Библиотеке требуются волонтёры

Источник

Глава 3. Политические и нравственные черты византийского общества в эпоху упадка. Латинское и турецкое завоевания. Умственное состояние. Представители греческой школы. Сближение с Западом. Уния. Переселение греков на Запад. М.Исидор и Виссарион Никейский. Максим Грек

§ I

В одном из «сказаний» о жизни М.Грека и его происхождении мы читаем: «Он родился в г. Арте... Отца его звали Мануилом, а мать Ириною; они были христиане, греки и философы», т. е. люди образованные. В сказании же, находящемся при переводе Псалтири и приписываемом диакону Исаие (около 1591 г.), Максим называется сыном воеводским и монахом268. О своем греческом происхождении Максим говорит в «Исповедании православной веры»269. Жизнь Максима Грека распадается на три периода: время пребывания его на Западе с образовательной целью, жизнь на Афоне по принятии монашества и деятельность его в России. Пребывание Максима Грека на Западе представляет большой интерес, так как ему пришлось быть там в знаменательную эпоху религиозного и умственного движения. Путешествие греков на Запад в то время было обычным явлением. Упадок умственной жизни в Греции и возрождение ее на Западе и, прежде всего, в Италии, в котором греки принимали деятельное участие; угнетения, переживаемые греками на родине, и свободная деятельность, открывшаяся им на Западе, – вот те причины, которые влекли их в эти страны. Мы остановимся на этих явлениях и посмотрим, как отнесся к ним Максим Грек.

Редко где можно найти такую совокупность причин, подготовивших нравственное и умственное падение народа, как в Восточной империи. Представляя долгое время твердый оплот против непрерывных вторжений авар, болгар, славян, арабов, тюрков, она в конце концов изнемогла и пала. В этом постоянном общении с варварами видят главную причину жестокости наказаний, существовавших в Византии270. Унаследовав политические идеи Рима271, Византия, подобно ему, не смогла установить прочной преемственности престола. Помимо придворных интриг, церковной борьбы и дипломатических отношений, жизнь этих эпигонов – позднейших Романцев и эллинов проходила почти исключительно в «войне» и «революции»272. Таким образом, при крайне деспотическом правлении, приходится постоянно говорить о слабости и даже отсутствии власти273. Постоянная смена императоров, придворные интриги (описание которых, по словам Шлоссера, заняло бы целые тома274 и которые были так же таинственны, коварны и запутаны, как интриги азиатских сералей); борьба партий, стоившая жизни тысячам людей275, вторжения врагов, опустошавших пограничные области и доходивших иногда до самого Константинополя; влияние наемников (варягов, хазар, славян), насилия и грабежи франков и, образовавшееся вскоре за их господством, распадение областей – вот те обстоятельства, которые способствовали истощенно политического организма и подготовляли падение государства. Все эти обстоятельства пагубным образом отражались на материальном положении страны. Государственная казна истрачивалась на расточительный двор, на подкуп варваров и переходила в руки временщиков. Анна Комнен говорит: «Я слышала от самих воинов и от стариков, что ни один из городов никогда не бывал в таком жалком состоянии». Царь Алексей замечал, что царство его находится уже как бы в предсмертной агонии276. Мануил Комнен, «изнуряя своих подданных необыкновенными податями, безумно рассыпал деньги на монастыри, духовенство, на варваров и латинян, на постельничих, евнухов и своих слуг, делая их богачами и беспрекословно исполняя их просьбы»277. Братья Ангелы тратили казну на пышную придворную обстановку и драгоценные костюмы, а более всего на женщин и родню. Родственники царя, люди до крайности корыстолюбивые, беспощадно обирали всякого, кто обращался к ним, как к лицам, имеющим большую силу; они присваивали себе такие денежные сборы, которые своими размерами далеко превышали состояние частных лиц». Исаак Ангел подделывал серебряную монету и публично продавал на откуп должности, торгуя ими, как рыночные торгаши овощами, а деньги употреблял на излишества своей беспутной жизни278. Андроник Младший до 15-ти тысяч тратил на охотничьих собак и птиц. Сбор денег в государстве поручался откупщикам, из которых одерживал верх тот, кто обещал дать больше. Они доставляли деньги в казну миллионами, но в то же время благосостояние государства с каждым днем все более падало279. Постоянные опасения извне и притеснения внутри заставляли многих бросать отечество: «целые еллинские города, – говорит Никита Хониат, – колониями переселялись к варварам, потому что частые мятежи развратили политическую нравственность народа, а постоянное грабительство правительственных лиц подавило в большинстве всякую привязанность к родине. Завоевание Константинополя латинами нанесло непоправимый ущерб в политическом и материальном положении государства: конфискации имуществ, ссылки, смертные казни, изгнание и тысячи других подобных бедствий составляли обыкновенные явления жизни»280. Хороший урожай, вследствие постоянных смут и нападений, был редкостью, достойной упоминания в истории281. За недостатком средств существования, многие вынуждены были за три обола отдаваться в рабство богачам, между тем как последние предавались роскоши и пьянству. Издавна обыкновенно говорили: «в Византии, кто ни приедет, будет пьян; там по целым ночам пьянствуют». На Западе было известно, что «римская держава занимается только пьянством, а Византия в совершенстве представляет собой знаменитый некогда город Сибарис»282.

Рядом с необычайной роскошью город представлял полное запущение. Богатствам столицы и ее памятникам был нанесен большой ущерб завоеванием крестоносцами283. «Константинополь грязен, вонюч и во многих местах постоянно темен, так как дворцы богатых покрывают улицы, оставляя бедным и иностранцам грязь и потемки», – говорит Одон де-Дёйль (Диогильский), капеллан Людовика VII (пол. ХII в.), сопутствовавший ему в крестовом походе. «Во тьме совершаются убийства, грабежи и другие преступления. В городе столько господ, сколько богатых, столько воров, сколько бедных. О законе нет и речи, и ни у кого нет ни страха, ни совести, так как порок не наказывается и даже не выходит на свет. В этом городе во всем крайности: он превосходит другие города своими богатствами, но и порочностью своих жителей»284. «Римляне готовы предоставить желающим последние одежды!», – восклицает Никита Хониат. Покидая отечественные города, они охотно отрясают прах от ног своих, как низкие трусы, робеющие на войне хуже женщин... Глядя на этих людей, можно удивляться, как с течением времени они сами собою не извели друг друга: до такой степени они всегда уступчивы, слабы, бессильны в отношении к врагам, и наглы, дерзки, заносчивы с своими соплеменниками»285. Уже при Андронике Старшем царская казна так опустела, что в крайности, за неимением других средств, пришлось продавать украшения древних царей286. И когда в половине XIV в. прибыл в Константинополь османский султан Урхан, то мог собственными глазами убедиться в плачевном состоянии распадавшейся империи. Никифор Григора по этому поводу замечает: «Бедность императорской фамилии высказывалась даже в одежде и домашних приборах. Вместо драгоценных камней виднелись фальшивые камни и разноцветное стекло, стены были покрыты не золотой и серебряной парчей, не дорогими коврами, а позолоченной кожей; вместо золотой и серебряной посуды подавалась оловянная, медная и глиняная, наконец, в церквах с икон снимали украшения, продавая все, что имело в них какую-нибудь ценность». В 1400 году французский король Карл VI обещал выдавать греческому императору Мануилу около 30 тысяч рублей ежегодно на его личные издержки287. Наконец, платеж дани туркам с 1370 г. истощал средства страны288.

§ II

Политические смуты, завоевания (латинами и турками289) и борьба богословских мнений не могли не отразиться на положении науки (см. ниже). Некоторые представители светской власти являлись любителями и покровителями наук. При Палеологах свозятся рукописи в Константинополь. Андроник считался ученейшим государем, жена его наследника удостоилась имени новой Ипатии; его племянника Иоанна называли ходячей библиотекой. И рядом с этим епископские кафедры занимаются полуневежественными людьми, суеверие господствует даже при дворе; астрологи являются влиятельными лицами290; наука принимает узко-богословский характер, хотя еще пишутся произведения на старые темы и удерживаются старые формы291.

Eще Григорий Назианзин говорил «Византия наполнена ремесленниками и рабами, глубокомысленными теологами, которые проповедуют в своих мастерских и на улицах. Если ты придешь к меняле разменять серебряную монету, то он не пропустит случая объяснить тебе, чем в Троице отличается Отец от Сына; если ты у булочника спросишь, что стоит фунт хлеба, он тебе ответит, что Сын стоит ниже Отца, а на вопрос, спечен ли хлеб ответит, что Сын сотворен из ничего»292. Богословские споры были стихией византийских ученых и монахи нередко являлись главными агитаторами против своих врагов, благодаря сильному влиянию на народ293. Сами императоры принимали особенное участие в этих спорах. Достаточно указать на иконоборцев, на Михаила Палеолога, на Андроника Старшего и др. «Для большей части римских (византийских) царей, – говорит Никита Хониат, – решительно невыносимо только повелевать, ходить в золоте, пользоваться общественным достоянием, как своим, раздавать его – как и кому угодно и обращаться с людьми свободными, как с рабами. Они считают для себя крайней обидой, если их не признают мудрецами, людьми, подобными богам по виду, богомудрыми подобно Соломону, боговдохновенными руководителями, вернейшим правилом из правил, – одним словом – непогрешимыми судьями дел божеских и человеческих... Они сами бывают в одно и то же время и провозвестниками догматов, и их судьями, и установителями, а часто и карателями тех, кто с ними не соглашается». Между императорами особенно прославился в любви к богословским спорам – Мануил Комнен294. Он писал огласительные слова, называемые селенциями (σελέντία), и читал их пред всеми; составлял догматические формулы и заставлял признавать их: виновные в преступлении повеления – подвергались изгнанию и ссылке. Иногда какое-нибудь выражение, случайно употребленное проповедником, перетолковывалось на тысячу ладов и становилось предметом неокончаемых споров. Виновники споров окружаемы были народом в собраниях и на площадях, а мнения их разделяли остальных на противоположные стороны и партии; таким образом, один и тот же диспут иногда тянулся в продолжение нескольких лет295.

Характерной чертой византизма является то, что умственная жизнь столицы и главнейших провинциальных центров была поглощена церковными вопросами и интересами, – явление неизвестное Западу... Религия, богословие, церковь были той областью, где находили себе наилучшее удовлетворение не только потребности души, но и научное стремление, где, по уничтожении политического, судебного, даже академического ораторского искусства, процветало проповедническое красноречие, где, находило себе самое свободное поприще высшее честолюбие, не искавшее высоких мест в гражданской и военной службе... Одним словом, византийский дух наслаждался этими движениями и их содержанием; так что очень часто догматические споры на больших и малых соборах задевали современников гораздо больше, чем суровая борьба, война с варварами на Дунае, в Балканах, или с могучими магометанскими отрядами296. Таким образом, благодаря богословскому и философскому направлению школы, возникает ряд ересей: богомилы, арсениты, иконоборы, италисты, варлаамиты, исихаты, мессалиане и др.297 В XIV в. один схоластический спор о фаворском свете вызвал три собора под председательством императоров и проник в стены Афона, а затем в Болгарию и Россию.

