Глава вторая. Обзор источников для хронологии Константинопольских патриархов от времени Халкидонского собора до Фотия

В ряду кратких исторических сочинений, дающих материал для изучения только части хронологии константинопольских патриархов интересующего нас периода, по времени первое место занимает хроника Марцеллина комита. Об авторе этой хроники и об условиях, среди которых она была написана, известно очень мало. Некоторые сведения о нем находятся в сочинениях Кассиодора, его младшего современника. По свидетельству Кассиодора, Марцеллин был комитом (comes – κoμης – rector)¹²⁰ в Иллирии, почему он называет его иногда просто Illyricianus¹²¹. По происхождению же Марцеллин был римлянин, как сообщает об этом один анонимный автор¹²². Это известие подтверждается еще тем, что в предисловия к своей хронике Марцеллин, упоминая об Иерониме, называет его noster Ieronymus, не употребляя того же «наш» по отношению к Евсевию, о котором ведет речь тут же¹²³. Последнее обстоятельство, между прочим, объясняет, почему Марцеллин, обозревая в своей хронике главным образом события, происходившие в восточной половине империи, и служа в чисто греческой стране, писал на латинском языке.

Хроника Марцеллина, которую читал и о которой говорит Кассиодор, обнимала собою период времени от начала царствования императора Феодосия Великого до начала царствования Юстиниана (ad fores imperii Iustiniani)¹²⁴. Поводом к написанию хроники по тому же Кассиодору было желание Марцеллина продолжить Иеронима, который перевел на латинский язык хронику Евсевия и довел ее до своего времени¹²⁵. Эти заметки Кассиодора, ценные и сами по себе, важны особенно потому, что ручаются за подлинность предисловия к хронике Марцеллина, в котором находятся мысли, выраженные Кассиодором, но с прибавлением нескольких ценных и точных подробностей. Сказав о своем желании продолжить хронику Иеронима, продолжателя Евсевия, Марцеллин замечает, что, пользуясь простым счислением по индиктам и консулам, он вел свою хронику сначала для ста сорока лет от консульства Олибрия и Авзония, 7-го индикта (379 г.), когда сделался императором Феодосий Великий, до консульства Магна (Magni), индикта 11 (519 г.), а потом продолжил свой труд еще на 16 лет до IV консульства императора Юстиниана (т. е. 534 г.) включительно, и таким образом написал хронику вместе для 156-летнего периода¹²⁶. В виду этих показаний самого Марцеллина, существующее в большинстве изданий его хроники прибавление еще на 32 года до 566 года нужно признать не принадлежащим Марцеллину. И его нет, действительно, в некоторых рукописях, которыми наприм. пользовался первый издатель хроники Марцеллина, как свидетельствует об этом Сирмонд¹²⁷.

Указанные краткие сведения дают право сделать из них очень полезные для нашей цели выводы. Так как естественно предполагать, что смерть Марцеллина последовала около того времени, когда он кончил свою хронику, приблизительно в тридцатые годы VI века, и так как даты в его труде для патриархов нашего периода: Епифания, Македония и Тимофея – включены в период от 495 до 511 г., то необходимо думать, что Марцеллин был современником всех их. А если к этому присоединить, что Марцеллин, хотя и был римлянином, но состоял на службе в восточной половине империи и был в частых сношениях со столицей и, следовательно, мог лично и непосредственно знать о переменах, там происходивших¹²⁸, то будет понятно, что его показания о времени правления названных патриархов должны быть поставлены на первом месте в ряду параллельных свидетельств других источников.

Не менее важно и продолжение хроники Марцеллина до 566-го года, сделанное анонимным писателем: оно содержит четыре даты для патриархов: Епифания (1) Анфима, (2) и Мины(1). Когда и кем сделано это продолжение? В тексте хроники прямого ответа на эти вопросы нет. Так как оно кончается 566-м годом, то, следуя обычному для этих случаев приему, нужно думать, что неизвестный автор его жил во второй половине VI-го столетия; и с большею даже вероятностью можно предполагать, что он написал свое продолжение хроники Марцеллина именно в 566 году. Основание для такого предположения мы находим в том, что автор последний год своего продолжения – 566-й – отмечает следующим образом: Ind. XIV post consulatiim Basilii v. с. XXV¹²⁹. Между тем именно с 566 года консулами начинают числиться постоянно только императоры, и 566-й год был не post consulatiim Basilii v. с. XXV, a post consulatiim Iustini lunioris II Solius, который именно в этом году в ноябре сделался преемником Юстиниана и начал собою ряд консульств одних только императоров¹³⁰. Отсюда следует заключить, что продолжатель Марцеллина закончил свое прибавление в 566 году, может быть, в начале года, когда весть о том, что консулом на 566-й год назначен Юстин младший, еще не успела распространиться по всем пределам империи. Из этой же неточности автора в обозначении консульства 566 г. нужно заключать и о том, что он жил не в восточной половине империи. Нужно думать, что он жил на Западе и именно в Италии. За это говорит множество частных данных, рассеянных в прибавлении к хронике Марцеллина, и общий характер ее. Автор весьма мало и обще пишет о восточной половине империи, на которой между тем было сосредоточено все внимание, Марцеллина, и говорит много и точно о событиях в Италии и в других странах Западной половины империи¹³¹. В виду этого хронологически показания продолжатели Марцеллина относительно константинопольских патриархов на первый взгляд могут представляться не столь надежными, как выше занимавшие нас показания самого Марцеллина, хотя бы они и шли от современника. Но недостаток ручательства за точность обследуемых нами дат с указанной стороны счастливо восполняется одним чисто случайным обстоятельством. Дело в том, что автор продолжения Марцеллина, сосредоточивающий свое внимание почти исключительно и всегда главным образом на событиях в западной половине империи, естественно не малую долю этого внимания уделяет папам, следит и обозначает точно во всех отношениях все, что случалось с ними и вокруг них. Вообще скупой на подробные хронологические показания, он, однако весьма точно, например, считает нужным отметить время невыдающегося события – отправления папы Вигилия в Константинополь в 547 году (VIII календы февраля)¹³², тщательно записывает лета правления Вигилия, Пелагия¹³³ и пр., – все подробности, имеющие место в продолжении Марцеллина почти исключительно только по отношению к папам. Благодаря этой именно внимательности продолжателя Марцеллина к папам, мы и имеем в его приписке четыре даты для хронологии трех константинопольских патриархов, при этом даты очень точные именно потому, что автор имел в виду отметить ими хорошо известные ему и интересовавшие его события из жизни папы Агапита; патриархов автор упомянул случайно, поскольку они стояли в том или другом отношении к папе Агапиту; но, очевидно, точность его показаний о них от этого нисколько не страдает, а, напротив, выигрывает. Так, под 535 годом автор говорит о прибытии папы Агапита в Константинополь, и это обстоятельство дает ему повод сказать о смерти в том же году патриарха Епифания и о возведения Анфима¹³⁴. Что патриарх упомянут тут только кстати, показывает самый ход речи в данном месте: заметка, что смерть одного из них и возведение другого случились ante adventum Агапита в Константинополь, явно говорит, что автор, упоминая патриархов, хотел только событиями из их жизни точнее определить хронологически события из жизни Агапита. Следя за деятельностью Агапита в Константинополе, автор естественно записывает тот факт, что Анфим в 536-м году по влиянию папы лишается кафедры, на которую¹³⁵ вступает, посвященный папой, Мина. Даты изгнания Анфима и возведения Мины, очевидно, опять случайны, но точность их, разумеется, от этого не уменьшается, а только увеличивается.

Итак, из хроники Марцеллина и ее продолжения мы имеем восемь нужных нам дат, достоверность которых утверждается на основаниях очень прочных и удовлетворяет всем условиям, при которых дата не может возбуждать сомнения.

В заключение скажем несколько слов о том, как даты хроники Марцеллина, который пользуется счислением по консулам и индиктам, переводить на года нашего обычного счисления. Обыкновенно в таких случаях, т. е. при пользования датами, обозначаемыми по консулам и индиктам, прибегают к помощи других памятников, где вместе с обозначением консулов и индиктов ведется и счет лет по той или другой эре. В данном случае наприм. можно пользоваться указаниями автора Chronicon Pascliale и др. Способ этот самый удобный и легкий, но не самый надежный, особенно если не проверить хронологические показания автора, с которыми сравнивают списки консулов и индиктов. При последующем пользования хроникой Марцеллина такой способ будет служить нам только для проверки каждой отдельной даты. Главную же точку опоры для решения вопроса, какому году нашего счисления отвечает тот или иной год хроники Марцеллина, помеченной консулом и индиктом, дает нам сам Марцеллин, когда годы консульства Маворция индикта V и императора Юстиниана индикта VI отмечает, как годы 197-й 198-й от основания столицы, т. е. Константинополя¹³⁶. Следовательно, нам нужно только узнать год объявления Константинополя столицею, чтобы иметь возможность, считая назад и вперед от двух указанных лет, определить, в какой год нашего счисления приходится то или другое консульство, помеченное в хронике Марцеллина. По общему мнению, наречение Константинополя столицей было в мае 330-го года¹³⁷. Отсюда легко годы Марцеллина переводить на годы нашего счисления. А зная, в какие годы нашей эры приходились консульства, помечаемые в хронике Марцеллина, мы этим воспользуемся для определения лет по консульствам и в хронике Виктора Тунунского, младшего современника Марцеллина. К этой хронике мы теперь и обратимся.

Тунун, где Виктор епископствовал, был незначительный городок в проконсульской Африке¹³⁸. – Некоторые сведения о его жизни, важные для суждения о достоинствах нужного нам хронологического материала в его труде, сообщаются в самой хронике, а затем Исидором Севильским¹³⁹. Исидор рассказывает, что в царствование Юстиниана Виктор, лишенный кафедры, был отправлен в ссылку в Египет; потом вызванный снова в Константинополь, за сопротивление императору и патриарху Евтихию по вопросу о трех главах был заключен в монастырь в Константинополе и там «как говорят», прибавляет Исидор, «умер»¹⁴⁰. В самой хронике Виктора, в общем, говорится тоже, только несколько подробнее и поправляется конец сообщения Исидора. После нескольких арестов и даже будто бы побоев (post plagas) в Константинополе и после вторичного заключения на одном острове, читаем в хронике, Виктор был отослан, наконец, в Александрию и посажен там в государственную Диоклетианову тюрьму¹⁴¹. Это было в 555 г. В следующем году Виктор снова вызывается в Константинополь и после диспута с противниками в последний раз ссылается в один монастырь неподалеку от Александрии¹⁴². Сопоставляя этот рассказ хроники с рассказом Исидора, нельзя не признать, что первый не принадлежит Виктору, а внесен кем-либо после его смерти: иначе трудно объяснить, зачем бы Исидор, читавший хронику, стал ссылаться на молву («как говорят») и как он мог бы сообщать ошибочные известия о его последней судьбе¹⁴³.

Все эти сведения о судьбе Виктора важны для нас в том отношении, что помогают решению вопроса, стоял ли Виктор в условиях, благоприятных для ознакомления его с историей Константинопольского патриархата. Ответ, так как судьба Виктора находилась в тесном соприкосновении с этим патриархатом, должен получиться утвердительный – особенно по отношению к тем лицам и событиям, который были современны ему или не очень отдаленны от него по времени, а такими были очень многие из них, нас интересующие в его хронике.

По-видимому, нужно думать, что теперешний вид хроники Виктора есть ее и первоначальный вид, основание для чего дает Исидор, когда, похвалив Евсевия и Иеронима за их хроники, замечает: «отсюда (т. е. где закончили свои хроники Евсевий и Иероним) так же и другие (писали хроники); и между ними Виктор, еп. Тунунский, прочитав прежних историков, дополнил описание деяния следующих лет до консульства Юстина Младшего»¹⁴⁴. – Так как по Исидору Виктор довел свою хронику до первого года Юстина Младшего и в настоящем виде она кончается этим же годом – 566-м, то, нужно думать, Виктор умер в конце 60-х годов VI-го столетия.

Виктор вел свою хронику, как и Марцеллин, по консульствам. Сопоставив списки консулов в его хронике со списками их у Марцеллина и зная, как переводить даты последнего на годы нашей эры, мы уже вследствие этого владеем ключом и к датам Виктора – способ в данном случае тем более удобный, что обе хроники кончаются одним и тем же 566-м годом. Но и помимо этого в заключении хроники Виктора мы находим некоторые указания, которые, взятые отдельно, хотя и не могут дать надежных средств к определению того, какие годы нашего счисления нужно проставить рядом с датами консульств Виктора, тем не менее они позволяют сделать выводы своим согласием с выводами, уже добытыми при рассмотрении хроники Марцеллина, подкрепляющие эти последние еще более и в свою очередь ими подкрепляемые. Указания эти следующие: Виктор от Адама до Р. Хр. считает 5199 лет, от Р. Хр. до первого года Юстина, преемника Юстиниана, 527 лет, всего от Адама до первого года Юстина 5766 лет¹⁴⁵. В настоящем виде эти числа ничего не говорят нам, ибо что первый год Юстина младшего приходился в 527-й год от Р. Хр., – этого нельзя высчитать ни по одной из христианских эр, известных в истории. Является мысль об ошибке¹⁴⁶... Действительно, если считать от Адама до Р. Хр. 5199 лет, а до первого года Юстина младшего 5766 лет, то на долю лет, протекших от Р. Хр. до первого года Юстина, останется не 527, а 567 лет; опечатка или ошибка легко здесь объясняется самым составом цифр: DXXVII и DI.XVII. А если так, то нужно заключить, что Виктор считает годы от Р. Хр. по эре Константинопольской, которая одинакова с нашей, и по которой до первого года Юстина Младшего от Р. Хр. протекло действительно 567 л., считая включительно, а включительно считают обыкновенно все хроникеры. Отсюда легко Викторовы консульства переводить на годы нашего счисления, руководясь указаниями одной только его же хроники. Впрочем, такой способ может иметь место только при определении дат по хронике Виктора от 543-го года до 566-го последнего года Юстиниана¹⁴⁷, потому что только в этот промежуток времени каждый год имеет обозначение у Виктора или консульством или годом Юстиниана; с 543-го же года и далее к началу хроники в некоторых местах оказываются пропуски некоторых лет – тех, в которые не, случилось ничего, что Виктор считал бы достойным записи в своей хронике. Отсюда прямая необходимость обратиться к сравнению консульских списков Виктора с такими же списками у других хроникеров, относительно которых мы имеем твердые данные не сомневаться, что списки их более исправны и без пропусков. Такими списками нужно считать, как уже сказано, списки Марцеллина; для той же цели послужат нам списки Идация, автора Пасхальной хроники, списки, приложенные Дю-Канжем к Пасхальной хронике, и некоторые другие. Нам, конечно, нет нужды сравнивать и переводить все даты хроники Виктора; для нас имеют интерес только те, под которыми помечены события из жизни Константинопольских патриархов.

Здесь можно было бы кончить речь о хронике Виктора и признать её, принимая во внимание условия ее написания (автор говорит о событиях, близких к своему времени, и мог иметь достаточные сведения о событиях в Константинополе), одним из самых надежных источников для хронологии занимающих нас патриархов. Но, к сожалению это не совсем так. Все решительно исследователи, заводившие речь об этой хронике, жалуются на путаницу ее хронологических показаний¹⁴⁸. В объяснение этого странного явления до сих пор ничего не сказано, если не считать таким объяснением предположение Нориса и издателей его сочинения братьев Баллерини, что хронологические ошибки в хронике Виктора произошли не от него самого, а от невежества его позднейшего исправителя, – предположение, ровно ничего не говорящее и само нуждающееся в дальнейшем объяснении. По нашему мнению, кажется, дело было гораздо проще. Есть основания думать, что Виктор пользовался не столь надежными хронологическими источниками, каковы напр., были источники Марцеллина. – Хроника Виктора имеет большое значение для истории восточной половины империи, особенно для истории событий центра ее – Константинополя, как это и должно было быть, судя по данным о жизни Виктора, сообщенным выше. И, наоборот, так как Виктор, по-видимому, имел мало отношения к Риму, то рассказы его о событиях в этом городе, уже заключая a priori, не должны отличаться особою точностью; это есть и на самом деле¹⁴⁹. Это обстоятельство, по-видимому, прямо говорит против нашего предположения о ненадежности хронологических источников Виктора: ошибки, если и могли иметь место в его хронике, то только в отношении события в Риме, а не в Константинополе.

Чтобы примирить сделанное нами предположение с указанными отзывами о хронике Виктора, необходимо различать в этой хронике повествовательную часть ее от хронологической. Рассказы о событиях вообще легче, продолжительнее и точнее сохраняются в памяти, чем даты этих событий. Для хронологии память вообще плохой источник, кроме событий, самых близких к известному автору или почему-либо особенно интересных для него. Поэтому даже события, современные автору, но значительно удаленные от времени записи их, для хронологического размещения их требуют писанных источников. Особенно это нужно сказать относительно древних хроникеров и историков, которые должны были датировать события по консулам, назначавшимся на каждый год по два, – способ более обременительный для памяти, чем наше счисление по годам. Поэтому зная, что Виктор кончил свою хронику в 567 году, мы должны думать, что напр. уже для 30-х годов VI столетия он вынужден был пользоваться писанными хронологическими источниками, не говоря обо всем остальном периоде, который обнимает его хроника с 444-го года. Теперь вопрос в том, каковы были эти хронологические источники Виктора? Просматривая консульские списки в его хронике, нельзя не заметить, правда, с первого взгляда незначительного, но любопытного различия их от других подобных списков и прежде всего от списков хроники Марцеллина. Представим несколько примеров такого различия:

годы:

%tr%

%td%

%/td%

%td%

%/td%

%td%– хроники Марцеллина:

%/td%

%td%– хроники Виктора:

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%a)

%/td%

%td%456.

%/td%

%td%Ind. IX. Varane et Ioanne coss.

%/td%

%td%Ioanne et Varane coss.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%b)

%/td%

%td%460.

%/td%

%td%Ind. XIII, Apollonio et Magno coss.

%/td%

%td%Magno et Apollonio coss.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%c)

%/td%

%td%464.

%/td%

%td%Ind. II. Rustico et Olybrio coss.

%/td%

%td%Olybrio et Rustico coss.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%d)

%/td%

%td%465.

%/td%

%td%Ind. III. Basilisco et Herminerico coss.

%/td%

%td%Hermia (Hermiuericho) et Basilisco coss.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%e)

%/td%

%td% 478.

%/td%

%td%Ind. I. Illo solo cos.

%/td%

%td%Post consulatum Armati.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%f)

%/td%

%td%480.

%/td%

%td%Ind. III. Basilio solo coss.

%/td%

%td%Post consulatum Zenonis.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%g)

%/td%

%td%482.

%/td%

%td%Ind. V. Trocondo et Severino coss

%/td%

%td%Tricundio v. c. coss.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%h)

%/td%

%td%483.

%/td%

%td%Ind. VI. Fausto solo cos.

%/td%

%td%Post consulatum Tricundii.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%i)

%/td%

%td%484.

%/td%

%td%Theodorico et Venantio coss.

%/td%

%td%Theodorito v. c.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%j)

%/td%

%td%485.

%/td%

%td%Symmacho solo cos.

%/td%

%td%Post consulatum Theodoriti v. c.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%k)

%/td%

%td%487.

%/td%

%td%Boetio solo cos.

%/td%

%td%Post consulatum Longini.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%l)

%/td%

%td%488.

%/td%

%td%Dinamio et Sifidio coss.

%/td%

%td%Post consulatum II Longini v. c.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%m)

%/td%

%td%501.

%/td%

%td%Pompeio et Avieno.

%/td%

%td%Abieno et Pompeio.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%n)

%/td%

%td%502.

%/td%

%td%Probo et Avieno coss.

%/td%

%td%Abieno Junione cos.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%o)

%/td%

%td%505.

%/td%

%td%Sabiniano et Theodoro.

%/td%

%td%Theodoro v. c. cos. и т. д.

%/td%

%/tr%

Прежде, чем объяснить различия в представленных списках, заметим, что консулы назначались и в Риме, и в Константинополе по одному на каждую половину империя большею частью ежегодно, но не всегда: иногда консул был один для всей империи; наприм. 466 г., 479 года и т. д.¹⁵⁰; иногда консулов совсем не было, наприм. 477 г.¹⁵¹ и 24 последние года подряд царствования Юстиниана¹⁵². При таком положении дела весьма естественно, что нередко в Риме не знали того консула, который назначался в Константинополе, и наоборот, и это незнание имело место не только в том году, когда консул только что вступал в должность, но иногда простиралось надолго и могло остаться навсегда. Напр. в Descriptio consilium Идация, писателя западной половины империи, которое составлено, вероятно, около 468 г. (ибо этим годом кончается) под 461 годом читаем: Severiano et qui de Oriente, т. е. уже в 468 году константинопольский консул 461 года в Италии еще не известен¹⁵³. Имея это в виду и сравнивая представленные списки консулов из хроники Марцеллина и Виктора, мы не можем, прежде всего, не заметить, что Виктор знает далеко не всех консулов, каких знает Марцеллин; таковы случаи: е, f, g, h, i, j, k, l, n, о¹⁵⁴. Затем, порядок наименования консулов не одинаков: Марцеллин на первом месте ставит одних консулов, а Виктор других; таковы случаи: а, Ь, с, d, и т. д. Эти две разницы, незначительные по виду, однако очень важны, потому что не случайны. Естественно думать, что в списках консулов греческих на первом месте назывался именно тот консул, который назначался для Константинополя, а в списках, которые велись в Италии, на первом месте ставился консул Рима, а потом уже – Константинополя. Правда, так было не всегда, но все-таки в большинстве случаев. Следующая таблица, в которой сопоставляются списки консулов греческих со списками латинскими убедит нас в этом¹⁵⁵.

%tr%

%td%

%/td%

%td%

%/td%

%td%Списки греческие

%/td%

%td%Списки латинские:

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%a)

%/td%

%td%456.

%/td%

%td%Βαράνου καὶ Ιωάννου

%/td%

%td%Ioanne et (s) Varanc

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%b)

%/td%

%td%460.

%/td%

%td%Απολλωνίου καὶ Μάγνου

%/td%

%td%Magno et Apollonio

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%c)

%/td%

%td%464.

%/td%

%td%Ρουστικου καὶ Ολυβριου

%/td%

%td%Olybrio

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%d)

%/td%

%td%478.

%/td%

%td%Ιλλου μόνου

%/td%

%td%Ullus

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%e)

%/td%

%td%480.

%/td%

%td%Βασιλειον μόνου

%/td%

%td%Basilio

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%f)

%/td%

%td%482.

%/td%

%td%Τροκονδου καὶ Σεβηριανοῦ

%/td%

%td%Severiano

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%g)

%/td%

%td%483.

%/td%

%td%Φαυστου μόνου

%/td%

%td%Fausto

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%h)

%/td%

%td%484.

%/td%

%td%θεοδωρίχου καὶ Βεναντίου

%/td%

%td%Venantio et Theodorico

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%i)

%/td%

%td%485.

%/td%

%td%Συμμάχου μόνου

%/td%

%td%Synunacho

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%j)

%/td%

%td%487.

%/td%

%td%Βοηθίου μόνου

%/td%

%td%Beotio

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%k)

%/td%

%td%488.

%/td%

%td%Δυναμίου καὶ Σιφιδίου

%/td%

%td%испорчены

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%l)

%/td%

%td%501.

%/td%

%td%Πομπηίου καὶ Άβιήνου

%/td%

%td%испорчены

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%m)

%/td%

%td%502.

%/td%

%td%Προβου καὶ Άβιήνου

%/td%

%td%испорчены

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%n)

%/td%

%td% 505.

%/td%

%td%Σαβινιανου καὶ Θεοδώρου

%/td%

%td%испорчены

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%ο)

%/td%

%td%489.

