Таинство исповеди

запись пере­дачи на радио «Град Петров»

– Здрав­ствуйте, доро­гие братья и сестры, у мик­ро­фона про­то­и­е­рей Алек­сандр Сте­па­нов. Сего­дня наш выпуск посвя­щён Таин­ству Пока­я­ния. Это таин­ство зани­мает особое место в жизни пра­во­слав­ного чело­века и, осо­бенно, я думаю, у нас в Рус­ской Пра­во­слав­ной Церкви.

О сущ­но­сти и исто­ри­че­ских формах этого таин­ства мы пого­во­рим чуть позже, а пока же я хотел бы отме­тить, что для боль­шин­ства наших при­хо­жан это таин­ство явля­ется во многом сре­до­то­чием всего лич­ного бла­го­че­стия. Эмо­ци­о­нально это таин­ство часто вос­при­ни­ма­ется более ярко, чем даже таин­ство евха­ри­стии и стало в рус­ской тра­ди­ции как бы неотъ­ем­ле­мой частью евха­ри­стии. Порой мы наблю­даем это прямо во время Боже­ствен­ной Литур­гии и во многом и засло­няет в созна­нии испо­вед­ника саму литур­гию, кото­рая совер­ша­ется как бы помимо уча­стия этого чело­века, кото­рый стоит погру­жен­ный в свои раз­мыш­ле­ния о своем личном пока­я­нии. Другая осо­бен­ность этого таин­ства в нашей прак­тике заклю­ча­ется в том, что в тех слу­чаях, когда оно совер­ша­ется инди­ви­ду­ально, оно удо­вле­тво­ряет тоже очень важную потреб­ность побе­се­до­вать вообще со свя­щен­ни­ком, потому что в других ситу­а­циях эта воз­мож­ность, к сожа­ле­нию, в боль­шин­стве храмов довольно огра­ни­чена. Чело­век может именно здесь, если так можно ска­зать, в фор­мате таин­ства, полу­чить какой–то совет духов­ный, а часто и житей­ский, хотя таин­ство и не под­ра­зу­ме­вает подоб­ных раз­го­во­ров, может быть они даже излишни, тем не менее, на прак­тике, я пред­став­ляю, что во многом таин­ство удо­вле­тво­ряет и эту потреб­ность. Свя­щен­ник, при­ни­ма­ю­щий испо­ведь и духов­ник: одно это и то же, или нет? Можно ли жить без духов­ника? Как часто сле­дует испо­ве­до­ваться? Вот такие вопросы очень часто звучат в наших прямых эфирах, где высту­пают свя­щен­ники. И сего­дня я думаю, что на эти и на другие вопросы мы поста­ра­емся побе­се­до­вать.

Сего­дня со мной в студии несколько свя­щен­но­слу­жи­те­лей: это про­то­и­е­рей Алек­сандр Соро­кин — насто­я­тель Федо­ров­ского собора в Петер­бурге, свя­щен­ник Даниил Ранне – насто­я­тель церкви святой рав­ноап­о­столь­ной Марии Маг­да­лины в Пав­лов­ске, свя­щен­ник Дмит­рий Дашев­ский – насто­я­тель Князь Вла­ди­мир­ского храма в поселке Лисий Нос, и свя­щен­ник Алек­сандр Тимон­ков – клирик Андре­ев­ского собора. Прежде всего, я хочу попро­сить отца Димит­рия сде­лать неболь­шое вве­де­ние в нашу тему и рас­ска­зать о смысле и исто­ри­че­ских формах таин­ства пока­я­ния.

Д. Д. – Биб­лей­ское обос­но­ва­ние таин­ства пока­я­ния мы нахо­дим в собор­ном посла­нии апо­стола Иакова. В 5 главе, 16 (Иак.5:16) стихе мы читаем: «Испо­ве­дайте убо друг другу согре­ше­ния»… И на этой эккле­сио­ло­ги­че­ской основе что и апо­стол Иаков рас­по­ла­гает таин­ством пока­я­ния и отцы первых веков, о чем сви­де­тель­ствует учение 12 апо­сто­лов: «Испо­ве­дуй в церкви свои гре­хо­па­де­ния» и в другом месте гово­рится: «А в День Гос­по­день, собрав­шись вместе, пре­ло­мите хлеб и побла­го­да­рите, испо­ве­до­вав прежде свои гре­хо­па­де­ния, дабы ваша жертва была чистой».
Второй отры­вок еще и гово­рит нам о том, что в Древ­ней Церкви нераз­рывно испо­ведь соеди­ня­лась с при­ча­стием, испо­ведь была неот­де­лима от при­ча­стия. Вот это сло­во­со­че­та­ние «друг другу» у апо­стола Иакова, как и соб­ственно, в учении 12 апо­сто­лов озна­чает лишь все литур­ги­че­ское собра­ние хри­сти­ан­ской общины. Известно, что в Древ­ней Церкви испо­ведь совер­ша­лась все­на­родно, испо­ведь была пуб­лич­ной, однако с про­ше­ствием вре­мени по при­чине умно­же­ния числа хри­стиан рев­ность отсту­пила и нрав­ствен­ная чув­стви­тель­ность первых лет умень­ши­лась. Также это про­изо­шло оттого, что первые века хри­сти­ан­ство было под­вер­жено гоне­ниям со сто­роны Рим­ской Импе­рии, как запре­щен­ная рели­гия и мно­же­ство хри­стиан отпа­дало от Церкви, не выдер­жи­вали гоне­ний, отре­ка­лись от Христа, при­но­сили жертвы идолам, порой это дела­лось фор­мально, иногда поку­па­лись сви­де­тель­ства о том, что жертва была при­не­сена, чтобы избе­жать смерти. И вста­вал вопрос: как при­ни­мать дальше этих людей, эти люди как раз при­ни­ма­лись после пуб­лич­ной испо­веди, они при­зна­вали перед собра­нием хри­стиан свое мало­ду­шие, свою сла­бость и пер­во­на­чально цель этой пуб­лич­ной испо­веди была такова: при­нять отпав­ших от Христа хри­стиан. Ну еще за неко­то­рые круп­ные грехи, как блуд, пре­лю­бо­дей­ство, тоже суще­ство­вала пуб­лич­ная испо­ведь. Так про­дол­жа­лось первые три века, но с чет­вер­того века, когда госу­дар­ство стало уже хри­сти­ан­ским, необ­хо­ди­мость в пуб­лич­ной испо­веди стала отпа­дать. Многие хри­сти­ан­ские нормы были зафик­си­ро­ваны уже в зако­нах и за неко­то­рые пре­ступ­ле­ния против запо­ве­дей пола­га­лось уго­лов­ное пре­сле­до­ва­ние, и таким обра­зом, чтобы не дуб­ли­ро­вать свет­ский инсти­тут власти, Цер­ковь отка­за­лась от пуб­лич­ной испо­веди чтобы не быть донос­чи­цей – и вот с чет­вер­того века в прак­тику входит уже испо­ведь инди­ви­ду­аль­ная, испо­ведь, тайная. Появ­ля­ется спе­ци­аль­ный инсти­тут духов­ни­ков в Гре­че­ской Церкви и по сию пору он суще­ствует, потому что не всякий свя­щен­ник имеет право по прак­тике Церкви совер­шать таин­ство испо­веди, только спе­ци­аль­ные духов­ники, кото­рые имеют спе­ци­аль­ную гра­моту от пра­вя­щего архи­ерея. Таким обра­зом, мы под­хо­дим, соб­ственно, уже к про­бле­ма­тике общей испо­веди и част­ной. И дальше я пред­ла­гаю обсу­дить вот эту про­блему, имеет ли право на суще­ство­ва­ние общая испо­ведь, потому что в Рус­ской Церкви общая испо­ведь – это порож­де­ние 20 века, когда духо­вен­ства ката­стро­фи­че­ски не хва­тало, храмов было очень мало, духо­вен­ство, осо­бенно в дни Вели­кого Поста, в дни, когда пра­во­слав­ные хри­сти­ане ста­ра­ются пого­веть, поис­по­ве­до­ваться, храмы были пере­пол­нены моля­щи­мися, жела­ю­щими поис­по­ве­до­ваться и духо­вен­ство физи­че­ски не справ­ля­лось со своими обя­зан­но­стями и вот тогда вошла прак­тика общей испо­веди. Что это такое? Одну из таких прак­тик пред­ла­гает мит­ро­по­лит Сурож­ский Анто­ний, он рас­ска­зы­вает как он у себя про­во­дит эту прак­тику – он читает Пока­ян­ный Канон то–есть молится и потом пред­ла­гает народу свою испо­ведь народу как обра­зец, кается при­на­родно, пуб­лично в своих грехах. И он гово­рит, что это многих может наве­сти на мысль о своей гре­хов­но­сти. Мит­ро­по­лит Анто­ний, кстати говоря, про­тив­ник шаб­лон­ных испо­ве­дей, кото­рые очень часто сейчас совер­ша­ются по бумаж­кам, он в одной из своих моно­гра­фий писал, что счи­тает это вред­ным, что это тра­фа­рет­ная испо­ведь.

