Божественные гимны
Содержание
О гимнах преп. Симеона Нового Богослова
Гимн 1. О том, что божественный огонь Духа, коснувшись душ, очистившихся слезами и покаянием, охватывает их и еще более очищает; освещая же помраченные грехом части их и врачуя раны, он приводит их к совершенному исцелению, так что они блистают божественною красотой. Гимн 2. О том, что страх раждает любовь, любовь же, Божественным и Святым Духом, искореняет из души страх и остается в ней одна. Гимн 3. О том, что Дух Святый пребывает в тех, которые сохранили чистым святое крещение, от осквернивших же его Он отступает. Гимн 4. Кому Бог является, и кто чрез делание заповедей приходит в доброе состояние. Гимн 5. Четверостишия преп. Симеона, показывающие его любовь (ἔρωτα) к Богу. Гимн 6. Увещание к покаянию, и каким образом воля плоти, сочетавшись с волею Духа, соделывает человека богоподобным. Гимн 7. Согласно с природою одно только Божество должно быть предметом любви и вожделения; кто приобщился Его, тот сделался причастным всех благ. Гимн 8. О смирении и совершенстве. Гимн 9. Кто живет, не ведая еще Бога, тот есть мертвый среди живущих в познании Бога; и кто недостойно причащается (св.) Таин, для того неуловимо бывает божественное тело и кровь Христова . Гимн 10. Исповедание, соединенное с молитвой, и о сочетании Духа Святого с бесстрастием. Гимн 11. О том, что для всякого человека, досаждаемого и злостраждущего ради заповеди Божией, (само) это бесчестие за заповедь Божию является славою и честью; и диалог (разговор) ко своей душе, научающий неисчерпаемому богатству Духа. Гимн 12. О том, что желание и любовь к Богу превосходят всякую любовь и всякое человеческое желание; ум же очищаюхся, погружаясь в свет Божий, весь обожается, и потому называется умом Божиим . Гимн 13. Изъявление благодарности за дары Божии, и каким образом в отце, пишущем это, действовал Дух Святой. Также наставление, изреченное от (лица) Божия о том, что должно делать, чтобы получить спасение спасающихся. Гимн 14. Те, которые отсюда уже чрез причастие Духа Святого сочетались с Богом, и по преставлении из сей жизни, будут там сопребывать с Ним во веки. Если же нет, то противоположное будет с теми, которые являются иными. Гимн 15. Благодарение за изгнание и скорби, которые претерпел (св. Отец) во время гонения на него. Гимн 16. Все святые, будучи озаряемы, просвещаются и видят славу Божию, насколько возможно человеческой природе видеть Бога. Гимн 17. Соединение Всесвятого Духа с очищенными душами происходит с ясным чувством, то есть сознанием; и в которых (душах) это бывает, те Он соделывает подобными Себе, световидными и светом. Гимн 18. Алфавит в двустишиях , побуждающий и наставляющий недавно удалившегося от мира восходить к совершенству жизни . Гимн 19. Наставление монахам, недавно отрекшимся мира и того, что в мире; и о том, какую должно иметь веру к отцу своему (духовному). Гимн 20. Каковым должно быть монаху, и какое его делание, или преспеяние и восхождение. Гимн 21. Об умном откровении действий Божественного света и об умном и Божественном делании добродетельной жизни. Гимн 22. Божественные вещи ясны (и открыты) одним только тем, с которыми чрез причастие Духа Святого весь со всеми соединился Бог. Гимн 23. Озарением Духа Святого прогоняется в нас все страстное, как тьма от света; когда же Он сокращает лучи Свои, мы подвергаемся нападению страстей и злых помыслов. Гимн 24. О том, что иногда учитель, заботясь об исправлении ближнего, увлекаем бывает в находящуюся в том слабость страсти. Гимн 25. Кто от всей души возлюбил Бога, тот ненавидит мир. Гимн 26. О том, что лучше быть хорошим пасомым, чем быть пастырем над не желающими; ибо не будет никакой пользы тому, кто, стараясь других спасти, сам себя погубит чрез предстоятельство над ними. Гимн 27. О Божественном озарении и просвещении Духом Святым; и о том, что Бог есть единственное место, в котором все святые по смерти имеют упокоение; отпавший же от Бога (нигде) в другом месте не будет иметь упокоения в будущей жизни. Гимн 28. Исполненные любови к Богу слова Отца показывают здесь, какое изменение произошло в нем, как он, вконец очистившись, соединился с Богом и из какого каким стал. К концу он, богословствуя, говорит (еще) и об ангелах. Гимн 29. Соделавшийся причастником Духа Святого, будучи восхищаем Его светом или силою, возвышается над всеми страстями, не терпя вреда от приближения их. Гимн 30. Благодарение Богу за дары, которых (св. Отец) удостоился от Него. И о том, что достоинство священства и игуменства страшно даже для Ангелов. Гимн 31. О бывшем св. Отцу видении Божественного света, и как Божественный свет не объемлется тьмой в тех, кто, изумляясь величию откровений, помнит и человеческую немощь и осуждает себя самого . Гимн 32. Здесь Отец с изумлением рассказывает о том, как он видел Бога, подобно апостолам Стефану и Павлу. Гимн 33. Благодарение Богу за бывшие от Него благодеяния; и просьба научить, ради чего соделавшимся совершенными попускается (терпеть) искушения от бесов; и об отрекающихся от мира – наставление, изреченное от (лица) Божия. Гимн 34. Что значит выражение «по образу», и справедливо человек признается образом Божиим. И о том, что любящий врагов, как благодетелей, является подражателем Бога, а потому, соделавшись причастником Духа Святого, он бывает Богом по усыновлению и по благодати, будучи познаваем одними теми, в которых действует (тот же) Дух Святый. Гимн 35. Просительная и вместе благодарственная молитва (св. Отца) к Богу за излитые на него (благодеяния). Гимн 36. Богословие о единстве во всем триипостасного Божества; и как (св. Отец), смиряя себя, (этим исповеданием) посрамляет самомнение мнящих о себе, что они нечто. Гимн 37. Учение с богословием о действиях святой любви, т. е. самого света Духа Святого. Гимн 38. Учение с богословием, в котором (говорится) о священстве и вместе о бесстрастном созерцании. Гимн 39. Благодарение и исповедание с богословием, и о даре и причастии Св. Духа. Гимн 40. Благодарение с богословием, и о тех действиях, по которым наименована Божественная благодать Духа. Гимн 41. Точное богословие о неуловимом и неописуемом Божестве, и о том, что Божественное естество, будучи неописуемо (неограниченно), не находится ни внутри ни вне вселенной, но и внутри и вне есть, как причина всего, и что Божество только в уме уловимо для человека неуловимым образом, как лучи солнца для глаз. Гимн 42. О богословии и о том, что Божественное естество неисследимо и совершенно непостижимо для людей. Гимн 43. О богословии и о том, что сохранившие образ (Божий) попирают злые силы князя тьмы; прочие же, у которых жизнь проходит в страстях, находятся в его власти и царстве. Гимн 44. О богословии и о том, что ум, очистившись от вещества, невещественно созерцает Невещественного и Невидимого. Гимн 45. О точнейшем богословии и о том, что не видящий света славы Божией хуже слепых. Гимн 46. О созерцании Бога или вещей Божественных, о необычайном действии Духа Святого и о свойствах (περὶ τῶν ἰδίων) Святой и единосущной Троицы. И о том, что не достигший вступления в царство небесное не получит никакой пользы, хотя бы он был и вне адских мук. Гимн 47. О богословии и о том, что не изменившемуся чрез причастие Св. Духа и не сделавшемуся с познанием Богом по усыновлению непозволительно учить людей (вещам) Божественным. Гимн 48. Кто есть монах и какое его делание. И на какую высоту созерцания взошел этот Божественный Отец. Гимн 49. Моление к Богу, и как этот Отец, соединяясь с Богом и видя славу Божию, в нем самом действующую, приходил в изумление. Гимн 50. Общее наставление с обличением ко всем: царям, архиереям, священникам, монахам и мирянам, изреченное и изрекаемое от уст Божиих. Гимн 51. О том, что славные земли и гордые богатством прельщаются тенью видимого; презревшие же настоящее не обманчиво делаются причастниками Божественного Духа. Гимн 52. Блестящее исследование о мысленном рае и о древе жизни в нем. Гимн 53. Моление и молитва Преподобного к Богу о (даровании от) Него помощи. Гимн 54. Молитва ко Святой Троице. Гимн 55. Другая молитва ко Господу нашему Иисусу Христу о святом причащении. Гимн 56. О том, что каждому из людей Бог дал прирожденное и полезное дарование чрез Духа Святого, чтобы действовать не так, как сам он желает, но как предопределено от Него, дабы не быть бесполезным среди (членов) Церкви Его. Гимн 57. О том, что смерть касается и более крепких по природе. Гимн 58. Как этот Божественный Отец, видя славу Божию, был действуем Св. Духом. И о том, что Божество находится внутри и вне всего (мира), но Оно и уловимо и неуловимо для достойных; и что мы – дом Давидов; и что Христос и Бог, соделывающийся многими нашими членами, есть один и тот же и пребывает нераздельным и неизменным. Гимн 59. Послание к монаху, вопрошавшему (св. Отца): как ты отделяешь Сына от Отца, мыслью (ἐπινοίᾳ) или делом? В нем найдешь богатство богословия, опровергающего его (вопрошателя) хуление. Гимн 60. Путь к созерцанию Божественного Света.
О гимнах преп. Симеона Нового Богослова
Читателям, интересующимся духовной литературой, давно уже известны слова или беседы преп. Симеона Нового Богослова, переведенные на русский язык епископом Феофаном и изданные в двух выпусках Афонским Пантелеимоновым монастырем; между тем гимны преп. Симеона доселе оставались у нас непереведенными и неизвестными. В греческом издании творений Симеона Нового Богослова 1 слова и главы, которые именно все сполна и переведены еп. Феофаном, составляют первую часть книги; во второй же значительно меньшей части помещены гимны преп. Симеона, написанные в поэтической, стихотворной форме. Настоящий перевод и имеет целью дать возможность русским читателям ознакомиться с этим, другим родом произведений преп. Симеона Нового Богослова – его Божественными гимнами, не менее интересными и примечательными, чем изданные ранее в русском переводе слова св. Отца.
Подлинность гимнов преп. Симеона доказывается из жития его, из древних рукописей и на основании тождества идей, заключающихся в словах Симеона и в гимнах.
В житии преп. Симеона Нового Богослова, написанном учеником его Никитой Стифатом, неоднократно говорится, что Симеон, занимаясь писательством, слагал исполненные любви Божественные гимны (τῶν θείων ὕμυων τοὺς ἔρωτας), составлял экзегетические, катехизические и другие слова, писал аскетические главы, послания и пр. 2 В разных библиотеках существует немало рукописных кодексов 12, 13, 14 и позднейших веков, в которых или особо или наряду со словами Симеона помещаются и Божественные гимны, надписанные именем преп. Симеона, игумена монастыря св. Маманта, или Нового Богослова 3. Сличение содержания гимнов и слов Симеона показывает, что в них развиваются одни и те же как общие или основные, так и частные идеи. К первым должно быть отнесено учение Симеона о Боге, как свете, являющемся верующему в непосредственном созерцании, и его учение о том, что для спасения необходимо еще здесь на земле воспринять внутрь царствие Божие – благодать Св. Духа и опытно познать и ощутить ее умом и чувством. Кроме этих главных идей, слова и гимны Симеона совпадают и в некоторых частных пунктах, именно в учении о непостижимости Божества, о человеке, как образе Божием, о будущем суде, о плаче и слезах и пр. 4
Хотя в словах и гимнах преп. Симеона содержится одно и то же учение, но между ними однако замечается и немалая разница. Слова Симеона представляют собой по преимуществу беседы или поучения, составленные для народа или для одних монахов и большей частью, вероятно, произнесенные в храме; тогда как гимны суть не что иное, как келейные записки или дневники Симеона, в которых он описывал свои видения и созерцания и. изливал чувства любви, благоговения и благодарности к Богу. Слова Симеона излагают его учение, его богословские и аскетические взгляды; гимны же изображают нам самую душу Симеона, ее чувства и переживания. Поэтому гимны преп. Симеона наиболее характерны не для его богословской системы, не для его учения, а для личности Симеона, для его настроения, для его мистики. Гимны Симеона Нового Богослова вскрывают перед нами как бы ту лабораторию, в которой изготовлены и сложились глубокие и оригинальные взгляды этого св. Отца.
Чистосердечное исповедание своих грехопадений и немощей, описание необычайных созерцаний и откровений, каких сподобился Симеон, и благодарение Богу за воспринятые от Него дары и благодеяния – таково общее содержание гимнов преп. Симеона. Являясь лирическим излиянием религиозных чувств св. Отца, почти всякий гимн Симеона начинается обращением к Богу и имеет форму благоговейного размышления или беседы души с Богом, в которой преп. Симеон излагает перед Богом свои тревоги и недоумения и, предлагая вопросы, получает на них ответы от Бога и разъяснения, или же просто форму молитвы, преисполненной глубочайшего сокрушения, смирения и пламенной любви к Богу, молитвы, в которой Симеон, исповедуя дивные пути Промысла Божия в своей жизни, воссылает Богу хвалу и благодарение за все Его милости и которую заканчивает обычно прошением или мольбою о спасении и помиловании. Четыре гимна, помещенные в греческом издании в конце (52-й, 53, 54 и 55), могут быть названы молитвами в тесном смысле; две последние из них получили у нас и у греков даже обще-церковное употребление 5, как лишенные специально биографических черт своего автора и образцовые по силе и глубине чувства.
