Часть третья. От разделения митрополии до учреждения патриаршества

Христианство продолжало распространяться в Пермском крае, особенно после 1472 г., когда воевода кн. Федор Пестрый «привел всю Землю за великого князя» – Иоанна III. Но еще долго Церковь не могла вытеснить из пермских лесов остатков язычества, тем более, что местное духовенство не проявляло достаточной ревности о вере. В 1501 г. митрополит Симон горько укорял его за небрежение к исполнению пастырских обязанностей и дурную жизнь. Владыка увещевал пермского князя Матфея и других начальников стараться об искоренении служения болвану Воипелю и треб языческих. Известны, проповедывавшие в тех краях, препп. Лонгин и Симон, основавшие около 1537 г. обитель в устье р. Коряжемки в 10 верстах от Сольвычегодска; последний в 1541 г. основал еще обитель на р. Сойге, в 82 верстах от Сольвычегодска. Важным было поселение в пермском крае Строгановых. Кругом их богатых усольев начали возникать церкви и монастыри, между которыми замечательны по просветительному значению Пыскорский и Соликамский монастыри. Лука Строганов упоминается в правление вел. кн. Иоанна III, как богатый, искусный в делах и знающий старину, уроженец тех стран. При вел. кн. Василии III, внуки Луки получили право населить пустынный участок в Устюжском уезде. В царствование Иоанна IV они обратили свою промышленную деятельность в область Камы, и все более приближались к Уралу. Обладая крупными средствами, варили соль, строили городки или острожки, снабжая их «нарядом» (артиллерией) и содержа там ратных людей.

Из Пыскорского мон. вышел просветитель пермских вогулов и остяков пр. Трифон Вятский (1612). Проповедуя Христа, он водворился на р. Мухе на остяцком освященном месте, где стояли боготворимые остяками деревья. Срубив эти деревья, он, не устрашившись последовавшей злобы язычников, продолжал проповедь, крестил многих, даже семейства остяцкого и вогульского князей. Он основал на р. Чусовой обитель, где жил 9 лет, пока его не прогнали местные жители. Тогда он ушел в Хлыново (буд. Вятку) и в 1580 г. основал Успенский мон. По неудовольствию братии на его строгость, он удалился из обители и вел долгую странническую жизнь, проповедуя по берегам Камы и Вятки. В глубокой старости он вернулся в Вятскую обитель и преставился там в 1612 году.

Просветительная деятельность пустыннолюбивых иноков в XV и XVI веках проникла и в отдаленное северное поморье, где по обширным тундрам кочевали дикие лопари. Средоточием этого просвещения была Соловецкая обитель. Они приходили к пр. Зосиме и принимали крещение. Постриженник этой обители, пр. Феодорит (1577), с 13 лет посвятивший себя Богу, местом своих подвигов избрал самый северный край, наиболее чуждый христианству. Он поселился для уединения на р. Коле и провел с одним старцем там 20 лет. Удостоенный затем в Новгороде священства, он возвратился на Колу. Старец с юношеским жаром проповедывал лопарям на их языке, учил их грамоте, перевел им молитвы. В один раз он крестил 2000 язычников. В устье Колы он создал Троицкую обитель. Строгость его правил была причиной изгнания малодушными Феодорита из обители. Он жил потом в Новгороде, был затем архимандритом суздальского Евфимиева мон. По поручению царя Иоанна IV Грозного, он ездил в Грецию для испрошения у восточных патриархов утверждения принятого государем царского сана. Воротясь, Феодорит жил в вологодских пределах, но не забывал своих Кольских духовных чад и два раза, уже в глубокой старости, ездил туда для укрепления их в вере. Просвещенные им лапландцы Кольские и сами ездили в Москву и Новгород просить себе священников. В одно время с пр. Феодоритом, у самого Нордкапа, проповедывал сын священника новгородского края, юный и пламенный подвижник пр. Трифон Печенгский или Кольский (1495–1583). Место его проповеди было за Колой, по р. Печенге. Несколько лет боролся он с кебунами – волхвами лопарей, терпел оскорбления и побои, не раз подвергал жизнь опасности, но все таки достиг цели своей настойчивостью. Просветив множество лопарей на р. Печенге и Пазреке (Пазе), он сходил в Новгород за антиминсом, построил на Печенге церковь св. Троицы. Он принял пострижение; создался монастырь. С Колы и Печенги христианство распространилось около Кандалашской губы и по всему поморью. Пострижение пр. Трифона было совершено иером. Илиею в 1533 г. После этого к преподобному приходили лопари отовсюду. Вел. кн. Василий III и царь Иоанн IV старались помочь безкорыстным проповедникам-инокам и, снабжая крестившихся лопарей грамотами, ограждали их от притеснений чиновников.

Чудь исстари отличалась колдунами. В XV веке, когда на севере не было уже «священных» деревьев, чудь поморья балтийского, в Ижории и Копорье, хотя давно знала Христа, ходила еще к жрецам-арбуям, чтила камни и дерева, совершала обряды языческие при рождении и смерти родных, и оставляла таинства христианские. Архиеп. новгородский Макарий, по сношении с государем, отправил в 1533 г. способного священника к суеверам, велел разорять мольбища их, местному духовенству строго подтвердил об его долге. Старики со страхом смотрели, как сокрушались страшные для них деревья и камни. Но молодое поколение помогало священнику в его рвении. С такою же ревностью старался об искоренении суеверия преемник Макария, архиеп. Феодосий. (Архиеп. Филарет).

Россия много страдала от, выделившегося из Золотой Орды, казанского царства, подошедшего вплотную к ея восточным пределам. Повторились времена нападения кочевников на Киевскую Русь. Тысячи пленных томились в мрачных темницах Казани и продавались в рабство. В 1445 г. казанскому царевичу Улу-Махмету, доходившему в 1439 г. даже до Москвы, удалось на р. Нерли разбить московское войско и полонить в. кн. Василия II. Только за значительный выкуп удалось государю получить свободу. Вел. кн. Иоанн III, выдающийся государь, сумел создать в Казани группу сторонников Москвы и ставить угодных ему царей. При Василии III другой, выделившейся из Золотой Орды, – Крымской Орде – удалось иметь в Казани своих сторонников и тоже ставить своих царей, враждовавших с Москвой. Необходимо было сокрушить казанское царство. В 1523 г., после удачного похода в землю Казанскую, на устье Суры, сооружен был город Васильсурск, за что митр. Даниил очень хвалил Василия Иоанновича. Боролись с татарами и за свободу несчастных пленников, и за торжество христианства. Так думали тогда все, от селянина и до царя и митрополита.

Язычники черемисы видели, как неземной старец ходил вокруг лесной поляны, на которой возник потом Свияжск. Понимали, что узрели пр. Сергия. Проводился план сооружения крепостных укреплений около Казани. Царь Иоанн IV, обозревая в 1550 г. в устье Свияги с Круглой горы окружающую местность, говорил: «Здесь будет город христианский, стесним Казань; Бог вдаст ее нам в руки». Через год на месте явления пр. Сергия создался г. Свияжск, и сооружена была церковь во имя Рождества Богоматери и Пр. Сергия. Верховные Апостолы и св. Николай, в явлениях «мужам достойным», предвещали победу креста в мусульманской стране.

Царь, отправляясь в 1552 г. в поход, просил святителей молиться за него и войско, постился и каялся. Когда в войске, стоявшем в Свияжске, началось нравственное разложение, то царь обратился к митр. Макарию. Владыка распорядился перенести в Успенский собор из Благовещенского мощи Святых Отцов, с них освящена была вода и отправлена в Свияжск с Архангельским протопопом Тимофеем, «мужем изрядным, наученным богодухновенному писанию». Вместе с водой Тимофей повез также увещательное поучение митр. Макария к войску. После оглашения его и окропления дружины святой водой, водворилось благочестие. Подойдя к Казани с войском, царь, перед началом осады ея, велел отслужить молебен и обратился к кн. Владимиру Андреевичу и войску с пламенным словом, которое закончил так: «Я с вами сам пришел: лучше мне здесь умереть, нежели жить и видеть за свои грехи Христа хулимого и порученных мне от Бога христиан мучимых от безбожных Казанцев! Если милосердный Бог милость Свою нам пошлет, подаст помощь, то я рад вас пожаловать великим жалованьем; а кому случится до смерти пострадать, рад я жен и детей их вечно жаловать». Отвечая ему, кн. Владимир воскликнул: «Дерзай, царь, на дела, за которыми пришел! Да сбудется на тебе Христово слово: всяк просяй приемлет и толкущему отверзется».

Тогда Иоанн, взглянув на образ Иисусов, сказал громким голосом, чтобы все слышали: «Владыко! о Твоем имени движемся!» Все имело облик крестового похода.

В ставке царской поставлены были три полотняные церкви – архистр. Михаила, вкм. Екатерины и пр. Сергия. Ко дню Покрова Пресвятой Богородицы все было подготовлено к штурму города. 2 октября царь назначил войску «пить общую чашу крови». Стан опустел. В его безмолвии слышалось пение иереев, которые совершали литургию. Государь остался молиться и готовился к приобщению св. Таин. Когда диакон во время литургии, читая Евангелие, произнес слова: «и будет едино стадо и един пастырь», – грянул гром первого взрыва. После длительного подкопа взорвана была городская стена. При произнесении слов ектении: «покорити под нози его всякого врага и супостата» – произошел второй взрыв. Войска ворвались в Казань. Царь достоял литургию, говоря: «Если до конца отслушаем службу, то и совершенную милость от Христа получим». Когда он, по окончании ея, сел на коня, прискакал гонец от кн. Михаила Воротынского. «Радуйся, благочестивый самодержец», сообщал военачальник, «твоим мужеством победа совершилась! Казань наша, царь ея в твоих руках; народ истреблен или в плену; несметные богатства собраны; что прикажешь?» «Славить Всевышнего», ответствовал Иоанн, велел петь молебен под святой хоругвью и собственною рукою водрузил крест, назначая там быть первой церкви Нерукотворного Спаса. В самый день взятия Казани – 2 октября – была сооружена в городе обыденная церковь во имя сввмч. Киприана и Иустины, праздновавшихся в этот день, а 4 октября заложен Благовещенский собор. Улицы и стены Казани были освящены крестным ходом, и город посвящен св. Троице. Освобождены были 60 тысяч христиан.

Радостно было возвращение Иоанна IV. У Сретенского мон. его ожидал с Владимирской иконой м. Макарий, бояре, воинство, народ. «Собор духовенства православного! Отче митрополит и владыки! Я молил вас быть ревностными ходатаями пред Всевышним за царя и царство, да отпустятся мне грехи юности, да устрою землю, да буду щитом ея в нашествии варваров; советовался с вами о казанских изменах, о средствах прекратить оные, погасить огонь в наших селах, унять текущую кровь россиян, снять цепи с христианских пленников, вывести их из темниц, возвратить отечеству и Церкви.

Дед мой, отец и мы посылали воевод, но без успеха. Наконец, исполняя совет ваш, я сам выступил в поле. Тогда явился другой неприятель, хан крымский, в пределах России, чтобы в наше отсутствие истребить христианство. Вспомнив слово евангельское: бдите и молитесь, да не внидете в напасть, вы, достойные святители церкви, молились – и Бог услышал вас, и помог нам – и хан, гонимый единственно гневом Небесным, бежал малодушно!.. Ободренные явным действием вашей молитвы, мы подвиглись на Казань, благополучно достигли цели и, милостью Божией, мужеством кн. Владимира Андреевича, наших бояр, воевод и всего воинства, сей град многолюдный пал пред нами: судом Господним в единый час изгибли неверные без вести, царь их взят в плен, исчезла прелесть Магометова, на ея месте водружен крест; области Арская и Луговая платят дань России; воеводы московские управляют землею; а мы, во здравии и веселии, пришли сюда к образу Богоматери, к мощам великих угодников, к вашей святыне, в свою любезную отчизну – и за сие Небесное благодеяние, вами испрошенное, тебе, отцу моему, и всему освященному собору, мы с кн. Владимиром Андреевичем и со всем воинством в умилении сердца кланяемся». Сказав это, царь, кн. Владимир и вся дружина поклонились до земли. Просил царь дать благословение на устройство дальнейшее всего государства и нового края. Проникновенно ответил ему святитель, указав, что царь, «возложив неуклонную надежду на Бога Вседержителя» и дав обет, «предал свою душу и тело за Церковь, за отечество». «Сей царствующий град казанский», продолжал м. Макарий, «где гнездился змий как в глубокой норе своей, уязвляя, поедая нас – сей град, столь знаменитый и столь ужасный, лежит бездушный у ног твоих; ты растоптал главу змия, освободил тысячи христиан плененных, знамениями истинной веры освятил скверну Магометову ...» Царь по обету воздвиг в Москве храм Покрова Божией Матери (Василия Блаженного). В Казани, за городом, где погребены были павшие воины, велено было построить Успенский Зилантов мон. Татары крестились сразу целыми семьями. В 1553 г. в Москве крестились цари Утемиш-Гирей и Едигер. Первый был пяти лет; его крестили в Чудовом мон., и он обучался во дворце грамоте и Зак. Божию.

В 1555 г. на соборе пастырей положено было открыть в Казани кафедру архиепископа, с подчинением ему Свияжска, нагорной стороны и всей вятской земли. Для устроения там церквей и на содержание причтов царь отпустил большия средства из казны; тоже вменено было монастырям и святителям. Пастырем по жребию был избран святитель Гурий, а в помощники ему даны архимандриты Герман и Варсонофий. Св. Гурий был прежде боярским сыном из фамилии Руготиных, родился в Воронеже, в молодости служил у кн. Пенькова. Оклеветанный в преступной связи с женой Пенькова, он был ввергнут последним в тюрьму. Через два года, освободившись из заключения, он постригся в Волоколамском мон. и за святую жизнь удостоился выбора в игумены. Был он затем игуменом Селижарова мон. (в Тверской епархии), откуда и был поставлен в Казань. Отправление его на епархию совершалось с большою торжественностью. Новый святитель ехал, снабженный богато всем необходимым. Царь, по согласию с митр. Макарием, отправляя св. Гурия, вменял ему в обязанность приводить к вере с любовью и не против воли, лучших из крестившихся наставлять в вере при своем доме, других посылать в монастыри, не отвергать и тех, которые прибегли бы к кресту с сознанием в вине гражданской, а также ходатайствовать за подсудимых, обличать неправды властей, участвовать с ними во всех советах. Св. Гурий совершал свое служение апостольски. Учением просвещал он умы неверных. Святостью жизни и любовью к нищим и подсудимым смягчал сердца, не знавшия христианской любви. Им открыты были училища как для христианских детей, так и для детей магометан и язычников. Иоанн Грозный, одобрив это, писал святителю: «надобно, чтобы дети умели не только читать и писать, но и разуметь, что читают, дабы впоследствии могли наставлять других, еще не обратившихся ко Господу». Последние три года своей жизни св. Гурий не мог уже ходить вследствие болезни; его приносили в храм на носилках, и он учил паству. Преставился св. Гурий в 1563 г. В 1595 – обретены были его мощи.

Св. Варсонофий был сыном серпуховского священника и с юных лет любил книги. В 17 лет он попал в плен к крымским татарам и за три года тяжкой неволи основательно изучил татарский язык, а также основы Корана. Оказавшись на свободе, он постригся, был домовым иеродиаконом у тверского архиерея, игуменом Песношского мон. Назначенный в Казань, он создал Спасский мон. и дал ему устав. В его проповеднической работе ему помогало знание татарского языка, изучение же корана облегчало ему прения с учеными защитниками мусульманства. Привлекало татар к нему и искусство его врачевания болезней. В 1567 г. он был поставлен епископом в Тверь. Но под старость (1571) он вернулся в свой Спасский м., где и преставился в 1576 году. Мощи его обретены в 1595 г.

Св. Герман из боярской семьи Полевых родился в Старице и тоже был постриженником Волоколамского монастыря. Подвизаясь под руководством св. Гурия, он устроил Свияжский Богородицкий монастырь, сделавшийся средоточием просвещения для всей нагорной части казанского края. Будучи с 1564 г. преемником св. Гурия, ревностно продолжал его дело. Царь Иоанн хотел видеть его преемником, оставившего кафедру, митрополита Афанасия (в 1566 г.). Но святитель Герман, при свидании с царем, мужественно обличил опричнину, и разгневанный Иоанн изгнал его из дворца. Преставился он в 1567 г. в Москве, где жил в опале. В 1595 г. мощи его перенесены были в Свияжский монастырь.

Между новыми христианами татарами были и мученики. Родственники мусульмане сначала уговаривали отказаться от христианства, а затем мучили в 1552 г. свв. Стефана и Петра, мучеников казанских. До взятия Казани, там, в числе русских пленников, находился богобоязненный Иоанн. Он достался ханскому родственнику Алей-Шнуру, который решил сделать его магометанином. Но Иоанн объявил о своей верности христианству. Хозяин велел отрубить ему голову. Рассекли ему только шею. Умирая, св. муч. Иоанн пригласил священника и, причастившись, мирно в 1529 г. скончался, будучи погребен на русском кладбище.

Преемники свв. Гурия и Германа, за исключением св. Гермогена, проявляли мало ревности в обращении инородцев. Христианским просвещением казанский край обязан своим первым просветителям. После них остались целые селения т. н. старокрещеных инородцев.

Много возвысилось христианство в глазах мусульман чудесным явлением в 1579 г. иконы Божией Матери и проистекавшими от святыни чудесами. В этом году страшный пожар уничтожил большую и лучшую часть города. Христиане приняли это бедствие как Божие наказание за грехи и усиленно молились. Мусульмане и язычники считали пожар наказанием за распространение христианства. Именно в это время Владычица явилась во сне 10-летней дочери стрельца Онучина, Матроне, и сообщила, что на месте их сгоревшего дома, в земле сокрыт Ея образ, который надлежит достать, сообщив владыке и воеводам. Девочка рассказала матери, но та не обратила на сон должного внимания. Сон повторился, но мать пренебрегла им. Тогда Владычица во сне чудесно перенесла девочку во двор и показала икону, от которой исходило сияние, и строго указала исполнить Ея повеление. Осведомленные о всем этом, архиепископ и воеводы не обратили внимания на рассказанное. Тогда мать с дочерью начали рыть землю и обрели икону. Известие об обретенной иконе быстро распространилось, и все спешили приложиться к ней. Владыка и воеводы со слезами просили Богоматерь простить им их неверие. Святыня торжественно была перенесена в ближайшую церковь св. Николая Тульского, в чем участвовал священник, впоследствии св. Гермоген, патриарх всероссийский. Перед иконой совершались чудеса. Православные обрели душевную бодрость и укрепились в вере. Мусульмане чудесами убедились в силе и правоте христианства. Установилось с тех пор почитание всем русским народом иконы Казанской Божией Матери. Царь Иоанн IV, получивший список с иконы, велел создать храм и женскую обитель. В чей приняли постриг Матрона и ея мать.

В 1556 г. покорено было Астраханское царство, создавшееся на месте распавшейся Золотой Орды. Народ за победы Иоанна IV над татарами, иго которых длилось 240 лет (1240– 1480), наименовал своего царя Грозным. В 1557 г. крестилась в Москве астраханская царица с сыном. В 1558 г. в Астрахань был послан игумен Кирилл для крещения народа, устроения церквей и монастырей. Он обучал детей Закону Божию и грамоте. В 1573 г. был построен в астраханском кремле монастырь и храм во имя св. Троицы и другия церкви. Первое время астраханский, а также терский край состояли в казанской епархии.

Из Астрахани завязались сношения с народами Кавказа, которые издревле исповедывали христианство, но постепенно отступились от него под давлением мусульман. По сообщению германца Герберштейна, давшего описание московской Руси, которую он посетил, черкесы в конце XV и в начале XVI веков, еще свободные от персов и турок, были православными и отправляли богослужение на славянском языке. В 1557 г. прибыли в Москву князья горские – почти все мусульмане. Некоторые из них крестились и крестили детей в Москве, оставив их получать христианское образование. В 1559 году приходил в Москву посол черкесских князей просить прислать священников. С русской помощью на Кавказе возобновлялись древние храмы, основывались новые; утверждались в вере христиане, крестились мусульмане горцы. В 1586 г. единоверный царь Кахетии, Александр, теснимый турками и персами, просил помощи. К нему были отправлены священники, монахи и иконописцы для восстановления чистоты веры и богослужений.

Сильно еще было язычество в обширной рязанской епархии среди мещеряков и мордвы. При св. м. Фотии крестились жители Мценска. Много потрудился над обращением язычников св. Иона, еп. рязанский, в будущем митрополит.

Расширение и усиление России давали возможность духовенству, в нужных случаях, находить мощную опору в государственной власти. Но те же обстоятельства усиливали участие вел. князей и царей, правда глубоко православных, в церковных делах.

Со времени св. митр. Ионы митрополиты постоянно поставлялись русскими епископами без сношения с патриархом. Связи России с Грецией по церковным делам стали ограничиваться почти одними только благотворениями страждущим восточным церквам. Все более увеличивавшаяся подозрительность русских к чистоте православия греческой Церкви, побуждало их даже нарочито отстраняться от слишком близких отношений с греками. Около 1480 г. в архиерейскую присягу было включено, как отмечает архиеп. Филарет, «не принимать никого ни на митрополию, ни на епископские кафедры от константинопольского патриарха, именно потому, что Царьград в руках мусульманских». Далее владыка пишет; «Но сей пункт, по настоянию мудрого Максима, был исключен из присяги: «Царьград, говорил преподобный, в руках агарянских, но православие остается между греками непоколебимым, и церковь по-прежнему управляется Духом Святым».

Когда приближалась кончина св. Ионы, вел. кн. Василий II вызвал в Москву некоторых епископов, и умиравший владыка, по совещании с ними и государем, избрал и благословил своего будущего преемника – архиепископа ростовского Феодосия, который в 1455 г. был судим за нарушения устава о посте, что отмечалось раньше. Он написал на его имя благословенную грамату, утвердил подписью и печатью, положив на престол в Успенском соборе. Владыка Феодосий (Бывальцев) был облечен саном митрополита в мае 1461 г. Утверждение его последовало со стороны в. князя Василия II, признавшего себя преемником павших православных византийских императоров. Со времени митр. Феодосия окончательно устанавливалось и поставление митрополитов без сношения с патриархом. Недолгое возглавление Церкви м. Феодосием примечательно большой заботой, проявленной им для улучшения приходского духовенства, что он осуществлял еще в Ростове. Главной задачей он ставил себе устранение пороков среди духовенства. Митрополит стал в Москве призывать к себе по воскресеньям известное количество священников – особенно худых – и учил их святым правилам, угрожая непокорным строгими наказаниями. В отношении вдовых священников и диаконов он тех из них, которые не вели зазорную жизнь, приказывал постригать, других же лишал священства. Предполагал он распространить свои меры на всю митрополию. Но произведенная им чистка привела к тому, что некоторые церкви остались без священников и без пения. Начался народный ропот. Софийская летопись (2-я под 1465 г.) повествует так: «(став митрополитом) восхоте попов и дьяконов нужею навести на Божий путь: нача их на всяку неделю сзывати и учите по святым правилом, и вдовцом диаконом и попом повеле стричися, а иже у кого наложницы будут, тех мучити без милости и священьство съимая с них и продаваше их; а церквей много наставлено, а кто толико не хотяше делати рукоделия – всякой в попы, тем ся и кормяху и последоваху плотьским похотем, зане бо не Богу служите изволиша, но льготу (искаху) телу своему; и востужиша людие, многы бо церквы без попов, и начата его (митрополита) проклинати»... В сентябре 1464 г. м. Феодосий ушел на покой, заболев от огорчения. Он подвизался в Чудовом монастыре, где ранее был архимандритом. В келью свою святитель взял расслабленного старца и служил ему, омывая его струпы. Владыка Феодосий скончался в исходе 1475 г. в Троицком Сергиевом мон., куда, возможно, отправился на богомолье. В сей обители он был погребен. Кончина открыла на нем тяжелые вериги.

Карамзин пишет: «Россияне жалели о пастыре столь благочестивом и страшились, чтобы небо не казнило их оскорбление святого мужа».

Известна грамата митр. Феодосия новгородцам, увещевающая их не посягать на права архиепископа над духовенством и на недвижимые церковные имения. Им отказано было Пскову иметь отдельного от Новгорода епископа. При нем св. Ионою закончено было крещение пермяков. В 1464 г. митр. Феодосий совершил, по просьбе патриарха иерусалимского Иоакима, посвящение в митрополиты Кесарии Филипповой его племянника протосингела Иосифа, отправленного в Россию для сбора денег. Султан египетский намеревался уничтожить в Иерусалиме храм Воскресения Христова; будучи молим патриархом об отмене сего решения, он требовал внесения откупа в размере 5500 венецианских золотых. Митр. Феодосий всячески помогал митр. Иосифу в сборе этих средств в России.

Митр. Феодосий тоже избрал себе преемника, в лице епископа суздальского Филиппа I, возведенного, с согласия вел. кн. Иоанна III, на кафедру в ноябре 1464 г. Митр. Филипп, как и его предшественник, употреблял, вместе с государем, старания отвратить новгородцев от подчинения литовскому митрополиту, униату Григорию Болгарину, поставленному в 1458 г. в Риме патриархом – униатом. Новгородцы остались верны Православию. Но политически они все более склонялись на сторону Литвы и в 1471 г. заключили соответственный договор с польским королем и вел. кн. литовским Казимиром Ягеллоновичем. Следствием сего явился в том же году поход Иоанна III против Новгорода и лишение последнего многих прав.

Успенский собор в Москве, построенный сначала в очень скромных размерах, за неполные полтораста лет пришел в в такую ветхость, что своды его пришлось подпирать толстыми бревнами. Митр. Филипп весной 1472 г. приступил на собственные средства к постройке нового собора. Он нанял в Москве двух неопытных подрядчиков и накупил холопов для выполнения ими части работ. Строился собор на прежнем месте, при чем старое здание разбиралось постепенно.

В конце 1472 г. Иоанн III вступил во второй брак с греческой царевной Софией Палеолог ¹²), дочерью бывшего морейского деспота Фомы, брата двух последних византийских императоров. Фома нашел после падения Византии убежище в Риме у папы. В 1469 г. папа Павел II предложил ее в замужество Иоанну III, который на это согласился. София была воспитанницей известного униата, кардинала Виссариона. В Риме надеялись, при посредстве Софии, проникнуть в православную Москву, а также побудить Иоанна принять участие в намечавшемся крестовом походе против турок. Иоанну брак этот давал возможность обосновать юридически свое право считаться преемником византийских императоров, последним из которых был дядя его супруги. Для препровождения Софии в Москву папа Сикст IV послал с нею легатом Антония Бонумбре, епископа города d’Accia. Последний вел себя в России так же, как в католических землях: – совершал путешествие в преднесении водруженного на высокое древко «крыжа» (креста). Когда поезд с царевной приближался к Москве, то Иоанн советовался с близкими и боярами относительно крыжа. Мнения разделились. Вел. князь спросил м. Филиппа, который ему ответил: «невозможно допустить не только того, чтобы кардинал в преднесении крыжа вошел в город, но чтобы он таким образом и приблизился к нему; если дозволить ему это, желая его почтить, то – он в ворота города, а я – отец твой – другими воротами вон из города; недостойно нам не только видеть этого, но и слышать, потому что – кто окажет почтение чужой вере, тот поругался своей». После такого ответа, Иоанн выслал к кардиналу за 15 в. от Москвы боярина, который и заставил его спрятать крыж.

Успенский собор не был еще достроен, когда сильный пожар превратил в пепел кремлевский дом митр. Филиппа. Святитель, обливаясь, по свидетельству Карамзина, слезами над гробом свят. Петра и с любовию утешаемый государем, почувствовал слабость в руке от паралича. Он велел отвезти себя в Богоявленский монастырь, жил один день, говоря с Иоанном о совершении новой церкви, и скончался 5 апр. 1473 г.

