Старец-духовник

Глинская пустынь – «это школа Христова,

это одна из светлых точек на земном шаре,

в которую, дабы войти, надлежит умалиться

до Христова младенчества».

Архимандрит Макарий (Глухарев), основатель

Алтайской духовной миссии.

Из мужских обителей – лучшая Глинская,

где и чин богослужения благолепнее,

и более находится старцев,

разумеющих силу и сладость жизни духовной.

Епископ Курский и Белгородский, впоследствии

митрополит Московский и Коломенский,

Сергий (Ляпидевский)

В конце 1999 г. в граде Москве была опубликована книга «Свеча Богу. Московский старец протоиерей Василий Серебренников (1907–1996)», как дар любви и благодарности доброму пастырю его духовных чад. Характеризуя этого истинного служителя Божия, настоятель храма святителя Николая в Сабурове протоиерей Василий Бабурин пишет на страницах сей книги так: «Бывало придешь к отцу Василию за каким-то советом. Он лежит больной: вокруг немного книг. Придёшь, он примет, как всегда, ласково, и, стоит только с ним посидеть, даже ничего не спрашивая, на душе становится легко и радостно. Иногда ничего говорить не надо, а только посидеть рядом с ним – и уже всё ясно и понятно. Какое-то излучение от него шло, теплота духовная, поэтому достаточно было просто побыть рядом, чтобы всё получить: и утешение, и умиротворение, и разрешить вопросы, ничего не спрашивая»¹.

Открываем другую книгу, изданную немного раньше и ставшую уже хорошо известной читателю, – «Глинский патерик» схиархимандрита Иоанна (Маслова), – находим то же свидетельство о настоятеле Глинской пустыни (1943–1958) схиархимандрите Серафиме (Амелине): «Когда старец в последние годы болел и ему трудно было говорить, то ради его святых молитв многие, лишь побывав в его келлии и даже не сказав ни слова, получали благодатные дарования, уходили утешенные, исцелённые душой. Просившиеся к нему во время болезни уверяли келейника, что не будут беспокоить отца настоятеля своими вопросами. Они стремились хоть недолго побыть возле благодатного старца... Рядом с ним отлетало всё ненужное, наносное. Человек становился самим собой и получал редкую возможность видеть себя как бы со стороны, таким, каков он есть. Каждый сам ощущал свои грехи и невольно приходил к искреннему раскаянию»².

Почему в начале данного сообщения приводятся эти два свидетельства? Потому, что в них, как в фокусе, как в сердце сосредоточилось всё, что относится к рассуждению: кто такой есть СТАРЕЦ-ДУХОВНИК.

«Кормчий духовный», «добрый кормчий», «ходатай к Богу», воздевающий «за нас руки» к Нему наставник в нашем переходе «моря грехов», дабы победить «Амалика страстей»; «искусный врач», который режет надменное сердце «уничижением» и извлекает «из него весь смрадный гной»; путеводитель, равноангельский муж, – так говорил в VII столетии игумен Синайской горы преподобный Иоанн Лествичник, обращая внимание на то, каким должен быть духовный руководитель. Это наставление великого аввы той Святой Горы, обитель которой с древних пор и до сего дня сохраняет теснейшее единство с Матерью всех Святых Церквей – Церковью Иерусалимской, нашло своё полное выражение и в учении подвижников нашей Святой Православной Русской Церкви.

По определению Глинского патерика, старец-духовник – это духовный вождь. Вся его жизнь направляется «к одной цели – спасению своей души и душ ближних». Своим богопросвещенным словом он врачует «язвы страждущих», согревает любовью и утешает участием, разделяет «скорбь и горе», дает «отраду и духовную поддержку» (670). Его молитвами врачуются и раны духовные, и болезни телесные. Его советы побуждают к духовной жизни, к ревностному – святому прохождению своего служения не только мирян, но и носителей священного сана, в том числе и иерархов (670). Это – спутник, сопровождающий своих духовных чад в Царство Небесное (686).

Служение старца – это служение не от людей, а от Бога, от небесного призвания. Так, в Патерике повествуется, как сам старец иеросхимонах Макарий (†1864) рассказывал настоятелю обители о своем призвании к духовному руководству. «Лежу я, как теперь, утомленный и немощной... Явился мне Ангел Божий и сказал: “Принимай народ”. Теперь я не могу противиться и должен исполнить волю Божию». После этого чуда было дано благословение на приём приходящих и аввой монастыря (250). Старцу Макарию было и еще видение, в котором он узрел повеление Божие не отказывать в духовном руководстве и женщинам. «Я вас не принимал бы, – говорил подвижник монахине, – да мне было видение. Вижу, будто иду в церковь по монастырю, и около меня летает множество ласточек. Они садятся и на руки, и на плечи мне; я их беру в руки и одуваю. После того будто возвращаюсь из церкви и на голове несу крест, а на крышах монашеских келлий грачи каркают на меня». Отец Макарий истолковал это видение так: ласточки – это нуждающиеся в духовном совете женщины, несение креста – тяжесть духовного руководства, каркающие грачи – недовольные тем, что в мужском монастыре, отличающемся строгостью, беседуют на духу и с женским полом (250–251).