§ III

Религиозная борьба неблагоприятно отражалась на состоянии науки. Император Юстиниан закрыл особенным эдиктом афонские школы, в которых преподавалась языческая философия, удовлетворив этим только одну сторону, но зато подорвал значение самой школы. В свою очередь так поступала и другая сторона. Лев Исаврянин, ревностный иконоборец, уничтожил школы, в которых вместе с христианством преподавались разные науки298. В это время погибла известная константинопольская библиотека, вместе с учеными, занимавшимися в ней299. С афинским университетом была разрушена последняя цитадель античного духа300. Но это не значит, что высшее образование было совершенно уничтожено. До взятия Константинополя турками здесь существовала публичная школа (университет301), основанная имп. Феодосием Младшим в 425 г., сгоревшая вместе с библиотекой при имп. Льве, восстановленная при имп. Феофиле, приведенная в цветущее состояние при имп. Михаиле III, дядей последнего Вардою, и упоминаемая в позднейшие царствования302. Известный патр. Фотий был в ней профессором, когда университет процветал. Но особенно важное значение для истории высшего образования в Византии имеет новелла имп. Константина Мономаха, изданная ок. 1045 г., единственный акт, рисующий жизнь учебного заведения и взгляды правительства на значение правоведения и т. п.303. Перед взятием Константинополя турками учителями в ней были Марк Евгеник, потом м. едесский, и Матфей Камариот, написавший трактат по риторике, впоследствии патр. константинопольский. Другие школы существовали при епископских кафедрах304. Тем не менее, Анна Комнен свидетельствует что образование в ее время в Византии пришло в пренебрежение; люди только нежились и забавлялись, занимаясь перепелами и другими более постыдными играми. При вступлении на престол ее отца оказалось, что в самой столице «просвещение находилось уже в жалком положении, потому что наука была изгнана»; а из занимавшихся весьма немногие оказались «стоящими едва у дверей Аристотелевой философии»305. Но Алексей Комнен не советовал слишком увлекаться светскими науками. Византийские ученые, прежде всего, были риторы и диалектики306 и даже преподаватели философии удовлетворялись ходячими представлениями о переселении душ, а представителями ее считались и такие ученые, как Блеммид и Михаил Пселл307.

Выдающуюся страницу в истории византийской философии занимают споры о философии Платона и Аристотеля, так же глубоко разделявшие их последователей, как и богословские распри, тем более, что уважение к тому и другому философу часто стояло в связи с этими последними. Церковь хотя приняла под свое покровительство переработанного Аристотеля (Иоанн Дамаскин) и хотя сочинения его пользовались преимущественным распространением, но и изучение Платона никогда не прекращалось, как видно по числу известных рукописей308, а ученые эклектики (как Пселл) удобно соединяли свои влечения к обоим философам309. В параллель этому – в обществе были распространены самые грубые суеверия. Люди из высшего круга имели обыкновение гадать на тазах и лоханях, по мутной воде и полету птиц; самая астрология считалась очень простой забавой. Если кому из сановников случалось упасть с коня, увидеть дурной сон, услышать таинственный голос, при отправлении своей обязанности выпустить из рук вещь, то все это принимали за предзнаменование какого-нибудь общественного бедствия. На некоторые исторические памятники города смотрели как на талисманы, с которыми связано его существование. При дворе толпились знахари и чревовещатели, к которым обращались за разрешением занимавших вопросов. Разные загадочные надписи, знаки и буквы, пущенные в ход каким-нибудь шарлатаном, имели глубокий смысл в глазах политического деятеля. Для Мануила Комнена считалось роковым окончание его имени (ηλ означает 38, а он царствовал 38 лет), Андроник Комнен всегда опасался начальной иоты (Исаак), как буквы гибельной для него. До какой степени верили в подобную кабалистику, видно из того, что придворные Андроника Младшего опасались, чтобы по его смерти не произошло возмущения в пользу деспота Константина, так как его имя начиналось с К., в пользу которой уже мистически был убежден народ. Готовясь к какому-нибудь общественному предприятию, прежде всего прибегали к объяснению предшествовавших предзнаменований. Никифор Григора тех, кто умел искуснее объяснять их, называет «людьми более рассудительными». Образованные люди писали в пользу оракулов, предвещаний и сновидений310. Он говорит, что «нельзя сказать, чтобы от оракулов была пустая и ничтожная польза, если рассматривать их не поверхностно, а с должным вниманием... Если же некоторые оракулы и оказываются ложными, то это происходит не от свойства их, а от того, что люди, не дожидаясь времени, забегают вперед и толкуют те или другие изречения в свою пользу». Действительность предзнаменований в его время объясняли тем, что какие-то служебные силы, одни добрые, другие злые, обтекают воздух и землю, присматриваясь к тому, что происходит здесь, и, получив свыше знание о будущих событиях, передают это людям, то в сновидениях, то при помощи звезд, то с какого-нибудь дельфийского треножника, то при посредстве внутренностей жертвенных животных, а иногда посредством голоса, сначала неопределенно раздающегося, а потом раздельно в ушах каждого311.

Духовенство в большинстве неблагосклонно смотрело на изучение языческих писателей и, по замечанию Аурисиа, вообще было мало занимающихся ими312. Писатель XII в. Евстафий оставил нам описание тогдашней монастырской жизни и религиозности. Из него видно, что в многочисленном монашеском классе были развиты суеверие и, вместе с тем, лицемерие и обманы. Монастыри соперничали друг перед другом, вымышляя чудеса и создавая разные вещи, которым приписывали мнимую святость, и привлекали суеверную толпу. В монастырях толпились ленивцы, тунеядцы, безнравственные люди, убегавшие от преследования закона, с видом поста и святости. В монахи шли, чтобы хорошо и спокойно жить. Любовь к невежеству и ненависть к просвещению были господствующими качествами греческих монастырей; монахи с намерением истребляли богатейшие библиотеки, сохранявшие от древних времен драгоценные произведения старой литературы. Человек с образованием, вступив в монастырь, навлекал на себя зависть, клеветы, гонения, невежды досадовали, зачем он попал к ним, оскорблялись тем, что он выше их, и думали, что он загораживает им дорогу313. Такое состояние монастырской образованности подтверждается и следующим известием. Когда сербский деспот Стефан отыскал где-то Паралипоменон Зонары, то он приказал монаху Тимофею отнести его для списания на Афон в Хиландарскую лавру. Но когда переписчик (серб), желая проверить этот Паралипоменон с Ксенофонтом, Геродотом, Апием, Дионом, Евсевием Кесарийским, Памфилом епископом, Феодоритом Киррским и Никитой Ритором, спрашивал о них у всех знающих книжное дело, то многим и самые названия их были вовсе неизвестны. Патриархи, избиравшиеся из монахов в XIV и XV вв. (напр. Герасим, Исаия и др.) были люди почти неграмотные314 и вообще уже в XIV в. образование греческой иерархии стояло так низко, что в 1333 г. константинопольский патриарх затруднялся выбрать лиц, способных вести спор с римскими епископами, прибывшими в это время в Константинополь.

Такое положение вещей позволило Гиббону произнести суровый отзыв о состоянии знаний в Византии. «Греки почитали и собирали древних писателей, – говорит он, – но их собственные вялые умы были одинаково неспособны как мыслить, так и действовать. В течение десяти веков они не сделали ни одного открытия, которое возвысило бы или принесло достоинство и счастье человеку... Ни одно историческое, философское или поэтическое творение не было свободно от недостатка в красоте стиля, чувства, оригинальной фантазии, или только счастливого подражания. Наш вкус возмущается выбором широковещательных и обветшалых слов, запутанным построением периодов, дурным расположением образов, детской игрой с фальшивыми и неуместными украшениями, наконец, мучительным трудом315. Их проза доходит до нелепого подражания поэзии; а их поэзия спускается ниже уровня и пошлости прозы. Музы трагические, эпические и лирические молчали или пели бесславно. Константинопольские барды редко подымались выше загадки, эпиграммы, панегирика или рассказа; они позабыли даже правила просодии, и, хотя мелодия Гомера еще звучала в их ушах, они мешали все меры стоп и слогов в своих слабых произведениях, называемых политическими или гражданскими стихотворениями. Дух греков был заключен в оковы низкого и властолюбивого суеверия, которое распространило свою деспотию и на светские науки. Презренные занятия науками были еще более унижены злоупотреблением высших талантов. Представители греческой церкви довольствовались смиренным удивлением и подражанием оракулам древности, а потому ни школы, ни кафедра не произвели ни одного соперника в славе Афанасия и Златоуста»316.

Конечно, подобное обобщение можно считать преувеличенным, как и свидетельство Петрарки, что после смерти Леонтия Пилата (полов. XIV в.) в Греции не осталось ни одного человека, который мог бы понимать Гомера317, но все-таки нельзя не принять их, как доказательство пренебрежения преподаванием светских писателей в самих школах. Завоевание Константинополя латинами было страшным ударом для византийской культуры и письменности318. В пожарах Константинополя погибло несколько сот тысяч рукописей. Рыцари, издевавшиеся над «чернильными душами» византийцев и переливавшие в деньги драгоценные бронзовые статуи, не заботились, конечно, о спасении фолиантов. По словам Никиты Хониата, на них прекрасное не производило никакого действия; их удовольствия – кровавые схватки, грабежи, пожары, жестокости всякого рода. Самые богатые храмы, величайшие произведения скульптуры были разрушены, разбиты, сожжены. Всюду царствовало отчаяние и варварство. Родной язык приходил в забвение. Музы оставляли свое древнее местопребывание, или молчали, не желая прославлять деяния, в которых греки не принимают участия319. Таким образом, уже со времени завоевания Константинополя латинами исчезают многие классические авторы320. Школа падала вместе с политическим упадком страны. В XIV в. одолевает партия, враждебная науке321. Но окончательный удар Византии был нанесен завоеванием Константинополя турками322. И Максим Грек подтверждает это, выражаясь, что при нем науки в Греции «совершенно угасли и дошли до последнего издыхания»323. В это время для развития ума уже не было простора: силы умственные занимались только низшими потребностями – и все существование их было подавлено. «Язык наполнялся словами болгарскими, турецкими, итальянскими. Учиться думать – было не у кого, за недостатком учителей. Когда не знали законов мироздания и не старались постигать их, то действия их конечно отуманивали душу мечтами; эти греки имели совершенно фантастический взгляд на вселенную. Один остался у них элемент, в котором могла еще проявляться духовная жизнь: они удержали голос природы – песнь... Можно вообразить, какого рода были эти песни, когда поют влюбленные и, отвечая друг другу, стараются превзойти один другого. Скорби и радости обыкновенной жизни, смерть и разлука, одиночество, приветы луне, поручение посольства птице, доверчивый рассказ облаку, звезде и морю, мнимое сообщение чувства безжизненному миру – все это составляло предметы песен. Так этот древний народ, некогда наслаждавшийся жизнью, которая принесла честь человеческому роду, была образцом своего века, заключенный долгое время в тесные формы, принужденный вести жизнь без славы и значения, впал в природное состояние. Древние предки кажутся ему гигантами, а гробница каждого из них челюстью коня Александра Македонского»324.

