Краткий курс лекций по церковному праву

Во времена язычества не было самостоятельного религиозного общества, существенно отличного от государства; религиозное устройство составляло часть государственного – jus sacrum было частью jus publicum. “Рubliсит jus in sacris, in sacerdotibus, in magistratibus consistit”.

Одна еврейская религия, откровенная по происхождению, признавала Иегову Всемогущим Богом, Творцом мира, Отцом и Промыслителем вселенной; но и ветхозаветное Откровение составляло достояние собственно одного избранного народа Божия. Идея всемирного религиозного общества, обнимающего собою все человечество, была неизвестна язычникам и иудеям.

Только Иисус Христос, Основатель христианства, принес на землю всемирную религию², переступившую за пределы национальности и государства и установил единую, вселенскую церковь. С этого только времени церковь, как внешнее общество верующих, живет особою жизнью, и, смотря по потребностям церковной жизни, развивает самостоятельное законодательство, совершенно отличное от публичного и частного права народов. Здесь только, в этом новом обществе, церковные отношения людей с очевидностью выделились из остальных их отношений и составили предмет для особенной ветви или для особенной области права в целом. Эта особая ветвь права и есть церковное право.

Таким образом, церковное право есть совокупность норм, которыми определяются жизнь и отношения людей в церкви, как самостоятельном обществе, основанном Иисусом Христом для их спасения.

Церковное право, как сказано, есть особая ветвь права; однако еще до сих пор некоторые ученые считают церковное право то частью публичного, государственного права, то частью права гражданского, хотя, очевидно, несправедливо.

И, во-первых, церковное право не есть часть государственного, публичного права; ибо церковь не есть государственный институт; создана не для государственных целей и полномочия свои получила не от государства. Цель государства – земная: охранение прав и содействие благосостоянию подданных; задача его: наилучшая организация народа и страны. Напротив, цель церкви – небесная; устройство ее, ее внешние учреждения суть только средства для более полного осуществления царства Божия. Государство не может существовать без власти, без права, без принуждения по отношению к нарушителям его воли и законов. Оно и существует, главным образом, для установления и осуществления права; церковь же основана не для права; право есть только внешнее средство для нее, связанное не с внутреннею ее природою, а с внешним существованием. По существу своему, церковь есть царство нравственной свободы; единственное охранительное ее мероприятие – исключение из общества верующих и лишение благ, соединенных с именем члена Христовой церкви; она требует подчинения и послушания своим уставам, но послушания свободного; церковное единение поддерживается не законом, но верою и убеждением. Во-вторых, церковное право нельзя отнести и к области частного права. С одной стороны, задача церкви далеко переходит за пределы частных интересов, составляющих предмет частного (гражданского) права, и с другой – характеристические свойства частного права (личная инициатива, добровольное распоряжение и т. д.) не применимы к праву церковному. Личная воля не может быть источником церковных прав и обязанностей; они определяются церковною властью на основании целей и потребностей церковного общества.

Таким образом, церковному праву следует усвоить совершенно самостоятельное положение в общей системе права. Высшим и связующим единством для права светского и церковного служит, по выражению канониста Шульте³, общее им обоим понятие права и то, что предметом и целью их является тот же человек с разнообразными потребностями своей природы и различными направлениями своей жизни и деятельности.

Но если церковное право нельзя подчинить принципам государственного или частного права, то легко можно отыскать связь этой науки с частными юридическими науками светского права. Так, характер большинства церковных институтов можно правильно понять только при знакомстве с государственным правом и с политической историей народов. Православная греко-восточная церковь представляет много тому примеров и в истории своего права и в современном его состоянии. Так, по вопросам судоустройства и судопроизводства наука церковного права соприкасается как с общими учениями формального права, так и с действующими кодексами. Владея собственностью, церковь входит в область частного права, и учение о церковной собственности естественно ставится в связь с развитием принципов гражданского права и т. д. Таким образом, между наукою церковного права и частными юридическими науками несомненно существует близкая связь и сродство по содержанию. Следует только желать, чтобы наука церковного права получила, подобно им, более строгую, юридическую конструкцию и не стояла особняком от них.

Система науки, по своему содержанию и форме, должна быть выведена из самого существа предмета. И прежде всего – необходимо, чтобы предметом ее содержания был юридический материал, а не догматический или обрядовый. Поясним эту мысль несколькими примерами. Таинство священства сообщает посвящаемому особенные духовные дарования. Но эта сторона очевидно не юридическая; ибо действие таинства есть предмет веры и не может быть внешне доказано – получил ли рукоположенный духовные дарования, соединенные с понятием таинства. Поэтому священство, как таинство, не имеет места в юридической науке, но рассматривается просто, как способ вступления в церковную иерархию. В церковном праве рассматриваются только условия его сообщения и принятия, и все юридические последствия, отсюда вытекающие. Тоже следует сказать и о других таинствах. По учению догматики – крещение омывает первородный грех; но для церковного права важен не этот сакраментальный характер таинства, потому что юридически он не может быть доказан, но то, что крещение создает церковную правоспособность или проще условие, способ для вступления в церковный союз. Равным образом, в церковном праве рассматривается не таинственная сторона брака, как средство сообщения благодати, необходимой брачующимся для выполнения их духовного призвания, но условия вступления в брак, форма заключения брака и т. д.⁴.

Таково построение системы по самому содержанию науки. Что до формы, то она также дается самым понятием о церковном праве; но до этой простой мысли добрались нескоро. Первые систематические труды по научной обработке церковного права составлялись исключительно по образцу римского права; т. е. церковное право рассматривалось с точки зрения частного права, противной, как мы видели, природе церкви и ее законам. Таким образом, весь церковно-юридический материал распределялся по плану Юстиниановых институций римского права, по трем категориям – de personis (о лицах), de rebus (о вещах) и de actionibus (действиях). Учение о церковном устройстве было относимо к личному праву; учение о таинствах и о церковных имуществах к праву вещному; наконец, церковный суд – к отделу de actionibus⁵. Между тем как сказано, система науки дается самым понятием о церковном праве. Церковное же право есть совокупность норм, определяющих жизнь и отношения людей в церкви, основанной Иисусом Христом для их спасения. Эта жизнь церкви, как внешнего религиозного общества, имеет свою организацию и прочно установленный порядок. В ней есть существенное различие между иерархией, правительственным органом церкви, и частными верующими. Церковная иерархия, как правительственный орган, обладает особенными полномочиями; каждый член церкви занимает в ней свое определенное место и положение. Из этого вытекают отношения между органами церкви и частными членами и отношения церковных членов между собою. Как внешний союз, церковь необходимо входит в разнообразные юридические отношения с государством, в области которого она существует. Наконец, для своего внешнего существования, церковь нуждается в средствах, в имуществе, как внешнем условии жизни.

На основании такой точки зрения можно дать следующую систему науке церковного права: отношения церкви к государству составят внешнее церковное право (общую часть); внутренние юридические отношения самой церкви – внутреннее церковное право (особенную часть). В частности – внешнее церковное право составит первую часть нашей науки; внутреннее – вторую и третью часть. Именно – во второй части будет речь об устройстве церкви, об органах церковной власти и о деятельности церковного правительства (церковное законодательство; церковный суд); в третьей – о церковно-юридической жизни частных верующих и церковных обществ⁶. Наконец, четвертая часть обнимет собою имущественное право церкви.

Однако, прежде чем перейти к системе права, скажем несколько слов об источниках церковного права и о литературе науки.

Источники церковного права, по своему внутреннему значению и авторитету, разделяются: а) на общие источники, каковы: священное писание, апостольское и церковное предание; каноны или правила вселенских и поместных соборов и св. отцов; обычное право; и на б) особенные, в которых заключается местное право частных церквей.

1. Общие источники.

а) Священное писание.

Священное писание Нового Завета содержит немало заповедей и изречения, касающихся церкви, как внешнего религиозного общества. Таковы: установление апостольского служения⁸; определение отношения апостолов между собою⁹; установление таинств крещения и причащения¹⁰; запрещение о разводе браков¹¹; предписания об обращении с согрешившим братом и о церковном суде над ним¹²; изречения об отношении к государственной власти¹³ и проч. В апостольских посланиях также встречаются определения, касающиеся внешнего порядка церковной жизни, каковы: учреждение пресвитеров и предстоятелей церковных¹⁴; отношение их к пастве¹⁵; учение об отношении пасомых к своим пастырям¹⁶; предписание о свойствах и обязанностях пастырей церкви¹⁷; о суде над ними¹⁸; заповедь о безмолвии женщин в церковном собрании¹⁹; о суде над согрешающими²⁰; о принятии кающихся в церковное общение²¹; о христианском супружестве²²; о браках смешанных²³; об отношении членов церкви к гражданскому правительству²⁴ и к не христианам²⁵.

Но все ли содержащееся в священном писании о внешнем устройстве церкви – неизменно? И какое значение оно должно иметь по отношению к положительному церковному законодательству?

Ответ на первый вопрос дает, во-первых, само откровение. Оно дает некоторые указания для различения значения тех или других божественных правил. Так, апостолы сами отличали свои правила от предписаний, данных непосредственно самим Иисусом Христом. Например, апостол Павел, повторяя заповедь Спасителя о неразрывности брачного союза, говорит: «не я повелеваю, а Господь; но прилагая эту заповедь к бракам смешанным и признавая их также неразрывными, апостол прибавляет: «я говорю, а не Господь²⁶. И, во-вторых, сама церковь. Под влиянием условий церковной жизни, церковь отменила некоторые правила слова Божия и заменила их другими; так, предписание апостола об обличении согрешающих перед всеми соблюдалось только во время существования публичной исповеди; способ назидания друг друга по вдохновению заменен институтом постоянного учительства в церкви, в лице церковной иерархии²⁷ и проч.

Неизменны только общие, основные истины об устройстве церкви, ясно выраженные в Слове Божием и непрерывно сохраненные в церкви историческим преданием и общецерковным сознанием об их божественном происхождении. Предписания, имеющие частный смысл или временный характер, подлежат отмене или изменению.

На основании всего сказанного, нетрудно дать ответ и на второй вопрос. Именно: так как божественное право неизменно только в своих высших и общих началах, то эти начала и должны иметь непререкаемое и безусловно обязательное значение по вопросам церковного устройства и дисциплины. При этом не следует забывать, что божественное право оказывает свое существенное влияние только на внутреннее право церкви, на законодательство собственно по внутренним церковным предметам и не относится, как учит католическая церковь, к праву внешнему, например, к политическому положению церкви в государстве, к гражданским и имущественным правам ее и т. д.²⁸.

б) Апостольское и церковное предание.

Апостолы, при установлении порядков церковной жизни, действовали большею частью своими личными распоряжениями, а не изданием правил. Проповедуя евангелие, они непосредственно вводили необходимые учреждения христианской жизни, и то, чего не успевали сделать сами, поручали докончить своим ближайшим ученикам²⁹. В посланиях своих, они постоянно обращают внимание верующих на слышанное и преданное от них³⁰. Предание, установленное самою церковью, так называемое церковное предание, составляет продолжение и развитие апостольских преданий, и во II и III вв. имеет первостепенное значение не только в вопросах веры, но и практической церковной жизни³¹.

Форму писаного закона оно приняло уже в период великих вселенских и поместных соборов, когда составлен был и утвержден древний церковный канон.

в) Древний церковный канон.

Древний церковный канон составляют правила семи вселенских соборов, десяти поместных и правила великих отцов и учителей церкви III–V веков³².

О значении древнего церковного канона нужно сказать то же, что было сказано о правилах самого священного писания, а именно: в правилах соборов, как и в священном писании, нужно отличать основные законы внутреннего церковного управления от других, частных, касавшихся той или другой стороны внешнего управления и имеющих на себе очевидную печать времени и места, в которых они состоялись и действовали. Первые всегда были неизменны, в том виде, как однажды были приняты церковью³³; последние, но нуждам времени и церкви, видоизменялись в практическом приложении³⁴.

Правда, некоторые богословы признают все вообще каноны древних соборов, без различия их содержания, неотменяемыми и неизменными, ссылаясь на второе правило Трулльского собора (692 г.), которое признало канонические правила «твердыми и нерушимыми» и запретило их «изменять» или «отменять» или «принимать другие правила» … , но в этих словах указанного правила речь идет не о том, будто церковная власть не имеет права развивать или изменять прежние постановления, а только о подделке, о подмене одних правил другими – людьми неблагонамеренными, дерзнувшими корчемствовати истиною. Церковь же, как законодательница церковных правил, всегда имеет право создавать новые правила по разным сторонам церковной жизни³⁵ и, как живой организм, всегда имеет нужду в них.

В подтверждение неотменяемости канона ссылаются еще на чин принятия в церковь иноверцев, в котором от каждого присоединяющегося к церкви требуется вера в постановления соборов, – на поучение святительское к новопоставленному иерею, где ему внушается исполнять церковные правила, и на обещание епископское хранить крепко и нерушимо все правила и святые уставы, даваемое им пред посвящением во епископа. Но все эти предписания и обязательства ограничивают только частную волю отдельных членов церкви, но не самую церковь и ее законодательную власть³⁶.

По отношению к действующему праву правила соборов и св. отцов являются высшим образцом и лучшим его авторитетом, но не в смысле свода действующих правил, но как источник, из которого можно понять дух церковного управления и извлечь руководительные начала для позднейшего законодательства, применительно к новым церковным потребностям и отношениям.

Таково значение древнего церковного канона в общем составе источников церковного права и, в частности, в действующем праве церкви.

Остается сказать несколько слов о сборниках древнего канона и о его толкователях.

Систематические сборники церковных правил были составлены в древней церкви Константинопольским патриархом Иоанном Схоластиком (565–578 г. «Συναγωγὴ τῶν κανόνων или Собрание канонов») и патриархом Фотием (883 г. «Σύνταγμα или Сочетание церковных правил»). Эти же два великие патриарха собрали в один состав государственные законы о церкви и изложили их параллельно с церковными канонами, касающимися одних и тех же предметов церковной жизни³⁷.

Эти последние сборники, обыкновенно называемые Номоканонами, (νόμος-κανών) вошли в употребление у нас на Руси не позже XI или XII вв., в славянском переводе, и послужили основанием нашей Кормчей книги и древнего местного церковного и церковно-гражданского законодательства³⁸.

В 1839 году святейший синод издал первую часть Кормчей книги под названием «Книги Правил св. апостолов, св. соборов вселенских и поместных и св. отец», которая и составляет самое удобное пособие для знакомства собственно с церковными канонами.

Толкования на древний церковный канон оставили средневековые восточные канонисты (XII–ХIVвв.) – Алексей Аристин, Иоанн Зопара, Феодор Вальсамон, Матфей Властарь и Константин Арменопула³⁹. Труды этих толкователей сначала переводились на славянский язык наших братьев-славян православного востока (серб., болг.), а потом переходили и к нам. Перевод толкований Вальсамона на славянский язык сделан был Епифанием Славинецким, известным киевским ученым XVII ст., так много потрудившимся над переводом и исправлением наших богослужебных книг при патриархе Никоне.

В современной русской литературе почтенный и единственный, по части толкования древнего канона, труд представляет «Опыт курса церковного законоведения» архимандрита Иоанна, впоследствии епископа смоленского, где толкование правил церковного канона идет вместе с историей и практикой древней церкви. В немецкой литературе весьма полезное и в научном отношении авторитетное сочинение епископа роттенбургского Гефеле⁴⁰ «История Соборов», где автор, объясняя каноны, основательно толкует их с филологической, критической и исторической точки зрения.

Этим мы заканчиваем свои замечания о значении древнего канона в общем праве церкви и переходим к последнему общему источнику, к, так называемому, обычному праву.

г) Обычное право.

Под обычным правом вообще разумеется право, установленное не законодательною властью, а только фактическое; основанием обязательности его служит также не закон, а простое убеждение, что соблюдаемое есть право⁴¹.

Обычное право возникает при следующих условиях: во-первых, оно возможно только при убеждении в его юридической необходимости⁴²; во-вторых, соблюдение юридического обычая должно быть однообразно, т. е. акты соблюдения не должны уравновешиваться актами противоположного характера⁴³, и, в третьих, содержание соблюдаемого должно быть разумно, т. е. не должно противоречить основным началам нравственности и духу церковной дисциплины⁴⁴.

По объему своему или, как выражаются западные канонисты – rаtione territorii, церковные обычаи разделяются на общие, касающиеся всей церкви⁴⁵, и частные, имеющие силу в частном церковном округе или епархии⁴⁶.

По своему действию, обычаи подтверждают ясный смысл закона или изъясняют закон сомнительный: это – обычаи sеcundum legem; отсюда “consuetudo est optima legum interpres”; определяют то, чего нет в общем законе, и, однако, не запрещаются им и не против духа его. Это обычаи – рrаеtеr legem; отсюда: “еst jus quoddam moribus institutum, quod pro lege suscipitur, cum deficit lex”. Таких обычаев весьма много, ибо церковь не может установить законов для всех частных случаев; наконец, отменяют закон, так что он вытесняется из употребления обычным правом. Это – обычаи cоntrа legem⁴⁷.

В заключение о современном значении обычного права в церкви можно сказать то же, что следует сказать вообще о роли обычного права в ряду других гражданских источников при современном развитии общественной жизни. «Обычай – говорит Виндшейд в своем учебнике пандектного права⁴⁸ – преобладает у всякого народа на первых порах его появления; более плодотворное законодательство появляется лишь на высшей ступени народного развития. Чем более развивается законодательство, тем более оттесняется на задний план обычное право; чем развитее становятся отношения, чем более растут разъединяющие людей индивидуальные различия, тем труднее становится образование юридического убеждения, обнимающего весь народ; обычное право переселяется преимущественно в более тесные народные круги, в географические, либо профессиональные, или же принимает посредствующую форму права юристов. Таким образом, в практическом отношении законодательство есть в наше время самый важный источник права, но, по времени своего появления, источник этот – не первый».

2. Особенные источники

Особенные источники права содержат в себе местное законодательство той или другой христианской церкви. Они весьма разнообразны и непостоянны в различные периоды ее исторической жизни. На развитие и характер местного церковного законодательства оказывают сильное влияние разнообразные исторические условия народной жизни: формы государственного устройства и управления, условия цивилизации, умственное развитие народа, экономический и общественный быт его и т. д. Эта связь особенных источников права христианских церквей с общим развитием государственной и народной жизни служит причиною того обыкновенного в жизни различных церквей явления, что реформы государственные неизбежно влекут за собою более или менее резкие перемены в формах и направлении церковного законодательства. Это сказалось и в источниках нашей русской церкви.

1. В русской церкви особенными источниками права признаются: духовный регламент, устав духовных консисторий, Высочайшие указы и определения св. правительствующего Синода и гражданские уставы⁴⁹.

Духовный регламент или руководственный устав, данный Петром Великим духовной коллегии, в целом своем составе, по своему духу и характеру, не может быть назван церковно-законодательным памятником. Его справедливее назвать правительственным актом, излагающим виды и требования государственной власти по отношению к церкви. На это указывает все содержание регламента. Так, первая часть его, излагающая понятия о духовной коллегии и причины ее установления, есть прямой результат стремлений и целей общей петровской реформы и имеет значение инструкции для занятий ново-учрежденной духовной коллегии, определяемых не столько самостоятельными целями церкви, сколько государственными видами того времени. Вторая и третья части, рассуждающие о делах синодального и епархиального управления, знакомят нас только с темными сторонами древнего церковного быта и вместе с тем дают понятие о взгляде петровского законодательства на административные права и власть епископов. Практическим источником действующего права духовный регламент быть не может; в нем нет даже постановлений о церковном суде, о церковных преступлениях и наказаниях – за исключением понятия об анафеме.

В более близкое к нам время, именно в 1841 г., был составлен устав духовных консисторий. Устав разделяется на четыре раздела: в первом разделе помещены общие положения, касающиеся епархиального устройства: напр., относительно места, занимаемого консисторией в ряду других присутственных мест духовного ведомства, относительно области и круга ее деятельности и т. д.; во втором указываются предметы ведомства епархиального, где между прочим говорится об охранении и распространении православной веры, о богослужении, о духовенстве и приходе и проч.; в третьем излагается порядок епархиального суда и судопроизводства. В четвертом определяется устройство консистории и ее делопроизводство.

Устав духовных консисторий, как и духовный регламент, считается действующим правом церкви. Но современная жизнь как церкви, так и общества далеко переросла и этот церковно-законодательный памятник; новые воззрения – плод опыта общественной жизни и мысли, не укладываются в старые рамки; новые фактические отношения, уже созданные жизнью, требуют для себя новых законодательных норм, нового законоположения. И оно пока еще ожидается.

Высочайшие указы, определения св. Синода и гражданские уставы служат действительным основанием для практики в большой части дел и вопросов церковного ведомства. Но все эти отдельные законодательные акты о церкви не удовлетворяют самым существенным требованиям всякого рационального законодательства, т. е. требованиям единства, внутренней связи и постоянства действий закона. Они, эти отдельные законодательные акты, представляют собою громадную массу разного рода указов, определений, предписаний и т. д., накопившихся в течение более полутора столетий, разбросанных по многочисленным законодательным сборникам, частью не изданным и хранящимся в канцеляриях и архивах.

В состоянии современного церковно-гражданского законодательства русской церкви можно находить немало сходства с тем общим состоянием, в каком находилось все русское государственное законодательство до составления свода законов. О нем со справедливостью можно сказать то же, что император Александр I сказал о всех русских законах в указе сенату об устройстве комиссии составления законов: «Законы сии – говорил он – истекая от законодательной власти различными и часто противоположными путями, и будучи издаваемы более по случаям, нежели по общим соображениям, не могли иметь ни связи между собою, ни единства в их намерениях, ни постоянства в их действии». В таком же хаотическом состоянии находится теперь действующее церковное законодательство⁵⁰.

2. Римско-католическая церковь особенными источниками права признает: 1) Corpus Juris Canonici – средневековый канонический сборник⁵¹, имеющий значение для католической церкви германских государств только в тех случаях и в том объеме, в каком признает это государственная власть. В 16–18 ст. этот Corpus был вспомогательным источником права даже для некоторых церковных отношений евангелической церкви, и ортодоксальные лютеране выражали к нему свое особенное расположение. В настоящее время, этот Corpus большею частью противоречит евангелического церковного устройства и свободе совести. 2) Определения или декреты Тридентского собора (1545–1563), имевшего целью сгладить вероисповедные разности между католиками и протестантами. Постановления его касаются частью догматических положений, частью же церковной дисциплины во всех направлениях. Для объяснения смысла декретов и для наблюдения за правильным их применением, папа Пий IV, тотчас же после собора, учредил и теперь еще существующую особую конгрегацию кардиналов⁵². 3) Папские указы в различных формах, особенно в форме рескриптов, декретов, бреве и булл. Буллы приготовляются в апостолической канцелярии (cancellaria apostolica), пишутся большею частью на темноцветном пергаменте; старым готическим шрифтом, с привесною печатью (bullа) из свинца или из золота, с изображением голов апостолов Петра и Павла и начинаются именем папы, этого Servi Servorum Dei. Бреве пишутся на белом пергаменте или бумаге обыкновенным шрифтом и припечатываются, так называемым, annulus piscatorius или кольцом с изображением апостола Петра в рыбачьей лодке. С конца 16 столетия все папские указы помещаются в особых сборниках – булляриях⁵³. 4) Договоры или конкордаты пап с верховною государственною властью. Заключая конкордат, обе власти смотрели на него как на двусторонний договор двух равноправных властей, одинаково обязательный для той и для другой стороны. На самом деле, ни католическая церковь, ни государство, особенно в последнее время, не признавали этой координативной, двусторонней обязательности конкордатов. Напротив, по учению канонического права, современных защитников папского авторитета и самих пап древних и новых⁵⁴, зависимость церковных прав от соглашения с государственными властями есть просто манихейская ересь! На этом основании конкордат есть только церковный закон, церковная привилегия в форме конкордатов, которую папа односторонне может уничтожить. Сам Бог заключал договор с людьми (Быт.19:9); но кто же назовет его международным договором? Государь, вступающий в договор, только дает римскому первосвященнику обещание заботиться об его исполнении и охранять исключительные привилегии церкви. Со своей стороны, современное государство утверждает, что конкордат, как равноправный договор двух властей, – юридическая бессмыслица. Суверенно одно только государство; конкордат есть только государственный закон, точно так, как по канонической теории – он есть папская привилегия, церковный закон; государственная власть, давая конкордат, только на время отказывается от своих неотчуждаемых прав ради сохранения мира с церковью; но как папа может уничтожить конкордат, так как он заключает его только teporis ratione habita, так и государство может отменить, по государственным соображениям, дарованную им привилегию. Эта, так называемая, легальная теория о конкордатах с особенною силою сказалась в 1871–1875 гг. в немецком рейхстаге и в прусском ландтаге, когда, в противовес крайним куриальным воззрениям силлабуса 1864 года и конституции Pastor Aeternus 1870, выразившим непримиримую войну современному государству и его основным законам⁵⁵, была выдвинута с особенною силою теория об абсолютном государственном верховенстве, при составлении прусских церковных законов. Когда партия центра с особенною ревностью защищала координативную теорию и требовала составления церковных законов только в согласии с церковью, легисты доказывали⁵⁶, что граница государственного законодательства по церковным делам может быть указана только самим же государством, без согласия с церковною властью. С того времени вопрос об обязательности конкордатов, как двустороннего договора, очевидно поколеблен, и если не юридически, то фактически (в Австрии, напр., не отменен формально конкордат 1850 г.) они потеряли свое значение почти во всех европейских государствах.

3) Церковные источники евангелического церковного права⁵⁷ суть: а) символические или исповедные книги. У лютеран: аугсбургское исповедание (1530 г.)⁵⁸ и его апология (1531), шмалькальденские члены (1537), катехизисы Лютера (1528 и 1529 гг.) и др. У швейцарских реформатов Соnfessiо Helvetica secundа (1530), так названное в отличие от позднейшего (1566) С. Н. prima, приобретшего большее значение, чем прототип его; у немецких – гейдельбергский катехизис (1582 г.), в котором немецкие богословы, следуя швейцарским реформаторам, весьма определенно формулировали свое исповедание, как против католиков, так и против лютеран и б) Церковные уставы (Kirchen-Оrdnugen), издаваемые по воле местных государей, а также особенные консисториальные или судные уставы (напр., по брачным отношениям). В настоящее время, особенно в последние десятилетия, большая часть евангелических местных церквей получили новые церковные законы и синодальные уставы, которые и заменили собою прежние (Kirchen-Оrdnugen)⁵⁹.

I. Сочинения для ознакомления со введением в науку.

1. Проф. Н. К. Соколов «Из лекций по церковному праву». Выпуск I. Введение в церковное право. М. 1874.

2. Архимандрит Иоанн (еписк. Смол.) «Опыт курса церковного законоведения». 2 кн. Спб. 1851.

II. С историей церковного права.

1. Вickеll – Geschichte des Rechts im Мittеlalter. Вd. I. Gіssen. 1848.

2. Тоmassin „Аnciennе et nоuvеllе discipline de lʹeglise“. Раris. 1725. 3 v. fol. (Lуоn. 1678).

3. Dingham – Оrigines sive Antiquitatis ecclesiasticae. Наlae. 1724. vоll. XI.

III. С вопросом об отношении между церковью и государством.

1. Реtri dе Mаrca „Dе Соnсоrdiа Sасеrdоtii et imperii“… Еditio tеrtia. Раrisiis. 1704.

2. Geffcken „Staat und Kirche in Ihrem Verhältniss. Веrlіn. 1875.

3. Friedberg „Die Gränzen zwischen Staat und Kirche und s. w.“ Tübingen. 1872.

4. Мааssen – Neun Саріtel über freie Кіrсhе und Gеwіssens-freiheit. Gratz. 1876.

5. Zeller „Staat und Kirche “. Leipzig. 1873.

6. W. Маrtens – Dіе Веzіеhung der Überordnung, Nebenordnung u. s. w. Stuttgart. 1877.

IV. Систематические сочинения.

1. G. Рhillips – Кіrchenrecht. I–VII (1845–1872). Куриалист; сочинение его продолжает S. Vering, профессор гейдельбергского университета.

2. Раul Pinschius (протест. канонист) – System des Kath. К. Rechts и пр. Труд, начатый в 1869 г. и еще неоконченный.

V. Церковное право греко-восточной православной церкви.

1. А. Шагуна (Рум. митрополит) – Соmреndium des саnоnischen Rechts der еіnеn hl. allgemeinen und apostolischen Кіrсhе; перевел с румынского на немецкий А. Sentz, Неrmanstadt. 1868; русский перевод сделан редакцией Христ. Чтения при Спб. Д. Академии. 1872.

2. Скворцов «Записки по церковному законоведению», 3 изд. 1861. Киев. Прежний учебник д. семинарий.

3. Dr. Ios Schischman а) Dіе Sinoden und dіе Еріsсораl-Ämtеr іn dег Моrgenländischen Kіrсhе. Wien. 1867. и б) Das Еhегеcht der Оrіеntalischen Кіrсhе. Wien. 1864.

4. Профессор Горчаков «О тайне супружества». Спб. 1880.

VI. Учебники церковного права.

а) Католических писателей:

1. F. Walter Lehrbuch des Kirchenrechts aller christischen Confessionen. Bonn. 1822. 14-е издание von H. Gerlach.1871.

2. Schulte. Das Katholische K. Recht. Первая часть об источниках права. Gissen. 1860. Вторая часть – система общего католического церковного права. 1856.

Профессор Шульте, известный двигатель старо-католичества,– первый канонист, давший церковному праву характер собственно-юридической науки. Он поставил церковное право в то положение, которое принадлежит ему между юридическими науками как в силу его исторического развития, так и по самому его существу.

Его же Schulte – Lehrbuch des katolischen К. Rechts и проч. Giessen. 1863. 2 изд. 1868 и 3 изд. 1873. Последнее в духе старокатолическом, а не ультрамонтанском, как прежде.

3. Rosshirt: Саnоnіsсhеs Recht. Schaffhausen. 1857. Держится теологического направления в понятии о церковном праве и самую науку считает внешним богословием.

4. S. Аісhner – Соmpendium juris Ecclesiastici. Еdit. tert. 2 т. Вгіхіnае. 1870. Куриалист.

б) Протестантских канонистов, основательных знатоков западного церковного права:

1. Аemil. L. Rісhter – Lehrbuch des katolisch. und еvаngelisch К. Reсhts. Leipzig 1841. 8-го издания (R. W. Dove) 4 тетради.

2. Оttо Меуеr – Lehrbuch des deutschen К. Rechts. Dг. Aufl. Göttingen. 1869.

3. Friedberg-Lehrbuch des Kathol. und Evangel.К. Rechts. Leipz. 1879.

VII. Журналы:

1. Аrchiv für Kath. К. Reсht., издав. с 1857 до 1867 г. von Моу dе Sons; с 1867 до 1873 ІІрофесс. Ферингом.

2. Zeitschrift für Кіrсhen-Recht (рrоtest.) von R. Dоvе (с 1861 г.) с Friedberg.

VIII. Монографии по вопросу о церковном имуществе.

1. Еvelt „Dіе Кіrсhе und Іhrе Іnstitute“. 1845. Soest.

2. Вrаun „Das Кіrсhliche Vermögen und s. w.“ Giessen. 1860.

3. Pübler „Dег Еіgenthümer des К. Rechts“. Leipzig. 1868.

4. Милютин «Недвижимые имущества духовенства (чтен. в Импер. общ. истор. и древн. 1859–1861 гг.).

5. Павлов «Исторический очерк секуляризации». Одесса. 1871.

6. Горчаков «Земельные владения» и т. д. Спб. 1871.

Более специальные монографии по частным вопросам будут указаны в соответствующих местах.

По вопросу об отношении между церковью и государством существуют три главные системы: 1) Государство и церковь существенно сливаются между собою и управляются одною верховною властью – церковною или государственною. Отсюда являются: иерократия, церковное государство, или – государственная церковность, территориализм.

2) Государство и церковь суть две равноправные величины; сферы и границы их деятельности определяются ими взаимно, по свободному соглашению. Государство не исповедует определенной христианской религии, – но признает христианство основанием своей цивилизации. Это, так называемая, теория координации или учение о христианском идеальном государстве.

3) Государство и церковь существенно различны между собою; взаимный их союз поддерживается не религией, а правом. Государство отделяется от церкви; но церковь и религиозные общества подчиняются верховному надзору государства, и, смотря по степени влияния на большую или меньшую часть народонаселения и посредственно на само государство, пользуются в государстве правами публичных корпораций или же частных религиозных обществ. Общие пункты соприкосновения и разрешение конфликтов – исключительное дело одного государства. Это, так называемая, юридико-государственная теория по вопросу об отношении между церковью и государством.

Самая древняя форма отношений между церковью и государством есть существенное их тождество. Такое единство государства и церкви естественно при известных условиях. Именно – где религиозное общество фактически совпадает с политическим, а религия с национальностью, там нет повода, при вопросе об устройстве, делать между ними различие, строго разделять права государства по отношению к церкви и права церкви по отношению к государству. Но при высшем религиозном и политическом развитии народов такого рода учение о тождестве сфер религиозной и политической невозможно. В древности – языческий политеизм подчинялся государству, потому что религия в то время не могла еще освободиться от внешних условий рождения, национальности и местожительства; но европейские государства не могут допустить отождествления религиозной и политической жизни. Оно не согласно ни с фактическими отношениями, ни с существом и задачами церкви и государства. Мы еще более убедимся в этом, когда ближе рассмотрим каждую в отдельности церковно-политическую систему – иерократию и территориализм, выходящую из предположения единства государства и церкви.

Основная мысль иерократии следующая: «Церковь управляет гражданскою и религиозною жизнью народов, светское правительство есть только орган ее». Это потому, что церковь выше государства по своему происхождению, по своему существу и цели.

Церковь – божественного, а государство человеческого происхождения. Светские правители получили свою власть от народа, и по воле его могут лишиться ее; одна церковь имеет высшую миссию, независимую от изменчивой воли людей; она обязана своею властью непосредственной воле Божией, и лишить ее этой власти никто не может, кроме Бога⁶⁰. Дальше: государство имеет дело только с земными предметами; церковь – с небесными; государство заботится о внешней безопасности жизни и собственности; церковь – о вечном спасении; отсюда государство относится к церкви, как внешнее к внутреннему, явление к сущности, тело к душе. Если же на самом деле таково отношение церкви к государству, то, очевидно, нельзя не принимать и тех последствий, которые иерократическая политика последовательно выводит из своих посылок. О спасении души нужно заботиться более, чем о всем земном. Пред божественною волею должна преклоняться воля человеческая; и если церковь повелевает во имя Божие, то ей должны повиноваться правители и народы, общества и частные лица. Она простирает свое влияние на всех вообще и в частности на всего человека со всеми его жизненными отношениями. «Воин, – говорит Либератор, – вступает в нее со своим оружием; юрист – со своим юридическим кодексом; писатель – со своим пером; профессор – со своей кафедрой; отец семейства – со своим домашним скипетром»⁶¹.

Что сказать о всех этих притязаниях современной иерократии? Справедливо, что вечное выше земного, и что церковь, ведущая к вечности, выше государства с его преходящими интересами.

Однако, самой иерократической теории нельзя доказать из священного писания, и следствий, выводимых из нее, не удастся подтвердить ясными библейскими изречениями. Послушайте, что апостол Павел писал о происхождении, существе и цели государственной власти:

(Рим.13:1–8): «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро и получишь похвалу от нее; ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся: ибо он не напрасно носит меч; он – Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для сего вы и подати платите: ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые. Итак – отдавайте всякому должное: кому подать – подать; кому оброк – оброк; кому страх – страх; кому честь – честь».

Выражение «нет власти не от Бога» дает понять, что апостол выводит начало государственной власти непосредственно от Бога. Государственное правительство повсюду по воле Божией; потому что иначе человечество не могло бы спокойно развиваться, без установления правительственной власти. Но апостол не останавливается на одной общей мысли о власти, а сейчас же говорит: «существующие же власти от Бога установлены». От Бога, а не от иерархии, что противно букве и духу апостола.

Равным образом, когда апостол говорит, что правительство носит меч (μάχαιραν – судебный меч), то он хочет усвоить ему власть на жизнь и на смерть или иначе – принудительную власть – требовать ценою даже смерти исполнения законов. Юридический порядок – таково существо государства. И в этом смысле –государственная власть от Бога, а не от иерархии; ибо, нося меч, говорит апостол, начальник является Божиим слугою, отмстителем в наказание делающему злое; для того он и носит меч.

Но владея существенно принудительною властью – материальным мечом, государство призвано самостоятельно заботиться и о содействии нравственному развитию своих подданных: оно, как Божий слуга, награждает доброе и наказывает злое; а по новозаветному словоупотреблению «доброе» и «злое» суть нравственные понятия.

Такую же нравственную задачу усвояет светскому правительству и апостол Петр, и именно на том же основании и в тех же выражениях. Он пишет: «итак, будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников, и для поощрения делающих добро» (1Петр.2:13–14). Выражение «для наказания» указывает на принудительную силу государства; а слово «для Господа» свидетельствует о происхождении правительства от Бога, так что апостол Петр вполне согласен с учением апостола Павла о государственной власти.

В период первых христианских столетий не было мысли о иерократическом господстве. Правда, отцы церкви ясно учили о превосходстве церкви над всем временным, и цели церкви ставили выше мирских и государственных; но они имели ввиду только идеальную оценку обеих форм жизни⁶², а не усвоение действительного господства одной над другой⁶³, Церковь должна побуждать правителей, как и частных лиц, к честному исполнению своих обязанностей, но она не имеет ни призвания, ни средств вмешиваться юридически в политическую сферу государства.

Итак из всех этих соображений достаточно ясно, что идеальное значение религии и церкви не дает права говорить о юридическом преобладании церкви над государством. Государство есть самостоятельное учреждение и подчинение его церкви сделало бы его слугою института, имеющего свою цель и свою задачу.

Противоположность иерократии составляет территориализм. Впрочем, несмотря на непримиримый спор и вражду, обе системы близко сходятся в своих посылках и в своих выводах.

Если иерократическая система утверждает господство церкви над государством потому, что религиозный авторитет простирается на всю человеческую жизнь и деятельность, то противоположная система выходит из такого же высокого представления об авторитете и задаче государства. Государство, учит территориализм, есть целое, обнимающее собою все стороны и отношения народной жизни. Церковь, как внешняя форма религиозной жизни народа, есть подчиненное, а не самостоятельное учреждение, точно так, как и религиозная жизнь есть только часть общей нравственной жизни, которую обнимает собою государство.

Зародыш этой системы лежит в учении Лютера об охранении двух скрижалей (utriusque tabulae) государственною властью. Государь, по началу считавшийся только защитником церкви и ее епископом по нужде, скоро становится действительною главою церкви и церковное правительство оказывается составною частью светской правительственной власти. Сujus regio, ejus religio. В 18 ст. эта церковно-политическая система получила общее название иосефинизма, от имени австрийского императора Иосифа II, который был полным и последовательным выразителем ее.

