[Май]

(По учению Слова Божия и святоотеческих творений).

Христианский апологет должен удовлетворять потребностям своего времени, нуждам своей эпохи, должен отвечать о том, о чём его спрашивают, защищать то, на что нападают: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчёта в вашем уповании, дать ответ» (1Пет.3:15). А так как не всегда, конечно, нападают на одни и те же стороны христианства, не всегда усиливаются поколебать в нём одни и те же пункты вероучения или нравоучения, то и предметы апологетического исследования в равные эпохи должны были, несомненно, сильно варьироваться.

Таким образом, по самой идее своей апологетическая деятельность не может быть строго ограничена каким-нибудь определённым кругом предметов из области христианского учения. И если мы обратимся, например, к святоотеческим апологетическим трудам, то, действительно, увидим здесь чрезвычайное разнообразие предметов, замечательную разносторонность содержания. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на такие, так сказать, классические апологетические труды как Евсевия Кесарийского «Приготовление к Евангелию» и «Доказательство Евангелия» или Бл. Августина: «О граде Божием»; в них защищаются не только истины христианской веры, но и правила христианской нравственности и даже основные черты христианского богослужения. Какую же задачу должен иметь в виду защитник христианской истины в своей деятельности, столь разнообразной по своему предмету и разносторонней по содержанию?

Кратко, но метко и точно, её определяет бл. Августин в следующих немногих словах: «говорящий мудро обязан говорить внятно, приятно и убедительно... Церковный оратор достойно действует, когда, по возможности, умеет справедливое, святое и доброе выражать так, что его слушают с понятием, охотно и покорно»¹²⁴. Как понимать эту задачу апологета, и в чём, прежде всего, состоит «внятность», которая так необходима ему? Защитник христианской истины будет говорить «внятно», и его будут слушать «с понятием», когда начнёт свою речь с того, на что есть отклик в душе слушателя, что им признаётся за неоспоримую истину, и потом постепенно, последовательно будет раскрывать предмет шаг за шагом так, что всё последующее будет утверждаться на предыдущем, как на своём основании и вытекать из него, как действие из своей причины: «Иными понятиями, читаем у Григория Нисского, предзанят иудействующий, а иными живущий в Эллинстве, Анамей и Манихей, последователи Маркиана, Валентина, Василида... Не уврачуешь одним и тем же в Эллине многобожия, в Иудее Единородного… Чем бы исправил иной Савеллиева последователя, тем не окажешь помощи Аномею, спор с Манихеем не будет полезен Иудею. Но по сказанному, надлежит смотреть на предубеждение в людях и вести речь сообразно с заблуждениями каждого, при всяком собеседовании предварительно излагая некие начала и разумные требования, чтобы из признаваемого согласно обеими сторонами мысль последовательно раскрывалась сама собой».¹²⁵ Особенно замечательна в этом отношении речь Апостола Павла, сказанная в Афинском ареопаге. Тогда как Афиняне думали услышать от него речь о чём-то странном и непонятном для них (Деян.17:20), о каких-то чуждых божествах (ст. 18), апостол полагает в основу своей речи их собственное, в глубине их души лежащее, чувство о Боге: «став, Павел, среди ареопага, сказал: Афиняне, по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашёл и жертвенник, на котором написано: неведомому Богу. Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую Вам» (ст. 22–23). Комментируя эти Слова Св. Писания, Златоуст пишет: «Афиняне в разные времена принимали разных богов и даже иноземных, например, Минерву и других из других стран. Боясь, что бы не нашёлся ещё какой-нибудь Бог неведомый им, но почитаемый в другом месте каком-нибудь, они для большей безопасности поставили жертвенник и ему... и написали: неведомому Богу. Этот-то Бог, говорит Павел, и есть Иисус Христос или лучше – Бог всех. Его же убо не ведуще чтете, говорит, сего аз проповедую. Смотри, как он доказывает, что они и прежде принимали Его. Ничего нового, ничего странного я не предлагаю»¹²⁶. Поставивши предмет своей речи на основании, бесспорно признаваемом слушателями, апостол раскрывает его постепенно, последовательно: говорит о едином (противоположность языческому политеизму) Боге, говорит о Нём, как Творце и Промыслителе всего мира и особенно человека, и приходит к такому заключению: «итак мы, будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту иди серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого» (ст. 29). И что бы всё это было более легко, более доступно для усвоения слушателей, он, при раскрытии своего предмета, «заимствует доказательства, как говорит Златоуст, из того, что ими самими сделано и сказано»¹²⁷, т. е. пользуется словами различных языческих писателей (ст. 28–29). «Почему же (ставит Иоанн Златоуст вопрос в заключении своих комментариев к речи апостола Павла в Афинском ареопаге) он (апостол) не стал прямо поучать любомудрию и не сказал: Бог бестелесен по существу, невидим, неизобразим? Потому что излишне было говорить это людям, которые ещё не знали, что Бог один... Таким образом, он преподал учение гораздо выше философов, хотя и не сказал ещё о важнейшем, так как ещё не пришло время, так как он говорил с ними, как с детьми»¹²⁸. Вот что значит для апологета говорить «внятно», что даёт возможность слушателям относиться к нему с «понятием»!

Но этим не ограничивается задача апологета. Он должен говорить не только «внятно», но и «приятно», так чтобы его слушали не только с «понятием», но и «охотно», не только понятно, но и охотно. А это бывает тогда, прежде всего, когда предлагаемое отвечает насущным потребностям слушателей, удовлетворяет их живым интересам. В таком случае оно, незаметно для самих слушателей, и, может быть, против всякого ожидания и даже желания их, непременно завладеет их душой и остановит на себе их внимание. Что это именно так, в этом с несомненностью нас убеждают обстоятельства, которые предшествовали появлению известного, наделавшего столько шуму в апологетическом мире, труда бл. Августина, которые (обстоятельства) вызвали этот труд и сопровождали его появление. Перед появлением этого знаменитого труда, среди языческого общества господствующей идеей выдвигается (возведённая Юлианом в догмат) давнишняя римская мысль, что Рим своим величием и славой обязан могуществу своих национальных богов, которые неизмеримо выше стоят богов всех других народов, не исключая и Евреев; что христианство, как богохульное отрицание богов и их культа, есть единственная причина гнева богов и народных бедствий¹²⁹. Под давлением этой идеи язычники стали нападать на христианскую религию с особенной настойчивостью и раздражительностью: «когда, говорит бл. Августин, сделалось известно, что язычники, приписывая опустошение Рима христианской религии, стали особенно сурово и жестоко порицать истинного Бога, я, пламенея усердием о доме Божием, решился написать против порицаний или заблуждений книги под заглавием «о граде Божием»¹³⁰. Умоляя Августина, как можно, поскорее ответить на эти, волновавшие тогдашнее общество, вопросы, его друг Марцеллин писал к нему, что если когда, то именно «в это время, книги (в которых содержалось „О граде Божием“ чрезвычайно полезны» hoc tempore libri incredibiliter sunt profuturi¹³¹). Таким образом, «De civitate Dei» шло навстречу самым живым современным ему интересам, отвечало на самые жгучие вопросы своего общества. Само собой понятно после этого, с каким вниманием отнеслись к нему современники. Вот что писал, например, подпрефект Африки Македоний бл. Августину, по случаю появления первых книг его знаменитого апологетического труда: «прочёл я твои книги (первые три) о царстве Божием, они так занимательны, что я оставил все мои занятия и, не отрываясь, прочёл их до конца. Признаюсь, я не знаю, чему более удивляться, совершенству ли твоего священства, основательности ли философии, полному ли знанию истории, или же прелести красноречия, которое до того увлекает даже неопытных, что начав читать твои книги, не отрываешься от чтения их, пока не прочтёшь, а по прочтении желаешь читать снова»¹³². Итак, вот первое условие, которое защитник христианской истины должен помнить, если хочет говорить «приятно», если желает, чтобы его слушали «охотно».

Но и отвечающее насущным потребностям не будет приниматься с полным усердием, не будет выслушиваться «охотно», когда оно не соответствует силам слушателей, утомляет и подавляет их внимание массивностью своего материала, обширностью своего содержания. «И мёд, говорит Григорий Богослов, не смотря, на то, что он мёд, если принять в излишестве, производит рвоту»¹³³. А Иоанн Златоуст пишет: «Если чадолюбивая мать, намереваясь грудное дитя перевести на твёрдую пищу, станет вдруг вливать в его уста много вина, то не получает никакого успеха, потому что дитя извергает вон то, что ему даётся, и заливает у себя на груди рубашку, но если мать станет вливать постепенно и понемногу, то дитя безвредно принимает данное»¹³⁴. Отсюда апологет должен тщательно заботиться о том, чтобы в предлагаемом им не было ничего лишнего, ненужного, утомляющего внимание. «Говори, наставляет Златоуст, только то, что назидает ближнего, но ничего излишнего»¹³⁵. А этого он достигнет тогда, когда из всего, затрагиваемого противником, заниматься будет, по преимуществу, тем, что является более сильным, важным и существенным, а не будет долго останавливаться на деталях и, вообще, на всём менее важном, менее существенном, которое само собой потеряет свой кредит, раз будет отвергнуто первое. В конце седьмой книги «Опровержения Евномия», Григорий Нисский пишет: «Таковы более сильные удары Евномия против истины. О многих положениях в этой части сочинения умолчено, потому что, мне кажется, что вступившим на путь борьбы оружием слова против врагов истины прилично вооружаться только против тех лживых мнений, кои, хотя сколько-нибудь, подкреплены вероятностью, а не сквернить слово мёртвыми и уже смердящими его мнениями»¹³⁶. А восьмую книгу того же сочинения этот святой отец так начинает: «Таковы крепкие доводы Евномия; я же, показав, что обещанные им, как сильные, доказательства гнилы и не состоятельны, об остальных думаю умолчать, потому что, опровержение сильных доказательств обличает вместе слабость и других. Так бывает и на войне, что, когда сильнейшая всех часть войска падает, то на остальную победители сильной части уже не обращают никакого внимания»¹³⁷. Впрочем, заботясь о том, чтобы не было ничего лишнего, апологет в тоже время должен делать это так, чтобы в конце концов он всегда мог сказать о своей деятельности то же, что некогда сказал о себе апостол Павел: «я не пропустил ничего полезного, о чём вам не проповедовал бы и чему не учил бы вас» (Деян.20:20) «Если, читаем у Григория Нисского, остановимся только на том одном, что по-видимому имеет некоторую силу против истины, то противникам доставим предлог к обвинению, будто бы мы пропустили нечто, не допускающее противоречия. Итак, поскольку нам представляются два пути: или проследить в своём слове всё или обратить внимание только на более необходимое, но первое тяжело для слушателей, а последнее подозрительно для противников, то за лучшее почитаю некоторое среднее направление... От всего пустословия, им (Евномием) выработанного, отделив кучу сора, кратко рассмотрим главные мысли, так чтобы ни углубляться безрассудно в бессмысленное, ни оставлять что-либо из сказанного вовсе без исследования»¹³⁸.

Наконец, в задачу апологета входит ещё – говорить убедительно, чтобы его слушали «покорно». Для этого он должен раскрыть свой предмет, со всей ясностью и основательностью, так «чтобы сама истина, говорит бл. Августин, представляемая на рассмотрение разума, была как золото»¹³⁹. «Мы, пишет Лактанций, предприняли извлечь истину из того мрака, которым заблуждение доселе её покрывало, и представить её во всём том сиянии, которое ей, естественно, принадлежит»¹⁴⁰. Чтобы достигнуть этой своей задачи, защитнику христианской истины необходимо, прежде всего, обосновать свой предмет, как с положительной стороны, так и отрицательной, привести данные не только за истину защищаемую, но и против заблуждения, её исключающего. «Как врач не может пускать целительного вещества в больное тело, если наперёд не очистит его от находящейся в нём злокачественной материи или не удержит её притока, как благочестивый краснописец не может делать нужных ему изображений на известном месте, если не уничтожит на нём всех следов прежних очертаний, или не очистит его от какой бы то ни было, приросшей к нему нечистоты; так точно и желающий учить истине не убедит никого в ней, если вперёд не опровергнет заблуждения и не уничтожит господствующего в уме слушателей ложного мнения»¹⁴¹. Приступая к опровержению языческих заблуждений, св. Афанасий пишет: «Сперва обличу, сколько могу, невежество неверующих, чтобы, по обличении лжи сама собой воссияла, наконец, истина»¹⁴². Согласно этим словам, св. отец в первой половине своего труда опровергает язычество в самой его сущности и во всех его видах¹⁴³; потом говорит: «а когда изобличено сие, и доказано, что языческое идолослужение исполнено всякого безбожия и введено не на пользу, а на погибель человеческой жизни, теперь, как обещано было в начале слова, по изобличении заблуждения пойдём, наконец, путём истины и обратим взор к Вождю и Создателю Вселенной – Отчему Слову;»¹⁴⁴ и затем во второй части своего исследования автор приводит доказательства бытия Единого Бога, как существа Премудрого и Совершенного, который вызвал всё из небытия в бытие и дивно управляет им¹⁴⁵.

Но это только одна сторона дела. Чтобы убедить слушателей, чтобы покорить ум и сердце их, апологет обязан не только обосновать истину как с положительной стороны, так и с отрицательной, но и взять все данные для этого из такого источника, за которым слушатель признает высший, неоспоримый авторитет. Такими безусловно компетентными, авторитетными доказательствами могут быть в глазах одних слушателей, например, доводы св. Писания, – других различные мнения корифеев мудрости века сего и т. д. «Доказанное умственными соображениями, хотя было бы и истинно, не доставляет душе полного убеждения и достаточной уверенности, говорит Златоуст. Если такова слабость умственных соображений, то я приступлю теперь к борьбе с еретиками на основании Писаний»¹⁴⁶. Изложивши на основании языческих учёных, всевозможных школ и направлений, учение политеизма и показав всю гнусность и нелепость его, Лактанций продолжает: «Потрудитесь справиться с священными книгами, с летописями верховных жрецов, со всеми памятниками религии (языческой), служащими ей наибольшим авторитетом, и я уверен, что в них найдётся многое к убеждению вашему в том, что всё, признаваемое в мире святым и достойным благоговения, ничего иного не заслуживает, как презрения и посмеяния благоразумных людей, как суетность, нелепость, словом сказать, как нечестие и осквернение святыни»¹⁴⁷. Итак, вот в чём состоит задача апологета. Вот что значит для апологета обязанность говорить так, чтобы его слушали «с понятием», «охотно» и «покорно».

Вл. Покровский

(Продолжение следует).

3) Два направления старообрядческой литературы: – старое и новое.

Указанное различие¹⁴⁸ в заглавиях сочинений обнаруживает, что в настоящее время в старообрядческой письменности существуют два различные направления – старое и новое. Первое – бессознательное, второе – более сознательное. Не так давно старообрядцы в Православной Церкви, её канонах, уставе, устройстве, жизни, учении видели лишь действия и проявления антихриста. Они воображали, что Церковь верует в антихриста, молится антихристу, управляется антихристом, – что Она дочь антихриста, – к этому сводились и все старообрядческие полемические сочинения. При таком фантастическом, совершенно ложном представлении о существе Церкви и её жизни, – раскольники, борясь с Православной Церковью, представляли своего врага не учением, понятиями, мыслью, вообще – не силой идеальной, а в виде какого-то хищного, многорогого, чудовищного зверя, – силой реальной. Указанное болезненно-чудовищное отношение старообрядцев к Православной Церкви в наше время сменяется иным. Это новое отношение старообрядцев к Православной Церкви обусловлено двумя причинами – упадком среди старообрядчества веры в антихриста и знакомством с общей литературой и жизнью.

Первый почин в этом отношении принадлежит прошлому столетию. Глава Поморского (брачного) в Москве согласия Василий Емельянов написал, между прочим, сочинение под заглавием: „Апология, или краткая выписка сущими словами святых отец, в разных родах израженная, о бытии антихриста в мире, и о разных его отношениях, колеблющих хитростью прелестей их Христову Церковь, утверждающие во всем неопределенность и противоречие того“ (учения о бытии антихриста), в этом сочинении Емельянов доказывал, что учение об антихристе „не есть до веры принадлежащий предмет“, что бытие антихриста можно признавать, можно и не признавать. Последователи Емельянова, Павел Любопытный и Андреан Сергеев почти уже совсем отказались от старообрядческого учения об антихристе. В самой половине текущего столетия изменению учения об антихристе много способствовал Павел Прусский своими доводами в пользу необходимости брачной жизни. Но находились и такие, как наставник Преображенского кладбища Егор Гаврилов (умер в 1880 году). Он не далеко был от Православной Церкви, сердечно сознавался, что не знает за ней ни одной ереси и в то же время убеждён был, что в Церкви есть все ереси, что в ней антихрист. В настоящее время верование в царствование антихриста падает даже и среди искренних, ревностных старообрядцев, падает, благодаря исключительно внутренней несостоятельности этого верования.

Сильно держащимися этого верования в антихриста являются теперь преимущественно только странники или бегуны. Их немногие сочинения отличаются духом и характером старообрядческих писаний прошлого времени; в них рассказывается об ужасах антихристова времени, проповедуется чудовищная озлобленность против Православной Церкви. К таковым должно отнести „Сборник“ Василия Гаврилова. – Василий Гаврилов принадлежал к вожакам страннической секты. Он написал сейчас названный «Сборник». Это толстая, полууставом напечатанная книга; здесь почти постоянно трактуется об антихристе и его проявлениях, причём государство, церковь, её обряды, чины, уставы, проявления общественной жизни – переписи, паспорта, – всё это выдаётся за признаки антихриста. Книга была напечатана в подпольной типографии в Ярославской губернии в начале прошлого десятилетия и, кажется, годов пять тому назад, была издана вторично. – Несмотря на то, что подобные произведения среди старообрядцев до сих пор расходятся чрезвычайно успешно, всё-таки о них должно сказать, что они начинают отходить в область преданий.

Новое направление в раскольничьей литературе характеризуется новым современным отношением старообрядцев к Православной Церкви. Прежнее воззрение старообрядца, по которому Православная Церковь ему казалась полной чудовищных измышлений и деяний мерзкого антихриста, теперь сменилось мнением, что в Православной Церкви много ересей, так много, что куда ни взгляни или ни шагни непременно с какой-нибудь ересью столкнёшься.

И вот, – Православная Церковь обвиняется в арианстве, евномианстве, несторианстве, папстве, протестантстве и проч. и проч. Такому направлению особенно ревностно содействовал Антоний Шутов, именовавшийся архиепископом Московским и Владимирским. Имевшимся в его распоряжении писцам он приказал составить такую книгу, в которой были бы перечислены все ереси, в каких возможно обвинить Православную Церковь. Результатом этого приказания в самом начале шестидесятых годов явилась книга под заглавием: „Обозрение догматов, преданий и обычаев нововнесённых бывшим Никоном патриархом с последствующими архипастырьми в Великороссийстей ныне господствующей церкви“. Это – весьма обширная книга – заключает более 400 страниц убористого полууставного письма, в поллиста. Православная Церковь во всевозможных ересях здесь обвинена до того тщательно, что едва ли можно отыскать такое заблуждение, которое не было бы приписано ей. Антонию это произведение его собственной канцелярии весьма понравилось, и он его усердно распространял. Но обвиняя Православную Церковь во всевозможных ересях, «обозрение» тем самым подрывало доверие к себе со стороны более благоразумных раскольников, а за ними и прочих. Поэтому, оно скоро же потеряло своё значение.

Но совсем отказаться от учения о еретичности Церкви старообрядец решительно не может. Отказываясь от этого учения, он должен сознать свою несостоятельность и признать Церковь Православной, непогрешившей. Во избежание такого признания, старообрядцы, отказываясь от огульного осуждения Церкви, обличают её в тех или других частных погрешностях. Таким образом, зараз достигаются две цели – самооправдание старообрядчества и обвинение Православной Церкви, смотря по удобству, в той или другой ереси.

Указанное сейчас отношение к Православной Церкви, – обвинение её в каких-либо, частных ересях можно назвать в настоящее время самым распространённым, господствующим и в жизни, и в письменности раскольничьей.

Особенно много и упорно раскольники обвиняют её за клятвы 1667 г. и порицания некоторых православных полемистов относительно старообрядцев и старообрядческих особенностей. Признание клятв, порицаний и полицейских мер за еретичность Церкви в настоящее время обще всем старообрядцам – поповцам и беспоповцам. Этот, так сказать, объём еретичности Церкви пополняется поповцами и беспоповцами, смотря по частным, сектантским убеждениям тех и других.

Обвиняя Православную Церковь в ересях, раскольники в то же время всячески стараются оправдать себя, своё положение вне Православной Церкви. В результате этого старания являются сочинения, в которых доказывается законность австрийской иерархии и законность беспоповщины. Оправдывая или австрийскую иерархию, или беспоповщину, старообрядческие писатели пришли к мысли возвести своё собственное религиозное состояние в единственно законное. Поповцы первый раз в лице знаменитого Швецова, нынешнего Уральского старообрядческого епископа, осмелились не только оправдывать австрийскую иерархию, но и отрицание её Православной Церковью признать ересью. Швецов, в своей известной „апологии“ в числе ересей Православной Церкви, считает и то, что она не признаёт законной австрийскую иерархию. Беспоповцы пошли ещё дальше. Они не только оправдывают своё безиерархическое пребывание, но и признают Православную Церковь еретической, между прочим, за то, что она учит о необходимости и вечности священства и его преемственности от Апостолов. Такое учение проповедуется в сочинениях, издаваемых Батовыми, – отцом и сыном (в Туле и Пскове).

Всё сейчас сказанное обнаруживает, что направление современной старообрядческой письменности характеризуется – с одной стороны – обвинением Православной Церкви в различных ересях и с другой – самооправданием.

Нехорошо, по мнению старообрядцев, Церковь поступила, изрекая клятвы и порицания, нехорошо поступает, властно относясь к старообрядцам, не признавая их во всём правыми. В данном случае подвергаются критике постановления Церкви, изречения отдельных лиц и отношение оных к старообрядцам. Церковь, говорят, не имела права исправлять книги, запрещать кому бы то ни было двоеперстие и проч., в том или другом виде преследовать старообрядцев. Эти деяния, в настоящее время, современными старообрядческими писателями не считаются антихристовыми, даже еретическими, а только неправильными, грубыми. По-видимому, в этом отношении сказывается смягчённость. Но это объяснение вовсе неправильно. В прежнее время, при господстве учения об антихристе, в отношениях старообрядцев к Православной Церкви было много мистического, а потому неясного и неопределённого. В православных обрядах тогда старообрядцы видели не просто обряды, а что-то духовное, антихристианское. Внешние предметы и явления они идеализировали и в этой идеализации видели какую-то тёмную, сатанинскую силу.

B. Сенатов

(Продолжение следует).

Сектантство, как в своём роде эпидемическая болезнь, распространяется довольно быстро среди православного населения и уносит много жертв, обрекая их, по отпадении от единой спасающей православной церкви, на нравственную гибель. Как во время эпидемий врачи прилагают особые усилия и чрезвычайные меры не только к излечению заболевших, но главным образом и к охранению здравых от заболевания и к обеззараживанию местности теми или другими дезинфекционными средствами, – так и в данном случае – целители нравственно-религиозных недугов должны прежде всего принимать соответствующие меры к охранению от губительной язвы вверенных им, и затем врачевать больных. Это одна из важных нравственных обязанностей всех пастырей вообще и каждого порознь: каждый должен трудиться по мере своих сил на этом поприще. Но вопрос – как бороться с сектантством – очень труден; многие и долгое время занимались и занимаются его решением, а ещё не пришли к бесспорному ответу, и все предлагаемые и предпринимаемые миссионерские меры, и методы для борьбы остаются в общем малоуспешны: едва начинает ослабевать одна секта, как на смену ей является новая более нелепая, более удаляющаяся от истины, с более рьяными и фанатическими приверженцами. При подобных обстоятельствах кажущейся безуспешности борьбы, так сказать, – и руки опускаются – между тем нравственная обязанность остается во всей своей силе и требует от нас дела, дела живого. С чего же начать и как продолжать его? Говорят, – что всякое явление имеет свою причину, – уничтожьте причину и явление исчезнет. Сектантство также, конечно, имеет свою причину; – стоит только, уничтожить последнюю и первого не будет. Положение безусловно справедливое, – но вопрос опять в том, – где причина этого явления?

Причину появления сект стараются отыскать изучением истории сект, истории их появления, развития и генетической связи между ними; – к несчастью, у нас ещё не выработан сам метод исторического изучения сект, хотя и много накопилось исторического материала, но материала сырого, собранного случайно, урывками. Пишут, например, что в село М. пришёл из города Н. крестьянин Павел и стал распространять своё учение; крестьянка Ирина с племянником Иваном первые «де» приняли это учение и затем склонили к нему своих семейных. Ирина ходила в деревню Б., и там посеяла семена нового учения; почва оказалась благодарной и семена скоро выросли; первыми слушателями Ирины были – Акилина и Павел, которые после неё ревностно принялись распространять своё учение не только в своей деревне, где почти половина отпала от церкви, но и в окрестных сёлах и деревнях. В селе Д. Акилина и Павел были приняты с распростёртыми объятиями; напротив, в селе Ж. крестьяне выгнали Анилину и Павла с бесчестием... И всё в том же роде о целом крае или районе, причём нет ни одной мысли, уясняющей суть дела: почему в известных сёлах почва оказалась благоприятной для распространения сектантства, а в других нет. Итак, строго говоря, исторических, из опытов взятых, данных, о причинах появления сектантства у нас нет, – зато очень много априорных. Многие напр., на основании общих законов мышления, приходят к тому заключению, что причиной появления сект и распространения их служит отсутствие у приходских священников надлежащих забот о религиозно-нравственном просвещении и соблазнительное поведение пастырей, убивающее чувство уважения пасомых к нему. По своей обширности причина эта не может не быть справедливой в известных случаях: действительно, многие из приходских пастырей ограничивают свою постоянную деятельность отправлением треб и изредка самыми общими поучениями в храме и вне храма: дают иногда и частные наставления на исповеди, но никогда не проверяют, – на сколько каждый прихожанин усвоил преподанное ему учение и как он исполняет его в жизни, чтобы, при первом уклонении от правил нравственности, иметь возможность удержать его и поставить на надлежащий путь. Но возможно ли при настоящих условиях требовать от приходского священника такой деятельности? Такая деятельность не по силам человека. Что касается блазнительного поведения пастырей, то по отношению к нему следует сказать, что пастыри не ангелы, а обыкновенные люди, хотя и облагодатствованные, которым не чужды человеческие недостатки; да блазнительность, на которую ссылаются, тоже зависит настолько от блазнящего лица, сколько от блазнимого, – стоит только захотеть блазниться и всякий невинный поступок другого будет для меня соблазном. Из истории мы внаем, что великие отцы и учители церкви не могли достигнуть того, чтобы в их паствах не было ересей, – и великие подвижники не избежали нареканий в блазненности за самые скромные деяния: св. Златоуст, напр., на соборе при Дубе был обвиняем за то, что не ходил ни к кому обедать и в церковной бане мылся один, что служило для обвинителей соблазном. – Таким образом, все априорные изыскания причин, кажущиеся на первый взгляд вероятными, в существе дела, думается нам, не могут объяснить вполне явления; поэтому и должно попытаться отыскать опытную причину. Опытное изыскание причины не легко и требует значительной затраты времени. Но пока мы будем изучать секты и отыскивать внутренние и внешние причины их появления, не принимая против них никаких мер, в надежде уничтожить их в корне, сектантство может настолько распространиться и окрепнуть, что явление новых заблуждений и дальнейший их рост будет обусловливаться уже другими причинами. Думаем, поэтому что мы, священники сектантских приходов, предоставив другим – более умным и свободным людям искать причины явления сектантства, обязаны бороться с сектантством, хотя бы с более скромной целью – остановить его распространение между православными. Как же нам бороться? Единственное средство в наших руках – это слово; его мы и должны употреблять как оружие. Это положение всем известно, издавна практикуется: – не только советуют, но даже приказывают вести с сектантами беседы частные и публичные, на которых уяснялись бы им истины православного учения, обличались бы их заблуждения и делались увещания возвратиться в лоно православной церкви, единой спасающей. Вести беседы с сектантами священнику, окончившему курс духовной семинарии – и, следовательно, основательно знакомому с св. Писанием и с научными приёмами герминевтики и экзегетики, – не трудно. Но следует оговориться, что относительная лёгкость (?) дела не может быть ручательством за самый успех борьбы, – что мы и видим: пишут в обличение сектантов и беседуют с ними многие (?), а обращений к православию весьма мало, особенно если мы сравним количество обращённых с количеством отпадших. От чего это? От чего строго логические доказательства не убеждают в истине, а бездоказательность и совершенно ложное положение упорно отстаивается как истина? Нам думается, что это от того происходит, что беседующие, или, вернее сказать, диспутирующие стороны не одинаково умственно развиты, и вот приходится на поставленный вопрос слышать ответ, совершенно не идущий к делу, между тем как решение его может служить поражением противника. Нам привелось на одной частной беседе с сектантами, для доказательства необходимости священного предания, спросить, – на каком основании они только эти книги признают св. Писанием и, следовательно, богодухновенными, а все другие отвергают? И что же в ответ? – «А ты думаешь, что кроме этих книг есть книги св. писания? – Об этом после, – вы скажите: – почему вы их признаёте за Священное Писание? – Но кто же вам это скажет? – А ты разве не веришь? – Ну, если не верю. – Тогда нечего с тобой и говорить. – Но ведь нужно же иметь основание для того, чтобы одну книгу признать богодухновенной, а другую нет? – Вы знаете основание, а живете не по писанию. – у вас и пьянствуют и курят, к чему же и основание»? Краткая история составления новозаветного канона и значение при этом предания и голоса всей церкви, выразившегося в соборных постановлениях, нисколько не убедили в необходимости предания, послышалось только: «жить надо по Писанию – это лучше всего». Что это? Полнейшее непонимание или намеренное уклонение от прямого ответа? Нам кажется, что первое.

