Март

«Якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы» Ин.20:21.

«Идите паче ко овцам погибшим дому Израилева» Мф.10:6.

«Скорбь ми есть велия по братии моей» Рим.9:1–3.

Святейший Синод, в своём попечении о чадах Православной Церкви, об охранении их от губительного соблазна и о спасении заблуждающихся, имев суждение о графе Льве Толстом и его противохристианском и противоцерковном лжеучении, признал благовременным, в предупреждение нарушения мира церковного, обнародовать, чрез напечатание в «Церковных Ведомостях», нижеследующее своё послание:

Божиею милостию,

Святейший Всероссийский Синод верным чадам Православной Кафолической Греко-российской Церкви

о Господе радоватися.

«Молим вы, братие, блюдитеся от творящих распри и раздоры, кроме учения, емуже вы научитеся, и уклонитеся от них» (Рим.16:17).

Изначала Церковь Христова терпела хулы и нападения от многочисленных еретиков и лжеучителей, которые стремились ниспровергнуть её и поколебать в существенных её основаниях, утверждающихся на вере во Христа, Сына Бога Живаго. Но все силы ада, по обетованию Господню, не могли одолеть Церкви святой, которая пребудет неодоленною во веки. И в наши дни, Божиим попущением, явился новый лжеучитель, граф Лев Толстой. Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепка была Русь святая. В своих сочинениях и письмах, во множестве рассееваемых им и его учениками по всему свету, в особенности же в пределах дорогого Отечества нашего, он проповедует, с ревностью фанатика, ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской: отвергает личного живого Бога, во Святой Троице славимого, Создателя и Промыслителя вселенной, отрицает Господа Иисуса Христа – Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира, пострадавшего нас ради человеков и нашего ради спасения и воскресшего из мертвых, отрицает бессеменное зачатие по человечеству Христа Господа и девство до рождества и по рождестве Пречистой Богородицы Приснодевы Марии, не признает загробной жизни и мздовоздаяния, отвергает все таинства Церкви и благодатное в них действие Святого Духа и, ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из Таинств, святую Евхаристию. Всё сие проповедует граф Лев Толстой непрерывно, словом и писанием, к соблазну и ужасу всего православного мира, и тем не прикровенно, но явно пред всеми, сознательно и намеренно отторг себя сам от всякого общения с Церковью Православною. Бывшие же к его вразумлению попытки не увенчались успехом. Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. Ныне о сем свидетельствуем пред всею Церковью к утверждению правостоящих и к вразумлению заблуждающихся, особливо же к новому вразумлению самого графа Толстого. Многие из ближних его, храпящих веру, со скорбью помышляют о том, что он, на конце дней своих, остается без веры в Бога и Господа Спасителя нашего, отвергшись от благословений и молитв Церкви и от всякого общения с нею.

Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяние в разум истины (2Тим.2:25). Молимтися, милосердый Господи, не хотяй смерти грешных, услыши и помилуй и обрати его ко святой Твоей Церкви. Аминь.

Подлинное подписали:

Смиренный Антоний, Митрополит С.-Петербургский и Ладожский.

Смиренный Феогност, Митрополит Киевский и Галицкий.

Смиренный Владимир, Митрополит Московский и Коломенский.

Смиренный Иероним, Архиепископ Холмский и Варшавский.

Смиренный Иаков, Епископ Кишиневский и Хотинский.

Смиренный Маркелл Епископ.

Смиренный Борис Епископ.

По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: предложенный Г. Товарищем Синодального Обер-Прокурора, 21 Июня 1900 г. за № 686, журнал Учебного Комитета при Святейшем Синоде, за № 216, с мнением по возбужденному бывшим в городе Казани в 1897 г. третьим миссионерским съездом вопросу относительно мер к улучшению пастырско-миссионерской подготовки воспитанников духовных академий и семинарий. Приказали: Рассмотрев журнал Учебного Комитета с мнением по возбужденному бывшим в городе Казани в 1897 г. третьим миссионерским съездом вопросу относительно мер к улучшению пастырско-миссионерской подготовки воспитанников духовных академий и семинарий, Святейший Синод, согласно заключению Учебного Комитета, определяет: 1) предоставить Епархиальным Преосвященным обратить внимание подведомых им начальств духовных академий и семинарий на необходимость более усиленного применения практикующихся в духовных академиях и семинариях мер для привлечения воспитанников к деятельному участию в церковной жизни, каковы: а) частое проповедание слова Божия не только в храмах при духовно-учебных заведениях, но и в других городских церквах, после надлежащей подготовки к тому и при руководстве начальствующих и наставников, б) повсеместное устройство при духовно-учебных заведениях собеседований с раскольниками и сектантами и религиозно-нравственных чтений с участием в них воспитанников, и в) деятельное участие воспитанников в отправлении богослужения, в церковном чтении и пении; 2) поручить Епархиальным Преосвященным предложить, чрез подведомые им начальства, воспитанникам духовных академий и двух последних классов духовных семинарий, буде они пожелают, вести поучения и беседы в вакационное время, с дозволения и благословения настоятеля местной приходской церкви; 3) в видах поднятия знакомства воспитанников со святоотеческими творениями, а также и в целях подготовления их к миссионерской деятельности, предписать Епархиальным Преосвященным рекомендовать наставникам всех богословских предметов в семинариях, включая и преподавателей истории и обличения раскола и сект, располагать воспитанников к чтению свято-отеческих творений, прочитывать им во время классных занятий соответственные места из сих творений и назначать им таковые для домашнего прочтения, и 4) обращая внимание на ходатайство состоявшей при третьем миссионерском съезде особой комиссии о предоставлении семинарским наставникам истории и обличения раскола и сект епархиальных средств на поездки в села и станицы для ознакомления с состоянием раскола и сект, предоставить выдачу таковых средств усмотрению епархиальной власти, но под условием, чтобы средства эти предоставлялись упомянутым наставникам лишь в том случае, когда поездки в села и станицы для ознакомления с местным расколом и сектами предпринимаются ими по поручению епархиальной власти, и чтобы поездки сих наставников предпринимались в свободное от учебных занятий время. Для должного по сему определению исполнения, послать Епархиальным Преосвященным циркулярные указы. Декабря 15 дня 1900 года № 14-й.

Вышеприведенные определения Св. Синода, по вопросу относительно мер к улучшению пастырско-миссионерской подготовки воспитанников духовных академий и семинарий, наводят на многие размышления. Св. Синод ими точно устанавливает то положение, что одного изучения науки о расколе и сектантстве и книжного ознакомления с обличением их еще не достаточно для того, чтобы быть подготовленным к практическому миссионерствованию среди заблуждающихся. К этому непреложному выводу приводит и долгий исторический опыт. На самом деле, изучение науки о расколе было введено еще в начале истекшего столетия в курс богословских наук в Рязанской духовной семинарии епископом Симоном; с пятидесятых годов стали открываться миссионерские противораскольничьи отделения по всем академиям и семинариям; по уставу 1884 г. изучение истории и обличения раскола и сектантства введено в семинариях и академиях в качестве обязательного предмета на ряду с прочими предметами академий и семинарий, с 6-ю часовыми уроками в неделю в последних; а в истекшем 1900 году знание этого предмета было поставлено в качестве одного из критериев для определения правоспособности студентов семинарий для слушания ими высших богословских наук в СПБ. духовной академии. Итак, казалось бы, о подготовке кандидатов священства для борьбы с расколо-сектантством нечего и говорить: она есть и началась не со вчерашнего дня; за нею уже многолетняя практика и долгий опыт. Но что же на самом деле? Подготовлены-ли к борьбе с расколо-сектантством выпускаемые из духовно-учебных заведений кандидаты священства? Слов нет, что эти последние в большинстве своём достаточно осведомлены в истории раскола и сект, сумеют очень часто словами, силлогизмами изобличить заблуждающихся; но как только дело коснется бесед с последними (не говорим уже про публичные беседы), эти кандидаты, а потом – молодые пастыри в один голос начинают петь заунывную песнь, что они не подготовлены к этому делу, что они не могут вести его. Тоже самое подтверждают почти единогласно и миссионеры. Получается, таким образом, какая-то странная путаница: с одной стороны наши молодые священники подготовлены к делу вразумления заблуждающихся, с другой – по их же нелицемерному признанию – нет. Подготовлены они так, как бывает подготовлен семинарист к сдаче экзамена по какой-нибудь церковной истории, философии и т. под. Если по этим предметам семинарист бывает подготовлен настолько и с тем, чтобы быть в состоянии ответить на экзамене, а затем всё позабыть на другой же день; так и по изучению расколо-сектантства семинарист бывает подготовлен лишь настолько, чтобы сдать экзамен, насколько это от него требуется семинарской ученической этикой. Что-ж после этого удивительного, если мы, изучив в семинариях гомилетику, не почитаем себя способными к проповеданию, изучив литургику, – ни за что не отправим даже простого богослужения и, изучив расколо-сектантство, бежим от первого невежды-раскольника. – Отсюда с неизбежною необходимостью следует тот вывод, что как для того, чтобы быть Орфеем в пении, недостаточно знания нот, чтобы быть Суворовым в военном деле, недостаточно умения стрелять и маршировать, – так и для того, чтобы быть Павлом Прусским в миссионерском деле, очень недостаточно только одного семинарского изучения расколо-сектантства и при том в той обстановке, какая сопровождает это изучение. Но как и чем помочь этой неотложной нужде? Конечно, ответить на этот вопрос решительно и определенно невозможно: вопрос очень сложен и содержателен. Мы хотели бы наметить хоть только некоторые вехи к наилучшему и вернейшему разрешению его.

Прежде всего необходимо вывести нашего семинариста из той мертвенной пустыни, какую представляет собой обстановка семинарской жизни, вдохнуть «душу живу» во весь строй наших духовно-учебных заведений, Наблюдатели за семинарской жизнью не мало укажут таких семинаристов – из посредственных, но прилежных, которые и идут обычно во священники, – которые не знают жизни и людей совсем, которых кругозор не простирается дальше ограды семинарского сада и которые с людьми сталкиваются только по делам купли и по родству. И это будущие пастыри, – и так-то готовятся влиять на людей, воспитывать их работать с ними!! Что же удивительного, что они теряются при первых же жизненных неурядицах, потом опускают жезл и начинают все ниже и ниже погрязать в мелочах жизненной прозы?! Поэтому-то со вниманием на третьем миссионерском съезде были выслушаны рассуждения преосвященного председателя его, архим. Антония, а ныне епископа Уфимского, по вопросу о привлечении семинаристов к участию в протекающей около них духовной жизни. Вследствие рассуждений и миссионерских соображений этих и составлены определения Св. Синода о привлечении семинаристов к частому проповеданию Слова Божия не только в храмах при духовно-учебных заведениях, но и в других городских церквах, – к деятельному участию их в отправлении богослужения, в церковном чтении и пении, в ведении религиозно-нравственных чтений, и о предложении им вести поучения и беседы в вакационное время с дозволения и благословения настоятеля местной приходской церкви. И это немногое, но весьма существенное, в чём предоставлена семинаристу возможность проявить свою самодеятельность и духовную личность, может принести добрые плоды, если сердечно, отзывчиво отнесутся к этому делу начальствующие и учащие семинаристов. Семинарист положит доброе начало делу церковного учительства, попривыкнет говорить пред народом и для народа, познакомится с литературой для бесед, переживет те возвышенные движения души и сердца, которые заставляют полюбить, отдаться новому живому делу, а иной, быть может, и вникнет в душу народную, в нужды его и т. под. После этого он, как пастырь-священник, не явится уже чуждым своим прихожанам, не заговорит с ними на неведомом для них языке…

Если столь важное значение заключается в проповедях и чтениях, как средстве, сближающем семинариста с народом и приучающем его работать для последнего, то тем большее значение мы придаем другому постановлению Св. Синода о повсеместном устройстве при духовно-учебных заведениях собеседований с раскольниками и сектантами и о материальном пособии преподавателям учения о русском расколе и сектантстве, для поездок в села и станицы с целью ознакомления их с состоянием местного раскола и сектантства.

Священник из молодых и, значит, изучавших науку о расколе и сектантстве, на вопрос о причинах его удаления от собеседований, хотя бы и частных, с заблуждающимися из его прихожан, обычно и вполне резонно отвечает, что он боится этих бесед, что он не знает, как их вести, что он не опытен. Остается после этого ждать его ознакомления с ведением бесед, его опытности; но то и другое возможно только тогда, когда священник будет пытаться ознакомиться и получит опытность; сделать же это он боится. Вот и получается круг, из которого молодой священник не выходит, а в котором запутывается. Чтобы избавить его от этого круга запутанностей, нужно только избавить его от робости пред живыми беседами с сектантами, ознакомить с собеседованиями и хоть какой-нибудь опыт доставить ему. Сделать же это могут только миссионеры и преподаватели семинарии. Но первые имеют дело только уже со священниками; след., работа с кандидатами священства со стороны приучения их к беседам с сектантами должна всецело лежать на преподавателях семинарий по кафедре учения о расколе и сектантстве. Выполнить же по мере возможности этот долг преподаватели только тогда будут в состоянии, когда будут знакомить семинаристов не с тем только расколом, о котором говорится в руководственных книгах, но и с тем, который живет и действует в той или другой местности и предъявляет к православным те или другие свои запросы религиозные и отстаивает свои верования. Другими словами – семинаристы последних двух классов, на ряду с изучением ими теоретически расколо-сектантства, должны и практически познакомиться хотя с некоторыми из местных раскольников и сектантов, присутствовать на частных или публичных беседах с ними и, если возможно, побывать в их моленных. Чем чаще и непосредственнее будут эти столкновения и ознакомления у семинаристов, тем больше они сойдутся с раскольниками и сектантами, лучше узнают их и не только не будут бояться их, но будут искать случаев побеседовать с ними. После этого они не будут почитать себя неподготовленными и как пастыри приходские к борьбе с заблуждающимся; а привычка беседовать с ними будет побуждать их, как уж потом священников, искать бесед со своими сектантами. Говорим это по опыту. Напомним и то, что и в семинарии интересующимися изучением расколо-сектантства являются всегда те из воспитанников, которые до семинарии помимо её имели случаи сталкиваться с раскольниками или с сектантами. Это не с убедительностью-ли свидетельствует, что та заинтересованность расколо-сектантством, которая может быть внедрена в семинаристов путем практического ознакомления их с расколо-сектантством, есть наилучшее средство выпускать из семинарии действительно подготовленных к пастырско-миссионерской деятельности кандидатов священства?!

Но, скажут, как быть, когда в городе нет ни раскольников, ни сектантов? Сектанты, действительно, хотя и живут в городах, но на публичные беседы по большей части не являются. А раскольников хотя и нет в некоторых городах в таком количестве, чтобы для них вести публичные беседы; но почти всюду найдется столько из них, чтобы можно было с ними вести частные хотя бы разговоры и чрез то хотя отчасти знакомить семинаристов с раскольниками. В некоторых семинариях, вместо собеседований с раскольниками, устраиваются практические собеседования семинаристов между собой, при чем одна часть из них высказывает возражения раскольников, другая – ведет защиту православия. Нет слов, что и эти собеседования полезны для семинаристов: они познакомят их хотя с некоторыми правилами бесед и научат их держаться единства предмета беседы. Но только от руководителя этими беседами – преподавателя требуется много такту и искусства, чтобы держать семинаристов в кругу раскольнических возражений и не давать им увлекаться общими или умозрительными рассуждениями. На наш же взгляд гораздо полезнее было бы, если бы в таких семинариях, где в городах нет раскольников, в конце года – после Пасхи или до неё – вызывались бы из сел один или два из бывших раскольников или сектантов, и им предоставлялось бы провести, выставляя сектантские возражения, с семинаристами бесед хотя бы пять. Такие вызовы потребовали бы от семинарского или епархиального начальства некоторых расходов; но эти так, конечно, должны быть незначительны, что едва ли они могут быть препятствием для дела. – Известна нам и такая семинария, где преподаватель возил с собою по несколько человек семинаристов в недалекие от губернского города деревушки на беседы с раскольниками. Это опять весьма хорошее и полезное дело. Затруднения для введения в более распространенную практику этого обычая могут встретиться, как и встречались иногда у того преподавателя, не в денежных расходах, а со стороны начальства семинарского и преподавателей. Первому трудно было выпустить из-под своей опеки несколько человек, а вторым – на следующий за беседой день на уроках приходилось иногда выслушивать неудовлетворительные ответы из их предметов. Но эти затруднения покоятся на личных отношениях и чрез личные же сношения могут быть улаживаемы.

Итак, несколько средств к тому, чтобы знакомить семинаристов с живым делом собеседования с заблуждающимися. Те или другие из этих средств, а необходимо должны практиковаться. Иначе получается такой абсурд, который может еще оставаться только в наших семинариях. Как-же? мы имеем целью подготовить священников-борцов против заблуждающихся людей, и – этих-то им не показываем, с этими-то их не знакомим, а представляем им одни лишь мертвые книги!? Мы хотим, чтобы священники были подготовлены к практическому делу, а знакомим их лишь с одной его теоретической стороной, не показывая им самого дела!!

Наконец, практическое ознакомление с местным расколом и сектантством существенно необходимо для самих преподавателей: чтобы изучить известное явление, нужно самому лично ознакомиться с ним. Ни один преподаватель медицины не преподает той или другой медицинской науки, не обследовавши и не ознакомившись лично сам с тем или другим родом болезней. А среди наших преподавателей найдутся и такие, которые совершенно не видали ни одного раскольника. Откуда же они могут знать о местном расколе?! Раскольники и сектанты известной местности очень нередко далеко не походят на тех, о которых говорят нам наши учебные руководства; а возражения против православной Церкви и оправдания самих себя в каждой местности у сектантов и раскольников свои собственные – или по самому своему содержанию, или по их постановке. Поэтому часто, изучая расколо-сектантство с семинаристами только по книгам, преподаватель не учит-ли их сражаться с мельницами? Нам хорошо известна одна семинария, где преподаватель усердно изучает обличение раскола со стороны тех его возражений, которые помечены в книге профессора Ивановского, но которые совершенно не слышатся от местных раскольников. Что же получается? А то, что «подготовленный» – священник опять-таки оказывается не готовым к миссии. «Я не слыхивал этих возражений, которые здесь от раскольников слышатся; нам в семинарии о них ничего не говорили» – часто говорит такой священник. – Такое, необходимое для него, практическое знакомство с расколо-сектантством преподаватель получит тогда только, когда будет в свободное от своих учебных занятий время ездить на беседы в села и деревни. Теперь, по приведенному выше Синодальному распоряжению, и материально его поездки должны быть обеспечиваемы из епархиальных средств.

Самое же лучшее и для пастырско-миссионерской подготовки семинаристов, и для дела миссии вообще, если бы преподаватели семинарий по учению о расколе и сектах в то же время или состояли бы епархиальными миссионерами, или заведовали бы какою-нибудь только частью этой миссии. Ведь примеры этому были и есть. Редактор нашего журнала, состоя преподавателем киевской семинарии, несколько лет исполнял обязанности городского и епархиального миссионера. Теперешний Оренбургский миссионер М. Головкин немало времени исправлял обязанности миссионера, будучи преподавателем семинарии; бывший преподаватель Тульской семинарии – А. Бриллиантов был в то же время и епархиальным миссионером; преподаватель Орловской семинарии – А. Георгиевский состоит и теперь противосектантским миссионером; преподаватель Томской семинарии И. Новиков руководит всем делом миссии в епархии; преподаватель Курской семинарии – Вознесенский миссионерствует в известном определенном округе. Мы перечислили не все случаи, а привели только примеры совмещения обязанностей преподавателя и миссионера. Насколько удобно такое совмещение, об этом весьма желательно было бы слышать голос от самих совместителей этих должностей; но что трудно, – то это правда. Только эта беда не большой руки: следует лишь освободить преподавателя от побочных, возложенных на него, обязанностей. Таковою, несправедливо на нём тяготеющею, обязанностью является обязанность заведовать фундаментальной и учебной семинарской библиотеками. Далее – не имеет смысла требовать от семинаристов писания сочинений по истории и обличению раскола сторообрядства: для дела миссии эти сочинения пользы никакой не приносят, а для развития у семинаристов писательских талантов темы по истории и обличению раскола не представляют ничего особливого, сравнительно с темами из других предметов, и поэтому вполне могут быть заменены последними. Далее – совершенно необеспеченный, сравнительно с сослуживцами, преподаватель по учению о расколе бегает за уроками по другим учебным заведениям. Избавьте его от этих тягостей и, обеспечив его материально, поставьте ближе к делу миссии, – и большинство из преподавателей с большей охотой возьмутся за миссионерствование.

Близкое, непосредственное отношение преподавателя к местной миссии невольно обратит его внимание на историю епархиального раскола и сектантства и побудит заняться изучением его. Изучив же его сам, преподаватель, конечно, познакомит с ним и учеников. А ознакомление с местным расколом может быть одним из побуждений для семинариста заняться в вакационное время или по выходе из семинарии самостоятельным изучением его; да и помимо этого, само по себе теоретическое ознакомление с историей местного явления или события важно и необходимо для всякого призываемого иметь дело с ним. Теперь же преподаватели семинарий, за немногими исключениями, не зная сами истории местного раскола, не интересуют ею и воспитанников своих. Этому много содействует и то обстоятельство, что немногие преподаватели по истории и обличению раскола долго остаются на этих должностях; необеспеченность, трудности заведования библиотеками, сознание большей сравнительно с другими преподавателями нравственной ответственности – заставляют их бежать с этого предмета на другие. А если прибавим к этому то еще, что на эту должность назначаются большею частью люди не из местных урожденцев и с обычными поверхностными познаниями в области науки о расколе, то не будет для нас ничего непонятного в том, что целые выпуски семинаристов не выносят с уроков никаких сведений о местном расколе и сектантстве.

Не может не принести большой пользы делу пастырско-миссионерской подготовки семинаристов и предоставление преподавателям права более свободного и самостоятельного их отношения к требованиям семинарской программы по истории и обличению раскола и к содержащемуся в пособиях и руководствах материалу. Зачем, спрашивается, изучать подробно историю и обличение поповщины, где в епархии только безпоповщина, и наоборот? Зачем подробно изучать науку о расколе вообще в тех епархиях, где раскольники имеются в незначительном количестве и где бурлит сильно сектантское движение? А по нашим программам и учебным книгам от преподавателя и в этих последних епархиях требуется изучение науки о расколе и сообщение только немногого о сектантстве. Или еще: программа требует подробного ознакомления учеников с источниками, откуда могут быть почерпаемы доказательства против раскольников, с сочинениями раскольнических писателей и полемических против них писателей. Всё это в книжке о. Плотникова занимает до 50 страниц самого сухого, очень трудного для заучивания и скоро улетучивающегося из памяти материала. Поэтому в некоторых семинариях вполне умно и справедливо поступали, когда всю эту, убивающую ученика, сушь выпускали. Бесполезность её засвидетельствовали и собравшиеся в количестве 35 преподаватели на Казанском миссионерском съезде. – Некоторую самостоятельность в обращении, с учебным материалом предоставляла преподавателям и объяснительная записка к программе, рекомендовавшая преподавателям подробнее знакомит учеников с теми сектами и толками, которые существуют в епархии и, след., дававшая им право кратко говорить о тех толках, которых в епархии нет. Но вот в 1900 г. на приемных экзаменах в С.-Петербургскую духовную академию по предмету науки о расколе потребовано было от поступающих студентов знание их в объеме всей программы, и естественно, что многие из них не могли давать ответов на многие вопросы, за непрохождением в семинариях или за самым кратким прохождением тех или других отделов программы. И что же? В ответе окажутся, как виновные, опять-таки преподаватели; им поставят в вину и ту долю самостоятельности, которую им предоставляла объяснительная записка и которая по существу совершенно необходима для пользы дела – для пастырско-миссионерской подготовки кандидатов священства. И вот, предвидя беду, некоторые из них не знают, что и делать: забивать-ли головы учеников ненужными, бесполезными материалами и быть «исправными», или продолжать дело по-прежнему на разумных началах пользы от него и ждать замечаний в неисправности откуда-нибудь из другой академии на другой год. Нет, не ответы на экзаменах в академиях, а пастырско-миссионерскую подготовку семинаристов должно преследовать преподавание науки о расколе; а поэтому преподавателям должна быть предоставлена необходимая для пользы дела самостоятельность в их отношениях к требованию семинарской программы по предмету науки о расколе.

Многое и еще можно бы сказать по настоящему вопросу! Но целью данной статьи было высказаться по поводу новых определений Св. Синода, а не трактовать о постановке преподавания науки о расколе в духовных семинариях.

Итак, какие же общие выводы из всего сказанного? Следующие: необходимо семинаристов последних классов сблизить с народом, с его жизнью и нуждами духовными; необходимо познакомить их с живым расколом, беседами практическими приучить их к разговорам о вере с невежественной массой и на уроках обличения раскола сообщать то, чем действительно живет духовно местный раскол; а для этого необходимо и преподавателю семинарии быть близко знакому с местным расколом и пользоваться известной свободой в деле преподавания.

М. Чельцов

В Св. Писании есть несколько образов, наглядно уясняющих сущность и происхождение той нравственной силы, которая отличает христиан от последователей других религий: иудеев, магометан и язычников. Это священные образы виноградной Лозы с её ветвями, Тела Христова с Его членами, мужа и жены с их супружескою жизнью. Первый образ дал нам Сам Господь наш Иисус Христос. «Аз есмь виноградная Лоза, говорил Он в Своей предсмертной беседе с учениками, а Отец Мой – виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает, и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода… Пребудьте во мне и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Мне. Я есмь Лоза, а вы – ветви; кто пребывает во Мне и Я в нём, тот приносит много плода, ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Ин.15:1–6). Из этих слов Спасителя ясно, что сущность нравственной силы христианской состоит в самом тесном единении христиан с Господом Иисусом Христом. Это единение должно простираться и собою обнимать всё, что представляется делом веры и делом нравственности христианской, что относится ко Христу и исходит от Него. Вся вера и вся нравственность христианская должны быть в самом тесном органическом союзе и единении с Христом, подобном тесному органическому единению ветвей с их виноградною лозою. Только такое единение веры и нравственности со Христом, только такое пребывание во Христе может принести плод и даже «много плода», а наоборот, отрешение веры и нравственности христианской от Христа, подобное отсечению ветвей от своей лозы, является для христиан причиною их полного нравственного бесплодия и грозит участью нравственной смерти и всепоядающего огня.

Это отрешение христиан от Христа, как ветвей от их лозы, происходит двояким образом. С одной стороны его производит Сам Виноградарь – Бог, когда видимо и невидимо Он отсекает от Христа всех тех, кто безнадежен для царства Божия, кто, называясь христианином, не имеет ни веры, ни духа Христова и совершенно не способен для христианской жизни. С другой стороны, это отрешение от Христа производят сами люди, когда они, оставаясь, по-видимому, христианами, отделяют свою нравственность и свою веру от Христа, когда они самовольно отрешают свою христианскую жизнь от жизни Христовой и самостоятельно, своим собственным путем и своими собственными силами ищут спасения. Такие люди получают название сектантов от латинского слова: seco, что означает: отделяю, отрешаю.

Но что дает нам право и основание думать, что сектанты действительно отделяют себя от Христа и, называясь христианами и даже, по любимому сектантскому выражению, искренно «желая быть со Христом», на самом деле содержат веру и проводят жизнь свою вне тесного единения с Ним, а следовательно и утрачивают происходящую от этого единения нравственную силу христианскую? Почему мы можем думать, что сектанты только мыслимо, а не в действительности принадлежат Христу и пребывают во Христе? На это отвечает и этому нас учит второй образ единения христиан со Христом, находящийся в учении св. апостола Павла. Это образ Церкви, как Тела Христова, у которого членами являются состоящие в Церкви христиане, а главой – Сам Господь Иисус Христос. Нельзя быть во Христе, не будучи членом этого Тела Его, и где бы ни жил христианин, когда бы он ни жил, он всею своею жизнью должен принадлежать к Церкви, как Телу Христову. «Мы многие, учит нас св. апостол Павел, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены (Рим.12:5)». «Тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело. Тело же не из одного члена, но из многих… И вы Тело Христово, а порознь члены (1Кор.12:12, 14, 27)». Чтобы принадлежать к этому Телу Христову, необходимо содержать действительную веру и нравственное учение Христово, необходимо принять в руководство и основу своей христианской жизни всё, что действительно относится ко Христу и что исходит от Него, необходимо принять и сохранить единую веру Христову, Его учение, благодать освящающих нас Его таинств и Им поставленное пастырское священноначалие, необходимо, одним словом, принадлежать к единой, святой, соборной и апостольской Церкви, которая, по учению апостола, одна лишь на земле и на небе является тем Телом Христовым, у которого глава Христос, а члены христиане. «Бог всё покорил под ноги Христа, говорит св. апостол, и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего всё во всём (Еф.1:22, 23)». «Господь Глава Церкви, и Он же Спаситель тела, а мы члены Тела Его от Плоти Его и от костей Его (Еф.5:22, 30)». Церковь это не мыслимое только, а живое, действительное единение христиан со Христом в Его вере, учении, таинствах и священноначалии. Вот почему сектанты, хотя и желают быть со Христом и во Христе, но, отступая от Церкви, как Тела Христова, отрешают свою христианскую веру и жизнь от Христа, отступают и отделяются от Христа, как ветви от своей лозы. И как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так и христиане не могут приносить плода, если не будут в Церкви, которая есть Тело Христово. Сектанты, отделяющиеся от Церкви, и являются, поэтому, этими мертвыми, бесплодными ветвями, не имеющими жизни Христовой христианами.

Св. апостол Павел не оставляет в этом для нас никакого сомнения. Только Церковь в своей вере, учении, таинствах и священноначалии представляет собою Христа на земле, только Церковь есть, по словам апостола, «полнота Христа, наполняющего всё во всём (Еф.1:23)», т. е. только Церковь и только она одна есть вполне достаточный для всех в мире и во всех отношениях источник присущей Христу Божественной силы. Эта проявляемая в Церкви полнота Христа, или действующая в Церкви Его Божественная сила, уже сама по себе достаточна, как источник нравственной христианской жизни, для членов Церкви, но св. апостол, в объяснение значения церковного единения со Христом в нравственном отношении, указывает еще на существующие в Церкви «взаимно скрепляющие связи», т. е. догматы, правила и уставы церковные, и на «действие в свою меру каждого члена», т. е. на определенное положение и действие каждого члена Церкви, как на условие нравственного христианского преуспеяния. «Из Главы Христа, говорит св. апостол, всё тело, т. е. вся Церковь, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви (Еф.4:16)». И мысль о том, что только Церковь находится в тесном и живом союзе со Христом, с одной стороны, и что только Церкви Христос отдает Свою Божественную силу, с другой, была для св. апостола настолько ясна и несомненна, что он пользуется этим живым и благодатным исключительно для Церкви союзом Христа с Нею, как Главы со Своим Телом, чтобы дать наставление для мужей и жен в их супружеской жизни. «Муж есть глава жены, учит нас св. апостол, – как и Христос Глава Церкви. Мужие, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за неё, чтобы освятить её, очистив банею водною посредством слова, чтобы представить её славною Церковью, не имеющею пятна или порока или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна… Любящий свою жену любит самого себя, ибо никто не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет её, как и Господь Церковь, потому что мы члены Тела Его, от плоти Его и от костей Его (Еф.5:23, 30)».

Эти священные образы союза Христа и Церкви решительно отвечают на вопрос, почему только члены Церкви Христовой имеют единение и пребывание во Христе, и почему сектанты только мыслимо, а не в действительности принадлежат к Христу. Только между мужем и женой действителен, свят и благодатен супружеский союз, только в жизненном, органическом союзе членов тела со своим главою – условие их жизни и деятельности только в тесном единении и пребывании ветвей на их виноградной лозе – источник их крепости и многоплодности. Но нарушьте союз мужа и жены, – и взаимной любви, взаимных забот как и не бывало; отнимите член от своего тела, он потеряет жизнь, станет гнить и обратится в прах; оторвите ветвь от её лозы, она поблекнет и засохнет. «А такие ветви, по слову Спасителя, собирают и бросают в огонь и они сгорают». Так и с сектантством. Пусть отпадет христианин от Церкви, от её веры, учения, таинств и священноначалия, он отпадет, как член, от Тела Христова, отрешится от жизни Христа на земле, утратит Божественную силу Христа, станет безжизненным трупом для царства Христова, прелюбодейною женою для Мужа – Христа, засохнувшею ветвью на её Божественной Лозе. Вне Церкви нет спасения, говорили великие ревнители веры Христовой: нет его и для сектантов!

Тяжко сие слово! Жестокостью и суровостью, как будто нехристианским чувством дышит оно, и сердце даже верных сынов Церкви Христовой сжимается от того могильного холода, который веет от этого приговора над отступниками от Церкви. Так некогда ученики Христа, выслушав и не уразумев учение Его о том, что «если кто не будет есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будет иметь в себе жизни вечной», смутились и в недоумении и страхе говорили: «жестоко слово сие и кто может его послушати (Ин.6:60)?» Многие из учеников Христа ушли тогда от Него, но мы в своём смущении и недоумении последуем дальше за Словом Божиим и в нём найдем для себя и разумение, и успокоение, и утверждение.

Что представляет сектантство в отношении к делу Господа Иисуса Христа на земле? Создать Церковь и собрать всех в неё единую, соединить всех во едино с Собою и Богом Отцом было величайшею и самою последнею целью служения Господа Иисуса Христа роду человеческому. Этому единству Он учил, это единство Он заповедал людям, о противлении этому единству Он скорбел, об осуществлении этого единства Он молился! «Да будут вси едино», взывал Он ко Отцу Своему тогда, когда уже «дело соверших» (Ин.17:4), «как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино… Да будут едино, как Мы едино (Ин.17:21)». Что же представляет собою сектантство, отделяющее христиан от этого, осуществляемого в Церкви Христовой единства, как не противление воле Божией, как не нарушение заповеди Христовой, как не разрушение дела Христова? И что может значить здесь вся вера сектантов при этом противлении Христу и разрушении дела Его?! «И бесы веруют и трепещут», по слову апостола (Иак.3:10), и однако эти «силы адовы» стараются разрушить Церковь Христову, по слову Спасителя (Мф.16:18). Что могут значить здесь все молитвы сектантов ко Христу, всё их благочестие и религиозность при этом неисполнении заповеди Христовой?! «Что вы зовете: Господи, Господи», – говорил Господь иудеям, которых Он захотел собрать во едино, «как птица собирает птенцов своих, и они не захотели (Мф.23:37)», – «а не делаете того, что Я говорю вам (Лк.6:46)». Сектантство сознательное, произвольное и упорное есть величайший грех против искупления, против Бога и Христа Его, против братства во Христе всех христиан. Сила и глубина этого греха таковы, что апостол Павел в церковной практике своего времени даже не находил возможным принимать отпадших обратно в Церковь. «Невозможно, писал он в послании к евреям, однажды просвещенных и вкусивших дара небесного и соделавшихся причастниками Духа Святого и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века и отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают Сына Божия и ругаются Ему… Если отвергшиеся закона Моисеева при двух или трех свидетелях без милосердия наказывались смертью, то сколь тягчайшему наказанию, думаете, повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь Завета и Духа благодати оскорбляет?… Страшно впасть в руки Бога живаго», заключает речь свою св. апостол (Евр.6:46, 28–31). За страшным грехом сектантства, как его неизбежная участь и следствие, является его наказание. Всякий грех уже в самом себе есть разложение нравственной природы человека, есть её полное или частичное падение, есть притупление духовных способностей, утрата нравственных природных сил человека. Тоже самое представляет собою и несет в себе грех сектантства. Отпадение от Церкви Христовой отдельных членов Её и целых обществ сопровождается падением воссозданной Христом в Церкви природы человеческой, разложением нравственной христианской жизни, утратою благодатных сил и способностей к жизни по Христу и во Христе. Еще задолго до страшного суда Божия, в которой можно только верить, сектантство само себя наказывает тем, очевидным для всех наказанием, которое проявляется утратою христианских сил и способностей, нравственным бессилием и бесплодием, религиозным неверием и безумием. От дней апостольских и доныне отпадение отдельных членов и целых обществ от Церкви Христовой постоянно повторяется. Постоянно слышится призыв сектантский оставить Церковь Христову и пойти ко Христу другим путем, путем веры рационалистической, основанной на разуме, или веры мистической, состоящей в одном лишь внутреннем, без внешнего проявления, чувстве. Постоянно бесчисленные и самые различные секты зовут и указывают; «вот здесь Христос, вот там Христос; вот Он в пустыни, вот Он в потаенных комнатах», как об этом предсказывал Единый и Истинный Христос, создавший Церковь Свою и запретивший верить этим призывам лжехристов и лжепророков (Мф.24:26; Мк.13:21–23). Постоянное отпадение от Церкви и следующее за этим сектантское христианство оканчиваются полным извращением христианской веры и полным отрешением от Единого и Истинного Христа. Возьмите все существовавшие в истории Церкви Христовой секты от рационалистов и мистиков апостольского времени, всех этих гностиков, николаитов, докетов, антиномистов и проч., включите в это число бесчисленные протестантские секты: анабаптизм, методизм, квакерство, шведенборгианство и проч., закончите этот обзор всеми русскими сектами: безпоповщиной, скопчеством, хлыстовством, духоборчеством, штундизмом, и вы увидите, что эти секты являются извращением самой сущности христианства не только в его догматической, вероучительной стороне, но и в нравственной. Беспристрастный суд истории произнес уже свой приговор над исчезнувшими с лица земли сектами прошлого; он произнесет его и над сектами настоящего времени. Несомненный исторический факт, что рационалистическое сектантство всегда оканчивается неверием во Христа, как Богочеловека, и проповедники этого рационалистического сектантства являются проповедниками неверия во Христа, а сектантство мистическое всегда оканчивалось отрицанием самого дела искупления, совершенного Иисусом Христом «при Понтийстем Пилате», т. е. в исторически определенное время, и представители этого мистического христианства постоянно отождествляют себя с Лицом Бога и Христа Его и нравственность христианскую низводят до извращения естества. Наше южнорусское сектантство, в частности штундизм, киевской губернии, носит в себе эти признаки нравственного вырождения и извращения христианства. В то время как часть штундистов занята отстаиванием своих прав на пропаганду, стараясь отождествить себя с немецкою сектою баптистов, другая часть, штундисты уманского уезда, впали в полный рационализм и неверие в Бога и Господа Иисуса Христа и св. Духа, как Ипостасных Лиц Божества, третья часть, многочисленные штундисты Васильковского и Сквирского уездов, впали в хлыстовство, воплотив Бога и Господа Иисуса Христа в личность таращанского мещанина Кондрата Малеванного и дойдя до противоестественных радений. Так штундизм, начав проповедью о духовном, разумном христианстве, по слову апостола, впал в несмысленность и оканчивает плотью (Ин.3:3)!