В области юридической науки начало, так называемой, территориальной системе положил Томазий⁶⁴, хотя на самом деле – Томазий был горячим защитником индивидуальной свободы во всех сферах частной жизни людей. Требуя абсолютной свободы совести для частного лица, Томазий отвергал всякое самостоятельное устройство церкви, – «этого свободного общества учителей и слушателей», а охранение внешнего порядка в церковной жизни усвоял светскому правительству или лучше государю, который в силу своего государственного верховенства устрояет церковь по своему благоразумию или усмотрению. Такого рода учение Томазия очевидно вело к полному отрицанию церкви и церковной власти, и церковное право становилось только частью политического права.

Что же сказать об этой церковно-политической системе? Как реакция иерархической системе, она была справедлива в том отношении, что отвоевала у церкви свою самостоятельность в государственной сфере и лишила церковь права вмешиваться в чисто гражданские дела; за то с другой стороны – она совершенно ложна, когда усвояет государству внутреннее управление церковью. Иисус Христос дал заповедь пасти овец своих апостолу, а не Ироду или Тиверию⁶⁵.

Самое основание этой системы или понятие о существе государства – ложно. Ложно, будто государство должно обнимать собою все области нравственной и религиозной жизни. Правда, государство не есть простое юридическое учреждение: оно содействует материальным и экономическим интересам народа; заботится об обучении и народной нравственности; но источник частных прав – не в государстве. Государство только охраняет всякое право, но не создает его. Оно охраняетчеловеческую личность, семью, дает законную форму их правам и выражение; оно покровительствует частным лицам и корпорациям, определяет общие условия их деятельности; но юно предоставляет им самим эту деятельность. Государство издает, напр., общие законы о промышленности; содействует развитию промышленной деятельности устройством почт и телеграфов, заключением международных договоров и проч.; но оно не считает исключительно своею задачею занятие промышленностью. Государство основывает учебные заведения, дает им известные права, покровительствует научным исследованиям; но занятие наукою оно предоставляет не чиновникам, а ученым, не предписывая им для того ни способов, ни приемов. Одним словом – не вся человеческая деятельность составляет непосредственную деятельность государства. Тем более это нужно сказать о церкви, –самостоятельном учреждении, имеющем свою особую, неземную цель и особенные средства для выполнения этой цели.

Переходим ко второй церковно-политической системе, которую мы называем:

Христианское идеальное государство признает христианство основанием европейской цивилизации, но не исповедует определенной христианской религии. У нас, на Руси, первенствующею и господствующею верою признается вера христианская – православная кафолическая – восточного исповедания⁶⁶, от чего самое государство русское обыкновенно называют православным христианским государством.

Последствия такого единения между церковью и государством почти одинаковы в России и на Западе, хотя, при конкретном, так сказать, единении русского государства с православною церковью, они проведены в нашем законодательстве строже и последовательнее. Последствия эти следующие:

1. В христианском государстве полною политическою правоспособностью могут пользоваться только члены признанных христианских церквей. Нельзя, например, поручать не христианам правительственных и судебных должностей, потому что это противоречило бы духу христианского государства, строющему свои институты на началах христианских.

Равным образом, в христианском государстве нельзя допустить полной эмапсипации евреев. Они – чуждый элемент среди христианских народов, – гости в европейских государствах.

В Пруссии, в тридцатых годах, местные ландтаги высказываются против допущения евреев к учебным и государственным должностям (современное антисемитское движение …) и даже требуют исключения их из военной службы (по недостатку любви к отечеству). Некоторые ландтаги находят справедливым запретить евреям держать в своих домах христианскую прислугу.

По нашим русским законам, там, где бывают жители православные, запрещается выбирать в общественные должности духоборцев, иконоборцев, молокан, иудействующих и людей прочих ересей, признанных особенно вредными. Скопцам, молоканам, духоборцам и тем раскольникам, которые не молятся за царя, запрещается принимать на воспитание детей православного вероисповедания. Молокане, скопцы, духоборцы не могут иметь в услужении в своих домах, фабриках или заведениях – лиц православных: точно также и сами не могут поступать в услужение к хозяевам Православным. Полиции предоставлено строжайшее наблюдение за исполнением этих правил.

С другой стороны, христианское государство не может дать своим подданным права исповедовать вместо истинной веры – неистинную, ложную, и поэтому должно запретить христианским подданным переход или отпадение к язычеству или иудейству.

Отступление от великих церквей на Западе не составляет основания для политических ограничений, если отступивший остается в недрах христианства (каковы меннониты, напр.). Политических прав лишаются только секты, отпавшие не от государственной церкви, но от самого христианства вообще.

В православном русском государстве вообще воспрещается переход из одной веры в другую, хотя бы христианскую⁶⁷. Правда, по русским законам, «все не принадлежащие к господствующей церкви подданные российского государства, природные и в подданство принятые, также иностранцы, состоящие в русской службе или временно в России пребывающие, пользуются каждый повсеместно свободным отправлением их веры и богослужения по обрядам оной. Свобода веры присвояется не только христианам иностранных исповеданий, но и евреям, магометанам и язычникам, да все народы, в России пребывающие, славят Бога Всемогущего, разными языки, по закону и исповеданию праотцев своих, благословляя царствование российских монархов и моля Творца вселенной о умножении благоденствия и укреплении силы империи⁶⁸.

Но за этими статьями следуют ограничения. Вот, напр., одно из нескольких постановлений из устава о предупреждении и пресечении преступлений: «одна господствующая церковь имеет право в пределах государства убеждать принадлежащих к ней подданных к принятию ее учения о вере. Иноверцы не могут пропагандировать одни у других. Только евреи, с разрешения министерства внутренних дел (а оно может руководиться в своем решении только благом империи), на основании особых правил, могут быть принимаемы в христианскую веру всех других исповеданий;но лютеранин или католик не могут обращать магометан в христианскую религию⁶⁹.

Пропаганда между членами православной церкви очевидно не дозволяется и добровольное отступление от православия запрещается; то и другое составляет государственное преступление, К преступлениям первого рода относятся: 1) совращение от христианского исповедания вообще в нехристианское; 2) совращение православного в иное христианское, но не православное исповедание; 3) проповедь, направленная против православия⁷⁰; 4) воспитание детей в нехристианской или в неправославной вере со стороны лиц, на которых лежит прямая обязанность воспитывать их в православии или в христианстве. Ко второму разряду относятся отступления от православия и христианства. По статье 47 уст. о предупреждении и пресечении преступлений запрещается «как рожденным в православной вере, так и обратившимся к ней из других вер отступать от нее и принимать иную веру, хотя бы то и христианскую. Они влекут за собою невыгодные последствия в юридическом и экономическом отношении⁷¹.

Тоже нужно сказать об отношении православного русского государства к раскольникам. Вообще – раскольники не преследуются за мнения их о вере⁷², за исключением фанатических сект и изуверных⁷³; но им запрещается совращать и склонять кого-либо в раскол, под каким бы то ни было видом. Далее – раскольники не пользуются правом публичного отправления их богослужения; а по указу 29 июля 1825 г. им воспрещается даже общая молитва в частных домах⁷⁴; раскольникам запрещается строить церкви, заводить скиты, а существующие чинить, а также печатать и продавать раскольничьи богослужебные книги (старопечатные книги печатаются только в учрежденной правительством особой типографии в Москве).

С принадлежностью к расколу соединен ряд невыгодных последствий. Во 1-х, до последнего времени раскольники не пользовались семейственным правом; браки их не признавались законными, а дети законнорожденными. Это ограничение значительно утратило теперь свою силу в силу вышедшего 15 октября 1874 г. закона об установлении метрических книг (при полиции) для записи браков, рождения и смерти раскольников⁷⁵.

Во 2-х, с принадлежностью к расколу соединяются, как было сказано, известные невыгодные последствия политические и общественные (устранение от общественных должностей и т, д.).

Меры, какими наше законодательство старается предотвратить религиозную пропаганду среди православных, следующие: – За отвлечение, через подговоры, обольщения или иными средствами, кого-либо от христианской веры православного или другого исповедания в веру магометанскую, еврейскую или другую нехристианскую, виновный приговаривается к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжную работу в крепостях на время от 8–10 лет⁷⁶. За совращение из православия в иную христианскую веру, совратитель подвергается также лишению всех прав состояния и ссылке на житье в Сибирь⁷⁷. Тому же наказанию подвергаются совратители в ересь, расколы и секты и заводящие новые секты⁷⁸ – с той только разницей, что ссылке не на житье, а на поселение в Закавказский край, а совратители в секты и расколы, признаваемые особенно вредными, тому же наказанию, но только с водворением их на месте ссылки отдельно от других поселенцев⁷⁹; за оскопление же других– ссылке в каторжные работы⁸⁰. Когда же притом будет доказано, что для принуждения к отступлению от христианства употреблено насилие, то наказание усиливается⁸¹.

Подвергаются взысканию не только совратители, но и лица, не воспрепятствовавшие совращению. Так, ст. 192 постановляет: «кто, зная, что жена его или дети или другие лица, за коими ему предоставлено законом наблюдение или попечение, намерены отступить от православного вероисповедания, не будет стараться отклонить их от сего намерения и не примет никаких зависящих от него по закону мер для воспрепятствования исполнения оного, тот за сие приговаривается: к аресту от трех дней до трех месяцев и сверх того, если он православный, предается церковному покаянию⁸².

2. Христианское государство считает своею обязанностью положить христианскую религию в основание тех институтов, которые находятся в близком соприкосновении с нею. Так, оно дает, напр., христианскую форму государственной присяге. Православное русское государство отводит в своих уставах⁸³ целые главы и отделения для определения правил, охраняющих религиозную и церковную жизнь верующих. Немало даже предупредительных мер о том, как христиане должны вести себя в церкви Божией. «Все должны в церкви Божией, – говорит устав о предупреждении и пресечении⁸⁴, – быть почтительными и входить в храм Божий с благоговением, без усилия. Пред иконами стоять так, как благопристойность и святость места требуют. Во время совершения службы никаких разговоров не чинить, с места на место не переходить и вообще не отвращать внимания православных от службы ни словом, ни деянием или движением, но пребывать со страхом, в молчании, тишине и во всяком почтении. Во время совершения божественной службы запрещается прикладываться к чудотворным местам и иконам, но исполнять сие пред началом или по окончании службы. Мир и тишину в церкви обязана строго охранять местная полиция.

За несоблюдение всех этих предписаний назначаются карательные меры⁸⁵.

Но прежде и больше всего христианское государство наблюдает, чтобы все подданные обязательно исполняли христианские таинства – крещение, покаяние, причащение, брак и т. д.

Посредством крещения частное лицо присоединяется к церкви Христовой и вместе становится полным гражданином в христианском государстве. Так как таинство крещения имеет для государства особенно важное значение, то необходимо, чтобы христианские священники удостоверяли гражданское состояние крестившихся с полными последствиями для государственной жизни, и чтобы метрические книги, которые они ведут, имели полное публичное значение. Не менее важно побуждать христианских родителей государственными мерами крестить своих детей в течение определенного срока; если же родители оказываются нерадивыми в исполнении своего долга, то христианское государство само заботится о том, чтобы дети их были крещены.

В нашем законодательстве – целые главы или отделы об исполнении христианских обязанностей исповеди и святого причастия. Возьмите, напр., отдел I главы II устава о предупреждении и пресечении преступлений, где говорится «о предупреждении и пресечении уклонения от исповеди и святого причастия⁸⁶. «Всякий православный, хотя один раз в год, должен исповедаться и причаститься святых тайн, по обряду христианскому, в пост или в иное время; детей обоего пола приводить на исповедь, начиная с семилетнего их возраста, ежегодно; внушение об исполнении сего священного долга, хотя более принадлежит приходским священникам, но и гражданское и военное начальство наблюдает, чтобы лица, им подчиненные, непременно сей долг исполняли; приходские священники о всех прихожанах, бывших и не бывших у исповеди, обязаны доставлять в консисторию или в духовное правление достоверные именные ведомости; кто, несмотря на убеждения священника, два или три года окажется не бывшим на исповеди и у свят. причастия, о том доносится епархиальному архиерею особенно. Архиерей, чрез приходского же священника или чрез других доверенных лиц духовных, или наконец сам, смотря по обстоятельствам и по местной удобности, вразумляет его и мерами убеждения старается возвратить к долгу христианскому с возложением епитимии, по своему усмотрению, на основании церковных правил⁸⁷. Таким-же образом поступают и с теми, о которых по делам в присутственных местах открывается не бытность их у исповеди и святого причастия, но с той разницею, что в сем последнем случае епитимия должна быть публичная в приходской церкви, или в монастыре. Кто не вразумится увещаниями, не придет в раскаяние и не исполнит долга христианского, о том сообщается гражданскому начальству на его усмотрение⁸⁸.

Остается сказать несколько слова о браке. Устраняя догматические различия, христианские государства настаивают, чтобы христианские подданные венчались по христиански – христианским священником. Только таким бракам христианское государство придает полное юридическое значение в гражданской сфере; при этом оно запрещает заключение браков между христианами и евреями, как оно запрещает переход от христианства к иудейству.

Очевидно, что институты гражданского брака, особенно обязательного, стоит в полном противоречии с указанными принципами христианского государства о браке. Если государство не предписывает христианской формы бракозаключения и не усвояет ему гражданско-юридических последствий, то этим оно показывает, что в настоящем случае оно потеряло свое тесное единение с христианством. Поэтому защитники теории о христианском государстве суть вместе решительные противники гражданского брака. Они утверждают, что введение гражданского брака в христианском государстве, где подданные имеют право на христианское правительство и христианский брак, будет насилием в деле совести.

Послушайте, напр., что говорит Отто фон-Бисмарк-Шонгаузен об институте гражданского брака во II Прусской камере 15 ноября 1849 года. После, быть может, мы встретим его, но уже в качестве имперского канцлера, который в 70-х годах забыл свою теорию о христианском государстве. Отто фон-Бисмарк назвал гражданский брак галлицизмом, экспериментом французского шарлатанства; «ради немногих, отпадших от церкви», рассуждал он, «нельзя принуждать миллионы, оставшиеся верными своей церкви, к браку гражданскому. Так как основное право народа – иметь христианское правительство, то издавна существует и основное правило – венчаться так, как требует того вера христианская».

Таковы последствия отношений между церковью и христианским государством, как они сказались в области политики и государственного законодательства.

Таким же точно образом рассуждают о христианском государстве некоторые западные мыслители и наши русские богословы.

В Пруссии, в конце 50 годов, появилось небольшое сочинение Фридриха-Юлия Шталя „Der christiche Staat und sein Verhältniss zu Deismus und Indenthum“. Berlin. 1858. Zw. Auflage.

В сочинении своем Шталь доказывает, что христианским нравственным характером должно быть проникнуто все: государственное устройство, законодательство, управление, народное право.

Уже отношение между правительством и народом – это основное здание государства – покоится во всех европейских государствах на христианском основании, потому, что мысль о власти и о свободном ей подчинении, говорит ІІІталь, есть специфически христианская.

Самое внутреннее расчленение народа находится в тесной связи с христианством. Именно на этой только почве держится гармония национального единства и сословного развития, государственно-политического равенства и различных профессий с особенным правом и честью. Еще яснее открывается влияние христианства в законодательстве, управлении, народном праве. Христианство уничтожило рабство; самые войны подчиняются законам гуманности; христианский дух охраняет наши имущественные отношения. Весь юридический строй во всех своих данных отношениях имеет свою последнюю опору в христианской вере (а не в деизме или в гуманности и т. д.).

Но для христианского государства, продолжает Шталь, важно не только веровать, но и исповедовать, – исповедовать христианство во всех публичных актах, указах, трактатах и т. д. Общественная присяга должна быть христианскою. Все общественные деятели – судья, администратор, присяжный должны руководиться в своей деятельности духом христианским.

Такова сущность христианского государства, по учению Шталя.

В том же духе, но с меньшею глубиною мысли и анализа защищает христианское государство бывший прусский министр исповеданий Мюллер в своем сочинении „Grundlinien einer Philosophie des Staats und Rechtslehre nach evangelischen Principien“ (Веrlin. 1873). «Государственное законодательство, – говорит Мюллер, – должно покоиться на десяти христианских заповедях, как на своем несомненном основании». Так, согласно с первою заповедью, христианство не должно терпеть идолослужения; напротив – оно должно проповедовать людям евангелие и язычникам спасение во Христе; согласно со второю (собственно с третьей) – наказывать богохуление, как публичное преступление. Особенно важна четвертая заповедь (пятая) в деле внутренней организации государства, как одного нравственного целого. Последующие заповеди охраняют собственность, личность, честь, семью, брак и т. д. Мюллер очевидно против гражданского брака – обязательного, как и факультативного. Государство не может допустить ни того, ни другого; иначе оно откажется от своих великих нравственных и культурно-исторических задач.

К этому же направлению в учении о христианском государстве подходит ирвингианец Генрих Тирш.

Вообще Тирш защищает свободу совести, равенство всех перед законом, но отрицает право всякого, на основании одних естественных прав, участвовать в законодательстве и управлении страны. Самую эмансипацию евреев и религиозных сект он выводит скорее из духа ложного просвещения, чем из христианства. Английский деизм, Спиноза и Лессинг, Вольтер и Руссо – вот двигатели эмансипации, по мнению Тирша.

Впрочем, заключает Тирш, свободное проявление мнений в указанных границах всегда лучше, чем насильственное подавление ("Über den cristichen Staat“. Ваsеl. 1875).

Учение о христианском государстве со всеми вышеуказанными последствиями особенно настойчиво защищает один наш почтенный ученый, ректор С.-Петербургской духовной академии, о. протоиерей И.Л. Янышев. К сожалению, в порыве своей мудрой ревности о христианском государстве, ученый богослов сливает два различные института, каковы церковь и государство, в один организм, и находит, что вышеуказанные нами законы о предупреждении и пресечении преступлений против веры вполне отвечают задаче христианского православного государства. Послушайте, напр., как он строго стоит за ту и другую свою мысль⁸⁹: «Поместная православная церковь и само православное государство не суть два организма… тело Христово одно: оно есть не церковь только, но и государство; ибо Бог поставил в нем не только апостолов, толкователей, учителей, но и дал силы, учредил вспоможения, управления⁹⁰, разные языки. До святого равноапостольного царя Константина христиане имели в своей церкви и свое государство⁹¹, со своим уголовным судом⁹², со своим уложением о наказаниях⁹³; уже святые семь диаконов первенствующей церкви избраны были и рукоположены именно для того, чтобы пещись не о слове Божием, а о мирских делах⁹⁴. Когда же такое служение приняли на себя в церкви святые и благочестивые цари, и для этого приняли того же духа (1Кор.12:4–28), которого святые апостолы сообщали и своим преемникам по пастырству, то ужели из тела Христова образовалось два организма, а из членов его – одни сделались духовными, а другие недуховными? Как тело одно, учит апостол, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, так и Христос. Ибо все мы одним духом крестились в одно тело и все напоены одним духом. Если нога скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не рука, то неужели она потому не принадлежит к телу? И если ухо скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не глаз; то неужели оно потому не принадлежит к телу. Если все тело – глаз, то где слух? Если все – слух, то где обоняние? Не может глаз сказать руке: ты мне не надобна, или также голова ногам: вы мне не нужны» и проч… Священная иерархия есть только одна из функций в одном и том же церковно-государственном организме… и имеет такое же отношение ко всей остальной жизни общества, как религиозное отношение человека, как одно из проявлений его нравственной жизни, имеет ко всем другим проявлениям его нравственности…

Дальше, задавая себе вопрос, по принципу, согласны ли, с духом евангельским, наказания (гражданские), ограждающие невинных или малоразвитых духовно людей от совращения их на путь заведомо сознаваемых заблуждений, почтенный ученый отвечает: «не только согласны, но и прямо требуются этим духом: мы знаем, как Спаситель выразился о соблазняющих малых детей; мы знаем также, что отлучение от церкви в первенствующей церкви, которая была вместе и своего рода государством, имело, как замечено, значение несравненно тягчайшее по своим земным последствиям, чем некоторые из наших даже уголовных наказаний⁹⁵.

Впрочем, справедливость требует сказать, что почтенный о. ректор никогда не имел ввиду защищать насилие и принуждение в деле веры; да это строго наказывается, по его словам, и русским законом и противно духу Христову. Он хочет только усвоить государству право охранять своих малолетних или малоразвитых подданных, способных увлекаться всяким ветром учения и ограждать от вредных православию влияний и пресекать всякие попытки таких влияний со стороны остальных подданных». Таков взгляд русского богослова на отношение государства к церкви и на значение гражданских наказаний в деле веры. Намерения были, очевидно, добрые; но понятия и выводы о задачах и цели церкви и государства неправильны, ошибочны. Ошибочность их откроется при общей нашей оценке теории о христианском государстве – к чему и переходим.

В священном писании нет учения как о христианском государстве вообще, так, в частности, и о совокупности следствий, выводимых из такого учения о нем. Государство существовало тысячи лет прежде христианства, и когда Иисус Христос и апостолы учили о повиновении правительству по совести, то имели ввиду языческое государство, языческую государственную власть. По существу своему, государство не может быть названо христианским; оно таково теперь только посредственно, только потому, что подданные его суть вместе члены церкви; оно называется христианским не по божественному установлению, но в силу исторического развития.

Далее – христианская религия в самом деле составляет весьма важный и существенный элемент в деле нравственного развития народов; она направляет первый проблеск разума к истине и первые шаги жизни к добру; она скрепляет семейные узы; она освящает законодательство – народное право страны и т. д. Но здесь речь – не о влиянии христианства на общественные нравы и государственные учреждения, а о том – может государство, опираясь на него, стеснять свободу совести или ограничивать политические и гражданские права своих подданных. А на этот вопрос можно отвечать только отрицательно.

В слове Божием нет ни одного намека о том, что государственная власть обязана принуждать своих подданных к религиозным действиям; нет ни одного места, где указывалось бы на необходимость наказывать неверующих или заблуждающихся или отрицалось бы политическое равенство одной части подданных и усвоилось бы исключительно другой. Пожалуй, вам процитируют из него множество угроз, ограничений и обличений; но все эти угрозы и обличения направлены против человеческих страстей. Веровать же во Христа можно только по убеждению; от того и средства привлечения к вере только духовного характера, только благодать Божия и любовь Сына Божия. «Всякий, кто от истины слушает Моего голоса – говорит Иисус Христос – кто от Бога, тот слышит слово Божие⁹⁶ все, что дает мне Отец, приидет ко мне; никто не придет ко мне, если не Отец привлечет его»⁹⁷. Правда, Он учил, как власть имеющий⁹⁸; но это была власть убеждения силою истины, это была превосходящая сила Божия. Не по принуждению, но по истине и любви стал Он миром между небом и землею, уничтожил вражду между иудеями и язычниками»⁹⁹.

Следуя духу Христову, древние апологеты христианства так рассуждали о религиозной свободе: «каждый имеет естественное и общественное право поклоняться тому, чему хочет. Религия одного человека ни полезна, ни вредна для другого. Но не свойственно одной религии делать насилие другой. Религия должна быть принимаема по свободному убеждению, а не насильственно; жертвы Богу должны быть приносимы от свободного сердца». «Не насилием и жестокостью нужно защищать религию – пишет Лактанций – но верою. Кто думает защитить ее кровопролитием, казнями и злодейством, тот не защитит ее, а разрушит. Принуждением можно заставить лицемерить, но не хотеть»¹⁰⁰.

В период полного развития ересей православная греко-восточная церковь действует против своих врагов только духовною силою слова, нравственною силою предания, высшею силою благодатного просвещения. Величайшие из подвижников православия, неутомимые борцы против ариан, святой Афанасий Александрийский, св. Григорий Назианский и св. Василий Великий громили их единственным оружием – своими сочинениями. Все, чего домогались православные пастыри пред светскою властью, заключалось только в том, чтобы она обуздывала дерзость и наглость еретиков, публично оскорблявших православие и не позволяла им возмущать мир христианского общества.

Неблагоразумные же попытки обращения представителей церкви за содействием к светской власти в делах веры те же древние отцы церкви осуждали самым строгим образом. Так Иларий Пуатьеский писал в одном окружном своем послании к епископам и к народу: «Я спрашиваю вас: каким покровительством пользовались апостолы, когда проповедывали евангелие? Какие власти мира помогали им возвещать Христа и почти все народы обратить от идолослужения к почитанию истинного Бога? Апеллировали ли они к каким придворным чинам, когда воспевали славу Божию в темницах, в оковах, или после ударов бича? Святой Павел устроял ли церковь по эдиктам императорским? Теперь, увы! Церковь угрожает людям ссылкою и темпицами, хочет силою наставить их веровать ее учению, церковь, которая возросла именно тем, что в свое время была гонима и заключаема в темницы¹⁰¹…

В России – православная религия тесно соединена, историей и нравами, с существованием государства; известен девиз государя императора Николая Павловича: «самодержавие, православие, народность». Православная религия является могучею силою в деле нравственного развития народа русского; но церковь национальная не исключает общей религиозной свободы. Нужно только желать, чтобы православное русское духовенство окрепло духом и, не опираясь на содействие внешних средств, с глубокою верою и сознанием своей высокой миссии возвещало людям слово истины, живое и пребывающее во век (1Петр.1:23)… Оружия же церковного суда не плотские, а духовные…

Древние религиозные преследования в России суть случайное противоречие духу православия, развившееся под влиянием византийских начал («градских законов») и католичества.

Что до настоящих государственных законов по вопросам веры, то большая часть их давно уже потеряла свою силу, и может быть вычеркнута из наших сводов и уложений.

Впрочем, свобода вероисповедания не безгранична дажес государственной точки зрения; государство не может, например, допустить открытого оскорбления христианской религии или вообще действий, противных общему порядку и общей нравственности; но это – другой вопрос; с ним мы познакомимся сейчас же при разборе третьей и последней церковно-политнческой системы «Церковь и юридическое государство»¹⁰².

Основанием современного юридического государства является естественное право, так называемое Іns Naturale. Между тем как христианское идеальное государство берет свое содержание из общего духа христианства, современное юридическое государство создает свое право самостоятельно, на основании естественной правды и справедливости. В этом освобождении от церковного влияния и состоит внутреннее существо, так называемого, юридического государства.

Освободившись от влияния церкви, юридическое государство отказывается со своей стороны от положительного вмешательства во внутреннюю сферу церкви; но в видах охранения свободы совести своих граждан, общего конфессионального мира и юридического государственного строя вообще, оно присваивает себе верховное право, без посредства третьего, определять общие начала своих отношений к религиозной жизни индивидов и общие нормы относительно юридического положения церковных обществ в государстве.

Это верховное государственное право, называемое в литературе государственного и церковного права Ius Majestaticum circa sacra (Staatskirchenhoheit) до сих пор, как увидим после, не определено еще по своему объему и составляет предмет споров в законодательстве и литературе, но оно уже носит название неотчуждаемого государственного права, такого, от которого даже добровольный отказ со стороны государства был бы недействителен.

Эти общие начала отношений государства к религиозной жизни частных лиц и церковных обществ мы рассмотрим в особых отделах. Так –

А. Юридическое отношение государства к религиозной жизни индивидов

Общие начала своих отношений к религиозной жизни частных лиц государство направляет к защите свобод совести и к секулиризации частной гражданской сферы от влияния церкви.

I. Религиозная жизнь души, как и вся внутренняя духовная жизнь человека, не подлежит человеческому праву и не подчиняется влиянию государства. Государство не может проникнуть в человеческую душу и не имеет власти над ее мыслями и чувствами. Его область – видимая; порядок его внешний. По своему существу, религиозная свобода или свобода совести – не юридическое понятие; в человеческой совести господствует не государство, но сам Бог.

II. Только свобода вероисповедания проявляется внешне и уловима для человеческого права. В нем оно находит частью защиту, частью границы, и самое понятие о свободе вероисповедания, по причине этого ограничения, становится юридическим понятием.

III. Государственная защита свободы вероисповедания проявляется следующим образом:

a) Само государство не должно прибегать к принуждению в деле вероисповедания. В настоящее время – это общепризнанное государственное начало. Но так как государство не принуждает своих подданных к определенному вероисповеданию, то оно не может и преследовать церковных преступлений ни посредственно (как brachium saeculare), ни непосредственно. Поэтому, ни одно западное уголовное законодательство не знает преступления или проступка отпадения от христианской веры или перехода к иудейству, магометанству или язычеству, не знает ереси, как гражданского преступления и т. д…

б) Лишается права внешнего принуждения по отношению к своим членам и сама церковь.

На этом основании, во 1-х, каждый свободен добровольно оставаться в церкви или выходить из нее¹⁰³.

Юридическое государство не берет на себя права судить о достоинстве вероисповеданий и не считает себя обязанным подчиняться взглядам той или другой церкви. Отсюда необходимо следует, что и всякий подданный имеет право свободно и самостоятельно быть членом того или другого вероисповедания, или выходить из него. Это вытекает также не только из свободы совести, но и из равноправности всех во всех государственных и гражданских правах, независимо от вероисповедания.

Простым следствием подобной свободы выбора является право вовсе отказываться от исповедания какой-либо религии или принадлежать к той или другой церкви.

Такое состояние безрелигиозности и атеизма, конечно, в высшей степени печально; но государство, раз допустившее полную свободу совести, последовательно должно терпеть бесконфессиональность; оно не может вооружаться против неверия внешними средствами и потому должно отказаться от положительного принуждения к тому или другому вероисповеданию.

Во 2-х, сама церковь не имеет права налагать внешних наказаний за религиозные действия¹⁰⁴.

Этим требованием не уничтожается forum internum церковно-дисциплинарной власти. Церковь может распространять и утверждать свое вероисповедание всеми духовными средствами; но современное государство устанавливает особенное законодательство по этому вопросу ввиду церковных злоупотреблений. Оно запрещает теперь всякую подсудность с гражданскими последствиями и не допускает применения наказаний в собственном смысле – каковы телесные наказания, лишение свободы или гражданской чести и т. д…

Юридическое государство не дозволяет церкви даже права экскоммуникации или исключения из церковного общества с одной стороны потому, что великое церковное отлучение касается не только церковной, но и гражданской чести подданных¹⁰⁵, а с другой потому, что в свободе совести, по государственному учению, заключается не только отрицательная мысль о свободе не принадлежать к определенной церкви, но и положительное право быть членом той церкви, которую считаешь истинною по своему разумению. Оттого государство хочет наблюдать, чтобы церковь не удаляла своих членов от общения с собою, без достаточных оснований.

Но государство очевидно перешло здесь за пределы своей компетенции, защищая так настойчиво честь и свободу своих подданных. Церковь, как всякое корпоративное общество, несомненно может удалять из своей среды непокорных своих членов. Для защиты же гражданской чести всегда открыт законный юридический путь¹⁰⁶.

В 3-х, государство не довольствуется тем только, что запрещает церкви прибегать к наказаниям, несвойственным ей по ее духовному характеру, но ограничивает и преследует применение дозволенных наказаний, когда она намеренно и по политическим расчетам стесняет ими законную свободу граждан. Так, церковь, не может угрожать церковным наказанием чиновнику за какой-либо акт его служебной деятельности, присяжному по причине присяжного приговора или вообще всякому подданному за какое-либо действие, совершенное на пользу общего блага¹⁰⁷. Подобного рода запрещение юридическое государство очевидно направляет против католической церкви, которая, как мы знаем, присваивает себе право определять ряд отношений, подчиненных законодательной компетенции государства, и за нарушение своего права угрожает наказаниями¹⁰⁸.

Подобною государственною защитою пользуются и частные лица, в том случае, напр., когда они или безусловно подчиняются юридическим предписаниям, исполнения которых государство требует от них (когда, напр., они являются в качестве свидетелей по делам уголовным против лиц духовных, что запрещается западным каноническим правом), или когда, пользуясь политическими правами (поставленными в зависимость от их воли), действуют согласно с государственными законами (напр., всякий свободен жениться, но государство признает только гражданский брак и т. д.).

К общеобязательным институтам и требованиям, ограничивающим религиозную свободу, обыкновенно относят: а) государственную присягу; б) воинскую повинность; в) запрещение полигамии; г) гражданские праздники; д) запрещение богохуления и др…

а) Никто не может отказываться от исполнения государственной присяги ссылкою на свободу совести или вообще на религиозные убеждения. Современное юридическое государство, удовлетворяя требованиям религиозной свободы с одной стороны и государственной потребности с другой, старается установить вместо религиозной присяги, так называемую, гражданскую присягу, которая, по своим юридическим последствиям, могла бы быть равною религиозной присяге. К этому стремится, напр., швейцарский союзный совет¹⁰⁹, хотя и не выработал еще общих начал о гражданской присяге. Немецкое законодательство сохраняет еще религиозную присягу¹¹⁰. Исключение делается в пользу некоторых религиозных сект, по учению которых присяга запрещается Спасителем.

б) Воинская повинность есть чисто политический институт, имеющий целью охранение независимости государства. Никто не освобождается от ношения оружия во имя свободы совести. Во всяком случае, государство делает только уступку, когда по причине религиозных убеждений заменяет натуральную воинскую повинность денежною или нестроевою службою (службою при госпиталях, переноскою раненых во время военных действий и т. д., – что допускается по отношению к меннонитам, напр.).

в) Полигамия запрещена во всех европейских государствах без исключения, и никому не приходило в голову считать это запрещение нарушением свободы совести. Такое запрещение глубоко коренится в юридическом сознании всех народов. Повсюду господствует убеждение, что при многоженстве невозможна чистая семейная жизнь, от которой зависит общее благо, что терпимость полигамии была бы столько же великим пятном для европейских государств, как некогда рабство и невольничество.

г) Юридическое государство считает праздники гражданским, а не религиозным институтом. Оно самостоятельно определяет гражданские праздничные дни, время, когда прекращаются официальные государственные занятия, закрываются школы, запрещаются публичные работы, общественные зрелища, театры и разного рода удовольствия. Государственные законы о воскресном дне суть простые политические или полицейские меры, охраняющие внешний порядок и тишину. Нужно думать, что в европейских государствах большинство народонаселения все еще охотно освящает воскресный день общественною и частною молитвою; поэтому меньшинство, не ощущающее такой религиозной потребности, должно подчиниться государственному закону во имя общего блага. Тут нет стеснения для религиозной свободы.

д) Богохуления в собственном смысле или непосредственного юридического преступления против самого Бога быть не может. Оскорбляется собственно человеческое религиозное чувство. Пользуясь свободой, там где она есть, всякий может свободно высказывать свои взгляды, пропагандировать их, защищать путем печати; но государство не может смотреть спокойно, когда атеист собирает вокруг себя толпу, грубо и публично оспаривает основные начала общей нравственности, возбуждает умы и воспламеняет народные страсти¹¹¹.

Тоже нужно сказать и о религиозном чувстве в тесном смысле. Особенно государство не должно терпеть грубого порицания христианской религии там, где большинство народонаселения христианское. Кто намеренно поносит веру Христову, кощунственно смеется над богооткровенным Словом ее (св. писанием), как над порождением суеверия и обмана, тот оскорбляет общее религиозное чувство и подлежит наказанию.

По русским законам, публичная хула на Единосущную Троицу, на Пресвятую Матерь Божию, на Честный Крест Господень или на святых угодников Божиих наказывается лишением всех прав состояния и ссылкою в каторжную работу (12–15 л.). – С умыслом порицающий христианскую веру или православную церковь, или ругающийся над священным писанием или св. таинствами подвергается тому же наказанию, только в меньшем размере лет (6–8 л.). Поносящий письменно или печатно святых Господних, христианскую веру или церковь православную, священное писание и святые таинства, подвергается ссылке на поселение в отдаленнейших местах Сибири. – Кощунство или язвительная насмешка, доказывающая явное неуважение к правилам или обрядам церкви православной или вообще христианства, подвергают виновного заключению в тюрьме на время от четырех до восьми месяцев¹¹².

Даже в Америке богохуление строго преследуется. В конце 18 ст. оно наказывалось смертью (в Коннектикуте, напр., до 1784 г.); в начале 19-го столетия – телесным наказанием (рутепами) и часовой выставкой у позорного столба. Современное действующее законодательство некоторых частных штатов подвергает штрафу в 100 долларов и тюремному заключению всякого, кто окажется виновным в хуле на Бога или на одно из лиц Св. Троицы, или же на христианскую религию и на священное писание. Подобное предписание содержит, напр., закон Пенсильванского Штата (31 марта 1861 г.), который впрочем не увеличивает тюремного заключения свыше трех месяцев. Научные исследования, отрицающие бытие Божие, не преследуются по общему праву; но практика не всегда движется в пределах этого правила¹¹³.

На свободе вероисповедания, этом неотчуждаемом праве всякого гражданина, строится все современное государственное и гражданское право европейских народов. «Все граждане равны перед законом; все гражданские и политические права не ограничиваются предписаниями или условиями церковного, или религиозного характера».

Юридическое государство объявило чисто гражданскими отношениями – все главные события человеческой жизни: рождение, брак, погребение и т. д. Крещение детей, благословение церкви на брачный союз, религиозное или христианское погребение составляют свободное дело частных лиц; церковное свидетельство о крещении не составляет условия для приобретения гражданских прав. Для государства достаточно свидетельства гражданского чиновника о естественном рождении; отсюда ведение гражданских регистров – государственное дело. Ни одно религиозное общество не может вести таких регистров с гражданскими последствиями.¹¹⁴

Равным образом юридическое государство находит лучшим, чтобы члены всех вероисповеданий покоились на общем кладбище, безразлично, друг подле друга; пусть, рассуждает оно, всякий знает, что в самых важных человеческих отношениях все люди имеют равные права, несмотря на конфессиональные различия¹¹⁵.

Таково содержание всех европейских конституций о независимости гражданских и политических прав от вероисповеданий; я не могу долго останавливаться на подобном вопросе; но, ввиду современных движений, нахожу необходимым проследить развитие гражданского брака на западе и показать, в каком отношении он находится к браку церковному.

Современное государство, считая брак основанием общественного и государственного строя и желая создать для всех подданных равное право и равную защиту, само устанавливает законодательство и подсудность о браке, без содействия церкви. Так, определяя, напр., препятствия ко вступлению в брак, государство обращает внимание не на те или другие требования церкви – догматического или канонического характера, – но только на такие, которые заключаются в самой нравственной или юридической природе человека. Например, с государственной точки зрение нет брачного препятствия в различии вероисповедания; нет государственного препятствия к браку между христианами и евреями, между христианами различных христианских исповеданий; пред государственным законом все равны; для государства нет духовного родства, безбрачия священников и т. д.

Для охранения своего брачного права, государство учреждает особые гражданские суды и поручает своим чиновникам наблюдать за исполнением государственных законов о браке, разрешать брачные споры и т. д. Духовная подсудность больше не признается.

Государственное законодательство определяет и самую форму бракозаключения: гражданский брак требует и гражданского венчания. Деятельность гражданского чиновника при бракозаключении не есть только формальная, удостоверительная, но самостоятельное действие; брак совершается не только пред гражданским чиновником, но и чрез него¹¹⁶.

Бракозаключению должно предшествовать гражданское оглашение; дисиенсация по вопросам брачным присваивается только государству.

Такого рода гражданский брак введен во всех западных государствах. В Германии 6 февраля 1875 года; в Австрии – в 1868 г., в Швейцарии – в 1874 г. ит. д.

Как же они пришли к такой необходимости?