Не лучше ли будет, если миссионеры, особенно приходские священники, вместо полемики с сектантами, вместо опровержения их лжеучений, преподавали бы на своих беседах истинное учение православной Церкви, не касаясь заблуждений, – учение систематическое, из которого сектанты сами могли бы понять всю ложность своих воззрений? Сектанты, собственно говоря, сильны своим отрицанием, что естественно, так как отрицать легко можно всё, даже само своё существование, а положительного у них весьма мало. Не следует ли обратить внимание на положительное их учение и показать не только его несостоятельность, а главным образом то – может ли оно удовлетворять религиозно-нравственным потребностям человека, действительно ли их положительное учение ведёт ко спасению, как единственной цели жизни человека? На вопрос – что нужно для спасения – сектанты отвечают правильно: вера и добрые дела. Но что они разумеют под словом вера? Признание того, что есть Бог, что Он послал на землю Сына Своего, Который отменил все ненужные обряды и преподал учение о духовном поклонении Богу, а Своими страданиями Он показал нам пример, что мы должны распинать свою плоть со страстями и похотями, если желаем быть Христовыми. Какие же страсти и похоти, по их понятию, обуревают человека? Страшные пожелания пить вино, курить табак, играть песни, водить хороводы и только; христиане по духу должны упражнять себя «в псалмах и пениях и песнях духовных». Как видится, нравственный кодекс сектантства весьма и весьма ограничен, между тем как он своей внешней стороной, показным благочестием, является желательным и многим православным; между православными часто слышится: «вон как хорошо у молокан, – на свадьбу не нужно тратиться на водку». Не говоря о том, что сектанты отрицают всякое значение страданий Господа Иисуса Христа, как искупительной жертвы за грехи людей, сводя их до значения примера, – они игнорируют высшие требования христианской нравственности, ограничивая всю нравственность отрицательными требованиями, которые по их мнению приведут ко спасению, именно: не кланяться иконам, не признавать таинств и св. иерархии, не поститься во время определённое св. церковью, – всё это по их мнению не делает человека лучшим, а, следовательно, и ненужно. Показать узкость их понятий и должно быть целью противо-сектантской миссии. Многоглаголивые доказательства о необходимости поклонения иконам, спасительности таинств, повиновения церкви, – вызывают у сектантов возражения такого рода: при всём том вы грешите, а мы нет, перестаньте грешить, и мы будем православными. Вот на это-то и следует обратить особенное внимание – на их понятие о святости и при этом показать всю высоту христианского нравственного учения, от усвоения которого они могли бы дойти до сознания своего бессилия исполнить нравственный закон без особой Божией помощи, даруемый в таинствах, – до сознания возможности спасения по милосердию Божию, а не за дела, которых у нас не может быть столько, чтобы мы могли быть уверены в своей святости. Вместе с этим должно открыть им то, что их нравственные требования не содержат в себе всей сущности закона Христова, всей совокупности и полноты добрых дел, чтобы они имели право считать себя святыми, а не исполняющего их требования лишённым милости Божией и далёким от спасения. Мы на одной беседе произвели некую сенсацию одним рассказом, заставившим некоторых из сектантов сказать: «да, – это правда». Объясняя заповедь блаженства: блажени милостивии, – мы предложили такую, можно сказать, немудрую притчу: маленькая девочка, бедно одетая, шла в зимнее время из одного села в другое. Мороз крепчал, поднялся сильный ветер с бураном, и она почти замерзала. Ехал той дорогой благочестивый человек, который вина не пьёт, табаку не курит и не играет песен; усталая, окоченевшая от мороза, девочка обратилась к нему с просьбой довести её до села. Благочестивый человек стал рассуждать: «если мне одеть её своей одеждой, то придётся озябнуть и, пожалуй, захворать от этого; если не одеть, то она может у меня в санях замёрзнуть, и тогда не отделаешься от следствий, проволочек и судов», – и тронул лошадь далее. Вскоре за ним ехал пьяный с трубкой в зубах и горланя песни во всё горло. Увидав девочку, он, не дослушав её слов, скорее слезает с саней, кладет её около себя, одевает своим тулупом и, раскуривая трубку и распевая веселые песни, гонит лошадь во всю прыть из опасения, чтобы девочка не замерзла. Кто из этих двух исполнил закон Христа. Оказавший милость не будет ли помилован, по слову Спасителя, за свои грехи, а не согрешивший и отказавший в милости не будет ли осужден за своё жестокосердие? Конечно, упорные сектанты не обратили внимания на сущность рассказа, а занялись главным образом тем, что был пьяный и курил трубку, и вывели такое заключение: стало быть, вы велите и курить, и пить, – а другие менее упорные и более рассудительные сказали: «да, – мало того, что не пить и не курить, а нужно многое такое, до чего мы еще не дошли». Дать это многое, до чего еще не дошли сектанты и чего они, можно сказать, жаждут, и должно быть предметом миссионерских бесед. В кичливой гордости сектанты мнят о себе, что они не грешат, а если кто из них и согрешает, то приносит Богу покаяние и Он прощает ему, потому что после покаяния уже перестаёт грешить. Такая уверенность в своей святости происходит от того, что сектанты не обращают внимания на высшие нравственные требования, исполнение которых не под силу естественному человеку. Раскрыть им то, что требуется для нравственного совершенства и сопоставить эти требования с естественными силами человека, – всё это не приведёт ли их к сознанию своих немощей и не побудит ли их заботиться отыскивать способы и средства, врачующие немощи и восполняющие недостатки? – Обыкновенно, в полемических беседах миссионеров преобладает догматический элемент, они на основании св. писания стараются доказать законность, а, следовательно, и необходимость для спасения догматов, отвергаемых сектантами, тогда как сектанты необходимым условием спасения признают исполнение только нравственного учения, понимаемого ими в самом узком смысле. Нам и кажется, что в данном случае собеседники стоят не на одной и той же точке зрения на предмет, отсюда и возможен такой вопрос со стороны сектантов: кто причастился, тот уже сделался святым и никогда не станет грешить? При отрицательном ответе слышится такое возражение: зачем и приобщаться, не лучше ли прямо перестать грешить. Нам кажется, что подобными вопросами и возражениями сектанты сами требуют от нас раскрытия всей высоты нравственного учения и всей низости греховной природы человека, которая, для достижения нравственного совершенства, нуждается в признании догматического учения, обязывающего нас пользоваться богодарованными средствами, которые только и приводят нас в меру возраста мужа совершенна.

И так, по нашему крайнему разумению, миссионерам, вместе с полемикой по вопросам догмата, надо наниматься на собеседованиях и разъяснением христианского учения вообще, которое само по себе приведёт их к сознанию невозможности достигнуть собственными силами богоподобия, а отсюда и к необходимости пользоваться богодарованными средствами и руководством голоса св. церкви, что и приведёт к желанной цели: «да будут вси едино, как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино». (Ин.17:21). ¹⁴⁹.

Свящ. М. Клеандров

Известно, что ни одна секта так не изменяется в своём веро- и нравоучении и в своей обрядовой стороне, как хлыстовщина. Тридцать – пятьдесят лет тому назад она была другой, чем какова теперь; не такова она в Тарусе, какова в Оренбурге и т. д. Поэтому, разумеется, всякие новейшие сведения о хлыстовстве весьма интересны по новизне их и важны в научном и миссионерском отношениях. Нам удалось записать рассказ о современной поволжской хлыстовщине, со слов хлыста, жителя Поволжья.

Нужно заметить, что в тёмную область наших мистических сект проливают свет почти исключительно раскаивающиеся адепты этой секты. Непосвящённым проникнуть в тайны её решительно невозможно. Между тем эта замкнутость и таинственность, в которую не посвящены все прочие, даже иереи и миссионеры, и имеет своё особое обаяние для простых соблазняемых в секту людей; этим характером только и жизненна, и сильна эта гнусная секта. А потому, чем больше миссия и литература наша будут разгонять этот окутывающий тайные секты вековой мрак, обнажать смрадную их наготу и шарлатанские проделки безнравственных и своекорыстных хлыстовских кормщиков и кормщиц, тем успешнее пойдёт трудная борьба с хлыстовством и искоренение её. Заметим, что наш рассказчик, обличаемый в совести своей и снедаемый ревностью о спасении заблуждающихся братий православных от того пагубного развращения и заблуждения, которые он, пребывая в хлыстовстве, самолично видел, испытал и перестрадал – нарочно прибыл в столицу на свои бедные средства (и чуть ли даже не Христовым именем), чтобы исповедать здесь свои грехи сектантства перед чтимым всей Русью достойнейшим пастырем о. Иоанном Кронштадтским, получить от него успокоение своей мятущейся душе, а вместе чтобы предать свету гласности, с полной искренностью, все ведомые ему тайные деяния, совершаемые в поволжских хлыстовских кораблях.

Разоблачения нашего рассказчика дают много новых данных о хлыстовстве и любопытных подробностей из жизни секты, что ещё раз убеждает, как недостаточно исследована область мистического сектантства.

Рассказ этот здесь воспроизводим по преимуществу словами самого бывшего хлыста.

Наш рассказчик, крестьянин С-кой губ. В. К-н, до 1888 года вёл жизнь скромную, был очень религиозен, такова же была и жена его. Проживал он в г. Б-ке. Неподалеку от него жила его одна знакомка – старая дева – Ефросинья Ефремовна, отличавшаяся своей благочестивой жизнью и религиозностью. В одно время приходит к К-ну Ефросинья и говорит, что она имела счастье на днях познакомиться с таким хорошим человеком, что и выразить никак не сумеет. Уж очень он умён, говорила Ефросинья, а слово Божье так толкует, что я никогда и ни от кого не слыхала такого толкованья. К-н пленился таким отзывом и просил Ефросинью познакомить его с «обретённым мессией». Дело это было в конце великого поста. И вот в страстную пятницу заявляется к К-ну этот самый «хороший человек». Впоследствии оказалось, что это был из числа сосланных с Кавказа в С-ую губер. за хлыстовскую пропаганду некто Шелестов, находившийся здесь под надзором полиции.

К-н принял нового знакомого радушно, угостил, чем Бог послал, потом завёл разговор, который скоро перешёл к вопросам религии; толковали всё о слове Божьем. Гость так увлёк домохозяев своим красноречием, что и не видали, как время ушло далеко за полночь. «Не нужно было бы нам уж совсем ложиться спать-то, говорил К-н, и через какой-нибудь час идти бы в храм Божий на погребение Христа, но мы прилегли, да и проспали всю утреню. Когда же проснулись и сообразили мы с женой, что проспали такое великое богослужение, как утреня в Страстную Субботу, – то сильно загрустили и даже расплакались; а наш новый знакомый стал нас успокаивать: вот беда то какая, говорил он, что мёртвого Христа проспали похоронить, не горюйте, потому что скоро увидите живого христа. Вот завтра пойдём и встретим его; верующие христиане не хоронят своего Христа, и он у них всегда жив».

К-н не понимал, про какого тот христа говорит и как может его показать. На первый и второй день Пасхи Шелестов снова заходил к К-ну и скоро пригласил его «на собрание верующих» в одно из сёл, неподалёку от г. Б-ка.

Когда прибыли на собранье в назначенный дом, то К-н увидал там уже очень многих последователей секты, собравшихся из разных мест; Шелестов представлял из себя какого-то набольшего. Подробно о собраниях вообще, скажем ниже, а здесь заметим, что на этом собрании между прочим была исповедь. Совершалась она Шелестовым, который с зажжённой в одной руке свечой, а в другой с св. евангелием, вышел в чулан и к нему по очереди подходили на исповедь мужчины. «Дошла очередь и до меня, говорит К-н, когда я вошёл в чулан, то первый вопрос Шелестов мне задал такой: верую ли я во Христа? Я замедлил ответом, не понимая, к чему это спрашивает меня Шелестов; он, видя моё недоумение, как бы спохватился, да и говорит: «ах, я тебе ещё не показал христа-то, так вот смотри же, почему можно признать христа».

Тотчас же поднял он свою рубашку и показал на правом своём боку как бы рану, при этом сказал: «вот та рана и теперь ещё видна, которую воин проткнул копьём». Я таки затрясся весь; мне показалось, что как бы на самом деле рана настоящая, пал я к ногам лжехриста и исповедовал своё заблуждение и неверие к его личности, а Шелестов успокаивал меня и проговорил: «ну, не будь не верен, но верен будь». Впоследствии, когда Шелестов был предан суду, то о своей ране объяснил, что это у него «родинка», а на самом деле рана представлялась как бы выжженное тавро. После этого я уже не пропускал ни одного собранья и, хотя не вдруг, но постепенно и сильно привязался к хлыстовской ереси. Жена моя тоже не отставала от меня, а знакомая нам Ефросинья сделалась у Шелестова лже-богородицей, я же впоследствии был в чин князя возведён, т. е. в помощника лжехристу».

Часто в душу закрадывались сомнения, говорил К-н, в подлинности сектантского христа и особенно в то время, когда видишь сам, что, после собранья, Шелестов укладывался спать с так называемыми на его языке, «равноапостольными сёстрами», но как бы нарочно, – как только подумаешь недоброе о христе своём, то явится какая-нибудь болезнь, перепугаешься немедленно идёшь к лже-христу Шелестову с чистосердечным раскаянием; а он, сердечный, так и заплачет о нашем будто бы неверии, говоря: «ах, маловеры, зачем вы усумнились»? затем даст питья, как бы чудотворного, и тем снимал «грех неверия». Особенно сильно сомневалась жена К-на, которой больше всего обязан К-н за обращение своё к православию. Она, помимо сомненья, однажды прямо-таки восстала на собрании против лже-христа, который в своём слове сказал, что у него несть мужеский и женский пол, а все одинаковы и потому «по духовной любви» можно де жить и спать вместе мужскому полу с женским, без всяких рассуждений о родственном, или каком другом отношении. Жена К-на тут же заявила так: «хоть ты и Христос, но я до себя не подпущу не только кого бы то ни было, но и тебя самого, а также и мужу своему не позволю сойтись с другой»; конечно, Шелестов вскипел негодованием, заплакал (слёзы – это самое первое средство у хлыстов) и подошёл к К-ну, проговорил: «ну, брат, не получить тебе царства небесного из-за своей жены, как ты не молись, пока не научишь её истине»; потом Ш-в обратился к жене и приказал ей, как не верующей уйти из собрания. Но К-на заявила, что без мужа не уйдёт она, «а то он тут без меня заведёт духовную любовь», сказала жена. Делать было нечего: пришлось уходить, и хлысты, отведя К-на в сторону, внушали ему, чтобы он дорогой раскроил голову жене своей и выгнал из неё злого духа.

После этого разбойничьего внушения уже совсем овладело сомненье не только женой, но и самим К-м; и через непродолжительное время они порешили бросить хлыстовское заблуждение и присоединиться к своей родной матушке – Православной Церкви.

Накануне присоединения, после исповеди, говорил К-н, около полуночи не то во сне, не то наяву видел он, что как бы страшный змей пролетел мимо него и, разинув пасть, хотел совсем поглотить всю семью К-на, но потом рассыпался и проговорил, точь-в-точь как Шелестовым голосом: «а! догадался! раскаялся!!!» – Так и закончил К-н свой рассказ о своём трёхлетнем пребывании в хлыстовщине; далее подробно передавал вообще о всех хлыстовских порядках и учении, которые К-ну, как третьему лицу после лже-саваофа, известны во всех подробностях. Начал он нам свою повесть с того, как хлысты завлекают тёмный люд в свои сети.

Каждому православному человеку, каким бы путём ни познакомившемуся с хлыстами, в первое время они кажутся самыми истовыми христианами: в домах у них иконы с богатыми украшениями и с неугасимыми у некоторых лампадами, в храм они ходят исправнее другого православного, в разговорах с попавшим в их общество новичком, поучают его, как нужно молиться, как почитать пастырей и наставников, и, только завлекши нововера, переходят и к рассуждениям о том, напр., вносит ли «свет» тот поп, который курит табак и водку пьёт, – далее начинают внушать, что без «гонения нет и спасения», истинных последователей всегда де будут гнать, называть хлыстами, еретиками и проч. Когда же, после нескольких подобных бесед и после приёмов другого рода в совращению, как наприм., материальными средствами, – увидят, что новичок уже совсем подался на их сторону, то приглашают его на собрание, предварительно отобрав у него обещание, что он согласен перенести «всякую хулу и гонение, ради спасения». В первое же посещение собрания, новичка заставят раскаяться в своих прежних заблуждениях перед «старцем» (так называется всякий старший в корабле, будь он саваоф, христос, или пророк). Старец в свою очередь испытывает его вопросами, в роде подобного: «а что, братец, думаешь ли ты, что попы могут простить грехи»? И сам же отвечает: «попы сами связаны грехами и никогда не могут развязать связанных», и таким порядком мало по малу вводят в своё общество. Но на свои радения человека нового, или ещё колеблющегося по отношению к их секте, хлысты никогда не допустят, и он проживёт несколько лет в хлыстах, а не узнает всей тайны.

С целью пропаганды своей секты, хлысты делаются иногда странниками-богомольцами и под этим видом слоняются по монастырям; здесь они стараются сойтись поближе с простодушными богомольцами и своей любезностью очаровывают их. Стараются завести нового своего знакомца на перепутья к своему «старцу» и, когда это удастся, то гостя окружают всевозможной любезностью: – накормят, напоят, а потом спрашивают: «ну, что, братец, получил ли ты какую-нибудь пользу от чудотворной иконы или мощей, к которым ходил покланяться»? Гость теряется от такого неожиданного вопроса, и за него отвечает сам мнимый странник – хлыст, говоря приблизительно так: и мы – люди тёмные, что можем получить там? Ну, какая может быть польза от досок и мёртвых костей? Другое дело – вот живые боги, они помогут и телесно и духовно, т. е. накормят, напоят и научат» – Иной простолюдин и увлечётся подобной беседой, прогостит недельку – другую у гостеприимных богов и отправляется домой уже хлыстом.

Не отходит от новичка во время гощенья у старца мнимый странник, напевая на ушко попавшей в хлыстовские тенёта жертве: «вот старец – так старец, уж подлинно чудотворец! вот где истинна-то!» – Отсюда понятно, почему хлысты всеми силами стараются содержать странноприимницы, дабы при помощи их они могли иметь большее распространение своей ереси. Если хлысты знают, что в таком-то селе, или деревне нет ни одного их последователя, то всеми силами стараются хотя в работники к кому-нибудь навязать туда своего последователя, дабы и здесь иметь некий плод.

Из вероучения современных хлыстов К-н сообщил следующее. О церкви хлысты рассуждают, что где Христос, (конечно хлыстовский) там и церковь, а где собрались: саваоф, Христос, богородица, апостолы и пророки, то уже здесь составляется соборная апостольская церковь; православная же Церковь никогда не может быть соборной потому, что она разделена на приходы, следовательно, она есть церковь приходская. Этой хлыстовской церкви передана и «тайна» истинного учения, которую все хлысты обязываются хранить от мира, а особенно от злых фарисеев (прав. духовенства). «Миру же тайна не дана, потому что в нём живет сатана».

«А кто этот сатана? это архиерей православный, никто иной и Спасителя-то искушал в пустыне, как то архиерей. Попы же – суть служители сатаны. Потому и называются они попами, что живут, как попало». Когда попы курят табак, – этот ладон сатаны, то этим они отклоняют от себя Духа Святого и благодать, которых в них поэтому и быть не может; вот другое дело наши старцы, их можно и священниками назвать, потому что они свято разносят свет собой во тьме, т. е. в миру, который погиб бы без света старцев, лжемудрствуют хлысты. Поэтому, не осмеливаясь оказать православному священнику открыто грубостей, они всячески стараются причинить ему неприятности, а иногда и большие. Характерен следующий факт. Однажды миссионер-священник, проведав про тайные сборища хлыстов, решился для вящего успеха пойти один в их собранье с словом увещания. Войдя к хлыстам, повёл речь о заблуждениях, какие творятся в их обществе; хлысты же выказали обиженность на него и приступили к батюшке с криком, как он может их подозревать в принадлежности к хлыстовщине, когда они все – истинные сыны православное церкви. При этом вынимают из-за божницы записочки о том, что они были у исповеди и Св. Причастия. Подобные записки у хлыстов всегда наготове. Если бы их свой местный священник и не допустил до Св. Причастия, то они не затрудняются съездить хотя за 100–150 вёрст в монастырь, лишь бы получить «удостовереньеце, что они нынешний год были у исповеди и Св. Причастия». После этого с притворными слезами, с рыданиями, с сильным возбуждением стали просить священника указать, чего им недостаёт для их спасения, в чём их заблуждения и грехи состоят. При этом, как бы от сильного душевного волнения, бросаются человек 8–10 к ногам миссионера и, ухватив – кто за ноги, кто за одежду, – тащат его всяк в свою сторону, приговаривая – плаксивым голосом: «ты наш пастырь, а мы заблудшие овцы, возьми ты, батюшка, нас на рамена свои и неси, куда знаешь». Только, миссионеру было не до того, чтобы нести их на себе: он молит Бога, как бы скорей живому убраться от таких диких овец.

Насколько ненавидят хлысты православное духовенство, настолько, если не более, благоговеют перед своими духовными руководителями – «живыми богами», как они их именуют. Персонал живых богов в Поволжской хлыстовщине представляют из себя следующие чины: саваоф – крестьянин, старик около 60 лет, жена его считается за лже-богородицу, три сына слывут в секте за евангелистов. Его – хутор, ради пребывания в нём лже-саваофа, у хлыстов называется «обетованной землёй». Лжехриста изображает крестьянин, – здоровый мужчина около 40 лет, живёт он хотя далеко от саваофа (около 300 верст), но не редко бывает на общих собраниях «в обетованной земле», и к себе принимает высшую хлыстовскую власть, т. е. саваофа; местожительство его хлысты прозвали «Иерусалимом», куда, как и в «обетованную землю», ходят на поклонение. Есть у них и Иоанн Богослов – молодой красивый крестьянин, а один крестьянин называется Иаковом, братом Господним¹⁵⁰. Нужно заметить, что лжехристос поволжский в прошлом 1898 году, будучи привлечён к ответственности за хлыстовскую пропаганду, публично отрёкся под присягою от принадлежности к этой ереси, после же не преминул истолковать последователям своим факт отречения в пользу хлыстов-же; он им говорил: «вот как я распинался за пас, моих братьев, искупил вас и себя дорогой ценой; теперь ко мне никто из врагов уж не касается, потому что я настоящий христианин православный, а отрекался я от хлыстовщины. Знаете, братцы, кто суть настоящие хлысты? это «пьяницы куреи» (табачники), они-то и есть хлысты, когда в пьяном виде идут, да об стены хлещутся, и языком хлещут, ругаясь как попало; от них нужно отрекаться и проклинать их. Враги наши в большом заблуждении, называя нас хлыстами, тогда как нас следовало бы звать христами». Помимо указанных лже-богов и лже-апостолов, есть ещё лже-пророки и лже-пророчицы, равноапостольные Марии и мученицы Парасковеи, ангелы (девки молодые). Всех их трудно и перечесть. Рядовые хлысты в божество и пророчество своих верховодов веруют слепо, безотчётно, гипнотически. Вера эта в большинстве случаев питается рассуждениями главарей, на подобие следующего: «цари и князи, и все великие люди желали видеть и слушать Христа, но не видели, а вы малые только подумали, и он сам явился к вам». Не мало у хлыстов и богородиц, и все они называются разными именами. Такое множество, по словам хлыстов, весьма естественно. «Пришёл я вот хотя бы к Ефросинье Ефремовне, говорил один Христос, она меня приняла, обогрела, накормила и упокоила, – значит она как бы обновила, или прямо сказать, родила меня, ну она и называется за это богородицей». Как бы в подтверждение своего лже-христовского достоинства или сыновства бесстыжий Ш-в вынимал груди у лже-богородицы и при всех показывает вид, что сосёт их, – приговаривая: – «вот как я себя умалил, что и роль ребёнка принял». О таинстве Св. Причащения хлысты зломудрствуют, «что не тело Христово нужно принимать, а дело его», т. е. гонения и страдания, «и не та тайна, что накрошен хлеб и смешен с вином, а вот существование нашей общины – это действительная тайна, потому что весь мир должен причаститься истины и порядка нашей церкви, и потому ещё, что ключи небесного царства хранятся у нашего старца», так научают хлысты. Съесть просфору почитают за страшное для себя осквернение. Но иногда по необходимости подают просфору на проскомидии. И что же? когда принесут её домой, то начинают глумиться над ней, и указывая на то место, из которого вынута частица, говорят, что здесь-то самый яд и находится. Просфоры эти, обыкновенно, отдают на съедение лошадям.

Случилось раз, что знакомый местный иеродиакон прислал К-ну девятичинную просфору. К-н тогда был настоящим хлыстом. Просфору эту он сохранил и при удобном случае показал ее лжехристу Шелестову. Этот посмотрел, покачал головой и со слезами на глазах кощунственно проговорил: «о! как много здесь яду-то, если собаке дать эту просфору и та издохнет» и приказал жене К-на снести просфору и бросить в реку. Эта послушалась и бросила. Но вот диво-то, говорил К-н, речка быстрая, а просфора осталась на одном месте. Приходит она на другой день и видит опять тут же просфору, но уже немного ближе к берегу. «Я, говорит К-на, пришла в ужас и забывши своё хлыстовство, подвела коромыслом просфору к берегу, перекрестилась и съела». Притом рассказчик добавил, что когда ему жена передала об этом, то он пришёл в страшное бешенство и не только не хотел верить, но чуть не побил за это свою жену, чего от роду с ним не бывало.

Таинство покаяния как и причащение, хлысты вменяют ни во что и когда бывают на исповеди, то на все вопросы священника отвечают: «грешен ба́тюшка»; стараясь сказать, что батюшка грешен, а не хлыст. Но мало этого: иногда и такие проделки они устраивают: отойдёт хлыст от священника, уже исповедавшись, но потом, как бы обдумавшись, вернётся снова и таинственно говорит: «а что, батюшка: могу ли я сказать вам великий грех? Священник, конечно, ободрит его, не подозревая лукавства; и тогда хлыст поведёт такую речь: видите ли, батюшка, раз иду я полем, а там при дороге сидит пьяный поп, с распущенной косой и с трубкой во рту, я и думаю: вот враг-то так враг, ну, может ли такой поп грехи отпускать?.. Священник, конечно, разъяснит, что им за собой больше всего нужно наблюдать, и что пастырь, как такой же человек, может и согрешить в чём-либо. Хлысту только последние слова и нужны; он приходить домой и хвастается, что-де попа заставил перед собой каяться, а не он пред ним каялся.

Брак хлысты также не признают, потому что брак, говорят они, давно уже забракован и теперь в нём нет нужды.

Крестного знамени у себя дома хлысты не только не творят, но и видеть не могут его. Иконы хотя и имеют и лампадки перед ними зажигают, но всё это делают для отвода глаз и

предпочитают за великое счастье иметь у себя фотографии с живых богов, которые и называют чудотворными и почитают, как святыню. Одна из таких фотографий доставлена в нашу Редакцию в миссионерский альбом сектантских типов. Мы её здесь помещаем для ознакомления читателей с хлыстовскими типами. Группа представляет собой «хлыстовский собор» главнейших иерархических чинов секты: тут и мнимый саваоф, и лжехристос, и Иоанн богослов, Иаков брат Господень, лже-богородица, евангелисты или благовестники и пророки.

Об угодниках Божиих хлысты, в оправдание своего гнусного и безнравственного поведения, кощунственно говорят, что святые все были блудники; иначе они и не могли бы спастись, потому что Христос не праведников спасал, а грешников, а потому, заключают хлысты, и им нечего опасаться, если иногда они впадут в грех блудный. Сама любовь в том-то и заключается. Сожительство же по законному браку почитают за страшный грех, – тем больший, если у кого окажется плод этого сожительства. Для избежания его не только от жены, – но и от духовных сестёр, – хлысты принимают такие гнусные меры, о коих невозможно глаголати здесь.

О вине и водке хлысты толкуют, что выпить вина значит – выпить крови сатаны и живому сойти во ад. И вот и в евангелии-то сказано, что Христос сходил во ад, а в какой это ад? Конечно, выпил вина, вот и значит, что сошёл во ад грешных спасти от мук». Но при всём этом толковании хлысты позволяют себе иногда выпить водочки в компании, с целью расположить к себе собеседника, и посеять своё ученье; и это они понимают «за нисхождение во ад» людей грешных спасать. Мясо тоже запрещается у хлыстов употреблять из жалости к животным и основываясь на словах апостола Павла, сказавшего: не буду мяса есть во век, дабы не соблазнить брата моего (1Кор.8:13).

Родителей своих по плоти хлысты и почитать не хотят за отца и мать: у них тот отец, кто родит духовно, т. е. кто совратит в их ересь. Поэтому при встрече один с другим в первый раз, т. е. при первом знакомстве, спрашивают один другого: «от кого ты родился?» т. е. кто твой духовный руководитель?

На мiр и на настоящее время, хлысты современные смотрят весьма печально. По их мнению, теперь царствует антихрист, под которым разумеют ныне благополучно царствующего Государя. Поводом к такому мнению служит то обстоятельство, что покойного Государя Александра III безумные хлысты считали своим последователем и при жизни его поволжские хлысты говорили, что со смертью его наступит царство антихриста. «Иной раз, говорили хлысты К-ну, батюшка, покойный Царь беседовал с нашими старцами, переодевшись в штатскую одежду, и не раз заявлял старцам, что он открыто принял бы их ученье, да боится своих министров». Поэтому и в стихах своих они добавляли: «тебя, господь, хвалим и за Царя Бога молим»; теперь же этого никогда не поют.

Вследствие такой веры, хлысты иногда от поступающих в их секту, отбирают расписки исповедей, в которых подписавшийся исповедует своё признание о том, что теперь царствует антихрист, посему если бы пришлось ему и умереть под пытками, но тайны о своём обществе он не откроет. Эти расписки в руках вожаков сильнее всякого убеждения действуют на подписавшихся, если бы кто из них вздумал иметь какое недоверие или колебание.

Когда кто-либо из хлыстов, заподозренный в ереси, вызывается к начальству, то вожаки внушают ему притворяться «дурачком» и на вопросы отвечать не больше как: «а? что? я ничего не знаю». Этим иногда приводят вызывающих их властей к ошибочному заключению: что де может сделать такое дурачьё. От солдатчины хлысты всеми мерами стараются отделаться; вожаки внушают подлежащим к призыву недели за 2–3, как можно меньше употреблять пищи, а дня за 2–3 так и совсем не есть. После такого средства, рекрута, еле живого приводят в приёмную и его, конечно, отпускают домой. Об воинской повинности хлысты так мудрствуют: «нам некому служить; антихристу же мы не желаем слугами быть, потому что он сам слуга сатаны; а своим старцам мы и без того служим. Вот наше общество и есть настоящей христолюбивое воинство, служащее живому богу и если бы кто хотя я из первых воинов попытался отстать, то даже и самый последний из хлыстов должен его убить».

Весьма интересные сведения были сообщены К-м иа богослужебных собраниях хлыстов. Собрания по большей части устраиваются в домах: саваофа, христа, или пророков. Старший по знанию и руководит всем собранием; Для того, чтобы не вошёл к ним кто из врагов (православный), у двери становится страж, называемый «Михаил – архангел». Впрочем, у саваофа и во всякое время такой «Михаил архангел» стоит на страже. Кроме того, у саваофа и лжехриста живут по 3–4 девы, как бы посвящённые родителями на служение богу; они называются разными именами святых жён, а иногда и ангелами. При входе на собранье, каждый кланяется ниже пояса в три стороны и говорит: «мир вашему дому и живущим в нём», на что ему отвечают: «с миром к нам». Затем всякий пришедший подходит к старцу, кланяется ему в ноги, целует сначала; в уста, а потом в правую руку, после сего здоровается со всеми братьями и сёстрами по-христиански, т. е. братским целованьем.

Собрание начинается иногда чтением евангелия, для чего старец кормчий приказывает кому-нибудь из приближённых прочесть один или два излюбленных стиха из Евангелия, после чего начинает их разъяснять. Иногда же собрание начинается прямо с пения; а так как после пения всегда бывает исповедь, то и поётся пред-исповедный кант:

Плачь, душе моя,

Протекает жизнь твоя;

Ангел твой хранитель тебя хранит

И плакать о грехах велит.

Бога имей всегда в глазах,

И дни провожай в слезах.

Будешь на небе сама жить,

Во святых щедротах время проводить.

Вот и Богу честь и слава

Ему сила и держава!

После пения этого стиха, лжехристос или за его отсутствием пророк делает наставление о том, как нужно каяться, а потом, с зажженной свечой и с евангелием в руках – уходит в отдельное помещение и там принимает по очереди на исповедь мужчин. Главная цель в вопросах исповеди преследуется та, чтобы уверить членов больше в истинности хлыстовства и святости поступков и жизни её главарей. – Женщин в большей части случаев исповедует лже-богородица, после того как кончится исповедь мужчин. Она тоже берёт в руки свечу и евангелие и уединяется. Но иногда и женщин исповедует сам лжехристос. От бесстыдства такого исповедника, жена К-на едва-едва вырвалась, нанесши ему побои, и дала слово больше не бывать у лжехриста на исповеди.

