История египетских монахов

Перевод выполнен Н. А. Кульковой, главы І–VIII переведены совместно с Μ. С. Красовицкой, по изданию: Historia monachorum in Aegypto. Éd. crit. du texte grec et traduction annotée par A-J. Festugiére, O. P. Bruxelles, 1971. (Société des Bollandistes).

Благословен Бог, «Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1Тим.2:4). Он привел нас в Египет и показал дела великие и удивительные, которые должно помнить и записывать; мы искали спасения, и к познанию его Господь дал нам средство, пример доброй жизни, наставление, побуждающее душу к истинному благочестию, и прекрасный памятник добродетельного жительства.

И я недостоин начать такое поучение; ведь не подобает браться за великое людям малым, не способным достойно выразить истину, особенно когда они дерзают об этом писать и языком безыскусным говорить о невыразимом; так и мы при нашем ничтожестве поступаем весьма дерзко и опасно, приступая впервые к изложению предметов столь высоких; однако, непрестанно побуждаемый благочестивой братией, подвизающейся на Святой Елеонской горе¹, поведать им о виденном мною образе жизни египетских монахов, их великой любви и великом подвиге, я дерзнул, полагаясь на их молитвы, обратиться к этому повествованию в надежде и самому получить пользу от этого наставления, вспомнив их жизнь, полное удаление от мира и безмолвие [ἡσυχίαν], которое они стяжали стойкостью в добродетелях до самой смерти. Воистину я увидел божественное сокровище, сокрытое в человеческих сосудах, которое не захотел утаить, лишив многих людей наставления, но открыл к общей пользе, полагая, что и мне будет выгодно поделиться с братьями поучением, чтобы они молились о моем спасении.

Начну свое повествование с пришествия Спасителя нашего Иисуса Христа, ведь египетские монахи живут, следуя Его учению. Ибо я видел там множество отцов, пришедших туда в подражание Спасителю нашему Богу и ведущих жизнь ангельскую, и неких новых пророков, получивших удивительную божественную силу [ἐνέργειαν θεοειδῆ], благодаря добродетельной, посвященной Богу жизни; истинно служа Богу, они нисколько о земном не думают и о скоропреходящем не помышляют, но, живя так на земле, в действительности обитают на небе. Некоторые из них не знают ни того, что на земле есть иная жизнь, ни того, что в городах обитает порок, но поистине исполняются слова Господа Вседержителя: «Велик мир у любящих закон [Твой]» (Пс.118:165). Многие из них с удивлением слушают о происходящем в мире, совершенно предав забвению все земные заботы.

Можно увидеть их, рассеянных по пустыне, ожидающих Христа, как сыновья ждут родного отца, войско – своего царя, а верные слуги – своего господина и освободителя. Не заботятся отшельники об одежде, не беспокоятся о пище, но, проводя время в песнословиях, ждут пришествия Христова. Если же кто из них имеет в чем-либо нужду, то не ищет ни города, ни деревни, ни брата, ни друга, ни родственника, ни родителей, ни детей, ни слуг, чтобы получить необходимое, но довольно им только пожелать и с молитвой воздеть руки, благодаря Бога, чтобы чудесным образом появилось необходимое.

Нужно ли много говорить об их вере во Христа, которая может и горы двигать? Ведь многие из монахов останавливали течение реки, и Нил посуху переходили, и зверей умерщвляли, и совершали исцеления и чудеса, и силы являли, как святые пророки и апостолы. Точно так же и через них совершает чудеса Спаситель; поэтому и всем окрестным жителям совершенно ясно, что благодаря им стоит мир и жизнь человеческая существует и имеет цену пред Богом.

Видел я столь бесконечное множество монахов, что и сосчитать нельзя, были они разного возраста, жили в пустынях и в селениях – земной царь не может собрать себе такого войска. Ибо нет в Египте и в Фиваиде² ни деревни, ни города, которые бы не были окружены монастырями, словно стенами; на молитвы иноков люди опираются, [обращаясь] к Богу. Одни живут в пещерах в пустыне, другие в еще более удаленных местах, но все они повсюду являют удивительный свой подвиг, стремясь превзойти друг друга: живущие в удалении от людей хотят, чтобы никто не превзошел их в добродетели, те же, кто живет ближе и со всех сторон окружен пороком, ищут не менее славного имени, чем дальние.

Получив от них полезное наставление, я приступил к своему повествованию, которое для совершенных будет напоминанием и побуждением к соревнованию, а для приступивших к подвигу – назиданием и поучением.

Итак, по изволению Божию, начну повествование о жизни святых и великих отцов, потому что и сейчас Спаситель действует через них, как Он действовал через пророков и апостолов. «Господь и ныне и вовеки Тот же, производящий все во всех» (Евр.13:8; 1Кор.12:6).

В Ликийских⁴ пределах Фиваиды я видел великого и блаженного Иоанна, мужа поистине святого и добродетельного, который своими делами явил всем, что обладает даром пророчества; открывая⁵ благочестивейшему императору⁶ Феодосию⁷ все, что посылается Богом в мир, он описывал ему грядущее: восстание тиранов⁸ против императора, их быстрое ниспровержение и истребление вторгающихся племен.

Когда к нему пришел некий военачальник узнать, победит ли он эфиопов, напавших на Сиену⁹ – крайний город Фиваиды – и опустошивших округу, Иоанн ответил ему: «Вернись, догони их, разбей и будешь в почете у императоров¹⁰». Так оно и вышло. И еще [авва добавил]: «Христианнейший император Феодосий умрет своей смертью»¹¹.

Мы услышали от живущих рядом с Иоанном отцов, жизнь которых окрестные жители считают безупречной, что этот муж обладает необыкновенным пророческим даром, и они не только не приукрашивали, но даже рассказывали несколько меньше.

Один трибун¹² пришел к Иоанну и умолял старца разрешить его супруге прийти к нему, ибо она жаждала увидеть Иоанна и не хотела ехать в Сиену, прежде чем он не помолится о ней и, благословив, не отпустит в дорогу. Но старец, который прожил в пещере, не видя женщин, уже сорок лет (а ему было около девяноста), не вышел, и взглянуть на себя не позволил, и отказался принять жену трибуна. Более того, ни один человек никогда не входил к нему: он благословлял и приветствовал приходящих только через оконце, беседуя с каждым о его заботах. Трибун настойчиво просил, чтобы он разрешил его жене прийти (святой жил на горе¹³, отстоящей от города [Ликополя] на расстоянии пяти межевых знаков¹⁴), но отшельник не согласился ее принять и, говоря, что это невозможно, отослал опечаленного воина.

Жена трибуна весь день провела в тревоге и клялась, что никуда не уедет, пока не увидит пророка. Муж поведал блаженному Иоанну о клятве своей жены. Тот, узнав силу ее веры, сказал трибуну: «Этой ночью я явлюсь ей во сне, и пусть более не стремится увидеть лицо мое во плоти». Воин передал жене слова старца. И, действительно, женщина увидела во сне идущего к ней пророка. Он сказал: «Что мне и тебе, жено¹⁵? Зачем ты пожелала меня увидеть? Разве я пророк или праведник? Я человек грешный и подобный вам. Но я молился о тебе и о доме твоего мужа, чтобы по вере вашей было вам, идите с миром». Молвив это, он исчез. Проснувшись, женщина поведала мужу слова пророка, описала его наружность и просила поблагодарить старца. Блаженный Иоанн, когда вновь увидел трибуна, опережая его, сказал: «Вот, просьбу твою я выполнил. При встрече я убедил ее больше не стремиться видеть меня, но идти с миром».

У жены другого препозита¹⁶ должен был родиться ребенок, а муж ее уехал. В тот день, когда он пришел к отцу Иоанну, жена родила мальчика. Женщина потеряла сознание, и жизнь ее была в большой опасности. Святой сообщил препозиту радостное известие: «Если бы ты знал дар Божий, что сегодня у тебя родился сын, ты прославил бы Бога. Однако мать младенца едва избегла опасности. Вернувшись, ты найдешь семидневного младенца и наречешь ему имя Иоанн. Вырастив его и обучив, в возрасте семи лет отдай его монахам-пустынникам¹⁷».

Подобные чудеса старец являл приходящим к нему издалека. Жителям своего города, постоянно приходившим к нему со своими нуждами, он пророчествовал о грядущем, говорил, что каждый совершил в тайне, предсказывал о Ниле¹⁸ и об урожае. Он также предвозвещал грядущее на них наказание Божие и изобличал виновных.

Сам блаженный Иоанн не совершал исцелений явно, но, давая елей, врачевал многих болящих. Жена одного сенатора¹⁹ ослепла, на глазах у нее появились бельма, и она попросила мужа отвести ее к святому. Когда же муж ответил ей, что старец никогда с женщинами не разговаривает, она молила, чтобы старцу только рассказали о ней и он совершил о ней молитву. Когда Иоанн это исполнил и послал ей елей, она только трижды помазала себе глаза, через три дня прозрела и перед всеми возблагодарила Бога.

О каких других деяниях старца надо поведать, как не о тех, которые мы видели собственными глазами? Нас пришло к нему семеро братьев, все ему незнакомые. Когда он нас приветствовал с сияющим лицом и каждому улыбнулся, мы тотчас попросили помолиться о нас: таков обычай у египетских отцов. А он спросил, нет ли среди нас клирика²⁰. Когда же мы все ответили, что нет, он окинул нас взглядом и узнал утаившегося. Среди нас был один, удостоенный диаконского сана, об этом знал только один из братии, которого диакон по своему смирению упросил никому не говорить, потому что в сравнении с такими святыми он считал себя едва ли достойным имени христианина, не то что сана. Указав на него рукой, святой сказал: «Это диакон».

Поскольку тот стал отказываться и хотел скрыть свой сан, Иоанн взял его за руку, поцеловал через оконце и увещевал, и наставлял, говоря: «Не отвергай благодати Божией, чадо, и не лги, отказываясь от дара Христова. Потому что и в большом, и в малом ложь чужда нам. Непохвально это, даже если делается на пользу, ибо Спаситель сказал: «Ложь от лукавого». Обличенный брат замолчал, приняв сие кроткое порицание.

Мы помолились, и, когда закончили молитву, один наш брат, уже третий день страдающий от лихорадки, стал просить об исцелении. Старец сказал, что болезнь эта ему на пользу, так как произошла с ним по его маловерию, однако дал елей и велел помазаться. Когда тот помазался, все, что было у него внутри, вышло через рот, – брат избавился от болезни и сам дошел до гостиницы.

Было видно, как истощено все тело этого уже девяностолетнего старца, так что даже борода не росла у него из-за тягот подвижнической жизни. И в старости святой ничего не ел, кроме плодов, да и то после захода солнца; много лет он провел в аскетических подвигах, воздерживаясь от хлеба и пищи, приготовленной на огне.

Когда он велел нам сесть, мы возблагодарили Бога за эту встречу. А старец, словно встретив своих родных детей после долгой разлуки, улыбаясь, произнес: «Откуда вы, чада? Из какой земли пришли к человеку ничтожному?» Мы назвали наше отечество и сказали: «Мы пришли к вам из Иерусалима²¹ ради душевной пользы, чтобы увидеть своими глазами то, о чем слышали: ушам ведь доверяют меньше, чем глазам. Услышанное мы часто забываем, а память о том, что увидели, не покидает нас и, как записанный рассказ, запечатлевается в нашем уме». В ответ блаженный Иоанн сказал нам: «Что удивительного вы хотели увидеть, возлюбленнейшие чада, проделав столь долгий утомительный путь, желая посмотреть на людей простых и ничтожных, не достойных ни того, чтобы на них смотрели, ни того, чтобы им дивились? Везде есть люди досточтимые и достохвальные, пророки Божии и апостолы, писания которых читают в церквах: им следует подражать. Мне удивительно ваше усердие и то, как вы пренебрегли столь великими опасностями, и, радея о духовной пользе, пришли к нам, тогда как мы страшимся и из пещеры выйти.

Но если и заслуживает похвалы ваш подвиг, не думайте, что сделав что-то хорошее, вы уже достаточно потрудились, но подражайте тем добродетелям, в которых упражняются наши отцы. Но если и все эти добродетели приобретете, – что бывает редко, – не верьте себе. Ибо некоторые, дерзнув довериться себе, хотя почти достигли высоты добродетелей, все же в конце ниспали с нее.

Поэтому смотрите, всё ли хорошо в ваших молитвах, не нарушена ли чистота ваших мыслей, не блуждает ли ваш ум, предстоя Богу на молитве, не отвлекает ли его посторонняя мысль на иное, не тревожат ли ум [παρενοχλῇ τῇ διανοίᾳ] воспоминания о нелепых помыслах. Смотрите, по правде ли Божией вы удалились от мира или пришли для того, чтобы «подсмотреть за нашей свободой» (Гал.2:4), и не из пустого ли тщеславия вы ищете наших добродетелей, чтобы явиться перед людьми подражателями наших дел.

Смотрите, чтобы не тревожила вас никакая страсть, ни почесть, ни слава, ни человеческая похвала, ни лицемерное и тщеславное желание священного сана, ни стремление прослыть праведным, ни хвастовство своей праведностью, чтобы [на молитве] ум [τῇ διανοίᾳ] не тревожили воспоминания о родных, или о приятном, или о чем другом, или вообще о мире. Иначе все будет тщетно, если в беседе с Господом человека уводят в сторону разные помыслы. Такое колебание духа испытывает каждый, кто не отрекся окончательно от мира, но желает ему угождать. Из-за множества дел ум человека наполняется заботами о телесном и земном и, в конце концов, борясь со страстями, не может видеть Бога.

Но пусть никто не желает исследовать в точности само познание [τὴν γνῶσιν ἀκριβῶς κατοπτεύσασθαι], чтобы, будучи недостойным такого дара и познав лишь немного²², не счесть себя постигшим всё и не впасть окончательно в погибель.

Нужно всегда смиренно и благоговейно приближаться к Богу, насколько каждый может устремиться своим умом и насколько это вообще доступно людям. Ищущим Бога нужно очистить свой ум от всего постороннего. «Остановитесь и познайте, что Я Бог» (Пс.45:11). Тот, кто был удостоен познать Бога отчасти – ибо всю истину никто не может вместить, – познает и все остальное: он видит тайны, которые ему открывает Бог, предвидит будущее, зрит откровения, как святые, являет силы и становится другом Божиим, и всякое его прошение приемлет Бог».

Сказав и многое другое о подвиге, он добавил: «Надо ожидать смерти, как перехода к лучшей жизни, и не беспокоиться о телесных недугах, не наполнять свое чрево чем попало – ведь насытившийся испытывает те же желания, что и живущий в роскоши, но нужно стараться воздержанием [δι’ ἀσκήσεως] обрести нечувствительность к похотям. Пусть никто не ищет удобства и облегчения трудов, но ограничивает себя теперь и укрепляется, чтобы наследовать Царство Христово. Ибо сказано: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян.14:22). И еще: «Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их. Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими» (Мф.7:13–14). И почему нам, отходящим вскоре в вечное упокоение, нужно здесь предаваться небрежению?»

Еще отец Иоанн добавил: «Не следует гордиться своими добрыми делами, а всегда смиряться, и, как только почувствуешь, что превозносишься, устремляться в отдаленные места. Ведь жизнь вблизи обитаемых мест часто приносила вред даже тем, кто достиг совершенства. Поэтому и пророк Давид, испытав нечто подобное, говорит в псалмах: «Вот я удалился, бегал и водворился в пустыне. Ожидал я от Бога спасения мне от малодушия и бури»²³ (Пс.54:8–9). Со многими из наших братьев случилось это: из-за тщеславия они не достигли цели.

В ближней пустыне²⁴ жил один монах. Жилищем ему служила пещера, он совершал разные подвиги и своими руками каждый день добывал себе хлеб. Так он пребывал в молитвах и преуспевал в добродетелях, и, в конце концов, положился на самого себя, дерзко уверовав в доброе устроение своей жизни. Искуситель, испытывая его, как Иова, однажды вечером являет ему видение прекрасной женщины, заблудившейся в пустыне; найдя дверь открытой, она вбегает в пещеру, припадает к коленам старца и просит дать ей приют, поскольку ее застигла ночь. Тот, сжалившись над ней, – чего делать не подобало, – впустил ее в пещеру и стал расспрашивать о скитаниях. Начав рассказ, она рассыпала лживые и обманчивые речи, все более затягивая разговор и стремясь постепенно склонить старца к любви. Беседа стала оживленной, начались улыбки и смех. Она смутила его долгим разговором, а потом, касаясь руки, подбородка и шеи, пленила подвижника. Он подумал, что ему представился удобный случай и он может вкусить удовольствие до конца. Когда он уже жаждал предаться любовным утехам и в своем безумии уподобился жеребцу, она вдруг громко вскрикнула, стала в руках его невидимой и исчезла, как тень. В воздухе послышался громкий хохот демонов, уличивших его и совративших обманом; они кричали ему громким голосом: «Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет» (Лк.14:11,18:14). Ты же, превознесший себя до небес, унижен до бездны».

Встав утром, он тяготился ночным несчастьем и провел весь день в слезах; отчаявшись в своем спасении, чего не следовало делать, он вернулся в мир. Ибо такой обычай у лукавого: когда он кого-нибудь одолевает, то ввергает в безумие, чтобы тот уже не мог подняться. Поэтому, чада, не приносит нам пользу ни жизнь вблизи селений, ни случайная встреча с женщиной, неизгладимая память о которой остается у нас от взглядов и разговора. Но нам не нужно унывать и отчаиваться. Ведь многие, даже и отчаявшись в человеколюбии милосердного Бога, не лишились его».

«В городе, – рассказывал [отец Иоанн], – был некий другой юноша, тяжкий грешник, совершивший множество злодеяний. По воле Божией, он покаялся во множестве своих грехов; придя на место погребений²⁵, он пал наземь, оплакивал свою прежнюю жизнь и не осмеливался ни произнести что-нибудь, ни даже призвать Бога, ни молиться, считая себя недостойным и самой жизни. Еще прежде смерти он затворился среди гробниц, и, отказавшись от жизни, рыдал из глубины сердца.

Так провел он неделю, и вот ночью ему являются с громкими криками демоны, которые прежде вредили его жизни, и говорят: «Где этот нечестивец? Он насытился распутством, а теперь некстати для нас явился неожиданно благоразумным и добродетельным; когда это уже невозможно, он хочет быть добрым христианином. Чего хорошего ожидает он, преисполненный наших злодеяний? Ты не встанешь и не уйдешь отсюда? Не вернешься к привычному вместе с нами? Тебя ждут блудницы и кабатчики! Ты не пойдешь и не предашься любовным утехам теперь, когда для тебя угасла всякая другая надежда?! Для тебя из-за того, что ты так убиваешься, настанет скорый суд. Зачем ты торопишь наказание, несчастный? Зачем ты упорно стремишься ускорить свой суд?» Многое другое они говорили. «Ты наш, ты соединился с нами, занимаясь всяким нечестием, всем нам ты стал должником и смеешь бежать? Ты не отвечаешь? Не соглашаешься? Не пойдешь с нами?» Он продолжал жалобно рыдать, не слушая их и не отвечая ни слова, хотя демоны долго не отступали от него. Они много раз повторяли одно и тоже, но ничего не достигли, тогда бесы схватили его и тяжко избили, изранили все тело, затем ушли, оставив его полумертвым. А он, не поколебавшись, как только пришел в себя, вновь начал стенать на том самом месте, где они оставили его.

Домашние этого юноши разыскали его по следу и, узнав причину его бедственного состояния, решили отвести домой. Но он воспротивился, хотя они силой принуждали его. На следующую ночь бесы вновь подвергли его мучениям, еще худшим, чем прежде; и опять родственники не могли убедить его покинуть то место, так как он говорил, что лучше умереть, чем жить в таких грехах. На третью ночь бесы чуть не убили его, безжалостно напав и измучив до полусмерти. Однако, увидев, что он не уступает, они удалились, бросив его бездыханным. Уходя, они кричали: «Ты победил, ты победил, ты победил». Более не случалось с ним ничего ужасного, но, чистый [от всякой скверны], он жил чистой жизнью в погребальной пещере, всю жизнь упражняясь в добродетели чистоты. Он был почтен Богом и получил дар чудотворения, так что у многих вызывал удивление и стремление к благочестивой жизни. И очень многие, даже совершенно потерявшие надежду, обратились к добрым делам и исправили свою жизнь; на них исполнилось реченное в Писании: «Всякий, унижающий себя, возвысится» (Лк.14:11,18:14). Поэтому, чада, прежде всего будем упражняться в смиренномудрии, которое служит основанием всех добродетелей. А более всего подходит для подвига удаленная пустыня.