Сами греки рано стали сознавать свое нравственное бессилие. Когда Михаил Палеолог отнял Константинополь у латин, то один из государственных людей Греции, узнав об этом, сказал: «что я слышу? за что такая напасть? какими грехами навлекли мы на себя гибель? теперь, когда Константинополь в руках греков, гибнет всякая надежда"325. Видя безнадежное состояние отечества, многие из греков стали эмигрировать на Запад, а образованнейшие из них приняли участие в возрождавшемся стремлении к изучению древней науки.

§ IV

При всем том Византия оказала весьма важную услугу сохранением памятников древности и литературы, которыми даже дорожили многие ученые и монастыри и извлечения из которых они любили помещать в обширные сборники, нередко рядом с извлечениями из священ. писания и отцов церкви, как «Библиотека» патр. Фотия и др. менее важные; заслуживают также внимания исторические произведения, дающие связную историю страны, законодательные памятники, с обширными комментариями и т. п.326. По словам Энея Сильвия, Филельфа и Платины, Константинополь до последнего времени служил местопребыванием древней науки, и только там можно было получить настоящие научные сведения и начала высшей философии327.

После падения Константинополя, Византийская империя досталась в руки Магомета II328, и как бы ни старались ослабить этот факт329, последний, хотя был человек бесспорно умный и по своему даже очень ученый, но это внешнее образование не смягчило его жестокой натуры, склонного притом к чрезмерному пьянству (Л. Халкондил330). Правда, по политическим соображениям, он обеспечил права церкви своей привилегией и позволил избрать нового патриарха, которым стал такой выдающийся ученый, как Геннадий (Георгий Схоларий331), и к которому он относился благодушно и покровительственно, но в отношениях турок к христианам часто действовали мотивы не фанатизма, а корыстолюбия332.

Покровительство, оказанное патриарху и терпимость Магомета II, связанная с изложением христианской веры Геннадием, создали для султана весьма распространенную и благоприятную легенду333 о его справедливости, доходившей до жестокости334. Несомненно также, что турки, по недостатку просвещения, должны были мириться с допущением в провинциальную и даже центральную администрацию (придворные, драгоманы, евнухи) греков и др. христиан335. По политическим соображениям, турки противодействовали католической пропаганде и тем содействовали охранению греческой церкви336; но худшие времена наступили при преемниках Магомета II (1481 г.), даже после Баязета II, отличавшегося кротким и миролюбивым характером (1481–1512), при Селиме I (1512–1520), Солимане I (1520–1566), Селиме II (1566–1574) и Мураде III (1574–1595)337), особенно с Солимана I, при котором началось усиленное обращение церквей в мечети и постройка мечетей при Мураде и его преемнике Магомете III, когда возникла в серале даже мысль об устройстве Сицилийской вечерни для христиан Оттоманской империи338; шло усиленное обращение в магометанство (еще при Магомете II обращали насильно 10-летних мальчиков); появились даже факты мученичества339; небольшая поголовная подать, наложенная при Магомете II, была увеличена втрое и в конце XVI в. составляла уже 30 драхм (с 12 лет340), не считая целого ряда второстепенных сборов, от исправного платежа которых зависело право пользования имуществом и право исповедывать свою религию341.

§ V

С завоеванием Византии турками власть константинопольского патриарха возвысилась и усилилась. Он стал полным господином над высшим и низшим духовенством; он является, по смыслу бератов, верховным главой и судьей нации в политическом отношении; он становится для греков как бы преемником византийских императоров, истинным властителем греческого народа. С подчинением же остальных патриархатов (1517 г.), константинопольский патриарх получил и над ними такую власть, какой не имел раньше. Так образовалось своего рода «церковное государство», как бы государство в государстве, а столичный патриарх представлял как бы сколок с римского папы342. При всем том положение христианского населения становилось бедственным. Хотя в Константинополе на первых порах появилась патриаршия школа, но просвещение пало до того, что самый язык свящ. книг (старо-греческий) стал забываться (уже в XVI в.); низший клир впал в невежество и только в позднейшее время стали возникать более значительные школы. Патриархи далеко не все стояли на высоте своего положения, как в умственном, так и в нравственном отношении343. Главная причина бедствий заключалась в том, что греческий народ жил под опасениями, так как ни одна из значительных привилегий ничем не была гарантирована от нарушений344. Так, во время завоевания Константинополя в нем считалось 86 больших храмов, к концу же XVI в. только 46, а монастырей – лишь 4345. Богатые греки должны были носить худое платье, из опасения, чтобы турки не посягнули на их имущество346. Вследствие неудовольствий свыше и внутренних несогласий, конст. патриархи не могли похвалиться прочностью своего положения: так, с половины XV в. до конца XVI на конст. престоле перебывал 31 патриарх, из которых 9 были два раза и 2 – три раза347, причем историку церкви приходится отмечать, что деятельность их была ни разнообразна, ни блестяща348.

Донесения венецианских посланников и путешественников (Герлах) по Турции XVI в. вполне подтверждают «бедность и нищету населения и запущенность земледелия», вследствие того, что добывать больше необходимого было излишне, так как, если бы они (крестьяне) добыли что-нибудь лишнее, то турки отняли бы у них; поэтому они предпочитали оставлять свою плодородную и доходную землю впусте, и чем дальше от столицы, тем хуже, потому что кади, беги, спаги, янычары, находясь в той или другой деревне, поступали с ними по произволу и потому, что они имели, должны были скрывать349.

§ VI

На фоне взаимных отношений Византии, России и Запада в эпоху возрождения, по тесно связанным между собою политическим, церковным и культурным интересам, выдаются три личности – Исидора м. киевского, Виссариона архиепископа никейского и Максима Грека. Выбор в преемники Фотию м. Исидора не является таким опрометчивым актом со стороны константинопольского правительства, как это представляется иногда церковными историками. Уроженец Константинополя, Фессалоник или Мореи350, по одним грек, а по другим славянин351, затем игумен важного (царского) мон. (св. Димитрия) в Константинополе, один из трех делегатов на соборе в Базеле, он представляется сторонником той правительственной партии, которая в унии искала обеспечения политической независимости Империи. Но в более симпатичных чертах рисуется его личность, как друга и ученого корреспондента известного гуманиста Гварино, с которым он сблизился во время пребывания его в Константнополе, когда последний учился здесь у обоих Хризолорасов, которому он посылал произведения греческих классиков и ученые письма (из них дошло два). Его беспрестанные ссылки на писателей классической древности ясно показывают, как широки были его умственные интересы вообще. Друг потом известного кардинала Виссариона и сам кардинал, Исидор был чужд мечтаний последнего о возникновении новой религии на философских началах, но сам отличался поэтическим настроением. С точки зрения этих греков-патриотов спасение Византии от завоевания турок было более достойным подвигом, чем отстаивание нескольких более тонких, чем важных, пунктов ортодоксального характера. Совершенно также держали они себя на соборе в Ферраре и Флоренции352.

Независимо от того, Исидор вел обширную корреспонденцию как в Греции, так и в Италии, обнаруживающую в нем интерес к современным событиям, и, между прочим, с москов. митр. Фотием, что указывает на его прежнюю близость с ним и, быть может, объясняет его назначение в Москву. Исидор много путешествовал по греческим провинциям, причем обнаружил замечательную наблюдательность: он обращал внимание на остатки старинных надписей, на влияние эллинизма на местное население (напр. в Албании), и хлопотал о бедствующих жителях, обремененных налогами353. Он славился знанием языков и ученостью, на что обратил внимание и русский летописец, вообще к нему не благосклонный354. Исидор был убежденный защитник политического существования Византии. Он два раза побывал на Западе (1445, 1452 г.г.), ратуя в пользу унии. Свое участие он засвидетельствовал, когда в сане легата явился в ноябре1452 г. в Константинополь, где успел склонить императора, высшее духовенство и знать к принятию римского догмата о Духе Св. и к празднованию соединения церквей. Однако он встретил противодействие в лице Геннадия Схолария, сначала горячо ратовавшего в пользу унии во Флоренции, но потом выступившего противником ее и принявшего в Константинополе монашество.

Против унии еще ранее ратовали монахи Афонских и Студийского монастырей355; народ был на их стороне. Исидор принимал участие и в доставлении денег императору, и в укреплении города, и, когда последний был взят, попался в плен; но, проданный в рабство, успел бежать в Кандию, а потом в Рим356. Он дает описание взятия турками Константинополя и своего бегства357. Против 258000 турок импер. Константин мог выступить с 7000 отрядом (из 100000 греков, населявших раньше город, только 1/6 часть принимала участие в деле, не считая венецианцев, французов, немцев и др. – до 3000358. Религиозная распря, конечно, и тут не осталась без влияния. По словам Исидора, во время разгрома погибло до 120 тыс. томов книг и за один дукат тогда можно было купить целую связку манускриптов, в том числе Гомера и Аристотеля (Дука359). В 1459 г. он был возведен (номин.) в сан патр. константинопольского, на место скончавшегося Григория, ранее ушедшего в Рим, после отвержения унии. Вместе с Виссарионом он присутствовал на конгрессе в Риме по поводу организации похода против турок, хлопотал о сформировании отряда, с которым сам думал отправиться на место действий; но 1 апр. 1461 г. его постиг удар и спустя год (27 апр. 1462 г.) он скончался. Судя по тому, что папа Калликст III (1455–58), не отличавшийся склонностью к гуманным наукам, из библиотеки, собранной Николаем V, предоставил в распоряжение Исидора 62 т. рукописей, в числе которых были не только богословские и канонические книги, но также соч. Гомера, Платона, Геродота, Плутарха, Фукидида, Диодора, Полибия, Демосфена, Исократа, Евклида, Архимеда, Галена, Гиппократа, большею частью возвращенные потом в Ватик. библ., можно судить, что умственные интересы до конца жизни привлекали внимание Исидора. Он постоянно нуждался в средствах, часть которых уделял на своих соотечественников и выкуп пленных360.

§ VII

В другом роде представляется личность Виссариона, хотя он и Исидор шли рука об руку в своей деятельности и целях. Родом трапезунтец (р. 1403), он учился в Константинополе, признаваемом на Западе центром тогдашней науки, где сблизился с Георгием Схоларием и итальянским гуманистом Филельфом; потом уже монахом – в Пелопоннесе, в школе Гемиста Плееона – математике и философии. Под влиянием Плееона он проникся симпатией к Платону и усвоил некоторого рода свободомыслие в религиозных вопросах и терпимость к латинянам, которые жили там в большом числе. Он славился здесь как проповедник. В виду предстоявшего собора о соединении церквей, Виссарион близко ознакомился с литературой этого вопроса, сочинения по которой находились в его библиотеке. Его расположение к философии Платона, благоприятствовавшей латинскому учению, облегчило и переход его на сторону последнего361, и хотя он хвалился убедить латинян своим красноречием в пользу учения восточной церкви, но, возведенный одновременно (1437) с непримиримым противником латинян, Марком ефесским, в архиепископы (никейские), с которым сначала действовал согласно, он впоследствии разошелся с ним (отчасти в Ферраре и окончательно во Флоренции), соединившись с Исидором и той придворной партией (с импер. Иоанном во главе), которая, в интересах политических, добивалась этого сближения. Тем более, это столкновение явилось неизбежным, что оба они – Марк и Виссарион, отличались противоположными характерами. Первый был человек крутого и резкого нрава, второй обладал мягкостью и гибкостью, при самолюбии и гордости натуры. Соперничество тут оказалось неизбежным.

