Наверное, большинство из нас, в священном сане находящихся, на вопрос: «Как ты стал священником?» ответят неопределенным «Господь привел». Вот только неопределенность эта лишь у вопрошающего, а для нас это абсолютная уверенность. Ведь случайностей априори не бывает, и когда начинаешь составлять лесенку событий, по ступенькам которых взбирался к удивительным и непередаваемым минутам рукоположения, становится абсолютно понятным, что тебя вели к нынешнему служению…
Поэтому и ответ такой: «Господь привел».
Ступеньки эти вспомнить можно, но не все. Были такие, которые, казалось бы, без твоей воли преодолевались и не очень обязательны были, но сегодня, с опытом прожитых лет, ясно становится, что все в единстве и четкой последовательности происходило.
Первый религиозный опыт, вернее, апологетический спор, у меня с бабушкой был, матерью отца.
‒ Ба, ‒ допытывался я, ‒ почему у тебя на кухне Бог злой, в зале добрый?
‒ Нельзя так говорить! ‒ сердилась бабушка. ‒ Ишь чего надумал!
‒ Сама посмотри! ‒ указывал я на иконы.
В кухне образ Спасителя был старым, темным, одни глаза и лоб видны. Ночью проснешься, и если лампадка не затухла, то глаза на тебя смотрят из темноты. Страшно.
В зале же, в самом светлом углу, между маленькими окнами, Бог, обрамленный рушником, добрый и радостный. В блестящей одежде с цветами. Да и не один Он там находился, с Богородицей вместе и еще с какими-то святыми.
Второй яркий «религиозный опыт» с Пасхой связан. Вернее, с милицейской дубинкой. В девятом классе, после урока литературы, на котором наша учительница на свой страх и риск нам о Церкви и вере рассказала, решили мы в ночь Пасхальную в собор Ростовский сходить.
Вокруг входа в собор подковой, в полуметре друг от друга, стояли курсанты речного училища, а за ними, по тротуарам и трамвайным рельсам, группы молодых милиционеров. Курсанты пропускали только старушек. Все остальные должны были объясняться с милицией, которая, как правило, отправляла обратно, за оцепление.
Ростовский кафедральный собор находится на рыночной площади города. Центр с парками и развлечениями ‒ рядом. Ясно, что у оцепления собралась внушительная толпа молодежи, оживленно обсуждающая не столь часто встречающееся действо.
Нет, о Пасхе и Воскресении Христовом не говорили, просто тихонько (громко в те года было не принято, да и боязно) обсуждали сам факт: почему не пускают. И, естественно, тут же вырабатывали планы, как «прорваться» в церковь. Зачем «прорываться», было не так уж важно…
Придумали грандиозный план и мы. Недалеко от собора есть остановка, от которой отправляются трамваи, проходящие сквозь оцепление как раз мимо ворот храма. Открыть двери движущегося трамвая в те годы было элементарно, поэтому мы и решили выскочить из вагона как раз напротив церковной калитки и… бегом в храм.
Так и сделали. Но не рассчитали. Милиционеры оказались проворней. Тут-то мне дубинкой по шее и спине досталось…
Наверное, именно эта дубинка и стала причиной того, что начал я искать книги, с Православием связанные. Не просто это в советские годы было, но Ростов-на-Дону город особенный, в нем всегда можно было найти даже то, что запрещено и не поощрялось. Да и любовь к книгам, с детства мне родителями привитая, помогла. Даже в официальных изданиях, особенно у отечественных классиков, можно было отыскать повествования о Христе и вере.
В годы студенческие появилась возможность читать христианские издания «из-за бугра», моряками нашими привозимые, да и православные передачи Би-би-си и «Голоса Америки» свою роль сыграли.
Уже в зрелые годы встретился мне в небольшом белгородском поселке священник. Мой ровесник. Обладатель удивительно разнообразной и богатой библиотеки, для которого вера, служение и увлечение литературой были естественной повседневностью. Он иначе и жизнь свою не представлял.
Наша дружба имела логическое завершение. Повез меня батюшка в возрождающуюся Оптину пустынь, где я и «задержался» на целый год.
О последних ступеньках до рукоположения нужно уже не у меня, а у отца Мелхиседека (Артюхина) спрашивать, нынешнего настоятеля подворья Оптинского, что в Ясеневе. Он учил, он благословил и рекомендацию на рукоположение написал. На мой вопрос, почему это он меня в Оптиной под свое, тогда благочинническое, крыло взял и на послушание в издательский отдел определил, отец Мелхиседек шуткой ответил: «Оттого, батюшка, взял, что ты Авдюгин, а я Артюхин».
Шутка шуткой, но именно так Господь и управил.
Источник: православный журнал «Фома»
Комментировать