Ибо был и другой монах, который избрал дальнюю пустыню и за многие годы стяжал добродетели. Однако в старости он претерпел бесовское нападение. А ведь он был строгим аскетом, возлюбившим безмолвие, проводил дни в молитвах, песнопениях и частых созерцаниях, имел во сне и наяву божественные видения. Он почти достиг бестелесной жизни: не обрабатывал землю, не заботился о пропитании, не искал растений и трав, чтобы напитать нуждающееся тело, не охотился на птиц и других животных, но был преисполнен упования на Бога. С того момента, как он покинул населенный мир, он ничуть не заботился о насыщении тела, но, добровольно отвергшись всего, оставил в себе только стремление к Богу, ждал переселения из этого мира и по большей части находил пищу в наслаждении вещами невидимыми, но чаемыми. Тело его не было изнурено продолжительной жизнью в пустыне, и душа не теряла бодрости, но пребывала в благочестии и добром навыке. И Бог почтил его: через определенное время – два или три дня – посылал на его стол хлеб, который можно было видеть и есть. Монах входил в пещеру, когда чувствовал, что его тело нуждается в подкреплении, находил пищу и, поклонившись, вкушал, и вновь возвращался к песнопению, так как постоянно пребывал в молитве и созерцании, возрастая день ото дня. Всегда стремясь к большему, он в земной жизни преуспевал в добродетели и укреплялся в надежде на будущую жизнь. Он почти дерзал думать о лучшей для себя части, как если бы она уже была в его руках. Вот, что произошло с ним: нашедшее искушение едва не низложило его.

Что мы скажем об этом чуть было не свершившемся падении? Ведь как только появился такой помысел, он втайне посчитал себя в чем-то выше многих других людей, подумал, что приобрел нечто большее, чем остальные, и, придя в такое состояние, стал уповать на одного лишь себя. Вскоре появляется у него небольшая нерадивость, которая даже таковой не кажется; затем небрежность возросла и стала заметной. После сна он уже медленнее встает на песнопение и становится ленивее в молитвах, песнопение уже не такое продолжительное, душа хочет отдыха, ум тяготеет к земному.

Мысли его пребывали в смущении, в глубине сердца появился недобрый помысел [ἀτοπία]. Но прежние привычки, словно мощное течение, удерживали подвижника от этого натиска и доселе хранили его. Как-то вечером, после обычных молитв, он вошел в пещеру, нашел на столе хлеб, посланный Богом, и укрепил [ἀνεκτήσατο]²⁶ свои силы. Однако и тогда он не оставил своего заблуждения, не подумал, что оно может повредить его усилиям, и не обратился к исправлению зла, но легкомысленно отнесся к небольшому нарушению правил.

И вот чувственная страсть завладела отшельником, и помыслы его устремились к мирскому. Но он укрепился и с наступлением дня вернулся к привычному деланию: помолился, пропел песни и, войдя в пещеру, нашел лежащий на столе хлеб, но не такой чистый и заботливо приготовленный, как раньше, а немного испачканный. Старец удивился и опечалился, однако, взяв свою долю, подкрепился. На третью ночь зло утроилось. Еще быстрее его ум соблазнился помыслами: в своем воображении старец представляет женщину, прелюбодействует с ней и представляет себе это, как уже случившееся. Однако и на следующий день он вышел из пещеры и начал петь песни и молитвы; не имея чистоты в мыслях, он не был спокоен и часто смотрел по сторонам. Воспоминания мешали его благочестивому занятию.

Вечером он вошел в пещеру, ища хлеба, но нашел лишь сухую корку, словно изъеденную мухами и собаками. Тогда монах начал стенать и плакать, но раскаяние его было недостаточным, чтобы изгнать недоброе. Съев хлеб, но не столько, сколько ему хотелось бы, он был не в силах заснуть. Тут же подступили к нему со всех сторон помыслы, окружили, нападая на его душу, и, поработив, увели в мир. Отшельник встал и ночью по пустыне отправился в селения. Наступивший день застал его в пустыне, вдали от обитаемых мест. Силы покинули его, измученного солнечным зноем. Он озирался вокруг, не виден ли какой-нибудь монастырь, где бы он мог отдохнуть. Желание его исполнилось. Старца приняли у себя благочестивая и верная братия, они, встретив его как истинного отца, омыли его лицо и ноги, помолились, и, приготовив ему еду из того, что у них было, с любовью предложили ему. Когда он подкрепил свои силы, братия пожелала услышать от него поучение о спасении, о том, как им спастись от сети диавольской²⁷ и одолеть постыдные помыслы. Старец стал увещевать их, как отец своих родных детей, советовал стойко переносить трудности, так как скоро настанет вечное отдохновение, многое другое говорил он о подвиге и принес им большую пользу. Окончив наставление и опомнившись, он подумал, как он, поучая других, сам остается неисправленным.

Уразумев свое падение, он бежал, оплакивая себя, в свою пустыню и говорил: «Если бы не Господь был мне помощником, вскоре бы вселилась душа моя в страну молчания (Пс.93:17). Едва не впал я во всякое зло (Притч.5:14). Едва не погубили меня на земле (Пс.118:87)». И совершилось с ним по слову Писания: «Брат от брата помогаем, яко град тверд и высок» (Притч.18:19). И там, в пустыне, монах закончил жизнь, оплакивая свои грехи. До самой смерти в наказание он не получал более от Бога трапезы и с великим трудом добывал хлеб свой. Он затворился в пещере, надел вретище, посыпал себе голову пеплом, не вставал с земли и не прекращал плача, пока не услышал во сне голос ангела, который обратился к нему с такими словами: «Бог принял твое покаяние и помиловал тебя. Смотри, не поддавайся более искушению! А когда придут братья, чтобы утешить тебя, и принесут тебе дары, прими эти дары, вкуси вместе с гостями и всегда будь благодарен Богу».

«Все это, дети мои, я рассказал вам, чтобы вы, прежде всего, упражнялись в смиренномудрии, независимо от того, среди малых или великих вы окажетесь. Ибо смирение – это первая заповедь Спасителя: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф.5:3). Смотрите, как бы не соблазнили вас бесы, которые напускают на вас пустые видения. Но если кто-нибудь придет к вам: брат, друг, сестра, жена, отец, учитель, мать, дитя, слуга, – прежде всего в молитве прострите руки, и, если это призрак, он убежит от вас. Когда вас обманывают бесы или люди льстят вам и восхваляют вас, не верьте им и не возноситесь разумом [τῆ διανοίᾳ].

И меня часто по ночам искушали бесы, ни давая мне ни молиться, ни отдыхать, и являли мне всю ночь разные призраки. Рано утром, глумясь надо мной, они припадали ко мне, говоря: «Прости нас, авва, что мы целую ночь беспокоили тебя». А я отвечал им: «Удалитесь от меня все, делающие беззаконие (Пс.6:9; Мф.7:23). Не искушайте раба Божия!»

Так и вы, чада мои, стремитесь к безмолвию [τὴν ἡσυχίαν], всегда приучайте себя к созерцанию, чтобы на молитве помыслы ваши были чисты. Нет сомнения, прекрасен тот подвижник, который постоянно подвизается в миру, совершает добрые дела, являет братскую любовь и упражняется в подвигах странноприимства, любви, милосердия, оказывает благодеяния ближним, поддерживает изнемогающих и ведет жизнь, чуждую соблазнов. Хорош такой человек и даже прекрасен, ибо он на деле исполняет заповеди, однако он заботится о земном и скоропреходящем. Воистину лучше него и более велик человек созерцательный, который от практических дел поднялся к умозрению [ἐπὶ τὴν νόησιν], предоставив другим думать о насущном, а сам, отвергшись себя и забыв о себе, печется о небесном; он, свободный от всего, предстоит перед Богом, не отягощаясь никакой другой заботой. Достигнув такого состояния, человек проводит всю свою жизнь с Богом, по Божией воле живет и непрестанно воспевает Бога».

Это и многое другое рассказывая нам, блаженный Иоанн беседовал с нами три дня подряд до девятого часа²⁸, врачуя наши души. Он дал нам в благословение подарки и сказал отправляться в путь с миром. Авва пророчествовал: «Сегодня²⁹ в Александрию пришло победное известие от благочестивого императора Феодосия о свержении тирана Евгения». И добавил: «Император умрет своей смертью». Все это исполнилось³⁰.

Когда мы встретились и с другими отцами-пустынниками, пришли монахи и возвестили нам, что блаженный Иоанн умер удивительным образом: он приказал, чтобы три дня никто не входил к нему, и, молясь на коленях, отошел к Богу, Которому слава во веки. Аминь.

В Фиваиде видели мы и другого удивительного мужа, по имени авва Ор, наставника [πατέρα] монастырей³², где живут тысяча братий. Это был девяностолетний старец ангельского вида, с серебряной бородой, доходящей до груди, и сияющим лицом; один вид его внушал робость.

Когда-то давно он жил отшельником в дальней пустыне, потом стал устраивать обители в ближней пустыне, своими руками засаживая болотистые места, так что на месте дикого кустарника появился большой лес. Жившие с ним отцы говорили нам: «Здесь не было ни одного ростка, пока он не пришел сюда из пустыни». Все это он насадил для того, чтобы собирающиеся к нему монахи не блуждали в поисках необходимого. Молясь Богу и радея о спасении их душ, он всячески заботился о том, чтобы никто не испытывал нужду в необходимом и не возникал из-за этого повод для нерадения.

Сначала, когда Ор жил в пустыне, он питался травами и сладкими кореньями, пил воду, если находил, проводя все время в молитве и пении песен. Когда же он достиг глубокой старости, ему во сне явился ангел и сказал: «От тебя произойдет «народ великий» (Быт.46:3), и тебе будет вверено множество людей. Через тебя спасутся десятки тысяч. Сколько душ ты приобретешь на земле, над столькими ты будешь поставлен в будущем веке. Ни в чем не сомневайся». Ангел также говорил ему: «До самой смерти ты ни в чем не будешь нуждаться, что бы ты ни просил у Бога».

Услышав это, Ор устремился в ближнюю пустыню, построил себе маленькую хижину и жил сначала в одиночестве, довольствовался только засоленными овощами, нередко он ел лишь раз в неделю. Прежде он не знал грамоты, но, когда пришел из пустыни в места населенные, получил от Бога благодатный дар знать Писание наизусть³³. Когда монахи принесли ему книгу, он стал читать как опытный в Писании.

Авва Ор получил и другой благодатный дар – изгонять бесов. Он исцелял многих одержимых людей, которые не желали даже приближаться к нему и кричали о его подвигах³⁴.Он непрестанно совершал и другие исцеления, так что отовсюду к нему стали стекаться тысячи монахов.

Увидев нас, авва преисполнился радости, приветствовал и помолился о нас. Он своими руками омыл нам ноги и начал поучение, так как был весьма сведущ в Писании, получив этот дар от Бога. Объяснив нам много важных мест из Писания и наставив нас в православной вере, он обратился к молитвам³⁵.

Таков обычай у великих подвижников: насыщать свое тело не прежде, чем душе будет дана пища духовная – причащение Христу.

Когда мы причастились и поблагодарили Бога, он пригласил нас к столу. Сам же сел и, как всегда, не забывая о душеполезном, начал свой рассказ: «Знаю я одного человека, жившего в пустыне и в течение трех³⁶ лет не вкушавшего земной пищи, ибо ангел каждые три дня приносил ему небесную пищу [οὐράνιον βρῶμα] и вкладывал в уста, это заменяло подвижнику пищу и питие. Знаю я об этом человеке, что явились ему в видении демоны в образе ангельского войска и огненная колесница с многочисленной стражей, словно некий царь пришел и обратился к нему: «Человек, ты достиг совершенства. Поклонись мне, и я вознесу тебя, как Илию». Монах подумал про себя: «Каждый день я поклоняюсь Царю моему и Спасителю. Если бы это был Он, то не просил бы меня об этом». Едва монах сказал то, что было у него на душе: «Мой Царь – Христос, Ему всегда поклоняюсь, ты же не царь мне», – как демон тотчас исчез». Старец рассказывал об этом, как будто это случилось с другим, желая скрыть свои подвиги. Но жившие с ним отцы рассказывали, что это было с ним самим.

И в самом деле, этот муж был славен среди многих других подвижников, так что к нему приходило много монахов. Тогда он созывал всех бывших там, и в один день они строили келии для пришедших: один подавал глину, другой – кирпичи, третий черпал воду, четвертый рубил деревья. Когда келии были готовы, он снабжал пришедших всем необходимым.

Однажды к нему пришел лукавый брат, который спрятал свою одежду³⁷, желая обмануть старца, но тот обличил его перед всеми и вынес одежду. Никто уже более не осмеливался лгать Ору, стяжавшему столь великую благодать долгим добродетельным житием.

Можно было видеть в церкви вместе с ним множество добродетельных монахов, подобных сияющему хору праведников, в непрестанных песнопениях славящих Бога.

Видели мы в Фиваиде и другого мужа, по имени Аммон, наставника трех тысяч монахов, которых называют тавеннисиотами³⁹. Они ведут жизнь добродетельную, носят милоти⁴⁰, едят, покрыв лицо и опустив голову, чтобы не видеть друг друга, и храня полное молчание [σιωπὴν πολλήν], так что кажется, что находишься в пустыне. Каждый совершает свой подвиг втайне: они сидят за столом, делая вид, что едят, причем каждый из них стремится избежать взглядов другого. Одни из них, вкушая хлеб или оливки, или что-нибудь из предложенного, раз или два подносили руку ко рту и, попробовав каждого блюда, довольствовались этим.

Другие, не обращая ни на кого внимания, спокойно ели хлеб и так упражнялись в воздержании. Некоторые из них съедали только треть похлебки и воздерживались от прочей пищи.

Подивившись всему этому, я получил немалую пользу.

Видели мы и другого старца, превосходившего всех людей кротостью; звали его авва Вин. Живущие рядом с ним братья свидетельствовали, что он никогда не клялся, не лгал, не гневался ни на кого и не бранил никого. Жизнь его была весьма тихой, нрав кротким, а устроение ангельским.

Велико было его смирение, и невысоко мнение о себе. Мы долго просили его сказать нам поучение [προτρεπτικὸν λόγον], но он едва произнес несколько слов о кротости.

Авва Вин, когда соседние с монастырем земли опустошал гиппопотам и земледельцы просили старца о помощи, пришел и, увидев огромного зверя, кротко велел ему: «Именем Иисуса Христа запрещаю тебе опустошать эту землю». Зверь, будто гонимый ангелом, навсегда исчез из этих мест. В другой раз старец таким же образом изгнал крокодила.

Мы пришли в Оксиринх⁴¹, один из городов Фиваиды, чудеса которого невозможно описать по достоинству. Изнутри город полон монастырей, и стены его оглашаются голосами монахов; снаружи он окружен обителями, так что кажется, что рядом стоит второй город. [Бывшие языческие] храмы [οἱ ναοί] и капитолий⁴² полны монахов, которые населяют все части города.

Оксиринх весьма велик, и в нем находится двенадцать церквей [ἐκκλησίαι], в которых собираются [συνάγονται]⁴³ толпы народа. А в каждом монастыре есть свои молельни [τὰ εὐκτήρια]. У входа в город и на башнях ворот монахов едва ли не больше, чем мирян. Говорят, в стенах города живет пять тысяч монахов и столько же вокруг него. Ни днем, ни ночью нет часа, когда бы они не совершали служб [τὰς λατρείας] Богу. В городе не было ни еретика, ни язычника, но все жители были верными⁴⁴ или оглашенными⁴⁵, и епископ мог преподать мир [δοῦναι εἰρήνην]⁴⁶ прямо на площади. Военачальники и правители города, оказывая благодеяния людям, ставили дозорных у ворот на случай, если появится бедный странник, и велели приводить к ним, чтобы накормить и снабдить деньгами.

Что еще можно сказать о благочестии людей, которые смотрели на нас, чужеземцев, когда мы проходили по площади, и приближались к нам, словно к ангелам? Как поведать о бесчисленном множестве монахов и монахинь⁴⁷?

Мы узнали от святого епископа, что ему вверено десять тысяч монахов и двадцать тысяч монахинь⁴⁸. Об их радушии и любви я не могу даже рассказать: наши плащи были порваны, потому что каждый тянул нас к себе. В Оксиринхе мы видели многих великих отцов, получивших благодатные дары: одни – дар слова, другие – дар воздержания, третьи – дар совершать знамения и чудеса.

Недалеко от города в пустыне мы увидели другого святого, звали его Феон. Тридцать дет он прожил, затворившись в маленьком домике, подвизаясь в молчании. Подвижник совершал великое множество чудес, и люди считали его пророком. Каждый день к нему собиралось множество больных, и он, протянув через оконце руку, исцелял их. Ангельский лик старца радовал взор и был преисполнен благодати.

Не так давно глубокой ночью к нему пришли разбойники. Они думали найти у старца много золота, а его самого замышляли убить. Феон помолился Богу, и злоумышленники встали недвижимы на пороге, там они простояли всю ночь. Утром пришла толпа людей, и они хотели предать злодеев огню. Тогда старец, принужденный нарушить свое молчание, сказал им: «Отпустите их целыми и невредимыми, иначе дар исцелений оставит меня». Люди повиновались, не смея противоречить. А разбойники тотчас покаялись в содеянном и изменили свою жизнь, оставшись вместе с монахами в окрестных монастырях.

Старец научен был благодатным знанием трех языков: он читал на греческом, латинском и египетском. Мы узнали об этом не только от других, но и от него самого. Он понял, что мы чужеземцы, и написал на дощечке несколько слов, возблагодарив о нас Бога.

Питался старец сырыми плодами⁴⁹. Рассказывают, что ночью он выходил из келии и находился вместе с дикими зверями [καὶ συνηγελάζετο], он поил их водой, которую имел. Вокруг его жилища были видны следы буйволов, онагров, антилоп и других животных. Старец всегда находил в них утешение.

В пустыне близ Антинои⁵¹, главного города Фиваиды, мы видели еще одного старца, по имени Илия. Ему было сто лет. Говорили, что дух пророка Илии почил на нем. Прожив в дикой пустыне семьдесят лет, он стал известен людям.

Невозможно словами описать ту пустынную местность на горе, где он жил, никогда не спускаясь в селения. Там была только узенькая тропинка для приходящих к нему, так что едва можно было поставить ногу между лежащих с той и с другой стороны грубых камней.

Вид старца, сидевшего в пещере под скалой, внушал страх. От старости он весь дрожал. Каждый день Илия совершал много чудес и постоянно исцелял больных. Монахи говорили, что уже никто не помнит, как он взошел на эту гору. В старости он съедал по вечерам три унции⁵² хлеба и три оливки, а в молодости ел раз в неделю.

В Фиваиде, в пределах Гермополя⁵⁴, мы увидели другого святого человека по имени Аполлон. В этом городе когда-то жил Спаситель с Марией и Иосифом, исполняя пророчество Исаии, говорящего: «Вот, Господь восседит на облаке легком и грядет в Египет. И потрясутся от лица Его идолы египетские» (Ис.19:1) и падут на землю. Мы видели там языческое святилище [τὸν ναόν], в котором все идолы пали на землю, когда Спаситель вошел в город.

Мы видели этого мужа, наставника пятисот монахов: он имел монастырь⁵⁵ под горой. Он прославился в Фиваиде великими подвигами, и Господь совершал через него множество чудес и знамений. Ибо с детства он показывал большое воздержание [πολλὴν ἄσκησιν] и к старости сподобился великой благодати: восьмидесятилетним старцем он основал большой монастырь, в котором жили пятьсот совершенных мужей, и почти все они могли творить чудеса.

Пятнадцатилетним отроком Аполлон оставил мир и провел сорок лет в пустыне, строго упражняясь во всякой добродетели. И вот, ему показалось, что он слышит глас Божий, говорящий ему: «Аполлон, Аполлон, через тебя Я погублю⁵⁶ мудрость мудрецов египетских и разум разумных язычников отвергну» (1Кор.1:19; Ис.29:14). Для Меня ты погубишь вместе с ними вавилонских мудрецов и обличишь служение демонам. А теперь иди к селениям [εἰς τὴν οἰκουμένην]: от тебя произойдет Мне народ особенный, ревностный к добрым делам (Тит.2:14)».

