Рассмотрение изданной поповцами австрийского согласия книги «Разбор ответов на сто пять вопросов»

Антонов говорит, что собор 1667 года не произнес поречения на старопечатные книги: «неохуждаются сим исправлением и прежняя исправления», а, следовательно, – заключает ответчик, – и на церковные обычаи, находящиеся в старопечатных книгах поречения не произнес. Но хитрый, а может быть просто неразумный и малограмотный ответчик¹, по обычаю извращает истину. В предисловии в Служебнику сказано не о церковных обычаях (и как обычаи могут находиться в книгах?), а об исправлении книг, что исправления книг не охуждаются, и то не собором 1667 года, а исправлением книг. А что обычаи церковные порицались и осуждались собором 1667 года, это видно из того, что он посолонное хождение назвал раскольническим преданием потому только, что оно несогласно с восточною новогреческою церковию.

Противники мои говорят, что будто бы я, даже по обычаю, «извратил здесь истину». Чем же извратил? Тем, что привел из предисловия исправленного Служебника свидетельство отцов собора 1667 года: «не охуждаются сим и прежние исправления?» Но разве указать на свидетельство, значит искажать истину? Им кажется, что я неправильно толкую это свидетельство.

В журнале «Братское Слово» печаталось довольно долгое время сочинение известного противораскольнического писателя Е. Антонова под сейчас приведенным заглавием. Сочинение не было доведено и до половины, когда прекратилось издание «Братского Слова»: с прекращением журнала должно было прекратиться и дальнейшее печатание сочинения Е. Антонова. Обстоятельство это огорчило всех интересующихся расколом, особенно наших противораскольнических миссионеров, для которых сочинение это может служить немаловажным пособием, как представляющее обстоятельный разбор важнейшего из современных произведений раскольнической письменности; напротив самими раскольниками, особенно их писателями и передовыми деятелями, для которых сочинение Е. Антонова было весьма чувствительным поражением, прекращение его дальнейшего печатания было встречено с нескрываемою радостью, – они стали даже распространять слух, что будто бы и журнал «Братское Слово» потому прекратил свое дальнейшее существование, что Е. Антонов и сам редактор журнала признали невозможным дальнейшее рассмотрение и опровержение раскольнической книги и должны были положить оружие. По всему этому весьма желательно было продолжить печатание сочинения Е. Антонова, и редакция «Душеполезного Чтения» оказывает несомненную услугу миссионерам и всем интересующимся расколом, благосклонно изъявив готовность – открыть для этого страницы своего издания.

С нового 1900 года при «Душеполезном Чтении» и будет печататься, в виде приложения названное сочинение Е. Антонова, начатое в «Братском Слове».

Те из подписчиков и читателей «Душеполезного Чтения», которые имели возможность читать и «Братское Слово», без сомнения, хорошо знакомы с содержанием напечатанной в этом последнем первой части сочинения Е. Антонова, и для них нисколько не затруднительно будет читать его продолжение. Но для тех из читателей «Душеполезного Чтения», которым не приходилось иметь «Братское Слово», считаю необходимым изложить хотя краткие сведения об этом сочинении и его происхождении².

В 1890 году, на одной из публичных бесед со старообрядцами, происходивших тогда в Москве под председательством преосвященнейшего Виссариона (нынешнего высокоуважаемого Костромского архипастыря, а тогда епископа Дмитровскаго, викария Московской митрополии), именно 11-го марта, несколько избранных членов братства, учреждённого раскольниками в Москве и именуемого у них братством св. Креста, представили преосвященному тетрадь своих вопросов с требованием – прочитать эти вопросы тут же на беседе и потом дать на них письменные, и непременно письменные, ответы. Подателям вопросов было весьма основательно замечено, что на беседах ведется устное рассмотрение вопросов о церкви и расколе, при непосредственном участии обеих сторон, и вопрошающей и отвечающей, что поэтому вопросы их могут быть приняты, и даже с особенной готовностью именно для такого устного и совместного с самими вопросителями рассмотрения их и решения, и так как тогда каждый вопрос в последовательном порядке, будет подвергнут внимательному рассмотрению, то теперь нет и надобности публично читать всю тетрадь вопросов, печатное же их рассмотрение и решение не есть дело собеседников. Но податели вопросов упорно и настойчиво требовали своего, т. е. чтобы вопросы были немедленно прочитаны, и чтобы даны были на них письменные ответы. Когда же им снова объяснено было, что эти их требования не могут быть приняты и удовлетворены собеседниками, то они, взяв обратно тетрадь своих вопросов, немедленно и с выражением торжества вышли из собрания, а потом стали распространять слух, что православные собеседники потому не приняли их вопросов и не согласились дать письменные ответы, что не в состоянии на них ответить. Не довольствуясь этим, они напечатали потом гектографическим способом свои вопросы, числом сто пять, с предисловием, где в превратном виде излагалась история не состоявшейся подачи вопросов, и делались упреки православным собеседникам за отказ дать письменные ответы. Печатную тетрадь своих вопросов раскольники стали распространять во множестве и открыто хвалились, как тем, что могли предъявить православным даже сто пять вопросов в оправдание своего отделения от церкви, так и тем, что вопросы эти будто бы до такой степени важны и основательны, что защитники православной церкви не в состоянии ответить на них.

Чтобы положить конец самохвальству раскольнических совопросников и тому вредному влиянию, какое могли иметь распространяемые ими печатные вопросы, являлась надобность рассмотреть их и дать на них надлежащие ответы, к чему и не представлялось особенной трудности, так как в большинстве своем вопросы представляли не что иное, как беззастенчивое повторение старых, давно опровергнутых раскольнических предъявлений против церкви. Сделать это от имени православных собеседников представлялось неудобным, так как вопросы не были приняты ими для письменного ответа, да и было неизвестно, соответствуют ли печатные вопросы тем, которые принесены были на беседу; притом же ответам самих собеседников раскольники могли придать особое значение. Желательнее было частное обстоятельное рассмотрение вопросов, и покойный приснопамятный о. архимандрит Павел предложил заняться этим делом жившему в его обители (и доселе пребывающему там) Е.А. Антонову, уже достаточно и успешно потрудившему перед тем в составлении сочинений против раскола. Под руководством о. архимандрита Павла он и составил весьма обстоятельные «Ответы на сто пять вопросов, сочиненных старообрядцами австрийского согласия». «Ответы» печатались в «Братском Слове» 1891 года и вышли потом отдельною книгою.

Появление «Ответов» Е. Антонова было событием, крайне неприятным для ревнителей раскола, так как каждый разумный и беспристрастный читатель должен был ясно увидеть из этих ответов, что раскольнические вопросы в сущности не имеют никакого значения и что изложенные в них изветы на церковь, давно известные и опровергнутые, никак не могут оправдать незаконное отделение раскольников от православной церкви, а служат только к их осуждению. В виду этого главари австрийского раскола задались мыслию – во что бы то ни стало написать опровержение на «Ответы» Е. Антонова, п трудились над этим опровержением целых пять лет, по прошествии коих явилась наконец огромная книга под заглавием: «Разбор ответов на сто пять вопросов».

На книге означено имя ее автора, – это есть некто Иван Усов, ученик известного в расколе ересеучителя Онисима Швецова, ныне состоящего у раскольников в звании их епископа, под именем Арсения. Но над составлением книги трудился не один Усов: она есть плод совместного труда нескольких, самых выдающихся теперь раскольнических писателей, – самого Швецова, Ю. Мельникова и других, даже сторонников раскола не из раскольнических писателей. Участие Ивана Усова в сочинении, надобно полагать, было даже менее значительно, нежели участие других. Эта огромная по величине и дорого продаваемая, книга распространяется однакоже весьма усердно и успешно среди раскольников, не стесняющихся и ценою при покупке такого рода книг: они встретили ее появление с великою радостию и провозгласили с торжеством, что теперь уже защитникам православия нет никакой возможности оправдать свои (мнимые) вины пред именуемым древлеправославием.

Книга Усова по содержанию, характеру и литературным приемам, составляет действительно последнее слово раскола: ничего больше и ничего хуже, т. е. с большею дерзостью и наглостью, они, кажется, не могут уже и сказать о церкви. Поэтому оставить ее без «рассмотрения», или опровержения было бы даже предосудительно для защитников святой церкви, особенно в виду того, что раскольники провозгласили ее даже не доступною для возражений. Труд «рассмотреть» ее и принял на себя тот же Е. Антонов, отчасти заинтересованный в нем лично, так как сочинение Усова направлено прямо против него и его «Ответов на сто пять вопросов».

Это составляемое Е. Антоновым «Рассмотрение» книги Усова и печаталось доселе в «Братском Слове», а отселе будет печататься при «Душеполезном Чтении». Здесь оно начинается «рассмотрением» раскольнических возражений против ответа на 12 вопрос. Так как вопросы, данные раскольниками, не имеют между собою тесной внутренней связи, то для читателей не будет затруднения начать чтение и прямо с замечаний на 12 вопрос; а где явится надобность в указании на предыдущие замечания, там будет сделано для них краткое изложение этих предыдущих замечаний.

Остается сделать объяснение еще по двум следующим пунктам:

1) Текст раскольнической книги, подвергаемой рассмотрению в сочинении Е. Антонова, печатался и будет печататься вполне, в неприкосновенной его подлинности. Для читателей «Душеполезного Чтения», привыкших находить на страницах этого издания только статьи назидательного содержания, будет, конечно, неожиданно и тяжело приступить к чтению лживого, дерзкого и ругательного против церкви раскольнического сочинения; но это делается по причинам весьма уважительным. Полемика с раскольническими писателями требует особенной осторожности и в том отношении, чтобы не излагать содержание их сочинений в сокращении, или своими собственными словами: в самом ничтожном сокращении их слов и в самой точной передаче их мысли своими словами, они всегда усмотрят злонамеренное искажение их сочинения и найдут повод к обличению православных в мнимой недобросовестности. Поэтому и приходится, во избежание всех подобного рода несправедливых укоризн во стороны раскольников, приводить буквально текст их сочинений, подвергаемых рассмотрению. В настоящем случае для этого, т. е. для того, чтобы приводить из книги Усова подлинный текст, подвергаемый рассмотрению, есть и другое еще побуждение. Для православного читателя, а также и для беспристрастного читателя из старообрядцев, самое ознакомление с подлинным текстом этой книги служит достаточным свидетельством лживости и недобросовестности ее сочинителей. Их дерзкие клеветы и наглая брань на церковь и ее служителей, кощунство и глумление над лицами и предметами, благоговейно чтимыми у православных, как нельзя лучше обличают и их самих и неправду защищаемого ими дела, как нельзя яснее показывают, до какой степени злого, ожесточённого и дерзкого врага имеет православная церковь в расколе, и именно в той его отрасли, которая приняла так называемое австрийское священство, и как поэтому заблуждаются те либеральные писатели и администраторы, которые именно раскольников австрийского согласия считают наиболее близкими к церкви, мирно к ней расположенными и за то достойными снисходительности, даже покровительства, которое, к несчастию, и оказывают им. Быть может и эти заблуждающиеся сторонники раскола, если только они заблуждаются действительно, а не руководятся какими либо расчетами, – даже и они быть может увидели бы свое заблуждение, если бы прочитали то, что написано о православной церкви и ее служителях в книге Усова. Поэтому-то и признается нужным приводить подлинный текст ее, не щадя даже благоговейное чувство православного читателя.

2) В «Братском Слове» сочинение Е. Антонова печаталось под редакцией издателя этого журнала, и он обыкновенно делал по местам свои подстрочные примечания, за подписью Ред. И теперь, при печатании этого сочинения в виде приложения к «Душеполезному Чтению», нижеподписавшийся, бывший издатель «Братского Слова», берет на себя редактирование его и по-прежнему будет сопровождать его, где найдет нужным, своими подстрочными примечаниями, подписывая их инициалами своего имени.

Н. Субботин

13 ноября 1899 г.

В сих трех вопросах говорится тоже о показании святым Мелетием перст и о благословении им народа. В них кратко и отчетливо изложены опровержения неправого мнения новообрядцев, что Мелетий якобы показал народу триперстное сложение. Спрашивалось: в житии святого Мелетия повествуется что он «показав три персты и не бысть знамения, потом два совокупль и един пригнув и благослови люди» (Четь-Мин. Февр. 12), то совокупляя два перста (указательный и великосредний, с чем согласны и новообрядцы), которые должны быть в вертикальном (отвесном, прямостоячем) положении и пригибая к ним един перст (как хотят новообрядцы), может ли быть правильное триперстное сложение, когда в нем, по учению вашей церкви, три перста должно равно имети вкупе?

В ответ на это Антонов сказал: не все ли равно сказать, что два присоединяются к одному, что один присоединяется к двум.

Заметим ответчику, что присоединяются – то все равно, что один к двум, что два к одному, а пригинаются не все равно. А в житии не сказано, что святой Мелетий присоединил един перст к двум, а говорится просто: «пригнул». Если пригнуть большой перст к двум последним, то необходимо выйдет двоеперстие. А если пригнуть его к двум первым, которые Мелетий только соединил, а не пригнул, то он пригнется к нижним их суставам и выйдет перстосложение ни двоеперстное, ни триперстное. Таким образом Макарий и вообще новообрядцы, силясь перетолковать показанное святым Мелетием перстосложение на свое любимое триперстие, явно противоречат сказанному об этом в его житии и учению своей церкви, повелевающему три персты равно имети вкупе.

Это их противоречие братчики разоблачают еще сильнее следующими двумя вопросами, на которые Антонов дал один ответ. В них спрашивалось: Триперстным ли сложением святой Мелетий, «благослови люди», как сказано в его житии? Если он триперстным сложением благословил народ, то учила ли когда-либо святая православная церковь благословлять людей этим перстосложением, или, по крайней мере, учит ли этому хотя ваша церковь?

Вопросы меткие и необходимо являющиеся при уверении новообрядцев, что Мелетий показал народу яко бы триперстное сложение, а не двоеперстное. Ибо в житии сказано, что он не только показал народу перстосложение, но и благословил им. А в новообрядческой церкви никогда никто и нигде не благословляет триперстным сложением, а всегда херосложным, или так называемым именословным, которое ничего общего не имеет с триперстным, и нигде не написано не только в святоотеческих книгах, а хотя бы в новообрядческих, что можно благословлять народ триперстным сложением. Таким образом вопросами сими братчики показали явное противоречие новообрядцев учению своей же церкви, которая учит, что должно благословлять только именословным перстосложением.

Чтобы выпутаться из этого противоречия, Антонов приводит слова Павла Прусского об этом, который не на писании святых или своих отцов основал свои соображения, а на том, что «святители благословляют народ и трикирием, и дикирием, и книгою святого Евангелия, и хлебом. Значит и святой Мелетий мог благословить люди и тремя перстами».

Но это оправдание противоречий новообрядческих апологетов совершенно нейдет к делу. Ибо, как мы выше упоминали, святые отцы и учители церкви засвидетельствовали с ясностью и определенностью, не допускающею возражений, что святой Мелетий благословил народ двоеперстным сложением (Стоглав гл. 31; предислов. к Псалт.). Это, во-первых. – А во-вторых, сами новообрядцы и даже наш ответчик (см. выше отв. на вопр. 7) уверяют, что во времена Златоуста было одноперстие, а не триперстие. Мелетий же был современник Златоуста. Как же он мог благословлять народ тем перстосложением. которое в то время не существовало? Иначе его никто бы и не понял. Очевидно он благословил народ таким перстосложением, каким в то время благословляли и крестились. А такое перстосложение и есть двоеперстное, как ведущее свое начало непрерывно от святых Апостолов, что и святые отцы подтверждают³.

Из сказанного нами ясно, что святой Мелетий благословил народ двоеперстным сложением, а не триперстным, и что новообрядцы, перетолковывая Мелетиево перстосложение на свое триперстие, впадают в противоречие не только древней церкви, засвидетельствовавшей, что святой Мелетий благословил народ двоеперстным сложением, но и впадают в противоречие даже самим себе, допуская даже возможность благословлять и триперстно, против чего вопиют все их собственные книги, требуя, чтобы священнослужители благословляли народ исключительно именословным перстосложением, и угрожая им за измену сего страшными клятвами и конечным извержением из сана (Деян. соб. 1667 г. л. 6 и 7).

Рассмотрение

Противники мои, по своему нехорошему обычаю, привели из моих ответов лишь несколько слов. Посему считаю необходимым привести ответы мои вполне. У меня сказано в ответе на вопрос 12:

«Здесь совопросники показали себя вполне перстоведами, – толкуют о растяжимости двух перст, о вертикальном их положении: «Совокупляя два перста, которые должны быть в вертикальном положении, попросту сказать растянутыми, и пригибая к ним един перст, может ли, спрашивают они, быть правильное сложение трех первых перст, которые, по учению церкви православной, должно равно имети вкупе?» Но почему же, г-да перстоведы, в троеперстном сложении два перста должны быть непременно вертикальными при соединении с великим перстом? Не все ли равно сказать, что два присоединяют к одному, что один присоединяют к двум? И Созомен (историк греческий) в своем сказании говорит, что Мелетий «сложил» три перста, значит два не оставались вертикальными. Итак, с «пригбением» великого перста к двум перстосложение остается правильным и персты являются «равно вкупе». А между тем требующие «равенства» перстов вопросители пусть посмотрят и на свое двуперстное сложение. И в нем требуется «три персты равно имети, великий со двема малыми вкупе слагаеми» (Бол. Кат. лист 5 на обор.); но этого равенства в сложении перст у благословящих рук на древних иконах не видится: ибо на них большею частию великий перст соединяется не с концами двух последних, а со вторым суставом четвертаго перста. Да и вообще не может быть требуемого ими равенства перст при простертии двух последних и соединении с ними большого перста. Однако это неравенство перстосложения благословляющих рук на древних иконах не препятствует старообрядцам приводить оные в доказательство правильности именуемого двуперстного сложения. Почему же совопросники так строги к троеперстию? Притом же, – и это опять главное, – они забывают, или не хотят знать, что св. Meлетий имел целью показать не равенство трех перст, а показать тремя перстами равенство трех лиц святой единосущной и неразделимой Троицы: ибо и в житии его повествуется, что показанием и совокуплением трех перст он обличил еретиков, не исповедующих Единосущие Святой Троицы; о подробностях же перстосложения даже не упоминается, да и упоминать не было причины. А совопросники, оставив в стороне главную цель и мысль святого Мелетия, то есть исповедание Единосущия трех лиц святой Троицы, упражняются в рассмотрении равенства или неравенства перстов, чтобы сделать извет на православную церковь в лишении ею православия. Достойно ли это благоразумных людей, за каковых выдают себя именуемые братчики?»

Таков мой был ответ на вопрос 12; а на 13 и 14 вопросы мною было отвечено так:

«Поскольку в житии св. Мелетия повествуется, что он сложенными во образ св. Троицы тремя перстами «благослови люди», то совопросники, полагая, напротив, что св. Мелетий благословил люди двумя перстами, просят ответить: тремя ли первыми персты он благословил, и учила ли, также в настоящее время учит ли церковь благословлять люди первыми тремя перстами? На эти вопросы с достаточною основательностию отвечено о. архимандритом Павлом в замечаниях его на «Поморские ответы». Если совопросникам неизвестен его ответ, то мы приведем его здесь вместо нашего собственного им ответа: «Такого всеобдержного обычая, чтобы святители всегда благословляли триперстно, нет; но не то должно было бы показать (и нашим совопросникам и Денисову), что, нет всеобдержного обычая святителям так благословлять, а то, что ни при каком случае и никогда таковое действие святителям не дозволяется. Но мы видим в благословении святителей православной церкви различные действия: ибо они и свещами благословляют народ – иногда одним трикирием во образ св. Троицы, каковое действие подобно благословению тремя перстами, иногда одним дикирием, во образ двух естеств во Христе, иногда обоими вкупе, трикирием и дикирием, во образ обоих таинств: и св. Троицы и воплощения Господня; благословляют и книгою св. Евангелия и хлебом. А посему, св. Мелетию, проповедавшему единство естества во святой Троице, что возбраняло в сем только случае благословить люди и тремя перстами?»

Таковы были мои ответы на означенные вопросы. Противники мои недобросовестно поступили, опустив из них неугодные им слова мои. Но посмотрим теперь, что они говорят.

«Макарий⁴, говорят они, и вообще новообрядцы силясь перетолковать показанное св. Мелетием перстосложение на свое любимое триперстие, явно противоречат сказанному об этом в его житии».

Напротив, не Макарий и не мнимые новообрядцы, а сами обвинители их силятся перетолковать показанное св. Мелетием перстосложение на свое любимое двуперстие и сим противоречат сказанному об этом в его житии. Макарий говорил: «св. Мелетий три первые перста разлучены показа друг от друга, от нихже и знамения не бысть; таже паки три соединив, ими же и знамение показа». И в «Житии» св. Мелетия, и в Псалтири патриарха Иосифа также говорится, что св. Мелетий «показа три перста, и не бысть знамения, потом два совокупль и един пригнув, благослови люди, и изыде от него огнь, яко молния». Правда, в «Житии», и Псалтири не сказано, какие именно три перста из пяти показал св. Мелетий, тогда как патриарх Макарий прямо назвал три первые персты. Но должно полагать, что эти же самые персты разумеются в Житии и в сказании Псалтири, где только они не названы: ибо самое расположение перстов показывает, что Мелетию свойственно было показать именно три первые перста, а не первый с двумя последними, при чем необходимо было бы два средние приклонить, что совсем неудобно, как это каждый может проверить собственным опытом. Притом, если допустить, что св. Мелетий пригнул потом большой перст к двум малым, прежде бывшим пригнутыми, праздными от всякого образования (как хотят разуметь старообрядцы), то он не показал бы этим действием единосущия св. Троицы: ибо тогда он совокупил бы воедино не те три перста, которыми прежде образовал три ипостаси св. Троицы. В Житии и Псалтири не говорится еще того, что три перста св. Мелетий показал разлученные друг от друга, как об этом говорил патриарх Макарий. Но и это само собою разумеется в сказании Жития и Псалтири, ибо здесь говорится далее о совокуплении показанных перст: «потом два совокупль и един пригнув». Совокупляется же разлученное, или разделенное дотоле. Итак, вопреки уверения моих противников, в сущности патриарх Макарий говорил о показании перст св. Мелетием согласно с повествованием «Жития» и Иосифовской Псалтири, хотя и различными выражениями.

«В житии сказано, – продолжают мои противники, – что он (Мелетий) не только показал народу перстосложение, но и благословил им; а в новообрядческой церкви никогда никто и нигде не благословляет триперстным сложением, а всегда херосложным, или так называемым именословным, которое ничего общего не имеет с триперстным, и нигде не написано не только в святоотеческих книгах, а хотя бы в новообрядческих, что можно благословлять народ триперстным сложением, а написано, что должно благословлять только именословным перстосложением».

Но ведь и в уважаемых старообрядцами старопечатных книгах для всеобдержнаго благословения повелевается употреблять только двуперстное сложение; а именуемые пастыри их, подобно православным пастырям, и свещами благословляют народ, – иногда одним трикирием во образ святой Троицы, каковое действие подобно благословению тремя перстами, иногда одним дикирием, во образ двух естеств во Христе, иногда обоими вкупе, трикирием и дикирием, во образ обоих таинств, и св. Троицы, и воплощения Господня, благословляют и книгою и хлебом, – и в этом действии их противники мои, конечно, не усматривают противоречия учению старопечатных книг о благословении двуперстным сложением. Почему же в указании православных писателей на св. Мелетия, что ему, проповедавшему единство естества во Святой Троице, в одном исключительном случае ничто не возбраняло благословить люди и тремя перстами, находят они противоречие, и столь важное, что за него обвиняют православную церковь даже в лишении чистоты православия? Ясно, что они судят не праведный суд.

«Это оправдание противоречий новообрядческих апологетов (говорят они) совершенно нейдет к делу. Ибо, как мы выше упоминали, святые отцы и учители церкви засвидетельствовали с ясностью и определенностью, не допускающею возражений, что св. Мелетий благословил народ двоеперстным сложением» (Стогл. гл. 31, предисл. к Псалт.).

Напротив, у древних греческих церковных историков, Созомена и Феодорита, и в наших русских древлеписьменных и печатных книгах, как мы уже выше говорили, находятся различные сказания о том, как св. Мелетий выразил перстами учение о святой Троице и единстве Божества. По свидетельству Феодорита, св. Meлетий показал три персты, «и потом два из них сложил и оставил один» (Ист. стр. 298, 299), а по свидетельству Созомена, три показанные сначала пальцы «опять сложил и показал один» (Ист. Созом. стр. 192). О пригнутии же перстов ни тот, ни другой не упоминают. А в Стоглаве, напротив, повествуется о пригбении трех перст, – здесь именно говорится, что св. Мелетий «показа три персты во Отец и Сын и Св. Дух, и не бысть знамения; посем же два совокупл, а три пригну» (гл. 31). Далее, – статья о крестном знамении, положенная в напечатанной при патриархе Иосифе Псалтири, не согласует и с сим сказанием Стоглава, – здесь говорится, что св. Мелетий един перст пригну, а не три, как повествуется в Стоглаве. Затем сказание Стоглава в Псалтири несогласно со сказанием древних греческих историков в том, что говорится о знаменовании показанного Мелетием сложения перстов. У Созомена и Феодорита говорится, что единство существа трех лиц св. Троицы Мелетий означил показанием единого перста: «из трех перстов» два сложив и оставив один, произнес следующее достохвальное изречение: «разумеем три, а беседуем как бы о едином»; а в Стоглаве и Псалтири утверждается, что исповедание единосущия св. Троицы он показал соединением трех перстов. Наконец, у Феодорита и Созомена, также и в харатейном Прологе, хранящемся в Хлудовской библиотеке за № 189, вовсе не упоминается о том, что Мелетий благословил перстами народ. Вот какое несогласие находится в повествованиях о показанных св. Мелетием перстах, и несогласие это пред сим признали сами мои противники, говоря: «святые отцы несогласны в некоторых выражениях в повествовании касательно благословения Мелетием народа». Зачем же теперь они уверяют, напротив, что «св. отцы и учители церкви засвидетельствовали с ясностью и определенностью, не допускающей возражений, что св. Мелетий благословил народ двоеперстным сложением?» Ясно, что они сами себе противоречат.

«Сами новообрядцы и даже наш ответчик, – добавляют они, – уверяют, что во времена Златоуста было одноперстие, а не триперстие, Мелетий же был современник Златоуста. Как же он мог благословлять народ тем перстосложением, которое в то время не существовало?»

Но Мелетий с арианами спорил не о перстах, какими должно креститься и благословлять, а об исповедании единосущия трех божественных лиц св. Троицы. Посему он, обличая ариан, не имел никакой надобности выражать двуперстием учение о двух естествах во Христе. Ему нужно было показать только символически единосущие Святой Троицы, показать же этот догмат удобнее первыми тремя перстами, чем первым и двумя последними. Думать же, что одними перстами можно выражать этот догмат, а другими нельзя, значит самым перстам усвоять какие-то особые свойства, – первому с двумя последними – усвоять какую-то особенную святость, а тому же первому в соединении с указательным и великосредним – свойство противоположное.

Этим я кончаю свою речь о показании перст святым Мелетием, так как об этом событии уже достаточно говорено в рассмотрении «разбора на 11 ответ». Да и вопрос об этом событии принадлежит к числу исторических, а не догматических.

Братчики коснулись одного из заблуждений новообрядческой церкви, именно: ее догмата о гонениях и преследованиях иномыслящих, каковое заблуждение введено в ней в число догматов веры ее знаменитым собором 1666 года⁵. Собор этот постановил ослушников его повелений наказывать духовно, а если и духовное наказание начнут презирать, то он определил: «и мы таковым приложим телесныя озлобления» (Деян. соб. 1666 г.). В виду этого вопросители спрашивали: учил ли Господь или св. Апостолы, или святые соборы, чтобы иерархи ослушников, хотя бы и законного повеления, сами истязали телесным озлоблением?

В подкрепление этого беззаконного учения своей церкви ответчик приводит те же примеры, какие он приводил и в предисловии к вопросам, где мы их подвергли обстоятельному рассмотрению. Здесь он представляет несколько новых доказательств, что их церковь, содержа антихристианское (!) учение упомянутого собора о гонениях и казнях иномыслящих, будто бы не погрешает против святого Евангелия. С этою целию он дерзнул представить даже самих святых Апостолов какими-то катами, палачами, мучителями, которые будто бы подвергали, по словам Антонова, тяжким наказаниям виновных против церкви. Анания и Сапфиру за утаение цены от проданного ими села. Апостол Петр наказал смертию, святой Апостол Павел развратника, причинившего соблазн церкви, велел предать сатане во измождение плоти (1 послан. к Коринф., гл. 5) и Елима волхва за развращение Анфипата с пути истинного наказал слепотою (Деян. святых Апостол гл. 13). В предупреждение могущего представиться возражения, что Апостолы предавали смерти и телесным озлоблениям не внешнею силою, а молитвою и силою, данною им от Бога, ответчик приводит слова Иосифа Волоцкого об этом: «едино убо и тоже есть, еже молитвою смерти предати, и еже оружием погубити повинных (Просветит. сл. 13). Патриарх Александрийский Феофил, продолжает далее Антонов, – не еретиков, а православных десять тысяч постников уморил огнем и дымом, и облеченный в омофор, нещадно бил иноков, как об этом свидетельствуется в старопечатных святцах при Часослове и в Маргарите, однако, Феофил не признан еретиком, а считается православным. Итак, заключает ответчик, если нельзя сказать об Апостолах и о святых отцах, что они, наказывая тяжко церковных развратников, погрешали против святого Евангелия, то и отцов собора 1666 года, тем паче всю греко-российскую церковь, нельзя обвинить в погрешности против святого Евангелия.

Прискорбно видеть, что Антонов для доказательства православности нехристианского учения своей церкви дерзает клеветать даже на святых Апостолов, представляя этих кротчайших агнцев жестокими мучителями, нещадно предающими людей казням и смерти. Но Апостолы никого не предавали смерти и казням. И Антонов клевещет на них. «Мнози в неискушении суще, – говорит святой Златоуст, – паче же в нечестии, в писании сем и убийство вменяют верховному Апостолу Анания ради и Сапфиры; бывшей смерти осуждение убо не Петрови, пачеже Духу прикасается Святому, праведный на них суд сотворшему. Петр бо ничтоже ино сотвори, точию обличи лжу; Дух же Святый, ведый вся, не точию тайны человеком, но и глубины Божия, яко власть имый животу и смерти, согрешивши Ананию уби. Но речет кто, паки неблагочестиве сопротивяся. Ей, рече, мниши се ответ верен быти» (Толк. апост. л. 37). «Апостолы не убивали и не истребляли тех, которые злоумышляли противу них» (Бесед. на Мат. гл. 10).

Представим теперь учение святых отец о гонениях и казнях иномыслящих. Афанасий Великий говорит: «Пусть сии (ариане, а с ними и никониане) доселе ни от кого еще не слыхавшие себе достойнаго имени, скажут мне: у кого научились они быть гонителями? Не могут сказать, что научились у святых, и остается признаться разве, что научились у диавола, который говорит: гнав, постигну (Исх.15:9). Гнать есть диавольское предприятие, и диавол просит, чтобы дозволено ему было гнать всех» (Творен. его, ч. 2, стран. 66). Итак, гнать есть диавольское дело. И это диавольское дело возведено новообрядцами в неизменный догмат веры.⁶ Это диавольское дело они продолжают и теперь с изумительным усердием, грабя и разоряя старообрядческие молитвенные храмы и скиты и в порыве демонской злобы устремляясь на тела даже умерших людей, предавая их огнесожжению, как это недавно случилось на Кавказе (газета «Слово правды» № 4, 1896 г.). И если бы русское правительство не сдерживало фанатизма миссионеров и других ревнителей нечестия, они бы всех предали казням и смерти.

Антонов в доказательство православности «диавольских предприятий» своей церкви, и учения ее о гонениях и казнях приводит в пример Феофила Александрийского, который уморил десять тысяч постников. Этот пример действительно подходит точь-в-точь к новообрядческой церкви. Но не доказывает православности ее нечестивого учения о гонениях и казнях, и не оправдывает преступности этих ее беззаконных действий.

Феофил, уморив десять тысяч постников, совершил беззаконнейший поступок, а не доброе дело. С этим все согласны. И новообрядческая учащая церковь, гоня и преследуя ослушников ее повелений, совершает беззаконнейшее дело, творит зло, а уча, что так и делать должно, она этим впадает в ересь. Антонов обращает внимание читателя на то, что Феофил за свои злодеяния не признан еретиком. – Но он потому не признается еретиком за свои грешные поступки, что не ввел их в закон, не учил, что так и поступать должно, как он поступал, не учил, что должно наказывать иномыслящих, как учит и поступает новообрядческая церковь. И потому преступление Феофила есть его собственный грех, – грех одного человека. А преступление новообрядческой церкви есть грех целого общества, целой церкви: а это уже есть ересь, тем более, что новообрядцы это свое злодеяние ввели в закон, поставили наравне с добродетелью⁷. Ибо зло, кем бы оно сделано ни было, всегда есть зло, и преступление, кем бы совершено ни было, есть преступление. Давид святой пророк совершил убийство и прелюбодейство – и эти дела не перестали быть преступлениями. Святой Апостол Петр отрекся от Христа – и отречение от Христа не стало быть добродетелью. И как эти преступления святых мужей не могут оправдывать преступника, пока он не раскается в своем преступлении, так и беззаконный поступок Феофила не может оправдывать беззаконных действий и учений новообрядческой церкви, пока она не раскается в них, пока не осудит своего нечестивого учения о приложении телесных озлоблений иномыслящим⁸.

Что же касается приведенных ответчиком слов Иосифа Волоцкого, что «едино и то же есть еже молитвою смерти предати, и еже оружием погубити повинных», то это, по сознанию более благоразумных из самих новообрядцев «говорит лишь об его измене истинно-христианскому воззрению, возникшей под соблазнительным влиянием идей и действий католической церкви» (Уроки и прим. христ. любви стр. 131 по 3 изд⁹. Кроме того, нужно знать, что против мнения Иосифа восставали и его современники, как, например, Нил Сорский и заволжские монахи, которые в своих сочинениях решительно опровергают неправое мнение Иосифа (см. кн. Митр. Даниил изд. 1881 г. стр. 67, 68¹⁰).

Итак, мы показали из положительного учения святых отцов, что гонение есть диавольское предприятие, которое новообрядцы приводят в исполнение с особенным тщанием и усердием, и что доводы Антонова в пользу этого тяжкого заблуждения своей церкви ничуть не подтверждают ее учения, что должно казнить и гнать иномыслящих. Мы знаем, что многие и из новообрядцев держатся одинакового с нами взгляда, что еретиков и раскольников отнюдь не следует казнить за их религиозные убеждения. Но фанатики миссионеры и им подобные господа вроде Антонова доказывают законность антихристианских действий и учений своей учащей церкви, пятная таким образом не только свою церковь, но и всю Россию¹¹.

И опять мои противники из ответа моего выбрали только несколько слов, чем совершенно ослабили его силу. Посему, нужно привести его вполне, дабы читатель мог видеть, как недобросовестно они поступают. В ответе моем говорится:

«Отцов собора 1666 года, а с ними и всю греко-российскую церковь, вопросители тщатся здесь обвинить в погрешности против св. Евангелия за определение сего собора – подвергать ослушников и хулителей церкви Божией «телесным озлоблениям». Это же самое обвинение на церковь они приводили и в предисловии своих вопросов, и мы, в ответе на это предисловие, уже представили несколько примеров из истории древней церкви, показывающих, каким преследованиям и наказаниям от православных пастырей подвергались хулители церкви, еретики и раскольники, за что сих пастырей никто не почитал погрешающими против св. Евангелия, как несправедливо совопросники тщатся обвинить церковь греко-российскую. Здесь приведем еще несколько свидетельств из Священного Писания, показывающих, что и сами Апостолы подвергали тяжким наказаниям виновных против церкви. Анания и Сапфиру за утаение цены от проданнаго ими села, долженствовавшей поступить в распоряжение церкви, Апостол Петр наказал смертию. Святой Апостол Павел развратника, причинившего соблазн церкви, велел предать сатане во измождение плоти (в посл. к Кор. гл. 5). Он же Елиму волхва, за развращение Анфипата с пути истинного, наказал слепотою (Деян. св.апост., гл.13). Совопросники скажут: святые Апостолы предавали преступников смерти и телесным наказаниям не внешнею силою, а молитвою и силою, данною им от Бога. Но св. Иосиф Волоцкий в книге своей «Просветитель», рассуждая о сих действиях Апостолов, говоритъ: «едино убо и то же есть, еже молитвою смерти предати, и еже оружием погубити повинных», и на это приводит доказательства от писания (см. гл. 13). Патриарх Александрийский Феофил не еретиков, а православных десять тысяч постников уморил огнем и дымом, и облаченный в омофор, нещадно бил иноков, как об этом свидетельствуется в старопечатных святцах при Часослове и в Маргарите. Однакоже за такие поступки Феофила патриарха Александрийского православная церковь не признала еретиком, напротив, считала и считает патриархом православным, и правила его доселе печатает в Кормчей. Совопросники скажут: то были действия частных лиц и примером для соборного определения служить не могут. Но соборное уложение царя Алексея Михайловича, на которое мы уже ссылались в замечаниях на предисловие, было утверждено уважаемым самими совопросниками патриархом Иосифом со всем его освященным собором, и притом так, «чтобы впредь было прочно и неподвижно» (л. 64); а здесь в статье первой, говорится: «будет кто, иноверцы какой-нибудь веры, или и русский человек, возложит хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на рождшую Его Пречистую Владычицу нашу Богородицу и Присно-Деву Марию, или на Честный Крест, или на Его угодников, и про то сыскивати всякими сыски накрепко; да будет сыщется про то допряма, и того богохульника обличив казнити, сжечъ». Статья вторая: «и будет какой безчинник, пришед в церковь Божию во время святой литургии, и каким-нибудь обычаем божественныя литургии совершити не даст, и его изымав и сыскав про него допряма, что он учинил так, казнити смертию без всякия пощады» (Улож. л. 64)¹². Точно так и древние соборы, Антиохийский и Карфагенский, требовали на раздорников церковных казни (см. 5 пр. Ант. соб. и в Карфаг. соб.). А первые расколоучители, не боясь Бога, устно и письменно проповедывали, что церковь – не церковь, архиереи – не архиереи и тайны святые осквернены антихристовою скверною (см. Деян. соб. 1666 г.). В отношении к таким хулителям собор очевидно руководился уложением царя Алексея Михайловича, утвержденным соборне патриархом Иосифом, и древними святыми соборами. Итак, ужели совопросники осмелятся сказать о верховных Апостолах и о святых отцах древних соборов, а также о преподобном Иосифе и о патриархе Иосифе, подписавшем Уложение, что они, предписывая наказывать и наказывая тяжко церковных развратников, погрешали против св. Евангелия? А когда этого не могут сказать, то и отцов собора 1666 года, тем паче всю греко-российскую церковь, не могут обвинять в погрешности против св. Евангелия. Прибавим в заключение, что братчики, обвиняя в неправославии греко-российскую церковь, противятся учению самого учредителя Белокриницкой иерархии, который о греках писал, что они «в догмате веры погрешности не имеют, что есть главный пункт православия» (Переписка раск. деят. вып. 1), и мнению самих старообрядцев, более разумных, что церковь греко-российская в догматах веры никакой погрешности не имеет (см. Отв. на 8 вопр. о. Фил. и сличен. о вер. Павла Белокр.)

Таков мой был ответ. Почему же противники мои не привели его вполне? Едва ли не потому больше всего, что приведенные здесь свидетельства самих передовых старообрядцев о сохранении церковию греко-российскою в неприкосновенности догматов православной веры заграждают им уста, не дозволяя обвинить сию церковь в погрешности против св. Евангелия, ибо пришлось бы им опровергать учение своих же собственных учителей, притом же таких, как инок Павел Белокриницкий и прочие рассудительные старообрядцы, не признающие за греко-российскою церковию никаких погрешностей в догматах веры.

Обличив еще раз такую явную недобросовестность моих возражателей, перехожу к рассмотрению их замечаний на мой ответ.

Они говорят, что будто бы православная церковь, «содержит антихристианское учение собора 1666 года о гонениях и казнях иномыслящих», и чрез то «погрешает противу святого Евангелия», а я будто бы стараюсь оправдать «антихристианское учение». В чем же находят они это «антихристианское учение» собора? В следующих словах: «аще же кто не послушает повелеваемых от нас, или начнет прекословити, и мы таковых накажем духовно; аще же и духовное наказание начнут презирати, и мы таковым приложим и телесныя озлобления» (Деян. соб. 1666 г.). Мои возражатели не хотят знать, или забывают, что присутствовавшие на соборе епископы вразумляли и наказывали судившихся раскольников только духовным наказанием; а «телесныя озлобления», о которых говорят, предоставляли гражданской власти. Так в 4 деянии собора о расколоучителе Аввакуме свидетельствуется: «о сих всех от освященнаго собора истязав бяше и не покорися клеветник и мятежник, паче же злобу злобе прилагая, укори в лице весь освященный собор, вся неправославными нарицая, темже правильно осудися иерейства лишен быти... Потом и паки увещан бе к обращению, но тщетен труд и ждание бяше. Темже градским судом на заточение послася в острог Пустозерский». И в 6 Деянии о диаконе Феодоре пишется: «темже по многом наказании духовном и ожидании исправления, яко не восхоте в разум приити истинный, градскому отдан есть судищу, имже осудися хульнаго и клеветнаго языка лишитися отсечением и в дальнее заточитися изгнание». Далее, в 9 Деянии то же пишется о попе Лазаре. Ясно, что отцы собора 1666 года не присвояли себе власти наказывать телесным озлоблением противников церкви Божией, а предоставляли сие гражданскому правительству, согласно Уложению, изданному по благословению п. Иосифа. Где же тут «антихристианское учение» их, и даже не только их, но и всей будто бы церкви Российской? И не клевещут ли мои возражатели, говоря, что будто бы церковь на соборе 1666 г. приняла в догмат веры преследование и казни ересеучителей?

«Прискорбно видеть (продолжают мои возражатели), что Антонов для доказательства православности нехристианскаго учения своей церкви дерзает клеветать даже на св. Апостолов, представляя этих кротчайших агнцев жестокими мучителями, нещадно предающими людей казням и смерти».

О св. Апостолах я представлял свидетельства Священного Писания и преподобного Иосифа Волоцкого, показывающие, что и они подвергали тяжким наказаниям виновных против церкви; а представлять свидетельства Священного Писания и учение святых отцов уже ли значит возводить клевету на святых Апостолов?

Мои противники утверждают, напротив, что св. «Апостолы никого не предавали смерти и казням», ссылаясь на слова св. Златоуста в Толковом Апостоле: «Петр бо ничтоже ино сотвори, точию обличи лжу; Дух же Святый согрешивша Ананию уби». Но вот более ясные и полные слова того же вселенского учителя о казни, постигшей Анания и Сапфиру: «Может быть, скажет кто-нибудь, что (Апостол) поступил с нею слишком жестоко. Что говоришь ты? Какая жестокость, скажи мне? Если некто, собиравший дрова в субботу, был побит камнями (Числ 15, 36), то тем более подлежит смерти святотатец... Почто, говорит, исполни сатана сердце твое? А если сатана сделал это, то почему осуждается он (Анания)? Он виновен в том, что принял действие сатаны и исполнил. Следовало, скажут, исправить его. Но он не исправился бы; потому что, кто видел такие чудеса и не получал от них пользы, тот тем более не получил бы пользы от чего-нибудь другого. Итак, нельзя было оставить это дело без внимания, но надлежало отсечь виновнаго, как гнилой член, чтобы не заразилось все тело» (Бес. на Деян.). Вот, – участь, постигшую Анания и Сапфиру, св. Златоуст приписывает именно суду Ап. Петра, и защищает его против тех, которые стали бы обвинять его за это в жестокости, подобно моим возражателям, обвиняющим не только в жестокости, но и в еретичестве, православную церковь за строгий суд над расколоучителями. И еще, толкуя слова Апостола Павла к Коринфянам: что хощете? палццею ли прииду к вам, или любовию и духом кротости (1 посл Корин, бес. 14) – святый Златоуст говорит: «что же есть: жезлом (палицею)? мукою, мучением, сиречь убию, ослеплю, еже о Сапфире Петр сотвори, еже сей о Елиме волхве. Не к тому бо прочее аки сравняй себя онем глаголет, но со властию» (Беседы Апост.). Вот и здесь убийство Сапфиры св. Златоуст прямо приписывает Апостолу Петру.

Приведу полнее и то, что говорит о строгости св. Апостолов относительно лжеучителей преподобный Иосиф Волоколамский: «Недостоит зле творити, или ненавидети какого-либо человека, нечестива, или еретика, егда не имамы от них душевный вред... Тако бо и святии Апостоли творяху: пишется бо в Деяниях святых Апостол, яко, егда прииде в Самарию св. Апостолы Петр и Иоанн, тогда Симон волхв принесе им сребро, глаголя: дадите ми власть сию, да на негоже аще положу руци, приимет Дух Свят; тогда убо святии Апостоли, не осудиша его на смерть. Но егда прииде в конечное нечестие, еже развратити благочестивыя и прельстити верующия, тогда смертию осуждается. Тако же и св. Иоанн Богослов сотвори, егда убо Кинопс во своем месте живяше и никого же от верных прельщаше, не осужден бысть; егда же прииде во град, иский развратити верующия, тогда осужден бысть на смерть. Тако же и святый Апостол Филипп не прииде ко архиерею, ниже осуди его, но видя архиерея, пришедша не иного чего ради, но токмо благочестивых развратити, тогда смертию осужен бысть. Подобно же тому и св. Апостол Павел сотвори: не поискав Еллима волхва и не осуди, ниже уничижи; но егда виде его развратити ищуща Антипата от веры, тогда осуди его, еже слепу быть и не видеть солнца. Подобно же тому святии преподобные и богоносные отцы наши, священноначальницы и пастыри творяху. Святый убо Иоанн Златоустый, когда виде арианы живуща в Константине-граде и никомуже от православных пакости сотворяща; тогда Иоанн нцчтоже зла им не сотвори; егда же виде их творящих прельщения и некоторая пения же и песни сотворша, яко да единосущныя смутят, тогда умоли царя, яко да ижденет их из града»... «Аще ли же кто речет (продолжает преподобный Иосиф), яко ино убо, еже молитвою смерти предати, и ино, еже оружием убиваши повинных смерти? К нему же сице речется, яко едино убо и то же есть, еже молитвою смерти предати, и еже оружием повинных»... «И аще не бы подобало еретики же и отступники смерти и казнем предавати, не быша святии Апостоли и божественнии святители и преподобныя отцы наши молитвою и силою, данною им от Бога, смерти предавали: горчайши бо смерть от молитвы, нежели от оружия. Еже бо от молитвы смерть, се явственно известно есть, яко от Бога осужен бысть на смерть повинный: страшно бо естъ_, еже впасти в руце Бога жива. А еже от оружия убо смерть, многажды и от человеческаго умышления бывает. И не толико смерть страшна бывает от оружия, якоже от молитвы, иже ум имущим: человек убо зрит на лице, Бог же зрит на сердце» (Просветитель слово 13).

Против сего учения преподобного Иосифа противники мои возражают следующее: «Чтоже касается приведенных ответчиком слов Иосифа Волоцкого, то это, по сознанию более благоразумных из самих новообрядцев «говорит лишь об его измене истинному христианскому воззрению, возникшей под соблазнительным влиянием идей и действий католической церкви» (Уроки и примеры христ. любви, свящ. магистра Богословия Г. Дьяченко, стр. 131). Кроме того, нужно знать, что против мнения Иосифа восставали и его современники, как, например, Нил Сорский и заволжские монахи, которые в своих сочинениях решительно опровергают неправое мнение Иосифа (см. кн. Митр. Даниил изд. 1881 г., стр. 67, 68)».

Минуя напрасную, особенно для старообрядца, ссылку на книгу священника Дьяченко, сделаю замечание только против ссылки на книгу «Митр. Даниил». В этой же самой книге мои возражатели могли бы видеть, что соборная власть церкви Российской признала правильным мнение не заволжских старцев, а преп. Иосифа. Здесь говорится именно, что «собор 1504 года определил подвергнуть еретиков страшным казням», и что преп. Иосиф «отвечал старцам посланием о повиновении соборному определению, в котором он обвиняет старцев, что они пишут самочинием и самоизмышлением, а не от божественнаго писания» (стр. 67, 69–70). Посему, обвиняя преподобнаго Иосифа, противники мои вместе с ним обвиняют и собор 1504 года, а с ними всю древлероссийскую церковь «в измене христианскому воззрению». Вот до чего доводит их слепая вражда к православной церкви!

Далее, воспользовавшись изречением св. Афанасия великого: «гнать есть диавольское предприятие», противники мои говорятъ: «и это диавольское дело возведено новообрядцами в неизменный догмат веры».

Но где же, и когда православная церковь возводила «диавольское дело» в догмат веры? Ужели не совестно старообрядцам возводить такую наглую клевету на иравославную церковь?

Это «диавольское дело», по их словам, будто бы «продолжается и теперь с изумительным усердием», будто бы и теперь «грабят и разоряют старообрядческие молитвенные храмы и свиты и в порыве демонской злобы устремляются на тела даже умерших людей, предавая их огнесожжению, как это недавно случилось на Кавказе».

Никаких граблений и разорений старообрядческих молитвенных храмов и скитов не только духовною, но и гражданскою властию в настоящее время мы не видим; напротив, видим не «грабление» и «разорение», а построение новых и процветание старых старообрядческих молитвенных домов, с ведома и под покровительством власти. Притом же мои возражатели и сами обличают себя в неправде, ибо сами же в другом месте свидетельствуют: «теперь греко-российская церковь не только не насилует совесть нежелающих принять новоисправленныя книги, но сама благословляет служить по тем книгам, но которым служили и спаслись сонмы российских святителей и преподобных отец» (см. Предисл. к 105 вопр.). Если на Кавказе, как они указывают, и случилось сожжение мертвого трупа старообрядца, то это был поступок, или, пожалуй, проступок частного лица, за который несправедливо обвинять в жестокостях к старообрядцам всех «новообрядцев», т.е. православных, и даже православную церковь, как это делают мои противники.

Должно сказать наконец, что сочинители «Разбора» на мои ответы, сами содержимые исконным врагом во вражде к православной церкви, злоупотребили выражением св. Афанасия с обычной им возмутительной дерзостью. Великий поборник православия, неоднократно подвергавшийся за свою ревность смертной опасности от ариан, Афанасий Великий назвал «делом диавольским» преследование арианами людей, твердо стоявших за благочестие. Церковь же греко-российская, по сознанию самих разумных старообрядцев, от древнего благочестия ни в чем не отступила, а потому за содержание сего благочестия никого преследовать не могла и не преследовала: значит и изречение св. Афанасия никак не может быть приложено к ней. А прилагая его к ней так несправедливо, чье дело делают сами мои возражатели?

«Антонов, – говорят они далее, – в доказательство православности диавольских предприятий своей церкви и учения ее о гонениях приводит в пример Феофила Александрийскаго и обращает внимание читателя на то, что Феофил за свои злодеяния не признан еретиком. Но он потому не признается еретиком за свои грешныя поступки, что не ввел их в закон, не учил, что так и поступать должно, как он поступал, не учил, что должно наказывать иномыслящих, как учит и поступает новообрядческая церковь. И потому преступление Феофила есть его собственный грех, – грех одного человека, а преступление новообрядческой церкви есть грех целого общества, целой церкви: а это уже есть ересь, тем более, что новообрядцы это свое злодеяние ввели в закон, поставили наравне с добродетелью».

Но это есть дерзкая и злобная клевета, возводимая моими противниками на святую церковь, и выше я уже обличил ее. Нигде не укажут они и ничем не докажут, что будто бы «злодеяние введено церковию в закон», и «поставлено наравне с добродетелью». А вот, – скажу им опять, – Уложением царя Алексея Михайловича, которое утвердил и уважаемый самими старообрядцами патриарх Иосиф со всем его освященным собором, и притом так, «чтобы впредь был» прочно и неподвижно» (л. 64), – этим Уложением введено было именно в законе: «безчинников пришедших в церковь, каким-нибудь обычаем подавших совершити божественные литургии казнити смертию без всякой пощады» (ст. 2). Что же, – патриарха Иосифа со всем освященным его собором, а с ним и всю древлероссийскую церковь осудят ли мои возражатели в издании «антихристианского закона», и в «еретичестве?» Нет, – древлероссийскую церковь, конечно, и за это старообрядцы не осуждают, и мои возражатели не осудят, а нынешнюю православную церковь, и не издававшую таких законов, обвиняют в издании «антихристианского закона» и в еретичестве за правый суд над такими врагами церкви, как Аввакум, Лазарь и другие. Ясно, что сами они судят неправедный суд.

В своем заключении возражатели мои пишут, что будто бы «многие из новообрядпев держатся одинаковаго с нами взгляда» и что будто бы только я, да «фанатики, миссионеры и им подобные господа доказывают законность антихристианских действий» и проч. Кто эти «новообрядцы», единомышленники Усова, Швецова и прочих? – я не знаю и разузнавать не желаю; но миссионеры и «подобные им господа», (а вместе с ними и я), законности каких-либо «антихристианских действий» никогда не доказывали и не доказывают; напротив, мы только защищаем нашу матерь-церковь от дерзких нападений на нее ревнителей раскола, до того простирающих свою злобу против нее, что обвиняют ее даже в «антихристианских» узаконениях и «диавольских действиях».

Братчики указывают на противоречия новообрядческой церкви самой себе, и на то, что нынешние ее пастыри не следуют своим предшественникам, даже целому собору 1667 года. В основание вопроса они привели следующее определение упомянутого собора: «во имени великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, соборне заповедуем всем вам: архимандритам и игуменам и прочим, да научат всех принимать новоисправленныя книги, и по них да прикажут правити церковное все Божие славословие, зане (эти книги) суть право исправлены» (Деян. соб.) Спрашивали: исполняют ли ваши пастыри определение собора, всех ли учат принимать новоисправленные книги и по них правити церковное все Божие славословие? Если они исполняют это требование собора, то в виду каких канонических правил разрешают единоверцам правити Божию службу по книгам неправо исправленным.

Вопросы эти имеют большую важность. Если собор 1667 года сделал постановление законное, твердое, основательное, то его должны держаться и исполнять строго сами новообрядцы, считающие все определения его непогрешимее папских¹³. Если же сами новообрядцы не исполняют его определений, дозволяя единоверцам употреблять те книги, кои он воспретил употреблять, значит считают его определения не вечными и не изменными, как определения истинных соборов, а временными и изменяемыми, как определения соборов ложных, еретических¹⁴; то значит старообрядцы, не слушающие беззаконных его определений, совершенно правы. Или, если они считают старообрядцев виноватыми за то, что сии не слушают собора 1667 года, то этим самым обвиняют и себя, тоже не слушая его определений.

Чтобы избежать этих падающих на новообрядческую церковь обвинений ударов, в случае прямого ответа на предложенный вопрос, Антонов совсем даже неискусно уклоняется от прямого ответа. Начинает вместо ответа опровергать мнение «многих неразумных старообрядцев», как он кого-то называет¹⁵. Затем изложив мнение этих старообрядцев, начинает опровергать его, сражаясь, таким образом, вместо действительного с воображаемым противником. Он говорит, что эти старообрядцы несправедливо утверждают, что новопечатные книги проповедуют другую веру. В опровержение этого мнения Антонов приводит слова Димитрия Ростовского: «старыя и новыя книги едино суть: в тогожде Бога и новыя книги верят, коему и старыя» (Розыск. гл. 8), а также и слова Никона, сказанные им противнику своему Григорию Неронову: «обои де добры» (то есть и прежде напечатанные и новоисправленные) все де равно, по коим хочешь, по тем и служишь» (ист. цер. Мак. т. 12). Затем ответчик указывает разность между старопечатными и новопечатными киигами: говорит, что они «рознятся между собою большим или меньшим количеством молитв и особенно в словах и выражениях». Но оправдывает это тем, что и старопечатные книги тоже рознятся между собою. Наконец он приводить выписку из предисловия к служебнику 1667 года и подчеркивает в ней слова: «не охуждаются сим и прежния исправления, но на вящший совершения степень возводятся». И выводит отсюда, что российская (новообрядческая) церковь на соборе 1667 года прежние исправления книг «не охуждала», а желала только «возвести их на вящший совершения степень».

После всего здесь изложенного Антонов приступает наконец к ответу на поставленный вопрос, которым, по его справедливому замечанию, братчики обвиняют пастырей нынешней греко-российской церкви в нарушении определения собора 1667 года, спрашивая: «в силу каких канонических правил разрешено единоверцам правити Божию службу по книгам неисправленным?» Прежде всего заметим совопросникам, ответствует Антонов, что отделение старообрядцев от церкви последовало более чем за сто лет до учреждения единоверия. Следовательно, выставляемое братчиками противоречие, какое будто бы допустила церковь (новообрядческая?), разрешив единоверцам употребление старопечатных книг, не может быть признано причиной и оправданием отделения старообрядцев от церкви. А что церковь (новообрядческая) имеет (будто бы) право обращающимся из раскола лицам не только сделать снисхождение в употреблении старопечатных книг, но и самые обрядовые определения соборные отменять и действительно отменяла, об этом мы говорили в ответе на 7 вопрос.

Так возражатели излагают содержание моего ответа. Но в этом своем изложении они выпустили, по своему дурному обычаю, именно то, что в моем ответе имеет наибольшую важность для решения предложенного вопроса и этим опять вынуждают меня привести вполне мой ответ. У меня сказано:

«Исправленныя при Никоне патриархе церковно-богослужебные книги с старопечатными книгами содержат одно благочестие, одну веру, а не другую, как это несправедливо утверждают многие из глаголемых старообрядцев. «Старыя и новыя книги, – пишет святитель Димитрий, – едино суть, якоже и иконы старыя и новыя едино суть: в тогожде бо Бога и новыя книги верят, коему и старыя» (Роз. гл. 8). Патриарх Никон противнику своему Григорию Неронову также говорил: «обои де добры (т.е. и прежде напечатанные и новоисправленные)_, – все де равно, по коим хочешь, по тем и служишь» (Ист. Рус. цер. мит. Мак. гл. 12). И сам Григорий Неронов свидетельствует, что греческие власти не только не хулят старопечатные книги, но и похваляют: «иностранныя (греческия) власти, – говорил он патриарху Никону, – наших служебников не хулят (Неронов разумел Служебники, напечатанные до Никонова патриаршества), но и похваляют» (там же). Разность между старопечатными и новопечатными книгами состоит в большем, или меньшем количестве молитв и особенно в словах и выражениях; но такая разность находится и в самых старопечатных книгах, изданных ранее Никонова патриаршества, даже в книгах, изданных при одном и том же патриархе в разные годы его патриаршества (см. «Опыт сличения церковно-богослуж. книг» о. Филарета). Это несогласие между собою старопечатных книг и побудило патриарха Никона предпринять книжное исправление, потребность которого сознавали и патриарх Иосиф и прочие предшественники патриарха Никона (зри пред. к Кормч. пат. Иосифа). Собор 1667 года признал законным и правильным бывшее при патриархе Никоне соборное исправление книг; но никакого поречения на прежде употреблявшиеся Богослужебные книги не произнес. В соборном свитке, напечатанном при Служебнике в 1667 году (лист 3), находится даже прямое свидетельство, что церковь, исправляя старопечатные книги, вовсе не думала охуждать их, а желала только привести к большему совершенству. Здесь говорится: «Темже убо яко в греческих книгах не абие бысть конечное совершение во всех странах единогласно, ибо и доныне всякия страны церковь по обычаю си чины утверждает и в совершенство возводит: тако и наша православнороссийская церковь, от многих их преводов един хотящи совершенный сотворити, не весьма своей страны чин и обычай отставляющи, пачеже любезно благолепая содержащи, что дивно есть, аще в новом сем Служебника издании совершеннаго исправления ради, оно по лучшим греческим переводом, оно по благохвальным своим и греческия церкви обычаям, мало нечто изменяет? Неохуждаются сим и прежние исправления, но на вящший совершения степень возводятся». Таким образом церковь российская на соборе 1667 года, одобрив новоисправленные книги, по ее собственному свидетельству, вовсе не думала оставлять «своея страны чин и обычай», как несправедливо утверждают раскольники, напротив, желала «благолепая любезне содержати», и прежния исправления книг «неохуждала», а желала только «возвести на вящший совершения степень».

«Совопросники прямо не говорят, что собор 1667 года осудил старопечатные книги, признав их еретическими, как утверждают многие из неразумных старообрядцев, – они тщатся только обвинить пастырей нынешней, греко-российской церкви в нарушении собора 1667 года, спрашивая: «в силу каких канонических правил разрешено единоверцам правити Божию службу по книгам неисправленным?» Прежде всего заметим совопросникам, что отделение старообрядцев от церкви последовало более чем за сто лет до учреждения единоверия. Следовательно, выставляемое братчиками противоречие, какое будто бы допустила церковь, разрешив единоверцам употребление старопечатных книг, не может быть признано причиной и оправданием отделения старообрядцев от церкви. А что церковь имеет право обращающимся из раскола лицам не только сделать снисхождение в употреблении старопечатных книг, но и самые обрядовые определения соборные отменять, и действительно отменяла, об этом мы говорили в ответе на 7 вопрос. Прибавим только, что и сами руководители старообрядцев-совопросников, их именуемый архиепископ Савватий и секретарь духовного совета Перетрухин, оправдывая определения этого совета об уничтожении Окружного Послания, говорят, что Послание уничтожено по снисхождению к просьбе противоокружников, «за каковое снисхождение к немощной братии, говорят они, св. церковь не подлежит ни малейшему зазрению». И приводят доказательства, которые мы здесь выпишем в назидание нашим совопросникам: 1) «Св. апостол Павел пишет: бых немощным яко немощен, да немощныя приобрящу, всем бых вся, да всяко некия спасу (1 Кор. зач. 173). Св. Златоуст: «ни до сих, рече, стах, но и до немощных веры ради, и такожде немощен бых, сиречь не ясно свидетельствовах о Бозе Отце, Сыне и Дусе Святем, но спроста рещи всем, бысть яцы же быша, да тако вся спасет; аще ли же ни, да поне мало спасет» (Тол. Апост. л. 519). 2) Святой Феодор Студит пишет: «а мы, услышав в частности о рукоположенных за деньги, что они не принимаются им в общение, хотя о нем думали не так, почли полезным для блага мира сохранять согласие с ним; ибо (Григорий) Богослов говорит, что пока возможно, надобно склоняться к миру и, если неправда только подозревается, «то снисхождение лучше настойчивости» (час. 1, письмо 53)

1) Св. Апостол Павел зельнейший был воспретитель иудейских обычаев, но ради мира церковного повелел обрезать ученика своего Тимофея. 4) Святой Григорий Богослов на св. Пятидесятницу обращая слово к духоборцам, которые блазнились назвать Св. Духа Богом, сице рече: «не слогами тужите и прегрешаете гласом, и камень премыкания се вам бывает, и камень соблазна, есьма и Христа неким человеческа страсть, приидем в себе духовне, будем братолюбны паче, нежели самолюбны, дадите силу божества, и дамы вам гласа простыню» и пр. (Смотр. «Мир ко внешним» изд. по благословению Савватия Перетрухиным). Итак, по учению самих руководителей старообрядцев, церковь может делать снисхождение даже в существенных предметах, каково уничтожение Окружного Послания, содержащего, по собственному их признанию, учение евангельское и апостольское, и за это снисхождение к немощной братии, т.е. противоокружникам, их именуемая церковь якобы не подлежит никакому зазрению; а совопросники за допущение единоверцам употреблять старопечатные книги, церковь православную хотят обвинить в лишении православия! Сами себя выдают за ревнителей старопечатных книг, а допущенное церковию употребление сих книг поставляют в тяжкое преступление церкви православной! Богом просвещенные столпы церкви, Григорий Богослов и св. Василий Великий, о коих упоминает Перетрухин, для духоборцев делали уступку даже в нежелании их именовать Св. Духа Богом, и делали такую уступку своею властию, не обращаясь за разрешением к общецерковному собору, за что церковь вселенская не осудила их: тем паче Святейший Синод церкви Российской мог сделать снисхождение для старообрядцев, ищущих единения с церковию, дозволив им совершение церковных служб, чинов и обрядов по старопечатным книгам, которые употреблялись раньше и самою российскою церковию. Итак, пастыри русской церкви разрешили присоединяющимся к церкви старообрядцам править Божию службу по книгам старопечатным в силу данной им от Господа власти на пасение словесных овец и по примеру св. Апостола Павла и богопросвещенных отцев церкви: Григория Богослова и Василия Великого. Пусть совопросники докажут, что пастыри церкви не имеют права оказывать снисхождение ищущим единения с церковию, и потом уже пусть обвиняют пастырей российской церкви и сделанное ими снисхождение единоверцам. Но доказать этого они не могут, ибо должны будут, вместе с пастырями русской церкви, обвинить и Апостола Павла, допускавшего по снисхождению обрезание, и богопросвещенных святителей Григория Богослова и Василия Великого, уступавших нежеланию духоборцев даже именовать Духа Святого Богом».

Читатели видят, что, излагая ответ мой, возражатели исключили, или прошли молчанием все примеры и святоотеческие изречения, свидетельствующие о законности сделанного церковию снисхождения единоверцам в употреблении старопечатных книг и любимых ими обрядов, – примеры, коими и сами пастыри старообрядцев тщатся оправдать уничтожение Окружного Послания, сделанное будто бы по снисхождению к противоокружникам. Для чего же все это оставлено без внимания моими возражателями? Очевидно, для того, чтобы иметь возможность обвинить православных пастырей за учреждение Единоверия. Если бы они привели полный текст моего ответа, не могли бы этого сделать, ибо тогда, обвиняя православную церковь, должны были бы обвинить вместе и своих пастырей за уничтожение Окружного Послания, сделанное по снисхождению к противоокружникам. Посмотрим, однако, что говорят они в возражение и на столь искаженный ими ответ мой.

Прежде всего заметим ответчику, что старообрядцам нет нужды оправдывать свое небывалое отделение от церкви, потому что старообрядцы никогда и ни от какой церкви не отделялись, как мы доказали в разборе замечания на предисловие. Оправдывают свое отделение от церкви пусть сами именуемые православные, потому что они своими ересями, своими двоедушными действиями действительно отделились от церкви, приняв новый догмат триперстие¹⁶, назвав его вечным и неподвижным, проповедуя гонения иномыслящих, содержа католическую ересь, проповедуя непогрешимость своей иерархии, которой дали даже и название еретическое – учащая церковь, каковаго названия св. церковь не знала (см. выше). Вопросители указывают на противоречие новообрядческой церкви, в которое она впала учреждением единоверия, вовсе не для оправдания своего никогда не бывалаго отделения от церкви, а потому, что новообрядцы учреждением единоверия составили для себя рогатый силлогизм. Спрашивается: православны или неправославны старопечатные книги и старые обряды? Если православны, то почему вы их отвергли на своих соборах, и как отверженные (книги) предавали их огнесожжению, и как за отверженные (обряды) предавали за них проклятию? Если неправославны, то как же вы их дозволяете употреблять единоверцам? Вот почему братчики предлагают вопросы о единоверцах, а также и потому еще, что жалко и смешно видеть со стороны, что новообрядческие архипастыри сознательно противоречат сами себе, открыто морочат голову и себе и другим, умышленно не следуют узаконениям своих предшественников, которых считают одинаково непогрешимыми, как и себя; предшественники их не только воспрещали употреблять старопечатные книги, но и истребляли их как еретические, а последователи не только не воспрещают, но и благословляют употреблять те же самые книги.

