро, это – зло, и такому высшему голосу ответить тайным созвучием и согласием и голос нашей совести, ибо и она – от Бога. Так свет духовный, как и свет физический, есть нечто таинственное, неуловимое, но он ощутителен властно, он присутствует в мире.

Но, предположим, мы знаем твердо и ясно в голосе и слове Бога добро и зло. Довольно ли, однако, только одного знания? Не часто ли мы действуем вопреки знаний? Не слабы ли мы и не подвержены ли греховности и падениям, как чему-то роковому и мощному? Не вымощено ли дно адово благими намерениями? Нужны сильные побуждения к добру, нужна помощь и поддержка для самой совести, поврежденной и малосильной. Откуда же эта помощь? Не от людей ли? Но бессильный не даст мощи другому бессильному, слепой не укажет света другому такому же слепому... Здесь нужна помощь высшая, от Существа Высшего.

Возблагодарим же Бога, что мы являемся детьми Его Церкви святой! Возрадуемся, что мы – деятели не иной какой-либо, а церковной школы. Церковь, опираясь на слово Божие и на все Божественное Откровение, ясно и безошибочно и властно говорит нашей совести и совести просвещаемого нами народа, что – добро и что – зло. Церковь, в руководстве тем же Откровением и в своем вековом педагогическом опыте, правильно укажет побуждения к добру, для всех целесообразные: и для высших душ и высшего развития нравственного сознания, и для низшего нравственного развития, одним словом, для всех возрастов духовной жизни.

Церковь же, соединяя нас с Богом, усвояя нам плоды искупления Сына, преподавая нам дар Духа Святого в таинствах, дает нам и всесильную помощь свыше, восполняющую нашу естественную немощь: здесь грешнику дается прощение греха, поднимающее его душевную бодрость, окрыляющее его надеждою, здесь спасение от отчаяния, здесь спасение от гнетущего чувства бессилия и одиночества, ибо мы видим, яко с нами Бог.

Будем же сообщать народу этот свет духовный в глубокой, убежденной вере, что мы даем ему чистое и светлое око для жизненного пути его. Будем, не раздвояясь, не смешивая Бога и мамоны, света и тьмы, мира и неба, будем вести себя и других по пути, который, как столпом облачным в пустыне, освещается Церковью Божьею.

Только в Церкви, в церковном сознании, в церковной жизни, в церковном учении, в этом церковном благоухании – наше и народное спасение. В Церкви, и только в Церкви осуществится истинная задача доброго обучения и воспитания, путем церковной школы; только здесь совершен будет Божий человек, на всякое дело благое уготован. Аминь.

В порядке евангельских чтений св. Церковь в нынешнее воскресенье предложила нам повествование об исцелении Спасителем нашим расслабленного в Капернауме, спущенного сквозь кровлю (Мф. 9:1–8). Верные сыны Церкви, внимательные к ее богослужению, знают и помнят, что это евангельское чтение предлагается верующим дважды в году. Уже это одно обстоятельство показывает нам, как полна назидания предлагаемая священная повесть и как важно для христианина остановиться на ней вниманием. И действительно, что-то особенно властно, особенно глубоко и поучительно говорит нашему духу при чтении и слышании предложенного нам сегодня евангелия.

Не ошибемся, если скажем, что главное внимание наше в нем привлекают кроткие и милостивые слова Господа, сказанные Им в ответ на молчаливую, но трепетную и горячую мольбу расслабленного об исцелении: «чадо, отпутаются тебе грехи твои». И дети, и взрослые, слушая в первый раз эту священную повесть, всегда и неизменно останавливаются здесь с вопросом: разве этого искал больной? разве за этим спустили его к ногам Иисуса?

Но Спаситель знал и видел, чего искал и хотел больной: и намеренно, в поучение присутствующим, в поучение нам, Его последователям, изрек это слово прощения греха прежде слов исцеления болезни.

Здесь подходим мы к самому существу христианской веры, христианского учения, христианского миропонимания. Нам указывается здесь, как тяжел грех и какие опустошения сделал он в жизни всего человечества. Грех отравил чашу блаженства, приуготовленную Богом первозданному человеку; грех лишил его рая сладости, отторг от Бога, сделал странником и скитальцем на земле, принес голод, болезни, несчастья, поставил человека пред страшным лицом смерти; грех перешел, как печальное наследие грехопадения Адамова, во всех людей – его потомков, обратился для человека как бы во вторую его природу, сделал человека как бы по естеству чадом гнева и потребовал для своего исцеления величайшей и всемирной жертвы – смерти Сына Божия. Грех и ныне отравляет нам всякую радость, лежит смертельною горечью на дне всякого удовольствия и, как тяжкие гири на крыльях нашего духа, влечет нас долу, от неба к земле, от Бога к миру и диаволу. Это – именуемый в христианском учении грех первородный.

С детства известна эта истина каждому христианину, хоть сколько-нибудь вкусившему от христианского учения. И все-таки, к сожалению, она забывается людьми совершенно и до конца, и ее часто-часто нужно напоминать людям во всех поприщах жизни.

Присмотритесь к окружающему нас миру, прислушайтесь к тому, что говорят и пишут. Какая всегда и везде слышится у всех глубокая вера в силы человека и в его нравственные достоинства! Послушаешь иного – как легко всех обратить в святых, а людскую жизнь сделать раем! Послушаешь Толстого, нового лжеименного учителя жизни, нашумевшего на всю Россию: не суди, не сажай в тюрьмы, не наказывай, никого и ни к чему не принуждай; по мнению этого учителя, стоит только человека предоставить себе, стоит только обратиться к нему с добрым словом, и в нем непременно восторжествуют добрые начала, и только они одни. Послушаешь какого-либо новомодного воспитателя: зачем говорят, стеснения для юных, зачем правила, предписания, наказания? Предоставьте, мол, юным полную свободу, и в них заговорят сами собою добрые стремления, добрые порывы.

Послушаешь политика или общественного деятеля, говорящего или пишущего в газете: опять те же речи о свободе, о врожденных добрых свойствах человека, которые непременно в нем воздействуют и дадут ему рай на земле, лишь бы его не стесняли. Какая односторонность, какое заблуждение, какое упорное нежелание видеть самые очевидные истины! Точно какая-то слепота обуяла современных деятелей и мыслителей, точно не видят они, как рядом с добром живет и зло, как все идем мы в жизни среди заблуждений, ошибок и падений вольных и невольных; точно не чувствуют они в себе самих, как что-то тянет нас на зло при полном сознании и признании, что зло – противно, греховно, отвратительно. Это знали и чувствовали даже древние язычники, наиболее вдумчивые, но особенно хорошо познали это и показали людям истинные и искренние христиане, наблюдавшие за своею духовною жизнью. Павел ли апостол не был велик? Но как он горько и пагубно заблуждался, когда гнал Церковь Божию! Он ли не обладал силою воли, он ли не мог подавить в себе все дурные влечения? Но он-то именно и говорит: «Знаю, что не живет во мне доброе; желание добра есть во мне, но чтобы сделать его, того не нахожу. Доброе, которое люблю, не делаю, а злое, которое ненавижу, делаю... По внутреннему человеку соуслаждаюсь закону Божию, но в членах моих вижу иной закон, противоречащий закону ума моего и связующий меня законом греховным, сущим в членах моих. Окаянен есмь человек» (Римл. VII гл.) Этот вопль апостола есть вопль всего грешного человечества. И пока человек будет пить грех, как воду, дотоле он будет в отчуждении у Бога, от истинной жизни, от истинного счастья, и все эти преувеличенные надежды, и эта вера в добрые силы человека, – все, что так льстит нашему самолюбию, все разлетится в прах и останется бесплодным. Тому свидетельство и доказательство – опыт веков.

Спаситель наш в ныне читанном евангелии и дает всем векам знаменательный урок: грех есть начало и корень всех болезней и несчастий.

Кто хочет добра себе и другим, кто хочет истинно служить благу общества, государства, – тот паче всего должен бороться с грехом. Поставим мы себе это за правило: будем бегать гpеха, будем вдумчиво и зорко стоять на страже своего нравственного восхождения, будем работать Богу и правде: ибо «скорбь и теснота на всякую душу человека, делающего злое!» (Рим. 2:9).

И напротив: блажен, кому отпущено беззаконие и прикрыт грех. Блажен муж, которому не вменит Господь греха его! (Пс. 31:1–2). Какова была бы жизнь человека, если бы Господь не обещал этого помилования? Что было бы с человеком, если бы каждый грех, содеянный им от времен детства, тяготел над ним справедливым Божиим гневом? Мы бы утонули в этих беззакониях, и они превзошли бы главу нашу. Тогда преимуществом доброго было бы только сплошное и бесконечное страдание. Ибо чем утонченнее совесть, чем глубже вдумчивость и самонаблюдение, тем тяжелее было бы человеку вспоминать все свои грехи и падения.

Но вот за покаяние и веру в искупительные страдания нашего Спасителя нам даруется прощение грехов. Какое забвение прошлого, какое облегчение совести, какая бодрость, одушевление, подъем духа для большего и большего нравственного восхождения! Тогда-то вырывается слово великого и глубокого, но не горделивого, а смиренного сознания человеком своей нравственной силы, – силы, невиданной в мире. Вся могу, говорит апостол, все могу, но, прибавляет, – о укрепляющем меня Иисусе! (Флп. 4:13).

Будем же больше всего на свете бояться греха и будем в покаянии о содеянном грехе искать бодрости и силы: и тогда мы, грехами расслабленные, уподобимся евангельскому верующему расслабленному: милосердый Спаситель и нам скажет, видя веру нашу: прощаются тебе грехи твои. И укрепятся расслабленные колена, чудо свершится: расслабленный встанет и жизнь его, свободная от греха, будет полна и благословенна. Аминь.

"Вся елика преднаписана быша – в наше научение преднаписашася».

Эти слова мы слышали сегодня в апостольском чтении (Рим. 15:4); по-русски они означают, что все написанное, – разумеется, в слове Божием, – написано, и даже преднаписано в наше поучение.

Так ли мы относимся к этому слову Божию? Ищем ли в нем руководства жизни? Слушаем ли даже внимательно? Любим ли читать его, или слушать чтение его в церкви и Дома? Как часто при чтении апостола или евангелия в церкви мы стоим, по-видимому, безмолвно, в молчаливом благоговении, по-видимому, внимательно, а на самом деле священные слова скользят по нашей душе, как вода по стеклу, не проникая вглубь, не трогая сердца. А между тем, недаром пред всяким чтением слова Божия нам говорят: «Премудрость!» Это значит, что в слове Божием – высшая мудрость, – мудрость не человеческая, а Божественная, не земная, а небесная. Нам говорят: «Премудрость прóсти»; «прóсти» – это значит: будем стоять благоговейно, насторожившись слухом и сердцем. Нам говорят: «Вóнмем», т.е. будем внимательны. Это все показывает нам, что слово Божие потому и называется так, что чрез него говорит нам Сам Бог. Оно есть светильник стопам нашим, – светильник, сияющий в темном месте, оно есть зеркало, в котором мы видим свою душу, свои грехи, свою жизнь; оно есть свеча яркая и блестящая, с которой мы спускаемся в глубину нашего духа, нашей совести. Весь год мы слышим и читаем слово Божие; каждый год в известные дни, в известные праздники и воскресенья мы слышим в церкви одно и то же евангелие. Но удивительное дело, – всегда в слове Божием есть что-то новое. Меняемся мы сами, стареем, улучшаемся, или ухудшаемся, переносим то страдания, то болезни, то радость, и в каждом возрасте, в каждом душевном настроении – в евангелии и в прочих святых писаниях мы находим все новые отклики, объяснения, наставления. Мы должны читать и слушать евангелие, как говорили древние наши отцы, не по чернилу, а под чернилом, и тогда оно станет постоянным зеркалом души. Итак, что же нам сегодня предложено в евангелии?⁴⁹

Тяжело положение слепцов, и великое благодеяние оказал им милосердый Спаситель. Но есть, братие мои, другая слепота, которая гораздо опаснее, гораздо тяжелее, чем слепота наших глаз. Был в древнее время один муж святой и очень ученый – старец Дидим. Он был слепой. Однажды он горько жаловался на свою слепоту, на свое несчастье. Преп. Антоний сказал ему в ответ: «ты жалуешься, что у тебя нет глаз, которые имеют и бессловесные животные и даже самые маленькие мошки. Оставь жалобы: ведь ты имеешь глаза херувима, ибо ты знаешь Бога, ты знаешь Его закон, ты видишь ангелов, ты видишь то, что не увидит самый зрячий обыкновенными человеческими глазами». Таким образом, можно при слепоте телесной быть зрячим духовно, но и наоборот, – можно быть зрячим телесно, иметь глаза и видеть свет, и в то же время быть духовным слепцом. И Господи, – сколько таких слепцов на свете! Все эти неверующие, маловерные, незнающие Божественного закона, незнающие добра и нелюбящие Его – все это слепцы духовные! Смотрите, как сжалился Спаситель над слепцами: Он привел их в дом, Он исцелил их. Но еще более Он жалел слепцов духовных, их Он учил целыми днями и ночами по каждому поводу, для них избрал апостолов, для них объяснял Свящ. Писание, за них пострадал, для них основал Церковь Свою, дал пастырей и учителей. И нам, пастырям и учителям, Он прежде всего повелел: «идите и учите все народы, крестите их во имя Отца и Сына и Св. Духа, учите их соблюдать все, что Я заповедал вам» (Мф. 28:19–20). Итак, если мы хотим подражать нашему Спасителю, то мы должны всею душою возненавидеть тот грех, который живет в нас, то неверие и маловерие, которым мы страдаем; мы должны всеми силами души стремиться к свету, – к тому, чтобы просветить себя и других. Справедливо говорит пословица, что ученье есть свет, а не ученье – тьма. Но справедлива, братие, и другая пословица, что не всякое ученье душе во спасенье; да, не всякое ученье душе во спасенье... Где же найдем настоящее и доброе ученье? Прежде всего в Церкви Христовой и в храме Божием. Здесь священники говорят не свое, а Божественное, здесь мы, пастыри, хотя сами мы люди простые, часто грешные, недостойные, дурные, – из них же первый я, – но мы передаем вам слово Христово, вечное, небесное слово. Итак, сюда приходите чаще, сюда приводите своих детей, здесь учитесь всему доброму и душеполезному учению. Как одним дымом не натопишь дома, так отдельными собраниями, без церкви и пастырей, не согреешь души. Камень холодный, но когда станем бить камень о камень, и он станет горячим. Так и люди, когда все вместе в церкви. И помните, что согласно с уроками слова Божия только то, что не против Церкви и что ею благословлено, что согласно с ее наставлениями, – это и есть настоящее учение. Такому учению помогайте и сочувствуйте. Будут ли читать хорошую книгу, откроют ли библиотеку, читальню, будут ли народные чтения, – если все, что там видите и слышите согласно с учением нашей веры, если там не подрывается христианство, всему этому сочувствуйте всею душою и всему помогайте⁵⁰. Вам внушают, что никогда не поздно учиться и надо учиться всю жизнь: это верно. Но все же трудно учиться взрослому. Поэтому особенные заботы надобно прилагать о детях. Их надо приучать к церкви, их надо посылать в школы. Вам, взрослые, вам, станичники-общественники, надобно помнить это. Не нужно щадить средств, грешно скупиться, когда дело идет об обучении детей, о содержании школы. Вот была бы вам честь и хвала, если бы по краям вашей многолюдной станицы (до 10.000 населения) основаны были вами церковные школы, если бы вы помогли своими жертвами от общества церкви и духовенству устроению этих школ ради ваших собственных детей! И здесь относительно школы помните, что не всякое ученье душе во спасенье и не всякая школа заслуживает участия и поддержки. Если детей учат знать Бога и Его закон, почитать власть, уважать пастырей духовных, любить и уважать родителей и старших, то это истинная школа и истинное ученье. И пусть ребенок хотя и меньше знать будет, меньше разовьет свой ум, но выйдет хорошим сыном и честным человеком. Но если в школе не учат страху Божию, если все внимание обращается только на ум, то, право, лучше совсем остаться без ученья! Оттого, что он умный, да злодей, никому не будет тепло, напротив, умный злодей опаснее глупого. Это надобно помнить в заботах о просвещении. Но самое главное – в заботах о просвещении детей надобно помнить, что настоящее воспитание, настоящее просвещение ребенок получает дома, в своей семье. Что из того, если в школе его учат молитвам, а дома у него никто не молится? Что из того, что в школе ему говорят, как дурно пьянствовать, а дома он видит отца и братьев пьяными, а мать распутницу? Что из того, что ребенку в школе будут говорить «люби ближнего», будь кроток, обходителен, будь терпелив, а дома он видит, как изверг-отец колотить жену – его мать, или как дома все живут в ссоре, в злобе, в постоянной распре? Что из того, что ребенку в школе будут говорить «не укради», а дома он видит, что вокруг все воруют и от воровства наживаются? Что из того, что ребенку в школе говорят «не обманывай», а дома он слышит сквернословие, обман, клевету и всякое гнилое слово; если в школе учат: «чти отца», а дома его отец обижает деда, бабку, своих братьев и сестер?⁵¹ Вот о чем, вот об этом домашнем и семейном просвещении надо позаботиться!