А. С. – Вы имеете в виду, когда люди, гото­вясь к испо­веди, запи­сы­вают какие–то свои грехи?

Д. Д. – Да, обычно спи­сы­вают свои грехи с какого–то посо­бия. Да и сам знаю по своему опыту знаю, что такая испо­ведь лишена отно­ше­ния, пока­ян­ного чув­ства, ведь надо отда­вать себе отчет, что испо­ведь ведь не тож­де­ственна пока­я­нию, потому что пока­я­ние если взять гре­че­ское слово «мета­ноя». Оно обо­зна­чает не просто при­зна­ние своих грехов, ведь в совре­мен­ном обще­стве очень часто рас­про­стра­нена мысль, что грех – это как дурной посту­пок, забы­вая о том, что грех извра­щает чело­ве­че­скую при­роду. Грех – это болезнь, кото­рая влияет на чело­века в худшую сто­рону. Да, и вот в этой испо­веди отсут­ствует какое–то личное отно­ше­ние. Пока­я­ние и испо­ведь – это не тож­де­ствен­ные поня­тия. Ефрем Сирин, молитву кото­рому мы читаем в Вели­ком Посту гово­рит: «Ей Гос­поди, Царю, даруй ми зрети моя согре­ше­ния». Здесь в молитве, оче­видно, гово­рится не просто о том, чтобы Гос­подь вернул память чело­веку, а зреть свои согре­ше­ния, видеть их во всем непри­кры­том без­об­ра­зии, кото­рым, соб­ственно и явля­ется грех. Поэтому пока­я­ние гораздо более глу­бо­кое чув­ство, чем пере­чис­ле­ние своих грехов, к чему, соб­ственно, совре­мен­ная испо­ведь очень часто и сво­дится.

А. С. – Спа­сибо, отец Димит­рий. Я думаю, что вы под­няли очень важную про­блему помимо раз­го­вора о част­ной и общей испо­веди, к кото­рому обя­за­тельно вер­немся. Но прежде всего, нам нужно поста­раться, чтобы наши слу­ша­тели уяс­нили что же такое по суще­ству Таин­ство Пока­я­ния, как соот­но­сится то, о чем Вы гово­рили, пока­я­ние, как мне кажется, очень слож­ный, дли­тель­ный про­цесс пере­мены созна­ния в связи с каким – то про­ма­хом чело­века, потому что грех в пере­воде с гре­че­ского – это промах, как свя­зано пони­ма­ние греха как болезни и соот­вет­ственно Таин­ства Испо­веди, вот об этом мне кажется, стоит пого­во­рить. Может быть, Отец Алек­сандр, вы что–то на эту тему могли бы нам ска­зать?

Алек­сандр Соро­кин – Пока­я­ние, мне пред­став­ля­ется – это дей­стви­тельно такая очень глу­бо­кая пере­мена ума, мыслей и внут­рен­него строя чело­века. И если мы так гово­рим о пока­я­нии, а именно это зна­че­ние под­ра­зу­ме­вает и гре­че­ское слово «мета­ноя», то такая пере­мена, навер­ное, воз­можна один раз в жизни и такое пока­я­ние совер­шает чело­век, когда созна­тельно при­ни­мает жизнь во Христе, и именно в таком каче­стве пока­я­ния входит состав­ной частью прежде всего, в таин­ство кре­ще­ния, конечно, если оно при­ни­ма­ется созна­тельно, в созна­тель­ном воз­расте, но вместе с тем, под пока­я­нием и под таин­ством пока­я­ния мы пони­маем и те мно­го­крат­ные чело­ве­че­ские молитвы и обра­ще­ния к Богу, когда он шаг за шагом, может быть, повто­ря­ясь, всем зна­кома эта груст­ная дей­стви­тель­ность нашего опыта, много раз повто­ряя одно и то же, мы повто­ряем ту труд­ную борьбу внут­рен­нюю, о кото­рой Апо­стол Павел писал в Посла­нии к Рим­ля­нам, в 6 главе, кстати из нее и чита­ется Апо­стол на Таин­ство Кре­ще­ния, и там в 6–7 главах гово­рится о труд­но­стях этой борьбы: «Доб­рого, кото­рого я хочу не делаю, а плохое, кото­рое я не хочу делаю». И вот об этом сокру­ша­ясь, чело­век при­хо­дит и гово­рит, испо­ве­дует на таин­стве испо­веди, хотя вот такая дво­я­кость она не всегда нами учи­ты­ва­ется, я имею в виду пока­я­ние как еди­но­крат­ное деяние и испо­ведь как мно­го­кратно повто­ря­ю­ща­яся борьба. Не всегда это учи­ты­ва­ется и чело­век при­хо­дит в неко­то­рое сму­ще­ние, думая, что у него ничего не полу­ча­ется, он повто­ряет одно и то же и что его пока­я­ние носит неглу­бо­кий, поверх­ност­ный харак­тер.

А. С. – Спа­сибо. Это тоже важная тема очень часто у людей воз­ни­кает вопрос: «Почему я согре­шаю и согре­шаю еще? Какова же цена моего пока­я­ния»? Скажем, такие грехи, как раз­дра­жи­тель­ность и более серьез­ные вещи. Во всяком случае, то, что повто­ря­ется из раза в раз, вот что вы, отцы, обычно гово­рите своим чадам в таких слу­чаях, отец Даниил?

