Глава первая. Чинопоследования, относящиеся к закладке и освящению храмов

В древней Руси, как и теперь, к построению храма приступали не иначе, как с ведома и разрешения епархиальной власти. Желающие построить церковь, обращались обычно к епископу с челобитной, прося его благословить «на новый храм лес ронити и храм воздвигнути». Архиерей выдавал, в таком случае, особую грамоту на строение церкви»¹¹.

Самый акт закладки храма в древней Руси сопровождался особыми молитвословиями и обрядами. До самого конца XV и начала XVI в. в рукописных требниках и служебниках мы встречаемся лишь с отдельными молитвами ״на основание церкви и потчение кресту «, иногда, с весьма краткими указаниями на те или иные обрядовые действия¹². И только с XVI в., взамен указанных молитв, наши рукописные требники дают место особым чинам на рассматриваемый случай церковной практики¹³. Отсюда, можно признать XVI век временем постепенной замены отдельных молитв «на основание храма», развившимися на основе этих молитв особыми чинопоследованиями на тот же случай. Так было в нашей русской церкви, и в этом отношении, ее практика согласовалась с практикой церкви греческой, ибо и в последней указанная замена отдельных молитв целыми чинопоследованиями совершалась, насколько позволяют судить об этом греческие богослужебные памятники¹⁴, за тот же, приблизительно, период времени – с XV по XVI в. в.

Так как XVI в. является, как сказано, временем постепенной обработки «чина основания храма«, то, естественно, что в богослужебных памятниках этого времени, рассматриваемый чин отличается неустойчивостью и разнообразием в своих деталях. В общем же, совершение закладки церкви на основании рукописных памятников XVI в.¹⁵ можно представлять в следующем виде.

Пришедши на место закладки храма, священник облачался в малое облачение («в патрахель и фелонь»), и возгласом «Благословен Бог наш« полагал начало чинопоследованию. В то время, как чтец читал обычные начальные молитвословия и по «Отче наш» – псалом 83, священник «кадил место церковное на четыре страны«, брал, затем, три камня, полагал их на месте будущего престола¹⁶, и среди этих камней водружал деревянный крест – «и потычет крест древян»¹⁷. По окончании 83 псалма, певцы пели тропарь святому храма¹⁸. Вслед за этим пением, священник читал молитву «Основание Церкве» – «Господи, Боже наш, восхотевый на сем камене создатися Тебе церкви». Зта молитва прочитывалась на четырех местах: на месте будущего престола, на месте западных дверей будущего храма, и на южной и северной его сторонах. По прочтении молитвы, в тех же самых местах священник делал удары секирою с произнесением слов: «во имя Отца и Сына и Святого Духа, основывается церковь в честь и славу имярек« (назывались «имя и титло» святого или события, в честь коего строился храм). Следовало, затем, чтение второй молитвы: «Господи Боже наш, иже Свою святую кровь положи основание святей Своей церкви«. Некоторые памятники к указанным двум молитвам добавляют еще и третью: «На всяком месте владычествия Твоего, хвалим Тя, Господи»¹⁹. К числу молитв «на основание

церкви и потчение кресту» следует отнести и еще, встречающуюся в некоторых рукописных требниках, молитву: «Господи, Боже Вседержителю, прообразивый палицею Моисеевою честного и животворящого креста образ«. Эта молитва находится по рукописным требникам иногда и в ряду молитв «на разныя потребы» с надписанием: «молитва на водружение креста», – «на водружение креста на церковь или инде»²⁰. Последнему назначению данной молитвы вполне соответствует и содержание ее: в ней, в общих выражениях, испрашивается освящение всякого места, на коем имеет быть водружен крест.

Все перечисленные молитвы «на основание церкве«, за исключением предпоследней, имеют для себя греческие оригиналы; из греческой же богослужебной практики заимствованы и обряды, предшествовавшие и сопровождавшие чтение указанных молитв²¹.

Со введением у нас книгопечатания, и с распространением печатных требников, в первой половине ХVII в., рассматриваемое чинопоследование, во-первых, получило более широкую литургическую обработку, а, во-вторых, большую устойчивость и однообразие. Последнее подтверждается тем, что во всех известных нам старопечатных требниках первой половины XVII в., «Чин, бываемый основанию церкви и потчение креста» – один и тот же по своему составу и по содержанию, входящих в него, молитв и песнопений²².

Сравнительно с рукописными памятниками XVI в., чин основания храма по старопечатным требникам имеет следующие особенности. Здесь этот чин предваряется указаниями о различии в обрядах и действиях при закладке каменных и деревянных храмов. Так, при построении каменной церкви, по смыслу этих указаний, требовалось прежде самого торжества закладки, ископать ров, «якоже быти основанию« и приготовить камни. Если же предполагалась постройка деревянной церкви, то ее план обозначался бревнами, для чего предписывалось «обложить по берну в стену церкви». Эта, чисто техническая, разница в приемах закладки каменных и деревянных храмов, обусловливала, как увидим ниже, и различие обрядовых действий ири совершении самого чина закладки этих церквей.

Совершителем «чина основания храмов« старопечатные требники называют уже святителя или же «первоначальнейшаго священника от великия соборныя церкве».

Самое чинопоследование в рассматриваемых памятниках построено по типу молебного пения того времени. Покадив «место церковное на четыре страны», положив три камня на месте, «идеже быти святому престолу«, и водрузивши между этих камней деревянный крест, покадив, затем, «крестообразно спасеного креста образ», священник, возгласом «Благословен Бог наш«, полагал начало молебну в честь того святого, которому посвящался строящийся храм. После молебна, совершитель чинопоследования читал первую из, вышеназванных нами, молитв «на основание церкве» – «Господи Боже наш, восхотевый на сем камене...«, и производил те же удары секирой, что предписывались и рукописными требниками XVI в. Только относительно закладки каменных храмов старопечатные требники добавляют, что в этих случаях, вместо ударов секирой, священник должен был ударять на углах будущего здания (по нарочито положенным камням) «оскордом». За этими действиями следовало чтение еще двух молитв: «Господи Боже наш, иже Свою святую кровь» (вторая молитва рассматриваемого чина по рукописным требникам XVI в.) и – «Господи Боже наш, очищая скверну человеком»²³. По прочтении указанных молитв, следовал обычный отпуст, после коего, совершитель чинопоследования «кропил храм на все четыре страны», благословлял созидателя, делателей и народ крестом, кропил и их св. водою, и повелевал «делателем созидати».

Вслед за изложением рассмотренного чина, в той же (по счету первой) главе, старопечатные требники помещают еще одну молитву «над святою трапезою»: «Хвалим Тя, Господи Боже сил, Спасителю наш«. Ни приведенное надписание этой молитвы, ни содержание ее, равно, как и положение в старопечатных требниках, не дают возможности сказать что-либо определенное о времени и месте ее чтения. И только то обстоятельство, что та же самая молитва помещается в тех же старопечатных требниках, несколько ниже, а именно, в «чине о поколебавшейся святой трапезе»²⁴, а также, одно выражение этой молитвы: «сподобил еси и нас грешных и недостойных раб Твоих прострети руки наша на святую Твою трапезу, на поставление твердое, и на утверждение на службу Тебе, единому Царю и Богу» – говорят, по-видимому, за то, что означенная молитва прочитывалась в то время, когда мастера приступали к сооружению престола в новостроящейся церкви. Не дают никаких разъяснений относительно этой молитвы и памятники церкви греческой, так как в последних, рассматриваемая молитва помещается лишь в чине о поколебавшейся св. трапезе²⁵.

Отмеченная по рукописным требникам молитва ставропигии: «Господи Боже Вседержителю, прообразивый палицею Моисеевою«, в старопечатных требниках всегда помещается после чина основания храма и носит уже определенное надписание, указывающее на время и обстоятельства ее чтения: «молитва на поставление креста на церковь»²⁶.

Хотя нам и не удалось найти в памятниках греческой богослужебной практики полного оригинала для чина основания храмов, изложенного в наших старопечатных требниках, тем не менее, в своих общих чертах, а главное, в отношении к отдельным молитвам, этот чин не представляет каких-либо крупных разногласий с известными нам греческими Чинами основания храмов. В силу этого, можно полагать, что в разработке рассматриваемого чинопоследования, наша русская церковь всегда руководствовалась практикой греческой церкви²⁷.

В целях объяснения состояния чина на основание храма в современных богослужебных книгах, не безынтересно сделать несколько справок в отношении к данному чинопоследованию с требниками юго-западной православной церкви.

В нашей современной богослужебной практике существуют, собственно, два, довольно различные по своей конструкции, чина на основание храма. Один изложен в, т. н., Большом Требнике²⁸, другой – находится во II-й части нашего малого требника²⁹ или в, т. н., дополнительном киевском требнике³⁰. Первое чинопоследование, отличающееся своей простотой и краткостью, всего ближе подходит к «Чину основания церкве» наших рукописных требников XVI в. и взято из греческих печатных венецианских евхологиев XVII в.³¹ Происхождение другого современного чина основания храма может быть установленно лишь при знакомстве с богослужебной практикой первой половины XVII в. церкви юго-западной. Насколько позволяют судить некоторые из южнорусских печатных требников первой половины XVII в, в юго-западиой церкви, вплоть до издания требника Петра Могилы 1646 г., не было особого чина основания церкви. Малые требники южнорусской печати указывают на этот случай лишь отдельную молитву: «Господи Боже наш, изволивый на сем месте создати церковь Свою»³², т. е., ту же самую, что и в наших Северорусских рукописных и старопечатных требниках. В евхологионе Петра Могилы мы впервые встречаемся с очень сложным и обширным «чином, бываемым на основание церкви и потчение креста»³³. Этот чин Могилинского требника и вошел сначала в Киевский дополнительный требник, а отсюда был перепечатан во II-ю часть, т. н., малого требника московской синодальной типографией. Излагать содержание этого Могилинского чина нам не представляется, поэтому, нужным³⁴.

Под влиянием каких источников был составлен Могилинский чин основания церкви? Оригиналов для этого чина ни в греческих, ни в древних славяно-русских требниках не встречается. Остается, следовательно, допустить, что этот чин образовался в церкви южнорусской и впервые появился на страницах Могилинского требника. Но при составлении этого чина, автор, без сомнения, пользовался, как греческими, так и славяно-русскими чинами «основания церкве и потчения кресту«. Прежде всего, в Могилинском чине взяты из греческих или славяно-русских источников некоторые молитвы. Таковы: молитва на освящение воды: «Боже великий и великоименитый»³⁵, молитва на водружение креста: «Господи Боже Вседержителю, прообразивый жезлом Моисеевым честный и животворящий крест»³⁶, и две заключительные молитвы: «Господи Боже наш, изволивый на сем камне» и «Хвалим Тя, Боже сил, Спасителю наш»³⁷. Из тех же греческих славяно-русских источников заимствован обряд крестоводружения. Однако, на основании греческой и русской богослужебной практики, весь состав Могилинского Чина основания храма объяснен быть не может. Как мы уже знаем, главное обрядовое действие при закладке храма, по греческим и славяно-русским требникам, заключалось в водружении креста на месте алтаря сооружаемого храма. В Могилинском чине, кроме этого обряда, мы видим обряд благословения, освящения и положения первого камня³⁸. Камни (но не один, а три) употреблялись при закладке церкви и на востоке, и в Московской Руси, но там над ними не читалось никаких молитв, они не освящались, а употреблялись для того, чтобы между ними водрузить крест. Откуда же, в таком случае, Могилинский требник заимствовал обряд положения первого камня и обряд его освящения? Остается предположить, что, в данном случае, Могилинский чин не остался без влияния со стороны латинского ритуала, где, действительно, при закладке церкви, первенствующее значение отводится обряду освящения и положения первого камня, от чего и самый чин носит такое надписание: Ritus benedicendi et imponendi primarium lapidem pro ecclesia aedificanda³⁹. Если мы сопоставим между собою в некоторых пунктах Могилинский Чин основания церкви и латинский ritus benedicendi et imponendi primarium lapidem, то заметим между ними сходство, и наше предположение о влиянии последнего на первый получит для себя фактическое подтверждение.

И тот, и другой чины начинаются указаниями, что основать церковь без епископа или посланного от него пресвитера, никто не может⁴⁰. В числе нужных для закладки храма вещей и тот, и другой чины, кроме деревянного креста (в чем они согласны с греческой практикой), предписывают приготовлять «камень един четвероугольный» (lapis... qui debet esse quadratus et angularis). В дальнейшем, точки соприкосновения между Могилинским и латинским чинами основания церкви обнаруживаются в тех молитвах и песнопениях, которые относятся к освящению и благословению этого первого камня. Перед положением камня, по Могилинскому чину, читается молитва, очень напоминающая собою, положенную на тот же случай, молитву латинского чина. Вот тексты этих молитв:

По Могилинскому требнику.

Господи Иисусе Христе Сыне Бога живаго, истинный Боже, сияние и образ безначального Отца, и животе вечный; краеугольный сый камень, от Пречистыя Девическия горы, без рук мужескаго семене, отсеченный, и не позиблемое Своея Церкве основание, иже, излиянием честных твоих Кровей Свою Церковь основал еси, Смертию же воздвигл, Воскресением свершил, Вознесением благословил, сшествием же Святаго ти Духа освятил и расширил ю еси: тебе ныне смиренно молим, посли благодать Святаго Твоего Духа, и благослови положение камени сего, и все основание начинающегося здания в славу Пречистого ти Имени (поминается во имя храма). И ты иже еси Альфа и Омега, начало и конец, в нем же Начале Отец искони всяческая созда, буди начало, умножение, и свершение делу сему: Ктиторов же и делателей благослови, и делу рук их поспеши, и вся потребования к сооружению и свершению Храма сего Твоим Божественным промыслом изобильно умножи, яко да свершен храм быв Твоея славы, прославится в нем Твое Пресвятое и великое имя с Отцем, и Пресвятым Духом, благословено сущее всегда, и ныне, и присно... (Требн. Петра М. ч. II стр. 61–62).

По латинскому ритуалу.

Domine Iesu Christe, Fili Dei vivi, qui es verus omnipotens Deus, splendor, et imago aeterni Patris, et vita aeterna: qui es lapis angularis de monte sine manibus abscissus, et immutabile fundamentum: hunc lapidem collocandum in tuo nomine confirma;

et tu, qui es principium et finis, in quo principio Deus Pater ah initio cunctu creavit, sis, quaesumus, principium et incrementum, et consummatio ipsius operis, quod detret ad laudem et gloriam tui nominis inchoari. Qui cum Patre et Spiritu Sancto vivis et regnas Deus, per omnia saecula saeculorum. (Rituale Rom. pag. 277–278).

После этой молитвы, как в требнике П. Могилы, так и в латинском Rituale положено окропление камня св. водой. По положении камня и возлиянии на него елея, по Могилинскому требнику положена стихира 6 гл. «Возстав Иаков заутра«, которая также, до некоторой степени, сходствует со стихом антифонов, которые поют по положении камня по латинскому Ритуалу: «Mane surgens Iacob» ... Приводим параллельно и этот стих:

По Требнику П. Могилы:

Возтав Иаков заутра, и взят камень его же бе положив в возглавие себе, и постави его столп, и возлия елей верху его, и рече: Яко есть Господь на месте сем, аз же не ведех: страшно есть место сие, несть, сие, но дом Божий и сия суть врата небесная. (стр. 63).

По латинскому Ритуалу:

Mane surgens Iacob, erigebat lapidem in titulum: fundens oleum desuper, votum vovit Domino: Vere locus iste sanctus est, et ego nescielam. Конец этого стиха: O, quam metuendus est locus iste! Vere non est hicaliud, nisi domus Dei, et porta coeli, служит антифоном к следующим за этим стихом псалмам. (Pag. 278, 280).

Окропление основания храма с обхождением его совершается по требнику П. Могилы, при пении тех же 86 и 126 псалмов, что и в латинском Rituale. Читаемая на северной стороне молитва: «Господи Боже наш, север, и море, и всяческая создавый, его же небо и земля вместити не может, на земли храм Себе имети, и к всегдашнему хвалению пресвятого имени Твоего изволяеши«, по своему началу напоминают одну молитву из латинского чина: «Domine Deus, qui licet cocio et terra non capiaris, domum tamen dignaris habere in terris, ubi nomen tuum jugiter invocetur»...⁴¹

Приведенные параллели, кажется, достаточны для того, чтобы согласиться с нашимк положением, что на составителя Могилинского чина основания церкви оказывал некоторое влияние и латинский требник; кое-что, нисколько, конечно, не противоречащее духу православной церкви, отсюда позаимствовано в могилинский чин. Но, в общем, чин основания храма, заключающийся в требнике Петра Могилы, разработан довольно самостоятельно, и своей торжественностью и стройностью обличает в его авторе-составителе высокую степень литургического творческого таланта.

Как было уже сказано, теперь мы имеем две различные редакции «чина основания церкве»: одна – в Большом Требнике⁴², другая – во II части Требника Малого⁴³. Первая редакция ближе всего подходит к «чину основания церкве и потчения кресту» наших старых московских требников. Вторая редакция, совершенно отличная от первой, взята, как мы сказали, почти без изменений, из требника Петра Могилы. Естественнее всего, было бы уничтожить эту двойственность и оставить для употребления какую-либо одну редакцию, хотя бы, вторую, как наиболее сложную и отличающуюся торжественностью своих обрядов.

В русской богослужебной практике рассматриваемого времени были и такие случаи, когда строился новый храм на месте разобранного старого, без нарушения престола последнего. В таких случаях, чин основания храма совершался в несколько измененном виде. Так, известная молитва: «Господи Боже наш, восхотевый на сем камене создатися Тебе церкви« читалась уже не четыре раза, а только дважды: перед святой трапезою и посреди церкви. Но оставлять в неприкосновенности престол разрушенной церкви, можно было в том только случае, если этот престол был еще прочен и не сдвигался со своего места; «аще же трапеза будет зыблющися», то в этом случае, ее нужно было разобрать «руками иереовыми«, отнести куда-либо в «устраннее» чистое место, или в алтарь другой церкви, и, если материал ее был пригоден, то можно было пользоваться им при устройстве престола в новом храме⁴⁴.

Как в древних, так и в современных нам чинах основания храмов, одним из видимых ритуальных действий, является акт водружения креста на месте будущего престола в строящемся храме, или, по греческой терминологии, акт ставропигии (σταυροπηγία). Но этот же термин прилагался к такому обрядовому действию, которое служило символом особых церковно-юридических отношений. Ставропигией назывался акт водружения, присылаемого патриархом, креста в той церкви или обители, которая вступала в непосредственное ведение самого патриарха. Отсюда, такие церкви и обители получали название патриарших, или ставропигиальных. В этом случае, крестоводружение совершалось по особому уставу, или Чину. Записи таких «уставов о ставропигии« нам приходилось встречать и в некоторых рукописных требниках рассматриваемого периода. Вот один из такпх «указов о ставропигии патриаршеской»: «Ставропигии бывает сице: возносится к патриарху о создании храма и бывает грамота повелительная ко экзарху его или к некоему от архиереев, еже основатися, освятитися и храму совершитися на ставропигии патриаршеском. Повелевает же быти кресту древяну, на нем же пишут патриаршеские писцы на единой стране сице: освящен (т. е. храм) во имя святого, имярек, в богоспасаемом граде, во епархии, имярек, по своей его воли, имярек, святейшого партиарха. На другой же стране сице: при царствовании благочестивейших царей наших, имярек, в лето... месяца...». Этот крест, как видно из приводимого «указа», посылался в предназначаемый к непосредственной зависимости от патриарха храм, где и водружался «созади святыя трапезы, благоукрашену сущу некоему горе возвышаемому созданию, ров⁴⁵ имущему, или каменем, или железом, или медию, якоже водится в велицей церкви»⁴⁶. Поскольку у нас существовали (и существуют) ставропигиальные храмы и монастыри, можно думать, что в период патриаршества, указанные «уставы» имели у нас практическое применение. Перенесены эти «уставы» к нам из греческих богослужебных памятников⁴⁷.