Старец имеет великие дары Божии – совет и мудрость, или мудрый совет. Это те дары Святого Духа, которые исчислял еще в Ветхом Завете один из славных пророков – Исаия (См. Ис.11:2–3). О только что упоминавшемся старце Макарии сказано: слово его не отличалось «блеском красноречия, но оно проникнуто было мудростью, свыше исходящей», проникнуто «духовным рассуждением, которое святыми отцами признано выше всех добродетелей» (251). О рассуждении в Патерике имеется весьма важное свидетельство, которое показывает, что оно, то есть рассуждение, есть и дар Божий и приобретается усилиями свободной воли человека. Приобретается же рассуждение, – читаем в Патерике, – «не иначе, как постоянным общением с человеком, имеющим этот дар. Так некто спросил великого старца: “Авва! Как могу я приобрести дар рассуждения?” и получил такой ответ: “Иди и прилепись к такому человеку, имеющему рассуждение, от него и научишься рассуждению”» (349). А это значит (если делать логический вывод), что старчество есть и проявление действия благодати Божией и заслуга человека. Так оно было, так оно и есть: будущие старцы воспитывались, духовно возрастали, находясь вблизи своих великих учителей, впитывая их богопросвещенные слова и взирая на их жительство – ученики старцев становились, по милости Божией, сами старцами. Так старцем стал и отец Иоанн (†1991) – ученик великих схиархимандритов Серафима (Амелина) (†1958), Андроника (Лукаша) (†1974) и Серафима (Романцова) (†1976).

Старцы точно определяли внутреннее состояние людей, хотя и встречали их впервые. Видя человека, они начинали рассказывать его жизнь и называть самые сокровенные его грехи. Духовник Глинской пустыни иеромонах Варсонофий (XVIII–XIX вв.), – читаем в Патерике, – «имел от Бога такую благодать и чистоту сердечную, что провидел все внутренние тайные помышления приходивших к нему за советом» (109). А старец схимонах Архипп (†1896) предсказывал перемены в жизни братий, время их кончины, «предупреждал несчастья и падения» (483). Дар провидения и «проникновения в тайники человеческих сердец удивлял многих и побуждал всецело отдаться руководству» старца. У посетителей «появлялась уверенность, что старец лучше их знает, в чем они нуждаются и что им полезно» (733).

Отличительным признаком старца было глубочайшее смирение. Старец никогда не хвалился своими заслугами, ничего себе не приписывал, не считал себя даже особым молитвенником. Наоборот: винил себя и в своих мыслях, и перед глазами обращающихся к нему. «Сознание необходимости помощи свыше, того, что он только исполнитель воли Божией, проводник благодати – это сознание всё в его душе покоряло глубочайшему смирению и наполняло её христианским спокойствием» (680). Схимонах Архипп (†1896), будучи уже хорошо известным старцем, продолжал смиренно вопрошать наставляемых лиц: «Так ли я сказал?» и добавлял: «Я ничего не знаю» (442). Смиренна была и жизнь старца, и его слово. И это «смиренное слово было вместе с тем и слово действенное, заставляло повиноваться и веровать; оно восставляло безнадежного, и плотского человека мало-помалу делало духовным» (251).

Изумительны у старца терпение, спокойствие, уравновешенность при всех обстоятельствах жизни. «С одинаковым терпением старец выслушивал и нелепое суеверие темного человека, и безверие ученого человека, и его безумное вольнодумство, и бессмысленную жалобу крестьянской женщины, и замысловатую пытливость барыни, и бесхитростный рассказ простолюдина, и хитросплетённую фразу мудрецов мира сего; ничто не могло возмутить его христианского терпения, его полного духовного спокойствия» (251). От старца никто не слышал «гласа нетерпения или ропота, никто не видел его в унынии» (686).

Старец – это великий молитвенник. Как правило, он имел дар непрестанной молитвы, день и ночь «вопил» к Богу (739). Духовная сила такой молитвы неизмерима. Она способствовала «одухотворению жизни учеников», просвещала их ум, очищала сердце, укрепляла «в подвиге доброделания» (110). О старце Нектарии (†ок. 1943), служение которого проходило в годы лихолетий Русской Православной Церкви, сказано: «По Промыслу Божию он не был ни арестован, ни сослан, а жил в Путивле, в затворе, в подвигах строгого поста, богомыслия и молитвы. Тайно принимал духовных детей на исповедь, каждую ночь неопустительно служил литургию. Все находили особое духовное утешение в том, чтобы молиться вместе с ним» (569).