С 16 столетия религиозное единство было прервано на западе. От католической церкви отделились протестанты, а от протестантских исповеданий многочисленные секты – одна за другой. Подавить их не было ни возможности, ни сил. Оставалось терпеть. Сначала эта терпимость отмеривалась скупо и дозволялась односторонне. Несмотря на различие в догматах, требовалось соблюдение внешней законности. «Веруйте во что хотите – говорили сектам, – но христианское крещение необходимо для всех. Оно есть дверь не только в церковь, но и в государство. Почитайте Бога по своим законам; но браки ваши заключайте при посредстве того священника, которому доверяет государство».

Скоро, впрочем, понятие о веротерпимости расширяется; убедились, что против воли нельзя тащить к иноверному алтарю. Сектантов венчают проповедники их сект.

Но так как многие религиозные общества не имели строго определенной организации и определенных церковных должностей для постоянного отправления богослужебных действий, то государство пришло к мысли о гражданском браке; однако, ради немногих, оно не хотело оскорблять религиозного чувства всех; новое право бракозаключения дозволялось только по необходимости. Отсюда гражданский брак по нужде (Nothcivilehе).

Такой первый шаг уклонения от церковного брака сделан был в Европе еще в 16 столетии (в 1580 г.) в голландских провинциях для протестантских диссидентов и католиков¹¹⁷. Он был вызван религиозной веротерпимостью.

К мысли о гражданском браке привело также естественное право прошедшего столетия. Естественное право, определяя брак, как чисто гражданский договор, зависящий от воли контрагентов, ложно поняло существо брака, не обратило должного внимания на нравственную и религиозную его сторону и привело к одному и тому же следствию – к мысли о независимости брачного права от церкви.

Впрочем, еще столетием раньше, именно – в 1653 г. обязательный гражданский брак был введен на время в Англии, и не потому, что религию хотели изгнать из гражданской жизни, но, как говорит Фридберг, совершенно наоборот и именно, по причине излишнего благочестия, стремившегося одухотворить церковь и освободить ее от суетной светскости¹¹⁸. В 1836 г. по предложению лорда Русселя и Роберта Пиля в Англии введен факультативный брак для всех англичан; обязательный гражданский брак отвергнут, как оскорбление национальной церкви.

Во Франции обязательный гражданский брак введен во время революции, и, впрочем, обязан своим происхождением не одной только разнузданности тогдашнего общества и учению энциклопедистов, но и тому же желанию общей равноправности и религиозной терпимости. Это был давно созревший плод французского развития событий, может быть только ускоренный обстоятельствами времени.

В Пруссии еще в конце 18 столетия (в 1794 г.) введено было общее государственное право о браке, равное для всех исповеданий, но формою вступления в брак было церковное венчание¹¹⁹.

В 19 столетии в Германии было собственно пять различных систем о браке. Именно – во-первых, она признала по местам обязательный гражданский брак (во Франкфурте на Майне), под влиянием воззрений основных прав 1848 года; Во-вторых – факультативный гражданский брак (Ольденбург, 1855 г., Гамбург – 49 г.), брак заключенный по желанию либо в церкви, либо в гражданском суде; в третьих – так называемый гражданский брак по нужде; он дозволялся брачующимся только в том случае, когда, под давлением ригоризма христианских церквей, они не могли вступить в брак по законам своего вероисповедания (Вюртенберг, 1855 г.; Баден, 1860 г.)¹²⁰; в четвертых – обязательный гражданский брак для диссидентов или для членов таких религиозных обществ, которые не принадлежат ни к католической, ни к протестантской церкви (Пруссия, 1847 г., Саксен-Веймар, 1864 г.) 3) и, наконец, в пятых – гражданское бракозаключение между иудеями и христианами (Брауншвейг)¹²¹.

Из всех этих смешанных систем по вопросу о браке признают теперь наиболее целесообразною систему обязательного гражданского брака. Брак по необходимости его соответствует требованиям времени, освободившего гражданскую сферу от влияний вероисповедания. Факультативная форма брака представляет полумеру, поддерживает единение между государством и церковью и в то же время довольно открыто показывает государственное неуважение к церковному венчанию. Общеобязательное гражданское венчание не считается доказательством настроения, враждебного церкви; оно обязательно для всех без различия подданных, желающих заключить брак с юридическими последствиями. Так по крайней мере смотрит на него современное юридическое государство.

Что же сказать теперь о церковной деятельности при гражданском браке? Основывает ли церковь брак, утверждает ли его или просто только благословляет?

Для католической церкви, по крайней мере по принципу, таких вопросов быть не может. Гражданский брак по ее учению есть простой конкубинат¹²². Евангелическая церковь не знает такого непреложного начала, и гражданский брак считает действительным браком для своих членов. И так как по мысли и духу современного государственного законодательства гражданский брак есть единственная форма бракозаключения, то протестантское церковное правительство объявило, при издании государственного закона об обязательном гражданском праве в 1875 г., что содержание и форма церковного венчания должны быть изменены, как несогласные более с истиной. Содержанием его должно быть не основание брака, не сочетание брачующихся, но только обет «жить в браке по христиански», обет, соединенный с молитвою и благословением церкви. Священник не сочетает и даже не утверждает (такое выражение даст повод к ослаблению значения государственного законодательства о браке), а только благословляет брак. Соответственно тому должна быть изменена и форма церковного венчания. Именно из формулы венчания должны быть вычеркнуты все составные части, несоединимые с гражданским актом, основывающим брак. В ней не должно быть мысли о сочетании, как напр., мы слышим из уст нашего православного священника: «Господи Боже наш, от язык предобручивый церковь – деву чистую благослови обручение сие, и соедини (сочетай) и сохрани рабов твоих сих в мире и единомыслии», или также: «Боже святый, от персти земной создавый человека, и из ребра его создавый ему помощницу по нему, зане тако годно бысть твоему величеству ни единому быти человеку на земли, сам и ныне ниспосли благодать Твою небесную с высоты святого Твоего, и сочетай раба Твоего... и рабу Твою..., зане от Тебе сочетается мужу жена» и проч … В ней не должно быть мысли о желании вступления в брак, как., напр,, мы слышим в нашей церкви слова священника: «хощеши ли пояти себе в жену» и проч … , а скорее лишь вопросы или обещания о христианской любви друг к другу и о христианской брачной жизни …

Но это очевидное старание церковного правительства поддержать государственное законодательство о браке вызвало протест духовенства и богословской науки. Духовенство признало несправедливым ослабление содержания церковного венчания и изменение формулы венчания и высказало решительное неодобрение распоряжениям своего церковного правительства. Послышались многочисленные оппозиционные голоса против верховного церковного совета (в Берлине) на пасторальных конференциях, в газетных и журнальных статьях, на провинциальных синодах. Требовали, чтобы церковное венчание было бракозаключением. Однако и гражданского акта бракосовершения не хотели и не могли игнорировать; нужно было найти посредствующую мысль, которая не исключала бы ни гражданского, ни церковного бракозаключения. И такую посредствующую мысль отыскали в различии между христианским и гражданским браком. Гражданский брак совершается посредством гражданского акта; христианский находит свое выражение в церковном венчании, в сочетании к христианскому союзу. К гражданской формуле «сочетаваю вас» требовали только прибавки «христиански сочетаваю». Таким образом – церковное венчание будет не только благословением гражданского брака, но и самостоятельным заключением христианского брака.

Наука нашла неосновательными оба предшествовавшие воззрения протестантского духовенства. Превращение церковного венчания в простое церковное благословение, по мнению Страсбургского профессора Зома¹²³, не соответствуетпотребности христиан; напротив – христианское бракозаключение грешит против логики. «Если брак заключен, то он не может быть заключаем еще раз (стр. 20)». В частности же нет формы для заключения «христианского брака», потому что существо христианского брака не зависит от формы его совершения. Нет формы, которая могла бы сделать брак христианским. Во всяком случае, с введением гражданского брака, функция бракозаключения отнята у церковного венчания. Впрочем, несмотря на слабость мотивов и формулирования, он считает оппозицию духовенства ближе к истине в практическом смысле.

По исследованию самого Зома, Западная церковь не совершала бракосочетания до 18 столетия. Оно заключалось в согласии брачующихся (соnsensus nuptialis = обручение) и в торжественной передаче невесты жениху – отцом, опекуном или даже совершенно сторонним человеком (венчание). Согласие брачующихся устанавливало юридическое отношение (обязанность верности – отрицательное действие брака); венчание или передача невесты вела за собою положительные последствия брака (брачное сожитие, равенство в правах состояния, брачное имущественное право и т. д. стр. 23–106).

Но прежде наступления брачного сожития церковь освящала начало брачной жизни. Не юридическая сторона, но брачная жизнь должна была принять освящение от церкви. После – церковь старалась сблизить благословение и бракозаключение и сблизила, но только внешне, а не внутренне (157–249 стр.). Только в 18 столетии окончательно установилось воззрение, что = cоnsensus sponsalitius не тоже, что cоnsensus matrimonialis. Последнее соединилось с церковным венчанием и обязательно стало составною его частью¹²⁴.

Со введением обязательного гражданского брака церковь лишилась функции бракозаключения, и деятельность ее восприняла свой прежний вид. Современный гражданский брак представляет собою юридическую сторону бракозаключения и основывает брак как юридическое отношение (он заменил собою прежнее cоnsensus sponsalitius = обручение и древних свидетелей – фюрспрехеров). Оно есть начало брака (initiatio matrimonii). Завершение его (соnsuminatio) – в церковном акте. То и другое обязательно – и гражданский акт и церковное освящение. Государство устанавливает начало брачных отношений; церковь благословляет начало брачной жизни. Как в древности, так и теперь церковное действие соединяется не с юридическою стороною, но с фактом заключенного брака. Не заключение (юридическое), но начало брака освящается церковью. Такова потребность христиан и христианской церкви.

Формула венчания должна остаться прежняя; в ней должна быть мысль не о простом благословении или бракозаключении, но о завершении брака заключенного.

Зом отвергнет также мнение тех, которые хотели бы заменить слово «сочетание» словом «утверждение». Утверждение может выражать только, что брак законен, т. е. в настоящем случае не противоречит Слову Божию и уставам церкви. Но содержание такого утверждения чисто отрицательное и равносильно тому действию государственного чиновника, который «в силу закона» объявляет брачующихся законными супругами. Церковь должна не только одобрить брак, но и ввести брачующихся в брачное состояние Божиим благословением (положительная сторона церковной деятельности).

Равным образом церковь должна оставить без изменения самые формы вопросов о согласии на вступление в брак. В ответах на них должно повториться согласие на брак, выраженное уже в гражданском акте, и не ради бракозаключения, но ради полноты брака. Этих венчальных вопросов нельзя вычеркнуть или заменить обетом христианского сохранения брака. Венчание (церковного) всегда будет только исполнением, завершением согласия на вступление в брак, но не признаком обета в современном смысле.

Так рассуждает о значении церковного венчания один из даровитых ученых Страсбургского университета; но с таким своим воззрением профессор Зом стоит совсем одиноким, хотя мысль его отдать должное государству и церкви заслуживает внимания. При общей свободе совести, при разделении сфер деятельности церкви и государства трудно рассуждать об обязательности двух раздельных актов при вступлении в брак: юридическое государство покоящееся на естественных началах, не может допустить такой двойственности во избежание юридических затруднений и общего неудовольствия; оно не знает двух отдельных актов: бракозаключения, как начала брачных отношений, и венчания (церковного), как освящения факта брачной жизни. Брак, заключенный по государственным законам, государство признает полным браком со всеми юридическими последствиями.

Против него восстали все ученые, занимающиеся вопросом о браке, и мыслители совершенно различных направлений – и допускающие одно гражданское бракозаключение¹²⁵, и считающие его совершенным нововведением и противохристианским институтом. К числу последних нужно отнести ученого Вильгельма Диккгофа, который, вопреки мнению Зома, доказывает¹²⁶, что церковное венчание всегда было не только освящением заключенного уже брака, но и существенно соединяло в себе сочетание (cорulatio) и благословение¹²⁷.

Автор исследует ветхозаветные религиозные обряды при обручении и венчании (13–19), учение древних отцов церкви (32), соборное и византийское законодательство (39–46), древние сакраментарии западной церкви и повсюду находит и выводит, что церковь не только благословляла брак, но и главным образом сочетала. Quοs enim Deus conjungit; illis benedicit.

Такова история гражданского брака на Западе и борьба мнений об отношении его к браку церковному.

У нас на Руси обсуждение вопроса о браке было поднято в 1878 г. в уголовном отделении юридического общества при С.-Петербургском университете, и разумеется не дало никаких практических результатов, хотя вопрос, возбужденный в ученом собрании юристов, заслуживал бы лучшей участи, особенно ввиду разного рода значительных несовершенств наших законов по вопросу о брачном праве вообще¹²⁸.

Что до формы церковного венчания, то сама по себе она есть самая достойная форма важнейшего юридического отношения в народной жизни, и привита народу с юности. Религиозное освящение укрепляет брачный союз и охраняет его. Конечно, и государственную систему о браке нельзя назвать не нравственною; но она и не содействует нравственности, а это недостаток, и даже политический недостаток¹²⁹.

Этим мы заканчиваем свое исследование о независимости политических и гражданских прав индивидов от вероисповедания и переходим к главе третьей – к определению юридического положения церкви в государстве.

А. Внешнее юридическое положение церкви.

Современное государство определяет внешнее положение церкви самостоятельно, без согласия с церковью, на основании своего неотчуждаемого права jus majestaticum circa sacra.

По североамериканской системе религиозные общества в государстве суть частные общества и подчиняются общему праву. Только весьма немногие законодательные определения о церкви имеют в Америке исключительный характер. Там нет для них ни льгот, ни привилегий, но при этом и особых предупредительных и репрессивных мер.

Большая часть полномочий, известных в Европе под общим именем государственного верховенства над церковью, неизвестна американской системе.

В новейшее время попытка в этом направлении сделана только в Италии (гарантийным законом 1871 г.).

Вообще же в Западной Европе религиозные общества признаются то публичными, то частными корпорациями и частными обществами¹³⁰.

Все зависит от характера религиозного общества, от его устройства и большего или меньшего влияния на народную жизнь. Малые общества, не имеющие влияния на нравственные воззрения и общий дух значительной части народонаселения, не могут требовать себе корпоративных прав и не пользуются ими. Государство признает за ними свободу движения, общее покровительство законов и требует только, чтобы устройство таких религиозных обществ не противоречило публичному порядку и общей нравственности.

Великие религиозные общества, обнимающие значительную часть народа, каковы христианские церкви, пользуются правами публичных корпораций, т. е. не только признаются государством (юридической личностью), но и пользуются особым положением в нем и особенными привилегиями. Существенным следствием такого их положения являются: должностной характер представителей церкви, особенное попечение о церковном имуществе (характер неотчуждаемости), государственное содержание или вспомоществование, особенная защита церковных институтов и учреждении и т. д.

Таково положение церкви в государстве, по учению юридико-государственной системы. Сравним ее с прежде рассмотренными.

Иерархическое государство, религиозно соединенное с одною церковью, представляет в своей деятельности смешение задач и целей. Юридическое государство отвергает религиозный союз с церковью и признает разделение сфер. Иерократическос государство не допускает свободы вероисповедания. Напротив, юридическое государство, независимое от конфессиональных норм, дает свободу религиозным обществам, и только в силу политических соображений придает одним из них права частных обществ, а другим права публичных корпораций.

В учении о христианском идеальном государстве – исполнение религиозных обязанностей под опасением государственных наказаний или ограничений – не христианская мера.

Территориализм вмешивается во внутреннюю и внешнюю сферу церкви и считает церковь вполне подчиненным себе учреждением. Юридическое государство отказывается от опеки и вмешательства во внутреннюю сферу церкви, но хочет пользоваться правом своего верховенства для охранения общего блага и государственных интересов. Юридическая теория лучше территориальной.

Впрочем, нужно же выслушать еt аlteram раrtem.

В теории легко сказать «церковь внутренне самостоятельна». Но что́ внутреннее и что́ внешнее? И кто решает этот вопрос? По юридической теории только государство; только государственные законы могут быть границею церковной деятельности. «Формально – внутреннее и внешнее только то, что признает таким государство; материально – оно обязано даровать церкви свободу, насколько она необходима для развития церковной жизни».

Один западный ученый замечает по этому случаю: «такое юридическое положение церкви в государстве на основании государственного верховенства напоминает собою юридическое отношение господина к своему рабу у древних Римлян. Формально господин имеет абсолютную власть над своим рабом; он может неограниченно распоряжаться им, не будучи связан формальными границами компетенции. Он может лишить его жизни. Однако – сделает ли так? Материально он не должен убивать своего раба без достаточного основания; от времени до времени может даже дозволить ему отдых. Формальное же право есть только право сильного, не право, но сила прежде права. Ведь государственная власть не имеет в церковных делах формальных границ компетенции¹³¹.

Правда, государство смотрит на церковь, как на привилегированное общество по причине ее общеполезности. Но церковь, как мы знаем, создана не для государственных целей, а собственная ее цель переходит за пределы государственной полезности и переменчивых государственных интересов. Для выполнения этой цели церковь должна иметь устройство, вытекающее из собственного существа. Сохранит ли она свою самостоятельность при указанной компетенции государства? Где государственный интерес ставится выше всего, там религия окажется только слугою государства, как это и случилось по территориальной системе.

Отнесение церкви к категории корпораций с целью более бдительного надзора за нею – опасная теория. Конечно, одно государство может определять свои отношения к церкви и к религиозным обществам; одно – указывать средства для защиты своей государственной сферы; но современное государственное понятие о государственном верховенстве все еще носит в себе исключительный характер и является злом для церкви. Jus Majestaticum circa sacra есть совершенно неопределенное и бесформенное понятие, совокупность частных полномочий, которые государство ослабляет или усиливает ratione temporis. Это и сказалось ныне на Западе в так называемой культурной борьбе 70 годов. Принцип внутренней свободы церкви нарушен; выводимые из него следствия оказались призрачными. Правда, западное государство преследует клерикальную партию не за религиозные мнения, а за политические тенденции; но едва ли удастся убедить кого-либо, что церковь тут не при чем. Даже сторонники государственного правительства с недоверием смотрели на церковно-политическую борьбу. Все предупредительные и репрессивные меры против церкви вызвали справедливый упрек в насилии совести и создали против воли религиозных мучеников. И это понятно. Религиозный деспотизм прощается гораздо труднее, чем политический.

Государство, лишившее церковь прямого влияния в своей юридической сфере, признавшее основным принципом публичного права свободу совести и, так называемую, независимость политических и гражданских прав от вероисповедания, должно последовательно отказаться от вмешательства в область религиозных и церковных дел. «В свободном государстве – свободная церковь». Государственное верховенство не уничтожится от того; но оно примет правильную форму, ограничившись установлением и охранением общего права в государстве во имя публичного порядка.

Это положение выяснится еще также в следующем параграфе при рассмотрении государственных начал о внутреннем устройстве церкви, – к чему и переходим.

В.

Принципиально к внутренней сфере церкви относится следующее: свобода церковного учения и богослужения; свободное развитие церковного устройства и управления; самостоятельная церковная подсудность и дисциплина и независимое образование и развитие религиозных обществ (монастыри).

1. Церковное учение. Государство не вмешивается в церковное вероучение, в ее догматику; оно не имеет для того ни призвания, ни полномочия, ни критерия, ни органов. Особенно это нужно сказать о конституционных государствах, где допущена равноправность исповеданий и где государственную волю одинаково выражают в законодательных собраниях и христиане и евреи, католики и протестанты.

Но говорят: не вмешиваясь в церковное вероучение, государство не может относиться равнодушно к политическим началам церкви, выдаваемым ею за откровенные истины. Не все догматические определения суть простые теоретические начала. Возьмите, напр., два новые догмата католической церкви: догмат о непорочном зачатии Пресвятой Девы Марии и учение о непогрешимости римского первосвященника. Оба они одинаково противоречат разуму и Слову Божию. Но в первом случае – для государства безразлично зачата ли Святая Дева во грехе или непорочно; во втором же дело ставится иначе. Вопрос о папской непогрешимости уже не богословский только вопрос или церковно-юридический, но и политический. Непогрешимый папа может, по каноническому праву, лишать престолов государей, освобождать подданных от присяги, кассировать государственные законы и т. д.

Совершенная правда. Однако, что же делать государству? Уничтожить католическую церковь? Но уничтожить церковь, имеющую огромное влияние на целые миллионы людей, оно не в силах. Сдавить ее репрессивными мерами? Но история даже последней культурной борьбы показала, что репрессии – бесцельны. Что же? Остается одно средство: лишить каноническое право государственного значения, где нужно – строго настаивать на исполнении государственных законов, а церковь оставить свободною. Пусть она кассирует государственные конституции и законы, выражает притязания на верховенство над государством и народами, над личностью и совестью. Как было прежде, так будет и после и всегда: какова система (иерократическая), таковы и следствия. Но при настоящем развитии религиозного, общественного и политического сознания, церковный протест не даст практических результатов. Папа Пий IX кассировал австрийскую конституцию 1867 г., законы 1808 г. о браке и школе; но что из того? В 1875 г. он отверг Прусские майские законы..., но борьба возникла не на почве законности, а под влиянием политических страстей и государственной щекотливости.

Это строгое разграничение государственной и церковной компетенции выдержало лучше всех современных законодательств итальянское церковно-политическое законодательство 1871 г., хотя в Италии не хуже, чем где-нибудь знают римскую курию, ее дух, ее историю, ее средства деятельности. Итальянский гарантийный закон 1871 г. не только отнимает у государства право вмешиваться во внутренние дела церкви, но и уничтожает всякое сомнение относительно ее независимости; оно – государство не допускает никаких особенных мер по отношению к церковному вероучению, и еще до сих пор не склоняло своей верховной главы перед папскою курией.

Переходим к богослужению.

2. Общественное богослужение прежде всего предполагает догмат, – развитие или выражение его идеи; поэтому государство не должно предписывать церкви форм богослужения или указывать ей средства к религиозному назиданию верующих. Оно не компетентно, как было говорено, в разрешении богословских вопросов и не может сказать, что существенно и что второстепенно в составе и формах богослужения. Церковь свободна; но говорят: «некоторые (низшие) религии вводят в область культа часто грубые и безнравственные действия – разврат, самоубийство, самоистязания и т. д. Даже представители христианских вероисповеданий нередко пользуются богослужебными обрядами (каковы: религиозные процессии, чудотворные знамения и т. п.) для поддержания суеверия и легковерия в народе. Государство не должно терпеть нравственного безобразия, скрывающегося под покровом религиозных обрядов и не может допускать развития легковерия – под формою богослужебных действий».

Справедливо; но, где гарантия, что, ограничивая область и недобрые проявления религиозных обрядов, государство само не подаст повода к упрекам в незаконном вмешательстве в сферу церкви? От неразумного почитания икон, мощей и т. д. могут происходить суеверия, злоупотребления. Но в праве ли государство запретить почитание мощей, икон, или – может ли сказать, что одного святого нужно почитать, но что почитание другого основано на суеверии¹³².

От того поступают лучше те правительства, которые не ставят ограничений в области богослужения, всегда выражающих одно неудовольствие против государственного деспотизма, против тирании. Безнравственные действия – самоубийство, скопчество, мормонизм, конечно, нужно преследовать; но они должны быть преследуемы сами по себе, вне связи с религией, на основании общих законов о преступлениях, как нарушения полицейских законов и уставов общественного порядка и благочиния.

3. Внутреннее устройство и управление. – К внутренней сфере и компетенции церкви принадлежат также ее устройство, и управление. Потому церковь справедливо жалуется на государство, когда оно навязывает ей устройство или управление, не соответствующее ее учению.

На Западе издавна существуют два особые института, которые дают государству повод вмешиваться в деятельность церкви по вопросам внутреннего устройства и управления. Это, так называемые, Placet и Recursus ab abusu (ad principem) или l’appel comme dʼabus. Они составляют часть тех верховных прав, которые мы выразили в понятии Jura Majestatica circa sacra.

В основании Placet – первого института, государство наблюдает за административною и законодательною деятельностью церкви; второй же институт так называемый Recursus ab abusu дает государству, как высшей судебной инстанции, право контролировать судебную деятельность церкви (государственная защита против церкви) и по временам предпринимать самую реорганизацию церкви, когда, по предположению государства, церковное правительство злоупотребляет своею административною властью (это, так сказать, защита церкви против ее правителей).

Первым своим правом государство особенно пользовалось во времена территориального или полицейского права в Европе: «публикация всех церковных законов и распоряжений по делам веры, нравственности, по всем вопросам церковного устройства, по управлению церковным имуществом, и т. д. зависела от государственного одобрения (рlacet)¹³³. Более того: по существу своему отрицательное право, Placet принимало характер положительного, одобрение превращалось в утверждение или санкцию¹³⁴.

Такая превентивная или предупредительная мера, как и все вообще предупредительные средства административного характера, по существу своему, совершенно противна современным понятиям о свободе вообще, а в применении своем совершенно бесцельна и бесполезна¹³⁵. Церковные законы неопасны для государства и для подданных; потому что оно – государство – лишило их принудительного характера, не содействует их исполнению, и, в конце концов, весь свой юридический строй освободило от церковного влияния. Самое даже нарушение границ, что возможно, государство легко может устранить не этою предупредительною мерою, по многим основаниям, не желательною, но общими мерами уголовного преследования, смотря по характеру и содержанию церковного закона.

Лучшею и более справедливою гарантией для охранения прав частных лиц и самого государства признается второй институт; предупредительная мера заменяется репрессивною в случаях злоупотребления церковною властью (Recursus рiрter аbusum).

Но в настоящее время, при отделении церковной сферы от гражданской, потерял свое значение и этот институт.

Церковь имеет право самостоятельно определять свои внутренние отношения, без участия государства; нарушаются ли эти внутренние отношения или нет, соблюдаются ли церковные каноны или нарушаются – это не дело государства. Всякий законодатель есть толкователь и охранитель своих законов и как по гражданским делам можно апеллировать от низшего суда к высшему, так и в церкви есть и должен быть канонический путь инстанций и протеста от низшего церковного судьи к высшему церковному суду. Конечно, государство имеет право отменить приговор церковного суда в случае его вмешательства в область гражданской подсудности или нарушения гражданских прав частных лиц; но этот случай сюда не относится; тут нет апелляции, а лишь отмена недействительного приговора.

Таким образом, современное государство может защитить своих подданных от произвола церкви и без Recursa, как особенной меры; для того достаточно общих государственных законов.

По-видимому в особенной государственной защите нуждается духовенство, по преимуществу низшее, вполне зависимое от церковного правительства. По крайней мере эту цель имело ввиду современное Прусское государство, учреждая в 1873 году верховный государственный суд по церковным делам. Однако, этот верховный трибунал своею исключительностью вызвал порицание, а не одобрение. Полномочия его весьма опасны для самостоятельной деятельности церкви по управлению. Он может, напр., восстановить в своей должности священника, удаленного от места на основании церковных законов, по причине недостоинства или неспособности¹³⁶. Но это – очевидное превышение компетенции: государство не разрешает догматических или канонических вопросов. Мало того: Прусский закон не только дозволяет апеллировать к светскому суду по причине нарушения церковных законов, но и уполномочивает президента провинции рекуррировать к верховному суду независимо от воли потерпевшего, если того требует публичный интерес или общие юридические начала¹³⁷. Но рекуррировать на основания одних общих юридических начал – значит давать слишком большой простор субъективным взглядам, и во 2-х, рекурс против воли потерпевшего – понятие совершенно бюрократическое. Кто добровольно подчиняется духовному приговору, и отказывается от нового расследования дела, тот, очевидно, считает его оконченным.

Остается сказать несколько слов о праве государства предписывать церкви самые формы церковного устройства и управления на основании все того же государственного Recursus. Говорят: «с успехом национального развития тесно связан церковный прогресс, церковные реформы, которые, при косности церкви, должно предпринять само государство во имя этого национального развития и прогресса». Но эти люди забывают или не хотят понять, что государство, отказавшееся от своих проблематических прав над церковью, не может принуждать церковное общество к свободе и к прогрессу против его желания и что во имя условных понятий о прогрессе в церковных делах можно ниспровергнуть самые основные начала церковного устройства. В 1875 г. Пруссия издала церковно-политический закон об управлении церковным имуществом самими католическими церковными общинами. По-видимому, мера очень благоразумная; но государственный закон не имел должного значения, как плод непризнанного вмешательства. В 1873 г. Швейцарское правительство нашло необходимым дать католической церкви гражданское устройство, и определило: «участие в выборе католических священников принимают все, политически обладающие избирательным правом в муниципальных собраниях. Вера не имеет влияния на право выборов; избиратель может верить во что хочет. Выбранные кандидаты обещаются под присягою не только соблюдать государственные законы, но и организацию католического устройства, установленную республикой. О религиозных убеждениях выбранных также никто не спрашивает; напротив, всякий может быть католическим священником, хотя бы фактически был даже атеистом¹³⁸.

4. Церковная дисциплина. – Церковь, самостоятельно определяющая внутренний строй своей жизни, очевидно должна сама же охранять свой внутренний порядок.

Государство не отвергает этого права, но указывает границы, объем церковной подсудности и свойства средств для охранения церковной дисциплины.

В средние века, как подробнее увидим во внутреннем праве церкви, судебная компетентность церкви простиралась не только на, так называемые, церковные преступления, каковы: ересь, богохульство, но и на предметы гражданского характера, каковы: нарушение брачных отношений (бигамия, конкубинат и проч.), имущественные споры между супругами, вопросы по завещаниям, споры о гражданских последствиях договоров, скрепленных клятвой и т. д.

Равным образом церковь судила клириков не только по нарушениям против должности, но и по всем преступлениям и проступкам гражданского характера; они освобождались от податей, от всех общественных и политических обязанностей и т. д. Отмена этой, так называемой, privilеgium fori et immunitatis, по учению католической церкви, составляет безрассудство, святотатство, даже immanis ecclesiae persecutio. Она противоречит божественному и человеческому праву¹³⁹.

Но во всем этом очевидное присвоение не подлежащих прав и вмешательство в чуждую сферу деятельности.

По современному праву, все государственныt и гражданскиt правонарушения не подлежат более судебной власти церкви. Дисциплинарная власть еt ограничивается чисто церковными преступлениями членов церкви.

Равным образом – освобождение духовенства от общей подсудности, от государственных податей, от общественных и политических обязанностей не оправдывается более современными юридическими понятиями. Всякий, обвиняемый в преступлении, кто бы он ни был, должен доказать свою невинность по государственным законам; равным образом всякий, пользующийся защитою и выгодами государственной жизни, должен участвовать и в государственных повинностях, смотря по своему состоянию. Отмена средневековых привилегий церкви не может противоречить божественному праву, как утверждает папский силлабус¹⁴⁰; потому что они дарованы были ей, под влиянием исторических условий, по воле самого же государства.

Средства, которыми пользовалась церковь для охранения своего внутреннего строя, были чисто внешние, каковы: телесные наказания, лишение свободы или гражданской чести, конфискация имущества и т. д. Даже в настоящее время папский силлабус¹⁴¹ осуждает то учение, будто церковь не должна внешне наказывать нарушителей ее законов. Правда, телесные наказания, лишение гражданских прав и чести по причине религиозных преступлений – дела минувших дней, но в принципе они не уничтожены: по § 23 силлабуса, папы не нарушали границ своей власти, а по § 80 не могут помириться с прогрессом, либерализмом и современной цивилизацией.

Современное государство разрушило подобную систему. Оно само отказалось, как выше было сказано, от права уголовного преследования церковных преступлений, касающихся чисто церковного строя, и самой церкви запретило прибегать к таким уголовным и дисциплинарным средствам, которые касаются гражданской чести подданных¹⁴². Дисциплинарные средства церкви – только лишение церковных прав и исключение из церковного общества.

Итак, дисциплинарная власть церкви не отрицается современным государством, но только ограничивается. Ограничивается по предмету церковной подсудности и по средствам. Предметно-дисциплинарная власть церкви ограничивается только церковными преступлениями; меры же дисциплинарных наказаний касаются только отношений частного лица к церкви, но не гражданских прав его.

3. Монашество. Юридическое государство выработало три взгляда по вопросу о современном положении монастырей в государстве.

Первый взгляд: монастыри – вредны и должны быть закрыты.

Во-первых – они вредны по своей организации и деятельности. Оторванность от семейного союза, строгий контроль всей монастырской жизни, герметическая замкнутость членов от всех влияний внешнего мира и т. д., все это уничтожает в монашествующих потребную самостоятельность и твердость воли, подавляет их духовную личность. Особенно так говорится об иезуитских орденах. Иезуиты окружают тайною свою деятельность и требуют безусловного повиновения начальству, а государство наказывает за участие в таких союзах и запрещает тайные общества.

Во-вторых – государство не признает обетов безбрачия и нестяжательности; нельзя отказываться от неотемлемых естественных прав человека, каковы – вступление в брак и обладание собственностью. Современное государство находит справедливым защитить такие права своих граждан и потому не признает этих обетов действительными и обязательными.

Наконец, в третьих – современное государство но хочет терпеть монастырей ради собственного покоя и благосостояния. Вредно – нравственно и экономически, когда сотни и тысячи людей, способных к труду, отказываются от производительных работ и живут насчет легких доходов, т. е. посредственно, насчет обществ.

Опасна – практическая деятельность монастырей. Результат всего: монастыри должны быть уничтожены¹⁴³.

Таков первый взгляд, уже законодательно осуществившийся, на значение монастырей в государстве, – взгляд деспотический, а не юридический.

В недавнее время западное государство считало бесполезными созерцательные монастыри (Иосиф II в Австрии), но позволяло открытие деятельных монастырей; напротив – современное культурное государство (прусское) считает очень опасною деятельную жизнь монахов …

Второй взгляд: монастыри могут существовать до времени, по снисхождению к привычке и расположению к ним народа; но необходим целый ряд законодательных норм, ограничивающих их развитие и деятельность¹⁴⁴.

Прежде всего – открытие новых монашеских обществ допускается каждый раз только с государственного согласия. Большинство современных государственных законодательств не признает за ними основного начала свободы ассоциаций, но самому внутреннему их отличию от этих политических и общественных союзов Общественные союзы также стремятся общими усилиями своих членов к достижению общей цели, но оставляют их свободными во всех других отношениях. Не то в монашеских обществах.

Дальше – государство ставит целый ряд мер, контролирующих и ограничивающих монастырскую деятельность. Оно рассматривает и одобряет монастырские уставы, требует сведений об общем числе членов и о принятии новых, ревизует монастыри, наблюдает за их деятельностью, издает специальные законы об имущественной их правоспособности и при этом всегда сохраняет за собою право закрыть монастырь по законным основаниям.

Что сказать об этих мерах? Все они очень тяжелы; но разрешение вопроса зависит от того, чего монастырь домогается от государства; если он просит корпоративных прав, особенных привилегий, то должен подчиниться и этим мерам. Государство в праве исследовать, сообщая эти права, будет ли он полезен для общего блага.

Впрочем, неограниченное право контроля – не без темных сторон; нельзя на все смотреть с точки зрения государственного интереса ….

Третий ряд государств лишил монастыри прав юридической личности. Так поступило, напр., итальянское правительство; оно не признает монастырей коллективными личностями, а знает только частных лиц, могущих оставаться монахами всю жизнь, или же оставлять монашество по своему желанию. Всякий свободен устраивать свою личную жизнь по любому церковному или философскому взгляду, если только он не нарушает этим общепринятых начал публичной нравственности и исполняет, подобно всем гражданам, все государственные обязанности. Дом или здание монастырское не принадлежит монастырю, а составляет только, с государственной точки зрения, частную собственность, которую частный собственник, хотя бы и монах, всегда может продать или завещать в пользу другого определенного лица. Такова третья государственная система о положении монастырей в государстве.

При настоящем положении вещей на Западе – эта третья система единственно правильная: во-первых, образование религиозных обществ есть внутреннее дело церкви; она – церковь – основывает монастыри, руководит ими и управляет. Государство, допускающее полную свободу совести и религиозных убеждений, не должно ни принуждать ко вступлению в монастыри, ни закрывать их, ни предписывать церкви своих законов об их устройстве. Оно должно только знать об открытии религиозного общества, если это последнее не хочет попасть в разряд тайных обществ.

Конечно, государство всегда имеет право закрыть религиозное общество, когда найдет необходимым; но тут нельзя жаловаться на ограничение религиозной свободы. Можно собираться для общего назидания или даже жить в одном здании во имя общей религиозной цели; но недозволителен переход за пределы этой цели и вмешательство в чужое дело. Во-вторых, итальянское государство справедливо не придает обетам юридических последствий. Всякий может жить в бедности, если хочет, или оставаться безбрачным по своей воле. Но иное дело – формальные к тому обеты. Государство не должно считать их обязательными; это – дело личных убеждений.

Православное монашество не разделяется на группы конгрегаций и различных орденов, как на Западе, и по своей деятельности не только не опасно, но и полезно для государства. Древнерусское монашество было проводником и охранителем православного христианства на Руси и, так сказать, пионером государственной цивилизации; распахивая земли и расчищая под жилища и пашню дремучие леса, наше древнее монашество привлекало к себе поселян в глубину наших восточных и северных пустынь; оно было представителем письменности и книжности и т, д. Русские монастыри теперь, как и всегда, суть доброе училище благочестия для православных русских людей. Не даром государство русское покровительствует своим монастырям; впрочем, оно поступит совершенно справедливо, если, подобно западным законодательствам, вычеркнет из своего кодекса законы, ограничивающие гражданскую и политическую правоспособность монаха, оставляющего монастырь, или, что тоже, если оно отнимет у монашеских обетов характер, так сказать, государственной обязательности.

Этим мы заканчиваем отдел об отношении церкви к государству и переходим к внутреннему праву церкви.

Христианская церковь, как живой организм, обнимает собою всех верующих в Иисуса Христа без различия их звания. Все мы одним духом крестились в одно тело … и все напоены одним духом. В этом смысле нет различия между епископом и простым верующим, между священником и мирянином. Дары различны, но дух – один и тот же¹⁴⁵. Но с точки зрения церковного устройства и церковной власти – в церкви различаются пастыри и пасомые, иерархия и миряне. Те и другие – миряне и клирики – занимают свое особое положение в церкви и имеют соответствующие ему права и обязанности¹⁴⁶. От того в устройстве церкви будет речь о положении мирян в церкви вообще (de statu laicali) и о положении клириков (de statu clericali).

I. Вступление в церковь.

Язычники и еретики, отрицающие основные истины веры, а также таинство крещения или же православную форму его совершения, принимаются в церковь через крещение; иноверцы или получившие правильное крещение в своей церкви чрез миропомазание (лютеране, как не признающие таинств миропомазания и священства, а также католики еще не конфирмованные) или же просто чрез одно покаяние, сопровождаемое формальным отречением от прежних заблуждений и исповеданием православного вероучения (армяне, католики, англикане)¹⁴⁷.

II. Церковные права и обязанности.

Вступивший в церковь приобретает право приступать к таинствам и другим богослужебным действиям церкви, принимать участие в некоторых сферах церковно-правительственной деятельности, напр., при избрании в церковные должности, при управлении церковными имуществами, и наконец, приобретает правоспособность вступать в особенные состояния в церковном обществе (быть священником, монахом).