Сближению Виссариона с латинами вероятно способствовал тот же Исидор, еще на соборе в Базеле обнаруживший свою склонность к соединению. Близкие знакомства, которые Виссарион свел с представителями латинства, и чтение разных произведений этого направления все более содействовали его перелому. Увлечение его красноречием влекло его на этот путь, всегда опасный, когда другие (даже Исидор) часто безмолвствовали или говорили мало, при более или менее неопределенном (патр. Иосиф) или даже критическом отношении других (Георгий Схоларий), и когда возобладала политическая точка зрения на вопрос о соединении (император и близкие к нему). Под давлением крайне печальных условий, политических и даже финансовых (греки не располагали даже средствами для возвращения), Виссарион писал, что «осталось единственное прибежище – латиняне и соединение с ними, только здесь есть надежда подняться на ноги и поразить врагов, чего только и боялся наш враг... Лишенные этого, куда пойдем? Какой будет конец бедствий? Где спасение от несчастий?» Он взывал и к патриотизму присутствующих: «Что до меня касается, я никогда не буду такого мнения и никогда не выдам по доброй воле врагу тела, души, веру, города, гробницы отцов, свободу и все дорогое – и пусть это мое слово послужит вечным свидетельством пред всем народом и перед всеми христианами. А указанные беды, по моему мнению, неизбежно последуют за разделением христиан и за нашим, совершенно неосновательным отделением от латинян…, ибо я не вижу никакой разумной причины, по которой бы я мог избрать для себя таковые и которые бы уравновешивали их». И в решительный момент принятия окончательного шага император совещается с теми же Виссарионом, Исидором, да великим протосинкеллом Григорием. И эти же три лица являются главными вершителями дела унии, то на совещаниях между собою, то у императора, то на богатом угощении с некоторыми епископами, данном Исидором. В пылу увлечения Виссарион и Исидор предлагали даже грекам наложить анафему на тех, кто будет противиться определению собора. Нельзя не заметить, что, верный своей школе, Виссарион в трудных положениях прибегал к той фразеологической риторике, которая обыкновенно все покрывает. Определения собора не были подписаны пятью лицами, это были Марк ефесский, ставроп. митр. Исаия, иверийск. епископ (раньше уехавший), брат царя деспот Димитрий и (как полагают) брат Марка номофилакс Иоанн Евгеник362. В последующих торжественных действиях по поводу унии Виссарион является уже первенствующим лицом. Вскоре затем оба вождя этого дела – Виссарион и Исидор были возведены в сан кардиналов.

Побывав на короткое время в Константинополе, Виссарион возвратился в Рим (в нач. 1441 г.), чтобы потом вместе с Исидором хлопотать о крестовом походе против турок363. Оба же кардинала вскоре составили единственный трофей, оставшийся от заседаний собора, которые закончились во Флоренции364. Хотя на состояние греческой нации и церкви Виссарион смотрел пессимистически365, но он не оставлял мысли и случая действовать в интересах организации коалиции против турок (между прочим, на конгрессе в Мантуе366). Не раз он исполнял папские поручения в качестве легата (в Болонье, Германии, Франции, Венеции367). В 1463 г. он был назначен патриархом константинопольским (конечно номинальным368), куда, впрочем, писал послание, и дважды (по смерти Николая V и Павла II), был кандидатом на папский престол, но его греческое происхождение и даже верность некоторым обычаям (большая борода) мешали осуществлению этого избрания369.

При всем том Вассарион не забывал своих любимых занятий – древностью и философией. Возле него образовался кружок почитателей этих знаний – переселившихся греков и итальянцев (академия), который охотно посещался любителями; он содействовал разыскиванию древних рукописей на Востоке и во время своих поездок на Запад; покровительствовал своими средствами пришлым грекам; наконец, он участвовал в переводах с греческого на латинский язык классиков (разных частей соч. Аристотеля, Феофраста, Ксенофонта, Демосфена, поправки к переводу Платона); писал философские (два полемических против Г.Трапезунтского) и богословские (по спорным вопросам) сочинения; надгробные слова и стихотворения на смерть греч. царств. лиц; письма к ученым по общественным и политическим вопросам и, между прочим, о походе против турок. Всю свою библиотеку, как греческие кодексы, так и латинские книги (до 900 томов, ценностью на 15000 дукатов), составлявшую самое богатое собрание книг на Западе, завещал Венеции, куда и отправил их в 1469 г. Пользуясь ею еще ранее, известный издатель Альд Мануций сделал многие редкости ее общедоступными370. Виссарион скончался 18 ноября 1472 г.

Вполне вероятно, что вследствие его указания и при его содействии состоялся брак Софии Палеолог с Иваном III московским371 и, быть может, также под влиянием не оставлявшей его идеи об обширном союзе государей против турок. Нет ничего удивительного, что при том состоянии, в каком находилась Восточная империя, рано обнаружились попытки и стремления найти помощь на Западе, но всегда это соединялось с вопросом о соединении церквей. В 1326–1327 г.г. происходили сношения между Андроником II Палеологом и франц. кор. Карлом IV Красивым при посредстве доминиканца Бенедикта из Комо о соединении церквей, окончившиеся неудачно372. В 1339 г. был послан в Авиньон мон. Варлаам, калабриец, живший раньше в Византии, известный своим спором с афонскими монахами о св. Духе. Он должен был вести переговоры от имени импер. Андроника с папой Бенедиктом XII. По этому поводу приходилось вступить в сношения с Францией и Неаполем. Затем, в том же XIV в. велись переговоры Еман. Хризолорасом, а в 1400 г. побывал на Западе (в Италии, Франции, Англии и Германии) импер. Мануил II. Еще позже подобную же миссию принял на себя Чириако Анконский, страстный путешественник и приобретатель греческих рукописей, побывавший на Востоке373. Но греки должны были убедиться в эгоизме западных держав: рыцари думали о приобретении земель374, о разделе Восточной империи, а папы о подчинении восточной церкви375. Однако, положение оказывалось на столько безнадежным, что в среде образованных людей мысль об унии с Римом все более находила сторонников: в 1396 г. прибыл из Венеции доминик. Максим Хрисоверг (очевидно грек) на о. Крит с предложением соединения и возбудил полемику по этому вопросу (Нил Дамила и Иосиф Вриенний) и Иосиф Вриенний надеялся, что удастся примирить обе стороны376, а греческие патриоты думали, что только посредством помощи Запада и унии можно спасти Византию от падения (Франтза, Дука)377. Георгий Схоларий, прежде чем, стать суровым бойцом за православие, писал в защиту унии с Римом378. В минуты опасности обращались за помощью в Рим даже афонские и др. монастыри Востока379. Еще задолго до завоевания многие из греков устремились на Запад, преимущественно в Италию; по завоевании прилив их туда еще более усилился – они выселялись массами, где большинство влачило свое существование в качестве учителей, переписчиков и даже просто нищенствовали380, причем не обходилось без печальных случаев, обычных в области скандальных хроник381, тем более отягощавших их участь, что их внешний вид (кудрявые волосы, длинные бороды чуть не до пояса, крашеные брови), сварливость, свойственная недовольным людям и неспособность или нежелание выучиться латинскому и итальянскому языкам – делали положение их в новом обществе непривлекательным382. Другие, напротив, спешили принять не только унию, но и католицизм383. Кто не мог или не успел выселиться, тот, под гнетом бедствий, принимал монашество384. Была и еще причина склонности к Риму. По словам Сиропула, патриарх даже мечтал о возвышении своего авторитета, об освобождении себя и церкви от «рабства» царю, именно при помощи папы (IV, 19, 22385).

Так действовали м. Исидор и архиеп. Виссарион.

§ VIII

В ином свете перед ними является третий грек и вместе с тем соучастник эпохи возрождения – Максим Грек. Он принадлежал к поколению, пережившему первые впечатления после погрома, нанесенного Византии. Нет точных данных о времени его рождения и юности. Некоторые полагали, что он родился ок. 1480 г., основываясь на следующих соображениях. Кн. А.М.Курбский, видевший Максима Грека за три года до его кончины (1556) в Троицк. Серг. мон., выражается о нем как «летами превосходной старости умащенным»386. В Россию он прибыл в 1518 г., перед чем около 10 лет провел на Афоне, а здесь поселился после «многолетнего» пребывания в Италии, где часто слушал проповеди Иеронима Савонаролы (†1498). Судя по впечатлению, сохранившемуся в воспоминаниях М. Гр. о последнем, заключают, что «любознательный грек уже достаточно был развит для того, чтобы оценить нравственное достоинство доминиканского проповедника», а именно, что в это время ему было ок. 20 лет387. Биографии (жития) М. Грека, написанные о нем в России, разделяются на краткую (известия) и подробную редакции, встречающиеся во многих библиотеках. Первые передают самые общие сведения, упоминая однако о месте его рождения, о происхождении (без имен родителей), о посещении Италии, о пребывании его на Афоне т. д., и некоторые из них появились вскоре после смерти М. Грека388. Подробные – распространяют изложение, внося субъективные размышления и прибавляя новые черты (о пребыван. в Париже), о его трудах в России (по его сочин.), о его протесте по делу о 2-м браке вел. кн. Василия Иoaн. (по сказан. Паисия), о его заточении (по судн. делу) и его освобождении, распространяясь о его раннем обучении и способностях в стиле житий, о получении им в Царьграде духовных чинов, до весьма подробного обозначения времени пребывания его в России, заточения, кончины и лет жизни. Относительно последних сказано, что, М. Грек жил 108 л., 2 мес. 13 дней389. Следовательно, по этому указанию, он родился бы в 1446 г., но этому противоречат слова М. Грека о том, что он посещал Альда Мануция (деятельность которого относится к 1490–1515 г.г.), когда «еще молод был» (что не значит, однако, юный), а в Россию он прибыл бы 72 лет, что не совмещается с его деятельностью здесь. Но выражение Курбского, с другой стороны, указывает на его весьма престарелый возраст, о котором нельзя сказать («превосходной старости») – 73 года. Судя по точности двух цифр, сообщаемых автором позднейшего жития, можно думать, что в обозначении лет Максима Грека произошла в рукописи описка. Последний был старше, слушая Иеронима Савонаролу, на что может указывать и сходство впечатления с отзывом другого лица по тому же поводу (см. ниже). М.Платон полагал, что Максим Грек скончался свыше 80 лет390, и это в известной степени допустимо. Следовательно, он родился около 1470 г. Голубинский склоняется к тому же, полагая время рождения М.Грека в 1475 г.391.