Мы должны просвещать себя и других, как Спаситель просветил слепых, о которых мы сегодня читали в евангелии. И слепцы исцеленные признали Бога и Спасителя. И для нас самый верный путь просвещения есть наши дела и верность учению Спасителя. Самый верный путь слова апостола: «братие, ходите, как чада света» (Еф. 5:8), и слова Христа: «тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваши добрые дела и прославят Отца вашего, Который на небесах» (Мф. 5:16). Аминь.

Чесо изыдосте в пустыню видети? (Мф. 11:7).

Впервые эти слова были сказаны Господом Спасителем в той беседе Его с учениками и народом, в которой Он воздал высокую похвалу великому пустыннику древности – святому Предтече Иоанну, привлекшему своею проповедью в пустыню множество народа.

Чесо изыдосте в пустыню видети? – можно было обратить вопрос к народу, приходившему с незапамятных времен, в течение минувших 14 веков, и к этому священному месту, к одному из последователей жития Иоанна Предтечи – к преподобному Антонию Мартмкопскому – и при его жизни, и после его смерти⁵³.

Чесо изыдосте в пустыню видети и вы, возлюбленные братья, гости и богомольцы обители преподобного, сошедшиеся ныне на торжество обновления его храма?

Воистину, пред нами вечно-поучительное явление! Вот почти полторы тысячи лет назад, среди народа еще недавно христианского, еще не успевшего стряхнуть с себя грубость язычества, в пустыне, на уединенной горе явился здесь смиренный инок, пришлец из далекой земли. Изможденный телом от пустынных подвигов, отчужденный от общения с людьми, незнакомый с делами житейскими⁵⁴, он, однако, сделался светильником, сияющим в темном месте, он умел влиять на окружающий мир, разбудить спящие души, зажечь холодные сердца, вдохнуть обаяние добра и святости. К нему, жителю пустыни, приходят за указаниями люди житейские, искушенные долговременным и многообразным опытом, сложными жизненными отношениями, нередко зачерствевшие в пороке, в служение себялюбию, приходят и, подобно слушателям Предтечи, спрашивают у него: «Что нам делать?» И каждой душе рассказал он ее печальную историю, в каждой душе зажег он священный огонь покаяния, указал путь ко Христу, – к небу, вечности и спасению. Совершается странное, по-видимому, явление: отшельник, ищущий уединения, человек, живущий внутреннею жизнью, весь отдавшийся тихому созерцанию духовному, затворившийся от суеты мира в уединенном столпе, влечет к себе оставленный мир, приковывает властно суетные, житейскими заботами отягченные сердца.

Умер этот инок, но ни имя, ни образ его, ни могила не остались забытыми. Со времени его смерти, в течение полторы тысячи лет, сколько пронеслось событий над этим краем и народом, сколько было великих и славою увенчанных царей, правителей, полководцев!.. И что же: народ забыл их имена, изгладились следы и памятники их жизни и смерти, а гроб преподобного Антония, смиренного инока-молитвенника, подвизавшегося на уединенном столпе, хранится с благоговейным почитанием, имя его славно, обитель его как бы недоступна ни врагам, ни сокрушающему времени, постоянно возникая и обновляясь из развалин. Что это значит? Присмотритесь к истории, к окружающей жизни, к литературе – выразительнице жизненных течений... Из мрака пустынных пещер, из уединения гор и лесов не воссияли ли над миром великие подвижники? Перенеситесь от благословенной Грузии к благословенной России. В лице небезызвестного старца, выведенного в последнем произведении нашего знаменитого писателя (Достоевского) и, говорят, списанного с действительности, в укромных, пустынных местах богомолений, в людных центрах общенародных паломничеств не повторяется ли постоянно и теперь отмеченное явление? Не наблюдается ли оно с особенною силою и в нашем православном русском народе, который отличается изумительною наклонностью к поискам святыни, стремлением к идеалам, который не нашел лучшего и более высокого прозвания своей родине, каксвятая Русь? И теперь старцы, затворники и подвижники (Серафим Саровский, Амвросий Оптинский, Феофан Вышинский и друг.), люди религиозного склада, совершенно отказавшиеся от забот о себе, в роде известнейшего пастыря Кронштадтского, – все они влекут к себе сердца, собирают около себя множество людей самых разнообразных положений и состояний. Палестина и Афон, Киев и Москва, Сергиева лавра и Почаев, Соловки и Валаам, Чернигов, Задонск, Воронеж и Иркутск, Саров и Оптино, – все сколько-нибудь замечательные монастыри постоянно наполнены богомольцами. Из далеких русских губерний идут богомольцы и к нам на Кавказ, в Новый-Афон, ко св. Нине в Бодбийской обители. Еще так недавно и здесь, у преподобного Антония, побывали дорогие, издалека пришедшие богомольцы – тамбовские крестьяне⁵⁵...

От многих, и притом часто от образованных людей, можно услышать то холодное, то озлобленное осуждение этого явления, признание его бесполезным или даже вредным. А между тем, эти богомоления, эти хождения ко святым местам и к благочестивым людям не прекращаются, а, по-видимому, растут и заставляют признать явление это жизненным и необходимым.

Что же, в самом деле, оно означает?

А означает оно, братие, бессмертную и несравненную и превосходнейшую красоту добродетели и святости, который влекут к себе сердца людские властно и неудержимо, которые, по самой природе человеческой души, дарованы и назначены ей, как блага высочайшие и для нее единственно желанные. И пока человек останется человеком, он будет всегда искать святости, искать напряженно и томительно, будет кланяться святыне, будет стремиться жить в ее духовном благоухании. Ибо лучше день един во дворех Бога паче тысящ во дворех грешничих (Пс. 83:11), ибо и воля Божия о каждом из нас есть святость наша (1Сол. 4:3). В нравственном величии, в духовной силе и красоте – разгадка того, что пустынники, подобные преподобному Антонию, отрешенные от мира, собирают вокруг себя и при жизни и по смерти несметные толпы народа.

Урок всем нам: урок ценить и любить не внешний блеск силы и власти, не внешнюю приманку успеха и мирской славы, а внутреннюю, неувядаемую и вечную красоту добра и святости, пред которыми всякие земные отличия являются ничтожным тряпьем, жалким и негодным, ничтожною и дешевенькою мишурою. Учит и святой апостол: не внешние уборы, не золото и серебро, не красота одежды, но потаенный сердца человек в нетленной красоте непорочного духа – сие есть угодно пред Богом (1Пет. 3:3–4).

И благо нам, если и нас влечет к себе неудержимо всякая духовная красота, без тени разлагающего критиканства, тайной зависти и недоброжелательства; благо нам, если мы не утеряли чутья и вкуса духовного, не утеряли этого возвышающего и облагораживающего стремления поклониться нравственному величию, радоваться виду святости, искать ее, ей кланяться, жаждать ее общения и в ее предстоянии спрашивать, в голосе сердца, в глубине совести: что нам делать? Умрут эти стремления, замолкнут, ослабнут, порвутся эти душевные струны – умрет тогда и человек, как человек, и останется в нем только умный зверь, останется одна пищеварительная машина. Горькое, устрашающее знамение в том, что почитаемая всенародно святыня не удерживает алчности грабителя, что святая обитель не останавливает поднятой руки разбойника; недаром ужас объял сердца при вести о недавнем ограблении этой святой обители и о возмутительном насилии во время богослужения над беззащитными иноками и богомольцами. И напротив – добрый знак, что православный люд наш так привержен к богомолениям и паломничествам.

Добрый знак, что и вы, братья, пришли сегодня к преподобному.

Ищите же всю жизнь святости, кланяйтесь ей духом и телом, как пришли поклониться сегодня! И да будет у нас пред духовными очами образ преподобного Антония, великого носителя святости, нравственного величия, красоты духовной и благодати. Такие люди, умирая телом, живы вечно духом, побеждают самое время и чрез тысячелетия освещают и согревают людские сердца. Один из учителей церковных (Симеон Метафраст) говорить о них: «это звезды путеводные на небе духовном».

Взирая на звезды эти, позаимствуемся и мы от света их. Аминь.

Не без чувства смущения услышал я призыв со стороны достопочтенных устроителей этого вновь открываемого учебного заведения – совершить сегодня здесь священнодействие молитвы и учительного слова. Не без чувства смущения я выступаю для проповедания слова христианской истины и в настоящие глубоко важные и торжественные, а для открываемой прогимназии – поистине исторические минуты. В эти минуты, столь важные, в этом собрании, столь необычайном, хотелось бы коснуться и вопросов не временных и случайных, не частных и мелочных; хотелось бы затронуть основные и важные интересы современности, в их отношениях к образованию и воспитанию вообще, и в частности – к образованию и воспитанию женскому. Но в наше тревожное время, при господствующей среди нас прискорбной разноголосице мнений и воззрений, кто способен достойно сказать об этих вопросах, сказать и с должною силою авторитета, и с должною силою одушевления и покоряющей убедительности? Религия и наука; религия и воспитание; религия и школа; стремления сделать человека сыном неба – со стороны одних, а со стороны других – ожесточенно настойчивые желания указать человеку место только на земле и заставить его совершенно забыть о небе; христианство и современность; дух царства Божия и дух мира; евангельское учение о нравственном достоинстве и назначении женщины и стремления современного феминизма, – все эти вопросы как бы сразу теснятся в сознании при открытии нового женского учебного заведения у всякого, кто вдумчиво прожил последние десятилетия нашей общественной жизни. Вопросы тревожные, насущные, глубоко важные!

Вот только что мы прослушали сейчас старую и известную, но вечно юную и трогательную историю благословения Спасителем детей, возобновили в сознании Его благостные слова о малых сих. В пору полного и, по-видимому, окончательного падения семьи, в век, когда воспитание детей считалось занятием унизительным и передавалось в руки раба, как бы новый ток жизни внесен был в одряхлевший и гибнувший общественный строй древнего человечества прочитанными сейчас евангельскими словами. Дети в христианском мире стали не только равноправными членами царства Божия, но и предметом особо нежных забот и попечений. Первые христиане резко отделились от языческой жизни прежде всего своим семейным строем и воспитанием детей. Но и в составе семьи, и в общем строе жизни никто не почувствовал такой заметной и благодетельной перемены, как женщина. Ее возвышение, признание за нею духовной ценности и ее равноправность с мужчиной в области духа, – все это впервые и провозглашено и осуществлено было христианством. Мы проходим намеренно молчанием попытки греческих философов поднять до себя женщину (гетеры) Эти попытки, притом единичные и исключительные, имели в виду только умственное развитие женщины, от которой требовалась при этом слишком тяжкая жертва: потеря стыдливости, нарушение целомудрия и чистоты, оскорбление общественной нравственности. Лучшая часть женского мира не в силах была решиться на такую жертву, которая, в конце концов, могла и должна была принести обратные желаемым результаты и унизить женщину еще более. Не то было в христианстве. Инстинктивно почувствовала это женщина, и пошла навстречу небесному благовестию, новому учению жизни с тою горячностью чувства, с тою беззаветною преданностью, на которую способно только женское сердце. И откуда только брались силы у этого слабого, доселе презренного и как бы стоящего вне жизни и деятельности существа? Она проповедует христианство наравне с апостолами; она первая спешит на церковное собрание; она же первая в благотворительности и служении ближним; она бестрепетно умирает за Христа на кострах и публичных казнях; она тихою и неприметною работою воспитания молодых поколений подготовляет будущих крепких и надежных воинов царствия Божия. «Ах, какие женщины у этих христиан!» – вырвался невольно восторженный клик у одного из самых ярых и притом образованных врагов христианства (философ Ливаний). Равная мужам в труде и подвиге, равная им в обязанностях, женщина, естественно, становится равною им и в духовно-нравственных правах. Уступая мужчине в физической силе, уступая ему в тех поприщах общественной деятельности, которые, естественно, были недоступны для нее в силу физического ее неравенства с мужчиной, женщина в главном и существенном является равною мужчине великим религиозно-нравственным равенством пред Богом, – равенством своей духовной природы, богозданной и богоподобной, имеющей те же силы и средства, то же достоинство искупления и благодатных даров и те же нескончаемые, вековечные идеалы, которые дарованы и мужчине. Ярче всего нравственное достоинство и духовное равенство женщины с мужчиной выступает в образе той Преблагословенной Девы, рождение Которой сегодня светло празднует св. Церковь. У нас мало вдумываются в Ее образ и в значение Ее жизни и особенно – девического обета. Среди народа, который указывал женщине только одну обязанность и одно достоинство – чадородие, в век, когда вне семьи, вне рождения детей, как будущих воинов и граждан, женщина считалась и называлась «праздною», существом лишним и негодным, – является Девушка, Которая без шума, но твердо, вопреки общим взглядам и обычаям, отказывается от замужества и посвящает Себя особому роду – духовной жизни, который избирали только лучшие из мужчин. Обет был выполнен до конца, и этим наглядно и для всех ясно показана была полная духовная равноправность женщины с мужчиною, как существа духовно-нравственного; стало ясно, что и вне семьи, независимо от каких-либо внешних определений, сама по себе, по своей духовной сущности, женщина имеет цену и достоинство пред людьми и Богом. Когда же Благословенная в женах по окончании земного поприща исповедуема была вселенскою Церковью, как честнейшая херувим и серафим; когда Она достигла той высоты святыни, до которой не достигал никто из земнородных: тогда пред лицом всего мира, пред лицом всех верующих было поднято значение женщины и ее нравственное достоинство до высоты поистине невиданной, невообразимой, недосягаемой. Не мужчина, а женщина достигла этой высоты, и посему Дева Пречистая есть украшение, защита, хвала и радость для женщины всех веков и всех народов.

Не то ли говорит нам все прошлое христианских народов? Посмотрите на европейские народы, сменившие в историческом преемстве одряхлевший мир греко-римский: сколько веков держалось и держится там особо благоговейное почитание Мадонны! И разве это всеобщее, особенное почитание ее не отразилось на положении женщины? Посмотрите на наш народ святорусский! Вот среди тьмы его языческой жизни забрезжил впервые свет христианства. Что же мы прежде всего видим в народе, жившем в грубости и многоженстве, строившем свой семейный быт на умыкании жен и девиц? В Киеве, матери городов русских, первый и главный храм, святыня всенародная, устраивается в честь Богоматери; это факт огромной важности в отношении к предмету, о котором у нас речь. Отливает потом русская жизнь к северо-востоку, – опять и стольные Владимир с Москвою, и другие постепенно возникающее центры русской государственности и гражданственности (Кострома, Нижний, Казань) имеют главными святынями храмы Богоматери, и призыв: «постоим за дом Пресвятыя Богородицы» становится всенародным кличем на святой Руси. Нетрудно понять, что это означало и какое действие производило на семейную жизнь народа, и нетрудно видеть, как постепенно, под влиянием христианства, должно было подниматься значение женщины, по крайней мере, в сознании лучших представителей общества.

