Взгляд раскола на переживаемое в XVII веке

Эсхатологические чаяния русских, сложившиеся к половине XVII века, как почва для развития взгляда раскола на переживаемое время.

В ряду внутренних вопросов в расколе первого периода его истории срединное место занимал вопрос о том, как смотреть на переживаемое время. Вопрос этот имел громадное значение. Он долго волновал мир раскола, сопровождал самые ужасные явления в нем, наконец разделил раскол на две части и лег в основу всего устройства одной из них. Вопрос возник очень рано. Он встречает самое начало истории раскола. Еще собору 1666–67 гг. был известна проповедь расколоучителей о том, что настали последние времена и что антихрист уже пришел в мир¹. Патриарх Иоасаф II († 1672 г.) в своем окружном послании говорил о раскольниках: «уже бо антихриста в Москве родитися имуща глаголют, иные же рожденна быти проповедают»². Позднее, именно в 1683 г. о том же свидетельствовал пред паствой патриарх Иоаким. «Глаголют, – писал он о раскольниках, – яко уже и царствует, иные же глаголют, яко вскоре имать правоверных мучити»³. Все эти свидетельства в своей основе исторически верны. Раз возникши, вопрос последних временах и об антихристе уже не был зачеркиваем, по крайней мере для раскола вообще. Но почему же возник этот вопрос в расколе и почему возник так рано? Ошибочно было бы думать, что мысль об антихристе явилась в расколе вдруг, без всякой подготовки. Нет, она явилась на подготовленной веками почве, на почве тех эсхатологических чаяний, которые существовали на Руси издавна и которые ко времени возникновения раскола окончательно сформировались и получили устойчивость. Расколу выпало на долю, так сказать, отгадать то, о чем загадывали ранее, и он, к своему несчастью отгадал.

Сущность эсхатологических чаяний, существовавших на Руси, заключалась в представлении об осьмой тысячи лет от сотворения мира, как такой, в которую должна последовать кончина мира, и п представлении о Москве, как о хранительнице православия до скончания века, иначе как о «последнем Риме». Вопрос о кончина мира неоткрытый людям занимал христиан всех веков. Еще в древнейший период христианства сложилось убеждение, что мир будет существовать семь тысяч лет. Основанием такого мнения служило то, что мир был сотворен в шесть дней, в седьмой же день Бог почил от дел своих: эти семь дней, думали, указывают на семитысячелетнее существование мира. Мнение это перешло через Грецию и в Россию. Отсюда пасхалии доводились только до 7000 года, а под этим годом подписывалось: «зде страх, зде скорбь...» Когда семитысячный год, падавший на 1492 г. от Рождества Христова, прошел, тогда веками настроенное воображение перенесло кончину мира на восьмую тысячу, называя ее иначе «осьмым веком». В конце XVI века эту мысль, между прочим, провел защитник православия Стефан Зизаний в толковании на 15 слово св. Кирилла Иерусалимского об антихристе; это толкование вошло в так называемую Кириллову книгу, напечатанную в Москве в 1644 году. В 1648 году в Москве был напечатан другой сборник под именем Книги о вере: в нем также был повторена мысль о кончине мира по истечении семи тысяч лет. Можно сказать, что книги эти записали ходячее русское мнение, но вместе с тем они способствовали и закреплению его. Таким образом к половине XVII века уже был решен вопрос: когда ожидать явления антихриста? Оставался другой вопрос: где последует явление антихриста? В древнейший период христианской истории пришествие антихриста тесно связывали с падением римской империи. Когда в V веке, Рим политически пал, идею вечного Рима перенесли на Константинополь, а в XV веке, когда и Константинополь пал, указали третий Рим–Москву. Именно стали думать, что под Римом нужно разуметь не древний Рим и не второй – Константинополь, а третий – Москву. Москва есть третий Рим и последний, четвертому не быть. Москва так сказать не допускает открыться антихристу, она есть апостольское «удерживающее», так что с падением Москвы последует кончина мира. Тут представлением о Москве, как о едином в целом мире хранителе православия. Когда падет московское православие – падет и «самодержство» Москвы, а не станет последнего в христианском мире государства – настанет и свету конец. Первая мысль, именно мысль о том, что политическое могущество Москвы тесно связано с ее православием, складывалось и крепла постепенно, по мере, того как складывалось и крепло убеждение русских, что другие христианские народы, потерявшие политическую самостоятельность, отпали от православия и вновь падают все глубже и глубже. В XV веке исконная недоверчивость русских к грекам перешла в полную религиозную подозрительность. «Трагедия достохвальная с концом злым и жалостным» – Флорентийский собор покрыл тенью свет греческого православия в глазах русского общества. Едва было получено известие об унии, русские открыто стали высказываться, что греки «к своей погибели от истин свернулись и печать антихристову на челе и деснице прияли». А между тем Константинополь скоро после того пал под напором османов. Это политическое несчастье русские тогда и поставили в прямую связь с изменой греков православию. «Непоколебимо стоял царствующий град, доколе как солнце сияло в нем благочестие, а как покинул истину, да соединился с латиной, так и впал в руки поганых». Так рассуждали русские. Случилось, что иго своих двухсотлетних поганых владык русские тогда свергли. Опираясь на эти два факта, русские книжники-грамотеи построили особую теорию об исключительном призвании Москвы в последние времена. Современными внешними обстоятельствами русского государства теория эта оценивала прошедшее русского народа, от них же она делала заключение и к будущему. Все, что имеет теперь Россия, дано ей за сохранение чистоты православия. Но и впредь перед ней тот же путь: она должна по нему следовать и будет следовать; в этом заключается ее задача и конечное назначение. Два Рима: ветхий Рим и Рим-Константинополь пали, первый – неверием апполинариевой ереси, второй от утеснения внуков агарянских; старые звезды благочестия померкли, поэтому все христианские православные царства теперь сошлись в одно царство– русское; во всей поднебесной один стал христианский царь – русский, одно православное царство – русское; оно ярче солнца светится православной верой, здесь то ныне и обретается соборная апостольская церковь. И как стоит благодатию Христовое русское царство, так и будет стоять вечно, – другим оно не достанется. Москва есть третий Рим и последний, ибо четвертому не быть; ей назначено быть хранительницей православие до тех пор пока не наступит царство, которому не будет конца. «Подобает все это держать со страхом Божиим». Явилась и легенда, чтобы закрепить гордое в значение Москвы верование в народном воображении. Ходил в обществе рассказ о новгородском «беглом клобуке», в котором передавалось, как сей клобук оставил греховные грады Рим и Константинополь и чудесными путями пошел искать нового приюта в третьем Риме, засиявшем благочестием среди лесов российского острова. «Святая святым»! – такой был глас, когда принят здесь клобук. Таково было общественное мнение, его поддерживала и правительственная власть. Она сама предлагала приезжавшим в Москву представителям греческой церкви собственноручно подписаться, что Москва «благочестием все превзыде». Таким путем русская церковь с ее православием в представлении русских стала синонимом церкви вселенской и ее православия; идеал церкви вселенской заключен в географические пределы церкви русской. Всякая здесь перемена, думали, может быть только изменой православию, падением, последнее в целом мире, такое, за которыми последует явление антихриста. А такая перемена будет, ибо должна быть по Писанию. В ответ на вопрос, откуда надо ждать «тяжкого поветрия» для московского православия? упорно указывали на латинский запад. Под влиянием исконных суждений русских о латинской вере, как «злой» и «поганой», и под впечатлением от чтения тех древле-отеческих творений, которых нарождение антихриста полагалось в римской империи, в латинском мире, легко было прийти к убеждению, что антихриста нужно ждать с запада, из веры латинской, по крайней мере в том смысле, что явление антихриста имеет тесную связь с тем отступлением от веры, которое началось на западе со времени разделения церквей. Судьбы русской церкви и отечества в конце XVI века и в начале XVII, когда от папистов надо было защищать и веру и государство, усилили мистическое настроение русских умов в отношении запада. В этой борьбе уже был высказан взгляд на представителя «латинства» – папу, как на лицо, способствующее скорее осуществиться тому «отступлению», с которым последует явление антихриста, – папа, по крайней мере, «наивышний предтеча» антихриста. Такой взгляд был проведен и в Кирилловой книге. Соображая при это далее, делали другие догадки и находили подтверждение своему убеждению. Припомнили, что сатана, по Апокалипсису, был связан на тысячу лет и что Рим пал духовно именно через тысячу лет: решили, что это было первым действием развязанного сатаны. Припомнили также другое апокалипсическое число 666, число зверя, присоединили к тысяче, сумму обозначили суммою лет, и увидели, что она падает на восьмую тысячу лет: одно, думали, отступление западные униаты приступили к римскому костелу: по числу 666 надо ждать нового отступления и явление самого зверя. Такое мнение обстоятельно изложил составитель 30-й главы Книги о вере: «По тысяче лет, – писал он, – Рим пал духовно: тогда исполнилась апокалипсическая тысяча; в 1596 уния был заключена: это «второе оторвание» христиан от веры; по числу 666 не нужно и Москве иметь «от сих вин опасение», чтобы не пострадать тем же, чем пострадал запад и униаты. «Кто весть, 1666 год не есть ли год явления явственных предтеч антихриста или даже его самого»? Легко понять, что воображение читателя Книги о вере нем могло быть настроено спокойно. Когда книга появилась, опасный 1666 год приближался. Что же удивительного, если противники исправления церковных книг и обрядов в своем протесте стали на почву ходячих эсхатологических чаяний? Выходя из мысли, что кончина мира должна последовать в «осьмом веке», они рассуждали так. Замена «старых» книг и обрядов «новыми» совершилась в восьмой тысяче лет, «сиречь на конце века сего». Следовательно можно понять, куда ведет эта замена, потому что в последнее время, по Писанию, не «исправление веры будет, а «отступление» от веры: восстанут лжеучители, чтобы уготовать путь противнику Христа. Мало этого: замена «старины» «новизною» совершилась близко 1666 года, заключающего в себе сумму апокалипсических чисел сатаны и зверя и, по проречению Книги о вере, опасного для веры. Следовательно, дело «исправления» книг не есть ли дело того же развязанного сатаны, по действию которого пострадали запад и униаты и в существе своем не есть ли оно то последнее «отступление», с которым нужно ждать явление антихриста: Проверяя свое положение, противники церковных исправлений брали другую сторону ходячих эсхатологических чаяний. Исправление книг совершилось в Москве и для Москвы; но Москва есть хранительница православия до скончания века. Следовательно это «исправление» есть ли в действительности исправление? Напротив, как бы не пострадать от имеющего «на последок возмутить вселенную»? На такой вопрос отвечали: «хотят они, ученики Никона, чтобы никто не остался в прежней православной вере: это последнее знаменье пришествия антихриста». Так как «тяжкое поветрие» для московского православия ожидалось с запада, то в новых книгах и обрядах противники их усмотрели латинские ереси. И троеперстие, и четырехконечный крест, и пятипросфорие – все это, уверяли, плевелы латинской веры, равно как и все изменения в богослужебных книгах, и все это по этому самому есть признаки «присвоения к антихристу». Такой взгляд ясно был высказан еще ранее 1667 года⁴. Обращаясь к раскольничьим сочинениям, писанным после этого года, мы видим, что у расколоучителей были те же основания для суждений и та же точка зрения на предмет.

Первый ответ из Пустозерска в Москву.– Учение диакона Феодора и Аввакума об «отступлении». – Противоречие, какое замечалось особенно в посланиях Аввакума. – Феодор и Аввакум о лице антихриста.

Первое рассуждение об этом предмете прочитали москвичи – в послании из Пустозерска, полученном не позже первой половины 1669 года. «Ответ» особенно был важен тем, что дан был от лица всех главных пустозерских узников на вопрос от все московской общины. Оставшись без главных руководителей, москвичи поспешили заменить личное водительство письменным и начали с главного вопроса – о том, как смотреть на переживаемое время. Прочитав послание, пустозерские расколоучители предали его книжности диакона Феодора, а когда последним поручение было выполнено и «ответ» был готов, одобрили его и отправили по назначению. Таким образом москвичи получили послание за подписью Аввакума, попа Лазаря, диакона Феодора и инока Епифания. Выходя из положения для земного мира и что исполнилось уже и число лет, когда подобает, по Писанию, быть последнему «отступлению» от веры, «ответ» проводил ту мысль, что «последнее отступление» действительно уже началось в мире и что поэтому подобает близко ждать того дня, в который каждому будет воздано по делам его. «Вся священная Писания проидохом, ветхая и новая, – писали расколоучители, – а не обретохом нигде, что в последнее время исправять веру добре и обрящут истину. Несть тако, но вси пророцы и апостолы Христовы и вси святые отцы вопиют согласно истинному Христу, своему учителю, яко в последнее времена восстанут лжехристи и лжеучителя и священные Писания исказят и превратят и отступят от веры (VI, 280)». В убеждении, что упоминание о «последнем времени» освобождает от указания на восьмую тысячу лет, расколоучители отмечали: «ныне видим, мнози отступили от веры и отступают лестью сатаны: тому бо попусти Бог прельщать народы» (–293). А чтоб доказать, что это есть «отступление», которое «хочет быть, по апостолу, прежде пришествия сына погибельного» (–270), расколоучители ссылались прямо на цифры. Они брали апокалипические 1000 и 666. «По тысячи лет от воплощения Господа нашего Иисуса Христа развязан бысть змий древний, сатана, на мало время, да льстит народы, якоже глаголется во Откровении Богословли. И хоботом своим, папою римским, отторже третью часть звезд небесных, сиречь православных христиан, от веры, церковного неба, и поверже их на землю, сиречь на земное плотское мудрование, еже есть вражда на Бога. И то сатана римское царство на западе, идеже престол его есть, учинил матерь и приятилище всех ересей... Глаголется и любодейцы, которую «виде Иоанн Богослов сидящу на звере червленном, исполнь имен хульных⁵. Ведый себе стана, яко время мало имать, по Писанию, –ьщится всеми силами, чтобы поклонились прелести римской все живущие на земли. И в пресветлое русское царство до сих времен многажды заглядывал вселукавый вряг, мысля от правыя веры отторгнути нас, но не попустившу Богу тогда, яко не у еще исполнися Писание и число зверино 1666». Указав эти случаи «ответ» продолжал: «и егда убо испольнися Писание, – настоящее время откры тайну, – по Откровению Богословлю, глава 13, по числу зверя: 600 исполнися по римском отступлении, тогда Малая Русь отступила от веры, иже глаголются униаты. И по сем егда прейде 60 лет, тогда, Богу попустившу, сатане восхоте свое дело совершити, и великое российское царство отторже хоботом своим Никоном». (VI, 281–4; ср. 317–18). Так, по общему мнению Пустозерских расколоучителей совершилось «отступление» по числу лет, так исполнилось Писание об этом. «Аще бо, – уверяли они, – и не тому, то иному такову сосуду злобы явити бы ся, да не мимо идет Писание» (–326). При этом «ответ» припоминал в частности, – как «первее всех Христово знамение в сложении перст отнял Никон у христиан» (–284), как затем в новых книгах будто бы напечатали «молится духу лукавому» (–286), – и добавлять, что такому искажению веры «конца не будет» (–289), что наоборот «ученицы Никона своими растленными догматами антихристу путь «уготовляют» и его «ждут» (–296). Имея все это в виду, расколоучители в заключение восклицали, называя себя и всех своих последователей остальцами «последнего часа (–297): «время, Господи мертвых суд прияти» (–298).

Таков был первый ответ пустозерских соузников, в котором они выразили свое воззрение на переживаемое время. «Ответ» читали, ему, конечно, верили, но при всей авторитетности, какую должен был иметь он в глазах раскольников, – мнение не получило после этого одного и определенного направления. Из дальнейших посланий из Пустозерска видно, что их составителям еще и еще, и до конца жизни, много раз приходилось возвращаться к тому же самому вопросу. Между тем как первый «ответ» из Пустозерска указал только признаки «настания» последнего «отступления», – в центрах раскола искали самого последнего антихриста и нередко кричали, что нашли его. В Москве усердствовал инок Авраамий, в поморье были свои деятели, в Сибири свои. Течения сталкивались и в бурном всплеске противоречий потопляли почву под расколом. Поэтому вопросы то и дело летели в Пустозерск, да и не в Пустозерск только. Особенно много труда выпало на долю диакона Феодора. Помимо ответа некоему иноку и послания другому неизвестному по имени лицу, вопрошавшему Феодора «о антихристовой прелести», диакон писал об этом предмете в Москву некоему Иоанну, потом «всем верным» в особом послании, наконец в послании к сыну Максиму. Во всех случаях он трактовал о предмете с охотой и с свойственной его перу большей или меньшей обстоятельностью. Иначе чувствовал себя Авваум. И он касался вопроса во многих посланиях, но лишь потому, что его неотвязно спрашивали, и поскольку это было возможно, почти каждый раз спешил оставить его, не раскрыв в подробностях, – отсылая за ними к книгам, то приглашая совсем «плюнуть» на этот предмет, то заканчивая речь неуместным тоном смирения: «моя совесть спорить не хочет, – по нужде ворчу, понеже докучают, а кабы не спрашивали, я бы и молчал больше». Очевидно Аввакум чувствовал и сознавал, что ему, да и не ему только, трудно разобраться в тех спорах, какие тогда возникли по данному вопросу в расколе. Вероятно и то, что эти споры, когда раскольники доходили до мудрований противных Писанию, нелепых и хульных, до некоторой степени способствовали отрезвлению воззрений самого Аввакума, хотя с другой стороны бесспорно, что иногда одно его слово, вызванное порывом ненависти к церкви, производило такую смуту в расколе, пожар которой вынуждались тушить потом и сам Аввакум и другие, и большей частью совсем безуспешно. Во всяком случае полемика Аввакума должна занять видное место в истории рассматриваемого вопроса.

В посланиях диакона Феодора были раскрыты те мысли, которые более кратко он изложил ранее в «ответе» в Москву, писанном им по поручению его соузников. Из сопоставления этих посланий выясняется его взгляд с достаточной полнотой. «Все Писание глаголет, что в последнее время везде отступят от веры, а не исправят веру. И сам Господь глаголет: егда приидет Сын Человеческий обрящет ли веру на земли. Вонмем Христову словеси». Такими словами закончил Феодор свой ответ «иноку» (VII, 241). Точно также писал он и в послании к Иоанну: «Богословцы мнози глаголют, яко последняя времена Христовы веры не будет на земли, кроме в малых токмо останется. Егда приидет Сын Человеческий, обрящет ли веру свою на земли. И на сие богословцы глаголють, толкуя: не обрящет» (VI, 65–6). Так как это положение в ряду доказательств являлось у Феодора исходным, то в послании к сыну Максиму он входил в рассмотрение его с большей подробностью. Приведя евангельские и апостольские изречения о последних временах, он и здесь с той же неизменностью заключал «вонми же здесь всякий правоверный о всех вышереченных словесех Христовых и апостольских, яко не сказа ни един, еже бы в последнее время быти исправлению, по страстному хвалению никониан». (—174—7). Таким образом расколоучитель выходил из понятия о последнем времени, когда начинал рассуждать на об обстоятельствах своего времени. Потом он приводил на память апокалипсические числа 11000 666. «По скончании 1000 лет развязан бысть сатана от темницы своея» и «отторже хоботом своим третью часть звезд небесных», – толковал Феодор в ответе иноку апокалипсические слова: это значит, что по тысяче лет от Рождества Христова отпал от восточной церкви Рим со всеми западными странами. «И по сем что есть: имеяй ум да почтет число зверино: число бо человеческое есть, число его 666» (Откр.13:18). В этом числе содержится указание на дальнейшие действия развязанного сатаны. «Ох, ох увы, сего премени исполнения. На нашу, отче, землю придет это зло. Когда исполнилось 600 лет после римского падения, тогда Малые России народы отступили к римскому костелу от восточный церкви Христовой. Когда же после того исполнилось 60 лет тогда в Великой России у нас великое смятения учинися, также и отступление совершися... А по шести годах по шестидесяти, мню, совершенное антихристово мучение настало уже». (VII, 237–9). Таково, – по учению диакона Феодора, – исполнение числа звериного: по числу 666 совершилось последнее отступление от веры. В связи с этим расколоучитель опирался на понятие о «третьем Риме». Как прежде, после падения Рима первого и второго, Москва сделалась единой в целом мире хранительницей православия и оставалась таковой до этого времени, третьим Римом после двух первых, впавших нечестие и в себе вместивших его с целого мира, так наоборот теперь она явилась вместилищем всемирного нечестия. «Настоящая это вражеская прелесть, – писал Феодор неизвестному по имени почитателю его, – прелукавнейши обретается римского помрачения, или тьмы, понеже глава его тогда еще в смертном заколении бяше, сказав духовным оружием, от правоверных духовных отец отлучением верных, римское неистовство проклято. Ныне же, по исполнении имени его, шестьсот шестидесяти шести лет, язва смерти его исцелилась, сиречь во едину державу нечестия все три Рима совокупишася» (VI, 81). Поэтому Феодор и Иоанна уверял: «иного отступления уже нигде не будет: везде потому что было, последняя Русь тут. И от часа этого на горшее происходить будет (–66). «Слышите паки, паки правовернии братие, – взывал Феодор в послании к Максиму: «уже все отступления совершились, по писанию, во всех царствах» (–181). Благочестия же нигде не осталось; следовательно и отступление уже последнее. Таким образом уверенность, решительность, с какой говорил диакон Феодор, показывает, что он судя по всем признакам, считал положение вещей ясным, бесспорным. Так подготовлена была почва для этого! В частности раколоучитель прямо указывал на Книгу о вере. «О всем том вышереченном, отче, чти Книгу о вере, главу 30», – писал он в заключение своего ответа «иноку» (VII, 241). «И больше того не ищите, и о себе ничего не мудрствуйте», – давал он наставление и «всем верным», вопрошавшим его о последних временах и об антихристе, указывая на ту же Книгу о вере (VI, 265).