Помимо такого общего характера и содержания, в гимнах преп. Симеона можно различать и некоторые частные элементы: богословско-догматический, нравственно-аскетический и историко-биографический. Так в некоторых гимнах св. Отец затрагивает темы догматического или вообще богословского характера, трактуя, например, о непостижимости Божества (41 и 42 гимн), о св. Троице (36, 45 и др. гимны), о Божественном свете и его действиях (40 и 37 гимн), о творении миpa (44 гимн), об образе Божием в человеке (34 и 43 гимн), о крещении, причащении и священстве (3, 9, 30 и 38 гимны), о страшном суде, воскресении и будущей жизни (42, 46 и 27 гимны) и пр. Сравнительно немногие гимны представляют нравственные предписания общего характера – для всех верующих, или частного – для монахов (таковы гимны: 13, 18 – 20 и 33). Есть гимны, имеющие и историческую ценность: в одном, например, из гимнов (50-м) преп. Симеон дает подробную характеристику разных классов современного ему общества, особенно высшего и низшего духовенства, в другом гимне (37-м) рисует духовный облик своего старца, Симеона Благоговейного или Студита. Наконец, есть гимны, в которых заключаются указания на некоторые факты из жизни самого Симеона Нового Богослова (см. 26-й, 30, 32, 35, 53 и др. гимны). В этом случае особенно примечателен 39 гимн, где преп. Симеон говорит об отношении к нему родителей, братьев и знакомых и о дивном водительстве Промысла Божия в его жизни. Впрочем внешнего, фактического материала для биографии преп. Симеона в гимнах сообщается весьма мало, черты же и события, касающиеся внутренней жизни Симеона, рассеяны едва ли не по всем гимнам.
Это именно и является, можно сказать, общей основой, общим фоном или канвой для всех гимнов Симеона, т. е. то, что все они изображают внутреннюю жизнь св. Отца, его переживания, мысли, чувства, видения, созерцания и откровения, то, что продумано, прочувствовано, выстрадано, увидено и дознано им на непосредственном, живом и постоянном опыте. В гимнах преп. Симеона нет и тени чего-либо искусственного, выдуманного, сочиненного или сказанного для прикрасы; все его слова идут прямо из души, от сердца и вскрывают, насколько возможно, его сокровенную жизнь в Боге, высоту и глубину его мистических переживаний. Гимны Симеона суть плод самого непосредственного духовного опыта, плод живейшего религиозного чувства и чистого, святого вдохновения.
Созерцая Бога то вне себя, как пресладкий Божественный свет, то внутри себя, как незаходимое солнце, непосредственно беседуя с Богом, как друг с другом, и получая от Него откровения чрез Духа Святого, отделяясь от видимого миpa и становясь на грани настоящего и будущего 6, восхищаемый на небеса, в рай и бывая вне тела, горя внутри пламенем Божественной любви и слыша, наконец, в глубине души повелительный голос записать и поведать о своих дивных созерцаниях и откровениях, преп. Симеон невольно брался за перо и в поэтической, вдохновенной формe излагал свои мысли, чувства и высокие переживания. Необычайность созерцаний, сила чувства и полнота счастья и блаженства в Боге не давали Симеону возможности молчать и заставляли писать. «И хотел я, говорит он, молчать (о если бы я мог!), но страшное чудо возбуждает сердце мое и отверзает оскверненные уста мои. Говорить и писать даже и не хотящего меня заставляет Тот, Кто воссиял ныне в моем мрачном сердце, Кто показал мне дивные дела, которых не видели очи, Кто снисшел в меня» 7 и пр. «Внутри меня, пишет Симеон в другом гимне, горит как бы огонь, и я не могу молчать, не вынося великого бремени даров Твоих. Ты, сотворивший птиц, щебечущих разными голосами, даруй, просит далее св. Отец, и мне недостойному слово, дабы всем письменно и не письменно поведал я о том, что Ты соделал на мне по беспредельной милости и по одному человеколюбию Твоему. Ибо превыше ума, страшно и велико то, что подал Ты мне страннику, неученому, нищему» 8 и пр. Вообще преп. Симеон неоднократно заявляет в гимнах, что он не может выносить молчания и предать забвению то, что ежедневно и ежечасно в нем видится и совершается 9. Если так, то на гимны преп. Симеона нельзя смотреть как на одно лишь свободное поэтическое творчество писателя; в них нужно видеть нечто большее. Сам преп. Симеон дар «петь... гимны, новые вместе и древние, Божественные и сокровенные», сознавал в себе, как благодатный дар новых языков, 10т. е. он видел в этом даре нечто подобное древним первохристианским глоссолалиям. Поэтому Симеон смотрел на себя, лишь как на орудие, и свое духовное дарование не считал чем-либо особенным. «Уста мои, Слове, пишет он, говорят то, чему научен я, равно и гимны и молитвы я воспеваю те, которые давно уже написаны приявшими Духа Твоего Святого» 11.
Преп. Симеон хотел поведать в гимнах о дивных делах милости и благости Божией, явленных в нем и на нем, несмотря на всю его греховность и недостоинство. С полной откровенностью, не щадя своего самолюбия, св. Отец обнажает в гимнах все свои духовные немощи и страсти, прошлые и настоящие, грехи делом и мыслью, беспощадно бичуя и окаявая себя за них 12. С другой стороны, он совершенно неприкровенно описывает и те видения и откровения, каких он сподоблялся от Бога, и ту славу и обожение, которых удостоился по благодати Божией 13. Представляя зрелище души, то кающейся и сокрушающейся о своих падениях, то возвещающей всем дивные милости и благодеяния Божии, гимны преп. Симеона являются как бы его автобиографическими записками, и в этом отношении их можно сравнить лишь с «Исповедью» бл. Августина, которая написана последним также с целью исповедания грехов своих и прославления Бога 14 и является, с одной стороны, как бы публичным покаянием Августина, а с другой – гимном хвалы и благодарения Богу за его обращение. Гимны преп. Симеона это тоже исповедь души, только написанная не в такой форме, не в форме последовательной автобиографии, а в форме отрывочных диалогов, молитв и размышлений 15. То и другое произведение дают истории двух душ, проникнутых глубочайшим сознанием своей греховной испорченности и порочности, воодушевленных благоговейными чувствами любви и благодарности к Богу и исповедующихся как бы перед лицом и в присутствии Самого Бога. «Исповедь» бл. Августина это – неподражаемое и бессмертное произведение по силе веры и необычайной искренности и глубине чувства. Однако, если иметь в виду те идеи и чувства, которые запечатлены преп. Симеоном в его гимнах, то их должно поставить даже выше «Исповеди» Августина.
Августин – муж великой веры; он живет верою и надеждою и преисполнен любви к Богу, как своему Творцу и благодетелю, как к небесному Отцу 16, Который озарил его светом Своего познания и, после многолетнего рабства страстям, из тьмы греховной призвал в этот чудный Свой свет 17. Но преп. Симеон стоит выше Августина: он превзошел не только чин веры и надежды, не только рабский страх, но и сыновнюю любовь к Богу. Не созерцая только пред очами Божественный Свет, но и имея Его внутри своего сердца, как неизреченное сокровище, как всего Творца и Царя миpa и самое царство небесное, он недоумевает, во что ему еще верить и на что еще надеяться 18. Пpeп. Симеон любит Бога не потому только, что он познал Его и чувствует сыновнюю любовь и благодарность к Нему, но и потому, что он непосредственно созерцает пред собою Его неизъяснимую красоту. «Не видите ли, друзья, восклицает Симеон, каков и сколь прекрасен Владыка! О не смежайте очей ума, взирая на землю!» 19 и пр. Душа преп. Симеона, как невеста, уязвлена любовью к своему Божественному Жениху – Христу и, не будучи в состоянии всецело узреть и удержать Его, истаивает от скорби и любви к Нему и никогда не может успокоиться в поисках Возлюбленного своего, насладиться созерцанием красоты Его и насытиться любовью к Нему, любя Его не мерой любви доступной человеку, но превысшеестественной любовью 20. Преп. Симеон стоит гораздо ближе к Богу, нежели Августин: он не только созерцает Бога, но и имеет Его в сердце и собеседует с ним, как друг с другом, и получает от Него откровение неизреченных таинств 21. Августина поражает величие Творца, Его превосходство над тварями, как неизменяемого и вечного Бытия над бытием условным, временным и смертным, и это сознание неизмеримого превосходства Творца отделяет Августина от Бога почти непроходимой гранью 22. И преп. Симеон сознает это превосходство Творца над тварями, но его поражает не столько неизменяемость и вечность Божества, сколько Его непостижимость, неуловимость и неизреченность. Идя в богопознании еще далее Августина, он видит, что Божество превышает представление не только человеческое, но и невещественных умов, что Оно превыше даже самой сущности, как пресущественное, и что самое уже бытие Его непостижимо для тварей, как несозданное 23. Однако Симеон, несмотря на это и сознавая притом гораздо глубже Августина свою греховность и испорченность, настолько глубоко, что считает себя хуже не только всех людей, но и всех животных и даже бесов 24, несмотря на все это, преп. Симеон по благодати Божьей видит себя превознесенным на высоту величия, созерцает себя в непосредственной близости к Творцу, как бы другим Ангелом, сыном Божиим, другом и братом Христовым и Богом по благодати и усыновлению 25. Видя всего себя обоженным, украшенным и во всех своих членах блистающим Божественной славой, Симеон исполняется страхом и благоговением к себе самому 26 и с дерзновением говорит: «Мы делаемся членами Христовыми, а Христос нашими членами. И рука у меня несчастнейшего и нога моя – Христос. Я же жалкий – и рука Христова и нога Христова. Я двигаю рукой, и рука моя весь Христос... двигаю ногой, и вот она блистает, как и Он» 27. Августин далеко не поднялся до такой высоты, и вообще в, его «Исповеди» и речи о тех высоких созерцаниях и о том обожении, каких сподобился преп. Симеон 28.
В конце концов об «Исповеди» бл. Августина и о Божественных гимнах преп. Симеона должно сказать, что автобиография западного учителя превосходит характеризуемое произведение восточного Отца своей стройностью и, пожалуй, литературным изяществом 29 (хотя и гимны преп. Симеона далеко не лишены своего рода поэтической красоты), но силой религиозного чувства, глубиной смирения и высотой своих созерцаний и обожения, изображенных в гимнах, преп. Симеон далеко превосходит бл. Августина в его «Исповеди». В последнем произведении нарисован, можно сказать, тот идеал святости, до которого могло когда-либо достигнуть западное христианство; тогда как в Божественных гимнах преп. Симеона Нового Богослова дан еще более высокий идеал святости, свойственный и сродный нашему восточному Православию. Августин, каким он представляется по его «Исповеди», это – человек бесспорно святой, мыслящий, говорящий и живущий вполне по-христиански, но все же еще не отрешившийся совершенно от земного мудрования и не свободный от уз плоти. Преп. же Симеон – не только святой, но и во плоти небожитель, едва касающийся стопами земли, умом же и сердцем витающий в небесах; это небесный человек и земной Ангел, не только отрешившийся от всякого плотского мудрования, но и от земных мыслей и чувств, не удерживаемый по временам даже и узами плоти, не только освятившийся душою, но и обожившийся телом. У Августина, при всей нравственной безупречности его духовного облика, мы видим еще весьма много сродного нам: земного, вещественного, плотяного, человеческого; тогда как преп. Симеон поражает нас своей отрешенностью от миpa, от всего земного и человеческого, своей одухотворенностью и недосягаемой, как кажется нам, высотой совершенства.
Об «Исповеди» бл. Августина много написано и сказано одобрительного и похвального не только на западе, но и у нас в России. О Божественных же гимнах преп. Симеона Нового Богослова никто почти ничего не сказал и не написал, и не только у нас, но и на западе. Алляций находит в гимнах преп. Симеона особенное благочестие, пышные цветы, которыми душа-невеста желает украситься, и благоухания, превосходящие всякие ароматы; о Боге в них говорится, по его словам, не только назидательно, но и усладительно, хотя нередко более в исступлении 30. «Увлекательные гимны (Симеона), в которых он изобразил свои стремления и свое счастье, пишет Голль, по своей непосредственной силе далеко превосходят все, что когда-либо произвела греческая христианская поэзия». 31 Вот почти и все, что можно найти о гимнах преп. Симеона в западной литературе. Но к характеристике их сказать этого было бы слишком мало. Для того, чтобы лучше оттенить содержание и достоинства Божественных гимнов преп. Симеона, мы пытались сравнить их с замечательнейшей во всей мировой литературе автобиографией – «Исповедью» бл. Августина. Но преп. Симеон дает в гимнах не автобиографию своего земного существования, а скорее описание своих небесных восхищений в рай, в неприступный свет – это обиталище Бога, и повествование о тех Божественных созерцаниях, неизреченных глаголах и сокровенных таинствах, которые он сподобился там видеть, слышать и познать. В гимнах преп. Симеона слышится не голос смертного человека, говорящего о земном и по земному, но скорее голос бессмертной и обоженной души, вещающей о жизни сверхземной, равноангельной, небесной и Божественной.
Гимны преп. Симеона это – повесть души, говорящей не совсем обычной человеческой речью, а или покаянными вздохами и стонами или радостными восклицаниями и ликованиями; повесть, написанная не чернилами, а скорее слезами, слезами то скорби и сокрушения, то – радости и блаженства в Боге; повесть, записанная не на свитке только, но глубоко начертанная и запечатленная в уме, сердце и воле ее автора. Гимны преп. Симеона изображают историю души, от тьмы грехов восшедшей к Божественному свету, из глубины падения поднявшейся до высоты обожения. Гимны преп. Симеона это летопись души, повествующей о том, как она очистилась от страстей и пороков, убедилась слезами и покаянием, всецело соединилась с Богом, уневестилась Христу, приобщилась Его Божественной славы и в Нем нашла упокоение и блаженство. В гимнах преп. Симеона описано и запечатлелось как бы дыхание или трепетное биение души чистой, святой, бесстрастной, Божественной, души, уязвленной любовью ко Христу и истаивающей от нее, воспламененной Божественным огнем и горящей внутри, непрестанно жаждущей воды живой, ненасытно алчущей хлеба небесного, постоянно влекущейся горе, к небу, к Божественному свету и к Богу.