Антонов говорит, что будто бы предки новообрядцев считали одинаковыми как старопечатные, так и новопечатные книги, и в доказательство этого приводит слова Никона, Димитрия Ростовского и предисловия к служебнику 1667 года. Но упомянутые лица говорили только для лести старообрядцам, чтобы легче вовлечь их на свою сторону, и слова их, как и слова помянутого служебника вовсе не выражают действительного взгляда тогдашней новообрядческой учащей церкви на старопечатные книги и на их употребление. Действительный взгляд ее на это представляют не голые слова, а самые факты, неопровержимо свидетельствующие, что новообрядческие иерархи смотрели на старопечатные книги, как на еретические и употребление их воспрещали строжайшим образом. Так, например, сам Никон, который будто бы считал старопечатные и новопечатные книги одинаковыми, строго требовал, чтобы служба отправлялась по новоисправленным книгам, а старые сожигал. Вот что читаем о сем в журнале «Православное Обозрение» за 1887 год: «немедленно по выходе из печати каждой новоисправленной книги, патриарх Никон разсылал ее по церквам и монастырям с строжайшим указом – отправлять Богослужение по новоисправленным книгам, а старые испорченные присылать в Москву, где их потом сожигали» (т. 2, стр. 212). Там же читаем: «судя по количеству дошедших до нашего времени документов этого рода, должно заключить, что епархиальное начальство (после собора 1667 г.) зорко следило за этим делом (т. е. по каким книгам отправляется богослужение), требовало, чтобы богослужение непременно отправлялось по новым книгам и строго наказывало осмелившихся не исполнить приказаний. В памяти поповского старосты пречистенского успенским попом говорится: «да вашим же попам и дьякону в церквах Божиих служить по служебникам новоисправленныя печати, а будет вы по служебникам новоисправленныя печати служить... не учнете, и за то, вас, по указу великаго господина преосвященнаго Питирима митрополита великого Новгорода, велено поповскому старосте предотеченскому попу Прокопью смирять жестоким смирением» (стр.205–208). «Иоаким патриарх приказал отобрать все старыя книги (там же стр. 209)¹⁷. После Димитрия Ростовского, который только будто бы считал одинаковыми как старопечатные, так и новопечатные книги, вот как смотрела сама новообрядческая церковь на это дело: в 1724 году один (новообрядческий) священник за сокрытие старопечатных книг, и за то, что отслужил молебен по старопечатному служебнику по просьбе одного старообрядца в своей церкви – за эти только два поступка был лишен сана священства и наказан кнутом публично (Собр. Пост. по част. раск. и Соврем. цер. вопр. стр. 291).

Оправдывая подобные отношения прежних новообрядческих иерархов к употреблению старопечатных книг, Чистяков говорить: «очевидно епархиальное начальство не хотело сделать ни малейшей уступки или снисхождения заблуждающим: оно требовало безусловного исполнения всего предписанного, не обращая никакого внимания на внутреннее расположение тех, кому предписывается исполнять. Достоинство и святость церкви не могут входит в какие-либо сделки, и этого одного достаточно для того, чтобы церковь требовала безусловного исполнения всего предписанного» (Прав. Обозр. за 1887 г., т. 2, стр. 208).

Итак, собор 1667 года как определил правити службу Божию по новоисправленным книгам, так после него и требовали новообрядческие иерархи, чтобы служили в церквах исключительно по новоисправленным книгам, а старые они отбирали и уничтожали; скрывавших же их или служивших по ним священников лишали священства и публично наказывали кнутом. Значит определение собора о книгах имело для них силу закона. А нынешние новообрядческие иерархи совершенно не обращают внимания на соборное определение и на пример своих предков, дозволяя единоверцам служить по тем книгам, которыя они сожигали (!) как еретические. Ибо только еретическия книги повелевается правилами св. соборов сожигать (прав. 63 шест. всел. соб. и 9 седм. всел. соб.).

Прежние иерархи следовали своему собору, не дозволяя служить по старопечатным книгам, потому что достоинство и святость церкви не может входить в какую-либо сделку; а нынешние архипастыри той же самой церкви решились на подлую (!) сделку с единоверцами, поправ достоинство, и загрязнив (!) и без того небезукоризненную чистоту своей церкви.

Говоря и доказывая это, мы вовсе не то хотим сказать, что собор 1667 года правильно запретил употребление старопечатных книг, или что прежние новообрядческие иерархи, уничтожая эти книги, поступали хорошо. Нет, напротив, мы хотим только показать, что определения собора 1667 года не могли быть вечными, а временными, что поэтому они должны быть признаваемы ложными, что старообрядцы, не следуя таким определениям, поступают правильно, и что усилия ответчика доказать, что и прежние их иерархи поступали и действовали относительно старопечатных книг будто бы так же, как и теперешние, оказываются тщетными.

Что же касается того, что Антонов говорит, что и в старопечатных книгах есть между собою некоторыя разности в словах, то, во-первых, старопечатные книги между собою так не рознятся, как рознятся от них новопечатные, а во-вторых, православные патриархи, издавая их, не уничтожали прежних изданий, не навязывали насильно никому своих книг, не лишали санов и не секли кнутами за служение по книгам, прежде их печатанным, как все это позволяли себе Никон и его последователи.

На мое замечание, «что отделение старообрядцев от церкви последовало более, чем за сто лет до учреждения единоверия, и посему выставляемое совопросниками противоречие, какое будто бы допустила церковь, разрешив единоверцам употребление старопечатных книг, не может быть признано причиной и оправданием отделения старообрядцев от церкви», – на это замечание мое Усов возражает теперь: «заметим ответчику, что старообрядцам нет нужды оправдывать свое небывалое отделение от церкви, потому что старообрядцы никогда и ни от какой церкви не отделялись, как мы доказали в разборе замечания на предисловие». Этим, Усов и его сотрудники, очевидно, хотят сказать, что якобы защищаемое ими общество старообрядцев, и именно окружников, есть истинная церковь Христова, от времен апостольских существующая, полная, вратами адовыми неодоленная. Но мы в своем месте доказали, что не только общество мнимых окружников, которое и явилось-то всего 34 года тому назад, а даже ни одно из обществ старообрядческих, существовавших прежде появления Окружного Послания и ныне существующих, не может присваивать себе имя истинной церкви Христовой: ибо ни одно из них не сохранило Богом учрежденного устройства истинной Христовой церкви, равно как дарованных ей от Бога сил и средств к существованию, в чем сознаются и сами защитники ее – Арсений (Швецов), именуемый епископ Уральский, и бывший секретарь Духовного Совета Перетрухин, говоря, что их церковь «была ниспадшею во многолетнее вдовство: около 180 лет не имела православных епископов», «пребывала многое время в великих духовных недостатках в рукоположении епископов, пресвитеров и диаконов» (см. Апологию Швецова на записку Иван. Феодор. с товар. и «Меч духов.» Перетр.). Значит, и по сознанию самих раскольнических учителей их именуемая древлеправославная церковь не сохранила того устройства, какое дал Сам Господь истинной церкви своей, оскудела в благодатных дарах Св. Духа, не была сею истинно Христовою церковию, полною и неодоленною, отпала от сей истинной и неодоленной церкви Христовой. Значит, Усов, ученик того же Швецова, совсем несправедливо говорит, что старообрядцы от православной церкви не отделялись и не имеют нужды оправдывать свое отделение.

«Оправдывают свое отделение от церкви», – продолжают мои возражатели, – «пусть сами именуемые православные, потому что они своими ересями, своими двоедушными действиями действительно отделились от церкви, приняв новый догмат – триперстие, назвав его вечным и неподвижным, проповедуя гонения иномыслящих, содержа католическую ересь, проповедуя непогрешимость своей иерархии, которой даже дали и название еретическое – учащая церковь, какового названия св. церковь не знала».

Но от какой же истинной церкви Христовой отделилась православная российская церковь? – От греческой? Но с нею она никогда не прерывала общения и единония, ни до Никона, ни при Никоне, ни после Никона. Разве с старообрядческою, так называемою «древлеправославною» церковью? Но мы сейчас сказали и доказали, что она никак не может быть признана истинною церковию Христовою. Ясно, что мои возражатели пустословят, говоря о каком-то и от кого-то отделении православной церкви и предлагая ей пред кем-то и в чем-то оправдываться. Не перед кем и не в чем ей оправдываться. Ибо она исповедует истины или догматы православной веры, не извращая их, ничего не прибавляя к ним и ничего не убавляя от них, как исповедывала вся древняя вселенская церковь, что признают за нею даже и старообрядческие писатели, как например, столь уважаемый старообрядцами учредитель Белокриницкой иерархии инок Павел, а со слов его сам помянутый Арсений, именуемый епископ Уральский, засвидетельствовали, что «нынешняя греко-российская церковь в догматах богословия не погрешает» (Ответ. на 8 вопр. о. Фил.). А приписывая ей содержание различных ересей, мои противники произносят на нее дерзкую клевету, которая достаточно уже обличена мною выше и нового обличения не требует.

Что сказать о дальнейшей их брани на православных архипастырей, что будто бы они «сознательно противоречат сами себе, открыто морочат голову и себе и другим, умышленно не следуют узаконениям своих предшественников», которые будто бы «не только воспрещали употреблять старопечатные книги, но и истребляли их как еретические?»

Нет, – не «новообрядческие архипастыри», а сами их обвинители «морочат голову и себе и другим, умышленно» говоря неправду о старопечатных книгах, якобы они собором 1667 года признаны были за еретические, я как таковые изъяты из употребления. Собор сей составлен не для осуждения старопечатных книг, а для осуждения расколоучителей, которые устно и письменно проповедовали, что будто бы исправленные при патриархе Никоне книги – суть «еретическия и растленныя», при чем злословили и самые чины церковные «именами хульными», «уничижали» всех пастырей церковных и всю церковь, – проповедовали, что будто бы церкви уже стали не церкви, архиереи – не архиереи, таинства – не таинства.Собор, рассмотрев новоисправленные книги и не найдя в них ничего противного и развращенного для веры православной, постановил всем православным христианам употреблять новоисправленные книги, чины и обряды: «зане суть право исправлены». Но издавая такое постановление, тот же собор при напечатании новоисправленного Служебника прямо заявил: «не охуждаются сим (исправлением) и прежния исправления, но на вящший совершения степень возводятся». И патриарх Никон еще ранее собора противнику своему Григорию Неронову говорил о старопечатных и новоисправленных книгах: «обои-де добры», и святитель Димитрий писал: «старыяя и новыя книги едино суть, якоже и иконы старыя и новыя едино суть: в тогожде бо Бога и новые книги верят, коему и старые» (Роз. гл. 8).

Теперь мои возражатели без всякого основания утверждают, будто слова святителя Димитрия, и патр. Никона, как и слова Служебника «вовсе не выражают действительнаго взгляда тогдашней» церкви на старопечатные книги и на их употребление. «Действительный взгляд ее на это представляют, говорят они, не голыя слова, а самые факты, неопровержимо свидетельствующие, что новообрядческие иерархи смотрели на старопечатныя книги, как на еретические, и употребление их воспрещали строжайшим образом».

Но представляемые моими возражателями «факты» запрещения употреблять старопечатные книги не могут служить доказательством признания их еретическими, а могут служить и служат свидетельством только того, что церковная власть означенного времени предпочитала (как и следовало) новоисправленные и новопечатные книги старопечатным, неисправленным. Примеры такой строгости бывали и прежде. Устав церковный, изданный по благословению святейшего патриарха Гермогена в 1610 году, несомненно был православным, но преемник его святейший патриарх Филарет, «в июле 1633 года издал окружную грамоту, которою приказывал отобрать «экземпляры этого Устава из всех церквей и монастырей России и прислать в Москву для сожжения» (Ист. рус. цер. мит. Мак. т. 11). Книги Литовской печати несомненно были православны, ибо «при патриархе Иове у нас употреблялись книги, напечатанные в Литовских типографиях, и в числе книг его собственной библиотеки, которые он пожертвовал в 1606 году в Старицкий монастырь, упоминается немало книг Литовской печати». Но об них потом царь Михаил Феодорович с патриархом Филаретом объявляли всем людям, «чтобы впредь никто никаких книг Литовской печати и письменных Литовских не покупали, а кто учнет Литовские книги какие-нибудь покупати, тем быть от царя в великом градском наказании, а от патриарха в проклятии... И в феврале 1628 года царь и патриарх приказали переписать во всем государстве, сколько в каждой церкви книг Московской печати и письменных, сколько книг Литовских, печатных и письменных, давно ли последние находятся в той или другой церкви, и не останутся ли церкви без пения, если отобрать Литовские книги. Приказали также объявить настоятелям монастырей и священникам, что царь и патриарх уже определили разослать по всем церквам, взамен Литовских книг, книги Московской печати: Апостолы, Псалтыри, Часовники и пр., и только до тех пор, то есть до получения Московских книг, дозволяется держать при церквах Литовские книги, чтобы в церквах без пенья не было. Наконец, приказали отобрать Литовские печатные и письменные книги у всех частных лиц» (там же). Теперь, если бы кто на основании этих распоряжений стал утверждать, что царь Михаил Феодорович и патр. Филарет признавали употреблявшиеся в Московских церквах книги Литовской печати еретическими и за это стал бы обвинять их в лишении православия, то, полагаем, и сами мои противники признали бы такое мнение несправедливым, так как книги эти доселе существуют и никакого еретичества в них нет. Точно так и их собственное мнение о православных пастырях, будто они, воспрещая употребление старопечатных книг, чрез это самое объявляли их еретическими, должно быть признано несправедливым.

Продолжая свою дерзкую брань на «нынешних архипастырей» православной церкви, мои возражатели товорят, будто они «решились на подлую сделку с единоверцами, поправ достоинство, и загрязнив и без того небезукоризненную чистоту своей церкви».

В моем ответе уже было указано (и моими возражателями оставлено без упоминания), что «нынешними» пастырями православной церкви оказано снисхождение единоверцам в употреблении старопечатных книг и старых обрядов на основании примера св. Апостол и богопросвещенных отцов церкви – Григория Богослова и Василия Великого, – примеров, коими руководились и сами именуемые пастыри мнимых окружников, делая снисхождение противоокружникам уничтожением Окружного Послания. Как же не поймут мои возражатели, что так дерзко понося за указанное снисхождение «нынешних» православных пастырей, они простирают это дерзкое поношение и на св. Апостолов и на богопросвещенных пастырей Григория Богослова и Василия Великого, уступавших нежеланию духоборцев даже именовать Духа Святого Богом? И не должны ли они обвинить «в подлой сделке» с противоокружниками своих собственных пастырей, действительно заслуживающих такого суда? Пастыри же православной церкви за оказанное снисхождение к единоверцам заслуживают не порицания, а высокой похвалы, как поступающие в духе истиннаго пастырства: ибо «у Бога и у приявшаго пастырское водительство, (по словам отцов шестого вселенского собора) всё попечение (должно быть) о том, дабы овцу заблуждшую, которым-либо образом непременно возвратити, и уязвленную змием уврачевати».

Наконец, против моего замечания, что «и в старопечатных книгах есть между собою некоторыя разности в словах», возражатели мои замечают: «во-первых, старопечатныя книги между собою так не разнятся, как разнятся от них новопечатные, а во-вторых, православные патриархи издавая их, не уничтожали прежних изданий, не навязывали насильно никому своих книг, не лишали санов и не секли кнутами за служение по книгам, прежде их печатанным, как все его позволили себе Никон и его последователи».

О патриархе Никоне и его последователях мои возражатели говорят явную неправду, что будто бы они «лишали санов и секли кнутами» собственно за служение по старым книгам, равно как неправду говорят о старых книгах, будто они менее разнятся между собою, чем с новопечатными. Сделаю сначала замечание о том, как несправедливо утверждают они, будто патриархи, издавая книги, «не уничтожали прежних изданий, не навязывали насильно никому своих книг». Перед сим мы уже указали, как строго приказывал патриарх Филарет отбирать экземпляры Устава церковного, напечатанного в 1610 году, употреблявшегося более двадцати лет, в том числе более десяти при нем самом, – говорили, что он велел даже подвергнуть их сожжению. И что особенно любопытно, – сами же возражатели мои далее пишут в своей книге: «Филарет патриарх Московский и всея Руссии за одну только покупку, или содержание каких-нибудь южнорусских, литовских и малорусских книг письменных или печатных прямо подвергал проклятию, а царь Михаил Феодорович повелел за то же привлекать к гражданскому суду, а некоторые из таковых книг прямо приказывал сожигать. Древняя русская церковь более чем опорочивала оныя книги, предавая их огнесожжению, как еретические, и как за таковые поражая за них клятвой». Вот, мои противники сами обличают себя в неправде, – сами свидетельствуют далее, что совсем несправедливо говорят здесь, будто «православные патриархи не уничтожали прежних изданий и не навязывали насильно никому своих книг».

«Православны или неправославны старопечатные книги и старые обряды? – спрашивают мои возражатели. Если православны, то почему вы их отвергли на своих соборах, и как отверженные предавали их огнесожжению, и как за отверженные обряды предавали за них проклятию? Если неправославны, то как же вы их дозволяете употреблять единоверцам?»

Спросим и мы их: православны или неправославны старопечатные книги Литовской печати, – Апостолы, Псалтыри, Часовники и пр., употреблявшиеся в православных церквах при богослужении? Если православны, то почему древнерусская церковь предавала их огнесожжению и налагала за них проклятие? Если же они были неправославные, еретические, то почему древлероссийская церковь употребляла их при богослужении? и почему за это мои возражатели нимало не осуждают древлероссийскую церковь, а нынешнюю православную церковь, за дозволение единоверцам употреблять старопечатные книги, кои употребляют и сами старообрядцы, обвиняют в противоречии самой себе, – и не просто обвиняют, а и считают потерявшею православие? Когда мои возражатели ответят мне на эти вопросы, тогда получат ответ и на свои собственные.

А относительно различия старопечатных книг между собою достаточно сказать, что различие их состоит не в словах только, но и в количестве прошений на ектениях, даже в смысле песнопений, и, что важнее всего, касалось самой сущности совершения таинств. Так напримеръ: в таинстве исповеди малый Катихизис, изданный при патриархе Иосифе, повелевает иерею разрешать исповедника во имя св. Троицы, данною от Христа властию; а в старопечатных Потребниках о том не поминается, – положено только иерею говорить: прощает тя Христос невидимо и аз грешный. Какою властию прощает иерей? того не упоминаетея.В помазании св. елеем малый Катихизис повелевает помазывать больного с молитвою: «Отче святый, врачу душ и. телес»; а в Потребнике старопечатном положена другая молитва, коею совершается таинство: «Благословение Господа Бога»... В чине крещения один Потребник учит при погружении крещаемого произносить: «крещается раб Божий во имя Отца... аминь»; а в других Потребниках, кроме того, велено приглашать: «ныне я присно и во веки веков аминь». Во всех Потребниках в чине великаго ангельского образа, повелено постригать главу крестообразно во имя Св. Троицы; а в Потребнике иноческом, напечатанном при патриархе Иосифе, такое действие при пострижении в великий образ порицается, уподобляется второпокрещеванию. В старопечатных Потребниках, при коих печатался и Номоканон помещен даже такой устав, заимствованный из книги преподобного Никона Черногорца, по которому в посте Рождества Христова и св. Апостолов мирянам разрешается есть сыр и яйца, а в Великий пост есть рыбу четыре раза в неделю: «во двою же посту, св. Апостол же и св. Филиппа, мясу убо не прикасатися мирянам повелеваем, иноком же сыру и яиц (значит, мирянам употребление сыра и яиц не воспрещалось); в Великий же пост, аще есть мощно, мирским не причащатися рыбе, разве субботы и недели, инокам же маслу. Аще ли не производят, вторник и четверток точию разрешают они убо на рыбу, сии же на масло». Этим разрешением, очевидно, нарушалось 69 апостольское правило, 19 Гангрскаго собора и 221 правило Номоканона, напечатанного при тех же Потребниках, в котором о постах сказано: «рыбы же не ямы, точию в день Благовещения». Неисправность старопечатных книг засвидетельствовал даже сам патриарх Иосиф в предисловии к Кормчей книге, где именно пишет: «Воззри, аще не леностен еси, обрящеши ли, где праве списанную, без всякаго порока, в церквах святую книгу, обрящеши ли чин и последование по указанному святых и богоносных отец узаконению, обрящеши ли суд и отмщение в вещах церковных, или строителя, или начальника, право исправляюща слово истины, и по чину вся бывающая в церкви? Но вем, яко неудобь обрести возможеши, не точию в соборных градских церквах, но ниже в епископиях, пачеже ни в монастырех». Из сих слов ясно показуется, что не точию книги, тогда существовавшие, не были должным образом исправлены, но и богослужение совершалось не по положенному от св. отец уставу. И если бы еще в приходских церквах только служба совершалась не по указанному от св. отец уставу! Но это было, по свидетельству патриарха Иосифа, и в епископиях, и в монастырях! Люди набожные и ревностные, как сам составитель предисловия к Кормчей, сокрушались о сем и скорбели душою; но отделяться за сие от святой церкви не дерзали, как то делают ныне старообрядцы, отторгаясь от святой церкви за некоторые неисполнения в богослужении, и других поучая тому же, почему и впадают в грех раскола церковного, который не омывается и кровию страданий за Христа (Бес. Злат. на пос. к Еф. в правоуч.).

Продолжая указывать на противоречия современной новообрядческой церкви собору 1667 года, братчики предложили: Собор 1667 года заповедал всем и повсюду глаголати исповедание православной веры без прилога «истиннаго» и без всякаго изменения; аллилуия потрижды в четвертый «слава тебе Боже»; знаменатися «тремя первыми персты»; молитву Исусову читать: «Господи Иисусе Христе Боже наш помилуй нас», а наедине якоже кто хощет; просфоры печатать крестом, четвероконечным; благословлять народ «перстосложением именословным, и повелел покоряться святой восточной церкви и сему освященному собору, а кто ослушается сего повеления, предал страшной клятве (Деян. соб. 1667 г.). Приведя это братчики спрашивали: единоверцы следуют ли и покоряются ли этому соборному повелению?

В ответ на это Антонов говорит: Совопросники приводят только последнюю часть соборного определения 1667 года, а о первой его части, излагающей причины составления самого собора и приводимого определения, умалчивают. Но уяснить истинный смысл соборного определения только и можно из рассмотрения его в целом составе. Побудительною причиною, – продолжает далее Антонов, – к составлению собора и соборному определению послужили нестерпимые хуления лжеучителей на новоисправленные Богослужебные книги и чины, на церковь, иерархию ее и таинства. В доказательство этого ответчик делает выписку из Деяний собора: «нарицаху книги печатныя новоисправленныя быти еретическия и растленны, и чины церковныя, яже исправишася с греческих и древних российских книг, злословича» и проч. Из этого Антонов выводит заключение, что непокорники и ослушники соборного определения суть те лица, которыя хулят новоисправленные книги и чины, и злословят новообрядческих архиереев, а единоверцы покоряются определению собора, потому что считают церковь (новообрядческую) благодатною и таинства совершаемые ею спасительными.

Противники мои опять самые важные слова из моего ответа опустили. После приведенных ими слов: «и чины церковныя, яже исправишася с греческих и древних российских книг, зловиша» у меня в ответе непосредственно говорится:

«И весь архиерейский сан уничижиша, и возмутиша народ буйством своим, и глаголаша: церкви быти не церкви, архиереи – не архиереи, священники – не священники, так что во многих от народа мнение вниде, яко ересьми многими и антихристовою скверною осквернены церкви и чины, и таинства, и последования церковная. Сих ради вин и собрались на собор великороссийскаго государства все архиепископы и епископы.» Вот причина составления собора. Проверив новоисправленные книги по древним славянским и греческим подлинникам, собор нашел их право исправленными. «Испытахом, – говорят отцы собора, – подробно, чрез многое время, новоисправленныя и новопреводныя печатныя книги и старыя харатейныя славянороссийския рукописныя книги... и ничтоже стропотно, или развращенно, или вере нашей православной противно в новоисправленных в новопреведенных книгах обретохом, но все согласно со старыми славянороссийскими харатейными книгами». За сим и делается постановление об употреблении сих книг в великороссийской церкви: «книги, яже за повелением благочестивейшаго великаго государя, царя и великаго князя Алексия Михайловича и благословением и советом святейших вселенских патриархов исправишася и преведошася и напечаташася, Служебники и Потребники и прочия (зане суть право исправлены) цриимати и по них правити церковное все Божие славословие чинно и немятежно, и единогласно» (л. 4–5 на обор.); далее на непокоряющихся сему постановлению произносится суд отлучения от церкви, приведенный совопросниками. Итак, из рассмотрения соборного акта в целом его составе видно, что непокорники и ослушники соборного повеления суть те лица, которые, в противность собору, подобно первым расколоучителям, продолжают утверждать, что будто бы новоисправленные книги не исправлены, а искажены, наполнены ересями, и совершаемые по сим книгам чины и обряды суть еретические, что будто сии книги, почитаемые ими за еретические, не могут быть принимаемы в церковное употребление и принимать оные в церковное употребление есть будто бы тяжкий грех, – те лица, которые произносят хулу на церковь, иерархию ее и самые таинства. Единоверцы же покоряются, а не прекословят и не противятся определению собора, церковь считают благодатною и совершаемые ею таинства – спасительными, новоисправленные книги признают правильними и содержащиеся в них обряды и обычаи – спасительными, хотя сами, по долговременному обыкновению своему (якоже Василий Великий в книге о постничестве глаголет «яко долговременныя обычаи естественными бывают от усвоения»), с благословения и разрешения церкви содержат некоторые отличнее обычаи, употреблявшиеся прежде самою русскою церковию, о коих мудрствуют вполне согласно учению православной церкви. А что св. церковь имела власть сделать снисхождение единоверцам, разрешив им употребление любимых ими обычаев, хотя и отмененных собором, об этом мы уже говорили в предыдущем ответе, указав притом, что такого права у церкви не отвергают и сами главные ревнители раскола – Савватий и Перетрухин, с которыми наши совопросники должны согласиться».

Читатели видят, что ответ мой прерван моими возражателями на половине. Спрашивается: почему же так? Очевидно по невозможности что-либо возразить против представленных здесь доказательств законности единоверия. Посмотрим теперь, что возражают они.

Обвинение, какое возводит ответчик на вопросителей, не правильное, и защита им единоверцев своей церкви совершенно ложная. Во-первых, братчики привели не вторую часть соборного определения, как говорит Антонов, а первую. В первой части сего определения говорится о преданиях и обычаях, которые ввел Никон и вводил сам собор, и которые перечисляли братчики в своем вопросе. Во второй излагаются клятвы и анафемы на тех, кто не станет принимать этих новшеств. Приведем эту вторую часть, о которой братчики только упомянули, и затем рассмотрим оправдание Антонова. «Сие наше соборное повеление и завещание, – говорит собор вслед за перечислением указанных в допросе новшеств, – ко всем вышереченным чином православным предаем, и повелеваем, всем неизменно хранити и покорятися святой восточной церкви. Аще лиже кто, не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой восточной церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити и противлятися нам: и мы таковаго противника данною нам властию от всесвятаго, и животворящаго Духа, аще ли будет от священного чина, извергаем и обнажаем его всякаго священнодействия и проклятию предаем, аще же от мирскаго чина (будет), отлучаем, и чужда сотворяем от Отца, и Сына, и Святаго Духа: и проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника: и от православнаго всесочленения и стада, и от церкве Божия отсекаем, дóндеже уразумится и возвратится в правду покаянием. А кто не уразумится и не возвратится в правду покаянием, и пребудет во упрямстве своем и до скончания своего; да будет и по смерти отлучен, и часть его и душа, со Иудою Предателем, и с распеншими Христа жидовы, и со арием, и со прочими проклятыми еретиками. Железо, камение и древеса да разрушатся и да растлятся: а той да будет не разрешен и не растлен, и яко тимпан во веки веков аминь» (Соб. Деян. л. 6–7). Вот какую страшную клятву изрыгнул большой собор 1667 года. На кого же? Антонов, как мы слышали, говорит, что на каких-то хулителей какой-то церкви, и доказывает это выпиской из соборного Деяния, и упрекает вопросителей за то, что они не сполна привели соборное определение, не привели именно то, что приводит Антонов. Но, во-первых, вопросителям и не было никакой надобности приводить то, что привел Антонов, потому что это вовсе не определение соборное и не часть этого определения, как ложно выдает его Антонов¹⁸, а часть Деяний соборных, и притом оно не объясняет определений собора, а только показывает по каким причинам собор собрался, именно: по случаю беспорядков, бывших в то время в русской церкви, как объясняет сам собор¹⁹. Во-вторых, соборное определение с его клятвами относилось вовсе не к тем, коих собор считал раскольниками, а именно к тем, коих он считал православными. Он буквально говорит, обращаясь с перечислением новых обрядов: «заповедуем... всякому чину православных христиан» (а не раскольников); обращаясь же с клятвами после перечисления своих новшеств, он буквально, как мы видели, говорит: «сие наше соборное повеление и завещание ко всем вышереченным чинам православным (а не раскольникам) предаем». Ясно, что собор изрек свои клятвы и анафемы именно на таких православных христиан, как единоверцы, а вовсе не к тем, коих собор считал раскольниками. Ибо сии последние были осуждены раньше, еще на соборе 1666 г. Притом же – и это главное – в своем определении он решительно не упоминает ни о каких расколоучителях, а прямо говорит о православных, и только о православных христианах, к которым и обращает свое завещание с его ужасающими клятвами²⁰. Опровергается и то положение Антонова, что клятвы положены будто бы за хуление на их церковь. Ибо собор в своем определении решительно не упоминает ни о каких хулениях, а говорит только о том, что и привели вопросители в своем вопросе, то есть именно о том, что должно принять перечисленные им новшества: триперстное сложение, именословное благословение и проч. на место древних преданий. За непринятие именно этих, перечисленных новшеств, он и налагал свою клятву на всех православных христиан²¹;

Антонов приводил слова из соборного Деяния о том, что некоторые называли новообрядческих архиереев не архиереями, и ложно выдал их за часть соборного постановления вовсе не для того, чтобы уяснить истину, а чтобы затмить ее. В определении собора прямо говорится, что оно относится именно к православным христианам, не принимающим его новшеств, каковы и есть единоверцы, а Антонову хотелось перетолковать, что клятва лежит не на них.

С этою целью он часть соборных Деяний выдает за часть соборных определений, чем и вводит читателя в обман, да еще и укоряет вопросителей, что они не действуют так, как действует он.

«Обвинение, какое возводит ответчик на вопросителей (за опущение из внимания первой части соборного определения) не правильное, и защита им единоверцев своей церкви совершенно ложная». Так пишут обо мне мои возражатели. А я скажу, что напротив их собственное обвинение, взводимое на меня и единоверцев, неправильно и ложно. Они говорят: «Антонов упрекает вопросителей за то, что они не сполна привели соборное определение, не привели именно то, что приводит он. Но вопросителям и не было никакой надобности приводить то, что привел Антонов, потому что это вовсе не определение соборное и не часть этого определения, как ложно выдает его Антонов, а часть деяний соборных, и притом оно не объясняет определений собора, а только показывает по каким причинам собор собрался, именно по случаю беспорядков, бывших в то время в русской церкви, как объясняет сам собор». Итак, сознавшись теперь, что опущенные совопросниками, а мною в ответе приведенные слова составляют именно часть «предела освященнаго собора», «объясняют и показывают» причину как собрания собора, так и его определения, мои возражатели сами подтверждают, что я справедливо упрекнул совопросников за опущение этих слов, показывающих причину, ради которой собрался собор и произнес свое определение. Причиною собрания собора послужили «бывшие в то время беспорядки», как справедливо выразились сами мои обвинители, – беспорядки, произведенные первыми расколоучителями, распространившими в народе мнение, будто новоисправленные при патриархе Никоне книги суть «растленны и еретическия», будто «ересьми многими и антихристовою скверною осквернены церкви и чины, и таинства, и последования церковныя». И в вопросах эти хуления первых расколоучителей на церковь и ее таинства, изложенные в первой части соборнаго определения, как его причина, неприведены вопросителями совсем не потому, что «не было в том никакой надобности», как утверждают теперь мои возражатели, а потому, что они служат в обличение раскола. Ведь привели же теперь мои возражатели длинную выписку из определения, в которой не было никакой надобности. А почему привели? Потому, что в ней находят защиту раскола: «вот какую страшную клятву изрыгнул большой собор 1667 года!» – восклицают они.

«Антонов говорит (продолжают они), что клятвы эти положены на каких-то хулителей какой-то церкви и доказывает это выпиской из соборнаго деяния».

Выпиской не «из соборнаго деяния», а из «предела освященнаго собора» я доказывал, что страшные хулы и поношения первых расколоучителей, произнесенные не на «какую-тο церковь» (как дерзко пишут мои противники), а на церковь православную греко-российскую, послужили для собора основанием издать приведенное моими возражателями определение, и что непокорники и ослушники соборного повеления суть те лица, которые, в противность собору, подобно первым расколоучителям, продолжают утверждать, что будто бы новоисправленные книги не исправлены, а искажены, наполнены ересями, и совершаемые по сим книгам чины и обряды суть еретические, что будто сии книги, почитаемые ими за еретическия, не могут быть принимаемы в церковное употребление и принимать оные в церковное употребление есть будто бы тяжкий грех, – те лица, которые произносят хулу на церковь, иерархию ее и самые таинства. Единоверцы же, говорил я, покоряются, а не прекословят определению собора, новоисправленные книги признают правильными и содержащиеся в них обряды и обычаи – спасительными, хотя сами с благословения и разрешения церкви содержат некоторые отличные обычаи, употреблявшиеся прежде самою русскою церковию». Посему, изреченная собором клятва простираться на них не может и не простирается. Да она и положена на непокорников и противников церкви на время: дондеже уразумятся и возвратятся в правду покаянием.

Против этого противники мои теперь возражают мне: «собор заповедует не раскольникам, а всем православным христианам принять триперстное сложение, именословное благословение и пр. и за непринятие именно этих новшеств налагал свою клятву: ясно, – заключают они, собор изрек свои клятвы именно на таких православных христиан, как единоверцы».

Но учреждение единоверия явилось спустя 100 лет после собора 1667 года и потому единоверцы проклинаться им не могли. Не считались и не считаются церковию находящимися под клятвою собора и общеправославные за одно употребление известных обычаев, ибо как до учреждения единоверия, так и после учреждения его множество православных приходов разных епархий, в особенности же поволжских, всегда молились и молятся двуперстно, и считаются чадами единой православной церкви наравне с молящимися троеперстно. Я не утверждал того, что собор обращался с своим повелением исключительно к раскольникам и что употребление известных обрядов состоит вне запрещения его, каковую мысль совсем несправедливо навязывают мне мои противники, а утверждал и утверждаю, что единоверцы не подлежат клятве оного собора, и подлежать не могут за употребление известных обычаев, потому что употребление их им разрешено законною церковною властию, которая за то, что благословляет, проклинать не может и не проклинает.

Теперь читатели могут судить, справедливо ли мои возражатели говорят, будто я, приведя известные слова собора 1667 года, «ложно выдал их за часть соборнаго постановления» и сделал это «не для того, чтобы уяснить истину, а чтобы затмить ее». Не сами ли возражатели мои хотят ввести «читателя в обман», своими разглагольствиями о соборных клятвах с очевидным намерением «затмить, а не уяснить истину»?

Выше мы говорили о клятвах, что неправедная и особенно еретическая клятва обращается на самих проклинателей (разбор ответа на вопрос 9), и что поэтому предки новообрядцев, проклиная православных христиан за их православные обычаи, будучи притом сами еретиками, прокляли самих себя вместе с своими последователями. Клятва православных соборов на еретиков за их ереси есть ужаснейшая казнь. Анафема, – свидетельствует Фотий патриарх, – реченное проповедниками истины, есть страшное, бегания достойное, и из всех казней крайнее» (Послан. его 115 изд. 1651 года). Она простирается не на какое-либо определенное время, а на все времена: настоящее, прошедшее и будущее. Она кладется не на срок. Если, например, сказано седмым вселенским собором, что кто отвергает поклонение иконам, называя его идолопоклонством, да будет проклят (Деян. его стр. 610–612), то этой клятвой проклинаются не только современные седьмому вселенскому собору иконоборцы, но и все бывшие раньше его и будущие до скончания века. Так же и относительно всяких других клятв, изреченных праведно православными святыми соборами и святыми отцами. Так, например, клятва святых отец, изреченная святым Стоглавым собором на не молящихся двоеперстно лежит на всех таковых и будет лежать до скончания века. Вообще правильные, законные клятвы также вечны и непреложны, как вечная и не преложна положительная христианская истина, которая не может терпеть какой бы то ни было и в чем бы то ни было и малейшей примеси лжи, заблуждений и ересей к содержимому ею²².

Все это мы клоним к тому, чтобы сказать, что если клятвы собора 1667 года, наложенные на православных христиан за их православные обычаи²³ правильны и действительны: то они должны лежать и до настоящего времени на таких православных христиан, которые не принимают перечисленных собором нововводств, каковы и есть единоверцы.

Мы, старообрядцы, считаем эти клятвы собора безрассудными, неправильными, ложными, еретическими, и потому признаем, что эти страшные клятвы всецело обратились на самих проклинателей, которые, как еретики, по злобе на православных прокляли их.

Мало этого. Мы считаем, что эти клятвы еретиков уготовляют нам спасение, потому что проклинают неповинно за православные предания. «Анафема, – по свидетельству патриарха Фотия, – от врагов истины произнесенное, есть баснь и играние, и невинным вместо казней уготовляет неувядаемую и бессмертную славу» (Послан. его 115 изд. 1651 г.). Выше мы сказали, что клятва архипастырей кладется не на срок, не на какое-либо определенное время, а на все времена, в том числе и на прошедшее, простираясь на держащихся проклятого учения или предания не только в настоящее время, но и в прошедших временах. Это подтверждают и святые отцы. Когда Несторий патриарх Константинопольский, произнес клятву за православное учение о Богородице, то святый Кирилл патриарх Александрийский писал в одном послании так: «после сего что нам делать в православной церкви, когда на нас вместе с святыми отцами произносят анафему? Анафема произнесена на святых отцев, которые теперь пребывают с Богом. Несторий с своими сообщниками, предают проклятию, как нас живых, так и святых отцев отшедших уже к Богу» (см. Деян. вселен. соб., т. 1, стр. 419–420). Итак, если клятва собора 1667 г. действительна, то она простирается и на святых отец, державшихся тех преданий и обычаев, за которые собор наложил свои клятвы. Мы считаем ее не действительною, ложною, обратившеюся всецело на самих проклинателей и их последователей, но не на святых отец, в отношении которым она «баснь и играние», не на старообрядцев, которым она «уготовляет неувядаемую и безсмертную славу». Иногда новообрядцы возражают на это, говоря, что собор 1667 г. на святых отец не налагал клятвы. Но ведь и Несторий не налагал клятвы на святых отец. А между тем святый Кирилл свидетельствует, что она лежит и на святых отец. Клятва по самому ее существу не ограничивается временем, а простирается на всех, кои держатся или держались того, за что наложена клятва. Отсюда на сколько страшна истинная правильная клятва, наложенная за ереси, на столько ничтожна и безопасна для православных христиан ложная еретическая клятва, наложенная на них еретиками за православные предания и обычаи. Отсюда также ясно, что еретики в тот же момент, как проклинают православных христиан, отделяются от церкви не только настоящаго времени, но и от церкви прошедших времен, от церкви, торжествующей на небесах, от святых отец, на которых клятва еретиков тоже простирается, но разумеется отнюдь не поражает их, не отлучает их от церкви и от Бога_, а самих еретиков, произнесших ее, поражает и отлучает от церкви. Таким образом, новообрядцы в тот же момент как их соборы 1656–1667 гг. и иерархи произнесли клятву, анафему или отлучение православным христианам, сами отлучились от церкви и от святой Троицы, как они дерзали отлучить православных христиан. Итак, мы считаем клятвы собора 1667 г. за недействительные, за ничто для нас, потому что наложивших их признаем еретиками, которых слушать не должно²⁴.

Но единоверцы считают своих архипастырей-еретиков православными, и все их клятвы почитают за действительные, за правильные, а между тем сознательно не исполняют повелений собора 1667 г.²⁵, преступают его заповедания, делают то, за что он проклял и потому должны считать себя проклятыми, отлученными от святой Троицы и посланными во Иудино место, как определил сам собор 1667 г.

«Предки новообрядцев, проклиная православных христиан за их православные обычаи, будучи притом сами еретиками, прокляли самих себя вместе с своими последователями». Так говорят мои возражатели.

Но предки мнимых новообрядцев, то есть отцы собора 1667 года в своих определениях не сделали никакого повреждения, или нарушения догматов веры, преданных словом Божиим и утвержденных седмию вселенскими соборами, ибо и сами старообрядцы по сие время, в течение более 200 лет, никаких догматических погрешностей указать за церковию не могли. Значит, они были православные, а не еретики, как совсем несправедливо и дерзко называют их мои возражатели. А будучи православными, никого за православие проклинать не могли и не проклинали. Чрез исправление обрядов, с наложением клятвы на неприемлющих сие исправление, не могли они повредить православие и не повредили. Ибо и в древлеправославной церкви по обрядовому вопросу, например, о времени празднования Пасхи, налагалось отлучение от церкви на тех, кто не послушает церковного о сем определения; но церковь чрез это не теряла православие, о чем нами достаточно сказано в рассмотрении разбора на 9 ответ. Здесь заметим только, что, объявляя клятву Стоглавого собора «вечно до скончания века» лежащею «на всех не молящихся двоеперстно», возражатели мои должны признать древнюю восточную и Киевскую церкви проклятыми, еретическими, так как они вопреки клятве Стоглавого собора употребляли и повелевали употреблять троеперстное сложение, что признают в своем Окружном Послании и самые пастыри старообрядцев, у которых мои возражатели состоят под пасением, и нынешний их именуемый епископ Арсений Уральский, говоря: «триперстное знаменовение прежде было до Никона патриарха в греках, от которых и Никон принял сию новость» (см. кн. об антихр. напечат. им. в Яссах, стр. 245). Итак, в силу своих собственных слов возражатели мои должны или признать восточную и древлерусскую церкви состоящими под проклятием Стоглавого собора на крестящихся двуперстно, или же счесть проклятие этого собора не действительным, не вечным. Если же они не решатся осудить и подложить под проклятие Стоглавого собора оные святые церкви, то не могут осуждать и нынешнюю греко-российскую церковь за данное единоверцам благословение употреблять двуперстие, а также и единоверцев за употребление двуперстия, хотя оно и было запрещено собором 1667 года. Нет, не единоверцы, употребляющие старые обряды по благословению церкви, а сами возражатели мои находятся под клятвой древлероссийской церкви. Ибо изданная сею церковию книга Номоканон говоритъ: «не достоит просту человеку укорити священника, или запрещати, или поношати, или обличати в лице, аще негде и истина суть. Аще же посягнет сие сотворити простолюдин, сиречь простый человек, да есть анафема, и да изгнан будет из церкви, отлучен да есть от св. Троицы, и послан будет во Иудино место» (прав. 121). А мои возражатели именно укоряют, поношают и осуждают бездоказательно в мнимом еретичестве не одного иерея, а всю вселенскую церковь, и тем подлагают себя под страшную оную клятву святой древлеправославной церкви.

«Клятвы правильныя, законныя так же вечны и непреложны, как вечна и непреложна положительная христианская истина», говорят мои противники.

Неправда. Сами по себе клятвы не суть христианская истина, а служат только к охранению христианской истины и налагаются на нарушителей ее и непокорников церкви до времени раскаяния их в своем заблуждении. А когда нарушители истины оставляют свое заблуждение и принимают истину, тем самым освобождаются от положенной на них клятвы, которая для них и прекращается» Если признать ее вечно действующею, то значило бы заградить дверь покаяния для заблуждающихся, а это было бы противно учению Христову: грядущаго ко мне не изжену вон.

«Если клятва собора 1667 года, продолжают мои возражатели, действительна, то она простирается и на святых отец, державшихся тех преданий и обычаев, за которые собор наложил свои клятвы».

И опять неправда. Собор, произнося клятву на непокорников церкви, существовавших в его время, ограничил продолжение ее сими словами: «дондеже уразумится», то есть доколе не признают, что церковь нимало не повредила благочестия исправлением богослужебных книг и обрядов. Единоверцы это и признают; а раскольники не признают: на раскольников и простирается оная клятва, а на единоверцев не простирается.

Далее возражатели мои говорят: «Иногда новообрядцы возражают, что собор 1667 года на св. отец не налагал клятвы. Но ведь и Несторий не налагал клятвы на святых отец, а между тем св. Кирилл свидетельствует, что она лежит и на святых отец».

Но Несторий, будучи сам еретик, произнес клятву, действительно «за православное учение о Богородице»: «кто, проповедывал он, говорит, что Мария есть Богородица, тот анафема» (Деян. всех. соб. т. 1, стр. 419–40). Отцы же собора 1667 года, будучи сами православными, произнесли клятву на непокорников церкви на неправославное учение, что якобы она чрез исправление книг и некоторых обрядов лишилась благодати Святого Духа, и стала еретическою. «Какое же тут может быть сходство» у православных отцев собора 1667 года с еретиком Несториемъ? «решительно никакого, одно только резкое различие».

«Новообрядцы, говорят далее мои возражатели, – в тот же момент, как их соборы 1666–67 годов и иерархи произнесли клятву – анафему или отлучение православным христианам, сами отлучились от церкви и от святой Троицы, как они дерзали отлучить православных христиан».

Но отцы сих соборов, как мы сказали уже, будучи сами православными, отлучать православных христиан за православие не могли и не отлучали, равно и сами отлучиться от истинной церкви и св. Троицы не могли. И как не поняли мои возражатели, что, говоря это, они должны признать еретиками, отлученными от святой Троицы, и значит лишенными благодати священства, и своих прежних и ныне существующих попов и епископов, ибо ж они произошли от этих, по их мнению, отлученных от св. Троицы епископов: таковы были их беглые попы, таков Амвросий, пришедший к ним от греко-российской церкви, таковы происшедшие от Амвросия их архиереи и попы. Итак, несправедливым обвинением пастырей православной церкви в отлучении от святой Троицы мои возражатели произнесли суд и своим пастырям, что они не суть истинные пастыри, а простые миряне, не имущие сана священства, выдающие себя ложно за священников, каковые церковию осуждаются быти горши и самых нечистых бесов «преобразующихся во ангела света, но не сущих».

«Мы считаем клятвы собора 1667 года за недействительныя, за ничто для нас, – говорят в заключение мои возражатели, – потому что наложивших их признаем еретиками, которых слушать не должно. Но единоверцы считают своих архипастырей-еретиков православными, и все их клятвы почитают за действительные, за правильные, а между тем сознательно не исполняют повелений собора 1667 года, преступают его заповедания, делают то, за что он проклял, и потому должны считать себя проклятыми, отлученными от св. Троицы и посланными во Июдино место, как определил сам собор».

Но собор, как мы сказали, ограничил свою клятву на отлученных словами: «дондеже уразумятся». Единоверцы уразумели, что при соборном исправлении Богослужебных книг разсуждения соборов касались только обрядов, а не догматов веры, что поэтому отцы соборов и современная им греко-российская церковь в догматах веры погрешить не могли, и не погрешили, так как обряды не суть вера и различие обрядов, по свидетельству св. Григория Двоеслова, не вредит единости веры (посл. 41 к Леондру): посему, как на вразумившихся, клятва соборная на них не простирается. А мои возражатели и все их общество старообрядцев доселе находятся в неразумии, утверждая, что якобы при патриархе Никоне русскою церковию изменено древнее благочестие и принято еретичество, что церковь якобы лишилась благодати освящающей и спасающей, и не исповедуемое обрядами, а самые обряды ставят в неизменные догматы веры, являя себя чрез то вводителями новых догматов, каковые люди осуждаются и проклинаются св. церковию (см. 1 пр. шест. всел. соб.): посему на них справедливо остается и должна пребывать (дондеже вразумятся) соборная клятва, хотя бы они и считали ее за ничто.

Считаем нужным возвратиться к опровержению главного положения Антонова, что собор будто бы наложил клятву на тех лиц, «которые произносят хулу на Церковь». Утверждая это, Антонов и подобные ему оправдатели новообрядческой церкви, хотят навязать собору 1667 года прямейшую безсмыслицу. Собор был не на столько глуп, чтобы судить за то, в чем сам виновен, во-первых. Всегда и постоянно еретики православных хулили, называя их еретиками, раскольниками, а себя оправдывали; православные же еретиков хулили, называя их еретиками, лжеучителями, а себя оправдывали. Но никогда не случалось, чтобы православные или даже еретические соборы судили своих противников именно за хуления на них (?). Такое осуждение просто не имело бы смысла. Так и здесь. Если старообрядцы и хулили новообрядцев, называя их еретиками, а некоторые, смотря на жестокие и возмутительные действия последователей Никона, дерзавших даже сожигать священные книги, называли их быть может и еще как (!), то ведь известно, что и новообрядцы хулили старообрядцев, называя их еретиками, арменоподражателями, раскольниками. И так, обоюдные укоризны, обоюдные ругательства и хуления взаимовраждебных сторон не есть ересь, а просто выражение большего или меньшего отвращения к предмету порицания. А соборы, как известно, судили только за ереси действительные или мнимые. Еретик, хоть бы не только не хулил, но и хвалил церковь, а держался бы своих ересей, подлежит клятве и осуждению собора, произнесенному за эти ереси. И так собор 1667 года не мог осудить за хуления никого. Такое осуждение, повторяем, просто не имело бы смысла. И собор этот действительно за хуления не судил, ибо во всем его определении, как мы уже упоминали, нет и намека, чтобы он судил кого-либо за хуления церкви или еще чего. Таким образом положение ответчика, что собор наложил клятву будто бы за какие-то хуления, а не за то, что он считал ересями и что перечислил в своем осудительном акте, оказывается решительно безосновательным.

Так же ни на чем не основаны и уверения Антонова, что будто бы единоверцы потому не подлежат клятве собора, что не хулят новообрядческой церкви и совершаемые ею таинства признают спасительными. Ибо, как это уже доказано, собор наложил клятву вовсе не за хуления, а за непринятие перечисленных им новшеств: триперстного сложения, трегубого аллилуия и проч., чего именно и не принимают единоверцы.

Скажем еще и относительно покорности единоверцев соборному определению. Покоряться и следовать соборному определению значит принимать то, что оно предписывает. Другого способа покорности и послушания мы не знаем. Собор же определил обязательно принимать все перечисленные им новшества: триперстное сложение, именословное благословение и прочее, что указано выше в самом вопросе. Между тем единоверцы ничего этого не принимают, а считаются православными. Собор же относил свои клятвы именно к православным христиан, которые осмелились бы не принять его новшеств; этих он и считал непокорниками, которые по его суду должны быть посланы в ад к самому Иуде-предателю. Что собор 1667 г. положил клятву на всех не принимающих его новшеств, и что под словом покорность он разумел именно принятие этих новшеств, это подтверждают и новообрядцы, добросовестно исследовавшие занимающий нас предмет. Один из них говорит: «Собор 1667 года безусловно повелел принять новоисправленный обряд под угрозой подвергнуться, в случае сопротивления, отлучению от церкви и соборной клятве, при чем под сопротивлением разумелось именно нежелание принять предлагаемый собором, вместо прежняго, новоисправленный обряд. Тот, кто этого обряда не принял бы, тем самым уже явил бы себя такого рода непокорником и противником, на которого простиралась соборная клятва» (Современ. церк. вопр. стр. 288).

Итак, единоверцы, не принимая новоисправленный обряд вместо старых обрядов, являются этим самым противниками соборного определения, и неизбежно подпадают под его страшные клятвы, отсылающие их в самый ад.

Итак, одно из двух: или клятвы собора действительны, и в таком случае прокляты единоверцы, как не принимающие тех обрядов, которые он безусловно повелел принимать всем православным христианам, или если единоверцев не поражают эти клятвы, то недействительны, бессильны, ложны, какими их признают старообрядцы, и в таком случае сам собор, их произнесший должен почитаться не православным собором, равно как и последующий ему. Другого исхода для новообрядцев в этом случае нет и быть не может, если они хотят быть хотя не служителями истины, то по крайней мере добросовестными или прямодушными. В противном случае вся их апологетика и полемика против старообрядцев обречены на вечное самопротиворечие и путаницу, на всегдашнюю ложь и обман, как это было до сего времени²⁶.

Святые отцы поучают смотреть не на пишемое только, но и на вину пишемого; а мои возражатели, напротив, не обращают внимания на вину издания приводимого ими соборного определения. Виною сему определению послужили, как уже сказано, страшные хуления расколоучителей не только на новоисправленные книги, но и на самую церковь православную. Противники же мои, в видах поддержания раскола, тщатся это опровергнуть, – говорят: «собор 1667 года не мог осудить за хуления никого, и собор этот действительно за хуления не судил. Ибо во всем его определении, как уже упоминали, нет и намека, чтобы он судил кого-либо за хуления церкви, или еще чего».

Напротив, из Деяний собора ясно, что суд был произнесен именно за хуления на церковь, ее учение и священные обряды. Там говорится: «вопрошен (диакон Феодор) о святом символе благоисправленном: аще его держит? и он обхуди и похули символ святый новоисправленный. Еще вопрошен о святом аллилуия по трикраты чтемом с приложением слава тебе Боже: аще лобзает? и то он хульными укори словесы своими. Напоследок вопросиша его архиереи о триех перстов первых согбении в крестном знаменовании: како он мудрствует? он же отрыгнул ответ сицев, яко вся сия прелестию сатаниною чрез Никона суть развращенна. Тогда начаша его архиереи увещати с любовию, да приидет в чувство, и показаша ему, яко вся по преданию св. отец благочестно исправишася. Он же, от князя тьмы помрачен сый во уме своем, ничесому же внимаше, но во своем упорстве укрепляшеся... Освященный же собор видя его непокорение суди яко уд гангреною растленный отсещи, да не прочия здравыя повредит уды» (Деян. соб. 1666–67 годов). Подобное же говорится и о прочих привлеченных к суду расколоучителях. Итак, противники мои несправедливо утверждают, что якобы отцы помянутого собора никого не судили и не могли судить за хуления церкви.

«Еретик, – продолжают они, – хоть бы не только не хулил, но и хвалил церковь, а держался бы своих ересей, подлежит клятве и осуждению собора, произнесенному в ереси. Таким образом положение ответчика, что собор положил клятву будто бы за какие-то хуления, а не за то, что он считал ересями и что перечислил в своем осудительном акте, оказывается решительно безосновательным».

Нет, – не мое, а самих моих возражателей, «положение», что будто бы собор 1667 года известные обряды считал ересями и за содержание оных мнимых ересей произнес клятву, «оказывается решительно безосновательным». Ибо в указываемом ими осудительном акте ни двуперстие, ни двоение аллилуйя, ни седмипросфирие, хотя отменены, но ересями не признаны, как совсем несправедливо утверждают мои противники.

«Также, – говорят они, – ни на чем не основаны и уверения Антонова, что будто бы единоверцы потому не подлежат клятве собора, что не хулят новообрядческой церкви и совершаемые ею таинства признают спасительными. Ибо, как это уже доказано (?!), собор наложил клятву вовсе не за хуления, а за непринятие перечисленных им новшеств: триперстного сложения, трегубого аллилуйя и пр., – чего именно и не принимают единоверцы».

И опять не мое, а моих возражателей «уверение», что якобы единоверцы за употребление отмененных собором обрядов находятся под клятвой, ни на чем не основано. Ибо клятва была положена на противников церкви «дондеже уразумятся»; и единоверцы, как уже сказано, вразумились, что исправлением книг и обрядов благочестие нимало не повреждено, и отмененные обряды употребляют по благословению церкви, которая в этом сделала им снисхождение, имея к тому основание в примере св. отцов.

«Одно из двух, – говорят далее мои возражатели, – или клятвы собора действительны, и в таком случае прокляты единоверцы, как не принимающие тех обрядов, которые он безусловно повелел принимать всем православным христианам, или если единоверцев не поражают эти клятвы, то не действительны, бессильны, ложны, какими их признают старообрядцы, и в таком случае сам собор их произнесший должен почитаться неправославным собором, равно как и все последующие ему. Другого исхода для новообрядцев в этом случае нет и быть не может, если они хотят быть хотя не служителями истины, то по крайней мере, добросовестными или прямодушными. В противном случае вся их апологетика и полемика против старообрядцев обречены на вечное самопротиворечие и путаницу, на всегдашнюю ложь и обман, как это было до сего времени».

Напротив, не наша православная «апологетика и полемика» против раскола, а их, старообрядцев, апологетика и полемика против церкви православной «обречены на вечное самопротиворечие, путаницу и на всегдашнюю ложь, как это было до сего времени», и, как видно, долго еще будем. Ибо они, апологеты раскола, обвиняют церковь православную, ни в чем не изменившую древнему благочестию, в лишении православия, не представляя на это из слова Божия никаких свидетельств и доказательств. Скажу еще в обличение моим противникам: из истории церковной мы видим, что клятвы некоторых соборов церковию были признаны не действительными, а произнесшие их считались православными. Так благочестивый папа Виктор, во втором веке, положил соборне проклятие на малоазийские церкви за содержание преданнаго св. Апостолом Иоанном Богословом обычая праздновать Пасху в 14 день луны; но за такое действие он и римская церковь не были признаны еретичествующими, а напротив, всеми почитаем он был за православного патриарха, равно как таковою признавалась и римская церковь. Святой Ириней епископ Лионский, и некоторые другие отцы церкви правда зазирали Виктора за такое проклятие (см. Книгу о вере, л. 199 на обор.); на отнюдь не находили в нем основания к отделению от Римской церкви. Св. Ириней писал Виктору: «разногласят не только об этом дне, но и о самом образе поста: ибо одни думают, что должно поститься один день, другие – два, а иные больше; притом, некоторые мерою своего дня почитают сорок дневных и ночных часов. Такое различие в соблюдении поста произошло не в наше время, но гораздо прежде, – у наших предков, которые вероятно не соблюдали в этом большой точности и простой, частный свой обычай передавали потомству. Тем не менее, однако ж все они сохраняли мир, и мы живем между собою в мире, и разногласием касательно поста утверждается согласие веры... Пресвитеры, жившие до Сотира и управлявшие тою церковию, которою ты ныне управляешь, именно: Аникита, Пий, Игин, Телесфор и Ксист, как сами не соблюдали этого обычая в праздновании Пасхи, так и своим не позволяли соблюдать его. Несмотря, однако же, на это несоблюдение, они тем не менее сохраняли мир с братиями, приходившими к ним из тех церквей, в которых тот обычай был соблюдаем, хотя соблюдение его для не соблюдавших должна было казаться весьма странным. За этот обычай никто и никогда не был отвергаем; напротив, те самые, не соблюдавшие его и предшествовшие тебе пресвитеры, братиям, приходившим из других, соблюдавших его, епархий, посылали евхаристию. Когда блаженный Поликарп при Аниките приходил в Рим, то оба они и касательно других предметов немного спорили между собою, но тотчас согласились, а об этом вопросе и спорить не хотели: потому что ни Аникита не мог убедить Поликарпа – не соблюдать того, что он всегда соблюдал, живя с Иоанном, учеником Господа нашего, и обращаясь с другими Апостолами, ни Поликарп на убедил Аникиту – соблюдать, ибо Аникита говорил, что он обязан сохранять обычай предшествовавших себе пресвитеров. Несмотря на такое состояние дела, они однако же находились во взаимном общении, так что Аникита, по уважению к Поликарпу, позволил ему совершать в своей церкви евхаристию; и оба они расстались в мире, равно как в мире со всею церковию находились и соблюдавшие тот обычай и не соблюдавшие» (Ист. цер. Евсев. Памфила). Вот какое древние отцы прилагали старание о сохранении мира церковного, уступая друг другу в обычаях! А противники мои, вопреки примеру святых отец, уступку, сделанную церковию единоверцам в употреблении любимых ими обычаев, стараются назвать беззаконием и за нее обвинить церковь в лишении православия. Достойно ли это благоразумных людей? На Ефесском соборе, известном под именем – разбойнического, Диоскор стал на сторону Евтихия, а с ним и весь собор, кроме папских легатов, постановил исповедовать во Христе едино естество, а не два, и на исповедующих во Христе два естества произнес клятву, патриарха Флавиана лишил священства, а Диоскор нанес ему такие побои, от которых он вскоре и умер. Оный нечестивый собор считался год и одиннадцать месяцев собором вселенским, и под деяниями его были подписи даже некоторых св. мужей, как наприм. Ювеналия Иерусалимского (см. Деян. всел. собор.). Подобно сему и на соборе иконоборцев, числившемся шестьдесят лет вселенским, отвержено было иконопоклонение и на поклоняющихся св. иконам произнесена клятва (см. там же). Впоследствии клятвы сих нечестивых соборов церковию, разумеется, признаны были не действительными, а произнесшие их, кроме упорных, не сочтены еретиками, напротив, признаны православными, коих и хиротония была принимаема. Если за произнесенную по тому или иному случаю неправедную клятву счесть всех произнесших ее еретиками, как это признают мои возражатели, то пришлось бы признать еретиками и многих св. отцов древней церкви.

Теперь обратимся к защищаемому моими противниками обществу старообрядцев. Известно, что учредитель ныне существующей у старообрядцев иерархии Амвросий митрополит, грамотою от 28 ноября 1863 года, признал изложенное в Окружном Послании учение полезным и всех уничтожителей Послания предал анафеме. Согласно Амвросию и Аркадий Славский писал: «отрещися Окружнаго Послания, есть отрещися и словес в нем написанных, то есть имени Господа нашего Иисуса Христа, отрещися и безкровныя жертвы, яже будет до скончания века, отрещися и того, что врата адова не одолеют церкви Христовой». Но Московский духовный совет несколько раз отрекался от Послания, предавал и предает его уничтожению; а Белокриницкий собор, бывший 8 июля 1868 года, назвал Окружное Послание ложным писанием, и не только уничтожил его, но произнес отлучение и проклятие на тех, кто будет принимать его. Значит, Духовный Совет, и все теперешние именуемые епископы старообрядцев, предавшие Окружное Послание уничтожению, находятся под осуждением и клятвой митрополита Амвросия; а если между ними есть искренние ревнители послания, то они находятся под клятвою Белокриницкого собора. Таким образом все именуемые окружники, составляющие, по мнению моих противников, истинную церковь Христову, находятся под клятвою, друг на друга произнесенною. После этого моим противникам надлежало бы оставить недостойную работу в изыскании у православных писателей несогласий и противоречий, касающихся не догматов веры, а некоторых обрядовых преданий, каковые несогласия бывали и у древних пастырей церкви, но нимало не повреждали православия церкви, коей пастырями они состояли, а лучше было бы обратить внимание на самих себя и свою собственную именуемую церковь, облеченную в клятву, как в одежду.

Ответчик доказывал доказывал, что собор 1667 года, будто бы не запретил употребление старых обрядов и что единоверцы будто бы слушают его определений, и наконец стал доказывать, что святая (то есть никонианская) церковь имела власть сделать снисхождение единоверцам, разрешив им употребление любимых ими обычаев, хотя и отмененных собором. В доказательство этого он приводит свидетельство из Барония: «Апостолы аще и установили в неделю пасху праздновати, обаче иным, с июдеями празднующим, не противились, но им снисхождаху; наипаче тем, иже от июдей бяху, которых обычаи наследницы оставити не хотяху» (лето Госп. 167).

Проводит он и еще одно свидетельство уже самого собора 1667 года в доказательство того, что современные архипастыри новообрядства, дозволив единоверцам употреблять отмененные им обычаи, будто бы не противоречат ему: «Церковь имеет многия указания от древности преуспевать на лучшее; это видно из того, что и в прежнее время соборы без всякого зазора обличали и добре исправляли несовершенно изложенные правила от прежде бывших сборов, исправляли на лучшее даже апостольския узаконения, и церковь не стужает о сем, пачеже похваляет, и на будущее время образ подает исправлять друг друга» (Деян, соб. гл. 10). Итак, продолжает Антонов, – единоверцы не ослушники, а покорники святой восточной церкви, ибо они употребляют обрядовые особенности не вопреки, а по благословению церкви.

В разборе ответа на первый вопрос мы показали, что праздновавшие пасху с Иудеями делали неправильно, погрешали в празднике, как засвидетельствовал св. Афанасий великий (част. 3 его твор.). А в разборе ответа на 9 вопрос мы показали, что держаться иудейских и подобных им обычаев для христиан отнюдь непозволительно. Здесь скажем относительно приведённого ответчиком примера о праздновании пасхи следующее.

Если обычай празднования пасхи с Иудеями, бывший вопреки положительному апостольскому учению о сем, и терпелся в древней христовой церкви, то это было тогда, когда церковь переходила от закона к благодати, и до тех пор, пока не был соборне отыскан истино-апостольский обычай празднования пасхи. После же того как был отыскан и утвержден истинно-апостольский обычай, а неистинно-апостольский иудейский обычай был отвергнут на первом вселенском соборе, церковь никаких уступок и снисхождений празднующим пасху с иудеями не делала, а прямо объявила таковых еретиками, назвав их четыренадесятниками. И никогда после этого не благословляла им праздновать пасху с иудеями, а при переходе их в церковь, во-первых, требовала от них отречения от этого заблуждения, проклятия своих ересей. А новообрядцы, наоборот, после того как, объявили на своих соборах и не на соборах всех держащихся старых обрядов проклятыми еретиками и самые обряды еретическими, чрез сто тридцать лет благословили употреблять те самые обряды, которые признаны ими еретическими, и тем людям, которых признали еретиками. Какое же есть, тут сходство отношений древней церкви к отвергнутым ею обычаям и еретикам, держащимся сих обычаев с отношениями новообрядческой церкви к отвергнутым ею обычаям и держащимся сих обычаев? Решительно никакого. Одно только резкое различие.

А что до приведённого ответчиком рассуждения самого собора 1667 года о том, что одни соборы исправляли или отменяли некоторые постановления других соборов, то Антонов привел его здесь совершенно не к делу. Ибо собор высказал это свое суждение вовсе не к тому, что можно употреблять воспрещенные им книги и обряды, а для того чтобы оправдать свое незаконное отменение постановлений святого стоглавого собора, под клятву которого он неизбежно подпал вместе с своими последователями. Если и можно что взять из этого рассуждения собора в пользу новообрядческой церкви в ее противоречии самой себе, так это то, что новообрядцы должны отменить клятву собора 1667 года, наложенную на таких православных христиан, как единоверцы, – отменить, как он отменил постановление святого стоглавого собора. Так понимают это рассуждение собора и более благоразумные из новообрядцев. Профессор Нильский говорит, «что определение и клятву собора 1667 года» необходимо, говоря словами самого собора, «разрешить и разрушить», то есть поступить с нею так, как собор 1667 года поступили с клятвою собора 1551 года (стоглавого) (сборн. Проток. Общества Люб. Духов. просвещения).

Итак, эти два свидетельства нисколько не оправдывают и не закрывают указанных противоречий новообрядческой церкви самой себе, в кои она впала, и проклиная, и благословляя в одно и то же время содержание старых обрядов.

И ничем она этого противоречия не оправдает до тех пор, пока не отменит беззаконных клятв своего собора, – клятв, коих сам Никон назвал безрассудными. (Истор. рус. госуд. Соловьев т. 11).

Антонов говорит еще, что единоверцы потому правы, что им употреблять старые обряды благословила церковь (учащая конечно, потому что учимая благословлять не может). Но если это так, если единоверцы содержат старые истинно-православные обычаи по благословению церкви, то интересно знать, как они содержат крест, Евангелие и иконы по благословению церкви, или еще почему-либо? Выходит так, что если вдруг новообрядческая учащая церковь не благословит единоверцам содержать Евангелие или иконы, то они и обязаны не содержать их. Единоверцы вероятно и в Бога веруют по благословению церкви учащей. А мы, старообрядцы, – содержим все, что содержала святая церковь древних времен, начиная с веры в Бога и любви к нему, не по чьему-либо благословению и не вопреки кому-либо, а потому, что оно истинно и спасительно, и не нуждаемся на это ни в чьем благословении, как не страшимся за это ничьих проклятий. Действовать так по отношению к старым обрядам требует и приводимый далее ответчиком пример, который он незаконно прикладывает к единоверцам.