Итак, диакон Феодор пришел к выводу, что совершилось «отступление от веры» в русском царстве или – что тоже «последнее отступления». Тут же однако же нельзя было остановится. Писание ставит понятие об «отступлении» в связи с понятием об антихристе. Поэтому в ответе иноку Феодор и писал: «вся сбышася божественная писания и отступления, и чему по отступлении бысть, то грядет» (VII, 241). В другом месте он входил уже и в разъяснение подлежащего вопроса. В послании к сыну Максиму он писал: «Что же по отступлении последнем грядет, послушай апостола Павла». И приведя вслед затем слова 2Сол.2:3, Феодор толковал их: «смотри, по отступлении антихрист придет скоро» (VI, 178). Точно также Феодор отвечал иноку: «апостола Павла глагол исполнится: прежде рече, быти подобает отступлению, потом антихрист придет» (VII, 241). Так должно быть, по слова Феодор и по другим указаниям. «Антихрист по седьмой тысячи явится сам», – писал он послании к Максиму, – о сем писано есть в Синаксаре неделю Мясопустную, в Триоди. Внимай же, ко и седьмая тысяча прейде уже давно, и восьмой тысячи уже второе столетие заканчивается: и то же подоспело время пришествия антихристова (VI, 182). Поэтому в полном убеждения диакон Феодор взывал: «слышите паки, паки, правоверные братие, яко второе пришествие близ есть», ибо «по антихристе скоро, яко молния, придет Христос» (VI, 181). И еще: «конец есть веку сему, упражнение всему... Не коснит бо Господь, но грядет скоро. Ей, гряди Господи» (VI, 191–2). Чтобы устранить при это некоторые недоразумения, Феодор решал их с легкой развязностью. Так св. Ипполит в слове об антихристе сказал о зверином числе 666: «не бо, рече, опасно знать этого писания». Точно также и Андрей Кессарийский при толковании Апокалипсиса «егда дойде до числа того, рече: се бо время открыет». Теперь, – уверял Феодор в послании об антихристе, – «тем тайнам придет время», поэтому «благоверными уже и познано» то число и только « в гибнущих ныне покровено есть» (VI, 265). Писание говорит также, что прежде пришествия антихриста будет проповедано евангелие по всей вселенной. И по поводу этого расколоучитель рассуждал очень легко: «разумейте, – мудрствовал он в послании к Максиму, – яко проповедь евангельская была уже во всех языцех по вселенной, давно держалась ими многие года и угасла везде повсюду самая истинная вера Христова, и бысть яко не бысть» (VI, 175). Таким образом, как ясно из всего сказанного, не может быть сомнения о том, каких убеждений держался диакон Феодор. Он думал, что пришествия антихриста последует «скоро». Точно также проповедовал и Аввакум. «Антихрист, по его выражению в «книге на крестоборную ересь», – уже придет ко вратам двора» (V, 261). «Все, – писал он беседах к братии о ненавистных еми никонианах, – все на антихристово лице устроили. Чему быть? Дети его; отцу своему угладили путь..., скоро будет и сам антихрист» (V, 361). «Никонианам, – писал он и в послании ко всем верным, – Христос не царь: у них антихрист царь» (V, 248), они уже «путь ему подстилають» и «как вычистят везде, так и антихрист в свое ему время» явится (V, 250). Аввакум даже видел антихриста. «А я, братия моя, рассказывал он в беседах к братии, – видал антихриста, собаку бешеную, – право видал. Некогда мне печальным бывшу и помышляюще, как придет антихрист, враг последний, и коим образом, да сидя забыхся. А се на полу нечистом много множество людей вижу. И подле меня никто не стоит. Я ему говорю: чего ради людей много в собрании: Он же отвеща: антихрист грядет: стой, не ужасайся. Я подперся посохом своим двоерогим протопопским, стал бодро: ано ведут ко мне два, в белых ризах нагого человека, – плоть у него вся смрадна, зело дурна, огнем дышит изо рта и из ноздрей, и из ушей пламя смрадное исходит. За ним царь наш последует и власти со множеством народа. Когда ко мне привели его: я на него накричал и посохом хочу его бить. Он же мне отвечал: что ты, протопоп, на меня кричишь? Я не хотящих е могу обладати, но волею последующих мне, сих в области держу. Да изговоря, упал предо мной, поклонился на землю. Я плюнул на него, да очнулся... И дурно мне сильно стало и ужасно. Да нечего на то глядеть: я знаю, по писанию об антихристе, и без показания: скоро ему быть» (V, 362–2).

Так решительно Аввакум и диакон Феодор проповедовали близость пришествия антихриста и должны были проповедовать, потому что указывали несомненные по из доказательствами признаки обнаружения последнего «отступления». А между тем последователи раскола имели основание не верить им. Читая тетрадки из Пустозерска, беспристрастный легко мог видеть уклонение их от последовательности. В самом деле, апостол говорит и об «отступлении» и об «антихристе», но о том и другом как об одном признаке кончины мира. Отступление есть действие, антихрист, есть лицо. Первое произведет почву, на которой народится антихрист, второй сосредоточит в себе отступление и возглавит его. Так как отступление в полном своем обнаружении немыслимо без этого возглавления, так что отцы церкви в этом смысле называют антихриста отступлением, то понятно, почему раколоучители пришли к мысли о скором пришествии антихриста; а так как царствование антихриста кончится убиением антихриста духом уст Христовых, то понятно и то, почему расколоучители проповедовали близость кончины мира. Отсюда, о возможности возвращения к старым книгам не могло быть и речи, потому что конец господствования новых книг мог быть не иной, как вместе с концом мира. Между тем в посланиях из Пустозерска не было такой прямолинейности. В послании к Иоанну диакон Феодор высказывался с положительностью, что любители новых книг будучи «ослеплены от древнего врага, блудят без матери и без пастыря Христа, на всяко лето себе переправляют, а в познание истины никогда же не придут, но от часу в горшее приходят нечестие» что так будет далее, с каждым годом и месяце, с каждым днем и часом, горше и горше, «их бо година прииде и область темная». (VI, 70). Такое уверение, с большей решительностью потерявшее то, что было сказано и в «ответе» за подписью всех пустозерских узников, вполне было понятно в том послании, в котором возвещалось, что «иного отступления уже нигде не будет», потому что являлось прямым выводом из этого последнего положения. И однако же через несколько лет, уже под конец жизни, именно в послании к Максиму, где близость кончины мира проповедовалась также с решительностью, по данному предмету Феодор высказался только в форме вопроса. Он рассказывал о видениях после пустозерской казни, бывших ему, Феодору. «Прежде всего, писал он, после казни вскоре, молил Христа-света, да явит ми: будет ли никонианской прелести разрушение, и конец потребления? И показано ми сице о то. На пустом месте стоит погреб зело велик, яко 15 сажен и глубок подобен аду. И полон бысть погреб адской меду сырцу и роздан уже весь в мир той лестный мед, остался токмо един угол. И на нем стоит, яко на глине, сам Никон, в единой свитке балахонной и на главе его колпаченко худо, яко на кабацком ярышке и своими руками раздает мед той, не в сосудах стоит ту, но так лежит, яко глина. И по сем с небес от Бога гнев послался велик на всех людей тех, кои принимали мед той от Никона, – начать падати свыше на них, яко скалы черные со огнем и все люди возмутились от того сильно. И се конец тому видению. Рассуждай всякий сам. И потом паки еще просил у Спасителя своего о том же и показано сице еще: видел поле некое темно и жаб исполнено бысть и жабы те изомроша и исохша, яко листвие, и бегало по них и топую ногами. И се конец тому. А что будет? – не вем» (VI, 94–5). Откуда эта нерешительность? Была ли она следствием колебания в воззрении? Или это было попыткой уклонится от вопроса? И что за ответ с ссылкой на сонное видения, когда требовалось говорить от Писания? Так или иначе, но важно в данном случае было то, что вопрос не был решен, гармония послания была нарушена, читатели его оставлены в недоумении. В посланиях Аввакума противоречия уже прямо били в глаза своей резкостью. Достаточно прочитать некоторые из посланий, чтобы видеть это. Так, например, в беседах к братии, обращаясь мысленно к православным, Аввакум писал: «ваше никонианское собачье умышление скоро извод возьмет, не будет яко мирсина и кипарис, но яко неверие паки в прут иссохнет и в прах разыдется и провоняет яко мертвый пес⁶». В другом месте тех же бесед он успокаивал братию такими словами: «Нечего много говорить, – подождать, не пособить до воли Господни, аже умилосердится о на, бедных, и услышит плач вопиющих к нему день и нощь. Надеюсь, яко прекратит дни сии за молитвы святых отце наших и подаст рабом своим отраду и утеху» (VIII, 38). Это не то «прекращение дней», за которым последуют утехи райские, – это «отрада» в здешней жизни и будет она скоро (VIII, 45). Особенно высказался Аввакум в послании ко всем верным: «о последнем антихристе не блазнитеся, – писал он здесь, – нынешние бояре его комнатные, ближние друзья, возятся яко бесы, путь ему подстилают, но еще после никониан чаем поправление о Христе Исусе (раскольники употребляли такое имя Спасителя)» (V, 250). Эту проповедь Аввакум поддерживал до конца жизни. Перед смертью ему стало известно намерение раскольников «стужати царю о исправлении веры», – он признал это изволением Духа Святого и торжественно благословил на дело любимца своего игумена Сергия (VIII, 97).

Из сказанного видно, что по вопросу о переживаемом времени в воззрениях раколоучителей обнаружилась с первого шага путаница. По мере дальнейшего движения она увеличилась и особенно вследствие разногласия в учении разных лиц.

Приступая к определению понятия об антихристе, диакон Феодор ясно выказывал, что антихрист явится в виде определенной личности. Вопрос был раскрыт в послании об антихристе и отчасти в послании к Максиму. «Антихрист будет царь» (VI, 268), по происхождению «от рода жидовского, из колена Данова» (268). Быть ему царем в Иерусалиме (263). Иоанн Богослов видел жену, сидящую на звере багряном, с семью головами и десятью рогами. «Те десять рогов сиречь царей соберутся... и власть свою и силу дадут антихристу, и поклонятся ему все купно со иудеи и возвеличат его и великим царем нарекут себе, и во Иерусалиме престол ему великий устроят, идеже прежде жидовские цари были великие, и он царство их обновит и вознесется окаянный и богом себя назовет» (264). На обличение антихриста будут посланы великие и преславные свидетели Христовы: Илия пророк, Энох и Иоанн Богослов (187). Сотворив брань с ними, антихрист убьет их там, где Господь наш распят был, в Иерусалиме (264). Эти обличители антихриста имеют прийти скоро, собственным своим лицом (187). Подобно диакону Феодору и Аввакум стоял вообще на почве церковного учения, когда говорил о лице антихриста. Антихрист, по Аввакуму, будет человек, имеющий восприять все действо сатанино (88, I, 765). “Зачнется от блуда, от жены жидовки, из колена Данова» (VIII, 31), от Галилеи (88, I, 749). «Исперва будет казаться людям кроток и смирен и милостив и человеколюбив» (VIII, 31). Антихрист будет царь. «Аще и воцарится в Риме, но пройдет мучительски до Иерусалима» (88, I, 749). «Прежде антихристова царства» должны прийти на землю плотью Илия и Энох Иоанном Богословом», которые «полчетверта года» проповедовать будут людям. (V, 250; VIII, 32). Антихрист убьет своих обличителей и «повергнет телеса их на пути града» (VIII, 32) Иерусалима (88, I, 749). Через «полчетверта дни» Бог «оживотворит мертвенные телеса», пророки «взыдут на небо во очию всех человек» (VIII, 32; 88, I, 749). Таково было учение Аввакума.

Писания инока Авраамия об антихристе. – Их противоречия писаниям Аввакума и Феодора и внутренняя неустойчивость.

Таким образом, как это видно из вышеизложенного, стоя на почве русских эсхатологических чаяние, Аввакум и Феодор пришли к убеждению, что совершилось «последнее отступление» от веры и что «скоро» явится и сам последний антихрист, отступление совершилось в русском царстве. Применяясь же к учению Писания, расколоучители утверждали, что рождение и воцарение антихриста последует в не пределов России, Отсюда возникал вопрос: почему место явления антихриста не совпадает с местом обнаружения последнего отступления? Если в этом последнем случае говорили о московском государстве, то почему же вне его пределов полагать явление антихриста, с понятием о которой в Писании тесно связывается понятие об отступлении? Пример такого недоумения мы видим у инока Авраамия. Вопрос об антихристе его занимал более, чем диакона Феодора, не говоря уже об Аввакуме. При составлении «щита веры» он имел под руками писания других расколоучителей об этом предмете и сам входил в рассмотрение его. Ему несомненно известен был «ответ» за подписью четырех пустозерских соузников, а послание диакона Феодора к Иоанну он и «рукой своей подписал». Вопрос заставил Авраамия изготовить и нарочное письмо к Аввакуму. После того, находясь уже в заключении, он касался предмета в известии отцам и братьям, подробно в ответном послании к боярине Морозовой, еще подробнее в послании к боголюбцу.

В своих суждениях Авраамий выходил также из мысли о наступлении «последнего времени». «Время последнее», – писал он в «Щите веры» (VII, 14): поэтому «несть ныне время переправливати веру» (–216). То будет не исправление веры, а отступление от веры. Имея в виду, что однакоже «веру переправили», Авраамий объяснял, что «перенаправливание» предсказано было, но только «и ведая не опаслися». «О сем явственно писал писатель Книги о вере», который имея в вид два отступления: первое, когда «по 1000 лет от воплощения Божия Слова Рим отпал со всеми западными странами от восточной церкви», второе когда жители Малой Росии «во всем заручную грамоту римскому папе дали», явственно предостерегал от нового «отпадения» от веры по числу 1666 лет. «И ведая не опаслися», число исполнилось: «сатана своим сосудом Никоном на тот год веру изгубил, а потом достал и достал истребили ученики его». Так писал Авраамий Морозовой и боголюбцу (–423). Подробно этому и в известии отцами и братьям: «число того зверя, иже в Апокалипсисе в 13 главе, сошлось в нынешнее лета» (–404). Что же это означает? «Пришли лета, в них же подобает последнему антихристу восстать»: писал Авраамий Морозовой. «Антихристово царство распространяется», – отвечал он и в «Щите веры» (VII, 14): «велик пламень злохитримых ересей разгорелся» и видим это «в эти времена последние» (–16). «Скоро явится и сам» антихрист (–14). После этого должна была следовать речь об антихристе. Прежде всего инок ставил вопрос: где, в какой стран явится сын погибели? «Многие глаголют, – писал Авраамий к боголюбцу, – яко быть антихристу во Иерусалиме», но, по выражению Авраамия, только «от неведения божественного писания». «Глаголет пророк, яко от севера лукавство изыдет. О каком же лукавстве говорит нам пророк»? спрашивал Авраамий. И отвечал: «яве, яко антихриста возвестил, быть ему в северной стране. И Афанасий Великий возвестил Антиоху, еже быть ему в Скифополе.Скифополь же – северная страна, наша русская земля» (VII, 419). Итак, антихрист явится в России. По-видимому этому противоречат другие свидетельства Писания, из которых как будто явствует, что антихрист явится в Риме. Так, в Беседах на 14 посланий ап. Павла Златоуст говорит, что «антихрист римское царство разорит». «Златоуст, – поясняет Авраамий, – говорит яко в Риме быть». И в Кирилловой книге Рим называется царством антихриста. «Кирилл во многих местах в своей книге в знамениях воспоминает, яко в Риме царствовать будет». И однако же, по толкованию Авраамия, это еще более подтверждает, что антихрист явится в России. Рим это третий Рим, – по указанию Авраамия, – Москва. В доказательство он ссылался на повесть о белом клобуке. «Сильверст пап римский, – приводил Авраамий сказание этой повести, – егда с небеси послан к патриарху Царя-града, нашу русскую землю благочестия ради исповедал третий Рим. Да и в Кормчей книге пишет третьим Римом русскую нашу землю» (–419). Остановившись в убеждении, что антихрист воцарится в России, Авраамий переходил к вопросу о лице антихриста. Мысль расколоучителя естественно останавливалась на патриархе Никоне, который на конце века и по числу 1666 будто бы изгубил веру в третье, последнем Риме. В пользу этой мысли Авраамий приводит целый ряд соображений. «В писании» – в Книге Кирилловой – «глаголет св. Кирилл о антихристе: яко не от царей, не от царского рода будет. Петр Дамаскин пишет, яко чернец должен восстать в северной стране и древних еретиков всех ереси подымет. И это согласно сильно к нынешнему времени» – в приложении к Никону, по мнению Авраамия. Продолжая, Авраамий указывал, что совершилось «отступление», по всем признакам то, о котором говорит апостол. Слова апостола толкует св. Златоуст в Беседах: «что есть отступление»? спрашивает он, и отвечает: «того самого антихриста отступление наричет». Это означает по пониманию Авраамия, что «отступление придет от веры – он сам антихрист откроется во благочестии исперва и благочестию он сам учинит отступление»: где отступление, там и антихрист. А так как отступление от благочестия совершилось в Москве через Никона, то может ли не быть вопроса о том, кто такой Никон. В Соборнике, в слове Ипполитовом, сказано об антихристе, то «исперва льстивно прии ложь беззаконный, отречется славы своей»: и это напоминало Авраамию Никона, очевидно по тому факту, что Никон некогда сам удалился с патриаршей кафедры (ср. 377). Последний признак сближения Никона с антихристом, признак которому Арваамий придавал особенно важное значение, заключался в факте построения Никоном монастыря пода названием «Новый Иерусалим». В Синаксаре в неделю Мясопустную сказано, что антихрист «во Иерусалиме устанится». Также в Соборнике великом в именуемом Ипполитовом слове читаем: «восставит во Иерусалиме храм каменен» и сотворит церковь иже во Иерусалиме». Есть и другие писания об этом. «И зело подобится» антихристу Никон, заключал Авраамий: потому что он, Никон, «построил Иерусалим в северной стране, и реку Истру Иорданом переименовал», и церковь построил по подобию иерусалимской, и там «станом устанился», окрестным селам новые названия дал «противу сущаго Иерусалима»: Назарет, Вифлеем, есть там и «пустыня Галилейская», есть и «Голгофа гора». «И неужели по сему еще не явственен льстец» (VII, 419–22). Так разъяснял вопрос Авраамий в посланиях к Морозовой и к боголюбцу. В «Щите веры» он указывал еще на написание Никоном своего портрета и вспоминал по этому поводу апокалипсическую икону зверя (199). Таким образом из ответа Авраамия раскольники могли видеть, что по его соображениям Никон «зело подобится» антихристу. Что же далее? Это временем будет открыто, – может быть антихрист явится в лице Никона: таково было положение, которое доказывал Авраамий. Антихрист объявится всего лишь за три с половинной года до кончины мира; а кончина мира имела последовать по вычислениям Авраамия, в 1691 году; следовательно, думал Авраамий, менее чем через двадцать лет, не ранее 1688 года, вопрос решится окончательно. Пока по Авраамию, можно спрашивать, как он сам и спрашивал, мысленно обращаясь к Никону: «Никоне, не ты ли есть грядущий возмутить вселенную? Или ты еси предходяй и предуготовляяй» путь последнему (–199). Пока он называл его «сосудом сатаны» (–423), «пагубником» (–422) в смысле, очевидно, «предтечи антихриста» (–90, 92). «Не испытаны судьбы Божия. Только глаголю вам и ныне: по писанию святых отец прилично на Никоне быть этому таинству. Если он, Никон, Божиим попущением будет паки по времени: не отрекуся его тако нарещи... Радуюсь, аще не сбудется». Вот, что сказал Авраамий в известии отцами и братьям в объяснение своих писаний о Никоне (–404). Может быть, и вероятнее, по исполнении времени, что будет скоро, последний антихрист обнаружится в лице Никона, хотя может быть и иначе, ибо судьбы Божии не испытаны.

Таким образом, как видно из всего сказанного, Авраамий держался учения об антихристе, как определенной личности, которая явится в свое время, и о царстве антихриста, как видимом царстве. В связи с этим он утверждал, что видимым будет и явление обличителя антихриста – Эноха и Илии (–419), которые придут на землю действительно, собственным лицом за сем лет до кончины мира, как сказано в Синаксаре, и свою проповедь «закончат в одну четвертую года» (–424), в этом смысле и Авраамий, подобно Аввакуму и Феодору, стоял на почве Писания. Но вместе с тем Авраамий уже делал сравнительно с ними шаг вперед. Между тем как Аввакум и Феодор рассуждения о падении веры в Московском государстве сводили к вопросу о последнем отступлении, утверждая, что рождение и воцарение антихриста будет вне пределов России, Авраамий, напротив, думал, что Россия и есть именно та страна, где быть антихристу. Тут завязывался узел новых недоумений. То противоречие, в какое впадали Аввакум и Феодор, Авраамий, как казалось ему, устранил, но он через то сам стал с ними в противоречие. Вместе с тем толкование Авраамия и само по себе было неубедительно, как относительно места рождения антихриста, так и относительно его лица, и поэтому неудивительною, если упрек в неведении «божественного писания» пал на голову Авраамия через тех же Аввакума и Феодора. В самом деле, все звенья паутины Авраамия были сплетены путем искажения свидетельств Писания, – произвольного понимания их и отрывочного сопоставления. Взять начальное из этих звеньев. Ответ Афанасия Александрийского Антиоху раскольники могли читать и в книге «Скрижаль». «Вопрос 108: истинно ли, что из Египта исходит антихрист? Ответ: от Галилеи, оттуда же Христос изыде, исходит, яко глаголет Писание: «И дану рече: дан, скимен львов, и изскочит от васана» (Втор.33:22), сей же есть Скифополь. В таком виде производил этот ответ в «Щите веры» и сам Авраамий (VII, 252). А из ответа ясно, о каком Скифополе речь у Афанасия Великого. Поэтому и протопоп Аввакум писал, толкуя ответ Антиоху, что антихрист придет от Галилеи. Между тем Авраамий взял из ответа Антиоху одно только слово, затем, очевидно, принял во внимание то, что в русским летописях имя Скифии усвояется России. Такой произвол мы видим и в других пунктах. Так, мысль, что антихрист имеет быть «иудеем» по рождению, что придет он к иудеям и ими будет принят, принимается Писанием. Поэтому Аввакум и Феодор диакон так и учили. Почему же Авраамий обошел эту мысль молчанием? Равным образом какой мог быть вывод из того обстоятельства, что Никон построил храм в монастыре под названием «Новый Иерусалим» по плану Иерусалимского храма, когда, по Писанию, антихрист созиждет храм в Иерусалиме ветхом?