Но отчего это происходит? В чём найти объяснение тому, что сектантство низвращает христианскую веру и нравственность и оканчивает или религиозным неверием, или религиозным безумием? Почему сектанты, выставляя на своём знамени имя Христово и, как можно предполагать, имея в начале веру в Бога и Господа Иисуса Христа, утрачивают силу Христову, становясь нравственно бессильными, бесплодными, нравственно мертвыми? Отчего грех отпадения от Церкви оканчивается нравственною смертью?

Чтобы уразуметь это печальное следствие сектантства, нужно вникнуть в те внутренние мотивы или побуждения, по которым христиане отпадают от Церкви Христовой. Но «кто весть от человек, яже в человецех, говорит св. апостол Павел, точию дух, живущий в нём (1Кор.2:11)?» Мы, поэтому, для выяснения внутренних мотивов сектантства, не будем заглядывать в душу сектанта, не будем обнаруживать и раскрывать все язвы его, все эти самолюбивые, честолюбивые и корыстолюбивые стремления, которые на протяжении всей истории Церкви порождали сектантство, не будем входить в атмосферу и современного нам сектантства и раскрывать лично нами изученную ту психологию хитрости, лжи и лицемерия, которыми русское сектантство порождено и держится. В разъяснении мотивов отпадения от Церкви мы будем держаться указаний св. апостолов, еще при жизни которых уже были первообразы всех ересей, сект и расколов. Св. апостолы указывают, что побуждением к отделению от Церкви прежде всего являются личные, эгоистические стремления, низменные плотские похоти и вожделения. Корысть духовная и телесная – вот что отделяет людей от Церкви. Об этом св. апостол Иуда, брат Господень, так и говорит: «В последнее время появятся ругатели, поступающие по своим нечестивым похотям. Это люди, отделяющие себя от единства веры, душевные, не имеющие духа (Иуд.1:18–19)». Точно так смотрит на сектантство и св. апостол Иаков. «Откуда у вас вражды и распри, – расспрашивает он у склонных к разделениям христиан своего времени, – не отсюда ли, от вожделений ваших, воюющих в членах ваших (Иак.4:1)?» Тоже самое говорит и св. апостол Павел. «Умоляю вас, братие, пишет он к римской Церкви, где появились сектанты, остерегайтесь производящих разделения и соблазны вопреки тому учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них. Ибо такие люди служат не Господу нашему Иисусу Христу, но своему чреву и ласкательством и обольщением обольщают, сердца простодушных. Ваша же покорность вере всем известна (Рим.16:17–19)». Апостол особенно отмечает гордость и высокомерие, не соглашающиеся с этою «покорностью вере» и порождающие сектантство. «Будьте единомысленны между собою, увещевал он римских христиан, не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным (Рим.12:16)».

Но мы допускаем возможность и других, не столь низменных и не столь эгоистических, грубо-корыстных мотивов. Были и есть сектанты, которые отделились от Церкви в чаянии иной, высшей и лучшей жизни, чем та, которою они жили, пока находились в Церкви Христовой. Не всё в Церкви Христовой, далее, легко и доступно для ума, не всё легко и приятно для сердца. От христиан в Церкви требуется подвиг веры, смирение помыслов ума, отречение от желаний сердца. Много есть в Церкви, наконец, соблазнов и опасностей от лжебратий, и всё это требуется в Церкви покрыть верою и любовью. И не мирятся с этим недозрелый ум, слабое сердце и склонная к соблазну воля, душа нетвердая в своей верности Церкви Христовой, и христианин, в каком-то чувстве страха впасть в ошибку и соблазны и погрешить против Христа, отделяется от Церкви, замыкается в себе или идет туда, где ему покажут Христа соблазнители его. В этом сектантстве нет злостности, нет осмысленного и упорного противления истине и правде, но нет и христианского величия веры и любви. Таких сектантов порождают недомыслие, слабоумие, недоумение, нравственная дряблость и боязливость, которые, как и плотские вожделения, как и духовная гордость, приводят, всё же, к расстройству дела Христова, к разрушению Церкви Христовой, к извращению самого христианства. Слабости души, как и низкие, темные её силы, не могут принести добра для дела Христова.

Здесь является целый ряд вопросов, которые невольно возникают при рассмотрении мотивов сектантства. Можно спросить, как же быть в том случае, когда среди членов Церкви Христовой возникает разногласие и несогласие в воззрениях на требования Церкви, или когда в одних членах Церкви Христовой появляются такие пороки и недостатки, которые служат преткновением и соблазном для других, чистых членов Церкви? Не могут ли эти несогласия и разногласия в воззрениях и эти пороки и недостатки нравственные служить благословным мотивом к отделению от Церкви? Слово Божие на это отвечает отрицательно, и св. апостолы учат нас, что истина единства Церкви, как единого и живого Тела Христова, должна быть выше частных разногласий и разномыслий и частных пороков и недостатков. Когда, напр., в насажденной апостолом Павлом коринфской Церкви образовались религиозные партии, и каждая из них ставила себя под знамя одного какого-либо из апостолов, так что дело могло окончиться расколом, апостол Павел строго осудил это разделение, указав на то, что оно грозит извращением самой христианской веры, грозит отпадением от Христа и заменою Христа другим лицом. «Умоляю вас братие, именем Господа Нашего Иисуса Христа, писал он в Коринф по этому поводу, чтобы вы говорили одно, и чтобы не было между вами разделений, но чтобы вы были соединены в одном духе и в одних мыслях. Я разумею то, что у вас говорят: я Павлов, я Аполоссов, я Кифин, а я Христов. Разве разделился Христос, разве Павел распялся за вас, или во имя Павла вы крестились (1Кор.1:10–13)?» Не к отделению от церкви, а к возможному единомыслию должно быть приводимо разногласие по предметам христианской веры. Равным образом, апостол не видит оснований, а наоборот, указывает всю неосновательность и гибельность отделения от Церкви из-за того, что в ней есть нравственно больные, порочные и слабые члены. «Не может глаз сказать руке, пишет он к Коринфянам, ты мне не надобна, или также голова ногам: вы мне не нужны. Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее, и которые нам кажутся менее благородными в теле, о тех более прилагаем попечения; и неблагообразные наши более благовидно покрываются, а благообразные наши не имеют в том нужды. Но Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенных большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены. И вы тело Христово, заключает апостол речь свою, а порознь члены (1Кор.12:21–27)».

С. Потехин

Недавно я получил письмо от одного из священников нашего Юга, молодого еще человека, с большим образованием и жгучими душевными запросами. Меня это письмо глубоко поразило. Он пришел к мысли уходить из Церкви к старообрядцам.

Вот относящиеся сюда строки из его письма:

«…До того все мы заплесневели, одичали и во всём уподобились нашим пасомым, темным и заброшенным, крестьянам. Мечтаем о наградах, набедренниках, скуфьях, медалях, орденах, прибавках жалования, о выходе дьякона. Жалуемся на учительниц, тяготимся законоучительством в школах и измышляем новые статьи доходов. Всё это крайне печально и заставляет людей впечатлительных мучиться и болеть за судьбы православия вообще и нашей русской церковной жизни в частности. Сергей Федорович, Вы надеюсь, поймете меня. Не удивляйтесь пожалуйста, если я вас спрошу, могу ли я перейти в старообрядчество? Если это можно, укажите мне то лицо, к кому бы я мог обратиться по этому вопросу. Вы живете в Москве; там, кажется, центр старообрядчества. Вы, наверно, знаете многих. Посоветуйте мне по-братски, откровенно. Я слишком измучился, служа не Церкви, а «ведомству православного исповедания». Я хотел было совсем сложить духовное звание и идти в университет, но подожду еще. Хочется попробовать послужить в ином мире, отличном от «православного» и представляющем более надежные устои церковной жизни. Ведь о. Люцернов когда-то нашел успокоение именно в старообрядчестве»…

На это письмо я счел долгом совести ответить нижеследующими строками, которые – в виду необходимости выяснить вполне и окончательно мои отношения к старообрядцам, отношения, подвергавшиеся стольким кривотолкованиям и даже вызвавшие отлучение меня от славянофильства со стороны преосвященного Антония бывшего Чебоксарского, ныне Уфимского – решаюсь предать гласности.

Да не посетуют на меня мои добрые друзья в старообрядческом мире. Я остаюсь верен моим воззрениям, высказанным еще в 1888 году на странницах «Русского Дела». Но я не хочу, чтобы моя искренняя и горячая защита старообрядцев и моя к ним искренняя любовь, как к цельным и коренным русским людям, возбуждала недоразумения и смущала слабые совести. Да и любовь, если она бескорыстна и искренна, не налагает ли повелительно обязанность высказать всю правду своего убеждения?

Вот это письмо:

Уважаемый о. XX!

Я вполне понимаю, что при Вашем душевном настроении, сложившемся на почве вопиющего противоречия между православными идеалами и нашею действительностью, можно было прийти даже к Вашей несчастной и грешной мысли о переходе в старообрядчество, и потому не смею Вас осуждать. Но так как вы спрашиваете моего совета, то позволю себе быть откровенным.

Если бы я мог подозревать в Вас только желание лучшего материального положения, желание «сделать карьеру», как её сделали многие священники, ушедши к раскольникам-беглопоповцам, я не стал бы Вам и отвечать. Что-же? В наши дни православному священнику можно без всякого риска и неприятности перейти в «тайную унию», т. е. довольно дорого себя продать заправилам беглопоповства. Здесь, не смотря на все выгоды сделки, к чести нашего духовенства спрос, по-видимому, сильно превышает предложение, так как в Нижнем «перемазанным» попам платят еще жирные куши…

Но у Вас очевидно не те мотивы, и тянет Вас не сюда. Под «старообрядцами» я должен разуметь приемлющих священство австрийского поставления и, конечно, окружников? Увы! Как ни велики мои симпатии к этим истинно доблестным, истинно-церковным и истинно-русским людям, я не могу признать их стоящими на истинном пути, не могу их общину принять за то, за что они её принимают, т. е. за «единую, святую, соборную и апостольскую Церковь». Если бы я мог дойти до такого признания, неужели Вы думаете, что я сам одну минуту поколебался бы к ним перейти?

Но в том-то и дело, что, если я не называю вместе с нашими оо. миссионерами и господами Субботиными старообрядческую церковь «самочинным скопищем», а между старообрядцами имею много искренних друзей и сам им глубоко симпатизирую, – то все-таки церковной их правоты признать не могу, благодатность их иерархии, происшедшей от Амвросия, для меня более, чем под сомнением, нетерпимость их и узость мне прямо претят. Я не могу согласиться и никогда не соглашусь с тем положением, что они – истинная Христова Церковь, а мы ушедшие из неё раскольники.

Двух православных церквей нет, церковь одна. Это признаем мы, признают и они. Но они эту Церковь отождествляют со своей протестующей общиной, мы разумеем здесь весь греко-восточный православный мир. Кто-нибудь из нас прав, и я думаю, что правы мы, как бы ни погрязли мы в грехах и какими-бы нестроениями ни была смущена наша церковная жизнь.

Я отдаю полную справедливость ревности к вере старообрядцев, их твердости в защите церковной старины, их благочестию и быту, насквозь проникнутому началами истинно русской общинности. Более того, я признаю, что сейчас они более, чем мы, хранят в себе тот здоровый исторический и народный русский корень, от которого в будущем пойдет новое дерево русской общественной жизни. Посреди всеобщего разложения церковного, гражданского и бытового, эти несколько миллионов русских людей держатся твердо, недоступные никаким соблазнам (отдельных единиц не считаю), хранят русские предания, даже истинную церковность в её внешнем проявлении, в её древнем богослужении, обрядах, традициях, связывающих непосредственно какую-нибудь Громовскую молельню с Успенским собором первых патриархов. Между их епископами и священниками, из которых я многих знаю, есть люди истинно-огромной нравственной величины и духовного подвига.

Всё это так, но всё же на нашем православном епископе, часто плохом, недостойном и слабом, лежит благодать апостольского преемства, а на их, может быть, чудо-доблестном и лично праведном иерархе я этой благодати признать не решаюсь.

Почему? потому-ли, что Амвросий посвятил их первых архиереев в нарушение канонов? Нет, о канонических нарушениях не нам говорить. Потому ли, что мне дорого современное устройство русской церкви? Нет, недостатки и скорбь этого неустройства я глубоко сознаю. Не признаю я благодатности их иерархии потому, что не обстановка, а самая цель её основания была грешна и противна духу Церкви и православия.

Старообрядцы стремились себя выделить в особую церковь. На наши клятвы, наложенные пусть даже жестоко и несправедливо, но наложенные на людей, они ответили хулой на всю Церковь, на самую идею Церкви. Русский народ остался при своём, хотя-бы и погрешившем деспотизмом и нетерпимостью, чиноначалии. Русская Церковь осталась, старообрядцы из неё ушли. Ушли, объявив эту Церковь еретическою, предавшеюся Антихристу, т. е. для них несуществующею, нравственно умершею. Отсюда необходимость организоваться в свою особую, «истинную» Церковь. Но для Церкви необходимо апостольское преемство и благодать рукоположения, иначе в Церкви нет таинств. И вот эту благодать они решились похитить, украсть.

Ведь как ни восхваляй Амвросия, как ни оправдывай его формально, что запрещен он не был и т. д., факт остается фактом.

Старообрядцы, теснимые и в гражданском, и в церковном отношении трудностью иметь духовенство русского поставления, которое они «восхищали» от той же «еретической» Церкви, отправились на поиски за архиереем, который согласился бы основать им отдельную церковь внутри православной Церкви и в отрицании её. Какой православный епископ на это решится, независимо от его «свободы» или «запрещения»? Решиться на это можно было или по глубокому, фанатическому заблуждению, или за деньги. Но Греку неоткуда было набраться такого фанатизма; следовательно, он вступил в сделку со своей собственной совестью и с лицами, уполномоченными от старообрядцев. Ведь нельзя же и мысли допустить, чтобы это был акт христианской любви! Ведь знал же Амвросий, что своим согласием стать родоначальником новой иерархии, он вырывает глубокую окончательную пропасть в лоне той самой Церкви, к которой он принадлежал и от которой, отрекался! Повторяю, я ни слова не говорю о каноничности или неканоничности посвященных им старообрядческих архиереев. Чтобы этот вопрос вовсе устранить, я предположу, что старообрядцы ассигновали больше средств, уговорили перейти к ним не одного Боснийского митрополита, а целых трех архиереев, т. е. число, могущее поставлять во епископа уже совершенно законно и канонически. Представьте себе, что старообрядческая иерархия возникла-бы таким путем. Была-ли бы она благодатною и законною?

Я смело скажу: нет, и в этом случае она не была бы ни благодатною, ни законною по тем же самым причинам, по которым Ефесский разбойничий собор остался разбойничьим и не сделался вселенским, несмотря на то что на нём были соблюдены все внешние формальности. Важна цель, а не обстановка, важен дух, а не формальности.

Представьте себе обратный случай. Вследствие какого-нибудь, стихийного что-ли, несчастия или иных причин, напр., гонений, Церковь (местная) подвергается опасности лишиться епископов. В виду крайней нужды один из них единолично рукополагает себе одного или нескольких преемников. Будут они каноничны и законны или нет? Такие примеры мы имеем в истории нашей русской Церкви, и старообрядцы приводят их, как оправдание Амвросию, но напрасно!

Старообрядцы в своё оправдание говорят, что, приняв новый обряд и произнеся клятву над старым, Русская Церковь стала еретическою, т. е. перестала быть для них тем, чем была, – истинной Церковью стали они, а потому и должны были прервать с ней общение. Это великая натяжка. Русская Церковь не изменила своим догматам, но её тогдашняя иерархия в пылу, может быть, и несправедливого увлечения обидела часть своих сынов, оскорбила их верования, вызвала непокорство и целый ряд недоразумений и гонений. Охотно готов это признать. Готов признать, что соборы 1666 и 1667 года поступили слишком жестоко и круто. Но что же здесь общего с ересью? Разве не слепое поклонение букве увидало здесь ересь? Разве все страсти и на той, и на этой стороне разгорелись не в силу фанатического сопротивления сторонников старого обряда, доходивших в своей борьбе до невозможных хулений, насилий и иных крайностей? Зачем же сваливать вину только на эту, нашу сторону, которая тоже ведь была раздражена и выведена из себя, хотя борьбу довольно неловко начала сама? Мы преклоняемся перед великой доблестью и нравственной высотой протопопа Аввакума, перед этим дивным и цельным русским характером.

И однако, разве он не был тоже узким фанатиком? Разве его не ослепляла буква? Разве возвращенный из ссылки и окруженный почтением и вниманием, он не ставил и Церковь, и Московское правительство минутами в явно невозможное положение своим фанатизмом?

Разумеется, на стороне старообрядцев множество самых веских извинений. Но эти извинения не суть оправдания не суть источник их правоты в их основной идее – необходимости выйти из «еретической» Церкви. Нет, эта необходимость была мнимая и в наших глазах является таким же грехом, как и последовавшие за нею, два века длившиеся, насилия. И то, и другое одинаково противны духу Церкви и христианской любви.

Затем, как объяснить такое совершенно непримиримое противоречие: Церковь стала еретическою, утратила благодать, предалась Антихристу. Зачем же старообрядцы, желавшие священства, «восхищали» эту утраченную благодать у еретиков, сманивая к себе поставленных еретическими епископами священников? Зачем у этой же Церкви взяли архиерея, чтобы создать своё священноначалие? Неужели оттого, что Амвросий стал креститься двуперстно и двоить «Аллилуйю», он вернул себе утраченную ранее благодать? Нет. Безпоповцы по крайней мере последовательны. Кончилась Церковь, кончилась благодать, – нет ни священства, ни таинств. Грубое заблуждение, явно противоречит оно обетованию Христа, но оно вполне ясно и последовательно. Здесь нет ни обходов, ни компромиссов. От этого-то безпоповцы, при всей безвыходности их нравственного состояния, при всём их отвращении от нашей Церкви, не идут к австрийцам. Они отлично понимают, что их Церковь основана на диалектических натяжках, что уверовать в её истинность и правоту невозможно.

Возвращаюсь к Вашим колебаниям и сомнениям. Вы хотите уйти из Церкви, Вас прельщает внешняя сторона церковного быта у старообрядцев, их удивительный общественный строй? Да, эта внешняя сторона подкупает. Особенно дорога у них эта сила русского, национального сознания, эта преданность заветам народной старины, эта крепкая, как скала, подлинно-русская общинность. Но внутренней правды единой и цельной у них нет, и Ваша верующая совесть не может быть спокойна. Эта совесть неспокойна и у них. Я прочитал много старообрядческих полемических книг, был поражен глубокой ученостью и великолепной эрудицией их богословов. Но все эти сочинения красною нитью проникает глубокая, едва скрываемая тревога за внутреннюю правоту. Не своих противников, а самих себя всё время стараются убедить их писатели; им всё чувствуется, что для полного убеждения чего-то не хватает, и вот они мечутся, разыскивают новые данные, проверяют, налаживают и перелаживают свою диалектику, подбирают мельчайшие обстоятельства и аргументы.

Позвольте в нескольких словах выразить сущность нашего с ними спора. Они правы во всей обстановке. Они сохранили всю древнерусскую церковную обстановку: у них уставность Богослужения, правильное отношение клира и народа, истовое благочестие, крепкая церковная и бытовая связь. Неправы они по существу. Отломанная от Церкви, за сохшая её ветвь в лице Амвросия не принесла и не могла принести им ни апостольского преемства, ни благодати Прекрасная внешность прикрывает внутреннее ничто, пустоту.

Наоборот, мы неправы во всей обстановке. Здесь православный человек искренно позавидует старообрядцу на всех пунктах. О, сохрани мы нашу древнюю церковную организацию, не такова была бы современная православная Русь! Старая Московская Россия вероисповедных поражений не знала, она видела только победы. У той Руси никого не отняли бы ни штунда, ни толстовство, ни редстокизм, ни рационализм с атеизмом. При нынешней обстановке мы, как православные люди, до неузнаваемости ослабели… Всё это так, всё это верно, но все-таки мы – русская Церковь, а не старообрядцы. Под нашей нездоровой внешностью хранится здоровое, благодатно-жизненное апостольское преемство, ничем не нарушенное, хотя и окруженное наносным мусором протекших двух веков, когда русская цивилизация гнулась под страшными ударами цивилизации европейской… Нам возродиться к истинно русской и истинно церковной жизни – значит только сбросить с себя обветшавшие ризы церковного бюрократизма. Для старообрядцев слиться с Церковью значит снова найти её, отверженную и возненавиденную ими, покаяться перед нею, упразднить свою условную и неистинную церковь и в свою прекрасную обстановку влить совсем новое содержание.

Вот почему так ратую я за скорейшее снятие церковных клятв собора 1667 года. Я верю, что только тогда процветет наша церковная жизнь, когда восстановится церковное русское единство, и наступит примирение между двумя равно ценными и дорогими частями русского народа, разлученными взрывом страстей в конце XVII века. Мы принесем в это единство то, что мы сохранили, – внутреннюю святую сущность православия, истинную Церковь Христову. Они принесут то, что мы потеряли, но что они так упорно и бережно хранили – церковную обстановку, церковную традицию и организацию древней русской церкви, крепкий русский быт, органическую живую и разумную церковную общину. Сущность они воспримут от нас, обстановку мы возьмем от них, и тогда на русской земле будет подлинно «едино стадо и един Пастырь». Тогда не страшны будут нам ни неверие, ни рационализм…

Мне кажется, я достаточно уяснил Вам сущность нашего спора и возможный, логический и христианский его конец. Это должно быть достаточно для успокоения Вашей совести. А затем, так как Вы лично чувствуете себя тяжело и не можете ждать этого благодатного конца спора, вам остается лично-же сделать всё от вас зависящее в той сфере, которая вам, как пастырю, отведена для вашего личного делания. О, как много можете вы сделать, какие великие исправить ошибки, какие тяжелые устранить недоразумения! Но об этом позвольте поговорить особо.

Сергей Шарапов

Вышепомещенная статья, принадлежащая перу С.Ф. Шарапова (бывшего редактора журн. «Русский Труд»), прислана нам преосвященным Антонием, епископом Уфимским, с предложением и советом напечатать эту статью в «Мисс. Обозрении». К преосвященному статья эта направлена была самим автором, при письме следующего содержания:

Ваше Преосвященство!

Два года назад Вам угодно было обвинить меня в отступничестве от заветов славянофильства и в защите раскола, как такового. Своевременно я отвечал на Ваши обвинения, но тогда я не мог выяснить мои отношения к старообрядцам во всём объеме. Я надеялся сделать это позднее, вполне обстоятельно.

Письмо свящ. X* дало к этому подходящий случай. (Цензурное тяготение надо мной так велико, что в моих бесцензурных (по имени) сборниках я не мог поместить прилагаемой статьи, имеющей, надеюсь, достаточный общий интерес.

Я, действительно, быть может, делал ошибку, давая место статьям Н. Н. Дурново. Но за это я уже достаточно поплатился. Прилагаемая статья выяснит Вам основания моего отношения к расколу и, я думаю, заставит Вас, Владыко, не только изменить Ваше заключение, сделанное в минуту гнева, но и помочь мне.

Вы человек широких взглядов и не осудите моего несколько отрицательного отношения к современному устройству нашей Церкви. Прикажите поместить моё письмо в Вашем епархиальном органе.

Затем прошу Вас, Владыко, верить в моё искреннее к Вам уважение и не лишать меня Ваших святых молитв и благословения.

Сергей Шарапов

2 февраля 1901 г. Москва.

Держась принципа – audiatur et altera pars – мы тем охотнее дали место на страницах органа миссии статье С.Ф. Шарапова, что испытанный друг раскола в ней ныне высказывает ту горькую правду, которую давно раскрывает расколу миссия господствующей Церкви. Голос недавнего еще защитника апологетов раскола (по делу Мельникова – за что Еп. Антоний и отлучил С.Ф. от славянофильства) должен быть выслушан расколовождями со вниманием и пользою.

* * *

Но, поместив в видах беспристрастия настоящую статью в миссионерском органе, мы в тех же видах беспристрастия не можем не сделать автору нескольких возражений и замечаний на некоторых из его суждений.

Прежде всего мы очень благодарны г. Шарапову за прямо и открыто высказанный в статье взгляд его на старообрядческий раскол вообще и на австрийскую (белокриницкую) иерархию в частности.

Отделение, «выход» старообрядцев из Церкви г. Шарапов признает «грехом» их. Их ссылки на клятвы собора 1666–1667 г. для него неосновательны. «Что здесь (т. е. в постановлениях собора) общего с ересью? Разве не слепое поклонение букве увидало здесь ересь?» Поэтому-то автор не видит и не признает у раскольников «внутренней правды». В частности, относительно иерархии белокриницкой г. Шарапов замечает: «на их иерархии благодати апостольского преемства признать не решаюсь…»; в другом месте: «церковной их правоты признать не могу, благодатность их иерархии для меня более, чем сомнительна, нетерпимость их и узость мне прямо претят…». Делая же как бы общий вывод, он заключает: «отломанная от Церкви, засохшая ветвь в лице Амвросия не принесла и не могла принести им ни апостольского преемства, ни благодати. Прекрасная (?) внешность прикрывает внутреннее ничто, пустоту»…

Высказываясь так открыто и определенно о расколе старообрядства, г. Шарапов в предупреждение «сетования» на него его «добрых друзей в старообрядческом мире», заявляет, что он «остается верным его воззрениям, высказанным еще в 1888 г. на страницах «Русского Дела». Насколько помнится, в «Рус. Деле» и «Труде» г. Шарапов не так ясно высказывался, так что из его рассуждений выводились заключения далеко не те, которые он теперь высказал. Но не верить ему не желаем. Поэтому прежние заключения из его прежних статей о расколе, несогласные с настоящими его взглядами, отнесем к неясности этих статей и охотно признаем, что г. Шарапов и тогда держался того же взгляда на раскол, как и теперь, т. е. что в нём нет «внутренней правды», а только «внутреннее ничто, пустота», но только мы его не понимали…

После этого странно читать у г. Шарапова отказ его «называть вместо с о. о. миссионерами и г. г. Субботиными старообрядческую церковь «самочинным скопищем»». Прежде всего – последним именем очень, очень редкие из православных полемистов называют старообрядческие общины, да и то в пылу раздражения. Но если и называют, то разве они не правы? Разве сам г. Шарапов не тоже-ли самое выразил всею своею характеристикой старообрядства? Он не произнес этого слова, а, наоборот, отказывается от него!! Но, кажется, пора бы нам оставить ломать копья из-за слов, из-за названий. Ведь не в них дело. Это хорошо знает и сам г. Шарапов, обвиняющий старообрядцев за отделение их от Церкви из-за «буквы»…

Симпатии г. Шарапова, по его же заявлению, на стороне старообрядцев. Невольно недоумеваешь при таком направлении симпатий г. Шарапова. Чем вызвали их г.г. старообрядцы? А тем, что они «цельные, коренные люди… истинно доблестные, истинно церковные и истинно русские люди»… Что это – комплименты по адресу «добрых друзей в старообрядчестве», дабы не раздражить их, а потому – громкие только фразы? После открыто высказанного взгляда автора на старообрядчество только за фразы, казалось бы, и следовало признать эти комплименты. Но нет! Г. Шарапов в них мыслит определенное содержание. «Посреди всеобщего разложения церковного, гражданского и бытового, эти несколько миллионов русских людей держатся твердо, недоступные никаким соблазнам (отдельных людей не считаю), хранят русские предания, даже истинную церковность в её внешнем проявлении, её древнем богослужении, обрядах, традициях»… «Они сохранили русскую церковную обстановку: у них уставность богослужения, правильные отношения клира и народа, истовое благочестие, крепкая церковная и бытовая связь»…

Итак, старообрядцы «цельные, коренные, доблестные русские люди» потому, что твердо хранят «внешнюю церковную обстановку». Но неужели доблесть русской древней Руси состояла в хранении только церковной обстановки?! Кажется, никто из славянофилов так не думал. Да и не обидно-ли будет для древней Руси её сущность, её хорошее в этой только обстановке полагать?!! И непрочна будет тогда эта доблесть, неустойчив её корень. Кто хоть немного знаком с историей нашего богослужения – этой церковной обстановки, тот знает, как часто она изменялась, переменялась. Ведь, конечно, и г. Шарапову известно, что к XVII в. даже устав богослужебный у нас был другой, чем который принят был при кн. Владимире. Не говорим про изменяемость обычаев, обрядов, установлений церковных. Далее – придавая такое существенное, «коренное» значение «церковной обстановке» г. Шарапов должен volens-nolens признать за «целостных, коренных, доблестных» христиан четыредесятников, новациан, донатистов и др. древних раскольников, ратовавших за «церковную обстановку»… Он должен воспеть хвалебную песнь и фарисеям, из-за охранения «церковной обстановки» постоянно обличавшим Христа, как нарушителя её.

Вот к каким абсурдам приводит дружеское восхваление мнимой доблести старообрядцев! Но посмотрим, действительно ли у старообрядцев «церковная обстановка» такова, какой она была в древней русской Церкви. Прежде всего заметим, что даже сами старообрядцы отказываются от древней русской церковной обстановки: им нравится только церковный уклад XVII в., а не более древний, – этот они и признавать не хотят. Поэтому совершенно несправедливо утверждать, что они хранят русские предания, истинную церковность в её внешнем проявлении, в её богослужении, обрядах, традициях, как это было в древней Руси; они, если и хранят, то только то, что сложилось со второй половины XVI в. Но хранят ли и это? Г. Шарапов похваляет их за уставность богослужения и истовое благочестие. Кто бывал в раскольничьих молельнях не официальных, показных и не при торжественных, открытых церемониях, а в простых деревенских или губернских и при обычном богослужении, тот хорошо знает, что как уставность, так и истовость, если и были прежде, то теперь, выражаясь словами самих же старообрядцев, «улетели на небо».

В подтверждение себя сошлемся хотя бы на свидетельство о. И.М. Жарова, бывшего раскольника и хорошо знакомого с уставностью старообрядческого богослужения. См. об этом в статье: «Справедливо-ли, что у старообрядцев церковно-богослужебный устав исполняется точно и без опущений?» (Мисс. Об. 1900 г., февр., стр. 296–300). Всем известен порядок найма у старообрядцев лиц для выполнения положенных от духовника епитимийных поклонов. И вот факт, рассказанный в «Калужском Вестнике» за 1896 г. «Молодые старообрядцы (с. Тихонова Калуж. еп.), придя в моленную и положив обычное начало, оставляют на предназначенных для того гвоздях свои шапки, как свидетелей перед старшими их пребывания в часовне, а сами уходят на улицу для гуляния с девицами. Зазябнувшие при непокрытых головах, они охотно большую часть служб проводят в трактирах»… Это – к характеристике их истового благочестия. Много и других фактов можно было бы привести, но – не в них дело. Порекомендуем г. Шарапову поговорить об уставности богослужения и истовом благочестии с кем-нибудь из рядовых старообрядцев, фанатически не настроенных или по каким-либо видам не отстаивающих своё старообрядчество.

Г. Шарапову нравится «крепкая церковная и бытовая связь» у старообрядцев. Но эта связь у сектантов наших еще гораздо сильнее; почему же эти не нравятся ему? Да и связь эта есть ни более – ни менее, как только явление оппозиции, вызывается и проявляется обстоятельствами гражданской и церковной жизни, как и у сектантов, а не есть что-либо внутренне присущее старообрядчеству.

Шарапов восхваляет отношения клира и народа у старообрядцев. Что же ему здесь нравится? Не то-ли уж, что «владыки» и «попы» избираются каким-нибудь миллионером-фабрикантом, что «поп» в обществе ничего не значит, что всё его влияние выражается лишь в епитимийных запретах, что не угодивший мироеду – он должен уходить, куда знает, что без оглядки на своих пасомых он не может шагу ступить, знакомства свести и т. п.? Глубоко наш почтенный публицист, как и многие другие, ошибается, предполагая в отношениях клира и народа у старообрядцев проявление древнерусских начал.

При восхвалении «церковной обстановки» у старообрядцев г. Шарапову естественно было переступить меру и истину в отзывах об устройстве нашего настоящего церковного порядка, управления и обстановки. Не считаем нужным делать каких-нибудь замечаний на них: для беспристрастного читателя неосновательность намеков г. Шарапова ясна.

Нельзя также не отметить и исторической ошибки г. Шарапова, – ошибки, проистекшей из теоретичности его рассуждений. Древняя Русь, по его словам, «вероисповедных поражений не знала». На это припомним ему хотя бы историю ереси жидовствующих, – как она сильно и быстро распространилась, как она «победила» многих из бояр, из членов княжеского дома и из духовенства, как она возвела на митрополию «одного из своих собратий, монаха-либерала и гуляку», чудовского архимандрита Зосиму.¹²⁰ Конечно, Церковь потом, с течением времени, победила эту ересь, но семена её глубоко запали на Русскую почву и потом отрыгнулись в XVII и в XVIII в. в лжеучении различных сектантов. И теперь, по милости Божьей, наша Церковь еще ни кем не побеждалась, а побеждать – побеждает понемногу и раскол, и сектантство. Но побеждала бы больше и действеннее, если бы русская мыслящая и пишущая интеллигенция более любила и дорожила своею матерью Церковью и менее хвалила и тем поддерживала раскол и секты.

Нам остается спросить еще г. Шарапова, где он обрел в расколе епископов и священников «огромной нравственной величины и духовного подвига», и старообрядческих богословов «великолепной эрудиции»? Кто эти великаны? Уж не Арсений Швецов с Картушиным? Ведь мы тоже их знаем и сочинения читали и лишь можем удивляться доброте и дружеской щедрости на похвалы нашего публициста.

В заключение два слова о письме молодого иерея, давшего повод г. Шарапову к написанию настоящей его статьи. Г. Шарапов характеризует его, как «человека с большим образованием и жгучими душевными запросами». Но не дружеская-ли и это похвала со стороны Шарапова? Судя по письму молодого иерея, он – просто сын века сего, да еще «декадентского».