Автор Божественных гимнов – не человек, сидящий в юдоли земной и поющий скучные песни земли, но как бы орел, то высоко парящий над земными высотами, едва касаясь их крыльями, то далеко улетающий в необозримую заоблачную синеву небес и оттуда приносящий небесные мотивы и песни. Как Моисей с горы Синай или как какой-либо небожитель с высоты небес, преп. Симеон вещает в своих гимнах о том, что не видится телесными очами, не слышится чувственными ушами, не обнимается человеческими понятиями и словами и не вмещается рассудочным мышлением; но что превышает всякие представления и понятия, всякий ум и речь и что познается только опытом: созерцается мысленными очами, воспринимается духовными чувствами, познается очистившимся и облагодатствованным умом и выражается в словах только отчасти. Преп. Симеон пытался сказать в гимнах нечто о порядках не земного бытия и земных отношений, а о потустороннем, горнем миpe, куда он проникал отчасти, еще живя на земле во плоти, о Бытии безусловном, вечном, Божественном, о жизни бесстрастных и равно-ангельных мужей и бесплотных сил, о жизни духоносцев, о вещах небесных, таинственных и неизреченных, о том, чего око не видело, ухо не слышало и что на сердце человеческое не всходило (I Кор. 2, 9), и что поэтому совершенно непостижимо для нас, изумительно и странно. Преп. Симеон своими гимнами отрывает нашу мысль от земли, от видимого миpa и возводит ее на небеса, в какой-то иной миp, потусторонний, невидимый; изводит ее из тела, из обыденной обстановки греховной, страстной человеческой жизни и возносит в область Духа, в неведомую нам область каких-то иных явлений, в благодатную атмосферу чистоты, святости, бесстрастия и Божественного света. В гимнах Симеона раскрываются перед читателем как бы те глубины Божественного ведения, которые испытует лишь Дух Божий и заглянуть в которые, даже на мгновение, не безопасно для ограниченного и слабого человеческого мышления. В Божественных гимнах преп. Симеона такая отрешенность от миpa, такая одухотворенность, такая глубина духовного ведения, такая головокружительная высота совершенства, до которых едва-ли когда еще достигал человек.
Если таково содержание гимнов Симеона, если в них так много необычного для нас и непонятного, то отсюда для читателя гимнов является двоякая опасность: или совершенно не понять преп. Симеона, или худо его понять и перетолковать. Некоторым из читателей многое в гимнах, несомненно, покажется странным и непонятным, невероятным и невозможным, а кое-что – даже соблазном и безумием. Таковым читателям преп. Симеон может представиться по гимнам каким-то обольщенным и исступленным мечтателем. Этим читателям считаем долгом сказать следующее: сфера познания как вообще человеческого, так и тем более всякого частного лица слишком ограничена и узка; человек может постигнуть лишь то, что доступно его тварной природе, что вмещается в рамки пространственно-временных отношений, т. е. нашего настоящего земного бытия. Кроме того, для каждого отдельного человека ясно и понятно лишь то, что он испытал и познал на своем личном маленьком опыте. Если так, то всякий сомневающийся и неверующий в праве сказать о непонятном и чудесном для него явлении лишь следующее: это непонятно для меня и в настоящее время, и только. Непонятное для частного опыта одного лица, быть может, понятно другому в силу его личного опыта; и невероятное для нас в настоящую минуту, быть может, станет для нас доступным и возможным когда-либо в будущем. Чтобы не оказаться во власти гнетущего сомнения и невеpия или не остаться с тупым самодовольством мнимого мудреца-всезнайки, всякий человек должен слишком скромно думать как о себе, так и о сфере человеческого познания вообще, и своего крохотного опыта отнюдь не обобщать до общечеловеческого и универсального.
Христианство как благовестиe о царствии Божием, о царствии небесном на земле, всегда было и будет соблазном и юродством для плотяного мудрования и для языческой мудрости миpa сего. Об этом давно сказано и предсказано еще Самим Христом и Его Апостолами 32. И преп. Симеон Новый Богослов, который, по его словам, старался лишь обновить в людях евангельское учение и евангельскую жизнь и который в своих гимнах лишь вскрыл те глубокие тайны, которые сокрыты и таятся в боголюбивой душе и верующем сердце человека, также неоднократно повторяет, что те вещи, о которых он пишет в гимнах, не только неведомы людям грешным, одержимым страстями (34 гимн), но и вообще непостижимы, неизреченны, невыразимы, неописуемы, неизобразимы, превосходят всякий ум и слово (гимны: 27. 32, 40, 41 и др.) и что, будучи отчасти и для него самого непонятны 33, они заставляют его трепетать в то время, когда он пишет и говорить о них 34. Мало того, преп. Симеон как бы сам предупреждает своих читателей, когда заявляет, что без опыта невозможно познать тех вещей, о которых он говорит 35, и что кто попытался бы вообразить и представить их в уме, тот обольщен был бы своим воображением и собственными фантазиями и далеко удалился бы от истины 36. Равно и ученик Симеона Никита Стифат в своем предисловии к гимнам, которое в настоящем переводе предпослано гимнам, говоря, что высота богословия Симеона и глубина его духовного ведения доступны лишь мужам бесстрастным, святым и совершенным, в весьма, сильных выражениях предостерегает духовно неопытных читателей от чтения гимнов, дабы вместо пользы они не получили вреда 37.
Всякий благоразумный читатель, думаем, согласится с нами, что мы либо совершенно чужды духовного опыта, либо слишком несовершенны в нем, а признав себя таковыми и все же желая ознакомиться с гимнами преп. Симеона, будем вместе с читателем, помнить, что мы своим рассудочным мышлением не можем понять и представить себе того, что совершенно недомысленно и сверх-рассудочно, поэтому не будем и пытаться проникнуть в заповедную и чуждую нам область; но будем крайне осторожны и внимательны, чтобы своими низменными земными представлениями не опошлить как-либо тех картин и образов, которые рисует преп. Симеон в своих гимнах, чтобы не набросить земной тени на кристальную чистоту души св. Отца, на его святую и бесстрастную любовь к Богу, и не понять грубо-чувственно тех выражений и слов, какие он нашел для своих возвышеннейших мыслей и чувств в крайне бедном и несовершенном языке человеческом. Не будем, читатель, по причине своего маловерия и неверия отрицать дивные чудеса в жизни тех, которым, по словам Христа, своей верой возможно и горы передвигать (Mф. 17:20, 21:21) и творить даже нечто большее того, что совершал Христос (Иоан. 14, 12); не будем своей собственной нечистотой и порочностью пятнать ту ослепительную белизну бесстрастия, которой достиг преп. Симеон и подобные ему духоносные мужи. Единственным средством к тому, чтобы хотя сколько-нибудь понять высокие созерцания и необычайные переживания преп. Симеона, является для читателя путь духовного опыта или точнейшее соблюдение всех тех предписаний, какие дает сам преп. Симеон как в своих словах, так отчасти и в Божественных гимнах. Доколе все эти предписания самым тщательным образом не выполнены нами, согласимся, читатель, что мы с вами не в праве судить такого великого мужа, каковым был преп. Симеон Новый Богослов, и по крайней мере не будем отрицать возможности всего того невероятного и чудесного, что найдем в его гимнах.
Для читателей, не чуждых духовного опыта и знакомых с явлениями так называемой духовной прелести, при чтении гимнов преп. Симеона может возникнуть недоумение другого рода. Преп. Симеон так неприкровенно описывает свои видения и созерцания, так дерзновенно поучает решительно всех, так самоуверенно говорит о себе, что он воспринял Духа Святого и что его устами говорит Сам Бог, так реально изображает свое собственное обожение, что для читателя естественно подумать: не прелесть ли все это? не следует ли считать все эти созерцания и откровения Симеона, все его вдохновенные слова и речи прелестными, т. е. делом не подлинного христианского опыта и истинно духовной жизни, но явлениями призрачными, ложными, представляющими собою признаки обольщения и неправильного духовного делания? И в самом деле не находился ли автор предлагаемых в переводе гимнов в прелести? ведь он сам говорит, что некоторые считали его при жизни гордецом и прельщенным 38. – Нет, отвечаем, не находился, и по следующим основаниям. В гимнах преп. Симеона поражает не только высота его созерцаний и откровений, но и глубина его смирения и самоуничижения. Преп. Симеон постоянно обличает и укоряет себя за свои прошлые и настоящие грехи и проступки; особенно беспощадно он бичует себя за грехи юности, с поразительной откровенностью исчисляя все свои пороки и преступления 39; с такой же откровенностью он сознается в тех мельчайших приражениях тщеславия и гордости, которые вполне естественны были у Симеона в то время, когда он за свою святую жизнь и учение стал пользоваться всеобщею славою и известностью и своими беседами привлекал к себе весьма многих слушателей (36 гимн). Описывая свои необычайные созерцания, преп. Симеон в то же время восклицает: «Кто я, о Боже и Творче всего, и что я сделал вообще доброе в жизни..., что Ты прославляешь меня презренного такою славою?» 40 и пр. Вообще все гимны Симеона от начала и до конца проникнуты глубочайшим самоукорением и смирением. Постоянноназывая себя странником, нищим, неученым, жалким, презренным, мытарем, разбойником, блудным, скверным, мерзким, нечистым и пр. и пр. 41, преп. Симеон говорит, что он совершенно недостоин жизни, что он недостойно взирает на небо, недостойно попирает землю, недостойно смотрит на ближних и беседует с ними 42. Говоря, что он сделался весь грехом 43, преп. Симеон обзывает себя последним из всех людей, даже более того – он не считает себя и человеком 44, но худшим всех тварей: гадов, зверей и всех животных, даже худшим самих бесов 45. Такая непонятная нам глубина смирения является показателем необычайной высоты совершенства, но она отнюдь немыслима у человека прельщенного.
Преп. Симеон, как он сам говорит о себе, никогда не желал и не искал той Божественной славы и тех великих даров, каких сподобился от Бога, но, вспоминая грехи свои, искал лишь отпущения и прощения их 46. Мало того, еще находясь в миpе, преп. Симеон от души возненавидел мирскую славу и бегал всех тех, кто говорил ему о ней 47. Но когда впоследствии эта слава вопреки желанию его пришла к нему, преп. Симеон молил Бога таким образом: «Не дай мне, Владыко, суетной славы миpa сего, ни богатства гибнущего... ни высокого престола, ни начальства... 48 соедини меня со смиренными, нищими и кроткими, дабы и я также сделался смиренным и кротким; и... благоволи мне оплакивать одни только грехи свои и иметь попечение об одном праведном суде Твоем...» 49. Жизнеописатель Симеона и ученик его Никита Стифат говорит о преп. Симеоне, что у него была великая забота и постоянное попечение о том, чтобы его подвиги оставались ни для кого неизвестными. Если же Симеон предлагал иногда в беседах ради назидания слушателей уроки и примеры из своей жизни и собственного опыта, то никогда не говорил о себе прямо, а в третьем лице, как о ком-то другом (слова 56 и 86). Только в четырех словах, помещенных в греческом издании и русском переводе последними (89-м, 90, 91 и 92), преп. Симеон, воссылая Богу благодарение за все Его благодеяния к нему, ясно говорит о бывших ему видениях и откровениях. В одном из этих слов он замечает: «Я ничего не писал с тем, чтобы себя показать. Не дай Бог.... Но, помня дарования, какие даровал Бог мне недостойному, благодарю и славлю Его, как благоутробного Владыку и благодетеля... и, чтобы не скрывать таланта, который Он мне дал, подобно худому и неключимому рабу, проповедую милость Его, исповедую благодать, всем показываю сделанное Им мне добро, чтобы подвигнуть тем и вас словом учения – восподвизаться получить и себе то, что получил я» (слово 89). В последнем же из указанных слов читаешь: «Это пожелал я написать вам, братья мои, не для того, чтоб стяжать славу и быть прославленным от людей. Да не будет! Ибо такой человек безумен и чужд славы Божией. Но написал для того, чтобы вы увидели и познали безмерное человеколюбие Божие» и пр. «Се, говорит далее Симеон в самом конце слова, открыл я вам таинства, которые были сокрыты во мне; ибо вижу, что близок конец жизни моей».... (Слово 92) Из этого последнего замечания св. Отца видно, что четыре указанных слова Симеона написаны и сказаны им, очевидно, незадолго до смерти.
Что же касается гимнов преп. Симеона, то едва ли при жизни его они были известны многим, исключая разве только некоторых, весьма немногих гимнов. Гимны преп. Симеона, как выше было замечено, являются не чем иным, как его мемуарами или келейными записками, написанными, вероятно, большею частью в то время, когда преп. Симеон удалился на безмолвие – в затвор. Преп. Симеон писал свои гимны не почему-либо другому (о чем также сказано выше), как потому, что не мог умолчать о своих чудесных видениях и созерцаниях, не мог не излить хотя бы в книге или на свитке волновавших и переполнявших его душу мыслей и чувств. Никита Стифат пишет в житии Симеона, что св. Отец еще при жизни поведал ему, как ближайшему ученику, все свои тайны и передал все свои писания с тем, чтобы он обнародовал их впоследствии 50. Если Никита, выпуская гимны преп. Симеона, счел нужным написать к ним особое предисловие с предостережением духовно неопытным читателям, то отсюда с несомненностью следует заключить, что гимны преп. Симеона при жизни его оставались неизвестными и впервые опубликованы были лишь по смерти Симеона учеником его.