Что бы ни говорили ярые последователи феминизма, женщина, вне духовного своего склада, духовной красоты и нравственного достоинства, предоставленная только животной, беспощадной борьбе за существование, как несомненно слабейшая физически, должна была бы уступить мужчине поле жизни. Вне религиозного освещения, вне духовной своей равноправности, она быстро низвелась бы до положения первобытного рабства и унижения, из которого никогда не могла бы подняться. Сила ее – нравственная, духовная сила. И чем выше в духовном отношении то или другое общество, чем более оно способно ценить силу и красоту духовную, тем выше и почетнее будет среди него положение женщины. Но духовные сокровища, дающие женщине цену и возможность не только сравняться с мужчиной, но, как нередко бывает, и превзойти его этими духовными сокровищами, вообще впервые оценило и, в частности, ярко осветило их в женщине христианство. Отсюда понятно: и в том, что есть несомненно верного в современной борьбе за права женщины, существенное и главнейшее принадлежит христианству; чтобы окончательно убедиться в этом, стоит только вспомнить о положении женщины в древнем и современном язычестве и мусульманстве; последнее в своей религиозной догме даже не отводит женщине места в загробной жизни. Правда, многие из современных защитников прав женщины отошли от христианства и в своих воззрениях исходят как будто из других начал, но это только по-видимому: в том, что есть истинного и ценного в их воззрениях, они только повторяют то, что давно провозглашено христианством; только повторяют они это в иной, нередко изуродованной форме. Это – река, об источнике которой забыли; это – сумерки, что светят отраженным светом солнца, которое уже скрылось и не видно за горизонтом...

Каково же поэтому должно быть отношение женщины к религии и вере Христовой? Каково же должно быть по направлению образование и воспитание, которое дается женщине и дома, и в назначенной для нее школе? И каково безумие, и какова неблагодарность, обуявшая некоторых ревнителей женских прав и образования, которые указывают женщине путь к равноправности и возвышению в безрелигиозности и отпадении от Церкви!

Есть научный закон, непреложно и неизменно наблюдаемый в природе, – закон согласования с образцом, с типом. По этому закону каждое существо воспроизводит в жизни то, что могутно заложено в его типе; следование этому закону обеспечивает существу жизнеспособность; отступление от него влечет неминуемое вымирание. Тот же закон и с тою же непреложностью повторяется и в мире духовном; отступление от основных начал человеческого духа, сущность которого есть богоподобие, деятельно развиваемое и осуществляемое, влечет за собою медленное, но неуклонное вырождение... Примените это к женщине. Ее сила и сродная сфера – область чувств, живых и глубоких; среди этих чувств главные везде и всегда – чувство религиозное и чувство нежной любви, доходящей до самоотвержения. Выполнение этих начал делает женщину сильною и бодрою, потому что она чувствует себя тогда в сродной и естественной сфере, как птица в воздухе или рыба в воде; отступление от этих начал, напротив, влечет за собою слабость, бессилие, вырождение и душевное уродство. Трудно представить себе что-либо противнее этого уродства – безрелигиозной женщины... К несчастью, встречается оно ныне нередко. Зло, как и добро, и даже иногда более, чем добро, отличается стремлением подчинять себе окружающее и как можно шире распространяться... И вот, в виду этого-то и теснится в душе тревожный вопрос: что-то принесет обществу это новое учебное заведение? Радость или горе? Свет или тьму? Станет ли оно на стороне добра или зла? Время ведь переживаем мы, поистине, тяжелое!

Пожелаем же, чтоб отмеченное уродство духовное далеко было от этих стен и чувствовало бы себя здесь чуждым и одиноким. Пожелаем, чтобы бес неверия и противогосударственных воззрений, к прискорбию, ныне слишком близко подходящий к нашей молодежи, находил себе здесь постоянный могучий, победоносный отпор в твердых религиозно-патриотических чувствах как учащих, так и учащихся. Пожелаем, чтобы свет религиозной веры никогда не померк в этом новом рассаднике знаний научных. Пожелаем, чтоб образ Богоматери, лучшей и святейшей из женщин, был бы не только изображен здесь художеством на этой иконе, но чтоб он был глубоко начертан и в сердцах тех девочек, которые будут получать здесь образование и воспитание.

Мы переживаем знаменательное время. Во дни, когда в одной и притом передовой нации во имя свободы грубым насилием изгоняют религиозных женщин из религиозных школ, в это время с высоты самодержавного престола русского раздался призыв к руководителям школьного дела вести воспитание подрастающих поколений на твердом основании христианской веры. Мы разумеем последний рескрипт Государя Императора министру народного просвещения. Воистину, благовременное сказано слово; тревожные события последних лет властно заставляют в него вдуматься. Да будет благословенно имя боголюбивого Царя, да будет сильно и действенно Его благое слово, и пусть оно отрезвит неразумных. Ибо есть, без сомнения, и в среде нашего образованного общества лица, которые не прочь выразить сочувствие и словом и делом отмеченному проявлению европейской лже-свободы и воздвигнуть меч и в жизни и в школе против Христа и Его служителей. Если где, то уже около школы и в школе таковым нет места! В русском царстве, где элементы религиозные и государственные переплелись и срослись между собою, как нечто цельное и единое, у кормила правления школьного не могут стоять люди безрелигиозные и враждебно настроенные против Церкви. Да, им здесь не место, и слава Богу, что словом царским властно сказано этим одушевленным служителям зла: руки прочь!.. Если в них есть хоть немного самой простой порядочности; если они не обратились в совершенно бесчестных людей; если они не лукавые и низшие предатели, самым фактом службы делу народного образования показывающие принадлежность тем началам, которые на деле они предательски разрушают; если в них есть хоть сколько-нибудь добросовестности, – они должны отойти от святого дела обучения и воспитания детей. Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, яко тает воск от лица огня! Ибо на все века сказано народам христианским слово Спасителя: «оставьте детей приходить ко Мне и не препятствуйте им» (Мф. 19:14).

Милые дети! К вам последнее слово: Поздравляем вас с открытием прогимназии и с началом учебных занятий! Радуемся за вас и молим и желаем вам радостей и светлого будущего. Растите, милые, Богу нашему во славу, родителям на утешение, Церкви святой Божией, дорогому отечеству нашему на славу! Вот сегодня миллионы христиан воспоминают рождение маленькой девочки Марии, Дочери Иоакима и Анны. Смотрите, это была такая Дочь, что за Нее и доселе, почти 2000 лет, христиане прославляют Ее святых родителей; мало того: о рождении Ее говорится в песнях церковных, что оно возвестило радость всей вселенной. Вот и сейчас пред вами, дети, Ее образ; он будет здесь постоянно у вас пред глазами. Будьте же подражательницами Пречистой Девы! Несите радость всем окружающим вас; вырастайте и учитесь для того, чтобы всем около вас было радостно, тепло и светло. Но помните, что одними знаниями наук вы этого не достигнете. Оттого, что вы хорошо выучите грамматику или арифметику, никому около вас не станет ни светлее, ни теплее. Нужно, чтобы ваши знания были согреты верой Христовой, любовью к Богу и Его закону, усердною молитвою. Видели ли вы зимою солнце? Оно ярко светит, да не греет. Это вам подобие науки без веры. Видели ли вы летом знойное солнце в безводной местности. Оно и греет, оно и знойно, но без влаги вместо того, чтобы оживлять растение, оно убивает его. Это вам подобие человека, очень умного, много знающего, но не имеющего доброго сердца, не знающего и не исполняющего закона Христова, закона любви к ближним.

Растите же, милые, учитесь и учитесь, богатейте познаниями и становитесь все более и более умными, учеными; но становитесь вместе с тем и все более и более верующими, набожными, добрыми, кроткими, любящими! Как некогда евангельских детей, да благословит и вас, дети, Христос Спаситель и да осенит вас Своим покровом Пресвятая Богородица! Аминь.

Повторим в сознании нашем, возлюбленные дети, слышанную сегодня за литургией евангельскую притчу⁵⁸.

Так погиб богач для вечности и спасения. За что же ему такое наказание? За что он пострадал и удален от Бога навеки? Когда вдумаешься в притчу, то видишь, что изображенный в ней богач был лучше многих других: ничего не сказано, чтоб он нажил богатство нечестно, чтоб он был yбийца, или грабитель, или обманщик; не сказано, чтоб он обижал своих ближних. Многие ли из современных богачей позволили бы нищему Лазарю лежать у ворот их роскошных домов и питаться крошками от их стола? Богач евангельский был добрее их и ничего злого бедняку он не сделал. За что же, однако, он осужден? Неужели за то только, что он был богат? Так нередко думают и говорят большею частью бедняки в порыве завистливого озлобления.

Но так рассуждать, значит – рассуждать не по-христиански. Слово Божие нигде не говорит нам, чтобы богатство было само по себе грех, а бедность – добродетель. Если бедность не порок, то и богатство – не укоризна; если бедные не спаслись в царстве Божием только за свою бедность, то и богачи не погибнут только за свое богатство. Яркий пример и наглядные тому доказательства представлены в притче же: Авраам был богат при жизни, очень богат, имел стада, – много скота, имел много серебра и сотни рабов; однако, по изображению рассказа, он утешается в раю, а богач притчи – в аду.

Было бы долго выяснять подробно вины богача, но для назидания и научения, особенно вашего, дети, остановимся только на одной мысли. То правда, что Господь не запрещает богатства, не запрещает радости, веселья и ликованья. Но вместе с тем Господь заповедует человеку труд и труд: шесть дней делай и твори в них все дела твои. А в другом месте слово Божие говорит: кто не трудится, тот пусть и не ест. Таким образом право на радости и удовольствия дает труд. Итак, не за то осужден богач, что роскошно одевался и имел богатство, не за то, что веселился, а за то, что он веселился каждый день, непрерывно, за то, что не снимал с себя никогда порфиры, за то, что не трудился на земле, и поэтому прожил жизнь человеком лишним, ни для кого не нужным и для всех бесполезным. Он украл у мира и у бедных ту огромную пользу, которую мог бы принести своим трудом и добрым употреблением богатства.

Так, дети: трудиться – это долг всякого. От этого долга не свободен никто: ни богатый, ни бедный, ни знатный, ни убогий; все должны работать, каждый имеет обязанности, сообразные возрасту, званию и положению. Праведный Иов был очень богат, богаче всех в своей земле, но вот что говорит он: «как птица создана летать, так человек создан трудиться». Только невозможность и бессилие освобождают от этой обязанности; таковы: люди старые и маленькие дети, больные, калики. Но тем более должны трудиться молодые и здоровые, чтобы доставить все нужное не только себе, но и для тех несчастных, которые сами не могут своими трудами заработать хлеба.

Сильным и здоровым оставлен нищий, сироте они должны быть помощниками, – так говорить слово Божие (Пс. 9:35). И вот, леность производит другой страшный порок, за который осужден и богач: немилосердие к бедным, нуждающимся в нашей помощи.

Вы, дети, теперь подрастаете и готовитесь к жизни. Сами видите, что жизнь готовит человеку труд, и в труде-то и будет заключаться жизнь. Приучайтесь же теперь к труду. И дома, в своей семье, каждый трудись чем можешь и на что указывают старшие, и в школе старайся трудиться и трудиться. Удовольствия, игры и радости не уйдут, есть и на них время; да и самый ваш возраст, ваше здоровье есть уже удовольствие и радость. Радость еще увеличится от труда: чем более потрудитесь, тем радостнее будут ваши игры, забавы и удовольствия. Если же теперь не приучитесь к труду, то, помните, на всю жизнь останетесь бездельниками, а от безделья – голод и несчастье, от безделья – все пороки. Но предположим, что от родителей получите вы богатство, которое и при лености даст вам возможность прожить и безбедно и радостно. Таким устрашение и урок в богаче, о котором рассказано в сегодняшнем евангелии. Не угодна Господу и влечет погибель бездельная жизнь; люди бездельные – лишние люди.

Вы знаете, многие уходили и уходят от мира для постоянной молитвы и спасения в обителях, или, как было в старину, в пустыни. Но и там нужен труд и труд. Однажды величайший из подвижников – преподобный Антоний, подвизаясь в пустыне, вопросил Господа: что мне делать, чтобы спастись. И тотчас он увидел пред собою человека, очень похожего на себя: человек этот молился, потом трудился, снова молился, и снова принимался за труд. Из этого св. Антоний понял, что Бог требует от нас постоянного труда и постоянной молитвы.

Молитесь, дети, и трудитесь, трудитесь и молитесь, и тогда вы будете не лишними людьми в жизни, тогда вы будете угодны Богу и избегнете той тяжелой участи, которой подпал евангельский богач, изображенный в слышанной сегодня притче.

Господь говорит нам: Блажен человек, который возьмет ярем свой – труд свой от юности своей. Аминь.

«Приходили к нему воины и спрашивали: Что нам делать? (Лк. 3:14).

Священное писание рассказывает нам, что на предрассветной заре христианства явился великий пророк-проповедник, приготовлявший людей к принятию Спасителя. Как только вышел он из своего пустынного уединения и стал на великом и людном пути иорданском, тотчас же огненное слово его потрясло сердца слушателей, и «приходили к нему и Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность иорданская» (Мф. 3:5), приходили люди всех возрастов, званий и состояний, повинуясь врожденному и неистребимому в человеке влечению к нравственному и совершенному; приходили и вопрошали пророка о пути жизни, богоугождения и спасения. В числе других приходили к нему и подобные вам, братие, – воины и также спрашивали Иоанна Крестителя: «а нам что делать?» Простые жизненные и удобопонятные ответы давал пророк всем искавшим у него наставления; такой же ответ дал он и воинам, применяясь к их тогдашнему быту и господствовавшим в то время среди них порокам и недостаткам: «никого ни обижайте, не клевещите и довольствуйтесь оброками вашими». Это означало: «не употребляйте во зло вашей силы, не употребляйте ее для низкой корысти, исполняйте ваш долг и призвание, а призвание ваше – защищать других от обид, а не быть обидчиками, способствовать порядку и устройству, а не расстройству жизни».

Окончил свое земное поприще великий пророк, и вот вышел на дело учительства и спасения людей Сам Господь Спаситель, им проповеданный. Во днях Его плоти, в трудах Его земного служения, в числе первых последователей около Него стали прежде всего ближайшие ученики Иоанна Крестителя, как наиболее подготовленные к слушанию и проповедованию нового завета и царства Божия на земле. В их числе и одним из первых был впоследствии любимейший апостол Иисуса Христа Иоанн Богослов, память которого сегодня празднует св. Церковь. Божественный Учитель всегда был окружен ищущими глаголов живота вечного; были среди них, несомненно, и воины, и о некоторых таких ищущих правды вечной воинах, в назидание нам, сохранились указания в евангелиях. Так, сотник в Капернауме проявил такие нравственные силы, такую веру, любовь и смирение, что пред всем народом удостоился высокой и редкой похвалы из уст Спасителя, причем здесь же Господь благоволил указать на него, как на образ бесчисленных избранников из всех народов, которые придут и возлягут на пиршестве веры в новом и вечном царстве Христовом. Знаем из евангелия и о другом сотнике, который стоял на страже у Креста Иисусова и в час Его смерти исповедал веру свою в Спасителя мира.

Прошли с тех пор века христианской истории, и на протяжении всех этих веков христолюбивое воинство водружало кресты на своих знаменах, сражалось и умирало за веру и из своих рядов дало и исповедников, и мучеников за Христа. И Церковь, благословляя воинство, молилась о нем и в лики святых внесла многих, многих, которые были добрыми воинами и слугами царей земных и в то же время добрыми воинами и слугами Царя Небесного.

Но вот уже в наше время пронеслось над умами и сердцами иное веяние, которое объявило воинство, любовь к отечеству и защиту родины позором, разбоем и преступлением. Мы не стали бы о нем и говорить, но оно прикрывается именем христианства, а один из его провозвестников, автор новой веры и нового евангелия, объявивший себя самозвано учителем мира, можно сказать, забросал нас текстами из евангелия и священного писания и всего более из посланий апостола любви – св. Иоанна Богослова, ныне нами прославляемого. Прельстившись этим видом благочестия, забыв, что и дьявол, искушая Спасителя, тоже ссылался на священное писание, и, однако, был далек от истины, забыв, что можно быть великим художником слова, но плохим мыслителем и религиозным учителем, к новому, лжеименному учителю приходили многие и многие и, странное дело, – он уверенно и властно давал им ответы о пути и смысле жизни, которую он, по собственному признанию, сам провел безумно и беспутно, и о воле Бога, в Которого, как в личное и волящее существо, он, лжеименный учитель, сам не верил... Приходили к нему, в числе других, и воины, и готовящиеся быть воинами, вопрошая его: «Что нам делать?» И вот раздался ответ, который скоро обратился в озлобленную и страстную проповедь по всему миру; проповедь гласила: «не нужно самого воинства, воинство есть позор и преступление; воин есть разбойник, а защита родины есть разбой». И здесь, в пределах этой страны, в виду рассеянных здесь всюду могил славных и безвестных героев, кровью поливших этот рубеж России, не среди врагов наших или инородцев, а среди коренных русских людей раздалась эта смутительная и в государственном отношении самоубийственная речь; она поколебала темную, невежественную массу, и 8.000 русских людей ушли из Русского царства, навсегда погибли для Церкви, для родной страны⁶⁰.

