Письма к отступнику православия

Ряд предлагаемых читателю «Писем к отступнику православия» начался в 1858 году, в лишь только основанном тогда журнале: «Духовная Беседа». Поводом к написанию их было, появившееся тогда в Париже, периодическое, учено-богословское издание, предпринятое двумя иезуитами: Даниелем и Гагариным. Последний, бывший православный христианин и русский князь, написал, в первых двух томах этого издания, две передовые статьи, имевшие предметом русскую Цер­ковь, нашу духовную литературу и духовенство. В 1859 году, продолжение наших «Писем» по разным обстоятельствам остановилось, и потом снова началось в 1860 году. Всего напечатано было, в течение двух лет, в разных номерах «Духовной Беседы» десять писем. Исполняя желание многих достоуважаемых чи­тателей наших, мы решились напечатать эти письма отдельною книгою. Намерение наше исправить и допол­нить их, должно было остаться почти без исполнения, по недостатку времени. Впрочем, то, что опущено, или недосказано нами в первых письмах, может быть сказано и дополнено в последующих. В 1864 году мы намерены продолжать наш труд и печатать его также в «Духовной Беседе». Но так как многие из подписчиков журнала на 1864 год, может быть, не имеют его у себя за 1858 и 1860 годы, то мы решились разослать всем подписчикам 1864 года издание первых десяти писем – бесплатно, предоставив, однако себе право продавать книгу и отдельно (по 1р. сер. без пересылки). Продолжая прерванный разбор древне-отеческих свидетельств, мы, по прежнему, будем обра­щать внимание и на современные явления, имеющие ка­кое-либо отношение к нашему вопросу.

Протоиерей Иоанн Яхонтов.

4 Декабря 1863 года.

Со вниманием читал я все, что вы, живя за границею, писали о России, или о Российской Церкви; но до сих пор я и, сколько мне известно, никто из православного духовен­ства не отвечал на ваши сочинения. Причиною того, во-первых, бесполезность рассуждения с вами. Ваши новые едино­верцы постоянно остаются глухими ко всему, что пишем мы, и тысячу раз повторяют свои возражения, уже давно не раз опровергнутые. К этому присоединялось у нас и нежелание огорчить каким-нибудь сильным словом вас, конечно, не­равнодушно воспоминающего о родине, которую оставили, и, может быть, о Вере, которой так необдуманно вы изменили. Когда во мне обнаружилась мысль писать к вам,– мне всегда представлялся князь Курбский, горько упрекающий Иоанна Грозного за то, что царственный полемист, вместо утешения, бывшего подданного в разлуке с родиною, огорчал его укоризнами. Не хотелось мне печатно отвечать, во-вторых, потому, что весьма многим из православных наших соотечественников, сердечно любящих свою Веру и Церковь, будет тяжело и прискорбно узнать, что есть на свете человек, который решился (страшно сказать) изменить Православию, отречься от Веры, в которой родился и воспитан. Впрочем, я не думаю, что, вы подлинно воспитаны в правилах Православной Веры.

Я не отвечал на ваше письмо, наконец, потому, что ва­ши сочинения, особенно первое, заглавие которого имеет форму странного для всех русских вопроса (будет ли Россия католическою?), наполнено рассуждениями и мечтами довольно детскими¹. Отвечать на это сочинение не стоило. Впрочем, вам, конечно, известно, что один из ваших знакомых, православный, но не духовный, написал на него несколько замечаний на Русском языке.

Ваши четыре письмеца к Русской даме о новом, или новоутвержденном догмате римской Церкви не требовали отве­та. Ибо она служит неопровержимым доказательством пре­восходства Восточной Церкви пред Западною. Вы говорите, что наша, т. е. Православная Церковь искони и единогласно веровала той истине, о которой на Западе были продолжитель­ные споры и разногласия, для утверждения которой папа призвал всю свою Церковь к испрошению ему вдохновения свыше, (которой, не смотря на то, он не уразумел, в ее чистом виде, и к которой примешал свое заблуждение). Итак, по вашему собственному сознанию, выходит, что ваша, т. е. Западная Церковь, говоря о зачатии Божией Матери, до настоящего времени колебалась в своем учении; а теперь она, прибавим мы, из области сомнения перешла в область пре­увеличения, следовательно – лжи, заблуждения². Где же у вас, так восхваляемое единство и постоянная непогреши­мость?

Но вот вы предпринимаете многотомное издание, вместе с некоторыми членами вашей почтенной компании, которая, конечно, гордится уловлением вас и с торжеством выставляет на заглавном листе своих изданий вашу Русскую фамилию. Я читал первый том этого издания и только на днях прочитал второй. В том и другом томе первые, по месту, статьи – ваши. Конечно, сотоварищи ваши уступили вам первое место не из одной учтивости к вам, как пришель­цу, но и потому, чтобы придать вашим статьям особенно важное значение. В этих статьях вы стараетесь доказать, что вы, «разорвавши союз с вашими бывшими согражданами и единоверцами, последовали голосу совести» т. е. поступили хорошо, что вы обрели в новой вере свет (на что я от­части согласен, потому что, принимая новую веру, вы со­вершенно не знали той, которую оставляли) и покой (в этом я имею причины сомневаться). Вы говорите, что Церковь Российская, которая, не смотря на свою схизму, обладает почти целою истиною, заблуждается только в том отношении, что до сих пор не присоединилась к центру единства, как выражаетесь вы, т. е. не подчинилась римскому папе, как единственному и непогрешимому главе всей Церкви, наместнику Иисуса Христа, и что, если бы она это сделала, то для нее произошли бы от того неисчислимые блага. Вы даже льстите себя надеждою, что это некогда сбудется.

Я, природный Русский, как и вы, православный, каким были и вы, духовное лицо, каким, хотя и не вполне, стали вы теперь, удалившись от нас, решаюсь отвечать вам на ваши две статьи, помещенные в двух томах издания, имеющего заглавием: Etudes de Theologie, de Philosophie, Histoire et etc.

Причина этой решимости также не одна, как было и для молчания. И прежде всего: ваше собственное желание услышать ответ на ваши рассуждения из бывшей вашей родины – России. Вы говорите в конце второй своей статьи: «полагая перо, я не могу удержаться от некоторого волнения. Эти страни­цы будут пред глазами высокопреосвященного Григория, Митро­полита Санкт-Петербургского; их, вероятно, прочитают неко­торые епископы русские, некоторые священники, некоторые ино­ки. Эти благочестивые и ученые люди взвесят на весах священного сана те доказательства, которые собрали, авторитеты, на которые я указал. Не найдутся ли между этими людьми такие, которые в глубине своего сердца почувствуют, что автори­теты эти важны и доказательства убедительны? О, да про­светит их Дух Святой, Дух истины!» (Т. 11, р. 83). Слова эти очень трогательны, если они искренни. Можем ли мы, русские священники, не отвечать на них? Нет, говорим откровенно, это было бы грешно и может быть, вре­дно для нас. Пример Самого Спасителя нашего побуждает нас отвечать на такой вызов, подкрепленный страшным именем Бога Духа Святого. Господь сначала ничего не отвечал на вопросы Каиафы и обличения лжесвидетелей; но когда Первосвященник сказал Ему: “заклинаю тя Богом живым: да речеши нам, аще Ты еси Христос, Сын Божий”– то Иисус Христос дал ему ответ прямой и ре­шительный: “Аз есмь” (Матф. 26:63; Марк. 14:61). Молчать долее было бы для нас неприлично; потому что вы могли бы почесть наше молчание за признак нашего согла­сия с вами, или нашего бессилия доказать исповедуемую на­ми истину. Сверх того, вы сами говорите о некоторой будто бы у нас римской закваске, которую ваши статьи могут привести в усиленное брожение. (Т. 1, р. 41).

Итак, отвечаю вам,– и отвечаю, как освященный слу­житель Господа Иисуса Христа, Которому некогда все мы дадим отчет в делах и словах наших. Надеюсь, что вы не признаете слов моих притворными, или лукавыми.

Прежде всего, сердечно благодарю вас за ваши желания рассеять клеветы, которые распространяют о России и Российской Церкви западные писатели, также – за некоторые добрые и справедливые мысли, выраженные в ваших статьях. Так, вы говорите в первой статье: “из того, что русское духовенство находится в разрыве с папою, было бы вопиющей несправедливостью заключать, что оно совершенно поглупело, в чем так любезно уверяли некоторые писате­ли. Нет, надобно взять во внимание добродетели, которыми украшаются некоторые из его членов, надобно взять во внимание те многочисленные и настойчивые усилия, которые оно делало для прогнания язвы невежества и,– спешу при­бавить,– те неоспоримые успехи, которыми эти усилия увенчались. Сверх того, я не могу забыть, что духовенство рус­ское, не смотря на свое отступничество от папы, владеет почти всею истиною, что рукоположения его действительны, что оно состоит из истинных епископов, истинных священников, которые истинно приносят Святую жертву Евхаристии, и что весьма немногого не достает для того, чтобы разрушить преграду, которая нас от них отделяет” (Т. 1, р. 4). Совершенно справедливыми также нахожу я ваши мысли, которые выражены вами в конце той же статьи: “в России много вопросов чрезвычайной важности, которые ждут решения и которые возбуждают размышления всех умных людей. Но я, не колеблясь, говорю, что из всех этих вопросов, ни один не может быть так важен, как вопрос о воспитании и образовании духовенства. Дайте Рос­сии духовенство, достойное своего высокого призвания,– и Русские без усилий займут одно из первых мест между хри­стианскими народами. Напротив, предположите, что в России будет духовенство без учености, без преданности своему долгу, без ревности, без уважения, без авторитета: тогда и самые успехи, которые Россия сделает в материальном, совершенно поверхностном образовании, сделаются для нее источником новых опасностей. Таким образом, будущность зависит от того, чем будет ее духовенство, а будущность духовенства зависит от воспитания, которое дадут его членам, и от заботливости, с которою постараются сообщить им образованность истинно-духовную и внушить им дух священства. Следовательно, будущность России тесно связана с великим вопросом о духовных училищах”³ (Т. 1, р. 59). Нельзя не согласиться и со следующим мнением вашим: “я совершенно понимаю, почему Русские ученые обращают особенное внимание на народные источники образования, изучают преимущественно греческих отцов Церкви, что они стараются исследовать правила соборов, богословские сочине­ния, повествования исторические и вообще памятники церковной истории, которые собственно относятся к Церкви Восточной. Но эти изучения только тогда могут быть важны и плодо­творны, когда Русские сумеют воспользоваться трудами за­пада и великолепным развитием в нем наук богословских. Я хотел бы только, чтобы в этих изучениях господствовал не дух вражды, а дух сближения и мира. Есть, конечно, разногласия между Востоком и Западом: это бедствие, которое надобно стараться прекратить;– исследования спокойные, твердые, серьезные, конечно, приведут к тому” (Т. 1. 60).