Возражатели говорят о мне, что я «доказывал-доказывал, что собор 1667 года будто бы не запретил употребление старых обрядов, а наконец стал доказывать, что церковь имела власть сделать снисхождение единоверцам, разрешив им употребление любимых ими обычаев, хотя и отмененных собором».

Но я не наконец, а и сначала, и всегда доказывал и доказываю, что для спасения чуждающихся церкви душ святая церковь, справедливо дозволила употреблять единоверцам прежде запрещенные обряды, и всегда приводил в оправдание этого примеры св. отцев. Здесь я привел свидетельство из Барония: «Апостолы аще и установили в неделю Пасху праздновати, обаче иным, с июдеями празднующим, не противимся, но им снисхождаху: наипаче тем, иже от июдей бяху, которых обычаи наследницы оставити не хотяху» (лето Господне 167).

Против этого противники мои возражают: «Если обычай празднования Пасхи с иудеями, бывший вопреки положительному апостольскому учению о сем и терпелся в древней Христовой церкви, то это было тогда, когда церковь переходила от закона к благодати».

Но от закона к благодати новоблагодатная церковь Христова перешла в начале ее создания Зиждителем церкви Иисусом Христом; а празднование Пасхи не в день воскресный совершалось малоазийскими церквами и другими христианами в продолжение трехсот лет от начала создания церкви Христовой. Посему утверждать, что в продолжение означенного времени церковь Христова переходила от закона к благодати, не значит ли первенствующую церковь Христову считать несовершенною, а, следовательно, и Устроителя ее, Главу церкви Иисуса Христа, несовершенным? Вот какое нечестие заключается в словах моих противников!

Они продолжают: «Терпелся означенный обычай до тех пор, пока не был соборне отыскан истинно апостольский обычай празднования пасхи. После же того как был отыскан и утвержен истинно-апостольский обычай, а не истинно-апостольский иудейский обычай был отвергнут на первом вселенском соборе, церковь никаких уступок и снисхождений празднующим пасху с иудеями не делала, а прямо объявила таковых еретиками, назвав их четыренадесятниками, и никогда после этого не благословляла им праздновать пасху с иудеями; а новообрядцы наоборот, после того, как объявили на своих соборах и не на соборах всех держащихся старых обрядов проклятыми еретиками, и самые обряды еретическими, чрез сто тридцать лет благословили употреблять те самые обряды, которые признаны ими еретическими и тем людям, которых признали еретиками».

Нет, св. отцы совсем не потому запретили празднование пасхи в 14 день луны, что на соборе якобы признали его не апостольским, а иудейским обычаем, а потому, что в одно и то же время одни христиане праздновали пасху, а другие постились, от чего происходило большое неудобство. В устранение сего неудобства св. отцы и согласились сделать постановление об единовременном праздновании пасхи, коему воспротивился сначала только некий мирянин Авдий с небольшим количеством людей, как нечто подобное было и у нас в России при патриархе Никоне, когда воспротивились несколько священных лиц книжному исправлению и отделились от церкви. А что отмененный обычай был не еретический, а апостольского происхождения, об этом в церковной истории Евсевия Панфила свидетельствуется так: «Между азийскими епископами, которые твердо стояли в том, что должно сохранять древний, преданный им обычай, главное место занимал Поликрат. В своем послании к Виктору и Римской церкви, он излагает дошедшее до его времени предание следующими словами: Мы празднуем этот день непогрешительно, ничего не прибавляя и не отнимая. В Азии погребены великие начало-вожди, имеющие воскреснуть в день пришествия Господня, когда облеченный славою Господь приидет с неба и воскресит всех святых: Филиппа, одного из двенадцати Апостолов, погребенного в Иераполисе, двух дочерей его, состарившихся в девстве, и третию его дочь посвятившую себя в жизни св. Духу, и почившую в Ефесе; также Иоанна, который возлежал на персях Господа, был священником и носил дщицу, был исповедником и учителем, и погребен в Ефесе, – равным образом Смирнскаго епископа и мученика Поликарпа, Евменийского епископа и мученика Фрасея, почившего в Смирне... Все они праздновали пасху по Евангелию, в четырнадцатый день, ни в чем не отступая от правила веры, но во всем держась его. Так поступаю и я, Поликрат, наименьший из всех вас, – и поступаю по преданию своих родственников, которых был наследником. А из родственников моих считается семь епископов, я осьмой, – и они всегда праздновали пасху в тот день, когда народ оставлял квасный хлеб. Вот уже мне, братия, шестьдесят пять лет о Господе; я имел сношения с братиями во всей вселенной, прочитал все священное писание, – и угроз не боюсь. Старшие меня говорили: повиноватися подобает Богови паче, нежели человеком» (Деян.5:29). Потом он пишет о присутствовавших в то время и единомыслящих с ним епископах и говорит так: «Мог бы я упомянуть и о соприсутствующих мне епископах, которые созваны мною, по вашему совету, но если бы написать их поименно, то имен оказалось бы великое множество. Посетив меня нижайшего, они одобрили мое послание, ибо знали, что я не напрасно ношу на голове седины, что я всегда жил в Господе Иисусе» (Цер. Ист. Евсевия Памф.). Из сего свидетельства ясно, что обычай празднования пасхи в 14 день луны был истинно-апостольский, а не иудейский, как несправедливо пишут мои противники, облыгая отцев первого вселенского собора, яко бы и они признали его за иудейский обычай.

Из истории не видится того, чтобы четыренадесятники обращались к церкви с просьбою об оставлении им их обычая в праздновании пасхи, подобно тому, как единоверцы просили разрешить им употребление любимых ими обычаев, каковые собором хотя и были запрещены, но не признаны еретическими, а потому и позволить их употребление церковь имела полное право, которое имеет основание в примерах св. Апостол и св. отец, – примерах, представленных мною выше. Посему, обвиняя православную церковь за оказанное снисхождение единоверцам, противники мои с нею вместе обвиняют и св. Апостолов и св. отец, ради пользы церкви делавших снисхождение в обычаях церковных.

На указание мое, что «и сам собор 1667 года свидетельствует: «Церковь имеет многия указания от древности преуспевать на лучшее; это видно из того, что и в прежнее время соборы без всякого зазора обличали и добре исправляли не совершенно изложенные правила от прежде бывших соборов, исправляли на лучшее даже апостольские узаконения, и церковь не стужает о сем, паче же похваляет, и на будущее время образ подает исправлять друг друга» (Деяние соб. 1667 г. гл. 10), – противники мои возражают следующим: «Что касается приведеннаго ответчиком рассуждения самого собора 1667 года о том, что одни соборы исправляли или отменяли некоторыя постановления других соборов, то Антонов его привел здесь совершенно не к делу. Ибо собор высказал это свое суждение вовсе не к тому, что можно употреблять воспрещенные им книги и обряды, а для того, чтобы оправдать свое незаконное отменение постановлений святого стоглаваго собора, под клятву которого он неизбежно подпал вместе с своими последователями».

Но собор 1667 г. «с своими последователями», не мог подпасть под клятву стоглавого собора, потому что в этом случае он вполне следовал и стоглавому собору, который в 79 главе своих постановлений засвидетельствовал, что изменению не подлежат соборные постановления только о догматах веры, постановления же, касающиеся обрядов и обычаев, церковь имеет право изменять без всякого нарушения православия, в подтверждение чего в Стоглаве и приведены многочисленные примеры таких изменений, кои и представлены мною выше. После стоглавого собора архипастыри русской церкви и следовали этому его постановлению, так что не стеснялись изменять даже постановление самого стоглавого собора относительно двуперстия, огражденное клятвою, как поступил, например, патриарх Иов и сам патриарх Иосиф, о чем я тоже говорил выше.

Наконец противники мои пишут: «Антонов говорит еще, что единоверцы потому правы, что им употреблять старые обряды благословила церковь. Но если это так, если единоверцы содержат старые истинно-православные обычаи по благословению церкви, то интересно знать, как они содержат крест, Евангелие и иконы, – по благословению церкви, или еще почему-либо? Выходит так, что если вдруг новообрядческая церковь не благословит единоверцам содержать Евангелие, или иконы, то они и обязаны не содержать их. Единоверцы вероятно и в Бога веруют по благословению церкви учащей».

Но это есть не что иное, как дерзкое раскольническое глумление над единоверцами и всею церковию православною, – глумление, со стороны православной церкви ничем не вызванное. Разве употребляемое единоверцами двуперстие, двоение аллилуия и седмипросфирие суть крест, Евангелие и иконы? Не знают стыда нынешние защитники раскола в своих хулениях на церковь!

«А мы, старобрядцы, – добавляют они, – содержали все, что содержала святая церковь древних времен, начиная с веры в Бога и любви к нему не по чьему-либо благословению и не вопреки кому-либо, а потому, что оно истинно и спасительно, и не нуждаемся на это ни в чьем благословении, как не страшимся за это ни чьих проклятий.»

Полагаю, противники мои не станут оспаривать спасительности устроения монастырей и церквей божиих, но вот что постановила святая церковь четвертым правилом четвёртого вселенского собора: «молитвенный храм, или монастырь, без ведения, епископля не поставляется». Равно и первое правило перво-второго собора говорит: «без повеления епископа никому же не достоит монастыря создати... да будут под властию епископа, и без воли епископли не подобает ни самому создавшему игуменити в нем, ни игумена поставляти». Святой Игнатий богоносец утверждает, что «только та евхаристия истинна, которая чрез епископа действуется, или ему же той повелит» (Игнат. Богон. посл, к смирн.) А шестое правило св. Гангрского собора говорит: «аще кто кроме церкви особо собрания составляет, и, презирая церковь, церковная творити, хощет, не имея с собою пресвитера но воле епископа, да будет под клятвою». Посему противники мои, отрицая нужду в благословении, тем самым противятся святой церкви древних времен и подлагают себя под клятву св. отцев Гангрского собора.

«Действовать так по отношению к старым обрядам (то есть употреблять их без благословения церкви) требует и приводимый далее ответчиком пример, который он незаконно прикладывает к единоверию.

Он говорит: пять патриархов Московских держались тех же обрядов, которые соблюдают ныне единоверцы, но с восточною церковию, содержавшею иные обряды, не разделялись, а признавали ее всецело православною и принимали от неё рукоположение: точно так и единоверцы.

Здесь противники мои опустили из моего ответа самые важные слова. У меня за приведенными словами следует: «Можно сказать, что единоверцы представляют собою последователей первых пяти патриархов московских. Сии патриархи держались тех же обрядов, которые соблюдают ныне единоверцы, но с восточною церковию, содержавшею иные обряды, не разделялись, а признавали ее всецело православною и принимали от нее рукоположение: точно так и единоверцы, соблюдая наследованные от предков обрядовые обычаи, не разделяются с церковию греко-российскою, содержащею иные обряды, но признают ее всецело православною и принимают от нее рукоположение. А совопросники, как и их именуемая церковь, в противность святейшим патриархам и единоверцам, за различие в некоторых обрядах отделяются не только от русской, но и от вселенской церкви, признают ее падшею, еретическою, и составили из себя особое незаконное общество, неимущее преемственной иерархии и таинства благодатной хиротонии. Московские святители, соблюдая своей церкви обрядовые особенности, не порицали обрядов церкви греческой, а признавали их спасительными (см. кн. о вере): такожде и единоверцы, соблюдая от предков наследованные обрядовые особенности, не порицают, а признают спасительными обряды греко-российской церкви. А совопросники, как и все их общество, в противность древлерусским пастырям, обрядовые особенности церкви греко-российской не признают спасительными, но порицают и признают еретическими. Таким образом, они являются противниками первых пяти святейших патриархов российских, а с ними и всей древлерусской церкви, отделяясь от церкви греко-российской из-за некоторых обрядовых особенностей, не заключающих в себе существа веры, считая за сии особенности церковь греко-российскую падшею, еретическою».

Почему эти слова противники мои опустили? Очевидно потому, что они сильно изобличают несправедливый поступок старообрядцев, из-за некоторых обрядовых особенностей, отделяющихся от церкви.

Русские православные патриархи, а с ними и вся русская церковь тех времен, употребляли древние истинно-православные чины и обряды не по благословению восточных патриархов, а потому, что они истины, православны и спасительны. А единоверцы, напротив, употребляют старые обряды не потому, что считают их православными, спасительными, а потому что им благословляет их греко-российская церковь. Старообрядцы же употребляют те чины и обряды, какие употребляли русские православные патриархи, подобно сим патриархам, не по чьему-либо благословению, а потому, что считают их истинными и спасительными.

Православные русские патриархи, а вслед за ними и старообрядцы, не нуждались ни в чьих благословениях на содержание истинно-православных преданий святой церкви, потому что нуждаться в благословении на содержание православных преданий, значит явно уничижать достоинство сих преданий, как будто истина и притом христианская недостаточна сама себе, а нуждается в дополнении ее еще чьим-то благословением. А единоверцы напротив для содержания истинно-православных преданий нуждаются в благословении Синода, потому что должны веровать по требованию Синода, что предания, содержимые ими, имеют силу не сами по себе, «но от воли властей законных имеют силу» (Совр. вопр. стр. 332).

Русские православные патриархи тогда считали восточных православными и принимали от них иногда рукоположение, когда сии патриархи не проклинали русских за их православные обычаи. А единоверцы находятся в единении с грекороссийскою церковью и принимают от нее рукоположение после того, как она на соборе 1667 года и в другие моменты своего существования прокляла русских православных христиан за их православные обычаи.

Итак, истинные последователи православных русских патриархов не новообрядцы, – чего не утверждает и Антонов, и не единоверцы, – что несправедливо утверждает он, а старообрядцы, не только держащиеся тех преданий, каких они держались, но и так именно, как они держались, не требуя ничьих благословений для содержания христианских истин²⁷.

Противники мои в своем обвинении православных чад церкви, смиренных единоверцев, дошли до того, что обвиняют их и в том, зачем они употребляют старые обряды по благословению церкви, а старообрядцев восхваляют за то, что они употребляют эти обряды без благословения церкви. «Старообрядцы, говорят они, употребляют те чины и обряды, какие употребляли русские православные патриархи не по чьему-либо благословению, а потому, что считают их истинными и спасительными, а единоверцы, напротив, употребляют старые обряды не потому, что считают их православными и спасительными, а потому, что им благословляет употреблять их греко-российская церковь».

Ясно, что мои возражатели усвояют святость и спасительность чинам и обрядам самим по себе, а благословению церкви на употребление их не только не приписывают никакого значения, но и прямо отмещут его, как вовсе не нужное, и такое свое нечестивое учение выдают за учение наших святейших патриархов и всей древлеправославной русской церкви. Но такое учение святыми отцами строго осуждается. Святой Игнатий Богоносец пишет: «Неподобно убо есть без святителя ни крестити, ни любве творити. Се и Богови благоугодно есть: иже бо святителя почтет, той от Бога почтен будет, а иже отай епископа что творит, то диаволу служит» (см. Выписк. из стар, книг озер.). А в малом Катихисе, изданном по благословению патриарха Иосифа, на «вопрос: чесого четвертаго научает сей (девятый) артикул» (веры)? – дан такой ответ: «Учит тому, дабы есмы святей церкви, яко матери нашей, всякое покорение и послушание во всем отдавали, по заповеди Христове, рекшаго: аще не послушает кто свидетелей, повеждь церкви: аще же и церковь преслушает, будити яко язычник и мытарь. Имать церковь и сие достоинство от Христа, яко не токмо простых людей наказует, но и клириков, епископов же и архиепископов больших, на соборе вселенском по винам их под запрещение влагати и отлучати, яже сама едина сущи столпом и утверждением истины; имать же и писание святое толковати, и учители похваляти и прославляти». В Номоканоне, изданном при Потребнике патр. Иосифа, сказано: «Кто действует без повеления и заповеди святительския, тот берет на себя такой же грех, как если бы он был простецом, не имеющим вовсе рукоположения» (л. 715). Единоверцы сего гласа древлеправославной церкви и св. отец слушают, ничего «отай без епископскаго благословения» не делают, а вся священная действуют по благословению святой церкви; а противники мои, не подражая единоверцам, отрицая важность и потребность благословения церкви на употребление преданных ею чинов и обрядов, противятся гласу святой церкви, да еще и укоряют единоверцев, зачем они не делают так же нечестиво, как они.

Такого дикого учения нужно бы стыдиться моим возражателям; а они его тщатся еще оправдывать, говоря:

«Православные русские патриархи, а вслед за ними и старообрядцы не нуждались ни в чьих благословениях на содержание истинно-православных преданий святой церкви, потому что нуждаться в благословении на содержание православных преданий, значит явно уничижать достоинство сих преданий, как будто истина, и притом христианская, недостаточна сама себе, а нуждается в дополнении ее еще чьим-то благословением. А единоверцы, напротив для содержания истинно-православных преданий нуждаются в благословении Синода, потому что должны веровать по требованию Синода, что предания содержимые ими, имеют силу не сами по себе, но от воли властей законных имеют силу (Соврем. цер. вопр., стр. 332).

Но разве, например, то или иное сложение перст само по себе есть истина христианская? Оно для христиан служит только внешним выражением христианской истины, а само по себе не есть христианская истина. Вот святое Евангелие, действительно, содержит учение Христово, или истину христианскую; но и оно всегда печаталось и печатается для употребления православным христианам по благословению святой церкви. Что же? – уже ли противники мои решатся сказать, что своим благословением св. церковь уничижает достоинство св. Евангелия? Если этого они не решатся сказать о святом Евангелии, то тем паче не должны говорить о чинах и обрядах, якобы благословением церкви утрачивается их достоинство. Благословляемое церковию не утрачивает своего достоинства, а напротив возвеличивается; ее благословением различаются истинные книги от неистинных, правильные обряды и чины от неправильных.

«Русские патриархи православные считали восточных православными и принимали от них иногда рукоположение, когда сии патриархи не проклинали русских за их православные обычаи; а единоверцы находятся в единении с греко-российскою церковию и принимают от нее рукоположение после того, как она на соборе и в другие моменты своего существования прокляла русских православных христиан за их православные обычаи».

Так говорят мои возражатели. Но обвиняя единоверцев за принятие рукоположения от церкви греко-российской они, не подозревая того, обвиняют и свою глаголемую церковь старообрядцев, ибо и она, как до учреждения, так и после учреждения единоверия, в продолжение двухсот лет, за неименьем своего собственного принимала от нее рукоположение и без него быть и существовать не могла. Разница между единоверцами и старообрядцами-поповцами в принятии хиротонин состоит только в том, что первые принимают, ее прямо и открыто от епископов православной церкви и пребывают с ними в тесном неразрывном общении, согласно правил св. соборов и св. отец; а последние тайно, яко тати, крадут бегствующих священников, сманивая их за деньги, как сманили и беглого греческого митрополита Амвросия, чрез которого возникла ныне существующая у старообрядцев иерархия, и не только не пребывают в общении с тою церковию, от которой украли священство, но всячески порицают ее, именуя еретическою, лишенною благодатных даров Святаго Духа. Благоразумному читателю не трудно теперь понять, кто согласнее с правилами св. соборов и св. отец принимает хиротонию от церкви греко-российской, – единоверцы ли, или старообрядцы поповщинского согласия, в том числе и сами мои возражатели, в числе которых находится и Арсений, получивший свое священство и епископство по преемству от украденного греческого митрополита Амвросия?

«Итак, – заключают мои противники, – истинные последователи русских патриархов не новообрядцы и не единоверцы, а старообрядцы, не только держащиеся тех преданий, каких они держались, но и так именно, как они держались, не требуя ни чьих благословений для содержания христианских истин».

Напротив, старообрядцы именно не так содержат обрядовые предания, как содержали их святейшие патриархи Московские, и как, согласно с сими патриархами, содержат единоверцы. Святейшие патриархи и вся древнерусская церковь двуперстие и прочие обрядовые предания содержали, но не признавали их за самую христианскую истину, или за догматы веры, а только служащими внешним выражением христианских истин, каковыми признают их и единоверцы; старообрядцы же и мои возражатели, вопреки примеру святейших патриархов и их последователей единоверцев, признают обряды не выражающими только христианские истины, а самыми христианскими истинами, или догматами веры, и таким образом являются вводителями новых догматов, каковые осуждаются и проклинаются святою вселенскою церковию (см. 1 пр. шест. всел. соб.). Святейшие патриархи строго учили своих чад, чтобы все священное действовали с благословения церкви и ничего не творили без повеления ее, а творящих священное без благословения церкви строго наказывали и осуждали, каковому учению единоверцы и следуют, – все священное творят по воле и благословению церкви; а старообрядцы и мои возражатели, в противность учению святейших патриархов, не только не придают никакого значения благословению церкви, но и прямо отмещут его потребность, заявляя о себе, что они, старообрядцы, на содержание старых обрядов «не нуждаются ни в чьем благословении, как не страшатся за это ничьих проклятий». Московские святители, соблюдая своей церкви обрядовые особенности, не порицали обрядов церкви греческой, а признавали их спасительными (см. Книгу о вере); так же и единоверцы, как сказано в ответе моем, соблюдая от предков наследованные обрядовые особенности, не порицают, а признают спасительными обряды греко-российской церкви. А старообрядцы и мои возражатели, в противность древлерусским пастырям и последователям. их единоверцам, троеперстие и прочие обрядовые особенности церкви греко-российской не только не признают спасительными, но и порицают, признают еретическими, а самую церковь за некоторые обрядовые особенности, не заключающие в себе существа веры, считают падшею, лишенною благодати.

Итак, несомненно, что прямые последователи наших русских святейших патриархов, а с ними и всей древнерусской церкви, суть примирившиеся с церковию единоверцы, а не старообрядцы, как это несправедливо утверждают мой возражатели.

Вопрос 19 есть продолжение предыдущего восемнадцатого вопроса. Спрашивалось: если следуют и покоряются единоверны указанному в предыдущем вопросе определению собора 1667 г., то в силу какого особого распоряжения сего собора читают символ веры с прилогом «истиннаго» аллилуия по дважды, в третий слава Тебе Боже, знаменуются двумя персты, молитву Иисусову читают: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас», просфоры печатают крестом трисоставным и пастыри их благословляют народ перстосложением двоеперстным?

Антонов на этот вопрос не ответил, а поговорил только о слове «истиннаго», решительно умалчивая об остальных пунктах вопроса. Но так как о слове «истиннаго» есть далее особый вопрос, на который Антонов дал там свой ответ, где приводит те самые доказательства, какие указал здесь, то мы здесь и не будем останавливаться на этом, а перейдем к следующему.

Решая предложенный вопрос, я ограничился рассмотрением только сказанного в нем о символе веры потому, что это указание в нем есть наиболее важное и потому, что с решением вопроса о символе, разрешаются сами собой и вопросы о двуперстии, о двоении аллилуйя и прочие, которые раньше были уже решены, почему в их решении здесь не имелось нужды. Но противники мои должны были привести мой ответ вполне и сделать на него замечания. Не сделав этого и как бы извиняясь в том, они говорят: «так как о слове истинного есть далее особый вопрос, на который Антонов дал там свой ответ, где приводит те самые доказательства, какие указал здесь, то мы здесь и не будем останавливаться на этом, а перейдем к следующему». А я полагаю, что ответ мой не приведен и замечаний на него не сделано потому, что в нем указана между прочим незаконность учреждения ныне существующей у старообрядцев так называемой австрийской иерархии, оправдать которую мои возражатели не в силах.

Это побуждает меня привести вполне мой ответ. У меня сказано:

«Отцы собора 1667 года о символе веры говорят так: «и святый символ (заповедуем) приимати и глаголати, яко святии и богоноснии отцы в первом вселенском соборе, иже в Никеи, и в втором вселенском соборе, иже в Константинополе, изложиша греческим языком, и прочии вселенстии и поместные соборы приимаша и утвердиша, яко же ныне исправлено против греческаго, и напечатася славянским языком без прилога истиннаго» (Деян. Моск. соборов 1666–67 годов). Это согласно и Стоглавому собору, который требовал что-либо едино глаголати в осмом члене символа веры, или «Господа», или «истиннаго», а чтобы глаголати оба речения: и «Господа» и «истиннаго», то признал «негораздым» (Стогл. гл. 9). Чтение 8 члена Символа веры без слова «истиннаго» находится во многих древлеписанных и древлепечатных книгах (Зри о сем свидетельства в «Выписках» Озерского).

«Совопросники, как истязатели, неотступно спрашивают: «в силу какого распоряжения единоверцы читают Символ веры с прилогом слова «истиннаго» и пр.; а мы, наоборот, спросим совопросников: в силу какого распоряжения вы читаете и «Господа» и «истиннаго», какового чтения во многих древних книгах не содержится и каковое Стоглавый собор назвал «негораздым?» В силу чьего распоряжения ваша именуемая церковь нарушает также постановление сего собора о неслужении вдовым попам в мирских церквах (гл. 78 в 79) и о праздновании в день субботний (Стогл. гл. 95)? В силу какого распоряжения ваше общество устройством новой иерархии чрез беглого митрополита Амвросия нарушило все апостольские и соборные правила? Пусть совопросники ответят нам на эти вопросы. А на их вопросы мы ответствуем: единоверцы читают Символ веры со словом «истиннаго» по распоряжению высшей власти русской церкви, которая в допущении этого чтения, очевидно, руководствовалась примером Первых российских патриархов. Патриархи знали, конечно, требование Стоглавого собора произносить что-либо одно, или Господа, или истиннаго, однако, вопреки Стоглаву, благословляли печатать Символ с обоими словами: Господа и истиннаго. Пусть же совопросники сперва обвинят святейших российских патриархов и современную им российскую церковь в непоследовании Стоглавому собору, а потом уже обвиняют, если им угодно, и власть церкви российской, дозволившую единоверцам читать Символ веры в том виде, как он напечатан в Богослужебных книгах, употреблявшихся в церкви российской при первых пяти патриархах. А дозволено единоверцам чтение символа с прибавкою слова «истиннаго» потому, что прибавка сия допущена не с намерением исказить символ, тем паче нарушить изложенную в нем православную веру, а только вследствие неточного перевода с греческого языка, почему как употреблявшие оный прежде не обвинялись в еретичестве, так и те, коим церковь дозволила по снисхождению употреблять оный и ныне, также употребляют его, и должны употреблять, не в знак отделения от церкви (как употребляют раскольники) и не в порицание символа исправленного (как делают раскольники), а в единении с церковию и с благодарностию церкви, дозволившей им употреблять то чтение символа, к которому они привыкли. Сделать это снисхождение единоверцам церковь имела основание опять в примере Апостола Павла, допускавшего обрезание, и в примере святых отцов: Григория и Василия Великого, допускавших подобнаго же рода снисхождение в выражениях о Святом Духе для многих немощных совестию, ради единства церковного, о чем мы уже упоминали выше».

Из этого ответа моего ясно, что мною именно решался предложенный вопрос: «в силу какого распоряжения единоверцы читают символ веры с прилогом слова «истиннаго»? Значит, возражатели совсем напрасно упрекают меня в какой-то уклончивости от решения предложенного вопроса. Упреку, напротив, подлежат сами они, оставив без ответа мною поставленные здесь вопросы: «в силу какого распоряжения старообрядцы, именующие себя последователями Стоглавому собору, читают символ веры с словами и «Господа» и «истиннаго», какового чтения во многих древних книгах не содержится и каковое Стоглавый собор назвал негораздым? В силу чьего распоряжения их именуемая церковь нарушает также постановление сего собора о неслужении вдовым попам в мирских церквах (гл. 78 и 79) и о Праздновании в день субботний (гл. 95)? Уклонившись от ответа на эти вопросы, они этим самым ясно показали, что ответить на них не имеют возможности. И это несомненно. Оправдать свою мнимую церковь и свою новоизобретенную иерархию они ничем не могут.

Продолжая развивать указания на противоречия новообрядческой церкви самой себе, вопросители предложили: если же нет особого разрешения собора 1667 г. на содержание указанных в предыдущем вопросе особенностей единоверцам, то кто их и благословляющих им содержат это вопреки повелению собора разрешил от положенных собором клятв?

В ответ на это Антонов приводит выписку из «Изъяснения» Синода для доказательства того, что клятвы собора 1667 г. лежат будто бы не на единоверцах, а на каких-то хулителях, о которых собор не делал и намека в своем определении. А в доказательство того, что Синод имел право дозволить единоверцам употребление воспрещенных собором обрядов, он привел несколько примеров о том, что одни соборы исправляли погрешности других. И, наконец, говорит: «Мы доказали, что право на содержание некоторых обрядовых особенностей единоверцы получили от законной церковной власти. Изъяснение Синода гласит: «православная церковь (разумей – Синод) признает подлежащими отлучению и клятве всех не покоряющихся постановлению великого Московскаго собора о новоисправленных церковно-богослужебных книгах, чинах и обрядах, то есть всех тех, которые в противность сему постановлению, признают исправленныя книги, чины и обряды неправо исправленными, даже еретическими, объявили за их исправление православную (то есть новообрядческую) церковь падшею, безблагодатною, зараженною ересями, и не имеют общения с нею, а в знак своего противления сей церкви (?) и порицания содержимых ею обрядов употребляют и требуют исключительно употреблять так называемые старые обряды, которым усвояют при том значение неизменяемых догматов веры и противный православию смысл» (Изъясн. синод. 1886 г.).

Из ответа моего мои возражатели привели только весьма малую часть, а то, что сказано перед тем и после того, по обычаю своему, пропустили. А между тем пропущенное ими имеет важное значение в решении данного вопроса. У меня говорится:

«И здесь совопросники за содержание некоторых обрядовых особенностей тщатся подвести единоверцев под клятву собора 1667 года. Но в ответе на 18 вопрос мы доказали, что собор положил клятву не просто за содержание известных обрядовых особенностей, но главным образом за хулу на церковь и совершаемыя ею таинства. Единоверцы же в хулах сих не участвуют, напротив, считают церковь благодатною и таинства ея спасительными. Единоверцы сообщаются вполне с православною церковию единомыслием в вере, как сообщались древлемосковские святители с греческими святителями, несмотря на некоторое обрядовое с ними различие. Первые же расколоучители и последующие им нынешние глаголемые старообрядцы за букву, не имеющую догматического значения, за маловажную обрядовую особенность, раздирают единство церкви, признают всю греко-российскую церковь падшею, лишившеюся православия. Значит, клятва собора всецело падает на сих противников и раздорников, беззаконно обвинивших всю вселенскую церковь в ереси, но отнюдь не падает на единоверцев, пребывающих с церковию в единении веры и духа, имеющих благословение церкви служить по книгам, печатанным при прежних российских патриархах, в которых нет погрешностей против веры. «Православная церковь, говорит в своем Изъяснении Святейший Синод, признает надлежащими отлучению» и т. д.

Следуют слова, приведённые моими возражателями. А затем у меня приводится и продолжение сказанного в Изъяснении:

«Но подвергая такому суду неразумных и ожесточенных ревнителей именуемых старых обрядов, православная церковь не произносила и не произносит никакого осуждения и порицания на эти обряды, которые сами по себе и независимо от значения, усвоенного им раскольниками, признавала и признает не представляющими ничего противного православию, и употребление их, не в знак противления церкви, но в полном общении с нею, по ее собственному благословению, вполне дозволительными» (Изъясн. Св. Син. 1866 г.).

Все это опущено моими возражателями, очевидно, потому, что препятствует им обвинять св. церковь в мнимой погрешности за благословение к употреблению, а единоверцев за употребление с благословения церкви старопечатных книг и обрядов. За то такими пропусками они ясно обличают свою недобросовестность в рассмотрении пререкаемых вопросов.

Ответчик совсем напрасно привел слова Синода в доказательство того, что он будто бы не противоречит собору 1667 г., благословляя употреблять безусловно воспрещенные им обряды. Ибо свидетельство Синода за самого себя не имеет никакого значения, так как по смыслу вопроса Синод является здесь обвиняемым, ибо и о нем спрашивается: кто его разрешил от положенных собором клятв? А свидетельство обвиняемого в доказательство своей невинности не принимается, особенно когда посторонние свидетели решительно опровергают его²⁸. Сам собор 1667 г. буквально говорит, что его определение и клятвы относятся «ко всякому чину православных Христиан», значит он безусловно повелевал принять предложенные им новшества, именно таким православным Христианам, которые подлежат власти собора и вообще новообрядческой учащей церкви, каковы, например, единоверцы, и в случае непринятия сих новшеств угрожал им, именно этим православным христианам, своими ужасающими клятвами. Это мы показали в разборе ответа на 18 вопрос. Здесь покажем, что посторонние свидетели говорят прямо против изъяснения Синода, что клятва будто бы не лежит на единоверцах, а на каких-то хулителях. Так, например, один ученый решительно говорит, что клятвы собора лежат на всех употребляющих старые обряды, находясь в подчинении у новообрядческой учащей церкви. Он говорит: «По буквальному смыслу соборнаго определения 13-го мая 1667 года, употребление доНиконовского обряда воспрещено было безусловно. Отлучение от церкви и клятва собора... изречены были на всякаго, кто после сего решения отказывался принят новоисправленный обряд. Постановление собора не имело и не могло иметь в виду никаких определенных лиц, виновных в его нарушении, – по той весьма простой причине, что нельзя было нарушить закон прежде его издания, – но было обращено безлично, ко всякому, кто подлежа власти собора (как, например, в последствии единоверцы и Синод) не подчинялись бы определению после его издания» (Соврем. церк. вопр. стр. 365 и 367)²⁹. Итак, клятвы собора лежат именно на единоверцах и на самом Синоде, которые подлежа власти собора, упорно не подчиняются его определению: первые употребляют обряды вопреки его определению, а второй благословляет их так делать.

Напрасно говорят мои возражатели, будто «свидетельство Синода за самого себя не имеет никакого значения»; напротив, никакого значения не имеет их собственное свидетельство, что якобы Святейшие Синод «за разрешение, а единоверцы за употребление старопечатных книг и содержащихся в них обрядов находятся под клятвою отцов собора 1667 года».

Святейший Синод, как высшая церковная власть, разрешил и благословил единоверцам употребление любимых ими старых книг и обрядов вполне законно, утверждаясь на примеры свв. Апостолов и свв. отцов (о чем уже многократно говорилось) и согласно учению самих отцов собора 1667 г., которые в своих «Деяниях» приводят примеры, «образы и указания» того, «како собор собора исправляше, и церковь святая не токмо сие приимаше, но и в будущее время образ сему подаваше – свидетельствовати и исправляти нам друг друга, лучшаго ради приобретения, еже к пользе» (см. Деян. соб. 1667 г.). Ясно, что Св. Синод, сделав «лучшаго ради приобретения, еже к пользе», снисхождение единоверцам в дозволении употреблять книги и обряды, отмененные собором 1667 г., действовал именно в духе и согласно указаниям этого самого собора, а потому ни сам за сие снисхождение, ни единоверцы за принятие сего снисхождения клятвам этого собора не подлежат и подлежать не могут. Усилия моих возражателей подвести под его клятвы и Св. Синод и единоверцев совершенно напрасны, – не имеют ни силы, ни значения.

Возражатели в клевете своей на Св. Синод думают подкрепить себя ссылкою на «посторонних свидетелей». Но эти «посторонние» свидетели, как и они сами, не заслуживают доверия. Притом же, они и не говорят того, что утверждают мои противники, т.е., что будто бы сам Св. Синод находится под клятвою собора 1667 г., как всякий может видеть это в приведенной моими возражателями выписке из сочинений их любимого «посторонняго свидетеля».

Рассмотрим, однако Изъяснение Синода, хотя оно и не имеет значения для оправдания Синода, о действиях которого спрашивается. Он говорит, как мы слышали, что старообрядцы употребляют и требуют употреблять старые обряды будто бы в знак своего противления новообрядческой церкви и порицания содержимых ею обрядов.

Говоря так, Синод делает непростительную глупость и возводит тяжкую клевету на старообрядцев. Ибо старообрядцы употребляют старые обряды совсем не «в знак противления или порицания новообрядческой церкви»³⁰, а просто потому, что их употребляла Христова церковь древних времен, что об них писали древние отцы и учители церкви и даже целый собор и заповедали употреблять исключительно их, как предания православные (писм. кн. Макс. грек. сл. 40, предисл. к псалт. стогл. гл. 31 и 42 и множ. друг.). Наконец старообрядцы употребляют их потому, что они сами по себе православны, истинны и спасительны. А что некоторые раздражаются, даже приходят в бешенство таким нашим истинно христианским отношением к церковным преданиям и к употреблению их, то мы в этом нисколько не виновны. Это только обличает нездравомыслие и еретичество самих раздражающихся за это. Синоду серьезно-таки мерещится, что мы употребляем старые обряды в знак противления его церкви. Он видит то, чего нет, и не видит того, что есть: видит, например, что старообрядцы употребляют древние предания в знак противления ему, чего старообрядцы и в мыслях не имеют, и не видит, что старообрядцы содержат их не в знак противления кому бы то ни было, а просто потому, что употреблять их завещала святая церковь, и что они православны и спасительны. Но ведь мало ли что нездравомыслящему пригрезится. Разве можно ему верить в этом, или даже с ним спорить, опровергать его очевидные для всех нелепости? Синоду вдруг представится, что мы и в Бога веруем в знак противления его церкви: так он возьмёт, да и проклянет нас за то, что мы веруем в Бога. Как извращено в самом деле понятие у руководителей новообрядческой церкви даже о том, что значит противляться церкви и что значит соглашаться с нею. Древняя церковь, святые отцы и святые соборы видели знак противления церкви только в ересях и в еретических преданиях и обычаях, а в православных преданиях и обычаях она видела знак согласия с нею, хотя бы их содержали и употребляли и еретики. Так, например, «исповедую едино крещение» сказано преимущественно о крещении, правильно совершаемом еретиками (см. ниже разб. отв. на 81 и 85 вопр.). Значит, святая церковь в крещении еретиков видела не знак противления ей, а знак единения с ней, почему собственно и принимала от них таинства крещение и хиротонию без повторения, считала их за свои собственные. А Синод, напротив, видит знак противления его церкви в преданиях и обычаях истинно-православных, каково, например, двоеперстное сложение, которое он сам сто тридцать лет тому назад признал «очень изрядным» (увещан. син. изд. 1766 г. лис. 44, 45). Впрочем, Синод чтобы не слишком ярко бросалась в глаза несообразность его суждений, говорит, что старообрядцы усвояют старым обрядам будто бы «противный православию смысл». Это такая бесстыдная ложь, такая наглая и вместе низкая клевета, какая свойственна только потерявшим стыд и заглушившим совесть фанатикам-еретикам. Никогда старообрядцы не соединяли ни с какими из употребляемых ими преданий церковных никаких неправых мудрований³¹. Мы их понимали так, как учили понимать святые отцы, как понимала святая церковь древних времен, то есть вполне православно. Доказывать это здесь считаем излишним в виду очевидной для всякого клеветы Синода, не заслуживающей серьёзного опровержения. Укажем только, что сам Синод признает, что старообрядцы, употребляя двоеперстное сложение, поступают не только очень изрядно, что мы доказали выше, но и не усвояют ему противный православию смысл. Вот его слова: «Многим временем явлено бысть, яко не соединяют (старообрядцы) с сим (с двоеперстным сложением) никоего неправославного мудрования» (предисл. к псалт. изд. 1878 г. л. 7 об.) Итак, один и тот же Синод говорит, что старообрядцы соединяют и не соединяют с двоеперстием неправославного мудрования. Этим Синод представляет из себя не пастыря церкви, а того фокусника, который из одной бутылки льет разных родов вина, обманывая народ.

Итак, Синод своим Изъяснением не только не оправдал своих, противных собору 1667 г. действий по отношению к отмененным им обрядам, не только не доказал, что не подлежит его ужасным клятвам вместе с презренными единоверцами, но и оказался жалким обманщиком.

Антонов говорит, что единоверцы получили право от законной церковной власти (Синода) на содержание старых обрядов. Но если так, то интересно знать, получили ли они от своей власти право веровать в Бога, поклоняться иконам, молиться Богу и проч?.., или так просто не получивши права веруют в Бога, молятся Ему, поклоняются иконам?..³² Какое в самом деле кощунство в словах: получили право на содержание православных преданий. Получают право на содержание трактирных заведений, а не на содержание церковных преданий, старых обрядов. На содержание же истины православных преданий не нужно выправлять никаких прав, а обязан содержать их всякий христианин, желающий быть вполне православным, а не еретиком.

Возражая против сказанного в синодском «Изъяснении», что раскольники употребляют старые обряды в знак своего противления церкви и порицания содержимых ею обрядов, мои противники говорят: «старообрядцы употребляют старые обряды совсем не в знак противления или порицания новообрядческой церкви, а просто потому, что их употребляла церковь Христова древних времен».

Но древняя Христова церковь обрядовые обычаи употребляла не одинаковые. Православные христиане разных мест и народов, исповедуя одну и ту же православную веру, в обрядах всегда имели различие. В ХVII веке такая разница в обрядах существовала между Греческою, Киевскою и Московскою православными церквами до патриарха Никона: греки и киевляне молились троеперстно, а москвитяне двуперстно; но чрез эту разность единство их веры не нарушалось, и они друг друга не укоряли, а имели между собою полное общение, так что наши патриархи принимали поставление от восточных, и восточные святители, приезжавшие в Москву, имели общение с пастырями русской церкви, крестившимися двуперстно. Старообрядцы же вопреки примеру святейших патриархов содержат именуемые старые обряды с похулением обрядов, содержимых нынешнею православною церковию, и о самой церкви утверждают, что якобы чрез употребление сих обрядов она лишилась православия и впала в еретичество (чему убедительным доказательством служит и рассматриваемая нами книга). Посему Святейший Синод в своем Изъяснении справедливо говорит о старообрядцах, что они «употребляют и требуют употреблять старые обряды в знак своего противления церкви и порицания содержимых ею обрядов».

Утверждая затем, что старообрядцы употребляют старые обряды потому, что они «сами по себе православны и спасительны», мои противники говорят, что «некоторые раздражаются, даже приходят в бешенство таким истинно-христианским отношением к церковным преданиям и к употреблению их».

Никто из нынешних православных писателей не «раздражается», тем паче «не приходит в бешенство», обличая несправедливое понятие старообрядцев об употребляемых ими обрядах, что якобы «они сами по себе православны и спасительны»; они только именно «обличают» это «нездравомыслие», доказывая им, что православие содержится не в пальцах, не в сложении их том или ином, а в правой вере, в правом учении о Боге и домостроительстве Божием, обряды же сами по себе не могут быть ни православны, ни спасительны. Православными или неправославными, еретическими, они являются не сами по себе, как это несправедливо утверждают мои противники, а от того, православное, или еретическое значение соединяют с ними употребляющие их, для православного, или еретического учения служат они внешним знаком и выражением.

После неприличных глумлений над Святейшим Синодом церкви Российской возражатели мои говорят: «как извращено в самом деле понятие у руководителей новообрядческой церкви даже о том, что значит противляться церкви и что значит соглашаться с нею».

Напротив, у самих ругателей православной церкви, а моих возражателей, совершенно извращено понятие о послушании святой церкви даже в учении о таинствах, как видим из собственных их слов. Церковь устами св. отцов Карфагенского собора учит: «Все таинства вечные и животворящие спасительно приемлются в единственной матери христиан церкви, а пребывающие в ереси подвергаются великому осуждению и казни: что во истине светлее препровождало бы их к вечной жизни, то в заблуждении становится для них более омрачающим и осуждающим». Посему-то отцы сего собора в малолетстве крещенных донатистами повелевали принимать чрез возложение на них рук: «возложением руки да приемлются в кафолическую Божию церковь» (см. 68 прав. в книг. прав.). И в толковом Апостоле церковь свидетельствует, что вне церкви совершаемые таинства «ничесоже суть», и на благословение отбегших иереев, «имже тайна совершаема бывает», посылается от Бога клятва (л. 548 на обор.). А возражатели мои вопреки учению святой церкви, говорят: «исповедую едино крещение сказано преимущественно о крещении правильно совершаемом еретиками», то есть таинства еретиков предпочитают таинствам церкви православной. Какое еще может быть более «извращенное понятие» о церкви и ее таинствах?

«Древняя церковь, говорят они, и св. отцы видели знак противления церкви только в ересях и в еретических преданиях; а Синод, напротив, видит знак противления его церкви в преданиях и обычаях истинно-православных, каково, например, двоеперстное сложение, которое он сам сто лет тому назад признал «очень изрядным» (увещ. Син.).

Да, – Святейший Синод еще сто лет тому назад признал и доселе признает двоеперстное сложение «очень изрядным», ибо по благословению его в типографии единоверцев печатаются книги с учением о двоеперстии.

Отсюда и ясно, что он не признает двуперстие знаком противления церкви и значит противники мои совсем напрасно обвиняют его в этом, – Св. Синод говорит только, что сами раскольники употребляют двуперстие в знак противления церкви. А вот мои возражатели и вообще старообрядцы в православных обычаях, употреблявшихся и древнею церковию, каковы: троеперстное сложение, тройственное аллилуия и проч., видят знак противления св. церкви, ибо за них отделяются от церкви, считают ее падшею еретическою. Итак, напрасно они обвиняют Св. Синод в том, в чем повинны, напротив, сами.

Продолжая свои глумления над Святейшим Синодом, мои возражатели обвиняют его в «бесстыдной лжи», «наглой и дерзкой клевете» за сказанное в Изъяснении, что «старообрядцы усвояют старым обрядом будто бы противный православию смысл». А противопоставив этому сказанное в изданном от Синода предисловии к Псалтыри: «многим временем явлено бысть, яко не соединяют с сим никоего неправославного мудрования», уподобляют его «фокуснику, который из одной бутылки льёт разных родов вины, обманывая народ».

Все это, напротив, есть «наглая и дерзкая клевета» на Святейший Синод самих защитников раскола, моих возражателей. Не Синод, а они сами «обманывают народ», называя ложью справедливо сказанное в Изъяснении о старообрядцах, что они «старым обрядам усвояют противный православию смысл». Так двоеперстие они поставляют в неизменный догмат веры. Если бы они не поставляли двуперстие в догмат веры, то не поставляли бы в вину церкви в нарушение ее православия, замену одних перстов другими; а когда в этом видят нарушение благочестия и веры, то значит именно перстосложение возводят в неизменный догмат веры. Так действительно и учили первые расколовожди; так учат и нынешние. Их именуемый епископ Арсений Уральский прямо в своих печатных сочинениях, причисляет двуперстное сложение к числу догматов веры, говоря: «мы сие предание (сложение двуперстное) никак не можем свести в обряд, или обычай церкви, подлежащий изменению» (см. «Оправдание старообряд. св. Христ. церкви», напечат. в Яссах л. 49). «Предания двуперстного сложения никому невозможно изменить, не погреша против Евангелия» (Показание погреш. против Евангелия новообрядческой церкви, напечатанное в Яссах л. 45). Согласно сему утверждает и другой поборник раскола, инок Никола Чернышев, говоря: «Никон с поборниками разве ошибку исправили, когда отменили достоуважаемые догматы: сугубое аллилуия, двуперстие, седмипросфирие... и ввели щепоть, трегубое аллилуия и пятипросфирие» (Собор. свит напечатан. за границ. в Коломыи, л. 6). Наконец, и сами мои противники, в рассматриваемой мною книге, двуперстное сложение предпочитают даже ограждению себя крестным знамением. «Если, говорят они, св. отец (Василий Великий) называет догматом ограждение себя знамением креста, напоминающее только о кресте и страданиях Христа: то кольми паче может называться догматом то, что напоминает не просто о кресте и страданиях Христовых, но о самом том Христе и о самой Троице, каково и есть двоеперстное сложение». Говоря это, они забыли, что «ограждение себя знамением креста» есть не «напоминающее только о кресте», но есть изображение самого креста Господня: а двуперстное сложение не само по себе «напоминает о Христе и о святой Троице», а люди чрез него, как и чрез трисвещие и двусвещие, выражают мысль о Христе и о св. Троице. Итак, Святейший Синод в своем Изъяснении справедливо сказал о непримирившихся с церковию старообрядцах, что они двуперстию «усвояют противный православию смысл». А чтобы видеть, о каких старообрядцах говорится в статье о крестном знамении, печатаемой при Псалтыри, достаточно привести самые слова этой статьи: «С болезнию сердца воспомянути зде подобает, яко ревнители сего учения (о двуперстии) во дни отцев наших, имуще, якоже, глаголет Апостол, ревность Божию, но не по разуму, восташа противу православныя церкве, похулища ю, отступити от послушания ея в самочиние и противление, и сего ради суду церковному подпадоша. Собор лета 1667 общецерковное предание кротце, учительне и увещательне разномыслящим предложи; а на непокоряющихся святей церкви суд отлучения изнесе, обаче не конечне, но дóндеже вразумятся и приидут паки в послушание. Богу же благодарение, яко не вотще бысть сие ожидание св. собора: от среды бо отлучения изыдоша иже воистину уразумишася, яко истинствует святая православная восточная церковь, и яко несть пути спасении вне ея и сущия в ней благодати святительства и священства, от Самого Христа Господа, и от сошествия Св. Духа, и от св. Апостол непресечно и благозаконно друг-друго-приемлемыя и сохраняемыя: итако общение со святою церковию вожделеша и ей в послушание предашася, просяще точию сохранити им некия от отцев их принятие обряды, в нихже и совершение крестнаго знамения двумя персты. И чадолюбивая матерь св. церковь, видяще их обращением в ея послушание от вины осуждения избытих, во свое общение и благодатное единение прият их, но и двоеперстно знаменатися им не возбрани: понеже многим временем явлено бысть, яко не соединяют с сим ни коего неправославнаго мудрования». Ясно, что здесь говорится о единоверцах, а не о старообрядцах вообще, и потому совсем несправедливо и дерзко говорят мои возражатели о Святейшем Синоде Российском, будто он одних и тех же лиц называет «соединяющими» и «не соединяющими» с двуперстием неправое мудрование.

Возражая против моих слов о единоверцах, что они «получили право от законной церковной власти (Синода) на содержание старых обрядов мои противники говорят: «Если так, то интересно знать, получили ли они от своей власти право веровать в Бога, поклоняться иконам, молиться Богу и проч.?, или так просто не получивши права веруют в Бога, молятся Ему, поклоняются иконам? Какое в самом деле кощунство в словах: получили право на содержание православных преданий! Получают право на содержание трактирных заведений» и т. д.

Нет, – не в моих словах, а «в словах» самих моих обвинителей заключается прямое «кощунство» над церковною властию, – кощунство, свойственное одним еретикам-лютеранам, отвергнувшим авторитет церковной власти. И сами благоразумные старообрядцы постыдятся, надеемся, сравнивать открытие трактирных заведений, например, с построением святых Божиих церквей и монастырей и совершением в них Богослужений. Но и эти благие и Богоугодные дела святая церковь строго возбраняет творить, не испросив на то разрешение и благословение от епископа: «молитвенный храм, или монастырь, без ведения епископска не поставляется» (Кормч. 4 правило четв. всел. собора). «Аще же кто инако начнет творити, несть без вины» (24 прав. того же соб.); а святые отцы и учители церковные священника, действующего без воли епископа, или все то же без данного ему права, осуждают так же тяжко, как и того, кто действует священная не будучи рукоположен (зри о сем свидетел. в Выписках Озерского). Этого гласа святой церкви единоверцы слушают, все творят по воле и благословению церкви, и ничего не творят без воли ее, за что заслуживают похвалы, а не осуждения. Осуждая их за это, противники мои только сами себя бесчестят, являясь последователями еретиков-лютеран.

«Рассмотрим теперь приводимыя ответчиком примеры, коими он хочет доказать, что противоречия новообрядческой церкви самой себе, «если бы и оказалась какая-либо противоречивость постановлениям собора 1667 года в учреждении единоверия св. Синодом, не имеют значения, и что церковь имеет право вовсе отменять прежния соборныя постановления, не касающиеся существа веры». Таких примеров он приводит три: о епископских женах, – пример, который он приводил неоднократно и который нами рассмотрен в разборе замечаний ответчика, и потому рассматривать его здесь в другой раз не представляется надобности; другой пример о том, что собор иже в Анкире правилом 10 дозволяет диакону вступать в брак и после поставления в диаконский сан; напротив, собор иже в Трулле правилом 6 не попущает сему быти. В толковании на 10 правило Анкирскаго собора читаем: «обаче сему правилу сопротивится 6 правило шестаго вселенскаго собора... и держи оное правило, а сие упразднися».

И опять приходится заметить, что мои возражатели не привели всего, что говорится в моем ответе. У меня далее сказано следующее:

«Еще пятьдесят седьмое правило иже в Лаодикии собора воспрещает совершать приношение в домовых церквах; а тридесять первое правило шестого вселенскаго собора с дозволением епископа повелевает сему бывати. Вот и сии правила одно другому противоречат. Но можно ли отцев собора, установивших правила, противоречившие прежним соборам, обвинять в лишении православия? Этого конечно совопросники не скажут об отцах означенных соборов и сказать невозможно, ибо их противоречащие прежним постановления касались не догматов веры, а обычаев церковных. И постановления собора 1667 года касались не догматов веры, а обрядов: поэтому, если бы и оказалась какая-либо противоречивость сим постановлениям в учреждении единоверия Святейшим Синодом, оно также не имеет значения. Тем паче несправедливо совопросники обвиняют за сие в лишении православия всю вселенскую церковь.

«Мы доказали, что право на содержание некоторых обрядовых особенностей единоверцы получили от законной церковной власти. Между тем совопросники, обвиняя единоверцев в непоследовании собору 1667 года в обрядовых предметах, сами открыто противятся даже собору своих собственных епископов и притом в предмете богословском. В Белокриницком уставе, на котором основана их новоучрежденная иерархия, по замечанию самого собора раскольнических епископов, находится «длинный ряд нечестия... коего не весьма бы убоялися и самые ученики проклятого Ария» (Собор 1863 года: зри Разб. ответ. на 8 вопр.); а наши совопросники, именуемые братчики, вместе с новым еретиком Швецовым, вопреки сему собору утверждают, якобы в уставе не содержится никаких ересей. Итак, они сами оказываются ослушниками собора своих епископов, и в предмете не обрядовом, а догматическом, где никакого разноречия быть не должно: аще мы, или ангел с небеси благовестит вам паче, еже благовестихом, анафема да будет, говорит св. Апостол» (зач. 198).

Все это, как видят читатели, сильно обличает раскольнических совопросников, и все это мои возражатели намеренно опустили, как будто всего этого и не находится в моем ответе. Особенно заслуживает внимания то, что они постоянно обходят все касающееся их нынешней лжеиерархии, все обличающее ее незаконность и ложные учения ее членов, именуемых епископов. Этим самым мои возражатели ясно обличают и свою безответность, и свою недобросовестность.

Ответчик, как мы слышали, говорит, что церковь имеет право вовсе отменять соборные постановления, не касающиеся существа веры. Говоря так, Антонов обличает в себе полное незнание прав цервки³³.

Церковь имеет право вовсе отменять не только не касающиеся существа веры постановления соборов, но касающиеся существа веры и даже самые соборы. Истинно-православная Христова церковь во все времена своего существования руководствовалась положительной истиной, христианским учением относительно всяких соборных и не соборных постановлений и изложений веры. Истину христианской веры она ставила мерилом всему всегда и во всем. «Если я или другой кто-то, говорит Викентий Лиринский, – захочет узнать обманы и избегать сетей вновь являющихся еретиков и пребыть в здравой вере здравым и целым, то должен оградить веру свою, при помощи Божией, двумя средствами: во-первых, авторитетом закона божественнаго, а во-вторых, преданием кафолической церкви» (Памят. запис. стр. 15). А относительно соборов церковь так учит: «Последуй прежде его (бывшим) святым собором, той собор свят есть. Не последуяй же прежде его (бывшим) собором не свят, но и сквернен есть и отвержен» (Кормч. гл. 71, л. 641). «Якоже бо в царских цатах, – говорить святой Златоуст, – иже мало образа пресек, всю цату непотребну содела: сице иже здравыя веры и малейшую часть превратит, все погубляет на горшая происходя от начала». (Бесед. Апостол. галат, гл. 1. ст. 7). Итак, во всем, в касающемся и не касающемся существа веры, мы должны руководствоваться истиной: принимать то, что согласно с учением святых отец прежде нас бывших, и отвергать то, что противоречит ему. Истина, или что-то же христианская вера, христианское учение и предания церкви, должны быть мерилом всему. Церковь древних времен так действовала. Она не смотрела и не учила смотреть, о чем сделано постановление, о касающемся существа веры или нет, а смотрела и учила смотреть, как сделано постановление: согласно церковных правил и преданий или нет? Если согласно, то принимала, а если противно правилам и преданиям ее, то отвергала, от кого бы такие постановления ни исходили. Таким образом она отвергала даже целые соборы со всеми их постановлениями, касающимися и не касающимися существа веры, если сии соборы не следовали прежде их бывшим святым соборам, делая свои постановления вопреки преданию церкви. Так были отвергнуты ею соборы со всеми их беззаконными постановлениями: ефесский, называемый разбойнический, ариминский и селевкийский, два иконоборческих, флорентийский и соборы 1656–1667 гг.³⁴

Даже постановления соборов, не касающиеся существа веры, отменялись совсем не потому, что они не касались его, а потому, что противоречили прежде их изложенным правилам. Это подтверждается одним из двух приводимых Антоновым примеров, как увидим ниже.

Мы доказали, что, по учению церкви, христианская истина должна быть мерой всему, и что все должно принимать и отменять, соображаясь с этой истиной. Новообрядцам такой простой способ различения правильного от неправильного, православного от неправославного решительно неизвестен. И вот они придумали для этого новый способ. По этому способу касающиеся существа веры постановления нельзя отменять, хотя бы они были прямо еретические, а не касающиеся существа веры церковь учащая имеет право отменять, хотя бы они были истинно-православные. Не будем опровергать этого нелепого учения новообрядцев³⁵. Спросим только: что новообрядцы разумеют под словами «не касающееся существа веры», и касающееся существа веры? Ибо вот сами апологеты новообрядства до сих пор этого различения не сделали. А между тем без этого разграничения нельзя понять: что же церковная власть имеет право отменять и что нет? Где тот предел, от которого она перестает быть под контролем преданий церковных и ее постановления не имеет права никто проверить христианской истиной, преданием церкви, – предел, от которого она уже все делает по своему усмотрению, по своему произволу, не соображаясь с истиной? Иначе подчиненный Синода не может_: быть уверен, что у него не отнимут, быть может, завтра же, всех церковных преданий, назвав их не касающимися существа веры, как и случилось с протестантами, которым наши новообрядцы в этом случае следуют. Итак, всякому новообрядцу необходимо знать следующее: церковная власть что имеет право отменять и чего не имеет права отменять?

В нашей старообрядческой церкви Христовой такого вопроса нет и быть не может. Все касающееся и не касающееся существа веры, если оно православно, истинно и спасительно никакая церковная власть не имеет права отменять. А кто дерзает на это, то перестает быть православным, становится еретиком³⁶. Если же что-либо из касающегося и не касающегося существа веры окажется еретическим или противным правилам и положительному христианскому учению о нем, то церковная власть и каждый христианин не только имеют право, но и обязаны отменить его. Вот наше понятие о правах церковных властей касательно преданий церкви: истина должна быть мерой всему и во всем, а ей ни что³⁷. Никто не имеет права ложь ставить на место истины, а истину почитать за ложь: кто отвергнет какое-либо православное предание, тот перестает быть православным, а кто примет что-либо из еретических преданий, тот становится еретиком и проклятым, хотя бы он был не только пастырь или множество пастырей, а и сам апостол или даже ангел с небес (галат. гл. 1, ст. 6–9). И просто, и ясно.

Это наше положение, как мы сказали раньше, подтверждает и один из приводимых самим ответчиком примеров, которыми он хочет доказать кроме того, что их церковная власть имеет право вовсе отменять не касающееся существа веры, еще и то, что если бы Синод учреждением единоверия и впал в противоречие собора 1667 г., то это будто бы не имеет никакого значения. Сопоставим первый из приведенных им примеров, что 10 правило Анкирского собора, дозволявшее диаконам в некоторых случаях вступать в брак, отменено шестым вселенским собором с действиями новообрядческой церкви относительно древних преданий, отменённых собором 1667г. Анкирский поместный собор, дозволя диаконам вступать в брак, если они об этом заявили перед своим посвящением, сделал это не в виде правила (Опыт курса церк, законовед.), а только в виде местного изъятия из двадцать шестого апостольского правила (см. книгу правил), но не отверг ни одного из апостольских правил, не «вменил их ни во что, якоже и не бысть». А собор 1967г. отменил многие церковные предания и сделал не изъятие из одного какого-либо правила, а отверг безусловно весь святой стоглавый собор, «вменил его ни во что якоже и не бысть» (см. Деян. соб. л. 8). Шестой вселенский собор распоряжение поместного Анкирского собора, сделанное только в виде местного изъятия из одного апостольского правила, отменил. А Синод беззаконные установления собора 1667 г., сделанные им вопреки учению и содержанию всей древней церкви, – не изъятие из одного какого-либо правила, а прямо отменение целого собора, – Синод все это не отменяет и отменять не думает, а только перетолковывает их своими изъяснениями совсем в другом смысле, в каком они изданы собором. Так древняя церковь не делала, не оправдывала и не перетолковывала ошибочных постановлений прежних соборов³⁸, а просто возьмет, да и отменит их, как вот и сделал трульский собор с десятым правилом Анкирского собора. Пусть и Синод отменит все беззаконные определения собора 1667 г., признает их ошибочными, ложными, неправильными: тогда, и только тогда приведенный ответчиком пример будет в некотором смысле оправдывать действия новообрядческой церкви.

Пред сим мои противники, как помнят читатели, отрицали право церкви по потребности изменять обрядовые предания; а теперь говорят, что «церковь имеет право вовсе отменять не только некасающияся существа веры постановления соборов, но и касающиеся существа веры и даже самые соборы, как и были ею отвергнуты соборы со всеми их, беззаконными постановлениями: Ефесский, называемый разбойнический, Ариминский и Селевкийский, два иконоборческих, Флорентийский и соборы 1656–1667 годов».

Но разве я утверждал, что истинная церковь Христова не имеет права отвергать еретические соборы с их противными православной вере постановлениями? Этого никогда не утверждал я и, значит, они возражают не мне, а какому-то воображаемому ими противнику.

Московские соборы времен патриарха Никона они причисляют здесь к соборам древних еретиков: ариан, единовольников, иконоборцев и проч. Но эти соборы еретиков погрешали против учения слова Божия; а за московскими соборами мои противники не указали и не могут указать никаких погрешностей против учения слова Божия. Как же дерзают они приравнивать их к соборам злейших еретиков? И еще: все помянутые ими еретики были судимы и осуждены в тот или иной разряд еретиков соборами православных пастырей – патриархов, митрополитов и епископов. А церковь греко-российскую какой собор архипастырей судил и осудил, признав еретическою? По сказанию одного из главных моих противников лжепопа Механикова «первый осудил церковь православную некий поп Феодосий, допустив принятие священников нового поставления вторым чином, чрез миропомазание, с признанием, по миропомазании, таинства хиротонии действительным, принявши первого нового поставления священника Александра с правом священнослужения в старообрядчестве» (см. книгу Механ. «Историкоканон. обозр. старообряд. общ.»). Но священник разве может осудить всю православную церковь и причислить ее к еретикам второго чина? Ясно, что Феодосий восхитил недарованную от Бога власть, за что подлежал осуждению и проклятию.

«Церковь древних времен, – говорят мои противники, – не смотрела и не могла смотреть, о чем сделано постановление, о касающемся существа веры, или нет, а смотрела и учила смотреть как сделано постановление: согласно церковных правил и преданий, или нет?»

Напротив, «церковь древних времен» всегда смотрела и учила «смотреть, о чем сделано предшествующею церковною властию постановление, – о касающемся ли существа веры или нет». Это можно видеть, например, из действий шестого вселенского собора, который о догматах благочестия, или все тоже об истинах христианской веры, говорит: «что прежде определено о догматах благочестия, мы совершенно решили ниже прибавляти что-либо, ниже убавляти, и не могли сделать иначе никоим образом» (см. 1 пр. в книг. прав.); а некоторые правила прежних святых соборов, касающиеся собственно внешнего церковного порядка, отменил. Так своим 16 правилом он отменил 15 правило неокессарийского собора, требующее, чтобы в городе, хотя бы он и весьма велик был, иметь только семь диаконов, а правилом 29 отменил 50 правило собора карфагенскаго, коим повелевалось «от неядших человек совершатися божественной службе, разве единаго дня в лете, в оньже Господская вечеря сотворяется, то есть великаго четвертка». Отцы шестого вселенского собора усмотрели в этом «безчествование» четыредесятницы и постановили в четверток последней седмицы также не разрешать пощение. А 12 своим правилом собор сей отменил даже апостольское 5 правило, дозволявшее епископу сожитие с своею женою, повелев, напротив, «епископу не жити с своею женою», о чем и выше мы говорили.

Согласно шестому вселенскому собору и наш русский стоглавый собор «смотрел и учил смотреть постановления соборные», касаются ли они «существа веры или нет». Ибо он, в 79 главе Стоглава, перечислив множество изменений и отменений прежних соборных постановлений, объясняет, что сими изменениями и отменениями прежних соборных постановлений не нарушается правило: «иже, кто от седми соборов приложит, или уложит, анафема да будет» (гл. 79).

Ясно, что церковь древних времен, вопреки уверению моих противников, разделяла церковные постановления на существенные и несущественные, касающиеся догматов веры, и касающиеся обрядов и обычаев: первые хранила и заповедала хранить в неприкосновенности под страхом отлучения от церкви, а вторые по потребности иногда и видоизменяла, некоторые же и совсем отсекала, заменяя новыми лучшими. Такому учению древней церкви вполне следует и нынешняя православная греко-российская церковь, а глаголемая церковь старообрядцев, напротив, не следует, но противится, ибо почитает обрядовые предания так же неизменными и неприкосновенными, как и догматы веры, что именно подтверждают здесь и мои противники, говоря: «в нашей старообрядческой церкви Христовой такого вопроса, что церковная власть имеет право отменять и чего не имеет, нет и быть не может; все касающееся и не касающееся существа веры, если оно православно и спасительно, никакая церковная власть не имеет права отменять, А кто дерзает на это, тот перестает быть православным, становится еретиком... Вот наше понятие о правах церковных властей»! – возглашают они.

Но противники мои, конечно, не решатся отвергать православность предания св. Апостол о совокупном сожитии епископов с своими женами (зри 5 ир. св. Апост.) и предания св. отец – по ядении совершать божественную службу в великий четверток (зри 50 прав. карфаген. соб.); однако св. церковь, как выше сказано, на шестом вселенском соборе сии православные предания отменила. Значит, и древнюю святую церковь противники мои в силу своих собственных слов должны, признать еретическою, на что, полагаю, не дерзнут и они.

Отрицая у церкви право распоряжения в обрядовых преданиях, противники мои, подобно еретикам-лютеранам, предоставляют это право всякому, т. е. и простому мирянину: «если что-либо из касающагося и не касающагося существа веры окажется еретическим, или противным правилам и положительному христианскому учению о нем, – говорят они, – то и каждый христианин не только имеет право, но и обязан отменить его». Но, во-первых, следует заметить, что все не касающееся до существа веры, как, например, то или иное сложение перст, само по себе не может быть противным православной вере. Во-вторых, каждый человек, как бы ни был начитан в писании и как бы хорошо ни понимал оное, не может положиться на самого себя, на свой собственный разум, или на указания других, по его мнению, начитанных и сведущих людей, потому что никто не огражден от опасности понять превратно то или другое в слове Божием. Поэтому все должны требовать наставления от церкви Божией и свои понятия проверять ее учением, ибо она, по слову Апостола, есть столп и утверждение истины (к Тим. зач. 284). Дерзость людей, надеющихся только на свой разум и хотящих присвоят себе ведение писаний и учительство, св. вселенский шестой собор правилом 64 смиряет, законополагая: «мирский человек да не учить, не вси бо пророцы_, ниже убо вси апостоли». А в великом Катихизисе, на листе 21, это дерзостное восхищение учительского звания поставляется одним из признаков еретичества. В ответ на вопрос: «почему познавати еретики?» в числе прочих признаков указано и сие: «аще не призванные входят в чин учительства». И признак сей указан на основании слов Апостола Павла в послании к римлянам: како проповедят, аще не послани будут (зач. 104). Посему, предоставляя каждому мирянину право отвергать обрядовые предания, хотя бы и еретические, противники мои узаконяют самочинное восхищение учительства в церкви, и тем противятся слову Божию и явно еретичествуют.