Обязанности же христианина следующие: а) он должен содержать христианское учение в том виде, как принимает его церковь, и держаться тех церковных символов вероучения, которые она признает выражением своего общего догматического разумения¹⁴⁸; б) принимать таинства по обрядам церкви и в самом богослужении держаться форм, установленных ею. Все, так называемые, самочинные собрания для богослужебных действий считаются признаками возмущения и противления церковной власти¹⁴⁹; и в) подчиняться церковной власти и ее законам. Обязанность всякого члена церкви – признавать законную ее власть и повиноваться ее правилам – вытекает из самого понятия о церкви, как об общественном союзе. Где нет подчинения общей власти и закону, там нет и целого, общественного организма, а лишь собрание индивидов или бесчисленное множество сект.

III. Выход из церкви или перемена вероисповедания.

Выход из церкви возможен только, как фактическое явление. Церковь не может предотвратить или уничтожить его, как и многих других явлений в области личной свободы; но о правомерности его, об условиях выхода из церкви и т. д. не может быть речи с церковной точки зрения. По правилам церкви выход из церкви есть преступление, влекущее за собою более или менее тяжкие последствия, а не правомерное явление¹⁵⁰.

1. Вступление в клир.

Священнодействие, которое вводит в духовное состояние или во внешнее священство, называется хиротонией или ординацией.

2. Препятствия к посвящению.

Для получения хиротонии необходимо обладать определенными качествами, требуемыми божественными и церковными законами; отсутствие их составляет препятствия к посвящению. Эти препятствия бывают или абсолютные (ипcарасitates) или условные (irregularitatus)¹⁵¹. Абсолютно не способны к посвящению, во 1-х, некрещенные или язычники (так как крещение есть предварительное условие для восприятия других таинств) и еретики¹⁵². Раскольники или лица, отделившиеся от иерархического единства, а не от основных догматов веры, могут быть принимаемы в клир, по отречении от заблуждений, по церковному чипоположению¹⁵³; и во 2-х – женщины, потому что, по слову апостола, жене, подчиненной мужу, следует молчать в церкви, а не говорить¹⁵⁴. Так называемые диаконисы (в древности) не имели никакого рукоположения и совершенно относились к разряду мирян¹⁵⁵.

Іrregularitas не допускает посвящения, но и не разрушает его действительности, если оно было совершено. Оно проистекает: а) из недостатка определенных качеств в собственном смысле (ex defectu) и б) из преступления (еx delictо).

К недостаткам первого рода относятся: 1) незаконность рождения; впрочем, древняя церковь обращала внимание не на род или происхождение посвящаемого, но на личные свойства и достоинства¹⁵⁶; 2) недостаток требуемого возраста. Так как по II правилу собора Неокесарийского Сам Господь Иисус 30-ти лет крестился и начал учить, то и священник должен быть не моложе 30 лет¹⁵⁷. Лица особенных духовных дарований посвящались в древности и раньше указанного возраста¹⁵⁸; 3) физические недостатки; впрочем, не сами по себе, но как очевидное препятствие к отправлению священных обязанностей по должности, каковы: глухота, слепота, немота.

Западная церковь не допускает к посвящению одноглазых (осulus cаnоniсus = левый глаз) и косых, а также маленьких ростом или необыкновенно тучных (еnоrmiter deformes et monstrosi). Но древняя церковь не знала таких правил, которые считали бы препятствием к посвящению самый телесный недостаток¹⁵⁹; ибо, по выражению их, не телесный недостаток оскверняет, а душевная скверна; от того – одноглазый или имеющий повреждение в ногах, но достойный, не лишался в древней церкви права на посвящение даже во епископы¹⁶⁰; даже скопчество не считается препятствием к посвящению, если оно – природное и случайное¹⁶¹, а не добровольное или злонамеренное. В последнем случае – препятствие основывается на отвращении к преступлению, а не к телесному недостатку – самому по себе; ибо сам себя оскопивший есть самоубийца и враг Божия создания¹⁶²; 4) недостаток веры, предполагаемый в неофитах¹⁶³ и клиниках, – крещенных во время тяжких болезней¹⁶⁴; ибо несправедливо еще не испытанному быть учителем других, разве это устроится по благодати Божией¹⁶⁵ и 5) свойств умственных и нравственных; поэтому, к посвящению не допускаются не имеющие богословского образования; впрочем, это требование очень условно и зависит от общего уровня образования в церкви и в государстве. В древней церкви среди глубоко образованных и просвещенных пастырей были люди не только не ученые, но и совершенно безграмотные¹⁶⁶. Император Юстиниан совсем закрыл доступ в клир не обученным грамоте¹⁶⁷. Второе правило VII вселенского собора требовало от священника уменья читать священныt правила, святое евангелие, книгу божественного апостола и все божественное писание. Наши древние пастыри, в большинстве, едва умели читать и писать, а в кругу епископов встречались лица, не знавшие числа евангелистов¹⁶⁸; с нравственной точки зрения – не допускаются в клир обнаружившие, – так или иначе, невоздержание и нечистоту помыслов, напр., вступлением во второй брак¹⁶⁹, женитьбой на вдове¹⁷⁰, на разведенной, на актрисе (позорной), на рабыне и т. д.¹⁷¹

6). Препятствия, вытекающие из частной жизни. В западной церкви препятствие к посвящению составляет вступление в брак вообще или нарушение законов целибатства. Наоборот – в нашей русской церкви поступающий во священника обязательно должен (был) жениться. Но ни того, ни другого требования в правилах древней церкви нет. В священном писании ничего не говорится о целибатстве священников, да и ложно самое утверждение, будто целибатство выше брачного состояния. В подтверждение этой мысли обыкновенно ссылаются на учение апостола Павла о девстве, раскрытое им в седьмой главе 1-го послания к Коринфянам (38–40 ст.). Но, во 1-х, девство не тоже, что обязательное целибатство; чистота сердца не есть привилегия таких девственников по неволе, а в таком случае, по совету того же апостола, лучше вступать в брак, нежели разжигаться (ст. 9); во 2-х, совет апостола, как в данном случае, не есть догмат: «относительно девства, говорит он, я не имею повеления Господня, а даю совет, как получивший от Господа милость быть ему верным (ст. 25); и, в 3-х, в других своих посланиях апостол прямо говорит, что «епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен… хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью; ибо кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о церкви Божией¹⁷². Очевидно, что, по учению апостола, целомудрие и женитьба не противоречат друг другу. Но в них нет также и учения об обязательности (апостол просто воспрещает только многобрачие одновременное); потому что всякий имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе¹⁷³. Сами апостолы – одни были женаты¹⁷⁴, а другие нет, как, напр., Иоанн и Павел, по свидетельству церковного предания¹⁷⁵.

Церковная дисциплина древней церкви ограничивает только время выбора того или другого состояния моментом до рукоположения¹⁷⁶; но не отрицает ни брака священников, ни пребывания в браке. Так, апостольские правила запрещают расторжение браков лиц духовных по причине благочестия¹⁷⁷ или гнушения браком¹⁷⁸, под опасением удаления от должности или отлучения от церкви. Позднейшие церковные постановления только ссылаются на эти правила и буквально повторяют их¹⁷⁹.

Равным образом, когда некоторые члены первого Никейского собора требовали запретить лицам священным брачную жизнь со своими женами¹⁸⁰, то собор, по настоянию епископа фиваидского Пафнутия, строгого девственника и исповедника, отверг это предложение, прекратил самые рассуждения об этом предмете и предоставил частной свободе лиц духовных оставаться безбрачными или жениться¹⁸¹.

Этой практики восточная церковь держится и после Никейского собора по отношению к священникам¹⁸².

Что до епископов, то постепенно выработалось воззрение, что епископу, на котором лежит так много трудных и сложных церковных обязанностей, лучше воздерживаться от брачной жизни, так что в VI столетии оно получило силу закона со стороны государственной власти¹⁸³, а в конце VII столетия и со стороны самой церкви¹⁸⁴.

У нас, в древней Руси, выбирались в епископы как лица черного, так и белого духовенства; впрочем, уже в 14 веке утвердился обычай, по которому лицо белого духовенства должно было принять ангельский образ, прежде посвящения в епископа¹⁸⁵.

Западная церковь очень рано начала борьбу против браков лиц высших степеней (Соб. Эльвирский – 305 г., Арльский – 314, Толедский – 308 и др.), и сначала не по церковно-политическим расчетам, как думают, но просто потому, что брак, как физическое общение, заключающее в себе момент греха, должен быть запрещен лицам, служащим алтарю. Впрочем многочисленные определения тех же и позднейших соборов¹⁸⁶ ясно свидетельствуют, что целибатство далеко не было господствующим явлением западной церкви даже до XI столетия. Окончательно же этот чисто дисциплинарный закон облечен был в догматическую формулу только в XVI столетии на Тридентском соборе и признан государственным законом¹⁸⁷.

Современные законы западных государств (за исключением Австрии) не считают высших посвящений гражданским препятствием к браку, но внутренней стороны дела не касаются¹⁸⁸.

Обязательный закон о браке русских священников известен еще с XIV–XVI стол. Так, виленский собор 1509 г. определил выбирать в священники единственно людей беспорочных и женатых¹⁸⁹, а соборы московские 1503 и 1551 гг.¹⁹⁰, требовали, чтобы вдовые священники оставили священство¹⁹¹ или шли в монастырь¹⁹².

Этой мере об обязательности немало содействовала система левитизма и наследственности духовных мест¹⁹³, сложившаяся у нас под влиянием тяглового строя всего гражданского общества. Люди тяглые, платившие дань государю (данные люди) не могли ставиться во священники или дьяконы; ибо этим наносился ущерб службе и казне великокняжеской; господин – слуга великокняжеский – не мог отказаться от службы и от привилегий своего класса. Оставались дети священнослужителей, которые, пристраиваясь к месту, во имя сословных уз, женились на девицах своего звания и даже просто получали место со взятием.

Такой порядок вещей существовал до настоящего времени и уничтожен законом 1869 года, по которому, священником и диаконом, согласно с древними правилами, могут быть лица как брачные, так и безбрачные; впрочем, во имя предосторожности признано полезным из неженатых и вдовых возводить в священный сан только лиц, имеющих, при других необходимых условиях, не менее 40 лет от роду.

б) Другой ряд канонических препятствий к посвящению составляют преступления (irregularitas ex delicto).

В древней церкви не допускались в клир все, подвергшиеся публичному покаянию¹⁹⁴, было ли то явное преступление или тайное, и лишались своих степеней, если раньше того состояли в клире; по потом, когда публичное покаяние заменено было тайною исповедью, различие между открытым и тайным преступлением исчезло, и препятствием для вступления в клир стало только публичное, а не тайное преступление¹⁹⁵.

В частности, препятствия ко вступлению в клир составляют: ересь, симонии, убийство, грехи плотские и проч. Еретики не могли вступать в клир вообще, хотя церковь, щадя их умственную слепоту, подвергала их иногда при обращении менее строгому покаянию, чем бы следовало по правилам церкви. Впрочем, даже в отношении к ним церковь всегда сохраняла за собою право оказывать милость вместо строгости, особенно, если того требовала общественная необходимость или очевидная польза¹⁹⁶. Симония или посвящение за деньги, по просьбе знатных лиц и проч., влечет за собою лишение степени и отлучение¹⁹⁷, или же, по крайней мере, суспенсию, запрещение как поставленному, так и поставившему¹⁹⁸. Плотские грехи составляют препятствие не только в том случае, когда они бывают доказаны по суду, но и тогда, когда открыты особым, административным дознанием церковной власти и даже путем собственного сознания виновного¹⁹⁹. Под убийством, как препятствием к хиротонии, разумеется убийство невольное и случайное (вольное убийство само собою навсегда закрывает виновному вход в иерархию), – умершвление человека на войне или в состоянии необходимой обороны. Впрочем, такого строгого воззрения на невольное убийство по данному вопросу держался только св. Василий Великий²⁰⁰; вообще же церковь не считала невольного убийства непреодолимым препятствием к посвящению.

3. Компетенция лица посвящающего

1. Рукополагать в священный сан может только епископ – как преемник апостолов²⁰¹, обладающий действительною и самостоятельною юрисдикцией²⁰², в пределах известного округа или епархии²⁰³. Православная церковь не знает также так называемого абсолютного посвящения²⁰⁴ (без определения к месту).

2. Участие паствы при избрании, с догматической и канонической точки зрения, несущественно необходимо: пастырское служение непосредственно от самого Бога, а не от воли паствы²⁰⁵. Но это участие паствы важно с практической стороны, как свидетельство о достоинстве лица, ищущего посвящения, и как залог тесного нравственного единения пастыря со своею паствою. Такого права паствы церковь никогда не отрицала²⁰⁶, хотя по обстоятельствам и ограничивала²⁰⁷. В русской православной церкви участие паствы в выборе своих пастырей то расширялось, то сокращалось, смотря по местным политическим и церковно-общественным соображениям. До Петра Великого, при назначении на церковные должности одновременно действуют начала: выборное, наследственное и непосредственное назначение местного епископа. Петр Великий признает участие паствы при выборах скорее по политическим, чем по церковным соображениям²⁰⁸. Император Павел I по тем же политическим соображениям отменяет выборное право²⁰⁹ и со стороны мирян допускает только одобрения о честном поведении ищущих священных чинов. Теперь рукоположение в священный сан есть дело, принадлежащее непосредственно рассмотрению и разрешению епархиального архиерея²¹⁰.

3. Между посвящением в иерархические степени должны быть соблюдаемы известные промежутки, или интерстиции. Впрочем, промежутки эти с точностью не определяются; требуется только, чтоб они продолжались «немалое время», в течение которого епископ мог бы усмотреть веру и благонравие посвящаемого²¹¹, а также, чтоб не было promotio per saltum, т. е. посвящения в епископа помимо священства, или во священника, обойдя диаконство²¹². Самый акт посвящения состоит из молитв, рукоположения и песнопений.

4. Последствия посвящения

Вступление в клир, как в особое состояние, ведет за собою соответственные юридические обязанности и права.

I. Так, законы об обязанностях то указывают добродетели, свойственные званию клириков, то запрещают занятия и развлечения, противные их достоинству, то определяют известными правилами даже внешнее их поведение (форму одежды, напр.),

1) Прежде всего – соответственно своему высокому призванию, священник должен быть учителен, сведущ в изучении божественных писаний и священных правил, чтобы учить порученный ему народ и противящихся обличать²¹³; ибо, по выражению св. апостола, есть много непокорных, суесловов и обманщиков²¹⁴. В нравственной области – священник должен быть целомудрен, трезв и благотворителен²¹⁵. Для удаления поводов к нецеломудрию или к злоречию, священник не должен иметь в своем доме посторонних женщин (если он вдов²¹⁶), кроме матери, или сестры, или тетки, или вообще кроме тех, которые, по своему возрасту или честному имени, не подают повода к подозрению²¹⁷. Трезвость, как особое качество, требуется еще апостолом Павлом и апостольскими правилами²¹⁸, равным образом, церковные правила требуют от священника щедрости и милосердия к бедным и преследуют скупость, как постыдный порок; от того они запрещают ему отдачу своих денег в рост²¹⁹, под опасением лишения степени²²⁰.

2) Что до занятий и развлечений, то по отношению к духовным лицам может быть принято такого рода общее правило: «что дозволено другим членам церкви, то неприлично клирикам». В частности, духовному лицу запрещаются: а) мирские занятия, неприличные его сану (он не может торговать с целью наживы, «ради гнусного прибытка» – Халк., 3., содержать гостиницы – Тр. соб. 9²²¹, обязываться векселями, давать поручительства по подрядам и поставкам и т. д.), особенно развлекающие²²², такие, которые удаляют от непосредственной цели служения, каковы: обязанности государственные и общественные – нотариуса, прокурора, адвоката, мирового судьи, присяжного заседателя, члена земской управы и т. д.²²³ и б) мирские удовольствия. Так духовному лицу запрещаются разного рода зрелища (внешние чувства его должны быть обращены к одному священному, а не к театральному и мирскому), танцы, игры азартные (при чем игра страстей, потеря времени и проч.)… Впрочем, когда древние правила говорят о зрелищах, о цирках, о театрах, то обыкновенно имеют ввиду древние постыдные игры и представления в честь языческих богов (в честь Диониса, напр.), конские ристалища, игры гладиаторов, где тысячи человеческих жизней приносились в жертву дикости и кровожадности, а посещение таких собраний строго запрещалось не только клирикам, но и всем христианам²²⁴.

3) Об одежде духовенства много писано у нас и в светских (Неделя, Вестник Европы) и в церковно-общественных журналах и газетах (Церковный и Церковно-Общественный Вестники), в 1878 и 79 гг. Светская печать доказывала непригодность современного покроя платья лиц духовных ввиду общественных, климатических, гигиенических и других соображений; церковная журналистика обозвала ее за то коварною Далидою (Церк. Вестник), покушающеюся на целомудрие и скромность служителей алтаря²²⁵.

По учению апостола Павла отращивание волос составляет бесчестие для мужчины²²⁶, как дело противное его природе; поэтому в первые четыре века – короткие волосы составляют общую особенность всех верных – и клириков и мирян. Длинные волосы были собственно роскошью варваров (Испанские Готфы, Альманны и проч.), осуждаемою церковью; только некоторые пустынники из лицемерия и плотской суеты отращивали себе длинные волосы, надеясь подобного рода оригинальностью приобрести себе почтение и прослыть за людей необыкновенных; но такие люди обыкновенно осуждались церковными правилами²²⁷, отцами и учителями церкви своего времени.

В V веке появляется, так называемый, институт тонзуры, который также ведет свое начало от монахов. Тонзура открывала весь верх головы доголá («русское гуменцо»; до V века этого выстрижения макушки не было, в отличии христианского священника от жрецов Изиды и Сераписа, бривших себе головы), так что оставался только короткий круг волос или венец (inferius solam circuli coronam relinquant). Этот венец изображал собою царственное достоинство священников, и вместе полное их отречение от благ земных, по подобию самого Спасителя мира, которого венец (терновый) состоял из одних страданий и уничижения²²⁸.

У нас на Руси пострижение волос прекратилось, по исследованию проф. Голубинского, к концу XVI столетия; выстрижение же верха головы (тонсура – собственно) вышло из употребления не ранее XVIII века²²⁹.

Тоже нужно сказать и об одежде клириков, т. е., что и она в течение первых пяти веков не отличалась по своему покрою или по форме от обыкновенной одежды мирян. «Отличие клирика от народа, – рассуждал папа Целестин (в письме к галльскому духовенству от 428 г.), – составляет образование, а не одежда (doctrina, non vestis); поведение, а не покрой платья (соnversatio, поп habitus), чистота ума, а не форма (mentis puritas, non cuitus)»²³⁰. Требовалось только, чтобы клирик был одет скромно, просто²³¹, без особенной изысканности или небрежности, так, чтобы серьезность его не впадала в суеверие и уничижение не переходило в вычурность и аффектацию. Что до цвета одежд, то и он был различен по местным обычаям, хотя древняя церковь одобряла более черный цвет, чем все другие²³². Собственно клерикальное, отличное от мирского платье утверждено в конце VII века на Трулльском соборе (091 г.) 27-м правилом, которое говорит: «никто из числящихся в клире да не одевается в неприличную одежду, ни пребывая во граде, ни находясь в пути; но всякий из них употребляет одежды, уже определенные для состоящих в клире. Аще же кто учинит сие; на едину седмицу да будет отлучен от священнослужения». Впрочем, сравнивая это правило с 16-м прав. VII вселенск. собора, можно думать, что и оно говорит о качестве, а не о форме одежды.

Наша современная ряса заимствована от греков только в XVII столетии²³³.

II. Обязанностям (клириков) соответствуют особенныt права и привилегии. К ним принадлежат, так называемое, privillegium immunitatis, по которому клирики освобождаются от государственных и общественных должностей, а их имущества – от государственных и земских повинностей, и privillegium fori, гарантирующее им особенную церковную подсудность. Впрочем, современные государственные законодательства, как мы уже видели²³⁴, признали эти привилегии противными принципу общей государственной равноправности и отвергли их. По современным русским законам, имущество церковных лиц и учреждений освобождено от полицейских повинностей²³⁵ и от поземельных сборов в пользу земских учреждений; специальная же подсудность духовенства ограничивается только предметами дисциплинарного характера в области уголовной, и рассмотрением некоторого рода жалоб по бесспорным обязательствам в области гражданской²³⁶. Дети священнослужителей, по самому праву рождения, принадлежат к потомственным почетным гражданам²³⁷. Дети причетников, не имеющих ученых степеней и звания, по окончании полного курса в семинарии и академии, приобретают права личного почетного гражданства²³⁸.

I. Митрополиты и патриархи.

Первоначально каждая отдельная церковная община имела своего епископа и составляла особенную и совершенно независимую частную церковь; но чем больше развивалась церковная жизнь, чем разнообразнее становились частные отношения одной церкви к другой, тем настойчивее являлась необходимость в высших центрах церковной жизни. Географическое разграничение этих центральных округов и выбор окружного представителя (митрополита, патриарха) общих интересов церкви²³⁹ определились данными, внешними отношениями или – проще – политическим разделением государства. Именно – вся римская империя разделена была императором Константином Великим на префектуры. Каждая префектура обнимала собою несколько округов или диоцезов (διοίκησεις); каждый округ – несколько областей или губерний (ἐπαρχίας), а самая область несколько городов или уездов (παροικίας). Оттуда – в самой церкви²⁴⁰ епископы диоцезов назывались ἐξάρχοι τῆς διοικήσεως или патриархами²⁴¹; епископы области ἐξάρχοι τῆς ἐπαρχίας; или митрополитами²⁴²; епископы городов или уездов просто епископами или епископами парохиальными²⁴³.

Со введением христианства в России, русская церковь подчинилась константинопольскому патриарху в звании митрополии²⁴⁴ наравне со всеми другими собственно греческими его митрополиями и признала в нем своего высшего начальника²⁴⁵.

По началу, константинопольский патриарх сам выбирал, посвящал и назначал киевских митрополитов из тех же греков, как и он сам²⁴⁶.

Как высший судья, патриарх решал споры русского митрополита со своими епископами и нередко являлся третейским судьею между митрополитом и русскими князьями, особенно, когда дело касалось церковных интересов. Он пользовался на Руси правом ставропигии²⁴⁷ и ежегодно принимал подати от русского митрополита. Впрочем, власть греческого патриарха в русской стране постепенно падала с благоустройством русской церкви. Еще древние русские князья и епископы избирали сами нового митрополита, без ведома константинопольского патриарха²⁴⁸. С XIV ст. эти частные и исключительные случаи избрания своего кандидата на русскую митрополию возводятся в обычай; в XV в. совсем прекращено как избирательное право константинопольского патриарха, так и право посвящения. С 1448 года избрание и постановление русского митрополита совершается собором русских епископов (митрополит Иона), утверждение же великим князем Московским²⁴⁹.

Нашествие татар, перенесение политического центра с юга на север России, стремление Московских князей к церковной самостоятельности²⁵⁰, политическое падение Византии ослабляют союз двух церквей и укрепляют самостоятельное развитие русской церковной жизни и русской церковной иерархии.

Древний русский митрополит был центром всего церковного управления, владыкою и отцом всей русской земли; он созывал епископов на соборы, посвящал их и судил при участии других епископов, как предписано было древними канонами. При недостатке общей центральной власти в государстве, митрополит – влиятельный политический и общественный деятель в стране²⁵¹. Без кафедры владыки не полна политическая самостоятельность; от того центр политической жизни России во Владимире установился только с переселением туда митрополита (1299 г.); возвышение московского княжества совершается быстрее по переходе из Владимира в Москву его же, русского первосвятителя (1325 г.). Без митрополита великий князь не предпринимает никакого важного общественного дела; в княжеской думе – он первый советник его, ходатай о благе церкви и всего христианского народа.

Самое внешнее положение митрополита напоминало собою его высшее положение в церкви и в государстве. Он – самый богатый вотчинник в стране, владелец обширных земельных владений, множества крестьян; двор его устроен по образцу двора великокняжеского, как точный его противень; он окружен боярами, детьми боярскими, чиновниками разного рода²⁵².

В конце XVI ст. русский митрополит возводится на степень патриарха. Напрасно учреждение патриаршества придают то честолюбию Бориса Годунова, который, мечтая о верховной власти, искал опоры в духовенстве²⁵³, то набожности царя Федора Ивановича; оно не есть случайное явление, и составляет необходимый результат внутреннего развития русской церковной жизни и политической крепости русского государства²⁵⁴.

По церковному управлению патриаршество ничего не давало нового – ни особых прав, ни особой власти, сравнительно с правами митрополита; но оно значительно возвысило его сан и сообщило чрезвычайный блеск Московской кафедре²⁵⁵.

Обстоятельства, при которых оно было учреждено, создали ему великое значение и в государстве. Установленное накануне прекращения рюриковой династии, патриаршество пережило смутное время самозванцев, спасло Россию от иноземного владычества и много содействовало первым государем из дома Романовых в государственном и земском строении России.

Низложение Никона, великого русского патриарха, подготовило уничтожение самого патриаршества. Возраставшее государственное самодержавие, рано или поздно, должно было ограничить патриаршие привилегии или уничтожить патриаршество, как неудобный ему противовес.

Это и случилось при Петре Великом. Начало двоевластия, сосуществования «двух чинов или светил, светского и духовного, казалось ему помехой для государства и для государственных интересов»²⁵⁶.

Не такие уроки о своей власти он вынес из своего путешествия по Европе. Примеры Англии, Голландии и некоторых германских государств не остались без влияния на устройство новой формы церковного управления. Эта новая форма есть –

II. Святейший Синод (1721 г.).

1. По возвращении из-за границы, император Петр повсюду заменил единичные власти коллегиями, составленными из многих членов, и эту систему перенес на церковное управление. Некоторое время св. синод назывался духовной коллегией.

«Коллегиум правительское, по выражению регламента, не ино что есть, токмо правительское собрание, когда дела некия собственные не единому лицу, но многим к тому угодным и от высочайшей власти учрежденным подлежат ко управлению».

«И сие соборное правление совершеннейшее есть и лучшее, нежели единоличное правительство, наипаче же в государстве монаршеском, яково есть наше российское».

«Известнее бо истина взыскуется (соборным сословием, нежели единым лицом) и беспристрастнее²⁵⁷ и скорее и с большим авторитетом²⁵⁸ и не стесняется (коллегиум) боязнию пред сильными лицами²⁵⁹. С другой же стороны представляется менее опасным для государства, «ибо простой народ не знает, как различается власть духовная от самодержавной, и удивляемый славою и честью высочайшего пастыря помышляет, что таковой правитель есть-то второй государь, самодержцу равносильный, и что духовный чин есть второе и лучшее государство, и се сам собою народ тако умствовати обвыкл. Что же еще, когда приложатся и плевельные властолюбивых духовных разговоры, и сухому хврастию огнь подложат…. И когда услышится некая между оными (патриархом и царем) распря (и если случится между патриархом и царем разногласие), то скорее пристанут к стороне первого, воображая, что поборают по самом Боге». В доказательство указано на византийскую историю (нижае Юстиниановых времен) и папское властолюбие. Да не воспомянутся подобные и у нас бывшие замахи». Президент же коллегии не имеет на себе никакой, народ удивляющей славы, не имеет и особенной силы, так как его голос в коллегии равен с голосами всех остальных членов, и в случае суда над ним «аще бы в чем и знатно погрешил» подлежит суду своей же братии, сие есть той жде коллегии. А когда еще видит народ, что соборное сие правительство монаршим указом и сенатским приговором уставлено есть, то и паче пребудет в кротости своей и всегда отложит надежду иметь помощь к бунтам своим от чина духовного».

Так, Петр Великий руководился, как видно, более политическими, чем церковными соображениями, при устроении синодального управления, в России. Стараясь ослабить церковную независимость, он решился ввести церковь в общий строй государственной жизни, подчинить ее общей системе государственного управления, как одну из ее ветвей, и духовное правительство сделалось коллегией на ряду с прочими коллегиями. Члены духовной коллегии становились такими же чиновниками в своем ведомстве и с теми же названиями, как президенты, вице-президенты и т. д. других коллегий. Вступая в эту должность, они должны были, кроме общей присяги по церковному званию, приносить особую присягу на верность государю по званию членов коллегии.

Сама по себе синодальная форма церковного управления есть, так сказать, логически обычная форма управления греко-восточной церкви; она не ведет к порабощению ее. При благоприятных условиях, напр., при свободном избрании синодальных членов самою церковью на окружных соборах²⁶⁰, синодальное устройство могло бы вполне охранить внутреннюю свободу церкви и ее членов. Составленный свободно из представителей церкви, синод был бы живым и свободным выразителем церковных интересов.

В настоящем своем положении, по основным законам империи, святейший синод имеет то же значение по отношению к государственной власти, что и по духовному регламенту²⁶¹. Как при Петре, так и теперь св. синод есть орган верховной власти по церковным делам, как сенат по делам гражданским. Впрочем, несправедливо мнение, будто русский государь есть глава церкви во всем, национальный папа. В православной христианской церкви, частью которой является русская церковь, одна только глава – Иисус Христос; представители же верховной власти Его на земле – вселенские соборы во имя Его. Император – есть глава церкви только по внешнему управлению, а не по делам веры, и все права его по отношению к церкви выражают собою не больше того, что на западе принято называть Jura Majestatica circa sacra.

Даже император Петр Великий, предпринявший церковную реформу, не считал себя таким же господином в церкви, как в государстве. Этот решительный государь, обыкновенно неспособный останавливаться на полдороге и не расположенный к медленным расчетам, не сразу нападает на власть, которую он хочет разрушить. Он подготовляет духовенство и народ к своей реформе; медлит замещением московской кафедры и только через 20 лет, когда патриаршество стало историческим воспоминанием, а высшее духовенство обновилось и заменилось малороссийским элементом, воспитанным под влиянием запада, объявляет свои намерения о церковной реформе²⁶².

2. Синодальное управление.

В области духовного управления святейший синод, как сказано, заменил собою патриарха или получил еще силу и власть, едва ли не большую, понеже собор: «все подданные всякого чина, духовные и мирские, должны, по выражению регламента, иметь сие за важное и сильное правительство, и у него крайние дел духовных управьг, решения и вершения просить, и судом его определенным довольствоваться, и указов его слушать во всем, под великим за противление и ослушание наказанием».

Число всех членов синода должно было состоять из 12-ти особ (число особ… довольно есть 12-ть), назначаемых государем из рядов черного и белого духовенства. Ради свободы и независимости в мнениях, архимандриты и протопопы этого собрания не были подчинены (подручны) некоему архиерею (своей епархии) в сем же собрании обретающемуся (чтобы из двух персон ее составилась одна персона – один человек). Из числа этих 12-ти членов одному было усвоено звание президента, как в гражданских коллегиях, двоим вице-президентов; остальные назывались советниками и асессорами. В 1726 году синод был разделен на два департамента, «апартамента», из которых в первом сидели духовные члены для управления всякими духовными делами всероссийской церкви, а второй, названный коллегией экономии, состоял из светских лиц и занимался судом и расправою, а также смотрением сборов и экономией и прочим тому подобным²⁶³; звание синодального вице-президента было уничтожено, как приличное одним светским присутственным местом; президент же коллегии получил название первоприсутствующего. В настоящем столетии архимандриты исключены из состава членов святого синода²⁶⁴. Ныне он состоит из членов пожизненных и членов временных или – иначе – членов постоянных и членов присутствующих. Пожизненные члены – три митрополита, из которых один называется первоприсутствующим (митрополит новгородский и с.-петербургский), один протопресвитер – духовник Императорского Величества, главный священник войск гвардии и гренадер и один протоиерей – настоятель малой церкви зимнего дворца. Временно присутствующие – некоторые епархиальные архиереи, назначаемые к присутствию в синоде, по Высочайшему повелению впредь до особого распоряжения; от управления вверенных им епархий и частей члены синода не освобождаются. При своем избрании каждый член синода дает присягу в том, что во всех делах он будет отыскивать «самую сущую истину и самую сущую правду», действовать по уставам, определенным согласием духовного правительства и соизволением Царского Величества, по совести, без лицеприятия, зависти и вражды²⁶⁵. Что в недоуменных случаях будет искать уразумения и ведения от священного писания и правил соборных и согласия древних великих учителей, что будет верным, добрым и послушным рабом²⁶⁶ государю и его законным наследникам и что будет, наконец, исповедовать его²⁶⁷ самого всероссийского монарха, государя всемилостивейшего, «крайним судьею» духовной коллегии²⁶⁸.

В Москве и в Грузии св. синод имеет местные управления под именем контор св. синода.

Московская контора была учреждена еще при Петре Великом и поручена особому заведыванию синодального члена, которому дана была особая инструкция²⁶⁹. Грузино-Имеретинская контора существует с 1814 г., со времени присоединения Грузии к России.

Состав той и другой конторы – коллегиальный: обе имеют председателя в лице митрополита московского и экзарха Грузии, членов от черного и белого духовенства, а для делопроизводства – особые канцелярии, состоящие в ведении прокурора.

Московская контора наблюдает за богослужением в московских соборах, не подчиненных местной епархиальной власти, заведует управлением ставропигиальных монастырей, кроме Соловецкого, состоящего под непосредственным ведением св. синода; представляет кандидатов на вакантные места настоятелей монастырей и пресвитеров московских соборов. Грузино-Имеретинская синодальная контора принимает к своему усмотрению все дела, поступающие от епископов Грузии (Имеретии и Мингрелии) и Закавказского края; заведует всеми церковными имуществами края и ежегодно доносит об их исходах и расходах св. Синоду; окончательно разрешает вопросы по расторжению браков, судит священников и по важным преступлениям лишает их сана. Этих прав не имеет московская синодальная контора. Грузино-имеретинская контора наблюдает также за греческим духовенством, находящимся в том краю, принимает надлежащие меры к предупреждению его преступлений и т. д.

При синоде состоит обер-прокурор – как делегат императора. Он представляет собою в синоде власть гражданскую, ее jura Majestatica по отношению к церкви. По выражению инструкции, обер-прокурор есть «око государево и стряпчий о делах государственных». Петр Великий поручил эту должность «офицеру доброму, который имел бы смелость и мог управление синодского дела знать и быть ему обер-прокурором». Инструкция синодального обер-прокурора была сходна с инструкцией генерал-прокурора при сенате²⁷⁰.

Под главным начальством его действовали прокуроры духовных приказов и целое фискальное управление, учрежденное собственно для надзора синодского за всем подчиненным ему управлением. Оно исчезло в 1727 году, не оставив по себе доброй памяти.

В настоящее время (с 28 марта 1835 г.) обер-прокурор имеет права министра по законодательным и высшим распорядительным делам духовного управления и представляет на императорскую санкцию постановления, выработанные в самом синоде. Без его участия ничего не делается в синоде; он предлагает, экспедирует дела, приводит в исполнение решенные. Ни один синодальный акт не имеет значения без его утверждения; он имеет право Veto в случае несогласия синодальных определений с государственными законами. По делам своего ведомства обер-прокурор приглашается в департаменты государственного совета и в комитет министров²⁷¹. Чрез него синод сносится с министерствами. Ежегодно обер-прокурор доставляет императору доклад об общем положении церкви, о состоянии духовенства и духовных школ, о религиозном просвещении народа, о распространении православия между инородцами и т. д. Ему подчинены хозяйственное управление, духовно-учебный комитет, синодальная канцелярия, прокуроры синодальных контор и секретари консисторий.

При обер-прокуроре состоят: товарищ его (с 1863 г.), чиновник за обер-прокурорским столом, юрисконсульт с помощником и канцелярия обер-прокурора.

Все синодальное делопроизводство совершается письменно и по сношениям; оттуда сложная администрация – бюрократизм. Это главная особенность нашей русской церкви. В церкви, как и в государстве, ни один вопрос не решается без сношений. Для рассмотрения и изготовления докладов и существуют, как сказано, особыя канцелярии, подчиненные обер-прокурору.

Дела, подведомственные синоду, суть церковные в собственном смысле, учебные и финансовые или хозяйственные.

а) По церковным делам синоду принадлежит попечение за чистотою веры и религиозного просвещения народа, за искоренением суеверий и расколов; он свидетельствует мощи (много бо о сем наплутано) и чудотворные иконы; под его ведением духовная цензура (предварительная). Он наблюдает за церковным управлением, избирает епископов, судит их, окончательно решает дела о браках и разводах и т. д.

б) Непосредственное попечение о духовных школах первоначально было возложено (по дух. реглам.) на епархиальных архиереев, под высшим наблюдением синода. Централизация духовно-учебного дела начинается только с XIX стол., с того времени, как заведывание духовными школами было поручено комиссии духовных училищ (1808 г.). Эта комиссия действовала, как самостоятельное учреждение, независимо от синода; однако деятельность ее в 1887 году была признана неудовлетворительною; почему в 1839 году, вместо комиссии духовных училищ, учреждено при святейшем синоде духовно-учебное управление²⁷². По составу и устройству своему духовно-учебное управление напоминало собою министерский департамент. В нем были директор, вице-директор, общее присутствие и канцелярия. Это духовно-учебное управление было главным исполнительным местом по обучению духовного юношества и предназначенным для того средствам, т. е духовно-учебному управлению были вверены дела как по духовно-учебной, так и по хозяйственной части. С преобразованием духовно-учебных школ в 1868 году, вместо духовно-учебного управления, при св. синоде учреждена духовно-учебный комитет. Хозяйственная часть по духовпо-учебному ведомству передана в хозяйственное управление синода. Комитет же собственнно был учрежден для обсуждения вопросов учебных и воспитательных и для наблюдения посредством ревизии за состоянием обучения и воспитания в духовно-учебных школах. В частности – духовно-учебный комитет обсуждает вопросы о точном применении нового духовно-учебного устава духовных училищ, рассматривает и утверждает программы преподавания, составляет и рассматривает учебники, пишет годовые отчеты о духовных училищах и семинариях и вообще обсуждает все дела, относящиеся до духовно-учебного устройства и управления в русской церкви. Духовно-учебный комитет состоит из председателя и членов духовных и светских. Духовные члены назначаются непосредственно синодом; светские же – обер-прокурором. Одни из членов постоянно присутствуют в комитете, а другие посылаются на ревизию в семинарии и духовные училища. При комитете состоит правитель дел с канцеляриею.

в) Для заведывания церковными суммами и хозяйственными к ним распоряжениями был учрежден при синоде в 1830 г. хозяйственный комитет²⁷³. В ведении его первоначально сосредоточились: а) суммы, ассигнуемые па канцелярию синода; суммы, принадлежащие синоду, синодальной типографии и книжным лавкам; суммы бывшего библейского общества и т. д.; б) хозяйственные распоряжения по зданию, типографиям, лавкам и т. п. Комитет в действиях своих был подчинен обер-прокурору и состоял из чиновников за обер-прокурорским столом, директора канцелярии обер-прокурора, юрисконсульта и правителя дел комиссии духовных училищ. Затем к хозяйственному управлению в 1838 году был присоединен контроль отделения духовных дел православного исповедания, получившего вместе с тем и новое устройство²⁷⁴. С присоединением контроля к хозяйственному комитету, последний получил, в 1839 году, новое устройство с названием хозяйственного управления при св. синоде²⁷⁵ – сохранившееся в главных чертах и до настоящего времени. Главные перемены последовали в 1867 году, когда в ведение управления передана хозяйственная часть духовно-учебных заведений; контроль снова присоединен к канцелярии синода.