%/td%

%td%Ευσεβιου καὶ Προβίνου

%/td%

%td%Probino et Eusebio

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%p)

%/td%

%td% 490.

%/td%

%td%Λογγινου καὶ Φαυστου

%/td%

%td%Fausto et Longino

%/td%

%/tr%

На основании сравнения случаев a, b, h, о и ρ, кажется, весьма законно сделать высказанное нами предположение о порядке именования консулов в Константинополе и Риме. Случаи с и f подтверждают мысль, что в Риме иногда не знали константинопольских консулов. Если теперь сравним вторую нашу таблицу с первой, то не можем не заметить, что списки греческие поразительно сходны со списками хроники Марцеллина, – знак, что Марцеллин пользовался греческими хронологическими источниками, – а списки хроники Виктора имеют большое сходство со списками латинскими; таковы случаи: а и a, b и Ь, с и с, где у Виктора на первом месте поставлен именно римский консул. Если списки Виктора сопоставить со списками греческими, то случаи m, n и о, первой таблицы и l, m и n второй также не оставляют места сомнению, что Виктору больше были известны списки консулов в том виде, как они составлялись на Западе.

Думаем, что из всего сказанного без натяжек можно сделать заключение, что у Виктора хронологические источники были не греческие, а римские. Как это обстоятельство должно было отразиться на датировке событий из жизни константинопольских патриархов в хронике Виктора, ясно видно из следующего косвенного примера. Как известно, летописец Феофан Византиец в таблицах своей хронографии перестает перечислять римских пап после Бенедикта первого, относя первый год Бенедикта к 6062 г. от сотворения мipa по Александрийской эре¹⁵⁶, и уже только с 6217 г. по тому же счислению (т. е. по нашему 725 г.), с папы Григория он снова начинает делать указания лет правления Римских первосвященников¹⁵⁷. «Если принять во внимание, говорит De Boor, что Феофан опять начинает помещать в своих таблицах предстоятелей важнейшей вселенской кафедры, высоко чтимых им преемников Петра, с того момента, когда все жизненные их интересы сосредоточиваются на борьбе за иконопочитание, то нужно бы думать, что он отлично знал их. Но если мы просмотрим его таблицы и сравним их с достоверными именами и летами правления пап, то увидим, что эти таблицы настолько далеки от истины, что трудно становится понять, как Феофан мог делать такие ошибочные показания о людях, из которых некоторые были его современниками, и которые в силу самого высокого положения своего должны были быть хорошо известны в самых отдаленных странах, а особенно в Византии»¹⁵⁸. Далее, De Boor¹⁵⁹ приводит убедительные примеры из сравнения списков пап, как они имеются в таблицах Феофана и в других достоверных римских источниках. Само собою разумеется, что в Риме не должно было лучше сравнительно с этим обстоять дело относительно датировки события из жизни патриархов константинопольских. Там часто не знали, как мы видели, константинопольских консулов, каковое знание между тем было так сказать обязательным; тем более могли не знать там точно события из жизни константинопольских патриархов. Понятно, что и Виктор, черпая материал для их хронология из такого ненадежного источника, необходимо должен был наделать ошибок в своем сочинении.

Но этого мало. Мы думаем даже, что Виктор пользовался не прямо римскими хронологическими источниками, а в том виде, в каком они из Рима попадали в Африку, в частности – в Карфагенскую церковь, т. е. брал показания о событиях из жизни константинопольских патриархов даже не из вторых рук, а уже из третьих. Тунунская кафедра, как говорено выше, находилась в проконсульской Африке, во главе которой стоял Карфагенский митрополит¹⁶⁰; одной из привилегий его было, между прочим, сношение от лица всей Африканской церкви со всеми другими церквами¹⁶¹. Преимущественное тяготение Карфаген, насколько известно, в церковных делах всегда более всего выказывал к Риму, был в более частых и постоянных сношениях с ним, чем напр. с Константинополем. Вероятно, именно из Рима Карфагенская церковь, а вместе и все, ей подведомые, узнавали о различных гражданских и церковных переменах, происходивших в Константинополе. Вместе с тем вероятно и то, что, если подобные сведения уже в Риме могли хронологически отмечаться ошибочно, то тем более в ошибочном виде они должны были достигать Карфагена, где, как сейчас увидим, иногда не знали точно даже того, что происходило в Риме, – не знали точно по той же причине, по какой в Риме не всегда знали хорошо о событиях в Константинополе. Что и то, и другое действительно было так, т. е. что сведения о Константинополе в Африку шли из Рима и могли попадать туда с еще более неточными хронологическими обозначениями, это можно заметить на тех же консульских списках, которые мы рассматривали выше. Сходство этих списков у Виктора с теми, как они писались в Риме, дало нам право предполагать, что Виктор пользовался скорее римскими хронологическими источниками, чем греческими. Но сравнивая эти списки по другим пунктам, мы не можем не заметить между ними и различия; таковы случаи: е, f, h, j, к первой таблицы и d, е. g, i, j второй, из которых видно, что в Карфагене не знали часто даже тех консулов, которые были в Риме, как в Риме нередко не знали тех, которые были в Константинополе; случай I первой таблицы, хотя ему у нас не представлено соответствующего во второй, говорит за то же.

Нужно думать, что Виктор во время написания своей хроники имел под руками хронологические записи именно те, какие обращались в Африканской церкви; о его посещении Рима мы ничего не знаем; вероятно, он там никогда не был. А если так, то хронологические ошибки в его труде весьма понятны, потому, что естественны.

Сделав предположение о причинах неточностей у Виктора в обозначении события из жизни константинопольских патриархов и подъискав основания для такого предположения, мы должны вместе с тем прибавить, что главное ручательство за основательность его состоит в том, что оно хорошо объясняет помянутые неточности, отвечает на недоумения, как писатель даже о лицах, весьма близких к нему по времени, мог сделать столь ошибочные показания. Наше предположение – единственно возможное и законное в данном случае, ибо выше приведенное мнение Нориса о том, что хронологические ошибки в хронике Виктора принадлежат не ему, а его неумелому исправителю, кроме того, что ничего не объясняет, вызывает еще против себя то возражение, что в хрониках, подобных по форме той, какую написал Виктор, места для привнесения и исправления последующих переписчиков и читателей остается очень мало или даже не остается совсем. Легко испортить переписчику даты, обозначаемые цифрами, особенно когда все сочинение состоит почти из одних только имен и цифр, как напр. в хронографии Никифора (о чем ниже), но очень трудно понять ошибки при обозначении события по консульствам, когда мы знаем, что даже голые перечни консулов дошли до нас в сравнительно исправном виде. Да и нет других примеров порчи хроник, подобных по форме хронике Виктора.

Итак, материал для хронологии Константинопольских патриархов, представляемый нам хроникой Виктора, материал не надежный, – обстоятельство тем более достойное сожаления, что здесь мы видим около двадцати отчетливо засвидетельствованных нужных нам дат, для большинства которых мы не имеем другого столько же древнего источника, как хроника Виктора. Само собой разумеется, что не все показания Виктора о константинопольских патриархах непременно ошибочны: но общее доверие к ним все-таки не может иметь места. Этими показаниями мы пользоваться будем, но отдавать им предпочтение пред другими источниками мы лишены права; они будут иметь значение настолько, насколько будут согласны с показаниями других источников. Только две нам нужные даты Виктора могут быть признаны, несомненно, точными: – изгнания Евтихия и возведения Иоанна Схоластика в 565 году, потому что с одной стороны 565 год есть предпоследний его хроники, а с другой – потому, что именно при Евтихие Виктор вызывался несколько раз в Константинополь и, вероятно, не без его участия подвергся ссылкам и заключениям как свидетельствует об этом Исидор Севильский.

Хронография Иоанна Малалы дает нам всего пять дат для патриархов: Анфима, Мины и Евтихия. Уже в виду одного этого речь о ней в нашем обзоре источников, может быть только самая краткая.

Издавна в науке существовали равноправно два очень различных мнения о времени написания этой хронографии, представителями которых можно считать В. Каве и Годия¹⁶². Первый из них думает, что автор занимающей нас хроники писал ее или в конце царствования Юстиниана и ни в каком случае не позднее начала VII столетия¹⁶³. Годий же время написания ее относит к IX веку¹⁶⁴. Мнение Годия опирается на чрезвычайно многочисленных данных и остроумных соображениях и с первого взгляда кажется гораздо более основательным, чем мнение Каве. Боннские издатели хронографии, видимо, вполне разделяли воззрения Годия. Но новейшие исследователи оправдывают мнение Каве. Проф. Гельцер сравнивал текст хронографии Малалы с текстом Пасхальной хроники и пришел к заключению, что автор последней пользовался трудом первого. А так как Пасхальная хроника несомненно написана в первой половине 7 века, то отсюда ясно, что хронография Малалы появилась или в конце 6 века или в самом начале 7 века.¹⁶⁵ Заметим, впрочем, что этот аргумент Гельцера не решает спора окончательно. Доказательство это было известно хорошо еще Годию, который также очень подробно выписывает параллели из хронографии Малалы и Пасхальной хроники и приходит только к тому заключению, что оба автора пользовались одними и теми же источниками¹⁶⁶. За Гельцером следует Крумбахер¹⁶⁷ и другие исследователи¹⁶⁸. Мы присоединяемся к ним на следующих основаниях: а) те аргументы Годия, которых касается Каве, если и не устранены окончательно, то очень ослаблены равносильными им соображениями Каве; б) большинство других возражений Годия против мысли о происхождении хронографии Малалы в конце 6 в. при ближайшем рассмотрении оказываются делом недоразумения¹⁶⁹; в) наконец, при просмотре хронографии Малалы останавливают на себе внимание некоторые особенности, которые, если и не говорят, несомненно, за ее написание в конце VI-го или в начале VII го века, то во всяком случае сильно наклоняют мысль к признанию ее происхождения именно около этого времени и решительно необъяснимы, если отнести ее к IX веку.

Так, прежде всего у исторических писателей IX-го и последующих веков мы уже не встречаем способа датировать события по консулам, а только по годам императоров и по индиктам; таковы: Георгий Синкел, Феофан, патр. Никифор и т. д. Это и естественно. 541-й год был последним годом консульства частного лица – Василия¹⁷⁰. 24–25 лет после этого консулов совсем не было (ставилось: post consulatum), а с 566-го года с Юстина Младшего консульское достоинство навсегда становится принадлежностью одних императоров¹⁷¹. Так как с этого времени, т. е. с 566-го года, в известный ряд лет повторялось постоянно одно имя императора с присоединением post consulatum и цифры, обозначающей количество post соnsulаtum'ов, прошедших с первого года правления императора, напр. post consulatum Iustini Iiuiioris Augusti III solius, post consulatum Iustini Iunioris Augusti IV solius и т. д. ¹⁷², то весьма понятно, что те, кому это было нужно, начали при хронологическом обозначении события указывать просто год императора, не упоминая уже о консульстве; таковое упоминание теперь перестало служить для точнейшей датировки события. Что это действительно было так, можно видеть из последних страниц хроники Виктора Тунунского. Упомянув 23-е post consulatum Василия (563 г.), следующие года он начинает обозначать просто годами царствования Юстиниана (т. е. Anno 38 imperatoris eiusdem (564), Anno 39 imperii sui Iustinianus... и т. д.¹⁷³, хотя другие писатели продолжают для этих лет упоминать post consulatum Василия, наприм. Марцеллин¹⁷⁴. Таким образом, можно думать, что уже к половине VII-го столетия указания на консульства в не официальных случаях совершенно прекратились, как ничего не говорящие, хотя императоры и продолжали числиться консулами и, хотя в важных официальных случаях консульств их изредка отмечались¹⁷⁵. Отсюда понятно, почему писатели IX века не только события, близкие к ним, не датируют по консульствам, но и события, отдаленные от них, в их источниках, несомненно, датировавшиеся по консулам, они отмечают только годами императоров и индиктов. Поступая иначе, т. е. делая в след за своими источниками обозначения по консулам тех событий, которые совершились в то время, когда действительно еще считались годы по консулам, они рисковали поставить в затруднение своих читателей, привыкших отличать годы летами правления императоров, индиктов и летами от Р. Хр. и от сотворения мipa.

Все эти, приведенные нами, факты и соображения решительно не позволяют относить хронографию Малалы к IX веку, а заставляют приурочить ее происхождение или к концу VI-го или началу VII-го столетия, – потому что в ней мы видим весьма частое обозначение события по консулам. В описании события до времени Юстиниана, правда, таких обозначений мы находим мало, но это потому, что Малала и вообще редко датирует исторические факты до – Юстинианова времени; везде же, где он хочет быть точным, он указывает консула; наприм., при восшествия на престол Василиска – Армата¹⁷⁶, при его низвержении – Теодориха¹⁷⁷; в царствование Зенона – Илла и Лонгина¹⁷⁸; в царствование Анастасия – Олибрия¹⁷⁹ и самого Анастасия¹⁸⁰ в царствование Юстина: Магна¹⁸¹, Филоксена¹⁸², Виталиана¹⁸³, Олибрия¹⁸⁴ и Маворция¹⁸⁵; в царствование Юстиниана: Маворция,¹⁸⁶ самого Юстиниана¹⁸⁷, Декия¹⁸⁸, Лампадия и Ореста¹⁸⁹, Велизария¹⁹⁰, Иоанна Каппадокийца¹⁹¹. Правда, не все годы Юстинианова царствования Малала отмечает консулами, а иногда только индиктами, но это большею частью тогда, когда не было консулов и когда другие ставят post consulatum; напр. 532-й год он обозначает только 10 индиктом, и в этот год действительно было post consulatum Lampadii et Orestis¹⁹²; а с 541-го года, как мы говорили, до конца царствования Юстиниана консулов совсем не назначалось, так что счет Малалы с этого года по одним индиктам быль даже необходим. – Полагаем, что отмеченные особенности хронографии Малалы не могли бы иметь в ней места, если бы она не была произведением первой половины VII-го века.

Очень характерно еще следующее обстоятельство: эра от основания Константинополя, о которой мы говорили в речи о хронике Марцеллина, насколько нам известно, не упоминается ни у одного писателя VIII-го и последующих веков; ею пользуется два раза только Марцеллин и один раз Малала – оба при описании царствования Юстиниана¹⁹³. Совпадение загадочное. Не была ли эта эра в употреблении только в царствование Юстиниана? За отсутствием положительных данных сказать, наверное, ничего нельзя, но предположение это не лишено вероятности.

Отметим, наконец, еще следующие признаки, заставляющие думать, что хронография Малалы написана спустя немного времени после царствования Юстиниана. Замечательно, что Малала в описании царствований, предшествовавших Юстинианову, указывает авторов, которые своими сочинениями оказали ему помощь при составлении его хронографии; напр. описывая конец царствования Льва Младшего, он цитирует хронографа Несториана, который довел свою историю до этого императора¹⁹⁴; в речи о царствовании Анастасия он ссылается на хронографа Евстафия¹⁹⁵. В 18-й же книге таких ссылок и питать нет ни одной¹⁹⁶. Напротив, в этой книге есть такие отметки, которые показывают, что царствование Юстиниана Малала описывал не по готовым уже сочинениям. Например, рассказывая о гонении на Манихеев в Персии с большими подробностями, автор ссылается на рассказ одного Перса (ἅτινα διηγἠσατο = sicuti haec narravit), крестившегося с именем Тимофея¹⁹⁷. При рассказе о переименовании Антиохии в Феополь он цитирует τούς χαρτίους τῶν τά ἄκτα γραφόντων τῆς αὐτῆς πόλεως . Заме¬чательно это γραφόντων!

Итак, если не с несомненностью, то с большой Вероятностью можно утверждать, что хронография Малалы написана недолго спустя после Юстиниана¹⁹⁸. Для оценки нужных нам дат в хронографии Малалы это обстоятельство имеет большую важность. Так как интересующие нас в его труде показания о константинопольских патриархах начинаются с 536-го года, т. е. с конца первой половины царствования Юстиниана, то, нужно думать, эти показания он делал на основании сведений, еще не успевших исказиться. А то обстоятельство, что относительно событий, даже не очень отдаленных от него и имевших место в его родном городе, он считал нужным справляться с городскими записями (упоминаемые выше χαρτιoι), достаточно ручается за то, что автор и вообще был аккуратен в сообщении фактов и не писал того, о чем не имел под руками достоверных известий¹⁹⁹.

Что касается способа, которым можно хронологические обозначения Малалы переводить на годы нашего счисления, то указание нa консулов и индикты в интересующих нас местах дает возможность подставить соответствующие им годы на основании исправного списка консулов и индиктов в хронике Марцеллина, определение лет по которому у нас речь была выше.

В этой хронике мы находим пять дат для трех патриархов занимающего нас периода: Кириака, Фомы и Сергия. Благодаря тому, что время и условия написания хроники могут быть выяснены на основании немногих, но за то надежных и не возбуждающих спора свидетельств оценка важности интересующих нас дат на этот раз потребует немного времени.

Если принадлежность этой хроники двум авторам еще иногда и оспаривается²⁰⁰, то о написании ее второй части во времена императора Ираклия, кажется, уже спора быть не может²⁰¹. Места для такого спора не оставляют следующие характерные особенности, которые легко заметить при чтении описания автором царствования Ираклия. 1) Автор до скрупулезности точен в обозначении времени событий. Он помечает не только месяц, день месяца, но и день недели и даже очень часто – час дня²⁰². Интерес к таким хронологическим подробностям, очевидно, мог быть только у современника описываемых событий. 2) Автор вообще очень подробно описывает все, что случилось хоть немного выдающегося в царствование Ираклия. Такие подробности бросаются в глаза особенно при сравнении их со скудным описанием событий, совершившихся в царствования императоров – предшественников Ираклия, даже напр. ближайшего из них Маврикия²⁰³. 3) Автор часто называет Ираклия «наш благочестивейший император» (ὁ εὐσεβέστατος ἡμῶν βασιλεύς)²⁰⁴ 4) Начиная рассказ об осаде Халкидона в 627 году, он прямо замечает, что это случилось «теперь» (νῦν)²⁰⁵. Вообще, все описание царствования Ираклия производит впечатление, что оно составлено современником и очевидцем многих событий²⁰⁶.

Так как рассматриваемая хроника кончается 28-м годом Ираклия, то, нужно думать, и автор ее дожил только до этого времени. Это предположение, естественное и само по себе, подтверждается еще следующим наблюдением: автор везде при начале царствования каждого императора до Ираклия обыкновенно выставляет все число лет правления его²⁰⁷ в речи же об Ираклие такого обозначения лет его царствования нет, – естественно предположить, – потому, что Ираклий пережил автора. Так как с другой стороны первая дата, нам в хронике нужная, есть 594-й год, то в виду краткости периода, на который приходятся все пять интересующих нас дат (594–628), можно думать, что все три константинопольских патриарха были его современниками. В пользу этого предположения говорит еще то соображение, что до 594-го года автор не отметил ни одного константинопольского патриарха из всего рассматриваемого нами периода, – знак, что он не интересовался в своей хронике их судьбою, не справлялся о них в источниках, если же начинает перечислять их с Кириака, т. е. 594-го года, то вероятно, просто потому, что они все были лично известны ему. А лично знать их он мог, так как, надо полагать, он жил и писал свою хронику именно в Константинополе. Так, по крайней мере, считает естественным думает Геншен на основании подробных рассказов автора о подвигах некоего патриция Бона (Βόνος)²⁰⁸ в 17 году Ираклия (727 г.) и его погребения в одной из церквей Студийского монастыря²⁰⁹. При этом Геншен считает за вероятное, что автор хроники был никто иной, как один из иноков этой именно обители²¹⁰.

Из сказанного само собою понятно, что занимающие нас даты Пасхальной хроники должны иметь очень высокую историческую ценность. Требования самой пытливой и подозрительной хронологической критики на этот раз могут быть удовлетворены вполне и всецело. Отсюда естественно, что в ряду источников для хронологии патриархов Кириака, Фомы и Сергия oни должны занять первое место и иметь решающее значение. Исключением является только дата возведения Кириака в 594-м году. В то время как остальные показания отличаются необыкновенною точностью, эта дата засвидетельствована очень обще: не помечен даже месяц, что заставляет думать, что событие представлялось автору не совсем ясно.

В заключение установим отношение между счислениями – нашим и тем, которым пользуется автор Пасхальной хроники. Так как для времени, предшествующего Ираклию, он ведет хронику на основании самых разнообразных источников и разнородных счислений последних удерживаются и в его труде²¹¹, то во избежание путаницы мы определим только, как хронологическим обозначениям автора, начиная с 12-го года Маврикия (возведение Кириака), нужно находить соответствующие годы нашего счисления.

Под первым годом императора Маврикия²¹² автор замечает, что со включением 20-ти лет его правления всего от сотворения мipa прошло 6111 лет. Так как все годы, хотя бы под иными ничего не было записано, обозначаются post consulatum'aми императоров непрерывно, то рядом с указанием на индикт и консульство для всех последующих лет, начиная с первого года Маврикия, легко проставить соответствующие им годы от сотворения мipa. Поступая так, мы находим, что седьмой год правления императора Фоки, индикт 12-й²¹³ совпадает с 6117 годом от сотворения мipa по той эре, которая указана автором под первым годом Маврикия. И в тоже время под седьмым годом Фоки²¹⁴ автор говорит, что до этого пункта от смерти Константина великого прошло 272 года. Смерть же Константина великого, по свидетельству этой же хроники, должна быть отнесена к маю 337-го года от Рождества Христова²¹⁵. Отсюда 336+272=608 лет, т. е. седьмой год Фоки есть 609 год нашего счисления. А так как это есть вместе с тем и 6117-й год от сотворения мipa, то эра, которой пользуется автор, очевидно считает от сотворения мipa (6117–609) 5508 лет (одинакова с нашей) и есть эра так называемая константинопольская, ибо она была в употреблении в константинопольской церкви, в законодательстве восточных императоров; она же сохранилась навсегда у греков, а за ними и у нас²¹⁶.

Нужные нам хронологические показания в «История» Иоанна Ефесского не многочисленны: они касаются только двух патриархов – Евтихия и Иоанна III Схоластика, причем, впрочем, у автора записана хронология обоих правлений Евтихия²¹⁷. Но за то эти показания чрезвычайно важны, потому что идут не только от современника события, но и от их очевидца²¹⁸. С конца сороковых годов 6-го века (точнее с 19-го года Юстиниана 546–547 г.) Иоанн был уполномочен императором на борьбу с язычеством в Азии и даже в самой столице. Но все последующее время до самого конца 6-го столетия он часто бывал и подолгу жил в Константинополе при дворе²¹⁹. Последняя дата в его труде – 585-й год, 3-й год правления Иоанна Постника²²⁰.

До сих пор мы имели дело с хрониками, в которых нужные нам хронологические показания принадлежат большею частью современникам и которые дают эти показания только относительно незначительного числа патриархов занимающего нас периода. Уже по одному этому вопрос о достоинстве таких показаний решался без особых затруднений: если и везде, то в засвидетельствовании времени событий особенно современник имеет все преимущества и заслуживает большей веры сравнительно с не современником.