С глубокою благодарностью к вам повторяю некоторые ваши мысли из второй статьи, которая посвящена рассмотрению творения высокопреосвященнейшего Григория, митрополита новгородского и С. петербургского: “Истинно древняя и истинно Православная Христова Церковь, изложение в отношении к глаголемому старообрядству” Мы сами не решились бы печатно сказать об нашем Архипастыре, боясь оскорбить его скром­ность,– сказать то, что вы говорите о нем. Вы говорите: “сочинение, заглавие которого мы выписали, достойно, во многих отношениях, того, чтобы привлечь на себя внимание людей мыслящих. Высокопреосвященный Григорий есть один из отличных духовных сановников и совершенно справед­ливо уважается в Российской Церкви, его заслуги недавно воз­вели его с кафедры казанской на кафедру С. петербургскую. Нет надобности объяснять важность этой кафедры. Митрополит С. петербургский, пребывающий в столице империи, в средоточии управления, и принимающий деятельное и непрерыв­ное участие в заседаниях Синода, в котором он занимает первое место, имеет весьма высокую степень в Церкви и оказывает на нее великое влияние” Оставляя в стороне ваши неточные понятия о старообрядстве в России, перехожу к следующему весьма замечательному месту вашего сочинения. “Мне кажется, говорите вы, что если бы патриарх Никон воскрес и занял теперь свое прежнее место в Церкви Российской, то его великая душа хорошо поняла бы его положение. Он показал бы себя полным кроткого снисхождения к староверам; он с полным самоотвержением постарался бы доставить Церкви Российской ту красоту и то величие, которых мы ей желаем и которые покорили бы ему староверов гораздо скорее, нежели самые ученые прения. Этого мало, чтобы убедить их неопровержимыми доказательствами, надобно в особенности удовлетворить потребности душ их. Надобно показать им Церковь сильною, свободною и плодотворною, надобно, чтобы они видели, что непорочная Невеста Христова царствует над умами и сердцами, что она со властью преподает слово Божие, без колебания и страха осуждает всякие заблуждения, разливает обильно бла­годатную жизнь, без усилий совершает дела самоотвержения, преданности и ревности, привлекает в свои объятия, запахом своего благочестия, чад, которых она не носила в своем лоне. Вот доказательство самое живое и непререкае­мое, которое нашло бы доступ к сердцам староверов, которое покорило бы их и положило бы конец всем спорам и разделениям”. (Т. II, р. 10.) Признаюсь, я восхищен этим изображением Российской Церкви, и думаю, что она, с Божией помощью, достигнет его, хотя и не тем путем, какой мечтается вам. Но обратимся от будущего к настоящему. Вы говорите: “высокопреосвященный Григорий обращается в своем сочинении к людям, заблуждающимся по причине предрассудков староверства, и старается дока­зать им необходимость возвратиться в лоно Церкви Российской, которую покинули их предки. Для рассмотрения этих щекотливых и важных вопросов Синод не мог найти лучшего органа; я прибавлю, что и староверы не могли най­ти противника, более сочувствующего, симпатичного. В по­лемике митрополита С. петербургского есть что-то кроткое, спокойное, отеческое, идущее к сердцу; нельзя, читая его, не чувствовать, что он внушает доверие даже и тогда когда предписывает уважение. Прибавлю к этому, что ученый священноначальник позаботился глубоко изучить все сочине­ния, все тексты, которые особенно уважаются староверами, и что он старался приводить только такие доказательства, важ­ность которых они отвергать не могут. Наконец, я не затрудняюсь сознаться, что почти во всех спорных пунктах, если только не во всех, высокопреосвященный Григорий имел, против раскольников, основанье, правду на своей стороне; за него Св. Писание, Соборы, святые Отцы, и всем этим он пользуется рассудительно. Я охотно верю, что его книга способна произвести глубокое и благотворное впечатление на людей, против которых она написана; в ней есть доказательства, на которые противники его не могут найти ответа, и эти доказательства основаны на таких текстах, ко­торых не принять они остерегутся”. (Т. II, р. 11)

Вот, кажется, все те места из двух ваших статей, в которых я не могу быть несогласным с вами, за кото­рые даже благодарю вас, потому что они привлекли к вам мое сочувствие и заставили меня отвечать вам.

Хотелось бы мне продолжать мое письмо, но оно уже до­вольно длинно; боюсь утомить и вас и моих читателей. В следующем письме я, с таким же спокойствием, любовью к истине и уважением к вам лично, буду говорить о том, в чем и почему с вами мы не согласны. Прибавлю здесь только одно замечание⁴ касательно раскольников. Вы и некоторые из ваших, кажется, думаете, что раскольники наши, если бы им дана была полная свобода слова и дей­ствия, тотчас бы бросились в объятия римской Церкви и поверглись к подножию папского трона. Наивное, детское заблуждение! Могу вас уверить, что раскольники отделились от нас и до сих пор чуждаются Православной Церкви именно потому, что подозревают ее в сочувствии и подражании ва­шей римской Церкви. Их первые и нынешние наставники твердили и твердят, что, описанный св. Ипполитом, антихрист народился сперва в римской Церкви, в лице римского папы, а потом появился и в России, в лице патриарха Никона. А мне думается вот что. В виду ваших заявлений сочувствия и зазывов к раскольникам, мы, православные, могли бы обратиться к нашим единоплеменникам, имеющим великую ревность, но не по разуму, а по невежеству, как и соотечественники св. Павла, с такою, или подобною, речью: “Братья Русские! Вот до чего мы дожили! Смотрите, паписты, крыжаки, как вы их называете, считают не нас, которых вы подозреваете в единомыслии с ними, а именно вас – ревнителей старины, своими; к вам они простирают свои недостойные объятия, как будто к родным братьям. Разве это не стыд, не срам для нас – Русских? Бросимте споры и раздоры. Соединимся все под знаменем единой, святой, соборной и апостольской Церкви, и станем дружно против общего врага. Мы победили его, в лице мятежных папистов – поляков, силою вещественного оружия. Бог даст, если будем действовать согласно и ревностно, победим его и духовным мечем – слова Божия, силою святой и истинной Веры нашей!”… Как вы думаете? Если бы такая речь дошла до раскольников, то, может быть, она и не совсем осталась бы бесплодною!

Собираясь писать к вам второе письмо по поводу известных исследований ваших, я неожиданно получил немецкое издание тех же статей ваших под заглавием: Russische Studien. Какое усердие! Какая деятельность! Какое внимание к России и Российской Церкви! Только я думаю, что все эти труды, все это усердие,– искреннее, или лицемерное,– потрачены напрасно. Что, если Божественный Учитель и Господь наш, Который некогда потребует от нас отчет за всякое праздное слово, вспомянет вам ваши многие праздные слова, сказанные, написанные и напечатанные на двух языках? Что, если и вы, по слову Спасителя, печетеся и молвите о мнозе – понапрасну; потому что: же­стоко ти есть противу рожну прати? А между тем, невольно пожалеешь, что ваши таланты и усилия употребляют­ся на дела бесплодные! С вашим нежным, чувствительным, как видно из ваших сочинений, сердцем, с вашим образованием и необыкновенною легкостью слога, вы действи­тельно могли бы принести много пользы, но только не на чу­жой, а на родной вашей и благодарной почве; то есть, если бы вы трудились в России и для России, а не вне, и не против ее. Ваша партия, к которой вы пристали и в пользу которой действуете, не нуждается в вас, потому что имеет защитников еще более даровитых и более отважных, чем вы. Не только вам, но и всем вашим нынешним едино-мысленникам и сотрудникам не написать такого блистательного и глубокомысленного.... софизма, как Боссюэтово сочи­нение: “О единстве Церкви”.

И чего вы хотите? Чего вы добиваетесь? Неужели вы счи­таете нас столько легкомысленными и так мало знающими свое вероисповедание, что, изменивши ему, мы охотно повер­гнемся к подножию папско-римского седалища? Неужели вы думаете, что Русский Православный Христианин, оставив Свято-Киевские пещеры и Московский Кремль, пойдет в Ватикан целовать туфли папы? Нет, вы не думаете так, если хотя несколько знаете Россию и ее историю,– вы, как мне кажется, действуете по влиянию, и, может быть, по повелению той компании, которая вас уловила. Вам, конечно известно, что попытки, от которых и теперь не хочет от­казаться ваша Церковь, попытки подчинить себе Церковь Вос­точную, были предпринимаемы давно, несколько раз и при обстоятельствах более для вас благоприятных, нежели нынешние; но чем они оканчивались? Совершенною неудачею и даже еще большим раздражением обеих сторон, чем прежде. “Мы знаем истинное ученье Церкви, а вашего не приемлем, и знать не хотим”, отвечал святой Александр Невский на предложение папы Иннокентия IV о подчинении ему Российской Церкви⁵. Читали ли вы сочинения и письма зна­менитого героя Казани и несчастного изгнанника из России – князя Андрея Курбского? Замечательная и поучительная лич­ность! Потомок святого Владимира, человек, в течение большей половины своей жизни служивший отечеству мечем и советом, видя казни невинных людей, совершаемых царем грозным, хотя и православным, оставляет православное отечество и удаляется в страну неправославную, находит здесь почетный прием, получает во владение замок и целую область. Курбского тотчас окружают в Литве иезуиты конечно, не менее ученые, не менее деятельные, чем теперешние ваши компаньоны, и усердно приступают к нему с убеждением присоединиться душою и телом к их обществу, признать св. отца (папу) главою Церкви вселенской. Что же делает наш князь,– не забудьте – оскорбленный в православном отечестве и успокоенный в неправославном убежище? Не смотря на то, что по тогдашнему времени и по воинскому своему званию, он не имел средств приобрести достаточные богословские познания, он говорит иезуитам и об иезуитах так метко, так смело, сильно и основательно, что неволь­но удивляешься и его уму, и его мужественной твердости.

“Слышал я, пишет Курбский, о оном иезуите, иже мно­го отрыгал ядовитыми слогнями (в других списках – сил­логизмами) на святую непорочную Веру нашу, нарицающе нас схизматиками, а сами, будучи совершенные схизматики, напившиеся от мутных источников, истекающих от новомудренных их пап, преступников явственных и соперников святых вселенских седьми Синодов, кои были удер­жаны (приняты) не только Восточных наших Церквей епи­скопами, но и их западными и самыми святыми папежи древ­ними... А что же сего хитролестней, еже правоверных, на седьми – столпных догматех стоящих, поругати и срамотити и со еретики смешивати,– с Люторы и с Цвиглианы, и с Кальвинами и со иными нечестивыми ругатели? и отводити от правоверия и Апостольских догматов к полуверию, к новомысленной и хромой теологии, от истинного Богословия не стыдятся?... Они, смешавши элокуцию с диалектическими софизматы, и придающе к тому пропунциацию, на пра­воверных обращают, истину тщатся разорити ораторскими штуками, похлебающе папе своему, и хваляще грозного и вельможного епископа, оружием препоясанного и полки воинов со различными бранями около себя водящего; а наших патриархов восточных, по Божию попущению, убогих и нищих, смиренномудрием Христовым украшенных, и меж­ду безбожными Турками по всемученическу терпящих и благочестия догматы невредно соблюдающих, хуляще”... Но, продолжает князь, “не ужасайтеся софизматов их (иезуитов), но стойте токмо в православной Вере крепце и пребывайте бодро и трезве. Злохитроствы своими не изгубят супостаты Восточных Церквей!”. С сожалением сокращаю выписки, чтобы не продлить чрез меру письма своего. Прочитайте са­ми “Сказания князя Курбского”, издание 2-е стр. 260–263. Не могу впрочем, удержаться, чтобы не привести еще нескольких слов другого русского князя, современника и соизгнанника Курбскому,– Константина Острожского: “Известихся Божиею благодатию и уверихся в том, яко кроме единыя нетленныя Веры, из Иерусалима насажденныя и оттуду, яко из источ­ника приснотекущего слова Божественного, напоенныя, несть иныя веры, по писанному: от Сиона изыдет закон и слово Господне из Иерусалима... Аще бо мнится некоим неразсудным разныя быти веры; но всяк, в Божественном Писании неразвращенными мысльми воспитанный, разумеет, яко от человеческих умышлений мудростию века сего таковии Веры утверждени суть, тем же и в человеческой силе до времени состоятся⁶, а не в силе Божией... От сего бо и правовернии именуемся, яко не от человеческих умышлений, света сего мудростию составленных, разных вер, но от Самого Господа нашего Иисуса Христа преданныя нам единыя нетленныя Веры всею силою держимся”. Так писал князь Острожский к православным своим единоверцам по случаю возникшей тогда в западной России известной унии (Смотр. Краткую церковную Российскую историю митроп. Платона том 2, стр. 341–352). Вот как думали и писали древние, истинно Русские, князья! Они и на чужбине твердо хранили и в других поддерживали единую истинную Православную Веру. Как жалки пред ними те люди, которые без всякой нужды оставляют свое отечество, и за границею легко уловляются в сети, им расставленные!... Но не об них дело. Я хотел вам только показать сде­ланными мною выписками, что даже люди, не имевшие научно-богословского образования, но только, так сказать, вкусившие сердцем сладость и истину Православия, никогда не изменя­ли ему, как ни соблазняли их разными приманками, как ни убеждали “софизмамы поганскими”. Если таковы были Русские люди в старину; то теперь, когда, по вашему же сознанию, мы сделали важные успехи в духовном образовании, какое разумное основание имеете вы надеяться на успех в ваших намерениях и усилиях совратить нас с пути истины?