Характерная черта старца – это самоотверженная любовь к Богу и людям, исполненная желанием и готовностью оказать всем помощь. «В обители, – рассказывает Патерик, – отец Исмаил тяжело болел (его мучил почти непрекращающийся кашель), но никогда не уклонялся от посетителей. Душепопечительность о духовных чадах всегда преобладала в нем над попечением о самом себе» (700). А об отце Иоанне сказано: «Любовь в старце достигла высоты евангельского совершенства. Всего себя, все свои силы, разум, сердце и волю принес отец Иоанн Богу и людям» (729). «Иногда казалось, что он составляет со своими духовными детьми как бы одно существо. Такой духовный союз укреплялся между ними главным образом через молитву и через любовь к Богу и людям» (732).

Образ старца во всем его духовном величии представлен в лице схиархимандрита Серафима (Романцова) (†1976). Вот что о нём говорится в Патерике: «Это был духовник опытнейший, знаток сокровенных движений человеческого сердца, обладатель духовных сокровищ, которые он приобрел долгим многотрудным подвигом. Особым духовным даром старца было умение принимать исповедь, вызывать людей на полную откровенность. Наделенный духовным рассуждением, отец Серафим всякому приходящему к нему давал наставления. С особенной отеческой любовью принимал он тех, кого терзали горести, печали, уныние, кто не знал, каким путем идти в жизни. Принимал и тех, кто был обуреваем сомнениями и жил вне спасительной ограды Православной Церкви. В то тяжелое послевоенное время столько горя было в каждой душе! Многие потеряли родных, близких, лишились домашнего очага; надо было поддержать и укрепить их веру. Отец Серафим выслушивал все скорби и тотчас залечивал раны душевные, давал нужные советы. Утешение, успокоение и отраду вливали в души скорбящих наставления и молитвы любвеобильного старца. Его беседы, преисполненные истинного смирения, согревали охладевшие сердца людей, открывали им душевные очи, просвещали разум, приводили к раскаянию, душевному миру и духовному возрождению. Отец Серафим умел дать почувствовать, что земная жизнь – это лишь подвиг временного странствования на пути к вечной жизни; он призывал людей к жизни христианской, совершенной, возвышенной. Все его наставления имели своей целью святость в смысле отрешенности от всего мирского, земного, льстящего греховному человеческому разуму. Каждого призывал он стяжать в душе дары Духа Святого. К нему могут быть приложимы слова Христа Спасителя: “Иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небесном” (Мф. 5:19)» (679).

Встретить такого старца, как он описан в Глинском патерике, не просто. Приходится, в какой-то мере, согласиться с утверждением уже упоминавшегося выше протоиерея Василия Бабурина: «Сейчас очень трудно, не к кому обратиться – почти нет таких людей, сильных духовно» (Прот. В. Бабурин. Цит. изд. С. 71. См. также на С. 62). Сейчас, к сожалению, наблюдается некое новое явление – так называемое «младостарчество», когда за дела духовного руководства – этой науки из наук (я бы сказал – не науки, а величайшего Божественного Дара, ниспосылаемого только имеющим чистое сердце) берутся люди, которые сами, в лучшем случае, поднялись лишь на первую ступень нескончаемой лествицы на Небо, а в худшем – остающиеся у подножия её. Среди них есть и носители священного сана и миряне (!), причем, обладающие достаточно сильной волей, умеющие быть строгими к другим, требовательными, «непогрешимо» вещающими...

Глубоко назидательно в этом контексте предостережение преподобного Иоанна Лествичника: «Когда мы, – рассуждает он, – в намерении и разуме смиренномудрия желаем покорить себя ради Господа, и без сомнения вверить спасение наше иному, то еще прежде вступления нашего на сей путь, если мы имеем сколько-нибудь проницательности и рассуждения, должны рассматривать, испытывать и, так сказать, искусить сего кормчего, чтобы не попасть нам вместо кормчего на простого гребца, вместо врача на больного, вместо бесстрастного на человека, обладаемого страстьми, вместо пристани – в пучину, и таким образом не найти готовой погибели». И дальше синайский игумен даёт весьма ценный совет, на который хотелось бы при данном сообщении обратить особое внимание: «Но по вступлении на поприще благочестия и повиновения уже отнюдь не должны мы испытывать или судить в чем-нибудь доброго нашего наставника и судию, хотя, может быть, в нём, как в человеке, и увидим некоторые малые согрешения. Если же не так, то, сделавшись сами судьями, не получим никакой пользы от повиновения» (сл. 4, § 6).

Чтобы безошибочно узнать подобных «руководителей» и отличить их от истинных, снова и снова надо обратить свой взор на святоотеческое учение, на Глинский патерик и вникнуть в то, чему учили старцы, как учили, что требовали от вверяющих себя их руководству, с каким духовным устроением уходили от них все – и довольные жизнью и обездоленные, и молодые и пожилые, и только вступающие в бурное земное море и уже стоящие у врат Вечности...