В Божественных гимнах Симеона описываются такие видения и откровения, какие сравнительно редко встречаются в писаниях других отцов. Но отсюда еще не следует заключать, что их не было и в жизни других св. подвижников; подобных видений и откровений сподоблялись, без сомнения, и другие угодники, только преп. Симеон по данному ему дарованию поведал о своих созерцаниях и переживаниях с необычайной ясностью, откровенностью и подробностью, тогда как другие святые или совсем умолчали о своих духовных переживаниях или поведали только весьма немногое. Однако несомненно и то, что преп. Симеон удостоился некоторых необычайных дарований и созерцаний, каких удостаивались далеко не все подвижники. Если преп. Симеон в своих гимнах так уверенно говорит о себе и так смело обличает всех, то это потому, конечно, что обильно воспринятая им благодать Божия и необычайно реальное чувство необманчивости своих переживаний, подтверждаемое многолетним подвижническим опытом св. Отца, сообщали ему и великое дерзновение и давали право говорить именно таким образом, подобно тому, как говорил о себе и ап. Павел 51.
Обо всем этом свидетельствуют такие, например, сильные места из гимнов и слов преп. Симеона: «Хотя и говорят, пишет Симеон, что я, раб Твой, прельщаюсь, но я никогда не поверю, видя Тебя, Бога моего, и созерцая пречистое и Божественное лицо Твое, и воспринимая от него Твои Божественные озарения, и будучи просвещаем Духом в умных очах своих» 52. Или еще: «я с дерзновением, говорит Симеон, возглашаю, что если я не мудрствую и не говорю, что говорят и мудрствуют Апостолы и св. отцы, если не повторяю только Божиих словес, сказанных во св. Евангелии..., да будет на мне анафема от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, чрез Духа Святого..., и вы не заткните только уши свои, чтоб не слышать слов моих, но побейте меня камнями и убейте, как нечестивого и безбожного» 53. В гимнах преп. Симеона для нас очень много чудесного, необычайного и даже невероятного и странного; но это потому, что сами мы далеки от царствия Божия и ни в понятиях своих, ни в жизни не усвоили юродства христианской проповеди, но и мыслим и живем полуязычески.
Наконец, как на последнее доказательство того, что видения и созерцания Симеона не были прелестными, укажем на чудеса его и на прославление. Еще при жизни преп. Симеон делал предсказания и совершил несколько чудесных исцелений, равно как и вскоре же по смерти им совершено немало разного рода чудес. Все эти предсказания и чудеса преп. Симеона весьма подробно описаны в житии его 54, в котором повествуется и об открытии мощей преп. Симеона; это последнее произошло через тридцать лет после смерти Преподобного 55. Все это в совокупности взятое уверяет нас в том, что преп. Симеон отнюдь не находился в прелести, но что его видения и созерцания и все духовные переживания суть подлинно-благодатная жизнь во Христе, подлинно-христианская мистика, а его речи и учение, содержащиеся как в словах, так и в гимнах, естественное выражение и плод истинно-духовной христианской жизни. Преп. Симеон не только сам чужд был духовной прелести, но и других учил и учит распознавать ее и бегать. Умудренный долгим опытом и будучи тонким знатоком духовного делания, преп. Симеон в слове «о трех образах внимания и молитвы» указывает правильный и неправильные способы молитвенного делания. В этом слове Симеон сам сообщает точные признаки прелести и говорит о разных видах ее 56. После этого подозревать Симеона Нового Богослова в прелести теряются всякие основания. Божественные гимны преп. Симеона написаны, как выше замечено, в поэтической, стихотворной форме 57, однако не в форме античной, классической поэзии. Древние греки точно наблюдали в стихах количественность, т. е. долготу и краткость слогов; но в позднейшие времена у греков строгое соблюдение количественности стало упускаться из виду. В 10 веке в Византии возникли, очевидно из народной поэзии, так называемые политические стихи 58, в которых мы и видим пренебрежение количественностью; в этих стихах строка за строкой наблюдается лишь одно и то же число слогов и известное направление ударений. Самым употребительнейшим стихом такого рода является 15-слоговой ямбический, происшедший, вероятно, как думают, из подражания восьмистопному (т. е. 16-слоговому) ямбу или хорею. Менее употребителен 12-слоговой политический стих. Политические стихи получили свое название оттого, что они сделались в Византии гражданскими – общедоступными и общеупотребительными (πολίηκός – гражданский, публичный) в противоположность классической поэзии, которая и у греков впоследствии стала доступною лишь немногим. Этого рода стихи, употреблявшиеся в греческой литературе в произведениях, рассчитанных на общенародное употреблению, до настоящего времени во всех греческих странах являются почти единственным стихотворным размером народных песен 59. Преп. Симеон писал свои гимны, за исключением немногих, именно такими, политическими стихами 60, которые в его время вошли уже во всеобщее употребление. Из 60 данных в на- стоящем переводе гимнов Симеона огромное большинство написано типичным 15-слоговым политическим стихом, значительное меньшинство – 12-слоговым стихом (всего 14 гимнов) и лишь 8 гимнов написаны восьмистопным ямбом 61.
Если гимны Симеона написаны в поэтической, стихотворной форме, то в них нельзя искать ни догматической точности в изложении истин веры, ни вообще строго относиться к отдельным словам и выражениям автора. Гимны преп. Симеона это – лирические излияния его глубоко религиозных чувств, а не сухое и спокойное изложение христианского вероучения и нравоучения. В гимнах преп. Симеон выражается свободно, непринужденно, как лирик – поэт, а не как догматист, преследуя не только ясность и точность мысли, но и красоту формы. Так как Симеону нужно было придать своим мыслям стихотворную форму и постоянно приходилось высчитывать число слогов в стихе и наблюдать известный ритм в ударениях, то поэтому в гимнах мы не везде встречаем полное, ясное и отчетливое изложение мыслей. В словах или беседах Симеон выражается обычно более просто, более ясно и определено; поэтому гимны преп. Симеона и следует сличать с его словами.
В каталогах и описаниях различных библиотек гимны преп. Симеона Нового Богослова встречаются в довольно древних рукописях, начиная с 12 века и позднее; такие рукописи имеются в Парижской национальной библиотеке, Венецианской, Патмосской, Баварской и др. 62. Для нас доступны были рукописи Афонских монастырей, наиболее ценные из которых мы здесь и укажем. Не говоря о рукописях, содержащих в себе отрывки из гимнов Симеона 63, каковые греческие рукописи имеются и в нашей Синодальной библиотеке 64, назовем те Афонские рукописи, в которых имеются собрания гимнов преп. Симеона. Такова Дионисиатская рукопись № 220 (в каталоге Ламброса т. I, № 3754), заключающая в себе, вместе с житием и словами преп. Симеона и 12 гимнов его, преимущественно нравственно-аскетического и назидательного содержания, и несколько отрывков из других гимнов; но рукопись эта не древняя – 17 века, и помещенные в ней гимны все имеются в печатном греческом издании. Подобное же собрание гимнов числом 11 мы нашли в двух рукописях Афонского Пантелеимонова монастыря № 157 а и 158 (каталог Ламброса т. II, №№ 5664 и 5665), которые еще менее ценны, как принадлежащие 13 веку. Весьма ценною оказалась для нас рукопись того же монастыря № 670 (в кататоге Ламброса т. II, № 6177), не сама по себе, так как она совсем позднейшего времени – 19 века, а как копия Патмосского кодекса 14 века № 427, содержащего в себе почти исключительно одни творения Симеона Нового Богослова 65. Эта Патмосская рукопись, и названная копия ее содержат в большей части гимны преп. Симеона, которым предпослано предисловие к гимнам ученика Симеонова Никиты Стифата и полное оглавление гимнов числом 58. Указанное число гимнов, надо полагать, является наиболее полным собранием их, так как в тех описаниях рукописей, где показано число гимнов преп. Симеона, оно является значительно меньшим 66, и так как Алляций, ознакомившийся с гимнами Симеона по западным рукописям, указывает их не более, не менее, как тоже 58, и в том же порядке, что и в Патмосской рукописи 67. Вот этою-то копией Патмосского кодекса мы и воспользовались для своего перевода, которую постоянно и цитируем в примечаниях к гимнам (для краткости называя ее просто Патмосской рукописью). К сожалению, в ней, как и в самом Патмосском кодексе, уцелели не все гимны, а лишь первых 35 или даже 34, прочие же не сохранились за утратою конца кодекса. Однако эта утрата не столь существенна и важна, в виду того, что все утраченные гимны Патмосской рукописи, начиная с 35-го и до конца, в подлинном тексте имеются в греческом издании творений Симеона, за исключением лишь одного 53 гимна, который, к сожалению, так и остался для нас неизвестным 68. Однако следует заметить, что и Патмосская рукопись даже в целом ее виде не дает нам еще полного числа всех написанных преп. Симеоном гимнов: один из панегиристов Симеона говорить о нем, что он составил стихов числом 10752 69, между тем как общая сумма стихов, заключающихся в 60 переведенных нами гимнах равняется, по нашему подсчету, приблизительно десяти тысячам; значит, свыше семисот или около восьмисот стихов Симеона остаются для нас неизвестными.
Переводить гимны преп. Симеона на русский язык нам пришлось первоначально с латинского их перевода по Патрологии Миня (ser. gr. t. СХХ coll. 507 – 6021), перевода, сделанного Понтаном и содержащего в себе 40 глав или гимнов 70. Печатное греческое издание творений Симеона Нового Богослова, заключающее в себе во 2-й части подлинный текст 55 гимнов, мы впервые могли увидеть и приобрести лишь на Афоне. Сличив свой перевод с подлинным текстом гимнов и исправив его, мы оставили почти все имеющиеся в латинском переводе гимны в той же внешней форме, в какой перевели их с латинского, т. е. в прозаической (так как по-латински они переведены прозою). Те же гимны, которые пришлось переводить прямо с подлинника, мы сочли более удобным перевести постишно 71; отсюда у нас вполне естественно получилось неоднообразие внешней формы перевода, какового впрочем и нельзя было избежать, так как из латинского перевода приходилось делать вставки и добавления и подлинному тексту 72. Эти вставки и добавления в нашем переводе взяты обычно в скобах и отмечены в примечаниях под строкою, равно как и то, чего нет в латинском переводе по сравнению с нашим греческим текстом, мы также старались отмечать под строкою. Круглыми скобами ( ) отмечены в настоящем переводе не только заимствования из латинского перевода, но и те слова и выражения, которых хотя и нет в греческом тексте, но которые непосредственно в нем подразумеваются или скрыты в значении греческих слов; в прямых же скобах [ ] мы ставили слова, внесенные по необходимости для ясности и смысла речи и которые, отсутствуя в подлиннике, могут быть подразумеваемы только с наибольшею вероятностью.
В основу настоящего русского перевода гимнов положен подлинный греческий текст из имеющийся в греческом издании творений Симеона Нового Богослова 73. Но так как это издание является весьма несовершенным по множеству опечаток и другим упущениям, то при переводе нам немало помог латинский текст гимнов 74;. но несравненно большую услугу оказала нам копия Патмосской рукописи: сличая имеющийся в ней текст гимнов с печатным греческим текстом, мы, во-первых, исправляли по ней его корректурные ошибки 75, нередко делая при этом предпочтение ее тексту пред печатным, а во-вторых, заимствовали из нее отсутствующие в греческом издании стихи, а иногда и целые большие вставки 76, что все также отмечено при переводе в подстрочных примечаниях. Кроме того, из Патмосской рукописи нами переведено предисловие к гимнам преп. Симеона, написанное учеником его Никитою Стифатом, которое в греческом издании творений Симеона напечатано не в подлиннике, а на новогреческом диалекте, и еще три гимна: 57, 58 и 59, два из которых имеются в латинском переводе, а один – последний нигде не напечатан. Подлинный текст предисловия Никиты Стифата, трех указанных гимнов и еще одного маленького – самого последнего 60-го гимна, взятого из Афонской Ксенофской рукописи 14 в. № 36 (см. каталог Ламброса т. I, № 738), напечатан при настоящем переводе в приложении I (которое, равно как и приложение II имеются не при всех экземплярах настоящего издания). Таким образом то, что переведено здесь на русский язык, но доселе не было издано в печати, все это и дано в подлинном тексте, как первое приложение к настоящему изданию.
Четыре последние в нашем переводе гимна: 57 – 60 не вошли в греческое издание творений Симеона 77 по весьма понятным причинам: 57 гимн – частного характера и, несомненно, написаны преп. Симеоном по поводу смерти одного из близких к нему лиц; в 58 гимне высказываются, и при том весьма откровенно, очень смелые мысли о всецелом обожении человека, которые однако тесно связаны со всею богословского системой преп. Симеона и находят для себя параллели и в других местах его творений 78; 59 гимн есть не что иное, как пространное послание, только написанное стихами по одному частному случаю в жизни преп. Симеона 79, и скорее походит на богословский трактат, чем на гимн; 60 же гимн есть собственно небольшая эпиграмма к одному из слов преп. Симеона. Хотя все эти гимны и не вошли, говорим, в греческое издание творений Симеона Нового Богослова, однако в подлинности их не может быть никаких сомнений. Гимны 57 и 58 имеются не только в Патмосской рукописи, но указаны и Алляцием в полном оглавлении гимнов Симеона и существуют, кроме того, и в латинском переводе среди других гимнов Симеона 80. Что 59 гимн написан именно преп. Симеоном – об этом со всею очевидностью говорит житие его, в некоторых списках которого он целиком даже и помещается 81. Наконец, во гимне с именем Симеона Нового Богослова имеется во многих рукописях, в которых он помещен обычно при известном слове Симеона «о трех образах внимания и молитвы» 82. Кроме того, нужно сказать, что во всех этих гимнах развиваются излюбленная идея Симеона Нового Богослова.