Д. Р. – Вы знаете, здесь надо гово­рить, конечно же, в первую оче­редь, о том, что хри­сти­а­нин это воин, скорее всего. Было бы пра­вильно ска­зать именно так. Почему? Потому что мы можем ска­зать, что чело­век стре­мится к Богу, но он делает, как мы уже гово­рили, ошибки. И вот как раз насто­я­щее пока­я­ние – это умение встать, когда ты сделал ошибку и пойти дальше, сделав вывод. Мне кажется, что как раз искрен­ность чело­ве­че­ского сердца и явля­ется насто­я­щим пока­я­нием, жела­ние чело­века быть со Хри­стом, и когда он делает этот промах, грех, мы можем ска­зать о том, что он все равно учится – учится тому, как вновь этот промах не сде­лать: он встает и идет дальше, и здесь можно ска­зать о том, что в прин­ципе в духов­ной жизни не может быть духов­ного сто­я­ния, чело­век либо под­ни­ма­ется к Богу, либо он от него отхо­дит. И посто­ян­ное стрем­ле­ние спра­виться со своими недо­стат­ками, со своими гре­хами – это как раз есть вое­вать вместе со Хри­стом.

А. С. – Было упо­мя­нуто, что грех – это болезнь и в свете этого, отец Алек­сандр, как Вам кажется, каков смысл этого таин­ства, что это такое?

Алек­сандр Тимон­ков – Я думаю, что если мы все–таки рас­смат­ри­ваем отдельно пока­я­ние и испо­ведь, то первое пока­я­ние, первая пере­мена ума оно про­ис­хо­дит, как сказал отец Алек­сандр, во время кре­ще­ния. Чело­век пере­ме­няет свой образ жизни и ста­но­вится хри­сти­а­ни­ном, и, в даль­ней­шем всту­пает в борьбу с грехом, и пока­я­ние ста­но­вится уже из какого – то еди­нич­ного акта обра­зом жизни и обра­зом мысли. В первую оче­редь, пра­виль­ного пони­ма­ния своего места во Все­лен­ной, своего отно­ше­ния к Богу и если чело­век пра­вильно пони­мает себя и пра­вильно пони­мает, кто есть Гос­подь, то кроме пока­я­ния, у него ника­кого чув­ства воз­ник­нуть не может, потому что он пони­мает, насколько он далеко от Гос­пода, и мы все пре­красно знаем, как отцы – пустын­ники гово­рили, что чем ты ближе к Богу, тем лучше ты пони­ма­ешь, насколько ты от Него далек. И если пока­я­ние рас­смат­ри­вать как посто­ян­ное состо­я­ние чело­века, то как раз испо­ведь, – как кон­крет­ное таин­ство, совер­ша­ю­ще­еся в точке про­стран­ства и вре­мени, можно ска­зать, что это некое сви­де­тель­ство чело­веку, о том, что он при­хо­дит к свя­щен­нику и гово­рит: «Я болен, я очень от этого стра­даю, мне очень больно и я ничего не могу с этим поде­лать». И это пока­я­ние, живу­щее в его сердце, выра­жа­ется именно в том, что он при­хо­дит в цер­ковь и, глядя на икону или рас­пя­тие, гово­рит: «Мне очень больно и прошу меня исце­лить, и именно поэтому под­хожу ко Святой Чаше и прошу исце­ле­ния в таин­стве при­ча­стия». Мне кажется, именно вот так можно рас­смат­ри­вать соот­но­ше­ние пока­я­ния и испо­веди.

А. С. – Спа­сибо, отец Алек­сандр. Если мы будем гово­рить дальше, то о тех формах, в кото­рых таин­ство совер­ша­ется. В нашем треб­нике, где, кстати, упо­ми­на­ется о том, что таин­ство пока­я­ния – это второе кре­ще­ние, именно в том смысле в каком мы сейчас гово­рили – пере­мена ума, не гло­баль­ная обо всем миро­зда­нии, о своем месте в кос­мосе, а кон­крет­ного образа дей­ствия, может быть, мыслей, чувств, кото­рые в нас тем не менее, про­дол­жал жить: мы может быть, не отда­вали отчет до опре­де­лен­ного вре­мени, что мы здесь вот как раз и отда­ля­лись от Бога. И вот – таин­ство есть сви­де­тель­ство перед Богом, Цер­ко­вью того, что мы это осо­знали. Так вот, в нашем треб­нике гово­рится о том, что таин­ство совер­ша­ется одним чело­ве­ком, в при­сут­ствии, при сви­де­тель­стве свя­щен­ника перед Богом. Прак­тика общей испо­веди, о кото­рой отец Дмит­рий немножко сказал, насколько она спо­собна выпол­нить эту функ­цию, она широко рас­про­стра­нена, тем не менее, она не преду­смот­рена нашим цер­ков­ным уста­вом, зафик­си­ро­ван­ном в Треб­нике. Отец Дмит­рий, как Вы дума­ете, как она соот­но­сится и насколько она испол­няет свою роль.

Д. Д. – Ну я должен при­знать, что прак­тика эта сейчас еще суще­ствует, во многих круп­ных собо­рах – это прак­тика, кото­рую сразу не изжить. Я не буду гово­рить от себя, потому что не явля­юсь каким–то авто­ри­те­том, но могу лишь при­ве­сти слова доста­точно авто­ри­тет­ного в Санкт–Петербурге чело­века, ныне покой­ного архи­епи­скопа Мудю­гина. Он напи­сал руко­вод­ство по прак­ти­че­скому совер­ше­нию таин­ства испо­веди, это руко­вод­ство было напи­сано в 1968 году в маши­но­писи. Он пишет о раз­лич­ных прак­ти­ках, что суще­ствует прак­тика общей испо­веди и даже дает при­мер­ную схему как это надо совер­шать, при­мерно о чем нужно гово­рить, дает какие–то уста­новки свя­щен­нику: что можно гово­рить, о чем нельзя; но при этом, несмотря на то, что он дает такие подроб­ные опи­са­ния, подроб­ные настав­ле­ния, он гово­рит: там, где воз­можно, свя­щен­ник должен избав­ляться от прак­тики общей испо­веди, как только это ста­но­вится воз­мож­ным, потому что нару­ша­ется самое глав­ное: нару­ша­ется ощу­ще­ние чело­века, в толпе этого ощу­ще­ния не достичь. Чело­век стоит перед Хри­стом: ведь посмот­рите, где нахо­дится свя­щен­ник, свя­щен­ник нахо­дится сбоку от аналоя и когда он читает настав­ле­ние перед испо­ве­дью: «Се чадо, Хри­стос неви­димо стоит, при­емля испо­ве­да­ние твое»… Тем самым свя­щен­ник напо­ми­нает испо­ве­ду­ю­щимся: он и Хри­стос, я же только сви­де­тель есть, и поэтому и стою сбоку от аналоя, выслу­ши­вая как сви­де­тель вот эту испо­ведь и именем Христа раз­ре­шаю от грехов. В толпе этого ощу­ще­ния «я и Хри­стос» нет, в толпе можно достичь общей исте­рии, сейчас оппо­ненты могут при­ве­сти только опыт общей испо­веди Иоанна Крон­штадт­ского, но здесь был исклю­чи­тель­ный случай: во–первых фено­мен отца Иоанна Крон­штадт­ского вряд ли кто–нибудь сможет повто­рить, а во–вторых – неимо­вер­ное коли­че­ство испо­вед­ни­ков, кото­рые хотели прийти именно к нему. Это явле­ние само–собой рас­со­сется, когда каждый чело­век будет иметь своего духов­ника, это так же есте­ственно, как иметь своего врача. И так же свя­щен­ник: видя кон­крет­ного чело­века он знает его, насколько он совер­шен­ству­ется, насколько он стре­мится к добру и отпа­дает про­блема общей испо­веди вообще. Я ее лично в своей прак­тике не при­емлю, но у меня исклю­чи­тель­ные усло­вия: мне ее не нужно при­ме­нять.