Не знаем, может быть, вы, воины, занятые своим делом, своим долгом, не замечаете и не слышите озлобленного отрицания, направленного против вас и самого вашего существования, но мы видим и слышим его в окружающей жизни и в отразительнице жизненных явлений – в литературе. Впрочем, не могло оно пройти мимо вас незаметным, и мы знаем воинов, которые перенесли много нравственных пыток, много мучительных сомнений и колебаний, разрешая роковой для них вопрос: быть или не быть им в рядах защитников родины; мы знаем многих ваших родных и близких, которые страдали за вас, разрешая все тот же вопрос, в который внесено столько тьмы и смуты новым лжеименным учителем жизни.

Не смущайтесь, возлюбленные! Воинство – не шайка разбойников, защита родины – не разбой, смерть за веру и отечество – не позор, как бы красно, как бы искусно ни силился опровергнуть эту истину наш барствующий философ, возомнивший и объявивший себя учителем жизни! Если справедливо присловье: «скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты», то не менее справедлива и обратная мысль: «укажи мне твоих врагов, и я тебе скажу, кто ты».

Посмотрите же, откуда идет это отрицательное, озлобленное веяние? Откуда идет эта страстная проповедь против воинства, это стремление подорвать в основе любовь к отечеству и сделать невозможною защиту родины? Идет это из лагеря врагов всякого порядка, из кружков анархистов, которые силятся уничтожить всякие крепкие организации, чтобы на развалинах порядка создать свое личное благо. Среди этих организаций Церковь в духовной области и воинство в области внешнего устроение жизни являются главными и основными. И это вполне естественно. Не только всемирная, но и предмирная история в горнем мире духов открывается борьбою добра и зла; борьба эта переходит и в мир разумно-нравственной твари на земле, и с тех пор борьба добра и зла красною нитью проходит в истории человечества и составляет одушевляющее и движущее ее начало. Для борьбы с мировым злом приходил на землю Сам Сын Божий, да разрушит дела дьявола, и в первые же дни Своей земной жизни Он был пророчески объявлен знаменем, около которого до скончания веков будет происходить ожесточенная борьба верных и неверных. В сокровенной и невидимой области духа эту борьбу добра и зла ведет Христова избранница и продолжательница Его дела на земле – святая Божия Церковь; ведет она борьбу и из окружающего мрака зла видит в светлом грядущем победу; бодрость, силу и веру дают ей отрадные и вечные слова обетования ее Главы – Христа: «созижду церковь Мою и врата адовы не одолеютея» (Mф. 16:18).

А в области внешнего и видимого обнаружения зла ведет с ним борьбу христолюбивое, христоименитое воинство. Естественно, если оно хочет быть победоносным, если оно желает осмыслить высшим смыслом свое существование, оно должно быть в единении с тою несокрушимою духовною силою, которой обетована навeки победа и неодолимость силами зла и ниже вратами ада.

Неудивительно поэтому, что Иоанн Креститель дал обычные наставления воинам, заповедал им избегать пороков, распространенных в их среде, но не отрицал самого звания воинского и не приказывал им оставить его. Неудивительно, что и Спаситель, похвалив нравственные достоинства капернаумского сотника, не повелел ему сложить воинские доспехи, не повелел ему даже, как другим, оставить дела житейские и следовать за Собою, но оставил его у долга его служения. И было бы, напротив, удивительно, если бы ученик Иоанна Крестителя и ученик Иисуса Христа – Иоанн Богослов, как хочет навязать нам современный лжеименный учитель и автор самоизмышленной веры и евангелия, был, вопреки голосу двух своих Учителей, врагом воинства и противником защиты веры и родины. Неудивительно, далее, что первые христиане охотно и во множестве служили в рядах войск и если оставляли воинское звание, то в том только случай, если их заставляли кланяться кумирам и признавать за божество цезаря; неудивительно, что при императорах-язычниках состояли целые легионы из воинов-христиан и среди них знаменитый legio fulminatrix при Марке Аврелии; известно, что из воинов вышло много мучеников за Христа, много великих благотворителей, много святых, которых доныне чтит св. Церковь. Один из недавно умерших русских писателей, мыслитель-христианин⁶¹, делает даже такое замечание: «Посмотрите, – говорит он, – в числе наших святых все больше или монахи или воины». И действительно, цари, князья-воители, умиравшие за веру, сражавшиеся за веру и отечество, и Константин Великий, и Владимир Святой, Борис, Глеб, Игорь, Довмонт, Андрей Боголюбский, Михаил Черниговский, Михаил Тверской, Александр Невский и друг., – все эти воины почитаются в Церкви, как святые, наравне с величайшими преподобными подвижниками.

Неудивительно, наконец, что и доныне Церковь благословляет христолюбивое воинство. Великая, величайшая, несокрушимая сила в этом единении Церкви и воинства: когда Церковь воодушевляет и подкрепляет воина в исполнении долга его звания, в его готовности умереть и пострадать за избранную идею, и когда воин эту идею берет у Церкви и в своей жизни и деятельности исполняет задачи Церкви на земле. Это – тело, соединенное с духом, живое, действенное и мощное; это – мощь, способная победить все препятствия, страшная для царства зла⁶². Знают это темные силы зла, и поэтому со всею злобою и страстностью восстают против союза христианства и государства, Церкви и воинства и объявляют его противоестественным.

Противоестественный союз христианства и государства. Но кто же ратует здесь за христианство? Или потомки и единомышленники распявших Христа, или люди, которым по безрелигиозному направлению так же пристало распинаться за христианство, как Иуде пристало бы отстаивать верность и бескорыстие.

Противоестественный союз Церкви и христолюбивого воинства! Но не противоестественно ли было бы обратное явление? Возьмем самый простой и наглядный пример. Вот пред нами разбойник, грабитель и многократный убийца, приведенный и представленный на суд, и вот пред нами георгиевский кавалер, проливавший кровь на поле брани, со следами ран, увечий и пережитых страданий. Неужели в нравственном отношении их можно поставить на одну доску? Отчего против такого сопоставления возмущается здоровое нравственное чувство? Отчего оно никак не укладывается ни в голове, ни в сердце? Дело очень простое. Оттого, что один шел убить, а другой шел и умереть; один идет во имя свое, во имя личной пользы, узкой корысти и себялюбия, а другому, напротив, личное-то себялюбие подсказывало убежать с поля брани, но он шел во имя Бога, за Церковь, за родину, за других, за ближних прежде всего, а не за себя. Просто и убедительно выяснил это различие один из святых первоучителей славянских, равноапостольный Кирилл, в мире Константин-философ. Когда в споре с неверными последние указывали ему на видимое противоречие христианства, заповедующего любить ближних и в то же время допускающего войну, св. Кирилл спросил их: «какую, по вашему мнению, заповедь нужно прежде всего исполнить: большую или меньшую?» Ему ответили: «большую». Тогда святой сказал: «правда, Христос заповедал любовь к ближним, но Он дал и другую заповедь, которую Сам же и назвал наибольшею: «больше сея любви никто же имать, да кто душу свою (жизнь свою) положит за други своя» (Ин. 15:13).

И где же, как не здесь, на этих окружающих нас в эти минуты удолиях и высотах, поучаться этой истине? Не здесь ли мы стоим, воистину, на «кровях», как выражались наши предки? Не здесь ли полегли костьми тысячи и десятки тысяч безвестных героев-мучеников, страдальцев за веру и отчизну, не здесь ли они обагрили кровью эту чужбину, эти скалы и камни, эту негостеприимную землю? Они шли, готовые на смерть, неведомые безвестные герои, совершая подвиг в тайне своего духа только пред лицом Бога, шли умирать и знали, что там за ними стоит благословляющая их родная Церковь, которая без их подвига померкнет и поникнет пред неверным полумесяцем, стоит и родимая Россия, которая привела их сюда, исполняя богоуказанную мировую свою и христианскую задачу на Востоке. Разве их не тянуло домой? Разве не тянуло их к свету, теплу и покою, в мирные и дорогие семьи? Разве в последние предсмертный минуты не представлялись им близкие и родные образы?

О, не забыть мне до гробовой доски тех чувств и впечатлений, который я испытал на другом таком же братском кладбище, в нашем многострадальном Севастополе. Вот на историческом холме раскинулась и разрослась зеленая роща – жизнь на месте смерти. Какая священная тишина, какой царит мир! Идешь в этом безмолвии посреди бесчисленных могил и в онемении чувств читаешь знаменательные и поражающие надписи: такой-то и там-то убит, смертельно ранен, разорван на части... Братская могила в 100, 200, 300 человек... Братская могила в 500, 700 человек... Да, кто хочет учиться уважению к воинству, кто хочет понять и оценить его труд, подвиги и заслуги, тот должен идти на братское воинское кладбище!

Вот оно и сейчас перед нами. Двадцать пять лет минуло с тех пор, как засеяна эта Божия нива. Кругом уже не чужбина, а святая Русь, кругом уже не громы войны, не бранные клики, не шум оружия, не залпы орудий, а тихая и мирная молитва о почивших. Надвинулась русская государственность, закипает мирная гражданская работа, насаждается просвещение, блистают кресты на храмах, и стройно клирное несется пение, и дым кадил, и фимиам молитвы возносятся к этому ясному и прекрасному небу, и первосвятитель обширного края, представитель великой и славной русской Церкви, мирно свершает архипастырский путь по умиренному краю и в сослужении сонма священнослужителей свершает сейчас молитву о вас, почившие здесь, доблестные воины...

О, спасибо вам, спасибо с доземным поклоном вам, православные воины, родимые герои-мученики безвестные! Все, что мы видим здесь кругом, это – пышные всходы и плоды на ниве, которую вы полили потом и кровью! В небесных селениях, в стране невечернего света и незаходимого солнца, слышите ли вы, родимые, наши благодарные хвалы? Согреют ли вас в сырой земле, в холодных могилах наши слезы, наша любовь, наши молитвы? Пожнете ли радостью вы, сеявшие слезами и горестями? Чувствуете ли вы, что кругом вас уже не чужбина, а Русь святая, православная раздвинулась над вами, что склонилась над вами с нежною любовью, с материнскою молитвою родимая Церковь, с ходатайством о вас пред Вечною Правдою, пред Христом, вашим Господом? Чувствуете ли вы, что вокруг вас все, что вы любили в жизни, что было вам близко, дорого, за что в труде и смертном подвиге на этом самом поле чести вы некогда положили ваши души?

О, Боже духов и всякия плоти! Ты скорбящих мир и Нуждающихся отрада, дыхание живых и мертвых жизнь и воскресение! Призри с небесе, Боже, и виждь на ниву эту, на которой еще так недавно косила неумолимо страшная коса смерти, и всем почившим здесь, их же имена Ты, Господи, веси, пошли небесную радость, мир, упокоение и вечную память! Аминь.

Поздравляю вас с совершившимся над вами священным таинством брака. Знаю, что вы оба – люди, глубоко в смирении сердца верующие, и поэтому уверен, что и вы сами в том, что над вами совершилось, видите не один обряд, не исполнение только требования закона или общественных условий жизни, а воистину священное таинство. Во имя этой-то веры вашей, во имя излиянной на вас сейчас благодати Духа Святого, я обращаю к вам в настоящие минуты слово нашего Господа: «где двое или трое во имя Мое, там и Я посреди их». Вот вы двое соединились теперь вместе на жизнь совместную навсегда, во образ союза Христа и Его Церкви, и, по слову обетования Господня, Христос теперь посреди вас. Велико это обетование, великое, величайшее значение дано браку: он уподобляется Церкви Христовой. И апостол в писаниях своих брачную жизнь и семью прямо называет «домашнею церковью».

Домашняя церковь!.. Этим сказано все и этим определяются и наши вам благожелания. Да будет у вас в вашей жизни, в вашей предначатой семье домашняя церковь! И как в Церкви все полно веры и упования, все полно благоуханья молитвы так пусть будет светло и отрадно в вашей жизни. И как в Церкви все основано на любви, на любви ее ко Христу, бесконечной любви к ней Спасителя, положившего за Церковь душу Свою, так и у вас начало и, главное, все продолжение вашей жизни да исполнится духом любви взаимной. Люди мирские видят любовь в начале брака, и «брак по любви» есть идеал брака. Не так думают люди церковные. Они не удовлетворяются этой любовью и полагают ее только в первую ступень дальнейшего и безграничного восхождения любви. Это потому, что в ней есть на первых порах много страстного, плотского, одностороннего, иногда затемняющего, а не просвещающего жизнь духа. В брачной жизни, после таинства Духа Божия, любовь должна чем далее, тем более одухотворяться, очищаться, проясняться и возвышаться; завершение ее – в слове апостола: «тайна сия велика есть, аз же глаголю во Христа и в Церковь.»

Живите же в таком христианском восхождении любви. Пошли вам Бог, по мудрому присловью русского народа, мир, любовь и совет! Восходите в меру возраста исполнения Христова. Храните данную вам тайну благодати в вере, чистоте и целомудрии.

Отец, Сын и Святый Дух да благословит вас.... и да сподобит вас обещанных благ восприятия молитвами Богородицы и всех святых! Аминь.

Сынове века сего мудрейши паче сынов света в роде своем (Лк. 16:8).

Во дни торжеств церковно-общественных, – а таков именно день нынешний, – естественно, пред сознанием и слушателей церковно-поучительного слова, и в сознании его проповедника сами собою встают вопросы о благе, устроении и интересах общественных, государственных. Поэтому не будет безвременным или излишним в настоящем собрании мужей, облеченных полномочиями и доверием от Верховной власти и поставленных трудиться на различных поприщах служения благу отечества, коснуться в церковном слове одного из условий этого блага, – такого условия, без которого невозможна никакая плодотворная работа и которое, в виду особых знамений переживаемого нами времени, требует настойчивого напоминания и глубокого размышления. Оно всем известно и не представляет какой-либо новости; о нем говорят и повторяют нам с детства: но слово церковное и не задается целью представлять уму и сердцу нашему только одно новое и неведомое. Подобно тому, как на службе государственной требования закона не только объявляются вновь, но весьма нередко напоминаются к сведению и исполнению, точно также и вечное слово закона Божия и наставления Церкви преподаются нам чаще всего для напоминания и предостережения в потребных случаях.

Как ни странно это, и как ни больно сознаться, но и нам иногда бывает полезно учиться приемам борьбы со злом в лагере совершенно противоположном, в лагере самого зла. Впрочем, и в истории нашего отечества бывали случаи, когда воины одной стороны учились воинскому искусству у стороны противоположной, учились у врагов их приемам успешной и победоносной брани, учились горькими уроками – поражениями и разочарованиями. В высшей степени образно и поучительно говорит об этом явлении и святое евангелие в известной и глубокой притче о неправедном домоправителе (Лк. 16:1–9). Нельзя было похвалить неправедного домоправителя за его нечестные деяния, но его догадливость и находчивость, его усердие и одушевление в делании и сокрытии зла поставлены сынам света в образец их служения добру и вообще в сродной им деятельности (Лк. 16:8).

Борьба служителей тьмы и сынов света – борьба вековечная. Слово Божие, прозревая тайны веков и приподнимая завесу грядущего, насколько можно и полезно знать и видеть его сотворенному оку, говорить нам, что тайна беззакония деется (2Сол. 2:7) непрерывно, и что лукавые человеки будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь (2Тим. 3:13).