Скорее, думается, можно сомневаться в подлинности 54 гимна, представляющего собою молитву ко Св. Троице. Эта молитва в славянском переводе имеется в некоторых старых рукописных 83 и в старопечатных следованных псалтирях, но не с именем Симеона Нового Богослова, а – Симеона Метафраста. Вот одно основание. Другим основанием к тому, чтобы сомневаться в принадлежности этой молитвы Симеону Новому Богослову, может служить то, что она хотя и написана политическими стихами (в 12 слогов), но имеет довольно своеобразную, не встречающуюся в других гимнах Симеона форму, состоящую в неоднократном повторении одного и того же стиха в начале молитвы и в постоянном параллелизме весьма многих выражений и слов во всем почти дальнейшем тексте молитвы. Однако ни то, ни другое основание не являются достаточными для отрицания подлинности этого Симеонова гимна или молитвы. Каким образом эта молитва могла быть ошибочно надписана именем Симеона Метафраста, об этом сказано нами в примечании к ней (на стр. 245). В данном же месте в пользу принадлежности указанной молитвы Симеону Новому Богослову присоединим еще следующее: точный анализ содержания данной молитвы показывает, что она от начала и до конца состоит но только из мыслей, но и выражений, особенно характерных именно для Симеона Нового Богослова, 84 и не содержит в себе почти ничего нового по сравнению с тем, что сказано в прочих гимнах Симеона.
В качестве второго приложения к настоящему переводу гимнов Симеона предлагается (имеющийся не при всех экземплярах) предметный указатель, но не к одним гимнам, а вместе и к словам преп. Симеона, которые пере- ведены на русский язык еп. Феофаном и изданы в двух выпусках, так как при этих последних никакого указателя не имеется 85, Предлагаем читателям предварительно просмотреть помещенные в конце книги поправки, касающиеся главным образом перевода 86, и сделать соответствующие исправления в тексте книги.
Иеромонах Пантелеимон.
Никиты Стифата, монаха и пресвитера Студийского монастыря, на книгу божественных гимнов преподобного Отца нашего Симеона 87
Весьма возвышенное, поднимающееся превыше чувств (содержание) того, что написано здесь, и высота богословия и глубина непосредственного знания его не для всех, думаю, понятна и доступна, потому что, будучи озарена Божественными отблесками неприступного света превыше всякого человеческого разумения, она требует для постижения предлагаемых вещей таковых, которые со здравым разумом окрепли и душевными чувствами, чрез дыхание Духа окрылены умом к высоте и имеют ясный образ мыслей, весь всецело обращенный к небесам и проникающий в глубины Божии. Поэтому я, воздавая должное почтение учителю (своему) 88, счел весьма благовременным, очень полезным и пригодным предупредить тех, которые пожелали бы разумом склониться сюда, дабы некоторые, худо, разумеется, и без опыта воспринимающие Божественные, сверхчувственные вещи, по неопытному наблюдению глубин Духа и имея ум необученный упражнением в Божественных вещах, не причинили самим себе вреда от этих вещей вместо пользы.
Итак, должно знать, что кто предпочитает склониться к писаниям богословов, привлекаемый к этому любовью к чтению, тот прежде всего, будучи верным, должен телом и духом убежать миpa и всего вообще находящегося в мирe, стряхнув с себя временное наслаждение удовольствиями, – положить, следовательно, доброе основание на твердом камне веры чрез делание и соблюдение заповедей Христовых и на нем искусно созидать дом добродетелей; совлечься ветхого человека, тлеющего в похотях его, и облечься в здравого, обновляемого во Христа, достигши, конечно, возможно высокого совершенства, пришедши в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова. Должно же ему еще предочиститься, предосветиться и просветиться Духом; прежде узреть всякую тварь чистым оком ума, научившись прежде ясно предугадывать слова и движения ее; стать вне видимых низменных вещей, т. е. превыше всякой плоти и чувства. Потом, ясно открывши уста, силою привлечь благодать Духа, и исполнившись оттуда благ света, соразмерно очищению, внятно богословствовать о бывших в нем свыше священных отображениях. И таким образом, имея как бы дальновидный ум, склониться пред тем, что написано здесь. Я говорю о сочинении, принадлежащем возвышеннейшему и богословнейшему уму блаженнейшего и треблаженного отца Симеона. Поэтому кто влечется еще вниз грудью и чревом, т. е. земными помыслами и вещественными пожеланиями своими, будучи связан узами обольщающего миpского чувства, кто нечист и сильно поврежден в чувствах ума, того мы предупреждаем, чтобы он не дерзал читать написанное здесь, дабы, смотря на лучи солнца с гноем на глазах, не был он ослеплен, потеряв и то слабое зрение очей (какое имел). Ибо прежде должно очиститься от всякой болезни и нечистоты помыслов, и таким образом приблизиться к чистому и сверхбеспредельному, в беспредельность светящему солнцу и беседовать с ним, – как к тому, которое сообразно нам является чувственным образом, так и к Солнцу правды и посылаемым от Него разумным и мысленным лучам, потому что исследовать глубины Духа свойственно только тем, которые освещены с вершины, конечно, очищения невещественным светом Божиим и стяжали совершенно просвещенный ум вместе и душу. Прочим же весьма полезно и прилично бить себя в грудь, испрашивая милости свыше.
Итак, могущему верно изучить слова этого Божественного Отца и исследовать их глубину должно с разумением смотреть на его исступление и обожение, как он, будучи как бы вне плоти и тела и всякого чувства, восхищаем был духом от земли к небесам и к Богу, чудным образом удостаивался Божественных откровений и видел в себе действия Божественного Света, богоприлично действовавшие в нем; как он, одержимый любовью (ἔρωτι) к Богу, как бы уязвленный ею, призывал и называл Его различными Божественными наименованиями, подражая в этом великому Дионисию и подобным образом совосхищаемый с ним от земли. Так как и в последнем было то же самое: испытывая действия Божественного Света, этот высокоумный муж, подобно ему 89, славно воспевал Бога, как. виновника всех вещей, многоименно от всех имеющих (в Нем) причину вещей называя Его «то благим, то прекрасным, то мудрым, то возлюбленным, то Богом богов, то Господом господей, то Святым святых, то вечным, то сущим и виновником веков, то подателем жизни, то премудростью, то умом, то Словом, то ведущим, то содержащим все сокровища всякого знания, то силою, то сильным, то Царем царствующих, то ветхим днями, то нестареющимся и неизмённым, то спасением, то правдою, то освящением, то искуплением, то по величию превосходящим все, то являющимся в тонком дыхании ветра, в душах и телах, и в тех, в коих Сам Он пребывает, равно как на небе и на земле, будучи всегда и везде Самому Себе тождественным, (καὶ ἅμα ἐν ταὐτῷ τὸν αὐτόν) находясь в мире и будучи премирным, пренебесным, пресущественным, являясь солнцем, звездою, огнем, водою, дыханием росы, облаком, камнем и скалою, – всем существующим и будучи ничем из существующего» 90. Отсюда и сам великий в Божественных вещах Дионисий в сочинении «О Божественных именах», подобно исступлению в Боге этого божественного Отца, как бы сосвидетельствуя ему чрез свои писания, говорит совершенно то же: «Итак, Причине всего, существующей превыше всего, прилична и безымянность и все то, чему принадлежат существующие имена, дабы она точно была царем всего сущего, и около нее было все и от нее, как причины, начала и конца, зависало, и сама она, по речению, была «всяческая во всех» (1Кор. 15, 28); и по справедливости воспевается основание (ὑπόστασις) 91 всего»... И немного спустя: «она просто и неограниченно предвосхитела в себе все существующее, по причине всесовершенных доброт одной ее – всевиновной Промыслительницы (προνοίας), которая от всех существующих вещей соответственным образом воспевается и именуется. Поэтому богословы чтут не одни эти Божественные наименования, заимствованные от частных промыслительных действий ее, совершенных уже или еще предусматриваемых, но и от таких Божественных явлений, просвещавших таинников и пророков какие когда-либо были в священных храмах или где-либо в другом месте. Сообразно тем или другим причинам и силам они именуют вышеобразную и вышеименную Благость, прилагая к ней образы и подобия человека, или огня, или янтаря, воспевая глаза ее и уши, лицо и волосы, руки и хребет, крылья и плечи, задняя и ноги, приделывая к ней венки и седалища, кубки и чаши и некоторые другие таинственные изображения» 92.
Да, этот Божественный муж (Симеон), вконец очистившись душою, о чем громче сильнозвучащей трубы вопиют уже писания его, удостоился великих откровений, неизреченных созерцаний, таинственной беседы и Божественных гласов, свыше чудным образом провозглашенных ему, – вкратце сказать, удостоился апостольской благодати, весь возжегшись от Божественного Духа, от Божественного огня. Поэтому, и не вкусив вполне внешнего знания наук, красноречием слов, обилием (божественных) имен и рассудительностью он выше всякого ритора и мудреца возвысился до высоты премудрости, как поистине мудрый в Божественных вещах и богослов весьма сведущий в догматах. И не диво. «Ибо премудрость Божия, по словам Премудрого, по чистоте своей сквозь все проходит и проникает. Она есть дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя... Она – одна, говорит он, но может все и, пребывая в самой себе, все обновляет и, переходя из рода в род в святые души, приготовляет друзей Божиих и пророков; ибо Бог никого не любит, кроме живущего с премудростью» (Прем. Сол. 7, 24 – 25. 27 – 28). По этой причине, возжелав премудрости, он возлюбил доброту ее, и возлюбив по Соломону, взыскал трудами любомудрия и подвижничества, и обрел ее. Найдя же, умножил со слезами и не без труда, поэтому и дано было ему разумение. Он призвал ее с твердою верою, и сошел на него Дух премудрости; отсюда он в продолжение всей жизни имел от нее неусыпаемый безыскусственный свет. А чрез него и пришли к нему все вместе блага жизни вечной и неисчислимое богатство премудрости и ведения. Подлинно, бесхитростно научившись от Бога неизреченным таинствам, он без зависти сообщил о них всем чрез свои писания для духовной радости вместе и пользы, Он не уподобился неразумному рабу, скрывшему данный ему от Бога талант, но, как верный домоправитель, благоразумно не зарыл, по писанному, богатства неисчерпаемой мудрости, которое получил от Бога. «Без хитрости, говорит он, я научился, и. без зависти преподаю, не скрываю богатства ее» (Прем. Сол. 7, 13) 93. Поэтому язык его – разженное серебро, душа его полна правды, уста его, как истинного праведника, видали возвышенные речи, и гортань его изливала благодатные токи и неизреченную Божию премудрость. Происходило же это от великого поистине смиренномудрия его и чистоты. «Ибо уста смиренных, говорит Соломон, поучатся премудрости; и в добром сердце мужа почиет премудрость, в сердце же неразумных она не познается» (Притч. 11, 2; 14, 33). В самом деле, будучи исполнен смиренномудрия, он непрестанно имел сердечное попечение о премудрости Божией, которая, по сказанному, познается вообще смиренными сердцем, а не неразумными мудрецами мира. И свет Божий поистине всегда был дыханием его. Имея последний в уме, как бы светильник, он говорил и весьма ясно со знанием писал о том, что умно, как оракул, видели очи его. Я то говорю, говорит он, что видели очи мои 94. И говоря это, он весьма ясно от существующих вещей воспевал Божество, как являющееся общим достоянием для всего сущего. Так как «Благо вообще не пребывает несообщимым ничему из существующего, как говорит великий в Божественных вещах Дионисий, но оно само по себе постоянно благоприлично является в то время, когда осенит 95 сверхсущественный луч чрез соответствующие озарения каждой из существующих вещей, и к возможному созерцанию себя, сообщению и уподоблению возвышает мысленные умы, как законно и священноприлично последующие Ему» 96.
Итак, следуя во всем предшествовавшим ему богословам, Симеон сокровенное в Божестве превыше ума и естества воспевал (в гимнах), не исследуя и в священном благоговении ума, как говорит о богословах Дионисий, а всецело почитая неизреченные таинства благоразумным молчанием, в священных помышлениях простирался к озарявшим его лучам. И ими обильно просвещаемый и освещаемый, проникался от них премирными образами и впечатлениями для богоначальных и богоприличных гимнов и священных песнословий, делался способным к созерцанию даруемого чрез них соответственно его состоянию богоначального Света и с любовью (ἐρωτικῶς) воспевал благоподателя Господа, как виновника всякого священноначалия и светоявления 97. Таков древний вид проявления родоначальной Премудрости. Ибо свыше нисходящая благодать Духа, которая по причине крайнего очищения сопребывала с древними верными мужами, издревле любомудрствовавшими отеческою философиею, возбуждала таким образом умы их к исполненным любви(ἐρωτικούς) божественным гимнам и разного рода стихословиям. Поэтому они дивным образом являлись для современников поэтами – составителями песней, гимнов и божественных мелодий; соделывались же они обычно таковыми и премудро достигали этого не от обучения познаниям и совершенного упражнения в науках, но от философии, которая исследует свойства души, от крайнего его подвижничества и хранения главных добродетелей. Любезный (читатель) пусть убедится в сказанном из письменного документа, обратившись к Филону Иудею, как-то к сочинению его, надписанному таким образом: «О жизни созерцательной или о молящихся» 98; из него он узнает достоверность наших слов. Для подтверждения сказанного мы возьмем оттуда некое краткое изречение, где он так говорит: «Таким образом, они не созерцают только возвышенные предметы наблюдением чистого ума, но и составляют в различных стихах и мелодиях песни и гимны, необходимо начертанные наиболее священными числами» 99.