Отшельник ответил: «Господи, отыми от меня тщеславие, чтобы не лишиться мне благой части, возгордившись перед братией». И вновь сказал ему Божественный глас: «Коснись шеи рукой и то, что схватишь, зарой в песок».

Аполлон быстро дотронулся до шеи, схватил маленького эфиопа и зарыл его в песок, причем тот кричал: «Я – бес гордыни». И вновь ему был глас: «Иди и все, что ты попросишь у Бога, получишь». И услышав это, он тотчас устремился к селениям. Это случилось во время правления тирана Юлиана⁵⁷, и живет он в ближней пустыне до сих пор.

Поселившись в маленькой пещере под горой, он оставался там, совершая лишь одно: каждый день он возносил молитвы Богу, преклоняя колена сто раз ночью и столько же раз днем. В то время, как и прежде, пища для него появлялась чудесным образом от Бога: ангел приносил ему еду в пустыню. Одеждой отшельнику служил левитон⁵⁸, который некоторые называют коловий, голову он покрывал небольшим лентием⁵⁹, причем всё это сохранялось у него в пустыне, никогда не ветшая.

Живя в ближней к селениям пустыне, он постоянно пребывал в силе Святого Духа, совершая чудеса и удивительные исцеления, рассказать о которых никто не смог бы из-за их чрезмерности, как мы слышали от живших рядом с Аполлоном старцев, мужей совершенных, которые сами стояли во главе многочисленной братии.

Аполлон тотчас стал известен как новый пророк и апостол, явившийся нашему веку. Молва о нем распространилась повсюду, и монахи, жившие поодиночке в тех местах, поспешили к нему, как к родному отцу, принося в дар собственные души. А он наставлял их в добродетели, призывая одних к созерцательной жизни, других – к деятельной⁶⁰, но более всего делом показывал то, к чему призывал словом. Часто он являл им подвиг воздержания и ел с братией только по воскресеньям, не вкушая, впрочем, ничего, кроме диких трав: ни хлеба, ни плодов, ни пищи, приготовленной на огне.

В правление Юлиана случилось вот что. Как-то старец узнал, что один брат насильно взят в воинскую службу⁶¹ и, связанный, сидит в темнице. Аполлон пришел к нему с братией и утешал, призывая терпеливо переносить трудности и презирать надвигающиеся опасности. Он говорил, что для монаха сейчас наступило время борьбы и крепость его духа проверяется натиском искушений. Когда старец ободрял его душу такими речами, пришел тысяченачальник, движимый злым замыслом, – ему уже рассказали о приходе старца – и, закрыв темницу на засов, запер в ней Аполлона с братией, считая их пригодными для воинской службы. Поставив многочисленную стражу, он ушел к себе, не слушая криков узников. В полночь стражникам явился ангел с факелом в руках и ослепил всех бывших в доме, так что потрясенные воины онемели. Стражники очнулись и умоляли всех монахов уйти, поскольку двери для них открыты. Они говорили, что лучше им умереть, чем попрать свободу, дарованную Богом тем, кто был несправедливо арестован. На рассвете в темницу поспешил тысяченачальник с правителями и просил монахов скорее покинуть город. Он говорил, что его дом разрушен землетрясением и лучшие его слуги оказались под обломками. Услышав это, монахи воспели хвалу Богу, удалились в пустыню и пребывали там все вместе, имея «одно сердце и одну душу» по слову апостола (Деян.4:32).

Аполлон учил возрастать в добродетели день ото дня и без промедления, в самом начале отвергать ухищрения диавола, [искушающего душу] помыслами. Ибо у змеи с оторванной головой мертво все тело. Старец говорил: «Господь велел нам остерегаться головы змеиной. Это значит, что мы не должны даже начинать размышлений о вещах ничтожных и недостойных, ни в коем случае не должны удерживать в уме постыдные мечтания. Старайтесь добродетелями превосходить друг друга, чтобы никто из вас не оказался меньшим в добром мнении другого. А свидетельством вашего преуспеяния в добродетелях будет нечувствительность к страстям и отсутствие желания – в этом начало стяжания благодати Божией. Если кто-нибудь получит от Бога дар чудотворения, пусть не тщеславится, как если бы стяжал многое, и не думает о себе высоко, что уже почтен более других, пусть не выставляет напоказ, что получил в удел такой великий дар. Иначе он впадет в заблуждение, потеряет рассудок и лишится дара».

Речи старца были полны глубоких поучений (как мы позже и сами часто от него слышали), но еще более совершал он в делах, потому что все, что он просил у Бога в своих молитвах, тотчас получал. Также Аполлон видел некие откровения. Ему было открыто, что его старший брат, с которым он прожил вместе в пустыне много лет, умер там, превзойдя его в подвигах. Во сне старец увидел, что брат восседает на троне вместе с апостолами, сделав Аполлона наследником своих добродетелей. Брат молил Бога, чтобы Он даровал Аполлону скорый переход из этого мира и упокоение вместе с ним на небесах. Спаситель ответил, что Аполлон должен Ему еще немного времени на земле до своей кончины, – пока многие люди не станут подражателями его жизни; ему будет вверен народ великий монахов и войско благочестивое, чтобы как славны труды его, так и имя его было прославлено у Сильнейшего.

То, что он видел, исполнилось, когда отовсюду, услышав о старце, собрались монахи, и, следуя его учению и образу мыслей, большинство совершенно отреклись от мира. В горе, где он жил, собралось почти пятьсот монахов; они жили вместе и ели за одним столом⁶². Можно было видеть их там одетых в белые одежды⁶³, как прекрасное ангельское войско. И исполнилось на них слово Писания: «Возвеселится пустыня и сухая земля (Ис.35:1), и воскликни и возгласи немучившаяся родами, потому что у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа (Ис.54:1)». Так исполнилось сказанное пророком о церкви язычников.

Свершилось также и реченное о египетской пустыне: дала она больше чад Богу, чем места населенные. В каких городах столько спасающихся монахов, сколько их принесли Богу египетские пустыни?! Сколько там горожан, столько здесь монахов. И мне кажется, исполнились на них слова апостола, сказавшего: «А когда умножился грех, стала преизобиловать благодать (Рим.5:20)». Некогда Египет, как никакой народ до него, был наполнен нечестивым идолопоклонством. Почитали и собак⁶⁴, и обезьян⁶⁵, и им подобных; и лук, и чеснок, и другие дешевые овощи считались богами. Я сам слышал, как святой Аполлон говорил об этом и объяснял причину прежнего многобожия: «Эллины⁶⁶, которые прежде жили по соседству с нами, обожествляли быков⁶⁷, потому что с их помощью занимались земледелием и добывали пищу; они обожествляли и воду Нила, потому что она орошала их земли. Они поклонялись этой земле, потому что она более плодородная.

Они почитали и других гнусных тварей: собак, обезьян и прочих скверных животных и растения, поскольку, заботясь о них, они остались живы, когда фараон, преследуя Израиль, утонул в море. И вот каждый, кто занимался этими предметами и не последовал за фараоном, сотворил себе идолов, говоря: «Сегодня он стал моим богом, благодаря ему, я не погиб вместе с фараоном». Такое [поучение] было в словах святого Аполлона.

Прежде поучений следует записать то, чего он достиг в делах. В тех местах, по соседству с ним, некогда жили язычники⁶⁸, и ближние к нему селения были особенно привержены идолопочитанию. В одной из деревень находилось огромное святилище [ναός], а в нем известный всем идол – на самом деле это была деревянная статуя. Жрецы в вакхическом⁶⁹ исступлении носили ее от деревни к деревне в многолюдной торжественной процессии, совершая праздник речной воды.

Случилось так, что как раз в это время мимо проходил Аполлон с несколькими братьями. Когда он увидел в деревне толпу беснующихся людей, он преклонил колени и, помолившись Спасителю, тотчас сделал эллинов недвижимыми. Так как они не смогли сдвинуться с того места, толкая друг друга, они простояли на солнцепеке весь день, недоумевая о причине такого происшествия. Тогда их жрецы стали утверждать, что есть некий христианин в их землях, он живет под горой⁷⁰ – они имели в виду Аполлона, – который и совершил все это. Его нужно умолять о милости, а иначе они погибнут.

Когда соседи, живущие вдалеке, услышали крик и шум, они пришли и спросили: «Что случилось вдруг с вами? Откуда такая напасть?» Люди ответили, что не знают, но подозревают одного человека, которого теперь надо умолять о помощи. Они также свидетельствовали, что видели, как он проходил мимо. И так как они просили быстрее помочь им, соседи привели быков и пытались сдвинуть идола с места. Тот оставался неподвижен, как и сами жрецы. Не видя другого средства, они послали через соседей посольство к Аполлону, желая освободиться и оставить свои заблуждения.

После рассказа о случившемся человек Божий поспешно отправился к ним, и, помолившись, освободил их всех от уз. Они все единодушно устремились за ним к Спасителю всех и, уверовав в Бога, творящего чудеса, тотчас бросили идола в огонь. Научив их всех истинам веры [ἅπαντας κατηχήσας], он присоединил их к церквям. Многие из этих людей до сих пор живут в обителях. Повсюду разнеслась слава об Аполлоне, и многие уверовали в Господа, так что никто уже в тех местах не назывался эллином.

Вскоре после этого две деревни начали враждовать друг с другом, сражаясь за пахотные земли. Когда об этом рассказали старцу, тот сразу же спустился [с горы] к враждующим, уговаривая их жить в мире. Жители враждующей деревни не повиновались старцу и спорили с ним, так как надеялись на главаря разбойников и считали его главнейшей опорой в войне. Увидев, что разбойник спорит с ним, Аполлон сказал: «Друг мой, если ты послушаешься меня, я умолю Господа простить [ἀφεθῆναι] твои согрешения». Разбойник, едва услышал такие слова, не стал медлить, сорвал с себя оружие и на коленях умолял старца исполнить это. Потом он помог враждующим заключить мир и отправил их по домам. Когда люди, примиренные, ушли, их грозный предводитель последовал за старцем и просил показать исполнение обещанного. Блаженный Аполлон отвел разбойника в ближнюю пустыню, и, вразумляя его, призывал быть терпеливым, говоря, что Бог может дать ему это. Наступила ночь. Неожиданно во сне оба они увидели себя предстоящими престолу Христа, зрели они и ангелов, поклоняющихся Богу вместе с праведниками. Когда они также пали ниц и поклонились Спасителю, услышали обращенный к ним глас Божий: «Что общего у света с тьмою? Или какое соучастие верного с неверным? (2Кор.6:14,15). Почему человекоубийца стоит рядом с праведником, будучи недостойным этого видения? Но ступай, человек, ради тебя прощается и этот опоздавший молитель⁷¹». Другие многочисленные и удивительные чудеса они увидели и услышали, о которых ни язык не осмелится поведать, ни ухо услышать. Проснувшись, они рассказали об этом живущим с ними. Все были в изумлении оттого, что об одинаковом видении рассказывают двое. Исправив свой нрав, бывший разбойник жил до самой смерти с отшельниками не как злодей, но как волк, обратившийся в незлобивого агнца. Исполнилось на нем пророчество Исаии: «Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому» (Ис.65:25). Можно было видеть там и эфиопов⁷², подвизающихся вместе с монахами и превосходящих многих в добродетелях; и исполнилось реченное в Писании: «Эфиопия прострет руку свою к Богу» (Пс.67:32).

В другой раз язычники враждовали с христианами из-за межевых границ, и с обеих сторон было множество вооруженных людей. Авва Аполлон пришел туда, желая примирить их. Ему воспротивился языческий предводитель, жестокий и страшный, он упрямо говорил, что не примирится до самой смерти. Старец ответил ему: «Пусть случится с тобой то, что ты сам выбрал. Никто кроме тебя не погибнет. И, когда ты умрешь, земля не будет тебе могилой, но чрева зверей и коршунов наполнятся тобой». И слово тотчас стало делом: никто ни с той, ни с другой стороны не погиб, кроме предводителя. Он, хотя и был погребен в песке, на следующее утро был найден разорванным на части коршунами и гиенами. Люди, увидев чудо и исполнение слова, все поверили в Бога и провозгласили Аполлона пророком.

Еще до этого, когда святой Аполлон только пришел из пустыни, он жил в горе в пещере с пятью братьями, которые были его первыми учениками. Наступил праздник Пасхи, и после совершения божественной службы [τὴν λατρείαν] монахи подкрепились тем, что нашли, – а было у них немного сухого хлеба и засоленные овощи. Тогда Аполлон, обратившись к братии, сказал: «Если мы верные и истинные сыновья Христа, пусть каждый из нас попросит мысленно у Бога то, что он хотел бы вкусить на трапезе». Они же во всем доверились старцу, считая себя недостойными такой благодати. Когда он с сияющим лицом помолился, а братия ответила: «Аминь», тотчас ночью у пещеры появились совершенно незнакомые люди, которые говорили, что пришли издалека, они принесли то, о чем никто из монахов не слышал и что не растет в Египте: разнообразные райские плоды – виноград, грецкие орехи, гранаты, инжир, хотя фруктов в это время года еще не бывает, принесли они пчелиные соты, кувшин свежего молока, огромные финики и белые хлеба, привезенные теплыми из другой страны. Доставив все это, люди только и сказали, что это прислал великий и богатый господин, и тут же поспешно удалились. Вкушая припасы, которых хватило до самой Пятидесятницы, монахи удивленно говорили: «Воистину нам послал это Бог».

Один их монахов тотчас попросил отца Аполлона, чтобы по его молитве удостоиться какого-либо благодатного дара. По молитве старца брат получил дар смиренномудрия и кротости, так что все дивились величайшему незлобию, которое он получил.

Об этих чудесах аввы Аполлона нам рассказывали отцы, живущие рядом с ним, это же засвидетельствовала и многочисленная братия.

В Фиваиде не так давно был голод; когда люди, жившие неподалеку, услышали, что монахи, живущие с ним, часто получают пищу чудесным образом, они пришли к нему все вместе, с женами и детьми, прося благословения и пищи. Старец, ничуть не боясь, что запасы кончатся, кормил всех, кто приходил к нему, давая каждому достаточно для дневного пропитания.

Когда осталось только три большие корзины с хлебом, а голод не прекращался, старец велел выставить на середину эти корзины с хлебами, которые монахи собирались съесть в тот день, и сказал вслух при всех монахах и при народе: «Неужели не в силах рука Господня наполнить эти корзины? И вот что говорит Дух Святой: «Не истощится хлеб из этих корзин, пока мы все не насытимся хлебом нового урожая»⁷³.

Все, кто был при этом тогда, подтвердили, что хлеба им хватило на четыре месяца. Таким же образом старец умножил зерно и масло. И приступил к нему сатана и сказал: «Разве ты Илия или другой кто из пророков и апостолов, что дерзаешь совершать такое?» Аполлон отвечал: «Разве не были людьми святые пророки и апостолы, которые завещали нам совершать подобное? Или тогда Бог был, а теперь куда-то удалился? Бог всегда может совершать это, и нет для Него ничего невозможного. Если Господь благ, почему ты так злобен?»

Неужели не нужно рассказать то, что мы видели: прислуживающие внесли и поставили на столы братии корзины, полные хлеба, и, хотя 500 братьев ели и насытились, корзины опять унесли полными?

Мы были поражены, быв свидетелями и другого чуда, – и справедливо будет рассказать о нем. Мы пришли к старцу втроем⁷⁴, а монахи нас издалека увидели и узнали, потому что еще раньше слышали от старца о нашем приходе к нему. Они поспешно выбежали нам навстречу и приветствовали псалмопением. Так они обычно встречают всех братий. Они поклонились до земли, поцеловали нас и, указывая на нас друг другу, говорили: «Вот пришли те братья, о которых отец говорил нам еще три дня назад, что «через три дня придут к нам три брата-паломника из Иерусалима».

Одни шли впереди нас, другие с пением псалмов следовали за нами, пока мы не приблизились к отцу Аполлону. Тот услышал звуки псалмов и приветствовал нас, как он обычно приветствовал всех братий. Увидев нас, он первым поклонился, припав к земле, затем встал, облобызал нас и, введя [в жилище], помолился о нас. Потом он своими руками омыл нам ноги и предложил отдохнуть. Так он встречал всех приходящих к нему братий.

Братия, которые жили с ним, садились за трапезу не прежде, чем причастятся Христовых Тайн [τῆς εὐχαριστίας τοῦ Χριστοῦ], Это они совершали в девятый час дня. После трапезы они садились и до первого сна [ἄχρι τοῦ πρωθυπνίου]⁷⁵ слушали поучения аввы о всех заповедях. После этого одни из них удалялись в пустыню и всю ночь читали наизусть Писание⁷⁶. Другие, оставаясь [в обители], до самого утра непрестанными песнопениями славили Бога. Я сам собственными глазами видел их: монахи начинали петь вечером и до утра не прекращали своих песнословий.

Многие монахи только в девятый час дня сходили с горы и причащались Святых Тайн [τῆς εὐχαριστίας], потом вновь уходили до девятого часа следующего дня, довольствуясь одной только духовной пищей. Многие из них поступали так в течение многих дней.

Можно было видеть этих монахов столь радостных в пустыне, что на земле никто не нашел бы подобной радости и телесного веселия. Среди них не было ни грустного, ни унывающего, а если кто и казался расстроенным, отец Аполлон тотчас узнавал у него причину и возвещал каждому то, что скрыто в глубине сердца.

Он говорил: «Не нужно отчаиваться в своем спасении тем, кто должен наследовать Царствие Небесное. Ибо опечалятся эллины, иудеи возрыдают, грешники станут горевать, а праведники возрадуются. Кто заботится о земном, находит радость в земных вещах, а мы, удостоенные столь великой надежды, почему не радуемся все время, ведь апостол призывает нас «всегда радоваться, непрестанно молиться, о всем благодарить» (1Фес.5:17)».

Кто может передать благодатную силу, заключенную в его словах, и рассказать о прочих его добродетелях, о которых мы, пораженные величиной чудесного, не могли произнести ни слова, когда слушали его самого и других отцов?

Отец Аполлон много беседовал с нами наедине о подвиге [περὶ ἀσκήσεως] и о добродетельной жизни, часто говорил о радушной встрече братий: «Приходящим братьям надо кланяться, потому что мы кланяемся не им, а Богу. Ведь когда ты видишь брата, видишь Господа твоего. Это мы получили в наследство от Авраама. А то, что братьев нужно силой принуждать к отдыху, этому мы научились от Лота, который принудил ангелов». «Нужно, если есть такая возможность, чтобы монахи каждый день причащались Христовых Тайн [τῶν μυστηρίων τοῦ Χριστοῦ]. Кто удаляется от них, тот удаляется от Бога. А тот, кто постоянно совершает это, постоянно принимает Спасителя. Слово Спасителя говорит: «Идущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин.6:56)». Монахам приносит пользу постоянная память о спасительных страданиях Христа и ежедневная готовность и приготовление себя к тому, чтобы быть всегда достойными приятия Небесных Таин [οὐρανίων μυστηρίων], поэтому мы так и молимся об оставлении [ἀφέσεως ἁμαρτιῶν] грехов».

«Установленные Церковью [καθολικὰς νηστείας] постные дни нельзя нарушать без необходимости, потому что в среду Спаситель был предан, а в пятницу распят. Тот, кто нарушает эти дни, становится одним из предающих и распинающих Христа. Однако если в постный день к вам пришел брат, нуждающийся в отдыхе, предложи трапезу только ему. Но если он не хочет, не принуждай его, ведь одно у нас предание».

Аполлон порицал тех монахов, которые носили железные вериги и ходили с длинными волосами: «Они выставляют себя напоказ и ищут людской славы, а им следовало бы постом изнурять тело и втайне творить добро. Этого они не делают, но желают показаться перед людьми».

Что еще можно сказать о поучениях аввы Аполлона, равных его добродетельной жизни? Ведь о них невозможно ни сказать достойно, ни написать.

В течение недели святой часто говорил с нами наедине и, провожая нас, сказал: «Имейте мир между собой и в дороге не покидайте друг друга». Он обратился к братии с вопросом, не хочет ли кто-нибудь из них сопровождать нас до тех мест, где живут другие пустынники, и почти все монахи настойчиво просили разрешения проводить нас.