Хозяйственное управление состоит в настоящее время из директора, вице-директора, общего присутствия, трех отделений, бухгалтера, казначея и архитектора.

Контроль состоит из управляющего, его товарища и контролеров. Наблюдению его подлежат только специальные средства синода, а не суммы, отпускаемые синоду из государственного казначейства²⁷⁶.

Таково устройство высшего центрального учреждения нашей церкви. Перейдем к должностям и учреждениям местным и епархиальным.

Во главе епархиального устройства стоит –

III. Епископ

I. Избрание епископа совершалось сначала клиром и паствою²⁷⁷; потом клиром епископского города и знатными гражданами²⁷⁸; наконец – одним провинциальным собором или же вместе с императором (особенно при избрании патриархов). Избираемый обыкновенно посвящался в епископской церкви своего города, в присутствии народа, собором епископов, или тремя из них и утверждался митрополитом²⁷⁹.

В древней русской церкви поставление епископа совершалось митрополитом с собором епископов, а самое избрание производилось по воле князей и народа; в Новгороде – по воле народного веча²⁸⁰.

Настоящий порядок избрания русских епископов состоит в том, что св. синод выбирает на вакантную архиерейскую кафедру двух или трех кандидатов, а государь утверждает одного из них. Перед рукоположением новопосвящаемый произносит исповедание веры, и клятвенное обещание соблюдать во всей целости и чистоте догматы и предания православной церкви. В это же клятвенное обещание, по повелению императора Петра Великого, внесена в 1716 году государственная присяга о верноподданническом, нелицемерном служении престолу и покорности власти самодержавной.

II. Епархией своей епископ управляет самостоятельно (jure orrinario), а не по поручению, как делегат или викарий церковно-правительственной власти. Он владеет частью общей власти епископства в церкви, как и самая паства его есть только часть целого стада Христова, порученного епископству in cоrроrе. Только католическая церковь лишила епископов самостоятельного значения (конституция 1870 г.), признав римского первосвященника универсальным епископом и непогрешимым учителем всей церкви. По этим, очевидно, разрушается божественное устройство церкви, по которому власть пасти церковь Христову дана не одному, а всем апостолам, а в лице их и их преемникам – епископам.

III. Впрочем, авторитет епископа в своей епархии не есть полный, абсолютный. По правилам церкви, он ответствен за свои действия пред высшею церковною властью²⁸¹ и в самой своей деятельности ограничивался некогда волею пресвитерства или бывшего при нем сената пресвитеров. В присутствии этого сената епископ должен был исследовать и решать церковные дела; иначе приговор его был не действителен²⁸². Он должен был оказывать священникам почтениеисмотреть на них, как на своих сотрудников²⁸³. Еще в V ст. священник отличался от епископа только тем, что не имел права посвящения, как свидетельствуют отцы церкви (Златоуст и Иероним): Quid enim facit excepta ordinatione episcopus, quod presbiter non faciat²⁸⁴, что делает епископ кроме посвящения, чего не делaл бы пресвитер?

IV. В частности – права и обязанности епископа следующие: а) в области законодательной он есть только исполнитель и охранитель церковных законов, постановленных всем епископством или лучше всего соборною властью церкви²⁸⁵. Только в общем составе епископства он компетентен в решении вопросов веры и пользуется властью издавать законы, обязательные для всей церкви.

Впрочем, древняя церковь, держась в этом отношении различия между существенными и обрядовыми сторонами религии, присваивала епископу право свободно распоряжаться формою, слово-выражениями и т. д. Так, напр., одна норма веры для всей церкви, но способы ее выражения различны; одна сущность христианского богослужения, но формы его разнообразны²⁸⁶. 1 В настоящее время церковь не дает такой свободы и автономии частному епископу, б) В области правительственной, епископ заботится о религиозной жизни вверенной ему паствы, об обращении иноверцев, наблюдает за состоянием образования и воспитания в духовных школах, за обучением закону Божию в светских училищах. Чтобы удобнее выполнить свою обязанность наблюдения за религиозным и нравственным состоянием паствы, епископ должен, между прочим, ежегодно обозревать свою епархию лично или чрез своего викария. Что до способа визитации, то, по артикулам духовного регламента, епископ должен, во время ревизии, «священнодействовать, говорить слова учительные народу и священству», и, где нужно, «исправлять сумнительные падежи совести»²⁸⁷ Права епископа в области судебной будут рассмотрены после – в отделе о церковном суде.

Теперь же скажем о помощниках епископа по епархиальному управлению.

I. Значение пресвитерства, как постоянного совета или сената при епископской кафедре, постепенно ослаблялось в древней церкви развитием института церковных чиновников (τὸ τῶν διακόντων σῶμα).

С IV века этот институт церковного чиновничества постоянно увеличивается²⁸⁸ и к X веку составляет многочисленный штат (особенно при патриархе константинопольском), с особыми приказами или канцеляриями (Σεκρέται)²⁸⁹.

Развился этот институт, отчасти, по необходимости²⁹⁰; отчасти и еще больше того, по стремлению восточных епископов, особенно патриархов, к такому же блеску и величию, какими окружали себя византийские императоры средних веков.

В древней русской церкви епархиальный совет пресвитеров, составлявший, как думают, первоначальную форму нашего епархиального управления²⁹¹, так же как в Греции, рано должен был уступить свое значение и влияние на епархиальное управление светским архиерейским чиновникам, т. н. архиерейским боярам²⁹². Эти чиновники, по началу простые слуги епископа по управлению домом и вотчинами, составили, в последствии, определенный институт чиновничества по епархиальному управлению, так что епархиальное управление, по характеру своему, оказалась чистым противнем государственного строя. Именно – церковное управление, как и гражданское того времени, приняло частный, владельческий характер. Князь управлял княжеством так же, как частный собственник управляет своим имением. Как частный собственник, он сам творил суд и управу, собирал подати и дани или же поручал все это дело своим придворным служилым людям, которые из личных слуг князя становились, таким образом, государственными чиновниками.

Тоже и в церкви. Епископ смотрит на церковное управление, как на управление своими вотчинами и не заботится об установлении собственно церковных органов управления. Сам он или светские чиновники – личные слуги его – не только управляют владычными волостями в качестве волостелей, посельников, приказчиков и т. д.; но и заведуют различными областями епархиального управления – церковною администрацией, церковными финансами и церковным судом.

Архиерейские бояре, составлявшие центр епархиальной администрации, творили суд и расправу над духовенством и собирали с него судебные пени по всем делам гражданским и уголовным, доходившим до них.

За боярами следовали десятинники или правители отдельных округов – десятин, на которые обыкновенно делилась вся епархия. Два раза в год объезжали они свои десятины и собирали в них на себя и на владыку разные пошлины, под различными названиями, как напр.: подъезд (архиерейский), благословенную куницу²⁹³, явленную куницу²⁹⁴, пошлину поплешную, взимавшуюся с головы или плеши, т. н. гуменца, и проч., и проч.²⁹⁵.

Великое умственное движение XVI ст. к самоуправлению, вызвавшее реформу в областном государственном управлении, отразилось и на церковном устройстве. Прежде всего было преобразовано центральное епархиальное управление (Ст. Соб. 1551 г.). При епископе образуются два судебные отделения: первое должно было состоять исключительно из духовных лиц (разве писарей, кому те дела записывати) для суда над белым и черным духовенством епархии по делам собственно духовным²⁹⁶. Второе отделение составляли судьи светские – архиерейские бояре, которые должны были судить духовенство и мирян по делам гражданским и уголовным, подчиненным в то время епископской юрисдикции. В этот второй отдел епископского суда, для наблюдения за правильностью боярского судопроизводства, вводятся депутаты от духовенства и земства – городские старосты, целовальники и земские дьяки²⁹⁷, а также поповские старосты и пятидесятские и десятские священники, которые исправляли свои судебные обязанности по двое или по трое, чередуясь понедельно.

Архиерейские бояре и дьяки назначались на их должности по воле государя²⁹⁸ или по его согласию²⁹⁹.

Такая же реформа на началах самоуправления была совершена и в областном управлении епархии. Сами священники выбирают поповских старост, – этих блюстителей церковного благочиния древней Руси, и десятских священников. Десятинники не собирали уже более владычных повинностей и не имели права ездить по уезду. Их обязанности перешли к поповским старостам. К сожалению, все это, преобразованное на новых началах, управление, отчасти связанное с областным государственным устройством, просуществовало так же недолго, как и областное самоуправление. Вместе с его падением пало и церковное самоуправление.

II. Современные помощники епископа по управлению также существуют: а) одни при самой кафедре; б) другие по местным округам.

При самой кафедре главными помощниками епископа по управлению являются: епископ-викарий и духовная консистория.

1. Прототипом викария можно назвать древнего русского наместника при епископе, обыкновенно выбираемого, до развития светских архиерейских чиновников, из игуменов или архимандритов³⁰⁰. Мысль о викариатстве начинает возникать со времени Стоглавого собора. Великий Московский собор 1666 года предположил устроить викариатство не только при московской кафедре, но и в других епархиях. По штатам императрицы Екатерины II (1764 г.), викариатства были учреждены в Киеве, в Москве и в Новгороде. Число их то сокращалось, то увеличивалось до настоящего времени, когда каждый архиерей может избрать себе викария. Викарий не имеет собственно никакой особенной юрисдикции и никаких особенных самостоятельных епископских функций; он делает все только по поручению епископа, напр., предварительно просматривает и иногда утверждает³⁰¹ консисторские журналы и протоколы, посвящает низших членов клира, обозревает епархию и т. д.

2. Духовные консистории заменили собою епископские приказы, существовавшие в русской церкви до 1744 года.

Присутствие духовной консистории состоит из 5–7-ми членов, смотря по количеству духовенства и православного народонаселения епархии; они избираются из протоиереев и иереев, заслуживающих преимущественного доверия по образованности, опасности, примерному поведению и правдолюбию и утверждаются и увольняются св. синодом, по представлению епархиального архиерея³⁰².

Канцелярия состоит под начальством секретаря. Назначаемый синодом, по избранию и предложению обер-прокурора, секретарь непосредственно подчинен этому последнему.

Духовная консистория есть единственное учреждение на всю епархию, в котором рассматриваются, производятся и решаются всевозможные дела по епархиальному ведомству – административные, хозяйственные и судебные; отсюда медленность в делопроизводстве, запутанность.

По отношению к епископу, консистория не пользуется должною самостоятельностью в своей деятельности. По уставу духовных консисторий, консистория есть только присутственное место, чрез которое, под непосредственным начальством епархиального архиерея, производятся управление и духовный суд, т. е. она есть как бы официальная канцелярия при епископе, а не учреждение независимое, с самостоятельною юрисдикцию. Правда, закон, по-видимому, охраняет свободу и независимость членов ее; так – они определяются и увольняются синодом; каждый член имеет право особого мнения в случае несогласия с общим решением присутствия; все члены вместе не стесняются в своих суждениях указаниями архиерея и могут оставаться при своем мнении³⁰³. Но на деле все эти гарантии большею частью бывают недействительны. Потому что тот же закон дает епископу право утверждать или отклонять даже единогласные решения всех членов консистории; в случае несогласия с общим мнением консистории, епископ может положить собственное решение и привести его в исполнение³⁰⁴. Особые мнения членов, представляемые епископу вместе с решением большинства, обязывают его только к объяснению своей резолюции в случае утверждения того или другого мнения, по собственному выбору. Единогласные решения консистории, несогласные с мнением архиерея, прописываются только в исходящих бумагах в синод и к обер-прокурору³⁰⁵.

б) Местные или окружные вспомогательные лица епископа суть: благочинный – по управлению и священник – по священнодействию.

1. Благочинный, говорит инструкция, есть избранная, по изволению и усмотрению архиерейскому, особа³⁰⁶ и считается доверенным его лицом. Преобладающий характер обязанностей его – полицейский. Он с особым прилежанием обязан наблюдать, чтобы духовенство его округа жило честно, постоянно, сановито, кротко и любовно, и в должности своей (было бы) исправно и порядочно³⁰⁷. Средства, какими обладает благочинный по своей должности, суть: наставление, увещание, выговор, поклоны, удержание доходов, предупреждение, а главное и действительное – донесение епархиальному архиерею³⁰⁸. Многие из этих мер очевидно устарели, а наставление и увещание, облеченные в начальственную форму, теряют смысл и значение.

В древности – административные церковные должности замещались по выбору, а не по назначению. Об этом свидетельствуют: история первых времен церковной жизни, наши древние отечественные акты, постановления соборов и т. д. Наши поповские старосты прошедших времен, – эти, так сказать, родоначальники благочинных, были избираемы собором или общиною (духовных лиц)³⁰⁹, точно так, как местное земство выбирало своих земских старост и целовальников. Выборное начало исчезло в русской церкви, как выше сказано³¹⁰, только под влиянием централизующей силы в государственной и церковной сфере. В настоящее время – принцип земского самоуправления снова проникает в церковь. Духовенство, хотя и медленно, просыпается от своей бездеятельности и обнаруживает собственный голос и автономию. И несомненно, что со временем оно поднимется до высоты своего призвания и обновится. Уже и теперь наше духовенство открывает свои местные советы и собрания³¹¹ и обсуждает на них свои местные и епархиальные интересы³¹².

2. Приходский священник³¹³. По правилам церкви, священник есть подчиненное, но самостоятельное должностное лицо церкви, соучастник епископа по церковному управлению, так, что даже католическое право придает ему jurisdictionem ordinariam³¹⁴; положение его, как должностного лица в приходе, не зависит от личной воли административной власти³¹⁵; служение священника направлено к осуществлению интересов церкви, независимых от частного произвола; оттого – священник может быть лишен своего места только по суду, точно так, как и подвергнуться переводу с одного места на другое только по личному согласию на то или же ради пользы церкви и необходимости³¹⁶.

Кроме священника, в приходе состоят диакон и причетники³¹⁷. По древним правилам, диаконов полагалось на всю епархию всего только семь³¹⁸; но так как они заведовали церковною благотворительностью и церковным судом³¹⁹ и чрез то были в постоянном соприкосновении со всеми членами церковной общины, то авторитет их в древней церкви (особенно на Западе), часто оказывался сильнее авторитета самих священников, так что самые церковные правила должны были, под угрозою наказания, вводить их в должные границы почтения к этим последним, и даже к самим епископам; так, собор Никейский запрещает диаконам преподавать пресвитерам – евхаристию, прикасаться к ней прежде епископов и садиться прежде пресвитеров³²⁰.

У нас, в древней Руси, диаконы были чрезвычайно редки и считались роскошью, необходимою только при служениях на храмовых приходских праздниках³²¹; в позднейшее время – они встречались почти при каждой бедной церкви, а теперь снова полагаются только при некоторых достаточных церквах, и то в качестве нештатных священнослужителей, и с содержанием от прихожан, особым от средств содержания штатных членов причта. Особенного значения в церкви не имеют и поддерживаются в причте, как сказано, ради благолепия церковного.

Из церковных причетников можно упомянуть об изстаринном нашем клирике – дьячке или дьяке. Теперь мал он в братии своей, а в свое время и дьячок был лицом влиятельным в приходе, как человек грамотный, без которого, по своей безграмотности, не могла обойтись никакая община или никакой приход.

В настоящее время, звание псаломщика есть подготовительная ступень к занятию высших церковных степеней; потому что, по законоположению 1869 г.³²², нельзя занять места священника – настоятеля или же его помощника, не прослуживши некоторое время в звании псаломщика (по окончании богословского курса в семинарии) или учителя начальных школ. Исключение делается только для окончивших полный курс богословских наук в духовных академиях и удостоенных академических ученых степеней, а также для студентов семинарий, состоявших нс менее трех лет в должности наставников по духовно-учебным школам.

I. Католическая церковь различает две качественно различные составные части церковной власти³²³: а) potestas ordinis, т. е. способность к раздаянию божественных даров и, в частности, к совершению таинств, приобретаемую в таинстве священства (ordinatio). Эта власть имеет, так называемый, неизгладимый характер, непрекращающийся даже после отпадения от церкви или уклонения в ересь, и в) potestas jurisdictionis – правительственную власть в церкви. Эта власть – временного характера и может быть потеряна ipso jure или по судебному приговору. К potestas jurisdictionis относится, напр., церковное учительство в обширном смысле – проповедь и школьное обучение религии, а также все правительственные функции по церкви.

II. Органы potestas ordinis суть епископы, священники и диаконы. Это, так называемая, jerarchia ordinis. Она составляет особое сословие – клир, отличное от остальных членов церкви. Миряне лишены всякого влияния на управление церковью и во всех делах веры и дисциплины обязаны безусловно подчиняться иерархии. Католическая церковь есть в строгом смысле societas inaequales, – где церковная власть существенно принадлежит одной только части его – иерархии и главным образом папе, как главному и верховному ее носителю.

Органами potestas jurisdictionis являются в восходящей последовательности – епископы, архиепископы, примасы, экзархи или патриархи, коллегия кардиналов и, наконец, папа.

I. Римский папа

1. Папа есть высший авторитет в церкви. Как носитель епископской власти и преемник апостола Петра, он имеет рrimatus totius ecclesiae. Но вопрос об объеме папских прав вызвал в науке и в жизни два противоположные направления, именно – начальную и епископальную систему. По первой системе, только папа обладает полнотою церковной власти, и только он сообщает ее епископам, как низшим и подчиненным органам церковного управления, хотя и существующим по божественному праву. Он один есть верховный законодатель в церкви, судия и управитель. Самые вселенские соборы имеют при папе только характер совещательного учреждения. По епископальной системе епископы самостоятельно управляют своими епархиями de juro divino, и в своей совокупности составляют высшую власть над всею церковью и самим папою. Значение папских распоряжений зависит от их публикации со стороны епископов. Ватиканский собор 1870 г. (18 июля) торжественно отверг епископскую систему и провозглашением догмата непогрешимости утвердил безусловную папскую власть.

2. По современному действующему праву выбор папы совершается спустя одиннадцать дней по смерти предшественника. Местом выборов служит конклав, особое здание в Ватикане, обыкновенно запираемое во время выборов и строго охраняемое стражей. Самый выбор производится или – quasi per inspirationem – единогласно, по предложению одного или многих, или per compromissum (по поручению выбора двум, пяти или даже шести кардиналам), по системе большинства голосов; или обыкновенно – per scrutinium (подача голосов посредством запечатанных избирательных записок), по большинству 2/3 голосов в пользу того или другого кардинала. Принятие выбора необязательно. Принявший же его переменяет имя, объявляется народу и принимает посвящение, паллиум и тройственную тиару от епископа города Остии, как декана коллегии кардиналов и получает во владение лютеранский дворец.

3. Vetо при выборе папы четырех католических государств Австрии, Испании, Франции и Португалии (как наследников римско-немецкой империи) совершенно бесполезно, хотя оно и допущено, как утверждают, ввиду охранения религиозных интересов подданных названых государств. Каждое в отдельности государство могло отстранить от выборов только одного кандидата, т. е. все вместе только четырех из 70-ти. Даже выбор, благоприятный указанным правительствам, может быть бесполезен; ибо выбранный всегда может отказаться от своих обязательств (припомните либерального при вступлении Пия IX); ведь они незаконны, с точки зрения католического права и, следовательно, недействительны. Само по себе такое vеtо есть, собственно, ирония над учением о содействии Св. Духа при выборе непогрешимого главы католической церкви; потому что всегда оно поражало только тех кардиналов, которые избираются на соборе «волею Св. Духа».

II. Римская курия (Curia Romana)

За папою следует римская курия или те учреждения и лица, которым вверяется управление католическою церковью. Впрочем, куриалами, в более тесном смысле, называются собственно подчиненные чиновники высших правительственных учреждений католической церкви и те лица, которым эти учреждения поручают ведение своих дел в светских установлениях (каковы адвокаты, нотарии, экспедиторы и проч.).

1) На верху куриального управления стоит коллегия кардиналов. Кардиналы – это древние пресвитеры главных церквей Рима (titulus или cardo-incardinare и intitulare значит давать церковную должность) и главные диаконы-наблюдатели за церковными благотворительными учреждениями. По статуту Сикста V, число кардиналов простирается до 70-ти, по числу старейшин израилевых при Моисее; из них – 6 кардиналов епископов, 50 кардиналов-пресвитеров и 14 кардиналов-диаконов.

Кардиналы владеют рангом курфюрстов или принцев императорских и королевских домов; как знак отличия, носят красную шапочку, пурпуровую мантию и имеют титул Eminens (данный Урбаном VIII в 1644 г.); изъяты из общей церковной подсудности и подлежат юрисдикции одного папы. Деятельное и самостоятельное свое участие по церковным делам кардиналы проявляют, в так называемых, конгрегациях, из которых более замечательны (всех же их 12-ть): конгрегация для исследования преступлений против веры, каковы ересь, вероотступление и т. д. (соngregatio inqisitionis sancti оfficii); конгрегация, занимающаяся цензурою книг, вредных по своему направлению в учении о вере и нравственности. Это – цензурный комитет (Соngregatio indicis librorum prohibitorum); конгрегация для истолкования декретов Тридентского собора (Соngregatio cardinalium consilii Tridentini interpretum);и конгрегация по делам распространения веры или католических миссий во всем мире (Соngregatio de propaganda fide).

2. После кардиналов одною степенью ниже стоят патриархи, митрополиты и примасы. В настоящее время они пользуются в церкви только почетными правами, а не юрисдикциею, с высшими правами по отношению к епископству, как было в древней церкви (напр., при торжественных богослужениях носят паллиум – белой шерсти омофор, крестчатый, освященный на гробнице св. Петра). Архиепископы австрийский, баварский и других католических стран заседают в палате господ. Ныне много также, так называемых, малых патриархов, каковы патриарх Венеции, патриарх Индии, патриарх Португалии и проч., тоже простые, почетные названия.

3. За митрополитами и примасами следуют епископы диоцезов. Епископство установлено в церкви по божественному праву и не проистекает только из власти римского епископа. Впрочем, как выше сказано, последний Ватиканский собор, обновивший монархический принцип в церкви, поставил их в большую зависимость от папы, чем когда-либо прежде. Избрание епископа бывает или обыкновенное или особенное. Обыкновенное или, иначе, нормальное избрание епископа есть каноническое, совершаемое капитулами и в существенных чертах сходно с порядком избрания самого папы. При таком способе избрания светское правительство отклоняет от выборов только minus grata persona (Пруссия, Ганновер и др.), а папа пользуется правом диспенсации (admissio) в том случае, когда капитул испрашивает папского согласия на выбор в епископа такого кандидата, который не удовлетворяет всем каноническим условиям (когда недостает, напр., требуемого 142 канонами возраста, ученой степени и т. д.). Особенных же форм избрания несколько, напр., такою формою признается nominatio (praesentatio principis) государя или простое папское назначение (collatio libera – в Италии, Англии, Северной Америке). Во всех случаях кандидат утверждается папою (впрочем для выбранных по номинации только папское Institutio), которому и дается со стороны кандидата присяга, как верховному главе римской церкви (в России, по Высочайше утвержденному для сего образцу, а также местному государю и законному его престола наследнику³²⁴.

Главным помощником епископа по управлению является кафедральный капитул – коллегия духовных лиц при кафедральной епископской церкви (Dom), составляющая род епископского сената. По каноническому праву, кафедральный капитул выбирает епископа и помогает ему по управлению епархией своими советами (открытие семинарий, напр., выдача индульгенций), и согласием (по более важным епархиальным случаям, касающимся всей епархии или же прав самого капитула). Согласие капитула – обязательно для епископа; совет же нет. Он же – капитул – управляет епархией в вакантный период времени. Члены капитулов называются канониками, от слова χανων, обозначавшего матрикулы или реестры, куда вносились имена лиц кафедрального духовенства. Самое же название учреждения (капитул) происходит от слова сарitulum, от того, что в древности кафедральное духовенство, живущее общею жизнью, должно было ежедневно прочитывать отделение или главу правил, составленных для устройства их общей жизни Хродегангом, епископом Мецским (около 760 г.). В настоящее время для вступления в капитул требуется ученая степень богословия или канонического права (в России – окончание курса в римско-католической духовной академии) и сан пресвитера или иподиакона.

Государство признает капитул корпорацией, что выражается в самоуправлении членов его, в самостоятельном издании статутов, в самостоятельном управлении своим имуществом и имуществом кафедральной церкви (fabrica ecclesiae).

Другие помощники епископа помогают ему или по отправлению богослужения или же в области внешней юрисдикции. К первым принадлежат – викарии-коадюторы; ко вторым генерал-викарии или генерал-оффициалы с их консисториями или генерал-викариатствами. Для отдельных частей епархии существуют земские деканы, архипресвитеры, викарии округов и приходские священники. Первые трое назначаются епископом или выбираются священниками округа и утверждаются им; все они суть органы епископа и действуют по его поручению; это то же, что наши благочинные.

Места приходских священников обыкновенно замещаются в церкви католической самим епископом. Впрочем, это свободное назначение ограничивается правом номинации коллегиальных учреждений (капитулов, напр.) и церковным патронатством.

Патрональное право приобретается отведением земли для постройки церкви (fundus), сооружением церкви (exstructio) и назначением содержания для церкви и для духовенства (dotatio). Отсюда – самый способ приобретения патронального права выражается таким образом: Patronum faciunt dos, aedeficatio, fundus. Патроном может быть христианин вообще, без различия вероисповедания. С правом презентации присваиваются патрону некоторые почетные права в церкви – jura honorifica – поминовение на церковной молитве, первое место в церкви и в процессиях и jura utilia – напр., право на ежегодную ренту в случае разорения не по своей вине³²⁵.

I. Организация власти вообще.

1) Протестантская церковь есть societas aequalis, т. е. равное общество, незнающее иерархического различия между ordo и jurisdictio. Ординация в евангелическом смысле не дает основания к выделению особого сословия священства и не сообщает особых духовных дарований; она есть только торжественное, публичное свидетельство во имя церкви о том, что избираемый способен проходить духовную должность, т. е. проповедовать евангелие и совершать таинства – ad docendum evangelium et ad sacramenta porrigenda populo.

2) Управление церковью по протестантским символическим книгам присваивается самой церкви; но в силу исторических условий, фактически оно перешло в руки государей³²⁶. Для объяснения этого явления изобретали различные школьные системы, из которых мы назовем:

а) Епископальную систему. По этой системе церковное учительство или учительское сословие имело материальную церковную власть, государственная власть – формальную, т. е. право внешнего утверждения, выработанного учительством, и народ – страдательное право повиновения. Эта система была усилена особенно в период пиэтистического направления и против него, старавшегося оживить и пробудет в лютеранах идею общего священства.

б) Территориальную систему. Эта система, как мы уже знаем, основывается на мнении, что уже в существе самой правительственной власти, в Landeshoheit содержится и верховная церковная власть.

в) Коллегиальную систему. В начале 19 столетия она была противопоставлена территориальной системе. По этой системе – коллегиальной – церковь есть самостоятельное и отличное от государства договорное общество, состоящее из равноправных членов. Церковная власть есть коллегиальное право. Государь имеет только jura circa sacra по отношению к церкви или верховный надзор. Но во времена реформации, говорит эта система, церковное общество передало ему молчаливо полные права церковной власти, jura in sacra.

В настоящее время все эти три системы отвергаются; потому что первые две отрицают у церкви особенную организацию, свойственную ей по ее духу и целям; третья же – коллегиальная – выдвигает ложную фикцию о происхождении церкви путем договора; все же вместе уничтожают достоинство и понятие о церкви, имеющей свое основание в религии, в вере. Теперь епископское право правительство удерживает только в общем; в частности же оно стремится дать церкви особенную организацию (большую самостоятельность общинах и синодам участие в церковном законодательстве), – с большею независимостью от государственной власти, что мы и увидим сейчас в учении о протестантском устройстве в частности.

II. Протестантское устройство в частности.

Необходимыми частями церковного организма протестантство признает: а) церковное правительство и б) учительскую должность и приходскую общину.

а) Главных форм правительственного устройства две: консисториальное устройство и синодальное или пресвитериальное. Посредствующую между ними форму составляет ново вводимая во многих германских государствах смешанная форма правительственного устройства.

В области консисториального устройства внешнее церковное управление принадлежит консистории. Государю остаются только высшие права, каково – законодательное право, проявляемое чрез министра вероисповеданий. Консистории суть постоянные учреждения из духовных и светских членов. Правительственные их полномочия, по древним церковным уставам, касались учения и богослужения, церковной дисциплины, брачных дел и церковных имуществ. В настоящее время круг их деятельности значительно сократился, особенно с отнятием подсудности по брачным делам и по церковной дисциплине; в некоторых же местах они вовсе уничтожены, и функции их переданы государственно-правительственным учреждениям с духовными членами. Ниже консисторий стоят супер-интенденты, деканы; в некоторых государствах генерал-супер-ннтенденты, которых положение, по отношению к консистории, определяется местными законами (обыкновенно они бывают президентами консисторий с названием епископа). Деятельность супер-интендентов состоит: в надзоре за сохранением чистоты церковного учения, за духовенством, за церковно-общинною жизнью; они руководят также выборами на церковные должности, посвящают, вводят в должности и проч.

Пресвитериальное или синодальное устройство предоставляет церковную власть общинам, которую они проявляют чрез пресвитерии (состоящие из местных пасторов и некоторых почетнейших членов общины) и в высшей инстанции чрез синоды. В чистом своем виде синодальное устройство существует только в Швейцарии и у французских реформатов.

Смешанная форма (вызванная стремлениями к унии и движениями 48 года) вводит в консисториальное устройство синодальную организацию с целью оживить и объединить церковную деятельность общин. Во многих государствах вводятся теперь окружные синоды, провинциальные и генеральные или национальные. Деятельность синодов только совещательного характера. Правда, окружные и епархиальные синоды надзирают за церковным и нравственным состоянием общины, за духовенством и пресвитериями; но все их постановления приводятся в исполнение только по утверждении правительством. Равным образом генеральные синоды (они равномерно повторяются чрез каждые пять, шесть лет и даже собираются ежегодно) обсуждают законодательные вопросы об учении и богослужении; напр., о введении новых катехизисов, агежд и проч., об изменениях в церковном устройстве; но они не имеют прав законодательных, – это дело правительства.

б) Второй элемент в протестантском устройстве – церковная община и учительская должность или должность пастора. Евангелическая церковь, как уже сказано, не знает hierarchia ordinis или степеней священства; поэтому названия: священник (пастор), архидиакон, диакон и проч., указывают в протестантстве не на различие духовных дарований, но на простое отличие ранга. Пастору поручается учительство и проповедание слова Божия, отправление богослужения, совершение таинств и наблюдение за церковною дисциплиною. Протестантская община, по принципу, должна принимать – участие в выборе лиц духовных, в церковной дисциплине, в управлении церковным имуществом и в попечении о бедных; но лютеранские церковные уставы не признавали этого права ее до последнего времени; только в новейшее время общины призываются к более живому участью в делах своего прихода чрез церковные советы и пресвитерии. В реформатской церкви община давно пользовалась правами самоуправления. Ее пресвитерии, состоящие из пастора, старейшин и диаконов (попечителей о бедных), всегда принимают живое участие в делах прихода.

Вот и все об устройстве протестантской церкви. В заключение несколько слов о внешней организации рассмотренных нами иностранных исповеданий у нас – на Руси.

В общем кругу государственного управления – духовные дела христианских иностранных исповеданий и иноверцев ведаются министерством внутренних дел. Производство дел по ним сосредоточивается в департаменте духовных дел иностранных исповеданий. На Кавказе и за Кавказом высший надзор и главное управление по делам иностранных исповеданий сосредоточиваются в лице тамошнего наместника Его Императорского Величества³²⁷.

Внешняя организация католической церкви, лютеранского вероисповедания, при сохранении иерархии, свойственной каждой церкви, более или менее похожа на организацию церкви православной. Каждое из этих исповеданий имеет свою центральную власть и при ней – представителей гражданской власти – прокуроров, секретарей и других гражданских чиновников, считающихся в государственной службе³²⁸, лютеране – генеральную консисторию, римские католики – духовную коллегию (в Петербурге), под председательством могилевского архиепископа, примаса римских католиков. Равным образом, каждое из них имеет свои консистории, аналогичные по кругу своей деятельности с функциями православной консистории³²⁹. Духовенство обоих исповеданий ведет метрики с гражданскими последствиями и сохраняет судебную власть по делам брачным.

Из всех христианских исповеданий, римская церковь по своим иерократическим началам и космополитическому характеру, особенно не терпит государственных ограничений и всего более враждебна вмешательству гражданской власти в церковные дела. Поэтому положение ее в России всегда более или менее неопределенно. Несмотря на частые сношения и конвенции, Рим и Россия не могли найти более или менее прочных оснований к соглашению. И этот modus vivendi отыскивается еще и теперь…

Церковный закон приобретает действительную обязательность и силу при следующих условиях со стороны законодателя и самого закона:

1) Законодатель должен быть компетентен, т. е. обладать авторитетом законодательной власти в пределах своей территории и в границах своей власти. Отсюда – законы вселенские могут исходить только от соборов вселенских; законы частные – от соборов поместных – национальных и провинциальных.

2) Право созывать вселенские соборы, открывать их, руководить ими, утверждать их определения и т. д. принадлежало императору, как хранителю и защитнику св. веры³³⁰. Впрочем, способ созывания не есть еще необходимое условие для того, чтобы собор был вселенским. Собор называется вселенским оттого, что сама церковь признает внутреннюю правильность его постановлений и считает их обязательными для всех христиан. Равным образом, императоры (или их делегаты) руководили на соборах только внешнею стороною дела, как, напр., предлагали вопросы для раcсуждений, устанавливали порядок подачи голосов, записывания соборных определений, охраняли внешнюю безопасность на соборе, но не принимали участия в том, что касалось догматов веры. Правда, не все императоры так понимали свое участие в деятельности собора, потому что некоторые из них неразумно присваивали себе право определять даже самое существо веры³³¹, но это было очевидное нарушение законодательных прав церкви и вмешательство в чуждую сферу.

3) Полноправными членами вселенских соборов были одни епископы как преемники апостольской власти и представители местных церквей. Но и они выражали, по делам веры, не личный свой взгляд и свои убеждения, но лишь свидетельство о вере³³² на основании слова Божия и церковного предания. Остальные члены клира – священники и диаконы – были деятельными и самостоятельными членами соборов только в качестве представителей или легатов епископов; впрочем, научное свидетельство о вере, суждение о ней могли давать священники и даже миряне, если они обладали основательными богословскими познаниями³³³.

Светский элемент – церковное общество, является деятельным участником на соборах только во времена апостолов³³⁴; с IV в. он упоминается просто в качестве соборных зрителей и как бы свидетелей единодушия и общецерковного исповедания богопреданного учения; деятельное же участие его на соборах сводится к исключительному полномочию императора или царских сановников, как его делегатов.

4) Национальные соборы представляются в форме периодических³³⁵ или постоянных синодов. Периодические синоды собираются теперь в Сербии, Румынии и Болгарии³³⁶; постоянные составляют современную форму высшего церковного представительства в России и в Греции.

5) Провинциальные соборы, собираясь по правилам древней церкви, раз или два в году³³⁷, рассуждали о делах догматических и канонических, в духе общих законов православной церкви.

6) Обязательность закона, выработанного на соборе, не зависит от принятия мирян или частных епископов; иначе уничтожилась бы вся сила законов, авторитет законодателя и самый порядок церковный. В древней церкви императоры утверждали своим согласием постановления вселенских соборов и особым императорским эдиктом придавали им характер и значение государственных законов³³⁸.

7) С прекращением цели закона или условий для его действия закон теряет свою силу. Иногда закон не уничтожается, но только действие его прекращается или приостанавливается по определенному случаю и для частного лица.

Это, так называемая, диспенсация. Ее не надобно смешивать с привилегией. Диспенсация, как сказано, не отменяет закона вообще; напротив, привилегия на место существующого общего права ставит новый, специальный закон (Lех рrivata). Диспенсация создает, так сказать, только субъективное право – привилегия же объективное.

1) Под церковным судом разумеется внешний суд церкви, облеченный в определенные юридические формы, а не внутренний, нравственный суд над совестью в таинстве покаяния³³⁹. Внутренний суд церкви, по своему таинственному характеру, не входит в сферу церковного права, точно так, как самое понятие о церкви, как о божественном установлении, рассматривается в области догматики, а не права. По своим существенным свойствам этот таинственный суд напоминает собою, по справедливому выражению покойного профессора Н. К. Соколова, того внутреннего судью, который присущ каждому человеку и находится в его собственной совести³⁴⁰. Первый же вид суда не судит того, что совершается в мысли и совести, но рассматривает внешние действия человека-христианина, как члена внешне-организованного церковного общества. Что стоит вне области этих отношений, то не может быть предметом права и суда.

Наша задача, в области науки церковного права, раскрыть эту первую (внешнюю) форму церковного суда.

Для охранения церкви, как внешне-организованного общества, мало одних внутренних, только на совесть действующих средств, потому что тогда отрицалась бы внешняя сторона церкви, а с ней и самое существование ее. Нужна власть внешняя, как внешне необходима самая возможность правонарушений при человеческих отношениях³⁴¹.

Начало этой внешней власти церкви или внешнего церковного суда восходит ко временам самого Иисуса Христа и его апостолов³⁴². Правда, несправедливо думают, будто церковный суд, как формально-юридическое учреждение, установлен самим Иисусом Христом, будто в евангелии предначертан самый процесс формальный³⁴³; лично Спаситель избегал внешнего формализма и предостерегал своих последователей от формальных отношений друг к другу³⁴⁴; тем не менее, по существу своему, церковный суд – божественного установления; только развитие его совершалось во времени, по той мере, как жизнь церковная и церковно-общественные отношения становились сложнее и разнообразнее.

2) Вся область церковного суда разделяется на юрисдикцию уголовную и на юрисдикцию тяжебную или гражданскую.

В течение первых трех столетий, церковь, не признанная юридически, не имела уголовной подсудности в собственном смысле и обладала только дисциплинарною властью над духовенством и мирянами по вопросам веры и по внутренним церковным отношениям. Эта власть была чисто духовная. Никто не лишался естественных или гражданских прав по причине церковных правонарушений³⁴⁵. Только в редких случаях церковь обращалась к светской власти, когда, напр., нарушители ее внутренней жизни оказывались крайне упорными и производили беспорядок и возмущение в церковном обществе³⁴⁶.

Даже в IV столетии, когда христианская церковь стала господствующим вероисповеданием в государстве, дисциплинарная власть церкви над мирянами имела тот же характер, что и в первые века. Уголовной власти церковь не имела даже по отношению к клирикам³⁴⁷, так что все духовные лица подлежали обыкновенной подсудности светских судов³⁴⁸ Единственное исключение было сделало в пользу епископов, которые, в случае преступлений, судились не гражданским судьею, но собором епископов³⁴⁹. Правда, привилегии относительно уголовного процесса для духовных лиц были³⁵⁰, но самой свободы от гражданской подсудности не было.

Мысль о том, что мирянин не может судить духовное лицо, начинает появляться с конца VI столетия и крепнет в период средних веков, особенно на Западе³⁵¹.