Итак, что богоглаголиво воспето этим Отцом в Божественных наименованиях, то говорит и Дионисий великий, посвященный в таинства Божественных речений. Но всякое как бы сказать священное песнословие богословов, вырабатывающее выразительные Божественные наименования для благодетельного прояснения Божественной природы, никто не обретет без душевного, разумеется, усилия и не исследовав Божественных Писаний чистым умом. Да и тот же самый Отец 100, будучи весьма твердо уверен относительно наших слов, так ясно прибавляет в пользу сказанного, говоря в другой раз: «Боговидные умы, подражая Ангелам, насколько возможно, и соединяясь 101 с ними, т. е. с Божественными ангельскими силами (так как у обоженных умов во время прекращения всякой умственной деятельности бывает такое же единение с пребожественным Светом, как и у тех), в собственном смысле воспевают Его чрез обнажение от всех существующих вещей. Это поистине – умы сверхъестественно озаренные по причине блаженнейшего единения с ним, потому что он есть виновник всего существующего, сам же – ничто из существующего, как сверхсущественно изъятый от всего 102. Итак, зная это, Божественный отец Симеон, как премудрый богослов, воспевал Божественную, сверхъестественную природу то как безымянную, то как причину всякого имени именуемого, богословствуя о ней, как о безымянно пребывающей превыше всего. С одной стороны, собирая из различных богословских учений то, что является предметом настоящего сочинения, и пользуясь для своих целей сказанным, как бы некоторым образцом, он выступил на путь развития умных Божественных наименований. С другой стороны, рассматривая богозрящим умом богоявленные образы и созерцания, удостоверяемый Божественным преданием Апостола, он приложил «святая святым». И священно усмотренные им Божественные видения он без зависти показал тем, которые волею судеб следовали за ним, как первый – вторым и слабейшим, соразмерно с их состоянием, преподав по достоинству священные предметы сознательно и всецело участвующим в священническом совершенстве. «Шуток же и насмешек не посвященных в таинства тех предметов он удалялся, лучше же сказать тех самых людей, которые только оказывались таковыми, будучи сам свободен от такого богоборчества» 103, не износя этого для многих, пока был (и являлся) в живых, и следуя в этом великому Дионисию, который так пишет к Тимофею: «Смотри, говорит, как бы не обратить тебе в посмешище Святое Святых. Будь же богобоязлив и таинства Божии почитай умным и незримым ведением, храня эти не подлежащая сообщению и непорочные таинства от несовершенных и священноприлично сообщая их одним только посвященным из иepeeв со священным просвещением. Так предало нам – богопочитателям богословие» 104. Поэтому и мы, научившись у него этому и зная высоту и глубину и широту его мудрости, чрез сказанное и настоящее (свое) слово отлучаем совершенно тупых и не посвященных в таинства, не желая износить им этих предметов, и ясно раскрывая их одним тем, разумеется, которые имеют уши священно отверстыми по причине попечения их о нравах и о Божественном разумении, просто сказать – святым по жизни и высшему ведению. Ведь этого и Божественный Павел желает, пиша так к Тимофею: «то передай верным людям, которые были бы способны и других научить.» (2Тим. 2, 2).
Итак, восшедшие от любомудренного деяния к созерцанию и пришедшие в глубину богословских мыслей пусть с верою обратятся к этому исследованием души, и я вполне уверен, они трижды получат великую пользу. Прочее же, ум которых рассеян по многим разным предметам и омрачен тьмой неведения, которые никогда не знали, что значит деяние и созерцание и откровение Божественных тайн, те пусть воздержатся от чтения здесь написанного. Ибо имеющие ум, не вмещающий возвышенных речей и откровений, попирают обычно и оскверняют Божественные предметы, не будучи в состоянии возвести взор ни к чему из того, что превышает нас. Тогда как до ангельской жизни всякая душа, будучи бессмертной и умной, возвышается не иначе, как хорошо, наконец, очистившись помощью Божественной силы, согласно словам священнотаинника Дионисия, который говорит таким образом: «Подобно тому, как в некотором круге 105 бывает неблуждающее тело, так и для нее самой (т. е. души) во всяком кругообразном движении и единовидном собрании от вне умных сил ее проявляется изначала богодарованное ей благо (αὐτῇ ἡ θεία δωρουμένη ἀγαθαρχία), которое, обращая ее от многих внешних предметов и собирая сначала в себя саму, а затем в состояние простоты, соединяет чрез соединенные воедино ангельские силы 106. Ибо 107 чрез них, как добрых руководителей, души с их добрыми свойствами вслед за священными и святыми умами возводятся к самому изначальному Благу всех благ, и соответственно очищению их 108, приобщаются изливаемым от Него озарениям, по мере силы обильно участвуя в даре Добровиднаго». Не думаю, чтобы справедливо было возвышенные созерцания ее (т. е. души) подвергать опасности и исполненное любви богословствование передавать недоверчивому слабому слуху, заткнутому от зависти и неверия, или лучше сказать, душам, покрытым густою тьмой неведения и попираемым лошаками и ослами или драконами и змеями, нечистыми, говорю, и гибельными страстями, потому что святые предметы несообщимы для всех, ведущих жизнь собакообразную и свинообразную. Таковым они не даются, как оракул; им, конечно, и не бросают жемчужин слова. Восходящим же чрез крайнее очищение до подобного состояния святости, предметы эти сообщаемы бывают с несказанным и Божественным наслаждением для них, и так как они суть ясные светы и порождения Божественного огня, то и усваиваются направленною к ним мудростью и возвышенностью. Да будет так.
После же того, как поистине Божественная и чистейшая душа наставника нашего возвысилась до таковой высоты и удостоилась таких видений и такой благодати рыбарей – Апостолов, достигши, благодаря светлости огненного ума своего, самого изначального Блага всех (благ); теперь все души праведных, восходя на ту же высоту, обильно приобщаются озарениям ее. О чем во всеуслышание вещают творения его: излияния любви (ἔρωτες) в его божественных гимнах, как не о том, что святая душа его растворилась с Тем, Кто свят по природе, и с древними святыми, как свет со светом, огонь с огнем и луч с солнцем, как вторичное с первичным, как образ и подобие со своим Первообразом и самою Истиною? Как не воспеть гимнами ту душу, которая, будучи достойна всяких гимнов и похвальных слов, превосходит их и всякую славу земную вместе и человеческую? Да падет же зависть, всегда завидующая добру, и да будет восхвален Симеон, весьма достойный гимнов и всяких хвалений. Ради этого и мы со священными свидетельствами наиболее пространно изложили это слово, направленное против порицателей святых 109. Ведь если эти откровения и голоса не суть гласы Божии и души обожившейся, бывшей вне всякого мирского чувства и всецело святой, то едва ли что-либо другое из дел человеческих, совершаемых нами со всяким усердием, покажется благоприемлемым для Бога и похвальным для людей, хотя для высшей Божией мудрости и знания и эго не является славным и знаменитым. Итак, эти (строки) к исполненным любви Божественным гимнам учителя предложены нами ради одержимых завистью к добру, неверием и неведением, чтобы те, которым в первый раз попадутся они, или сделались лучшими, наконец, став выше зависти и клеветы, и прославляли, насколько возможно, того, кто славил Бога деянием и словом и созерцанием, освятив в своих членах то имя, которое превыше всякого имени, или, как не вкусившие (духовных) благ и совершенно не вмещающие, по причине присущей им тупости, возвышенных созерцаний, и в руки не брали бы (этих гимнов) и не исследовали с любопытством того, что написано здесь.
Симеон Новый Богослов, прп. Начало божественных гимнов, т.е. введение. (Молитва – призыв, от состав.) 110
Приди, Свет истинный. Приди, жизнь Вечная. Приди, сокровенная тайна. Приди, сокровище безымянное. Приди, неизреченный. Приди, Лицо непостижимое. Приди, непрестанное радование. Приди, свет невечерний. Приди, всех желающих спастись истинная надежда. Приди, лежащих восстание 111. Приди, воскресение мертвых. Приди, всемогущий, все творящий, преобразующий и изменяющий одним хотением. Приди, невидимый, совершенно неприкосновенный и неосязаемый. Приди, всегда пребывающий неподвижным и ежечасно весь передвигающийся и приходящий к нам, во аде лежащим, Ты, превыше всех Небес пребывающий. Приди, имя превожделенное и постоянно провозглашаемое; сказать же, что именно есть Ты, или узнать, каков Ты и какого рода, нам совершенно невозможно. Приди, радость вечная. Приди, венок неувядающий. Приди, великого Бога и Царя нашего порфира. Приди, пояс кристалловидный и драгоценными камнями усеянный. Приди, подножие неприступное. 112 Приди, царская багряница и поистине самодержавная десница. Приди Ты, которого возлюбила и любит несчастная душа моя. Приди один к одному, потому что я один, как Ты видишь. Приди, отделивший меня от всех и сделавший на земле одиноким. Приди, сам соделавшийся желанием во мне и сделавший, чтобы я желал Тебя, совершенно неприступного. Приди, дыхание и жизнь моя. Приди, утешение смиренной души моей. Приди, радость и слава и беспрестанное блаженство мое. Благодарю Тебя, что Ты, сущий над всеми Бог, сделался единым духом со мною неслитно, непреложно, неизменно, и Сам стал для меня всем во всем: пищей неизреченной, совершенно даром доставляемой, постоянно преизливающейся в устах души моей и обильно текущей в источнике сердца моего, одеянием блистающим и попаляющим демонов, очищением, омывающим меня непрестанными и святыми слезами, которые присутствие Твое дарует тем, к кому Ты приходишь. Благодарю Тебя, что Ты сделался для меня днем невечерним и солнцем незаходимым ― Ты, не имеющий, где сокрыться, и все вместе наполняющий славою Твоею. Ведь Ты никогда ни от кого не скрывался, но мы, не желая прийти к Тебе, сами скрываемся от Тебя. Да и где Ты сокроешься 113, нигде не имеющий места упокоения Твоего? или зачем бы Ты скрылся, никого решительно (τῶν πάντων τινά) не отвращающийся, никем не гнушающийся? Итак, вселись во мне ныне, Владыка, и обитай и пребывай во мне, рабе Твоем, Блаже, нераздельно и неразлучно до смерти, дабы и я во исходе моем и по исходе в Тебе находился, Благий, и соцарствовал с Тобою ― Богом, сущим над всеми. Останься, Владыка, и не оставь меня одного, чтобы враги мои, всегда ищущие поглотить душу мою, придя и найдя Тебя пребывающим во мне, совершенно убежали и не укрепились против меня, увидев Тебя, крепчайшего всех, упокоевающимся внутри, в доме смиренной души моей. Ей, Владыка, как вспомнил Ты меня, когда я был в мире, и не знавшего Тебя Сам избрал меня, отделив от мира и пред лицом славы Твоей поставив, так и ныне чрез обитание Твое во мне соблюди меня всегда внутри стоящим и неподвижным. Чтобы, непрерывно созерцая Тебя, я, мертвый, жил и, имея Тебя, я, всегда бедный, был богат и богаче всех царей и, вкушая и пия Тебя и ежечасно облекаясь в Тебя, я ныне и в будущем наслаждался неизреченными благами. Ибо Ты ― всякое благо и всякая радость, и Тебе подобает слава святой и единосущной и животворящей 114 Троице, во Отце и Сыне и Святом Духе почитаемой, познаваемой, поклоняемой, которой служат все верные ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
* * *
Это издание озаглавлено таким образом: Τοῦ ὁσίον καὶ θεοφόρου πατρός ἡμῶν Συμεὼν τοῦ νέου Θεολόγου τά εὑρισκόμενα, διῃρημένα εἰς δύω ὡν τὸ πρῶτον περιεχει λόγους τοῦ ὁσίου λίαν ψοχοφελεῖς μεταφρασθέντας τὶς τὴν κοινὴν διάλεκτον παρὰ τοῦ πανοσιολογιωτάτου πνευματικοῦ κυρίου Λιονυσίου Ζαγοραίου, τοῦ ἐνασκήσοντος ἐν τῇ νήςῳ Πιπέρι, τῇ κειμένη ἀπ??αντι τοῦ ἁγίου Ὄρους τὸ δὲ δεὑτερον περιέχει ἑτέρους λόγους αὐτοῦ διὰ ατίχων πολιτικπῶν πάνυ ὠφελίμους μετ’ ἐπιμελείας πολλῆς διορθωθέντα, καὶ νῦν πρῶτον τύηοις ἐκδοθέντα εἰς κοινὴν τῶν ὀρθοδόξων ὠφέλειαν. ’Ενετίηοιν. 1790. Второе точно такое же греческое издание твор. Симеона НБ. вышло ἐν Σύρῳ 1886.
В имеющемся у автора этих строк рукописном житии преп. Симеона НБ. (копии с кодекса Афонск. Пантелеимонова монастыря № 764=№6271 в каталоге Ламброса т. II, стр. 428) на стр. 28 читаем: ἀποστολικῆς ἀξιωθεὶς δωρεᾶας, τοῦ λόγου τῆς διδασκαλίας φημὶ, ὁργανον ἦν καὶ ὡρᾶτο τοῦ Πνεύματος μυσυικῶς κρουόμενον ἄνωθεν καὶ πῇ μὲν τῶν θείων ὖμνων τοὺς ἔρωτας ἐν ἀμέτρῳ μέτρῳ συνέταττε πῇ δὲ τοὺς λόγους τῶν ἐξηγήσεων ἐν πυκυότητι ἔγραφε νοημάτων καὶ ποτε μὲν τοὺς κατηχηκοὺς συνεγράφετο λόγους ποτὲ δὲ τισιν ἐπιστέλλων ἐξάκουστος πᾶσιν ἐγίνετο. О гимнах в нашем рукописном житии Симеона говорится еще на стр. 91 и 118. См. также К. Hotl: Enthusiasmus und Busagewalt beim Griechischen Mönchtum. Leipzig 1898 s. 27.