Впрочем я и забыл, что для того-то и начал я писать к вам, чтобы доказать эту истину, в которой вы сомне­ваетесь,– истину нашего Православия. Простите за невольное отступление от главной цели и главного предмета. Возвраща­юсь к вашим сочинениям, или статьям, помещенным в известных уже, из первого моего письма, изданиях. Главное внимание наше обращает на себя вторая статья, в которой вы развиваете любимую вашу тему о главенстве римского епископа. Впрочем, считаю нужным сделать замечание на некоторые места в первой, довольно слабой и бесцветной вашей статье, чтобы уже никогда к ней не возвращаться. Это мое письмо к вам далеко не последнее. Предмет слишком важный и обширный; есть об чем писать. А если вы вздумаете отвечать мне, то и подавно⁷.

Не без удивления заметил я в одном месте первой, статьи вашей, написанной вообще тоном кротким и умеренным, некоторую придирчивость и даже раздражительность. Автор разбираемой вами в этой статье книги: “Православ­но-догматическое Богословие” в двух строках упомянул, в числе прочих пособий к изучению Православного Богословия, о книге св. Григория Паламы, хранящейся еще в ру­кописи в одном из европейских книгохранилищ. На эти две строчки вы отвечаете пятью страницами. Вы упрекаете автора за то, что он ссылается на книгу, которая не изда­на и которой он сам не видал. Справедлив ли этот упрек? Не думаю; если рукопись еще не издана, то может быть издана; потому что, судя по знаменитости и святости писателя ее, она стоит того; если наш автор не видал ее, то другие постараются увидеть, и будут благодарны ему за указание. Но вас не это встревожило; вы с каким-то ожесточением нападаете на знаменитого святителя Григория Паламу, которому Православная Церковь празднует не только в день памяти его (14 ноября), но и во второе воскресенье Великого поста. Вы говорите, что Григорий Палама был одним из тех афонских монахов, которые проводили время в праздной мечтательности, преданы были ложному мистицизму и грубым заблуждениям, называя свет, которым озарен был Спаситель на Фаворе, и которого удостаиваются великие подвижники,– Божественным и впадая будто бы чрез то в многобожие. Все это – извините,– клевета и весьма неловкий промах с вашей стороны. Вы прочитали бы сначала жизнеописание св. Григория, а потом судили бы об нем. Можно ли упрекать его в праздности, когда он тридцать лет занимал кафедру Фесалоникского архиепископа, многократно был приглашаем в Константинополь на соборы для совещания о делах церковных, целый год находился в плену у магометан, которым не убоялся проповедовать Евангелие, и толь­ко беспредельная преданность и любовь к нему Солунской паствы, дорогим выкупом, спасла святителя от плена и мученической смерти. Ложный мистицизм! Если бы это сказал последователь Лютера или Кальвина, то я не удивился бы. Но как странно слышать это от последователя Игнатия Лойолы, самого причудливого из мистиков! Разве вы не знаете, что учение св. Григория не было частным мнением его, или какой-нибудь партии, но что оно выслушано и торжественно признано православными на Соборе Константинопольском? Разве вы не знаете, что в то время (в 14 и 15 столетьях) бы­ли в греческой Церкви глубокоученые богословы, из которых некоторые, переселившись на запад, после паденья Царьграда, приобрели себе там громкую славу? Как же можно все тогдашнее греческое духовенство подозревать в таком грубейшем заблуждении, как многобожье? Но вот что глав­ное: позвольте вас спросить, откуда вы знаете о том, как учил св. Григорий? Если наш автор не читал его сочинения, хранящегося в рукописи; то и вы также не читали его. Наш автор сослался, по крайней мере, на Каве, а вы ни на кого не ссылаетесь и говорите от своего чрева. Не странно ли это, что вы, делая упрек другому в мнимой ошибке, сами впадаете в действительную и большую ошибку, судите без исследования, обвиняете без доказательств? От­куда, повторяю, вы заимствовали свои сведенья о мнимых заблуждениях фесалоникского архипастыря? Вы не знаете? Если так, то я укажу вам источник ваших познаний, или ваших ошибок. Это наплел западным на св. Григория и на афонских монахов еретик Варлаам, осужденный на том самом соборе, на котором присутствовал св. Григорий, и бежавший потом в Италию. Странно, что даже некоторые ваши выражения сходны с теми словами, которые говорил Варлаам на соборе. Прочтите житье нашего святителя у святого Димитрия, или хотя справьтесь в Церковной Истории вашего же, впрочем, достопочтенного и, по возможности, правдивого аббата Флёри⁸. Вот из какого мутного источника почерпнули вы вашу клевету. Вот что значит указывать спицу в глазу ближнего, а в своем и бревна не замечать!

Скажу вам еще несколько слов об озарении Божественным светом. Вы не верите возможности этого озарения? Вы считаете сказания афонских аскетов вымыслами, заблуждениями, галлюцинациями? Позвольте же вам привести одно место из книги, автора которой вы, без сомнения, не назове­те невеждою и не осмелитесь подозревать в заблуждении. Читайте:

“Верь твердо, Петр, тому, что я говорю. Для души, ви­дящей Создателя, мала вся тварь. Посему, кто увидит ма­лую часть света Создателева, для него мало (тесно) становит­ся все сотворенное. Потому что самый свет внутреннего видения распространяет кругозор ума и так расширяет в Боге, что ум становится выше мира, душа видящего ста­новится даже выше самой себя. А когда она бывает восхи­щена во свете Божием выше самой себя, в то время сила ее расширяется пространнее всего, находящегося внизу ее; и когда, восхищенная, она созерцает все под собою, тогда понимаешь, как все ничтожно, а этого она не могла понять в обыкновенном своем состоянии уничижения. Итак, св. муж (преп. Венедикт), который, взирая на огненный шар, видел даже Ангелов, возносящихся на небо, без сомнения, мог видеть это не иначе, как во свете Божием. Что же удивительного, если видел мир собранным под собой тот, кто находился вне мира, будучи восхищен в умственном свете? А если говорится, что пред его глазами собран был мир; то это не то значит, что небо и земля были, так ска­зать, сжаты,– а то, что расширенный дух видящего, будучи восхищен в Боге, мог без труда видеть, что ниже Бога”.

Как вы думаете, кто это ведет такую беседу? Кто это предлагает такое учение, которое может показаться даже странным нашим горе-философам, нашим quasi-психологам и педагогам, сидящим за немецкими систематически­ми руководствами, учебниками и многотомными сочинениями, начиненными разною ученостью? Кто это читает своему собеседнику такую возвышенную лекцию “о созерцании всего в едином и единого во всем”, о созерцании абсолютном, о котором все спекулятивные мыслители Германии едва ли имели даже и понятие? Это – Григорий Великий, или Первый, папа и епископ ветхого Рима, признаваемый и восточною и запа­дною Церковью за святого угодника Божия⁹. Итак, видите, что учение св. Григория Паламы и его афонских друзей было не новое, не вымышленное, и что нельзя относиться к нему с презрением, как произведению невежества. Ведь, в вас все-таки, я полагаю, сохранилось уважение и доверие к учению святых отцов Церкви, особенно древних.

То, что вы говорите в первой статье о недостатках нашего духовного образования и о промахах в некоторых латинских книгах, изданных в России, для нашего юношества, мы со смирением должны признать большею частью за справедли­вое. Да, был тот грех, нельзя не сказать – nostra culpa! А впрочем, и не совсем nostra, а большею частью vestra. Ведь мы у вас же сначала заимствовали вашу мишурную ученость, по вашим образцам были устроены наши школы. Все, в чем вы нас упрекаете, было, а может быть, есть и теперь, и у вас, в римско-католических школах. Прочтите-ка книгу Ботеня: Philosophie du Christianisme, так не понравившуюся папе и его свите за смелый и правдивый отзыв о схоластике – дорогом детище и споспешнице католицизма. Прочитайте предисловие к многотомной церковной истории Рорбахера. Там вы увидите, что состояние духовных школ во Франции, особенно в отношении к чистоте направления умов, далеко не блистательно.

Но зато, теперь все наше внимание, все наше старание должно быть обращено (и обращается) к тому, чтобы сверг­нуть это убийственное бремя схоластики, разогнать навеянный Западом, туман иезуитского школярства и реагирующей ему протестантской вольности. Мы постараемся, чтобы и в обра­зовании, и в жизни, и в чувствах и действиях быть чи­сто русскими и православными. Если вы еще любите свою ро­дину; то, конечно, из первых порадуетесь этому. Да будет так. Ainsi soit il!

Прежние два письма мои к вам были только предисловием, или как бы введением в нашу заочную беседу. Пере­хожу теперь к самому главному вопросу, разделяющему нас с вами. Но останавливаюсь на минуту в недоумении.

Вы, кончивши вторую статью вашу, чувствовали некоторое волнение при мысли о том, какое оно произведет действие, особенно на нас, Русских, или еще частнее – на православ­ное духовенство. Признаюсь, что и я, принимаясь теперь за перо, несколько тревожусь сомнением: хорошо ли я сделал, что вступил в беседу с вами,– будет ли какая-нибудь и кому-нибудь польза от моих слов, от моих исследований и доказательств? Не лучше ли было бы употребить драгоцен­ное время и труд на что-нибудь более близкое к нам, более важное и, несомненно, плодотворное? Вот уже около ты­сячи лет прошло, как совершилось плачевное отделение от православно-христианского Востока христианства Западного, про­изошло несогласие и раздражение между двумя родными сестрами. Тысячу лет уже Марфа упрекает Марию и громко жа­луется на нее Богу и людям: яко едину мя остави служити. Кто, как не единый Господь, может уверить Марфу, что Мария благую часть избра, яже не отымется от нея? Сколько было совещаний и переговоров о примирении и воссоединении обеих Церквей! Сколько было сочинений в за­щиту той и другой стороны! И все напрасно! Не напрасно ли и мы с вами начали теперь наше печатное разглагольствие?.. Утешаю себя мыслию, что не я начал, а вы меня вызвали на это словопрение; вы напали,– я защищаюсь; вы искренно желали ответа на ваши сочинения,– я отвечаю. Впрочем, если бы я не знал, что вы все-таки, по происхождению, мой соотечественник, если бы я не имел к вам некоторого сочувствия; то едва ли когда-нибудь взялся бы за перо, чтобы отвечать на те несправедливые нападения, клеветы и дерзкие выходки против нас и нашей Церкви, которыми так бога­та французская и немецко-католическая литература. Я знаю, что и теперь мой голос едва ли дойдет до вашего сердца и проникнет души ваших единоверцев, что доказательства наши не убедят вас, как и ваши – нас не убеждают... Не нам с вами быть посредниками и примирителями между православным Востоком и римско-католическим Западом... Мы можем только желать этого примирения, должны молить­ся о нем Богу. Только Бог, Ему единому известными пу­тями, может разрушить, разделяющее нас, средостение и снова сотворить обоя едино. Только прошу вас: не считай­те нас какими-то упрямцами, фанатиками, которые ничего слышать не хотят, а только стоят на своем, по закорене­лой привычке, пустой гордости, или слабоумному ослеплению. Нет, мы очень хорошо знаем и ваши и наши доказатель­ства, спокойно и беспристрастно судим о предмете спора. Ес­ли в чем можно упрекнуть нас, то разве в равнодушии к нашей Церкви, в незнании ее, а никак – не в фанатизме.

Но я все уклоняюсь от главного предмета нашей беседы; вы, пожалуй, упрекнете меня в многоглаголании, или широковещании. Что делать? Вы знаете, что такая речь, свободно и широко разливающаяся, не совсем чужда характеру русского человека; не потому ли, может быть, что и земля-то наша очень широка и просторна? По крайней мере, вы мо­жете видеть в тоне нашей речи доказательство и залог того, что и дальнейшая беседа наша с вами будет исполне­на искренности, спокойствия и откровенности, чужда всякого педантства и схоластики, всякого раздражения и ненависти. Итак, призвав благословение Божие, приступаем к делу.