По действующим установлениям Православной церкви, основанным на соборных определениях⁴⁸, освящение храма должно быть совершаемо архиереем⁴⁹. Но, если самому архиерею, по той или иной благословной вине, нельзя прибыть на освящение церкви, то, в таком случае, в эту церковь посылается, освященный епископом, антиминс, который и полагается, при особом последовании, кем-либо из старейших иереев, с благословения епископа, в новосозданном храме. Сообразно этому, в современных богослужебных книгах содержатся следующие чинопоследования освящения храмов: «Чин освящения храму, от Архиерея, творимого»⁵⁰, «Возследование, како освящати антиминсы архиерею»⁵¹ и «Последование, како освященный антиминс положити в новозданном храме, данный от Архиерея Архимандриту, или Игумену, или Протопресвитеру, или Пресвитеру, избранну на сие и искусну»⁵². Первое чинопоследование и есть чин полного, или великого, освящения храма, совершаемый только архиереем, второе – заключает в себе почти те же священные обряды и молитвы, что и первое, и совершается епископом только над антиминсами; третье последование значительно отличается от первых двух. Как приспособленное для совершения его пресвитером, это последование почти не имеет в своем составе совершительных молитв, положенных для чтения при освящении храма архиереем⁵³. В иерейском последовании освящения храмов, указываются лишь обрядовые действия, касающиеся устроения (установления), омовений и облачения престола, но, при совершении этих действий, не положено никаких молитв, а лишь только поются избранные на этот случай псалмы⁵⁴. Таким образом, в современной практике, между чинопоследованиями архиерейского и иерейского освящения храмов, существует строгое разграничение, и, по своему составу, эти последования значительно разнятся друг от друга.

Обращаясь теперь к богослужебной практике русской церкви в XVI и первой половине XVII в., мы, в отношении к последованию освящения храмов, прежде всего, должны отметить, что, указанного сейчас строгого разграничения между архиерейским и иерейским чинами освящения церкви в это время, у нас еще не наблюдалось. Правда, в богослужебных памятниках этого времени мы встречаем, также, два чина освящения церквей: «Чин, бываемый на освящение церкви и на водружение еже в ней святыя трапезы«, который вполне соответствует современному чинопоследованию архиерейского освящения храмов, и «чин освящения церкве малого священия, понеж антиминс освящен есть и свершен от святителя», каковой чин, по-видимому, должен соответствовать современному вышеуказанному «Последованию, како освященный аитиминс положити в новозданнем храме«. Но, как увидим при дальнейшем описании этих двух чинов, чин «малого» освящения церкви имел незначительные отличия от первого чина, который мы назвали чином великого освящения храмов, и, что всего важнее, при совершении малого освящения храма, священник читал почти все те молитвы, которые читались и при совершении освящения храма архиереем. Кроме того, как видно из тех же богослужебных памятников, «чин малого освящения церкви, понеже антиминс освящен и свершен великим освящением« совершался одинаково, как лицом с пресвитерским саном, так и епископом; последним – этот чин совершался в том случае, когда был налицо, уже ранее освященный, антиминс. Такое положение в древнерусской богослужебной практике чинов освящения храмов, вызвало, как увидим ниже, во второй половине XVII в. особые определения русской церковной власти, установившие тот порядок, относительно совершения освящения церквей архиереями и иереями, каковой держится у нас и доселе.

При обозрении чинов освящения храма, взятого нами времени, мы будем держаться такого порядка: сначала изложим «Чин освящения храма и на водружение еже в нем святыя трапезы», затем представим описание «чина малого освящения церкве« и, наконец, сделаем несколько замечаний о Последовании освящения антиминсов. При этом, считаем нужным оговориться, что ввиду отмеченного нами большого сходства между первым и вторым чинами, нам, при раздельном изложении их, придется иногда, быть может, повторяться, хотя, по возможности, мы постараемся избегать этих повторений.

Этот чин встречается в рукописных требниках XVI и XVII в. сравнительно редко⁵⁵, в большинстве же списков требника этого времени, нам приходилось встречать рассматриваемый нами ниже Чин «малого» освящения храмов.

Но изложению рукописных требников рассматриваемого времени, «чин, бываемый на освящение церкви и на водружение еже в ней святыя трапезы« открывается описанием необходимых приготовлений к освящению церкви. Заведовал этими приготовлениями «иеромним (вариант: священнопамятник), иже есть над ставлением (вар. приставлением), или ин кто церковной вверен службе»⁵⁶. Явившись в освящаемый храм «прежде единого дне» самого торжества, названное духовное лицо приказывало «каменосечцам уготовити трапезу и возложити на столпцы, яко же достоит водрузитися«. Прибывший затем, к освящению храма, святитель приносил с собою три частички мощей св. мучеников, каковые частички полагались «в рачицу, подобну кимитрию, еже нами глаголется темьянница»⁵⁷. Этот ковчежец полагался на дискосе (на святом блюдце), который покрывался звездицею и «дискосным сударем». Св. мощи относились затем и полагались в близлежащем, к освящаемой церкви, храме. В этом храме совершались «вечерняя, и панафида, и утреня«, т. е. отправлялось положенное по уставу всенощное бдение⁵⁸.

В самый день освящения престола, тот же иеромним, предваряя самое это торжество, приходил опять в освящаемый храм и приготовлял здесь «вся потребная к освящению, нова и чиста: савана, еже суть синдона два, сиречь полотна, убрусы – 2, еже есть рукоутиральники, и поясы червчаты три, тапита, сиречь ковер и возглавие⁵⁹, и хартию раздвоену или растроену по толстоте, вервь тонку, мастихион, воск, мармор стерт, горнец, в нем же узварити⁶⁰, поливка или ведерцо любо медяно, любо глиняно, четыре морских губы, и мыло доспетое с маслом древяным, бело же⁶¹; кадило, и свещник, и оловца светильная, и светильца, и скляницы две, едина родостамы исполнена или вина, друга же – мира»⁶².

Тот же иеромним приказывал затем варить воскомастих. Для этого растапливали в горшке воск и затем сыпали сюда мастику и «мармор стерт». Пред приходом святителя, иеромним повелевал вынести из церкви все, что «двигнути мощно, даже до кандила и свечи», чтобы «ничему не оставлену быти».

Прибывший для освящения храма архиерей, облачался сначала в полное святительское облачение и, сверх того, в саван. Облачение в последний, в рукописях изображено таким образом: «верху святительския одежды возлагается саван, спреду убо от грудей даже до ногу доставая. И созади же, под пазухы к хребту обоими концы снято совокуплено и связуемо попрек же поясом стягнуемо«. На каждую руку святитель возглагал по полотенцу, концы коих связывались поясками: «возлагают же ся тому (святителю) на коюждо мышцу по убрусу единому и пакы пояскы привязуемо». «Украшенный» таким образом архиерей, входил с прочими священнослужителями в алтарь и начинал устроение трапезы⁶³.

При описании действий, касающихся устроения и утверждения трапезы, наши русские требники, во всем следующие за своими греческими оригиналами, говорят, по-видимому, только о каменных престолах, очень распространенных на востоке и довольно редко встречающихся в наших древнерусских храмах. Как применялись эти указания к престолам деревянным, для нас остается неизвестным. – При устройстве престолов из камня, верхняя престольная доска прикреплялась к столпцам посредством особой клейкой массы, называвшейся воскомастихом. Делалось это таким образом. Верхние части престольных столпцов обертывались бумагой, с таким расчетом, чтобы края этой бумаги выступали над верхушкой столпца, по крайней мере, пальца на два. В, образовавшийся таким образом, бумажный резервуар и наливался кипящий воскомастих, и присыпалось, несколько, мрамора, стертого в порошок; полагаемая затем на столпцы престольная доска, пригнеталась к ним как можно плотнее, причем, воскомастих, смешанный с мраморным порошком, и служил склеивающим веществом⁶⁴.

Как только на престольные столпцы возливался кипящий воскомастих, святитель, не делая начального возгласа Чинопоследованию⁶⁵, читал прямо молитву: «Господи Боже Спасителю наш, вся творяй и строяй о спасении рода человеческого«, по окончании коей, вместе с прочими священнослужителями поднимал престольную доску и, при помощи призванного «некоего художника», возлагал ее на столпцы⁶⁶. В это время пели псалом «Вознесу тя, Боже мой», причем, могли и повторять его до тех пор, пока священники пригнетали доску к столпцам, и дожидались, когда остынет воскомастих, и произойдет скрепление крышки престола со столпцами. При соскабливании со столпов престола, стекшего от пригнетания верхней доски, воскомастиха, полагалось петь псалом «Господь пасет мя»⁶⁷.

В дальнейшем, рассматриваемый нами чин освящения храмов, представляет значительные сходства с современным состоянием этого чина; а потому, мы ограничимся указанием лишь замечаемых между этими чинами разностей.

При омовении престола теплой водою, по старорусскому чину употреблялось мыло, которым архиерей начертывал на престольной доске и на столпцах три креста⁶⁸.

В то время, как теперь архиерей только помазует св. миром трапезу и, освящаемые при этом, антиминсы, по древнерусскому чину, вместо помазания указано возлияние, поэтому, св. миро рекомендуется, «скудости ради», смешивать с елеем. Описывая обряд возлияния св. мира на трапезу и на положенные на ней антиминсы⁶⁹, рукописные требники замечают: «и возливает (архиерей св. миро) на престол, архидиакону глаголющу вонмем, поя аллилуиа, яко же на крещении»⁷⁰.

Облачение престола в срачицу, по рассматриваемым требникам, происходило таким образом: «святитель берет срачицу, еже есть саван нов простоткан, привязанным сущим на четырех углех вервям не толстым. Сему на трапезу простерту, связуеми бывают верви или крестообразно под трапезою, или к которомуждо столпу».

По одному списку Требника⁷¹ прежде одеяния престола срачицей, указано полагать по четырем углам престола «четыре платы белы, на нихже писаны Евангелисты».

Антиминс полагался прямо на сорочку престола, а не на индитию, как это делается теперь. По положении антиминса, архиерей, произнесши возглас: «Слава Богу нашему во веки», умывал руки. После этого, следовало одеяние престола в индитию⁷² и благоукрашение жертвенника⁷³.

При помазании стен храма св. миром, один из требников указывает прилеплять на местах помазания по горящей свече⁷⁴.

Первый светильник в освящаемом храме так же, как теперь, возжигал сам святитель. После этого, в церковь вносилась вся утварь: подсвечники, кандила и пр. В это время, святитель «мало опочивал«, а затем, если, по рассчету времени, представлялось возможным окончить в тот же день все последование освящения, то шел с крестным ходом в другой, близлежащий, храм «по мощи»; если же время было уже позднее, то крестный ход и окончание освящения отокладывались до следующего дня. В таком случае, в той церкви, где находились предназначенные для освящаемого храма мощи, опять совершались вечерня и утреня⁷⁵.

Когда архиерей приходил с крестным ходом в близлежащий храм за мощами (в самый день освящения или «наутрие»), то, по одним памятникам, диакон «творил начало молитв совокупления трисвятому»⁷⁶, а святитель читал ту же, что и теперь молитву: «Господи, Боже наш, верный в словесех своих»⁷⁷; по другим требникам, архиерей, вошед с крестным ходом в храм, где лежали мощи, произносил возглас: «Благословенно царство». Диакон говорил великую ектению, по возгласе: «Яко подобает«, певцы пели Трисвятое, после чего, архиерей читал вышеуказанную молитву «Господи, Боже наш, верный в словесех Своих»⁷⁸.

Порядок крестного хода со св. мощами, троекратного обхождения вокруг освящаемого храма и вступления в него, в рассматриваемом чине, тот же, что и теперь, в окончании же чннопоследования замечается значительная разница между памятниками взятого времени и современным требником. После молитв «по положении св мощей» (под престол), в современном чине освящения храма сказано: «по молитве, протодиакон глаголет: Заступи, спаси... Пресвятую, Пречистую..., архиерей возглас: яко свят еси Боже наш... лик: аминь«. Затем указывается обряд осенения архиереем с облачального места крестом всех присутствующих, при произнесении протодиаконом ектении: «помилуй нас, Боже». После этого обряда, положен отпуст и многолетие, и далее, замечается: «по пропетии многолетия, начинают часы. На литургии, прокимен освящению…» и проч⁷⁹. В старорусских требниках окончание чина освящения храма иное. В то время, как в современном чине указаны две молитвы по положении св. мощей: Господи, Боже наш, иже и сию славу, о Тебе пострадавшим святым мученикам даровавый... и Господи, Боже наш, еже тварь единым словом создавый…, старорусские требники указывают три таких молитвы: первую – ту же, что и теперь, и еще две: «Боже, Отец наших, Святе святых, Царю мучеников» и – «Владыко, Господи Боже наш, иже ради добропобедных Ти мученик...« По изложении последней молитвы, замечено: «и абие певцы славяще, совокуплеют трисвятое и вся божественная служба свершается по обновления последованию»⁸⁰. Таким образом, в старорусском чине освящения храмов не было заключительного обряда осенения молящихся крестом. Но это не столь важно; гораздо важнее представляется нам сейчас приведенное замечание; «и абие (т. е., по прочтении третьей молитвы по положении св. мощей) певцы славяще, совокуплеют трисвятое и вся божественная служба свершается...». На первый раз представляется странным, что старорусский чин освящения храмов не имеет окончания, хотя бы в виде обычного отпуста. Но мы думаем, что так это и должно быть, и вот почему: по всему строю заключительной части чинопоследования, видно, что эта часть заменяла собою обычное начало литургии, до Трисвятого. Крестный ход с мощами приурочивался как раз ко времени малого входа на Литургии. По окончании этого входа, певцы, «славяще, совокуплеют Трисвятое«, т. е, доканчивают пение Трисвятого, начатое еще в той церки, где лежали мощи и откуда направлялся крестный ход со св. мощами, доканчивают это пение таким образом: после третьей молитвы по положении св. мощей, они (певцы) «славят», т. е. поют: Слава и ныне, затем «совокуплеют Трисвятое«,т. е., поют после Слава и ныне «Святый, Бессмертный» и, наконец, заключительное «Святый Боже«. После этого, «и вся божественная служба свершается», т. е., обычным порядком продолжается литургия. Такой же порядок, как бы, подсказывается и современным нашим чином освящения храма. Здесь, по молитве «по положении св. мощей», диакон должен произносить малую ектению: Заступи, спаси... Архиерей делает возглас, тот же самый, что положен и на литургии перед пением трисвятого, а именно: «Яко свят еси, Боже наш»⁸¹, и этим, чинопоследование, как бы, заканчивается, что для знакомого с обычным строем церковных чинопоследований не может не казаться странным. Следующий же за этим возгласом обряд осенения крестом и ектения «помилуй нас, Боже» являются, как бы, прибавочной вставкой. Нам думается, что и в современном чинопоследовании, указанный возглас: «Яко свят еси, Боже наш», есть ни что иное, как переходной возглас от чина освящения церкви к продолжению литургии, как это бывает, напр., при соединении вечерни с полной литургией в Великий Четверток и в навечериях Рождества Христова и Богоявления, случающихся в субботу и неделю.

Наше предположение о представленном порядке служения литургии в день освящения храмов по древней церковной практике, находит для себя подтверждения в уставе великой церкви. Ниже мы увидим, что такой же точно порядок (т. е. тот, что литургия начиналась и совершалась до малого входа в одном храме, затем следовал крестный ход в другую церковь, где после известных молитвословий и обрядов, прерванная литургия продолжалась обычным порядком) наблюдался при праздновании обновлений храма⁸². То же самое соблюдалось в практике Великой и Иерусалимской церквей и в других случаях. Вот что говорит по этому поводу профессор-литургист А. П. Голубцов: «Литургия оглашенных, судя по древним уставам иерусалимского храма Воскресения и Великой Церкви, допускала в отношении места своего совершения не меньше свободы, чем вечерня, утреня и часы. Не говоря уже о слушании ее с возвышения среди церкви, ее нередко, в Иерусалиме и Константинополе, отправляли не там, где совершалась, следовавшая за нею, литургия верных: в ином пределе, совсем в другом храме⁸³ и даже вне какой бы то ни было церкви, соединяя с литией, предварявшей весьма часто, по праздникам, на востоке обеденную службу. Относясь к евхаристии, больше, внешним образом, и не имея с нею тесного и внутреннего сродства, рассчитанная, при том же, в своем составе на присутствие за нею неполноправных членов христианской общины, литургия оглашенных, как совершенно особое целое, одинаково удобно могла всюду совершаться, и в Византии, с уменьшением числа лиц, искавших крещения в зрелом возрасте, и с ослаблением древне-церковных, строгих к ним, отношений, нередко была сокращаема. На страницах устава Великой церкви довольно часто можно встретить замечание, что, по вступлении крестного хода в храм, антифонов на литургии не бывает, но следует, тотчас, Трисвятое»⁸⁴. Последнее замечание профессора, как раз подходит и к описанному нами случаю.

Литургия в новоосвященной церкви должна была совершаться ежедневно, в течение семи дней. Во все это время, на престоле лежали освященные для других храмов антитиминсы, которые по истечении семи дней, снимались с престола и соблюдались для других церквей, освящение коих имело быть совершено священником⁸⁵.

Рассмотренный нами, по рукописным требникам, «чин на освящение храма и водружение еже в нем св. трапезы» не вошел в полном своем объеме в состав наших старопечатных дониконовских Потребников. В этих последних, под тем же заглавием: «чин, бываемый на освящение церкви и на водружение, еже в ней, святыя трапезы»⁸⁶ печаталось лишь самое начало рассмотренного чинопоследования рукописных требников, заключающее, вышеописанные нами, указания о приготовлениях к освящению, о составлении воскомастиха, об облачении архиерея, о возлиянии на столпцы престольные, обвернутые хартиями, кипящего воскомастиха. После этого, в старопечатных требниках замечено: «И сие убо свидетельство древних преводов имать, достоит же по сему указу творити идеже будут престолы каменныя»⁸⁷. Далее, в старопечатных требниках излагается уже чин малого освящения церкви.

Как мы уже отмечали, древнерусский чин архиерейского освящения церкви немногим разнится от современного чина того же освящения. Но и эти все немногие особенности имеют для себя полное основание в практике греческой церкви, так что, в общем, наш древнерусский чин освящения храмов представляет из себя лишь перевод с греческого⁸⁸.

Помещаемый под таким заглавием во многих рукописных требниках XVI и XVII в.⁸⁹ и во всех больших старопечатных Потребниках дониконовского времени⁹⁰, чин освящения храмов начинается указаниями о приготовлениях к освящению.

Приготовлениями к освящению, по рассматриваемому чину, заведует «священник от соборныя церкве«, который потом, если не было архиерея, совершал и само освящение храма⁹¹.

Описание этих приготовлений во многом напоминает подобное же описание, предваряющее чин освящения храмов, от иерея творимого, по современному Большому Требнику⁹². Не излагая, поэтому, данного отдела рассматриваемого чина, мы отметим лишь особенности его, сравнительно с современной практикой. В то время, как по современному требнику освященный антиминс полагается на дискосе, на особом аналогии пред иконой Спасителя, по требникам рассматриваемого времени, дискос с антиминсом поставлялся на том же, уготованном среди храма, столе, на котором располагались и другие, нужные для освящения, предметы. Среди этих предметов указывалась, между прочим, «игла с нитью, ею же святый антиминс пришити». О воскомастихе в рассматриваемом чине уже нет упоминаний, так что, можно думать, при совершении «малого» освящения храмов, воскомастих не употреблялся. Все, необходимые к освящению, предметы полагались на новом и чистом столе, который предварительно накрывался новою и чистою скатертью, и поставлялся посреди храма. По четырем углам стола ставились четыре горящих свечи в подсвечниках.

После указаний о приготовлении потребного к освящению, рассматриваемый чин малого освящения церкви излагает «Службу на обновление», т. е., то всенощное бдение, которое отправлялось накануне освящения.

Всенощное бдение начинал или сам священник от соборной церкви, или он повелевал отправлять службу «иному кому«. Начало службы, по одним памятникам, нужно было полагать священнику в епитрахили и фелони⁹³, по другим – только в епитрахили⁹⁴.

В «службе освящению», по рассматриваемым требникам, нами замечены следующие особенности, сравнительно с изложением этой службы по современному Большому Требнику.