Максим Грек был уроженцем г. Арты или Нарды (тур.), в древности известной под именем Амбракии, лежащей на левом берегу быстрой р. Арты (Арехто, Арахта), берущей начало в Мецовских горах (Лакмон), в 12 кил. от города и впадающей в Артский залив Ионического моря. Город этот был основан ок. 640 г. (в Эпире) коринеянами под предводительством Горгия, сына тирана Кинсела, в местности первоначально занятой дрионами, но потом эллинизированной. Он расположен у северной подошвы длинного крутого холма Перранта. По изгнании рода Кинсела, город был превращен в демократическую республику, которая вскоре достигла могущества, не смотря на то, что в 426 г. она потерпела поражение от афинян и акарнанийцев. Филипп македонский подчинил ее своей власти. По уступке же Александром, с. Кассандра, Пирру эпирскому, последний сделал Арту своей столицей и украсил великолепными постройками, которые, по завоевании Арты римлянами, под предводительством Марка Фульвия Нобилиора, в 189 г. до Р. X., все были вывезены в Рим. После же битвы при Акциуме, с основанием Никополя, часть жителей была выведена сюда. Город охранялся крепостью и гаванью, защищенной молами и запиравшейся цепями. При императорах город снова расцвел и у византийцев считался важной крепостью (Арта или Царта). В 1083 г. он был завоеван норманнами, под нач. Боэмунда тарентского, отразившего, после кровавой битвы, имп. Алексея.

По завоевании Византии латинами, незаконный двоюродный брат ц. Алексея III, Михаил (Ангел Комнен), основал здесь независимое княжество (деспотат) – Эпирское с главным городом Артой, вошедшее в ленную зависимость от Венеции (1210 г.), с довольно значительным двором, успевшим заслужить привязанность эпирцев и албанцев и вступить в борьбу с имп. Михаилом VIII из-за унии (1274); но вскоре затем (1276) деспот артский Никифор признал власть неаполитанского короля. Супруга его, эпирская властительница Анна Кантакузина примкнула к общему союзу Ангелов против византийского двора (1296), а дочь ее Тамара вступила в брак с сыном неаполит. короля Карла II анжуйского, Филиппом II, который получил от отца притязания на Романскую империю. В 1357 г., на месте старой крепости, был выстроен форт. Однако, владетелям Арты пришлось вести постоянную борьбу с визант. императорами, с Душаном сербским и, наконец, с турками, которым, не смотря на сильную поддержку Венеции, удалось захватить город в 1449 г.392 Народное движение в Албании выставило своим героем Скандерберга, но вскоре вся эта страна досталась в руки турок (1467 г.), а затем и мусульманство нашло здесь благоприятную почву393. В 1688 г. венецианцы, под начальством Морозини, отняли Арту у турок. В 1797 г. она была занята французами, а затем янинским пашой Али. Взятый же Рангосом, город снова отнят был турками, которые в 1822 г. жестоко бились здесь с греками. В 1854 г. город объявил свою независимость, но снова потерпел поражение. По Берлинскому трактату Арта досталась грекам и состоит ныне главным городом номархи.

Таким образом, г.Арта представляется весьма бойким культурным центром и не один Максим Грек является в нем замечательным деятелем своей эпохи. В XVI в. здесь славился проповедями Дамаскин Студит, родом солунец, митроп. навиактский и артский394. Отсюда же происходил родом из знатной фамилии Захария Герган, учившийся в Германии, в отечестве лютеранства – Виттенберге (1622), также впоследствии митр. навиактский и артский, возведенный в этот сан по воле и определению патр. Кирилла Лукариса395. Современник последнего (р. 1498), Иоанн Зигомала, известный как участник в делах констант. церкви, как преподаватель высшей школы и по своей переписке с немецкими учеными, которую продолжал его сын Феодосий, слушал высшие курсы в Падуе396. И Максим Грек, в свою очередь, свидетельствует, что прежде в Греции «весьма процветали внешние учения и достигли своей высоты», но в последние времена «эллинские науки угасли и дошли до последнего издыхания»397. Вот причина, почему и он должен был искать знаний вне пределов своего отечества. По-видимому, вначале Максим Грек (в мире Макарий) получил домашнее образование (не смотря на важность пункта, артская средняя школа была открыта лишь в 1661 г.398); а так как отец его (Мануил) состоял «воеводой» в той же Арте399, и оба родителя (мать носила имя Ирины) называются «философами» и были людьми с значительными средствами, то вполне естественно, что они постарались дать единственному сыну приличное образование400.

* * *

268

Твор. св. отц., т. XVII кн. 2. Максим Грек Святогорец, стр. 145; Белокуров, I-V

269

Сочин. Максима Грека I, 36: «Грек бо аз и в гречестей земли родился и воспитан»

270

Герцберг, 89, 172, 215, 266, 320, 355, 365, телесн. наказания, 203; оскопл. 203; ослепление и др. (см. ниже). О влиянии варваров (Хр.Чт. 1880, JJ, c. 177– 178)

271

Язычество продолжало в Восточной империи держаться до IX в; только с VII в вводится в употребление греческая команда в войске; еще в полов. XII в. в Константинополе насчитывалось до 60000 латинян, преимущественно итальянских купцов (Герцберг, Ист. Византии, 64, 88, 94, 95, 305–306). Византийские греки предпочитали называть себя «ромеями». Алексея I Комнена можно считать первым императором Востока, который был вполне грек (Финлей, 410)

272

Герцберг, 62–63,116, 266. Начальной истории Византии посвящены труды Ю.А.Кулаковскаго «История Византии, К. т.т. I и II, 1910,1912 и Ф.И.Успенского, Спб. 1913

273

Герцберг, 197–198, О государственном строе Византии см. также очерк Дж.Б.Вьюри в сборнике, изд. под ред. В.И.Венешевича (Очерки по истории Византии)

274

Шлоссер, Всемирн. ист., VI, 106, 109. Поэтому историки имеют право говорить о «византийском обычае умерщвлять царей» (Герцберг, 163). Способы эти самые разнообразные, от медленного отравления ядом до грубого зарезания и повешения вниз головой (ив. 204, 322, 405), с присоединением постоянно практиковавшегося в Византии ослепления (203, 206, 208, 209, 226, 227, 243, 316, 322, 330, 363, 367, 490, 619; 308 – ослепление зеркалом) и с участием женского терема (198, 202, 214, 277). В течение 1058 лет (от Аркадия до Константина XI, 395–1453 г.г.) Визант. империей управляли 107 государей, из которых только 34 скончались естественной смертью, 8 погибли на войне или от несчастной случайности, остальные отреклись от престола или погибли насильственной смертью, вследствие 65 военных и дворцовых переворотов (Ш. Диль, Очерки из культурн., ист. Византии, 21). Политическая борьба партий отражалась и на положении патриархов, так, из 42 патр. с конца IX в. до нач. XIII почти половина, а именно 19 были низведены с престола без достаточных причин, по распоряжению высшей государственной власти (Скабаланович, Христ. Чтен. 1886, I, 584)

275

Византийские истории наполнены рассказами о нападениях на империю. Что же касается склонности константинопольских греков к дворцовым смутам, то Никита Хониат замечает: «Они каждую минуту готовы возвесть на престол нового царя и при самом возведении обдумывают уже, каким бы образом его низвергнуть, справедливо слывя за это у всех народов матереубийственными ехиднами, людьми, потерявшими всякий смысл, вооружающимися против самих себя». См. Излож. событ. по взятии Константинополя, гл. 16. Уже в V в. в Византии считалось свыше полумиллиона жителей (Герцберг, Ист. Виз., 14). К ХIII в. оно поднялось свыше 1 мил. (Малышевский, Мелетий Пигас,1,4)

276

Сказание о делах ц. Алексея Комнена, кн. III, гл. 9

277

По словам Никифора Бриенния при Никифоре Ботаниате «казна безрассудно истрачивалась и в государственном казначействе произошло величайшое оскудение в деньгах». Историч. Записки Бриенния, кн. IV, гл. 1

278

Никита Хониат: Царств. Ман. Комн., кн. VII, гл. 2, Царств Алекс. Комн., кн. III, гл. 8; кн. II, гл. 2; Царств. Исаака Анг., кн. III, гл. 7

279

Никифор Григора. Римская история, кн. XI, гл. 2; кн. VIII, гл. 6

280

Никита Хониат: Царств. Ман. Комн., кн. VII, гл. 2, 15; Царств. Алекс. Комн., кн. II, гл. 5. Ср. о нем Успенский. Византийский писатель Никита Акомииат из Хон, Спб. 1874

281

Никифор Григора, Римская история, кн. IX, гл. 8

282

Иоанн Киннам, кн. VI, гл. 8; Ник. Хониат, Царств. Исаака Анг., кн I, гл. 10; Цар Алекс. Комн., кн. III, гл. 10

283

О богатствах и роскоши греческой столицы и мировом ее значении до завоев. крестоносцами (Герцберг, 208–299). Ежегодный доход виз. казны=25 мил. фунтов стерлингов, что=125 мил. (по курсу 1873 г.), между тем как Англии всего=77 мил. (Хр. Чт. 1880, II, с. 183–184)

284

Guizot, Collect, т. XXIV, hv. IV

285

Никита Хониат: Излож. событий по взятии Констант., гл. 15 и 17. Об источниках средств страны и экономич. положении (Герцберг, 410–415)

286

Никифор Григора: Римская история, кн. VIII, гл. 10. Основатель последней династии (Михаил III Палеолог, 1261–1282) был и последним великим человеком, произведенным Византией (Герцберг, 411)

287

Шлоссер, IX, 22, 44

288

После крестовых походов проявилась на Западе жажда к завоеванию Греческой империи (La France en Orient au XIV eиеclc. Expedition du marechal Boucicaut. Par. I. Delaville de Roulx. P. 1886, реценз. Ж. M. H. Пр. 1888, № 2, с 487–504). Разгром XI в. в pendant латинам (Христ. Чтен. 1882 г., I, 145–147), учиненный Алексеем Комненом во время бунта против Никифора Вотаниата (Анна Комн., II, гл. 10)

289

О влиянии феодализма и угнетении иноплеменного населения (В.И.Григорович, О Сербии 8–11)

290

К астрологии обращались во всех важенейших случаях (Герцберг, 145, 321, 564, 569). Еще в VI в. византийцы писали о выборе счастливого дня, трактаты о звездах и предсказаниях. Сюда же относится Соломонова книга для вызывания демонов, разсказ о волшебной кукле (Никита Акоминат из Хон, Успенского, 107, 111), магия книги (Ж. М. Н. Пр. 1893 г., № 7 с. 270), из боязни бедствий народ разбивал статую Афины (lb); гадания применяются к истории Византии и самое существование города связывается с судьбой его памятников (Этногр. Сборн. 1890, IV, 27–28)

291

Корш, Ист. всеобщ. лит. (А.И.Кирпичников, II, 565–567)

