В эти дни мы вспоминаем Царскую семью, и как не вспомнить про тех, кто её окружал, и также сподобился мученической кончины! Сегодняшняя статья посвящена удивительному человеку, врачу Царской семьи, память которого празднуется 17 июля.
Удивительное чудо — святость. Неземное, непостижимое, прекрасное в своей многоликости; ведь житие каждого святого — это неповторимый подвиг человека, всем сердцем возлюбившего своего Создателя. Кто-то работал Господеви с самого раннего, детского возраста, кто-то пришел к Нему уже зрелым человеком, кто-то уверовал только перед самой смертью, но с такою силой, что смерть эта стала мученичеством за Христа.
Разные есть и чины святости, и ими Церковь вкратце описывает подвиг святого, передает нам несколько самых важных моментов его жизни. Есть чины святителей, преподобных; это святые, всю жизнь посвятившие Богу, ведшие настолько подвижническую жизнь, что они получали от Бога дары пророчества, ведения тайн Царствия Божия, законов духовной жизни; и, прославляя их, Церковь наречением таких чинов призывает нас с особым вниманием отнестись к оставленному ими учению, поскольку оно чисто, истинно; такое учение именуется святоотеческим, и оно должно служить для нас ориентиром в нашей христианской жизни.
Конечно, и в трудах святых отцов бывают моменты (в подавляющем числе случаев второстепенного для духовной жизни характера), не совпадающие с учением других святых отцов или вовсе не имеющее ни подтверждения, ни опровержения в других святоотеческих книгах; в таком случае говорят о частном богословском мнении конкретного святого, и относятся к такому мнению с почтением, но без необходимости признавать его за несомненную истину; но это редкий случай.
В древности был еще чин блаженных — это совсем иное, чем в нашем значении «юродивый»; блаженный Августин, блаженный Иероним Стридонский не принимали на себя подвиг «безумия мнимого», они шли монашеским, архиерейским путями, но Церковь назвала их блаженными, а не святителями, чтобы сказать нам: они святые, к ним можно обращаться, просить о помощи, но к учению, оставленному ими, должно подходить с осторожностью, в нем есть несовершенные моменты.
Есть чин благоверных князей, и это совсем иной подвиг, подвиг служения Богу и людям в миру; в нем свои сложности, свои подвиги; такого самоочищения, как в иноческом мире, почти невозможно достичь в миру, но и жить по заповедям Божиим, руководя государством, неся ответственность за целый народ, решая политические вопросы — согласитесь, подвиг нелегкий. Есть чин мученический, и он совсем иной, ведь нередко мученики прославлены за последние часы или даже минуты своей земной жизни, когда, отринув все, они сказали: «И мы христиане, и мы готовы умереть за Христа!».
Их жизнь до того могла быть очень непростой, даже весьма грешной, и нам в пример ставится именно мученичество, этот подвиг самоотречения, пламенной веры до смерти. И если порой кажется, что святые — это только те, кто еще в утробе матери прославлял Бога, юным с радостью ушел в монастырь, а мы люди немощные и нам даже простительно не стараться особенно, то лик мучеников показывает нам: нет! они были такие же, как мы, со своими слабостями, недостатками, но было в их жизни что-то, какая-то неприметная порой борьба с собою, стремление к Богу, которая позволила им в решительный миг не убояться отдать жизнь за Христа и войти в Царствие Небесное.
Особенно должен быть близок и поэтому дорог и назидателен нам путь новомучеников и страстотерпцев XX века, поскольку это были люди, жившие не в далекие времена Римской империи, а в мире, где все было почти так же, как у нас сейчас: автомашины, радио, дачи, модные журналы, научная деятельность… И земля, по которой они ходили, та же, по которой ходим мы; и Отечество любимое у нас одно. Все было так похоже на наши будни с их суетой, неудачами, успехами, особыми случаями и круговертью дел, дурным влиянием времени… У них у каждого была своя маленькая жизнь, свой мирок, увлечения, пристрастия. Но однажды оказалось, что во всем этом они смогли сохранить веру в Бога, веру не формальную, а составляющую самую суть их бытия. Веру, без которой ничего не имеет смысла; веру, за которую можно отдать жизнь.
… 27 мая 1865 года. Российская империя, находящаяся в самой сердцевине великих Александровских реформ, оживленно обсуждает небывалые преобразования, гадает, к каким еще высотам приведут они могущественнейшую державу мира. Царское село; великолепный Екатерининский парк утопает в зелени и цветах; а в семье профессора Медико-хирургической академии Сергея Петровича Боткина большая радость — появился на свет четвертый ребенок, Евгений, будущий замечательный врач и лейб-медик императорского двора. Последний лейб-медик России.
Но до этого еще далеко. Пока же в благополучной и прекрасной стране, среди любящих родных, в замечательной верующей семье растет счастливый мальчик, очень способный, прилежный, добрый, чуткий. До 13 лет Евгения учили дома, а затем он был принят в Петербургскую гимназию, сразу во 2-й класс; здесь сказалась хорошая наследственность — сыну талантливого врача прекрасно давались естественные науки. Однако, увлекшись математикой, Евгений Сергеевич после окончания гимназии поступил в Санкт-Петербургский университет на физико-математический факультет. Но это увлечение оказалось недолгим: доброе сердце молодого Боткина тянулось помогать несчастным, и, отучившись год и сдав экзамены, Евгений Сергеевич уходит в Военно-медицинскую академию.