После покаяния поется другой кант:

Господь гласом говорил,

Он темницу отворил,

Душу грешну пробудил.

Встань, ей он говорил, и проснись,

В белу ризу обрядись

И поди ты к Богу подымись,

Кайся пред ним во грехах

И во всех мирских делах.

Тогда сойдёт к тебе Святой Дух;

Он научит тебя вдруг;

Тогда только будешь знать

Как имя Божье прославлять.

После этого лжехристос целует лже-богородицу, говора ей: «а, ну-ка, мать, разнеси благодать братьям и сёстрам». Мать обходит всех мужчин и женщин и целует каждого. При целовании она старается втягивать в себя дыхание из рта того, с кем целуется и это для того, как она сама объясняет, чтобы вызвать из человека злого духа на место коего послать духа благодати. После обнесения благодати – непосредственно после поцелуев – женщины почти все одна за другой падают на пол и, как бесноватые, бьются руками и ногами и издают нечеловеческие крики и визг; Лжехристос же при этой дикой картине приговаривает: «что, сёстры, получили духа святого»? Потом обращается к лже-богородице со словами: «покрой». И «мать» идёт и покрывает голову каждой беснующейся белым платком, а лжехристос в это время продолжает говорить: «вот здесь тот самый брачный кано-галилейский пир изображается, о котором писано в евангелии. Сёстры упились духовным вином»; после этого мать снимает свой покров и сёстры начинают вставать. – Наш рассказчик К-в многих из женщин спрашивал после их беснований о том, что они чувствуют в это время; ответ получался такой: пока они валяются по полу, то ничего не сознают, но когда встанут и опомнятся, то внутри ощущают какой-то холод, как- бы лихорадочное состояние и трясение во всех членах.

На торжественных собраниях, когда присутствует сам Саваоф, совершается иногда обряд коронованья лже-богородицы. Для этого «живые боги» берут платок, свив его жгутом, и, связав концы, держат как бы венец сверху, лже-богородица подходит под него и венок опускается ей на голову, собрание в это время поёт:

Склонили веса

Душу в небеса,

Принимал отец,

Наклонял венец

Там была радость неизреченная.

Так же происходит венчанье вновь избранного хлыстовского пророка или апостола. После этого поются ещё стихи, но не всегда одинаковые. Приводим один из них:

На сионских на горах

Стоял Божий сад,

В нём духовный виноград.

Как в этом во израильском саду.

Гулял батюшка наш царь

Небесный владыка – Государь;

Он по садику гулял,

Плоды добры собирал,

А бесплодье укорял,

Долой с корня посекал,

В пламень огненный кидал.

Где был плач и скрежет зубов.

А наш батюшка родимый

Он поставил сторожей.

Своих верных детей.

Они садик стерегут;

За то денег не берут;

Потом пошёл дождичек и град,

Побежали все назад,

Враги за нами торопятся бежать,

И все хулят божий сад.

За божество-то они не взялись,

А слабостям продались.

Во время пения подобных кантов, хлысты берутся за руки я ходят кругом, а лже-богородица, взявши в руки свечу или лампу, и ставши в кругу, начинает ходить крестом, или же берёт платок от старца и машет им в разные стороны. Это действие изображает то, что богородица производить молнию, а пение собрания означает гром. Лжехристос после этого запевает неистовым голосом один:

* * *

Вы избранные мои, –

Вам указан рай, Вам указан рай,

Лишь на спасителя взирай!

Собрание хором подхватывает:

Запоём; «Христос воскрес»

В соборе мы все здесь;

Запоём, что от престола

Не дают нам жизни и простора.

Теснят, гонят, всегда бьют

И в Сибирские края шлют,

А мы с радостью пойдём

И мать божью с собой возьмём;

Мы там не погибнем;

Корабль в море не покинем.

Корабельный наш управитель –

Иисус Христос Спаситель.

На корабль он наступит правой ногой

И затрубит златой трубой.

На глас его матросы все сошлись

И виноватые нашлись;

Он вину нашу прощает,

Но вперёд делать так запрещает.

Вот и Богу слава, честь

И держава во веки веков.

Аминь.

Другой кант:

* * *

Счастливы низки роды,

В свято время родились,

Они Богу годились.

А высокие лица

Стали с Господом делиться

И спешили со злом соединиться.

Уж вы попы, монахи, архереи,

Цари, патриархи и князи

Протирайте свои главы, –

Или же вы теперь слепые

Не видите божьего света.

Вы тогда увидите свет

Когда Бог сотворит чудеса

Раскатятся колеса,

Со великого камени, с огненного пламени.

Вот ещё любопытный кант хлыстовский, который приводит мужчин на собраниях в экстатическое состояние:

Пойдем в дом божий,

Там все чудные дела,

Там все праведные ликуют

И, как ангелы в высоте,

Пребывают в чистоте.

Но не так Давид пред своим ковчегом

С людьми божьими святыми

Скакаша, играша,

Руками плескаша,

Не руками и ногами праведны трепещут.

Дом ты, дом Давидов,

Что в тебе творится?

Молится до поту,

Слёзы льются, как волна,

Блескают глазами

Пред своими богами.

Злые фарисеи все на то дивятся,

Но войти в царство Божье

Умом своим не ухитрятся.

Высокий их разум

Может ли смириться

И мудрости небесной

Не может научиться.

Там от них заперты

Царские ворота; туда только входят

Кроткие, святые, входят смиренные и простые –

Бедные земледельцы,

Не попадут туда и винодельцы,

Полно, будет вам братцы

С Богом делиться;

Долго ли, коротко ли

Отцу и Сыну божию святому –

Прохору живому

Придётся поклониться,

Богу слава вечно с похвалами во веки веков. Аминь

Тебе Господа благодарим.

После продолжительного пения и круженья, мужчины приходят в такое волненье, что машут руками со сжатыми кулаками, трясутся, бьют себя в грудь, рвут волосы на голове, кричат и издают равные непонятные звуки. Потом мало по малу всё стихает, радеющие успокаиваются и собрания вскоре же заканчиваются. Но ещё за долго до окончания собрания – под разными предлогами выпроваживаются все те, в твёрдости и приверженности к секте которых ещё главари не уверились. Конец бывает почти всегда одинаков: огни гасятся и брат с сестрой, всяк по своему выбору, расходятся по равным комнатам и клетям «для духовной любви».

В заключение передадим несколько подробностей из рассказа К-на о равных гнусных безнравственных проделках хлыстов.

Чтобы скрыть следы своего гнусного поведения или последствия разврата, прикрываемого духовной любовью, хлысты, как выше сказано, принимают самые отвратительные преступные меры. Однажды случилось, что хлыстовка уже 4 месяца как забеременела; муж её был в отсутствии. Когда же вернулся и увидал жену в таком положении, то пришёл в страшное бешенство: больше всего мучило его, что не «с врагом ли» жена согрешила, т. е. не с православными-ли. На выручку здесь явился сам виновник – лжехристос; он успокоил негодовавшего мужа тем объяснением, что жена его не беременна, а что в нее вселился злой дух, которого лжехристос обещал изгнать. Дал потом он жене подходящего снадобья и через неделю не стало «злого духа»: весь кровью вышел. Вот, при наличности таких-то фактов, хлысты и хвалятся перед всеми девственностью своей. Молодые девицы, в большинстве случаев, попадают в жертву «живым богам» и это делается с согласия и доброй воли их родителей...

При окончании больших и торжественных радений, непременно топится баня и вся содомская компания обоего пола раздевается и полная баня набивается радельщиков.

Своих последователей мужчин лжехристы наделяют «просфорками» т. е. женщиной, с которой и живут они в «духовной любви». В одно время лжехристос обделил пророка своего, оставив ему старую «чёрствую просфорку». Обиженный не вытерпел, взял в руки попавшуюся доску и, размахиваясь на лжехриста, говорил в приливе гнева: «бог-так бог, а то вот и доска в бок! Дели ровно, а не так, – кому только хочешь, тому и наделяешь». Когда лжепророк пришёл в себя и охладел от гнева своего, то поспешил раскаяться перед лжехристом и собранием, объясняя свой поступок тем, что на него нашел злой дух.

Дыша страшной ненавистью и злобой к православию, хлысты не редко стали распевать в своих собраниях нижеследующий кант секты Иеговистов, переполненный кощунственным злохулением на церковь Божию:

Присуждают верить бредням,

Седмиглавью сатаны,

А не Божиим весельям,

Что с высот небес даны.

Демонским изображеньям

Свечи ставить и кадить,

Задохшей твари повелевают

Поклоняться и молить.

С-скую мерзость

Пить вино; как Божью кровь

Признаём за буйство – дерзость

Братство Божье и любовь,

Заставляют поклоняться

Сатанинским глубинам;

К книге с неба не касаться;

Деспотизма знак иль зверство

Принимать велят на лоб,

Т. е. мысли суеверья,

Да и будь ему холоп.

Много и другого передано было К-ным. Но оно или очень уж гнусно и мерзостно, так что передачей его мы боялись оскорбить нравственное чувство читателей, или уж прямо невозможно для печати. Да и из описанного нами легко убедиться, как далеко пошла поволжская хлыстовщина в развитии плотских вожделений, как она переполнилась нравственной грязью и какой ненавистью дышит ко всему православному и всем православным.

И. Смолин

(Штундовая литургия).

Холодное, сухое и малосодержательное богослужение штундистов, обыкновенно, состоящее из заунывного, монотонного пения известных, довольно безграмотно составленных или переведённых с немецкого языка «псальм», в большинстве грубо импровизируемых вожаками проповедей обличительного или похулительного содержания, произвол в порядке богослужебных собраний, – всё это давно уже обращали на себя внимание тех из штундистов, которые не могли мириться со всей сухостью своего религиозного культа, почти целиком позаимствованного у протестантов и неумелой рукой пересаженного на почву русского сектантства. Да это и понятно. Душа русского человека из детства привыкла к прекраснейшим формам православного богослужения, того величественного богослужения, которое привело весь русский наш народ из тьмы язычества к свету христианства, – воспитана в созерцании чудных, полных высокой поэзии и глубокого назидания обрядов веры православной, дающих так много пищи уму и сердцу верующего христианина, а потому православные отщепенцы никак не могут вабить их и не в силах помириться с убийственной мертвенностью и пустотой сектантского богослужения. Никакие доводы и убеждения протестантствующей мысли отрицающих необходимость обрядов православной веры не могут заглушить в русском сектанте подчас насильно скрываемой любви к последним. В этом сказывается поэтическая натура русского человека, его безотчётное стремление к возвышенно-прекрасному.

Как часто возвращающиеся к Православию штундисты чистосердечно сознаются, что, не видя долго православного богослужения, они испытывали нестерпимую по нём тоску, мучительный душевный голод. Один вид придорожного креста, один удар церковного колокола острым ножом отзывались в их сердцах; залитый огнями храм Божий в день Пасхи Христовой многих сектантов лишает сна и покоя, мучит бедные их души, ибо невольно будит в них лучшие религиозные впечатления минувшего счастливого их детства, вызывая между тем двоякого рода настроение их духа: или страшное озлобление и ненависть ко всему, что носит имя православия, или тяжёлую тоску по нём, как по напрасно утраченном дорогом достоянии... Среди раскаивающихся сектантов известны рассказы о снах и видениях церковного содержания, глубоко западавших в душу отщепенцев и мучивших их совесть. Пастырям и миссионерам хорошо известно, как и теперь величие православного обряда приводить многих сектантов из тьмы их заблуждений к свету истины. Не удивительно поэтому, что мертвенность и бессодержательность форм штундистского богослужения не раз возбуждала у сектантов желание придать ему иные, более содержательные формы и более разнообразные виды и устойчивый порядок.

Отвергая все обряды православной церкви, штундисты неоднократно вводили и вводят обряды свои, ими самими измышленные. Так, напр., сравнительно не очень давно у некоторых штундистов Херсонской губернии появился обряд наречения имени младенцу, состоящий в том, что в комнате родильницы расстилают на полу кожух и на него кладут новорожденное дитя, над которым «пресвитер» или «старший брат» читает евангелие Луки (Лк.1:57–63), после чего возлагает на голову ребенка руку и даёт ему, с согласия родителей, то или иное имя. В одном месте Херсонской же губ. была попытка у штундистов присвоить пресвитерам право ношения во время богослужения риз «для славы и благолепия», – попытка, впрочем, потерпевшая полное фиаско, вследствие протеста большинства, увидевшего в этом подражание православным пастырям и стремление пресвитеров к честолюбию.

Но, конечно, предметом особенной заботы штундистов служат главные виды их богослужений: «преломление», брак и крещение. О попытках к упорядочению двух последних обрядов я скажу в другой раз; теперь же считаю полезным для миссионерства и сектоведения сообщить и рассмотреть распространённый среди Херсонских сектантов во многих рукописях чин штундовой литургии. Мне приходилось слышать, что кое-где этот чин принят уже штундистами, почему нелишне будет своевременно познакомиться с содержанием его и нашим пастырям и миссионерам. Но предварительно считаю не лишним сказать несколько слов о самих издателях этого чина и о цели его издания.

В конце рассматриваемого чина штундовой литургии прописано следующее:

«Дозволено к печати определением С.-Петербургской Евангелическо-Лютеранской Консистории от 13-го мая 1882 года № 1010. Член Консистории Б. Вейсе. Секретарь Г. Фон-Самсон. Дозволено цензурой. С.-Петербург 3 июля. Типография Императорской Академии наук (Вас. Остр. 9 л. № 12)».

Печатного экземпляра штундовой литургии у меня нет, но судя по сделанной в конце рукописи вышеприведённой приписке, литургия эта была напечатана в Петербурге, с разрешения Лютеранской консистории. Необходимо заметить, что Лютеранские консистории из года в год издают всевозможные «сборники псальмов» и книжки на русском языке, конечно, не для немцев-лютеран, часто совершенно не говорящих по-русски и не желающих знать русского языка, а издают их для русских штундистов; почему лютеранская консистория пользуется таким правом снабжения русских сектантов нужными для последних книгами, – трудно понять. Всем, вероятно, миссионерам известен распространённый среди штундистов последний сборник их «псальм». На заглавном листе которого значится:

«Сборник духовных стихотворений для христиан Ев. Лютеранского исповедания. Севастополь 1892 г. Печатать дозволено Московской Евангелическо-Лютеранской Консисторией. Москва, мая 7 дня 1892 г. Духовный Заседатель Обер-пастор Бекман».

Интересно спросить бы Московскую лютеранскую консисторию, кто иэ лютеран-немцев читает или поёт указанные стихотворения, изданные на русском языке? Равным образом интересно спросить и С.-Петербургскую лютеранскую консисторию, где, в каких в России немецких кирках совершается лютеранами литургия на русском явыке? Очевидно и для всех ясно, что лютеранские консистории с их заседателями и обер-пасторами усердно занимаются косвенной пропагандой протестантства, под благовидным предлогом издания псальм и чина литургии на русском языке для немцев. На страницах «Мис. Обозр.» уже раздавался голос о том, что следовало бы русскому духовному правительству обратить на этот способ немецкой пропаганды серьёзное внимание и соответствующими мерами прекратить распространяемое немецкое зло. Да, воистину, следовало бы и давно пора!

Но обратимся к изложению содержания упомянутой пггундовой литургии, присоединив краткие наши критические замечания.

II.

Штундовая литургия носит такое название:

«Порядок главного Богослужения в воскресные и праздничные дни».

«Богослужение начинается песнопением».

«Проповедник у алтаря:¹⁵¹ Слава Отцу и Сыну и Св. Духу прежде всех веков и ныне и во веки. Аминь.»

(Или) Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

«Возлюбленные о Господе! Мы, собравшиеся здесь для поклонения Богу в духе и истине, для благодарения за все Его благодеяния и для испрошения у Него всего необходимого нам для души и тела прежде всего¹⁵², с сознанием своего недостоинства исповедуя Ему свои грехи, все вместе произносим:

Всемилосердный Боже и Отче! с глубоким смирением исповедуем пред Тобой многоразличные грехи и прегрешения наши.

Умилосердись над нами и прости нам, кающимся, все грехи наши, ради заслуг возлюбленного Сына Твоего Спасителя нашего Иисуса Христа. Аминь.

Хор. Господи помилуй! Христе, помилуй! Господи помилуй!

Проповедник. Всемогущий, вечный Бог по беспредельному своему милосердию и ради возлюбленного Сына своего Иисуса Христа прощает¹⁵³ нам все грехи наши и дарует нам благодать Свою для исправления жизни нашей и для принятия с ним вечной жизни. Аминь.

Хор. Аминь.

Проповедник. Слава в вышних Богу!

Хор. Едину Богу в высотах и т. д. (№ 25 в Голосе веры).

Проповедник. Помолимся, братия и сёстры Господу: Господи Боже, Небесный Отче, просим Тебя: руководи и направь нас Духом Твоим Святым, чтобы мы всем сердцем внимали Твоему Святому слову приняли его и им освящались, и чтобы мы возлагали всю надежду и всё упование наше на Иисуса Христа (исправляли жизнь свою по Твоему слову и остерегались всякого соблазна до тех пор, когда Твоей благодатью во Христе не будем?¹⁵⁴ на веки спасены через Того же Сына Твоего, Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

Хор: аминь, аминь.

Проповедник читает тот воскресный текст из Св. Писания, который не будет проповедоватся.

Хор: Аллилуия, Аллилуия, Аллилуия!

Проповедник читает Апостольский сѵмвол веры, но в большие праздники¹⁵⁵ читается Никейский символ веры¹⁵⁶.

Апостольский символ веры.

Веруем в Бога Отца, всемогущего Творца веба и земли, и во Иисуса Христа, единородного Сына Божия, Господа нашего зачатого от Духа Святого, рожденного от Марии Девы, страдавшего при Понтии Пилате, распятого, умершего и погребенного, сошедшего во ад, воскресшего в третий день от мертвых, вознесшегося на небеса и сидящего одесную Отца, откуда он придет судить живых и мертвых. Веруем в Духа Святого, во единую, святую, христианскую церковь, в общение святых, в отпущение грехов, в воскресение плоти и жизнь вечную. Аминь¹⁵⁷.

Никейский символ веры *).

Верую во единого Всемогущего Бога Отца, Творца неба и вемли, всего видимого и не видимого; и во единого Господа Иисуса Христа Сына Божия, единородного от Отца, рожденного прежде всех веков, света от света, Бога истинного, рожденного (прежде всех веков) не сотворенного, единосущного Отцу, имже все существует, нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего с небес и воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы и вочеловечшегося, распятого же за нас при Понтии Пилате и страдавшего и погребенного и воскресшего в третий день по писанию и восшедшего на небеса и седящего одесную Отца и снова грядущего со славою судить живых и мертвых, Его же царствию не будет конца; и в Духа Святого Господа животворящего, от Отца и Сына исходящего,¹⁵⁸ со Отцем и Сыном сповдоняемого и славимого, глаголавшего через пророков; во единую, святую христианскую¹⁵⁹ церковь, исповедую единое крещение во оставление грехов, чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь.

Затем следует главная песнь: 62-я и проповедь, после которой проповедник читает общую молитву церковную (?) и молитву Господню.

Молитва Господня: Отче наш, сущий на небесах; да святится имя Твое, да приидет царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день, и прости нам долги наша, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.

Ибо Твое есть царство и сила и слава во веки. Аминь.

Затем благословение:

Мир Божий, который превыше всякого ума, да соблюдёт сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе. Аминь.¹⁶⁰

После этого краткая песнь, затем Проповедник возглашает: Да будет прославлено и благословенно имя Господне!

Хор: отныне и во веки!

Пропов. Помолимся: Господи Боже, Отче Небесный, благодарим Тебя от всего сердца, что Ты столь обильно даёшь возвещать нам Твоё святое слово и Твою благость, даруй нам милостиво Духа Твоего Святого, чтобы мы были не только что слушателями, но и исполнителями его, чтобы мы им укрепляли нашу слабую веру, сообразовали с Ним жизнь свою и наконец достигли бы спасения через Сына Твоего, Господа Нашего Иисуса Христа.

Хор. Аминь.

Пропов. Да благословит тебя Господь и сохранит тебя! Да воззрит Господь светлым лицом на тебя и помилует тебя! Да обратит Господь лицо своё на Тебя и даст тебе мир!

Хор: Аминь, аминь, аминь.

II. Литургия в день исповеди св. причащения.

1-е. Исповедь.

Прежде всего проповедник увещевает кающихся прийти к искреннему исповедыванию своих грехов, приготовляя их к этому словом Божиим, потом говорит:

Смиритесь же теперь пред лицом Божиим и исповедывайте Ему от всего сердца все грехи ваши, говорите про себя. Всемогущий Боже, милосердый Отче! Я бедный грешник – человек исповедую Тебе все грехи мои, сделанные мною помышлением, словом и делом, которыми я заслужил Твой справедливый гнев и временное и вечное наказание. Но я душевно скорблю о них, сердечно раскаиваюсь в них и молю Тебя: Ты, Господи, по беспредельному милосердию своему и ради тяжкого страдания и смерти возлюбленного Сына Твоего Иисуса Христа, будь благ и милостив ко мне, бедному и грешному человеку, прости мне все грехи мои и милостиво даруй мне для исправления моей жизни силу Твоего Святого Духа. Аминь.

Исповедники: да!

Проповедн.: Всем сердечно кающимся истинной верой, утешающимся заслугами Иисуса Христа и решившимся с твёрдым намерением исправить свою греховную жизнь я, на основании этого исповедания вашего, силой данной мне власти¹⁶¹, как призванный и посвященный служитель божественного слова возвещаю благодать Божию и отпущение грехов во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

2-е. Св. Причащение.

Когда при богослужении совершается святое причащение, то после проповеди и молитвы поётся краткая песнь и потом:

Проповедн., у алтаря вовглашает: Господь да будет с вами!

Хор: И со духом твоим!

Пропов. Вознесите сердца!

Хор: Возносим их ко Господу!

Пропов. Благодарим Господа Бога нашего!

Хор: Достойно и праведно есть!

Пропов. Воистину достойно и правильно и спасительно есть! во всякое время и во всяком месте благодарить Тебя, Святый Отче, Всемогущий Боже, через Иисуса Христа Господа нашего, ради Которого Ты милуешь нам грехи наши и обещаешь вечное спасение. Посему мы со всеми ангелами и небесными силами поём славе Твоей хвалебную песнь.

Хор: Свят, свят, свят Бог Господь Саваоф! небо и земля полны славы Твоей.

Пропов. читает: Отче наш.

Хор: Аминь.

Пропов., Господь напгь Иисус Христос в ту ночь, в которую был предан, взял хлеб и, возблагодарив, преломил его, роздал ученикам своим и сказал: «Приимите, ядите сие есть Тело Мое за Вас предаваемое. Сие творите в Мое воспоминание».

Также, после вечери, взял Он чашу, возблагодарил, подал им. сказал: «Пейте из нея все, сия чаша есть Новый Завет в моей крови. Она же за вас и за многих наливается во оставление грехов. Сие творите, когда только будете пить её в Моё воспоминание».

Пропов. (Обращаясь к народу) Мир Господа со всеми вами! Аминь!

Хор: Агнче Божий, приявший грехи мира, помилуй нас! (3 раэа) Агнче Божий, приявший грехи мира, даруй нам мир Твой!

(Во время этого пения, за которым могут следовать и другие причастные песни, начинается причащение; по причащении).

Пропов. возглашает: Благодарите Господа, ибо Он Бог! Алилуия!

Хор: Милость Его вечна! Алилуия!

Пропов. Помолимся: Благодарим Тебя всемогущий Боже что Ты напитал нас сими спасительными дарами¹⁶² и просим Твоё милосердие, да послужат нам они к утверждению веры в Тебя и к сердечной взаимной любви через возлюбленного Сына Твоего Господа нашего Иисуса Христа.

Хор: Аминь!

Пропов. Да благословить Тебя Господь и сохранит тебя! Да воззрит Господь светлым лицом своим на тебя и помилует тебя. Да обратит Господь лицо своё на тебя и даст тебе мир!

Хор: Аминь!

Познакомив пастырей и миссионеров с попыткой штундистов ввести у себя чин литургии, мы должны заметить, что как ни приятно лютеранской консистории руководить церковными делами наших сектантов и привить с этой целыо всем общинам штундистов изданный ею «Порядок главного богослужения в воскресные и праздничные дни», но едва ли лютеранская консистория много успеет на этом пути, потому что наш простой мужик – сектант гораздо последовательнее и прямолинейнее учёных лютеранских пасторов, обер-пасторов и заседателей в деле отрицания вселенской истины Православия: не будет наш сектант, подобно лютеранам, отрицать предание Церкви, вселенские соборы и в то же время пользоваться тем, что первое сохранило и вторые постановили, – отвергать право законных пастырей церкви ходатайствовать пред Богом за людей, быть посредниками между Богом и людьми и в то же время прибегать к этому посредничеству и ходатайству в лице непризванных своих проповедников и лжепресвитеров.

Вот почему мы склонны предполагать, что, хотя некоторые из штундистов и желают ввести у себя изложенный чин литургии, да и другие чины и обряды, напоминающие обряды православной церкви, но ни первые, ни вторые никогда не будут приняты всей сектой штундистов и только внесут в неёе новые споры и разногласия, новые толки и разделения среди её последователей.

Херсонский Епарх. миссион. М. Кальнев

I.

Горе тому человеку, через которого соблазн приходит (Мф.18:7).

В 1891 г. я присутствовал на 2 миссионерском съезде в Москве. Однажды, по окончании заседания съезда, я отправился в Москву (заседания съезда происходили в Никольском единоверч. монаст. за Преображ. Заставой). У ворот монастыря меня встретил благообразный старичок л. 70.

– Здравствуйте, батюшка, обратился он ко мне.

– Здравствуй, говорю ему, дедушка!

– Не пускают, родимый, туда к вам-то, – показал он на монастырь. А мне больно охотно послушать ваши рассуждения на счёт всякого расколу.

– Что же тебе интересно знать о раскольниках? участливо спросил я старца.

– Как же, родной, не интересно-то!.. Боль на сердце...

Я взглянул на старика, а у него ручьём полились слёзы из глаз.

– Расскажи, дедушка, я послушаю.

– Долго рассказывать-то тебе, батюшка! Горе моё великое, с рыданиями и прерывисто отвечал мне старец. Плачу вот сам теперь, а дома ещё хуже – там ещё старуха за одно со мной. И сколько времени уж так-то убиваемся.

– Что же за горе посетило тебя, дедушка? допытывался я.

– Сын у меня был, родимый, да вот и попал в эту секту; теперь бросил нас на волю Божию и кормить нас со старухой некому. Оба мы, сам видишь, какие, где чего добьёмся! Работать не могу; ноги едва двигаю; а он у нас был один кормилец.

– В какую же секту он перешёл?

– И сам, родимый, не могу объяснить тебе её хорошенько. Слышал, чать, про барина, Толстым прозывают его. Вот он-то самый и совратил его у меня, с истинного пути. А какой был до этого послушный парень. Радовались мы на него со старухой, женить было собирались, да не сподобил Господь внучаток посмотреть. Ох, горе наше! За грехи мои Господь послал мне злого этого врага барина.

– Как же, дедушка, всё это случилось, – расскажи, пожалуйста?

– Жил он у меня, кормилец, здесь же в Москве, в бакалейном магазине, получал жалованье больно хорошее и жили мы при нём безо всякой нужды. Слава Царю Небесному! Кабы так прожить всю жизнь, как мы жили, лучшего и не надо. Да не привёл Царь Небесный пользоваться этим благом, а послал на нас искушение... Так вот после такой-то жизни... приходит к нам Ваня, это сын-то, и говорит нам со старухой: я, говорить, батюшка, бросил свою службу у хозяина и не желаю больше состоять при ней. Мы так и присели со старухой, точно кто обухом хватил нас по голове. Как же, говорим, это Ваня, жить-то мы будем? – А как Господь даст, отвечает. – Да почему же ты не хочешь служить-то? спрашиваем его. – Много наговорил он нам со старухой в ответ на это, всего и не перескажешь, да многих слов мы и не поняли у него, – по-книжному как-то говорил, что иные слова и невдомёк. – «Ваня! сказала ему старуха: это ты из книжек вычитал всё, вот у тебя разум-то и повернулся». – «Да, говорит, маменька, разум у меня, точно, перевернулся, только на лучшее, а не в худую сторону. Жил я раньше по плотскому, мало читал, а что и читал, то криво понимал. А теперь я, говорит, понял с умными людьми, как должно жить на свете доброму человеку». И опять начал излагать нам свои слова, точно по книжке, так и режет, режет без удержу. И всё барина-то в коренник ставит. Толстой так-то поучает, Толстой то-то написал или делает. А потом в пристяжку других бар присовокупляет к нему, что и они, мол, так же поступают, как он. И вышло у него, родимый, что барин то этот, Толстой, как бы на манер Бога или какого св. отца в Божьем храме. Слушал – слушал я, его, оголтелого, вида из себя вышел, да и сказал таково горяченько: «ты, говорю, что суёшь мне этих баричей-то! Откуда такие они объявились учители? Кто их вывел на эту дорогу? У нас, Христос, Царь Небесный, учитель, а не барин твой, Толстой. Кто его производил в этот чин, сиречь других-то поучать, да ещё на свой лад? Ни царь, ни архиерей его не уполномочивал на это, а самовольно воспринял он на себя эту личину, да и давай морочить вас вот такую молодёжь. Парень мой присмирел, на евангелие стал ссылаться, а старуха рекой разливается. Конечно, нечто это приятно? Одно было детище, да и то, благодаря непутёвому барину, совратилось, и в распутье пошло. Помолчал этак Иван немного, да и говорит мне: по евангелию, батюшка, войны не надо, все должны жить в любви и согласии, помогать один другому, работать сообща... – «О войне, говорю я, не твоему рылу рассуждать, Иван. На то у нас есть царь в другие около него люди, они об этом и судят, а твоё дело покоряться их уложению. А что касается работы, кто же тебе мешает работать и кормиться. Все мы должны работать, для того и силу дал нам Господь Бог. К чему же ты оказался от службы-то? Лодырничать хочешь? Ведь барин то твой, хоть в поучает других, однако денег-то не рассылает никому, а каждый живи на своём гроше. Долго этаким манером толковали мы с ним и горевали со старухой. Пробовали усовестить его, как хорошего человека, чтобы выбросил своего барина из головы и жил по Божьи, однако, гвоздём висела ему эта барская блажь. Ходит такой хмурый, не веселый, да не долго мы и видели то его при себе: дня 2 этак-то он, – воловодился вокруг нас и пропал.

– Как пропал?!

– Так, родимый, и пропал. Сгинул от нас, что и не знаем где теперь.

– Да куда же он делся? Не к Толстому же он уехал?

– Зачем к нему? Нечто этот смутитель будет принимать каждого? Об этом развратителе, батюшка, я такую держу мысль: пиши, да пиши, а маломощные люди читают, да деньги платят ещё за это. Ему ведь убытка нет от этого действа, а только барыш. Конечно, вот развращенье... ну да ведь кто же, полагаю, из крепких, православных людей будет платить и читать его пакости.

– Так куда же девался сын то? прервал я его.

Вышел он у нас как-то и с тех пор о нем ни слуху, ни духу. Сходил я к его хозяину, чтоб узнать на счёт его расчёту с ним. И наговорил же он мне о нём! – «Сын твой сказал хозяин, давно уже впустил в свою голову книжки Толстого, и они укоренились в нём крепко. Он не только сам последует ему, но и других моих приказчиков сбивал на этот погибельный путь. И жалко, а пришлось уводить его, потому что он стал на манер зачумлённого». Так вот какую пагубу совершает этот барин. Съел моего сына, сбил с пути и нас с старухой, при старости лет, без куска хлеба оставил. Где же сердце-то у этого развратителя?