В последовании вечерни не те, что теперь, стихиры на стиховне. Вот эти стихиры: 1) «Обновляйся, обновляйся, новый Иерусалиме»; 2) «Древле убо обновляя храм Соломон»; 3) «Обновляется днесь иже от язык церковь»; 4) «Иже в недрех отеческих почиваяй Слове«; на «Слава» – стихира храму, на «И ныне» – Богородичен по гласу; «аще ли несть» храму, то «Слава», освящению, «и ныне», Богородичен: «О чудесе нового». Такие же стихиры встречаются в качестве стиховных стихир службы обновления и в одном из греческих евхологиев⁹⁵. В современном Большом Требнике некоторые из этих стихир положены на утрени в ряду стихир «на хвалитех»⁹⁶.

На утрени, на полиелее полагалось два величания – обновлению: «Величаем Тя, живодавче Христе, и почитаем вси честнаго храма Твоего обновление«, с особым избранным псалмом (начальный стих: «Основание его на горах святых»), и святому храма, если таковой святой имел службу с полиелеем, в противном случае, величание оставалось одно – обновлению. Евангелие читалось святому храма, а, если, опять-таки, этот святой не имел службы с полиелеем, то Евангелие читалось из службы обновления (от Иоанна, зачало 37: «В. о., быша обновления в Иерусалиме»)⁹⁷. Указана особая стихира по Евангелии: «Поновления чтутся«. Число тропарей в каноне распределялось так: освящению со ирмосом на 6 и святому храма на 8; тогда как теперь – наоборот, – освящению канон поется на 8, а канон святого храма – на 6. Древнерусский распорядок в каноне оправдывается и практикой южнославянских церквей⁹⁸. В каноне освящению по старорусским требникам, тропарей больше (одним), чем теперь, но зато, нет особых тропарей мученичных. По третьей песни канона, седален положен иной, чем теперь: «Свидения храм Бог показал есть». Светилен указан только один (теперь два), первый, по современному Требнику: «Юже пречистою кровию искупил еси Слове«. В стихирах «на хвалитех» первая – та же, что и ныне, вторая – «Воссия свыше световидная заря«, третья – «Посреди земли возносима»; Богородичен: «Святая первочистая сущи похвала».

Если служба освящению соединялась с воскресной службой, то на утрени, в свое время, читалось Евангелие обновлению; после же великого славословия пели воскресный утренний прокимен прилучившегося гласа и читали рядовое воскресное утреннее Евангелие⁹⁹.

Самый обряд освящения церкви по «Чину малого освящения» представляет лишь незначительные отличия от того же обряда, рассмотренного нами по «чину освящения церкви и водружения еже в ней св. трапезы».

Перед началом освящения, совершалось малое водоосвящение, после чего, вышеназванный стол, на котором были разложены необходимые для освящения престола предметы, вносился в алтарь.

По вступлении духовенства в алтарь, первосвященник, или святитель¹⁰⁰, ставши перед «утвержденными непоколеблемо престольными столпцами«, и не совершая еще никаких священнодействий, читал первую молитву чина освящения храма: «Господи Боже, Спасителю наш, иже вся творяй». Т. о., об «утверждении» престола, с каковым обрядом мы встречались в чине архиерейского освящения храмов, здесь ничего не говорится. За указанной молитвой следовало омовение престольных столпцов теплой водой и окропление их св. водой, при пении псалма: «Вознесу Тя, Боже мой«. По изложении этого псалма, в старопечатных требниках делается замечание о положении под престолом св. мощей «старыя первые церкви, еже есть антиминсы», если, конечно, таковые оказывались. Эти мощи, или старые антиминсы с мощами, полагались или «в столпец, иже посреди святыя трапезы уставлен, в нем же место учинено бывает св. мощем», или, «аще будут четыре столпцы, поддержащей святую трапезу, сотворяют место святым мощем на 4-м углу, иже на восток стоящем столице». «Се же сотворяем, замечается далее, аще будут были старыя церкви первые святыя мощи, аще ли же будет новая церкови, то суть святыя мощи во антиминсе»¹⁰¹.

Омовение и окропление св. водою престольной доски происходило при чтении псалма 50 и Символа веры, а пригвождение ее к столпцам – при чтении псалма 22-го, после чего, как и в Чине великого освящения, следовал возглас «Благословен Бог наш« и великая ектения, по окончании коей – молитва с коленопреклонением: «Боже безначальный и присносущный».

Дальнейшие действия и молитвословия, касающиеся омовения престола теплой водой и родостагмой¹⁰², возлияния на него красного вина, помазания его миром, в рассматриваемом чине те же, что и в чине великого церковного освящения. По облачении престола в срачицу, на нее полагали антиминс и пришивали его «на четыре углы, да не како отступит от места своего». «По положении св. мощей на престол, рекше антиминса» следовало чтение тех трех молитв, которые в чине великого освящения указаны к чтению после крестного хода, когда приносились св. мощи из близлежащей церкви и полагались под престолом. После третьей молитвы «по положении св. мощей«, священник (или святитель) омывал руки. При многократном чтении псалма: «Господь воцарися в лепотуся облече» следовало облачение престола в индитию, положение на него илитона и Евангелия, окропление и одеяние жертвенника, и благоукрашение его св. сосудами. Сложив с себя «вся убрусы, ими же бе обязан«, священник или святитель совершал, при пении псалма 25, каждение алтаря и всей церкви, другой священник следовал за кадящим и помазывал в известных местах стены церкви св. миром¹⁰³. По окончании каждения, когда предстоятель возвращался в алтарь, диакон произносил малую ектению, после которой первенствующий священник или святитель читал две молитвы перед св. трапезой: «Господи, Боже небесе и земли» и на главопреклонение: «Благодарим Тя, Господи Боже сил«. Далее следовало приготовление к крестному ходу вокруг храма. Выйдя из алтаря, и остановившись посреди церкви, предстоятель читал еще две молитвы: «Господи, Боже наш, верный во словесех Своих» и на главопреклонение: «Господи, Боже наш, молитвами святыя владычицы«, каковые молитвы в чине великого освящения читались в той церкви, в которую приходили за мощами, для новосозданного храма. По окончании этих молитв, следовало кропление внутри церкви и осенение крестом: «священник покропит святою водою всю церковь крестообразно и крестом осеняет в церкви, первое – к восточной стране, таже, к южной, и к западной, и к северной. При каждом осенении церкви крестом, певцы пели троекратное «Господи, помилуй»¹⁰⁴. В выступавшем затем из храма крестном ходе, кроме обычных, в таких случаях, святынь, предписывалось нести и «св. мощи, аще есть, или честные кресты с мощи»¹⁰⁵. Выйдя из западных дверей храма, крестный ход направлялся «вкруг на север», от чего и получалось, т. н., посолонное хождение – один из пунктов обрядовых разногласий между ревнителями древнего благочестия и православными¹⁰⁶. Крестный ход обходил освящаемую церковь трижды, причем, совершалось окропление, каждение и осенение крестом освящаемого храма: «первее убо кропит (священник) церковь, второе кадит, третье – крестом знаменает церковь«. Певцы, во время этого троекратного обхождения, пели стихиры, количество которых довольно значительно и, очевидно, рассчитано на то, чтобы заполнить время, требующееся для троекратного обхождения храма¹⁰⁷. Обряд вступления в храм при возглашениях: «Возьмите врата» и проч., ничем не отличается от того же обряда, изложенного в Чине архиерейского освящения церкви.

Чинопоследование «малого» освящения церкви, как и теперь, закачивалось ектенией «Помилуй мя, Боже» и отпустом¹⁰⁸, после чего священник «закалал агнец по обычаю«, т. е., совершал проскомидию.

На литургии, совершавшейся в новоосвященной церкви, положены апостол и Евангелие не те, что указываются современным Требником, а именно: апостол – Евр. зач. 307, Евангелие от Матфея, зач. 67¹⁰⁹. Евангелие заканчивалось, обычно, такими словами: «и на сем камени созижду церковь Мою, и врата адова не одолеют ей», но, если освященная церковь была в честь апостолов Петра и Павла или освящевие совершалось в день памяти их (29 июня), то в таких случаях предписывалось на несколько строк продолжать Евангельское чтение, и заканчивать его так: «и его же аще разрешиши на земли, будут разрешена на небесех«. Это замечание вполне будет понятно, если посмотреть 67-е зачало от Матфея в служебном Евангелии: у этого зачала два конца – один, на словах «и врата адова не одолеют ей», после чего сказано: «конец обновлению», а другой, несколькими строками ниже: «...будет разрешена на небесех»; последними словами должно заканчиваться Евангелие в день памяти апостолов Петра и Павла, почему, после сих слов и замечено: «конец апостолом«. Так как в день освящения храма полагалось два Евангелия – освящению и святому храма, то, в случае, если храм был в честь апостолов Петра п Павла, Евангелие получалось уже одно: стоило только продолжить Евангелие освящению несколькими строками. То же самое происходило и в том случае, если освящение совершалось 29 июня.

В вопросе о происхождении описанного нами «Чина освящения церкви, малого священия...» и при объяснении отмеченных особенностей его, приходится, за неимением положительных данных, ограничиться одними лишь предположениями. В известных нам, по описаниям, греческих евхологиях нет чина освящения храма с таким же надписанием, как в наших русских требниках. Но обычай – при освящении новосозданного храма иереем полагать на престоле антиминс, уже освященный епископом, это обычай греческого и, притом, древнего происхождения. Посылаемый, в таких случаях, епископом освященный антиминс, как бы, заменял собою полное (архиерейское) освящение новосозданного храма. Об этом со всей ясностью свидетельствует одно из правил Никифора Исповедника (ум. 815 г.): «Антиминсы беспрепятственно посылаются туда, где бывает в них надобность... собственно же, полагаются на тех трапезах, коих освящение не освятило»¹¹⁰.

Во время Вальсамона (XII в.) также существовал обычай освящать некоторые храмы только руками иереев, пользуясь при этом освященными епископским освящением антиминсами. Изъясняя 31-ое правило Трулльского собора, Вальсамон говорит: «По этому правилу, тот действует противозаконное собрание, кто без дозволения епископа священнодействует и крестит в молитвенной храмине, которая внутри дома..., если при сем, тот, кому запрещено будет от местного епископа совершать литургию или крестить в молитвенном доме, все это совершает; то он извергается... Но известно, незапрещенный совершает это, кажется, по тайному позволению епископа. Поэтому, как кажется, были придуманы антиминсы, и они, во время совершения вопрестолия, совершаются местными Архиереями к тому, чтобы полагать их на святых трапезах молитвенных домов, и они служат не только к устроению св. жертвенника и, так называемого, стола св. Трапезы. т.е., для вопрестолия, открытий и обновлений, но, чтобы показать, что священнослужение бывает в молитвенном доме с позволения епископа»¹¹¹. Т.о., из приведенной выдержки видно, что при Вальсамоне освященные архиереем антиминсы, посылаемые в новосозданные храмы, заменяли собою полное освящение престола. Еще яснее это видно из другого места творений того же Вальсамона, а именно, из его объяснения 7-го правила VII Вселеиского Собора. «Был церковный обычай, говорит Вальсамон, освящать Божии храмы через св. мученические мощи. Хулители же христиан, т.е., враги и сожигатели икон, которые, по своей ереси и по умоисступлению против православных, называют идолопоклонниками почитателей святых и достойных уважения икон, освящают храмы без святых мощей. Итак, говорят отцы собора, определяем, чтобы храмы, освященные без мощей, освящались мощами... Но, кто-нибудь спросит: каким образом ныне освящаются алтари без положения мощей, и почему они освящаются не Епископами, а одними иереями, и услышит, что антиминсы, совершенные Архиереями во время освящения храма, переданные молитвенным домам, служат вместо освящения (καϑιερώσεως), то есть, вопрестолия (ένϑρονίσμου) и обновлений (έγκαινίων), открытий (άνοιξίων); поэтому, называются антиминсами, иначе, изображением, образом многих, такого рода, столов, которые составляют Святую Господню Трапезу»¹¹². Почти то же самое говорит о значении антиминсов и Иоанн Китрский: «Полагаются антиминсы на тех св. Престолах, которые не освящены епископом, ибо от антиминса-то и получает освящение неосвященный престол»¹¹³. Т. о., как показывают приведенные свидетельства греческих церковных писателей, и в греческой церкви с древних времен освящение храма могло быть совершаемо и иереем, через положение на престоле такого храма антиминса, освященного полным архиерейским освящением. Какими же обрядами сопровождалось это положение освященного антиминса в новосозданном храме, иначе говоря, в чем состояло освящение храма, совершаемое пресвитером? Как мы уже говорили, в древнегреческих богослужебных памятниках, в громадном количестве изданных проф. А. А. Дмитриевским, нам не приходилось встречаться с особыми чинопоследованиями иерейского освящения церкви, при, освященном от архиерея, антиминсе¹¹⁴. Но из тех же, приводимых нами, свидетельств церковных писателей-канонистов, можно видеть, что при совершении освящения храма иереем, не повторялись те обряды и молитвословия, которые были совершены епископом при освящении антиминса.

Откуда же, в таком случае, появился наш древнерусский «чин освящения церкви, малого священия...», по которому священник мог «действовать о св. престоле» так же, как и епископ, читая при этом те же самые молитвы, что положены в Чине архиерейского освящения храма? Мы склонны думать, что оригиналы для данного старорусского Чина следует искать в памятниках богослужебной письменности югославянских церквей. Говорим это на следующем основании.

Рассмотренный нами «чин освящения церкви, малого священия» находится, кроме просмотренных нами рукописных требников XVI и XVII вв.¹¹⁵ и больших Потребников старопечатных¹¹⁶, еще в рукописном Требнике Синодальной библиотеки № 310¹¹⁷, а этот требник, по всем признакам, списан с какого-либо югославянского оригинала, что открывается, как из правописания (югославянское¹¹⁸), так из особенного строя некоторых чинопоследований, объясняемого только при помощи югославянских требников¹¹⁹.

Чин малого освящения церкви, в рассмотренном нами виде, существовал в русских богослужебных книгах только до патриарха Никона. Последний обратил внимание на то ненормальное положение относительно освящения церквей, которое создалось в русской церкви, благодаря существованию этого чина, и в своем новоисправленном требнике (1658 г.) поместил один только чин великого (архиерейского) освящения храмов: «Чин, бываемый на обновление храма, и иже в том святыя трапезы» (л. 848 – 889), снабдив его следующим замечанием: «освящение (полное) храма не иерейское действо есть, но самого архиерея, три убо действа суть, от них же ни единого священник, кроме самого точию архиерея, совершати может. Первое, мира священие. Второе, жертвенника и храма священие. Третье, рукоположение священства¹²⁰... аще ли дерзнет священник сия действовати, не точию ничтоже совершит, но и смертно согрешит. Якоже касатися дерзнувый неданныя ему власти извержения вине подлежати будет. И сего ради в греческих евхологиях, сиречь Потребниках, от нихже и сия книга преведеся и исправися, несть...«, потому, объясняется далее, «и здесь сего (т. е. чина освящения храма священником) не положено, дабы не нарушилось греческих переводов расположение». Но, вполне правильное запрещение Никона совершать священникам чин освящения храмов с теми же обрядами и молитвами, кои полагались и в чине архиерейского освящения, было встречено некоторыми приверженцами старины весьма неблагосклонно. Никона стали обвинять в том, что он нарушил древние отеческие уставы. Известный поп Никита (Пустосвят) прямо заявил о Никоне, что он «вымарал чин освящения церквей священником, повеле напечатати священникам церквей не освящати, точию же единым архиереем»¹²¹. Указанное распоряжение патр. Никона, взволновавшее так наших ревнителей старины, было предметом всестороннего обсуждения на соборе 1666–1667 г. Отцы собора, среди коих были и восточные патриархи, и другие духовные лица с православного востока, отнеслись к распоряжению Никона, запретившего священникам действовать при освящении храмов по архиерейски, с полным одобрением, и в обширном постановлении определили тот порядок освящения храмов иереем, который и лег в основу современного «Последования, како священный антиминс положити в новозданнем храме, данный от архиерея архимандриту, или игумену, или протопресвитеру, или пресвитеру, избранну на сие и искусну»¹²².

Западнорусская православная церковь в указанное время, подобно церкви северорусской, знала и практиковала два чина освящения храмов: а) «Чин и устав, бываемый на освящение храма и иже в том святыя трапезы», совершавшийся только епископом, и б) Чин «благословения» новосозданного храма, с положением в нем, освященного уже архиереем, антиминса, каковой чин предназначался, для совершения его лицами в пресвитерском сане: архимандритами, протопопами и, вообще, заслуженными и «искусными» иереями. Первое чинопоследование нам приходилось встречать только в некоторых рукописных памятниках показанного времени, второе было напечатано м. Петром Могилою в его Евхологионе 1646 г., и в рукописях, наоборот, нам не встречалось.

Насколько позволяют судить дошедшие до нас южнорусские рукописи XVII в., заключающие в себе чин архиерейского освящения храмов, этот чин в указанный период времени существовал в юго-западной Руси в двух редакциях – более краткой и пространной. Первая редакция очень близко подходит к северорусской редакции того же чина и того же времени, вторая – заключает множество особенностей, трудно объяснимых на основании практики Московской Руси и практики православного востока.

Южнорусский чин освящения храмов, интересующего нас времени, в редакции, близкой к северорусской редакции того же чинопоследования, нам пришлось встретить в двух южнорусских рукописных памятннках ХVII в.: в рукописном архиерейском чиновнике библиотеки Киево-Соф. собора, № 77 (по описанию рукописей этой библ., составл. проф. Н. И. Петровым, № 65) и в рукописном архиерейском служебнике (скорее, Требнике) Синодальной библ., № 271, л. 151–174, (по описанию Горского и Невоструева, № 370)¹²³. В обеих рукописях данный чин одинаков до мельчайших подробностей. Начинается он, как и однородные ему чинопоследования Северорусских требников, руководственными наставлениями о необходимых приготовлениях к освящению храма. В этих наставлениях, изложенных с большей обстоятельностью, чем подобные наставления Северорусских требников того же времени, замечаются следующие, несущественные, впрочем, отличия южнорусской практики освящения храмов от таковой же практики северно-восточной Руси. – Посланный от святителя в новосозданный храм «старейший и разумный» священник, между прочим, должен был озаботиться о том, чтобы «написати в той (т. е., освящаемой) церкви осмь крестов: в олтари д҃ кресты и на церкви д҃ кресты, по стенам алтарным и по стенам церковным»¹²⁴. Как увидим, на местах изображения этих крестов совершалось, при освящении церкви, помазание ее стен св. миром. В обеих рукописях, среди необходимых для освящения храма предметов, указываются «Евангелисты д҃, на папери или на платне написаны«. Как мы уже знаем, из северорусских рукописных памятников, эту подробность отмечают только весьма немногие требники.

Все, потребное к освящению, по рассматриваемым чинам, изготовлялось и полагалось на особом столе в новосозданном храме: здесь же полагался и антиминс со св. мощами; если же была близко к новосозданному храму «другая церковь, старая, освященная», то антиминс со св. мощами относился в последнюю. Как в новой церкви, так и в церкви, где положен был антиминс со св. мощами, совершались накануне дня освящения: вечерня, и молебен, и заутреня.

Самый чин освящения храма, по изложению указанных рукописей, в порядке священнодействий, в возглашениях и молитвах, также представляет значительное сходство с однородным северорусским чином, оиисанным нами выше. Считая, поэтому, излишним подробное и последовательное описание этого чина, мы ограничимся лишь указанием замеченных в нем особенностей, сравнительно с северорусской практикой.

В южнорусском чине даны более обстоятельные указания о различии в действиях, при утверждении престолов деревянных и каменных («мурованых»), чего не замечалось нами в Северорусских требниках. Если престол был деревянный, то «трапезная доска» полагалась на столпцы без предварительного возлияния на них воскомастиха и прибивалась к ним гвоздями: «и повелевает святитель взяти предреченную доску на святый престол, и священницы возмут доску трапезную и покладают на столпех или на изрубе престольном¹²⁵, твердо учиненном... и утверждают трапезу святую, и прибивает доску к престолу сам святитель гвоздием на д҃ углы. И ударяет сам святитель в каждый гвоздь по трижды, и отдает било иному, да прибиются гвозди твердо равно з дощкою«. При утверждении каменного престола, на его углы возливался кипящий воскомастих, после чего, приклеивались вышеуказанные изображения Евангелистов: «Аше будет престол мурован, тогда святитель вливает мастиху по углам трапезы, и покладает Евангелисты, и замазует место мелом гладко, яко быти им непоруганым. И утверждается трапеза»¹²⁶. На деревянный престол Евангелисты полагались позже, после омовения престола, помазания его св. миром и по вложении в престол св. мощей.