Вел. кн. Иоанн III приказал быть у себя к Георгиеву дню, для избрания нового митрополита, своим братьям и всем епископам. 23 апреля 1473 г. епископами, при хотении государя, избран был епископ коломенский Геронтий, ранее архимандрит симоновский. Поставлен он был митрополитом в Петров день. (Голубинский).

Новому митрополиту довелось доканчивать постройку Успенского собора. Сложены были стены и сведены своды. Но когда приступили к кладке главного купола, то собор 20 мая 1474 г. обрушился.

Голубинский пишет: «Неискусные мастера, выводившие стены гладко, но непрочно, сделали некоторую часть его северной стены полою, проведши в стене лестницу на полати или хоры, прикладенные к западной стене. На некоторую часть полая стена, быв дурно складена, не в состоянии была выдерживать тяжести сводов и вся рухнула; с нею упали половина западной стены и полати, которые находились у последней, также столбы и все своды».

После этого строение собора взял на себя сам вел. князь. Он выписал из Венеции знаменитого архитектора, болонского уроженца Аристотеля Фиоравенти, которому в 1475 г. поручил строение. Простые каменщики были выписаны из Пскова. Здание сломано было до основания и положен новый фундамент.

Фиоравенти, по свидетельству Карамзина, «ездил во Владимир, видел там древнюю соборную церковь и дивился в ней произведению великого искусства; дал меру кирпича; указал, как надобно обжигать его, как растворять известь; нашел лучшую глину за Андроньевым монастырем...» Псковские каменщики, ученики немцев, похваливши работу московских мастеров, тоже признали неумение их приготовлять известь. Фиоравенти за образец взял собор во Владимире. Успенский собор был торжественно освящен 12 августа 1479 года.

Освящение Успенского собора подало повод к горячим спорам между вел. князем и митрополитом о том, как ходить с крестным ходом при освящении церкви – против солнца или по солнцу. В Москве давно установилось хождение против солнца, что и сделал митрополит. Иоанн же, поддержанный архиеп. ростовским Вассианом и чудовским архим. Геннадием, придерживался другого мнения. Вассиан был личным врагом Геронтия. Нашествие хана Ахмата ослабило спор. Но в 1481 г. он возобновился. Митрополит, негодуя, что государь продолжает держаться мнения его противников, выехал из Кремля в Симонов мон., оставив посох свой в Успенском соборе. Он говорил, что окончательно покинет митрополию и будет жить в келье, как простой инок, если Иоанн не прекратит спора. Между тем, было выстроено много новых церквей, которые оставались без освящения. Вскоре Иоанн убедился, что все духовенство, за исключением ростовского владыки Иоасафа, родом из князей Оболенских, держало сторону митрополита. Вел. князь послал к владыке сына просить вернуться, когда же тот не внял этой просьбе, то поехал к нему сам, признал себя виновным и обещал слушать его во всем, а относительно хождения с крестами отдавал в его волю, как он прикажет и как было в старину. Владыка вернулся в Москву на свой стол.

Митр. Геронтий проявил твердость и в другом вопросе. В 1482 г. навечерие Богоявления случилось в воскресенье, и архимандрит чудовский Геннадий, толкуя устав, приказал братии пить богоявленскую воду после еды. Митрополит счел это тяжким преступлением и велел силой привести к себе архимандрита. Геннадий бежал к вел. князю. Митрополит лично просил Иоанна выдать его, что тот и сделал. Митр. Геронтий приказал сковать Геннадия и посадить под палатою в ледник. Государь с боярами потом «отпечаловали» его у митрополита, ссылаясь на пример митр. Феодосия, в бытность его ростовским архиепископом, наказанного, но и прощеного св. митр. Ионою.

С архиеп. ростовским Вассианом у митр. Геронтия была «брань» из-за Кириллова Белозерского мон. В 1478 г. некоторым инокам обители удалось убедить своего удельного князя Михаила Андреевича Верейского получить от митрополита грамоту, по которой их монастырь изъимался из под власти ростовского архиепископа и отдавался в заведывание князю. Архиеп. Вассиан просил владыку Геронтия о восстановлении своего законного права, не получив же удовлетворения в этом, обратился к вел. князю. Последний пробовал убедить митрополита изменить свое решение. Не добившись этого, государь собрал в Москве собор. Владыка Геронтий, убоявшись соборного суда, молил Иоанна помирить его с Вассианом, что и было исполнено. Государь изодрал грамоту, повлекшую смуту (Голубинский).

При митрополите Геронтии произошло в 1478 году окончательное покорение Иоанном III Новгорода. При этом государь отобрал на себя довольно значительную часть недвижимых церковных имений, как у владыки новгородского, так и у шести наиболее богатых монастырей. Эта частная секуляризация недвижимых церковных имений считается, по словам Голубинского, прологом к той общей секуляризации, которая стала выдвигаться Иоанном III немного позднее.

В бытность владыки Геронтия митрополитом произошло окончательное свержение татарского ига, длившегося 240 лет. Предшественники Иоанна III старались все более ослаблять свою зависимость от Золотой Орды. Карамзин отмечает влияние вел. кн. Софии Палеолог, говорившей часто Иоанну: «долго ли мне быть рабынею ханскою?». Она, послав дары жене Ахматовой, писала ей, что, имев видение, желает создать храм на Ордынском подворье (где сооружена была церковь Николы Гостунского); просит его себе и дает вместо оного другое. Царица согласилась, татары остались без пристанища в Кремле, чего и домогалась София. Она же, как пишут, убедила Иоанна не встречать послов ордынских, которые обыкновенно привозили с собою басму или болван хана. Древние князья московские всегда выходили пешие из города, кланялись послам¹³) В 1480 г. хан Ахмат, возмущенный непокорством Иоанна, вторгнулся в июне в русские пределы, намереваясь, ближе к его союзникам литовцам, перейти через р. Угру. Государь был с войском на берегу Оки. Духовенство, во главе с митр. Геронтием, показало себя в это грозное время достойным, не только укрепляя, но даже осуждая государя за нерешительность в борьбе. Особенно решительно выступал духовник Иоанна III, архиеп. ростовский Вассиан, брат пр. Иосифа Волоколамского, ранее игумен Троицкий. Когда 30 сент. Иоанн появился в Москве, Вассиан, называя его «бегуном», сказал ему: «Вся кровь христианская падает на тебя за то, что, выдавши христианство, бежишь прочь, бою с Татарами не поставивши и не бившись с ними; зачем боишься смерти? не бессмертный ты человек, – смертный; а без року смерти нет ни человеку, ни птице, ни зверю; дай мне, старику, войско в руки, – увидишь, уклоню ли я лицо свое перед Татарами». Выдержка Иоанна принесла пользу. Ахмат, простояв против русского войска на р. Угре, 11 ноября ушел без боя. 6 января 1481 г. его, сонного, убил в степи Ивак, хан шибанских улусов.

В конце 1483 г. митр. Геронтий, заболев, съехал в Симонов мон., в намерении оставить митрополию. Выздоровев, он отказался от этого намерения. Иоанна III устраивал его уход, он действовал в этом направлении, даже наметил заместителем его благочестивого игумена Троицкого, Паисия Ярославова. Потом, по совету последнего, отложил свое намерение.

В 1487 г. в Новгороде, где с 1484 г. архиепископом был Геннадий, до этого архим. чудовский, о котором говорилось выше, открылась ересь жидовствующих. На ней подробнее остановимся позднее. Св. Геннадий донес об этом Иоанну III и митрополиту. От первого получен был ответ: «того беречи, чтоб то лихо в земли не распростерлося». Архиепископ решительно действовал в Новгороде. Митр. Геронтий в этом важном деле не проявил достаточно ревности. В разгар ереси, в 1489 г., он умер.

В первые годы правления митр. Геронтия, патриарх Рафаил, по требованию султана Магомета II, поставил митрополитом литовским тверского монаха Спиридона, прозванного за свою резвость Сатаной. В 1476 г. Спиридон прибыл в Литву, но не был там признан и посажен в заключение, откуда потом бежал. Явившись в Москву, он тоже подвергся заключению и после 1503 г. умер в Соловецком монастыре.

Заместителем митр. Геронтия был Зосима, архим. Симоновский, под личиной благочестия тайный последователь ереси жидовствующих. Он был избран самим Иоанном III, который, по уверению пр. Иосифа Волоколамского, был «подойден» еретиком протопопом Алексием. Поставлен он был в сентябре 1490 года.

В России, вслед за Грецией, распространено было верование, что с окончанием семи тысяч лет настанет конец мира. По этой причине богослужебная пасхалия доведена была у нас до 7000-го года. Когда этого не случилось в августе 1492 г. (от Рождества Христова), то нужно было продолжать пасхалии на дальнейшее время. Это и сделал митр. Зосима после советования с епископами и всем собором митрополии. Расчислив Пасхалию на 20 лет, митр. Зосима посылал свое расчисление для проверки архиепископу Геннадию и другим епископам и в декабре 1492 года обнародовал (Голубинский).

По настоянию св. Геннадия, собор епископов, заседавший в 1490 г. в Москве, спустя 21 день после поставления Зосимы, судил некоторых еретиков, не добравшись до главных, к неудовольствию новгородского владыки, на соборе не бывшего. Еретичество Зосимы было узнано не сразу. Когда же поборники православия начали его обличать, то он боролся с ними отлучениями от причастия, лишением священства, клеветой великому князю. Голубинский пишет: «На счастие православных митрополит-еретик сам помог им свергнуть себя с кафедры. Зосима был человек вовсе не святительской частной жизни: он предан был пьянству и содомитизму. И великий князь, которого, может быть, и не успели убедить в его еретичестве, нашелся вынужденным удалить его с кафедры за сейчас указанные его пороки (по свидетельству летописей, собственно за – первый из них)». Зосима был удален 17 мая 1494 г.

В сентябре 1495 г., по указанию вел. князя Иоанна III, митрополитом был избран игумен Троицкий Симон. Управляя до этого митрополией, он в январе благословлял в Успенском соборе дочь Иоанна, Елену, отправлявшуюся в Литву невестой вел. князя Александра. Поставление нового митрополита обставлено было особою торжественностью. Голубинский пишет: «Подробности поставления Симонова в митрополиты, сообщаемые летописцами, ясно указывают на то, что Иван Васильевич хотел придать чину поставления митрополитов тот вид, как в Константинополе совершалось поставление патриархов». Как отмечает Голубинский, государь проявил и царские права по отношению к митрополиту. Когда в Успенском соборе приспело время возвести владыку Симона на митрополичье место, вел. князь приветствовал его краткой речью, которая начиналась словами: «Всемогущая и Животворящая Святая Троица, дарующая нам всей Руси государство, подает тебе сей святый, великий престол архиерейства, митрополии всея Руси...» После посвящения митрополит ездил верхом на осляти кругом города, при чем осля водил под ним боярин великого князя.

В 1503 г. созван был в Москве церковный собор, рассматривавший вопросы, поставленные митрополитом и царем. Собор определил: о неслужении в миру вдовым священникам и диаконам; о несовершении священниками и диаконами литургии на другой день после того, как они напьются до пьяна, и о нежитии монахам и монахиням в одних и тех же монастырях. Получил разрешение вопрос о невзимании епископами платы за поставление в церковные степени. Остался неразрешенным вопрос об отобрании у монастырей недвижимых имений или вотчин. Повидимому, возбуждение этих вопросов было подсказано вел. князю знаменитыми старцами Паисием Ярославовым и его учеником Нилом Сорским, которые пользовались большим уважением Иоанна III. Вопрос о недвижимых имениях входил и в предположения самого вел. князя, что мы видели при отобрании таких земель в Новгороде.

Против решения собора о вдовых священниках написал возражение один из них, ростовский священник Георгий Скрипица. Ответил ему «списанием» пр. Иосиф Волоколамский, видный участник собора. Пр. Иосиф, вместе с тем, был главным противником отобрания недвижимых имуществ и в этом вопросе одержал победу над упомянутыми старцами и единомышленным с ними государем. К этому вопросу мы вернемся позднее. Непосредственно за собором нарушил его постановление о невзимании платы за поставление знаменитый архиеп. новгородский Геннадий, видимо, поддавшийся влиянию своего дьяка. Иоанн III очень строго осудил этот поступок. По его приказанию было произведено расследование, и новгородский владыка в 1504 г. был низведен с кафедры.

В 1504 г. состоялся собор, который предал проклятию жидовствующих, после чего главные еретики распоряжением государственной власти были казнены через сожжение, а прочие разосланы в заточение и по монастырям. О сей ереси будет сказано в дальнейшем.

В правление м. Симона состоялось соборное постановление о низложении и отлучении преемника Св. Геннадия, архиеп. новгородского Св. Серапиона. Иосифов монастырь находился во владениях удельного князя Волоколамского, племянника Иоанна III. Пр. Иосиф повествовал так об его притеснениях: «Князь Феодор Борисович во все вступается: что Бог пошлет нам, в том воли не дает; иное даром просит, другое в полцены берет; если его не послушаем, то хочет кнутом бить чернецов, а на меня бранится. И мы боялись его, давали ему все, что благочестивые люди дарили монастырю – коней, доспехи, платье; но он захотел еще денег, и начал присылать за ними ...» Приведены и другие случаи вымогательств. Пр. Иосиф, получая все сильнейшия требования от кн. Феодора, просил архиепископа новгородского Серапиона о передаче его обители под власть великого князя. По случаю моровой язвы, около Новгорода были поставлены кордоны, и посланный Иосифа не мог попасть туда. Тогда последний в 1507 г. обратился со своей просьбой к Василию III, который, посоветовавшись с митрополитом и освященным собором, исполнил таковую, дав обещание испросить ему прощение у архиепископа. Иерархически Иосиф продолжал оставаться в подчинении у владыки Серапиона. Вел. князь забыл свое обещание предстательствовать за Иосифа перед новгородским владыкой. Кн. Феодор сумел настроить Серапиона против волоколамского игумена. Архиепископ через два года (1509) произнес на него неблагословение и отлучение. Монахи умоляли игумена просить прощения у владыки Серапиона, но тот им ответствовал, что архиепископ или епископ «аще отлучит не по правилом, сам да отлучен есть». Прождав некоторое время, Иосиф послал жалобу на архиепископа вел. князю и митрополиту. Василий Иоаннович признал поступок владыки Серапиона тяжким оскорблением, ему лично нанесенным. По распоряжению государя созван был митрополитом собор, на который должен был прибыть новгородский владыка. «Серапион ничего не мог отвечать о причине наложенного им отлучения, кроме того, смело выражавшего его взгляд на архиерейскую власть, что – «аз в своем чернце волен вязати и разрешати»; вместе с сим и по отношению к великому князю он поступил не так, чтобы смиренно просить прощения, а чтобы отвечать со стойкостью, доходившей до дерзости – и с ним было поступлено без милосердия: за вину против Иосифа, а главным образом за ту вину, что он дерзнул восстать против приговора великого князя, взявшего монастырь последнего в свою власть, тогда как «царское суждение суду не подлежит и не пересужается», митрополит с собором епископов произнес ему приговор: на основании 134-го правила Карфагенского собора, которое говорит, что «необличенного о гресе общения лишив епископ лишен и сам общения к другим», низвести его с кафедры, лишить архиерейства и предать отлучению» (Голубинский).

По постановлению собора св. Серапион, лишенный сана, был послан на покаяние в Андроников монастырь (скончался 16 марта 1516 в Троицком мон.). Собор разрешил пр. Иосифа от несправедливо возложенного на него отлучения.

Известны два учительных послания митр. Симона в Великую Пермь. Он увещает игуменов и священников надлежаще исполнять свои пастырские обязанности. Во втором послании – к пастве – он призывает пермичей кумирам не служить, соблюдать посты, браков по ветхому и татарскому обычаю не совершать (жена умершего брата переходила после него ко второму брату, после того к третьему), женщинам не ходить с непокрытыми головами.

Митр. Симон совершил 4 февр. 1498 г. в Успенском соборе первое в России венчание на царство. Иоанн III пожелал при жизни своей совершения этого обряда над внуком своим Димитрием (сыном скончавшегося в 1490 г. Иоанна) В 1499 г. Иоанн изменил свое решение и объявил наследником сына от брака с Софией, Василия. В царствование последнего скончался 30 апр. 1511 г. митр. Симон, правивший 16 лет.

Через три месяца после этого, по желанию вел. кн. Василия III, был возведен на митрополичий двор и наречен митрополитом архимандрит Симонова мон. Варлаам (1511). В его правление известно выступление с тремя трактатами против вотчиновладения монастырей ученика Нила Сорского, старца Вассиана Косого, в мире кн. Василия Патрикеева, праправнука Гедимина литовского. Близкие ко двору Иоанна III, Патрикеевы, были сторонниками кн. Димитрия Иоанновича и пострадали после его устранения. Василий Патрикеев и его отец были пострижены. Но при Василии III старец Вассиан был приближен государем. Вел. князь, как и Иоанн III, сочувствовал кампании против вотчиновладения. Вассиан нашел единомышленника в лице знаменитого Максима Грека, о котором будет сказано дальше.

Митр. Варлаам был в декабре 1521 г. сведен с митрополичьей кафедры вел. кн. Василием III и сослан в Каменный мон. на Кубенском острове. Чем это было вызвано не выяснено. Голубинский предполагает, что он не согласился обещать неприкосновенность, в случае прибытия в Москву, последнему удельному князю Василию Новгород – Северскому – Шемячичу (внуку Димитрия Шемяки), чем вызвал гнев государя. Время его кончины неизвестно.

Новым митрополитом в февр. 1522 г. был поставлен игумен Волоколамского мон. Даниил. Пр. Иосиф перед кончиной указал из числа братии 10 человек, способных после него занять место игумена. Братия же избрала вне этого списка Даниила, в возрасте около 30 лет. Пр. Иосиф согласился на этот выбор. Игуменство приблизило его к Василию III, которого пр. Иосиф оставил как бы «прикащиком» монастыря, слезно моля его о сохранении в нем, заведенных им, порядков строгого общежития. Василий почасту навещал обитель и убеждал монахов следовать заветам святого. Игумен Даниил тоже усердствовал в этом духе. До низведения митр. Варлаама Даниил шесть лет игуменствовал. Даниил, представлявший крупную величину в отношении пастырского учения, отличался честолюбием и безпощадной борьбой со своими принципиальными и личными противниками.

Митр. Даниил принадлежал к числу ревностнейших учеников пр. Иосифа по вопросу о вотчиновладении. В этой области ему пришлось столкнуться с пр. Максимом Греком и Вассианом Косым, при чем последний вообще враждебно к нему относился. Большим затруднением для пр. Максима было незнание им в начале русского языка. Из за этого, начав исправление Цветной Триоди, он допустил погрешности языка, о чем речь будет дальше. На созванном в 1525 г. соборе он ошибочно отстаивал свое заблуждение, имевшее характер ереси. Приписаны были ему неосновательно и политические преступления. Вторично он был судим в 1531 г. вместе с Вассианом Косым, обвиненным в ереси. После, осудившего его, первого собора, Максим был сослан в Волоколамский мон., когда же, после второго, туда был отправлен Вассиан, то его перевели в тверской Отрочий мон. Митрополит Даниил мог торжествовать победу.

В 1523 г. митр. Даниил дал и свою подпись под охранной крестоцеловальной грамотой, подписанной Василием III, выданной вызываемому в Москву кн. Новгород-Северскому Василию Ивановичу Шемячичу. Последний, по прибытии в Москву, был посажен под стражу. Для объяснения поступка митр. Даниила, считавшего свои действия в этом случае правильными, надо сказать, что в народном сознании постепенное прекращение московскими вел. князьями удельной системы вызывало большое удовлетворение. Во время заключения Шемячича, по московским улицам ходил юродивый с метлой в руках и громко возглашал: «государство не совсем еще очищено; пришло удобное время вымести последний сор».

Митр. Даниил дозволил Василию III развестись со своей первой супругой и вступить во второй брак. Государь был женат на Соломонии или Соломониде Сабуровой и, прожив с нею 20 лет, не имел детей. Желая иметь прямого наследника, он пожелал жениться вторично. В 1525 г., с дозволения митр. Даниила, Соломония была насильственно пострижена в монахини, а Василий женился на Елене Васильевне Глинской, племяннице видного литовского князя Михаила, перешедшего на сторону Москвы.

3 дек. 1533 г. скончался вел. князь Василий – Гавриил¹⁴). Перед кончиной он пожелал принять постриг. Брат его Андрей Иванович и боярин Михаил Воронцов старались не допустить этого. Митр. Даниил тогда сказал Андрею: «Не будь на тебе нашего благословения ни в сей век, ни в будущий; хорош сосуд серебрянный, а лучше позолоченный». Троицкий игумен Иоасаф совершил пострижение, дав умирающему имя Варлаама. Государством, в виду трехлетнего возраста Иоанна Васильевича, правила мать его вел. кн. Елена. Митр. Даниил в это время значения не имел. После смерти в 1538 г. Елены, бразды правления перешли к боярской думе, но вскоре все захватил в свои руки кн. Василий Вас. Шуйский. Против него действовал более достойный кн. Иван Бельский, митр. Даниил поддерживал последнего. Восторжествовал Василий Шуйский, Бельский был посажен в заключение. Митрополит гонению не подвергся. Но, когда за смертью Василия, власть захватил брат его кн. Иван, то в 1539 г. он свергнул владыку Даниила. Последний был удален в родной Иосифов Волоколамский мон., где скончался 22 мая 1547 г.

Митр. Даниилом установлено было местное празднование святым: в 1521 г. Макарию Калязинскому и в 1531 г. Пафнутию Боровскому. Он поддерживал деятельность новгородского митрополита Макария по введению в монастырях его епархии общежительного устава и в развитии им миссионерской работы среди Лопарей на Кольском полуострове.

Голубинский, с большой резкостью определяющий нравственную личность владыки Даниила, пишет: «Но тот же Даниил, как мы говорили, занимает совершенно выдающееся положение среди других наших митрополитов в качестве учителя не делом, а письменным словом: он написал не два-три поучения, как другие митрополиты, а целую большую книгу учительных слов и целую такую же книгу учительных посланий». Далее Голубинский поясняет: «Предмет учительных слов и посланий митр. Даниила составляют: во-первых, теоретически- богословские или вероучительные истины, нарочитого раскрытия которых, по его мнению, требовали обстоятельства времени; во-вторых, нравственное христианское учение, обращенное к мирянам, с резким обличением пороков современного общества, и в-третьих, – специально нравственное и дисциплинарное учение, обращенное к монахам».

На место низверженного Даниила был избран и поставлен в феврале 1539 г. игумен Троицкий Иоасаф (Скрипицын). В избрании его принимали участие Шуйские, но он вскоре перешел на сторону Бельского, которого справедливо считал лучшим, чем они, государственным деятелем. Митрополит выхлопотал у юного государя освобождение Бельского, который вновь занял первенствующее положение. Имели успех ходатайства владыки Иоасафа за некоторых удельных князей. Смягчил он положение Максима Грека, которого очень почитал. Сторонники Шуйских, среди которых было много новгородцев, живших в Москве, составили заговор. В начале января 1542 г. Иван Шуйский самовольно прибыл в Москву из Владимира, где охранял восточные области от набега казанцев. Ночью Бельский был схвачен и отослан в Белоозерск в заточение; там в мае он был умерщвлен. Соловьев пишет: «Митрополит Иоасаф был разбужен камнями, которые заговорщики бросали к нему в келью; он кинулся во дворец, заговорщики ворвались за ним с шумом в спальню великого князя, разбудили последнего за три часа до свету; не найдя безопасности во дворце подле великого князя, приведенного в ужас, Иоасаф уехал на Троицкое подворье; но туда за ним прислали детей боярских, Новгородцев с неподобными речами; Новгородцы не удовольствовались одними ругательствами, но чуть-чуть не убили митрополита: только Троицкий игумен Алексей именем Св. Сергия да боярин князь Димитрий Палецкий успели удержать их от убийства; Иоасафа взяли наконец и сослали в Кириллов Белозерский монастырь». В 1547 г. он был переведен в Троицкий мон., куда ему присылались для просмотра постановления Стоглавого собора. В одном из своих замечаний Иоасаф проявлял заботливость о том, чтобы тяглые люди или крестьяне не были подавляемы бременем налогов. Он принадлежит к числу книжных людей своего времени. Скончался митр. Иоасаф 27 июля 1555 г.

В марте 1542 г. митрополитом был поставлен архиепископ новгородский Макарий, выдающийся иерарх Русской Церкви. Он знаменит в области письменности. Знаменит пастырской деятельностью. Знаменит и деятельностью государственной, отстояв великокняжескую власть от расхищения ея княжатами. Правильно писал о нем историк Виппер: «Если монархия в Москве спаслась от крушения, не потерпела ущерба от «вельмож» на манер Польши, то всего более она обязана была своей могущественной союзнице, Церкви».

Митр. Макарий, род. в 1481–82 г., был постриженником Пафнутьева Боровского мон., архимандритом можайского Лужецкого или Лужковского монастыря. Как сторонник строгого общежития, он полюбился вел. кн. Василию III, посещавшего обитель и бывшего особенным искателем учительных монашеских бесед, к чему вообще были склонны тогдашние государи. В 1526 г. он был поставлен новгородским архиепископом, заняв кафедру вдовствовавшую 17 лет после устранения св. Серапиона. Вел. князь, провожая с почетом владыку Макария, которого нарочито просил молиться о даровании ему сына, возвратил ему всю казну старых новгородских архиепископов и дал ему своих бояр. Новгородско-псковские летописи называют время его правления благословенным. В отношении к духовенству он был строгим блюстителем соборных о нем постановлений, и в то же время не отягощал его податями, а облегчал от них, защищая и от своих чиновников. Относительно духовенства был не грозным властителем, а кротким и благоприветливым пастырем. Владыка был горячим предстателем за опальный Новгород и за отдельных лиц. Помогая нуждающимся, он был усердным украсителем храма Св. Софии.

Вскоре после занятия новгородской кафедры владыка Макарий принял меры для введения общинножития в монастырях своей епархии, для чего вызывал игуменов особножитных монастырей и соответственно увещевал их. Из 18 городских или окологородных «именитых» монастырей 16 вняли его совету. Вслед за ними начали вводить общежитие и прочия обители епархии. Относительно быта монастырей им составлена уставная грамота для Духовской обители, являвшаяся руководственной и для остальных. Когда два значительных монастыря в Новгороде отказались учредить у себя общину, архиеп. Макарий сказал их игуменам: «По делам вашим мзду примете от Бога». Проводя в жизнь постановление Собора 1503 г. касательно женских монастырей, он вывел из них игуменов и дал игумений, для благочиния. Архиеп. Макарий принял меры к действительному насаждению христианства в Водской пятине (части будущих петроградской и новгородской губерний и Финляндии), в которой жили финские народы – водь и карелы. Хотя они были крещены не позднее начала XIII века, но язычество там еще держалось. В 1534 г. он преподал строгия указания местному духовенству о борьбе с проявлением там язычества. Кроме забот о Софиевском соборе и других храмах, им была украшена икона Знамения Божией Матери. Среди обширных занятий, митр. Макарий, в бытность в Новгороде, начал свою богатую литературную деятельность, посвящая ей много времени. Архиеп. Макарий поучал народ. Летописец, описывая его приезд в Новгород, писал: «Просветившись силою Божиею, он начал беседовать к народу повестями многими, и все чудились, как от Бога дана ему мудрость в божественном писании, так что все разумели, что он говорил».