292

Стасюлевич, Опыт истор. обз. систем филос. истории, 474

293

По словам рус. путеш. к XII в., Антония «от греческого моря до моря русского есть монастырей 14000». Современник его Евстафий Фессалоникский считал подвижников в пределах Византийской империи «бесчисленными», так что она представлялась ему одним сплошным монастырем и казалась всецело «монашеским царствомъ» (Eustathius, De emendanda vita monachica, cap. 84–85; Migne. t. CXXXV, col. 797–799). И по завоевании Константинополя латинами, западные рыцари были поражены количеством монастырей в столице. Хронист Альберик насчитывал в ней ок. 500 церквей и монастырей, а Роберт де-Клари полагал до 30000 монахов и монахинь (Соколов, Ист. монаш. в Виз. имп. IX-XIII в., Каз. 1894 г., с. 207–308). Монахи увлекались настолько политич. борьбой, захватывавшей все слои виз. общества, что некоторые из них сами стали мечтать о византийском престоле (Анна Комн., I, гл. 12, 15)

294

Со времени Комненов повествованию об этих спорах отводится слишком много места, а время Палеологов можно назвать богословской эпохой византийской историографии (Крумбахер). Некоторые историки, как И.Киннам и Г.Акрополит, нередко сами являлись усердными полемистами и посвящали свои труды догматическим вопросам. Однажды И.Киннам завел с новопатарским епископом Евфимием такой горячий спор об изречении И.Христа «Отец мой больший Меня есть», что импер. Андроник Комнен пригрозил обоих их сбросить в реку Риндак (это было в Лопадии), если они не прекратят своего препирательства (Никита Хон., Цар. Андр. Комн., II, 5)

295

Никита Хон., Царст. Мануила Ком., VII, 5–6; Царст. Алексея Ком. кн. III, 3, Иоанн Киннам, Цар. Иоанн. и Ман. Комн., II, гл. 10; IV, гл. 16; кн. VI, гл. 2. Никифор Григора: Рим. ист., кн. XI, гл. 10; А.И.Васильев, Путеш. виз. имп. Мануила Палеолога по Запад. Европе (Ж. М. Н. Пр. 1912, № 5), F.Chalandon, Les Comnene, P. 1912 (рец. И.В.Безобразова, 1913, № 6)

296

Герцберг, 64. По тем же вопросам см. соч. Ф.И.Успенского, Ист. Византии, Спб 1913, стр. 39, 631, 706–708, 730, 734, 848–851, 857

297

Ф.И.Успенский, Очерки по истории визант. образов., Спб. 1892; его же: Делопроизводство по обвин. Иоанна Итала в ереси, Изв. рус. Арх. инст. в Конст-ле, II, Одес. 1897 г., 1–66; его же: Философ. и богослов. движ. в XIV веке (Ж. М. Н. Пр. 1892, №№ 1 и 2; ср. Визант. Времеи, 1898 г., № 1–2, с. 280–282); Герцберг, 113, 265; о богословских спорах, Герцберг, 43, 413, 434, 466, 475, 508, 524. 564; замеч. на книгу Ф.И.Успенского П. В.Безобразова (об Итале) Виз. Времеи. 1896, I, 125–150; И.Е.Троицкий, Арсений, патр. никейский и арсениты, Спб. 1873; Рецензия на книгу Папамихали о Гр. Паламе, И.И.Соколова (Ж. М. Н. Пр., 1913 г., №№ 4, 5 и 6); Н.Ф.Радченко, Еретич. движения в Болгарии XIV в; Некрасов, Пахомий Логофет 3–5; К ист. визант. богословия в XII в., Н.С.Гроссу (Тр. Киев, Дух. акад., 1913, № 12); об нквизиции в Византии, в речи Чельцова (Хр. Чт. 1877, №№ 3 и 4, с. 508); Византия и византийцы, А.Пономарева (Хр. Чт., 1880, №№ 7 и 8); По поводу сочин. Д. Викелы Н.А.Скабалановича: Визант. наука и школы в XI в. (1884, I); его же, Научная разработка виз. истории (ib. II); О нравах визант. общества в средние века (ib 1880,1). Ср. крайне суровые приговоры над Византией некот. греч. (Caфa – «мумия» и нападения на лицемерие и ханженство, Визант. Врем. 1895,III, 443), западных (Тэн – «болтуны», Ист. Вестн., 1900, № 11, с. 722) и русских ученых (В.И.Григоровичу см. Пыпин, Ист. литер. I, 147–149; В.Г.Васильевский, в воспомин. Пантелеева, Р. Вед. 1903, № 183 II отд.)

298

Degerando: Hist, des sciences, IV, 130. Под византизмом разумеется оцерковление мысли, государственной и общественной жизни (А.Пономарев, Византия и византийцы (Хр. Чт. 1880, II, №.№ 7 и 8, стр. 181). Ср. И.Соколов, О византизме в церковном отношении (Хр. Чт. 1903, № 12, с. 733–775). Автор говорит, что цезареопапизм и папство не применимы здесь, а лишь тесный союз государства и церкви. Об отношении церкви и государства И.Е.Троицкого (см. в. и Виз. Врем. 1901, №№ 3–4, с. 735); Gibbon Gesch. des Verfal und Unterganges des rom. Weltreiches, cap. XL. Влияние иконоборства (Герцберг, 63, 98, 106, 107, 112, 123, 184); Iustinien et 'a civilisation byz. au VI siecle, par. С.Dihel, P. 1901

299

Bernhardy: Grundr. der griech. Lit. 6-ой период. О поджоге библиотеки сообщает только позднейшая редакция хроники Г. Амартола (по изд. Муральта, 634) и писатель ХII в. Кедрин. Достоверность же этого известия заподозрена давно (В.Г.Васильевский, Греко-визант. изслед, II, с. LVII). В ней считалось до 30000 с лишком томов (Дюканж, Constant. Christ, II, 151). Кроме того, было много библиотек в разных городах, на островах и в монастырях, вмещавших не одни церковные книги, но и сочинения древних писателей

300

Герцберг, 65. Лаоник Халкондил единственный афинянин, которого знает история визант. литературы. Он написал историю 1298–1463 в 10 книгах (Крумбахер)

301

О преподавании в Конст. универ. древних писателей, юриспруденции, философии, прикладных наук, риторики, медицины и др. см. Герцберг, 65–66

302

Дюканж, Constantinop. Christ, II, 151

303

Новелла напеч. (в отрывках) В.Г.Васильевским (Ж. М. Н. Пр. 1882 г., ч. ССХХII, с. 397); вполне Ф.И.Успенским (Изв. Арх. инст. в Конст-ле. т II, Од. 1897); излож. Скабалановича (Виз. наука и школа XI в., Христ. Чт. 1884 г. I, с. 367); Виз. Врем. 1898 г. I-II, 281–282

304

Е.Голубинский, Очерк ист. просвещ. у греков (Прав. Обозр., 1872 г., II, № 5, стр. 702), И.Соколов О народных школах в Византии с пол. IX до полов. ХV в. (Церков. Вед. 1897, №№ 7 и 8)

305

Анна Комнен сама хвалится, что она до тонкости изучила эллинскую речь, хотя не легко справляется с этой задачей. Она вполне является гуманисткой; ее образцы Фукидид и Полибий; она получила тщательное воспитание и ее мемуары, не чуждые значительных недостатков, остаются одним из самых выдающихся произведений средневековой греческой историографии (Крумбахер)

306

Герцберг, 303

307

Анна Комнен, Сказ. о дел. ц. Алексея Комн. кн. V, гл. 8, 9. Лет. Георгия Акрополита, гл. 32. По замечанию В.Г.Васильевского Византия жила риторикой, которая составляет неотъемлемую часть ее истории и которая, по словам Пселла, учит двояко понимать факт и с противоположных точек зрения говорит о нем убедительно. Благодаря этому он считал себя обязанным составлять панегирики девяти императорам, расположением которых он пользовался, он мог писать похвалы блохе и т. п. (Ист. Обозр., I, 279– 282; В.П.Безобразов, Визан. пис. и госуд. деятель Михаил Пселл, Чт. в Общ. ист., 1889, кн. IV, 1–194). Мануил Филе в посвят. посл. импер. Андронику II говорит: Θέλω γαρ είναι φιλοδέσποτος χύωυ ορων έπι αίτάς τής τραπεςήσ τάς ψύχας (Хочу быть верной собакой господина, ждущей крохи от стола его). Вероятно о подобных же стихотворцах упоминает. Ник. Хониат (Правление. Мануила Комн. I, 3. Ср. Визант. романтич. поэзия И.П.Созоновича (Варш. Унив., изв. 1891, № 6). Влияние запад. лит. в этом отношении оказывается слабым. О семейных нравах см. Скабалановича (Xp. Чт. 1886, I, 545–546). Женщины должны были носить покрывала и иметь в церквах места на хорах

308

Ж. М. Н. Пр. 1893, До 7, с. 265

309

Г. Амартол восхваляет Платона и сурово отзывается об Аристотеле, но много списков его соч. находили в Иерусалим. библ. (рец. Ф.Беляева на книгу Керамевса, Ж. М. Н. Пp. 1892, № 5, с. 200); также означ. рец. П.В.Безобразова, Виз. Врем. 1896); О взглядах в Византии на Платона (Чт. в Общ. ист. 1889, IV, 158–159). Спор о Платоне и Аристотеле в Византии, А.С. Лебедева (Прав. Обозр. 1875 № 8–9; Богосл. Вестн. 1894, № 4, 6); Герцберг, 65–68, 250; Krumbacher, 2-ое изд. (по указателю)

310

Мистика – продукт византийского мышления (Христ. Чт. 1880, II, №№ 7–8, с. 185)

311

История Никиты Хониата, Царств. Ман. Комн., IV, гл. 6; VII, гл. 7; Царств. Алекс. Порфирородн., гл. 12; Царств. Андрон. Комн., I, 5, 9; Излож. соб. по взятии Констан-ля латинами, гл. 15, 17; Рим. истор. Никиф. Григоры, кн. III, гл. 4; V, гл. 5, 7; VIII, гл. 5, 11, 14, 15; IX, гл. 10, 14

312

Галлам, Ист. европ. литер., I, 77

313

Eustathius, De emendanda, cap. 104, 107, 128, 144. Монашество – 8-ое таинство (Лебедев, 597). Никита Хониат о монахах времен Мануила Комнена говорить: «они только потому и монахи, что остригли волосы, переменили платье и отпустили себе бороду». Царств. Ман. Комн., кн. VII, 3. Вообще о монашестве Царств. Мануила Комнена, VII, 3, 4; Царств. Исаака Анг. I, 7; Вторичное царств. 3. Замеч. Н. Красносельцева (Хр. Чт. 1900, № 11, с. 629–644)

314

Григора, Римская ист., кн. VIII, 2, 12 Конст. Акрополит, писатель XIII в., требовал уничтожения книг, враждебных церкви (Ж. М. Н. Пр. 1893, № 7, с. 265)

315

Оригинальный византийский склад речи, оживляющий литературу с VI-X в., уступил место мумиеобразному школьному языку. Дуализм греческого языка и литературы с этих пор наступил бесповоротно (Крумбхер)

316

Gibbon, немец изд. стр. 2059; рус. издание, VI, с. 245–247

317

Галлам, I, 77

318

П.А.Смирнов, Сост. правосл. церкви в имп. греческой во время владычества латинян в Конст-ле (Приб. к Твор. св. отцов 1857, XVI)

319

Никита Хониат, гл. XVII; Корш, Ист всеоб. литер., II, 558–559. Византийцы переняли, однако, у латинян блестящие турниры (Герцберг, 313; Никита Хониат, Царств. Мануила Комн., III, 3), которые входяn тогда в моду

320

Галлам, Ист. европ. литер., I, 77

321

Виз. Времен 1896, I, 141

322

А.П.Лебедев, Греческие школы, общеобразоват. и духовные в Констант. патриархате турецкого периода (Богосл. Вестн. 1899, №№ 1, 3, 5). Автор эамечает, что печальное состояние просвещения кроется не в турецк. владычестве, а в малой заботливости самих греков. См. также замеч. (Визант. Врем. 1899, в. III-IV)

323

Сочин. Максима Грека, I, 363. Ср. L'instruction publique chez les Grecs depuis la prise de Constantinople par les Turcs jusqúa nos jours. Par, G.Chassiotis, P. 1881; рец П.А.Сырку (Ж. M. Н. Пр. 1882, № 4, с. 279–300)

324

Ранке, Госуд. и народы южной Европы, I, 26

325

Шлоссер, VII, 179

326

«Ни один народ, за исключением быть может китайцев, не обладает такой богатой исторической литературой, как греки. Цепь исторического предания идет непрерывно от Геродота до Лаоника Халкондилы. Историки несомненно стоят во главе византийской прозы. Византия ни в одном литературном труде, кроме церковной поэзии, не дала таких богатых и превосходных плодов» (Крумбахер)

327

Садов, 3, примеч.