В семье не без урода. А семья нашего православного духовенства велика. Какое уже тут «большое образование», – когда иерей обращается за справками и советом к г. С. Шарапову по вопросам, которых всякий хорошо образованный пастырь не может не разуметь. Какие жгучие запросы могут быть у человека, который смотрит в след оо. Луцерновых! Письмо этого молодого священника в одних своих положениях явно лживо, в других легкомысленно: говорить о заплесневелости и одичании современного пастырства могут только наветники на духовенство… Последнее никогда еще не напрягало так кипуче свою пастырскую просветительную деятельность, как в наше трудное время. А что это за служение «ведомству, а не Церкви»? Любимая, но бессодержательная фраза Н. Дурново! Вообще письмо ниже всякой критики…

Разве только можно посоветовать этому иерею одно – идти в университет…

Начало немецкому баптизму, или, как его называют, необаптизму, положил Онкен. Иоганн Гергардт Онкен родился в 1800 году в Ольденбурге в лютеранской семье. Годы отрочества и юности он провел в Англии, где примкнул к индепендентам. Лондонское континентальное общество, основанное для проповеди Евангелия на материке Европы, отправило в 1823 г. Онкена, как своего миссионера, в Германию.¹²² Поселившись в Гамбурге, он открыл здесь воскресную школу, книжный магазин и стал устраивать молитвенные собрания, на которых сам проповедовал. Онкен в это время не был еще баптистом, а принадлежал к английской реформатской (общине) Церкви. Баптистское крещение он принял в 1834 году от американского миссионера Варнавы Сирса, профессора Hamilton College в Бостоне, который крестил его с 6 товарищами в Эльбе. На следующий день Онкен получил ординацию во пресвитера и основал таким образом первую немецкую баптистскую общину под именем общества «друзей христианской истины».¹²³ Он скоро нашел себе деятельных помощников в еврее Кебнере и немце Лемане. В 1837 г. явилась маленькая община в Штутгарте, в 1838 г. в Неккаре, затем в других пунктах Германии и Дании.¹²⁴

Как в Англии баптизм распространялся главным образом среди диссидентов, так и в Германии он стал пожинать лавры между пиэтистами и особенно среди разных сектантских общин.¹²⁵

Меннониты выделили без сомнения не мало последователей для нового, но довольно близкого им учения.¹²⁶ Последователи баптизма вербовались главным образом из простого народа. Правительство на первых порах не замечало секты; но, когда движение усилилось, оно приняло строгие меры против сектантов. Власти окружали места баптистских собраний, разгоняли участников, штрафовали, сажали в тюрьмы, отбирали насильно детей для крещения.¹²⁷ Потом строгости постепенно смягчились; в 1843 году баптисты получили правительственное признание в Пруссии, а к 1854 году во всей Германии.¹²⁸ Из политических партий баптисты пользовались всегда особенным сочувствием со стороны социал-демократов, которые оказывали им разные услуги и материальную помощь; правда, сектанты, чтобы не уронить себя в глазах правительства и других партий, остерегались пользоваться услугами социал-демократов и иногда даже отклоняли их помощь.¹²⁹ Католическое и лютеранское духовенство видело в баптистах опасных врагов и боролось с ними. Евангелический союз признал баптистов.¹³⁰

Распространение баптизма в Германии, задержанное в начале строгими мероприятиями, пошло вперед, как только обстоятельства изменились в пользу сектантов. В 1854 г. баптистов в Германии насчитывалось 3,000;¹³¹ в 1877 г. – 13.000,¹³² в 1893 г. – 29.556.¹³³ Сюда не вошли члены новоменнонитских общин, усвоивших баптистские воззрения. Число всех баптистов на материке Европы превышает, эти цифры в несколько раз.¹³⁴

Распространяясь в Германии главным образом среди пиэтистов, баптизм необходимо должен был получить от них повышенную мистическую окраску. Но пиэтизм – более направление, чем секта; его влияние не могло повести к усиленному дроблению на толки. Правда меннонитство выделило из себя так называемые новоменнонитские общины, которые, усвоив баптистское учение и организацию, удержали меннонитские воззрения на клятву, войну, государственную службу и т. п. Из Америки и Англии часто доносятся отголоски разных течений; возникают они и внутри секты под местными воздействиями; но в общем немецкий баптизм до сих пор обладает большою устойчивостью в сравнении с англо-американским: формализм и стремление немецкого духа к систематичности до некоторой степени сдерживают в нём центробежные течения.

В 1849 г. созвана была в Гамбурге первая генеральная конференция баптистов Германии и Дании. На обсуждение и утверждение её был представлен подготовленный Онкеном, Кебнером и Леманом проект «вероизложения и устройства общин крещенных христиан, называемых обыкновенно баптистами».¹³⁵ Вероизложение составлено на основании англо-американских символов. Оно состоит из 16 членов, обнимающих вероучение, устройство общины, и дисциплину. Содержание его следующее:

I гл. О Слове Божием.

«Мы веруем, что священное Писание составляет единственно истинное божественное откровение роду человеческому и единственный источник богопознания и должно быть единственным руководством и правилом веры и жизни».¹³⁶

II гл. О Боге.

III. О грехе.

…«Человек согрешил, отпал от Бога, потерял образ своего Творца и тотчас же впал телом и душою в состояние смерти». Все люди, происходя от Адама, наследуют «падшую и совершенно поврежденную природу, так что они в грехах зачинаются и рождаются, суть чада гнева, совершенно неспособны и не расположены ни к чему доброму, но способны и склонны ко всему злому».¹³⁷

IV. Об искуплении.

…Мы веруем, что всеполное искупление, совершенное Сыном Божиим, есть единственная причина нашего спасения.¹³⁸

V. Об избрании к блаженству.

…Те лица из погибшего рода человеческого, которым действительно должно быть присвоено искупление, избраны Отцом, имена их написаны на небесах, и сами они преданы в руки Искупителя, как Его народ. Этим лицам определена вечная жизнь во Христе, и в тоже время предназначены все средства, которые должны привести их к вере во Христа, к святости и, наконец, к вечному блаженству. Такое определение Божие неизменно и вечно, так что те избранные, которых оно касается, не могут быть вырваны из рук Христовых.¹³⁹

VI. О благодатных средствах.

Средства благодати: Слово Божие, крещение, святая вечеря общение святых. Молитва – душа всех средств.¹⁴⁰

VII. Об обращении грешника посредством Слова Божия.

Путь спасения состоит в том, что человек Словом Божиим, которое живо и действенно, пробуждается от своего греховного сна, сознает свои грехи и свою вину и сердечно раскаивается. Чувствуя грозящую опасность, он прибегает ко Христу, как к единственному своему Избавителю и Спасителю, и верою в Него получает прощение своих грехов и вместе свидетельство в своём сердце, что он дитя Божие и наследник вечной жизни.

Великая перемена в сердце и в познании грешника есть исключительно дело Святого Духа, Который по милостивой воле Божией сопровождает слово Своим могучим плодотворным действием и производит чрез него возрождение плотски мыслящего грешника, открывает его сердце, просвещает его душу и производит живую веру во Христа.¹⁴¹

VIII. О святом крещении.

Крещение состоит в том, что крещающийся определенным на то служителем Господним, во имя Отца и Сына и Святого Духа, на одно мгновение погружается в воду. Только таким образом совершается божественное повеление и учреждение Христово сохраняет своё первоначальное значение. Принимают это средство такие люди, которые посредством Евангелия и свободной Божией благодати обращены от их грехов к Христу и веруют в Него от всего сердца, как в своего Искупителя. Крещение есть первый плод веры и любви ко Христу, вступление в послушание Господу, и в Его Церковь. Оно есть торжественное объявление и исповедание грешника, который сознал ужас греха и осуждение всего своего существа и всю надежду возлагает на смерть и на воскресение Иисуса Христа, своего Спасителя, искупающего от проклятия и наказания за грех. Со стороны Бога крещение есть торжественное объявление и удостоверение верующему, принимающему крещение, что он во Христа погружается и таким образом с Ним умер, погребен и воскрес, что его грехи смыты, и что он возлюбленное дитя Божие, к которому благоволит Отец. Крещение должно возбуждать в крещающемся еще определеннее и сильнее чувство спасения и блаженства, и Бог производит это запечатлением Святого Духа; но сие бывает только там, где От прежде посредством Духа произвел истинную спасительную веру в Сына Божия, в силу Его смерти и воскресения.

Крещение совершается только однажды, посему весьма нужно, чтобы оно было правильно совершено.¹⁴²

IX. О святой вечере.

Сие дарованное Господом Его Церкви благодатное установление состоит в том, что определенным на то лицом при произнесении слов установления и после торжественной благодарственной молитвы преломляется хлеб, который также, как и вино, вкушается членами Церкви. Искупленные Господом должны, по данному Им святому и благотворному повелению, до второго Его пришествия возвещать этой вечерею Его смерть, как единственную причину нашего спасения. Сим возвещением каждый раз оживляется о Сыне Божием, и Он снова является их душе в Своей кровавой красоте. Мы веруем, что в сем святом знаке Христос дает верующим вкушать духовным образом Своё тело и Свою кровь.¹⁴³

X. Об обществе Божием.

Обязанность всякого верующего, обратившегося к Господу, не оставаться одному, но соединяться с другими учениками Господними, как с членами одного тела для взаимного назидания, утешения и помощи на пути спасения, чтобы пребывать в учении апостолов, в общении, в преломлении хлеба и в молитве. Такое соединение истинных учеников Христовых, устроенное по Слову Божию, есть христианская Церковь (общество – Gemeinde).

Церковь избирает из числа своих членов пресвитеров, учителей и служителей (диаконов), которые посредством посвящения облекаются саном (чрез возложение рук). В своём поведении и чистоте учения они стоят под надзором общины.

В совещательных собраниях общины дела решаются большинством голосов. Принятие новых членов, исключение дурных, их вторичное принятие производится посредством голосования.¹⁴⁴

XI. Об освящении.

Мы веруем, что без святости никто не увидит Господа. Она есть следствие оправдания и состоит в том, что, по упразднении господства греха в сердце возрожденного, он, при постоянном содействии Духа Святого, всё старание прилагает умирать для греха, который всегда пристает к нему. Это освящение должно продолжаться всю нашу жизнь.¹⁴⁵

XII. О божественном законе.

Божественный закон а) влагает узду и удила в челюсти грубым и необузданным страстям человеческим, б) дает познание греха и бывает детоводителем к Христу. Обрядовая часть закона Моисеева исполнена Христом и упразднена. Но в нравственной части закона, как она изложена в 10 заповедях, на все времена выражена сущность воли Божией.

Четвертая заповедь должна исполняться в применении к воскресному дню.¹⁴⁶

XIII. О браке.

Мы веруем, что брак от Бога установлен… Мы признаем, что христиане могут вступать в брак только в Господе с верующими.

Брак, как божественное и гражданское установление от обеих сторон должен получить утверждение. Первое бывает посредством чтения Слова Божия и молитв, второе по законам страны.¹⁴⁷

XIV. О гражданском порядке.¹⁴⁸

Мы веруем, что правительство установлено Богом и что оно облечено властью для защиты добрых и для наказания злодеев. Мы признаем себя обязанными оказывать безусловное повиновение всем его законам, если только они не ограничивают свободного исполнения обязанностей нашей христианской веры. Мы признаем, что присяга – именно благоговейное призывание нашего Бога во свидетели истины, – правильно требуемая и даваемая, есть только молитва не в обыкновенной форме… Мы считаем себя обязанными, когда потребует начальство, нести повинности военной службы. Однако мы можем сердечно соединяться с теми, которые не разделяют наших убеждений относительно клятвы и военной службы… Мы не видим препятствий со стороны веры принимать правительственные должности.

XV. О втором пришествии, о воскресении мертвых и страшном суде.¹⁴⁹

Из приведенных отрывков можно видеть, что именно это вероизложение было распространено на русском языке среди штундистов. Исповедание Кавказских баптистов, сообщенное в 1881 году священником Каллистовым,¹⁵⁰ и «вероучение косяковских сектантов», напечатанное в 1883 г. Ушинским¹⁵¹ составляют буквальный перевод гамбургского вероизложения баптистов.

Основные черты этого вероизложения следующие: священное Писание единственная норма веры и жизни. Падшая природа человека совершенно повреждена грехом и неспособна ни к чему доброму. Человек оправдывается одной только верой, которую производит в нём Дух Святой своим могучим действием чрез Слово Божие. Внешнее запечатление обращения – крещение, совершаемое чрез погружение. Крещение и преломление хлеба понимаются в общереформатском смысле (Кальвин), настойчиво требуются и сохраняются, как установление Божие. Учение о предопределении кальвинистическое. Организация пресвитерианская.

Вероизложение составлено общо и осторожно; редакторы при изложении стараются пользоваться языком библии чрез тенденциозный подбор текстов. Дальнейшее развитие положений вероизложения, тот или другой оттенок в понимании их принципиально допускаются баптистами; поэтому Гамбургская генеральная конференция, утвердивши вероизложение, в то же время признала согласие во всех теоретических вопросах только желательным, а не необходимым.¹⁵²

Гамбургская конференция 1843 г. является первым актом объединенной деятельности баптистских общин Германии.

Первоначально вновь возникающие общины объединялись только естественным тяготением к гамбургской общине и к вожакам секты; теперь они образовали союз, организация которого, приспособленная и направленная главным образом к целям пропаганды, в значительной степени содействовала успеху секты в Германии и соседних с нею странах. С признанием баптизма баптистский союз получил правительственное утверждение и права корпоративного устройства. Официальное название его следующее: «соединенные общины крещеных христиан в Германии, Дании, Голландии, Швейцарии, Польше, России, Турции и Африке».¹⁵³ Главная цель союза взаимопомощь и пропаганда.

Решающее значение во всех общих вопросах принадлежит генеральной конференции, которая собирается чрез каждые три года и большею частью в Гамбурге. Исполнительным органом генеральной конференции служит миссионерский комитет, члены которого, в числе 8 человек (die ordneten Bruder des Bundes), избираются союзной конференцией на три года и дают ей отчет в своей деятельности.¹⁵⁴

Состав комитета устойчив; в члены его обычно избираются наиболее деятельные пресвитеры и миссионеры. Онкен до конца жизни был президентом комитета и имел влияние на дела всего союза.¹⁵⁵

Союз подразделяется на несколько округов. В каждом округе бывает ежегодная конференция; исполнительный орган её окружный совет. Число округов в союзе не могло быть постоянным; оно изменялось в зависимости от распространения секты, которое влекло образование новых округов и выделение старых в самостоятельные союзы. В 70-х годах в Германии было четыре округа: прусский, северо-западный, средне-немецкий и южно-немецкий.¹⁵⁶ В конце 80-х годов уже 6.¹⁵⁷ Кроме того в состав союза входили округи датский и швейцарский до выделения их в отдельные союзы и три округа в России: русско-турецкий, балтийский и польский до образования из них отдельного русского союза.

Каждый округ состоит из общин вполне равноправных и во внутренних делах самостоятельных. Около общины обыкновенно группируется несколько станций, миссионерских пунктов, где действуют помощники проповедника. С увеличением числа членов миссионерский пункт обращается в самостоятельную общину при материальной помощи от союза или округа.

Разъездные миссионеры, пресвитеры общин, проповедники, книгоноши – все обязаны представлять в окружной комитет каждую ¼ года отчеты о своей деятельности и о состоянии общин.¹⁵⁸ На основании этих данных комитет составляет годичный отчет для конференции. Союзный миссионерский комитет, на основании окружных годичных отчетов и присланных непосредственно ему от состоящих в его ведении миссионеров, приготовляет ежегодно статистику всего союза, а к генеральной конференции трехгодичный отчет. Члены конференции из отчета и устных сообщений знакомятся с состоянием баптизма в разных частях союза, предпринимают новые меры, намечают новые пункты миссионерской деятельности, избирают и посылают миссионеров и т. п.

Большая часть миссионерских отчетов, постановления конференций окружных и генеральных печатались и печатаются в баптистских журналах. В них помещаются также корреспонденции из разных мест о выдающихся происшествиях, успехах, неудачах, преследованиях и т. п.

Баптистские журналы, служа официальными органами для деятелей баптизма, являются в тоже время одним из средств пропаганды. Первым органом немецких баптистов был Missionsblatt der Gemeine getaufter Christen, выходивший с 1844 г. по 1878. Missionsblatt редактировался, под главным надзором Онкена, его временными сотрудниками по гамбургской общине. С 1879 г. на смену Missionsblatt стал выходит под редакцией Биккеля Wahrheits-Zeuge.¹⁵⁹ Это официальные органы союза; кроме них существуют еще несколько журналов. Литературная пропаганда баптизма не ограничивается изданием журналов. Книгоиздательская фирма, основанная Онкеном, выпустила в свет много сектантских трактатов, для распространения которых организован компортаж: баптистские книгоноши необходимые спутники их миссионеров.

Для приготовления миссионеров и пресвитеров немецкий баптистский союз открыл в Гамбурге миссионерскую семинарию, сначала с двухгодичным курсом, а с 1882 г. с 4-х годичным, который для взрослых сокращается в 10-месячный.¹⁶⁰

В семинарию принимаются воспитанники со всего союза, в ней получили образование даже некоторые природные русские, например, Павлов с Кавказа.

Для развития миссионерской деятельности и содержания своих учреждений баптистский союз нуждается в немалых средствах. Для покрытия расходов существует союзная касса, появившаяся одновременно с образованием союза; она пополняется из ежегодных сборов и пожертвований. Пожертвованиям иногда дается специальное назначение, например, на устройство молитвенных зданий, в пользу русской миссии, в пользу преследуемых братьев и т. п. В каждом округе есть своя окружная касса для нужд округа. Существуют кассы в каждой общине; из них берутся средства на содержание пресвитера, молитвенного дома, воскресной школы, на помощь бедным и т. п.

В своей деятельности немецкий баптистский союз пользуется сочувственною и щедрою поддержкой англо-американских баптистских обществ. Содействие баптистов Англии и Америки насаждению и развитию немецкого баптизма замечается с самого начала последнего. Онкен, главный вождь немецкого баптизма, прибыл в Германию из Англии, крещение принял от американского баптиста,¹⁶¹ с 1840 г. состоял миссионером американского баптистского союза, за что получал 3.000 долларов годового содержания.¹⁶² Главные сотрудники Онкена, без сомнения, как и он, получали содержание от миссионерских обществ Англии или Америки. Эти общества посылают временных и содержат постоянных миссионеров для пропаганды баптизма на материке Европы. С особенным усердием действует в этом направлении American Baptist Missionary Union.¹⁶³

В Англии и Америке производятся специальные сборы на нужды немецкой миссии, и в каждом частном случае пожертвования англо-американских баптистов занимают очень видное место: открывается в 1875 году в Гамбурге союзная вспомогательная касса для постройки молитвенных домов; в основной фонд её поступает английских пожертвований 14.101 фунт стерлингов.¹⁶⁴ Строится новое здание для Гамбургской семинарии; американские баптисты жертвуют 22.000 марок.¹⁶⁵ Руководители немецких баптистов нередко сами предпринимают поездки в Англию и Америку для сбора пожертвований.¹⁶⁶

Главная цель и назначение баптистского союза: взаимопомощь и пропаганда. Он объединяет разрозненные стремления баптистов к прозелитизму, дает им направление и единство. Каждому члену союза внушается, что он должен употреблять все усилия для распространения своего учения, жертвуя для этого материальными средствами и личным трудом. Ревность в пропаганде, по выражению Missionsblatt, является термометром, или показателем душевного состояния верующего. Отсюда неудержимый прозелитизм секты. Англичанин Крамп, выражая присущее всем баптистам убеждение, говорит: «великая задача распространения и возвещения истины лежит на нас; она требует горячей любви, предприимчивой смелости и непреоборимой настойчивости».¹⁶⁷ Немцы усвоили этот принцип: «мы не ограничиваем свой приход, говорит Missionsblatt, какими-либо политическими или государственными границами; в этом отношении мы, согласно с Веслеянцами (методистами), возглашаем: наш приход весь мир, и мы всего более желаем следовать заповеди Спасителя – проповедуйте Евангелие всей твари».¹⁶⁸ Считая за обязанность каждого верующего «строить стены Иерусалима», приводить ко Христу души язычников, пребывающих в «Вавилонском плену и Египетском рабстве», баптисты бредят близостью момента, когда действительно весь мир последует за ними. Missionsblatt в новогодней редакционной статье за 1877 год восклицает: «все поместные государственные церкви потрясаются теперь великим землетрясением в самых своих основаниях, и становится для всех очевидным, что дни их существования сочтены, и они скоро дадут место другому порядку вещей». Такие надежды, в полном опьянении от восторга, выражает Missionsblatt, сообщая своим читателям об успешном распространении баптизма «на далеком Востоке, в великом русском государстве».¹⁶⁹

Священник К.И. Велтистов

(Продолжение будет).

(Объяснение главаря скопцов)

По убеждению скопцов, Селиванов, основатель скопческой секты, второй Сын Божий, не кто иной, как Император Петр III-й. Почему же Селиванов (Петр III-й) называется у скопцов Христом, или вторым Сыном Божиим? Потому якобы, что сей блаженный Император обновил духовное возрождение и очистил утраченное Израилем древнее обрезание, т. е. к крещению, установленному Господом нашим И. Христом, и ветхозаветному обрезанию, установленному Саваофом, присовокупил новое обрезание крайней плоти и усечение главы змия. Во всю жизнь свою не быв причастен «девическу ложу», он якобы все приведенные нами обряды сперва исполнил на себе самом, запечатлев себя новым знамением обрезания; а потом и «подданных своих приводил в ту же пресветлую чистоту, и всё время царствования своего в том только и проводил, что вельмож, народ и гвардию скопил». Второго Христа во всю жизнь сопровождали неизглаголанные страды. В Туле на главу его лили растопленный сургуч, в Воронеже долгое время его держали в остроге, в Усмани ему дали 70 ударов кнутом, потом сослали в Сибирь. Во всё время пути, от Усмани до места ссылки, с него не снимали оков. В Сибири он долгое время скитался в неизвестности. Кроткий и сердобольный Государь Император Александр I, по вступлении своём на Всероссийский Престол, как только узнать о великих страдах августейшего своего дедушки, тотчас отправил гонцов во все края Сибири, чтобы отыскать несчастного страдальца. Долгое время послы не могли открыть изгнанника, но, после многих стараний, нашли его, наконец, в г. Иркутске, где он служил, сперва пономарем при Харлампиевской церкви, а потом сторожем при Губернском Правлении, и тотчас донесли о том Государю.

Император Александр до того обрадовался вести о своём прародителе, что сам хотел ехать во сретение ему; но заботы о государстве и советы вельмож отклонили его от этого намерения. А потому, собрав наилучшие царские регалии и уложив их в драгоценный ящик, он отправил их к Петру III чрез знатных вельмож своих в Иркутск. В ящике этом находилась царская корона с драгоценными камнями и царская порфира на горностальем меху. Вельможи на курьерских подводах, как на крыльях, прилетели в Иркутск. На площади близ Губернского Правления, собралось несметное число людей всякого звания. Лишь только открыли ящик, присланный от Его Величества своему дедушке, весь народ пал на колена, сколько от благоговения к царственному страдальцу, столько же из уважения к царским регалиям. Петр III, взглянув на корону и другие царские украшения, во смирении своём сказал: «потерпевши великие страды в Москве, Туле, Воронеже и многих других местах моего царства и прошедши в кандалах от Москвы на край Сибири, я не могу носить на главе своей царской короны: при моих страдах царская честь мне уж неприлична. Дайте мне лучше простую баранью шубу и почтовую повозку; в этом приличнее мне явиться пред светлые царские очи возлюбленного моего внука, который и на краю земли взыскал меня своею любовью. По прибытии Петра III в Петербург, Император Александр встретил его, как старшего Царя, и предложил ему свой царственный трон и корону, но Петр отказался вышеписанными словами. По любви своей к старшему помазаннику, Император Александр сделал ему другое предложение: «если не угодно Великому Государю моему занять мой Престол и принять на рамена свои скипетр Всероссийской Державы, то я прошу и молю августейшего моего дедушку принять от меня в вотчину несколько губерний самых плодородных и богатых, которыми бы мой Великий Государь и Отец мог по-царски содержаться». Непреклонный Петр отверг и это усердие своего внука, говоря: «я греху не отец, а чистоте и святости отец; не для земли я живу, и не земное моё царство: не хочу я себе славы земной, а хочу в страдах своих всю жизнь свою скончать. Буде хочешь послушать меня, Александрушка, то утешь меня в моём желании: дай мне место в Преображенской богадельне, что на Васильевском острову, я посвящу себя там на служение нищей братии, больным и убогим по веки веком». С грустью в сердце и с сожалением в душе Государь изъявил царское своё согласие на подвижнический выбор своего деда. Таким образом Петр III свыкся с лишениями всякого рода во время заточения своего в Сибири, трудился и здесь до кровавого пота, и ныне якобы живет в той же богадельне. Тут ересеучитель, смешивая события совершенно превратно, говорит, что страдалец Петр III не избег написанных ему на роду новых скорбей и вскоре паки подвергся царскому гневу, а 12 февраля 1819 года заключен был в Суздальскую Спасоевфимиевскую крепость, где и находился около 13 лет. Но в июне 1832 года, якобы по личной просьбе скопца, Петр III освобожден из заключения Императором Николаем I-м и, по желанию своему, опять помещен в Преображенскую богадельню, где находится и до дне сего. А что действительно Петр III по сию пору жив и имеет пребывание в Преображенской богадельне, подтверждается это во-первых тем, что якобы некоторые из скопцов ходили к нему на поклонение, и лично видели его, а во-вторых тем, что лица царской фамилии, проезжая мимо сего дома к Преображенскому полку на развод, бывающий ежегодно 6 августа, непременно наводят лорнет на окна этой богадельни, чтобы узреть в них своего прадедушку.

Излишне говорить, до какой степени нелепы эти басни; не смотря на то скопцы-ученики простодушно слушают своих лжеучителей и до того уверены в истине их бредней, что готовы положить жизнь свою за каждое слово. Всего страннее в верованиях скопцов то, что они избрали себе в искупители и назвали вторым Христом и Сыном Божиим ни другого кого, как Петра III. Известно, что Петр III по рождению своему был полурусский и полунемец и, по всей вероятности, в детстве был воспитан не в православной вере. А русский народ ко всем вообще, кто с ним не одной веры, не изъявляет особенного расположения. Между тем из той же русской нации нашелся люд, который не только симпатично отозвался к иноземцу, даже не усомнился поставить его превыше всех святых. Откуда же в нём такая перемена и что за причина тому? Вопрос этот можно уяснить при помощи событий, предшествовавших и последовавших кончине Императора Петра III. Известно, что он, еще при жизни своей и вопреки собственному желанию, должен был уступить Престол супруге своей Императрице Екатерине II; известно также и то, что он целый год не оставлял мысли к восстановлению прав своих на престол, и что смерть разрушила эти намерения. Неожиданная кончина этого монарха естественно могла породить в отдаленных местах разные сомнения и предположения, а злые люди могли не упустить случая к распространению вредных толков, вследствие которых явились самозванцы. Россия тогда не успела еще забыть кровавых крамол, которые терзали её при Отрепьеве и Тушинском. В последний год жизни Императора Петра III она уже начинала испытывать эти невзгоды; по смерти его, вскоре явился на Волге известный своими злодействами Емельян Пугачев, который, подобно Гришке Отрепьеву, не устыдился назваться русским императором, выдавая себя за Петра III. Варварские похождения этого изверга известны всякому из истории России, в особенности из истории Пугачевского бунта, составленной Пушкиным. Больших забот и трудов стоило правительству истребить шайку злодея Пугачева и положить конец зверским его разбоям. Но едва он был пойман и рассеяна его шайка, как между Волгою и Доном стали являться новые самозванцы.¹⁷⁰ А ведь известно, что Дон и Волга по сию пору еще остаются скопищем разных сект и притоном разных бродяг и раскольников. Очень можно предположить, что из этого-то гнезда вывелось чудовище-самозванец, который не только не устыдился назваться Императором Петром III, но и возымел дерзость выдать себя невеждам за второго Христа и второго Сына Божия. Мы тем более имеем право считать предположение своё правдоподобным, что г. Максимов в актах Нерчинских заводов нашел, между прочим, дело, в котором говорится, что один из ссыльнокаторжных называл себя Императором Петром Федоровичем, а сторонние называли его Сыном Божиим. Когда этот самозванец Петр Федоров Чернышев убежал из каземата, то Обер-бергмейстер Лодыгин говорил о нём при многих: «если бы кто оного Чернышева сыскал и, не убив досмерти, представил, то бы я того человека наградил деньгами, и прямой тот человек Сын Божий». Приключения Петра Чернышева во многом имеют сходство со страдами скопческого патрона Петра III, особенно в отношении к тем местам, где был судим и наказан первый, и терпел свои страды последний. Чернышев этот впоследствии наказан кнутом и сослан в Мангазей (близ Труханска), но, не дошедши до места ссылки, умер в Енисейске. Событие это происходило около 1767 года. (Из официальных источников).

Священник Василий Прозоров

Учреждение всероссийского миссионерского Братства вызывается, по нашему мнению, теми тревожными событиями которые переживает православная российская Церковь. Религиозный индифферентизм, а часто и открытое неверие внутри, раскол и множество самых разнообразных сект совне вызывают Церковь на напряженную деятельность. Это особенно должно сказать о расколе и сектантстве. Едва-ли не каждый день приносит нам известия то о появлении новых сект, то о фактах поругания сектантами святыни православной Церкви, то, наконец, о публичных оказательствах воинствующего раскола. Одно остается несомненно верным, что расколо-сектантство сделалось великим недугом нашей церковно-общественной жизни, – недугом одинаково опасным, как по своему упорному, трудно поддающемуся врачеванию характеру, так и по силе присущего ему развращающего влияния на окружающую его православную среду. Надменные уверенностью в своей мнимой святости, фанатически ожесточенные против всего, что напоминает им прежнюю их веру, ободряемые сочувствием им известной части общества, часто оправдываемые в судах, – сектанты открыто и дерзко стали нападать на установления Церкви: кощунственно издеваются над священными предметами (иконами, храмами и проч.), открыто оскорбляют пастырей церкви, врываются с проповедью своих заблуждений в дома православных жителей и поселяют в их семьях вражду. Всё это говорит о том, что враг Церкви, с которым приходится ей бороться, силен и многочислен, что борьба с ним должна вестись не отдельными только лицами, но соединенными усилиями ревнителей православия и при этом по строго установленной системе, с ясным сознанием средств и способов этой борьбы. Это в свою очередь доказывает необходимость такого учреждения в России, которое взяло-бы в своё ведение это великое и трудное дело, определило-бы истинные размеры угрожающей Церкви опасности и дало-бы вполне целесообразную постановку делу внутренней миссии. Лучшею мерою в борьбе с религиозными заблуждениями раскольников и сектантов признаны духовною властью публичные собеседования с ними. Успех сих собеседований в одинаковой мере зависит как от содержания их, так и от тех приемов, какие употребляются в полемике с раскольниками и сектантами. Но, не говоря уже о сравнительно молодой противосектантской богословской литературе, даже противораскольническая литература не отличается желательной полнотой. Многие догматы Церкви, пререкаемые сектантами (напр. о крещении младенцев, поминовении усопших и др.) имеют крайне бедную литературу, которая далеко не дает миссионерам надежного оружия в полемике с сектантами. Что-же касается методики собеседований с раскольниками и сектантами, то она еще ожидает своего исследователя. А между тем время в лице расколо-сектантства и неверующего либерализма предъявляет православному богослову требования по вопросам христианской догматики строгие и всесторонние. Выполнить недостающее в нашей духовной литературе и удовлетворить требованиям испытующего духа сектантства и неверия может только такое учреждение, как всероссийское миссионерское Братство, в котором должны быть собраны лучшие богословски образованные силы Российской Церкви. Для сего в состав Братства должны войти в качестве деятельных членов профессора духовных академий, профессора богословия в университетах, – и вообще Братство должно объединить под знаменем борьбы с сектантством и неверием все богословские силы православной Российской Церкви. Оно должно быть всероссийским не только потому, что задачи его деятельности имеют всероссийский интерес, но потому, что в нём, как в центре, будут сходиться духовные силы со всей православной России. Учреждение всероссийского миссионерского Братства, в котором объединялись-бы богословские силы православной Российской Церкви, представляется желательным еще и по следующим соображениям: то сочувствие, которым пользуются раскол и сектантство у известной части нашего общества и которое (т. е. сочувствие) нравственно поддерживает и ободряет наших раскольников и сектантов, зависит главным образом от того, что наше образованное общество мало ознакомлено с истинным характером раскола и сектантства, имеет неясные представления об основных взглядах и убеждениях раскольников и сектантов, которыми определяются их отношения к Церкви и государству, знает их только как «гонимых» и «преследуемых». Необходимо вывести наше образованное общество из этого состояния неведения истинного характера расколо-сектантства, раскрыть пред ним внутреннюю его жизнь во всех её проявлениях, то соединенных с гнусными, отличающимся животной разнузданностью действиями (напр. у хлыстов), то исполненных фанатической ненависти ко всему, что напоминает православие и русскую народность, – ненависти, прикрытой лицемерной скромностью и фарисейским благочестием (напр., у штундистов); необходимо раскрыть пред обществом ту истину, что раскольники и сектанты – враги не только Церкви, но в одинаковой мере государства и всего уклада нашей жизни, создавшегося под благотворным влиянием Церкви, что борьба с ними есть долг не одного только духовенства, но и всех, кому дороги заветы Церкви и основы русской общественно-государственной жизни. Это может сделать только целое учреждение, которое в состоянии будет располагать надлежащими для сего средствами, напр., издавать посвященный изучению раскола и сектантства журнал, устраивать публичные чтения по тому же предмету и проч. У сектантов и раскольников есть верные союзники – это открытое неверие и религиозный индифферентизм. Дух заблуждения, которым водятся сектанты и раскольники, находит свои жертвы, чаще всего в среде неверия. Внутренняя миссия в виду сего должна развиваться в двух противоположных направлениях – сверху и снизу и, может быть, даже преимущественнее в первом направлении. Необходимо внести в эту среду свет Христовой истины, озарить им помыслы и чувства оцепеневшие под хладом неверия и приобщить их к источнику живой веры Церкви. Эта задача выходит из круга специально-миссионерской деятельности, притом она настолько сложна и трудна для выполнения, что превосходит силы отдельных деятелей миссии и пастырей Церкви; здесь необходим коллективный труд всех богословских сил Церкви, который только и может противопоставить надежный оплот волнам разливающегося неверия. А это неизбежно вызывает необходимость такого учреждения, которое ведало-бы это дело, собрало-бы вокруг себя деятелей и руководило-бы ими, каким и может быть всероссийское миссионерское Братство.

Одновременно с этим должно озаботиться поднятием религиозно-нравственного уровня народа. Правда, для борьбы с народными пороками во многих епархиях учреждены братства, общества трезвости и проч.

Но при самых добрых намерениях, часто эти учреждения не достигают своих целей, вследствие отсутствия надлежащих духовных средств. Необходимо такое учреждение, которое объединило-бы разрозненно действующие силы разных духовно-просветительных учреждений, каким и может быть всероссийское миссионерское Братство. Итак развитие (в количественном и качественном отношении) сил внутренней миссии, разработка противосектантской и противораскольнической полемической литературы, распространение в обществе путем литературным истинных сведений о сектантах и раскольниках, борьба с неверием и с народными пороками, – вот, по нашему мнению, задачи деятельности проектируемого всероссийского миссионерского Братства, которыми вполне доказывается желательность, – более – необходимость учреждения его.

Для практического осуществления намеченных задач, всероссийское миссионерское Братство, конечно, должно располагать значительными духовными и материальными средствами. Первые оно должно найти в духовной сокровищнице своих членов, в число которых войдут преимущественно лица, получившие богословское образование, которые в силу уже одного этого нравственно обязаны поделиться своим духовным богатством с меньшими братьями; вторые должны составиться из членских взносов. Для сего в число членов Братства должны войти все российские иерархи, все священники Российской Церкви, а также лица, служащие в учреждениях духовного ведомства. В начале открытия деятельности, которое всегда соединяется со значительными денежными затратами, если в том окажется настоятельная нужда, не должно отказывать Братству в единовременном пособии, хотя-бы взаимообразно, из сумм Св. Синода. Для увеличения средств Братства, желательно было-бы учредить кружечный сбор по церквам в один из двунадесятых праздников.

Братство должно войти в живое духовное общение с епархиальными духовно-просветительными учреждениями (братства и разные общества), предлагая последним руководящие наставления по части борьбы с расколо-сектантством и неверием, но в тоже время не стесняя свободного развития деятельности сих учреждений. Средствами этого единения могут быть: печатный орган Братства, посвященный разработке вопросов, входящих в сферу деятельности Братств вообще, обмен ежегодными отчетами всероссийского Братства с епархиальными, сношения по частным вопросам, возникающим в практике епархиальных Братств, в решении которых эти последние встретили-бы какое-либо затруднение, издание листов и брошюр и взаимный обмен ими и проч. Для целей борьбы с расколом и сектантством всероссийское миссионерское Братство должно иметь свою миссионерскую семинарию, где подготовлялись бы лица, желающие посвятить себя миссионерской деятельности. Желательно, чтобы эта семинария была учреждена при одном из монастырей внутренних губерний России. Для той-же цели и вместе с этим для выяснения общего состояния раскола и сектантства в России Братство устраивает миссионерские курсы и съезды.

Мы глубоко уверены, что Бог, помогающий всякому доброму начинанию, благословит успехом и деятельность предполагаемого к открытию всероссийского миссионерского Братства.