Святой Аполлон выбрал трех мужей, сильных словом и делом, знающих греческий, латинский и египетский языки. Авва наказал им не оставлять нас, пока мы не решим, что достаточно повидали отцов, хотя, если кто-нибудь захочет увидеть всех их, и целой жизни не хватило бы для этого. Благословив нас, он отослал нас со словами: «Да благословит вас Господь с Сиона, и вы увидите благоденствие Иерусалима во все дни жизни вашей» (Пс.127:5).

Идя по пустыне в полдень, мы неожиданно увидели на земле извилистый след от огромного змея – словно по песку протащили бревно. И, увидев его, были объяты страхом, однако братья, которые показывали нам путь, стали убеждать нас не бояться, но набраться смелости и пойти по следу чудовища. «Вы увидите нашу веру, ибо мы хотим умертвить его. Уже много драконов⁷⁸, аспидов⁷⁹ и рогатых гадюк мы убили руками, и исполнилось на них Писание: «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражию (Лк.10:19)». Но мы, обуреваемые неверием и еще больше испугавшись, просили их не преследовать змея, а идти прямым путем. Но один из братьев, оставив нас [в том месте], от великого рвения устремился за чудовищем по следу в пустыню. Найдя неподалеку нору, он крикнул, что змей в пещере, и позвал нас к себе, чтобы мы увидели то, что произойдет, да и другие братья убеждали нас не бояться. Когда мы с великим страхом пошли, чтобы увидеть чудовище, неожиданно встретился нам другой брат, который за руку повел нас к своему жилищу, утверждая, что мы не сможем вынести натиска зверя, поскольку никогда не видели ничего подобного. Он сказал, что сам много раз видел огромную змею, длиной более 15 локтей⁸⁰. Попросив нас подождать там, он вернулся к тому брату, убеждая его отойти от норы. Но тот не хотел уходить, пока не сразит змея. Однако брат убедил его и привел к нам, порицающего наше маловерие.

Мы отдохнули у этого брата, жилище которого находилось примерно в миле от того места, и многое от него получили: ибо он нам рассказал, что как раз в том месте, где он поселился, жил святой человек по имени Амун, учеником которого он был и который совершал там множество чудес.

К нему часто приходили воры и забирали у него хлеб и другую пищу. Выйдя однажды в пустыню, отшельник привел с собой двух огромных змей, приказал им оставаться в том месте и охранять дверь. Как обычно, пришли разбойники, но, увидев это чудо, пораженные, пали ниц. Выйдя, старец нашел их онемевшими и почти полумертвыми и, подняв их, бранил такими словами: «Посмотрите, насколько вы необузданнее диких зверей. Они нам повинуются по воле Божией, а вы ни Бога не побоялись, ни христиан не постыдились». Он привел их в келию, накормил и уговаривал переменить свою жизнь. В тот же час обратившись, они стали лучше многих. В скором времени все увидели, что они совершали такие же знамения.

В другой раз, когда огромный змей опустошал соседнюю землю и истреблял все живое, жители этих пустынных мест пришли все вместе к отцу Амуну и просили его избавить их землю от чудовища. А он, как если бы ничем не мог им помочь, отослал людей опечаленными. Однако, встав на рассвете, он отправился к дороге, по которой обычно ползал змей. Когда он преклонил колени в молитве в третий раз, приблизилось к нему чудовище, с громким хрипом выдыхая воздух и сипя, и свистя, и испуская тяжелое дыхание. Старец, ничуть не испугавшись, обратился к змею и сказал: «Одолеет тебя Христос Сын Бога Живого, Который хотел погибели морского зверя»⁸¹. И как только он это сказал, змей лопнул и весь яд вместе с кровью изрыгнул через рот. Днем пришли селяне и дивились на великое чудо. Не перенося зловония, они нагромоздили сверху кучу песка, а отец Амун стоял рядом, поскольку они не осмеливались приближаться даже к мертвому змею.

Однажды, когда змей еще был жив, мальчик-пастушок, увидев его, пришел в исступление и упал в беспамятстве. Он пролежал на том месте (рядом с пустыней) бездыханный весь день. К вечеру родители нашли его чуть живого и всего опухшего и принесли к старцу, не зная причины того, что с ним приключилось. Когда отец Амун помолился и помазал его елеем, мальчик очнулся и рассказал, что он увидел. Поэтому старец еще больше стремился уничтожить змея.

Неподалеку в пустыне, в монастыре, жил священник⁸². Этому святому мужу по имени Копр было почти 90 лет. Он стоял во главе пятидесяти братьев. Сам он являл многие знамения, излечивая болезни, совершая исцеления, изгоняя бесов и творя многие чудеса, некоторые – на наших глазах. Как только он увидел нас, то приветствовал, помолился о нас и, омыв нам ноги, стал расспрашивать о том, что происходит в мире. Мы же попросили его рассказать лучше о собственных добродетелях, какими Бог одарил его дарами, и каким путем стяжал он благодать. Он без всякого высокомерия рассказал нам о своей жизни и о жизни своих великих предшественников, которые были гораздо значительнее, чем он, и чьей жизни он подражал. «Нет ничего удивительного, чада, в моих делах по сравнению с деяниями наших отцов», – сказал он нам.

Был некий отец до нас, по имени Патермуфий, который первым из монахов поселился в этом месте и придумал монашеское одеяние. Прежде он был главарем разбойников, грабил могилы эллинов и был известен своими злодеяниями, однако нашел путь ко спасению. Однажды ночью пришел он к жилищу одной подвижницы⁸³, желая ограбить ее, и забрался каким-то способом на крышу. Не зная, как спуститься в кладовую или уйти, он оставался на крыше в раздумьях до рассвета. Задремав, увидел он как бы некоего Царя, обращающегося к нему во сне: «Не живи, заботясь о гробах и о жалких кражах. Но если ты хочешь изменить свою жизнь и быть сопричастным ангельскому войску, у Меня ты получишь эту власть». Разбойник с радостью согласился, и Царь показал ему строй монахов и поручил их ему. Проснувшись, Патермуфий увидел стоящую рядом деву, которая спросила: «Откуда ты пришел сюда, и кто ты?» Он отвечал, что ничего не знает, и умолял показать ему церковь. Когда она показала, разбойник бросился к ногам священников и просил позволения стать христианином и обрести место для покаяния. Священники узнали его и удивились, а затем начали увещевать его и учили больше никогда не убивать. Он попросил их спеть псалмы и, выслушав только три стиха первого псалма, сказал, что этого ему пока достаточно для учения.

Прожив у них три дня, он устремился прямо в пустыню. В молитвах и слезах он провел там три года, питаясь дикими травами. Вернувшись в храм, он сказал, что выучил урок. Ибо, добавил он, ему была дана от Бога благодать знать наизусть Писание. И вновь удивились священники, видя его достигшим вершины подвига. Они просветили его [крещением] и попросили остаться с ними. Патермуфий пробыл с ними семь дней, вновь ушел в пустыню, и, прожив семь лет в полном одиночестве, удостоился великой благодати: каждое воскресенье он находил хлеб около своего изголовья, после молитвы вкушал его, и ему хватало до следующего воскресенья. И вновь Патермуфий вышел из пустыни, являя свой подвиг; видя его жизнь, многие захотели последовать ему. Пришел к нему юноша, желающий стать его учеником. Старец сразу же надел на него левитон, на голову его – кукулион⁸⁴ и стал готовить его к подвижнической жизни, накинув ему на плечи милоть и опоясав его лентием.

Когда случалось умереть какому-нибудь христианину, Патермуфий, неотступно совершая о нем бдения [ταῖς ἀγρυπνίαις]⁸⁵, благочестиво погребал усопшего. Когда его ученик увидел, что он так удивительно хоронит умерших, то обратился к нему: «Если я умру, позаботишься ли ты так же обо мне?» Старец ответил: «Не оставлю своего попечения, пока ты сам не скажешь: «Довольно». Вскоре юноша умер, и свершилось реченное. Старец благочестиво приготовил его к погребению и на глазах у всех спросил умершего: «Хорошо ли я позаботился о тебе, дитя? Или еще что осталось?» И многие услышали ответ умершего юноши: «Хорошо, отец, ты исполнил, что обещал». Величайшее удивление охватило всех, и они прославили Бога, явившего в нем Свою силу. А старец удалился в пустыню, избегая похвалы.

Однажды Патермуфий покинул пустыню, чтоб навестить заболевших братьев, которые были его учениками. Бог открыл старцу, что один из них в скором времени должен умереть. Наступал вечер, а до селения было еще далеко. Патермуфий не хотел ночью входить туда, так как стремился избежать помех и заботился об исполнении слов Спасителя: «Ходите, пока есть свет (Ин.12:35), кто ходит днем, тот не спотыкается (Ин.11:9)». Старец обратился к заходящему солнцу с такими словами: «Во Имя Господа Иисуса Христа останови на краткое время свое движение, пока я не дойду до селения». И солнце, уже пройдя половину своего пути, остановилось и не заходило за горизонт, пока старец не пришел в селение, – жители селения ясно видели это. Они сбежались посмотреть на невиданное зрелище и в течение многих часов наблюдали незаходившее солнце. Увидев Патермуфия, идущего из пустыни, они спрашивали у него, что означает это чудо с солнцем. Старец ответил им: «Не помните разве слов Спасителя: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно (Мф.17:20), совершите знамения больше этих?» Страх объял людей, и некоторые из них остались вместе с ним и были его учениками.

Войдя в жилище одного из больных братьев, Патермуфий нашел его уже умершим. Старец приблизился к постели, помолился и поцеловал его, а затем спросил умершего, хочет ли тот отойти к Богу или еще пожить во плоти. Брат, приподнявшись, ответил: «Лучше умереть и быть со Христом (Флп.1:23). Мне нет нужды жить во плоти». «Упокойся в мире, дитя, и моли обо мне Бога». Брат лег и тотчас почил. Все бывшие там, были поражены этим чудом и говорили: «Поистине, это Божий человек». Благочестиво подготовив его к погребению, старец провел всю ночь в песнопениях.

Навестив другого изнемогавшего от болезни брата, который, как старец видел, тяжко мучался перед смертью, обличаемый совестью, Патермуфий сказал ему: «Как ты, не подготовившись, отходишь к Богу, имея обвинителями против себя размышления о своей беспечной жизни?!» И брат просил и молил Патермуфия быть ходатаем за него перед Богом, чтобы Бог немного продлил время его жизни, – ибо он хотел исправиться. Старец сказал ему: «Теперь, когда жизнь твоя кончается, ты ищешь время для покаяния? Что ты делал все это время? Ты не только не излечил свои раны, но и прибавил другие». Брат продолжал умолять его, и старец сказал: «Если ты не прибавишь другого зла к своей жизни и истинно покаешься, мы помолимся о тебе Богу, ибо Он благ и долготерпелив и дарует тебе еще немного жизни, чтобы ты за все воздал». И, помолившись, сказал ему: «Три года дарует тебе Бог в этой жизни. Только покайся из глубины души». И взяв его за руку, поднял и увел с собою в пустыню. Когда закончились три года, он вновь привел его в селение, отдавая Христу уже не человека, но ангела. И все дивились его подвигам. Собралась братия, Патермуфий поставил его посреди них в добром здравии и целую ночь говорил им слово поучения. Брат задремал, заснул и упокоился в вечном сне. Старец помолился о нем, достойным образом приготовил его к погребению и проводил на кладбище.

Рассказывают, что он часто переправлялся через Нил, и вода доходила ему только до колен. В другой раз, переправившись по воздуху, он вошел к братии в дом, хотя двери были затворены. Часто он тотчас оказывался там, куда хотел прийти. Старец рассказывал однажды братии, что, возвращаясь из пустыни, он был восхищен в видении на небо и видел, сколько благ имеют истинные монахи, – высказать их никакими словами нельзя. Он также рассказывал, что во плоти был введен в рай и видел там множество святых. Он попробовал райских плодов и во свидетельство о том событии показывал плод смоковницы, огромный и прекрасно благоухающий, который он отнес своим ученикам, показывая, что истинны его речи. Отец Копр, который и рассказывал нам об этом, юношей видел плод смоковницы в руках учеников Патермуфия, и целовал, и дивился аромату. Ибо уже много лет он хранился у учеников для показа, и был огромным. Больному достаточно было его понюхать, чтобы избавиться от своей болезни.

В начале своей уединенной жизни в пустыне Патермуфий не ел пять недель, и некий человек нашел его в пустыне, принес хлеба и воды, и, убедив его принять это и съесть, исчез. В другой раз бес показал ему сокровищницы фараона, наполненные чистым золотом. Пустынник ответил ему: «Серебро твое да будет в погибель с тобою (Деян.8:20)».

«Это и другое, еще более многочисленное и великое, совершил отец наш Патермуфий, являя знамения и чудеса. И другие, подобные ему, жили до нас, и их не был достоин мир (Евр.11:38). Что же удивительного в том, что мы, ничтожные, ничтожное совершаем, хромых и слепых излечиваем, этого и врачи своим искусством достигают».

И когда рассказывал нам это авва Копр, задремал один наш брат, не веря его словам, и увидел в руках аввы удивительную книгу, написанную золотыми буквами, и стоящего рядом с ним седовласого старца, который строго сказал этому брату: «Как? Ты не слушаешь внимательно чтение, а спишь?» И он, смутившись, тотчас на латинском языке⁸⁶ поведал нам, внимательно слушавшим авву, об увиденном. И когда он еще рассказывал нам об этом, пришел крестьянин с чашкой, полной песка, и приблизился, выжидая, когда авва Копр кончит свое повествование. Мы стали расспрашивать самого священника: «Что хочет этот крестьянин с песком?» Отвечал нам старец: «Дети мои, не пристало хвалиться перед вами и рассказывать о добродетелях отцов нашего монастыря, чтобы не лишились мы награды из-за тщеславия и не погибли. Но за ваше усердие и для вашей пользы, поскольку прошли вы столь долгий путь, не скрою от вас, но расскажу, что через нас Бог совершил в присутствии братии».

«Соседняя с нами земля была бесплодна, и владеющие ею земледельцы, сея на ней хлеб, едва собирали в два раза больше зерна, чем посеяли: в колосьях появлялись личинки и губили весь урожай. Крестьяне, которых мы научили вере и которые стали христианами, попросили нас помолиться об урожае. Я сказал им: «Если имеете веру в Бога, то и песок пустыни принесет вам плод». Они, ничуть не медля, взяли песок, который был под нашими ногами, насыпали себе в складки одежды и просили благословить. Когда я помолился о них, чтобы стало с ними по вере их, они посеяли песок вместе с зерном в пашню, и неожиданно земля их стала более плодородной по сравнению со всей египетской землей. Это вошло у них в привычку, и они беспокоят нас каждый год».

«И со мной, по воле Божией, в присутствии многих произошло великое чудо. Однажды пошел я в город и увидел там человека из манихеев⁸⁷, который смущал людей. Мне не удавалось убедить его перед всеми, и я, повернувшись к толпе, сказал: «Зажгите на площади большой костер, мы оба взойдем в пламень, и кого из нас не тронет огонь, тот имеет истинную веру». Так и произошло. Толпа поспешно разожгла огонь, и я повлек его с собой в пламя. Тогда он говорит: «Пусть каждый из нас поодиночке войдет, и первому следует войти тебе самому, так как ты предложил это». Когда я, осенив себя крестным знаменем во Имя Христа, вошел, то пламя разделилось надвое и не повредило мне, хотя я провел там полчаса. Увидев чудо, толпа вскричала и заставляла того человека войти в огонь. Он испугался и не захотел, но они взяли его и толкнули в середину костра, пламя объяло его со всех сторон, после этого он был с позором изгнан из города, а весь народ кричал: «Жгите заживо обманщика!» Люди подняли меня и, славословя Бога, проводили в церковь.

В другой раз я проходил через некое капище и увидел язычников, приносящих жертву своим идолам. Сказал им: «Для чего, будучи разумными, приносите жертвы неразумным? Так вы еще более неразумны, чем эти идолы». И они, так как я сказал хорошо, тотчас последовали за мной и поверили в Спасителя.

Некогда был у меня по соседству сад для приходившей к нам братии, один бедняк его обрабатывал. Однажды пришел некий язычник⁸⁸, чтобы украсть овощи. Украв их, он ушел и до третьего часа не мог сварить их – они оставались в котле такими же, какими он их взял, потому что вода не нагревалась. Человек этот опомнился, взял овощи и принес к нам, умоляя простить его дурной поступок, и хотел стать христианином. Это и произошло. В то время к нам как раз пришли в гости братья, так что овощи оказались очень кстати. И взяв часть из них, мы благодарили Бога, радуясь двойной радостью: спасению этого человека и утешению для братии».

«Как-то раз, – рассказывал [отец Копр], – авва Сур, Исаия и Павел встретились неожиданно на берегу реки⁸⁹ (были они людьми благочестивыми и пребывающими в подвиге [ἀσκηταί]). Они собирались навестить великого исповедника⁹⁰ авву Ануфа⁹¹. Он жил от них на расстоянии трех дней пути⁹².

Они сказали друг другу: «Пусть каждый из нас покажет свое добродетельное житие, какими дарами Бог наградил его в этой жизни». Авва Сур сказал им: «Я прошу у Бога, чтобы мы без утомления достигли того места силой Духа [ἐν δυνάμει τοῦ πνεύματος]». И только он помолился, как явилась готовая лодка и подул попутный ветер, и они в мгновение ока очутились у своей цели, хотя плыли против течения. Исаия говорит им: «И что в том удивительного, друзья, если этот человек выйдет к нам навстречу и расскажет о жизни каждого из нас?». Говорит им Павел: «Разве не открыл нам Бог, что через три дня Он возьмет этого человека?».

И когда они отошли немного от того места, навстречу вышел Ануф, приветствуя их. Павел обратился к нему; «Расскажи нам о своих добродетелях, ибо послезавтра ты отойдешь к Богу». Отвечал им авва Ануф: «Благословен Бог, который и мне открыл о вашем приходе и вашей добродетельной жизни». Рассказав о добродетелях каждого, он сказал о себе: «С того дня, как я исповедал Имя Спасителя на земле, ни одно лживое слово не вышло из моих уст, я не вкушал ничего земного, но каждый день ангел давал мне небесную пищу. Никакое другое желание не входило в сердце мое, кроме желания Бога. И не скрыл Бог ничего из земных вещей от меня, но все открыл мне. Не уходил свет из очей моих, я не спал днем, и ночью не переставал я искать Бога, и ангел, который всегда был со мной, показывал мне силы мира. Свет разумения [τὸ φῶς τῆς διανοίας] не угасал во мне. Всякое прошение мое у Бога тотчас исполнялось. Часто я видел мириады ангелов, предстоящих Богу, видел хоры праведных, сонмы мучеников, видел собрания монахов. Я видел служение всех, благословящих Бога. Видел и сатану, брошенного в огонь, и ангелов его наказуемых. Я видел праведных, вечно празднующих».

Это и многое другое рассказал он им за три дня и предал душу Богу. Ангелы тотчас взяли ее, и хоры мучеников⁹³ вознесли на небо, а отцы видели их и слышали их пение».

«Другой отец, его звали авва⁹⁵ Еллий, с отроческих лет предавался подвигу воздержания и часто в складках своей одежды приносил горящие угли⁹⁶ братьям, живущим по соседству. Побуждая их достичь совершения чудес, он говорил им: «Если вы истинные подвижники, покажите знаки своей добродетели». Однажды, когда он был в пустыне один, ему захотелось меду, и тотчас под скалой он нашел медовые соты. «Отойди от меня, нечестивое желание, – сказал Еллий, – ибо написано: «Поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти (Гал.5:16)». И, не тронув меда, удалился. Три недели Еллий провел в пустыне без пищи и однажды нашел брошенные плоды. Он сказал: «Не буду есть, не дотронусь ни до одного плода, чтобы не соблазнить брата моего – мою душу. Ибо написано: «Не хлебом одним будет жить человек (Мф.4:4; Лк.4:4)». Он постился еще одну неделю и однажды задремал. Во сне явился ему ангел и сказал: «Встань и возьми то, что ты найдешь, и съешь». Еллий встал, огляделся и увидел родник, давший жизнь нежным травам вокруг него. Он выпил воды и съел траву. Он говорил, что никогда не пробовал ничего слаще. Найдя в том месте небольшую пещерку, оставался там несколько дней без пищи. И когда он нуждался в пище, то, преклонив колена, молился, и тотчас у него появлялось всё из еды: теплые хлеба, мед и разные плоды.