328

Магометанская мечеть была в Констан-ле еще в XII в. (Прибавл. к Твор. свят. отцов, XVI, 549–550)

329

А.П.Лебедев, Ист. греко-восточ. церкви под властью турок, изд. 2-ое, Спб 1904 г., стр. 177–178, 262. По свидетельству Франтзы, визант. вельможа, один из противников унии (Лука Нотара), говорил: «лучше чалма, чем папская тиара» (262). Замечание на это Болотова (Хр. Чт. 1882, I, 148, прим. 2)

330

В.Б.(Болотов). К ист. внешн. сост. Конст. церкви под игом турок (Христ. Чтен. 1882, I, 143–144)

331

О нем X.Папаиоанну. Акты послед. Соф. собора 1450 (Виз. Врем. 1895, в III, 394–415); ср. Тр. Киев. дух. ак. 1911, № 1, с. 631–638

332

Выходившие из Константинопольского порта корабли были нагружены пленными, драгоценными вещами и книгами без числа. Всю добычу оценивают до 4 мил. дукатов (Халкондил)=11600000 руб. зол. (В. В. 140). Во время взятия Константинополя количество населения его определяют уже в 40000 (ср. в. 53, пр. 2); другие число обращенных в рабство – 60000 (ib., 140); но еще до того насчитывают (Халконд.) пленных христиан в XIV-XV в в., выведенных турками, до 100000 (Хр. Чт. 1878, I, 458). Об обширном контингенте русских рабов, продававшихся на Константин. рынке генуэзц., евреями, татар., турками (Ламанский, Могущ. турок, 22–23). «Турки по натуре грабители» (Герцберг, 237, 240, 241, 267; Фиске, Откр. Америки I, 185–186). Дука, Франтза, Леонард Хиосск. и м. Исидор говорят о различных видах оскорбления христиан. святынь. Между прочим по лагерю носили распятие, накрытое янычарской шапкой. На 3-й день (1 июня) в храме св. Софии впервые совершена была мусульманская молитва и «великая церковь» стала мечетью (Хр. Чтен. 1888, I, 140–141). Впрочем и прежние разгромы самих греков заслуживают сопоставления с этим погромом варваров (иb 146–147)

333

О беседах Магомета с патриархом о вере (Малышевский, 13, 69, 70, 78; см. М.Крузия «Turcograecia»). Беседа патр. Геннадия с турец. султаном Магометом II была переведена в 1563 г, как руководство, для сына Ивана Грозного Ивана Ивановича (каков должен быть царь), на русский язык (Ист. Вестн. 1908, № 4, с. 379) и, несомненно, отразилась в известном сказании, приписываемом Ивану Пересветову

334

Возведение в 1475 г. на патриарший престол серба Рафаила волею султана объясняется влиянием мачехи последнего, славянки Марии (Лебедев, 25З, 262). Все почти османские султаны, начиная с Урхана и кончая Мурадом II, были женаты на христианских принцессах, исключая одного Магомета II, которые держались своей веры и пользовались свободой и влиянием. Примеру этому следовали многие османы (Халкондил, Кантакузен, Дука, Франтза, Хр. Чт. 1878, II, 470–473). С их именами связаны привилегии Афона и они сами на старости поселялись близ него (ib. 1864, отд. 2, с. II, 26–27)

335

Лебедев, 131–132

336

Ibid, 171–173

337

О состоянии Константинопольской церкви под игом турок (ib. 1861 г., ч. 2, отд. I, 1–144, 233–296); Малышевскии, Мелетии Пигас, I, 435–443; А.В.Горский. О церкви греческой с 1453-до нач. XVIII ст. (Приб. к Твор. св. от., т. XXXII, 1883 г.). О Констант. патриархате см. также у А.Лебедева (Богосл. Вестн. 1894–1895 г.г.) и В.Архангельского (Чт. в Общ. люб. дух. просв., 1882, I и II, 1883, I и II, 1884, I, 1885, I)

338

Хр. Чт. 1878, II, 427–428; 1861, ч. 2, с. 35–36; 1882, 1, 141

339

Греческая церковь причислила впоследствии к лику святых около 20 мучеников, пострадавших в течение XV и XVI стол., от магометан (Твор. св. отц. 1883, №№ 3–4; Прибавл., г. XXXII, с. 398–399); подробнее о них (Хр. Чт. 1861, ч. II, отд. I-II, с. 35–47). Есть книга на новогреч. языке: «Христианские мученики на Востоке по завоевании Константинополя», перев. на руск. яз. свящ., Н.Соловьевыми Спб. 1862

340

По Делакруа- 3,5 экю; по Рико – 1 талер (Хр. Чт., 1861, стр. 28–29). Упразднение некоторых женских мон-рей вследствие опасения от турок (Хр. Чт. 1870, II, 969). М.Грек также упоминает об одном мученике (III, 240–243)

341

Турки старались вытеснить христиан из городов и низвести на степень деревенских наемников и обособить во всем от одежды до политических прав (Хр. Чт. 1882, II, 353–384, Болотов)

342

Ф.А.Курганов, Ист. оч. грекоболгарской распри (Правосл. Соб. 1873, I, 38); его же, К истор. конст. патриархов (Хр. Чт. 1900, №№ 11 и 12); И.С.Бердников, Церк. право (Прав. Соб. 1890, II, 153); А.П.Лебедев (106, 111, 121–122, 133, 761). О жестокости духовной власти и о влияниях пресловутых геронтесс – наложниц (ib, 115). Подробно о их значении говорит еп. Порфирий (Успенский) в своих дневниках

343

А.П.Лебедев, 221–244. Необходимо было сделать перевод H.Завета на простонародный язык и книги стали издаваться на нем (683–686); о патр. школе (Хр. Чт. 1861, ч. II, 239–242); замеч. о языке (Малышевский, М.Пигас, I, 81–88). На занятие классическими авторами стали смотреть как на опасное (А.П.Лебедев, 607)

344

А.П.Лебедев, 131–133. После падения Византии на Западе забыли о существовании Империи, о древних ее городах, о ее религии и пр. и понадобилось самоотвержение ученых (Крузий и Герлах), чтобы восстановить позабытые сведения (Лебедев, 37)

345

При увеличившемся снова христианском населении до 100000 (ibid, 131, 696, 697, 763–764 (в друг. патр.), 814. Ко времени взятия К-ля турками, в нем насчитывалось лишь до 40000 жит. (Малышевский, 4)

346

Ibid., 151. Ренегатами, впрочем, были б. ч. не греки, а албанцы, боснийцы, кроаты и др. (Лебедев, 185)

347

И.А.Малышевский, Мелетий Пигас, I, 497; на антиох. до 12; на Иерусалим, до 7; на александр. 4. В последующие века подобное же явление (ib. 440; Лебедев, 253). Позже (XVII в.) Кирилл Лукарис (с 1621) в течение 17 лет шесть раз должен был оставлять патр. престол (Твор. св. отц. 1883 Прибавл. т. ХХХII, 417, ст. А.В.Горского)

348

Лебедев, 276; в XVII в еще хуже (230–31, 233, 320); двоепатриаршество (281–282). Патр. Митрофан III (1565–1572) ездил в Рим и сомнительно держал себя у папы (289); на жизнь Дионисия II посягали сами греки (285); патр. Иоасаф I от безобразий клира впал в болезнь и посягал на самоубийство (294); патр. Пахомий I был отравлен монахом (297). Перечисляя бедствия патриаршества, историк его замечает, что конст. иерархия несла должную кару от Бога за свои «злохудожества» (305)

349

Политика турецк. правительства по отнош. к христиан. подданным и их религии Н.Скабалановича (Хр. Чт. 1878, II, 461–462); его же: Религиозный характер борьбы османских турок с греко-славян. миром до взятия Константинополя в 1453 г (ib., 1878, II)

350

Вернее последней, судя по указанию на него митр. Фотия, родом морейца

351

М. Исидор подписывался по-гречески, что дает право заключать, что если он и был славянин (по одним далматский серб, а по другим болгарин), то огречившийся и охотнее употреблявший язык, усвоенный наукой, нежели родной (Чт. в Общ. ист. 1846, I, ст. Бодянского, стр. 14–16; Уч. зап. Казан. унив., кн. II и III, Обз. Времен., Н.Иванова, 356). Ср. Голубинский, II, 421–423 (свод данных в пользу греческого происхождения)

352

О латинских тенденциях (Малышевский М. Пигас, I, 26 и д., 47 и д., 72 и д); Отношение народа к унии (Хр. Чт, 1882, I, 140). В народе говорили: «Лучше впасть в руки турок, чем франков». Народ не хотел входить в Софию, чтобы не оскверниться соприкосновением с турками и обзывал «великую церковь» вертепом еретиков

353

Regel, Analecta Byzantino-Russica Petr. 1891, XXXIX-LI, с прилож. шести писем иером. Исидора, 1415–1425, по Ватик. архиву; А. Садов, Виссарион Никейский. Его деят. на Фер. флор. соб. и знач. в истории гуманизма, Спб. 1883

354

Никон, лет., V, 123: «Исидор митроп. гречин, многим языкам сказатель и книжник». О его учености (125); ср. Царств. кн., 198. Об изображении его (Словарь Ровинского, II, 1002 и IV, 436)

355

Замечание об афонских монахах (Малышевский, I, 8)

356

Шлоссер, IX, 106–111; Pierling, La Russie et le S.Siege, I, 78; из Кандии он обнародовал письмо об этом

357

Изд. Рейснером: Epist Turciae 1598, в итал. пер. в изд. F.Sansovino, Hist. univ. dell'orig., guerre et. imp. di Turchi, Ven. 1654; cp. Migne Patr. graeca, 159, 953