Самовольно восхитив себе и предоставив каждому власть полагать, по своему разумению, различие между существенным и несущественным, между правильным и неправильным учением, противники мои укоряют «новообрядцев», что им этот «простой способ различения правильнаго от неправильнаго, православнаго от неправославнаго решительно не известен», что «новообрядцы» будто бы «придумали новый способ», по которому «касающиеся существа веры постановления нельзя отменять, хотя бы они были прямо еретические, а не касающиеся существа веры церковь учащая имеет право, отменять, хотя бы они были истинно-православныя».

Православная церковь совсем не содержит такого учения, коим бы запрещалось «отменять» еретические, противные слову Божию, постановления. Противники мои возводят на церковь наглую клевету, приписывая ей такое учение.

Против представленного мною примера отмены 10 правила Анкирского собора 6 правилом шестого вселенского собора, мои противники возражают мне: «Анкирский поместный собор дозволив диаконам вступать в брак, если они об этом заявили пред своим посвящением, сделал это не в виде правила (Опыт курса церк. законовед.), а только в виде местного изъятия из 26 апостольского правила (см. книгу прав.), но не отверг ни одного из апостольских правил, не вменил их ни во что, яко же и не бысть. А собор 1667 года отменил многие церковные предания, сделал не изъятие из одного какого-либо правила, а отверг безусловно весь святой стоглавый собор, вменив его ни во что якоже и не бысть».

Но, во-первых, если Анкирский собор признал себя в праве сделать изъятие из апостольского правила, то тем более должно признать за церковию право на подобные изъятия из правил соборных. И если противники мои нимало не осуждают Анкирский собор за сделанное им изъятие из апостольского правила, то тем более не должны осуждать церковь греко-российскую за сделанное для единоверцев изъятие из некоторых постановлений собора 1667 года.

Во-вторых, собор 1667 года подверг только исправлению некоторые из употреблявшихся прежде него церковные обычаи и обряды, а вовсе не отменял их, тем паче не «вменил ни во что». Ни во что вменил он только произнесенную Стоглавым собором неправедную клятву на незнаменающихся двуперстно, – за эту клятву и самый собор признал он не в собор; но клятву, произнесенную Стоглавым собором на незнаменающихся двуперстно, и древлероссийская церковь не признавала действительною: ибо знаменающихся тремя перстами не только не считала состоящими под клятвою, но и издавала книги с учением о троеперстии, о чем мы уже подробно говорили.

«Древняя церковь, – продолжают мои противники, – не оправдывала ошибочных постановлений прежних соборов, а просто возьмет, да и отменит их, как вот и сделал Трульский собор с 10 правилом Анкирскаго собора. Пусть отменит и Синод все беззаконные определения собора 1667 года, и тогда только приведенный ответчиком пример будет в некотором смысле оправдывать действия новообрядческой церкви».

Никаких «беззаконных», повреждающих благочестие определений, собор 1667 года не определял и определять не мог, ибо не имел и рассуждения о догматах веры; а если бы из установленных им обычаев и обрядов какие и оказались для настоящего времени излишними, то они не требуют отсечения правилами, ибо и древняя церковь не все оказавшиеся ненужными обычаи правилами отсекала, но из них иные предались забвению временем, как это ясно свидетельствуют толкование на 11 и 19 правила Лаодикийского собора, где именно говорится: «бяху в древних неции обычаи, в церквах бываемии, от нихже убо временем ови забвени быша, инии отнюдь престаша, другия же правила отсекоша».

Второй пример, приведенный Антоновым для оправдания противоречий своей церкви, есть тот, что 57 правило иже в Лаодикии собора воспрещает совершать приношение в домовых церквах, а 31 правило шестого вселенского собора с дозволения Епископа повелевает сему бывати. Вот и сии правила одно другому противоречат.

Антонов говорит неправду. 57 правило Лаодикийского собора говорит о домах, а не о домовых церквах, а 31 правило шестого вселенского собора говорит о домовых церквах, а не о домах. Так объясняют это, по крайней мере, знатоки и толкователи правил, знаменитые в новообрядческой церкви. Один из них решительно свидетельствует, что 57 (по полному переводу 58) правило Лаодикийского собора «не дозволяет совершать литургию в домах, там, где нет храма и святого престола» (Опыт курса церковного законовед).

Что между правилом Лаодикийского собора и 31 шестого вселенского находится противоречие, на которое я указал, это свидетельствуют и отцы стоглавого собора, говоря: «В Лаодикии 57 (правило) в дворах безкровная жертва не приношается, ни от епископа_, ни от попа, се правило не повелевает; шестого же собора правило 31 Лаодикии собор отвращает, повелевает с повелением того места епископа с презвитером служити в церковицах сущих внутри домов» (Стогл. гл. 79). Этому свидетельству отцев Стоглавого собора противники мои, столь его почитающие, должны верить гораздо более, нежели «знаменитым в новообрядческой церкви толкователям».

Из сказанного нами ясно, что не только единоверцы, употребляющие старые обряды вопреки собору 1667 года, но и Синод, благословляющий им так поступать, подлежат клятвам сего собора, и что доказательства Антонова, коими он хочет оправдать свою церковь в нарушении своих же собственных постановлений и в противоречии самой себе, только сильнее обвиняют его во всем этом. Как мы показали, единственный способ для неё выйти из той глубины фальши, в которой она пребывает теперь, состоит в том, чтобы сознаться в своих исторических и догматических ошибках и погрешностях, отменить все беззаконные порешительнее постановления своих предков, касающиеся и не касающиеся существа веры.

Всякий благоразумный читатель, надеемся, ясно видит, что противники мои всуе хвалятся здесь своими доказательствами против церкви православной, и совсем напрасно требуют от неё сознания в каких-то исторических и догматических погрешностях, ибо она ни в первых, ни тем паче в последних не повинна, что мы достаточно показали. А если бы какие-либо исторические, или археологические ошибки и были ею допущены, то чрез них нимало не может нарушаться православная вера, так как исторические и археологические указания к числу догматов православной веры не относятся.

Было предложено: Собор 1667 года всех ослушников своего соборного повеления отлучил от Отца и Сына и Св. Духа, как еретиков и непокорников, дóндеже уразумятся и возвратятся в правду покаянием (Деян. соб. л. 7), то единоверцы, оставаясь при своем упорстве, не принимая новоисправленных книг, уразумились ли и возвратились ли в правду покаянием?

Вместо прямого ответа на вопрос Антонов обходит его, искажая ясный и определенный смысл представленного в вопросе требования собора «уразумиться и возвратиться в правду покаянием». Он говорит, что единоверцы уразумились и возвратились в правду покаянием тем, что присоединились к Церкви Православной, что они архиереев греко-российской Церкви признают архиереями, и совершаемые ими таинства таинствами. Единоверцы вразумились, что греко-российская Церковь времен Никона в догматах веры погрешить не могла, потому что соборные рассуждения касались только обрядов, а не догматов веры.

Несправедливо утверждают мои возражатели, будто я «обхожу требования вопроса». Я отвечаю на вопрос прямо; а вот сами они действительно исказили мой ответ, по своему обычаю опустив и оставив без внимания самые важные в нем слова, которые я и вынужден привести здесь вполне для обличения их недобросовестности. У меня говорится:

«В предшествующих ответах мы доказали, что единоверцы не суть ослушники церкви, и клятвы собора на них лежать не могут; а что единоверцы вразумились и возвратились в правду покаянием, это они свидетельствуют оставлением раскола и присоединением к церкви православной. Если бы они не вразумились в правоте содержания истинной веры Христовой церковию греко-российскою, то не присоединились бы к ней, а пребывали бы доселе вне ее, в расколе, подобно тому, как пребывают совопросники. Единоверцы оставили заблуждение своих предков, которые архиереев церкви греко-российской называли не архиереями и совершаемые ими таинства – не таинствами; а совопросники, как и вся их именуемая церковь, доселе не оставляют этого заблуждения своих предков. Единоверцы вразумились, что при соборном исправлении богослужебных книг рассуждения соборов касались только обрядов, а не догматов веры, и потому отцы соборов и современная им греко-российская церковь в догматах веры погрешить не могли и не погрешили, так как обряды не суть вера и различие обрядов, по свидетельству св. Григория Двоеслова, не вредит единости веры (посл. 41 к Леандру); а совопросники, как и все их общество, доселе находятся в неразумии, утверждая, что якобы при патриархе Никоне русскою церковию изменено древнее благочестие и принято еретичество, что церковь якобы лишилась благодати освящающей и спасающей, и не исповедуемое обрядами, а самые обряды ставят в неизменные догматы веры, являя себя чрез то вводителями новых догматов, каковые люди осуждаются и проклинаются святою церковию (см. 1 прав. шест. всел. соб.). Единоверцы вразумились, что в каком виде Господь создал свою церковь, в том она и пребудет навсегда неодолимою, имея трехчинную иерархию и седмь богопреданных таинств, по неложному словеси Христа Спасителя: созижду церковь мою, и врата, адова не одолеют ей (мат. зач. 67), – уразумели, что предки их, как и все вообще старообрядцы, лишившись другопреемственной иерархии и совершения таинств, составлять собою церковь Христову не могли, и что доселе ни одно из старообрядческих обществ не составляет неодоленной от врат адовых церкви; а совопросники, как и их глаголемая церковь, доселе блуждают во тьме неразумия, утверждая, якобы церковь Божия может лишиться другопреемственной иерархии и совершения таинства священства, и однако же оставаться церковию Божиею, чем явно оказывают неверие словесем Христа Спасителя, о которых Сам Он засвидетельствовал: небо и земля прейдут, словеса же моя не прейдут (мар. зач. 62)».

Оставив без внимания все здесь сказанное нами прямо на вопрос, и сократив все это в несколько слов, возражатели мои, очевидно, изказили мой ответ. А между тем несправедливо обвиняют меня в искажении вопроса, на который будто бы не дал я прямого ответа. Посмотрим теперь, что возражают они против моих слов.

В разборе предыдущих ответов мы показали, что собор 1667 года обращал свои требования и клятвы к православным христианам, то есть к подлежащим власти собора, каковы и есть единоверцы и Синод, кои не исполняя его требований, подлежат его страшным клятвам. В предложенном вопросе братчики коснулись одного из условий требования соборного определения, именно, что желающий избежать его клятв, должен вразумиться и возвратиться в правду покаянием, то есть принять все его новшества, какие он предлагал на место древних преданий: триперстное сложение вместо двуперстного, тройственное аллилуйя, вместо двойственного, символ веры без слова «истиннаго» и пр. Под словом возвратиться в правду покаянием не что иное разумеется, как оставление древних преданий и принятие новых. Ибо покаяние в том и состоит, чтобы оставить прежние свои дела – грехи и возненавидеть их, а на место их принять противоположные им добродетели. Другого рода покаяние нам неизвестно. А так как собор требовал оставить старые обряды и на место их принять новые, то и под словом покаяние он разумел именно оставление старых и принятие новых обрядов. Так понимаем это выражение собора не мы только, а вообще добросовестные исследователи занимающего нас вопроса даже из самых новообрядцев. Один из них говорит: «Клятвы собора налагались на всякого нарушителя закона 13 мая 1667 года «дондеже вразумится и возвратится в правду покаянием», то есть, до тех пор, пока он «не послушает повелеваемых» от собора, то есть, не подчинится выше указанному единственному требованию соборного определения: не примет новоисправленных обрядов и книг. Вразумление и возвращение в правду покаянием не могло совершиться иначе, как на условии отложения прежняго обряда и усвоения новоисправленнаго» (Соврем. церк. вопр. стр. 289 и 365–366).

Ясно таким образом, что толкование, или точнее увертка Антонова, что единоверцы вразумились и возвратились в правду покаянием тем только, что перестали архиереев называть не архиереями, никуда не годится, потому что противоречит действительности. Ибо единственное требование соборного определения, как мы знаем, состояло в том, чтобы отвергнуть старые обряды, а на место их принять новые. О каких бы то ни было названиях архиереев не архиереями или таинств не таинствами в соборном определении нет и речи³⁹. Также нет в нем намека и на то, в чем единоверцы еще вразумились, по словам Антонова, именно, что они будто бы сознали, что соборы и современная им новообрядческая церковь не погрешили в догматах веры, ибо вразумления в том собор 1667 года решительно не требовал ни от кого⁴⁰. К чему же единоверцы вразумились в том, о чем собор решительно не упоминает (?!) и не вразумились в том, о чем собор так внушительно говорит и так настойчиво требует вразумиться и возвратиться покаянием, именно принять новоисправленные книги и новые обряды на место старых? Очевидно такого вразумления, каким, по словам Антонова, вразумились единоверцы, требует от них Синод вопреки определению собора 1667 года, чем не только подводит единоверцев под ужасающие клятвы сего собора, но и сам неизбежно подпадает под них.

Нелепость третьего объяснения Антонова, что единоверцы вразумились и возвратились в правду покаянием тем будто бы, что присоединились к новообрядческой церкви, очевидна само собою. Ведь в том-то и дело, что они присоединились к новообрядческой церкви, но вопреки требованию собора не возвратились в правду покаянием: не оставили того, что он требовал оставить, и не приняли решительно ничего из того, что он так настойчиво и с такими угрозами, с такими клятвами, обязывал принимать всем чинам православных христиан. Недостаточно только присоединиться к Церкви, а нужно прежде отречься от ересей, осужденных соборами⁴¹, проклясть свои и иные ереси все (8 пр. пер. всел. соб., 95 пр. шест. всел. собора).

У новообрядцёв же так извращено понятие о присоединении еретиков к Церкви, что они могут присоединяться к ней, не отрекаясь от своих ересей⁴², даже и по присоединении содержа их и притом с благословения Церкви, которая раньше прокляла их.

В древней Православной Христовой Церкви, а ныне в старообрядческой, которая соединена с нею неразрывно единством веры, единством преданий, первым условием присоединения к Церкви ставится отречение от ересей: оставление и проклятие их, и принятие православной веры, православных преданий. Иначе еретик не может и присоединиться к Церкви. Единственное условие примирения или соединения с Церковью для всякого еретика есть принятие православной веры и оставление ересей. У новообрядцев совсем не так, у них самым главным условием присоединения к Церкви служит подчинение Синоду. Держись каких угодно ересей только подчиняйся Синоду; называй подчиненных ему архиереев архиереями и считай, что они и вся их Церковь не погрешают в догматах веры – и будешь истинный сын новообрядческой церкви. Таковы вот у ней так называемые единоверцы, которые держатся таких писаний, из которых только в одном (двоеперстии) умные богословы новообрядческой церкви насчитывали около пяти злейших ересей. Если новообрядческая церковь приняла в свое общение единоверцев с их осужденными ею обрядами, в которых притом и ереси есть, потому только, что они подчинились ее Синоду и считают ее православною, то в таком случае она должна принять всех еретиков с их ересями, которые пожелают присоединиться к ней с своими ересями. Этого уже требует сама последовательность в действиях и справедливость в отношениях, требующая, чтобы к одинаковому относились равно и одинаково. Об этом братчики и говорят в следующем вопросе⁴³.

Противники мои опять повторяют свою неправду, что будто бы «собор 1667 года обращал свои требования и клятвы к подлежащим власти собора, каковы и есть единоверцы и Синод», которых во время собора не существовало вовсе, к которым поэтому не мог он и обращаться. Имея в виду первых расколоучителей, проповедовавших народу, что новоисправленные книги и обряды нельзя принимать в церковное употребление, ибо они еретические и растленные, означенный собор, хотя и требовал от современных ему православных христиан употребления новоисправленных книг и обрядов, как право исправленных, но свои требования не признавал неизменными, так чтобы последующая после него церковная власть ни в каком случае не могла их изменить, или из них для некоторых сделать исключение, напротив признавал нужду исправляти друг друга лучшаго ради приобретения еже к пользе, приводя на это «образы и указания» изменений обрядовых установлений (см. Деян. соб. 1666–67 годов). В согласие этого, достойного особенного внимания, свидетельства отцев собора 1667 года, православная церковь посредством Св. Синода «ради лучшего приобретения» отторгшихся от нее чад своих и учредила единоверие, благословив единоверцам употреблять любимые ими обряды и обычаи. Отсюда понятно, как несправедливо противники мой подлагают под осуждение отцев собора 1667 года Святейший Синод за учреждение единоверия и единоверцев за употребление двуперстия и прочих обрядовых преданий, содержащихся в старопечатных книгах, каковую несправедливость их мы и выше в своем рассмотрении достаточно обличили.

Противники мои говорят: «вразумление и покаяние в том состоит, чтобы оставить прежния свои дела – грехи и возненавидеть их, а на место их принять противоположныя им добродетели».

Но единоверцы так именно и поступили, – оставили и возненавидели дела и грехи своих предков, признававших церковь, ни в чем не уклонившуюся от православия, еретическою, архиереев ее – не архиереями, таинства – не таинствами, и приняли противоположные им дела добродетели, – присоединились к православной церкви, сделались удами единого тела ее, приемля от нее таинство рукоположения, а с ним и все прочие таинства, освящающие и спасающие человека.

Но противники мои на это возражают: «Толкование, или точнее увертка Антонова, что единоверцы вразумились и возвратились в правду покаянием тем только, что перестали архиереев называть не архиереями, никуда не годится, потому что противоречит действительности, ибо единственное требование соборного определения, как мы знаем, состояло в том, чтобы отвергнуть старые обряды, а на место их принять новые. О каких бы то ни было названиях архиереев не архиереями, или таинств не таинствами в соборном определении нет и речи».

Напротив, в первой части соборного постановления прямо говорится: «понеже грех ради наших, Божиим попущением, сопостата же нашего христианскаго рода и ненавистника диавола ратованиям, мнози невежды не точию от простых, но и от священных, и монахов... ови убо устно, ови же и писменно, глаголюще и пишуще... нарицаху книги печатныя новоисправленные и новопреведенные при Никоне, бывшем патриархе, быти еретическия, и растленныя, и чины церковные, яже исправишася с греческих и древних российских книг, злословиша, имены хульными нарицаху ложно, и весь архиерейский чин и сан уничижиша, и возмутиша народ буйством своим, и глаголаша церкви быти не церкви, архиереи не архиереи, священники не священники, и прочая таковая блядения... от чего мнози христиане отлучишася церковнаго входа, зане во многих от народа мнение вниде, яко ересми многими и антихристовою скверною осквернены церкви и чины и таинства... Сих ради вин сошедшеся мы, великороссийского государства вси архиереи, митрополиты и архиепископы и прочии от духовных чинов... испытахом подробно, чрез многое время, новоисправленныя и новопреводныя печатныя книги и старые харатейныя книги... и ничтоже стропотно, или развращенно, или вере нашей православной противно в новоисправленных и новопреведенных книгах обретохом, но все согласно со старыми славянороссийскими харатейными книгами» (Деян. соб. 1667 г.).

Также и ранее, царь Алексей Михайлович, указывая нужду в составлении собора, засвидетельствовал о распространении расколоучителями злохулителений на св. церковь: «уже бо богохульная их, говорил он, плодоношения не точию по различных царствия, Богом нам врученного, странах, градех же и весех обносится, но и в самый сей град престола нашего вомчеся, даже и нашима в свитцех рукама, в словесех же ушесома прикоснутися, яже услышавше мы и прочетше, абие Богонаставлением познахом диаволе быти семя, сицевыя хулы содержащее, яко нынешняя церковь несть церковь, тайны божественныя не тайны, крещение не крещение, архиереи не архиереи, писания лестна, учение неправедное, и вся скверна и неблагочестива, имже убийственным злоплодием мнози скудоумнии повреждьшеся, аки вне ума бывше, заблудиша от церкве в новопрозябшая сонмища, крещение отложиша, грехов своих иереом Божиим не исповедаша, тайнам животворящим не причащахуся, весма от церкве и от Бога отчуждишася» (там же).

Из сих несомненных свидетельств ясно открывается, что понудительною причиною к составлению собора и соборному определению послужили нестерпимые хуления лжеучителей на новоисправленные богослужебные книги и чины, на церковь, иерархию ее и таинства, а не осуждение старопечатных книг и содержащихся в них обрядов, как это несправедливо тщатся утверждать мои противники.

Итак, повторяю, противники мои несправедливо говорят, что в соборном определении «о каких-либо хулах церкви, архиереев и таинств и речи не было».

Возражатели видят «очевидную нелепость» в моем объяснении, что единоверцы действительно возвратились в правду покаянием, когда присоединились к православной церкви. «Ведь в том то и дело, говорят они, – что единоверцы присоединились к новообрядческой церкви, но вопреки требованию собора не возвратились в правду покаянием: не оставили того, что он требовал оставить, и не приняли решительно ничего из того, что он так настойчиво и с такими угрозами обязывал принимать всем чинам православных христиан: триперстное сложение вместо двоеперстнаго, тройственное аллилуия вместо двойственнаго и пр.».

Но двуперстие, двойственное аллилуия и прочие обрядовые особенности единоверцы содержат не вопреки, а согласно требованию собора 1667 года, ибо сей собор заповедал всем православных христианам «покорятися во всем, без всякого сумнения и прекословия, святей восточней, и апостольстей церкви Христове». А церковь именно и благословила единоверцам употреблять сии обряды, ибо имеет право не только делать снисхождение немощным, но и отменять прежние соборные постановления, не касающиеся существа веры, о чем решительно засвидетельствовал, как мы видели выше, опять тот же самый собор 1667 года. Отсюда ясно и то, что единоверцы, вступив в единение с православною церковию, этим показали именно, что они «вразумились в правду покаянием», и ничего «нелепого» в моих словах нет.

«Недостаточно только присоединиться к церкви, – добавляют мои противники, – а нужно прежде отречься от ересей, осужденных соборами: «проклясть своя и иныя вся ереси» (8 пр. пер. всел. соб.). У новообрядцев же так извращено понятие о присоединении еретиков к церкви, что они могут присоединяться к ней, не отрекаясь от своих ересей, даже и по присоединении содержа, их, и притом с благословения церкви, которая раньше прокляла их».

Это есть клевета на православных, которых мои возражатели презрительно называют «новообрядцами», – клевета, притом и выраженная бестолково. Что здесь называют они ересями? Очевидно двуперстие, двойственную аллилуйю, седмипросфирие и прочие известные обрядовые особенности. Но кто их называет ересями? Если сами возражатели мои, то это их дело, – пусть так и будет; мы и будем знать, что, по их понятию, двуперстие и прочие «старые» обряды суть ересь, которую церковь не требует проклинать от приходящих к ней из раскола, тогда как, по мнению моих возражателей, должна бы это делать. Если же они утверждают, что православная церковь признает ересью двуперстие и прочие обряды, то они клевещут на церковь. Пусть они покажут: где, в каких именно книгах своих, православная церковь самые так называемые старые обряды признает ересью, и где «прокляла их», как ересь?

«В древней православной Христовой церкви, – говорят в заключение мои противники, – а ныне в старообрядческой, которая соединена с нею неразрывно единством веры, единством преданий, первым условием присоединения к церкви ставится отречение от ересей, оставление и проклятие их, и принятие православной веры, православных преданий. Иначе еретик не может и присоединиться к церкви. У новообрядцев совсем не так. У них самым главным условием присоединения к церкви служит подчинение Синоду» и т. д. Следуют клеветы и брань на церковь и Синод, которых не будем повторять.

Совсем несправедливо противники мои утверждают, что якобы их нынешняя глаголемая церковь «неразрывно соединена с древнею вселенскою церковию единством веры, единством преданий». В самой проповеди св. Евангелия она не имеет согласия с древнею вселенскою церковию: древняя церковь, исповедуя Сына Божия творцем и промыслителем всего видимого и невидимого, всегда веровала, что Он есть также создатель и владыка своей церкви, которую сохранит навсегда «непреклонну, недвижиму», в том самом устройстве, какое дал ей в начале ее создания, – с преемственною, от Христа идущею, иерархиею и совершением седми установленных от Христа таинств; а старообрядцы не имеют такой веры во вседержительство Божие, – не веруют, что Господь хранит и сохранит церковь свою непреклонною и недвижимою, ибо проповедуют, что в церкви может последовать прекращение православного епископства и совершения благодатной хиротонии, что она может существовать, и действительно будто бы существовала 200 лет, без епископов и без совершения таинства хиротонии. Ясно, что мнимые старообрядцы не соединены «неразрывно» исповеданием «единства веры с древнею Христовою церковию». Также и единством чинов Богослужения и обрядовых преданий старообрядцы не могут считать только себя соединенными со вселенскою церковию. На пространстве времени своего существования церковь имела не одинаковые богослужебные чины и обряды, а различные; соблюдая исключительно одни из сих чинов и преданий старообрядцы неизбежно нарушают другие, также издревле существовавшие, например, древнейший устав Студийский, который с употребляемым ныне у старообрядцев уставом Иерусалимским имеет великое несходство, так что, исполняя последний, они по необходимости нарушают первый.

Противники мои в обвинение церкви православной представляют то, что своих пасомых она обязывает находиться в полном послушании православному чиноначалию. «У них (то есть православных), говорят они, главным условием присоединения к церкви служит подчинение Синоду. Держись каких угодно ересей, только подчиняйся Синоду и будешь истинный сын новообрядческой церкви». Но и Сам Христос заповедал оказывать учрежденной Им в церкви иерархии послушание, и даже такое, какое приличествует Ему Самому. Приемляй_, аще кого послю, Мене приемлетъ: а приемляй Мене, приемлет пославшаго Мя (Иоан. зач. 44). Слушаяй вас, Мене слушает, а отметаяйся вас, Мене отметается (Луки зач. 51). Аще церковь преслушает (т.е. ее представителей, говорит св. Златоуст), буди ти якоже язычник и мытарь. Что же? – ужели и это Господне учение противники мои дерзнут назвать несправедливым? Святейший Синод все догматы православной веры содержит в неизменности, а ересей никаких отнюдь не терпит, вопреки несправедливому и дерзкому об нем отзыву моих противников: по сему и подчинение Св. Синоду, т. е. священноначалию православной церкви, вполне законно и правильно.

Если ваша церковь считает возвращением единоверцев в правду покаянием тем только, что они, оставаясь при еретическом перстосложении и прочих особенностях дониконовской церкви, считают новоисправленные книги правильными и спасительными, то если еретики латины,·армены и прочие признают ваши книги правильными и спасительными, но будут следовать своим осужденным особенностям еретичества, как и единоверцы двоеперстия и прочего, приимите ли их в свое единение, хотя бы на каких-либо пунктах, как единоверцев?

В ответ на это Антонов говорит, что единоверцы соединились с церковью (с новообрядческою), что они не соединяют с двуперстием еретических мыслей, что в порицании двоеперстия еретичеством не сам известный способ сложения перстов порицался ересию, ибо кровь и плоть ереси содержать не могут (какое детское, но свойственное новообрядческим апологетам рассуждение)!⁴⁴, а мысль неправославная, соединяемая (кем)?⁴⁵ с сим перстосложением. В доказательство этого он приводит слова из толкового Апостола: Бог пророком рече: прокляну благословение ваше (л. 549). Здесь, якобы, проклинается благословение, – говорит Антонов, – как бы оно ни совершалось; но понятно, – толкует ответчик, – что не самое благословение проклинается, а подвергаются проклятию отбегшие от церкви иереи за вину удаления от церкви. Затем он говорит, что собор 1667 г. не сделал никакого поречения на прежде употреблявшиеся богослужебные книги; следственно и на известные обрядовые особенности, в сих книгах находящиеся, также никакого поречения не произнёс: «не осуждаются сим и прежние исправления, но на вящший совершения степень возводятся» (соб. свит. напечат. при служеб. 1667 г.).

Наконец, Антонов говорит о том, о чем предложен вопрос, – говорит, что армяне и католики не могут быть приняты в церковь с своими догматическими заблуждениями, а должны от них отказаться. Таких догматических заблуждений у католиков он насчитывает три: учение, что Дух Святый исходит и от Сына; постановление причащать мирян под одним видом хлеба, отняв у них чашу крови Господней; признание папы главою церкви и верховным Судиею всех своих собратий епископов (об армянах ответчик почему-то молчит). Католики, продолжает он, еще до отделения от восточной церкви имели свои обрядовые особенности; но за различие в обряде она не считала их утратившими благочестие, а признавала единоверными себе. Если бы они и теперь отказались от указанных догматических погрешностей, и вполне соединились бы в вере с восточною церковию, то она не отказалась бы признать их православными: и при удержании ими своих обрядовых особенностей, подобно тому, как признавала их православными древняя восточная церковь, не считая различие обрядов нарушением веры.

По своему дурному обычаю противники мои привели и настоящий ответ мой в искаженном виде, так что необходимо восстановить его, чтобы читатели могли судить, насколько верно мои возражатели излагают то, против чего хотят возражать. У меня сказано:

«Святая церковь признает единоверцев возвратившимися в правду покаянием не потому только, что они новоисправленныя книги считают правильными и спасительными, а потому, что они соединились с церковию в единстве веры, сделались удами единого тела церкви, приемля от нее таинство рукоположения, а с ним и все прочие таинства, освящающие и спасающие человека. Если бы не только латины, или армяны, но и сами совопросники признали правильность и спасительность новоисправленных книг и истинность самой церкви, но при этом по-прежнему отделялись бы от неё и творили бы без повеления ее особые собрания, они все равно были бы раскольники и находились бы под клятвою св. отец: «аще кто особые церковные собрания творит, не сущу с ним презвитеру по воле епископли, да будет проклят» (6 прав. Гангр. соб.).

«Что же касается до обрядовых особенностей, употребляемых единоверцами, которые якобы церковию осуждены и признаны еретическими, то в ответе на 7 вопрос мы уже доказали, что обряды сами в себе не могут содержать ни православия, ни кривославия, а бывают православными, когда соединяется с ними мысль православная и еретическими, когда с ними соединяется мысль еретическая. В толковом Апостоле о благословении отбегших от церкви иереев говорится: Бог пророком рече: «проклену благословение ваше» (лис. 549). Здесь якобы проклинается благословение, как бы оно ни совершалось; но понятно, что не самое благословение проклинается, а подвергаются проклятию отбегшие от церкви иереи за вину удаления от церкви. Подобно сему и в порицании двуперстия еретичеством, не сам известный способ сложения перстов порицался ересию, ибо кровь и плоть ереси содержать не могут, а мысль неправославная, соединяемая с сим перстосложением. Единоверцы же с двуперстием не соединяют никакой неправой мысли и самые персты не поставляют в неизменный догмат веры; притом же свое перстосложение употребляют с благословения самой церкви, которая если бы считала собственно двуперстие еретичеством, то употребление его никак не допустила бы единоверцам, ибо ереси церковь допускать не может. Собор 1667 года, как мы выше говорили, призвал только законным и правильным бывшее при патриархе Никоне соборное исправление книг, но никакого поречения на прежде употреблявшиеся Богослужебные книги не сделал; следственно и на известные обрядовые особенности, в сих книгах находящиеся, также никакого поречения не произнёс: не охуждаются сим и прежние исправления, но на вящший совершения степень возводятся (соб. свит. напечат. при служеб. 1667 года). Итак, совопросники неправду утверждают, якобы самый обряд двуперстия, самые персты, собор осудил и признал еретическими.

«Совопросники совсем несправедливо в пример единоверцам привели армян и католиков. Католики имеют погрешности догматические. Спаситель сказал о Духе Святом, что Он исходит от Отиа (Иоан. зач. 52), а католики вопреки сих божественных слов учат, что Дух Святый исходит не от одного Отца, но и от Сына; еще – вопреки примеру Спасителя, преподавшего ученикам Своим пречистое Свое тело и честную Свою кровь под двумя видами – хлеба и вина, католики постановили причащать мирян под одним видом хлеба, отняв у них чашу крови Господней; еще – признали папу главою церкви и верховным судиею всех своих собраний епископов. Чтобы быть православными, католикам необходимо отказаться от сих догматических заблуждений. Единоверцы же содержат веру правую, ничем не различествуют в догматах веры с церковию православною; они потому и именуются единоверцами, что содержат едину веру с церковию. Некоторое же различие в обрядах не препятствует единству в исповедании веры. Католики еще до отделения от восточной церкви имели свои обрядовые особенности; но за различие в обряде восточная церковь не считала их утратившими благочестие, а признавала их единоверными себе. Если бы теперь католики отказались от указанных догматических погрешностей, и вполне соединились бы в вере с церковию восточною, то восточная церковь, без сомнения, не отказалась бы признать их православными и при удержании ими своих обрядовых особенностей, подобно тому, как признавала их православными древняя восточная церковь, не считая различие обрядов нарушением веры. А совопросники, вопреки примеру древней церкви, обвиняют греко-российскую церковь и за содержание исправленных обрядов и за дозволение единоверцам употреблять именуемые старые обряды».

Читатели могут судить, в каком сокращенном и искаженном виде привели возражатели мой ответ и как недобросовестно поступают они, ведя полемику с православными. Посмотрим теперь, что они возражают на мой ответ, так сокращенно изложенный ими.

Рассмотрим положения Антонова в том порядке, как они идут у него. Итак, первое, что единоверцы не соединяют с двоеперстием неправых мудрований, – это, бесспорно. Второе, что при порицании двоеперстия еретичеством, порицалось не само перстосложение, а мысль, соединяемая с ним, – это совершенная ложь. В разборе ответов на вопросы 7 и 8 мы показали, что новообрядческие иерархи и богословы, как отцы собора 1656 г. и Питирим епископ Нижегородский, само двоеперстное сложение называли еретическим и проклинали его. Антонов и не отрицает уже, что предки новообрядцев называли двоеперстное сложение еретическим и проклятым, а только толкует, что эти порицания и проклятия не так нужно понимать, как обыкновенно понимают люди, а так, что, хотя и проклиналось двоеперстное сложение, но проклиналось все-таки не оно, а мысль с ним соединяемая, и привел в подтверждение этого своего мнения из толкового Апостола, где сказано, что проклинается благословение еретических священников. Ответчик для своих целей толкует, что проклинается будто бы не благословение, а священники, творящие благословение. Но это толкование ложно. Ибо, во-первых, в самом толковом Апостоле говорится, что проклинаются как священники, так равно и благословение их: «послю на вы клятвы и проклену благословение ваше и оклену е»: Эти слова взяты из книги пророка Малахии. В толковании на эти слова говорится: «Я (Бог) пошлю на вас (на священников, преступавших закон Божий и не слушавших увещаний пророков) мое проклятие, отвергну вас, лишу вас своих милостей, накажу вас. Кроме того, я прокляну и все ваши благословения, какие по священству должны изрекать народу, то есть ваши благословения я лишу силы, сделаю их недействительными бесплодными» (Толков. на 12 пророк. Палладия)⁴⁶.

Ясно, что Бог проклинал как священников, так равно и их благословения⁴⁷, а не одних только священников. И таким образом, идя по следам самого ответчика, мы приходим к тому заключению, что как в проклятии благословения священников, отступивших от закона Господня, должно разуметь проклятие именно благословения, так и под проклятием двоеперстия мы должны разуметь проклятие именно двоеперстия.

Но если и допустить мысль Антонова, что проклиналась новообрядческими соборами и иерархами неправославная мысль, соединяемая с двоеперстием, то эта клятва падает не на старообрядцев, а на самих новообрядческих богословов и руководителей. Спрашивается, кто и когда соединял с двоеперстием неправославные еретические мысли: старообрядцы или новообрядцы⁴⁸. Как известно (?), старообрядцы никогда(?) не соединяли с двоеперстным сложением никаких неправославных мыслей, а только православные, какие заповедали соединять с ним святые отцы и учители церкви (см. кн. Кирилла Иерусал. гл. 14; кн. о вере гл. 9: предисл. к Псалт.)⁴⁹. Это такая непререкаемая истина, что ее засвидетельствовали даже сами враги старообрядцев, говоря, что старообрядцы не соединяют с двоеперстным сложением, никакого неправого мудрования (предисл. к псалт. л. 7 об. изд. 1878 г.)⁵⁰. Соединяли же с двоеперстным сложением неправые, даже прямо еретические мысли, вопреки учению святых отец, только новообрядческие апологеты и иерархи, каковы: патр. Никон (скриж. л. 801 – 804), Собор 1656 г. (скриж. л. 6 – 9 и 5 –16), Собор 1667 г. (Деян. его л. 32), Питирим, епископ Нижегородский (пращ. отв. 35), сам Синод (предисл. к псалт. л. 6 – 7, изд. 1857 г.)⁵¹. Все эти и многие другие учители, начальники и главы новообрядческой церкви соединяли с двоеперстным сложением еретические мысли, находя в нем ереси: и арианскую, и несторианскую, и македонианскую, и армянскую, и доказывали это со всею силою своей мысли и науки. Итак, если соединяющие с двоеперстным сложением еретические мысли подлежат проклятию и прокляты, то значит прокляты Никон, Питирим, сам Синод и сама новообрядческая церковь, до сих пор с изумительным упрямством не отказывающаяся от лжеучения своих учителей, что в двоеперстии содержатся якобы всевозможные ереси. Старообрядцы же отнюдь не могут подлежать этой клятве, потому что они, как сказано выше, не соединяют с двоеперстным сложением никаких неправославных мыслей, по свидетельству самого Синода.

Что проклятие изречено отцами церкви не на самое двуперстное сложение и прочие именуемые старые обряды, а на лиц, не слушающих, не покоряющихся, прекословящих и противящихся церкви, это ясно из следующих слов самого собора 1667 года: «аще кто не послушает и не покорится, и начнет прекословити и противлятися» и проч. Обряды не могут прекословит и противиться. Значит клятва положена на людей, противящихся и непокоряющихся св. восточной церкви, которые притом прямо разделены на духовных и мирских. А возражатели мои утверждают, напротив, что якобы «новообрядческие (т.е. православные) иерархи и богословы самое двуперстное сложение, называли еретичеством и проклинали его». Эта неправда возражателей и была уже мною обличена выше, в рассмотрении их разбора на седмый и осмый вопросы. Я объяснил, что обряды сами в себе не могут содержать ни православия, ни кривославия, а бывают православными, когда соединяется с ними мысль православная, еретическими, когда с ними соединяется мысль еретическая. При этом, указав на слова толкового Апостола о благословении отбегших от церкви иереев: «Вог пророком рече: проклену благословение ваше» (л. 549), я говорил, что не самое благословение (то есть не самая форма благословения) проклинается, а подвергаются проклятию отбегшие от церкви иереи за вину удаления от церкви. «Подобно сему, говорил я, и в порицании двуперстия еретичеством не сам известный способ сложения перстов порицался ересию, ибо плоть и кровь ереси содержать не могут, а мысль неправославная, соединяемая с сим перстосложением».

Возражатели мои утверждают, напротив, – что здесь «Бог проклинал как священников, так равно и благословение их», – и при этом ссылаются на толкование Палладия. А я укажу им на толкование Блаженного Феодорита, конечно, и для них более достоверное, в котором называется благословением самое священство и говорится, что его-то Бог «угрожает разорить и уничтожить за допущенное в нем злоупотребление» (зри толк. на означенные слова). Притом же я и не имел в виду отрицать проклятия, или отвержения Богом благословения незаконных священников, как это несправедливо утверждают о мне мои противники, а доказывал только и доказываю, что проклятием благословения незаконных священников не проклинается самая форма благословения, на чем именно настаивают моя обвинители. Поясню это примером. Одною и тою же формою перстосложения совершают благословение православные священники у единоверцев и бегствующие от православной церкви священники беглопоповцев, также именуемые священники австрийской иерархии; но первые своим благословением низводят благословение Божие, а последние – проклятие, как это свидетельствуется в том же толковом Апостоле: «Понеже иереев в благочинне посланных не имеют, аще бы и имели от нас отбегших, единаче тайны без единости церкви христианския ничесоже суть, ибо всем отлучившимся от единения церковнаго Бог пророком рече: послю на вы клятву, и проклену благословение ваше, и оклену е, и разорю благословение ваше и не будет в вас, сиречь положу клятву на благословение ваше, имже тайна совершаема бывает». Ясно, здесь проклинается не форма благословения, одинаковая у отбегших священников с неотбегшими, а их действие, за вину удаления от церкви. Еще, – известно, что ветхозаветные обряды установлены по изволению Самого Бога; и однакоже иногда Бог порицал и отвергал эти обряды: кадило мерзость ми есть, говорит Он устами пророка Исаии, новомесячий ваших и суббот и дне великаго не потерплю: поста и новомесячий ваших и праздников ваших ненавидит душа моя (Исх. 1, 13 и 14). Если бы кто на основании сих слов стал утверждать, что Сам Бог осуждал и отвергал установленные по Его же изволению обряды, то такое мнение, полагаем, и сами мои противники назвали бы безрассудным. Бог отвергал не самые обряды, которые установил, а тех, которые, соблюдая их, не исполняли важнейших заповедей Божиих и удалялись от Бога. И еще пример. Медный змий, воздвигнутый во время странствования евреев в пустыне, будучи прообразом распятого Спасителя и, по вере в Него, орудием чудодейственной силы Божией против укушения от змей, хранился сначала при скинии, а потом при храме Соломоновом. Когда же этот памятник благодеяния Божия и символ искупления сделался предметом суеверного почитания со стороны евреев, то он был по повелению одного благочестивого царя уничтожен. По-видимому, осуждение и кара падает на внешние предметы; а в самом деле поражаются люди, злоупотребляющие этими предметами. Точно так же и в поречении двуперстия и прочих обрядов, называемых старыми, порицались люди, соединявшие с ними неправую мысль, из-за них отделившиеся от церкви. Можно думать, что если бы приверженцы старых обрядов встретили исправление богослужебных книг и некоторых обрядов не упорным сопротивлением, а смирением, не хулою на церковь, а мольбою к ней – дозволить пользоваться прежними обрядами, то церковь отнеслась бы к ним снисходительно. Но этого не было в начале и долгое время по начале раскола; когда же из среды старообрядцев явились именно такие, которые смиренно, не порицая церковь, напротив, покоряясь ей, просили только дозволить им употребление любимых старых обрядов, тогда дозволение дано, и явилось единоверие, на которое так злобно и так напрасно нападают мои возражатели.

Здесь же мои противники тщатся подвести под собственную клятву самих православных «богословов и руководителей, которые с двоеперстным сложением соединяли неправыя, даже прямо еретическия мысли, находя в нем ереси: и арианскую, и несторианскую, и македонианскую, и арменскую, и доказывали это со всею силою своей мысли и науки».

Но выше, в рассмотрении «разбора» на 7 ответ, уже было сказано, что хотя некоторые полемические писатель прежнего времени и порицали двуперстие, но «руководитель» русской православной церкви Святейший Синод, «в устранение всяких лжетолкований и в прекращение всяких сомнений», прямо объявил, что «православная церковь признает содержащиеся в полемических против раскола сочинениях прежняго времени порицательные отзывы и выражения об именуемых старых обрядах принадлежащими лично писателям сих сочинений; сама же не разделяет и не подтверждает их отзывов и выражений» (Изъясн. Св. Син.). Значит говоря: «Синод и сама новообрядческая церковь до сих пор с изумительным упрямством не отказываются от лжеучения своих учителей, что в двоеперстии содержатся якобы всевозможные ереси», противники мои говорят явную неправду, произносят клевету на Святейший Синод и на всю православную русскую церковь.

«Старообрядцы, – продолжают мои возражатели – никогда не соединяли с двоеперстным сложением никаких неправославных мыслей, а только православныя, какие заповедали соединять с ним святые отцы и учители церкви. Это такая непререкаемая истина, что ее засвидетельствовали даже сами враги старообрядцев, говоря, что старообрядцы не соединяют с двоеперстным сложением «никакого неправаго мудрования» (предисл. к псалт. изд. 1878 г.).

Приведённые здесь слова, как мы уже объясняли выше, сказаны о старообрядцах, оставивших раскол, т.е. о единоверцах, которые, как справедливо признают и сами мои противники, «не соединяют с двоеперстием неправых мудрований». О непримирившихся же с церковию старообрядцах, тем паче об их руководителях, этого сказать нельзя. Еще при начале возникновения раскола диакон Феодор, обличая учение, соединяемое с двуперстием своими товарищами, писал: «Аще бы мощно было мне, диакону Феодору, аз бы возшел на высоту Фроловской башни посреди Москвы и вострубил велегласно трубою во все царство, яко есть, есть, есть пресамое существо Божества во Христе Исусе Сыне Божии. Не прельщайтеся, братия, и не отметайтеся Его, Создателя всех, да не умрете вечною смертию безконечною: аз бо и в никонианах не слыхал такова зломудрия отнюдь. И на крестное Христово сущее знамение в сложении перстов велию хулу сами наносите тем неразумием и новоложным толкованием своим... По вашему нынешнему новому мудрованию, и вправду тако два сына будет, по Несторию зловерному, еже глаголете в трех лицех святыя Троицы самое существо, во Отце и Сыне и Святем Дусе, а во Христе не самое существо, глаголете. И сие ваше зловерие и дурак узнает, яко два Сына проповедуете, – великого да малого, и тако четверицу славите, а не Троицу святую» (Мат. для ист. раск. т. 6, стр. 135). Нынешний главный защитник раскола Арсений (Швецов), именуемый епископ Уральский прямо в своих печатных сочинениях причисляет двуперстное сложение к числу догматов веры, говоря: «мы cие предание (сложение двуперстное) никак не можем свести в обряд, или обычай церкви, подлежащий изменению» (см. Оправдание старообряд. св. христ. церкви, напечатан, в Яссах, л. 49); даже связывает его с Евангелием: «предания двуперстнаго сложения никому невозможно изменить, непогреша против св. Евангелия» (Показание погрешн. против св. Евангелия новообрядствуюшей церкви напечатан, в Яссах, лис. 45). А обвинители мои здесь, в рассматриваемой мною книге, воздают двуперстному сложению перстов честь, подобающую самому воображению креста, и даже прямо говорят, что двуперстное сложение «главнее изображения креста» (зри их разбор на ответ 7). Отсюда ясно, что защитники раскола, как прежние, так и нынешние, с двуперстным сложением соединяли и соединяют неправые мысли, возводят его в неизменный догмат веры, чем и подлагают себя под клятву святых отец, изреченную на вводителей новых догматов веры. Как же могли мои противники говорить, что будто бы старообрядцы «никогда не соединяли и не соединяют с двуперстным сложением никаких неправославных мыслей, а только православные?»

Антонов говорит, что собор 1667 г. на древние предания церкви будто бы никакого поречения не произнес и в доказательство этого указывает на слова Служебника 1667 г.: «не охуждаются сим и прежния исправления». Но ведь собор говорил совсем не о древних преданиях церковных, отмененных новообрядцами, даже не о книгах, а о «исправлениях книг», что исправление возводится им на вящший совершения степень, хотя это была, конечно, ложь, так как книги исправлялись не по древним греческим и славянским книгам, как предполагалось, а по новым греческим, как впоследствии сознались и сами новообрядцы (Богосл. Вестн. за 1892 г. Февр. стр. 307–312). Это, во-первых. А во-вторых, старые книги, которых исправление по словам предисловия к Служебнику новообрядцами будто бы не охуждалось, предавались ими огнесожжению, как еретические, а за сокрытие их и за служение по ним священников не только лишали санов, но и публично секли кнутами, что мы доказывали в разборе ответа на 17-й вопрос⁵². Итак, ответчик неправду утверждает, якобы новообрядческая учащая церковь прежних времен не охуждала и не осуждала самые обрядовые особенности, когда даже книги, в которых изложено учение о них, она с ожесточением истребляла, предавая их даже огнесожжению. Итак, Синод, дозволив употреблять единоверцам те обрядовые особенности, которые новообрядческая учащая церковь прежних времен строжайшим образом воспрещала употреблять, впал этим в противоречие своим предшественникам.

Ответчик говорит еще, что и католики могут быть приняты в их церковь, как единоверцы, если откажутся от своих догматических заблуждений, хотя бы и содержали свои такие-то обрядовые особенности. Это свое положение он основывает на том, что восточная церковь признавала их православными до разделения церквей, хотя они и имели тогда свои обрядовые особенности. Но если так, если новообрядцы согласны признать православными католиков с их обрядовыми погрешностями и заблуждениями, лишь бы они отказались от своих догматических заблуждений, которых Антонов насчитывает только три – если новообрядцы согласны признать их православными с теми их погрешностями, кои они содержали и тогда, когда были в единении с восточною церковию: то новообрядцы также должны их признать и с их так называемыми догматическими заблуждениями, каковы: учение об исхождении Святаго Духа и от Сына и о главенстве папы. Ибо эти заблуждения у них были тоже тогда, когда восточная церковь была с ними в единении, или, говоря словами ответчика, признавала их православными. Учение об исхождении Святаго Духа и от Сына у них было еще с шестого века (см. Истор. церкви Робертсона т. 1, стр. 249 и 683, изд. 1890 г.). А проявления главенства папы, этой из ересей ереси, началось еще и того раньше (см. о главенст. папы Лебедева стр. 167–169). Итак, новообрядцы не имеют решительно никакого права не принять католиков со всеми их заблуждениями, если бы только они изъявили готовность подчиниться новообрядческому Синоду таким же образом, как приняли они единоверцев. Если же новообрядцы находят несогласным с духом церковных канонов принять в свое общение католиков с их ересями, то также должны отвергнуть и единоверцев с их особенностями преданий, в одном из которых (в двоеперстии), как доказано нами, умнейшие и ученейшие мужи новообрядческой церкви находили очень много догматических ересей и, как содержащее такие ереси, изгнано было ими из новообрядческой церкви. Почему же, спросит кто-нибудь, церковь восточная находилась в единении с западною, если в последней были уже различные заблуждения, за которые она впоследствии признана еретическою? На это дает удовлетворительный ответ Вальсамон в толковании на 15 правило двукратного собора, которое повелевает отделяться от епископа прежде соборного рассмотрения, «когда он проповедует ересь всенародно, и учит оной открыто в церкви»: «хорошо сказало правило, что заслуживают похвалы те, которые и прежде осуждения отделяются от учащих еретическим догматам, и явно еретичествующих. Ибо если ересь проводится первенствующим тайно и сдержанно, так что он еще колеблется, то никто не должен отделяться от него до осуждения; ибо возможно, что до окончательного решения он восприсоединится к православию и отстанет от ереси» (см. прав. пол. перев.). Но кого церковь согласно учению святых отцов и святых соборов, признает еретиками и прервет с ними всякое общение за их ереси, тогда никакого общения с ними не имеет, а при присоединении их к ней первым условием требует отречения от всех старых и новых, осужденных и неосужденных ересей. Католиков, как признала еретиками за их ереси, прервала с ними общение, истинная церковь Христова никогда не принимала и не примет их в свое общение, пока они держатся своих ересей.

Итак, истинно-православная церковь, что раз прокляла, признала ересью, то ни в каком случае не принимала к себе, а новообрядческая церковь причислила двоеперстие и прочие старые обряды к ересям второго чина и затем эти же самые ереси приняла и благословила: если она единоверцев приняла с их ересями, то должна принять и католиков с их ересями; если же находит погрешительным принять католиков с их ересями, то значит она погрешила, приняв единоверцев с их ересями и, значит, должна считаться погрешающею, или заблуждающеюся даже против правил своих законодателей, не говоря уже о правилах и о учении святых отцов и святых соборов⁵³.

В ответе своем я писал: «Собор 1667 года признал только законным и правильным бывшее при патриархе Никоне соборное исправление книг, но никакого поречения на прежде употреблявшиеся Богослужебные книги не сделал; следственно и на известные обрядовые особенности, в сих книгах находящиеся, также никакого поречения не произнес: не осуждаются сим и прежния исправления, но на вящший совершения степень возводятся» (Соб. свит. напечат. при Служеб. 1667 года).

Противники мои возражают: «Это, конечно, была ложь, так как книги исправлялись не по древним греческим и славянским книгам, как предполагалось, а по новым греческим, как впоследствии сознались и сами новообрядцы» (см. Богосл. Вестник).

Нет, – ложь говорят не отцы собора 1667 года, а сами возражатели мои, опирающиеся на ученых Богословского Вестника. Это легко видеть даже из того, что все те особенности новоисправленных книг, которые старообрядцы называют новшествами, как-то: имя Спасителя с двумя гласными буквами Иисус, тройственное при чтении псалмов аллилуйя, пятипросфирие и пр., находятся в древних греческих и древлероссийских старописьменных и старопечатных книгах, а не в новогреческих только (см. Выписки Озер.). А так как в древлероссийских же письменных и печатных книгах находятся и любимые старообрядцами особенности, как-то: имя Исус, двойственное аллилуиа, седмипросфирие и проч., то отцы собора 1667 года, говоря: «не охуждаются сим (тогда бывшим исправлением книг) прежние исправления», каковые производились при каждом патриархе, «но на вящший совершения степень возводятся», ясно засвидетельствовали, что и находящиеся в прежде исправленных книгах любимые старообрядцами особенности не подвергнуты ими поречению, или охуждению.

Противники мои возражают: «Старыя книги, которых исправление по словам предисловия к Служебнику новообрядцами будто бы не охуждалось, предавались ими огнесожжению, как еретические, а за сокрытие их и за служение по ним священников не только лишали санов, но и публично секли кнутами».

Чтобы говорить так решительно о сожжении книг, возражателям моим следовало представить ясные и несомненные на то свидетельства, а без того слова их представляют ложь и клевету. Притом же и строгости относительно старопечатных книг, на которые они указывают, принадлежат не отцам собора, потому и опровержением их слов о прежних исправлениях служить не могут. А примеры подобных строгостей в отношении старопечатных же книг представляет и древлероссийская церковь: они уже были мною представлены, в рассмотрении возражений на 17 ответ, – повторять их здесь излишне.

А то, что возражают мои противники против сказанного в ответе о церкви римско-католической, есть совершенное пустословие, не заслуживающее и рассмотрения. Достаточно указать на то, что говорят они в заключение:

«Истинно-православная церковь, что раз прокляла, признала ересью, то ни в каком случае не принимала к себе; а новообрядческая церковь причислила двоеперстие и прочие старые обряды к ересям второго чина, и затем эти же самые ереси приняла и благословила: если она единоверцев приняла с их ересями, то должна принять и католиков с их ересями; если же находит погрешительным принять католиков с их ересями, то значит она погрешила, приняв единоверцев с их ересями, и значит должна считаться погрешающею, или заблуждающеюся даже против правил своих законодателей, не говоря уже о правилах и учении св. отец и св. соборов».

Это есть не что иное, как дерзкая клевета на православную церковь. Где же? – в какой канонической книге православная церковь «причислила двоеперстие к ересям второго чина?» И ересию признается противное православию учение веры; а персты, известным образом сложенные, разве учение веры? Учение же о Троице и двух естествах святой Троицы, если оно правильно соединяется с двуперстием, всегда содержала и содержит св. церковь. Да и «причисляются к тому или другому чину еретиков люди, уклонившиеся от православия и впавшие в еретичество, а не персты и даже не самое учение, которое объявляется ересию. Ни с какими ересями церковь «не принимала единоверцев, и католиков может принять только по отречении их от ересей, как и сказано в моем ответе.

Вопросители предложили: собор 1667 г. признал несмысленным посолонное хождение при совершении святого крещения и брака, и определил: «да престанет суемудренных и раскольников безчинное предание» (Деян. его пр. 12). На основании этого спрашивали: почему это хождение несмысленно, безчинно и когда и от какого суемудренного раскольника пошло в употребление в православную русскую церковь?

Ответчик говорит, что братчики будто бы не вникли в «смысл сказанного на соборе 1667 г. о посолонном хождении, что собор этот не делал «поречения на старопечатные книги, а, следовательно, и на находящиеся в них церковные обычаи». В доказательство этого он, не помню в который уже раз, приводит слова: «не охуждаются сим и прежния исправления» п проч. Затем Антонов говорит, что собор назвал посолонное хождение безчинным и раскольническим, имея в виду каких-то расколоучителей, что эти расколоучители обвиняли церковь (новообрядческую) в отступлении от Бога и уставов святых отец, и в доказательство этого приводит выписку из послания священника Лазаря, где говорится: «А круг церквей ныне ходят и круг купели, как младенцев крестят, на шую страну, и то их не явное ли отступление от Бога? Могут ли они солнце и луну и прочая планиты обратити их вспять ходити?» (Мат. для ист. раск. т. 4, стр. 245–246). Антонов говорит, что «сами патриархи наши будто бы произносили суд осуждения на тех, кто церковные чины связывает с солнечным течением, и делает выписку из кирилловой книги: «Аз Исус послах ангела своего да свидетельствует в церкви, да ся научат манихеи, да не почтут планит и солнца паче слова Божия, да не рекут, яко церковный устав словами Божиими утвержденный по солнечному хождению» (л. 15 наобор.).

Противники мои и этот ответ мой привели в сокращенном и искаженном виде, опустив из него самое существенное. Посему необходимо его представить вполне. У меня говорится:

«О хождении посолонь у нас на Руси спор был еще в 1479 году, по поводу освящения Московского Успенского собора митрополитом Геронтием, который со крестами вокруг церкви ходил не по солнцу, а против солнца. В споре принимал участие сам великий князь Иван Васильевич Третий. Большая часть тогдашних грамотных людей на Руси отстаивала правильность хождения вокруг церкви против солнца, говоря: «егда диакон кадит в алтаре престол, то на правую руку ходит с кадилом» (см. Вып. Озерского, ч. 2, стр. 513); меньшая же часть защищала правильность посолонного хождения. Тогда великий князь велел книжным людям со всею достоверностью разыскать, каким образом надобно быть по правилам хождению при освящении церквей. Но в правилах и вообще в книгах никаких указаний о том не нашли: «и много препирающеся, не обретоша истины». Вследствие этого способ хождения в крестных ходах предоставлен был на волю митрополита: «якоже велитъ; как было в старину; устава же не учинили» (Софийск. временник, ч. 2, стр. 202 и 224, Моск. 1821 г.). Ясно отсюда, что в древних уставах не было повеления при освящении церкви ходить с крестным ходом по солнцу: иначе заступники посолонного хождения, в числе коих находился и сам князь, представили бы своим противникам свидетельства этих уставов и было бы сделано точное постановление на будущее время, как при освящении церквей ходить с крестным ходом, – посолонь, или против солнца. Указание о хождении посолонь встречается уже в позднейших книгах, напечатанных при первых российских патриархах, и касалось только хождения вокруг церкви и вокруг аналоя при совершении браков; в прочих же важнейших священнодействиях, как-то при хиротонии в иерея и диакона, при выходе с кадилом на вечерне, в малом выходе на литургии и в великом выходе со святыми дарами, – все напечатанные до патриарха Никона Уставы и Служебники повелевают совершать хождение против солнца, а не по солнцу. «Подобает ведати, – говорить Устав, или Око церковное, – како ходити иерею или диакону. Первие станет пред святою трапезою и творит крест с кадилом. Итако от полуденныя страны став, тако творит крест; подобно же и от восточныя, и от полунощныя, крестообразно кадит святую трапезу и весь святый алтарь и протимисы. И исходит северными враты. И пришед пред царския двери, и ту творит крест кадилом» (Устав, напечатан. в Москве 1618 года, л. 28 на об.). «Хотяй поставлен быти, приводим бывает архидиаконом, или неким от диакон в царския двери, ко святей трапезе пред святителя, с десныя святителя страны. Святитель же его благословит, прекрещая главу рукою единожды. И водим бывает около престола такоже, якоже и каждение бывает на божественной литургии около престола» (Потреб., печ. в Москве 1623 – 1625 гг. при патриархе Филарете)⁵⁴. Итак, в наиболее важных круговых хождениях, притом совершаемых в самом алтаре, вокруг престола, старопечатные книги требовали ходить против солнца, и трудно понять, почему в тех же старопечатных книгах в действиях менее важных, совершаемых вне алтаря, вокруг аналоя и вокруг церкви велено ходить посолонь. Притом же наставление это противоречит содержащемуся в древлеписьменных Потребниках и Требнике 1664 года, напечатанном в Киевопечерской лавре, в коих при освящении церкви прямо повелевается ходить против солнца, а не по. солнцу (см. о сем в книге Озерского). И Книга о вере свидетельствует: «яко всегда правая сторона в церкви беяше и есть честнейша и достойнейша, якоже входящим в церковь, тако и у алтаря стоящему и обращающемуся епископу на церковь к людямъ; и яко правая есть и честнейшая, того ради, яко престол царский, седалищи патриарши, и всех меньших в церкви начальствующих кресла на ней поставлены суть и с евангелием на правую к ним к целованию исходят, на выход иереи полунощными дверьми на церковь к правой полуденной, к восточней стране, а не к западу и полунощию и не на левый крылос» (кн. о вере, л. 171 об.). Поэтому, при соборном исправлении книг во времена патриарха Никона находившаяся в указаниях старопечатных книг разнообразность круговых церковных хождений исправлена, и в согласие даже с старописьменными и некоторыми старопечатными славянскими книгами повелено ходить и при освящении церкви, и при крещении, и при совершении брака надесно, против солнца, якоже вокруг престола при каждении и при поставлении лиц во священные степени. Но первые расколоучители за такое постановление, коим отменялось хождение посолонь в известных случаях, обвинили церковь в отступлении от Бога и уставов святых отец. Так, напр., поп Лазарь писал царю Алексею Михайловичу: «А круг церквей ныне ходят и круг купели, как младенцев крестят, на шуюю (надесно?) страну: и то их не явное ли отступление от Бога? Могут ли они солнце и луну и прочая планиты обратити их вспять ходити? И будет могут: и то они делом творят; а буде не могут сего сотворити: и то они от десницы, еже есть от Бога, отходят к шуйце, отцу своему диаволу. Мы исходим от десныя страны, еже есть от Бога пораждаемся, и к шуей стране, еже есть ко греху приражаемся, к паки надесно возвращаемся, еже есть к Богу приходим. Трижды же обходим церковь и святую купель, обращаемся надесно, образуем три падения ко греху и обращения к Богу покаянием: 1-е во юности, 2-е во возрасте, 3-е во старости. Они же от шуея (?) страны исходят: являют порождение свое от диавола, и к деснице, еже есть к Богу, приражаются, и паки на шуюю возвращаются, еже есть к диаволу приходятъ; трижды же обращаются на шуюю, яко три чины людей отводят от Бога» (Мат. для ист. раск. т. IV, стр. 245–246). Имея в виду таких расколоучителей, присутствовавшие на соборе 1667 года восточные патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский, говорили: «Проуведехом и сие, яко в великую субботу, на утрени, егда вход бывает со святою плащаницею окрест церкве, подобне и во освящении церкве, в ход с святыми мощами, около же церкве, не ходят по обычаю святыя восточныя церкве направо, к востоку, но ходят налево к западу, мудрствующе, яко по солнцу подобает ходити. И то несмысленно мудрствуют; зане несогласно есть с прочими чины церковными. Ибо егда хиротонисается диакон, или священник, или архиерей, во хиротонии обхождения святые трапезы со хиротонисаемым не налево, по солнцу, но надесно, против солнца. Такожде со святым Евангелием малый вход, и великий вход со святыми дарами направо, против солнца, а не по солнцу. И чин каждения во святом алтаре окрест святыя трапезы и в церкви подобне бывает. Чесо убо ради творят разнство: вход со святою плащаницею в великую субботу и вход со святыми мощами на освящении церкве и во святом крещении и венчании? Каковое особенное таинство в сих показуют? Ей, никакова; токмо суемудрие, и мятеж, и раскол. Лепо бо во святой церкви согласию быти, нежели расколу: подобает убо, якоже есть чин входу со святым Евангелием, и со Святыми дарами, и во хиротонии диаконства, иерейства и архиерейства, такожде и входу со святою плащаницею и во освящении церкви со святыми мощами и во святом крещении и венчании быти. Да престанет суемудренных и раскольников безчинное предание, и да будет согласие со святою восточною церковию и со самыми прочими церковными чины вышеписанными» (Деян. соб. 1667 г., л. 18). На этих словах и основали братчики свой вопрос. Очевидно, они тщатся обличить во лжи всех отцов собора 1667 года за то, что хождения посолонь, в известных случаях, упоминаемые в изданных первыми российскими патриархами книгах, назвали суемудренным преданием раскольников, спрашивая: «почему посолонное хождение несмысленно, и когда и от какого суемудренного раскольника вошло в употребление в православную русскую до-Никоновскую церковь?» Но братчики сии, намеренно ли, или по неразумию, и здесь не вникли в смысл сказанного восточными патриархами на соборе 1667 г., – взяли только лишь последние слова из сказанного ими. Мы уже говорили, что на старопечатные книги, а, следовательно, и на находящиеся в них церковные обычаи, отцы собора 1667 г. не произнесли никакого поречения, напротив, прямо говорили: «не охуждаются сим (исправлением книг) и прежняя исправления (прежде исправлявшияся книги), но навящший совершения степень возводятся» (Собор. свиток, напечат. при Служеб. в 1667 г.). Не осуждали отцы собора и посолонное хождение, в некоторых случаях употреблявшееся первыми российскими пархиархами, ибо патриархи с сим хождением не соединяли тех лжеучений и тех поречений на хождение против солнца, какия содержали и произносили расколоучители. Сами патриархи наши произносили суд осуждения на тех, кто церковные чины связывает с солнечным течением, как видно из следующих слов Кирилловой книги, изданной по благословению патриарха Иосифа: «Аз Исус послах ангела своего да свидетельствует в церквах, да ся научат манихеи, да не почтут планит и солнца паче слова Божия, да не рекут, яко церковный устав, словами Божиими утверждений, по солнечному хождению» (л. 15 на обор.). А первые расколоучители, как мы видели в сочинении Лазаря, именно связывали свое посолонное хождение с солнечным хождением и о православных говорили с укоризной: «могут ли они солнце и луну и прочие планиты обратити вспять ходити?» Первые российские патриархи не хулили хождений против солнца, которые и сами предписывали совершать в алтаре при каждении престола и обвождении вокруг престола поставляемых в священные степени. А расколоучители утверждали, как видно из слов того же Лазаря, что будто бы хождение противу солнца означает отступление от Бога и прихождение к диаволу. Этих-то лжеучителей, называя их прямо раскольниками (а отнюдь не патриархов российских), и имели в виду отцы собора 1667 г., говоря: «да престанет суемудренных и раскольников безчинное предание». Не есть ли именно безчинное и бессмысленное предание раскольников – соединять церковныя круговые хождения с солнечным хождением и в хождении противу солнца видеть «отступление от Бога и к диаволу прихождение»?

«Вот почему посолонное раскольническое хождение отцы собора 1667 г. называли безчинным преданием суемудровных раскольников, и вот кто виновник втого предания – первые расколоучители. Если братчики разсуждают о хождении по солнцу и против солнца так же, как учит Лазарь, то и они последователи сего суемудренного предания.

«Но если бы собор 1667 г., или, точнее, восточные патриархи Паисий и Макарий, даже несправедливо назвали посолонное хождение «суемудренным раскольническим преданием», и тогда, за одно это обозвание православного обычая раскольническим, ужели восточные патриархи, а тем паче вся греко-российская церковь, могли лишиться православия? Их неправильное мнение касалось бы только обычая церковного, а не догмата веры. Св. Дионисий Александрийский, борясь противу ереси Савелия Ливийского, сливавшего ипостаси во святой Троице, выразился погрешительно не о церковном обычае, а о самом Духе Святом, сопричислив его к некоему дольнему служебному естеству (зри о сем у Василия Великого в послании к Максиму философу); однакоже никто из пастырей церкви не обвинил его за это в лишении православия, напротив, он почитается в числе прочих святых угодников Божиих. Также и Московский патриарх Иоасаф обозвал еретическим православный чин погребения священников, содержащий призывание Господа, и Божией Матери, и святых угодников; но за это и его никто не обвинял в лишении православия. Как же смеют совопросники за отзыв восточных патриархов о посолонном хождении обвинять в лишении православия всю греко-российскую церковь, если бы отзыв сей был даже и несправедлив (каким, однако, он не был)»?

