Часть VIII

Монашество, мученичество, неисцельные скорби суть одно и то же в духовном аспекте. Просите у Бога не только наставления и помощи – просите мученичества, страданий, пути, который требует самых больших усилий, самой большой отваги от вас, дабы воспылать рвением к Богу.

О Серафим (Роуз). Янв. 19721¹⁰⁴⁸

Монах тот, кто понуждает себя.

Прп.авва Дорофей

После кончины отца Серафима о нем стали упоминать как о подвижнике. Хотя это и справедливо, не следует впадать в преувеличения. Отец Серафим отличался от своего наставника, архиепископа Иоанна, взявшего на себя непосильную ношу аскезы в пище и сне. Ел владыка Иоанн лишь раз в сутки, в полночь. Отец Серафим – дважды или трижды, вместе с братией. Спал владыка Иоанн час-другой, не зная постели. Отец Серафим, как правило, спал достаточно и в обычных условиях, хотя иногда допоздна молился.

Подвиги архиепископа Иоанна доступны лишь редким избранникам Божиим. Стоит же из нас кому попробовать повторить их – и мы скоро окажемся негодными ни для какого дела вообще. Однажды епископ Савва сказал, что, случись ему держаться правил жизни архиепископа Иоанна и, не ведая отдыха, отдавать себя пастырству, он бы умер через две недели.

Уже говорилось, что все монашествующие тем не менее должны решительно отвергать «удобства», которые ведут к расслаблению всей духовной и молитвенной жизни, открывая врата чревоугодию, плотским вожделениям, тщеславию и пр. Следуя трезвым наставлениям святых отцов, отец Серафим воспитывал себя в умеренности, то есть брался за подвиг посильный, не мешавший ежедневным трудам. Подвиг этот был обычным делом для истинно православных монастырей, таких как Лавра преподобного Саввы Освященного, Афон, Синай или Валаам. К примеру, постель отца Серафима была типично монашеская: узкая, жесткая – две сколоченные доски без матраца. Келья – проще не придумать: дощатая, ничем не утепленная каморка. Крохотная дровяная печь грела не более часа (он топил ее перед тем как лечь спать). Зимой по утрам температура в келье опускалась ниже нуля.

Носил он обычно две рясы, одна поверх другой. Часто они были запачканы – ему приходилось выполнять много грязной работы. На поясе у него был широкий ремень из черной кожи, привязанный веревкой. На ноги он чаще всего надевал тяжелые рабочие ботинки.

По словам Сильвии Андерсон, «вся сущность отца Серафима была видна в его руках. Аристократическая форма, тонкие длинные пальцы – казалось, они предназначены лишь для умственного, творческого, возвышенного труда, например, для игры на скрипке. И что же? Руки эти были покрыты ссадинами, порезами, шишками и следами от ожогов из-за постоянного тяжкого физического труда.

Таков был и сам отец Серафим: утонченный интеллектуал с неординарными умственными способностями – и смирением. Никогда он не возвышал сам себя, никогда не смотрел на мир из окна хрустальной башни. Наоборот, всегда находился в самой гуще событий».¹⁰⁴⁹

За все годы жизни в скиту отец Серафим ни разу не принимал ванну или душ, лишь обтирался мокрой тряпицей. Со временем длинная, почти до пояса борода его свалялась. Раз он не мылся, скажут некоторые, то от него, должно быть, дурно пахло. Ничего подобного. Интересно, та же особенность была и у афонских монахов, где тоже следовали старинному обычаю и не мылись. Преподобный Никодим Святогорец объяснял «чистый запах» монахов жизнью в воздержании, в строгости и в тяжелом труде, что, по его мнению, изгоняло из тела «лишние соки».¹⁰⁵⁰ Говорил об этом и наш современник старец Паисий Афонский: «Жизнь в подвиге делает человека в каком-то смысле нематериальным, и хотя он и не моется, светится и благоухает».¹⁰⁵¹

Но никогда отец Серафим не насаждал свои подвижнические принципы среди братии. Никому не воспрещал принимать душ, никого в жизни не укорил за «чрезмерное усердие в еде».

Даже не принимая на себя особых аскетических подвигов, отец Серафим достиг уровня бесстрастия, примечательного для современного монаха, особенно если монах этот – обратившийся в Православие американец. Возможно, это был плод глубокого и полного покаяния за грехи юности, в частности за чувственные удовольствия. Тот грешник в нем поистине умер, а сам он обрел совершенно новую жизнь во Христе Иисусе. На нем исполнились слова апостола Павла: Если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете (Рим.8:13).

Те, кто жил рядом с ним в скиту, замечали, что отец Серафим не обращает никакого внимания на вкус пищи. Вспоминает Томас Андерсон: «Отец Серафим не получал удовольствия от еды, вкус ее был ему безразличен. Просто ел, чтобы пополнить запасы энергии для жизни, как автомобиль бензином заправляют. Ел то, что перед ним ставили, ничем не приправляя, даже солью или перцем. А когда наступала его очередь готовить, делал что-нибудь самое простое. Готовя, к примеру, спагетти, клал только макароны и томатную пасту, специи в пасту не добавлял.

Однажды нам пожертвовали огромное количество всяких приправ. Пришла моя очередь готовить, и мне захотелось все эти новые приправы сразу и опробовать. Я тогда был ребенком, не отдавал себе отчета, что делаю. Приготовил картошку, бухнул туда этих пряностей, особенно гвоздики много положил.

Сели за стол. Отец Герман расстроился, спросил, что это за стряпню я соорудил. А отец Серафим взял и съел и ни слова не сказал».¹⁰⁵²

Похожие воспоминания и у Алексея Янга: «Как-то я спросил отца Серафима, что ему больше всего нравится из еды, но он не ответил. Не сказал даже: “Ничего не нравится”, просто стал говорить на другую тему! Однажды он собрался к нам в гости, и кто-то выведал-таки через отца Германа, что какая-то любимая пища у отца Серафима все же есть. Не помню сейчас, что это было, но жена моя для него это приготовила. Я думал: “Ну вот, это-то уж ему точно понравится”. Перед ним поставили тарелку этой, как мы полагали, его любимой снеди, а он даже и внимания не обратил. Кажется, даже и не заметил, что перед ним тарелка стоит. Вот так».¹⁰⁵³

Потом уже, с годами, над ним в скиту стали подсмеиваться из-за безразличия к вкусу и качеству пищи. Отец Герман его за это дразнил – по-доброму, конечно. Один раз кто-то из молодых паломников решил над ним подшутить: на десерт всей братии положили ванильного мороженого, а отцу Серафиму – картофельного пюре. Отец Серафим подмигнул отцу Герману, давая понять, что шутку он заметил, но без малейших возражений съел пюре. Потом шутников даже совесть мучила.¹⁰⁵⁴

Бывший послушник Григорий, живший в скиту в последний год жизни отца Серафима, также вспоминает, что тот никогда ничего не говорил о пище.

Все это тем более примечательно, что непосредственно перед обращением в Православие он постоянно посещал изысканные рестораны, любил сравнивать различные блюда и обсуждать вкус и качество пищи и вина. То были темные годы жизни. Наслаждаясь вкусовыми ощущениями, он пытался в них забыться, теперь же стал совершенно к ним невосприимчив. Алисон, подруга его ранних лет, считает, что это, в общем-то, и не удивительно, ведь «в Писании сказано, что Бог преобразует нас обновлением ума (см.: Рим.12:2). Этого многие не понимают в христианстве, а на самом деле Господь может полностью изменить человека, вверившего Ему всего себя, всю свою жизнь». Как сказал отец Герман, «отец Серафим никогда не скучал по тому, от чего отказался. Он просто заново родился, стал другим человеком, с другим видением мира».

Несомненно, равнодушие к пище было как-то связано у отца Серафима с умерщвлением плотских желаний. В святоотеческом богословии грех чревоугодия тесно увязан с блудным грехом, поскольку, помимо всего прочего, первый порождает последний. По учению святых отцов, в эдемском саду Адам и Ева не знали ни голода, ни плотского желания.¹⁰⁵⁵ Первородный грех был совершен посредством вкушения некоей пищи, и только после этого в человеке появилось плотское желание. Пав, Адам и Ева приняли на себя проклятие страдания, болезни и смерти. Возникла необходимость воспроизводить себе подобных, дабы род человеческий не унесла смерть.¹⁰⁵⁶

Понятно, что отец Серафим никогда не упоминал прилюдно о своей борьбе с блудной страстью, но по письменным его работам можно судить о его понимании этой проблемы и его личных способах противостояния этой страсти.

Отец Серафим не усматривал в половых отношениях того возвышенного смысла, какой приписывают им в современном мире, не считал, что в них заключен один из путей познания Бога, как утверждают многие нынешние авторы духовной литературы, в том числе и некоторые православные богословы-модернисты.¹⁰⁵⁷ Придерживаясь учения святых отцов, он полагал, что половые отношения возникли в результате грехопадения. В одной из бесед он сказал: «Все половые функции человека, как видится, взяты из животного мира. Наделить ими человека изначально не предполагалось».¹⁰⁵⁸ Само осознание этого, должно быть, сильно помогало ему умерщвлять блудную страсть в себе. Как христианин, монах и истинный философ, он всегда старался устремлять взор к Небу, прозревая в падшем творении его первозданный лик, тот, что откроется в жизни будущего века. Половое желание было чуждо тому состоянию девственной чистоты, коего он стремился достичь. Полагая вслед за святыми отцами, что в раю у первых людей этого желания не было, отец Серафим писал: «...это... самое явное подтверждение их бесстрастия до грехопадения. Мысли их были прежде всего устремлены к горнему миру и его небесной славе».¹⁰⁵⁹

Размышляя о ценности девства, отец Серафим отмечал: «Не нужно думать, будто хоть кто-то из святых отцов рассматривал брак как “неизбежное зло” или отрицал, что это благословленное Богом состояние. По их мнению, в нашем нынешнем греховном состоянии брак – вещь хорошая; но еще лучше и выше – жизнь в девстве. Так жили до грехопадения Адам и Ева, так живут и сейчас те, кто последовал совету апостола Павла быть, как и я (1Кор.7:7–8)... В то состояние людям предстоит вернуться, и брака уже не будет (см.: Мф.22:30), все будут пребывать в девстве».¹⁰⁶⁰

К блудному же греху как таковому, то есть к тем видам сексуальных отношений и действий, которые Бог запретил в Писании, отец Серафим испытывал отвращение. Блудный грех, по его представлению, – это еще более прямая дорога в ад, чем угождение чреву, и сам он был мертв для него. Когда в скит приезжали люди, подверженные блудным грехам, он нередко читал это в их лицах. Еще в 1961 году он отмечал, что человек, находящийся во власти половых инстинктов, «приговорен жить в неких границах, прикован к миру и действующим в нем силам, и это “проступает в его лице”. Вот почему так уродливо лицо того, над кем взяла верх сексуальность, кто довольствуется лишь дарами мира сего и вполне удовлетворен вещами, что ниже человеческого и богочеловеческого уровня».¹⁰⁶¹

Отец Серафим с состраданием относился к людям, честно сражающимся против блудного греха. Однако при упоминании таких грехов в разговоре не желал далее их обсуждать, говорил лишь: «Это отвратительно». Это – свидетельство истинного покаяния за грехи юности, ведь даже святые отцы подчеркивают, что доказательством истинного и полного раскаяния в грехах служит отвращение к ним». На отце Серафиме исполнились слова подвижника V века святого Исаии Отшельника: «Отсекая себя от зла, человек получает полное понимание всех грехов, что он совершил против Бога; ибо, не отделив себя от них с чувством отвращения, он их и не увидит. Достигшие такого уровня молятся Богу со слезами, души их полнятся стыдом при воспоминании о своей злой привязанности к тем страстям».¹⁰⁶²

В упомянутых выше книгах преподобных Варсонофия и Иоанна отец Серафим нашел достаточно много мест, посвященных борьбе с блудным грехом. Из этих отрывков он кое-что выбрал и перевел, и по ним мы видим, как сам он учился умерщвлять в себе плотские желания. В некоторых из них рекомендуется в качестве средства против блудной страсти телесный труд, в других – пламенная молитва и немедленное отсечение греховных помыслов, в-третьих – устранение грехов тщеславия и вольности в поведении. О.Серафим отмечал, что славянский термин, который он перевел как «фамильярность в поведении», буквально означает «бесстыдство». Вот один из таких отрывков: «Трезвенный же и благоразумный человек, желающий спастись, когда видит, от чего терпит вред, тщательно хранит себя от злых воспоминаний, не увлекается страстными мыслями, удаляется от встречи и беседы с теми, к которым чувствует влечение, и от всякого повода к греху, боясь, чтобы самому не возжечь в себе огня».¹⁰⁶³

Была в подвижничестве отца Серафима и еще одна замечательная черта: он ни минуты не сидел без дела, постоянно занимаясь какими-либо богоугодными трудами. Когда он вынужденно задерживался, скажем, в трапезной, ожидая, пока закончится обед, то брался за четки и, низко склонив голову, творил Иисусову молитву.

«Отец Серафим никогда не прекращал трудиться, – говорит Владимир Андерсон. – И молиться не переставал. Бывало, говорит с тобой, а четки движутся, хоть и незаметно, ненавязчиво».¹⁰⁶⁴

«Отец Серафим себя “заездил”, – вспоминает отец Герман, – и не только себя, но и – весьма изрядно – меня. Я его так не загонял, как он меня». От одного дела к другому быстро ходил он туда-сюда по монастырю. Всегда собранный, делал любое дело споро и решительно, однако же без неистовства. Все, кому доводилось работать бок о бок с отцом Серафимом – будь то набор текстов, колка дров или садовые хлопоты, – вспоминают, что валились с ног от усталости, пытаясь не отстать от него. «В работе он выкладывался полностью, все силы отдавал, – говорит бывший послушник Григорий, – а садясь писать, вкладывал в это все свое сердце».

«Нужно, чтобы было чувство срочности, безотлагательности в работе», – отметил где-то отец Серафим.¹⁰⁶⁵ Не раз повторял: «Уже позже, чем вы думаете. Посему спешите творить дело Божие!» В словах этих – предчувствие близкого прихода апокалиптических событий. Отец Серафим остро чувствовал, что очень скоро испытания и скорби докатятся и до Америки, как в свое время – до России. Но еще, вполне возможно, отец Серафим предчувствовал и свой скорый исход. Отец Герман, подытоживая прошлое, говорит: «Предсмертное чувство не покидало его. Только и слышишь: “Уже позже, чем вы думаете!” – как заигранная пластинка!»

Теперь можно только гадать, насколько сильно предчувствовал отец Серафим собственную кончину. Он знал, что «живет взаймы», так как в 1961 году исцелился от недуга, который считал смертельным. Еще в 1955 году он написал в письме: «Придет день – довольно скоро – и я умру». Эти слова определенно наводят на размышление.¹⁰⁶⁶

Внешне, телом, он был едва ли не совершенен: стройный, широкоплечий, до последнего дня сохранил прекрасное зрение, белые, ровные, без единого изъяна зубы. Однако чувствовалось, что какой-то недуг точит его изнутри. Часто у него был усталый, нездоровый вид. Когда отцы навещали Елену Юрьевну Концевич, она не раз с тревогой указывала на болезненный вид отца Серафима.

В январе 1980 года у него начались боли в животе. Оказалось, что это почечнокаменная болезнь. Как и раньше, к врачу он идти не хотел, но отец Герман уговорил. Врачу удалось извлечь камень без большой полостной операции, но отцу Серафиму пришлось еще шесть дней провести в больнице. «Все так за меня волновались, – вспомнит он потом. – Когда узнал, сколько людей за меня молилось, очень растрогался».¹⁰⁶⁷ В больнице врачи сказали, что с детства у него работает лишь одна почка.

К концу жизни у отца Серафима болели ногти, волосы и борода преждевременно поседели. Он был на полгода моложе отца Германа, однако казался чуть ли не вдвое старше, некоторые думали, что он отец отца Германа. Сколько раз подмечал отец Герман, как бледен лицом его брат, и отсылал его отдыхать. Сам отец Серафим никогда не жаловался на усталость, никогда вслух не предрекал своей скорой кончины.

Ощущение, что необходима срочность в работе, в основном касалось издательской деятельности Братства. Единственной и постоянной заботой отца Серафима было – за малое время и при малых возможностях выпустить как можно больше духовной литературы. «Прежде всего, – призывает он, – будем помнить, что сейчас страдная пора, золотые деньки, данные нам для труда на Божией ниве. Сделаем же все, что сможем».¹⁰⁶⁸ И в другом письме: «Будущее, несомненно, весьма мрачное. Каждый год мы не уверены, удастся ли нам печатать в следующем. Молим Бога, чтобы дал нам хотя бы несколько лет, хотя бы допечатать серию святоотеческих книг, которые помогут и нам, и другим выжить в грядущие дни».¹⁰⁶⁹

Столь серьезная решимость и целеустремленность не могли не принести обильный плод: отец Серафим оставил после себя огромное наследие духовной литературы. Вскоре после его кончины его крестник, брат Лаврентий, заметил: «Отцу Серафиму удалось за относительно короткое время – семнадцать лет – выпустить горы статей и книг, затрагивающих все мыслимые и немыслимые вопросы, которые только могут интересовать православного читателя и представлять для него важность».¹⁰⁷⁰

Большую часть своих трудов отец Серафим написал, трудясь в своей смиренной келье, печатая на машинке при свечах. Над столом у него висели фотографии двух почитаемых им деятелей, его предшественников в деле распространения православного святоотеческого учения посредством печатного слова: Ивана Киреевского и архимандрита Константина Джорданвилльского.

Отцу Серафиму не нужно было, как многим писателям, черпать вдохновение извне, создавать нужное настроение, совершать прогулки. Как только выпадала свободная минута, он устремлялся к себе в келью и садился за стол. Набрасывал от руки план и сразу начинал печатать статью. Печатал быстро, лишь изредка отрываясь, видно, что-то обдумывая. Нередко осенял себя крестным знамением.

Когда случалось ему впасть в уныние, на помощь приходил отец Герман, придумывал «неотложную» работу, которая могла бы подхлестнуть писательское вдохновение отца Серафима. Иной раз он вспоминал о неосуществленном замысле многолетней давности. «По-моему, сейчас самое время!» – убеждал брата отец Герман, и тот «зажигался». «Благослови!» – просил он и с еще пущим рвением окунался в работу.

В духе монашеского смирения он никогда не подписывал свои работы. В одной из недописанных им статей он изложил необходимые условия для успеха на монашеском поприще вне зависимости от старого «обустроенного» монастыря: «Не известность миру, а желание “умереть для мира”, отсутствие тщеславных помыслов, глубокое смирение и упование на Бога, а не на собственные силы».¹⁰⁷¹ И коль скоро отцы Серафим и Герман удалились в пустынь, то не след им числить себя редакторами издаваемого журнала. И почти все годы, за которые отец Серафим издал великое множество книг, его имя не появлялось на титульном листе. По словам Александра Поупа:

Кто храм для Бога, не для славы ставит,

Себя отметиной на мраморе не славит.¹⁰⁷²

Столько же времени, сколько и собственные статьи, отнимал у него перевод на английский язык русских святоотеческих текстов. Отцы положили немало трудов, чтобы как можно ближе к оригиналу передать дух и содержание этих работ. Иной раз из-за одного слова или предложения разгорался долгий спор. Отец Серафим, переводя с русского, руководствовался буквальными значениями слов, а отец Герман, для которого русский – родной язык, втолковывал собрату мысль, которую автор выразил теми или иными словами, почему, к примеру, нужно сохранить какие-то повторы, параллели. Сколько тонкостей нужно принять во внимание, как выстрадано каждое слово. Но отца Серафима это все не смущало, а, напротив, даже радовало. «Какое же это счастье!» – восклицал он. Но превыше всего отцы стремились к смирению и в переводе, уважая как текст, так и автора.

Не только в келье или в типографии трудился отец Серафим над переводами. Случалось, прямо во время трапезы он потчевал братьев переводом «с листа» какого-нибудь из бесценных сокровищ русского святоотечества. Братия внимательно слушали, а перевод записывался на магнитофонную ленту. Потом кто-либо из помощников, прослушав запись, излагал все на бумаге, и отцы обязательно проверяли текст.

Алексей Янг, присутствовавший на некоторых из этих «переводческих» трапез, рассказывает: «Отец Серафим был потрясающий лингвист. Приезжая в монастырь, я часто наблюдал, как он прямо с листа надиктовывает на пленку во время трапезы. Это удивительная способность. Я знал, что отцы сознательно не стали заводить у себя в монастыре электричество, телефон и тому подобное, и во время одной такой трапезы не удержался, поддразнил его из- за этого магнитофона. Подошел к нему и сказал: “Не думаю, отче, что в Оптиной были магнитофоны на батарейках”. Он взглянул сперва на меня, потом на магнитофон и ответил: “Ну, Бог нам его послал, поработаем на нем, пока не сломается”».¹⁰⁷³

Таким образом отец Серафим перевел целые книги: «Наставления монахам» из «Великого катехизиса» преподобного Феодора Студита, «Православное догматическое богословие» протоиерея Михаила Помазанского, «Житие старца Анатолия Оптинского» отца Климента Зедергольма, «Комментарий к Новому Завету» архиепископа Аверкия (из этой книги о.Серафим перевел главы об Апокалипсисе, частично о Евангелиях и Посланиях апостолов, «Воскресные проповеди» отца Димитрия Дудко и «Духовные поучения» преподобного аввы Дорофея.

В основном отцы переводили с русского на английский, но случалось и наоборот. В 1971 году они выпустили на русском языке небольшую книжицу об архиепископе Иоанне, основываясь на составленной отцом Серафимом primа vita его возлюбленного архипастыря. До того на русском языке о владыке Иоанне печаталось мало, и прежде всего потому, что он все еще считался фигурой неоднозначной и противоречивой. Отец Серафим настоял на публикации русского издания его жития. Сам набрал текст. А поскольку автоматический станок с русским шрифтом он использовать не мог, пришлось делать все вручную. Глядя, как он часами сидит за этой утомительнейшей работой, отец Герман изумлялся: вот ведь, американец поднимает такой труд любви, чтобы бедные русские могли прочесть на родном языке об их же собственном неканонизированном святом. Спросив однажды, почему он это делает, отец Герман получил ответ: «Русские нам так много дали. Дали нам Истину. Теперь наш черед отдавать долг».

В пятую годовщину кончины архиепископа Иоанна отцы отправились на Божественную литургию у его усыпальницы. С собой они привезли ящики с новенькой, пахнущей типографской краской книгой. Все русские, кто там был, встретили книгу радостно. Архиепископ Антоний хотя и выразил обеспокоенность по поводу того, что скажут о ней непримиримые критики владыки Иоанна в Сан-Франциско, сам сказал, что она очень хорошо написана, и, как признался отцам, дойдя до конца книги, даже прослезился.