Вся эта тематика требует дополнительного рассмотрения.

Когда приходится отмечать, чему учил старец, то, прежде всего, обращаешь внимание на обстановку, в которой он пребывал во время встречи с посетителями. Так, о схимонахе Архиппе (†1896) рассказывается. «Пристройка», в которой он принимал приходящих, напоминала часовню. Первое, на чем останавливались глаза, было большое распятие Христа Спасителя. Впереди креста стоял небольшой стол. На нём была икона и сосуд со святой водой. Перед иконой молились, а святой водой окроплялись. На стене висели три картины: одна изображала мужа, молящегося за ученика, скончавшегося и оказавшегося в огненной геенне. Другая – изображала видение святым Андреем юродивым некоего грешника, пребывающего под действием злой силы, и исповедников, венчаемых за их мужество. Третья картина представляла хождение по мытарствам святой Феодоры. «Такая обстановка приёмной отца Архиппа и сам он в схимнических одеждах, с худым бледным лицом, впалыми щеками, потухшим взором, чуждый всякого пристрастия, с седой клинообразной бородой невольно поражали всякого и заставляли хотя на время отрешиться от земного и тленного, чтобы вспомнить “последняя своя”. Взирая на старца, невольно приходилось переноситься мыслью в давно минувшие времена полного расцвета подвижничества, к образу древних великих аскетов, воспитанных безмолвием пустыни, вдали от всякой молвы сего мира. Казалось, в лице отца Архиппа воскрес один из тех ангелов во плоти. Не напрасно даже схимники называли отца Архиппа древним постником или одним из древних подвижников» (456).

Наставления старцев были весьма и весьма разнообразны. Указать можно лишь отдельные из них (не ручаясь за то, что они будут самыми яркими).

В основу советов старец полагал смирение, а из него выводил все прочие добродетели (252–253).

Здесь вспоминаются слова преподобного Исаака Сирина (VII–III вв.): «За смиренномудрием следует кротость и собранность в себя, то есть целомудрие чувств, соразмерность голоса, немногословие, небрежение о себе, бедная одежда, ненадменная походка, наклонение очей долу, превосходство в милосердии, скорое излияние слез, уединённая душа, сердце сокрушенное, неподвижность к раздражению, нерасточенные чувства, малость имущества, умаление во всякой потребности, перенесение всего, терпение, небоязненность, твердость сердца, терпение в искушениях, веские, а не легкие, мысли, угашение помыслов, хранение тайн целомудрия, стыдливость, благоговение...» (Творения. Сергиев Посад, 1911. С. 213). «Если будешь трудиться в прекрасной добродетели и не почувствуешь, что вкушаешь от нее помощи, то не дивись. Ибо, пока не смирится человек, не получает награды за свое делание. Награда дается не за делание, но за смирение» (Там же. С. 148). «Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели... Без смирения напрасны все дела наши, всякие добродетели и всякое делание» (Там же. С. 190).

Старец всегда восхвалял чистоту души и тела. Достигшим победы над пороком плоти – целомудренным он считал не того, кто не впадал во грех только телом, но того, кто и в своих мыслях, намерениях, желаниях был чист. Об иеродиаконе Серапионе (†1859) сказано, что он просил побеждаемых страстями приносить покаяние, приносить с детской искренностью и быть уверенным, что нет греха, который превзошел бы милосердие Божие. «В пример приводил он Евангельскую притчу о пропавшей овце и оканчивал свое утешение скорбящим о грехах словами Спасителя: радость бывает на небе о едином кающемся грешнике более, нежели о девяноста девяти праведниках, не требующих покаяния» (178).

Последние рассуждения показывают, что старец призывал не унывать и, тем более, не отчаиваться. «Радуйтесь о Господе, а не унывайте, – говорил схиархимандрит Серафим (Романцов) изнемогающим в скорбях. – Вы сами знаете, что в унынии нет спасения, уныние помрачает душу и расслабляет чувства. Зачем унывать? Прочь уныние. Да возрадуется душа моя о Господе и уповает на Него» (680).

Согласно наставлениям старца искать спасения следует не в размышлениях на догматические темы, не «в использовании каких-либо внешних приемов созерцания, не в обрядности или необычных подвигах аскетизма», а в молитве, богомыслии – страхе Божием, труде, любви – мире со всеми... (700). Молитва, исходящая из глубины души, – это «пластырь, врачующий язвы греховные, и орудие, которым побеждаются враги плотские и бесплотные» (178). Страх Божий, или «всегдашнее держание себя в присутствии Божием» – это вернейшее охранение от невидимых врагов. «Веруйте твердо от души, – говорил иеродиакон Серапион (†1859), – что близ каждого есть Бог и на всё зрит постоянно» (178). «Молитесь, трудитесь, пойте, читайте, – взывает другой Глинский подвижник, – всё во славу Божию творите, утешайте себя и говорите всё, что душу назидает и к Царству Божию ведет... Мир имейте между собой и святыню во всём – и в мыслях, и в делах; без сего никто не узрит Господа» (680, 684). Старцы обращают внимание на то, что мир и спокойствие надо прежде всего хранить «в своём семейном кругу» (253).