Подлежащая же теперь анализу летопись византийца Феофана с интересующей нас хронологической стороны ее находится в совершенно других сравнительно с выше исследованными хрониками условиях. Она содержит даты для всех константинопольских патриархов изучаемого нами периода²²¹. Следовательно, для оценки большинства дат (для лиц, отдаленных по времени от автора) здесь необходимо посильное решение вопроса о том, в состоянии ли был летописец по условиям своего образования, внешнего положения и по своим воззрениям на цели предпринимаемого им труда воспользоваться достаточно умело источниками и материалами, которые были у него под руками при составлении летописи; представляет ли его труд с хронологической его стороны плод тщательных критических изысканий автора или он есть простая, безъискусственная передача фактов без усилия подвести последние под годы, приурочивать к которым их есть больше всего основания? С другой стороны: так как летопись Феофана была одною из самых распространенных и любимых книг для чтения во все последующее время в византийском обществе, как об этом говорит, во-первых, бесчисленное множество рукописей ее, до нашего времени сохранившихся и, во-вторых – множество компиляций с нее, сделанных последующими византийскими историками, то весьма естественно, что эта летопись, особенно хронологическая сеть ее, дошла до нас в крайне испорченном виде. Порча эта состояла, во-первых, в том, что могли искажаться хронологические обозначения самого Феофана, особенно писанные цифрами, а во-вторых – в том, что читателями и переписчиками на тех или других достаточных или недостаточных основаниях делались хронологические привнесения в нее. (Доказательства для каждого из высказанных положений дадим ниже). Это обстоятельство ставит пред нами по отношению к летописи Феофана еще другую задачу – попытаться отыскать средства для определения того, какие хронологические обозначения принадлежать самому Феофану и какие сделаны его читателями. Само собой разумеется, что, намереваясь взять на себя решение подобной задачи, мы заранее уверены, что оно, хотя бы только и в некоторой степени, возможно.

Решению обоих выставленных задач естественно предпослать, хотя бы только самые краткие, биографические сведения о Феофане, помимо указанных целей еще для того, чтобы видеть, каких из занимающих нас константинопольских патриархов он был современником и каких событий из их жизни – очевидцем²²².

Родиной Феофана был Константинополь²²³. Он происходил из знатной и богатой патрицианской фамилии, очень близкой ко двору²²⁴. Исаак, отец его, умер, когда Феофану было всего только три года²²⁵. Под какими влияниями прошли его детство и юность, об этом от биографов Феофана мы знаем очень мало. Один из них сообщает, что Исаак, умирая, поручил своего сына заботам императора Константина Копронима²²⁶. Нужно думать, поэтому, что Феофан получил образование под руководством лучших существовавших тогда константинопольских учителей, по крайней мере, тот же биограф сообщает, что плодом юношеских занятий Феофана было хорошее знание Св. Писания и усвоения им всего лучшего, что представляла из себя тогдашняя «внешняя мудрость» (ἡ ἕξω σοφία)²²⁷, В царствование Льва Хазара Феофан должен был, по воле императора и своих родных, поступить на государственную службу²²⁸. С наступлением более спокойных времен царствования Ирины Феофан, оставив службу, наконец, мог выполнить свое заветное желание всецело предаться аскетическим подвигам. Раздав большую часть своего огромного имения бедным, он сделался иноком в одном из монастырей Сигрианских, находившихся в Малой Азии, в Вифинии, между Константинополем и Кизиком, недалеко и от первого и от последнего²²⁹. Здесь впрочем, он пробыл недолго. На одном из островов в селении, ему принадлежавшем, он основал свой монастырь, пригласил для него игумена, а сам предавался аскетическим упражнениям и занимался перепиской книг. Жизнь его была настолько образцова, что вошла в народную поговорку²³⁰. Немного спустя Феофан удалился и из этого монастыря и основа еще новый на месте своих первых иноческих подвигов в горах Сигриянских²³¹. Здесь он прожил почти до конца своей жизни. Отсюда он ездил на седьмой вселенский собор; его появление в рубище среди блестящего собрания произвело сильное впечатление, особенно потому, что помнили его знатное происхождение и огромные богатства, которые он охотно променял на убогую нищету²³². После собора Феофан почти до конца жизни все время провел в том же монастыре. Умер в ссылке в 817-м или 818 году²³³.

Из этого краткого перечня основных фактов жизни Феофана извлечь для нашей цели можно очень немного, но все-таки сделать некоторые нужные нам выводы из него есть основания. Так, прежде всего, судя потому, что Феофан в детстве имел своим покровителем императора Константина Копронима, мы вполне можем верить биографам Феофана, что последний в юношеские годы усвоил все, что было лучшего в тогдашней «внешней мудрости». Правда, Копроним далеко не принадлежал к почитателям, науки и быль непримиримым врагом монашества, которое держало в своих руках знамя тогдашней науки²³⁴, тем не менее, было бы ошибочно думать, что он в своей ненависти к монахам стер с лица земли всякие средства для образования вообще. Мы не должны забывать, что современниками и почти сверстниками Феофана были такие лица, как патриарх Тарасий, Никифор и Феодор Студит – богословы, которым с трудом можно подыскать равных в последующее время. А следствие без причины не бывает... С другой стороны знатное происхождение Феофана и то обстоятельство, что он состоял некоторое время на придворной службе²³⁵, что до самой своей ссылки он не входил в столкновение с императорами²³⁶ и что он был в хороших отношениях с патриархом Никифором²³⁷ дают основание предполагать, что Феофан при написании своей хронографии имел свободный доступ в константинопольские архивы. Далее, его богатства, его каллиграфические способности не позволяют сомневаться в том, что он имел под рукою достаточное количество пособий, до него составленных. Об этом последнем благоприятном условии для написания хронографии Феофана можно догадываться и потому так же, что Георгий Синкел, доведший свою летопись только до Диоклетиана, остановился здесь потому, что его застигла смерть во время работы; из предисловия Феофана видно, что Георгий имел намерение описать и все то, что описано Феофаном; следовательно, материалы, заготовленные Георгием для этой цели, должны были перейти к продолжателю его работы²³⁸.

Таким образом, нужно думать, что Феофан находился в довольно благоприятных условиях, как по своему образованию, так и по своему внешнему положению для совершения такого труда, как написание его хронографии. Такое утверждение получает степень несомненности, если указанные средства, с которыми Феофан брался за свой труд, мы сопоставим с целями, которые он наметил для себя при выполнении этого труда. Так как нас интересует, главным образом, хронологическая сеть Феофановой летописи, то мы будем делать замечания о целях и методе его работы, только как источника хронологического. Феофан писал свою хронографию по завещанию Георгия; весьма естественно думать поэтому, что и те цели и те приемы, которыми руководился и которым следовал Георгий в своем труде, совершенно без изменения перешли и к Феофану; а Георгий, между прочим, старался в своей летописи «внимательно рассмотреть хронологию, согласить противоречивые даты, исправить и установить их, чего прежде него никто не делал»²³⁹. Верный завету своего предшественника, Феофан в своей хронографии стремился «обозначать лета с возможною точностью» (κατὰ τὸ δυνατὸν ἀκριβῶς) и «помещать каждое событие отчетливо (ἀσυγχύτως) в своем хронологическом месте» (ἐν τοὶς ἰδίοις τόποις τετάχαμεν ἐκάςτου χρόνου τὰς πράξεις)²⁴⁰. Таким образом, со стороны Феофана все условия для успешного выполнения предпринятого им написания летописи были на лицо.

Между тем, кто бы ни заводил речь о труде Феофана, считает первым долгом сказать, что хронологическая сеть его крайне спутана, противоречива, страдает неточностями²⁴¹. Заметим при этом, что главный повод для таких жалоб заключается в несоответствии показаний хронологических таблиц, которые выставляются пред каждым годом, показаниям текста. Так как значительную часть таких противоречий нужно отнести на долю переписчиков и читателей Феофана, то для того, чтобы судить о достоинстве только его хронологических показаний относительно константинопольских патриархов изучаемого нами периода, необходимо определить, что из этих показаний принадлежит ему и что интерполяторам²⁴². Если ставить себе такую задачу по отношению ко всему вообще, хронологическому аппарату Феофановой летописи, то решение ее сопряжено почти с непреодолимыми трудностями. К счастью более благоприятно дело обстоит относительно той части этих показаний, которая нас интересует. Почти все даты Феофана для константинопольских патриархов нашего периода могут быть проверены на основании перевода его летописи, сделанного Анастасием библиотекарем, и отчасти на основании свидетельств хронографии самого же Феофана.

Значение перевода Анастасия для критики подлинника не может подлежать никакому сомнению. Так как перевод этот есть вместе и сокращение летописи Феофана и притом сокращение совершенно произвольное, то на основании его отрицать принадлежность Феофану того, что мы находим в теперь существующих списках его хронографии, можно только с большою осторожностью²⁴³. Но за то почти с уверенностью можно утверждать, что все, что есть в переводе Анастасия и что существуют в теперешнем подлиннике, вышло из под пера именно Феофана. Основания для такого утверждения даются тем обстоятельством, что перевод сделан недолго спустя после появления подлинника. Труд Феофана закончен в 813-м или в 814-м году²⁴⁴. А время перевода Анастасия нужно отнести к 870 – 875-м годам. В 869-м году он по поручению императора Людовика предпринял поездку в Константинополь для переговоров о браке дочери его с сыном императора Василия²⁴⁵. В предисловии к переводу он упоминает, как современника, – патриарха константинопольского Игнатия (quia adhuc superest habenas Constantinopolitanae tenens ecclesiae²⁴⁶; очевидно, имеется в виду вторичное его правление (867–877 г.). Когда именно в указанный промежуток времени сделан перевод, это Анастасий точно обозначает в письме к диакону Иоанну, по просьбе которого предпринят был им труд: между первым сентября 874-го и 31-м августа 875-го года²⁴⁷. Весьма естественно думать, что подлинник за такой короткий срок не успел подвергнуться значительным искажениям и наполниться сторонними прибавлениями.

Далее. Так как Анастасий сам заявляет, что только со времени Юстиниана он стал менее опускать из содержания подлинника (a lustiniano principe ас deinceps pauca omiserim)²⁴⁸, то весьма естественно, что и хронологические заметки о константинопольских патриархах чаще и точнее встречаются в его переводе именно почти с этого времени. Первый патриарх, с которого начинаются и от которого продолжаются до конца перевода почти без перерыв эти заметки, есть Тимофей: списан только год его смерти²⁴⁹. Из времени правления предшествующих шести патриархов занимающего нас периода упомянуто еще только трехмесячное патриаршествование Фравиты.²⁵⁰ Таким образом, даты пяти патриархов из нашего периода, отмеченные Феофаном, не могут быть проверены посредством перевода Анастасия. Но и это положение нуждается в значительных ограничениях. И прежде всего: очень многие даты занимающих нас патриархов засвидетельствованы у Анастасия не с такой точностью, с какой они помечены в теперь существующей летописи Феофана. Последний всегда в таблицах указывает круглое число лет (без месяцев и дней) правления каждого патриарха; у Анастасия такие числа встречаются редко; он довольствуется в большинстве случаев только тем, что говорит о поставлении или смерти патриарха под известным годом императора в тексте (не списывая таблиц). Одинаковое с Феофаном обозначение дат константинопольских патриархов у Анастасия начинается только с патриарха Константина I (около 654 года), да и то ведется далее с перерывами²⁵¹. Затем у Анастасия мы реже встречаем указание месяцев и дней поставления и смерти константинопольских патриархов, чем у Феофана.

Как смотреть на такие большие подробности подлинника сравнительно с переводом? Опущены ли они Анастасием или их совсем не было в тех списках хронография Феофана, которые он имел под рукою? Если положиться на авторитет Dе-Вооr'а, то о решении вопроса в последнем смысле не может быть и речи²⁵². Но нам кажется, что взгляды De-Boor'a на значение перевода Анастасия для проверки текста оригинала нуждаются в существенных поправках; по крайней мере, это нужно сказать относительно его мнения о значении перевода Анастасия для проверки Феофановой хронологии вообще и в частности, следовательно, – для проверки хронологии константинопольских патриархов изучаемого нами периода.

Как бы ни были изменчивы приемы Анастасия, как переводчика, притом переводчика, сокращающего оригинал, все же между этими приемами можно отметить некоторые, которыми он руководился более или менее постоянно. Так, зная, что Анастасий трудился над своим переводом для диякона Иоанна, намеревавшегося писать именно церковную историю²⁵³, мы уже заранее должны ожидать, что главная доля пропусков Анастасия падает на описание Феофаном события гражданских, и что в отношении к известиям церковно-исторического характера сокращения он допускает весьма мало или даже совсем их не допускает. Это так есть и на самом деле²⁵⁴.

Между тем, упомянув выше, что у Анастасия нет дат для первых пяти патриархов нашего периода, имеющихся в то же время у Феофана, мы, по-видимому, впадаем в противоречие, так как пропуск этих дат может служить к опровержению нашего взгляда на дело. Но это только, по-видимому. Нужно различать хронологию Феофана в таблицах и хронологию, как она есть в тексте его летописи. Даты первых пяти патриархов в теперешней хронографии обозначены только в таблицах. Замечательно, в самом деле, что Феофан не обмолвился в тексте своей летописи ни одним словом об обстоятельствах и времени занятия кафедры и смерти патриархов Анатолия, Геннадия и Акакия. Нет об этом речи и у Анастасия. Дат же, которые существуют в таблицах теперешней хронографии Феофана, он не списал не потому, что не считал нужным внесение их в свой перевод, а потому, что их, вероятно, не было в тогдашних списках оригинала. Здесь естественно выдвигается на очередь для решения вопрос о подлинности вообще всех таблиц Феофановой летописи и особенно тех, которые содержат показания лет для занимающих нас патриархов. Нам кажется, что с большею вероятностью значительную часть этих таблиц следует признать не принадлежащими Феофану. Для первого примера можно взять только что упомянутый случай с патриархами – Анатолием, Геннадием и Акакием. В теперешних таблицах помечены годы их правления; у Анастасия их нет; между тем тот же Анастасий указывает на время правления следующего за Акакием патриарха Фравиты – три месяца²⁵⁵. Объяснить это можно единственно только тем, что и у Феофана сначала существовала дата только для Фравиты, именно та, которая и теперь находится в тексте его книги. Затруднение, впрочем, сказанным еще не устраняется. Допустим, что Феофан не говорит в тексте особо, что каждый из пяти патриархов (Анатолий, Геннадий, Акакий, Евфимий и Македоний) возведен и умер или изгнан в таком то году, тем не менее, у него указывается, по крайней мере, порядок, в котором некоторые из этих патриархов преемствовали друг другу; напр. под годом от сотворения мiра 5981 (по нашему 488–489) он говорит: «по смерти Акакия Фравита правил епископством три месяца... По кончине Фравиты константинопольское епископство принял пресвитер Евфимия. попечитель о бедных в Неаполе»²⁵⁶; или – под годом от сотворения мiра 5988 (495–496) он замечает: «созвав живших в столице епископов, (Анастасий) жаловался на Евфимия, и те в угоду царю низложили его... На место его царь представил в константинопольские епископы Македония, бывшего скевофилакса»²⁵⁷. Так как для каждого года существует особая рубрика, то Анастасий, конечно, должен был знать время перемен в константинопольском патриархате; если же он, однако, не обратил внимания на это, то, по-видимому, только потому, что просто не интересовался особенно хронологией наших патриархов. На самом же деле это, кажется, было не совсем так. Только что приведенные сообщения Феофана о порядке занятия кафедры константинопольской патриархами Акакием, Фравитой, Евфимием и Македонием есть у Анастасия, переведены им с буквальной точностью²⁵⁸, но они не приурочены только к известным годам, как это мы видим у Феофана. Нельзя ли принять другого объяснения для такого различия перевода от оригинала, помимо ссылки на то, что Анастасий вообще сокращал подлинник? Нам думается, что в означенных местах – рубрик, помеченных отдельными годами от сотворения мiра, от Р. Хр. и проч., в списках Феофановой летописи, которыми пользовался Анастасий, не существовало; а просто Феофаном веден был общий рассказ о событиях нескольких лет сразу, причем соединительными частицами рассказа были не – «в этом году, в том же году», а – «потом, в те времена» и пр., т. е., точно так, как это мы видим нередко у Анастасия. В двух упомянутых местах у Анастасия именно нет рубрик для отдельных лет, а и в том и другом случаях отделы его обнимают по пяти лет вместе (первый = 5977–5982; второй = 6001–6006 летам от сотворения мiра по Феофану)²⁵⁹. Объяснить это обстоятельство тем, что Анастасий не следовал примеру Феофана в ведении постоянных рубрик в виду краткости этих последних, нет никакого основания, потому что в начале своего перевода и потом далее во многих местах Анастасий под отдельными рубриками помещает часто такие краткие известия, что их потребовалось бы для составления такого отдела, как второй из недавно упомянутых нами, – не пять, а целых двадцать и даже более. А что Феофан мог иногда, особенно в первой части своей летописи, включать в свои рубрики не отдельные года, а целые ряды их, это очень вероятно. Стоит только просмотреть последние страницы хронографии Георгия Синкела, чтобы видеть, что для пользования такими приемами Феофан имел близкий и наглядный образец в порученном ему для продолжения труде своего предшественника. При этом заметим, что такие рубрики, обнимающие по нескольку лет сразу, встречаются в перевод Анастасия в большинстве случаев только сначала; и у Феофана такие суммарные отделы должны были находить место чаще в первой части его летописи по очень простой причине: чем далее от его времени, тем источники его естественно становились скупее на хронологические показания; по крайней мере, не давали возможности каждое событие помечать именно известным годом²⁶⁰.

После этих разъяснений понятно, почему у Анастасия нет дат для первых шести патриархов занимающего нас периода (включая в это число и Фравиту, о котором хотя в переводе и сказано, что он правил три месяца, но неизвестно, в каком году): их могло не быть и у Феофана.

Итак, утвердив ту мысль, что Анастасий в своем переводе старался удерживать все известия церковно-исторического характера, и объяснив, что отсутствие дат для первых шести патриархов нашего периода у Анастасия не противоречат этому нашему общему утверждению, мы обратимся к дальнейшему решению вопроса о том, следует ли вообще все таблицы Феофановой летописи, содержания нужные нам хронологические указания, признать принадлежащими Феофану или только часть их? Склоняясь к мысли, что справедливо только последнее, мы в обоснование этой мысли постараемся установить, 1) что таблицы, несомненно, самим Феофаном велись отлично от того, как мы их видим теперь; 2) показать возможность интерполяции многих из них со стороны читателей и переписчиков, каковую возможность отрицает De-Boor, – и указать даже самый источник, на основании которого велась интерполяция.

1) Что таблицы сильно изменены сравнительно с тем, как они вышли из под пера Феофана, это ясно из того, что во многих местах в переводе Анастасия они приведены полнее, чем в теперешнем подлиннике; при том эти прибавки такого рода, что их не мог сделать сам Анастасий, а, очевидно, списал их у Феофана. Как известно, в теперешних таблицах Феофановой летописи представители патриархатов: Римского, Иерусалимского, Александрийского и Антиохийского – перечисляются только до известного времени; указания на них в таблицах прекращаются постепенно: прежде всех из перечня выпадает имя епископа римского; последним упомянут Бенедикт в 570 м году²⁶¹.

Между тем Анастасий продолжает вести этот перечень, очевидно, вслед за Феофаном; он упоминает еще Григория, Иоанна и т. д.²⁶² Тоже самое мы видим и относительно представителей других патриархатов: под некоторыми годами напр. у Феофана в таблицах не упомянуты патриархи антиохийские, тогда как у Анастасия в соответствующих местах они есть²⁶³. Имея в виду заявление Анастасия в предисловии, что он не делал никаких прибавок (рrае-nosce, предупреждает он диакона Иоанна, nihil meum in hoc (opus) prorsus insertura)²⁶⁴, нельзя сомневаться в том, что таблицы в более исправных списках Феофановой летописи имели совсем не такой вид, какой oни имеют теперь. Нужно думать, что, по крайней мере, та часть их, в которой обозначаются лета правления патриархов пяти кафедр, велась Феофаном так, как она существует теперь в переводе Анастасия. Затем совершенно непонятными должны показаться следующие случаи в переводе Анастасия, если не допустить, что сначала таблицы у Феофана существовали не так, как мы их видим теперь: Анастасий очень часто списывает у Феофана из таблиц числа лет правления константинопольских пampиapхов и не имеет таких чисел для епископов римских, довольствуясь для последних указанием просто года вступления на кафедру и смерти²⁶⁵, хотя у Феофана в соответствующих местах помечены и круглые числа лет их правления. Сила этого указания нашего состоит в том, что если уж Анастасий делал пропуски вообще, то скорее он должен был допустить их по отношению к константинопольским патриархам, чем к своим римским епископам.

Нельзя, наконец, пройти вниманием следующего любопытного явления: у Феофана в хронологии, как она существует в переводе Анастасия, почти нельзя отыскать явных противоречий самому себе; тогда как в теперешнем подлиннике таких противоречий целая масса. Думать, что Анастасий при своей механической работе переводчика мог заметить и устранить эти противоречия скорее, чем сам автор – Феофан, представляется менее вероятным, нежели допустить, что противоречия совсем не было в раннейших списках Феофановой летописи. Приведем несколько примеров. Очень подробную и точную хронологию патриарха Германа у Феофана Анастасия переводит также очень подробно: списывает с таблиц круглое число лет правления Германа – 15-лет, говорит, что он переведен в Константинополь в 715-м году, патриаршествовал 14 лет, 5 месяцев и 7 дней и изгнан 7-го января в третий день недели, но только пропускает указание дня перемещения Германа: 11-е августа²⁶⁶. И это указание действительно не верно: считая от 7-го января назад и принимая во внимание дату 5 месяцев и 7 дней, нужно днем перевода Германа признать 1-е августа, а не 11-е. Гоар старается эту ошибку объяснить небрежностью переписчика, допуская, что сначала въ тексте стояло δ' (4), которое, естественно могло превратиться сначала в ά (1), а потом и в ιά (11)²⁶⁷. Но единогласное свидетельство массы рукописей²⁶⁸ противостоит такому объяснению и заставляет скорее предположить, что указания на 11-е августа не было у Феофана, как нет его и у Анастасия. Еще: о патриархе Фоме I Феофан говорит, что он поставлен в 4-й год Фоки 11-го октября²⁶⁹; Анастасий же указывает просто год, опуская указание числа месяца²⁷⁰ и чрез это ближе к истине, так как автор Пасхальной хроники, современника Фомы и его предшественника Кириака, утверждает, что последний умер 29-го октября, а Фома рукоположен 23-го января²⁷¹. Придется допустить просто чудо, чтобы понять способность Анастасия опускать именно неверные даты, если не признать, что этих дат не было у Феофана, которому лучше, чем кому-либо другому, должна была быть известна хронология патриархов своего родного города.

2) Сделав вероятным предположение, что таблицы в раннейших списках Феофановой летописи существовали не в таком виде, как мы их видим теперь, а подходили ближе к тому способу ведения их, какой нам дан в переводе Анастасия, и что многие подробности в обозначении дат константинопольских патриархов занимающего нас периода, т. е. указания на месяцы и дни, также скорее должны быть признаны произведением позднейших интерполяторов, мы теперь остановимся на той части гипотезы De-Boor'a, по которой отсутствие в переводе Анастасия «большинства точных дат Феофана, простирающихся до показания времени дня, в которое случилось происшествие» говорит непременно только «о пропусках Анастасия, а не об интерполяции Феофана», так как «переписчики были не в состоянии интерполировать подобные вещи»²⁷². Все предположение De-Boor'a, как видно, держится на мысли о невозможности допустить, как вероятное, что интерполяторы имели средства и источники сделать свои хронологические привнесения в летопись Феофана. Таким образом, если мы покажем противное, т. е. наметим источники для интерполяции, то гипотеза De-Boor'a потеряет под собой всякую почву. При этом заранее скажем, что мы считаем не требующею доказательства следующую мысль: так как естественно думать, что интерполяторами Феофана были его читатели и переписчики – соотечественники, то само собою понятно, что источники для хронологии своих, т. е. константинопольских патриархов, им должны были быть доступнее, чем источники для хронологии представителей остальных четырех патриархатов, и что, следовательно, если они имели средства интерполировать труд Феофана в последнем случае, то тем больше у них должно было быть средств для интерполяции в первом. Поэтому естественно мы сначала остановимся на разъяснении возможности интерполяция дат для представителей патриархатов за исключением константинопольского, как возможности труднее допустимой. Если такое разъяснение будет сделано, то вероятность больших привнесений в Феофанову хронологию патриархов константинопольских сделается очевидною сама по себе, хотя именно по отношению к интерполяции этой одной только хронологии мы и не могли бы указать источников, на основания которых она происходила.