Нельзя сказать, что в эти годы он был особенно религиозен, да и среди его товарищей по академии было мало верующих, хотя люди по большей части были хорошие, увлеченные благородным служением врача. Но веры не было. Это вообще, к сожалению, очень характеризует общество того, предреволюционного времени: умнейшие, добрые, порядочные и даже очень хорошие люди, но почему-то без Бога. И последующая трагедия двадцатого века показала страшную истину: быть просто хорошим без веры, без Церкви, без Христа — бессмысленно. Это ничего не дает. Добрые дела, не ради Христа совершаемые, душу не спасают, не ведут в Царствие Небесное. Помните беседу прп. Серафима Саровского с Мотовиловым?..
Но Господь каждого любит и каждому протягивает руку помощи. Доброе сердце молодого Боткина не дало ему остаться в этом кажущемся благовидным, но на деле самообольщенном состоянии, оно отозвалось на Божий призыв; хотя призыв этот был очень горьким. В 1891 году, через два года после окончания академии, Евгений Сергеевич женился на Ольге Мануйловой; они любили друг друга и были счастливы, но вскоре молодую семью постигло большое горе: первенец, сыночек Сережа, умер, прожив всего полгода. Эта страшная потеря изменила жизнь молодого врача; с той поры он обрел веру, и считал ее великой милостью Божией. Впоследствии Господь даровал ему еще четверых детей.
Евгений Сергеевич был прекрасным ученым, во многом продолжил труды отца на этом поприще, изучал вопросы иммунологии, заболевания крови. Работал в Мариинской больнице для бедных, основанной еще в 1803 году императрицей Марией Феодоровной, два раза ездил заграницу, учился у ведущих специалистов. По возвращении из второй поездки был удостоен звания приват-доцента и начал преподавать в своей alma mater, Военно-медицинской академии.
Своих студентов Евгений Сергеевич старался научить видеть и лечить не болезнь, но в первую очередь человека. Внушал, что сильнее всех лекарств действует «искреннее сердечное участие к больному человеку». Параллельно Боткин работал в Свято-Троицкой и Георгиевской общинах сестер милосердия, вникал в каждого пациента; не оставлял и научной деятельности.
Когда в 1904 году началась русско-японская война, Евгений Сергеевич стал добровольцем, уехал на Дальний восток и возглавил медицинскую часть Российского общества Красного Креста. Впрочем, при этой по видимому далекой от фронта должности он большинство времени проводил на передовой, порой даже подменял фельдшера и оказывал первую помощь раненым, попадал под обстрелы. Но страха не было, Евгений Сергеевич верил: «Я не буду убит, если Бог этого не пожелает». А солдатами, настоящими терпеливыми героями, искренне восхищался.
Но русско-японская война была одной из самых горьких в нашей истории, и доктор Боткин прекрасно сознавал это; тревога за Родину все более охватывала его. Он писал жене письма о том, что видел, что предчувствовал. Вскоре письма эти были изданы отдельной книгой «Свет и тени русско-японской войны 1904-1905 гг.» Книгу эту прочла императрица Александра Феодоровна, и пожелала, чтобы именно Боткин стал лейб-медиком Высочайшего двора.
И вот в 1908 году Евгений Сергеевич возвращается в родное Царское село; он станет не только незаменимым врачом семьи последнего императора, но и близким другом Государя, императрицы и их детей. Он был очень добрым, искренним, но в то же время крайне сдержан и молчалив в случаях, требовавших соблюдения тайны, в том числе врачебной. Вообще сдержанность становилась все более необходима и в служении — придворная должность того требовала — и в собственной частной жизни: спустя 19 лет брака от Евгения Сергеевича ушла жена.
С тех пор, несмотря на то что дети после развода по собственному желанию остались с отцом, почти все время он при Царской семье. Это случилось за четыре года до конца привычной жизни: в 1914 году началась Первая мировая война, и, хотя Императрица не дозволила Евгению Сергеевичу уйти на фронт, все равно он снова, как в русско-японскую, лечил раненых. Просто не на передовой, а в госпиталях Царского села, где вместе с ним трудились и его Высочайшие пациентки. А еще через три года грянула революция…
Боткину предлагали, и не раз, оставить семью Николая II, но Евгений Сергеевич отказался: и сразу после февральской катастрофы, и позже, в ссылке в Тобольске. Он был убежден: оставаясь с теми, кому он обещался быть верен, до конца, он исполняет свой долг христианина. И он исполнил его — до смерти, до страшного подвала Ипатьевского дома.
В детстве очень впечатлительный, он через всю жизнь пронес глубоко чувствующее, чуткое сердце, соединив его с редким характером: стойким, мужественным, с каким-то непередаваемым словами очарованием благородства. Он был, если можно так сказать, образцом человека того времени — в том смысле, что время, сложное, по-своему красивое, но предгрозовое и в этой грозе повинное, оставило на нем свой отпечаток; но сам он, при помощи Божией, смог прожить жизнь так, что сподобился мученической кончины. Сподобился, потому что каждый день своей обычной жизни (ведь это, по сути, скорее биография, чем житие — доктора, отца, придворного) стремился к Богу. В мелочах, не в подвигах; но в малом он был верен (Мф. 25:21,23), и за это вошел в Царствие Небесное.
Все начинается с кажущихся мелочей. С маленьких, но далеко не всегда простых побед над собою в самой обыкновенной нашей жизни. В этом — урок, который дает нам Церковь примером многих новомучеников и страстотерпцев прошлого столетия. Конечно, мы понимаем, что нам никогда не стать святыми; но идти, понемногу, но неуклонно, идти к Богу, в смирении, терпении, чтобы Он смог нас помиловать — мы должны. И да поможет нам своими молитвами святой страстотерпец, врач Царской семьи Евгений (Боткин).
Святой мучениче и страстотерпче Евгение, моли Бога о нас!
Комментировать