Уклонение от воззрений Аввакума, Феодора и Авраамия, заключавшееся в учении о наступлении царства антихриста. – Проповедь об антихристе видимом. – Толки о патриархе Никоне, полемика диакона Феодора, ответы Аввакума, положение вопроса по смерти Никона.

Уклонение от вышеизложенных воззрений протопопа Аввакума, диакона Феодора и инока Авраамия, какое имело место в расколе в рассматриваемый период истории, заключалось в признании того, что уже наступила година царствования последнего антихриста. Оно примыкало к этим воззрениям лишь в тех точках соприкосновения, какие для него были возможны и необходимы, во всем же остальном разделялось с ними. Течение имело два направления, из коих одно признавало бытие антихриста «чувственного», другое – бытие антихриста «духовного», при чем каждое из них в свою очередь выражалось в нескольких видах.

Желание стоять на почве Писания не уклоняясь от прямого понимания его и здесь естественно должно было занять свое законное место. И оно действительно было присуще многим. Отсюда и проповедь бытия антихриста чувственного имела многих последователей, так как она имела устойчивость в определении самого понятия об антихристе. Трудность задачи зависела от того, что потребовалось указать антихриста в определенной личности. Так как не было возможности протолковать в этом случае все признаки, какими сын погибели был очерчен в Писании, то довольствовались только некоторыми сопоставлениями. Все раскольники слепо верили, что благочестию конец сотворил» и через то «положил всю вселенную пустой» верой патриарх Никон. Поэтому мысль многих и останавливалась на этом лице. Молва о Никоне, как антихристе, бродила в народе еще ранее 1667 года⁷. После собора этого года она поддерживалась с не меньшей ревностью. Около 1669 года неизвестный пустил в народ тетрадку, в которой делалось сопоставление Никона с антихристом. Разумеем повесть о старцах Петре и Евдокиме. От лица мнимых старцев, якобы прославленным чудом изведения из кипящего котла, здесь передавалась такая речь. «Писание свидетельствует: переменить закон. Это сотворил зломудренный Никон, прием учение злое безвестного еретика Арсения жидовина... клятву дал разрушить писание святых отец, во еже бы ему получить власть святительскую. Ему Бог и попусти, оттоле изгнан был, и еще паки тщится прелестью и мечтанием постигнуть престол четвертого Рима, и язва смерти его исцеле. И ради этого... даде оному жидовину все ереси древних еретиков яве произвести, как Писание глаголет: от жидов приведет человек волхва, еретика, вероотступника, чародея, злохитрствующего на власть римскую, и прозовется Христом, якоже древний Симон волхв, первый антихрист, прозвался Христом, его же убил Бог по молитве Петра. Так и этого убиет Господь духом уст своих» (VI, 305–6). Перед нами образец того, как вытолковывали антихриста в лице Никона. Взяв два слова из книги пророка Даниила о «звере», под которым отцы церкви разумеют антихриста, составитель повести через несколько строк пришел к заключению словами апостола Павла о сыне погибели, приурочив оба эти места к патриарху икону. «Писание свидетельствует: переменить закон: это сотворил зломудрый Никон». Таким образом изречение у Даниила о «звере» что он «помыслит переменить закон», применено к патриарху Никону, как переменившему старые книги на новые. Почему же?

Потому что Никон «принял учение зло безвестного еретика Арсения жидовина», а в Кирилловой книге так сказано об антихристе: «от жидов приведет человека волхва, еретика, вероотступника, чародея». Очевидно, составитель повести воспользовался тем обстоятельством, что на печатном дворе при Никоне сидел Арсений грек. Перед временем вступления Никона на Патриарший престол на Соловках содержался некий старец Арсений. Он был родом грек, прибыл в Москву в 1649 году, как ученый был здесь оставлен учителем в Чудовской школе, но скоро был по суду сослан в Соловецкий монастырь, «для исправления веры» его, Арсения. В Москве после этого пошла об Арсении молва, что он и латинство отпадал и в мусульманство был обрезан. Так узник Арсений – «еретик, латинник, бесермен, жидовский обрезанец». В 1652 году, когда Никону пришлось быть на Соловках, он взял оттуда Арсения, потому что нашел его пригодным для книжной справы. Он причислил его к составу попов своей Крестовой, сделал библиотекарем патриаршей библиотеки, наконец и главным справщиком и переводчиком книг. Противники новых книг скоро нашли объяснение такому возвышению Арсения. Рассказывали, что когда Никон приехал в Соловки, то Арсений, выждав его выхода, подошел к нему под благословение, при чем поклонившись с видом смиренного и преогорченного заточника, «сказал волшебным и своим еретическим пророчеством: святейший патриарх российский, благослови»! Никон «с яростью воззрев на него, сказал: чего меня называешь патриархом? еще на себе такого чина не имею! Арсений же говорил: будешь ныне скоро патриархом, только в Москву приедешь. Никон сказал: если будет по слову твоему, и ты будешь со мной». Возвратившись в Москву Никон действительно получил сан патриарха. По обещанию, он не только возвеличил Арсения, но и дал ему власть «веру губить»⁸. По ступеням очевидно такого рассказа и плел свою паутину составитель повести о Петре и Евдокиме. Он нашел не только человека – еретика, но и человека – чародея. Понятен намек в словах его, что Никон «клятву дал разрушить писание святых отцов, но еже бы ему получить власть святительскую».

Первоначально дьявол избрал еретика Арсения и Арсений проговорил «волшебным пророчеством» патриаршество Никону, а затем Никон сам «дал клятву» врагу рода христианского и получил от него воздаяние. «Писание и говорит: от жидов приведет человек-волхва, еретика, вероотступника, чародея, злохитрствующего на власть римскую». Последние слова дают основание составителю повести заметить, что хотя Никон и «изгнан» с престола третьего Рима, однако нельзя не видеть «лесть» злохитрствующего, ибо «паки тщится прелестью и мечтание постигнуть престол четвертого Рима». Третий Рим пал – через Никона, четвертому православному Риму не быть, четвертый Рим – Рим антихриста, Никон «тщится» и притом «прелестью и мечтанием», как и подобает антихристу, «постигнуть престол четвертого Рима». В Москву, конечно, приходили вести из Ферапонтова монастыря, что Никон не склонен примирится с своим заточением и продолжает именовать себя «Божией милостью патриархом». По всем этим признакам составитель повести и сделал, указывая на Никона, заключение словами из послания к Солунянам: «егоже Господь Иисус убиет духом уст своих» (2Фес.2:8). – Около того времени, когда появилась повесть о старцах Петре и Евдокиме и несколько позднее, пошли по рукам тетрадки и сборники Авраамия, в которых инок доказывал что «слично быть» на Никоне «таинству» об антихристе. И здесь сделали вывод, от которого воздержался духовный сын Аввакума. Тот считался в данном случае наиболее книжным, кто умел толковать замысловатее. Поэтому тетрадки Авраамия не могли не быть любопытными, не говоря уже об авторитете инока, который некогда юродствовал, а потом там же, в Москве на Болоте, на глазах у всех, по убеждению московских фанатиков, и «сгорел за Христа». Течение было в существе дела отклонением от воззрений Авраамия, но оно с удобством и успехом пользовалось доказательствами Авраамия. Не ограничиваясь заимствованиями, толкователи работали и своим умом. Пошли в ход тетрадки лунам и дням, планетам и рождениям человеческих в месяцах и звездах. Смотрели в книги, дни и недели разделяли, вычисляя срок антихриста и прозревая антихриста в Никоне. Полетели такого содержания письма в Пустозерск. Положение вещей было настолько серьезно, что пустозерским узникам пришлось писать успокоительные послания.

Обстоятельный ответ дан был диаконом Феодором в послании «всем верным об антихристе». Из послания Феодора к Иоанну москвичи могли видеть, как, по мнению диакона Феодора, следует смотреть на Никона. Это – «всепагубный сын геены, пагубный сосуд сатанин, еретик злейший и лютейший паче всех древних еретик» (VI, 64), который «всю вселенную пусту положи» верою (–65), но все-таки, очевидно, не антихрист, потому что Феодор не назвал Никона антихристом. Тем не менее Феодору был предложен потом особый вопрос, – бесспорно под влиянием тех толков о Никоне, как антихристе, какие охватили тогда раскол, и между прочим не без влияния от посланий из Пустозерска. В нем выражены были те недоумения, которые наиболее смущали вопрошавших. «Вопрошают нас некоторые, – отвечал Феодор, – о словеси избраного сосуда Христова Павла апостола, еже к Солунянам глаголет, благовествуя, во втором послании второй главы об антихристе, сие: да никтоже вас прельстит ни по единому же образу: яко аще не приидет отступление прежде, и открыется человек беззакония, сын погибели, противики (2Фес.2:3) (VI, 262), что по этому проречению «отступления» действительно и происходили, не только «по соборах между соборами и до соборов», но и при апостолах, почему апостол и сказал: тайна бо уже деется беззакония, точию держяй ныне дóндеже от среды будет (2Фес.2:7). Сие, – продолжал Феодор, – о римской власти говорит. И тогда явится беззаконник, егоже Гоподь Иисус убиет духом уст Своих... (2Фес.2:8). и священный Златоуст и благоумный Ипполит согласно вещают, что римская держава и власть от антихриста разорится, и там быть ему во Иерусалиме, а не здесь, – не смущайтеся братие» (263)! Таким образом, начав с объяснения текста Писания, каким начинался присланный ему вопрос, Феодор показал, что антихристу «быть» во Иерусалиме, – там он устроит престол себе, а не в России. Вместе с тем он доказывал, что антихрист еще не явился в мир. «Самого, – писал он, – еще антихриста ныне несть, не видим и не слышим, – не ужасайтесь! Предотечи же его быша мнози, и ныне есть, и по сих еще иные будут, до сына погибельнаго» (VI, 264). Писание, что царство антихриста последует за падением римской державы, толкователи применяли к лицу Никона, очевидно сопоставляли с этим Писание «падение», по их выражению, «в вере» русского самодержца, иначе падение третьего Рима, совершившееся при Никоне и через Никона. Такое толкование Феодор отрицал, полагая, что «писание то сбылось» на римском папе. «Божью и человеческую власть содержит ныне папа римский, то есть обоими начальствами владеет и духовным и градским»: это значит, что через папу пала держава властителей римских, папа поэтому есть предтеча антихриста. «А не о Никоне здешнем то писание сбылось, но о римском папежи, и не антихрист сам Никон, но предтеча его ближний» (264). Покончив таким образом с одним доводом коснулся кратко, признавая их ложь очевидной, и лишь на третьем остановился с доказательствами. «А о трех царях, – писал он, – их же убьет антихрист по воцарении своем, о них пишет Ипполит, места говоря, а лица не указал.

И ныне в вас, братье, толкую некие о тех царях пестрообразно и отнюдь не подобно, да не реку и еретически. Аще святой лиц не указа прежде времени, – эти всуе мятутся и не дарованное им разумение восщихают, и мудрейшими святых себя показывают, а не знают, кто мы есть» (266). Трудно сказать, в чем заключалось толкование о трех царях, которых по пророку Даниилу, «смирит четвертый зверь» и о которых св. Ипполит Римский говорит, что антихрист «победит на поле брани Египет, Ливию и Ефиопию». Видно только, по отзыву Феодора, что оно было и бессмысленно и хульно. Легче понять второй их этих двух доводов. «И иже, – писал Феодор, – 17 главы Откровения Богослова, семиглавие зверя, толкуют о патриархах московских: и то толкование их ложно есть и блазненно. Молим таковых любовью Духа, не мудрствовать паче, еже подобает мудрствовать, но мудрствовать в целомудрии, по апостолу, как подаст Бог» (266). Очевидно толкователи брали Апокалипсис XVII, 3 и сопоставляли видение Тайновидцем семиглавого зверя с фактом семичислия московских патриархов, на том, как видно, основании, что число сем в счете последних исполнилось на Никоне. Тяжелое впечатление производили такие строки на диакона Феодора! Он видел, что раскол забрел в непролазные дебри. А виной тому были и его соузники. Он знал это, а поправить дело не мог. Одинокий – он давал теперь ответ лишь от себя и за себя. Последнее замечание Феодора было таково: «А еже говорите о Никоне, бывшем патриархе, иже святую церковь разодрал и развратил, и этим расколом, всю святорусскую землю возмутил, родился он от нечистой девки татарки, и этого ради мните его самого антихриста быть: ни, братие ни! Аще и так суть родится, – о сем известно не свем и сам аз, но подобает и о враге правду свидетельствовать, – татары не Данова племени есть, но от Агари пошли и от сына ее Измаила, его же роди Авраам от этой Агари, рабыни своей, и этого ради татары слывут агаряне и измаильтяне, а антихрист будет от жидовского колена Данова, его же роди Иаков-Израиль от Валлы Рахилины, и от этого колена Данова будет антихрист, а не от татарского рода. И антихрист будет царь, а не патриарх» (267–8). И опять убеждал своих почитателей Феодор: «испытайте писания с великим опасением и прочитайте с разумом и со вниманием прилежно, да не прельщены будете от лжесловесников и бабьих басней», – убеждал с горечью в душе, потому что в «бабьих баснях» были повинны и великие столпы раскола. «Великая беда от неведения святых писаний рождается. От этого и ереси все, от этого и расколы церковные, и мятежи, и брани, и пагубы душевные: не увидели, ниже поняли, во тьме ходят. Мой ответ спрашивающих этот есть» (268).

«А о последнем антихристе не блазнитесь, – писал и Аввакум в послании всем верным, – еще он, последний чёрт, не бывал: нынешнее бояре его компатные, ближние друьзя, возятся как бесы, путь ему подстилают и имя Христово выгоняют. Да как вычистят везде, так Илия и Энох обличители прежде будут, потом антихрист в свое ему время» (V, 250). Из других посланий Аввакума читатели могли видеть и то, как понимал он о Никоне. Он называл Никона только предтечей антихриста – не больше. Так, например, он назвал его в «книге на крестоборную ересь» (262). В послании к некоему брату с братией Аввакум употребил также выражение: «Никон любимый антихристов предтеча» (VIII, 75). Вообще у Аввакума хватило настолько беспристрастия, чтобы не назвать Никона антихристом. Но полемика его по этому вопросу не отличалась серьезностью и в некоторых частностях была такова, что лишь подливала масла в огонь. «А что называют Никона последним антихристом, – писал он однажды: плюнь брате! Какой последний такой блудяга... Последний – от не на тех санях поедет... У него будет догадок тех не с Никоново. Ни! Говоришь: «Единородного исповедает», – а тот сам назовется: я от небес пришел, по Писанию, спасти люди свои, я – сын божий, и несть иного бога разве мене, веруйте в меня». Да чудо сотворит. А мир – от слепой, и с женами и с детьми: «ты есть бог наш и несть бога разве тебе; о тебе Моисей говорит, ты есть истинный Мессия, царь Израилев. Обманщик лютой будет: сперва того смирен и милостив покажется, а как уже воцарится, так скажет прегордая на Бога богом. Возьми да понеси» (88б I, 765–6). Менее осторожно опять без доказательств и ссылок на Писание рассуждал Аввакум в одном из своих бесед. Речь была обращена к любимцу протопопа Симеону. «Антихрист зачнется от блуда, – читали здесь раскольники, – от жены жидовки, от колена Данова. Мнится мне сам сатана сблудит с ней сим подобием также как змий ныне летает к женам, – и дастся зачатом душа за плоть матернюю. А хотя и бусурман сблудит, ино тот же поганец, духом своим дьявол помажет его. Сначала будет казаться людям кроток и смирен, милостив и человеколюбив: слово в слово как и Никон, ближний предтеча его, плакать горазд. Я его высмотрел... великий обманщик. Как то при духовнике Стефане вздыхает, как то плачет, овчеобразный волк! В окно из палаты нищим деньги бросает, едучи по пути нищим золотые мечет! А мир – от слепой хвалит: государь такой-сякой, миленькой, не бывал такой от века!... Слово в слово так-то и антихрист будет. Льстив этот сначала, а когда поставят его царем, и убьет трех царей, египетского, ливийского, ефиопского и тогда зверообразен будет, жесток и не милостив» (VIII, 31–2). – Слово в слово? Кто же он? Ближний предтеча антихриста? А не сам последний антихрист? – «Дело то его и ныне делают, – в ответ на недоумение читали далее раскольники, – только последний – от чёрт не бывал еще. Павел пишет: и ныне одержащее весте, тайна уже дивися еззакония, точию держай ныне, дóндеже от среды будет. (2Фес.2:7). То есть, как де изведется Римская держава, тогда и беззаконник явится». а разве римская держава еще не «извелась»? И где это сказано? – «Да что петь, Симеон миленький, много толковать того про антихриста: Пора на него и плюнуть... Примем речение о «антидоре» (33). – Значит об антихристе кончено? Но не проглядеть бы его! – «Эту просвиру Никон, вынимает сам, в обедню перед переносом, а что над ней действует, он знает те стихи, – смолоду тому научен в Низовской деревне, – от моей родины та деревня недалеко, верст с пятнадцать: я знаю, много там таких чародеев. А он детинка – бродга был, и у Макария Желтоводского повадился к крылосу, – Никитка Минин. А таки одва не татарка ли его, Симеон, родила, – там ведь татар тех много. Да плюнем на него! Кто его не родил... сын он дьявол, отцу своему сатане работает, и обедни ему по воле его строить, над просвирой той молитву батьку – тому своему говорит перед переносом тем. Знаешь, любимый дар среди обедни то чинит, да кого жалует – любит, тех и причащает им совершает обедню. Да и маслом мажет причастников своей скверне, прибегших к его милости. Сам государь трудится святитель: как лишится такой святыни! Да так то мир-от мажет и сквернит! Да такая беда: кого помажет, тот и извенится умом. Явно омрачает. Или антидором – там накормит, так и пошел по нем» (34). Чародей, знает шептание сатане, обедни ему служить, кудесить над просфорой, а ей над народом православным, а главное, быть может, рожден от татарки. Ужели всего этого мало для того, чтобы задуматься над вопросом, не антихрист ли он, Никон? – Человеку, в воображении которого имя патриарха Никона создавало страшилище и это страшилище давило его кошмаром, и не его только, но, как он это и знал, целые десятки тысяч ему подобных, давило не во сне, а наяву и притом давно уже не первый год, – такому человеку все эти вопросы, все подобные недоумения казались важными и были для него неизбежны. Он с жадностью читал каждую строку о Никоне, отыскивая в не то, что по-видимому, отыскать совсем невозможно, верил при этом всякой нелепице и все потому, что боялся проглядеть антихриста. Что ж удивительного, если одно предположение Аввакума о происхождении Никона от татарки, даже и в устах самого изобретателя его почти голословное, подало повод к усилению толков, что Никон антихрист. А Аввакум этого не подозревал. А не подозревал этого потому, что не хотел помнить, в порыве, конечно, ненависти к врагу, что только правда не вредит. Такой же оборот должен был получить и другой ответ Аввакума – Ионе. «А Никон, ведь, не последний антихрист, – писал здесь Аввакум, – так, шиш антихристов... А которые в злодейском круге увязли, по книгам смотрят, и дни и седмицы разделяя толкуют, антихристом последним Никона называют: то все плутня, а не со Святым Духом рассуждение. Афанасий Великий пишет» – в ответ к Антиоху – «идеже ноги Спасителя нашего Христа походили, оттоле от Галилеи и антихрист возникнет. А не от нашей России. Я Никона знаю: недалеко от моей родины родился, между Мурашкина и Лыскова в деревне; отец у него черемисин, а мать русалка, Мина да Манька, а он, Никитка, колдун учинился, (здесь матерное в троеточии), да в Желтоводие с книгой повадился, да выше, да выше, да и к чертям попал в атаманы... Пропадет скоро и память его с шумом погибнет. Потряс церковью не хуже последнего черта антихриста и часть его с ним во огни негасимом» (88, I, 748–9). Опять: отец «бусорман», мать русалка, сам колдун и особенный, причинил зла церкви не меньше антихриста. Ведь «плутня» могла все это с успехом подбирать к своим рукам...

17 августа 1681 года Никон умер. А «плутня» в расколе все изощрялась. То говорили, что Никон не умер и уверяли, что он живет во Пскове, то утверждали, не отрицая факта смерти, что скоро Никон воскреснет. Некий Артемий, бывший дьячок из окрестностей Каргополя, был так напуган мыслью о Никоне, что не хотел расстаться со своим «догматом» и после смерти Никона. «Или воскреснет, или во Пскове живет», – проповедовал он своим землякам, – слышал, что во Пскове живет». И ходил бедный, во Псков искать Никона – антихриста. «Прельщенный, – смеялись по этому случаю другие расколодеятели, – не статное дело: где мертвецу жить до общего суда? О, мудрость, паче же безумие»⁹.

Толки о царе Алексее Михайловиче. – Исходная точка суждений. Апокалипсические изречения под пером расколоучителей. – Полемика в послании из Далматова.