А. Я. Дородницын

(Из путевых наблюдений)

В 1886 году служил я приказчиком у одного богатого мясоторговца. В числе подведомых мне рабочих скотогонов был один крестьянин, раскольник безпоповщинского толка (часовенный), Терентий Конев, уроженец одного из заводов Верхотурского уезда. Это был человек совершенно неграмотный, но до фанатизма пропитанный старообрядческими взглядами, – горячий сторонник всего того, что старообрядцы называют «древними преданиями». Высокого роста, сутуловатый, с черными, как смоль, волосами, которые он стриг в кружок и на макушке выстригал. Товарищи скотогоны иногда от нечего делать, сидя где-нибудь в степи у костра, спрашивали Терентия: – «Для чего ты, Тереха, свою голову так выстриг? Ровно поляну среди леса». Терентий обведет своим грустным взглядом всех присутствующих, как-то особенно грустно улыбнется и скажет:

– Где же вам, братцы, понять всего! Ведь вы люди неграмотные; а наши «старички» от Писания говорят, что этот наш обычай самый что ни на есть настоящий, «христианский». Все, кто не подпал под власть «антихриста», должны носить волосы так, как я ношу, отличить слугу «Божьева» от слуги антихристова.

– Полно врать Терентий! Где же об этом писано, спросил я его, что во дни антихриста можно будет отличить верующих от неверующих по тому, как они острижены?

– Да где же мне ответить, коли я человек неграмотный! Божье-то Писанье – глубина во какая! и при этом он многозначительно ткнул пальцем вверх и затем вниз, как бы показывая, на сколько для него обширно Писание. Сами знаете, что и ваши попы читают в церкви Евангелие вот по эстольку, сказал Терентий, указывая на свой мизинец. А вот поговорили бы вы, Михайло Максимыч, с нашими «старцами», тогда и вы уразумели бы истинную христианскую веру; они весь свой век живут в пустыне, молятся денно и нощно, да все читают старинные книги. А как живут-то! Настоящие тоись райские «анделы».

Однажды в октябре, возвращаясь, мы гнали уже скот в пределах Пермской губернии и в один холодный пасмурный день остановились кормить на покосе какого-то крестьянина. Было еще не поздно. Терентий подошел ко мне и, чтобы не услышали рабочие, тихонько заговорил:

– Михайло Максимыч! не желаете ли съездить к нашим «отцам» в пустыню? Они вот тут недалече живут, верстах в пятнадцати отселева. Дорогу я знаю хорошо и проведу вас прямехонько! Вот видите эту тропинку, – которая едва была заметна на скошенном покосе и уходила налево в лес, – по ней и поедем. Дорога хорошая! Предложение Терентия, по правде сказать, было для меня очень заманчиво: мне представлялась возможность посетить раскольнический скит и ночевать в теплом помещении, Не долго думая, я согласился. Терентий живо оседлал лошадей – и через пять минут я и Терентий были уже на лошадях. Подъезжая к скиту, мы услышали ржание лошадей и стук топора; Терентий, сняв шляпу,¹⁷² истово перекрестился и промолвил:

– Вот и подъезжаем, слава Богу! Не желая оскорбить религиозных чувств своего спутника, и я сделал тоже самое. Минуты через две мы подъехали к реченьке, через которую был построен плохенький мостик. Поднявшись на противоположный берег, мы увидели построенный среди леса, на равнине, скит. Он состоял из так называемых «отходных» маленьких келий в два и три окна; кельи были расположены без всякой симметрии. Ближе к речке была построена конюшня, где помещались скитские лошади, а рядом с ней забранный жердями сеновал. Здесь мы слезли с лошадей и привязали их у ворот сеновала. Среди келий выделялось своими размерами главное здание – молитвенный дом. Он был построен из сухоподстойного леса, с неопиленными зауголками, так что сразу было видно, что постройка его производилась на скорую руку и, как надо полагать, в зимнее время, потому что вместо мха из пазов торчало сено. Примыкавшие к молитвенному дому с западной стороны сени были довольно обширны, но низки и сплошь наставлены ларями и разными кухонными принадлежностями.

Когда мы подошли к двери молитвенного дома, Терентий предварительно кашлянул в кулак и громко нараспев начал произносить:

– Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! (это условный знак, общепринятый во всех старообрядческих скитах, без которого неприлично и даже грешно, по их мнению, входить постороннему лицу в келью). Сквозь запертые двери слышно было пение: «И на людях твоих благословение твое». «Отцы» были, по-видимому, очень заняты пением и из-за него не слышали воззвания моего бедного Терентия, почему он постепенно повышал свой голос, повторяя молитву Иисусову. Это мне начинало надоедать, я предложил ему зайти в келью без молитвы.

– Что вы Михайло Максимыч! Да как это можно! замахал руками Терентий и посмотрел на меня с таким страхом в глазах, с каким смотрят на людей, которые сознательно решаются совершить какое-либо преступление.

Пение, наконец, прекратилось, и вопли моего бедного чичероне не остались «гласом вопиющего в пустыне». Нам отворил дверь старичок-монах, сказав:

– Аминь, Святой молитве!

– Бог спасет на амине! – серьезным тоном ответил Терентий, как будто в этом именно «амине» заключалось если не всё, то по крайней мере половина спасения.

– Милости просим, гости дорогие! – сказал отворивший нам монах. Когда мы вошли в келью, Терентий шепнул мне:

– Пожалуйста, вместе не молитесь: «старичков» не огорчайте. А сам очень истово начал молиться, низко кланяясь в пояс.

В это время я стал рассматривать внутренность молельни. Во всю переднюю стену были полки в четыре ряда с множеством икон и с обильным освещением лампад и восковых свечей. Перед самым иконостасом была прибита широкая, покрытая какой-то голубой материей, полка, заменявшая аналой, на которой лежали раскрытые книги. В пении участвовало несколько монахов, послушников и мальчиков, – пели по крюкам и в унисон; пение, как мне показалось, было гнусливое, грубое и неприятное, читали протяжно, но внятно. Поклоны клали все в один раз. Тот же монах, который нам отворил дверь, пошел доложить об нас отцу игумену Паисию, не замедлившему явиться к нам. Пока он подходил, я успел несколько его порассмотреть. Это был старец лет 70, роста выше среднего, с тёмно-русой впроседь длинной бородой, постническим, желтым изможденным лицом, правильным носом и с густыми русыми бровями, из-под которых бойко смотрели серые глаза. На нём была ряса из черной дешевенькой материи, а поверх рясы «мантия» из грубого черного сукна, с красным кантом по кромкам, покрывавшая его только до талии.¹⁷³ На голове у о. Паисия была надета «камилавка», плотно облегавшая его голову; околыш «камилавки» был каракулевый, шириною в вершок, а на «камилавку» был надет, из такого же сукна как и мантия, «каптырь», который сзади был обрезан по талию, а по бокам спускались ниже рук концы в виде крыльев; по кромкам «каптыря», как и у «мантии», были красные канты; в руках у о. игумена была из черного опойка лестовка. Он подошел к нам и поклонился мне, но руки не подал, так как старообрядцы, держащиеся строгих правил, руки никому не подают, считая это смертным грехом и соблазном последнего антихриста. У них на этот случай есть даже собственное, в старообрядческом духе, стихотворение, под заглавием: «Увещевание древне-православных христиан на время антихристово», где, между прочим, говорится:

– Ой вы, верные

Божьи слуги,

Православные

Христиане,

– Не здоровкайтесь за руки,

Да избудете вы муки.

Я, уже знавший заранее подобный обычай, нисколько этим не был удивлен. О. Паисий надолго остановил свой взор на мне и тихим, вкрадчивым голосом, как-бы боясь меня, спросил:

– Откелева пожаловали? – Я ответил.

– Милости просим, милости просим! Спаси вас Царица небесная, что не возгнушались посетить смиренных ваших молитвенников… едва слышно промолвил он. Терентий всё время стоял, скрестив руки на груди, переминаясь с ноги на ногу и ждал, пока о. игумен заметил его. Наконец о. Паисий повернул голову по направлению к Терентию, и моментально лицо его приняло другое выражение.

– А! раб Божий Терентий! Вот радость-то воистину с небеси! Чьи же эти благоприятные молитвы дошли ко Всевышнему, что ты к нам пожаловал? – проговорил восторженно о. Паисий. Терентий стремглав шарахнулся в сторону, оказалось, что он бросился за подручником, взявши, положил его на пол у самых ног о. Паисия, затем, скрестив на груди руки, он начал произносить:

– Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, прости мя, Отче Святый, Христа ради! (земной поклон).

– Бог простит, – отвечал о. Паисий; опять таже молитва и «Благослови!» (земной поклон).

– Бог благословит. В третий раз таже молитва с добавлением и «помолись о мне грешнем». (Земной поклон).

– Царица небесная Владычица молится за всех нас грешных, смиренно проговорил о. Паисий. Богослужение было приостановлено. Терентию было прочитано «прощение». Покончив с «прощением», Терентий всем монахам кланялся в ноги, и они ему отвечали тем же. Облегчив исполнением этой обрядности свою душу, он подвинулся ближе к иконостасу и начал молиться «вкупе» с «отцами».

– В виду того, что у старообрядцев, в особенности в скитах, «прощению» придается особое значение, то не излишне сказать и о способе его совершения. Приходящий в скит мирянин или монах, пробывший некоторое время в миру, считает нравственным долгом, посредством прощения, очистить себя от «замирщения». Оно совершается следующим образом. «Измирщенный» лежит неподвижно на полу, упершись руками и головой в «подручник», и начинает прощение следующими словами: «Прости мя, Отче Святый, или Мати Святая,¹⁷⁴ и благослови, елико согреших во вся дни живота моего и в сей день и час без числа согреших душою и телом, сном и леностью, помрачением бесовским, в мыслех нечистых, в забытии ума и во осуждении. Согреших сердцем и устнами и всеми моими чувствы – слухом и видом, волею и неволею, в молении со иноверными, в ядении, в питии, в любви, в дружбе и во обычаи, и несть бо того греха на земли, его же не сотворих, но о всех каюся: прости мя, Отче Святый (или Мати Святая), и благослови и помолися о мне грешпем». Затем кающийся встает и трижды кланяется до земли игумену, а потом и братии.

Пока служили вечерню, на кухне, которая помещалась налево за заборкой, в одних рубашках, из грубого холста, в таких же шароварах и холщовых фартуках, приготовляли ужин два дюжие монаха. На ногах у них были кожаные башмаки с опушкой из красного сукна, а на других монахах, которые молились, были рясы, на послушниках же вместо ряс были подрясники, с двумя борками сзади, из черной же материи.

Очень долго служили «отцы» вечерню и еще дольше молились о здравии своих благотворителей, которые действительно щедро награждали скитян всем необходимым, как я заметил это во время ужина. Наконец о. Паисий провозгласил:

– Извольте класть начал!

(Это краткая молитва с седьми поклонами, принятая у старообрядцев и единоверцев, которой начинается и кончается всякое богослужение). Седьмипоклонный начал через две минуты был окончен. Игумен, обернувшись лицом к братии, сделал ей два земных поклона; братия отвечала ему тем же. Кстати замечу, что у о. игумена «подручник» был сшит несравненно больше, чем у других монахов, по старейшинству ли, по другой ли какой причине, для меня осталось неизвестным.

Служба кончилась. Монахи, в ожидании ужина, разместились по скамейкам, расставленным около стен в молельне и ни на одном монахе я не мог увидеть рясы с широкими рукавами, а потому я и обратился с вопросом к о. Досифею – большому начетчику в ските, о котором речь будет впереди. Происхождение широких рукавов, как Никоновское изобретение, довольно курьезно объяснил он мне.

– «Никон Патриарх, начал он повествовать, еще будучи простым монахом любил щеголять и рисоваться своею внешностью. Однажды приехав в Москву, он вздумал заказать для себя рясу. Для этой цели он купил самой хорошей в то время материи и отдал её портному – горькому пьянице, последний был с жестокого похмелья, когда её кроил, и был пьян, когда шил, а с пьяных глаз и не заметил, что рукава вышли необыкновенно широки. Через несколько времени приходит Никон и опрашивает:

– Ряса готова?

– Готова! промычал лежавший и уже мертвецки пьяный портной.

Никон примерил рясу, работа ему понравилась, а рукава показались даже очень оригинальными, и он решил их не переделывать, а оставить в таком виде. Никон и тогда, когда был возведен в сан патриарха, носил рясу с такими же рукавами. Современное ему духовенство, из подражания суровому Патриарху, стало заказывать такие же рясы с широкими рукавами». Раскольники-монахи, чтобы не подражать ненавистному им Никону и отличиться по внешности от «Никониан», носят рясы с обыкновенными рукавами.

Пока мы разговаривали с о. Досифеем, повара засуетились: они вносили столы и накрывали их скатертями. Мне, как почетному гостю,¹⁷⁵ был поставлен отдельный стол за левым клиросом. Они особенно вежливы с человеком православным, который в первый раз заедет к ним в скит и стараются всячески угодить ему и словом и делом.

Перед ужином была прочитана всеми монахами краткая молитва: «Ядят нищии и насытятся». Всё время, пока ужинали, на средине молельни читал один монах жития св. отцов, каким-то странным тоскливым речитативом и перед точками последние слоги очень длинно затягивал. Монахи кушали молча и лишь изредка о. Досифей в полголоса объяснял трудно понимаемые места прочитанного. Пока он объяснял, чтец молчал, закрывшись «каптырем».

Ужин продолжался часа полтора. Я отужинал ранее и от нечего делать занялся рассматриванием икон, а так как в кельи было очень темно, то читавший монах, окончив чтение, светил мне восковой свечей и объяснял, которая икона кем написана, откуда она приобретена, сколько за неё заплачено, или кто пожертвовал. Иконы вообще были небольших размеров, но некоторые из них были особенно тщательно написаны.

– Эта вот, показал мне рассказчик пальцем на икону «Рождество Богородицы», писана бр. Богатыревыми в Невьянском заводе 60 лет тому назад, а эта вот, показал он на образ «Одигитрии», работы о. Григория; поди знаете, который подвизался в 17 верстах за Верхне-Тагильским заводом,¹⁷⁶ и куда на 28 июня ежегодно стекаются на поклонение мощам (?) его тысячи богомольцев «христиан». Писал-то сердечный на камню: скала там есть на Урале неприступная, с которой видать верст на 50 кругом, – на ней он, родимый, и трудился в писании св. икон, пояснял мне словоохотливый молодой монах.

– Я там бывал, сказал я ему.

– Слава тебе Господи! воскликнул монах и набожно перекрестился. – Значит «никонианская закваска» в вас уже выдыхается, коли вы посещаете места, чтимые «древлеправославными» христианами, радостно проговорил монах.

Когда кончено было последнее кушанье, о. Паисий скромно сказал:

– «Будьте довольны»! и, перекрестившись, начал вставать из-за стола; его примеру последовала и вся братия. После ужина была прочитана молитва: «Бысть чрево твое святая трапеза», и т. д., и опять моление о здравии жертвователей и благотворителей.

Потрапезовав, унесли столы из молельни, зажгли лампады и свечи и стали служить «Повечерницу» с пением ирмосов «Иже воды древле». По окончании Повечерницы были прочитаны молитвы на сон грядущим и монахи, испросив благословение у Игумена, разошлись по разным кельям на покой.

Я постарался завязать разговор с о. Паисием и прежде всего спросил:

– Давно ли вы о. Паисий здесь спасаетесь?

– Восемь лет уж, отвечал он, да начальство шибко беспокоит: то пристав приедет, то урядник, то лесничий, который без билета, видите ли, не велит рубить дров, а нам грешным не желательно быть запечатленными печатью антихристовою. Ох! хитер окаянный! всеми ведь «средствиями» старается он уловить в свои многоплетенные сети, дабы совратить с пути истинного и низринуть в ров погибели. Намедни вот тоже пристав приехал: зачем, говорит, совращаете в «рашкол» православных? Ох, искушение! Человек желает принять «древлее» благочестие, а тут брадобривец-табашник говорит: зачем совращаете в «рашкол?» Ох, времена тяжкие! Нет уж «прости Христа-ради,¹⁷⁷ я с этим не согласен. Белый свет на волю дан. Мы никого насильно не тащим. Уж если открыл кому что Господь, так оно и выходит. А то пристав разве душа-то приставом сотворена… А табачищем-то от него как несет, ровно из газовой трубы, прости Господи… Приедет урядник, такой вертлявый да непутный, что и не дай Бог! пристанет как смола: покажи да покажи ему стариц! Где, говорит их священная обитель, да где, говорит, у вас воспитываются дети, рожденные под тенью «древ». Что же дети то – еловые шишки что ли? Уж подлинно – слуга антихристов. Он тебя отругает всячески, а ты его благодаришь, благодаришь… да кланяешься.

Пока мы разговаривали, сидя в молельне, на столе в железном подсвечнике, горела сальная свеча, с которой то и дело один послушник железными щипцами снимал нагар. Я заметил о. Паисию, что лучше бы иметь керосиновые лампы, чтобы избежать беспокойства и иметь более сильное и дешевое освещение.

– Нет, Михайло Максимыч, нам новшества не нужны Эти самые «ланпы» – одна вражда на Бога. Ты хоть то пойми: этот самый «карасин», сказывают, из адских недр брызжет; возьми, к примеру, его запах – самый адский, мерзительный. Да и огонь-то от него бесовский: чуть что – такая копоть пойдет, что и Боже упаси. Нет уж, «прости Христа-ради», мы к нему не причинны во веки веков. Те, кто выкопал этот «карасин», и будут гореть в нём веки вечные. О. Паисий при последних словах, опустив голову, задумался. Всё это прелести века сего, Михайло Максимыч, вновь начал он, а нам грешным нужно стараться при помощи Божией их избегнуть. Прошлой зимой, знаете ли, один «христолюбец» привез из деревни к нам в обитель мешок картофелю. Ох, напасть! Ныне в миру все жрут, а святые-то отцы запрещают ясти этот плод. Он вырос, я тебе скажу, оттуда, что срамно есть и глаголати. Что есть кортофель – не знашь? Всякое растенье на верху плод дает, а картофь в самой что ни-на-есть земле. Видишь, совесть не чиста, потому она в землю от глаз людских и прячется. Келарь это приношение не принял, а «христолюбцу» я велел увезти картофель за два поприща (за две версты) от кельи и вывалить их в снег. Послушный был раб Божий, спаси его Господи, целый пятипудовый мешок не пожалел. Другие вразумились и дали обет николиже вкушати от сего грешного и запрещенного плода.

– А какие св. отцы, о. Паисий, воспретили есть картофель? полюбопытствовал я.

– А на что тебе это нужно знать? Вышних тебе не ищи и больших себе не испытуй. Возьми хоть книгу преподобного отца нашего Барония (?), – и тамо обрящеши.

Макарий Огибенин

(Продолжение будет).

(Картинка с натуры)

Молодой человек только что прибывший из подмосковской глуши для того, чтобы отвести душу в подпраздничной кружковой беседе мыслящей, передовой интеллигенции современной Москвы, спешил в Кривоколенный переулок, которых так много в Москве; через четверть часа он остановился у двухэтажного деревянного дома, окрашенного в коричневую краску.

Наш провинциал, взглянув мельком в карманные часы, поспешно спустился в самый нижний этаж названного дома, по лестнице, ведущей с улицы в парадное крыльцо и дернул за ручку звонка.

Ему отворила, молодая служанка с добродушной приветливой улыбкой и на вопрос, здесь ли Владимир Владимирович и Игнатий Иванович, – отвечала, что еще не явились, но вероятно скоро будут. По шуму доносившихся голосов видно было, что гостей собралось не мало. Молодой человек лишь двоим-троим на ходу пожал руки, все остальные были незнакомы ему. Так как большая часть компании сгруппировалась «в библиотеке», заняв все имеющиеся на лицо стулья и диваны, то наш провинциальный интеллигент присоединился к тем, которые стояли около самого шкафа, заваленного сплошь книгами, и уже вели горячий спор о чём-то. Вокруг спорящих, в ажитации с заломанными назад руками, шагали две девушки-курсистки. Значительная часть публики расположились в непринужденных позах за огромным столом, занимавшим почти всю комнату, и друг с другом перебрасывались короткими отдельными фразами, иные смеялись, иные вполголоса пели, а иные бренчали на гитаре. Но вот скоро явились и знакомые нашего одиноко чувствовавшего себя провинциала. Собрание было в полном составе завсегдатаев.

– Господа! – начал Владимир Николаевич, – собрались мы сюда, как вам известно, для обсуждения тех жизненных вопросов, которые затронул Л.Н. Толстой в романе «Воскресение». В настоящую минуту мне хотелось бы предварительно коснуться существующих толков, по поводу этого замечательного во всех отношениях гениального произведения. Я нахожу, что означенные как печатные отзывы, так и частные разговоры, во-первых, противоречивы, во-вторых, неискренни. Они не отвечают прямо на запросы автора, суть которых, как справедливо сейчас заметил Рогожин, заключается в следующем: правильно ли настоящее, занимаемое нами, положение в жизни? верен ли вообще наш жизненный кругозор? Это, по моему, самое важное, это то, как увидим ниже, что желал сказать автор устами своего главного героя, кн. Нехлюдова. Останавливаясь на личности сего последнего, вижу, что Нехлюдов, один из тех новых типов, которые правда еще редки, они только что пробиваются на свет Божий, но которым, однако, суждено, может быть, в недалеком будущем поднять упавший дух нашей интеллигенции, указать ей иные формы жизни, чем те, из которых сами вышли, вкусив до пресыщения заманчивых снаружи, но вредных для духа – плодов этой развращенной, ложной жизни. Нечего говорить, что Н. в данном случае далеко не походит на обыкновенные типы «недовольных людей», под какую категорию причисляет его поверхностная фельетонная критика, и которых особенно изобильно расплодилось на почве барства в пореформенное время. Он не подходит ни к Печорину, ни к Чацкому и ни к кому из так называемых передовых людей, он именно новый тип…

– Напротив, я нахожу много общего с означенными передовыми деятелями, – сказал, приподнимаясь из-за стола и приближаясь ко всё более и более увеличивающейся группе спорящих около шкафа, господин лет 30, сутуловатый, худой, с жиденькими, русыми всклокоченными волосами и с обозначавшейся широкой лысиной на темени. Господин этот, по-видимому, был из числа «нервных». Когда он заговорил, то сразу на несколько тонов повысил голос, не соответственно с развитием хода своей аргументации. В продолжение всей речи серые глаза его искрились задором, а на тонких губах едва заметно мелькала ироническая улыбка.

– Нехлюдов, говорил Виктор Васильевич, по моему, прежде всего представитель известного нам обличительного направления в литературе, которое впервые является у нас с именем Грибоедова. Говорят, что Т-й будто бы слишком сгущает краски в изображении темных сторон жизни людей своего круга. Странно! да разве Т-й единственный пример в роли обличителя укоренившихся вредных привычек людей данного круга, их предрассудков, их стремлений к власти, к карьере и т. п. Возьмите хотя беспощадную сатиру Щедрина, или скромную лиру Некрасова, возьмите некоторые типы Гл. Успенского, Островского, Достоевского, даже романы ретроградного кн. Мещерского, – все они в известных своих произведениях являются более или менее обличителями пороков высшего общества, его ханжества, бюрократизма, взяточничества и т. д. А потому таких людей с их пламенными речами в защиту «униженных и оскорбленных», в защиту правды, – мне бы хотелось уподобить ветхозаветным пророкам, в каковом смысле они и охарактеризованы в стихотворениях Лермонтова и Пушкина. «Глаголом жечь сердца людей»… Да и с точки зрения ортодоксии, улыбнулся Виктор Вас. в сторону Игн. Ив., обличительные речи их, надо полагать, не бесполезны: кто знает, какими путями Провидение ведет человечество к свету?

– Пути промысла Божия, конечно, для нас непостижимы, отвечал серьезно Игнатий Иван., это так, но всё же современные пророки ни в образе жизни, ни в образе мысли далеко не походят на известных нам ветхозаветных пророков: у последних было хоть единство цели, – их проповеди покоились на личности Мессии. А у наших пророков, позвольте узнать, в чём высказывается единство их миросозерцания?

– Единство мировоззрений современных мыслящих людей можно формулировать так: искание смысла жизни, сказал Аким Михайлович.

– Искание смысла жизни это такая общая формула, которую, во-первых, можно приложить ко всякой разумной личности, живущей хоть мало-мальски духовно, во-вторых, формула эта по времени её происхождения так же стара, как стар мир. Следовательно, в настоящем вопросе она ничего не объясняет. Надо необходимо иметь предельные границы, и, как мне кажется, не лучше-ли под рассматриваемым единством разуметь просто единую руководящую идею, или, по крайней мере, общие точки соприкосновения в деятельности и мысли передовых людей нашего времени. Не скажите откровенно – где эти точки?

Где, в каких случаях и по каким вопросам современные люди, мысли и идеи сливались бы в стройном гармоничном концерте?

Нет, но все и каждый идут своей собственной дорогой, часто не понимая друг друга, мешая один другому. Если, напр. Чацкий обличал общество за его рабство пред западом, обличал за его пристрастие к той западной цивилизации, которая характеризуется «гнилью», обличал за отступление от коренных основ русской жизни, каковы – вера, язык, патриотизм и т. под.; если славянофилы в лице братьев Киреевских, Аксаковых, Самарина и Хомякова, отчасти и народники, ратовали за патриархальную Русь, – то другая партия мыслящих людей во главе с Герценом и Белинским, что называется, до мозга костей была проникнута западничеством и находилась с первыми в постоянной вражде… Ясно, что все эти люди в искании путей жизни шли вразброд, и ни о каком объединении тут и речи не может быть.

– Вы так думаете, – заметил высокого роста, довольно плотный, с небольшой годовой черноватый, суровый господин, – а ведь Т-й думает иначе: он, мне кажется, со своею проповедью далек от всякой партийности и должен послужить примирителем враждующих из-за идей сторон.

– Это на каком же основании обольщаете себя подобными несбыточными надеждами, может быть, на основании беспощадного отрицания Т-м всего, что дорого и свято для большинства людей и что, по моему, составляет сущность жизни? Игнатий Иванов. видимо волновался. Несколько раз он порывисто прошелся по комнате в напряженной задумчивости, потом продолжал: какие же в самом деле у нас могут быть точки соприкосновения с учением гр. Т-го, и на каком бы из известных нам передовых людей этот «великий писатель земли Русской» остановил своё благосклонное внимание? Решительно ни на ком: все они – и социалисты, и народники, славянофилы и западники, поскольку каждый из них, опираясь на свои теории, старается защитить тот или иной социальный порядок: государство, культуру, религию, церковь, – все они, по мнению Т-го, стоят сознательно или бессознательно за насилие, все хотят властвовать друг над другом, ибо всё это – и культура, и церковь – чистейший самообман, совершенно ложный путь жизни, это, пожалуй, выдумка ловких людей для своей выгоды…

Таким образом, Толстой, отвергнув всю историю жизни человечества, как какой-то сплошной мираж, хочет выдумать для него свою историю действительной разумной жизни; он, как замечает один критик Т-го: «хочет решительно до всего доходить сам. Всё готовое ему претит хуже, чем разогретое блюдо. Ему нужна своя религия, своя политическая экономия («что такое деньги?»), своя нравственность, своя жизнь, своя культура»…¹⁷⁸ Где же, спрашивается, у него примирительные начала с мыслящими людьми разнообразных, но честных убеждений, из которых для многих то, что отрицает Т-й, была сама разумная действительная жизнь?

– Толстой, по-видимому, сам себе закон, сказал, приподнимаясь на локотки маленький субъект и вопросительно посмотрел на Ник. Влад. Это видно из того, что он обходит самые законы жизни.

– Ничего этого не видать, пока вы не объясните, о каких законах думаете, в свою очередь зашумел Николай Владимирович, демонстративно оставляя своё председательское место, под предлогом достать какую-то книгу с полки.

– Я надеюсь, что для большинства из нас, здесь присутствующих, законы эти известны и не требуют особых пояснений с моей стороны, сказал молодой человек и вспыхнул. Впрочем, я готов для большей определенности разъяснить свою мысль. Законы, о которых я думаю, разделяются на два вида, или на две категории.

Поскольку человек существо живое, «он подчинен всем законам животного существования, которое открывает нам биология». Важнейший основный закон этого порядка прежде всего есть закон поддержания и сохранения животной жизни, – закон, который ап. Павел формулирует так: «никто же плоть свою, ненавидит, но всякий питает и греет её». Рядом с ним другой закон, данный Богом: «раститеся и множитесь и наполняйте землю». Отсюда создалась семья, отсюда явилось стремление к сохранению своего рода, отсюда же и борьба, физические наслаждения, стремление к личному счастью; отсюда, наконец, создалось общество и государство.

Но человек не только животный организм, он и существо духовное, он подчинен (другим законам – внутренним, нравственным, во главе с религиозным чувством. Это последнее человек выразил в религиозном культе, со всеми его ритуалами. История и антропология доказывают, что насколько бы ни было примитивно духовное развитие человека, но без религии он не живет. Правда, некоторые из путешественников утверждают, что будто существуют такие дикие племена, у которых не найдено никаких признаков религиозной жизни. Однако, нам кажется, что подобным исследованиям придавать особого значения нельзя: путешественники могли ошибиться, не понимать дикарей, или превратно истолковать их ответ, да и сами дикари могли неясно выразить свои чувства, словом, могло произойти взаимное непонимание.

С другой стороны, отрицательных фактов несравненно меньше, чем положительных, говорящих в пользу религии. Итак, эти два вида законов – животные и духовные – в общем составляют одно целое – жизнь людей. Притом, если первые необходимы для сохранения животной личности, то вторые, внутренние, регулируют жизнь личностей в их взаимоотношениях и в отношениях к Богу, дают личности соответствующее направление и развитие. В развитии, или прогрессе жизни, кроме законов, громаднейшее значение имеют идеалы.

Идеалы первобытного человека, представителем которого до некоторой степени является современный дикарь, преимущественно сосредоточивались в счастье животной личности, в чувственном наслаждении; этим отчасти объясняется косность, неподвижность людей первобытной культуры.

На высшей ступени развития человека замечаются уже следы духовной жизни, стремление к высшим идеалам, постепенно является все то, что у нас называется творчеством: искусство. литература, наука и др. плоды духовной жизни. К таким культурным народностям принадлежат древние Греки и Римляне. Что касается христианства, как новый эры, то оно является завершителем этого великого движения к прогрессу человечества.

Христос, как свидетельствует ап. и евангелист Иоанн Богослов, есть начало и конец всей мировой истории.¹⁷⁹ Начало в смысле того нового направления в жизни человека, где тело должно подчиняться духу, конец в безусловном, всесовершенном идеале, явленном миру в безгрешной личности Христа.

Но между, этими двумя полюсами жизни – что должно быть существенно в идее царствия Божия (в земной жизни людей по заповедям Христовым) – необходимы известные градации, в зависимости от степени совершенства людей, необходим разнообразнейший строй общежития людского, как-то: семья, общество, государство с его гражданскими законами.

Разнообразнейшие союзы и кооперации обществ в своём истинном назначении должны способствовать развитию в людях взаимной симпатии, взаимной солидарности.

Но утверждать, по примеру Т-го, что тот или другой государственный строй есть выдумка хитрых людей, значит сознательно возводить чудовищное обвинение на этих людей, которые являются ни больше – ни меньше, как только, орудием данных законов жизни, направляемых всемогущею рукою Творца и Промыслителя.

Само собою разумеется, братство и равенство во имя Христово весьма желательно; но ведь это идеал,¹⁸⁰ к которому стремится человечество, но достижению которого мешают низшие законы, игнорируемые Т-м без всяких твердых оснований. – Сдается мне, что вы не совсем поняли Т-го, заметил бледнолицый молодой человек: вы, напр., неосновательно говорите, что будто бы Т-й отвергает все законы жизни; напротив, закон внутренний, нравственный, – разум и совесть, по его мнению, скорее, по духу христианского учения, должны преобладать над законами внешними, каковы, напр., законы гражданские. Может быть, законы последней категории и необходимы были для языческих народностей, когда государство было всем, а личность ничем, когда личность безусловно подчинялась закону и приносилась в жертву не только государству, создавшему эти жестокие законы, но капризам какого-нибудь тирана, вроде Нерона, для потехи которого ничего не стоило состряпать кровавый человеческий винегрет из рабов и христиан! Другому такому же тирану, глядишь, взбредет в голову сумасбродная мысль объявить войну, с целью порабощения сильными слабых, и затем в виде триумфа принести на алтарь жертвы сотни военнопленных! И всё это проделывалось правителями и законодателями, под личиною выдуманных ими гражданских законов, которые, наверное, считались и тогда, как теперь, божественными установлениями. Мне бы хотелось по этому поводу защитникам ортодоксии заметить, что они забыли, как Христос обличал фарисеев и книжников за то, что они возлагают на плечи человеческие неудобоносимые бремена, под гнетом которых стонал народ, и вместе с тем забывают о Божием законе, о повиновении голосу совести, забывают о том внутреннем свете, который влечет человека к добру, к познанию истины. А истина делает человека свободным от всяких пут и от рабства закону, по слову ап. Павла: «мы умерли для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве».

– Сергей Васильевич! заговорил опять Игн. Ив., вы, во-первых, совершенно произвольно истолковываете приведенный вами текст св. Писания. Не подлежит сомнению, что под законом апостол разумеет закон прародительского греха, для которого мы действительно умерли во Христе, «искупившем нас от клятвы законные», но не закон гражданский, относящийся к общежитию людей. Во-вторых, вы смешиваете этот последний с некоторыми выдумками людей, которые иногда несправедливо прикрываются личиною закона. Как раз подобного рода вставки, осложнения появились и в законе Моисея, когда фарисеи и так называемые законники сделались единственными авторитетными истолкователями помянутого закона и руководителями народа. Очевидно, вставки эти были резким противоречием закону Божиему и даже закону гражданскому, определявшему права семейные, общественные и бытовые еврейского народа, почему и вызвали со стороны Господа известное порицание.

Впрочем, всякий гражданский закон в делах высшего блага с течением времени подлежит изменению и развитию, в зависимости от развития общественного самосознания; очевидно, фарисеи не имели в виду последнего при изменении законов, а руководствовались властолюбивыми эгоистическими расчетами, за что и были осуждены Верховным Законодателем. Между тем вопрос, т. ск., пересмотра закона стоял на очереди, и Господь, объясняя смысл этих временных законов, заметил, что некоторые из них были даны по жестокосердию людей и к данному духовному строю общества уж неприложимы. Отсюда однако вовсе не следует, что те или другие гражданские законы не имеют вообще значения для жизни. Нет, на всех степенях общественного развития они, вместе с законами нравственными, имели и будут иметь смысл борьбы со злом, смысл ограждения человека от зла, отовсюду входящего в его жизнь. Вследствие чего упомянутые законы разделяются как бы на два порядка: законы внешние, гражданские и законы внутренние, нравственные, дающие силу первым и в свою очередь санкционирующиеся в Божественном законе, основанном на откровении.

– Позвольте! как же все сейчас сказанное вами согласовать с учением Христа о Царствии Божием в отношении к государству? Как понимать отказ Христа о разделе имения между тяжущимися родными братьями? Да и вообще из Евангелия видно, что Христос совершенно игнорировал все наши житейские законы.

– Так и понимайте, как сказано об этом в Евангелии, – сказано, что Христос не имел дела с общественной организацией, а имел с организацией человеческой души, которую пришел спасти. Вот что еще добавлю словами одного апологета: «Христос мог преподать только вечную, непереходящую истину, ибо христианство есть свет, предназначенный светить во все века, – и потому Христос не мог давать указаний относительно внешних учреждений общественной жизни, которой Он нигде не касается. – Все установления царства Божия, преподанные Им, относятся до духовной жизни людей, до внутреннего человека («Царствие Божие внутрь вас» – Лк.17:21), – не затрагивая непосредственно никаких внешних учреждений древнего мира. Он возродил, создал нового духовного человека, и этот возрожденный и обновленный человек должен был, по мере освобождения его чрез познание истиною (Ин.8:32), пересоздавать и весь внешний строй жизни древнего (и нового) общества».

С этой точки зрения, мне кажется, и можно понять, игнорировал ли Христос наши житейские законы. Нет, Он не игнорировал их; чтобы видеть это, достаточно поразмыслить об ответе Господа иродианам по поводу дани Кесарю, а также об ответе Его Пилату по поводу власти последнего; или, наконец, о повелении Спасителя исцеленным прокаженным идти к священникам и принести очистительную жертву, установленную законом Моисея. Кроме всего этого мы и по самому смыслу христианского Откровения должны понять, что строй жизни людей, охраняемый законом, вовсе не безразличен для христианского вероучения, в частности для Церкви. Глава Церкви – Христос, Который открыл нам Бога, как любвеобильного Отца, непрестанно пекущегося о чадах Своих, – учил о Промысле Божием, говоря: «если всякую полевую лилию Бог одевает в красивые одежды», тем более печется десница Всевышнего о внешних удобствах нашей жизни, как-то, о пище, одежде, жилище и т. п. Мудрые гражданские законы (в параллель с законами нравственными); способствующие установлению царства Божия на земле, суть та же красота лилии, ласкающая наше зрение, это твердый покров, под которым спокойно могут развиваться духовные силы.

(Продолжение следует).

С. Бронницкий

Написано не чернилами, но на скрижалях сердца плотяных (2Кор.3:13).