Кроме «Православного слова», выходившего раз в два месяца, отцы печатали Свято-Германовский календарь на восьмидесяти страницах. С 1972 года он печатается регулярно. Этот полный церковный календарь на английском языке включает в себя имена святых для чествования памяти, ежедневное чтение из Священного Писания, подробные указания на каждый пост и на каждый день недели. В календаре приводились обширные списки местных святых и святых всех народов. Также указывались курсивом имена еще не канонизированных подвижников. Ничего подобного не издавалось ни на одном языке мира. Все эти материалы были в основном собраны братом Лаврентием еще до прихода в монастырь. Первый календарь вышел отдельным специальным номером «Православного слова». Отец Серафим указывал в летописи, что трудов на этот номер было положено больше, чем на какой-либо другой. В последующие годы календарь выходил отдельно, большим форматом, со статьями о наиболее важных событиях года, с иллюстрациями. Так родилась хорошая традиция, и у американских православных появилось надежное подспорье. На данный момент (работы над изданием данной книги) календарь печатается уже 33 года. Теперь он ежегодно выходит и в России, на русском языке.

Чтобы помочь молодым обрести слово Божие для спасения души, отцы рассылали много экземпляров «Православного слова» бесплатно: библиотекам, бедным монашествующим, неимущим людям в страны, где царит нищета. На это уходила почти половина тиража. «Да у нас прямо настоящая благотворительная организация!» – заметил как-то отец Герман. Отец Серафим радовался: он рассматривал их труды на этом поприще как высокую честь и не упускал возможности сделать что-то еще, дать людям как можно больше. Однажды к ним явился молодой человек и сказал, что обратился в Православие благодаря их журналу, который получал бесплатно. Отец Серафим заметил в разговоре с отцом Германом, что вот доказательство – их труды не пропадают даром.

Но с «высокой честью» нести людям слово Божие связана и ответственность. Как распорядиться попавшими к ним духовными сокровищами? Помимо редких книг у них хранились уникальные рукописи, завещанные им последними великими представителями Святой Руси, которые лично знали ее святых и мучеников. А возможно ли оценить опыт общения с этими высокими духом людьми! Из их старых и слабых рук получили они завет трудиться во имя Бога до скончания времен. И вполне объяснимо, почему так поспешал отец Серафим. Как-то отец Герман спросил своего друга по Джорданвиллю отца Владимира относительно издания одной книги. Тот ответил: «Раз вы о ней заговорили, вам ее и издавать. Кроме вас, никто ею заниматься не будет».

Однажды, после нескольких дней тяжких и почти бесплодных трудов, глядя на скопившиеся набранные, но еще не отпечатанные страницы, отец Герман возроптал:

– Может, напрасно мы себя гробим? Может, все это никому не нужно?

Отец Серафим сурово поглядел на брата:

– Каждый день я благодарю Господа, что могу «гробить себя» ради Православия!

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа –

Край родной долготерпенья,

Край ты русского народа!

Не поймет и не заметит

Гордый взор иноплеменный,

Что сквозит и тайно светит

В наготе твоей смиренной.

Удрученный ношей крестной,

Всю тебя, земля родная,

В рабском виде Царь Небесный

Исходил, благословляя.

Ф.И.Тютчев. 13 авг. 1855г.

Епископ Нектарий любил рассказывать платинским отцам о России, и больше всего о том, что связано с его духовным отцом, Оптинским старцем Нектарием. Молитвой и благодатным прозрением много лет назад спас он свое духовное чадо от службы в Красной армии, а его мать – от тюрьмы. Однако далеко не все рассказы увенчивались счастливым концом. Например, нельзя было без слез слушать о том, как закрывали Оптину пустынь в 1923 году, чему мать епископа Нектария явилась свидетельницей. Кто из монахов принял мученическую смерть, кто был посажен за решетку. В бывшем монастыре обосновался комсомольский комитет по ликвидации. Но даже рассказывая о таких отчаянных минутах, епископ Нектарий не терял столь ценимого отцами чувства юмора. Когда большевики нагрянули с обыском в келью старца Нектария, они обнаружили детские игрушки: куклы, мячи, бумажные фонарики, корзиночки. Старца спросили, зачем ему все это, и он ответил: «А я сам – дитя». А когда нашли несколько церковного вина и снеди, старец ответил просто: «Это вам выпить и закусить».

«Во время ареста у старца случилось кровоизлияние, – рассказывал епископ Нектарий, – один глаз опух. Сперва его поместили в монастырскую лечебницу, а потом перевезли в тюремную больницу. Увозили его на санях, напоследок он попросил: «Помогите немного”. Самому уже не по силам оказалось залезть в сани. На дорогу перекрестился и отбыл... навеки».¹⁰⁷⁴

Вспоминая Святую Русь, коей ему больше не суждено было увидеть, епископ Нектарий едва сдерживал слезы. Однажды, пробыв у отцов в Платине изрядное время, он собрался уезжать. Отец Серафим – по старому монашескому обычаю – провожал гостя колокольным звоном. Отец Герман помахал вслед машине, вернулся, а отец Серафим все звонил и звонил. И на лице его играла довольная улыбка.

– Чему ты рад? – спросил отец Герман.

– Какой же ты счастливый – в твоих жилах течет русская кровь! – ответил тот и отпустил колокольную веревку.

Немного времени спустя отец Герман выговорил ему за «однобокую любовь», ведь каждому народу есть чем гордиться.

– А епископ Нектарий оплакивал Оптину, – просто возразил отец Серафим.

– Ну и что? Неужели ты ничего бы не стал оплакивать в Америке?

– Великий Каньон или Золотые Ворота я бы уж точно оплакивать не стал, – улыбнулся отец Серафим.

Как человек русский, отец Герман благоговел перед изысканной византийско-греческой культурой, давшей России Православие. Иное дело – отец Серафим: он отдавал предпочтение русской культуре. И на это у него было две причины. Во-первых, он считал, что Россия – последний оплот православного мировоззрения, она была Третьим Римом, сдерживающим натиск антихриста вплоть до свержения царя и его мученической кончины. Такие личности, как Достоевский и Киреевский, заложили в России фундамент православного мышления, дав анализ и прошлого, и настоящего перед грядущим всемирным вероотступничеством. Во-вторых, отец Серафим любил Россию, ее страдающий ныне народ, среди которого яркими огоньками светят судьбы смиренных мучеников и стойких исповедников веры православной, от Полярного круга до знойных пустынь. Иной раз, видя в церквах истово молящихся коленопреклоненных русских бабушек, отец Серафим не мог сдержать слез. В них, в этих немощных старушках, видел он образ славного прошлого, «последних могикан» истинно русской эмиграции, кто еще помнил иную Россию, кто сознавал, что Россия потеряла, и кто всем сердцем сострадал ныне братьям и сестрам на далекой Родине.

За железным занавесом шла открытая воина с христианством: людям насильно вдалбливалась материалистическая идеология. На Западе враг действовал изощреннее: материализм исподволь ржавчиной разъел всю жизнь, утвердился и в религии. И бороться с таким положением неизмеримо труднее. Отец Серафим полагал, что, узнав, как их братья в коммунистических странах сражаются против явного врага Церкви и веры, православные западного свободного мира найдут силы и мужество бороться с врагом тайным – с обмирщенностью – и достойно сдерживать его натиск, когда время кровавых преследований наступит и на Западе. Отец Серафим твердо верил, что главное явление XX века – новомученики российские, пострадавшие в годы коммунистического ига. Числом они превысили пострадавших за веру на заре христианства, и о них нужно рассказать всему миру. В 1970 году в одном из писем он поведал: «Сегодня Господь дает людям два великих дара: в мире, порабощенном коммунистами, – страдание, коим, возможно, по воле Божией спасется Россия; в мире свободном – свободу говорить и свидетельствовать ее, рассказывать правду о происходящем. Как, однако, мало пользуемся мы этим даром; возможно, скоро он от нас отнимется. Однако еще не вечер, и мы должны нести свое слово правды».¹⁰⁷⁵

Еще в 1965 году платинские отцы начали печатать статьи о страданиях Русской Церкви, о новых российских мучениках, выступали с воззваниями преследуемых верующих.

В 1968 году они посвятили целый номер «Православного слова» царю-мученику Николаю II, в том числе и статью отца Серафима о нем. К 1970 году жития новомучеников значительно прибыли в объеме и буквально заполнили страницы журнала. Эта традиция поддерживается и ныне, после смерти отца Серафима: в каждом номере непременно рассказывается о каком-либо новомученике.

Отец Серафим говорил, что «свидетельства мучеников – самый драгоценный дар России Западу».¹⁰⁷⁶ Многие полагают, что это – самое важное из всего, опубликованного Братством преподобного Германа. Отцу Серафиму хотелось, обнажив полнокровную жизнь во Христе в самых жестоких и бесчеловечных условиях, «пробудить западный мир от спячки, самодовольства, показать, сколь неглубоко (и не всегда искренне) их не прочувствованное собственной душой христианство».¹⁰⁷⁷

Составляя жития новомучеников, отцы руководствовались сведениями от непосредственных очевидцев и сопричастников: от Елены Лопешанской, духовной дочери архиепископа Леонтия Чилийского, который, в свою очередь, служил секретарем у новомученика епископа Дамаскина (Цедрика); от уже упоминавшихся Алексея и Зинаиды Макушинских из Сакраменто – они лично знали святого праведного Иоанна Кронштадтского и являлись духовными чадами новомученика отца Измаила и его брата отца Михаила Рождественских; от отца Николая Мезича, священника из Сан-Франциско, отбывшего срок в советских концлагерях, – он составил жизнеописания мучеников Иосифа Молчальника и Григория Крестоносца; от Ивана Михайловича и Елены Юрьевны Концевичей – они предоставили отцам бесценные факты о жизни мучеников отца Николая Загоровского и игумении Софии Киевской; и, конечно, в большой степени от И.М.Андреева, некогда учившего отца Германа в Джорданвилльской семинарии, человека необычайно тонкой и чуткой души. Он по личному опыту и наблюдениям составил летопись начала гонений на Русскую Православную Церковь, записал незабываемые события из жизни ее исповедников: матушки Марии (Стахович) из Гатчины, епископа Серпуховского Максима, Александра Якобсона и монахинь Шамординской обители.

Всего около восьмидесяти человек оставили братьям свои свидетельства. Почти всех отцы Серафим и Герман знали лично, и почти все в ту пору были весьма пожилыми людьми. Увы, сейчас никого из них с нами нет. Не запиши и не опубликуй братия их рассказы, жития многих новомучеников были бы утеряны для истории.

Стараясь пробудить в монастырской братии интерес и любовь к новомученикам, отец Герман частенько спрашивал их, когда они собирались вечерами в трапезной, кто из русских исповедников им ближе всего. Об избранном каждым «своем» мученике до́лжно было отныне знать все, его нужно было чаще вспоминать в молитвах. Некоторые выбрали священномученика Илию (Четверухина). Прощаясь со своей праведной женой, приехавшей к нему в ГУААГ, он сказал: «Знаешь, я всем своим существом возгорелся любовью ко Христу. Только здесь я понял, что нет ничего лучше, прекраснее Его. И я готов умереть за Него!»¹⁰⁷⁸ Другие братия предпочли Григория Крестоносца, которого выбросили из лагеря в глуши на верную смерть, и он радовался своей участи, зная, что Господь не оставит его, даст сил преодолеть это испытание и оделит мученическим венцом. Сам отец Серафим неизменно отдавал предпочтение епископу Дамаскину, чье житие, составленное Еленой Лопешанской, он перевел на английский. Отец Герман разгадал причину: как епископ Дамаскин, отец Серафим был «духовным философом, он смотрел на современную историю и сегодняшний день как бы из мира иного – каким бы представилось наше время святым отцам. В дальнейшем мы вернемся к мысли епископа Дамаскина о том, что советский “эксперимент” должен наглядно показать каждому, какой будет духовная обстановка в последние времена и где христианам искать последнюю надежду».

Как и многие из новомучеников коммунистического режима, епископ Дамаскин принадлежал к церковному подполью в России – той части Русского Православия, которая не приняла капитуляцию митрополита Сергия перед советским режимом. С 1940 по 1979 год церковное подполье не подавало признаков жизни, из чего наблюдатели на Западе заключили, что оно более не существует. С новой волной эмиграции в 70-е годы наладилась и связь России с окружающим миром. Завеса неведения несколько приоткрылась, и сведения о подпольном христианском движении стали просачиваться на Запад. Отец Серафим радовался всякий раз, когда удавалось раздобыть какие-либо факты о церковном подполье и незамедлительно публиковал их в «Православном слове». Он писал: «Документы эти получены из первых рук и свидетельствуют о религиозной жизни в Советском Союзе. Мы получаем важнейшие факты о том, о чем ранее почти не упоминалось: об отношении иерархов Церкви в Москве к простым верующим, об отношении верующих к иерархам, к проповедям, которые им преподносят в церквах Московской Патриархии, об упадке в понимании жизни и роли Церкви у простых верующих, которые в ее Таинствах склонны видеть некий “магизм”; о трудностях новообращенных в СССР; о противостоянии Церкви – организации Церкви – Телу Христову; о “подпольном положении всякой истинно религиозной жизни в Советском Союзе, как внутри Патриархии, так и вне ее”».¹⁰⁷⁹

Отец Серафим проявлял интерес к церковному подполью отнюдь не из политических соображений. Как и во всем, он докапывался до истины, отбрасывая все лишнее, несущественное. Он писал: «...церковное подполье России – не “соперница” Патриархии, выступающая за перемену в лояльности епископату, а прежде всего носительница верности Христу, она побуждает людей по-новому относиться к Церкви и ее структуре, нежели так, как относятся сейчас почти во всем православном мире».¹⁰⁸⁰

Отец Серафим ценил церковное подполье еще и за то, что оно продолжало линию исповедников-иерархов, принявших мученическую смерть при коммунизме: они, не впадая в сектантство и фанатизм, считали Московскую Патриархию частью Православной Церкви. В одной из статей отец Серафим писал: «Митрополит Казанский Кирилл и другие руководители церковного подполья считают богохульством отрицать благодатность Таинств Московской Патриархии».¹⁰⁸¹ Когда до отца Серафима дошли слухи о нестроениях в церковном подполье – об отсутствии единодушия, нехватке священников, сектантском мышлении у некоторых групп ее прихожан, – он открыто вынес этот больной вопрос на страницы «Православного слова»,¹⁰⁸² обсуждал его в своих публичных лекциях.¹⁰⁸³ Хотя в ту пору позиции соглашательства с советским режимом в Русской Православной Церкви были весьма сильны, он никогда не ратовал за всеобщий уход в церковное подполье и не судил тех, кто принадлежал к Московской Патриархии, указывая, что «в Советском Союзе, как ни в одной другой стране, нельзя точно разграничить “юрисдикции”... Мы знаем одного (а сколько таких еще!) священника катакомбной Церкви, который сознательно “внедрился” в Московскую Патриархию для того, чтобы нести благодать Божию как можно большему числу людей, что невозможно в условиях малых общин церковного подполья... Верующие, отрезанные от катакомбной Церкви, причащаются Святых Таин у священников из Московской Патриархии, у тех, конечно, кому они доверяют... и мы не вправе их осуждать за это...»¹⁰⁸⁴

В 1970-е годы одним из мужественных пастырей был отец Димитрий Дудко († 2004), известный и любимый верующими. Он был очень близок отцу Серафиму по духу. Отец Димитрий привечал в своей приходской церкви в Москве всех, устраивал встречи, беседы, отвечал на вопросы пришедших о вере, о безбожии, о повседневной жизни. Говорил с людьми откровенно, проникновенно, с великой убежденностью в христианстве. В душах тысяч людей, особенно молодых, возжег он огонек веры.

Конечно, отец Серафим и не думал причислять отца Димитрия к «идейным врагам» только потому, что тот не входил в церковное в подполье. Напротив, он пытался понять «необыкновенно трудное положение этих пастырей» и радовался, что истинное Православие пробивает себе дорогу.¹⁰⁸⁵

Многие из проповедей и бесед отца Димитрия, особенно вечера «вопросов и ответов», были записаны и попали на Запад. В 1976 году отец Серафим сообщал в письме: «Получили новые “беседы” отца Димитрия Дудко, он говорит много важного не только для людей в Советском Союзе, но и для нас. Призывает “не обожествлять” церковных иерархов и духовных наставников – в самую точку угодил! – и всех тех, кто ставит свое мнение превыше мнения других. Отец Димитрий, несомненно, самый трезвый и вдохновенный поборник Православия в наши дни (несмотря на некоторые “теоретические” заблуждения), и его пример вселяет надежду на будущее Православия в России. Именно поэтому мы должны не отгораживаться от Московской Патриархии, а быть предельно открытыми для диалога. Вопрос экуменизма и вероотступничества нельзя решать в узких рамках канонов и догматов, он должен решаться с позиций духовности. И отец Димитрий резко критикует чисто формальный подход к канонам, что вяжет нас по рукам и ногам духовно и по сути удушает православную жизнь Церкви, тем самым подыгрывая протестантам, у которых более “живой” подход».¹⁰⁸⁶

Были в России и другие исповедники истины Христовой, например, мирянин Борис Талантов. Его статьи отец Серафим перевел и напечатал в «Православном слове», считая, что такие люди знаменуют «пробуждение совести в Московской Патриархии». Но за «пробуждение» это приходится дорого платить – муками, а то и жизнью. В 1969 году Борис Талантов был арестован, брошен в тюрьму, где и скончался в 1971 году.

Очень интересовали отца Серафима и свидетельства тех, кто бежал или был выслан из России. В 1974 году вышел в свет «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Исаевича Солженицына. Отец Серафим не только внимательнейше прочитал все тома, они стали его настольными книгами. В «Православном слове» он помещал длинные критические разборы романа, и с духовной точки зрения, пожалуй, никто так глубоко не рассматривал «Архипелаг». Отец Серафим, в частности, писал: «“Архипелаг ГУЛАГ” – не политическое разоблачение. В страшных событиях, описанных в романе, коммунизм предстает лишь как частный случай зла. Все чудовища – “герои” книги – совершают варварские преступления не потому, что они коммунисты, а потому, что являются жертвами идеологии куда более глубокой и смертоносной, чем коммунизм. Мало кто из палачей понимает истинный смысл этой идеологии, потому что “логика” ее не поддается осмыслению, этот вирус поразил кровь и плоть “сынов просвещенного XX века”. Коммунизм – лишь одна из систем, наиболее полно претворившая эту идеологию в жизнь».

«Идеология эта, – писал далее отец Серафим, – не что иное, как нигилизм, которому Ницше предрекал “торжество” в XX веке. И “Архипелаг ГУЛАГ” – это история “торжества нигилизма”, которое на своем горьком опыте познал автор...

Солженицын и впрямь написал “историю XX века”. Ведь история – это не перечень событий в политике и экономике, это в первую очередь перемены (к добру ли, ко злу) в душах людей, и лишь потом перемены эти отражаются во внешнем мире. В XIX веке “исторических тенденций” было две: широкое наступление всемирной революции (то есть наступление неверия) и попытка предотвратить это, исходившая в основном от Православной Руси (достаточно вспомнить действия царского правительства). В XX же веке пока преобладает одна-единственная тенденция: развитие революционного атеизма (точнее указать термин социалиста Прудона – “антитеизм” то есть богоборчество), дорвавшегося до власти.

И противостоят ему те же силы зла (только в ином обличии): Гитлер, движимый гордыней и завистью, или Антанта, лицемерно ратовавшая за правое дело и в решающую минуту его предавшая. Да и противостояние это было лишь эпизодическим, оно не стало историческим событием. А Солженицын описал именно историческое событие XX века».¹⁰⁸⁷

В то же время, когда на Западе вовсю зазвучал отважный голос великого русского писателя, другой «глас совести» порабощенного народа России вторил ему в свободном мире. То был Сергей Курдяков, двадцати одного года. В 1973 году вышла его книга «Гонитель», и тем же годом он погиб при весьма таинственных обстоятельствах, скорее всего, от рук КГБ. Вырос Сергей в России, уверовал в лживые коммунистические лозунги, в комсомоле был «на хорошем счету», и его назначили командиром особой группы для разгрома подпольных собраний верующих; их обычно избивали до полусмерти, отбирали духовную литературу. Однажды, прочитав несколько страничек от руки переписанного Евангелия, он почувствовал: что-то дрогнуло в душе. Во время последнего «разгона», напав на старушку, он услышал, как она молится за него: «Господи, прости этого молодого человека». Это только добавило злобы: он уже занес дубинку, чтобы «прибить» старушонку, но вдруг почувствовал, что какая-то сила удерживает его руку. В ужасе, заливаясь истеричными слезами, он бежал прочь. Вскоре он решился избавиться от кошмарной советской действительности, и ему удался побег в Канаду. С собой он захватил икону – благословение умирающей матери. Сам уверовал в Иисуса Христа и нередко собирал толпы, рассказывая людям о пережитом. В статье, посвященной Сергею Курдякову, отец Серафим писал, что американцы, увы, еще не готовы к таким откровениям.

«Если вслушаться в записи на кассете (их сейчас выпустили великое множество) одной из бесед Сергея (а говорит он по-английски понятно, хотя и с огрехами), то в его страстном монологе слышится отчаяние. Да, его встречают с восторгом, овациями и тому, что он говорит, вроде бы внемлют, но... За внешним благожелательством и сочувствием видно: его не понимают и не поймут. И это он чувствует».

«Сердце у меня было что камень. Большой, бесчувственный камень. Помню, однажды ударил по лицу человека – он читал Библию. “Не бей, не надо!” – просил он, а я бил, пока у него из носа не пошла кровь. У меня все руки были в крови. А потом мы с другом пошли на дискотеку как ни в чем не бывало. Я даже не помыл рук! Думал: кровь, ну и что такого? Я пил, ел – страшно! – и не вымыл рук! Мне с детства внушали прекрасную мысль: мы все равны. А я даже не отмыл кровь!»

«Многие ли в благодушной Америке способны понять этот крик души, души воистину страдающей? Многие ли способны представить себе государственную систему, в которой молодого человека поощряют и повышают по службе за то, что руки у него в крови верующих христиан? Многие ли отдают отчет, сколь легко повернуть на этот же путь и наше общество? “Вы не понимаете, а это страшно, – взывает Сергей Курдяков. – Мы можем утерять последнюю возможность!”»

Однако именно в жизни Сергея усматривал отец Серафим надежду России в будущем: «В грядущей православной Руси таких, как Сергей Курдяков, горящих любовью к Православию сердец, Бог даст, будет много. Они выйдут из катакомб и, закаленные исповедничеством и немыслимыми страданиями, будут много выше захиревших духом православных Зарубежья, где, увы, не только русские скверно пользуются дарованной им свободой!»¹⁰⁸⁸

Как показывают эти слова, отец Серафим верил в возрождение Святой Руси – хотя бы на короткое время – перед концом света. Этой теме был посвящен юбилейный 50-й номер «Православного слова», который Е.Ю.Концевич считала самым удачным.