Навестив как-то своих братьев, он долго вразумлял их, а затем поспешил в пустыню, неся с собой нечто для своих нужд. Увидев пасущихся онагров⁹⁷, он сказал им: «Во имя Господа Иисуса Христа, пусть один из вас пойдет со мной и понесет мой груз!» И онагр сразу побежал к нему. Еллий положил на него пожитки и сам сел на него, и так добрался до пещеры за один день.

Однажды он положил хлеб и фрукты на солнце, и животные, которые пришли как обычно к источнику, приблизились к ним. Но едва они дотронулись до хлеба, как тут же испустили дух.

Навестил он как-то монахов в воскресный день и спросил их: «Почему вы сегодня не совершаете Литургию [τὴν σύναξιν]?» Они отвечали, что не пришел к ним священник, который жил на другом берегу реки. «Пойду, позову его», – сказал пустынник. Они стали убеждать его, что он не сможет преодолеть реку из-за ее глубины, к тому же там живет огромное животное – крокодил, который погубил многих людей. Еллий же, не медля, поднялся и поспешил к тому месту. И крокодил принял его на свою спину и тотчас перевез на другой берег. Еллий нашел священника в той местности и просил его не оставить без попечения братию. Когда священник увидел его, одетого в рваные лохмотья, он спросил, где Еллий приобрел их, а потом добавил: «Ты имеешь прекраснейшую одежду для своей души, брат». Удивившись смиренномудрию и простоте Еллия, он последовал за ним к реке. Они не нашли лодки у реки, и тогда авва Еллий криком позвал крокодила, который тотчас послушался, приплыл и подставил свою спину. Авва просил священника вступить вместе с ним на «плот», но тот испугался при виде крокодила и стал пятиться назад. Изумление охватило священника и братьев, которые оставались на берегу и видели, как он переправлялся через реку на животном. Сойдя на твердую землю, Еллий обратился к крокодилу, говоря: «Лучше тебе умереть и получить наказание за погубленные души». И зверь пал и тут же умер.

Авва провел три дня с братьями, уча их заповедям и обличая их тайные желания: в одном обличая блуд, в другом – тщеславие, в третьем – изнеженность, в другом гнев, или говорил, что один добродушен, а другой мирен, свидетельствуя о пороках одних и добродетелях других. И слыша это, они удивлялись и говорили, что поистине это было так.

Сказал он им: «Приготовьте овощи, потому что сегодня к нам придет много братьев». И когда монахи еще готовили, пришли к ним братья, и они с радостью встретили друг друга.

Один из братии желал жить с ним в пустыне и просил его об этом. Авва отвечал, что тот не сможет вынести бесовские искушения, но брат, желая победы, обещал, что все выдержит. Еллий принял его и указал ему жить в соседней пещере. Приступившие к нему ночью бесы пытались задушить его, прежде смутив его блудными помыслами. Выбежав из пещеры, тот рассказал все, что с ним случилось, авве Еллию. Тот очертил это место и велел брату оставаться там, говоря, что теперь он будет в полной безопасности.

Однажды у них кончились хлеба, и вот в пещере явился ангел в виде одного из братьев и принес им пищу. В другой раз десять братьев искали авву Еллия и заблудились в пустыне; уже седьмой день они были без еды. Авва нашел их и пригласил отдохнуть в своей пещере. Они открыли ему свое бедственное положение, он же ничего не имел, чтобы предложить им, и сказал: «Может Бог приготовить трапезу в пустыне»⁹⁸. И в то время, как они молились, красивый юноша-слуга стал настойчиво стучать в дверь. Они отворили и увидели, что юноша держит большую корзину, наполненную хлебом и оливками. Поблагодарив Бога, они взяли их и ели, а юноша тотчас исчез».

Об этих и других еще более удивительных чудесах рассказал нам отец Копр и, как обычно, ласково обратившись к нам, повел нас в свой сад, чтобы показать финиковые пальмы и другие плоды, которые сам вырастил в пустыне, побуждаемый верой крестьян, которым он сказал, что имеющим веру в Бога и пустыня может произрастить плод. «Потому что, когда я увидел, что они сеют песок и земля их приносит плоды, то попытался сделать то же самое и преуспел в этом».

Видели мы в пределах Ахорея⁹⁹ и другого священника, по имени Апеллес, человека праведного. Он прежде занимался кузнечным ремеслом, а потом обратился к аскетическим подвигам. К нему однажды пришел бес под видом женщины, якобы имеющей какие-то дела к монахам-кузнецам. В спешке Апеллес рукой схватил из огня раскаленное железо и сжег ей все лицо и тело, и братья слышали ее крики в келии. С того времени он всегда брал раскаленное железо рукой без вреда для себя. Он радушно нас принял и стал рассказывать о тех богодостойных людях, которых он знал и которые теперь еще были живы.

«Живет в этой пустыне один наш брат другого [духовного] возраста, именем Иоанн, который превосходит всех ныне живущих монахов своими добродетелями. Его никто не может быстро найти, потому что он всегда переходит из одного места пустыни в другое¹⁰⁰. Первые три года своей жизни в пустыне он простоял¹⁰¹ под скалой, непрерывно молясь, он не садился и не ложился спать, но, сколько мог, стоя похищал у сна. По воскресеньям он принимал Святые Дары [τῆς εὐχαριστίας], которые ему приносил священник, а другого ничего не вкушал.

В один из таких дней к нему явился под видом священника сатана, переменив свое обличие. Он быстро подошел к нему, как бы желая дать Причастие. Но блаженный Иоанн узнал его и сказал: «О отец всякого коварства и всякого злословия, враг всякой правды, ты непрестанно обманываешь души христиан и даже осмеливаешься подходить к Самим Пречистым Тайнам?!» А тот ему ответил: «Мне чуть было не удалось обмануть тебя. Так я ввел в заблуждение одного из твоих собратьев и ставшего безумным вверг в помешательство. Многие святые долго молились о нем, и им с трудом удалось вернуть ему разум». После этих слов бес бежал от Иоанна.

Из-за долгого стояния ноги его лопнули, и вылилась жидкость, от которой началось нагноение, и тогда предстал ему ангел, дотронулся до его рта и сказал: «Христос будет тебе истинная пища, а Дух Святой – истинное питие, и будет тебе довольно духовной пищи, чтобы, насытившись, ты не извергнул всё вон». Излечив его, ангел отошел от того места.

Иоанн начал бродить по пустыне, питаясь травами. По воскресеньям он возвращался на прежнее место и причащался Святых Таин. Он выпросил у священника немного пальмовых ветвей и начал делать из них перевязи для животных. Однажды к нему захотел приехать хромой для исцеления. Как только он влез на осла и ноги его дотронулись до перевязи, сделанной святым отшельником, он тотчас исцелился. Иоанн послал больным в благословение другие дары [εὐλογίας], и те исцелились от болезни.

Некогда ему было откровение о его монастырях, что некоторые братья ведут неблагочестивую жизнь. Он написал им через священника, что одни из них нерадивы, а другие стремятся к добродетели. Оказалось, что поистине так и было. Написал он и отцам, которые стояли во главе монастырей, что некоторые из них мало заботятся о спасении братии, а другие побуждают братию ко спасению, и предсказал о почестях и наказаниях. И, вновь призывая их к более совершенному состоянию, напоминал, что нужно избегать вещей чувственных и стремиться к вещам умозрительным [ὲπὶ τὰ νοητά]: «Пришло время показать такую жизнь. Мы не должны уже оставаться детьми и младенцами, но следует нам обратиться к более совершенным размышлениям, набраться мужества и достичь самых высоких добродетелей».

И еще многое другое рассказал нам отец Апеллес о святом, что мы из-за чрезмерности чудес не написали, не потому, что это было ложно, но из-за неверия некоторых. Мы же в этом совершенно уверились, так как об этом рассказали нам многие великие святые, которые все видели своими глазами.

Видели мы и то место, где жил Пафнутий-отшельник, муж великий и добродетельный, который не так давно скончался в окрестностях Гераклеи Фиваидской¹⁰². О нем многие много рассказали.

После долгих лет подвига он просил у Бога, чтобы ему было открыто, кому из святых, прославившихся добродетельной жизнью, он уподобился. Ему явился ангел и сказал: «Ты подобен флейтисту, живущему в этом городе». Пафнутий поспешил к этому человеку и стал расспрашивать о его жизни и всех делах. Тот отвечал ему (и это было истиной), что он грешник, пьяница и развратник и только недавно оставил разбойничье ремесло и стал флейтистом. Когда же Пафнутий стал дотошно разузнавать у него, какое доброе дело он когда-либо совершил, тот ответил, что ничего другого с ним не произошло, кроме одного случая, когда в разбойничьем логове он спас от насилия Божию девственницу [παρθένον Θεοῦ] и привел ее обратно в селение. В другой раз он вновь встретил красивую женщину, которая блуждала по пустыне. Она бежала от солдат и судей, которые преследовали ее из-за долга мужа в казну, и теперь оплакивала свою скитальческую жизнь. Он спросил ее о причине плача. Женщина сказала: «Господин, не спрашивай меня ни о чем и не пытайся узнать мою беду, но как свою рабыню веди меня, куда хочешь. Ведь мужа моего держат в тюрьме уже два года и часто бьют розгами из-за того, что он должен в казну триста золотых монет, а трое моих любимых детей проданы в рабство. Я, беглянка, скитаюсь в пустыне, и меня часто находят и всякий раз бьют. И сегодня уже третий день, как я в пустыне без еды». Я пожалел ее, – продолжал разбойник, – отвел в пещеру, дал ей триста золотых, проводил до города и освободил ее с детьми и мужем». Отвечал ему Пафнутий: «Ничего из того, что ты совершил, я, сознаюсь, не сделал, но ты слышал, что я стал известен подвижнической жизнью, не легкомысленно я прожил свою жизнь, и Бог открыл мне о тебе, что ничуть не меньше ты меня в добродетелях. Чтобы не было вмале слово о тебе у Господа, не пренебрегай своей душой, как это случается». И он тотчас разломал флейты¹⁰³, которые держал в руках, и, изменив строй своей песни на духовный лад, последовал за старцем в пустыню. В течение трех лет он подвизался в меру своих сил и проводил жизнь в молитвах и песнопении. Приготовив себе путь на небо, он упокоился с ликами святых и войском праведных. Когда Пафнутий проводил его, прекрасно потрудившегося в добродетелях, к Богу, то предался еще большему воздержанию, чем прежде, и вновь просил у Бога показать, кому из святых он уподобился. И опять услышал Божественный глас: «Ты уподобился старосте соседней деревни».

Авва как можно быстрее отправился к нему. Когда он постучал в ворота, вышел староста, чтобы встретить его по своему обычаю, как странника. Он омыл гостю ноги, приготовил угощение и пригласил Пафнутия отведать его пищи.

Увидев его дела, Пафнутий сказал: «О человек, расскажи о своей жизни. Бог открыл мне, что своей жизнью ты превзошел многих монахов!» Староста отвечал, что он грешник и недостоин монашеского имени. Так как Пафнутий продолжал расспрашивать, староста ответил: «Я не имел нужды рассказывать о моих делах. Но поскольку ты говоришь, что пришел от Бога, то скажу тебе о них.

Уже тридцатый год, как я не живу с моей женой, прожив с ней брачной жизнью только три года и родив от нее трех сыновей, которые помогают мне в моих нуждах. До сего дня я, не переставая, служил странникам: ни один из моих сельчан не может похвалиться, что принял чужеземца раньше меня. Ни бедняк, ни странник не уходили с моего двора с пустыми руками, не получив на дорогу всего необходимого. Не презрел я нищего в несчастье, но давал ему достаточное утешение. Творя суд, я не принимал сторону близких мне людей и не взирал на лицо сына. Не вносили в мой дом чужих плодов. Не было вражды, которую бы я не старался примирить. Никто не сердился на глупость моих слуг, мои стада не губили чужой урожай, я не засевал первым поля, но всем их предложив, собирал урожай с оставшихся полей. Не позволял богатому властвовать над бедным, никого не опечалил в своей жизни, никогда не выносил над кем-нибудь несправедливого суда. Вот это, по воле Божией, я знаю, я совершил».

Пафнутий, услышав о его добродетелях, поцеловал его в голову и сказал: «Благословит тебя Господь от Сиона и увидишь благая Иерусалима (Пс.127:5), потому что ты прекрасно всё совершил. Тебе остается одна из добродетелей, главная – премудрое знание о Боге [ἡ πάνσοφος ... γνῶσις], которое ты не сможешь приобрести, пока не отвергнешь мира и, взяв крест, не последуешь за Спасителем» (ср. Мф.16:24; Мк.8:34).

Едва староста услышал эти слова, он, не попрощавшись со своими, тотчас последовал за Пафнутием к горе. Подойдя к реке и не найдя лодки, Пафнутий решил пешком перейти реку, которую никто никогда не переходил в том месте из-за глубины. Когда они перешли – вода доходила им до пояса, – Пафнутий оставил старосту в некоем месте, а сам ушел от него и просил Бога явить его сильнее прежних учеников. Вскоре он увидел душу этого человека, возносимую ангелами, воспевающими Бога и говорящими: «Блажен, его же избрал и приял, водворится во дворех Твоих» (Пс.64:5). И им в ответ хор праведных: «Мир многий любящим Имя Твое» (Пс.118:165). И Пафнутий понял, что староста умер.

Отшельник продолжал непрестанными молитвами беспокоить Бога, умножая свой пост, и вновь стал просить, чтобы ему было явлено, кому он равен. И вновь божественный глас сказал ему: «Ты похож на купца, ищущего хороший жемчуг (Мф.13:45). Но встань и не медли. Навстречу тебе идет муж, которому ты уподобился». Сойдя с горы, старец увидел некоего мужа, благочестивого и христолюбивого александрийского купца. Он, наторговав двадцать тысяч золотых монет, спускался с сотней кораблей из верховьев Фиваиды, раздавая все свое имущество и товары нищим и монахам. Этот человек со своими слугами нес десять мешков бобов для Пафнутия. «Для чего это?» – спросил старец. «Вот плоды моей торговли, приносимые Богу для утешения праведных». «Почему же тогда ты, – говорит ему старец, – не пытаешься извлечь пользы¹⁰⁴ от нашего имени?». Купец сказал, что он сам стремился к этому. «До каких пор ты будешь заботиться о земном и не протянешь руку к небесному? Оставь всё другим, а сам обратись к более выгодной торговле и последуй за Спасителем, потому что в скором времени ты отойдешь к Нему».

Купец без промедления приказал слугам раздать бедным всё оставшееся добро, а сам взошел на гору и закрылся в пещере, где умерли двое его предшественников. Он непрестанно молился Богу, и вскоре оставил тело и стал жителем Небесного града.

Послав на небо и этого своего ученика, Пафнутий отложил попечение о своей душе, потому что у него не было сил на суровый подвиг. Ангел явился к нему и сказал: «Теперь твое время, блаженный, вселиться в небесный чертог Бога. Вот пророки, которые пришли принять тебя в свои лики. Я не открыл тебе этого раньше из страха, что ты, превознесшись, лишишься награды». Пафнутий, прожив только один день, рассказал всё отцам, которые по некоему откровению пришли проведать его, а затем предал дух. Отцы ясно видели его, возносимого на небо с ликами праведных и ангелов, воспевающих Бога.

В пределах Фиваиды мы видели высокую, очень опасную скалистую гору¹⁰⁶ рядом с рекой и монахов, живущих там в пещерах. Отец их – его звали Питирион, был одним из учеников Антония и третьим после него настоятельствовал в том месте. Он совершал много чудес, и все видели, как он изгонял нечистых духов. Наследовав Антонию и его ученику Аммону, он получил и их благодатные дары. Он часто беседовал с нами, особенно о различении духов [περὶ τῆς τῶν πνευμάτων διακρίσεως], говоря, что бесы следуют за страстями и часто направляют наши привычки на злое.

«Тот из вас, дети, кто хочет изгнать бесов, должен сначала поработить страсти: какую кто страсть превозможет, такого беса и изгонит. Вам нужно понемногу побеждать страсти, чтобы вы смогли изгнать бесов этих страстей. Бес следует за чревоугодием, если вы победите чревоугодие, изгоните и беса чревоугодия».

Питирион вкушал дважды в неделю: в воскресенье и четверг, принимая немного похлебки из пшеничной муки, ничего другого он не мог есть, поскольку привык к этому.

Видели мы и другого священника – Евлогия. Он, когда приносил Богу Дары, получил такую благодать знания [χάριν... γνώσεως], что мог знать мысли каждого подходящего [к св. Престолу] монаха. Часто, видя, что некоторые монахи собираются подойти к св. Престолу, он удерживал их: «Как вы осмеливаетесь приближаться к Святым Тайнам, имея лукавые помышления? Ты этой ночью помышлял о блудном, а другой рассуждал в уме, что безразлично, грешник или праведник подходит к Благодати Божией [χάριτι τοῦ Θεοῦ]. А третий думал с сомнением о Дарах: «Освятят ли меня, если причащусь?». Воздержитесь ненадолго от [принятия] Святых Таин и покайтесь от души, чтобы были оставлены [ἄφεσις γένηται τῶν ἁμαρτιῶν] вам грехи и вы стали бы достойными Причащения Христа. Если же не очистите прежде мысли, не сможете приблизиться к Благодати Божией».

Мы также видели в Фиваиде монастырь великого Исидора, обнесенный огромной кирпичной стеной, за которой жила тысяча монахов. За стеной также были колодцы, сады и все необходимое для жизни, потому что никто из монахов никогда не выходил наружу, так как священник-вратарник не соглашался ни выпустить, ни впустить кого-либо в монастырь, если только человек не хотел прожить всю жизнь в монастыре, никуда не выходя¹⁰⁷. На короткое время он давал приют в маленькой гостинице около ворот приходящим, а утром провожал с миром, благословив их разными дарами.

Среди братии были два священника, которые заведовали делами братии, они выходили и приносили необходимое. Священник, который находился постоянно у ворот, рассказал нам, что там живут святые мужи, которые могут совершать разные знамения, и никто из них не болеет до самой смерти. Но когда приходит время перехода [μετάθεσις] из этой жизни, то возвещает об этом всем, ложится и засыпает.

Видели мы в пределах Арсинои¹⁰⁸ священника по имени Сарапион, отца многих монастырей и игумена многочисленной братии, число которой доходит до десяти тысяч человек. С помощью братии он занимался большим хозяйством: во время жатвы все они привозили ему зерно, кто сколько получил в качестве платы¹⁰⁹, – ежегодно 12 артабов пшеницы (или в нашем исчислении 40 модий¹¹⁰), и Сарапион распределял всё зерно в помощь нищим, так что никто с тех пор не голодал в тех местах, но даже александрийским нищим они посылали хлеб.

Да и все египетские отцы, о которых мы уже рассказали, никогда не пренебрегали хозяйственной деятельностью, но из плодов тяжелого труда братии посылают нищим в Александрию лодки, наполненные хлебом и одеждой, поэтому так мало у них самих необходимого для жизни.

Видел я также в пределах Вавилона¹¹¹ и Мемфиса¹¹² многих великих отцов и бесконечное множество монахов, украшенных различными добродетелями. Видел и сокровищницы Иосифа¹¹³, в которые он собирал хлеб в свое время.

Был в Фиваиде монах по имени Аполлоний, который показал много чудес своей добродетельной жизни. Он удостоился сана диакона, так как превосходил всеми добродетелями прежде прославленных отцов. Во время гонений¹¹⁵ он ободрял исповедников Христовых, многих из них даже до принятия ими мученического венца. Сам он тоже был схвачен и посажен в тюрьму. К нему приходили худшие из язычников и поносили его злобными и хульными словами.

Среди них был некий флейтист, известный своими злыми проказами. Он, придя к Аполлонию, начал оскорблять его, называя нечестивым, обманщиком, лгуном, которого ненавидят все люди и который должен умереть как можно скорее. Аполлоний отвечал ему: «Да помилует тебя Господь, человече, и не вменит слов, сказанных тобой, тебе в грех». Услышав это, флейтист (звали его Филемон) стал сокрушаться, уязвленный этими словами.