Общим источником, который давал материал для интерполяции Феофановой хронологии всех вообще патриархов, была сокращенная хронография патриарха Никифора. Оснований, на которых покоится такое утверждение, очень много. С первой же страницы Феофановой летописи можно заметить, что большинство таблиц вышло из-под пера интерполяторов. Самые первые из них представляют из себя массу противоречия и вызывают недоумение, если их приписать Феофану, и вполне объяснимы, если признать их делом интерполяция. Каковы эти противоречия, об этом приведем суждение De-Boor'a; он, между прочим, говорит: «как Феофан пришел к параллели (таблиц) под первым годом своей летописи, этого я сказать не могу. Нужно предположить, что в данном случае он примкнул к Синкелу, продолжателем которого был; но в действительности видно, что такое присоединение ограничилось только усвоением Александрийской эры от сотворения мiра; остальные же даты Синкела, которые он обозначает под 5776-м годом от сотворения мiра, стоят в противоречии с показаниями Феофана под годом 5777 от сотв. мiра. Так как с этим годом Феофан сопоставляет второй год Тиранна, епископа антиохийского, то нужно было бы ожидать, что у Синкела этот епископ будет упомянут под 5776-м годом. Но у Синкела последним назван Кирилл, предшественник Тиранна. Время правления епископа Иерусалимского Гименея Феофан определяет в 24 года, а Синкел только в 12 лет; а что это последнее число произошло не от ошибки переписчика, доказывается двойным его повторением. В двух таблицах – для епископа римского и александрийского, хотя имена и числа лет правления одинаковы, но Синкел не дает никакого права 7 и 11-й годы правления этих епископов относить именно к 1-му году царствования Диоклетиана. Таким образом, со значительною степенью вероятности мы можем признать, что большинство таблиц Феофана уже в начале его летописи хронологически не верны, причем мы не знаем, что ввело его в заблуждение²⁷³. Мы не склонны в этом заблуждении обвинять Феофана; есть данные, позволяющие проследить здесь процесс работы именно интерполятора. Прежде всего, можно утверждать, что Феофан считал таблицы Синкела верными и вовсе не хотел становиться в противоречие с ними, начиная свой труд. Что касается, прежде всего, несогласия между Феофаном и Синкелом относительно епископа антиохийского, то на самом деле его нет и не было. Под 5816-м годом от сотворения мiра Феофан, говоря о первом вселенском соборе, между прочим, сообщает, что вдовствовавшая в то время антиохийская кафедра по распоряжению собора была замещена Евстафием, епископом Верои Сирийской. Следовательно, первый год его правления нужно считать именно с этого времени. Между тем в таблицах помечен уже 10-й год Евстафия²⁷⁴. Предполагая, что таблицы в данном случае принадлежат интерполятору, а указание времени занятия Евстафием антиохийской кафедры в тексте самому Феофану, мы легко поймем и распутаем приведенное противоречие. Между Евстафием и Тиранном, второй год правления которого сопоставляется в таблицах с первым годом Феофановой летописи²⁷⁵, антиохийскую кафедру занимали три епископа: Виталий, Филогон и Павел²⁷⁶, первый 6 лет, второй 5 и третий 5, все вместе 16 лет. Прибавляя к этим 16-ти годам 13 лет Тиранна = 29 л.; относя 1-й год Евстафия к 5816 г. от сотворения мiра²⁷⁷, мы должны, поэтому допустить, считая 29 лет назад, что первый год Тиранна совпадал с 5787-м годом александрийской эры, которою пользуется Феофан. Но это наше предположение; думал ли так сам Феофан? Очень вероятно, потому что так, несомненно, думал Георгий Синкел и потому что это говорили источники, которыми пользовался Синкел и которые перешли к Феофану²⁷⁸. В данном случае важно определить время правления Кирилла, предшественника Тиранна. Синкел упоминает его еще под 5778-м годом от сотворения мiра и свидетельствует, что он занимал кафедру 15 л.²⁷⁹ Благодаря тому способу разделения своей хроники на отделы, какой мы видим у Синкела, точно определить год занятия кафедры Кириллом не возможно. Это можно сделать только при рассмотрении источников, которыми пользовался Синкел. В интересующем нас случае таким источником для Синкела был Евсевий²⁸⁰. А Евсевий начало правления Кирилла сопоставляет с 4-м или 5-м годом царствования императора Проба²⁸¹; Иероним точнее относит это начало к 3-му году 265 олимпиады.²⁸² Проспер Аквитанский тоже событие приурочивает к консульству Мессалы и Грата²⁸³. Все эти признаки, взятые вместе, обозначают 280-й год нашего счисления²⁸⁴ и 272-й от Р. Хр. или 5772-й год от сотворения мiра той эры, которою пользуются Феофан и Синкел. И несомненно, что это было известно Синкелу, а за ним и Феофану, хотя у первого в хронографии и нет такого точного обозначения, потому что таких обозначений он и вообще не делал. Если же это так, если Синкел и Феофан, имея пред собою хронику Евсевия, должны были 1-й год Кирилла отнести к 5772-му году, то последний год его, следуя тому же Евсевию, у которого для Кирилла 15 л., они должны были отнести к 5787-му году, с чем вполне согласуется указание Феофана в тексте, что первый год Евстафия антиохийского падает на 5816-й год, ибо три преемника Кирилла и предшественники Евстафия, как мы говорили выше, вместе занимали кафедру 29 лет, отсюда 5816–29 = 5787.

На основания этого разъяснения решительно нельзя признать принадлежность Феофану таблицы под первым годом его летописи, в которой помечен второй год правления Тиранна антиохийского; и нужно думать, что для Феофана это был только 5-й или 6-й год правления Кирилла; таблицы же списаны интерполятором у патр. Никифора, у которого числа лет правления антиохийских епископов разительно сходны с такими же числами в таблицах Феофана.

Еще яснее последняя мысль станет, если мы обратимся к рассмотрению другой таблицы под первым годом Феофановой летописи, – таблицы для епископа иерусалимского. В ней для Гименея стоит 24 г²⁸⁵. Между тем у Синкела мы видим только 12 лет²⁸⁶. Нужно думать, что и Феофан был с ним согласен, так как это число лет правления Гименея было обозначено в источнике для этого раза обоих летописцев, т. е. в хронике Евсевия²⁸⁷. Какая дата Гименея верна – Никифора или Синкела и Феофана, в данном случае для нас не важно; важно то, что Феофан в след за Синкелом должен был считать для Гименея 12 лет; если же в таблицах видим 23–24 года, то это число было внесено интерполятором на основании хронографии Никифора²⁸⁸. При этом интерполятор поступил очень грубо; зная, что у Синкела помечено для Гименея 12 л., он 13-й год его поместил под 1-м годом летописи Феофана, хотя у Синкела под 5778-м годом (2 м Феофана) считается все еще только 12 лет Гименея.

Почему затем именно 7-й год римского епископа Гая в таблицах сопоставляется с первым годом Феофановой летописи, это легко объяснить следующим образом: под 5788-м годом у Феофана был назван римский епископ Евсевий²⁸⁹. Руководясь этим, интерполятору нужно было только от этого года из 15-ти лет Гая считать назад, и 7-й год Гая естественно совпадал с первым годом Феофана.

Точно так же объясняется и отнесение в таблицах интерполятором 11-го года Феоны Александрийского к первому году Феофана; притом здесь особенно ясно, что интерполяция велась именно при помощи хронографии Никифора. Под 5797-м годом Феофан сообщает о смерти александрийского епископа Петра²⁹⁰. Это была первая заметка у Феофана об александрийских епископах, которою руководился интерполятор. Видя у Никифора, что Петр правил 11 лет, а его предшественник Феона – 19 л.²⁹¹, и считая назад от 5797 до 5777-го года он естественно должен был (11 Петра + 9 Феоны = 20 л.; из 19 л. Феоны – 9 л. = 10 л.) к последнему году приурочить именно 11-й год Феоны. Между тем Феофан так считать не мог. Прежде всего, вероятнее допустить, что вместе с Синкелом²⁹² Феофан время правления Феоны определял – 18 л., а не 19, как стоит в таблицах, так как в источнике Синкела у Евсевия мы видим именно 18 л.²⁹³ Точно также и 11 лет Петра, преемника Феоны, интерполятор взял у Никифора, ибо у Евсевия мы видим 12 л²⁹⁴.

Так наша мысль, что большинство таблиц не принадлежит самому Феофану, а присоединено интерполятором на основании хронографии Никифора, – подтверждается рассмотрением уже самых первых из них. Анализ дальнейших из них дает нашему предположению степень несомненности. Возьмем для этого анализа случай самый замечательный. Под 5847-м годом Феофан рассказывает: «в этом году Акакий Kecapийский и Патрофил Скифопольский, последователи Ария, низложили Максима иерусалимского и возвели на его место Кирилла, считая его своим единомышленником»²⁹⁵. Заметим, что это первый факт, о котором речь идет в отделе под 5847-м годом. И в тоже время в таблицах, т. е. в предъидущей строке, помечен первый год Илария Иерусалимского, занимавшего кафедру 12л. Приписать такое чудовищное противоречие самому Феофану едва ли у кого хватит смелости. Но не в этом еще главное дело. Первый год Кирилла в таблицах отнесен к 5833-му году и число лет его правления обозначено 15²⁹⁶; затем считается 12 лет Илария с 5847 г.; и, наконец, опять Кирилл 35 л.²⁹⁷ Включая годы изгнания, всего Кирилл епископом был 15+12+35–62 года. Как получилась такая хронология Кирилла в таблицах? В хронографии Никифора читаем: «Кирилл, изгнанный арианами; вместо него (ἀντʹ αὐτοῦ) было трое: Арсений, Ираклий и Иларий; возвращенный при Грациане присутствовал на 2-м соборе; всего (ὁμοῦ) 62 года»²⁹⁸. Совпадение замечательное! Интерполятор показанием Никифора распорядился очень оригинально: так как лета Арсения, Ираклия и Илария у Никифора не обозначены особо, то он круглым числом в первый раз отвел Кириллу 15 лет, а во второй – 35 лет; остальные же 12 лет во избежание всяких затруднений приписал одному Иларию²⁹⁹.

Наконец, самым важным доказательством нашей гипотезы о непринадлежности большинства таблиц Феофану и о внесении их интерполятором на основании хронографии Никифора мы считаем то замечательное совпадение, что ведение постоянных таблиц для представителей четырех патриархатов превращается в летописи Феофана как раз параллельно с прекращением перечня их в тех списках, какие мы видим в хронографии Никифора. Прежде всего ведение таблиц и повторение имен прекращается для епископов римских: последним назван Венедикт – 5 л. под 6065-м годом³⁰⁰. И этот Бенедикт стоит последним же в списке Никифора; далее хотя и перечислены еще пять человек, но без годов, так что составителю таблиц этот перечень не мог уже принести пользы³⁰¹. И что особенно замечательно: сам Феофан вовсе не думал прерывать указаний на епископов римских; когда знал, он делал эти указания, хотя большею частью и без годов. Но составитель таблиц пренебрегал такими таблицами без лет и просто выпускал имя епископа римского. Доказательством того, что дело происходило именно так, могут служить следующие, уже прежде упоминавшиеся нами, случаи: под годом 6087 Феофаном в таблицах было помечено имя Григория, еп. римского, но, вероятно, без лет; и теперь этого имени мы не находим³⁰². А что это не простая случайность, видно из повторения того же явления с именем папы Григория³⁰³. Так же под годом 6122-м у Феофана упоминалось в таблице имя Иоанна, еп. римского, ибо мы видим его у Анастасия, но то же без указания числа лет его правления. Сочинителю таблиц такое указание ничего не говорило; потому оно теперь и исчезло³⁰⁴.

Вторым по порядку прекращается ведение постоянной особой таблицы для епископа антиохийского; последним назван Анастасия – 9 л. – под 6100-м годом, потому что он последний и в каталоге Никифора; дальше материала для интерполяции не оказывалось³⁰⁵.

Епископ александрийский в таблицах последний Петр под годом 6143³⁰⁶; равно как последнее место он занимает и в каталоге Никифора³⁰⁷.

Имя иерусалимского епископа в таблицах названо в последний раз под 6127-м годом³⁰⁸: Софроний – 3 года. Им же заканчивается и список Никифора³⁰⁹.

Указывая на такое совпадение, мы, само собой разумеется, считаем за известное то положение, что числа лет правления представителей четырех патриархатов в таблицах Феофана и в хронографии Никифора совершенно одинаковы³¹⁰. При этом само собой разумелось и то, что во всех приведенных случаях хронологической путаницы в летописи Феофана перевод Анастасия совершенно свободен от нее.

Против высказанного нами предположения может быть только одно возражение: сходство списков патриархов четырех кафедр в таблицах с каталогами Никифора могло зависеть от одинаковости источников. На это заметим: хронология таблиц у Никифора во многих случаях не верна; предположить, чтобы два автора могли ошибаться совершенно одинаково во всех решительно случаях, – так чудовищно, что об этом, кажется, не может быть и речи. Да притом не только ошибки одинаковы, но и некоторые сочетания, напр. лет иерусалимских епископов – Кирилла (выше) и других, которые у каждого автора могут быть различны, в таблицах летописи Феофана и в хронографии Никифора одни и те же. Интерполяция первой на основании показаний второй могла быть для читателей тем более легкой и удобной, что во многих кодексах обе они списывались вместе³¹¹. Ниже мы попытаемся показать, что у Никифора при написании хронографии и цель была не иная, как восполнить хронологические пробелы в летописи Феофана.

Итак, если многие данные заставляют признать большинство таблиц для представителей четырех патриархатов летописи Феофана не принадлежащими ему и внесенными после на основании хронографии Никифора, то тем большая возможность была для интерполяторов составлять такие таблицы и вносить их в труд Феофана – для патриархов константинопольских. При этом не только целые числа лет правления, как по отношению ко всем остальным патриархам, но и дальнейшие подробности можно было для своих архипастырей доставать с большею легкостью и удобством. Во всяком случае, нам кажется, что вышеприведенное мнение De-Boor'a о трудности допустить интерполяцию хронологических показаний на том только основания, что подобные вещи не в состоянии были делаться интерполяторами, всего меньше может иметь силы именно по отношению к хронологии патриархов константинопольских.

После всего сказанного нами естественно спросить: если дело Фeoфаном велось не с такими приемами, какие мы видим в теперешней его хронографии, то как представлять себе его манеру составления таблиц³¹²?

Признавая, что большинство таблиц не принадлежит Феофану, нужно, однако, думать, что он все-таки иногда составлял их; от того только иногда они являются и у Анастасия. При этом очень вероятно, что он, указывая в начал известного ряда таблиц годы от сотворения мipa и Р. Хр., годы императора, отвода места для имен патриархов, не всегда был в состоянии наполнить последние (места), по причине скудости источников, особенно в начале хронографии³¹³. Если имена он знал, то числа лет правления были ему неизвестны. Отсюда частое списывание Анастасием имен без лет³¹⁴. Это невыполненное особенно в начале, хронографии намерение Феофана – вести точное обозначение лет правления патриархов в таблицах – очень естественно должно было вызвать у читателей желание довершить работу Феофана. Какой-нибудь книжник (sciolus, как называет его Геншен), запасшись подходящими источниками, легко мог довести дело до конца, не обращая никакого внимания на показания текста и наблюдая свой особый порядок, уродливых образчиков которого мы видели достаточно выше. Анастасий, приступая к своей работе и видя пустые таблицы, само собою разумеется, уже не счел нужным оставлять дли них места, а списывал только те из них, которые были наполнены Феофаном. При этом само собою понятно, что чем ближе к своему времени, тем Феофан имел больше средств вести свои таблицы; тем они действительно чаще и подробнее встречаются и в переводе Анастасия. Но замечательно: в теперешней хронографии Феофана и в ее отношении к переводу Анастасия наблюдается как раз обратное явление. Т. е. в первой половине летописи таблицы несравненно чаще и подробнее, чем во второй; а в переводе Анастасия – как раз напротив; чем ближе к концу, тем больше подробностей. Интерполяция, следовательно, имела больше места в первой части Феофанова труда, что подтверждается и выше сделанными нашими замечаниями о том, что она велась на основания хронографии Никифора, которая давала материал именно только для интерполяции первой половины труда Феофана.

Имея такое представление о деле, нам весьма естественно признать значение перевода Анастасия для критики оригинала, по крайней мере, – для критики Феофановой хронологии представителей всех вообще nampиapxamoв и в частности – nampиapxama константинопольского за интересующий нас nepиoд. Приложение этого вывода в нашем исследовании отразится в том, что мы за бесспорно принадлежащие самому Феофану будем принимать только те даты для константинопольских патриархов, которые есть в переводе Анастасия. Все показания, которых нет в этом переводе, будут приниматься нами во внимание в том предположении, что если даже они не принадлежат самому Феофану, то все-таки они произведение читателей и переписчиков, которые могли достать источники дли хронологии своих патриархов очень подробные³¹⁵; но такие показания нас, однако, не будут ни к чему обязывать, т. е. мы не будем считать их за свидетельства, заслуживающие предпочтения пред показаниями других источников.

Такие результаты нашего анализа отношения перевода к подлиннику для нас очень не выгодны: мы лишены чрез это многих подробных хронологических показаний, которые по местам в следующей нашей работе избавляли бы нас от сомнения, колебаний и излишних хлопот; но во всяком случае лучше осторожная точность, чем неуверенная, возбуждающая подозрение, подробность...

Выше мы заметили, что помимо перевода Анастасия для проверки хронологических показаний Феофана относительно патриархов изучаемого нами периода могут иметь важное значение еще свидетельства самого же Феофана. Правда, таким путем можно проверить далеко не все; однако даты 12-ти патриархов, начиная с Георгия (с ноября 679 г.) и кончая Тарасием, могут получить чрез такую проверку особую прочность. А при скудости надежных показаний вообще и это обстоятельство получает большую важность, почему мы и останавливаемся на нем особо.

Дело в следующем: хронология названных 12-ти патриархов обычным порядком устанавливается Феофаном в соответствующих времени их правления отделах и таблицах; но помимо этого в одном месте его летописи мы встречаем вторичное перечисление, сделанное автором с особою целью, как доказательство одной интересующей его мысли, что заставляет признать показания автора на этот раз особенно точными³¹⁶. Особенную ценность упомянутое перечисление получает еще потому, что для двух патриархов – Георгия и Феодора I (вторично) указание лет в таблицах в надлежащих местах находится только у Феофана и нет его у Анастасия³¹⁷; если бы не было означенного отдела у Феофана и в переводе Анастасия, одни показания таблиц могли бы возбуждать подозрение относительно того, что Феофан считал лета двух упомянутых патриархов именно так, как мы в них (таблицах) видим.

Чтобы покончить с этим отрывком, упомянем, кстати, еще о замечательном конце его: здесь содержатся такие даты для некоторых из занимающих нас патриархов, которые, несомненно, не принадлежат Феофану и которых нет у Анастасия, но которые, тем не менее, имеют высокую историческую ценность; именно даты для: – Никифора – 8 л., Феодота – 6 л., Антония – 16 л. и Иоанна VII – 6 л., 1 м. Так как Феофан кончил свою хронографию 813-м годом и закончил ее, как покажем сейчас ниже, именно в этом или в следующем году, а патриарх Никифор удален с кафедры в 815-м году, то даже первое указание на 8 лет правления Никифора несомненно не принадлежит Феофану, не говоря уже о датах прочих трех преемников Никифора. Судя потому, что указаны уже все лета Иоанна VII, предшественника Мефодия, нужно предположить, что означенная прибавка была внесена в летопись Феофана при патриархе Мефодие в половине сороковых годов ІХ-го века. Будь сделана после этого, в ней мы видели бы и указание лет Мефодия. Затруднение для такого предположения является только потому, что такого перечня преемников Никифора нет в переводе Анастасия, который между тем был в Константинополе уже во вторичное правление Игнатия в 869 году, как показано выше. Единственная возможность выйти из этого затруднения – это допустить, что Анастасий владел списком летописи Феофана, еще не успевшим наполниться привнесениями, так как, конечно, не все экземпляры подвергались одинаковой интерполяции. Допуская же, что занимающая нас прибавка сделана не позже первой половины IX в., мы в показаниях ее должны видеть свидетельства современника почти всех перечисленных в ней патриархов. Отсюда важность этих показаний понятна сама собою.

Чтобы выполнить данное нами выше обещание, скажем здесь несколько слов в объяснение, почему мы время написания хронографии Феофана приурочиваем именно к 813-му или к 814-му году, отнюдь не позднее. Зная, как Феофан не щадит самых черных красок, когда говорит об императорах иконоборцах, и допуская, как не требующее доказательства, что и Лев Армянин не мог рассчитывать на похвалы со стороны Феофана, если бы последнему пришлось писать о нем в то время, когда он заявил себя иконоборцем, мы должны признать, что хронография закончена до начала 815-го года, когда именно стало выясняться отрицательное отношение Льва к иконопочитанию (об этом ниже). Говорим «должны», потому что Феофан под последним годом своей летописи знает Льва только с самой идеальной стороны, как человека «благочестивого, храброго и вполне способного к управлению царством»³¹⁸.

До сих пор мы установили два положения, важные для оценки хронологии константинопольских патриархов занимающего нас периода в летописи Феофана: 1) Феофан находился в довольно благоприятных условиях для совершения такого труда, как написание его хронографии³¹⁹ по крайней мере для удовлетворительного составления хронологической сети ее, где требуется только труд, осторожность и обилие источников; 2) существующие в теперешней его летописи хронологические показания переполнены ошибками и прибавками. Эти противоречивые утверждения нашли у нас примирение в гипотезе, что большинство ошибок, главная часть которых состоит в несоответствии показания таблиц показаниям текста, должно быть признано принадлежностью неумелого интерполятора, и что хронологическая сеть Феофановой летописи в ее первоначальном виде была ближе к тому составу ее, какой мы видим в переводе Анастасия, чем к тому, в каком она существует в теперешних греческих списках.

Итак, удерживая первое из названных положений и принимая, что, несомненно, принадлежат Феофану только те даты константинопольских патриархов занимающего нас периода, которые есть и в переводе Анастасия, мы должны сделать, по крайней мере, относительно этих дат очень благоприятное заключение: Феофан старался примирять противоречивые даты, он мог иметь обильные источники; константинопольские патриархи – патриархи его родного города; следовательно, его хронологические показания о них, как удовлетворяющие основным требованиям критики, должны быть признаны очень ценными и надежными. А припоминая время его рождения и смерти, мы кроме того в его показаниях о пяти патриархах (Константине 2-м, Никите, Павле IV, Tapacии и Никифоре) должны видеть свидетельства современника.