На его страницах отец Серафим рассказывал, как святые и старцы, предрекавшие грядущую катастрофу России из-за отхода от основ Православия, также предсказывали ее полное возрождение через страдания и покаяние. Вместе с отцом Германом он составил подборку таких пророчеств, включив «Великую Дивеевскую тайну» преподобного Серафима, ранее не печатавшуюся на английском. В том же номере были помещены две статьи архиепископа Иоанна, которого, без сомнения, можно тоже причислить к пророкам Святой Руси. По мнению отцов, архиепископ Иоанн «глубоко и прозорливо истолковывал духовное значение порабощения России богоненавистниками-коммунистами, а также миссию и покаяние русских за рубежом. И пожалуй, никто более так ясно не видел связи будущего России с Божией Тайной воскресения, не просто взятого как образ, а воскресения истинного – из мертвых, что является краеугольным принципом православной христианской веры».¹⁰⁸⁹

Отцы Серафим и Герман в своем журнале писали о воскресении Святой Руси, а русская интеллигенция (в эмиграции) распространяла мнение, что нечему воскресать, нет никакой Святой Руси, что само это понятие – миф и не более, плод ностальгической фантазии. Эти идеи исходили от тех русских циников, кто порочил последнего русского царя, тем самым неосознанно приближая падение Православной Руси. Конечно, русские интеллигенты за рубежом никоим образом не разделяли коммунистических воззрений, они, по словам отца Серафима, «старались не замечать плодов покаяния даже в нынешней страдалице-России... Эти псевдоправославные интеллигенты стараются отрицать само существование Святой Руси, ее предназначение хранить и исповедовать истины Православия и, конечно, не верят в ее будущее».¹⁰⁹⁰

Время показало, сколь далека была эта интеллигенция от сердца современной Руси. Возможности духовного роста Святой Руси отчетливо видны сегодня на примере вдумчивых и мужественных людей, пестующих ростки духовности на пропитанной кровью земле многострадальной России.

В первые же дни Февральской революции Оптинский старец Анатолий Младший уподобил Россию в своем пророчестве кораблю: «И будет буря на море. И в щепки разобьется корабль Руси. Но люди, не все, некоторые, спасутся на обломках... Нужно молиться, каждый должен покаяться, а молиться до́лжно горячо! А после бури что?.. Наступит штиль, покой». – «Как же, – воззвали к старцу, – если нет корабля, значит, всему конец». – «Не так, – утешил он, – будет явлено великое чудо Божье, и все останки да щепки соберутся воедино, и восстанет корабль во всей красе, и пойдет путем Божиим. И чудо это будет явлено всем».¹⁰⁹¹

Возведите очи вами и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве. Жнущий получает награду и соберет плод в жизнь вечную, так что и сеющий, и жнущий вместе радоваться будут.

Ин.4:35–36

Россия воспрянет и будет материально не богата, но духом будет богата, и в Оптиной будет еще семь светильников, семь столпов.

Пророчество преподобного старца Нектария Оптинского († 1928)¹⁰⁹²

Помимо того что платинские отцы старались открыть глаза и сердца западным людям на важнейший принцип современного христианства – на страдания и мученичество миллионов верующих за железным занавесом, была у них и другая насущная забота: печься о душе самой страждущей России. Отцам хотелось напечатать больше духовных книг для России, издавать на русском журнал. Подтолкнуло их к этому следующее обстоятельство.

Был у отца Германа друг, еще с семинарской скамьи, Алексей Полуэктов, о котором уже шла речь в данной книге. Он изрядно пострадал в России от коммунистов и в 50-е годы сумел бежать в Америку. Закончил семинарию, женился, был рукоположен во священника и в 1968 году отправлен в Сан-Францисский приход. В ту пору отец Герман еще редактировал «Православный благовестник» на русском языке, и отец Алексий, имея некоторый опыт в типографском ремесле, напечатал шесть номеров журнала в обители игуменьи Ариадны. Желая и далее нести печатное слово Божие, отец Алексий купил типографский станок. Вскоре Братство преподобного Германа перебралось в Платину, издание «Благовестника» – детища архиепископа Иоанна – было прекращено.

«В 1970 году, – вспоминает отец Алексий, – владыка Антоний решил издавать журнал “Тропинка” взамен епархиального “Православного благовестника”. Смотря на первый номер, можно заключить, что журнал издается группой (редакционная коллегия), но фактически это был журнал самого владыки Антония. И так как владыке одному было издавать нелегко, то в 1973 году вышел единственный (пасхальный) номер. Предлагал я владыке призвать помощь, найдутся же люди, но владыка сказал, что так лучше: он печатает что хочет».

Отец Алексий задумал издать собственную книгу – сборник молитв на русском – и колебался, угодно ли его решение Богу. И тут его посетило незабываемое видение. Он рассказывает: «Вижу широкое поле с зеленой оградой. Сумерки. Я думаю: “Хорошо бы обработать это поле, засеять, собрать урожай. О, сколько богатства оно бы принесло”. Только я так подумал – голос с Неба говорит: “Не о том думаешь. Если бы тебе было нужно богатство, то тебе было бы сказано, куда пойти... или вот пророк Илия внушил бы: пойди туда-то и откопай клад”».

Отец Алексий рассказал об этом видении отцу Герману. Тот сказал, что, похоже, Господь призывает его и впрямь собрать богатый урожай, но не ради богатств материальных. То будет богатство душ человеческих для Царства Небесного. А поле, по мнению отца Германа, – это бескрайние просторы Родины, России, где и надлежит собирать урожай. Но с жатвой нужно поспешать, ибо «уже смеркается», приходит ночь, когда никто не может делать (Ин.9:4).

«Все это время я молил Бога, – пишет отец Алексий, – чтобы Он указал хоть одного человека, с которым, соединившись в единодушии, мог бы я печатать богоугодное слово, чтобы не стояла эта “тяжелая артиллерия” (печатня) без дела или не печатала светские вещи. Вот Господь и указал на давнего, еще по Свято-Троицкой семинарии, может быть, единственного здесь по духу друга, отца Германа. Многократно разговаривали мы о теперешних нуждах веры. И думается, что не время теперь молчать, а надо действовать».

Своего второго ребенка отец Алексий назвал Илией, памятуя о своем видении. Вместе с отцом Германом он замышлял основать Братство святого Илии Пророка для того, чтобы печатать слово Господне для России, повсеместно опираясь на поддержку православной молодежи. Он начал выпускать журнал «Вера и жизнь», специально небольшого формата, чтобы легче было распространять в Советском Союзе. Почти все материалы для начальных номеров присылали платинские отцы.

Отец Алексий опубликовал еще несколько выпусков «Веры и жизни» и имел доброжелательные отзывы со всех сторон – как со стороны духовных лиц, так и от мирян. Между тем в Платине Братство преподобного Германа, вдохновившись примером отца Алексия, начало издавать больше собственных книг на русском языке. Отец Серафим закупил все необходимое, чтобы печатать в русской дореволюционной орфографии, – на том самом линотипе, который приносил ему столько огорчений!

У платинских отцов не было денег, чтобы печатать бесплатные книги для России. Но раз задумали правое дело, Господь не оставит. И верно: один из бывших братий неожиданно пожертвовал девятьсот долларов как раз на миссионерство в России. И отец Владимир из Джорданвилля, узнав о замысле братии, горячо поддержал ее и прислал две тысячи на издание книг.

В 1973 году братия принялись печатать жития Оптинских старцев на русском языке – с факсимильных prima vitae экземпляров (первоначально изданных в самой Оптиной пустыни). Некоторые издания в России были полностью уничтожены большевиками и считались навсегда утерянными. К отцам они попали в основном от супругов Концевичей: в 40-е годы те тратили последние гроши и даже продали из дома мебель, чтобы только выкупить книги оптинской библиотеки, распродававшиеся с аукциона в Париже.

Первым напечатанным отцами книгам из этой серии больше всего радовался отец Владимир – его взрастил на примере оптинской духовности отец Адриан, он и сам любил Оптинских старцев, словно они были его непосредственными духовниками. Получив от отцов третий том, он написал им в Платину от имени всей джорданвилльской братии:

«Благодарны за житие преподобного Макария, равно и за ваши труды. Всем сердцем испрашиваем Божиего благословения вашим трудам и планам на будущее. Желаем вам всего наилучшего, полного успеха в вашем деле. Да поможет вам Бог, да укрепит вас молитвами великих отцов-праведников».¹⁰⁹³

За восемь лет отцы выпустили восемь книг оптинской серии, сопроводив их собственными предисловиями, обильными иллюстрациями, дополнительным справочным материалом, собранным с миру по нитке. Собственного фотоофсетного оборудования в Платине не было, и приходилось печатать книги везде, где возможно. И хотя Оптина давно была закрыта, отцы нашли возможность посылать туда жития великих старцев, адресуя их в Музей им.Ф.М.Достоевского: Музей располагался в тамошнем доме для паломников, где останавливался и великий писатель, приехав в Оптину.

В 1975 году Братство выпустило на русском языке книгу «Богосознание» – размышления бывшего ученика святых старцев протоиерея Николая Депутатова, жившего в Австралии (имя его уже упоминалось на страницах книги). В 1977 году они выпустили факсимильным изданием житие старца Зосимы Сибирского. В следующем году вышла в свет объемистая – в 850 страниц – «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», великое свидетельство русской святости. Первоначально книга была издана в 1903 году, она включала рассказы о преподобном Серафиме, об истории основания Дивеевской обители.

В Оптиной пустыни существовала традиция, установленная еще ее первым настоятелем, игуменом Моисеем († 1862): копии каждой духовной книги, изданной монастырем, бесплатно рассылались по всем обителям России. По настоянию отца Серафима то же делали и в Братстве преподобного Германа – копии книг на русском языке рассылались в русские православные монастыри по всему белу свету. Ко времени кончины отца Серафима братия выпустили около двадцати книг на русском языке.

В 1987 году, спустя шестьдесят четыре года после насильственного закрытия, была вновь открыта Оптина пустынь. На данный момент там подвизаются около ста монахов. В 1990г. Русская Зарубежная Церковь причислила Оптинских старцев к лику святых. В 1996г. они были канонизированы в Оптиной в лике местночтимых святых. В 2000г. состоялось общецерковное прославление Оптинских старцев Русской Православной Церковью (Московского Патриархата).

В соседней Шамординской женской обители (основанной старцем Амвросием) сейчас примерно восемьдесят сестер. Здешние иноки и инокини хранят живую духовную связь с Оптиной. Это возможно по двум причинам: во-первых, некоторые из монашествующих – духовные чада старца Севастьяна, а посредством его и старца Нектария и всех Оптинских старцев; во-вторых, Оптина оставила после себя огромное литературное наследие, весьма полно рассказав о себе.

В августе 1991 года, всего через год после ее открытия, братия и сестры Братства преподобного Германа совершили паломничество в Оптину пустынь. Они были поражены, сколь велико воздействие житий Оптинских старцев, переизданных Братством. Новый настоятель Оптиной, игумен Венедикт, сказал, что многие приезжающие в обитель свидетельствуют, что пришли к Православию под влиянием этих книг. Монашествующие говорят, что книга «Оптина пустынь и ее время», написанная в конце 1960-х годов Е.Ю.Концевич и отцом Германом, считается сегодня в России образцом исследования оптинской духовности. Монахи также сердечно благодарили Братство за переиздание житий Оптинских старцев – теперь эти книги доступны, и они помогают оптинской братии восстанавливать истинные традиции и задать нужный тон жизни всего монастыря. Отец Венедикт подарил отцу Герману одну из первых в России икону старца Нектария: когда она писалась, они вспоминали Братство преподобного Германа, и в особенности отца Серафима. В близлежащем оптинском скиту, в келье старца Амвросия (у него побывали и Гоголь, и Достоевский), хранится портрет отца Серафима (Роуза).

В этой связи любопытна запись, сделанная отцом Серафимом в летописи от 13/26 октября 1976 года: «Спустя два дня после годовщины своего пострига (в день памяти старца Леонида Оптинского), не ведая, что попал в канун шестой годовщины нашей монашеской жизни, приехал епископ Нектарий. Загадочно намекал на то, что трудами нашими возродится Оптина пустынь. Смысл его слов мне пока неясен».

Тогда, в 1976 году, о возрождении Оптиной можно было только мечтать. Но епископ Нектарий знал, что говорил, хотя ни ему, ни отцу Серафиму не суждено было дожить до этого дня. Великая благодарность епископу Нектарию: более полувека после закрытия Оптиной хранил он ее живой дух. А благодаря отцу Серафиму дух этот посредством печатного слова проник в страдалицу- Русь, дабы она могла воссоздать порушенные основы духовности.

Русская Северная Фиваида ни в чем не уступает своему египетскому прообразу. Насельники девственных лесов по ту сторону Волги несли в себе ту же духовную мощь, ту же силу подвига и высоту свершений, что и отцы первых веков христианства... В России было то же «умное делание», что и в Египте.

Иван Концевич¹⁰⁹⁴

В 1975 году, строя свои кельи в Платине, отец Серафим и отец Герман уже выбрали своеобычную стезю: Найдя в лесной чаще «печальный уголок» (выражаясь словами святителя Григория Великого), они хотели полностью погрузиться в мир великих святых и отшельников и на основе этого печатать книги для современных богоискателей.

Для уединенных жилищ своих отцы использовали доски трех полуразвалившихся лачуг, некогда оставленных лесорубами на месте «старой» Платины. В 1973 году отцы получили разрешение разобрать «строения», с тем чтобы расширить место. Тяжелая работа выпала отцам: старые доски не были обструганы, однако отец Серафим каждый день приходил трудиться в бодром духе. Он еще не забыл свою мечту принести Православие в край ковбоев. Его радовало, что из хижин первопроходцев-мирян вырастают кельи «первопроходцев»-монахов.

Однажды к ним приехал отец Спиридон – справить свои именины. Как раз в этот день отцы закончили келью «Валаам». Хотя у отца Спиридона пошаливало сердце, он отважно полез в гору с отцами – благословить келью. Отец Герман вспоминает: «Поразительно, как по-детски непосредственно обрадовался он, увидев скромную деревянную хибарку, – ему она представилась едва ли не отшельническим, российским скитом или афонской каливой. Он вошел в нее с трепетом, лицо его озарилось, разрумянилось, он принялся целовать стены, на ходу наставляя нас, сколь необходимы такие скиты и как важно построить их по всей земле. Он задыхался, то и дело прикладывал руку к сердцу. Так состоялось освящение нашего “Валаама”, откуда вышло немало монашеских изданий».¹⁰⁹⁵

Еще в 1972 году отцы начали печатать в «Православном слове» жития русских пустынников ХIV–ХVІІ веков. Впоследствии двенадцать из них составили книгу, вышеупомянутую «Северную Фиваиду». 26 ноября 1975 года она была закончена. Отец Серафим писал в предисловии:

«Какое православное сердце не обуяет восторг при воспоминании о египетской Фиваиде, где жил и боролся первый среди отцов монашества, преподобный Антоний Великий, где расцвело отшельничество, где создавались монашеские общины, где подвизался преподобный Пахомий и где Ангел дал ему устав общежительного монашеского жития, где жили и трудились их последователи, тысячи монахов и монахинь, построившие в пустыне целый христианский город, обитатели которого устремлялись всей жизнью своей к небесам, подобно Ангелам.

Однако мало кто знал о Северной Фиваиде – о православных русских пустынях, затерянных в лесах и топях, где не меньшее число монахов и монахинь искало спасения, шествуя ко спасению по стопам других великих святых отцов, более близких нам по времени: преподобных Сергия Радонежского, Кирилла Белоезерского, Нила Сорского и сотен других, чьи имена записаны в календаре православных святых».¹⁰⁹⁶

Восполнить этот пробел и должна была «Северная Фиваида». Отцы посвятили ее «блаженной памяти любимого учителя Ивана Михайловича Концевича», отдавшего годы трудов исследованию, дабы сравнить русское подвижничество с аскезой Древнего Египта. Вступлением к «Северной Фиваиде» послужила глава профессора Концевича из книги «Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси». Познавательные, поэтичные, в святоотеческом духе написанные строки настраивали читателей на определенный лад, указывая достойное место русских пустынников в истории христианства.

Да и сами жизнеописания изрядно пополнились по сравнению с журнальными вариантами. Отцы по крупицам собирали дополнительные сведения и иллюстрации. И святые словно предстали перед нами во плоти, открывая свои жизненные пути. Отцы беседовали о них, молились им, устраивали крестные ходы в их честь в дни памяти. И святые Северной Фиваиды ответствовали отцам, их молитвам, помогая донести весть о русских подвижниках жителям Нового Света. Показателен случай с публикацией в «Православном слове» жития валаамского монаха XVI века преподобного Александра Свирского. Отцы сокрушались: они получили редкую рукопись из Финляндии с жизнеописанием святого, но ни одной его иконы у них не было. Шел 1973 год. Вскоре после Пасхи по пути на свою «стройку» они заехали на почту. Там их ждал конверт с иконой преподобного Александра! Позади святого на ней были изображены точно такие же хижины, какую замышляли построить братия! Отцы были потрясены – ведь ни у кого они иконы не просили! И, возблагодарив Господа, немедленно присовокупили икону к житию и опубликовали.

Уже работая над «Северной Фиваидой», отец Серафим и отец Герман заметили существенный пробел: у них не было ни единого жития святых подвижниц. Они считали, что надо исправлять положение. Отец Герман обратился к Е.Ю. Концевич, нет ли каких-нибудь сведений о пустынницах на Руси? Увы, у нее ничего не нашлось. Тогда отец Герман занялся первоисточниками: пересмотрел множество книг, иногда уникальных, и наконец обрел то, что искал. На этом материале родилась поэтичная статья (на тридцати страницах!) «Жены Святой Руси», рассказ более чем о сорока русских подвижницах; особенно подробно говорилось о жизненном пути пустынниц: Дорофеи Кашинской, Анастасии Паданской, Параскевы Пинежской. Интересное совпадение: Барбара Маккарти, американка, жаждавшая пустынножительного монашества, впервые посетила их именно в то время, когда они работали над этой статьей. Елена Юрьевна Концевич очень радовалась, читая статью. Не оставила ее вниманием и игуменья Ариадна, поблагодарившая отца Германа «за Дорофею Кашинскую», В дальнейшем статья вошла отдельной главой в «Северную Фиваиду».

Заключение к «Северной Фиваиде» написал отец Серафим. Кратко описав положение монашества на Руси за последние три века (этот период не вошел в книгу), он остановился на прозападных реформах Петра I и Екатерины II в XVIII веке, при которых монастыри либо закрывались, либо становились «государственными учреждениями», что, бесспорно, имело целью подавить самую идею монашества. Однако реформы эти не достигли конечной цели: монашеский дух пронизал все слои общества, и убить его не удалось. Жившие ранее в пустынях не отказались от своего подвига, лишь некоторые ушли за пределы России, не захотев идти в «правительственные» монастыри. Новые монашеские общины зарождались, несмотря на все препоны. Появились и отцы монашества, не убоявшиеся открытого неподчинения властям ради сохранения монашеского духа.¹⁰⁹⁷

Рассказав о нескольких воистину героических фигурах монашества в XVIII веке, отец Серафим остановился на веке XIX – наиболее благоприятной поре российского монашества. Период этот по своему значению мало чем уступает временам Северной Фиваиды. В это время наблюдается расцвет монастырей в России, в отличие от Греции, где благодаря русским поднялось и тоже расцвело афонское монашество, ведомое великими старцами Иеронимом и Арсением, чья духовность питалась российскими истоками.¹⁰⁹⁸

И, наконец, отец Серафим обозрел перспективы монашества в современной России. «Условия в порабощенной России, по его мнению, куда более благоприятные [чем на Западе], – заключил он, – потому что невзгоды и страдания, выпадающие людям каждый день, более способны породить духовное начало. Многое свидетельствует о том, что религиозное пробуждение России началось, и итог его нам не предсказать, и не исключено, что возродятся некоторые былые центры монашества, о которых рассказывается в книге».¹⁰⁹⁹

Сегодня, годы спустя, мы видим, что его надежды были не беспочвенны. Снова появились монахи на Валааме, в монастырях, основанных преподобными Трифоном Вятским, Иосифом Волоцким, Мартирием Зеленецким, Арсением Коневским, Александром Свирским, Димитрием Прилуцким, Макарием Желтоводским. Даже монастырь на Соловках, где долгие годы был концентрационный лагерь, сегодня отреставрирован – миллионы долларов на это пожертвовал Александр Солженицын. Еще более ста монастырей на Севере России также обустраиваются.

«Северная Фиваида» с бесценными фотографиями и литографиями, свидетельствующими о славном духовном прошлом России, явилась подлинным праздником для читателей. Открыв книгу, они попадали в средоточие православного подвижничества. Удалось осуществить лишь два небольших издания книги, но и этого хватило, чтобы возжечь сердца ревнителей православного монашества во всем мире. Особенно полюбилась книга монахам Святой Горы Афон. В 1980 году благочестивые православные перевели книгу на греческий язык и издали у себя на родине большим тиражом.¹¹⁰⁰

«Духовное наследие святых Северной Фиваиды, – писал отец Серафим, – расчистило русло для мощного потока Православия, нахлынувшего позже – c XVIII по XX века; это пора преподобного Паисия (Величковского) и других близких нам по времени святых старцев».¹¹⁰¹ Именно этому и хотели посвятить отцы следующую книгу, как бы продолжение «Северной Фиваиды». Долго не могли решить: знакомить американцев сперва с преподобным Паисием (Величковским) или с Оптинскими старцами – продолжателями его традиции. После некоторых колебаний решили начать с преподобного Паисия. Пусть читатель познакомится сначала с духовным основателем Оптиной пустыни, а уж потом с ее старцами. Платинские отцы справедливо полагали, что преподобный Паисий (Величковский) – ключ к разгадке всей русской духовности, а не только такого необычайного явления, как Оптина пустынь. Преподобный Паисий всю жизнь изучал святоотеческие труды. Отцы попросили своего духовного наставника, связующего их с традицией Оптиной, епископа Нектария, написать предисловие к англоязычному изданию жития преподобного Паисия, дополнив его воспоминаниями об Оптиной пустыни.

Первоначально замышлялся двухтомник, посвященный преподобному Паисию: первый том – его житие, и второй – его учение. Отдельные главы появились в «Православном слове». В 1976 году был издан первый том, но до издания второго тома отец Серафим так и не дожил. Ему, правда, удалось перевести на английский два сборника поучений преподобного Паисия: «Крины сельные» и «Свиток», первоначально напечатанные в журнале.¹¹⁰²

В основу новой книги легло русское издание жития блаженного Паисия, выпущенное Оптинским монастырем в 1847 году. Они дополнили его другими материалами, в том числе теми, которые касались его духовного наследил: о возрождении русского и румынского монашества силами учеников святого, о его влиянии на выдающихся духовных и церковных писателей, о его «следе» в Америке трудами преподобного Германа и других подвижников.

Получилось не просто жизнеописание праведника, а выдающееся исследование. Отцам удалось доказать, что, не будь блаженного Паисия, не знали бы мы сейчас такого всеобъемлющего труда, как «Добротолюбие». Его стараниями собраны и переписаны поучения подвижников, его радением стали они известны людям и пробудили в их душах интерес, дав, таким образом, побуждение к составлению «Добротолюбия» преподобным Никодимом Святогорцем и преподобным Макарием Коринфским.