Когда владыка Макарий стал митрополитом, вел. князю Иоанну IV шел 12-й год. Самовластное, унижающее и самого государя, боярское правление Шуйских еще продолжалось. Митрополиту удалось в 1543 г., по мольбам отрока Иоанна, спасти своим решительным заступничеством жизнь любимцу государя боярину Федору Воронцову, который схвачен был Шуйскими. Во время этих уговоров сторонники Шуйских надавали митрополиту толчков и один из них, Фома Головин «у него на мантию наступал и разодрал ее!» В 1543 г. Шуйские были устранены. В наступившем правлении Глинских Иоанн предоставлен был, как и раньше, самому себе и, наряду с естественной, из-за непосредственно пережитого, ненавистью к именитому боярству, главным образом к «княжатам» (потомкам удельных князей), у него развились порочные наклонности, никем не исправляемые. Надо думать, что в то время влияние митр. Макария проявлялось в объединявшей их обоих любви к церковным книгам, а также в разъяснении владыкой государю значения самодержавной власти. С одобрения митр. Макария, Иоанн 13 дек. 1546 г. принял решение вступить в брак с боярышней Анастасией, дочерью умершего окольничего Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина. Тогда же он, после совещания с владыкой, объявил торжественно ему и боярам о своем решении до свадьбы венчаться на царство, с принятием титула царя. 16 января 1547 г. митр. Макарий в Успенском соборе венчал на царство Иоанна IV, первого русского царя.

Это событие, великое – церковное и государственное, – а также огромный пожар 21 июня того же года, обрушившийся на Москву, произвели резкую перемену в юном государе. Пожар был объяснен царю – в самый разгар его – священником Благовещенского собора, выдвинутым митр. Макарием, Сильвестром, как Божие наказание за пороки бурной юности.

Во время пожара вспыхнул и верх Успенского собора. Огонь, разрушив кровлю, не проник внутрь. Иконостас и сосуды церковные уцелели. Соловьев пишет: «Митрополит Макарий едва не задохся от дыма в соборе: он вышел из него, неся образ Богородицы, написанный митрополитом Петром, за ним шел протопоп и нес церковные правила. Макарий ушел было сначала на городскую стену, на тайник, проведенный к Москве-реке; но здесь не мог долго оставаться от дыма: его стали спускать с тайника на канате на взруб к реке, канат оборвался, – и митрополит сильно расшибся, едва мог придти в себя, и был отвезен в Новоспасский монастырь».

Пребывая в постоянной связи с митр. Макарием, царь Иоанн IV в эту пору своего царствования проявил себя истинно церковным, мудрым и решительным государем. В эти годы им был издан Царский Судебник, благоустроивший весь государственный строй и даровавший населению права самоуправления, завоеваны были Казань и Астрахань, основана была типография в Москве, удачно началась война с Ливонским орденом за выход на Балтийское море. В согласии с государем созван был в 1551 году церковный собор, именуемый Стоглавным или Стоглавым (от разделения книги его постановлений на 100 глав).

Для понимания того, как велико было тогда влияние митр. Макария и пресвитера Сильвестра, ранее служившего в Новгороде, на Иоанна, приведем слово сказанное царем при начале заседаний церковного собора. Обратившись к «Собору слуг Божиих», Иоанн говорил о возвышении и падении царств по причинам мудрости или буйства властей; описывал все испытанное Россией во время его сиротства и юности, сперва невинной, а потом развратной; указывал на дурные примеры бояр, испортивших в нем сердце. Изображал он бедствия Москвы, обращенной в пепел. «Тогда», продолжал царь, «ужаснулась во мне душа, и кости во мне затрепетали; дух мой смирился, сердце умилилось. Теперь ненавижу зло и люблю добродетель. От вас требую ревностного наставления, пастыри христиан, учители царей и вельмож, достойные святители церкви! Не щадите меня в преступлениях; смело упрекайте мою слабость; гремите словом Божиим, да жива будет душа моя». Царь поручил собору рассмотреть составленные по его повелению Судебник и Грамоты Уставные, определявшия местное самоуправление.

В 1552 г. митр. Макарий погребал, столь почитавшегося им и царем, св. Василия Блаженного, Христа ради юродивого. В 1560 г. отпевал он кроткую и благочестивую царицу Анастасию Романовну и утешал царя, подавленного кончиной той, которая так благотворно на него влияла. При митр. Макарии начались первые казни Иоанновы. Изнуряемый печалями, он хотел удалиться от дел и посвятить себя житию молчальному или пустынному, но, как писал он за несколько дней в прощальной грамоте, царь и святители неотступно убеждали его остаться. Скончался он 31 декабря 1563 г.

Относительно Стоглавного Собора, так связанного с личностью митр. Макария, сказано будет позднее. Митр. Макарий надеялся посредством его совершить полное обновление русской Церкви. Около 20 лет трудился владыка Макарий над составлением Жития Святых. Плодом трудов его были 12 огромнейших фолиантов, которые носят название Макарьевских Великих Четь-Миней. Об этом сборнике митр. Макарий писал сам в предисловии к нему: «1553 г., месяца ноября, дал я эту святую великую книгу Минею Четию, месяц ноябрь и прочия 12 великих книг. В этих Четиих Минеях все книги чтомые собраны: Св. Евангелие – четыре Евангелиста толковых, Св. Апостол и все апостольские Послания и Деяния с толкованиями, и три великих Псалтыри разных толковников, и Златоустовы книги, Златоструй и Маргарит, и Великий Златоуст, и Великий Василий, и Григорий Богослов с толкованиями, и великая книга Никонская с прочими посланиями его, и прочия все святые книги собраны и написаны в них пророческие и апостольские, и отеческие, и праздничные слова, и похвальные слова, и всех святых отец жития, и мучения святых мученик и святых мучениц, жития и подвиги преподобных и богоносных отец и святых жен страдания и подвиги; и все святые патерики написаны, азбучные, Иерусалимские, Египетские, Синайские, Скитские, Печерские и все святые книги собраны и написаны, которые в Русской Земле находятся и с новыми святыми чудотворцами. Написал я эти святые книги в Великом Новгороде, когда был там архиепископом; а писал их в одно место двенадцать лет многим имением и многими различными писарями, не щадя серебра и всяких почестей; особенно много трудов и подвигов подъял от исправления иностранных и древних речений, переводя их на русскую речь, и сколько нам Бог даровал уразуметь, – столько и смог я исправить». Митр. Макарий способствовал учреждению первой в Москве типографии.

Митр. Макарий установил торжественные церковные празднования всем русским святым, которых Бог прославил как таковых. Вопросом этим занимались соборы 1547 и 1549 г.г. Он показал большую заботливость и о распространении славы святых, средством к чему служат их жития. Под его руководством была составлена Степенная книга – история России, изложенная по степеням или правлениям государей. Известны поучения митр. Макария: Иоанну IV при венчании на царство и при браковенчании и речь, произнесенная при возвращении царя из казанского похода. Замечательно его обличительное послание от 25 мая 1552 г. к двинутым к Казани войскам, которые стоя под Свияжском, предались там порокам.

В бытность Макария митрополитом продолжала развиваться миссионерская деятельность у лопарей пр. Трифона Печенгского и пр. Феодорита. При нем же началась просветительная деятельность в Казани св. Гурия и послан был в Астрахань игумен Кирилл. При митр. Макарии получил свободу пр. Максим Грек. В 1551 г. игумен Троицкий Артемий, почитатель его, выпросил его к себе к Троице. Там и закончил он в 1556 г. свою жизнь. В правление митр. Макария было обнаружено существование рационалистической ереси и еретического вольномыслия, близкого к протестантизму. Об еретиках боярском сыне Матвее Башкине и монахе Феодосии Косом речь будет ниже.

После венчания на царство Иоанн IV, по сговору с митр. Макарием, послал в 1557 г. в Константинополь б. архимандрита Спасо-Евфимиева мон. Феодорита, просить патриарха дать утвердительную грамоту государю в сане царя. Грамота эта пришла в 1562 г., будучи подписана в 1561 г. патриархом Иоасафом II, 32 митрополитами константинопольской патриархии, одним архиепископом и тремя епископами.

Митр. Макарий был иосифлянином, но очень разнился от м. Даниила и людей его уклада. Он был человеком мира и стремился к умиротворению. Но он насаждал этот мир чистыми средствами и чужд был угодничеству. Горячий сторонник вотчиновладения, он питал великое уважение к пр. Максиму Греку, горячему противнику такового.

«О Боже!» писал 5 апр. 1557 г. царь Иоанн IV Грозный св. Гурию Казанскому, «коль бы счастлива русская земля была, коли бы владыки таци были, яко преосвященный Макарий». Приводя эти слова государя, Голубинский пишет: «Вот настоящий и справедливейший эпиграф к жизнеописанию митр. Макария».

По кончине митр. Макария в Москве собраны были епископы. Исполняя желание государево, собор постановил, что митрополиты российские должны впредь носить клобуки белые с рясами и с херувимом. Митр. Макарий носил белый клобук, но как избранный из новгородских владык. Митрополитом был избран инок Чудова мон. Афанасий, ранее благовещенский протоиерей и духовник государев.

В середине 1564 г. князь Андрей Курбский, испуганный начатыми царем преследованиями и казнями бояр, в разгар ливонской войны, бежал во вражеский стан. В Вольмаре принял его воевода Сигизмундов, именем короля обещая ему знатный сан и богатство. Карамзин, отмечая прежния заслуги его, как мужа совета и участника завоеваний Иоанновых, пишет, что он «возложил на себя печать стыда и долг на историка вписать гражданина столь знаменитого в число государственных преступников». Измена и последовавшая переписка с царем до крайности озлобила Иоанна. 3 дек. 1564 г. царь, со всем семейством выехал из Москвы. Посетив Троицкий мон., государь к Рождеству прибыл в Александровскую слободу. 3 янв. 1565 г. вручена была митрополиту в Москве грамота царя. Иоанн обличал боярство и корил духовенство, заступающееся за виновных. «Вследствие сего» – писал он – «не хотя терпеть ваших измен, мы от великой жалости сердца оставили государство и поехали, куда Бог укажет нам путь». В другой грамоте, оглашенной велегласно народу, царь уверял добрых москвитян в своей милости, сказывая, что опала и гнев его не касаются народа. Столица пришла в ужас, всех страшило безначалие. Все дела пресеклись. Народ взывал: «Государь нас оставил! Мы гибнем!». Духовенство, бояре, приказные люди умоляли митрополита, чтобы он умилостивил Иоанна, никого не жалея и ничего не страшася. Гости и горожане говорили: «чтоб государь государства не оставлял и их на расхищение волкам не отдавал, особенно избавлял бы их от рук сильных людей; а за государских лиходеев и изменников они не стоят и сами их истребят». Духовенство и бояре явились в Александровскую слободу и объявили царю мольбу: пусть правит, как ему угодно, только бы принял снова в руки правление. Царь, повторив все свои упреки, объявил: «Но, для отца моего, митрополита Афанасия, для вас богомольцев наших, архиепископов и епископов, соглашаюсь паки взять свои государства; а на каких условиях – вы узнаете» (по Карамзину и Соловьеву).

Вернувшись в Москву, царь учредил т. н. опричнину. Определенная им часть государства и Москва взяты были им в свое непосредственное управление и названы опричниной. Все остальное именовалось земщиной и поручено было управлению бояр земских. Царь желал лишить княжат земельных имуществ и раздачей их вотчин создать новый надежный класс землевладельцев, не связанных с притязаниями бывших удельных князей, в лице их потомков. Проявилась ненависть к ним накопившаяся в юные годы, но, конечно, имелись в виду и государственные нужды. Личное же злое чувство и серьезная болезнь вызывали те страшные жестокости, которыми омрачен был конец царствования этого выдающегося государя. С 1565 года началась новая эпоха казней. Добрый старец, митр. Афанасий, которому удалось «отпечаловать» кн. Воротынского, тяготился происходившим, и в 1566 г. по болезни, не выдержав всех ужасов, удалился в Новоспасский монастырь.

Царь желал видеть на митрополичьей кафедре достойнейшего архиепископа казанского св. Германа. Написана была уже епископами избирательная грамота. Святитель после этого, беседуя с царем наедине, стал говорить о грехах, покаянии; упомянул мягко, но вразумительно о смерти, страшном суде, вечных муках. Иоанн задумался, вышел мрачным и пересказал любимцам речи архипастыря. Они, указывая на пример о. Сильвестра, пугали царя тем, что святитель хочет подчинить его своему влиянию. Царь изгнал св. Германа из митрополичьего дома, и приказал вновь выбирать митрополита. Он же наметил первосвятителя (Карамзин).

С детства знаком был ему юный боярин Колычев. Последний оставил затем суету мира и спасался в Соловецкой обители, став в 1548 г. игуменом ея. Иоанн знал о подвижнической и, вместе с тем, кипучей деятельности игумена Филиппа, посылал дары обители, жаловал вотчинами, помогал деньгами в строении каменных церквей, пристаней, гостинниц, плотин. Св. Филипп очищал леса, прокладывал дороги, осушал болота каналами; завел оленей, домашний скот, рыбные ловли и соляные варницы.

Вызванный царем в Москву, св. Филипп был принят им с отменной честью. На предложение быть митрополитом, смиренный игумен убеждал Иоанна «не вверять бремени великого ладии малой». Царь был непреклонен. Тогда Филипп сказал: «Повинуюся твоей воле; но умири же совесть мою: да не будет опричнины! да будет только единая Россия! ибо всякое разделенное царство, по глаголу Всевышнего, запустеет. Не могу благословлять тебя искренно, видя скорбь отечества». Иоанн сдержал себя и тихо ответствовал: «Разве не знаешь, что мои хотят поглотить меня; что ближние готовят мне гибель?» Он доказывал необходимость сего учреждения. Но скоро, выведенный из терпения возражениями Филиппа, велел ему умолкнуть. Удаления его все же не последовало. Царь поручил другим иерархам воздействовать на Филиппа. Они убеждали его не ставить царю условий, на что святитель согласился (Карамзин). Соловьев приводит запись, данную царю святителем: «В опричнину ему и в царский домовый обиход не вступаться, а после поставления, за опричнину и царский домовый обиход митрополии не оставлять».

В первом своем слове митрополит говорил в храме о долге державных быть отцами подданных. Первый – 1566 – год его правления закончился благополучно. Затихли жалобы на опричников, царь ласкал митрополита, который начал строить в Москве церковь во имя прпп. Зосимы и Савватия. Но в 1567 г. возобновились страшные казни. Св. Филипп некоторое время безмолвствовал. Царь чувствовал его тайные увещания и грозные укоризны, и убегал, не желая его видеть. Несчастные же с рыданиями приходили к святителю. Он утешал их и обещал не щадить жизни своей для спасения людей. В 1568 г. в воскресный день, Иоанн, в сопровождении опричников, вошел во время обедни в Успенский собор. Они все были в черной одежде (подобие монашеской), в высоких шлыках. Когда царь, подошел к святителю и ждал благословения, тот безмолвно смотрел на образ Спасителя. Опричники сказали ему: «Владыко, государь перед тобою, благослови его». Митрополит, взглянув на Иоанна, возгласил: «В сем виде, в сем одеянии странном не узнаю царя-православного; кому поревновал ты, приняв сей образ и внеся разделение между твоими подданными? Государь, убойся суда Божия: мы здесь приносим жертву безкровную Богу, а за алтарем льется невинная кровь христианская ... Сколько невинных страдальцев! Ты высок на троне; но есть Всевышний, Судия наш и твой. Как предстанешь на суд Его? обагренный кровию невинных, оглушаемый воплем их муки? ибо самые камни под ногами твоими вопиют о мести!.. вещаю яко пастырь душ. Боюсь Господа единого». Иоанн закипел гневом, угрозами хотел закрыть уста святителя, но оне не были ему страшны. «Я пришлец и пресельник на земли, как и все отцы мои», тихо отвечал митрополит, «и готов пострадать за истину; где же вера моя, если умолкну?» На следующий день были новые казни и безчинства. Убегая митрополита, царь встретился с ним в церкви Новодевичьего мон. 28 июля. Во время крестного хода святитель заметил, что один из опричников шел за царем в тафье. Св. Филипп, остановившись, с негодованием сказал об этом Иоанну. Но опричник уже спрятал тафью. Царя уверили, что это выдумал митрополит, желая возбудить народ против опричников. Царь вышел из себя, грубо ругал святителя, клялся уличить его в беззаконии. Поощрял Иоанна благовещенский протопоп и его духовник Евстафий, тайный ненавистник Филиппа. Враждебными святителю оказались владыки новгородский, суздальский и рязанский. Иоанн послал в Соловецкий мон. суздальского епископа Пафнутия и др. произвести следствие о деяниях св. Филиппа. Мало кто из братии дерзнул клеветать на бывшего настоятеля. Игумен Паисий увлечен был лестию и угрозами. Царь созвал духовный собор. Паисий на нем подтвердил свои клеветы. Задания Иоанна выполнял в особенности честолюбивый архиеп. новгородский Пимен. Святитель не отвечал на клеветы Паисия и только просил царя взять у него посох, которого он не искал. Иоанн ответил, что ему надлежит ждать суда, а не быть своим судиею. Он желал торжественного мщения (Карамзин).

8 ноября 1568 г., когда св. Филипп совершал богослужение в Успенском соборе, туда явился боярин опричник Алексей Басманов с толпой других опричников. Он прочел постановление собора о лишении святителя пастырского сана. Опричники вступили в алтарь, сорвали со святителя его одеяние, одели в рубище и метлами вытолкали из храма. На дровнях он был отвезен в Богоявленский мон. Народ бежал за святителем, который благословлял его со словами «молитесь».

На другой день св. Филиппа привели в судную палату и, в присутствии царя, объявили, как виновному в тяжких проступках и волшебстве, о низложении и ссылке. Святитель умолял царя престать от убийств. Закованный в цепи, он 8 дней был томим голодом в темнице, а затем переведен в обитель св. Николая Старого. Иоанн, истребив род Колычевых, прислал святителю отсеченную главу племянника. Св. Филипп взял голову, благословил и возвратил принесшему. Опасаясь любви москвичей к митрополиту, царь отослал его в тверской Отрочь мон. (Карамзин). Соловьев пишет о дальнейшей судьбе святителя: «В 1569 г., проезжая Тверь на походе в Новгород, Иоанн заслал к Филиппу одного из самых приближенных опричников, Малюту Скуратова, взять благословение; но Филипп не дал его, говоря, что благословляют только добрых и на доброе; – опричник задушил его. Так пал непобежденным великий пастырь Русской Церкви, мученик за священный обычай печалования». Произошло убиение 23 декабря. В 1591 г. мощи святителя перенесены были в Соловецкий монастырь, в 1652 г. – в московский Успенский собор. Память свят. Филиппа празднуется с 1661 г. 9 января, вместо 23 дек., когда торжество совпадало бы со службой наступающего Сочельника.

Через три дня после низвержения св. Филиппа, поставлен был митрополитом игумен троицкий Кирилл, к досаде архиепископа Пимена, надеявшегося быть таковым. Он правил с 1568 по 1572 год, ничем себя не ознаменовав. Казни продолжались. Подвергся в 1570 г. разгрому Иоанном Новгород, при чем главным изменником был объявлен архиеп. Пимен. Он, с другими, был обвинен в сношениях с польско-литовским королем, воевавшим с Россией. Пимена посадили на белую кобылу, в худой одежде, с волынкой, с бубном в руках как шута, возили по Новгороду и отправили в Александровскую слободу. Лишенный сана, Пимен был сослан в Николаевский Веневский монастырь, где вскоре умер.

По кончине митр. Кирилла IV, его заместителем в том же 1572 г. был избран архиепископ полоцкий Антоний. При нем упразднена была в 1572 г. опричнина. Тогда же последовали кары в отношении врагов св. Филиппа, объявленных клеветниками. Соловецкий игумен Паисий сослан был в Валаамский мон. Единомышленник Пимена в деле против святителя, еп. рязанский Филофей, лишен был сана. Монах Зосима и еще десять иноков, клеветавших на Святителя, были разосланы по разным монастырям. Кобылин, жестокий и грубый пристав св. Филиппа, был сослан в монастырь. Другие соучастники зла удалены от лида царского. Но казни еще повторялись. Митр. Антоний правил до 1580 г. Преемником его был игумен хутынский Дионисий. Он читал молитвы пострижения над умиравшим 18 марта 1584 г. царем Иоанном, названным в монашестве Ионой. Соловьев пишет о нем: «Дионисий мог быть умен и сладкоречив: во многих хронографах он называется мудрым грамматиком; но чтобы он действовал против Годунова из честолюбия, – на это нет никаких современных свидетельств». Борис Федорович Годунов, брат царицы Ирины, выдвинутый за свой ум и способности Иоанном Грозным, с 1586 г. стал, по свидетельству летописей, правителем государства. Царь Феодор Иоаннович, по словам Карамзина, был постником и молчальником, более для келии и пещеры рожденным, чем для державной власти. Родовитое боярство было недовольно выдвижением Годунова, потомка татарского мурзы Чета, прибывшего в Россию в середине XIV в. Главными врагами Годунова были князья Шуйские. Продолжим сказание Соловьева: «Дионисий является вначале миротворцем между Годуновыми и Шуйскими: потом, когда, тотчас же после примирения, Годунов опять начал вражду, сославши неизвестно куда двоих приверженцев Шуйского, митрополит соединяется с последним, но позволяет уговорить себя Борису не начинать дела о разводе (царя с царицей), ибо это дело долженствовало быть очень тяжело для совести святителя; Дионисий не мог не помнить, каким нареканиям подвергался митрополит Даниил за развод великого князя Василия. Наконец, когда, по прямому свидетельству летописца, Годунов, преследуя Шуйских, пролил много крови неповинной, Дионисий является явным обличителем неправд его перед царем – и страдает за это». Митрополит Дионисий в 1586 г. был сведен с престола и сослан в Хутынский мон. Преемником его стал архиеп. ростовский Иов, до этого епископ Коломенский.

В истории епархиального управления московской митрополии важно было падение вольных городов и прекращение их стремления к церковной самостоятельности. В Новгороде литовская партия со времени кончины св. архиеп. Ионы требовала, чтобы вновь избранный владыка Феофил ехал ставиться не в Москву, а в Киев. Тот не соглашался, тем более, что литовским митрополитом был тогда ставленник патриарха униата, Григорий. В отрицательном отношении к последнему Феофил нашел поддержку даже у большинства тех новгородцев, которые политически склонны были предаться королю Казимиру. После первого похода вел. князя Иоанна III против Новгорода в 1471 г. Феофил был поставлен в Москве и позднее выступал там в качестве ходатая за свой город. Но, когда в 1478 г. Иоанн III после похода подчинил себе окончательно Новгород, то просьбы владыки о сохранении вольностей были безуспешны. Узнав о сношениях крамольных новгородцев с польским королем и орденом, Иоанн в 1480 г. вновь покарал Новгород. Владыка Феофил был отправлен в Чудов мон. На его место был поставлен москвич владыка Сергий. Преемником его с 1484 г. был тоже москвич св. Геннадий, борец с жидовствующими, позднее устраненный Иоанном IV за взимание, вопреки соборного постановления, платы за ставление духовенства. В 1509 г. отстранен был св. Серапион за наложение запрещения на пр. Иосифа Волоколамского. Отмечалось выше устранение Иоанном III архиеп, Пимена. Преемник его, Леонид, в 1576 г. был умерщвлен по распоряжению царя. Псков все время просил об освобождении своем от власти новгородских владык, но митрополиты разрешения этого не давали.

В изучаемом периоде истории чаще созывались соборы. Архиеп. Филарет отмечает: «Св. Геннадий писал к митр. Зосиме: «поскольку повелено каждый год съезжаться к тебе, нашему отцу, то да учинишь на соборе с нами, твоими детьми и сослужебниками, исправление дел недоразумеваемых». С половины XV ст. нередко выполнялось это правило; а в XVI в. часто собирались соборы. На собор являлись кроме епископов настоятели знатнейших монастырей». С 1441 г. по 1572 г. включительно соборы созывались 22 раза, из них 18 в XVI ст.

С распадением Золотой орды, сарайский епископ с 1454 года стал жить в Москве на Крутице и временами заведывал делами митрополии. В 1551 г. собор утвердил за епископом Крутицким это преимущество. В 1472 г. епископ пермский переселился из Устьвыми в Вологду. В 1515 г., с отвоеванием вел. кн. Василием III от Литвы Смоленска, в ведение московской митрополии перешла тамошняя епархия. По отобрании в 1563 г. русского Полоцка, епархия перешла в ведение Москвы; в 1579 г. Полоцк снова был захвачен литовцами. В 1570 г. завоеван был древний Юрьев лифляндский и учреждена там епархия. Вскоре она закрылась, т. к. польский король Стефан Баторий отнял Юрьев-Дерпт. В 1555 г. учреждена новая казанская епархия.

Духовенство давно тяготилось тем, что епархиальные дела производились большею частью светскими чиновниками архиерейских домов. Стоглавый собор определил: суд по всем духовным делам производить самим святителям, или кому они укажут из духовных лиц; за владычними боярами оставить суд только по гражданским делам, подведомым суду Церкви, и то лишь над мирянами церковного ведомства и белым духовенством. В связи с этим, увеличено было число духовных органов архиерейской власти – архимандритов, игуменов, протопопов – и, на основании Стоглава, учреждение выборных поповских старост (благочинных) и десятских священников стало повсеместным. Архиеп. Филарет отмечает, что «собором 1551 г. все архимандриты и игумены подчинены епархиальному епископу, тогда как прежде того некоторые монастыри, по жалованным граматам князей и митрополитов или патриарха, были независимы от епархиальной власти».

Правилами Судебников Великокняжеского Иоанна III и Царского Иоанна IV и правилами Стоглавого собора произведено было более точное разграничение церковного и гражданского ведомств. Признана была неподсудность, кроме уголовных дел, духовных и церковных людей государственному суду. По искам на лиц духовного ведомства от людей посторонних и наоборот назначался смешанный суд – из органов духовного и светского суда. Все монашествующее духовенство по всем делам подлежало только суду духовному. Иски на духовные власти, архиерейских наместников и бояр разбирались самим государем или его боярами в приказе большого дворца. Со времени Стоглавого собора митрополит и архиереи могли принимать к себе на службу бояр и дворян только с соизволения государя. Таким образом они делались обыкновенными государевыми людьми, служащими по церковному ведомству.

Члены причтов по прежнему ставились к церквам по выбору прихожан. Но в XVI в. заметны признаки скорого упадка выборного начала. Государство все более стесняло поставление в священный чин людей служилых и тяглых, так что ставленники были большею частию из лиц духовного происхождения. Постепенно формировалась наследственность церковного служения. Приходская община тоже предпочитала духовенство из этой среды, как более грамотное и знавшее службы. Стоглав уже прямо говорит о наследии церковных мест детьми после отцов.

Собор 1503 г. отменил ставленные пошлины, но Стоглав снова восстановил их. Самый главный сбор с церквей в архиерейскую казну составляла ежегодная церковная дань по числу приходских дворов, количеству земли и других угодий при каждой церкви. Но был еще ряд других сборов. Духовенство не было свободно и от ряда гражданских платежей и повинностей. Средств же к содержанию белое духовенство имело мало. Лишь немногия церкви имели вотчины и то незначительные. Небольшое число церквей получало от правительства ругу (зерном), но в малом количестве. Одне общины отмежевывали на содержание причтов земли, другия, взамен земли, назначали руги. Четыре раза в год, по большим праздникам, сборы с прихода хлебом, яйцами и др. припасами – поступали к духовенству, имевшему также обычный доход за требоисправления. Архиеп. Филарет указывает на то, что все же положение духовенства в этот период значительно улучшилось. Некоторые церкви получали ругу от благочестия бояр, купцов и вел. князя. Епископы освобождали бедные храмы и особенно храмы монастырских сел от своих пошлин, а монастыри с своей стороны обезпечивали содержание их. Священники монастырских сел принимали участие в сельском управлении и следовательно брали часть судебной пошлины.