Св. мощи, по южнорусскому чину, полагались не в «один из столпов св. трапезы» и не в «единостолпие», устроенное под престолом, а в самую трапезную доску: «Взем же святитель мощи святых мученик, вкладает в киотец мал, на то устроенный, серебрян или ценовый, возливая на них миро святое, архидиакону рекшу: Господу помолимся... И прием крабицу с мощами святых мучеников, вкладает в святую трапезу от востока, на то уготованное место, вглубленне в досце»¹²⁷. На то место престольной доски, куда вкладывались св. мощи, наклеивалось затем бумажное изображение положения Спасителя во гроб: «Взем же святитель Евангелисты д҃ малеваных на паперу или на платне, прилепляет почину на 4-х углех святыя трапезы, и над мощами святых мученик, утвердив, и местце загладив, прилепляет нань положение во гроб, на папери написанный»¹²⁸. Из этих замечаний явствует, что по южнорусскому обычаю XVII в., на престол наклеивались все те изображения, которые стали помещаться потом на антиминсах.

В то время, как по северорусским требникам XVI и пер. полов. XVII в. предписывалось при освящении престола полагать антиминс на срачицу под индитией, а на индитию полагать один только илитон, рассматриваемые южнорусские чины, в данном месте, нисколько не разнятся от современной нам практики, т. е., указывают полагать аитиминс на индитии в илитоне. «Потом приносят к святителю индития, рекше одеяние изшито камкы на д҃ углы, и святитель прием покров святыя трапезы и покропит водою священною, и одевает святую трапезу... Таж святитель положит илитон, и в нем Антиминс, и прочитует его высшим гласом сице: во имя Отца и Сына и Св. Духа. Освятися олтарь Великого Господа Бога…« (приводится надписание на антиминсе)¹²⁹.

По положении св. антиминса на престол, сюда же полагались: Евангелие, крест и «Агнец запасный»¹³⁰. Последняя подробность, опять-таки, представляет особенность южнорусской практики.

Вслед за описанием обрядов утверждения, основания и одеяния престола в рассматриваемом чине, подробно говорится о порядке тех же самых действий над жертвенником. Жертвенник не только омывался, подобно престолу, вином с водой, но и помазывался св. миром. При всех этих действиях, святитель произносил те же самые возглашения, клир пел те же самые псалмы, которые положены при омовении и миропомазании престола. Облачение жертвенника одеждами происходило при пении тех же псалмов, что пелись и при облачении престола¹³¹.

Следовавший за освящением жертвенника, обряд помазания стен церковных св. миром, по рассматриваемому чину отличается следующей подробностью, не наблюдающейся в северорусской практике: «и помазует сам святитель, вземши святое миро и елей, и помазует первее елеем, и по нем – святым миром на стенах крестообразно: первее в алтари, потом и церковь всю, и паперть. Таж диакони на помазании выжигают свещами крестообразно, поющим певцем тропарь глас г҃. На камени веры созда церковь свою блаже...»¹³².

Порядок крестного хода вокруг новоосвященного храма несколько отличается от такого же порядка, практиковавшегося в северо-восточной Руси. Рассматриваемые чины, прежде всего, очень обстоятельно описывают, в каком порядке шествуют в этом крестном ходе священнослужители, что каждый из них должен нести в руках и прочее. Между прочим, здесь указывается, что впереди процессии идут «поддиаконы со свещами, таже с скиптры, потом с рипидами». Один из старейших священников нес на главе «мощи св. мученик с дискосом, покровены покровцем«. Сам же святитель шел в этом крестном ходе, «имея в руце крест и патерицу». Обхождение храма было троекратное, при пении тропарей: «На камени веры» и «Иже крестом ограждаеми«. Во время третьего обхождения, процессия останавливалась против каждой из четырех сторон храма, диакон произносил при этом прошения из сугубой ектении: о великом короли, о благочестивых государях князьях и панах, клир пел Господи помилуй трижды, а святитель осенял народ крестом. После третьего обхождения храма, процессия вступала в него тем же Чином, как и по северорусским, (а, также, и современным) требникам. На входе в алтарь, священник, несший св. мощи на дискосе, поставлял их на св. трапезе, и, далее, никаких указаний о них уже не делается¹³³.

Обряд освящения храмов по рассматриваемому чину заканчивался сугубой ектенией и отпустом. Далее следовала проскомидия и потом – литургия. По изложении особенностей этой литургии, делается такое замечание, относительно антиминсов: «По освящении церкви, антиминсом, новопосвященным, лежащим на престоле под кровлею святыя трапезы, седмь же дний не износити их из церкве. И потом антиминс оставляется един, которым есть церковь новопосвященна. И бывает антиминс пришит иа престоле и утвержден, и никакоже износят его из церкве. А тые антимнсы, которые есть посвященны от архиепископа или епископа на посвящения иншим церквам, и вземлются антиминсы, и прочее священное служение без антиминса бывает в ней, зане быти ей оевященней». Из этого, несколько невразумительно изложенного места видно, что, во-1-х, при полном (архиерейском) освящении престола освящались антиминсы для других церквей, и, что, во-2-х, антиминс, предназначавшийся для новоосвященной церкви, полагался на престоле ее неподвижно, пришивался.

К рассмотренному чину в обеих рукописях даны весьма интересные добавления: а) «Молитва на освящение церкви, по отпусте Божественной литургии, (которую) иерей¹³⁴ глаголет, даючи людем прощение, и благословение, и отпущение» и б) «Грамота церкви посвященной, (которая) имать быти сице написана и в ней положена»¹³⁵. Молитва по своему содержанию ничего особенного не представляет; в ней испрашивается, чтобы Господь призрел на освященную церковь, принимал, приносимые в ней, духовные жертвы, даровал «духовно праздновати праздник святого имени» этой церкви; далее содержится моление о благополучии властей, жителей данной местности и всех православных христиан, и в заключение, воссылается моление о том, чтобы Господь отпустил грехи всякому, кто чистосердечно и тепло помолится в этой церкви о своих прегрешениях. По изложении молитвы, сделано такое указание: «Таж, обращся к людем, глоголет: Милосердие, милость Господа Бога нашего Иисуса Христа, и благодать святого Духа буди с Вами. И мое архиепископство, по дару Духа святого, благословение и прощение есть, и будет со всеми вами. Тут святитель, прекрещая, благословляет люди на все страны. Тут записуют в церкви день и месяц, и лето, и год, индикт, когда бывает священие церкви, и тако празднуют в приидущее лето в той день, в онь же было священие церкви». Как видно из надписания, над рассмотренной молитвой и, заключающей ее формулы, по южнорусской практике, архиерей, после первой литургии в новоосвященном храме, преподавал общее прощение п отпущение грехов богомольцам. Такое же самое прощение для тех, «кто прийдет православных христиан к тому освящению тое церкви с верою и любовию, и покаянием своих грехов« дается и в упомянутой грамоте церкви новосвященной, каковая грамота выдавалась епископом. В этой же грамоте (она издана нами в приложении) обещается отпущение грехов, и дается разрешение от епитимий для всех православных христиан, которые будут приходить в данный храм и в день годичного воспоминания торжества его освящения, а также, в день памяти святого, коему этот храм посвящен.

Оба отмеченные приложения показывают, что в юго-западной Руси, в интересующее нас время, существовал особый взгляд на торжество освящения храмов. К нему здесь приурочивали массовое отпущение грехов, такое же отпущение грехов давалось и всем тем, кои приходили на ежегодное празднование дня освящения того или иного храма, получившего, при своем освящении, вышеуказанную епископскую разрешительную грамоту. Из тех же заключительных замечаний в рассмотренном чине, открывается и еще одна особенность, практиковавшаяся в XVII в. (и около этого времени) южнорусской православной церковью, это празднование не только дня памяти храмового святого, но и дня освящения храма. Что касается первой особенности – приурочивать к торжеству освящения храмов дарование, притекшим на это торжество, богомольцам отпущения грехов, то эту особенность затруднительно объяснить на основании богослужебной практики православного востока или богослужебных порядков северовосточной Руси. Ни в греческих евхологиях, ни в северорусских требниках никаких указаний на эту особенность нам встречать не приходилось. Нельзя ли, потому, сделать предположение о влиянии, в данном случае, практики церкви римской? В римской церкви, действительно, к торжеству освящения храмов и к ежегодным воспоминаниям этого освящения, приурочено массовое отпущение грехов или дарование, т. н., индульгенций. Указание на таковую индульгенцию содержится в тексте той грамоты, которая выдается епископом в освященную церковь и в ней потом полагается. Вот текст этой грамоты, по Римскому Понтификалу: MDCCCC. ete... die N. Ego N. Episcopus N. consecravi Ecclesiam et altare hoc, in honorem Sancti N. et Reliquias Sanctorum Martyrum N et N in eo inclusi, et singulis Christi fidelibus hodie annum, et in die anniversario Consecrationis hujusmodi ipsam visitantibus quadraginta dies de vera Indulgentia, in forma Ecclesiae consueta concessi¹³⁶. Как видим, в этой римской грамоте есть указание и на ежегодную индульгенцию (сорокодневную), и на индульгенцию, даваемую в день годичного празднования освящения храма.

Описанный по двум указанным южнорусским рукописным памятникам XVII в., Чин освящения храмов, как уже замечалось, немногим отличается от одноименных северорусских чинов того же времени и предшествующего XVI в. В качестве отличий южнорусской практики от севорорусской, в обрядах освящения храмов мы могли указать лишь частности и в незначительном, притом, количестве. Такое близкое родство объясняется, конечно, тем, что обе редакции чинопоследования освящения храмов, как северорусская XVI и перв. пол. ХVII вв., так и описанная нами южнорусская ХVI в., имеют один, общий для себя, источник – практику православного востока того же и предшествующего времени. Мы уже отмечали согласие, в данном случае, северорусской практики с греческой практикой, теперь, то же самое можем констатировать и относительно описанного южнорусского последования: к нему ближе всего стоит греческий Чин освящения храмов, помещавшийся в первопечатных греческих евхологиях¹³⁷, и тот же чин в изложении некоторых греческих рукописей¹³⁸.

Что касается отмеченных добавочных статей в южнорусском чине освящения храмов: особой формулы благословения народа после этого освящения и разрешительной грамоты архиепископа, присылавшейся в новоосвященвную церковь, то мы уже указывали, предположительно, источник появления этих особенностей в южнорусской практике. Думаем, при этом, что на внесение означенных добавочных статей в чинопоследование освящения храмов, западнорусская православная церковь имела свои побуждения, достаточно уважительные. Быть может, в данном обстоятельстве сказалось, столь присущее этой церкви в эпоху ее борьбы с латинством, стремление оградить своих чад от влияния католичества и обаятельности некоторых его обрядов. Если в католической практике чин освящения храмов и ежегодные памяти этого освящения соединялись с раздачей индульгенций, то, естественно, что народ стремился на эти торжества не только для их созерцания, но и в чаянии пользы душевной, в чаянии получить разрешение грехов. Быть может, это явление в католической церкви было соблазнительным и для некоторых чад православной церкви, как и вообще помпезное богослужение римских костелов нередко влекло к себе православных. Желая оградить православных от, всякого рода, обаяний со стороны латинства, представители западнорусской православной церкви, возможно, и внесли в чин освящения храмов нечто, противодействующее католическим влияниям на православных западно-русцев, т. е., добавили к этому чину особую молитву с прошением об отпущении грехов всех богомольцев, участвовавших в торжестве храмоосвящения, присоединили заключительную формулу благословения и прощения народа архиепископом и, кроме того, старались обставить большей торжественностью, с присоединением, быть может, подобного же благословения и прощения – ежегодные памяти дня освящения храмов и храмовых святых¹³⁹. Самый же обычай южнорусской церкви праздновать ежегодно не только память храмового святого, но и день освящения храма, ведет свое начало с глубокой христианской древности, и имеет для себя полное основание в практике православного востока¹⁴⁰. Соединение этого празднества в западнорусской практике с особым благословением, и приурочение к этому случаю архиепископского разрешения, или отпущения грехов, повело к установлению на юго-западе Руси, т. н., отпустов. Отпустами на юго-западе Руси называются празднования престольных или храмовых праздников. На эти праздники стекается множество народа из окрестных селений. Весьма многие из богомольцев считают, при этом, необходимым исповедоваться и причаститься. Последнее обстоятельство весьма, по нашему мнению, знаменательно. Оно служит показанием того, как иногда западнорусская православная церковь противодействовала влиянию на своих православных чад со стороны католичества. По установлениям последнего, ежегодное празднование дня освящения храма и дня памяти его святого, сопровождалось индульгенциями. Хотя, в западнорусской практике и замечалось, как видели, нечто, напоминающее собою эти римско-католические «послабления» (см. Грамоту церкви новопосвященной), однако, найдено было средство заменить этот обаятельный, быть может, для простого народа обычай, обычаем строго православным. Вместо массовых разрешений и отпущений грехов, православное сознание представителей западнорусской церкви подсказало обратиться к таинствам исповеди и св. Причастия.

Помимо представленного чинопоследовавия, в западнорусской богослужебной практике интересующего нас времени, имел место и другой чин храмового освящения, весьма любопытный, как по своему составу, так и по отдельным подробностям. Нам пришлось встретить такой чин в двух рукописных памятниках ХVI в., отдельно написанным в особой книжице (рукопись Киево-Соф. библиотеки № 648, по описанию проф. Петрова, № 68), под заглавием: «Устав и чин певаемый на освящение новосозданной церкви» и в рукописном архиерейском требнике той же библиотеки, № 647 (по описанию проф. Петрова, № 60) стр. 328 – 382. В последней рукописи, данное Чинопоследование изложено в несколько сокращенном, а иногда, и измененном виде, сравнительно с чином рукописи первой. Ввиду особого интереса, какой представляет из себя данная редакция южнорусского чина освящения храмов, мы издаем (в приложении) этот чин по рукописи № 648 (68), с указанием наиболее существенных вариаций рукописи № 647 (60). Благодаря этому, мы считаем излишним подробное изложение данного чинопоследования и ограничиваемся указанием его наиболее крупных особенностей, с посильным их объяснением.

Рукопись № 648 – «Устав и Чин, певаемый на освящение новосозданной церкви» – открывается замечаниями о времени, наиболее приличном для освящения храмов, и о достойном приготовлении к торжеству освящения, как клириков и прихожан новоосвящаемой церкви, так и самого святителя, с его клиром. В этих наставительных замечаниях наиболее приличным для освящения храмов днем, считается день воскресный или праздничный, надлежащее же приготовление к этому освящению всех, имеющих присутствовать при нем – постом, исповеданием грехов и молитвою – объясняется знакомым уже нам взглядом на торжество церковного освящения, как на таковое, при котором верующие могут «Духа святого благодати сподобитися прияти и грехов оставление получити«. Такое начало, никогда не встречавшееся нам ни в греческих, ни в северорусских требниках, напоминает практику римской церкви, которая так же считала и считает наиболее удобным днем для освящения храмов день воскресный и узаконяет для участников этого торжества предварительный пост. Для подтверждения сделанного сближения, выписываем параллельно начальные указания из рассматриваемого южнорусского и латинского чинов храмового освящения.

По рукописи 648(68):

Аще и на всяк день освящение церкви быти может, но убо приличнее в день недельный или праздничный да совершится. Приспевающу убо времени освящения, святителем уреченного, архидиакон должен есть клириком и людем ихже церковь святитися имать, предвозвещати и заповедати, яко да предуготовят себе исповеданием грехов своих и постом тридневным, в молитвах и добродетелех всяких, чающе еже от освящения Духа святого благодати сподобитися приять и грехов оставление получити. Аще же не три дни, поне един день, предваряющий освящение всяко должна суть и клирицы и парохияне, якоже предречеся, поститися: ибо и святитель сам с своим клиром должен есть день той постом прейти (л. 1).

По римскому Понтификалу:

Eccles’arum consecratio, quamvis omni die de jure fieri possit, decentius tamen in Dominicis diebus, vel Sanctorum soleumnitatibus fit.

Quando autem Ecclesia fuerit dedicanda, delet Archidiaconus praenuntiare clero et populo, quibus est Ecclesia consecranda; ut priusquam consecretur, jejunent. Nam Pontifex consecrans, et qui petunt sili Ecclesiam consecrari, praecedenti die jejunare delent.

(Pontificale Romanum, an MDCCCCVIII. pag. 167).

Приносимы епископом св. мощи. для положения под престол в новоосвящасмой церкви, по рассматриваемому чину влагались, предварительно, в особый ковчежец (крабийцу) вместе с грамотой «мемвраной», на которой записывалась дата освящения храма по такой форме: «В лето..., месяца..., дня... освятися церковь и олтарь сей в славу Бога в Троици Святей славимого, и в честь святого, имярек, и положены суть в нем мощи св. мученик имярек, мною, смиренным имярек, архиепископом, митрополитом Киевским и Галицким и всея России, или епископом, – в приношение на нем безкровныя жертвы в оставление грехов всех православных христиан».

По обряду греко-восточной и северорусской церкви, никаких грамот с св. мощами под престол не полагалось, а, удостоверяющая подлинность и правильность освящения храма, подпись епископа делалась только на антиминсе. В церкви же латинской, мощи полагаются в особый ковчежец, также, при грамоте, с надписанием, близко подходящим к приведенному. Вот это место из римского чина: Sane sero ante diem Dedicationis, Pontifex parat Reliquias in altari cousecrando includendas, ponens eas in deceuti et mundo vasculo, cum tribus granis thuris; ponit etiam in eo chartulam de pergameno, scriptam sub hac forma: MDCCCC etc... die N, mensis N. Ego N Episcopus N consecravi Ecclesiam et altare hoc, in honorem Sancti N. et Reliquias S. Marthyrum N et N in eo inclusi et singulis Christi fidelibus hodie unum annum, et in die anniversario Consecrationis hujusmodi ipsam visitantibus quadraginta dies de vera Indulgentia, ia forma consueta concessi¹⁴¹.

Как видим, совершенно неподходящее к православию упоминание об индульгенциях в рассматриваемом чине, заменено выражением, нисколько не идущим против православного учения: «...в приношение на нем бескровной жертвы, в оставление грехов всех правоверных христиан».

Принесенные епископом для новоосвященной церкви св. мощи, поставлялась на особом столе «вне пред дверми церковными в внешнем притворе, вне на паперте. Аще же несть сицеваго притвора, сотворят покров каковой-либо от дщиц, пред церковь, или шатер поставят». На другом столе, в том же означенном помещении, располагались и все прочие предметы, необходимые для освящения храма. Среди этих предметов указана, между прочим, и соль. Для умовения рук святителя предписывается запастись мягким хлебом. Как и в предшествующем южнорусском чине, в рассматриваемом Уставе, дается указание, как изобразить по 4 креста на стенах алтаря, среднего храма и притвора, но, при этом, добавлено, что «внутруду убо в церкви над коимждо крестом, да вбиен будет гвоздь или светильник прибит, на нем же да прилеплена будет свеща не мала, в еже не согорети ей даже до совершения освящения«. Для помазания стен церковных св. миром, указано запастись еще и лестницей.

И указанные особенности легко могут быть объяснимы при знакомстве с римским чином освящения храмов. По этому чину, сосуд с мощами поставляется не в храме освящаемом, и не в близлежащей освящаемой церкви, как это было и бывает по греко-восточному чину, а, или в каком-либо чистом и честном месте, или под шатром, устроенным перед входом в освящаемую церковь (..in honesto et mundo loco, vel sub tentorio ante fores ecclesiae consecrandae)¹⁴². Употребление при освящении престола соли, мягкого хлеба при измовении святителем рук и, наконец, возжение на гвоздях или шандалах свечей перед, начертанными по стенам церкви, крестами – все эти подробности находят для себя место и в латинском Чине¹⁴³.