Великим страшилищем рисовался патриарх Никон в воображении раскольника. Рассказам о Никоне положительно не было конца. Сказки записывались в особые тетрадки, заносились в жития, слушались и читались, производя сильное впечатление, не редко даже большее, чем на какое были рассчитаны. Все они поддерживали тот огонь, при свете которого очень многие решали вопрос об антихристе, прозревая его в Никоне, потому что все они стремились изобразить в Никоне от века неслыханного вероотступника и открыть чрезвычайный сосуд сатаны. Дмитрий с Волги, земляк Никона, припомнил свое путешествие в гости к Никону. «Некогда, рассказывал он, я поймал осетра и повез его в Москве в дар отцу патриарху Никону: друг он мне был и прежде. Патриарх обрадовался мне, благословил и велел быть неотступно при себе, в палате. Напоив меня питьями с удовольствием, он велел мне спать близ себя, в другой каморе. Проснувшись ночью, я, сквозь малую скважину в двери, видел Никона в большой палате, от многих бесов почитаема. Они его любезно лобызали, посадили на престол, венчали как царя, кланялись ему и говорили: воистину любезный ты друг есть и большой брат наш, яко ты нам поможешь крест Мариина сына изгнать, низложить и преодолеть». Подобный рассказ был принесен из Ферапонтова монастыря, где Никон жил в ссылке. Верстах в двух от монастыря, не озере, на каменном острове, Никон поставил крест, с надписью, что крест поставил он, Никон, будучи в заточении. И вот монах Иона, живший с Никоном, озлобившись на него, рассказывал, и рассказ его особенно полюбился раскольникам, как Никон к тому кресту ездил беседовать с дьяволом: дьявол исходил к нему в образе змия, Никон обнимал его, целовал и спрашивал, что об нем говорят в народе и что где делается. В особой повести о Никоне был записан рассказ бывшего келейника Никона старца Кирика. «Во един убо от дней видит старец Кирик патриаршие башмаки, бархатный перед, и увидел в них, и видит нашитый на стельке крест Господа Иисуса Христа, на другой стельки вышито воплощение Пресвятой Богородицы»¹⁰. Одним словом, если много было охотников слушать подобные рассказы, то много было и изобретателей их. И однако не все раскольники, не хотевшие отказаться от мысли о наступлении царства антихриста, находили возможным истолковывать антихриста в лице Никона. Все, что знали они о Никоне, сколь ни было оно окутано туманом таинственных и страшных рассказов, еще не было, как казалось им, достаточным для этой цели. Отсюда проистекла другая попытка истолковать антихриста в лице царя Алексея Михайловича. Преимущество этого взгляда перед первым, открытие которого направлялись на Никона, преимущество, которое бросалось в глаза раскольнику, заключалось в том, что антихрист, как говорит Писание, будет царем, а не патриархом. Взявшись за эту мысль, однажды, раскол стал вдумываться в нее.

Исходной точкой в данном случае послужило то воззрение на царя, какое тогда закрепила русская книжность. Представление о Москве, как последней хранительнице православия неразрывно соединялось с представлением о самодержце третьего Рима. Москва есть третий Рим русский царь есть последний хранитель православия; во всей поднебесной одно православное царство на все лице земном из всех царей только один царь православный; четвертому Риму не быть не достанется иному царю православие держать. Падет в вере русский царь – падет последний раз в целом мире православие, настанет царство антихриста. Такое воззрение на русского царя вполнеразделяли и расколоучители. Власть царя есть божественная, высшая и большая всех прочих властей, настолько, насколько «небо отстоит от земли и солнце выше луны и больше светом». Ей дано и она должна право рассудить между правдой и неправдой. В этом случае правда безусловно торжествует, в обратном она уже не имеет высшего земного заступника. Так и «правда» веры, которую «отец лжи» искони тщится «разными ересями изгубить»: царь имеет мощь охранить благочестие. В Риме настало «антихристово властительство», потом что царская власть восхищена папою еретиком. И греческое царство потому «мимо иде», что «царя и православие изгубило». Остается одно русское царство – оно еще может «стоять», если царь опять возвратиться к «благочестию»¹¹. После окончательного осуждения раскола положение вещей в этом пункте представлялось расколоучителям в следующем виде. 5 августа 1667 года поп Лазарь в допросе сказал: «великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович всей Великий и малой и Белой России самодержец православный и благочестив есть.» Чернец Епифаний сказал о царе: «православный и благочестив, только простой душой принял от еретиков, от Никона и от грека Арсения, никоновские книги новопечатные с плевелами еретическими проклятыми. Аввакум подал письмо свое руки: «самодержец православный, то токмо простою своей душей принял от Никона, мнимого пастыря, внутреннего волка, книги, чая их православными, не рассмотрев плевел еретических в книгах внешних ради браней, и вперед чаю по писанному: «когда он будет падать, не упадет, ибо Господь поддерживает его за руку» (Пс.36:24). (II, 22–5). Однако надежды не оправдались, царь являлся «необратимым», падение его «старело». Взгляд на царя получил поворот в ту сторону, откуда падал вина «за всех» на одного царя. «Он ответил за всех, потому что его держава попустила». Чем выше было положение царя, тем глубже казалось его падение. Прежде он «удерживал» обнаружение «отступления»,¹²) теперь являлся поборником и покровителем «отступления». Как понимать такое о царе? Так рассуждение переходило из общего в более частное. Соображали, что в последнее время, когда отступления от веры охватит весь мир и конец мира будет близок, – сыны церкви будут терпеть гонение и воздвигнуто оно будет антихристом. В своих посланиях расколоучители указывали на этот признак с настойчивостью. «Мню, – писал диакон Феодор иноку, – по 666 года совершенное антихристово мучение настало уже, понеже в коем благочестии стоял сам царь и все архиереи чему учились... за эту веру ныне проклинают непокоряющихся их прелести и царскому другому суду отдают и кров христианскую вкупе проливают» (VII, 239). Точно так же писал он и в послании к Иоанну. «Нынешнее отступницы... гонение и мучение на верных превеликое возвысили, дабы не един христианин явно был старого благочестия: и это знамение есть появления антихриста, готовят бо путь предтечи его» (VI, 73–4). Аввакум в своих беседах писал: «никонианин! чем ты похвалишся? скажи-тко! Антихристом своим нагим разве – огнем да топором, да висилицей? Богаты вы тем! – знаю я» (V, 367). Или: «при антихристе всяко пострадают правоверные, и от самого и от приказчиков его, как то и ныне: на Москве жгут и по городам жгут» (VIII, 33). Питаясь такими изречениями расколоучителей, последователи их мало по малу стали утверждать: «ныне атихрист на земле, а житье его антихристово ныне – христиан мучать»¹³. А между тем ни для кого из раскольников не было тайной, что воспрещение содержать раскол последовало не без согласия царя и преследование воздвигнуто по его указанию. Вопрос возникал сам собой. Царь отступил от веры отцов: как думать о таком царе, который совсем не похож на православного царя, охранителя веры отцов? И притом это случилось с царем русским тогда, когда он только один был православный царь на земле!.. И вот, явились подозрительные толки о царе Алексее, явились и пророчества, чтобы подогреть их. Ходил рассказ о мнимом пророчестве иерусалимского патриарха Феофана, который в бытность свою в Москве будто бы предсказал перед целым собором иерархов о имеющем быть отступлении от веры в русском государстве. Предсказание это передавалось в таком виде. «Когда будет в России царь с первой буквы, то есть с «аза», при том переменятся все чины и уставы церковные, и новое последование и новый бог будет, и гонение большое будет на церковь Христову? – И вот, говорят раскольники, у нас царь с первой буквы, с «аза», Алексей, и вот время, когда переменены все чины, упразднены законы церковные, явилось новое последование, воздвигнуто великое гонение на благочестие, и все это произошло при царе Алексее и по его попущению и воле¹⁴. – Один был православный царь и защитник благочестия, теперь на его месте царь-отступник и благочестия гонитель: как думать о таком царе?

На почве апокалипсических изречений решение вопроса последовало в таком виде. «Вонмем, – призывал Аввакум, – Апокалипсис глава 13». Пророк видел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами. «Сие знаменует римскую власть и державу, и вес запад с их ними государствами, – по тысяче лет вочеловечения Христова отпали от православной веры христианской» (V, 228), потом пророк видел из земли исходящего двурогого зверя. «Это знаменует русскую державу, в лета наша есть этот зверь двурогий». Каким образом? «Не явно ли есть этого двурогого зверя в России нашей действие и малым детям? В 160 году поставлен был Никон патриархом при царе Алексее: и начали оба, патриарх и царь, изменять в России христианскую веру. Сначала триперстную ересь в церковь внесли, то есть печать антихристову, и начали ее силой и лестью давать людям на правую руку, малым и великим, богатым и убогим, свободным и работным, а принимать печать – на тех муки великие и смерти налагали.... Богослов говорит: здесь мудрость есть. Гораздо мудрено и умысловато есть. Сначала царь, до собора того, – будто и не его дело, – волю Никону всю дал, вору. Он же с дьяволом на складу, что захотел, то и делал: в семи летах своей власти все превратил в церкви, и было горняя долу. Потом и собор собрал царь Алексей на подкрепление той лжи в года те, как Богослов назнаменует: число человеческое и число его 666. «Человеческое число» – отступление римское, сколько лет как отпали, а «число его» – имя антихристово, о нем же Ипполит священный говорит. Да и зверь двоергоий в том же числе – года придет от земли нашей и подклоняет первому зверю свою землю», – как и сказано в Апокалипсисе, – «то есть папе римскому в дух един, еже в веру, люди своя заставлять и непокоряющихся ему убивает» (V, 229, 230). Таким образом представители духовной и гражданской власти вышли из под пера Аввакума в виде избранных сосудов сатаны, коими он уготовляет путь антихристу. Оба они – два рога одного и того же зверя: Никон, правда, начало положил, но и царь не меньший рог и как будто даже больший, ибо от него зависило закрепить дело икона, да и в начале он помогал Никону хотя только «исподтиха», но делал это не без умысла, льсти и лукавства ради, чтобы удобнее «пособлять». «Два рога у зверя – две власти знаменует: един победитель, Никита по Алфавиту, или Никон, а другой пособитель Алексей... Никон побеждать начал, а Алексей пособитель исподтиха. Так было сначала» (V, 230). А что же было потом? И что будет далее? Аввакум прервал речь, не докончив вопроса, но для его последователей и сказанного могло быть достаточно. Беда заключалась в том, что его толкование не могли ни отрезвить их взгляда, ни утишить их смятение. Если Аввакум с изложенной целью брал два рога апокалипсического зверя, то другие раскольники стой же целью обращались к толкованию двух апокалипсических зверей. И кто же из них мог сказать о себе, что он более прав? Да и помимо апокалипсических изречений по тетрадкам Аввакума выходило нечто «умысловатое». «А люди омраченные, – писал он однажды о временах антихриста, – страха ради и прещения величают антихриста: благочестивейший, тишайший, самодержавнейший, государь наш природный, праведный, будь здрав на многа лета! Да и на обеднях – тех также величают. А обедни те у них уж не по-нашему будут: где прибрело, тут и обедня, – не в церкви, у престола, пред образом Пречистой Богородиц но литон разославши – и в заходе, и везде обедня, как никониане напечатали ныне в своих книгах» (VIII, 32). По словам Аввакума, так будут на «обеднях» «величать» антихриста. А вот как, по его же словам, величают никониане царя Алексея на обеднях своих, которые будто бы и устроены точь в точь как будет у антихриста. (ср. V, 369): «величают льстя, на переносе: благочестивейшого, тишайшего, самодержавнейшего государя нашего, такова-сякова, великого, – больше всех святых от века! – да помянет Господь Бог во царствии своем, всегда, и ныне, и присно, и во веки веков. И «веков» – тех: и то в Кирилловой книге описывает ересь: малое де слово это, да великую ересь содержит. А царь – ет, пет, в те поры чает и мнится, будто и прям таков, святей нет! А где пуще гордости той! От века не было слыхано кто бы себя велел в лице святым звать... Мужика нарядя архангелом Михаилом и сверху в палате перед царя спустивши, вопросили: кто ты такой и откуда? Он же говорит: я есть архистратиг силы Господней, послан к тебе великому государю» (VIII, 35–7). Что же выходило из этого сопоставления? Выходило – именно «слово в слово»... Серьезнее писал диакон Феодор, но за то и выводы у него получались серьезнее. В послании в Москву к Иоанну пустозерский узник толковал: «иного отступления» – после того, какое совершилось через Никона – уже никогда не будет, везде потому что есть последняя Русь здесь» (VI, 66). Почему же? «Во время это нет царя. Един православный царь на земле остался, да и того, не внимающего себе, западные еретики, как облака темные, угасили христианское солнце, и свели во тьму многие прелести и погрузили, да не возникнет на истинный свой первый свет правды. Увы, увы, так и есть! И се, возлюбленные, не явно ли антихриста прелесть показывает свою личину» (VI, 72). Но если нет царя, то кто же есть? И что впредь будет? От часа этого отступление на худшее происходить будут цари нечестивыми: это есть розы антихристовы, или сильно дело все отступническое, без тех же немощно. Два рога от земли исходящие виде Богослов: един от тех есть, второй же по нем будет, пособитель же злу» (–66). По этому толкованию царь есть «рог» антихриста, в царе вся «мощь» антихриста. Апокалипсический зверь имел два рога: один рог уже «есть», царствует, второй будет царствовать после него, а затем явится антихрист. Очевидно, это должно было быть после преемника Алексея Михайловича. Трудно ли понять то ужасное смятение, какое царило тогда в расколе? О том же мы находим речь в послании диакона Феодора к неизвестному по имени другу его. Он писал о том, как «познать антихристову прелесть» и разъяснял почему начавшееся «отступление» влечет к «прелести» именно последнего антихриста. «Антихрист, – разъяснял Феодор, – есть испадшая денница, называемый» дьявол(VI, 80). В каком смысле? В том, что антихрист – орудие сатаны чрезвычайное, что он будет действовать по его велению всецело: антихрист будет человек, но все действие сатаны воспримет. Отсюда и «всяк помраченный тьмой нечестия окаянный еретик носит в себе образ зверя» (VI, 84), но избранные сосуды дьявола объявляются в представлениях церковной и гражданской власти. «Невидимый змий проклятый дьявол входит в изобретенные свои сосуд, в двоицу окаянных человек, царя и патриарха, и бывает нечистая троица, ею же видит Богослов в трех нечистых духах – змея, царя и лживого пророка. Ипполит же святой и прочие исповедники Христовы истолковали змия в дьявол, зверя же в антихриста, то есть царь лукавый, лживого же пророка – духовного чина начальника, говоря патриарха. ИИ так бывает троица пребеззаконная, Пресвятой Троице противная, и со исходящими из нее подобными себе тремя эе духами нечистыми, как жабами: то есть как жабу, говоря хулу, змий, кто есть отец лжи, испустив на пренебесного истинного Отца света таковую гадину злохуления отрыгнув от всеяростного своего богомерзкого сердца и зверь антирхист, говоря сын пребеззаконный, на преблагословенного Агнца Божьего, Господа нашего Иисуса Христа, подобно же и третий злобесный лжепророк, что есть дух льстец, говоря патриарх, изблевал от злого своего сокровища сердечного хулу на истинный и святый Дух» (VI, 83). Царь здесь – «зверь», антихрист. «И в этих трех вся злоба нечестия состоится, и всякому хулению исполнение, и всех злых совокупление... все адово царство в этих содержится» (VI, 85). Однако царь ближе к антихристу: он – сын беззакония ближайший противники Христа. Это царь русский стал он таковым после того как дьявол «умыслил поставить себе престол на севере», в «христианском на севере царстве, российском государстве» (VI, 82). «О, прелесть! Понеже ты есть пестра: царской багряницей облачаются, христианам же как мучители являются» (VI, 88).

В сочинениях Аввакума и диакона Феодора мы имеем образец того, как на известной почве и при известного рода условиях мысль раскольника склона была в суждениях об антихристе приплетать личность царя. В головах более горячих и менее осторожных она приблизилась к вопросу настолько, что объявила царя антихристом. Об это мы узнаем из послания из Сибири. В Далматов было доставлено нарочное рукописание, в котором свидетельства Писания об антихриста толковались в применении к лице царя Алексея Михайловича. в ответном послании эта мысль опровергалась как совсем несостоятельная. «А что протолковано у вас на Алексея чувственным антихристом – писал сибирский узник, – мы не мним так. Писано бо есть, кто чинится вместо Христа главой церкви Христовой, или поставит церковь Соломонову, той есть антихрист. А он Алексей, послушник его (т. е. Никона), а не властитель, и поборник в мучении его. А что царем нарицается антихрист, и то к мысленному антихристу разумей, – не только земным но и небесным нарицается ныне». Очевидно вопрошавшие основали свою мысль на том, что царем был не Никон, а Алексей Михайлович, и от него зависело утвердить дело Никона, а противников последнего предать «грацкому» суду. «А что, – читаем в ответном послании далее, – у вас написано толкование, что дана быть власть в знамении и чудесах, да сотворит перед антихристом и предуготовляя ему путь погибельный, то – де пред Алексеем, когда был на войне. Мы же не так, но мысленно рассуждаем: то творится в церкви перед агнцем неправедным, всякое действие чудесное, как выше сказано. Аще бо Апокалипсис читали, ничего в нем чувственно разумейте». так как «выше» по этому поводу расколоучитель ссылался на Апокалипсис XIII, 13, то надо заключать, то толковщики брали Апокалипсис XIII, 11–15. Тайнозритель видел зверя с десятью рогами и потом зверя с двумя рогами. Второй зверь действовал со всей властью первого зверя и заставлял всю землю и живущих на ней поклонятся тому зверю, и ради знамений и чудес, которые было ему творить перед зверем первым он обольщал живущих на земле. По толкованию, первый зверь, означает антихриста. Поэтому второго зверя раскольники истолковывали, очевидно, в Никона, как это явствует и из контекста речи¹⁵. Сколько можно догадываться, основанием в данном случае послужило указание на некоторые факты из того времени патриаршества Никона, когда только еще началось то, что раскольники называли именем «подстилал путь антихриста». Вероятно, припомнили, что с 1654 года, пока царь Алексей Михайлович уходил на войну с Польшей, положение Никона в Москве было равносильно положению царя. Во все время отсутствия царя, он ведал всеми делами управления. Он рассылал указы воеводам; он утверждал боярские приговоры по разным делам. Царь утвердил за Никоном титул «великого государя», и потому Никон писал в указах: «указал государь царь великий князь всея Руси Алексей Михайлович и мы, великий государь». По-видимому, это именно и было применено к апокалипсическому изречению о действиях второго зверя «со всей властью первого». При этом апокалипсические слова о «знамениях» и «чудесах» истолковывались надо думать, указанием на моровую язву 1654 года. В Апокалипсисе сказано о втором звере: и сотвори чудеса велика, да и огнь сотворит сходити с небесе на землю пред человеки (Откр.13:13). Огнь с небес – гнев с небес, по толкованию раскольников. Поэтому все физические бедствия истолковывались ими в смысле «знамений» кончины века.

Проповедь об антихристе духовной. – «Мысленный» антихрист; раскрытие этого учения в послании «об антихристе и тайном царстве его» – Явные недочеты этого послания. – Полемика Аввакума.