Благосостоянию духовенства вредило неправильное распределение приходов, не соразмерное с числом населения, и непомерное размножение самого духовенства. Стоглав издал запрещение строить лишния церкви, которых строители не могли обезпечить средствами для их существования. Вследствие излишка духовенства и бедности приходов, появилось много т. н. бродячих или перехожих попов, которые со своими ставленными и перехожими грамотами ходили с места на место, нанимаясь служить при церквах на известный срок. В Москве образовался из них класс крестцового духовенства. Стоглавый собор для борьбы с этим передвигавшимся людом велел выстроить на крестце поповскую избу, чтобы они не стояли для найма на улице, и посадить в ней для надзора за ними поповского старосту.

Отдельные митрополиты старались поднять нравственный,

образовательный и церковный уровень священнослужителей, но встречались с большими затруднениями. Отмечалось выше старания митр. Феодосия, безуспешность которых заставила его уйти на покой. Стоглавый собор вынес постановление об усилении надзора за духовенством, подтвердил запрещение священнослужения вдовцам, требовал от иерархов испытания жизни ставленников, но не смог указать откуда можно брать достойных священнослужителей¹⁵).

Нестроения в богослужении не только не уменьшались против прежнего времени, но увеличивались, несмотря на всю важность, какую придавало церковному обряду русское общество того времени. Вызывали сильные обличения неблагочинные совершения богослужений, порча церковного чтения и пения, многогласия (для сокращения времени службы один читал, другой пел, третий возглашал эктению в одно и то же время, так что ничего нельзя было понять). В пении, вместо прежнего праворечия, явилось раздельноречие, растяжение (напр. «согрешихомо, беззаконовахомо передо Тобою», вместо Спас – Сопасо, вместо во мне – во моне). Получилось т. н. «хомовое» пение, в котором многих слов нельзя было и понять. Против этих нестроений восставал Стоглав, писали в своих сочинениях и граматах пастыри церкви. Связан с этим и был спор Иоанна III с митр. Геронтием о порядке хождения крестных ходов. В XVI в. распространилось сильное сомнение двоить или троить аллилуиа. Дошло до того, что Стоглавый собор, поверив житию пр. Евфросина псковского, написанному свящ. Василием, велел двоить аллилуиа. Тот же собор изрек также проклятие на трехперстие. Религиозный взгляд простирался и на житейские вещи и обычаи. Русское считалось только одно православным, все чужое – еретическим, басурманским. Борода стала существенною принадлежностью православия, а брадобритие – латинскою ересью. Стоглав определил над брадобритцем ни отпевания, ни сорокоуста не творить, ни просфоры, ни свечи по нем в церковь не приносить – с неверными причтется (Знаменский).

Церковный собор был созвал в 1551 г. Открыт он был в царских палатах в начале января, там же происходили все его заседания. Иоанн IV, сначала устно, потом в пространном письменном послании, просил участников собора потрудиться об истинной и непорочной православной христианской вере и утвердить и изъяснить ее, как предали святые отцы, по божественным правилам. Высказывал он желание, чтобы не осталось без внимания никакое нарушение законов и никакое злоупотребление. Постановления собора представляют собою ответы на 69 вопросов, поданных ему царем, очевидно, в полном согласии с митрополитом. Собор в оффициальных актах назывался «Соборным уложением», переписчиками назван Стоглавником, в ученой литературе Стоглавом. Вызывает недоумение постановление собора о пении аллилуия дважды. Архиеп. Филарет, касаясь вопроса о сугубом аллилуия, пишет, что собор основанием сего «своего правила положил только сновидение, рассказанное Василием». Клирик Василий (Варлаам), составивший житие пр. Евфросина Псковского (ум. 1481 г.), спустя 70 лет после его преставления, провозгласил в нем, что только сугубое аллилуиа есть правильное (Соловьев). Архиеп. Филарет отмечает, что св. митр. Фотий писал в 1419 году во Псков о необходимости троить аллилуия. Указывает он, что и в дальнейшее время во Пскове и в Новгороде существовал предуказанный митр. Фотием порядок. Исключение составляла обитель пр. Евфросина, совести которого архиепископ новгородский Евфимий предоставил это обрядное дело. Владыка Макарий, возглавитель Стоглавого собора, будучи архиепископом новгородским, в своей великой Минеи за август поместил указ о трегубой аллилуии. Отмечает архиеп. Филарет и то, что благовещенский священник Сильвестр, участник собора, в то время близкий к царю, в своем «Домострое» писал, что благочестивый христианин, творя крест, «первее убо да cовокупит три персты свои за Св. Троицу, великий перст и другие два, сущие близ его». Соловьев, касаясь того же вопроса, пишет: «Мнения о двуперстном сложении и о сугубом аллилуиа, вместе с запрещением брить бороды и стричь усы, – замешались между постановлениями собора 1551 года и распространялись вместе с ними».

В 1518 г., как упоминалось выше, вызван был в Россию, по желанию вел. князя Василия III, Максим Грек. Сын благочестивых греков, повидимому, албанского происхождения, Максим, род. в 1475 г. в городе Арте, в княжестве Эпирском. Он был отправлен родителями учиться в Италию, где в то время пребывали многие ученые греки, бежавшие из порабощенной Византии. Время его учения падает на 1495– 1505 годы. Проживая в разных городах Италии, он, по мнению Голубинского, учился главным образом в Падуе. Тогдашняя Италия была погружена в безверие и суеверие. Одно время и Максим увлекался вольномыслием, но, с Божьей помощью, вылечился от этого зла и укрепился в вере. Большое впечатление произвел на него во Флоренции пример доминиканца аббата Иеронима Савонаролы. В то время папой был безнравственнейший Александр VI Борджия. Падение нравов во Флоренции было не меньшее, чем в Риме. Савонарола безбоязненно и упорно выступал против нечестия и призывал к покаянию, обличив затем и папу. После пятилетней проповеди, влиявшей на толпу, папе удалось захватить Савонаролу и добиться сожжения его в 1498 г. на костре. Максим был свидетелем всех этих событий и с большим энтузиазмом отзывался о Савонароле. Из Италии он отправился на Афон и там принял постриг. На Афоне тогда было 18 больших монастырей и они имели хорошия библиотеки. Обитель Максима была одна из столповых – Благовещенский Ватопедский мон. Пробыл он там 10 лет, став начитанным православным богословом. Посылался он за милостыней на греческие острова, подвластные Венеции, и там, противоборствуя латинянам, укреплял православных.

В библиотеке Василия III, между греческими рукописями, оказалась большая толковая Псалтырь, представлявшая из себя свод толкований очень многих толковников. Для перевода ея вел. князь и митр. Варлаам просили афонские монастыри прислать им образованного инока. Выбор остановился на Максиме, которого прот афонский и монахи ватопедские охарактеризовали с самой лучшей стороны. Отправлен он был в сопровождении двух монахов, долженствовавших остаться с ним. Один из них должен был обучать его русскому языку, которого он не знал. В Москву Максим прибыл в марте 1518 г. и принят был с великой честью. Даны были ему два посольские толмача (переводчики). Он переводил с греческого на латинский, а они с латинского – на славянский. Менее чем в полтора года он перевел Псалтирь и сделал другия работы. После этого он просил отпустить его на Афон, но вел. князь задержал Максима в Москве, отпустив его спутников.

Оставление Максима в Москве Голубинский объясняет тем, что некоторые греки, прибывшие с Софией Палеолог и оставшиеся в России, нашли в славянских богослужебных книгах ряд еретических погрешностей. Это не понравилось вел. князю, разделявшему господствовавшее тогда на Руси мнение, что древнее православие сохраняется во всей чистоте именно у русских. Максиму, завоевавшему его доверие, и поручен был пересмотр книг. Известно, что он пересмотрел и исправлял Триодь Цветную, Часословец, Псалтырь, Евангелие, Апостол. Ошибки обнаружены были крупные. Но открытие их не доставило удовольствия вел. князю, тем более, что Максим говорил об этих ошибках и что вокруг него образовался круг лиц, разделявших его мнение. Новый митрополит Даниил и большинство русских были этим недовольны и говорили, что Максим только портит книги и хулами на них творит досаду русским чудотворцам, спасавшимся по этим книгам. Даниил вообще был настроен против Максима. Великого князя Максим разгневал, позволяя себе неосторожную критику существовавших в России порядков, затрагивая и самого Василия III. В то же время выяснилось, что он, по незнанию русского языка, допустил в исправлениях погрешности, привносившия еретическую мысль в службу на Вознесение. Где прежде него в службе читалось о Христе: «взыде на небеса и седе одесную Отца,.. седяй одесную Отца», он поправил: «седел (седел еси) одесную Отца, седев.., седевший одесную Отца». Были ошибки и в переводе жития Богородицы. Говоря о первом случае, как о мимошедшем факте, Максим, вместо того, чтобы признать свою ошибку, на соборе 1525 г., судившем его, хотел защищать свои поправки. К этому времени он был достаточно знаком с русским языком, чтобы понять допущенные им ошибки. Но ясно, что еретиком его считать было невозможно. Он же таковым был объявлен собором, кроме того ему приписаны были политические преступления. Так он был обвинен в том, что зная похвальбы турецкого посла в Москве Искандера поднять султана против вел. князя, не донес об этом. Искандер действительно вел себя нехорошо, но, как правильно отмечает Голубинский, Василий III был об этом обстоятельно осведомлен. Максима обвинили даже в колдовстве. Он был приговорен собором к отлучению от церкви и к пожизненному тюремному заключению. Отправлен он был в Волоколамский мон., тесно связанный с главным его врагом, митр. Даниилом. Там он испытал много тяжелого.

В 1531 г. Максима подвергли новому суду. Его обвиняли в выпуске, при переводе, нескольких частных мест из существовавшего славянского текста и в том, что он слишком худо отзывался о прежнем переводе наших богослужебных книг. Ему поставлена была в вину его полемика против вотчиновладения монастырей, которое так отстаивал митр. Даниил. После суда Максим был отправлен в тверской Отрочь мон., без прежнего запрещения читать и писать книги. Но запрещение ходить в храм и приобщаться св. Таин продолжало тяготеть над ним. Тверской епископ Акакий утешал его своею любовью. Новый митр. Иоасаф уважал узника. Он писал ему: «узы твоя целуем, яко единого от святых, пособити же тебе не можем». Все же Иоасаф добился разрешения ему приобщаться. В 1545 г. александрийский патриарх Иоаким просил Иоанна IV освободить Максима. В 1551 г. он был переселен в обитель пр. Сергия. Принятый там, по свидетельству архиеп. Филарета, с честью и сподобленный дара прозрения, Максим преставился в 1556 году.

Архиеп. Филарет пишет: «Преподобный Максим и на словах и на бумаге оправдывал исправление книг. На обвинение, будто отвергает он все русские книги, отвечал он, что «здесь на Руси книги не прямы; а иные книги переводники перепортили, ино их надо переводити».

Максим Грек восстал против распространенных тогда «сборников», являвшихся, по свидетельству архиеп. Филарета, сбором «всего, что попадалось под руки, верного и ложного, полезного и пустого, спасительного и вредного». Об этом писал кн. Курбский: «мнимые учители нынешнего века, грех наших ради, чаще занимаются болгарскими баснями, или точнее, бабьими бреднями, чем услаждаются разумением великих учителей». Максим обнаруживал нелепости и ошибки в таких сборниках».

Об этом печальном явлении того времени Соловьев пишет: «Легко было появляться учителям, толковникам-самозванцам, ибо кто мог проверить законность их звания? Стоило только быть грамотеем, начетчиком, говоруном, чтобы приобрести авторитет непререкаемый среди толпы людей безграмотных и мало читавших. Часто говорит он нелепо, темно, но говорит он о вещах высоких, внушающих всеобщее благоговение, безпрестанно приводит слова Св. Писания, Отцев Церкви; чем непонятнее, темнее говорит он, – тем более возбуждалось к нему уважение: это называлось говорить высоко. Иногда такой мудрец не ограничивался одними устными беседами, писал книжку, и книжка удостаивалась такого же почетного приема, особенно если сам автор или переписчик надписывал на ней имя знаменитого Отца Церкви».

Вопрос об исправлении богослужебных книг был снова поднят на Стоглавом соборе 1551 г. Но недостаточная образованность членов собора не могла привести к правильному решению. Собором приняты были только частные и нерешительные меры. Повелено было протопопам и старейшим священникам осматривать по церквам богослужебные книги. Если какие окажутся неправильными и с описками, то исправлять их по лучшим спискам; наблюдать за писцами, чтобы они списывали книги с хороших переводов; неисправленные отбирать от писцов и у тех, кто у них купил книги. Такие меры, очевидно, не могли повести к полному повсеместному исправлению книг, а напротив, вследствие произвола и недостаточного образования самих исправителей, повели к большей порче их. Члены собора не умели богословски разбираться в спорных вопросах. Указывалось выше, что на Стоглавом соборе узаконили сугубить аллилуия и двуперстие.

Книгопечатание в славянских странах появилось еще в XV в., именно в Кракове в 1491 г. В Вильне печатать начали в 1525 г. Для предотвращения ошибок в богослужебных книгах решено было создать типографию в Москве. Царь Иоанн IV в 1548 г., в числе других мастеров, выписал из Германии типографов. Их не пропустили в Россию. В 1552 г. датский король Христиан III прислал в Москву Ганса-Иоанна Миссенгейма Бокбиндера (т. е. переплетчика книг). Он привез с собой печатные библию и две другия книги, в коих излагалось протестантское учение. Король предлагал царю принять таковое. Соловьев пишет: «Неизвестно, как принят был Миссенгейм Иоанном; не вероятно, чтоб царь поручил устроение типографии человеку, присланному явно с целию распространения протестантизма. По русским известиям, царь, нуждаясь в церковных книгах для вновь строящихся многих церквей, велел скупать их на торгах, но оказалось очень мало исправных; это привело Иоанна к мысли о необходимости книгопечатания; митрополит Макарий одобрил эту мысль, и с 1553 года приступили к делу». Царскою казною построен был дом для типографии. Нашлись свои люди, знавшие печатное дело: диакон церкви Николы Гостунского Иоанн Федоров и Петр Тимофеев Мстиславец. Они стали приготовлять все нужное для типографии. В 1556 г. мастером печатных книг Марушею Нефедьевым был обнаружен в Новгороде резчик букв Васюк Никифоров. Из какой-то русской типографии в Польше выписаны были новые буквы и печатный станок. Первые опыты были неудачны: «малыми некими и неискусными начертаньми печатоваху». Только в 1564 году напечатана была первая книга – Апостол. Через два года выпущен был – Часослов. Буквы и бумага Апостола прекрасные, но правописание – худое. Славянский список не был проверен с греческим текстом. Самый список был не лучший из современных. После этого дело замерло. Против типографщиков прежде всего восстали те, которые кормились списыванием книг. Они стали обвинять их в ереси, а тогда как раз шли строгие розыски по ереси Башкина. Диакон Иоанн и Тимофеев вынуждены были бежать из Москвы в Литву. Народ, при слухе об ереси, взволновался и двор печатный был ночью подожжен и сгорел со всеми принадлежностями. В 1568 г. по воле царя дело было возобновлено сначала в Москве, потом в Александровской слободе. Ученик первых печатников Андроник Невежа напечатал два издания Псалтири (1568, 78), тоже без сравнения с подлинником. Все неисправности в рукописях были перенесены в печатные книги.

Архиеп. Филарет пишет, что пр. Иосиф Волоколамский, обличая жидовствующих, говорил: «ничтоже тако обрадоватися нашу устроят жизнь, якоже в церкви красование». И усердие к храмам Божиим в самой большой части народа соответствовало такому отзыву о благолепии храмов». В Москве при Иоанне III был выстроен новый Успенский собор. Создавал его Аристотель Фиоравенти. Другие мастера построили богатые соборы в Троицкой Лавре и в некоторых других монастырях и перестроили (1505–08) соборы Благовещенский на великокняжеском дворе и Архангельский, ставший усыпальницей государей. При Василии III воздвигнут в Москве, в память взятия Смоленска, Новодевичий мон. Тогда же построено было 11 каменных церквей мастером Фрязиным. Мастером Николаем Немцем слит громадный колокол в 1000 пудов. В 1555 в память взятия Казани Иоанном IV построен Покровский собор (Василий Блаженный), весьма своеобразного зодчества. Другие города тоже украшались новыми храмами. По древнему обычаю во времена бедствий строилось много обыденных храмов.

«Усердие к слушанию богослужения», отмечает архиеп. Филарет, «было жаркое: в конце ХУ в., в Новгороде, за исключением обителей, было 44 храма, в которых совершалась ежедневная служба. Сами вел. князья не иначе принимались за ежедневные дела, как отслушав службу Божию. Но, впоследствии времени, собор 1551 г. обличал тщеславие, строившее новые храмы и оставлявшее пустеть прежние; он же предписывал совершать службу Божию «чинно и безмятежно, каноны говорить (а не петь), со вниманием, хвалитные стихиры и великое славословие петь, а не говорить».

Прекращение удельного порядка привело к сосредоточению местных святынь в Москве. Ея Успенский собор сделался храмом всея Руси. В его иконостасе помещались новгородская икона Спаса, устюжская Благовещения, перед которой молился блаж. Прокопий, икона псково-печерская, в ризницу собора взяты из Новгорода сосуды пр. Антония Римлянина. В Москву при Иоанне IV были перенесены из Чернигова мощи свв. Михаила и Феодора.

По определению московских соборов 1547 и 1549 г. г., многие святые, прежде чтившиеся только местно, получили общее чествование. Тогда же были собраны местные службы, жития и чудеса новых чудотворцев, а для некоторых составлены новые и обнародованы повсюду. Это собирание сведений о святых продолжалось и позднее. Церковное богослужение обогащалось новыми празднествами и службами. С ХVI в. появляются новые обряды: хождения на осляти в неделю Ваий, при чем осля под святителем в Москве вел на поводу с боярами государь, и пещного действа, совершавшийся по кафедральным соборам пред Рождеством в неделю Праотец (Знаменский).

Еще с XV в. в Москве и в некоторых других местах имели обычай – в четверг пред Троицыным днем рыть могилы для умерших бедняков, которых зимою ставили в ямах убогого дома. Благочестивые люди разбирали своими руками тела, и с мыслию об общей тленности, не гнушаясь вида и запаха давно умерших, облекали в саваны, предавали земле, пели панихиды в успокоении и тех, коих имена известны единому Богу. В 1548 г. собор установил совершать общее поминовение по всем скончавшимся внезапною смертью (Архиеп. Филарет).

Митрополиты Варлаам и Даниил заботились о лучшем писании икон. Собор 1551 г., пишет архиеп. Филарет, «требовал от иконописцев, кроме искусства в иконописании, неукоризненной жизни и поручал их надзору духовных отцев; епископам вменял в обязанность надсматривать за рукописанием, лучших иконописцев отличать вниманием любви, а неискусным и людям худой жизни запрещать писать св. иконы. Он же советовал следовать в иконописании лучшим древним образцам, указывая в особенности на иконы инока Андрея Рублева. Сей благочестивый инок Андрониевской обители, скончавшийся в 1430 г., по свидетельству пр. Иосифа Волоколамского, так любил священное искусство, что в праздничные дни любимым занятием его было рассматривать св. иконы и переноситься от видимого к невидимому».

После большого московского пожара 1547 г., когда погорели кремлевские церкви, Иоанн IV послал за иконами в Новгород, Смоленск, Дмитров, Звенигород. Из этих и других городов свозили иконы в Москву и ставили их в Благовещенском соборе, где иконописцы, приехавшие из Новгорода, Пскова и других городов, списывали с них новые образа. Кроме того, священник Благовещенского собора, известный Сильвестр, доложив царю, поручил новгородским иконописцам изобразить на стенах храма историю творения мира, символ веры, содержание некоторых церковных стихов и пр. Известный дьяк, Иван Висковатый, увидав новые иконы, начал громко говорить при народе, что так писать иконы не годится, не следует изображать невидимое Божество и безплотных. Надлежит отметить, что иконы писались новгородцами и псковичами. Их же города находились в постоянных торговых связях с Западом. По этим связям, – указывает архиеп. Филарет – весьма вероятно, что символические изображения заняты были у Запада. Сильвестр настойчиво просил дело это рассмотреть на соборе, который состоялся в начале 1554 г. Дело решено было в пользу Сильвестра, на Висковатого собор наложил епитимию за то, что о святых иконах сомнение имел и смущал народ. Поставлено было ему в вину нарушение правила шестого Вселенского собора, запрещающее простым людям принимать на себя учительский сан.

Архиеп. Филарет пишет: «Благочестие в сем периоде было еще общим предметом помыслов для всех состояний русского народа – для князя и слуги, для инока и мирянина. Или, чтобы быть точнее, в сем периоде старались подражать благочестию предков, хотя в ХVI в. было уже заметно ослабление древнего духа».

В этом отношении показательны впечатления посещавших Россию иностранцев. Преосвященный автор приводит, относящийся к 1525 г., отзыв немца католика, тюбингенца Ивана Фабра: «каждый, коль скоро вступает в зрелый возраст... становится способным сознавать с сокрушением, что он грешен, немедленно идет и падает к стопам священника; с плачем и воздыханием исповедует ему грехи, по порядку, сколько может припомнить... Этому есть у них установленное время. Устав церковный понуждает их к тому каждый год в Пасху, а набожные не оставляют исповеди и в великие праздники. Тот, кто оставил бы это в пасху, для всех был бы анафемою, предметом презрения, – его все стали бы удаляться и не пустили бы в церковь. Исповедник, чтобы быть достойным таинства Тела и Крови Господней, прежде должен несколько дней изнурять тело, порабощать плоть свою и принесть другие плоды покаяния...» Фабр, отметив строгость соблюдения постов, высказывался далее так: «Услышав это, мы так были поражены, что как-бы потерялись; так нечестива показалась нам жизнь наша в сравнении с этими христианами. Как нельзя тверже уверились мы, что мы, которые много говорим себе о плодах веры, по плодам далеко хуже их ... Они проходят и другия степени покаяния для умилостивления Бога. Такова особенно молитва. Они совершают ее так часто, что не скоро найдешь равных им. С каждым рассветом дня каждый из них повергается в прахе, изливает продолжительные ежедневные молитвы... И того нельзя упустить между другими похвальными делами их, что они собирают к себе нищих, которых каждый питает по мере средств; творит милостыню, сколько требует благочестие евангельское, одевает, поит, оберегает, сзывает странников, творит все другое, чем усовершаются чада Божии; они страшатся не быть бы осужденными на том страшном суде Божием ...».

Другой иностранец, Рюссов, противник вторжения «московитов» в Ливонию, писал: «Русские в крепостях являются сильными боевыми людьми. Происходит это по следующим причинам. Во первых, русские – работящий народ: русский, в случае надобности, неутомим во всякой опасной и тяжелой работе, днем и ночью, молится Богу, чтобы праведно умереть за своего государя. Во вторых, русский с юности привык поститься и обходиться скудной пищей ...»

Рейнголд Гейденштейн, польский шляхтич, сторонник боровшегося с Иоанном Грозным короля Батория, писал в 1578 г. о русском царе: «Тому, кто занимается историей его царствования, тем более должно казаться удивительным, что при такой жестокости могла существовать такая сильная к нему любовь народа, любовь с трудом обретаемая прочими государями только посредством снисходительности и ласки, и как могла сохраниться необычайная верность его к своим государям. При чем должно заметить, что народ не только не возбуждал против него никаких возмущений, но даже высказывал во время войны невероятную твердость при защите и охранении крепостей, а перебежчиков было вообще мало. Много, напротив, нашлось и во время этой самой войны таких, которые предпочли верность к князю, даже с опасностью для себя, величайшим наградам». Гейденштейн стойкость и послушание русских объясняет их религиозными убеждениями: «Они считают варварами и басурманами всех, кто отступает от них в деле веры. По установлениям своей религии, считая верность к государю в такой степени обязательной, как и верность к Богу, они превозносят похвалами тех, кто до последнего вздоха сохранили присягу своему князю и говорят, что души их, расставшись с телом, тотчас переселяются на небо».

Относительно отношения господ к крепостным слугам, германец Герберштейн писал: «Если бы господин стал худо обходиться с добрым и исправным слугою, он стал бы безчестным в глазах других, и после того ни один не пошел бы к нему в услужение». Пр. Иосиф в послании к волоколамскому вельможе наставляет его заботиться об участи бедных крестьян.

Необходимо отметить, что не всегда в народе было подлинное религиозное чувство. На Руси в это время сильна была привязанность к форме, обряду. Добродетелями времени было частое присутствие при богослужении, строгое соблюдение постов, кроме положенных, еще обетных, вклады в монастыри и церкви, построение храмов, путешествие ко святым местам, раздача пищи и денег бедным и т. п. Жизнь благочестивого человека вся строилась по церковному уставу, но недостаточно была облагодатствована крепкой верой. Среди множества вопросов и обличений в ХVI в. подвергалось обличению это противоречие между христианской внешностью и нехристианскими нравами (Знаменский).

Сказывалось влияние монголов. Проникло оно в наше судопроизводство. Приняты были татарские: кнут для преступников, жестокие пытки для дознания преступлений и пр. Иго приучило русский народ к хитрости, как средству самосохранения, и значительно уменьшило добродушную искренность. Часто не было ея в обращении с другими. Обманывали друг друга. Существовали грубые потехи, напр. кулачные бои, на которых иногда побивали людей до смерти. Усиливалось пьянство. К празднованиям главных христианских праздников продолжали примешивать безнравственные языческие обряды. В Стоглаве имеются постановления против этого. Семейные нравы и идеалы описываемого времени очерчены в обширном сборнике знаменитого иерея Сильвестра, известном под именем Домостроя. Вращаясь исключительно в области домашней обыденной жизни, составитель сборника с ясностью обрисовывает уважение к обряду, обычаю отцов и дедов – весь заведенный порядок, начиная с исполнения важнейших религиозных обязанностей до самых мелочных хозяйственных занятий. В основу семейной жизни Домостроем положено безусловное главенство отца семейства. Все перед ним ребята, умственно и нравственно недозрелые, живущие только его умом и наказанием, за которых он поэтому несет ответственность и в сей жизни и в будущей. Жена полная его раба, исключительно хозяйка и работница, поставленная им во главе других работников и работниц дома. К этому времени правилом стало затворничество женщин. Выше всего ставится подвиг христианского благочестия, что сам Сильвестр широко осуществлял в жизни (Знаменский).

При этих недостатках христианской жизни особое значение приобретал пример монашества. Возникновение обителей шло еще в больших размерах, чем прежде. С половины ХV до ХVII вв. насчитывается до 300 вновь устроенных монастырей. Конец ХV и начало ХVI вв. выставили двух великих подвижников, устроителей и законоположников главных родов аскетической жизни – скитского и общежительного. Это были: преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий или Волоколамский.