В книге о преподобном Паисии (Величковском) содержится и полная церковная служба святому с каноном, написанным отцом Серафимом. После выхода этой книги служба, составленная о. Серафимом, была переведена на церковнославянский язык и использована во время канонизации прп.Паисия на Горе Афон.

В каждой строке этого трогательного произведения чувствуется смирение и самоотвержение перед великим старцем, наставником отца Серафима в монашестве. Он буквально толковал слова о том, что «мы должны прийти ко святым отцам, дабы стать их учениками».¹¹⁰³ Он молился блаженному Паисию:

«Был еси ми покров в животе моем, но среди всех твоих учеников един аз недостоин есмь взирати на лик твой. Умилосердися о мне, блаженне отче, и многия ради благости твоея умоли Христа Бога помиловати мя, последнюю из овец твоих.

Бореньми присными, облекшись смирением, к вершинам молитвы¹¹⁰⁴ взошел еси, святых отцев наставлениям следуя, помози ми, ни подвиза- тися, ниже молитися не умеющему, облечь жалкую мою наготу сознанием своея немощи.

Трепещет сердце мое, зря величие трудов твоих и благодать, данную ти от Бога: како возмогу, презревший твои наставления, с тобою иметь часть в жизни вечной? Умилосердися о мне, неключимом чаде твоем, и умоли Господа, да спасет душу мою».¹¹⁰⁵

Введение к новой книге отец Серафим главным образом посвятил таким молодым людям, как семнадцатилетний русский паренек Григорий, живший в ту пору в монастыре. Умный, талантливый юноша был настолько неспокоен душой, что за него опасались даже родители. Отправив его в монастырь, они надеялись, что там их сына «усмирят». Григорий немало помог отцам в постройке хранилища для книг, которое так и назвали – «Григорьев зал».

Перед тем как написать введение, отец Серафим посоветовался с отцом Германом, учел все его замечания и пожелания. Отец Герман посоветовал собрату написать статью, которая бы побудила молодых людей идти по стопам преподобного Паисия, «встряхнула» бы их, пробудив от духовной спячки. Отец Серафим писал эту статью, по сути, ради Григория – и родились самые, пожалуй, проникновенные строки, когда-либо выходившие из-под его пера. Он сравнивал эпоху преподобного Паисия с нашей, тяготы семнадцатилетнего богоискателя Паисия с тяготами современных юношей, ведь сегодня в бурном и суетном океане жизни труднее добраться до спасительных берегов:

«С детства возлюбив святых отцов и истинное православное благочестие, к семнадцати годам блаженный Паисий убедился, что даже в лучших православных школах России не сыскать чистого, незамутненного православного учения из святоотеческих источников. Там дают нечто вторичное, да к тому же перемешанное с бессмысленными языческими умопостроениями. Более того, упор делается на соблюдение внешних правил церковной жизни, что поощряется правительством. Оно пытается превратить Церковь в рядовое “государственное учреждение”, насаждая мнение, будто все воцерковленные люди, равно и священники, и даже монахи, “занимают определенное место в аппарате церковной организации”. Несомненно, преувеличение этого вторичного и маловажного застит главное – любовь и радение об истинном Православии, истинном благочестии – именно в этом находят вдохновение подлинные православные, будь то миряне, духовенство или монашество...

Сегодня положение в Церкви изменилось, и далеко не к лучшему, если сравнивать со временами блаженного Паисия... Сегодняшний семнадцатилетний юноша страдает и от неправильного воспитания сызмальства – ему не прививают сознательного отношения к православному учению и благочестию. Даже если и прививают, то безумный ритм современной, языческой по сути, жизни сводит на нет все привитое в ранние годы. Юноша обыкновенно равнодушен к трудам святых отцов, к церковным службам, не жаждет духовного... Часто для такого “приземленного” юноши большее значение приобретает внешняя, “обмирщенная” сторона церковной жизни, а увидев все распри, все несправедливости, творимые церковным людом, он зачастую и вовсе отворачивается от Церкви, и если интерес к религии полностью не угас, юноша обращается к какой-то из ныне процветающих религиозных сект, или к какому-либо из мирских молодежных идолов, или – того хуже – увлекается наркотиками или развратом.

Воистину, нам куда более, чем некогда блаженному Паисию, нужны чистые истоки истинного Православия. Все меньше и меньше у нас надежды! Но Господь тем не менее не оставляет нас Своей милостью, и даже сегодня еще уместно говорить о движении истинно православных: им уже недостает “привычного” Православия, ибо оно не в состоянии противостоять натиску мира сего, разрушительного для душ... Недопустимо, чтобы огонь подлинно православной ревности угас до Второго Пришествия Христова!

Невозможно, чтобы Господь наш не указал Своим пламенным православным чадам, как вести праведную духовную жизнь. Именно к нам, христианам последних времен, обращен глас блаженного Паисия! В его “Свитке” отмечается, что святые отцы писали книги “по особому Промыслу Божию и что их Божественное делание не пропадет втуне”.

Слышите ли вы это, православные христиане последних времен? Все, что писали святые отцы, даже о высших формах духовной жизни, сохранено для нас, – чтобы мы, не найдя ныне богоносных старцев окрест, все же не остались без верного слова святых отцов, дабы оно вело нас к жизни богоугодной и ревностной. И не правы те, кто учит: раз конец света близок, можно сидеть сложа руки, довольствуясь тем, что нам передано и заповедано, храня это, как зарытый лукавым и ленивым рабом талант (см.: Мф.25:24). Пока еще день, не прекратим нашего борения, употребив время и оружие, дарованное нам Всемилостивым Богом!»¹¹⁰⁶

Опять же, памятуя о том семнадцатилетнем юноше, отец Серафим предупреждал, что житие преподобного Паисия нужно разумно соотносить с собственными обстоятельствами. Опираясь непосредственно на высказывания своих собственных «живых звеньев», связывавших его с преподобным Паисием – епископа Нектария, Елены Юрьевны Концевич, отца Адриана, отец Серафим писал:

«А помнят все читатели:

1. Нет больше таких старцев, как блаженный Паисий. Если вообразим, что есть, то тем самым нанесем непоправимый ущерб душе своей... и в то же время будем уважать наших нынешних духовных отцов и старцев: они, во всяком случае, знают больше нашего и стараются изо всех сил наставлять своих питомцев в условиях почти невыносимых. Многие молодые люди ищут себе духовного наставника, гуру и готовы вверить себя любому. Но горе тем, кто, воспользовавшись столь смутным временем, провозгласят себя “богоносными старцами” в духе древних преданий, ибо они обманут не только себя, но и других. Всякий православный духовный наставник да признает честно перед своими чадами: сейчас осталась лишь малая толика старчества и, увы, во многом отличная от блаженного Паисия и Оптинских старцев.

2. Община, которую создал блаженный Паисий, в наш век уже невозможна. Даже епископ Игнатий (Брянчанинов) (более ста лет тому назад) писал об этом, хотя в ту пору был расцвет Оптиной. Сколь же пала православная жизнь с тех пор!

Подобное “Царство Небесное на земле” уже неосуществимо сегодня, ибо нет больше богоносных старцев – духовных пастырей, да и паства по своему уровню невероятно низка... Однако же, исходя из тех малых возможностей, которые имеем сегодня (ибо и они покажутся “Царствием Небесным” по сравнению с вакханалией в миру...), не станем изничтожать спесивой и праздной критикой немногие уцелевшие христианские общины.

3. Более всего времена наши зовут к смиренному и тихому труду, с любовью и сочувствием к прочим подвижникам на пути православной духовности, с глубокой решимостью, которую не поколеблет самое неблагоприятное окружение... Сделаем это и – даже в наше ужасное время! – обретем надежду на милость Божию и на спасение наших душ».¹¹⁰⁷

Когда отец Серафим прочитал это вступление отцу Герману, тот заметил, что уж больно мрачно брат описал современное положение Православия: дескать, это оттолкнет молодежь от истинного христианского пути. Отец Серафим возразил: напротив, трудности, которые ожидают молодежь, лишь придадут ей решимости и мужества. Нужно показать истинное положение дел. Лишь тогда они смело пойдут вперед и будут сражаться за Иисуса Христа, за свое спасение, не теша себя иллюзиями и ложными упованиями. В конце концов отец Серафим убедил брата в своей правоте. Поклонившись, отец Герман благословил его печатать вступление в первоначальном виде.

«Блаженный Паисий (Величковский)», самая большая из изданных к тому времени Братством книг, была воистину подвигом любви. И в последующие годы отец Герман ссылался на нее как на самую важную публикацию Братства – то была сокровищница православной духовности, средоточие древнего опыта христианства, доступного любому вдумчивому читателю.

Книга служила также настоящим учебником монашества (в том числе и самим платинским отцам), в ней на конкретных примерах излагались основные принципы жизни в отречении от мира. На первой странице посвящение гласило: «Православным монахам последних времен».

Сколько труда, молитв, надежд было связано у отцов с этой книгой – и сколь же огорчительно скуден оказался отклик на нее. Конечно, в книге было мало эпизодов, рассчитанных на нездоровое любопытство и предвкушение видимых «чудес»: скупо говорилось о случаях прозорливости, духовной отрешенности, чудотворства. Книга просто рассказывала о долгом, длиною в жизнь, борении человека, дабы стяжать мудрость святых отцов, распространять ее и, главное, строить сообразно собственную жизнь. Вероятно, требовалось еще несколько дополнительных ступенек, чтобы американские читатели могли подступить к оценке «Блаженного Паисия». В странах с давними православными традициями люди были более подготовлены к идеям преподобного Паисия. Как и «Северную Фиваиду», эту книгу отцов в переводе на греческий также напечатали в Греции в 1990 году.

Беседуя с послушниками, отцы Герман и Серафим нередко рассказывали случаи, порой смешные, из житий русских подвижников, повлиявших и на их собственное монашеское становление. К огорчению многих слушателей, жития эти в основном не были переведены на английский. «Северная Фиваида» и «Блаженный Паисий (Величковский)» были, так сказать, лишь первыми ласточками. Барбара как-то особенно настоятельно просила отцов как можно больше жизнеописаний переводить на английский язык, чтобы они стали доступны широкому кругу читателей.

В 1976 году судьба привела в монастырь еще одного искателя пустынничества, тоже семнадцатилетнего русского паренька и тоже Григория. Поскольку этот новый Григорий хорошо знал русский, отец Герман дал ему читать житие пустынника Петра Мичурина, праведного юноши, пребывавшего в непрерывном общении с Богом. Он прожил в суровом подвиге вплоть до девятнадцати лет, когда Господь призвал его в Свои вечные обители. В юношеском рвении Григорий, вдохновляясь примером своего сверстника, готов был совершить великие аскетические подвиги. Отец Герман мудро рассудил направить этот пыл в русло душеполезное и соответствующее характеру Григория и дал юноше послушание переводить с русского на английский. Узнав об этом, Барбара вызвалась помочь, спросила отца Германа, какое житие ему хотелось бы первым долгом перевести: старца Антония Оптинского или старца Зосимы Сибирского. Оба они жили отшельниками в лесах Рославля и следовали духовным наставлениям преподобного Паисия. Отец Герман предпочел старца Зосиму. Его житие было короче, к тому же именно его прочитал отец Герман отцу Серафиму во время их давних прогулок по лесам Монтерея, именно оно побудило их оставить мир.

Итак, перевод жития начался: Григорий начитывал английский текст на магнитофонную ленту и отсылал Барбаре. Та, уединившись в лесной глуши, на слух переписывала текст, а отцы вносили правки. Отец Серафим также написал предисловие. Книжица сначала была напечатана Алексеем Янгом, позднее самим Братством и снабжена портретом старца Зосимы, который собственноручно выполнил Григорий. В 1980 году Братство выпустило и житие Петра Мичурина, небольшое, но яркое повествование самого старца Зосимы.

Прочие книги, изданные Братством, были в основном духовными поучениями. В 1978 году отцы начали печатать серию книг «Малое Русское Добротолюбие», сборник подвижнических трудов исключительно русских подвижников XIX века. Первый том был посвящен преподобному Серафиму Саровскому, второй – игумену Валаамскому Назарию, духовному отцу преподобного Германа Аляскинского. Уже после кончины отца Серафима вышел в свет третий том – о самом преподобном Германе с его духовными наставлениями, первоначально переведенными отцом Серафимом для «Православного слова». Вышел и четвертый том – тоже в переводе отца Серафима: поучения блаженного Паисия, а за ним – еще один том, посвященный житию и учению недавно канонизированного русского святого Феодора Санаксарского.

В начале 1970-х годов отец Серафим перевел «Душеполезные поучения» аввы Дорофея, пустынника VI века, известные как «азбука монашества». С благословения архиепископа Аверкия и протоиерея Михаила Помазанского отцы готовились напечатать эту книгу как своеобразный дар современному монашеству. Но тогда другое издательство опередило их. Уже после смерти отца Серафима Братству удалось выпустить его перевод поучений преподобных Варсонофия и Иоанна и аввы Дорофея. И еще одна переводная работа отца Серафима – Правило преподобного Феодора Студита (краеугольный камень всего русского монашества) – еще ждет своего выхода в свет.

Кладезь выдающихся православных писаний воистину неисчерпаем – нужно только переводить и печатать, и как сокрушался отец Серафим краткостью отпущенного ему времени. «Порой мы предаемся мечтаниям, – писал он в письме, – будь у нас еще два-три брата-единомышленника, тогда бы и перевод, и печатание пошли бы вдвое-втрое быстрее, но суровая действительность напоминает: только страданием можем добиться мы наилучшего результата. Иной раз мне кажется, что мы чересчур “разжевываем” духовную пищу алчущему читателю, как бы их не затошнило от обилия такой “жвачки”.¹¹⁰⁸

Всему Бог назначил свое время. Книги эти были выстраданы, они рождались в условиях тяжкого иноческого труда, трудностей и нищеты, – отсюда их особая духовная заряженность, которой иначе не могло бы быть. Перелистайте напечатанную вручную (!) «Северную Фиваиду» или «Блаженного Паисия», вглядитесь в ее с любовью подобранные иллюстрации, вчитайтесь в каждое слово, рожденное в муках, дабы не утерять подлинный аромат древней рукописи. И тогда с тонких бумажных страниц на вас повеет жизнью иной, отрешенной от безумной круговерти повседневного коловращения; жизнью, возвращающей нас к более простым временам и, однако же, все еще достижимой сегодня, жизнью, исполненной борьбы; жизнью, лишенной мирских соблазнов и рассеянности.

Алексей Янг не раз говорил отцу Серафиму, что при чтении этих страниц у него «замирает сердце». «Для того они и написаны», – тихо улыбаясь, говорил отец Серафим и, не тратя времени, удалялся к себе в лесную келью – переводить дальше.

Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням.

2Тим.4:3–4

Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы, прельстить, если возможно, и избранных.

Мф.24:24

Отец Серафим 10 мая 1976 года возвращался на своем грузовике из Operoна – он вез оттуда тираж своей первой книги «Православие и религия будущего», коей суждено было стать катализатором духовного пробуждения, в особенности в России. В книге рассматриваются современные религиозные направления, признаки «нового религиозного сознания», которое прокладывает путь единой, общемировой религии и знаменует начало «бесовской пятидесятницы» последних времен. Доселе не являлось столь глубокого исследования духовных течений XX века, их никто не изучал столь подробно, опираясь на вечную, не зависящую от конкретной эпохи, мудрость святых отцов.

С начала до середины 1970-х годов, когда отец Серафим работал над книгой, почти все идеи и учения, которые он рассматривал, еще не завладели умами большинства людей; до поры они ютились на обочине философской мысли. Однако отец Серафим точно предугадал: с «обочины» все эти учения быстро переместятся на «главную магистраль». Он подметил: за внешними многочисленными различиями этих явлений скрывается пугающая единая цель, и достижение ее – не за горами. И конечно, с таким «обличительным» грузом – а в книге срывалась маска с самых изощренных бесовских учений нашего времени – отец Серафим не мог проехать мимо центра американского неоязычества – горы Шаста. Ранее полагалось, что она – святилище некогда живших там индейцев. И ныне она стала центром растущей деятельности оккультных группировок. Там возникли целые поселения. Проехав несколько вверх по склону, отец Серафим остановил машину у огромной горы, там, где обычно проводились фестивали теперешних язычников, исполнил пасхальные песнопения о Христовом воскресении, о Его победе над сатаной, о попрании смерти. В который уже раз ему подумалось: «Православный священник должен окропить эту гору святой водой!»¹¹⁰⁹ Много позже, уже после рукоположения, он с отцом Германом вновь приедет сюда освятить гору. Но книга его сделает больше: она будет двигать горы!

Замысел «Православия и религии будущего» вынашивался не одни год. Как и «Курс православного выживания», книга родилась из наметок к «Царству человеческому и Царству Божию». На протяжении многих лет отец Герман уговаривал брата завершить его magnum opus, главный труд жизни, но отец Серафим всякий раз отговаривался тем, что работа и впрямь громоздкая и ради нее придется отказаться от всего остального; кроме того, она чересчур «заумная и абстрактная, а нам нужно что-то поконкретнее», говорил он отцу Герману. Его прежнее увлечение «сверхвысокими» материями осталось в прошлом. Возросли его знания как о внешнем мире, так и духовные; трезвение и труд его во имя спасения души сделались преобладающими чертами его мировоззрения, работы его утратили былую сложность и субъективизм, стали более доступны, понятны, основательны и конкретны. Следуя евангельской простоте, он писал так, чтобы любой – стар и млад, ученый и неуч – мог понять его.

Работа над «Православием и религией будущего» началась в 1971 году с исследования последней «экуменической» моды – «диалога с нехристианскими религиями». «Православное слово» напечатало три главы на эту тему. Затем отец Серафим подробно разобрал так называемое «харизматическое возрождение», указав, что это – форма «экуменической духовности», включающей религиозные взгляды совершенно нехристианского толка.

Вскоре после статьи о «харизматиках» отец Серафим получил письмо от Елены Юрьевны Концевич: «Вы точно описали религию будущего, религию антихриста». Отец Серафим понимал, что до глубокого анализа этой новой религии он еще не дошел, ибо она сама окончательно еще не сформировалась. Он указывал, что работа его «носит предварительный характер, это лишь исследование духовных тенденций, которые откроют путь для религии антихриста, религии внешне христианской, но сосредоточенной на языческом опыте “инициации”».

Слова Елены Юрьевны Концевич о «религии будущего» пришлись кстати, когда братия замыслили все журнальные статьи на эту тему собрать в книгу. В беседе с отцом Германом отец Серафим настаивал: в названии книги непременно должно быть слово «Православие», ибо все в книге рассматривается со святоотеческих позиций в отношении духовной жизни.

Первое издание было готово на Светлую седмицу, 26 апреля / 9 мая 1975 года. Книга явно задела нужную струну: первое издание разошлось на удивление быстро, и отцы поняли, что самим им не справиться с растущим спросом. Через три месяца после первого вышло второе издание. Напечатала ее одна издательская компания в Реддинге. Третье издание делала с подачи Алексея Янга фирма в городе Талент, штат Орегон. Итак, почти через год после выхода книги в свет отец Серафим, как видно из начала главы, поехал в Орегон за тиражом третьего издания.

В 1979 году отец Серафим окончательно переработал книгу, расширив ее до восьми глав. В предисловии он говорил об «экуменическом движении» как о «смешанной общемировой религии» и приводил примеры самых ярых экуменистов, пытавшихся создать «новое единство» вкупе с другими религиями. В противовес этому в начальных трех главах отец Серафим изложил общий подход к нехристианским религиям, выделив их главные различия с христианством как в богословии, так и в духовной жизни. В первой главе швейцарский православный священник рассказывает – с богословской точки зрения – о понятии бога в религиях Ближнего Востока, с которыми нынешние экуменисты пытаются объединиться на основе «монотеизма».

Во второй главе рассматривается самая могущественная религия Востока – индуизм. Женщина, которая до прихода к Православию двадцать лет исповедовала индуизм, убедительно (а порой и пугающе) показывает бесовскую суть этого языческого культа. Она и на себе испытала бесовское влияние, когда поклонялась «божеству» в святилище Индии, и привела цитату из Свами Вивекананды: «Так поклонимся Ужасу ради самого Ужаса... Только индусы способны поклоняться богу, видя в нем олицетворение зла». Далее она рассказывает, что Вивекананда появился на Западе в 1893 году, и с очевидной целью – обратить его в индуизм. Чтобы привлечь людей, он говорил, что индуизм вобрал в себя все религии (впрочем, на деле он питал глубокое презрение к христианству). За сравнительно короткое время Вивекананда добился значительного успеха, внедрив идеи индуизма в римокатоличество. Его видение «общемировой религии» сродни «новому христианству» Тейяра де Шардена, а тот, в свою очередь, позаимствовал кое-что из веданты. Индуистский вариант «эволюционизма» полностью соответствует эволюционной философии Тейяра де Шардена.¹¹¹⁰

Третья глава книги – «Факирское чудо и Иисусова молитва» – рассматривает противостояние духовности христианской и нехристианской. В ней приводится рассказ доктора А.П.Тимофиевича, которого отец Герман знал лично по Ново-Дивеевскому монастырю, об удивительном происшествии на Цейлоне. Православный иеромонах начал творить Иисусову молитву перед факиром-«чудотворцем». Было это в начале нашего века. Факир потрясал воображение западных зрителей, показывая им самые фантастические «видения». Но стоило начаться Иисусовой молитве, как все «чудеса» растаяли, и факир с ненавистью уставился на священника. Отец Серафим писал, подводя итоги главы: «Восточная духовность, конечно, не ограничивается таким трюкачеством... Однако силы свои восточные мудрецы черпают именно из этого феномена медиумизма, центральной характеристикой которого является пассивность перед “духовной” реальностью, позволяющая войти в контакт с “богами” нехристианских религий».¹¹¹¹

Все остальные главы «Православия и религии будущего» целиком написаны отцом Серафимом. Представив ранее свидетельства троих православных о том, что Бог несовместим с «божеством» других религий (тоже держащихся «монотеизма», но отвергающих Святую Троицу), что явленные чудеса и сила языческих божеств по природе своей сатанинские, отец Серафим приводил, подводя итог их развенчанию, такие слова апостола Петра: Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему (Деян.10:34–35). «И те, кто живет в рабстве у сатаны, князя мира сего (Ин.12:31), во мраке, куда не проникает свет христианского Евангелия, будут судимы в свете естественного свидетельства о Боге, которое каждый волен иметь, даже находясь в рабстве».¹¹¹²

В последующие годы, когда отца Серафима спрашивали об отношении Православия к нехристианским религиям, он отвечал: каждый отвечает в той мере, в какой ему дано. «Коли вы приняли Откровение [Евангелия], с вас и спрос больше, чем с других. Человек, принявший откровение о воплотившемся Боге, но живущий неподобающе, – много хуже любого языческого жреца».¹¹¹³

И все равно в книге он высказывался категорично: «Для всякого принявшего Откровение Господне никакой «диалог” с теми, кто вне веры (православной), невозможен. Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными... Что общего у света с тьмою? <... > Или какое соучастие верного с неверным? (2Кор.6:14–15) Призвание христианина, напротив, принести неверным свет Православия подобно святому апостолу Петру, принесшему его домочадцам богобоязненного сотника италийского полка Корнилия (см. Деян.10), дабы просветить их и присоединить к избранному стаду Христову».¹¹¹⁴

Духовная «всеядность» привела к великой путанице в умах многих мнимых христиан, поскольку влияние восточных учений на Западе все возрастало. Отец Серафим писал: «Показателен пример Томаса Мертона, искренне принявшего римокатоличество и монашество около сорока лет назад (задолго до коренных реформ Второго Ватиканского Собора). Он окончил свои дни, проповедуя равенство христианской духовности и “просветленности” дзен-буддизма и прочих языческих религий. За последние двадцать лет словно ржавчина выела остатки здравого христианского мировоззрения в протестантстве и римокатоличестве, теперь же эта ржа поразила и самое Святую Православную Церковь. И “диалог с нехристианскими религиями” скорее следствие, нежели причина этого нового “духа”».¹¹¹⁵

В четвертой главе – «Наступление восточной медитации на христианство» – отец Серафим исследовал различные попытки совместить христианство с восточными религиями, особенно в практической духовной жизни. Начал он с книг «Христианская йога» и «Христианский дзен». В первой автор писал, что «йог-христианин», достигая душевного покоя, ждет, когда его коснется Святой Дух, дабы встретить Его с трепетом и всецело подчиниться Ему. Из святоотеческих источников отец Серафим вывел, что такое состояние – не более чем один из видов «прелести» (духовного заблуждения, самообмана), когда человек пытается произвольно стяжать «святость и божественность» чувств, некую «благодать», что якобы легко достижимо при «мистическом, внутреннем созерцании» или, как оно именуется, «медитации».