Беседовать должно об одном – «на потребу» и избегать, как опасного греха, празднословия (684). Старец настойчиво внушает: берегитесь пустых разговоров, не допускайте их. «Когда будут говорить что-нибудь непотребное душе, то тотчас же отдайте поклон с прощанием... Что себе желаю, то и вам передаю и советую. Не от искры ли одной, иногда весьма малой и едва заметной, бывают великие пожары, и от малого зерна вырастает с течением времени великое дерево. Так и у нас: не из сердца ли исходят все помышления злые, за помышлением слова и беседы, а там уже дела и деяния. Поэтому всемерно нужно остерегаться греховных мыслей и мечтаний, свободных слов и разговоров... Памятуйте, что за всякое слово праздное воздадим ответ в день судный... Положи, Господи, хранение устам нашим и не уклони сердца нашего в словеса лукавствия» (684).

Также подобает за всё случающееся в нашей жизни благодарить Бога и переносить всё «с детской покорностью» (684). «Уста, всегда благодарящие, – учит преподобный Исаак Сирин, – приемлют благословение от Бога; и, если сердце пребывает в благодарении, нисходит в него благодать» (Цит. изд. С. 403).

Примечателен совет старца просить у Бога «премудрости и разума» (Ис.11:2). – «Он внушал просить у Господа премудрости и разума для различения чистого от грязного, сладкого от горького и белого от черного, дабы мудрствовать не по плоти и стихиям мира сего, но по слову Писания и святых отцов» (177).

Наставляя в духовной жизни, старец учил не пренебрегать малым – в духовной жизни всё имеет значение – и малое и великое, и кажущееся ничтожным и представляющееся великим. «Знай, – поучает выдающийся Глинский подвижник XIX века игумен Филарет (Данилевский) (†1841), – что от пренебрежения малым и в сущности ничтожным переходим к пренебрежению великим. Кто начнет говорить: “Что за важность, если скажу это слово? Что за важность, если съем эту безделицу? Что за важность, если я посмотрю на ту или другую вещь?” – тот впадёт в худой навык и мало-помалу, попирая совесть, начинает пренебрегать великим и важным. Таким образом, закосневает во зле и находится в опасности прийти в совершенное нечувствие. Поэтому берегись пренебрегать малым, оно не малое, ибо через него образуется худой навык. Будем же внимать себе и заботиться о легком, пока оно легко, чтобы не стало тяжелым. Добродетели и грехи начинаются от малого и приходят к великому добру и злу» (33).

Все указания старца сводились к одной цели – духовно обновить человека. Об отце Исмаиле (в схиме Исихий, ск. после 1967) читаем: «Отец Исмаил умел подойти к душе грешника тем, что располагал её к духовному обновлению, умел найти в ней зародыши добра и побудить к произрастанию. Он видел эти спасительные зерна в каждой душе человеческой и соответственно воздействовал на них, пробуждая жажду истины, правды и святости. Отец Исмаил призывал искать и созидать Царство Божие внутри себя, не вращаться во внешнем, разбирая чужие недостатки и дела» (700).

Сущность наставлений старца выражена в уроках иеросхимонаха Макария (†1864): «Поверять свою совесть, быть в постоянной борьбе со своими страстями, очищать душу от грехов, любить Бога в простоте сердца, веровать в Него без рассуждения, беспрестанно иметь перед собой Его беспредельное милосердие, всеми силами души своей хвалить и благодарить Его; во всех неприятностях жизни искать вину в самом себе и всякую вину ближнего против нас прощать, дабы исходатайствовать тем у Господа прощение своих грехов; стараться водворить в себе любовь к ближнему, чистосердечно участвовать как в радостях, так и в скорбях своих ближних; чаще вспоминать и стараться исполнять заповеди Божии и постановления Святой Церкви, несколько раз в году говеть и приобщаться Святых Таин, строго соблюдать посты, чаще бывать в церкви; каждодневно читать утренние и вечерние молитвы и хоть несколько псалмов, а ежели время позволяет, то читать Евангелие и послания апостольские; кроме того, утром и вечером молиться о упокоении усопших и о спасении живых, и во главе сей молитвы с благоговением молиться» о предержащих властях. «Если же какую-либо из сих обязанностей по каким-нибудь обстоятельствам не пришлось бы исполнить, то укорять себя в этом с намерением впредь сего не делать; молиться и за тех, к кому питаем какое-либо неудовольствие, так как это есть вернейшее средство к примирению о Христе; правду говорить в глаза; если случаются от этого неприятные последствия, то переносить их терпеливо, а за глаза никого не осуждать» (253).