Пр. Нил Сорский родился в 1433 г., происходил из рода бояр Майковых. Рано он постригся в Кирилло-Белозерском мон., известном своим строгим уставом. Он долго путешествовал, с учеником своим Иннокентием, по православному Востоку (был и на Афоне), для изучения высшего монашеского совершенства. Научился он греческому языку. По возвращении в Россию, Нил удалился на р. Сору и поставил одинокую келию и часовню, около которой вскоре возникла обитель с новым еще в России скитским направлением, заимствованным им с Афона и составлявшим как бы середину между жизнию монахов общежительных монастырей и жизнью одиноких отшельников, между киновией и анахоретством. Пр. Нил заповедал братии питаться только своими трудами, милостыню принимать в крайней нужде, не заводить дорогих вещей даже в церкви, женщин в скит не пускать, монахам из него не выходить ни под каким предлогом. Владение вотчинами им отрицалось. В своих посланиях и «Предании об сожительстве скитском ученикам своим» пр. Нил выявляет себя строгим аскетом созерцателем, глубоким знатоком внутренней духовной жизни. Творения пр. Нила, мало касаясь внешнего поведения иноков, развивают сущность аскетизма, касаются глубоких внутренних явлений духовной жизни, разных степеней «умного делания». Жизнь его скита отличалась такою строгостью, что нашлось только 12 человек, которые были в состоянии жить в нем. Любовь пр. Нила исключала осуждение. Но, конечно, ересь жидовствующих им порицалась; не сочувствовал он казни еретиков. Кроткая любовь пр. Нила не препятствовала его крепкому стоянию за истину. Он говорил: «Несть убо добре еже всем человеком хотети угодни быть. Еже хощеши убо избери: или о истине пещися и умерети ея ради, да жив будеши во веки, или яже суть на сласть человеком творити и любим быти ими, Богом же ненавидимым быти». Скончался он в 1507 г. Он завещал: «молю вас, повергнете тело мое в пустыни, – пусть съедят его звери и птицы; понеже согрешило есть и погребения к Богу недостойно есть. Аще же сице не сотворите, и вы ископавше ров на месте, идеже живем, со всяким безчестием погребите мя». В 1569 г. царь Иоанн IV, посетив скит, велел вместо деревянной церкви построить каменную. Но пр. Нил в сонном видений запретил это. Его обитель и после его кончины оставалась представительницей самого строгого созерцательного аскетизма. Историк Шевырев, посетивший Нилову пустынь в середине прошлого века, так описывает ея природу: «Дико, пустынно и мрачно то место, где Нилом был основан скит. Почва ровная, но болотистая; кругом лес, более хвойный чем лиственный... Трудно отыскать место более уединенное, чем эта пустыня» (Г. П. Федотов. Святые древней Руси).

Для понимания пр. Иосифа Волоколамского надо знать его наставника. Таковым был пр. Пафнутий Боровский (ок. 1440 г.) основатель и игумен Рождественско-Богородицкого Боровского мон. в Калужской губернии. Он был внуком татарского баскака, родился в 1395 г. вблизи гор. Боровска. В течение семи лет он был послушником у настоятеля Высоцкого монастыря монаха Никиты, ученика пр. Сергия. В основанном Пафнутием не общежительном монастыре поддерживался трудовой хозяйственный уклад жизни. Пр. Пафнутий отличался особой строгостью в соблюдении церковного устава и одарен был исключительным даром прозорливости. Он мог по лицу приближавшегося к нему человека угадывать дурную страсть, дурное дело. Суров бывал он не только с мирянами, но и с князьями. Последние же очень чтили святого и одаряли его обитель. Он любил княжеский род и московские князья считали его своим покровителем. Преставился пр. Пафнутий в 1477 г.

К пр. Пафнутию пришел молодой Иван Санин, сын московского служилого человека, потомок выходца из Зап. Руси, родившийся в 1440 г. В роду его известно 18 монашеских имен. С детства Иван проявлял тяготение к учению и монашеству. Достигнув 20 лет, он пришел в тверской Саввин мон., где подвизался старец Варсонофий. Там напугало его сквернословие в трапезной для мирян: «Иван побежал из трапезной не евши – «ненавидел он сквернословие и кощунство и смех безчинный от младых ногтей» (Федотов). Варсонофий направил его к пр. Пафнутию. Соловьев пишет: «При- шедши в Боровский монастырь, Иван застал игумена и братию за тяжелой работою: они носили и обтесывали бревна, и потом без отдыха шли в церковь на вечернюю службу. Такова была жизнь, ожидавшая молодого человека в монастыре; но такая-то именно жизнь уже давно и прельщала его; он упал к ногам Пафнутия и просил принять его в число братий; Пафнутий узнал, с кем имел дело, и в тот же день постриг пришлеца, который получил имя Иосифа. Строг был искус, которому подвергся Иосиф в Пафнутиевом монастыре; но это был один из тех людей, которые не утомляются никакими трудами, никакими лишениями, не останавливаются никакими препятствиями при достижении раз предназначенной цели. Когда, по смерти Пафнутия, Иосифа избрали игуменом Боровского мон., то он уже не довольствовался уставом, который был в силе во времена Пафнутия, но хотел ввести устав строжайший. Когда же большинство братии не согласилось на это, Иосиф оставил Пафнутиев мон., посетил другия обители, присматриваясь к уставам и выбирая, какой бы был построже, наконец решился основать собственный монастырь в лесах волоколамских, с самым строгим общежительным уставом; как Иосиф не любил останавливаться, доказывает то, что, запретив женщинам вход в монастырь и всякое сношение с братиею, он сам себе не позволил видеться с престарелою матерью». Во время своих странствований, пр. Иосиф, простым послушником, незнаемый никем, подвизался в Белозерском Кирилловом мон. Он основал Волоколамский монастырь с некоторыми иноками Боровской обители в 1479 г., и был в нем 37 лет игуменом.

Пр. Иосиф, видный по внешности, необыкновенно начитанный и красноречивый, имел сильное влияние на иноков и мирян всех сословий. Отличался он широкой общественною деятельностью. На иноков он возложил попечение о бедных и больных, для которых устроил особый дом. Князей и бояр он убеждал быть милостивыми к бедным, снисходительными к рабам и иметь любовь ко всем. Он считал монашество совершеннейшим классом верующих, которому надлежит стоять во главе всей церковной жизни, быть рассадником церковных властей. Поэтому он хотел сосредоточить в монастырях все церковное образование и лучшия силы Церкви. Для этого он требовал для монастырей соответствующего внешнего возвышения, увеличения их богатств. Без вотчин, говорил он, не будет в монастырях учительных старцев. «И аще не будет честных старцев, отколе взяти на митрополию или архиепископа или епископа и на всякие честные власти? А коли не будет честных старцев и благородных, ино вере будет поколебание». Пр. Иосиф преставился 9 сент. 1515 г.

Ученики и почитатели пр. Иосифа и его общежительного устава составили в монашестве особое течение, т. н. иосифлян. Им противостояли почитатели пр. Нила, т. н. заволжские старцы (преимущественно старцы небольших белозерских и вологодских безвотчинных монастырей). Об их спорах о владении недвижимыми имуществовами речь будет дальше.

В это время прославились святые: Постриженник Крыпецкого мон., пр. Нил Столбенский († 1554) на небольшом острове Столобном на Селигамском озере, вблизи Осташкова. Он выкопал пещеру, устроил в ней келью и часовню. 27 лет провел он в молитвенном уединении для спасения своего и тех, кто прибегал к его помощи. Пр. Никандр Псковский († 1581), тоже постриженник Крыпецкого мон., подвизался в пустыни между Псковом и Порховом, обладая даром прозорливости и чудотворения. Пр. Тихон Медынский или Калужский († 1492), отличавшийся особым аскетизмом, в юности устроивший себе около г. Медыни, Калужской губернии, жилище в дупле большого дуба, питавшийся некоторое время одной травой, потом основавший Успенский мон. Пр. Даниил Переяславский († 1540), постриженник Пафнутиева мон., впоследствии архимандрит Горицкого мон. в Переяславле. Любимым подвигом его было принимать и покоить странных, погребать умерших бедняков, которых он своими руками переносил в убогий дом, а потом в могилу. Над «скудельницей» создан был им Троицкий мон. Его особенно почитал вел. князь Василий III и он был восприемником его сыновей Иоанна, будущего царя, и Георгия. Пр. Александр Свирский († 1533), постриженник Валаамского мон., сначала отшельник; основал вблизи р. Свири обитель, в которой воспитались многие подвижники благочестия. Пр. Макарий Каляжнский († 1483), сын тверского боярина Кожи, основал обитель около Кашина и установил строгое общежитие. Пр. Корнилий Комельский (1537), сын ростовского боярина, постриженник Кириллова мон., основавший обитель вблизи Грязовца вологодской губернии. Он проявлял особую щедрость к бедным. Пр. Антоний Сийский († 1556), основавший при реке Сии обитель в Холмогорском уезде Архангельской губернии. Он оказывал огромное духовное влияние на весь тамошний край.

Велико число остальных святых, подвизавшихся тогда. Прот. Николай Смирнов в книге «Златая цепь святости на Руси» приводит число дат кончины святых: в XIV – 51, в ХVI – 94.

В это время достигла полного расцвета деятельность пр. Зосимы Соловецкого († 1478). Сын богатых землевладельцев, живших на берегу Онежского озера, он, оставшись в юном возрасте сиротой, роздал имущество бедным и предался отшельнической жизни. Он встретился с пр. Германом, с которым в 1439 г. поселился на Соловецком острове, на котором не решались зимовать даже опытные рыбаки. Через 20 лет число отшельников настолько увеличилось, что удалось воздвигнут Преображенский храм. Став игуменом, пр. Зосима еще более благоустроил обитель. Он обладал даром провидения, особенно выявившемся в предсказании судьбы ожидавшей новгородских бояр, противников Москвы.

Юродством прославились блаженные Иоанн Устюжский, Лаврентий Калужский, Василий Московский, Никола Салос, Иоанн Московский и Иоанн Ростовский. В Устюге подвизался блаж. Иоанн († 1494). Поселившись в Устюге в хижине, он, отдыхая на навозе, юродствовал и был почитаем народом. Бл. Лаврентий (1515) проходил свой подвиг в Калуге. Круглый год он ходил босым, в рубашке и овчинном кожухе. Им чудесно был спасен князь калужский Симеон Иоаннович, на которого напали татары. Бл. Василий († 1552), в юности, оставив дом родителей, не имел пристанища до гроба, а жил на улицах в Москве. Днем ходил из храма в храм, ночью ложился на паперти церковной. Он бегал людей, но народ искал его для наставлений. Провидел он пожары в Москве и в Новгороде и многое другое. Царь Иоанн IV с царевичами находились у изголовья святого перед его кончиной. Необычайная радость озаряла в момент кончины 88-летнего старца. «Исполнися от телесе святого весь город благоухания и все граждане течаху великим и скорым шествием видети погребение блаженного», говорится в прологе и житии святого. Царь со всеми князьями нес его тело в церковь. Никола († 1576), юродивый Псковский, с куском сырого мяса обличивший царя Иоанна Грозного и этим спасший Псков. Бл. Иоанн († 1589) московский, называвшийся «Большой колпак и водоносец» по веригам им носившимся и трудам на себя возлагаемым. Он ходил в морозы почти нагой. Он говорил правду правителю Борису Годунову и предсказывал бедствия. Бл. Иоанн Власатый († 1580), Ростовский чудотворец, отличавшийся особым смиренномудрием, терпением и непрестанной молитвой.

В числе вопросов этого времени видное место занимали обличения религиозного невежества и стремление к усилению религиозного образования. Не только в простом народе, но в высших классах и даже в великокняжеской семье господствовали суеверия. Супруга вел. князя Василия III, несчастная Соломония, думала через знахарей избавиться от неплодия. Сам Василий, женившись на Елене Глинской, призывал к себе ведунов, чтобы они своими чарами помогли ему иметь сына. Иоанн Грозный тоже советовался с волхвами, хотя порой и казнил их. В народную медицину проникали заговоры и кудеснические средства. Народные и частные бедствия, неудачи, семейные разлады порой приписывались ведовству и устранялись, по народному мнению, тоже ведовством. С XVI века стали проникать с Запада астрологические суеверия и гадания. К прежним восточно-балканским и доморощенным апокрифам прибавились апокрифические сочинения Запада. Апокрифические сказания и ссылки на них встречаются в сочинениях таких крупных лиц, как митрополитов Даниила и Макария, Максима Грека и в определениях Стоглавого собора (Знаменский).

В печальном положении находился школьный вопрос. Закрылись школы даже в новгородском крае, более образованном. Св. Геннадий, арх. новгородский горько жаловался митр. Симону: «Приводят ко мне мужика в попы ставить, я приказываю ему читать Апостол, а он и ступить не умеет; приказываю дать ему Псалтирь, а он и по той едва бредет. Я отказываю ему, а на меня жалобы: земля, господине, такова; не можем добыть, кто бы умел грамоте. Бьют мне челом: Пожалуй, господине, вели учить. Приказываю учить эктению, а он и к слову пристать не может; ты говоришь ему то, а он – другое. Приказываю учить азбуку, и они, немного поучившись, просятся прочь, не хотят учить ее». Владыка умолял вел. князя и митрополита завести повсюду школы, в которых бы учили грамоте и Псалтири. Ограниченность этой программы показывает до чего дошла необразованность духовенства. Церковная проповедь замолкла повсюду и была только отчасти заменена учительными посланиями митрополитов свят. Ионы, Феодосия, Филиппа, архиеп. Вассиана и др. В церквах читались только поучения из Пролога, Толкового Евангелия, Златоустника и проч. (Знаменский).

Первым возбудительным толчком, вызвавшим просветительное движение в Церкви, оказалась ересь жидовствующих. О возникновении ея Карамзин пишет: «Был в Киеве жид, именем Схария, умом хитрый, языком острый; в 1470 году, приехав в Новгород с князем Олельковичем, он умел обольстить там двух священников, Дионисия и Алексия; уверил их, что закон Моисеев есть единый божественный; что история Спасителя выдумана; что Христос еще не родился; что нельзя покланяться иконам и проч. Завелась жидовская ересь. Поп Алексий назвал себя Авраамом, жену свою Саррою и развратил, вместе с Дионисием, многих духовных и мирян, между коими находился протоиерей софийской церкви Гавриил и сын знатного боярина Григорий Михайлович Тучин. Но трудно поверить, чтобы Схария мог столь легко размножить число своих учеников новгородских, если бы мудрость его состояла единственно в отвержении христианства и в прославлении жидовства; св. Иосиф Волоцкий дает ему имя астролога и чернокнижника; и так вероятно, что Схариа обольщал россиян иудейской каббалою, наукой пленительною для невежд любопытных и славною в XV веке, когда многие из самых ученых людей (например Иоанн Пик Мирандольский) искали в ней разрешения всех важнейших загадок для ума человеческого. Каббалисты хвалились древними преданиями, будто бы дошедшими до них от Моисея...»

Соловьев, упоминая о приезде из Киева князя Михаила и Схарии, пишет, что последний, «с помощью пятерых сообщников, также жидов, насадил в Новгороде свою ересь». Он продолжает: «Как во время стригольничества, наружное благочестие первых еретиков обратило на них внимание народа и содействовало быстрому распространению ереси; еретики старались получить священнические места, чтобы успешнее действовать на своих духовных детей; если видели человека твердого в православии, перед таким и сами являлись православными; перед человеком, обличающим ересь, они и сами являлись строгими ея обличителями, проклинали еретиков; но где видели человека слабого в вере, тут были готовы на ловлю. Еретики отличались ученостью, имели книги, каких не было у православного духовенства, которое потому и не могло бороться с еретиками ... Положение Новгорода во время окончательной борьбы с Москвою и непосредственно после нея не давало его церковному правительству возможности обратить надлежащее внимание на ересь. Слава благочестивой жизни и мудрости двух главных еретиков новгородских, Дионисия и Алексия, достигла того, что обратила на них внимание великого князя, когда он приехал в Новгород в 1480 году, и оба они взяты были в Москву: один был сделан протопопом в Успенский, другой – священником в Архангельский соборы. Здесь они скоро распространили свое учение и между людьми известными, могущественными по своему влиянию; в числе принявших это учение были Симоновский архимандрит Зосима, славный своею грамотностию и способностями дьяк Федор Курицын с братом Иваном Волком, невестка великого князя, Елена, мать наследника престола. Иоанн знал, что эти люди держат новое учение, но, по характеру своему, ждал, пока дело выяснится, особенно видя приверженность к новому учению людей, которых не мог не уважать в том или ином отношении».

Новгородские архиепископы Феофил и Сергий не обратили внимания на ересь. Открыл ее их преемник деятельный и пламенный владыка Геннадий. Ему донесли, что несколько священников, в пьяном виде, надругались над иконами. Он немедленно дал об этом знать вел. князю и митрополиту Геронтию, нарядил следствие, обыскал еретиков и отдал их на поруки; но они убежали в Москву, имея там влиятельных единомышленников. Из Москвы пришел приказ продолжать расследование, но в столице не чувствовалось понимания опасности. Вел. князь был под влиянием Курицына, который использовал и интерес Иоанна к астрологии. Митр. Геронтий не любил владыку Геннадия, а отношения его с государем были таковы, что он не решался докучать последнему делом об ереси.

Архиеп. Геннадий, карая еретиков, согласно разрешения ему данного из Москвы, послал потом подробное извещение о расследовании. Оно осталось без ответа. Соловьев пишет, что Геннадий, узнав, что в Москве еретики «живут в ослабе», а новгородские еретики, покаявшиеся было и находившиеся под епитимьею, убежали в Москву, стали бывать в церкви и некоторые даже служить литургию, видя это послабление, решил обратиться за содействием к пр. Иосифу Волоцкому, который вступил в решительную борьбу с еретиками. Положение их окрепло когда вел. князь, продолжая верить Феодору Курицыну и священнику Алексию, после кончины в 1490 г. владыки Геронтия, согласился на поставление митрополитом тайного еретика Зосимы.

Владыка Геннадий продолжал свою борьбу. Он ознакомил с деятельностью еретиков епископов сарского Прохора, Суздальского Нифонта и пермского Филофея. Митр. Зосима понимал, что не может воспрепятствовать рассмотрению дела. В 1490 г. созван был собор. На основании представленных Геннадием розысканий, до 9 лиц духовного звания преданы были проклятию; вел. князь отослал одних в Новгород, других сослал в заточение. Геннадий предал ересь публичному позору: еретиков водили по улицам в шлемах берестовых, с мочальными кистями, с венцами из соломы и с надписью: се есть сатанино воинство (Архиеп. Филарет).

Но вскоре ересь снова окрепла. Прошел 1492 г., которым оканчивалась седьмая тысяча лет и который народ проводил в тревоге от ожидания кончины мира. Еретики стали смеяться над православными и ругаться над их книгами, на которых были основаны ожидания кончины мира, над воскресением мертвых и над самим Христом, от чего де Он не явился будить живых и мертвых. Св. Геннадий усилил борьбу с еретиками, а также принял участие в составлении продолжения пасхалии на 70 лет восьмой тысячи. В 1539 г. она была продолжена на всю восьмую тысячу новгородским свящ. Агафоном (Знаменский). Архиеп. Филарет пишет: «Ересь стала расти в народе; хулами ея смущались простые сердца. Митр. Зосима давал волю злу и даже наказывал смелых обличителей нечестия».

Тогда соединившимися силами возобновили борьбу владыка Геннадий и пр. Иосиф. Они вдвоем, несмотря на силу еретиков при дворе и еретика митр. Зосиму, с твердостью восстали против ереси. Преп. Иосиф поспешил написать первоначальную историю еретиков до 1492 г., и по временам выступал со строгими обличениями. Он умолял друга юности своей, уважаемого пастыря суздальского, владыку Нифонта, без страха обличить недостойного митрополита, пресечь всякое общение с ним, внушать другим, чтобы не принимать от него благословения, в посрамление унижаемой им веры. Наконец в 1494 г. митр. Зосима вынужден был оставить митрополию, по выражению летописи, «не своею волею». Зосиму не поминали потом в Неделю Православия, что делалось в отношении остальных московских митрополитов.

Оставался сильный дьяк Феодор Курицын. На стороне еретиков продолжала быть кн. Елена, сын которой, Димитрий, как раз в это время был объявлен наследником престола. Действуя против еретиков, свв. Геннадий и Иосиф примкнули к противной придворной партии, поддерживавшей вел. княгиню Софию и ея сына Василия. Когда эта партия победила, пр. Иосиф получил доступ ко двору. Он явился лично к государю и просил сделать новое следствие об еретиках. Иоанн III обещал исполнить его просьбу и раскаивался, что слабо преследовал их. Но он все еще сомневался, можно ли казнить еретиков. Пр. Иосиф привел слова Апостола о гневе древнего закона на преступников и гневе Божием на отвергающих закон благодати (Евр. X, 28, 29). Иоанн сказал «довольно». Но дело не двигалось целый год. Пр. Иосиф просил духовника государева, архимандрита андрониковского Митрофана напомнить ему о данном обещании. В 1503 году Феодора Курицына уже не было в живых.

В 1504 г. последовало увольнение свят. Геннадия, о чем упоминалось выше. Пр. Иосиф рвение свое не ослаблял.

В декабре 1504 г. открыт был собор об еретиках в присутствии наследника престола, Василия. Строгий пр. Иосиф не скрывал и раньше своего мнения, что не следует щадить и кающихся еретиков, т. к. вынужденное раскаяние, будучи лицемерным, ничего не значит. Он считал, что их надо неисходно держать в темницах, дабы не прельщали других, а также лишать их причастия до смерти. Против такого мнения восставали белозерские старцы, считавшие, что кающихся надо принимать в Церковь и удостаивать причащения. Старцы отрицали смертную казнь за ересь. На соборе мнение пр. Иосифа восторжествовало. По решению вел. князя, постановлено было часть еретиков сжечь, большую же часть разослать по монастырям. Церковь положила произносить анафему на жидовствующих в неделю Православия.

Голубинский пишет: «Казни 1504-го года положили конец существованию секты Жидовствующих, как таковой. Большее или меньшее количество отдельных еретиков успело спастись, и эти спасшиеся от смерти и от заточения, глубоко затаившись, поодиночно или в маленьких тесных кружках продолжали хранить ересь и находить преемников себе в ея хранении; но секта, как секта, прекратила свое существование. Вместе с остатками самой ереси в ея подлинном виде сохранились остатки и того христианского вольномыслия, которое было ею произведено ...».

Разно понимается существо ереси. Преп. Иосиф прямо и ясно говорит, что ересь, будучи собственно не ересью, а совершенным отступлением от христианства, «отступничеством», представляла из себя жидовство или иудейство, – иудейскую веру, принимавшуюся вместо христианства, которое было отвергаемо как ложь. Некоторые исследователи считали, что ересь, не быв чистым жидовством, представляла из себя смесь жидовства с христианским рационализмом. Митр. Макарий признает ее чистым жидовством или иудейством. К его мнению присоединяется Голубинский. Вместе с тем, последний считает, что успех Схарии объясняется знанием им чародейства, чернокнижия и звездозакония или астрологии. Тайные науки и еврейская каббала и помогли Схарии привлечь двух первых священников, желавших познать их. Он мог представить им, что посвящение в эти науки возможно только под условием принятия жидовства. Астрологом был Феодор Курицын; астрология, как упоминалось, интересовала и Иоанна III, потом каявшегося преп. Иосифу в невольном попустительстве ереси.

Борьба с еретиками явила людей искусных в вере, возбудила сильную нужду в просвещении и подняла разные вопросы о современных нестроениях в Церкви. Заслуги св. Геннадия состояли в первоначальном обличении ереси посланиями, а также в переводах с латинского двух полемических сочинений против иудеев, заимствованных у католиков. Голубинский пишет: «Эти сочинения суть: 1) «Магистра Николая Делира прекраснейшия стязания, иудейское безверие в православней вере похуляющи», переведенное в 1501 г. посольским толмачем или переводчиком Дмитрием Герасимовым, по прозванию Малым. Сочинения Делира или Де-Лиры пользовались на Западе весьма большою славою, как одно из главных полемических сочинений против иудейства. 2) «Учителя Самоила Евреина на богоотметные жидове обличительно пророческими речми», переведенное в 1504-м году одним иностранцем, жившим в России»¹⁶). Св. Геннадий, кроме того, собрал воедино все книги Священного Писания, чего дотоле в России не было. Некоторых книг, входящих в Библию, он не смог все же достать и вынужден был довольствоваться извлечениями текстов из разных толкований священных книг и переводами с Вульгаты.

Пр. Иосифом было написано замечательное сочинение «Просветитель». «Без душевной радости», пишет владыка Филарет Черниговский, «нельзя читать умного, основательного, по местам глубокомысленного, всегда дышащего живым благочестием, Просветителя Иосифова. Это сочинение – краса русской Церкви, особенно когда вспомним, что оно принадлежит XV веку».

«Содержание Просветителя: 1) слово о Св. Троице; 2) о пришествии Мессии в лице Иисуса Христа; 3) о значении закона Моисеева; 4) о причинах воплощения Сына Божия; 5), 6) и 7) об иконопочитании; 8), 9) и 10) о втором пришествии Сына Божия; 11) и 12) о монашестве; 13) и 14) о том, как поступать с еретиками. Проф. Голубинский пишет: «Этот Просветитель пр. Иосифа, представляя собою для конца XV – начала XVI веков произведение нашей письменности замечательнейшее, был таким для своего времени блистательным обличительным сочинением против Жидовствующих и против порожденного ими вольномыслия, лучше которого требовать было бы невозможно.

Наделенный блестящим умом и выдающимся литературным талантом, пр. Иосиф исключительным образом был начитан в Священном Писании и в творениях отеческих, насколько последния существовали тогда в славянском переводе, так что по этой начитанности имеет право на титул ученейшего человека своего времени». Кроме Просветителя, являвшегося первым русским богословием, пр. Иосиф написал Устав или духовную грамоту, а также «Сказание о святых отцах монастырей русских», в которых защищалось монашество от еретиков, с другой же стороны имелось в виду подробными правилами и приводимыми примерами поднять, подвергавшуюся нареканиям, монастырскую нравственность. Так как вопрос о монастырской нравственности давно уже соединялся с вопросом о монастырских вотчинах, то пр. Иосифу пришлось заняться и этим вопросом. Против вотчино-владения выступали, кроме еретиков, пр. Нил Сорский и его последователи. Пр. Иосиф должен был начать борьбу с ними.

В 1553 г. в Москве к священнику Благовещенского собора Сѵмеону пришел боярский сын Матвей Башкин, повидимому татарского происхождения, и предлагал вопросы, на которые тот затруднялся ответить. Он об этом осведомил известного священника Сильвестра, который доложил царю Иоанну IV. Башкин был схвачен. Матвей (Матюша, по именованию Сильвестра) оказался еретиком и указал на других еретиков, из которых главным был белозерский монах Феодосий Косой, имевший учеников.

По исследованию и собственному признанию Башкина, он 1) считал предание отцев за басни и о постановлениях соборов говорил, что они писаны только по разчетам властолюбия; самое св. Писание изъяснял по-своему; 2) не признавал Сына Божия равным Богу Отцу, почему сочинил молитвы с обращением к единому Отцу; 3) отрицал таинства евхаристии и покаяния, указывая в первой только хлеб и вино; а для прощения грехов считал достаточным, если человек перестанет грешить; 4) иконопочитание называл служением идолам.

Ереси их обоих были близки одна к другой. Но источник происхождения ересей Матвея и Феодосия был разный. Башкин показал, что учителями его были: «литвянин аптекарь Матфей и другой латинянин Андрей Хотеев». Он, следовательно, заразился рационалистическим учением от иноверцев, живших в Москве. Учение же Косого было видоизмененным продолжением ереси жидовствующих, некоторые последователи которых нашли себе убежище у заволжских старцев. Он и оговорил некоторых из них. Но на деле не все старцы были признаны виновными. Одни из них подвергнуты были позднейшим собором церковной епитимии, другие были отданы под монастырский присмотр, «да не сеют злобы своея роду человеческому». Башкин и его товарищи судились на Соборе 1553 года, продолжавшем заседать и в 1554 г. Еретики были отправлены в монастыри для пожизненного заключения.