После первых попыток указать на антихриста в определенной личности, кончившихся полной неудачей, учение о наступлении царства антихриста «чувственного» неизбежно должно было потерять своих последователей. Им приходилось или совсем отказаться от мысли, что антихриста уже царствует в мире, или сойти с почвы Писания в учении об этом предмете. К концу рассматриваемого период истории раскола положений вещей представлялось в следующем виде. Одна часть раскольников идет приблизительно по следам Аввакума и диакона Феодора. Она говорит о том, что настало последнее в мире отступление, утверждает, что в православной церкви все устроено на антихристов лад, указывая и главнейшие признаки этого, в роде печати антихриста, но не решается сказать, что есть в мире уже и сам антихрист, да умалчивает и том, скоро ли он явится, подразумевая что антихрист явится «в свое ему время» и видимым образом, как определенная личность¹⁶. Другая часть раскола, которая желала, во что бы то ни стало, удержать мысль о наступлении царства антихриста, вынуждена была изменить самое понятие об антихристе и отрешится от прямого толкования свидетельств Писания об этом предмете. Вместо учения о «чувственном» антихристе возникло учение об антихриста «духовном». После начальных колебаний оно определилось в том смысле, что под антихристом стали разуметь «отступление» – или что же – нечестие, совокупность ересей, богоборный дух. Так как фальшивость проповеди о наступлении царства антихриста «чувственного» была ясна с самого появления этой последней, то учение о «духовном» антихриста возникло раньше окончательного падения ее и в разных местах. Оно имело сторонников в Москве, в Поморье, в Новгороде, на Дону и в Сибири. При самом возникновении своем учение о духовном антихристе должно было вступить в борьбу с противоположным ему учением. Так, например, произошло разделение между сибирскими расколоучителями чернецом Авраамием и Якунькой Лепихиным. Последователи Авраамия понимали антихриста как определенную личность, иначе сказать учили об антихристе «чувственном», толкую Писание о нем буквально, в смысле прямом, или, по выражению их противников, «чувственно» – за что и получили от последних название «чувственников». Себя лепихинцы называли, «правоверными», – потому что Лепихин учил «мысленно быть антихристу»¹⁷. В чем заключалась распространенное тогда в Сибири учение о «мысленном» антихристе, это видно из сочинения «об антихристе и тайном царстве его». Послание представляет первый опыт раскрытия учения о духовном антихристе и видный образец внутренней полемики в расколе. Оно имело в виду опровергнуть взгляд на антихриста, как определенную личность, и в частности полемизировало, во-первых, против тех, которые отрицали наступление царства антихриста, и во-вторых против тех, которые признавая наступление этого царства, указывали лицо антихриста. Толкование из Далматов довольно своеобразно. Оно начинало с указания того, где в Писании дано откровение об антихристе. «Об антихристе, – писал раколоучитель, – нам открыто в Апокалипсисе». Андрей архиепископ Кесарийский толкует, что «Апокалипсис есть сокровенных тайн явление». Это уже определяет, по объяснению расоклоучителя, как подобает понимать свидетельство Апокалипсиса об антихристе. «Аще сокровенные тайны названы, то тайно и понимать подобает, мысленно, а не чувственно». Следует помнить, что никакое писание о мудрых вещах нагло и чувственно не пишет, но обычно духовными притчами говорит». Почему? «Аще бы о мудростях привыкли писание просто говорить, нагло и чувственно, то бы и всяк без испытания вразумлялся». «Апостол говорит: «яко всяко пророчество книжное по своему сказанию не бывает». (2Пет. 1:20). Что это значит? «Того ради апостол говорит, яко привыкли искони божественное писания чувственными говорить в притчу, а предлежащую глубину в нем искать и разуметь повелевает мысленно и духовно». «Писание везде говорит о антихристе притчами», – в «в притчу», мысленно, духовно и понимать нужно. Так, по Писанию, антихристу надлежит быть в Иерусалиме: это относится не к чувственному Иерусалиму – потому что кого в чувственном Иерусалиме прельщать, если там уже с давних лет иссякло всякое благочестие и живут поганые? – это указывает на новозаветный закон, как поется: «светись, светись, новый Иерусалиме»! Сказано в Писании, что антихрист, убьет пророков Эноха и Илию в Иерусалиме, «идеже Господь распят бысть». Это значит, что «Господь наш, совершая новый Иерусалим, то есть закон» распят был «ради нашено спасения» в ветхом развращенном Иерусалиме, который за это называется духовно Содом и Египет»; это значит, далее, что Илия и Энох убиваются там, где бывает «развращение» закона, в «развращенном» Иерусалиме, в духовном Содому и Египте. Писано что антихрист «к жидом придет и от жидов приятным должен быть», это не указывает на жидов по плоти: жидовство бо называется отступивших от благочестия и помрачившихся тьмой нечестия»; как «иудеи, не познавши пришедшего к ним Христа, распяли его», так «и ныне помрачились» никониане «от гордости и уклонились в жидовство» и в мучительство на верующих». И потому «ясно есть, где ныне царствует антихрист». Где же он? По Писанию, антихрист, сядет в церкви – или в жидовской, обновляя ее, или в истинной церкви на себя Божию честь привлачит». Что это значит? «Сядет в жидовской, обновляя ее, то есть ветхую сень обновил и в жертву предложит, а истину развратил, и своим богомерзким действом вместился в потир и называется ныне бог и агнец». Где «истинный и праведный агнец Божий во святой соборной апостольской церкви полагается», там «ныне неправедный агнец, мысленный антихрист лукавым действом вселился». Это и означает, как говорит Писание, что антихрист «в истинной церкви на себя Божию честь привлачит». Итак, по богохульному выражению писания из Далматова, мысленный антихрист – это агнец, запечатленный четырехконечным крестом. Ипполит папа римский в слове, в Сборнике, говорит об антихристе: «по всему потому что хочет уподобится льстец Сыну Божьему: лев Христос, лев и антихрист, явился Христос, агнец, явится и антихрист агнец, внутри есть волк, и прочее». В этом расколоучитель находил новое подтверждение своей мысли. «А не агнцем ли ныне славится, – восклицал он, – не телом ли величается, не предается ли в снедь, не Богом ли именуется, не ходит ли по морю не мокрыми стопами, то есть на служащих ему главах, и не царем ли его именуют бессмертным, не восхваляют ли его неисповедимыми песнями и гласами многими и воплем крепки!... Когда такую славу, и песнь и хвалу чувственному человеку воздавали? Никогда. И еще раз Ипполит говорит: и перед всеми покажет себя на небо вземлена с гласы и звуки. И то все ныне в тайном действие совершается», когда по соединении тела с кровью, священник, взяв дары, подымет на главу»., чтобы перенести на жертвенник, и говорит: «вознесися на небеса, Боже, и по всей земли слава Твоя», и когда на его слова «всегда ныне и присно и во веки веков», клирос вопиет: «аминь, да исполнятся уста наши». Применительно к этому сибирский расколоучитель понимал и свидетельство Писания о чудесах антихриста. Так, сказано, что антихрист покажет, будто мертвых воскресит. «И то мысленно всюду творится ныне». «Когда человек покаянием и причащением тела и крови Господней очистится от грехов, тогда все люди смотревши на него говорят в мысли своей: этот человек воскрес от смерти душевной, благо ему есть». Следовательно, «мертвые называются грешные». «Так ныне и творится: приходят к нему на покаяние и причащаются телу антихристову и думаю что воскресли от смерти душевной, то есть от грехов очистились», хотя «не здоровья, не исцеления нет, и не только нет, но и более того умирают вечной душевной смертью», как и сказано в Кирилловой книге о «воскрешаемых» антихристом. Правда, Писание во многих местах говорит о чувственном антихристе, но это указывает частью на внешнее обнаружение мысленного антихриста, частью на способ этого обнаружения. Это значит, что «богомерзкие тайны» мысленного антихриста «устроятся», обнаружатся во вне, «чувственным человеком», так что «через него поклонятся лжехристу, агнцу неправедному, втайне сатане». Поэтому в Писании «если и чувственный наречен антихристом, также и мысленный наречен антихристом». «И это с рассуждением подобает мудрствовать, потому что чувственным наречен строения ради дел сатанинских, преступных и богомерзких, и от того чувственного, по его строению, познаваем и мысленного, втайне положенного». Это пояснялось и подобием. «Также как Христос, истинная Глава наша, был человек чувственный нас ради плетью и видим был, сокровен же божеством и невидим был, только мысленно разумеваем, яко истинный Бог есть: тем же подобием умысли и сатана проклятый – избрал себе подобен сосуд, человека волхва и еретика богоотступника, совершающего угодные дела его». И как Христос дал верующим в снедь истинное тело и истинную кровь свою, мысленно познаваемые под видом хлеба и вина, так сатана через избранный ему сосуд, человека – еретика, «преложи в церкви действо и смеси ложь с истинной, и назовет также тело Христово и кровь, воистину же тело сатанино и кровь змиина, и дастся так же в снедь ослепленным душевными глазами.... А еже смешал ложь с истинной: истина – хлеб квасный, помрачения ради и отлова душ христианских, яко истиной привлекает к себе и соединяет; а ложь – называема сын креста, по латыни же крыжь, яко той лжи вместился сатана в действо и оскверни всю истину на месте святом и вместо истины – мерзость запустения». Кто же тот человек: Его можно было познать по другим его действиям. «Писано: будет кроток и милостив, – так и есть. И то свершилось на Никоне еретике, бывшем патриархе, и тем делом обнажился». Но «того ли богом нарекут? Отнюдь не»! Нет, Никон не антихрист: его не называли богом. Все последователи Никона слуги антихриста, Никон первый и начальный между ними. Антихрист есть сам сатана; поэтому антихрист именуется мысленный, а не чувственный. Он вместился не в человека, а в потир. Царство его есть «тайное», потому что, вследствие смешения лжи с истиной, оно неведомо «погибающим». –Таково было учение о «мысленном» антихристе. понятен теперь тот факт, который записан в памятниках за сибирским расколоучителем Якунькой Лепихиным. Он написал в листе изображение церкви, вокруг нее обвившимся дьявола в образе змея, змей извергал своя яд на святые Христовы тайны¹⁸). Очевидно, это был иллюстрация к учение о «мысленном» антихристе, которого держался и Лепихин.

Послание «об антихристе и тайном царстве его» представляет поразительный из образцов ложного толкования Писания, с какими мы встречаемся в начальной истории раскола. Поставив себе задачей доказать бытие «мысленного» антихриста, расколоучитель должен был обосновать общее положение, что все Писание об антихристе следует понимать иносказательно, и затем в иносказательном смысле протолковать и каждое в отдельности свидетельство этого Писания. Попытка в этом роде была действительно дана, но раскольники легко могли видеть произвольность каждого шага этой попытки. Так, из того, что «Апокалипсис», по толкованию Андрея Кесарийского, есть «сокровенных тайн явление», расколоучитель вывел заключение, что все сказанное в Апокалипсисе об антихристе надо «разумевать тайно», оставив при этом без внимание вопрос о том, так ли толкует сам Андрей Кесарийский учение Апокалипсиса об антихристе. Взяв слова 2 Пер. 1, 20, означающие, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешать самому собою, расколоучитель объяснил их в том смысле, что всякое Писание апостол повелевает «разуметь духовно». Таковы были основания для общего положения. Столь же были произвольны и все частности. В самом деле, на каком, например, основании раколоучитель стал утверждать, что под «градом», где антихрист убьет пророков Илию и Эноха, надо разуметь закон Господень, если в Апокалипсисе прямо сказано, что убиение последует в том «граде идеже Господь наш распят бысть», и если поэтому Андрей Кесарийский называет этот град «ветхим Иерусалимом». Помимо этого послание сибирского расколоучителя страдало со стороны доказательности еще тем, что не доводило дело до конца, так как от решения подлежащих вопросов оно прямо уклонялось. Таков напр. существенно важный вопрос о пророках Илии и Энохе. «А что глаголют о Энохе и Илии, еже быть чувственно в древнем Иерусалиме, и об этом много что говорить? – лучше престать и в мысли своей содержать, как закон и пророки до Иоанна прорекли. Что об этом много спрашивать?» Пророки совершили свое дело до Иоанна; поэтому о новом явлении их нет нужды много рассуждать. «Идеже бо антихриста, ту и пророцы мысленно разумей». Таким образом полагая, что воцарение мысленного антихриста докааано, расколоучитель делал отсюда заключение, что разрешен уже и вопрос об обличителях антихриста. Между тем порядок обследования данного предмета должен быть обратный. Писание показывает, что прежде должно говорить об обличителях антихриста, потом уже о самом антихристе, так что, чтобы доказать явление антихриста, необходимо предварительно показать пришествие пророков. Следовательно и для того, чтобы принять учение о «мысленном» антихристе, надо было иметь основание протолковать в переносном иди возводном смысле Писание о пророках. А так как этого невозможно сделать без явных нелепостей, еще более невозможно, чем уклониться от буквального понимании свидетельств Писания об антихристе, то послание из Далматова и прибегло к изворотливости. Однако эта изворотливость слишком очевидна и примириться с ней могли не все. В Писании раскрыто ясно, что пред пришествием антихриста на обличения антихриста и для утверждения верных будут посланы ветхозаветные праотец Энох и пророк Илия, некогда взятые живыми на небо, – явятся они видимым для людей образом. Они возвестят людям кончину времен и обличат проповедь сына погибели, антихрист сотворит брань с ними, убьет их и останки из зримым для всех людей образом повержет на стогнах града Иерусалима. Отсюда понятно, почему в посланиях из Пустозерска, в полемике против раскольников подобных составителю послания «об антихристе и тайном царстве его», отводилось столь видное место вопросу об обличителях антихриста. Таковые послания Аввакума к попу Стефану, к некоему брату с братией и к Ионе. Во втором из этих посланий Аввакум обличал: «соблазняющееся некие мудрствуют неправедно – говорят пророкам духом, а не плотью прийти: и это есть нечестиво и противно Писанию. Духа кто может убить?... а пророков антихрист убьет, – не души, но тела их, так же и все богословы учат (VIII, 78–9)». Другие говорят, – писал Аввакум в ответ на вопрос Ионы, – что Илия и Энох были на земле и людям проповедают. И то не ложно, и я говорю: были, да не купно: Энох прежде потопа седьмой от Адама, а Илия в Израили при Ахаве. На последок же дней придут еще раз Илия и Энох, с Иоанном, чувственно человеки, плоть и кровь одушевлена, понеже еще не вкусившая смерти... Прежде мучителю искусить род человеческий подобает.. Пророки же Энох и Илия с Иоанном посланы будут проповедовать людям, яко той есть льстец погубляяй останки, не русскую только землю, но и всю под небесами землю, идеже елико солнце сияет. Он же их убьет чевственно и повержет на стогнах града Иерусалима... Читай Апокалипсис, глава 11, там написано пространно и веруй Писанию, а не бабьим басням, – будут пророки на утверждение людей и на обличение мучителю злодею» (88, I, 749). Так назвал Аввакум тех, которые отрицали явления Илии и Эноха собственным лицом и признавали пришествие их «духом», – что пророки «были на земле и проповедают», очевидно – Писание; через уста поборников истинного учения. Действительно, то было «блазненное мудрование». Его можно было проповедовать, но никак не по Писанию. Проповедники доходили прямо до безумия и хулы, как это вдино из примера расколоучителя Трифилия. Она договорился не только до «уничижения» Эноха, но и до отрицания «верования» во второе Христово пришествие. Об этом мы узнаем из послания Аввакума к неоему брату с братией. Пустозерский узник написал громовое обличение по адресу Трифилия. «Исплюй мне, Трифилий, безумное мудрование свое, – писал он по поводу того, что зашла речь об Илии и Энохе, – и я с тобой же плюну на него, и веруй по Писанию, а не по мраковидному видению своему. Обманул тебя бес и научил Писание уничижить: покайся об этом и веруй, по святому Писанию, первому и второму Христову пришествию, так же и символ веры учит нас». Из дальнейших слов Аввакума видно, что это было за «мраковидное видение», на котором основывался Трифилий. «Писанием свидетельствуй об истине, а не мраковидным видением. Так ты мир – от и весь с путь собьешь этим учением: я был на небе, мне показано, и ангел ко мне приходит всегда и возвещает Божие хотение. Я грешный, услышав это, задумался, говорю, он лазил на небо-то? Есть, пишет в Александрии, – ложь ли, правда ли, – об Александре Македонском, будто на двух зверях крылатых покушался на высоту взойти, изведал аэр и небо, коль высоко, и убоялся, сошел потом на землю. А Трифилий, как не испугался, твердь прошел и достиг неба небес, встал у престола Царя славы и видев книги животные и в них написанное?... Да думаю, да думаю, уж – то, скажу, он недолго был там! А как бы долго пробыл там, так и всех бы людей перегадил. Я чаю и так не мало перемазал подобных себе... Горе мру от соблазн, а тому и больше, им же соблазн приходит. Когда видение с Писанием сходно, то разумеем, что от Бога есть, когда же несогласно, то прелесть есть. У нас и у самих того много живет. Держатся подобает писанных... И часто бывало, – во время прилежной молитвы окружит меня дух, и распространился ум, и радости неизреченной исполнится сердце, да и пройдет. А после разумею, что это ради моего малодушия было, когда о чем опечалюсь или чрезмерно рассуждаю что... А когда что сблужу, тогда мне и наказание живет: дух мой томит меня, еле отдохну» (VIII, 79–81). Так писал Аввакум произнося осуждение и своим «чрезмерным» и «безумным» умствованиям. Может, если это был известный инок Трифилий. Может быть в Москву пиано и сибирское послание «об антихристе и тайном царстве его». По крайней мере в послании к попу Стефану Аввакум уже посылал обличение этого рода кривотолкам. Перечисляя нестроения среди московской братии, о каких дошло известие до Пустозерска, Аввакум, между прочим, в заключение писал: «еще же другие говорят Илиино и Энохово и Иоанново пришествие должно быть и твари изменение в притчи а не истинно. И это есть мудрование их вражда на Бога. Читай Апокалипсис, главу II об Илии и Энохе. Ипполит говорит там быть и Иоанну. И многие богословы чувственно им говорят быть, а не в притчи и гадании, то есть телесно пострадают от противного духа, то есть от сына погибельного. Так же и вся тварь изменится от работы тления в свободу славы чад Божиих – истинно, а не притчей и гаданием» (V, 216). Смятение в Москве было великое. «Затекаете, – добавлял Аввакум, – во многом мудровании своем, и иже друг друга гнушаетесь, и хлеба не едите друг с другом. Глупцы! От гордости что черви капустные все пропадете» (–217). Сторонников того же учения около1670 года называл и инок Авраамий в посланиях к боярыне Морозовой и к неизвестному по имени «боголюбцу», когда писал: «другие говорят на земли чувственно пророка Илии и Эноху не быть» (VII, 419). Инок добавлял, что так можно говорить только «от неведения божественного Писания» (ср. 424). Мнение диакона Феодора раскольники могли видеть из посланий ко «всем православным» (VI, 264) и к сыну его Максиму (–187).

Проповедники учения о духовном антихристе на Дону, в Поморье и Новгороде. – Писания диакона Феодора и протопопа Аввакума в деле закрепления учения об антихристе как «отступления». – Первая статься определений Новгородского собора 1694 года.

Из сказанного видно, что Аввакум, диакон Феодор и инок Авраамий были противниками учения о духовном антихристе, в своих руководствующих посланиях высказывались об этом предмете с решительностью и ясностью, в большей или меньшей мере выступали прямо с полемикой. Однако и здесь нельзя сказать, что они не помогали утвердиться лжеучению, против которого сами же и восставали. Прочитавши послание «всем верным», раскольники должны были составить себе одно понятие об антихристе, – ясное и основательное, за доказательствами для которого легко было обратиться к писанию. А прочитавши послание «о познании антихристовой прелести», раскольники могли составить другое понятие об антихристе, иное, чем первое, – туманное, как туманна была сама речь послания, отрывавшаяся от прямых и ясных свидетельств Писания. Легко было сказать, что исполнилось «отступление» по числу «зверя», но не так легко было отыскивать признаки «звериной прелести». Одно писали с берегов Ледовитого океана, другое видели в Москве. Недоумение было предложено на разрешение диакону Феодору. В попытке доказать, что сети антихристовой «прелести» уже уловляют «не внимающих себе», Феодор высказал незаметно для себя такое учение, какое не отвечало воззрениям на антихриста, как на определенную личность. «Антихрист есть испадшая денница, зовомый дьявол» (VI, 80). Такое определение понятия об антихристе потребовалось расколоучителю именно за тем, чтобы уяснить понятие об «антихристовой прелести». «Нечестие зверя, – писал Феодор, – удивительно реку – за пестротное его и за лживое злохитрство, яко сплетает нечестие с благочестием, клятву с благословением, мучительство с щедротами, милость с немилосердием, кротость с зверством, безчинство с благочинием, здравое с вредящим, смертное с пребывающим, волка с агнцем», и так далее и так далее (VI, 84). Примеров этого послание указывало немало. «О прелесте! потому что есть пестра: крест Христов трисоставный именуют, а почитателей его, яко еретиков, погубляют. О прелесте! потому что есть пестра: крестят в Троицу, богословов же Святой Троицы, как безбожным, огню предают» (VI, – 87). Объясняя, почему «каждая святыня нечестивое близ себя имеет», Феодор указывал на то, что «пестрота зверина по существу его сросшуюся имеет в себе крепость и сплетенное нечестие с благочестием носит», на то далее, что «антихрист есть дьявол», иначе «ангел и бес, свет и тьма»: бес преобразуется в светлого ангела и тьма может казаться светом. Такова по существу «антихристова прелесть», как «действо сатанино»: отсюда антихрист есть дьявол. А так как «прелесть антихриста» проявляется в человеке и через человека, то антихрист есть «дух и плоть, сатана и человек» (VI, 85). «Образ зверя носит в себе всякий помраченный тьмой нечестия окаянный еретик (VI, 84), хотя первее всего «змий вошел» в «двоицу окаянных людей, царя и патриарха» (VI, 83). Отсюда видно, что мысль об антихристе как дьяволе, иначе как о нечестии, которое дьявол распространяет через человека, была высказана диаконом Феодором только в качестве добавочной и для пояснения, почему «антихристова прелесть» «пестра видением», или: почему видимая «пестрая видением» прелесть есть именно «антихристова прелесть». Он не говорил, что антихрист есть «дух» в том смысле, что не будет антихриста, как определенной личности; он не доказывал, что антихрист есть нечестие, которое проявляется через человека, а всецело лишь в человечестве, и что возглавления этого нечестия в одном лице ждать не следует; он не намекал и на то, что все Писание об антихристе надо понимать не буквально, а духовно, иносказательно, в смысле переносном; все это было бы несогласно с Писанием. Следуя Писанию, диакон Феодор учил, что антихрист не дьявол, а человек, определенная личность, имеющая родится от колена Данова. В данном же случае Феодору требовалось поддержать свою мысль, что произошло «последнее отступление», что настала «антихристова прелесть», – та именно, скоро за которой явится и сам антихрист. А между тем, по ходу мыслей послания и по букве их выражения, читатель мог вынести убеждение, что антихрист есть не что иное как богоборный дух, что царство его уже настало, и не где либо, а «в христианском на севере царстве, в российском государстве». Почва раскола была так неустойчива, что колебалась непрестанно. Его дебри были столь непролазны, что запутаться в них было очень легко. Это была эсхатология, исполненная противоречий. ЕЕ направление изменялось с изменением взгляда отдельных расколоучителей. Иногда одна фраза была достаточна для того, чтобы, помимо намерений ее написавшего, возникли новые толки, новые недоумения. А если она падала на почву до известной степени подготовленную, то следствия оказывались тем обширнее. Действительно, учение о духовном антихристе, как об отступлении, проповедовалось в расколе. Таков был Козма Косой на Дону, таков же диакон Игнатий в Поморье. «Догматство их было: Илия и Энох не будут никогда, а на Москве уже царствует Титин¹⁹. «Титин», по объяснению Ипполитова слова в Соборнике, есть «преисподний бес», содержит в себе число 666, т. е. число имени антихриста. Очевидно, мнение Косого и Игнатия состояло в том, что с 1666 года, когда пало православие в Москве, воцарился дьявол. Его нечестие, его богоборный дух и есть антихрист. О том же самом писал и единомышленник Косого Козма Сидоров: «сатана связан был словом Божиим тысячу лет, а пот тысяче лет развязан, и на совершенном том числе Рим отпадет со всеми западными странами, а по тысячно году настало антихристово царство... После Рима стояла благочестивая вера! до 1666 года, а наконец и последнее «московское царство» от веры православной отступило, от Никона кровопроливца», и всюду стало антихристово действие»²⁰). В поморье это ученье утвердилось окончательно. Так как в понятии об «отступлении» заключается понятие о признаках «отступления», то не проходили бесследно суждения и об этих признаках. Поиски естественно устремлялись прежде всего на обнаружение печати антихриста и преимущественно останавливались на трех и пяти перстах. Однажды Аввакум писал: «две печати антихриста Богослов говорит, одна на руке, а другая на лбу: три перста на руке сам на себя скудоумный возлагает печать, а на лбу печатают святители с бесами (V, 230). Таким образом Аввакум истолковал, что именославное благословение и троеперстие есть печать антихриста. В послании к некоему брату с братией он хульствовал и еще подробнее. «Написали крестится тремя перстами, в троицу пребеззаконную, о ней же свидетельствует Иоанн Богослов в Апокалипсисе: змей, зверь, лживый пророк, – то есть: змий дьявол, а зверь антихрист и царь лукавый, а лживый пророк – учитель лукавы, как и Никон отступник... А благословляют как-то странно пятью перстами, развращено, по преданию врага и адова пса, Малаксы протопопа. Обе тайны пребеззаконны, – и три перста и пять перстов... По Ипполиту и по Ефрему Сирину, скверный и мерзкий образ на лбу возлагают: скверный – три перста, мерзкий – пять перстов, – слогом молыть, печать антихристова на голове стала, и на брюхе, и на плечах... А треперстная ересь явна была в Апокалипсисе: из нее исходят три духа нечистых и вселяются в поганую душу, преводне рещи – три жабы или три лягушки, и оскверняют человека. Всякий, кто крестится тремя перстами... кланяется и жертвует душей тайно антихристу и самому дьяволу» (VIII, 71–3). Подобным образом писал и инок Авраамий в «Щите веры»: «Богослов глаголет» об антихристе: «и даст им знамение на руку десную и на чело. Какое знамение есть? Три перста, – число летам, и число человеческое, и число зверино» (VII, 242). Если есть печать антихриста, то где сам антихрист? Печать антихриста есть, а антихриста нет: это крайняя нелепость. Так как однако личного антихриста не находили и указать не могли, то на вопрос об антихристе стали отвечать: «антихрист тот, кто крестится тремя перстами»²¹. В том же духе рассуждали и о св. таинствах. Так, диакон Феодор в ответе иноку писал: «Ипполит святой пишет в слове своем о антихристе: в та, говорит, времена будет злой вождь, агнец, неправедный, Титин, – и то все ныне сбывается, – Титин тоже что 666, два тверда по триста – 600, наш – 50, два иже по восьми – 16» (VII, 241). Он же в послании в Москву приведя тоже слово Ипполита, говорил и еще прямее. «Святый Ипполит святым духом провидя о ныне начавшимся времени, говорит: в те времена будет... агнец неправедный, Титин, то есть жертва неправедная в числе зверином: Титин потому что тоже есть 666 в числе стоит». (VI, 65). Подобным образом и еще более с поразительной развязностью богохульствовал Аввакум. «Несть, – писал он в послании к некоему брату, – в иудеях ни жертвы, ни приношения, ни кадила, ни места, где воздать Богу живому; аще ныне где и приносят жертву иудеи, – не Богу, но дьяволу. Так и ты Никон, со ... своими, не Святой Троице, но скверной троице: змею, зверю и лживому пророку. Несть ваша чиста и свята жертва, несть! но скверна и прескверна и противна» (VIII, 73; ср. 67). Если есть жертва по числе 666, а это число означает имя антихриста, то в чем же полагал обнаружение самого антихриста? В послании из Далматова было сказано, что антихрист «вместился в потир» и «нарицается агнец». Новгородские расколоучители толковали своим последователям общее. «Антихрист пришел уже в мир и живет он духовно по действу в перемене на просвирах креста и в прочих действиях церковных таинств». Временем окончательного воцарения духовного антихриста был признан 1688 год²². В 1694 году новгородские раскольники и соборно провозгласили, что уже «царствует в мире антихрист». Первой статьей своих определений собор узаконил: «несомненно нам верить и прочим учение творить, как есть: по грехам нашим в кончину века достигли, в нее же и антихрист в мире царствует ныне, но царствует духовно, в видимой церкви, сел на престоле Бога Живого, под именем иного Иисуса, показывая себя как Бога, и тем через воинство антихристово, разоряя церкви Божии, все таинства ее истребил, и всякую святыню омрачил, и свое новодействие восстановил». Таким образом учение о царствовании духовного антихриста было утверждено в качестве догмата²³).