– А давно пропал ваш сын?

– Да уж близь году почесть.

– И не знаете где он теперь?

– Ни словечка не пишет. Говорили мне одни люди, что все такие как мой сын, стабунились где-то около Новороссийска и там живут на манер мужиков. Там они эавели своё село, конечно, без храма Божьего, и живут себе не то работники, не то хозяева, не то арестанты какие. И ума не приложу, батюшка, как это сатана завладел моим Ванюшкой. Был тихий, кроткий, послушный, ан вон вышла какая оказия!..

– Вы бы хорошенько узнали этот Толстовский поселок, да написали сыну письмо, – посоветовал я старцу.

– И батюшка... Коли отца с матерью покинул, да не пишет, добра не жди от такого сына. Я вот потому и приходил к вам сюда в монастырь, чтобы послушать, не скажет ли что о моём Ванюшке или к примеру об этом пустоле барине. Ведь чего доброго и мой сын пойдёт смущать других маломощных христиан. Враг-то силён. Да не пришлось дойти – непущают нашего брата в ваше заседание-то.

– Чем же вы живёте дедушка?

– Плохо, батюшка, живём, так плохо, что и сказать не можно. Не думал, что придётся жить чужим куском, а случилось. Видно от сумы и тюрьмы не отрекайся. Думал было идти я к этому барину, выжалобиться ему эа своё горе, да далеко – ноги не дойдут. Да и то держу в голове: чего скажет мне этот барин? В церкву, говорят, он не ходит, в Бога не верит, какой же совет могу я получить от такого пропащего человека. Христос с ним с погубителем!

– Где же он заразился учением Толстого? Разве читал его сочинения иди к нему ездил твой сын-то?

– Уж на счёт поездки то к нему не могу до точности сказать, а что книжки его, пожалуй, читал. Бывало придёт из лавки, сядет к огню, да напролёт и сидит до утра. И читать, и читать. Спросишь, бывало, его, что это ты, Иван, за книжки такие носишь, а он промолчит, или скажет хорошие люди, батюшка, написали. Так я полагаю беспременно это были его книжки, сиречь барина то того.

– А он у вас из учёных или нет?

– Большой науки не давали, а так выучился читать, писать, и по должности был дока. Жаль только, что сбился с пути. Я ведь, батюшка, Владимирский, из крестьян, с малолетства попал в Москву и живу. Больших достатков у меня не было, занимался работами, так учить-то его было не на что. Подровнялся малость, я отдал его в магазин, в мальчики. И потом вышел в люди, дослужился больших денег...

– Трудновато вам теперь без сына, заметил я.

– Чего хорошего, родимый! И старик снова заплакал. Я дал старику, что мог, я стал прощаться с ним, говоря, что тороплюсь в Москву.

– А ты, батюшка, из каких мест будешь?

– Я с Кавказа, дедушка. В нашей стороне живёт твой сын-то.

– Вон куды попал! Далеко ушёл от нас.

– Далеко. А всё-таки написали бы вы ему письмо, может быть, и вспомнил он о вас, – посоветовал я старику на прощании.

– Где уж писать! Сам я не грамотный, да и как писать без указа от него? Россия то велика! Советовал мне намедни один мой знакомый сослать письмо к этому барину, смутителю то его, и выложить ему про весь свой обиход со старухой, может, дескать, он отпишет ему туда, на Кавказ-то, да приказ даст ему насчет отца с матерью да доселе не сделал сего. Просить надо людей...

Долго представлялся мне этот обездоленный старец, брошенный сыном на старости лет без всяких средств к жизни. Долго не мог я забыть встречи с ним, его слёз, его душевного горя, виновником которого был граф Толстой с своим учением. А что если этот старик не единственное лицо, а один из многих, обездоленных и обиженных графом Толстым лиц? думал я. Какой же ответ Господу Богу даст Толстой эа то, что своим противо-евангельским учением он смутил души неопытных лиц, развратил их «от пути истины» и обездолил счастье многих семейств.

Пензен. епарх. миссион. священ. К. Попов

...Вы вот, господин, ездите по нашей округе (Новоладожского у., С.-Петербур. губер.) насчёт староверов: что же – в русскую веру что ли будете их приводить?.. Вдруг задал мне вопрос, уже долго молчавший мой возница. И неожиданностью самого вопроса, и оригинальностью его постановки он несколько заставил меня отвлечься от невесёлых дорожных дум и заговорить с ним...

– А разве они не в русской вере теперь-то находятся? – спросил я.

–Какая же это русская вера! Русская вера – это какую сам царь велит иметь, какую батюшка в церкви проповедует и в какую, значит, все русские веруют... Русская вера!., произнёс он с иронической усмешкой и не много помолчав. Ни церкви у них нет, ни священника; а вон у С... облюбовали себе горенку и собираются там будто бы для моления. А Н... у них за попа: читает, кадит и требы совершает.

– Что-ж, почитают его сами раскольники-то? Он, может быть, книги их хорошо знает?

– Это вы на счёт Н..., «отче»-то их?

– Какого «отче»? переспросил я.

– А вот этот самый H...-то, он зовётся у них «отче»: потому он у них, как бы у нас православных, батюшка-священник. Так у нас все раскольники зовут своих наставников,... Какое-там почитают его!! Он у них – что твой работник: что прикажут ему большаки, то он у них и делать обязан. Да и сам-то он так ничтожный мужичонко: работать и лень, и стар стал, а выпить и поесть хорошо любит, – вот и пошёл к ним в «отче». А хороший разве пойдет?! Разве он станет грех на душу брать!..

– Почему же хороший-то не пойдет, и как же это сами раскольники ничтожного, как ты говоришь, мужичонку в «отче» избирают?...

– Хороший-то, т. е., божественный-то почему не пойдёт?.. Ну хоть потому, что не его это дело – поповское править. Разве настоящий-то человек этого не понимает!.. Как они – наши староверы не горланят, а хорошо знают, что придётся пред Богом отвечать всем им, а «отче» – так в первую голову на то, что вместо попа действует. Хороший человек и из них всегда кусок хлеба себе заработает, а вот негодящий и идёт в «отче». Место это у них доходное: без полтины и ребёнка крестить не станет, да и водочки поднесут…

– Да разве они любят водку?..

– Только поднеси; ловчее нашего брата. Из одного с тобой блюда щи есть не станет, а водку ждёт из одного стаканчика: к стеклу, говорит, ересь не пристаёт.

– И «отче» так говорит и пьёт водку?..

– Он чем хуже других! Батьке, значит, и первая чарка.

– Может быть, только у твоих односельчан – раскольников такой «отче», а у других – лучше?..

– Видно, барин, вы у нас тут впервой, коли такую речь ведёте: поездите – узнаете... Вот взять хоть теперь у М-ских староверов «отче» С-на. Он при живых двух жёнах на третьей венчает.

– Как так?..

– Очень просто. Не люба тебе жена, бросай её бери молодую: он тебя и окрутит, эта надоела, ещё можно...

– Да ведь так нельзя! Чего же старики-то смотрят?

– Кому нельзя, а им всё можно. А старикам-то и впрямь это беззаконие не нравится; да что с молодёжью-то поделаешь: уж больно она самовольна ныне стала!

– А как же С-н-то венчает?

– Ему что-ж? Коли денег дают да водкой угощают, так почему же не уважить?! С него взятки-гладки, да и кто станет следить за ним. Вот если у нас батюшка повенчает, так с него взыщут: потому коли ты законный священник, так и твори законное. А там – камедь одна, ну, значит, разыгрывай её по-своему...

– Небось такое беззаконие и многих из православных смущает?..

– Как не смущать, особливо когда помоложе, да поразгульнее. Старики-то, да – богобоязненные люди – эти только посмеиваются над староверами, да укоряют их, а молодёжь-то и спотыкается; одно слово: молодо зелено. – Вот у нас какое теперь дело на виду: один православный наш старичок из деревни – Ч-ной из сил выбился с пустым внуком – сироткой. И надоумили женить внука: женится-де переменится. А внуку-то только 25 лет. Как тут быть? Идёт старик к батюшке, просит и молит его повенчать парнишку. Батюшка наотрез отказался, а старик всё молит. Тогда взяли да написали в консисторию прошение, не разрешит ли она. Прошла неделя – другая, пришёл из консистории отказ. Старик теперь не знает, что и делать. А парня за это время уж почти сосватали с одной девушкой – дочерью начетчика староверческого. Вот он и грозит теперь, что поедет в моленную к «отче», коли поп не хочет его венчать...

– Так неужели «отче» осмелится повенчать?

– А почему бы и не повенчать, коли дорого заплатят ему!..

– За это его в Сибирь сошлют!..

– Не такие-то дела делывали и то целы бывали!.. А как это узнаете, что он повенчал?! Венчают они в нашей местности ночью – почти что в полночь, окна в моленной закроют, да сторожей приставят. А как повенчает, кто докажет, что они муж и жена? Кухарка де с ним живёт, – вот ты и разбирайся. Не такие дела они делают и то не боятся. Вот хоть бы взять недавнее дело... Вы, может, уж слышали о нём?

– Нет, не слыхал. Что же это за дело?..

– А уж говорил вам об «отче» С-не, о нём и сейчас будет речь. В деревушке, тут вот недалеко по реке, овдовел сельский староста – раскольник. Хозяин зажиточный и человек степенный. И вздумал он опять жениться. Невесту себе подыскал в своей деревне – православную, но бедную. Дело у них скоро сладилось. Не прочь была и невеста, но с тем условием, чтобы свадьба была непременно в православной церкви. Согласился на это и жених. А сам в это время вёл какие-то переговоры с её родителями. – Поехали к венцу. И что же? Вместо церкви привезли её в раскольничью моленную. Девка в слёзы – не хочет и слышать о свадьбе в моленной. Но не тут-то было: пришел «отче» и, несмотря на её отказ, отпел и отчитал, что у них там полагается и поздравил молодых с законным браком.

– Как же теперь-то дело обстоит? так за девушку никто и не вступился?

– Вступиться-то вступились, да толку-то что? Узнала об этом и полиция, составила протокол, вот и делу пока конец. А девка коровой и теперь ревёт, да уж мужняя жена: поревёт и привыкнет.

– Но раз протокол составлен, то не миновать ответственности и «отче», и других?..

– Когда-то что там будет, а её к тому времени так все застращают, да и сама ко всему привыкнет, что только протоколом и отделаются: скажет, что не венчана была, а живет в услужении: и суди тут, как знаешь...

– Я вот чего не понимаю, начал я, – для чего раскольники так добиваются венчания у себя в моленной: ведь раз брак их не будет записан в полицейском управлении, – то всё равно он не законный...

– Как для чего? Какой бы брак ни был, и кто бы его ни венчал, закон всё-таки совершен. Ведь и староверы закон этот понимают и ценят, только, значит, исказили они его; но всё-таки лучше жить в законе, какой бы он не был, чем без него. – А что до записей этих, то вот что я вам расскажу. Не так давно это было: один из наших мужичков – ни то православный, ни то раскольник: суди его там Бог, – только крещённый в нашей церкви, повенчался у «отче» с раскольницей и брак записан в полицейскую метрику. Недолго он пожил: нажил детей и громадное имение и умер. Вступила было жена его в управление имением, но не тут-то было: явилась сестра – покойного и предъявила свои права на наследство от брата. Какая, говорит она про вдову, жена она была брату: она наложница его была. Он был православный, а поэтому кто имел право венчать его по расколу и записывать в полицейскую метрику; запись незаконна, и, значить, брака нет. Подали обе в окружной суд, наняли адвокатов. Времени прошло уж много, а толку ещё никакого нет. Говорили как-то в деревне, что дело жены покойного прогорит, а там кто знает.

– Однако хорошо ты, брат, знаешь раскольнич. «отче» и многого про них наслышался! заметил я.

– Не первый год живём с ними вместе: пора и узнать их. Да и они нас не таятся; наоборот, сами староверы хвастаются перед нами, что вот-де какие у них «отче», что не сделают, всё с рук сходит и прицепиться начальству не к чему бывает. Это вот они с вами-то боятся говорить: как услыхали, что вы приехали, так давай один к другому ходить да сговариваться – идти-ть на беседу и что на ней говорить; и на беседе-то знай одно твердят, что-де как старики, так и они. А с нами куда как они смелы! Не так давно они вот какой случай нам рассказали. У одного из них, обратившегося перед свадьбой с православной к церкви лет более 10 тому назад, всех детей крестил «отче», не смотря на сильное нежелание и противление матери и теперь православной. Дошло дело до суда; начались следствия и дознания; притянули к ответственности мужа и «отче». Долго тянулось дело, но кончилось ничем в последней сессии окружного суда: того и другого оправдали. Говорят, – потому, что и мужик, как и бабка, может крестить младенца. – Видели наши некоторые и этого оправданного «отче» Гаврилу. На три аршина, говорят, от земли вырос, едет по базару, а сам всем и каждому оповещает: «Бог милует нас, грешных; и Суд за нас». Поди-ка, обидь теперь нас!» Что-ж, господин проповедник, и вправду теперь судить их не будут, если они ребят наших крестить станут? Неожиданно он обратился ко мне с этим вопросом. Что было отвечать ему? Не сказать же ему, что так и будет, хотя этот только ответ, по-видимому, и верен был бы. Но он стал дожидаться моего ответа и снова заговорил.

– А не так было лет пять тому назад. В одном селе, – недалеко отсюда, – так же вот «отче» окрестил двух младенцев у православных родителей. Донесли об этом кому следует, и что же. По году родители отсидели в остроге, а «отче» тем от него спасся, что вовремя умер. А теперь «в той местности подобных случаев не слышно совсем. Поди, принеси, от священника дозволение, тогда и окрещу твоего ребёнка», говорит теперь новый «отче» тем из слабых православных родителей, кои обращаются к нему с подобными просьбами. Так настращала тюрьма здешних «отче».

* * *

Вероятно, многое бы ещё сообщил мне мой наблюдательный возница о раскольниках и об их «отче», но мы уже въехали в село и дом священника, – конечный пункт нашего с ним путешествия – был уж близко. Пожелав друг другу всего наилучшего, мы с ним расстались до следующего путешествия.

М. Чельцов

В январской книжке «Миссионерского Обозрения»¹⁶³ за 1899 год, на стр. 137 я прочёл следующие строки: «В Лондоне в истекшем году открыта известными последователями Толстовства гг. Чертковым, кн. Хилковым, Бирюковым, Трегубовым и К°, типография и издаётся газетка «Братский листок» – исключительно занимающийся русским сектантством и наветами на православную церковь и правительственную власть».

«С тех пор, как я познал, что действительно, а не мнимо существует Бог – Святая Троица: Отец, Сын и Св. Дух; что Христос был не простой человек», а Богочеловек и, после распятия, смерти, трёхдневного пребывания во гробе плотски, – воскрес, воистину явился многим, правдивейшим самовидцам и свидетелям, оставившим миру о том письменные удостоверения, (как напр. св. апостолы Пётр, Иаков, Иоанн (Богослов); – что вознёсся на небо и восседал одесную Отца, дающему всякому живому существу «жизнь, дыхание и всё», – с тех пор я ежедневно молюсь Христу Богу о всех людях, наипаче же о всех о заблудших бывших моих единомышленниках. В январе 1898 года исполнился срок моей ссылки в Олонецкую губернию, а ко дню, когда пишу – близко трёхлетие, в течении которого совершил Всемогущий Бог моё обращение, спасение, исцеление, очищение и приобщение к числу верных рабов Своих и служителей слова. Исповедую, что всё это дивное, радостное, благодатное спасение моей души из тенёт греха и лжеучений совершилось ради ходатайства Господа Иисуса Христа, одесную Бога Отца восседающего и вместе с Ним прославляемого и славимого; ради молитв Пресвятой Его матери Богородицы, Архангела Михаила, имя коего недостойно ношу, великомученика Никиты, храм которого в детстве посещал я в г. Владимире; ради молитв преп. Сергия Радонежского¹⁶⁴, Св. Пантелеймона, исцелившего меня в детстве от смертельной болезни («перитонита» или воспаления брюшины¹⁶⁵, ради молитв всех святых, во славу которых я в страшнейшие сроки моей жизни более полугода служил пономарём при храме, посвящённом имени всех Святых¹⁶⁶, – служил среди лютейших мук и скорбей духовного моего возрождения. Исповедую, что обращение моё и спасение совершилось ради молитв всех христиан, в страхе Божественном спасающих свои души, через исполнение Евангельских заповедей и глаголов Божественного писания ветхого и нового заветов. Забуду-ли, как впервые услыхал я от Ал. Герас. Орфано¹⁶⁷ имя Богородицы и как стал получать изобильнейшую благодать, помощь свыше с того момента, как смирившись, стал молиться Богородице, говоря троекратно на ночь и утром: «Богородице Дево» и стараясь соединить с Иисусовой молитвой её Воспетое Имя? Забуду-ли, как впервые услышал я о действительном существовании Царства Небесного от иерея Божия о. Андрея М-ва, в приходе которого я в настоящее время проживаю уже полгода, пользуясь его милостыней, покровительством, благословениями и любовью братской! Сколько Бог меня вразумлял через этого ревностного служителя алтаря Божия, через письма его и ради его священнических искренних молитв: он и сам не ведал, что вразумляет меня, а на самом деле вразумлял, ибо Бог Духом Своим влагал ему в мысль и уста слова, как раз нужные для меня. Воистину, Бог преимущественно Духом Своим Вездесущим действует через законно-рукоположенных священников. Во всеуслышание, по духовному опыту, исповедую, что, если я, в недоумении сердца, с верой в Воскресшего Христа Бога, приду к любому православному священнику, хотя бы самому нерадивому по жизни, – я получу вразумление, исправление, утешение. Каиафа был лицемер и богоубийца, но и через его уста провещал в своё время Святой Дух, что Иисус умрёт за народ (Ин.11:51): «сие же он сказал не от себя, но будучи на тот год первосвященником» (51). Каиаффа был архиерей, законно-поставленный учитель Израильского народа, и потому Св. Дух вещал через него, во свидетельство всем будущим поколениям людей, дабы знали, что за грехи свои каждый иерей и архиерей строго ответит Господу Богу, а не нам, которые сами будем судимы и осуждены в геенну, если будем осуждать. Уверен и также по духовному опыту, что не только своего иерея, но младенца и доброжелательного мирянина Бог надоумит, что доброе сказать, если искренно в душе моей скажу: «Господи! видишь моё недоумение: желаю исполнить Твою волю, а не свою и не сатанинскую, хощу исполнить повеления Твои неотложно и усердно во что бы то ни стало, только вразуми, открой Свою о мне волю, Боже: в чём она состоит и как её исполнить». Несомненно знаю («верую»), что если такое намерение внутри себя (в мыслях и чувствах) положу, то и буду благовременно и ясно вразумлён через людей, которых Бог и помилует за то, что через них совершилось великое дело вразумления заблудшего (Иак.6:20). Но если я приду к святому пророку с мыслью лукавой, напр., с желанием отыскать основание своему расколу, своему сектантству, или чтобы получить возможность поносить Церковь и её служителей, то тогда и пророк солжёт: – «Аз, Господь Бог, прельстит пророка», т. е. Сердцеведец, видя твое лукавство, сообразно твоему лукавству и попускает пророка ответствовать. Если бы люди со смирением и искренно искали истины, то и отыскали бы её без всякого сомнения и ни один бы не был увлечён разъединяющим людей расколом и озлобляющим сердца сектантством религиозным и политическим. Но в том-то и дело, что ищут не истины, а подтверждения своим лжам и предрассудкам, иные же ищут презренной иудиной корысти, скоропреходящей и фальшивой славы человеческой: удовольствий мира сего, – роскоши, пресыщения чрева, сладости страстной чувственности, упоения вином, табачным дымом, эфиром¹⁶⁸, морфием.

Однажды, в прискорбнейшую минуту душевного недоумения и искушения, зашел я в г. Пудоже в храм Божий к вечерне, – в храме было пусто, молились один или два калеки из Пудожской богадельни. И вот выходит на амвон священник, о. Иаков и ныне священствующий в г. Пудоже и говорит поучение. Представьте изумление души моей, ещё не веровавшей тогда в действительное существование, вседействие и вездеприсутствие Святого Духа: поучение, произнесённое о. Иаковом, разрешало благодатно то самое недоумение и сомнение, которое томило мою окаянную душу. Это было для меня одно из первых внушений и удостоверений о той великой истине, что Бог Духом Своим действует через законно-рукоположных священников. Едва ли не с того самого дня я ежедневно в молитве своей поминаю имя о. Иакова в твёрдой уверенности, что Бог слышит молитву грешной, но благодарной души кающегося и милует о. Иакова за то благодеяние мне, которое Бог совершил через него. Богу угодно было призреть меня окаянного потому, что я пришёл не без надежды в храм Его, где Он Духом своим пребывает особенным, таинственным, но ощутительным для верующих душ образом; не без промышления Божия о мне и о. Иаков не поленился в эту незабвенную для меня вечерню говорить поучение для слушателей, состоявших из двух или трёх человек, – на тему, отвечавшую душевным запросам окаянного грешника, которого он никогда не видал я не знал ранее. О, как чудодейственно Бог тут действовал, вразумляя меня истинам веры и на путь спасения. Бог попустил дьяволу навеять на меня сомнения и мучить меня унынием, но через ангела Своего святого возбудил во мне мысль и желание пойти в храм – а о. Иаков сказать на вечерне поучение, которое он, по внушению Промысла Божия и выбирает, сам не ведая того, именно такое, в котором разрешалось моё мучительное сомнение. По своему самовластью, священник мог бы ведь отвергнуть пришедшее ему желание сказать поучевие, тем более, что тогда в церкви было только два–три молящихся. Но усердие и чувство долга возобладало, и о. Иаков исполнил волю Божию. Вдумавшись в этот совершившийся со мной знаменательный случай, я понял, как важно слушаться доброй совести, когда она влечёт и зовёт в храм Божий, особенно в часы недоумений о пути, «в оньже» пойду, – об истине, которой ищем покориться! Как спасительно неленостное проповедание слова Божия пастырями церкви, хотя бы двум–трем собравшимся во имя Господне! Из трёх слушателей на вечерней проповеди о. Иакова нашёлся же один, – я, с своим душевным томлением, которое благодатно разрешилось чрез проповедь Слова истины!

М. С-ко

(Продолжение следует).

Если спрашивают пашковских проповедников новые их последователи, должны ли они ходить в церковь, то лукавые учителя, обыкновенно, отвечают так: «если находите, дорогой, это нужным, то идите, пожалуйста, идите». Однако, тут же и на всех вообще беседах проповедники дают понять, что те, которые приняли Господа, то есть, пашковское учение, уже не имеют надобности в «мёртвой, церкви»: что-де церковь должна быть живая – «мы» – верующие, что собираться можно везде, что Господь слышит на каждом месте и проч. При этом проповедники высказываются и так, что-де все их верующие не прочь бы собираться и в храмах, как например, в Исаакиевском или Казанском соборах, если бы там не было икон и проповедь велась «без насилья», а так, «как кому Духом Своим укажет Господь», (под «насилием» здесь они разумеют церковные проповеди, прошедшие цензуру). В сущности-же, все речи пашковских проповедников говорятся хотя и изустно, но далеко не так, «как кому Бог на душу положит», а по шаблону, по программе, под строгим контролем руководителей секты. В собраниях всегда находятся по нескольку проповедников и доверенные лица, принадлежащие тому участку, в котором назначается собрание; так что, если бы кто вздумал поучать не согласно установленной программе в секретных советах и не в духе секты, это станет сейчас же известным «высшим» (главарям) и такой проповедник будет лишён слова.

Как ни странна фантазия и ни дика претензия столичных сектантов, но горячие головы питают затаённую надежду, что-де может настать время, когда и гонимая ныне штунда будет проповедоваться в храмах. Так, однажды в частной беседе со мной один из пашковских проповедников пооткровенничал, что нам надо стремиться пробраться с нашей проповедью в храмы: ведь была же в Греческой церкви иконоборческая секта; не стань на сторону иерархии царица Ирина, – теперь бы не было в церквах «этих идолов». «А почему же, дорогая сестра, этой истории VII в. не повториться в XX веке в русской церкви, – теперь людей просвещённых, понимающих больше», так философствовал мой собеседник, навеявший на меня грустные думы. Да сохранит нас Господь от развития в народных массах духа все попирающего сектантства! Если допустить этой язве усилиться, то несомненно будет в XX в. гораздо труднее исправлять церковные заблуждения, чем-то было в VII в. – во времена царицы Ирины греческой, потому что, борцов-то среди православия теперь меньше, дух стал не твёрд, вера слаба, подвиги долга тяготят, всюду чувствуется настроение апатичной полуверы. Но будем надеяться на Господа Иисуса Христа, обещавшего, что «Церковь Его и врата адовы не одолеют». Но не будем забывать и наставления Его «беречься закваски фарисейской и садуккейской и остерегаться,, приходящих в овечьей одежде волков хищных», каковы в сущности и есть решипельно все, мне известные штундо-пашковские проповедники.

Позже проповедники прямо раскрывают новичкам, что посещающий храмы согрешает перед Господом. Чтобы отвлечь от посещения храмов и бесед православного Общества, пашковцы свои беседы назначают в те часы, когда в праздники, совершается служба в церквах.

Пашковские проповедники втираются на работы – при заводах, фабриках, мастерских, где они незаметно, с иезуитским смирением, как бы мимоходом, пропагандируют свою ересь, в свободные от занятий часы. То они на дом приглашают к себе посидеть намеченного ими среди служащих новичка, которого незаметно запутывают в свои тенёта, как, паук в паутине – недогадливую муху. Делают эту религиозную свою облаву втроём–вчетвером: обыкновенно, хозяин. ласково встречает нового брата, как гостя дорогого, и здесь познакомит его как бы с случайно пришедшими к нему товарищами. Усевшись за чайным столом, опять как бы случайно, – в разговоре проповедник спросит гостя: «а что, вы любите побеседовать о слове Божием»? и когда новичок, обыкновенно, ответит: что «самому ему не приходится часто беседовать о слове Божием, а вот от священников так постоянно слышит в церквах о нём», тогда хозяин с нежной улыбкой иезуита, мягким голосом, вскользь заметит: «да я тоже прежде слыхал в церквах слово Божие, но как то раз, тому уже много лет назад, меня пригласил приятель прийти к нему, я зашёл, – у него вот так, как мы сейчас, – сидят три товарища за чайком и беседуют о слове Божием: я сначала не обращал внимания на их беседу, но вдруг слышу слова, которые читал сам хозяин: «Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного, чтобы верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную, и что верующий в Него не судится, а не верующий уже осужден, что Он пришёл не судить мир, но чтобы мир спасён был через Него»... «Когда я, дорогой брат, – продолжает хозяин, услышал эти слова, со мной произошла перемена: в эту минуту совершилось моё перерождение, как бы Дух свыше осенил меня и я увидел тогда Господа»... Рассказчик тут принимает восторженный вид, поднимает глаза кверху и прикладывает руку, а иногда и обе руки к груди. В таком положении он остаётся минуты две, как бы созерцая в эту минуту действительно что-то великое... Затем, фарисей отрывается от созерцания и продолжает свою пропаганду восторженно молитвенным голосом: «тогда я упал на колени и молился: Господи, что же я раньше не слыхал этого слова, столько лет был слеп, так долго удалялся от Тебя, дорогой Господь, но теперь я вижу так ясно, что Ты любишь меня, что Ты страдал за меня, пролил Свою дорогую Кровь, чтобы спасти меня, а я так долго удалялся от Тебя, не знал Тебя, ходил во тьме, жил без Тебя, – так долго делал противное Тебе, но теперь я верую, что Ты спас меня, омыл грехи мои Своей дорогой Кровью, ещё до моего рождения пригвоздил их ко Кресту, и я не верил этому раньше, но теперь я верю, верю Тебе, мой дорогой Господь, что Ты искупил меня, омыл все грехи мои Своей Кровью, – все, которые я сделал и которые могу сделать впредь. Ты ничего не требуешь за это, как только веры в Твое спасение меня, и я верю, что я теперь Твоё дитя и что я буду там с Тобой непременно в Твоём царстве, когда оставлю эту развращённую землю, что это будет непременно так; и мне, Господи, после этого так стало легко, хорошо, я так радовался в тот день, я никогда не забуду этого дня»! Отирая слёзы, торжественно заканчивает свою заученную импровизацию любезный хозяин, новичка охватывает нервное возбуждение, – он обращается весь в слух и доверие. Другой тогда не даёт новичку опомниться, не дозволяет спросить что-либо у вдохновенного обольстителя, он так же мягко и нежно спешит спросить слушателя: «А что, дорогой мой, верите ли вы, что Господь искупил, спас вас»? На это новичок, конечно, ответить: «да, верю».

– Верите-ли, что Он входил на крест за вас, что Он страдал за вас, умер, чтобы дать вам жизнь?

И на этот вопрос незнакомый с пашковской словесной паутиной отвечает: «верю, что Господь страдал за меня, что умер, чтобы дать мне жизнь в будущем».

– Да, – спокойно произносит уже третий проповедник, а когда это было вам открыто, – могу я спросить?

– То есть, как это открыто? – спрашивает новичок.

«Так», с довольной улыбкой иезуита отвечает последний обольститель, «когда, – давно ли эту радость открыл вам Господь»?

– Не понимаю, отвечает новичок – «как это может быть, открыто»!

– Но откуда же вы это знаете? – допрашивает главный проповедник.

– Из священного писания, – отвечает новичок.

– А вы не можете мне указать то место в Священном, Писании? – спрашивает всё тот же ловкий сектантский главарь.

– Нет, отвечает растерявшийся новичок – «я не священник, чтобы наизусть знать Писание».

– Так, значит, вы слыхали это от священников? – с той же довольной и насмешливой улыбкой спрашивает главарь пашковской секты – «а не то, чтобы сами получили это откровение от Самого Господа, – но священник мог ведь вам совсем не так передать».

– Да зачем ему меня обманывать, говорит недоумевающий новичок.

«Не обманывать, а просто он и сам мог не хорошо понимать» медленно, с расстановкой скажет старший ловчий, и все на минуту умолкают...

– А что, вы верите, что Господь простил вам всё, – все ваши грехи? – снова спрашивает кто-либо из советников.