И настоящую беседу нашу с читателями «Мисс. Обозр.» мы посвящаем толстовскому вопросу, как самому животрепещущему в данный момент, когда о гр. Льве Толстом и толстовстве всюду на Святой Руси говорят и судят, недоумевают и негодуют, скорбят и молятся… Причина известна – послание Св. Синода, в котором Св. Церковь, как любящая и долготерпеливая матерь, – голосом, полным скорби и молитвенного участия, – наконец, всенародно засвидетельствовала, что, в 1-х, гр. Лев Толстой – новый лжеучитель, проповедующий, с ревностью фанатика, к соблазну и ужасу всего православного мира, ниспровержение всех догматов православной Церкви и самой сущности христианской веры, ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, – 2-х, что он сознательно и намеренно отторг сам себя от всякого общения с Церковью православною и, в 3-х, что Церковь не считает его своим членом и не может считать до тех пор, пока гордый лжеучитель не раскается и не восстановит своего общения с нею, и, в 4-х, наконец, Церковь, как сердобольная матерь, молится, а следовательно и призывает к молитве и других, кому дорог Лев Николаевич, – а кому он и спасение его души не дороги! – чтобы милосердый Господь, «не хотяй смерти грешника», подал заблудшему в прельщении гордого ума своего рабу «покаяние в разум истины».

Как не похоже это послание, исполненное милосердой, сострадательной, чисто материнской попечительности о заблудшем сыне, на грозные энциклики католической Церкви!¹⁸¹ В тоне послания и во всём отношении Церкви к яснополянскому отступнику сказалась типическая черта нашего русского православия, долготерпеливого и многомилостивого, как Сам Законоположник её, Господь.

Всякий верный сын Церкви должен преклониться пред посланием, как непререкаемым голосом Церкви, как пред актом глубокой исторической важности, знаменующим собою проявление жизненности в церковном нашем организме и неподкупной правды в решениях правящей Церкви. Но теперь говорить должно и в печати, и с кафедр ученых, учебных и церковных, в обществе и семьях о заблуждениях толстовства, о том неисчерпаемом зле, которое принесло и может еще принести пагубное религиозно-социальное учение толстовства, которое, к сожалению, многие еще не ясно определяют.

Казалось бы, в послании Св. Синода все ясно и просто, однако в умах оторвавшейся от устоев церковной жизни интеллигенции событие это порождает некоторые недоразумения и кривотолки. Между прочим, к нам в редакцию поступили следующие пытливые запросы, на которые и считаем долгом дать здесь, хотя бы вкратце, посильный ответ, по мере нашего разумения.

Спрашивают: давно-ли Л.Н. Толстой совершенно отпал от родной православной Церкви?

На это ответим собственными словами Льва Николаевича, заимствованными из предисловия к его книжке «Христианское учение». Над обработкой изложенной в ней системы своего учения наш новый лжеучитель трудился, по словам издателя книжки, г. Черткова, два года, а ему сдал для напечатания 2 сент. 1897 г. Вот что и как говорит здесь гр. Толстой о времени и процессе своего отпадения от православия и христианства.

Жил я до 50-ти лет, думая, что та жизнь человека, которая проходит от рождения и до смерти, и есть вся жизнь его, и что потому цель человека есть счастье в этой смертной жизни, и я старался получить это счастье, но чем дальше я жил, тем очевиднее становилось, что счастья этого нет и не может быть. То счастье, которое я искал, не давалось мне, то же, которого я достигал, тотчас переставало быть счастьем. Несчастий же становилось всё больше и больше, и неизбежность смерти становилась всё очевиднее и очевиднее, и я понял, что после этой бессмысленной и несчастной жизни меня ничего не ожидает, кроме страдания, болезни, старости и уничтожения, я спросил себя: зачем? и не получил ответа.

И я пришел в отчаяние.

То, что говорили мне некоторые люди, в чём я сам иногда старался уверить себя, что надо желать счастья не себе одному, но другим, близким и всем людям, не удовлетворяло меня, во 1-х, потому, что я не мог искренно так же, как себе, желать счастья другим людям, во 2-х и главное – потому, что другие люди точно так же, как и я, обречены были на несчастье и смерть. И потому все мои старания об их благе были тщетны.

Я пришел в отчаяние. Но я подумал, что моё отчаяние может происходить от того, что я особенный человек, что другие люди знают, зачем живут, и потому не приходят в отчаяние.

И я стал наблюдать других людей, но другие люди точно так же будто бы, как и я, не знали, зачем они живут, – одни старались суетой жизни заглушить это незнание, другие же уверяли себя и других, что они верят в разные веры, которые с детства внушены им; но верить в то, во что они верили, невозможно было, так это было глупо (sic!). Да и многие из них, мне казалось, только притворялись, что они верят, но в глубине души не верили (?).

Какой однако самоуверенный сердцеведец яснополянский лжеучитель! Он забыл предостерегающие от слова св. Писания: «Божия никтоже весть, точию дух Божий, и человеча никтоже, точию дух человеческий»…

Но последим дальше за откровением яснополянского пророка о том, как далась ему премудрость неверия.

Продолжать суетиться я уже не мог: никакая суета не скрывала непрестанно стоящего передо мною вопроса, и также не мог вновь начать верить в ту веру, которая была преподана мне с детства и которая, как я возмужал умом, сама собой отпала от меня. Но чем больше я изучал, тем больше я убеждался, что тут и не может быть истины, что тут одно лицемерие (?) и корыстные виды обманывающих и слабоумие, упрямство и страх обманутых.

Не говоря уже о внутренних противоречиях этого учения, о низменности, жестокости его, признающего Бога карающим людей вечными мучениями, – главное, что не позволяло мне поверить в это учение, было то, что я знал, что рядом с этим православным христианским учением, утверждавшим, что оно одно в истине, было другое христианское – католическое, третье лютеранское, четвертое реформатское, и все различные христианские учения, из которых каждое про себя утверждало, что оно одно в истине; знал я и то, что рядом с этими христианскими учениями существуют еще нехристианские религиозные учения, – буддизма, браманизма, магометанства, конфуцианства и др., – точно также считающие только себя истинными, все же другие учения – заблуждением.

Это написано в 1897 году, но те же самые воззрения, но только с большею богохульною резкостью, гр. Л. Толстой высказывал в начале уже 90-х годов, – в первых своих религиозно-еретических трактатах. Так, в «Исследовании Евангелия» наш яснополянский лжеучитель заявляет, что он сначала спрашивал разъяснений своих религиозных сомнений и запросов у монахов, священников, архиереев, митрополитов, ученых богословов. Данные последними разъяснения показались ему неубедительными, неясными, «недобросовестными». Тогда он сам взялся за богословские книги и стал изучать их.

«И вот изучение это, – пишет гр. Толстой, – привело меня к убеждению, что та вера, которую исповедует наша иерархия, и которой она учит народ, есть не только ложь, но и безнравственный обман. В православном вероучении я нашел изложение самых непонятных, кощунственных (!) и безнравственных (!) положений, не только не допускаемых разумом, но совершенно непостижимых и противных нравственности, и никакого учения о жизни и смысле её».

Неужели и этого мало сказано со стороны яснополянского богохульника, чтоб почувствовать весь ужас зла, им влитого в сердца христиан!

«Я был приведен к убеждению, что Церкви никакой нет. Все различно верующие христиане называют себя истинными христианами и отрицают одни других»…

«И в нашем европейском мире, и в Америке, где всё по новому, все, как сговорились, повторяют тот же самый глупый обман; исповедуют каждый свои истинные веры, считая их едиными истинными, не замечая того, что другие точь-в-точь то же самое делают» (Исслед. Еван., изд. 1893 г., стр. 3–7).

Отступление от Церкви и восстание на Христа явилось у гр. Толстого, не как плод серьезного, научного философского и апологетического исследования христианской религии в её существе и истории и не как плод мучительного душевного переживания и перехода от глубокой живой веры к тяжкому неверию.

Яснополянский реформатор христианства приступил к разрешению мучивших его сомнений не с смиренною верою в Бога и молитвою о помощи свыше, не с добросовестным опасливым научным скепсисом, – он ринулся прямо, с огульным отрицанием всего в Церкви, как лжи и обмана.

Живой веры Л.Н. никогда, по-видимому, не имел и только после 50 лет барской жизни заглянул в своё сердце и, увидав там мерзость запустения, начал тогда искать Господа. Идя скользким путем «лжеименного разума, наш реформатор дошел до отпадения собственным умом».

Научный багаж яснополянского богослова оказывается совсем не громоздкий: он не тратил времени и не утруждал себя ни историей Церкви, ни святоотеческими творениями, хотя там были и Оригены, Златоусты, Василии Великие и Августины, – не говорим о наших отечественных богословах, – ни апологетическими исследованиями западных и восточных богословов.

Я исписал много бумаги. Сначала от слова до слова анализировал символ веры, потом катехизис Филарета, потом послание восточных патриархов, потом введение в богословие Макария, потом догматическое богословие того же Макария. Серьезный научный тон, тот самый, которым написаны эти книги, особенно новейшие – как богословие Макария –при разборе этих книг был невозможен. Только что я хотел ухватиться за мысль, чтобы обсудить её, как она тотчас выскальзывала именно потому, что она была выражена умышленно неясно, и невольно я возвращался к анализу самого выражения мысли, и оказывалось, что выражения таковы, что мысли определенной никакой нет, все слова не имеют того смысла, который они имеют обыкновенно в русском языке, а какой-то особенный, но такой, определение которого не дано.

С чтением символа веры по-славянски, в том дословном переводе с неясного греческого текста, я мог еще кое-как соединить свои понятия о вере, но при чтении послания восточных патриархов, уже более подробно выражающих те же догматы, я уже не мог соединять своих понятий веры и почти не мог понимать того, что разумелось под словами, которые я читал. С чтением катехизиса это несогласие и непонимание моё еще увеличилось. При чтении богословия сначала Дамаскина, а потом Макария, непонимание и несогласие дошло до высшей степени.

Я долго трудился над этим и наконец достиг того, что выучил богословие, как хороший семинарист, и могу, следуя ходу мыслей, руководивших составителей, объяснить основу всего, связь между собою отдельных догматов и значение в этой связи каждого догмата и, главное, могу объяснить, для чего избрана именно такая, а не другая связь, кажущаяся столь странною.

И достигнув этого, я ужаснулся. Я понял, что всё это вероучение есть искусственный (посредством самых внешних, неточных признаков) свод выражений верований самых различных людей, не сообразованных между собою и взаимно друг другу противоречащих. Я понял, что соединение это никому не может быть нужно, никто никогда не мог верить и не мог не верить во всё это вероучение (Крит. Догм. Бог. стр. 5–8, изд. 1900 г.).

В предисловии к своему «христианскому учению» гр. Толстой рассказывает, что он не мог уже вернуться ни к родной, ни к чужой вере и смутно припомнил от детства удержанные представления о Евангелий, – почуял в нём истину, несмотря на все извращения Евангелия в христианских церквах, откинув все толкования, принялся его читать и изучать и толковать по-своему, покончив предварительно с вопросом о Божестве Христа, зачислив Богочеловека и Спасителя мира в число лучших людей человечества, на ряду с Моисеем, Исаией, Буддой, Сократом, Спинозой, Фихте.

Решив, что почерпнутая таким путем из Евангелия истина не есть исключительное его, гр. Толстого, толкование, и что он не один, а со всеми лучшими людьми прежнего и нового времени, – следовательно, со Христом, – наш отступник утвердился в этой истине, успокоился и прожил 20 л. (стр. 4–5). Следовательно, гр. Л.Н. Толстой отпал от Церкви и Христа уже 23 года.

Из всего приведенного, не ясно-ли, что наш отступник искал истины ощупью, шел по чутью, распоряжался Богооткровенным учением, вековым достоянием христианской богословской науки, с барским самодурством и с решительностью военного человека. Вот почему гр. Толстой с таким легким сердцем облыгает и науку, и верующих во Христа, так что и простецу ясны собственное неверие и самообман яснополянского лжеучителя, впавшего чрез бесовскую гордость ума своего «в явную прелесть». Христианство, изложенное в учении св. Церкви, по вере и разуму всех истинных последователей Христа Спасителя, есть богооткровенное спасительное учение веры, постигая которое своим богопросвещенным умом, сам св. апостол Павел восклицает: О глубина богатства и премудрости и разума Божия! (Рим.11:33). А для гр. Толстого вся эта премудрость Божия, в тайне сокровенная, следовательно, только верою постигаемая, – только одна ложь, обман и путаница. Пример не новый в истории христианства такого «буйства мысли премудрых и разумных века сего», от холодного гордого разума которых Господь утаил истинное уразумение своей тайны искупления и спасения человечества, а дал её людям живой младенческой веры. Не даром сказано, – по вере, а не по разуму вашему дано вам будет.

Еще в 1897 г. Миссионерский съезд в Казани признал толстовское движение в интеллигенции, народе и сектантстве определившимся как с положительной, так и с отрицательной стороны распространяемого им лжеучения и признал его за особую секту. Символическим изложением учения толстовства, как секты, тогда признан был «катехизис Иисусова братства по евангелию (штунды)». Он широко распространен среди последователей этого религиозного движения уже с конца 1880 годов, в гектографированных и ремингтоновских рукописях, нередко начертанных славянским полууставом; составлен катехизис в вопросо-ответной форме, напоминающей форму изложения известного Филаретовского катехизиса. Эпиграфом толстовского катехизиса, названным «догматом братства», служат следующие слова: «Бог Дух = разум, Бог Отец = жизнь, Бог Сын = разум в жизни, три сии едино суть». Катехизис состоит из введения, трактата об откровении Божественном, о пяти заповедях секты: из них первая – не убивай, или не воюй, вторая – не прелюбодействуй, третья – люби всех людей одинаково и не предпочитай соотечественников, четвертая – не противься злу, пятая – не клянись (против присяги); оканчивается катехизис особым трактатом (приложение) «о молитве и других способах общения с Богом».

Сличая религиозно-социальные воззрения гр. Л. Толстого, разбросанные в его нецензурных религиозно-нравственных сочинениях последнего писательского периода с вероизложением «Катехизиса», нельзя не видеть, что последний представлял собою тогда квинтэссенцию упомянутых сочинений и трактатов, – суммирование антихристианских, еретических и социалистических воззрений яснополянского лжепророка, облеченных в катехизическую, общедоступную форму изложения; не подлежит сомнению, что катехизис имеет миссионерские задачи популяризации религиозных воззрений гр. Толстого среди полуинтеллигентных слоев и в среде простого народа.

Разбор догматических положений катехизиса уже тогда приводил к изобличению гр. Толстого и его последователей в явном отступлении от православной Церкви и в анти-христианском еретичестве, заключающем в себе отрицание всех основных догматов Церкви, с её устройством, таинствами и обрядами, и сущности христианства.

Отличительною чертою вероизложения толстовского катехизиса служит то, что он затрагивает и стремится разрешить не религиозные только верования, но и социально-политические вопросы жизни народа, но на почве религиозной, в духе или пассивной анархии, или прямого социализма. Вследствие чего, по заключению съезда, толстовство признано, по характеру и направлению своему, не только еретическою сектою, но и религиозно-социальною. В народном понимании последняя сторона выступает резче первой, так что все известные анархические действия, и социалистические воззрения Харьковских, Воронежских толстовцев из православного народа, а равно и известные преступные деяния закавказских духобор-постников находят себе и мотив, и оправдание в вероизложении катехизиса.

Тождество катехизиса с несомненными произведениями гр. Толстого, наблюдаемое не только в воззрениях, строе мыслей, но и в выражениях и стиле изложения, дают основание заключать, что дело издания катехизиса не обошлось без непосредственного участия самого Льва Николаевича. Выпущенное же в 1898 г. «Христианское учение» представляется лишь более полным развитием основных положений, высказанных в катехизисе. «Христианское учение» это своего рода догматика толстовства.

Объем нашей беседы не позволяет подробно останавливаться на исследовании процесса отпадения от Церкви и на разборе абсурдов богословствования гр. Толстого; повторяем, что на страницах «Мисс. Обозр.» будет дано подробное научно-апологетическое раскрытие лжеучения толстовства. Поспешим с ответом на другие вопрошания.

Говорят: если Толстой – не христианин и отступник, то почему же он называет своё мудрование «христианским учением» и везде в своих писаниях проповедует христианскую мораль, внушая жить «по Божьей воле», «по-христиански», сам живет аскетом, то и дело ссылается в своих сочинениях литературных на Евангелие, из которого приводит тексты и проч.

В этой-то мистификации, а точнее – в фальсификации христианства, и заключается самый страшный обман (вольный или невольный, – этого не будем касаться) и соблазн толстовства, служащий камнем преткновения для нашего так называемого интеллигентного общества, познания которого в области богословия редко у кого идут далее знания нескольких ходячих текстов. Проповедуя религию без живого личного Бога и христианство без Христа Спасителя и Искупителя, опираясь на Евангелие, превращая его, как и прочие «Писания», – гр. Толстой идет обольстительным путем антихриста, почему о. Иоанн Кронштадтский не раз прямо называл яснополянского лжеучителя в своих проповедях – антихристом. В предотвращение этого именно, страшного и обольстительного соблазна, губящего души «невежд» (в знании веры) «и неутвержденных» и необходимо было Церкви возвысить свой голос и открыто засвидетельствовать миру, в чём заключается религиозное лжеучение Льва Толстого, и как относится к нему Церковь. Тем более, что соблазн и ухищрения самого яснополянского мудреца и его учеников в распространении мнимо-христианского лжеучения толстовства не прекращаются, а растут; при этом соблазн и проповедь толстовства не ограничиваются только кругом интеллигентного общества, – лжеучение толстовства просачивается в народную среду, производя «истребление» в умах и сердцах «сих малых» самых священных и дорогих чувств веры христианской. Да и справедливо-ли умолчание Церкви о грехах и хулах «великого писателя»? В то время, когда последователи толстовства числятся отпадшими от Церкви и несут все последствия своего сектантского состояния в Церкви и государстве глава новой в русской Церкви секты, наоборот, в смутных понятиях известной части общества величается и превозносится, как образцовый христианин, служит предметом поклонения и не как великий писатель-художник, – за это ему честь и слава, – а именно как религиозный мыслитель как проповедник церковной анархии. Всё это не свидетельствует-ли о смуте в умах и сердцах, и Церковь, по долгу и требованию высшей Правды, не была ли давно обязана произнести свой приговор? У Церкви Божией нет и быть не может «лицезрения», суд её нелицеприятен, – она всем членам своим воздает «единою мерою», – не наклоняясь ни на шуию, ни на десно, а тем паче не склоняя своего святого знамени пред «идолами времени», не сообразуясь с духом века сего. Страшно, если и соль потеряет силу!…

Спрашивают: может-ли гр. Толстой раскаяться и будет-ли принят снова в лоно православной Церкви?

«Божия никтоже весть, – точию Дух Божий и человека никтоже весть, – точию дух человек», – говорит Слово Божие. Для Бога всё возможно, а следовательно и раскаяние Льва Николаевича, если он обратится со смиренною, покаянною молитвою к премилосердому Богу, – ибо сказано: обратитесь ко мне и Аз обращуся. Разбойник и со креста вошел в рай чрез веру в Спасителя и покаяние. Много может и молитва Матери-Церкви, к которой призывает в своём послании Св. Синод. Где-то сообщалось, что известный своим благочестием старец Амвросий Оптинский, с которым Лев Николаевич был лично знаком и беседовал о религиозных вопросах, сказал, что Лев Николаевич рано или поздно, но вернется ко Христу и Церкви.

Принят-же он, в случае раскаяния, будет – по установлению церковному – 3 чином, т. е. чрез отречение от своих заблуждений, исповедь в грехах и напутствование св. Тайнами.

Может-ли Лев Николаевич, не будучи ныне членом православной Церкви, невозбранно перейти в лютеранскую или католическую Церкви?

Вопрос этот, по нашему мнению, праздный. Кто внимательно читал религиозные трактаты гр. Толстого и понял его нынешнее миросозерцание, для того ясно, что гр. Толстой нравственно не может перейти ни в какую иную религию, как влюбленный в создание своего гордого ума.

Да если бы и вздумал наш отщепенец переходить, то куда-же, спрашивается? – в католицизм его не примут, а в лютеранстве ведь редки такие патеры, которые проповедовали бы христианство без Христа.

Еще спрашивают, можно-ли ныне служить молебны об отпадшем гр. Толстом, а в случае его смерти нераскаянным – панихиды?

Молиться и всячески вразумлять заблудшего знаменитого писателя земли русской не только можно, но и должно. Обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов (Иак.5:20). В церковных чинопоследованиях есть особые моления о вразумлении заблудших и Церковь отнюдь не возбраняет молиться об отпадших.

Что касается служения панихид, погребения и поминовения отпадших от Церкви еретиков, сектантов и раскольников, умерших в отлучении от Церкви, непримиренными с нею чрез раскаяние, то на этот предмет существуют определенные церковные правила и практика, коими не допускается общественная церковная молитва по таким усопшим. И это вполне будет понятно, когда обратим внимание на цель и содержание погребальных и поминальных церковных чинопоследований и песнопений. Церковь во всех них свидетельствует, что умерший до конца жизни сохранил истинную веру Христову, был верным сыном св. Церкви православной, состоял под её покровом и сохраняет своё общение с Церковью и по смерти; в ознаменование чего кладут умершему на грудь св. икону или крест, покрывают священным церковным покровом. Но ведь Л.Н. иконы и крест отвергает!

Твердая вера во всеобщее воскресение умершего, надежда на помилование его, по молитвам Церкви, выражается во всех песнопениях погребального чина, а ведь гр. Толстой отрицает и это учение Церкви о воскресении мертвых.

Церковь призывает к ходатайству за усопшего святых, – в панихиде молит «Едину чистую и непорочную Деву, безсеменно родшую Бога, умолить Господа о спасении души усопшего», – но ведь гр. Толстой не только не почитает, но поносит Богородицу.

Наконец, Церковь молит Спасителя упокоить раба своего с душами праведных, но место-ли там еретикам? Нет, такая молитва будет кощунством, оскорблением Господа Бога, страшным соблазном для людей верующих и поводом к нареканиям на нашу Церковь со стороны раскольников. Только неверие или индифферентизм видящие в панихиде пустой ритуал, декорум, могут думать иначе. Всяк грех простится, кроме хулы на Духа Святого, который не простится ни в сей, ни в будущей жизни, сказал Спаситель. А грех гр. Толстого, восставшего на Церковь, и есть хула на Самого Духа Святого!! Любовь христианская к почившим в разъединении с Церковью может дерзать лишь на молитву частную келейную и в ней находить облегчение в своей сугубой скорби.

Спрашивают еще: будет-ли послание Св. Синода читаться во всех церквах империи?

В определении Св. Синода на этот предмет нет определенного указания. Надо полагать, священники приходские будут поступать по соображении местных обстоятельств. Если в приходе или в районе есть увлечение толстовством или сектантством в духе толстовства, то, конечно, паству свою пастырь познакомит с посланием Св. Синода, а если о Толстом и его еретичестве не имеют понятия, то и чтение его казалось бы излишним.

Спрашивают далее: справедливо-ли обвинять Льва Николаевича в отступничестве от Церкви, в еретичестве и богохульстве, на основании его произведений заграничных, не допущенных к обращению в России, между тем как во всех своих других творениях, даже в позднейших знаменитый писатель ничего подобного не говорил и никого не соблазнял, а заграничные мало кто читал?

Церковь – не светское судебное учреждение, где требуется для обвинительного или оправдательного решения публичность, – процесс. Для Церкви важно внутреннее убеждение священноначалия (коему свыше вручено «вязать и решать») в греховной преступности против Бога и Церкви или порочности явной или тайной души члена Церкви. – Для суда Церкви совсем не важно, где и когда человек грешил словом или делом, или писанием, в данном случае – где и когда написал или проповедовал гр. Толстой свои богохульные и еретические мысли; здесь безусловно важным и обязательным для решения Церкви является то обстоятельство, остается-ли гр. Толстой истинным сыном Церкви и верным последователем Христа, держит или нет он лично основные догматы и верования христианства или еретические. Раз не подлежит никакому сомнению (так как это подтверждено и критикой научной, и всякими другими исследованиями и аргументами), что те сочинения, в которых ниспровергаются все догматы Церкви и отрицается сущность христианства принадлежат Льву Николаевичу, который вместе с тем уже много лет не сохраняет и не поддерживает никакого общения с церковью в таинствах и обрядах, следовательно, он отпал от Церкви и не находится в общении с нею. И сам Лев Николаевич от этих своих творений и высказанных убеждений никогда не отказывается. Об еретичестве Льва Николаевича свидетельствует открытое исповедание лжеучения гр. Толстого и его многочисленными учениками.

Следовательно, вина его отпадения и еретичества на лицо, и, если нет в полном собрании сочинений гр. Л.Н. Толстого его богохульных трактатов, то заслуга здесь уж никак не самого Льва Николаевича… он на этот счет мудрейший из сынов века сего… А что не все Россияне читали подпольные сочинения гр. Толстого, то это и слава Богу, и от этого дело об еретичестве и отпадении гр. Толстого от Церкви нисколько не изменяется в своём существе и последствиях.

Виновности гр. Толстого в распространении им своего лжеучения Церковь не касается, – тут начинается область ведения закона государственного.

Не верно в настоящем возражении и то положение, будто бы еретические мудрования и подпольные сочинения гр. Толстого в малом обращении среди русского читающего общества. Кто не читал лондонского издания «Воскресения», с его богохульною главою об Евхаристии? Для кого же существуют заграницей две издательские фирмы сочинений гр. Толстого – в Лондоне Черткова и Женеве – Елпидина? Не только в обществе, но и в народе в широком распространении еретические противоцерковные и противохристианские трактаты, особенно среди сектантов – молокан, духобор, штундистов. Иначе откуда же образовался целый сектантский толк Толстовства?

В заключение еще один ответ на вопрос о том, в каком отношении Толстовское лжеучение наиболее вредно и опасно – в церковном или государственном?

Конечно, в государственном. Церковь неодоленна, – «созижду Церковь Мою и врата адова не одолеют ей» (Мф.16:18), сказал Господь Иисус Христос.

Церковь, предотвращая своим посланием соблазн и пресекая дальнейшее обольщение лжеучением Толстого, заботится об ограждении не себя, как божественного учреждения, а об ограждении от разорения храма душ «сих малых». Церковь пережила много ересей и еретиков, оставаясь незыблемой, всегда себе равной. С шумом пронесется и имя Толстого, и память о нём.

Другой вопрос о значении толстовства для государства. Здесь можно смело утверждать, что более вредной и опасной в политическом отношении секты у нас на Руси нет и не было.

Как может глубоко захватывать лжеучение толстовства народные массы, – об этом мы находим поучительные уроки из истории духоборческого движения, где 8-тысячная толпа беззаветно восприняла весь яд коммунизма и анархии, по рецепту толстовства. Имеет успех толстовство и в молоканстве и штундизме.

Жизненность толстовства именно в учении социально-политическом, а не религиозном или философском. В то время, как все наши секты строго держатся буквы св. Писания, а потому сосредоточивают внимание своих адептов исключительно на решении вопросов метафизических, – о вере и спасении, толстовство сводит религию своих последователей с неба на землю и ограничивает смысл и значение её благами земной социальной жизни, которых так мало у нашего народа и в частности у сектантов. Тот протест против существующих форм жизни общественной, бытовой и государственной, который таится в душе всего нашего рационалистического сектантства, в толстовской доктрине получает своё смелое развитие, систему и обоснование на началах религиозных.

В системе лжеучения толстовства вопросам социально-государственном отведено видное место и выражено отрицание идеи государственности также смело и решительно, как и идеи о Церкви. Чтобы не быть голословным, приведем здесь выписку подлинных рассуждений самого Льва Николаевича. Вот как соблазнительно трактует гр. Толстой в своём «христианском учении» вопросы государственно-политические. В отделе – «государственный соблазн» он проповедует:

Люди живут в известном общественном устройстве, и устройство это, как и всё в мире, постоянно изменяется соответственно росту сознания в людях.

Но люди, в особенности те, для которых (?) существующий порядок более выгоден, чем для других, считают, что существующий порядок есть благо для всех людей, и потому для поддержания этого блага для всех людей не только считают возможным нарушать любовь по отношению к некоторым людям, но и считают справедливым и хорошим совершать величайшие злодеяния для поддержания этого существующего порядка.

Люди (?) установили право собственности, и одни владеют землями и орудиями труда, а другие не имеют ни того, ни другого. И это несправедливое обладание одними неработающими (?) людьми землями и орудиями труда считается тем порядком, который должен быть охраняем, и ради которого считается справедливым и хорошим запирать, казнить людей, нарушающих этот порядок. Точно также в виду опасности того, что соседний народ или властитель может напасть на наш народ и завоевать и уничтожить и изменить установившийся порядок, считается справедливым и хорошим не только содействовать учреждению войска, но и самому быть готовым на убийство (?) людей другого народа и идти убивать их.

Особенность государственного соблазна та, что тогда как во имя тех четырех первых (соблазн личный, семейный или продолжение рода, соблазн дела и соблазн товарищества) соблазнов люди отступают от требований своей совести и совершают отдельные дурные дела, во имя этого государственного соблазна совершаются самые ужасные массовые злодеяния, как казни и войны, и поддерживаются самые жестокие преступления против большинства, как прежде рабство и теперешнее отнятие (кто-же отнимает ?!) земли у рабочих. – Люди не могли бы совершать эти злодеяния, если бы не были придуманы приемы, посредством которых ответственность за эти совершаемые злодеяния так распределяется между людьми, что никто не чувствует тяжести её.

Прием распределения этой ответственности так, чтобы никто не чувствовал тяжести, состоит в том, что признается необходимость власти, которая для блага подданных людей должна предписывать эти злодеяния; подданные же люди для блага всех должны исполнять предписания власти.

«Я очень сожалею о том, что должен предписывать отобрание произведений труда, заключение в тюрьму, изгнание, каторгу, казнь, войну, т. е. массовое убийство, но я обязан поступить так, потому что этого самого требуют от меня люди, облекшие меня властью», говорят люди, находящиеся во власти. (Стр. 57–59).

А вот какие преступные социально-политические воззрения и понятия «Катехизис» внедряет в сознание последователей толстовской секты:

По вопросу о власти в катехизисе говорится, что она распоряжается и руководит насилием, верит в одну всесокрушающую мощь физической силы (стр. 2). На вопросе, какие цели преследует Бог – начало жизни, катехизис отвечает так: благо всех людей, – благо, достигаемое братством, равенством, свободою (стр. 8).

В трактате о первой заповеди толстовства (не гневайся) проповедуется, что все отличия, высокие с точки зрения учения мира, угождения плоти, ничтожны и омерзительны в глазах Бога (стр. 30). В трактате о третьей заповеди говорится, что в первой заповеди запрещено делать различие между людьми по их положению, во второй запрещается делать различие между мужчиной и женщиной, а в третьей – запрещается делать различие между людьми по их народностям (стр. 44). По учению катехизиса, нет ни русских, ни немцев, ни турок, ни евреев (стр. 46), что истинный ученик Спасителя воевать не может, что войны между народами преступны, что убийство (на войне) сотен и тысяч людей, тебе незнакомых, ни в чём перед тобою неповинных, – бессмысленное, бесцельное и возмутительное дело (стр. 50).

В четвертой заповеди, отрицающей право судей и правительства судить других, задается лукавый вопрос: «так как люди все равны, то как-же относиться к тем из них, которые называют себя начальниками и учителями нашими?» Ответ следует такой: кроме отца и матери по плоти, у тебя другого отца, другого начальника нет (стр. 58).

А далее, по вопросу, как относиться к податям, которые взыскивают земские власти, катехизис отвечает силлогизмом: «мы знаем, – говорили апостолы Христу, – что Ты справедлив, что всех людей считаешь братьями, всех равными, от первого и до последнего, от нищего и до самого Кесаря. Разреши-же нам наше недоразумение: равный равному ничем обязан быть не может; как-же нам, равным Кесарю, да платить ему подати? Не прекратить ли это незаконное дело?» (стр. 63).

А в заключение, – для иллюстрации того, какие ранние всходы дает семя лжеучения гр. Толстого на ниве народных сердец, и чего государству можно ожидать в будущем от толстовства, – приведем из Тамбовского Миссионерского отчета 1898 г. следующие поучительные данные (См. кн. Мисс. Обозр. стр. 485–486).

Дремлющая мысль сектантов разбужена новейшими книжками Толстого и сочинением Хельчицкого – «Сеть веры». В таких селах среди молокан происходит глубокое социальное брожение, будущность которого определить трудно. Вот что пишет, напр., о. К-в о пахатно-угловских сектантах: молокане относятся к Царю и властям двусмысленно.

С одной стороны они исполняют все гражданские законы, признают суд, присягу, отбывают воинскую повинность. Но всё это делают только для того, чтобы скрыть своё внутреннее убеждение. По своему же внутреннему убеждению сектанты настроены враждебно ко всему этому. Не хорошо, – говорят они среди наших простых мужиков, – поступают цари, когда поднимают войну, только кровь человеческую даром проливают. Войны совсем не должно быть, ибо Сам И. Христос дал нам это понять в следующих словах к ап. Петру: «возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечем погибнут» (Мф.26:52). Значит, если война не законна, то не должно отбывать и воинской повинности. Не должно быть, говорят молокане, и власти, ибо власть есть насилие. Первоначально в Церкви Христовой были все равны; тогда не было начальников. В подтверждение этого они ссылаются на слова И. Христа (Мф.20:25–26).

Далее. Не должно, по мнению молокан, быть и царю, ибо в 1-й кн. царств сказано: «не понравилось слово сие Самуилу, когда евреи сказали: дай нам царя, чтобы он судил нас»…

О ново-гаретовских молоканах, тоже познакомившихся с сочинениями гр. Толстого, сообщаются новые тревожные подробности.

Эти сектанты не довольны существующим порядком престолонаследия, указывают при этом на Саула, Давида и др., избранных народом по воле Бога. Нужно повиноваться Царю, нужно платить подати, потому что этого нельзя избегнуть; но каждый из сектантов не преминет сказать своему соседу что земля не царем создана, а Богом. Бог же отдал её первому человеку или всему роду человеческому для совместного пользования (Быт.1:28–29). Только по злобе людской назначенный Богом порядок изменился, и ныне пользуются землею одни господа, а все другие смотрят на землю из чужих рук. «Это не страсть? хворостинки в лесу срубать нельзя… Это, вишь, скажет барин, не твоё, а моё!… Разве для одних господ Бог сотворил землю, луга, леса, и реки? а если это сотворено для всего рода человеческого, то когда же господам-то одним отдал это Бог».

Вот куда шагнула взбудораженная социальными бреднями книжек гр. Толстого мысль спокойно почивавших на букве Писания молокан. Выводы, думаем, излишни. Не даром раздавленный поездом ж. д. в Лондоне известный анархист Степняк, разбирая Толстовское «Царствие Божие», в одном из своих летучих листков выразил большие надежды и радость, что Л.Н. «оставляет-де в покое Бога и Церковь, а принимается за власть и государство?»

* * *

Французская газета «Temps» сообщает новые, прискорбные для гр. Толстого, но поучительные для его поклонников, сведения о горьких плодах лжеучения толстовства: устроенное по теории яснополянского реформатора в Канаде из несчастных духобор «Царствие Божие» потерпело жестокое крушение. Русские духоборы, поселившиеся на северо-западе Канады, сообщает «Temps», возмутились против того, что они называют «тиранией канадских законов». Духоборы протестуют главным образом против законов, касающихся брака, развода, земельного владения. Они заявляют кроме того, что канадские законы противны их религиозным принципам. Все компромиссы, предложенные канадскими властями, отвергнуты духоборами, которые обращаются теперь к нациям всего мира с просьбой дать им убежище и возможность избавиться от тирании канадских законов.

Но едва-ли где толстовцы и духоборы найдут для себя на грешной земле созданной их больной фантазией обетованный рай.

В. Скворцов

Молоканин. – Здравствуй, духовный о Христе брат. Давно уже хотелось мне побеседовать с тобою о вере, и так как ты никогда еще не отказывал мне в своих наставлениях, то я надеюсь, что и на этот раз разрешишь мои недоумения в духе кротости и любви.

Православный. – Я рад, брат, что ты не только не уклоняешься от бесед о вере, как делают некоторые из твоих единомышленников, но и сам просишь наставления. Посему, по слову Писания: обличай премудра и возлюбит тя (Притч.9:9), я готов исполнить твоё желание и прежде всего по мере сил своих постараюсь доказать тебе, что вы, молокане, неправильно отвергаете св. крещение и пренебрегаете храмами Божиими.

Итак, скажи мне: веруешь ли ты в Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия?

Молоканин. – Да, я верую, что Господь Иисус Христос есть мой Искупитель, и что Он страдал и умер на кресте нашего ради спасения.