Господь Иисус Христос основал на земле единую, свя­тую Церковь, которая и существует на земле уже около двух тысяч лет. Но дьявол, не имея силы разрушить ее, успел, однако посеять между христианами свои плевелы: ереси, расколы, вражду и разделения; христиане составили разные общества, более или менее многолюдные, и каждое из них считает себя исключительно истинною Христовою Церковью. Не трудно доказать заблуждения тех христианских исповеданий, или обществ, которые явились в недавнее время, лишены характера древности, непрерывного преемства Апостольского служения, благодати священства. Но вот нес­колько столетий уже стоят одна против другой Церкви: Православная Восточная и, отделившаяся от нее, Западная. Как та, так и другая объявляет себя единственно истин­ною, правоверующею; та и другая представляет в доказа­тельство этого свою древность, непрерывное преемство рукоположения, ненарушимое согласие с Церковью первых времен в догматах, таинствах и Богослужении. Что же разделяет их? Какой предмет их разномыслия? Касается ли он сущности Веры – догмата, или только дисциплины, то есть, формы правления, внешней стороны Христианской Церкви? Не знаю, что вы на это скажете и как об этом думаете. Но судя потому, что почти все западные писатели называют восточных христиан не еретиками, а только схизматиками, надобно думать, что разномыслие между Восточною и Западною Церковью, по вашему мнению, касается только дисциплины, управления, внешнего порядка, а не сущности, не догмата Ве­ры. По крайней мере, один из ученейших западных богословов, знаменитый Мелер (Mohler) прямо говорить, что “Православная греческая Церковь не имеет никакого вну­треннего разногласия с католическою (то есть Римскою) в предметах Вероучения”¹⁰.

Вы, конечно, желаете знать как мы, православные, смотрим на вопрос, разделяющий нас с вами? Имеет ли он для нас существенную, догматическую важность, или мы так же, как и вы, считаем его вопросом второстепенным, вопросом, касающимся только внешнего благочестия и управления церковного? Мы, чада Православной Церкви, по сродной нам снисходительности, остерегаемся клеймить, кого бы то ни было именем еретика, или схизматика. Однако мы откровенно говорим, что предмет, или причина, заставляющая нас чуждаться общения с Церковью римскою, касается не церков­ной только дисциплины, а догмата, сущности христианской Веры. Вы, конечно, читали грамоту Святейшего патриарха Константинопольского Фотия, в которой он исчисляет заблуждения римской Церкви, побудившие четырех Восточных патриархов удалить от своего общения пятого, т. е. западного или римского. Я не буду повторять содержание этой грамоты; ибо знаю, что римская Церковь не придает своим частным мнениям и обычаям особенной важности и готова отказать­ся от них, не исключая даже и известной прибавки к Символу Веры¹¹, лишь бы только мы признали римского епи­скопа главою всей Церкви. Значит, главнейший, почти един­ственный вопрос, разделяющий Восточную и Западную Церковь, состоит в том: признавать ли римского епископа главою всей Церкви, наместником Иисуса Христа, единственно непогрешимым учителем Веры, верховным начальником и духовным владыкою всех патриархов, епископов, священников и мирян, или – не признавать? Решив этот вопрос ясно и убедительно, мы окончательно решим весь спор меж­ду Церковью Восточною и Западною. Итак, Восточная Церковь не признает римского папу за то, за что выдает его Запад­ная. Почему? Потому, что учение римской Церкви о главенстве папы прямо и ясно противоречит словам Иисуса Христа и всего священного Писания. Вот что я постараюсь доказать вам в этом моем письме. Только прочтите его спокойно, без предубеждения, и не закрывайте ушей своих от голоса, может быть, чуждого, нового и неприятного для вас, но, тем не менее, искреннего и благожелательного.

Известна цепь умозаключений, которыми ваши писатели доказывают свое учение о главенстве папы; понятна та глав­ная пружина, посредством которой римские епископы весьма искусно двигали и управляли умами многих народов в те­чение нескольких сот лет. Вот ваш любимый силлогизм: посылка 1-я: по свидетельству св. Писания, Сам Иисус Христос поставил св. Апостола Петра Своим наместником и преемником, князем Апостолов, основанием и главою всей церкви. Посылка 2-я: по свидетельству предания (уже, а не св. Писания), св. Апостол Петр долго жил и наконец, скончался в Риме, был здесь первым епископом и поставил себе преемником святого Липа. Заключение: следовательно, преемники святого Петра, римские епископы должны считаться наместниками Иисуса Христа, главами и начальни­ками всей Христианской Церкви. Кажется, я верно и добро­совестно передал смысл наших умозаключений? Что же ска­зать об них? Говоря языком покойных схоластиков, я прежде всего – nego maiorem, отрицаю первую, большую по­сылку силлогизма, что и постараюсь доказать в этом письме, а после доберусь до второй посылки и заключения.

Иисус Христос, учреждая на земле святую Церковь, прежде всего избрал для нее и как бы положил в основание ее двенадцать Апостолов: в этом согласны Христиане всех вероисповеданий! Даровал ли Иисус Христос Своим Апостолам, какие либо права и преимущества в Своей Цер­кви? “Весьма важные и великие”, скажите вы, а я приба­влю “выраженные Его Божественными устами ясно и торже­ственно”. Никто не усомнится в этом, прочитав следующие места Св. Писания: слушаяй вас, Мене слушает: и отметаяйся вас, Мене отметается: отметаяйся же Мене, отметается пославшаго Мя (Лук. 10:16). Елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земли, будут разреше­на на небесех (Матф. 18:18). Якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы… приимите Дух Свят: имже от­пустите грехи, отпустятся им: и имже держите, держатся (Иоан. 20:21–22). Шедше убо научите вся язы­ки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Матф. 28:19–20). Приимите силу, нашедшу Святому Духу на вы, и будете Ми свидетелие в Иерусалиме же и во всей Иудеи и Самарии и даже до последних земли (Деян. 1:8). Итак, очевидно, что Господь поручил Апостолам проповедовать, крестить, отпу­скать грехи, наставлять и руководствовать верующих в христианской жизни. Ни одним словом, ни намеком Иисус Христос не показал Апостолам, что один из них должен быть, по вознесении Его, главою и руководителем прочих. Всем даны одинаковые права и обязанности, всем обещана и одинаковая награда. Святой Петр однажды вопросил Господа: се мы оставихом вся, и в след Те­бе идохом: что убо будет нам? Отвечая на этот вопрос, Иисус Христос не обещал св. Петру никакого пре­имущества пред другими Апостолами, но всем им сказал: аминь глаголю вам, яко вы, шедшие по Мне... сяде­те на двоюнадесяте престолу, судяще обеманадесяте коленома Израилевома (Матф. 19:27–28). Если бы дей­ствительно Господу угодно было назначить св. Петра Своим преемником и наместником; то, конечно, об этом было бы сказано в Евангелии так же ясно и выразительно, как ска­зано о назначении и преимуществах Апостолов вообще; Го­сподь сказал бы им об этом особенно при вознесении Сво­ем на небо. Но что он говорит им в эту торжествен­ную минуту? Се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века! Сам обещал невидимо быть с ними, а не назначил кого-либо из них Своим преемником, или наместником.

Из сказанного теперь нами можно убедиться, по крайней мере, в том, что в Евангелии нет прямого и ясного указания на то, что будто, как говорите вы, Иисус Христос дал особенные права и верховную власть святому Петру. Уже и это достаточно колеблет прочность вашего учения, ко­торому вы приписываете такую важность, что готовы все уступить, лишь бы его навязать нам. Но что вы скажете, если я укажу вам в Евангелии прямые и несомненные до­казательства того, что Иисус Христос не только не давал Петру особенной власти над прочими Апостолами, но запре­тил даже думать об этом – и ему и кому бы, то, ни было из них? Вопрос о том: кто из двенадцати учеников больше, важнее, или ближе к Иисусу Христу – не редко рождался в малом обществе Апостолов; неоднократно они просили разрешения его у самого Божественного Учителя. Обра­тите на это вы ваше внимание и рассудите без предубежде­ния. Если бы учение римской Церкви было согласно с учением нашего Спасителя; то не сказал ли бы Он на во­прос Апостолов ясно и прямо, что св. Петр больше всех их, что он будет их начальником? Мог ли бы Он скрыть от учеников такую важную истину, если бы точ­но это была истина? Особенно припомните, что слова Иисуса Христа, сказанные Апостолам, должны служить правилом для всех христиан – до скончания века. Так, например, Апостолы просили Господа, чтобы он научил их молиться, и Господь преподал – не им только, но и всем нам, всем бывшим и будущим христианам, высочайший образец мо­литвы – молитву Господню. Итак, повторяем: Апостолы не­однократно спрашивали Господа: кто из них больше? Ответ Господа должен решить все, и их и наши, недоумения. Раскроем Св. Евангелие. Приступиша ученицы ко Иисусу, глалюще: кто убо болий есть в царствии небеснем? И призвав Иисус отроча, постави е посреди их, и рече: аминь глаголю вам: аще не обратитеся, и буде­те яко дети, не внидете в царство небесное. Иже убо смирится яко отроча сие, той есть болий во царствии небеснем (Матф. 18:1–4). Прочитавши эти божественные слова, вообразите себе римского первосвященника, сидящего на высоких креслах и несомого на плечах благородных его собратий, окруженного наемною швейцарскою гвардиею с блестящими шлемами и мечами,– и скажите: походит ли он на то отроча, которое, по слову Господа, болий есть в царствии небеснем!.. Но отвратимся от этой блестя­щей, но жалкой картины, и обратимся к светильнику слова Божия. Господь приближается к Иерусалиму, где ждут Его страдание и смерть. На этом пути, приступи к Нему мати сыну Зеведееву с сынома своима, кланяющися и просяще нечто от Него. Он же рече ей: чесо хощеши? Глаголя Ему: рцы, да сядета сия оба сына моя, един одесную Тебе, и един ошуюю Тебе, во царствии Твоем. Отвещав же Иисус рече: не веста, чесо просита. Еже сести одесную Мене и ошуюю Мене – несть Мое дати, но имже уготовася от От­ца Моего... Не подумаете ли вы, что место одесную Иисуса Христа уже уготовано именно для св. Петра?       Вместо ответа, продолжим наше чтение из Евангелия. И слышавше десять (в том числе и Петр), негодоваша о обою брату. Иисус же, призвав их, рече: весте, яко кня­зи язык господствуют ими, и велицыи обладают ими. Не такоже будет в вас: но иже хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга; и иже аще хощет быти первый, буди вам раб (Матф. 20:20–27). Если бы, после известной беседы близ Кесарии Филипповой (Матф. 16:13–19), Иисус Христос действительно дал или обещал св. Петру особые преимущества пред прочими Апостолами; то это было бы, конечно, известно им, и то­гда не мог бы и родиться между ними вопрос: кто из них больше? Или иначе: на просьбу матери сынов Зеведеевых Господь сказал бы, что место, которого она просит, уже дано Петру. Заметьте еще вот что: приведенные нами повествования из Евангелия святого Матфея подтверждаются или повторяются святым Марком, учеником и спутником св. Петра (Марк. 9:35; 10:37). То же самое повествует и святой Лука (9:46–48). О словах же, на которых вы главным образом опираетесь (ты еси Петр), св. спутник св. Петра умалчивает. Св. Лука повествует, что вопрос о пер­венстве между Апостолами возник даже во время последней ве­чери Иисуса Христа с ними. Бысть же и пря в них, кий мнится их быти болий. Он же рече им: царие язык господствуют ими, и обладающие ими благодетеле нарицаются. Вы же не тако: но болий в вас да бу­дет яко мний, и старей яко служай (Лук. 22:24–27). Вот вам прямые и ясные свидетельства Евангелия об отношении св. Петра к прочим Апостолам! Прочитав их, можно ли с искренностью и добросовестно утверждать, что он по воле Иисуса Христа был главою и князем, и начальником Апостолов? Он негодовал, вместе с прочими учениками, на Иакова и Иоанна за то, что они не сами, а чрез мать свою только, просили первых мест близ Иисуса Христа. Не огорчаете ли вы душу великого Апостола, не возбуждаете ли его негодования на вас, когда требуете от нас признавать его за то, за что он сам никогда не думал выдавать себя?..