– Верю, что он страдал за меня и что умер, чтобы дать мне жизнь, но то, что простил ли он мне всё, что я сделал, этого я не знаю, – отвечает уловляемая жертва. Облавщики обмениваются грустной улыбкой, которая приводить новичка в смущение, затем на него устремляют грустные взоры и один, из пашковских охотников с тяжёлым вздохом как бы сострадания о бедной овце, блудящей в тёмном лесу, проговорит медленно, грустно: «как же не знаете, когда Писание говорит: «грехов и беззаконий ваших не помяну более», – чего же вы хотите ещё, как же вы не знаете, когда Он Сам говорит вам это; верующий должен знать это». Проповедник, делая вид, что тексты Слова Божия и темы беседы как бы случайно на ум и память приходят ему, ведёт далее такую речь: «припоминается мне, брат, что апостол говорит: «благодатью вы спасены», а ещё сказано: «Он взял на Себя грехи всего мира». Подумайте теперь, брат, ведь не сказано, что Он, Спаситель наш, взял грехи того времени, в которое Он был на земле, – нет прямо говорится, «что взял грехи всего мира» – значит, грехи всех людей, от сотворения мира и до конца – пока он будет существовать, – следовательно, Спаситель взял и ваши, дорогой брат, грехи. Поверьте, что это непременно так, – вы должны, брат, этому верить, а если не будете верить, то вы делаете Господа как бы лжецом. Он хорошо знал, что я и вы будем жить в это время, что мы будем грешить, но не может же Он прийти снова на эту развращённую землю, чтобы искупить меня или тебя, брат; нет. – Он это сделал один раз навсегда и за всех и мы должны в это верить; если же мы не будем иметь этой веры, тогда мы и не Его, тогда мы удаляемся от Него и не можем наследовать Его Царства по неверию нашему, по недостоинству нас перед Ним»!.. Совратитель ведёт свою атаку смело, решительно, не допуская в слушателе ни возражений, ни сомнений. – Несведущий в Св. Писании и не знакомый с подобного рода беседами и вопросами слушатель – новичок, как затравленный заяц, растерянно поглядывает на ловящих его: он не умеет, что и как возразить им – ни из Св. Писания, ни от разума. Он чувствует отчасти и правду в словах собеседников, ибо все слова и мысли от Божественного писания, но отгадывает и фальшь в приёмах доказательств, и односторонность в подборе и толковании текстов Слова Божия. Пашковский проповедник, приводя слова, ап. Павла – «благодатью вы спасены», не досказывает, да как, где, через что и когда спасающая благодать воспринимается человеком и усваивается им? Пашковец умышленно умалчивает о необходимости участия верующих в таинствах Церкви, – он не раскрывает того, что ведь одна вера сама по себе не спасает, ибо она бывает и мертва, «когда любовью не споспешествуема; что – веру имеют и бесы»... «Верно слово и всякого приятия достойно», что Спаситель взял грехи всего мира, что Он для всех и навсегда приобрёл спасение, но как верующему сделаться причастником искупительной жертвы Христа Спасителя? Господь сказал: «обратитеся ко мне, и Аз обращуся», «содевайте своё спасение»... «Царствие Божие нудится» – с трудом берётся, будучи достигаемо не через теоретическую только, или созерцательную и сердечную веру, но через деятельную, – выражающуюся в подвигах благочестия... Многое и ещё должен бы вопросить своих мучителей уловляемый, но ему опытные совратители не дают ни времени, ни возможности разобраться с преподаваемыми ему новыми взглядами на вопросы веры и спасения: едва окончит свою речь один, как уже и другой вопрошает так растерявшегося новичка: «а когда вы оставите этот мир, эту развращённую землю, тогда куда пойдёте»?

– Как куда? – спрашивает совращаемый, озадаченный новым вопросом.

– Так, вы ведь христианин, вы веруете в Господа Иисуса, значит, вы должны быть там с Ним в Его Царстве; надеетесь ли вы быть там с Ним?

– Да, если только я буду достоин Его Царства, если я заслужу его, – произносит уже неуверенно новичок эту непреложную для православного истину.

– То есть, как же это заслужить? – спрашивает кто-либо из пашковских учителей тоном недоумения, как бы он слышит в первый раз эту истину, хотя он некогда и сам говорил те же слова, когда, подобно этому новичку, был в первый раз на такой же точно «духовной облаве».

– Разве это надо заслужить? В писании этого не сказано; там говорится, что «верующий в Него уже не судится, верующий в Него на суд не приходит, но перешёл от смерти в жизнь». А я вот верю, что я непременно буду там с Ним, непременно, брат; – это мне свидетельствует Его Дух, да! – самоуверенно заканчивает толкователь и берет шапку, как бы вспоминая, что его ждёт что-то и где-то неотложное, и торжественно, – как победитель, уходит, ласково попрощавшись с совращаемым. Беседа как бы нечаянно расстраивается. Собираются и другие, хозяин не удерживает и «дорогого брата – новичка», прося его заходить и ещё побеседовать о спасении. Новичок уходит разбитый в своём уповании, в своей вере, в надежде, находя противников какими-то особенными, мудрыми и вообще не от мира сего... Проходят дни, в душе соблазняемого зарождается целый рой сомнений, его что-то влечёт ещё раз сходить на беседу к «мудрым братьям» и он идёт... Тогда соблазняемого запутывают ещё больше... Бедняк ещё раз – другой заходит и незаметно для себя запутывается совсем в эту пагубную паутину пашковской веры, пока, наконец, сам не начинает увлекать других и смеяться над тем, что ещё так недавно считал священным и дорогим...

Те, которые хотя и «приняли Господа, но ещё не утверждены Его Духом», т. е., не испытанные, не твёрдые ещё, – приглашаются на два, на три собрания в один день и непременно в те часы, когда в храмах идёт служба. И вот, если приглашённый не явится ни на одно из указанных ему собраний, то это на другой же день будет известным руководителю его, так как каждый распорядитель частного собрания заранее извещается, кто должен быть у него на собрании и на кого он должен обратить своё особое внимание. При первом же свидании с совращаемым набольший учитель неофита спрашивает: «а где вы были тогда-то на собрании»? И если допрашиваемый. не быв нигде на собрании, укажет на которое-нибудь из трёх, то ложь его сейчас же выяснится и новый брат останется в подозрении и на замечании, что надолго лишит новоприсоединённого права на какую-либо административную должность в общине. – Если же неофит ответит, что не был нигде, не имея времени, то к нему отнесутся более снисходительно; а если же новосовращённый скажет, что был занят, а на самом деле он был в церкви, то на него тотчас устремляется испытующий взгляд руководителя, который с мягкой, но хитрой улыбкой лукавого иезуита скажет: «вероятно вы, брат, в церковь ходили, да, и понятно, большой ведь праздник, вот плохо нам, служащим: мы мало имеем времени побеседовать с Господом». Говорит это искуситель медленно, причём пристально глядит в глаза солгавшего, пока последний не покраснеет. Совратитель хорошо знает, что тот был в церкви и даже в какой, – ему уже сообщено об этом, так как специально для этой цели имеются тайные надзиратели в каждом участке, которые обязаны посещать каждое собрание своего участка, чтобы знать лиц, бывающих на собраниях – сборных, призывных, верующих; эти же «тайные духи» пашковской секты посещают и храмы с целью следить за теми, кто из посещающих собрания секты не оставляет и храмов Божиих. Агенты секты обществом держатся в строгой тайне – о них знают только немногие из главарей общины. Когда уличаемый в посещении храма ответит, что он нигде не был, допрашивающий только улыбается и не скажет здесь ни слова, чтобы не выдать тайны. Но на ближайшем собрании появится новый проповедник, которого ещё не видал солгавший; последний тоже пристально глядит на сказавшего неправду и обличает его притчей: он приводит текст из Деяния, где апостол Пётр обличает Ананию и его жену Самфиру. Прочтя этот текст, обличитель, продолжая глядеть пристально на провинившегося брата, ведёт такую речь: «вот послушайте, братия и сёстры, не подходит ли к этому поступку библейских лжецов рассказ одного моего друга о бывшем у них в общине таком случае. Один человек ходил на собрания верующих, ему доверяли, и он «принял Господа» (надо понимать, что совершён над ним был обряд чиноприятия). Казалось, он так был близок к возлюбившему его Господу, казалось, что он непременно наследует Царство Господа, Который искупил его дорогой ценой Своей святой крови, входил за него на крест, претерпел все страдания, чтобы только искупить его, омыть его от грехов, чтобы назвать его Своим, – умер, чтобы дать ему жизнь... И что же? этот человек, который имел столько милости, был так облагодетельствовав Господом, обманывает Его. Конечно, – этот человек не имел в себе Духа Господа, который открыл бы ему непременно, что обмануть можно только человека, но Господа обмануть нельзя, что глаз Господа везде, где бы дети Его ни были, чтобы они ни делали, – что Господь всё видит, все знает о Своих детях. Да, этот человек хотя и «принял Господа» и посещал собрания верующих, но не имел Духа Божия: он думал, что он говорил неправду человеку, но он лгал не человеку, а Господу, Которого он принял, Которому дал слово служить, быть верным... Человек этот был спокоен, думая, что Господь так и не узнает его обмана, но Господь не был спокоен, – Он ждал, что на котором-нибудь собрании солгавший покается Господу, откроет свой грех, но он не сделал этого... А зачем же ему было обманывать Господа, кто его заставлял «идти за Господом»? Каждый иди и делай прежние дела, служи врагу Господа, разве кого силой держит Господь у Себя (разумей в секте пашковской)? разве ты силой «принял Господа», разве тебя кто заставил принять Его? Не сам ли каждый принял Господа, не сам ли просил принять себя, не добровольно ли ты пошёл за Господом, обещая служить Одному Ему? Иди, возвратись к прежнему заблуждению, возвратись на прежний путь тьмы и мрака, неведения! Господь не насилует, Он никого силой не держит у Себя, Ему не надо таких детей, которые служат Ему и не оставляют прежних заблуждений; нет, Господь ищет Себе таких детей, которые познали Его, привяли Его, дали слово служить ему, отказались от всего того, чему служили раньше, и которые уже не возвращаются назад, но верно, служат Своему Господу, следуя во всём Его слову, а чего нет здесь в этом слове»! Тут проповедник укажет на Евангелие, – «дети Божии не должны делать и не ходить туда, куда Господь не желает».

«И что-же, не успел друг докончить своих слов, как Господь проник в сердце обманувшего Господа? Солгавший тут же упал на колени и закричал Господу: «Господи! теперь я вижу, что здесь – в этом обществе верующих присутствует Дух Твой, теперь я вижу, что говоривший со мной есть Твой слуга, что Дух Твой говорит его устами. Я не знаю этого брата, а он говорит мне то, что я грешный сделал. Дорогой Господь! прости мне, что я сделал то, что не угодно Тебе, Господь»!

«Я шёл мимо, туда шло так много народа и мои родные шли тоже туда, они пригласили меня зайти и я зашёл и остался там до конца. Я думал, что ты не узнаешь об этом, не заметишь меня, но теперь я вижу, что я дорог Тебе, дорогой Господь, что Дух Твой везде следует за мной, оберегает меня везде, чтобы я не погиб, чтобы снова не пошёл прежним путём заблуждения, тьмы, неведения».

«О, дорогой Господь! следуй за мной повсюду, не дай мне уклониться на прежний путь, но обличай меня всегда во всём, в чём я буду не прав пред Тобой». «Друг мой говорил, что он видел, как сказавшему неправду брату стало легко; он так благодарил моего друга, что тот обличил его: «а то я», говорил он, «не мог иметь покоя, меня преследовал и тяготил обман». Я верю, что кающийся говорил на этот раз правду, – больше, наверное, никогда он не обманывал Господа, не делал того, что противно Господу, не ходил туда, куда Господь не желает». Говоря все эти аллегории и филиппики, проповедник не сводить своего пристального взгляда с того брата, к которому относится весь этот рассказ. И солгавший новичок, не знающий о существовании тайных агентов в пашковской секте, следующих по всем путям нового их сочлена, обличённый так неожиданно в своём поступке совсем незнакомым ему братом, как бы случайно ведшим беседу и указавшим так открыто и верно его вину, приходит в замешательство. Все краски сменили свои цвета на его лице, не один пот сошёл с него! Приписывая это обличение чему-то сверхъестественному, солгавший насчёт посещения храма, действительно, падает на колени и раскаивается публично в своём обмане, которого, он думал, никто не знает и который он надеялся скрыть. Но обличившему его проповеднику «тайные духи» секты давно нашли возможность, под каким-нибудь предлогом, указать на провинившегося брата.

Так методично и ловко затягивают православных простецов в свои сети ловчие штундо-пашковской секты, – вот как творятся в недрах секты штундовые чудеса и возвещаются тёмному люду мнимые откровения свыше!..

Сестра Агния Двинская

...Я ехал в местечко Ж. продолжать начатые ранее публичные собеседования со штундистами. Проезжать пришлось лошадьми от станции-железной дороги вёрст 50 по одному из лучших и богатейших уездов Киевской г. По дороге на ночёвку я заехал к одному старому священнику, давнему моему знакомому. В доме оказался именинник и по сему случаю съехались гости, всё больше духовенство из окрестных сел. С приездом миссионера разговор естественно перешёл на штунду. Хозяин дома стал рассказывать удивительный случай с появившимся у него в приходе, всего месяц тому назад, штундистом. Штундист был ярый и в каких-нибудь две-три недели сильно расстроил приход. На беседы к священнику он не являлся, а приглашать миссионера священнику не хотелось: «уж больно жаль было мне объявлять свой чудный приход с прекрасным населением – штундовым»... Однажды к священнику приходит крестьянин, просит совершить в доме водоосвящение. Священник отправился. В доме крестьянина оказался, неизвестно для какой надобности, штундист, который, против обыкновения у штундистов, при совершении требы не вышел из хаты. После молебствия, священник кропил присутствовавших св. водой и, может быть, нечаянно, может быть, с намерением, окропил св. водой и штундиста, который с глухим ворчанием уклонился от св. креста. В тот же день штундист заболел буйным умопомешательством и через десять дней скончался. Этот удивительный случай произвёл сильное впечатление на народ и по словам хозяина, надолго застраховал его приход от вторичного появления штундизма.

Из дальнейших рассказов я узнал, к своему удивлению и, понятно, к глубокому огорчению, что в этом районе с недавнего времени начал быстро распространяться штундизм, и притом, в самой злостной его форме – толстовства. Последнего в открытой и чистой форме в епархии ещё не наблюдалось. Очагом, от которого во все стороны летят искры штундового пожара, является пограничное с наиболее заражённым штундой уездом с. К., где, благодаря долгому «безвременью» на священников, штундизм сильно окреп. С состоянием здешнего штундизма я был совершенно не знаком и старался узнать от местных пастырей нужные мне живые сведения. «Да вот, скоро приедут батюшки из П. и Д., где есть штунда, вы и узнаете обо всём подробно», отвечали на мои расспросы мои собеседники, очевидно, не желавшие выносить сора, даже и для миссионера, из чужой избы... Батюшки из П. и Д., действительно, скоро приехали и откровенно поведали мне о печальных делах своих приходов. В селе П. штундист появился недавно и сильно мутит народ и, хотя собраний, под влиянием административных воздействий, не устраивает, но пропаганду ведёт упорно и умело. Священник с ним не видится и бесед с народом не ведёт. В селе Д. штундизм существует больше года. Штундисты все из бывших шляхтичей, приписаны к крестьянскому обществу и потому пользовались крестьянским наделом. По примеру К-ских штундистов, они завели самые тесные сношения с Ясной Поляной и даже спрашивали письменно графа Толстого, не следует ли им, как K-му вожаку, съездить к нему, чтобы поговорить о вере». За графа отвечала молодая графиня – дочь Льва Николаевича, «что если есть средства на дорогу, то можно и приехать, в противном случае, лучше дома сидеть: всё что нужно, можно-де сообщить письменно». Продолжаются ли эти письменные сношения и теперь, священник не знает, но штундисты Д. приняли всю «догму» толстовства, в доступной, конечно, их уму-разуму форме. Священник устроил было раз публичное увещание штундистов. Беседа продолжалась долго, в присутствии большого собрания православных, которых штундисты успели сильно смутить своими издевательствами над церковною жизнью и церковными установлениями и кощунственными речами, «что церковь выдумали попы», что они для этого «перевернули» евангелие, что Иисус Христос – человек, а не Бог, а что Бог в природе и в нас, что нет особых существ-ангелов, нет и диавола, не будет где-то там ни рая, ни ада». Но крестьяне православные остались непоколебленными и в ответ на страшные речи сектантов, на другой же день составили приговор, по которому у сектантов, за нарушающую общественное спокойствие пропаганду, отнимается земельный надел, и они сами исключаются из общества и высылаются из села, для каковой цели православные ассигновали 400 руб. Но съезд мировых посредников приговор о высылке сектантов не утвердил за недостаточностью мотивировки о вредности для общества сектантских убеждений. Недавно одного из сектантов потребовали на учебный воинский сбор. Там он отказался носить ружьё и стоять в строю: его подвергли дисциплинарному наказанию и отослали затем домой, под надзор общества. «Новый мученик» – штундист вернулся домой ещё большим фанатиком. Он стал открыто вести пропаганду и открыто устраивать собрания из своих и соседних штундистов. Крестьяне силой разгоняли собрания и в происходивших схватках не-раз сильно били сектантов. На утро избитые сектанты рассылали своим обидчикам деньги и другие подарки. Всё это поражало общество и оно не знало, что делать. Батюшка также был в самом удручённом состоянии... Т. о. сведения, собранные мной на приятной вечеринке, оказались совсем неблагоприятными.

До назначенного срока моих собеседований в м. Ж. оставалось три дня, и я решился воспользоваться ими, чтобы побивать в П. и Д. и побеседовать с новоявленными сектантами. На другой день я и отправился в П. к священнику и с ним направился в школу. Школа была ярко освещена и народу собралось, не смотря на отвратительную погоду, порядочно. Штундиста смутьяна не было. Ему объявили о беседе ещё поутру, и он тогда же отвечал: «може прийду, а може не прийду». Я вторично послал за ним, а пока стали петь общим хором молитвы и различные церковные песни. Через полчаса посланные возвратились с ответом штунлиста, «что он-де беседовать не желает». Делать было нечего. Пришлось беседовать с одними православными. Я стал спрашивать, чему их учат штундисты, и стал по пунктам разбирать изложенное мне православными сектантское учение и на основании Евангелия показывать его несостоятельность. В такой тихой и мирной беседе прошло часа три. Я сделал увещание обращаться к священнику, когда кто смутится сектантскими речами, роздал имевшиеся у меня книжечки «Народно-Миссионерской библиотечки» и распрощался с крестьянами.

До с. Д. было недалеко и я приехал туда на следующий день довольно рано. Я спешил, чтобы в случае, если штундисты публично беседовать не пожелают, иметь возможность самому к ним сходить. Но меня ждало здесь приятное, хотя довольно тревожного свойства, известие: штундисты чрезвычайно обрадовались вести о моём приезде, прийти на беседу охотно согласились и уже с самого раннего утра собрались к своему вожаку и о чём-то совещались. К 5-ти часам приехало несколько соседних священников с матушками и уважаемый всеми старец, о. благочинный. Отправились в школу. Довольно обширный класс школы весь был набит, буквально, народом. Стояли на партах, несколько душ ухитрилось взобраться на школьный шкаф.

По приходе в школу, я уже готов был начать свою речь, как вдруг из толпы выделяется среднего роста, красивый, в мещанском пиджаке, смугловатый мужчина, быстро подходит ко мне и со словами: здравствуйте! подаёт мне руку. Я подал свою. Также быстро, не давая никому опомниться, он направляется к сидевшим с края священникам и говоря: здравствуй, брат, проделывает «почтение» и с ними и идёт дальше в благочинному. Народ в негодовании зашумел, и я догадался, что это и есть штундист-толстовец, вожак, вернувшийся из военной службы.

Благочинный, убелённый сединами, весьма заслуженный старец, сидел весь багровый. Нужно знать, как наш народ почтительно относится к своим «панотцам»-священникам, чтобы понять, что дерзость и нахальство штундиста превышало всякое вероятие. Я чувствовал, что дело может иметь худые последствия и остановил штундиста. «Подожди, брать», говорю, «старцу-пресвитеру надлежит большую честь воздавать. Он – отец нам с тобой!» Штундист этого, по-видимому, только и ожидал глаза его радостно блеснули, и он набросился на меня: «что вы толкуете», кричал он, «мы здесь все-братья, нет у нас старших и отцов, чем он выше меня?!» – «Это ты только так думаешь», перекрикиваю его я, «Слово Божие иначе учит: «есть и старшие, есть и власти, и их нужно почитать и нельзя быть дерзким, непочтительным»... Но штундист не слушал и продолжал своё кричать. В это время из толпы вышло ещё несколько человек – сектантов и стали кучкой возле своего вожака. Народ шумел и волновался. «Молчи, бесов сын! чёрт, а не человек!» слышалось со всех сторон. Я повелительно приказал всем замолчать и, когда всё стихло, обратившись к сектанту, сказал: «Я хотел начать свою беседу с вами словами мира и любви, которую принёс на землю Господь наш Иисус Христос, но ваш поступок и ваше буйство заставляют меня сразу же показать вам и всему собранному здесь народу, что вы за люди и как осуждает вас Слово Божие. Св. ап. Пётр пишет в своём послании, что таких беззаконников, как вы, которые «презирают начальства, дерзки, своевольны и не страшатся злословить высших, Бог соблюдает ко дню суда для наказания. Они злословят, чего не понимают, в растлении своём истребятся» (2Пет.2:10–12)... Замолкнувший было шум опять возобновился. Сектанты опять начали громко кричать: «Да что вы морочите людей, вы развращаете Писание: прочтите там: мы все ровные, все цари и священники, зачем нам священники»?.. Народ ещё сильнее взволновался. Слышались угрозы. Продолжать речь было невозможно. Боже мой! думал я: неужели пропадёт беседа, и я попытался ещё раз водворить порядок. «Успокойтесь, ради Бога, успокойтесь!» взывал я к толпе. «Молю вас, помолчите немного», обращался я к сектантам. Толпа стихла. Замолчал, усмехнувшись, и сектант. Я сказал тогда: «Настоящий шум и волнение напоминают мне, братия, случай из жизни народа Израильского, записанный в этой святой книге, в Библии. Когда народом управлял Моисей, а священствовал Аарон с сыновьями, нашлись между Израильтянами люди, которым не нравилось это, которые, поэтому, взбунтовали весь народ, говоря Моисею: «полно вам; всё общество, все святы и среди их Господь! Почему же вы ставите себя выше народа Господня? И что же? Господу не угодны были такие дерзкие речи и чудесным образом Он показал, что не все равны в народе Божием, что есть люди, которых Он избрал и приблизил Себе, а «бунтарей и возмутителей наказал страшным образом: земля разверзла уста свои и поглотила их, и дома их, и имущество их и погибли они из среды общества!.. Сектанты вновь зашумели. Я потерял всякое терпение и, не помня себя, воскликнул: «Лучше молчите и молитесь, не то Сам Господь с неба скажет, как тогда: отсторонитесь, и Он погубит вас в одно мгновение!..»

Тут водворилась гробовая тишина. На лицах сектантов было какое-то недоумение и смущение. Никто, очевидно, не ожидал такого оборота беседы. Слегка дрожащим ещё от волнения голосом я продолжал свою речь: «От этого страшного проявления гнева Божия на расстраивающих мир и единение в обществе, перейдём к Божественным наставлениям сохранять мир и единство». Я говорил народу о первосвященнической молитве шедшего на страдания Господа к Отцу Небесному о том, чтобы «все были едино». Говорил о том, как это единство выражается в церковном единении, в единстве веры, учения, таинств и иерархии. Излагал кратко историю распространения единой церкви при св. Апостолах в Иерусалиме, Антиохии. Самарии, Малой Азии, Коринфе, Афинах и т. д., указывал на признаки истинной церкви: святость в освящающих таинствах, соборность во вселенскости существования Церкви и одинаковом понимании учения веры и апостоличность в приемственно идущей от Апостолов иерархии, иллюстрируя всё это священно-историческими примерами; говорил и о людях, отделяющихся от единства веры, об отступниках в Апостольское и дальнейшее время, и указал на наш штундизм, как такое же отступление от едино истинной церкви.

Речь моя продолжалась около получаса, но ещё в середине сектанты начали прерывать её своими возражениями и замечаниями. Я не позволял им говорить, на возражения их не отвечал и старался продолжать свою речь. «Что же вы всё говорите», обращался ко мне вожак, «дайте же и нам сказать своё слово народу». – «Имейте терпение», говорил я, «я приехал издалека и я собрал народ, я и буду говорить народу, пока не изъясню наше церковное учение. Когда окончу, тогда вы «будете возражать». Сектанты не соглашались и ворчали, хотя уже не по-прежнему громко и дерзко, но я продолжать речь. Закончил я её словами: «Заметьте все, что далее мы будем беседовать о церкви, как едином истинном обществе истинно православных христиан. К этой едино – истинной церкви благодатью Божией принадлежим мы – православные, потому что содержим возвещённую Спасителем веру, принимаем св. таинства; управляемся от Апостолов идущим священством. До некоторого времени принадлежали к этой едино-истинной церкви и вы, уклонившиеся от церковного общения с нами. Скажите же теперь, что вас заставило сделать это, какая причина побудила вас отделиться от нашей церкви?.. При этом прошу вас говорить кратко и мирно, отвечать о вашем уповании, как учит св. Апостол Пётр, с кротостью и благоговением.

Сектант, ещё в начале беседы взявший мой стул и со словами: «вы целую ночь будете говорить, а у меня ноги болят», торжественно усевшийся, теперь поднялся. Его лицо сияло вдохновением, глаза горели и весь вид его выражал какую-то необыкновенную отвагу и решительность. Полуобернувшись к народу, он громко, твёрдым, мужественным голосом сказал: «хорошо, я вам скажу... Я радуюсь, что вы приехали и собрали народ. Здесь мы покажем всему вашему народу, как они заблуждаются с правильного пути, находясь во тьме и невежестве!» Я отвечал пословицей: не хвались на пир идучи и пр., а прежде похвальбы уговоримся лучше держаться одного предмета речи и говорить на основании одного Слова Божия... – «Да, да», подхватил сектант. «Ну, так какая причина, спрашиваю я, заставила вас отделиться от нашей церкви...» Сектант, не давая мне высказаться, быстро заговорил на обычный у штундистов лад: «когда я был в православии, я пьянствовал, ругался, блудодействовал» и т. д. и т. д.

Началась беседа... С первых же возражений сектанта, я понял, что систематической беседы о церкви и о том, что из-за некоторых видимых непорядков в ней и недоумений отделяться от неё нельзя, провести мне не удастся, что не удастся достигнуть и главной цели, которую я всегда ставлю для своих собеседований – воспользоваться возражениями сектантов, чтобы развить перед слушателями православное учение церкви по пререкаемым предметам веры. Я понял, что начавшаяся беседа будет единоборством между вожаком сектантов и мной – миссионером, – единоборством, от исхода которого будет зависеть дальнейшая судьба пропаганды. Я видел напряжённое внимание слушателей и чувствовал, что это внимание их направлено не к тому, чтобы послушать и поучиться, а чтобы увидеть, правы ли сектанты или неправы, согласно ли со Словом Божиим их учение?

В виду этого, я не стал говорить речами, а на каждое выражение сектанта я стал просто говорить, обращаясь к слушателям: «слышите, братия, что говорит этот человек»? и громко повторял возражение сектанта; – «теперь послушайте, что говорит об этом Господь наш Иисус Христос (или Евангелие, или Апостол Пётр, Иаков, Иоанн, Павел)». При этом я полуоборачивался к народу и громко читал текст по раскрытой Библии, предлагал сектантам и грамотным православным проверить правильность чтения и спрашивал: «кого же, братия, слушать нам, – этого человека или Божественное Слово»? Такой приём производил должное впечатление. Православные ликовали и громко высказывали своё одобрение. Сектанты же безмолвствовали, а иногда делали замечание в роде следующих: ну, что ж разве Апостолы не такие люди, как мы? что такое диавол? ангелы – это люди! Христос тоже человек! и т. п. Такие замечания сектантов производили ещё больший, неблагоприятный для них, эффект. Православные громко смеялись, сектанты азартно оборачивались к народу и злобно говорили: «чему вы смеётесь»? «Тебе, вовка, быты треба», отвечали им православные. Сектанты как будто радовались таким замечаниям. «Нате, быйте», говорили они, подставляя грудь и протягивая руки. Я успокаивал их и народ и старался возобновить прерванную беседу. Но это удавалось с трудом. «Никто вас бить не собирается. Мы здесь рассуждаем о вере», говорил я. – «Они за веру землю от нас отняли жаловались сектанты. – «Потому что вы разбойники, смутители» – кричали в толпе. – «Вы отняли землю, берите и кожух» – обращается к толпе один из сектантов и собирается снять с себя полушубок и бросить его народу. – «Не за веру общество вас наказывает», говорю я. «Если бы вы веровали, хотя и по-своему, но тихо, покойно, не расстраивали общество, не насмехались над ним, оно само не сделало бы вам никакого зла». – «Мы готовы идти на мучение и даже жизнь свою потерять», плаксиво затягивают сектанты на другой лад. – «Мученичество, говорю, только тогда заслуга пред Богом, когда оно претерпевается за правду, за принадлежность к истинной Церкви, а не за нарушение церковного мира и единства. А вы нарушили все церковные установления»... – «Если нарушили, то для себя, а вам какое дело до этого»? – злобно нападают уже на меня сектанты, – «Мне лично дела нет, но я православный христианин и послушник своего епископа. Он посылает меня, чтобы я изъяснял вам истину от Слова Божия». – «Идите и говорите лучше вашим пьяницам-православным. Это они нарушают мир в Церкви». – «Не судите, да не судимы будете», говорю я. «Если у нас есть пьяницы, то они каются в своём грехе, освящаются св. таинствами, не отпадают от Церкви и не разрушают её, а вы сами отпали и своей проповедью стараетесь увеличивать число отпадающих и камень за камнем стараетесь разрушить Церковь, помогая силе адовой. А это хуже пьянства»!..

Один раз в беседу вступил о. благочинный, но сектант с такой злобой заговорил с ним, что это показалось странным даже для меня, привыкшего к подобному тону сектантов. Впрочем, когда о. благочинный, обратившись к со-вопроснику, сказал ему: «брат мой», сектант радостно перебил: «а, наконец-то, и вы меня назвали братом? Да, я действительно брат вам и вам нечего возвышаться»!.. О. благочинный в ответ только грустно покачал головой. Я тут же текстами из св. Писания показал возможность сыновства во Христе (Гал.4:19; 1Ин.2:1; 3Ин.4 и др.) и постарался возобновить беседу.

Беседовать по избранному предмету мало пришлось. Сектанты постоянно отвлекались от предмета речи, смешивали понятия, заговаривали о посторонних вещах и старались всегда свести речь на злобу их дней – на священников и на земельные отношения к крестьянам. Говорим о том, напр., что участвовать в студных делах грешников не нужно, не нужно даже, по Апостолу, и есть с ними, чтобы не слушать их скверных речей, не заразиться их пороками, но когда грешники идут в храм помолиться, покаяться в своих грехах, то даже и праведникам нечего величаться, а следует идти в церковь и молиться с этими грешниками и помогать им своими молитвами. Так учит о молитве св. Апостол Иаков... – «Да, возражает сектант, в Церковь ходят, чтоб батюшкам «мысочки носить»! – «Неправда, говорю я, мысочки – хлеб носят священникам на пропитание, за труды их». – «Христос учил: даром давайте: даром получили», возражают сектанты хором. – «Да, благодать таинств и молитв священники даром и подают, говорю я, но они всё же употребляют для сего и свои силы, и время. За это им и подаются приношения». – «Значит, Христос неправильно учил», кричит сектант, пользуясь, очевидно моим методом.