Таким же образом отец Серафим рассмотрел и другую книгу, «Трансцендентальная медитация», руководство к «достижению духовного успеха без видимых усилий». Отец Серафим писал, что подобный подход «применялся часто в середине 1970-х годов в армии, школах, тюрьмах, больницах, в некоторых церковных общинах (в том числе в Греческой Архиепископии в США) как якобы нейтральная форма “душевной терапии”, что сопоставимо с исповедованием того или иного религиозного культа». Чтобы доказать лживость такого подхода, отец Серафим описал «санскритское посвящение» на подобных курсах «трансцендентальной медитации», где наивные американцы, сами того не ведая, приносят жертвы языческим богам. «Так современный агностик, чаще всего неосознанно, приобщается к языческим индусским ритуалам, незаметно он поощряется к таким богопротивным действиям, которым его далекие предки-христиане предпочитали муки и жестокую смерть, – к жертвоприношению языческим богам. В духовном плане страшен скорее этот грех, а не сама “система душевных упражнений”, и, пожалуй, именно он служит объяснением невиданного успеха “трансцендентальной медитации”».¹¹¹⁶

В пятой главе – «Новое религиозное сознание» – отец Серафим более остановился на быстром развитии и внедрении на Западе восточных (и псевдовосточных) культов и движений. «Достаточно нескольких примеров из жизни начала 1970-х, чтобы убедиться, сколь велико влияние восточных религий среди американской молодежи (которая всегда “впереди планеты всей” во всех начинаниях).¹¹¹⁷

Первым делом он описал кришнаитов в Сан-Франциско во время их ежегодного празднества: они везут огромное изваяние «бога» через парк Золотые Ворота к океану, со всеми почестями, характерными для индуизма. Отец Серафим замечал: «Сцена, типичная для языческой Индии, но для “христианской” Америки– нечто новое».¹¹¹⁸

Далее он остановился на движении гуру Махараджи, которого тысячи молодых поклонников провозгласили «богом Вселенной». На большом собрании в Хьюстоне «Третье тысячелетие-73», под крышей огромного спортивного дворца Махараджу приветствовали овацией, а на огромном табло вспыхнула надпись «Б-О-Г». «Это уже более чем почитание языческого идола, – пишет отец Серафим. – Еще несколько лет назад такое поклонение здравствующему человеку невозможно было бы представить ни в одной христианской стране. Сегодня же это обычное явление для тысяч и тысяч “богоискателей” Запада. Это ли не репетиция перед приходом антихриста в конце времен, ибо сказано: В храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога (2Фес.2:4)».¹¹¹⁹

Затем отец Серафим подверг анализу движение тантрической йоги, чьи приверженцы жили в горах Нью-Мексико. По сути, учение это – вариант религии сикхов, известной как три «с»: сила, счастье, святость. Позже глава пополнилась исследованием «Занятия дзен-буддизмом в Северной Калифорнии»: отец Серафим описал монастырь на горе Шаста, где побывал сам. «Шастинское аббатство», как оно себя величало, было первым удачным опытом дзен-буддистского монастыря в Америке, с англичанкой-настоятельницей. Основан он был в 1970 году, почти одновременно с платинским скитом, и располагался неподалеку, милях в ста. В укладе его и впрямь было немало подлинного. По издаваемой там литературе отец Серафим видел, сколь чуждо этим людям позерство и фарисейство. Он отметил: «Пожалуй, из всех восточных учений дзен наиболее интеллектуально утонченное и умеренное. Оно учит состраданию и любви “космического Будды”, на такую ступеньку не поднимался еще человеческий разум – до Христа. Их беда и трагедия в том, что у них нет Христа и, следовательно, нет спасения. Их мудреность и рассудительность служат непреодолимым барьером ко спасению во Христе. Их тихая сострадательность, пожалуй, самое печальное напоминание о “послехристианской” эпохе, то бишь о времени, в которое мы живем. Нехристианская “духовность” более не чужда Америке, а стала ей “родной” религией, пустив глубокие корни в сознании людей Запада. Пусть это послужит нам предостережением: религия будущего – не просто “секта” или “культ”, но мощное и глубокое религиозное чувство, неоспоримо убедительное для разума и сердца современного человека».¹¹²⁰

В связи с дзеном отец Серафим писал еще о «несостоятельности прагматизма», о чем упомянула женщина, перешедшая из индуизма в Православие. Это non sequitur (ложный вывод) многих восточных религий: «Коль скоро та или иная система приносит плоды, значит, она хороша». По сути дела, о вере и речи нет – ее заменил опыт, практический результат. «Без богословия, – писал отец Серафим, – дзен, как и индуизм, не способен отличить добро от зла в духовных проявлениях. Он лишь может выделить то, что кажется “хорошим”, потому что несет “покой и гармонию”. Все рассматривается с точки зрения естественного человеческого разума, но не Божественного Откровения. А остальное дзен отметает как иллюзорное».¹¹²¹

Слова эти перекликаются с его оценкой (десятилетней давности) «культа практического опыта». Но теперь отец Серафим говорит лишь об угрозе бесовской подмены теории практикой. «Когда практический опыт возобладает над учением, оно либо обесценивается, либо устраняется вовсе; тем самым рушатся либо нейтрализуются устои христианства, и ничто уже не сдерживает натиска падших духов. Бездействие и “открытость” новых религий, по сути, оставляют беззащитного человека на потребу бесам».¹¹²²

Отец Серафим понимал, что затронул лишь верхушку айсберга, описав внедрение восточных культов в жизнь Запада. «Они множатся каждый год: то появляются новые, то видоизменяются прежние. Теперь еще к открыто религиозным добавились мирские теории “самопознания”, зовущие “снять напряженность”, “раскрыть подспудные способности”, и все это преподносится людям на удобоваримом для них “научном” языке». Отец Серафим советовал православным держаться подальше от таких религиозных или «светских» движений, ибо они «заведут на пагубный для души путь, ведущий к умственному или душевному повреждению, и в итоге – к вечной погибели души».¹¹²³

Далее отец Серафим обратился к явлению, вроде бы не связанному с религией, но которое поставлено на службу «новому религиозному сознанию» даже теми, кто, казалось, не проявлял к религии ни малейшего интереса. Это явление – НЛО, неопознанные летающие объекты, и ему отец Серафим посвятил шестую главу книги – «Знамения небес. Православное объяснение неопознанных летающих объектов (НЛО)». Ему пришлось перечесть немало книг известных ученых, историков, равно и научно-популярные работы. Последние дали ему представление о «духе времени» и о настроении умов. В его библиотеке в «оптинской» келье появились даже такие книги, как «Непосредственные контакты с инопланетянами» и «Звездные войны».

В начале главы отец Серафим обращается к истокам «научной фантастики», чтобы охарактеризовать ментальность, связанную с НЛО. Далее он изучил факты: рассказы ученых об НЛО, доклады государственных комиссий. Он проследил историю появления НЛО с начала XX века, произвел их классификацию, подробно пересказал самые достоверные сообщения о встречах с ними. Относительно «близких контактов третьего рода» (о случаях действительных встреч с «одушевленными существами») он писал: «Научная фантастика подарила образы, “эволюция” подсказала философское обоснование, наука и техника “космического века” доказали реальную возможность таких “контактов”».¹¹²⁴

Убедительно показав, что тысячи сообщений и наблюдений имеют, несомненно, какое-то конкретное объяснение, он изложил свою точку зрения, опираясь на святоотеческие источники. Эту точку зрения, как ни странно, наблюдения «светских ученых» только подкрепили. Отец Серафим писал: «Совсем недавно серьезные исследователи начали приходить к мнению, что хотя НЛО имеют некоторые “физические” признаки, никоим образом не могут считаться космическими кораблями, а являются скорее принадлежностью парапсихологической или оккультной сферы. Французский астрофизик Жак Валле полагает, что НЛО могут быть и физическими объектами, и психологическими явлениями. Д-р Валле задается мудрым вопросом: а не являются ли все эти “встречи” хорошо отрепетированным спектаклем и не скрывается ли за “посещениями из космоса” иная, несравненно более сложная природа всех этих “технических чудес”? Вместе с д-ром Алленом Хайнеком, ведущим научным консультантом ВВС США, он выдвинул теорию “привязанных к земле пришельцев” из “параллельного” существующему на нашей планете мира. По словам профессора Брэда Стайгера, досконально изучившего все сведения об НЛО, накопленные в ВВС, “мы имеем дело с многомерным парафизическим явлением, которое, вероятнее всего, земного происхождения”».¹¹²⁵

Отец Серафим отмечал, что «самое непонятное в НЛО для ученых, а именно странная смесь физических и психических характеристик, совершенно ясно всем, кто читал духовную православную литературу, особенно жития святых. У бесов тоже есть “физическое тело”, но столь тонкой материи, что она не может постигаться людьми, если их духовные “врата восприятия” не открыты, будь то по Божией воле (как в случае святых подвижников) или же вопреки ей (как в случае магов и медиумов)».¹¹²⁶

Из глубины веков в православной литературе дошли до нас упоминания о бесовских явлениях, которые в точности соответствуют НЛО. Их не опровергнуть. Вспоминая, сколько сверхъестественного происходило в жизни отцов, удивляешься, до чего «современны» случаи, ими описанные. Отец Серафим пересказал случай с монахом Анатолием (IV век), принявшим бесовское наваждение за явление Ангелов, пока его не вразумил преподобный Мартин Турский. А из жития преподобного Нила Сорского (XV век) отец Серафим рассказал о бесах-«похитителях», что в точности соответствует сегодняшним описаниям похищений людей «инопланетянами».

Отец Серафим пришел к выводу, что «современные явления “летающих тарелок” вполне подвластны бесовской “технологии”. Других разумных объяснений нет. Многообразные бесовские явления, описанные в православной литературе, приспособлены ныне к модной “космической мифологии”, только и всего. И уже упоминавшегося монаха Анатолия сегодня бы сочли обыкновенным “контактером” с НЛО. И цель этих “неопознанных” объектов очевидна: навести страх на свидетелей, привнести “таинственность”, предоставить «доказательства” существования более высоких форм разума (“ангелов”, если жертва – человек верующий, “гостей из космоса” – для современных безбожников) и тем самым внушить доверие к тем сообщениям, которые они хотят передать...»¹¹²⁷

«А цель этих сообщений очевидна: подготовить людей к приходу антихриста, грядущего “спасителя” вероотступнического мира. Не исключено, что и сам он появится с небес, дабы довершить свое сходство с Христом, о чем написано и в Евангелии от Матфея (Мф.24:30), и в Деяниях апостолов (Деян.1:11); возможно, его глашатаи прилюдно приземлятся на “космических кораблях” и предложат землянам поклониться своему “космическому властелину”. А может, “огонь, низводимый (зверем) с неба” (Откр.13:13), будет лишь эпизодом великого бесовского шабаша последних времен. Во всяком случае, человечеству внушается: грядет избавление не посредством христианского Откровения и веры в Бога невидимого, а от космических пришельцев».¹¹²⁸

Отец Серафим повторил пророческие слова, сказанные святителем Игнатием (Брянчаниновым) сто лет назад: «Чудеса антихриста будут большей частью происходить в воздушной стихии, где находится главное владение сатаны».¹¹²⁹

Отец Серафим говорил: «Явление НЛО – знак православным христианам с большим трезвением и осторожностью идти узкой тропой ко спасению... Православный христианин <...> знает, что человек не “эволюционирует” в какую-то особь более высокого порядка, нет у него оснований верить и в существование “высокоразвитых” существ на других планетах, однако он знает, что есть во Вселенной – и помимо него – две наделенные разумом силы. И старается жить в согласии с той, что служит Богу, то есть с Ангелами, и избегать соприкосновений с силой противоположной, богопротивной (с бесами), из зависти и злобы пытающейся увлечь и человека за собой в пучину зла. Но человек слаб и себялюбив, склонен к заблуждениям и охотно верит сказкам о “контактах” с высшей субстанцией или высокоразвитыми существами, достижимой без терний христианского пути, скорее даже бегством от этих терний, от борения. Человек, справедливо не доверяя собственным возможностям распознать бесовский обман, должен еще ближе держаться Священного Писания и Священного Предания – того, что дает ему Христова Церковь».¹¹³⁰

Современность, описанная трезво и пугающе в этой главе, сменяется еще более удручающей картиной, показанной в главе следующей – «“Харизматическое возрождение” как знамение времени». Удручает она потому, что говорит о некогда исконно христианской стороне жизни. Возникнув в 1900 году в лоне протестантизма, “харизматическое возрождение” в конце 1960-х годов лавиной прокатилось по католическим странам. Отец Серафим особенно забеспокоился, когда в 1972 году и некоторые православные приходы начали включаться в это движение, активно пропагандируемое греческим православным священником отцом Евсевием Стефану.

Как и в случае с НЛО, отец Серафим также исследовал историю и развитие «харизматического возрождения». Он объяснил, как пытаются использовать это явление экуменисты, которые тщатся объединить все Церкви на основе общего «духовного опыта», и как уже и некоторые православные приняли этот ложный критерий единства. Далее он исследовал феномен как таковой, опираясь в основном на свидетельства его участников и сторонников.

В этой связи отцу Серафиму пришлось исследовать учебники по спиритизму и шаманству. Он обнаружил, что описания «деяний» современных «чудотворцев» полностью соответствуют тому, что делали медиумы, как в старые времена называли магов, чародеев, колдунов, но не имеют никакого отношения к истинному христианскому богопочитанию Православной Церкви. Отец Серафим даже ввел термин «христианского медиумизма», чтобы точнее назвать все возрастающие «харизматические явления», ибо процесс этот весьма опасен. И действительно, в своих исследованиях он нашел «харизматические» опыты столь роковыми, что сопоставление их с шаманизмом не кажется большой натяжкой. Ведь диавол старается затянуть в свои сети как людей светских (делая их посвященными в оккультные тайны с помощью НЛО как медиумического средства), так и духовно подслеповатых представителей христианского общества, на которое он может оказывать влияние «харизматическими» опытами как средством весьма подходящим. Отец Серафим писал: «Главным достижением современных “пятидесятников” явился изобретенный ими новый медиумический способ вхождения в такое состояние (а также удержания такого состояния), в котором чудесные “дары” становятся банальностью».¹¹³¹

Николай Бердяев, видный русский философ, провозглашенный поборниками православной «харизматики» «великим духовным пророком современности», считал, что «в новую эпоху Святого Духа подвижническому мировоззрению не будет места». Отец Серафим комментировал это высказывание так: «Вывод очевиден: ведь только православное подвижническое мировоззрение дает людям, приобщившимся Духа Святого при крещении и миропомазании, постоянно стяжать Святого Духа и на протяжении жизни. Оно учит, как различать духов и остерегаться духовного обмана. “Новая духовность”, о которой писал Бердяев и которая претворяется в жизнь нынешними возрождающимися “чудодеями”, построена на совершенно ином основании и явила себя совершенно лживой в свете православного учения о подвижничестве».¹¹³²

Отцу Серафиму пришлось вновь обратиться к высказываниям святых отцов, чтобы читатель мог воочию убедиться, сколь актуальны они и сегодня. Особенно он выделял работы святителя Игнатия (Брянчанинова), применив его учение о духовном заблуждении к конкретным примерам «харизматики». Он указал, что наряду с внешне заманчивыми «видениями», которые подсовывает диавол, есть и менее очевидные подвохи, известные в святоотеческой литературе как «мнения». Обольщенные люди пленяются не видениями, а лишь экзальтированными «религиозными чувствами». Святитель Игнатий (Брянчанинов) указывал, что подобное случается, когда «сердце жаждет и стремится к наслаждению святыми и божественными чувствами, будучи совершенно к ним неподготовленным. Каждый, кто не имеет дух сокрушенный, кто видит в себе какую-то добродетель или достоинство, кто не придерживается неукоснительно учения Православной Церкви, а на основе того или иного толкования придумал свое собственное своевольное суждение или последовал неправославному учению, находится в состоянии подобного заблуждения». Именуется оно «мнением» и, согласно святителю Игнатию (Брянчанинову), «удовлетворяется придумыванием поддельных чувств и состояний благодати, из которых рождается ложное, неправильное представление обо всем духовном подвиге... Оно постоянно измышляет псевдодуховные состояния, «дружбу” с Иисусом, внутренние беседы с Ним, мистические откровения, голоса, наслаждения... От таких действий кровь получает греховное, обманное движение, которое предстает как посланное Божией милостью наслаждение... Оно скрывается под маской смирения, благочестия, мудрости».¹¹³³

Отец Серафим указывал, что «стяжание Святого Духа происходит долгим и трудным путем подвижничества, путем “скорбей” в лоне Церкви Христовой».¹¹³⁴ «“Мнение” же, – писал святитель Игнатий (Брянчанинов), – рассыпает свои дары в безграничном изобилии и с невиданной скоростью».¹¹³⁵

В заключительной главе отец Серафим признал, что, «возможно, найдутся сомневающиеся: дескать, почему “харизматическое возрождение” непременно сродни трюкам медиумов; дескать, неважно, каким путем передается его “дух”. Дело лишь в том, что “дух” этот не имеет ничего общего с православным христианством и следует буквально всем заветам и пророчествам Николая Бердяева относительно “нового христианства”. Монашеский подвижнический дух многовекового Православия полностью остается в забвении. Это ли не доказательство неистинности такого “духа”? “Новое христианство” не довольствуется консервативным христианством, направляющим духовные силы человека к покаянию и спасению. Предпочитая сходиться во мнении с Бердяевым о том, что развитие христианства до сих пор “не завершено”, оно добавляет второй уровень “духовных явлений”, которые по характеру никак не соответствуют христианству (хотя толкуются именно таковыми). Они доступны всем людям, независимо от вероисповедания, от покаяния, и никоим образом не связаны со спасением души. Открывается “новая эра в христианстве, эра новой и глубокой духовности, новых преиэобильных излияний Святого Духа”, что полностью противоречит православному учению и пророчествам...

Для духовного состояния современного мира очень показательно глубокое внедрение среди христиан всяких “чудодействий”, “медитаций”. Бесспорно, в душах таких христиан уже угнездилось религиозное чувство восточных культов, но это следствие, а причина в том, что христиане теряют ощущение и “соль” христианства. Только поэтому возможно таким чуждым христианству веяниям, как “медитация”, пленять христианские души...

Современные движения “чудодеев”, “христианская медитация” суть составляющие “нового религиозного сознания”, предтечи религии будущего, религии последних людей последнего времени, религии антихриста. И главная задача его – приобщить и христиан бесовскому «посвящению”, что раньше бесы могли делать лишь среди язычников. Допустим даже, что все эти “религиозные опыты” проводятся пока осторожно и втихую, допустим, что они во многом продиктованы не бесовскими кознями, а самообманом человеческой психики. Конечно, не все успешно “медитирующие” или – по их разумению – “стяжавшие крещение духом” приняли тем самым посвящение в сатанизм. Но очевидно, что методы этого “посвящения” будут со временем все более и более действенными, по мере того как пассивное человечество, открытое “новым религиозным ощущениям и переживаниям”, будет все более и более подготовлено к этому “посвящению”, чему весьма способствуют новомодные религиозные течения...

Противостоять этому могучему противнику истинная Православная Церковь может лишь вооружившись глубоким познанием сути православного христианства, его цели, отличной от целей иных религий, как христианских, так и нехристианских.

Православные! Берегите дарованную вам благодать, не низводите ее до чего-то обыденного и привычного, не подходите к ней с человеческими мерками, не ищите в ней логики или “понятности”. Ибо возможно ль найти ее нам, ограниченным земным человеческим кругозором, нам, тщащимся стяжать благодать каким-то окольным путем, иным, нежели тем, который предлагает Церковь Христова. В демонизированные времена, разумеется, истинное Православие кажется едва ли не сумасбродством: ничтожная кучка презираемых “глупцов”, которые не приемлют нового духовного “возрождения” (подстрекаемого духами совсем иного рода). Утешимся же словами Господа нашего Иисуса Христа: Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство (Лк.12:32)».¹¹³⁶

Работая над «Православием и религией будущего», отец Серафим прибег к методу, наиболее действенному и убедительному для современных читателей. Писал ли он о восточных религиях, об НЛО или «харизматических» явлениях, в первую очередь приводил красноречивые факты, а уж потом – свои категоричные выводы. Иногда (например, при описании практики того или иного культа, которая для любого христианина очевидно языческая) нужно было лишь изложить факты на нескольких страницах. В других случаях, когда, например, речь шла о харизматических феноменах, требовалось в качестве доказательств гораздо больше материала.

Из описаний и фактов в каждой главе вырисовывался конкретный вывод. Все выводы связаны и обобщены в конце книги – из разрозненной мозаики сложилась удивительно полная и четкая картина! Так как главы книги ведут к единой цели, важно прочитать книгу полностью.