Правда и то, что добро также явит силу устойчивости и одушевления; оно также найдет себе служителей, и вечеря царствия Господня не останется пустою. Но соразмерно росту добра будет усиливаться зло; так будут расти вместе на ниве мира и плевелы, и пшеница до последней жатвы, до последнего суда Божия. Необходимо сынам света следить за сынами тьмы.

Что же делают ныне и как действуют ныне предуказанные апостолом лукавые человеци?

Один из глубоких русских мыслителей и вдумчивый наблюдатель всемирной и нашей отечественной жизни (В. Соловьев) так был поражен открывшеюся пред его взорами силою зла, отрицания, разрушения и безумно-горделивой, сатанински-злобной борьбы против Бога, что открыто и мужественно выступил пред изверившимся образованным нашим обществом с проповедью о близком времени пришествия антихриста, а пред смертью заявил: «магистраль всемирной истории, видимо, приближается к своему концу». А сила зла и тайна успеха беззакония – в том единении носителей зла, которым они проникнуты. Не станем следить за историей и жизнью всемирной; довольно наблюдений для выводов мы видим у себя дома, в нашем отечестве. Только слепой или не желающий быть зрячим не видит, как на наших глазах силятся объединиться все отрицательные и разрушительные течения жизни. Они явно желают сплотить все недовольное и всех недовольных и озлобленных, без различия причин недовольства; явно желают слить отдельные ручейки зла в огромную и бушующую реку, которая с бешеною и всесокрушающею силою должна пронестись по лицу России и снести, уничтожить всех сторонников и защитников положительных начал жизни: религии, нравственности,твердого и устойчивого порядка жизни, твердой и несокрушимой власти, исторически-зиждительных условий нашего церковного и гражданского строя. И посмотрите, с каким лукавством, с какой изворотливостью и лицемерием все это делается! Евангельски неправедный домоправитель кажется ребенком пред этими одушевленными служителями зла и «карьеристами смуты», как выразился о них один современный писатель. Как ночные пернатые хищники, они видят только во тьме; их сродная стихия – злоба, смута, измена и возмущение; здесь они, как рыбы в воде; их время – ночь; их промысл – хищничество и духовный разбой; их враги – солнце и свет, которые режут им глаза и заставляют прятаться в темные гнезда и норы. Они присосутся всюду, где только есть повод для чьего-либо озлобления; они как из земли вырастут везде, где только представляется удобная почва для сеяния недовольства, возмущения, измены и грязной клеветы на все высокое и положительное в жизни. Они среди возмущенных рабочих, – эти люди, которые сами никогда не работали: здесь они представятся глашатаями гуманности, защитниками угнетенных; они среди недовольной учащейся молодежи – безразлично, права ли она, или неправа, лишь бы было недовольство, – эти люди, никогда и ничему серьезно не учившиеся: здесь они защитники свободы, защитники науки. Безбожники – они представятся и религиозными, если это только полезно в их целях и стремлениях.

Какое им дело до крестного знамения, до двух или трех перстов, до сугубого или трегубого аллилуйя? Но они присосутся и к старообрядцам-раскольникам, чтобы воспользоваться ими, чтоб обратить наивных и простосердечных людей в орудие борьбы против ненавистного им государства. Нужно ли водное крещение или не нужно, нужны ли молитвы за умерших, нужны ли храмы и какие нужно принимать таинства? Они давно умерли для этих вопросов, но охотно идут к сектантам, и в то время, как последние часто искренно и глубоко болеют всеми этими запросами, томительно ищут их разрешения, и без авторитета Церкви остаются бессильными и беспомощными, – они и здесь совершают свое черное дело озлобления и смуты... Допускается ли евангелием присяга, допустима ли война, допустима ли брачная жизнь, ядение мяса, употребление вина и табака, оправдываются ли евангелием собственность, суд, государство... Все это для них – пустые звуки и до евангелия им нет дела. Но они, проживая с блудницами, играя в карты, поядая мясо, упиваясь вином, пользуясь государственным строем, войском, судом, полицией, деньгами, последними иногда от службы тому же государству, – однако, проповедуют сочувствие духоборам и толстовцам, для которых перечисленные вопросы суть вопросы жизни; они идут к сектантам, пишут им, шлют им ободрение, восстановляют против власти, против отечества, тайно помогают их бегству из родины, агитируют, пропагандируют... Они забыли, когда посещали храм, когда слышали богослужение; но как они будут распинаться за права того или другого языка или порядка богослужения, лишь бы внести смуту в среду различных народностей и повредить государству! Они давно утеряли всякое чувство патриотизма и бичуют его всеми видами насмешки и презрения, но они готовы поддержать всякий лже-патриотизм, если только он гибелен для положительных сторон жизни и способен внести раздор в умы и сердца, разделить сторонников и защитников родины и ее верховного управления. Зло извивчиво, зло желает приспособиться везде и ко всему, лишь бы объединить все темное и выдвинуть его на борьбу со светом.

Что же делают сыны света? Что же делаем мы, желающие остаться верными сынами отечества и сынами православия? Объединяемся ли мы в виду врага злобного? Неужели все так же относится к нам слово Господа Иисуса Христа, почти 2000 лет назад со скорбью засвидетельствовавшего, что «сынове века сего мудрейши паче сынов света в роде своем»? (Лк. 16:8.) К сожалению, к несчастию, это так; верно меткое слово одного из наших архипастырей-проповедников: «Зло организовано, а добро кустарно». Нет слов, нет слез, чтоб осудить и оплакать это явление! Мы разделены, мы не понимаем друг друга, мы в постоянной борьбе и взаимных распрях, если не из-за мелочей, то во всяком случае из-за вопросов второстепенных и третьестепенных. А ведь по существу все мы служим одному делу, одной идее. Но мы не умеем объединиться принципиально в единстве идеи, мы взаимно ослабляем друг друга, на радость нашим врагам. Говорить ли о низменных мотивах этого разделения: об оскорбленном самолюбии, о мелких счетах, об озлобленной зависти при виде чужих способностей и чужого возвышения, о корыстолюбии, этой язве, которая подрывает под человеком почву и толкает его на ряд унижений и позорных сделок с совестью? Оставим этот поток зла и греха личного, но и в вопросах высших, в принципиальной области, мы не умеем спеться, и среди нас царит такая разноголосица мнений, понятий, стремлений и намерений, что удивительно еще, как мы держимся. Воистину, своя своих не познаша, свои в беседах и совместной работе со своими же не знают, «какому Богу», какой идее они служат! Сочувствуют врагам; прельщаются блестящею фразою, идущей из лагеря зла; топнут и преследуют своих, верят всякой лжи и клевете, пущенной о них врагами, – верят охотно и злорадно; осуждают, бесславят, обессиливают их давлением общественного осуждения... Улыбкою и одобрением приветствуют врагов, если только они прикрылись модной фразой и модным течением мысли. Не научившись у врагов единению, мы научились только одному разъедающему критиканству, которое способно погубить всякую жизнь в корне, потому что носит в себе источник постоянного разделения людей.

При разногласице и отсутствии единодушия что же выйдет? Выйдет то, что люди истинно добрые, деятели искрение, гopячиe, даже самоотверженные, при всех благородных усилиях принести пользу обществу и государству, останутся не только бесплодными в работе, но принесут даже вред. Вообразите себе, что за деревом ухаживают несколько садовников и усердных, и ученых, но несогласных между собою в вопросе о культуре дерева; каждый будет по-своему его пересаживать, обрезывать до тех пор, пока оно не погибнет⁶⁵. Представьте себе, что больного, даже не тяжко больного, лечат несколько врачей и умелых, и ученых, и горящих желанием помочь страждущему, но несогласных между собою ни в диагнозе болезни, ни в способах врачевания. Можно сказать с уверенностью, что дело их будет не только бесплодно, но и вредно: чем усерднее они будут лечить больного и чем охотнее и исправнее больной будет принимать лекарства, ему предлагаемые то одним, то другим врачем, тем ближе и неминуемее будет для него смерть.

Не то же ли самое может случиться и с обществом, и с государством? Не подобны ли слуги его упомянутым сейчас врачам, если не будут объединены и согласны между собою? Не даром и слово Царское всего несколько лет назад с высоты престола во всеуслышание всех слуг Царевых призывало их к единодушию и взаимному согласию всех ведомств. Да, нужно, чтобы, по примеру течений отрицательных, сил тьмы и зла, все силы положительные, – а их у нас много, очень много, – объединились между собою. И Церковь, и государство, а в частности и отдельности и служители Церкви, и деятели школы, семья, общество, суд, администрация, воинство, – все должны взаимно поддерживать друг друга, все должны сознавать, к какой единой цели, к какому единому благу стремятся, с каким врагом злобным и опасным борятся. Апостол нас умоляет: «дополните мою радость: имейте одне мысли, имейте ту же любовь, будьте единодушны и единомысленны» (Флп. 2:2). Неужели ждать, что нас образумят только грозные удары судьбы? Неужели терять добровольно свою собственную силу? А сила эта, сила наша – воистину велика и мощна при согласии и единодушии всех сторонников и защитников религии, нравственности и государственного порядка. Этих сторонников и защитников положительных начал жизни – великое множество: вся Pocсия; сыны тьмы – это только болезненный нарост на здоровом организме народном, стоит только всем положительным течением жизни объединиться: и как воск от лица огня, как легкий иней, как утренний туман при первых лучах теплого солнца, расточатся враги общества и служители тьмы.

Но где же, спросите, сила объединения? Где источник единодушия – сильный, властный, авторитетный для совести, могущий дать человеку решимость подавить в себе собственную самость, подчиниться общему и единому во имя высшего блага и высших велений?

Не обинуясь, скажем, что сила эта – в нас и среди нас: это – религия и Божия Церковь. Здесь и источник безошибочного ведения добра и зла; здесь, в церковном исповедании, и сила авторитета, предупреждающая, подавляющая бесконечные и беспокойные блуждания мысли и чувства по распутиям и самоизмышленным теориям; здесь и побуждения, истинные и самые глубокие побуждения к одушевленному служению добру; здесь же, наконец, – и это главное, – в вере, в священных таинствах дается нам и помощь свыше, даются силы благодатные, вся божественные силы, яже к животу и благочестию (2Пет. 1:3), столь нужные нам при нашей слабости в борьбе с себялюбием, грехом и соблазном.

Нужно ли еще выводить и нравоучение из сказанного? Но оно без слов, само собою и слышимо, и понятно!.. Аминь.

Нынешний день есть по преимуществу праздник детей и праздник семьи. Посмотрите только, братие и дети, на эту икону празднуемого ныне священного события, перенеситесь к нему мысленно, и вы увидите умилительное, трогательное зрелище, чисто-семейную картину. Престарелые родители Иоаким и Анна приносят в дар Богу то, что сами они получили, как дар, – единственную малолетнюю Дочь свою. Юная Мария, пока еще разумеющая только разумом родителей, разлучается с близкими родными и послушно вступает в церковь Божию воспитатися пред Господем, как сказано в песни церковной. Ее окружают юные девы-подруги. Маститый первосвященник ее приемлет и, весь объятый святым вдохновением, благословляет и родительский обет и детское послушание и вводит богоизбранную Отроковицу в неприступное и таинственное святая святых.

Но святая семейная радость выступает за тесные пределы семьи и охватывает весь мир и видимый и невидимый: горние ангели вхождение Пречистые зряще удивишася, и Церковь земная доселе славит и празднует его светло и радостно. И есть чему и удивляться и радоваться. Кто мог знать, кто мог подумать, что здесь, в тиши храма, в скромном семейном торжестве, совершается событие, величайшее по своим неисчислимым благотворным последствиям для человечества? А между тем здесь было благоволения Божия предображение, здесь уже и предносилась и предчувствовалась несказанная тайна боговоплощения. Один из святых отцов Церкви образно говорит, что не может корабль, нагруженный бесценными сокровищами, пристать к берегу, если не найдет удобной пристани: так и бесценное сокровище искупления и боговоплощения как бы искало в Деве Марии пристани, достойной святыни, чтобы быть переданным людям и принятым на земле. И вот, ныне одушевленный храм – Богородица в храм Господень приводится Тому воспитатися в Божественное жилище, как говорится в слове песни церковной; здесь, во храме, достигла Она той нравственной чистоты, которая привлекла к Ней милость Бога и соделала достойною быть Матерью обетованного Спасителя. С тех пор история мира движется по другому пути, чем каким она шла до сего времени; с тех пор небо и земля соединились, человечество примирено с Богом, вход на небо открыт и вечное спасение людям даровано. Понятно теперь, почему событие введения во храм Богородицы радостно и торжественно празднуется святою Церковью, как одно из величайших проявлений Божия смотрения – божественного промышления о мире.

Но если отдельное событие из жизни одной семьи может вырасти до значения всемирного и премирного, то и наоборот: событие всемирное может быть полно уроков и назиданий для всякой отдельной семьи. Иначе говоря, сегодня – не только праздник родителей и детей, но вместе с тем и наставление им, подаваемое свыше.

И прежде всего к вам обращаем слова, дорогие дети-девочки. В отдаленной древности, сквозь таинственный сумрак грядущих веков богоотец Давид пророчески видел славного и великого Царя-Бога, высшего царей земных, видел около Него и превознесенную пред всеми Царицу – Матерь Божию и так говорил о Ней: Приведутся Царю девы вслед Ея, ближния Ея приведутся в храм царев, внутрь скинии Божией (Пс. 44).

Ближния Ея, девы грядущие вслед Ея, это – вы, милые дети! И вы посвящены Богу, по образу Приснодевы; и вы введены внутрь скинии Божией, Церкви Христовой; и вы поставлены здесь, у алтаря Господня, воспитатися пред Господем. Вспомните же каждая ваших Иоакима и Анну – ваших отцов и матерей, вспомните их молитвы, их слезы, их заботы, труды, лишения, воздыхания о вас, и по образу юной отроковицы Марии, явите детское послушание их воле. Вспомните, что в эти светлые минуты вашего храмового и школьного праздника там вдали, в селах и деревнях, в горных поселениях, среди снегов, среди непроходимых ущелий, по всему лицу вашей родины ваши отцы и матери ждут от вас доброго плода учения. Исполните же любовно и охотно то, за чем они привели вас сюда. Учитесь в наказании и учении Господнем, со страхом Божиим, вырастая не в ожидании грядущих благ, не в сознании ваших будущих прав и преимуществ, а в предведении и предчувствии приближающихся к вам великих и святых обязанностей. Как будущие работницы в Церкви, как будущие и наиболее образованные члены общества, как будущие члены семьи, как будущие и наиболее сознательные носительницы заветов отшедших и отживших поколений, заветов веры, любви, чистоты, смирения, скромности, – вы нам милы и дороги, вы привлекаете к себе надежды не только ваших родителей, но и общества, и государства. Не оттого ли с такою чуткостью, с таким болезненно-напряженным вниманием относятся к делу воспитания детей люди самых различных направлений. Печально зрелище борьбы этих направлений около школы и невинных детей, когда одним хочется воспитать их, по примеру Богоматери, под крылом Церкви, напоить их благочестием, внедрить и вдохнуть в них начала любви к Богу, к ближним, отечеству, любви и послушания Матери-Церкви, – а другим хочется оторвать детей от родной почвы, воспитать на началах чуждых и для этого прежде всего отчуждить и оторвать от Церкви. Печально зрелище этой борьбы; но да будет благословенно имя незабвенного почившего Царя-Миротворца, да будет благословенно имя нашего здравствующего возлюбленного Государя: Их воля о воспитании детей в нашем отечестве ясно и твердо высказана. Отечество нуждается в таких деятелях, которые воспитаны будут в духе православия и под кровом храмов Божиих. Растите же и вы, дети, под этою благостною сенью, живите, по примеру Богоматери, здесь, у храма Божия. Она провела свои детские годы при храме в трудах и молитве: молитесь и вы, трудитесь и вы, не будьте белоручками, обузой семьи и общества; Она начала свое воспитание полным послушанием воле родителей: сделайте то же и вы; Она закончила свое воспитание обетом всецело посвятить Себя Богу: обещайте и вы отдать сами себе и друг другу и весь живот свой Христу Господу – служить добру, бороться со злом, отдаться долгу, какой Господь укажет в жизни, всецело, безраздельно. «Никто, возложивши руку на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для царствия Божия» (Лк. 9:62). А вам что сказать, родители, старшие, воспитатели? Пред вами Иоаким и Анна, приведшие Дочь свою ко храму Господа. Ему они вверили и отдали выпрошенное и вымоленное сокровище, бесценное, бесконечно дорогое, как только может быть дорого дитя отцу и матери. Слышите ли и вы голос нашего Спасителя: «пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им»? (Мк. 10:14.) Видите ли кругом в жизни, что народились или, лучше сказать, выродились люди, к которым прямо и буквально обратить можно это гневное предостережение Господа?