Но признавая интересующие нас показания Феофана очень ценными, мы далеки от мысли, что написать на основании их хронологию наших патриархов очень легко. При пользовании ими необходимо должно встретиться очень много затруднений, которые являются, благодаря способу ведения Феофаном своей летописи³²⁰. Поэтому очень полезно отметить особенности, которые необходимо постоянно иметь в виду, чтобы умело пользоваться его показаниями.

a) Обозначение лет в таблицах круглым числом делается совершенно произвольно; иногда, если патриарх занимал кафедру несколько лет с прибавкой меньшей, чем в полгода, то ради этих месяцев для круглого числа присоединяется целый год; наприм. Герман правил 14 л. 5 м. 7 дней, как показано в тексте, а в таблицах стоит 15 л.³²¹ Между тем напр. Павел IV, по свидетельству текста, быль патриархом с двадцатых чисел февраля 772 го года (по Феофановой эре) до конца августа 776-го года (по той же эре), т. е. более пяти с половиною лет, и, однако, в таблицах мы видим только 5 лет³²². Это обстоятельство очень важно: если полагаться на показания одних таблиц, при отсутствии данных для поверки их в тексте, то можно приурочивать иногда концы и начала правления патриархов к таким годам, к которым на самом деле они не относятся.

b) Точно так же нельзя полагаться на большую часть указаний в таблицах, что 1-й год правления известного патриарха совпадает именно с таким то годом эры от Р. Хр. и oт сотворения мiра. Когда есть более точные обозначения в тексте, то, конечно, справиться с таким затруднением легко; но таких обозначений за вычетом тех, которые интерполированы, к сожалению очень мало. Если напр. Феофан говорит, что Тарасия умер в 798-м году (разумеем постоянно эру Феофана) в феврале, а Никифор посвящен в половине апреля того же года, и если он первым годом Никифора называет все тот же 798-й год (хотя, заметим, Никифор правил в этом году только 4¹/₂ месяца, а Тарасий 6 м. (год Феофана начинается с сентября), то поступает совершенно справедливо, по крайней мере, сообразно с тем, как мы теперь вообще поступаем³²³. Но на ряду с такими случаями у Феофана много обозначений совершенно другого рода. Возьмем для примера одно из них – самое рельефное: Герман низложен 7-го января 721-го года; его преемник Анастасий возведен 22-го января того же года; на долю правления Германа в этом году приходится 4 м. с небольшим, а на долю Анастасия – больше 7 месяцев (с 22-го января до конца августа); и однако 721-й год назван не первым годом Анастасия, как следовало бы ожидать, а последним годом Германа; правление же Анастасия считается с 722-го года³²⁴.

Не будь подробностей в тексте и других источников, в данном случае можно было бы ошибиться на целый год. Доверяться подобным указаниям таблиц, следовательно, никак нельзя.

Если дело обстояло так, т. е. если иногда число месяцев меньше полгода считалось Феофаном за целый год, а иногда и больше полгода отбрасывалось для получения круглой суммы лет правления, то весьма естественно закрадывается подозрение, не произошло ли путаницы в хронологии наших патриархов у Феофана вообще? Ведь если отбрасывались или прибавлялись хотя только месяцы, то и в таком случае приведения хронология целого ряда лет могли возникнуть отклонения на целые годы. Остановиться на этом вопросе считаем необходимым, особенно в виду того, что De-Boor, указывая на подобные ошибки Феофана, говорит о них вообще, не исключая хронологии и константинопольских патриархов. Его мнение о том, как Феофан должен был, благодаря своим указанным приемам, отдалиться от истины, состоит в следующем: «Феофан имел пред собою каталоги, которые именно при составления таблиц для пяти патриарших кафедр (значит и константинопольской?!) ничего не давали, кроме длинных рядов имен и промежутков правления, обозначаемых круглым числом, и строил свой хронологический остов таким образом: первый год правления императора, персидского царя или патриарха он сопоставлял с первым следующим в его хронографии годом от сотворения мipa и с этого пункта продолжал считать годы каждого правления в отдельных таблицах параллельно со следующими годами от сотворения мiра, пока известное число лет правления не иссякало, после чего назывался преемник и продолжался таким же порядком счет с первого года его правления. Так как имевшиеся под руками у Феофана каталоги были составлены так, что излишки при указании годов пропускались, то естественно он скоро должен был уклониться от истины. Если напр. одно правление продолжалось 10 л. и 6 месяцев, следующее – 4 г. и 6 м., а Феофан видел пред собою только целые числа – 10 и 4, то первый год третьего преемника само собою он должен был приурочить к 15-му году своего счисления вместо 16-го и все дальнейшее счисление сдвигалось на год, – ошибка, которая при дальнейшем счислении должна была возрастать»³²⁵. Если дело действительно происходило так, как говорит De-Boor, то большинство дат Феофана для патриархов занимающего нас периода должно потерять почти всякую цену, потому что большинства из них нет возможности проверить более подробными указаниями самого же Феофана в тексте. Но De-Boor сильно преувеличивает и главная посылка, на которой он строит все свои доводы, – именно, что Феофан имел пред собою каталоги представителей всех патриархатов с круглыми обозначениями лет их правления, совершенно произвольна. Мы соглашаемся, что такие каталоги у него могли быть только для патриархов не – константинопольских. Каталоги же своих патриархов он имел с подробными хронологическими показаниями. Что такая разница действительно могла существовать, это легко видеть из краткой хронографии Никифора: в списках пап Римских, патриархов Иерусалимских, Александрийских и Антиохийских мы почти не видим не только указания на дни, но и на месяцы; в каталоге же патриархов константинопольских как раз, напротив: здесь почти нет круглых чисел, а все с прибавками не только месяцев, но и дней. Таких каталогов мы имеем под руками около десяти (речь о них ниже), и ни в одном не встречаем только круглых чисел. Очень вероятно, что для константинопольских патриархов в Византии таких каталогов совсем и не было: иначе, по крайней мере, хотя один из них уцелел бы до нашего времени, как уцелело много других каталогов самых разнообразных видов. В виду этого отклонения, о которых говорит De-Boor, не могли иметь места у Феофана по отношению к хронологии наших патриархов, по крайней мере, не могли быть очень значительны. Но этого мало. И с подробными каталогами все же возможно было наделать ошибок, хотя и не столь больших, потому что между правлениями двух патриархов иногда бывали очень значительные промежутки, которые почти никогда не отмечаются в каталогах. Мы думаем, для своих патриархов Феофан мог располагать источниками другого рода, именно – разными хрониками и официальными календарями в роде тех χαρτίoι , которыми пользовался, как мы видели, Малала еще в VI – VII-м веках. Нужно даже предполагать, что самые каталоги константинопольских патриархов с обозначениями лет вошли в обычай не ранее VIII – IX-го веков и составлялись именно на основании подобных хроник и современных записей³²⁶. А так как в таких записях годы начала и конца правления приурочивались или к известному консульству, индикту, или к году императора, или к году известной эры, как это мы видим напр. в Пасхальной хронике³²⁷, то Феофан, если он иногда и пользовался только каталогами, мог вскоре после этого контролировать свои вычисления и тем избегать значительных отклонений. Само собой разумеется, что не все подобные источники Феофана были одинаковы по своему составу: чем далее назад, тем скупее они становились на точные хронологические показания. Отсюда и пользование ими для времен отдаленных было труднее и, конечно, скорее могло вести к неточностям. Но почти до VI-го века дат у Феофана для патриархов нашего периода нет, если судить, по крайней мере, об этом по переводу Анастасия. А за 6-й в. и отчасти за 7-й в. мы можем уже следить за его источниками³²⁸; для дальнейшего же времени он мог иметь в распоряжении документы константинопольских архивов³²⁹.

Для отчетливого представления тех приемов, которыми мы будем руководиться при пользовании показаниями Феофана во время написания хронологии патриархов константинопольских и которые мы обосновали и установили во всей предыдущей речи, повторим их в кратком перечне:

1) Бесспорно принадлежащими Феофану даты константинопольских патриархов нужно признать только те, которые находятся в переводе Анастасия.

2) Значительнее образование Феофана, его благоприятное внешнее положение и выказываемое им намерение примирять противоречия в хронологии достаточно ручаются, что в его хронологических показаниях о константинопольских патриархах нашего периода мы имеем не груду беспорядочно нагроможденных дат, а ряд свидетельств очень ценных.

3) Ценность этих свидетельств не может быть заподазриваема на основания частых ошибок Феофана в хронологии представителей других патриархатов, так как источники для хронологии патриархов константинопольских были у него, несомненно, обильнее, вернее и подробнее.

4) Показания лет в таблицах круглым числом и приурочивание первого и последнего годов правления каждого патриарха должны быть принимаемы с большою осторожностью, как часто не отвечающие действительности, – недостаток, происшедший не по небрежности или незнанию Феофана, а благодаря способу ведения им своей летописи³³⁰.

5) Даты с VII-гo столетия становятся подробнее и чем далее, тем получают большую историческую ценность, особенно, если принять вероятное предположение, что с этого времени Феофан писал не на основании пособий, а – первоисточников.

В заключение нам оставалось бы только показать отношение летосчисления, которым пользуется Феофан к нашему счислению, если бы некоторые странности, встречающиеся в его летописи, не вызывали у многих ученых предположения, что в тот период времени, который обнимает хронография Феофана, у греков было не одно, а два различных летосчисления, следы чего будто бы отразились на способе обозначения событий у Феофана. Разъяснение этих странностей сопряжено с большими трудностями и делает необходимым говорить об очень многом. Но так как до сих пор наука не выработала ничего определенного по этому предмету, мы считаем себя обязанными остановиться и уяснить, в чем тут дело.

Для ясности нашей последующей речи, впрочем, необходимо сначала сказать, какою эрою пользуется Феофан. Средства определить это дает он сам, когда, устанавливая дату смерти императора Зенона, говорит: «год, в котором умер Зенон и воцарился Анастасий, по римскому счету κατὰ Ρωμαίους) от Адама есть 5999-й по точному же и верному счислению Александрийцев 5983-й (κατα δὲ τὸν ἀκριβῆ καὶ ἀληθινὸν φῆφον Άλεξανδρέωγ), от царствования Диоклетиана – 207-й, от божественного воплощения – 483-й, индикта 14-го»³³¹. Для удобства определения можно начать с эры Диоклетиановой: 207-й год ее отвечает нашим 490/491 годам³³². Чтобы узнать, какова эпоха названной Феофаном римской эры от Адама, для этого нужно из 5999 вычесть 491 = 5508 лет. Это, очевидно, есть так называемая эра константинопольская или византийская. Мы видели уже, что ею пользуется автор пасхальной хроники, – это первый пример употребления ее. Так как начало года у Византийцев совпадало с началом индикта первого сентября, то первый год у них приходился уже на первое сентября 5509-го, а не 5508-го года³³³. В данном случае напр. 5999-й год четырьмя месяцами, – с сентября по декабрь, – относится и 490 году нашей эры, а последними 8-ю к 491-му. Сравнивая теперь римскую эру с александрийской, мы находим разницу между ними на 16 лет: 5999 – 5983 = 16; а вычитая 16 из 5508, мы видим, что по александрийской эре до Р. Хр. нужно считать 5492 года, α первый год византийский 5509-й отвечает 5493-му году этой эры. С другой стороны, так как 5983-й год от сотворения міра сопоставлен Феофаном с 483-м годом от Р. Хр., то, очевидно, пользовавшиеся ею считали до Р. Хр. 5500 л., ибо 5983–483 = 5500. По этой цифре мы узнаем в ней эру Аниана, египетского монаха, жившего в начале Ѵ-го века³³⁴. И действительно, Георгий Синкел, к которому примкнул Феофан, говорит, что он пользуется в своем летосчислении указаниями Аниана (ταῦτα οὐχ ἀφ ἑαυτῶν συντετάχαμεν ἀλλʹ ἐκ τῶν παραδόσεων... Ἀννιανοῦ τοῦ ὁσιωτάτου μοναχοῦ τοῦ συντάξαντος κύκλον 11 πασχάλεια 532 ἐτῶν ἅμα σχολίοις ἀκριβέσι)³³⁵. Тот же Синкел дает средства узнать, как точно определить год Р. Хр. по этой эре. Он за Анианом полагает, что Благовещение (25 марта) было в 5500-м году, а Рождество Христово в следующем 5501-м году (как и все, Синкел начало года относит к первому сентября) anno a mundi 5500 completo, jamque 5501 ineunte³³⁶. Выше мы сказали, что первый год константинопольской или нашей эры начинается с 1-го сентября 5509 года. Следовательно, эра Феофана отстает от нее ровно на 8 лет; чтобы год от сотворения міра по Феофану перевести на такой же год эры нашей, нужно прибавлять только 8. Впрочем, так как у Феофана рядом с годом от сотворения міра часто помечается год от Р. Хр., и так как мы теперь обычно считаем только по этим годам, то гораздо важнее знать, как Феофановы годы от Р. Хр. переводить на такие же наши годы. После сказанного уже это определить очень легко. Как годы эры от сотворения міра отличаются на 8 л., так и годы Феофана от Р. Хр. отстают от наших на 8 лет; наприм. вышеупомянутый 491-й год нашей эры – соответствующий ему 483-й Феофанов = 8. Следовательно, чтобы получить наш год от Р. Хр., нужно к Феофанову году прибавлять 8. Но при этом повторим, что после прибавления получается наш год только с января; а так как Феофанов год начинается с сентября, то месяцы до января нужно относить к предшествующему нашему году; напр. 483 + 8 = 491-й год только с января, до января же это будет пока 490-й наш год.

В приведенной тираде из Феофана рядом с указанием лет по разным эрам отмечен еще 14-й индикт. Так как указание на индикты у Феофана встречается постоянно, и так как отношение между цифрою индикта и цифрою года неизменно должно быть одно и тоже, что дает возможность поверять одни другими, т. е. годы индиктами и индикты годами, то мы здесь, кстати, скажем несколько слов об этом отношении лет и индиктов. Установить это отношение теперь тем более необходимо, что та путаница в счислении Феофана, о которой мы будем говорить, состоит именно в нарушении однообразного отношения индиктов и лет от Р. Хр. между собою. Не вдаваясь в подробности исторические³³⁷, мы имеем полную возможность точно определить, как должны относиться друг к другу числа года и индикта по нашей эре. Как известно, изобретателем это эры был римский монах Дионисий Малый, живший в первой половине VІ-го века³³⁸. Он сам установил правило, как отыскать соответствующий известному году индикт. Исходя из того положения, что новый 15-ти летний круг индиктов должен был бы начаться в 3-м году пред Р. Хр., если бы такой счет по индиктам тогда уже существовал³³⁹, и что первый год Дионисиевой эры должен был быть 4-м индиктом, он совершенно правильно в своей точки зрения предложил следующую формулу для отыскания индикта, соответствующего известному году: к цифре года нужно прибавить 3 (ибо, повторим, новый 15-ти летний круг индиктов должен был начаться именно за 3 года до Р. Хр.) и сумму разделить на 15; остаток и будет означать номер индикта; если не будет остатка, то это означает индикт 15-й³⁴⁰. Напр. упомянутый выше 14-й индикт Феофана, когда умер Зенон, отвечает, как показано, 491-му году Дионисиевой или нашей эры; руководясь формулой Дионисия, этот индикт можно было бы отыскать, если бы он и не был означен у Феофана: 491 + 3 = 494 : 15 = остаток 14. Начало индикта было вместе и началом года – 1-е сентября. В таком виде индикты известны из обозначения их византийскими императорами и всеми авторами, составляющими Corpus Scriptorum historiae Byzantinae³⁴¹, почему хронологи называют такие индикты греческими в отличие, напр., от так называемых папских и пр. И Феофан знает только такого рода индикты. Само собою понятно затем, что приведенная формула Дионисия пригодна не только для отыскания индикта, когда известен год, но и для отыскания года, когда известен индикт. Правда, в последнем случае приложение этой формулы ограничено: так как индикты чрез 15 лет повторяются снова, то, чтобы определить год посредством индикта, нужно знать, по крайней мере, десятилетие столетия, к которому приурочивается 15-ти летний круг индиктов. Тем не менее, приложение это очень важно: допустим, напр., что в науке идет спор о том, к какому году приурочить смерть императора Зенона: к 492-му или 491-му? Если основания для принятия того и другого года одинаковы, то указание на 14-й индикт непременно покажет истинность одной даты и явную ложность другой. В нашем примере 492-й год нужно было бы отвергнуть, потому что 492 + 3 : 15 = остаток – индикт 15-й, а не 14-й.

Мы показали до сих пор, как отыскивать индикты и поверять ими годы Дионисиевой или нашей эры. Отсюда же легко заключить, как проверять индиктами и годы от Р. Хр. у Феофана; так как эпоха его христианской эры начинается на 8 лет ранее, чем наша, то для отыскания индиктов здесь формулу Дионисия нужно изменить только в том, чтобы прибавлять къ цифре года не 3, а 3 + 8 и потом также сумму делить на 15.

Таково отношение индиктов и лет от Р. Хр. – в большей части хронографии Феофана, – и его можно признать правильным отношением в том смысле, что оно наблюдается постоянно у автора Пасхальной хроники и у всех византийцев – продолжателей Феофана. Между тем в некоторых местах летописи такое отношение у Феофана изменяется; самое рельефное место в хронографии, свидетельствующее об этом изменении, и притом такое место, которое нужно признать свободным от искажения со стороны переписчиков и интерполяторов, находится под годом 6232; здесь мы видим, что Феофан смерть императора Льва Исаврянина относит к 6248:му году по Римскому счислению, к 6232-му по Александрийскому, к 1063-м от Филиппа – по Македонскому, к 9-му индикту³⁴² и к месяцу июлю. В начале отдела, где сделаны эти вычисления, рядом с 6232-м годом от сотворения мiра помечен 732 год от Р. Хр.; по-нашему это будет 732 + 8 = 740-й год. Проверяя год индиктом по формуле Дионисия. 740 + 3 : 15 = мы видим остаток – индикт 8-й, а не 9-й, как показано у Феофана. Что бы это значило? Вопрос этот нам можно было бы обойти, если бы дело не касалось хронологии наших патриархов. Так как аномалии в отношениях индиктов и лет повторяются, начиная с 7-го века, постоянно, то весьма естественно, что под эти аномалии подпадают и даты наших патриархов; напр. год вступления на кафедру патриарха Константина 2-го помечен у Феофана 745-м годом, 7-м индиктом;³⁴³ на самом же деле 745 + 8 + 3 : 15 = остаток – индикт 6-й, а не 7-й, как у Феофана.

В видах разъяснения таких странностей в науке явилась гипотеза, что в эпоху Исаврийской династии у греков был особый способ летосчисления. Творцы этой гипотезы – ученые юристы Цахариэ и Геймбах. Случай, натолкнувший их на эту гипотезу, был следующий³⁴⁴. Один законодательный памятник эпохи Исаврийской династии, именно эклога (ἐκλογή) – Льва Исаврянина и Константина Копронима, датирован 6248-м годом от сотворения міра, месяцем мартом 9-го индикта³⁴⁵. Год 6248-й сосчитан по эре константинопольской, тождественной с нашей; следовательно, 6248–5508 = это 740-й год от Р. Хр. по нашему счислению и 740 – 8 = 732-й по счислению Феофана, тот самый, в июле которого умер Лев и о котором только сейчас была речь. Замечательно, что в том и в другом случае 740-й год одинаково необычно помечен 9-м индиктом; и если отдать преимущество указанию на индикт пред указанием на год, то в 9-м индикте был не 740-й, а 741-й год; ибо 741 + 3 : 15 = остаток 9. В виду этих затруднений Геймбах прибегает к предположению, что «во время иконоборцев существовало другое летосчисление, которое относительно общеизвестного и обшепринятого заключало в себе разницу на один год»³⁴⁶. Это утверждение Геймбаха, хотя и с некоторыми ограничениями, мы признаем вопреки отзыву проф. Васильевского совершенно верным. Геймбах в доказательство своего мнения приводит примеры из хронографии Феофана, подобные тем, которые нами уже указаны, и старается открыть тот пункт, «откуда собственно пошла разница, где начинается это отставание римской мировой эры на один год (против индикта и) против годов от Р. Хр.»³⁴⁷ Но дальнейшие положения гипотезы Геймбаха нужно признать неудачными. Просматривая летопись Феофана назад от интересующего его года смерти Льва Исаврянина с целью найти пункт, с которого пошли упомянутые аномалии, он слишком поспешно остановился на большом отделе под 6218-м годом, где действительно рассказывается о событиях, происходивших в продолжение двух индиктов: 9-го и 10-го³⁴⁸; а именно упомянуты: лето 9-го индикта и 18-е апреля и лето 10-го индикта. Геймбах на основании этого предположил, что именно отсюда начались аномалии в отношениях индиктов и лет. Но это доказательство Геймбаха весьма неудачно. Дело в том, что у Феофана не было указания на 9-й индикт, и это указание нужно признать вставкой позднейшей. В переводе Анастасия рассматриваемый отдел передан буквально; помечен два раза индикт 10-й, и только во всем отделе пропущено указание на индикт 9-й, – и это совершенно согласуется с постоянной манерой Феофана под одной рубрикой рассказывать события только одного года – индикта, начало которого он всегда считает с сентября³⁴⁹. Геймбаху следовало смотреть дальше, и тогда он увидел бы, что правильное отношение индиктов и лет исчезло в хронографии Феофана около 1-го года Ираклия, с 6102-го (по Феофану) года от сотворения мipa³⁵⁰ и продолжалось действительно до последнего года Константина Копронима (775 г.), как утверждает и Геймбах³⁵¹.

Мы сказали, что несоответствие лет и индиктов у Феофана началось с 6102-го года от сотворения мiрa и 602-го от Р. Хр. с 1-го года Ираклия. Этот год помечен 14-м индиктом; между тем 602 + 8 + 3 : 15 = остаток индикт 13-й³⁵². И это несоответствие наблюдается почти везде до последнего года Константина Копронима, как справедливо утверждает Геймбах. Впрочем, то положение, что изменение отношения индиктов и лет началось у Феофана с 1-го года Ираклия, нужно принимать с осторожностью. Дело в том, что отделы, предшествующие тому, в котором повествуется о событиях 1-го года Ираклия, не помечены у Феофана индиктами, а только годами от сотворения міра и от Р. Хр.·, следовательно, отношение индиктов и лет проверить нельзя. Последний год пред Ираклием, допускающий такую проверку, т. е. имеющий рядом с собою индикт, есть 2-й год Фоки – 6096-й от сотворения мiрa и 596-й от Р. Хр., 7-й индикт (обычно: 596 + 8 + 3 : 15 = индикт 7-й)³⁵³. Таким образом, остается еще под сомнением, действительно ли только с 1-го года Ираклия явилось несоответствие индиктов и лет, или, может быть, оно началось несколькими годами ранее.

Обращаясь затем к решению основного вопроса, почему и как началось это несоответствие у Феофана, мы должны заметить, что такое решение не может удовлетворить всех требований любопытства по недостатку данных для полного разъяснения дела. С имеющимися данными можно почти только констатировать факт, но не объяснить его. Посмотрим, прежде всего, что говорят люди, задумывавшиеся над этим фактом. Гоар полагает, что пропущен (detractus) один год или Фоки или Ираклия³⁵⁴, отчего, естественно, индикты, считаемые по порядку, ушли вперед на единицу сравнительно с соответствующими им годами. Паги также только просто заявляет о пропуске Феофаном одного года, не обмолвливаясь ни одним словом в объяснение факта³⁵⁵. Подробнее говорит об этом Геншен; он старается угадать причину начавшегося несоответствия индиктов и лет. Так как индикты опередили года на единицу, то необходимо допустить, что один год действительно пропущен. «Какой? – 5-й год Фоки, который соединен (у Феофана) с 4-м годом этого же императора, потому что, по свидетельству Пасхальной хроники, патриарх Кирияк умер 29-го октября в субботу и похоронен 30-го в воскресенье, а это должно было быть в 599-м году эры александрийской, 10-го индикта. Как могло случиться, что пропущен один год, видно из рассказа Пасхальной хроники под первым годом Ираклия: A septimo Octobris praesentis indictionis 14 usque ad 13 Januarii indictionis ejusdem, scriptum est in publicis tabulis imperii Heraclii. Et a 14 ejusdem indictionis ejusdem mensis scriptum est in 'reliquum tempus anni usque ad Decembrem nempe expletum: XV Indictione et Consulatu ejusdem Piissimini Domini nostri³⁵⁶. Таким образом, один и тот же первый год Ираклия, разделенный на 2 индикта, дал повод считать первым годом его тот, который на самом деле предшествовал его воцарению и который всецело должен быть отнесен к правлению Фоки. Благодаря этому, необходимо было все деяния Ираклия и его преемников излагать на год ранее»³⁵⁷. При этом Геншен утверждает, что начало индиктов с 1-го сентября было перенесено на другое время; а Феофан этого не знал; и естественно должна была начаться путаница³⁵⁸. Мнение Геншена ближе к истине, но и оно возбуждает много недоумений.