Еще одним характерным писательским приемом отца Серафима является умение неявно и ненавязчиво вместить многое «между строк». Прием этот нередко использовала в своих работах Елена Юрьевна Концевич, она высоко ценила эту способность и в отце Серафиме. В конце книги он даже прямо указал, что сознательно «не договаривал» какие-то вещи. Он писал: «В намерения наши входило представить трезвый и объективный взгляд на нехристианские религиозные явления современной жизни, ибо они торят дорогу “религии будущего”. Мы почти не коснулись “страшных рассказов”, иллюстрирующих некоторые из этих новых культов, хотя рассказы эти правдивы и показывают, что происходит с человеком, полностью плененным невидимыми демоническими силами».¹¹³⁷

Накануне выхода в свет дополненного и исправленного издания книги мир потрясла, пожалуй, самая страшная весть о массовом самоубийстве почти тысячи человек, членов джонстаунской секты в Гвиане. Отец Серафим счел своим долгом рассказать в эпилоге нового издания о спиритизме Джима Джонса, привязавшем его к «новому религиозному сознанию» (Джонс объявил себя «жрецом, или медиумом, бесплотных существ из другой галактики»), и также о его прокоммунистических взглядах, что привело его к принятию революционного нигилизма XX века. (Все имущество Джонстаунской коммуны – около семи миллионов долларов – он завещал коммунистической партии СССР.) На примере Джима Джонса и его последователей отец Серафим показал «особое сращение религии и политики, видимо, необходимую черту для ревнителей антихриста – политико-религиозного лидера человечества последних времен».¹¹³⁸

Хотя отец Серафим и «не договаривал», и пытался избежать «сенсационности» в своей книге, некоторым читателям выводы его покажутся излишне суровыми. И впрямь, отец Серафим во всех своих работах не избегал «острых углов». Алексей Янг вспоминает: «Отец Серафим говорил, что многие церковные публикации обращаются к темам, “оторванным от жизни”: деятельность местных приходов, исторические экскурсы с ностальгическим оттенком и т.д., но не затрагивают вопросов и проблем, тревожащих сердца многих православных».¹¹³⁹ Как часто современный мир жертвует полнотой христианской истины, привыкнув идти на компромисс, когда дело касается жизни по вере. Остро чувствуя это, отец Серафим не мог себе позволить смотреть сквозь розовые очки, особенно если речь шла о демонском обольщении, ввергающем благонамеренных людей в погибель. Однажды, говоря о «Православии и религии будущего», печатавшейся .тогда из номера в номер в «Православном слове», он заметил в письме: «Вывод там столь ужасающий, что сомневаемся, способны ли наши читатели его принять. Но ведь уже время сказать все это».¹¹⁴⁰ Этот «вывод» о.Серафим включил в предисловие к готовой книге.

Однако будучи непримиримым, когда дело касалось предостережения от бесовских козней, отец Серафим являл много любви и сострадания в пастырских трудах, общаясь с конкретными людьми. Поговорив по душам с некоторыми искренними христианами, вовлеченными в «харизматическое» движение и прочитавшими соответствующую главу в его книге, он лучше сумел понять их чувства, личностное восприятие того, что он описывал. В результате таких бесед в новом издании книги появились следующие строки: «Книгу эту прочитали несколько человек, втянутых в движение “харизматического возрождения”. Многие оставили его, почувствовав, что дух, подающий им “видения” и “откровения”, вовсе не Дух Святой. Подобным людям, читающим сейчас эту книгу, хочу сказать, вы, возможно, чувствуете, что ваше приобщение нового “духовного опыта” приносит пользу (хотя, быть может, какие-то сомнения и точат вашу душу), возможно, вы не верите в его бесовскую природу. Указывая на то, что, по существу, вся “новая духовность” оккультна, мы не зачеркиваем все ваши духовные переживания. Если, к примеру, они подвигли вас к раскаянию в грехах, к осознанию того, что Господь наш Иисус Христос – Спаситель человечества, к искренней любви к ближнему, к Богу – все это хорошо и не утеряется, отойди вы от “новой духовности”. Но если же обретенный опыт подсказывает, что вы наделены даром “говорить на языках” или пророчествовать или обладаете еще какими-либо сверхъестественными способностями и что это – от Бога, то книга эта поможет вам убедиться, что область христианского духовного опыта много глубже, чем вы полагали, что козни диавола много хитрее, чем вы представляли, что желание нашего падшего естества принимать обман за истину, душевное довольство за духовный опыт много сильнее, чем вы думали».¹¹⁴¹

В том же ключе разговаривал отец Серафим и с теми, кто честно докапывался до истины в восточных религиях. В письме к одному молодому человеку, последователю Рене Генона, который чисто умозрительно интересовался восточными религиями, отец Серафим рассказал о своем увлечении французским философом и серьезном изучении Востока. В заключение он написал: «С благодарностью вспоминаю Рене Генона – своего первого учителя Истины, молюсь, дабы и Вы взяли лучшее из его учения, отринув его ограниченность... Даже психологически “восточная мудрость” не для нас – мы плоть от плоти западной жизни, нам явно дано православное христианство, что видно на примере Западной Европы первого тысячелетия, до отпадения Рима. Очевидно и другое: Православие – не просто “одно из многих традиционных учений”, не просто “передача мудрости, накопленной веками”, это – Истина Божия, явленная нам в наши дни, непосредственная связь с Богом, чего не в силах дать ни одно другое учение. Несомненно, в них много истинного, переданного через века, когда люди были ближе к Богу, или умозрительно найденного одаренными людьми. Но полная Истина только в христианстве, где Бог открыл Себя человечеству. Приведу лишь один пример: и в других учениях написано о духовных заблуждениях, но досконально познано и объяснено это лишь православными святыми отцами. Еще более важно, что заблуждения эти (будь то бесовские козни или просто плод нашей падшей природы) поражают всех и вся и глубоко укореняются, и не было бы спасенья от них, не приблизься к нам Сам Господь, не приди к нам на помощь и не открой Себя по любви в христианстве. Сравните: индуизм тоже учит о конце света – кали юга, и это истинно, но одно лишь знание этих истин обрекает человека на безоговорочную капитуляцию пред искушениями последних времен, и многие познают антихриста (чакраварти) и станут поклоняться ему. Лишь силою Христовой в сердцах наших сможем мы противостоять злу».¹¹⁴²

Вскоре после выхода в свет «Православия и религии будущего» в монастырь Преподобного Германа приехали гости, в основном поборники «нового христианского сознания», всех тех течений, которые описал отец Серафим. В летописи от 25 ноября 1976 года значится: «На выходные к нам приехал сегодня некий человек. Вырос он в православной греческой семье в Стоктоне, потом примкнул к “христианам-йогам”, стал у них монахом, пока их духовный наставник не “очистил” секту от христианского влияния и не прогнал его: дескать, православные христиане и евреи не могут полностью отречься от своей веры. Наш знакомец вынужден был начать с нуля. Вот уже несколько месяцев он посещает греческую церковь в Стоктоне, проявляя интерес к монашеству. Он уезжает от нас в воскресенье, очевидно, ему у нас понравилось, и он приедет еще погостить подольше (он планирует совершить паломничество по православным монастырям)».

Видел отец Серафим и страдания – последствия духовных заблуждений, о которых писал в своей книге. В июле 1976 года молодой человек Джефф приехал в Платину, точнее, его привез один православный из Сан-Франциско. Обратимся снова к летописи отца Серафима: «В воскресенье долго гулял с Джеффом. Ему двадцать семь лет, вырос он в протестантской семье, и вот уже не один год его посещают страшные видения: фигуры людей, какие-то потусторонние силы. Они участились, когда одна из сект попыталась “приручить” Джеффа. Видений его никто объяснить не может. Начитавшись преподобного Симеона Нового Богослова, он вообразил, что видения его сродни тому, что видится святым, например, видение “живой воды”. Отец Серафим объяснил, что это все от диавола и ничего удивительного (по нашим временам) в этом нет. Посоветовал ему обратиться в Православие – возможно, тогда он не будет психически столь уязвим, а можно начинать и истинно духовную жизнь. Воистину бесовские времена настают!»¹¹⁴³

Совет отца Серафима в точности повторяет сказанное святителем Игнатием (Брянчаниновым) одному из монахов в подобном же случае: тому в прелести пришло мнение, «будто он – великий подвижник и провидец». Он поведал святителю Игнатию, как его охватывает «пламенный жар», он слышит голоса Ангелов, зовущих его лететь на Гору Афон. Когда он последовал совету святителя – жить смиренной монашеской жизнью, не налагая на себя самочинных подвигов (и поселиться на нижнем этаже, дабы сподручнее было «лететь», если бес попутает), – все его «сверхъестественные силы» исчезли и он смог возобновить свой здравый духовный путь.¹¹⁴⁴

Как уже упоминалось, книга отца Серафима всколыхнула некоторых «харизматиков», в частности паломника Дана. Он навестил монастырь в сентябре 1974 года. «Пробыл он недолго, – писал отец Серафим, – но жизнь его открылась как на ладони. Происходил он из семьи протестантов со старыми устоями и очень скоро обнаружил духовную пустоту своей веры. Родная бабушка приобщила его к “духовным сокровищам” пятидесятников. Не успел он коснуться подаренной ею Библии, как получил “дар свыше”: вскорости ему явился бесплотный дух и подробно рассказал, куда ему идти, куда ехать. Юноша мог произвольно гипнотизировать людей, заставляя их перемещаться по воздуху (так он подшучивал над атеистами-знакомыми, приводя их в ужас). Иной раз он сомневался, а от Бога ли все эти “дарования”, но сомнения рассеивались, ведь теперь он не ощущал духовной пустоты, его “духовное возрождение” началось с прикосновения к Священному Писанию и жизнь его теперь наполнена молитвой и “духовным” содержанием. Познакомившись в монастыре с Православием и прочитав статью о возрождении “чудодейства”, он признал, что впервые нашел четкое и исчерпывающее объяснение своим “духовным” явлениям. Очевидно, вдохновлял его нечистый дух».¹¹⁴⁵

Дан прочитал лишь статью в «Православном слове». Впоследствии отец Серафим включил ее отдельной главой в книгу, присовокупив и рассказ о Дане (в предисловии), правда, не указывая имени. Спустя год Дан снова приехал в монастырь и сообщил, что порвал с прежним увлечением, сочтя его весьма опасным. Ему дали прочитать «Православие и религию будущего», и он сразу признал себя в приводимом рассказе.

Несколько времени спустя отцы получили письмо от одинокой женщины в Миссури:

«Уважаемые господа!

Глава о “харизматическом возрождении” отлична! Вы будто угадали мой жизненный путь. Как остро вы почувствовали важность и насущность этого вопроса. Мы, “протестанты”, ощущая полное бессилие в наши все более страшные времена, стараемся достичь нечто большего, чем дает Церковь.

И в сфере “нового чудодейства” мы это большее поначалу находим. Конечно, это потрясает воображение! Потом лишь начинаем прозревать некую неистинность и в делах, и в самих ощущениях. Уж больно легко даются редчайшие дары – врачевания, прорицательства и пр. – людям, не обладающим глубокой духовностью... И тогда нам хочется повернуть вспять. Но куда?

К чему? Мне показало истинную силу, красоту и святость Православие; оно также определило “ступеньки к духовности” в повседневной жизни и в личном поведении каждого человека. Всего этого я не нахожу в других религиях. Прилагаю статью о движении “чудодеев”, может быть, вам пригодится.

От подобных групп веет, увы, не смирением, а упоением собственной праведностью. Грустно. Спасибо за вразумление».

То, что перед приходом в Православие отец Серафим был причастен к религиям Востока, весьма помогало ему общаться с теми, кто продолжал их исповедовать. Вот что рассказывает один студент (он изучал разные религии), девятнадцатилетним юношей встретивший отца Серафима: «Хотя вырос я христианином, но без каких-либо твердых взглядов и на первом же курсе увлекся дзен-буддизмом, изучал его в теории и на практике. Один из приятелей познакомил меня с Православием, и, побывав на службе в церкви, я глубоко проникся увиденным. Сердце мое отозвалось сразу, ум безмолвствовал. Вскоре меня пригласили к себе в общежитие православные студенты, тоже возгоревшиеся сердцем молодые новообращенные, искавшие братьев по духу. Сразу же они заявили, что ecu бози язык бесове (Пс.95:5), и в подтверждение цитировали отца Серафима. Меня такое возмутило. Как можно, не зная меня, нападать на мою веру! Но, пожалуй, больше всего меня задело то, что они не понимали, на что ополчались. Много ли знали они о дзен-буддизме?! К Православию они пришли из лютеранской и англиканской Церквей и за всю жизнь, поди, не сидели в позе лотоса! В ту пору я чувствовал, что мои духовные пристрастия “нейтральны”. Я не поклонялся восьмирукому божеству и не собирался этого делать. Я просто зажигал благовонные палочки, усаживался и принимался “считать вздохи”. Под влиянием дзен-буддистской философии я полагал, что Бог безличен: “Единый Разум”, “Великое Сущее” и т.п.

Студенты подарили мне “Православие и религию будущего”. Сердцем я чуял: в книге много истинного, но в то же время понимал, что пока я к ней не готов. “Придет время – прочту”, – решил я. Насильно делать ничего нельзя.

Потом я познакомился с самим отцом Серафимом – он приезжал к нам в колледж, – и все сразу встало на свои места. Мои православные друзья (к тому времени я уже простил их) говорили, что некогда отец Серафим сам исповедовал индуизм. (Теперь-то я понимаю это недоразумение. Они прочитали в книге рассказ женщины, увлекавшейся ранее индуизмом, и сочли, что это строки самого отца Серафима.) Я спросил его об этом. “Нет, меня больше привлекал буддизм”, – ответил он, что расположило меня к нему еще больше. Я поинтересовался его мнением об идее “безличного бога” – в ту пору меня очень волновал этот вопрос. Я боялся, что в ответ последует умная “ученая” отповедь, но ошибся. Он рассказал мне какие-то очень простые примеры, которые проникли прямо в сердце. И разум тоже воспринял их. Я понял, что отец Серафим не просто повторяет “правильные православные догмы”, а говорит из своего опыта, прочувствовав все сам. Потому-то слова его и вошли в разум и в сердце. Оказалось, и о буддизме он знает много больше, чем я. То была судьбоносная встреча, она привела меня ко крещению в истинной Церкви Иисуса Христа.

Наконец я прочитал “Православие и религию будущего” от корки до корки – будто часть моей души описана на этих страницах, будто все это было “мое”, что носил в сердце всю жизнь».

Один из читателей «Православия и религии будущего» так отозвался о книге: «Несколько лет назад, прочитав ее, я подумал, как это все далеко. Отец Серафим пишет о каких-то исключительных явлениях, и по всему свету они, конечно, никогда на распространятся. Теперь, в 1990 году, я вижу все по-иному. Отец Серафим прав».

Сегодня нетрудно убедиться, наблюдая жизнь, что «новая духовность» развивается точно по предсказанию отца Серафима. Когда он писал книгу, эта форма неоязычества только лишь обозначилась. Сегодня она приобрела гораздо более определенные очертания, которые яснее всего просматриваются в идеологии движения «Новая эра». В 1975 году, когда книга «Православие и религия будущего» только вышла в свет, термин «новая эра» использовался лишь масонами и разными эзотерическими и «антикультурными» группировками. Сегодня это лозунг всемирного движения и связанного с ним многомиллиардного бизнеса.

У этого движения нет единого географического центра, нет формального членства, догматов и «символа веры». «Новая эра» объединяет людей во всем мире общими идеями и «духовной» практикой. В основе их лежит мировоззрение «нового религиозного сознания».¹¹⁴⁶ Ее приверженцы могут исповедовать неоязычество в тех формах, какие им угодны, без ограничений – от пантеизма, панентеизма, монизма, реинкарнации, кармы до веры в Мировую Душу, Землю-Мать (Гею) как в богиню или живую сущность. Для выхода на новые уровни сознания, раскрытия новых возможностей тела, ума и духа, достижения «внутреннего исцеления» и овладения психическими способностями применяются различные психотехники (в том числе управление мыслеобразами, гипноз, «возврат в прошлую жизнь», йога, тантра, использование галлюциногенов, гадание (таро, астрология), спиритизм и т.д.

Согласно преобладающему в идеологии «Новой эры» взгляду, человек и все сущее есть Бог, поэтому есть только одна реальность, а все религии – лишь различные пути к этой реальности. Сторонники движения «Новая эра» считают, что из элементов всех существующих религий со временем образуется новая всеобщая вселенская религия.

По мере формирования этой новой религии, «религии будущего», западный постхристианский мир захлестывает волна неоязычества самых разных видов. Восточные религии, о которых писал отец Серафим, особенно индуизм и буддизм, – по-прежнему завоевывают новых последователей, получая поддержку самых прославленных знаменитостей. Их пропагандируют в телевизионных ток-шоу, периодических изданиях и других средствах массовой информации. Одновременно с этим растет интерес к западным формам язычества. Сейчас он не меньше, а, пожалуй, даже и больше. Колдовство, магия друидов, гностицизм, шаманизм коренного населения Америки – все эти течения приобретают небывалую популярность у жителей Запада. Ведь с этими культами они гораздо сильнее связаны корнями, чем с религиями Востока. Широкий интерес привлекает и каббала, иудейская оккультная система, появившаяся уже после Христа. Среди ее приверженцев сейчас множество кино- и рок-звезд.¹¹⁴⁷ Понятно, что для многих эти современные проявления язычества и оккультизма – просто «жвачка для ума», но правда и то, что все больше людей достаточно глубоко занимаются этими практиками, проходя «опыт посвящения», который, по словам отца Серафима, станет характерной чертой религии будущего.

Посредством книг, фильмов, телевизионных шоу, игр и веб-сайтов, нацеленных на молодежную аудиторию, колдовство стало одной из самых модных тем в американской молодежной культуре.¹¹⁴⁸ Сегодня в Америке самой популярной формой колдовства стала викка – современный сплав средневекового ведовства, феминизма, культа богини, пантеизма, «глубокой экологии» и поклонения Земле. В процентном соотношении в США и Канаде викка сейчас является наиболее быстрорастущей религией. Она привлекает не только молодежь, но и старшее поколение. Подсчитано, что каждые тридцать месяцев число ее приверженцев в США и Канаде удваивается.¹¹⁴⁹ По результатом опроса общественного мнения, проведенного организацией под названием «Завет богини», принадлежащей этому культу, общее количество самозваных язычников в США, включая ведьм, приближается к полутора миллионам.¹¹⁵⁰

Подобная статистика служит важным показателем того, что к язычеству в нашем обществе постепенно начинают относиться как к нормальному явлению. Но, что еще важнее, идеи и практика «Новой эры» все больше проникают во все сферы жизни и мышления миллионов людей, которые никогда осознанно не назвали бы себя неоязычниками или новоэровцами.

Так что в меньшей степени «Новая эра» – организованное движение, а в большей – закваска, исподволь проявляющаяся во всем: в психологии, социологии, истории, искусстве, религии, образовании, управлении. В психиатрических больницах по всей стране внедряются программы «Новой эры»: восточная медитация, «надличностная» психология, биологическая «подзарядка», музыкальная медитация. Многие крупные учреждения внедряют у себя йогу как способ оздоровления души и тела. Крупнейшие промышленные корпорации, как «Дженерал Моторе», AT&T, оплачивают для своих рабочих и служащих «курсы мышления» в духе «новой эры» с применением методов наглядности, гипноза, психотерапии и прочих психотехнических средств «подъема сознания». Даже в государственных школах преподают «подключение к потоку информации», то есть как открывать свои естественные биологические каналы «космосу», якобы для внутреннего оздоровления, – именно то, чему раньше обучали медиумы.¹¹⁵¹

Как ни печально, но христианские Церкви тоже движутся по этому опасному пути, покорно следуя за вероотступниками. Еще в середине 1970-х годов отец Серафим писал: «Абсолютное неведение подлинно христианского духовного опыта породило лжехристианскую духовность, вполне соответствующую «новому религиозному сознанию”». За многие годы до того, как «Новая эра» ввела в моду «подключение разума к космосу», общение с бесплотными духами, отец Серафим описал «харизматиков», «настраивающихся на волну Святого Духа». Впрочем, даже если отвлечься от возрождения «чудодейства», предсказания отца Серафима сбываются почти во всех сферах жизни. Последовательница «Новой эры» Мерилин Фергюсон пишет в своей книге «Заговор Водолея»: «Церкви и синагоги расширяют деятельность, учреждают комитеты в поддержку развития личности, центры здоровья, в которых целители действуют именем “духа святого”, группы медитации и “преобразования личности” под действием музыки, группы, где обучают “биологической подпитке”».¹¹⁵²

Например, в Детройте подобные курсы возглавляют католический священник и монахиня. В Нью-Йорке, в епископальном соборе Иоанна Богослова, с проповедями выступил Дэвид Шпенглер (один из лидеров Фонда Файндхорна), провозгласивший, что для вхождения в «новую эру» потребуется «люциферово посвящение». «Университет Духовности Творения» в Окленде (штат Калифорния) под руководством священника Епископальной Церкви Мэтью Фокса выступает за видоизмененное «христианство», отрицая традиционное христианское богословие и христианский аскетизм и принимая викку. Здесь ежемесячно проводятся так называемые «технокосмические мессы». Начало таким мессам было положено в Епископальном соборе Благодати в Сан-Франциско. В них обычно участвует около тысячи человек. Вот как отзывается о них один свидетель: «Это синкретическая смесь язычества, колдовства, поклонения природе, драматургии, искусства и танца».¹¹⁵³

Во многих основных христианских Церквах (особенно методистских и пресвитерианских) развивается мощное, решительное движение по «пересмотру» христианской веры в угоду радикально-феминистскому богословию, неояэыческому поклонению богиням и мировоззрению «Новой эры». На собраниях и конференциях адептов «пересмотренного» христианства присутствует в основном духовенство традиционных христианских Церквей. Собравшиеся поклоняются не Иисусу Христу, а богине «Софии», а на «литургии» вместо хлеба и вина используются молоко и мед.¹¹⁵⁴

В то же время в современном римокатоличестве проявились попытки привить христианству учение Карла Юнга, одного из основоположников теории «новой эры». Юнг участвовал в спиритических сеансах и признавал, что у него есть свои «духи-наставники». Он считал, что «исключение темной стороны» – едва ли не роковая ошибка христианства и к Святой Троице нужно добавить еще четвертую ипостась – Люцифера! Теории его сейчас поднимаются на щит римокатолическими богословами на встречах и семинарах, его психотерапия практикуется в некоторых церквах и монастырях.¹¹⁵⁵ Не отстает от этого движения и Епископальная, и Протестантские (особенно методистская) Церкви. Некоторые священники-протестанты работают психоаналитиками, используя учение Юнга.¹¹⁵⁶

Отец Серафим приводит яркий пример демонического происхождения «феномена чудес», проявившегося в так называемом движении «святого смеха». Он писал об этом явлении: «Здесь, как, пожалуй, нигде больше, «харизматическое возрождение” раскрывает свою нехристианскую направленность».¹¹⁵⁷ Этот «харизматический феномен» получил за последние десять лет наибольшее распространение.