Ожидание кончины мира. – Известия о попытках раскольников определить год и день кончины мира. – Ожидание светопреставления в Соловках. – Вычисления инока Авраамия. – Проповедь на Медведице. «Встреча» трубного гласа.

Вопрос об антихристе имел в первоначальной истории раскола не теоретическое только значение. Помимо тех споров и разделений в среде раскола, какими сопровождалась самая неодинаковость в среде раскола, какими сопровождалась самая неодинаковость и различие во взгляде расколоучителей на этот вопрос, – ближайшие последствия его выразились и особых чрезвычайных явлениях: таковы ожидание кончины мира и проповедь о самоистреблении²⁴.

Игнатий, митрополит тобольский, писал 1696, что раскольники высчитывали не только год, но и день кончины мира: «год от года и день от дне смущают народы, говоря, что в этот год и в этот день будет кончина века»²⁵. Ранее, в 1681 году, о том же свидетельствовал и патриарх Иоаким. «Говорят и пишут, – говорил он о расколоучителях, – что последний день скончания и пременение свету, и второе пришествие Господа нашего Иисуса Христа в том и том году и месяцу будет... а те годы, о них же лжепророчествующие говорили, прошли, и лжепророчество их не сбылось»²⁶. Свидетельства эти вполне справедливы. Вопрос о кончине мира был тогда для раскола неизбежен. Если скоро явится последний антихрист, как учили одни расколоучители, если он уже явился, как уверяли другие, то надо было говорить и о времени кончины мира. В этом отношении разница в учении была не велика: явился ли антихрист, или же только «скоро будет», так что настроение умов поддерживалось и последнего рода писаниями. Оказывается, что к вычислениям приступили немедленно. Так, например, в стенах Соловецкого монастыря марал столбцы черный поп Геронтий, составитель знаменитой соловецкой челобитной. По его выкладам конична мира должна была последовать в 7182 году от сотворение мира, т. е. в 1674 г. Монастырь тогда находился в осаде и «стояние за веру» продолжалось в ожидании «свету преставления»; но когда «пророчество не сбылось», Геронтия посадили в земляную тюрьму²⁷). Трудно определить способ этого вычисления, так ка в исторических памятниках он не указана²⁸), но известен способ исчисления Авраамия. Об этом он писал в послании к обярыне Морозовой и более определенно в послании к «боголюбцу». Авраамий говорит, почему нашел необходимым за разъяснение вопроса. Одни, по его словам, утверждали «скоро зело быть преставлению света сего», другие, иначе, недоумевали по поводу того, что предсказание «Книги о вере» по числу 666 не исполнилось, так как «время уже прошло». (VII, 119. 423). Устраняя недоразумение, Авраамий писал, что ожидать антихриста надо действительно по числу 1666, как указано в «Книге о вере», но 1000 лет, по истечении которой пал Рим, надо считать не от воплощения Господня, а от сошествия Господня во ад. «Многие, – писал Авраамий к Морозовой, – об этом недоумевают и говорят, что уже прошло время то, какое писано в книге Правой Веры. А писатель вспомнил выше, в том же слове» – в 30 главе Книги о вере: – «и этого, говорит, вспомнить не отрекусь, что святой Иоанн Богослов в Апокалипсисе, во главе 20, пишет, что сатана был связан на 1000 лет. И потом» – писатель Книги о вере – «прекратил об этом, но здесь кратко на самое совершенство указал». Каким образом? «Толкует этот святой Ипполит папа Римский, что связан сатана на 1000 лет от вшествия Господня во ад, и после той тысячи лет когда исполнится число лет 666, и потом, говорит, кончина будет». Читатели послание и должны были отсюда делать выводы. Так как 1666 год от воплощения Господня, по счислению Авраамия, как это, конечно, известно было его читателям, падал на наш 1658, или 7166 от сотворения мира, ибо годом воплощения Господня у расколоучителей было принято считать 5500 от сотворения мира, то прибавляя к 7166 число лет земной жизни Спасителя – 33, раскольники должны были получить 7199 год. В послании к боголюбцу, написанном в 179 году, Авраамий так действительно и пояснил свою речь. «Исполнение же числе это, – писал он, – всего лет 20, или меньше мало и еще года» (VII, 424). Таким образом по вычилениям Авраами кончина мира имелы быть в 7199 году. Переводя счисление на года от Рождества Христова, получаем: 1000 + 666, апокалипсические числа, в сумме имеют 1666; 1000 считалась от «вшествия Господнего во ад»: 1000 + 666 + 33; воплощение Господне было по счислению расколоучителей, в 5000 году, а не в 5508, как принято в счислении нашем: 1000 + 666 + 33 – 8; в сумме: 1691. Таким образом 1666 год от сошествия Господа во ад, по исполнении которого, по мнению инока Авраамия, должна была последовать кончина мира, кончался, применительно к нашему счислению, 1691 годом. Из других источников также видно, что кончину мира раскольники относили к 199 году. Так, например, в стенах Соловецкого монастыря такими тетрадками занимался головщик Матвей старец, родом из Архангельска, где у церкви Всемилостивейшего Спаса и в дьячках некогда состоял. Под грохот пушек с монастырских стен он записал «про пришествие Христово, что пришествие Христово будет в 199 году.²⁹. Впрочем, исторические памятники свидетельствуют, что ожидание кончины мира продолжалось и в «200» году³⁰. В частности можно указать на проповедника этого учения в лице расколоучителя Козмы Сидорова, жившего в Медведице. В письме на Дон от 1687 года Козма писал: «по тысяче лет» когда был развязан сатана и его действием пал Рим, «настало антихристово царство; а царство его будет только семьсот лет, – известно ведомо от Божественного Писания... а осталось от этого времени только пять лет жития нашего всемирного». Ясно, что кончину мира Сидоров относил к 7200 году. В том же 1687 году точно также проповедовал и другой расколоучитель с медведицы – Козма Косой. «Осталось, – говорил он, – до кончины века сего, поБожественному Писанию, только пять лет³¹. Более точные выкладки могли зависеть от убеждения о том, в какой день должна последовать кончина мира. Таким днем считали особенно воскресение перед масляницей, – в ночь под это воскресенье и ожидался трубный глас. В «200» году этот день приходился на 30 января. В страхе и трепете были встречаемы эти ночи. Раскольники постились, каялись во грехах, надевали чистые рубахи и саваны и, простившись с земным миром и друг с другом, ложились в приготовленные заранее гробы и закрывали себя крышками, чтоб не было страшно от страшного суда Христова³². Потом с смущением вставали из гробов...

Противная партия. – Споры с Козмой Косых в Москве, послание против него из Москвы на Дон. Толкования попы Самойлы на Дону.

Разумеется, не у всех в этой форме выражалась мысль о последних временах, сколь ни была она распространена в среде последователей раскола. В то время как партий более крайняя выдвигала своих фанатиков, – партия более умеренная создавала противников им. В сопоставлении с указаниями Писания всякие вычисления о годе и дне кончины мира являлись прямо хулительного ума произведениями и потому тем скорее вызывали себе противодействие. Такой отпор встретила проповедь Козмы Косого. Около 1678–1679 года он прилучился в Москве и там поведал приверженцам раскола, что ему известны «великие и несказанные тайны о кончине мира». Произошли по этому поводу беседы: москвичи стали опровергать Козму. Козма сначала назвал свое учение «богословием богословий», а когда ему указали, что его «богословие» не имеет никаких подтверждений в Писании, то он заявил, что у него есть «подлинник, писанный перстом Божиим прежде сотворения мира» и что «листы» его писаны с того подлинника. Такая ссылка конечно не могла иметь веса: раскольники «предали раздиранию суемудренное писание Козмы и огнем пожгли все без остатку, да не прельщает христолюбивых людей», и положили о нем «яко неправо мудрствует и чужое его мудрование христианской веры, разве в погибающих приятен, а от православных отвержен». Так как приговор не остановил Козму и он продолжал писать, тщась «паче прежнего», то москвичи в лице чернецов Никифора и Ионы решили предупредить своих донских единоверцев посланием в Чирскую пустынь – к строителю Макарию. Передавая о предмете учения Косого, они глумились над ним: «сказывает, бездельник, что последний день и час знает, а богословию Христову не внимает, так как во святом Евангелии сам Господь от апостол утаи, а не сказа... и паки рече: не лепо есть вам разуметь времена и лета, яже Отец положи своей областью. И много об этом везде божественном Писании пишет, яко о чем не писано, о том и не вопрошаем. Умели бы и без Козмы святые апостолы и святые отцы о дне и часе последнем сказать: святые умолчали, а косой богослов сказал откровенно, – спасибо на жалованье! Сохрани, Боже, от этого: чужие мы его мудрованию! Да много он плел бедный». В заключение они просили Макария с братией: «и вы, отцы святые, об этом не нерадите, но всем людям о нем, подлинно уведав, увещевайте; если умолчите, то многие к его прелести присовокупляться»³³. Таким образом при опровержении учения Косого Никифор и Иона не стали входить в подробности: до того оно им казалось нелепым, что они вполне полагались на благоразумие и рассудительность тех, к кому писали, хотя вместе с тем признавали, что бредни Косого могут быть опасными для легковерных. Действительно, по возвращении на берега Медведицы Косой не прекратил своей проповеди. Около 1687 года на Дону стало известно, что Козма «собирается воинством великим». Из казачьего войска послали за Косым. Он явился и здесь объяснил, что у него за сбор: «сказывал у себя царя Михаила, нам-де Христос велит землю очищать, мы-де не боимся ни царей, ни всей вселенной; христианская веря вся отпала, а житься всемирного осталось только пять лет». Оказалось, что мысль о царе Михаиле Козма взял из книги пророка Даниила. Пока все недоумевали, Косой стал проповедовать: «из Апокалипсиса, из Маргарита, из пророчества Даниилова о скончании века и о последних временах». Только поп Самойла, которого также пригласили на собрание, сказал: «о скончании века святые апостолы и пророки не написали». Козму спросили: «как вам идти землю очищать, – вас немного?» – «С нами, – отвечал Козма, – будут небесные силы»: это означало, что «воинство». Козмы готовилось избить всех, кто оказался бы несогласным с Козмой. Из письма Козмы Сидорова на Дон также видно, что мысль эта крепко засела на Медведице. «Осталось пять лет жития нашего всемирного, – писал Сидоров, – и в этих пяти годах Господь грядет, с великой славой во тьмах ангельских, грозно и страшно, на противника своего антихриста и его угодников, потребить своим парведным гневом от земли нечестивых и истребить всякую неправду... Хочет Господь Бог свое царство восстановить и царствовать во веки веков своей небесной силой... И об этом мы съезжаемся и от божественного Писания вразумляемся и утешаемся, что хочет Господь Бог воздать своим рабом, кто ему приятен, яже око не виде и ухо не слыша... И о том сидим у божественного Писания... А то совершенно известно нам и никто об этом не блазнись суемысленным и гордностным разумом, что Господь Бог не вскоре будет, – известно нам, вскоре явится во славе великой, и вся земля вострепещет, и море восколеблется, и преисподняя потрясется, и нечестивые и непокорные все потребятся от земля, уже мучительство антихристово перестанет». Оказалось, что «ожиданием второго Христова пришествия» жили на Медведице давно, с тех самых пор, как «с Руси» сюда «прибежали». В том же 1687 году Козма Косой был отправлен в Москву к «антихристову» суду и там умер. Земля осталась неочищенной...³⁴.

Таким образом проповедь Козмы Косого не прошла без эпизода на Дону, но здесь склонны были лелеять другую надежду. Толкователем выступил поп Самойла. он поддерживал убеждение, что «последние времена идут» и уже «пришли», что скоро последует в мире и перемена несказанная, но дело кончится по не «светопреставлением», а торжеством новых книг над старыми. Самойла взял 11 и 12 главы 3 книги Ездры. «И видех сон, и се, восхождаше от моря орел» (3Ездр.11:1), говорит писатель книги Ездры: это, по признанию Самойлы, царь Алексей Михайлович. «А три главы, – то его дети»: Иоанн, Петр и София. «Ибо главы его бяху покойны» (3Ездр.11:4), – и то значит их государству слава и богатство, а средняя глава с ними покояшеся» – это указывает на факт соправительства Софии. «И видех, и се, воста орел на ногти своя» (3Ездр.11:7), – и то произобразуется, что стоит на когтях и ниже ногтей царствующий град Москва». «И ничтоже бяше остало в теле орли, токмо две главы покоящияся и шесть перийц.» (3Ездр.11:23), и то являет нынешних великих государей и шесть дочерей, а седьмая его государская дочь равна с ними, великими государями». «И видех, и се, шестим перийцам разделена суть два и пребыста под главою» (3Ездр.11:24): это значит, что Иоанн и Петр между собою несоюзны. «И видех, и се, два, яже остастася въ себе сами, помышляста и тая царствовати.» (3Ездр.11:28): это значит, что Иоанн и Петр, принимая царство после Феодора Алексеевича, думали, что оно дается им «свыше от Бога». «И в том егда помышляста, и се, едина от покоящихся глав, яже бяше средняя, возбуждашеся» (3Ездр.11:29) «Се един покоющу главу», – и то преставление брату их государскому», Феодору Алексеевичу: Переходя замет к 12 главе, Самойла толковал «востанут в том осмь царей, ихже будут времена легка и лета скорая, и два убо от них погибнут» (3Ездр.12:20), – и то царствовали малые лета блаженной памяти великие государи. И от тех восьми родятся двое, и то ныне царствующие великие государи Иоанн и Петр. А двое на концы содержатся и три главы покоющи, – и то явно изображено про» Иоанна и Петра и их Сестру Софию «А что двое на концы содержатся, – и то значит последнее время века сего на восьмой тысяче» По счету Самойлы цари Иоанн и Петр были последними в числе тех 12 царей, о которых говорится в той же 12 главе, – это русские правители, начиная с Василия Ивановича. Почему же должно было прекратится «наследие» царя Алексея Михайловича? Потому что оно «произошло от яростного гнева и рвения без рассуждения». У Ездры сказано «И видех, и се, глас не исхождаше от глав его, но от среды тела его». (3Ездр.11:10): это относили именно к делу о расколе при Алексее Михаловиче, когда «по его государскому рассмотрению чинилось не умно, но яростно, со многим рвением к кроворазлиянию за веру». Отсюда в применении к царям Иоанну и Петру «толковали с сего света о скором их прекращении от пришедших царей Имеретинских, и иных, которые приидоша в Москву: те будут царствовать и от них вера утвердится старая по прежнему»³⁵.Толкование попа Самойлы, конечно, противоречило убеждению той партии, которая крепла в мысли о наступлении царства антихриста, равно могло возбудить недоумения и в последователях партии более умеренной, но факт ем именно и характерен, что он показывает, как противоречиво разрешались в расколе его руководителями внутренние вопросы и почему они неожиданно для самих последователей раскола производили в нем волнения и разделения. Пока что – пошла по все Дону молва: у попа-де Самойлы «есть книга в лицах, изображен орел, и тому орлу толкование напечатано». Любопытные спешили посмотреть орла и послушать толкование. Глазея на орла и Самойла, спрашивали его, где и как он научился такому толкованию, за которое достойно вторым Златоустом называть? Самойла не скрыл тайны. «Жил он на Усердее, и на праздник Георгия Страстотерпца учинил душевный грех. И за тот свой грех приходя к церкви Козмы и Дамиана в трапезу, в полдни, три дня молился Богу о том грехе и положил поклонов тысячи две. На четвертый день по тех трудах, пряди домой, в сумерках, лег спать. И во сне видел священника, пришедшего к нему, в ризах, с бородой, среднего возраста, держа в правой руке крест, а левой орла, и потом невидим бысть. И как от сна возбудился Самойла, – с того времени дался ему учительный разум от божественных книг. И после того ведения, – шла уже пятая неделя, – купил Самойла новоисправленную Библию», печатанную при царе Алексее Михайловиче, – очевидно 1663 года, – в которой «напечатан орел, а в том орле изображен он, великий государь, а над орлом три венца царские и подпись около того орла, его государское именование», точь-в-точь как и «во сне был показан орел» ему, Самойле. Стал Самойла читать ту Библию, наше 11 и 12 главы 3 книги Ездры и понял, что дело ясно и толковать его легко³⁶. Действительно, однако же, скоро разрушила надежды: поп Самойла был взят в Москву к суду тех, кому он пророчил «скорое прекращение», а другие раскольники принуждены были бежать с Дона на Куму.

Выводы в отношении существующих взглядов на раскол. – Итоги в применении к полемике с расколом. – Библиография нашего вопроса.

Теперь мы проследили зарождение и развитие взгляда на переживаемое время, какой был присущий расколу в первый период истории. Перед нами памятники и факты, неподлежазии никакому сомнению. Вместе с тем и сам этот вопрос по своему существу таков, что его можно назвать основным, – он волновал весь мир раскол и лег в основу его внутреннего устройства. Поэтому мы имеем полное право обратится к целостному освещению предмета и к общим выводам. В начале статьи мы сказали, что изучение внутренних вопросов в расколе, с одной стороны дает основу правильного исторического взгляда на раскол, а с другой служит зеркалом для раскола, в котором он может видеть весь свой облик с головы до ног. Поясним теперь это на данном примере.