Характерен и весьма поучителен сам способ наставлений старца. Всё, что советовал старец, о чём говорил, основывалось на Священном Писании и святоотеческих творениях (680). В сохранившихся письменных трудах схиархимандрита Андроника (Лукаша) имеются выписки из «Отечника», «Луга Духовного» и других творений святых отцов, а также его собственные изречения, которые он «переписывал и раздавал своим ученикам» (670).

С целью большей ясности и убедительности старец сопровождал свои наставления рассказом жития какого-либо святого, а в беседе со стеснительными посетителями применял предметы, понятные лишь тому, к кому они относились. Так, один инок впал в грех, но открыть старцу не решался. Придя к нему, он застал там другого посетителя, и попросил старца лишь помолиться. – И как ответил старец на просьбу инока? – Обличил, но сокровенно: взял текст «надгробной стихиры» в великую субботу («Приидите, ублажим Иосифа приснопамятнаго...») и медленно прочитал. Слова же стихиры: «в нощи» и «увы мне» прочитал особо громко и даже повторил. «Для меня, – вспоминает приходивший к старцу инок, – они имели особое значение, для других показывали благочестивое воспоминание страстей Господних. Так мудро “буй мира сего” может обличать мысли и страсти наши» (463).

Когда желания приходивших не согласны были с волей Божией или когда исполнение их могло принести вред, старец давал совет противный ожиданию. «Не рассуждая об этом, многие говорили: “Отец Макарий всегда скажет против твоего желания”» (251). В данном отношении особенно поучителен совет того же иеросхимонаха Макария (†1864) одной женщине молиться о том, чтобы её постоянно болящая сестра умерла, ибо так будет лучше. Выполнить такой совет, конечно, было нелегко, и женщина не послушалась. И что же? – Вот свидетельство её самой: «Молиться о смерти сестры я не могла, она поправилась и выросла, но сделалась самой несчастной, так что, действительно, теперь я сожалею, что в то время не скончалась» (263).

Иногда старец уединялся с искренне ищущим совета. «После тайных бесед с ним, все отзывались о подвижнике высоко» (456).

Вместе с духовным чадом старец клал поклоны. «После наставления отец Архипп клал несколько поклонов о здравии посетителей, просил их приложиться к иконе, окроплял святой водой, давал им нравоучительные листки, книжечки, молитвы, крестики, смесь трав или кусочки хлеба» (457).

Старец не допускал каких бы то ни было оскорблений посетителей. О только что упомянутом схимонахе Архиппе (†1896) читаем: «Не наученный человеческой мудрости, но наученный от Духа Святого (1Кор.2:13), отец Архипп был мудр во благое и прост на злое (Рим.16:19). Сам Господь умудрял его, как поступать в том или ином случае ради спасения ближних, не оскорбляя их, не выставляя себя и не обнаруживая другим душевного состояния приходящих» (464).

Хотя старец никого и не обижал, но праздных не любил. Так, когда некий господин из любопытства поставил перед отцом Архиппом ряд вопросов, старец сказал: «Я ничего не знаю» и молчал, пока праздный посетитель не ушёл. Так же поступил он и с другими двумя, заявившими о своём желании с ним побеседовать. Им он ответил: «Что скажу вам? Я ничего не знаю; говорю, что мне келейники скажут» (456–457).

Самолюбивых, переоценивающих свои способности и потому не терпящих никаких замечаний, старец мудро спрашивал, как будто незнающий, и спрашивал именно то, что и нужно было для их пользы. А подчас просил их «прочитать ему то, что давало им нужное наставление» (465).

Духовный наставник мог быть и строгим. Так о старце Серафиме (Романцове) (†1976) сказано: это был смиренный служитель Божий. «Но смирение сочеталось в нём с ревностью о спасении душ пасомых.

Поэтому на исповеди он мог быть и строгим, когда требовалось, обличал прямо и смело, так что духовные дети подчас трепетали лишь от одного вида батюшки Серафима, сознавая свою греховность» (680).

Для всех, искренно приходящих, у старца были открыты объятья – их он безраздельно «брал на себя», принимал близко к своему сердцу всё приносимое ими – и то, что казалось другим мелочным, незначительным и даже ничтожным. «Всех, кто с полной верой приходил к отцу Макарию, истинно желая положить благое начало исправлению и начать новую о Господе жизнь, он с искусством мудрого врача, читая прозорливым оком прошедшее, незаметно приводил к сознанию прежних дел, в которых теперь, по вступлении на путь спасения, следовало каяться, учил заглаждать их постом, молитвой и добрыми делами и не превозноситься этими подвигами богоугождения. Если же кто не сознавался, старец напоминал ему и давал должные спасительные наставления» (251).