Не охотно и с прискорбием перехожу к другой стороне вопроса,– к тем доказательствам, которыми вы старались подтвердить свое любимое учение. Не охотно, говорю, не пото­му, что нахожу ваши доказательства слишком сильными, но потому, что об них и против них слишком давно и много говорено и писано. Скорблю душою о том, что слово Божие, слово жизни, светильник стопам нашим, люди де­лают орудием своих личных мнений или корыстных целей! Вы утверждаете, что учение о главенстве папы основывается на Св. Писании, и утверждаете это так смело и решительно, что все прочие доказательства, взятые из писания отеческих, или определений соборных и проч., считаете не имеющими силы, если не будет доказано, что именно от Самого Иисуса Христа получил свою власть сам папа, в качестве пре­емника Петрова (стр. 32). Такое уверение ваше делает спор между нами более легким, сосредоточенным и заключение его более решительным.

Вам, конечно, известно из церковной истории, что почти не было ереси, которая не указывала бы в свою защиту и оправдание на какое-нибудь изречение Св. Писания. Причиною тому, было, разумеется, не слово Божие, а то, что люди не­разумные, или злонамеренные пользовались им не так, как должно, брали одно какое-нибудь место, отрывая его от свя­зи с предыдущим и последующими без сличения с други­ми – более определительными местами Писания; или изречения метафорические принимали в смысле буквальном, иное пре­увеличивали, а о другом умалчивали, и таким образом, свои произвольные и ложные умствования бесстыдно выдавали за непреложные истины, заимствованные будто бы из слова Божия. Мы видели, как ясны, определенны и многочисленны места Писания, в которых говорится об общих правах и обязанностях святых Апостолов и о их братском союзе. Таковы ли те места, на которых вы утверждаете здание па­пизма? Главных мест, о которых вы почти непрестанно говорите, два. Первое, главнейшее, находится у Евангелиста Матфея в главе 16, стихах 16–19. Господь сказал Апостолу Петру: ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей (Матф. 16:18). В этом изречении есть слова, имеющие прямой и ясный смысл; другие употреблены в метафорическом значении и возбуждают, или лучше сказать, стали возбуждать не­которое недоумение с тех пор, как римские епископы на­чали толковать их в свою пользу. Ясно и определенно ска­зано о том, что Господь созиждет Церковь, которой не одолеют врата, т. е. силы ада, или дьявола. Но на ком, или на чем Церковь Христова будет основана? В этом есть недоумение и разногласие. Известно, что весьма многие древние отцы и писатели церкви (в том числе – и западный, блаженный Августин) учили, что Церковь свою Господь обещал основать на исповедании Веры, изреченном устами Петра, или на Том, Кого он исповедал Сыном Божиим, на Самом Иисусе Христе. Не будем утомлять наших читателей длин­ными выписками из отеческих писаний, любопытствующие могут найти их в других, более обширных, сочинениях. Будем говорить просто, коротко и ясно, без всяких искусственных подпорок диалектики и эрудиции, но устремляя чи­стое, неомраченное предубеждением, око в глубину слова Божия. Вы говорите, что Иисус Христос обещал основать Цер­ковь Свою на самом Петре, а не на исповедании Петром Веры во Христа Сына Божия. Так ли это? Заметим, прежде всего, что, если бы это было так, то Господь сказал бы: “ты еси Петр и на тебе, как на камне, созижду Церковь Мою”.

Допустим на время ваше толкование в полной силе и во всем его объеме. “Церковь Христова основана на Петре”. Что же выйдет? То, что вы дерзкою рукою устраняете не только одиннадцать столпов Церкви, но и Тот краеугольный камень, Его же небрегоша зиждущии, но Который, тем не менее, бысть во главу угла... И подумайте: можно ли созидать вечное здание Церкви на таком слабом основании, как человек, подверженный слабостям и смерти? Не бывает ли ваша Церковь, со смертью каждого папы, безглавым и, следовательно, мертвым телом? Не говорю уже о том времени, когда у нее было две и даже три главы...

Чтоб избежать сейчас показанной мною несообразности, вы говорите: Иисус Христос есть основатель Церкви и в тоже время основание ее; говоря упомянутые слова своему Апостолу, Господь не отрекается от своей власти и не намерен создать Свою Церковь на ином каком-либо основании, а не на Самом себе; Он дает Петру только участие в принадлежащем Господу достоинстве быть основанием Церк­ви: Апостол есть камень, на котором будет покоиться все здание, но который сам покоится на Иисусе Христе (стр. 39–40). Итак, вы строите основание на основании? Но этого мало! Как поместите вы прочих Апостолов, которые так­же называются основанием: всех ли рядом на одном Пет­ре, или по порядку достоинства – одного над другим?.. В какое отношение поставляете вы прочих Апостолов к преемникам Петра? Неужели святой Иоанн Богослов, по смерти Петра, подчинен был Лину, или Анаклету? Боже! До чего могут довести человека тонкости и хитросплетения! Это впрочем, не единственный пример, что вы, желая подкрепить своими умствованиями вашу слабую сторону, оскорбляете свя­тыню истины, почти богохульствуете. Стоит только припом­нить вам новый догмат. К чему умствовать, к чему за­темнять и запутывать вопрос, когда так ясно и непрелож­но Сам Дух Святой сказал устами святого и первоверховного Апостола Павла: наздани бывше на основании Апостол и Пророк, сущу краеугольну Самому Иисусу Христу (Ефес. 2:20)! Вот, как и на ком основана Святая Христианская Церковь!

Не подумайте, что я с умыслом умалчиваю о последующих словах Иисуса Христа, сказанных св. Петру: и дам ти клю­чи царствия небеснаго; и еже аще свяжеши на земли, будет связано на небесех: и еже аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех (Матф. 16:19). Для чего мне умалчивать об этих словах, когда они вполне будут ясны даже и для вас, если перевернете в том же Евангелии две или три страницы; вы увидите, что Господь то же самое, что сказано Петру, говорит всем Апостолам, и притом с торжественным уверением: аминь глаголю вам: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех (Матф. 18:18). Что же особенного получил святой Петр от Господа? Только то, что он прежде других услышал эти слова и первый полу­чил то, что принадлежало всем Апостолам; потому что первый ясно исповедал Христа, Сына Божия. Вы, может быть, скажете, что прочие Апостолы получили власть отпущать гре­хи точно так же, как священники получают эту власть от своего епископа? Вы так любите хитрые тонкости, что вам, пожалуй, и это придет в голову¹². Но скажите: когда папа посвятит епископа, то сам ли папа дает каж­дому священнику в епархии этого епископа власть отпускать грехи или предоставляет епископу сообщать эту власть всем священникам? Разумеется, вы скажете – последнее. Если бы Господь подчинил всех Апостолов одному Петру; то, конеч­но, ему поручил бы передать часть данных ему прав прочим Апостолам. Но этого и вы, конечно, утверждать не станете.

Если вы прочтете все, мною написанное, без предубеждения, с искреннею любовью к истине, то, может быть, придете к следующему размышлению: “что, если мы точно ошибаем­ся и неправильно понимаем слова Иисуса Христа? Но тогда как же Господь попустил целому обществу, такому много­людному, так долго и так грубо ошибаться?”. Но припом­ните, что у человека есть свобода ума и воли, которую он может употреблять во зло; припомните изречение блаженного Августина, что Бог нас – без нас спасти не может; при­помните, что из двенадцати только два колена остались вер­ными законному царю своему и что только одному народу дан был закон Божий, когда бесчисленные народы, в течение тысяч лет, погружены были в заблуждение... Неиспытани судове Божии и неизследимы путие Его... Но вы скажите: почему же всеведущий Господь не предотвратил ложного толкования слов Его какими-нибудь другими словами, более прямыми и определительными? Ах, праведен Господь и всеведущ! Он предвидел соблазн и предостерегал от него. Но вы знаете, что человек, ослепленный самолюбием и предрассудками, ничего не видит, потому что не хочет видеть. Прочтите внимательно всю 16 главу Евангелия от Мат­фея, где находится, так часто приводимое вами, место,– прочтите в связи и со вниманием. Вы говорите, что Гос­подь назначил св. Петра, лично его – и его одного, а не всех Апостолов,– говорит свое, а не Божие. Иди за мною, сатано: соблазн ми еси; яко не мыслиши, яже суть Божия, но человеческая. Кому это так стро­го говорить Господь? Петру, которому лишь сказал слова: ты еси Петр и проч. Разве возможно было бы сказать такие слова Своему, лишь только назначенному, наместнику и преемнику?.. И не без мудрой цели слова эти написаны в той самой главе, из которой вы заимствуете ваше силь­нейшее доказательство; но вы не заметили и до сих пор не замечаете предостережения, которое приготовил для вас наш Божественный Наставник. Не оскорбитесь, если я, по­дражая вашей привычке умствовать и делать сближения, скажу вам вот что. Римская Церковь, при посвящении главы своей (заметьте, между прочим: тело у вас освящает главу), торжественно возглашает папе слова, сказанные Петру ты еси Петр,– tu es Petrus и проч. Если справедливо относить эти слова к папе, как преемнику Петра и всего, что сказано ему, или о нем; то не с такою же ли справедливостью кто-нибудь, не признающий власти папы, постоянно за­мечая его чисто земные стремления и человеческие домогательства, может отнестись к нему с Евангельскими словами: vade post me, satana, scandalum es mihi, яко не мыслиши яже суть Божия, но человеческая?.. Повторяю: не оскорбитесь этим сближением; оно сделано по подражании вам и, как увидим впоследствии, нисколько не уступает в основательности тем сближениям, которые вы делаете в свою пользу. Впрочем, и справедливо ли было бы оскорблять­ся словами, сказанными самим Господом Своему первовер­ховному Апостолу? Римские первосвященники гордятся кафедрой святого Петра, но, кажется, никто из них не считал себя лучше и выше его....

Еще легче и скорее можно решить недоумение касательно другого места в Евангелии, которое вы также считаете силь­нейшим вашим доказательством. Господь, по воскресении Своем, явился ученикам Своим на море Тивериадском и три раза спрашивал св. Петра: любиши ли Мя? Когда в первый раз ответил Петр: Ты веси, яко люблю Тя; Иисус Христос сказал ему: паси агнцы Моя, а во второй и третий раз: паси овцы Моя. Что отсюда следует? Из смелой приверженности, не к Апостолу, а к папе, римские писатели утверждают, что будто бы в первый раз Господь поручает Петру пасти и самых пастырей. Будьте, хотя на минуту, искренни и скажите: можно ли так толковать слово Божие? Можно ли в делах Веры употреблять такие умствования?.. Грустно нам делается, когда подумаем о вас. Верно, вы слишком живо чувствуете слабость свою, что опираетесь даже на такое слабое основание, или даже и не на основание, а на воздух, на призрак. Вы как будто и забы­ли, что очень незадолго пред тем, как Господь сказал эти слова, Петр три раза отрекся от Него, а, следовательно, и от апостольства, от права пасти Церковь вместе и наравне с прочими Апостолами. Неужели вы не видите, что милосердый Господь троекратным словом: паси, только восстановил святого Петра в апостольском достоинстве,– не более и не менее? Неужели вы не помните, что св. Петр оскорбе, огорчился третьим вопросом: любиши ли Мя? Очевидно, что в троекратном вопросе Господа он почувствовал тайный, хотя чрезвычайно нежный, упрек за свое отречение. И посмотрите: как сильно подействовал на него урок, недавно полученный. На вопрос Господа: любиши ли Мя паче сих,– Петр не говорит уже с прежнею само­уверенностью, с какою некогда сказал: аще и вси соблазнятся о Тебе и проч., но смиренно отвечает: Господи, Ты вся веси; Ты веси, яко люблю Тя. Сколько Божест­венной любви и снисходительности со стороны Учителя! Сколько кротости, глубочайшего благоговения и преданности со стороны ученика! И вы в этом умилительном повествовании святого Богослова видите только какой-то холодный обряд посвящения папы. Жаль вас! Но возвратимся к Евангелию. Иисус Хрис­тос, точно, возвративши Петру апостольское достоинство, нечто предсказал и обещал ему; но что? Мученическую кончину! Вот истинно апостольское украшение, а не трехъярусная корона, или тиара! Посмотрим теперь, не присоединило ли слово Божие и к этому месту Евангелия, впрочем, ясному и нисколько не двусмысленному, какого-нибудь предостережения против ложного толкования его? Смело говорю: да, и здесь, как в Евангелии от Матфея, в той же самой основанием, главою и начальником всей Церкви. Но послушайте, что говорить Господь: блажен еси, Симоне, вар Иона, яко плоть и кровь не яви тебе, но Отец Мой, Иже на небесех. Итак, св. Петр блажен только потому, что сказал не свое мнение, а изрек истину, внушенную Отцом Небесным, следовательно, сам по себе, как человек, не имеет особенного преимущества пред другими; получивши откровение, он не получил осо­бенной власти. Святые пророки: Исайя, Иеремия и другие полу­чили многочисленные откровения от Бога, не имея никаких преимуществ в иерархии Ветхозаветной Церкви. Но это не все. Читайте далее в той же главе Евангелия,– и вы увидите, как мал и слаб человек сам по себе, как легко под­вергается заблуждению, когда в главе, из которой вы заимствуете свое мнимое доказательство, находит­ся и яснейшее опровержение его. Читайте 21-ю главу Евангелия от Иоанна. Св. Петр, услышав, что Господь предска­зал ему насильственную смерть, увидел позади себя возлюбленного ученика Иисусова – св. Иоанна. Питая братскую лю­бовь к Иоанну¹³, Петр, вероятно, подумал: неужели и этого ученика ждет также мученическая кончина? При этой мысли, он тотчас, со свойственною ему стремительностью и откровенностью, обратился к Иисусу Христу с вопросом: Господи, сей же что? Что же Господь? Вопрос Петра, по видимому, проистекал из похвального источника, из любви к собрату, и не заключал в себе ничего, достойного упрека. Не смотря на то, Господь отвечал Петру с некото­рою строгостью: что к тебе? Ты по Мне гряди. Да по­зволено нам будет предположить с вероятностью, что Господь, предвидевший злоупотребления преемников Петра по рим­ской кафедре, их незаконные вмешательства в дела других патриархов и епископов, желал сими словами предостеречь их от этого.