В наше время церковно-дисциплинарная власть по отношению к мирянам ограничена только преступлениями нравственного характера и мерами против церковных правонарушений только церковными. Лишение имущества, свободы или гражданской чести ни в каком случае не допускается.

Относительно духовных лиц повсюду признана церковно-дисциплинарная власть по проступкам против должности и благоповедения (status et officium), если только они резко не нарушают общего порядка при пользовании правами своей должности³⁵².

По гражданским преступлениям, нормируемым государственными законами, духовные лица повсюду подчинены государственным законам³⁵³; только следственные акты или же один судебный приговор отсылаются к епископу для сведения. При этом, в некоторых государствах, духовные лица могут отбывать некоторые наказания в церковно-исправительных учреждениях³⁵⁴.

По русским законам, лица духовного звания подлежат суду церкви по делам о нарушении ими обязанностей их звания и правил благочиния и благоповедения не только специальных, но и общих³⁵⁵. Впрочем, и в этих указанных случаях суд духовный только тогда, когда дисциплинарный проступок не соединен с преступлением, подвергающим виновного наказанию, соединенному с лишением или ограничением прав состояния; иначе – суд светский³⁵⁶. Вообще же все уголовные преступления духовных лиц подлежат суду светскому и судятся общим порядком уголовного судопроизводства. Особые правила судопроизводства по отношению к священнослужителям и монашествующим определяются статьями 1019–1029 устава уголовного судопроизводства. Особенности эти следующие: судебный следователь должен о всех своих действиях по преступлению духовного лица уведомлять непосредственное его начальство. По окончании следствия, все следственные акты отсылаются на рассмотрение того же начальства, которое возвращает их со своим мнением. При производстве судебного следствия стороны, участвующие в процессе, могут просить о прочтении на суде заключения духовного начальства; впрочем, заключение это не стесняет уголовный суд в постановлении приговора по решению присяжных заседателей. Приговоры, влекущие за собой потерю или ограничение прав состояния духовных лиц, для снятия с осужденных духовного сана, сообщаются подлежащему духовному начальству, с назначением срока, в течение которого должно быть доставлено уведомление о снятии с осужденного его сана. Приговор суда, вошедший в законную силу, прежде обращения его к исполнению, представляется чрез министра юстиции на усмотрение Императорского Величества в том случае, когда священнослужитель присуждается к наказаниям, соединенным с лишением всех прав состояния или всех особенных прав и преимуществ. Это, впрочем, общая для всех высших состояний судебная привилегия, установленная 945-ю статьею устава уголовного судопроизводства.

1. Цель наказаний.

Цель церковных наказаний – созидание, а не разорение³⁵⁷; спасение людей, а не погубление³⁵⁸. Это – главная и первая цель³⁵⁹. Гражданское положение лица неприкосновенно: нет ни ограничения, ни лишения гражданских прав. Правда, еще апостол запрещает сообщаться с грешниками; но во-первых, это было предостережение, а не закон, и с той же целью исправления³⁶⁰, и, во-вторых, – иное дело дружественное обращение, искреннее (братское приветствие, поцелуй, общее вкушение пищи и питья³⁶¹ и другое – гражданские отношения, где нет личной склонности (купля и продажа, судебные дела и т. д.). Второстепенная цель церковных наказаний³⁶² – предостережение от соблазна других членов церкви, потому что, по выражению апостола, малая закваска квасит все тесто³⁶³.

С течением времени понятие о характере наказаний и о самой цели их изменяется. Это мы увидим сейчас же при рассмотрении общих церковных наказаний.

2. Общие церковные наказания.

В первые времена христианской церкви вся дисциплинарная система ограничивалась только двумя главными средствами – отлучением и публичным церковным покаянием; остальные наказания, которые будут указаны непосредственно за этими двумя, развились впоследствии.

Отлучение есть самостоятельный институт христианской церкви³⁶⁴; оно состояло в торжественном и полном исключении из церкви; отлучаемый не только не допускался к таинству евхаристии, но и вообще лишался участия в молитве и слушании слова Божия; имя отлучаемого вычеркивалось из диптихов – из списка членов церкви, как язычника и мытаря. Ни одна частная церковь не могла принять отлученного в свое общение³⁶⁵, под угрозою наказания³⁶⁶.

Отлучению подвергались все члены церкви³⁶⁷, впавшие в какое-либо тяжкое преступление, имеющее публичный соблазн. Сюда относятся: неверие, отступление от веры, идолослужение, ересь, богохуление, магия и волшебство, святотатство, плотские грехи, убийство, самоубийство³⁶⁸.

Малые грехи – случаи человеческой слабости и необдуманности – очищались молитвой, пастырским увещанием, милостыней, постом и т. д.

Невинные никогда не подвергались церковным наказаниям вместе с виновными. Древняя церковь не знала интердикта и считала его ненравственным³⁶⁹.

Равным образом, в древней церкви не было отлучения по причинам политическим, финансовым, как в последующие века на Западе и у нас отчасти; не было также отлучения по личной обиде епископу³⁷⁰ – по причине грехов мыслимых³⁷¹ и действий невольных и принужденных³⁷².

При применении отлучения требовалось: неоднократное увещание³⁷³, судебное убеждение в преступлении, на основании собственного признания грешника, свидетельства нескольких достойных вероятия свидетелей и т. д. Без формальности – ео ipsо отлучение налагалось только при полной очевидности преступления, каково, напр., жертвоприношение идолам во время гонений. Вообще же нет отлучения, пока нет справедливого и законного доказательства. Древняя церковь не знала того, что в средние века называлось ехсоmmunicatio latae sententiae или отлучение без судебного приговора, практиковавшееся на основании ложного толкования слов Иисуса Христа: «кто не верует (в Сына Божия), тот уже осужден»³⁷⁴.

Со времени христианских императоров понятие о внешней наказуемости действий, а с другой – и характер наказаний, изменяются.

Потеря церковной правоспособности ведет за собою потерю правоспособности гражданской, потому что отлучение сопровождалось не только удалением от церкви, но и исключением из человеческого общества. Отлучение приняло гражданские последствия³⁷⁵, и стала простой юридической мерой, наказанием, а не исправлением. Нравственная серьезность церковной дисциплины ослабела.

По правилам древней русской церкви, отлучению подвергались неверные, еретики, тати, разбойники, придерживающиеся языческих обрядов и идолопоклонники, виновные в многоженстве одновременном и последовательном, а также обидящие церковь Божию, ее «богоустановленные привилегии», политические преступники и т. д. В настоящее время отлучение юридически возможное наказание³⁷⁶, но в церковной практике редко применимое.

2. Вторым дисциплинарным средством древней церкви было публичное покаяние. Публично кающийся не отлучался от церкви, как в первом случае, а – или вовсе не мог входить в церковь, или же удалялся от таинства причащения.

В течение первых трех столетий публичное покаяние налагалось без срока и имело чисто исправительный характер. Епископ мог сократить время покаяния³⁷⁷ или же увеличить его³⁷⁸.

Мало того: публичное покаяние было вполне делом свободной совести. Церковь, так сказать, только формулировала свободное покаяние, придавала соответствующий грехопадению вид, определяла его степень, условия; но никогда покаяние не соединялось с какими-либо насильственными действиями, которыми унижалось бы человеческое достоинство, оскорблялось бы нравственное значение личности и т. д.

Только с течением времени церковное покаяние принимает характер наказания, и из средства, ведущего к освобождению от наказания, само становится наказанием. Так случилось на западе, так было в греко-восточной церкви.

При грубости и всеобщем упадке нравственности, западная церковь была не в силах прежними дисциплинарными средствами облагородить людей и просветить их духом христианства. Потому все покаянные уставы средних веков угрожают жестокими наказаниями не только за действительные нарушения нравственного закона, но и за бесчисленные малые проступки, как напр., за неумеренность в пище и питии³⁷⁹.

В древней русской церкви, когда уголовное право строилось на системе вир, церковное покаяние очень часто заменялось денежными выкупами, или же сопровождалось ими. Позднее оно явилось в форме монастырского подначальства, которое, в свою очередь, весьма часто переходило в, так называемое, смирение, что выражалось содержанием в монастырской хлебне на цепи, выгребанием пепла из печи… и исправлением вообще всех грубых монастырских работ³⁸⁰.

По уставу воинских артикулов Петра Великого церковное покаяние является чисто уголовною карательною мерою, налагаемою по приговору светского суда за уголовные преступления, и ставится в одном ряду с такими наказаниями, как отсечение пальцев, тюрьма, изгнание из земли, отсылка в каторгу³⁸¹. О врачебном или исправительном характере покаяния нет и следа; для законодателя важно не раскаяние преступника, а возмездие и удовлетворение; светские суды сами определяют даже срок покаяния. Впрочем, и церковь могла прибегать к нему по собственной инициативе, в случаях, не предусмотренных и не воспрещенных уголовным законодательством под страхом наказания.

Действующее право³⁸² стоит на одной почве с воинским уставом, т. е. смотрит на покаяние не как на наказание церковное, а как на меру, в собственном смысле, уголовную; отчего и ставит его на ряду с такими мерами, как конфискация, высылка за границу и проч., точно так, как воинский устав ставит его на ряду с отсечением пальцев, изгнанием из земли. Как и воинский устав, уложение прибегает к церковному покаянию, по большей части, как к наказанию дополнительному. Из уголовных наказаний с церковным покаянием соединяется ссылка на поселение в Сибирь; исправительные же почти все могут сопровождаться церковным покаянием (кроме заключения в крепости).

Виды и срок церковного покаяния определяются по распоряжению духовного начальства осужденных³⁸³, которому дается только знать о роде и качестве преступления. Оно практикуется в настоящее время в виде домашней епитимии, под надзором духовника, и иногда в виде монастырской, напр., в случае упорной неисправимости лица или по особому Высочайшему повелению³⁸⁴.

Особенная часть уложения указывает случаи наложения церковного покаяния по распоряжению духовного начальства без определения собственно уголовной санкции, каковы, напр., уклонение от исповеди и причащения св. тайн по нерадению или небрежению; противозаконное сожитие неженатого с незамужнею по взаимному их согласию³⁸⁵, а также, когда оно является в качестве дополнительного к другому наказанию – уголовному или исправительному; таковы преступления против жизни, соединенные с неосторожностию³⁸⁶ и др. Что уложение присваивает себе несвойственную задачу, когда разрешает, где требуется очищение совести церковным покаянием и где нет, – понятно само собою.

Таковы два главные дисциплинарные средства церкви по отношению к мирянам. В средние века выступают денежные штрафы, телесные наказания, тюремное или монастырское заключение, конфискация имущества, смерть. Так – особенно в западной церкви со времени инквизиции.

По началу – денежные штрафы были только добавочным наказанием к епитимиям³⁸⁷, иногда заменяли их, когда, напр., по болезни, больной не мог поститься или если при сложности многих тяжких грехов наложенная на него епитимия превышала вероятный срок жизни. Эта замена епитимия деньгами особенно господствовала в тот период, когда в уголовном праве действовала композиционная система (система денежных пеней и выкупов), по которой наказание заменялось деньгами³⁸⁸.

После – денежные штрафы стали самостоятельными средствами, так что покаянная система выродилась в откуп от грехов за определенную плату.

Телесные наказания, тюремное заключение, а тем более конфискация имуществ и проч., отошли уже в область истории и – можно надеяться – навсегда.

Таковы общие дисциплинарные меры и наказания по отношению ко всем членам церкви; но кроме этих общих наказаний существуют особенные цензуры по отношению к лицам духовным.

3. Особенные церковные наказания.

По отношению к лицам духовным следует различать цензуры или исправительные меры и наказания в собственном смысле; первые, как и общие исправительные меры, налагаются на неопределенное время – до исправления; вторые же на определенный срок, как возмездие за нарушение церковного строя.

В древней церкви отлучение от церковного общества одинаково применялось как по отношению к мирянам, так и к лицам духовным. Но уже с IV ст. развивается взгляд, что публичное исповедание тяжких грехов перед всеми верующими противоречит достоинству духовного сана, вследствие чего духовные лица не отлучались от церковного общества, но обыкновенно лишались должности по таким случаям, где простой верующий подвергался отлучению; так что церковное отлучение или ехcоmmunicato еcclesiastica по отношению к клиру нужно понимать в особенном и ограничительном смысле, не за отлучение in genere, но за недопущение к почестям и выгодам свойственным лицам духовным³⁸⁹; впрочем, в более важных преступлениях виновный подвергается тому и другому наказанию за одно преступление³⁹⁰.

Специальные наказания касаются то содержания или доходов, то должности (запрещение), то самой личности виновного (заключение в монастырь, напр.).

Лишение должности сопровождается не только лишением доходов, но и прекращением всех обязанностей, соединенных с должностью. Это лишение бывает или временное и ограниченное или непрестанное и безусловное.

Временное лишение должности или запрещение ведет за собою прекращение права отправлять должностные обязанности на некоторое время. Безусловное же запрещение есть полное лишение власти и достоинства и возвращение в положение мирян без всякой надежды на восстановление в прежнее состояние³⁹¹.

Первое из них древние называли суспенсией (suspendere a communione), а второе – деградацией или депозицией. По уставу духовных консисторий депозиции соответствует лишение сана с исключением из духовного ведомства³⁹².

Лишенный должности не может совершать никаких богослужебных действий, – сан и должность нераздельны, и если бы он совершил их, то все они были бы незаконны. Между тем, в западной церкви издавна существует убеждение о том, что священство есть дар неугасимый, неотчуждаемый (character indelebilis) и что священные действия изверженного могут иметь действительную силу, так как лишение должности не есть еще лишение способности священнодействия. Насколько верно это учение о character indelebilis – это дело догматики; но мысль о действительности священнодействий изверженных – неправильна. Character indelebilis есть нечто невидимое и духовное и не может иметь влияния на внешние отношения; таинственная способность совершать священнодействия не есть еще самое право; оно приобретается должностью; а кто чего не имеет, тот того и дать не может (quod quis non habet, dare non potest).

Что до внешнего положения, то, по византийскому праву, лишенные должности теряли не только все привилегии своего сословия, но и выдавались курии или общественным учреждениям, которые, обыкновенно, налагали на них тяжелые должности, и редко почетные³⁹³, или же отдавались под суд, когда оказывались виновными в нарушении государственного порядка и общественного спокойствия³⁹⁴; в этом случае епископ отдавал преступника светскому судье, по исполнении церковного приговора.

По действующему русскому праву, священнослужители, лишенные сана за пороки и неблагочинные поступки³⁹⁵, теряют права состояния (буде они не из дворян³⁹⁶). Им запрещается въезд в обе столицы и жительство в них, а также вступление в государственную или общественную, по выборам дворянским, службу; в военную же службу могут быть принимаемы только рядовыми. Лица, исключенные из духовного ведомства за пороки, не могут ни участвовать в съездах для избрания гласных в земские собрания, ни быть избираемы в гласные. Они не имеют также права голоса на городских выборах и не могут быть избираемы ни в гласные городской думы, ни в городские общественные должности. Запрещение въезда и жительства в столицах имеет силу в течение семи лет, а запрещение вступления в службу для диаконов в течение двенадцати, а для священников в течение двадцати лет; по прошествии этих сроков, буде подвергшиеся им заслужат образом жизни одобрение своих обществ или сословий, – запрещения эти слагаются с них; но дозволение на свободный выбор службы и за сим дается только тем из них, которые имеют на то право по своему состоянию или по ученым степеням магистров, кандидатов и студентов³⁹⁷.

Суспенсия или временное приостановление прав рано появляется в двух главных формах, как суспенсия сана и должности и как суспенсия доходов. Наложенная на неопределенное время она есть цензура, а на определенное – наказание. По правилам апостольским, духовные лица во многих случаях удаляются от своей должности – до исправления³⁹⁸; но суспенсия была известна в древней церкви и как наказание; так св. Киприан лишал иногда духовных лиц на время доходов по должности³⁹⁹.

В нашей русской церкви суспенсия или временное запрещение в священнослужении соединяется или с отрешением от должности или без отрешения, и, в первом случае, с низведением в причетники, а во втором, с возложением епитимии в монастыре или на месте⁴⁰⁰, или же в архиерейском доме. Первый вид этого запрещения с низведением на низшую должность применялся и в древности⁴⁰¹, особенно по отношению к высшим клирикам, повинным в нарушении целомудрия⁴⁰².

Вопрос этот – можно ли низвести с одной священной степени на другую низшую – разрешался практикою древней церкви различно. Никейский собор⁴⁰³ низвел новоцианских епископов, обратившихся в православие, на степень священников. Трулльский собор⁴⁰⁴ запрещает епископу учить всенародно в ином городе, не принадлежащем ему, под угрозою потери епископского достоинства и низведения во пресвитерство. Кирилл иерусалимский низвел Иираклия, хитростью ариан возведенного в епископство, во пресвитерство. Но собор Халкидонский⁴⁰⁵ низведение епископа во пресвитера назвал прямо святотатством; ибо тот, кто не достоин быть епископом, не достоин и присвитерства⁴⁰⁶. Восточная церковь вообще строго держится этого правила Халкидонского собора, а западная стоит за низведение епископов на степень пресвитерства и допускает, так называемое в этом случае, suspensio partialis.

Второй вид запрещения без отрешения от места соединяется, как сказано, с прохождением епитимии в монастыре, или на месте, или же в архиерейском доме⁴⁰⁷. Епитимией обыкновенно бывают благочестивые упражнения; как, напр., чтение и пение в церкви, исполнение при богослужении определенного числа поклонов, и самые низшие послушания или, так называемые, черные работы, особенно употребительные в прежнее время⁴⁰⁸. Такого рода испытание обыкновенно полагается по непосредственному усмотрению архиерея сроком до двух недель. Усмотрение это совершенно бесформенное, непосредственное; факт виновности устанавливается не гласно, а самая епитимия налагается совершенно случайно и произвольно; тут нет ни апелляции, ни жалобы, и самые случаи подобного рода взысканий не вносятся в формулярные списки⁴⁰⁹. Таким непосредственным архипастырским судом закон хотел, кажется, охранить служебную честь провинившихся священнослужителей, но он упустил из виду его общественную репутацию, важную не менее служебного положения. Милость закона, при негласности и бесконтрольности осуждения, может превращаться в тягостное наказание для quasi провинившегося.

Это есть проведение принципа чисто монашеского послушания по отношению к целому классу духовенства, отголосок того католического института (suspensio ex informata conscientia), на основании которого епископ может преследовать духовное лицо по причине decorum sacerdotii, если он совестью спокоен, хотя бы юридически и не мог доказать своего обвинения.

Кроме запрещения в различных его видах, русское церковное право допускает еще другие дисциплинарные меры по отношению к духовным лицам, каковы, напр., пеня и денежное взыскание (штрафы), строгий или простой выговор, поклоны, замечание и проч.⁴¹⁰, но закон не определил точным образом ни существа этих наказаний, ни степени их применения.

Таковы правила и нормы церковного права о церковных наказаниях. Перейдем к судебному процессу.

В деле правосудия имеют существенную важность: организация судебной власти и формы, в которых по закону должна производиться судебная деятельность, т. е. судоустройство и судопроизводство.

По современным принципам права и законодательства, судебная власть, в видах правосудия, отделяется от администрации и поставляется вне зависимости от нее. Во имя той же цели, судебная деятельность разделена между различными органами, и каждый из этих органов действует внутри своих границ самостоятельно. На том же принципе самостоятельности и независимости построена система судебных инстанций и взаимные отношения между ними. Что до судопроизводства, то главная его задача, с одной стороны, дать суду верные средства к дознанию истины и к восстановлению права, и с другой – предохранить все отправления правосудия от произвола и случайностей. Первому из этих требований удовлетворяют: а) наиболее широкое и правильное развитие предварительной части процесса следственной, служащей основанием для предания суду и б) преобладание в судебном процессе устной и состязательной формы в сравнении со следственною и письменною. Личное внутреннее убеждение судьи предпочтено теории формальных доказательств. Гарантией же второму требованию служат: гласность судопроизводства и публичность.

Эти положения касательно основных свойств судоустройства и судопроизводства общепризнанны юридическою наукою и законодательством.

Церковно-дисциплинарный процесс давно отстал по своим началам и характеру от этих общепризнанных положений современной науки и законодательства. Прежде всего – судебная власть в духовном ведомстве не отделена от администрации; все ее функции сосредоточены в епархиальном архиерее, а именно – власть обвинительная, следственная и судебная в тесном смысле, и потому не могут иметь необходимой независимости. Архиерей отдает под суд на основании доходящих до него донесений, жалоб и сведений⁴¹²; он назначает следствие, поручая его производство тем или другим доверенным лицам, по своему усмотрению⁴¹³; он же произносит и окончательный приговор, или утверждая решение консистории или полагая свою и собственную резолюцию, которая, за исключением самого крайнего наказания, т. е. лишения сана, приводится в исполнение без объявления удовольствия или неудовольствия⁴¹⁴. Обвиненный может приносить только частные жалобы в синод⁴¹⁵. Низших судебных инстанций с самостоятельной юрисдикцией нет. Консистория, в качестве судебного учреждения, поставлена в такие отношения к епископу, что не может быть признана самостоятельною судебною инстанциею⁴¹⁶. В ней тоже смешение судебной деятельности с административною. Епархиальный благочинный также не имеет самостоятельной юрисдикции. Такое отсутствие низших судебных инстанций с самостоятельною юрисдикцией и крайняя централизация всех судебных дел в одной консистории производит чрезмерную медленность в судопроизводстве и делает суд бессильным, к открытию преступлений.

Самый процесс в духовном ведомстве с преобладающим значением предварительного, следственного элемента, облеченный в письменную форму, не представляет достаточных средств для достижения целей правосудия. При следственном порядке, судья имеет дело не с лицами, а с бумагами и притом прошедшими чрез руки следователя и консисторских чиновников⁴¹⁷. Подсудимый требуется на лицо в консисторию только в редких случаях. Судья, при рассмотрении дела, не анализирует внутренних состояний подсудимого, а обращает внимание только на соблюдение при делопроизводстве установленных форм и законов⁴¹⁸. Очевидно, что и приговор о вине или невиновности подсудимого составляется судьей не по внутреннему убеждению, основанному на обсуждении всех обстоятельств дела, а на основании теории форменных доказательств.

Все это показывает, что церковный процесс мало охраняет правосудие от ошибок и случайностей. А между тем, в нем очень мало средств для поправления раз допущенной несправедливости, особенно если она уже утверждена епархиальною властью. Случаи обжалования решений епархиального суда весьма редки и возможны только при применении самой крайней меры наказания именно, когда священнослужители присуждаются к лишению сана, а псаломщики к исключению из духовного звания⁴¹⁹. Все другие решения епархиального начальства, подвергающие подсудимых прочим мерам наказания, напр., временному запрещению в священном служении с отрешением от должности и с определением в причетники, или без отрешения от места, но с возложением епитимии в монастыре, денежному штрафу и проч., приводятся в исполнение без допущения к объявлению удовольствия или неудовольствия. На такие решения обвиненные могут приносить св. синоду частные жалобы⁴²⁰. Но известно, что иное дело апелляционный отзыв, и иное частная жалоба; апелляция есть право подсудимого; частная же жалоба только возможна для потерпевшего; ею он должен начать тяжбу с тем, на кого жалуется.

Такова организация современного судебного процесса в русской церкви. Очевидно, что она устарела и подлежит отмене, подобно тому как давно уже отменен и прототип духовного судопроизводства – светский судебный процесс, совершенно обновившийся в своих формах и началах с 1864 года. Это усвоение новых начал судебного процесса (устности, гласности, состязательности, суда по совести и т. д.) в духовном ведомстве тем возможнее⁴²¹, что оно будет только возвращением к тому, что было уже признано древнею церковью христианских веков⁴²² и практикою нашей русской церкви⁴²³.

Этим мы заканчиваем свои замечания о церковно-дисциплинарной подсудности и переходим к подсудности церковно-гражданской.

По своему существу, церковь не обладает самостоятельною подсудностью в делах гражданских, как это видно из слов самого Иисуса Христа⁴²⁴; но она может приобрести эту власть или по уполномочию со стороны законного авторитета, или же по выбору и по согласию самих тяжущихся сторон в каждом определенном случае. Этот последний способ разрешения гражданских споров, так называемый третейский, вполне сообразен с духом христианского учения, и в древней церкви имел обширное применение. Во времена апостолов, ни один христианин не мог обращаться со своей жалобой к языческому суду. Это было унизительно и опасно. Унизительно и христианского имени недостойно, учил ап. Павел, судиться у нечестивых тем, слава которых выше всего земного⁴²⁵, и опасно – потому что во время преследований никто не мог отыскивать своих прав в римском трибунале, не принесши жертвы языческим богам.

Таким третейским судьею, по своей мудрости, благочестью и братолюбию мог быть только христианский епископ. Он имел сильное влияние на семейные и имущественные отношения и вообще решал такую массу гражданских дел, что лучшие из епископов, напр., Амвросий Медиоланский, Синезий Птолемандский, Августин Иппонийский и друг., даже жаловались на недостаток времени для других занятий⁴²⁶.

Понятно, что в период бесправия и преследования христианства такие решения епископов могли иметь только фактическое, а не юридическое значение, и средства к исполнению их только духовные, а не гражданские.

С признанием церкви, третейский суд епископа получил еще большее развитие и утвержден был императорами. Император Константин признал третейский суд епископа конституцией 321 года и позволил сторонам, даже по начатии процесса в гражданском суде, переносить дело к епископу, с общего согласия.

Мало того: немного спустя, император позволил обращаться к суду епископа даже против воли противной стороны, во всякой стадии процесса. Это был уже настоящий суд, конкурировавший с обыкновенным судом.

Впрочем, подобного рода объем прав епископа противоречив идее третейского суда (где предполагается согласие сторон), и превышал свойственный круг деятельности церкви; поэтому позднейшие императоры в своих неоднократных постановлениях по этому предмету удержали только конституцию 321 года (конституцию о третейском суде епископа)⁴²⁷.

По гражданским делам клириков, епископ, со времени императора Юстиниана, является полным судьею во всех гражданских их исках⁴²⁸; впрочем, деятельность государственных органов не была подавлена там, где свойство иска требовало формального судопроизводства.

С периода средних веков церковная юрисдикция по гражданским делам принимает обширные размеры: на Западе – она обнимает собою ratione sui все отношения не только чисто церковные, но и гражданские, тесно связанные с ними; напр., церковному суду подлежали споры о церковных бенефициях, о праве патронатства, о церковных десятинах; б) иски по обязательствам, скрепленным клятвой; споры по духовным завещаниям, особенно, когда они предназначались в пользу благотворительных учреждений; в) брачные дела со всеми условиями заключения и расторжения брака и следствиями, отсюда вытекающими и г) наконец, все дела, от разбирательства которых уклонялись судьи гражданские; ratione personarum – компетенция церковного суда простиралась: а) на всех клириков во всех гражданских исках и тяжбах без исключения и б) на всех сирот, малолетних, вдов и других лиц, нуждающихся в общественной помощи.

Причиною такой обширной юрисдикции церкви были, во-первых: политические и социальные отношения средних веков, а именно – раздробленность западных территорий, грубость общественных нравов (канонические начала входят в туземные законодательства и охраняют и развивают народное право); во 2-х – политическое положение епископов в качестве владетелей территорий, графских должностей, разных привилегий, и в 3-х – воззрения того времени на жизнь вообще, – понятия о государственном и общественном строе, окрашенные теологическим оттенком и т. д.

Такой объем церковной подсудности имела в средние века не только западная, но и наша древняя русская церковь. Ведению русской церкви подчинены были все духовные лица не только по обязанностям их звания, но и по делам гражданским, а также все нуждавшиеся в церковной помощи, люди больные, умственно или физически, каковы: слепец, хромец, вдовица, пущеник, задушный человек, изгои трои: «попов сын грамате не умеет, холоп из холопства выкупится, купец одолжает… аще князь осиротеет; монастыреве, больницы, гостиницы, странноприимницы и проч.⁴²⁹»

Не забудьте еще вотчинных прав духовенства над своими крестьянами, над которыми ему вверялся суд уголовный.

Но еще более простиралось влияние церкви на область юридических и нравственных отношений. Все, что относилось в быту религиозному, общественному, семейному подлежало церковному суду. Таковы – взаимные распри родителей и детей, мужей и жен, господ и рабов, нарушение чистоты семейных отношений, незаконные браки (родство кровное и духовное); усыновление, раздел имущества после умерших и вообще дела по духовным завещаниям; дела о волшебстве, ереси, раскол, оскорбление церковной святыни (святотатство) и т. д.⁴³⁰

Такое обширное влияние русской церкви на гражданскую и общественную жизнь России также понятно, как и на западе. Россия едва выступала на исторический путь; политическое развитие ее было слабо, в сфере частной не было точных понятий ни о собственности, ни о завещании, ни о наследстве; в сфере уголовной – строгого понятия о возмездии со стороны верховной власти. Удельные князья были рады воспользоваться влиянием церкви на установление юридического быта своих граждан как в их взаимных отношениях, так и в применении их отношений к своей власти⁴³¹.

Такой объем церковной власти начинает ограничиваться на западе с конца XII столетия: в Англии, Франции и Германии на сеймах того времени слышатся уже жалобы сословий на чрезмерное расширение церковной подсудности по гражданским делам, – а в России со времени Петра Великого⁴³².

В настоящее время клирики всех степеней подлежат суду гражданскому во всех государствах Европы по всем гражданским делам, каковы все имущественные права, все личные иски по юридическим сделкам всякого рода, по гражданским договорам и обязательствам, все иски вещные, наследственные и проч.

Наш устав духовных консисторий оставляет еще церковному суду: а) разрешение взаимных споров, возникающих из пользования движимою и недвижимою церковною собственностью⁴³³, на том вероятно основании, что государственное законодательство затрудняется регламентировать имущественные отношения нашего духовенства, определяемые более обычаем и практикою, чем точными законами, а также рассмотрение жалоб в нарушении ими бесспорных обязательств и просьб о побуждении к уплате бесспорных долгов⁴³⁴.

За исключением этих двух указанных случаев, все гражданские иски духовенства подлежат гражданскому суду, и рассматриваются по общим правилам гражданского судопроизводства⁴³⁵.

По делам светских лиц церковный суд действует только в области брачного права. Между тем как на западе брачное право переходит в сферу государственной юрисдикции по всем вопросам, законодательным и судебным, в русском государстве подлежат ведомству духовных судов все дела: об удостоверении действительности события браков, о признании их законности или незаконности и о расторжении браков⁴³⁶.

Подробнее мы скажем об этом в отделе о брачном праве, к которому и переходим.

I. Цель и существо брака. Существо брака не обнимается одною частною целью, как, напр., рождением и воспитанием детей, как это было в древние времена, когда брак имел больше политическое значение, государственный интерес, чем частный, основанный на взаимной склонности, или – размножением рода человеческого; этому противоречит существование бездетных браков, продолжение их в старости и при обстоятельствах, когда достижение такой цели невозможно; или – взаимною помощью супругов, на основании того частного библейского изречения, что: «не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему»⁴³⁷. Брак есть полное общение супругов на всю жизнь⁴³⁸: общение физическое или половое; общение нравственное и юридическое, как союз прав, взаимной склонности и всех других жизненных отношений⁴³⁹, и, наконец, общение религиозное, освященное церковью как образ единения Иисуса Христа с церковью. Nuptiae sunt conjunctio maris et feminae, et consortium omnis vitae divini et humani juris communicatio, или, что, то же, брак есть «мужеви и жене сочетание и сбытие во всей жизни, божественной же и человеческой правды общение».

Учение о браке, как о договоре, неправильно или по крайней мере односторонне: взаимное согласие на вступление в брак есть договорный элемент, и в этом смысле брак можно назвать договором; напротив, последствия брака совершенно не похожи на простые договорные отношения. Частная воля служит только основанием происхождения брака, но не продолжения его.

2. Препятствия для вступления в брак. Общие.

1. Одни брачные препятствия уничтожают действительность брака. Это, так называемые, impedimenta dirimentia; другие только запрещают брак, но не уничтожают его, а сопровождаются только церковными и гражданскими наказаниями. Это, так называемые, impedimenta impedientia.

2. Различают также препятствия частного права и публичного. Первые допускаются в интересах частных лиц (напр., существенная ошибка в лице, принуждение и проч., о чем ниже); вторые – требуются существом брака и церковного или государственного строя.

3. Равным образом – брачные препятствия суть абсолютные, если исключают брак со всяким лицом, и относительные, если не допускают брака только с некоторыми лицами (по родству напр.).

а) Отсутствие согласия на вступление в брак.

а) Недостаток сознания (impedimentum amentiae). Так как взаимное согласие на вступление в брак есть договорный элемент, а договор зависит от воли контрагентов, то брак может заключить только тот, кто способен вообще к юридическому действию, к обсуждению юридических последствий, проистекающих от брака. Поэтому не могут вступать в брак безумные и сумасшедшие, а также слабоумные⁴⁴⁰.

Впрочем – от указанных душевных болезней нужно отличать простое слабоумие, приводящее к опеке по частным юридическим действиям, но не исключающее способности к бракозаключению⁴⁴¹.

К душевным болезням приравниваются некоторые другие состояния, временно разрушающие сознание, а именно: сон, эпилепсия, в особенности же высшая степень опьянения⁴⁴².

Глухие, слепые и немые могут заключать брак; потому что недостаток частных чувств не разрушает способности размышления (вменения).

б) Заблуждение и обман. Заблуждение состоит в ложном представлении о лице, с которым брак должен быть заключен. Обман же есть увлечение другого лица к браку каким-либо незаконным образом, напр., усвоением ложного имени или звания и т. д.

Заблуждение касается лица или свойств его. Заблуждение в лице есть ложное представление о том, что обещание на вступление в брак дастся определенному лицу, между тем как то, кому оно дано, на самом деле есть другое лицо. Это может случиться при браковенчании в ночное время, с лицом, покрытым покрывалом⁴⁴³ при бракозаключении, при посредстве третьего и т. д. Очевидно, что такое согласие, не лежащее в намерении лица, уничтожает существование брака.

Свойства лица, относительно которых другая сторона находится в заблуждении, суть важнейшие свойства, касающиеся самого существа брака, когда, напр., одно лицо не знает, что другое лишено личной свободы (присуждено к позорному наказанию), находится в состоянии беременности, состоит в запрещенных степенях родства или свойства, приняло высшее посвящение⁴⁴⁴ и т. д. Свойства, неприятные личным склонностям и ожиданиям другого лица, не составляют impedimenta dirimentia; специальное определение этих свойств невозможно, а частая ссылка на них могла бы повести к злоупотреблениям и к произволу в таком важном институте, каков брак.

в) Принуждение и похищение. Брак не может быть совершен законно без взаимного и непринужденного согласия брачующихся лиц⁴⁴⁵; поэтому брак недействителен, если употреблена действительная угроза против одного или обоих брачующихся⁴⁴⁶, если, напр., угрожающий будет обладать действительною силою совершить зло, нанести большой вред здоровью, жизни, личной свободе, а угрожаемый (е) лишен средств к обороне против очевидной или вероятной опасности. Простые угрозы, боязнь будущих преследований не уничтожают брачного согласия⁴⁴⁷.

Прямое принуждение со стороны родителей⁴⁴⁸ и опекунов, под угрозою изгнания из родительского дома, лишения пропитания и т. д. не допускается. Не прямо – такое принуждение возможно, если, напр., родители надеются, что распущенный сынок их исправится с женитьбою; но при этом не должно быть указания на определенную невесту⁴⁴⁹.

Равным образом, свободное согласие детей не оспаривается, если они, под влиянием чувства почтения, решаются на брак, рекомендуемый им родителями (совет, представления)…

Похищение для вступления в брак противно божественному и человеческому праву⁴⁵⁰, и потому составляет существенное препятствие к браку. Оно – препятствие к браку при наличности следующих существенных условий: 1) предметом похищения должно быть женское лицо, свободное или замужнее, или вдова – безразлично, за исключением лиц зазорного поведения⁴⁵¹; ибо трудно предположить, чтобы женское лицо допустило подобное преступление по отношению к мужчине; 2) в основании преступления похищения должно быть намерение поставить женское лицо в такое положение, в котором оно было бы не в состоянии освободиться от воли похитителя, и наконец, 3) действительное исполнение насильственного акта, перемещение похищенной с одного места на другое посредством физического насилия, хитрости и угроз⁴⁵².

Так как похищение есть великое преступление, и даже большее, чем прелюбодеяние⁴⁵³, то брак, заключенный между похитителем и похищенной, расторгается по церковным и гражданским законам⁴⁵⁴, и виновные в похищении подвергаются строгому наказанию. Древние отцы церкви предоставляли родителям право признать или отвергнуть подобный брак⁴⁵⁵, но позднейшие канонисты, следуя византийско-римскому праву, считали такой брак незаконным даже после согласия родителей⁴⁵⁶.

Наказание за похищение – смертная казнь по римскому праву⁴⁵⁷, или потеря руки – по византийскому⁴⁵⁸; по русским законам – лишение всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и ссылка на житье в Сибирь или отдача в исправительные арестантские отделения; в случае же согласия похищенной на похищение – заключение в тюрьме (4–8 месяц.) для похитителя, и в монастыре – для согласившейся на похищение (на такое же время⁴⁵⁹.

Что до церковных правил, то древние из них или вовсе не устанавливают церковных наказаний за похищение⁴⁶⁰ или же подвергают похитителя временному отлучению от церкви⁴⁶¹. Соборы Халкидонский⁴⁶² и Трулльский⁴⁶³ похитителей и содействующих похищению отлучают от церкви, а лиц духовных лишают церковной должности.

г) Физическая невозможность.

а) Возраст. По греко-римским законам для вступления в брак требуется – физическая зрелость (pubertas), в женском поле по достижении 12-ти лет, а в мужеском 14-ти. Это требование о физической зрелости имело силу и у нас до конца 18 века, когда указом св. синода 1774 г. был определен 15 л. возраст для мужчин и 12-ти летний для женщин. В 1830 году именным Высочайшим указом св. правительствующему синоду определено – жениху иметь не менее 18-ти лет, невесте – не менее 16-ти⁴⁶⁴. Только епархиальный архиерей может в необходимых случаях разрешать браки, по своему усмотрению, когда жениху или невесте недостает не более полугода до законного совершеннолетия. Брак лиц несовершеннолетних считается недействительным⁴⁶⁵; сочетавшиеся несовершеннолетние немедленно разлучаются, и по достижении совершеннолетия не принуждаются к супружеству, если сами не пожелают того; в случае же согласия союз их подтверждается в церкви, по установленному для того чиноположению⁴⁶⁶. В Закавказском крае дозволяется природным жителям вступать в брак по достижении – женихом 15-ти, а невестой – 13-ти лет. С другой стороны, обращая внимание на лета старости, наш закон запрещает вступать в брак лицу, имеющему более 80-ти лет от роду⁴⁶⁷ (по древним греко-римским законам – 60-ти⁴⁶⁸.

д) Физическая неспособность. Под препятствием этого рода церковь имеет в виду не бессилие деторождения, но брачное сожитие вообще; рождение детей есть только возможное явление, и как тайна природы, не зависящая от воли супругов, не может быть предметом взаимного их обещания.