Лет сорок тому назад впервые стали отрицать религиозные основы раскола. В нем стали видеть нечто иное, чем церковное явление, как понимали раскол в течении почти двух сот лет. Старое учение о расколе через это не было поколеблено, он крепко держится и смело идет вперед и до сих пор, но и новый взгляд продолжает обнаруживаться в разных видах. Видели в расколе «общинную оппозицию податного земства против всего государственного строя с его немецкими чинами и установлениями»; говорили даже, что «раскол явился оппозицией не только земских вообще, но и местных областных прав и преданий, объединявших и уравновешивавших стремлениям центральной власти». Теперь в светской литературе господствует взгляд, который видит в расколе явление социально-бытовое с религиозной окраской. Корень его – в социальных и экономических настроениях русской жизни, его цель – борьба с этими недостатками. протест начался с критики религиозных вопросов, с проверки начал церковной жизни, но не здесь заключается основа раскола. Ему обещается и великая будущность: «раскол, уверяют, станет верой, религией русского народа, он даст ему новые здравые идеи, поставит новые жизненные идеалы»: Обоснование данного взгляда, потому что этот вопрос лежит в основе вопроса о том, что такое раскол; при этом за пояснением и доказательствами естественно и необходимо обращаться к истории раскола за первое время его существования; исследователи это делали и делают, но при неполноте изучения этой последней приходили и приходят к неправильному выводу. Они не отвергают церковного элемента в расколе и признают, что он был присущим ему, но чтобы достигнуть своей цели и объявить раскол явлением гражданским, утверждают, что церковные интересы составляли для раскола нечто случайное. Ясное дело, что только с разрешением этого последнего вопроса – именно вопроса о том, действительно ли церковные стремления раскола в первый период его существования не составляли его основу – получить свою оценку этот новейший взгляд на раскол. Всесторонний ответ может дать здесь лишь вся история внутренней жизни раскола, т. е. в полном ее объеме, в каком она обнаружилась в первый ее период, но и рассматриваемой нами ее стороны достаточно, чтобы наметить решительный путь.

Вопрос о том, как смотреть на переживаемое время, был конечно основным вопросом всей внутренней жизни раскола, происхождение его не было случайным. Это ясно доказывает вся история этого вопроса. А между тем, о чем трактовал раскол? Что его тревожило? Его мысль всецело была сосредоточена на той перемене «веры», которая, как казалось ему, последовала с переменой «старых» книг на «новые». Он думал о «последнем отступлении», да о «последнем» антихристе. Настало ли это отступление»? Явился ли антихрист? Если не явился, то скоро явится?

И как понимать антихриста, в смысле определенной личности или иносказательно? Когда, наконец, последует кончина мира? Вот все те вопросы, над разрешением которых скорбел раскольник, мучимый мыслью о горькоплачевности переживаемого времени. Где же здесь восстание против иноземных начал русской жизни, где смелый протест против подушных переписей, податей и «даней многих», против рекрутства, крепостного права, областного начальства, где вообще крепкий вопль против правительства, – где все это, о чем так решительно говорят защитники нового взгляда на раскол? Раскольники потеряли уважение к царю, стреляли по царскому войску, прекратили даже и молитву за царя; но они поступали так не потому что разубедились в божественном происхождении предержащей власти, не потому что признали повиновение царю выдумкой человеческой и желали переустроить русскую жизнь на иной лад; а потому, что признали царя отступником от истинной веры и отсюда врагом Богу, которого любить нельзя, потому что заподозрили в нем не только чрезвычайного предтечу антихриста, но даже и самого последнего врага церкви, молится за которого было бы бесцельно, даже грешно. Тяжело положение раскольника в государстве, конечно, усиливало апокалипсическую настроенность его мысли, но в качестве признака наступления последних времен истолковывались собственно лишь те статьи закона, по которым раскольник подвергался преследования и казни за содержание раскола, да и порядок этой мысли был тот, а не обратный – что эти казни и преследования получали апокалипсическую окраску от убеждения, что царство антихриста настало или, по крайней мере, близко. А все это показывает, что в основе раскольнического движения лежали мотивы религиозные и только религиозные. Может быть скажут, что вопросы веры служили для раскола только внешней оболочкой, которой он прикрывал совершенно другие цели? Но зачем нужна была эта оболочка, если таится было не от кого и не зачем? Ведь раскол обсуждал свое собственное положение у себя дома. Может быть скажут еще, что в своем отрицании раскол стал под знаменем богословия, как науки, так что протест против социального строя был сформулирован посредством истин, взятых из богословских книг? Такое объяснение, конечно оригинально, но оригинальность его выше своей меры. Протестовал раскольник, примерно, против крепостного права... Будет ли когда-нибудь отмена крепостного права? Мучимый этим вопросом, раскольник отвечал сем себе в научных выражениях, что Илия и Энох не придут на землю...

Обратимся теперь к другому пути, которым идут в установке исторического взгляда на раскол. Раскол считают «крупным явлением умственного прогресса». «Ошибочно, – говорят, – видеть в расколе плод невежества и противодействие просвещению. По сущности предмета, который служил расколу основою, раскол действительно представляется с первого раза до крайней степени явлением консервативного свойства; но в то же время потребность удержать то, что прежде многие века стояло твердо, не подвергаясь колебанию, вызывало вслед за собой такие духовные нужды, которые вводили русский народ в чуждую ему до того времени область мысленного труда. Раскольник пытался все проверить и исследовать; он читал и пытался создать себе учение; он искал в обряде смысла и старался исполнять его сколько возможно свято и точно. Отсюда раскол двести и более лет служил и ныне служит образовательным элементом для простолюдина». Таков в кратких словах этот второй путь. Что сказать о нем: Положим, что все это так, все это правда. При первом взгляде на историю раскола действительно может показаться, что такой взгляд верен. И, однако же, нельзя не видеть, что в этом ничего нет утешительного. Вопрос не в том, была ли чужда расколу область мысленного труда, а в том, правильно ли было его движение в этой области. Возьмите длинные рассуждения раскольников по вопросу о переживаемом времени. Мысль была напряжена до высшей степени, усилия были, можно сказать, неимоверны. Вопрос был в полном смысле новым и раскол делал первую попытку мысленной работы. И однако же получилось ли в результате что-нибудь, кроме картины непроглядной тьмы? Проблески света здесь были ничем иным, как только умиравшим наследством того времени, когда расколоучители не были расколоучителями. И тем крепче держался раскол за свою опору, чем тверже стоял на своей почве, тем мысль его уходила от истины все дальше и дальше. В этом направлении ничуть неизменно она идет уже третье столетие. Возьмите раскольническую тетрадку наших дней. В нелепой мысли о наступлении царства антихриста современный нам безпоповец убежден еще более, чем был убежден раскольник первых лет существования раскола. Подобно последнему он роется в старопечатных книгах и толкует их еще более криво. Вытолковывая наступление последних времен при посредстве указания на семиглавого и двурогого апокалипсических зверей, раскольник XVII века думал, что первый зверь знаменует римскую власть, а второй – русскую державу, ибо два рога у зверя – две власти: царь Алексе и патриарх Никон. Современный нам безпоповец обнаружение семиглавого зверя видит в совокупном действии церкви и государства против раскола, а обнаружение зверя двурогого в учреждении единоверия, ибо рога этого зверя были подобны агнчим, а единоверие и есть зверь с агнчими рогами. Чем же спрашивается, новейшее толкование раскольника лучше его толкования старого? Это ли есть совершенствование в области мысленного труда, это ли достойный результат двухсотлетней упорной работы! Можно было бы привести целые сотни таких образцов, но мы говорим по поводу и указываем только один из области однородных. Правда, раскольник уже оставил не одну свою старую нелепую мысль, он изменил отчасти и прием в доказательствах, он дошел даже до такого новшества, что уже читает наши газеты и журналы; но через это не переменились его убеждения, забытые частные положения, но не перестали существовать и не ослабли его движущие идеи, его мысль не просветлела даже и на одну долю. Мы не называем раскольника мучеником бессмысленной привязанности к букве, но называем его страдальцем за ложные убеждения. Отсюда – его мысль работает непрестанно, но она не может выйти на свет. Раскольник мыслит, исследует, проверяет, и – держит мысль в тисках. Он пытается создать себе истинное учение – и громоздит только нелепые доктрины. Он ищет в обряде смысла – и ратует лишь за его форму. Он хочет исполнить обряд свято – и ради этого лишился всего строения церковного, когда и обряд большей частью стал уже ненужным. Он поднял знамя во имя спасительности учения старых книг – и ныне караулит только их крышки. Где же здесь признак разумной мозговой работы? Видеть в таком движении мысли образовательный элемент для русского простолюдина – это значит оскорблять здоровые русские способности. А говорить, что беда поправима, что этот неправильный орган народного образования легко сделается совершенным благодаря просвещению, конечно истинному, что это будет тогда, когда просвещение совсем искоренит раскол, что по существу дела просвещение и есть единственное средство к искоренению раскола: говорит так, это значит просто сбивать с толку последовательную мысль, это значит утверждать буквально, что хотя в умственном отношении, в отношении к просвещению раскол был ни чем иным, как отрицанием просвещения, тем не менее он был и вестником просвещения, подготовлял для него почву, вообще был крупным явлением умственного прогресса. А что беду поправить трудно, об этом свидетельствует сама жизнь. Обратите внимание на жизненное положение тех идей, над разработкой которых истощается мысль раскола. В XVII веке, убежденные в наступлении царства антихриста, раскольники не только ложились в гробы, чтобы ждать трудного гласа о кончине мира, но и перепробовали все виды самоубийственных смертей. Но не то же ли самое творится и в наше просвещенное время? Мы опять говорим лишь по поводу нашего исторического примера и общую мысль поясняем только по одной частности. В раскольнических скитах на берегу Днестровского лимана открылась проповедь, что около 1 января 1897 года будет конец мира; большая комета уничтожит все живущее на земле и тогда настанет Страшный Суд. Во второй половине 1896 года стало известно, что всеобщая перепись населения состоится непременно и скоро, и это еще более убедило скитников в близкой кончине мира. В числе около двух десятков они пожелали умереть насильственной смертью в двух погребах. Замурование исполнил молодой раскольник Ковалев. Когда, спустя не один месяц, этот факт повел к расследованию дела, Ковалев ответил на расспросы, что скитники своим поступком пожелали принять мученичество, чтобы явится на Страшный Суд святыми, и что если бы они попросили прямо убить их, он сделал бы и это, если же он сам не подверг себя этой ужасной смерти, то лишь потому, что его некому было замуровать. Спустились в погреб, проломали отверстие поводов в яму и увидели груду разложившихся тел, в самых ужасных положениях. Впрочем, и при отсутствии подобных поводов, какой был в описанном случае, господствующая в безпоповщине мысль о наступлении царствования антихриста ежегодно уносит большее или меньшее число своих жертв. Так, например, в недавнее время стало известно, что в Жигулевских горах ежегодно умирает голодной смертью несколько десятков человек. Из Вятских палестин по этому пути в царство небесное года два тому назад содержалась даже особая почта. Проводники обирают карманы несчастных так же немилосердно, как и их предки XVII века. О единичных случаях самоистребления мы уже не говорим, – во имя тарой веры они повторяются тут и там. И после этого нас еще уверяют, что во всех движениях раскола видится горячее, искренне стремление добиться истины, правды, что учение раскола постепенно освобождается от разного рода уродливостей, суеверий и предрассудков, постепенно становится все чище, разумнее, светлее, что вообще раскол стремится к умственному просветлению и нравственному совершенству» ! Только теоретически выходит так, что умственный труд предполагает движение вперед, сопровождается прогрессом, и умственное просветление и нравственное совершенствование – суть последовательные ступени этого движения; но в приложении к расколу видится иначе, хотя работа мысли была в расколе с самого его начала, равно есть и теперь. В этом смысле никакого в расколе движение никогда не было и не может быть, – пройдут и еще многие годы, а раскол будет стоят неподвижно, как окаменелая статуя. В своем прямом и последовательном движении раскол есть противодействие умственному просветлению и нравственному совершенству. Мы не отрицаем в расколе стремления к добру и истине и признаем, что раскол есть действительно выдающееся явление умственной и нравственной жизни, но мы утверждаем, что он по ошибке идет не в ту сторону, куда бы следовало, и потому выдается только своею уродливостью, и пока этот путь не будет им переменен, до тех пор гробы сосновые для мысли последователей раскола будут продолжать стоять по всему раскольническому миру. А это и требовалось доказать. Вопрос не в том, были ли в расколе работа мысли и много ли сердца было вложено в его дело, а в том, правильным ли путем шла эта мысль и не напрасно ли было потрачено это чувство. Как только мы оставляем взгляд на раскол, как явление церковное – историческая оценка этого явления при всей осторожности впадает в односторонность...

Если по своей основе раскол есть явление церковное, то по каким причинам возник он? Опять мы хотим показать на примере, как наглядно и бесспорно могут быть разрешаемы основные вопросы о расколе путем изучения внутренней жизни его. Признаем, что была особого рода почва, на которой вырос раскол, и была атмосфера, при которой он народился, – это бесспорно: но остается еще вопрос о проверке того положения, из которой можно бы было видеть предмет с полной наглядностью. Просматривая новейшие изыскания по этому предмету, мы видим, что и они не свободны от старой односторонности. Пред нами образцы, где верно указывается одна причина возникновения раскола, но совсем умалчивается другая, хотя на деле было так, что первая получила свой особенный смысл лишь под углом зрения последней. Если вопрос о переживаемом времени был основным вопросом первоначальной истории раскола, а разрешение его отыскивалось в эсхатологической доктрине, то не ясно ли отсюда, что эсхатологические чаяния должны были иметь важное значение в деле создания той почвы, на которой вырос раскол. Ведь в первые дни своего существования раскол держался, конечно, тех убеждений и переживал ту внутреннюю настроенность, какая руководила им при самом отделении его от церкви, и откуда падал свет в первом моменте, оттуда же и во втором, – тот свет, при помощи которого раскол в одном случае различал свои жизненные пути, в другом находил для себя причины. Итак, история взгляда раскола на переживаемое время, за тот период существования раскола, какой подлежал нашему рассмотрению, дает нам возможность проверить вопрос о причинах происхождения раскола.

Таковы одни итоги, о которых мы можем судить по данному примеру. Обратимся теперь к другим.

Раскол – явление живое, но болезненное, он существует, но требует врачевания. Отсюда знание о расколе должно быть не только научным, но и практическим. И практичность его должна состоять ни в чем ином, как в приспособлении к интересам церкви, так чтобы наука о расколе была служительницей ее. Изучая раскол с полным научным бесстрастием, исследователь должен выделять особенно те его стороны, с которых он наиболее ясно виден, как противник церкви. В такой постановке, если она сделана правильно, не только не может заключаться чего-либо искусственного, но и как раз обратно – он даст исследованию надлежащий путь, направляя его на действительную природу явления. различение основных фактов от несущественных равно и подбор подробностей при этом не представить даже простой трудности: история обнаружит их с такой же неизбежностью, как в свое время они неизбежны были в самой жизни. История внутренних вопросов в расколе и есть та часть расколоведения, к которой всецело может и должен быть применен этот способ.

История раскола вовсе не такова, чтобы он мог желать восстановления ее при посредстве извлечения из-под спуда беспристрастных свидетелей его прошлого. Вожаки раскола, хорошо понимающее, чем и как живет раскол, скорее могут желать всех внешних бед и кар для него, чем воскрешения его старины. И нужно ли говорить, что труды раскольнических историков переполнены не только незнанием, но и искажением действительности везде, где только требовали этого интересы раскола. Особенно умеют раскольники пользоваться ссылкой на первые дни существования раскола, которые по важности своей и интересу занимают в истории раскола, конечно, первое место, но о которых до последнего времени известно было едва ли не менее всего. История раскола представляет блуждания раскола вне ограды церкви. Это – с одной стороны картина исконной вражды его против церкви, а с другой – вековых раздоров в нем самом. И если раскол не стыдится первой из них, то всегда спешит спрятать другую. Раскольнические историки, равно как и устные апологеты раскола, не перестают смело заявлять, что и в расколе был такой период времени. который нужно назвать золотым. От лет князя Владимира в Русском царстве существовало единое православное стадо; но вышел зверь из бездны, в образе Никона, и распудил его. Евангельское «малое стадо», уцелевшее в общине охранителей старых книг, и после того много лет хранило свою неприкосновенность. Оно в целом своем составе шло единым царственным путем, не уклоняясь ни на право, ни налево; его вера была правая, его учение душеспасительное, отсюда как образ светлый, так и мир нерушимый, – не было отщепенцев в учении, не могло, следовательно, быть и раздоров. Только уже потом и в следствии борьбы с врагом. когда внешние силы боровшихся сторон оказались слишком не равными, в среду охранителей старых книг вкрались ложные взгляды, которые и повели к раздорам. Легко догадаться, что поповщина при этом обвиняет безпоповщину, последняя первую, так что в первых временах существования раскола поповщина ищет свои предания, а безпоповщина свои. Кто же из них прав? Или, может быть, обе стороны неправы? И верен ли вообще этот взгляд раскола на первые времена существования? В нашем примере мы имеем один из самых главных указателей, как следует отвечать на подобные вопросы.

Дело сводится к оценке тех эсхатологических воззрений, которыми живет современный раскол. Воззрения эти лежат, как известно, в основе разделения раскола на две главные ветви. Безпоповцы признают, что ныне царствует в мире антихрист; царствование антихриста понимается в переносном смысле, вытолковывается антихрист духовный; при этом одни говорят только о признаках этого царствования, другие указывают и личных представителей. Поповцы понимают антихриста в смысле определенной личности и думают, что хотя антихрист еще не явился, но уже настало отступление от веры, и чем ближе к приходу антихриста, там больше отступление должно умножаться, а благочестие умалятся, время же антихристова явления неизвестно. Теперь спрашивается, кто же сохранил «веру начальных отцов» – первых проповедников раскола, поповцы или безпоповцы и на чьей стороне безусловная правда? В истории раскола безпоповщинского пера этот вопрос решается в пользу безпоповщины, в истории раскола пера поповщинского он решается в пользу поповщины. Проследив вопрос по несомненным памятникам, как это сделано в предложенной нами вниманию читателя статье, мы прямо может сказать, что как та, так и другая сторона одинаково неправы. «Отцы» раскола не были между собою согласны в решении данного вопроса. Избрать одного из них и отвергнуть другого раскол не может. Впрочем, и такой выбор не отвечал бы цели вполне и всецело, в общем же в тетрадках XVII века получило опровержение как поповщинское учение, так и безпоповщинское. Твердо, – потому что было согласно с Писанием, – в этих тетрадках стояло лишь то, что собственно не отвечало выводам из основной доктрины раскола. Иногда раскольники говорят, что эсхатологический вопрос, как и многие другие, если не был разъяснен первыми вождями раскола «тонкочастне», то лишь «тесноты ради темничных уз и гонений и за неимением книг». Но в действительности было далеко не так. В истории нельзя найти доказательств на это, – она с несомненностью доказывает лишь то, что вопросы внутренней жизни раскола, начиная с самого главного из них, с самого основного, просто неразрешимы для раскола, и что всякая попытка к их разрешению сопровождается неизбежно раздорами и разделениями. Это и есть жизнь вне церкви, путь без водительства церкви...

* * *

В заключение считаем необходимым сказать несколько слов о тех печатных и рукописных памятниках, на основании которых мы восстановили историю раскола на переживаемое время в XVII веке.

Сочинения первых расколоучителей напечатаны в «Материалах для истории раскола»: чтобы избежать повторений, для краткости мы в своей статье цитировали только том и страницу, например V, 230. В «Христианском Чтении» за 1888 год в первом томе были изданы дополнительные «Источники первоначальной истории раскола»: эти цитируем – 88. I, 30. В дополнение к существующим замечаниям об этих изданиях³⁷ считаем необходимым сказать следующее. Под буквами а, б, в говорим о сочинениях Аввакума, под буквой, под буквой в сочинении диакона Феодора, под буквой до сочинениях инока Авраамия, их которых одно указываем в первый раз по рукописи, под буквой е о тетрадке неизвестного сочинителя, наконец, под буквой ж о послании из Далматова, еще нигде неизданном.

а) Послание к священнику Стефану. V, 214 – 17. «Узник темничный и грешник протопоп Аввакум, всем святым, живущим в духовном Содоме и Египте, паче же священнику Стефану (V, 214): так начинается послание. Под «святыми, живущими в духовном Содоме и Египте», Аввакум разумеет, без сомнения, своих единомысленников, живущих среди православных, очевидно, в Москве (ср. VII, 417; сн. 266), где жил и поп Стефан³⁸. Из содержания послания видно, что оно было вызвано возникшими в общине московских раскольников настроениями, известие о которых дошло до Аввакума, тогда жившего в Пустозерске, и виновником которого был, между прочим, и поп Стефан. Настоящее послание Аввакума относится к числу ранних. «Единогласно пел лет с двадцать, – говорит здесь о себе Аввакум. – и ныне пою» (V, 215). А в другом послании он писал о том же самом: «наречное пения я сам до мору (т.е. до 1654 г.) на Москве живя видел, перевод писан пи царе Феодоре Ивановиче, ирмосы и обиход, и по нем сам пел у Казанской много раз. Оттоле и доднесь пою единогласно и на речь. (V, 222). Между тем из свидетельств самого же Аввакума ясно, что в московском Казанском соборе он стал служить приблизительно с первой половины 1652 года, по возвращении с протопопского места из Юрьевца Повольского (V, 16. 17). Поэтому и в данном послании к попу Стефану Аввакум говорит: «нареченные ирмосы видел своими глазами старобытные... И до мору, приходя в Казанский собор, прежде ссылки Даурской, по них много раз пел» (V, 216). А эта ссылка последовала, как видно из несомненных данных, 15 сентября 1653 года. Следовательно, послание к попу Стефану писано приблизительно в первой половине 1672 года.