О, пустите детей приходить ко Христу, и во имя истинной любви к ним, во имя их блага не препятствуйте им. Вступит некогда ваше дитя в возраст, окружит его многошумная и многосложная жизнь людская, – и придут, придут дни печалей и скорбей, настанут дни горя и туги сердца и будут надрывать молодую грудь; зависть вокруг него сплетет свои сети, ненависть наточит свой нож... Пустите ребенка теперь ко Христу, и он в будущем не озлобится, не останется одиноким без утешения; он будет знать, куда и к кому обратиться: в храме, в котором услаждался он дитятей, обратится он к Богу, хранителю своего детства; во святых алтарях Его, как бесприютная птица, найдет он себе храмину успокоения, и как бездомная горлица – гнездо свое... (Пс. 88:4). Будут скорби, будут болезни и страдания, – он скажет с царственным пророком: ты скроешь меня, Господи, в селении Твоем в день зол моих (Пс. 25:5). Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня; цепи ада облегли меня и сети смерти опутали меня; в тесноте моей я призвал Господа и к Богу моему помолился, и Он услышал от чертога Своего голос мой и вопль мой дошел до слуха Его (Пс. 17:5–7).

Уходили многие от веры и Церкви и долго, и много бродили по распутьям мира; но в кладенцах сокрушенных – в безводных колодцах мира они не могли утолить жажды своего бессмертного духа, не находили утешения, не могли заполнить пустоты души и сердца и в тоске, в унынии на пути своих скитаний иногда случайно попадали в Божий храм... И вдруг мановением чудной власти открывалось пред ними все прошлое, вспоминалось им далекое и милое детство с его горячею верою, осеняла их тихая радость, в душу входило чувство близости к Богу⁶⁷: и не раз бывало, что плакали сладко скорбные очи, трепетали молитвой закрытые для нее прежде уста, сами собою сгибались непослушные прежде колена, и приходили опять к вере и истине блудные дети Церкви...

А мы с вами, братие? Счастливы мы, если сохранили частицу детской веры, детских чувств, если умеем молиться по-детски! Детскими чувствами, в самозабвении слышим и мы тогда здесь, во храме, как бы бесшумный шелест чьих-то риз, как бы веяние и трепетание чьих-то крыл, чье-то невидимое, но осязательное и сладостное присутствие: то Христос коснулся души нашей, воспламененной детскою верою, то ангелы глянули нам в душу и приникли в тайники ее... Хотите ли детям этого счастья на всю жизнь, хотите ли, чтоб они не испытывали никогда ни мрачного отчаяния, ни ужасов мертвящего безверия, ни страха духовного одиночества, ни мук и терзаний блудного сына: тогда пустите их приходить ко Христу и не препятствуйте им! Пустите их, по примеру Иоакима и Анны, к вере, ко храму Божию и молитве, к религиозному научению и воспитанию; не препятствуйте, напротив, помогайте им в этом деле и словом, и лаской, и примером собственной жизни!

Милые дети! Счастливы вы, что введены во храм вашими родителями и воспитателями, по образу Приснодевы. Ее именем и радостью нынешнего праздника мы просим вас и молим: останьтесь детьми пред Богом навеки! Сохраните детскую веру, детское послушание Церкви, детские чувства и детское умиление молитвы, и, введения во храм Господень, останьтесь в нем духом навсегда, до последнего вздоха вашей жизни! Аминь.

Мы переживаем год знаменательных воспоминаний. Ардаган, Карс, Баязет, Эрзерум, Плевна, Шипка, Aдpиaнополь, София и Сан-Стефано – это только особо выдающиеся и памятные имена, говорящие об исключительно блестящих страницах из истории минувшей четверть века назад славной русско-турецкой войны.

Удивительно быстро живет русское общество, движется русская жизнь! Четверть века – небольшой промежуток времени, но за эти годы как много мы пережили, как много видели и на печальной памяти берлинском конгрессе, и на Балканах, среди болгар и сербов, и у себя дома, во внутренней жизни России... Довольно сказать, что за это время мы переживаем третье царствование; довольно сказать, что тот мощный, всеувлекающий объединительный взрыв благороднейших чувств русского народа, пред объявлением войны Турции всколыхнувший сердца, заставивший смолкнуть все домашние мелкие счеты и неурядицы, – все это теперь представляется нам в чудной идеализации как бы давным давно пережитого прошлого.

Да, мы многое пережили после знаменитой войны и, можно сказать, уже отходим от нее в даль исторической перспективы. При таких условиях и наши суждения о ней, и наши впечатления от нее будут, если не так живы и непосредственны, зато более глубоки и осмысленны: мы имеем возможность теперь смотреть на нее в связи событий, в общем плане истории, с высших, объединительных точек зрения.

Вчера помянули мы молитвою на брани убиенных плевненских героев. Сегодня благодарим Бога браней и Господа воинства за дарованную 25 лет назад победу; еще раз благодарно вспоминаем почивших героев; воздаем хвалу оставшимся в живых; хвалу благодарную свидетельствуем русскому воинству; радостно сознаем, что есть чем утешиться, есть чем питаться и возрастать нашему законному патриотическому чувству. Все это прекрасно и всему этому надлежит быть.

Но то, что случилось после войны: и берлинский конгресс, и события среди балканских народов, успевших удивить мир неблагодарностью, не омрачает ли нашей радости? Всеобщий подъем духа в России пред войною не сменился ли унынием и разочарованием? Стоила ли война тех жертв, что она поглотила? Не напрасно ли мы и доныне несем в области экономической жизни ее тяжкие последствия?.. Раздавались и раздаются ведь нередко эти голоса уныния и разочарования!..

И вот, стоя теперь на отдалении, нам виднее, нам понятнее события прошлого. Нет, истинно великого дела и истинно высокого подвига никто и ничто не умалит: ни кажущиеся неудачи, и никакие осуждения! Нет, не напрасно русский народ предпринял свой подвиг! Нет, не обмануло его сердце! И не даром принесли вы жертвы жизнью и кровью, почившие герои наши!

Над жизнью временною властны законы вечности; над событиями местными, единичными высятся планы и законы истории всемирной. Во имя этих-то законов, во имя своей мировой задачи, повинуясь своему высшему долгу, своему всемирному призванию, и подъял русский народ все тяготы минувшей войны.

К глубокому, к глубочайшему прискорбию, при несовершенном порядки жизни, в котором мы живем, войны неизбежны. Но есть войны корыстные, предпринимаемые ради узкого блага народного, ради захвата, ради обогащения. Этими войнами полна история Западной Европы. Есть другие войны – войны идейные; они не несут народу корысти, они часто, с точки зрения выгод государственных, понимаемых в грубом, материальном смысле, по-видимому, вредны для народа; но они подымают дух, они осмысливают существование народа, они дают ему право на почетное место в общечеловеческой жизни. Такими войнами богата русская история, и особенно история всего минувшего девятнадцатого столетия. Осуждать ли за это народ, с высших, нравственных точек зрения? Считать ли это, попросту говоря, нашею глупостью, как это нередко повторяем мы, русские люди, вообще слишком склонные к самоосуждению? Но тогда и в жизни отдельных лиц нужно признавать умными только людей холодного рассчета, а глупыми – всех, способных на порыв, на великодушие и самопожертвование. Против этого, однако, возмутится всякая здравая совесть.

Глубоко воспитало православие в русском народе эти благородные порывы самопожертвования, жалости к обездоленным братьям. И не даром Провидение из всех народов, исповедующих православие, избрало Русь во главу их, чтобы чуткое сердце ее болезненно отзывалось на всякое страдание в православном мире. Мы намеренно говорим, что воспитало в этом духе народ наш именно православие. Давно протоптана русскою ногою дорога и на Дунай, и к Черному морю, и к самому Цареграду. Более тысячи лет мы знаем эту дорогу; она усеяна костями, напоена кровью наших предков. Но иначе ходили туда Олег и Святослав – язычники; и иначе ходили новые наши витязи и благоверные Императоры, кончая приснопамятными Николаем I, Александром II, Александром III. Не спорим, у людей государственных было историческое желание «овладеть проливами», но о нем если и думали, то думали единицы, а миллионы народа в течение столетия посылали на смерть лучших сынов своих, жертвовали кровными копейками, проливали слезы в молитвах, чуждые всякой мысли «о проливах», руководясь исключительно возвышенными христианскими чувствами. Это не клич «объединение Германии»; это не желание обладать золотыми рудниками в Африке или выгодными морскими путями и судовыми стоянками... Нет, здесь была вековая борьба света и тьмы, креста и полумесяца, начала христианства, несущих жизнь миру и спасение, и начал мусульманства, несущих ему дикость и озверение.

Стоит только бросить беспристрастный вгляд на прошлые судьбы мировые, на судьбы культурного и образованного человечества, чтоб убедиться в сказанном, чтоб увидать, какое великое, всечеловеческое значение имело наше святое, бесконечно дорогое нам православие. В знаменательную пору истории его приняли славянские народы. То было время, когда восточная половина мира христианского, исповедующая православие, освященная стопами Христа и Его апостолов, с древними и славными церквами, стала видимо склоняться к упадку пред налетевшею страшною грозою; она лишается силы, теряет область за областью и, наконец, совсем подпадает власти турок. Но умирающая Византия из недр своих изводит равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия, и сокровище веры и истины находит новое хранилище среди молодых народов славянских, полных жизни, сил и способностей. Они должны были вступить в мировое призвание православия, они должны были и креститься огненным и кровавым крещением, которое судил Господь Своей избраннице – Церкви православной от первых дней ее существования, в залоге ее славы и величия. Ибо что мы видим в дальнейшей истории?

Западный мир, свободный от врагов, удаленный от Турции, развивается и зреет умственно, приняв от гонимого турками Востока все сокровища образованности (в эпоху возрождения наук и искусств); народы его совершенствуются, постепенно формируются в благоустроенные государства, развивают науки и искусства, вырабатывают социальные отношения: все то, что называется европейскою культурою, европейскою цивилизацией. Какая, скажете, завидная доля! Какое захватывающее дух зрелище пышного расцвета и духовной жизни, открытий, изобретений, успехов! И какое невыгодное сравнение с восточными православными народностями, отставшими от этого умственного движения, от этой блестящей цивилизации!

Да, это верно. Но, братие возлюбленные, не спешите произносить укоризненный суд над нашим дорогим православием. Оно было велико в другой области, – в области терпения, страдания и подвига; оно, чуждое гордыни, веками доказавшее уменье воспитывать в своих сынах дух самоотречения и смирения, приготовило в православных народностях то, без чего погибла бы на заре жизни блестящая культура Западной Европы. Мы, православные народы, спасли ее своею кровью, своими вековыми, ужасающими страданиями; мы отстояли от врагов общечеловеческое всемирное сокровище культуры и образованности. Кровавым полукругом страданий оградили с востока и юга европейскую жизнь православные народы. Проследите мысленно по карте мира. Там, на востоке и северо-востоке Европы, своею грудью встретила православная Pocсия дикие полчища монголов, скоро принявших изуверный ислам; ценою собственной свободы, ценою задержки своего духовного роста и внутренней жизни она остановила их на пути в Европу у ворот Киева и Галицкой Руси. Своею кровью здесь, на юго-востоке, залила родную землю православнаяГрузия; ценою вековых страданий и беспрерывных разгромов удержала она напоры фанатичных и жестоких персов и турок. В долгой мучительной агонии умирала православная Византия с ее православными народностями – греками, сирийцами, арабами, коптами; умирала под гнетом дикого, изуверного народа, простирала руки к Западу, звала на помощь, но осталась одинокою; отдавала она врагу область за областью, отдала и престольный Царьград, красу мира, столицу христианства, потом умерла, великая и в самой смерти своей... А дикий враг шел все дальше и дальше, к пределам образованной Европы. Вот он уже в виду Вены, у сердца Европы... Что было бы с нею, с этой образованной Европой? Было бы то, что сталось с Египтом, Сирией и Малой Азией, где вместо древней блестящей образованности царит теперь глубокий умственный мрак, где на месте древних цветущих городов, бывших центрами и родиной просвещения, лежат одни развалины... Было бы то, что сталось с древней Византией, где под пятой ислама погибли веками накоплявшиеся духовные и материальные богатства, где убита творческая мысль, где умолкло свободное и образованное греческое слово, где безжалостно разбита и поникла в бессилии главою великая и славная Церковь, краса христианства, мать величайших отцов, глубочайших богословов, христианских философов, златословесных учителей. Эта судьба после Византии постигла бы и Европу, если бы на пути разрушительного шествия врага христианства и цивилизации в мученическом подвиге не полегли на полях Коссовых, на берегах Дуная, под стенами городов и монастырей, в горах и на равнинах православные молдавы, православные болгары, православные сербы, православные черногорцы...

Они задержали разрушительный поток, но надолго потеряли свою политическую самостоятельность. Залитые кровью, задавленные врагом, отрезанные от Европы, народы православные в рабской доле отстали духовно от образованности европейской, но не потеряли ни уменья чувствовать по-христиански, ни своей духовной самобытности. Это сохранило для них православие. И пришла к ним пора светлых надежд и возрождения! И пришла бы эта пора к ним и раньше, если бы спасенная ими Западная Европа не вступила в позорный, противоестественный союз с врагом христианства, если бы она не давала Турции оружия, войска и денег, если бы она не заливала кровью нашего Севастополя, если бы она, например, устыдилась хотя бы в первый день св. Пасхи бомбардировать беззащитную Одессу (11 апреля 1854 г.)...

Первою стряхнула с себя рабство Русь. Стала расти она, как сказочный богатырь, стала шириться и теснить врага христианства и в Казани, и Астрахани, и в дальней Сибири, и на Кавказе, и в Крыму. Все ближе и ближе она подходила к вратам адовым, именуемым блистательною Портою, и вытеснила ее с переднего Кавказа, вытеснила ее, a вместе и Персию из Грузии, огнь и меч вносила она в сердце зверя – губителя христианских народов. Народ русский смотрел на себя в этом деле, как на исполнителя воли Божией; в течение двух последних столетий он только и знал, что приносил жертвы за жертвами на войны с Турцией за Гроб Господень, за единоверные народы. Русский народ не мог отделить от своего бытия злой задачи. И вот, все угнетенные народности Востока к нему стали протягивать руки, у него привыкли искать защиты; имя России сделалось славно по всему Востоку. И стало завидно образованной Европе: и явно и тайно становилась она на пути русского богатыря; и явно и тайно, то союзами, то конгрессами, то угрозой войны, то открытою коалицией держав, то интригами среди православных народностей, то интригами внутри России среди ее домашних врагов, получающих из-за границы поддержку и сочувствием, и деньгами, – она старалась подорвать и ослабить великий подвиг России. Отсюда севастопольский погром, отсюда берлинский конгресс, отсюда, главным образом, и наши внутренние нестроения, отсюда и балканская смута даже до дне сего.

Но Россия ведь и не искала корысти в своих войнах с Турцией. Россия только исполняла свой долг. В страданиях – залог будущей славы, силы, величия. Вечно слово: кто душу свою (жизнь свою) хочет спасти, тот погубить ее, а кто погубить душу свою (жизнь свою) ради Христа и евангелия, тот спасет ее (Мк. 8:35). Но и заклятые враги наши не посмеют отрицать того, что русский народ, действительно, шел в прошлую войну освобождать единоверных братьев только во имя Христа и Его евангелия.

Поэтому ничто не может омрачить радостного юбилея славной войны, беспримерной по благородству побуждений к ней. И в нынешний день, смотря на русских воинов, мы чтим в них не только мужественных ратников, не только храбрых защитников отечества: мы чтим в них и видимых совершителей невидимых судеб Божиих, исполнителей того, чего в продолжение столетий пламенно ожидали народы Востока, что составляло веру и упование их мучеников и страдальцев. И Церковь православная достойно и праведно радуется сегодня, ибо в указаном нами ходе всемирной истории она была одушевляющим и объединяющим началом жизни страдающих народов Востока.