Вот подлинный ответ мой. Читатели видят, как сократили и исказили его мои возражатели, опустив из него наиболее важные доказательства, свидетельствующие о совершенной правильности изложенного в соборном свитке суждения о посолонном хождении. И все это возражатели мои делают для того, чтобы иметь возможность что-нибудь сказать в возражение на мои ответы. Посмотрим теперь, что возражают они.

Антонов говорить неправду, утверждая, что собор «делал постановление о хождении вокруг церкви и вокруг аналоя и изрек хульное определение о посолонном хождении, имея в виду каких-то расколоучителей. Ибо, во-первых, правила, в числе которых помещено собором приведенное ответчиком правило о посолонном хождении, изданы не для расколоучителей, и не в виду расколоучителей, а, как сказано в самом их заглавии: «о исправлении некоторых церковных нуждных вещей»; и потому во-вторых, во всем упомянутом правиле нет даже и намека о расколоучителях, а прям сказано, что оно изложено для того «да будет согласие со святою (новогреческою) восточною церковию». Приведем самое правило все сполна, дабы читателю удобнее было проверить наши слова. Это тем более нужно, что и сам ответчик приводит его. Вот оно: «Проуведехом и сие, яко в великую субботу, на утрени, егда выход бывает со святою плащаницею окрест церкви, подобне и во освящении церкве, вход с святыми мощами, около же церкве не ходят по обычаю восточной церкве направо, к востоку, но ходят налево, к западу, мудрствующе, яко по солнцу подобает ходити. И то несмысленно мудрствуют; зане несогласно есть с прочими чины церковными. Ибо егда хиротонисается диакон, или священник, или архиерей, в хиротонии обхождения святыя трапезы со хиротонисаемым не налево, по солнцу, но надесно, против солнца. Такожде со святым Евангелием малый вход, и великий вход со святыми дарами направо против солнца, а не по солнцу. И чин каждения во святом алтаре окрест трапезы и в церкви подобне бывает. Чесо убо ради творят разнство: вход со святою плащаницею в великую субботу и вход со святыми мощами на освящении церкви и во святом крещении и венчании? Каковое особое таинство в сих показуют? Ей, никакова: токмо суемудрие и мятеж, и раскол. Лепобо есть во святой церкви согласию быти, нежели расколу: подобает убо, якоже есть чин входу со святым Евангелием, и со святыми дарами, и во хиротонии диаконства, иерейства и архиерейства, такожде и входу со святою плащаницею, и во освящении церкви со святыми мощами и во святом крещении и венчании быти. Да престанет суемудренных и раскольников безчинное предание, и да будет согласие со святою восточною церковию и со самыми прочими церковными чины вышеписанными». (Деян. соб. 1667 г. л. 18). Ясно без всяких объяснений, что в правиле изложено положительное учение для новообрядческой церкви, а не для старообрядцев, которые в то время, когда издавалось это правило, были в совершенной независимости от новообрядческих архиереев, отступивших своими новшествами, реформами и клятвами от учения и преданий древней Христовой церкви. Как же собор мог иметь в виду тех людей, которые находились не в его церкви? Разве к тем, кого он считал раскольниками, могут относиться его слова: «лепо бо во святой церкви согласию быти?» Разве он мог издавать правило для тех, кои считали его еретическим собором?⁵⁵ Антонову везде, во всякой перемене церковных преданий и хуле на них ересеучителей, мерещатся какие-то расколоучители: какую хулу ни изрыгнут ересеучители на священную древность, – все виноваты старообрядцы. Чтобы доказать правоту суждений собора о посолонном хождении, ответчику следовало бы доказать, что такое хождение есть действительно суемудренных и раскольников безчинное предание, как признал его сам собор 1667 г. Но доказать этого совершенно нет возможности, потому что посолонное хождение есть церковное предание, а не раскольников каких-то. Впрочем, апологеты новообрядства доказали бы и это: они на все способны. Но у новообрядческой-то церкви допущено, даже благословлено самим Синодом употреблять единоверцам посолонное хождение. И потому доказать, что оно есть суемудренных раскольников предание – значит признать, что в самой новообрядческой церкви есть раскольнические предания. Вот почему Антонов хочет свалить свою вину собора на старообрядцев. Но тщетно; потому что собор издавал свои правила для своей церкви, а не для старообрядцев.

Приведенные ответчиком слова из Кирилловой книги совсем не относятся к делу. Там речь идет вовсе не о хождениях вокруг церкви и аналоя, а о манихеях, еретиках 1-го чина, учивших, что мир сотворен злым духом, содержавших учение о сотворении мира противно христианству, «почитавших планиты и солнце паче слова Божия». И сказано о них также не для показания правильности или неправильности какого-либо хождения, а для доказательства, что римско-католическая церковь поступила неправильно, установив праздновать пасху не согласно с древним обычаем церкви в силу перемены календаря папой Григорием. Ответчик обратил внимание только на последние два слова: «по солнечному хождению». Но он забыл, что там сказано: «яко устав (закон) словом Божиим утвержденный», и на поле книги против приведенных им слов написано: «о новом календаре». И ниже сказано: «глаголют еретики, яко по планитам и по солнечному течению потребно есть дни и праздники переменити» (л. 38–39 единов. печ.). Ясно, что указанные ответчиком слова не говорят ни о каких хождениях, а о перемене праздников по солнечному течению. Они могли бы быть применимы в известном смысле к старообрядцам только в том случае, если бы старообрядцы вместо того, чтобы следовать преданию церкви о хождениях вокруг церкви и аналоя, последовали бы своему обычаю сообразно течению планет. Но в хождениях по солнцу они именно следуют слову Божию, преданию церкви, как написано в старопечатных книгах, а не чему-либо другому. К священнику Лазарю указанные ответчиком слова тоже не могут быть применимы, потому что он упомянул о течении солнца не для установления нового обычая, а для защиты древнего, о котором написано в книгах, – и потому, что тогдашних иерархов, не веривших прежним книгам, ничем иным нельзя было убедить в правильности написанного в книгах о посолонном хождении, кроме доказательств из явлений природы⁵⁶.

А вот к самим новообрядцам приведенные Антоновым слова книги Кирилла иерусалимскаго вполне применимы, ибо они вместо того, чтобы следовать писанию, повелевающему ходить посолонь, действительно сообразуются с течением планет, говоря, что «кто идет к солнцу (т. е. против солнца), тот идет ко Христу» (см. ответ Единовер. старооб. Григор. мит. C.-Петерб.), и таким образом, закон Божий изменили» именно «по солнечному течению», отвергнув даже самое писание⁵⁷ повелевающее ходить посолонь, по преданию церкви

Противники мои силятся доказать, что якобы восточные патриархи на соборе 1667 года назвали хождения посолонь, упоминаемые в изданных первыми российскими патриархами книгах, суемудренным преданием раскольников. Эта неправда их обличается тем, что наших святейших патриархов московских восточные вселенские патриархи признавали не раскольниками, а вполне православными; а потому и употреблявшееся ими в известных случаях хождение посолонь не могли назвать и не вазывали «суемудренным раскольническим преданием». Они назвали сим именем хождения расколоучителей, потому что эти последние с своим хождением соединяли хулу и поречение на употреблявших хождение против солнца: «и около купили против солнца лукавоет их водит», – писал протопоп Аввакум (Мат. для истории раск. том 5, стр. 89)⁵⁸, а другой расколоучитель, поп Лазарь утверждал, что будто бы хождение против солнца означает отступление от Бога и прихождение к диаволу (там же т. 4, стр. 245–246), и связывал свое посолонное хождение с солнечным хождением, забывая, что на связывающих церковные чины с солнечным течением сами московские патриархи произносили суд осуждения. Этих-то лжеучителей, как и сказано в моем ответе, называя их прямо раскольниками, а отнюдь не патриархов российских, имели в виду отцы собора 1667 года в этих словах: «да престанет суемудренных я раскольников безчинное предание».

Против этого мои возражатели замечают, что «в правиле (патриархов) изложено положительно учение для церкви, а не для старообрядцев, которые в то время, когда издавалось это правило, были в совершенной независимости от новообрядческих архиереев, отступивших своими новшествами от учения и преданий древней Христовой церкви».

Ио я и не утверждал, что правило изложено для старообрядцев, а не для православной церкви. Я утверждал и утверждаю только, что оно имело в виду расколоучителей, которые отвергали правильность противосолонного хождения и, вопреки уверению моих противников, до изложения правила еще не были окончательно отсечены от церкви, а находились в составе церкви православной. И изложено оно было не в противность преданию Христовой церкви, как это совсем несправедливо пишут мои противники, а в согласие даже со старописьменными некоторыми старопечатными славянскими книгами, повелевающими ходить и при освящении церкви, и при крещении, и при совершении брака надесно, против солнца якоже вокруг престола при каждении и при поставлении лиц во священные степени. Значит, не я говорю неправду, а говорят неправду сами мои обвинители.

«Антонову, продолжают они, везде, во всякой перемене церковных преданий и хуле на них ересеучителей мерещатся какие-то расколоучители. Чтобы доказать правоту суждений собора о посолонном хождении, ответчику следовало бы доказать, что такое хождение есть действительно суемудренных и раскольников бесчинное предание, как признал его сам собор 1667 года. Но доказать это совершенно нет возможности, потому что посолонное хождение есть церковное предание, а не раскольников каких-то».

«Мерещится» везде и всюду, напротив, моим обвинителям «какое-то еретичество» за пастырями церкви православной, коего за ними в действительности вовсе нет и доказать которое они не могут; виновность же расколоучителей в хулах на священные предметы, как-то: четвероконечный крест, имя Иисус и проч. свидетельствуют сами старообрядцы, которым мои возражатели должны верить. «Мнози от мнимых ревнителей, – писал автор Окружного Послания, – не точию от мирских, но и произведенных в священные степени, мудрствуют и проповедуют, что имя Иисус есть имя иного Бога, друзии же именуют е (оле ужаса!) богомерзским! Добрянский же помраченный клир умствует, что Иисус во второе пришествие Христово со всеми поклонники своими сведён будет во дно адово. Нечестие всех злых последнейшее» (Вопр. авт. окруж. посл.)! Должно признать, что как посолонное, так и противосолонное хождения суть церковные предания, ибо и то и другое употребляли наши первые российские патриархи; но учение первых расколоучителей о посолонном хождении, и особенно о хождении противу солнца, что якобы оно означает отступление от Бога и прихождение к диаволу, не есть уже церковное предание, ибо церковь таких неправых мнений с ним не соединяла, что именно и было нами доказано.

Утверждая, что будто бы я несправедливо применил к ревнителям посолонного хождения, приведенные мною слова из Кирилловой книги, возражатели мои пишут, что слова эти «не говорят ни о каких хождениях, а о перемене праздников Пасхи по солнечному течению. Они могли бы быть применимы в известном смысле к старообрядцам только в том случае, если бы старообрядцы вместо того, чтобы следовать преданию церкви о хождениях вокруг церкви и аналоя, последовали бы своему обычаю сообразно течению планет. Но в хождениях по солнцу они, именно, следуют слову Божию, преданию церкви, как написано в старопечатных книгах, а не чьему-либо другому».

Совсем напрасно сослались мои возражатели на слово Божие. В слове Божием нет нигде указания на то, справа ли налево, или слева направо должно ходить около купели, при освящении церкви, и проч. Также и древняя церковь не предавала связывать посолоние с солнечным хождением, а тем паче произносить хулу на противосолоние; напротив, тот и другой обычай признавала одинаково православным, как это признает и нынешняя греко-российская церковь, говоря: «объявляем вам, что для нас как бы ни ходить, по солнцу, или против солнца, в том великой силы не находим, ибо сие хождение есть обряд, принадлежащий до тайны, а не самая тайна. Хорошо ходить и по солнцу, только быть в соединении с церковию» (зри Увещание, стр. 84). А первые расколоучители и последователи их, нынешние мои противники, в противность святой церкви, не признают сии обычаи одинаково православными, – с посолонием связывают православие, а с противосолонием еретичество, и тем, именно противятся св. церкви.

Возражатели мои говорят, что даже и к Лазарю слова Книги о вере не могут быть применимы, «потому что он упомянул о течении солнца не для установления нового обычая, а для защиты древнего, о котором написано в книгах, – и потому что тогдашних иерархов, не веривших прежним книгам, ничем иным нельзя было убедить в правильности написанного в книгах о посолонном хождении, кроме доказательств из явлений природы». Несправедливо все это говорят они. К Лазарю слова Кирилловой книги вполне прилагаются. В ней сказано: «да не рекут (еретицы) яко церковный устав, словом Божиим утвержденный, по солнечному хождению»; а поп Лазарь с протопопом Аввакумом утверждали, что якобы устав о посолонном хождении, именно, утвержден по солнечному течению, и о православных, творящих хождения против солнца, с укоризной говорили «могут ли они солнце и луну и прочия планиты обратити вспять ходити?»

Наконец, мои противники говорят, что слова книги Кирилловой, будто бы «вполне применимы» к православным, «ибо они вместо того, чтобы следовать писанию, повелевающему ходить посолонь, действительно сообразуются с течением планет, говоря: «кто идет к солнцу (то есть против солнца) тот идет ко Христу» (Отв. един. Стар. митр. Григ.), и таким образом, «закон Божий изменили» именно «по солнечному течению», отвергнув даже самое писание, повелевающее ходить посолонь, по преданию церкве». Итак, то, что вполне применяется к их первоучителю Лазарю, мои возражатели силятся приложить к великому защитнику церкви против раскола – митрополиту Григорию, и вообще к православным, и для этого, по своему скверному обычаю, намеренно исказили слова митр. Григория. У него говорится: «В св. крещении православные обходят купель, идя против течения солнца, а единоверцы по течению солнца, разумея под солнцем солнце правды – Иисуса Христа. В обряде разность есть; но вера одна. Православные так обходят купель потому, что Господь сказалъ: приидите ко Мне вси. А кто идет ко Христу, тот Христов. Единоверцы же обходят купель по течению солнца потому, что Господь сказалъ: иже хощет по Мне ити, да возмет крест своей и по мне грядетъ, а кто идет по Христе, тот Христов. Итак, и те, и другие так поступают потому, что того требует Христос, и, следовательно, поступают православно. Равно и те, и другие постоянно остаются со Христом, никто из них нейдет прочь от Христа». Где же приведенные здесь Усовым слова: «кто идет к солнцу?» И разве несправедливо, что под солнцем, при кругохождении, и православные и старообрядцы разумеют солнце правды – Христа? Не бессовестно ли так искажать свидетельства? Пусть об этом подумают благорассудительные старообрядцы; пусть видят, как бесчестно поступают их лукавые защитники.

Антонов говорит, что собор 1667 года не произнес поречения на старопечатные книги: «неохуждаются сим исправлением и прежние исправления». А, следовательно, – заключает ответчик, – и на церковные обычаи, находящиеся в старопечатных книгах поречения не произнес. Но хитрый, а может быть просто неразумный и малограмотный ответчик⁵⁹, по обычаю извращает истину. В предисловии к Служебнику сказано не о церковных обычаях (и как обычаи могут находиться в книгах?) а об исправлении книг, что исправления книг не охуждаются, и то не собором 1667 года, а исправлением книг. А что обычаи церковные порицались и осуждались собором 1667 года, это видно из того, что он посолонное хождение назвал раскольническим преданием потому только, что оно несогласно с восточною новогреческою церковию.

Противники мои говорят, что будто бы я, даже по обычаю, «извратил здесь истину». Чем же извратил? Тем, что привел из предисловия исправленного Служебника свидетельство отцев собора 1667 года: «не охуждаются сим и прежние исправления»? Но разве указать на свидетельство, значит искажать истину? Им кажется, что я неправильно толкую это свидетельство. «В предисловии к Служебнику, говорят они, сказано не о церковных обычаях, а об исправлении книг, что исправления книг не осуждаются, и то не собором 1667 года, а исправлением книг». Если «исправлением», то, значит, именно лицами, исправившими книги и утвердившими исправление, т. е. собором 1667 г. и председательствовавшими на нем восточными патриархами. А исправление книг есть тоже, что исправление обрядов, ибо противники мои говорят совершенную неправду, что будто бы обряды или обычаи «не могут находиться в книгах», тогда как именно в книгах они изложены и описаны. Итак, ясно, что собором 1667 г. «не охуждаются», именно, прежде исправленные обряды, и значит ничего я не исказил. А сами мои противники именно искажают истину, навязывая собору хулы на посолонное хождение, указанное в некоторых наших старопечатных книгах, каковой хулы, как мы выше доказали, он вовсе не произносил.

Что хождение по солнцу вокруг церкви при ее освящении и проч., и во круг аналоя при совершении брака и вокруг купели при крещении – есть древнее неписанное предание церковное, это видно из того, что когда в 1479 году митрополит Геронтий при освящении московского Успенского собора пошел вокруг церкви с иконами и крестами против солнца, – жителям Москвы и самому великому князю Ивану Васильевичу показалось это такой новизной, таким новшеством, что они, говорили: «яко того ради гнев Божий приходит» (Софийск. врем. част. 2, издан. 1821 года). По поводу этого происходил тогда спор сильный, о чем говорит и сам ответчик⁶⁰. Но не нашли, чтобы где было написано, как совершать ходы, по солнцу или против солнца. По этому великий князь после продолжительнаго спора, хотя и дозволил митрополиту Геронтию ходить во круг церкви «якоже волит», но не позволил ему вводить своего обычая в закон против употреблявшагося в церкви раньше его. Потому-то и «устава не учинили». А оставили, чтобы ходы вокруг церквей и проч. совершались как было раньше по преданию, «как было в старину». Впоследствии, православные патриархи записали, что следует ходить по солнцу при совершении известных обрядов. Но они этим не ввели нового обычая, а только записали старый, который до них не был записан. Если бы патриархи ввели новый обычай, то произошел бы спор, подобно тому, как это случилось при митрополите Геронтии, который хотел было ввести новый вид хождения (против солнца), до него не бывший в русской православной церкви.

Антонову «трудно понять», почему в одних и тех же старопечатных книгах при совершении таинств: крещения и брака, и при освящении церкви требуется ходить по солнцу, а при таинстве хиротонии, при каждении во круг престола и аналоя велено ходить не посолонь. Но если бы ответчик понимал, что в старопечатных книгах записано не то, что вздумалось бы записать патриарху или кому бы то ни было, а только то, что употреблялось в церкви раньше их в глубокой древности, тогда бы ему было совсем нетрудно понять, что патриархи записали так ходить потому, что раньше их совершались хождения при известных действиях именно так, как они записали, а не иначе.

Оветчик говорит, что требование старопечатных книг ходить по солнцу будто бы противоречит древлеписьменным Потребникам и Требнику 1649 года, напечатанному в Киево-печерской лавре.

Но это неправда. Во-первых, ни в одном из древлеписьменных Потребников нет повеления совершать хождения против солнца при известных обрядах. Этого не мог указать не только Антонов, но и Озерский, самый завзятый «собиратель всяких выписок из всяких книг для указания древности новых обрядов⁶¹. Во-вторых, не старопечатные книги противоречат Требнику 1646 года, а наоборот Требник этот противоречит старопечатным книгам, по крайней мере печатанным до 1646 года. При том же Требник этот печатан в стране, зараженной католицизмом. В нем действительно кроме повеления ходить против солнца содержится и другая ересь, уже прямо католическая, именно: вместо погружения в крещении допущено обливание. Кроме того, нужно знать, что на книги южнорусской печати, каков, например, и указанный ответчиком Требник, православная русская церковь еще времен патриарха Филарета смотрела как на еретическия, предавая за содержание их даже проклятию (см. Каптер. «патриарх Никон» стр. 6–7). Ясно, что Требник, указанный Антоннвым не должен иметь никакого значения для истинно-православнаго христианина, а должно следовать книгам истинно-цравославным, которые и повелевают ходить по солнцу при известных действиях.

В подтверждение своего мнения, что следует совершать хождения в церковных обрядах везде против солнца, ответчик приводит слова из Книги о вере: «яко всегда правая сторона в церкви честнейша и достойнейша, якоже входящим в церковь, тако и у алтаря стоящему и обретающемуся епископу на церковь к людям; и яко правая есть и честнейшая того ради, яко престол царский, седалищи патриарши, и всех меньших в церкви начальствующих кресла на ней поставлены суть, и с Евангелием на правую к ним ж целованию исходят, на выход иереи полунощными дверьми на церковь к правой полуденной, к восточной стороне, а не к западу и полунощию и не на левый крылос» (лист. 171 обор.).

Эта выписка совершенно нейдет к делу. В ней не говорится тоже ни слова о том, о чем у нас речь, именно: о хождениях вокруг церкви, аналоя и купели при известных обрядах. В Книге о вере приведенные ответчиком слова связаны для опровержения одного из возражений папистов, утверждавших, «яко левая страна честнейша суть правая» для доказательства, что «послове попежстии», сидевший на вселенских соборах «по левой стране» были будто бы председателями соборов (ем. Кн. о вере лист. 170–171); упоминаемый в них выход иерея с Евангелием вполне согласует с тем, как он совершается в старообрядческой церкви, ибо старообрядческие священники выходят из олтаря с. Евангелием всегда северными дверьми.

Итак, из сказанного нами ясно, что собор 1667 года назвал хождение по солнцу бесчинным и раскольническим преданием именно потому, что оно есть обычай, несогласный с новогреческою церковию, а не почему либо другому, и что ответчик ничем не мог оправдать нового обычая своей церкви (хождения против солнца), введеннаго собором 1667 г... и ничем не мог обличить неправославность древнего православнаго обычая ходить по солнцу при освящении церкви, при таинствах брака и крещения.

Чтобы доказать правоту соборного определения о посолонном хождении ответчику следовало бы доказать, что обычай, этот есть именно бесчинное предание суемудренных расколъников, как сказал сам собор и как требовалось доказать вопросом. Но он этого не доказал, да и доказать не мог. Оказывается, что собор взводил тяжкую клевету и дерзкую хулу на священное предание церкви, называя его бесчинным, суемудренным и раскольническим, а, следовательно, оклеветал и охулил всю древнюю российскую церковь, содержавшую это предание.

Думая обличить меня в невежестве, просвещенные расколом возражатели мои говорят в поучение мне: «совсем не трудно понять, что патриархи записали так (посолонь) ходить потому, что раньше их совершались хождения при известных действиях именно так, как они записали, а не иначе». Но история споров при освящении Успенскаго собора, которую и возражатели мои излагают по-своему, именно показывает, что при великом князе Василии и при митрополите Геронтии не было еще определенного обычая кругохождений, так что тогдашние книжные люди «много препирающеся, не обретоша истины», и что хождение против солнца, которого требовал митрополит, существовало и тогда. Значит, патриархи записали не единственно и постоянно употреблявшийся обычай хождения. О хождении при освящении церкви против солнца есть указания и в древних рукописях. Так в рукописном Потребнике начала 17 века, хранящемся в библиотеке С.-Петербургской Дух. Академии под № 1071, на листе 52 нообор. говорится: «и идут около церкви противу солнца»; тоже сказано в рукописном Потребнике 16 века библиотеки Троице-Сергиевой лавры № 233, на л. 318. Даже в старопечатных Потребниках и Служебниках наших московских патриархов есть упоминания о хождении против солнца при совершении таинств. Так в последовании крещения человеком сказано: «аще в возрасте крещаемый, и приемлет его восприемник за десную руку и таким образом обходят купель». Это дает предполагать обхождение не посолонь, ибо иначе крещаемый шел бы спиной к купели. Укажу еще на Сербские Потребники Синодальной библиотеки (№№ 307 и 324), где в чине венчания сказано: «обращается священник с нима на десно», то есть против солнца. (См. Опыт слич. цер. чинопосл. о. Филарета). Отсюда ясно, что в старину, как в крещении, так и в венчании, обхождение совершалось не посолонь, а по примеру обхождения вокруг престола во время хиротонии священных лиц, означающего тоже венчание: а здесь, в хиротонии, и по старопечатному чиновнику обхождение повелевается совершать против солнца, – якоже каждение бывает.

Плохо защитив исключительную, будто бы, древность посолонного хождения, мои возражатели хотят потом отвергнуть древность хождения против солнца, и утверждают, что будто бы ни я, ни сам «завзятый собиратель выписок» Озерской не могли указать свидетельств в показание древности этого хождения. Не правда. Свидетельства о древности хождения против солнца в Выписках Озерского указаны. В самом даже ответе моем было указано на содержащееся в книге Озерского свидетельство Евхологиона, или Требника, печатанного 1646 года в лавре Печерско-Киевской: «ведлуг звычаю святого великой церкви Константинопольской, также литию, альбо процессию около церкве так мают отправовати, против солнцу, а не по солнцу, то есть от запада на восток, а не от востоку на запад». Противники мои тщатся ослабить значение этого свидетельства, говоря: «Требник этот печатан в стране, зараженной католицизмом, в нем, действительно, кроме повеления ходить против солнца содержится и другая ересь, уже прямо католическая, именно: вместо погружения в крещении допущено обливание». Но крестить чрез обливание слабых младенцев повелевается и в Служебниках нашего первого московскаго патриарха Иова, и в других Служебниках, напечатанных в Москве же 1616 года. Что же, – и эти книги, напечатанные в Москве, противники мои признают содержащими ересь?

«На книги южной русской печати, – продолжают они, – каков, например, и указанный ответчиком Требник православная русская церковь еще со времен патриарха Филарета смотрела как на еретические, предавая за содержание их даже проклятию (смот. кн. патр. Ник. Каптер. стр. 6, 7). Ясно, что Требник, указанный Антоновым, не должен иметь никакого значения для истинно-православнаго христианина, а должно следовать книгам истинно-православным, которые и повелевают ходить по солнцу при известных действиях».

Но и книги московской печати, кои противники мои именуют истинно-православными, как мы видели, повелевают ходить не по солнцу только, но и против солнца. Это, во-первых; а во-вторых, хотя патриарх Филарет и запрещал употребление книг южной печати, но не признавал их еретическими; тем паче не признавала их таковыми сама древне-русская церковь, которая и прежде и после Филарета ни единым словом не порочила книги малороссийской печати, а напротив некоторых издателей сих книг именовала ревнителями и поборниками благочестия, как именно похваляется в Книге о вере Захарий Копистенский. А вселенский патриарх Мелетий, в посланиях своих к князю Острожскому, именовал его и вельможных князей «всея малыя России» благочестивыми князьями, священников боголепными, а простой народ «христоименитым» и «правоверным народом», «благочестия воспитанием», «православия заступниками» (см. 4 и 5 посл. его в книге Кирил.). Итак, противники мои совсем несправедливо унижают книги южно-русской печати, а следовательно и издателей оных книг из желания отвергнуть их свидетельство о хождении против солнца, имеющее несомненную важность.

Против приведенного мною свидетельства Книги о вере о том, «яко всегда правая сторона в церкви честнейша», противники мои возражают: «эта выписка нейдет к делу». Однако, чрез несколько слов сами же считают ее идущею к делу, ибо говорят: «выход иерея с Евангелием вполне согласует с тем, как он совершается в старообрядческой церкви; старообрядческие священники выходят из алтаря с Евангелием всегда северными дверьми». Раскольнические попы в этом случае, действительно, согласуются с учением Книги о вере, предпочитают правую сторону левой, идя против солнца. Тем паче православные должны быть признаны согласующими с сим учением, ибо они не только при выходе с Евангелием и каждении, но и при обхождении при освящении церкви и при крещении, и при венчании брака ходят против солнца, и тем предпочитают правую сторону левой. Но православных мои возражатели представляют противниками учения Книги о вере, а своих старообрядцев выдают за строгих его последователей, и таким образом судят неправедный суд.

Антонов и знал, что доказательства его бессильны оправдать хулу и клевету собора 1667 года на православный обычай хождения по солнцу, и потому в заключение ответа говорит, что если бы собор и несправедливо назвал посолонное хождение «суемудренным раскольническим преданием» и тогда, за одно это обозвание православного обычая раскольническим, – восклицает Антонов, – ужели, вся греко-российская церковь могла лишиться православия? Святой Дионисий Александрийский выразился погрешительно о святом Духе (зри о сем у Василия Великого в послании к Максиму Философу); однако же никто из пастырей церкви не обвинил его за это в лишении православия, напротив он почитается в числе прочих святых угодников Божиих. Как же смеют совопросники, – заключает ответчик, – за отзыв восточных патриархов о посолонном хождении, обвинять в лишении православия всю греко-российскую церковь, если бы отзыв сей был даже и несправедлив, каким, однако, он не был?

Приведенный ответчиком пример ничуть не оправдывает греко-российскую церковь в лишении православия за принятие и содержание ею дерзкой клеветы и хулы, произнесенной собором 1667 года на православный обычай – посолонное хождение. Ибо ошибочное, или погрешительное выражение Дионисия о Святом Духе не принято церковию, а отвергнуто, как выразился о нем св. Василий великий: «не все хвалю у Дионисия, иное же и вовсе отметаю» (см. твор. его час. 6, посл. 9). А новообрядческая церковь напротив приняла хульное и клеветническое учение собора 1667 года о православном обычае и содержит его неизменно, как догмат веры. Принявшие погрешительное учение Дионисия о Святом Духе аномеи почитались еретиками. И новообрядцы, принявшие хульное н нечестивое учение своих предков о православных обычаях, должны почитаться еретиками. Итак, пусть новообрядцы отвергнут нечестивое учение собора 1667 года о посолонном хождении и других православных обычаях, подобно тому, как Василий великий отвергал неправильное учение Дионисия о Святом Духе, – тогда и пример этот может к ним несколько подходить.

Но они не только не отвергают его, а даже и не сознаются, что оно было неправильно, говоря, что отзыв собора 1667 года о посолонном хождении не был несправедлив. Василий Великий мнение святого мужа, оказавшееся неправославным, смело обличал. А новообрядческие апологеты учение не святых отец, а милостынесобирателей греков, и, как сам ответчик говорит, – не о догмате, а обычае церковном, – боятся назвать тем, что оно есть, стыдятся назвать его неправильным, ошибочным, ложным, хульным, клеветническим, каково оно и есть на самом деле.

Но новобрядцы этого никогда не сделают, никогда не сознаются, что их предки и притом епископы могли погрешить; ибо они считают свою иерархию непогрешимою, и потому все ошибки, всякие погрешности и заблуждения ее членов должны защищать, – как и защищают, – наравне с истинным учением. А святая Христова церковь не приписывала непогрешимости никому, даже и святым отцам, как мы раньше говорили, и как свидетельствует и приведенный ответчиком пример о неправильном мнении святого Дионисия о Св. Духе.

На пример св. Дионисия я указал вовсе не «для оправдания в лишении православия» православной греко-российской церкви, как несправедливо пишут мои противники, а для того, чтобы вразумить старообрядцев, как несправедливо они за отзыв восточных патриархов о посолонном хождении обвиняют в лишении православия всю греко-российскую церковь. Если св. Дионисий за погрешительное выражение о Духе Святом никем из пастырей церкви не был обвинен в лишении православия, то тем паче не должно обвинять восточных патриархов в лишении православия за отзыв о посолонном хождении, если бы он даже был и несправедлив. Или вот еще пример. Никем не был обвинен патриарх московский Иоасаф за несправедливое обозвание православного чина погребения священического еретическим; а мои противники не только восточных патриархов и отцев собора 1667 года, но и всю греко-российскую церковь обвиняют в лишении православия за отзыв о посолонном хождении. Они говорят:

«Приведенный Антоновым пример ничуть не оправдывает греко-российскую церковь в лишении православия за принятие и содержание ею дерзской клеветы и хулы, произнесенной собором 1667 года на православный обычай – посолонное хождение. Ибо ошибочное, или погрешительное выражение Дионисия о Святом Духе, не принято церковию, а отвергнуто; а новообрядческая церковь, напротив, приняла хульное и клеветническое учение собора 1667 года о православном обычае и содержит его неизменно, как догмат веры».

Но православная греко-российская церковь не только не содержит никакой хулы па обычай посолонного хождения в известных случаях совершающегося, а напротив признает его хорошим, говоря: «хорошо ходить и по солнцу, только бы быть в соединении с церковию (Увещ. в утверждение истины, стр. 84). И ходящий при святом крещении вокруг купели против течения солнечного и ходящий по течению солнца «и те, и другие поступают православно, равно и те, и другие постоянно остаются со Христом, никто из них нейдет прочь от Христа» (Ответ единов. Стар. Григ. Митр. петер. стр. 14 и 15). А защищаемые моими противниками старообрядцы не признают оба эти обычая за православные, хотя сами при поставлении священных лиц и при каждении вокруг престола ходят против солнца; напротив, только хождение посолонь признают православным, а хождение против солнца вокруг купели и при освящении церкви признают еретическим, последуя учению своих первых учителей, которые, именно, видели в этом обхождении отступление от Бога: «а круг церквей ныне ходят и круг купели, как младенцев крестят, и то они от десницы, еже есть от Бога, отходят к шуйце, отцу своему диаволу» (См. Мат. раск. том 4).

«Новообрядцы никогда не сознаются, – продолжают мои противники, – что их епископы могли погрешить; ибо считают свою иерархию непогрешимою, – и потому все ошибки, всякие погрешности и заблуждения ее членов должны защищать, как и защищают, – наравне с истинным учением; а святая Христова церковь не приписывала непогрешимости никому, даже и святым отцам, как свидетельствует и приведенный ответчиком пример о неправильном мнении св. Дионисия».

Не усвояя личной непогрешимости даже св. мужам, церковь однако же отнюдь не признавала, что и всё в совокупности православное епископство может погрешить в вере и благочестии, так что церковь может будто бы остаться и существовать без православного епископства, ибо епископство по учению св. отец, неразрывно связано с церковию: «епископ в церкви, и церковь в епископе; не находящиеся в единении с епископом, не находятся и в церкви» (тв. св. Кипр. част. 1, тома 54); чрез епископство только могут существовать и прочие члены, составляющие церковь Божию, а без него не может быть ни членов церкви, ни самой церкви: «без епископа ниже христиане» (Сим. Селун. гл. 77); «если бы апостольство (а место Апостолов занимают епископы) прекратилось, то все расстроилось бы и разрушилось» (бес. св. Зл. на раз. места свящ. Писан. част. 2, стр. 317–318). Сему учению Христовой церкви нынешняя православная греко-российская церковь вполне следует; а обвинители ее, глаголемые старообрядцы, не следуют ему и прямо отвергают его, проповедуя, что якобы вся богоучрежденная иерархия может пасть, уклониться от истинной веры Христовой, что церковь может даже остаться и существовать без православной иерархии, как якобы и существовала в течение двух сот лет от патриарха Никона до митрополита Амвросия. Мало этого, – за содержание учения о всегдашнем существовании в церкви православнаго епископства противники мои обвиняют греко-российскую церковь в еретичестве, и сим являются явными противниками учению древней Христовой церкви, о чем выше мы уже подробно говорили.

Старообрядцы предложили новообрядцам: признавая указанное в предыдущем вопросе посолонное хождение несмысленным, бесчинным и раскольническим преданием, ваша церковь в силу каких канонических правил благословила содержать единоверцам это несмысленное, бесчинное и суемудренное раскольническое предание?

Ответчик говорит, что Церковь (новообрядческая) потому благословила употребление единоверцам в известных действиях посолонное хождение, что они не соединяют с ним неправых мудрований. Говорит также, что новообрядческая Церковь смотрит теперь безразлично, как на посолонное хождение, так и на противосолонное, в доказательство чего приводит из «Увещания» Синода: «Объявляем вам, что для нас как бы ни ходить, по солнцу или против солнца, в том великой силы не находим, и сие хождение есть обряд, надлежащий до тайны, а не самая тайна. Хорошо ходить и по солнцу, только бы быть в единении с церковию» (стр. 84).

И сей ответ мой противники мои привели не в полном виде, а в сокращении, чрез что он теряет свою силу. Поэтому и его считаю необходимым привести вполне. У меня говорится:

«В ответе на предыдущий вопрос мы показали, что присутствовавшие на соборе 1667 года восточные патриархи назвали посолонное хождение несмысленным раскольническим преданием потому, что первоучители раскола с круговым хождением церковным посолонь связывали хождение планет небесных вопреки учению первых патриархов российских, а хождение против солнца, которое предписывали и сами российские патриархи, например, в таком важном священнодействии, как поставление в священные степени, они, расколоучители, называли отвождением от Бога и к диаволу приведением. Единоверцы же с хождением посолонь не соединяют такового противного мудрования, и совершающих хождение против солнца не обвиняют в лишении православия: поэтому православная греко-российская церковь имела право благословить им употребление в известных действиях посолоннаго хождения, как неимеющаго в их употреблении «несмысленнаго, безчинного и суемудренного раскольнического» мудрования, и тем не нарушила никаких канонических правил, которые притом о хождениях нигде и ничего не упоминают. В Увещании, изданном от святейшего Синода, обращена к старообрядцам такая речь о сем предмете: «объявляем вам, что для нас как бы ни ходить, по солнцу или против солнца, в том великой силы не находим, и сие хождение есть обряд, надлежащий до тайны, а не самая тайна. Хорошо ходить и по солнцу, только бы быть в соединении с церковию» (стр. 84). Так смотрит православная церковь на хождения и посолонь и против солнца; а совопросники, как и именуемые их пастыри, своему хождению посолонь усвояют великую силу и догматическое значение, так что отменение оного поставляют в причину своего отделения от церкви».

Так мною было отвечено. Восстановив свой ответ, обращаюсь к возражению на него моих противников.

Итак, Синод признал, что ходить посолонь и непосолонь для новобрядцев теперь уже безразлично. Но он этим еще раз стал в резкое противоречие собору 1667 г., для которого это было далеко не безразлично. Это еще не худо, что он стал в противоречие сему собору. Худо то, что он не отменил его хульного учения о посолонном хождении, так что единоверцу по необходимости приходится верить Синоду, что «хорошо ходить по солнцу», и собору, что оно есть бессмысленное бесчинное предание суемудренных расколъников. Впрочем, собору он должен более верить, чем Синоду, ведь Синод представляет только одного человека⁶², между тем как собор 1667 г. представлял именно собор. И потому собору единоверец должен более верить, чем одному человеку Синоду, должен верить, что посолонное хождение есть бесмысленное, раскольническое предание, тем более, что и Синод не только не отвергает этого хульного учения собора, но и прямо и решительно подтверждает его, говоря, что обо всем том (что говорено и определено о старых обрядах до учреждения единоверия) не может быть иная церкви (учащей) мысль, разве каковая ею доселе за истину признавалась и признается (заключен. к правил. единов.).

Антонов говорит еще, что Синод потому благословил единоверцам употреблять хождение посолонь, что они не соединяют с ним противного мудрования. Но ответчик упустил из виду, что собор 1667 г. отменил и осудил посолонное хождение не потому, чтобы кто соединял с ним такое мудрование, а просто потому, что оно не согласно с восточною (новогреческою) церковию. А единоверцы тоже содержат его не согласно с греческою церковию, и значит, противно определению о нем собора 1667 г.

И так, – одно из двух, или Синод виноват, допустив и даже благословив употреблять в своей Церкви посолонное хождение, которое сам собор назвал бессмысленным преданием суемудренных раскольников, или если Синод прав, считая посолонное хождение православным обычаем, то собор 1667 г. виноват, называя вполне православное предание бессмысленным, бесчинным и раскольническим.

Сами держась посолонного хождения, как могут противники мои обвинять Святейший Синод за то, что эти хождения назвал он хорошим обычаем? И потом, осуждая Святейший Синод за то, что он признал «безразличным ходить посолонь и не посолонь», мои противники забывают, или не хотят знать, что и древлеправославная российская церковь также признавала безразличным то и другое хождение. Ибо одни из уставов ее при освящении церквей, при совершении крещения и брака, повелевают ходить вокруг церкви, купели и аналоя против солнца, – «тако, якоже и каждение бывает вокруг олтаря», а другие по солнцу, о чем мы выше представляли свидетельства, и о чем свидетельствует спор великого князя Ивана Васильевича с московским митрополитом Геронтием, ходившим при освящении московского Успенскаго собора со кресты противу солнца, а не по солнцу, чего требовал великий князь, – спор, на котором тогда книжные люди, «много препирающеся, не обретоша истины», и предоставили решение на волю митрополита: якоже велит, устава же не учинили (Соф. временник ч. 2, стр. 202 и 204). Осуждая Святейший Синод за признание равнодейственности посолонного и противопосолонного хождения, противники мои, очевидно, осуждают вместе с ним и древлероссийскую церковь, признававшую и употреблявшую оба хождения – противосолоное и посолонное. Святейший Синод достоин не осуждения, а высокой похвалы за то, что согласно древлеправославной церкви признал исповедание веры выше обычая и единство в исповедании веры выше обрядового единства; напротив, полного осуждения заслуживают его обвинители, поставляющие в вину ему этот вполне справедливый и православный взгляд на обряды и обычаи, употребляемые церковию при богослужении, и приписывающие обрядам и обычаям значение догматическое, какого святая церковь никогда им не усвояла. «Этим (признанием): хорошо ходить и по солнцу, – говорят мои противники, – он (св. Синод) стал в противоречие собору 1667 года, что еще не худо, а худо то, что он не отменил его хульного учения о посолонном хождении, так что единоверцу по необходимости приходится верить Синоду, что «хорошо ходить по солнцу» и собору, что оно есть бессмысленное, бесчинное предание суемудренных раскольников».

Восточные патриархи, как мы уже говорили, на соборе 1667 года назвали несмысленным раскольническим преданием не посолонное хождение, совершавшееся нашими патриархами, ибо наших российских патриархов они признавали православными, а не раскольниками; повод – так выразиться о посолонном хождении дали им собственно расколоучители, которые с хождением посолонь связывали хождение планет небесных, вопреки учению первых патриархов российских, а хождение против солнца, которое предписывали и сами российские патриархи, например, в таком важном священнодействии, как поставление в священные степени, они, расколоучители называли отвождением от Бога и к диаволу приведением. Но если даже и допустить что они несправедливо назвали вообще посолонное хождение «суемудренным раскольническим преданием», и тогда Святейший Синод, без всякого отменения или обличения оного отзыва, мог говорить: «хорошо ходить и по солнцу», мог также печатать книги с учением о посолонном хождении в известных случаях, как и печатает в типографии единоверцев, ибо и в древлерусской церкви патриарх Иоасаф обозвал православный чин погребения священнического еретическим, почему даже исключил его из Потребников, а патриарх Иоасаф снова внес его в Потребники, как чин вполне православный, и именно без всякого отменения или обличения несправедливого отзыва о нем патриарха Иоасафа. И как тогда жившие при патриархе Иосифе православные христиане обязаны были слушать и слушали глас живой церковной власти, так и единоверцы обязаны слушать и слушают живую верховную власть, а не мертвую. Живая же православная российская церковь чрез Святейший Синод по примеру св. Апостол и св. отец и согласно увещанию самих отцов собора 1667 года, повелевших исправляти друг друга, лучшаго ради приобретения еже к пользе (Деян. соб. 1677 года), допустила для единоверцев посолонное хождение и некоторые другие, воспрещенные оными соборами, обычаи и обряды. И так мои противники совсем напрасно обвиняют св. Синод в противоречии собору 1667 г. за дозволение единоверцам употреблять посолонное хождение, и напрасно хотят поставить единоверцев в затруднение требованием повиноваться и собору, и Синоду, будто бы противоречащим друг другу.

«Антонов, – продолжают они, – говорит еще, что Синод потому благословил единоверцам употреблять хождение посолонь, что они не соединяют с ним противного мудрования. Но ответчик упустил из вида, что собор 1667 года отменил и осудил посолонное хождение не потому, чтобы кто соединял с ним такое мудрование, а просто потому, что оно не согласно с восточною церковию».

Поводом к отмене посолония, как мы уж говорили, послужило для отцов собора именно неправое мудрование, какое соединяли с посолонием первые расколоучители и их дерзостное мнение о противосолонном хождении, каких мудрований единоверцы не содержат.

В заключение мои противники говорят: «одно из двух, или Синод виноват, допустив и даже благословив употреблять в своей церкви посолонное хождение, которое сам собор назвал бессмысленным преданием суемудренных раскольников, или если Синод прав, считан посолонное хождение православным обычаем, то собор 1667 года виноват, называя вполне православное предание бессмысленным, бесчинным и раскольническим».

Нет, ни Святейший Синод, ни собор 1667 г. не «виноваты» в своих определениях о кругохождении за церковными службами. Отцы собора, узаконяя противосолоние, руководились заботою об утверждении единства в обрядах православной церкви, что было вполне законно и благодетельно; а Св. Синод, дозволив единоверцам употреблять посолонное хождение, допустил это, «для лучшаго приобретения еже к пользе», следуя примеру св. Апостолов и св. отцов, допускавших по потребности запрещенные обычаи и обряды. Вместо того, чтобы обвинять собор и Св. Синод, мои противники должны бы вспомнить, как их собственные архиереи (наприм. Антоний Шутов) прямо нарушали требование Устава при поставлении в священные саны обводить поставляемого вокруг престола против солнца, «якоже хождение бывает», и как их глава – Арсений Швецов оправдывал это отступление, – называл его разумным и смотрительным по сопоставлению с практикой Апостола Павла, «который ратовал за необрезание, но когда это требовалось, то и сам смотрительно допускал его» (Истин. стар. иер.) Зачем же вы, господа братчики, употребляете две разныя мерки, – одну для своих архиереев, другую для Св. Синода?

Братчики предложили: собор 1667 г. признал двуперстие, находящееся в предисловии Псалтырей и во иных писанием, сложенным от некоторого раскольника и скрытого еретика арменской ереси, и заповедал не принимать оное и искоренить его из письменных и печатных книг. На основании этого спрашивали: какого скрытого еретика это учение, и где и когда он скрывался, и кто и когда от скрытого еретика нес это учение о двуперстном сложении в предисловии Псалтырей со восследованием и во иные?

Ответчик говорит: восточные патриархи собора 1667 года имели основание усомниться в правильности Феодоритова слова о двуперстии и приписать его сложение какому-либо раскольнику, так как в писаниях блаженного Феодорита, которому сие слово приписано, его не имеется, и Феодорит не мог учить о перстосложении противно обычаю восточной Церкви.

Здесь мои противники, по своему нехорошему обычаю, ответ мой исказили до неузнаваемости. Посему необходимо его привесть вполне. Я писал:

«Предлагая новые и новые вопросы о перстах, и все в одном и том же духе, раскольнические совопросники уподобляют себя древним жидам, за всякия обрядовые мелочи старавшимся обвинить Христа Спасителя в нарушении закона Моисеева. Как те обвиняли Сына Божия даже за то, что ученики Его неумовенными руками едят хлебы, так и наши совопросники за все тщатся обвинить святую церковь Христову, – и за то, что отложила двуперстие, и за то, что дозволила употреблять его единоверцам. Но они, как древние жиды, обвинявшие Христа за несоблюдение преданий старцев, остаются посрамленными. Теперь, в настоящем вопросе, они тщатся обвинить церковь за то, что восточные патриархи, бывшие на соборе 1667 года, будто бы «признали двуперстие, находящееся в предисловии Псалтырей, сложенным от некоторого раскольника» и проч. Но хитрые, а может быть просто неразумные и малограмотные совопросники, по обычаю, извращают истину. Патриархи говорили не о самом двуперстии (и как двуперстие может находиться в книгах!), а об одном из любимых раскольнических свидетельств в защиту двуперстия, – о именуемом Феодоритовом Слове, что оно «сложено от некоторого раскольника и скрытого еретика». Если бы восточные патриархи и несправедливо назвали Феодоритово Слово, в излюбленной раскольниками редакции, которая именно приведена в предисловии Псалтыри, «сложенным от некоторого раскольника и еретика», то ужели за сие они повинны в нарушении веры? Ужели особенно вся церковь, чрез сие утратила благочестие, а раскольники получил право отступить от нее? Московский митрополит Даниил с своим собором вполне правильное исправление книг преподобным Максимом Греком признал повреждающим православную веру, и самого Максима, как «еретика, богодухновенныя книги растлевающа», предал суду и подверг тяжкому наказанию, отлучив от приобщения Святых Таин и от общения с верными в молитве. Ужели совопросники решатся и митрополита Даниила с его собором обвинить за сие в нарушении веры, как дерзают обвинять в неправославии всю греко-российскую церковь за отзыв восточных патриархов о Феодоритовом Слове, если бы даже их отзыв был и несправедлив, подобно отзыву митрополита Даниила и его собора об исправлении книг преподобным Максимом и о самом Максиме?

«А между тем, восточные патриархи имели основание усомниться в правильности Фодоритова Слова о двуперстии и приписать его «сложение» какому-либо раскольнику, так как в писаниях Блаженнаго Феодорита, которому сие слово приписано, его не имеется, и Феодорит не мог учить о перстосложении противно обычаю восточной цернви. Притом они видели, что и в самых старопечатных книгах Слово Феодорита о перстах излагается неодинаково, и Феодорит во Псалтыри противоречит в сем учении даже Стоглавому собору. Стоглав повелевает «два перста имети наклонены, а не простерты»; а мнимый Феодорит в Псалтыри велит «два перста вместе сложить и простерти». Стоглав учит: «два долныя, а третий – верхний к долнима перстома; то же согбение персту толкует: преклонь бо небеса и сниде нашего ради спасения» (Стогл. гл. 31); а Феодорит во Псалтыри и Кирилловой книге велит тремя перстами исповедывать тайну святой Троицы. Итак, мнимый Феодорит и себе противоречит (в разных редакциях Слова) и учит противно Стоглавому собору. О произведении такого писателя дозволительно было патриархам сказать, что оно принадлежит какому-то неизвестному, скрытому раскольнику. И братчикам следовало не другим задавать вопрос: «где и когда» сочинитель Феодоритова Слова «скрывался», а самим доискаться и указать: кто он был? где жил? какой чин на себе имел? почему учил не согласно с Стоглавом и сам себе противоречил?

«Братчики спрашивают в конце: кто и когда внес Феодоритово Слово в предисловие Псалтыри? – Не входя в подробности, ответим им кратко: в предисловии Псалтыри Слово Феодорита первый раз напечатано в между-патриаршество, по кончине Иоасафа до поставления Иосифа, следственно без патриаршего благословения; а кем? каким ревнителем двуперстия? – не знаем».

Таков был мой ответ. Ясно, что возражатели исказили его до неузнаваемости. А между тем, как сейчас увидим, они не посовестились обвинить меня самого в том, что будто я исказил смысл предложенного братчиками вопроса.

Ответчик, по обыкновению, искажает мысль вопроса. Спрашивается вообще об учении о двоеперстном сложении, помещенном в старопечатных книгах, а он отвечает только о Феодоритовом слове. Приведем самое соборное правило, на котором братчики основали свой вопрос. «Еще же и писание еже есть сложено от некоторого расколъника, и скрытого еретика армянския ереси, и напечатася невежеством и нерассудно в книзе Псалтире со восследованием и во иных (сиречь о сложении перстов, яко знаменатися повелевает еже еретики армены знаменаются крестом), да не приимете сие и да никтоже отныне сему писанию верует, но искоренити повелеваем от таковых печатных и письменных книг»⁶³ (соб. Деян. гл. 2. пр. 22). Ясно, что собор вообще учение о перстосложени называл сложенным от какого-то еретика, а не одно только Феодоритово слово. A во Псалтырях со восследованием и во иных книгах действительно кроме слова блаженного Феодорита о двоеперстном сложении находятся и другие весьма важные свидетельства, которые собор тоже повелел искоренить из всяких, письменных и печатных книг, как сложенные, по его ложному мнению, от какого-то еретика. Итак, ответчику, чтобы оправдать ложное учение собора 1667 г. о двоеперстном сложении, что якобы оно произошло от еретиков армян, следовало бы просто доказать, что учение о двоеперстии действительно произошло от еретиков. Но доказать эту гипотезу собора нет возможности, – и Антонов не доказал. А отсюда ясно, что собор лгал, называя истинно-православное учение о двоеперстии произведением еретиков. Некоторые из более ярых поклонников и защитников собора 1667 г. старались доказать эту его грешную ложь, но усилия их оказались тщетными. Так, например, Питирим, епископ Нижегородский, чтобы доказать, что двоеперстие якобы произошло от еретиков армян, – как требовал доказать от своих последователей упомянутый собор, – привел несколько подлогов в своей знаменитой Пращице. Этим он, однако, не доказал истины ложного учения собора 1667 г. о происхождении двоеперстного сложения от еретиков армян, а только к прежним неправдам и погрешностям своей церкви прибавил новые тяжкие, и таким образом новообрядческая учащая церковь положила на себя еще одно позорное неизгладимое пятно. Потому-то ответчик уже и не пытается доказать правильность учения об еретическом и армянском происхождении двоеперстия, а только говорит, что собор имел право усомниться в правильности Феодоритова слова. Но, как мы уже сказали, собор не имел и речи (!) о Феодоритовом слове и не говорил, сомневается или не сомневается в его правильности, а сказал только о происхождении учения, помещенного в Псалтирях и во иных книгах о двоеперстном сложении. Очевидно, сам ответчик, а не собор хочет заподозрить происхождение слова блаженного Феодорита о крестном знамении. Он говорит, что в писаниях блаженного Феодорита сего слова не имеется, и что Феодорит не мог писать о перстосложении противно обычаю восточной церкви. Что в писаниях блаженного Феодорита нет слова о крестном знамении, этого ответчик ничем не доказал, и утверждает голословно. Отвергать же правильность Феодоритова слова нет достаточных оснований, а утверждать – есть. Ибо святые отцы на Стоглавом соборе засвидетельствовали, что слово о крестном знамении принадлежит действительно блаженному Феодориту (см. Стогл. гл. 31). А отцам Стоглавого собора мы можем больше верить, чем Е. Антонову, «совершенно частному человеку». Ибо древние отцы и учители церкви, утверждавшие православные предания и учения, знали происхождение и правильность Феодоритова слова несравненно лучше современного защитника лживого учения и действительных погрешностей предков своей учащей церкви, дерзнувших православное учение называть еретическим⁶⁴.

Что блаженный Феодорит не мог учить (и не учил) о перстосложении противно обычаю, какой в его время существовал в восточной церкви – это совершенно верно. И значит он, уча креститься двумя перстами, ясно свидетельствует, что в его время в восточной церкви крестились двоеперстным сложением. А так как он жил в пятом столетии по Рождестве Христовом, то и следует, что в пятом столетии христиане знаменались двоеперстным сложением⁶⁵.

Совсем несправедливо противники мои говорят, что будто бы я, даже «по обыкновению» исказил вопрос. Напротив, – нимало не искажая вопроса, я прямо отвечал на него его мысль.

В вопросе говорилось: «собор 1667 года признал двуперстие, находящееся в предисловии Псалтырей со восследованием и во иных писанием, сложенным от некоторого раскольника и скрытого еретика арменской ереси». Я ответил на это, что присутствовавшие на соборе патриархи «говорили не о самом двуперстии (и как двуперстие может находиться в книгах!), а об одном из любимых раскольнических свидетельств в защиту двуперстия, – о именуемом Феодоритовом слове, что оно «сложено от некотораго раскольника и скрытаго еретика». И это несомненно, потому что они говорили именно о «писании», составленном от некоего еретика. Ясно, что я вовсе не искажал смысл вопроса, а только указал, что в вопросе говорится неправда.

Продолжая свои напрасные упреки мне, мои возражатели говорят и о самом соборе, что он «лгал, называя истинно-православное учение о двоеперстии, «произведением еретиков».

Но отцы собора назвали произведением скрытого еретика совсем не «истинно-православное учение», а «писание», известное под названием Феодоритова слова. От «истинно-православного учения» они ни в чем не уклонялись, и потому называть его произведением еретиков не могли и не называли. А если называя так слово мнимого Феодорита, восточные патриархи касались именно содержащегося в сем слове учения о двуперстии, то они имели в виду не самое выражаемое им исповедание веры о двух во Христе естествах, а именно форму перстосложения, противную употреблявшемуся во всей греческой церкви троеперстному сложению. Допустим, что отзыв их о двуперстии был излишне строг и несправедлив; но примеры подобных ошибок бывали и в древлероссийской церкви. Стоглавый собор тройственное аллилуия, которое по его же свидетельству употреблялось в Псковской и Новгородской землях (см. Стогл. гл. 42) и употреблявшие которое многие просияли в знамениях и чудесах (см. жит преп. Евфр.) обозвал преданием не православным, еретическим: «сия несть православных, предание, но латинская ересь» (гл. 42); Московский патриарх Иоасаф назвал еретическим составленный святыми отцами чин погребения священнического, и выключил его из Потребников, повелев отпевать священников мирским погребением (зри Потреб. патр. Иоасафа). Ни отцев Стоглаваго собора, ни патриарха Иоасафа за такие ошибки противники мои, конечно, не дерзнут называть «лжецами»: не имеют они права поэтому называть «лжецами» и бывших на соборе восточных патриархов за их отзыв о Феодоритовом слове с содержащимся в нем учением о двуперстии. Ложь и обман может быть только тогда, когда несуществующее выдают за существующее с целью – ввести кого-либо в заблуждение и причинить зло. Ни отцы Стоглавого собора в несправедливом отзыве о тройственном аллилуия, ни патриарх Иоасаф в отзыве об еретическом происхождении православного чина погребения священнического, ни отцы собора 1667 года в отзыве о Феодоритовом слове ничего подобного в виду не имели. Они основывались на неписанном предании церковном; а церковные предания, не касающиеся до существа веры, не всегда были одинаковы, и с течением времени подвергались изменениям, о чем мною достаточно уже было говорено. Ясно, что противники мои несправедливо и дерзко назвали отцев собора 1667 года лжецами.

Вслед за сим, и в подтверждение своего извета на отцев собора 1667 г., мои возражатели приводят пример архиепископа Питирима, писавшего о еретическом происхождении двуперстия. Но Питирим не выдавал своих суждений о двуперстии и всего, что писал в Пращице, за непогрешительные истины; напротив, предлагал писанное в ней на суд церкви, прося исправления недостатков: «аще в чем забвением и недоразумением, или леностию, или грубостию, или по каковому образу и виду, в чесом погреших, у всея церкви прошу прощения. Аз же остаюсь во всем в повелениях и мудрованиях ее несомненный послушник. Прошу же погрешенная трудолюбне да исправятся, и недостаточная тщателне навершатся, во славу единого Бога, в Троице славимаго и покланяемаго, и в душеспасительную многим пользу». (см. Пращ.). А православная греко-российская церковь, к которой он обращался с такою просьбою, чрез Святейший Синод прямо заявила, что порицательные отзывы частных писателей (в том числе и епископа Питирима) о именуемых старых обрядах (а, следовательно, и о двоеперстном сложении) церковь не разделяет и не подтверждает (см. Изъясн. Св. Син.). Послушные ее голосу православные писатели, теперь уже и не повторяют таких порицательных отзывов о двуперстии и других, именуемых старых обрядах, равно как не делают ссылок на сочинения, оказавшиеся подложными. А вот сами обвинители православной церкви и мои возражатели доселе продолжают приводить в свою защиту свидетельства, лживость которых доказана им неоднократно, – продолжают утверждаться на лживом сказании списателя жития Евфросинова, не отказываются от лживого, составленного иноком Павлом, разговора между Павлом Коломенским и патриархом Никоном, в котором говорится о непричастности Пресвятой Девы Марии первородному греху и пр., и не только не отказываются, но и добавляют его своею ложью, как это недавно позволил себе один из моих противников лжепоп Василий Механиков (см. его сочин. История русской церкви). А именуемый епископ их Арсений Швецов напечатал на гектографе Номоканон с чином исповеди, в который включил вымышленные им самим правила, и единомышленники его этот Номоканон с подложными правилами распространяют как апостольские и св. отец заповеди (Таково, например, 5 пр. Швецовского Номоканона: «табак курить или нюхать весьма предосудительно и курящие или нюхащие табак» должны подлежать церковной епитимии наравне, как и содомники, то есть должны подвергаться отлучению от церкви на 15 лет). Итак, на самих моих противников падает то пятно позора за ссылки на подложные сочинения, которое они тщатся так напрасно наложить на православную церковь.

Противники мои говорят: «собор не имел и речи о Феодоритовом слове и не говорил, сомневается или не сомневается в его правильности».

Но это явная неправда. В деянии собора 1667 гбда прямо говорится: «А Феодорит о том, (то есть о двуперстии) ничтоже писа, зане великое истязание о том было во святей горе Афонстей, в лето 7156-е, подобне якоже и в царствующем великом граде Москве бысть крепкое истязание от преосвященных великороссийских митрополитов, и архиепископов, и епископов, во Святом Дусе собравшихся в лето 7144-е, и не обретеся в Феодоритове книге таковое писание». Как же противники мои не посовестились утверждать, что якобы отцы собора 1667 года «не имели и речи о Феодоритовом слове?» Мало того, – они еще прибавляют:

«Очевидно сам ответчик, а не собор хочет заподозрить происхождение слова блаженнаго Феодорита о крестном знамении, он говорит, что в писаниях блаженнаго Феодорита сего слова не имеется».

Между тем я говорил именно то, что говорил и собор: «не обретеся в Феодоритове книзе таковое писание», повелевающее знаменатися формою двуперстного сложения. Читатели могут судить после этого, много ли правдивости и добросовестности у моих возражателей, или, что тоже, у защитников раскола...

Далее они пишут: «что в писаниях блаженнаго Феодорита нет слова о крестном знамении, этого ответчик ничем не доказал, а утверждает голословно; отвергать же правильность Феодоритова слова нет достаточных оснований, а утверждать – есть, ибо святые отцы (?) на Стоглавом соборе засвидетельствовали, что слово о крестном знамении принадлежит действительно блаженному Феодориту, а отцам Стоглавого собора мы можем больше верить, чем Антонову, совершенно частному человеку, ибо древние отцы и учители церкви, утверждавшие православные предания и учения знали происхождение и правильность Феодоритова слова несравненно лучше современного защитника лживого учения и действительных погрешностей предков своей учащей церкви, дерзнувших православное учение называть еретическим».

Но в том-то и дело, что древние учители русской церкви, приводившие это слово, не имели вполне точных и определенных сведений о действительном творце его. В одних списках надписывается оно толкование Феодоритово, в других от Феодорита, Федорита, в-третьих святого Феодорита епископа, архиепископа, патриарха Кипрского, а в одном списке даже слово святого Федора (см. о сем книж. изд. Прат. св. Петр, «Так называемое Феодоритово слово в разных редакциях»). И не в надписях только разногласие, а в самом тексте разных списков, так что если признать правильность одного списка, то по необходимости придется отвергнуть другие. Даже и в старопечатных книгах слово Феодорита о перстах, как нами было показано в ответе, излагается не одинаково. Феодорит во Псалтыри противоречит в сем учении даже Стоглавому собору. Стоглав повелевает «два перста имети наклонены, а не простерты», а мнимый Феодорит во Псалтыри велит «два перста вместе сложить и простерти». Стоглав учит: «два дольные, а третий верхний к дольним перстам; то же согбение персту толкует: преклонь бо небеса и сниде нашего ради спасения (Стог. гл. 31); а Феодорит во Псалтыри и Кирилловой книге велит тремя перстами исповедывать тайну св. Троицы. Вот, мнимый Феодорит и себе противоречит (в разных редакциях слова) и учит противно Стоглавому собору, хотя им он и приведен во свидетельство о перстосложении.

Итак, вопреки уверениям моих противников, признавать оное слово принадлежащим блаженному Феодориту «нет достаточных оснований, а отвергать есть». Напомню им и слово Максима грека: «мнози развратни писатели пишут словеса лестна, прекрасным глаголанием земские премудрости, и наричутся Великому Василию, или Афанасию, или Златоусту, да подписанием имен святых учителей прельщают простых, и приемлют такова писания с верою великою» (Рук. книг. Мак. Грек. принад. Хлуд. биб. № 74).

Против моего указания разностей в тексте Феодоритова слова по разным спискам возражатели мои пишут далее:

Не имея возможности серьезно доказать неправильность, или подложность слова блаженнаго Феодорита о крестном знамении, Антонов далее прибегает к самому жалкому способу, какой употребляется лжеучителями, чтобы посеять в народе сомнение и недоверие к Священному Писанию и к учению святых отец, именно, находить в них противоречия. Он говорит:

В старопечатных книгах слово Феодорита о перстах излагается не одинаково, и Феодорит во Псалтыри противоречит в сем учении даже Стоглавому собору. Стоглав повелевает «два перста имети наклонены, а не простерты»: а мнимый (?) Феодорит во Псалтыри велит «два перста вместе сложить и простерти».

Еретики постоянно старались и стараются находит мнимые противоречия в учении святых, которое они отвергли, и попрали, и которое они злобно ненавидят, как обличителя их нечестия. Православные же напротив, всегда и постоянно старались согласить эти кажущиеся противоречия. Так и наш ответчик силится указать хотя мнимые противоречия в ненавистном для новообрядцев учении святых отец о двоеперстном сложении. Действительного же противоречия в указанных Антоновым местах нет. Ибо Стоглавый собор повелел два перста имети наклонены (значит не пригбены к длани), а не простерты (то есть не вытянуты совершенно). Так действительно он и изъяснил это выражение несколько выше приведенных слов, говоря: «а верхний перст с средним совокупив простер и мало нагнув» (Стоглав гл. 31). В Феодоритовом слове, помещенном в Псалтырях сказано: два перста вместе сложити и простерта (значит не иметь пригбенными к длани). Очевидно так разумели это и помещавшие Феодоритово слово во Псалтырях, тогда, приводя его во свидетельство двоеперстного сложения, изрекли: «два же перста вышний и средний великий вместо сложити и протянути... Той же средний великий перст мало преклонити» (сл. о крест. знам. гл. 14). Какое же тут противоречие? Одно только уяснение одного и того же предмета?

Заметим кстати, что такая придирка, как указание мнимых противоречий в учении о двоеперстии, показывает только совершенное бессилие наших противников сказать что-либо более основательное против этого учения. Искать противоречий в учении святых отец – это самое любимое занятие еретиков. Но если Антонов не верит Феодоритову слову_, считает его подложным потому только, что в разных его списках есть некоторое несогласие в словах и выражениях, то пусть знает, что если под эту его критику подвести учение церкви, то не только писания святых отец, а и пророческие слова придется признать подложными, незаслуживающими вероятия. Ибо и у них в разных списках, в разных редакциях можно найти очень много несходства в словах и выражениях. «У евангелиста Матфея читаем, – говорит блаженный Иероним, – что Ирод смутился по случаю пришествия волхвов, и призвав первосвященников и книжников разведывал у них, где Христос рождается, и они отвечали: в Вифлееме иудейстем, тако бо написано есть пророком: и ты Вифлееме, земле Иудова, ничимже меньше есть во владыках Иудовых: из тебе бо изыдет вождь, иже упасет люди моя Израиля. Это место в Вульгате читается так: и ты Вифлеем, дом Ефрафов, не велик, чтобы быть в тысячах Иудиных, из тебя произойдет мне, чтобы быть князем в Израиле. Как велико разногласие между Матфеем и семидесятью в словах и их расположении – ты еще больше удивишься, если посмотришь в еврейском, в котором так написано: и ты Вифлеем Ефрафа: мал ты в тысячах Иудовых; из тебя произойдет мне тот, который будет владыкою в Израиле. Смотри по порядку, что поставлено у евангелиста: «И ты Вифлееме земле Иудова». Вместо: «земле Иудова» в еврейском стоитъ: Ефрафа, у семидесяти: дом Ефрафа». И вместо: «ничимже меньши еси во владыках Иудовых», у семидесяти читается: »не велик ты, чтобы быть в тысячах Иудовых», в еврейском: «мал ты в тысячах Иудовых». И смысл другой у евангелиста, тогда как семьдесят и еврейский согласны между собою: ибо евангелист сказал, ты не мал во владыках Иудовых, хотя прямо поставлено, что, хотя ты мал и не велик, но однако из тебя, малого и не великого, произойдет вождь в Израиле... И что далее следует: иже упасет люди моя Израиля –очевидно у пророка стоит иначе» (Творен. блажен. Иерон. ч. 2, письм. 53).