б) Послание к некоему брату с братией. VIII, 67 – 81. Послание принадлежит к числу обширных, писано не ранее половины 1679 года, неизвестно куда³⁹. В конце послания обращена обличительная речь к некоему Трифилию. Можно думать, что этот Трифилий есть никто иной, как известный Кирилло-белоозерский узник. Обличая Трифилия за лживое «учение», Аввакум поясняет, почему ложь Трифилия особенно вредна. «А чаю, – говорил он, – и так не мало перемазал подобных себе». Аввакум предполагает, что «слепой вождь» – Трифилий уже успел найти себе «слепых» последователей. «Муж был подвижник, – добавляет он, – всяк почает, правду говорит» (VIII, 80). Славой «подвижника», как видно из «Винограда Российского», пользовался Трифилий – инок Симоновского монастыря: другого авторитета с именем Трифилия неизвестно из истории раскола. Порицания Аввакума по адресу Трифилия за сказки о «видениях» – с одной стороны, и похвалы «Винограда Российского» иноку Трифилию как «провидцу» также по-видимому указывают на одно и то же лицо⁴⁰. Сравнение: а) VIII, 69, с раскольническим посланием XVII века – рукопись Публ. библ. О. XVII, № 37, л. 23 – 23 об., где приводится буквальная выдержка из этого послания, как из послания Аввакума и б) VIII, 68–9, с выдержками из сочинений Аввакума – 88, I, 736 – 7, говорит за подлинность данных мест; но VIII, 76 по срав. V, 264 + V, 204 + VIII, 28+88, I, 748, следует признать вставки и читать так: «Вечная им память. Знал я некоего Доментияна священника». Правильнее чтение последних слов в другом отрывке: «знал я покойника Доментияна» (88, I, 755).

в) Послание к некоему Ионе. 88, I, 744 – 55. Говоря о единогласном и нареченном пении. Аввакум пишет Ионе: «об это писал пространно в Москву в мимошедшие года» (–751): это показывает, что послание по времени есть одно из позднейших и писано, по-видимому, не в Москву, куда направлялась большая часть пустозерских посланий протопопа⁴¹. Две выдержки из этого послания, как из послания именно Аввакума, приведены в упомянутом уже нами раскольническом послании XVII века – ркп. Публ. библ. О. XVII, № 37, лл. 18 – 18 об. «а как новопоставленный поп.... и причащает невозбранно» (–747), и лл. 25 – 25 об: «а иже в тропаре Кресту... на просвиромисании и везде» (–747. 748), причем слова: «пускай его к чертям пойдет» выброшены. На стр. 746–7 текст, очевидно, испорчен, и надо читать так: «и си исповедницы и сущие христиане чистоту и опрятность чинно держать, и по их пустыням своим им иконам не кланяются перед еретиками и слепым народом, ниже крестятся, за это добре умирают».

г) Послание в Москву к некоему Иоанну. VI, 60–79. Написано диаконом Феодором в ответ на вопрос некоего Иоанна. Издатель полагает, с вероятностью (стр. XVI–XVII), что данное послание писано Феодором по поручению его пустозерских соузников и есть то самое сочинение – «книга», о котором упоминает Аввакум в своем «Житии» (V, 82–3). Между тем из послания видно, что Аввакум подписал послание (VI, 79) лишь потому, что об этом просил Иоанн (VI, 60), следовательно послание писано не по поручению соузников Феодора; а с другой стороны Аввакум (V, 82–3) вовсе не говорит, чтоб посланная в Москву «книга» ответ была написана по поводу вопроса одного лица. О времени написания послания надо сказать следующее. Подписать рукопись диакона Феодора Аввакум мог только до известной его ссоры с Феодором, поведшей к тому, что Аввакум проклял Феодора. Феодор говори, что ссора эта началась вскоре после казни его, Феодора, и его соузников (VI, 120), очевидно – второй, бывшей в Пустозерске (VI, 257; сн. 94–5). Когда же была эта казнь? По словам Феодора тогда, когда начались первые усиленные розыски раскольников в Москве (VI, 255); а это, по известию инока Авраамия, было в 178 году (VII, 263); в сочинении Авраамия, писанном в последнюю треть 1670 года уже упоминается о пустозерской казни (VII, 261). Таким образом пустозерская казнь была, как видно отсюда, не позже первой половины 1670 года. Вместе с тем она была и не ранее второй половины 1669 года, как это было видно из слов Аввакума, который говорит, что казнь была вызвана, между прочим, его посланием к царю (V, 82), а оно, как оказывается, было писано в 177 году, а послано в 178 г. (V, 142. 151). А инок Епифаний прямо говорит, что пустозерская казнь была спустя два года после приезда расколоучителей в пустозерский острог (89, I, 230), – следовательно в последнюю треть 1669 года. Так как размолвка у Феодора с Аввакумом началась, как уже сказано, вскоре после казни (VI, 120), а в Филиппов пост после казни Феодор уже скорбел о проклятии, которому подвергся от Аввакума (VI, 94–95), то к последней трети 1669 года и нужно относить развязку этой размолвки. Следовательно и посылка Феодором ответа Иоанну состоялась приблизительно не позже первой половины 1669 года. В таком случае и инок Авраамий по получении послания в Москве, действительно, мог читать его и подписать (VI, 79), так как был тогда не только жив, но и находился еще на свободе⁴²).

д) Послания: а) к боярыне Морозовой и б) к некоему боголюбцу. Ркп. Публ. библ. из собр. Погодина, № 1552, л. 59–75, in 8. – VII, 417–26. Послание по рукописи Погодина надписывается так: «Слово инока Авраамия, заключенного бывша в духовном Содоме и Египту за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа, ко дщерем: к Феодосии и Евдокии Прокопьевным, княгиня, и прочим женам благочестивым». Авраамий обращается в этом послании то к одному лицу, то к нескольким: «ты госпоже», «благословение их будет на вас», «повинуйтеся». При это он говорит, что отвечает на письменный вопрос «госпожи». «Госпожа» – это очевидно боярыня Морозова, душа аввакумовской паствы в Москве, другие – ее ближайшие «сподвижницы» каковыми главным образом были ее сестра княгиня Урусова и дворянская жена Марья Герасимова Данилова. Поэтому Авраамий и выражается: «ты же, дщерь Христова, мужайся и утверждайся в истинной Христовой вере и с тобою подвизающихся утверждай». Уже по этому одному послание заслуживает особенного внимания. Первая половина послания, большая, имеет в основе текст, буквально сходный с посланием к «боголюбцу», но с некоторым разночтениями. Так напр. слов послания к боголюбцу – VII, 424: «исполнение же числу... до исполнения число сего» нет в послании к Морозовой. Из других вариантов отметим следующую вставку в послании к Морозовой: после слов «напечатано у них служебников выходов до осьми и все меж собою несогласные» (VII, 418), читаем: «и везде превращено в божественном церковном предаиии во освящении церковном, в крещении младенческом, в венчании, положено у них, никоновых учителей, противно божественному святых отец преданию все действовать: крещать и освящать и вокруг церквей ходить напротив солнца, а святые велели по солнцу ходить во всякой службе и действе церковном. И прочее всякое развращение, – явно есть, яко развращенная их, лукавая церковь. Увы, увы, постиже нас злая беда! Вечная погибель, иже последует учению их, новым проповедником, не имеют видеть живота вечного» (л. 60). Вторая половина послания к Морозовой содержит довольно длинное рассуждение о «пастырях никонианских» (л. 68 – 75): этой части нет в послании к боголюбцу. Таким образом мы имеем два послания инока Авраамия. Оба писаны в то время, когда Авраамий находился под стражей, т. е. после 13 февраля 1670 года. В это время Морозова и ее сподвижницы находились еще на свободе. По-видимому прежде было составлено послание к Морозовой, потом послание к боголюбцу. Почему так можно думать, это видно из того, что в послании к боголюбцу Авраамий точно определяет время пришествия пророков – обличителей антихриста и время кончины мира (VII, 424): это могло быть вызвано возникшими недоумениями, так как именно этот столь важный вопрос и не был докончен в послании к Морозовой⁴³. Через сравнение разных списков легко восстанавливается правильность текста. Отметим здесь лишь одно место. «И это число, – читаем в послании к боголюбцу, – явно исполнилось на 1666 год, понеже в этот год Никон пагубник свои еретические служебники выдал» (VII, 422). Под «1666» годом надо разуметь 1658, который по счету Авраамия действительно был 1666 годом. Но здесь опечатка против подлинника: в рукописи митр. Макария № 34, с которой напечатан текст послании к «боголюбцу» (VII, ХХХ) стоит «166»⁴⁴, как и должно быть... В VIII, 368: «на 66 год»; в послании к Морозовой «на 666 год».

е) Повесть о мучении неких старцев Петра и Евдокима. VI, 302–9. Автора «описании раскольнических сочинений» (I, 28–30), с вероятностью полагал что повесть принадлежит перу Феодора и что в основе ее лежит факт. Издатель, наоборот отрицает то и другое и думает, что это сочинение – более позднего происхождения, не позже, впрочем, первой четверти XVIII столетия (VI, ХXVII). Действительно, ни историческими данными, ни внутренними качествами рассказа нельзя подтвердить его фактическую достоверность, напротив, есть указание, что повесть эта вымысел, но из этого же указания видно, что тетрадка была пущена в народ около 1669 года, к которому приурочено передаваемое в ней событие. В 1670 году при допросе инока Авраамия, власти говорили ему, что раскольники «всю землю возмутили ложными письмами, как в котел сожжены, да не сгорели» (VII, 409). Из исторических памятников, касающихся первоначальной истории раскола, не видно, чтобы можно было отнести эти слова к чему-либо другому, кроме сказания о Петре и Евдокиме, которое тогда, очевидно, уже обращалось по рукам раскольников. А что составители повести – не диакон Феодор, об этом не может быть и речи, так ка помимо «пустоты и бесхарактерности» повести, о чем говорит издатель, мысли ее – не диакона Феодора мысли (VI, 305–6; ср. 264–267). Прибавим еще, что сказание подвергалось переделкам и, может быть, в том же XVII веке⁴⁵.

ж) О антихристе и тайном царстве его. Этот памятник раскольнического пера существует в следующих списках: а_ ркп. Киев. акад. из собр. митр. Макария № Аа. 150, в 8, скоропись ХIХ века, л. 199 – 218 об. – б) ркп. Публ. библ. из собр. гр. Толстого, Q. I. № 345, полуустав XVIII века, л. 99–115. – в) ркп. Публ. библ. Q. I. № 476, скоропись полуустав XVIII века, л. 51–67. г) ркп. Общ. любит. древ. письм. О. СVIII, полуустав XVIII века, л. 159–87. – д) рекп. Публ. библ. Q. I. № 489, скоропись-полуустав XVIII века, л. 177–193. – е) ркп. Казан. акад. № 2122, в 8, л. 234 – 39, полуустав XVIII века. – ж) ркп. библ. гр. Уварова, № 879, в 4, полуустав XVIII века, л. 46 – 65⁴⁶. Мы имели под руками все списки, кроме Уваровского. Из них пять первые в основе текста согласны между собой и более или менее исправны, причем в Макарьевском верно прочитаны те места, которые в остальных списках испорчены по вине переписчика. Список Казанской академии представляет переделку подлинника: в нем опущены пространное предисловие, отделы в тексте размещены в ином порядку, – то с вставками без связи, то без таковых вставок, – два отдела пропущены, а в конце сделано длинное прибавления. Во всех списках, кроме Макарьевского, послание надписано имеем Феоктиста: «Это слово творение священноинока и мученика Феоктиста, бывшего в изгнании в Соловецком отоце, Анзерской пустыне, благочестия ради, и там скончавшегося во время бытия Никонова. О Антихристе и тайном царстве его». В списке Публ. библ. №489 слово «мученика» опущено; в Уваровском списке Феоктист назван не священноиноком, а просто иноком; в казанском списке слова «о антихристе и тайном царстве его» поставлены в начале надписания; в списках, азыванных у нас под буквами в, г, д, вместо «Анзерской» читается «Инзерской». Макарьевский список озаглавлен киноварью так: «Страдальцев Сибирских Далматов». Этот список, из всех найденных нами, особенно важен. Он дает такие указания относительно послания, при которых является возможность исправить существующее в литературе неверное мнение по вопросу о настоящем памятнике.

Со времени выходи в свет описания рукописей гр. Толстого⁴⁷, настоящее сочинение «об антихристе» приписывается иеромонаху Феоктисту, жившему в ссылке в Соловецком монастыре; время его ссылки относили к патриаршеству Иосифа, но из какого монастыря был Феоктист, оставалось неизвестным⁴⁸. Когда затем, были найдены документы о бывшем игумене московского Златоустовского монастыря Феоктиста, который был судим за раскол на соборе 1666 года, то издатель их признал составителем тетрадки «об антихристе» именно игумена Феоктиста⁴⁹. По нашему нению в этом заключается ошибка, так как нет никаких оснований приписывать сочинение «об антихристе» игумену Феоктисту. 1. В надписании сочинения во всех списках, кроме Макарьевского, значится, что составитель его находился в ссылке за приверженность к расколу в Анзерской пустыни, где и умер, оставаясь в расколе. Между тем из известий о похождениях игумена Феоктиста видно, что до 1666 года он проживал, кроме Москвы, в Спасокаменном монастыре, в Игнатьевой пустыни, в Переславле-Залесском, в Вятке; в это время он, действительно, занимался писанием и списыванием сочинений, направленных против новоисправленных книг, но он находился на свободе; затем, взятый в Москву в 1666 году к допросу и посланный под начало в Песношский монастырь, он принес раскаяние и умер в Покровском монастыре в Москве, в мире с церковью⁵⁰. 2. В 1666 году у Феоктиста были отобраны его писания, в количестве 87 названий разных книжиц и тетрадей, но в числе из не было тетради «об антихристе». В «молебном писании» собору 1666 года Феоктист совсем не упоминал, что бы его смущал вопрос об антихристе, хотя и говорил не эту тему. Иноку Авраамию «достались писания от Феоктиста, некоторые из них он внес в свой «Щит веры», но ни откуда не видно, чтобы Авраамию было известно сочинение «об антихристе», о котором у нас речь⁵¹. 3. Игумен Фоектист умер или в конце 1666 года или в начале 1667⁵². Между тем из содержания сочинения «об антихристе» не видно, что бы оно писано было ранее этого времени. Сочинение имеет вид послания к «братии» в ответе на ее вопрос. Общество раскольников именуется или «братством» или «церковью», которая является не только «наветуемой и гонимой от врагов», о и «процветающей мученической кровью». Вместе с тем положение дел тогда было уже таково, что в «братстве» открылись внутренние раздоры. «Слышал аз грешный с великим недоумением, что некоторое есть в вам между братии рассечение, а иным на соблазн и младым людям на слабость». Уже это одно замечание составителя послания дает право относить написание последнего к более позднему времени, чем 1666 год, не позже которого оно могло выйти из-под пера игумена Феоктиста. Точно также период более поздний, чем 1666 год, видится и в полемике послания относительно попов нового ставления. Послание опровергает следующий взгляд. «Некоторые из правоверных рассуждают, – говорится в послании: аще который поп в покаяние придет, по нужде принимать от него святыню, крещение, и молитвы, и венчание, и всякий духовные потребы и нужды исправлять, и аще же изволить кровь пролить за Христа, то таковым и литургисать подобает». Очевидно, это – формулировка взгляда Аввакума по его пустозерским посланиям.

Но если данное послание об «антихристе» нельзя приписать перу игумена Феоктиста, тор кем же оно написано? Может быть каким-нибудь другим священноиноком Феоктистом? Есть основание решать отрицательно и этот вопрос. Правда, в знаменитом безпоповщинском «Щите веры» (1791 г.) настоящее послание цитируется и имени священноинока Феоктиста из Анзерской пустыни⁵³), но имя священноинока Феоктиста не встречается в более ранних памятниках раскольническом письменности: ни в раскольническом «Синодике», ни в «Винограде Российском». Трудно предположить случайный пропуск такого авторитетного лица, если бы действительно бы «мученик» за раскол священноинок Феоктист, особенно трудно потому, что кому бы лучше и помнить Анзерского узника – безпоповца по убеждениям, как не безпоповцам – поморам, поставляющим своей целью перечислить всех выдающихся «страдальцев» за раскол XVII века. В виду этого возможно думать, что надписание послания именем Феоктиста сделано в позднейшее время, с целью придать посланию больший авторитет, но таким лицом, которому не были хорошо известны ни обстоятельства жизни игумена Феоктиста, ни место, где было написано послание. Читая в послании, что составитель его находился «в дальнем расстоянии» от тех, кому писал, неизвестный ревнитель раскола посместил Феоктиста в Анзерскую пустынь. В действительности же, как видно из надписания послания в Макарьевском списке, послание писано в Сибири, заточником за раскол в Далматовском монастыре. Правильность чтения в этом списке тех месть послания, которые имеют историческое значение, ручается за сравнительное достоинство оригинала, с которого сделан этот список. Припомним, что именно в Сибири, как мы это видели выше, было распространено учение о мысленном антихристе. Имя составителя послания остается неизвестным. Видно только, что это был уважаемый расколоучитель, который умело владел пером и был большой начетчик. Послание написано по поводу присланного письменного вопроса об антихристе. Вопрошавшие тревожились, не явился ли антихрист в лице царя Алексея Михайловича? Отвечавший опровергал это мнение. «А что, – писал он, – протолковано у вас на Алексея чувственным антихристом, – мы не мним так. Писано бо есть, аще кто учинится вместо Христа главой церкви Христовой или построит церковь Соломонову, той есть антихрист. А он, Алексей, послушник его, а не властель, и поборитель в мучении его». Составитель послания говорит в данном случае о Никоне, на котором, по его словам, «совершилось» писание о построении храма Соломона. Поэтому он и далее толкует: «а что у вас написано толкование, что дана была власть знамений и чудес, да творит перед антихристом и предуготовляя ему путь погибельный, то – де перед Алексеем, когда был на войне. Мы же не так». Ясно, что послание писано при жизни Алексея Михайловича († 1676 г.). В одном месте, говоря о Никоне, составитель послания называет его «бывшим патриархом»: применительно к общему содержанию послания, поскольку им определяется время написания последнего, здесь надо разуметь факт низложения Никона.

Вот и все, что требовалось сказать в пояснение текста нашей статьи. Прочие источники были приведены в подстрочных примечаниях. Остается указать, был ли наш вопрос затронут в существующей литературе по расколу?

Еще в 1878 году явилась статья: «Учение об антихристе у первых расколоучителей»⁵⁴. Автор ее не мог составить верного представления о предмете, так как статья была написана в то время, когда еще не были напечатаны сочинения первых расколоучителей. Этим объясняется, например, попытка автора истолковать учение диакона Феодора в смысле учения об антихристе, как богоборном духе. В статье излагается также содержание «слова» псевдо – Феоктист. «По мнению Феоктиста, – говорится здесь, антихрист в своем существе есть мысленный дух, и в то же время пребывающий чувственно в единичной личности» – Никоне патриархе. Однако же такое представление по меньшей мере не точно, так как по посланию из Далматова антихрист «вместился» не в человека, а потир, и только «через» человека при помощи его, и уже совсем ошибочно кажется автору рассматриваемой статьи, будто составитель послания «возвращается к мнению» инока Авраамия. Подобно этом ошибочно выражена мысль и в диссертации И. Сырцова⁵⁵, по которому составитель «слова Феоктистова» «готов был Никона назвать самим антихристом». Впрочем у этого автора и вообще недостаточно оттенена особенность учения псевдо – Феоктиста, так что не видно, чем оно отличается от общепринятого в безпоповщине учение о духовном антихристе». Была еще статья в «Страннике» под заглавием: «Учение раскола об антихристе», – составленная по двум челобитным царю Алексею Михайловичу – попа Лазаря на значение власти русского царя в судьбе последних времен⁵⁶. В «Собрании сочинений архимандрита Павла» напечатано «Замечание о двоемыслии одного из первых расколоучителей, инока Авраамия, по вопросу о числе 666»⁵⁷. Ошибки этой статьи были указаны покойным И.Ф. Нильским. В ответе на вопрос «как учили об антихристе первые расколоучители? он основательно доказал, что, во-первых, Аввакум, Феодор и Авраамий, не говоря уже о других расколоучителях, отрицали наступление царства антихриста, и что, во-вторых, они не считали антихристом Никона. Только относительно инока Авраамия автор сделал оговорку. «Впрочем, – писал он, – вопрос о том, считал ли Авраамий Никона последним антихристом, или только видел в нем предтечу сына погибели оставим до времени открытым»⁵⁸. По нашему мнению лучше и необходимо сказать так: в то время, когда Авраамий писал свои толкования об антихристе, он не мог решить, антихрист ли Никон, по рановременности вопроса, Авраамий хорошо понимал это, почему и оставил вопрос открытым. Во всяком случае, данной статьей покойного профессора было положено начало верному взгляду на учение первых расколоучителей об антихристе, но надо сказать, что старый взгляд продолжает повторятся даже в «руководствах» по истории раскола⁵⁹. Проходя молчанием статьи компилятивного характера⁶⁰, отметим, что все вышесказанные исследователи трактовали собственно лишь об учении первых и наиболее известных расколоучителей. Что же касается дальнейшей судьбы вопроса, то в этом случае обычно повторяется лишь то, что было сказано около тридцати восьми лет тому назад в известной книге «Об антихристе против раскольников»⁶¹. А в ней «история раскольнического учения об антихристе» представлена в таком виде. После Никона антихристом был назван Петр I; затем антихриста указали в преемственном ряде русских архиереев; наконец, не ранее уже второй половины XVIII века, под антихристом стали разуметь «отступление от веры». «Убедить раскольников в такой лжи было тем легче, – говорится здесь касательно учения об антихристе как отступлении, – что мысль об антихристе, как о чем-то не чувственном, мысленном, духовном, уже проявлялась между ними с давнего времени, с самого начала появления раскола, хотя по отвлеченности своей не имела между раскольниками ходу и никем из них не была высказана ясно и определенно». Что можно сказать по этому поводу на основании данных, – это мы видели в нашей статье.

Петр. Смирнов