А. С. – Спа­сибо, отец Дмит­рий. Дей­стви­тельно, я думаю, что общая испо­ведь лишает таин­ство глав­ного – лич­ност­ного харак­тера, лич­ност­ного пере­жи­ва­ния того, что вы должны пере­жить в этом таин­стве. Не знаю, есть ли у вас, отцы, другие суж­де­ния по этому поводу. Отец Алек­сандр Соро­кин, пожа­луй­ста.

Алек­сандр Соро­кин – Я мог бы доба­вить, что вопрос этот имеет много аспек­тов, он такой слож­ный – вопрос об общей испо­веди. С одной сто­роны – это всту­пает в про­ти­во­ре­чие с замыс­лом испо­веди как тако­вой, где дей­стви­тельно, гово­рится, что каждый чело­век должен лично испо­ве­до­вать перед Кре­стом и Еван­ге­лием, в при­сут­ствии свя­щен­ника как сви­де­теля свои грехи, как чадо, кото­рое стоит перед Хри­стом неви­ди­мым при­сут­ству­ю­щим, и только так может совер­шаться пока­я­ние личное, не под вли­я­нием какого–то все­об­щего вооду­шев­ле­ния, спро­во­ци­ро­ван­ного или вызван­ного чьим–то словом, пусть очень талант­ли­вым, но с другой сто­роны, ведь понятно, что нали­чие общей испо­веди про­дик­то­вано тем, что боль­шое жела­ние у многих людей при­ча­щаться, в этом жела­нии никто не станет людей сдер­жи­вать или огра­ни­чи­вать, хотя есть и такое, впро­чем. А с другой сто­роны, суще­ствует очень жест­кое непи­са­ное пра­вило, что перед каждым при­ча­стием нужно испо­ве­до­ваться, и, вот, чтобы раз­ре­шить это про­ти­во­ре­чие при­хо­дится идти на общую испо­ведь, хотя по суще­ству, это, навер­ное, не самое лучшее реше­ние, но оно дела­ется просто от такой без­вы­ход­ной ситу­а­ции. А что каса­ется общей испо­веди, по своему содер­жа­нию, то мы должны при этом еще пом­нить, что хотя, да, дей­стви­тельно, испо­ведь мыс­лится как инди­ви­ду­аль­ное пока­я­ние, в то же время, мы можем вспом­нить очень много молитв бого­слу­жеб­ных, литур­ги­че­ских, даже в рамках литур­гии, молитв, суть кото­рых сво­дится, я бы сказал, к общей испо­веди, правда чита­ются они, в основ­ном, тайно, но в том–то и дело, что в этих молит­вах озву­чи­вают обще­цер­ков­ную молитву о про­ще­нии грехов, и, порой, эти грехи пере­чис­ля­ются подробно и кон­кретно: вот вам тоже общая испо­ведь, ска­зан­ная от лица всех, не одним только свя­щен­ни­ком, поэтому, мне кажется, здесь есть такие аспекты.

А. С. – Это выра­жает, навер­ное, тот настрой, о кото­ром гово­рил отец Алек­сандр: пока­я­ние, как общий настрой жизни чело­века, как ощу­ще­ние своей ото­рван­но­сти от Бога и стрем­ле­ние пре­одо­леть эту дистан­цию.

Алек­сандр Соро­кин – Да, но я хотел бы под­черк­нуть, что это дела­ется как обще­ствен­ная молитва: я сейчас говорю о форме; да, это состо­я­ние жизни – пока­я­ние, но в рамках бого­слу­же­ния, когда это гово­рится в молитве «Мы»: «Прости все наши согре­ше­ния»- речь ведь идет об общей испо­веди, именно общей.

А. С. – Спа­сибо. Вот мы кос­ну­лись такого вопроса, отец Димит­рий тоже сказал о том, что часто люди при­хо­дят с переч­нем про­ступ­ков, кото­рые они совер­шили и это кажется им более или менее доста­точ­ным, в боль­шей или мень­шей сте­пени эмо­ци­о­нально чело­век пере­жи­вает каждый из этих про­ма­хов. А что жела­тельно было бы? Как вы, скажем настав­ля­ете своих чад? С чем они должны при­хо­дить с чем–то глав­ным что их тре­во­жит, не повто­ряя, допу­стим, каждый раз одни и те же грехи мелкие, кото­рые повто­ря­ются, но кото­рые не выхо­дят за рамки на ваш взгляд, скажем, допу­сти­мого, да или наобо­рот тре­бу­ется скру­пу­лезно каждый из таких грехов заме­чать, потому что из мелких, гово­рят, скла­ды­ва­ется что-то более круп­ное и так далее, и мелкие грехи так же пагубны для души, как и круп­ные, кото­рые можно назвать паде­ни­ями? Отец Алек­сандр, как Вы к этому отно­си­тесь?

Алек­сандр Тимон­ков – Я, честно говоря, ничего не имею против каких–то запи­сей, потому что к ним можно отно­ситься как к шпар­га­лочке некой: уж лучше чело­век про­чи­тает свои грехи, чем будет стоять и выду­мы­вать, что бы ему ска­зать свя­щен­нику, потому что, воз­можно, тот самый акт пока­я­ния про­изо­шел в нем когда он писал этот листо­чек, а здесь он пришел засви­де­тель­ство­вать свое пока­я­ние и, может быть, он весь вечер про­пла­кал над этим листоч­ком, может быть, даже он выпи­сы­вал из какого–то доре­во­лю­ци­он­ного изда­ния. Конечно, даже если посмот­реть на этот листо­чек, немножко, пару слов ска­зать чело­веку, обычно видно, что он пра­вильно пони­мает свою болезнь и пра­вильно пони­мает в каком направ­ле­нии ему нужно дви­гаться. Поэтому я, честно говоря, ничего не вижу пло­хого в том, чтобы писать листочки, гораздо хуже, когда чело­век под­хо­дит, и радостно смотря на свя­щен­ника, ожи­дает каких–то вопро­сов, вообще ничего не пони­мая о том, куда он пришел. Это прак­тика боль­ших храмов, где как у нас много испо­вед­ни­ков, и свя­щен­ник, скажем, стоит на страже.

Дмит­рий Дашев­ский – Вот, кстати, о допу­сти­мо­сти вопро­сов, отцы, на испо­веди. С одной сто­роны – я пони­маю, что это пре­вра­ща­ется в такой про­ку­рор­ский допрос, а с другой сто­роны – чело­век в первый раз при­хо­дит, а с тре­тьей сто­роны – и в Треб­нике эти вопросы есть. И он хочет, и уже даже «м» сказал, а ничего не может: кри­те­рия греха нет, и вольно–невольно свя­щен­нику иногда при­хо­дится зада­вать какие–то наво­дя­щие вопросы. Конечно, они должны быть очень дели­кат­ными: нажать на какую–то струну, при кото­рой эта испо­ведь станет сво­бод­ной, сыг­рать роль какого-то стар­тера в его пока­ян­ном чув­стве.