Предваряющая рассматриваемый чин освящения храмов «служба обновления», во многом отличается от таковой, по изложению греческих и северорусских требников. Эти отличия (см. приложение) уже нельзя, конечно, объяснить и на почве практики римской церкви, а потому, остается отнести за счет южнорусского литургического творчества без всяких влияний.

Одним из существеннейших отличий описываемого чина от подобного чиноноследования греческой и северорусской практики, является та вступительная часть его, которая предшествует действиям по утверждению престола, каковыми действиями, собственно, и открывалось торжество освящения храма по грсческим и русским старопечатным и рукописным требникам. Вся эта часть, состоящая из предварительных молений святителя за себя и клириков, принимающих участие в торжестве освящения храма, из молитвы «пред зачатием освящения», троекратного обхождения освящаемого храма, при пении особых стихир, с чтением молитв и ектениями, – представляет из себя нечто чуждое практике греко-русской; если же сравнивать этот отдел с подобным же отделом западного чина освящения храмов, то можно найти много сходного между тем и другим¹⁴⁴.

Значительные отличия от греко-восточного чина представляет и обряд самого устроения и освящения престола, по интересующей нас рукописи. Здесь сохранены почти все те молитвы и священнодействия, которые указаны при тех же обстоятельствах по греко-русским чинопоследованиям, но, вместе с тем, замечаются и новые обряды и молитвы, и опять, такие, которые можно находить и в латинском Понтификале (подробности см. в приложении, в подстрочном примечании).

Делая общую характеристику описываемому Чину, нужно, прежде всего, отметить его замечательную торжественность, а, вместе с тем, и сложность. Нам еще не приходилось в православных богослужебных памятниках встречать чинопоследований, так тщательно разработанных, так обстоятельно изложенных и преисполненных множеством священнодействий, возглашений, молитв, стихир и проч. В авторе этого чинопоследования виден опытный творец – литургист, любящий торжественные богослужения и умеющий сообщить службе эту торжественность. Принимая во внимание все эти обстоятельства, а также, и то, что некоторые молитвы данного чина встречаются и в чине иерейского освящения храмов, изложенном в Требнике м. Петра Могилы, мы предположительно спрашиваем, не принимал ли какого-либо участия в составлении описываемого чина знаменитый литургист западнорусской церкви, приснопамятный митрополит Петр Могила? Подробная трактация этого вопроса уклонила бы нас от прямой задачи, но все-таки мы заметим, что для лица, вчитывавшегося в некоторые чинопоследования требника 1646 г., составленные, как можно думать, самим издателем этой книги, отмеченный вопрос имеет свой raison d’etre.

Что касается тех источников, под влиянием которых был составлен описанный, весьма интересный, западнорусский чин освящения храмов, то, прежде всего, для объяснения состава данного чина, нужно иметь ввиду греческий и наши, северорусские чины освящения храмов. Основой данного чина являются те обряды и молитвословия, которые присущи и греко-русскому чину храмоосвящения. Но к этой основе сделаны добавления, сообщившие данному чинопоследованию большую торжественность. Часть этих добавлений, как мы уже говорили, и как это показано нами в приложениях, может быть объяснена лишь на почве Римского Понтификала. Неизвестный составитель юго-западного чина сделал значительные заимствования из этого источника, и приспособил их к духу и характеру православного богослужения, сообщив разбираемому чину удивительную торжественность. Этот чин, по нашему мнению, может считаться образцом литургического творчества, не пренебрегающего заимствованием всего лучшого и из обрядов инославной церкви, но зорко следящего за тем, чтобы через эти заимствования, не погрешить чем-либо против веры православной. На подобные заимствования, в чине освящения храмов, неизвестный автор имел тем большее право, что латинский чин освящения храмов, вообще, во многом сходен с православным.

Западнорусский Чин освящении храмов иереем, как уже упоминалось, нам пришлось встретить лишь в Евхологионе м. Петра Могилы. Здесь данный чин имеет такое надписание: «Чин благословения новые церкве, или иконостаса, сиесть особые некия молитвенницы, чрез иерея, от епископа на сие благословение и власть данную имущаго, в еже до времени в ней прежде совершенного освящения, Божественную свсршати Литургию»¹⁴⁵. Как видно уже из этого надписания, а также из «предмовы», предпосылаемой данному Чинопоследованию, в западнорусской церкви освящение храма иереем не исключало нужды снова освящать тот же храм епископом. Этот чин трактовался, как временное средство к тому, чтобы, не дожидаясь епископского освящения известной церкви, дать возможность до времени совершать в ней литургию. Но, как только епископу представлялась возможность быть в такой церкви, она освящалась уже снова, полным чином архиерейского освящения храмов¹⁴⁶. Как видим, в данном случае, практика западнорусской церкви отличалась от практики церкви северорусской и современной нам; вместе с тем, и Могилинский «чин благословения новой церкви» имеет очень мало точек соприкосновения, как с старорусским «Чином малого освящения церкви, понеже антиминс освящен великим священием и свершен от святителя«, так и с современным «Чином, како освященный антиминс положити в новоизданном храме». По могилинскому чину – получивший от епископа полномочия освятить известный храм «протопоп, или ин кто от иерей, собрав священников поближних, елико их быти может«, приходил в такой храм и с вечера совершал в нем малую вечерню, потом обычное всенощное бдение храму. На утро, пред церковью или в притворе ея, ставился столец, и на нем – все нужное к освящению, вместе с освященным антиминсом. Престол и жертвенник должны были быть обнаженными. По малом водоосвящении, совершалась лития «окрест церкви» с пением литийных стихир или ирмосов святому храма. Первенствующий иерей кропил стены церковные, произнося стих: Окропиши мя иссопом, и пр. По обхождении, перед дверьми храма читалась молитва: «Господи Боже наш, молитвами Пресвятыя Владычица нашея, Богородица... и святого, его же есть храм..., дела рук нас, недостойных рабов Твоих исправи...«. Назнаменовав десницею крестообразно дверь храма, священник, а за ним и вся процессия вступали в храм с пением стихиры: «Якоже Закхееву дому Твоим, Христе, входом спасение бысть...» Первенствующий иерей кропил внутри церкви с тем же стихом: «окропиши мя...» Перед царскими вратами полагалось, возгласом «Благословен Бог наш«, начало самому чинопоследованию. По предначинательных молитвах, следовал псалом 121 – «Возвеселихся о рекших мне», а по псалме – великая ектения с одним добавочным прошением об освящаемом храме и с прибавлением обычных, по требнику П. Могилы, литийных прошений о короле и панах, о ктиторах, «о еже искоренити вся ереси, и отступства, и все безбожие Агарянское«, и проч. По возгласе, следовал Псал. 120: «Возведох очи мои» и пение Стихири: «Благослови, Господи, храм сей». При возгласах: «С миром внидем» и «О имени Господни», следовал вход в алтарь. Окропивши жертвенник и престол св. водою, и освятивши, через окропление и чтение особых молитв, престольные одеяния, священник облачал престол и жертвенник, «ничтоже глаголя«. Прочитавши затем молитву: «Господи Боже, Царю веков и творче всех», священник брал св. антиминс и полагал его на престоле при велегласном чтении особой формулы с заявлением, что положение антиминса, освященного святительскою рукою, совершается с епископского благословения и изволения¹⁴⁷. Клир повторял «высшим гласом» вышеуказанную стихиру: «Благослови, Господи, храм сей«. Следовала сугубая ектения, а за нею – отпуст. В новоосвященной церкви совершалась, затем, литургия.

Вопрос о происхождении описанного чина решить без предположений затруднительно. Практика северной Руси не знала такого чина, нет его и в греческих богослужебных памятниках. А, так как такого чина мы не встречаем и в западнорусских домогилинских требниках, то остается здесь усматривать продукт литургического творчества самого Могилы, который, составлением данного чинопоследования и разрешил весьма важный богослужебно-практический вопрос, разрешил, притом, канонически верно, таким путем, на который стала и северорусская церковь после патр. Никона. Мы уже видели, что северорусский дониконовский «чин малого священия церкви, понеже антиминс освящен…» и проч., заключал в себе крупные несообразности: в нем иереем повторялось многое из Чина полного освящения храма, читались молитвы, читанные уже при освящении антиминса. – Петр Могила избежал этих несообразностей, и по его Чину, священник уже не действовал по-архиерейски. – На эту же точку зрения стал потом и патр. Никон. Что касается самой структуры чина, и, входящих в него песнопений и молитвословий, то в данном случае, Петр Могила, можно думать, имел ввиду, прежде всего, практиковавшийся в его время на юго-западе Руси полный (архиерейский) чин храмоосвящения, описанный уже нами. Уготовление стола с нужными для торжества предметами, в притворе церковном или даже перед церковью, крестный ход, предшествующий торжеству освящения, – это те же обрядовые подробности, которые мы отмечали и в полном чине освящения церквей. Две стихиры могилинского чина: «Благослови, Господи, храм сей»¹⁴⁸, и «Якоже Закхееву дому»¹⁴⁹ тоже встречаются в полном Чине (см. прилож.). Το же следует сказать и о молитвах могилинского чина: обе они составлены из нескольких частей, взятых, видимо, из молитв, описанного выше, полного чина освящения храмов. Но, вместе со сказанным, нельзя не отметить здесь некоторого сходства могилинского чина благословения новосозданной церкви с латинским «Ritus…». Как пo тому, так и по другому чину, начало освящения храма полагается или в притворе церковном, или перед церковью; далее, по обоим чинам следует обхождение вокруг освящаемого храма с окроплением его, при произнесении одного и того же стиха из 50 псалма: «Окропиши мя...» Только, конечно, вместо латинской, обычной литании, наш южнорусский православный чин предписывает при обхождении храма пение или литийных храмовых стихир, или ирмосов храмового канона¹⁵⁰. По обоим чинам, после крестного хода вокруг освящаемой церкви, положено чтение молитвы перед ее закрытыми вратами и открытие последних десницею священника¹⁵¹. По входе в храм, по могилинскому Чину, положена великая ектения; в латинском чине ей соответствуют обычные прошения литании с припевом Kyrie eleison¹⁵². Отмеченная по могилинскому чину стихира: «Благослови, Господи, храм сей», дважды, притом, повторяемая (в середине и в конце чина), есть и в чине латинском, где также указана в двух местах¹⁵³. Два псалма могилинского чина: 121 и 120 находятся в чине латинском, только здесь к ним добавлен и третий псалом – 119¹⁵⁴. Первая молитва могилинского чина: «Господи Боже наш, Царю веков и творче всех» своей серединой тождественна с третьей 40– литвой латинского чина¹⁵⁵.

Практика древней церкви – дозволять совершение освящения храмов и лицам пресвитерского сана, но при соблюдении требования – полагать, в таком случае, на престоле освящаемой церкви совершенный от святителя антиминс, вызывала нужду в особом чинопоследовании освящения одних антиминсов. Правда, и в древнее время (как и теперь) освящение нескольких антиминсов могло быть совершаемо, в той или иной церкви, при освящении в ней престола архиереем. За это говорят те древнегреческие и наши древнерусские чины архиерейского освящения церкви, в коих говорится не об одном, а нескольких антиминсах¹⁵⁶. Но иногда архиерею не представлялось случая самому освящать где-либо храм, между тем, ощущалась нужда в освященных анииминсах, тогда и практиковался особый чин освящения одних антиминсов.

Отдельный чин освящения антиминсов начинает встречаться в греческой богослужебной письменности с ХIII в.¹⁵⁷ Из практики церкви греческой, этот чин перешел и в русские богослужебные книги и, в частности, встречается в некоторых требниках XVI и первой половины XVII в. Чин освящения антиминсов, будучи по своему составу и содержанию, почти тождественным чину великого освящения храма, на своем многовековом существовании мало испытал каких-либо существенных изменений. По русским записям указанного времени¹⁵⁸, он излагается в таком виде.

По приказанию архиерея, изготовлением антиминсов заведовал один из «искус имущих» клириков¹⁵⁹. Он отрезал от полотна четырехугольные платки, величиною «в пядь»¹⁶⁰, пришивал на четырех углах каждого плата по одному, меньшему плату, «во образ Евангелистов», а один такой же, меньший плат, нашивал «в единой стране промежю углов«, причем, этот последний плат, с одной стороны, не дошивал так, чтобы можно было положить части св. мощей. В то же время, один из «искусных» священников, имеющий у себя надлежащие «снасти»: колодку, долото и молоток¹⁶¹, брал св. мощи и с помощью указанных орудий, раздроблял их на мелкие части. В некоторых памятниках, при этом, замечается, что мощи, предназначаемые для антиминсов, непременно должны быть «мученические, а не святительские и не преподобнические»¹⁶². Изготовленные описанным образом антиминсы и частицы св. мученических мощей, накануне освящения относились в храм и поставлялось на престоле, причем, мощи полагались на дискосе и прикрывались звездицею и покровцем. В этом храме отправлялась всенощная по уставу «обновления храма».

Самый Чин освящения антиминсов почти во всем сходен с чином полного (архиерейского) освящения храмов. Опущены в нем только те священнодействия, которые касаются утверждения, омовения и облачения престола¹⁶³. В силу этого, в особом изложении чин освящения антиминсов XVI и ХѴII вв. не нуждается.

Чин освящения антиминсов, как он изложен в русских памятниках XVI и первой половины XVII в., не имеет для себя греческого оригинала в полном смысле этого слова, но весьма близко подходит к греческим чинам освящения антиминсов, изложенным, как в Евхологионе Гоара¹⁶⁴ и в некоторых Евхологиях, описанных проф. А.А. Дмитриевским¹⁶⁵, так и в творениях бл. Симеона Солунского¹⁶⁶. Вообще же, нужно сказать, что наш древнерусский чин освящения антиминсов гораздо ближе стоит к чину полного освящения храмов, чем, как относятся к тому же чину греческие чины освящения антиминсов.

В южнорусской православной церкви, в первой половине XVII в., практиковался несколько иной, сравнительно с описанным, чин освящения антиминсов¹⁶⁷. Этот южнорусский Чин отличается от подобного северорусского, своей краткостью.

Освящение антиминсов в южнорусской церкви приурочивалось к великому четвергу и совершалось в этот день перед литургией. По обычном начале и по псалме 50-м, по рассматриваемому чину, пели тропарь и кондак Пятидесятницы с Богородичным: «Взбранной воеводе«. Далее следовало помазание, лежащих на престоле, антиминсов св. миром, при пении псалма 132 и при возглашении диакона: «вонмем, аллилуиа». Помазывая каждый антиминс св. миром, архиерей произносил: «Освящается сей антиминс во имя Отца и Сына и Св. Духа...». Следовало вложение в каждый антиминс св. мощей, при пении иереями псалма 25-го. Окропив затем антиминсы св. водою, и умывши руки, архиерей кадил «седмижды« вокруг престола, при пении священниками псалма 45-го. По каждении – положены две молитвы: «Господи, Боже небесе и земли, иже святую Свою церковь неизреченною мудростию основавый» (эта молитва читалась архиереем при возложении рук на антиминсы), и на главопреклонение: «Благодарим Тя, Господи Боже наш, яко излиял еси благодать на святыя Твоя ученики...». Этой молитвой и заканчивается данный чин. По своем освящении, антиминсы лежали на престоле 7 дней, в течение которых над ними «литургия Божественная отправоватися мает».

Как видим, этот чин освящения аитиминсов во многом отличается от чина архиерейского освящения храмов и, главным образом, тем, что почти не имеет в своем составе молитв, ограничивая число их только двумя, тогда как в полном архиерейском чине освящения храмов, молитв значительно больше. Позаимствован этот чин южнорусскими богослужебными памятниками показанного времени, из греческих печатных Евхологиев. В последних содержится почти точно такой же Чин освящения антиминсов. В этом греческом чине нет только начальных молитв, псалма 50-го и тропарей пятидесятницы. Кроме того, в конце греческого чина освящения антиминсов, при вложении в них св. мощей, добавляется еще молитва: Κύριε ό θεός; ήμῶν, ό τήν ταύτην τήν δόξαν τοίς ύπέρ σού άύλήσασιν όγίοις μάρτυσι δωρησάμενος, каковой в южнорусском чине не встречаем¹⁶⁸.

Именем «малого» освящения церкви на современном литургическом языке называется такое чинопоследование, которое совершается в храме после тех или иных перестроек и возобновлений его (без нарушения св. престола), или в случаях какого-либо осквернения святыни храма¹⁶⁹. К последнего рода случаям, относятся: осквернение храма язычниками или еретиками, пролитие в стенах храма человеческой крови и внезапная смерть в храме человека или нечистого животного. После возобновления церкви без нарушения св. престола (как, напр., после покраски и ремонта внутренности храма) принято совершать в ней малое освящение воды с чтением особой молитвы «в обновление Божия храма», заключающейся в, т. н., Большом Требнике¹⁷⁰. Для освящения оскверненного храма, в современном требнике имеется несколько специальных молитв, как то: «молитвы на обновление Божия храма»¹⁷¹, «молитва на отверзение храма, оскверншегося от еретиков»¹⁷², «молитва на отверзение храма, оскверншегося от языков, еще же и еретиков»¹⁷³ и «молитва, глаголемая во входе на отверзение храма, в нем же случится человеку умрети нуждно»¹⁷⁴. Наша древнерусская богослужебная практика также знала несколько последований малого освящения церкви, причем, число таких последований, по древнерусским требникам, превосходит перечисленное количество чинов малого храмоосвящения современного требника. К категории таких чинопоследований, мы относим следующие чины и молитвы древнерусских требников: «устав, или чин о поколебавшейся св. трапезе», «чин во отверзение церкви от еретик осквернившейся», «чин на освящение храма, осквернившегося от язык», чины и молитвы на отверзение храма, «в нем же аще человек умрет нуждною смертию» или «животну нечисту ключится умрети или родити« и, наконец, «чин на освящение храма, егда пес вскочит». Отмеченные чины и молитвы имеются в составе требников взятого нами времени, т.е., в требниках XVI и XVII веков.

По действующему уставу русской церкви, во всех тех случаях, когда при исправлении и возобновлении храма, бывает поврежден или, хотя бы сдвинут со своего места св. престол, требуется полное освящение церкви, по чину «великого освящения»¹⁷⁵. Но древнегреческая и древнерусская богослужебная практика предписывала поступать в данном случае иначе. «По Уставу греческой церкви, говорит Гоар, достаточно какого бы то ни было отделения трапезы от ее основания, чтобы потребовалось особое освящение этой трапезы, но, при этом, не повторялось полное освящение (καϑιέρωσις) церкви, как это было в практике церкви латинской, а только воспроизводилась некоторая часть из чина полного освящения, касающаяся, собственно, утверждения св. трапезы. По мнению греков, достаточно было одного соединения и скрепления распавшихся частей трапезы и заполнения связующим веществом (воскомастихом) образовавшихся трещин, чтобы святость алтаря была восстановлена, лишь бы только это восставление было произведено руками епископа, при исполнении некоторых молитвословий¹⁷⁶. Применительно к такому случаю освящения престола и были выработаны греческой богослужебной практикой особые чины «о поколебавшейся св. трапезе» – «Τάξις γινόμενη έπί σαλευϑείσης, άγίας τραπεζης» и «Άλλη τάξις γινόμενη έπί σαλευϑείσης τής, άγίας τραπεζης». Обе эти редакции одного и того же чинопоследования, в большинстве списков греческого требника, встречаются рядом, одна подле другой¹⁷⁷. Το же самое, относительно рассматриваемого чинопоследования, мы наблюдаем и в русских рукописных требниках XVI в. И здесь, в большинстве списков, рядом с «Уставом о поколебавшейся св. трапезе», находится еще «чин и устав, внегда некако позыблется святая трапеза»¹⁷⁸. Обе эти редакции являются буквальным переводом греческих редакций рассматриваемого чинопоследования. Но, при этом, между греческими и русскими рукописями наблюдается следующая, довольно, впрочем, мелочная, но, тем не менее, настойчиво повторенная многими русскими списками требника, разница: первая редакция рассматриваемого чина по греческим памятникам (τάξις γινόμενη…) в русских рукописях ставится на втором месте («чин и устав, внегда некако позыблется св. трапеза»), а вторая (άλλη τάξις…) – на первом («Устав о поколебавшейся св. трапезе»). В объяснение такой перестановки, мы затрудняемся сказать что-либо определенное, но, вместе с тем, судя по количеству памятников, неуклонно повторяющих эту перестановку, мы не можем, также, признать ее и явлением случайного характера.