Феодосий Косой (косоглазый) был слугой одного боярина в Москве. Обокрав его, он бежал, бродяжничал, пришел в Кириллов мон. и там постригся. Единомышлен с ним был его приятель Игнатий. Они были схвачены в 1555 г. и заключены в монастырь в Москве. Им удалось бежать в Литву. Косой женился на польке, Игнатий на еврейке. Там они проповедывали, что Божество не троично, что Христос простой человек, что все внешнее устройство церковное не нужно. Архиеп. Филарет пишет, что Косой был «наглее Башкина, и, начитавшись социнианского учения, прямо высказывал самые дерзкие выходки Социна» ¹⁷). Около 1575 г. они обнаружились на Волыни в имении Чаплиев и нашли там готовых слушателей.

Башкин оговорил старца Артемия, постриженника Комельского мон. и в 1548 г. приглашавшегося быть настоятелем этой обители. Недолго он был игуменом Троицким и перевел к себе из Твери пр. Максима. В 1551 г., недовольный монастырскими порядками, ушел в пустыню. Он был вызван, как человек учительный, чтобы говорить с Башкиным «книгами», и был оговорен им. В 1554 г. на соборе он не признал себя виновным, но из обличительного письма его к Косому, уже в Литве, видно, что одно время впадал в прелесть. Артемий был сослан в Соловецкий мон., откуда бежал в Литву. Там он выступал ревностным защитником православия против протестантства, в особенности против социниан и Косого.

Ересь Косого вызвала против себя замечательные полемические труды со стороны даровитого ученика пр. Максима, Зиновия, инока новгородского Отенского мон., пребывавшего одно время в ссылке со своим учителем. Убедили его писать клирошане Спасского старорусского мон., которые приходили к нему за разрешением недоумений, возбужденных ересью Косого.

Архиеп. Филарет пишет: "Зиновий рассмотрел мысли Косого в том порядке, в каком передавали ему клирошане, присовокуплявшие по местам и свои частные сомнения. Рассуждения Зиновия спокойны, ответы обдуманны, опровержения верны, сведения изумляют обширностью. Зиновий читал Просветителя преп. Иосифа, и сочинение его показывает, что он выполнил свое дело лучше предшественника. У него глубже и отчетливее раскрыты начала христианской философии. Сочинение его достойно носит название: «Истины показание к вопросившим о новом учении». Второе менее обширное сочинение называется: «Многословное послание нм зломудрие Косого» и является ответом на письмо соблазненных еретиком литовцев. Зиновий отошел от некоторых положений преп. Максима и приблизился к мнениям иосифлян. Он заметил, что указание Максима на пример картезианских монахов унизительно для православных монастырей, что изображение монастырской деморализации у него слишком преувеличено, что некоторые и вотчинные монастыри живут очень бедно.

Он писал: «Слезы навертываются на глазах, когда вспомнишь как живут эти иноки, которых осуждают за то, что они владеют селами: кожа на руках у них растрескалась от работы, лица осунулись, волосы в безпорядке, ноги посинели и опухли; сборщики податей истязуют их немилосердно; денег у них столько, что у нищих, которые приходят к ним за милостынею, больше, – у редкого можно найти пять или шесть сребренников. Пища их – хлеб овсяный невеянный, колосья ржаные толченые; питье – вода; горячее кушанье – из капустного листа. У богатых – свекла и репа; сладкое кушанье – рябина и калина. А князь Вассиан как жил в Симонове? Не угодно было ему симоновских блюд кушать – хлеба ржаного, щей, свекольника, каши; молока промозглого и пива монастырского, очищающего желудок, не пил потому, что это кушанье и пиво с деревень шло; вместо этого он питался кушаньями, которые приносили ему со стола великокняжеского; пил же нестяжатель романею, бастро, мушкатель, рейнское вино» (Соловьев).

В «Энциклопедическом Словаре» Брокхгауза и Ефрона подведен итог ересям, появлявшимся в России с XI-го века: «Обращая взор и на предшествующия еретические учения до XVI века: Дмитра, Адриана, Стригольников и Жидовствующих мы выносим убеждение в совершенной неподготовленности его (Башкина) к самобытному рационализму. Адриан и Дмитр принадлежали по своему учению к обществу богомилов, действ. на юго-зап. границе России; Стригольники восставали собственно против русского духовенства своего времени, а учение Жидовствующих исходит от евреев, живших на юге России. Весь вопрос в данном случае сводится к решению: из какой именно страны Запада пришло учение Башкина. Г. Емельянов справедливо, кажется, утверждает, что оно занесено к нам из Литвы, где реформационные идеи утвердились еще с XV в.»

В XV и XVI столетиях особенно выделялись труды плодотворнейшего митрополита Макария, св. Геннадия, архиепископа новгородского, пр. Иосифа Волоколамского, пр. Нила Сорского, Максима Грека, Зиновия Отенского, священника Сильвестра.

Известны послания митрополитов Феодосия, Филиппа I, Симона, Даниила, св. Евфимия II, архиепископа новгородского, Вассиана Рыло, архиепископа Ростовского, Филофея, старца псковского Елеазарова мон., к набожному и умному наместнику псковскому дьяку Мисюрю Мунехину, в котором говорилось о третьем Риме – Москве. Послания – пр. Корнилия Комельского, Феодосия, игумена Хутынского, Пафнутия инока Соловецкого к игумену Иакову, написавшего и службу святителю Филиппу. Составлены были жития святых: Димитрия Прилуцкого иг. Макарием, пр. Сергия Обнорского иг. Алексием, пр. Саввы Вишерского иг. Геласием, князей Ярославских Феодора, Константина и Давида иером. Спасского м. Антонием, Дионисия Глушицкого иноком Иринархом, Соловецким святым иг. Досифеем, Иосифа Волоколамского иноками Досифеем (Топорковым) и Саввой Черным, Пафнутия Боровского архим. Симонова мон. Вассианом (Саниным), впоследствии архиеп. Ростовским, братом пр. Иосифа, Евфимия Суздальского иноком Григорием, Александра Ошевенского иером. Феодосием, Герасима Болдинского иноком Антонием, Ефрема Новоторжского иером. Юрьева м. Иоасафом.

Переведено Евангелие на язык лопарей их просветителем Феодоритом. Составлены завещания преподобными Иннокентием Комельским и Феодосием Тотемским. Пр. Корнилий, игумен Псково-Печерский, написал «Повесть» о своем монастыре. Паисий Ярославов, постриженник Спасской обители, что на камне, потом иг. Сергиева мон., написал «Сказание» о Спасокаменном м. Известен «летописец» новгородский иеродиакон Геронтий.

В 1446 г. Василий, гость московский, описал «Хождение» свое в Палестину. Афанасий Никитин написал «Сказание» о странствовании своем в Индию, продолжавшемся с 1468 по 1472 г. Пр. Савва Вишерский, путешествовавший на Афон, привез оттуда списанную им там Кормчую книгу. «Драгоценен», пишет архиеп. Филарет, «сборник, где помещен переведенный им с греческого «устав – хотящим деръжати псалтирь, в молчании живущим инокам и бельцем богобоязливым живущим в мире».

Переводчик посольского двора Димитрий Герасимов, бывший в 1526 г. послом в Риме, хорошо знавший латинский, а также и немецкий языки, известен своими переводами и посланиями.

Царь Иоанн IV известен своими посланиями к кн. Курбскому, в Кириллов м., к святителю Гурию, архиепископу казанскому, к Максиму Греку о ереси Башкина. Архиеп. Филарет отмечает, что писал он красноречиво и обнаруживал обширное знакомство с сочинениями и житиями св. отцев, но в посланиях его отражаются его тревожный дух и отсутствие теплоты душевной.

Ключевский отмечает, что книги с юных лет стали любимым занятием Иоанна. «От псалтыря он перешел к другим частям писания, перечитал много, что мог достать из тогдашнего книжного запаса, вращавшегося в русском читающем обществе. Это был начитаннейший москвич XVI в. Недаром современники называли его «словесной мудрости ритором». О богословских предметах он любил беседовать, особенно за обеденным столом, и имел, по словам летописи, особливую остроту и память от божественного писания». Говоря об его пространном опровержении доводов чеха евангелика Рокиты, Ключевский пишет: «Этот ответ царя местами отличается живостью и образностью. Мысль не всегда идет прямым логическим путем, натолкнувшись на трудный предмет, туманится или сбивается в сторону, но порой обнаруживает большую диалектическую гибкость. Тексты писания не всегда приводятся кстати, но очевидна большая начитанность автора не только в писаниях и отеческих творениях, но и в переводных греческих хронографах, тогдашних русских учебниках всеобщей истории. Главное, что читал он особенно внимательно, было духовного содержания; везде находил он и отмечал одне и те же мысли и образы, которые отвечали его настроению, вторили его собственным думам. («Курс Русской истории» т. II).

Старший сын его царевич Иоанн, нечаянно убитый им в гневе, составил службу пр. Антонию Ошскому, написал его житие и похвальное ему слово. Князь Андрей Курбский, перешедший в 1564 г. к польскому королю и обменивавшийся укоризненными письмами с Грозным, много писал в бытность свою в Литве. В ограждение там Православия он переводил и распространял сочинения учителей православной Церкви.

Соловьев так пишет, касаясь второй половины XVI века: «Что касается вообще состояния просвещения в Московском государстве в царствование Грозного, то мы не могли не заметить усиленного литературного движения против прежнего. Движения и политическое и религиозное, возбуждали умственную деятельность, вызывали на борьбу словом, к которой нельзя было приступить без приготовления, без начитанности; пример царя в словесной премудрости ритора и людей к нему близких не мог не иметь влияния; духовное оружие собиралось, складывалось в одно место, чтоб удобнее можно было им пользоваться. Митрополит Макарий собрал все известные на Руси духовные книги в двенадцать громадных фолиантов; монастыри продолжали собирать книги, а какую важность придавали они своим библиотекам, видно из того, что при них были особые книгохранители; в Иосифовом Волоколамском монастыре было более 1000 книг. Несмотря, однако, на усиление литературной деятельности, на распространение грамотности, общество, уважая грамотность, было еще далеко до убеждения в необходимости ея даже для членов своих, занимавших первые места в государстве; если в боярине князе Курбском видим замечательного по тогдашним средствам писателя, то к соборной грамоте 1566 года двое вельмож, Иван Шереметев Меньшой и Иван Чеботов, рук не приложили, потому что грамоте не умели... К царствованию Иоанна IV относится и введение того могущественного средства, которое окрылило мысль человеческую, – введение книгопечатания...».

Карамзин отмечает, что Иоанн Грозный «способствовал народному образованию размножением школ церковных, где и миряне учились грамоте, закону, даже истории, особенно готовясь быть людьми приказными, к стыду бояр, которые еще не все умели тогда писать».

Выше упоминалось о споре, возникшем по вопросу о монастырских вотчинах между препп. Иосифом Волоколамским и Нилом Сорским. Касаясь этого обострявшегося вопроса, архиепископ Филарет писал: «Недвижимые церковные имения на севере были предметом разных сомнений, споров и решений. С тех пор, как стали терять свое значение жалованные грамоты ханов, владельцы земель насилием стали отнимать то ту, то другую часть земли церковной; а разные земские власти, приезжая в монастырские владения, распоряжались в них не лучше баскаков. Так было с обителью пр. Иосифа, которую грабил князь волоколамский с своими подьячими. Это вынудило испрашивать несудимые и жалованные грамоты у князей». Пр. Иосиф писал Челяднину: «Кн. Александр Феодоров. Ярославский, егда хотяше приити в свой монастырь на каменное, повелеваше псы в монастырь приводити, такоже и в трапезу, и егда сам ядяше, тогда и псы повелеваше кормити тою же пищею, юже сам ядяше». «Но затем», продолжает архиеп. Филарет, «начались жалобы с другой стороны; стали укорять монахов за любостяжание, и чем более умножались владения, тем чаще и сильнее становились укоризны».

Сомнения о том надлежит ли монастырям владеть селами возникали еще при св. митр. Киприане, не сочувствовавшем тому, чтобы монастыри непосредственно управляли селами. «И преподобный Кирилл Белозерский был против владения селами и отклонял земельные вклады, но вынужден был уступить настояниям вкладчиков и ропоту братии, и монастырь уже при нем начал приобретать вотчины» (Ключевский).

Бывали по местам безпорядки в управлении селами. Случались выпрашивания некоторыми монахами имений для обители; проявлялось иногда стремление получения возможно большего дохода с них; в судах возникали дела. Недовольство нарастанием монастырского недвижимого имущества вызывало нарекания части землевладельцев. Чувствовалось недовольство этим и со стороны государственной власти.

В 1478 г. вел. кн. Иоанн III проявил почин в разрешении этого вопроса. Он, подчинив себе Новгород, отобрал у него половину церковных имений, и роздал их боярским детям. В 1503 г. государь сочувственно отнесся к обсуждению этого вопроса на соборе, где он был поднят Нилом Сорским и его учителем Паисием Ярославовым, постриженником одного из заволжских монастырей. Последний недолго был игуменом Троицкого м. Около 1484 г. он оставил игуменство, т. к. не мог, по словам Соловьева, превратить чернецов на Божий путь, на молитву, пост, воздержание. Паисий поддерживал мнение пр. Нила, как и белозерские пустынники присутствовавшие на соборе. Пр. Нил, указывая на то, что представляет собою современное монашество и чем оно должно быть, доказывал, что монастырям не надо владеть вотчинами, населенными крестьянами, что монахам надлежит жить трудами рук своих, занимаясь рукоделием или собственной обработкой земли. В случае необходимости, он допускал прибегать к благотворительности усердствующих, взимая нужное, но не излишнее.

Пр. Иосиф, горячий ревнитель истинного монашества, признавал, конечно, важность нестяжательства иноков и желательность содержания себя трудами рук своих. Голубинский так понимает его мнение. Монастырь может быть стяжателем и может быть обезпечен в средствах содержания недвижимыми, дающими доход, имениями. Но монахи монастыря должны быть нестяжателями; в обители должно быть строгое общежитие, так чтобы никакой монах не имел совершенно своего и все получал из монастырской казны, при полном равенстве всех монахов. Возражая пр. Нилу, он привел примеры святых: Афанасия Афонского, Феодосия Великого, Антония и Феодосия Печерских и др. примеры, из которых видно, что древние святые отцы владели селами. Пр. Иосиф говорил также, что многие русские монастыри основаны в начале христианства в России епископами и князьями с тою целью, чтобы в них молились по их душам, а т. к. на поддержание храмов, на совершение служб и содержание служащих потребны средства, то они и обезпечивали монастыри вкладами сел и прочих имений. Кроме того, ктиторы монастырей, обогащая их этими вкладами, имели в виду и то, чтобы монахи, сами сообразно своим обетам терпя скудость и приобретая хлеб собственными трудами, употребляли богатства монастырей на благотворение мирян. Он говорил, что из-за некоторых монахов, поддавшихся недугу лихоимства, несправедливо отнимать недвижимые имения у всех. Несмотря на то, что взгляды пр. Нила разделял вел. кн. Иоанн – в интересах увеличения государственных земель – на церковном соборе восторжествовало мнение пр. Иосифа.

Соловьев пишет: «Нил смотрел на монастырь как на общество людей, отказавшихся от мира; это общество, в глазах его, было тем совершеннее, чем менее имело столкновений с миром; Иосиф же, кроме этого значения монастыря, предполагал еще другое: он смотрел на монастырь также, как на рассадник властей церковных; Нил имел в виду отшельника, желающего укрыться от мира, от всех его отношений, в болотах и лесах белозерских; Иосиф имел в виду также и владыку, епископа, который будет взят из монастыря: «Если у монастырей сел не будет, говорил Иосиф, то как честному и благородному человеку постричься? Если не будет честных старцев, то откуда взять на митрополию, или архиепископа, или епископа? Если не будет честных старцев и благородных, то вера поколеблется». Вспомним, что в описываемое время обезпеченное содержание могло представляться не иначе, как в виде владения земельною собственностью, служилые люди получали содержание в виде поместий; следовательно вопрос о содержании монашествующих мог представиться только в такой форме: или владеть им селами, или кормиться подаянием и работою рук. – Мнение Иосифа Волоцкого превозмогло на соборе, и митрополит Симон отвечал великому князю, что духовенство не дерзает и не благоволит отдавать церковных земель, причем ссылался на давний обычай Греческой и Русской Церкви, на уставы Владимира и Ярослава, наконец даже на пример ханов татарских, которые никогда не трогали имуществ церковных. Великий князь оставил дело; но вопрос, как увидим после, не переставал разделять русское духовенство».

В царствование Василия III борьбу против «иосифлян» повел, пользуясь поддержкой государя, инок Вассиан Косой, в миру кн. Василий Патрикеев, постриженный при Иоанне III, как один из вожаков придворной партии сторонников кн. Елены и ея сына Димитрия. Сосланный на Белоозеро, переведенный при Василии III в московский Симонов м., он примкнул к партии заволжских старцев, т. к. политически был противником иосифлян. Полемика против монастырских вотчин вполне соответствовала его взглядам, как недавнего боярина. Боярство с неудовольствием относилось к тому, что многие крестьяне, нужные им как рабочая сила, оказывались на монастырских землях. Инок Вассиан написал против пр. Иосифа три горячих сочинения, в которых старался изобразить язвы монашества, проистекавшия, по его мнению, от вотчинного владения. Самого святого он называл учителем беззакония, законопреступником, даже антихристом. Вассиану приписывается также сочинение, написанное кем-нибудь из боярской партии и содержащее в себе апокрифическую беседу прпп. Сергия и Германа валаамских против духовных властей и монахов вотчинников.

На стороне белозерских иноков был пр. Максим Трек. Более всего сблизился он с Вассианом. Обличая «монахов- стяжателей», он изложил свои мысли в «Стязании о известном иноческом жительстве». Излагается это в форме спора Актимона с Филоктимоном. В речах Актимона он описал жалкое положение монастырских крестьян, их скудость и нищету, платимые ими высокие росты и тяжкие оброки, и в параллель с этим роскошную жизнь самих монахов. Максим тому же вопросу посвятил произведения «Слово душеполезное, зъло внимающим ему» и «Повесть страшная о совершенном иноческом жительстве». В последней он выставляет в пример русским инокам картезианских монахов запада. Он доходит в ней даже до проклятия монахам-вотчинникам. Проклятия эти врагами Максима были отнесены к русским чудотворцам, которые владели селами (Знаменский). Все эти выступления очень повредили Максиму и отразились на его судьбе. Как упоминалось выше, Зиновий Отенский, близкий к Максиму, осудил эти его крайности.

Ключевский, называя сочинение Вассиана «обличительными памфлетами», нередко яркими и правдивыми, пишет: «В нем говорит не одно негодование пустынника-нестяжателя, но часто и раздражение бывшего боярина из рода князей Патрикеевых против людей и учреждений, опустошавших боярское землевладение. Вассиан клонит свою речь к тем обвинениям, какие потом прямо высказал единомышленник его князь Курбский: любостяжательные монахи своим сельским хозяйничаньем разорили крестьянские земли, а внушениями о спасительности вкладов по душе сделали воинский чин, служилых землевладельцев хуже калик убогих. Сочинения Максима Грека против монастырского землевладения свободны от полемических излишеств».

Видным сторонником владения монастырями был митрополит Даниил, ученик и преемник пр. Иосифа по игуменству, красноречивый проповедник и плодовитый писатель. Он оставил до 35 слов и посланий. Большая часть их вошла в состав двух сборников. Один из них содержит 16 слов против вольнодумства и нравственных нестроений общества. Другой – 12 посланий к частным лицам и монастырям нравоучительного содержания. Сборники эти представляют собою полную и живую картину тогдашних нравов и ряд выразительных обличений современных митр. Даниилу шатания умов и пороков. При нем вопрос этот рассматривался собором 1531 года. Митр. Даниилу удалось одолеть сначала пр. Максима, о чем упоминалось выше, потом – в 1531 г. – Вассиана, сосланного в Волоколамский мон. и там умершего.

В царствование Иоанна IV те же мысли о церковных имуществах развивал видный представитель боярских идей кн. Андрей Курбский, расхваливавший заволжских нестяжателей и бранивший «прегордых и прелютых» иосифлянь, соперничавших с боярами и во владении землей, и во влиянии на государственные дела.

В 1551 г. на соборе был снова поднят вопрос о церковных недвижимых имуществах. Соловьев пишет: «В первый раз решились постановить некоторые пределы увеличения этих имуществ; собор определил: вперед архиепископам, епископам и монастырям вотчин, без царского ведома и доклада, не покупать ни у кого, а князьям и детям боярским и всяким людям вотчин без докладу не продавать; а кто купит или продаст – у купца деньги пропали, а у продавца вотчина: взять вотчину на государя безденежно. Вотчины, данные или которые вперед будут даваться монастырям по душам в поминок, не выкупаются никем и никаким образом... Возвратить назад села, волости, рыбные ловли, всякие угодья и оброчные деревни, отданные после великого князя Василия боярами владыкам и монастырям В последнем случае говорится о пожалованиях во время малолетства царя Иоанна IV. В 1573 г., по государеву приказу, митр. Антоний и весь освященный собор и все бояре приговорили: в большие монастыри, где вотчин много, вперед вотчин не давать. Но кто даст вотчину монастырям малым, у которых земель мало, то эти вотчины, доложа государю, записывать.

В 1580 г. вопрос этот обсуждался собором, на котором, с митр. Антонием и царем были 3 архиепископа, 6 епископов, 18 архимандритов, 14 игуменов и несколько старцев. Постановлено было существующия вотчины не выкупать, и вперед с монастырями о вотчинах не тягаться. Далее в том -же соборном приговоре, состоявшемся 15 января, постановлялось: «А от сего дня, 15 января, на последующее время вотчинникам вотчин своих по душам не отдавать, а давать за них в монастыри деньги, и села брать наследникам, хотя бы кто и далеко был в роду. А если у кого не будет роду и дальнего, то вотчину брать на государя, а деньги за них платить из казны; митрополиту, владыкам и монастырям земель не покупать и в закладе не держать, а кто после этого уложения купит землю или закладную станет за собою держать, то землю брать на государя ... Вперед княженецких вотчин не брать; а кто возмет без государского ведома, те вотчины взять на государя безденежно; кто купил княженецкие вотчины, – и те вотчины взять на государя, а в деньгах ведает Бог, да государь, как своих богомольцев пожалует. У которого монастыря убогого земли будет мало, или вовсе не будет, то он бьет челом государю, и государь с митрополитом и боярами, соборно приговоря, устроят монастырь землею, как будет пригоже».

В изучаемое время продолжала существовать в России согласованность духовной и государственной власти, свойственная издревле православной Церкви.

Государи наши считали себя первейшими и ревностнейшими сынами Церкви, иерархи, во главе с митрополитами, тогда уже исключительно русскими уроженцами, почитали себя вернейшими подданными монархов, с середины XVI века Помазанников Божиих.

Карамзин пишет: «Несмотря на свою знаменитость и важность, духовенство наше не оказывало лишнего властолюбия, свойственного духовенству западной церкви и, служа Великим Князьям в государственных делах полезным орудием, не спорило с ними о мирской власти. В раздорах княжеских митрополиты бывали посредниками, но избираемыми единственно с обоюдного согласия, без всякого действительного права; ручались в истине и святости обетов, но могли только убеждать совесть, не касаясь меча мирского, сей обыкновенной угрозы пап на ослушников их воли...».

«Епископы доносили о состоянии монастырей митрополиту и великому князю;» пишет Соловьев, «до нас дошло подобное донесение Новгородского владыки, замечательное по обращению к великому князю: «Благородному и христолюбивому и вседержавному царю и государю, великому князю, всея Руси самодержцу: занеже, государь от высшей Божией десницы поставлен ты самодержцем и государем всея Русии; тебя государя, Бог вместо себя избрал на земле и на свой престол вознесши посадил, тебе поручил милость и живот всего великого православия; то нам следует, по царскому твоему остроумию и богопреданной премудрости, обращаться к тебе, как государю и самодержцу царю». Новгородской епархией правил тогда владыка Макарий, будущий митрополит.

Церковный Собор 1551 г. рассматривал, в значительной степени, вопросы, предложенные в собственноручном «писании» царя Иоанна IV. Карамзин пишет: «Государь, устроив державу, предложил святителям устроить церковь: исправить не только обряды ея, книги, искажаемые писцами-невеждами, но и самые нравы духовенства в пример мирянам; учением образовать достойных служителей алтаря; уставить правила благочиния, которое должно быть соблюдаемо в храмах Божиих; искоренить соблазн в монастырях, очистить христианство от всех остатков древнего язычества, и проч.» Конечно, царь писал с ведома митрополита Макария, но весь стиль писания, являющий образец византийско-московского витийства, свойственного Иоанну, доказывает и личное его участие в составлении такового.

Государи участвовали в избрании первосвятителей. Соловьев приводит начало чина поставления в 1539 г. митрополита Иоасафа: «Князь великий Иван Васильевич всея России с своими богомольцами, архиепископом Макарием Великого Новгорода и Пскова, с епископами, со всем освященным собором, с старцами духовными и всеми боярами, избрал на митрополию духовного старца, Троицкого Сергиева монастыря игумена Иоасафа, и нарек его митрополитом всея России». Порядок этот держался и дальше. Соловьев пишет: «Относительно избрания епископов в летописях встречаем выражения: «Повелением царя, по благословению и рукоположению митрополита, по совету освященного собора». С годами все более увеличивалось значение государей в выборе митрополитов. Известны переговоры, которые вел царь Иоанн IV сначала с Германом, архиепископом Казанским, потом с Филиппом, игуменом Соловецким, которых предназначал к занятию митрополичьей кафедры, чего и достиг в отношении последнего.

Принимая такое большое участие в делах церковных, государи считались с мнением первоиерархов. Видно это из подчинения властного Иоанна III митрополиту Филиппу I в отношении католического епископа, сопровождавшего в Москву царевну Софию Палеолог, позднее, митрополиту Геронтию относительно порядка хождения крестных ходов. Внял он же доводам пр. Иосифа Волоколамского касательно принятия решительных мер против жидовствующих.

Государи просили совета у митрополитов и Соборов. Произнося на Стоглавом Соборе проникновенное покаянное слово, Иоанн IV требовал от святителей «ревностного наставления» и предложил на рассмотрение Собора выработанные Земским Собором Судебник и Граматы Уставные.

Иерархи не страшились решительно выступать, когда грозила опасность государству. Проявилось это в особенности в 1480 г., когда хан Ахмат двинулся на Русь и Иоанн III, по мнению некоторых, проявлял мало решимости в борьбе с ним и, по наущению советников своих Ощера и Мамонова, готов был вести с татарами переговоры. Часть духовенства и более всех архиеп. Ростовский Вассиан, еп. Пермский Филофей и Троицкий игумен Паисий, призывали великого князя проявить твердость и решительность. Особенно ярки были выступления владыки Вассиана, которые воздействовали на государя.

Известно то огромное влияние, которое имел митрополит Макарий в течение первой половины царствования Иоанна IV, как ценил царь святителя Гурия Казанского. В первые года Iоаннового правления считался он очень с наставлениями священника Сильвестра.

Митрополиты именовались «печальниками о всей Русской Земли». Государи считались с их заступничеством за невинных и опальных. Выслушивали великие князья и укоризненные словеса почитавшихся ими иноков. Пр. Мартиниан Белозерский, игумен Троицкий, лишил вел. кн. Василия III благословения за неисполнение данного ему обещания не подвергать каре одного провинившегося боярина. Государь вскоре смирился перед иноком. Царь Иоанн Грозный не подверг Пскова разорению, вследствие образного обличения его блаж. Николой, Христа ради юродивым.

Но, по мере укрепления власти государей, они все реже внимали «печальникам». Заступничество митрополита Варлаама и игумена Троицкого Порфирия за князя Василия Шемячича повлекло за собой удаление их Василием III. Падение священника Сильвестра вызвано было недовольством Иоанна IV его отстаиванием мнений бояр, неугодных царю. За увещания последнего во время опричины пострадал св. митрополит Филипп II.