В 1994 году в Торонто произошло сенсационное событие, приковавшее внимание мировых средств массовой информации. Его признали главным событием 1994 года, привлекшим туристов, и назвали «Торонтским благословением». Произошло следующее: на толпы людей напал безудержный, неконтролируемый смех, как было сказано, «под действием Святого Духа». Люди не просто валились с ног в припадке дикого хохота, но и ползали по земле с лаем, подобно собакам, били ногами землю и фыркали, как быки, хрюкали по-поросячьи, рычали, будто львы и издавали другие звуки, характерные для животных. Такое поведение и в наше время считается в православных странах признаком бесовской одержимости.¹¹⁵⁸

С тех пор тысячи христиан во всем мире примкнули к движению «святого смеха». Из них пятнадцать тысяч были христианскими священниками и пасторами из разных стран мира; постепенно они вовлекли в это движение своих прихожан. В одной только Англии «Торонтское благословение» приняли семь тысяч приходов, среди которых были и англиканские. Движение охватило основные христианские конфессии. В июле 1995 года «Клуб 700», основанный Пэтом Робертсоном, представил ученых – одного пятидесятника, нескольких баптистов и католиков, – которые доказывали, что животные звуки, издаваемые людьми при «святом смехе», – это либо непосредственно проявление действия Святого Духа, либо реакция человека на это действие.¹¹⁵⁹

И говоря об НЛО, отец Серафим опирался на последние научные сведения. Теперь уже и в общественном сознании (а не только в науке) укореняется мнение, что явления НЛО вовсе не инопланетного происхождения, что оно каким-то образом связано с психической и оккультной сферами, что «пришельцы» живут бок о бок с нами на земле. Даже их умилительные кинообразы (по фильмам С.Спилберга) – «ласковых и добрых» благодетелей – сейчас переосмысливаются, становятся более правдивыми. Общение с пришельцами, описанные в книге Уитни Штрайбера «Сопричастие: истинная версия», показывает, что «гости» на деле жестоки и злобны, они разрушают души и разум тех, кто с ними встречается (что в точности совпадает с наблюдениями ученых Валле и Хайнека).¹¹⁶⁰ Штрайбер пишет: «Я ощутил огромную опасность. Будто на земле попал в ад. Я не мог пошевелиться, закричать, убежать. Я лежал точно труп, а душа исходила муками. Все, что там творилось, было мерзким и чудовищным, гадким и зловеще мрачным...» Пишет Штрайбер и о запахе – от «гостей» разило серой; именно так, по описаниям в житиях святых, пахло от бесов. Самое печальное в этом «знамении времени» то, что огромное количество духовно оскудевших людей предпочтут такое «общение» с чудовищными и жестокими пришельцами своему одиночеству в «обезличенной» Вселенной. Журнал «Хроника сопричастия» пишет: «Во всем мире людям стали встречаться странные существа – дома, на улице, во сне и наяву... Учитесь же извлекать наибольшую пользу из таких встреч. Приобщайтесь тайны, чуда, красоты неведомого – того, что не объяснит вам наша обыденная жизнь... приобщайтесь пока непонятных, но прекрасных истин, являющихся к вам из мрака».

После таких слов верующий не усомнится в правоте отца Серафима: «Ныне сатана, не таясь, вступает в историю человечества».¹¹⁶¹

Любопытно отметить, что 1975 год, когда вышла книга отца Серафима, явился «звездным часом» проповедников «нового религиозного сознания». Духовный вождь и создательница современного течения «Новая эра», ныне покойная Алиса Бейли, известная оккультистка и заклятый враг православного христианства, разрешила своим ученикам и последователям обнародовать дотоле «секретные» учения о «новой эре». И тем же годом Давид Шпенглер и сонмище иных глашатаев «новой эры» взялись за дело.

Цели этого движения были намечены много раньше в работах Елены Блаватской (основательницы Теософского общества, называвшей сатану «истинным творцом и благодетелем» человечества),¹¹⁶² Алисы Бейли, Николая Рериха (автора «Агни йоги»), Герберта Уэллса и Тейяра де Шардена. По словам последнего, начинается это все с «соединения религий» и одновременно слияния политических и экономических сил для образования единого мирового правительства.¹¹⁶³ Сегодня кое-кто из деятелей «Новой эры» поговаривает о «плане нового миропорядка», в котором предусматриваются единые кредитные карточки (вместо наличных денег), единые налоги, единое «правительство», которое бы надзирало за распределением пищевых продуктов и транспортом. С внедрением этой утопической модели должны, по замыслу ее создателей, прекратиться войны, болезни, голод, загрязнение природы и нищета, а также все формы дискриминации. При этом верность человека своему племени или народу сменится планетарным сознанием.

В особо высоких, «избранных» кругах «новой эры» вынашивают мысль о «внеземном» посвящении, которое должен пройти каждый для осуществления «плана». Как утверждает Бенджамин Крим, последователь «первопроходцев» оккультизма Е.Блаватской и А.Бейли, это посвящение будут проводить обновленные христианские Церкви и масонские ложи. Вспомним Давида Шпенглера (тоже приверженца учения А.Бейли). (Он, между прочим, входит в совет директоров организации «Вселенское движение за избранный нами мир», нашедшей пристанище напротив здания ООН в Нью-Йорке.) Он утверждал, что это, по сути, будет посвящением Люцифера, что пока известно лишь избранным. Он писал: «В душе каждого из нас люцифер трудится непрестанно, стараясь подвести нас к цельности, по мере того как мы вступаем в грядущую новую эру... подвести к тому, что я условно называю “люциферовым посвящением”... это внешнее и последнее посвящение... примут все люди будущего, ибо это посвящение в новую эру».¹¹⁶⁴ Шпенглер лишь повторяет слова Алисы Бейли, которая «получила их, открыв свои “биологические каналы” бесплотному существу по имени Джвал Кул».

Суть движения «Новая эра» выявляется в «новой общепланетарной мифологии» (так назвал ее Джозеф Кэмпбелл), согласно которой человек – не падшее существо; в конечном счете он может достигнуть совершенства в процессе «эволюции» и в результате «скачков сознания» понять, что он сам – бог, и снова прийти к хиластической мечте о Царстве Божием на земле. Подобная мифология расчищает путь к конечной цели – новому религиозному сознанию, которое, в Евою очередь, вынесет на гребень волны мессию «Новой эры» – «Майтрейю-Христа». Как пишет Алиса Бейли, вместе с этим лжехристом явятся ангелы, дабы убедить людей следовать за ним.

Движение «Новая эра» – лишь духовная сторона более широкого движения, которое пышно расцвело уже после кончины отца Серафима. Охватывает оно все стороны жизни и стремится к созданию единого мирового правительства, что на руку тем, чьи задачи совсем иные, нежели религиозно-духовные. В 1978 году в одной из бесед отец Серафим рассматривает возможность создания подобной глобальной системы: «Святой апостол Павел говорил об одном из признаков конца света: День Господень так придет, как тать ночью. Ибо, когда будут говорить: “мир и безопасность”, тогда внезапно постигнет их пагуба (1Фес.5:2–3). Никогда еще столько не говорили о мире, сколько сейчас. Один из главных органов ООН называется Совет Безопасности, повсюду действуют организации “за мир во всем мире”. Если людям в конце концов и впрямь удастся достигнуть подобия “мира и безопасности”, это покажется человеку раем на земле – тысячелетним раем. Осуществить это на практике можно, объединив все правительства под властью одного. Впервые в истории эта идея становится целью реальной, практической политики – всемирный правитель перестает быть абстракцией. Впервые антихрист становится потенциальным историческим персонажем».¹¹⁶⁵

За последние годы финансовая олигархия предпринимает большие усилия, чтобы утвердить свое господство во всем мире и создать глобальную экономическую систему. В 1980 году бывший член элитарного Совета по международным отношениям (включающего крупнейших правительственных деятелей, глав международных корпораций и ведущих банкиров мира) адмирал Чарлз Уорд предостерегал: «Самые влиятельные группировки в Совете объединены общей целью – лишить США суверенитета и национальной независимости. Одна из группировок представляет банкиров с Уоллстрит и их доверенных лиц. Им не важно, какое “всемирное правительство” придет к власти, им важно установить свою банковскую монополию на всей земле».¹¹⁶⁶ В более близкие к нам времена, в 1993 году, президент Совета по международным отношениям Лес Гелб заявил, выступая по телевидению: «Ранее вы уже слышали, как я говорю о новом мировом порядке... Я говорю об этом все время... Наш мир теперь един... Хотим мы этого или нет, готовы мы или нет, это вплотную затрагивает нас всех... Борьба идет за то, кто именно установит первую в истории наций систему всемирного правления. Речь идет о контроле лично над каждым из нас и над всеми нами в целом как над сообществом».¹¹⁶⁷

Создание Европейского союза, введение евро, продвижение к обществу без наличных денег, основание Организацией Объединенных Наций Международного криминального трибунала и консолидация мировых военных «миротворческих» сил под эгидой ООН предшествуют формированию единой мировой системы, являются ее предтечами. Некоторые из этих явлений сами по себе не несут особого зла. Однако в совокупности они способствуют созданию глобального аппарата, который откроет все пути набирающей обороты «религии будущего». Оправдываются ожидания Алисы Бейли, писавшей: «Выраженные нами цели и усилия ООН со временем принесут плоды, и новая церковь Бога, собранная из всех религий и духовных группировок, положит конец великой ереси разделения».¹¹⁶⁸ Ту же мысль высказал в год пятидесятилетнего юбилея ООН (1995) бывший помощник ее Генерального секретаря Роберт Мюллер: «Сначала ООН была лишь надеждой. Сегодня это политическая реальность. Завтра она станет мировой религией».¹¹⁶⁹ Будучи активным сторонником учений Алисы Бейли и Тейяра де Шардена, Мюллер утверждает, что человечество должно задаться целью «срочно довести религии до состояния, в котором они сами достигнут глобализации и выявят для нас универсальный, вселенский смысл жизни на Земле, породят первую в истории глобальную, космическую, вселенскую цивилизацию».¹¹⁷⁰

Из вышесказанного видно, как утверждается, превращаясь в грозную и реальную силу, религия будущего, подробно описанная отцом Серафимом. После его смерти она сложилась окончательно. Нетрудно увидеть, что человечество бездумно вступает в «бесовскую пятидесятницу», предсказанную отцом Серафимом. Даже благонравные христиане – благодаря новому посвящению – могут приобщаться царства сатаны.

В XIX веке русский философ Иван Киреевский объяснил: святоотеческое мышление позволяет увидеть то, что недоступно другим путем. «Православный христианин находится на перекрестке всех философских путей и со своей выгодной точки обозревает каждый, определяя его расположение, грозящие опасности, полезность и, главное, конечную цель. Он определяет каждый из путей, руководствуясь святоотеческими мерками, ставшими и его собственными, не умозрительно, а в непосредственном соприкосновении с окружающей жизнью».

Алексей Янг полагал, что слова эти полностью соответствуют умонастроению отца Серафима и объясняют, почему многие из его суждений стали пророческими. Не потому, что он старец, оракул или ясновидящий, а лишь потому, что следовал по стопам святых отцов и применял их учение в повседневной жизни. И ясно видел, что ожидает тех (в миру и в Церкви), кто строит жизнь свою в духе мира сего.

Когда в середине 1970-х годов отец Серафим писал об опасности неоязыческих религий, вокруг кишмя кишели и иные секты, группы, школы и пр. Правда, они были не столь популярны, ибо с 1979 года, после массового самоубийства в Джонстауне, Америку на некоторое время охватила боязнь всяческих культов. Но люди, не вооруженные святоотеческими принципами, не могли прозреть единой подоплеки за явлениями НЛО, внедрением восточных религий и «харизматическим возрождением» – всего, что посредством оккультных методов входит в общение с падшими духами в разнообразных обличьях.

Теперь, когда «Новая эра» набрала силу и стала зримой угрозой, появились книги-предостережения разных христианских авторов. В 1983 году, через год после упокоения отца Серафима, одна из таких книг – «Угроза, сокрытая за радугой: “Новая эра” и грядущая эра варварства», написанная адвокатом Констанцией Е.Камби,¹¹⁷¹ поразила умы христиан-протестантов. Не владея святоотеческим учением, она, несмотря на некоторые преувеличения, открыла глаза христианскому миру, рассказав о доселе малоизвестных фактах истории движения «Новая эра», о религиозных, политических, экономических, здравоохранительных и экологических организациях, содействующих установлению «нового мирового порядка». После выхода книги в свет Констанция Камби совершила поездку по стране с лекциями и беседами, выступала по радио и телевидению, давала интервью, полемизировала с небезызвестным вожаком «Новой эры» Бенджамином Кримом. В 1988 году она прочитала «Православие и религию будущего», что явилось для нее подлинным откровением. В письме Братству преподобного Германа она сообщала: «Около года тому безвестный благожелатель прислал мне книгу отца Серафима. Более важной работы на эту тему я не читала. Словно напилась чистой родниковой воды после грязной трясины! В беседах и выступлениях по радио я неизменно рекомендую ее слушателям».¹¹⁷²

При жизни отца Серафима Братство издало сорок книг, поровну на английском и на русском. Самой читаемой оказалась «Православие и религия будущего». Она выдержала уже девять изданий только на английском языке.

В России книгу встретили с бо́льшим восторгом, чем в Америке, и это при том, что официально в России она не издавалась. Отец Серафим знал, что ее нелегально перевели за железным занавесом, но он не дождался удивительных результатов. Русский перевод (или несколько разных независимых вариантов) распространился среди верующих по всей стране бесчисленными машинописными экземплярами. Книга пробудила души тысяч людей, осознавших, сколь велика опасность «новой духовности» в наше время. Особенно нужна эта книга в России сейчас, ибо общество, изголодавшееся за долгие десятилетия по истинной духовной пище, изуродованное игом воинствующего материализма, падко до всяких духовных лжеучений.

Когда железный занавес над Восточной Европой приподнялся, «подпольные» (и тем не менее широко известные) переводы «Православия и религии будущего» были напечатаны отдельными главами в российской периодике. Так появились главы «Факирское чудо и Иисусова молитва» и об НЛО, сопровожденные биографической справкой об авторе. Не случайно упор делался именно на этих главах, ибо восточные религии и явления НЛО вызывали огромный интерес в России. По словам издателей, объяснение отца Серафима оказалось убедительнее научных толкований. Один из русских верующих сказал: «Книги отца Серафима учат, что все “необъяснимое” легко объяснить исходя из твердого, неколебимого и точного учения святых отцов Православия».¹¹⁷³

Наконец в 1991 году книга вышла в свет полностью. Она уже выдержала несколько изданий в России, была опубликована на греческом, сербском, румынском, болгарском, грузинском, латышском и французском языках.

Уже много лет «Православие и религия будущего» пробуждает людей от самодовольства и праздной созерцательности, настраивая их на более серьезный духовный лад. Она ставит людей перед действительностью: идет непрестанная битва, битва за души людей. Она призывает «ходить бдительно и опасливо» (ср.: Еф.5:15), дабы не потерять благодать Божию, ведущую к Небесам.

Именно это и замышлял отец Серафим в своей книге, хотя и понимал: сделан лишь первый шаг, заложено основание, на котором возрастут другие книги Братства, и далее помогающие людям держаться православного христианского пути, указывающие им примеры для подражания и источники вдохновения. «Претерпевая всё до конца» (ср.: Мф.24:13), нужно держаться этого пути – только тогда обрящешь спасение.

До него же упоительны для жаждущих Бога сокрытые от глаз лесные уголки: до чего же приятны для жаждущих Бога скиты, рассеянные там и сям на лоне непотревоженной природы. Все живое замерло. В этой тиши дума радостно взмывает к Богу на крыльях невыразимого ликования. Ничто не препятствует ей. И всякое слово обращено к Богу. Эта сладостная мольба нарушает тишину и покой. А с неба доносятся далекие, ласкающие слух Божественные раскаты – наш скромный глас услышан.

Святой Евхерий Лионский¹¹⁷⁴

Стремясь к пустынническому одиночеству, некий тридцатипятилетний человек поселился в лесу. «Нет, он не отправился в далекие края, а избрал пустынью место, недалекое от дома. Чего хотел он достичь? Почему не остался в каком-либо известном монастыре, не поискал себе умудренных старцев?.. Все в его жизни свидетельствовало о том, что он далек от всякой религиозной романтики, он не мечтал о дальних краях, об «идеальных монастырях” или «святых старцах”. Он думал лишь об одном: как, познав азы духовной жизни и суровые монашеские обычаи, спасти душу, приготовить ее для Царства Небесного».¹¹⁷⁵

Не правда ли, слова эти можно с полным основанием отнести к самому отцу Серафиму: он обосновался в скиту тридцати пяти лет от роду и именно так смотрел на монашескую жизнь. Однако адресованы слова другому человеку. Их написал сам отец Серафим о преподобном Романе (V век), родоначальнике пустынножительства во Франции, на родине предков отца Серафима.

По мере того как он глубже постигал христианство Галлии (так в древности именовалась Франция), он приходил в трепет: такая сокровищница духовности забыта! В одном из писем он отмечал: «Дух древней (V–VI веков) Галлии воодушевляет меня и придает сил».¹¹⁷⁶ Отец Серафим обнаружил мир целостно православный: с исконным благочестием, обычаями и мировоззрением, что и в восточноевропейских православных странах! В жилах отца Серафима текла и французская кровь, и столь важно было ему обнаружить именно во Франции свои православные корни. Подобно тому как он черпал вдохновение на заре своей монашеской жизни в идеалах пустынножительства Северной России, теперь его воодушевляли примеры подвижнического жития на родине предков. Уход ищущих Бога мужчин и женщин в Юрские горы явился, по существу, подлинным предвестником движения, начавшегося в России тысячу лет спустя. В 1976 году отец Серафим писал одному юному ревнителю монашества: «Особенно интересны горные юрские монастыри, расположенные в лесах и очень по духу схожие со скитами Северной Фиваиды (или, например, Американской, а такая могла бы тоже возникнуть, найдись отважные сердца и поселись у нас в горах!)».¹¹⁷⁷ Любопытно, что отец Серафим принялся изучать монашество Галлии в то время, когда готовил к печати «Северную Фиваиду».

В галльском монашестве его привлекал прежде всего дух свободы и новизны. Он писал: «История галльского православного монашества в тот период никоим образом не похожа на историю официальной организации. В ту пору они и не помышляли о монашеских орденах (появившихся в Средние века) с единым сводом правил, «властными структурами”. В монашестве Галлии преобладало усердие пылкого сердца... И пыл этот передали французам святые отцы православного Востока¹¹⁷⁸ (во многом этому способствовал преподобный Иоанн Кассиан († 433). Он принес подвижничество и мудрость отцов-пустынников из Египта.

В работах святителя Григория Турского († 594) отец Серафим нашел общую картину раннего западного православного монашества. «Но напрасно станем мы искать в его писаниях упоминание монастырских учреждений, – отмечал отец Серафим, – в тех монастырях, о которых он рассказывает, не было и следа “организации” или свода правил. Он даже пишет не столько о монахах и монахинях (то есть тех, кто принял постриг), сколько о подвижниках и их духовном делании. В основном он рассказывает о деяниях тех, кто прославился своей святостью и чудотворениями. Но упоминает и тех, кто сбился с истинного пути, в назидание всем вступающим на стезю духовной брани. Именно непрестанная духовная брань галльского монашества находится в центре внимания святителя Григория. И лесные пустыни православной Галлии в эту пору дышали свежестью, пылкостью чувств и свободой, равно и пустыни Египта и Палестины, о чем можно прочитать в “Лавсаике” и в других ранних письменных источниках раннехристианского восточного монашества».¹¹⁷⁹

Трудами на благо Православной Церкви Галлии архиепископ Иоанн заронил интерес отцов к Древней Галлии. После кончины владыки Иоанна отец Серафим и отец Герман, помня о его любви к православным святым Запада, о его трудах по распространению почитания их среди христиан и о последних его словах, обращенных к ним (он говорил о почитании святого Албана Британского) видели в этом завет владыки Братству: дать возможность людям узнать о западных православных святых. Выполняя этот завет, они еще в 1969 году опубликовали в «Православном слове» материалы о галльских святых: житие преподобного Иоанна Кассиана Римлянина (из-под пера профессора И.М.Концевича) и статью самого отца Серафима «Зарождение православного монашества на Западе».¹¹⁸⁰

До тех пор на английском языке подобных материалов не печаталось. В результате исследования платинских отцов вызвали как изумленные, так и негодующие отклики. Еще до переезда в горы, когда они трудились в книжной лавке, к ним однажды пришел молодой энергичный «знаток традиционного Православия» и принялся поносить номер «Православного слова», на обложке которого был изображен монастырь на острове Лерэн и надпись: «Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин и западное православное монашество».

«Нет вообще такого понятия, как “западное православное монашество”», – заявил юный ревнитель веры и принялся излагать традиционную восточную православную точку зрения.

Отец Серафим деликатно выслушал его, хотя все доводы были по-школярски наивны. Сам он никогда не держался «антизападнических» настроений, из- за которых столько доставалось блаженному Августину по малейшему поводу. Зачем Западу отсекать животворные корни своего Православия в угоду надуманной теории «чисто восточного» происхождения Православия? Архиепископ Иоанн завещал восстанавливать духовное наследие западного Православия, и отца Серафима не могли остановить никакие ниспровергатели.

В 1975 году отец Серафим вернулся к теме православной Галлии. В это время в монастыре жил послушник Павел (один из самых первых выпускников «Богословской академии Нового Валаама»). Придя к Православию из римокатоличества, он еще с семинарской поры знал латынь. Отец Серафим свободно читал по-французски. Поэтому, работая вдвоем, они могли объять весь материал о Галлии V–VІ веков.