По «Уставу о поколебавшейся св. трапезе» (первая редакция наших рукописных требников) исправление и освящение престола происходило таким образом. Каменосечец или «златолиятель», достойный входить в алтарь, перед началом литургии починял и утверждал поколебавшиеся столпцы престольные, заливал образовавшиеся в них трещины кипящим воскомастихом или «другою снастию некоею, еюже годно«, обкладывал верхние концы столбов «бумажиною» и обвязывал их «вервием, с соблюдением воскомастиха», т. е., с предосторожностями, чтобы кипящий воскомастих не проливался на пол. Эта часть рассматриваемого чинопоследования, заключающая в себе наставления, собственно, технического характера, заимствована нашими требниками из греческих евхологиев¹⁷⁹. Но, так как эти наставления приноровлены, по-видимому, к каменным престолам, более обычным в греческой практике, то некоторые наши русские требники, в данном месте чинопоследования, делают несколько добавочных указаний, относительно исправления престолов деревянных. «Аще же будет древяная трапеза, добавляют русские требники¹⁸⁰, то древодел да починит столпцы и дску престола и иная, потребная на се. Се же внутрь алтаря да творит един от священник, имея искус на се. Да пригвоздит, да утвердит. Мирянину же недостоит в алтарь входити»¹⁸¹.

Самое последование освящения новоисправленной трапезы, совершалось сейчас же после ее исправления. Святитель с, сослужащими ему, пресвитерами входил в алтарь и возгласом: «Благословено царство« полагал начало чинопоследованию. После пения «аминь», священники, воспевая псалмы 144 и 22, снимали со столпцов престольную доску, отлагали ее пока в сторону и совершали, затем, «вся, яже о святем престоле«, т.е., омывали и отирали столпцы престольные, возлагали на них верхнюю доску, омывали и отирали ее и покрывали св. трапезу обычными ее одеждами. По окончании этих действий и пения указанных псалмов, диакон произносил великую ектению, с добавлением к ней соответствующего случаю прошения: «о, еже освятитися храму сему и еже в нем жертвеннику и поколебавшейся трапезе»¹⁸². По ектении, архиерей, не делая возгласа, читал молитву: «Благодарим Тя, Господи Боже сил, яко юже излиял еси благодать на святыя си апостолы», т.е., ту же самую, которая читалась по одеянии престола и при полном освящении храма¹⁸³. За молитвой следовал возглас диакона: «с миром изыдем«, клир пел: «О имени Господни. Господи помилуй»; но, как видно из текста чина: – «по амине, диакону, убо глоголюшу – с миром изыдем, прочим же, отвещающим – о имени Господни, диакон – Господу помолимся, и людие – Господи помилуй, диакон – премудрость, таже глоголем: честнейшую херувим«, – никакого выхода не было, а святитель прямо делал отпуст чинопоследованию. По отпусте, архиерей входил в диаконик (по рукописным требникам, – «в служебное» – буквальный перевод греческого: είς τό διακονικόν и «мало опочивал« здесь. Очередные священник и диакон, «прияв время» (т.е., благословение от архиерея¹⁸⁴), «деяли вся обычная«, т.е., совершали проскомидию. Когда начиналась литургия и пелись антифоны, входил в алтарь святитель, и совершалась литургия по обычаю («начевше литургию и певаемым антифоном, входит святитель и бывает свершенная служба», «… φαλλομένων τών άντιφώνων είσοδεύει δ Άρχιερεύς καί γίνεται τελεία λειτουρία»¹⁸⁵.

Вторая (по русским рукописным требникам) редакция рассматриваемого чннопоследования¹⁸⁶, также имеющая для себя оригинал в греческих евхологиях¹⁸⁷, представляет из себя лишь некоторое видоизменение первой. Прежде всего, в этой редакции даются более подробные указания относительно самих исправлений поколебавшейся трапезы. Так, к воскомастиху, рекомендуется, например, прибавлять растертый в порошок мрамор – «мармор стерт»; даются более подробные указания о том, как обвязывать бумажками верхние концы престольных столбцов (указания эти те же, что и в чине великого освящения храма) и пр. Самое чинопоследование освящения поколебавшегося престола совершалось, по Уставу этой редакции, не перед началом литургии, а на малом входе, перед пением трисвятого. После облачения престола, перед великой ектенией (см. первую редакцию рассматриваемого чина), полагалось каждение престола, и всего храма. Во всем прочем, чинопоследование сходно с рассмотренной нами первой редакцией его.

В первой половине XVII в. обозреваемое чинопоследование подверглось в нашей русской церкви некоторой переработке. Так, старопечатные требники этого времени¹⁸⁸ и некоторые рукописные¹⁸⁹, помещают в своем составе уже один только «чин о поколебавшейся св. трапезе», представляющий объединение двух, рассмотренных нами, редакций. Помимо этого, в полученной через такое объединение уже новой редакции разбираемого чинопоследования, замечаются некоторые, весьма важные добавления, отсутствовавшие в первых двух редакциях и, по-видимому, не имеющие для себя подтверждения в греческих богослужебных памятниках. Как во всех, известных нам, старопечатных больших требниках, так и в относящихся ко второй половине XVII в. некоторых рукописных, проведено, при этом, новое воззрение на возможность исправления поколебавшегося престола без полного (великого) освящения церкви. Теперь считалось возможным пользоваться «чином о поколебавшейся св. трапезе» только в тех случаях, когда можно было произвести нужные поправки престола, не снимая с него одежд. В противном случае, предписывалось совершать уже полное освящение храма: «Аще не возможно починити столпцов, не снимая сорочки престола с антиминсом, то вервь и сорочка с антиминсом со престола сняти и, починив столпцы, и доска, и прочая обетшавшая, и уготовив вся, святити церковь священием всем, якоже и новая церковь: сорочка, и вервь, и индития, аще тверда прежде бывшая, на престол возложити. А антиминс, прежде бывший, в столпец положити, под престольную доску, а на сорочку возложити новый антиминс»¹⁹⁰.

Самому совершению «чина о поколебавшейся св. трапезе», по старопечатным требникам, должен был предшествовать молебен святому храма, соединяемый с августовым освящением воды. Во всем прочем, рассматриваемое чинопоследование старопечатных требников сходствует с, выше разобранной нами, редакцией «Чина о поколебавшейся св. трапезе» рукописных памятников XVI в.

В новоисправленный Никоновский Требник 1658 г., «Чин о поколебавшейся св. трапезе» уже не был внесен. Взамен этого чина, здесь были напечатаны две молитвы «На обновление Божьего храма», которые печатаются, как сказано выше, и в современном Большом Требнике.

При перемене обветшавших напрестольных одежд, в древнерусской (до XVII в.) практике, можно думать, не совершалось никаких особых чинопоследований. По крайней мере, в рукописных требниках с XIV по XVI в., нам не приходилось встречать никаких особенных указаний на этот счет¹⁹¹. Но в одии из русских рукописных требников XVII в. был занесен, несомненно, из греческих источников¹⁹², уже особый «Указ о св. трапезе, еяже одеяния растлишася«. По этому указу, перемена одежд на престоле сопровождалась особым чинопоследованием. Святитель, облачившись в полное архиерейское облачение, входил в алтарь, кадил окрест престола и весь алтарь, затем, при помощи священников собирал остатки обветшавших одежд в новые сосуды. После этого, совершалось омовение престола по «Чину омовения св. трапезы в великий четверток», и полагались на него новые одежды¹⁹³.

Из южнорусских богослужебных памятников взятого времени, рассмотренный чин о поколебавшейся св. трапезе, содержат некоторые рукописные архиерейские чиновники¹⁹⁴. Помещенный в этих памятниках «Устав и Чин о позыбании св. трапезы«, никаких особенностей, сравнительно с северорусской редакцией данного чина (второй из рассмотренных нами), не представляет. В старопечатных южнорусских требниках, «Чин о поколебавшейся св. трапезе» уже не встречается.

Православная церковь одним из своих соборных определений возбраняет допускать еретиков в православные храмы¹⁹⁵. Издревле, также, считались в православной церкви оскорблением святости храма все те случаи, когда овладевали им и прикасались к его святыням, гл. образом, к престолу, еретики и язычники¹⁹⁶. Во всех таких случаях оскверненный храм очищался и освящался особыми молитвословиями¹⁹⁷. Какие при этом наблюдались обряды, и в чем, вообще, состояло освящение храмов, оскверненных еретиками и язычниками, прямых и положительных свидетельств обо всем этом от древнехристианской практики до нас не сохранилось, но, от XII в., в греческих богослужебных памятниках сохранились уже записи особых молитв на очищение храма, осверненного еретиками, причем, некоторые из этих молитв приписываются известному борцу против иконоборческой ереси, патриарху Тарасию¹⁹⁸. Особые молитвы на очищение оскверненного еретиками храма, знала и наша древнерусская богослужебная практика. В частности, рукописные требники XVI в. указывают на случай освящения храма, «оскверншегося от еретик« несколько молитв: «Боже сил, иже престол имеяй небо» (надписывается именем Никифора, патр. Константинопольского); «Владыко, Господи Боже наш, молим Тя, милостивого и благоуветливого, о гресех наших« (в надписании имеет имя Констант. патр. Тарасия) и «Господи, Боже наш, иже храм сей показавый в жилище Твое»¹⁹⁹. Все означенные молитвы взяты из греческих евхологиев²⁰⁰. Они присоединялись, по нашим рукописным требникам, к малому освящению воды, после коего совершалось кропление алтаря и всего храма. Такой же точно порядок «отверзения церкви, от еретик оскверншейся» напечатан и в наших Больших Потребниках дониконовского времени²⁰¹.

В практике югозападной церкви, до м. Петра Могилы, при рассматриваемом случае освящения церкви, употреблялись некоторые из перечисленных молитв²⁰². В Требнике м. Петра Могилы мы находим уже довольно сложный «чин отверзения и очищения церкве, от безбожных язык, или от еретиков, или от отступников оскверненной»²⁰³. Хотя этот чин и надписывается здесь именем Никифора Исповедника, патриарха Константинопольского, но, думается, в целом своем виде он не мог принадлежать означенному церковному автору: имя патр. Никифора поставлено в заголовке чина потому, что этому отцу приписывается одна из молитв рассматриваемого чинопоследования. Не могли мы подыскать оригиналов для этого чинопоследования и, вообще, в греческой богослужебной письменности, равно, как ничего подобного этому чину не встречается и в наших северорусских требниках. В силу этого, и данное чинопоследование могилинского требника можно считать продуктом литургического творчества югозападной церкви.

Рассматриваемый чин Могилинского Требника, разработан на основе трех вышесказанных молитв наших северорусских требников. Он снабжен предварительными замечаниями, где, применительно к условиям жизни югозападной церкви, даются указания о том, когда и при каких обстоятельствах должно быть совершаемо освящение оскверненного храма. Здесь, прежде всего, имеются в виду случаи осквернения православных храмов, «от язык, сиречь от Турков и Татар«. Данное чнпопоследование применимо только в тех случаях, когда Турки или Татары «насильственно отверзают церковь», «попирают ее своима ногама» и осязают «скверными руками«, обнажают и «пленяют» церковное украшение, но не раскапывают и не разоряют «Трапезу и Жертовник«. Под осквернением церкви от еретиков разумеются те случаи, когда «еретицы или отступницы, каковем либо буди образом вземше от Правоверных церковь, в ней на святей трапезе своя богомерзкия свершат службы». О всех таких случаях приходской священник должен был доносить епархиальному архиерею, который, или сам совершал чин очищения церкви, или благсловлял совершить оный кому-либо от местных своих иереев. Кроме же епископского благословения, этот чин никому совершать было нельзя.

Самый рассматриваемый чин могилинского требника отличается своею сложностью и торжественностью. Накануне дня очищения храма, в близлежащей церкви должна совершаться вечерня, а утром – утреня. В самый день торжества, святитель или его наместник, с крестным ходом приходил к оскверненному храму, который в это время должен быть закрытым, а престол и жертвенник этого храма должны быть обнажены от своих покрывал. Перед дверьми храма поставлялся столец, а на нем – все потребное для малого освящения воды. По совершении здесь малого водоосвящения, святитель полагал начало самому чину освящения оскверненного храма. По обычных начальных молитвословиях и по 50-м псалме, певцы пели покаянные тропари: «Помилуй нас, Господи, помилуй нас» и проч., а святитель в это время обходил снаружи всю церковь и цминтарь, и окроплял святою водою, произнося при этом: «Окропиши мя иссопом, и очищуся...« По обхождении и окроплении церкви и цминтаря, певцы пели богородичен 4 гласа: «Подаждь утешение», а затем читалась святителем, перед дверьми церковными, известная уже нам молитва патр. Никифора: «Боже сил, престол имеяй небо». По окончании молитвы, архиерей, приступив к церковным дверям, благословлял их десницею, произнося, «во имя Отца и Сына и Св. Духа, с миром внидем«. Клир отвечал: «О имени Господни». Архиерей крестом отверзал церковные двери и сам первым вступал в церковь, а за ним входил клир с пением особой стихиры: «Якоже Закхееву дому, Твоим, Христе, входом спасение бысть«, и весь народ. Вошед в храм, архиерей, с произнесением вышесказанного стиха: «Окропиши мя иссопом», кропил храм внутри. Далее, читался псалом или 85 (Боже, приидоша язы́цы, – если храм бл осквернен язычниками) или 89-й (Пасый Израиля, – если осквернение храма последовало от еретиков). Диакон произносил, затем, мирную ектению, к которой присоединялось шесть специальных прошений об освящении осквернившегося храма²⁰⁴. По возгласе, с коленопреклонением читалась перед царскими вратами вторая, также известная нам, молитва патриарха Никифора: «Господи, Боже наш, храм сей показавый жилище Себе«. По молитве, певцы пели стихиру: «Благослови, Господи, храм сей, имени Твоему созданный». Предстоятель вторично возглашал: «С миром внидем«, клир ответствовал: «О имени Господни» и пел вышеупомянутую стихиру: «Якоже Закхееву дому…«. Святитель входил царскими вратами в алтарь и здесь, коленопреклоненно, перед престолом читал третью, уже известную нам, молитву патр. Тарасия: «Владыко, Господи Боже наш, Тебе любим, милостивого и благоуветливого о гресех наших». После этого, при произнесении известного возглашения: «окропипии мя иссопом», окроплялись престол и жертвенник, и затем, покрывались обычными одеждами и благоукрашались обычными своими священными принадлежностями. По Трисвятом, Отче Наш, тропаре и кондаке, храму следовал отпуст. Вслед за окончанием описанного чина, начинались часы, проскомидия и совершалась, по обычаю, Божественная Литургия.

Судя по условиям исторической жизни югозападной православной церкви в XVII в., описанный чин имел здесь широкое практическое применение, но, при перепечатывании некоторых Чинопоследований Могилинского Требника, в наш, т. н., Дополнительный Киевский Требник, этот чин, очевидно, за ненадобностью, был опущен.

На случай осквернения храма язычниками, рукописные требники XVI в. имеют в своем составе одну очистительную молитву: «Господи, Боже наш, иже храм сей показавый жилище себе»²⁰⁵, т.е., одну из молитв, встречавшихся нам в «чине освящения церкви от еретик оскверньшейся»²⁰⁶. И эта молитва соединялась с малым водоосвящением и окроплением св. водою всего храма. В старопечатных Требниках, к этой молитве присоединена еще другая: «Владыко, Господи Боже наш, молим Тя, милостивого помощника о гресех наших». Эта молитва так же греческого происхождения.

Все перечисленные случаи считались и считаются в церковной практике оскорбительными для святости храма, а потому, последний, после каждого из перечисленных обстоятельств должен быть освящаем особою молитвою. Как в дрввнерусских, рукописных, так и в старопечатных требниках, для всех указанных случаев существовала одна и та же молитва: «Владыко, Господи Боже наш, иже многою и неизреченною благостынею сподобивый наздатися храму сему«, изменявшаяся лишь в своей вводной части, сообразно перечисленным обстоятельствам. Та же самая молитва с таким же точно назначением и с подобными же изменениями, печатается и в современном Большом Требнике²⁰⁷. В русскую церковь означенная молитва перешла из греческой богослужебной письменности²⁰⁸.

Что касается богослужебной практики югозападной церкви, то здесь, из рассматриваемых в настоящем отделе трех случаев осквернения храма, предусматривался, очевидно, один только последний. По крайней мере, в Требнике м. Петра Могилы имеется только «Чин отверзения и очищения церкви, или Цминтаря, идеже случится человеку нуждною смертию умрети, или кровию человеческою в крамоле некоей церкви, или Цминтарю окропитися»²⁰⁹. В основание этого чинопоследования, во всем, почти, сходного с описанным выше могилинским чином отвержения храма, осквернившегося от еретиков или язычников²¹⁰, положена та же молитва: «Владыко, Господи Боже наш, иже многою и неизреченною благостынею сподобивый наздатися храму сему».

Помимо перечисленных случаев осквернения храма, древнерусская богослужебная практика знала еще несколько случаев такого осквернения, не наблюдавшихся практикой греческой церкви. Таков, прежде всего, случай осквернения церкви, если в нее забежала собака, почитавшаяся в древней Руси за животное мерзкое и нечистое. Ревновавший о святости дома Божьего, русский народ старого времени, не мог мириться с этим фактом небрежности в отношении к святому месту и обращался в таких случаях с особой молитвой к Богу. Требование очищения церкви, в которую забегала собака²¹², и вызвала появление в наших древнерусских богослужебных книгах особой молитвы «на очищение церкви, егда пес вскочит». Появившись в наших богослужебных памятниках (предположительно, в конце XIV или начале XV в.²¹³ Молитва «на очищение церкви, егда пес вскочит» получила вскорости и другое назначение: она читалась и в том случае, если в православный храм заходил кто-либо из еретиков, что видно из такого надписания этой молитвы: – «егда пес вскочит в церковь, или от еретик»²¹⁴. Как видно из приведенного надписания рассматриваемого чина, русский человек старого времени, при всем своем добродушии и миролюбии, не допускал иноверцев в свои храмы, а, если зто случалось, то такие «оскверненные» храмы освящались особой молитвой.

По некоторым рукописным памятникам XVI в.²¹⁵, а также в старопечатных Требниках, «молитва на очищение церкви, егда пес вскочит», соединялась с особым чинопоследованием и, кроме того, читалась для очищения храма и в том случае, если в нем «приключалась скверна» – «от младенца» или «от пьяных проказ». В храме, оскверненном от захождения в него пса, пели молебен святому храма, святили воду августовым священием²¹⁶, кропили св. водою весь храм и алтарь, а затем священник читал молитву: «Господи, Иисусе Христе, Боже наш, очищая скверну человеком» сначала у царских дверей (обратясь на восток), затем – у входных дверей (обратясь к западу), и потом, на южной и северной сторонах. «И, где проговорит (священник) молитву, тут покадит и святою водою покропит«. В случае осквернения храма «от младенца», или «от пьяных проказ», то место, где была нечистота, следовало вычистить и выжечь огнем. Молитва же «Господи Иисусс Христе, Боже наш», в таких случаях, читалась только однажды. По некоторым памятникам, в той церкви, которая подверглась осквернению от пса, нельзя было служить обедни до 8 дней²¹⁷. Такая практика согласовалась с показанием одного святительского поучения XVI в., где говорится: «а собака вскочит в церковь – ино в ней 8 дней не служити обедни, да вода святити августовым крещением, да кропит церковь, да служит»²¹⁸. Один требник XVI в. надписывает рассматриваемую молитву так: «молитва, аще сука или свинья внидет в церковь»²¹⁹; следовательно, наравне с собакой признавалась, оскверняющей храм, еще и свинья.

Наконец, несколько рукописных требников XVI в. надписывают рассматриваемую нами молитву: «Господи, Иисусе Христе, Боже наш, очищая скверну», неопределенно: «молитва на истребление церкви»²²⁰. И только предположительно можно сказать, что под «истреблением» церкви, в данном случае, разумеется ее повреждение от пожара²²¹.

Практика южнорусской церкви описываемых нами случаев осквернения храма («егда пес вскочит» или «егда от неверных зайдет кто») не предвидела, а потому, в южнорусских требниках, молитв на эти случаи нам встречать не приходилось²²².