А. С. – Ну и другая ситу­а­ция, когда свя­щен­ник доста­точно хорошо знает чело­века, более того, знает его семью и знает про­блемы, кото­рые в этой семье есть, и знает уже даже от жены в чем этот чело­век согре­шает оче­видно, перед своей семьей. Надо ли здесь помочь чело­веку это уви­деть, он сам не чув­ствует. Надо ли это пока­ян­ное чув­ство сти­му­ли­ро­вать спе­ци­ально, отец Даниил, как Вы дума­ете?

Д. Р. – Здесь очень слож­ный вопрос, можно ска­зать, что Гос­подь откры­вает видеть грехи те чело­веку, кото­рые он может уви­деть, кото­рые он может без ужаса в своих глазах пере­ва­рить, потому что в про­тив­ном случае, чело­век увидев всю свою духов­ную грязь, может не спра­виться с этим, он может войти в уныние, и, здесь, мне кажется, очень важна дели­кат­ность свя­щен­ника, к кото­рому пришел чело­век, и, един­ственно, на что мы можем наде­яться, это на его муд­рость, что он, зная всю семью, всю ситу­а­цию этого чело­века, и сможет под­толк­нуть его к тому, чтобы он мог рабо­тать и мог видеть те грехи, кото­рые сего­дня для его духов­ных очей закрыты, мне кажется, это очень важно. Но в тот же момент, важна еще искрен­ность чело­века в таком аспекте, когда мы начали гово­рить о запи­соч­ках, потому что мы, к сожа­ле­нию, стал­ки­ва­емся с ока­ме­не­нием сердца, когда чело­век пишет, он при­хо­дит, и он сказал – значит, где–то вычерк­нули, где–то наверху есть какая–то книга, куда запи­сы­ва­ются все грехи: он про­из­нес, и – вычерк­нуто, такая гре­хов­ная бух­гал­те­рия. Подчас в прак­тике встре­ча­ются. И мне кажется, это самое ужас­ное, вот эта сер­деч­ная око­сте­не­лость, когда чело­век согре­шил, он осо­знал, но, к сожа­ле­нию не имеет жела­ния бороться с этим, и, вот здесь, мы всту­паем в очень серьез­ную тему: испо­ведь чело­ве­че­ского сердца перед Богом.

А. С. – Может быть, это вообще поды­мает очень глу­бо­кую про­блему: в каком случае, вообще, таин­ство совер­ша­ется. Допу­стим, если чело­век, дей­стви­тельно заме­тил, что сделал что–то непра­вильно и обо­зна­чив это в своей испо­веди, абсо­лютно это не пере­жи­вает как грех. Этот грех прощен чело­веку или нет? Отец Алек­сандр, как Вы дума­ете?

Алек­сандр Соро­кин – Вы знаете, я на Ваш вопрос могу что-то ска­зать, что я думаю, не хочу ска­зать, что отве­тить, и про­дол­жить то, о чем гово­ри­лось прежде отцом Дани­и­лом и отцом Алек­сан­дром по поводу запи­сок, на кото­рых пишут грехи и соот­вет­ству­ю­щего отно­ше­ния. Я думаю, что я бы тоже не стал отвер­гать эту прак­тику пере­чис­ле­ния грехов на записке, во–первых, потому что всякое бывает, бывает фор­маль­ное отно­ше­ние, оно, кстати, воз­можно без записки, а записка она чаще всего, мне кажется, помо­гает чело­веку сосре­до­то­читься на своем пока­я­нии и я бы не назвал это кан­це­ля­рией, если чело­веку уда­ется таким кан­це­ляр­ским спо­со­бом избав­ляться от того, о чем он пишет, я бы только при­вет­ство­вал, это стоит боль­шего, чем, если бы чело­век эмо­ци­о­нально со мно­гими сле­зами рас­ска­зы­вал о том, как ему было плохо, как он согре­шает и все бы про­дол­жа­лось в том же духе, поэтому в этой «кан­це­ляр­щине» я ничего пло­хого не вижу. Потому что пока­я­ние может совер­шаться и так, это сви­де­тель­ствует о том, что чело­век дал себе труд немного под­го­то­виться и судим мы, как гово­рится, по плодам – плодам пока­я­ния. Не говоря уже о том, что, как я уже подо­зре­ваю, что эта прак­тика запи­сок имеет такое биб­лей­ское обос­но­ва­ние: мы должны вспом­нить, как, может быть это образ, конечно, но в Новом Завете гово­рится о том, как Хри­стос при­гвоз­дил ко Кресту руко­пи­са­ние грехов наших, дей­стви­тельно это обви­не­ние состав­лен­ное по пунк­там закона против греш­ника, все это руко­пи­са­ние разо­рвал: «Раз­драл руко­пи­са­ние», – то, что делает свя­щен­ник на испо­веди. Конечно, это образ, не более, в Свя­щен­ном Писа­нии, но он тоже не на пустом месте возник. Именно такой, в хоро­шем смысле, нор­маль­ный подход, он тоже чело­веку помо­гает в пока­я­нии. Здесь я при­со­еди­ня­юсь к отцу Алек­сан­дру.

А. С. – Отец Алек­сандр, Вы хотите доба­вить?

Алек­сандр Тимон­ков – Не успел ска­зать по поводу общей испо­веди, потому что очень важно раз­де­лять испо­ведь и духов­ное руко­вод­ство и, видимо, именно поэтому в Гре­че­ской Церкви запре­щают моло­дым свя­щен­ни­кам испо­ве­до­вать, испо­ве­дуют только пожи­лые, опыт­ные свя­щен­ники, кото­рые имеют спе­ци­аль­ное раз­ре­ше­ние от пра­вя­щего архи­ерея. В част­ной испо­веди может у свя­щен­ника про­изойти неза­мет­ный пере­ход к духов­ному руко­вод­ству, хотя, может быть, к духов­ному руко­вод­ству свя­щен­ник не готов, поэтому для свя­щен­ника очень важно пони­мать, что духов­ное руко­вод­ство и испо­ведь – это совер­шенно разные вещи.

А. С. – Совер­шенно согла­сен, конечно, да. Соб­ственно говоря, таин­ство вообще не под­ра­зу­ме­вает советы какие–либо, пред­по­ла­гает только молитву, кото­рую он про­из­но­сит Богу о про­ще­нии грехов греш­нику. Но в прак­тике, конечно, почти всегда и люди часто ищут какого–то совета и нази­да­ния, и свя­щен­ник счи­тает своим долгом что–нибудь ска­зать.

Дмит­рий Дашев­ский – Бывает, люди при­хо­дят и гово­рят: «У меня два пути, как посту­пить, ска­жите мне, так или так»? И свя­щен­ника просто поста­вили перед выбо­ром, а чело­век этот выбор сде­лать не может, как быть в этом случае? Меня лично, это очень тяго­тит, потому что таким обра­зом чело­век пыта­ется снять ответ­ствен­ность за свои поступки, в резуль­тате, он может придти и гово­рит: «Батюшка, сделал так, как ты гово­ришь, ничего не полу­ча­ется».