Многим отвечали старцы и письменно. Их письма проникнуты глубокой любовью, искренностью, заботой и одновременно исполнены мудростью, высокой духовностью. Вот что, например, пишет иеросхимонах Макарий (†1864) одной монахине, похвалившейся своим подвигом: «Желаю тебе с помощью Царицы Небесной преуспевать во благое, не удаляясь от смиренномудрия. Письмо твое меня и порадовало, но вместе и озаботило напомнить тебе, чтобы ты не быстро смотрела на свои мнимые исправления (подвиги); помни, что Господь сказал Своим ученикам: “Аще и вся повеленная вам сотворите, глаголите, яко раби неключимы есмы” (Лк.17:10), ибо вся наша правда и добродетель, если не растворит Господь Своим милосердием, обрящутся пред Ним аки рубище, в срамоте поверженное; посему нам необходимо всегда смирять себя, а не возноситься и идти по совету премудрого средним путём, не уклоняясь ни на десно, ни на шуие; всегда нужно умерять себя, чтоб не быть ни слишком горящей, ни охладевающей, ибо и то и другое не полезно; притом же старайся быть ко встречающимся оскорблениям сколько возможно снисходительной» (255). А с каким теплом пишет своему духовному чаду схиархимандрит Андроник (Лукаш)! «Мой родной сыночек... Не скорби... Буду молиться за тебя, родной, но ты и сам приложи свой посильный труд к этому делу... Матерь Божию нужно просить. Она никогда не оставит» (672).

И, наконец, что весьма важно в образе наставлений старца – всё, чему учил, тем и сам жил. «Советы отца Серафима (Романцова. – К.С), – читаем в Патерике, – имели огромный вес, так как он соблюдал сам в своей жизни то, чему учил других» (680).

К старцам вереницами тянулись люди самых разных судеб и самых разных характеров со всех концов матушки России – и ближние и дальние (680,700). «Когда отверзлись двери тесной кельи отца Макария, – повествует Патерик, – все и всегда, и во всякое время могли идти к нему» (251).

С какими нуждами шли? – Также – с самыми разными. Одни шли с бедами семьи: разлад в семье, непослушание детей, увлечение их нехорошей компанией, потеря работы, измена друзей... Другие обращались с обычными житейскими вопросами: выходить ли замуж? Переехать ли в другое место на жительство, куда? Строить ли новый дом? Покупать ли участок земли?.. Немало приходило людей, страдающих разными болезнями, как правило, неизлечимыми. Человек, истративший всё своё состояние на лечение, теперь шёл к старцу с последней надеждой, что именно здесь он найдёт и «опытный совет» и «благодатную помощь» (251).

К старцу шли не только миряне, но и служители Церкви Христовой со своими горестями. «Каждый из братии поверял старцу свою душу. Случалось ли какое искушение, возникало ли какое-либо недоумение или сомнение – со всем этим инок шёл к старцу, всё рассказывал ему... Если нападало на монаха уныние, отчаяние или он не мог найти места от какой-либо мысли, не зная, что и делать, то шёл к старцу» (110).

Горы вопросов обрушивались на старца. «И он имел великую силу, духовную мощь не только всё внимательно выслушать, но делом и советом реально помочь людям» (730). Старец вникал во все тайники сердец людей, всем отвечал, всех поддерживал, утешал, «своими мудрыми советами умел вовремя и правильно дать каждой душе единственно верное направление, ведущее ко спасению» (680). Уходили от него, получив «душевный мир и покой» (110).

Старец «легко разбирался во всём многообразии духовной жизни, так как сам внимательно трудился над устроением своей души», и Господь открывал ему Свою волю (700).

Хотя Господь посылал старцу Свои великие дары – прозорливость, видение внутреннего состояния человека, – тем не менее и от приходящих требовалось определённое духовное устроение.

Прежде всего необходимо было полнейшее доверие старцу. «Старчество очень полезно и спасительно, – свидетельствует Патерик, – но в основе его должно быть не просто повиновение, а доверие и откровенность между пастырем и пасомым, а также видимая духовная польза, какую получает спрашивающий о всех, даже самых мелких вопросах в духовной и практической жизни» (658).

С доверием неразрывно стояло открытие старцу помыслов. «Настоятель Филарет ввел в Глинском монастыре, по примеру Софрониевой пустыни, старчество с ежедневным исповеданием помыслов своему старцу» (57). И иноки Глинской пустыни, действительно, ежедневно открывали «духовнику всякую свою мысль» (571).