Такой физический недостаток обыкновенно открывается после заключения брака, и церковь допускает презумпцию с одной стороны о том, что вступающий в брак физически развит и сознает, что он может и желает исполнять брачные обязанности, и с другой, что никто не будет вступать в брак, не обладая такою способностью. От того физическая неспособность признавалась законным препятствием к супружеской жизни не прежде трех лет⁴⁶⁹ после вступления в брак (triennium или experimentum cohabitationis triennalis), когда она оказывалась на деле, как неспособность или немощь природы. Это постановление перешло и к нам, с тем лишь ограничением, что неспособность не природная, болезненная или явившаяся после вступления в брак (impotentia superveniens) не может служить поводом к расторжению супружества⁴⁷⁰.

а) Родство. Родство бывает или естественное (кровное) или составное (свойство), а также – гражданское и духовное.

Кровное родство основывается на единстве или на общении крови, или – иначе – оно есть взаимное отношение двух лиц, определяемое происхождением одного от другого или обоих от общего третьего лица.

Близость родства определяется линиями и степенями. Степень есть связь одного лица с другим посредством рождения; а связь степеней, непрерывно продолжающихся, составляет линию. Линии же суть трех родов: нисходящие, восходящие и боковые. Нисходящая линия составляется из степеней или рождений, простирающихся от данного лица к его потомству (к его сыну, внуку, правнуку и т. д.); линия восходящая составляется из степеней, идущих от данного лица к его предкам (к его отцу, деду, и т. д.). Боковое родство образуется из двух или нескольких различных линий или рядов лиц, соединяющихся в одном общем родоначальнике. Так, родные братья и сестры соединяются в одном лице – отца; брат отца и сестра отца – в лице деда и т. д.

Сколько степеней, столько и рождений. Quot sunt generationes, tot sunt gradus inter personas, de quarum cognatione quaeritur; поэтому в нисходящей – сын занимает первую степень, внук – вторую, правнук – третью; в восходящей – первую степень занимает отец, вторую – дед и т. д. В линии боковой – степени также считаются по рождениям, начиная от данного лица и восходя по прямой линии к общему родоначальнику, и от него переходя по линии настоящей к тому родственнику, степень родства которого отыскивается. Потому два родных брата находятся во второй степени, дядя и племянник в третьей, двоюродные братья в четвертой, сын двоюродного брата в пятой и т. д⁴⁷¹.

Браки в близких степенях родства встречаются только, как редкие исключения в истории древних законодательств (Персов, Египтян и Афинян)⁴⁷². Кровь отвращается от таких браков⁴⁷³ и ищет своего продолжения и обновления в чужой крови.

Но, где граница родства? Христианская церковь заимствовала предписания о брачных препятствиях из ветхозаветного Моисеева законодательства и древнего греко-римского права и расширила их⁴⁷⁴. Она хотела освятить все гражданские отношения и насколько возможно сблизить всех людей в общем чувстве солидарности и братства.

Само собою, что христианская церковь совершенно запретила браки между восходящими и нисходящими; в боковых же линиях – она называет страшным грехом брак во второй степени родства и наказывает за то 12-ти-летним отлучением от церкви⁴⁷⁵. По римско-византийскому праву, такой союз наказывается как incestus juris gentium⁴⁷⁶. Несомненно также, что церковь издавна не признавала действительности браков в третьей степени (дяди и племянницы, и – тетки и племянника⁴⁷⁷. Императоры Констанций и Констанц, сыновья Константина Великого, запретили такой брак под угрозою смерти⁴⁷⁸. Это запрещение перешло во все позднейшие византийские кодексы, но без уголовной санкции.

Брак между двоюродными или в 4 степени был дозволен в древней римской империи, особенно после того, как строгое paterfamilias потеряло свое значение и члены семьи приобрели по отношению к ней большую самостоятельность. В древних правилах церкви нет указания о запрещении подобных браков; в первый раз, и под угрозою смертной казни, они были запрещены конституцией императора Феодосия Великого (384 г.), по настоянию святого Амвросия Медиоланского⁴⁷⁹.

Впрочем, ни сам св. Амвросий, ни другие отцы (св. Афанасий, блаженный Августин) не считали этого препятствия de juro divino⁴⁸⁰.

Император Аркадий отменил этот закон, а Юстиниан прямо дозволил такой брак в своих институциях⁴⁸¹.

Окончательно это брачное препятствие было признано 54-м правилом Трулльского собора и принято позднейшим византийским законодательством.

С VIII стол., границы родства в боковых линиях все более и более раздвигаются и к концу XIII столетия обозначаются семью степенями. Это семеричное число степеней покоится все на том же 54 правиле Трулльского собора⁴⁸², хотя по букве своей оно и не дает повода к такому распространительному толкованию⁴⁸³, и до сих пор охраняется греко-восточным правом и нашей русской церковью. Впрочем, у нас возможно вступление в брак с родственным лицом в 5 степени с разрешения епископа или же по диспенсации высшей церковной или государственной власти.

Современные государственные законы западных государств запрещают браки между родственниками в восходящей и нисходящей линии и только в первых трех степенях бокового родства⁴⁸⁴ или даже в первых двух⁴⁸⁵.

б) Свойство есть отношение одного супруга с его родственниками к кровным родственникам другого. Это римское affinitas, по которому родственники различных фамилий не составляют одного рода, а только взаимно соприкасаются или граничат.

По вопросу о брачных препятствиях по свойству церковь не нашла точки опоры ни в ветхом завете, ни в римско-византийском праве; потому что в обоих законодательствах указываются только лица, между которыми брак не может быть заключен по причине отношений свойства, а не общие начала. Приводятся ли эти лица, только для примера или же обозначается ими крайняя граница свойства – спорный вопрос.

Впрочем, изречения ветхого и нового завета дали самой церкви повод⁴⁸⁶ приравнять брачные препятствия по свойству к брачным препятствиям по родству кровному, и именно, браки между восходящими и нисходящими двух супругов запретить абсолютно, а браки в боковых линиях до седьмой степени⁴⁸⁷ – Ветхозаветное запрещение браков во второй степени свойства, т. е. с женою брата и аналогично с сестрою жены⁴⁸⁸ было признано церковью с самых первых веков⁴⁸⁹ и перешло в византийское законодательство⁴⁹⁰. Браки в третьей степени свойства запрещены на основании того же Моисеева права⁴⁹¹, а по отношению к степеням последующим применена распространительная интерпретация 54-го Тр. собора.

Современные западные законодательства считают свойство препятствием к браку только до второй канонической степени.

в) Гражданское или адоптивное родство происходит чрез усыновление кем-либо другого лица, при соблюдении определенных юридических формальностей⁴⁹².

В церковно-византийском праве оно было известно в двух формах: в форме адопции, в собственном смысле, и в форме аррогации (adoptio, arrogatio).

Аррогация есть приобретение отеческой власти над другим лицом, самостоятельным в семейном отношении (homo sui juris)⁴⁹³.

Адопция есть усыновление лица, еще находящегося под отеческою властью⁴⁹⁴. Это есть родство по закону, юридическое родство (родство по мужескому, а не по женскому колену, иначе – agnatio⁴⁹⁵, соединявшееся с правами gо званию и состоянию усыновителя.

Брачное препятствие по аррогации ограничивается только лицами, стоящими друг к другу в агнативном отношении; по этому, напр., усыновленный не может жениться на родной сестре усыновителя (она – тетка ему), на его дочери, на внуке и т. д.; но на дочери адоптивной сестры⁴⁹⁶ или на адоптивной сестре матери⁴⁹⁷ – может.

Брачное препятствие этого рода отпадает с прекращением власти аррогатора или – что, то же – с возвращением самостоятельности со стороны усыновленного.

Адопция, в собственном смысле, не ведет за собою нового брачного препятствия, потому что, по крайней мере по Юстинианову праву – она относилась только к родственнику в восходящей линии, где, таким образом, естественные и адоптивные права сливаются в одном и том же лице⁴⁹⁸.

Современные русские законы об усыновлении, изложенные в X томе свода законов⁴⁹⁹, не дают определенного указания о том, какое оно составляет препятствие к браку, а замечают только, что законно усыновленный вводится во все права, родным детям принадлежащие⁵⁰⁰.

По современным западным законам – германскому и швейцарскому – брачное препятствие ограничивается усыновителем и усыновляемым и имеет значение только на то время, пока это юридическое отношение продолжается. По австрийскому гражданскому праву, адоптивное родство не составляет брачного препятствия ни в прямой, ни в боковой линии. Французское право удерживает еще брачное препятствие между усыновителем и усыновляемым, а также между адоптивными братьями и сестрами.

г) Духовное родство образуется чрез восприятие от крещения. Правда, апостолы не знали такого особенного родства, когда учили о всеобщем сыновстве людей в Боге чрез Иисуса Христа и о всеобщем братстве христиан между собою, но несомненно, что понятие о нем составилось еще в первые века церкви. Уже рано развилось в церкви представление, на основании учения о возрождении в крещении, что между восприемником и воспринятым от крещения существует отношение, аналогичное родству. Восприемник был руководителем крещаемого, подводил его к купели крещения, принимал при выходе из воды, поручался за веру его и добрую жизнь; одним словом, был в полном смысле духовным отцом крещаемого.

Что же до брачного препятствия через восприятие от крещения, то оно – относительно позднего происхождения. В древней церкви обыкновенно крестились только взрослые; а так как крещение совершалось чрез троекратное погружение крещаемого⁵⁰¹, то ради скромности восприемниками выбирались лица того же пола⁵⁰².

Вопрос о брачном препятствии по духовному родству возник только в последствии, когда стало обычным крещение детей и при двух восприемниках разных полов. В первый раз император Юстиниан запретил брак между восприемником и воспринятою им и, следовательно, ограничил духовное родство, как брачное препятствие, первою степенью⁵⁰³.

Трулльский собор запретил брак между восприемником и материю воспринятого, т. е, во 2-й степени духовного родства⁵⁰⁴. Но так как по тому же 53-му правилу Трулльского собора духовное родство выше телесного⁵⁰⁵, то позднейшие византийские канонисты (Феодор Вальсамон, Матфей Властарь) нашли необходимым исчислить брачные препятствия по духовному родству, по крайней мере, до той же 7 степени, как и в родстве кровном.

Современные русские церковные правила не признают духовного родства между восприемником и восприемницею одного и того же младенца⁵⁰⁶, между детьми восприемника с воспринятым⁵⁰⁷ и даже между восприемником ребенка и материю его⁵⁰⁸. Впрочем, венчание таких лиц возбранено священникам без предварительного разрешения епархиального начальства («да не смущается совесть немощных»). Таким образом, в нашей церкви духовное родство ограничивается в настоящее время собственно одною первою степенью. Протестантская церковь, как и современные западные законодательства, не признает духовного родства препятствием к браку.

д) Священство и обет безбрачия. По правилам древней церкви и греко-римского законодательства, священник, вступивший в брак после хиротонии, лишался должности⁵⁰⁹, а самый брак считался недействительным⁵¹⁰.

Те же начала и по отношению к монахам. Правда, при начале развития монашеской жизни, обеты монахов не имело юридического значения и не сопровождались юридическими последствиями, тем более, что все они были простые – не посвященные миряне⁵¹¹; но уже с V в. свободное общество монахов стало церковно-общественным институтом, а обет безбрачия – церковно-государственным препятствием к браку. По церковным законам, монах, вступивший в брак, подвергался покаянию или церковному отлучению⁵¹², «доколе не престанет от страстные нечистоты», по выражению св. Василия Великого⁵¹³, а самый брак расторгался⁵¹⁴. По гражданским законам такой монах возвращался в монастырь и подвергался строгой монастырской епитимии; впрочем, это только позднейшее гражданское постановление; древние же гражданские законы лишали монаха, оставившего монастырь, только некоторых церковных и гражданских прав (напр., права на вступление в клир, возврата имущества, принесенного в монастырь, при поступлении)⁵¹⁵, но не права на вступление в брак; равным образом, не добровольное согласие монахини на вступление в брак было преступно, но только насильственное похищение ее с целью брака⁵¹⁶.

Эта же точка зрения выразилась и в нашем законодательстве о браках священников и монашествующих⁵¹⁷; запрещено не вступление в брак, а определено только время вступления.

Государственные западные законы не признают брачного препятствия по причине ordo sacer или professio religiosa, за исключением Франции и Австрии; по австрийскому закону 1876 г. (§ 63), брачное препятствие для лиц духовных может прекратиться только по выходе из самой церкви, запрещающей брак.

Но эта исключительная точка зрения (остаток принудительной системы) несостоятельна сама по себе, по своим внутренним основаниям и противоречит общему духу того же австрийского законодательства⁵¹⁸.

е) Различие религии и христианского вероисповедания. По идее, брак, как выше сказано, есть общение целой жизни, не только humani, но и divini juris communicatio. Правда, можно быть в одно и то же время и искренне преданным своей вере и снисходительным по отношению к другому религиозному убеждению; однако, полное понятие о браке требует не внешнего только мира между супругами, но и истинного внутреннего общения, согласия в высших интересах; поэтому, кто серьезно относится к своей религии, тот наверное не легко заключит брак с лицом неверным или иноверным.

Тем не менее, новозаветное слово Божие не исключает браков между христианами и неверными. Св. апостол Павел нигде не запрещает специально браков с иудеями и язычниками, хотя и увещевает христиан не преклоняться под чужое ярмо с неверными⁵¹⁹ и одобряет браки, заключенные только в Господе⁵²⁰; существующих же подобных браков не расторгает, «да верующая часть святит неверного и ведет к познанию истины»⁵²¹.

Запрещение подобных браков установилось постепенно, путем обычного церковного права. Так уже в III и VI вв. отцы церкви считают браки христиан с неверными, или, как выражается св. Киприан, пленение членов Христовых язычникам – осквернением⁵²². В V и VI вв. это обычное право приняло силу закона⁵²³.

По законам греко-римcких императоров брак христианина с иудеем считался уголовным преступлением⁵²⁴ или приравнивался к прелюбодеянию⁵²⁵.

На одну линию с браками иудеев и язычников древняя церковь ставила браки христиан с еретиками⁵²⁶. Впрочем, при этом не надобно забывать различия между еретиками и раскольниками. Браки с еретиками – недействительны⁵²⁷; браки же с раскольниками возможны, хотя и их церковь допускала только по необходимости, только потому, что трудно было и частью даже невозможно провести принцип полного единения веры при бракозаключении.

В римско-византийских законах нет прямого запрещения браков с еретиками, но только – посредственное, а именно – еретики не могли занимать в государстве почетных должностей, не принимались в военную службу, подлежали даже инфамии (манихеи, напр.)⁵²⁸, но самые браки их не были точно ограничены.

Со времени разделения церкви на восточную и западную, особенно же со времени завоевания латинянами Константинополя (1204 г.), вражда восточной церкви к латинской возросла до того, что брак с католиком был запрещен, как с еретиком, а в XVII столетии католиков крестят в Греции и в России, как язычников. К еретикам же относились также лютеране и кальвинисты, особенно правилами соборов XVII столетия.

Частный случай позволения смешанных браков, и по интересам политическим, был допущен в России императором Петром Великим⁵²⁹.

По современным русским законам существуют следующие постановления относительно браков православных с лицами неверными и с христианами других вероисповеданий.

Вступать в брак с магометанами и евреями могут только лютеране⁵³⁰; православным же брак с нехристианами вовсе запрещается⁵³¹. Брак православного лица с раскольником может быть только по присоединении раскольника к церкви, утвержденном присягою⁵³². Браки православных с лицами других христианских исповеданий совершаются в настоящее время священником без особого разрешения высшего начальства⁵³³, но при условии, чтобы лицо иноверное дало письменное обязательство воспитывать своих детей в православной вере⁵³⁴, а также, чтобы такие браки были венчаны по правилам и обрядам православного вероисповедания⁵³⁵. Конкуренция браковенчания не допускается⁵³⁶, т. е. иноверное благословение может быть только позже, а не раньше православного бракосочетания.

На Западе препятствие к браку по причине вероисповедания уничтожено. Только Австрия запретила браки между христианами и не христианами, но очевидно вопреки общепризнанному своему принципу разделения государственной и религиозной сферы⁵³⁷.

ж) Недозволение родителей, опекунов и гражданского правительства. По древне-римскому праву, где родовые начала отличались особенною крепостью и власть отца над детьми (patria potestas) признавалась безграничною и абсолютною, брак, совершенный без согласия родителей, был недействителен бесповоротно⁵³⁸; позднее – родительская воля была все еще решающим моментом при вступлении детей в брак; но, во-первых, последующее согласие отца утверждало действительность брака, и, во-вторых – личное согласие самих брачующихся считалось настолько существенным, что противоречие отцовскому выбору могло останавливать брак. Так, сын не обязывался вступать в брак, если был несогласен с выбором отца⁵³⁹. Отец, не дающий согласия на брак, должен был представить основания, что брак, не одобренный им, будет несчастен⁵⁴⁰; в противном случае – отеческое согласие восполнялось по суду⁵⁴¹, волею правительственною. Особенной формы для выражения отеческого согласия не было⁵⁴²; довольно, если родители знали о браке и не заявили против него формального протеста в определенное время.

Эти начала позднейшего византийского права нашли свое применение в правилах древней восточной церкви и в нашем церковно-гражданском законодательстве. Так, по правилам Василия Великого браки против воли обладающих суть блудодеяния; но они тверды (действительны), если они изъявят согласие на их сожитие⁵⁴³. Равным образом по 6 ст. X тома вступление в брак без воли родителей, опекунов или попечителей запрещается⁵⁴⁴; но, с другой стороны, брак не может быть законно совершен без взаимного и непринужденного согласия сочетающихся лиц⁵⁴⁵.

Недозволение родителей не есть еще момент, бесповоротно уничтожающий брак; по крайней мере, церковное законодательство ничего не говорит о том; действующее же уложение о наказаниях угрожает за вступление в брак против решительного запрещения родителей – заключением в тюрьме на время от четырех до восьми месяцев⁵⁴⁶ и, сверх того, лишением прав наследования по закону в имении того из родителей, который оскорблен неповиновением детей… Восстановление прав на наследование вполне или частью возможно при прощении, выраженном в законной форме⁵⁴⁷.

Лица, состоящие в службе военной и гражданской, вступают в брак с дозволения их начальств⁵⁴⁸; за нарушение же этого постановления – строгий выговор со внесением в послужной список⁵⁴⁹.

По греко-римским законам обручение есть договор или взаимное обещание двух лиц на вступление в брак в будущем. Sponsalia sunt mentio et repromissio nuptiarum futurarum⁵⁵⁰.

По отношению к самому браку, обручение было подготовительным моментом, и по своему значению не приравнивалось к нему, не имело обязательной силы для обручаемых⁵⁵¹, не заключало в себе права иска или принуждения ко вступлению в брак, и могло быть расторгаемо односторонне без особенно уважительных причин и без всяких юридических последствий, кроме возвращения обручального дара (arrha sponsalitia – donationes sponsalitiae) в удвоенной цене его или же сопровождалось (расторжение) потерею его, когда отказывалась от обручения сторона, давшая подарок⁵⁵².

Впрочем, с III столетия христианской эры обручение становится значительно установившимся юридическим отношением, и именно: 1) невеста обязывалась быть верною жениху, как жена мужу; неверность обрученной наказывалась, как прелюбодеяние жены⁵⁵³; 2) второе обручение прежде расторжения первого считалось бесчестием, как вступление во второй брак прежде расторжения первого⁵⁵⁴; 3) жених, подобно мужу, имел actio injuriarum против того, кто причинял обиду его невесте⁵⁵⁵.

Христианская церковь не только вполне усвоила этот государственный взгляд на обручение, но и прямо уравняла его по значению с действительным браком⁵⁵⁶. По ее учению, вступление в брак с девицею, обрученною другому, есть как бы святотатственное нарушение благословения, преподанного священником⁵⁵⁷.

По 11 правилу Анкирского собора даже грубое нарушение обручения со стороны внешнего третьего не даст повода к расторжению, если жених не хочет того.

Трулльский собор определил⁵⁵⁸, что берущий в брачное сожитие жену, иному обрученную (конечно при жизни обрученного) подлежал вине прелюбодеяния».

Гражданские законы признали церковное обручение равносильным браку только в XI столетии⁵⁵⁹. Гражданское обручение осталось и при церковном; но оно имело значение простого договора и совершалось по началам римско-гражданского права о договорах.

Впоследствии, при установившемся понятии о нерасторжимости церковного обручения, различие между обручением и браковенчанием потерялось, почему и благословения того и другого слились друг с другом и стали совершаться непосредственно одно за другим.

Обычай благословения самих браков можно возвести, так же как и обручение, к самой глубокой христианской древности. Уже во II столетии церковь требовала, чтобы браки совершались с согласия епископа, μετα γωμης о Господе, а не по страсти, χατα χοβιον, а не χατ επιθυμικν. В III веке церковь осуждает тайные браки, совершаемые без ведома церкви, считая их juxta moechiam et fornicationem⁵⁶⁰; самая же форма церковного бракозаключения выступает в более определенных чертах и притом так, что учители церкви этого времени считают ее не новою, а несомненно древнею. Она состояла в том, что жених и невеста в назначенный день приходили в церковь, слушали общественную литургию и общественные за них молитвы, приобщались св. Таин и принимали благословение епископа или священника⁵⁶¹. Отцы церкви IV и V вв., все требуют, чтобы христиане освящали свои браки церковным благословением⁵⁶².

Такова историческая несомненность церковного бракозаключения в древней церкви. При этом необходимо, впрочем, сделать следующее замечание.

Указанные церковные требования о браке, само собою, не имели обязательного значения для государства; они показывают только, что церковь в своей сфере действовала совершенно самостоятельно по вопросу о браке и не касалась гражданской законности его. Законность брака с государственной точки зрения зависела не от церковной формы бракозаключения, а от исполнения государственных законов. Это особенно нужно сказать о времени первых трех столетий христианства, когда христиане, как римские граждане, заключали браки по римским законам, а церковной дисциплине о браке подчинялись лишь добровольно⁵⁶³. Церковь не одобряла браков, не освящаемых молитвою, но не могла считать их недействительными, если они были законны пред судом государственным (напр., браки христиан с язычниками или с еретиками).

Еще по конституции (428 г.) императоров Феодосия и Валентиниана III браки совершались беcформенно по одному простому выражению согласия на брак пред свидетелями⁵⁶⁴.

Император Юстиниан предписал лицам средних сословий совершать брачный контракт пред церковным дефенсором⁵⁶⁵, но при этом церковное благословение не требовалось, как юридически-необходимая составная часть брака. К тому же эти лица могли заключать брак другим способом, напр., посредством формального брачного договора⁵⁶⁶, как это и установлено было относительно лиц высших сословий⁵⁶⁷. Лица низших классов (поселяне, низшие военные чины) не соблюдали никаких форм при вступлении в брак⁵⁶⁸.

Благословение брака еще не строго требовалось в VIII столетии; потому что брак признавался действительным, если он был заключен или на основании письменного договора или по взаимному согласию сторон, или в церкви, и проч⁵⁶⁹.

Только к концу IX столетия церковное благословение стало существенным условием бракозаключения и законность брака – в юридической зависимости от него⁵⁷⁰.

Впрочем, и эта 89 Новелла не касалась еще благословения браков рабов, что сделал император Алексей I Комнен – 1095 года⁵⁷¹.

Такова история развития вопроса о церковном обручении и бракозаключении в древней восточной церкви.

Эти церковно-византийские постановления о браке перешли и к нам из Греции в Россию. Впрочем, после введения христианства, язычество долго еще сказывалось в общественной и особенно в религиозной жизни наших предков и потому церковное браковенчание прививалось с трудом. Как известно, в период язычества существовали две формы брака⁵⁷², в основании которых одинаково лежало начало взаимного согласия, вступающих в брак: это – ведение (с согласия родителей) и умычка⁵⁷³. С водворением христианства эти формы брака нескоро уступили свое место церковному благословению. В обществе господствовало, кажется, убеждение или предрассудок даже до XIV–ХVI века, что церковная форма брака обязательна только для князей и бояр; что же до простого народа, то полагалось, что при вступлении в брак он может довольствоваться простыми, старинными формами, совершенно обходя церковное благословение⁵⁷⁴.

Как бы то ни было, но умычка у воды существовала еще в XIII столетии, хотя и возбуждала против себя громкие порицания со стороны церковной власти, очевидно, как против формы брака, несогласной с обычаями христианской церкви.

Обручение совершалось отдельно от бракосочетания до 1775 года, когда оно стало совершаться одновременно с браком и подведено под одни с ним правила. Исключение сделано только для особ царской фамилии, когда они вступают в брак с лицами иных государств и вероисповеданий. Для них разрешено совершать обручение и отдельно от браковенчания и даже заочно (1790 г.).

Относительно времени, когда нельзя совершать браков, церковно-византийское право различает траурный год⁵⁷⁵ и дни священные для всех членов церкви.

Предписания о траурном годе основываются – с одной стороны на нравственном чувстве уважения к умершему супругу, и с другой – на специально-юридическом основании относительно вдовы⁵⁷⁶.

Что до дней освященных, то древняя церковь вплоть до 13 столетия запрещала браковенчание только в одну св. четыредесятницу⁵⁷⁷. В этом отношении церковь возвела в дисциплинарный закон увещание апостола Павла, обращенное к супругам о воздержании и молитве по временам⁵⁷⁸. Впрочем, брак благословленный даже в этот период времени, признавался действительным; подвергался наказанию один лишь священник, смотря по степени вины⁵⁷⁹.

Запрещение браков в течение других постов основано не на канонах, а на церковном обычае, и, как такое, может быть уничтожено авторитетом местной церковной власти.

Прежде браковенчания – священник производит обыск, т. е. исследование о законности бракосочетания; напр., имеют ли жених и невеста узаконенный к супружеству возраст, нет ли между ними родства плотского или духовного, а также свойства и проч. С этою же целью, прежде совершения венчания, делается в церкви троекратное оглашение, – эта, так сказать, необходимая предосторожность для избежания тайных или незаконных браков и для охранения прав третьих лиц, – в три ближайшие воскресные или праздничные дни после литургии⁵⁸⁰. Сведения о препятствиях к браку представляются священнику, письменно или словесно, не позже последнего из трех церковных оглашений. Впрочем, священник должен остановить совершение брака даже в том случае, когда препятствие к браку будет объявлено во время самого венчания. К обыску прилагаются письменные свидетельства о дозволении начальства на вступление в брак и другие документы, требуемые обстоятельствами дела. Для удостоверения в справедливости всего показанного, обыск подписывается собственноручно женихом и невестою, тремя или двумя поручителями по женихе и невесте, и, наконец, священно и церковнослужителями, производившими обыск. По окончании всех этих предварительных действий брак совершается, сообразно с духом соборных правил⁵⁸¹ в церкви; венчание же вне церкви допускается только по обстоятельствам, в особенных случаях, и при том с дозволения епархиальных архиереев.

Слово Божие не запрещает второго брака после смерти одного из супругов⁵⁸². Святой апостол Павел даже советовал молодым вдовам вступать в брак…⁵⁸³ и, конечно, и вдовцам; потому что существо и условия брака равны для обеих сторон, почему апостол и говорит в другом месте: безбрачным же и вдовым говорю⁵⁸⁴.

Впрочем, лично апостол думал, что вдова блаженнее, если останется так⁵⁸⁵; воздержание лучше вступления во второй брак, совершеннее. Вообще же вступление во второй брак – дело совести и религиозных убеждений.

Так смотрела на это и церковь. Древние отцы и учители церкви также отдавали предпочтение воздержанию, как средству magnum conquirere honorem apud Dominum, но и второго брака не осуждали и вступление в него не считали грехом⁵⁸⁶. Только Тертуллиан, под влиянием монтанизма, смотрел на второй брак, как на особый вид разврата: но церковь отвергла такой взгляд и признала второй брак законным и дозволенным⁵⁸⁷. На первых порах она даже не подвергала, кажется, второбрачных церковному покаянию; по крайней мере 8 правило Никейского собора ничего не говорит о нем, а 1-е правило Лаодикийского собора еще не определяет самой меры и срока покаяния⁵⁸⁸.

К невыгодным последствиям второбрачия нужно отнести также то, что церковь не возлагала на второбрачных венцов (символов целомудрия и победы над страстью) и самое чинопоследование венчания отличала от ακολουθία второго брака⁵⁸⁹. У нас на Руси венцы не возлагались на вдовцов, а держались на плечах⁵⁹⁰. В настоящее время нет этих различий.

Императорское законодательство, ограничивая вторые браки, имеет в виду больше семейные интересы, чем церковные или религиозные. А именно – оно хочет охранить существующую семью, обеспечить неприкосновенность семейной собственности и предохранить ее от тех неприятностей и споров, которые могут происходить между родственниками от двух браков. Еще император Константин Великий называет матерей, вступивших в новый брак immοderatas atque intemperantes… quae plerumque novis maritis non solum res filiorum sed etiam vitam addicunt⁵⁹¹. По закону Юстиниана, жена могла приносить второму мужу только третью часть своего состояния и не наследовала собственным родным до третьей степени⁵⁹². Вступившая во второй брак, при детях от первого брака, теряла право собственности в имении своего первого мужа, которое все безусловно предоставлялось в пользу детей⁵⁹³. В последствии – эти последние ограничительные меры были перенесены и на отца, вступавшего в новый брак⁵⁹⁴. Но довольно подробностей: мне хотелось только показать вам, что византийское законодательство охраняло при втором браке семейные интересы… на что мало обращается внимания даже в наше время.

Гораздо неблагосклоннее церковь смотрит на третий брак, и особенно четвертый. По принципу, эти браки отвергались с глубокой древности и приравнивались к полигамии или к многоженству. Василий Великий называет третий брак наказанным (обузданным) блудом, распутным любодеянием⁵⁹⁵. Государственное законодательство не одобряло, как сказано, вторичных браков по семейным, а не по религиозным воззрениям; но позднейшее законодательство, запрещая их, уже прямо ссылается на христианское учение о них⁵⁹⁶. К концу X века третий брак был допущен с некоторыми ограничениями (напр., для молодых и бездетных), а 4-й решительно запрещен Василием Македоннинном.

Все эти греко-римские законы о вторичных браках были приняты и нашей церковью. Третий брак допускался, но не одобрялся: четвертый вовсе воспрещался⁵⁹⁷. Церковный обряд третьего брака состоял в одном молитвословии без венчания. Митрополит Фотий (XV век) в одном из своих посланий говорит о вторичных браках таким образом: «Первый брак – закон, второй – по нужде прощения слабости ради человеческой, третий – законопреступление, четвертый – нечестие, понеже – свинское есть житие⁵⁹⁸». Впрочем, несмотря на запрещение, четвёртые браки случались⁵⁹⁹, только правительство не дозволяло детям, рожденным от четвертого брака, пользоваться правами законных детей по наследству⁶⁰⁰. В настоящее время четвертый брак воспрещается 21 статьей X-го тома Свода Законов.

Незаконным браком называется союз двух лиц, заключенный при наличности так называемых impedimentia dirimentia. К таким препятствиям, как мы помним, относятся: сумасшествие одного или обоих вступивших в брак (брачившихся); близкое родство; одновременное и последовательное многобрачие; священство и обеты безбрачия и проч.⁶⁰¹

Но незаконный брак всегда ли и недействителен. Да, при указанных брачных препятствиях; при несоблюдении же формы бракозаключения или при препятствиях личного характера – не всегда недействителен: напр., брак без согласия гражданского или военного начальства – не ничтожен; – последующее согласие стороны, вступавшей в брак под влиянием принуждения, заблуждения или обмана устанавливает действительность брака и т. д.

По римскому праву, расторжение совершалось или по взаимному согласию супругов (divortium consensu) или в форме одностороннего отвержения (repudium). В древниt времена, когда власть мужа простиралась до права над жизнью и смертью своей жены, возможен был только второй вид бракорасторжения. Жена была простою собственностью мужа, с которою он не только мог развестись, но даже с торжеством уступить ее своему другу или сопернику, искавшему ее руки⁶⁰².

Первая форма развода была логическим последствием позднейшего понятия о браке, как о взаимном договоре. Что взаимное согласие устанавливает, то обратная воля расторгает. Для выражения ее не требовалось никакой формы, как не нужна она была и при самом согласии на брак. Последствия такого широкого понятия о разводе привели к тому, что брачному союзу грозило полное распадение. Самые лучшие люди того времени⁶⁰³ не дорожили высоким значением семейных добродетелей .

Со своей стороны, жены, видя, что их не защищает ни добродетель, ни любовь, отдавались без стыда самому страшному разврату. Целомудрие стало уделом одних некрасивых женщин. Знатные римские дамы считали свои лета не по числу консулов, а по числу своих мужей. Они разводились для того, чтобы снова выйти замуж, и выходили замуж для того, чтобы снова развестись.

Чтобы положить границы такому необузданному произволу разводов, император Август ввел определенную форму, без соблюдения которой развод был не действителен⁶⁰⁴.

Но слабость этого паллиатива слишком очевидна, и император эпикуреец был не в силах исправить так глубоко зараженное общество.

Эту обновляющую силу дало христианство, когда оно признало брак высоким нравственным союзом – о Господе, а не по страсти. В силу этого, и вопрос о разводе христианство решило отрицательно, или лучше вопреки началам римского права о расторжимости по всякой вине или даже без всякой причины установило, как принцип, (нерасторжимость брачного союза⁶⁰⁵ и допустило только одну исключительную причину развода – слово прелюбодейно⁶⁰⁶ или, что тоже, доказанное обвинение в нарушении супружеской верности.

Таково учение самого Основателя христианства Иисуса Христа. Учение Его о нерасторжимости брачного союза повторил и объяснил святой апостол Павел в 1 послании к коринфянам, в главе 7-й⁶⁰⁷ и кроме того указал второе условие для расторжения: это – различие вероисповедания⁶⁰⁸. О втором же браке супруга, оставленного по этой причине, апостол не упомянул.

Христианская церковь первых трех веков так строго держалась этого учения о нерасторжимости, что запрещала невинной стороне вступать во второй брак даже по причине прелюбодеяния другого⁶⁰⁹.

Самое учение Спасителя о разводе понималось отцами церкви не в смысле уничтожения брака, а только в смысле прекращения брачного сожития.

Мысли о разводе по взаимному согласию не могло быть вовсе, разве при стремлении к высшему освящению⁶¹⁰.

Но это учение о нерасторжимости – очевидно идеальное учение. Не все могут выдержать такой высокий идеал. Он должен быть именно высоким нравственным образцом, но не законом (юридическим): иначе беспощадная строгость приведет к тому же, к чему и безграничный произвол.

Оттого древняя христианская церковь, не отменяя в принципе учения о нерасторжимости, скоро подчинилась влиянию необходимости. Уже Ориген допускал⁶¹¹ второй брак для оставленного при жизни супруга.

Соборы IV века (Арльский, напр. 314 г.) дозволяют вступать во второй брак молодым мужьям и женам, по причине неверности другого или иного тяжкого преступления⁶¹².

Самому понятию о прелюбодеянии, как причине, указанной Спасителем к разводу, некоторые отцы стали давать не только буквальный смысл, но и духовный, а именно: под понятие fornicatio стали подводить не только carnalis fornicatio, но и spilitualis, напр., идолослужение, отпадение от веры, приготовление яда, убийство ребенка и другиt подобные преступления.

Этот взгляд отцов имел большое влияние на императорское законодательство, которому впрочем еще долго приходилось бороться с языческими вольностями и делать им уступки. Так, император Константин своею конституцией 331 года допускает такие причины к разводу: а) против мужа: убийство, яд и проч., (пьянство, страсть к женщинам, к играм не составляли повода к разводу)⁶¹³. Вне этого – разводившаяся теряла свое приданое и ссылалась на остров (т. е. подвергалась имущественной невыгоде и личной ответственности); б) против жены: прелюбодеяние, приготовление яда, сводничество; но жена приобретала право на все имение мужа и даже на приданое второй жены, если доказывала свою невинность⁶¹⁴.

Император Гонорий (421 г.) допустил развод по причине безнравственности или худых нравов вообще, morum culpa, non criminum. Но развод был неравен для мужа и для жены. Жена, отвергнутая мужем – morum culpa – могла вступать в брак только через год; муж же, по тому же основанию отвергнутый, вступал во второй брак без ограничения времени. В случае законного развода, жена могла вступать в брак только спустя 5 лет, а муж – без ограничений. Еще нет равномерного понятия о супружеской верности; обращается строгое внимание на неверность жен; неверность же мужей считалась поводом к разводу только в том случае, когда она выражалась в самой бесстыдной форме (напр., содержанием наложницы в одном доме с женой⁶¹⁵. Оно приобрело свою силу только в позднейшем праве, и главным образом в Юстиниановом законодательстве⁶¹⁶.

Позднейшие узаконения византийских императоров, не изменяя Юст. новеллы (117-й) по существу, только регулировали применение ее. Постановления ее о причинах к разводу были приняты и нашей древней церковью. По содержанию своему, эти основания к разводу или сопровождаются личною ответственностью и имущественным вредом или же не влекут за собой никаких вредных последствий.

К первого рода основаниям принадлежат: 1) государственная измена⁶¹⁷; 2) покушение на жизнь другого супруга (яд, нападение с оружием, но не случайные жестокости – si quis vero – Nov. 117 с. 14.; впрочем развод возможен всегда, когда жизнь другого супруга находится в опасности так или иначе; 3) прелюбодеяние, даже не вполне доказанное, а только предполагаемое (подозрительное обращение жены с мужчинами против воли мужа, посещение театров, конских ристалищ и других общественных учреждений подобного рода)⁶¹⁸, или развратное поведение мужа, позорящее нравственное существование семьи и оскорбляющее честь и целомудрие жены⁶¹⁹; 4) восприятие собственного ребенка от крещения; а чтобы не было повода пользоваться этим случаем, как основанием к разводу – невыгодные последствия⁶²⁰.

К основаниям второго рода относятся: 1) неспособность к брачному сожитию (непрерывная в течение трех лет, после заключения брака); 2) безвестное отсутствие (долговременное и при доказанности смерти мужа; время отсутствия на практике 4 года, 5 или 10 лет)⁶²¹; церковные правила не определяют его (33 Тр. соб.). Воин неожиданно возвратившийся мог взять свою жену и оставить ее, как доказанную прелюбодейку – по 9 и 21 прав. Василия Великого; 3) умопомешательство; по древним правилам церкви и по древним государственным законам, оно не составляло основания к разводу (сравн. 15-е правило Тимофея Александрийского; впрочем, говорит он, я не имею и не обретаю, что на сие отвещати; сравн., Dig. 23, 11. 16. § 2); напротив – по позднейшему византийскому, принятому и церковью, только тихое или простое безумие не было поводом к разводу, – рекомендуется человеколюбие, терпение и преданность другому супругу, – а не mania furiosa, опасная для совместной жизни и не дающая надежды на выздоровление (муж должен терпеть три года, жена – 5 лет. См. Nov. импер. Льва СХI. СХІІ. Zachar. t. III. стр. 213–218); 4) принятие епископского сана и монашеский обет, так как ангелоподобная жизнь есть высшая степень христианского совершенства сравнительно с браком⁶²².

Эти византийские постановления о расторжении в общем были приняты и нашей древней церковью⁶²³.