А. С. – Совер­шенно верно, я думаю, что здесь если свя­щен­ник дей­стви­тельно имеет что ска­зать. А мне кажется, что свя­щен­ник может что–то ска­зать тому, кого он знает и то с очень–очень боль­шой осто­рож­но­стью брать на себя реше­ние каких–то жиз­нен­ных, скажем, про­блем дру­гого чело­века, но в другом случае просто он должен ска­зать, мне кажется, что это вопрос, кото­рый ты сам можешь раз­ре­шить, это вопрос твоей ответ­ствен­но­сти. Помо­лись, поду­май и прими реше­ние сам. К сожа­ле­нию, мы очень часто стал­ки­ва­емся с неже­ла­нием очень многих людей при­хо­дя­щих в цер­ковь нести ответ­ствен­ность за свою жизнь, за жизнь своих близ­ких. И вот это стрем­ле­ние пере­ло­жить ответ­ствен­ность на кого–то – это какой-то общий бич, не только цер­ков­ных людей, но и людей в нашем обще­стве: они не хотят отве­чать за то, что про­ис­хо­дит в их жизни, в жизни страны в целом. Поэтому здесь, мне кажется, свя­щен­ник должен это под­чер­ки­вать, и мы должны раз­ви­вать скорее в людях это само­сто­я­тель­ное реше­ние и само­сто­я­тель­ную ответ­ствен­ность. Ну вот, дей­стви­тельно, часто, как я гово­рил, испо­ведь ста­но­вится един­ствен­ной воз­мож­но­стью побе­се­до­вать со свя­щен­ни­ком, как Вы в таких слу­чаях посту­па­ете, отец Димит­рий.

Дмит­рий Дашев­ский – Я в таких слу­чаях ста­ра­юсь, конечно, если это вообще не отно­сится к испо­веди, попы­таться найти вне­слу­жеб­ное время чтобы побе­се­до­вать, потому что испо­ведь во–первых, сопря­жена с литур­гией, очень мало вре­мени для того, чтобы просто бесе­до­вать, да и пре­вра­щаться свя­щен­нику, зача­стую, в пси­хо­те­ра­певта тоже заня­тие вряд ли необ­хо­ди­мое.

А. С. – Ну вот, мы начали гово­рить об этой жест­кой связи–исповеди и при­ча­стия, и в связи с этим, с той про­бле­мой кото­рая воз­ни­кает: необ­хо­ди­мость посто­янно испо­ве­до­вать очень много людей. Какие выходы могут быть из этой ситу­а­ции. Отец Алек­сандр, как Вы дума­ете, воз­можно ли в каких–то слу­чаях допу­стить чело­века к при­ча­стью не испо­ве­дуя?

Алек­сандр Соро­кин – В исклю­чи­тель­ных слу­чаях я считаю, что это вполне допу­стимо. Свя­щен­но­слу­жи­тели, кото­рые тоже явля­ются такими же людьми, как и осталь­ные они именно по этому пра­вилу живут. А с другой сто­роны я думаю, что притом, что общая испо­ведь вызы­вает такие наре­ка­ния, вполне обос­но­ван­ные, в фор­ма­лизме, как мне кажется, в насто­я­щее время – это един­ствен­ный выход.

А. С. – Глав­ная опас­ность по–моему в том, что часто люди, кото­рые при­хо­дят в боль­шие храмы, может быть первый, второй, пятый раз они имеют крайне неадек­ват­ное пред­став­ле­ние, напри­мер, о таин­стве евха­ри­стии, к кото­рому они потом будут пре­сту­пать. И в фор­мате общей испо­веди чело­век идет с какими–то абсо­лютно своими пред­став­ле­ни­ями, мыс­лями: его послал какой–нибудь зна­харь, экс­тра­сенс. И вот: чело­век постояв на общей испо­веди, мало что из этого поняв и решив, что это какая–то лишняя нагрузка, но, видимо, необ­хо­ди­мая, он идет к чаше, смело при­ни­мает лекар­ство и рапор­тует своему гуру о том, что он все испол­нил.

Алек­сандр Соро­кин – Мы каса­емся этой про­блемы – и сразу тянем за ниточки целый ворох других про­блем: про­блемы про­све­ще­ния, про­блемы мис­си­о­нер­ства, про­блемы общин­но­сти жизни.

Алек­сандр Тимон­ков – Выхо­дом из такой ситу­а­ции, в связи с тем, что в нашей Церкви есть тра­ди­ция обя­за­тель­ной испо­веди перед при­ча­стием, можно, как мне кажется, дей­ство­вать какими–то орга­ни­за­ци­он­ными мето­дами. Я служу в боль­шом храме, куда при­хо­дит доста­точно много народу, и я вижу, что прак­ти­че­ски каждый вос­крес­ный день около десяти про­цен­тов – это люди, кото­рые просто под­хо­дят к свя­щен­нику, узнать, почему он здесь стоит, или хотя бы решить какой–либо вопрос: они видят, что стоит группа людей, стоит свя­щен­ник, воз­можно, кто–то дога­ды­ва­ется, что это какая–то беседа, и поэтому в данном вари­анте общая испо­ведь будет такая: они постоят на испо­веди, поки­вают голо­вами и спо­койно и радостно пойдут вслед за этой толпой при­ча­щаться. Поэтому, хотя бы пару слов можно ска­зать. Если свя­щен­ник радеет о своей пастве, он видит посто­ян­ных при­хо­жан, может быть, можно было просто про­чи­тать над ними раз­ре­ши­тель­ную молитву, и пери­о­ди­че­ски при­гла­шать их на беседу, скажем так, раз­ви­вать в при­хо­жа­нах вот эту тра­ди­цию, чтобы они в посты ста­ра­лись при­хо­дить, подробно, серьезно испо­ве­до­ваться с серьез­ным взгля­дом в свое сердце. А конечно, все–таки общая испо­ведь в боль­ших храмах, она при­во­дит к тому, что к чаше под­хо­дят люди с улицы и это, конечно, не очень хоро­шая прак­тика. Ведь можно двух свя­щен­ни­ков ста­вить на испо­ведь, то–есть какими–то такими орга­ни­за­ци­он­ными мето­дами доби­ваться хотя бы того, чтобы хотя бы два–три слова от чело­века свя­щен­ник мог услы­шать, может он подо­шел узнать как кре­стик освя­тить, опять же, да, как отец Алек­сандр сказал, огром­ное коли­че­ство вопро­сов, просто нельзя подойти к свя­щен­нику кроме как на испо­веди, то есть огром­ное коли­че­ство про­блем.

Д. Р. – Кстати, если приход неболь­шой, воз­можно чере­до­ва­ние общей испо­веди – испо­веди част­ной, потому что свя­щен­ник уже знает всех своих при­хо­жан, и в опре­де­лен­ный момент допу­стима общая испо­ведь и мы можем совер­шенно спо­койно об этом гово­рить нака­нуне празд­ни­ков, нака­нуне вос­крес­ных дней.

А. С. – Тех­ни­че­ски у нас в храме, напри­мер, это орга­ни­зо­вано вече­ром, мы прак­ти­че­ски не испо­ве­дуем за Боже­ствен­ной Литур­гией, перед литур­гией совсем немножко – 15 минут для детей и немощ­ных (для боль­ных), а все обыч­ные при­хо­жане при­хо­дят на все­нощ­ную и в тече­ние всего все­нощ­ного бдения один свя­щен­ник испо­ве­дует, другой служит.