Православный. – Если ты, брат, действительно веруешь в Иисуса Христа и желаешь получить спасение, то ты должен принять и святое крещение, ибо Сам Господь сказал: Кто будет веровать и крестится, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет (Мк.16:16). Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф.28:19).

Молоканин. – Господь, действительно, посылал Своих учеников научить все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Но только здесь говорится не о чувственном крещении водою, а о крещении духовном, мысленном. Крестится же духовно тот, кто не только читает Слово Божие, но и разумеет его.

Православный. – Ты не прав, брат. Скажи мне, какое крещение, по твоему мнению, принял Господь Иисус Христос от Иоанна Крестителя во Иордане? – водное или иное какое?

Молоканин. – Не буду спорить, что Господь Иисус Христос принял от Иоанна крещение водное. Это ясно видно из св. Евангелия, в котором говорится: тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него… И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды (Мф.3:13, 16).

Православный. – Итак, ты признаешь, что Господь Иисус Христос принял от Иоанна водное крещение. Поэтому и мы должны, по примеру Спасителя, креститься водой, ибо Господь, приняв крещение во Иордане от Иоанна, нам оставил образ, да последуем стопам Его (1Пет.3:21).

Молоканин. – Я не согласен с тобою, брат. Крещение водное Иоанново, имело место во времена подзаконные. Ныне же, во времена благодати, оно не нужно, так как заменено «духовным крещением», о котором предсказал и сам Иоанн Креститель: я вас крещу в воде, в покаяние; но Идущий за мною, сильнее меня. Он будет крестить вас Духом Святым и огнем (Мф.3:11). О том, что Иисус Христос будет крестить водою, Иоанн не сказал ничего.

Православный. – Я вижу, добрый человек, что ты неправильно понял указанные слова Иоанна Крестителя… Выслушай же меня. – Крещение Иоанново было только подготовительным, без дарования благодати Духа Святого, и совершалось одною чувственною, стихийною водою. Это было «крещение покаяния» (Мф.3:11). О Христе же Предтеча сказал, что Он будет крестить не только водою, но и Духом Святым. Таким образом крещение Христово тем и превосходит крещение Иоанново, что с погружением в воду в нём соединяется и дарование Духа Святого. Пославый мя крестити водою, – сказал Иоанн, – Той ми рече: над Него же узриши Духа сходяща и пребывающа на Нём, Той есть крестяй Духом Святым (Ин.1:31, 33).

Молоканин. – Отсюда я еще не вижу ясно, чтобы Иисус Христос заповедал крестить, и апостолы действительно крестили водою.

Православный. –Если ты хочешь иметь более ясное свидетельство о том, что Спаситель заповедал совершать водное крещение, а не одно лишь «духовное», как вы мудрствуете, – то прочти Евангелие от Ин.3:5. Господь сказал пришедшему к нему Никодиму: Аще кто не родится водою и Духом, не может внити в Царствие Божие: рожденное от плоти плоть есть, и рожденное от Духа дух есть. «Рождение водою и духом» и есть крещение, в котором подается благодатное очищение не только душе, но и телу человека.

Молоканин. – Правда, Христос говорил о рождении, т. е. о крещении водою и Духом; но под «водою» следует разуметь не воду чувственную, а воду духовную, т. е. научение вере. Кто научен Слову Божию и уверовал во Христа Спасителя, тот уже крестился «водою и Духом». Ты сам знаешь, что в Евангелии нигде не сказано, что апостолы были крещены водою чувственною, но Спаситель ясно предсказал пред вознесением Своим на небо, что они будут крещены только Духом Святым. Вот как сказано в книге Деяний святых апостолов: Иоанн убо крестил есть водою, вы же имате креститися Духом Святым не по мнозех сих днех (Деян.1:5).

Православный. – Если «крещение водою», по твоему мнению, есть «научение вере», то как ты понимаешь слова Евангелия: Сам Иисус не крестил, а ученики. Его (Ин.4:2)? Должно ли это понимать в том смысле, что Спаситель не «крестил», т. е. «не учил никого вере?» Надеюсь, ты и сам видишь, к каким нелепым и богохульным выводам приходишь со своими мудрованиями!

Молоканин. – Я не признаю 4-го стиха 2 главы подлинным, так как он стоит в скобках, а читаю только 1 и 3 стихи: Когда узнал Иисус о дошедшем до фарисеев слухе, что Он более приобретает учеников и крестит, нежели Иоанн (ст. 1), то оставил Иудею (ст. 3). Здесь прямо сказано, что Иисусе крестил, т. е. учил народ вере. Если же читать и слова, стоящие в скобках (ст. 2), то выйдет противоречие, будто Иисус Христос и «крестил», и «не крестил».

Православный. – Твоё невежество доводит тебя, брат до страшного греха. Ты готов уже отвергнуть Слово Божие, только потому, что оно не оправдывает твоего лжеучения и недоступно для твоего понимания. Обратись к славянскому или греческому чтению, – там ты увидишь слова эти без скобок: Егда убо разуме Иисус, яко услышаша фарисее, яко Иисус множайшия ученики творит и крестит, неже Иоанн: Иисус же сам не крестяше, но ученицы Его: остави Иудею и иде паки в Галилею (ст. 1–3). Это значит, что, хотя Сам Господь и не крестил никого (водою), но повелел совершать это священное действие Своим апостолам, как и ныне совершают это преемники их, пастыри Церкви Христовой, по данной им от Бога благодати. Хотя крещение совершали святые апостолы, но они делали это во имя Господа Иисуса Христа, Его силою и властью. Господь «крестил» через Своих учеников, хотя Сам и «не совершал действия крещения». Надеюсь, ты видишь теперь, что в Слове Божием нет противоречий. Скобки же поставлены для того, чтобы облегчить тебе понимание, и ты сам виноват, что они послужили тебе камнем преткновения… Не прав ты и в том, будто святые апостолы не принимали водного крещения. Крещение водою они удостоились принять от Иоанна Крестителя; по вознесении же Спасителя на небо, им уже не было нужды вновь принимать водное крещение, а потребно было в восполнение крещения Иоаннова получить Духа Святого. И Апостолы, действительно, получили Его в день Пятидесятницы.

Молоканин. – Готов сознаться, что согрешил пред Богом, дерзнув отвергать Слова Его. Но мне желательно видеть прямое указание Слова Божия на то, что апостолы крестили других не только «учением», но и «водою».

Православный. – Я мог бы привести тебе много примеров из Слова Божия, из которых видное что Апостолы крестили водою. Но думаю, что достаточно и одного, самого ясного. Читал ли ты в книге Деяний св. апостолов о крещении ап. Филиппом евнуха царицы Ефиопской? Вот что повествуется об этом в гл. 8 книги Деяний. – По повелению Божию, св. ап. Филипп отправился из Самарии на дорогу, ведущую в Газу, и здесь встретил мужа Ефиоплянина, вельможу царицы Ефиопской, который, сидя на колеснице, читал книгу Исаии пророка. Филипп, по его просьбе, взошёл в колесницу и благовествовал ему о Христе. Между тем, продолжая путь, они приехали к воде и евнух сказал: вот вода; что препятствует мне креститься? Филипп же сказал ему: если веруешь от всего сердца, можно. Он сказал в ответ: верую, что Иисус Христос есть Сын Божий. И приказал остановить колесницу, и сошли оба в воду, Филипп и евнух, и крестил его. Когда же вышли из воды, то Дух Святой сошел на евнуха (Деян.8:36–39). – Так поступали и другие святые апостолы. Когда Корнилий сотник и весь дом его уверовали в Господа Иисуса Христа и, по особому устроению Божию, получили дар Духа Святого, то апостол Петр сказал: Кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы, получили Святого Духа? И велел им креститься во имя Господа Иисуса (Деян.10:47, 48). Если бы апостол Петр был одних мыслей с вашими молоканскими стариками, то он не только не крестил бы никого, но и сам удержал бы от этого желавших креститься. Как ты полагаешь, – кто прав, святые ли апостолы Христовы, которые считали необходимым крестить водою уверовавших в Господа Иисуса, или же старики ваши, отвергающие св. крещение?

Молоканин. – Как можно помыслить, чтобы св. апостолы могли ошибаться в этом! Они научены Самим Господом… Но я все-таки не уразумеваю того, будто бы крещение безусловно необходимо. Вот и св. Филипп не сказал евнуху, что он «должен» непременно креститься, а только – «можно»; и ап. Петр о Корнилий сотнике и его доме сказал так: «Кто может запретить креститься»… Значит, им можно было и не креститься.

Православный. – Что креститься необходимо безусловно, это мы уже видели из слов Самого Спасителя: Кто будет веровать и креститься, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет (Мк.16:16). Аще кто не родится водою и Духом, не может внити в Царствие Божие (Ин.3:5). Святые апостолы не могли учить иначе, в противность словам Самого Господа, и ты неправильно понял сказанное апостолом Филиппом и апостолом Петром, Филипп сказал каженику: Если веруешь от всего сердца, то можно (тебе креститься), желая этими словами показать, что крещение невозможно без веры, а не то, будто бы оно не обязательно для верующего. Святой же Петр не только «не запрещал» креститься Корнилию и дому его, но прямо велел им креститься, как сказано в 48 ст.

Молоканин. – Я все-таки думаю, что крещение не обязательно и не важно, и это на основании слов апостола Павла к Коринфянам: Христос послал меня не крестить, а благовестить (1Кор.1:17). Что ты можешь возразить против этого ясного свидетельства самого апостола Павла?

Православный. – Не думай, брат, что ты нашел твердую опору для своего лжеучения в словах св. апостола. В том и беда ваша, что вы, сектанты, часто читая Слово Божие, превращаете его к собственной своей погибели (2Пет.3:16); останавливая своё вниманий на немногих излюбленных местах, вы толкуете их по-своему, неправильно, без всякой связи с предыдущими и последующими стихами. Оттого вы и впадаете так часто в противоречие со Словом Божиим и даже с примером Самого Господа и Его святых апостолов. Прочти внимательно всю главу 1 первого послания к Коринфянам, а не один только 17 стих, и ты увидишь, что апостол, как сам он говорит, крестил Стефанов дом (ст. 16), крестил Криспа и Гаия (ст. 14).

Молоканин. – Да, апостол крестил Криспа и Гаия и Стефанов дом; а больше никого не крестил (ст. 14): сам отказался, потому что не считал крещение необходимым. Благодарю Бога, – говорит, – что я никого из вас не крестил, кроме Криспа и Гаия… ибо Христос послал меня не крестить, а благовестить.

Православный. – Ну, это же твоё собственное измышление, Словом Божиим не оправдываемое. Ап. Павел не крестил в Коринфе никого, кроме указанных лиц, не потому, что крещение считал ненужным, а потому только, что не полагал в этом главной своей обязанности, так как крещение могли совершать поставляемые им во всех церквах пресвитеры. Благовествовать труднее, чем совершать крещение, и апостол считает это главною своею обязанностью, возложенною на него Богом. Но мы знаем, что он не отказывался и сам совершать крещение, когда никто, кроме него, не мог этого сделать. Так, он крестил Лидию и темничных стражей (Деян. гл. 16). Видишь ли теперь, что указанный тобою стих нисколько не оправдывает вашего лжеучения?

Молоканин. – Ну, а что ты скажешь о другом, более сильном возражении против вашего, православного, учения. Вот, ап. Петр прямо говорит, что нас спасает не плотской нечистоты омытие, но обещание Богу доброй совести (1Пет.3:21). Поэтому мы, «духовные христиане», правы, отвергая крещение водою, как плотское, и принимая крещение духовное.

Прав о славный. – Опять вы берете эти слова отрывочно, без связи, а потому и не поняли, что они нисколько не говорят против водного крещения. В 1Пет.3:17–21 апостол Петр вспоминает о потопе, во время которого спаслось от воды в ковчеге только праведное семейство Ноя, и уподобляет этому событию спасение верующих крещением: Так и нас ныне подобное сему образу крещение, не плотской нечистоты омытие, но обещание Богу доброй совести, спасает воскресением Иисуса Христа. Отсюда видно, что апостол в спасении семейства Ноева от потопа усматривает образ спасения верующих чрез водное крещение, которое, хотя и совершается в вещественной стихии, т. е. воде, но не есть простое омытие плоти, а нечто более важное, – обещание Богу доброй совести – и при том спасает, т. е. простирает своё благодатное, спасительное действие не только на тело, но и на душу, – на всего человека. Ясно ли теперь тебе, что св. Апостол говорит не об ином каком-либо «духовном» крещении, а именно о водном? Крещение водою есть, вместе с тем, и крещение духовное, ибо в нём чрез видимое вещество, воду, подается невидимая благодать Божия, освящающая душу и тело человека.

Молоканин. – Теперь я вижу, что неправильно понимал указанные слова апостола…

Православный. – В таком случае, ты должен теперь признать, что вы, молокане, поступаете несогласно со Словом Божиим, отвергая св. крещение. Итак, если ты не хочешь погибели душе своей, то прими св. крещение и будь добрым сыном святой православной Церкви. Сам Господь Иисус Христос сказал: Кто будет веровать и крестится, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет (Мк.16:16).

Молоканин. – Нет, брат, я не могу присоединиться к вашей Церкви. Хотя в вопросе о крещении ты и убедил меня, я не столько понимаю, сколько чувствую, что правда на вашей православной стороне, но есть еще немало вещей у вас, православных, которые, как мне кажется, противны Слову Божию. Наши старики говорят, что Богу надо служить «духом и истиною»; а вы, православные, как иудеи, рабы закона, молитесь в храмах рукотворенных. Вот почему мы, «духовные христиане», и не хотим с вами соединяться.

Православный. – Ты, друже, берешь вопрос весьма сложный и обширный – подробно его нам сегодня не разобрать, если хочешь беседовать сегодня же, то будем кратки, коснемся только существенных сторон этого вопроса. Господь Иисус Христос в беседе с самарянкой действительно сказал: Наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу… Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники поклонятся Отцу в духе и истине, ибо таковых поклонников Отец ищет себе (Ин.4:21–23). Слова эти направлены против иудеев и самарян, которые, имея два храма, одни – в Иерусалиме, другие – у себя, в Самарии, на горе Гаризине, – спорили между собою, который из этих двух храмов есть законное место совершения Богослужения. Отцы наши поклонялись на этой горе, – говорит самарянка Спасителю, – а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме (ст. 26). В ответ на это Спаситель предсказывает, что Его последователи будут поклоняться Отцу в духе и истине не в одном каком-либо городе или храме, а на всяком месте. И действительно, когда вера Христова распространилась по всей вселенной и принята была целыми народами, то везде, во всех концах земли, возникли храмы Божии; и теперь, на всяком месте «поклоняются Богу духом и истиною» и везде приносится бескровная жертва Тела и Крови Христовых. Видишь ли, что Спаситель указанными словами не осуждал и не мог осуждать их, ибо и Сам Он, и святые Апостолы Его, как тебе известно, посещали храм Иерусалимский для молитвы и поклонения Богу. Однажды Господь Иисус Христос, изгнав из храма производивших в нём беспорядок иудеев, сказал им: Написано: дом Мой дом молитвы наречется; вы же сделали его вертепом разбойников (Мф.21:17). Итак, храм, по слову Господню, есть «дом Божий», «дом молитвы».

Молоканин. – Если храмы суть «домы Божии», то почему же апостол Павел сказал, что Бог не в рукотворенных храмах живет (Деян.17:24)?

Православный. Бог вездесущ, и, по выражению Соломона, даже небо, и небо небесе не довлеют Ему (3Цар.8:27), тем паче храм, созданный руками людей… Но, по милости Своей и снисхождению к людям, Господь благоволит посещать особенною Своею благодатию храмы, которые верующие посвящают Его святому имени и предназначают для молитвы; и храмы эти становятся местами особенного присутствия Божия, «домами Божиими». Клянущийся храмом, – сказал Спаситель, – клянется им и Живущим в нём (Мф.23:21). Хотя Бог везде, и на всяком месте владычествия Его можно благословлять Его святое имя (Пс.102:22), но в храмах особенно угодно Ему принимать молитвы верных. Господь сказал Соломону, создавшему храм: Освятих храм сей, егоже создал еси, еже положити имя Моё тамо во веки: и будут очи Мои ту и сердце Моё во вся дни (3Цар.9:3).

Молоканин. – Это сказано о ветхозаветном храме. Ныне же, во времена нового завета, нет нужды в храмах рукотворенных.

Православный. – Так думаете вы, молокане; но не так мыслили святые апостолы, которые и во времена нового завета, по воскресении и вознесении Спасителя на небо, посещали храм Иерусалимский, молились в нём. Читай Об этом в 3 гл. книги Деяний: Петр и Иоанн шли вместе в храм в час молитвы, девятый (Деян.3:1).

Молоканин. – Мы, может быть, и согласились бы молиться в храмах; но нас смущает обилие икон, которыми вы, православные, украшаете свои храмы и, что всего хуже, кланяетесь им и тем нарушаете вторую заповедь, воспрещающую идолопоклонство.

Православный. – Вторая заповедь воспрещает поклоняться и служить бездушным истуканам, – кумирам. Мы же, православные, служим Господу и почитаем святые иконы, на которых изображен Сам Вседержитель Господь Саваоф, Единородный Сын Божий Господь наш Иисус Христос, Пречистая Его Матерь и святые ангелы и угодники Божии. Чрез эти изображения Господь силен подавать Свою спасительную благодать всем, с верою взирающим на них. Святы не краски и доски, но свят и досточтим лик, изображенный на них. Почитая образ Господень, мы, православные, воздаем честь Первообразу, к Нему возносим ум свой и Его духовно созерцаем.

Молоканин. – Бог есть чистейший Дух. Как же можно изобразить Его красками?!

Православный. – Как же, спрошу и я тебя, – Господу Богу угодно было явить Себя св. пророку Даниилу во образе «Ветхаго денми»? Зрях, дóндеже престоли поставишася, и Ветхий денми седе, и одежда Его бела, аки снег, и власы главы Его, аки волна чиста (Дан.7:9). И Сын Божий не явил ли Себя в образе человека, облеченного плотью? Известно, что и св. ангелы по воле Божией являлись в человеческом образе.

Молоканин. – Я думаю, что можно еще допустить поклонение пред изображением Спасителя; но поклоняться иконам ангелов и угодников Божиих, значит поклоняться изображениям тварей. Это уже противно второй заповеди…

Православный. – Поклоняясь иконам Пречистой Матери Божией, св. угодников и ангелов, мы воздаем им не то поклонение, которое подобает Единому Богу, во Святой Троице славимому; не боготворим их, но лишь оказываем то почитание, какое подобает лицам, прославленным благодатию Божией. Следовательно и честь, воздаваемая им, относится к Самому Богу, дивному во святых Своих; а такую честь мы не только можем, но и должны воздавать угодникам Божиим. Сама Матерь Божия предсказала о Себе: се отныне ублажат Мя вси роди (Лк.1:48). Пред ангелами Божиими падали ниц Иисус Навин и св. пророк Даниил (Нав.5:14; Дан.10:15). Сам Моисей, который принял заповеди Закона Божия на горе Синае, получил повеление от Бога сделать два литых изображения херувимов и поставить их над ковчегом, а также выткать изображение херувимов на завесе, отделявшей святилище от Святого Святых (Исх.25:18–20; 26:1). Иудеи поклонялись пред ними и не считали это преступлением против второй заповеди: Внидем в селение Его, – говорит Псалмопевец, – поклонимся на место, идеже стоясте нозе Его (Пс.131:7). Итак Самому Господу угодно, чтобы верующие воздавали поклонение изображениям святых Его ангелов. Да будет же в этом, как и во всем, Его святая воля! Аминь.

Новоприсоединенный из молоканства крест. г. Тифлиса

Тимофей Сергеев Харитонов

Энергичная деятельность пастырей и миссионеров, направленная к религиозному просвещению народа и к противодействию расколо-сектантской пропаганде, вызывает сильное оживление в среде раскола и сектантства. Раскольнические и сектантские вожди всеми силами стремятся к объединению различных своих общин и толков, чтобы сплоченною массою противостать православной Церкви, и употребляют все возможные для них меры к ограждению темного раскольнического и сектантского царства от вторжения в него света православия. В мире сектантства, особливого внимания по прежнему заслуживает штунда. Штунда быстро усиливается и растет не только на счет православия и разного рода сект, но даже и на счет раскола, проникая из мест своего прежнего развития всё в новые и новые места. В тех епархиях, где не так давно еще (в 1896–7 годах) замечались только единичные случаи появления штунды, в настоящее время образовались уже большие и прочно организованные штундистские общины. В Черниговской епархии, где по словам отчета епархиального братства, штунда – явление новорожденное, она однако уже успела свить себе прочное гнездо. В уездном городе Конотопе в настоящее время существует уже довольно большая штундистская община, тесно сплотившаяся около своего вожака А-я Н-на Хоменко. На первых порах конотопские штундисты, чувствуя свою слабость, прикрывались лицемерным исполнением православных обрядов: присылали к священнику своих новорожденных детей для совершения над ними таинства крещения; если случалось, что дети умирали, то приглашали священников для отпевания их; за последнее-же время они уже открыто заявили о себе. В августе 1899 г. к священнику явились два представителя общины и объяснили, что теперь уже они больше не намерены крестить своих детей в православной Церкви, так как крещения не признают, а если раньше и допускали совершение его над ними, то только лицемеря, теперь-же решили оставить это лицемерие. После этого конотопские штундисты открыто и фанатично повели пропаганду, так что лжеучение их проникло уже и в некоторые соседние с Конотопом селения. Единичные случаи появления штунды замечаются уже и в других уездах Черниговской епархии. Причем в с. Куликове, Черниговского уезда, штунда нашла для себя уже подготовленную почву; семена вольномыслия и отрицательного отношения к вере и Церкви довольно давно были посеяны здесь учителем и учительницами местной земской школы. И в настоящее время, по словам противосектантского миссионера о. Яворского, главной действующей пружиной сектантского движения в с. Куликовке является также местный земской учитель, открыто проводящий в народ атеистические и материалистические идеи; средством для этого служат спевки с хором, организованным им из взрослых жителей с. Куликовки, так что спевки эти по справедливости могут быть названы уроками сектантства (Черниг. Еп. Вед. № 6).

Сильно преуспевает штунда и в губерниях Орловской, Смоленской, Московской, Нижегородской, Пензенской. Занесенная в Орловскую епархию из Закавказья в конце 80-х годов, она здесь успела уже пустить глубокие корни. В деревне Глыбочке, Трубчевского уезда, в настоящее время существует уже большая и правильно организованная штундистская община во главе с лже-епископом Василием Тимошенковым. Относясь к православной Церкви с фанатичною ненавистью, проявляемою часто в явном неуважении к православным святыням, святотатстве и богохульстве, местные штундисты дерзко и открыто ведут пропаганду своего лжеучения среди православного населения, причем главным средством для этого служат их молитвенные собрания. Считая себя святыми, живущими по закону Божию, они не считают обязательными для себя какие-бы то ни было человеческие законы, поэтому на требования полиции – прекратить молитвенные собрания, отвечают отказом, а в случае принуждения угрожают кровопролитием. Когда однажды помощник волостного старшины явился во время собрания в дом лже-епископа Василия Тимошенкова и, объявив ему решение волостного суда о наказании его 14-дневным арестом за побои своей православной жены, хотел привести в исполнение это решение, – вся штундистская братия, по инициативе хозяина, поднялась на защиту своего лже-епископа. Схватив кто топор, кто лопату и т. п., штундисты, с криком «бей жидов», бросились на православных, собравшихся в это время около дома, и только энергичные меры полиции предупредили кровопролитие.

В Нижегородской епархии штунда свила себе прочное гнездо в деревне Горках, Васильского уезда, и отсюда энергично сеет свои заблуждения в среде окрестных православных жителей. В основу своей пропагаторской деятельности местные штундисты полагают следующее изречение из первого соборного послания апостола Иоанна Богослова: «кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце своё, как пребывает в том любовь Божия? (1Ин.3:19)». Под нуждою здесь они разумеют неверие и незнание слова Божия, чем, по их мнению, страдают православные. Штундисты, по заповеди апостола, будто бы должны удовлетворять этой нужде православных, т. е. внушать им свои заблуждения. В своей пропагаторской деятельности здешние штундисты пользуются материальною поддержкою пашковцев, с которыми имеют тесное общение (Нижегор. Еп. Вед. № 13).

На Пензенскую епархию, в которой в 1895 году замечались только отдельные случаи появления штунды, в настоящее время, по словам местных Еп. Вед., надвигается целая гроза штундизма из соседних губерний и особенно с юга, куда пензенские крестьяне в большом количестве уходят на летние заработки. Особенно благоприятною почвою для распространения штунды в Пензенской епархии является старое разлагающееся молоканство, на счет которого пока главным образом и растет здесь она (Пенз. Еп. Вед.).

Проникла штунда и далеко на восток. В Оренбургской епархии она растет и множится, между прочим, путем переселений сюда сектантов из южных губерний. И здесь, как в Пензенской епархии, самую благоприятную почву для штунды представляет молоканство, среди последователей которого штундисты ведут усиленную и небезуспешную пропаганду (Оренб. Еп. Вед.).

Быстро распространяясь и возрастая на счет православия и молоканства, штунда за последнее время пользуется большим успехом и среди раскола. В некоторых, напр., селениях Донской епархии первыми и фанатичными пропагандистами штундизма являются в настоящее время бывшие раскольники (хутор Пирожковский, станица Камышовская, хутор Плетнево-Ширяйский); есть здесь даже целая громадная штундистская община,¹⁸² большинство членов которой – бывшие последователи раскола.

Средство и способ распространения штундизма разнообразны. Главнейшие из них: проповеди разъездных штундистских миссионеров, распространение ими в народе подпольных сектантских изданий и особенно молитвенные собрания, совершенно открыто устраиваемые штундистами за последнее время и охотно посещаемые православными. И сами штундисты смотрят на молитвенные собрания, как на главнейшее средство объединения членов секты и распространения своего лжеучения, поэтому очень заботятся о благоустройстве этих собраний и особенно об улучшении общего пения на них, как главной приманки для православных; для этого они не щадят средств. Например, штундисты хутора Козинки, Донской епархии, приобрели фисгармонию и содержали у себя целый год учительницу, которая учила их пению, перелагала на ноты их «Духовные стихи» и организовала у них прекрасный хор. – Не малое значение в деле распространения штунды имеет и материальная помощь, оказываемая штундистами своим новосовращенным и нуждающимся «братьям». Эта материальная взаимопомощь у штундистов не носит характера частной и случайной благотворительности; она правильно организована и очень напоминает собою кагальную взаимопомощь у евреев. В Донской, напр., епархии все крупнейшие штундистские общины ежегодно в определенное время (преимущественно пред Рождеством и Пасхою) получают от «неизвестных благодетелей» довольно большие суммы денег для раздачи беднейшим членам общин и для оказания пособия совращаемым православным. В пользовании материальными средствами для дела пропаганды штундисты доходят иногда до открытой торговли и, не стесняясь, покупают совесть бедняков, пользуясь их затруднительным положением. Так, напр., православные. арендующие земли у известных богачей М-евых, руководителей донских штундистов, или поступающие к ним в работники, почти поголовно переходят в штунду, так как это – единственный способ избавиться от всевозможных притеснений, причиняемых им хозяевами-штундистами.

В местах своего прежнего развития штунда переживает процесс полного разложения. Произвол, лежащий в основе религиозных воззрений штундистов, приводит их с одной стороны к полному религиозному индифферентизму, с другой – к дроблению все на новые и новые секты и толки, часто до крайности противоположные. Штундисты Херсонской еп., по свидетельству миссионерского отчета, в настоящее время отрицают не только внешнюю сторону православия, но и внутреннюю, догматическую; св. Писание для них потеряло уже свой божественный авторитет и вовсе неубедительно. «Я бью себя словом Божиим, говорит на беседе штундист с. Сухого-Еланца – Черный, мучаю своё сердце, но вижу, что библия баламутит». Некоторые из штундистов дер. Основы отрицают не только божество И. Христа и Его воскресение из мертвых, на даже и бытие Бога. Штундист Хмарский, на вопрос миссионера: почему он оставил православие? – спокойно отвечал: «потому, что никакого Бога нет. Все ученые говорят, что Бога нет, да и я так думаю, ибо – кто Его видел?» Результатом отсутствия устойчивости в религиозных воззрениях штундистов являются постоянные споры их по вопросам религиозно-нравственной жизни, разногласия и разделения на враждебные партии. Тогда как одни остаются при прежних религиозных убеждениях, другие отвергают все штундовые обряды: преломление хлеба, брак, крещение взрослых водою. Одни празднуют воскресенье, другие приводят учение об обязательном праздновании субботы, третьи склонны праздновать и субботу, и воскресенье; некоторые-же, боясь ошибиться, не празднуют ни того, ни другого дня (Херс. Еп. Вед). Среди Киевских, штундистов с новою силою в острой и опасной форме начинает развиваться психопатическое малеванское движение. У донских штундистов идут горячие споры по вопросу о крещении. Некоторые из них, признав необходимым крещение младенцев, с настойчивостью начали проводить это учение среди своих собратий, чем произвели большое волнение и вызвали целую бурю споров и разногласий в местных общинах. Но, несмотря на все эти разногласия и религиозные споры, штундисты тесно сплочены в одно целое общею им фанатичною ненавистью к православной Церкви; все эти самые разнообразные толки и партии представляют одну правильно организованную армию, дружно и энергично ведущую пропаганду своих лжеучений. Поэтому факт разложения штунды не должен успокаивающе действовать на православных борцов-пастырей и миссионеров; тем более, что, распадаясь, штунда не уничтожается, а нарождает новые, более фанатичные, чем сама, и дикие секты, каковы, например, малеванщина и штундо-хлыстовство. Если-же некоторые штундисты, видя новые заблуждения своей секты, задумываются над ложным своим положением и оставляют штунду, то они не присоединяются к православной Церкви. Из них и под влиянием их создается класс людей, пропитанных духом вольнодумства и протеста против всего современного церковного и государственного строя и представляющих самую благоприятную почву для развития всевозможных лжеучений. Этим и объясняется быстрый рост новых сект, возникающих в местах прежнего развития штунды.

Социальные и противогосударственные тенденции в штунде таятся с прежней силой и высказываются дерзко и открыто. Штундисты, напр., Бобриковой слободы, Донской епархии, даже на сельских сходах позволяли себе проповедовать, что царь существует лишь для того, чтобы обирать народ. «Попы поддерживают царя, а царь их: – рука руку моет». Один из штундистов этой слободы, Степан О-ков, вызванный на допрос к полицейскому чиновнику, дерзко заявил, что для него, святого человека, закон не обязателен, и что, если он явился на допрос, то вовсе не закону подчиняясь, а уступая насилию. Отвергая войну, штундисты не ограничиваются одною устною проповедью о незаконности военной службы; вожаки их пишут в этом смысле целые послания к «братьям», находящимся в полках. Одно из таких посланий, писанное вожаком штундистов х. Козинки, Донской епархии, попало в руки полиции. Вот какие наставления даются в нём солдатам-штундистам: не убивай на войне, – это запрещено словом Божиим: «Не убей», «любите врагов ваших». Не нужно повиноваться власти, повелевающей убивать, – такая власть не от Бога, а от диавола, который есть человекоубийца… Вследствие такого направления штундизма, религиозные вопросы в нём отступают постепенно на задний план. Во многих местах штундисты совершенно не желают в настоящее время слушать миссионерские беседы и увещания; если же и вступают в собеседование, то скорее бывают склонны беседовать о предметах, не имеющих никакого отношения к религии. «Зачем нам беседовать о том, что уже потеряло свой интерес», говорил руководитель упомянутой козинской общины штундистов А-кин миссионеру, приглашавшему его побеседовать о том или другом вопросе веры, – «давайте лучше почитаем, что пишет о нас передовая пресса». И он, перебивая миссионера, начал читать выдержки из «Вестника Европы» и «Недели». Сообразно с этим меняется постепенно и характер молитвенных собраний штундистов; в некоторых, напр., штундистских общинах Донской епархии на этих собраниях очень мало уделяется времени чтению свящ. Писания и молитве, а главным образом ведутся беседы социально-политического содержания и читаются сочинения противорелигиозного и противогосударственного характера. Среди штундистов в настоящее время в большом количестве обращаются печатные и рукописные сочинения самого возмутительного содержания, направленного против современного церковного и государственного строя России (Астр. Еп. Вед., Киевск. Еп. Вед.). Нравственный уровень штундистов, по свидетельству миссионерских отчетов, невысок. Свобода половых отношений, отсутствие супружеской верности, вражда не только к православным, но и к своим единоверцам, и другие пороки суть обычные явления в современных штундистских общинах. Правда, штундисты общин, возникших недавно, под влиянием одушевляющего их фанатизма, на первых порах стремятся к улучшению нравственной жизни, что и выражается в оставлении ими пьянства, сквернословия, табакокурения. Но эти показные добродетели штундистов не в состоянии скрыть их вражды и фарисейской гордости в отношении к православным, их грубости, своеволия, неповиновения властям, ханжества и лицемерия.

Разложение одряхлевшего молоканства идет быстрыми шагами. Недовольство сложившимися устоями жизни и искание лучшего вызывает среди молокан постоянные волнения, религиозные споры и распадение всё на новые и новые толки, – одни идут в штунду, другие усвояют мистические бредни хлыстов, третьи увлекаются жидовством, иные подпадают влиянию толстовства, многие же становятся совершенно индифферентными в деле религии. Особенно заметно это в таких крупных центрах молоканства, как, напр., сл. Астраханка и Нововасильевка, Таврической епархии, где насчитывается до пяти сектантских толков, выродившихся из молоканства. По дикости своих религиозных воззрений, особенно обращает на себя внимание толк прыгунский, представляющий какую-то смесь христианства с жидовством. Прыгуны признают 6 христианских праздников, но имеют и 4 еврейских, празднуемых по лунному счислению (Тавр. Еп. Вед.). В Астраханской епархии большим успехом среди молокан пользуется жидовство. Усиление секты жидовствующих на счет молоканства, по наблюдениям местных миссионеров, является крайне нежелательным в церковном и гражданском отношении. Пересаживая в русскую народность еврейские верования, мораль и все надежды, даже манеру и одежду, секта эта до того уродует русского человека и вытравляет в нём всё национальное, что некоторые из сектантов отказываются от своего русского происхождения и производят своих предков от жидов. Все надежды этих сектантов в жидовстве; они слили свою судьбу с судьбою жидов. Русский народ и царь – их злейшие враги, с истреблением которых настанет день свободы и счастия Израиля. Христианство для них – то же язычество, и к нему они относятся с фанатической ненавистью (Отчет Астрах. Епарх. Кирилло-Мефодиевск. братства). Распадение молоканства сильно сказывается на молодежи. По словам Таврического епарх. миссионера, старики молокане жалуются, что молодежь их родителем не повинуется, своевольничает, нравственностью не отличается. Винные лавки в Астраханке и Нововасильевке, селениях со сплошным почти сектантским населением, торгуют больше, чем на 20000 р. каждая. По данным медицинской статистики, развивается, особенно в Нововасильевке, скверная болезнь. Как у земского начальника, так и у следователя всегда масса судебно-уголовных молоканских дел. Лжесвидетельство на суде среди молокан вещь обыкновенная, так что сами молокане сознаются в отсутствии у них всякой гарантии того, что свидетель дает на суде показания по совести. Невысок и уровень религиозных знаний среди местных молокан. Епарх. миссионер, посетивший в с. Астраханке земскую молоканскую школу, принужден был констатировать факт полного религиозного невежества учеников. Из 60 учеников младшего отделения только трое прочли молитву Господню, и только двое могли правильно ответить на вопрос: сколько Богов? В старшем-же отделении хорошо знали про Пушкина, Суворова и проч., а о земной жизни Спасителя, о св. апостолах ничего (Таврич. Еп. Вед.). В местностях со сплошным православным населением небольшие молоканские общины, распадаясь, начинают постепенно подпадать влиянию православия. Таковы, напр., молоканские общины сел Богородского и Юрина, Нижегородской епархии. Здесь в молоканах не замечается уже прежнего сектантского фанатизма и нетерпимости; они охотно отдают своих детей в школы, где, обучаясь вместе с православными Закону Божию, школьники молокане постепенно усвояют православное учение и предпочитают его молоканству. Юринские-же молокане настолько сблизились с православием, что принимают от православной Церкви даже таинства крещения, миропомазания и брака. Умерших также хоронят в православной Церкви по её обряду, и с особою торжественностью. Многие из Юринских молокан усердно посещают православное богослужение и даже участвуют в чтении и пении на клиросе (Нижег. Еп. Вед.). Но в отдаленной Сибирской глуши молоканство сохранилось еще в своей первобытной целости. Здесь молокане проявляют свой прежний фанатизм и ненависть к православию и к православным, прежнюю энергию и дерзость в пропаганде своего лжеучения. В некоторых селениях Томской епархии молоканские общины многочисленностью своих членов, их сплоченностью и единодушием, представляют такую силу, с которой православным приходится серьезно считаться. Так, напр., когда в селении Ящегуле, Барнаульского уезда, молокане превосходили православных числом голосов, последним нельзя было показаться на общем сходе, вследствие насмешек и разных кощунственных выходок против дорогих сердцу православного простолюдина святынь. Да и теперь, когда православных стало в обществе столько-же, сколько и молокан, первым все же живется нелегко. Забрав в свои руки власть, при помощи писаря-молоканина, молокане каждым удобным случаем пользуются во вред православным. Чтобы сохранит за собой численное превосходство, они отказывают православным переселенцам в приеме в своё общество, своих же единоверцев вызывают к себе на жительство как из России, так и из различных мест Сибири. Вот пример насмешек молокан над православными святынями. В том-же Ащегуле во время крестного хода (в день Св. Троицы) молокане говорили православным: «вот идут ваши идолы, вам нужно взять бубен, скрипку или гармонию и встретить их… прежде пред ними плясали, – попляшите и вы». И православные в смущении. «Нам уже стыдно ходить по деревне с иконами, говорили они миссионеру, насмешки – везде насмешки…, нас всякая думка берет, как на духу вам говорим; они (молокане) люди грамотные, а мы нет, мы в сомнении, голова наша разваливается: не знаем, кто прав – они или мы… у нас и руки опускаются, а по деревне идет разврат». В пропаганде своего лжеучения молокане не останавливаются и пред насилием, особенно в отношении к православным девушкам, попадающим в замужество к ним в село. Они систематически преследуют их насмешками. Особенно нетерпимо относятся молокане к иконам, которыми православные родители благословляют дочерей на брак. Некоторое время православная отстаивает икону, но потом, не будучи в состоянии выносить кощунства молокан и притеснений, она снимает икону и прячет в сундук. Но и этим путем не всегда удается уберечь святыню от кощунства сектантов. В отсутствие невестки, а то и при ней, муж или кто-либо из его родни вскрывают силой сундук, с ругательствами извлекают икону, рубят её, бросают в огонь или дают детям вместо игрушки. Привычка и время доканчивают начатое молоканами дело, и православная женщина постепенно, может быть, сама того не замечая, делается молоканкой. – В своей ненависти к православию здешние молокане доходят до того, что даже на публичных беседах не стесняются всенародно поносить православные святыни. Во время беседы миссионера в поселке Новопокровке (Барнаульского-же уезда), один из молоканских начетников Костин громко кричал народу: «кто поклоняется рукотворенному – анафема; будьте прокляты, кто поклоняется рукотворенному, вместе со своим рукотворенным (Томск. Еп. Вед.)».