358

Многие раньше бежали или выселились (см. выше)

359

Письмо Лауро Квирина к папе 1453 г. (Фойгт, II, 179). В.Васильевский, Обозр. трудов по визант. истории, Спб. 1890 г., с. 4; Корш, II, 565, 566; К.Базилн, Конст. библ. (Ж. М. Н. Пр. 1836, № 1, с 144)

360

О нем см. Пржездецкий, Wiadomose Bibliogarficzna etc Warsz. 1850, стр. 128, 154; Слово его (Бодянский, Опис. рук. Позн. библ, Чт. Общ. ист., 1846, № 1), Стасюлевич (Осада и взятие Византии турками, Уч. зап. Ак. Н. по 2 отд, I, 121, 134, 137. Дука обвиняет Исидора в искательстве патриаршества); в Толстов. списке Хроногр. о выкупе Исидора за 300 среб (Обз. Хроногр, II, 65, ср. Халконд. Boп., 399); Обор., унии Кревзы (Рус. Ист. библ., IV, 233–234 – болгарин); Палинодия (там же, по указат.); Ф.А.Терновский (Изуч. Византии, II, 229–232); В.Регель, Analecta Byzantino Russica, Petrop. 1891, p. XXXIX-LI; P. Pierling, La Russie et le St.Siege, I, 94–96 и по указ; неправильно считавшиеся рук. пропавшими (Фойгт, II, 183); ср. Киев, Стар. 1892, № 8, стр. 282; Ф.Делекторский, Флорент. уния (Страв. 1893, III, 56–85, 236–259, 442–458). Новые данные о м. Исидоре у Пирлинга (Отч. Е.Ф.Шмурло, Уч. зап. Юрьев. унив. 1894, № 2, с. 20); замеч. о смерти Исидора (Акты истор., I, № 286, сообщ. псковит.), проклятие его вместе с патр. Игнатием, в акте 1634 г. (Рус. Ист. библ., II, 551); Дипломат, снош. Москвы с Римом в XV и XVI стол. (Рус. Стар. 1903, № 7, с. 99, и 8, с. 367 –69); Был ли м. Исидор легатом для Москвы, П.П.Соколова (Чт. в Общ. лет. Нестора, 1908, XX, 23–38), Фойгт, Возрожд. и век гуманизма (II, стр., 112). Е.Голубинский (Ист. рус. церкв. т. II; Чт в Общ. ист. и древн.); П.Д.Погодин, Обзор источников по ист. осады и взятия турками Византии (Ж. М. Н. Пр. 1889, № 8)

361

Курбский пишет, что на Флорентийском соборе греки требовали «да не держат (латиняне) пургатории (чистилища), по Оригену, ее же взял от Платона внешнего философа, безконечно муце конец полагающе, но да молитву приносят за усопших у св. алтаря, так яко Дионисий Ареопагит написал в своей священной книге и др. святые» (Сказания, 296)

362

В пылу полемики Марк предсказывал позорную смерть виновникам унии (Пирлинг, La Russia et le St. Siege, I, 44)

363

Вопросу о борьбе двух героев Флорент. собора «Марка Евгеника и кард. Виссариона перед судом истории» посвящ. статья архиеп. патрасск. Никифора Калогераса (Странник, 1894, февр., апр. и д.), причем он считает, что решительного ответа в пользу Марка история еще не дала, относительно же Виссариона признает ошибочность его, как опасавшегося с турецким игом исламизации греков, надеявшегося на помощь Запада и судившего по внешнему упадку своей церкви о ее внутренней несостоятельности, содействуя тем самым отпадениям и в пользу исламизма, и в сторону папизма (см. еще заметку Виз. Времен. I, 1894, с. 445). Замеч. о книге Эп. Ф.Кириакидиса, Афины 1897, в которой 12–26 стр. о (Виссарионе Виз. Вр. 1898, I, 336)

364

Фойгт, Возрожд., II, 112

365

А.Садов, Виссарион Никейский, Спб. 1885, стр 86–88, 94, 332, 271

366

Садов, 207, 254, 275–281

367

Ibid 252–256

368

Ibid 105–107, 256

369

Ibid 254, 256; Фойгт, II, 112–113. До разделения церквей греки сидели на папском престоле (грек из Иерусалима Феодор в 642 г. и др. Грегоровиус, Ист. Рима, II, 137–138), но сколько их ни ставилось папами в епископы, «все они решительно и немедленно жертвовали своим происхождением основным законом Рима», – говорит автор

370

Ibid 257–264. Фойгт, II, 115–117. Сочинения эти относятся к церков. и прозаической литературе. См. также, I, 456; 103, II 109–114, 162, 424. Бежавшие в Италию греки были обычными переписчиками греческих рукописей, которые писались для Виссариона на лучшем пергаменте и снабжались прекрасными миниатюрами и вензелями кардинала, совершенно в таком же виде, как украшали свои книги владетельные их любители (Фойгт, II, 116)

371

Русская летопись говорит определенно (Полн. собр. рус. лет. VIII, 154, 169, 173). Pierling, La Russie et l'Orient, Mariage d'un Tzar au Vatican, P. 1891. Гр.Хрептович-Бутенев, Флоренция и Рим в связи с двумя событиями из рус. истории, М., 1909. «Смотрел виды Италии и между прочим вид palazzo во Флоренции, »сходного с теремом в Кремле«, -пишет М.И.Снегирев (Дневник, Рус. Арх., 1903, № 4, с. 537)

372

По документ., изд. Г.Омоном (Ист. Вестн. 1893, № 3, с. 921)

373

Фойгт, I, 48–49, 210–211, 260; Шлоссер, IX, 44

374

Шлоссер, IX, 43

375

В 1571 г. состоялась, по счету, 13 лига, направленная против турок (Р. Ст. 1903, № 12). См. Историю восточн. вопроса также в соч. D-r Lud. v. Pastor, Gesch. der Papste, 2 В 1886 и 1889 (рец. К.Шварсалона, Ж. М. Н. Пр. 1890, № 9, с. 205–233)

376

Еп. Арсений, Нил Дамила, Новг. 1895; А.Раин, Тайна одного из поборников соедин. церквей (Хр. Чт. 1894, II, 322–326); Виз. Врем. 1895, III, 464–466, 469–470

377

Ж. М. Н. Пр. 1878, № 7, стр. 92–93, 95–96, 99

378

Ж. М. H. Пр. 1895, № 7, с. 180 (и выше); ср. Шлоссер, IX, 376 и д. Вера в предсказания о завоевании Конст-ля поддерживала эту мысль (Ф.А.Терновский, II, 274)

379

Еп. Порфирий, Ист. Афона, Спб. 1892, стр. 182–183; ср. Виз. Врем. 1894, в. 2, с. 417. Хотя афонцы радовались низвержению Исидора и хвалили твердость вел. князя (Макарий, VI, с. 11). Афонская гора имела значение и относительно консерватизма церковных мнений на Руси (Речь И.С.Некрасова, 14)

380

Фойгт, II, 112, 130

381

Ibid II, 131, 136–137

382

Ibid II, 103, 109

383

Ibid II, 100, 128

384

Ж. М. Н. Пр., 1878, № 7, с. 91. (Франтза)

385

Садов, Виссарион Никейский, 19, прим., ср. Н.Суворов, Визант. папа М., 1902; рец. Васильева (Ж. М. Н, Пр. 1902, № 9); Ист. Обозр., I, 281 (замеч. В.Г.Васильевского). Мнение И.Е.Троицкого об отнош. церкви и госуд. в Византии (см. выше, с. 59, прим. 2). Изображение м. Исидора у Ровинского (Словарь, II, 1002, IV, 436); Виссариона у Legrand'a. Похвала ему Платины (Галлам, II, 215)

386

Сказания кн. Курбскаго, стр. 39

387

Приб. к Твор. св. отц., XVII, кн. 2, 145. Максим Грек Святогорец

388

Разбор их см. у А.И.Соболевского (Материалы и исследования в области славян, филологии, Спб. 1910, с. 208–213)

389

Сказ., (9) напеч. А.С.Белокуровым (О библ. Моск. госуд., IV-LXXXII; IX; LXXXII – о летах)

390

Белокуров, с CCLIII

391

Ист. рус. ц. II, 667

392

Герцберг, 365, 384–385, 405, 420–421, 440–441, 449, 458–459, 472, 481, 495, 540, 562

394

Ibid, 205–206; Е.Голубинский, Оч. ист. просв., у греков (Прав. Обозр. 1872, II, 41). – Окрестности города богаты хлебом, виноградниками и апельсинными плантациями

395

А.Лебедев, 674–675

396

Notices biogr. sur Jean et Theodose Zygomalas, par Em.Legrand, P. 1889; замеч. Г.С.Дестуниса (Ж. М. Н. Пр., 1891, № 1, с. 166–187)

397

Сочин., I, 363–364. «Бе же тогда велия скудость одержаше Греческую землю мужей философов за разорение турского салтана» (Сказ. о Мак. Греке, Белокуров, XLIX)

398

Е.Голубинский, Оч. ист. просв. у греков. (Правосл. Обозр. 1872, II, 705–706). Некоторые указывают на училище в Арте в 1500 г., быть может, низшее (Современный греч. язык, Ф.Иоаиниди, Ж. М. Н. Пр. в 1873, № 11, с. 76), в котором мог (раньше) учиться М.Грек

399

В «сказаниях» указание на происхождение («сын воеводский») взято, вероятно, из предисловия к переводу Псалтири, исполненному М.Греком для Нила Курлятева, знавшего его лично (Опис. рук. Соловец. библ. I, 19). Голубинский сомневается в титуле «сын воеводы», так как по завоевании отец Максима не мог быть воеводой, и предлагает заменить это название выражением: «от благородных родителей» (666–667); но, судя по летам М.Грека, отец его мог нести означенную должность раньше

400

А.С.Белокуров, Библ. моск. государей, прил., IV-V, XIX, XXXIX, XLII, XLIV. В 1905 г. студентам Киев. дух. акад. была дана тема: «Максим Грек как представитель византийского просвещения и выразитель византийских культурно-исторических задач на Руси» (Ответ профессоров пр. Антонию, 35). В подробном жизнеописании говорится, что он стал учиться дома в 5 лет. Быть может, показание раннего учения есть обыкновенный прием житий; но Эразм Роттердамский также стал учиться в школе 5 лет (см. предислов. к его сатире «Похвала глупости», А.И.Кирпичникова, М. 1884 г. с. н). То же сказание сообщает, что М.Грек был за границей два раза: в первый раз в Париже (ок. года) и Флоренции, а во второй раз в Италии вообще. По возвращении он оставался в доме родителей до их смерти (15 месяцев) и затем отправился во второе путешествие (Белокуров, xrv). При отъезде он отпустил на волю своих рабов и рабынь, щедро вознаградив их за службу. Приводим, как сообщение


Источник: Собрание исторических трудов / В.С. Иконников. - Киев : тип. Имп. Ун-та св. Владимира, 1915. / Т. 1: Максим Грек и его время : Ист. исследование. - 640 с. (Вышел только т. 1).

Комментарии для сайта Cackle