Пусть же никогда не померкнет в нашем сознании мировое призвание Руси православной! Пусть не уныние, а сознание исполненного долга и заветов всей минувшей истории – вот что вдохновляет нас в переживаемых воспоминаниях минувшей войны; все, что было после войны горького и неприятного, все это – облачко: пройдет оно. Pocсия стояла на верху высоты всемирной – одна пред лицом Бога и людей; все прочее возлюбило выгоды земные и водилось недостойными рассчетами. Что же удивляться, что это святое призвание потребовало напряжения всех сил и средств народных? Но отказаться от великого и святого подвига – значило бы отказаться от предопределения Божия и от нравственного права на существование. Ясно и твердо это предопределение, и как бы искусственно ни оживляли разлагающийся труп ислама, как бы народы Западной Европы ни поддерживали знамени Магомета, оно ветшает на наших глазах, рвется по частям; ислам разлагается воочию. Это знает и чувствует прежде всего он сам.

Пусть же никогда не умрет в нас и среди нас способность к благородым порывам, к идейным начинаниям и подвигам! Пусть Древо жизни, Крест Христов, нами подъятый над полумесяцем, останется навсегда нашим знаменем и вместе символом спасения от врагов видимых и невидимых: сим победиши! Пусть сознание цены нашего православия растет и в ширь и в глубь в нашей дорогой родине: оно соделало нас великим, мировым народом, пусть же пребудет оно во веки веков нашею святынею, источником самых возвышенных и благородных подвигов!

Заключим наше слово словами св. апостола, преисполненными глубокого религиозного трепета и благоговения, – тех чувств, которые так мощно проявлялись в русских сердцах во все наши народные войны:

Братие! «Богу благодарение, всегда победители нас творящему о Христе Иисусе» (2Кор. 2:14). Аминь.

Как от теревинфа и как от дуба, когда они срублены, остается корень их, так святое семя будет корнем ее (Ис. 6:13).

Это – слова Господа, обращенные некогда к пророку Исаии при самом избрании его на пророческое служение. В тяжелую пору жизни древнего Израиля к нему послан был великий проповедник и глашатай слова Божия. Тяжело было и пророку исполнить Божественное посланничество. Кругом его в жизни родного ему края и народа как бы развертывался свиток, виденный некогда другим пророком, свиток, на котором вписаны были роковые слова: «рыдание, жалость и горе». Погибал древний богоизбранный Израиль; погибал народ священников и пророков, – народ, который был наследником великих и святых обетований. Отовсюду, как жадные хищники, зачуявшие добычу, налетели на него враги. С севера и юга терзали его безбожные язычники, а внутри царила неурядица, измена веры, побиение пророков, озлобление за всякое слово правдивого обличения. При таком положении чей дух не предался бы отчаянию, чье сердце оказалось бы твердым, полным веры и упования?

И вот Господь при посольстве пророка на проповедь дает ему в напутие, как светлое утешение будущего, как поддержку среди грядущих испытаний и преследований, радостное указание. Как бы так говорить Он: «Не погибнет твой народ, не погибнет твоя родина. Как от терновника, и как от дуба, когда они и срублены, остается корень их, так и святое семя будет корнем ее». Срубят враги древо Израиля; безжалостно расхитят его ветви и ствол, но нужно стараться, чтобы остался корень его. И придет пора, наступят счастливые дни, когда от корня побегут могучие отпрыски, обновится как бы замершая жизнь; отрастут снова зеленеющие ветви, вырастет и ствол, радостно зашумит воскресшее дерево, заиграет в нем бодрая и веселая жизнь... И виделось пророку сквозь мглу грядущих веков: вот обновляется новый Иерусалим, крепнет духовно народ; от него исходит слово Божие, слышимое всей земле; явлена будет гора Божия, дом Божий среди него; от Сиона исходит закон и слово Господне от Иерусалима. Объятый пророческим вдохновением, Исаия восклицает: «Возвеселись неплодная, нерождающая, возгласи, возопий нечревоболевшая, ибо много чад у оставленной, – больше, чем у имеющей мужа» (Ис. главы 2, 54, 60). Свершится это чудо духовного умножения; обновятся алтари, воздвигнутся запустевшие святыни!

Не в смысле плотском исполнилось это заветное предречение и желание пророка, а в смысле духовном; не в обыкновенном политическом смысле воскрес древний Израиль, никогда и прежде не игравший видной и мировой политической роли, а в смысле сохранения и развития того животворного корня, который составляет сущность и основание бытия н богоизбрания древнего Израиля, т.е. веры истинной и всемирных чаяний боговоплощения. Не полководцы и завоеватели, не правители, не служители земного устроения народа еврейского спасут его от гибели; это сделают люди, названные выразительным именем: семя святое. Под этим именем в священном писании разумеются люди благочестивые, для которых воля Бога, исполнение Его закона составляет в жизни все; это люди религиозные, набожные, согретые святым огнем горячей, ревнующей веры. Они спасут Израиля. Они сохранять в нем жизнь, они дадут ему духовное бытие, заслугу в очах Божиих, и славу в признательной памяти людей, наследников их великого и святого духовного достояния.

Все это приходит нам на мысль в настоящие торжественные минуты возобновления вековой Ахтальской святыни. По широкому раздолью этой прекрасной страны, в этих горах и долинах издавна жил и живет народ – дорогое достояние Божие, народ верующий, древнеправославный. В цветущую пору его жизни, в расцвет его самосознания, его духовного роста, его веры, благочестия, образованности, усилиями благочестивых царей, заботами святых пастырей, – вольным – во имя Бога, во имя высших задач человеческого существования, – вольным напряжением всех сил благочестивого народа, яркими свечами пред Богом по горам и долам засияли величественные храмы, выросли святые обители, устроились тысячи алтарей и освятили эту землю. Нет человека, который не отнесся бы к этим священным памятникам с глубоким благоговением; нет человека, который не отнесся бы с почтительным удивлением к народу грузинскому, который так красноречиво, в назидание векам, засвидетельствовал о своем благочестии.

Но пришла для него тяжелая пора – и пусть не смущается этим никакая верующая душа: Бог нередко праведным посылал страдания; Бог нередко, как золото в горниле, испытывал и укреплял в испытаниях веру преданных Своих сынов от Авраама и Иова до мучеников христианских, от первых дней миробытия и до наших дней и до скончания мира. Пришла для Грузии тяжелая пора. Как древний Израиль, народ грузинский погибал от руки врагов. Не с севера только и юга, но и с запада и востока налетели на него монголы, арабы, персы, турки, лезгины – дикие сыны ислама, век за веком заливали кровью эту страну благочестия, избивали ее сынов, разрушали ее храмы и обители, оскверняли ее святыни и, наконец, до дна и совершенно исчерпали, как у древнего Израиля, политическое бытие народа. Умирающая Иверия могла сказать и жаловаться Богу словами древнего пророка: «Боже, пршдоша язы́цы в достояние Твое, оскверниша храм святый Твой, положиша Иерусалим яко овощное хранилище, положиша трупия раб твоих брашно птицам небесным, плоти преподобных Твоих зверем земным; пролияша кровь их, яко воду окрест Иерусалима – и не бе погребаяй» (Пс. 78:1–3).

Одна за другою обрублены были ветви древа жизни народной, исчез и самый ствол его: Грузия уже не могла более существовать, как политическое тело. Но остался от нее корень духовной жизни народа, – а дух ведь дороже тела! Он не умер, этот корень, и не иссох; он мог еще дать могучие отпрыски, если бы засияли над ним теплые и ясные дни, если бы склонился над ним кто-либо с заботливою любовию... И пришли для Грузии эти светлые дни. Уже было в смертельной опасности святое святых духовной жизни народа – его вера; уже лежали в развалинах его святыни; уже десятки тысяч его сынов, под влиянием невыносимого гнета врагов, отступили от веры и потянулись к черному морю мусульманства... Но от севера пришло избавление. Пришел народ святорусский, единоверный, и ценою великих жертв и геройских усилий вырвал Грузию из когтей врага, и спас народную душу ее. Родство по духу и вере выше и крепче родства по плоти: Россия и Грузия соединились и срослись навеки неразрывными узами. Что залечит жестокие раны этой страны? Что принесет ей спасение и обновление жизни? Ответом служат слова пророка: семя святое будет корнем ее. Вся забота внешнего устроения жизни – правления, суда, воинствования – взята теперь в сильные и надежные руки. В этом отношении народ грузинский гораздо счастливее древнего Израиля, покоренного врагами силою оружия, а не отдавшегося, как Грузия, добровольно, подчиненного языческому государству, а не соединенного, как Грузия, с единоверным и братским народом. Но настоит теперь забота об оживлении духовного корня народной жизни. Да будут благословенны святые усилия тех, кто желает воскресить веру народную в красоте ее древнего здесь процветания, кто хочет возвратить отпадших от Церкви, кто хочет путем богослужения, проповеди, путем воспитательной школы внести свет во тьму неведения, в религиозное сознание народа; кто возстановляет древние святыни и будит в народе воспоминания о древнем благочестии, кто вносит в жизнь этого края начала христианской веры, кто поддерживает здесь вековую и неустанную денно-нощную труженицу – Церковь святую православную. И слава Богу! Можно воскликнуть с древним пророком: «возвеселися неплоды нераждающая, возгласи и возопий... яко много чада пустыя паче, нежели имущия мужа!» Совершается и растет здесь на наших глазах дело Божие, несмотря на противодействия его явных врагов и на иудино окаянство его мнимых друзей и радетелей! Зеленеют отпрыски духовного корня жизни народа, растут просветительные учреждения. Выходите же, выходите вы, истинное семя святое, трудитесь над нивою Божиею! Все здесь истинно народное, все церковное во всех областях жизни, все древне-православное, все свято-преданное да будет предметом нашей заботливой любви, охранения, нежного ухода! Здесь и сейчас – живое свидетельство этого. Восстановляется вековая святыня Ахтальская, увы, пока еще в пустыне, которая 1000 лет тому назад была раем земным, была богата и славна своим многочисленным христианским населением. Но да не смущается сердце наше! Царство Боже подобно зерну горчичному; люди благочестивые – семя святое. Велика жизненная сила зерна или семени. При раскопках древних могил в далеком от нас Египте ученые люди находили зерна в руках засохших трупов мертвецов, положенные туда по старинному обычаю. Пять тысяч лет могильного холода и мрака пронеслись над этими зернами, но когда их посеяли в землю, они в первый же год дали пышные всходы... Еще выше, неизмеримо сильнее и важнее значение семени святого в жизни людей: оно мощно, оно живуче и преемственно-вековечно. И смотрите: смолкли здесь стоны убиваемых, отошли, отброшены враги – и где их сила? От монголов остались жалкие останки; Турция и Персия и в телесном и в духовном отношениях – трупы, над которыми уже веют призраки смерти. А православные народности, ими никогда задавленные и порабощенные, живы; а вера Христова не умерла; а будущее православия и православных народов – светло и жизнерадостно. Все это сделало семя святое. И только что оно явилось сюда на развалины этой древней святыни, – как немедленно появились молодые и новые его отпрыски: обновлен и спасен от гибели один храм; освящен сейчас другой; устрояется обитель, приобретает насельников; замышляется ycтроение школы. А вчера, в буквальном смысле только вчера, волею архипастыря присоединены к обители еще окрестные древние святыни, чудные памятники расцвета здесь православия. И кто знает: быть может, святыни, как грады, верху горы стоящие, стянут к себе окрестных жителей и отсюда изыдет закон и слово Господне во всю страну. Нам не дождаться, быть может, этой поры: но мы сеем в духе, а не в плоть, в грядущее, так же, как в настоящее.

Да будет же благословенно и приумножено в нашем крае семя святое! Истинное счастье Грузии – ее сохраненная вера, истинное отечество ее – православие, истинный корень ее жизни – Церковь Христова. А в Церкви несть эллин и иудей. Кто бы ни возобновил эту святыню – русский ли монах, или природный грузин, на русские ли даяния от благочестивых сынов внутренней России, или на местные жертвы, – не все ли равно? Кто бы ни сеял, кто бы ни поливал, возрастит все Бог, – так говорит апостол (1Кор. 3:6). Лишь бы только возобновлялись святыни, лишь бы укреплялась и возгревалась вера, лишь бы росло и ширилось православие. Кто истинно любит Грузию, кто желает истинного добра ей и всему нашему краю, тот должен служить ей, главным образом, именно в этой духовной области жизни. Ибо семя святое – стояние народа. Не политики, не завоеватели, не управители и устроители внешней жизни обновят и укрепят задавленный историческими невзгодами народ: корень его жизни – духовные, а не плотские сокровища. Пусть сохранятся ветви и ствол дерева. Но если погиб корень, и они погибнут. Иное дело, если жив и силен корень. Тогда по отношению к этой стране действенно будет слово пророка, которым мы и начали и заключаем нынешнюю беседу: «Как от теревинфа и как от дуба, когда они и срублены, остается корень их, так святое семя будет корнем ее!» Аминь.

Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии; аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий (Пс. 126:1).

Это – слова священной библейской мудрости. Глубоко начертаны они на сердце нашего русского народа, глубоко усвоены всем складом его жизни. Верит народ наш, что всякое дело нужно и начинать, и продолжать, и оканчивать, охраняя его молитвою, не в самомнительной гордыне, не в самонадеянном уповании на собственные слабые силы, а в смиренной мольбе о помощи Божией.

Как отрадно знать и видеть, что, последуя этим христианским убеждениям нашего народа, в благочестивом усердии явились ныне и вы, достопочтенные мужи совета и власти, к алтарю Господню в день столетия существования важнейшего в государственном организме России учреждения, которому вы споспешествуете трудами вашими на этой далекой русской окраине! Да благословит Господь ваше благочестивое усердие, ваши входы и исходы, деяния, словеса и помышления!

Христианство никогда не указывало и не начертывало в точных и определенных формах какого-либо государственного порядка или общественного устройства. Всемирное, вселенское и вечное, сеющее в дух, а не в плоть, указывающее на небо, а не на землю, – оно было чуждо вопросов о государственных учреждениях или о формах общественной жизни. Но, не предписывая в этом отношении никаких определенных установлений, оно, тем не менее, ясно указало их общий смысл и значение и тем возвысило их и одухотворило: оно смотрит на них, как на служебное орудие для достижения нравственных целей, как на средство проведения в жизнь и осуществления христианских начал и заповедей евангелия. Здесь именно глубокий смысл и оправдание его союза с государством.

Каково бы ни было это государство, в какие бы формы ни отливалась жизнь царства человеческого, – по учению христианства, оно прежде всего и главнее всего должно служить задачам царства Божия.

Полною мерою любви, всею горячностью молитвы Церковь призывала и низводила благословение Божие на главы венчанных христианских царей, начиная от равноапостольного Константина и до наших российских боголюбивых Монархов. Из уст апостолов поучалась она воздевать на всяком месте преподобные руки (1Тим. 2:8) и творити молитвы, моления, прошения и благодарения не только за царя, но и за тех, иже во власти суть (ст. 2), т.е. за вас, возлюбленные братья! С проникновенною сердечностью, с глубоким умилением неизменно поминает она в священный час литургии даже в тайных молитвах, неслышимых народу, всякое начало и власть и иже в палате братию нашу (литург. Св. Bacилия Великого); на торжественных и всенародных молениях вслух верующих просит она Господа, чтоб Он управлял подчиненные Государю правительства на путь истины и правды.

Всего этого желает Церковь для целей царствия Божия, молится она о царь и властях, да и мы в тишине их тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте (1Тим. 2:1). Помнит Церковь Христова, что для этого у власти, по слову Божию, должны быть мужи смысленные, смотреливые, добрые советники (Втор. 1:13); помнит она страшные прещения Божии народам, которым, как величайшее наказание за грех и нечестие, Господь обещает поставить юношей в князья и безумных в правители, т.е. грозит наказать неустройствами государственной жизни (Ис. 3:4).