Современные русские законы⁶²⁴ признают следующие поводы к расторжению: прелюбодеяние и неспособность к брачному сожитию⁶²⁵; уголовное преступление, соединенное с лишением всех прав состояния⁶²⁶ и безвестное отсутствие⁶²⁷.

Современное русское общество и печать требуют реформ по вопросу о расторжении браков, и как по материальному праву, так и по процессу. По процессу – изменений в существующих бракоразводных формах; а по материальной стороне – увеличения оснований к разводу.

Требования справедливые. Правда, охраняя нравственную и юридическую природу брака, как основу церковного и общегосударственного строя, государство и церковь не могут допустить личного соглашения или произвола по вопросу о расторжении, но они не должны также ради общего интереса жертвовать и частным благом. Кто не знает, что значительное число семейных преступлений прямо зависит у нас от отсутствия необходимых законов о разводе.

Равным образом неудовлетворителен и современный процесс по делам бракоразводным. По 45-й статье тома X (ч. 1) брак может быть расторгнут только формальным духовным судом, а нам известен уже формальный процесс нашей церкви из предшествующего отдела о церковном суде⁶²⁸. Главный же недостаток брачного процесса есть его двойственность: рассмотрение брачных дел в двух разнородных судах – церковном и гражданском. Так, одни дела брачные подлежат прежде уголовному суду, а потом духовному. Таковы: дела о насилии, обманах при совершении браков и сумасшествии одного из брачующихся⁶²⁹. Другие следуют обратному порядку, т. е. прежде подлежат духовному суду, а потом уголовному: таковы – дела о многобрачии, о браках с нехристианами, в запрещенных степенях родства, о четвертых браках и проч⁶³⁰. Наконец, третьи подлежат или духовному суду, или уголовному (дела о любодеянии), смотря по желанию оскорбленного супруга, и именно – уголовному, когда обиженный супруг требует наказания виновного по общим уголовным законам, и духовному, если он просит о расторжении брака и наказании виновного по церковным правилам⁶³¹.

Такая двойственность процесса есть ненормальное явление; она ведет за собою медленность, путаницу, противоречия и пререкания⁶³².

В католической церкви нет расторжения брачного союза, а только прекращение совместной или общей жизни. Исключение допускается только в том случае, когда один из двух супругов – не христианин – принимает христианскую веру, а другой не хочет оставаться с ним в супружестве, или когда одна сторона требует от другой принятия обета безбрачия прежде фактического пользования супружескими правами. Не консуммированный брак может быть также расторгнут папой в случае принуждения, обмана, заблуждения или импотенции вполне вероятных, но не доказанных. Во всех других случаях католическая церковь допускает лишь разлучение или отделение от стола и ложа (separatio a mensa et toro) навсегда или же на время⁶³³. Полное separatio присуждается за прелюбодеяние, а в прежнее время – и за ересь, отпадение от веры, уклонение от брачной жизни и проч. Простое разлучение допускается в случае большой опасности временному или вечному благу невинного супруга; сюда принадлежит, напр., попытка вовлечь другого супруга в преступление, а также жестокое обращение, ненависть, умственное расстройство, прилипчивая и продолжительная болезнь и проч.

То и другое separatio возможно только по формальному и судебному приговору. Прежде формального судопроизводства – обыкновенное церковное увещание к примирению, как и у нас. Для доказательства прелюбодеяния достаточно сильной презумпции (violata presumtio). Собственное признание ответчика в нарушении святости брака не составляет, как и по нашим законам, полного доказательства⁶³⁴.

Что до сущности и значения сепарации, то нельзя одобрить се. Сепарация, собственно, не защищает от опасности или, по крайней мере, не восстанавливает разрушенного счастья невинного супруга и, естественно, может повести разлучившихся супругов к беспорядочной жизни, а невинных детей лишить должного попечения и благовоспитания. Оттого современные европейские государства (немецкое, швейцарское) уничтожили perpetua separatio и ввели вместо него расторжение.

В настоящей последней части науки о церковном имуществе будут рассмотрены следующие четыре вопроса: 1) имущественная правоспособность церкви; 2) субъект церковного имущества; 3) объект; и 4) управление церковным имуществом.

I. Церковное имущество необходимо для церкви, как средство для выполнения ее целей; но оно не изменяет своей физической природы и юридических свойств от того, что служит целям церкви; вопросы об условиях, о формах приобретения и отчуждения, иски и проч., входят в область гражданского права. Самая правоспособность церкви или право на собственность приобретается церковью по началам гражданского, а не божественного или церковного права.

В течение первых трех столетий христианская церковь владела только фактически, и, по преимуществу, движимыми имениями, составлявшимися из добровольных приношений христиан на покрытие расходов по церкви и на дела благотворительности⁶³⁵; впрочем, образуясь в качестве collegia funeraticia (погребальных обществ) она могла приобретать и юридически; потому что такие общества признавались в римской империи юридическими лицами в силу общих законов, без особенного государственного разрешения⁶³⁶.

Император Константин Великий возвратил церкви имущества, отнятые у нее во время гонений и признал за нею полную способность к приобретению и владению⁶³⁷.

При нем, как и при последующих императорах, церковь пользовалась всеми способами к увеличению своих имуществ, каковы: наследование по завещанию, дарение, наследование по закону и проч.; в ее собственность обращались имущества мучеников, не оставивших после себя наследников⁶³⁸, лиц духовных, умерших без завещания⁶³⁹, языческие и еретические храмы с их сокровищами⁶⁴⁰ и т. д.

Мало того: церковь приобретает не только на основании общих начал гражданского права, но и пользуется особенными привилегиями. Так – легаты ad pias causas не подлежали так называемой quarta falcidia⁶⁴¹; завещания в пользу церкви не подчинялись обычной форме составления их по гражданскому праву⁶⁴². Западное каноническое право признавало даже устный тестамент (testamentum holographum), подтвержденный двумя или тремя свидетелями (даже личностью женского пола); исковая имущественная давность церквей увеличена была до 40 и даже до 100 лет⁶⁴³; так называемая privilegium immunitatis освобождала церковные имущества от государственных и общественных повинностей⁶⁴⁴ и т. д.

На Западе, в период средних веков, большая часть поземельной собственности оказывается в руках церкви и духовенства. Завещания в пользу церкви совершаются без формальностей, и не по римским законам, а по каноническому праву⁶⁴⁵.

Невероятные богатства были собраны западною церковью посредством продажи индульгенций, реликвий, амулетов, целебных вод и проч.

Богата была и древняя русская церковь⁶⁴⁶; обильные государственные пожалования со времени первых христианских князей русских по грамотам льготным, тарханным, несудимым⁶⁴⁷; необыкновенное частное усердие государей и частных лиц, жертвовавших, как видно из грамот данных и вкладных, целые города и села на вечный поминок по душах, а также легкость приобретения всеми другими способами (куплею, меною, давностью и т. п.) – все это было причиною того, что, по свидетельству англичанина Горсея, целая треть государственных земель оказалась в царствование Ивана IV в руках Церкви и монастырей⁶⁴⁸.

Всему этому церковно-имущественному богатству духовенство придало характер неотъемлемости и неотчуждаемости⁶⁴⁹. Все дарственные грамоты древних христианских князей⁶⁵⁰ и пастырские послания епископов к князьям и к частным лицам ревностно ограждают церковь от всех посторонних вторжений в сферу ее владельческих прав⁶⁵¹. Митрополит Симон со всем освященным собором (1503 г.) читал великому князю Ивану III подробный доклад или список доказательств о неприкосновенности имущественных прав церкви – от книг ветхого завета, от правил соборов вселенских и поместных⁶⁵², от уставов византийских государей и русских великих князей – Владимира, Ярослава и т. д. Этот интересный доклад вполне отпечатан в «историческом очерке секуляризации церковных земель» почтенного профессора Павлова (42–47 стр.). Сделаем некоторое извлечение из него: «и от первого благочестивого царя Константина, да и по нем при благочестивых царех, царствующих в Константине граде, святители и монастыри грады и села и земли держали и ныне держат в тех, иже православно где царствующих, странах. И на всех соборех святых отец (не) запрещено святителем и монастырем сел и земель церковных ни продати, ни отдати и великими страшными клятвами то утвержено⁶⁵³.

Також и в наших руссийских странах, при твоих прародителех великих князех, при великом князе Владимире и при его сыне великом князе Ярославе, да и по них при великом князе Всеволоде и при великом князе Иване, внуце блаженного Александра, иже бысть в лета святого великого чудотворца Петра, митрополита всея русии, даже и до сих мест, святители и монастыри грады, власти, слободы и села, и суды, и управы и пошлины, и оброки и дани церковные держали»… Христолюбивые великие князья Владимир и сын его великий князь Ярослав, на основании божественных правил и св. отец… уставили и утвердили: «аще кто преступит сия правила, якож есмы управили по святех апостол и по святых отец правилом и первых благочестивых царей управлением, – кто имеет преступати правила сии, или дети мои, или внуцы мои, или правнуцы мои, или по них от рода моего кто, или от бояр кто где ни буди, или в которых градех бояре и наместницы, или воеводы, или судия, или тиуни, или ин кто ни буди: аще имут обидети, или вступатися во что церковное или в суды и управы и в пошлины, и десятины святительския отымали, да будут прокляти в сей век и в будущий»… Или – «в греческих, також и в наших русских странах, даже и до ныне, святители и монастыри земли держали и держат, а отдавать их не смеюти не благоволят; понеже вся таковая стяжания церковная – Божия суть стяжания, возложена и нареченна и данна Богу, и не продаема, ни отдаема, ниемлема никим никогдаж в веки века, и нерушима быти (и) соблюдатися, яко освященна Господеви, и благоприятна и похвальна. И мы, смирении, сия ублажаем и похваляем и сдержим»⁶⁵⁴.

Реакция против чрезмерного накопления церковных богатств с их характером неотчуждаемости выразилась в, так называемых, амортизационных законах, по которым церковь, как manus mortua, должна была приобретать новую собственность всякий раз только с согласия государства. Безусловная свобода церкви относительно приобретения, прежде весьма полезная (древние русские монастыри с их богатствами были, так сказать, пионерами русской цивилизации: они развивали и улучшали народное хозяйство, содействовали развитию промышленности, помогали бедным, учреждали благотворительные заведения, чего государство было не в состоянии исполнить при своих скудных средствах, да и не считала еще задачею своей деятельности), с развитием общественного и государственного самосознания, оказалась вредною для интересов самой церкви, экономического благосостояния народа и самого государства. Именно монастырские богатства вовлекли монастыри в многосложный мир житейских забот и отвлекли монахов от их непосредственного религиозно-нравственного призвания; освобождение монастырских и церковных земель от податей и повинностей ложилось тяжестью на народ, который бежал с черных земель на обильные церковные вотчины, а сосредоточение вотчин в их руках в период собирания русской земли и почти беспрерывных войн на всех ее границах совершалось засчет служилого класса, которому государство не имело средств платить за его службу⁶⁵⁵.

Великий князь Иван Васильевич III первый начал «поимать за себя владычни и монастырские земли и раздавать детям боярским в поместье». Василий Иванович, запрещает отдавать вотчины в монастыри по душе – без доклада государю⁶⁵⁶.

Иоанн Васильевич IV «приговорил с отцом своим с Макарием митрополитом и со архиепископы и епископы и со всем собором, что впредь архиепископом и епископом, и монастырем вотчин без царева и великого князя ведома и без докладу не покупати ни у кого, а князем и детем боярским и всяким людем вотчин без докладу им не продавати; а кто купит или кто продаст, и у тех, кто купит, деньги пропали, а у продавца – вотчина; а взяти вотчина на государя царя безденежно»⁶⁵⁷.

Другие способы приобретения, как-то покупка, заклад, мена и проч., также запрещены под опасением отобрания вновь приобретенных вотчин в пользу государства.

Все эти ограничения были подтверждены и развиты постановлениями последующих соборов 16 л 17 столетия. Алексей Михайлович обратил большую часть церковного имущества в государственную собственность⁶⁵⁸. Все жалованные грамоты – несудимые, тарханные и проч., отменены и обращены в пользу государства в конце 17-го и в начале 18-го столетия⁶⁵⁹. Церковное и монастырское хозяйство нередко переходит под непосредственное ведение правительства, пока наконец, после непрерывных и сложных колебаний по администрации церковных имуществ, вопрос об ограничительных мерах против вотчинных прав церкви разрешился секуляризацией церковных имуществ в 1764 году (26 февраля). В ведение государства перешло более девятисот тысяч крестьян; все церковные имения слились с общею массою государственных имуществ и поступили в заведывание казенных палат.

По действующему праву амортизационные законы сохраняются во многих европейских государствах и как по отношению к дарению на церковь, так, и особенно, при покупке самою церковью недвижимых имуществ или поземельной собственности. При дарении – государственное согласие требуется частью вообще по всем видам дарения, какого бы рода они ни были; частью по крайней мере по тем, которые превышают известную стоимость⁶⁶⁰. В Пруссии требуется государственное соизволение на пожертвование к церкви больше тысячи талеров (зак. 23 февр. 1870). В Бадене – по всем видам дарений в пользу существующих уже благотворительных учреждений и других юридических лиц, равно как при устроении новых учреждений (закон от 5 мая 1870 г. § 1)⁶⁶¹.

По русскому законодательству о всех пожертвованиях в пользу церкви (движимых – напр., образами, окладами и другими вещами, к церковному употреблению служащими), составляющих не менее ста рублей серебром ценностью или натурою епархиальное начальство доносит св. синоду два раза в год. Пожертвования в пользу архиерейских домов, церквей и монастырей имуществ недвижимых (домов, лавок и других строений) принимаются по испрошению на то Высочайшего соизволения)⁶⁶². Покупка недвижимых имуществ совершается по русским законам каждый раз по Высочайшему разрешению.

II. Субъект церковной собственности. По вопросу о субъекте церковной собственности издавна существуют различные и очень разнообразные теории; однако, руководясь общею точкою зрения, можно свести все эти теории к следующим четырем группам:

1. Церковно-покровительственная теория. Она присваивает собственность то Богу вообще или Иисусу Христу, Божией Матери и святым Божиим, то бедным (как чадам Божиим).

2. Иерархическая или клерикальная теория – защищаемая собственно католическою церковью; по этой теории собственником церковного имущества является папа или епископы.

3. Публицистическая теория. По ней церковное имущество есть или Res Nullius, или государственная собственность (res publicae).

4. Современная церковная теория. По ней собственность принадлежит то частной общине, то специальному институту, то вселенской церкви.

1. Первая – церковно-покровительственная – теория развилась еще в древней церкви по поводу захватов и разграблений, «обид», как выражаются наши древние юридические акты, церковной собственности со стороны государств и частных обществ⁶⁶³; она поддерживается, впрочем, и теперь, но очень немногими учеными (Перманедер, Россгирт).

В частности – первая форма этой теории «Бог есть собственник церковного имущества» совершенно ложна с юридической точки зрения. Во 1-х, отношение Бога к церковным имуществам есть только идеальное, а не юридическое. С собственностью, в юридическом смысле, всегда соединяется понятие об исключительных правах одного, без права участия другого, но Бог не нуждается в земных вещах (Господня земля и исполнение ее) и не исключает на них прав других. Только люди – существа чувственные – могут быть в подобном смысле собственниками внешних предметов. Во 2-х, выражения «божественная вещь, посвященная Богу, собственность Иисуса Христа» и проч., обозначают только цель имущества – посвящение его на служение Богу. Это суть акты любви, благодарности, а не права.

Но и бедных нельзя признать собственниками церковного имущества, как на том настаивает ученый Томассен в своем Ancienne et Nouvelle Discipline⁶⁶⁴. Мысль, что церковное богатство есть нищих богатство, была ходячею как на Западе (bona ecclessia – bona pauperum), так и у нас в России (церковное богатство убогих богатство священное писание именует)⁶⁶⁵. Она повторялась представителями церкви каждый раз, как являлась необходимость защищать и охранять неприкосновенность церковных имуществ.

Эта теория, во 1-х, неверна фактически, так как указываемые мнимые собственники не имели ни малейшего влияния на церковную собственность; во 2-х, неосновательна юридически, так как бедные ни в частности, ни вместе не могут быть субъектом собственности: ни как частные лица, по причине неспособности к приобретению (как personae incertae), ни как корпорация; потому что убожество – этот единственный характеристический их признак, не дает им прав юридико-имущественной личности⁶⁶⁶; и в 3-х, опасна практически. Так как попечение о бедных считается в настоящее время непосредственною обязанностью политических общин и самого государства, то разбираемая теория дает лишь повод к произвольной секуляризации церковного имущества⁶⁶⁷. К тому же терминология древних христианских памятников “раnреrum раtrimonium”, убогих богатство и т. п., обозначает не собственность, но цель церковного имущества или лучше одну из многих целей церкви (содержание духовенства, издержки по богослужению и проч.).

2. Иерархическая или клерикальная теория не имеет основания в каноническом праве (не клир, но церковные институты – субъект собственности) и политически опасна для церкви; потому что если только клир есть юридическая личность в церкви, то государство, лишая его этого права, может взять у него и все корпоративное имущество. Это и сказалось в учении французских энциклопедистов 18 столетия.

3. Публицистические теории развились под влиянием западно-европейского государственного права, по которому государство имеет верховный авторитет над церковью, как над корпорацией, или полное политическое верховенство над ней, прямо уничтожающее понятие о самостоятельности церкви.

Немецкие публицисты во имя верховного авторитета государства над церковью придают государству eminens dominium (Obereigenthum) в церковном имуществе и оттуда право на произвольное распоряжение им (секуляризацию). В частности, одни из них усвояют государству право секуляризации церковного имущества в случае настоятельной нужды; другие – по причине простой пользы⁶⁶⁸ и наконец третьи (Томазий) почти безгранично, лишь бы не было опасности существованию самой церкви. «Хочет – грабит, хочет – милует»…

Напротив – французские юристы, в силу того же верховенства государства над корпорациями, объявили церковные имущества безусловно зависимыми от воли государственной власти, и во время французской революции 1739 года безусловною, полною и прямою государственною собственностью (biens publies).

Доктрина политического верховенства (омнипотенции), как плод периода просвещенного абсолютизма, прямо обявила церковные имущества государственною собственностью; потому что и сама религия (по ней) есть только составная часть государственной культуры.

Эти публицистические теории наполняют собою иностранную литературу вплоть до 19 столетия; в настоящее время – отвергаются. Признание церковного имущества собственностью государства противоречит понятию о церкви, как о внешнем союзе, имеющем нужду в материальных средствах, и задаче современного государства. Государству нужно усвоить не dominium eminens, а только право экспроприации в исключительных случаях.

4. Современные церковные теории. Публицистические теории составляли некоторого рода реакцию против иерархического учения средних веков о церковном имуществе, и теперь оставлены наукой и практикой. Церковь снова признается субъектом собственности, но уже с другим характером, чем в средние века. В средние века – это понятие о церкви, как о субъекте собственности было или юридически неопределенно (Бог, святые, как собственники) или специфически – клерикально. В настоящее время субъектом собственности считается или церковная община, или вселенская церковь, или, наконец, церковные учреждения – частные⁶⁶⁹.

а) Церковно-общинная теория (Бöмер, Эйхгорн, Савиньи, Пухта) есть естественный результат протестантского общинного устройства. Когда церковь стала простым обществом верующих, без священноначалия, как божественного учреждения, то естественно общинная сторона должна была взять верх над иерархической.

На стороне этой теории несомненно стоит государственное западное законодательство (особенно прусское) о субъекте собственности, хотя, устанавливая формальное право об органах управления церковным имуществом в 1875 году⁶⁷⁰ и заявило, что оно не занимается теоретическими началами, каков, напр., настоящий вопрос о субъекте.

Но эта теория несогласна с историей образования приходских общин – приходские общины развивались постепенно и часто путем колонизации – и с древним церковно-византийском правом, которое признает субъектом церковной собственности не индивидуальные церковные общины, а местные церкви, как учреждения⁶⁷¹.

Самое участие церковной общины в управлении церковным имуществом не дает ей права быть собственником, точно так, как опекун, попечитель или администратор имущественного наследства еще не собственник его… равным образом и обязанность покрывать расходы по церкви не дает ей еще права на собственность, точно так, как государственная обязанность платить подати, не дает еще гражданам права на собственность в государственных имуществах.

б) Общецерковная теория (Евельт, Гергенрöтер, Феринг), по которой субъектом собственности признается вселенская церковь, пользуется большим сочувствием иерархии по причине своего кажущегося ортодоксального характера; но и она юридически и исторически бездоказательна, потому что древнее церковно-византийское право, как сказано, считало юридическою личностью не вселенскую церковь, а частные церковные институты.

в) Наконец, последняя теория, по которой субъектом церковной собственности считается частный церковный институт (приходская церковь, монастырь, архиерейский дом), признается справедливою нашими русскими юристами⁶⁷² и может быть защищаема следующими соображениями:

1. Для осуществления частных своих целей каждый церковный институт имеет нужду в собственном имуществе. Сам он должен обладать юридическою личностью, т. е. в данном случае способностию к приобретению собственности; потому что только это условие предохраняет его от случайностей при выполнении самостоятельных целей.

2. Действующее государственное право ясно признает юридическими лицами отдельные институты; так монастыри и архиерейские дома имеют право приобретать собственность, наследовать⁶⁷³ (а наследник без правоспособности к приобретению немыслим), обращаться к суду по искам и спорам и т. д.

Но так как ни один частный институт не имеет собственной, в строгом смысле самостоятельной цели; то он всегда остается под надзором высшей церковной власти⁶⁷⁴, которая, в случае закрытия церковного института или прихода, а также в случае религиозных разделений в приходе или отпадения от общего церковного вероучения, призвана охранять церковный характер имущества и указывать ему соответственное употребление, по крайней мере применительно к его общецерковной цели.

Современное государство прусское – не признает такого, так сказать dominium successivum и недавно отвергло эту теорию на самом деле по поводу отпадения от католической церкви старо-католиков. Случай этот очень интересен, и я скажу вам о нем несколько слов.

С канонической точки зрения, церковное имущество составляет собственность того института, члены которого остаются в общении со всей церковью.

Но кто остается верен церкви и кто нет? Как разрешить этот вопрос. Обе спорящие стороны утверждают, что они строго держатся католического вероучения. Старо-католики доказывают, что учение о непогрешимости (папской) есть необычайное новшество, совершенно лишающее инфаллибилистов права называться католиками и быть членами католической церкви. Напротив – инфаллибилисты уверяют, что догмат о непогрешимости лежит в самом существе католического вероучения и что противники его потеряли право оставаться в церкви, а с этим и право на церковную собственность. Как помирить этот спор? Государство решило: «по государственным законам, исключение членов религиозного общества по причине простых мнений, уклоняющихся от общего вероучения, не позволительно... Старо-католики удержали основные учения католической церкви (так решает юридическое государство?!)» и не отвергли вселенских соборов вообще, а только не признали законности и свободы постановлений Ватиканского собора 1870 года. Выбор епископа, что сделали старо-католики, и образование новых религиозных обществ и приходов – естественное право всех граждан. Отсюда – старо-католики – собственники церковного имущества, которым они владели прежде вместе с инфаллибилистами».

Таково государственное решение; но оно напоминает собою учение о государственном eminens dominium (где государство распоряжается церковными имуществами по своему усмотрению) или, по крайней мере, церковно-общинную теорию, по которой церковная община, как самостоятельная единица, не теряет своего права на церковное имущество даже в случае отпадения от общего церковного единения…

III. Объект церковного имущества.

I. В церковном имуществе различают предметы священные, освященные и церковные имущества в тесном смысле; последние суть по преимуществу недвижимые имения (церковные дома, лавки и проч.), церковные земли и фонды, а также различные средства и доходы, приобретенные церковью на содержание церковных зданий и духовенства.

II. Священные предметы употребляются при общественном богослужении и отличаются от других особым актом освящения. К священным предметам принадлежать: святой крест, антиминс, потир, дарохранительница и проч. (сравн. 221 и 222 ст. уложен. о наказан.). Освященные же вещи суть: купель и другие большие чаши для освящения, ризы, богослужебные книги, кроме евангелия и проч.⁶⁷⁵.

III. Священные и освященные предметы, после освящения и благословения, ставятся, так сказать, extra commercium и пользуются особенною государственною защитою в случае их поругания или похищения⁶⁷⁶. Особенною защитою государственных законов пользуются также христианские храмы, а в древности им усвоено было особое право убежища (jus asyli), по которому виновный в преступлении, спасшийся во храме, не мог быть взят из него силою. Он выдавался только под условием, что государство не подвергнет его смертной казни или членовредительным наказаниям. Это церковное право убежища постепенно уничтожено почти повсюду к концу прошедшего столетия.

IV. Церковное имущество в теснейшем смысле идет на содержание церквей, монастырей и самого духовенства.

1. А. а) Церкви владеют усадебными, пахотными и сенокосными землями в количестве, определенном межевыми законами⁶⁷⁷. Монастыри и архиерейские дома имеют загородные дворы, рыбные ловли и другие угодья⁶⁷⁸, а также земли от 60–160 десятин.

б) Церкви и монастыри приобретают недвижимые имения посредством покупки, завещаний (с Высочайшего соизволения, как сказано выше) и дарения от частных лиц. Кроме того, монастыри наследуют имущество после монашествующих⁶⁷⁹;

в) церквам и монастырям отпускается на постройки и починки лес из казенных дач безденежно, по усмотрению правительства⁶⁸⁰; дома, лавки и пр., устроенные на монастырских и церковных землях составляют церковную собственность⁶⁸¹;

г) церкви пользуются кошельковым, кружечным и свечным доходами. С 70 годов со всех этих доходов отчисляется в центральное управление св. синода по 25% для удовлетворения потребностей по учебной части духовного ведомства (вместо прежнего сбора от продажи восковых церковных свечей). Указом от 1871 года предоставлено духовенству каждой епархии, по усмотрению епархиальных съездов, строить для увеличения церковных доходов, свечные заводы или свечные лавки на общие церковные средства.

В. Церковная собственность охраняется государственными законами. Сюда относятся особенно следующие постановления:

а) земли и угодья, принадлежащие церквам, монастырям и архиерейским домам не могут быть отчуждаемы, а только отдаваемы в наем⁶⁸²; равным образом – церковные капиталы не отдаются под залог, а отсылаются в кредитные установления;

б) все строения и лавки, принадлежащие церковным установлениям, освобождаются от полицейских повинностей (кроме исправления мостовых и освещения фонарей). Уездные земские учреждения не могут налагать поземельного сбора на земельные, лесные и прочие угодья⁶⁸³ церквей, церковных причтов, монастырей и архиерейских домов. По ст. 129 городового положения⁶⁸⁴, не подлежат оценочному сбору недвижимые имущества церковных установлений, не приносящие доходов. В случае экспроприации церковной земли под казенные или общественные постройки – церковные установления получают вознаграждение на общем основании законов, посредством оценки;

в) похищение церковных денег и вещей почитается святотатством, если они похищены из церкви, из часовен, из ризниц и церковных хранилищ, хотя бы сии были и вне церкви⁶⁸⁵;

г) в случае упразднения церкви – земли и угодья, бывшие при ней, не возвращаются прихожанам, а передаются в ведение той церкви, к которой упраздненная приписывается вместе с прихожанами⁶⁸⁶; д) в делах об отыскании своей собственности церкви и монастыри пользуются правом казенных управлений.

2. Средства содержания приходского духовенства суть: плата за исполнение церковных треб, устанавливаемая обычаем пли добровольным соглашением прихожан со своим причтом;

а) церковные земли – одно из самых древних и верных средств содержания приходского духовенства⁶⁸⁷;

б) проценты с предназначенных в пользу причтов вечных вкладов;

г) доходы с церковных оброчных статей⁶⁸⁸;

д) государственное жалованье, вносимое ежегодно в смету государственных расходов по духовному ведомству.

В видах улучшения быта православного приходского духовенства законоположение 1869 года требует сокращения приходов и духовенства; но это – обманчивая мера для достижения цели. Число приходов можно сокращать в странах густо заселенных; у нас же и теперь приходы состоят из деревень часто очень отдаленных одна от другой. Между тем, крестьянина не следует отдалять от своей церкви; иначе – он пойдет в раскол, особенно к безпоповцам, которые обходятся и без иерархии.

IV. Управление церковным имуществом.

По правилам древней церкви, управление церковным имуществом первоначально было вверено епископу, как представителю местной церкви⁶⁸⁹, а потом с V века особому эконому⁶⁹⁰. Позднее, со времени специализации доходов, т. е. со времени отделения приходских церквей по содержанию от церквей кафедральных – епископских, управление доходами епископской кафедры и монастырей поручалось особым чиновникам, а имущества приходских церквей отдавались в распоряжение священника и представителей прихода.

По законам русской церкви – церковное имущество приходских церквей отдано на хранение и попечение выборного от прихода церковного старосты, который и распоряжается им под главным наблюдением настоятеля церкви и почетнейших из прихожан⁶⁹¹. К сожалению, на практике – почетнейшие из прихожан не принимают никакого участия в церковном хозяйстве, а старосты церковные, не слушая настоятеля церкви, заботятся не об интересе церкви, а о своих личных выгодах, так что, по выражению одного исторического акта XVII столетия, «церквами владеют мужики, а священники бедные и причетники говорить против них – церковных старост – ничего не смеют⁶⁹².

В католической церкви совсем обратное явление, то именно, что церковная иерархия совсем удалила мирян от участия по делам церкви и хозяйничает в ней по своему произволу. В последнее время вмешалось в это дело светское правительство, и, присваивая себе право верховного надзора за управлением церковного имущества, решилось возвратить церковным общинам право соучастия в управлении. Так поступила Пруссия, издав 20 июня 1875 года закон об органах управления церковным имуществом.

Однако, как ни похвально правительственное намерение пробудить общественные силы и направить их на общее дело, но закон вызвал протест и недоверие со стороны самих церковных общин. Нашли, что государство выступило за пределы своей власти, усвоив себе право организовать управление церковным имуществом. Это – вопрос внутренний … Закон этот в самом деле вызывает недоразумение; потому что, по складу своему, действительно скорее выдвигает политический, чем церковный интерес⁶⁹³. Напр., при определении свойств или качеств лиц, выбираемых для управления, нет в законе и намека об их церковной правоспособности; напротив – он лишает выборного права только лиц, не пользующихся гражданскими правами чести, или же совершивших преступление или проступок, влекущий за собою лишение этих прав, находящихся под следствием и т. д.

Неудивительно, что защитники католической церкви видят настоящую цель закона не в намерении правительства прекратить беспорядки по управлению церковными имуществами со стороны епископов, но в том, чтобы во время культурной борьбы увеличить приверженцев государства, отдав в их распоряжение имущества церкви, враждебной ему.

Из лекций, читанных в течении сентябрьского семестра, 1881 года, как прибавление к вопросу о приходских попечительствах.

Попечение о бедных⁶⁹⁴

Почти до конца ХVIII столетия благотворительность или призрение бедных было делом церкви и церковных учреждений (монастырей), частной благотворительности и свободных корпораций. Государство почти не вторгалось в это дело и ограничивалось, так сказать, только полицейским законодательством о бедных (преследованием нищенства). Известны, напр., варварские английские законы ХVI–XVII столетия против нищих и праздных людей (сожжение на костре, обращение в рабство, заключение в цепи, принудительные работы и проч.⁶⁹⁵, а также жестокие русские законы (Петр Великий повелевал наказывать нищих промышленников в первый раз – батогами, а во второй и в третий раз – кнутом и каторгою).

Но частная и церковная благотворительность оказалась бессильною в борьбе с бедностью, тем более, что отсутствие единства и организации в самом способе благотворительности только развивало и поощряло тунеядство и нищенский промысел, а не помогало бедности, как естественному последствию нравственных, экономических и социальных недостатков целых народов.⁶⁹⁶ Такое положение вещей, весьма опасное для политического строя, привело современное государство к осознанию того, что попечение о бедных возлагается на него самого не только чувством гуманности, но и интересом собственного самосохранения, что одной церковной и частной благотворительности недостаточно и что одних карательных мер против нищенства мало⁶⁹⁷. Оттого – на Западе попечение о бедных составляет в настоящее время обязательную общественную повинность, определяемую в общих своих основаниях государственными законами⁶⁹⁸. Повсюду введены налоги и подати в пользу бедных, и всякий, в случае нужды, имеет право на общественную благотворительность, без различия вероисповеданий⁶⁹⁹.

Церковное попечительство о бедных допускается, но только под контролем государства (ввиду прозелитизма и пропаганды).

В России государственная организация призрения бедных начинается только со времени императрицы Екатерины II, да и то только по городам; о сельских бедных никто не заботился; они даже не были заметны для глаза под прикрытием помещичьего права и общинной сельской жизни⁷⁰⁰.

Принципы, на которых покоится государственная или казенная благотворительность, весьма неудовлетворительны. Государственное попечение слишком страдает бюрократическим механизмом; главное в нем – кипы бумаг, цифры и таблицы, а также – личные усмотрения, приказы и распоряжения; расследование же причин бедности, удаление этих причин, нравственное воздействие на бедных – вещь второстепенная, да и невозможная для государственных чиновников. Наши приказы общественного призрения, как нельзя больше подтверждают эту мысль о формализме и о неудовлетворительности казенной благотворительности.

Величайший также недостаток государственного призрения – требование доказательства о бедности. Совестливый бедняк не пойдет в приказ со свидетельством о своей бедности и наглый попрошайка останется единственным предметом официального попечения.

Правильное, жизненное призрение возможно только в форме личного обращения попечителей с бедными на месте их жительства, потому, что причины бедности так разнообразны и часто так глубоко коренятся в личности, что потребно точное наблюдение и многосторонняя деятельность, чтобы не впасть в ошибку при выборе средств благотворительности.

Для достижения этой цели современное западное государство привлекло к делу благотворительности местные общины, а Россия – местные или земские учреждения. На Западе дело благотворительности организовано хорошо; но у нас – земские собрания сами сознаются, что в земстве нет для дела благотворительности надлежащих органов (в наше время, эти органы суть: губернская управа, уездная управа, волостные правления и проч.), нет людей, которые взяли бы на себя нелегкую обязанность следить за тем, кому нужно помогать, в каком размере и в чем выразить самую помощь, и прямо указывают, что дело благотворительности всего лучше передать не политическим, а приходским общинам.

В самом деле, между тем как на Западе, в силу признания независимости гражданских прав от вероисповеданий, государство не может организовать благотворительность по приходским общинам, у нас на Руси они представляют для того удобную почву.

Приходская церковь есть святыня для всякого православного русского; с нею связаны все драгоценные интересы его жизни; она одна может поднять и поддержать общее сознание, что Бог есть Отец всех, и что все мы – братья во Христе⁷⁰¹. В пределах прихода удобнее расследование бедных и возможнее выбор лиц для распоряжения благотворительными средствами и контроль за их действиями. Правда, существующий при православных церквах (1865 г.), так называемые, приходские попечительства не оправдали общественных надежд в деле благотворительности; но это оттого, что они не имеют правильной организации, обременены выполнением разнообразных целей⁷⁰², не поставлены во взаимное отношение, и самое открытие их предоставлено случаю и благоприятной возможности.

Ввиду пользы дела, вот некоторые основные начала для лучшей организации церковных попечительств.

1. Прежде всего, приходская благотворительность должна быть общеобязательна для всех прихожан; всякий верующий должен жертвовать добровольно, но постоянно, периодически, по мере любви и имущественных средств. Благотворительность, по учению апостола, есть благословение, а не побор и совершается по расположению сердца, а не с огорчением и не с принуждением⁷⁰³, т. е., выражаясь современным языком, «не по юридической обязанности»; по крайней мере налог в пользу бедных возможен только при правильной системе налогов и должен быть не главным, а лишь вспомогательным источником средств для благотворительности⁷⁰⁴.

2. Раздача пособий должна производиться при содействии выборных обоих полов, а также священника. Следует привлечь женщин к церковному попечительству на том основания, что страдания и несчастия женского пола, особенно в низших классах, всего доступнее женскому глазу, женскому чутью и женским рукам. Священник же, по самому назначению своему, есть ходатай бедных, помощник нуждающихся. У него более средств подметить религиозное, нравственное и экономическое состояние бедняка, что так необходимо для плодотворной деятельности в деле призрения. Он лучше всех может нравственно влиять на бедных, а при материальном пособии – немаловажная вещь поднять дух, укрепить религиозно и нравственно. Управление делами попечительств должно быть поручено известному числу выборных людей, обязанных в определенное законом время давать отчет в своих действиях общему собранию прихожан.

3. Пособия должны быть выдаваемы натурою (пища, одежда, инструменты), а не деньгами. Денежное пособие – только после того, как истощены все другие средства возбудить собственную деятельность бедных; иначе бедняк легко будет приобретать не существенно-необходимое, но что-либо излишнее – предмет прихоти или роскоши.

4. Самая лучшая форма благотворительности есть домашняя помощь, пособие на дому. За эту форму – самое существо дела; она одна дает средства исследовать на месте нужду бедняка и отыскать меры против бедности. Эта форма пособия не отрывает бедных от семьи, щадит и охраняет независимость и достоинство бедных по необходимости и возвышает и ободряет бедняка – по воле.

5. Никто не должен подавать нищему, когда хорошо организована общественная благотворительность; впрочем – эта последняя не исключает частной благотворительности в более тесном кругу родства или знакомства. Церковь должна всегда помнить, что кто о своих, и особенно о домашних не заботится, тот от веры отрекся и хуже неверного⁷⁰⁵. Все дело только в том, что частная благотворительность должна действовать не изолированно, а в тесной связи с благотворительностью общественною, – с ведома и по согласию с общим попечительством.

6. Попечение не должно ограничиваться обедневшими, но и простираться на тех, которые, по разным причинам (война, многосемейность, болезнь главы семейства) без всякой поддержки, могут потерять свое самостоятельное положение и попасть в класс нуждающихся.

7. Все благотворительные церковные общества должны быть в постоянном взаимодействии между собою⁷⁰⁶, а над местною благотворительностию должен быть центральный надзор с целью надзора и восполнения, особенно при несчастных местных случаях, каковы – голод, пожар, эпидемия и проч.

Таков должен быть способ церковно-общественной благотворительности. Конечно, это только общий очерк, общие начала, по местам он может изменяться (особенно в городах).

Но в заключение еще несколько слов об отношении церковной благотворительности к государству и земству. Именно церковь или приход, как местная ее единица, должна заниматься благотворительностью в тесном смысле, – временным пособием, неожиданно оказавшимся в затруднительном положении (что для русской церкви возможнее, чем для западной, где нужно считаться с постоянной и нормальной нищетой, каков пролетариат, а не со случайной и временной); государство и земство восполнять ее, в случае нужды и особых обстоятельств, своими средствами; в частности, земство должно содействовать развитию общественных учреждений для блага бедных, каковы: ссудные товарищества, сельские и ремесленные банки, сберегательные кассы, взаимный кредит и взаимное страхование; а государство, создавать правильные социальные и экономические отношения – равномерною раскладкою государственных повинностей и податей, отменою стеснительных законов о приобретении собственности, поднятием общего профессионального образования и т. д., а также устроять обширные и дорогостоящие для частной предприимчивости учреждения, каковы: институты слепых, воспитательные дома, училища глухонемых, дома умалишенных и т. д.