Алек­сандр Тимон­ков – То есть, на все­нощ­ной при­сут­ствуют те, кто будет на зав­траш­ней литур­гии?

А. С. – Да, по при­част­ни­кам близ­кое число, за исклю­че­нием детей.

Алек­сандр Тимон­ков И суще­ствует жест­кое тре­бо­ва­ние при­ча­щаться только тем, кто был на все­нощ­ной?

А. С. – В общем–то, доста­точно жест­кое.

Д. Д. – На Пасху есть тра­ди­ция при­ча­щаться прак­ти­че­ски всем, именно при­хо­жа­нам, а не людям с улицы. Но прак­ти­че­ски, перед Пас­халь­ной Литур­гией, Пас­халь­ной Заут­ре­ней испо­ве­до­вать невоз­можно, значит испо­ведь где–то в чет­верг, в среду нака­нуне.

Д. Р. – Так оно и есть, потому что полу­ча­ется, чело­век испо­ве­ду­ется, ста­ра­ется каждую неделю при­ча­щаться Вели­ким Постом, он только что испо­ве­ду­ется, полу­ча­ется, в чет­верг и опять в вос­кре­се­ние.

А. С. – А вот, инте­ресно, что вы ска­жете, отцы, по поводу при­ча­стия в Свет­лую Седь­мицу?

Д. Д. – А почему бы нет, если чело­век имеет эту пас­халь­ную радость, надо только при­вет­ство­вать! И я думаю, что испо­ведь здесь тоже мало уместна, я обьяв­ляю перед Пас­халь­ной Литур­гией, когда выхожу с чашей при­ча­щаться, у меня и в храме висит обья­в­ле­ние при­мерно сле­ду­ю­щего содер­жа­ния: «В пас­халь­ную ночь могут при­ча­щаться только те, кто в тече­ние поста испо­ве­до­вался, при­ча­щался и при­ча­щался и испо­ве­до­вался в Вели­кий Чет­верг, и это же пра­вило у нас в храме рас­про­стра­ня­ется на всю Свет­лую Седь­мицу, без допол­ни­тель­ной испо­веди.

А. С. – Хорошо, но вот мы можем еще пого­во­рить о пре­пят­ствиях к Таин­ству При­ча­стия и епи­ти­мии, воз­ни­ка­ю­щих в цер­ков­ной прак­тике. Кто–то может, отцы, ска­зать, что такое епи­ти­мия, в каких слу­чаях она назна­ча­ется, каким обра­зом она сни­ма­ется и в чем, вообще смысл этого дей­ствия цер­ков­ного, отец Алек­сандр, пожа­луй­ста.

А. Т. – Если смот­реть исто­ри­че­ски, то до при­ча­стия не допус­ка­лись те люди, кото­рые совер­шали смерт­ный грех, а поня­тие смерт­ного греха, несмотря на то, что оно как – то странно, пере­шло в область такого нрав­ствен­ного бого­сло­вия, оно в Ветхом Завете ука­зано очень жестко. Смерт­ный грех – это грех, за кото­рый чело­века уби­вали в изра­иль­ском народе и они очень инте­ресно обос­но­вы­вали: лучше пусть этот чело­век умрет, чем другие будут знать, что можно совер­шить такое пре­гре­ше­ние и остаться в живых. И Хри­сти­ан­ская Цер­ковь взяла поня­тие смерт­ного греха именно как греха, кото­рый отлу­чает чело­века от Церкви, а фак­ти­че­ски значит, что чело­век не при­ча­ща­ется; и таких грехов всего фак­ти­че­ски три: это бого­от­ступ­ни­че­ство, убий­ство и непра­вед­ное отно­ше­ние между муж­чи­ной и жен­щи­ной. И в тра­ди­ции Древ­ней Церкви отлу­ча­лись от при­ча­стья люди совер­ша­ю­щие вот такие грехи, и мы точно также в совре­мен­ном мире можем поль­зо­ваться такой же прак­ти­кой, когда чело­век отлу­ча­ется от при­ча­стья или на какой–то срок, если он рас­ка­ялся и оста­вил это пре­гре­ше­ние или в том случае, когда он решил оста­вить зло­де­я­ние, напри­мер, непра­вед­ное отно­ше­ние между муж­чи­ной и жен­щи­ной, то может быть, дей­стви­тельно, осо­бенно если чело­век только что пришел в цер­ковь, только осо­знал себя хри­сти­а­ни­ном, воз­можно, и не нужно ника­кого отлу­че­ния от при­ча­стия если он твердо совер­шенно уверен в том, что он не будет пре­сту­пать к этому греху. Всего три греха, а все осталь­ные грехи как раз исце­ля­ются в таин­стве при­ча­стия, как мы гово­рим: «При­ча­ща­ется раб Божий во остав­ле­ние грехов и Жизнь Вечную».

Д. Р. – Я хотел бы доба­вить о епи­ти­мье, что ее не свя­щен­ник накла­ды­вает, ее чело­век накла­ды­вает сам на себя, потому что он сам отхо­дит от Церкви. Здесь очень важный аспект заклю­ча­ется в том, что каждый чело­век должен пони­мать, что Цер­ковь и Хри­стос, наобо­рот, ждет, но я могу отойти от Христа, я могу отойти от Церкви. И вот как раз вопрос епи­ти­мьи пони­ма­ется в Церкви как вра­че­ва­ние и ни в коем случае, как нака­за­ние. Почему вра­че­ва­ние? Потому что опять же Хри­стос желает, чтобы каждый чело­век спасся, каждый чело­век был вместе с ним.

А. С. – А срок епи­ти­мии, срок на кото­рый чело­век не может при­сту­пать к евха­ри­стии, чело­век не сам решает, как пра­вило, свя­щен­ник все–таки обо­зна­чает это время.

Д. Д. – В Древ­ней Церкви прак­ти­ко­ва­лись очень дли­тель­ные сроки отлу­че­ния, и я думаю, что они сейчас невоз­можны, чело­век не сможет их поне­сти, ведь смысл епи­ти­мии – духовно испра­вить чело­века, а не уто­пить его окон­ча­тельно и не вверг­нуть его в отча­я­нье. Я думаю, что в совре­мен­ной прак­тике, более года – это просто опасно для чело­века, на сорок дней, если чело­век при­хо­дит в тече­ние поста и, дей­стви­тельно, совер­шил какой – то тяжкий грех, может быть, дать ему молит­вен­ное пра­вило, но опять же, надо молит­вен­ное пра­вило давать из рас­чета, смо­жешь ли ты сам его поне­сти, очень надо акку­ратно надо отно­ситься к епи­ти­мьям, в осо­бен­но­сти на всю свою жизнь: неимо­вер­ное коли­че­ство покло­нов, не есть чего–то. Эти вещи, если готов свя­щен­ник сам поне­сти и то надо давать акку­ратно, а то зача­стую без­думно накла­ды­ва­ется и потом чело­век на этом лома­ется и пере­стает вообще что–либо делать.