Ключ к уразумению истины может дать единственно только тщательный анализ хронологических обозначений царствований Маврикия, Фоки и Ираклия у автора Пасхальной хроники. Если сличить отделы летописи Феофана под тремя первыми годами Ираклия с соответствующими отделами Пасхальной хроники, то почти не может быть сомнения, что Феофан в этом месте пользовался или самой нашей Пасхальной хроникой или, если и другой хроникой, то по форме совершенно одинаковой с нею. Этим замечанием мы хотим сказать, что анализ хронологической сети Пасхальной хроники за упомянутые царствования должен иметь прямое отношение к тому нарушению обычного отношения индиктов и лет, которое получилось у Феофана.

Прежде всего, заметим, что автор Пасхальной хроники начало года соединяет не с началом индиктов 1-го сентября, как Феофан, а с началом нашего года, т. е. приурочивает его к январю³⁵⁹. Между тем, начало индиктов автор относит к 1-му сентября; и так как в виде таблиц пред каждой рубрикой, в которой события рассказываются по порядку с января, рядом с годом царствования и консульства императора им выставляется номер индикта, то очень понятно, что индикт этот обнимает только первые 8 месяцев, а для 4-х последних месяцев ему уже в тексте приходится называть индикт следующий; этот последний попадает в таблицы только в дальнейшей рубрике, но опять для 8 месяцев и т. д.³⁶⁰ Сравнительно с Феофаном год у автора Пасхальной хроники естественно начинается позднее на четыре месяца; если напр. последний год Маврикия, начиная с января, помечен у него 5-м индиктом, а 6-й индикт сопоставляется уже с январем следующего 603-года, то у Феофана новый год – первый Фоки 595 от Р. Хр. идет уже сентября 6-го индикта³⁶¹. В такой манере ведения рубрик автором Пасхальной хроники и нужно искать объяснения, как Феофан нарушил обычное отношение индиктов и лет. Дело в том, что, выставляя в таблицах рядом с годом царствования и консульства императора индикт, относящийся к первым 8-ми месяцам года, считая с января, – автор хроники не всегда для последних четырех месяцев с сентября называет новый индикт, потому что, при постоянном составлении им года из частей двух индиктов, этот новый индикт должен был подразумеваться сам собою. Этим обстоятельством Феофан и мог быть введен в заблуждение именно потому, что он, начиная год с началом индиктов, в своих хронологических источниках должен был обращать внимание именно на обозначение индиктов и отсюда именно начинать новые отделы своей летописи. Что дело было так, как мы говорим, в этом можно убедиться из рассмотрения двух отделов Пасхальной хроники под годами 606 и 607-м³⁶². Под первым, в таблицах которого стоит 9-й индикт, сказано, что патриарх Кириак умер в этом году 29-го октября. Так как автор хроники знает начало индиктов только с сентября, то нельзя сомневаться, что и в данном случае – месяц октябрь он относил к 10-му индикту, но не пометил его, вероятно, потому, что во всем отделе только и есть, что это указание времени смерти патриарха Кириака. Под следующим 607-м годом, означенным в таблицах индиктом 10-м, сообщен также только один факт – занятие константинопольской кафедры Фомою 23-го января. Не может быть никакого сомнения, что эти два факта, отнесенные к двум различным индиктам, на самом деле имели место в течении одного, именно 10-го, в январе которого возведен Фома. Допустить противное – значит идти в разрез со множеством указаний автора Пасхальной хроники; притом, если Кириак умер 9-го индикта, а Фома возведен 10-го, тогда придется предположить, что между этими двумя событиями прошло не около 3-х месяцев (с ноября по 23-е января одного и того же 10-го индикта), а около 15 (с ноября по ноябрь 9 индикта + с ноября по январь 10-го), каковое предположение не имеет за собою, никаких оснований³⁶³. К этому прибавим, что 29-е октября в субботу (feria VII) и З0-е в воскресенье (feria 1), как показано о смерти и погребении Кириака, приходятся именно на 10-й индикт и имели место в 599-м году Феофановой эры, как совершенно справедливо заметил Геншен (см. выше). Таким образом, остается признать данное уже нами объяснение, что автор Пасхальной хроники не всегда называл в тексте новый индикт для последних четырех месяцев его года, как сам собою легко подразумевающийся. Между тем Феофан, имея пред собою записи, по форме одинаковые с нашей Пасхальной хроникой, а может быть, и эту самую хронику, и, видя, что смерть Кириака отмечена под 9-м индиктом, очень законно со своей точки зрения поместил в летописи известие о ней именно под годом, отвечающим 9-му индикту. Далее, пред ним стояло событие – возведение Фомы, имевшее место в январе. Раз эта ошибка была допущена, продолжить ее – отнести и возведение Фомы к тому же 9-му индикту – для Феофана было очень естественно. Так как он ничего не знал о промежутке между смертью Кириака и возведением Фомы в 15-т месяцев, – да его действительно и не было, а прошло между этими событиями только 3 месяца, – то он с полным правом возведение Фомы приурочил к тому же 9-му индикту, к которому ошибочно он приурочил и смерть Кириака. Из двух рубрик Пасхальной хроники у Феофана получилась, таким образом, одна; а если допустить, что во 2-й рубрике хроники ничего не было записано, кроме известия о возведении Фомы, то год, соответствующий этой рубрике, оставался пустым и весьма естественно был пропущен, Феофаном. Это предположение подтверждается еще тем наблюдением, что Феофан никогда не ставит год только для порядка, ничего не сообщив под ним. Со сказанным вполне согласуется то, что мы видим в хронографии Феофана в отделах, соответствующих рассмотренным отделам Пасхальной хроники. Второй год Фоки 596-й от Р. Хр. здесь помечен 7-м индиктом еще верно: 596 + 8 + 3 : 15 = остаток индикт 7-й³⁶⁴. Но уже через один отдел начинается ошибка. Смерть Кириака и возведение Фомы отнесены Феофаном к 598-му году от Р. Хр.³⁶⁵ В Пасхальной хронике эти события верно помечены 606 и 607-м годами нашего счисления. Припоминая, как год Феофана переводится на наши годы, мы видим, что Феофаном в промежуток от 596 до 598-го один год пропущен, потому что 598 + 8 = 606, но этот 606-й год начинается только с января, до января же это пока только 605-й; т. е. вместо 598 должен был быть уже 599, который (599 + 8 = 607) действительно отвечает нашим 606 и 607-му годам.

Удерживая это объяснение начавшегося у Феофана с первого года Ираклия несоответствия лет и индиктов, как объяснение единственно возможное, мы теперь приступим к доказательству его отрицательным путем, т. е. к устранению возражений и недоумений, которые можно выдвинуть против него. Прежде всего, спрашивается, как Феофан не заметил, что годы его александрийской эры перестали быть в одинаковом отношении и годам от сотворения мiра и от Р. Хр. наприм. константинопольской эры, которые он мог находить или в хрониках, или в официальных документах. Вопрос этот возникает естественно. Если наприм. годы от Р. Хр. эры александрийской отставали от тех же годов эры константинопольской на 8 лет, то с царствования Ираклия, когда годы Феофана отстали еще на один год, разница должна была уже обозначаться числом 9. Не заметить этого было не возможно. – Но в том то и дело, что ни в хрониках, ни в официальных документах, которыми пользовался Феофан, таких указаний лет от Р. Хр. и от сотворения мiра не встречалось за исключением самых редких случаев. Официальные записи датировались, по-видимому, до самого 9-го века только так, как это узаконено было при Юстиниане, т. е. помечался год императора, консул, индикт, месяц, день и только³⁶⁶. В актах 5, 6 и 7-го вселенских соборов, в граматах императоров, здесь помещенных, и в начале каждого деяния мы находим только такие даты, без указания лет какой-либо эры. А при таких обстоятельствах Феофану заметить свой пропуск было очень трудно.

Затем, с нашим объяснением не соглашается вторая часть вышеизложенной гипотезы Геншена. По его мнению, первый год Ираклия, разделенный на 2 индикта, должен был заставить излагать события его царствования и царствования его преемников на год прежде. Но тут вышло недоразумение. Геншен исказил мысль подлинника; в последнем не дается никаких оснований для предположения, что первый год Ираклия разделен на два индикта. Искажение это привело Геншена и к другому невероятному предположению, что самое начало индиктов в это время перенесено было с сентября на другое время³⁶⁷.

Заслуживает внимания и вышеупомянутая дата эклоги Льва Исавра и Константина Копронима. В ней, как мы видели, тоже индикт опережает год на единицу, как это есть и у Феофана.

Невольно возникает вопрос, не было ли нарушение обычного отношения индиктов и лет ошибкою всего вообще летосчисления, а не одного только Феофана? Профессор Васильевский на этот раз очень справедливо предполагает, что «эклога первоначально появилась с обозначением одного индикта (и месяца), и только впоследствии переписчики стали прибавлять по соображению год от сотворения міра, и, как это весьма часто случается, впадали в сшибки»³⁶⁸. На основании признаков, данных в содержании эклоги он находит более справедливым приурочить появление ее к 9-му индикту не последних лет Льва, а первых³⁶⁹. – Притом мы имеем одну дату конца VII-го столетия – официальную и, кажется, не испорченную, которая заставляет необходимо признать, что в обычном летосчислении не было того нарушения отношения индиктов и лет, какое мы видим у Феофана. Дата эта находится в третьем правиле 5–6-го Трулльского собора. Здесь год 6199 от сотворения мiра помечен 4-м индиктом³⁷⁰. По всем основаниям нужно признать, что год обозначен по эре константинопольской или нашей: отсюда 6199 – 5508 = 691 + 3 : 15 = остаток индикт 4-й³⁷¹.

Из сказанного о нарушении Феофаном должного отношения индиктов и лет, по причине пропуска им одного года, по-видимому, следует тот вывод, что, начиная с 6098 от сотворения мiра и 598-го года от Р. Христова, где именно произошел пропуск, для получения лет нашего счисления, к годам Феофана от Р. Хр. нужно прибавлять уже число не 8, а 9³⁷², и таким образом поступать до последнего года царствования Константина Копронима, 767 года от Р. Хр., по Феофану, откуда годы снова приходят в обычное отношение с индиктами. Восстановилось это отношение потому, что хотя Константин Копроним по заявлению того же Феофана царствовал 34 года, но Феофан отвел для его царствования 35 отделов вместо 34, отчего годы естественно догнали индикты. Правда, кроме полных 34 лет, Копроним правил еще 3 месяца и 2 дня, так что, по-видимому, 35-ю рубрику Феофан мог прибавить для этих месяцев, как это он нередко делает; но этого предположить нельзя, потому что лишние 3 месяца Копронима отнесены Феофаном к последнему году Льва Исаврянина³⁷³.

К сожалению, есть некоторые препятствия для последовательного применения такого вывода на деле. В большинстве случаев у Феофана за указанный период действительно отсутствует должное отношение индиктов и лет, но иногда выпадают и случаи, когда это отношение восстановляется. Если бы Феофан всегда помечал рядом с цифрою года цифру индикта, то немногие случаи, когда за указанный промежуток у него восстановляется правильное отношение индиктов и лет, не мешали бы цельности сделанного выше вывода; но так как он этого не делает, то остается под сомнением, считать ли отделы летописи, помеченные одним годом, без обозначения индикта, подходящими под наш вывод или нет. Чтобы судить о том, сколь много указанный вывод имеет за себя показаний в летописи Феофана и сколько против себя, мы представим возможно полный список тех годов за интересующий нас период, которые допускают проверку посредством индиктов, солнечных затмений, пасхальных вычислений и пр.

%tr%

%td%Годы и индикты по летописи Феофана.

Годы / Индикты

%/td%

%td%Индикты в пра-вильном отношении

к годам.

%/td%

%td%Годы и индикты по летописи Феофана.

Годы / Индикты

%/td%

%td%Индикты в пра-вильном отношении

к годам.

%/td%

%/tr%

6102–602 = 14 – 13 6212–712 = 3 – 3

6103–603 = 15 – 14 (Chron.trip.p. 259 тоже)

6104–604 = 1 – 15 6218–718 = 10 – 9

6108–608 = 5 – 4 (и указания на 9-й есть

6113–613 = 10 – 9 но у Анастасия нет см.

6114–614 = 11 – 10 выше)

6118–618 = 15 – 14 6221–721 = 13 – 12

6122–622 = 4 – 3 6232–732 = 9 – 8

6132–632 = 14 – 13 6223–733 = 10 – 9

6133–633 = 15 – 14 6234–734 = 11 – 10

6171–671 = 1 – 7 6235–735 = 12 – 11

У Анастасия нет. 6245–742 = 7 – 6

6205–705. У Феофана – 11 6254–754 = 1 – 15

нет указания на ин- 6255–755 = 2 – 1

дикт, но у Mansi t.13, 6257–757 = 4 – 3

р.194 июнем 11 ин- 6258–758 = 5 – 4

дикта помечено тоже, 6259 – 759 = 6 – 5

что рассказывает Фео- 6260 – 760 = 7 – 6

фан под 705-м го- 6261–761 = 8 – 7

дом. 6262–762 = 9 – 8

6209 – 709 снача- 6265–765 = 12 – 11

ла рассказаны события – 15 6267–767 = 13 и 14 – 13

15-го, а потом 1-го 6268–768 = 14 – 14

Индикта(8-е октября – 633 = низвержение – 14

последняя дата). Патриарха Пирра и воз-

ведение Павла, но S. Ni-

cephori Historia brev.

p.31 ed. De-Boor эти

события относит к

октябрю 15-го индикта.

%tr%

%td%Затмения солнца по Феофану.

%/td%

%td%Затмения солнца по вычислениям.

%/td%

%/tr%

6083–583 при Мавриние во время 591 года 30 марта – центральное.

похода во Фракию в начале весны

(р. 268).

6136–636–5 ноября, в пят- 644 года 5 ноября–центральное.

ницу (р. 343; у Анастасия нет,

но есть общее указание у Кедрина

t. 1 р. 754 ed. Bonn.).

6186–686–5 октября в вос- 693 г. 5 октября.

кресенье, час 3 (р. 367; у Анаста-

сия р. 233 только 3-й час дня, у

Кедрина t. 1 р. 773: было боль-

шое затмение).

6252 – 752 августа 15, пятница, 760 года 15 августа, Aзиa и Африка –

час 10, (cnf. Анастасий р. 283) центральное

в Африке.

6280 – 780, 11 инд., 9 сент. 787 года 16 сентября.

воскресенье, 10 час дня (р. 412

у Анастасия нет = интерполяция)

6304–804–14 мая, пятница 812 года 14 мая.

6305–805–мая 4. 813 года 4 мая.

Вычисления эти взяты из

L'art de verifier les dates des faits

historiques. A Paris 1818, t. 1, pars 2.

%tr%

%td%Пасхальные вычисления по Феофану:

%/td%

%td%Как должно быть:

%/td%

%/tr%

р. 267–582 г. 26 марта.       590 г. 26 марта,

р. 281–593 г. 26 марта.       601 г. 26 марта,

р. 302–613 г. 4 апреля.       621 г. 19 апреля; 4-го же апреля

была в 622 г.

р. 431–752 г. 6 апреля.       6 апреля 760 го года.

р. 444–760 г. 2 апреля.       2 апреля 769 г., а не 768 г.

р. 418–735 г. =1 6-е апреля       16-е апреля в четверг прихо-

в четверг.       дилось в 744 г., а не в 743 г.

р. 433–754 г. = 30-е июня в 30-е июня в четверг падало

четверг.       в 763 г., а не в 762 году.

Из приведенных сопоставлений видно, что в пяти случаях, под годами: 705, 709, 712, 686 и 752 Феофан датирует события верно, т. е. так, как он датирует их во всей своей летописи, а не так, как бы нужно было датировать их, если бы сделанный нами выше вывод был справедлив. Тем не менее, подавляющее большинство случаев, неоспоримо подтверждающих наш вывод, заставляет смотреть на приведенные пять аномалий, как на исключения, не колеблющие твердости вывода. До некоторой степени, возможно объяснить, как Феофан в пяти означенных случаях мог освободиться от ошибки, обнимающей его датировку событий в течение 1 ¹/₂ века.

Мы видели, каким образом Феофан впал в ошибку. Причиной этой ошибки была отчасти форма источника, которым пользовался летописец. Если мы сделаем вероятное предположение, что и за весь период, в который в его летописи наблюдается неправильное отношение индиктов и лет, он пользовался источниками, подобными по форме Пасхальной хронике, то придем к заключению, что в пяти отмеченных случаях он восстановил правильное отношение индиктов и лет по той же причине, по какой и нарушил его. Имея пред собою источники, излагающие события, начиная с января, Феофан, начинающий свои отделы рассказом о событиях с сентября, постоянно должен был быть настороже, чтобы форма записи источника не перешла в его летопись. Что осторожности у летописца, иногда не доставало, это ясно видно из отдела его хронографии под 709-м годом: указав дату 15-го августа 15-го индикта и тем, давая знать, что события, о которых рассказано в том же отделе пред этой датой, относятся к 717-му году, он чрез несколько строк называет сентябрь 1-го индикта и продолжает рассказ о событиях, по-видимому, до января 718-го года³⁷⁴. Этот пример показывает не только то, что Феофан под одним годом иногда рассказывает события двух индиктов, но и то, как он, освободившись от ошибки (709 г. 15 индикт = правильно), снова впадал в нее. Если таким образом Феофан был не достаточно осторожен при изменении формы записи о событиях в источниках в форму, принятую в его летописи, то, именно благодаря этой неосторожности, он легко мог иногда, как в пяти вышеуказанных случаях, восстановить правильное отношение индиктов и лет. Если, как то мы видели при анализе некоторых мест Пасхальной хроники, могло иногда случаться, что события известного года, которые записываемы были в источниках Феофана, падали на время только с сентября, то могло случиться также и то, что под известным годом в этих источниках отмечались события только первых восьми месяцев с января по сентябрь, и новый отдел начинался изображением события прямо с января. При некоторой невнимательности особенно в тех случаях, когда источники содержали мало хронологических пометок (а что источники Феофана давали таких пометок очень мало за 7-й и половину 8 вв., об этом легко судить по летописи, где за это время почти не встречается подробных хронологических обозначений), Феофану легко было события одного индикта приурочивать к двум годам своей эры, – а тогда правильное отношение индиктов и лет у него восстанавливалось; но затем, соединив события двух индиктов под одним годом (см. выше об отделе под 709-м годом), он снова впадал в свою обычную ошибку, которая окончательно прекратилась только под последним годом царствования Константина Копронима.

В виду сказанного выше установленный нами вывод об ошибке в летосчислении Феофана более, чем за полтора века, не теряет своего значения при пользовании хронологическими показаниями его летописи и только при своем применении должен, быть обставляем предосторожностями относительно тех дат, которые предшествуют и следуют за 5-ю отделами хронографии, где Феофан восстанавливает правильное отношение индиктов и годов.

Важность этого вывода и сделанных разъяснений о том, что нарушение обычного отношения индиктов и лет есть только ошибка Феофана, – ошибка, вызванная пропуском одного года, – понятна сама собою. Только после таких разъяснений становится ясным, что за известный период в летописи Феофана нужно отдавать предпочтение обозначениям индиктов пред обозначением лет от сотворения мiра и от Р. Хр., что ошибка коснулась только последних, а не первых. Не зная этого, более, чем за стопятидесятилетний период, пришлось бы хронологию всех патриархов, живших в этот период, сдвинуть назад на целый год, – тем более, что именно за это время летопись Феофана является главным источником для хронологии наших патриархов. Кроме того, тут дело касается еще дат для некоторых патриархов изучаемого нами периода в истории патриарха Никифора. У Никифора не встречается совсем указаний лет по какой-либо эре, а события отмечаются только индиктами.

Отыскивать соответствующие, им года приходится по другому источнику, а таким является в данном случае только хронография Феофана. Следовательно, не выяснить отчетливо, отчего получилось у Феофана несоответствие индиктов и лет за известный период (а как раз именно этот период обнимает история Никифора): было ли оно только ошибкой Феофана или принадлежностью тогдашнего летосчисления вообще, значило бы лишиться верного способа переводить даты для наших патриархов у Никифора, состоящие только в указании индиктов, на годы нашего счисления.

В истории Никифора мы находим даты для пяти патриархов изучаемого нами периода: Сергий (год смерти), Пирра (год занятия кафедры), Павла II (год занятия–), Константина 2-го (год изгнания) и Никиты (год поставления). К этим пяти датам можно присоединить еще одну; она, хотя не помечена у Никифора, но подразумевается сама собою: приурочив занятие кафедры Пирром к 12-му индикту³⁷⁵, Никифор, хота и не сообщает о времени его изгнания, за то говорит о поставлении его преемника Павла II в октябре индикта 15-го и тем дает возможность определить, по крайней мере, год изгнания Пирра³⁷⁶. В замену этого, впрочем, одну дату из перечисляемых нужно признать обозначенной неточно: дата эта – занятие кафедры Никитою, преемником Константина II, 4-го индикта в августе³⁷⁷. Как можно заметить из контекста, неточность эта произошла не от ошибки Никифора, а от нераздельности обозначения им двух событий: рассказав подробно о низложении и ссылке Константина II и упомянув кратко об избрании Никиты, он заключает ταῦτα δε πάντα ἐπράττετο κατὰ τὸν Αὔγουστον μῆνα τῆς τετάρτης ἰνδκτιῶνος ³⁷⁸. Между тем от Феофана мы знаем, что изгнание Константина случилось 30-го августа 4-го индикта; следовательно, для поставления Никиты в 4-м индикте уже не оставалось времени³⁷⁹. Отсюда указание Никифора на август 4-го индикта нужно относить только к низложению Константина.

Находить годы, соответствующие индиктам Никифора, как мы уже говорили, можно при помощи хронографии Феофана.

Хотя для критики текста истории Никифора мы не располагаем такими пособиями, как для критики текста хронографии Феофана, но нужно думать, что обозначения индиктов не испорчены переписчиками, потому что все они сделаны не цифрами, а словами.

Что касается исторической ценности хронологических показаний Никифора о наших патриархах, то она должна быть поставлена выше всякого сомнения. Условия знать хронологию своих предшественников для него должны были быть, конечно, самые благоприятные. Да притом он специально занимался этим предметом, как видно из его хронографии³⁸⁰.

Эти хроники содержат даты для последних патриархов изучаемого нами периода, преемников Никифора, за исключением Антония I; т. е. для Феодота, Іоанна VІ и Мефодия. Генезий говорит о поставлении Феодота в день Пасхи³⁸¹ и о продолжительности правления Меоодия – 4 года.³⁸² Анонимный продолжатель Феофана сообщает о поставлении Феодота в день Пасхи³⁸³, о рукоположении Иоанна VII 21 апреля в воскресенье³⁸⁴ и о времени правления Мефодия – 4 г.³⁸⁵

Оба автора писали свои хроники в царствование Константина Порфирогенета, в половине X века³⁸⁶. Оба они очень скупы на хронологические показания вообще. Это и естественно. Генезий напр. в предисловии прямо заявляет, что источниками для него служили с одной стороны свидетельства современников и очевидцев описываемых им событий, а с другой – φήμη δραμοῦσα³⁸⁷. Если принять во внимание, что хроника его писалась в начале 2-й половины X в., то нужно полагать с несомненностью, что указания времени занятия кафедр и правления упомянутых патриархов делались Генезием на основании последнего источника. Α хронология не любит и вообще устных свидетельств, хотя бы они исходили и от современников, а тем боле «слухов» о событиях, совершившихся за 100 – 150 лет пред тем, как их начинают записывать. Впрочем, даты, нас интересующие в труде Генезия, такого рода, что их можно было не исказить и в продолжительной передаче: поставление Феодота в день Пасхи – такая форма даты, которая очень легко могла держаться в памяти нескольких поколений; а указание на 4 года правления Мефодия нужно принимать, как указание приблизительное: быть может, несколько боле 4-х лет, а быть может несколько менее. Обозначения круглыми числами вообще только в исключительных случаях правдивы, да и то только у таких авторов, которые ставят себе целью – следить за хронологией описываемых событий (Феофан), а не у таких, как Генезий, хронологические указания которого совершенно случайны, как мало его, по-видимому, интересовавшие.