Удалению с митрополичьего престола подверглись из-за боярских смут во время малолетства Иоанна IV митрополиты Даниил и Иоасаф. В царствование Феодора Иоанновича та же участь выпала на долю митрополита Дионисия, заступавшегося за бояр враждовавших с правителем Борисом Годуновым.

Русский человек того времени отрицательно относился ко всему умственному, проникавшему с запада, и у него появлялся естественный инстинкт самосохранения от вредных православию влияний. В Москве терпимее относились к протестантам, чем к католикам. Объясняется это тем, что лютеране и кальвинисты не соединяли с верой политических видов и не занимались определенной пропагандой.

Максим Грек все же выступал с обличением Лютера. Имеется его сочинение «на люторы», в котором он защищает иконопочитание. Сей ревнитель православия составил также «слово на Армянское злоречие» и писал полемические сочинения против иудейства, в связи с ересью жидовствующих.

Иоанн IV сам вызывал немцев в Москву, ценя их как хороших ремесленников и солдат. В Москве они очень рано заселили особую слободу на р. Яузе. Царь разрешил племяннице своей Марии, дочери кн. Владимира Андреевича, выйти замуж за протестанта принца датского Магнуса, нареченного короля лифляндского. Свадьба состоялась в 1573 г. в Новгороде. Государь указал: «Венчаться королю на Пробойной улице, на Славнове, у Димитрия Святого, а с королем ехать Римскому попу; а княжну обручать и венчать Дмитровскому попу; приехав к венчанью, княжне идти в церковь, а королю стать на паперти, и венчать короля по его закону, а княжну по христианскому закону». В 1575 г. по просьбе Магнуса разрешено было построить кирху в Москве. В 1579 г. царь велел ее разрушить, но через пять лет, снова разрешил возобновить ее. Немцам (так называли тогда лютеран и кальвинистов) строго запрещено было распространять свои мнения между русскими.

Царь Иоанн Грозный знаком был с сущностью реформации. Это вытекает из разговора его в 1570 г. с Яном Рокитой, пастором общины богемских братьев¹⁸). «Вы хвалитесь», говорил царь, «вашею евангелическою верою, но так враждуете и несогласны между собою, что новым учением испепелили почти всю Европу ... Вы приписываете оправдание одной вере, но Господь будет судить живых и мертвых по делам каждого. Если одна вера доставляет спасение, для чего же суд? Для чего в новом завете так часто одобряется важность добрых дел.» Резко осуждал он их за несоблюдение постов, непризнание святых. Царь слушал и ответы Рокиты, велел записать их на славянском языке, отвечал и на возражения. В разговоре с пастором Бакгорном, Иоанн IV отличал доброе от дурного в Лютере. Он говорил, что можно было бы терпеть его учение, если бы тот, нападая с неуместным жаром на папу, не нарушил древнего церковного порядка, – и своего знания св. Писания не очернил низким отступничеством, свержением монашеской одежды и женитьбою на беглой монашенке. Спустя шесть лет после разговора с Рокитою, лифляндский пастор, в беседе с царем, сравнил Лютера с ап. Павлом.

Царь ударил пастора хлыстом по голове и сказал: «ступай к чорту с своим Лютером». Во время ливонской войны при Грозном много пленных немцев было поселено во Владимире, Костроме, Угличе и Нижнем-Новгороде. При взятии Полоцка Иоанн IV обнаружив там пастора Фому, настоятеля социнианской общины, велел его за пропаганду пустить под лед в Двину. В царствование Феодора Иоанновича наплыв немцев протестантов еще увеличился; им строго запрещена была всякая пропаганда.

Безуспешны были попытки католичества привлечь русских к унии. Решительность вел. кн. Василия II Темного пресекла это начинание в корне. В московской Руси нигде не дозволялось строить латинских божниц. После провала миссии митр. Исидора, не удался замысел папы использовать в католических целях брак Иоанна III с княжной Софией Палеолог, воспитывавшейся в Италии в униатском духе кардиналом Виссарионом. Западные писатели – Кранц, Райналди – указывали, что «первосвященник Сикст питался надеждой, что девица склонит супруга принять римские обряды (унию), в которых она была воспитана при кафедре апостольской». Вел. кн. София оказалась подлинно православной. Сопровождавший ее легат Антоний обратился к митрополиту Филиппу с предложением о соединении церквей. Но скоро, говорит летописец, он испугался, потому что митрополит выставил против него книжника Никиту Поповича; иное, спросивши у Никиты, сам митрополит говорил легату, о другом заставлял спорить Никиту; кардинал не нашелся, что отвечать, и кончил спор, сказавши: «Нет книг со мною».

Иоанн III, как его предки и потомки являвшийся верным ревнителем Православия, ярко проявил это в своих наставлениях и письмах к дочери своей Елене, выданной им замуж за католика литовского вел. кн. Александра Казимировича (1492– 1506). Александру было поставлено условие, что он не будет нудить жену к римскому закону, что он построит для нея церковь при государевом дворе в Вильне со священником при ней, позволит ей иметь при себе православных боярынь. В наставительной записи Иоанн писал: «Память вел. кн. Елене». «В божницу латинскую не ходить, а ходить в греческую церковь; из любопытства можешь видеть первую или монастырь латинский, но только однажды или два раза. Если свекровь твоя будет в Вильне и прикажет тебе идти с собою в божницу, то проведи ее до дверей и скажи учтиво, что идешь в свою церковь».

Когда Александром условия не были выполнены, то Иоанн в 1500 г. объявил войну. В марте 1503 г., при заключении в Москве перемирия с литовскими послами, Иоанн снова потребовал у послов, чтобы вел. кн. Александр не принуждал Елену к римскому закону, поставил у нея в сенях греческую церковь, приставил слуг и служанок православных: «А начнет брат наш дочь нашу принуждать к римскому закону, то пусть знает: мы этого ему не спустим, будем за это стоять, сколько Бог нам пособит». Тогда же он писал Елене: «Дочка! Памятуй Бога, да наше родство, да наш наказ, держи свой греческий закон во всем крепко, а к римскому закону не приступай никоторым делом; церкви римской и папе ни в чем послушна не будь, в церковь римскую не ходи, душою никому не норови, мне и всему нашему роду безчестья не учини; а только по грехам что станется, то нам, и тебе, и всему нашему роду будет великое безчестие, и закону нашему греческому укоризна. И хотя бы тебе пришлось за веру и до крови пострадать, и ты б пострадала. А только дочка поползнешся приступить к римскому закону волею ли, неволею, то ты от Бога душою погибнешь, и от нас будешь в неблагословеньи; я тебя за это не благословлю и мать не благословит; а зятю своему мы того не спустим: будет у нас с ним за то безпрестанно рать».

Реформация заставила папу заботиться о связи с Россиею; он уже искал опоры себе в Москве. Папа присылал к Василию III посла за послом. В 1518 г. папа Лев X убеждал государя искать Константинополя, как наследства своего по матери, вел. кн. Софии, обещал ему сан царя, а митрополиту сан патриарха, уверял, что не намерен отменять добрых обычаев и правил русских. Это послание не имело успеха, как и посольство в 1519 г. гордиенского епископа Захарии. Папа Климент VII два раза (в 1524 и 1526) присылал послов. Надежды папы основывались особенно на Шомберге, который работал с 1519 г. в Москве неутомимо и ловко. Он тайно пускал в ход сочинения об единстве веры римской с русской, о судьбе, унизившей Константинополь и его патриарха. В некоторых кругах он имел успех. Но против него решительно выступил пр. Максим Грек и, написав до 15 сочинений, пресек его пропаганду.

В 1547 г. царь Иоанн IV вызвал в Россию ученых и художников. На Западе присоединили к этому (1550) заботы о деле папы в России. Папа выражал готовность принять государя и народ с «отверстыми объятиями» (Архиеп. Филарет).

В 1561 г. папа Пий IV ожидал, но тщетно, русских послов на Тридентский собор. После многих неудач во время войны ливонской, когда русским пришлось столкнуться с крупным полководцем польским королем Стефаном Баторием, больной царь Иоанн Грозный сам искал помощи у папы против этого своего противника. Папа Григорий XIII отправил в 1581 г. в Москву видного иезуита Антония Поссевина. Последний встречен был ласково и пожелал беседовать с царем о вере. Он говорил царю, что папа не нудит государя оставить свою веру, желает только мира церкви и древнего уважения к папе – главе христианства, иначе – желает принятого греками на Флорентийском соборе. Царь не желал говорить по этому вопросу, указывая, что об этом надлежит рассуждать митрополиту. При этом царь добавил: «греки для нас – не евангелие; мы верим Христу, а не грекам». В знак же дружбы с папой царь обещал свободу и покровительство католическим священникам в России. Антоний все же начал спорить, говоря, что русские новоуки в вере и должны учиться у римлян. «Ты хвалишься православием», отвечал Иоанн с досадою, «а папа ваш приказывает носить себя на престоле и целовать в туфель, где изображено распятие. Не высокомерие ли это в христианском пастыре? Не поругание ли это святыни?» Антоний возразил, что достойное воздается достойному: папа – сопрестольник Ап. Петра, сопрестольника Христова. «Папам и патриархам принадлежит власть святительская, а не царская», отвечал царь и продолжал: «Были папы учениками апостольскими, каковы: Климент, Сильвестр, Агафон, Лев, Григорий. Но кто именуется Христовым сопрестольником, велит носить себя на седалище, как бы на облаке; кто живет и учит не по учению Христову, тот папа – волк, а не пастырь». Антоний после этого прекратил беседу. Его отпустили с дарами. Приезд купцам католикам с их духовенством был разрешен, но с запрещением пропаганды и построения костелов. Антоний в своих записях пишет, что москвитяне так любят русскую веру, что желая кому беды, говорят: о! когда бы увидал я тебя латиняном» (Архиеп. Филарет).

«На границах Лифляндии», пишет архиеп. Филарет, «пр. Корнилий, с 1529 г. игумен Псково-Печерского монастыря, был благодетелем и просветителем бедной окрестной чуди: помогая им в нуждах жизни, он помогал им в нуждах души наставлениями; присоединив к св. чистой вере, создал для них несколько храмов, – между прочим в Нейгаузене, снабдил книгами и иконами, а клиры содержанием от обители. Так свободно, без насилия и происков, насаждалось православие. Не так продолжал действовать папа».

В 1458 г. константинопольский патриарх униат, Григорий Мамма, прозванием Мелиссин или Стратигопул, проживавший в Риме, поставил митрополитом литовско-галицким бывшего протодиакона б. митр. Исидора, Григория, болгарина, числившегося тогда игуменом константинопольского мон. св. Димитрия. С этого времени начинается отдельное бытие русской Церкви на западе России и в тогдашних литовском и польском государствах.

Григорий пытался утвердить в своей митрополии унию и воздвиг гонение на православное духовенство, но король Казимир не поддержал его. В 1469 г. сам Григорий почел за лучшее присоединиться к православию. Но, как католики, Ягеллоны не желали покровительствовать Православию и, где это было возможно, охотно урезывали его права и ослабляли материальные средства. Духовенство православное держалось в черном теле. Для ослабления православных панов несколько раз подтверждалось королями постановление Городельского сейма 1413 о недопущении православных к высшим должностям в государстве. Политика королей в отношении к православной Церкви имела двусмысленный характер. Смотря по обстоятельствам внешней и внутренней политики, они то относительно покровительствовали ей, то относились враждебно, никогда не упуская из виду заветной мечты скрепить политическую унию Литвы и Польши унией церковной.

При общем произволе, усиливавшемся в тогдашнем польском государстве, некоторые епископы, обходя митрополитов, обращались к покровительству светских властей. Поставив себя в такое положение, они, в свою очередь, не могли быть требовательными в отношении к подчиненным им чинам иерархии. Остальное духовенство, в части своей, ища прибыльных мест, стремилось найти поддержку у светских властей. На этой почве развился т. н. патронат.

И. Чистович пишет: «По своему происхождению и первоначальному характеру, патронат был делом усердия благочестивых ревнителей церкви, которые, строя на собственной своей земле церкви и монастыри, снабжали их всем необходимым для их содержания и благолепия, заботились об обезпечении своих церквей священниками и монастырей настоятелями, и в тоже время получали право высшего управления в патронатских церквах и монастырях, как по имущественным делам, так и по делам суда. Юридическим основанием патронатского права было общее феодальное право владельцев располагать и распоряжаться своими имениями и состоящими в них учреждениями. Границами этого права были, с одной стороны, общее государственное право, которому было подчинено местное и частное владельческое (например, король не мог раздавать недвижимых имений иностранцам и нешляхтичам; все другие патроны могли подавать свои имения, и бывшия в них учреждения и должности, только с утверждения короля); с другой – общецерковное право, которое сохраняло свою силу и при праве патронатском.» («Очерк истории Западно-Русской Церкви»).

Формами патронатского права были: 1) право покровительства, 2) право подаванья, или отдачи монастырей и церквей известным лицам, 3) право презенты, представления, или рекомендации известных лиц на должности священников и настоятелей монастырей и 4) право управления и суда, связанное подсудностью церквей и монастырей государству и духовной власти.

Чистович отмечает: «Так как учреждение патроната развилось в стране, где правительство было не православное и православная церковь не была господствующею, и так как, с переходом патронатских учреждений во владение неправославных владельцев, последние смотрели на них только как на доходные предметы имений, то патронат, естественно, скоро принял такие формы, при которых это учреждение обезобразилось страшными злоупотреблениями и сделалось источником многих бедствий для западно-русской церкви. Предметом подаванья были церкви, владевшия имениями, и монастыри; но впоследствии времени такими же статьями подаванья сделались даже епископские кафедры. Патроны и их клиенты одинаково называли эти статьи «хлебом духовным». Это было русское «кормленье», обращенное на церковные места и отчины».

Монастыри и церкви, со стороны подаванья, разделялись на три разряда: на принадлежавшие 1) митрополиту и епископам, 2) панам и 3) королю. Монастыри подаваемы были духовным и светским лицам. Светские настоятели монастырей жили в них с семьями, к общему соблазну народа. Светские лица, для духовной справы, обязаны были иметь в монастыре викария, духовное лицо.

Соловьев описывает такой случай: «В 1496 г. какой-то Григорий Попович бил челом великому князю Александру, просил у него Киевского Михайловского монастыря, объявляя, что этот монастырь издавна великокняжеское подаванье; справившись, что объявление Григория справедливо, Александр велел отдать монастырь просителю с тем, чтоб он немедленно постригся в монахи.»

Знаменский, в свою очередь, так освещает вопрос об участии мирян в церковных делах: «Важнейшею особенностью в этом управлении было весьма близкое участие в церковных делах мирян, – народа и православных панов, в которых православная церковь, при указанном отношении к ней правительства и ослаблении своей собственной иерархии, находила для себя единственную поддержку. Они следили за употреблением и целостью церковных имуществ и за самым церковным управлением, протестовали против злоупотреблений владык и других духовных лиц и защищали церковные интересы пред правительством. В своих обширных имениях православные паны имели такое же право патроната над всеми церквами и монастырями, как король в имениях королевских и коронных, и поддерживали их против всяких покушений со стороны католиков. Такой же патронат имели свободные городские общины над своими приходскими церквами и над монастырями своей постройки. Это участие мирян в церковных делах заменяло здесь такое же отношение к церковным делам правительства в Московской Руси. Иерархия впрочем сильно им тяготилась и была всегда против него. Нельзя сказать, чтобы у нея не было в этом случае достаточных резонов: и общинный и панский патронаты могли приносить церкви большую пользу, давая ей сильную опору в борьбе с ея врагами, но могли быть и очень для нея вредными, потому что с одной стороны патронами были не одни православные, но и католические паны, да и православные часто слишком злоупотребляли правом патроната, с другой стороны влияние мирян на церковные дела стесняло власть не одних дурных иерархов, которых следовало ограничивать в их действиях, а одинаково с ними и вполне благонадежных. Но, занявшись исключительно развитием своей власти, выпрашивая у королей граматы о независимости своего суда и управления от мирского вмешательства, иерархия не разбирала при этом полезного участия мирян в церковных делах от вредного, хотела одинаково устранить от этих дел и католических и православных патронов, и городские братства, от того обособлялась от мирян, делалась одинокой и бессильной. Короли охотно давали просимые граматы, потому что такое отделение иерархии от народа развивало над нею их собственную королевскую власть.»

Епископы сначала избирались духовною властию и народом и утверждались королем. Но потом Сигизмунд Старый, Сигизмунд-Август и особенно Баторий, не довольствуясь этим, присвоили себе право назначения епископов. Мало по малу короли награждали епископскими кафедрами за военные и гражданские заслуги. Короли должны были содержать войско и свой придворный штат. Денег у них на это не хватало. Монастыри и епископские кафедры делались для них хорошими доходными статьями. Вопреки постановлениям церковного собора 1509 г., короли назначали епископов и на епархии, имевшия епископов. Иногда назначались ими митрополиты и епископы из светских лиц, еще при жизни правящих епископов, с правом наследовать им по смерти. Так получили митрополию Сильвестр (в мире Степан) Белькович и Илья Куча. Некоторые недостойные епископы отличались корыстолюбием и алчностью, даже зазорною жизнью. Получив от королей епископства, они выпрашивали себе у них первокласные монастыри и жизнью не отличались от панов. Горько жаловалось на таких епископов в 1592 г. львовское братство константинопольскому патриарху Иеремии.

Киевская митрополия старалась найти внешнюю опору в константинопольском патриархе и вошла с ним в теснейшее общение. Киевских митрополитов принято было ставить не иначе, как с благословения патриарха. Патриарх принимал близкое участие и в административных делах киевской митрополии, особенно касавшихся ея отношений с иноверным государством и защиты Православия от покушений на него латинства. Но в общем своем ходе внутреннее управление митрополии в Литве, как и в Москве, велось независимо от патриарха, по порядкам и законам, принятым издревле при прежних русских князьях. Из константинопольских патриархов в это время только Иеремия II посетил в 1589 г. Западную Русь на обратном пути из Москвы.

Митрополиты жили обыкновенно в Новогородке литовском, по временам ездили в другие города, особенно в Вильну, как столицу, но Киева не посещали более 150 лет (до конца XVI в.). Только один Св. Макарий в 1497 г. отправился в Киев, чтобы разобраться в тамошних делах. В Мозырском уезде Минской губернии он был убит крымскими татарами. Св. мощи его почивают в Киево-Софийском соборе.

Киев считался удельным княжеством. Правил там с 1362 по 1392 г. православный князь Владимир Бельский, сын вел. кн. литовского Ольгерда и Иулиании, дочери тверского князя Александра Михайловича. Он поддерживал митр. Киприана, когда святитель жительствовал в Киеве. Сын его Александр (Олелько), женатый на Анастасии, дочери вел. кн. Василия I, правил после Ивана Ольгимантовича (Борисовича) Ольшанского (Голыпанского) с 1443 по 1445 г. Защищал он свои владения от татар. От него пошли Олельки или Олельковичи, князья Слуцкие и Копыльские. После смерти отца правил в Киеве кн. Симеон. Он отличался благочестием и усердием к Церкви. Им обновлена была великая Лаврская церковь, разрушенная во время татарского разгрома Киева. Симеон Олелькович был последним православным князем в Киеве. После его смерти в 1471 г. Казимир Ягайлович, вел. князь литовский (с 1434), ставший с 1446 г. и королем польским (ум. 1492), уничтожил княжеское достоинство в Киеве, обратив его в воеводский город, и назначил воеводой тестя кн. Симеона литовского боярина Гастольда, не православного. Вскоре прислан был в Киев латинский епископ и началась работа по насаждению католичества в этом православном крае. В 1480 г. Казимиром запрещено было строить в Вильне новые церкви и поновлять старые православные храмы.

Положение православных ухудшилось при сыне Казимира, вел. кн. литовском Александре, правившем с 1492 по 1506 г. В 1495 г. собор русских епископов избрал и поставил митрополита Макария, до этого архимандрита Троицкого мон. в Вильне; после чего отправил послов к патриарху за благословением для митрополита. Патриарх, одобрив избрание, указал вперед без его ведения не поставлять митрополитов. Св. Макарий в 1497 г. был убит татарами в с. Стриголове, Минской г. вблизи с. Мозыря. Его преемником с 1498 г. стал смоленский епископ Иосиф Болгаринович.

Из Вильны писали в 1499 г. об Иосифе: «В нашего владыку дьявол вселился, и вместе с Сапегой отметником они восстали на православную веру. Великий князь неволил государыню нашу, великую княгиню Елену, на проклятую латинскую веру. Да и все наше православное христианство хотят окрестить; оттого наша Русь с Литвой в самой вражде». В это именно время Иоанн III обличал литовских послов в попытках Иосифа совратить Елену в унию и из за этого и притеснений православных воевал с зятем, вел. кн. Александром. Из за стеснений в вере перешли в подданство Иоанна III князь Симеон Бельский и другие знатные православные литовцы русского происхождения. Митр. Иосиф вошел в сношения с папой Александром VI, изъявляя желание принять унию. Но вскоре – в 1501 г. – умер: «Посла на него Бог вдруг расслабу и едино лето пребысть в том сану, и изменися живота».

На его место поставлен был, избранный Еленой, ея бывший духовник, затем архим. минского Вознесенского мон., Иона II (1503–07). Простой, но строгий, честный и ревностный архипастырь, он ободрил и укрепил паству в вере.

В последние годы своего правления Александр прекратил давление на супругу. Он ограждал имущественные права православных церквей, возвращал некоторые земли. Он одаривал ее имениями, а она из этих источников и своих домовых средств делала пожертвования на православные церкви и монастыри в Вильне, Минске и др. местах.

Православные проявляли твердость. Каноник Сокран, свидетельствуя об этом времени, в книге своей «Истолкователь заблуждений Русских», пишет, что русские непоколебимы «в схизматических заблуждениях своих. По упорству в своей схизме они не верят никакой предлагаемой им истине, не принимают никаких убеждений, убегают от ученых католиков, даже мужей своего обряда, себя только считают истинными последователями апостольской и первобытной Церкви; и все анафемы против себя из Рима считают вечным для себя благословением». (А. Н. Бахметева. Рассказы из Русской церковной истории. ч. II).

Брат Александра, Сигизмунд I Старый (1506–48), бывший вел. кн. литовским и королем польским, умный государь, старался хорошо относиться к православным. Но и он должен был все время считаться с давлением на него католиков. Он не препятствовал вел. кн. Елене помогать православным в зап. Руси. После кончины в 1513 г. она была погребена митр. Иосифом Солтаном в Виленском Пречистенском соборе. Православное население помогло королю в трудной войне, которую ему пришлось вести с Россией. Знаменитый полководец и твердый сын православной Церкви князь Константин Иванович Острожский, упрошенный королем стать во главе литовско-русских отрядов, своею победой над московскими войсками Василия III под Оршей (1514) остановил успехи последнего. Все же по мирному договору Литва должна была вернуть России древний Смоленск.

Смоленский каштелян Мелешко говорил в 1589 г. на варшавском сейме в присутствии короля Сигизмунда III: «Дорога нам память Сигизмунда И-го: он немцев, как собак каких, не кормил, ляхов с их хитростями весьма не жаловал, а Литву и нашу Русь страстно любил, и при нем нам было хорошо» (И. Чистович. Очерк истории Западно-Русской Церкви. ч. I). Но, конечно, и для него интересы католической церкви стояли на первом месте.

Тогдашний митрополит Иосиф Солтан (1509–21) увещевал свою паству верно служить литовскому своему государю и многих сам приводил к присяге. Митр. Иосиф III, ранее епископ Смоленский, один из лучших митрополитов зап.-рус. Церкви. Он происходил из знатного литовско-рус. рода, что давало ему возможность тверже держать себя. С благочестием соединялось у него просвещение. Он хорошо был известен королю Сигизмунду и патриарху. Будучи еще архимандритом Слуцким, он побывал на Востоке и с любовью изучал обыкновения восточной Церкви. Все это дало ему возможность навести порядок в зап.-русской Церкви, долгое время страдавшей от ряда нестроений. Для этого в 1509 г. он созвал большой собор в Вильне для исправления дел церковных. Собор строго осудил всякие подкупы и искательства мест священного служения и постановил, чтобы впредь избирать на это служение людей достойных, после должного испытания и по установленному на то законному порядку. Епископам предписано было быть послушными митрополиту, не увлекаясь в мирские дела, а занимаясь церковными. Собор, строго осуждая злоупотребления ктиторов и патронов своими правами, твердо определил им знать и соблюдать меру своих прав и обязанностей. Священников, служащих при церкви без благословения архиерея, по воле одного пана, решено было лишать сана.

Постановлениями собора духовенство хотело противодействовать вредному влиянию иноверных властей и панов. Митрополит, поддержаный кн. К. И. Острожским, с которым был особенно близок, просил Сигизмунда подтвердить королевской граматой все права православной Церкви. Это было последним исполнено в 1511 г. Митр. Иосиф приглашался королем создать церковную унию. Он в ответ, по совету константинопольского патриарха, сослался на свою зависимость от него, не позволяющую ему самостоятельно предпринимать такое решение.

Владыка Иосиф, с согласия короля, первый из киевских митрополитов присоединил к титулу «и Галицкий». В эти двадцать с лишним лет православные в литовской Руси пользовались миром и спокойствием. Возобновлялись древния обители, в числе их в 1529 г. одна из древнейших, Межигорская-Преображенская, с 1240 г. лежавшая в развалинах.

Митрополит Иосиф был особенно близок с кн. К. И. Острожским и с Александром Ходкевичем. Род князей Острожских, потомков русских князей, туровских-пинских или черниговских, получил особое значение с XIV в. В 1340– 49 гг. кн. Даниил Острожский вооруженно защищал Галицко-Владимирское княжество от польского короля Казимира. Сын его, умный, мужественный и отважный кн. Феодор, держа сторону Свидригайла против короля, защищал Подолию и Волынь.

Позднее он удалился в Киево-Печерский мон. и преставился в 1441–2 г. иноком Феодосием, будучи затем причислен к лику святых. Сын его Василий соорудил, при дворце своем, Богоявленскую церковь и основал Дерманский мон. Внуком его был кн. Константин Иванович Острожскiй (1460–1530).

Занимая крупное положение в литовско-русском государстве, имея звание «наивысшего гетмана», обладая огромными средствами, он всем значением этим пользовался для покровительства и помощи Церкви. Чтобы упразднить запрещение сооружать православные храмы в Вильне, он, в присутствии знатных русских и литовцев, дал перед сражением при Орше обет выстроить в Вильне две каменные церкви Св. Троицы и Св. Николая, если выиграет сражение. Победив, он получил от короля право на это, чем нарушалось распоряжение короля Казимира. Сверх того, он обновил кафедральный Пречистенский собор. Строил он монастыри и храмы в других частях государства. Приближаясь к кончине, владыка Иосиф поручил князю митрополичью кафедру и все достояние ея. Он исполнял это завещание до самой кончины.

Происходя из старинного литовско-русского рода, Александр Иванович Ходкевич был Новогродским воеводой и маршалом вел. княжества Литовского. Верный Православию, как и его предки, он отличался особым благочестием и усердием к Церкви. Он был ктитором Супрасльского мон. Митр. Иосиф был его соктитором. Они оба богато одаряли и устрояли обитель, получившую устав, основанный на древних правилах монастырского общежития. Супрасльский мон. стал для всей православной Литвы примером. Тогда еще были и другие знатные и богатые православные ктиторы и патроны, заботившиеся о монастырях и церквах на своих землях. Лишь небольшая часть панов и бояр, и то, главным образом в Литве, были в те времена католиками.