Итак, вот какие «разногласия» в разных редакциях одного и того же пророчества. Если новообрядцы отвергают принадлежность слова о крестном знамении блаженному Феодориту на том основании, что оно в разных редакциях разногласит в некоторых словах и выражениях, то пусть отвергнут принадлежность и вышеприведенных слов пророку, которые в разных редакциях тоже разногласят между собою.

Противники обвиняют меня в том, что будто бы я «прибегаю к самому жалкому способу, какой употребляется лжеучителями и еретиками, чтобы посеять в народе (к кому-то) сомнение и недоверие». Справедливость требует обратить этот тяжкий извет на них самих. Чтобы «посеять недоверие» к св. церкви, они и здесь неосторожное выражение восточных патриархов о еретическом происхождении Феодоритова слова его учением о двуперстии выдают за сказанное будто бы о самом исповедании двумя перстами православнаго учения о двух во Христе естествах. На меня же совсем несправедливо взносят такой тяжкий извет за указанные мною противоречия в учении о двуперстии, как оно излагается в Стоглаве и в старопечатных книгах, ибо я указал не «мнимые», а действительные противоречия, касающияся не одного только сложения перстов, а и самого выражаемого оным учения веры. Стоглавый собор двумя верхними перстами, указательным и средним, велит исповедывать два естества во Христе, божество и человечество; а патриарх Иов этими перстами исповедывал и учил исповедывать одним сошествие Сына Божия с небес, а другим – вознесение: значит патриарх Иов разноречил с Стоглавом. Стоглав тремя перстами, великим и двумя меньшими, велит исповедывать преклонение небес и снитие на землю Сына Божия ради нашего спасения, а патриарх Иов говорит: три персты равно держати исповедуем Троицу нераздельную: значит и в этом он разноречил с Стоглавом. Стоглав повелевает иметь «верхний перст, с средним совокупив, простер и мало пригнув»; а патриарх Иосиф в малом Катихизисе и в Книге о вере повелевает оба перста имети простерты, и он же во Псалтырях, учебном и со восследованием, повелевает великосредний (а не верхний) перст имети мало наклоненным: значит и патриарх Иосиф противоречил Стоглаву. Итак, представленными примерами свидетельствуется не «уяснение одного и того же предмета», как совсем несправедливо пишут мои противники, а несомненное противоречие старопечатных книг в учении о двуперстии. Затем, желая ослабить значение указанных мною несогласий и различий в разных списках Феодоритова слова, представляющих разные его редакции, возражатели мои приводят слова бл. Иеронима о несогласных чтениях одного пророческаго текста и отсюда делают заключение:

«Итак, вот какия разногласия в разных редакциях одного и того же пророчества. Если новообрядцы отвергают принадлежность слова о крестном знамении блаженному Феодориту на том основании, что оно в разных редакциях разногласит в некоторых словах и выражениях, то пусть отвергнут принадлежность и вышеприведенных слов пророку, которые в разных редакциях тоже разногласят между собою».

Но принадлежность именуемого Феодоритова слова блаженному Феодориту отвергается не потому единственно, что в нем есть «разногласия в словах и выражениях». Эти разногласия служат только подтверждением, что слово сие, в творениях бл. Феодорита совсем не находящееся, есть русское произведение, притом не особенно древнее и с течением времени подвергавшееся поправкам и искажениям, как показывают разные его редакции. А приведенный возражателями пример разных чтений пророческого текста, приведен совсем не кстати. Это различие чтений сам же блаженный Иероним объясняет трудностию перевода с одного языка на другой. «Срисовывая чужие линии, говорит он, трудно где-нибудь не отступить от них: точно также трудно, чтобы хорошо выраженное на чужом языке удержало ту же красоту в переводе»... (Твор. Блаж. Иерон. Ч. 2, письмо 53). А Феодоритово слово не есть перевод с чужого (греческаго) языка. Если бы оно принадлежало действительно блаженному Феодориту, то при переводе с греческаго на славянский язык, хотя бы и различными лицами, оно могло бы разниться только в отдельных выражениях, сохраняя единство смысла и содержания; а разные его редакции отличаются одна от другой и в самом даже смысле, – как произведение русского книжника, названное сочинеяием Феодорита, оно русскими же книжниками и подвергалось по произволу разным переделкам и поправкам.

Сознавая невозможность доказать, что собор 1667 г. правильно назвал учение о двоеперстии произведением еретическим, Антонов говорит, что если бы восточные патриархи (бывшие на соборе 1667 г.) и несправедливо назвали «сложенным от некотораго раскольника и еретика» учение о двоеперстном сложении, то ужели они – голосит ответчик – за сие повинны в нарушении веры? Ужели особенно вся церковь (новообрядческая?) чрез сие утратила благочестие, а расколъники получили право отделиться от нее? Московский митрополит Даниил вполне правильное исправление книг Максимом Греком признал повреждающим православную веру, и самого Максима грека предал суду. Но за это он не обвиняется в нарушении веры.

Пример этот ничуть не оправдывает новообрядческую церковь в ее погрешностях и неправдах, в ее несправедливом названии православного учения о двоеперстном сложении произведением еретиков. Ибо если митр. Даниил и несправедливо назвал Максимово исправление книг неправильным, то это относится только к Максимову исправлению, а не к тому, что всегда содержала Христова церковь. Новообрядческая же церковь осудила, признала еретическим писанием учение о двоеперстном сложении, то есть именно то, что признавала вся древняя русская церковь писанием православным, писанием святых отец, учением церкви, как это засвидетельствовали представители русской церкви на Стоглавом соборе и в последующие времена, и что она содержала от начала христианства. А потому и суд собора 1667 г. положенный на учение о двоеперстии, признающий его еретическим, касается учения всей русской православной церкви, которая содержала это учение и признавала его православным. С другой стороны митр. Даниил находил действительные погрешности в исправлениях Максимовых, такие погрешности, в которых сознался впоследствии и сам Максим (см. Истор. рус. пер. Мак. т. 6, стр. 185–186). Между тем новообрядческая церковь без всякого основания признала учение о двоеперстии сложенным от еретика армянской ереси, а доказать свое положение до сих пор не могла и не может. А отсюда ясно, что ее суд о двоеперстном сложении гораздо несправедливее суда митр. Даниила о Максимовом книжном исправлении.

Доказывая, что несправедливо именуемые старообрядцы осуждают православную церковь и отделяются от нее за отзыв восточных патриархов о Феодоритовом Слове, если бы даже отзыв сей был действительно не справедлив, я указал им на то, что они не могут нe осудить митрополита Даниила со всем его собором за несправедливое обвинение преподобного Максима Грека в еретичестве. На это мои противники возражают здесь, что пример м. Даниила будто бы «ничуть не оправдывает» церковь за несправедливый отзыв патриархов «о двоеперстном сложении», точнее – о Феодоритовом Слове. «Если, – говорят они, – митрополит Даниил и несправедливо назвал Максимово исправление книг неправильным, то это относится только к Максимову исправлению, а не к тому, что всегда содержала Христова церковь. Новообрядческая же церковь (будто бы) осудила, признала еретическим писанием учение о двоеперстном сложении, то есть именно то, что признавала вся древняя русская церковь писанием (?) православным, учением церкви» и т. д.

Нет, – напрасно мои возражатели тщатся представить действия митрополита Даниила по делу Максима Грека гораздо более извинительными, нежели отзыв восточных патриархов о двуперстии, и даже не о самом двуперстии, а о Слове Феодорита, содержащем учение о двуперстии. Митр. Даниил с своим собором объявил повреждающим православную веру, нимало не повредившее оную, Максимово исправление книг и самого исправителя, как еретика, богодухновенные книги растлевающа, предал суду, отлучил от приобщения св. тайн и от общения с верными в молитве. А присутствовавшие на соборе 1667 года восточные патриархи сделали только, положим, несправедливый отзыв о двуперстном сложении руки для крестного знамения, при чем никакого православного учения не осуждали, тогда как митр. Даниил, осуждая исправленные преподобным Максимом книги, осуждал и содержащееся в них православное учение веры. Но митрополита Даниила с собором за неправильный суд над преподобным Максимом защитники раскола не осуждают, а восточных патриархов и с ними даже всю православную греко-российскую церковь за неправильный их отзыв о двуперстии осуждают в лишении православия. Я имел поэтому полное право сказать, что они судят неправильный суд. Они тщатся утверждать, что якобы не одно двуперстное сложение, а и самое учение о Св. Троице и двух во Христе соединенных естествах, выражаемое этим перстосложением, патриархи назвали учением еретическим. Но это наглая клевета на них, ибо отцы собора 1667 года и присутствовавшие на нем восточные патриархи твердо содержали православную веру во Святую Троицу, и единого от Троицы Иисуса Христа, Сына Божия, в двух естествах – божестве и человечестве, а потому и называть это учение о Св. Троице и о двух естествах во Христе еретическим не могли и не называли. И от «начала христианства вся древняя русская церковь» употребляла для крестного знамения не одно двуперстное сложение, как и здесь несправедливо утверждают мои противники, но и троеперстное, о чем мы достаточно говорили уже выше, при чем указывали им, что и самые именуемые их пастыри в своем Окружном Послании засвидетельствовали, что троеперстное сложение раньше патриарха Никона употреблялось киевскою церковию, каковому свидетельству своих именуемых пастырей они должны верить и не называть троеперстие новшеством патриарха Никона, как продолжают несправедливо называть.

В заключение ответа Антонов поучает братчиков, как им следует относиться к лжеучению собора 1667 г. об армяно-еретическом происхождении учения о двоеперстии. Он говорит: братчикам следовало не другим задавать вопросы: «где и когда» сочинитель Феодоритова слова «скрывался», а самим доискиваться и указать: кто он был? где жил? какой чин на себе имел? и т. д.

О сочинителе Феодоритова слова братчики вовсе не спрашивали, потому что о нем не упоминал и собор 1667 г. в своем правиле, приведенном вопросителями в основание своего вопроса. Они спрашивали согласно указанию собора о происхождении писания о двоеперстии вообще, находящегося во Псалтырях и во иных книгах.

Ответчик совершенно незаконно обращает вопрос к самим вопросителям, сваливает свою ношу на чужие плечи. Не старообрядцы должны решать вопросы от какого еретика произошло учение о двоеперстии, а именно новообрядцы. Ведь не старообрядцы же признали его произшедшим от еретиков, а предки новообрядцев. Ведь не старообрядцам стыдно, что собор 1667 г. наврал о двоеперстии, а новообрядцам. Ведь новообрядцы пока не докажут, что двоеперстное сложение и учение о нем произошло от еретиков армян, до тех пор всякий имеет право учение собора 1667 г. считать ложным, клеветническим, еретическим; до тех пор это учение собора будет служить позорным пятном для новообрядческой учащей церкви. Но апологеты новообрядства, как Антонов, решительно отказываются доказать, что собор 1667 г. сказал правду, уверяя, что учение о двоеперстии произошло от еретиков армян. Апологеты новообрядства действительно отказываются доказать правоту нечестивого учения своих предков, постыдно предлагая доказать это старообрядцам, забывая при этом, что старообрядцы должны не доказывать, а опровергать антиправославные учения новообрядческих предков.

Обиженные моим приглашением указать – кто был и где жил сочинитель Феодоритова Слова, возражатели мои говорят: «Не старообрядцы должны решать вопросы, от какого еретика произошло учение о двоеперстии, а именно новообрядцы» и т. д.

Мнимым «новообрядцам» нет надобности указывать, от какого еретика произошло «учение» о двуперстии, или, что то же, учение выражаемое двуперстием, ибо самого этого учения, т. е. догмата о Св. Троице и двух естествах во Христе, никогда они не признавали произшедшим от еретиков. И спрашивал я о сочинителе Феодоритова Слова, а совсем не о том, от кого произошло учение веры, выражаемое двуперстием. Еретическим восточные патриархи назвали собственно происхождение Феодоритова Слова и предписанную в нем форму перстосложения. Допускаем, что это ошибка; но если за такую ошибку мои противники хотят осудить и патриархов и даже всю православную церковь, то, повторяю, им пришлось бы обвинить и патриарха Иоасафа, обозвавшего православный чин погребения священнического еретическим, и самый Стоглавый собор, обозвавший латинскою ересию православное предание говорить по трижды аллилуия в прославление Святой Троицы: «сия несть православных предание, но латинская ересь» (Стог. гл. 42). Но когда патриарха Иоасафа и отцов Стоглавого собора противники мои не признают еретиками, то и отцов собора 1667 года, нимало не уклонившихся от учения православной веры, тем паче всю греко-российскую церковь не могут обвинить в еретичестве. И как несправедливое обозвание Иоасафом патриархом православного чина погребения священнического еретическим и поречение отцами Стоглавого собора тройственного аллилуия, несомненно употреблявшегося в древней церкви, латинскою ересию, нимало не служило позорным пятном для древнеправославной российской церкви, так и допущенное восточными патриархами на соборе 1667 года поречение указаннаго в Феодоритовом Слове двуперстия, вопреки уверения моих противников, нимало не служило и не служит «позорным пятном» для нынешней православной греко-российской церкви, ни в чем не изменившей учению православной веры. А вот, коловратность и непостоянство именуемых пастырей старообрядцев действительно служит позорным пятном для их глаголемой церкви. Они издали Окружное Послание от имени «единой, святой, соборной, апостольской, древлеправославно-кафолической церкви», и не раз о нем свидетельствовали, что оно законно и правильно, но это законное и правильное послание не раз подвергали уничтожению, как неправильное. Именуемый архиепископ Аркадий Славский писал: «отрещися Окружного Послания есть отрещися и словес в нем написанных, то есть имени Господа нашего Исуса Христа, отрещися и безкровныя жертвы, яже будет до скончания века, отрещися и того, что врата адова не одолеют церкви Христовой». Другой именуемый епископ Пафнутий писал: «мы не менее погрешили своим подписом касательно уничтожения Окружнаго Послания, как на Флорентийском соборе подписавшиеся к римскому панежству; они, сознавши свой грех, давали на усечение свои десницы, и мы того же заслужили». Но несмотря на это, Аркадий с Пафнутием и даже сам московский духовный совет несколько раз отрекались от Послания, а, следовательно, и от учения его, предавали и предают его уничтожению, а великий собор Белокриницкий 8 июля 1868 года, назвал Окружное Послание ложным писанием, и не только уничтожил его, но произнес отлучение и проклятие на тех, кто его принимает. Это противоречие старообрядческих именуемых пастырей касается не маловажных предметов, а самого учения веры, – по выражению Пафнутия, самых словес Господних. После этого не лучше ли моим противникам вовсе оставить недостойную работу в изыскании у православных пастырей поречений, касающихся не догматов веры, а некоторых обрядовых преданий, каковые бывали и у древних пастырей церкви, но нимало не повреждали православию церкви, коей пастырями они состояли.

Наконец ответчик говорит: братчики спрашивают в конце: кто и когда внес Феодоритово слово в предисловие псалтыри? – Не входя в подробности ответим им кратко: в предисловии Псалтыри слово Феодорита в первый раз напечатано в междупатриаршество, по кончине Иоасафа до поставления Иосифа, следственно без патриаршаго благословения; а кем? каким ревнителем двоеперстия? – не знаем.

Напрасно ответчик с такой цинической откровенностью употребляет свой обычный прием: навязывать своим противникам мысль какой они вовсе не имеют. Братчики во всем своем вопросе не говорят о Феодоритовом слове. А сказали просто о писании, содержащем учение о двоеперстии. Ответчик отвечает далеко не на весь предложенный вопрос, а только на некоторую часть его и то не сполна и неправильно. Спрашивалось: какого скрытого еретика это (о двоеперстии) учение, как сказал собор 1667 г.? На этот вопрос Антонов решительно не ответил: прошел уклончивым молчанием. На остальную часть вопроса: кто и когда от окрытого еретика внес учение о двоеперстии в предословие Псалтырей и во иные книги? – Антонов ответил, исказив предварительно самый вопрос, как мы видели. Ответчик сказал, что Феодоритово слово внесено в Псалтыри без благословения патриаршеского в междупатриаршество.

Прежде всего заметим ответчику, что благословение чье бы то ни было на внесение известного учения в какую-либо книгу не придает этому учению ни православия, ни кривославия. Всякое учение само по себе или истинно и спасительно, или ложно и гибельно независимо от чьего бы то ни было благословения или проклятия. Если какое-либо учение или предание неправославно, еретическо, ложно, гибельно, то его хоть тысячу раз благословляй не только патриах, а и целые соборы: оно все равно будет еретическо и гибельно, каковы были и есть все еретические учения и предания, несмотря на то, что их утвердили, а следственно и благословляли целые соборы епископов еретиков. Если же известное учение или предание православно, истинно и спасительно, то его пусть не только не благословляют, а и проклинают и опять не только патриарх, а и целые соборы: оно все равно будет православно, всякий, желающий быть истинно-православным, обязан принимать его, содержать его, следовать ему. Итак, учение о двоеперстии, если бы оно было напечатано в какой-либо книге и без благословения патриаршего, его обязательно должно принимать, потому что оно вполне православно. Всякий патриах, который проклянет православное учение, сам станет еретиком, а не учение православное станет еретическим. Всякий, кто благословит еретическое учение, сам станет еретиком, а еретическое учение не станет от этого православным. Таков наш взгляд на значение благословения или проклятия относительно православного или еретического учения.

Новообрядцы же, как видно, придают чрезвычайное значение патриаршему благословению на содержание какого-либо учения, если истинно-православное учение Феодоритова слова дерзают называть еретическим потому только, что оно, по их ложному мнению, внесено в Псалтыри без благословения патриаршеского. По их выходит, что если патриарх благословит еретическое учение, то патриарх не станет еретиком, а учение еретическое станет православным. Если же не благословит печатать и содержать православное учение, то оно перестанет быть православным. Так извращено у новообрядцев понятие о православном учении и об отношении к нему христиан⁶⁶. Истину измеряют благословением или неблагословением архипастырей. Мы, старообрядцы, наоборот истиной измеряем благословение или неблагословение архипастырей, то есть узнаем православность или неправославность самих архипастырей. И потому относительно православности учения Феодоритова слова не придаем ровно никакого значения: по благословению ли патриаршескому оно внесено в предисловие Псалтырей или нет.

Но для уяснения истины нужно обличить ложь ответчика. Слово блаженного Феодорита, как и вообще учение о двоеперстии напечатано в предисловии Псалтырей не без благословения патриаршеского, как голословно и несправедливо утверждает ответчик, а с благословением, и не в междупатриаршество, а при патриархе Иосифе. «Учение о двоеперстии, –читаем в журнале Православное Обозрение за 1887 г., – в первый раз внесено было в Псалтырь, которую начали печатать 11 сентября 1642 года, окончили в том же году 31 декабря» (т. 1, стр. 325, февр.). А «избрание Иосифа на патриаршество совершилось 20 марта 1642 года» (Ист. русск. церк. Мак. т. 11, стр. 97). Таким образом очевидна для всякого ложь ответчика, что Феодоритово слово внесено в предисловие Псалтырей в междупатриаршество и без благословения патриаршего.

Итак, мы показали, что собор 1667 г. лгал, уверяя, чта учение о двоеперстном сложении произошло якобы от еретиков армян, и что эту грешную ложь не могут оправдать и самые завзятые оправдатели его заблуждений, и что ответчик ничем не мог доказать неправильности слова блаженнаго Феодорита, повелевающего всякому православному христианину знаменаться двоеперстным сложением.

Итак, мои противники утверждают, будто я говорил «ложь», относя первоначальное напечатание Феодоритова Слова и вообще внесение статьи с учением о двоеперстии в предисловие Псалтыри ко времени междупатриаршества, продолжавшемуся по кончине Иоасафа, до поставления в патриархи Иосифа, и потому назвав его сделанным «без патриаршаго благословения». Напрасное обвинение! Ложь говорил не я, а говорят ее сами мои обвинители, утверждающие, что якобы статья о двуперстии первый раз напечатана в Псалтыри «не в между патриаршества, а при патриархе с его благословения». Эта их ложь очень легко обличается тем, что начало новому лету, или году до Петра Первого начиналось с первого числа сентября месяца, а не с первого числа месяца января, как, очевидно, считают мои противники. И так как Псалтирь окончили печатанием 11 декабря 1642г., а избрание Иосифа на патриаршество совершилось 20 марта того же 1642 года, по указанию самих моих противников, то выходит, что она была напечатана почти за три месяца до избрания Иосифа на патриаршество. Таким образом, скажем словами моих противников, очевидна для всякого ложь их утверждения, что якобы в первый раз Псалтырь с учением о двоеперстии была напечатана «не в междупатриаршество, а при патриархе Иосифе с благословения патриаршаго».

Однако «благословению патриаршему» они не придают никакого значения, – прямо говорят: «мы, старообрядцы, не признаем равно никакого значения: по благословению ли патриаршескому оно (слово о двуперстии) внесено в предисловие Псалтырей, или нет, потому что благословение чье бы то ни было на внесение известного учения не придает этому учению ни православия, ни кривославия».

Но чем же, если не признанием, или благословением церкви различается истинное учение от неистинного, правая книга от неправой? Если бы оно не имело никакого значения, то наши святейшие всероссийские патриархи не издавали бы книг за своим благословением. Отвергая всякое значение церковного благословения, противники мои отвергают всякий авторитет в церкви и тем являются настоящими еретиками лютеранами, признающими только то, что по собственному суду каждого есть истинно и спасительно. Этого еретического учения нужно бы стыдиться защитникам старообрядчества, а они еще похваляются, обвиняя мнимых «новообрядцев» за то, что они не следуют их еретическому лютеранскому учению, а признают в церкви авторитет духовной власти и повинуются ей: «новообрядцы, говорят они, как видно, придают чрезвычайное значение патриаршему благословению, – так извращено у них понятие о православном учении и об отношении к нему христиан»! Пусть решат сами читатели-старообрядцы, кто действительно «извращает понятие о православном учении», – мы ли, дорожащие благословением древнероссийских патриархов или нынешние защитники раскола, презирающие их благословение.

Братчики спросили о том же предмете с другой стороны. Признавая указанное в предыдущем вопросе двоеперстие, вошедшим от раскольника и скрытого еретика арменской ереси, и повелевая оное искоренить из письменных и печатных книг: то правильно ли ваша церковь нарушила это определение собора, и не только не искоренила двоеперстие из письменных и печатных книг, как (по суду собора) происхождение армянское и еретическое, но не известно в силу каких канонических правил дозволила эту ересь содержать единоверцам?

Ответчик говорит: если бы и самое двуперстие было похулено патриархами, и тогда церковь (новообрядческая) имела бы законное право дозволить оное к употреблению единоверцам. Двуперстие принадлежит к числу преданий обрядовых (?), а не догматических. А предания обрядовые (?) церковь отлагала и опять допускала к употреблению, ради снисхождения. За тем приведя примеры, приведенные им уже неоднократно в прежних ответах относительно суда Максима Грека и архимандрита Дионисия, ответчик восклицает: «Пусть же скажут наши совопростники, в силу каких канонических правил древлерусская церковь, вопреки определению соборов митр. Даниила и митр. Ионы, книжныя исправления преподобнаго Максима и преподобнаго Дионисия не признала «растлевающими богодухновенныя книги» и самих Максима и Дионисия причла к лику верных сынов церкви?»

Ответ мой возражатели опять сократили наполовину, «ставив без внимания то, на что должны были обратить внимание. У меня сказано:

«Мы объяснили уже, что восточные патриархи, бывшие на соборе 1667 г., не двуперстие назвали происшедшим от скрытого еретика, а выразились так о подложном Феодоритовом слове. Поэтому настоящий вопрос не имеет никакого значения и сделан совсем напрасно: никакой ереси церковь не дозволяла единоверцам и единоверцы не содержат. Но если бы и самое двуперстие было похулено патриархами, и тогда церковь имела бы законное право дозволить оное к употреблению единоверцам.

«Двуперстие, как было говорено уже не раз, принадлежит к числу преданий обрядовых а не догматических. А предания обрядовые церковь и отлагала и опять допускала к употреблению, ради снисхождения. Доказательства на это мы уже представляли в ответе на девятый вопрос. Здесь приведем несколько примеров, показывающих, как то, что одними иерархами было объявлено нехорошим, погрешительным, даже еретическим, было потом признано не подлежащим порицанию. Митрополит Московский Даниил с своим собором книжное исправление преподобного Максима Грека объявил «растлевающим богодухновенныя книги», и самого Максима признал еретиком и отлучил от общения с верными; но последующею церковию этого «растления богодухновенных книг» в исправлении преподобного Максима не найдено, и сам Максим принят в число истинных сынов святой церкви. Также и митрополит Иона с своим собором архимандрита Дионисия за исправление Потребника осудил, как еретика; а потом патриархи Феофан и Филарет объявили его невиновным ни в единой ереси. Патриарх Иоасаф признал последование священнического погребения имеющим еретическое происхождение и выключил его из старопечатных книг, а патриарх Иосиф это же самое, обозванное еретическим, чинопоследование напечатал в своих книгах, которыми руководствуются сами старообрядцы. Представим нашим совопросникам и особенно близкий им пример. Антоний, называвшийся у них архиепископом Московским, противосолонное хождение считал чуждым древлеправославной церкви и потому поставляемых в священные степени обводил вокруг престола по солнцу, и это же самое, чуждое древлеправославной церкви, действие сам впоследствии употреблял. И ныне существующий их Духовный Совет пред пасхою настоящаго 1891 года в изданном ко всем своим Московским попам повелении отменил прежде употреблявшийся обычай употреблять трисвещие при пасхальных богослужениях, повелев иметь вместо трех едину свещу и основавшись в сем повелении на Уставе церковном, при чем однако не досмотрел, что в том же самом большом Уставе (л. 956) в чине преждеосвященной литургии сказано: «иерей же взем кадило и свещу горящу в десную руку три разделения имущу», что означает именно трисвещие. Пусть же скажут наши совопросники, в силу каких кононических правил древлерусская церковь, вопреки определению соборов митрополита Даниила и митрополита Ионы, книжные исправления преподобного Максима и преподобного Дионисия не признала «растлевающими богодухновенные книги» и самих Максима и Дионисия причла к лику верных сынов церкви? В силу каких правил обозванное еретическим и выключенное из книг чинопоследование священнического погребения патриарх Иосиф напечатал в своих книгах? По каким правилам и их Антоний обычай посолонного хождения признавал и худым, и добрым, и чуждым и не чуждым древлеправославной церкви? Древлерусская церковь, признала книжные исправления преподобнаго Максима и преподобного Дионисия не растлевающими богодухновенные книги, вопреки решению митрополита Даниила и Ионы с их соборами, но самих Даниила и Иону тем паче церковь их времени не обвинила в ереси за то, что они объявили сии исправления растлевающими священные книги; также и патриарх Иосиф за неправильное обозвание еретическим священнического погребения, несомненно святыми отцами составленного, не укорил своего предшественника патриарха Иоасафа в лишении православия, потому что и Даниил, и Иона, и патриарх Иоасаф содержали веру православную. Если за одно какое-либо неправильное суждение обвинять людей в лишении православия, тогда пришлось бы даже и некоторых святых отцев и учителей церкви исключить из отеческого лика. Вот что пишет о сем знаменитый патриарх Фотий: «мы некиих блаженных отец и учителей наших во многих многажды от известия правых догмат отведенных обретающе, отведения убо их не приемлем, мужей же облобызаем, ибо и Дионисия Александрийского архиепископа в лике святых отец соучиняюще, глаголанных же от него арианских словес на Ливийского Савелия никакоже приемлем, но и отнюдь отбегаем; такожде и великаго в мученицех Мефодия Патрского, такожде и Иринея епископа Лугдунскаго, мужей апостольских бывших и житии и нравы удивления блистающих, но обаче, зане от истины некако уклонишася и отведошася глаголати кроме общего и церковного учительства, в сих убо не последуем, от отеческия же славы и чести их ничтоже отсекаем» (Мак. Чет.-Мин. Авг.).

«Итак несправедливо совопросники хотят обвинить православную церковь за дозволение единоверцам употреблять двуперстие, если бы даже восточные патриархи, бывшие на соборе 1667 г., и признали двуперстие имеющим происхождение от некоего скрытого еретика, чего однакоже не было в действительности».

Так мною было отвечено. Кроме многого другого, опущенного моими возражателями из этого ответа, достойно особого внимания, что они и здесь, как и в других случаях, совсем замалчивают сказанное мною о творящемся у них самих, – именно о том, как Антоний, называвшийся у них архиепископом Московским, противосолонное хождение считал чуждым древлеправславной церкви и потому поставляемых в священные степени обводил вокруг престола по солнцу, и это же самое действие, которое считал чуждым древлеправославной церкви, сам впоследствии употреблял. А между тем я спрашивал: «в силу каких правил их Антоний обычай посолонного хождения признавал и худым, и добрым, и чуждым и не чуждым древлеправославной церкви?» желая этим показать излишнюю притязательность их вопроса: «в силу каких канонических правил запрещенное собором 1667 года и обозванное нехорошим двуперстное сложение, православная церковь дозволила содержать единоверцам? Ясно, что они умолчали о моем вопросе потому, что пришлось бы иначе признать излишним вопрос, данный братчиками. Но так как этого они не пожелали сделать, то и прибегли к недобросовестному замалчиванию и этого вопроса моего и многого другого в моем ответе.

Ответчик делит предания церковные на догматические и обрядовые. На каком основании он делает такое деление преданий церковных, – этого не говорит, потому что сказать-то стыдно. Ибо древняя истинно-православная церковь такого деления преданий церковных не знала, не делала и не учила делать, потому что такое деление преданий церковных совсем не нужно собственно для принятия и содержания истинной веры. Древняя церковь о преданиях учила так: «кто отвергает всякое писанное и неписанное предание церковное, тот да будет анафема» (Деян. 7-го всел. соб. стр. 628). Делили и делят предания церковные на догматические и обрядовые, или, как Антонов определеннее выражался выше – на догматы и обряды, только еретики протестанты, а отнюдь не истинно-Православная Христова церковь. Протестанты догматами веры называют веру в Бога, любовь к Богу и к людям, а обрядами называют все видимые действия, не исключая и самих таинств. Они говорят, что догматы веры не должно изменять, а обряды можно. Так они говорят и делят содержание христианской религии для того только, чтобы оправдать себя в том, что они беззаконно отменили из того, что содержит христианская религия и церковь, как например: поклонение иконам, посты, богослужения, литургию, многие из таинств и проч. Наши новообрядцы для того, чтобы оправдать свои беззакония, отменения преданий церковных, идут по следам протестантов, подражают им, деля предания церковные, или содержание Христианской религии, на догматические и обрядовые, или на догматы и обряды, и уверяя опять таки вслед за протестантами, что догматы неизменны, а обряды изменяемы, при чем под понятие обрядов у новообрядцев подходит как раз то, что они изменили и отменили, как например: двоеперстное сложение. Ясно, что они делят предания церковные на догматы я обряды только для унижения церковных преданий, лишь бы чем оправдать свои заблуждения, свои беззаконные отменения сих преданий. Сим уничижением преданий церковных они еще раз подпадают под проклятие святых отец: «кто уничижает какое-либо предание церковное писанное ли то, или не писанное, тому анафема»! (Деяние 7 вселен. соб. стр. 612).

Итак, противники мои продолжают утверждать, что будто бы древняя истинно-православная церковь деления преданий церковных на догматические и обрядовые «не знала, не делала и не учила делать», и стыдят меня за то, что будто бы я утверждаю противное без всяких оснований. Но я повторяю им, что церковь «знала, делала и учила делать» такое различие преданий, и что доказательства на это я приводил неоднократно: потому не мне приходится стыдится, а должно быть стыдно моим возражателям, утверждающим неправду обо мне. Я указывал именно на шестой вселенский собор, который первым своим правилом под страхом проклятия определил «ниже прибавляти что-либо к догматам благочестия, установленным святыми и блаженными отцами, ниже убавляти». Но сам же отменил некоторые правила прежних соборов, касающиеся собственно внешнего церковного порядка. Так своим 16 правилом он отменил 15 правило неокесарийского собора, требующее, чтобы в граде, хотя бы он и весьма велик был, иметь только семь диаконов, а правилом 28 отменил 50 правило собора карфагенского, коим повелевалось «от неядших человек совершатися божественной службе, разве единого дня в лето, в онь же Господня вечеря сотворяется, то есть, великого четвертка», – отцы шестого вселенского собора усмотрели в этом «безчествование» четыредесятницы и постановили в четверток последней седьмицы также не разрешати пощение. А 12 своим правилом собор отменял даже апостольское 5 правило, дозволявшее епископу сожитие с своею женою, повелев, напротив, «епископу не жити с своею женою». И наши русские отцы Стоглавого собора делали различие между церковными преданиями, когда постановили, что изменению не подлежат соборные правила только о догматах веры, постановления же, касающияся обрядов и обычаев, церковь имеет право изменять без всякого нарушения православия, в подтверждение чего Стоглав и приводит многочисленные примеры таких изменений (см. гл. 79). После Стоглавого собора архипастыри русской церкви и следовали этому его постановлению, так что не стеснились изменять даже постановление самого Стоглавого собора относительно двуперстия в существенных его чертах, как поступили, например, патриарх Иов и сам патриарх Иосиф, о чем мы также неоднократно говорили. Очевидно, противники мои несправедливо утверждают, что якобы древняя церковь Христова не делила предания церковныя на догмагические и обрядовые, и совсем напрасно утверждают, будто я говорю это без всяких оснований, Очевидно и то, как несправедливо и дерзко обвиняют они мнимых «новообрядцев» в лютеранстве за то, что согласно учению древлевселенской церкви они различают догматы веры от обрядов. Такое обвинение тем неожиданнее и тем постыднее для них, что и сам их учитель Арсений Швецов, именующийся епископом Уральским, делит предания церковные на догматические и обрядовые. О последних он говорит: «предания же и обычаи, восстановляемые высотою христианского духа, принимались в церковь как добровольное приношение жертвы совершенных, подобно ветхозаветному совершению жертвы всесожжения, и с подлежащим уважением соблюдались таковыя, из которых многия были не для всех обязательны, а некия даже видоизменялись по винам богословным (см. «Оправд. старообрядческой христ. Церкви», напечат. в Мануйлов. монаст. в Румынии, л. 33). Посему возражатели мои, обвиняя православную церковь в ереси протестантов за различение догматов веры от обрядов и обычаев, вместе с нею обвиняют в протестантской ереси и древлеправославную церковь и своего собственнаго епископа Арсения Швецова.

Нет, не мнимые новообрядцы, а сами обличители их идут по следам еретиков протестантов. Протестанты для оправдания себя в лишении иерархии и совершаемых ею таинств отвергают ее необходимость, считая свое общество, существующее без богоучрежденной иерархии и совершения Богом преданных для нашего спасения таинств, истинною церковию Божиею: подобно им и старообрядцы, чтобы оправдать себя в лишении главного чина иерархическаго – епископства и совершаемого им таинства священства, отвергают необходимость его для церкви, утверждая, что якобы церковь Божия может существовать и без православного епископства и без совершения таинства священства, оставаясь всецело церковию Божиею. Не ясно ли, что они вполне уподобляются еретикам протестантам? «Одни еретики утверждают, что можно быть без архиерея» (Посл. восточ. патр.).

В разборе ответа на вопрос 7 мы показали, что «двоеперстное сложение может и должно называться догматом, как определяют это понятие св. отцы, и что обрядом двоеперстное сложение нигде в писаниях св. отец не называется; при чем заметили, что если уж установилось называть предания церковныя обрядами, то и мы старообрядцы согласны называть их так, только отнюдь не для унижения их, как делают новообрядцы с протестантами, а просто для логики, для науки». Здесь заметим только, что для отменения каких-либо учений и преданий, мы старообрядцы, делим их на истинные и ложные, на правильные и неправильные, на православные и кривославные, еретические. Истинные православные предания и учения церкви содержим неизменно, хотя противники пусть дают им названия, какие угодно, а ложные еретические предания и учения мы отвергаем, от кого бы они ни исходили и как бы их еретики не расхваливали, о чем обстоятельно говорили выше (см. Разб. ответа на 20 вопр.).

Также и относительно дозволения и разрешения употреблять и содержать какие-либо из преданий или учений мы показали выше, что церковь древних времен никогда не дозволяла ни по какому снисхождению, если предания или учения сии были ложные, еретические (см. Разб. отв. на 9 вопр.). Здесь заметим к сказанному нами выше, что если бы какие-либо из отмененных церковию каких-либо неправильных или даже еретических преданий и употреблялись иногда некоторыми членами церкви, то это делалось ими отнюдь не по снисхождению и тем менее по благословению церкви, а по своему упорству и гордости, подобно тому, как бывают и есть в церкви разные преступники правил и закона, каковы: убийцы, воры, прелюбодеи и им подобные; но никто не скажет, что они это делают по снисхождению или по благословению церкви. И кто из иерархов благословит делать кому-либо подобные дела, сам сделается преступником закона, а кто дозволит или благословит содержать какие-либо ереси осужденные собором, тот сам становится еретиком.

Противники мои в разборе на 7 вопрос доказывали, что двоеперстное сложение может и должно называться догматом; а мы в своем разсмотрении этого «разбора» их доказали напротив, что не может оно и не должно так называться, что никто из св. отцов не признает его догматом веры, ибо догматы веры имеют основание в священном писании, а священное писание ни о каком сложении перст не упоминает. Мы заметили при этом, что употребление перстов для крестного знамения православная церковь признает обычаем, или обрядом, не «для унижения» церковных преданий, и мои возражатели говорят о том совсем несправедливо.

Теперь, «ради логики», они соглашаются делить церковные предания «на истинные и ложные, на православные и еретические», и присовокупляют, что именно «православные предания содержат неизменно, а еретические отвергают».

На это мы им заметим, что право «делить церковные предания на истинные и ложные», и вообще давать решение относительно тех, или иных обрядовых преданий принадлежит не народу, даже не клиру, а тем, «имже Господь пасевие церкви поручи» (Благов. зач. 95 Луки), «иже суть служители величеству смотрения Божия», то есть епископам, точнее собору епископов «имже и спребывати даже до скончания века (Господь) обетование сотвори» (Кн. о вере л. 59 на об.). А старообрядцы, не имея у себя преемственно от Христа идущего православного епископства, не имеют на то и права. Присвоив себе такое непринадлежащее им право, старообрядцы до сих пор не могут различить и не различают истин веры от обрядов, – даже внешнюю сторону обрядов, материал, в них употребляемый, например, персты, известным образом сложенные, поставляют в неизменный догмат веры, и сами являются вводителями новых догматов в церкви, за что подлежат церковному суду и осуждению.

Мои возражатели говорятъ: «кто из иерархов благословит совершать воровство, убийство, или содержать ересь, осужденную собором, тот сам становится преступником закона, еретиком». Справедливо. Но кто же из православных иерархов «благословлял воровство, убийство, или содержание ереси?» Двуперстия, т. е. самого учения веры, означаемого двуперстием, и восточные патриархи, присутствовавшие на соборе 1667 года, не признавали, и не могли признать за ересь; а посему и благословившие его употребление православные архипастыри благословили не ересь.

О снисхождении же относительно употребления прежде запрещенных обрядовых преданий мои возражатели говорят несправедливо, что будто бы церковь древних времен никогда его не дозволяла. Примеры таких дозволений мы уже приводили. Напомню здесь хотя один. Шестой вселенский собор, следуя апостольскому пятому правилу, пресвитеров и диаконов, пущающих своих жен изветом благоверия, подверг запрещению и нехотящих паки пояти – извержению из сана; но сам же вместе с этим оказал снисхождение римлянам, заметив, что у них отменяются браки пресвитеров, и за сие не прерывал с ними общения, свидетельством которого служит седьмой вселенский собор, составленный из епископов восточной и западной церкви. И после того восточная церковь, в течение четырехсот лет от издания 13 правила шестого вселенского собора, продолжала оказывать римлянам тоже снисхождение. Итак, Римским пресвитерам и диаконам церковь делала снисхождение даже в предмете существенном, в таинстве св. брака: тем паче церковь может оказать такое снисхождение в предмете несущественном, в употреблении тех или иных перстов для крестного знамения, как и оказывает единоверцам. Посему, противники мои совсем напрасно тщатся обвинить православную церковь за оказываемое ею снисхождение единоверцам в употреблении двуперстия и прочих любимых ими обрядовых преданий.

Итак, если собор 1667 года правильно признал двоеперстное сложение произведением еретиков, то Синод неправильно сделал, благословив это еретическое предание употреблять единоверцам, и значит должен почитаться преступником соборных определений. Это бы еще ничего, что он преступает беззаконные и хульные определения собора 1667 года, но не хорошо то, что новообрядческая церковь не отменяет этих беззаконных и нечестивых определений собора, а напротив считает их вполне правильными и содержит неизменно, как догматы веры, и апологеты ее защищают их как богооткровенные истины до последней крайности, никогда не сознаются, что собор сделал беззаконные постановления. Единоверец поэтому должен признавать, что двоеперстное сложение есть тайное апостольское предание, как учит преподобный Максим Грек (зри писмен. кн. его сл. 40), и в то же время обязан верить, что оно произошло от еретиков армян, как требует верить сам собор 1667 г., и считать, что молиться двоеперстным сложением – «очень изрядно», как удостоверяет сам Синод (Увещание л. 44–45). Итак, Синод поступает беззаконно, благословляя единоверцам употреблять двоеперстие, и в то же время не отменяя, а считая вполне православным определение собора 1667 г., что оно есть произведение еретиков армян. Если Синод считает беззаконное хульное учение собора о двоеперстии правильным, законным и православным, то должен отвергнуть единоверцев, как армяноподражателей; или если считает единоверцев вполне православными и двоеперстное сложение «очень изрядным», то должен отвергнуть хульное и нечестивое учение собора 1667 г. о тайном апостольском предании, двоеперстном сложении.

Увертка апологетов новообрядства, что в таком якобы неважном предмете, как двоеперстное сложение церковь (новообрядческая учащая), может действовать как ей угодно, отменять по своему усмотрению и дозволять по какому-то снисхождению, –увертка эта не может быть принята за доказательство никаким здравомыслящим, добросовестным или прямодушным человеком. Ибо подлость, как в большем, так и в малом, всегда есть подлость. Если новообрядческая учащая церковь способна на такие подлости, даже в таких, по уверению ее апологетов, мелочах, как двоеперстие, что и благословляет его и считает еретическим преданием; то на какие же подлости она не способна в более важных делах⁶⁷. Сама истина свидетельствует, что «верный в мале и во мнозе верен есть: и неправедный в мале и во мнозе неправеден есть» (Евангелие от Лук. зач. 81). Христианская религия, христианская истина и прямота не может терпеть никаких сделок с ложью в чем бы то ни было. А потому и новообрядческая церковь, если желает следовать вполне христианской истине, то пусть отвергнет нечестивое учение собора, что двоеперстие есть якобы еретическое предание.

Так прямодушно поступить требуют и указанные Антоновым примеры о суде над Максимом Греком и архимандр. Дионисием, как мы объяснили в разборе ответов на вопрос 10 и на вопрос 25.

Итак, в дозволении употреблять двуперстие, «по снисхождению» данном церковию единоверцам, мои возражатели видят «увертку апологетов (мнимаго) новообрядства», которая «никаким здравомыслящим, добросовестным или прямодушным человеком не может быть принята за доказательство». А между тем снисхождение это, как мы доказали, основывается несомненно на примере святых Апостолов и святых отцев соборне запрещавших некоторые обрядовые обычаи и по снисхождению снова их допускавших. Значит, противники мои называя «уловкою» и даже «подлостию» допущенное церковью снисхождение в употреблении двуперстия единоверцами, называют также (страшно вымолвить) «подлостию» и действия святых Апостол и святых отец, да вместе и своих собственных именуемых пастырей: ибо и они, как уверяет их же именуемый архиепископ Савватий с своим секретарем Перетрухиным, уничтожили «окружное послание», изданное раскольническими епископами, «по снисхождению к противоокружникам» (см. «Мир ко внешним» изд. по благосл. Савватия Перетрухиным). Понятна после этого вся неуместность дальнейших слов моих возражателей о том, что «христианская религия, христианская истина и прямота не может терпеть никаких сделок с ложью» и т. д. Все это справедливо; но к делу не относится.

Теперь же ответим на предложенный ответчиком вопрос: в силу каких правил древлерусская церковь, вопреки определению соборов митрополитов Даниила и Ионы, книжные исправления Максима и Дионисия признала правильными?

Ответствуем: Древлерусская церковь признала упомянутые ответчиком исправления книг правильными потому, что они правильны. Так действовала она в силу присущего церкви правила руководствоваться положительной христианской истиной всегда, везде, во всем. Руководствуясь этой христианской истиной, она признала ошибочными суждения соборов, признавших правильные исправления книг неправильными.

Если ответчик сравнивает погрешность собора 1667 г., признавшего двоеперстное сложение преданием еретическим, с ошибкой соборов митр. Даниила и митр. Ионы, признавших неправильным правильное исправление книг Максимом и Дионисием, то мы продолжим это сравнение, чтобы видеть насколько эти примеры подходят к действиям новообрядцев. Древняя церковь признавших неправильными правильные исправления книг, митр. Даниила и Иону, признала впадшими в ошибки, в погрешности, а исправления эти ввела во всеобщее употребление. Пусть так поступят и новообрядцы. Пусть признают, что собор 1667 г., отвергнув двоеперстное сложение, признав его еретическим и держащихся его предав проклятию, сделал ошибку, впал в погрешность, ввел в тяжкое заблуждение всю свою церковь, всех новообрядцев. Пусть, сознавши эту тяжкую погрешность и другие заблуждения своих предков, новообрядцы признают отвергнутые ими предания церковные вполне православными, введут их во всеобщее употребление, подобно тому как древняя церковь признала православными и ввела во всеобщее употребление книжные исправления Максима грека и Дионисия архимандрита. Пусть сознаются, что старообрядцы поступили правильно, законно, православно, не приняв хульных, нечестивых, погрешительных определений и учений собора 1667 г., о древних преданиях и о держателях сих преданий. Пусть все это исполнит новообрядческая учащая церковь: тогда только примеры о Максиме и Дионисии к ней в некотором смысле будут подходить.

Несправедливо мои возражатели обвиняют здесь отцев собора 1667 года в отвержении церковных преданий. Отцы собора не отвергали церковных преданий, а только некоторые из них, в согласность с употребляющимися в восточной церкви, исправили, постановив вместо существовавших тогда в московской церкви двуперстия, двоения аллилуия и пр. употреблять для исповедания веры во св. Троицу троеперстие, тройственное аллилуия и пр., подобно тому, как исправили в согласность же с греческими книгами, наши богослужебные книги преподобный Максим Грек и архимандрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий. Тогда митрополитов: Даниила и Иону, признавших эти их исправления неправильными, даже еретическими, церковь, как уверяют и сами мои противники, признала впавшими «в ошибки, в погрешности», но не признала лишившимися православия, как не признают их еретиками и сами старообрядцы. Равным образом и восточных патриархов, назвавших на соборе 1667 года форму двуперстного сложения еретическою, могут они обвинять «в ошибке и погрешности», но не имеют никакого права признавать за то еретиками, тем паче всю греко-российскую церковь не могут обвинять за сие в еретичестве, как именно они делают, – не могут тем более, что от всяких порицательных отзывов о форме двуперстного сложения и о прочих именуемых старых обрядах, она отказалась, заявив: «не разделяем и не подтверждаем их» (см. Изъяснение св. Синода).

В заключение мои возражатели требуют, чтобы церковь ввела «во всеобщее употребление», именуемые старые обряды, «подобно тому как древняя церковь признала православными и ввела во всеобщее употребление книжные исправления Максима грека и Дионисия архимандрита».

Но вводить эти обряды во всеобщее употребление не представляется надобности даже и потому, что и в древлерусской церкви, до патриарха Никона, они не были в общем употреблении, напротив, вместе с ними употреблялись и обряды, ныне называемые исправленными, как-то: троеперстное сложение, тройственное аллилуия и пр., что признают в своем Окружном Послании и сами именуемые пастыри старообрядцев. Дозволив к употреблению и именуемые старые обряды наряду с новоисправленными, нынешняя российская церковь таким образом следует примеру церкви древлероссийской. А защитники мнимого старообрядчества требуют, чтобы она этому примеру не подражала, да еще несправедливо хотят опереться в этом требовании на ее же пример.

Мы, старообрядцы, не отрицаем, что у некоторых отцов и учителей церкви были погрешности. Но истинно-православная Христова церковь этих погрешностей не принимала, а отвергала их тотчас, как только замечала. Также признаем, что и из теперешних наших истинно православных пастырей некоторые впадали в погрешности. И потому этих погрешностей их мы не принимали и не принимаем, а по учению и примерам церкви древних времен отметаем всякие погрешности, от кого бы они ни исходили, потому что истины христианской веры, церковные предания ставим, как ставила церковь древних времен, мерою всему во всем и всегда, не признавая непогрешным ни в делах веры, ни в нравственности решительно никого, кроме самого Бога и Его святого учения, евангельских заповедей. Всякий же христианин, иерарх или мирянин, настолько непогрешим в делах веры и в нравственности, насколько исполняет евангельские заповеди, предания апостольские, насколько действует и говорит согласно положительной христианской истине. Всякому такому христианину Бог дает уста и премудрость, ейже не могут противитися, или ответствовати вси противляющиися им (Лук. зач. 106).

Что «истинно-православная Христова церковь погрешностей никогда не принимала, поставляя истины христианской веры мерою всему и во всем, и всегда», это справедливо; но возражатели мои совсем напрасно говорят о себе и вообще о старообрядцах, что якобы и они «подобно истинно-православной церкви поставляют истины христианской веры мерою всему во всем и всегда, отвергая всякия погрешности», ибо они не только содержат разные погрешности, но и прямо идут против положительной христианской истины. Одну из главнейших таких истин составляет учение, что Господь Иисус Христос, создав церковь свою, сохраняет ее неодоленною по своему неложному обещанию: созижду церковь мою, и врата адова не одолеют ей (Мат. зач. 67), то есть хранит ее в том самом виде и устройстве, какое дал ей при самом её создании, – с трехчинною иерархиею и седмию таинствами.

А старообрядцы, вопреки сей непреложной истине Господней, утверждают, что якобы во времена патриарха Никона церковь потерпела решительное изменение, осталась без православнаго епископства и без совершения таинства благодатной хиротонии, без которого, по учению св. отец, и самаго христианства быть не может: «без епископа ниже христиане» (Сим. Селун. гл. 77). Вот один из многих примеров того, как явно нарушают старообрядцы богооткровенные истины веры, – пример, достаточно обличающий лживость уверения моих возражателей, что якобы они, старообрядцы, поставляют сии истины, «мерою всему, во всем и всегда».

А приписывая и каждому мирянину право определять истинное учение веры с непогрешимостию на том основании, что «всякому христианину Бог дает уста и премудрость», возражатели мои не только являются проповедниками лютеранства, но и открывают дверь для всяких сектантских лжеучений.

Новообрядческая же церковь приписывает своим иерархам непогрешимость в делах веры, потому-то новообрядцы и содержат все заблуждения своих предков, как православные учения, или предания, хотя и сами видят действительность этих заблуждений, сравнивая их с погрешностями некоторых лиц. Но хотя новообрядцы и видят погрешности и заблуждения своих предков, а никогда не сознаются в них, защищают их до последней крайности, так например наш ответчик хотя и согласился, что собор 1667 года впал в тяжкое (?) заблуждение, признав «двуперстие имеющим происхождение от некоего скрытого еретика», и даже подыскал примеры подобных погрешностей, однако решительно отвергает, что собор погрешил, говоря, что признания собором двоеперстного сложения преданием еретическим не было в действительности, не стыдясь таким образом отвергать даже исторический факт.

Неправду говорят здесь мои возражатели о церкви православной. Непогрешимость в делах веры она усвояет не отдельным иерархам, а всей их совокупности или точнее самому вечному Первосвященнику – Христу, их поставившему и чрез них действующему. А противники мои, отвергая непогрешимость в делах веры всей в совокупности Богом учрежденной иерархии, отвергают чрез сие непогрешимость и святость действующего чрез них самого Архиерея Великого – Христа.

Противники мои выдают за «исторический факт» свой вымысел, что будто бы именно собор 1667 г. признал еретическое происхождение двуперстия. Но собор, в своем определении, не произнес ни малейшего поречения ни на двуперстие, ни на прочие старые обряды. Только присутствовавшие на соборе восточные патриархи не в соборном постановлении, а в своем особом письменном акте, упомянули об еретическом происхождении, притом не самого двуперстия, а Феодоритова Слова о двуперстии, и этого «факта» я не отвергал.

Замечательно, что новообрядцы признают, что иерархи епископы, бывшие до времен патриарха Никона, или до собора 1667 г., могли погрешать и погрешали, указывая за ними всякие ошибки; а во времена Никона и после них перестали погрешать, стали совершенно непогрешимы в делах веры. Что же это значит? – Когда епцскопы были истинно православны, тогда были погрешимы; а когда впали в заблуждения, в ереси, – стали непогрешимы. Не лучше ли было бы новообрядческим иерархам сознаться, что и они могут погрешать и действительно погрешали в делах веры, – сознаться и раскаяться в своих исторических, канонических и догматических ошибках, погрешностях и заблуждениях вольных и невольных, чем возводить их на степень христианских догматов, приписывая себе божескую или вернее папскую непогрешимость в делах веры?

Истинно-православная Христова церковь так отнюдь не делала, как мы уже говорили выше, а обличала и отвергала всякия заблуждения, от кого бы они ни исходили. Это наше положение решительно подтверждают, а учение новообрядцев о непогрешимости иерархов положительно опровергают слова знаменитого патриарха Фотия, которые привел ответчик, сам не замечая того, что они говорят против главного учения новообрядцев: «Мы, – свидетельствует Фотий,– некиих блаженных отец и учителей наших во многих многажды от известия правых догмат отведенных обретающе, отведения убо их не приемлем, мужей же облобызаем, ибо и Дионисия александрийскаго архиепископа в лик святых отец соучиняюще, глаголанных же от него ариевых словес на ливийского Савелия никако же приемлем, но и отнюдь отбегаем; тако же и великого в мученицех Мефодия патрскаго, такожде и Иринея епископа Лугдунского. мужей апостольских бывших и житии и нравы удивления блистающих, но обаче, зане от истины некако уклонишася и отведоша глаголати кроме, общаго и церковнаго учительства, в сих убо не последуем, от отеческия же славы и чести их ничтоже отсекаем» (Макар. чет. мин. м. Август).

Итак, вот даже святых отец древняя церковь не признавала непогрешимыми в делах веры, ясно обличая и решительно отметая их погрешности, так что за эти погрешности древнюю церковь отнюдь нельзя обвинять в лишении православия. Ошибки эти принадлежат тем лицам, которые их допустили, а не всей церкви. Новообрядческая церковь, напротив, должна отвечать за все ошибки, погрешности и заблуждения своих иерархов и соборов 1656–1667 гг., потому что сии погрешности она содержит неизменно как догматы веры и за непринятие их сочла и считает православных христиан раскольниками. Заблуждения упомянутых соборов и некоторых иерархов новообрядческой церкви принадлежат не только лично им, а и всей новообрядческой церкви, потому что она приняла и содержит их как христианские истины, защищая их всеми своими силами. Даже лжеучение собора 1667 года, что двоеперстное сложение произошло от армян, она до сих пор с удивительным упорством оправдывает и защищает, для чего не постыдилась изобрести даже предлоги и на основании их писать книги и, что всего хуже, до сих пор не отказывается не только от упомянутых заблуждений, но и от подлогов, не объявляет публично их подложности, как объявляла о их подлинности.

Итак, ответчик не доказал, да и доказать не мог, что новообрядческая церковь поступила правильно и законно, дозволив и даже благословив употреблять единоверцам двуперстное сложение, которое сама же признает преданием, или произведением еретиков армян, повелевая притом искоренять писание о нем из писменных и печатных книг, что составляет уже верх беззакония.

Тан как иерархи православной церкви ни в какие ереси не впали и Божеской непогрешимости себе не приписывают, в чем так несправедливо обвиняют их ревнители раскола, то «сознаваться и раскаиваться им не в чем». Сами ревнители раскола, мои возражатели, должны бы оставить свои глумления над иерархами православной церкви, – глумления ничем с их стороны не вызванные, – равно как оставить свою проповедь лютеранского учения о погрешимости всей вообще Богом учрежденной иерархии. Напрасно также мои возражатели хотят обратить против меня приведенное мною свидетельство из Макарьевской Четь-Минеи. Содержащиеся в нем слова патриарха Фотия несомненно подтверждают изложенное мною православное учение, что отдельные лица из сонма архипастырей могут уклониться от правых догматов, но не может того последовать со всеми архипастырями в их совокупности. Когда мы видим, – говорит Фотий, – что некоторые из блаженных отец и учителей наших «от истины некако уклонишася и отведошася глаголати кроме общаго и церковнаго учительства» в сих убо (им) не последуем, от отеческия же славы и чести их ничтоже отсекаем». Ясно, что патр. Фотий, говоря об уклонении «некиих» из блаженных отцев «некако» от истины, признает, однако «общий церковный глас учительства» непоколебимым, т. е. признает, что содержимое всеми пастырями церкви учение не может быть погрешительным и им принадлежит суд над уклонившимися от общего церковного гласа. Ясно, что я не противоречил сказанному патр. Фотием, и не меня опровергает он, а моих возражателей, отвергающих непогрешимость «общаго церковного гласа учительства».

Обличим еще одну клевету на православную церковь, постоянно выставляемую моими возражателями.

Нынешние иерархи православной церкви как троеперстие, так и двуперстие одинаково считают обычаем православным. «Единоверцы, – говорит Григорий митрополит С.-Петербургский, – для крестнаго знамения употребляют двуперстное, а православные триперстное сложение. Есть ли тут разность веры? Нет... православны те и другие» (см. Отв. един. стар.). Святейший Синод в своем Увещании обычай слагать два перста и ими образовать соединенные во Христе два естества называет «очень изрядным», а в своем Изъяснении решительно объявил, что не разделяет обретающихся в полемических книгах прежнего времени порицательных отзывов о двуперстии и прочих именуемых старых обрядах: «в устранение всяких лжетолкований и в прекращение всяких сомнений, Святейший Синод церкви Российской посредством настоящаго Изъяснения дает знать всем, что православная церковь признает содержащиеся в полемических против раскола сочинениях прежняго времени порицательные отзывы и выражения об именуемых старых обрядах, принадлежащими лично писателям сих сочинений; сама же не разделяет и не подтверждает сих отзывов и выражений». Справедливость всего этого Святейший Синод доказал и самым делом, благословив печатать в типографии единоверцев книги с учением о двуперстии. А ревнители раскола, мои возражатели, вопреки сих свидетельств, как будто и не зная об них, хотя на них многократно им указывалось, с непростительным упорством продолжают утверждать, между прочим, и здесь, что якобы «новообрядческая церковь не только не отказывается от поречений на двуперстие, а содержит их неизменно, и даже как догматы веры». Такое наглое лжесвидетельство о православной церкви моих возражателей, скажу их собственными словами: «составляет уже верх беззакония».

Братчики предложили: По суждению собора 1667 г. глаголющии аллилуия по дважды, а втретие: слава Тебе Боже, «согрешают зело, зане неведением исповедуют токмо Троицу, а единицу ни» (Деян. соб. л. 30); то в вашей церкви за литургией, на малом выходе с Евангелием, в конце «приидите поклонимся» возглашается аллилуия трижды без приглашения Слава Тебе Боже: согрешает ли зело ваша церковь этим произношением, как славящая токмо Троицу, а единицу ни?

В ответ на это Антонов обвиняет вопросителей, что они незнакомы с чином православной (новообрядческой?) церкви, потому что в указанном ими месте положено аллилуия петь однажды, а не трижды. Затем он приводит слова собора об аллилуии: «Святая Христова восточная и апостолъская церковь от святых Апостолов и святых богоносных отцев и вселенских учителей прият сию ангельскую песнь, сиречь аллилуиа, в божественном пении, в учиненных местех, глаголати: аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа, слава Тебе Боже, сице трижды, якоже видится и писано во многих греческих и славено-российских древних рукописных харатейных книгах. И то сие являет и сие разумеет православно святая восточная и апостольская церковь: аллилуиа Отцу, аллилуиа Сыну, аллилуиа Святому Духу; таже: слава Тебе Боже, или: хвала Отцу, хвала Сыну, хвала Святому Духу. Глаголюще сице, аллилуиа 3, таже слава Тебе Боже, являем и исповедуем, яко в Троице и во единице Бог; сиречь. трижды аллилуиа ради триипостасия (исповедания), и еже приречем: слава Тебе Боже являем и исповедуем, яко Троица един Бог есть, а не три бози, якоже поет святая церковь и «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный помилуй нас». И в сей ангельской песни такожде разумеем, якоже и во аллилуии, в божестве Троицу и единицу: Святый Боже Отец; Святый Крепкий Сын; Святый Безсмертный Дух Святый; таже: помилуй нас, а не помилуйте нас. Се еже со трисвятым, исповедуем в трех ипостасех быти Бога, и еже «помилуй нас», едино божество: един бо Бог Троица, а не три... А еже глаголют некий аллилуия 2, таже слава Тебе Боже, никакого основания в том имеют: толкуют убо, яко знаменует аллилуиа слава Тебе Боже: 2 аллилуиа, таже слава Тебе Боже, являет нам 3 слава Тебе Боже. Се трижды слава Тебе Боже являет токмо Троицу; а единицу ни. Се убо согрешают зело, зане неведением исповедуют токмо Троицу просто, а единицу ни. Но святая восточная и апостольская церковь мудрствует и исповедует в божестве Троицу и единицу. Сего ради и православно поет, во учиненных местах, аллилуиа 3, ради Троицы и слава Тебе, Боже, ради единицы» (Деян. соб. 1667 г.). Ответчик далее говорит, что собор 1667 г. назвал согрешающими зело расколоучителей, которые трегубое аллилуиа назвали преданием латынским, еретическим. Так напр. поп Никита писал царю Алексею Михайловичу: «да по его же Никонову велению во всех церковных книгах ангельская песнь возчетверена, еже напечатано трижды аллилуиа, а четвертое слава Тебе Боже. И тое он аллилуию возчетверил, последуючи отпадшему веры христианския папе римскому и иным изсяклым верам» (Мат. для ист. раск. т. 4). Ужели за такую хулу – восклицает ответчик, – расколоучители не заслуживали наименования людей, зело погрешающих?

И здесь из моего ответа пропущены слова, имеющия в нем важное значение. Вслед за приведенной выпиской из деяний собора 1667 года у меня сказано:

«Здесь доказывается, что сугубое аллилуия, на исключительном употреблении котораго настаивали первые расколоучители, не может выражать столь полно догматическое учение о Троичности и Единосущии Божества, как трегубое аллилуия, и что употребляющие его, выражая только учение о Троичности лиц в Божестве, без учения о их Единосущии, зело согрешают. Сими последними словами и хотят воспользоваться совопросники, чтобы обличить церковь в неправославии: но они не обратили внимания на то, что пред сими словами ясно и точно выражено православное учение церкви, исповедуемое троением аллилуия, и не приняли во внимание с другой стороны, что их предки, первые расколоучители, трегубое аллилуия, содержащее в себе строго православное учение и употреблявшееся всею древнею церковию, назвали преданием латинским, еретическим. Восточные патриархи отнеслись к ним даже весьма снисходительно, заметив, что они согрешают неведением.

Так как здесь ясно показана не только правильность, но и снисходительность суждения восточных патриархов о сугубом аллилуиа и употребляющих оное, то мои возражатели и почли за лучшее пропустить их и оставить без внимания.

Что же возражают они?

Ответчик грехи собора 1667 г. по обычаю возлагает на посторонних лиц, на каких-то расколоучителей, говоря, что собор назвал погрешающими зело расколоучителей. Но это положительно неверно. Ибо собор 1667 г. решительно не упоминает ни о каких расколоучителях, а говорит просто о всех вообще глаголющих аллилуиа по дважды. Говоря эту неправду, ответчик очевидно имел в виду оправдать собор 1667 г. в его хуле на двойственное аллилуиа, употребляющие которое, по его словам, согрешают зело, потому что эта хула собора восходит на всю древнюю русскую православную церковь, которая употребляла двойственное аллилуиа и употреблять заповедала, и простирается на теперешних единоверцев, которых новообрядцы должны считать такими же православными, как и себя. Вот для чего ответчику понадобилось переворачивать определение собора об аллилуии чтобы оправдать свою церковь в ее самопорицании и в хуле на древнюю церковь. Но достиг ли он по крайней мере своей цели, уверяя, вопреки точному смыслу соборного определения, что хула собора относится яко бы к называвшим трегубую аллилуию латынскою ересию старообрядцам, которых он злобно называет расколоучителями? – Нет не достиг. Ибо такую хулу на тройственное аллилуия, как обозвание его латынскою ересью, за что, по словам Антонова, собор назвал согрешающими зело, произносила православная русская церковь еще в древние времена. Так назвал тройственное аллилуиа латынскою ересью святый Стоглавый собор (зри кн. Стоглав гл. 42). Так назвал его латынскою ересью преподобный Максим Грек (зри кн. его писмен. сл. 16, а в неких 27). И потому, если, по ответчику, слова собора: «согрешают зело» относить не к двоящим аллилуиа, а называющим тройственное аллилуиа латынскою ересью: и тогда эти слова собора все равно должно относить во всей руссвой православной церкви, воторая называла тройственное аллилуиа латынской ересью⁶⁸. А священник Никита и вообще старообрядцы, называя тройственное аллилуиа латынскою ересью, только следуют учению и примеру древлерусской православной церкви. И потому, если виноваты за это старообрядцы, то прежде всего виновата древняя православная цервовь; а если новообрядцы не дерзнут назвать древлерусскую православную церковь согрешавшею зело за то, что она считала тройственное аллилуиа латынскою ересью, то должны и старообрядцев не считать согрешающими зело. Итак, новообрядцам, как ни вертись (!), а приходится или порицать всю православную древлерусскую церковь вместе с старообрядцами, или оправдывать старообрядцев вместе с православною церковию древних времен.

Противники моп утверждают, что «собор 1667 года решительно не упоминает ни о каких расколоучителях, а говорит просто о всех вообще глаголющих аллилуия по дважды».

Неправда. Вот напр. в шестом деянии собора 1666– 1667-го г.г. о диаконе Федоре сказано: «Еще вопрошен о святом аллилуия, по три краты чтомом с приложением слава Тебе Боже, аще лобзает; и то он хульными укори словесы своими» (Деян. Соб. лис. 24).

А между тем мои возражатели не стесняясь утверждают, будто я сказал неправду, что собор имел в виду расколоучителей, хульно укорявших трегубое аллилуиа, и еще прибавляют, что эту мнимую неправду я сказал, желая «оправдать собор 1667 года в его хуле на двойственное аллилуия, потому что эта хула собора восходит на всю древнюю русскую православную цервовь, которая употребляла двойственное аллилуия и употреблять заповедала, и простирается на теперешних единоверцев, которых новообрядцы должны считать такими же православными, как и себя».

Опять мои возражатели говорят очевидную ложь. Никакой хулы на двойственное аллилуия, тем паче на всю древнюю православную русскую церковь, отцы собора не полагали, и никакая хула, поэтому, на содержащих сугубое аллилуиа единоверцев простираться не может.

Отцы собора предпочли только трегубое аллилуиа сугубому, сказав, что употребляющие сугубое аллилуиа погрешают тем, что не так полно выражают сим учение о св. Троице, как употребляющие трегубое аллилуиа; а того, что будто бы сугубым аллилуиа выражается неправославное учение о святой Троице, они совсем не говорили; напротив, в извинение употребляющих это аллилуиа, отцы собора даже заметили, что они так поступают «по неведению».