– «Это ты неправильно читаешь слова Евангелия. Вот послушай, как говорит Спаситель о том, что за свой труд благовестники должны получать вознаграждение». И я громко читаю Мф.10:8–10. «Слышите, говорю, как Господь Иисус Христос, вслед за словами: даром подучили, даром давайте, прибавляет о том, что трудящийся достоин пропитания. И Апостол так учил». И я читаю 1Кор.9:4–14. Чтение производит громадное впечатление. Штундисты молчат. Я уже готовлюсь перейти к прерванной теме беседы, как один из сектантов заявляет: «Священникам нужно давать только на пропитание, сколько нужно, а они всего больше нашего имеют. Зачем им дают так много»? – «Это рассуждают так только люди скупые, жадные, говорю я, а не щедрые, великодушные. Истинные христиане не рассуждают так. Вот послушайте, как щедры были в своих приношениях Апостолу Павлу филиппийские христиане, о которых Апостол пишет в своём послании»... И я читаю громко Флп.4:15–18. «Видите, говорю, как много – до полного довольства, до избытка, давали всё потребное Апостолу добрые христиане, и их приношения принимаются Апостолом «как благовонное курение, как жертва приятная, благоугодная Богу». – «Нужно давать только хлеб, а денег не нужно давать»! вырывается у одного сектанта. «Да, да, деньги зачем давать? Ну, хлеб и прочие предметы. А деньги зачем?.. Не собирайте себе сокровища на земле», дружно поддерживают собрата остальные штундисты. – «Неправо мыслите, братия, не зная Писаний. Самому Господу Иисусу Христу добрые люди приносили деньги для нужд Его и Апостолов». Читаю Ин.12:6. «Деньги же приносили и Апостолам в Иерусалимской Церкви». Читаю Деян.4:34–35 «В деньгах нет ничего позорного, что мешало бы добрым людям приносить, а священникам принимать»... Возвращаюсь снова к беседе о Церкви, но опять не надолго. Выясняю понятие о Церкви и усиленно подчёркиваю мысль, что Господь основал Церковь на земле, чтобы верующие христиане имели общение между собой в учении, таинствах и иерархии, подобно тому как государство служит для общения в житейских делах, семья в семейных и т. п. В делах веры в Церкви все равны, хотя входят в Церковь каждый с тем званием, в котором признан, как учит св. Апостол. Отсюда все равные в Церкви могут различаться в других отношениях: по чести в обществе, по службе в государстве, по владению имуществом, землёй и т. п. Сектант вдруг подхватывает последнее слово и заявляет: «земля должна быть общая. Кому сколько нужно для труда, тот столько и может брать, чтобы ему можно было работать на ней». Возражение явно толстовско-социалистическое и мало шедшее к делу, но ясно видно было, что идея эта угнездились крепко в сознании сектантов, которые уразумели этот догмат толстовства глубже всех других умозрений. Вижу, что и православные слушатели – крестьяне ещё ближе надвигаются к столу, ещё напряжённее, затаив дыхание, внимают и ждут ответа на это именно замечание сектанта, позабыв о предмете речи, и я должен отвечать, должен удовлетворить если не сектантов, то православных слушателей. «Заблуждаешься брат», говорю я, «Бог своими законами освятил право на личное и потомственное владение землёй. Прочитай Моисеевы законы в Библии, и ты убедишься в этом. Земля поэтому не может быть общей. Сколько кому досталось от Бога, тем тот и должен владеть»... – «А зачем у нас отняли»? – кричат сектанты. – «Это не моё дело», говорю я. – «Земля не ваша, а общественная», раздаётся из среды православных. «Общество в праве было отнять у вас землю», говорю и я, «потому что вы перестали принадлежать к обществу с тех пор, как стали держатся другого образа мыслей и действий. Всё равно как в семье. Если сын поступает по семейным обычаям, слушается родителей, то пользуется семейным достатком, а кто ослушивается, тот исключается из семьи и лишается имущества»...

С такими перерывами беседа продолжалась уже часа три. В школе было необыкновенно душно, несмотря на открытые форточки. Народ волновался всё больше и больше. Каждая выходка сектантов всё сильнее и сильнее возмущала православных и вызывала громкие взрывы негодования. Мои просьбы успокоиться мало уже действовали. Голова была как бы налита свинцом, в висках стучало, горло совершенно пересохло. Между тем беседу прекратить было нельзя. Ещё чувствовалось много недоговорённого по предмету речи, ещё сектанты не все ответили о причинах отделения от церкви, ещё и я не выяснил коренного вопроса: почему же для спасения необходимо принадлежать к церкви, почему вне церкви нет спасения. В то время, когда народ особенно волновался и мои просьбы успокоиться были особенно безуспешны, ко мне обратился староста и сказал: «ваше благородие, дайте передохнуть народу… да и сами вы отдохнёте!..» Мысль о передышке повалялась мне счастливой. Я объявил, что беседа прекращается на десять минут и в изнеможении опустился на стул. «Выходьте, выходьте!» – стал выпроваживать народ староста, чтобы освежить хотя немного школу, но вышли только задние ряды. Стоявшие впереди крестьяне не двигались с места, боясь потерять удобную позицию. Сектанты шептались между собой, перекидывались изредка колкостями с православными...

Через двадцать минуть беседа возобновилась. Я стал говорить о необходимости принадлежать к церкви, так как в церкви только можно получать благодатную помощь в таинствах, без которой грешному человеку нельзя достигнуть царствия Божия. Я указывал на безблагодатность отделившихся от вселенской церкви обществ и старался доказать невозможность в них истинного единения со Христом. «Это ветви, оторванные от дерева, говорил я, зеленеющие только в начале и короткое время, а дальше засыхающие и прикрывающие свою мертвенность фарисейством и лицемерием»... Сектанты возражали, но уже не с прежней дерзостью. Они, очевидно, переменили тактику. Речь их приняла слезливый характер. Они больше хныкали и вздыхали теперь чем нападали, хотя и не пропускали случая делать язвительные замечания на мой счёт. Кода я обращался к ним с вопросом об их обществе и указывал на священно-историческую неосновательность его учения и устройства, они ехидно замечали: «на то вы и экзамен держали», или: «как вам и говорить иначе: за что бы вам и деньги платили?!» Я даже не отвечал на такие замечания, чувствуя, что они не производят теперь никакого впечатления на слушателей...

В 10½ ч. беседа окончилась. Пропели молитву. Священник стал раздавать книжечки Народно-Миссионерской Библиотечки. Народ начал уже выходит из школы, как вдруг сектанты сделали последнюю вылазку. Они опустились на колени, сложили на груди руки и громко, в один голос, стали читать: «Отче наш» (в русском переводе). Затем, поднявшись с колен, они три раза испросили прощения. Я отвечал: «Бог простит, если вы говорите это искренно». Я попросил старосту провести их через толпу и смотреть, чтобы никто не нанёс им оскорбления, и так как некоторые крестьяне стали смеяться над лицемерным будто бы молением сектантов, то я объяснил греховность подобных подозрений и просил всегда относиться с благоговением к молитве людей, какой бы ни были они веры...

Усталый, с разбитыми нервами, возвращался я в дом священника, среди горячих изъявлений благодарности от крестьян. От переутомления я всю ночь не мог заснуть и встал на утро с больной головой. Но здесь меня ждала приятная неожиданность. Ко мне пришла целая депутация выборных от села. Это все были грамотные старики, по большей части николаевские солдаты. Один из них, помоложе, обратился ко мне со словами благодарности за «подаяние», данное мной, по его словам, обществу. Он выражал глубокую грусть и негодование по поводу тех дерзостей и оскорблений, которые будто бы вчера мне оказали сектанты, и спрашивал, что делать с ними обществу. В ответ я указывал на то, что не должно употреблять насилия против сектантов, но не должно и ослаблять бдительного по отношению к ним надзора. «На вас, говорил я, лежит ответственность пред Богом и отечеством за православие в вашем селе. Вы – старики, притом грамотные, в этом случае должны быть помощниками священнику, которому самому не углядеть за проповедующими по задворкам штундистами и смущающими нетвёрдых в вере христиан». Когда старики, кланяясь и благодаря, вышли, один, бывший с ними, моложавый ещё крестьянин, со слезами на главах и путаясь в словах, столь говорить мне: «Вот я пришёл к вам... Какую «покуту» (епитимию) вы на меня наложите?» – «За что, говорю, добрый человек, что ты сделал»? – «Да я был в ночном обходе десятским, когда «они» шли вечером на собрание... Нам старшина говорил не пускать. Я говорю им: не ходите, а они не слушаются, идут... Со мной ещё были люди. Мы стали не пускать их, а они вырываются. Отвяжитесь, говорят, язычники... Мы стали бить их… и я бил. А они на другой день нам грошей прислали… Мне – рубль. Я взял, сперва смеялся; и потом этот рубль, стал как огонь, жечь меня. И чудными стали мне казаться эти люди. Их бьют, а они гроши раздают... Мне стыдно стало глядеть на них. Один раз повстречал меня Коваль. Я хотел пройти мимо, а он подходить ко мне, да так ласково говорит: «зайди, брат, ко мне». Я отвернулся от него, не хотел идти, – стыдно было, а потом не выдержал, пошёл. Они ни словом не помянули, что я до штунды пристал, но я не пристал. Я только слушал, как они Евангелие читают. А вчера я от вас слышал, что они не по правде евангелие читают... И ещё я видел, что вы не сердились, как они вас обижали и обществу наказывали, чтобы их не обижали... И мне ещё тяжче стало... И вот я пришёл к вам... Что мне делать?.. Я их бил, а вы говорили, что нельзя бить, хотя они и не по евангелию поступают?..» Крестьянин плакал и я плакал с ним... Я видел глубокую муку на лице его и угадывал ту тяжёлую драму, которая творится в душе его. Как мог, я успокаивал, утешал его и указывал ему на исповедь перед священником, которая может умиротворить его совесть... Он со слезами целовал мои руки и обещал отговеться у священника...

Усталый телом, но радостный душой, я уезжал из Д., давая себе слово заглянуть сюда уже не по дороге и на более продолжительное время.

С. Потехин

Позволительна ли и не предосудительна ли играна музыкальных инструментах для православных христиан в частных домах и духовно-учебных заведениях? Вопрос этот возбуждён был беспоповским наставником Сосипатром Легашиным на беседе 25 февраля 1896 года, в Соборном храме гор. Кузнецка, Саратовской епархии. В 20-летней миссионерской моей практике, вопрос этот предложен мне на разрешение в первый раз, а потому, думаю, моя беседа по этому поводу не лишена будет интереса и новизны для собратий; излагаю её по записанному, почти дословно.

Легашин сказал: «Ваша церковь допускает ученикам Семинарии, готовящимся в священные степени, играть на музыкальных инструментах. Поэтому редкий священник, кончивший курс, не имеет в своём доме какого-либо музыкального инструмента. Но это противно правилу 42 св. апостол и есть обычай – западной церкви – латинский, а, следовательно, еретический».

Миссионер: В приведённом правиле св. апостол не говорится об играющих на музыкальных инструментах, а сказано только: «Игрец и пианица святитель, пресвитер и диакон, аще не отстанет, да извержется». И только. Но ведь под именем игреца можно разуметь разного пода игроков: игроков в карты, в деньги, в шашки и т. под. Но допустим – можно разуметь и игроков – музыкантов, но тогда – только тех игроков, которые при пьянстве играют во зло, а не во благо, и не во славу Божию. Так в правиле 42 и говорится: «Игрец и пианица» – А пианица редкий будет играть что-либо доброе, – во благо и во славу Божию, – а скорее во зло и в угоду диаволу, что правилом и запрещается, а преступающие правило подвергаются наказанию.

«А разве может музыка употребляться и во зло, и во благо, и во славу Божию»?

«Может» – сказал я.

Лег.: «Никто из православных не поверит этому! Это есть латинская ересь! Игра на музыке всегда служит во зло, а не во благо и не во славу Божию. А если служит во благо и во славу Божию, то пусть миссионер подтвердит это священным и святоотеческим писанием, а мы послушаем».

Мис.: «Слушайте и речь мне не прерывайте, Музыкальная игра во зло бывает тогда, когда музыка употребляется в сообществе пьяных мужчин и женщин, пользующихся незавидной репутацией, припевающих под музыку разные неприличные песни, возбуждающие страсть и похоти. Такие игры, действительно, запрещены в св. Писании. Премудрый Сирах говорит: «Сладкопение муссикиева в пиршестве вина» (Сир.32:7,8). Потом повелевает: «Вовремя вставай, а не последи (иных) в дом отыди, и не ленися» (Сир.32:13). Сказав это, научает: «Тамо (т. е. в своём доме) играй и твори помышления твоя, и не согрешай словом гордым» (Сир.32:14). А в стихе 4-м «наказывает старейшине так: «Глаголи, старейшино, подобает бо ти, испытною хитростью, и не возбрани муссикии». Вот видите: «муссикия» в своём доме не возбраняется, а в пиршестве вина не похваляется. С такого пира повелевается скорее встать, уйти в свой дом и тамо играть и творить благочестивые помышления.

В роде человеческом первый изобретатель музыки есть Иувал. «Сей бяше показавый певницу и гусли» (Быт.4:18,21). Св. Иоанн Златоуст, перечислив роды занятий того временя, – между прочим, и изобретение Иувалом певницы и гуслей, говорит: «Смотри, как мало-по-малу встроилось благосостояние рода человеческого» (толк. на Быт. стр. 179 том. 4-й). Это благосостояние некоторыми употреблялось не во славу Божию, а во славу идолам: Навуходоносор царь, при поклонении златому телу, по велел играть в трубы, свирели, гусли и проч. (см. Дан.3:7), но его обличили тогда св. трие отроки. Это же благосостояние употреблялось и во славу Божию, а не во славу идолам: Давид царь, неся киот Господень с трубным гласом, сам – «бряцаше во органы устроены пред Господем», (2Цар.6:14–15) Жена же его Мелхола посмеялась над ним, за что и была наказана от Бога (2Цар.6:16–23). Следовательно, музыкальное изобретение есть благосостояние рода человеческого и этим благосостоянием можно угождать Богу, можно и злоупотреблять.

Царь Давид, когда поставил киот в скинию, определил к нему следующих лиц: «Иоиила играть в орган, псалтырь и гусли; Асафа возглашать в кимвал; Изанея и Озила, священников, трубить всегда в трубы пред киотом завета Божия» (1Пар.16:5–6). «Священницы же стояху на стражах своих и Левиты во органы пояху песни Господни, яже сотвори Давид в похвалению Господа... и священницы пояху трубами пред ними, и весь Израиль стояше» (2Пар.7:6).

Музыка установлена по повелению Божию. Сам Бог сказал Моисею: «И во днех веселия вашего, и в праздвицех ваших, и в новомесячиях ваших, вострубите трубами на всесожжения, и на жертвы спасений ваших, и будет вам воспоминание пред Богом вашим: аз Господь Бог ваш» (Числ.10:10). А когда Моисей перевёл народ израилев через Чермное море и воспел песнь: «Поем Господеви, славно бы прославися», – тогда «Мариам пророчица сестра Ааронова, взя тимпан в руце свои, и изыдоша вся жены в след ея со тимпаны и лики» – и воспели под музыку тую же песнь (Исх.15:20). Следовательно, в то время у всех была музыка, – «все жёны вышли с тимпанами и торжественно прославили Бога. Если же Бог повелел и святые ветхозаветные употребляли музыку в прославление Бога, то кто же отважится назвать её злом? Подлинно – никто.

Поэтому и св. апостолы правилом 42 запретили играми только злоупотреблять, а не Бога прославлять. Св. апостол Фома, быв на одном царском браке, услышал жену евреянку, играющую духовную песнь на свирели, и он не только не возбранил ей играть, но даже усердно просил повторить эту игру. В житии его говорится, что евреянка играла следующие слова: «Един есть Бог Иудейский, сотворивый небо и землю, апостол же в сладость послушай сего и моли ю, да повторяет часто глаголы тыя» (Чет. мин. 6 октября). А если бы евреянка играла какие-либо песни светского характера, возбуждающие страсть к плотоугодию, тогда св. апостол Фома, конечно, возбранил бы ей играть, руководясь 42 правилом своим.

Св. Василий Великий, похваляя играющих на лире, говорит: «При том играющий на лире не охотно согласится, что бы лира была у него не устроена» (см. Избран. твор. Беседа 22 к юношам изд. 1894 г.).

Св. И. Златоустый: «Гусль всесоставную, различне устроенную, едино благобряцание согласно испускающую» – весьма похваляет (кн. о священстве и беседа 1-я на евангелие от Иоанна).

Св. И. Дамаскин от учителя своего монаха Косьмы: «Грамматике, и диалектике, и философии, и арифметике, землемерию, Мусикии, астрономии и Богословии – добре научися» (Чет. мин. 4 декабря).

Препод. Симеон Постник, игрой на свирели, изгнал бесов из храмины. В житии его говорится так: «Во един же от дней, (преподобный Симеон) взем в сочевнице свирель, изыде на улицу, к близ бывшему некоему месту, на нем же в пустой храмине дух нечистый вселися, и многия поздно мимоходящия устрашаше, а иные и повреждаше, тамо святый седше, пояше свирелию молитву преподобного отца своего Никона, еже от него научися, и изгна беса оттуду» (Чет. мин. 21 июля).

В кн. Феатрон с похвалой говорится о Льве, папе Римском, что он был в «Мусикии искусный». Папа этот жил в конце 7-го века, был ревностный защитник Православия и защищал Символ веры от повреждения Римлянами учения об исхождении св. Духа (Кириллова кн., гл. 25 л. 227).

В той же кн. Феатрон на л. 239 об. имеется следующий рассказ: «Века 8-го Константин Погонат, королю Галлии Пипину, первый в дар послал орган мусикийский из белого олова соделанный, иже и мехами надыматися и перстами ручными бряцати можаше, свидетельствующу Авентину».

«Века 9-го, в самой Франции и во Аквисгране, органы быти чачаша, творением Георгия священника Венетского, иждевением же Людовика короля. Последи же на сие и прочий великая иждивения положиша, ибо «Михаил, царь Константинопольский, из самого злата орган сотворити повеле».

В той же книге на л. 269 об. говорится: «Георгий священник Венета, иже первый сооружи органы водяныя, иже бы от течения води звук издавали».

Уважаемый всеми историк Георгий Кедрин весьма похваляет царя Константина Багрянородного за то, что он был сам хорошо научен Мусикии и других многих научи сему искусству (см. историю его 10 столетие). Там говорится так: «Ибо науки, Арифметику, Мусикию, Астрономию, Геометрию, и верховнейшую всех философию, с древнего времени, по нерадению в невежеству самодержавствовавших погибшие, возобновил своим тщанием, взыскав и обрет превосходнейшего и искуснейшего из них, и определив учителями, и прияв тщаливейших. Сим образом изгнав невежество, в краткое время просветил град науками» (история его л. 112 об. издан. 1794 г.). Видите: мусикия называется просвещением.

О св. Кирилле, просветителе славян, говорится так: «В царьград приведен, и учителем царским вдан быв, скоро навыче всей внешней мудрости, Грамматике же, и Омирову стихотворению, Риторике и Философии, Арифметике и Астрономии и Мусикии и всем еллинским хитростям, и бе во удивление учителям своим толикия ради быстроты ума своего» и проч. (Чет. мин. 11 мая).

О князе Святославе, в житии его, говорится так: «Во един же от дней прииде к нему преподобный (Феодосий) и виде многих играющих пред ним различными Мусикийскими гласы, и всех веселищихся. Преподобный же близ князя посажден, зрише долу, и рече ему: будет ли еще во оный век грядущий? Князь же умилився, прослезися мало, и повеле престати играющим. И оттоле аще когда повелеваше игры творити, и услыша пришествие преподобного, то всегда повелеваше им от играния престати»... (Чет. мин. 3 мая).

Есть и ещё много свидетельств об игре на музыкальных инструментах, во я прекращаю приводить их: – достаточно и сих. Теперь мы видом, что музыкальная игра, как в ветхом завете, так и в новом, христианами употреблялась и никто из святых не запрещал её. Только одни раскольники находят в ней какую-то ересь.

Лег. Не мы, а Кириллова книга находит ересь в Латинах за игру на музыке (Кир. гл. 25).

Мис. Неправда. Если святые отцы не находят в игре никакой ереси, а даже похваляют её, то и составитель кн. Кирилловой не будет бороться со святыми. В приведённой же вами 25 главе кн. Кирилловой, Латины укоряются не за то, что играют на музыкальных инструментах в домах своих и учебных заведениях, а за то, что органы внесли в церковь и играют на них во время Богослужения. И только. А что бы Латины укорялись, тем паче назывались бы еретиками, за игру в домах и учебных заведениях – этого во всей Кирилловой книге не найдёшь.

Лаг. сделав паузу, сказал: «И у вас музыка внесена в церковь – это, так называемый, каммфртон».

Мис. Каммертон не есть музыкальный инструмент, а орудие, дающее звук для стройного начатия какого-либо песнопения.

Лег. «А если музыкальные инструменты не виновны и не запрещено употреблять их в домах своих и учебных заведениях во славу Божию, то почему не запрещено вносить их в церковь? А коль скоро это запрещено, то и в домах употреблять их невозможно и грешно».

Мис. Не всё то можно вносить в церковь, что дозволено употреблять в частных домах, во славу Божию. Например, млеко, мёд, сочиво и разных животных, во всех церковных уставах, дозволено православным христианам употреблять в домах своих во славу Божию, – но в церковь их вносить строго запрещено. Правило 3 св. апостол говорить: «Аще который пресвитер, млеко и мёд, или вина вместо оловину, или медовину, или животно некое, или сочиво ко олтареви принесет кроме токмо младых сочив, и гроздия и масла, и фимиама, да извержется». Видите: за внесение в церковь вина и животных, священник извергается из сана, а 51 и 52 апостол, наоборот, называют священника сожжённым совестью и извергают из сана за то, если он гнушается вина и мяса, и брака. Следовательно, что в церковь запрещено вносить, то приказано в домах своих употреблять во славу Божию.

Также и разные овощи 4 правило св. апостол запрещает приносить в церковь, но в домах своих разрешает церковь употреблять во славу Божию и во здравие. Если кто в меру употребляет в доме своём, то он творит во славу Божию, а если кто вносить эти же вещи в церковь, то он творит в угоду диаволу. Так нужно и о музыкальных инструментах разуметь. Если св. отцы научались музыкальному искусству, играли на них в учебных заведениях, употребляли их и в домах своих во славу Божию и веселие, то и в настоящее время играющие духовные песни в учебных заведениях и в домах своих не погрешают, а прославляют Бога и духовно веселятся.

Если св. отцы запретили музыку вносить в церковь, то и в настоящее время наша православная церковь, следуя сему, вносить музыкальные инструменты в православные храмы не дозволяет под страхом наказания.

Лег. «Хорошо было бы, если бы музыку употребляли исключительно только во славу Божию; но ведь играют и бесовские песни и тем угождают диаволу».

Мис. Как не виновен хлеб и разные плоды, служащие для некоторых к объядению, а не к подкреплению себя; как невинно вино, служащее для некоторых к пианству, а не к питию в меру – во славу Божию; как невинно серебро, служащее для некоторых к сребролюбию, (по апостолу – второму идолопоклонению), а не к помощи бедным и неимущим, – так невиновны и музыкальные инструменты за то, что ими многие злоупотребляют. Нужно иметь во всём благоразумие и поступать умно в осторожно, не выходя из границ, и тогда только не навлечёшь на себя никакого греха и преступления. Разумное пискание св. ап. Павел и Св. Иоанн Зл. похваляют. Св. Ап. Павел говорит: «Обаче бездушная глас дающая, аще сопель, аще гусли, аще разнствия писканиям не дадут, кака разумно будет пискание, или гудение». Златоуст толкует: Ибо и в душных органех мусических сие увидит некто. Аще бо сопель, аще гусль будет, и ниже правлением, ниже согласием подобающим: но слиательне и просто ударены были быша и надмены, ни коего же усладят от слышащих, ибо и в несоставных оных потреба некоего явления, и аще не с художеством ударищи, и надмеши в сопелы, ни что же сотворил еси. Аще ли же от бездушных толико истязуем явление и согласие и рассуждение, и в ненарочитых оных писканиях понуждаемся и любопримся много наложити знамение, многим паче в душевленных и словесных человецех, и в духовных дарованиях благонарочитое гонити подобает» (Бесед. апост. л. 982). Видите: св. И. Златоуст истязует, понуждает и любопрится о согласии и рассуждении в мусикийских играх, а старообрядцы любопрятся и понуждают о прекращении их.

Св. И. Златоуст говорит: «И как арфисты, взяв пальцы учеников, тихонько прикладывают их к струнам, и приучая ударять с искусством, выучивают их из мёртвых тонов и струн извлекать звук, нежнее и приятнее всякого голоса» (том 3, стр. 2). Он же: «Как лира, которая, приятно услаждая нас, укрощает волнение нечистых помыслов и вместе с удовольствием доставляет нам и великую пользу». (том. 2, стр. 5 и 6).

Если св. Златоуст услаждается лирой, в которой находит даже укрощение и волнение нечистых помыслов и проповедует великую пользу, то нам ли с Сосипатром Васильевичем восставать и отвергать лиру и вообще музыкальную правоспособность? Да не будет сего!

Легашин замолчал.

Саратов. епарх. мис. свящ. П. Шалкинский

(Хроника).

Миссионерские меры к поддержанию религиозно-нравственного состояния православных рабочих в немецких колониях. – Сектантское нашествие в степной край и штундовая вольность. Безучастие местной власти и бессилие Омской миссии в борьбе с сектами. – Сатанинская секта заграницей и совращение русских в чёрный культ поклонения диаволу. – Московский раскол. (Поход Картушина против брадобреев и мирских школ. Раскольничье миссионерство, архиерейские съезды и новая резиденция).

На одном из последних благочиннических миссионерских съездов Одесского уезда, Херсонской епархии, местным епархиальным миссионером М. А. Кальневым был возбуждён весьма важный для миссии вопрос, на который, до сих пор, ещё не было обращено должного внимания. Это – вопрос о положения православных рабочих в немецких колониях.

Наш корреспондент, окружный миссионер, священник о. Гр. Закрицкий сообщает, что из высказанных на съезде по этому поводу мнений священников, в приходах которых есть немецкие колонии, (которыми, к слову сказать, так изобилует весь южный край Херсонской губернии), положение православного люда, служащего у немцев-колонистов, представляет весьма скорбное явление. Православные рабочие почти никогда не бывают в храме Божием, некоторые по нескольку лет не говеют, не соблюдают постов и других постановлений православной церкви и, живя по нескольку лет у немцев, грубеют нравственно.

Вот что, например, сказал по этому поводу один из священников, членов съезда.

– В границах моего прихода есть четыре немецких колонии, весьма значительные по населению и богатые по состоянию. В эти колонии ежегодно приходят сотни и даже тысячи пришлого православного люда наниматься на службу к немцам. Несколько лет, или хотя сроков этой службы, совершенно извращают человека нравственно, – развивают в нём холодность и безразличие к своей родной религии, – в особенности к постановлениям и обрядностям православной церкви, а также к священнослужителям.

Если даже допустить безучастие немцев в совращении православных рабочих с истинного пути, то одни условия жизни подготовляют в них удобную почву для совращения в сектантство. Прежде всего, попирается соблюдение и важность постов. Человек, который, живя в своей семье, даже в тяжкой болезни не решается есть в среду и пятницу скоромное, здесь, в первый же год службы, сначала с тревожной, а потом мало-по-малу успокаивающеюся совестью, работник начинает есть мясную пищу даже в страстную седмицу, не говоря уже о других, менее важных постных днях. Это потому, что хозяин немец ни за что не согласится давать рабочему постную пищу, которая для него обходится несравненно дороже скоромной, а интерес немцев – как можно более эксплуатировать русского рабочего. Лишь немногие хозяева, как бы из великодушия, дают рабочим (желающим, т. е., наличным) постное в первую седмицу великого поста, – пока рабочий не отговеет; но это, повторяю, делается только новичкам, у которых ещё не совсем заглохло тёплое чувство и любовь к родной церкви, её установлениям и заветам. Затем, попирается чествование и хранение важнейших праздников, установленных православной церковью в воспоминание важнейших событий из земной жизни Христа Спасителя, Божией Матери и особенно чтимых святых угодников Христовых.

Кому приходилось побывать в рабочее время в немецких колониях, тот видел, что в такие важные праздники, как наприм., Благовещение Пресвятой Богородицы, Вознесение Господне, день св. апостолов Петра и Павла, Преображение Господне, Успение Божией Матери и др., обычные работы в поле и на гумнах не прекращаются, и работает, конечно, православный люд – тот, который, до поступления к немцам, не решился бы работать даже в небольшие праздники и высокоторжественные дни.

Далее, мало-по-малу, охладевает благоговение и любовь к дорогим для всякого православного христианина святыням, как, например, к храму, иконам и проч., а равно и уважение к священнослужителям. На съезде приведена весьма характерная черта, по которой легко можно отличить православного рабочего простолюдина, служащего или служившего у немцев колонистов и не служившего, или не состоящего у таковых на службе. Последний, т. е., не служащий у немцев, при встрече церковной процессии, или проезжая мимо храма, всегда не преминет снять шапку и благоговейно несколько раз осенить себя крестным знамением. При встрече с лицом духовным, непременно снимет шапку и приветствует поклоном, хотя бы и незнакомого пастыря. У служащего или служившего у немцев православного рабочего этого доброго христианского обычая уже нет: проезжая или проходя мимо храма, он забывает перекреститься; даже при встрече церковной процессии, снимает шапку, лишь после сделанного ему напоминания. Равным образом, если в дороге повстречается с лицом духовным, то не вынет даже трубки изо рта, и не только не приветствует служителя церкви, но даже отворотится. Конечно, в этом сказывается подражание хозяевам немцам, весьма грубо и невежественно относящимся ко всему русскому православно-христианскому.

Примечательно, что каждый простолюдин малоросс, обыкновенно, иронически относящейся ко всему «немецкому», проведя несколько месяцев у того же «нимца», становится его подражателем и часто перед немцем стыдится проявлять свои религиозные обязанности и потребности, как бы из опасения, чтобы не быть осмеянным им. Просит, например, православный работник хозяина-немца об отпуске в церковь поговеть. – «О, ты уже совсiм хочешь буть святый»! – язвительно смеётся немец, и православный работник конфузливо оставляет свою просьбу, не смотря на то, что уже несколько лет не был у исповеди и св. причастия.

Понятно, после подобной службы, православный человек приходит на родину, если не сектантом, то, во всяком случае, склонным к совращению в сектантство, при весьма слабых усилиях подпольных лжеучителей-пропагандистов.

Вопрос этот съезд признал весьма важным и заслуживающим особого внимания и разработки, и, после довольно продолжительного обсуждения, пришёл к следующему заключению.

Во-первых, признано необходимым открытие бесед с православными рабочими в самих колониях; для этой цели и избраны два священника, которые, по утверждении местной епархиальной властью, обязаны в известное время, вести в колониях беседы. Кроме того, рекомендовано священникам, в приходах которых есть немецкие колонии, в великие праздники и высокоторжественные дни, служить в колониях всенощные бдения и молебны. Местом для богослужений и бесед указаны школы, которые кстати, в настоящее время, имеются во всех колониях.

Во-вторых, во избежание пререканий и даже противодействий со стороны немцев и местных властей, постановлено просить Его Высокопреосвященство снестись с Херсонским Губернатором о том, чтобы предложено было циркулярно земским начальникам содействовать в этом случае священникам своим влиянием и предписаниями колониальным властям, об оказании приезжающим на беседы и богослужения священникам особого внимания и содействия. Признано также необходимым, чтобы священники, в великий пост, назначали одну из седмиц для говения рабочих немецких колоний. В этом случае, как и в предыдущем, просить г. губернатора распоряжения, чтобы немцы-хозяева не препятствовали своим православным рабочим исполнить долг говения и являться на богослужения и беседы, и чтобы об этом, в виде обязательств, хозяева-немцы, при найме рабочих, прописывали в наёмных книжках о беспрепятственном отпуске рабочих, в объявленное священниками время, к слушанию богослужений, бесед и в церковь для говения, и чтобы рабочие, в случае неисполнения хозяевами этих обязательств, заявляли бы об этом приходским священникам, а последние, в свою очередь, сообщали бы о том земским начальникам или полиции.

Кроме того, рекомендовано священникам вести особые списки пришлым рабочим, особенно немецких колоний, о бытии у исповеди и св. причастия и затем выдавать рабочим краткие удостоверения о выполнении этого христианского долга. Эти удостоверения рабочие, при возвращении на родину с рабочего промысла, должны будут предъявлять своим приходским пастырям, для отметки их по исповедным книгам говеющими. А так как об этом необходимо знать и священникам соседних епархий, откуда, по большей части, приходят рабочие на промысел, съезд постановил просить консистории об этой мере опубликовать в «Церковных Ведомостях».