Известна покровительством христианскому просвещению в половине ХVI в. княгиня Анастасия Ольшанская, супруга князя Заславского. Благочестивая сестра ея, Иулгания, скончалась 16-ти лет, не позднее 1540 г. Погребена она была в приделе великой Печерской церкви. В начале XVII в. мощи ея обретены были нетленными, и при них совершались чудеса. Отец обеих сестер, князь Георгий Дубровицкий-Ольшанский, был одним из благотворителей Печерской Лавры.

В первой половине ХVI в. виднее прежнего стали проявлять деятельность на пользу родной Церкви особые общества из средних классов называвшияся братствами. Зародыш братств коренится в древнем и общем всей России обычае братчин, о которых говорилось раньше. На западе Руси и в Литве братства стали устраиваться сначала лицами, занимавшимися одинаковым промыслом и ремеслом, при чем союзы эти освящались молитвой. Сперва в него входили как православные, так и католики. Древнейшим братством в Вильне было кушнерское. Составили его кушнеры-меховщики, скорняки. С 1538 года оно имело свой письменный чин или устав, утвержденный Сигизмундом I. Настоящее православное братство создалось в Вильне при кафедральном соборе, почему называлось братством дома Пречистые Богородицы. Братство это получило благословение от м. Иосифа и патриарха.

В описываемое время положение православных в Червонной Руси или Галиции было несравненно тяжелее, чем на Руси литовской. Во второй части (стр. 108) отмечалось закрепление в этой, захваченной поляками, русской земле, католичества установлением латинских епископских кафедр. Польские короли раздавали на Руси, как они именовали Галицию, земли польским панам. Количество православных землевладельцев слабело. Поляки, чувствуя себя господами положения, нередко нападали на поместья русских и захватывали их. Король Владислав Ягайлович, старший брат Казимира, особенно много земель роздал полякам. Почти всю Червонную Русь отдал он знатному и богатому семейству Одровонжей. Чтобы откупиться от них православные позднее согласились уплатить Казимиру особую дань. Многие жители бежали из Галиции и уходили на восток, где приставали к вольным казакам.

Церковью в Галиции в это время управлял митрополит Киевский чрез наместников, именовавшихся справцами. Справец ведал, собственно, округом Галича. Проживал он в имении за городом. При существовавшей там церкви жило высшее духовенство (крылос). Соборная церковь именовалась крылошанскою, а село – Крылосом.

В 1509 году король Сигизмунд I дал латинскому Львовскому архиепископу право назначать этого справца, желая, как он выразился в грамате: «по долгу христианскому, чтобы схизматики в Галиции удобнее могли бы быть привлекаемы к истинной вере». Произошло же это тогда, когда киевские митрополиты стали именоваться и галицкими. Права православных стеснены были до крайности. Их свидетельства не признавались магистратом, они вносили десятину в пользу латинских приходов, магистрат назначал православных священников, вносилась поголовная подать «за схизму». Помощи православным ожидать было не откуда. Московский государь был далеко и не мог заступаться, как это делал за единоверцев в соседней к нему Литве. Пришлось и там сплотиться с помощью братств. В 1544 г. было основано во Львове, столице Галиции, первое – Св. Николаевское – братство.

В двадцатых годах ХVI в. за православных галичан заступился кн. К. И. Острожский. Король смягчил несколько их положение. С ведома латинского архиепископа королем был назначен митрополичий наместник, православный дворянин Гдашицкий, согласно грамате имеющий наблюдение над «попами и синагогами Русского обряда». Синагогами король называл православные храмы. Наместник, возведенный в сан львовского архимандрита, проявил большое усердие в пользу православия. Униженное и притесненное духовенство ободрилось. Начали возвращаться в истинную Церковь отпавшие от нея из страха. Архиепископ всеми способами добивался от короля удаления ревностного наместника. Последний был удален. Наместником архиепископ назначил католика Сикора. Тщетны были жалобы галичан королю. Митр. Иосиф III, с своей стороны, назначил им наместника, но тот оказался неудачным. Тогда православные всех сословий, с участием духовенства, выступая от «земли Русской и Подольской», выбрали наместником львовского гражданина Макария Тучапского. Митрополит, возведя его в духовный сан, утвердил в этом звании. Удалось получить на это согласие короля. Архиепископ заявил королю, что наместник поставлен незаконно, без его согласия. Дело рассматривалось в сейме, который, конечно, принял сторону архиепископа. Галичане нашли, через двух панов, доступ к корыстолюбивой королеве Боне (урожд. Сфорца). Получив 200 волов, она добилась отмены королем привилегии, заготовленной архиепископу, и предоставления ея Тучапскому. Потом убедили короля отказаться от этого решения; галичане дважды дарили волов. Архиепископ, опираясь на сейм, настаивал на своем. Тогда король посоветовал галичанам просить митрополита поставить им Тучапского в епископа. Когда это было исполнено, король утвердил его. Восстановлена была древняя Галицкая епархия, независимая от Львовского католического епископа.

Преемник Сигизмунда I, последний из Ягеллонов, Сигизмунд II Август (1548–1572), находясь под влиянием усилившегося в Польше и Литве протестантизма, относился к вероисповедным разногласиям между своими подданными терпимо. Он предоставил христианским вероисповеданиям полную свободу. В 1563 г. на Виленском сейме последовало уравнение православного шляхетства с католиками. Тем самым отпадало постановление Городельского сейма. Но при том же либеральном в вероисповедном вопросе короле появились и печальные предвестия новых бедствий для православной Церкви. Такими предвестиями были Люблинская уния и призвание в Польшу и Литву иезуитов.

Король был бездетным и с ним прекращалась династия Ягеллонов и тем самым та личная уния, которая существовала между Литвой и Польшей. Поляки желали еще до смерти Сигизмунда-Августа заменить личную унию унией реальной – создать общее государство. В 1569 г. на сейме в Люблине выдвинут был этот вопрос. Литовцы сначала сильно противились этому, но принуждены были согласиться. Создалась Речь Посполитая. Литва сохраняла известную автономию, но, конечно, полякам принадлежала главная роль в общем государстве и естественно усилилось значение католичества, хотя сеймом и было обещано православным свободное вероисповедание, употребление русского языка в оффициальных документах и другия вольности. Печально было то, что вся Малороссия попадала в непосредственное управление Польши. Поляки католики стали свободно проникать во все литовские и русские земли, завладевать должностями, имениями, представительством на сеймах и развивать свое влияние в явный ущерб интересам местной народности и народной православной веры, к которой они относились враждебно. Через три года после Люблинской унии Сигизмунд II Август умер. Польский престол стал избирательным и занимался королями, чуждыми Литве и, тем более, русским областям. Недолго правил Бурбон Генрих, занявший потом престол Франции, а затем кн. Семиградии или Трансильвании Стефан Баторий (1575–1587), способный король, отличный полководец, победивший Россию в Ливонской войне. Он был убежденным католиком и очень покровительствовал иезуитам.

Во время войн России с литовско-польским государством происходило передвижение границ, в связи с чем менялся и состав епархий Киевской митрополии. В 1500 г. отделилась от последней Черниговская епархия и вскоре была закрыта. С 1563 по 1579 г. часть Полоцкой епархии, с Полоцком, находилась под властью московского митрополита.

В состав митрополичьей кафедры входили земли образовавшия в ХV и ХVI вв. воеводства Виленское, Трокское, Ново-грудское и Киевское, Галичину (позднее имевшую отдельного епископа) и Подолье. Стольным городом митрополитов была Вильна, но они жили преимущественно в Новогрудке (Новгородке). Кафедральным собором в Вильне был собор Пречистые Богородицы, именовавшийся обыкновенно Пречистенским, основанный Ольгердом и освященный в 1348 г. святителем Алексием, тогда епископом Владимирским. В 1511 г. собор был полностью перестроен на средства кн. К. И. Острожского и освящен во имя Успения Пресвятые Богородицы. В нем погребены Ольгерд и супруга его Иулиания, в 1513 г. – вел. кн. Елена Иоанновна. Она завещала храму чудотворную икону Божией Матери Одигитрии.

В Вильне тогда существовало 18–20 церквей. Из них наиболее известные: Пятницкая, основанная первой супругой Ольгерда Марией, княжной Витебской, по преданию на месте капища языческого божества литовцев Ракутиса. Это был первый христианский храм в столице Литвы. Николаевская, у которой были погребены свв. мученики Иоанн, Антоний и Евстафий. Храм этот существовал до 1481 г. Святые мощи перенесены были сначала в Троицкий, в половине XVII в. в Свято-Духовский мон. Никольская (Перенесенская) воздвигнута была в 1514 г. кн. К. И. Острожским в память победы, одержанной им над московским войском. В Вильне были монастыри: Троицкий, Георгиевский и Благовещенский. В Св.-Троицком м., в котором первую церковь воздвигла княгиня Мария, кн. К. И. Острожский в 1514 г. построил каменные храм и здания, вместо прежних деревянных. В обители сначала пребывала чудотворная икона Божией Матери Остробрамская, вывезенная Ольгердом в 1363 году из занятой им Корсуни-Херсонеса. Он передал ее княгине Иулиании. Впоследствии образ был перенесен в находившуюся вблизи монастыря часовню у Острого пли Русского конца города. В конце XV в., когда вокруг Вильны была воздвигнута каменная стена, при остром конце ея были устроены главные ворота в виде башни, с часовней внутри. Туда и была поставлена икона. Прежнее именование ея Корсунской стало забываться, и она стала называться Островратской, Островоротной. Когда русское название заменено было польским «Остра Брама», икона и получила нынешнее именование. В начале XVII в. вице- канцлер вел. княжества Литовского Степан Пац и виленские бургомистры Дубовичи построили при часовне католический монастырь и отдали его кармелитам. В 1829 г., когда лик иконы был прочищен и промыт, обнаружена была славянская хвалебная песнь «Честнейшую херувим».

В Троках, столице Кейстута и Витовта, потом главном городе Тройского воеводства, были две церкви, составившия т. н. Трокскую архимандрию. Грамата Витовта, данная в 1384 г., гласила: «Мы вел. кн. Витовт, нареченный во св. крещении Александр, по просьбе и желанию великой княгини нашей Ульяны, дали трокскому нашему монастырю рождества Пречистой излучину трокского озера, что у большой дороги ... К тому прибавили мы пустошь, землю и сеножать» и пр. Его охраняли впоследствии то наместники вел. князя, то разные дворянские фамилии Литвы, тогда православные. В Гродне, древнем русском городе, подпавшем потом под власть Литвы, уже в XII в. было много каменных церквей, и основан был на р. Немане Борисоглебский Коложский мон. Выше упоминался Супрасльский Благовещенский мон., основанный в 1498 г. на р. Супрасли, в м. Гродке. Первыми иноками его, по преданию, были монахи, вызванные с Афона, В 1500 г. обитель перенесена была в более уединенное место, среди лесов, в 20 верстах от Белостока. Ходкевичами основан был и другой монастырь – в м. Заблудове, в 14 в. от Белостока. В 1568 г. гетман Григорий Ходкевич в Заблудовском м. создал типографию. В 1576 г. типография была закрыта или перенесена в Супрасль. В Ковне в начале XVI в. упоминается Николаевская церковь. В м. Сурдегах (б. Ковенской г.) в 1550 г. Анной Шишанкою-Ставецкою был основан Свято-Духовский мон. В Новогрудке, втором стольном городе, был кафедральный Борисоглебский собор; в пол. XVI века упоминается Свято-Троицкий мон. Вблизи Новогрудка продолжал существовать Лавришевский м.

В Слуцком княжестве, где правил род князя Михаила Олельковича, старшего брата последнего православного князя киевского, известны были монастыри Св. Троицкий и Ильинский. В Минске были обители Вознесенская, Св. Троицкая, и Николаевская; в минском уезде в м. Соломеречье, Покровский мон., основанный кн. Соломерецкими в первой половине XVI в.

Киевские обители, подвергшияся разгрому татарами, начали возобновляться с XV в. и постепенно благоустрояться. Украшению Лавры много способствовали князья Олельковичи. Наибольшее усердие знатных киевских родов привлекал Пустынно-Николаевский мон.

Чернигов, со всею Северскою страной, подпал под власть Литвы с 1320 г. Только в 1503 г. вел. кн. Иоанн III отобрал у литовцев Северскую землю. Черниговские епископы, именовавшиеся с 1215 г. и брянскими, до 1415 г. зависели от московского митрополита, с 1415 – от киевского, с 1503 г. опять перешли под власть московской митрополии. Когда в 1515 г. возвращен был России Смоленск, черниговская епархия присоединена была к Смоленской. Епископы именовались Смоленскими и Брянскими до 1549 г., когда вновь была восстановлена Черниговская епархия. В Смоленской епархии было 11 обителей, из которых особенно знамениты Троицкий Болдинский мон. (с 1526) и Предтечев Вяземский (с 1542).

Полоцкая епархия обнимала в рассматриваемое время воеводства Полоцкое, Витебское и Мстиславское. Полоцк, захваченный литовцами, в 1563 г. был отобран царем Иоанном IV, но в 1579 г. снова завоеван королем Стефаном Баторием. В нем было много монастырей, в числе их древние: Спасский в урочище Сельце, из которого пр. Евфросиния предприняла паломничество в Иерусалим, где и преставилась; Петровский, основанный кн. Михаилом около 1235 г.; Борисоглебский или Бельчицкий, сооруженный кн. Борисом Гинвиловичем, внуком литовско-новогрудского кн. Мингайла, овладевшего Полоцком в 1190 г. Витебское княжество было присоединено к Литве в 1320 году по смерти кн. Ярослава Васильевича, выдавшего дочь свою Марию за Ольгерда. В Витебске был Пречистенский жен. мон. В Мстиславле, подпавшем в 1359 г. под литовское владычество, и вблизи его, были монастыри: Нагорный Николаевский, Пустынский, Онуфриевский. В Могилеве, входившем в состав Мстиславского воеводства, находился Спасский мон. В Полоцкой земле, больше чем в других местах России, было монастырей.

Полоцкому архиепископу подчинено было православное население г. Риги, которое имело свою Николаевскую церковь. Кафедрой полоцких епископов был Софиевский собор (И. Чистович).

После татарского разгрома епископская кафедра была перенесена из Турова в Пинск. Пинск входил сначала в состав Туровской епархии. Епископы пинские пребывали большею частью в Лещинском мон., потом имели свой дом при Дмитриевской церкви.

Стольным городом Владимиро-Брестских епископов был Владимир, в котором находился Спасский мон. В Владимирском повете находился монастырь Честный Крест; в Ковельском уезде – Николаевский Милецкий. В Кобрине православными кобринскими князьями основан был в XV в. Спасский мон. В Подляшье (страна между реками Бугом и Наревом, к северу от Бреста) существовали в Дрогичине монастыри Св. Троицкий и Спасский; в Бельске – Николаевский; в Бресте – Симеоновский; Михайловский в Гуще, Воскресенский Корецкий, Троицкий Ясногородский. Владимирская епархия считалась одной из самых богатых. Кафедрой епископов был Успенский собор во Владимире.

Луцко-Острожская епархия, простиравшаяся на юг от Владимирской, включала в себя города: Луцк, Острог, Дубно, Дермань, Заславль и Кременец. Епископская кафедра учреждена была в Луцке еще в XIII в. В городе существовали древние монастыри Пречистенский и Васильевский. Кн. Любарт Гедиминович, первый правитель Волыни из литовских князей, украсил соборный храм Иоанна Богослова, находившийся в луцком замке, и наделил его селениями. В 1384 г. Луцк перешел под власть Гедимина и был его столицей на Волыни. Преемник его, Свидригайло, жил в нем с 1433 г. и умер в 1452 г. В это время в Луцке было до 22 православных храмов. Вблизи Луцка были Спасские обители: Чернчицкая, над р. Стырею, и Красносельская, известная к 1429 г. В Луцком уезде находился Никольский Жидичинский мон., основанный в конце XV в. и Богородичный Пересопницкий, о котором верные сведения имеются с XVI в. Тогда король Александр отдал его «в поданье» кн. Феодору Мих. Чарторыйскому. Сын его был еще православным, внук совращен иезуитами в католичество.

С именем Острога связаны воспоминания о знаменитых князьях Острожских, о которых упоминалось выше. В их владениях находились с. Дермань с Св. Троицким мон. и Дубно с Преображенской и Крестовоздвиженской обителями. Дерманьский мон. (в 20 в. от Острога) основан в XV в.; во второй половине XVI в. кн. Константин Константинович Остроясский учредил в нем для пользы Церкви типографию. В настоятели сей обители кн. Остроясский выпросил у Александрийского патриарха ученого мужа Исаакие, б. протосинкелла патриаршего. В Дубненском мон. 20 лет был настоятелем пр. Иов, потом игумен Почаевский. В принадлежавшем Острожским м. Степани был Михайловский мон. В Заславе, прежнем Изяславе, подаренном кн. Владимиром супруге своей Рогнеде и сыну Изяславу, находился Троицкий девичий мон. В Кременце – обитель, основанная Даниилом Галицким. Известны овручские Богородичный и Иоакимоанновский монастыри. Существовал монастырь в епископском имении Дутвешцах.

В древней русской Холмской епархии, оказавшейся потом под Польшею, православная церковь существовала еще в XV в. в г. Казимире. Монастыри имелась: кафедральный Рождественский в Холме, Спасский в 10 в. от Холма, в Замостье и в Люблине, основанный в 1588 г. В 1533 г. король Сигизмунд I отнял от православной кафедры ея владения.

Во Львовской епархии в это время существовали монастыри: Данилов, Георгиев, опустошенный в 1340 г. и потом возобновленный для православия, Верхратский в жоховском уезде, Синеводский в стрыйском у., позднее головчинский Преображенский (прежде 1555 г.), уневский Успенский, основанный около 1460 г. и еще прежде того Онуфриев. В грамате 1407 г. Перемышльской кафедры упоминаются: «монастырь Гручевич, Николаев, близ Перемышля, св. Спаса, мон. Сосаннин, Смольница, Лавров, св. Онуфрия». – И затем прибавлено, «и все другие монастыри, находящиеся под управлением владыки». Лавров мон. находился в самборском округе, а Спасский – близ самого Самбора. (Архиеп. Филарет).

В XV и XVI вв. в Юго-Западной Руси имелись низшия училища при церквах и монастырях. Оне, однако, мало помогали образованию, о чем, как отмечает Чистяков, писал южно-русский автор «Перестроги»: «были великие ревнители между князьями, которые с великими издержками, церквей и монастырей намуровали, и маетностями их снабдили, золотом и серебром украсили, но, что было всего потребнее, школ постоянных не фундовали». Большею частью знание ограничивалось церковно-книжной начитанностью. Помогали образованию сношения с православным Востоком, чему способствовали духовные лица из Греции и с Афона, часто посещавшия южную Русь и подолгу там пребывавшия. Высшия училища созданы были во Львове и Остроге, снабжая учителями другия училища в крае.

Позднее в 1581 г., иезуит Поссевин жаловался папе, что «некоторые русские князья, каковы Острожский, Слуцкий, имеют свои училища, в которых питается их раскол». Сосредоточившиеся в Остроге православные ученые занимались изданием священных и богослужебных книг и сочинений в защиту православия. В одном из острожских изданий тамошней школе или содружеству ученых присваивалось название Академии.

Приобрели значение типографии. Выше упоминалось о таковой в Заблудове, имении гетмана Ходкевича. Устроили ее бежавшие из Москвы в Литву диакон Иван Федоров и Петр Тимофеев Мстиславец. В 1568–69 г. они напечатали в ней Евангелие учительное, в 1569–70 г. Псалтирь. По смерти Ходкевича (1569 г.), Мстиславец перешел в Вильну, где, по поручению братьев Мамоничей, завел типографию. В 1574–75 г. им напечатано было служебное Евангелие. Феодоров из Заблудова перебрался в Львов; в созданной им типографии он напечатал Апостол. Вызванный вскоре в Острог, он и там устроил типографию, в которой напечатал в 1580 г. «Псалтирь и Новый Завет», а в 1581 г. полную Славянскую Библию. Вернувшись во Львов, он умер в 1583 г. в крайней бедности. Как отмечалось выше, кн. К. К. Острожский создал типографию и в Дерманьском мон. (Чистович).

До Острожской Библии известна была в Западной Руси «Библиа русска» Франциска Скорина, написанная церковно-славянским языком, с примесью малорусских и белорусских слов. В ней много слов и оборотов чешских и польских. Природный русский, уроженец Полоцка, Скорина обучался в пражском университете, и в Праге же перевел Ветхий Завет из чешской Библии. Новый Завет, повидимому, исправлялся им по старым славянским рукописям. В «Библиа русска», напечатанную в 1517–19 гг., вошли 22 книги Ветхого Завета. Она не пользовалась уважением у православных. (Чистяков).

Писарь великого княжества литовского Михаил Гарабурда выпросил список полной Библии у царя Иоанна IV и доставил его кн. Острожскому. Последний отыскивал, кроме того, древние списки священных книг на православном Востоке и в Италии. Избран был такой список греческого перевода LХХ, который был наиболее согласен с еврейским текстом и с славянской Библиею, присланною царем Иоанном. Труд пересмотра совершили, по свидетельству холмского епископа Иакова Суши, смотритель острожских школ Герасим Смотрицкий и Иван Федоров, знавший греческий язык. Евангелие Острожской Библии особенно сходно с Остромировым. Московское издание Библии 1663 г. было повторением острожского издания, лишь с некоторыми изменениями в орфографии. (Чистович).

Духовному просвещению способствовал, живший на Волыни с 1564 по 1583 г., кн. Андрей Михайлович Курбский, потомок старшей линии Мономаховичей. Он проявлял большое усердие к переводу писаний св. Отцев на церковно-славянский язык. Он же особенно полезен был в этой части Руси, подвергавшейся латинской и протестантской пропаганде, своими знатями и, в особенности, твердостью в стоянии за Православие. Временами Курбский не останавливался перед укорами, обращаемыми к кн. К. К. Острожскому, склонному порою к соглашательству. Ту же твердость проявлял, бежавший в Литву, б. игумен Троицкого Сергиева мон., старец Артемий, о котором упоминалось выше.

Большое волнение среди православных вызвали попытки короля Стефана Батория заставить православных принять новый грегорианский календарь, введенный им в 1582 г. в Польше и Литве. В 1583 г. в Галиции латинский архиепископ, накануне праздника Рождества Христова, силой запечатал православные церкви. Львовское братство сорвало печати. Епископ львовский Гедеон внес протест в городские книги. Поддержан он был, при бездействии митрополита Онисифора, князем Острожским и др. православными панами. В 1585 г. король издал универсал, которым дозволил православным остаться при старом юлианском календаре. К этому времени относятся полемические книги: «О римском календаре» Герасима Смотрицкого и просвещенного острожского священника Василия «О единой истинной православной вере».

Король Сигизмунд II Август не был ревностным католиком и даже охотно прислушивался к учению протестантов, пустивших корни в его государстве. Лютер почтил его посвящением своей Библии, а Кальвин – своего толкования послания св. ап. Павла к Евреям. Силен был протестантизм в Литве, где рьяным исповедником его был кн. Николай Черный Радзивил. Он владел почти половиной Литвы и мог влиять на короля через свою двоюродную сестру Варвару Радзивил, любимую супругу короля. Всюду в Польше и Литве раздавались протестантские проповеди, строились кирхи, заводились школы и типографии. Правда, в самом протестантстве не было единства. С приверженцами Лютера враждовали кальвинисты; появились ариане и социниане. Новые учения захватывали целые приходы, даже часть католического духовенства. В особенности, поддавались пропаганде знатные семьи в числе их и православные. Между католическими епископами не было единства. Враждовали главные епископы, Яков Уханский, архиеп. Гнезненский, и Филипп Падневский, еп. Краковский, при чем первый проявлял явную склонность к протестантизму, надеясь стать независимым главой польского духовенства. Обезпокоенный папа Пий V отправил к королю своего посла Коммендоне, который сумел мягкими внушениями доказать Сигизмунду опасность, которая может проистечь для государства от религиозных войн. В 1565 г. умер Черный Радзивил. Ставший после него главой протестантов Николай Рыжий Радзивил по своему значению у последних не мог сравниться с покойным двоюродным братом. В то же время епископ Виленский, Валериан Проташевич, помышляя о борьбе с протестантами, обратился за советом к кардиналу Гозиушу, епископу Варминскому в Пруссии. Председательствовав на Тридентском соборе, он считался столпом католицизма. Тот посоветовал ему прибегнуть к помощи иезуитов.

Иезуитский монашеский орден был учрежден в 1534 г. Игнатием Лойолой, называвшим его обществом Иисуса (Иезуса), поставив ему задачей бороться против: «адских чудовищ и порождений сатаны». К обычным монашеским обетам присоединен был в этом ордене обет безпрекословного повиновения папе. В 1540 г. папа Павел III утвердил орден, папа Юлий III расширил его привиллегии. Генерал ордена, зависимый только от папы, пользовался неограниченными полномочиями. В ордене установлена была железная дисциплина. Иезуиты для достижения понимаемой ими благой цели могли применять все средства. Источниками их могущества были исповедь, миссионерство, воспитание юношества.

Во исполнение совета кардинала Гозиуша епископ Проташевич основал в Вильне иезуитский коллегиум под управлением Станислава Варшевицкого. В 1571 г. устроена была иезуитская коллегия в Ярославле, сделавшаяся центром католической пропаганды в Галиции. Итоги деятельности иезуитов оказались успешными. Вскоре и Радзивилы стали ревностными католиками; их примеру следовали другия протестантские семьи.

Особенно помогал иезуитам Стефан Баторий (Обатура), князь Семиградский, избранный королем в 1573 г. (ум. 1587). Он дал в 1579 г. права академии виленской коллегии. Ректором ея орден назначил Петра Скаргу, одного из ученейших и хитрейших иезуитов, блестящего оратора. Он поднял значение академии, в которую русское и литовское дворянство отдавало своих детей. Из них вырабатывались отступники от православия. В 1586 г. в ней было до 700 учеников и более 50 учительского персонала. Скарга написал сочинение: «О единстве церкви Божией и о греческом от сего единства отступлении (1577 г.).» Король Стефан стремился насаждать иезуитов в русских землях, ценя их как проводников ополячения и окатоличения. Баторий, взяв в 1579 г. Полоцк, основал там иезуитскую коллегию, отдав в ея распоряжение местные православные церкви и обители, кроме владычних. Иезуиты сразу открыли в Полоцке семинарию для воспитания юношества. Кроме Скарги большую деятельность развивал в Литве иезуит Антоний Поссевин, оставшийся здесь после своей неудачи в Москве. Он занялся изданием сочинений, направленных к совращению православных.

Соловьев так определяет положение в тогдашних польских владениях: «Учение Лютера и его разветления, как мы видели, быстро распространилось в польских владениях; как везде, так и здесь, католицизм, обнаруживая сильное противодействие врагу, выставил свое знаменитое ополчение – иезуитов. Иезуиты, благодаря своим ловким приемам, осилили протестантизм, больной и слабый разделением. Но осилив протестантизм, иезуиты немедленно обратили внимание на более опасного врага – на старинное, пустившее в народе глубокие корни, исповедание Восточное, или Русское: против него направлены были теперь усилия иезуитов; против него возбужден ими фанатизм католического народонаселения; против него, по их внушениям, действует правительство, отуманенное фанатизмом, неумеющее разобрать собственного интереса, думающее, или по крайней мере, желающее других заставить думать, что уния церковная скрепит унию государственную, – надежда основательная только в том случае, еслибы эта уния совершилась спокойно, без насилия. Против Русской веры направлены иезуитами безпокойные силы школьной молодежи; против нея говорят они проповеди и пишут ученые рассуждения; против нея действуют они в домах и школах, отрывая русскую молодежь от веры отцовской».

Все напряженнее велась в Западной Руси подготовка к церковной унии, история которой будет изложена в части четвертой.