Не чужды молоканам и социальные тенденции. Среди них не редкость встретить в настоящее время различные рукописные сочинения, направленные против современного государственного и общественного строя. Не редкость услышать среди них такого рода рассуждения, что власти не нужны, а всё должно быть так, как в первобытной Церкви, когда все были равны и не было нахальников; что богатства должны быть в общем владении, так как Бог создал землю всему роду человеческому для совместного пользования, и только по злобе людской назначенный Богом порядок изменился. В с. Трофимовщине, Пензенской епархии, молокане от этих рассуждений перешли уже к делу. Здесь во главе молоканской общины стоял крестьянин Курзов, человек богатый и не щадящий средств для распространения и поддержания молоканства. Молоканская братия жила всецело на счет Курзова. Так продолжалось не один год. Но вот одному из братии пришла мысль, – на каком это основании Курзов единолично распоряжается своим капиталом, почему он не передает его в общее пользование всей общины, – ведь все они братья во Христе и все равны? Мысль эта очень понравилась всей общине; но прежде чем объявить об этом Курзову, решили поступить так: помолиться с вечера Богу, почитать св. Писание и, если на утро никто не откажется от этой мысли, то считать её внушением Духа Святого. На другой день никто, понятно, не отказался от мысли воспользоваться курзовскими капиталами. Но Курзов, которому молоканская братия объявила о своём решении, не признал этого решения внушением Духа Святого, не внял он и угрозам братьев – «предать его сатане», а бесцеремонно выгнал всех их вон из своего дома.

А. Орлов

Общее число раскольников в той и другой епархии. Разделение их на секты. Внутренняя жизнь раскольнических сект. Нестроения и вражда в раскольнич. общинах. Появление новых еретических лжеучений. Деятели и столпы раскола и их деятельность. Роль и значение «херувимок», или «монашек», в жизни безпоповщины. Отношения раскольников к православию.

Общая численность раскольников-старообрядцев в Орловской епархии в 1899 году простиралась до 7737 душ обоего пола, в Тамбовской-же – до 8500 душ.

Все почти раскольники как Орловской, так и Тамбовской епархии принадлежат к следующим согласиям: новопоморскому, федосеевскому, филипповскому, беглопоповскому и австрийскому. Кроме того, в Темниковском и Шацком уездах, Тамбовской епархии, встречаются еще в небольших количествах последователи «Спасова согласия», или «нетовцы», а в Спасском уезде – «середники», названные так потому, что празднуют воскресный день в нашу среду.

Внутренняя жизнь раскольничьих сект в религиозно-нравственном и бытовом отношениях по прежнему представляет очень мрачную картину вследствие общего падения нравов. В особенно мрачном виде является религиозно-нравственное состояние федосеевцев, так-как большинство из них, будучи не в силах выполнить бракоборных правил своего согласия, живет чисто животною жизнью, без всякого удовлетворения своих религиозных потребностей. Новопоморцы – самая распространенная секта в Орловской епархии обнаруживает свою жизненность не только в упорном до фанатизма отстаивании своих заблуждений, но и в пропаганде своего лжеучения среди членов православной Церкви. Так, новопоморцы нередко совращают в раскол православных девушек посредством вступления с ними в брак по обрядам своего толка; вошедши в раскольническую семью, православные девушки, под влиянием старших членов семьи мужа, постепенно охладевают к православной Церкви и усвояют раскольнические взгляды и убеждения. Филипповцы той же епархии, по заявлениям миссионеров, широко поставили тайную пропаганду своего лжеучения и для совращения в свою секту не гнушаются никакими средствами: убеждениями, уговорами, денежными подкупами и материальными пособиями; сманивают к себе бесприютных стариков, старух, вдов и детей; нередко им удается перекрещивать даже умирающих, причем последние тут-же в кадушке иногда и умирают.

В Тамбовской епархии пропаганда раскола значительно слабее, а главное – неумолимее: «уличить раскольников в пропаганде, как свидетельствуют священники приходов, зараженных расколом, нет почти никакой возможности», – с такой осторожностью и хитростью они обделывают это преступное дело.

Фанатизм и невежество раскольников Орловской епархии служат также причиною того, что все их согласия и толки находятся в постоянной непримиримой вражде между собою. С особенною силою эта вражда сказывается в согласии филипповцев, сначала расколовшемся на два толка: гуляевцев и ситниковцев, которые в свою очередь разделились еще на два толка: осьмокрещенцев и пятокрещенцев, или базинцев и кривошеинцев. По учению Базина, в настоящем – восьмом веке должно быть и восьмое крещение; совершаемо оно должно быть безсвященнословными лицами, так как церковь с полнотою иерархии и тайн и, в частности, с таинством крещения, совершаемым иерархическими лицами, должна была существовать только до восьмого века. Но Кривошеин и многие его последователи признали такое учение Базина еретическим и отделились от него. Попытки примирения не привели ни к чему, и вражда между базинцами и кривошеинцами продолжается по прежнему. Попытки примирения их остаются безрезультатными.

На почве такой вражды между различными согласиями и толками и религиозного невежества, общего всем почти раскольникам, вполне возможным оказалось появление среди раскольников Тамбовской епархии нового лжеучения, ниспровергающего самые основы Христовой веры. Здесь, в с. Матызлеях, Темниковского уезда, появился лжеучитель, который отрицает действительность воплощения Спасителя. Он учит, что Христос Спаситель воплотился не чувственным образом, а «привидением, мечтательно», и таким образом проповедует древнюю ересь докетизма, с которою боролся еще св. Иоанн Богослов.

Пропаганда раскола и фанатическая преданность раскольников своим лжеучениям не имели-бы твердых устоев, если бы во главе раскольников не стояли некоторые наиболее энергичные, деятельные и влиятельные люди – расколовожди и столпы разных согласий. Особенно ретивою деятельностью на пользу раскола заявляют себя в Орловской епархии новопоморские наставники – кр. Ал. Ф. Пахомов и кр. Ст. Ан. Шмуров и филипповский лжеучитель кр. С. Н. Кривошеин. Пахомов – человек, до фанатизма преданный расколу, со своими деятельными помощниками – кр. Максимом Грязновым, Никифором Разговоровым и Наумом Варнаковым обучают детей своих односельчан грамоте, конечно, в духе раскола, всячески противодействуют устройству в их деревнях школ, заботятся о благоукрашении своего молитвенного дома, возбуждают ходатайство об отведении для своих единоверцев особого кладбища и получают разрешение на это и пр. Другой раскольнический деятель кр. села Лужков, Дмитровского уезда, Шмуров, для возбуждения религиозного фанатизма среди своих единоверцев устраивает торжественные служения в своей моленной, на которые собираются старообрядцы из всех окрестных деревень, во главе с их благословенными отцами. Самое богослужение в это время совершается особенно продолжительно – почти всю ночь, причем растворяются окна молельни, откуда слышится, на соблазн православным, протяжное заунывное пение. По окончании богослужения у Шмурова бывает совет с раскольниками по разным текущим вопросам, причем главное и окончательное решение их предоставляется, конечно, самому Шмурову. Этот-же вожак раскола не останавливается и перед явным оказательством своей веры. Так, напр., 19 мая 1899 года Шмуров торжественно совершил крестный ход на огороды и там, в присутствии православных, отслужил молебен «на засев конопли».

Главный руководитель филипповцев Кривошеин также нисколько не стесняется публично оказывать своё лжеучение и даже явно совращать православных в раскол. С этими целями он, вместе со своим помощником кр. Павлом Шкутовым, разъезжает по всем селам и деревням Орловской епархии, где имеются их последователи, и везде собирает своих единоверцев, особенно нетвердых в вере, читает им Писание и толкует по своему разумению; вместе с тем он не оставляет в покое и те православные селения, где находит удобную почву для своей пропаганды, распространяя там своё душепагубное учение.

На ряду с местными деятелями раскола на пользу его работают и многие приобретшие широкую известность столпы «древнего благочестия» из других местностей. К таким-же ярым пропагандистам и столпам раскола следует причислить Тульского начетчика Батова, имеющего огромное влияние на раскольников города Кром и снабжающего всех вообще новопоморцев Орловской епархии своими подпольными изданиями, затем – начетчика из села Понырей, Курской губ., Самохвалова и Надежина из Нижнего Новгорода, к которым раскольники безпоповцы Орловской епархии обращаются во всех наиболее важных сомнительных случаях и советами и указаниями которых руководятся в своей жизни.

С таким-же авторитетом власти и влияния в раскольнических общинах, в частности в Федосеевщине, являются так назыв. «херувимки» или «монашки». Это – девицы из местных крестьянок, воспитываемые в преданности безпоповщинскому расколу и в частности в духе фанатичной преданности своему согласию на Преображенском безпоповщинском кладбище в Москве.

Здесь эти девицы дают фиктивный обет безбрачия и делаются чрез то «херувимками» и «монашками», предварительно пройдя чрез горнило раскольничьего воспитания и усвоив немудрую науку церковного чтения, письма и пения. Возвратясь на родину, эти воспитанницу Преображенского кладбища играют здесь видную, можно даже сказать, исключительную роль в делах внутреннего управления Федосеевской секты: они следят за направлением отдельных семей и лиц, руководят воспитанием детей своих единоверцев, отправляют у них богослужение и требы, налагают епитимии, разрешают недоумения.

Вместе с тем эти ставленницы Преображенского кладбища всячески стараются противодействовать успехам православия. С особенным искусством и энергией они влияют, во вред православию, на тех, кто возымеет намерение присоединиться к св. Церкви; в этом случае, чтоб только отвратить от этого намерения, они пускают в ход всякие средства: и увещания, и угрозы, и всевозможные обещания, и награды…

Что касается отношений раскольников к прав. Церкви, то как в Орловской, так и в Тамбовской епархии отношения эти в разных местностях и у разных согласий до противоположности различны. Так, в то время как филипповцы Орловской епархии проявляют постоянную ненависть и фанатизм в своих отношениях к Правосл. Церкви и её духовенству, – последователи австрийского согласия в отношениях к православию по внешности нисколько не походят на раскольников: они посещают правосл. храм, принимают священника в свои дома, подходят к нему под благословение и о своей принадлежности к расколу никогда открыто не заявляют.

Но с другой стороны отношения некоторых беглопоповцев Малархангельского уезда (Орлов. еп.) к Церкви и её служителям отличаются какой-то раздвоенностью: раскольники обращаются к приходскому священнику для совершения крещения, брака и погребения; таин-же покаяния и причащения, а также священнического благословения от него не принимают и его самого с крестом и св. водою в свои дома не пускают. Не только отношения различных раскольнич. сект к прав. Церкви разнообразны, часто и отношения одной и той же секты в разных местностях совершенно различны. Так, напр., филипповцы, которые в общем относятся весьма нетерпимо к православию, в деревне Красовке, Кромского уезда, напротив, очень мирно уживаются с православными, а своё уважение к прав. храму простирают до того, что жертвуют для него свой труд: так, они, наравне с православными, обрабатывали землю у гр. Рибопьера за материал, предназначенный для церковной ограды. Такие-же не установившиеся, или, вернее, колеблющиеся под влиянием миссии, отношения раскола к православию наблюдаются и в Тамбовской епархии, где по местам раскольники заявляют себя весьма фанатичными и нетерпимыми, по местам же – более мягкими и уступчивыми.

М. Григорьев

Протестанты в Шотландии. Соединение Свободной и Соединенной Пресвитерианской Церквей. Ислам в Африке (Petit Journal). Приемы мусульманских миссионеров; доктрина Ислама; реальная основа его успехов в Африке. – Армия Спасения. Новый метод спасения (Evening News, Buffalo). – Буддисты и китайская война. Манифест японских буддистов (Héraldo de Madrid). Масонство в Англии и Германии. Религиозное и политическое значение масонства.

«Не смотря на дождливое утро на рыночной площади Поверли было около шести тысяч зрителей, расположившихся на нарочно устроенных сиденьях. Собралась эта масса посмотреть интересное и диковинное зрелище.

Тысячная процессия людей, одетых по случаю дождя почти сплошь в черные макинтоши, с распущенными зонтиками, имела вид гигантских похорон.

Во главе процессии два предводителя дружественно держали друг друга за руки, когда им были поднесены букеты. Это уже напоминало свадьбу».

В таком тоне – с обычным английским юмором описывалась в газетах церемония, не так давно состоявшаяся в Эдинбурге.

Но для участников её она имела глубоко-знаменательное значение. Не смотря на дождь, они стояли с непокрытыми головами и с большим одушевлением в полнейшей гармонии, пели всей массой гимн, последний стих которого постоянно повторялся: In unity to dwell «жить в единении». Два предводителя жали друг другу руку и торжественно произносили свои обеты. Затем все направились на «соединенное» заседание, где произнесена была приличествующая случаю речь.

Так состоялась церемония «соединения церквей», или, точнее, двух протестантских общин.

Одна из этих общин, Соединенная пресвитерианская Церковь (United Presbyterian Church, или, сокращенно, одни заглавные буквы U. Р. Church, почему англичане называют её «эп-чёрч», содержит в себе древнейшие элементы шотландского раскола. Своё существование она начала 187 лет назад. Имевшая вначале около 2,000 членов, в день соединения её со Свободной Церковью Шотландии она насчитывала их уже около 200,000. Доход её (исключительно из доброхотных пожертвований) возрос теперь уже до 4 миллионов рублей. Она называется Соединенною потому, что составлена из разных сект, из коих каждая имеет свою историю и своих мучеников за пресвитерианскую веру. Она заключает в себе остатки Камеронской (Gameronian от имени основателя) секты, церкви отступления (Secession Church), церкви освобождения (Relief Church) и соединенной изначальной церкви отступления (United Original Secession Church), известной в народе под именем «Auld Lichts». Принцип, связывающий все эти секты в одной Соединенной пресвитерианской церкви есть принцип свободы, – убеждение, что церковь не должна составлять часть государства и должна поддерживаться доброхотными приношениями верующих.

«Свободная церковь Шотландии» имеет более краткую историю, которая, однако, возбуждает в каждом пресвитерьянце трепет восторга. Свободная церковь Шотландии (Free Church of Scotland) образовалась из-за конфликта с правительством по вопросу о патронатстве. Утром 18-го мая 1843 года в Холируде на приеме (levee) у лорда Высокого комиссионера (High Commissioner) оборвался со стены портрет Уильяма ΙΙΙ-го. Кто-то сказал: «идет революция». Спустя какой-либо час стоявшие перед дверью Ассамблеи (Синода) увидели пред собою седую голову Чальмэрса, а за ним сотни духовных лиц (их было 474). Они оставили собрание и шли в неизвестное будущее. Лорд Джедори сидел в своей библиотеке, когда внезапный посетитель ворвался к нему с криком: «их ушло более четырехсот!» Плохой судья, критик и клерикал, но с душой, открытой на всякое благородное дело, лорд вскочил с места и воскликнул в ответ: «я горжусь моей страной. Где могло произойти подобное?».

Дальнейшая жизнь Чальмэрса († 1847) показала, что его мечты о Свободной церкви, далеко не оправдались, «Хотя мы и оставляем государство, но мы не отрицаем принципа связи с ним. Мы разрываем испорченную связь, но были бы рады вернуться к новой, чистой». Государственная церковь Шотландии давно уже упорядочила и очистила свои отношения к государственной власти в том смысле, какой разумел Чальмэрс; но состоявшееся прошлого 18-го октября соединение Свободной церкви произошло не с государственной церковью, а с общиною, самое существование которой основано было на отрицании возможности какого-либо союза церкви и государства. Некогда писал Джон Уэсли: всякий, кто последует моим советам, никогда не будет отделяться от государственной церкви. А теперь? «Свободная» церковь признается, что не связана словами своих основателей. Она отвергает эти слова. Подымающийся прилив смывает неровности на песке, – как бы глубоки они ни были, – и пора уже перестать думать, что заветы сектантских вожаков остаются неизменными, как бы громогласно они не произносились. Хороший урок изо всего этого можно вывести для наших раскольников и вообще для всех, кто думает достичь идеала путем разделения. Прежде чем решиться на отступление, нужно бы размыслить над историей Свободной шотландской церкви. В 1843 году многие думали о тех «жалких» людях, которые остались сидеть в ассамблее 18-го мая, оставленные цветом и солью шотландского духовенства. Пригвожденные упреком в пристрастии к «египетским мясам», они не дожили, чтобы видеть плоды работы своих надломленных сил. Но ныне, процветая, государственная церковь Шотландии (Church of Scotland) с благодарностью вспоминает о них.

Состоявшееся соединение свободной и соединенной пресвитерианской церквей обязано во многом энергии и решимости принципала Рейни. Если бы он избрал не духовную, а политическую карьеру, то парламент сделал бы в нём огромное приобретение. Если бы принципал Рейни сидел на первой скамье, когда её оставил покойный Гладстон, он, может быть, вел бы теперь объединенную либеральную партию, вместо того чтобы вести объединенные им пресвитерианские общины. Дело об унии между Свободной и Соединенной пресвитерьянской церквами тянется уже давно: Рейни является единственным в живых из членов комитета 1863 года, рассматривавшего это дело. В последние пять лет оно было докончено исключительно трудами одного Рейни. Он же руководил, последней ассамблеей Свободной церкви прошлого 17-го октября (ст. ст.). С замечательным искусством, судя по репортерским донесениям, он отпарировал возражения. Его противниками оказались очень немногие. Люди без веса и выдающихся способностей, они слабо защищали своё положение, которое Свободная церковь актом унии отныне объявляет недостижимым идеалом. Их оказалось 27 против 643-х. Но их поражение еще не значит, что в будущем всё пойдет хорошо в объединившихся общинах. Насколько церковь имеет права на церковную собственность, если она вступает в союз с общиной, которая не признает её принципов, вот вопрос, по которому мнения канонистов уже разделились, и который, может быть, будет еще разбираться в гражданских шотландских судах. Последнее слово еще не сказано, и те которые не согласились с принципалом Рейни, поступили так, отстаивая принцип возможности союза с государством. Они отказались следовать за человеком, который утверждает, что государство не должно иметь в виду церковных интересов, и что религия не должна приниматься в расчет и поддерживаться «гражданским магистратом».

Уния до сих пор не удавалась вследствие оппозиции приверженцев принципа государственной церкви. Ныне эта уния состоялась потому, что Свободная церковь поступилась этим принципом. Ясно, какая из соединившихся сторон выиграла и какая потеряла.

* * *

Несколько времени тому назад в лондонских газетах появилось известие, что турецкий султан выразил намерение, в качестве калифа правоверных, послать в Южную Африку эмиссаров с повелением объявить от его имени туземцам, исповедующим мусульманскую религию, приказ строго соблюдать нейтралитет в англо-бурской войне. Благодаря вмешательству британского посланника султан, однако, решил отказаться от этого намерения.

Намерение султана управлять сообразно со своими политическими целями африканскими мусульманами и то значение, которое придали этому намерению англичане, несомненно свидетельствует о крупных завоеваниях, сделанных в Африке проповедью Ислама.

И в самом деле: из 200 приблизительно миллионов туземцев арабского и негрского племени, населяющих Африку, около ⅖, т. е. 80.000.000 исповедуют мусульманство.

С такою силою нельзя не считаться в политическом и в религиозном отношении.

Исследуя способы, которыми мусульманство приобретает у африканских фетишистов свои беспримерные успехи, невольно поражаешься их простотою. Пропаганда новой религии совершается, не привлекая на себя внимания, не возбуждая ни шума, ни разговоров, – её едва замечают.

Ислам не посылает в страны идолопоклонников «миссионеров», которые бы старались явным образом обратить как можно большее количество язычников в свою религию в самое короткое время. Миссионеры ислама – это разведчики, путешественники и купцы, распространяющие свою веру, так сказать, на ходу, торгуя и странствуя по языческим областям. Занимаясь объяснением правил новой веры как-бы между делом, они не вызывают к себе между туземцами того недоверия, какое неизбежно появилось-бы, если бы они не скрывали своей главной цели.

Купец, являющийся к ним, живет так же, как они сами, не проявляет никаких намерений навязать им свои верования и поэтому не возбуждает ни подозрений, ни недружелюбия. Он благоразумно с терпением ожидает того времени, когда известность его, как человека мудрого, знающего и справедливого укрепится настолько, что к нему начнут являться за советами. Он ждет, когда туземцы сами придут к нему за советом относительно фетиша, которому они поклоняются, и попросят просветить их своей мудростью и ведением. Первобытные расы – те же дети. Они отвертываются от того, что им предлагают, и страстно добиваются того, в чём им, по-видимому, отказывают.

Таким образом дело прозелитизма завязывается, не нося на себе каиновой печати насилия или навязывания, и затем преуспевает тем лучше и быстрее, что эмиссары Ислама отличаются большей ловкостью к приноравливанию их веры к нравам и характеру населения.

Они всячески избегают возбуждения подозрительности у своих неофитов, примиряя предписания мусульманской религии с обычаями среды, в которой им приходится действовать. Так, напр., они согласуют (как это делается ими и в Китае) праздники, установленные фетишистским ритуалом, с праздниками их собственной религии. Они совершают также все обрядности своих новых религиозных сограждан, нисколько они не противоречат самым основаниям Корана.

Для начала, мечети, воздвигаемые ими, делаются очень скромными по сравнению с алтарями, пред которыми язычники совершают свои церемонии.

В заключение они учреждают школы, которые довершают дело обращения туземцев к правоверию, сплетая учение Корана с общими идеями населения.

Одним словом, мусульманские эмиссары пользуются в деле обращения неверных как раз теми самыми приемами, которые с немалым успехом употреблялись и дальше употребляются иезуитами на востоке, напр., в Китае и Японии.

Но, само собою разумеется, главная суть огромных успехов мусульманства среди варварских племен Африки заключается не столько в методе проповеди, сколько в крайней упрощенности проповедуемого учения: «Нет Бога, кроме Бога, и Магомет – его пророк». Неофиту нужно только уверовать в эти два короткие предложения, и он становится мусульманином.

Вся же обрядовая сторона ислама сокращается для нужд африканской проповеди до 3 требований: 1) соблюдение молитв, обязательных в определенные часы, 2) соблюдение поста во время месяца Рамадана, 3) паломничество в Мекку хоть раз в жизни, если только это возможно.

Кроме ясности и простоты основного догмата мусульманства и упрощенности обрядовой стороны религии – самый дух ислама как нельзя более подходит к многострадальной черной расе. Слово ислам по-арабски значит предание себя воле Божией (ресигнация). И на самом деле основной смысл учения Магомета заключается именно в безусловном отречении от собственной воли и придании себя воле божественной. Вытекающий отсюда стоический фатализм влечет за собою безграничное подчинение власти духовной или правительственной, – как раз то, к чему безжалостная история уже воспитала туземцев африканского материка. Что касается до 48 правил веры, из которых состоит догма ислама, то эта несвязная амальгама схоластических, метафизических и теософических изречений, вообще говоря, совершенно неизвестна африканским неофитам, которые к тому-же едва-ли бы в ней что-либо поняли.

Христианство, проповедуя милосердие и любовь, на деле как бы по какому-то проклятию неизменно сопровождается в Африке кровью, массовыми истреблениями людей и фактическим беспощадным порабощением. Ислам-же, допуская рабство вообще, – рабство неверных, – не знает рабства мусульманина мусульманину, и это не только на словах, но и на деле. Таким образом, негр, становясь магометанином как бы приобщается в своих собственных глазах, к высшему разряду людей, где все равны, где нет разделения на наследственных рабов и господ. В то время как в христианских частях Африки негр до сих пор не выходит из положения худшего вьючной скотины, в областях магометанского просвещения он может возвыситься до какого угодно высокого положения в зависимости от своих способностей и удачи. Таким образом, Ислам является для чернокожего человека не только отвлеченною доктриной, но и практическим учением, всесторонне устраивающим его жизнь в духе патриархальной свободы, патриархального равенства и патриархально-религиозного братства.

В этом и заключается реальная основа успехов Ислама и полного неуспеха миссионеров протестантов, баптистов, методистов, англикан, католиков, королевско-прусских евангелистов и проч. и проч. и проч. Но на это обстоятельство миссионеры закрывают глаза (Petit Journal).

* * *

Г. Мак-Интайр, бригадный генерал Армии в Буффало (в Америке), сообщает о новом предприятии, которое может иметь немалый успех. «Мы запаслись, – говорит он, – магазином, лошадью и телегой для собирания изношенного платья, изломанной мебели, разбитой посуды и проч., которые сострадательные люди расположены отдать нам. Всё собранное таким образом мы будем свозить в наш магазин, наймем бедных людей, чтобы починить, вычистить и подновить эти вещи, и вообще сделать их годными к употреблению. Затем мы будем продавать их бедным по самым низким ценам. Само собой разумеется, что мы не будем извлекать из этой торговли каких-либо барышей, а постараемся выручить лишь столько, чтоб покрыть наши издержки по приведению нашего товара в пригодное состояние» (Evening News, Buffalo).

* * *

В Англии и Америке большим успехом пользуется пьеса «Нью-Йоркская красавица». – Героиней этой пьесы является Виолетта Грей, девушка – сальвационистка, обладающая – в изображении известной артистки Эдны Мей – всеми лучшими дарами природы. Она младенчески-чиста, симпатична, скромна и в тоже время одарена обаятельной наружностью. Благодаря всему этому, сальвационистская героиня на сцене производит глубокое впечатление, какого никогда не оказывали дамы-сальвационистки в действительной жизни.

Распорядители бостонского отдела Армии Спасения оказались людьми сообразительными и решительными. Намек, который дала им со сцены Эдна Мей, изобразившая девушку-сальвационистку такой, какой она должна быть, не пропал для них даром. Вымысел поэта они решили перенести в действительную жизнь. И это было для них, тем легче, что популярная пьеса сделала девушку-сальвационистку популярной и симпатичной во всех слоях общества.

Бостонские сальвационисты принялись за дело немедленно. Они обшарили весь город и все пригороды. И труды их не пропали даром: в их ряды стало столько новых прекрасных и милых девушек, сколько можно было завоевать.

В небольшом городке Лоренс жила красавица с чудными серыми глазами и каштановыми волосами. Имя её было Нэлли Тэльмедж. Сальвационисты подслушали, как она поет под звон своей гитары. И вот прежде, чем прошел день, она сдалась им безусловно, «с оружием и багажом», и представила в их распоряжение свой голос и своё искусство. За ней последовала её приятельница Минна Смит, маленькая, изящная белокурая красавица, которая играла на тамбурине раньше еще, чем научилась ходить.

Из Беверлея явились сестры Мур, Берта и Мабель, высокие, царственного вида девушки, обладавшие превосходными, обработанными голосами, привыкшие петь в салонах и пользовавшиеся за свой талант заслуженным успехом.

В Ньютоне в музыкальный корпус Армии зачислились Эллис и Лимиан Миллер, одна с волосами цвета воронова крыла, другая – словно сошедшая с одной из картин Тициана.

Седьмою была Марта Эштон, красота которой ничего не теряла даже от сурового квакерского наряда. Небесная синева её глаз очаровывала и из-под широких полей скромной и некрасивой форменной сальвационистской шляпы капора.

Крестовый поход этого отряда красавиц имел поразительный успех. В грязных глухих переулках, куда являлись они, бросали всё – даже выпивку и карты, – чтобы послушать музыкальные чарующие голоса, исходящие из уст, «каждый дюйм которых очарованье».

Сюда же, к этим милым музыкальным воительницам, присоединилась Хильда Гансен, самая привлекательная и самая милая из них.

Она совсем не знала о «Нью-Йоркской красавице» и, однако, походила на неё, как оригинал на портрет. У неё был такой же нежный, детский взор, такие же серые глаза, скромные, немного печальные и удивительно симпатичные. Её продолговатое лицо также обрамлено ореолом мягких темных локонов, скромно зачесанных со лба назад, – прическа, на которую может решиться в Америке только действительно прекрасная женщина.

И вот, с этой чудной девушкой произошло в действительной жизни как раз то, что с «Нью-Йоркской красавицей» на подмостках сцены.

В один из тех вечеров, когда она вместе со своими сестрами по Армии пела и молилась в одном из притонов грешников, она встретила некоего Фрэнка Роллинса. Он был молод, беззаботен, весел и отдавался игре и вину, не обременяя себя думами о греховности такого рода занятий.

Когда музыкальная фаланга выстроилась перед ним в игорном доме, он на мгновение оцепенел. Под квакерскими шляпами сальвационисток он привык встречать исхудалые лица, поблекшие глаза, седые волосы, заостренные подбородки, крепко сжатые тонкие бескровные губы. Он совсем не был приготовлен к тому, чтобы у проповедниц спасения увидеть сверкающие зубы, розовые щеки, вьющиеся локоны и блистающие глаза.

Молитвенная же музыка их свежих юных голосов сказала его сердцу больше, нежели все молитвы, которые он до сей поры когда-либо слышал в своей жизни.

Фрэнк Роллинс стоял, как очарованный, – воплощение юного энтузиазма и счастья. Он был высок ростом, с широкой грудью, у него была свободная, независимая осанка, благородные очертания головы и открытые честные глава. Он смотрел во все глаза, – и сам привлекал всеобщее внимание.

Его взор встретился, наконец, с парою серых глаз, ясных, как воды чистого источника, скромных и в то же время блистающих разумом.

«Кто это?» – спросил он одного из соседей, столь-же пораженного видом фаланги юных воительниц. В этот вечер он впервые услышал её имя – Хильда Ганзен.

Ему не стоило большого труда заговорить с ней, потому что она была здесь именно для того, чтобы спрашивать и давать ответы.

Её красота и обаяние сделали то, что жизнь её представлялась ему чем-то великим и совершенным.

Когда он говорил с ней, смотря в её невинные глаза и слушая чистые звуки её музыкального голоса, ему казалось, что в жизни возможна только одна дорога – та, которую избрала она.

И он со всей искренностью сказал ей об этом.

А она. слушая его, поверила ему и полюбила его, и они решили подождать, когда он получит звание мастера на заводе, где он работал, а затем обвенчаться и вместе, рука об руку, ходить и призывать людей к спасению.

Хильда Ганзен была пламенной воительницей спасения, и даже удовольствие быть вместе со своим возлюбленным не удерживало её от исполнения принятой на себя обязанности. Поэтому она продолжала ходить со своими сестрами-воительницами, разыскивая и поражая грех, и оставляя Френка, с которым она обручилась, его собственным занятиям.

Она верила, что он уже не будет более посещать тех мест, в одном из которых она впервые встретила его, где мужчины собираются, чтоб пить и играть. И он сам верил этому.

Но прошла неделя, прошла другая, третья, – и он почувствовал, что ему надо повидать своих приятелей.

Он отправился к ним в один из таких вечеров, когда Хильда должна была быть на службе в Армии.

Он сел с своими приятелями, Франк Роллинс – выпил один другой, стакан вина, а затем – само собой ясно – и совсем вернулся к старой веселой жизни однако тайно от своей невесты.

И вот однажды Хильда Гансен, во время своих обходов, нашла его буйствующим в игорном доме.

Детски-невинные глаза Хильды изменились в одно мгновение и засверкали негодованием, а затем она разразилась бурным потоком слез.

* * *

Японские буддисты рассылают духовным лицам всех вероисповеданий во все концы мира окружное послание, напоминающее по своему духу первые века христианства.

В послании советуется отречение от того чувства ненависти, во имя которого и китайцам, и миссионерам причинено столько страданий и совершено столько ужасов; надлежит платить добром за зло и просить небо, чтобы оно благословило все народы.

«Пусть христианские правительства, – продолжает манифест, – одни настаивают на мщении и контрибуции; буддисты, со своей стороны, отказываются участвовать в этом; пусть это – плохая политика, но за то хорошая религия».

В заключение манифест убеждает миссионеров различных вероисповеданий, чтобы по крайней мере хоть они воздержались от политики мести и отказались от всяких действий; которые можно было бы истолковать, как поддержку тому ненормальному порядку вещей, который установился ныне в небесной Империи (Héraldo de Madrid).

Язычники, напоминающие пасторам, проповедникам и епископам христианских вероисповеданий о любви к врагам и о милосердии – зрелище высокой поучительности.

* * *

Масонство, правильно организованное в Англии и Германии, составляет громадную тайную общественную силу. Поразительно, но совершенно верно, что во главе английских масонов стоит король Эдуард VII, а во главе германских – император германский. Общество масонов основано в Англии протестантскими общественными деятелями для подпольной борьбы с католичеством. То, что у католиков иезуитское братство, у протестантов – масонство. И то, и другое следуют основному правилу: цель оправдывает средства. Главная же цель обоих основать свою власть не только на религиозно-церковной, но даже на политической и социальной почве. У масонов так же, как и у иезуитов, требуется слепая покорность всех членов высшему начальству, которое одно знает основные тайны общества и цель, к которой оно направляет свои силы.

Масоны между собой называются братьями и, когда пишут друг другу, употребляют сокращение этого слова в виде латинской буквы F с тремя точками в виде треугольника, F⁂. Масон так же, как и иезуит, передавший тайны общества непосвященному, подвергается смертной казни.

В Пруссии и в Англии масонство имеет религиозно-протестантский характер, стоит в связи с законной правительственной властью, которая им управляет. Фридрих III тоже был главою немецкого масонства. Вследствие религиозно-протестантского характера английских и германских лож (масонство разделено на ложи, соответствующие нашим приходам, которыми управляют «мастера»). Долго не хотели допускать евреев в число масонов, но теперь евреи занимают почти главное место в ложах. Вследствие этого масоны крепко защищают еврейское и протестантское священство, хотя себя называют антиклерикалами, а нападают только на католическую и, насколько это им возможно, на православную Церковь.

С политической точки зрения масонские ложи тоже проповедуют английские идеалы, а именно – торжество либерализма, парламентаризма и отчаянную борьбу против самодержавия. Масонские ложи приготовили все революции, которые в Европе заменили абсолютизм конституционализмом. Напротив, согласно английским социальным понятиям, масоны, хотя иногда выражают демократические взгляды, но поддерживают капитализм против земледелия и социализма.

Отдельные ложи масонские стоят под контролем главных центральных лож, которые существуют в каждом государстве, где есть достаточное число масонов. Центральные ложи имеются в Англии, в Германии, во Франции, Италии, Испании и Австро-Венгрии. Все же ложи соединены всемирным масонским комитетом, главным мастером которого состоит в настоящее время итальянский еврей, близкий друг Криспи.

Сила масонства состоит в том, что оно есть тайное общество, и что мудрено принимать меры против действий его членов. Часто о разных политических деятелях узнается, что они масоны только после того, как они уже причинили весь вред, который в состоянии были сделать, злоупотребляя своим положением.