Вот те меры, которые, на первых порах, признаны существенными и неотложными.

Конечно, в будущем вопрос этот вызовет немало новых мер и будет далеко более разработан. А что важность его серьёзна, это доказывается тем, что большая часть местностей соседних Херсонской епархии – Киевской и Подольской заражены штундой, исключительно, благодаря кочёвке православного бедного люда на заработки по херсонским немецким колониям.

* * *

В то время, как на юге России миссия церкви изыскивает меры против растлевающего религиозно-сектантского влияния на православное население со стороны немецких колонистов, – после того, как духоборческая секта на закавказской окраине дала государственной власти столь поучительные уроки, относительно ненадёжности нашего рационалистического сектантства, в качестве колонизационного элемента, из – степного генерал-губернаторства получаются нами из надёжных источников безотрадные сведения о каком-то привилегированном положении сектантства на этой юной ещё окраине. Последователи всех сект переселяются сюда из разных губерний целыми колониями, как в обетованную землю, законы для сектантов будто бы не писаны, как, например, в отношении штундовых богомольных собраний. Точное число осевших в Омской епархии сектантов пока не приведено в известность. Коренное ядро сектантского поселения прибыло туда в 1893 году из разных губерний европейской России. Приток новых сектантских поселенцев продолжается и до настоящего времени. По отзыву Омского нотариуса, г. Галиновского, ему чуть ли не ежедневно приходится совершать нотариальные арендные сделки прибывающих из европейской России сектантов с владельцами Машинского земельного участка, лежащего на правом берегу Иртыша, в 35 верстах от Омска. Много также является ходаков для осмотра мест и условий жизни тамошней окраины и, в частности, для исследования вопроса о положении сектантства. Возвращаясь, ходаки эти заявляют своим единоверцам и православным односельцам, что земли здесь сколько хочешь, – на всё приволье, миссионеров нет, духовенство не обращает внимания на сектантство, начальство считает их за «лучших людей» – словом, что братия цветёт «аки крин сельный».

Рассказы о райской жизни в степном крае увлекают не только единоверцев, но и бедных духом и состоянием православных односельцев, которые тоже записываются в штунду или молоканство, в видах переселения «в обетованную землю». Получается от таких непозволительных порядков двойное зло для церкви и государства: в губерниях центральной России усиливается сектантское брожение, происходят новые случаи отпадений, а здесь на месте – вредное для миссии сплотнение сектантства в большие посёлки. Полезно бы администрации степного края справиться с уроками и печальными последствиями сектантского массового поселения, совершившегося в эпоху Императоров Александра и Николая Павловичей.

Закавказские сектантские поселения окаменели и погрязли в своих заблуждениях, именно, благодаря сплотнённости и изолированному положению от общерусской православной жизни и быта, – а равно всяким попустительствам и поблажкам со стороны местной администрации.

Наш корреспондент сообщает, что поселились здесь сектанты вверх по р. Иртышу, от г. Омска, Акмолин. обл., и до г. Павлодара, Семипалатинской обл., на обеих сторонах реки. Более всего их около железнодорожного вокзала Омск, в казачьем Царском посёлке, на той стороне Иртыша, близ железнодорожного моста, и только очень немного живут в г. Омске, где они рассеяны по всем городским приходам.

Более всего сектантами награждают епархии Самарская и Тамбовская, но есть выходцы воронежские, харьковские, полтавские, донские и др.

Разделяются живущие в епархии сектанты на молокан – уклеинцев сухопутных и на штундо-баптистов.

Молокане-уклеинцы сухопутные, которых здесь очень мало, чище других сохранили учение основателя молоканства Уклейна, отбросив лишь антитринитарные взгляды его. Не имея никаких своих обрядов и отвергая все православные обряды, молокане здешние иконы называют идолами, храмы –капищами, св. крест – виселицей, православное священство – жрецами Ваала, дармоедами и фарисеями. Отвергая посты, они относительно пищи держатся постановлений Закона Моисея. (Лев. X глава). Таинства, говорят они, выдуманы духовенством, чтобы обирать глупый народ, учение Слова Божия о таинствах толкуют духовно. Крещение, как и Причащение, по учению здешних молокан, есть вера, учение, терпение, и т. под. Сектанты думают спастись без воды, крещения, «хотят сухим путём» – войти в царствие Божие. Отсюда произошло и название последователей этой секты «сухопутной». Отвергая священство, они всё же своей общиной выбирают грамотных, начитанных мужей «держать собрания», т. е., председательствать на их молитвенных собраниях. Такие лица называются старцами и пресвитерами, пользуются большим уважением и влиянием, но никакой власти в общине не имеют. Этой зимой, живущие в г. Омске и посёлке Царском молокане добрали себе в пресвитера некоего Андрея, ещё далеко не старца. Он ранее был рабочим на железнодорожном вокзале Омск, переселенец из Тамбовской губернии. Теперь он бросил подёнщину и разъезжает по сёлам, деревням и заимкам¹⁶⁹ с мелочным товаром, не пропуская, конечно, случая пропаганды своего лжеучения. Но не так опасна для здешнего края молоканская секта, как другая более многочисленная и лучше организованная – это штундо-баптизм или баптистическая штунда, которая здесь осуществляет самое последнее слово руководителей штундового движения на Руси. Как известно, пасторы южнорусских немецких колоний, вдохновляемые из Вюртемберга, Берлина и Гамбурга, в начале 60 годов, стали насаждать штунду между русскими рабочими немецких колоний. В развитии нового религиозного движения наблюдается строгая постепенность. Сначала иноверные проповедники религиозно-пиэтических вопросов возбуждали религиозную пытливость русских рабочих, на вопросы которых отвечали, «как лютеранские пасторы». На подготовленной, таким образом, почве для брожения и падения, возгорелся, в течении какого-либо десятка лет, целый сектантский пожар, охвативший сначала одну Новороссию, а затем юг, и направляющийся ныне в глубь центра и окраин, не исключая и нашей.

Штунда сначала не заботилась о положительной стороне вероучения, живя одной враждой к православию, пробавляясь отрицательными молоканскими взглядами на иконы, кресты храмы, православное богослужение и духовенство, посты и св. предание; но, когда штундисты окрепли во вражде к православию, так что у руководителей их кончилось опасение относительно их верности штунде, вдохновители секты стали изыскивать положительную догму и остановились, главным образом, на баптистических мыслях. Так, стали толковать о необходимости водного крещения, преломления хлеба, пресвитерства церкви. Но о крещении младенцев, о пресуществлении хлеба и вина решительно не высказывались. Так явилась секта евангеликов или полубаптизм, евангелическая штунда, скоро распространившаяся между молоканами Таврии, Кавказа, Дона и Волги. После того, как Гамбургская баптистическая семинария убеждённого баптиста Онкена приготовила таких пресвитеров и миссионеров баптизма, как известный Павлов; после того, как петербургская пашковщина из великосветских гостиных настойчиво стала спускаться в «углы» рабочих и подала руку штунде, выступили баптистские и пашковские мысли об оправдании верой, о крещении по вере и, следовательно, о недопущении крещения младенцев, о рукоположенных старших пресвитерах, просто пресвитерах и диаконах и пр. Так явился штундо-баптизм или баптистическая штунда, нашедшая себе многих последователей в евангелической штунде и молоканстве. Помогла ей в этом случае хорошо организованная пропаганда через особых миссионеров, в роде того же Павлова, Деляки, Мамонтова, Богданова, Агафонова, Ильи Голяева и других. Сходные во многом с молоканами, штундо-баптисты отличаются от них, имея своё рукоположенное священство в трёх степенях, совершают крещение в воде, обряд преломления хлеба и проповедуют учение об оправдании только одной верой. Кто уверовал, тот уже спасён и свят ещё до крещения. Крещение нужно, чтобы исполнить заповедь и вступить в братство спасённых, но для крещения нужна прежде вера. Верующий спасён верой и без крещения. Кто крещён без веры, тот не крещён, и его надо вновь крестить, коль скоро он уверует. Таковы все, крещёные в младенчестве православные. Если крестился и взрослым, но при крещении не имел полноты баптистской веры, то при обращении в баптизм должен быть опять крещён. И бывали не раз случаи, что крещёные в младенчестве в православии и после совратившиеся в молоканство, при обращении в евангелическую штунду крестились в другой раз, а при обращении в баптистическую штунду – в третий раз.

Штундо-баптисты составляют большинство здешних сектантов. Во главе их стоит, в роде как бы епископа, старший пресвитер, переселившийся из Самарской губернии сначала в Оренбург, а потом и в Омск, – крестьянин Романтеев. Он близко знаком с главными вожаками секты в России, с сектантами Поволжья, Тамбова, Дона, Кавказа и Петербурга. Он ведёт деятельную переписку, получает подпольными путями газетку гамбургских баптистов и быстро узнаёт, где и какое состоялось решение в пользу штундо-баптизма. Зная, что в России для немецких колонистов баптизм признан исповеданием дозволенным, и духовные лица немецких баптистов признаются в сущем сане, он себя и своих последователей стал именовать баптистами. Кстати, помогают секте и волостные писаря, отмечая в паспортах, выдаваемых сектантам, что они «вероисповедания баптистского». Романтеев имеет копии со всех благоприятных для штундо-баптистов кассационных решений Правительствующего Сената. Выписки из этих копий прибиты на стенах дома, где бывают сектантские собрания. В 1898 году штундо-баптисты для своих собраний снимали дом у молоканина Калины Сергеева, в Царском посёлке. Копию решения Сената от 1-го мая 1898 года, за № 6327, Романтеев объявил во всеуслышание в конце собрания, в присутствии миссионера. Романтеев уже судился в Оренбурге и был осуждён за пропаганду, но Саратовская Судебная Палата оправдала его. Этим он любит хвалиться, рассказывая, что-де оренбургский миссионер Милий Головкин был экспертом и признал «меня штундистом; а я сейчас книгу их же православного священника Арсения Рождественского, где написано, что баптизм совсем не штундизм». Здесь пропагандист штунды не боится ни администрации, ни суда и свободно разъезжает по сектантам и устраивает собрания во всех поселениях между Омском и Павлодаром.

Баптистское Братство не оставляет сектантов без помощи. Весной 1898 года, был с этой целью командирован из Риги «миссионер», родом латыш, Курцит. Здесь ему почему-то дозволено было посещать тюрьмы и переселенческие посёлки. Вздумал было он перенести такую же свою деятельность и за черту степного генерал-губернаторства, в Тобольскую губернию, но там разрешения не получил. Край смежный, но взгляды на сектантство, видно, там другие – более строгие.

На собраниях штундо-баптисты поют стихи из двух книг, по содержанию тождественных одна с другой. Первая книга – «Собрание стихотворений», изданное в Москве 1891 г., вторая книга – «Сборник духовных стихотворений для христиан лютеранскою вероисповедания» – издана в Севастополе 1892 г., с дозволения московско-лютеранской консистории. Зачем понадобилось издавать одно и тоже под разными названиями и в разных городах и годах? Для кого, спрашивается, потребовалось московской лютеранской консисторий издание богослужебных своих гимнов на русском языке? Уж никак не для русификации своих прихожан немцев, а для германизации не только юга России, но и восточных его окраин!

Штундистские напевы немецких гимнов представляют собой искусственное искажение напевов русских песен и трудны для усвоения. На домах сектантов, в Царском посёлке, в Омске Курцит собирал сектантов и под скрипку учил петь эти гимны.

Свои богослужебные собрания штундо-баптисты устрояют совсем открыто в Царском посёлке, снимая для них в 1892 году дом у молоканина Калины Сергеева. Весь культ и вообще чин богослужения обычный – штундовый, импровизированные молитвы поразительно однообразны по исполнению.

Не смотря на, то что штундовые собрания должны считаться воспрещёнными законом 4 июня 1894 г. и для нашего края, они здесь однако открыто совершаются и на них свободно допускаются любопытствующие православные; на них спешат явиться и заезжие сектанты и штундо-баптистские миссионеры, в роде Курцит. Так что собрания являются одним из главных орудий распространения и укрепления сектантства в степном крае. Между тем, по-видимому, ни гражданское, ни военное начальство, ни прокурорский надзор не обращают на это должного внимания, и недаром сектанты считают степной край своей обетованной землёй. Любопытно, что у здешних штундистов на собраниях читается особая молитва благодарственная «за милостивых властей».

Такое привилегированное в своём роде положение сектантства в крае отражается не только на развитии его через усиленное переселение последователей штунды из других губерний, но и на совращении из местного православного населения. Известен даже случай увлечения штундой, благодаря посещением собраний, со стороны одного старообрядца. Но, впрочем, было бы несправедливо искать причину развития сектантства в здешнем крае в одних указанных условиях и обстоятельствах. Много вины лежит и на совести местного пастырства!

«Пропаганда сектантства ведётся дружно и усиленно, волки со всех сторон окружают овец, а что делаем – мы пастыри? Мало из нас сознающих всю серьёзность опасности, не много интересующихся делом внутренней миссии, ещё меньше желающих, хотя бы по проложенным следам, идти познакомиться с сектами и с обличением их. Есть умные, есть заслуженные и властные, есть усердные богомольцы и ревностные проповедники, но и среди них нет тех, которые, в виду грозно обступающего сектантского полчища, горели бы духом ревности о миссионерском деле. Зато много таких, которые внутреннюю миссию считают излишней затеей, якобы переливанием из пустого в порожнее, и не страшатся, чтобы «нам же спящим враг человек не всеял плевелы», с таким корнем и ростом, которые способны заглушить пшеницу и на гобзующих ныне нивах. Да, страшно, чтобы прозрение и пробуждение наше не было слишком поздним. Ведь известны же в истории штунды случаи, что, за развитием сектантства, большие и богатые приходы сокращались и беднели, а священникам некому было молебнов служить, некого крестить, венчать и хоронить», так пишет нам один из Омских иереев.

Вся здешняя миссия заключается в лице одного миссионера из приходских священников, известного своей почтенной практической, полемической и литературной деятельностью, – о. Тифлова. Обязанный делами по церкви, приходу и школам, о. миссионер всё-таки находит возможность и к себе для бесед принимать сектантов, и их дома посещать, и являться на их собрания, и устраивать публичные с ними беседы.

Тем не менее, наш корреспондент находит нынешнее устройство епархиальной миссии недостаточным и предполагает, что в Омской епархии необходимы епархиальные особые самостоятельные миссионеры, согласно синодальным правилам 1888 года № 1116. Для этого епархию полезно разделить на две части. К северной части, с центром в г. Омске, отнести область Акмолинскую, с уездами Тобольской губернии – Ишимским, Тарским, Тискалинским и частью Каинского округа, Томской губернии. К южной части, с г. Семипалатинском в центре, следовало бы отнести Семипалатинскую область, части Барнаульского, Бийского и Змеиногорского округов, Томской губернии. Здешние расстояния и неудобства разъездов заставили повысить вознаграждения школьных наблюдателей – епархиального до 3000, уездных 800–1200 рублей в год. Проектированной северной частью заведуют три уездных наблюдателя, получающие в общей сложности 3200 рублей в год. Справедливость требует, чтобы каждый из двоих епархиальных миссионеров был вознаграждён жалованьем также не менее 3000 рублей в год, как, напр., и оренбургский миссионер. В городах Омске и Семипалатинске нужно завести епархиальные, а в уездных городах уездные, в районах сектантского брожения приходские миссионерские библиотеки. Да и все прочие церкви должны бы пополнить свои библиотечки необходимыми пособиями по миссионерству и расколо-сектантству. Об этом было ведь и предписание Синода, здесь забытое. Да ведь никакой приход не застрахован, чтобы к нему не подселились сектанты или не ворвалась пропаганда. Средства на это св. дело должны найтись. По постановлению епархиального съезда 1896 года, ежегодно собирается на миссионерские надобности с каждой церкви епархии по 1 рублю с каждого проданного церковью пуда свечей. В 1896 году было 189 церквей, а ныне их 240 и даже более. Продажа свечей ежегодно увеличивается, увеличивается и сумма однорублёвого взноса. Съезд 1896 года проектировал на эти взносы содержать одного епархиального миссионера с помощником, употребляя на это до 1900 рублей в год, а остатки причислять к обще-епархиальному капиталу. За три года взносов этих накопились не менее 6000 рублей. В воле Преосвященного Григория направить их на неотложное дело устройства миссионерских библиотек. Нужно снабдить пастырей книжными средствами и вооружить их знаниями, как подать первую помощь религиозно заболевающим прихожанам и охранять здоровых. Если бы этот взнос удвоить, чтобы каждая церковь взносила два рубля с проданного пуда свечей, да испросить у Св. Синода ежегодное пособие, который, уповаем, не откажет Омской юной миссии, то на первое время было бы достаточно этих средств на содержание епархиальных и поощрение окружных миссионеров. Преосвященнейший Астраханский приказал каждой церкви ежегодно взносить определённую сумму на дело внутренней миссии, и таких сумм оказалось ко взносу 6260 руб. ежегодно. Для этого распоряжения преосвященный Енотаевский епархиального съезда не созывал, всё сделав епископской властью...

* * *

На страницах «Миссионерского Обозрения» упоминалось о страшном падении религиозной мысли просвещённого запада, дошедшего в своём безумии до служения культу сатаны. В Берлине и Париже, уж несколько лет, образовалась особая секта «поклоняющихся и служащих диаволу», обставленная, подобно масонским ложам, необычайной таинственностью, поражающей воображение суеверных и простецов. Как всё тлетворное заносится в нашу богоспасаемую Русь с гнилого запада, нужно опасаться, чтобы и это новое несчастное религиозное движение не прокралась в среду нашей блажащей интеллигенции и тёмного народа. К сожалению, по имеющимся в редакции сведениям из надёжных источников, в одной из пограничных с Пруссией местностей царства польского, среди мастеровых, проживавших в Берлине на заработках, оказалось несколько единичных случаев совращения в эту сатанинскую секту, более из местного католического населения. Один из таких несчастных открыто заявил о своём новом веровании, сказав, «что ему Бога не нужно, так как он, проживая в Берлине, продал свою душу диаволу». Несчастный при этом сообщил и несколько любопытных подробностей об особом чиноприёме в секту «поклоняющихся и служащих диаволу». Давшего согласие отречься от Бога, от догматов и обрядов своего верования, будет ли то христианин или еврей, или буддист – вводят в тёмное подземелье, служащее главным святилищем главарей сатанинской секты. Последние все в масках. На совращаемого также надевается маска. Произнесши установленные отречения от Бога и содержимой присоединяемым членом религии, последний должен попрать ногами чтимые святыни его веры, как напр., св. иконы, и потом расписаться собственной кровью, из разреза на пальце, на своём портрете. У того последователя сатанинской секты, о котором идёт речь, действительно, оказался шрам, от разреза на среднем пальце левой руки. Подписанный кровью портрет нового члена хранится у главарей секты здесь же в подземелье. По словам нашего последователя берлинской сатанинской секты, ему объяснено было, что когда кто отступает от «чёрного культа служения диаволу», то свежая кровь выступает на портрете и берлинские вожди секты прокалывают изображение отступника, после чего последний умирает.

В доказательство силы и власти диавола над новым его последователем, ему подарен был один из музыкальных инструментов (кларнет), на котором никогда не игравший ранее последователь сатаны мог сразу же отлично играть.

Когда принимавшие участие в увещании этого несчастного последователя сатаны, надели на него св. крест, то он выразил большое нервное беспокойство и говорил, что крест жжёт его. При посещении костёла или православной церкви, наш последователь диавола, по его заявлению, ничего кроме столбов и стен храма не видит и на вопрос увещателей, видит ли он стоящую в углу комнаты св. икону, – ответил: «нет не вижу»; на вопрос о том, может ли он, последователь диавола, делать зло, напр., украсть, последователь сатаны отвечал: что делать этого ему незачем, так как не было случая, чтобы новый бог его, диавол, не помог ему получить или достигнуть всего того, о чём бы он ни просил диавола.

Всё это можно бы счесть за басню и плод больного воображения психически-расстроенного человека, если бы мы не располагали отзывами об описываемом последователе «чёрного культа», что поклонник диавола производит впечатление во всём человека вполне нормального, а главное, что свидетелями удостоверяется, что подобные явления происходят и с другими последователями сатанинской секты. Если так, то здесь слишком много есть такого, над чем нельзя не задуматься... Редакция наша постарается собрать более обстоятельные сведения по содержанию настоящего краткого сообщения.

Э. Я.

Вместе с назначением на кафедру раскольничьего архиепископа в Москве – донского казака Иустина Картушина, согласно постановлению собора раскольничьих архиереев, бывшего прошлым летом в Нижнем Новгороде – должно было произойти уничтожение «Московского старообрядческого Совета», как высшего органа по раскольничьим церковным делам в Москве и во всей России, и замена совета – периодическими поместными соборами раскольничьих архиереев.

Иустин Картушин или, как он теперь себя называет, старообрядческий архиепископ Иоанн, энергично принялся за осуществление второй части соборного постановления, т. e., за созыв поместных соборов раскольничьих архиереев, но совсем игнорирует первую его часть об уничтожении «Духовного Совета». Правда, «совет» уже не имеет такого доминирующего значения в решении раскольничьих иерархических дел, но фактически не прекратил своего существования, и раскольничий лже-архиепископ продолжает, время от времени, приглашать на заседание «духовного совета» влиятельных московских купцов-раскольников, очевидно, не желая возбудить их против себя умалением их значения в вершении раскольничьих церковно-иерархических дел.

Так, последнее заседание «духовного света», в присутствии раскольничьих попов и купцов, состоялось всего несколько дней тому назад, на одной из окраин Москвы.

Самочинный раскольничий архиепископ обратился к собранию с пространной речью, в которой указывал на замечаемый им упадок «древляго благочестия» среди московских старообрядцев. Двадцать восемь лет не был Картушин в Москве и – по его словам – теперь и узнать её нельзя, – так «офранцузились» и «онемечились» её граждане! Длиннополую степенную одежду сменили новомодные сюртуки и визитки, православные христиане «брады бреют», в театры ходят, табак курят... Не то, совсем не то ожидал встретить в Москве Картушин... И вот, теперь он обращается к раскольничьим попам, внушая им, чтобы они всё старание своё приложили к искоренению замеченных им непорядков, убеждали бы своих детей духовных: переменить одежду, по театрам не ходить, бросить курение проклятого зелья – табаку, а наипаче «браду свою не брити и не уподоблятися псу и коту?» Заповедовал Картушин ещё своим попам, чтобы они убеждали прихожан не отдавать своих детей в мирские школы, где, будто бы, их дети одним соблазнам научатся...

Выслушать своего лже-владыку московские раскольничьи попы – выслушали, а привести в исполнение всё заповеданное им весьма многие стесняются. В самом деле, как будут они убеждать своих прихожан «не бриться» и, в случае неповиновения, грозить им, согласно наставлениям Картушина, не допущением к целованию св. Креста и Евангелия, отлучением от причастия, лишением погребения – если очень и очень многие раскольники-богачи бреют свои бороды; а богачи эти, в прямом смысле слова, являются хозяевами раскольничьих попов, имея в своих домах моленные и выплачивая попам жалованье за совершение служб. Говорить неприятное хозяину – значит, лишиться места, а на это, конечно, никто из раскольничьих попов не согласится...

Обратил внимание раскольничьих попов Картушин и на обычай их хождения «с постной молитвой». Он советовал им ходить с этой молитвой по всем прихожанам – и к богатым и бедным, а не так, как практиковалось у раскольничьих лже-попов до сих пор. Лже-попы эти, старающиеся везде и всюду заявлять о строгом соблюдении обрядов и обычаев церковных, на самом деле далеко не так относятся к исполнению их: к богатым прихожанам, от которых есть возможность получить хорошую мзду, они, действительно, всем клиром ходят на дома «с постной молитвой». а для бедных – предпочитают прочитать её для всех сразу в моленной!

Картушин не ограничился устным увещанием попов на описанном нами заседании совета, но и разослал им бумаги или «эпистолии», как говорят раскольники. В этих эпистолиях «благоговейных иереев и диаконов – старообрядческий архиепископ Иоанн» убеждает обратить особенное внимание на благолепие и благочиние богослужений в моленных.

За исполнением своих предписаний Картушин намеревается следить сам, посещая, как слышно, инкогнито раскольничьи моленные во время совершения в них служб.

«Суждены нам благие порывы – но свершить ничего не дано». Фраза эта, как нельзя более, подходит ко всем начинаниям московского раскольничьего лже-архиерея, ибо до сих пор ещё ничего путного из его затей не вышло.

Задумал было Картушин учредить особых раскольничьих миссионеров, которые бы могли вести беседы, как с православными миссионерами, так и с старообрядческими начетчиками других толков. Не найдя никого из московских раскольничьих попов – людей совершенно безграмотных, в большинстве случаев – достойным сего звания, лже-архиерей решил обратиться к известному старообрядческому начетчику Клименту Афиногеновичу Перетрухину. Перетрухин этот, несколько лет тому назад, состоял при покойном раскольничьем лже-архиепископе Савватии в качестве личного его секретаря, но за свою склонность, что называется, «сор из избы выносить» – был удалён, по постановлению заправил Московского раскола, в город Николаев, Самарск. губ., где и проживал до последнего времени на пенсию в 600 рублей в год, ассигнованную ему главарями раскола «за молчание». Карпушин вспомнил теперь о Перетрухине и предложил ему возвратиться в качестве раскольничьего миссионера в Москву. Для пробы Картушин устроил беседу Перетрухина с гуслицкими «противо-окружниками», но проба эта успехом не увенчалась, и сильно подверженный употреблению алкоголя – Перетрухин не оправдал возлагавшихся на него надежд.

Ещё более неудачна затея Картушина завести «старообрядческие школы». Естественно, раньше, чем открывать школы, нужно позаботиться о наставниках для них, а где же взять таковых? Раскольничий лже-архиепископ отлично ведь знает, что если он не нашёл никого из целого ряда сновальщиков, ткачей и пахарей, именующих себя старообрядческими священниками, годного к миссионерству и решил выписать для этого дела нетрезвого писаря, – то где же найти людей достойных для образования юношества!

Подобная затея тем более кажется неосуществимой, что и сам инициатор её раскольничий лже-архиепископ Картушин – совершенно безграмотный человек. Лучшими доказательствами этого служат его письма и послания, полные орфографических ошибок и написанные всегда каким-то бестолковым, запутанным слогом.

Выше мы сказали, что Картушин деятельно заботится о периодическом созыве в Москву поместных соборов раскольничьих лже-архиереев...

Первый такой собор состоялся, как раз перед текущим Великим постом, под председательством московского старообрядческого лже-архиепископа. В качестве членов на соборе присутствовали ещё три раскольничьих лже-архиерея, а именно: пресловутый апологет раскола Онисим Васильевич Швецов, именующийся старообрядческим епископом Уральским, поставленный им для Смоленской губернии лже-архиерей Иона и раскольничий архиерей Алексей Самарский.

Крупных дел на соборе никаких не обсуждалось и, главным образом, трактовали о том, как поступить с двумя раскольничьими попами, повенчавшими браки в недозволенных степенях родства. Один из этих лже-попов Александр присутствовал на соборе и весьма красноречиво защищался, но всё-таки был подвергнут запрещению священнодействовать. Такое же запрещение послали и другому обвиняемому лже--попу Ивану, с фабрики г. Морцова, из Богородска. Судя по тому, что в бумаге, отправляемой от имени собора попу Ивану, говорится, что под запрещением он останется до следующего поместного собора раскольничьих лже-архиереев, такого нужно ожидать в Москве не особенно в далёком будущем.

4-го апреля, на Золоторожской улице, в доме одного из влиятельных среди московских старообрядцев купцов И. И. Новикова, состоялось, под председательством раскольничьего архиепископа Иоанна Картушина, заседание старообрядческого духовного совета, на котором окончательно была решена участь пресловутой «Апухтинки» – резиденции старообрядческого архиепископа в Москве. Большинством голосов было решено совсем уничтожить это подворье раскольничьего архиерея и закрыть существующую здесь моленную, а для пребывания Картушина постановили приобрести особый домик в Рогожском Тупике, принадлежавший ранее раскольничьему попу Петру Драгунову, проживающему, в настоящее время на Рогожском кладбище.

Новое подворье раскольничьего архиепископа совсем не будет походить на ветхую «Апухтинкѵ», с её скромными, тесными комнатками, с полуразрушенной моленной, потайными шкафчиками и уголками, какие так любил покойный Савватий (предшественник Картушина). Правда, на новом подворье Картушина не будет моленной, но зато здесь решено отделать для него приличную квартиру в несколько комнат, устроить особый обширный зал для совещаний раскольничьего архиерея с приближенными лицами, для заседаний старообрядческого Московского духовного совета и поместных соборов старообрядческих архиереев, которые решено периодически созывать в Москве. Далее будет отведено помещение для канцелярии раскольничьего архиепископа, находящейся под наблюдением диакона Алексея Баготенкова, которому также будет отделана при этом доме квартира. Наконец, при архиерейском подворий будет устроено особое помещение «для приезжающих».

Картушин несказанно рад такому решению упразднить «Апухтинку». Во-первых, теперь у него будет более роскошное помещение, о котором он уже давно мечтал, считая неприличным, при его «сане», жить в скромных кельях Апухтинского дома, а во-вторых, с упразднением моленной, является возможность распустить и весь штат дьяконов и дьячков, состоявших при ней и доставлявших Картушину немало забот беспокойств своей распущенностью.

А. В-в

Брошюры с вышеуказанным заглавием протоиерея И. Г. Виноградова, стяжавшего себе почётную известность борьбой с русским расколом старообрядства, как по своему содержанию, так и по изложению, обращают на себя внимание. В виду важности предмета, затрагиваемого автором, мы позволим, хотя в кратких чертах, познакомить наших читателей с содержанием этих брошюр.

Общеизвестен факт, что расколо-учители старообрядчества отличаются крайним разномыслием в различных вопросах вероучения и церковной практики. Вопросом, возбуждающим самые разнообразные толки среди раскольников, является вопрос о священстве. Не так давно поповцы доказывали, что «священники имеют ту же благодать Св. Духа, какую и архиереи»; теперь же выступил с печатным словом апологет старообрядческого раскола О. В. Швецов, ныне епископ (старообрядческий – конечно) Арсений, – и проповедует совсем другие мысли. Значение и власть епископа, по нему, слишком высоки, так сказать – беспредельны. «Каждый епископ православный есть вселенский епископ, и как такового – его рукополагают не два, не три и так далее епископов, а епископство всего православного вселенства.» По Швецову епископство представляется разлитым по всей вселенной. Новшество о вселенском епископстве, проповедуемое апологетом старообрядчества, висит в воздухе, так-как оно не опирается ни на апостольские, ни на соборные правила. Такое вольномыслие явилось у Швецова вследствие настойчивого его желания доказать истинность старообрядчествующей иерархии и в частности – оправдать «единоличное поставление Амвросием себе наместника», в лице уставщика Киприяна Тимофеева, переименованного в Кирилла. Епископ, по новому учению Швецова, становясь епископом вверенного ему града, вместе с тем становится епископом вселенским, преемником апостольства и свидетелем Христа, так-как при его рукоположении ручалось за него всё вселенское епископство. Потому-то, при рукоположении Амвросием в епископа Кирилла, «духовно участвовало всё вселенское епископство или епископство всего православного вселенства». Действия, неканонические со стороны беглого митрополита Амвросия, Швецов оправдывает примерами, или, как он выражается, святоподобиями, взятыми из истории церкви вселенской и русской. В данном случае защитник «Белокриницкой иерархии» ссылается на Евсевия, епископа Самоситского, св. Афанасия Александрийского и на св. Стефана, епископа Сурожского. К тому ещё, он указывает на исключительность обстоятельств в действиях Амвросия – на обуреваемость древле-православной церкви от прелести антихриста, от господства ересей и от гонения (яко бы!) на древле-православных христиан.