Он тотчас побежал к судейской трибуне, предстал перед судьей¹¹⁶ и обратился к нему перед всем народом: «Несправедливо ты поступаешь, судья, наказывая боголюбивых и невинных людей. Христиане ничего плохого не делают и не говорят, но даже врагов своих благословляют». Судья сначала подумал, что Филемон насмехается и шутит, но когда увидел, что тот упорствует, сказал: «Ты обезумел, человек, и неожиданно потерял разум». «Я не безумствую, несправедливейший из судей, но я христианин». Вместе с толпой судья пытался лестью убедить его, когда же увидел, что он непоколебим, подверг многочисленным пыткам. Схватив Аполлония и нанеся ему жестокие побои, судья мучал его, обвиняя во лжи. Аполлоний сказал ему: «Я молился о тебе, судья, и о всех этих людях, чтобы и вы последовали этому моему заблуждению».

После этих слов судья приказал предать огоню обоих [Аполлония и Филемона] на глазах всей толпы. Когда они стояли перед судьей в пламени, воззвал к Богу блаженный Аполлоний, и слышали его слова все – и народ, и судья: «Господи, не предаждь зверям душу, исповедующуюся Тебе (Пс.73:19), но Себя нам яви!». И вот туча в виде блестящей росы появилась, накрыла их и погасила огонь. Изумленный народ и судья вскричали: «Един Бог¹¹⁷ христиан!"

Какой-то злодей доложил о происшедшем епарху¹¹⁸ Александрии, который избрал неумолимых и жестоких телохранителей и воинов и послал их привести в цепях всех, кто были вместе с судьей и Филемоном. С ними вели Аполлония и других исповедников. Когда они были в пути, снизошла благодать на Аполлония, и он начал учить вере воинов. И они, покаявшись, поверили в Спасителя и все в едином порыве встали в оковах перед епархом. Когда он увидел их непоколебимость в вере, то приказал бросить всех в глубину моря. Эта казнь стала для них символом крещения.

Их родственники нашли тела, выброшенные на берег, и погребли в одной могиле. Там совершается много чудес. Столь велика была благодать у святого перед Богом, что всякая его молитва услышана тотчас Спасителем, так его почтившим. В мартирии¹¹⁹ мы видели его и с ним пострадавших мучеников и помолились им. Поклонившись Богу, мы приложились [ἠσπασάμεθα] к их мощам в Фиваиде.

Видели мы в Фиваиде и другого священника, по имени Диоскор, отца сотни монахов. Когда они собирались приступить к Благодати Божией, он говорил им: «Смотрите, не дерзайте приступить к Святым Тайнам те, которым ночью в мечтании явилась женщина, и вы, поддавшись этому обману, согрешили во сне. Истечения семени, бывающие сами собой, без соблазнительных явлений, происходят не из-за желаний каждого, случаются невольно: или из-за телесного строения, или из-за избытка влаги, поэтому они не ответственны за грех. Мечтания же приходят по собственной воле и служат доказательством дурной мысли. Монаху нужно побеждать телесные законы, чтобы не соприкоснуться с малейшей телесной скверной; необходимо истощать плоть и не позволять скапливаться в ней влаге. Нужно стараться удалить излишек влаги длительным постом, иначе похоти будут разжигаться в нас. Монаху совершенно нельзя привязываться к страстям. Чем он будет отличаться от мирских людей, которые, как мы часто видим, воздерживаются от наслаждений, заботясь о здоровье тела или по каким-то другим разумным желаниям? Насколько более нужно заботиться монаху о здоровье души [ψυχῆς] и разума [νοῦ], и духа [πνεύματος]».

Приведены мы были и в Нитрию¹²⁰, где увидели многих великих отшельников. Среди них были и местные жители, а иные пришли сюда из других мест. В добродетелях они превосходили друг друга и более всего желали первенства в аскетических подвигах. Они являли всякую добродетель и старались превзойти друг друга своей жизнью: одни из них предавались созерцанию, другие – деланию. Когда некоторые из них еще издалека увидели нас, идущих по пустыне, то одни пошли к нам навстречу с водой, другие омыли наши ноги, третьи выстирали наши плащи, одни звали нас к трапезе, иные к изучению добродетелей, иные к созерцанию и познанию Бога: то, что каждый из них умел, он спешил предложить нам. И кто мог бы перечислить все их добродетели, не умея сказать ничего достойного?

Они живут в пустынном месте и имеют келии на расстоянии одна от другой, чтобы издалека один не мог узнать другого и ничего нельзя было ни скоро разглядеть, ни услышать, – в полном безмолвии [ἐν ἡσυχίᾳ πολλῇ] проводят они время, затворившись в своих келиях. Только в субботу и в воскресенье они собирались [συνήγοντο] в церквях и [после разлуки] приветствовали [ἀπελάμβανον] друг друга.

Многих из них находили в их келиях только на четвертый день [после смерти], именно потому что они видят друг друга только на Литургиях [ἐν ταῖς συνάξεσιν]¹²¹.

Некоторые из монахов приходили на Литургию [εἰς τὴν σύναξιν] только к третьему или четвертому призыву [σημείων]¹²², так далеко они жили друг от друга. Они имели столь великую любовь друг ко другу и остальной братии, что каждый спешил предложить свою келию для отдыха приходящим к ним во множестве в поисках спасения.

Видели мы и одного из тамошних отцов, по имени Аммоний¹²³. Он имел особые келии с двором и колодцем и всем, что нужно для хозяйства. Когда к нему пришел некий брат, ищущий спасения, и просил Аммония указать ему келию для житья, тот сразу же вышел из своего жилища и просил брата не удаляться от келий, пока ему не найдут крова. И оставив вновь пришедшему всё, что он имел, вместе с келиями, сам затворился в небольшой дальней келии. Если пришельцев, желающих спастись, было больше, он собирал всю братию: один приносил кирпичи, другой – воду, и в один день они заканчивали строительство келий. Собирающихся поселиться в этих келиях они звали в церковь, чтобы накормить их, и пока они там праздновали, каждый брат из своей келии приносил в новые келии хлеб или другие необходимые вещи, нагрузив их в милоть или в корзину, – чтобы никому из братии не было известным приношение другого. Возвращаясь вечером в келии, братья, которые собирались там поселиться, неожиданно находили всё необходимое.

Видели мы там человека по имени Дидим¹²⁴, старца годами, приятного на вид. Он убивал скорпионов, рогатых гадюк и аспидов ногами. Кроме него никто не дерзал этого делать, но многие из тех, которые осмеливались, погибали, как только дотрагивались до этих тварей.

Видели мы и другого отца монахов, именем Кронид, дожившего до прекрасной старости. Он прожил сто десять лет, был одним из тех первых отшельников, которые подвизались вместе с Антонием. Он увещевал и вразумлял нас, сам вменяя себя ни во что, – столь высокого смиренномудрия достиг он в старости.

Видели мы и трех добрых братьев ¹²⁵. Когда их за добродетельную жизнь принуждали стать епископами, из-за большого смирения они отсекли себе уши ¹²⁶. Хотя и дерзновенно они это совершили, однако имели в виду благую цель, что в будущем никто им не будет досаждать.

Мы видели и Евагрия¹²⁷, мужа ученого и красноречивого, который стяжал дар распознавания помыслов [τῶν λογισμῶν... διάκρισιν], опытным путем приобретя этот дар. Он часто приезжал в Александрию и заставлял умолкнуть эллинских философов. Евагрий советовал бывшим с нами братьям не упиваться водой: «Ибо бесы обычно приходят в места, где много воды». Много других слов о подвижнической жизни сказал он нам, укрепляя наши души.

Многие из них ни хлеба не ели, ни плодов, только горькие травы. Некоторые из них не спали всю ночь, но бодрствовали, молясь – сидя или стоя – до рассвета.

Многие из здешних отцов рассказывали нам о жизни Макария, ученика Антония, скончавшегося¹²⁹ незадолго до нашего прихода. Подобно Антонию он совершил множество чудес, исцелений и знамений, перечислить которые никто бы не смог. Расскажем лишь о некоторых его подвигах, вспомнив их по порядку.

Однажды Макарий увидел у великого отца Антония хорошие пальмовые ветви, которые тот плел, и попросил одну связку. Ответил ему Антоний: «Написано: не пожелай добра ближнего твоего (Исх.20:17; Втор.5:21)». И только он это проговорил, тотчас ветви были словно огнем иссушены. Увидев это, Антоний сказал Макарию: «Упокоился дух мой на тебе, и будешь ты наследником моих добродетелей».

После этого диавол нашел его в пустыне изможденного телом и говорит ему: «Ты же получил благодать Антония. Что не пользуешься этим и не просишь у Бога пишу и сил для своего путешествия?» Макарий же отвечал ему: «Сила моя и пение мое Господь (Пс.117:14), ты же не искушай раба Божьего». Диавол тогда послал ему в мечтании верблюдицу, бредущую по пустыне и несущую необходимые припасы. Подойдя к Макарию, верблюдица села перед ним. Он, поняв, что это мечтание – так оно и было, – встал на молитву. И тотчас верблюдица ушла под землю.

В другой раз после долгого поста и молитвы Макарий попросил Бога показать ему сад, который насадили в египетской пустыне Ианний и Иамврий¹³⁰ по образу истинного райского сада. Макарий скитался по пустыне три недели, не имея пищи, и его, уже почти умершего, ангел привел к тому месту. Со всех сторон вход в сад охраняли бесы и не позволяли ему войти. А сад был огромным и протянулся на длинное расстояние. Когда же помолившись, он осмелился войти, то обрел там двух святых мужей, которые пришли туда тем же путем и жили в саду уже долгое время. Старцы и Макарий помолились и приветствовали друг друга, весьма радуясь встрече. Омыв Макарию ноги, они дали ему плодов из сада. Он же, попробовав, поблагодарил Бога, удивляясь величине плодов и их многообразию. Говорили они друг другу: «Хорошо было бы здесь жить всем монахам». «Посреди сада, – рассказывал Макарий, – были три больших источника, бьющие из бездны и питающие сад, огромные деревья всех родов, приносящие все плоды из существующих под небом». Прожив там семь дней, Макарий стал просить о возвращении в мир, чтобы привести с собой монахов. Святые мужи говорили, что ему невозможно это сделать: велика пустыня и протяженна, и много бесов в ней, которые заставляют монахов блуждать по пустыне и губят их, как уже погубили они многих, желающих прийти сюда.

Однако Макарий не остался там: «Нужно мне привести монахов в сад, чтобы они насладились им». Он устремился в населенные места, взяв с собой некоторые плоды для показа. Он также собрал ветки, чтобы нести с собою, и отмечал ими в пустыне дорогу, так как боялся заблудиться на обратном пути. Макарий заночевал в пустыне, а когда проснулся, нашел все ветки около изголовья – бесы собрали их. Встал он и сказал им: «Если есть на то воля Божия, не сможете помешать нам войти в сад!»

Макарий вернулся в населенные места и, показывая плоды монахам, убеждал их пойти в сад. Многие отцы собрались у него и сказали: «Может на погибель наших душ появился тот сад? Если теперь вкусим его сладости, мы получили нашу добро на земле. Какую плату даст нам Господь, когда мы придем к Нему, или какую добродетель вознаградит?» И они убедили Макария больше не возвращаться в то место.

Однажды Макарию прислали свежую виноградную гроздь, и он хотел ее отведать, но, показывая воздержание, отослал ее больному брату, который хотел виноград. Тот принял дар и очень ему обрадовался, но отослал гроздь другому брату, сделав вид, что он не переносит пищу, – он желал скрыть свое воздержание. Третий брат, приняв лакомство, поступил так же, хотя и сам очень хотел попробовать. Итак, многим братьям попадал виноград. Последний, взяв гроздь, вновь послал ее Макарию, радуясь, что сделал ему хороший подарок. Макарий узнал ее и после расспросов удивился и возблагодарил Господа за их воздержание, и сам он не дотронулся до винограда.

В другой раз Макарий молился в своей пещере в пустыне. Недалеко находилась еще одна пещера, где жила гиена. Она, когда Макарий молился, подошла к нему и стала дотрагиваться до его ног, затем она схватила его за край одежды и потянула к своей пещере. Он последовал за ней со словами: «Что хочет сделать это животное?» Подведя его к своей пещере, гиена вошла и вынесла к нему своих детенышей, которые родились слепыми. Макарий помолился о них, и они увидели свет. Тогда гиена в благодарность принесла ему огромную шкуру барана и положила к его ногам. Он посмеялся ее благоразумию и чувствительности, взял шкуру и сделал из нее ковер. Эта шкура до сих пор хранится у одного брата.

Также рассказывают, как однажды некий злодей с помощью колдовства превратил в лошадь подвизавшуюся отроковицу [παρθενεύουσαν κόρην], и ее родители пришли с ней к святому, прося его, – если он захочет, – помолиться и вновь вернуть ей человеческий облик. Макарий на семь дней заключил ее в отдельное жилище, а родители жили рядом, сам Макарий молился в своей пещере. На седьмой день он вошел к ней в пещеру вместе с ее родителями, помазал все ее тело елеем и, преклонив колени, они молились о ней: когда они встали, то увидели, что отроковица приняла свой настоящий облик.

До Макария жил в Нитрии Аммон, чью душу, возносимую на небо, видел Антоний. Аммон первым из монахов избрал Нитрию. Он был благородного происхождения и имел богатых родителей, которые принуждали его жениться против воли. Когда они возложили на него эту обязанность, он в брачном покое убедил невесту тайно вести девственную жизнь. Через несколько дней он ушел в Нитрию, а она, призвав всех домашних к монашескому подвигу, сделала свой дом монастырем.

Когда Аммон жил в Нитрии один, принесли к нему скованного цепью мальчика больного бешенством: его укусила бешеная собака и через укус передала ему болезнь. Он разрывал свое тело, испытывая невыносимые страдания. Когда Аммон увидел его родителей, пришедших с мольбой, то сказал: «О люди, зачем вы беспокоите меня, требуя того, что превосходит мое достоинство? В ваших руках лекарство – верните вдове быка, которого вы тайно убили, и ваш сын здоровым вернется к вам». Они после обличения с радостью совершили требуемое, и мальчик выздоровел тотчас после молитвы старца.

В другой раз пришли к Аммону некоторые люди, чтобы посмотреть на него. Он, испытывая их, попросил: «Принесите мне один пифон¹³², чтобы я имел достаточно воды напоить всех приходящих». Они согласились, но, вернувшись в деревню, один из них пренебрег этой просьбой и сказал другому: «Не погублю свою верблюдицу, не нагружу пифон на нее, чтобы не умерла». Услышав такие слова, человек этот запряг своих ослов и с большим трудом привез пифон. Прежде чем он заговорил, Аммон сказал: «Что же, верблюдица твоего друга умерла, пока ты сюда добирался?» И он, возвратившись, узнал, что ее съели волки.

Многие другие чудеса явил старец. Как-то к нему пришли монахи, присланные Антонием, и звали его, потому что Антоний был во внутренней пустыне¹³³. Когда же они пошли к нему, на пути им встретился приток Нила, и братья неожиданно увидели, что Аммон был перенесен на другой берег, а им пришлось переплывать реку. Они пришли к Антонию, и он первым обратился к Аммону: «Бог мне многое открыл о тебе и возвестил о твоей смерти. По необходимости я тебя к себе призвал, чтобы мы получили взаимную пользу, помолившись друг о друге». Поселив его в отдаленном месте, Антоний убедил его не уходить оттуда до его кончины. В одиночестве Аммон окончил там свои дни, и Антоний видел его душу, возносимую на небо ангелами.

Говорят, что был и другой Макарий, который первым основал монастырь в Скитской¹³⁵ пустыне. Это место пустынно и отстоит от Нитрии на расстоянии дневного и ночного пути по пустыне, и великая опасность грозит идущим тем путем. Если кто-нибудь немного ошибется, он обречен скитаться в пустыне. Там живут все совершенные мужи: так как немощный не может оставаться в таком месте, диком и лишенном всего необходимого.

И вот этот вышеупомянутый Макарий городской однажды встретился с Макарием Великим¹³⁶. Они собирались переправиться через Нил и вместе сели на большой паром. На него уже взошли с громким шумом два трибуна с колесницей, целиком сделанной из меди, конями в золотой упряжи, воинами-копейщиками, рабами в ошейниках и с золотыми поясами. Когда трибуны увидели монахов, одетых в ветхие одежды, сидящих в углу, они прославили их нестяжательность. Один из трибунов сказал им: «Блаженны вы, смеющиеся над миром».

В ответ Макарий городской сказал: «Мы смеемся над миром, а над вами мир смеется. Знайте, что не по своей воле, но пророчествуя, ты назвал нас блаженными. Оба мы Макариями¹³⁷ называемся». Трибун, придя в сокрушение от этих слов, отправился домой, снял свои одежды и, совершив много милостыни, избрал монашеский путь.

Жил некий ученик Антония, по имени Павел, прозванный Препростым. Однажды он застал свою жену в прелюбодеянии, но никому ничего не сказал и поспешил в пустыню к Антонию. И, пав перед ним на колени, Павел просил позволения жить вместе с ним, так как искал спасения. Сказал ему Антоний: «Ты можешь спастись, если будешь иметь послушание. Что бы ты от меня ни услышал, это сделай». Павел ответил: «Все сделаю, что ты ни прикажешь». Испытывая его решимость, Антоний сказал: «Встань и молись здесь, пока я не принесу тебе работу, чтобы ты трудился». А сам ушел в пещеру и наблюдал за ним через окно¹³⁹. Павел неподвижно стоял в том месте всю неделю, палимый зноем.

Через неделю Антоний вышел из пещеры и сказал ему: «Теперь поешь!». А когда приготовил трапезу и положил хлеб, добавил: «Садись и не ешь до вечера, только смотри на пищу». Наступил вечер и, хотя Павел не поел, Антоний сказал: «Встань, помолись и ложись спать». Тот, выйдя из-за стола, так и поступил. В полночь старец разбудил его на молитву, которая длилась до девятого часа дня. Накрыв на стол, Антоний вновь приказал ему поесть. Когда Павел в третий раз поднес хлеб ко рту, старец повелел ему встать и послал его в пустыню, не дав воды: «Через три дня возвращайся!» Вскоре после этого пришли к Антонию братия, и Павел спросил, что старец ему прикажет делать. Антоний ответил: «В молчании прислуживай братии и ничего не ешь, пока они не уйдут». И вот, прошло три недели, как Павел не ел, и братия стали расспрашивать его, почему он молчит. Когда же он не отвечал, говорит ему Антоний: «Что молчишь? Побеседуй с братией». И он стал разговаривать с ними.

В другой раз Антонию принесли сосуд с медом. Он сказал Павлу: «Разбей сосуд и вылей мед». Павел исполнил. Вновь говорит ему Антоний: «Теперь собери мед раковиной, так чтобы не попало вместе с ним никакой грязи».

Однажды Антоний приказал Павлу черпать воду весь день. А научив его плести корзины, через несколько дней приказывал их расплести. И разорвав его плащ, приказал зашить его и вновь разорвал, и опять Павел зашил его.

Павел стяжал такое послушание, что от Бога ему была дарована власть над бесами. И из кого блаженный Антоний не мог изгнать бесов, он посылал тех людей к Павлу, и бесы тотчас выходили.

Есть и другая пустыня в Египте, хотя и рядом с морем, однако очень суровая. В ней живут многие великие подвижники. Эта пустыня находится недалеко от города Диолка¹⁴⁰. Мы видели в ней пресвитера, человека святого и весьма смиренного, которому бывают видения. Имя его Пиаммон. Однажды принося Богу служение [τὰς λατρείας], он увидел ангела, стоящего с правой стороны св. Престола. Ангел отмечал братий, подходящих к Благодати [τῇ χάριτι]¹⁴¹, и записывал их имена в книгу. Пиаммон увидел, что имена тех, которые не были на Литургии [ἐν τῇ συνάξει], стерты: эти братия умерли через тринадцать дней.

Часто подвижника искушали бесы. Они наслали на него слабость, так что он не мог ни предстоять св. Престолу, ни приносить [служение]. И ангел пришел, взял его за руку, и тотчас дал ему силу и здоровым поставил к св. Престолу. Увидев его искушения, братия были поражены ужасом.

Мы также видели в Диолке и другого Иоанна, настоятеля монастырей. Он сподобился величайшей благодати, имел вид Авраама и бороду как у Аарона. Иоанн совершал чудеса и исцеления и излечивал многих расслабленных и страдающих подагрой.