Алек­сандр Соро­кин – А можно спро­сить? Что явля­ется содер­жа­нием епи­ти­мии? Потому что здесь немножко о разных вещах мы здесь гово­рим, или мы пони­маем под епи­ти­мьей отвле­че­ние вре­мен­ное от при­ча­стия, это другой вопрос насколько и за что, или речь идет только о при­ча­стии, и откуда это взя­лось и с какого вре­мени, что под епи­ти­мьей пред­по­ла­га­ются допол­ни­тель­ные нагрузки в виде покло­нов или постов или в чтении молитв, входит это вообще в поня­тие епи­ти­мьи, или епи­ти­мья вклю­чает в себя только отлу­че­ние от при­ча­стия?

Д. Р. – Очень инте­ресно, если мы возь­мем старое пере­чис­ле­ние грехов, да, старые треб­ники, там пишется: какой–то грех – отлу­че­ние и к нему там каждый день по сорок покло­нов, и везде при­бав­ля­ется молит­вен­ное послу­ша­ние, может это кос­вен­ный пока­за­тель того, что оску­де­вает посте­пенно в исто­рии Церкви это евха­ри­сти­че­ское пони­ма­ние, что при­ча­стие – это все в жизни хри­стиан.

А. С. – Я думаю, наобо­рот, это под­чер­ки­вает скорее такой цели­тель­ный, что ли харак­тер. Для чело­века полезно, чтобы это время (его исце­ле­ния), чтобы он, допу­стим, почи­тал пока­ян­ные каноны.

Алек­сандр Соро­кин – Если его просто отлу­чить, он в никуда исче­зает, он вышел за врата – и все.

А. С. – Он просто в пас­сив­ной какой–то позе, а это призыв Церкви к тому, чтобы чело­век активно это время провел, чтобы он гото­вился к тому, чтобы опять соеди­ниться с Цер­ко­вью.

Д. Р. – Но здесь еще один стоит вопрос. Иногда, бывает, при­хо­дит чело­век, как гово­рил отец Дмит­рий, ему, по идее, надо дать послу­ша­ние, духов­ную епи­ти­мью нало­жить, но с другой сто­роны, чело­век нахо­дится в таком смя­те­нии, что, дей­стви­тельно, сжи­ма­ется сердце – сам свя­щен­ник нахо­дится в смя­те­нии. Воз­можно ли вообще допу­стить чело­века к при­ча­стию и в то же время нало­жить на него какую–то епи­ти­мью, если можно ска­зать, на какой–то период.

Алек­сандр Соро­кин При­ча­ститься и потом не при­ча­щаться какое–то время?

Д. Р. – Нет–нет, епи­ти­мью молит­вен­ную.

А. С. – То–есть к при­ча­стию чело­век допус­ка­ется сразу, по совер­ше­нии таин­ства испо­веди, при этом ему свя­щен­ник сове­тует, реко­мен­дует какое–то время читать пока­ян­ный канон или какие–то нази­да­тель­ные сочи­не­ния, я думаю, что это может быть, потому что в конце концов пас­тор­ская такая педа­го­гика может…

Д. Д. – В конце концов образ епи­ти­мии вообще может быть разный, напри­мер, дела­ние доб­ро­де­тели про­ти­во­по­лож­ной греху. Вот, чело­век украл что–то, грех воров­ства, почему бы ему не пред­ло­жить, пред­ло­жить именно, раз­дать мило­стыню нуж­да­ю­щимся. У женщин очень часто спе­ци­фи­че­ский грех – искус­ствен­ное пре­ры­ва­ние бере­мен­но­сти, но если она в своей жизни хоть кого–то сможет отго­во­рить от этого греха, вот рядом будет чело­век, кото­рый будет коле­баться: сде­лать или нет, в данном случае – поде­литься тем, что она испы­тала потом – своими угры­зе­ни­ями сове­сти, конечно, если это попа­дет на бла­го­дат­ную почву. Для меня поня­тие епи­ти­мии очень широ­кое, кото­рое свя­щен­ник назна­чает дели­катно, по какой–то инту­и­ции, потому что между испо­ве­ду­ю­щимся и свя­щен­ни­ком в идеале должна уста­но­виться очень тонкая связь, когда свя­щен­ник чув­ствует, и нет здесь ника­ких штам­пов или шаб­ло­нов, не может быть.

Д. Р. – Но инте­ресно, что иногда, чело­век, при­ходя к испо­веди с каким–то боль­шим грехом, он настолько уже исстра­дался, что свою епи­ти­мию, мне кажется, он пронес уже через годы стра­да­ний, кото­рые он нес в своем сердце. И, поэтому, тоже надо учи­ты­вать.

А. С. – Без­условно.

Д. Д. – Мне еще инте­ресно свое слово «нака­за­ние»: как акт какого–то воз­мез­дия или как пишет Апо­стол Павел, в сла­вян­ском: «Не срам­ляя вас, сия пишу, но еже чадо воз­люб­лен­ное нака­зую», то есть поуче­ние какое–то чело­века, наказ.

Алек­сандр Соро­кин – Нака­за­ние по–славянски – науче­ние, вообще–то говоря, а не экзе­ку­ция, другой вопрос, что епи­ти­мия, мне трудно судить, но мне кажется, что там корень timeo – это страх, то есть нака­за­ние стра­хом, в смысле экзе­ку­ции.

А. С. – Ну, может быть предо­сте­ре­же­ние еще. Отец Алек­сандр, пожа­луй­ста.

А. Т. – Конечно, хоте­лось бы ска­зать, что для того, чтобы отлу­чать чело­века от при­ча­стия, хотя он сам себя отлу­чил, нужно чтобы он пони­мал, что это такое. Потому что если мы вспом­ним исто­ри­че­ски, чело­век не уходил из общины, а он дви­гался по раз­ря­дам каю­щихся греш­ни­ков, то есть он при­хо­дил и стоял на паперти, потом мог войти в храм и чело­век не исче­зал из жизни общины. А сейчас если чело­век пришел в первый раз, и мы ему скажем, что Вам нельзя при­ча­щаться, он уйдет просто, и мы поте­ряем чело­века навсе­гда. А с другой сто­роны доста­точно рас­про­стра­нен­ные духов­ные упраж­не­ния, как чтение кано­нов, поклоны, палом­ни­че­ство по святым местам, мне кажется, в этом есть опас­ность, что люди будут счи­тать это искуп­ле­нием своего греха, как индуль­ген­ция. То есть, я сделал вот эти 10000 покло­нов или сколько там батюшка скажет – и все, грех с меня снялся. То есть воз­ни­кают псевдо-юри­ди­че­ские отно­ше­ния. Как мне кажется, все эти духов­ные упраж­не­ния воз­никли под вли­я­нием латин­ским на Пра­во­слав­ную Цер­ковь, и вос­при­я­тие греха как неко­его пре­ступ­ле­ния против Бога, за кото­рую нужно запла­тить какую–то сто­и­мость.

А. С. – Я бла­го­дарю участ­ни­ков сего­дняш­него круг­лого стола про­то­и­е­рея Алек­сандра Соро­кина, свя­щен­ника Дани­ила Ранне, про­то­и­е­рея Дмит­рия Дашев­ского и свя­щен­ника Алек­сандра Тимон­кова. Спа­сибо вам, доро­гие слу­ша­тели за вни­ма­ние. На этом мы закан­чи­ва­нием нашу про­грамму, вел пере­дачу Алек­сандр Сте­па­нов, всего вам доб­рого.

Размер шрифта: A- 15 A+
Цвет темы:
Цвет полей:
Шрифт: A T G
Текст:
Боковая панель:
Сбросить настройки