Эти две даты Генезия совершенно в такой же форме, как мы видели, засвидетельствованы и у продолжателя Феофана. Эту одинаковость можно с большою вероятностью объяснить тем, что они заимствованы последним у первого³⁸⁸. Но так как продолжатель Феофана имел пред собою не только книгу Генезия, но и другие источники, предоставленные ему императором Константином³⁸⁹, то у него мы находим одну лишнюю дату сравнительно с Генезием; дата очень точная (21-е апреля – воскресенье, для Иоанна, почему можно узнать и год; об этом ниже); но замечание автора, что он составлял свою хронику не только на основании писанных источников, но и устных(ἐκ τῶν ἀκοῇ παραδεδομένων)³⁹⁰, и невозможность определить, откуда им заимствована дата Иоанна, вынуждает нас оставить ее под сомнением³⁹¹.

Рассмотренными хрониками кончается ряд первоисточников для хронологии патриархов изучаемого нами периода, – первоисточников в собственном смысле, т. е. таких, которые или принадлежат перу современников или если и составлялись авторами на основании разных пособий, то теперь, вследствие потери этих пособий, являются для науки сочинениями неразложимыми на первоначальные их источники и заменяющими их собою.

Теперь мы будем говорить о хрониках компилятивного характера. Хронологические указания, в них содержащиеся и нам нужные, большею частью списаны у авторов, нами уже рассмотренных. Уже поэтому значение их для нашей работы не велико. Впрочем, не справедливо было бы сказать это обо всех хрониках такого рода. Сравнительная самостоятельность каждой из них будет видна из нижеследующего перечня их.

Это произведение принадлежит перу различных авторов³⁹². До Юстиниана она доведена Павлом диаконом, автором восьмого века³⁹³, а до начала царствования Льва Армянина ее продолжил Landulphus Sagax³⁹⁴. Для нас важна собственно только эта последняя часть, так как только в ней мы находим даты для константинопольских патриархов нашего периода. Об источниках этой части издатель прямо заявляет, что в ней tota репе Anastasii Bibliothecaris Roin. Eccles. historia, ex Georgio, Theophane alilsque graecis scriptoribus collecta, continetur³⁹⁵. В истинности этого заявления легко убедиться при самом беглом просмотре страниц истории. Автор только сокращает по местам Анастасия. Даты наших патриархов сначала списываются у Анастасия редко, но начиная с Каллиника 1-го ведутся до конца истории постоянно. Отличий от Анастасия в обозначении их лет – никаких. Так как Анастасий, переводя Феофана, все даты обозначал словами, что должно было избавить их от порчи переписчиков, и, следовательно, текст перевода с этой стороны не нуждается в пособиях для его критики, то historia miscella не может принести никакой пользы при написании хронология константинопольских патриархов.

Не вдаваясь ни в какие подробности, скажем только, что даты константинопольских патриархов нашего периода, сообщаемый Кедриным, списаны им у Феофана. Они прекращаются известием о поставления Никифора в день Пасхи³⁹⁶ – в след за Феофаном. Форма обозначения их другая, чем у Феофана. Кедрин большею частью, не указывая лет от сотворения мiра и Р. Христова, не списывая числа лет правления из таблиц, говорит только, что патриарх возведен, изгнан или умер в таком-то году императора³⁹⁷. Да и такие даты Кедрин заимствует почти только для половины всего числа патриархов нашего периода. Некоторое значение его показания получают только для критики текста летописи Феофана, несколько дополняя значение в этом отношении перевода Анастасия.

Летопись Зонары (XII в.) представляет из себя компиляцию иного рода, чем история Кедрина. Свои источники он подвергает столь значительной переработке, что между учеными является мысль о том, что свести их к дошедшим до нас сочинениям нет возможности, и что, вероятно, большинство исторических трудов, которыми он пользовался, теперь затеряны³⁹⁸. Это замечание вполне приложимо в частности и к хронологии константинопольских патриархов нашего периода, которую мы находим у Зонары. С большою вероятностью мы можем предположить, что одним из источников для этой хронологии у Зонары была летопись Феофана, но не более этого. По крайней мере, несомненно, что Зонара вообще имел пред собою труд Феофана, а, стало быть, мог следовать за ним в некоторых хронологических обозначениях относительно наших патриархов³⁹⁹. Эта мысль подтверждается и из сравнения дат обоих хроникёров. Такие частные заметки, как: Тарасий умер на первой неделе поста, Никифор рукоположен в день Пасхи, – тождественные с показаниями Феофана, дают право заключать, что Зонара пользовался трудом последнего с его частою хронологическою сетью⁴⁰⁰. Особенно ясное доказательство зависимости Зонары от Феофана представляет следующий случай. В теперь существующей хронографии Феофана в таблицах краткое вторичное патриаршествование Пирра (4 м. 23 дня) отнесено к 6145-му году от сотворения мiра, и 12-му году правления Константина. Между тем, сначала, как видно из перевода Анастасия, было не так: указание на смерть Павла 2-го и на вторичное возведение Пирра стояло в тексте предыдущего отдела для 11-го года Константина, в самом конце этого отдела, так что переписчик – интерполятор легко мог соединить это указание с таблицами следующего отдела для 12-го года Константина⁴⁰¹. Получилось искажение, и это искажение перешло к Зонару, который говорить, что Пирр второй раз занял престол именно в 12-м году Константина⁴⁰². Дат для наших патриархов, которые у Зонары и у Феофана одинаковы, очень много⁴⁰³, но одинаковость эта не дает права думать, что все они заимствованы первым у последнего. Дело в том, что Зонара указывает почти всегда только круглые числа лет правления патриархов, которые в самых разнообразных источниках не могли представлять частых различий между собою (это ясно будет при рассмотрении каталогов); следовательно, эти числа легко могли совпадать с числами Феофана в таблицах, если бы даже Зонара совсем не пользовался трудами Феофана. О зависимости можно было бы вести речь, если бы сходство касалось частностей, т. е. обозначений месяцев и дней, но таких частностей у Зонары нет. А что Зонара при ведении хронологии константинопольских патриархов нашего периода пользовался вместе с летописью Феофана другими источниками, в этом убеждают следующие данные, извлекаемые из сравнения нас интересующих хронологических показаний обоих летописцев. Числа лет правления у обоих нередко различаются на единицу; наприм. у Феофана для Анатолия 9 л., а для Евтихия 13 л.; а у Зонары для первого 8, а для второго 12 л.⁴⁰⁴ При этом у Феофана в данных местах нет в тексте обозначений более подробных, которые Зонара мог бы обратить в круглые числа, – хотя и различно от Феофана, но с таким же правом. Остается предположить, что Зонара имел пред собою каталоги, в которых обозначения лет почти никогда не делаются круглыми числами, и на основании которых он мог указывать лета правления патриархов отлично от Феофана, но и не делая ошибок. В рассмотренных случаях каталоги первому патриарху приписывают единогласно 8 л. и 8 месяцев, а второму – 12 л. и 2 или 5 месяцев (об этом ниже), так что прав и Феофан, округляя эти числа в 9 и 13, прав и Зонара, изменяя их в 8 и 12. Затем, для Фравиты Феофан имеет 3 месяца в тексте и в таблицах и для Фомы 2-го просто 3 года, а Зонара – для первого 3¹/₂ месяца, а для второго – 2 года 7 месяцев⁴⁰⁵. Эти примеры особенно ясно свидетельствуют, что во многих случаях хронология наших патриархов Зонарой велась независимо от Феофана. – Решить вопрос, чем пользовался Зонара в данном случае, кроме летописи Феофана, очень трудно, да и едва ли возможно потому именно, что у Зонары нет подробностей в обозначении дат. Но как бы то ни было, его показания в виду сказанного получают для нас большое значение: автор 12-го века, конечно, мог иметь обильнейшие и более исправные источники для хронологии патриархов своего родного города, чем те, которые дошли до нас (разумеем каталоги). Значение это увеличивается еще от того, что Зонара, хотя его сочинение и не церковно-историческое, ставил, однако, себе между прочими специальную задачу – следить за тем, «какие лица занимали константинопольскую кафедру, сколь долго – каждое из них ... и когда кто из них умер»⁴⁰⁶. Это намерение Зонары в связи с несомненным фактом пользования им для хронологии наших патриархов источниками помимо одной летописи Феофана заставляет относиться к его показаниям, нас интересующим, внимательно и ценить их особенно по отношению к первой половине числа патриархов нашего периода на ряду с показаниями Феофана. Особое преимущество нужных нам дат у Зонары состоит в том, что oни обозначены словами; и так как при этом даты у него вообще не очень часты, то их нужно признать свободными от интерполяции и от ошибок переписчиков. Но при пользовании показаниями Зонары много и неудобств. Отмечая продолжительность правления патриарха, он, за исключением двух случаев (для патриархов – Епифания и Пирра – вторично), не приурочивает время его вступления или смерти к году какой-либо эры или к году императора, как это делает Феофан, так что ряд чисел, им даваемый, подходит ближе к обозначениям каталогов, чем к обозначениям, которые мы находим в хрониках.

В заключение этого отдела о хрониках-компиляциях нам следовало бы остановиться еще на истории Никифора Каллиста, в которой отмечены лета правления четырех патриархов нашего пepиода: Евтихия (вторично), Иоанна Постника, Кириака II и Фомы 1-го. Но в виду малочисленности дат и особенно в виду того, что от Никифора мы имеем полный каталог для всех наших патриархов, о которых будем говорить ниже, вдаваться в отдельную оценку их мы не будем, – это тем более законно, что перечисленные даты истории очень сходны с датами каталога.

Каталоги константинопольских патриархов дают материал для нашей работы совсем другого рода, чем тот, который находится в рассмотренных нами хрониках. С ними одними в руках писать хронологии нельзя, но они при других источниках могут иметь значение для точнейшего определения времени правления патриархов, потому что в большинстве случаев рядом с указанием числа лет содержат указание числа месяцев и даже нередко – дней. Так как даже в летописи Феофана особенно для первой половины числа патриархов изучаемого нами периода даты обозначены круглым числом и так как начало года пpиypoчивается к сентябрю, то, не имея более подробных показаний, весьма легко ошибиться иногда на целый год. Допустим, например, что время смерти патриарха Анатолия пришлось бы определять на основания свидетельства Феофана, что он правил девять лет, и первый год его был 442-й от Р. Хр. (по-нашему 449 – 450); отсюда 442 + 9 = 451, по нашему 458–459-й; а так как есть данные думать, что Анатолий умер в июле, то последний год его правления нужно относить за Феофаном именно к 459-му году, что, как увидим, ведет к ошибке на целый год. Между тем, обращая внимание на единогласное показание каталогов, по которым Анатолий занимал кафедру восемь лет и восемь месяцев, этой ошибки есть возможность избежать (об этом ниже). Во всяком случае, за отсутствием подробных свидетельств более надежных каталоги при установке хронологии некоторых патриархов могут принести существенную пользу.

К сожалению, есть очень много условий, сильно ограничивающих то значение, которое каталоги могли бы иметь для написания точной хронологии патриархов нашего периода. Условия эти двоякого рода: 1) невозможность указать для большинства каталогов источники, на основании которых они составлялись; 2) легкая возможность порчи хронологических показаний, в них содержащихся, со стороны переписчиков, и отсюда – большие разногласия в обозначении времени правления многих патриархов. Чтобы при существовании таких затруднений иметь право ссылаться на каталоги, для этого нужно I) составить себе понятие о том, как они могли вообще получить начало, из надежного ли источника черпался материал для составления их; 2) определить, когда и при каких условиях написаны те каталоги, которые имеются в нашем распоряжении; 3) установить и выделить те случаи, когда искажения переписчиков бывали особенно часты, подвести по возможности эти случаи под несколько более или менее постоянных правил.

Ответ на первый из выставленных вопросов можно дать только гадательный. Автор единственного специального исследования о каталогах константинопольских патриархов – Фишер полагает, что они образовались из диптихов⁴⁰⁷. Он указывает даже точно время и обстоятельства, при которых составился остов и прототип всех каталогов последующего времени. Это было около 525-го года, когда Иоанн, папа римский, быль в Константинополе. Приглашенный в праздник Рождества Христова сослужить патриарху Епифанию, он согласился принять это приглашение только в том случае, если он будет занимать первое место, потому что, говорил Иоанн, Рим имел епископов ранее, чем Константинополь. Вышел спор. Византийцы сослались на каталог некоего Дорофея Тирского, который начало епископии в Константинополе возводил к Ап. Андрею. При этом каталог этот представлен был папе в рецензии пресвитера Газского Прокопия. Папа признал будто бы подлинность списка⁴⁰⁸. Имея в виду этот факт, Фишер заявляет, что «вскоре после того, как каталог был составлен (Прокопием на основании сочинений Дорофея), он был присоединен патриархом константинопольским к церковным диптихам, которые без сомнения существовали с самого начала епископии только в форме более пространной, приближающейся к форме хроник»⁴⁰⁹. «Из этого источника и черпали последующие составители каталогов патриархов»⁴¹⁰. При этом составители обыкновенно не просматривали самых диптихов, а к спискам, раз образовавшимся на основании этих диптихов, присоединяли только патриархов до своего времени⁴¹¹. Но эта гипотеза Фишера должна быть оставлена, как маловероятная. Объяснять образование каталогов из диптихов нет возможности. В диптихах, как бы они разнообразны ни были, никогда не делалось указаний лет правления патриархов⁴¹². Да это не было согласно и с назначением диптихов. С другой стороны представляется странным следующее обстоятельство: хронография патриарха Никифора рядом с каталогами представителей других патриархатов содержит список патриархов константинопольских. Если допустить с Фишером, что каталоги эти, начиная с половины 6-го века, велись разными авторами постоянно, то какая нужда была Никифору списать этот каталог и издать его, как часть своего сочинения? Любопытно и то совпадение, что мы не имеем ни одного каталога более раннего, чем составленный Никифором. Это невольно наводит на мысль, что до Никифора каталогов совсем не было и что он первый положил начало той форме их, в какой многие из них до нас сохранились.

Но тогда как же нужно представлять себе источники, в которых содержались материалы для хронологии каталогов? – Этими источниками нужно признать городские официальные записи, в роде наших календарей, только составлявшихся не для одного года. Один из образчиков таких записей представляет собою – Пасхальная хроника в последней части ее, обнимающей царствование Ираклия. Ее хронологический остов в целом есть воспроизведение

формы официальных календарей, а помещенные в конце ее письма Ираклия с поля военных действий, заметки о событиях в семье царствующего дома, о разных современных выдающихся происшествиях и пр. следует признать частью самых этих календарей.

Когда именно получили начало подобные записи, определить довольно трудно. Но на основании уже изданных источников можно судить, что они существовали во времена Константина Великого⁴¹³ и с тех пор велись непрерывно. Если принять за несомненное, что конец Пасхальной хроники – есть часть самых официальных записей⁴¹⁴, то в виду помещенных в нем очень точных заметок о времени правления патриархов Кириака, Фомы 1-го и Сергия (о чем выше) мы можем признать, что такие записи могли служить самым лучшим источником для составления каталогов патриархов. К сожалению, эту мысль можно подтвердить только немногими примерами, потому что в Пасхальной хронике мы находим заметки только о трех патриархах нашего периода. Для патриарха Фомы 1-го почти во всех каталогах стоит 3 г. 2 м. Обращаясь к Пасхальной хронике, мы видим, что такая дата Фомы в каталогах вычислена на основании этой именно или ей подобной хроники: Фома рукоположен января 23-го в 5-й год Ираклия и умер 20-го марта в 8-й год того же императора, что составляет действительно три года и почти ровно два месяца⁴¹⁵. Относительно хронографии преемника Фомы Серия нужно сказать тоже самое: ниже мы увидим, что смерть этого патриарха нужно приурочить к началу декабря 638 года; временем вступления его на кафедру в хрониках считается 18-е апреля 610 г.; отсюда Серий правил 28 лет, 7 месяцев и несколько дней; и в каталогах мы находим именно эти цифры.

Помимо этого, из заметок, которые делались в рассматриваемых записях о патриархах столицы, очень легко объяснить и все другие особенности каталогов. Там, почти во всех из них обыкновенно сообщается о должностях, которые проходили патриархи до возведения в этот сан. И эти сообщения каталогов, например, о патриархах Кириаке, Фоме и Cepгиe, совершенно тождественны с подобными же заметками о тех же патриархах в хронике Пасхальной⁴¹⁶. Также указания, например, в каталоге Никифора Каллиста, что известный патриарх возведен или умер при таком то императоре, – весьма естественно могли переходить в каталоги все из тех же официальных записей. Словом, все особенности каталогов, как таких, легко объяснить на основании тех сведений, которые сообщались о патриархах столицы, как это можно видеть из Пасхальной хроники, в этих записях. Именно поэтому мы и думаем, что каталоги составлялись на основании таких записей, и отказываемся признать удачной гипотезу Фишера об образовании их из диптихов. Сущность дела, конечно, не в этой разнице предположений нашего и Фишера, а в разнице выводов, которые должны получиться от того или иного взгляда на образование каталогов. Несколько ниже мы увидим, какие искажения происходили при переписывании каталогов. Если допустить с Фишером, что каталоги получили свое начало с первой половины 6 го века и тут же потеряли связь с своим первоисточником, так что каждый составитель каталога ограничивал свое составление только перепиской уже прежних каталогов и присоединением новых имен до своего времени, не проверяя списываемой части каталога по первоисточникам, то придется показания каталогов признать почти не заслуживающими никакой веры. При нашем же взгляде на источники каталогов результат получается совершенно иной: составитель, обращаясь к древним современным записям, мог воспроизводить хронологию патриархов давно умерших так же точно и верно, как это сделал бы и их современник. Конечно, мы не считаем такими точными и верными существующие теперь каталоги, но причина их разногласий и ошибок это уже другое дело; мы всецело ее видим в небрежности переписчиков, а не в том, что в ошибки впадали самые составители каталогов (о чем ниже).

Установив такое представление об источниках, на основании которых могли составляться каталоги, мы должны заключить, что материал, ими даваемый для хронологии константинопольских патриархов, имел бы очень большую ценность, если бы не было других условий, значительно уменьшающих ее. Прежде чем обратиться к рассмотрению этих условий, перечислим каталоги, имеющиеся в нашем распоряжении, и определим, какие из них стоят в прямой зависимости от предполагаемых первоисточников и какие представляют из себя только компиляции уже с существующих каталогов.

К числу первых нужно отнести, прежде всего, каталог краткой хронографии патриарха Никифора. Благодаря ученому изданию этой хронографии De-Воог-ом, мы имеем возможность видеть все различия при указании лет правления патриархов во множестве списков, имевшихся под руками у De-Boor'a, из которых некоторые восходят к очень раннему времени, например, один к концу девятого века⁴¹⁷. Из сравнения каталогов Никифора с подобными же списками у Феофана De-Boor убеждается, что оба они пользовались одними и теми же источниками⁴¹⁸. Как уже выше замечено, мы думаем, что такими источниками для Никифора были не каталоги, а именно официальные записи в роде хроник⁴¹⁹, и что каталогов до того времени в том виде, как мы их видим теперь, совсем не существовало.

Определить, каким патриархом кончался каталог Никифора первоначально, очень трудно. Если бы даже существовал перевод этого каталога Анастасием, то и тогда решение вопроса не могло бы быть твердым, потому что уже Анастасий имел пред собою оригинал хронографии с прибавлениями, которых, несомненно, не было в нем сначала; например, перечень Византийских императоров доведен у Анастасия до Михаила, сына Феофила, и помечены уже лета правления Михаила. Остается область предположений. Мы осмеливаемся думать, что последним в каталоге Никифора был упомянут патриарх Павел III (пост. ок. 685 г.), – на следующих основаниях: почти для всех патриархов нашего периода до Павла III включительно в каталоге помечены не только года, но и месяцы и даже дни; с Каллиника, преемника Павла, начинается вдруг подряд для шести патриархов перечень только круглых чисел. Как объяснить такую странность, если допустить, что этот перечень принадлежит патриарху Никифору? Говорим – странность, потому, что если автор имел материалы для написания точной и подробной хронологии патриархов половины 5-го века, то как он мог не иметь таких же материалов для хронологии патриархов конца 7 и 8 в.? Судя по хронографии Феофана, в которой даты помянутых шести патриархов обозначены подробнее и точнее, чем даты всех патриархов предшествующих, мы, несомненно, должны заключить, что в материалах у Никифора недостатка быть не могло. Это можно видеть даже из его истории, где например, время низвержения Константина II отмечено очень точно; между тем в его же каталоге для того же патриарха стоит просто 12 лет⁴²⁰. Чтобы предположение наше имело потребную степень вероятности, нужно только объяснить, когда сделано прибавление к хронографии Никифора, и почему именно для упомянутых шести патриархов даты оказались с пропусками месяцев и дней. Ответ на этот вопрос дает нам анализ содержания двух каталогов, изданных Фишером, которые из имеющихся у нас под руками нужно признать самыми древними после каталога хронографии Никифора. Первый из них, отпечатанный сполна, мы вслед за Фишером будем называть для краткости А, а второй, из которого в примечаниях указаны только разности от первого, – В. Каталог А доведен до Иоанна Ксифилина включительно (пост. около 1063 г.), а В – до Козьмы Иерусалимского (оставил кафедру около 1081 г.)⁴²¹. При сравнении этих каталогов с каталогом Никифора оказывается замечательное сходство их между собою в списке патриархов от Анатолия до Павла IV-гo, предшественника Тарасия. Разности, замеченные нами, состоят с одной стороны в прибавлении таких сообщений, которые очень легко могли делаться переписчиками в самой хронографии Никифора и которые действительно делались, как это показывает De-Boor, приводя две редакции списка константинопольских патриархов до Нектария включительно⁴²². Каталоги Фишера в означенном отделе ближе подходят именно к более пространной редакции. С другой стороны, незначительные отклонения в обозначении чисел все решительно (в отделе от Анатолия до Павла IV-го) могут быть объяснены на основании тех правил, под которые подводятся ошибки переписчиков и о которых речь будет немного ниже. В виду этого нужно допустить, что оба каталога Фишера в отделе от Анатолия до Павла III имеют своим источником каталог Никифора. Начиная с Павла IV-гo и кончая Никифором, в сравниваемых каталогах замечается разница уже существенная: о Павле, Tapacиe и Никифоре в каталогах Фишера сообщаются такие подробные сведения, которые дают полное право заключать, что они сделаны современником последнего патриарха⁴²³, а может быть даже и всех трех их. Так как непосредственно после замечательных подробностей о Никифоре начинается опять очень краткий перечень патриархов с указанием большею частью только круглых чисел, то естественно думается, что автор кончил свой каталог именно на Никифоре. Этому автору, как кажемся, и нужно приписать продолжение каталога, составленного Никифором, начиная с Каллиника, преемника Павла III-го. При таком предположении разница при обозначении времени правления патриархов в каталоге Никифора до Павла III и шести патриархов после него будет очень понятна. Авторы, подобные нашему, не ставившие себе задачи – писать возможно точную хронологию всех патриархов, как несомненно ставил ее себе Никифор, естественно обращали большее внимание только на лиц, близких к ним по времени, по отношению к которым и вдавались в подробности, довольствуясь по отношению к лицам, от них более или менее отдаленным, заметками и указаниями самыми беглыми. Это соображение вполне подтверждается составом тех же каталогов Фишера. О Tapacиe и Никифоре подробности, далее – очень краткий перечень до Николая Мистика, о котором опять целая повесть; затем снова очень небрежное перечисление до Иоанна Ксифилина и Козьмы, о которых в каталоге В – подробности необыкновенные для каталогов⁴²⁴. Благодаря таким не ровностям в каталогах Фишера, можно почти с несомненностью узнать, когда жил автор известной части каталога и сколько было таких авторов: мы насчитываем их четыре: Никифор до Павла III, первый продолжатель – до Никифора, второй продолжатель до Николая Мистика, третий до конца каталога⁴²⁵.