А о древлероссийской церкви мои противники несправедливо говорят, будто она употребляла всегда одно только сугубое аллилуиа. Несомненные памятники древности свидетельствуют напротив, что в ней употреблялось трегубое аллилуиа, о чем упоминает даже и Стоглавый собор: «во Пскове и во псковской земле по многим монастырям и церквам, да и в новгородской земле по многим местам, доднесь говорили трегубую аллилуию». Ясно, что тройственное аллилуия ранее Стоглавого собора и в его время употребляюсь во Пскове и в Новгороде. Употреблялось и в Москве, как видно это из послания Фотия митрополита Московского во Псков, где он повелевает святое аллилуия троити. Многие другие свидетельства древлегреческих и древлерусских книг о тройственном аллилуия можно видеть в «Выписках Озерского». Мы же приведем только свидетельство старопечатного Соборника, изданного по благословению патриарха Иосифа. Здесь объясняется, что тройственное аллилуия с приглашением «слава Тебе Боже», по толкованию Григория Богослова, соответствует песни Серафимов, вопиющих: свят, свят, свят, Господь Саваов, и такою песнию, славящих «Троицу тремя святьбами, собираемыми воедино господство: во еже бо глаголати по трижды свят, три составы назнаменают, а во еже прирещи единою Господь, едино являет божество, яко же и Афанасию великому любомудрствовася». Ясно, таким образом, что, хотя Стоглавый собор и назвал Трегубое аллилуия латинской ересью, но такой ереси в нем древлероссийская церковь, даже времен патриарха Иосифа, не признавала, а напротив, вместе с учителями вселенской церкви – великим Афанасием и Григорием Богословом, считала трегубое аллилуия имеющим глубокий догматический смысл. Посему, уверение моих противников, что «священник Никита (пустосвят) и вообще старообрядцы, называя тройственное аллилуия латинскою ересью, только следуют учению и примеру древлерусской православной церкви» должно признать несправедливым.

Возражатели мои, в подтверждение своего неправого мнения о еретичестве трегубого аллилуия, еще ссылаются на Максима Грека, говоря: «латинскою ересью назвал его и преподобный Максим Грек».

Но выше мы уже имели случай заметить, что слово преподобного Максима Грека, в коем трегубое аллилуия называется латинским обычаем, сам даже авторитетный для моих возражателей профессор Голубинский называет «омрачающим его память» (Богослов. Вест. 1892 года месяц май). А другие ученые отвергают самую подлинность приписываемого Максиму слова об аллилуии. Посему ссылка моих возражателей на Максима грека, якобы признававшего трегубое аллилуия «латинской ересью», не имеет значения.

Итак, не я, а сами мои обвинители «переворачивают определение собора 1667 года», утверждая, что якобы он похулил не только сугубую аллилуию, но и всю древлерусскую православную церковь, чего на самом деле нет. Но они продолжают говорить:

Мы только делали уступку предположительно согласившись с ответчиком, что собор 1667 г. назвал согрешающими зело якобы порицающих тройственное аллилуия, на самом же деле мы считаем, что собор признал согрешающими зело всех вообще двоящих аллилуия, потому что так требует признавать сама действительность. Ибо сам собор 1667 г. решительно свидетельствует, что признает согретающими зело именно глаголющих аллилуия по дважды, за то, что они этим, по его мнению, исповедуют токмо Троицу просто, а Единицу ни. О какой бы то ни было хуле на тройственное аллилуия собор и не намекает даже. Понятно, что сам ответчик, а не собор, говорит, что согрешают зело хулившие тройственное аллилуия. В таком перетолковании определения собора ответчик чувствует настоятельную нужду, желая выделить единоверцев из разряда согрешающих зело.

Но хотя мы и считаем, согласно соборному определению, что собор 1667 года признал согрешающими зело говорящих аллилуия по дважды, но отнюдь не признаем этого его определения правильным, как признают новообрядцы и единоверцы, а считаем его незаконным, мелочным, бессмысленным, ибо мы, старообрядцы, употреблением сугубого аллилуия не отвергаем единства естества Св. Троицы, как клевещут противники. Да и вообще толкование собора 1667 года признаем слишком односторонним, не совсем правильным и по меньшей мере буквалистическим. По толкованию древних отцев и учителей церкви аллилуия значит: Господь грядет, и преимущественно означает оно два пришествия Господня. Святый Герман свидетельствует: «Аллилуиа, вестник Евангелия, зовяй: Господь грядет». Толкование речения оного, аллилуиа, по мнению того же святого Германа из еврейских слов есть следующее: «Алл, грядет, явися: ил, Бог; уиа, хвалите и славите живущаго Бога» (новая скриж. ч. 2, гл. 7, парагр. 19, изд. 1849 г.). Святой Симеон Солунский глаголет: «Пришествие бо Бога, хождение и явление Бога, толкуется аллилуиа: и строения его есть изящная похвала. Того ради часто сие от нас поется, и прежде евангелия глаголется, яко присутствие Христово являет, аллилуиа. Грядет, бо глаголет, Бог, иже прииде и из небес паки приидет» (кн. его гл. 347; нов. Скриж. ч. 2, гл. 4, парагр. 8). Он же пишет в главе 66 о храме: «пред Евангелием же аллилуиа петь, яже хвалу Божию и пришествие являет божественные благодати, яже есть Евангелия чтения». В книге Новая Скрижаль читаем: «В стихословии после некоторых псалмов прилагается слава и ныне, и аллилуиа; тогда чрез первые слова, то есть, чрез слава и ныне, все три лица Святой Троицы вообще славословятся, а чрез аллилуиа два пришествия Христова проповедуются, то есть, первое его самое воплощение уже исполнившееся, и второе пришествие будущее (Сим. сол. в гл. 309). И тако по порядку Псалтири стихословие совершается. По триех же псалмех славословие со аллилуиа бывает Троице чрез слова: Отцу, и Сыну, и Святому Духу, славословимей: воплощению же Слова, чрез аллилуиа, Бог грядет толкуемое. Еже на земли того явление знаменует первое, то есть чрез плоть в нищете бывшее, и послежди паки со славою из небес от нас ожидаемое» (Нов. Скриж. част. гл. 4). Итак, по толкованию св. отец и даже по изъяснению некоторых новообрядческих книг, аллилуия относится собственно к Иисусу Христу Сыну Божию, два пришествия которого означает. Ясно, что аллилуия следует говорить по дважды, а не по трижды, потому что пришествий Сына Божия на землю церковь исповедует только два, а не три.

Итак, толкование аллилуии собором 1667 года, что оно означает только Св. Троицу и только в честь ее поется, довольно односторонне и не вполне согласно учению св. отцов, и тем более предосудительно, что сделано не с целию уяснить истину, а с намерением уничтожить употребление двойственной аллилуии, имеющей высокое значение и глубокий смысл, и с желанием ввести в употребление трегубое аллилуия, отвергнутое св. Стоглавым собором, как латынская ересь.

Возражатели мои все продолжают обвинять меня в перетолковании» определения собора 1667 года, что якобы я вынужден был сделать для «выделения единоверцев из разряда согрешающих зело». Но такой нужды я вовсе не имел даже и по тому, что слова «зело погрешают» находятся не в самом определении собора, состоявшемся 13 мая, а в толковании восточных патриархов, предложенном собору. И потом единоверцы, употребляя с благословения церкви сугубое аллилуия, тройственного не называют преданием латынским, еретическим: потому и сказанное восточными патриархами о современных им раскольниках: «погрешают зело» к единоверцам не относится. Они, вместе с православными, рассуждают об аллилуии так, как учит Святейший Синод: «в некоторых старых книгах было читано аллилуия дважды, а в третий раз: слава Тебе Боже; а в новых печатается аллилуия по трижды, и слава Тебе Боже. Здесь хотя в словах есть разность, но нет в силе разности: ибо кто читает дважды аллилуия, а в третий раз слава Тебе, Боже, тот про славляет св. Троицу; а кто читает аллилуия трижды, тот также прославляет св. Троицу, а прибавлением: слава Тебе, Боже, означает, что в Троице есть едино Божество».

Толкование восточных патриархов об аллилуии, предложенное собору 1667 года, мои возражатели признают «незаконным, мелочным, и бессмысленным». Напротив, их собственное толкование, что якобы в трегубом аллилуиа, коим православная церковь прославляет св. Троицу, содержится латынская ересь, по всей справедливости следует признать «незаконным, мелочным и бессмысленным».

«Мы, старообрядцы, – продолжают говорить мои возражатели, – употреблением сугубого аллилуия не отвергаем единства Божества св. Троицы, как клевещут противники».

Такой клеветы на старообрядцев никто из православных не возводит, – никто не утверждает, что они употреблением сугубого аллилуия отвергают единство Божества святой Троицы, а говорится только, что сугубым аллилуиа не выражается ясно содержимое и самими старообрядцами учение о единстве Божества во св. Троице.

Приведши толкование некоторых блаженных мужей, противники мои говорят:

«По толкованию св. отец и даже по изъяснению некоторых новообрядческих книг аллилуия относится собственно к Исусу Христу Сыну Божию, два пришествия которого означает. Ясно, что аллилуия следует говорить по дважды, а не по трижды, потому что пришествий Сына Божия на землю церковь исповедует только два, а не три. Итак, толкование аллилуии собором 1667 года, что оно означает только святую Троицу и только в честь ее поется, довольно односторонне и не вполне согласно учению св. отец, и тем более предосудительно, что сделано не с целию уяснить истину».

Но бывшие на соборе восточные патриархи и не утверждают того, что аллилуия употребляется «только для означения святой Троицы и только в честь ее поется», а напротив, свидетельствуют, что оно «разное и многое толкование в себе имеет». Приведем здесь это их свидетельство. «Толкования, говорят они, обретаются в древних о аллилуии, а никто от святых и мудрых толкова сию на един разум. Обаче три чины обретаются во святой церкви по преданию святых отцев о аллилуии. Первое убо во учиненных местех глаголати аллилуия трижды, таже слава Тебе Боже, второе во иных учиненных местех и временех аллилуия токмо трижды, кроме «слава Тебе, Боже»; третие же во иных учиненных стихах, единожды глаголати, или пети, и разум есть в том сицев: егда глаголем трижды аллилуиа, кроме «слава Тебе Боже», или единожды: тогда являет, «слава Тебе», или токмо слава, или хвала. Аще же есть стих к лицу Божию, тогда разумеется и за слава Тебе Боже. А егда будет стих к лицу Богородицы, или святого коего, тогда знаменует, слава Тебе Богородице, или слава Тебе святый Божий, или хвала, якоже и в литийных стихирах св. великомученика Георгия, писано есть, аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа Христу воскресшему, тамо разумеется сице: слава, слава, слава, или хвала, хвала, хвала, Христу воскресшему. Такожде и инде, сице православно разумеет святая восточная церковь, во аллилуии, разным разумом, по сличию стиха, и времене. Зане сия аллилуия ангельская песнь есть. И сего ради разное и многое толкование в себе имеет, якоже и прежде рекохом яснейше» (Деян. Соб. 1667 года л. 35). Ясно, что мои возражатели несправедливо утверждают об отцах собора 1667 года, будто что они утверждают, что аллилуия употребляется «только для означения св. Троицы и только в честь ее поется». Притом, увлеченные полемикой, мои возражатели не приметили, что сами противоречат их любимому Стоглавому собору, ибо стоглав толкует, что аллилуия означает слава Тебе Боже: «по-еврейски аллилуиа, а по-нашему по-русски слава Тебе Боже» (Стогл. гл. 42). А они толкуют, что двукратное аллилуия «означает два пришествия Сына Божия на землю».

Ответчик упрекает вопросителей, что они будто бы не знакомы с чином православной церкви за то, что они сказали, что в новообрядческой церкви поется аллилуия трижды после «приидите поклонимся». Упрек безосновательный и несправедливый. Старообрядцы знакомы с православным чином, как он совершается в единоверческой церкви, которую новообрядцы считают вполне православною. А в ней после указанной молитвы поется аллилуия не однажды, а трижды, без приглашения «слава Тебе Боже».

Здесь мои возражатели, очевидно с намерением и лукавством, чтобы как-нибудь упрекнуть меня, смешали чин православного богослужения с несколько отменным от него, хотя и дозволенным церковию, единоверческим чином.

Вопросители писали: «в вашей (т. е. православной) церкви, за литургией, на малом выходе, в конце приидите поклонимся возглашается аллилуиа трижды». Я ответил, что вопросители очевидно незнакомы с чином нашей православной церкви, ибо в указанном месте по втому чину положено возглашать аллилуиа однажды.

А теперь мои возражатели говорят, что они «знакомы с православным чипом, как он совершается в единоверческой церкви (как будто об ней был вопрос), а в ней после указанной молитвы поется аллилуия не однажды», и потому мой упрек вопросителям, что они не знакомы с чином православной церкви, называют «безосновательным и несправедливым».

Надобно удивляться, как не совестно моим возражателям прибегать к подобным уловкам, и надобно удивляться тем более, что сами же они вслед за сим говорят, что в православной церкви, которую называют презрительно «новообрядческою», в указанном месте аллилуия «поется однажды»:

В указанной вопросителями молитве: приидите поклонимся в новообрядческой церкви поется однажды, а не трижды потому, как говорит ответчик, что она относится к одному лицу Святой Троицы, Сыну Божию. Но в херувимской песни, которая относится к Святой Троице, новообрядческая церковь положила петь аллилуия трижды без приглашения: «Слава Тебе Боже» даже в молитвах, относящихся, как и «приидите поклонимся», к одному лицу Святой Троицы, Сыну Божию, новообрядческая церковь положила петь аллилуия не однажды, а трижды. Так, например, на литургии Василия Beликого после «Да молчит всяка плоть» аллилуия положена трижды, а не однажды, хотя «да молчит всяка плоть» относится к одному лицу Св. Троицы Сыну Божию. Также и в молитве «вечери твоея тайныя» певаемой вместо херувимской песни на литургии Василия Великого положено в конце аллилуия трижды, а не однажды, хотя и эта молитва относится к одному лицу Святой Троицы, Сыну Божию. А отсюда ясно, что вопросы братчиков; согрешает ли зело новообрядческая церковь, произнося аллилуия трижды без приглашения «Слава Тебе Боже», имеет полную силу и твердое основание.

Представленные здесь примеры нимало не доказывают, того, чтобы церковь погрешала, употребляя иногда тройственное аллилуиа без приглашения слава Тебе, Боже, ибо и присутствовавшие на соборе 1667 года восточные патриархи говорят: «три чины обретаются во святей церкви, по преданию св. отец, о аллилуии, первое убо во учиненных местех глаголати аллилуия трижды, таже «слава Тебе Боже», второе во иных учиненных местех и временех, аллилуия токмо трижды, кроме «слава Тебе Боже», третие же во иных учиненных стихах, единожды аллилуия глаголати, или пети, и разум есть в там сицев: егда глаголем трижды аллилуия, кроме «слава Тебе», или единожды: тогда являет, слава Тебе, или токмо слава, или хвала, аще же есть стих к лицу Божию, тогда разумеется и за слава Тебе Боже» (Деян. соб. 1667 года). Отсюда ясно, что нет никакой погрешности во учиненных местех произносить аллилуия однажды и трижды без проглашения слава Тебе Боже. Нужно заметить притом, что после молитв: «Да молчит всяка плоть» и «Вечери твоея тайныя», певаемых на литургии «место херувимской песни, и сама глаголемая церковь старообрядцев положила петь и поет аллилуия по трижды⁶⁹.

Указывая на противоречия Синода собору 1667 года братчики предложили: признавая сугубое аллилуия грехом зельным, в силу каких канонических правил разрешила и благословила ваша церковь единоверцам согрешать зело? На этот вопрос Антонов совершенно не ответил.

Так утверждают мои возражатели. А между тем мною дан был следующий ответ:

«В предшествующем ответе мы объяснили, что восточные патриархи говорили именно о предках старообрядцев, что они «погрешают зело», отказываясь исповедывать единство Божества св. Троицы приглашением «слава Тебе, Боже» не к трем аллилуия, а к двум, и троение аллилуии, употреблявшееся и древлерусскою церковию, называя обычаем латинским, еретическим. Единоверцы же против православного исповедания в трегубом аллилуия не спорят, и употребляя сугубое аллилуия, тройственнаго не называют преданием латинским, еретическим, а потому изречение собора: «погрешают зело» к ним не относится, и совопросники относят его к лицу единоверцев несправедливо. Святейший Синод, по благословению которого единоверцы употребляют сугубую аллилуию, говорит: «в некоторых старых книгах было читано аллилуия дважды, а в третий раз: слава Тебе, Боже; а в новых печатается аллилуия по трижды, и: слава Тебе, Боже. Здесь хотя в словах есть разность, но нет в силе разности: ибо кто читает дважды аллилуия, а в третий раз: слава Тебе, Боже, тот прославляет святую Троицу; а кто читает аллилуия трижды, тот также прославляет святую Троицу; а прибавлением: слава Тебе, Боже, означает, что в Троице есть едино Божество» (Увещ. митр. Плат. стр. 42). Итак, Святейший Синод ясно засвидетельствовал, что в сугубом аллилуиа, которое употреблялось и в старых книгах, без раскольнических хулений на трегубое аллилуиа, погрешения не находит, напротив, видит «прославление святыя Троицы», хотя и без указания на единство Божества в Троице: посему и употребление единоверцами сугубой аллилуии церковь имела власть разрешить и благословить, особенно же действуя в отношении к ним в духе апостольского снисхождения».

Таков мой ответ на 28 вопрос братчиков. Чем же доказывают мои возражатели, что я будто бы «совершенно не ответил» на этот вопрос? Они пишут:

На этот вопрос Антонов совершенно не ответил, а только подкрепил его, говоря, что Синод благословил единоверцам употреблять сугубое аллилуия. А ведь вопросители на это именно и указывают, что Синод благословил; только спрашивают: в силу каких канонических правил он благословил? Чтобы исполнить требование вопроса, ответчику следовало бы представить канонические правила, которыми дозволялось бы благословлять употребление того, что соборне признано грехом зельным. Ответчик еще более помог вопросу достигнуть цели, с какою он предложен, доказав, что Синод в сугубом аллилуия прегрешения не находит. Ведь вопросом имелось в виду именно обличить противоречие новообрядческой церкви самой себе, доказать, что собор 1667 года и синод решительно противоречат друг другу: что Собор запрещает, то синод разрешает; что собор проклинает, то синод благословляет; что собор признает грехом зельным, то синод признает не имеющим погрешения.

В разборе на предыдущий ответ мы показали, что собор 1667 года признает согрешающими зело всех вообще глаголющих аллилуия по дважды. Теперь пусть сам ответчик укажет, что синод не находит никакой погрешности в сугубом аллилуия. «Святейший синод, – доказывает Антонов, – по благословению котораго единоверцы употребляют сугубую аллилуию, говорит: «в некоторых старых книгах было читано аллилуия дважды, а в третий раз: Слава Тебе, Боже; а в новых печатается аллилуия по трижды, и: Слава Тебе, Боже, здесь хотя в словах есть разность, но нет в силе разности: ибо кто читает дважды аллилуия, а в третий раз Слава Тебе Боже, тот прославляет Св. Троицу; а кто читает аллилуия трижды, тот также прославляет Св. Троицу, а прибавлением: Слава Тебе, Боже, означает, что в Троице есть едино Божество» (Увещ. митр. Плат. лис. 42).

Итак, Синод между сугубой и трегубой аллилуия находит разность только в словах, а в силе разности не находит, тогда как собор 1667 года находит разность именно в силе, говоря, что тем «согрешают зело», употребляющие сугубое аллилуия, что этой аллилуией исповедуют токмо Троицу просто, а Единицу ни».

Само собою разумеется, что новообрядческой церкви, чтобы выйти из этого противоречия самой себе, в котором она пребывает теперь, следует или отказаться от хульных определений своих соборов и иерархов о старых обрядах, или отвергнуть льстивые увещания и двумысленные изъяснения Синода и отринуть единоверцев, как еретиков и непокорников, по требованию собора 1667 года. Но она обладает изумляющею способностью признавать самые противоречивые определения одинаково правильными, чем только роняет свой и без того невысокий авторитет в глазах людей, знающих дело⁷⁰.

Мои возражатели все повторяют вопрос: в силу каких канонических правил Св. Синод благословил единоверцам употреблять сугубую аллилуию, равно как и другие именуемые старые обычаи, отложенные собором 1667 года для единства и в обычаях с восточною церковию? Но у нас уже было отвечено, и неоднократно, что это сделано по силе данной от Господа пастырям церкви власти на пасение словесных овец и лежащей на них, по учению отцев шестого вселенского собора, обязанности «все попечение иметь о том, дабы овцу заблудшую возвратити, и уязвленную змием уврачевати которым либо образом, или посредством суровых и вяжущих, или посредством более мягких и легких врачебных средств противодействовати недугу, и к заживлению раны подвизатися» (102, 6-го всел. соб.), наконец согласно увещанию и самого собора 1667 года, заповедавшего «исправляти нам друг друга лучшего ради приобретения еже к пользе» (См. Деян. оного соб.). Посему, возражатели мои несправедливо утверждают, что якобы православная, называемая ими новообрядческою, церковь, допустив единоверцам, употребление известных обрядовых особенностей, «только роняет свой авторитет в глазах людей, знающих дело» и что якобы я «совершенно не ответил на их вопрос». Нет, не церковь православная, а сами ее обвинители сими взводимыми на нее совсем излишними обвинениями до крайности роняют себя в глазах знающих дело людей и выдают себя за невежд, вовсе не понимающих, что каждая автокефальная церковь имеет право делать распоряжения относительно церковных обрядовых преданий, ею самою употребляемых.

«Чтобы исполнить требование вопроса, ответчику следовало бы представить канонические правила, которыми дозволялось бы благословлять употребление того, что соборне проклято и признано грехом зельным».

Так говорят мои возражатели. А я скажу им: прежде нежели говорить такую неправду, следовало бы им представить изданные собором правила, в коих сугубая аллилуия, употребляемая для прославления св. Троицы, «проклиналась бы и признавалась грехом зельным». Собор 1667 года, на который они указывают, не только не проклинал сугубой аллилуии, но и никакого поречения на нее не произнес. Это видно из того, что никакого осуждения не произнес он на прежде употреблявшиеся богослужебные книги, а следственно и на употребление сугубого аллилуиа, по сим книгам: «не охуждаются сим (исправлением книг) и прежние исправления, но на вящший совершения степень возводятся» (см. Собор. свиток, напечатанный при Служеб. в 1667 году). Названо же «грехом зельным» не прославление св. Троицы чрез сугубое аллилуиа, а неисповедание в Троице единицы, и названо не в самом определении собора, а в толковании присутствовавших на соборе восточных патриархов Паисия Александрийского и Макария Антиохийского об аллилуия, при чем и они не только не хулили сугубого аллилуия, а напротив признавали, что употреблением его прославляется св. Троица. Они говорят о двоящих аллилуию: «толкуют убо, яко знаменует аллилуия, слава Тебе Боже, дважды аллилуия, таже слава Тебе Боже, являет по их трижды слава Тебе Боже. Се трижды слава Тебе Боже, являет токмо Троицу, а Единицу ни… исповедуют токмо Троицу просто». Ясно, что патриархи в двойственном аллилуиа признавали исповедание, а не похуление св. Троицы; тройственное же аллилуия предпочитали двойственному на том основании, что оно полнее выражает догмат веры о троичности лиц и единстве Божества во св. Троице. Согласно сему учит и Святейший Синод, говоря: «кто читает дважды аллилуия, а в третий раз: слава Тебе, Боже, тот прославляет святую Троицу; а кто читает аллилуия трижды, тот также прославляет святую Троицу; а прибавлением: слава Тебе, Боже, означает, что в Троице есть едино Божество». Значит, Св. Синод толкованию восточным патриархов об аллилуиа не противоречит, как это несправедливо утверждают мои возражатели, а напротив, и восточные патриархи и Святейший Синод согласно друг другу произношением сугубого аллилуия с приглашением в третий раз: слава Тебе Боже признают исповедание святыя Троицы. Почему, противники мои и на собор 1667 года, и на восточных патриархов, присутствовавших на сем соборе и на Святейший Синод возводят тяжкую клевету, говоря: «что собор 1667 года проклинает, то Синод благословляет, что собор признает грехом зельным, то Синод признает неимеющим погрешения». Собор, как мы показали, двойственного аллилуия не проклинал и исповедание им святой Троицы грехом зельным не признавал, хотя и настаивал на употреблении тройственного аллилуия, как полнее выражающего догмат о Св. Троице и единстве Божества в Троице, подобно херувимской песни: свят, свят, свят, Господь Саваоф, где тройственным произношением слова свят исповедуется Троица, а прибавлением единаго Господь Саваоф – исповедуется Единица.

Спрашивалось: Всероссийский Синод, разрешая единоверцам глаголати сугубую аллилуию (значить согрешать зело): почему же тот же Синод, издавая новопечатную присягу в 1720 г. изложил в ней таковый чин: «проклинаю всех таковых, иже глаголют по псалмех аллилуия по дважды, а не по трижды, и прочих учат творити тако, да будут прокляти и анафема» (Соврем. церк. вопр. Филип.)?

Ответчик говорит, что присяга состоит из двух частей: первая называется «Чин како приимати от раскольников», а другая носит название «Исповедание клятвенное раскольщиков в познание их укрывательства». В первой части, которая имеет существенное значение, подвергаются проклятию именно те сугубящие аллилуию лица, которыя признавали «трикратное аллилуия и имя Иисусово, пишемое сице Иисус, ересью» и пр. Затем ответчик обвиняет вопросителей в явном лукавстве, что они привели одно место из второй несущественной «части», опустив – говорит он – и здесь следующие начальные слова: «проклинаю всех тех, кои святейшего патриарха Никона называют еретиком и неправославным и проч. Далее ответчик говорит, что клятва присяги не может относиться к единоверцам, потому что присяга издана еще до учреждения единоверия, и потому, что единоверцы, глаголющие аллилуия по дважды, тройственное аллилуия ересью не почитают и церковь (новообрядческую) не хулят. В заключение ответа Антонов говорит: нельзя не выразить удивления, что наши совопросники почти в каждом вопросе говорят о единоверии и единоверцах. Да разве предки старообрядцев отделились от церкви из-за открытия приходов единоверческих? Они отделились еще за сто лет до открытия единоверия. Чтобы оправдать свое отделение от церкви, совопросникам нужно доказать погрешность церкви, показать, чем она нарушила веру православную.

И опять из ответа моего возражатели опустили более половины, чем весьма уменьшили значение сказанного мною в решение 29 вопроса. Так у меня в ответе буквально приведены слова присяги и на основании их сказано: «отсюда ясно, что присягою проклинались те лица, глаголющия аллилуия по дважды, которыя троение аллилуии, имя Иисус называли ересью, крест четвероконечный именовали мерзостию и самую церковь не только русскую, но и греческую считали еретическою, всех архиереев и священников именовали еретиками и не признавали святости совершаемых ими таинств, – сами произносили и других учили произносить двойственное аллилуия с похулением тройственнаго и самой церкви. Таковые двоящие аллилуию действительно согрешают зело, и достойно преданы клятве. К единоверцам же она относиться никак не может, потому, во-первых, что присяга, в которой вопросители указали сию клятву, издана еще до учреждения единоверия, и значит проклинаться в ней единоверцы не могли, а во-вторых, потому, что единоверцы, глаголющие аллилуия по дважды, изложенных в присяге раскольнических хулений на церковь не имеют, и тройственное аллилуия ересью не почитают, как почитали помянутые в чине расколоучители, напротив, церковь признают православною и таинства ее спасительными, и самое двойственное аллилуия употребляют по благословению церкви; а что церковию благословлено, за то церковь не проклинает».

Совопросники указывают на единоверие и единоверцев совсем не для оправдания своего никогда не бывалого отделения от церкви, а наоборот, для указания, что новообрядцы отделились от церкви и даже от своих предков. В разборе «замечаний» ответчика мы имели случай показать, что не старообрядцам должно оправдывать свое никогда небывалое отделение от церкви, а новообрядцам, которые своими новшествами и реформами, своими лжеучениями и заблуждениями, своими двоедушными действиями и отношениями к отмененным ими преданиям церкви действительно отделились от церкви.

Совопросники почти в каждом вопросе говорят о единоверии для того, чтобы показать, что новообрядцы, сойдя с прямого царского пути, которым шла церковь древних времен и которым идет ныне старообрядческая церковь Христова, постоянно противоречат не только учению древней православной церкви, от которой они отделились, как от невежественной, как от погрешавшей: во и учению и узаконениям своих предков, которых они считают своими просветителями изведшими русскую церковь якобы из тмы невежества и которых считают непогрешимыми. В новообрядческой церкви нет историческаго единства. Появление ее мы относим в половине семнадцатого столетия, подобно тому, как появление римской церкви относим в половине одиннадцатого столетия, а монофизитской – к половине пятаго столетия, каковые церкви в указанные времена своими заблуждениями и ересями открыто отделились от православной церкви прежних времен и от церкви тогдашних и последующих времен неразрывно связанной единством веры, единством преданий со всею православною церковию всех прошедших времен, словом сказать – отделились от церкви кафолической, соборной. Новообрядцы же отделились и от своих предков, что предки их употреблять запрещали с проклятием, то нынешний Синод разрешил с благословением. Так вот совопросники в предыдущих вопросах указывали на противоречия Синода собору 1667 года, а в настоящем вопросе указывают на противоречие теперешнего Синода Синоду же, только прежних времен, говоря, что синод теперешний благословил употреблять двойственное аллилуия, за которую проклинал Синод времен Петра Первого своей новопечатной присягой.

В ответе моем было сказано: «Чтобы оправдать свое отделение от церкви, совопросникам нужно доказать погрешность церкви, – показать, чем она нарушила веру православную; а вместо этого, они совсем излишне придираются к единоверию. Сим они показывают, что церковь православную не могут никак изобличить в лишении православия».

Против этого возражатели мои замечают теперь: «совопросники указывают на единоверие и единоверцев совсем не для оправдания своего никогда небывалаго (!) отделения от церкви, а наоборот, для указания, что новообрядцы своими лжеучениями и заблуждениями отделились от церкви».

Не первый раз говорят они это, не первый раз проповедуют эту ложь, что будто бы православные, по их мнению, новообрядцы, отделились от их старообрядческой церкви. Но оставшись без епископа и совершения благодатной хиротонии, разве могли старообрядцы составлять церковь Христову, которая по учению св. отец: Златоуста, Киприана и пр. «без епископа быти не может и никогда не была?» Как же могли православные отделиться от несуществовавшей церкви старообрядцев? Самое заимствование старообрядцами в течение почти двух столетий бегствующего священства от церкви греко-российской и окормление этим краденым священством свидетельствует, что они именно не составляют церкви Христовой, обладающей полнотою таинств.

Возражателе мои обвиняют «новообрядцев», т. е. православную церковь в том, что будто бы она «сошла с прямого царскаго пути, которым шла церковь древних времен и которым идет их старообрядческая церковь Христова».

Царский путь, препровождающий нас в жизнь вечную и царство небесное, открыт нам Царем Небесным в слове Божием; а возвещенные в слове Божием истины веры, чрез деятельное исповедание коих человек получает спасение и освящение, мнимые «новообрядцы» сохраняют в неприкосновенности, ничего к ним не прибавляя и ничего не убавляя от них, как сохраняла вся древняя православная вселенская церковь, что признают за нею даже и старообрядческие писатели, как например столь уважаемый старообрядцами учредитель Белокриницкой иерархии инок Павел, со слов которого и издатели ответов на 8 вопросов бывших членов Белокриницкой иерархии засвидетельствовали: «нынешняя греко-российская церковь в догматах богословия не погрешает». Значит, и по сознанию самих старообрядцев она идет прямым царским путем, которым шла церковь и древних времен, а не сошла с этого пути, как клевещут не нее мои противники. Сошли с прямого царского пути сами старообрядцы, которые, отделившись от православной церкви, ни в чем не нарушившей православия, идут окольными от нее путями, вводящими их в междоусобные споры и раздоры, а за сим и в погибель.

«Появление (мнимо) новообрядческой церкви мы относим, – говорят мои возражатели, – к половине семнадцатаго столетия, подобно тому, как появление римской церкви относим к половине одиннадцатаго столетия, а монофизитской к половине пятаго столетия, каковые церкви в указанныя времена своими заблуждениями и ересями открыто отделились от православной церкви».

Нет, не появление, нынешней церкви греко-российской, которую так несправедливо мои возражатели именуют «новообрядческою», а появление раскола старообрядчества надобно относить к половине семнадцатого столетия. Появляться может только то, что не существовало; а церковь греко-российская и ранее означенного времени сушествовала, употребляя и троеперстное сложение, и тройственное аллилуия и проч., но не возбуждая тем раскола. Раскол же из-за них возник именно в половине семнадцатого века. Справедливо, что римляне и монофизиты своими заблуждениями отделились от церкви, а церковь православная оставалась тогда неповрежденною в своем Богом дарованном ей устройстве. Но должно справедливым признать и то, что предки старообрядцев, подобно означенным еретикам, своим неправильным понятием о церкви грекороссийской, якобы она чрез совершенное при патриархе Никоне исправление книг и некоторых обрядовых преданий утратила благочестие, отделились не только от русской, но и от всей православной восточной церкви, в которой вовсе и не было тогда никакого исправления книг. Различие между означенными еретиками и предками старообрядцев состоит только в том, что те еретики отделились с своими епископами, чрез коих они могли продолжать свое существование, а предки старообрядцев отделились только с несколькими попами, без епископства, без коего быть и существовать, сами собою не могли и не могут, ибо, по учению св. отец, без епископства нет христиан: «без епископа ниже христиане», учит блаженный Симеон Солунский (гл. 77). Не в мнимой «новообрядческой церкви», а у самих ее обвинителей «нет историческаго единства», ибо, все старообрядцы, содержа одни и те же старопечатные книги, в коих одно учение, одна вера, ведущия к соединению, а не к разделению, однако же распались на безпоповцев и беглопоповцев, окружников и противоокружников, безпоповцы беглопоповцев, окружники неокружников, а неокружники окружников обвиняют в еретичестве и друг друга проклинают при переходе из одного толка в другой. Мнимые же новообрядцы друг от друга не отделились, как это совсем несправедливо говорят о них мои возражатели, и не отделяются, а сохраняют полное единство в вере; различное же отношение их к именуемым старым обрядам не нарушает и не может нарушать единомыслия в вере, ибо и св. Апостолы, а по них и св. отцы одни и те же обрядовые предания возбраняли и по снисхождению допускали, о чем доказательства были уже неоднократно представлены мною.

Антонов, как мы видели, силится отстранить от единоверцев упомяную клятву на том основании, что в ней проклинаются будто бы только непризнававшие новообрядческую церковь православною. Но это неверно. Сам же ответчик подтверждает, что присяга, в которой вопросители указали клятву на двойственную аллилуию, разделяется на две части. Но и это говорит несправедливо, что первая часть имеет существенное значение, а вторая – нет. И первая и вторая часть присяги имеет одинаково существенное значение. Первая часть назначалась для «принятия от раскольников», а вторая – для утверждения заподозренных в содержании старых обрядов. Эти заподозренные не хулили и не могли хулить новообрядческую церковь, к которой принадлежали. Вся их вина состояла в том, что они придерживались старых обрядов. За это от них требовалось проклясть старые обряды, которые перечислялись в ней, и принять новые, несмотря на то, что сии лица принадлежали к новообрядческой церкви. Ответчик хочет уверить читателя, что якобы проклинались только одни непринадлежавшие к новообрядческой церкви старообрядцы. Для этого он смешал два совершенно различных чина присяги в один, тогда как каждый из них имеет свое особое специальное назначение и значение. По первой части, как уже сказано, «присоединялись от раскола» (то есть от старообрядцев); по второй–не присоединялся никто, а только узнавалось, кто из принадлежащих к новообрядческой церкви придерживается старых обрядов. Произносивший клятву по первой части не должен был произносить клятву по второй, а произносящий клятвы по второй части не произносил их по первой. Клятвы по второй части относились именно к так называемым православным, которые придерживались старых обрядов. Синод считал одинаково важными преступлениями как признание Никона еретиком, так и употребление двойственнаго аллилуия, если за то и за другое им назначалась одинаково страшная клятва.

Возражатели мои силятся подвести единоверцев за содержание известных обрядовых особенностей под проклятие присяги, изданной Синодом в 1720 году; но совсем напрасно, ибо единоверие открыто спустя, по крайней мере, семьдесят или восемьдесят лет по издании присяги, и потому ею, как и сказано в моем ответе, единоверцы проклинаться не могли и не проклинаются. Второю частию присяги, имеющей название «Исповедание клятвенное раскольщиком в познание их укрывательства» «требовалось, – говорят мои возражатели, проклясть старые обряды, которые перечислялись в ней, а принять новые». Но и это говорят несправедливо, ибо второю, как и первою частию вовсе не проклинались именуемые старые обряды, а подвергались проклятию люди, держащиеся оных с похулением исправленных обрядов и самой церкви. Приведем эти проклятия, как они значатся во второй части присяги. Здесь в начале говорится: «Проклинаю всех тех, которые святейшаго патриарха Никона называют еретиком и неправославным; проклинаю всех таковых, иже православных патриархов восточных и московских по Никоне, и до сего настоящего лета престолы правящих, не исповедают быти православными, но паче называют раскольщиками и еретиками, и всех архиереев и до священника такожде называют; проклинаю всех таковых, иже ныне не исповедуют, яко во святей восточней и великороссийской церкви от архиеереев и иереев совершается под видом хлеба тело Христово, и под видом вина кровь Христова; проклинаю всех таковых, иже ныне не веруют и не исповедуют, яко во святей восточней и великороссийской церкви от архиеереев и иереев совершаются вся святые седмь тайны, и прочая их церковная действа». После сих изречений находится проклятие на сугубящих аллилуию, а не трегубящих, и на крестящихся не тремя первыми перстами, но двумя. Ясно отсюда, что и второю частию присяги проклинались не самые именуемые старые обряды, как это несправедливо утверждают мои возражатели, а люди, держащиеся их, а вместе с тем, как сказано перед тем, всех православных архиереев, всю церковь и ее таинства отвергающие и хулящие, – т.е. люди, которые хотя по внешности и принадлежали к церкви, а на самом деле чужды ей, каковых и ныне в разных епархиях российской империи находится множество, ибо они, хотя по метрическим книгам числятся православными, а церковь православную считают еретическою, никаких таинств ее не принимают, и принадлежат вполне к раскольникам. Единоверцы же, напротив, церковь признают православною и таинства ее спастельными, и самое двойственное аллилуия употребляют по благословению церкви. А что церковию благословлено, – повторю опять, – за то церковь не проклинает. К сему следует еще заметить, что спустя всего сорок два года от издания присяги на соединенном присутствии Святейшего Синода и Сената 15 сентября 1763 года постановлено, чтобы молящихся двуперстно, но православной церкви и таинств церковных не чуждающихся, от входа церковнаго и от таинств не отлучать и за раскольников не признавать. Значит, сим постановлением Св. Синод отменил помянутую присягу. Посему, единоверцы, и все вообще доселе употребляющие двоеперстное сложение для крестного знамения, но не хулящие церковь, признаются вполне православными наравне с крестящимися троеперстно.

Ответчик говорит, что она (клятва, изложенная в присяге) на единоверцев, употребляющих сугубую аллилуия, будто бы не простирается, потому что тогда единоверцев не было, когда присяга издавалась. Но, как мы объяснили в разборе ответа на 18 вопрос, истинная клятва, – клятва за ереси, кладется не на срок, а на все времена, в том числе и на будущее до самого окончания мира, и потому, если клятва присяги, положенная на сугубящих аллилуию, истинна, действительна, то она должна поражать и тех, которые и чрез несколько лет после ее издания будут делать то, за что она поражает, будут сугубить аллилуия. Но если она не простирается на будущее время, не поражает единоверцев, то ясно, что она не была действительна и для настоящего времени, – и должна почитаться ложною. Но Синод признает ее за действительную клятву, потому что не изъял ее из употребления. Изъял бы Синод присягу из употребления, если бы понимал ее, как понимает наш ответчик, то есть, что она простирается якобы только на хулителей новообрядческой церкви. «Итак, говорится в Чтении общества любителей духовного просвещения, – сомнений нет: новопечатною присягою 1720 года требовалось произнесение клятвы на всех тех, которые крестились двуперстно и сугубили (по псалмех) аллилуия, и учили так поступать, то есть на всех тех, которые были бы уличены в действиях ныне, с благословения Синода, разрешенных каждому единоверцу (Сбор. прош. за 1874, стр. 293).

Ответчик уверяет еще, что клятва присяги не простирается на единоверцев еще и потому, что они, хотя и употребляют двойственное аллилуия, но не называют трегубое аллилуия латинскою ересью. Но, во-первых, клятва, на которую указали вопросители, поражает именно сугубящих аллилуия, а о порицателях трегубой аллилуии во второй части присяги нет и речи. Следовательно, ею и не проклинались порицающие трегубое аллилуия, а проклинались только сугубящие ее. И потому если бы единоверцы и не называли трегубую аллилуию латынскою ересью, они все равно подлежат клятве, изложенной в присяге, потому что употребляют сугубую аллилуию, за что именно во второй части присяги и положено проклятие.

Совершенную неправду говорят мои возражатели, утверждая, что «истинная клятва за ереси кладется не на срок, а на все времена, в том числе и на будущее до самаго скончания мира». Напротив, клятва полагается на непокорников церкви не на все времена, а на срок, до времени раскаяния их в своем заблуждении, а когда оставляют свое заблуждение и покоряются церкви, тем самым и освобождаются от положенной на них клятвы, которая для них и прекращается. Если признать ее вечно действующею, то значило бы заградить дверь покаяния для заблуждающихся, а это было бы противно учению Христову: грядущаго ко Мне неизжену вон. Собор 1667 года, произнося клятву на непокорников церкви, существовавших в его время, ограничил продолжение ее сими словами: «дондеже уразумятся», то есть доколе ве признают, что церковь нимало не повредила благочестия исправлением богослужебных книг и обрядов. Единоверцы это и признают; а раскольники не признают: посему на раскольников простирается оная клятва, на единоверцев же не простирается, о чем мы и говорили выше неоднократно.

«Синод, – продолжают мои возражатели, – признает ее (присягу) за действительную клятву, потому что не изъял ее из употребления. Изъял бы Синод присягу из употребления, если бы понимал её, как понимает наш ответчик, то есть, что она простирается якобы только на хулителей новообрядческой церкви».

Но Синод именно изъял присягу из употребления, издав указ 1763 г., о котором мы упомянули выше. При учреждении же единоверия, когда желавшие присоединиться к православной церкви старообрядцы просили: «дабы Св. Синод разрешил прежде положенныя клятвы», Св. Синод и разрешил их действительно от всех прежних клятв, утвердив следующее мнение митрополита Платона: «от клятв, прежде на них положенных, разрешить: ибо, хотя церковь на них оные возложила праведно, что они и сами признают, почитая ими себя связанных, и от оных просят разрешения: но как ныне они сближаются, или паче соединяются с церковию, и истину ее, и таинства, и священство ее признают действительными, то и потребно сие разрешение, и не должна более теми клятвами их совесть быть отягощаема, под каковыми отторгающиеся от церкви имеют и впредь состоять праведно». Ясно отсюда, что Святейший Синод снял с единоверцев и клятву, изложенную в присяге, которая продолжает лежать на непримиренных с церковию старообрядцах.

Между тем единоверцы содержат хулу на трегубую аллилуию, признают ее именно латинскою ересью. Ибо они содержат учение Стоглавого собора и Максима Грека о трегубой аллилуии. А в книге Стоглаве и в книге Максима Грека трегубое аллилуия называется «латынскою ересью» (Стог. гл. 42 Мак. грек. сл. 16 или 17). Если же единоверцы перестанут содержать учение, что трегубое аллилуия есть латинская ересь, то они перестанут быть и единоверцами, а сделаются так называемыми православными, единоверцы же потому именно и единоверцы, что не принимают новых обрядов, считая их ересью (?). Если бы они считали их православными преданиями, то конечно и принимали бы. Ведь никто в здравом уме не станет отвергать то, что считает истинным, православным и спасительным. А если отвергает, то очевидно считает ложным, еретическим⁷¹.

Итак, если бы клятва присяги простиралась только на тех, кои порицали трегубую аллилуию, как латинскую ересь: клятва эта лежит все равно на единоверцах. Но как мы сказали, во второй части присяги, клятвы которой направлены не на раскольников, а на принадлежащих к новообрядческой церкви, но держащихся старых обрядов, – в этой части совершенно нет клятвы на порицающих трегубую аллилуию, а есть клятва только на употребляющих сугубую аллилуию. Значит, единоверцы проклинаются не за то, что содержат порицания на трегубую аллилуию, как латынскую ересь, а за то, что употребляют сугубую аллилуию, хотя и по благословению теперешнего Синода, который сам этим своим благословением подпал под клятву своих предшественников и подвел под нее несчастных своих единоверцев. Ибо он хотя и изъял присягу из употребления, но самую клятву не изменил, напротив, признал ее правильною, действительною, говоря: «о всем том, (что определено новообрядцами о старых обрядах до учреждения единоверия) не может быть церкви иная мысль, разве каковая ею доселе признана за истину и признается» (Заключ. Прав. митр. Платона).

Вот здесь мои возражатели, в явное противоречие тому, что сейчас говорили, сами объявляют, что Св. Синод «изъял присягу из употребления». Но сделавши это невольное признание, продолжают утверждать, что будто бы, и изъявши присягу из употребления, Св. Синод самую клятву не отменил, напротив, признал ее правильною, действительною, говоря: «о всем том не может быть иная церкви мысль, разве каковая ею доселе за истину признана и признается» (заключ. прав. митр. Плат.).

Приведенным здесь словам митрополита Платона мои возражатели придают совсем не принадлежащий им смысл, что клятва, положенная на отделившихся от церкви старообрядцев, лежит будто бы и на присоединившихся к церкви единоверцах. В них говорится, напротив, что снявши клятву с примирившихся с церковию старообрядцев и дозволив им употреблять старопечатные книги и содержащиеся в них обряды, святая церковь остается с прежнею мыслию о раскольниках, что они попрежнему состоят под клятвою, и из того, что дозволила единоверцам употребление именуемых старых обрядов, отнюдь не следует, что будто бы она «познала свое прегрешение, а их (раскольников) истину, как-то некоторые (тогда) дерзали и мыслить и говорить» (см. там же), и как теперь еще говорят некоторые.

Присоединяющиеся к церкви старообрядцы просили: «Распри, раздоры и хулы ни с единой стороны да не слышатся за содержание разных обрядов и разных книг, употребляемых для богослужения: ибо таковая обосторонняя разность, как не принадлежит до сущности веры, то и да пребудут старообрядцы и сынове греко-российской церкви в мире, любви и соединении, яко чада единой святой соборной и апостольской церкви», и просьбу сию Святейший Синод признал вполне справедливою: «требование благое и достойное, чтоб оное было от всех сохраняемо в точности» (см. там же). Очевидно, разность старопечатных и исправленных при патриархе Никоне книг и содержащихся в них обрядов Св. Синод признал не принадлежащею до сущности веры и обязывал обе стороны жить в мире и не делать из-за них распрей и раздоров. Значит, возражатели мои возводят на Святейший Синод явную клевету, утверждая, что якобы он признает единоверцев за употребление старопечатных книг и содержащихся в них обрядов состоящими под клятвою, наложенною на старообрядцев, отделившихся и доселе отделяющихся от православной церкви.

Здесь же возражатели мои клевещут на единоверцев, что будто бы они «содержат хулу на трегубую аллилуию, признают ее именно латынскою ересью». И вот как думают подтвердить эту клевету: «они (единоверцы) содержат учение Стоглаваго собора и Максима Грека о трегубой аллилуии, а ими трегубое аллилуия называется «латынскою ересью».

Но хотя в Стоглаве и в книге Максима Грека трегубое аллилуия и названо латинскою ересью, но предшествующая им и после них бывшая древлероссийская церковь в трегубом аллилуиа не признавала латинской ереси, напротив, считала трегубое аллилуиа имеющим глубокий догматический смысл, на что доказательства мы приводили выше: сему-то учению древлероссийской церкви единоверцы и следуют, – сами употребляя сугубое аллилуия, они не хулят и трегубое, которое употреблялось и в древлероссийской церкви. А вот обвинители единоверцев, мои возражатели, именно не следуют, а противятся древлероссийской церкви, именуя трегубое аллилуия латинскою ересию на основании только исполненного ересей Жития Ефросинова и сомнительного слова Максима Грека.

«Единоверцы, потому именно и единоверцы, что не принимают новых обрядов, считая их ересью».

Так пустословят мои возражатели. А мы скажем: единоверцы потому именно и единоверцы, что, употребляя именуемые старые обряды, не считают ересью употребляемые церковию исправленные обряды. Иначе они опять стали бы раскольниками.

Но мои возражатели продолжают еще далее свое пустословие, – говорят:

«Если бы они (т. е. единоверцы) считали их (исправленные обряды) православными преданиями, то, конечно, и принимали бы их. Ведь никто в здравом уме не станет отвергать то, что считает истинным, православным и спасительным; а если отвергает, то, очевидно считает ложным, еретическим».

Замечу на это: единоверцы поступают так, как поступали наши святейшие Московские патриархи, бывшие до патриарха Никона. Сии патриархи, «находясь в здравом уме», считали обрядовые предания греческой и киевской церквей, как то: троеперстное сложение для крестного знамения, трегубое аллилуиа и проч. православными, истинными и спасительными преданиями, ибо с оными церквами находились в тесном общении, в употреблениe же сих обрядов не приняли, а соблюдали своей церкви обрядовые особенности, как-то: двуперстное сложение, сугубое аллилуия и проч. Точно так же и единоверцы считают истинными и спасительными обряды церкви греко-российской, а соблюдают свои от предков наследованные обрядовые особенности. Не так поступают мои возражатели и все защищаемое ими общество старообрядцев. В противность древлерусским пастырям и их последователям нынешним единоверцам, они не считают обрядовыя особенности церкви греко-российской спасительными, а порицают их и признают еретическими, и таким образом являются противниками первых пяти патриархов российских, а с ними и всей древлерусской церкви: она из-за некоторых обрядовых особенностей греческой церкви не отделялась от сей церкви, а они за те же особенности отделились от церкви греко-российской, признали ее падшею, еретическою.

Итак, мы показали, что клятва присяги 1720 г., наложенная на употребляющих сугубую аллилуию, простирается именно на единоверцев, поражая их вместе с теперешним Синодом, который благословил им подпасть под клятву собора 1667 г. и Синода 1720 г., и в тоже время признал эти клятвы действительными, «возложенными праведно», как сказано в самых правилах, на которых основана безсмысленная (!) единоверческая церковь. Мы показали также, что ответчик «с явным лукавством» силился перетолковать смысл присяги, что клятва ее будто бы не лежит на единоверцах, обличив тщету этих усилий ответчика доказательством, что клятва присяги на единоверцах лежит неотразимо.

Уста ваша при вас суть! Почему же вам не хвалиться, что будто бы показали и доказали, что соборные и иные клятвы «простираются именно на единоверцев»! Но каждый рассудительный читатель, полагаем, согласится с нами, что клятвы собора 1667 года, изреченные на противников и хулителей церкви, изреченные притом с ограничением: «дондеже вразумятся и возвратятся в правду покаянием», как и клятва присяги, изданной Св. Синодом в 1720 году, на единоверцев не простираются и простираться не могут, потому что они вразумились, что греко-российская церковь времен патриарха Никона чрез книжное исправление нимало не нарушила истин православной веры, почему и присоединились к ней, и церковь приняла их в число своих членов, благословив им употребление старопечатных книг по снисхождению, основанному на примере св. Апостол и св. отец; а простирается оная клятва на отделяющихся от церкви раскольников, считающих ее еретическою, лишенною благодатных даров Св. Духа, и будет простираться на них до тех пор, пока не соединятся с церковию, по крайней мере, на тех основаниях, на коих соединились их прежние братья-единоверцы.

Старообрядцы предложили: По суждению собора 1667 года аллилуия по дважды третий: Слава Тебе Боже произошло от списателя Ефросинова жития диавольским наветом (Деян. его лист. 30). И на основании этого спрашивали: можно ли думать и допустить, чтобы противник Бога мог когда-либо научить своим наветом славити Пресвятую Троицу? и допускала ли когда-либо св. церковь, чтобы писанием, написанным диавольским наветом, славити Пресвятую Троицу?

Овечая на это Антонов говорит, а) что в древности будто бы употреблялось трегубое аллилуия кроме Псковской и Новгородской области еще и в других местах России, в) что собор 1667 г. назвал произшедшим от диавольского навета будто бы не сугубую аллилуию, а якобы еретическое толкование аллилуии списателем Ефросинова жития, и 3) обращает внимание на кажущееся противоречие толкования Стоглавого собора об аллилуии, что оно значит: Слава Тебе Боже, толкованию жития Ефросина, что аллилуия означает Воскресение Христово.

Здесь приведены только изложенные в моем ответе положения; а на чем основаны и чем доказаны эти положения, о том мои возражатели умолчали. Между тем необходимо знать читателям именно эти мои доказательства, чтобы судить насколько справедливы возражения моих противников. Нужно поэтому привести ответ мой вполне. У меня сказано:

«Стоглавый собор в определении о двойственном аллилуии основался на житии преподобнаго Евфросина. Он говорит: «во Пскове и во Псковской земли по многим монастырям и по церквам, да и в Новгородской земли по многим же местам доднесь говорили трегубную аллилуия... известно же уведехом они писателя жития преподобнаго отца нашего Евфросина, нового чудотворца Псковского, как Его ради святых молитв извести и запрети пречистая Богородица о трегубной аллилуии, и повели православным христианам говорити сугубую аллилуия, а в третий слава Тебе Боже. И того ради отныне православным христианам говорити двоегубая аллилуия, а в третий «слава Тебе Боже» (Стогл. гл. 42). Эти слова в Стоглаве показывают, что троение аллилуии издавна употреблялось в Псковской и Новгородской земле; и троящие Божественное аллилуия, по свидетельству самого Евфросинова жития, «просияша в великих чудесех и знамениях» (См. жит. Евфрос.). Но памятники древности свидетельствуют, что не в указанных только Стоглавом местах, а и в Московской и других областях также троили Божественное аллилуия (См. о сем свидетельства в «Выписках Озерского»). Восточные патриархи, бывшие на соборе 1667 года, подтвердив древность обычая восточной церкви троить аллилуия и доказав другими церковными песнопениями превосходство трегубого аллилуия пред сугубым по внутреннему его смыслу, подвергли осуждению житие Евфросина, на котором Стоглав именно основал свое постановление о сугубом аллилуия, а наипаче осудили списателя этого жития за то, что он «глаголет яко виде Богородицу и архангела, и беседова с ними о аллилуия, и негли яко рече ему Богородица таковая словеса и толкования о аллилуии, яже ниже слышати кому подобает таковая хула, и тамо будет ужасатися читатель безумия списателева Евфросинова жития. И сие смущение, еже глаголати аллилуия 2, таже слава Тебе Боже, не от Евфросина стало, но от списателя Евфросинова жития, диавольским наветом. А Евфросин в последнем поучении своем, при смерти, якоже слышахом и разумехом, о аллилуии ничесоже завеща братии монастыря своего, ниже писа что о том в постаменте своем: токмо солгано на преподобного Евфросина от списателя жития его» (Деян. соб. 1667 года). Далее патриархи поясняют, в чем состоит хула и к кому она относится. Хула, говорят они, относится во святой Троице: толкуя бо аллилуия, глаголет воплотившася Бога Отца, и паки глаголет воплотившася Св. Духа, и паки воскресша Бога Отца и Святаго Духа» (там же). Действительно, в этом житии от имени Богородицы писателем произносятся «таковая словеса и толкования о аллилуия, яже ниже слышати кому подобает» – говорится: «первие дважда глаголется, в прославление отцу: аллилуия, аллилуия, слава Тебе Боже, и сия тайна: воскресе, воскресе в Божестве и человечестве». Но Бог Отец не вочеловечивался, не умирал и не воскресал; умер же и воскрес Иисус Христос, и точию плотию, а не Божеством, как учит православная церковь: «и распятие и смерть претерпел еси плотию, бесстрастный Божеством» (Октай глас. 4 в неделю на хвалит. стих. 4). Повествователь неоднократно утверждает, якобы и Дух святый вочеловечился и всынился, что также не согласно учению православной церкви, как видно из следующих слов Катихисиса: «вопрос: чесо ради Сын воплотися, а не Отец, или Дух? Ответ: яко да сохранит свойство ипостаси своея, яко быти тому на небесех Сыну и на земли Сыну» (мал. Катих. лист 6). О таком-то еретическом учении списателя жития Евфросинова патриархи и сказали, что оно произошло диавольским наветом, а совсем не о сугубом аллилуия, с приглашением: «слава Тебе Боже», как несправедливо утверждают совопросники. Они спрашивают: «можно ли думать и допускать, что противник Бога мог когда-либо научать своим наветом славити пресвятую Троицу? Но разве списатель жития Евфросинова, в своем толковании об аллилуия, «славил пресвятую Троицу?» Напротив, – еретичествуя, он произнес тяжкую хулу на св. Троицу, какой не говорили и древние еретики. Евтихиане прилагали только страсть к Божеству воплотившегося Сына Божия; а списатель жития Евфросинова прилагает страсть и Богу Отцу и Богу Духу Святому, так что по его учению вся святая Троица воплотилась и страдала, и воскресла. Не справедливо ли отцы собора 1667 года назвали такое учение произшедшим от диавольского навета? К чему же вопросители спрашивают: «разве противник Бога мог когда-либо славить святую Троицу?» И как вопросители не поймут, что вселенские патриархи были чтители и прославители святой Троицы, и потому именовать диавольским наветом прославление Троицы никак не могли. Надобно жалеть о совопросниках, до какой слепоты доводит их вражда ко святой церкви! Мы полагаем, что и они не согласятся учить так, как учит списатель Евфросинова жития, то есть, что «аллилуия аллилуия, слава Тебе Боже», означает: воскресе, воскресе в Божестве и в человечестве. Зачем же им нужно было приводить в свидетельство Его лживое сказание?»

А в ответе на 31 вопрос я между прочим писал:

«Восточные патриархи на соборе 1667 года с справедливою строгостию осудили толкование списателя жития Евфросинова об аллилуии; но и отцы Стоглаваго собора, как видится из его постановления, не вполне доверяли откровению этого списателя, хотя и основались на нем: ибо и они значение аллилуия растолковали несогласно его откровению. Откровение толкует, что аллилуия значит «воскресе в Божестве и человечестве» а отцы Стоглавого собора толкуют, что аллилуия значит слава Тебе Боже. Посему, совопросники прежде должны бы сами заняться решением вопроса: почему Стоглавый собор откровение списателя жития Евфросинова положил в основание своего определения об аллилуии, а его толкование аллилуии не принял? Православным же давать столь несообразные вопросы, как сейчас нами рассмотренный, должны бы постыдиться».

Так мною было отвечено. Посмотрим теперь, что возражают мои противники.

Опровергнем каждое из этих положений ответчика.

Что в древние времена в русской земле употреблялось будто бы трегубое аллилуия, в доказательство этого Антонов приводит те же свидетельства, которыя он приводил и в замечаниях на предисловие вопросителей, где мы их подвергли обстоятельному рассмотрению, показав полную несостоятельность этих свидетельств. Здесь ответчик в доказательство того, что троение аллилуии будто бы издавна употреблялось в Псковской и Новгородской земле, приводит определение Стоглавого собора об аллилуии. Но приводит его не сполна, пропуская и оставляя те слова собора, которые доказывают неправильность трегубой аллилуии. Но мы приведем это определение собора сполна, чтобы видеть, подтверждает ли оно мысль ответчика, подчеркнув те слова, кои пропустил ответчик: «Во Пскове и во Псковской земле по многим монастырям и церквам, да и в Новгородской земле по многим же местам до днесь говорили трегубую аллилуию кроме апостольских и отеческих преданий, известна же увидехом от писания жития преподобнаго отца нашего Ефросина, нового чудотворца Псковскаго, как его ради святых молитв извести и запрети Пречистая Богородица о трегубой аллилуии, и повеле православным христианом говорити сугубую аллилуию, а в третий Слава Тебе Боже. И того ради отныне православным христианом говорити двоегубая аллилуия, а в третий Слава Тебе Боже, якоже святая соборная и апостольская церковь имея и предаде, а не трегубити аллилуии, якоже прежде сего во Пскове говорили и по многим местам, а в четвертое приговаривали Слава Тебе Боже. Сия несть православных предание, но латынская ересь» Не славят бо Троицу, но четверят, и Святого Духа глаголют от Отца и Сына исходяща, и тем раболепна Святого Духа творят. И того ради не подобает Святыя аллилуии трегубити, но дважды глаголати аллилуия, а в третий: Слава Тебе Боже; понеже бо поеврейски аллилуия, а по-нашему поруски Слава Тебе Боже» (Стог. гл. 43)⁷². Антонов обращает внимание в этом определении, что аллилуия употреблялось «по многим церквам и монастырям». Но он упустил из виду, что сказано только в Псковской и Новгородской земле по многим местам употреблялось трегубое аллилуия.

По многим, значит не по всем местам, а только по некоторым местам Новгородской епархии⁷³. Притом же и в этих местах оно употреблялось вопреки преданию церкви, «кроме апостольских и отеческих преданий». И заимствовано оно некоторыми церквами и монастырями Псковской и Новгородской земли от католиков, от латын, с землями которых Псковская и Новгородская область в те времена была смежна. Это засвидетельствовали и отцы Стоглавого собора, ближайшие к тому времени, говоря: «трегубая аллилуия несть православных предания, но латынская ересь». И действительно, по свидетельству истории, в те времена в сих областях кроме тройственной аллилуии употреблялись и другие латинские обычаи, даже крещение совершалось в некоторых местах чрез обливание, о чем мы говорили выше. Если новообрядцы считают православным и употребляют трегубое аллилуия потому, что оно было в Псковской земле по некоторым местам, то также должны признавать православным и употреблять и обливательное крещение, потому что и оно совершалось в Псковской земле в некоторых местах.

Об указанных мною по «Выпискам Озерского» свидетельствах, что тройственное аллилуия употреблялось не в Новгородской только и Псковской области, а и в Московской и других областях древлерусской церкви, а также и в греческой, возражатели мои говорят: «мы их подвергали обстоятельному рассмотрению в замечаниях на предисловие вопросителей, показав полную неосновательность этих свидетельств».

Но это совершенная неправда. Не только «полной», но и никакой неосновательности указанных мною свидетельств они не показали и показать не могут. Так и теперь они говорят такую же неправду. «Антонов упустил из виду», что в «некоторых» местах Новгорода и Пскова трегубое аллилуиа «употреблялось вопреки преданию церкви и заимствовано оно некоторыми церквами и монастырями оных земель от католиков, от латин, с землями которых Псковская и Новгородская области в те времена были смежны».

Нет, не я, а сами мои обвинители «упустили из виду, что троить аллилуия повелевают книги не еретиков католиков, а православные древлегреческие и древлеславянские, – опустили из виду, что святый Фотий митрополит Московский, писавший наставление о трегубом аллилуиа, был не католик, а православный грек, и что, по свидетельству самого списателя Евфросинова жития, троившие аллилуиа во Псковской и Новгородской земле были не только не причастны «латинской ереси», но и многие из них «просияша в великих чудесех и знамениях» (См. жит. Евф.). Если бы все это возражатели мои не упустили из виду, то, полагаем, не стали бы утверждать, что тройственное аллилуия православными церквами и монастырями Псковской и Новгородской земель заимствовано от еретиков латин.

Они говорят: «отцы Стоглаваго собора засвидетельствовали, что в оных местах тройственная аллилуия употреблялась кроме апостольских и отеческих преданий и что трегубое аллилуия несть православных предание, но латинская ересь: не славят бо Троицу, но четверят».

Что отцы Стоглавого собора назвали трегубое аллилуия латинской ересью, об этом свидетельствует Стоглав; а что назвали так несправедливо, что в трегубом аллилуиа не только нет никакой ереси, а напротив, содержится вполне православное исповедание и прославление св. Троицы, это ясно само собою и засвидетельствовала в книге «Большой Соборник» сама древлероссийская церковь времен патриарха Иосифа (свидетельство из этой книги мы уже представили выше). Тем несправедливее и несообразнее находить в трегубом аллилуиа «латинскую ересь», ибо латины исповедуют три лица святыя Троицы, а не четверят Божества, – как утверждает Стоглав, – они погрешают в учении о исхождении третьего лица св. Троицы, но не вводят в Троицу четвертого лица⁷⁴.

А что касается замечания моих возражателей, что в Псковской и Новгородской областях «кроме тройственной аллилуия употреблялись и другие латинские обычаи, – даже крещение совершалось в некоторых местах чрез обливание», и что поэтому православным, употребляющим трегубое аллилуиа, нужно также употреблять и обливательное крещение, так как «и оно совершалось в Псковской земле, в некоторых местах», – то замечаниe это по своей очевидной нелепости не стоило бы и опровержения. Православные употребляют в прославлениe св. Троицы трегубое аллилуиа не потому, что оно употреблялось в Псковской и Новгородской областях, а потому, что оно употреблялось и всею русскою и греческою православными церквами, а паче потому, что оно имеет основание в священном писании, где у пророка Исаии, в главе 6, в стихе 3, написано следующее славословие Серафимов: свят, свят, свят Господь Саваоф, исполнь вся земля славы Его, точно соответствующее тройственному аллилуиа. Крещение же в исключительных случаях, при слабости младенца, не во Пскове только, а и в самой Москве нашими старопечатными книгами повелевалось совершать чрез обливание.

Ответчик говорит, что собор 1667 г. признал произшедшим по диавольскому навету будто бы не сугубую аллилуию, а какое-то (?!) еретическое толкование аллилуия списателя жития преподобнаго Евфросина⁷⁵. Но Антонов, сам не замечая того, опроверг это свое положение, приведя самое определение собора 1667 г. о сугубой аллилуии, ясно свидетельствующее, что собор признал не иное что, а именно сугубую аллилуию – произведением диавола. Списатель жития преподобного Евфросина «глаголет, – читаем в определении собора 1667 г., – яко виде Богородицу и ангела и беседова с ним о аллилуии, яже ниже слышати кому подобает такая хула, и тамо будет ужасатися читатель безумия списателева Евфросинова жития. И сие смущение, еже глаголати аллилуия дважды, таже Слава Тебе Боже, не от Евфросина стало, но от списателя Евфросинова жития диавольским наветом. А Евфросин в последнем поучении своем, при смерти, якоже слышахом и разумехом, о аллилуии ничесоже завеща братии монастыря своего, ниже писа что о том в постаменте (завещании) своем; токмо солгано на преподобного Евфросина от списателя жития его» (Деян. соб. 1667 года). Итак, собор признал именно двойственную аллилуию произшедшим по диавольскому навету, говоря, «еже глаголати аллилуия дважды, таже Слава Тебе Боже... стало... диавольским наветом»⁷⁶, а совсем не толкование аллилуия списателем жития преподобного Евфросина⁷⁷. Чтобы оправдать собор 1667 г. в его хульном учении о происхождении сугубой аллилуии, ответчику следовало бы доказать, что сугубое аллилуия произошло диавольским наветом, как требует доказать и вопрос, и самая сущность дела. Но Антонов не дерзнул доказывать, что это нечестивое учение собора 1667 г., потому что тогда он по необходимости признал бы, что вся православная русская церковь древних времен славила Святую Троицу⁷⁸ диавольским наветом, ибо она употребляла сугубое аллилуия, и что в самой новообрядческой церкви Св. Троица славится единоверцами по диавольскому навету, ибо единоверцы употребляют сугубое аллилуия. Вот почему ответчик вместо того чтобы доказать правильность дерзкохульного определения собора, силится извратить самый смысл этого учения, уверяя вопреки очевиднейшей истине, что собор якобы не сугубую аллилуию признал произшедшим по диавольскому навету, а толкование ее, когда сам собор определенно (!) и неопределенно (!) свидетельствует, что признает произшедшим по диавольскому навету именно сугубую аллилуию. Если ответчик отказался доказать, что нечестивое, хульное определение собора 1667 г. о сугубой аллилуии правильно и основательно, то ясно, что и доказать правильность его нет возможности ни для каких апологетов новообрядства. И потому это учение собора должно признать безосновательным, неправилъным, и самый собор, издавший это учение, должно почитать погрешившим и впадшим в заблуждение своими дерзкими определениями о преданиях церкви.