Видели мы и других многих отцов и монахов по всему Египту, которые совершают множество чудес и знамений, из-за их количества мы не можем их упомянуть, но мы рассказали только малую часть взамен многого. Потому что кто бы смог поведать о Верхней Фиваиде в пределах Сиены, в которой живут удивительнейшие мужи и бесконечное число монахов? Никто бы не поверил их подвигам, превосходящим человеческие силы. До сегодняшнего дня они воскрешают мертвых и по водам ходят, как Петр. И все, что Спаситель совершил через [древних] святых, то же и теперь через них Он совершает. Поскольку нам угрожала величайшая опасность, если мы пойдем дальше за Ликополь, из-за нападения разбойников, мы не осмелились навестить тамошних святых. Но и тех отцов, о которых мы уже прежде рассказывали, мы повидали с опасностью для себя и с трудностями, и не без усилий мы видели то, о чем здесь рассказали. Но многое претерпев и находясь в немалой опасности, мы с трудом удостоились быть свидетелями этого. Семь раз мы встречали смерть, и в восьмой раз «никакое зло не затронуло нас» (Иов.5:19).

Однажды мы блуждали по пустыне пять дней и ночей и едва не умерли от голода и жажды.

В другой раз мы попали в болото, покрытое острыми и колючими травами, и поранили себе ноги так, что боль стала невыносимой, и мы чуть не испустили дух.

В третий раз мы провалились в грязь по пояс, и некому было помочь, и мы возопили словами блаженного Давида: «Спаси меня Боже, ибо воды дошли до души моей. Я погряз в глубоком болоте, и не на чем стать... Извлеки меня из тины, чтобы не погрязнуть мне (Пс.68:2–3,15)».

В четвертый раз на нас обрушилась вода во время разлива¹⁴² Нила, и в течение трех дней мы шли по воде и чуть не утонули в глубоких речных ямах, и тогда мы кричали: «Да не увлечет меня стремление вод, да не поглотит меня пучина, да не затворит надо мной пропасть зева своего (Пс.68:16)».

В пятый раз мы встретили разбойников, когда шли по морскому берегу в Диолк. Они настойчиво преследовали нас, желая схватить, и дыхание чуть не оставило нас, потому что они бежали за нами почти десять миль.

В шестой раз, когда мы переправлялись через Нил, наша лодка перевернулась, и мы чуть не утонули.

В седьмой раз, в Мареотидском озере¹⁴³, в котором растет папирус, мы были заброшены на пустынный остров и три дня и три ночи жили там под открытым небом, страдая от страшного холода и проливных дождей, потому что это было время Богоявления¹⁴⁴.

О восьмом происшествии мой рассказ излишен, хотя и полезен. На пути в Нитрию нам встретилась яма, заполненная водой, в которой лежало много крокодилов, так как из окрестных земель вода ушла¹⁴⁵. Три огромных крокодила вытянулись на берегу водоема, и мы, когда подошли и увидели их, подумали, что они мертвые. А они мгновенно бросились на нас. Мы закричали громким голосом, призывая Христа: «Христос, помоги!» И звери, словно обращенные в бегство ангелом, вернулись в воду. А мы без промедления устремились к Нитрии, размышляя о словах Иова, которые он сказал: «Семь раз из бед изведет тебя, и в восьмой не коснется тебя зло».

Мы благодарим Господа, Который спас нас от стольких бед и показал нам великие дела. Ему же Слава подобает во веки.

Аминь.

Конец истории египетских монахов.

Сведения о начале египетского монашества содержатся в нескольких литературных памятниках, самыми ранними из которых являются: «Житие св. Антония Великого», написанное на греческом языке свт. Афанасием Александрийским, сохранившиеся на греческом, коптском и латинском языках Правила и Послания св. Пахомия Великого, основателя общежительных монастырей, «История египетских монахов», а также «История Лавсаика» епископа Еленопольского Палладия.

В IV в. появляется много сочинений жанра peregrinatio ad loca sancta¹⁴⁶, и, наряду с известным peregrinatio Эгерии, «История египетских монахов» стала одним из первых дошедших до нас образцов этого рода христианской литературы и интересным свидетельством о жизни египетских монахов. В то же время «История египетских монахов»¹⁴⁷ стоит в начале появления особого жанра патерика – автор описывает тех святых мужей, кого он встретил лично (самые подробные описания относятся к началу путешествия – главы о св. Иоанне Ликопольском и св. Аполлоне, или Аполло), кроме того помещены рассказы о тех подвижниках, память которых особенно почиталась их учениками (Аммон, Патермуфий, Пафнутий, мч. Аполлоний), и краткие истории о великих египетских святых – Макарии Египетском, Макарии Александрийском, Павле Препростом. В общей сложности в памятнике упоминаются 37 подвижников. Не случайно ИЕМ стала источником для разного рода монашеских сборников, в частности, алфавитных патериков. Похожую структуру имеют «Лествица» преп. Иоанна Лествичника (особенно в первой своей части) и «Луг духовный» блаж. Иоанна Мосха.

Известный патролог J. Quasten пишет: «Нашему знанию о начале и распространении монашества мы обязаны, во-первых, житиям основателей монашества, трудам их учеников, но в большей степени мы обязаны двум документам, целиком посвященным этой истории: «Истории Лавсаика» Палладия, епископа Еленополя, и «Истории египетских монахов», принадлежащей анонимному автору»¹⁴⁸.

Пробуждение интереса к аскетическим идеалам, к монашеству, как особой форме жизни во Христе, к посещению святых мест, под которыми понимается уже не только Святая земля, как место земной жизни Спасителя, но и места, связанные с подвигом святых – преподобных и мучеников, усиливается на Западе в 30–40-е годы IV в. под влиянием свт. Афанасия Великого, который провел несколько лет в ссылке в Тревире (совр. Трир) при дворе Константина, старшего сына св. Константина Великого, в Медиолане (совр. Милан), Риме и Аквилее, где возникают полумонашеские и монашеские общины. «Житие св. Антония Великого», написанное свт. Афанасием после 356 г., оказало особое влияние на аскетический настрой общества¹⁴⁹ (довольно скоро оно было переведено на латинский язык Евагрием, будущим епископом Антиохийским). Многие на Западе стремились посетить подвижников Востока.

В 370-е годы Египет и Фиваиду посетила знатная римлянка св. Мелания Старшая. «Письма» Эгерии¹⁵⁰, в которых она описывает свое путешествие по Палестине, Сирии, Антиохии, Египту и Фиваиде (к сожалению, описание её встреч с пустынниками Фиваиды не сохранилось) датируются примерно 379–380 гг.¹⁵¹

Личное знакомство с пустынниками иногда происходило вынужденно. Известны имена двух италийских епископов, которые находились в ссылке в Фиваиде: Лукифер, епископ сардинского города Каралы, и Евсевий, епископ города Веркелл (ныне Верчеллы, недалеко от Турина)¹⁵². Они отказались подписать арианский символ веры на Медиоланском соборе 355 г. и осудить свт. Афанасия Великого. О Евсевии также известно, что при соборе в Верчеллах он создал особую полумонашескую общину, т. н. «евсевианскую киновию». Эта община была одной из первых на Западе¹⁵³.

Руфин Аквилейский, будущий игумен монастыря на Елеонской горе, в 370-е годы скрывался от арианских гонителей у нитрийских пустынников, а позже учился у Дидима Слепца в Александрийском училище. В 385–386 гг. эти места посетил блаж. Иероним вместе со знатной римлянкой Паулой. В 388 г. Палладий, будущий епископ Еленопольский, приехал в Египет, жил среди пустынников в Келлиях, был учеником Евагрия Понтийского до самой его смерти на Богоявление 399 г.¹⁵⁴ По предложению Евагрия Палладий в 394 г. в течение 18 дней путешествовал вверх по Нилу в августе-сентябре (во время разлива Нила)¹⁵⁵, чтобы посетить св. Иоанна Ликопольского¹⁵⁶ незадолго до его смерти. Примерно в эти же годы преп. Иоанн Кассиан со своим спутником Германом из Вифлеемского монастыря путешествовали по монастырям Верхнего и Нижнего Египта и прожили среди нитрийских и скитских монахов несколько лет. Они, хотя и вернулись в Вифлеем, через некоторое время опять отправились в Египет. Только смуты, последовавшие за спорами об Оригене, заставили их покинуть Нитрию и искать приют у свт. Иоанна Златоуста в Константинополе (возможно, вместе с теми нитрийскими монахами, которые бежали к великому святителю с просьбой о защите).

«История египетских монахов» – памятник конца IV в. – это рассказ о паломничестве нескольких братий из монастыря на Елеонской горе в Палестине к местам аскетических подвигов египетских отшельников. Их путь описан довольно подробно – от города Ликополя, в окрестностях которого жил преп. Иоанн Ликопольский, вниз по Нилу до Нитрийской горы и Диолка.

Кто же из многочисленных паломников был автором этой «Истории»?

Часть греческих рукописей (V^р, В, М по классификации Фестюжьера¹⁵⁷) называет автором текста Палладия, епископа Еленопольского, и смешивает «Историю египетских монахов» с «Историей Лавсаика» (далее – ИЛ). Анализу этих двух текстов в конце XIX в. были посвящены работы двух ученых Э. Пройшена¹⁵⁸ и К. Батлера¹⁵⁹, а позже – работа известного ученого Р. Райтценштайна¹⁶⁰.

Хронологически ИЕМ появляется раньше ИЛ, в отношении которой исследователи приходят к выводу, что она была создана около 420 г. О ИЕМ знает уже блаж. Иероним, который в своих письмах, написанных в 401–402 гг., упоминает об этой «Истории» как о сочинении Руфина.

Ученые пришли к выводу, что ИЕМ и ИЛ – это два разных текста, но Пройшен считал, что оригинальный текст ИЕМ был написан на латинском языке Руфином Аквилейским, а позднее был сделан греческий перевод ИЕМ с использованием материалов «Истории Лавсаика» еп. Палладия. Среди доказательств, которые предлагает Пройшен, основными являются употребления в греческом тексте латинских названий мер длины и веса, воинских званий, а также то, что один из путешествующих братий заговорил по-латыни (ῥωμαϊστί, см. «О Копре», гл. X). Эти доказательства очень уязвимы, поскольку римские меры или титулы были широко распространены в областях Римской Империи, а сугубое обращение на латинскую речь одного из братий может быть свидетельством pro, а не contra в вопросе о греческом оригинале.

Батлер, в свою очередь, уверен в первичности греческого текста ИЕМ и приходит к выводу, что ИЛ состоит из оригинального текста Палладия и «Истории египетских монахов».

Кодексы Р¹, Т¹, А называют автором блаж. Иеронима. Его авторство поддерживает и сирийская традиция. В сирийской рукописи (т. н. «Книга рая»), опубликованной английским востоковедом У. Баджем¹⁶¹, находились переводы на сирийский язык «Истории Лавсаика» Палладия, Апофтегм, «Истории египетских монахов». Автором последней назван блаж. Иероним. Этому противоречит язвительное письмо самого блаж. Иеронима к Ктесифонту. «Qui (Rufinus) librum quoque scripsit quasi de monachis, multosque in eo enumerat qui numquam fuerunt... Ita ille unum Johannem in ipsius libri posuit principio, quem et catholicum et sanctum fuisse non dubium est»¹⁶².

Имя блаж. Иеронима могло появиться в качестве автора ИЕМ, поскольку он был известен не только переводами отдельных книг Священного Писания на латинский язык и редакцией уже существовавших на латинском языке переводов, но и переводом на латинский язык Посланий и монашеских Правил св. Пахомия Великого, основателя общежительного монашества. Однако сам блаж. Иероним в другом своем сочинении «De viris illustribus» вновь называет автором ИЕМ Руфина.

Руфин Аквилейский¹⁶³ происходил из Северной Италии, учился в Риме. Вернувшись из Рима в 368 г., он примкнул к аскетической общине г. Аквилеи, в которой был и блаж. Иероним. Они были очень дружны, поэтому когда в 372 г. блаж. Иероним уехал в Антиохию, через год Руфин также отправился на Восток. Очевидно под влиянием своих аскетических настроений он поехал в Александрию. Но, почти одновременно с его приездом туда, умирает свт. Афанасий Великий, и начинаются арианские гонения на православных. Руфин вместе с другими православными бежит в пустыню к монахам и скрывается там некоторое время.

В 380 г. он приехал в Иерусалим, где с 375 г. жила его духовная дочь – св. Мелания Старшая. Она основала там женский монастырь, а Руфин стал настоятелем мужского монастыря на Елеонской горе. В 386 г. в Вифлеем приезжает блаж. Иероним со своей духовной дочерью Паулой, вокруг них также собирается кружок людей из Западной части Римской Империи (в письме Паулы к Маркелле в Рим говорится: «лучшие люди Галлии спешат сюда... и британец тоже...»¹⁶⁴). Между двумя общинами завязались дружеские отношения, основанные на близости и дружбе их духовных руководителей. Начавшаяся антиоригенистская кампания поссорила Руфина и блаж. Иеронима и, возможно, заставила Руфина покинуть Иерусалим.

В 397 г. Руфин вернулся в Рим. Много времени он уделял переводу на латинский язык сочинений греческих авторов. В частности, он перевел: «Правила» свт. Василия Великого, несколько гомилий свт. Григория Назианзина, «Церковную историю» Евсевия Памфила, «О началах» Оригена. Очевидно, в это же время была переведена и «История египетских монахов», в которую он добавил и свои собственные впечатления от встреч с египетскими подвижниками. Доказательства того, что Руфин не был автором ИЕМ, приводит Батлер: (1) в 394 г. Руфин находился в Иерусалиме и был священником, в то время как среди паломников в «Истории» упоминается лишь один клирик, и тот – диакон (см. гл. I); (2) в 10 и 11 книгах «Церковной истории» Евсевия Руфин пишет, что он видел обоих Макариев, в то время как автор ИЕМ говорит, что он не встретил ни того, ни другого Макария (гл. XXVIII и XXIX).

На Западе ИЕМ была известна как сочинение Руфина, и долгое время латинский перевод считался оригиналом. Иезуит Росвейд издал латинский текст «Истории египетских монахов» в Vitae Patrum (Antwerpen 1615 и 1628 гг.), позже тексты Росвейда вошли в издание Миня¹⁶⁵, хотя в примечаниях издатель замечает, что скорее всего текст ИЕМ переведен с греческого оригинала¹⁶⁶. Латинский текст ИЕМ был одним из самых популярных чтений в средневековой Европе, и долгое время переводы на новые языки осуществлялись именно с латинского языка¹⁶⁷.

Широко распространившееся мнение об авторстве Руфина утвердилось вследствие двух факторов: (1) короткого промежутка времени между появлением греческого оригинала и латинского перевода (395–397 гг., когда Руфин уехал в Рим, очевидно, увозя с собой греческий оригинал); (2) амплификации (развернутому повествованию) в латинском тексте, благодаря непосредственному знакомству переводчика со многими описываемыми в ИЕМ пустынниками. В латинском Прологе Руфин добавляет следующие слова: «Quae praesens vidi loquor, et eorum gesta refero, quorum in passionibus socius esse promerui» («то, что сам видел, рассказываю, и упоминаю дела тех, вместе с которыми я удостоился пострадать [при гонениях]»). Руфин объяснял читателю незнакомые реалии, стремясь оживить повествование, приблизить его к мышлению рационалистического западного читателя¹⁶⁸. Такое соавторство было характерно для Руфина-переводчика. Например, при переводе книг Оригена на латинский язык Руфин последовательно редактировал авторский текст. Еще более свободно Руфин поступил с «Церковной историей» Евсевия Памфила, добавив в нее две книги.

Еще одну гипотезу выдвигает Альтанер¹⁶⁹, ссылаясь на Созомена¹⁷⁰, который называет автором ИЕМ Тимофея, «правителя Александрийской церкви». Однако Тимофей Александрийский умер в 385 г., а ИЕМ составлена не ранее января 395 г. Об этом можно судить на основании следующего: при посещении св. Иоанна Ликийского паломники узнают от старца, что как раз в этот день пришло известие о победе императора Феодосия Великого над тираном Евгением, это случилось в сентябре 394 г. Эту дату мы можем считать начальной точкой отсчета в описываемом паломничестве. Далее старец предсказал, что император умрет своей смертью, и автор указывает, что пророчество свершилось: император Феодосий I умер в январе 395 г. в Медиолане.

Конечная временная точка зафиксирована автором в Эпилоге: во время праздника Богоявления (конец декабря) на Мареотидском озере, недалеко от Александрии, паломники были заброшены на пустынный остров. Александрия и дельта Нила были концом путешествия, поскольку путешественники двигались от Ликополя вниз по Нилу к Нитрии и Александрии.

Подробное исследование рукописной и литературной традиции греческого текста принадлежит французскому ученому A.-J. Festugiére¹⁷¹. Он подготовил критическое издание этого греческого памятника, позже дополненное французским переводом.

В настоящее время памятник бесспорно считается по происхождению греческим. О его авторе нам известно лишь то, что он сам говорит о себе, упоминая монастырь на Елеонской горе в Иерусалиме как место, откуда пришли паломники. Вывод, который мы можем сделать, один: автор – неизвестный монах монастыря на Елеонской горе в Иерусалиме.

История монашества: его истоки, возникновение и распространение всегда привлекали внимание ученых. Зачинателями монашеского жития стали копты – коренные жители Египта¹⁷², из Египта монашество перешло в другие земли, принимая везде ту форму и колорит, которые в большей степени соответствовали нравам и обычаям местных христиан.

До XIX в. не были известны письменные источники на коптском языке¹⁷³, масштабные археологические раскопки на месте монастырских комплексов еще не предпринимались, и естественно вставал вопрос: можно ли дать действительно объективную картину бурного расцвета аскезы в Нильской долине, опираясь только на свидетельства греческих и латинских авторов. Еще до открытия и опубликования коптских источников ученые пытались найти твердое обоснование известного факта о коптских истоках появления монашества. Немецкий исследователь Вейнгартен не пропускал ни одной мелочи, если она, на его взгляд, могла хоть как-то подтвердить коптские истоки монашества. Сейчас его доводы могут казаться наивными и даже забавными, но они, бесспорно, требовали изобретательности. Вначале он обратился к этимологии имен первых известных подвижников: ему пришлось потратить немало усилий, чтобы найти знатока коптского языка, но труды увенчались успехом. Оказалось, что имена: Пахомий (орел), Пафнутий (человек Божий), Ануф (измененная форма имени бога Анубиса) и др. – коптского происхождения. Вейнгартен описывал народ, отличающийся замечательной неприхотливостью и простотой нравов и вроде бы до сих пор странствующий по пустыням Египта. Ему казалось, что бедность и суровость жизненных условий способствовали желанию оставить мир, и только грубость коптов помогала им выдерживать строгость монашеской дисциплины¹⁷⁴.

Иудео-эллинская культура городских центров Египта, от Александрии до Сиены, своим своеобразием и неповторимостью обязана еще и тому, что возросла она на египетской почве, вобрав в себя местный колорит и мироощущение. Но эта культура, основой которой был греческий язык, оставалась чуждой местному населению. Интеллектуальная же и духовная работа коптов, хотя и была плодотворной и напряженной, часто оставалась скрытой от глаз греков.

Знакомство с христианством у коптов происходило через богослужение на греческом языке, и усвоенные понятия позже уже не нуждались в переводе, хотя для многих греческих слов, вошедших в коптский, были адекватные эквиваленты. Создатели церковной письменности заботились о том, чтобы лексика, связанная с национальными религиозными представлениями, не мешала правильному восприятию христианской веры. Так вошло в употребление греческое πνεῦμα, хотя есть и коптское слово ΝIϤΙ с тем же значением, но оно слишком напоминало о боге Кнефе. Понятие «святой» можно было выразить коптским YΟAAΒ, но это слово обозначало и языческого жреца, поэтому вошло в употребление греческое ἅγιος¹⁷⁵. Остались неизвестными имена создателей коптской письменности и переводчиков Священного Писания, но с большой долей уверенности можно предположить, что начало их деятельности относится ко II в.¹⁷⁶

Важной заслугой первых переводчиков было то, что их трудами создавались литературные нормы, на основании которых позже разовьется новая коптская литература.

Если центром эллинистической культуры в Египте была Александрия, то центром коптской стали монастыри. В них не только шла мощная духовная работа, но они были также школами, где жители округи могли научиться грамоте, скрипториями (одним из послушаний монахов стала переписка книг) и центрами по переводческой деятельности. Именно монастыри стали колыбелью оригинальной коптской литературы.