Эти кодексы указаны ниже на стр. XXV в примечании первом.
Ср. особенно слово 45 и гимн 58; слова 60 – 61 и 34 гимн; 89 слово и гимны: 2, 17, 46 и 51; слова: 86, 90 – 92 и гимны: 3, 32, 40 и пр.
Мы разумеем «молитву ко св. Троице» я «молитву ко Господу нашему I. X. о св. причащении», которые вошли в проследование ко св. причащению, особенно вторая. См. примечания к этим молитвам на стр. 245 и 250 настоящ. перевода гимнов.
См. особенно гимны: 1, 2, 4, 6, 13, 21, 39, 46 и др. В греческ. изд. твор. Симеона НВ. (здесь и далее везде цитируем второе издание ἐν Σύρῳ (1886) μέρος II, λόγος I, σελίς. 3 2 (маленькая цифра внизу означает столбец); λ. 2, σ. 7 1 – 2; λ. 4, σ. 13 1; λ. 6, σ. 13 1 – 2; λ. 13. σ. 21 2: λ. 21, σ. 32 1; λ. 39, σ 59 1 – 2: λ. 46, σ. 69 2. В настоящ. русск. переводе см. стр. 19–20, 29–30, 42–43, 46–47, 70, 98–99, 176–177, 211–212 и др.
27 гимн, в греческ. изд. μ, II, σ. 39 2; в русск. переводе стр. 118.
39 гимн. в греческ. изд. σ. 58: в русск. перев. стр. 172.
См. еще в греческ, изд, μ. II, 8, σ, 15 2; λ. 21, σ. 32 1; λ. 32, σ. 46 1; λ. 47, σ. 75 1. В русском переводе см. гимны: 8, 21, 32 и 56; стр. 54, 99 137 и 256.
См. 49 гимн, в греческ. изд. о. 75 2– 76 1; в русск. перев. стр. 225.
9 гимн, в греческ. изд. σ. 17 2; в русск. перев. стр. 59; ср. 56 гимн, стр. 254.
См. гимны: 2, 8, 31, 36, 39 и др.: в греческ. изд. σσ. 5 2, 14 2 – 15 1, 45 1 – 2, 52 2 – 53 3, 57 2 – 58 1; в русск. перев, стр. 24, 50 – 51, 135 – 136, 155 – 156, 171 и др.
См. особенно гимны: 1, 7, 27, 28, 32, 40, 58 и др.; в» греческ. изд. σσ. 3 1 – 4 2. 14 1, 39 1, 42 1 2, 46 1, 59 2; в настоящ. переводе стр. 19 – 21, 48, 118. 123–124, 137–138, 177 ― 178. 201 и др.
Confessionum liber. I, с. 6; ibid. с. 13, I, X, c. 2. 3. 4. MP. lat. t. XXXII, coll. 664–665, 671, 779 – 781. В русск. перев. твор. ч. I (изд. 2-е Киев, 1901), стр. 8, 19, 269–273.
И наоборот – многие главы в «Исповеди» Августина представляют не что иное, как восторженные гимны, таковы: кн. I, гл. 1, 4 ??.•, кн. IV, гл. 12; кн. V. гл. 1; ко. VIII, гл. 1; кн. X, гл. 1, 6, 22, 27,29 и др.
Confession. liber, I. c. 1; ibid. c. 15: 1. II. c. 1; ibid. c. 10; I. VI, c. 5; 1. IX, c. 10; 1. X, c. 1; ibid. c. 43: 1. XI, c. 29; 1. XII, c. 16 etc. MP. coll, 661, 662. 675, 682, 725, 774 – 775, 779, 808–810, 825, 834, Русск. перев. стр. 2, 2l, 29, 44, 133, 256 – 258, 269, 321, 365. 391 и др.
Confession. I. VII, c. 10; 1. XIII, c, 12; ?. IX, c. 4: I, X, c. 27. MP. 663. 742, 762. 768, 795. Русск. перев. стр. 180–181, 231, 243, 298.
См. гимны. 2, 21, 39, 53 и др.; в греческ. изд. οσ. 6 1 – 2, 31 1, 59 1, 82 1; от русск. перев. стр. 26, 97, 170–176, 244•; ср. слово 91, вып. II, стр. 500 (по 2-му изд. Москва 1890).
20 гимн, в греческ. изд. σ. 301, в русск. перев. стр. 94; ср. 42 гимн, стр. 104.
См. Гимны: 7, 21, 22, 41, 49, 52 и др.; в греческ. изд. оσ. 13 2, З0 2 – 31 1. ЗЗ 1, 34 1– 2, 62 2 76 1, 81 2; в русск. перев. стр. 47, 95 –96, 102, 105, 190 (ср. 43 гимн, стр. 224), 225 (ср. 47 гимн, стр. 220), 242 и др.
Гимны: 6, 37, 39, 46; в греческ. изд. σσ. 13 1 – 2, 54 2, 57 2, 69 2; в настоящ. перев стр. 46 – 47, 160, 170, 211 – 212; см. еще гимны: 33, 40 и др., где действительно излагаются беседы преп. Симеона с Богом.
Confession. 1. I, с. 4; ibid. с. б; 1. VII, с. 15; 1. VIII, с. 3; 1. XI, c. 10, 11, 13, 14; ibid. с. 29; ibid. с. 31; 1. XII, с. 15; ibid. с. 28 etc. МР. coll. 662–663, 664–665, 744, 752, 814 – 815, 825, 826, 832, 841 – 842. Русск. перев. стр. 3–4; 7–8, 9, 185, 206, 336 – 340, 365, 369, 386, 469.
См. особенно гимны: 16, 36, 37, 42, 47, 52; в греческ. изд. σσ. 26 1, 52 1. 52 1,64 1 – 65 1, 72 2, 81 2; в русск. порев. стр. 81 – 82, 154, 157, 195 – 199, 220. 242; см. также гимны 58 и 59, стр. 259 и 272.
См. гимны: 2, 31, 39; и греческ. изд. σσ. 5 2, 44 2, 59 1; в настоящ. перево. стр. 24, 132, 175.
Гимн: 31, 39, 49 и др.: в греческ. изд. σσ. 45 1, 59 1– 2, 76 1; в русск. перев. стр. 133 – 131, 175 – 176, 225–226 и др.
28 гимн, в греческ. изд. σ. 41 2; в русск. перев. стр. 123 – 124.
58 гимн, стр. 261; подлинн. текст его см. в приложении I; латинск, перев. МР. gr. t. СХХ Divinorum amorum c, XV. col. 532B.
Насколько чужда н неприемлема для всего западно – христианского мышления идея о всецелом обожении человека, развиваемая Симеоном и далее в вышецитированном 58 гимне, можно видеть уже из того, что весьма значительная часть этого гимна совершенно опущена латинским переводчиком, который в сделанном им по этому случаю примечании говорит между прочим: Porro apud Symeonem sequebatur hic disputatio de membris nostris in membra Christi transformatis, deque Christi membris in nostra conversis, quam silentio praetermittendam, Latinisque auribus non satis dignam censuimus. MP... col. 531D, adnotatio 19.
Язык Августина в «Исповеди» при своей сжатости отличается необычайною игривость, частыми метафорами, антитезами и пр.
Deo Allatius: De Sytneonum scriptis=MP. gr. t. CXX Symeon Junior, Xotitia. col. 310A.
Herzog – Hauck: Realencyklopadie b. 19 Leipzig 1907 9. 319.
Mф. 11, 25 – 27; 13, 11 – 15; Иоан. 14, 16 – 17; I Кор. 1, 18–25; 2, 4 – 15 и пр.
Так, напр., преп. Симеон говорят, что хотя он и видел Бога, созерцал Божественный свет, но способ созерцания оставался для него непонятным. Гимн 1, σ. 4; 6 гимн, σ. 13 2; в русск. перев. стр. 21, 47; ср. стр. 112.
Гимны 39, 39; греческ. изд. σσ. 56 1, 59 1; в русск. перев. стр. 166, 176.
Гимн 22, σ. 33 2 – 34 1; гимн 41, σ. 63 1– 2, в русск. перев. стр. 103–104, 192–194; ср, гимн 59, стр. 289 – 270,
8 гимн, σ. 16 2 – 17 1; в русск. перев. стр. 56–57.
Предлагаем читателям особенно внимательно прочесть то, что Никита говорит в начале и в конце предисловия, на стр. 1 – 3 и 9 – 12.
Гимн 51, σ. 80 1; в русск. перев. стр. 237 – 228; ср. слово 87, в греческ. изд. μ. I, σ. 501 1; в русск. перев. вып. II, стр. 459.
См. выше на стр. VI примечание пятое.
58 гимн, стр. 258; подлинный греческ. текст этого гимна см. в приложении I; латинск. перев. МР. gr. t. СХХ Divinorum amorum с. XV col. 530А.
См. особенно гимны: 8, 9, 31, 39 и мн. др.; в греческ. изд. σσ. 14 2 – 15 1, 18 2, 45 1 – 2, 57 2 – 58 1, 58 1, 59 1; в» русск. перев. стр. 50 – 51. 61 – 62, 135 – 136, 171, 172, 175.
Гимны: 31, 33, 54 и др.; в греческ. изд. σσ. 45 1, 47 1, 88 1 в русск. перев. стр. 133, 135, 139, 247; ср. гимн 8, стр. 31.
Гимн 30, σ. 43 1; гимн. 31, σ. 45 1; в русск. перев. стр. 128, 135.
Гимн 53. в греческ. изд. σ. 82 2; в русск. перев. стр. 244.
См. выше на стр. IX примечание третье.
Слово 90; в греческ. изд. μ. I, σ. , 514 1; в русск. перев. Слова вып. II, стр. 484.
39 гимн, в греческ. изд. μ. I, μ. 58 1 в настоящ. русск. перев. стр. 172–174.
Из жития преп. Симеона известно, что патриарх Сергий обещал однажды под известным условием поставить Симеона на одну из видных митрополий, от чего Симеон наотрез отказался. В нашей рукописной копии жития σ. 85 и след.; в цитированном соч. Holl’я см, ч. 22.
32 гимн, о. 81 2; в русск. перев. стр. 242–243.
В нашей рукописной копии жития Симеона σσ. 114 – 115; в русск. переводе жития стр. 52 – 53 (вышецитированного изд.).
1Кор. 2, 16; 7, 40 и пр.; ср. 89 слово Симеона. вып. II, стр. 476.
51 гимн, а греческ. изд. μ. II, σ. 80 1; в настоящ. перев. стр. 288.
89 слово, в греческ. изд. μ. I, σ. 510 2; в русск. перев. вып. II, стр. 477.
В. нашей рукописной копии жития σσ. 93 –110, 112 – 114, 123 – 137; в сокращенном новогреческ. переводе см. σσ. 16 1–19 1, 19 2, 21 – 23 и в русск. переводе этого последнего стр. 40– 50, 52, 57–64.
«По прошествии тридцати лет, говорится в житии преп Симеона, после кончины этого славного Отца, по пророчеству его открывается обретение священных останков его … Итак, по окончании пятого индикта, в 6560 году неожиданно износятся [полные] всякой благодати и благоухания останки его … освящающие чрез прикосновение и лбызание» (σ. 112) читается таким образом; ...τριάκοντα χρόνων μετὰ τὴν τελευτὴν τοῦ ἀοιδίμου τούτου πατρὸς διεληλυθότωνων, κατὰ τὴν ηροφητείαν αὐτοῦ, ηοσμηνύεται ἡ ἀνακομιδὴ τῶν ἰερῶν τοῦτου λειψάνων... Τοένυν καὶτῆς πέμπτης τελειωθείσης ἰνδίκτου κατὰ τὸ ς φ’ ξ» ἐτος, ἀνακομίζονται ἀπροσδοκήτως τὰ πάσης χάριτος καὶ εὐωδίας αὐτοῦ λείψανα... τῇ προσφαύσει καὶ τῷ ἀσπασμῷ ἄγιάζοντα. Β новоогреч. переводе жития см, σ. 19 2 и в русском» 51 – 52 стр. О церковном прославлении преп. Симеона по смерти свидетельствует, кроме того, неоднократное упоминание в житии (главным» образом в описании посмертных чудес его) о гробнице мощей Симеона, о празднике в честь его, об иконе его и пр.
См. греческ. изд. твор. Симеона НБ. μ. I, l. 68, особенно σσ. 364 2 – 365 1; в pyccк. переводе Слова вып. II, стр. 180 – 181.
Все за исключением Ἀοχή τῶν θείων ὕμνων или введения, написанного прозою.
Император» Константин Порфирородный (царств. 912–959) в сочинении о церемониях Византийского двора приводит между прочим, народную весеннюю песню, представляющую собой политические стихи в 15 слогов. См. Krumbacher: Geshichte der Byzantlnischen Literatur... München 1697, s. 255.
О политических стихах см. Krumbacher цитир. соч. s. 650 – 651; а также MP. gr. t. CXX. Symeon Junior, Notitia, col. 305ABCD.
Никита говорит в житии преп. Симеона, что он писал гимны ἐν ἀμέτρῷ μέτρῳ, т. е. без соблюдения количественности слогов. См. выше на стр.. II примечание первое.
Есть еще несколько гимнов»: 12-й, 39 и 15, написанных наполовину 12-слоговыми, а наполовину 15-слоговыми политическими стихами; 59-гимн также хотя написан 12-слоговым политическим стихом, но в конце его насчитывается по 15 слогов в стихе. Приводим» ниже образцы тех стихотворных размеров, которыми преп. Симеон писал свои гимны.