Тайная мистическая связь, соединяющая Вильгельма II и Эдуарда VII, дает особое значение дружбе этих монархов, имеющих торжественные религиозно-политические идеалы. Об Эдуарде VII стало известно, что он масон, из английской газеты «Sketch», которая в своей хвалебной статье по поводу его вступления на престол открыла его масонский характер и, чтобы отклонить всякое сомнение в правдивости этого известия, приложила снимок с его портрета в одеже масонского «великого мастера» который ниже мы и помещаем (см. стр. 437 – эл. р.).

А вот какую в присутствии лордов и членов палаты общин король Эдуард, присягу произнес пред прочтением своей тронной речи:

«Я, Эдуард, свидетельствую и заявляю торжественно и искренно пред Богом, что верю, что в таинстве причащения нет никакого претворения хлеба и вина в Кровь и Тело Христово, во время или после освящения кем бы то ни было, и что призывание или поклонение Деве Марии, или всякому другому святому, и жертвоприношение во время литургии, как они совершаются в римской церкви, суть суеверие и идолослужение. И я исповедаю, свидетельствую и утверждаю, что даю это заявление во всех его частях в простом и обычном значении слов, мне прочитанных, как их понимают английские протестанты, без всякого уклонения, обиняков и мысленного ограничения слов и помимо данного мне с этой целью уже раньше разрешения папою или другою властью или каким бы то ни было другим лицом и не думая, чтобы я мог оправдаться пред Богом и людьми или получить отпущение за то, что дал это заявление или часть этого заявления, хотя бы папа или всякое другое лицо или общественная власть разрешили меня от него или уничтожили его, или объявили его несуществующим, от начала да конца».

Текст декларации глубоко оскорбил не одних английских католиков, но и всех истинно-верующих христиан, так как он наполнен кощунственными и богохульными, с точки зрения догматов вселенской Церкви, заблуждениями.

А верования наших штундистов так сходны с королевской декларацией! Вот откуда источник мудрости у наших отщепенцев, – вот почему их и тянет на запад.

Из миссионерских итогов прошлого века; характеристика настоящего времени. – Значение Церкви в жизни христианина («Странник» за янв., февр.). – Из переписки Н. Ив. Субботина с архим. Павлом. – О мнимых «мелочах» церковной жизни (Вера и Церковь» за янв.).

Само собой понятно, что ни один журнал со специальными задачами и целями, как бы широка ни была его программа и обширен круг его сотрудников, не может на своих страницах дать место всему, что пишется и печатается по предмету его программы. В таком положении находится и наш журнал «Миссион. Обозрение». Но, с другой стороны, читателям всякого журнала, так равно и нашего, не имеющим средств и времени для чтения других журналов, желательно знать, что пишется и печатается помимо помещающегося на страницах читаемого ими журнала. В удовлетворение этого естественного и законного желания читателей мы на страницах «Мисс. Обозр.» будем время от времени сообщать им о статьях, с изложением их содержания, печатающихся в духовных журналах и заслуживающих, по своему содержанию и характеру внимания органа миссии.

Первые номера духовных журналов за 1901 г. дают достаточно интересных для пастырей и миссионеров статей. Особенно таковыми отличаются журналы не-академические – «Странник», «Вера и Церковь» и «Душеполезное Чтение». С некоторыми из статей первых двух журналов мы и познакомим наших читателей.

В «Страннике», за февраль, автор отдела «Внутреннее церковное обозрение» подводя итоги прошлому веку, касается и состояния расколо-сектантства в 19 столетии. Характеристика веку с этой стороны, хотя и кратко, но точно и верно сделана автором. «Унаследованное от XVIII в. свободомыслие и легкомысленное отношение наших светских высших кругов к родной своей вере у нас скоро сменилось, особенно под влиянием отечественной войны, другой крайностью. Мистицизм и масонство, искусственно привившись к этим кругам, способствовали тому, что православная Россия скоро сделалась как бы притоном для всех западноевропейских религиозных сект. Дело доходило до открытого гонения на слово Божие, которое православная Церковь желала преподать своим чадам на удобопонятном русском языке… Но хлынувшая волна сектантства была отражена… В новое царствование свободное существование религиозного сектантства в России было признано несоответствующим действующим в государстве законам. Правительственный надзор над сектами и подчинение их существующим и вновь установленным законам о них наложили довольно прочную узду на религиозное своеволие и произвольномыслие… Окончательного уничтожения этой волны сектантства, конечно, не последовало… И когда в 60-х годах нашими свободомыслящими людьми была развита с поразительною откровенностью и настойчиво стала проводиться в русскую жизнь мысль чуть не о полной разнузданности человеческой мысли, эта исчезнувшая волна стала собираться снова и увеличиваться. Непрочно стоявшие сыны православной Церкви не могли устоять против её ударов и начали падать в бездну религиозного сектантства… После злосчастного события 1-го марта 1881 г. у нас стали приниматься более или менее энергичные и целесообразные средства к отражению всех чуждых и несродных нам волн…, и есть надежда, что эти волны, постепенно отражаемые, с течением времени совершенно рассеются и исчезнут с великого житейского моря русского государства». Основание для своей надежды автор видит в том факте, что яснополянский «мудрец», так недавно владевший умами русских, за последнее время всё более и более теряет круг своих легковерных последователей, разочаровывающихся в его «непогрешимости».

Особенного внимания заслуживает помещенное начало в том же журнале за январь-февраль большого, по-видимому, исследования г. Кремлевского, под заглавием: «Значение Церкви в жизни христианина».

Как бы в введении автор устанавливает понятие о Церкви. Указав на многие понятия, соединяющиеся с именем Церковь, автор выводит, что, «говоря о Церкви православной, мы разумеем именно Церковь земную, т. е. всех живущих на земле исповедников православной веры». Эта-то Церковь есть посредница и орудие спасения нашего. Но, «если Церковь, как земное общество верующих, есть посредница спасения, без которой никто не может спастись, то кого же она спасает? Самое себя? Но в таком случае она является в одно и тоже время и орудием спасения и объектом, т. е. общество верующих в целом его виде одновременно есть и средство, чрез которое действует Господь, и предмет, на который Он действует чрез это средство. Явная несообразность». Эту несообразность автор упраздняет положением, что «православная Церковь есть не просто общество спасаемых, в настоящее время живущих на земле, но есть такое общество, которое имеет самую чистую, органическую связь со всем прошлым христианской истории, со всем тем, чем жили и дорожили верующие всех протекших веков… Здесь в этом общении с христианской историей или со всею православною Церковью и заключается средство нашего спасения. Не общение с небесною Церковью, как таковою, спасает нас, а общение с тем духом, которым жила и дышала эта Церковь, когда она была земною»… Выражается это общение, по автору, в содержании веры древних времен и в участии в формах жизни древней Церкви, т. е. в пастырстве, в таинствах, в богослужении и обрядах. Но истинное общение с нею чрез посредство божественной благодати. После этого ясно, что задачей нашего автора является – выяснить самую необходимость для христианина принадлежать к церковному единству. Выяснить это он хочет сначала отрицательным путем, – чрез разрешение и устранение тех возражений, которые выставляются против Церкви, против необходимости и полезности принадлежать к ней. Первее всего автор считается с возражениями, идущими от гр. Л.Н. Толстого.

По мнению Л.Н. Толстого, Церковь своим учением о будущем блаженстве, о благодати приучает человека лениться и не заботиться об исправлении настоящей худой жизни на жизнь христианскую, и только разум может быть достаточным руководителем в христианской жизни. Опровергая Толстого, наш автор старается доказать два положения: 1) что наш разум не согласен безусловно с христианской истиной и 2) недостаточно силен в борьбе с соблазнами и страстями. Разум наш слишком субъективен, а поэтому, смотря потому, как сложилась жизнь человека, на что он обратил внимание, какие укрепились в нём привычки, соответственно этому человек признает за благо то или другое, и разум оправдывает именно это личное благо. У одних он оправдывает стоицизм, у других эпикуреизм, у третьих ницшеанство и т. д. А насколько силен разум в борьбе со страстями, это всякий знает, кто наблюдал над состоянием своих аффектов. И такое бессилие разума не временное явление: сильнее, чем теперь, он не был, да и с развитием прогресса, как показывает жизнь, нисколько не увеличивается его моральная сила. «Лень к нравственному, любовь к плотскому и самоугождение, падшее состояние, грех… есть сама природа человека. Поэтому мало разъяснить человеку, что он идет ложным путем, и показать другой истинный путь; мало доказать ему всю ненормальность и глупость его жизни и указать лучшую, разумную жизнь. Нужно уничтожить в человеке весь грех и сделать его безгрешным… надо снова родить его. Вот почему возрождение Спаситель поставил непременным условием вступления в царство Божие».

Второе возражение против необходимости принадлежать к Церкви, как посреднице спасения, автор находит в учении протестантов о спасении верою. Не входя в подробное обсуждение этого протестантского учения, автор останавливается на разъяснении того, что 1) оправдание необходимо отличать от спасения, а 2) спасение нельзя мыслить, как actus dei forensis (внешний оправдывающий акт). Мы не будем следить, как автор раскрывает и обосновывает свои мысли: нового он ничего не сообщает. Скажем лишь, что изобличение протестантского учения у него дается сжатое, ясное и содержательное, так что прочитать его статью не бесполезно.

В том же «Страннике» помещена статья Б. Титлинова «Времена упадка и подъема в религии и нравственности». В ней автор, далеко не всегда без больших натяжек, старается историческим путем установить, что времена упадка и подъема в религии и нравственности чередуются между собой, так что за временем упадка, как его реакция естественная, наступает время подъема в религии и наоборот. Насколько верны эти суждения автора, оставляем их на суд читателей. Мы же приведем его заключение о настоящем времени. Отметив, что шестидесятые и семидесятые годы были временем самого сильного распространения материализма и антихристианского духа в нашем (т. е. на Западе и у нас в России) обществе, автор продолжает: «для поверхностного взгляда кажется, что направление умов не изменилось и в настоящее время по сравнению с шестидесятыми годами. Но более внимательное наблюдение над умственною жизнью современности показывает другое. С половины восьмидесятых годов всё яснее и яснее обнаруживается поворот от прежнего материалистического миросозерцания к миросозерцанию религиозному. Религиозное чувство всё более и более пробуждается в обществе, и религиозные потребности возрастают с интенсивностью, напоминающею переходную эпоху от язычества к христианству. Прежние антирелигиозные устои жизни колеблются, жажда веры, стремление к таинственному и сверхъестественному усиливается с каждым днем как в европейском, так и в нашем обществе, а вместе просыпается интерес к метафизическим вопросам. Снова выступают на сцену, как и восемнадцать веков тому назад, учения Персии, Халдеи и Египта, магия, оккультизм, теософия, а отдаленный буддизм находит много прозелитов и поклонников. У нас такую же роль играют вновь возникшие учения Толстого, Пашкова и т. п. религиозных сектаторов, произведения которых кажутся теперь каким-то откровением тем самым людям, которые еще недавно только скептически усмехались, когда им говорили о вопросах религии»… Но «увидит ли мир тот истинный золотой век, который соединит вместе в единое гармоническое целое религию, науку и культуру, или же религиозное чувство человечества будет искать ложного исхода в мистицизме, теософии и буддизме и т. п.?» Ответа на это автор ждет от XX века.

* * *

В журнале «Вера и Церковь» заслуживает внимания интересная переписка проф. Н. Ив. Субботина с достопамятным покойным архим. Павлом Прусским. Переписка эта, начавшаяся еще в 1867 г., отчасти уже напечатана в «Брат. Слове», именно переписка за первые одиннадцать лет (с конца 1867 г. по 1879 г.), и в 1896 г. издана отдельной книгой под заглавием: «Ко дню первого годичного поминовения в Бозе почившего архимандрита Павла». Теперь проф. Субботин надумал напечатать в журнале «Вера и Церковь» и остальную свою переписку с архим. Павлом под заглавием: «Пятнадцать лет служения Церкви борьбою с расколом». Письма печатаются полностью, и как Субботина к архим. Павлу, так и этого к нему. В этой переписке, как бывшей между друзьями, много прямо не касающегося раскола, а относящегося к их личным делам и отношениям. Мы поэтому передадим из неё лишь то, что имеет отношение к миссии и к расколу, и что узнаем из переписки только за 1879 г.

Вот что рассказывает архим. Павел о начале хлопот Мойносских раскольников пред Св. Синодом о Единоверии у них. Приехавшие 24 мая в Москву казаки некрасовцы из Турции, из Майноса, двое – в качестве уполномоченных от общества – просить Св. Синод о даровании им священника на правилах Единоверия, один, как избранный ими во священника, по ходатайству архим. Павла, 28-го представлялись митрополиту Макарию и просили его взять на себя ходатайство пред Св. Синодом об удовлетворении их просьбы. Владыко не отказался, принял поданное архим. Павлом ходатайственное за них пред Св. Синодом прошение и обнадежил их. В прошении изложены следующие проекты:

1) Присоединение их должно быть на правилах Единоверия.

2) Избранного ими посвятить во священника по старопечатному Чиновнику.

3) Новопоставленного обучать в нашем Никольском монастыре отправлению церковных служб.

4) Новопоставленного уполномочить грамотою присоединить майносцев к Церкви и совершать в Майносе богослужение и таинства.

5) Снабдить его св. миром и древним антиминсом для освящения находящейся в Майносе часовни в церковь.

6) Принадлежать майносским единоверцам к московской митрополии.

Но в Синоде дело майносцев встретило затруднения. Тогда в них приняли участие московские единоверцы, и один из них, главный попечитель Троицкой церкви в Москве, с благословения митрополита, решил ехать в Петербург просить Т. И. Филиппова ходатайствовать о майносцах пред патриархом Константинопольским.

Сообщается в переписке, между прочим, один характерный фактик, выставляющий в настоящем свете фанатизм и нетерпимость раскольников и покойного лжеепископа Антония Шутова. Присоединился к церкви некто П. Т. Юдин. И Антоний, желая за это наказать его, шлет к неким Мусориным, у которых служил сын Юдина – Андрей, приказ, чтобы они отказали Андрею от должности, а потом сам лично, при свидании с Мусориными, решительно заявляет им, что если и молодой Юдин последует примеру отца, т. е. если присоединится к Церкви, то чтобы непременно отставили его от должности приказчика в их лавке. Послушный Антонию, один из Мусориных призывает Андрея и строго ему объявляет, что, если перейдет он в Церковь, то «того же дня ступай» туда-то (выругался).

Много интересного сообщается в переписке касательно Братства м. Петра, издания подлинника «Деяний соборов 1666 и 1667 г.», вопросов Егора Антонова к раскольнич. собору и т. под. Вся же переписка весьма важна для характеристики архим. Павла, – этой замечательно светлой, благородной и верующей личности.

Заслуживает внимания другая статья того же журнала «Вера и Церковь», под заглавием «Мнимые «мелочи» церковной жизни». Под этими мнимыми «мелочами» автор разумеет церковно-обрядовую сторону нашей духовной и церковной жизни, которая у нас – и у мирян, и у духовенства – находится не в надлежащем уважении, а иногда даже и в пренебрежении и искажении. Вооружаясь против такого отношения к ней, автор старается доказать, что в этих «мелочах», если не с особою силою, то с рельефностью, выпуклостью, живостью проявляется церковность или нецерковность религиозно-нравственной жизни общества и отдельных верующих, и что проявляющаяся в разного рода священнодействиях и обрядах Церкви её благодатно-освящающая сила имеет такое же животворящее значение, как и хранимая Церковью истина Христова учения. Виноваты в таком пренебрежительном отношении к церковно-обрядовой стороне, – по словам одного старца, сельского иерея, с которым наш автор имел рассуждение по данному вопросу, – священники – эти духовные руководители и просветители народа. «Всегда-ли мы, вопрошает этот почтенный иерей, совершаем все указываемые церковным уставом чинопоследования, когда нужно, и, если пасомые наши забывают о них, напоминаем-ли мы им об этих опущениях? Как и совершаем-то мы эти чинопоследования, когда случится? Не мы-ли своим небрежным чтением и пением богослужебных молитв и песнопений, особенно в так называемых требах, лишаем своих прихожан знания и разумного понимания их и даем повод смотреть на них механически, как на какие-то магические действия, которые имеют значение помимо их внутреннего смысла и вне живого к ним отношения верующей душой? А что они, прихожане наши, так именно, как на «мелочные» обряды, не имеющие никакого не только благодатного воздействующего значения, а и религиозно-нравственного смысла, смотрят на все почти церковно-богослужебные чинопоследования, – этого ни скрывать, ни отрицать нельзя». Некоторыми примерами почтенный иерей подтверждает эту свою мысль. За духовенством виноваты и все, «мнящие себя просвещенными христианами»; и только «в деревне такой, которая подальше от города и поменьше имеет с ним связей, церковная обрядность совершается с большей истовостью и даже с большим пониманием её смысла и значения, чем в городе». Дальнейшее изложение статьи представляет целый ряд картинных сопоставлений, или вернее, противопоставлений деревни и народа простого городу и интеллигенции, со стороны их отношения к церковным обрядам и чинопоследованиям. Сопоставление сделано весьма интересно и поучительно.

Э. О.

Нельзя не подивиться трудолюбию и предприимчивости свящ. А. В, Рождественского, выпустившего в свет целых шесть сборников в нынешнем году. Компилятивный характер подобных работ не лишает их ценности и значения, хотя, конечно, значение это чисто практическое. Потребность в подобного рода изданиях в настоящее время чувствуется более, чем когда-либо. Повсюду священники ведут внебогослужебные собеседования, учителя устраивают в школах народные чтения, в самом народе с распространением грамотности усиливается спрос на простые и поучительные книжки. Дать пригодный материал «для чтения в храме, семье и школе» – такова цель настоящего издания. Она, как видим, вполне отвечает современным потребностям духовенства, школы и народа.

Да и по самому содержанию сборник «Семья Православного Христианина» представляет собою весьма своевременное и полезное издание. Расшатанность семейной жизни, ненормальное отношение между членами семьи, развратная жизнь многих, грубость семейных нравов в народе – всё это жгучие вопросы современности. Судебная хроника и художественная литература дают нам яркие образы крайней ненормальности и испорченности этой основной ячейки общественной жизни. В сборнике Рождественского весьма полно и разнообразно рисуется идеал семейной жизни.

Начиная с того, что и в «семье можно спастись» в целом ряде умело подобранных рассказов, статей и стихотворений, составитель изображает, каковы должны быть отношения между супругами, между родителями и детьми братьями и сестрами отчимами, мачехами, пасынками и падчерицами, хозяевами и прислугами; два небольших отдела посвящены вдовам и сиротам и содержат в себе поучительные рассказы о сиротской доле и наставления самим этим несчастным людям и об отношении к ним.

С внешней стороны издан сборник весьма опрятно, на хорошей бумаге, печать крупная и отчетливая.

Изложение везде простое, ясное и литературное. Ценность сборника увеличивают поучения святоотеческие и примеры из церковной истории и житий святых. Цена 1 р. 25 к. для такой объемистой книги (869 стр.) совсем не дорогая.

М. Леонович

«В пятый раз издает, вернее сказать, дарит нам означенный пасхальный сборник г. Преображенский. И в какой бы раз ни издавал он эту прекрасную книжку, нельзя умолчать о каждом новом её появлении в свет. В наше время распространения массы спекулятивных, мишурных и вредно-тенденциозных изданий дешевых книжек, такое выдающееся высокими своими достоинствами издание, как пасхальный сборник г. Преображенского, составляет чрезвычайно отрадное явление, приносит большую общественную пользу… Оно питает и развивает крепкое религиозное чувство не только учащихся детей, для которых книга главным образом предназначена, но вполне удовлетворяет просветительным потребностям и взрослых читателей». Ев. В. (см. «Ю. Край» 1900 г. № 6632).

Книга одобрена разными министерствами и ведомствами и в многочисленных отзывах печати.

Ныне сборник г. Пр-га (украшенный двенадцатые рисунками) вышел уже седьмым изданием. Это издание добавлено статьею: «Страстная и Пасхальная недели в Москве в 1900 году». (С рисунками: 1. Кремлевский дворец и общий вид кремлевских зданий; 2. Высочайший выход с Красного крыльца и 3. Выход Их Величеств из Троице-Сергиева собора).

Цена книги остается прежняя – 50 к. в прочн. и изящн. переп., а для церк.-приход. и др. низших народных школ – 35 к. На перес. заказн. – 25 к. Веленевый экз. на 25 дороже. Мелочь можно почт. марками в заказн. письме.

Главн. склад книги у издателя: СПБ. Звенигородская. 12.

Объявление о др. изданиях И. В. Преображенского и условиях их выписки см. в № 1-м «Церк. Ведом.» за с. г.

Сборник поучений на все воскресные и праздничные дни. Цена 1 руб. 25 коп. с пересылкою.

Поучения кратки, содержательны, просты, общедоступны и назидательны.

Книги для школ, народного чтения и войск:

Хлеб жизни. Сборник поучительных чтений. Назидательная книга для чтения в христианской семье и школе. Цена 1 руб. 25 коп. с пересылкою.

Очерки и рассказы из истории первенствующей Хриот. Церкви. Цена 20 к. без перес.

Чудотворный Козелыцинский Образ Божией Матери. Цена 15 к. без пер.

Загробное состояние умерших. Цена 7 к. без перес.

Благодатная сила св. елеосвящен. Цена 3 к. без пѳрес.

Отзывы печати: Книжки свящ. С. Брояковского весьма занимательны, назидательны и полезны для чтения всем любителям религиозно-нравств. и поучительного чтения… Они способны заинтересовать и даже увлечь всякого, и образованного и малограмотного читателя, благодаря живости и картинности изложения, легкому слогу и литературному языку… Поэтому желательно самое широкое распространение, подобного рода книжек и брошюр и среди интеллигентного класса, а также среди народа, войск и учеников народных школ (Смотр. «Церк. приход. школа», «Богослов. Библиогр. Листок»).

Школам, братствам, войскам, попечительствам о народной трезвости, книжным складам и магазинам, и другим лицам и учреждениям, выписывающим партиями, уступка соответственно количеству требуемых экземпляров.

Выписывать на наличные и с наложенным платежом по адресу: Попельная, Киев. губ., Свящ. Серапиону Брояковскому.

Новый епископ-миссионер. 25 февраля совершена Божественная хиротония ректора С.-Петербургской духовной академии, архим. Сергия Старогородского во епископа Нарвского, викария Спб. митрополии.

Предшествующее служение нового епископа посвящено было миссионерству на дальнем востоке – в Японии и богословской науке в академии. Таким образом миссия отечественной Церкви в лице нового епископа Сергия приобрела высокопросвещенного архипастыря, опытно изведавшего всю важность, а вместе и тяжесть миссионерского подвига

Переход в Православие. Возвращение славян-католиков и униатов в православие, как сообщает загребская газета Србобран, с каждым днем усиливается в Австро-Венгрии. На днях, перед праздниками, в Венгрию вернулось в православие около сотни поуниаченных буковинских Русинов. Также и В Сантове, в нижней Венгрии, сербы-католики и в Горице (в Австрии) Словенцы-католики торжественно отрекаются от католичества и возвращаются в славянскую прадедовскую православную веру. «Итак, заключает газета, истина воскресает, и скоро услышим, что по всему Банату тамошние сербы-католики (так называемые шокацы) перейдут в православие.

В общине Сачам, в Марамурешском комитете, в Венгрии, заявили желание принять православие 100 униатских румынских семейств.

Обряды востока. В «Богословском Вестнике» за прошлый год (кн. 7–8) напечатана статья проф. А. П. Лебедева «Религиозная жизнь и нравы греко-восточных христиан», в которой он указывает некоторые отличия богослужения греческого, особенно интересные для читателя русского. Из всех таинств наиболее обращают на себя внимание особенности совершения таинства покаяния. Как показывают данные последних пяти столетий, вплоть до конца истекающего XIX столетия, восточные патриархи усвояют себе право раздавать народу разрешительные грамоты от грехов, и вроде тех индульгенций, какие известны в римской Церкви. Затем в покаянной дисциплине греков есть особый обряд отлучения от Церкви тяжких грешников и снятия этого отлучения; отлучению подвергаются лжесвидетели, грабители, оскорбители общественной нравственности, – в случаях их нераскаянности; формула отлучения очень суровая и даже жестокая; следствием отлучения греки признают неразложимость трупа по смерти отлученного; чтобы убедиться, превратился-ли труп в прах, покойника чрез несколько лет вырывают из земли; обряд снятия отлучения бывает во время нарочитой литургии, совершаемой почти всегда архиереем, на которой дважды с великим умилением читаются особые молитвы: потребность снять отлучение вызывается желанием не только доставить мир душе почившего грешника, но избавить и живых людей от вредоносных последствий, какими по отношению к ним, по мнению греков, обнаруживает себя неразложившийся труп; видимым доказательством действенности этого акта, по уверению греческих писателей, бывает разложение трупа. Таинство брака на Востоке совершается иногда архиереями, не исключая самих патриархов; венцы брачащиеся приготовляют себе сами из живых или искусственных цветов, а также покупают в магазинах; считается позволительным венчать браки и в посты, кроме св. Четыредесятницы. При погребении умерших берутся из Церквей хоругви, кресты, иконы; музыка почти необходима при погребении всякого довольно знатного человека; если погребение совершается на общем кладбище, то одежда на умершем изрезывается на части вся, в предосторожность от похитителей; бедные хоронятся без гробов; женщины прощаются с умершим в доме и ни в Церкви, ни при могилах не бывают; существует обычай также при жизни заказывать по себе сорокоуст и другой обычай выкапывать из земли кости покойника для помещения их в усыпальнице: при совершении панихиды кости обмываются водою и вином, слагаются в небольшой ящик и вносятся в Церковь, где служится заупокойная литургия и великая панихида, после чего кости относятся в усыпальницу, т. е. в особое здание при Церкви, с большой ямой посредине для костей людей бедных и с полками по бокам для костей людей богатых. Чин освящения воды в день Богоявления представляет особенность в том, что в конце священнодействия священнодействующий архиерей или священник бросает крест в воду, – в море или в реку; совсем нагие мужчины бросаются в воду, чтобы достать крест; кто в этом первый успеет, тот получит право ходить с этим крестом по домам целый день для сбора подаяний в свою пользу. Вообще рассматриваемый очерк, как со стороны своего предмета, так и со стороны материала, довольно нескудного, представляет для читателя не малый интерес.

– Волчья мораль. Из всех научных открытий XIX века едва-ли какое-нибудь произвело такое громадное впечатление на умы, как теория Дарвина о подборе и о переживании более сильных. Слабым, больным, немощным, бедным, казалось, нет больше мест на свете. Им, воспрянувшим около 2,000 лет тому назад, говорили: вы не можете жить, вы должны погибнуть! И на место христианской морали ставилась волчья мораль поедания слабого сильным. Только лет 10–15 тому назад теория Дарвина начала подвергаться пересмотру. Вместе с возрождением интереса к нравственным вопросам стало выясняться, что Дарвиновская теория подбора не может быть применима к этике и что волчьей моралью общество существовать не может.

Разбирая в своих «Научных письмах» идеи девятнадцатого века о жизни, г. Эльпе подробно останавливается на противоречиях, вытекающих из применения к жизни теории победы сильного над слабым.

«Человечество, говорит г. Эльпе, для прогресса которого требуется вырвать из груди сердце и заместить его камнем, не стоит того, чтобы о нём заботиться, работать, ибо оно грозит, путем подбора, переродиться в такого кровожадного зверя, какого не создавало еще природа. Наука, которая смотрит на человечество, как на авгиевы конюшни, а на его прогресс, как на отбор породистых и жирных свиней, имеет все основания на внимание этих милых созданий и никакого на внимание человека. Истины такой науки обязательны для скотного двора, но никак не для человеческой истории».

И вот потому-то чрезмерное увлечение этими ложными истинами имело такое вредное влияние.

«Подумайте, продолжает г. Эльпе, какое впечатление должно было произвести это великое открытие «науки» на человечество, добрая половина которого и без того достаточно хорошо уже обросла шерстью, а ей-то именно от имени «науки» говорят: «не стесняйтесь, господа приспособленные, не стесняйтесь ложным гуманизмом: чем длиннее будут ваши руки, тем лучше для человеческого прогресса».

Только к концу XIX века теория Дарвина в приложении к общественным идеалам потеряла кредит.

«Задача человечества, как и задача всякой жизни в основе своей, – думают теперь люди, – есть взаимопомощь, взаимоподдержание, а не взаимоистребление. Сильному дана сила не для того только, чтобы заботиться о самом себе, но чтобы идти на помощь, на защиту слабого. Если бы более сильные клетки организма не поддерживали более слабых, более нежных, организм не мог-бы просуществовать и одного дня. Можно-ли в таком случае требовать много от общественного организма. И здесь сильный должен идти на помощь слабому, и только тогда слабый может окрепнуть».

Вот к чему должно стремиться человечество, а ни как не к выключению слабых путем переживания сильных!»

Счет раскольничьего иерея за служение литургии. Раскольники нередко высказывают укоризны на православных священников, что они со своих прихожан за требы берут деньги и ставят в пример своих лже-иереев и наставников, которые будто бы ничего не просят при исполнении своих обязанностей и трудятся только Бога ради. Насколько это справедливо, можно видеть из помещаемого ниже письма одного раскольничьего лже-попа к своему прихожанину. Орфография же этого письма показывает и степень просвещенности этого пастыря.

«Достопочтеннейший Благодетель Антон Тарасовичь. Йзвещаю вас что вы мне вручили денег 45 руб. й прошу разьяснйть Ето за сколько обедень я вйжу йзваших Слов что вы хотите дать за 40-к обедень 50 р. ноя Ето Служить немогу потому что мне каждая обедьня Стойт 1 р. 25 к. хотя Сами возмите щеты и кладите ¾ чет. ф. Свечь 60 к. дьячку 50 к. мукй на 10 к. вйна церьковнаго на 15 к. выходйть 1 р. 25 к. кроме трудов А наши труды каждые суткй 10 часов моления вы Спросите Якова Алексанровйча или натальй глактйонович. Поскольку платят за литурьгие я Сколько неслужу меньше 4-рех руб, никто не платять прошу напйшите отъвет Сколько у вас усеръдие от служить Литурьгий й сколько думаете заних заплатит то я буду знать А 50-ть руб. за 40-к обедень нельзя и думать вы посоветуитесь Схорошими Людьмй во ожидании от-вас от вета. Свящ. Иереи О. Ияков Й Ба-в».

Миссионерские новости. Нам сообщают из Тамбова, что епархиальный противосектантский миссионер г. Сокологорский оставляет миссионерскую службу, перемещаясь в министерство просвещения.

Редактор-издатель В.М. Скворцов

Наилучшим лампадным маслом считается масло деревянное, называемое так потому, что добывается из плодов масличного (оливкового) дерева, в отличие от других растительных масел, каковы: льняное, конопляное, подсолнечное, сурепное, горчичное, кокосовое, пальмовое, хлопковое, кукурузное, сезамское и пр., извлекаемых из плодов и семян или зерен однолетних растений.

Область культуры оливы сравнительно невелика, так как это нежное растение требует особенно благоприятных климатических и почвенных условий для успешного произрастания. Масличное дерево процветает преимущественно на берегах Средиземного моря.

Урожаи маслины значительно колеблются, что влияет на количество масла, появляющегося на рынке, и на цену его.

Эти обстоятельства, вместе с жаждою наживы, побуждают недобросовестных торговцев и преимущественно спекулянтов-перекупщиков прибегать к подмешиванию в чистое оливковое масло не только других масел низшего качества и неочищенных, но и керосину.

Такие подмеси сообщают маслу дурные свойства, каковы: образование значительных осадков при отстое, нагар на фитиле, треск при горении, зловоние и копоть. От последней чернеют и портятся живопись икон и позолота в украшениях храмов, не говоря о заражении в них воздуха. Образование же осадков, негодных для питания пламени лампад, дает ощутительный убыток, доходящий до 10 процентов.

Но кроме приведенных недостатков фальсифицированного масла, оно прямо невыгодно, так как оно сгорает быстрее чистого масла, благодаря примеси веществ, содержащих легко-воспламеняемые тела, а потому в одинаковый срок горения такого масла требуется значительно более, чем масла чистого, а при, одинаковой цене обоих продуктов. Это делает чистое масло более выгодным. При этом следует отметить, что чистое масло горит более ярким и ровным пламенем.

Необходимо знать, каким путем деревянное масло доходит с места производства до лампад в русских православных церквах и благочестивых домах.

Производимое в Италии, Южной Франции, Испании. Греции и на северном побережье Африки, оно отправляется в места потребления по большей части в неочищенном виде, давая при отстое значительные негодные осадки и издавая при горении тяжелый смрадный запах и производя сильную копоть. Существует лишь немного заводов для сложной и тщательной операции очищения этого сырого материала, операции, которая устраняет названные недостатки и приводит масло в состояние прозрачное и свободное от всяких осадков. В Испании и Греции таких заводов нет.

В Россию попадает масло почищенное, и неочищенное.

В торговых городах оно скупается оптовыми торговцами-спекулянтами, которые перепродают его менее крупными количествами внутрь страны, где партии вновь дробятся, доходя в конце концов до мелочных лавок. Во время этих переходов из рук в руки и из посудины в посудину масло подвергается таким превращениям, от которых становится вполне неузнаваемым, хотя тщательно украшается клеймом «Галлипольского» (по городу Галлиполи в провинции Пульи, древней Апулии, в Южной Италии), издавна стяжавшего себе славу.

Несмотря на то, что оливковое масло проходит чрез руки целого ряда спекулянтов-торговцев, и каждому из них оставляет известную пользу, такое масло продается церквам и публике не только не дороже, но иногда и дешевле, чем покупается оптовыми покупателями от заграничных купцов, что служит явным и неоспоримым доказательством примеси к нему негодных веществ.

Не мудрено, что потребители остаются недовольны таким маслом, и что постоянно раздаются жалобы на полную почти невозможность даже в больших городах приобретать масло хорошего качества.

Что же можно сделать для того, чтобы дать возможность храмам и населению теплить перед иконами лампады с чистым, традиционным деревянным маслом, или «елеем», добываемым из маслины, оливы, вместо разных суррогатов скверных, вредных и убыточных?

Ответом на этот вопрос могут служить меры, принятые духовным ведомством относительно восковых свеч, коих не только продажу, но и самое производство признано было необходимым передать в руки духовного ведомства для прекращения возмутительной их фальсификации.

Но дело в том, что воск продукт туземный, маслина в России не произрастает. А потому о производстве масла самим ведомством и вообще в России не может быть и речи. А потому необходимо, и к этому по нашему глубокому убеждению представляется полная возможность, скажем более, необходимость, чтобы духовенство взяло в свои руки приобретение масла из первых и надежных рук и обставило сбыт его такими условиями, которые служили бы ручательством за его доброкачественность, оставляя в пользу потребителей, т. е. православных церквей, или ведомства духовного, те выгоды, которые ныне совершенно напрасно остаются в руках бесчисленных, ненужных и вредных посредников-спекулянтов.

Казалось бы, что конторы епархиальных свечных заводов представляют из себя для этого вполне готовую организацию. Они могли бы получать необходимое для церквей и населения количество масла непосредственно от самих производителей и снабжать им потребителей теми же путями, которые уже проложены для восковых свеч, и тем содействовать удовлетворению одной из настоятельнейших нужд православного населения.

Осуществить этот, столь важный в церковно-общественном быту православной России проект задался счастливою мыслью торговый дом Иосиф Пиньэне и сыновья в Генуе, ведущий с давних времен хлебную торговлю с Россией чрез товарища своего Ростовского-на-Дону 1-ой гильдии купца А.Ф. Ботта,¹⁸³ который, вместе с тем состоит ныне и представителем фирмы по всей России. Завод очищает ежегодно в своих заводах около 200,000 пуд. деревянного масла исключительно для экспорта в Южную Америку и с прошлого года в Россию. Заводы фирмы помещаются: главные в Самньердарене (близь Генуя), где производятся и другие масла: сезамское, сурепное и льняное в большом количестве; – меньший в самой Генуе, в здании Порто-франко, где исключительно очищается деревянное масло, приобретаемое фирмою в Греции, Испании и вообще заграницей, и находящиеся по этому во ведении таможни до вывоза оных опять заграницу же в очищенном виде.

Наш проект уже встретил благосклонное внимание и одобрение архипастырей нескольких епархий, особенно южных губерний, где вся торговля деревянным маслом, а следовательно и снабжение храмов находится в руках евреев перекупщиков.

Доводя настоящим письмом до сведения интересующихся настоящим вопросом, мы покорнейше просим Епархиальные управления, свечные заводы и братства обращаться к нам с требованием образцов нашего продукта, который высылается бесплатно, и с выяснением подробных условий о цене и поставке нами для епархий масла по адресу: в г. Ростов-на-Дону, А.Ф. Ботта.

К изложенному долгом считаем присовокупить, что чистота и полная доброкачественность поставляемого нами продукта гарантируется вполне солидными условиями.

А. Ботта