Остается сказать несколько слов о третьем вашем до­казательстве, основанном на словах Иисуса Христа, сказанных Петру: Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя; и ты некогда, обращся, утверди братию твою (Лук. 22:32). Вы и этими словами думаете доказывать свое учение о первенстве или главенстве св. Петра? Посмот­рите в Евангелие: слова эти сказаны тотчас после того, как Господь запретил ученикам Своим даже думать о пер­венстве и власти над собратьями, и весьма незадолго до того, как Петр отвергся от Иисуса Христа. Разве, без этой молитвы Господа, без всесильной помощи Божьей, Петр не мог отпасть бы от веры и погибнуть на веки? Много можно бы сказать о значении слов Спасителя: и ты неког­да, обращся, утверди братию. Но я прошу вас прочи­тать Окружное послание единой, Святой, Соборной и Апостоль­ской Церкви, подписанное и разосланное восточными патриар­хами, митрополитами и епископами, по случаю, конечно, известного вам воззвания папы Пия IX к восточным Христинам. Если вы точно желаете и ищете истины, то прочтите это послание; в нем найдете много поучительного для вас, между прочим – и изъяснение означенных слов Господа, изъяснение глубокое и вполне удовлетворительное (в русском переводе стр. 22)¹⁴.

В следующем письме я постараюсь раскрыть истинное значение и достоинство святого Апостола Петра, как учит об этом св. Писание и св. Православная Церковь. А те­перь, не просто только по русскому обычаю, но и от всей души – искренно говорю вам: “прощайте”, т. е. простите меня, если оскорбил вас своею откровенною беседою.

Четвертое мое письмо к вам будет служить продолжением третьего; в нем я постараюсь доказать вам, что во всем св. Писании нет того, что вы в нем ищете, т. е. подтверждения вашему мнению о главенстве, или властительстве св. Петра над Апостолами и всею Церковью. Замечу впрочем, прежде всего, что мы, православные, воздаем св. Петру ис­креннее и истинное почтение, гораздо более чем вы; потому что почитаем и прославляем его именно, как великого Апостола Христова, и неподразумеваем под его именем никакого папы.

Кроме тех главнейших мест, которые рассмотрены на­ми в третьем письме, вы приводите еще много и других, в которых также видите подтверждение вашей любимой мы­сли, и говорите: “я не кончил бы, если бы захотел приво­дить все тексты, в которых обозначается первенство св. Петра. Когда Евангелисты исчисляют Апостолов, то всегда начинают с Петра”. Указавши несколько таких мест, вы говорите: “спрашиваю читателя: все эти тексты, сближенные между собою, не доказывают ли, что Петр был выше других, что Иисус Христос дал ему преимущество и власть более той, какая дана его собратьям по апостольству?” (ст. 34–35). Я, нижеподписавшийся, один из ваших читате­лей, отвечаю вам на это: начало вашей речи не соответст­вует ее заключению: иное дело первенство, иное – власть. Ученик первый в классе по списку не имеет власти над своими сотоварищами, и даже, по воле своего учителя, может оказаться вторым, третьим и ниже. Быть первым между равными – и иметь власть над подчиненными – это совсем не одно и тоже. Нельзя, однако, не заметить той тонкости, или осторожности, с которою вы идете сами и ведете за собою читателя по пути умозаключений. Начавши говорить о первен­стве св. Петра, вы незаметно переходите к заключенью, что он имел власть, но не говорите, что он имел власть над Апостолами, а только более той, какую имели Апостолы. Однако далее вы уже прямо называете св. Петра преемником Господа Иисуса Христа, следовательно, считаете его даже не собратом, или товарищем, а начальником и учителем прочих Апостолов. К удивленью, вы и на этом не остановились; забывая недостаточность прежде положенных оснований, вы развиваете нить своих умозаключений далее и далее. С непонятною для нас смелостью вы переноситесь, на крыльях своего воображенья, чрез все преграды, противопоставляемые вам и ясными свидетельствами св. Писания и требованьями отчетливого мышления, и наконец поражаете читателя истинно неожиданным заключением. “Иисус Христос, говорите вы, уподобляет Церковь зданию; Петр для Церкви тоже, что основание для здания. Отнимите основание – здание разрушится: это уже не будет здание, а только развалины. Так точно Церковь покоится на Петре. Отнимите Петра,– и нет более Церкви, а только секты; отделите Церковь от Петра,– и Церковь разрушится” (стр. 40). Вот образчик ваших умствований и того ораторского красноречия, которым вы с вашими единоверцами пускаете пыль и туман в глаза людям, незнающим св. Писания и истинного Богословия, на седмистолпных догматах утвержденного. Но посмотрим, не рассеется ли этот туман при ясном свете слова Божья.

Кто не знает, что основание для здания полагается в на­чале и прежде всего? И вот Господь Иисус Христос, после крещенья Своего и явленья на проповедь, полагая основанье Своей, собственно – христианской, или Новозаветной Церкви, избирает двенадцать Апостолов. Кого же, прежде всего, призы­вает он в свое святое и благодатное общество? Кто прежде всех последовал за Божественным Учителем? Св. Андрей, которому издревле Вселенская Церковь усвоила название Первозванного. Он не только был первым учеником Иисуса Христа, но и сделался учителем для своего брата, которого вы называете главным основанием Церкви. Обрете сей (св. Андрей) прежде брата своего Симона, и глагола ему: обретохом Мессию, еже есть сказаемо – Хри­стос: и преведе его ко Иисусови (Иоан. 1:41). Позвольте мне сделать небольшое отступление. Если бы Константинопольские патриархи захотели также умозаключать, как вы; то они с не меньшею, чем папы, вероятностью могли бы до­казывать свое первенство во Вселенской Церкви на том осно­вании, что св. Андрей посвятил первого епископа Византии св. Стахия, (от которого преемственно ведут свой порядок Константинопольские патриархи), и притом скончался в Гре­ции, в пределах их патриаршей области. Они могли бы ука­зать и другое свидетельство о важном значении св. Андрея в лике Апостолов. Когда эллины, прибывшие в Иерусалим, обратились к Филиппу с просьбою доставить им возможность близко видеть Господа Иисуса, то св. Филипп не решился сам сказать об этом прямо Иисусу Христу, а сообщил прежде о желании эллинов св. Андрею и потом вместе с ним приступил к Спасителю (Иоан. 12:20–22). Но все это доказывает только то, что между Апостолами было брат­ское единодушие, равенство и взаимная любовь, и потому на­ши иерархи никогда не пользовались указанными местами для защищения каких-нибудь честолюбивых притязаний. Не так поступаете вы. Но возвратимся к повествованию св. Иоанна о призвании Петра и прочитаем еще несколько строк, следующих за приведенными выше.

Воззрев же нань (на Петра) Иисус рече: ты еси Симон сын Ионин: ты наречешися Кифа, еже сказает­ся – Петр (Иоан. 1:42). И так вот когда еще св. Петр получил свое новое название, а не тогда только, когда исповедал Господа Мессиею, Сыном Бога живого. Что же отсю­да следует? То, что Господь, назвав Симона Петром, или камнем, не назначил его основанием Своей Церкви, а толь­ко выразил его характер твердый, прямой, чуждый всякой утонченной мягкости и нерешительности. Потому-то не без цели Евангелист сказал: воззрев же нань, то есть – посмотрев внимательно. Точно также Господь сказал, взглянув на Нафанаила: се во истину Израильтянин в нем же льсти несть (Иоан. 1:41). Точно также сыны Зеведеевы названы Им сынами грома (Воанергес), за возвышенность их характера; Симон Кананит – Зилотом, за его ревность. Заметьте еще, что Господь не называет св. Петра этим новым именем, ни тогда, когда говорит о своей молитве за него, да не оскудеет вера его, ни тогда, когда троекратным вопросом: любиши ли мя? приводить его в смущение, а троекратным повелением: паси восстановляет его в апостольском звании. Симоне, Симоне, се сатана просить, дабы сеял вас и проч. Симоне Ионин, лю­биши ли Мя? Почему это? Конечно, потому, что отречением своим св. Петр изменил своей обычной твердости, ока­зался неверным своему имени. А вы, со своими единомысленниками, в этих-то местах св. Писания и видите подтверждение своей мысли о превосходстве Петра над прочими Апостолами, о его владычестве над всею Церковью! Согласи­тесь, что это весьма странный и ненадежный способ защи­щать свои убеждения!

“Отнимите Петра,– и Церковь разрушится”: так утверж­даете вы. Но так ли учит Господь? Так ли думал сам Петр? Незадолго до того времени, как Иисус Христос совершил на кресте наше спасение, и Своею кровью освятил возлюбленную Свою невесту – Святую Церковь, Он, Господь наш, благоволил показать ученикам Своим высочайший пример смирения. По окончании вечери, Спаситель влия воду во умывальницу, и начать умывати ноги учеником, и отирати лентием, им же бе препоясан. Смущен­ные изумлением от такого крайнего смирения своего Божественного Учителя, ученики не смеют прекословить Ему. Но Петр, почти всегда твердый и бесстрашный, отважился воз­разить Господу: Господи! Ты ли мои умыеши нозе?.. Не умыеши ногу моею во веки! Что же Господь? Аще не умыю тебе, отвечает Он Петру, не имаши части со Мною, т. е. не будешь Моим учеником, не получишь царствия небесного. Не думаете ли вы, что это была простая угроза, которая никогда не могла быть приведена в испол­нение? Но так думать о словах Господа было бы нечестиво; и посмотрите, как далек был от подобной мысли св. Петр. Господи! не нози мои токмо, но руце, и главу, отвечает он Спасителю (Иоан. 13:9). Не много слов; но как нельзя яснее изображается в них состояние духа, в которое приведен был Петр угрозою Спасителя. Очевидно, что он пришел в неописанный ужас при одной мысли быть отверженным от Божественного и возлюбленного Учи­теля, и потому с беспредельною покорностью и со свойст­венной ему стремительностью он предлагает Господу для омовения не только ноги свои, но и руки и голову. Как выразительно обозначается в этом событии весь характер Петра,– весь человек! Такой характер человека привлек бы все наше уважение и любовь, если бы мы и не знали, что этот человек впоследствии исполнен был Духа Святого. Конечно, за эти-то достолюбезные свойства свои Петр и призван был Господом к апостольскому служению и не ред­ко был удостаиваем особенного предпочтения,– но не один, а вместе с Иоанном и Иаковом. Возвращаюсь теперь к вашему изречению: “отнимите Петра, и Церковь разрушится”. Чтобы понять всю неосновательность этих слов, представь­те, что как будто в вашем именно присутствии Господь говорит Петру: не имаши части со Мною. Неужели у вас достало бы смелости или дерзости сказать Спасителю: “если Ты удалишь Петра; то Церковь Твоя разрушится, ос­танутся от нее только одни развалины, одни секты?” И вам не страшно подумать об этом?.. Итак, помните, что, не в меру стараясь угодить римскому епископу, вы оскорб­ляете Самого Господа; вы оскорбляете и самого Петра, кото­рый имел столь глубокое смирение, что однажды, припавши к ногам Спасителя, говорил Ему: изыди от мене, яко муж грешен есмь, Господи (Лук. 5:8). Предвижу ваше возражение, что все это, о чем мы сейчас говорили, было до сошествия Св. Духа, и что св. Петр получил пол­ную власть над всею Церковью по вознесении Иисуса Христа. Мы будем говорить об этом по порядку; а теперь позволь­те мне еще на минуту возвратиться к рассмотренному выше месту в Евангелии от Иоанна.