15-слоговой политический стих
Σύ με γινώσκεις. ὥ Χριστὲ, πάσης παρανομίας
Ἐργάτην, ἀλλὰ καὶ κακῶν ὄντως παντοίων ακεῦος... (3-й гимн)
12-слоговой политический стих.
Δίδου μοί, Xqιστὲ, καταφιλεῖν σοὺς πόδας,
Δίδου μοι τὰς σὰς κατασπάζεσθαι χεῖρας... (8-й гимн)
8-стопный ямб.
Πῶς ὑμνήσω, πῶς δοξάσω, πῶς ἀξίως εὐφημήσω
Τὸν πολλἀ παραδραμόνια ἁμαρτήματα Θεόν μου... (2-й гимн»).
См. Paris. 76 242 кодекс 12 века (каталог Omont’а т. [1], гимны Симеона здесь значатся cum notis musicis; Paris. Suppl, gr. № 103 код. 14 в. (тот же каталог т. III); Marcian. № 494 код. 13 в.; Monac. № 177 скод. 16 в. и № 526 код. 15 в. (каталог Hardt’A т. II и V) и др.
Таковы Афонские рукописи, стоящие в каталоге Ламброса под №№ 7676 89, 4677, 4833, 5457, 5665 и др.
Так в рукописи № 419 (по описанию Владимира), лист 308 об. имеется небольшой отрывок из 59 гимна (по нашему счету) и там же на листе 365 об. ― 366 в прозаической форме переписаны и соединены в одно первая половина 19-го и вторая 18 гимна; в рукоп. № 423, л. 223 пред словом Симеона о трех образах внимания и молитвы повещена эпиграмма в стихах», находящаяся в нашем» переводе под именем 60 гимна; наконец, в рукоп. 76 434, л. 379 об. плохою греческою скорописью переписан маленький 5 гимн. Что же касается до рукописей №74 306 и 307, представляющих собою своеобразные богослужебные сборники Афонского инока Фикары, в которых, судя по описанию, нужно бы ожидать чего-либо из гимнов или о гимнах преп. Симеона. то в этих рукописях содержится лишь несколько маленьких отрывков из глав, а не из гимнов Симеона: в первой рукописи один отрывок (л. 158 об.), а во второй три отрывка (л. 259 об.), в коих говорится о необходимости славословить и благодарить Бога.
См. Σακκελίωνος: Ιιατμιακὴ βιβλιοθήκη σ. 188 – 9.
Так, напр., в код. Monac. N° 526 указано лишь 37 гимнов Симеона; см. каталог Hardt’a т. V. стр. 316.
См. МР. gr. t, СХХ. Symeon Junior, Notitia (Leo Allatius de Symeonum scriptis; coll. 300 – 305.
В Патмосской рукоп. и у Алляция приведено лишь заглавие этого гимна; вот оно: Κατὰ δίάλεκτον Θεοῦ καὶ τοῦ Πατρὸος τῶν λόγων ὁ Λόγος, καὶ ὅπως ὑπο τοῦ Ἁγίου Πνεύματος ἐλλαμπόμενος ὁ θεῖoς οὔτος Πατὴρ ὡμίλει θεῷ, καὶ ὑπ’ ἐκείνου ἐμυσταγωγεῖτα τὰ θεῖτά τε καὶ ἀνθρώπινα.
См. в Патрологии Миня Notitia о Симеоне НБ. col. 309С.
Эти 40 глав представляют перевод собственно 38 гимнов, гак как первая глава является переводом Άρχή τῶν θεἰων ὕμνων или введения, написанного прозою, а последняя 40 глава – переводом 91-го слова Симеонова.
Такая форма все же ближе, думается, передает подлинник, чем сплошные строки прозы: в подлинном переводе для читателя яснее виден нередкий в стихах параллелизм выражений, повторение одних слов, опущение других и другие особенности поэтической речи.
Вставки и добавления в латинском переводе произошли оттого, что переводчик передавал иногда подлинник более пространно и описательно, а иногда, разумеется, от тех разночтений, вставок и пропусков, которые имелись в его греческом оригинале.
Мы пользовались вторым изданием, выпущенным ἐν Σύρῳ 1886. Гимны отпечатаны в нем (как и в первом издании) по второй части в два столбца, с особым счетом страниц.
Который в свою очередь далеко не свободен от опечаток: см., напр. coll. 532В, 538В, 570D, 577D. 579C etc.
Корректировать свой перевод гимнов мы могли не только благодаря латинскому переводу в Патмосской рукописи, но я чрез посредство старого славянского перевода гимнов, имеющегося в одной из рукописей библиотеки Московского епархиального дома, указанной нам одним лицом (которому мы выражаем здесь искреннюю благодарность) в то время, когда наш перевод гимнов был окончен уже и наполовину приготовлен к печати. В этой рукописи, датированной 1835 годом, помещен перевод 55 гимнов, отпечатанных в греческом изд. твор. Симеона НБ., точная копия перевода, находящегося в рукописи (1834 г.) Моск. Синодальной библиотеки Симоновского собрания № 28 (см. Н. Попов: Рукописи М. С. Б. вып, II, М. 1910 стр. 32 – 38). Хотя содержащийся в этих рукописях перевод гимнов представляет слишком уже дословную передачу греческ. текста, все же мы, сличая с ним при печатании свой перевод гимнов, кое-где избежали неправильностей и ошибок.
См. 40-й гимн, в настоящ. переводе стр. 180, примечание 1-е; 49 гимн, стр. 228, примечание 1-е и др.
58-й гимн отпечатан в греческом издании, только как вторая половина 47 гимна; см. примечания на стр. 223, 252–253 настоящ. перевода.
См., напр., 45 слово Симеона; в греческ, изд. μέρος I, <за. 215 а – 218, 221 1 – 2; в русск. перев. вып. I, изд. 2-е М. 1892, стр. 383 – 388, 394 – 308.
См. в настоящ. перев. примечание: первое на стр. 265. Чтобы вполне понять это послание, нужно знать житие преп. Симеона. в особенности отношение к нему адресата этого послания, то, что предшествовало написанию послания и что было впоследствии.
См. МР. gr. t. СХХ. Symeon Junior: Divinorum amorum c. X н XV, coll. 521 и 529 – 533; cp. Notitia col. 301AB.
Он помещен, например, в вышецитированной нашей рукописной копии жития преп. Симеона, снятой с рукописи Афонск. Пантелеимонова монастыря № 764 (в катал. Ламброса т. II. № 6271).
Эти рукописи (не все еще) указаны в примечании втором на стр. 279 настоящ. перевода.
См., например, псалтирь с посследованием Московск. Синодальной библиотеки № 406 (описание Горского и Невоструева, отд. III. ч. 1, стр. 421) или псалтирь фундаментальной библиотеки М. Д. Академии № 9 (описание архимандрита Леонида вып. II, стр. 316 сл.), в которой Симеон Метафраст смешивается с Симеоном НБ. (см. листы 838, 839 об.). В этой последней псалтири особенно следует отметить то, что молитва ко Св. Троице: «О Отче, Сыне и Душе» ... помещена в ней непосредственно за молитвой ко причащению: «От скверных устен»..., несомненно принадлежащей Симеону НБ., но обе эти молитвы, не только первая, но и вторая ошибочно приписаны там Симеону Метафрасту.
Так, напр., Симеон в этой молитве называет Бога «красотою многолюбезною, не имеющею насыщения», «Светом трисиянным», «трисветлым и единым Царем», просит себе «дождей слез», обзывает себя «нечистым и непотребным, лукавым и скверным, помраченным и оскверненным» и пр. Предлагаем также сравнить в этой молитве на стр. 245 строку 4-ю, 7 и 9 от начала молитвы и соответствующие ей мысли и фразы на стр. 61 – 62 настоящ. перевода; на стр. 246 строки 9 – 8 от конца и ниже и стр. 50 – 51: на стр. 247 строки 5 – 8 от начала и стр. 133, 135, 244; на той же 247 стр. строки 6 – 3 от конца и стр. 135: на стр. 248 строку 12-ю сверху и дальнейшие и стр. 75, 134; на той же 248 стр. строки 4 – 1 от конца и стр. 139 – 140 и пр.
Таким образом прилагаемый при настоящем издании указатель может быть назван указателям ко всем существующим в русском переводе творениям Симеона Нового и Богослова. В нем, правда, не цитируется двенадцать слов преп. Симеона, изданных Оптиной Пустынью. но почти все эти слова имеются в числе 92 слов, изданных в двух выпусках.
Весьма немало неправильностей и неточностей перевода указано особенно в предисловии к гимнам Никиты Стифата; все они замечены были при печатании подлинного греческого текста предисловия и при сличении его с отпечатанным уже переводом предисловия.
Предлагаемая статья есть не что иное, как предисловие к гимнам преп. Симеона Нового Богослова, написанное учеником его Никитой Стифатом. Подлинный текст его, с которого сделан настоящий перевод, заимствован из рукописи библиотеки русского монастыря св. великомуч. Пантелеимона на Афоне № 670, стр. 63 – 79 (см. каталог Ламброса т. II, стр. 412). Рукопись же эта представляет собою новейшую копию, сделанную в конце прошлого столетия, с кодекса 14 в., находящегося в библиотеке Патмосского монастыря св. ап. Иоанна Богослова за № 427 (см. каталог Саккелиона стр. 188 – 189). Это предисловие Никиты Стифата известно было по другим спискам и западным авторам. См. МР. gr. t. СХХ. Nicetas Pectoratus. Notitia р. 845 Notitia altera p. 847. В новогреческом переводе оно помещено в издании твор. преп. Симеона НБ: Τοῦ ὁσίου καὶ θεοφύρου πατρὸς ἡμῶν Συμεὼν τοῦ νέου θεολόγου τὰ εὐρισκόμενα διῃρημένα εἰς δύο. ’Εν Σύρῳ 1886. σσ. 24 – 27.
Τ. е. Симеону Η. Б.
Т.е. Симеону.
Dionysii Areopagitae: De divinis nominibus c. 1, § VI. MP. gr. t. III, col. 596BC. Это место начинается y Дионисия так: καὶ ὅταν αὐτοὶ τῶν πάντων αἴτιον οἰ θεόσοφοι, πολυωνύμως ἐκ πάντων τὡν αίτιατῶν ὑμνωσιν ὠς ἀγαθὸν, ὢς καλόν etc.
В тексте соч. Дионисия лучшее чтение: ὑποστάτις – созидательница.
De divin. nomin. c. 1, §§ VII – VIII, coll. 597AB.
Автор имеет здесь в виду, очевидно, одно место из 89 слова преп. Симеона НБ. См. «Слова» его в русск. перев. вып. II (по втор. изд.), стр. 478 – 479.
Таков общий дух учения преп. Симеона, который весьма часто в своих словах и гимнах ссылается на свой непосредственный опыт.
ἰδοῦσαν – описка, вместо ἱδρῦσαν, как стоит в тексте De divin. nomin.
De divin. nomin. c. I, § II, col. 588CD.
Ibid. § ΙΙΙ, col. 589B. Взято с некоторыми изменениями, вставками и перестановками.
Другое надписание того же сочинения Филона (т.е. «О жизни созерц.») читается собственно: Ἰκέται ἢ περὶ ἀρετῶν, т.е. умоляющие или о добродетелях.
См. стр. 65 – 66 в изд. Philo: About the contemplative life. Oxford 1895.
Т. е. Дионисий.
По смыслу и согласно с текстом» De divin. nomin, должно читать ἐνούμενοι, вместо ἑμνούμενοι.
De divin. nomia. c. 1, § V, col. 593BC.
О незначительными изменениями взято у Дионисия; De divin. nomin. c. 1, § VIII, col. 597C.
Dionysii Areopagitae: De eccles. hierarch. c. 1, § 1. MP. gr. t. III, col. Д72А.
Т. е. атмосфере или планетной системе.
De divin. nomin. с. IV, § IX, col. 705A. Никита Стифат несколько переделывает это место, которое у Дионисия читается в переводе так: «Движение же души – кругообразное состоит во вхождении ее от вне в себя саму и в единовидном собрании умных сил ее, которое, будучи даровано ей как бы неблуждающее тело в некоем круге, обращает ее от многих внешних предметов и собирает сначала в себя саму, а затем в состояние простоты, соединяя соединенными воедино силами».
Дальнейшие слова, взятые из того же сочинения Дионисия, только в другом месте – несколько выше: с. IV, § II, col. 696С, Никита приводит также не дословно, а с некоторыми изменениями и со значительным пропуском в начале.
У Дионисия здесь не ἐν αὐτῇ, а σφῷν.
Здесь в нашей рукописи описка: нужно читать не ἀπὸ κατηγόρων, а άγιοκατηγόρον. Так, по крайней мере, читал это слово Л. Алляций. См. Nicetas Pectoratus. Notitia altera. МГ. gr. t. CXX, p. 849.
Взято из той же рукописи Патмосской библиотеки (или собственно копии ее), откуда в предисловие Никиты Стифата. Стр. 93 – 96. В латинском переводе гимнов Симеона это первая слава. надписанная: Procatio mystica, qua Spiritus sanctus invocatur. MP. gr. t. CXX. Symeonis Junioris: Divinorum amorum, sive sacrarum commentationum, liber singularis c. 1. coll. 507 – 510. Впрочем, едва ли эта молитва обращена только к Духу Святому, так как она заканчивалась бы тогда славословием в несколько иной форме. Настоящее введение в гимны написано прозою, тогда как самые гимны Симеона – в стихах.
В латинск. переводе этой фразы нет.
Буквально: подошва, сандалий, обувь.
По смыслу и согласно с латинским переводок здесь должно стоять именно второе лицо, а не первое, как в греческ. рукописном тексте.
В латинск. переводе нет этого слова.