Требовалось всё делать лишь по благословению старца (571). В Глинской пустыни хорошо помнили размышление преподобного аввы Дорофея (VI-VII вв.): «Не знаю другого падения монаху, кроме того, когда он верит своему сердцу. Некоторые говорят, от того или от другого падает человек, а я, как уже сказал, не знаю другого падения, кроме сего, когда человек последует самому себе» (93). Знали также и предупреждение преподобного Иоанна Кассиана (†435): «Ничем другим диавол не ведет инока к погибели, как внушает ему не слушаться отеческих советов и следовать своему мнению и своей воле» (93). Исходя из этих и им подобных святоотеческих указаний, глинские старцы указывали: «Самоволие – причина нашего охлаждения и нашей погибели. Душа самовольника мятется, скорбит и не знает куда идет. Скорбит от сознания тщетности своего труда без послушания там, где должно быть полное повиновение и отсечение своей воли. Мятется от укоров совести, ожидая будущей ответственности и за всякое слово и дело. И хорошо еще, если сознает, может быть, исправится; несознание при живом теле есть смерть души» (103). И поэтому без благословения не полагалось ни принимать решения (298), ни что-либо делать. «Опытный духовный наставник... никому не дозволял уклоняться в своеволие и всеми средствами поддерживал установившийся в обители порядок: ничего не делать без благословения старцев» (32).

О тех, кто доверяется определенному – одному старцу (258), открывает ему помыслы, всё делает по его благословению Священное Писание говорит: «Спасение есть во мнозе совете. Не говорит “в совете многих”, чтобы с каждым советоваться, потому должно советоваться обо всём с одним (старцем или духовником) и не так, чтобы одно говорить, а о другом молчать, но обо всем советоваться; такому есть верное спасение во мнозе совете» (92).

Выходили посетители из кельи старца неузнаваемыми – не с тем устроением, с каким вошли.

Старец стяжал у Бога величайшую нравственную силу утешать людей, поддерживать их в несении жизненного креста. Об отце Иоанне (Маслове) сказано: «Умел утирать любые слезы, утешать во всяких невзгодах; от него передавалась благодать мира и глубокого успокоения. Он обладал редким даром духовно воскрешать людей после нравственного омерщвления» (729).

Наставления старца, исходившие из опыта его святой жизни и выраженные со страхом Божиим, с добрым сердечным чувством, «иногда со слезами, производили сильное», глубокое «впечатление на слушателей» (457, 700). Печальные уходили от старца веселыми, скорбящие – утешенными, «отчаявшиеся – с надеждой покаяния, самонадеянные – смиренными, закоренелые грешники – возбужденными от греховного оцепенения» (251), ибо в сердце самого старца «царил благодатный мир» (510).

По святым молитвам старца получали исцеление и немощные духовно и больные телесно. Старец и подымал упавшего, и вселял надежду в отчаивающегося, согревал, успокаивал – преображал человека (670)...

Путь ко спасению – это путь всей земной жизни человека. Пройти его одному без руководителя не только трудно, но и опасно.

«Нет несчастнее и ближе к погибели людей, не имеющих наставника на путь Божий», – утверждает преподобный авва Дорофей (497).

А преподобный Иоанн Лествичник, как бы продолжая раскрывать это утверждение святого аввы, говорит: «Обманулись все те, которые, предавая себя Богу, подумали, что не имеют нужды ни в каком руководстве. Ибо, кто без помощи наставника вступает в борьбу с духами злобы, тот бывает ими умерщвлен» (102–103). (Хотя в скобках, но замечу, что эти слова преподобного Иоанна Лествичника в Патерике цитируются дважды. Это не случайно: сим подчеркивается необходимость духовного руководства См.: с. 149). А сколько людей старец своим добрым словом, отеческой любовью, состраданием привел к Богу, возвел от земли к Небу!

Святые отцы Василий Великий и Григорий Синаит велят «искать духовного и искусного отца (руководителя) для отдания себя в повиновение» (92). Следуя им, схиархимандрит Серафим (Романцов) неоднократно обращал внимание на необходимость в деле спасения иметь духовного наставника, «так как мало кто имеет дар духовного рассуждения и может различать плохое от хорошего» (684). А в своём завещании он как бы подводит итог служению старца, обращая внимание на его значимость: «Все вы были в моём сердце, обо всех вас болезновал, со скорбящими скорбел, с воздыхающими воздыхал, с плачущими плакал... Помните мою любовь к вам, ради которой я пренебрегал моей собственной пользой, но всегда искал только вашу пользу. Всем вам сострадал и во всякой скорби вашей сочувствовал вам» (686).

***

Своё представление о старце-духовнике мне хотелось бы закончить теми же словами, которыми и завершается Глинский патерик: «Народная тропа к могиле старца ширится. Искренняя вера в него как небесного покровителя и помощника не только не ослабевает в народе, но крепнет. По словам одного священнослужителя, к тому, кто помнит, свято хранит и исполняет советы старца, живет по его заветам, он так же близок, как при своей земной жизни. Будем бережно хранить в целости и чистоте духовный образ старца, надеясь, что это ему угодно, а нам полезно» (753).