Останавливаюсь и вас приглашаю остановиться в благоговейном размышлении на словах Спасителя, которые ска­зал Он ученикам Своим по омовении ног их: весте ли, что сотворих вам; вы глашаете Мя Учителя и Господа: и добре глаголете: есмь бо. Аще убо Аз умых ваши нозе, Господь и Учитель, и вы должны есте друг другу умывати нозе. Образ бо дах вам, да, якоже Аз сотворих вам, и вы творите. Аминь, аминь глаголю вам: несть раб болий господа своего, или посланник болий пославшаго его. Аще сия весте, блажени есте, аще творите я (13:12–17). Слова эти сказал Господь незадолго до своей разлуки с учениками, до Своего страдания и вознесения на небо. Итак, Господь не только не назначает, кого-либо из Апостолов Своим преемником, но еще с особенною заботливостью предостерегает их от властолюбия и тщеславия; всех их называет Своими раба­ми и посланниками. Но кому особенно нужно было такое предосте­режение? Конечно, в словах Спасителя заключается заповедь о смирении, данная всем Христианам всех веков; но нигде эта заповедь так явно не нарушается, как в римской Церкви. Известно, что все паписты целуют ноги, или туфли папы; епископы, кардиналы, титулярные патриархи целуют ноги папы, даже тотчас по его наречении, когда он еще не посвящен в свой чрезвычайный сан. Не ясно ли, что, так называемые, преемники Петра показывают в себе несравнен­но более важности, величия и власти, нежели показывал сам Петр и даже Учитель его? Господь и Учитель омыл ноги рабов и учеников Своих, а папа дает целовать свои ноги равным себе епископам и архипастырям Церкви. “Но на туфлях папы, говорят, нашит крест, к которому и прикладываются почитатели папы!” Но подумайте: у места ли на туфлях это досточтимое изображение? Не походит ли па­па – не на преемника Петрова, а – на того, кто ставит, или хочет поставить себя выше всякого чтилища и святыни?.. Как не вспомните вы при этом слов Господа: несть раб болий господа своего, ни посланник болий пославшаго его. Аще сия весте, блажени есте, аще творите я.

Хотелось бы мне в этом письме кончить рассмотрение месть св. Писания, относящихся к предмету нашего исследования, но боюсь утомить моих читателей. Предыдущее письмо мое было велико, а это угрожает быть еще обширнее. И по­тому останавливаюсь здесь и прощаюсь с вами до следующего письма.

Занявшись опровержением некоторых ваших выражений, я невольно уклонился от предмета, о котором обещался го­ворить. В конце третьего письма своего я сказал, что постараюсь в следующем письме раскрыть истинное значение и достоинство св. Апостола Петра, как учит об этом св. Писание и св. Православная Церковь. Исполняю теперь это обещание тем охотнее, что на этот раз могу изъявить вам, в некоторой степени, мое согласие с вами.

Да, св. Писание иногда называет Апостола Петра первым из Апостолов; а Православная Церковь прославляет его, как первопрестольного. Он первый исповедал Иисуса Христа Мессиею, Сыном Бога живого; ему первому обещаны клю­чи царствия небесного, или власть вязать и решить грехи человеков. Он первый, после св. Мироносиц, увидел воскресшего Господа (Лук. 24:34); первый приблизился к Не­му на море Тивериадском. Он первый возвысил свой голос в день Пятидесятницы, и обратил ко Христу своею проповедью около трех тысяч из своих слушателей. Он пер­вый начал крестить язычников, он прежде других Апо­столов говорит на Соборе Иерусалимском. Но это первен­ство св. Петра было ли постоянною его должностью, которая была бы дана ему или Иисусом Христом, или согласием прочих Апостолов, и которая давала бы ему особенные права и верховную власть? Нет, решительно – нет. Св. Петр является почти везде первым по своей твердой вере, по своей пламенной преданности к Иисусу Христу и ревности к славе имени Его; первенство – это личная заслуга его, а не должность. Своих свойств и достоинств он не мог пере­дать никому, как невозможно передавать природных спо­собностей, или таланта. Он имел высокое звание Апостола; но это звание носили не только все двенадцать учеников Го­спода, но и семьдесят других, избранных Самим Иисусом Христом. Он имел должность проповедовать Евангелие, совершать таинства, руководствовать верующих ко спасению. Эту должность имели и другие Апостолы. Эта должность, как и всякая должность, могла быть передана преемниками. Она и была передана Апостолами избранным от них епископам, пастырям Церкви. Но должности князя Апостолов, единственного преемника и наместника Христова, св. Петр не имел сам, а, следовательно, не мог и передать ее кому-либо. Этой должности он не получал ни от Иисуса Христа, ни от Апостолов,– ни до вознесения Господня, ни после того. От этих общих, отвлеченных соображений обратимся теперь к несомненным событиям, на которых они основа­ны,– к непреложному свидетельству слова Божия.

Соглашаюсь с вами, что Евангелисты, исчисляя имена Апо­столов, всех, или некоторых только, первым называют большею частью св. Петра. Но напомню вам, что св. Павел, писавший также, как и Евангелисты, по внушению Духа Святого, называет главных Апостолов в ином порядке: Иаков, Кифа (Петр) и Иоанн – мнимии столпи быти (Гал. 2, 9). Чтобы придать особенно важное значение тому обстоятельству, что у Евангелистов в исчислении Апостолов Петр занимает всегда первое место, вы делаете замечание, что Петр называется первым, хотя он и не первый призван к апостольскому служению, и не был старше других летами. Что он не первый призван к апостольству, это мы видели; но что он не был старше других возрастом, на это вы не имеете никаких доказательств. Конечно, и мы не можем доказать положительными свидетельствами, что Петр был старше других Апостолов; однако же таково мнение древнего знаменитого писателя, которого вы признаете святым отцом вашей Церкви, блаженного Иеронима¹⁵, жившего много лет в Вифлееме, и притом только чрез три века после времен Апостольских. Таково и древнее предание Православной Церкви. На всех наших древних иконах, или списанных с древних подлинников, св. Петр, в лике Апостолов, изображается старцем, с короткою седою бородою, и главою, обнаженною от волос. Итак, вы не могли бы найти достаточных возражений, если бы кто стал утверждать, что св. Петру предоставлено было первое место в лике Апостолов и право говорить прежде других собратий его именно потому, что он был старше их лета­ми. Но допустим справедливость вашего мнения. Что же из него следует? То, что св. Петр есть первый из Апостолов, но никак не следует, что он был князем, главою, или начальником их. Нигде в Евангелии не видно, чтобы Господь давал Петру особенное преимущество пред другими, по крайней мере – более, чем Иоанну и Иакову. Он присутствовал с Господом на Фаворе, при воскрешении дочери Иаира, в саду Гефсиманском во время уединенной молитвы Господа; но везде эту честь разделяют с ним оба сына Зеведеевы. Неоднократно св. Петр слышал от Господа до­вольно строгие упреки. Маловере, почто усумнился еси? говорит Господь Петру, начинавшему утопать на море Тивериадском. Иди за Мною, сатано, соблазн Ми еси: это также сказано Петру, хотя возражение, сделанное им Господу, происходило от пламенной любви к Нему. Эта же любовь внушала Петру мысль просить у Господа позволения построить на Фаворе три сени: но Евангелист при этом замечает об нем: не ведый, еже глаголаше (Лук. 9:33). На тайной вечери, когда Господь сказал, что один из них предаст Его, Петр не смеет вопросить Самого Иисуса Хри­ста о имени предателя, но просит об этом Иоанна,– и Господь открывает Иоанну тайну, которая в то время была еще сокрыта и от Петра и других Апостолов. В саду Гефсиманском Иисус Христос молится до кровавого пота, а уче­ники Его спят; но особенно Петра Господь упрекает за это, потому что он недавно обещался идти за Ним даже на смерть (Матф. 24:40).

По воскресении Господа, Ангел говорит Мироносицам: рцыте учеником Его, и Петрови, яко варяет вы в Галилеи (Марк. 16:7). В этих словах вы видите до­казательство особенного преимущества Петра пред другими учениками. Но я думаю, и беспристрастный читатель согласится со мною, что здесь скорее надобно видеть снисхождение к Петру,– в том, что он, хотя и отрекшийся, не лишен радости слышать, вместе с другими, о воскресении Господа.

Не редко Господь выражал высокую любовь Свою к избранным ученикам Его, называл их братьями, (Иоан. 20:17) друзьями (Иоан. 15:14) Своими; но нигде в св. Писании не видно, чтобы одному кому-нибудь из них Он оказывал исключительное предпочтение, а тем менее – давал власть над другими. Он явился в первый день по воскресении св. Петру, но еще прежде явился Мироносицам, отдельно явился Луке и Клеопе и особенным образом уверил св. Фому в своем воскресении. Только св. Иоанн на­зывается таким учеником, егоже любляше Иисус (Иоан. 21:20). Ему поручает Он с креста Свою пречистую Ма­терь, и назначает его, как бы вместо Себя, сыном Ее (Иоан. 19:27). Известно, что св. Иоанн долго жил и скон­чался в Ефесе; почему же епископы Ефесские не имели и никогда не домогались, на этом основании, особенных преимуществ в церковной иерархии? Конечно, потому, что лю­бовь Господа, равно как и право на получение царствия небесного, приобретаются собственными достоинствами и подвига­ми каждого, а не передаются по наследству.

Братская любовь, совершенное равенство и единодушие Петра с прочими Апостолами трогательно изображаются в следующем повествовании св. Иоанна: бяху вкупе Симон Петр и Фома, и Нафанаил, и сыны Заведеевы, и ины от ученик Его два. Глагола им Симон Петр: иду рыбы ловити; и глаголаша ему: идем и мы с тобою и проч. (Иоан. 21:2–3). Разве здесь есть что-нибудь по­хожее на обращение начальника с подчиненными? Разве не видите вы, каким тесным союзом любве были связуемы Апостолы, как поет наша Церковь? Разве есть что-нибудь подобное этому в теперешних отношениях папы к подчиненным ему епископам, которые целуют ноги его и величают себя епископами – по милости апостольского седалища? Размыслите, прошу вас, беспристрастно об этих словах: епископ по милости, или благодати (не Духа Святого, а) апостольского седалища!!!