Остается еще один вопрос: как представлять себе обстоятельства продолжения каталога Никифора, – так ли, что оно было сделано в самой хронографии Никифора, или так, что автор списал и продолжил один каталог Никифора, а потом кто-либо из переписчиков хронографии сделал прибавления в ней на основании этого особого и продолженного каталога? Нам думается, что первоначально продолжение сделано было в самой хронографии, потому что каталог А, по свидетельству Фишера, найден в манускрипте рядом с каталогами представителей (стальных четырех патриархатов, что дает видеть в этом манускрипте часть хронографии Никифора, которая именно, как часть, и притом уже с большими прибавлениями других авторов, естественно перестала надписываться именем Никифора⁴²⁶.

Что касается прибавления в каталоге Никифора, перечисляющего преемников этого патриарха, то следует думать, что оно сделано довольно долго спустя даже после Мефодия: для всех четырех патриархов помечены только лета правления без указания месяцев и дней. Судя по тому, что в дальнейшей прибавке до Стефана, преемника Фотия, указания времени правления делаются подробнее, вычисляются даже дни, нужно думать, что все продолжение от Никифора сделано в правление преемника Стефана в самом конце 9-го века.

Подобные же продолжения в каталогах Фишера, как уже сказано, сделаны вскоре после правления Николая Мистика в самом начале 10-го века.

Вывод из сказанного по отношению к трем рассмотренным каталогам нужно сделать следующий: часть каталога Никифора до Павла III включительно составлена самим Никифором и тщательно, потому что автор ставил себе задачу точного написания хронологии своих предшественников; эта часть служила источником в соответствующих отделах для каталогов Фишера; продолжение, до Никифора включительно принадлежит другому автору, современнику этого патриарха, не ставившему себе в обязанность следить с одинаковым вниманием за временем правления всех патриархов, список которых он составлял самостоятельно, а руководившемуся большим интересом к тому, что было ближе к нему по времени; отсюда почти голый перечень имен с Каллиника с показанием только круглых чисел и несоразмерные подробности о Павле IV, Tapacиe и Никифоре; надежными нужно признать собственно показание только об этих патриархах, да еще о Никите, предшественнике Павла, для которого указаны не только годы, но и месяцы; в самой хронографии Никифора продолжение в означенном отделе сделано именно на основании каталога этого анонимного прибавления к каталогу Никифора.

Перечисление преемников Никифора в его хронографии внесено в самом конце 9-го века и сделано также очень небрежно.

Тот же перечень в каталогах Фишера прибавлен в начале 10-го века и тоже невнимательно.

Следующим по времени написания нужно признать каталог, изданный Леунклавием⁴²⁷. Время его появления нужно отнести к половине ХIII-го века.⁴²⁸ Замечательно, что подробности в нем встречаются только в самом конце; в целом же виде сведения о патриархах очень ровны. Это наводит на мысль, что автор 13 в. не продолжил только каталог, а составил его весь вновь. Подтверждение такого предположения находим и в самом характере хронологических указаний этого каталога. Они существенно отличаются от указаний рассмотренных уже каталогов тем, что почти относительно всех патриархов здесь сообщается, при каком из императоров занимал кафедру каждый из них. А это обстоятельство заставляет думать, что автор составлял свой каталог не на основании только каталогов, подобных рассмотренным, а имел под руками другие исторические сочинения, быть может, подобные тем, с которыми писал свою хронографию Никифор. Во всяком случае, каталог Леунклавия нужно поставить в виду его особенностей в непосредственную зависимость от первоисточников и признать поэтому – произведением сравнительно самостоятельным.

В очень близком родстве с каталогом Леунклавия стоят каталоги Матфея Кигалы и Филиппа Кипрянина, первый 1636 г., а второй 1679 г.⁴²⁹ В каталоге Кигалы есть, впрочем, некоторые прибавления, заставляющие признать, что автор пользовался не только каталогом, подобным тому, который издан Леунклавием, но и другими историческими сочинениями.⁴³⁰ Каталог же Филиппа Кипрянина составлен только на основании двух указанных каталогов без всякого самостоятельного пересмотра первоисточников.⁴³¹

Последний из числа имеющихся у нас каталогов принадлежит Никифору Каллисту⁴³². Фишер, отказываясь определить точно, на основании каких источников составлен этот каталог, считает, однако, возможным поставить его в родство с каталогами А и В⁴³³. Но родство это очень незначительно и могло быть случайно. Между тем разности между этими каталогами весьма существенны. Они состоят в том, что, как и в каталоге Леунклавия, почти относительно всех патриархов делаются заметки об императорах, при которых они занимали кафедру. При сравнении каталога Никифора с каталогом Леунклавия в интересующем нас отделе более оказывается сходства у первого с последним, чем с каталогами А и В. Так, например, оба первые каталога одинаково сшибаются, когда преемником Геннадия считают Фравиту, а не Акакия; между тем каталоги Фишера совершенно справедливо следуют верному распорядку названных патриархов в хронографии Никифора⁴³⁴ и т. д. Но и от каталога Леунклавия у Каллиста много различий. В виду этого каталог последнего нужно признать произведением относительно самостоятельным и заслуживающим большого внимания особенно потому, что автор специально занимался церковной историей, писал ее до 6 в. включительно, а, может быть, и далее и мог иметь и имел под руками много источников⁴³⁵.

Говоря о некоторых каталогах, что они представляют из себя произведения самостоятельные, мы везде прибавляли, что самостоятельность эта относительна, так как все они в отделе, нас интересующем, стоят в зависимости от каталога патриарха Никифора. В этом нас убеждает то обстоятельство, что решительно во всех из них вслед за хронографией Никифора для шести патриархов, начиная с Каллиника, помечены тоже только круглые числа лет правления. Самостоятельность, следовательно, нужно представлять в данном случае только как проверку по источникам существующих каталогов, без стремления показания их сделать подробнее, дополнить на основании источников.

По примеру Фишера⁴³⁶ в заключение представим отношение всех рассмотренных нами каталогов друг к другу и к первоисточникам в следующей наглядной таблице, несколько измененной сравнительно с таблицей Фишера применительно к нашей цели и к нашей разнице во взглядах с Фишером:

Обращаемся к перечислению случаев, в которых ошибки переписчиков каталогов были особенно часты и которые можно свести к своего рода правилам.

1) Наибольшая несообразность получается тогда, когда переписчик, пропуская действительные лета правления патриарха, ставит рядом с его именем числа, обозначающие время правления патриарха следующего; или же, совсем пропуская указание соответствующих лет патриарха, заменяет этим указанием цифры, действительные для его преемника. Таковы случаи с Тимофеем и Иоанном II, с Кириаком и Фомою I в каталоге Филиппа Кипрянина⁴³⁷ ; и с Константином I и Феодором I в каталогах Леунклавия; Матфея Кигалы и Филиппа Кипрянина⁴³⁸ и др. Подобные ошибки, впрочем, довольно редки.

2) Очень обыкновенна замена числа α΄ – 1 числом δ' – 4. Случаи с Иоанном II и Кириаком в двух редакциях каталога Никифора⁴³⁹, с Тарасием – в каталоге Матфея Кигалы⁴⁴⁰. Но мы не заметили ни одного изменения д' в α΄. Этот и все другие случаи изменения букв имеют своей причиной большое сходство начертания букв – цифр в греческом письме.

3) Очень часты пропуски ί – 10. Случаи с Константином II в обоих каталогах Фишера⁴⁴¹, с Павлом II в хронографии Никифора, в каталоге Каллиста, в каталоге Фишера А⁴⁴² и мн. др.

4) Очень часты изменения γ' – 3 в ς' – 6 и обратно. Случаи с Епифанием в каталоге Матфея Кигалы⁴⁴³, с Никитою І-м в каталоге Фишера А⁴⁴⁴, с Георгием І-м в каталогах Леунклавия, Матфея Кигалы и Филиппа Кипрянина⁴⁴⁵ и мн. др.

5) Есть случаи превращения α' – 1 и γ' – 3 в κ' – 20: с Епифанием в каталоге Филиппа Кипрянина⁴⁴⁶, с Георгием І-м в обоих каталогах Фишера⁴⁴⁷ и др.

6) Встречаются изменения γ' – 3' в β' и обратно; случаи с Геннадием в двух редакциях каталога Никифора и в каталоге Каллиста⁴⁴⁸, с Георгием I, Евтихием и Фомою в двух редакциях каталога Никифора⁴⁴⁹ и др.

7) Довольно редко, но встречаются превращения ζ' – 7 в ς' – 6 и θ' – 9; случаи с Сергием в каталоге Фишера А и Филиппа Кипрянина⁴⁵⁰, с Иоанном III в двух редакциях каталога Никифора⁴⁵¹.

8) Иногда ά изменяется в η'; особенно замечателен случай с Константином I в каталоге Никифора Каллиста⁴⁵².

Таковы замеченные нами случаи наиболее частых ошибок со стороны переписчиков каталогов. Не лишне заметить здесь, что, указывая примеры изменения известной буквы в другую, мы поступали не произвольно, видели ошибку в известном каталоге не потому только, что в большинстве других каталогов указания сделаны иначе (иногда указания одного источника, но более древнего и удовлетворяющего другим требованиям исторической критики, можно ставить выше единогласного свидетельства многих, менее отвечающим этим требованиям), но принимали в расчет и свидетельства более надежные, находящиеся в хрониках; например, указывая выше под рубрикой 2-й случай с Тарасием в каталоге Матфея Кигалы, где вместо κα' – 21 г., которое помечено во всех других каталогах стоит κδ' – 24 г., мы признали последнюю цифру опиской не на основании только этого свидетельства каталогов, но и потому, что у Феофана, современника Тарасия, время его правления определяется в 21 год⁴⁵³. Кроме того, стараясь приводить примеры описок относительно дат патриархов нашего периода, мы в то же время справлялись с разночтениями хронографии Никифора у De-Boor'a для других патриархов, каковые справки убеждали нас, что изменения известной буквы действительно часты и, следовательно, естественны.

Приложение указанных правил описок очень важно и устраняет множество затруднений при пользовании показаниями каталогов. Особенное значение эти правила получают, если прилагать их в каждом отдельном случае в связи с тем, что сказано уже о времени и условиях происхождения и состава имеющихся в нашем распоряжении каталогов. Возьмем для примера показания каталогов об одном и том же патриархе самые выдающиеся по своим замечательным разногласиям – о Георгие I-м. В хронографии патриарха Никифора стоит: 2 г. 3 м., в каталоге Никифора Каллиста: 6 л. 3 м.; в каталогах Леунклавия, Матфея Кигалы и Филиппа Кипрянина: 3 г. 3 м. Что делать? Прежде всего, следует искать дату для этого патриарха более древнюю и более надежную, хотя бы и не столь подробную (т. е. без месяцев). Такая дата есть в хронографии Феофана и, несомненно, принадлежит самому Феофану, а не интерполятору: 6 лет⁴⁵⁴. Отсюда естественно наиболее близким к истине из показаний каталогов нужно признать свидетельство Никифора Каллиста. А что последний мог прийти к такой дате самостоятельно, об этом можно заключать из сказанного выше об его каталоге.

Но чтобы уверенно положиться на свидетельство Каллиста, для этого необходимо показать вероятность того, что и все разноречивые даты других каталогов могли получиться из первоначальной и истинной цифры 6 л. 3 м. В хронографии Никифора дата 2 г. 3 м. могла возникнуть двояким путем: или переписчиком повторена для Георгия дата Феодора I, которой занимал кафедру также 2 г. 3 м. (правило 1-е), или же первоначальное ς – 6 было изменено в γ – 3 (правило 4-е), что вероятнее⁴⁵⁵; а потом γ – 3 могло перейти в β' – 2 (правило 6-е). В каталоге Леунклавия 3 г. 3 м. могло получиться или благодаря описке переписчика (правило 4-е) или же из измененной даты хронографии Никифора. В каталоге Матфея Кигалы и Филиппа Кипрянина ошибка перешла из каталога Леунклавия. В обоих же каталогах Фишера 20 л. 3 м. образовались очевидно из испорченной даты каталога Никифора: 3 г. 3 м. (правило 5-е). Таково будет приложение наших сведений о происхождении и составе каталогов и об ошибках переписчиков их при написании хронологии константинопольских патриархов изучаемого нами периода. Мы представили пример такого приложения, но в подобные подробности в каждом отдельном случае вдаваться не будем: мы будем излагать только голые результаты нашей критики известного свидетельства каталогов; основания же для этих результатов будут подразумеваться, как уже известные из этого отдела о каталогах.

Из отдела о пособиях для хронологии патриархов константинопольских видно, что авторы их, напр. Гедеон и Купер, нередко ссылаются на свидетельства менологиев, синаксарей и других церковных книг. Так как в менологиях перечислялись только имена святых, то, конечно, количественно этот источник для хронологии константинопольских патриархов нашего периода по самому существу дела не может быть значителен: далеко не все патриархи нашего периода были признаны святыми. К этому нужно прибавить, что если и полагаться на показания менологиев, то все-таки относительно известного патриарха отсюда можно извлечь только одну дату: большею частью только день и месяц смерти или погребения. Тем не менее, пользование этим источником в высшей степени заманчиво: с одной стороны между патриархами изучаемого нами периода, по крайней мере, третья часть внесена в календари, но главное и незаменимое достоинство дат, находимых в менологиях, – это точность. В хрониках и каталогах подобные даты очень редки, а доходить до них путем сопоставления разных источников всегда очень трудно, а иногда и невозможно.

Но можно ли доверяться свидетельствам менологиев? Нам удалось отыскать только один ответ на этот вопрос и ответ, по-видимому, неблагоприятный⁴⁵⁶. «Если сравнивать показания дней кончины святых в актах и житиях с днями празднования им по месяцесловам и если сравнивать месяцесловы между собою, то выходит такое заключение, что памяти многих святых и едва ли не большей части их поставлены не в дни их кончины, а в другие, как то перенесения мощей, освящения церквей во имя их и часто в дни, назначенные им по усмотрению составителей месяцесловов. Это несомненно видно из сравнения месяцесловов константинопольской церкви с календарями римской, именно: древние составители константинопольского месяцеслова ставили большею частью западных святых не под теми днями, под коими они находятся в древних римских календарях и мартирологах, равно как восточные святые находятся в западных древних календарях не под теми днями, под коими они находятся в восточных месяцесловах... При сравнении месяцесловов даже константинопольской редакции оказываются в них немалые разности в днях празднования святых. Что касается до разных четиях-миней, до прологов или синаксарей, то разногласие их в днях памятей одних и тех же святых так велико, что нельзя не видеть произвола у составителей в размещении их, и на этот произвол жаловался еще писатель XII в.»⁴⁵⁷.

Кроме этих затруднений при пользовании менологиями, как источником для хронология патриархов константинопольских, есть и другие: есть имена этих патриархов, которые встречаются несколько раз, например Иоанн и Павел, как вообще в каталогах, так и в частности в менологиях. Как определить, что известная память менология имеет в виду именно такого то патриарха, а не другого? Затем в некоторые дни в менологиях памяти патриархов перечисляются по нескольку зараз, например в менологие Василия под 25 августа: Геннадия, Иоанна, Стефана, Мины⁴⁵⁸, каковое совпадение, трудно допустимое, как отвечающее действительности, явно говорит за работу составителя, группировавшего памяти по классам святых и не заботившегося о том, чтобы приурочить их ко дням, к которым они должны были действительно относиться.

Не смотря, однако ж, на такие трудности, пользование менологиями для нашей цели возможно и законно при соблюдении, конечно, только некоторых особых условий. Прежде всего, необходимо из массы разнообразных произведений подобного рода выбрать только самые раннейшие. Необходимо, чтобы они были константинопольского происхождения. Мы будем иметь в виду только два менолоия: один 8 в., составленный в царствование Константина Копронима в Константинополе⁴⁵⁹, а другой так называемый менологий Василия⁴⁶⁰ 10 в., также константинопольского происхождения.

При соблюдении таких условий вышеисчисленные трудности пользования менологиями для нашей цели должны уменьшиться очень значительно. Уже a priori можно думать, что в константинопольских календарях памяти святых предстоятелей столицы едва ли могли приурочиваться к известных дням составителями столь же произвольно, как это могло быть с памятями святых не константинопольских. Можно далее предполагать, что чем древнее был менологий, тем меньше возможности было память известного святого патриарха отнести не к тому дню, в который или умер этот патриарх или случилось что либо замечательное в его жизни. Косвенным основанием для таких наших предположений, для такого взгляда на различие обозначения в менологиях памятей патриархов константинопольских и памятей святых не константинопольских может служить выше изложенное различие между хронологическими показаниями летописи Феофана о патриархах константинопольских и представителях других, патриархатов. Если свидетельства о первых заслуживают уважения, то свидетельства о вторых (в таблицах) состоят почти из сплошных ошибок. При том же в приведенном заявлении Арх. Серия не выяснено, что именно вынудило составителей менологиев к произвольному распределению в них памятей святых. Осмеливаемся думать, что причиной, вызывавшей подобный произвол, была недостаточность сведений, нужных для настоящего правильного распределения памятей. А раз эта причина не существовала, т. е. подобные сведения имелись у составителя менология, то едва ли могло существовать и следствие, т. е. произвол в распределении памятей. При том, что нам известно об источниках патриархов константинопольских, очень трудно допустить, чтобы составителями константинопольских менологиев мог ощущаться недостаток в данных для того, чтобы приурочивать памяти святых предстоятелей столицы ко дням, в которые они действительно должны были приходиться. Вообще, допуская произвол при распределении памятей святых в менологиях константинопольских, нужно думать, что он, однако, не простирался или простирался очень мало на памяти патриархов константинопольских.

Эти соображения вполне подтверждаются фактами. Разумеем то обстоятельство, что памяти патриархов константинопольских нашего периода в менологиях Морчелли (будем для краткости и ясности так называть постоянно изданный им менологий 8 в.) и Василия, который можно проверить соответствующими показаниями источников, несомненно, надежных, почти всегда подтверждаются этими показаниями. Прибавляем – почти – только для менология Василия, так как те памяти менология Морчелли, которые имеют соответствующие обозначения в надежных источниках, все без исключения согласны с ними.

%tr%

%td%

%/td%

%td%Менологий Морчелли.

памяти

%/td%

%td%Менологий

Василия.

памяти

%/td%

%td%Свидетельства

надежных

источников

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%Мина

%/td%

%td%

%/td%

%td%4 и 25 августа

%/td%

%td%Иоанн Малала современник: умер в августе

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%Евтихий

%/td%

%td%6 апреля

%/td%

%td%5 апреля

%/td%

%td%Феофан: умер 6 апреля

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%Кирияк II

%/td%

%td%30 октяб.

%/td%

%td%

%/td%

%td%Пасхальн Пасхальная хроника: умер 29 октября в субботу, а погребен 30-го в воскресенье

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%Фома I

%/td%

%td%22 марта

%/td%

%td%20 марта

%/td%

%td%Пасхальная хроника: умер 20 марта в пятницу, а погребен 22 марта в воскресенье

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%Тарасий

%/td%

%td%

%/td%

%td%25 февраля

%/td%

%td%Феофан: умер 18 февраля, а погребается в 4 день первой недели великого поста, который в этом году приходится именно на 25 февраля

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%Иоанн III Схоластик

%/td%

%td%31 августа

%/td%

%td%25 августа

%/td%

%td%Феофан: умер 31 авгус.

%/td%

%/tr%

Таковы все случаи, когда памяти святых патриархов из изучаемого нами периода в менологиях имеют соответствующие им показания в других источниках. Из представленного сопоставления видно, что в менологие Морчелли при распределении памятей патриархов по числам месяца нет ни одного уклонения от показаний источников надежных. Такое совпадение дает нам право и другие показания этого менология для патриархов: Геннадия, Иоанна Постника, Фомы II и Федора I признать весьма точными, отвечающими действительности и воспользоваться ими для наших целей, хотя в исторических сочинениях мы и не имеем подтверждений для этих показаний. Менологий Василия, как видно из той же таблицы, должен быть представляем уже не столь надежным источником, как первый; но, видимо, и при составлении его не было такого произвола, который бы делал свидетельства его совершенно бесценными. Во всяком случае, если не указания дней месяца, то указания просто месяцев в нем заслуживают доверия.

Что касается двух других затруднений при пользовании менологиями, состоящих в том, что несколько святых патриархов носят одно и то же имя, и что иногда в менологиях по нескольку памятей их приурочивается к одному и тому же дню, то в каждом отдельном случае они не непреодолимы. Если, например, требуется узнать, память какого из трех патриархов нашего периода, носящих имя Иоанна, помечена в менологие Василия 25 августа, а в менологие Морчелли 31-го того же месяца, то это можно сделать следующим образом: под 2 сентября в обоих менологиях патриарх Иоанн назван Постником; здесь сомнений, следовательно, быть не может; остается только два Иоанна, память одного из которых должна приходиться на август; так как далее из Феофана известно, что 31-го августа умер Иоанн III Схоластик, то с несомненностью можно утверждать, что и в менологиях имеется в виду именно этот патриарх; отсюда если бы в менологиях было названо имя еще Иоанна патриарха (заметим – Иоанн 1-й всегда называется в менологиях с эпитетом Златоуст), то оно могло бы указывать только на Иоанна II Каппадокийца (память его есть только в минеях, но нет в наших менологиях). Кроме того, при встрече с подобными случаями, а также и с теми, когда к одному дню приурочивается несколько памятей патриархов сразу, могут большую услугу оказать свидетельства каталогов: указания в них числа месяцев и даже дней, во всяком случае, могут дать средство определить, действительно ли по крайней мере, на данный месяц должна приходиться смерть каждого из патриархов, памяти которых отнесены к одному дню. Иногда подобным определениям помогают сами же менологии, когда память одного и того же святого патриарха указывают дважды: один раз вместе с другими, а другой – отдельно.

Кроме перечисленных источников для хронологии константинопольских патриархов изучаемого периода, из которых каждый содержит по нескольку нужных нам дат, есть довольно много таких источников, из которых в каждом можно находить нужные нам сведения только о каком-либо одном патриархе. В виду этого такие источники не могут подлежать общему обзору и оценке; замечания о каждом из них будут сделаны при написании самой хронологии. К таким источникам относятся жития святых патриархов нашего периода, различные частные заметки в деяниях соборов и пр. Здесь упомянем только об одном источнике этого рода: о переписке между константинопольскими патриархами и римскими папами. Переписка эта всегда оживлялась во время каких-либо церковных споров; но и без того она почти всегда имела место при занятии константинопольской кафедры новым иерархом. Писем, при том, точно и подробно датированных, особенно много сохранилось от римских епископов почти за весь изучаемый нами период. При скудости и ненадежности источников греческих этот материал для хронологии константинопольских патриархов представляется весьма ценным. Пользование им облегчено превосходным трудом Philip. Iaffe. Berolini. 1851 г. Begesta poiilificum romanorum.