Первый монастырь общежительного типа – Тавенниси – был основан св. Пахомием Великим в Верхнем Египте, на правом берегу Нила около 320 г. Не только копты, но и греки стали его насельниками. Это способствовало известности коптского аввы за пределами Египта: его имя сразу заняло прочное и заслуженное место в истории монашества, а значение никогда не подвергалось сомнению.

Но св. Пахомий был не только основателем монастырей общежительного типа, но и автором первых оригинальных текстов, известных нам (до него коптский был только языком переводов). Прежде всего, это знаменитые Правила, устанавливающие нормы монастырской жизни. Они больше похожи на воинский устав четкостью и простотой предписаний и необходимостью строгого и неукоснительного их соблюдения. И хотя до сих пор не прекращается дискуссия среди ученых об оригинальности коптской редакции, она представляет собой образец раннего периода в развитии коптского языка¹⁷⁷.

Кроме Правил, дошли до нас, а в недавнее время стали доступными для изучения, Послания св. Пахомия¹⁷⁸. Они состоят из ряда библейских цитат и толкования на них, что было характерно для аскетической литературы этого времени. Заучивание наизусть целых книг Ветхого и Нового Заветов и размышление над текстом Священного Писания было одним из аскетических упражнений подвижников. Богодухновенные книги были главным чтением в монастыре, именно в них первые наставники монахов находили наставления и примеры для пасомых.

Можно сказать, что первые памятники коптской литературы являются образцами «антилитературы». Уже осознана действенность письменного текста, но основы и правила античной риторики, являющиеся неотъемлемой частью сочинений греческих и латинских авторов, не принимаются во внимание. Причина лежит в практической цели каждого послания: оно имело определенный повод и было предназначено конкретному монаху или группе для исправления и увещания.

Возможно, что началом коптской монашеской литературы стали семь посланий св. Антония Великого, дошедшие до нас на грузинском, арабском, латинском, греческом и коптском языках. Но даже верно установленное авторство оставляет многие вопросы неразрешенными. Сам ли св. Антоний написал эти послания или это запись его бесед, оформленная в виде посланий? Были ли они составлены на коптском, или оригинал написан по-гречески?¹⁷⁹

Решительный шаг к принятию и усвоению греческой риторики был предпринят апой Шенуте, архимандритом Белого монастыря¹⁸⁰ в V в. О размахе деятельности и роли настоятеля

(Отсутствуют страницы 100, 101 в отсканированном тексте)

из известняка. Число монахов, согласно арабской версии жития Шенуте, было 2200, а монахинь – 1800.

Как и предсказывал св. Пахомий, в Тавенниси после его смерти начался упадок монашеской жизни, а в Белом монастыре в это время суровая дисциплина и строгость подвигов ставились на первое место. Лояльнее отношение в монастырях св. Пахомия к грекам, которое копты считали главной причиной их нестроений, тоже способствовало выбору Белого монастыря, насельниками которого были только коренные жители Египта. Да и сама личность Шенуте привлекала сюда не только ищущих монашеской жизни, но и всех жителей округи, нуждающихся в совете и помощи¹⁸¹.

В науке широко обсуждался вопрос о связях монастырей св. Пахомия и Шенуте. Были выдвинуты две противоположные гипотезы. Первая: Белый монастырь это один из пахомианских монастырей, но с более строгим уставом, а основатель его Пжоль начинал свой монашеский подвиг у св. Пахомия¹⁸². Вторая: оба монастырских комплекса возникли самостоятельно и существовали изолированно друг от друга.

В защиту второй версии приводят следующие аргументы: разные предания об участии коптов в III Вселенском Соборе. Пахомианские монастыри называют в качестве помощника свт. Кирилла одного из своих монахов – Виктора, а Белый монастырь – самого Шенуте¹⁸³. Позже, в после-Халкидонский период, пахомиане оставались верными решениям IV Вселенского Собора, даже ценой отставки некоторых настоятелей, в то время как последователи Шенуте оказывали поддержку патриархам-монофизитам, начиная с Диоскора. Разность богословских мнений видят и в отношении к оригенистам и гностикам: Шенуте непримиримый полемист, а в отдельных фрагментах различных версий жития св. Пахомия усматривают оригенистское и гностические влияния. И, наконец, разница формы и стиля литературного наследия св. Пахомия и Шенуте¹⁸⁴.

В Берлине хранится обрывок пергамента Х-ХІ вв. из Белого монастыря, в котором перечисляются имена настоятелей, поминаемых на литургии. Этот список возглавляет св. Пахомий. Это свидетельствует о том, что невозможно совершенно противопоставить возникновение и развитие этих монастырских комплексов. Сама история монашества свидетельствует о духовной потребности подвижников в общих молитвах и беседах. Кроме того, и Беса в житии своего апы рассказывает о приходе апы Мартирия из Пбоу со своим послушником Иоанном¹⁸⁵, и о визите монахов из Скита¹⁸⁶.

История Белого монастыря после Халкидонского Собора может лишь косвенно указывать на то, что сам Шенуте отвергал его определения. Мы пока не располагаем источниками, в которых бы с полной ясностью были отражены его христологические взгляды, а годом его смерти многие ученые признают год IV Вселенского Собора – 451.

Желание коптов, во что бы то ни стало, оградить себя от чужеродного влияния позволило им сохранить свою самобытность, но изолировало от общего хода истории: их развитие шло поначалу как бы само по себе, а потом и вопреки истории Вселенской церкви. Роль Шенуте при отделении Коптской Церкви после 451 г. состоит в создании им коптского литературного языка, без которого отколовшиеся превратились бы просто в секту, но никогда не смогли бы стать национальной церковью¹⁸⁷.

Под руководством Шенуте предпринимались самые решительные меры против язычества и гностических учений: разрушались капища, сжигались магические книги¹⁸⁸. Так, среди вещей, унесенных из одного языческого храма, Шенуте упоминает книги, «исполненные всякого рода волшебства»¹⁸⁹. Однако такие походы были не разбойничьими нападениями, а выполнением предписаний имперских властей, что Шенуте и подчеркивает неоднократно¹⁹⁰.

После открытия известной библиотеки в Наг Хаммади в середине XX в.¹⁹¹, начался активный поиск гностических тенденций среди пахомиан, из-за близости места находки от монастырей. Но видения и откровения, в которых начали усматривать гностическое влияние, в равной мере свойственны монашеской традиции и Белого монастыря, что подтверждает житие Шенуте и тексты его собственных сочинений. Многие вопросы поднимал и обсуждал Шенуте в полемике с гностиками: это и непорочность брака, и равночестность женщины в наследии Царства Божия, богодухновенность не только Нового, но и Ветхого Завета, ложность представления о множестве миров и пагубность идей фатализма и увлечения астрологией¹⁹².

Труды Шенуте вошли в литературную традицию, начатую св. Пахомием, но их сходство заключается лишь в том, что оба писали на коптском. Св. Пахомий меньше всего думает о форме своих трудов, Шенуте же поднимается до художественных вершин, его можно назвать классиком коптской литературы. Но даже очевидная разница литературного стиля не может служить свидетельством изолированности монастырских комплексов друг от друга.

Сам Шенуте вряд ли считал себя писателем: все его проповеди и поучения вызваны повседневными нуждами и заботами об управлении монастырем. Основная его деятельность направлена на вразумление и воодушевление монахов, на решение проблем их нравственной и духовной жизни, однако желание, чтобы наставления достигли своей цели, превратило послания Шенуте в непревзойденные образцы коптской литературы¹⁹³.

Анализ особенностей и закономерностей в построении проповедей и посланий Шенуте приводит к заключению, что его ораторское мастерство и своеобразие опираются на тщательное изучение и использование законов риторики его времени, т. е. греческой риторики периода «второй софистики»¹⁹⁴. Продолжая традицию св. Пахомия в развитии коптского языка, Шенуте идет вперед, используя все литературные жанры и риторические приемы, свойственные Александрийской школе. Его катехизисы, проповеди и послания являются неотъемлемой частью литературы той эпохи.

Источники на коптском языке, конечно, не смогут изменить общую картину истории, но они бесспорно достойны самого пристального внимания при изучении духовной жизни монашества в Египте ІV–V вв.

Бурно развившееся в IV в. египетское монашество быстро создало собственный чин богослужения, который впоследствии оказал огромное влияние на формирование восточных и западных богослужебных уставов. Монахи Египта были в основном коптами по национальности, чуждыми греческой культуре, что определило простоту их богослужения. Тем не менее, воплотив в реальности идеал монашества, они тем самым сообщили своим обычаям высшую степень авторитетности. Устроение жизни, богослужебный чин, даже одежда египетских подвижников стали образцом для монахов всего христианского мира, повлияв через последних на христианское богослужение в целом.

Египетское монашество создало две различные системы суточного богослужения¹⁹⁶: одна была принята в Нижнем Египте – в монастырях Нитрийской горы, Келлий, Скитской пустыни; вторая – в Верхнем Египте, в монастырях в окрестностях Тавенниси, живших по правилам преп. Пахомия Великого.

В силу того, что общежительные монастыри появились в Нижнем Египте не сразу, а преобладающей формой монашества здесь было отшельничество, службы суточного круга монахи часто совершали в уединении своих келий, собираясь вместе лишь один-два раза в неделю. Суточный круг богослужений нижнеегипетского монашества состоял из двух служб: ночной или утренней, начинавшейся задолго до рассвета, при пении петухов, и вечерней¹⁹⁷ (преп. Иоанн Кассиан. «De institutis coenobiorum» III, 2¹⁹⁸). Порядок обеих служб ничем не отличался. Они включали в себя двенадцать псалмов, исполнявшихся следующим образом. Каждый псалом не спеша пелся одним из братий, вероятно, наизусть – монахи часто знали наизусть не только Псалтирь, но и другие книги Священного Писания. Псалом монахи слушали сидя и в полном молчании. Псалмы могли разбиваться на две или три части. По окончании пения каждого псалма все вставали и некоторое время молча молились с простертыми во образ креста руками (обычай простирания всеми молящимися рук во образ креста во время молитвы не был специально монашеским, он бытовал и в общецерковной практике – свт. Кирилл Александрийский «In Psalmum XVII»¹⁹⁹), делали земной поклон, снова молча молились с распростертыми руками. Безмолвная молитва завершалась чтением краткой молитвы пресвитером. После этого пелся следующий псалом и т. д. Последний, двенадцатый псалом непременно выбирался аллилуйный (т. е. один из следующих: 104–106, 110–118, 134–135, 145–150), завершался он пением «Слава: И ныне:». Этот устав, по преданию, монахи получили от явившегося им ангела, который положил конец их спорам о числе псалмов за богослужением, спев ровно двенадцать (преп. Иоанн Кассиан. Ibid.). К двенадцати псалмам и молитвам были прибавлены, вероятно, под влиянием александрийской приходской практики, два чтения – из Ветхого и Нового Заветов. По воскресеньям и в Пятидесятницу оба чтения выбирались из Нового Завета – из Апостола и Евангелия. Следы древнего устава сохранились в до сих пор издающемся в России «Чине пения двенадцати псалмов», имеющем келейное употребление, в предписаниях принятого в Русской Православной Церкви Типикона о порядке чтения молитвы Ефрема Сирина²⁰⁰ и т. д.

Монастыри Верхнего Египта были достаточно труднодоступны для путешественников, в немалом количестве посещавших монастыри Нитрийской горы, Келлий и Скитской пустыни, поэтому о жизни и богослужении Пахомиевых монастырей известно меньше. Монастырь, основанный преп. Пахомием Великим (†346) в развалинах селения Тавенниси около 320 г., стал первым общежительным монастырем, что, в частности, означало, что монахи собирались на общую молитву не один-два раза в неделю, а каждый день. Суточный круг Пахомиевых монастырей состоял из двух служб – утренней, совершавшейся на рассвете, и вечерней. На утреннюю службу собирались все монахи монастыря, вечерняя совершалась в каждом из дормиториев (помещений для сна) отдельно. Кроме этих двух служб, монахи часто проводили в уединенной молитве всю ночь, однако общее бдение бывало лишь на Пасху и при отпевании умершего из братии. Как и в монастырях Нижнего Египта, службы сводились к многократному повторению простой схемы. Эта схема выглядела следующим образом. Стоящий на амвоне монах читал отрывок из Библии, остальные слушали сидя, занимаясь своим рукоделием. По окончании чтения все творили крестное знамение²⁰¹, читали Отче наш с распростертыми руками, снова совершали крестное знамение, пав на землю, молча молились о своих грехах, еще раз творили крестное знамение, молились в молчании и по знаку садились. Начиналось следующее чтение («Правила» преп. Орсисия 7–10²⁰²). Число повторений указанной схемы на вечерней службе равнялось шести, отчего сама служба называлась «Службой шести молитв». Число повторений на утренней службе неизвестно. В воскресные дни псалмы пелись по стихам старшими монахами, остальные монахи отвечали респонсорием. На Пасху для богослужения собирались монахи всех Пахомиевых монастырей, так что число людей доходило до нескольких тысяч. Правила преп. Пахомия, регламентировавшие образ жизни общежительных монастырей²⁰³, дали начало дисциплинарным разделам богослужебных Типиконов²⁰⁴.

В монастырях Литургия совершалась по субботам и воскресеньям в третий час дня²⁰⁵. Так как монахи-келлиоты собирались вместе только в эти дни, Литургия носила название «синаксис» (греч. σύναξις) – «собрание» (Historia monachorum in Aegypto. XX²⁰⁶; Ibid. XXV²⁰⁷); Литургию называли также «служением» (греч. λατρεία: Ibid. V, VIII, XXV); «приношением [Даров]» (греч. τὸ προσφέρειν τὰ δῶρα: Ibid. XVI). Первоначально Литургию совершали приглашавшиеся из городских и деревенских храмов пресвитеры, но достаточно скоро епископы начали посвящать для монастырей пресвитеров из числа насельников, их называли «освященными» монахами – иеромонахами²⁰⁸. Литургия совершалась в церкви (ἐκκλησία), называемой также «молельней» (εὐκτήριον: Ibid. V). Тело и Кровь Христа именовали обычно «Благодатию» (Ibid. XVI, XXV), «Христовой Евхаристией» (Ibid. VIII), «Святыми Тайнами» (Ibid. XVI). Причащались у св. Престола²⁰⁹, отдельно Пречистого Тела, принимая Его концами пальцев, и Святой Крови из Чаши. К причащению монахи приступали, сняв пояс и милоть. Больных братий ходили причащать по кельям. Отшельники брали Св. Дары с собой. По свидетельству преп. Пимена Великого, монахи большинства египетских монастырей причащались дважды неделю – в субботу и воскресенье²¹⁰, но уже в IV в. возникает порицавшийся преподобными аввами обычай редкого причащения (преп. Иоанн Кассиан. «Collationes» 23. 21²¹¹). Напротив, многие аввы говорили о пользе ежедневного причащения²¹²; в некоторых монашеских общинах ежедневное причащение (обычно в 9-й час дня – ок. 15.00 по современному счету времени) было нормой (Historia monachorum in Aegypto. VIII²¹³; Ibid. II²¹⁴).

В Египте впервые появились особые монашеские одежды: куколь, коловий, пояс, аналав (именуемый также анаволий), мафорий, милоть, посох, сандалии (ср. Historia monachorum in Aegypto. X²¹⁵). В церковь монахи ходили во всех своих одеждах, но босиком. У входа в храм диаконы омывали братии ноги в специальном тазу, который считался церковной утварью²¹⁶. В той одежде, которую монах получил при постриге, он ходил на Литургию; в этой же одежде его и погребали. Существовала практика ношения вериг, отношение к которой было неоднозначным²¹⁷.

Был распространен обычай освящения елея для больных, что является одной из составных частей таинства елеосвящения (Historia monachorum in Aegypto. I²¹⁸); он отмечен и в египетских литургических памятниках немонашеского происхождения – Евхологии Сарапиона²¹⁹, «Канонах Ипполита»²²⁰.

Когда кто-то из монахов умирал, совершался особый чин отпевания, представлявший из себя бдение (ἀγρυπνία)²²¹. Строго соблюдались посты среды и пятницы²²².

О начале службы монахи-келлиоты оповещались; вероятно, – ударами в било (Historia monachorum in Aegypto. XX²²³).

В египетских монастырях сохранились агапы, превратившиеся в братские трапезы из приношений жертвователей. Они устраивались после Литургии, многие монахи избегали их, считая их недостаточно умеренными. В Скиту и Нитрийской горе после Литургии в воскресенье желающим из братии раздавали иногда паксамы (сухари) и по чаше вина²²⁴. В Пахомиевых монастырях после Литургии бывали духовные беседы настоятеля с братией. Египетское монашество, знаменитое своими постническими подвигами, положило начало правилам о посте, вошедшим в богослужебные Типиконы²²⁵.

Литургические традиции египетского монашества повлияли на богослужение как Запада, так и Востока. С одной стороны, богослужебные порядки египтян были прямо заимствованы отцами латинского монашества – преп. Иоанном Кассианом, Руфином Аквилейским, преп. Венедиктом (или Бенедиктом) Нурсийским²²⁶ (в свою очередь, последования служб суточного круга бенедиктинских монастырей легли в основу позднейших последований вечерни, утрени и малых часов как Католической, так и протестантских церквей). С другой стороны, многие обычаи египетских монахов (например, ежедневное Причащение в 9-м часу дня) нашли свое продолжение в богослужении палестинских подвижников²²⁷, где эти обычаи были творчески переработаны (например, благодаря практике ежедневного Причащения возникает чин Изобразительных²²⁸) и породили палеосавваитское богослужение, которое, вобрав в себя все лучшее из литургического наследия Византии, впоследствии превратилось в Иерусалимский устав, используемый Православной Церковью и доныне²²⁹.

Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. Μ., 1855; Сергиев Посад, 1993 (репринт); Древние иноческие уставы [собранные свт. Феофаном Затворником]. Μ., 1892; Μ., 1994 (репринт); преп. Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. Сергиев Посад, 1993 (репринт); Скабалланович Μ. Толковый Типикон. К., 1910. Вып. 1; 1913. Вып. 2; 1915. Вып. 3; Μ., 1995 (репринт). Вып. 1–3; Philonis Alexandrini opera quae supersunt. Vol. 6: De vita contemplativa / Ed. L. Cohn und S. Reiter, Berlin, 1915; Villecourt L. Les observances liturgiques et la discipline du jeûne dans l’Eglise copte // Muséon. 1923. T. 36. P. 249–292; 1924. T. 37. P. 201–282; 1925. T. 38. P. 261–320; Burmester O. H. E. The Canonical Hours of the Coptic Church // Orientalia Christiana Periodica. 1936. № 2. P. 78–100; Mateos J. Un horologion inédit de S. Sabas // Studi e testi. 233. Vatican, 1964; Veilleux A. La liturgie dans le cénobitisme pachômien au quatrième siècle // Studia Anselmiana. 57. Roma, 1968; Historia monachorum in Aegypto / Ed. A.-J. Festugière. Bruxelles, 1971 (рус. пер. см. в настоящем издании); Arranz Μ. Les grandes étapes de la Liturgie Byzantine: Palestine-Byzance-Russie. Essai d’apercu historique // Liturgie de l’église particulière, liturgie de l’église universelle. Roma, 1976. P. 43–72; Taft R F. The Frequency of the Eucharist throughout History // Taft R. F. Beyond East and West: Problems in Liturgical Understanding. Collegeville (Minnesota), 1984. P. 61–80; Idem. The Liturgy of the Hours in East and West: The Origins of the Divine Office and its Meaning for Today. Collegeville (Minnesota), 1986², Johnson Μ. The Prayers of Sarapion of Thmuis: A Literary, Liturgical and Theological Analysis. R., 1995. (Orientalia Christiana Analecta; 249); Patrich J. Sabas, Leader of Palestinian Monasticism. Washington, 1995; Zanetti U. Les chrétiennés du Nil: Basse et Haute Égypte, Nubie, Éthiopie // The Christian East. Papers of the International Scholarly Congress for the 75^th Anniversary of the PIO, ed. by R. Taft. R., 1996 (Orientalia Christiana Analecta; 251); Τρεμπέλας Π. Λειτουργικοί τύποι Αἰγύπτου καί Ανατολή. Αθήνα 1996; Казанский Π. С. Общий очерк жизни иноков египетских в IV и V веках // Сидоров А. И. Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества. Μ. 1998.