Возражатели мои говорят: «Антонов сам, не замечая того, опроверг свое положение, что собор 1667 года признал произшедшим по диавольскому навету будто бы не сугубую аллилуию, а какое-то еретическое толкование аллилуии, списателя жития преподобного Евфросина, приведя самое определение собора о сугубой аллилуии, ясно свидетельствующее, что собор признал не иное что, а именно сугубую аллилуию произведением диавола».

На соборе 1667 года отцы определили только: «и аллилуия в Божественном пении, во учиненных местах, глаголати трижды по древнему преданию, якоже писано есть и в древних харатейных славянских книгах», а о сугубом аллилуия никакого определения не сделали. Поэтому самого определения соборного о сугубом аллилуиа я вовсе не приводил и привести не мог. Мои возражатели говорят явную неправду обо мне. Привел же я свидетельство из правил, предложенных на соборе восточными патриархами, и из него, вопреки уверению моих возражателей, ясно открывается, что не иное что, а именно еретическое толкование аллилуии списателем жития преподобнаго Евфросина восточные патриархи (а не собор 1667 года) назвали произшедшим «по диавольскому навету».

Смысл этого свидетельства мои возражатели силятся теперь извратить, опустив из него самые важные слова, и сим еще раз показали себя людьми недобросовестными. Ибо после приведенных мною слов восточных патриархов: «глаголет (списатель жития), яко виде Богородицу и архангела, и беседова с ними о аллилуии, и негли яко рече ему Богородица таковая словеса и толкования о аллилуии, яже ниже слышати кому подобает таковая хула», у меня сказано: «Далее патриархи поясняют, в чем состоит хула и к кому она относится. Хула, говорят они, относится ко святей Троице: «толкуя бо аллилуия, глаголет воплотившася Бога Отца, и паки глаголет воплотившася Св. Духа, и паки воскресша Бога Отца и Святаго Духа» (Деян. соб. 1667 г.). Действительно, в этом житии от имени Богородицы писателем произносятся «таковая словеса и толкования о аллилуия, яже ниже слышати кому подобает», – говорится: «первые дважды да глаголется, в прославление Отцу: аллилуия, аллилуия, слава Тебе Боже, и сиа тайна: воскресе, воскресе в Божестве и человечестве». Но Бог Отец не вочеловечивался, не умирал и не воскресал; умер же и воскрес Иисус Христос, и точию плотию, а не Божеством. Повествователь неоднократно утверждает, якобы и Дух Святый вочеловечился и всынился, что также несогласно учению православной церкви. О таком-то еретическом учении списателя жития Евфросинова патриархи и сказали, что оно произошло диавольским наветом, а совсем не о сугубом аллилуия с приглашением «слава Тебе Боже». Древние еретики евтихиане прилагали только страсть к Божеству воплотившегося Сына Божия; а списатель жития Евфросина прилагает страсть и Богу Отцу и Богу Духу Святому, так что по его учению вся святая Троица воплотилась и страдала, и воскресла. Не справедливо ли отцы собора 1667 года назвали такое учение произшедшим от диавольскаго навета? К чему же вопросители спрашивают: разве противник Бога мог когда-либо славить святую Троицу? И как вопросители не поймут, что вселенские патриархи были чтители и прославители святой Троицы, и потому именовать диавольским наветом прославление св. Троицы никак не могли». Вот что сказано было в моем ответе, как помнят читатели, и на все это мои возражатели не обратили ни малейшего внимания. Нет, не я искажаю смысл сказанного восточными патриархами, а искажают его мои возражатели, уверяя, вопреки очевиднейшей истине, что якобы не еретическое толкование аллилуии признал (даже будто бы сам) собор 1667 года произшедшим по диавольскому навету, а именно сугубую аллилуию.

Антонов говорит еще, что списатель жития преподобнаго Евфросина якобы еретичествовал, говоря, что «аллилуия, аллилуия Слава Тебе Боже», означает: воскресе, воскресе в Божестве и человечестве; ответчик полагает, что с этим толкованием аллилуии старообрядцы не согласятся, и что этому толкованию будто бы противоречит толкование Стоглавого собора.

Но, во-первых, что аллилуия означает и Воскресение Христово – это подтверждают, кроме списателя Евфросинова жития, и св. отцы, как например святой Симеон Солунский, который говорит: «Во днех же постных, аллилуия, вместо прокимена (Бог Господь) предлежит (пред стихами предполагается), еже хвалу знаменует Божию, пришествие Божие и Господь грядет. Вествует бо как первое, так и второе того явление. Предзнаменует же и страсть того и востание, яко грядет пострадати и востати нас ради Господь, и приидет паки той в последних судити всю землю, дабы мы, о нас имея тщание, о гресех наших скорбяще и Господа ожидающе, себя самих очищали, и тщились не торжествовати или праздновати, но в плаче вопити к Богу, и Того хвалити, призывати и пришествия Его ожидати» (Кн. его гл. 313). Той же учитель церковный глаголет, что на песненной утрени после «Блажени непорочнии в путь» поется «слава и ныне, аллилуия светлейше паки поему в славословие воставшего и совоздвигшаго ны абие» (гл. 349); в русском переводе это читается так: «потом слава и ныне, и в славословие воскресшаго и нас воскресившаго опять громогласно поется аллилуия» (Кн. в рус. перев. гл. 311, изд. 1856 г.).

Итак, по свидетельству святых отец, аллилуия означает и хвалу, или славу Божию, и два пришествия Христова на землю, и страсть Его и воскресение. Отсюда ясно, что толкование аллилуии, что оно означает Воскресение Господне правильно и нисколько не противоречит толкованию, что оно означает и хвалу Божию, потому что оно означает и то и другое вместе. Напротив, толкования сии только взаимно поясняют одно другое, ибо, по свидетельству святого Симеона Солунского «аллилуия есть особенная похвала домостроительству (311), то есть тому, чем Спаситель устроил для нас спасение; каково: пришествие Его на землю, страсть и воскресение, словом все то, о чем повествуется в Евангелии. «Посему, – свидетельствует Симеон Солунский, – оно у нас непрестанно поется. Аллилуия произносится и пред Евангелием, как слово, означающее присутствие Христово» (там же).

Как согласить толкование аллилуии, что оно относится к одному лицу Св. Троицы, Сыну Божию, означает и два пришествия Господня, и страсть Его и воскресение, с толкованием, что оно означает Св. Троицу? – на это дает довольно удовлетворительное объяснение один из знаменитых объяснителей церковных служб, архиепископ самой же новообрядческой церкви Вениамин. Объяснив на основании толкования Симеона Солунского, что аллилуия, поемое за кафизмами, относится к одному лицу Св. Троицы, Сыну Божию, означая Его два пришествия на землю, он говорит: «когда здесь аллилуия, означающее первое и второе пришествие Христово трижды, а не однажды глаголется: тому таже есть причина, по которой и «приидите поклонимся» к Единому Христу возносимое, трижды же глаголется» (Нов. скриж. час. 2, гл. 4). «По совершении всех трех молений (слава и ныне, Пресв. Троице, Отче наш) к Пресвятей Троице произнесенных, обращается церковь к Единому Христу Богу, второму лицу Пресвятой Троицы; и поклоняемся мы Ему, глаголя молитву не однажды, но трижды: приидите поклонимся. Сие творится в честь Пресвятой Троицы: понеже все дела, которые после той молитвы в следующих псалмах образуются, совершил Христос для нашего спасения благоволением Отца и содействием Св. Духа» (там же гл. 1).

Итак, вот как согласуются два толкования аллилуии, что оно означает и два пришествия Господня и Святую Троицу; оно относится к Христу Сыну Божию, означая Его два пришествия на землю, и вообще все домостроительство нашего спасения, которое Он совершил благоволением Отца и содействием Св. Духа. Потому оно в означение двух пришествий Сына Божия поется два раза, а в третий: «Слава Тебе Боже» в честь Святой Троицы. Но это толкование, что аллилуия означает и два пришествия Господня и Святую Троицу, неприложимо к трегубой аллилуии, потому что в ней аллилуия «восчетверена», ибо она произносится не три раза, а четыре. Ибо, «Слава Тебе Боже» тоже означает аллилуия, как подтверждают и сами новообрядцы (см. Деян. соб. 1667 года). Отсюда ясно, что самая правильная форма аллилуии должна быть сугубая, потому что только она может точно и правильно означать два пришествия Господня на землю и Св. Троицу: дважды аллилуия означает два пришествия Господня, а третий «Слава Тебе Боже» означает Св. Троицу. Ясно, что тройственное аллилуия не может означать и два пришествия Господня, и Св. Троицу, потому что поется четыре раза и, как удостоверяют сами новообрядцы, одно означает только Св. Троицу и Единицу. Усилие же епископа Вениамина доказать, что тройственное аллилуия означает и два пришествия Господня оказывается безплодным. Ибо в четвертый раз Слава Тебе Боже, оказывается тогда совершенно излишним, так, как и «приидите поклонимся» относящееся к одному лицу Св. Троицы Сыну Божию и в самой Св. Троице произносится только три раза, а не четыре. Очевидно, толкование собора 1667 г., что аллилуия означает только Св. Троицу и Единицу, противоречит учению святых, что оно означает и два пришествия на землю Сына Божия и Св. Троицу. А епископу Вениамину хотелось следовать толкованию св. отец, не отвергая формы аллилуии, указанной собором 1667 года для обозначения только Св. Троицы и Единицы. Чтобы следовать толкованию св. отец об аллилуии новообрядцам необходимо отвергнуть форму ее, предписанную собором 1667 года.

Из сказанного нами ясно, что в толковании аллилуии списатель жития преподобного Евфросина не проповедывал никакой ереси, а только старался уяснить, согласно преданию церкви, что аллилуия служит и к прославлению Св. Троицы и к прославлению домостроительства нашего спасения, совершенного Сыном Божиим, и означает воскресение и пришествие Его на землю, что совершено им по благоволению отца и содействию Святого Духа. Списатель жития преподобного Евфросина только не мог точно и ясно выразить как требует теперешняя крайне придирчивая критика новообрядцев, – этих противников и попирателей древних священных преданий церкви, которые ненавидят всякое свидетельство в пользу сих преданий. Но святая православная церковь не находила в его толковании ересей, а признавала православным, как засвидетельствовал святой Стоглавый собор, приводя его во свидетельство православности сугубого аллилуия. А тогдашним, древним отцам известны были тогдашние обороты речи и выражения языка несравненно лучше, чем теперешним апологетам новообрядства, и если они не находили в житии ересей, то значит их и не было. Ответчик обращает внимание на слова толкования, что аллилуия значит: воскресе в Божестве и человечестве, и видит в этом какую-то особенную ересь. Но ведь здесь сказано: в Божестве, а не Божеством Христос воскрес из мертвых. Но никто из православных не станет утверждать и противного, то есть, что Христос воскрес не в Божестве, а только в человечестве. Христос действительно воскрес и в Божестве, и в человечестве, потому что эти два естества составляют в нем одно лицо, а не два; но разумеется Божество не страдало, чего не утверждает и списатель жития преподобного Евфросина. Посему-то и песнь церковная возглашает: «да воскреснет Бог» (стих. на пас.).

Если бы списатель жития преподобного Евфросина и не истолковал, что аллилуия означает Воскресение Христово, и поется в честь Св. Троицы, и тогда это толкование аллилуии все равно существовало бы в церкви, потому что св. Симеон Солунский еще раньше его истолковал аллилуию именно в том смысле, что оно означает и хвалу Божию и Воскресение Христово. Посему, если новообрядцы отвергают толкование аллилуии, помещенное в житии преподобнаго Евфросина потому, что в нем, по их мнению, есть не точные, или ошибочные выражения, то мы этим толкованием можем их и не уверять в правильности сугубого аллилуии без всякого ущерба для своего дела, для утверждения истины. А вместо этого предложим им принять подобное же толкование аллилуии св. Симеона Солунскаго, что оно относится к хвале Святой Троицы и домостроительству нашего спасения и означает два пришествия Господня и страдание Его и воскресение. Впрочем, и из новообрядцев более знающие учение древней восточной православной церкви действительно и принимают это толкование аллилуии, а не то одностороннее толкование, которое представил собор 1667 г. Такое толкование аллилуии помещено в так называемой «Новой Скрижали», как мы указали выше.

Здесь мои возражатели чрезвычайно пространными речами тщатся оправдать еретическое толкование об аллилуии списателя Евфросинова жития в опровержение моего замечания, что и сами старообрядцы не согласятся с таким толкованием.

Действительно, я полагал, что старообрядцы, а наипаче окружники, считающиеся наиболее благоразумными из старообрядцев, не доведут себя до такого унижения, чтобы решились защищать еретическое учение списателя жития преподобного Евфросина; но в этом, как оказывается теперь, ошибся. Возражатели мои прямо говорят: «в толковании аллилуии списатель жития преподобного Евфросина не проповедывал никакой ереси, а только старался уяснить согласно преданию церкви, что аллилуия служит и к прославлению св. Троицы, и означает воскресение и пришествие Сына Божия на землю». По их словам, списатель жития Евфросинова только будто бы «не мог точно и ясно выразиться, как требует теперешняя крайне придирчивая критика новообрядцев».

Что «аллилуия служит и к прославлению св. Троицы, и означает воскресение и пришествие Сына Божия», это в своих правилах утверждают и восточные патриархи, говоря: «сия аллилуия ангельская песнь есть, и сего ради разное и многое толкование в себе имеет... никто же от святых и мудрых толкова сию на един разум» (См. Деян. соб. 1667 года). Поэтому совсем напрасно возражатели мои говорят так пространно о различных знаменованиях аллилуии в возражение именно восточным патриархам и даже собору 1667 года, и совсем несправедливо также они утверждают далее, что якобы собор толкует, «что аллилуия означает только св. Троицу и Единицу, противореча учению св. отец».

Не в том у списателя Евфросинова жития восточные патриархи находили еретичество, что в его толковании об аллилуии проповедуется воскресение и пришествие Сына Божия на землю, – это, как сказано, и сами они пpoповедуют, а в том, что списатель «глаголет воплотившася Бога Отца, и паки глаголет воплотившася Святаго Духа, и паки воскресша Бога Отца и Св. Духа» (См. Деян. соб. 1667 г.). Действительно, в житии Евфросина говорится: «первие дважды да глаголется, в прославление Отцу: аллилуиа, аллилуиа, слава Тебе Боже, и сия тайна: воскресе, воскресе (т. е. Бог Отец) в Божестве и человечестве». Но Бог Отец не вочеловечивался, не умирал и не воскресал; умер же и воскрес Иисус Христос, и точию плотию, а не Божеством, как учит православная церковь: «и распятие и смерть претерпел еси плотию, безстрастный Божеством» (Окт. гл. 4 в недел. на хв. ст. 4). В житии неоднократно утверждается, что якобы и Дух Святой вочеловечился и всынился. В Катихисисе же читаемъ: «Вопрос: чего ради Сын воплотися, а не Отец, или Дух? Ответ: яко да сохранит свойство ипостаси своея, яко быти тому на небесех Сыну и на земли Сыну» (мал. Кат. л. 6). А из учения списателя жития Евфросинова выходит напротив, что якобы вся Святая Троица воплотилась и страдала, и воскресла, на каковое нечестивое учение я и указывал совопросникам в своем ответе.

И теперь возражатели мои это нечестивое учение списателя жития силятся оправдать. Они говорят:

«Ответчик обращает внимание на слова толкования, что аллилуия значит: воскресе в Божестве и человечестве, и видит в этом какую-то особенную ересь. Но ведь здесь сказано: в Божестве, а не Божеством Христос воскрес из мертвых. Но никто из православных не станет утверждать и противного, то есть, что Христос воскрес не в Божестве, а только в человечестве. Христос действительно воскрес и в Божестве, и в человечестве, потому что эти два естества составляют в Нем одно лицо, а не два; но разумеется Божество не страдало, чего не утверждает и списатель жития преподобнаго Евфросина. Посему-то и песнь церковная возглашает: «да воскреснет Бог» (Стих. на св. Пасху).

Но, как мы указали, в толковании списателя Евфросинова жития говорится не об одном только лице св. Троицы – Иисусе Христе, умершем и воскресшем точию воспринятою им человеческою плотию, а не Божеством, но и о Боге Отце и Боге Духе Святом, и им, как Сыну Божию, приписывается воплощение и воскресение: «воскресе, воскресе в Божестве и человечестве». На это именно нечестивое учение о воплощении и воскресении Бога Отца и Бога Духа Святого возражателям моим, повторяю, и было указано; а они, хотя не прямо, а косвенно тщатся и это нечестие оправдать, говоря: «Св. православная церковь не находила в его (списателя жития) толковании ересей, а признавала православным, как засвидетельствовал святой Стоглавый собор, приводя его в свидетельство православности сугубаго аллилуия, а тогда им, древним отцам, известны были тогдашние обороты речи и выражения языка несравненно лучше, чем теперешним апологетам новообрядства. И если они не находили в житии ересей, то значит их и не было». Здесь мои возражатели возводят напраслину и на отцев Стоглавого собора. В определении о сугубом аллилуия собор Стоглавый хотя и основался на житии Евфросина, но, как видится из его постановления, не вполне доверял ему, ибо значение аллилуии растолковал несогласно изложимому в этом житии откровению. Откровение толкует, что аллилуия значит «воскресе в Божестве и человечестве»; а отцы Стоглавого собора толкуют, что аллилуиа значит слава Тебе Боже.

Житие преподобнаго Евфросина должно иметь в нашем деле особенную важность с исторической стороны относительно аллилуии: из него мы узнаем, что во времена Евфросина, (а он жил в первой половине 15 столетия) не только в русской, но и в греческой церкви употреблялось сугубое аллилуия. «Святый же (Евфросин), – повествуется в житии. – услышав в соборной церкви (в Царьграде) дважды глаголемая пресвятая аллилуия, и добре походив в области царствующего града, и смотрев вся места и монастыри честныя, испытав о божественней тайне св. аллилуия, купно же и молчальники пустынныя извествовав, и от всех наказан «быв дважды глаголати пресвятая аллилуия» (см. жит. преп. Памятн. русск. Литер. вып. 4, стр. 81 изд. 1862 г.). А что преподобный Евфросин действительно «ходил» (путешествовал) в Грецию относительно аллилуии, и что там употреблялось сугубое аллилуия – это не подлежит сомнению. Во-первых, об этом засвидетельствовал сам преподобный Евфросин в послании к архиепископу Новгородскому Евфимию, во-вторых, этого факта не отрицают и лучшие знатоки, и критики нашей древней истории и литературы (там же стр. 118). В-третьих, Симеон Солунский, живший около времен преподобного Евфросина в Греции, свидетельствует, что в те времена в греческой церкви действительно употреблялось сугубое аллилуия. Ибо он прямо повелевает двоить аллилуия, говоря: « λέγουσιν ἀλληλούϊα διπλοῦν» (то есть, глаголи аллилуия дважды). В Патрол. Миня, Мансветова: о песьненном последовании» стр. 1017 (см. Богосл. Вестн. за 1892 г. май, т. 2, стр. 101).

Допустим, что с исторической стороны житие Евфросина имеет важность. Но и с этой стороны оно свидетельствует, что в древнейших областях Руси, Псковской и Новгородской, ранее его написания во многих церквах и монастырях говорили трегубую аллилуию и троящие аллилуию «мнози во святых просияша», что подтвердил и самый Стоглавый собор, говоря: «отныне всем православным христианом говорити двоегубая аллилуиа». Если отныне, то значит, по свидетельству отцев Стоглавого собора, дотоле многие церкви и монастыри именно трегубили аллилуию. А памятники древности, как мы выше сказали, свидетельствуют, что не только в оных областях, но и в Московской и греческой церквах издавна употреблялось трегубое аллилуия. Следовательно, должно признать, что как сугубое, так и трегубое аллилуия суть церковные православные предания, потому что то и другое употребляли православные греческой и русской церкви.

Итак, ответчик, хотя и уклонился от ответа на вопрос, которым требовалось доказать, правильно или неправильно дерзкохульное определение собора 1667 года об аллилуии, хотя и не оправдал этого определения собора, для чего требовалось доказать, что сугубое аллилуия произошло диавольским наветом, – хотя вместо всего этого он ударился в стороны, не стыдясь даже искажать мысль соборного определения и распространяться о толковании аллилуии списателя жития преподобнаго Евфросина, что вовсе не служит ответом на предложенный вопрос, и не оправдывает возмутительно хульное учение собора об аллилуии, что оно произошло диавольским наветом: но мы показали, что и этими способами ответчику не удалось обличить в ереси православную русскую церковь древних времен, а также и православную старообрядческую церковь Христову, не удалось и прикрыть гнусную хулу собора на сугубое аллилуия. Ибо из сказанного нами ясно, что толкование аллилуии, что оно означает Воскресение Христово, вполне православно, и что сугубое аллилуия в древние времена в греческой церкви употреблялось и что учение собора 1667 года, что сугубое аллилуия произошло по диавольскому навету, безусловно хульно и нечестиво, и достойно еретиков, ненавидящих православные предания, и что поэтому новообрядцам предстоит или отказаться от дерзко-хульнаго учения собора об аллилуии, признав его таким, каково оно есть, то есть хульным и нечестивым – в таком случае признать старообрядцев, не следующих этому учению, православными, – или признать правильным гнусное учение собора 1667 года, что двойственное аллилуия есть произведение диавола – и таким образом объявить себя отпетыми нечестивцами, но за то искренними последователями своего собора 1667 года, определения которого они считают чрезвычайно правильными, безусловно православными. Всякое же двоедушное изъяснение или искажение мысли соборных определений, как поступают до сих пор апологеты новообрядства, мы отвергаем с негодованием. Мы требуем христианской прямоты и истины, а нас угощают лукавством, вместо отменения гнусных учений собора 1667 года, предлагая искажение их. Но мы все видим.

Позволю себе сказать, что, подвергая меня, и не меня только, а и всех православных, столь резким поношениям, мои возражатели, напротив, сами их заслуживают, ибо, вопреки их уверениям, я доказал, что собор 1667 года в своем определении никакого поречения на сугубое аллилуия не произнес, и восточные патриархи, присутствовавшие на оном соборе, в своих правилах назвали произшедшим от диавольского навета не сугубую аллилуию, а еретическое о ней толкование списателя Евфросинова жития, который проповедывал даже воплощение и воскресение Бога Отца и Бога Духа Святого, каковое нечестивое учение возражатели мои напрасно тщились прикрыть.

Мы также показали и доказали, что трегубое аллилуиа не есть латинская ересь, а есть, как и двоегубое аллилуиа, предание православной церкви, имеющее глубокий догматический смысл, – ибо в нем прославляется святая Троица и Единство Божественного существа, а не латинская ересь, как уверяют возражатели, – показали, что троичности лиц и единства Божества не отвергают и сами латины, почему тем более странно называть трегубое аллилуиа латинскою ересью. Итак, имею полное право сказанные против меня лично и вообще против православных дерзкие слова моих возражателей обратить к ним самим: «мы требуем христианской прямоты и истины, а нас угощают лукавством и клеветой».

Было предложено следующее: по суждению собора 1667 года в двоеперстном сложении исповедуется неравенство святой Троицы, которое и уподобляется к ереси арианской, несторианской, духоборской, аполинарианской и прочим проклятым еретикам (Деян. соб. лис. 32): справедливо ли собор применил двоеперстие к различным проклятым ересям? Ответчик повторяет о перстосложении то, что он уже говорил в ответе на седьмой вопрос, то есть, что всякое перстосложение православно от того, какая с ним соединяется мысль. За тем силится доказать, что собор 1667 года применил к ересям не двоеперстное сложение, а мысль, соединяемую с двоеперстием. И приводит определение собора, но с «явным лукавством» пропускает заключительные слова определения, объясняющие всю сущность дела, то есть что собор признал именно двоеперстное сложение выражающим злейшие ереси. Приведем это определение, подчеркнув те слова, кои оставил ответчик. «А в сих триех перстах (в троеперстном сложении), не яко хощем показати Божество, якоже блядословиша неции, – не буди: но токмо число покажем Троицы и Единицы: три перста за Троицу, совокупление же перстов ради Единицы, сиречь, яко Бог в Троице и в Единице. Сице веруем и исповедуем, а не инако,–не яко неции суемудрии писаша, и научиша, и сказаша все таинство Божества и человечества в перстах быти и являтися пребезаконно и хульно троичному таинству в неравных перстах: глаголаша те суемудрии, яко два перста, вторый, указательный, и третий, средний, Божество и человечество знаменуют, и три перста, первый, четвертый и последний, меньший, наклонити и совокупити под двема персты, и именоваша святую Троицу, и глаголаша, яко те три неравные и разные персты есть таинство св. Троицы. Всем убо явлено есть, яко исповедаша во святей Троице неравенство, яко ариане, и несториане, и духоборцы, и аполинариане и прочии проклятые еретицы, зане онии сице исповедаша несравнение и разделение во святей Троице; Отца больша назваша, а Сына меньша, и Духа Святого еще меньше и яко раба: такожде и те три разныя, и неравныя персты являют, якоже мудрствоваша вышереченнии проклятии еретицы» (Деян. соб. 1667 года).

Итак, собор 1667 года утверждает, что при употреблении двоеперстного сложения именно «три разныя и неравныя персты являют» проклятые ереси, а не мысль, соединяемая с сим перстосложением. Собор даже и не говорит, что старообрядцы сами соединяли с двоеперстным сложением перечисленные им ереси: арианскую, несторианскую, духоборскую, аполинарианскую и пр.⁷⁹, а прямо заявляет, что эти ереси «являются» тремя неравными, по его мнению, и разными перстами, которые в двоеперстном сложении изображают Святую Троицу.

Ответчик обращает внимание на глухое заявление соборного определения: «глаголаша, яко те три неравные и разные персты есть таинство св. Троицы». Но это одна только дерзкая клевета озлобленных фанатиков⁸⁰. Старообрядцы, как и вообще вся православная русская церковь древних времен, отнюдь не говорили и не говорят, что три перста есть таинство святой Троицы, а утверждают, что три перста только образуют, или изображают св. Троицу. Все-таки собор хотя и клевещет, что старообрядцы будто бы говорили, что три перста есть святая Троица, однако и он не дерзнул утверждать, что старообрядцы соединяли какие-либо еретические мысли, какие он перечисляет: арианскую, несторианскую и проч., а решительно заявляет, что такия проклятые ереси «являют» именно сами персты: «те три разныя и неравные персты являют, яко же мудрствоваша выше реченнии проклятии еретицы». Ясно, таким образом, что собор 1667 года применил именно двоеперстное сложение к древним проклятым ересям. Мы не станем опровергать это нечестивое, хульное и ни с чем несообразное учение собора, потому что его стыдятся оправдывать и сами апологеты новообрядства, хотя и не отвергают его (?), а содержат, как один из великих догматов (!) своей веры, насильно перетолковывая, что хула собора сказана о какой-то еретической мысли, кем-то соединяемой с двоеперстным сложением. Но если новообрядцы содержат хульное учение собора о двоеперстии, то мы, не опровергая их, предложим им следующий предложенный братчиками» (вопрос).

Возражатели мои, по своему дурному обычаю, и здесь из моего ответа представили только несколько слов, а все неугодное им опустили и сим еще раз показали себя людьми недобросовестными, ищущими не истины, а одного одоления. В моем ответе сказано:

«При рассмотрении седьмого вопроса, мы показали, что православность и неправославность перстосложения зависит не от самаго сложения перстов, а от соединяемой с ним мысли. Если с двуперстным, или троеперстным сложением соединяется мысль православная, то и сложение будет православно; если же усвояется ему мысль неправославная, то и сложение будет не православно, – двуперстное ли то, или троеперстное. А совопросники, как видится из их слов, самым перстам усвояют православность, спрашивая: «справедливо ли собор применил православное двуперстие к ересям»? то есть называют двуперстие православным именно потому, что оно есть двуперстие, православность усвояют самым перстам.»

За тем приведены мною самые слова восточных патриархов, на коих основан вопрос, – те самые, которые представлены здесь и возражателями моими. Приведя их, я сделал такое заключение:

«Итак, присутствовавшие на соборе патриархи утверждают, что тремя перстами показывается не самое божество, «но токмо число Троицы и Единицы»: «три перста за Троицу, совокупление же перстов ради Единицы, сиречь яко Бог в Троице и во Единице»; а современные патриархам расколоучители учили, напротив, в самых перстах заключать «все таинство божества и человечества», так что заменить сии персты другими значило, по их мнению, нарушить самое таинство Святой Троицы. Таинство Св. Троицы предки старообрядцев соединяли с тремя разделенными, не по ряду следующими один после другого перстами, а первым, четвертым и пятым; образование же Святой Троицы более равными перстами почитали ересию, и тем о себе давали повод понимать, что веруют в неравенство Святой Троицы, – «глаголаша, яко те три неравные и разные персты есть таинство святой Троицы». «Всем убо явлено есть, – замечают именно об этом их учении отцы собора, – яко исповедаша во Св. Троице неравенство, яко ариане и несториане» и пр. Но если бы они, согласно учению Церкви, образовали Троицу более равными тремя перстами, и это образование не уничижали и ересию не порицали, тогда не могло бы быть о них и такого мнения, что они исповедуют неравенство Св. Троицы. Ясно, что восточные патриархи применили к ереси арианской и несторианской не просто двуперстное сложение, не самые персты, как несправедливо утверждают совопросники, а неправильное понятие о таинстве Св. Троицы, какое расколоучители соединяли с двуперстием, и потому применили справедливо».

Все это противники мои пропустили и говорят обо мне: «ответчик силится доказать, что собор 1667 года применил к ересям не двоеперстное сложение, а мысль, соединяемую с двуперстием, и приводит определение собора (не определение собора, а правило восточных патриархов, предложенное на соборе), но с явным лукавством пропускает заключительные слова определения: «такожде и те три разные и неравные персты являют якоже мудрствовати проклятии еретицы», объясняющие всю сущность дела, то есть, что собор признал двоеперстное сложение, именно сами персты, выражающим злейшия ереси, а не мысль, соединяемую с сим перстосложением».

Но приведенные слова из соборного деяния, как ясно для каждого беспристрастнаго читателя, подтверждают мою мысль, а не мысль моих возражателей, так что напрасно они и привели их, притом нагло оболгав меня, что якобы я «с лукавством их опустил». Перстосложение само по себе никакой мысли, ни православной, ни еретической являть не может; а являют чрез «его православную, или неправославную мысль люди, как, по свидетельству отцев собора 1667 г., являли именно предки старообрядцев неправую мысль: «глаголаша, яко те три неравные и разные персты есть таинство святой Троицы», и сим исповедаша во Св. Троице неравенство.

«Это одна только дерзкая клевета озлобленных фанатиков», – пишут мои возражатели, – старообрядцы, как и вообще вся православная русская Церковь древних времен, отнюдь не говорили и не говорят, что три перста есть таинство св. Троицы, а утверждают, что три перста только образуют святую Троицу».

Что «православная русская Церковь древних времен» учила тремя перстами, и то не в одном двуперстном, а и в триперстном сложении, образовать Святую Троицу, – это справедливо; но несправедливо говорят мои возражатели о всех старообрядцах, якобы и они, подобно древней Церкви, учат сложением трех перстов образовать Святую Троицу, ибо старообрядцы и самую форму перстосложения, т. е. сложение тех, а не других перстов, поставляют в неизменный догмат веры. Даже и сами возражатели мои здесь же, в рассматриваемой нами книге, говорят, что двуперстие «главнее изображения креста» Господня (См. выше в разборе ответа на вопрос). Из сего неправильного понятия о двуперстном сложении нынешних ревнителей раскола, можно с уверенностию заключать, что и некоторые из первых ревнителей раскола действительно самые персты, образующие Св. Троицу, именовали таинством Святой Троицы, как это засвидетельствовали отцы собора 1667 года, коих за это возражатели мои дерзко и несправедливо именуют «озлобленными фанатиками».

Итак, повторим, противники мои несправедливо утверждают об отцах собора 1667 года, якобы они признали еретичеством не соединяемую с двуперстием первыми расколоучителями неправую мысль, а самую форму двуперстного сложения. А затем мои возражатели и прямо уже клевещут на «апологетов» мнимого «новообрядства», утверждая, что якобы они это учение «содержат как один из великих догматов своей веры».

Применяя православное двоеперстие к различным проклятым ересям, как показано в предыдущем вопросе, в силу каких канонических правил ваша церковь допустила и благословила таковою тьмою проклятого еретичества окормляться сынам своим единоверцам?

Антонов на сей вопрос не ответил, не исполнил требования вопроса, не представил никаких канонических правил для оправдания законности беззаконного разрешения единоверцам употреблять то предание, в котором большой собор нашел около пяти проклятых ересей, без отменения притом этого учения собора. Вместо представления канонических правил Антонов повторил старую ерунду (?!), что Синод признал и объявил, что единоверцы не соединяют с двоеперстным сложением никакого неправого мудрования и поэтому благословил им употреблять двоеперстие. Несостоятельность, несообразность и нелепость этого главного положения ответчика мы показали в разборе ответа на вопрос 8, подвергнув его тщательному разсмотрению. И потому во избежание повторение опровергать его опять здесь не считаем нужным.

Вот здесь мои противники уже совсем пропустили ответ мой, а между тем говорят, что будто я ничего «на сей вопрос не ответил, не исполнил требования вопроса». Очевидно, что они говорят ложь, которую, впрочем, и сами тут же обличают, прибавляя: «Антонов повторил старую ерунду (?), что единоверцы не соединяют с двоеперстным сложением никакого неправого мудрования, и потому св. Синод благословил им употреблять двуперстие». Пусть судят читатели, заслуживает ли такого глумления мой ответ. Я отвечал:

«В предыдущем ответе и в ответе седмом мы уже показали, что то, или другое перстосложение само по себе не содержит ни православия, ни кривославия, а может служить выражением православия, или неправославия от того, какая соединяется с ним мысль, – православная, или неправославная, еретическая; показали также, что современные собору 1667 года расколоучители с двуперстием соединяли мысль неправую, в самых перстах заключали таинство Св. Троицы, и давали о себе подозрение, что тремя неравными и разными перстами «исповедаша во святей Троице неравенство». Но единоверцы, как признал и объявил Святейший Синод, с двуперстным сложением «не соединяют никакого неправаго мудрования, но единомудренно со всею православною Церковию Пресвятую Троицу и Господа Иисуса Христа в двух естествах славят» (зри стат. о крестн. знам. при Псалтыри). По этому Святейший Синод, по силе, полученной им от Господа власти на управление Церковию, благословил единоверцам употребление двуперстия для исповедания Святой Троицы, а не для окормления «тьмою проклятого еретичества», как несправедливо и дерзко утверждают совопросники. Ересь есть извращение веры, на соборах утвержденной и вселенскою Церковию принятой. Какою же неправою верою, или еретичеством единоверцам Церковь благословила окормляться? Самые персты, сложенные двуперстно, не есть вера, или благочестие. Впрочем, совопросники считают их верою и благочестием, и по такому их понятию о двуперстии им следует говорить, что единоверцам Церковь благословила окормляться благочестием, а не еретичеством. Совопросники приняли на себя тяжкую ответственность, оболгав Церковь греко-российскую, якобы она единоверцам благословила «окормляться тмою проклятаго еретичества».

Таков был мой ответ, совсем опущенный моими противники. За него они обвиняют меня в повторении одного и того же; но упреку за повторения подлежу не я, а подлежат сами мои обвинители, ибо они именно повторяют все одни и те же измышления (особенно когда говорят о двуперстии), в обвинение православной Церкви, много уже раз ясно и решительно опровергнутые, так что по необходимости приходится повторять прежнее, что я делаю, впрочем, всегда дополняя и подкрепляя прежде сказанное новыми доказательствами.

Братчики предложили: по суждению собора 1667 года православным христианам должно знаменаться только триперстным сложением: и тако подобает всякому православному христианину, последующему святой восточной церкви держати и мудрствовати, «а не инако» (Деян. соб. 1667 года). На основании этого спрашивали: в силу каких канонических правил допускает и благословляет ваша церковь единоверцам знаменаться и мудрствовати инако?

Ответчик говорит: единоверцы мудрствуют «тако», яко же церковь, а «не инако», то есть тремя перстами исповедуют Св. Троицу, но в самых перстах догматы не полагают; в перстосложении для крестного знамения силу и значение они усвояют не перстам, которые и в сложении, и по разложении остаются перстами, а образуемому ими учению веры.

Из моего ответа возражатели мои опять привели здесь только лишь несколько слов. У меня же сказано:

«Православная Церковь тремя первыми перстами исповедует три лица Святой Троицы, но самые персты не называет Святою Троицею; а первые расколоучители, как свидетельствует собор 1667 года, самые персты, не равные, именовали таинством Святой Троицы, то есть самые персты обоготворяли. Единоверцы мудрствуют «тако», якоже Церковь, а «не инако», то есть тремя перстами исповедуют Святую Троицу, но в самых перстах догмата веры не полагают; в перстосложении для крестного знамения силу и значение усвояют они не перстам, которые и в сложении, и по разложении остаются перстами, а образуемому ими учению веры. Итак, единоверцы мудрствуют о перстосложении так же, как мудрствует Церковь, а не «инако», и потому напрасно утверждают совопросники, будто Церковь «допускает и благословляет единоверцам мудрствовати (о перстосложении) «инако». Инако от св. Церкви мудрствуют не единоверцы, а именуемые старообрядцы: они усвояют святость и догматическое значение не только образуемому перстами, но и самым перстам. Если бы они самые персты не поставляли в догмат веры, то не поставляли бы в вину Церкви, в нарушение ею православия, замену одних перстов другими; а когда в этом видят нарушение благочестия и веры, то значит именно перстосложение возводят в неизменный догмат веры. Так учили первые расколовожди; так учат и нынешние. Главный руководитель братчиков Онисим Швецов, или, как они именуют его, отец Арсений, прямо, в своих печатных сочинениях, причисляет двуперстное сложение к числу догматов веры, говоря: «мы сие предание (сложение двуперстное) никак не можем свести в обряд, или обычай Церкви, подлежащий изменению» (см. Оправд. Стар. св. Христ. Церкви, напечат. в Яссах л. 49). «Предания двуперстнаго сложения никому невозможно изменить, не погреша против евангельскаго изречения» (Показание погрешн. против святаго Евангелия новообрядствующей Церкви, напечат. в Яссах л. 45). Согласно Швецову, утверждает и другой поборник раскола, инок Никола Чернышев, говоря: «Никон с поборниками разве ошибку исправили, когда отменили достоуважаемые догматы: сугубое аллилуия, двуперстие, седмипросфирие... и ввели щепоть, трегубое аллилуия и пятипросфорие» (Соб. свит. печат. загран. в Коломыи, л. 6). Итак, вот кто мудрствует о перстосложении «инако» от Церкви, и вот кого имел в виду собор 1667 года в указанных совопросниками словах; к единоверцам же, мудрствующим согласно с Церковию, они не относятся, а потому и вопрос, предложенный братчиками, является совсем излишним».

Так мною было отвечено. Восстановивши свой ответ, посмотрю теперь, что говорят против него мои возражатели.

Ответ этот не удовлетворяет требованию вопроса, противоречит соборному определению и навязывает единоверцам понятие, которого они вовсе не держатся. Ответчик с явным лукавством вместо: перстосложение употребляет выражение: «персты не ставят в догмат веры»; даже выражается так: «персты и в сложении, и по разложении остаются перстами». Это жалкое доказательство, противоречащее даже здравому смыслу, ничего не объясняет, а только показывает на безнадежность положения новообрядческих апологетов, которые вместо доказательств правильности или неправильности известного перстосложения стараются только самое перстосложение лишить всякого смысла и значения. Но этим самым они сами впадают в бессмыслицу и уподобляют себя древним еретикам, старавшимся подобными же бессмысленными приемами подорвать значение православных преданий церкви. Ибо если Антонов не находит разности между перстосложением и перстами, то как же он находит разницу между чернилами и словами, которые написаны чернилами? Если Антонов хочет быть последовательным в своих детских рассуждениях, то необходимо должен признать, что все люди глупы, почитая чернила и бумагу, называемыя книгами, и усвояя им значение. Ведь в книгах буквы, написанные чернилами, суть не иное что, как знаки наших звуков; а звуки суть знаки, которые выражают наши мысли. По этому какой же, по ответчику, смысл усвоят силу и значение чернилам и бумаге. Не лучше ли их бросить в печь, чтобы люди усвояли силу и значение не чернилам, а мыслям людей? Зачем усвоят силу и значение перстам? Дорога мысль, соединяемая с перстами. Очень метко определил такую логику русский народ такой иронической пословицей: «Для чего голова? – Нужен только разум: голову отруби, а с разумом живи»⁸¹.

Такой логики держались и древние еретики, не имевшие чем другим опровергнуть и уничтожить православные предания. Так они притворялись, как и наши антагонисты, что не понимают разницы между деревом и крестом, сделанным из дерева. И вот что против этого написано в деяниях седьмого вселенского собора: «пока два куска дерева, составляющия крест сложены крестообразно, до тех пор я поклоняюсь этому образу ради распятаго на нем Христа: а когда они отделены друг от друга, я бросаю их и сожигаю» (стр. 269–27). Матфей Властарь говорит: «мы, составляющие образ креста из двух древ, когда кто-нибудь из неверных станет укорять нас в том, что поклоняемся древу, можем разложив два древа и уничтожив образ креста, считать их древами, не имеющими значения, и неверному заградить уста, что почитаем не древо, но образ Креста» (сост. гл. 6 о Кресте). Куда же после этого годится учение Антонова, что «персты и в сложении, и по разложении остаются перстами»? В перстосложении они изображают Святую Троицу и два естества во Христе, подобно тому, как дерева в сложении крестообразном изображают Крест Христов. Посему-то перстосложение для крестного знамения, изображающее Св. Троицу и два естества во Христе, как и самое крестное знамение, изображающее Крест Христов, не только мы, старообрядцы, почитаем, согласно учению святых отец за церковные догматы (смот. о сем выше разб. ответ. на 7 вопр.), но и наши противники, сам собор 1667 года признает его таковым, называя его «вечным и неподвижным, крепким и непоколебимым», так что если единоверцы, как уверяет ответчик, считают перстосложение изменяемым, то они в этом случае не следуют, а противятся соборному определению, как и современные новообрядцы, постыдно отступившие от учения своих предков.

Опустивши почти весь ответ мой, возражатели мои, однако говорят, что будто бы «ответ этот не удовлетворяет требованию вопроса и навязывает единоверцам понятие, котораго они вовсе не держатся».

Напротив, я отвечал именно на вопрос, ибо доказал, что единоверцы мудрствуют тако, яко же Церковь, а не инако – тремя перстами исповедуют Св. Троицу, но в самых перстах догмата веры не полагают; в перстосложении для крестного знамения силу и значение усвояют не перстам, которые и в сложении, и по разложении остаются перстами, а образуемому ими учению веры.

Написав разные, свойственные им глумления, возражатели говорят, что будто бы православные апологеты «вместо доказательств правильности или неправильности известнаго перстосложения стараются только самое перстосложение лишить смысла и значения».

Это клевета на апологетов православия. Они, подобно как и я, вовсе не стараются лишить перстосложение всякого значения, а напротив, признают вполне необходимым слагать персты и ими образовать Святую Троицу и два соединенные во Христе естества, божеское и человеческое, не усвояя, однако, святости и догматическаго значения самой форме перстосложения и самим перстам, составляющим только материал, или вещество к образованию Св. Троицы и двух во Христе естеств, на чем настаивают мои обвинители, потому что это значило бы боготворить материал или вещество зримое, что не свойственно православным христианам.

Утверждая противное, то есть усвояя значение именно самым перстам, мои возражатели тщатся подтвердит свое неправое мнение разными софизмами, вовсе к делу не идущими, и даже древлеотеческими свидетельствами. Они приводят слова Матфея Властаря: «мы, составляющие образ креста из двух древ, когда кто-нибудь из неверных станет укорять нас в том, что поклоняемся древу, можем разложив два древа и уничтожив образ креста, считать их древами, не имеющими значения, и неверному заградить уста, что почитаем не древо, но образ креста» (сост. 5., гл. 6 о Кресте). Приводя эти слова, мои возражатели прибавляют: «куда же после этого годится учение Антонова, что «персты и в сложении, и по разложении остаются перстами?» В перстосложении они изображают святую Троицу и два естества во Христе, подобно тому, как дерева в сложении крестообразном изображают крест Христов».

Итак, противники мои договорились до того, что сравняли несравнимое – двуперстное сложение с самым крестом Христовым! Справедливо, что древа в сложении крестообразном изображают крест Христов, точнее образ креста Христова; но несправедливо, что персты в двоеперстном сложении сами собою изображают Святую Троицу и два естества во Христе; ибо не они сами по себе, а люди чрез них, как и чрез трисвещие и двусвещие, коими архиереи во время своих служений осеняют крестообразно народ, исповедуют веру во Св. Троицу и два естества во Христе. Сравнивая двуперстное сложение с крестом Христовым, возражатели мои должны воздавать ему, также и трем, и двум свечам, и другим предметам, которыми св. отцы выражали мысль о Св. Троице, честь и поклонение, подобающие кресту Христову, чего, конечно не признают возможным и сами они. «Куда же после этого, скажем их словами, годится учениe их» о перстах, яко бы в сложении двуперстном они уже не остаются простыми перстами?

Возражатели мои говорят далее: «Не только мы, старообрядцы, почитаем (перстосложение), за церковныя догматы, но и наши противники, сам собор 1667 года признают его таковым, называя его «вечным и неподвижным, крепким и непоколебимым».

Но в приведенных словых отцы собора 1667 года говорят только о крепком и неподвижном содержании Церковию обычая слагать для крестного знамения три первые перста в знамение догмата о Св. Троице, а самое вложение перстов догматом веры, наравне с крестным знамением, не признают. Напротив, делая свои постановления о перстосложении для крестного знамения и о прочих обрядовых предметах, они прямо выразили мысль, принятую еще Стоглавым собором (см. гл. 49), что Церковь в предметах, до существа веры не касающихся, может делать исправления, если польза Церкви того потребует. В последующее время Церковь православная так действительно и поступила даже по вопросу о перстосложении, дозволив единоверцам употреблять двуперстное сложение и прочие любимые ими обычаи, каковым действием она не отступила от учения своих предков, а с нею и единоверцы, по благословению Церкви, употребляющие именумые старые обряды, не встали в противоречие оным отцам собора, как несправедливо в этом обвиняют их мои противники.

Чтобы видеть, исполняют ли единоверцы требование собора 1667 года относительно перстосложения, и следуют ли ему сами теперешние новообрядцы, необходимо привести все сполна соборное определение, на котором братчики основали свой вопрос, и которое, по уверению ответчика, исполняется единоверцами. Указав в двоеперстном сложении различные ереси древних еретиков, собор 1667 г. делает такое постановление: «А мы православно три первыя персты, яко же стоят наряду: первый, вторый и третий совокупляем во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, и знаменаемся знамением честнаго и животворящаго Креста Христова; якоже прияхом от св. апостолов и богоносных отцев, сице и исповедует, и сице держит крепко и непоколебимо святая восточная и апостолъская церковь, и будет держати вечно и неподвижно. Итако подобает всякому православному христианину, последующему святей восточней и апостольстей церкви, держати и мудрствовати, якоже предоша св. апостоли и богоноснии отцы, а не инако» (Деян. соб. 1667 г.).

Итак, по определению собора 1667 года всякий православный христианин обязан и держати и мудрствовати так, как предали апостолы, то есть держать (употреблять) триперстное сложение и мудрствовать, что оно есть апостольское предание вечное и неподвижное. Совопросники испрашивают: на каком основании Синод благословил и содержать, и мудрствовать не так, как собор 1667 года повелевает, а инако, когда собор от всякого православного христианина требует содержать и мудрствовать именно так, как он повелел. Ответчик уже и не пытается доказать, что единоверцы содержат такое перстосложение, какое он предписывал содержать, то есть триперстное. Ибо доказать этого невозможно, так как всем известно, что единоверцы содержат двоеперстное, а отнюдь не триперстное сложение. Антонов только силится доказать, что единоверцы хотя и не «держат» перстосложение «тако», как велит собор, а «инако», но мудрствуют будто бы так. Но и этого он не доказал. Ибо собор требует мудрствовати, что только триперстное сложение есть истинно-апостольское предание, которое церковь будет держать вечно и неподвижно, а единоверцы, напротив, признают, что не триперстное, а двоеперстное сложение есть истинно-апостольское предание, и как таковое держат его неизменно, ни под каким видом не соглашаясь заменить его каким-либо другим перстосложением. Ответчик говорит, что единоверцы тем мудрствуют согласно с церковию новообрядческою, что перстосложение не ставят в догмат веры, то есть считают его изменяемым. Но и это доказывает, что единоверцы не следуют учению собора 1667 года, а противятся ему. Собор этот, как мы видим, требует мудрствовать совсем не так, как, по ответчику, мудрствуют единоверцы, а напротив, требует мудрствовать, что перстосложение «непоколебимо, вечно и неподвижно», то есть неизменно. Если единоверцы мудрствуют, что перстосложение подлежит изменению по усмотрению церковных властей, то они, в этом случае следуют не собору 1667 года, даже не современной собору новообрядческой церкви, а теперешней, современной нам, новообрядческой учащей церкви, которая сама мудрствует противно учению собора 1667 года и современной ему церкви. Собор не дерзал уверять, что он изменяет православное перстосложение, по своему усмотрению, а говорит, что восстановляет древнее апостольское предание, триперстное сложение: «яко же прияхом от св. апостолов». А в книге «Жезл», принятой собором 1667 года, решительно говорится: «святая восточная церковь новостей не терпит, паче же отревает, яко и ныне двуперстному сложению творитъ» (жезл лист 57 на обор.).

Итак, новообрядческая церковь времен собора 1667 года потому приняла триперстие, что считала его апостольским преданием, а двоеперстное сложение отринула потому, что считала его новшеством, хотя в том и другом случае она тяжко заблуждалась, как мы показали выше. Но главное, что тогдашняя новообрядческая церковь не признавала, что апостольское предание можно изменять, а новое заводить, а напротив, учила, что следует апостольское предание утверждать, а новое отревать; а современная нам новообрядческая учащая церковь, вопреки этому учению своих же предшественников, учит, что церковная власть имеет право отменять даже апостольские предания и вводить на место их новые по своему усмотрению. Если единоверцы признают, что церковная власть может изменять перстосложение апостольское на новое и наоборот, то есть действовать по своему усмотрению, не соображаясь с истиной, то они в этом случае следуют учению теперешней новообрядческой церкви, а не собору 1667 года и тогдашней церкви, от учения которой о неизменности перстосложения отступила теперешняя новообрядческая церковь.

Итак, единоверцы положительно противятся требованию собора 1667 года. Собор требует употреблять триперстное сложение: единоверцы напротив, употребляют двоеперстное; собор требует признавать апостольским преданием триперстное сложение: единоверцы наоборот, признают апостольским преданием двоеперстное сложение; собор требует признавать, что перстосложение, ведущее начало от св. апостол отнюдь неизменяемо, непоколебимо, вечно и неподвижно, как догмат веры: единоверцы, вопреки этому, признают, что всякое перстосложение, в том числе и апостольского происхождения, не вечно, и не неподвижно, а временно и подвижно, не как догмат церкви, а как средняя вещь, в роде таких как: прохаживаться, плевать, выбрасывать носом головные нечистоты и тому подобное⁸², что всяк может изменять и отменять по своему усмотрению.

Святейший Синод, как неоднократно было сказано, дозволив единоверцам употребление некоторых запрещенных собором 1667 года обрядов, допустил это, «для лучшаго приобретения еже к пользе», следуя примеру св. Апостолов и св. отцев, допускавших по потребности запрещенные обычаи и обряды, о чем свидетельства нами приведены были выше. Посему, обвиняя Св. Синод за такое действование, противники мои вместе с ним обвиняют и действия св. Апостолов и свят. отец, а также и своих именуемых пастырей, которые, по снисхождению к противоокружникам, подвергли уничтожению свое Окружное Послание, от коего «отрещися, по свидетельству их собственнаго архиепископа Аркадия, есть отрещися и бескровныя жертвы, яже будет до скончания века, отрещися и того, что врата адова не одолеют Церкви Христовой» (см. Переп. раскол. деят. вып. второй). Лучше сделали бы мои возражатели, если бы, вместо излишних потуг в изыскании противоречий за пастырями Церкви православной, обратили внимание на противоречия своих собственных пастырей, касающияся не перстосложѳния, а самых важнейших догматов веры. Читателям нашим известно, что вступление к моим тринадцати вопросам, поданным Антонию с его духовным советом, по своему содержанию одинаково со вступлением восьми вопросов, поданных ему же о. Филаретом: и в том, и в другом приводятся одни и те же тексты из Священного писания и из творений святоотеческих, одинаково доказывается неизменность обетований Божиих о всегдашнем существовании Церкви со всею полнотою иерархии и таинств. Но отзыв старообрядцев о сих вступлениях совсем различный. В ответе на мои вопросы вступление оных признается «исполненным евангельских обетований», законным и справедливым, и даже утверждается, что против моего вступления «никто из благоразумных старообрядцев возражать не может». А это же, исполненное евангельских обетований, законное и справедливое учение в ответах старообрядцев на вопросы о. Филарета объявляется ложным и несправедливым. В ответах на вопросы о. Филарета говорится, что о всегдашнем существовании в Церкви трехчинной иерархии обетование Господне не положено; а в ответах на мои вопросы утверждается, что обетование сие положено. В ответах на вопросы о. Филарета доказывается, что Церковь Божия может лишиться всего чина православного епископства, быть и существовать без сего чина; а в ответах на мои вопросы утверждается, что по силе обетования Божия Церковь никогда не лишится православного епископства, хотя общество старообрядцев его было лишено. Таким образом ответы, данные самими нынешними раскольническими богословами противоречат друг другу в изложении важнейшего учения о Церкви и иерархии, так что если одни признать правильными, то другие необходимо нужно признать ложными. Повторим: вот на что нужно обратить внимание моим возражателям, – на свои собственные противоречия о предметах, касающихся самой сущности веры, а не приискивать мелочные противоречия у защитников православной Церкви, нимало не оправдывающие отделения раскольников от Церкви.

Они говорят: «тогдашняя, то есть времен собора 1667 года, новообрядческая Церковь не признавала, что апостольское предание можно изменять, а современное нам новообрядческое учащая Церковь, вопреки этому учению своих же предшественников, учит, что церковная власть имеет право отменять даже апостольския предания и вводить на место их новыя по своему усмотрению».

Напротив, вот что утверждает собор 1667 года: «Многия образы и указания и мать св. Церковь от ветхаго и новаго завета на лучшее преспевати ей, аще соборне и обще, аще отчасти... И последи св. апостол св. отцы, иже на соборех вселенских и поместных бывшии, узаконоположенная от прежде бывших соборов, прочие последи их обличаху и исправляху несовершенне изложенная от них правила. Не точию же сие, но и апостолъская узаконения и правила святии отцы последи на соборех исправляху на лучшее, якоже видети есть в 6 же вселенском соборе, во 12 правиле сице глаголано: аще и речено есть во апостольских правилех не пустити жен епископом, но мы, на лучшее поспешение промышляющее, поставляемому епископу уже к тому не жити с женою заповедуем. И многа ина такова обрести имать кто в правилех св. отец от прежних убо св. соборов недобре некая, забвения ради или иного дельма случая, изложенная, от последних соборов без всякого зазора обличена и добре исправлена быша; и святая Церковь не стужает о сем, паче же похваляет (Деян. соб. 1667 года).

Итак, возражатели мои несправедливо говорят о Церкви греко-российской времен 1667 года, якобы она ни в каком случае не признавала возможным изменить на лучшее апостольские предания, не касающияся до существа веры, и что яко бы нынешняя православная Церковь в этом противоречит ей. Противоречат ей в этом сами обвинители ее, старообрядцы, и не только ей противоречат, но и столь уважаемому ими стоглавому собору, который точно так же, как и собор 1667 года, в 79 главе книги Стоглав засвидетельствовал, что изменению не подлежат одни только соборные постановления о догматах веры, и что постановления, касающиеся обрядов и обычаев даже и апостольских, Церковь изменяла и имеет право изменять по потребности, на что привел также многочисленные примеры.

Ясно отсюда, что единоверцы, слушая гласа настоящей живой Церкви и с ее благословения употребляя двуперстие и прочие именуемые старые обряды, вместе с нею покоряются, а не противятся, и гласу Церкви прежде бывшей, потому что прежде бывшая и настоящая Церковь, есть Церковь едина и цель ее едина «дабы, которым либо образом, – или посредством суровых и вяжущих, или посредством более мягких и легких врачебных средств овцу заблудшую возвратити и язвленную змием уврачевати» (см. 102 прав. шест. всел. собора). А старообрядцы, находящиеся вне общения с нынешнею православною Церковию, не покоряясь и противясь ей, вместе с нею, очевидно, не покоряются и противятся и прежде бывшей Церкви даже времен Стоглавого собора. Такое непокорение даже и Стоглавому собору они показывают и самым делом. Стоглавый собор вдовым священникам в мирских Церквах возбраняет служити, а вдовые именуемые попы старообрядцев, проповедуя неизменность постановлений Стоглавого собора, однакоже невозбранно служат в мирских Церквах. Стоглавый собор повелевает людям «делать в неделю пять дней, а субботу и воскресенье праздновать»; а старообрядцы в субботу не упраздняются от дел и не празднуют. На московском соборе 1667 года постановления Стоглава были отменены, и православные не обязаны ему следоватъ; а у глаголемых старообрядцев никакой собор постановлений Стоглавого не отменял, и, однако, они поступают вопреки его определениям. Итак, не единоверцы, а сами обвинители их, противоречат учению древней Церкви, и не в указанных только предметах, но и во многом другом, – в самом даже учении о перстосложении, о чем мы выше уже не раз говорили, и что повторять здесь почитаем излишним.

Сами же теперешние новообрядцы, хотя и содержат все еретические учения и определения собора 1667 года, и в этом случае не противятся собору, но в тех пунктах, которые собор изложил православно, как, например, учение, что перстосложение не должно изменять, они решительно противятся, уча и доказывая, вопреки собору, что перстосложение изменяемо и отменяемо пуще всего, пуще всяких преданий и не преданий церкви. Только мы, старообрядцы, в этом случае согласны с собором 1667 года. Собор утверждает, что перстосложение, происходящее от св. апостол, «будет во святой и апостольской церкви вечно и неподвижно»: мы тоже самое утверждаем, потому что это учение собора согласно учению св. отец, запрещающих изменять или отменять перстосложение; только перстосложение, имеющим апостолъское происхождение, мы признаем не триперстное, а двоеперстное. Ибо св. отцы учат, что апостольское предание есть двоеперстное сложение (Стог. гл. 31, Макс. грека сл. 40), а не триперстное. Что триперстное сложение действительно не апостольское предание – это подтверждают и более добросовестные из самих новообрядцев, называя слова об апостольском происхождении триперстия прямо «гнилыми подпорами» (Правосл. обозр. за 1887 год).

Итак, сам собор 1667 года признал, что перстосложение есть апостольское предание – и оно неизменно, вечно и неподвижно, мы с этим вполне согласны, признавая истинноапостольское предание, двоеперстное сложение, действительно вечным и неподвижным. С этим истинно-православным учением своего же собора, что перстосложение неизменно, новообрядцы решительно несогласны, проповедуя, что всякое и двоеперстное, и триперстное сложение изменяемо (см. выше отв. на 1 вопр.); а вместо этого принимая его только еретические определения и предания, каковы: хульные учения о древних, отмененных им преданиях, триперстное сложение, совсем не апостол. предание, и проч. и проч.

Но вот что замечательно. Собор 1667 года решительно свидетельствует, что «перстосложение, ведущее начало от св. апостол, святая восточная и апостольская церковь будет держати вечно и неподвижно». А так как новообрядческая церковь не обещается «держати вечно и неподвижно» даже своего триперстия, доказывая, что и оно может быть изменено, то, значит, она в этом случае и не есть святая. Старообрядческая же церковь признает, что перстосложение двоеперстное, как апостольское предание, действительно пребудет в ней вечно и неподвижно, и значит она в этом случае и есть святая и апостольская церковь, как уверяет сам собор 1667 года.

Что старообрядцы действительно признавали, и признают согласно учению св. отец и даже требованию новообрядческого собора 1667 года, перстосложение неизменяемым, вечным и неподвижным – этого нам самим и доказывать не нужно трудиться. Пусть за нас докажет сам ответчик. «Старообрядцы, – говорит он, – перстосложение возводят в неизменный догмат веры, так учили первые расколовожди (то есть первые обличившие лжеучения новообрядцев) так учат и нынешние. Главный руководитель братчиков Онисим Швецов, или, как они именуют его, отец Арсений, прямо, в своих печатных сочинениях, причисляет двуперстное сложение к числу догматов веры, говоря: «мы сие предание (сложение двуперстное) никак не можем свесть в обряд, или обычай церкви, подлежащий изменению (см. Оправдан. стар. св. Христов. церкви, напечат. в Яссах, стр. 49). «Предания двуперстнаго сложения никому невозможно изменить, не погреша против евангельскаго изречения» (Показ. погрешн. прот. св. еван. новообр. церкви, лист 45). Согласно Швецову, утверждает и другой поборник раскола (то есть защитник церкви и истины) инок Никола Чернышев, говоря: «Никон с поборниками разве ошибку исправили, когда отменили достоуважаемые догматы: сугубое аллилуия, двуперстие, седмипросфирие... и ввели щепоть, трегубое аллилуия, и пятипросфирие» (Соборн. свит. печат. загран. в Коломыи лис. 6). Итак, сам ответчик удостоверяет, что старообрядцы, как в прежнее время, так и теперь, одинаково учат, что перстосложение неизменяемо, как догмат веры, признавая его и действительно за церковный догмат, на каковое признание сие перстосложение имеет полное право, как мы доказали в разборе ответа на вопрос 7. А новообрядцы аки трость ветром колеблемы: первые ересеучители (?) уверяли, что троеперстие «будет вечно и неподвижно», а нынешние говорят, что кто считает перстосложение неизменным, тот расколъник, а кто считает, что всякое перстосложение изменяемо, тот вполне православный, хотя бы молился и двоеперстным сложением, как например единоверцы.

Православной ли церкви свойственно такое непостоянство взглядов?

Возражатели мои говорят, что мнимые «новообрядцы содержат все еретические учения собора 1667 года, и в этом случае не противятся собору, но в тех пунктах, которые изложил собор православно, как, например, учение, что перстосложение, как догмат веры, не должно изменять, решительно противятся».

Но, во-первых, собор 1667 года, никаких противных слову Божию «еретических учений» не вводил, даже и не мог вводить, потому что имел рассуждение не о догматах веры, содержащихся в слове Божием, а об одних только обрядовых предметах, до существа веры не касающихся. И мнимые «новообрядцы» также никаких «еретических учений» не содержат. Это явная клевета на них. А, во-вторых, хотя собор 1667 г. и заповедал всем употреблять для крестного знамения троеперстное сложение, но самую форму этого сложения не признал догматом веры, как это несправедливо тщатся навязать ему мои противники, указывая на слова: «сице верует и сице держит (троеперстие) крепко и непоколебимо святая Церковь, и будет держати вечно и неподвижно». Они не поняли, или не хотят понять, о чем идет тут речь, что именно Церковь держит «крепко и непоколебимо», и будет держать «вечно и неподвижно». Она держит и будет держать то, чтобы тремя перстами православно выражать свою веру в единосущную и нераздельную Святую Троицу, Отца и Сына и св. Духа. Догмат, долженствующий содержаться «вечно и неизменно», есть именно догмат о Святой Троице, образуемый троеперстием; а самое троеперстие есть только материал, служащий к выражению, или образованию сего догмата веры. Таков, а не иной подлинный смысл приведенных и превратно толкуемых моими противниками слов собора 1667 года. Посему должно признать, что противники мои несправедливо утверждают об отцах собора 1667 года, якобы они самую форму троеперстного сложения признали догматом веры.

Из своего неправого толкования указанных слов собора 1667 г. мои возражатели делают затем следующее нелепое заключение: «так как новообрядческая Церковь не обещается «держати вечно и неподвижно» даже своего триперстия, доказывая, что и оно может быть изменено, то значить она в этом случае и не есть святая. Старообрядческая же Церковь признает, что перстосложение двоеперстное, как апостольское предание, действительно пребудет в ней вечно и неподвижно, и значит она в этом случае и есть святая и апостольская Церковь, как уверяет сам собор 1667 года».

Таким образом сохранение в Церкви православия и святости противники мои поставляют в зависимость от сохранения формы двуперстного сложения. «Старообрядческая Церковь признает, что перстосложение двоеперстное пребудет в ней вечно и неподвижно, значит она и есть святая апостольская Церковь»! – возглашают они, облыгая притом собор 1667 года, якобы и он православие и святость Церкви поставлял в зависимость от сохранения формы триперстного сложения. Но святость Церкви и сохранение ею православия свидетельствуется не тою или иною формою перстосложения, а исповеданием правой веры, на котором Церковь основана, и неизменнным хранением полноты даров Святого Духа на совершение всех седми таинств, положенных Богом для нашего освящения и вечного спасения. Форму двуперстного сложения содержат в точности и неизменности не одни защищаемые моими возражателями мнимые окружники, но и противоокружники, и беглопоповцы и беспоповцы разных согласий; однако сами они не считают возможным признавать святою соборною и апостольскою Церновию ни противоокружников, ни беглопоповцев, ни беспоповцев. Поставлять святость и православие Церкви в зависимость от содержания формы двуперстного сложения есть великий стыд для них; а они еще подтверждают это учением своих руководителей: Швецова, именующегося Арсением епископом Уральским, и инока Николы Чернышева, из коих первый форму двуперстного сложения поставляет в связь даже со святым Евангелием, говоря: «предания двуперстнаго сложения никому невозможно изменить, не погреша против евангелъскаго изречения» (См. «Показ. погр. против св. Еванг. новообр. цер.» (напеч. загран. стр. 45), а второй говорит: «Никон с поборниками разве ошибку исправили, когда отменили достоуважаемые догматы: двуперстие, сугубое аллилуия, седмипросфирие, и ввели щепоть, трегубое аллилуия и пятипросфирие» (Собор. свет. напечат. загран. лист. 6).

Приведя эти свидетельства своих руководителей, противники мои торжественно заявляют: «Итак, старообрядцы, как в прежнее время, так и теперь, одинаково учат, что перстосложение неизменяемо, как догмат веры».

Да, и первоучители раскола и нынешние его поборники признают двуперстие за неизменяемый догмат веры, и за это, как проповедники новых догматов, новой, незнаемой древнею Церковию, веры в перстосложение, подлежат клятве, изреченной святыми отцами на таких проповедников. (Зри в прав. шест. всел. собора). А прежние и нынешние пастыри православные, которых так дерзко и несправедливо мои возражатели называют «еретиками», относительно перстосложения для крестного знамения не имеют никакого «непостоянства взглядов», напротив одинаково не считают его догматом веры, и считают того раскольником, кто из-за разности формы перстосложения отделяется от православной Церкви, обвиняет ее в еретичестве и самую форму двуперстного сложения поставляет в неизменный догмат, каковы именно мои возражатели. В заключение считаю нужным напомнить им, что вопрос о времени употребления православными христианами того, или иного вида перстосложения для крестного знамения есть вопрос исторический, а не догматический, и из того, какое перстосложение древнее, нельзя делать заключение о Православии или неправославии Церквей, содержащих не одинаковое перстосложение: поступать так, как именно и поступают они, значит не понимать сущности православной веры.