11 апреля 1975 года они поехали в библиотеку Калифорнийского университета в Беркли (отец Серафим получил там степень магистра и имел доступ к архивам), дабы изучить жития западных святых. Они нашли книгу святителя Григория Турского «Vita Patrum» («Жития отцов») на латыни с параллельным переводом на французский. То была седьмая из восьми «Книг чудес», написанных французским святым, и была особенно ценна: многих святых, о которых он писал в ней, святитель Григорий знал лично, а с троими состоял в родстве. Живительно невысок на Западе интерес к собственным святым – книга до сих пор не была переведена на английский. Отец Серафим загорелся желанием перевести и напечатать ее, и этим желанием, глядя на него, заразился и брат Павел: он как раз размышлял, на что бы употребить жизнь. Не прошло и месяца, как в летописи отца Серафима появились такие строки: «Вечером Светлого Воскресенья брат Павел рассказал, как вознамерился служить Богу: все лето собирается посвятить переводу и набору (в типографии) книги святителя Григория Турского “Жития отцов”, одновременно моля праведников Древней Галлии помочь ему выбрать жизненный путь. Если он способен оценить и принести такую жертву, Господь, несомненно, направит его и воздаст ему».¹¹⁸¹

Так они работали вместе, сверяя оригинал на латыни с французским переводом. К октябрю работа была завершена. Но прежде чем печатать ее в «Православном слове», отец Серафим решил предварить читателей и растолковать, что к чему. Он писал, что «множество литературных православных источников, уже переведенных на английский язык, остаются безвестными – ибо нет ни верного православного подхода к ним, ни грамотного объяснения их, и зачастую люди не умеют к ним подступиться. Попробуем же помочь: расскажем о православных святых Запада, столь малоизвестных в Америке, и это несмотря на то, что многие веками почитаемы в восточных православных странах».¹¹⁸²

Собственные комментарии отца Серафима заняли сотню страниц, ему удалось связать воедино череду столетий, восстановить тем самым утерянную преемственность, что позволило соотечественникам глубже постичь дух Православия прошлого, его литературные памятники. Отец Герман так отозвался о комментариях собрата: «Он не просто изложил современный взгляд на старину. Сам подход был «старинный”. Это отнюдь не проявлялось в стиле отца Серафима – нетрудно воспроизвести “высокий штиль” писателей прошлого, – но строки эти были писаны сердцем и умом. Отец Серафим – человек, несомненно, современный, и его волнуют насущные сегодняшние заботы, однако осмысливает, чувствует и видит действительность он совсем не так, как люди наших дней. Сам будучи православным монахом, он реально дышал живительным воздухом Древней Галлии. В ту пору он так написал Алексею Янгу: “Я сейчас всеми помыслами в VI веке, в Галлии. Какое там неповторимое, дивное благоухание! Господи, дай нам напечатать эту книгу, это наш долг перед владыкой Иоанном”».¹¹⁸³

Первую замечательную статью, вводящую читателя в «Vita Patrum», отец Серафим назвал «Пролог к православным святым Запада». Он подробно рассказал об основных источниках житий западной Православной Церкви: «Диалоги» и «Житие святого Мартина Турского», святого Сульпиция Севера, «Диалоги» святого Григория Великого, «Книги чудес» святого Григория Турского. Поскольку все эти книги изобиловали описаниями чудес, отец Серафим счел необходимым предупредить читателя, что традиционное Православие не столь доверчиво относится ко всем чудесам, явленным святыми. «С большой осторожностью нужно различать в житиях святых истинные чудеса от мнимых. В эпоху средневекового “романтизма” (после окончательного отхода Рима в 1054 году от Церкви Христовой) в житиях святых появилось много вымышленных историй, отчего “латинские” источники вызывают особое недоверие. Истинно православные писатели житий пользовались правилом святителя Димитрия Ростовского, помещенным им в начале своих Четий-Миней: “ДА НЕ СОЛГУ О СВЯТОМ”. Вот почему в Православной Церкви так старательно перепроверяются первоначальные источники, повествовавшие о святых: жития, основанные на непосредственном наблюдении автора, на личной причастности и свидетельствах его. Только так и можно донести дыхание жизни святого, его чудеса, передавая непосредственно между строк истинный “настрой» святой жизни».¹¹⁸⁴

Несмотря на историческую подлинность православных источников, современный исследователь не доверяет им полностью: уж очень в них много поучительного и наставительного, много «чудесного». Отец Серафим писал по этому поводу: «Возможно, именно в наставлениях и чудесах, столь оскорбительных современному человеку, найдем мы то, чего так не хватает современному мышлению: оно так увлечено поисками “двухмерной”, плоской объективности, что потеряло главное – понимание, что есть истинная мудрость. “Научная объективность” уже исчерпала себя. Всякая истина ныне подвергается сомнению. Но тупик, в который зашла мудрость мирская, на деле быть может дверью к мудрости иной, в коей истина и жизнь уже неразделимы, в коей знание высокое требует и высокой нравственности и духовности. Нам ли не урок пример России, где рационализм и материализм были силой доведены до полного краха – причем в непостижимо короткий срок! – и где не только развитие, но и само выживание общества невозможно, буквально невозможно без Бога. Что ж, Запад внял этому примеру. Невольно западные православные, равно и прижившиеся на Западе восточные, оглянулись на прошлое: некогда надменный рационализм языческого Рима был побежден истиной мудростью христианства».¹¹⁸⁵

Отцы опубликовали «Пролог к православным святым Запада» в «Православном слове». Елена Юрьевна Концевич очень высоко оценила его. «Только что мы получили письмо от госпожи Концевич, – записал отец Серафим. – Ей очень понравился “Пролог”. Вот ее слова: “Если бы вы не сидели в своей пустыни, вам бы и в голову не пришло написать такую статью”».¹¹⁸⁶

В дополнение к «Прологу» отец Серафим написал еще три статьи – все о православной Галлии. В первой он рассмотрел разные стороны христианской жизни в эпоху святителя Григория: иконографию, церковную жизнь, в том числе убранство, богослужения, посты, церковное управление. Отцу Серафиму было нетрудно увлечь современных читателей в мир святителя Григория. Ведь так много из древнего Православия Галлии сохранилось в том же виде в восточном Православии, хотя в католическо-протестантском мире изменилось. В этом смысле православный Восток ближе к древнему православному Западу, нежели Запад современный.

Подытоживая описание христианства времен святителя Григория Турского, отец Серафим указал на его духовное значение сегодня. «Современный православный, открыв “Книгу чудес” святителя Григория, поразится, обнаружив то, чего чает его душа, измученная в современном бездушном техногенном мире. Он обнаружит, что тот христианский путь ко спасению, о котором он слышит на богослужениях, читает в житиях святых и святоотеческих книгах, сегодня никем, даже самыми ревностными христианами, не избирается, он пройдет через страшные сомнения: а не выжил ли он из ума, не является ли он “пережитком прошлого”, уверовав и прочувствовав то, чему всегда учила и что всегда чувствовала Церковь? Одно дело – понять и принять разумом истину Православия. Другое – жить ею, когда она вступает в противоречие с “духом времени”. Но, прочитав святителя Григория, читатель убеждается, что православная истина – совершенно нормальное явление, целые государства и общественные формации жили, руководствуясь ею, а ненормальны как раз неверие и “обновленное христианство”, а не православное христианство как таковое. Само же Православие принадлежит по праву Западу, это его духовное наследие, давным-давно забытое. С той поры, когда Запад отошел от единой Церкви Христовой, он утерял разгадку Тайны, не дающей покоя нынешним ученым, – Тайны Истинного Христианства, к которому надо подходить с горячим, верующим сердцем, а не холодным равнодушием и современным неверием, не естественным для человека, а, напротив, аномальным в истории».¹¹⁸⁷

Вторую статью отец Серафим посвятил галльскому монашеству: учению преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, наставлениям святого Фавста Леринского, выспренной поэзии преподобного Евхерия Лионского в «Похвале пустыни» и, наконец, житию братьев-монахов святых Романа и Лупикина (Люпицина), положивших начало пустынножительству бегством от мира сего. Отец Серафим иногда делал отступления, показывая, как древние учения применимы сегодня. Но более всего он коснулся этой темы в третьей, последней статье – «Православное монашество сегодня в свете православного монашества Древней Галлии». Обозревая состояние духовности в современной Америке, он описал несколько характерных ситуаций, в которых может оказаться неопытный искатель монашества, откровенно рассказал о благах и опасностях, которые сулит каждая, и обратился с советом к будущим монахам, в каком бы положении они ни оказались, – исходить из опыта православной Галлии. Но об этом обращении ниже.

Во время работы над вступительными статьями отец Серафим узнал, что одного из бывших братий, Дэниэла Олсона, поступившего на военную службу, переводят в Германию. Он написал Дэниэлу письмо, попросил выкроить время и съездить к Юрским горам, где некогда живали пустынники Древней Галлии. В письме отец Серафим точно указал, как и куда ехать, и назвал шесть святых мест, которые он считал наиболее значительными, почти все связаны с жизнью святых Романа и Люпицина. Он писал: «Нам было бы очень приятно получить фотографии, какие-нибудь сведения о мощах святых, просто почувствовать те горы, тот лес, – будем благодарны даже за горсть земли или еловую шишку».¹¹⁸⁸

Дэниэл последовал совету отца Серафима. Некоторое время спустя он прислал фотографии Юрских гор и святых мощей вместе с подробным описанием своего паломничества. Вскоре оно было напечатано в «Православном слове». «От всего сердца благодарю Вас, – откликнулся Дэниэл, – за то, что предложили мне съездить туда, подсказали, что и где посмотреть. Да благословит Вас Бог в старании разжечь в наших душах православную христианскую искру – все, что осталось от яркого пламени, некогда горевшего на Западе. Да и сейчас способный видеть узрит его в ликах западных святых».¹¹⁸⁹

Помимо «Книг чудес» отец Серафим весьма заинтересовался книгой, по которой больше всего знают Григория Турского, – «История франков». Святитель Григорий был не просто летописцем, его духовность, его богатый жизненный опыт и мудрость позволяли прозревать суть и масштаб исторических событий. Отец Серафим подчеркивал, что «у святителя Григория мы находим то, чего и в помине нет у современных ученых, – целостность мировосприятия».¹¹⁹⁰ За беседой с братией и сестрами в трапезной отец Серафим однажды сказал, что современная наука объясняет историю фактами маловажными, упуская из виду самые главные причины, то бишь человеческую душу и Бога. «Делание Божие и движения души определяют ход истории. Все остальное, то бишь подписание разных договоров, массовые волнения недовольных материальным благосостоянием и прочее, – вторично. И верно, стоит взглянуть на современную историю, на революционное движение, и становится ясно, что вовсе не экономика – определяющий фактор, а различные идеи устройства рая на земле, которые взбредают людям в голову. Стоит такой идее укорениться в сознании, и начинает происходить невероятное, ибо идея – субстанция духовная. И хотя в данном случае исходит она от диавола, все одно – это уровень духовный и на нем-то творится история... Святитель Григорий верно оценивает исторические явления, так как видит первопричину, то есть что соделывает Бог и как на это откликается человеческая душа; всем же событиям он отводит второстепенную роль... Святитель Григорий и умом устремлен к Небу, а не к земле».¹¹⁹¹

Интерес и уважение к работам святителя Григория вызвали у отца Серафима уважение и почитание личности святого. Три дня в феврале 1976 года он просидел в библиотеках Стенфордского и Берклийского университетов, собирая сведения о святителе Григории и иных святых Запада. С собой он захватил подлинник жития святого Григория, написанного игуменом Одо на латинском и французском языках. Неделю спустя он написал в письме: «“Сколь вдохновителен пример святителя Григория Турского! Мы обнаружили его житие, составленное в X веке по его же трудам. Трудно припомнить что-либо более трогательное».¹¹⁹² Отец Серафим перевел на английский язык все житие (тридцать страниц) и поместил его в «Православном слове».

Вскорости на страницах журнала стала печататься и «Vita Patrum». «Вполне оправданно, что мы публикуем все двадцать глав книги, посвященной галльским святым V–VІ веков. Увлекательное чтение для православных! Каждое житие предваряется особой нравоучительной проповедью, весьма полезной в нашей сегодняшней духовной брани. По духу книга воистину православная, а описанные в ней, например в 12-й главе, обряды и обычаи и по сей день соблюдаются православными христианами (но не римокатоликами), в том числе почитание икон святых (именно слово “iconicas” стоит в латинском тексте, а не более привычное на западе “imagines”). Некоторые случаи из жизни отцов-пустынников перекликаются с жизнью сегодняшней, например рассказ о “чудодее”-диаконе, исцелявшем во имя Иисуса, пока святой Фриар не изобличил его в бесовской прелести (гл.10)».¹¹⁹³ Рассказом этим заинтересовался епископ Нектарий, и отец Герман пообещал перевести его на русский.

Отцы посвятили перевод «Vita Patrum» архиепископу Иоанну. Он, по словам отца Серафима, не только вернул нам западных святых прошлого, но и «сам являлся великим православным иерархом Галлии наших дней»,¹¹⁹⁴ уподобившись галльским святым древности, – ведь он служил Французской Православной Церкви. Неоднократно указывал отец Серафим на сходство архиепископа Иоанна (Максимовича) и святого IV века преподобного Мартина Турского. Оба – великие подвижники, оба – юродивые, не заботившиеся о внешнем. Оба явили незаурядное бесстрашие, оба заботились о бедных и нуждающихся. Хотя, как указывал отец Серафим, современные ученые скептически относятся к описаниям чудес преподобного Мартина Турского, тем, кто знал архиепископа Иоанна, не в чем усомниться! Природа этих чудес одна. Отец Серафим написал акафист архиепископу Иоанну, величая его «Мартином новым в воздержании, подвигах и чудесах».¹¹⁹⁵

3 октябре 1981-го, менее чем за год до кончины, отец Серафим повел группу из восьми братий на вершину горы Йолла Болли, примерно в сорока километрах к югу от монастыря. Проехав на машине до подножия горы, они три часа взбирались на более чем двухкилометровую вершину. Один из братии так вспоминает об этом походе: «Деревья стояли заиндевелые, кое-где лежал снег. Кристально чистый воздух, величественный вид. На севере вздымалась горная гряда, на востоке высилась гора Лассен, на западе – гористое океанское побережье, на юге – альпийские луга по склонам и долинам. Там, как объяснил отец Серафим, есть рощица самых древних в мире деревьев – сосен с колючими шишками.

Братия, дрожа от пронизывающего холодного ветра, устроились на самой вершине. Как воодушевлен был отец Серафим: казалось, он не чувствовал холода. Он поднялся и начал читать из «Православного слова» о монашестве в горах Древней Франции, пристанище святых Романа и Люпицина. Иногда он прерывал чтение и объяснял, сколь велико значение этих древних святых Галлии – основоположников монашеского пустынничества среди дикой природы, вдали от всех и вся. Он сказал, что такой подвиг возможен и ценен сегодня, что это и в наших силах...

Посреди просторов американского Запада, почти нетронутых человеком, слова его глубоко запали в душу и оставили неизгладимое впечатление. В таких же условиях, только в Европе, жили святые Роман и Люпицин, среди таких же лесов, лугов и горных круч. Отец Серафим рассказал, как эти святые бежали от «заорганизованности”, распрощались с миром сим и поселились на лоне природы, где когда-то и проходило их детство. Они нашли приют под разлапистой елью и долгие годы не имели иного крова. Там они и возносили молитвы к Богу, там пребывали в Нем.

Отец Серафим сравнивал жизнь святых Романа и Люпицина и других галльских отшельников с пустынножительством русской Северной Фиваиды. Поведал он и о том, как столь прекрасное начало монашества в Галлии не получило развития: на месте сгоревших немудреных келий возник «солидный” большой монастырь. Так была прервана традиция пустынного жития святых Романа и Люпицина, столь дорогая русскому сердцу пустыннолюбцев Северной Фиваиды.

То был незабываемый день! Мы вернулись в скит, поднявшись на новую ступеньку в осознании важности монашеского подвига на Западе».¹¹⁹⁶

Сравнивая в статье монашество Древней Галлии и сегодняшнего дня, отец Серафим еще раз коснулся важности этой темы: «Православная монашеская жизнь в Галлии доказывает, что стезя эта не является чем-то исконно “восточно-православным” Она едина для всего христианства и впервые была опробована на Западе – с большим успехом. Учение преподобных отцов – основателей монашества одинаково что на Западе, что на Востоке, и – имеющий уши да слышит! – монашество является кратчайшим путем в Царство Божие».

Путь этот, однако, требует куда большего, нежели монашеское одеяние, соблюдение «правил» и исполнение полагающихся инокам дел. «К сожалению, – отмечал отец Серафим, – основы и даже само осознание монашества воспринимаются сегодня как нечто внешнее. Сейчас больше говорят о «старцах”, “молчальничестве”, «прелести”, нежели живут в соответствии с заповедями монашеского подвига, приносящего плод. И впрямь, нетрудно чисто внешне познать все вехи высокой и чистой монашеской жизни: полное послушание старцу, ежедневную исповедь помыслов, долгие богослужения или непрестанное творение Иисусовой молитвы, земные поклоны, частое причащение Святых Таин, чтение и усвоение основополагающих книг о духовной жизни – и даже выполнять все это в глубоком психологическом покое, оставаясь тем не менее духовным недорослем. Вполне посильно скрыть тайные страсти (покуда не разъевшие душу) под личиной “правильного” духовного поведения, не возгораясь при этом любовью ко Христу и к ближнему своему. Рационализм и черствость сердца современного человека – пожалуй, самое опасное искушение на пути тех, кто стремится к монашеству. Православное монашество формально насаждается на Западе, а как насчет его сути: покаяния, смирения, любви ко Христу, неутолимой жажды Царствия Его?»¹¹⁹⁷

Всему этому монахов нынешних последних времен в немалой степени может научить опыт монашества Древней Галлии. С первозданным младенческим взглядом на мир, живое и животворящее, то монашество воспаряет над серой и расчетливой нынешней «духовностью» и устремляется к благоуханным вершинам евангельской простоты. Как писал отец Серафим, «оно всегда держится корней и знает цель, никогда не следует слепой букве правил, непосредственно и открыто принимает жизнь. В этом источник его вдохновения и поныне.

Наконец, галльское православное пустынножительство указало, сколь близко истинное монашество духу Евангелия. Особенно показательна книга святителя Григория “Жития отцов”. Каждое житие начинается с цитаты из Евангелия, которая объясняет все дальнейшие подвиги святого. Что бы ни описывал автор в православной Галлии: иконопись, подвижничество, поклонение святым мощам, – все проникнуто любовью ко Христу, в книге она незабвенна и непреходяща.

Даже в наш век шаткой веры монашество – прежде всего любовь ко Христу и жить по-христиански значит терпеливо сносить страдания и боль. И сегодня еще находятся те, кто стяжал этот рай на земле (именно смиренно принимал тяготы, а не являл всему свету “свою праведность”), рай, который с большим трудом могут представить себе люди обмирщенные».¹¹⁹⁸

До последних дней жизни отец Серафим выполнял заветы архиепископа Иоанна. Хотя поначалу он все силы отдавал книгам о галльских святых, однако чаял прославлять православных святых всего Запада: Англии, Ирландии, Испании, Италии, Германии, Скандинавии, Нидерландов и других стран. Как и архиепископ Иоанн, он находил сведения о западных святых, не включенных в православный календарь, надеясь, что верующие отнесутся и к ним с почтением и у них попросят предстательства перед Господом.

Вот что написал отец Серафим одному священнику, испросившему сведения о некоторых из этих святых:

«Мы сами долгое время собирали подобные материалы и уже научились отличать подлинных православных святых (а таких большинство среди подвижников Запада до его откола от Церкви) от личностей сомнительных или вовсе неправославных. Западным источникам последних веков доверять нельзя (во всяком случае, датированным XI веком и позже, когда в жития стали проникать вымыслы и легенды), поэтому приходится докапываться до самых корней, чтобы убедиться, связаны ли они с Православием (восточным или западным), то есть с достоверными православными источниками. Вы сами в этом убедитесь, прочитав прилагаемые материалы об интересующих Вас святых...¹¹⁹⁹ Молитесь о нас, дабы мы смогли впредь продолжать эту работу, заповеданную нам архиепископом Иоанном!

Что касается почитания святых, не внесенных в календарь, то в истории Православия в разные времена и в разных странах это толковалось неоднозначно. Общего правила нет. Ждать, пока их “официально” прославят, бессмысленно (особенно удручает это тех, кто любит святых). Да никто никогда и не ждал. Обычно список местночтимых святых (или святых иных Православных Церквей) просто добавлялся к календарю без вящих формальностей. Но из моих слов не следует, что можно почитать кого угодно, – и о некоторых святых Запада до его откола у нас имеются невыясненные вопросы».¹²⁰⁰

У отца Серафима была твердая уверенность в возможности местного почитания тех западных святых, кто жил до отделения Запада от Церкви и чья святость не вызывает сомнений. Сам он особенно почитал святую Схоластику Итальянскую, брат которой, святой Венедикт, видел ее восходящей на небеса после кончины.¹²⁰¹

В 1976 году, перед поездкой Алексея Янга в Англию, отец Серафим задумался, как бы с большей пользой и шире вести оповещение людей о западном Православии. «Дай нам Господь еще несколько таких плодотворных лет, мы бы с помощью Галлии и ее святых вернули и Англии с Ирландией дух Православия! – писал отец Серафим Алексею. – И заняться этим могли бы Вы! Пусть с Вашего летнего путешествия начнется обретение Англией своего православного прошлого. И пусть поездка Ваша послужит не только Вам, но многим. Молитвами владыки Иоанна да будет Ваша миссия успешной!»¹²⁰²

Вот как сам Алексей вспоминает ту пору: «С начала нашего знакомства я подметил большой интерес отца Серафима к Западу до его откола от Церкви. Он непрестанно изумлялся и радовался, как соответствует “тональность” того Запада тональности восточного Православия... Без преувеличения можно сказать, что отец Серафим души не чаял в этой теме!

В 1976 году, когда я собирался в Британию, отец Серафим не только подвигнул меня на поиски древних священных мест и усыпальниц, но и сам дал несколько адресов и список кельтских святых, живших до отпадения Запада. У меня предки из Шотландии, так что и во мне течет кровь кельтов. Скорее всего, мне и раньше приходило в голову, что если копнуть поглубже, мои далекие прародители были православными, но до тех пор я как-то об этом особо не задумывался. Отец Серафим меня напутствовал: “Съезди туда, съезди сюда...” – а по возвращении подробно расспросил обо всех святых местах, где мне удалось побывать.

Под влиянием отца Серафима, пробуждавшего в нас интерес к прошлому своего народа, мы с женой открывали для себя все больше и больше духовных сокровищ западного Православия, тех, что таит история до схизмы Запада в отношении Церкви. Мои предки были шотландцы, поэтому я для начала ограничился изучением истории Православия на Британских островах.

Отца Серафима радовал наш интерес к прошлому, он придавал этому огромное значение, говорил: “Это ваше наследие”. Считал, что Православие может в наше время пустить на Западе глубокие корни, но для этого нужно вновь обрести наше потерянное западное православное прошлое и полностью интегрировать его в опыт восточного Православия, накопленный там после нашего от него отпадения.

Однако сам он не горел желанием съездить во Францию или Англию. Однажды я приглашал его в подобное паломничество по Европе «до эпохи западной схизмы”. Он ответил: “Нет. Нет у меня желания ехать ни туда, ни в Россию, ни на Афон. Все нужное мне для спасения души Господь определил мне здесь, на этой горе. Здесь я и останусь. А все прочее будет меня лишь отвлекать”. Душой отец Серафим, конечно, побывал и в Галлии, и в России. Сердцем и молитвой он сроднился со святыми отцами Запада в мистическом Теле Господа Иисуса Христа и через причастие Святых Таин. Ему этого более чем доставало. Такая монашеская самоотреченность поразила меня. Сам же я, напротив, – только помани! – готов был ехать куда угодно, чтобы увидеть тот или иной прекрасный святой уголок. Отец Серафим уже созерцал их очами своей души».¹²⁰³

В конце жизни его увлекла еще одна идея. «Vita Parnim» наконец вышла отдельными главами в журнале, и отец Серафим намеревался в следующей подборке статей рассказать о святых Испании (древней Иберии). Исполнить задуманное он уже не успел. Жаль, что ему не удалось вернуть людям святых иных, кроме Галлии, стран.

Что ж, это предстоит сделать другим. Отец Серафим сделал больше, чем по плечу обычному человеку. Самое важное – он заповедал грядущим поколениям верный подход к Православию Запада, начертив правильную «схему». Для продолжателей его дела схема эта содержится в книге «Vita Patrum», которая стараниями братии вышла отдельным изданием уже после кончины отца Серафима. Туда же включены все статьи о Галлии V–VІ веков.¹²⁰⁴

Вводные статьи отца Серафима составляют более ста страниц. В них, по мнению многих, включено лучшее из того, что он написал о духовной жизни на основе западных православных источников. Книга эта – как мост, переброшенный через столетия, от святого Григория Турского к современникам отца Серафима. Она связывает православных наших времен с их западными православными корнями, причем не в каком-то абстрактном или академическом смысле, а вполне конкретно, с практической точки зрения – ради спасения души.