В вопросе о происхождении рассмотренного чинопоследования древнерусских требников, за отсутствием каких-либо неопровержимых данных, приходится ограничиваться одними лишь, более или менее вероятными, предположениями. Принимая во внимание обрядоверие наших предков, их крайнюю брезгливость и отвращение от всего, почитаемого за нечистое, мы склонны думать, что именно у нас на Руси составилось то воззрение, по коему такое нечистое животное, как собака, одним своим входом оскверняет святость храма Божьего. А, раз это было так, то, естественно, что у религиозного русского человека старого времени явилась и потребность в особых специальных молитвословиях, так или иначе приспособленных к священию храма, оскверненного от указанного сейчас случая. Об этом свидетельствуют те вышеуказанные памятники древнерусской письменности, в коих со всею важностью решаются вопросы, как надлежит поступать, «аще грехом пес вскочит в храм». Составление особой специальной молитвы на такой случай отвечало, таким образом, одному из далеко немаловажных запросов нашего неразвитого, в религиозном отношении, предка.²²³

С течением времени, эта молитва получила еще и другое назначение: ее стали читать и в случаях осквернения храма «от еретик…» или «аще от неверных зайдет кто…». И это обстоятельство вполне объясняется своеобразными воззрениями наших предков на еретиков и, вообще, иноверцев. Будучи, в общем, миролюбивым и благодушным, русский

человек старого времени с крайней ревностью относился к святости храма и в этой ревности готов был даже приравнять случай посещения православного храма кем-либо из «неверных» или из «еретиков», к такому обстоятельству, как, если бы «пес вскочил» в таковой храм. В памятниках древнерусской письменности и в различных сочинениях иностранцев-путешественников можно отыскать немалое количество иллюстраций к описанному отношению наших предков к иноверным и инославным иностранцам²²⁴. Засчет того же русского обрядоверия и похвальной, конечно, ревности о чистоте храма, следует отнести и применение рассмотренного чинопоследования, к случаю осквернения церкви «от пьяных проказ», или «аще прилучится от младенца скверна».

Косвенным подтверждением мнения о чисто русском происхождении молитвы «егда пес вскочит в церковь« служит отсутствие этой молитвы в богослужебных памятниках греческой и югославянских церквей. Ни в многочисленных греческих евхологионах, ни в требниках югославянских нам не удалось найти никаких указаний на такие случаи осквернения храма, как «егда пес вскочит» в него или «случится в нем скверна» – «от пьяных проказ» или «от младенца».

Непосредственное отношение к чину Великого освящения церкви имеет, т. н., «устав, бываемый на обновление храма», существовавший в богослужебной практике рассматриваемого периода времени.

В глубокой христианской древности принято было ежегодно торжественно праздновать день освящения некоторых, чем-либо особенно знаменитых, храмов, каковой обычай, можно полагать, был принят христианами из богослужебной практики церкви ветхозаветной²²⁵. Так, в церкви иерусалимской было установлено в IV в. ежегодное празднование дня освящения храма Воскресения. Об этом празднике обновления подробно рассказывается в путешествии по св. местам некоей Етерии (IV в.)²²⁶, говорит о нем и Созомен в своей церковной истории²²⁷. И наш современный Устав, также, особым праздничным богослужением отмечает событие обновления иерусалимского храма Воскрения²²⁸. Подобным образом, праздновали день своего освящения и другие знаменитые храмы православного Востока, и праздники обновления таких храмов заносились в месяцесловы. В церкви Константинопольской ежегодно праздновали день обновления св. Софии, причем, на этот случай существовала в типиконе Великой церкви специальная служба²²⁹. По примеру Великих церквей, праздновали день своего обновления и прочие церкви, как на востоке, так и на западе²³⁰. Об обычае праздновать день обновления храма на православном востоке говорит подробно Симеон Солунский. Блаженный отец сообщает нам сведения и о времени прекращения этого доброго, по его мнению, обычая на православном востоке. В своем трактате «О святом храме и освящении его», он говорит по этому поводу следующее: «Каждый храм в день освящения своего должен совершать обновление. Его совершали прежде и подзаконные в день сооружения скинии и создания храма; но гораздо с большей торжественностью совершала церковь Христова»²³¹. Обновление надо совершать в благодарность Богу и для обновления благодати в божественном храме, для большего сообщения нам и сохранения святыни; так установлено древним обычаем, как и Евангелие свидетельствует о древнем храме. Об этом пишется во многих местах; об этом говорит и Богослов. На это указывают и все праздники²³²... «И удивительно мне, почему это дело (празднование обновлений) оставлено. Только после исследований я узнал, что так началось после того, как Константинополь был порабощен Латинами и служившие при Константинопольской церкви разбежались и поселились в других местах. Когда, спустя долгое время, в продолжение которого обновление не было совершаемо, они возвратились, – оно вовсе было оставлено, потому что установился обычай не совершать; от этой же церкви, как от матери, обычай перешел и к другим²³³. А, что необходимо совершать его, и так предано из начала, об этом свидетельствует опять церковь священного и живоносного Гроба Христова, празднующая обновление храма. И пусть никто не находит предлога в том, что для католических христиан достаточно этого праздника²³⁴, потому что это обновление одного храма, и все суть равно божественные храмы и гробы, и обители Христовы. Потому то обновление и совершалось прежде во всех храмах, – как читаем об этом в Синаксарях»²³⁵. Таким образом, Симеон Солунский указыет в качестве terminus’a ad quem повсеместного празднования на востоке обновлений храмов, завоевание Константинополя латинянами, т.е. начало XIII столетия²³⁶. Но в соборной церкви Солуни празднование обновления храма совершалось, как повествует тот же архиепископ Симеон, еще и в его время²³⁷.

Обычаи праздновать ежегодно день освящения наиболее выдающихся храмов, из греческой церкви перешел и к нам на Русь. Память о нем еще и доселе сохраняется нашим Уставом, где под 26 ноября читаем: «И освящение храма святого великомученика Георгия, иже в Киеве, пред враты св. Софии». Точно также в древнее время в Русской церкви праздновались дни освящения и других знаменитых храмов: 11 или 12 мая совершалась память освящения Десятинной церкви (996 г.)²³⁸; 4 ноября праздновался день освящения св. Софии Киевской²³⁹, 14-го августа – день освящения Большого Московского Успенского собора, 23 июня праздновалось поновление одного из притворов этого собора²⁴⁰.

Какое жe богослужение отправлялось в эти дни воспоминаний обновления храмов? В Иерусалимской церкви, по свидетельству Паломничества²⁴¹ и историка Созомена²⁴² праздник обновления храма Воскресения праздновался при громадном стечении народа из окрестных стран, в течении 8 дней. В эти дни совершались торжественные литании по св. местам, и богослужение, своей торжественностью, напоминало службы пасхальной седмицы и праздника Богоявления²⁴³. С неменьшей торжественностью справляли дни обновлений храмов и в Западной Церкви²⁴⁴. С течением времени, в восточной церкви был выработан особый «Устав, бываемый на обновление храма» – Τάςίς, γινμένη έπί τϖν έγκαινίων τού καϑιερωϑέντος ναού²⁴⁵. Из греческой письменности, в буквальном переводе, этот Устав был перенесен и в нашу, русскую, богослужебную письменность²⁴⁶ и, особенно часто встречается в рукописных требниках XVI в.²⁴⁷ Устав обновления храма настолько краток, что его не затруднительно привести здесь в полном виде. «Литии такового храма²⁴⁸ достигше, гласит Устав, и дверем затворенным, станет святитель пред средними враты церковными, затворенным и тем сущим. И возглашают убо четцы извну: возмите врата, князи ваша. Отглашают же певцы изнутри се: кто есть Царь славы, трижды. Архидиакону глаголющу: Господу помолимся, святитель молится: Боже и Отче Господа нашего Иисуса Христа (молитва)²⁴⁹. Посем, приводит обычную молитву входу: Владыко, Господи Боже наш, уставивый на небесех чины²⁵⁰. И егда рекут третие: возмите врата, князи ваша, знаменает тех (т. е. врата церкви) третицею святитель и отворенным тем бывшим, бывает по чину вход».

Несколько непонятное начало этого чина («литии такового храма достигше«), из коего не ясно, когда и после какой службы совершался он, вполне уясняется на основании описания того же самого чина обновления у Симеона Солунского. Блаженный отец говорит, что в его время, последование обновления совершалось в церкви Солунской утром и вечером²⁵¹. «Утром, когда соберутся клирики, сам архиерей, или священник, совершает обновление. Начав молебен, с возженными свечами отправляются в первый храм, где, при освящении празднующего обновление храма, лежали прежде святые останки (т.е., мощи – τά ἂγια λείψανα). Там, между тем, священник совершает литургию, пока молебствующие поют хвалебные песни, воспевая самогласны от нового храма до старого. Потом, в старом храме читаются (?) положенные на литургии антифоны, до первого входа, называемого малым; этим показывается, что новый храм отсюда, по преемству, получил освящение. Тогда, служащий здесь священник, совершает вход в алтарь и продолжает литургию. А молебствующие, после молитвы входа, выходят из храма и тотчас отправляются в новый храм, неся светильники и воспевая самогласны, как при освящении. Приблизившись к храму, громким голосом трижды поют: Слава, Тебе, Христе Боже; а, когда войдут в притвор, красные ворота затворяются, и певчие, вне храма, мелодически поют: «возмите врата». Далее, описание Симеона Солун. совпадает с изложенным нами «Уставом». Только на литургии, по Симеону, вместо херувимской песни поется «Да молчит всякая плоть»²⁵². Таким образом, выражение «Устава на обновление храма»: «литии такового храма достигше»²⁵³, как бы, подразумевает самый порядок и направление этой литании, и может быть передано так: когда лития (крестный ход) достигнет храма, празднующего свое обновлевие, и т. д.

Из творений же Симеона Сол. мы узнаем, что эта лития (крестный ход) направлялась в, празднующий свое обновление, храм из соседнего храма, где, при первоначальном освящении первого, покоились мощи, предназначенные для положения под престолом в освящаемом храме²⁵⁴. Вообще же, нужно заметить, «Устав, бываемый на обновление храма» есть ни что иное, как заключительная часть из чина великого освящения церкви. Как заключающая в себе торжественную процессию крестного хода, эта часть «чина великого освящения храма» воспроизводилась ежегодно при праздновании «обновлений».

Выше нами было указано, что «Устав обновления храма» постоянно встречается в наших русских рукописных требниках XV–XVI вв. Принимая во внимание еще и обычай праздновать обновление нехоторых храмов (см. выше), мы, на этом основании, склонны думать, что «Устав на обновление храма» в XV–XVI в. имел у нас широкое практическое применение. В подтверждение этого мнения, можем сослаться на два сипска Типикона XVI–XV вв., хранящиеся в Синодальной библиотеке, в коих под 14 числом августа, после указаний о том, когда и кем был освящен храм Успения Пресвятой Богородицы в Москве, дается подробное описание «чина обновления», применительно к совершению его в Московском Успенском Соборе²⁵⁵.

В наши старопечатные требники «Устав на обновление храма» уже не вошел и, как думаем, потому, что к ХVII в. он уже совсем вышел из употребления в греческой церкви. Не приходилось нам встречать этого Устава и в южнорусских печатных требниках ХVII в.²⁵⁶

Наш современной обычай совершать в день храмового праздника крестный ход вокруг храма или, как это принято в некоторых городах, – направляться с крестными ходами к, празднующему свой престольный праздник, храму из ближайших церквей²⁵⁷, основывается на описанном древнем обычае совершать «чин обновления храма».

С глубокой христианской древности богослужение великого четверга осложнялось особыми обрядами, часть которых сохраняет свою силу и до настоящего времени. Так, к великому четвергу издревле приурочивается чин освящения мира, в этот же день во всех кафедральных храмах совершается обряд омовения ног; в некоторых же храмах в этот день великих воспоминаний совершается общее маслособорование²⁵⁸. К числу обрядов, соединявшихся прежде с богослужением великого четверга и совершавшихся во всех соборных и приходских храмах, но теперь, за исключением одного лишь храма²⁵⁹, вышедших из практики, относится и Чин омовения св. престола.

Древнейшее свидетельство о существовании в христианской церкви обряда омовения св. престола в великий четверг относится к VII в. и принадлежит западному писателю литургисту Исидору Севильскому. Исидор говорит, что в его время в западных храмах существовал обычай измывать в великий четверг алтари, стены храма и полы, а также измывать и очищать сосуды, посвященные Господу²⁶⁰. Комментируя этот обычай древнехристианской церкви, Гоар полагает, что он (обычай) был установлен в воспоминание о высоком смирении Христа Спасителя, проявленном Им при умовении ног Своим ученикам²⁶¹. Существовавший издревле и в церкви восточной обряд омовения престола в великий четверг, совершался здесь по особому чинопоследованию, списки коего дошли до нас от ХI в.²⁶² С этого времени, чин омовения св. престола в великий четверг – «Τάξις γινομένη τή μεγάλή πέμπτή, έν τή έκπλύσει τής αγίας τραπεξης» встречается в греческих евхологиях довольно часто²⁶³.

Из церкви греческой чин омовения св. трапезы в великий четверток перешел и в нашу русскую богослужебную практику, и начинает встречаться в наших богослужебных памятниках уже с ХII в.²⁶⁴ В рассматриваемый нами период времени, этот чин имел, очевидно, широкое распространение в русской церкви, так как встречается во многих рукописных требниках этого времени²⁶⁵ и в старопечатных по требниках дониконовского периода²⁶⁶, в нескольких, при том, редакциях.

По самой распространенной редакции рассматриваемого чинопоследования, омовение престола в великий четверток совершалось таким образом. По окончании шестого часа, святитель входил в алтарь, кадил окрест св. престола, и, став пред ним, читал первую молитву чинопоследования: «Господи, Боже наш, иже животворною Ти смертию смерть умертви«. По прочтении этой молитвы, священники снимали с престола одежды (индитию и «тельник», т.е., срачицу) и крыльями выбивали из них пыль. После этого, возливали на престол теплую воду, омывали доску и столпцы его, и отирали губками. Оставшуюся от омовения воду, собирали в чистый сосуд и выливали под престол. Таким же образом омывали, затем, престол розовой водой (родостагмой) и облачали его в обычные одежды. Архиерей вторично кадил вокруг престола и читал пред ним вторую молитву чинопоследования (тайно – «к себе»): «Милостивый и щедрый Боже, иже неизреченныя ради благости к службе пресвятого и пречистого Ти алтаря, наше недостоинство восприемый«. Следовавшим за этой молитвой возглашением: «Ты бо еси Бог наш и воскресение, и спасение, и Тебе славу воссылаем...», чинопоследование заканчивалось. Губки и платки, коими отирали престол, разрезались потом на части и раздавались по окончании литургии народу.

Кроме этой, сравнительно краткой редакции чина омовения св. трапезы, в некоторых рукописных требниках рассматриваемого времени, и во всех старопечатных Потребниках (Больших) существует вторая редакция, более пространная, предназначавшаяся для «великих соборных храмов». От первой редакции эта вторая отличается следующим. При разоблачении престола, положено священникам петь тихо и сокрушенно псалом 50, а при омовении – псалмы 25 и 83. После омовения престола, святитель возливал на него крестообразно, смешанное с елеем, вино, произнося при этом такие слова: «Помывается св. трапеза в церкви, имярек, маслом радости, во имя Отца и Сына и св. Духа». За этим, следовало возлияние на престол родостагмы. По облачении св. трапезы и по молитве «Милостивый и щедрый Боже», святитель, кроме каждения, осенял св. престол свечами и выходил для осенения народа на амвон. Протодиаконом произносилась сугубая ектения, и следовал отпуст. Святитель раздавал всем приходящим изрезанные «подробно» губки и платки, коими отирали престол.

И первая, и вторая редакции чинопоследования омовения св. престола указывают совершителем этого чина святителя и даже нескольких (вторая редакция). Но омовение престола в великий четверг совершалось в ХVI и первой половине XVII века и во всех приходских храмах. Для этого, в некоторых рукописных²⁶⁷ и во всех Больших старопечатных²⁶⁸ Требниках положен особый устав. «Подобает ведати, гласит этот устав, аще где несть соборныя церкви, то правила не повелевают святого престола разблачити. Но разве священник снимает покров и спашет с престола порох, и теплою водою намочив губу, и отирает ею святый престол крестообразно. И по сем глаголет молитву первую, Господи Боже наш, иже животворного Ти. Таже – псалмы три: псалом 50, Помилуй мя Боже, и 25 – Суди мя Господи, яко аз, и 83 – Коль возлюбленна села Твоя. И взимает святое масло, и мажет по углам святый престол крестообразно. И покропит св. водою св. престол, и алтарь весь, и церковь всю. И положит покров на святый престол, и покропит святою водою, и глаголет молитву вторую: Милостивый и щедрый Боже… И покадит св. престол. И ектения Помилуй нас, Боже. Таже Честнейшую херувим. И отпуст. Се же творит аще и един будет где священник«. Эта прибавка, по-видимому, нашего, русского происхождения, так как известные нам греческие списки рассматриваемого чина всегда называют совершителем его только святителя, и, следовательно, в приходских храмах греческой церкви чин омовения престола в великий четверг не совершался.

С особою торжественностью омовение престола совершалось в греческой церкви самим патриархом. Один из списков патриаршего совершения чина омовения св. трапезы оказался переведенным и в одном нашем рукописном требнике ХѴII в., и, так как этот требник относится ко времени патриарха Никона и принадлежал ему²⁶⁹, то можно думать, что, изложенный в этой рукописи патриарший чин омовения св. трапезы, был переведен с греческого по приказанию самого Никона, во всем стремившегося подражать восточным патриархам. Чин этой редакции отличается от описанных ранее, главным образом, своей первой частью, где описывается торжественный выход патриарха и сослужащих ему митрополитов и архиепископов.

В настоящее время чин омовения св. трапезы в великий четверг совершается только в Большом Успенском соборе²⁷⁰ и в современных богослужебных книгах он уже не печатается. Но в ХVIII столетии он совершался еще и в некоторых других кафедральных храмах²⁷¹.

В южнорусских богослужебных книгах старой печати рассмотренного чинопоследонания нам встречать не приходилось.

При всем обилии и разнообразии молитв на «разные потребы» в древних северорусских рукописных и старопечатных требниках, мы замечаем в них один, довольно крупный, пробел, сравнительно с современной богослужебной практикой: отсутствие чинов или, хотя бы, молитв на освящение новых предметов церковно-богослужебного употребления. В названных памятниках рассматриваемого времени, нам ни разу ие приходилось встречать молитв ни на освящение евхаристических сосудов, ни на освящение богослужебных одежд, икон и пр. В, этого рода, молитвах в северной Руси, по-видимому, даже и не ощущалось особой надобности. Мы не знаем, как освящались здесь богослужебные облачения, кресты, иконы и пр., но, что касается священных сосудов и принадлежностей престола, то те и другие освящались при освящении храма через одно окропление их св. водою. Обычно, при совершении освящения престола, по его омовении и облачении, полагали на него илитон, крест и Евангелие, и кропили эти предметы св. водою, «аще будут нова«; евхаристические сосуды и принадлежностн окроплялись по своем поставлении на новоосвященный жертвенник²⁷². И только освящение новых напрестольных одежд и облачение в них св. престола сопровождалось иногда, как можно видеть из некоторых рукописных памятников²⁷³, особым чинопоследованием.