Являясь проповедником нового учения о власти епископа, Швецов старается доказать, что епископ иногда в своих действиях может и не подчиняться свято-апостольским правилам и соборным постановлениям; для оправдания самочинных действий Амвросия, он, как искусный адвокат, пускается в длинные речи, цитирует св. отцов – или в отрывочных фразах, или целыми тирадами, смотря по тому, что для его цели выгоднее, и многословием силится, хотя тщетно, скрыть неправоту своих воззрений.

Против вышеуказанных новоизмышлений о власти епископа и направлена первая брошюра достопочтенного о. протоиерея Виноградова, в которой он показывает всю неосновательность и неправоту воззрений старообрядческого апологета на данный предмет, опираясь в своих опровержениях, как на церковно-канонические постановления, так и на церковно-исторические данные.

Вторая брошюра нашего автора, направленная против учреждения старообрядческой «Белокриницкой» иерархии, является ответом на книгу О. Швецова, напечатанную за границей, под заглавием: «Истинность Старообрядствующей иерархии противу взводимых на неё обвинений!

Апологет старообрядческой Белокриницкой иерархии, в ответ на обвинение старообрядчества в том, что «оно, не имея у себя единомышленного епископа, приняло к своему общению митрополита в священном сане его», сочиняет следующее оправдание. «Если допустить, что святителей, обращающихся от заблуждений, церковь, без других благочестивых святителей, не может принимать к своему общению в их достоинстве, то отсюда будет следовать, что она, без суда других благочестивых святителей, не может и отлучать их от своего общения, в каковое бы нечестие не уклонились оные... Посему и прежде суда соборного следует отрекаться от зависимости епископам, уклоняющимся в явное нечестие; и этим доказывается, что сицевых епископов и низшие их лица противу силы своей отлучают от единства свято-церковного. А когда они имеют право отлучать и высших себя по сану и церковной степени, то явно есть, что они остаются столь же полноправными и принимать таковых, когда они обращаются от заблуждения к истинному благочестью». Таковой свой взгляд Швецов обосновывает выдержками из св. отец, как, напр., Василия Великого (4–5 стр.).

Достопочтенный о. протоиерей Виноградов самым подробным образом разбирает вышеприведённое положение Швецова и на основании исторических данных и канонических постановлений показывает всю несостоятельность и нелепость защиты Белокриницкой старообрядческой иерархии. Так-как старообрядцы не имели своих или им единомышленных епископов, когда, задумали учредить в Белокринице иерархии, то они и не были церковью, т. е., не составляли собой святой церкви. Посему они и не имели права присоединять православного митрополита к сомнищу старообрядцев через мазание каким-то, якобы, св. миром. Этот акт – есть образчик возмутительного насилия над личностью митрополита Амвросия и наглядная иллюстрация старообрядческой лжи.

Обе брошюры автора читаются с интересом и могут для ищущих истины раскольников принести немало пользы и раскрыть им глаза на сущность Белокриницкой иерархии.

П. Козицкий

Православное учение о почитании святых икон, как и многие другие пункты христианского учения, опору для себя имеет не исключительно в св. Писании, а (по преимуществу) в предании Церкви. Это учение не узаконяется определёнными, точными заповедями Писания; – так что в св. Писании мы не найдём решительного. повеления почитать св. иконы (хотя нет, конечно там и запрещения на это). Но отсюда вовсе не следует, как думают сектанты, что почитания икон будто бы и не должно быть у христиан. Книга преосвящ. Сергия, заглавие которой выписано выше, и имеет целью раскрыть и выяснить законность и значение в Христовой Церкви этого догмата. – Писаное слово не всегда нужно для нас, рассуждает преосвящ. автор. «Что сильнее: слово или дело? Конечно, дело». Потому относительно некоторых истин веры и нет в Писании слова, что за них говорит дело. Так и о почитании икон в св. Писании не было слова, а было дело, установившее для христиан это почитание: Спаситель, образ Бога невидимого, своим явлением во плоти на деле показал, что можно и следует изображать Бога и почитать эти изображения на иконах (20 стр.).

Изображение свящ. лиц и событий и почитание таковых изображений – это естественная и необходимая потребность человека, представляющего в себе не душу только, но и тело. И побуждения для таких изображений дают нам – и природа, сама отображающая Божеские свойства, и человек – образ Божий, и, наконец, слово Божие разными косвенными указаниями. Поэтому священные изображения вообще и почитание их видим мы ещё и в Ветхом Завете. Что касается изображений Самого Бога, то «они не могли сразу явиться в том виде, как находим мы их теперь. Они должны были соответствовать степени духовного совершенства людей и тем представлениям, какие имел человек о Боге; другими словами, священные изображения должны согласоваться с теми откровениями, какие благоволил Бог делать о Себе Самом в разное время. В Ветхом Завете народ еврейский был очень склонен к языческому идолопоклонству, потому Бог явно открывался тогда лишь немногим избранным, более совершенным лицам, а остальной народ не имел о Нём какого-либо наглядного представления. В силу этого, законом Моисеевым и было запрещено евреям делать прямые изображения Бога, а допущены были тогда лишь изображения символические, прообразовательные (как Медный змей).

Совершенно иное водим мы в Завете Новом. Здесь Сам Бог-Слово явился во плоти, жил с людьми и тем дал возможность представлять и изображать Бога в том виде, как Он открылся, т. е., в виде человеческом. Так смотрела на видоизменение внешнего почитания Бога, с наступлением новозаветных времён, христианская Церковь, о чём говорит её многовековая история.

Равным образом, так как христианин в силу совершённого Христом искупления, переходит по смерти уже не в мрачные обители ада, как было в Ветхом Завете, а оказывается в состоянии более славном, то отношения и к отшедшим в загробную жизнь праведникам, со стороны живых, должны были резко измениться. К ним стали обращаться с молитвами и начали изображать их на иконах. И вот, в Новом Завете – с самых первых дней христианства на земле, мы постоянно можем проследить употребление честных икон Спасителя, Богоматери и святых. Содержание такого учения о священных изображениях нисколько не искажает православия Церкви, напротив, – рассеянные на протяжении многовековой истории её знамения от этих изображений, громко вещают о постоянном присутствии Духа Божия в ней. Да и само иконопочитание свидетельствует – по выводам автора – лишь о высшем духовном совершенстве лиц, совершающих его.

Раскрывая такие мысли, преосвященный автор приводит много отеческих свидетельств и представляет ряд фактов чудотворений от св. икон в древнее и новое время.

Указанным нами, однако, не исчерпывается содержание книги преосвященного Сергия. Попутно рассматриваются им и другие соприкосновенные истины христианского учения: так, он говорит о значении св. Предания вообще, о толковании св. Писания, о необходимости храмов. Запрещение второй заповеди десятословии каких-либо изображений Бога вызывает его на разъяснение отношении христианского учения новозаветного к Завету Ветхому: вопрос – остаётся ли православной Церковь, принимая и почитая священные изображения, даёт повод остановиться на свойствах православной Церкви с её богоучреждённой иерархией и т. п. Заключается книга указанием того многостороннего значения, какое имеют св. изображения для нашего спасения.

«Миссионерское Обозрение», при выходе в свет рассматриваемой книги, одним из первых изданий, уже имело случай рекомендовать её, как необходимое руководство каждому пастырю-миссионеру; в настоящее время остаётся лишь повторить эту рекомендацию. В книге преосвящ. Сергия о почитании св. икон, всякий желающий уяснить для себя и для других догмат об иконопочитании, найдёт серьёзное научное и основательное раскрытие его по существу и с исторической точки зрения. А для противо-сектантского миссионера она тем более необходима, что и сам автор имеет в виду разных современных отрицателей честных икон – сектантов, и в своих рассуждениях и доводах применяется к их обычным возражениям.

Издана книга, как и все издания г. Тузова, безукоризненно во всех отношениях.

Аркадий Виноградов

Вышеозаглавленная брошюра Архиеп. Сергия вышла в настоящем году четвёртым изданием. Содержание этой брошюры вкратце таково: «Древо креста, посреди земля утвержденное, через горние муки пострадавшего на нем Господа, послужило орудием нашего спасения». Поэтому всегда чтили и чтут верные христиане крест Христов и осеняют себя его знамением. Но вот, в настоящее время мы встречаем людей, именующих себя христианами, но не желающих знаменовать себя этим орудием нашего искупления, не почитающих, а даже поругающихся кресту Христову. В поучение таковых и нужно напомнить о том значении, какое получил в истории нашего спасения честной крест. Он явился жертвенником, на котором принесена Христом великая жертва за род человеческий; им поражены враги человечества, а имя Божие прославлено; – крест превознёс и спосадил на небесных Иисуса Христа; он же послужил посредником для ниспослания на землю Духа Святого.

Так велико значение креста. Не порицания и поругания заслуживает он, а прославления. И Христос не стыдился креста Своего, смело и спокойно говоря о страданиях Своих на нём. Не постыдились креста и ангелы, благовествовавшие мироносицам о воскресении распятого; не к стыду, а похвалению своему относили и апостолы крест Христов. И верные христиане никогда не стыдились этого орудия спасения. – Что иное, как не крест Христов, всегда напоминали и напоминают два великих таинства Церкви – крещение и причащение? Чем, как не знамением креста при молитве к Отцу, выражаем мы своё приношение жертвы хвалы через Христа, по апостолу (Евр.13:12–13,15)?

Неправо утверждают враги креста, будто не употреблялось при молитве крестное знамение древними христианами. Уже обычный ветхозаветный приём молитвы, с воздеянием рук, получил у древних христиан смысл изображения креста Христова, как это ясно видно из творений апостола Варнавы, Иустина Мученика, Тертуллиана. Но этого мало. Перед нами целый ряд древних отеческих свидетельств, ясно говорящих об употреблении первыми христианами крестного знамения, которое постепенно заменяет все другие обычаи при молитве христианам. Итак, с первых дней христианства чтился святой крест, признавалась сила и его изображения. Да и Сам Бог не благоволил ли явить великую силу креста Христова небесным знамением царю Константину, и не туже ли силу показал Он при обретении крестного древа царицей Еленой? А насколько сильно значение одного начертания спасительного орудия – креста, в этом убеждают нас многочисленные факты из истории жизни человеческой, – факты, собранные в житиях святых и занесённые в отеческих творениях. После всего этого понятно, почему древние христиане не только знаменовались крестом, но полагали его изображения на дверях и стенах, на одеждах, на книгах, на сосудах, на оружии, на гробницах. Потому и нам – поучает высокочтимый автор – не следует стыдиться креста, не следует отвергать его, а нужно принять, как несокрушимое основание веры, последуя в этом случае увещаниям богомудрых отцов. Отвержение же креста Христова – явный признак влияния на человека духов злобы.

Внутренний крест, носимый каждым человеком, состоит, главным образом, в смирении и подчинении своей воли голосу Церкви, а потому, дерзающие отвергать заветы Церкви противятся и воле Божией о них; они идут не путём спасения, а путями своими, им только кажущимися прямыми, а на самом деле ведущими к смерти! Так заканчивает преосвященный автор свою брошюру.

Небольшая по количеству страниц рассматриваемая брошюра весьма богата глубиной содержания и заключает в себе довольно обильный исторический и святоотеческий материал. Для пастыря-миссионера она может служить полезным руководством при выяснении вопроса о значении для христианина креста Христова и его знамения.

А. В.

Всем известно, как любят сектанты ссылаться на факты дурной жизни православных и. в противовес им, указывать на свою праведность и даже святость. Не возвышаясь до понимания истин православия, они по жизни некоторых хотят судить о правоте того или другого учения, а поэтому на все убеждения и разъяснения миссионеров повторяют одно и то же, что где не видно правоты в жизни, там нет правоты и в учении. Разумеется, что с такими рассуждениями необходимо нужно считаться миссионерам, а ещё более приходским пастырям; а поэтому свою миссионерскую и пастырскую деятельность им приходится направлять, по преимуществу, на улучшение жизни православных христиан. Одним из главных пороков современного общества является пьянство, – это, по справедливости, начало и корень всех зол и бед. На борьбу с ним уже давно выступили и лучшие из образованного общества, и наши иерархи, и многие из приходского духовенства. Всюду стали открываться и учреждаться общества трезвости, заводиться чайные, основываться библиотеки-читальни, издаваться разные книжки и брошюры. С этою целью содействовать искоренению пьянства изданы и те две книжки, заглавия которых выписаны здесь. А так как преимущественно борьбу с пьянством, – большую даже, чем светское общество, ведёт с ним духовенство всеми, доступными ему, средствами, одним из коих служит книга и лекция, то естественно нашему органу миссии и прийти духовенству на помощь в этом благом деле своими руководительными указаниями по вопросам трезвости – отзывами об издающихся против пьянства книгах.

«Основы трезвости» имеет своей задачей указать и выяснить те резоны, по коим необходимо нужно вести жизнь трезвую, дать достаточные основания к решимости оставить совершенно употребление спиртных напитков. Сделать это существенно важно в виду того, ещё крепко держащегося, убеждения некоторых даже из врачей, что употребление вина в известных долях полезно для организма и здоровья. Д-р Соболевский не разделяет этого убеждения и горячо вооружается против него. Доказательства для этого он выставил и чисто теоретические – научные выводы и данные разных отчётов официальных лиц, и совершенно практические – рассказы и картинки с натуры. Поэтому и книга его разделяется на две части.

В первой части (1–67 стр.), он сначала доказывает данными медицины, психиатрии и др. наук весь вред от вина для людей в физическом, экономическом и нравственном отношениях. Особенно останавливается на доказательствах вредности употребления вина для здоровья организма человека, по проистекающим от вина последствиям в нём, и приходит к выводу, уже разделяемому многими учёными врачами, что – и как медицинское средство – вино опасно, а потому должно быть оставлено. Из нынешних 20000 английских врачей 1000 не приписывает больным вовсе спиртных напитков. На медицинском конгрессе в Карлсруэ, в 1893 г., единогласно было принято предложение удалить алкоголь, как напиток, из немецких психиатрических заведений... Далее, приводится известный циркуляр министра финансов по поводу введения казённой продажи вина, трактующий об имеющем произойти от этого возвышении материального благосостояния и нравственного уровня общества. Приводится «Устав попечительства о народной трезвости» и в конце делается выдержка из министерской росписи доходов и расходов на 1899-й год, свидетельствующей цифровыми данными, что платёжные способности населения и мелкие вклады в сберегательные кассы существенно возвысились в течении четырёх лет, кои прошли по введении казённой винной монополии в четырёх заволжских восточных губерниях.

Вторая часть (стр. 68–167) содержит разнообразные повести, рассказы, басни и стихи о вине и пьянстве, в коих раскрывается картинно – фактами самой жизни и опыта достоверных лиц, – вред от вина. Много здесь помещено произведений наших лучших писателей – Н. Некрасова, А. Толстого, Крылова, Барятинского, Григоровича, Салтыкова и др. Уже эти имена говорят о достоинстве этой части книжки д-ра Соболевского. Не напрасно поэтому д-р Соболевский назвал свою книжку «опытом руководства для школ»; она вполне может им быть. Она и пастырю приходскому даёт всё нужное для раскрытия и с церковной кафедры, и за внебогослужебным собеседованием, и в школе, и в доме вреда от вина. Может: служить она и просто для приятного чтения. Издана она чисто, красиво и аккуратно; цена её – даже и очень невелика.

Ещё более «основы трезвости» выиграли бы, если бы некоторые хотя бы рассказы сопровождались иллюстрацией. Народ наш очень любит картины и они, более книжек, влияют на его ум и жизнь. Этот недочёт выполнен другой, помеченной выше, книгой. «Эхо», действительно, в живых, сравнительно хорошо исполненных, рисунках даёт отражение, отклик действия вина на человека. Здесь в картинах представлены все положения и отношения к другим – в семье и посторонним – пьяного человека. Вид такого невольно вызывает неприязнь к нему, а ещё более к вину. Поэтому, по нашему мнению, действие этих рисунков в «Эхо» ещё не на пьяниц, а тем более на подростков и детей должно быть непременно благотворным. Но этому мы почитаем своим долгом рекомендовать это «Эхо» для приобретения в библиотеки школ. Рисунки сопровождаются внизу объяснительным текстом. Помещён вид сердца и печени у здорового и у пьяницы. Издана книжка – изящно и красиво.

Ту и другую книжку выписывать можно из книжных магазинов Москвы и Петербурга

М. Павлов

В страстной четверг, 15 апреля, в храме Крестовоздвиженской с.-петербургской общины, с благословения высокопреосвященного митрополита Антония, священником о. Васильевым совершён был обряд присоединения к православной церкви католического ксёндза Романа Войцеховича Яворского. Свидетелем при обряде и духовным поручителем в искренности исповедания новоприсоединяемым догматов православия был товарищ Обер-Прокурора Св. Синода т. с. В. К. Саблер. Обряд присоединения состоял в отречении от исповедуемых католиками заблуждений папизма. На литургии новоприсоединённый член православной церкви был приобщён Св. тайн, как мирянин, так как Р. В. Яворский не пожелал оставаться в духовном сане. «Помоги Бог отмолить мне грехи католической пастырской службы, – а не то, чтобы принимать ещё на свои утомлённые рамена новое бремя», ответил нам г. Яворский на вопрос, почему он не захотел остаться в сущем сане при своём переходе в лоно православия, что, как известно, канонами нашей церкви допускается.

Р. В. Яворскому ныне 47 лет от роду; он воспитанник Сандомирской католической семинарии, слушал лекции в академии; в сане ксёндза г. Яворский прослужил 26 лет и в последнее время состоял настоятелем костёла в м. Цихановац, Гродненской губернии.

Бывший ксёндз Яворский никогда не был фанатиком и не хотел смешивать своих пастырских обязанностей с политиканством, которым так заражено католическое духовенство этого края: он всегда убеждённо, по долгу совести служителя алтаря, уклонялся от исполнения тех указаний, которые давались ксёндзам свыше, относительно пропаганды католицизма среди униатов и православных. Своим прихожанам ксёндз Яворский, вопреки обычаю и пастырской практике большинства его сослуживцев, внушал, что вступать католикам в брак с православными – не грех, детей воспитывать от смешанных браков в религии, требуемой законом – долг, если посетишь православный храм – не осквернишься и проч... И за эту необычную среди католического духовенства христианскую терпимость о. Яворского, как пастыря, любила народная его паства, но зато ненавидело окружающее католическое духовенство и не жаловало ближайшее епархиальное начальство. В 1886 году, когда о. Яворский, спрошенный, в качестве свидетеля, при административном расследовании, по делу о существовании организованной пропаганды католицизма среди униатов, показал всю правду, не пощадив своих сотоварищей, занимавшихся совращением из православия, и правительство 4 ксёндзов удалило, а 2 костёла закрыло, его – ксёндза Яворского, епархиальное начальство заслало было в Архангельскую губернию. Давимый своим начальством и не находя поддержки в чинах местной администрации, ксёндз Яворский нёс свой крест служения без измены знамени истинного христианского пастыря, пока хватало сил и пока жизненный опыт не привёл его к убеждению в несравненной истине православия. Близко знал и уважал о. Яворского покойный митрополит Леонтий.

Достойно внимания, что в страстную субботу один из ксёндзов той местности, в виду пронёсшейся среди любившей о. Яворского народной паствы вести о присоединении его к православию – публично, по домам прихожан и в костёле, говорил речи, в которых бранными словами поносил имя своего бывшего сотоварища, говоря что-де он и свою душу погубит переходом в схизму и вас всех в пекло готовил... И это потому, что о. Роман не был фанатиком и проповедовал пасомым мир и любовь христианскую!

Э. Я.

Сибирская газета «Енисей» сообщает, что 9 апреля, – по железной дороге, прибыла в Красноярск из Тифлиса партия духоборов, состоящая из 26 женщин, 15 детей и одного старика, едущих в Якутскую область к своим сосланным сюда на 18 лет мужьям, за уклонение от воинской службы, каковому наказанию по закону подвергается всякий уклоняющийся от этой государственной повинности. Партия едет из Иркутска по переселенническим билетам (по пониженному тарифу), а оттуда последует на место жительства этапным порядком на казённый счёт. Духоборов сопровождает, по просьбе гр. Толстого, врач Сокольников – якут, кончивший курс в московском университете и назначенный на службу в Якутск. Г. Сокольников везёт с собой духоборам открытое письмо графа Л.Н. Толстого, в котором маститый писатель советует духоборам жить в мире и согласии и трудиться.

Нужно полагать, гр. Л.Н. Толстой на этот раз советует духоборам в своём послании жить «в мире и согласии» с правительством и законами империи, потому что вообще духоборы народ мирный и всегда, и везде с окружающим населением умеют ладить. Если так, то давно бы пора графу Толстому приняться за эту роль миротворца, тогда не было бы, наверное, ни переселений, ни выселений этих сектантов.

Считает ли маститый писатель наш себя причастным к виновникам постигшего духобор несчастного противоправительственного мятежа и тяжёлой нынешней их участи, или он так живо заинтересован устроить на славу, – в пику правительству нашему, – сектантско-американскую колонию, на началах своей анархической философии, но только гр. Л.Н. Толстой принимает до того живое участие в этих сектантах, что не стесняется выпрашивать подачек на это дело даже у жидов. Так он обратился недавно в Киев к известным евреям миллионерам с любезным письмом о пожертвовании в пользу переселяющихся в Америку духобор и на устройство там сектантской колонии. По истине верно: от великого до смешного – один шаг.

В течении апреля месяца выехало из Кавказья в Канаду новых две партии духобор: одна в 2000 душ, другая в 1600.

26 мая вся просвещённая светом русской грамоты и учения Россия, с беспримерным единодушием и усердием, имеет отпраздновать память своего гениального поэта А. С. Пушкина, по случаю исполняющегося в тот день столетия со дня рождения этого великого человека, – славы и гордости земли Русской. Не уклоняется от участия в всероссийском славном патриотическом торжестве этом и наша церковь. Св. Синодом разрешено совершить молитвенное поминовение души почившего поэта и устроят соответствующие юбилейные празднества в духовно-учебных заведениях и церковных школах.

Относительно характера участия собственно церкви в отечественном празднике в честь и славу великого поэта, достойное внимания руководящее мнение высказал преосвященный Николай, епископ симферопольский, известный наш миссионер-архипастырь Америки и Аляски.

В одной из крымских газет появилось измышлённое сообщение, что будто бы в Симферополе воспрещена всенародная панихида по Пушкине и участие в пушкинских торжествах местных духовно-учебных заведений и что такое запрещение, якобы, находится в связи с критическим взглядом преосвященного Николая на великого поэта.

Сообщение это побудило почтенного редактора «Крыма», г. Балабуху, лично осведомиться у владыки, на сколько достоверно упомянутое сообщение и какого, на самом деле, взгляда держится преосвященный относительно юбилейных празднеств в честь поэта, так несчастно погибшего на осуждаемом церковью поединке. Не безызвестно, что некоторые и из современных ещё иерархов наших, как напр., высокопреосвященный Никанор Херсонский, в этом отношении держался особого строго ригористического взгляда, который и публично выразил в печатной своей «беседе о поэте Пушкине». Мнение о предстоящих пушкинских торжествах преосвященного Николая в № 291 «Крыма» изложено г. Балабухой так:

– «Я, – сказал редактору владыка, безусловно признаю Пушкина и знаменитым, и великим поэтом и в пределах этого его значения я и допускаю чествование его памяти, но именно только в пределах этого.

– Я, продолжал дальше владыка, признаю, что юбилейный день Пушкина должен пройти в молитвах о нём в церквах, как о каждом смертном, и в светских собраниях, посвящённых его памяти. В виду этого, в день его юбилея имя его будет помянуто на проскомидиях. Заупокойных же литургий в этот день служить нельзя, так как в этот день празднуется «отдание Пасхи»; по окончании литургии, можно отслужить панихиды по чину послепасхальных дней, т. е., с пением ещё «Христос Воскресе». Я сам, сказал владыка, охотно отслужу такую панихиду, охотно посещу также светское собрание, посвящённое памяти Пушкина, но не могу допустить совершения крестного хода, посвящённого памяти Пушкина, так как это значило бы духовно его прославлять и вводить в соблазн народ. Крестный ход может быть совершаем или в определённые дни, церковью установленные, или в особых случаях, где проявляется Божья благодать. Что сказал бы простой народ, в сердцах которого теплится чистая вера, видя, как шествует крестный ход к бюсту Пушкина. Затем, не надо забывать, что в Тавриде много сектантов и иноверцев, которые могли бы соблазниться и подумать, что мы создаём себе кумиров, которым кланяются с молитвами. В церковном уставе нет вовсе чина освящения памятников-изваяний, являющихся истуканами. Что касается освящения Пушкинского фонтана, сказал владыка, то я охотно освящу его воды по церковному чиноположению, но не в нарочитом, к Пушкинскому дню применённом, крестном ходе, а 1 августа, когда церковью установлен крестный ход на воду.

Владыка находит, что участие маленьких училищ в торжественном пушкинском шествии неприменимо к возрасту и только утомит их. Лучше, если им доставят другое более разумное развлечение, а также раздадут книжки с картинками, посвящённые Пушкину и столь любимые для них лакомства. Если этот день обставить разумно, то он и без шествия останется надолго в детской памяти.

Вместе с тем, владыка высказал свой взгляд на обстановку, при которой вообще должны быть открываемы памятники частным и общественным деятелям. Участия духовенства, по его мнению, здесь не должно быть. Панихида, которой обыкновенно, сопровождается открытие, может быть отслужена в церкви. Само же открытие может происходить по следующему порядку: губернатор, городской голова или вообще какое-нибудь начальствующее лицо читает акт о предстоящем открытии. Затем, при звуках туши и аплодисментов, спадает занавеса, после чего читаются речи посвящённые восхвалению памяти того, кому открывается памятник. Торжество заканчивается гимном, маршем и вообще музыкальными нумерами и стройным дефилированием войска перед памятником. Подобный ритуал открытия владыка рекомендовал и применительно к открытию пушкинского бюста или памятника в Симферополе.

Таврический преосвященный Николай, как испытанный миссионер первым долгом, в новом месте своего архипастырства, обратил своё просвещённое внимание и святительское попечение на миссионерское дело в епархии. Признавая миссионерские съезды, с участием в них духовенства приходского, наиболее надёжным средством к исследованию истинного состояния расколо-сектантства и к подъёму правоспособности и энергии ближайших деятелей миссии, особенно же приходского духовенства, – его преосвященство признал за благо назначить на 23 сего мая открытие епархиального миссионерского съезда, заседания которого продолжатся до 12 июня. К участию в совещаниях съезда, в качестве сведущего лица и руководителя, по просьбе преосвященного, Обер-Прокурор Св. Синода командирует в г. Симферополь своего чиновника особых поручений (редактора нашего журнала) В. М. Скворцова.

Всё количество сектантов в Таврической епархии исчисляется в 11,679 душ, в том числе раскольников-старообрядцев 2,068 д., молокан разных толков 8,654, штундистов 3,012.

Наш самарский корреспондент сообщает о самоубийстве целой сектантской семьи из последователей секты мормонов, из-за религиозных мотивов. Случай этот напоминает собой изуверство тираспольских замурованных. Разница лишь та, что там заживо погребены были безумные фанатики в погребе, а здесь заморозились в чистом поле, в сугробах снега.

Ужасное событие это имело место в д. Даниловне, Самарского уезда, где только в недавнее время стала распространяться гнусная мистическая секта, известная под именем мормонства. Учение этой секты представляет собой эклектизм молокано-хлыстовских воззрений. К сожалению, на зарождение секты и её распространение не было обращено вовремя должного влияния и внимания.

Подробности события таковы: 18 марта сего года, утром, к приходскому священнику явился в школу крестьянин дер. Даниловки Никита Яковлев Богатырев и заявил, что проживающий в с. Ново-Никольском его брат Митрофан пропал в ночь с 17-го на 18-е число и со всем своим семейством: с женой и тремя детьми и что о пропаже брата его кто-то известил в 2 часа ночи.

По расследованию священника и отзывам односельцев погибшей семьи оказалось, что Митрофан обрёк себя и свою семью на самоубийство, которое будто бы бывает у мормонов по жребию, как подвиг и угодная Богу жертва мученичества. Митрофан придерживался сектантства тайно, и священник ничего в нём не замечал особенного. Он был по ремеслу кузнец, по характеру замкнутый, мрачный. Образ жизни вёл обычный, как всякий православный человек. На первой неделе св. четыредесятницы, Митрофан, с старшей дочерью Александрой, говел, исповедался я причастился, а жена его причащалась осенью по болезни. Сам Богатырев вообще же редко посещал храм, отговариваясь, как мастеровой, недосугом.

Того же 18 марта пополудни, были найдены тела пропавших в следующем виде. Верстах в 7-ми или 8-ми от с. Новоникольского, по направлению к Даниловке, около остатка сена, найдены жена с детьми, дочерью 15 л., сыном 4 л. и грудным ребёнком, – все лежали нагими, причём жена найдена в самом развращённом виде. По сообщению нарочного, она лежала на спине, ноги и руки раскинуты, соски грудей как бы откушены или срезаны. Одежда погибших, а равно и самого Митрофана, аккуратно сложена вся в кучу около стога. Сам же Митрофан найден тоже нагим в одной версте от стога, по направлению к с. Ново-Никольскому. Крестов нательных ни на одном трупе не найдено: а равно и в одежде, сложенной у стога. Судебно-медицинским исследованием трупов установлено, что все погибшие умерли добровольно, через замерзание, знаков же насилия или умопомешательства не найдено. При вскрытии трупов, между прочим, оказалось, что все они не употребляли пищи более двух суток, как бы постились перед своим подвигом. Ходили по селу упорные слухи, что Митрофан, под предлогом отлучки в с. Ивановку на ярмарку, уезжал к каким-то своим родственникам – сектантам из дер. Даниловки в с. Вязовку около Колывани (центр мормонской секты) и пробыл там целую неделю. Судебному следствию пока ещё, как слышно, не удалось пролить света в эту тёмную трагическую историю, потому что крестьяне все, из страха перед судом, избегают говорить всю правду.

Желательно, чтобы серьёзное и всестороннее произведено была исследование мотивов этого страшного изуверства. Секта морионов представляет недавнюю ветвь хлыстовства, о ней мало имеется сведений и в литературе. Необходимо, чтобы следователь имел не только усердие, но и опытность в подобных делах и знание в области сектоведения. Опасение своё насчёт исхода расследования настоящего ужасного события наш корреспондент основывает на том, что у них в епархии и именно в этом районе несколько дел по обвинению мормонов провалились.

6-ю апреля, в религиозно-просветительном обществе, редактор В.М. Скворцов сделал сообщение по поводу известного процесса ксёндза Белякевича. Главным тезисом доклада служил вопрос о том, что допущенные католическим священником меры жестокой физической расправы с порочными прихожанами явились в его пастырской практике, как результат действующих в католицизме духа и системы пастырского богословия и канонического права, и, таким образом, осуждённый на вечную ссылку в Сибирь Белякевич сделался жертвой своей пастырской ревности и слишком прямолинейного и бесхитростного отношения своего к правилам своей церкви.

Интересные сведения сообщены также докладчиком о приходской деятельности девоток-терциан, посвятивших себя на служение костёлу. Доклад В.М. Скворцова появится на страницах нашего журнала в одной из книжек.