Итак, если служители земной власти ищут помощи у Церкви и чрез нее, как вы сейчас, приносят смиренные свои молитвы Богу, то и Церковь не может быть чуждою и холодною к ним не потому только, что они – ее сыны, что они, как христиане, ищут ее молитвы, но и потому, что они – служители богоустановленной власти и благословенного Богом государства. И нужно ли долго и много изъяснять, как русская Церковь с величайшими самоотвержением и самоотречением служила государству; как она охраняла Царей и народ, как скорбела она их скорбями и радовалась их радостями, как непрестанно молилась о Царе и царстве, как показывала в своих сынах, в назидание всему миру, здравый образ верноподданства и благоговения к Помазанникам Божиим? Можно сказать, что союз русской Церкви и русского государства – это единственный и беспримерный в истории союз непрестанной и верной любви и нерушимого мира. Союз их в Господе и для Господа, и посему к нему с полною верою можно приложить слова древнего святого Царя-пророка: «Господь созидает этот дом, Господь сохраняет этот град: оттого не всуе трудишася зиждущии и не всуе бде стрегий».

Здесь бы и конец нашему слову. Но оно невольно простирается далее, при виде современности, и от приведенных сейчас общих соображений и христианских чувствований переходит, в частности и в отдельности, к тому учреждению, представителей которого мы видим перед собою, разумеем Министерство Внутренних Дел. Ни одна другая отрасль государственного управления не служить так непосредственно и часто задачам Церкви, как это, облеченное самыми широкими полномочиями в России ведомство. Здесь охрана государственной и общественной безопасности; здесь борьба с врагами государства, которые, по тесной связи церковного и гражданского начала в России, всегда и неизменно в то же время и враги Церкви; здесь охранение целости народной веры и воспитание народа в духе православия и заповедей евангелия; здесь охранение народной мысли от соблазнов и растления печатного слова, этого обоюдоострого орудия, могущего служить и к великому созиданию, и к величайшему разрушению, смотря по тому, в чьих и в каких руках оно находится; здесь попечение о храмостроительстве, о приходской жизни, о приходском духовенстве; здесь борьба с сектантством; здесь указание нормального положения неправославных исповеданий и их отношений к господствующей Церкви; здесь ясно и неуклонно проводится мысль о том, что православие есть зиждительная сила России. Если позволительно и уместно привести сравнение какого-либо учреждения с указанным в псалме образом бодрствующего стража, то оно всего более приложимо к тому ведомству, представителями которого являетесь вы, достопочтенные слушатели.

Но если когда, то в наше время особенно важно и необходимо и нам и вам стоять во всеоружии на великой страже церковной и государственной; нужно подать друг другу руки, нужно соединиться и объединиться в великой работе и борьбе против грядущей смуты. Смута идет и надвигается со всех сторон, отрицательные течения усиливаются, враги государства и Церкви не дремлют. Да не смущается сердце наше! Пред соединением сил положительных, окрыленных верою и Божиим благословением, побледнеют в бессилии служители зла, сокрушатся и демонов немощные дерзости. Не оскудели мы и мужами смысленными. Во главе Министерства стоит теперь муж испытанной твердости, умудренный сединою лет и широкого государственного опыта, уже явивший мощь духа, твердость и непреклонность русского дела на далекой мятущейся окраине. Не напрасно Державная власть указала ему быть преемником человека, павшего от руки убийцы кровавою жертвою долга своего важного и ответственного служения. Сойдемся же все у алтаря Господня! Возверзем на Господа упования, печаль нашу перед ним возвестим! Разобщенные и разделенные вне союза во Христе и Его Церкви, мы и в силе явимся слабыми; но этот час молитвы, но это священное настоящее собрание наше, эти дорогие минуты взаимного и совместного предстояния Господу говорят нам о том, что мы не разделены, что мы живем и мыслим в единой вере и едином духе. Пусть же и впредь в веках грядущих в жизни России будет крепок союз Церкви и государства: в нем залог крепости и жизненности нашего царства. Да приидет оно «все в достоинство», как выражались наши предки, чтобы Господь созидал дом его, чтобы Господь охранял грады его, чтобы не всуе трудишася зиждущий и не всуе бде стрегий. Аминь.

Желанием досточтимой матушки игуменьи я ныне, помолившись с вами и о вас, возлюбленные сестры, и вы, дорогие дети, учащиеся призываюсь к слову поучения церковного. Знаю, что и вы, кое-что слышавши обо мне, может быть, надеетесь из уст моих получить урок особенно глубокий, особенно красноречивый. Таковым скажу, что если св. апостол Павел, этот величайший носитель даров естественных и благодатных, в своей проповеди отказывался от блестящих слов человеческого красноречия, то тем более я не стану и не могу никого удивлять искусством слова. Прихожу я к вам, возлюбленные, прежде всего, не только как грешник и во всем подобный вам человек, но как грешник, кающийся у врат святой обители, как грешник, ищущий обновления духа и примирения с Богом, ищущий покоя усталой душе и усталому сердцу, осуетившемуся в печалях века сего. Таково мое исповедание, которое я готов повторять пред всем миром. И благодарение Богу и вашей святой обители: здесь я услышал в душе моей как бы шелест крыл Христовых, здесь я ощутил как бы трепетанье крыл ангельских, здесь вкусил мой дух отрады и покоя, – и никогда я не чувствовал себя столь мирным и радостным, как здесь, посреди вас, возлюбленные инокини, и посреди этих милых детей, поучающихся закону Божию. После этого исповедания моей немощи и благодарности вам, и слово поучения моего уже будет не мое, а ваше. У вас и от вас возьмем его и продолжим то самое слово, которое неделю тому назад говорил я в вашей обители. Тогда у гроба св. Нины говорили мы о том, как велик и свят подвиг жития монашеского, и как блистает он высшею духовною пользою для осуетившегося мира. Тогда мы напоминали, что благочестие, которому вы служите, по слову апостола, на все полезно, имея обетование жизни и нынешней, и будущей.

Слышите ли, возлюбленные? Каждая вещь в мире имеет какую-либо пользу, а благочестие на все полезно, говорит апостол.

Что же такое это благочестие? Это есть вообще Христова вера, раскрывающаяся в умах и сердцах, в мыслях и в чувствах, в делах и во всей жизни христиан. Нет звания и состояния, нет возраста и положения, нет должности, нет обязанности, куда не входила бы вера со своими правилами и со своим благотворным влиянием. Монахи и мирские, мужчины и женщины, взрослые и дети, пастыри и пасомые – все мы объединяемся в вере, все в ней нуждаемся, и все только в ней находим основу нашей жизни. Вот почему все мы без различия можем предаться размышлению о вере, особенно здесь, где вера Христова, и только она одна, собрала вас в монастырь, где вере же Христовой поучают больше всего и вас, дети нашей монастырской школы. О вере напоминает нам сегодня и апостольское чтение; апостол Павел напоминает нам, что он был некогда гонителем Церкви Божией, но верою прозрел и стал на путь спасения. О вере говорит и нынешнее евангелие, которое рассказывает, как слепец в городе Иерихоне, слыша Христа путем мимоходяща, верою стал призывать Небесного Учителя и, прозрев духовно, удостоился и телесного прозрения.

Был некогда святой великий старец по имени Дидим, который был слеп совершенно. Но и слепой умудрен он был духом, изучил слово Божие – и речи из уст его благочестивых лились, как реки, назидая верующих. Раз в порыве уныния, беседуя с преподобным Антонием Великим, основателем монашеского жития, стал Дидим горько жаловаться на слепоту свою. «Зачем ты жалеешь, – сказал ему Антоний, – зачем ты жалеешь о том, что лишен глаз, которые имеют и животные, и мельчайшие мошки, и насекомые?» «Но ты имеешь глаза херувимские, которыми видишь духовный, мир ангельский, познаешь Бога, разумеешь славу Божию, зришь туда и к тому свету, который недоступен глазам обыкновенным.»

Так, возлюбленные, вера есть свет, вера есть очи души, озаряющие всякую совесть, и истинно говорит пророк: если не уверуете, то ничего не уразумеете. Как свет во тьме светится, светит и вера во тьме жизни, и блажен, кто приник к ней духом, и стократ блажен, кто вере чистой, святой и словом, и делом поучает ближних. Соберите все сокровища земли – они ничто пред верою; соберите всех мудрецов земли – они ничто пред верующим простецом. Как ребенок днем, при ярком свете солнца, лучше видит и находит дорогу, чем взрослый человек ночью, в темноте глубокой, так простец, необразованный, не умудрённый наукой, но верующий, при свете веры лучше видит и понимает путь и смысл жизни, чем множество умнейших, но неверующих мудрецов. И в этом – заслуга ваша, честные сестры, в этом ваша хвала, ваша честь, ваше служение миру, что вы, последовав всецело единой вере Христовой, ей безмолвно учите других, как бы продолжая подвиг проповеди и благовестия св. Нины. И в этом же – ваше утешение, возлюбленные.

Посмотрите вокруг себя. Кто не понимает, что миру нужны люди добрые, честные, исполнительные, любящие, не завистливые, не злобные, одним словом, – люди нравственные и добродетельные? Кто не понимает, что при отсутствии этих людей нравственных наступит не человеческое, а звериное существование мира? И, однако, что же делает людей нравственными и добрыми? Может быть закон и постановления человеческие? Но какими законами можно установить отношения мужа и жены, родителей и детей, братьев и сестер между собою? И что было бы, если бы вместо взаимной любви, взаимной заботливости и послушания младших старшим родители и дети справлялись с законами гражданскими? Далее: известно, что дурные дела имеют начало в дурных мыслях, чувствах и намерениях. Но какими законами можно запретить нечистый помысел, какой судья может судить за движения зависти, зложелательства, каким законом можно преследовать и покарать нечестивые пожелания? Только вера Христова может говорить совести; только вера может запретить самому желанию, только вера может поставить человека на самый страшный суд пред своей совестью и пред Богом. Такая вера вносит порядок и в житейские отношения, и кто проповедует и служит вере, тот, служа жизни вечной, делает доброю и жизнь временную.

Но может быть, если не законы, то наука и образованность могут сделать людей добродетельными и нравственными? Вы, учащиеся дети, знаете, что и это есть глубочайшее заблуждение. Помните, что люди великого ума бывают нередко великими злодеями. Помните, что люди весьма образованные и просвещенные часто бывают порочными и ведут себя хуже необразованных поселян. Отчего? Оттого, что они не подчинили себя благому закону Божию, закону веры. Начало премудрости есть страх Божий, а где нет этого страха Божия, там нет и истинной мудрости. И даже напротив: умный злодей гораздо опаснее глупого злодея, потому что он может и изобрести новые преступления, и удобнее скрыть их. Образование ума без образования сердца – это наостренный нож в руках младенца: неизвестно, куда он направит его. Ножом режут хлеб и кормят детей, ножом занимаются в мастерствах и трудятся на благо ближним, и тем же ножом разбойник на большой дороге лишает жизни невинного прохожего. Мышьяком лечат и исцеляют болезни, и им же отравляют человека. Так и образование есть благо при добром употреблении, и есть величайшее зло при дурном употребление. А доброму употреблению научит только вера и нравственность. Горе народу, который науки предпочитает добродетелям! Горе народу, который, желая образовать юношество, заботится только о просвещении ума его, оставляя в тени и в пренебрежении учение веры и нравственности. Горе народу, если он оставил свои храмы, перестал чтить святыни, перестал чтить тех, кто служит святыни и кто проповедует веру словом и жизнью! Вам, учащиеся здесь дети, это – завет на всю жизнь. Попадете ли вы в семьи или в школу, – где бы вы ни были, чем бы вы ни были, – прежде всего старайтесь научить вере порученных вам детей, и знайте, если вы дадите им веру, вы дали им все, а не дадите им веры, – это значит, вы не дали им ничего, и что бы вы ни делали, что бы ни говорили – писали на воде и ничему не научили. Это значит – вы послужили гибели своего народа. Ибо без веры нет счастья народам; об этом громко свидетельствует и настоящее и прошедшее, – а ведь из них родится и будущее!

Нужна народу крепкая власть правительства, – только вера внушает ему, что власть установлена Самим Богом и ей нужно повиноваться не только за гнев, но и за совесть; нужно в народе, уважение и законность, – вера учит нас, что и закон начертывается под влиянием Промысла Божия; нужно народу единение, мир, любовь и согласие, – вера внушает нам любить друг друга и даже самих врагов, терпеливо и кротко сносить неприятности, избегать гнева, вражды и распрей. Так вера есть душа общественного благоустройства!

Разве не о том же говорит нам и прошлая история человечества? Вера Христова прекратила человеческие жертвы, противные самой природе. Под влиянием веры князья и цари изменялись, делались отцами и попечителями народов, уменьшались опустошения и войны, смягчались военные обычаи, подданные стали покорнее, победители – умереннее и благороднее. И все, что есть теперь лучшего между людьми – в нравах, обычаях, в законах, в международных отношениях, в гражданском и семейном быту, – все это сделала вера Христова. Но особенно много сделала вера для вас, мои возлюбленные слушательницы, для вас – женщин. Недавно Бог привел мне побывать в странах чужих – в Персии и Турции, в странах мусульманского зловерия, – и я собственными очами видел, в каком положении находится там женщина.

Без преувеличения можно сказать, что женщина там поставлена хуже собаки, хуже последнего животного, она – как бы самое негодное из всех существ. Там даже по учению веры женщина – несчастный, изверженный человек, ее не пускают в дома молитвы, ей даже не указано места и в загробной жизни. А ведь Христос научил нас почитать женщину, Пречистую Богородицу выше всех из людей и выше херувимов и серафимов. Вера Христова поставила рядом с учениками Христа – жен-мироносиц, рядом с апостолами – святых Елену и Нину, рядом с Владимиром – Ольгу, рядом с мучениками – Софию, Веру, Надежду, Любовь, Екатерину, Варвару, Анастасию, Потамнину, Перепетую, Евфимию и др. Да, только вера Христова научила нас почитать женщину. Да, повторяем, только вера есть душа общественного благоустройства!

Судите же сами, как полезны подвиги тех, кто обрек себя служению вере Христовой в мирных обителях монашеских, как благотворна школа, в которой дети и сами поучаются Закону Божию и приготовляются к тому, чтобы в будущем учить детей своего народа словесам спасения. Судите, как благотворно их влияние на все окружающее. А ко всему этому прибавьте молитву; если мы – христиане, если мы верим в силу молитвы, то как же нам не благоговеть пред подвигами тех, которые среди суеты мира, среди забвения Бога и высших интересов ежедневно воссылают молитвы о царе и царстве, о властях духовных и гражданских, о мире всего мира, о благостоянии Божией Церкви, о плавающих, путешествующих, недугующих, страждуших, плененных, о всякой душе христианской скорбящей и озлобленной, милости Божией и помощи требующей?! Посему-то, пока будет стоять на земле христианство, пока будет стоять Церковь Божия, – будут стоять на земле и устроятся святые обители для ищущих подвига жития иноческого. И ничто не может искоренить их!

Бозлюбленные сестры! Небесный Дому владыка насадил плодовитую ниву нашей родимой русской земли пшеницей чистой благочестия. Русь во всем мире называют святою Русью, народ наш среди всех народов славится своим благочестием и набожностью, но за грехи наши, когда мы, Богом поставленные пастыри, спали, пришел враг и посеял плевелы посреди пшеницы. Разлив неверия в современной жизни ужасает душу, устрашают растущие секты и расколы, заставляют трепетать увеличивающиеся пороки и преступления.

В таких тяжких обстоятельствах только от веры Христовой можно ждать обновления и спасения.

Усугубим же веру свою, возлюбим ее всем сердцем; пастыри, увеличим ревность служения; учащие и учащиеся, будем гореть любовью к слову Божию, к учению веры и добродетели; граждане, деятели народа, понесем народу святую веру, а в святых обителях усугубим труд, усугубим усердие и подвиги, усугубим молитвы, Да сохранит Господь нашу землю святорусскую от духовной слепоты, от помрачения и оскудения веры. В том задача обителей, задача пастырства и школы, в том наша бессмертная заслуга, чтобы всем и каждому, всем всегда и везде напоминать не умолкая, что общество не может стоять без законов, а законы не сильны без нравственности, а нравственности нет и быть не может без веры и благочестия!

Благочестие же на все полезно, имея обетование жизни и нынешней и грядущей. Аминь.