Отмеченный пробел северорусских рукописных и старопечатных требников, еще менее становится объяснимым, если мы скажем, что в древней практике греко-восточной церкви, к согласованию с обрядами которой так всегда стремилась наша северорусская церковь, существовали молитвы на освящение, как евхаристических сосудов, так и других церковно-богослужебных принадлежностей: священных облачений, крестов, икон и пр. ²⁷⁴

В практике южнорусской церкви, если и существовали особые молитвы на освящение богослужебных принадлежностей, то они (молитвы) до времени издания Могилинского Требника не имели широкого распространения. Известный хулитель православия в первой половине ХѴII в. Кассиан Сакович, в одном из своих сочинений по поводу Киевского Собора 1640 г., между прочим, задает такой вопрос: почему в русских требниках нет обрядов на освящение одежд и сосудов церковных²⁷⁵. На этот вопрос, автор Δίϑος’а²⁷⁶ дает ответ, что эти обряды существуют в русской церкви и употребляются священниками в списках²⁷⁷. Насколько соответствовало истине заявление автора Δίϑος’а, мы утверждать не беремся, но в, известных нам, печатных южнорусских евхологиях, Чинов освящения богослужебных принадлежностей, действительно нет, да и «в списках», т.е., в рукописном виде, нам пришлось встретить молитвы на освящение евхаристическпх сосудов лишь в одном рукописном чине полного освящения храмов. С особыми чинами и молитвами на освящение (благословение) различных церковно-богослужебных принадлежностей, мы встречаемся лишь в Требнике Петра Могилы. Быть может, составитель этого требника внес рассматриваемые молитвы, именно, под влиянием нападков со стороны католиков и их упреков на недостаток обрядности в православной церкви²⁷⁸. Но, пополняя означенными обрядами свой Требник, Петр Могила не вносил в практику православной церкви чего-либо совершенно нового, чуждого богослужебному обряду церкви греко-восточной. Хотя, как сейчас увидим, ири составлении чинов на освящение различных церковных вещей, Петр Могила проявлял значительную долю самостоятельности своего литургического творчества, однако, в данном случае, он, без сомнения, имел ввиду практику православного востока и находился под влиянием греческих евхологиев.

Рассмотрению чинов освящения церковно-богослужебных принадлежностей по Могилинскому Требнику мы и уделим несколько страниц своего исследования, находя это рассмотрение небезынтересным еще и в том отношении, что большинство названных чинов внесены и в современный наш требник. При обзоре этих чинов, будем держаться порядка, принятого в Требнике Петра Могилы.

По поставлении поименованных литургических принадлежностей на столике, против царских врат, иерей, облачившись в епитрахиль и фелонь, кадил вокруг этого столика и, возгласом «Благословен Бог наш», полагал начало чинопоследованию. По обычных предначинательных молитвах, следовал псалом 22: «Господь пасет мя». По окончании псалма, священник читал первую молитву над дискосом: «Владыко, вседержителю, Господи Боже наш, подавый Моисею, рабу Твоему, Закон«, и вторую молитву, над потиром: «Владыко, вседержителю, Господи, Боже Отец наших, Тебе молимся, и Тебе призываем». Затем читалась молитва главопреклонения: «Господи, Боже наш, призри ныне на молитву недостойного мене, раба Твоего». После этой молитвы, священные сосуды и их покровцы кропились св. водою, с произнесением обычной, в Могилинском Требнике, формулы: «Освящаются сосуды сия благодатию Пресвятого Духа, окроплением воды сея священные, во имя Отца..."

Далее, следуют три молитвы: 1) – еже особне благословити новую дискосную звезду: «Господи, Иисусе Христе, Боже наш, в вертепе от Девы родивыйся»; 2) – еже благословити новую, к Божественным Тайнам, Лжицу: «Господи, Боже, Вседержителю, углем от Серафима клещами взятом»; 3) – еже благословити новые покровця к покровению св. Таин прислушающая: «Господи Боже, Вседержителю, одеяйся светом, яко ризою».

Чины и молитвы на благословение и освящение евхаристических сосудов, как каждого в отдельности (дискоса и потира), так и всех, вообще, встречаются и в греческих евхологиях, как в древних рукописных²⁸⁰, так и в печатных²⁸¹. Но Петр Могила почему-то не пожелал восиользоваться готовыми греческими молитвами и составил свои.

По своему строю, этот Чин такой же, как и предыдущий. Псалом указан 131: Помяни, Господи, Давида... В чине две молитвы: первая – «Господи, Боже наш, имеяй престол небо», и вторая, на главопреклонение: «Господи, Боже наш, приклони ухо Твое».

В греческой богослужебной письменности и в печатных венецианских евхологиях такое последование не встречается. Остается предположить, что указанный чин составлен Петром Могилой заново.

Предварительно изложения чина, дается описание илитона: «Подобает ведати, яко илитон имать быти от тонкого льняного густого, гладкого же нового платна, на локоть в широту и долготу сооруженный, и добре украхмаленный«. Освящать илитон мог только протопоп, с архиерейского благословения. Освящался илитон на св. престоле. Составленный по обычному, для Могилинского Требника, строю, этот чин имеет по псалме 110, две молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Боже наш, Сыне и Слове Бога Живого» и главопреклонную: «Господи, Иисусе Христе, Боже наш, прилежную сию мольбу ириими от нас, недостойных рабов Твоих…»²⁸⁴.

И этот чин, не встречающийся в греческих богослужебных книгах, следует также отнести на счет самостоятельного творчества М. Петра Могилы.

Псалом этого чина – 132: «Се, что добро». По обычаю, за псалмом следуют две молитвы: «Господи, Боже, Вседержителю, изначала полезная человеческому роду вся действуя«, и – на главопреклонение – «Владыко, Боже, Вседержителю, всех благих подателю».

При составлении этого чина, Петр Могила, также, очевидно, не пожелал воспользоваться греческим чином на освящение новых священных одежд, находящимся в некоторых рукописных греческих евхологиях²⁸⁶, и выработал свои особые, подходящие к случаю, молитвы²⁸⁷.

Псалом для этого чина избран 92: «Господь воцарися»; молитв в чине, по обычаю, две: «Господи Боже, Отче вседержителю, рабу твоему законоположнику Моисею на Синайстей горе различная украшения, покрывала же и платна... творити повелевый« и, обычная, для рассматриваемых чинов, главопреклонная молитва: «Приклони, Господи, ухо Твое».

В практике церкви греческой, чина на благословение индигий и престольных покрывал – не встречаем²⁸⁸. В латинском требнике есть «Benedictio tobalearum, vasorum, et ornamentorum altaris consecrati²⁸⁹, но, находящиеся в этом чине, молитвы только отчасти напоминают подобные же молитвы Могилинского Требника.

Чин этот несколько пространнее рассмотренных выше чинов того же порядка. По обычном начале, в нем положены уже три псалма: 131, 59 и 98. По псалмах, следуют: тропарь и кондак кресту, и два другие тропаря: «Животворящий крест Твоея благости» и «Посли благодать Твою, Жизнодавче, и крест сей освяти». Далее – две молитвы: «Господи, Боже славы, Отче вседержителю... иже древом живота, посреде рая сущаго, преобразил еси животворный крест единородного Сына Твоего« и на главопреклонение: «Боже и Отче Господа нашего, Иисуса Христа, иже крестом Его диавола победив». По окроплении креста св. водою, с произнесением обычной формулы: «Освящается крестное сие знамение…», положено еще и каждение его, при пении стихир: «Крест, хранитель всея вселенныя». Слава и ныне: «О тебе преблаженне и жизнодавче, кресте«. К этому присоединялось еще поклонение новоосвященному кресту, при пении: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко» и целование креста всеми присутствующими, при пении стихиры: «Приидите, вернии, креста силе поклонимся«. Внося, по отпусте, новоосвященный крест в алтарь, священник должен осенить им народ, при возглашении: «Спаси, Господи, люди Твоя...».

Будучи, по-видимому, независимым от греческих чинов освящения нового креста²⁹⁰, Петр Могила, при составлении молитв своего собственного чина, отчасти, использовал содержание Молитв, находящихся в чине, на тот же случай, латинского требника²⁹¹. Влияние латинского требника, в данном случае, сказалось еще и на особой торжественности рассмотренного чинопоследования. Обставляя свой чин большим, сравнительно с другими, подобными же, чинами, количеством песнопений и священных действий, Петр Могила, видимо, старался подражать, в данном случае, Латинскому Ритуалу, где, кроме краткого чина освящевия креста, есть еще: «Benedectio solemnior novae crucis». В этом латинском чине, кроме окропления креста водою, полагается, также, каждение его, и (в конце) поклонение ему с коленопреклонением.

Все эти Чины одного типа с описанными ранее: по обычном начале, полагается нарочито избранный псалом, после чего следуют две молитвы, окропление иконы св. водою и пение соответствующих тропарей. Молитвы в этих чинах – плод личного творчества м. Петра М. В греческой практике существовала одна только молитва, общая, для освящения различных икон²⁹⁵.

Кроме обычного начала и псалма 25, чин этот состоит из двух, тоже, очевидно, составленных Петром Могилою, молитв: «Господи, Боже вседержителю, Боже отец наших, сосудом Твоим избранным, Апостолом Павлом рекий, яко все создание Твое добро« и главопреклонной: «Призри, Господи, Боже наш на молитву нашу».

В рассматриваемом чине, прежде всего, является непонятным выражение «диаконского кивота». Что это за церковная принадлежность? Почему кивот (ковчежец) предназначенный для хранения св. мощей называется диаконским? В древнее время (да и теперь на Афоне) диаконы при каждении носили на плече особый сосуд для хранения ладана (κανστριον, τό κιβώτιον τϖν άρωμάτων)²⁹⁸. Эти сосуды устраивались, иногда, в виде маленьких гробниц, или церковок. В таких же ладанницах или в сосудах, похожих по форме на диаконские ладанницы, хранили и частицы св. мощей²⁹⁹. Отсюда, у Петра Могилы, кивоты для хранения мощей и называются «диаконскими».

В чине освящения кивота для хранения мощей, по обычном начале, указаны два псалма, или 111 – «Блажен муж, бояйся Господа...», если мощи будут не мученические, или же – 78: «Боже, приидоша язы́цы в достояние Твое...«, если мощи – мученические. По псалме, обычно, указываются две молитвы: «Боже богом и Господи господом...» и главопреклонная: «Владыко, Боже, Отче вседержителю«. По окроплении ковчежца св. водою, в него полагались св. мощи, при словах псалма: «Хвалите Бога во святых Его...». После этого, читался тропарь и кондак святых, «их же суть мощи».

Данное чинопоследование, совершенно не встречающееся в богослужебной письменности церкви греческой, составлено Петром Могилою под несомненным влиянием латинского чина: «De be redictione capsarum pro reliquiis, et aliis sanctuariis includendis». Обе указанные молитвы Могилинского чина представляют, по местам, переделку, а чаще – буквальный перовод двух молитв латинского чина. Вот, для примера, начальные строки Могилинских молитв, параллельно с латинским текстом.

Первая молитва, по Требнику Петра Могилы:

«Боже богом и Господи господем, Творче и создателю всея видимыя и невидимыя твари, иже рабу твоему Моисею повелел еси по образу, показанному ему на горе Кивот, от древес негниющих составите и златом чистым обложити, в нем же стамну златую небесную в себе имущую Манну и Скрижали Завета Перстом Твоим Божественным написанныя, во свидетельство будущему роду сохранити, яже вся образ бывше нынешним воплощением Сына Твоего, Господа Нашего, Иисуса Христа восполнишася, егда Тело Его, действом Св. Духа от Пресвятыя Девы зачатое и одушевленное, исполнением Божества всего исполнил еси..."

(Тр. П. Мм стр. 121– 122; Совр. тр. ч. II, гл. 44).

По Латинскому Понтифнкалу:

Vere dignum et justum est, aequum et salutare, nos tibi semper et ubique gratias agere, Domine sancte… Qui Moysi famulo tuo praecepisti, ut juxta exemplar quod ei in monte demonstrasti, arcam de lignis imputribilibus construeret, et eam auro mundissimo circumdaret, in qua urna aurea manna coelesti plena, cum tabulis testamenti digito majestatis tuae conscriptis, in testimonium futuris generationibus servari deberet. Quique nostris saeculis eadem sacratius intelligenda manifestasti, dum corpus unici Filii tui, opere Spiritus Sancti de incorrupta Virgine conceptum et anima rationali vivificatum, omni plenitudine divinitatis replesti...

(Pontificale Rom., p. 297).

Подобным же образом, заимствована из Римского Требника и вторая молитва рассматриваемого чина: «Владыко, Боже, Отче вседержителю, иже при Моисеи, угоднице Твоем, роптание людское утоляя», являющаяся лишь переводом латинской молитвы: «Domine Deus omnipotens qui ut murmur insani populi compesceres»³⁰⁰.

Таковой крест, при своем освящении, полагался на св. престол. По обычном начале и по Отче наш, священник читал тропарь и кондак кресту с Богородичным: «Предстательнице страшная», после чего, в обычном порядке следовали две молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Боже наш, на древе Крестном волею спасения нашего ради пригвоздитися восхотевый«, и главопреклонная: «Господи, Иисусе Христе, Боже наш, в высоких живый и на смиренныя призирая».

Первая молитва этого чинопоследования представляет лишь переделку первой молитвы из латинского чина De benedictione crucis pectoralis: – «Omnipotens Deus, qui crucis signum pretioso Filii tui sanguine dedicasti»³⁰².

Термин «Деисус» употреблен в приведенном надписании в, несколько, ином смысле, чем, как он употреблялся у нас в древней Руси и употребляется теперь. Деисусом назывался прежде или второй ярус иконостаса, или даже весь иконостас³⁰⁴. Теперь этот термин прилагается только к известной иконе с изображением Спасителя и молитвенно склоненных к нему Богоматери и Предтечи. Между тем, в приведенном надписании, деисус трактуется, как совокупность «всех икон в церкви, на своем месте поставленных». В современном требнике надписание над этим чином более точное: «Чин благословения и освящения иконостаса».

Самый чин предваряется указанием о различии в пользовании им при освящении икон в церкви освященной и неосвященной. Если освящение иконостаса и других икон происходит в церкви уже освященной, то оно совершается наместником или протопопом, с благословения епископского, таким образом: Совершив малое водоосвящение (если нет уже освященной воды), совершитель рассматриваемого чина полагал начало его. По «приидите, поклонимся», читался псалом 131 – «Помяни, Господи, Давида», вслед за которым священник читал две молитвы: «Господи, Боже наш, Боже богов и Господи господей. Боже Саваоф, Творче и Создателю всея видимыя и невидимыя твари«, и на главопреклонение: «Господи, Боже наш, писанныя образы Святых Твоих не отмещаяй». По окроплении иконостаса «от низу до верха» св. водою, хор пел тропари: «Пречистому Твоему образу», Слава, «Апостоли, Мученицы и Пророцы», И ныне, «Любовию чистая Дево».

Если же освящение иконостаса совпадало с освящением всей церкви, то вышеуказанные две молитвы читались при совершении церковного освящения архиереем, по помазании стен церкви св. миром, пред каждением всего храма, а при освящении церкви иереем, – перед отпустом.

Из всего ряда рассмотренных нами чинов освящения церковных принадлежностей, этот чин является самым торжественным и самым обширным по своему составу.

Перед своим освящением, колокола должны быть подвешены к чему-либо так, чтобы их можно было окропить св. водою изнутри и совне. В самом чине освящения кампана, по обычном начале, положен уже не один, а три псалма: «Хвалите Господа с небес», «Воспойте Господеви песнь нову» и «Хвалите Бога во Святых Его». Затем следует великая ектения с четырьмя, приспособленными к случаю, прошениями. По возгласе, опять следует псалом 28 – «Принесите Господеви, сынове Божии». По окончании псалма, священник читает две молитвы: «Господи, Боже наш, хотяй от всех верных Твоих всегда славим и покланяем быти« и, на главопреклонение: «Владыко, Боже, Отче Вседержителю, иже трубным гласом седмию жрец идущих пред Кивотом свидения, иерихонским твердым стенам пасти и разрушитися сотворил еси». За молитвами следует окропление колокола изнутри и снаружи, и такое же каждение его. Во время этих действий, читается псалом 69 – «Боже, в помощь мою вонми«. Следует затем одна паремия из Чис. 10. По прочтении паремии – стихиры: «Земли и прочим стихиям, гнева ради Твоего, грех ради наших, движимого», «Основания всея земли подвизаяй, Боже», Слава и Ныне: «Всяческая единою в начале Собою, непосредственне создавый, Господи», и отпуст.

Изложенное чинопоследование составлено под сильным, влиянием католического требника. В Римской церкви освящение нового колокола причисляется к разряду торжественнейших церковных церемоний. Освящает колокол, обычно, сам епископ и только с его благословения – священник. Освящаемый колокол, омывается св. водою, помазывается св. елеем (а по Галликанскому чину – елеем, употребляемым при таинстве крещения) и св. миром. Обряд освящения колокола, напоминающий собою обряд крещения, называется, поэтому, на Западе крещением колокола (во Франции). Новоосвященному колоколу, в силу этого, нарекается имя, у каждого колокола бывают восприемники³⁰⁶.

Ввиду такого особливого положения обряда освящения колокола в римско-католической богослужебной практике, и Петр Могила, считавшийся, при составлении своего Требника, с упреками католиков на неразвитость обрядности в Православной церкви, счел небесполезным, при выработке чина освящения Кампана, обставить этот чин наиболее торжественно и, насколько то возможно, приблизить его к подобному же римскому чину. Но, вместе с тем, Петр Могила, прекрасно понимавший дух Православного богослужения, не перенял от латинян, в данном случае, всего того, что, так или иначе, было бы не согласно с этим духом. Так, в своем чине освящения колокола он не дал места обряду елеосвящения и елеопомазания нового колокола, помазания его миром и пр. Но, от невинных заимствований, и в данном случае Петр (Могила) уклоняться не стал.

Сходство рассматриваемого Могилинского чина освящения колокола с таковым же чином римского Требника, открывается уже с самых первых строк. Как тот, так и другой Чины, одинаково начинаются замечаниями о том, что, освящаемый колокол, должен быть подвешен так, чтобы его можно было окропить св. водою, как изнутри, так и совне³⁰⁷. Совершителем освящения колокола, по Римскому чину, является епископ, и Петр Могила в предисловии к своему чину, вводит замечание «аще святитель сия действует», тогда как в большинстве чинов подобного рода, действующим лицом, обычно, является священник. Римский чин имеет в своем составе четырнадцать псалмов, из коих некоторые имеют непосредственное отношение к освящению колокола, другие – стоят в связи с совершающимся при этом благословением воды, елея и с актом миропомазания колокола. И Петр Могила, вопреки принятому им порядку для других чинов освящения церковных вещей, вводит в рассматриваемый чин не один, а пять псалмов, три псалма – в начале чина, один – в середине и один – в конце его. Все, подобранные Могилою, для своего чина, псалмы, находятся и в чине Римском. В латинском чине, в числе священнослужителей, называется и дьякон: Diaconus etiam accipit amietum, albam, и пр.³⁰⁸

Петр Могила, также, вводит в свой чин часть богослужения, исполняемую, обычно, диаконом; разумеем великую ектению, каковой не встречаем в других, рассмотренных нами выше, чинах различных освящений. В латинском чине не одни молитвы, есть и элемент для пения – антифоны. В Могилинском чине мы видим стихиры. В латинском чине мы видим чтение из Св. Писания, а именно – Евангелия³⁰⁹, Петр Могила так же вводит в свой чин одно чтение из Священного Писания, но не новозаветное, а ветхозаветное – одну паремию. Наконец, и это самое главное, первая молитва могилинского чина: «Господи, Боже наш, хотяй от всех верных Твоих всегда славим и поклоняем быти« вмещает в себе целый ряд выдержек из одной молитвы латинского чина³¹⁰. В латинских молитвах на освящение колокола, между прочим, испрашивается, чтобы звук колокола служил предотвращением разных стихийных (воздушных) бедствий, бури, грома, града и пр. (..procul pellantur omnes insidiae inimici, Fragor grandinum, procella turbinum, impetus tempestatum)³¹¹, такие же благодатные силы испрашиваются колоколу и в молитвах Могилинского чина (»...да утолятся же, утишатся и престанут, и нападающия бури ветренныя, грады же, и вихри, и громы страшнии, и молния, и злорастворении, и вреднии воздухи гласом его (колокола)³¹²; ...да глас звенения его услышавше, противныя воздушныя силы далече от град верных Твоих отступят»)³¹³. Наконец, даже в такой, по-видимому, мелочи, как заключительное замечание Могилинского чина: «Снем же (совершитель чина) з’себе священные одежды, идет во своя си с миром«, можно усматривать сближение этого чина с латинским, который так же оканчивается подобным замечанием: ...revertitur (епископ) ad locum, ubi paramenta accepit, in quo dimmissis sacris vestibus, vadit in pace³¹⁴.