Если мои читатели утомились этим довольно длинным и, может быть, скучным исследованием; то пусть они винят за это вас. Вы заставили меня написать это; потому что вы, с непохвальною самонадеянностью, сказали, что “не кон­чили бы, если бы стали приводить все места св. Писания, в которых говорится о первенстве и власти св. Петра”. Из предыдущего исследования моего, с достаточною очевидностью, оказывается, что Иисус Христос, во время земной жизни Своей, не предоставил св. Петру власти над его со­братьями по апостольству, не назначил его Своим преемником. Посмотрим теперь, не получил ли св. Петр каких либо чрезвычайных прав по вознесении Господа на небо? Вы говорите, что в Деяниях Апостольских первенство св. Петра подтверждается советами, фактами. Какими? По вознесении Господа, Петр предлагает собратьям своим избрать двенадцатого Апостола, на место Иуды. Апостолы избирают дво­их, потом молятся,– и Господь, посредством жребия, утверждает Матфея. Неужели вы думаете, что это событие го­ворит в пользу вашей Церкви? Почему? Разве так посту­пают ваши папы, как поступили в этом случае Петр и Апостолы? Большею частью папа и назначает и утверждает епископов; во всяком случае, никакое назначение в епис­копы не может быть действительным, пока не утвердит его папа¹⁶. Не ясно ли, что папа присваивает себе не ту власть, которую имел его апостольский предшественник, а ту, которую Апостолы приписывали одному Иисусу Христу, как единственному Главе Церкви?! Вы называете св. Петра преемником и наместником Иисуса Христа. Когда же он получил эту должность? Когда именно он посвящен в этот высочайший сан? В день Пятидесятницы? Но тогда всем Апостолам, бывшим в Сионской горнице, явишася разделени язы́цы, яко огненни; седе же на едином коемждо их; и исполнишася вси Духа Свята (Деян. 2:3–4). Нет ни малейшего основания думать, что св. Петр, при этом величайшем событии, при этом торжественном освящении Христовой Церкви, получил особенное посвящение, преимущественные дары Духа Святого. Но он, го­ворите вы, первый возвысил свой голос для проповеди. Так, потому что он был устами Апостолов, представителем, но не начальником, или учителем их. В обществах, состоящих из нескольких равных между собою членов, разве тот считается начальником, кто говорит прежде и больше других? Не случается ли, напротив того, что главный или председательствующий член говорить мень­ше и после всех?¹⁷ Но св. Петр обратил ко Христу три тысячи, а вскоре потом еще пять тысяч? Да, великая и чудная сила благодати действовала устами св. Петра; но припомните, что меньший, как он сам себя называет, или последний, по времени, из Апостолов,– св. Павел больше всех их потрудился! Посему Православная Церковь называет и св. Павла также первопрестольным, как и Петра, но это не значит, что она признает его, или другого какого либо Апостола, главою Церкви.

Вы указываете еще на то обстоятельство, что св. Петр, пред лицом старейшин Иудейских, говорит от лица всех Апостолов (Деян. 4:8)¹⁸. Не говоря уже о том, что это обстоятельство само по себе ничего не доказывает в вашу пользу, я прошу вас внимательно прочитать эту главу деяний св. Апостолов. Там именно сказано: видяше же Петрово дерзновение и Иоанново, и разумевше, яко человека некнижна еста и проста, дивляхуся; знаху же их, яко со Иисусом беста (ст. 13). Далее: Петр же и Иоанн отвещавше к ним реста: аще пра­ведно есть пред Богом вас послушати паче, неже­ли Бога, судите. Не можем бо мы, яже видехом и слышахом, не глаголати (19–20).

Удивительно, что вы пропустили еще одно важное событие, которое вы могли бы объяснить также в свою пользу, имен­но: на Соборе Апостолов, бывшем в Иерусалиме, св. Петр подает свой голос прежде других – и его голос, его уче­ние принимается всеми Апостолами и братиями. Как это вы оставили без внимания такое важное доказательство? Неужели потому, что считали свое мнение, и без того, слишком яс­но и убедительно доказанным? Однако упомянутое событие имеет такую чрезвычайную важность, что никак не следо­вало умалчивать о нем; в нем всего яснее раскрывается характер управления первенствующей Церкви. Собор Апостоль­ский в Иерусалиме послужил образцом для всех последующих Соборов, как поместных, так и Вселенских. И потому я считаю необходимым сказать об нем несколь­ко подробнее, чем говорил о других событиях, на кото­рые вы указываете. В Антиохии между Христианами, обра­щенными из иудеев, образовалось мнение, будто язычников, желавших креститься, надобно прежде подвергнуть исполнению ветхозаветного закона об обрезании. Апостолы Павел и Вар­нава не одобряли этого мнения; произошел спор. Чтобы ре­шить его, христиане Антиохийские определили: послать Апосто­лов Павла и Варнаву с некоторыми другими в Иерусалим,– вы думаете – к Петру, как наместнику Иисуса Христа? Нет: ко всем Апостолом и старцем! Прибывши в Иерусалим, Павел и Варнава приняты были от Церкви, от Апостол и старец (пресвитеров), которым и рассказали об успехах своей проповеди между язычниками. Некоторые из уверовавших фарисеев и здесь утверждали, что крестившиеся язычники должны исполнять обрядовый закон Моисея. Тогда-то и составился в Иерусалиме Собор из Апостолов, старцев-пресвитеров и других христиан. После долгого рассуждения, многу взысканию бывшу, св. Петр восстал посреди собратий и предложил им учение, что на уверовавших язычников не должно возлагать ига, которого не мо­гли сносить сами евреи. Тогда все собрание умолкло, восстали Павел и Варнава и поведали о чудесах, которые чрез них совершил Бог между язычниками. Когда они кончили, восстал св. Иаков (брат Господень, первый епископ Иерусалимский)¹⁹и начал свою речь с некоторою властью: мужие братие, послушайте мене!.. Аз сужду нестужати от язык обращающимся к Богу и проч. (Деян. гл. 15). После речи Иакова никто более не возражал и не предлагал своего мнения, но изволися Апостолом и старцем со всею церковию послать к антиохийским христианам Павла, Варнаву, Иуду и Силу с таким соборным определением: Апостолы и старцы и братия... братиям, иже от язык, о Господе радоватися... Изво­лися Святому Духу и нам ничтоже множае возло­жите вам тяготы и проч. Вот первый церковный Собор и первое соборное определение! Какое участие принимает в этом соборе св. Петр? Равное с прочими Апостолами; имя его даже не упомянуто в соборном определении. На соборе св. Иаков говорит с большею властью, нежели Петр: по­слушайте мене; аз сужду. И посмотрите, с каким благоговением было принято, и с какою строгостью было соблюдаемо это соборное определение самими Апостолами! Аще мы, или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет, говорить св. Апостол Павел (Гал. 1:8). Между тем как тот же св. Павел не убоялся в лице противостать св. Петру (Гал. 2:11). Жаль, что вы не сказали ничего о Соборе Апостольском. Любопытно было бы узнать, как вы объяснили бы его в пользу своей любимой мысли. Прошу вас: вникните в рассмотренное мною событие, прочитайте всю 15 главу Деяний Апостольских. Если будете судить беспристрастно; то, наверное, яснейшим образом увидите, как неизменно вер­ною осталась наша Восточная, истинно Кафолическая Церковь и писаниям и примеру св. Апостолов; и, напротив того, как далеко уклонилась римская церковь от Церкви первен­ствующей, хоть и ваша церковь тоже присваивает себе название Апостольской!..

Не удивляюсь, что вы не указали в своем сочинении еще одного события, или места из книги Деяний Апостольских; потому что оно ясно, прямо и решительно опровергает ваше учение. Апостолы, бывшие в Иерусалиме, узнав, что св. Филипп, один из семидесяти, обратил к Господу и крестил жителей Самарии, послаша к ним Петра и Иоанна, иже сошедше помолишася о них, яко да приимут Духа Святаго (8:14). Неужели Апостолы осмелились бы послать наместника и преемника Христова?.. И после этого, еще вы хотите убедить нас своими мнимыми доказательствами? И вы надеетесь отклонить нас от истинно-Вселенской и Апостольской Церкви? Нет, мы скажем вам тоже, что сказали некогда Апостолы Петр и Иоанн: аще праведно есть пред Богом вас послушати паче, не­жели Бога, судите (Деян. 4:19).

Но я еще не кончил; еще далеко не истощились в св. Писании доказательства против вас, против жалких заблуждений римской Церкви. Предметом спора между нашею Восточною Церковью и вашею Западною, по мнению ученейших ваших писателей, заключается в способе управления Церковью. Но из Боговдохновенных писателей никто с такою полно­тою и определенностью не говорит об устройстве Церкви Христовой, как св. первоверховный Апостол Павел. А между тем вы не привели ни одного свидетельства из его речей и посланий, ни для подтверждения своего учения, ни для опровержения нашего. Это довольно странно, и возбуждает подозрение касательно вашей правдивости и искренности. Посмотрим.

Св. Апостол Павел говорить об Иисусе Христе, что Бог Отец Того даде главу выше всех Церкви, яже есть тело Его (Ефес. 1:22). Итак, Церковь есть тело, или общество – видимое, а глава ее – невидима; о другой главе, по­средствующей между видимым телом и невидимою Главою – ни слова. Если бы св. Апостолы признавали Петра видимою главою Церкви, если бы самую должность эту – должность гла­вы Церкви и преемника Христова – признавали необходимою и установленною Самим Иисусом Христом; то св. Павел, или Дух Святой говоривший устами Павла, возвестил бы нам об этом. Но не это, а совершенно противоположное сему возвещает нам св. Писание. Апостол Павел сравнивает духовный союз Иисуса Христа и Церкви с таинством союза мужа и жены. Муж глава есть жены, якоже и Хри­стос глава Церкве, и Той есть Спаситель тела. Но якоже Церковь повинуется Христу, такожде и жены своим мужем во всем. Мужие, любите своя жены, якоже и Христос возлюби Церковь. Никтоже бо ког­да плоть свою возненавиде, но питает и греет ю, якоже и Господь Церковь (Ефес. 5:23–29). Итак – один муж и одна жена; один Иисус Христос – и одна Церковь. Не может быть третьего лица между мужем и же­ною, хотя бы и в отсутствие мужа. Не может и Церковь, иметь другой главы, кроме невидимой,– другого жениха, кро­ме Небесного. А вы, последователи и раболепные чтители па­пы, обручаете его, так называемым кольцом рыбака с Церковью Христовою; жену, уже имеющую мужа, отдаете за другого; притом же,– как этот другой мало похож на первого, законного!²⁰

Но вы скажете: “Церковь есть общество, состоящее из бесчисленных и разнородных членов, а во всяком таком обществе должны быть начальники и подчиненные, правители и управляемые”. Это совершенно справедливо. Кто же видимо управляет Церковью? Пастыри Церкви, которых Дух Святой поставляет и освящает Своею благодатью. Это не мое учение и не человеческое, а учение, возвещенное Духом Святым устами Апостола Павла. Внимайте убо, говорить он епи­скопам, себе и всему стаду, в немже вас Дух Свя­тый постави епископы пасти Церковь Господа и Бо­га, юже стяжа кровию Своею (Деян. 20:29). Заметьте здесь особенно слово: пасти Церковь;– а не церкви от­дельные, или частные, а вообще – Церковь. Следовательно, не одному какому-либо Апостолу, или епископу поручено пасти Церковь Господа и Бога, а всем им, всему собору Апосто­лов, епископов и пастырей Церкви. В другом месте св. Павел говорит об этом еще с большею подробностью и определенностью. Той (Иисус Христос) дал есть овы убо Апостолы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители, к совершению святых в дело служения, в созидание тела Христова: дóндеже достигнем вси в соединение веры и познания Сына Божия, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Ефес. 4:11–13). Итак, Господь, для научения и утверждения людей в вере, для руководства их к высшему нравственному совершенству, поставил в Церкви Своей иных Апостолами, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями; но никого не поставил главою Церк­ви и преемником Своим!

Но где же, скажете вы, находится в Церкви тот центр, который соединял бы всех в одно общество, давал всему стройность, жизнь и направление? Прежде всего, отвечу вам на это вот что: если бы Господь не указал нам этого цен­тра, то нам не следовало бы и искать его. Но этот центр есть – он ясно указан в св. Писании,– только это не Петр и не папа, а кто? Сам Иисус Христос. Аз есмь лоза, вы же рождие, говорить Он в последней беседе Своей с Апостолами, и иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног (Иоан. 15:5). И это сказано не об одних Апостолах, но о всех верующих всех времен и народов. Не о сих же молю, токмо, но и о верующих словесе их ради в Мя: да вси едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в тебе, да и тии в Нас едино будут (Иоан. 16:20–21). Можно ли даже вообразить себе еще большее, еще совершеннейшее един­ство, как то, которое дает Своей Церкви Сам Божествен­ный Глава Ее? Может ли сравниться с этим единством то насильственное и, так сказать, механическое единство, которым гордится римская Церковь? Желаете ли еще яснее видеть единство Церкви, и те узы, которыми неразрывно соеди­нены все многоразличные члены ее? Едино тело, един дух, якоже и звани бысте во едином уповании звания вашего: един Господь, едина вера, едино крещение: един Бог и Отец всех (Ефес. 5:4–6). Впрочем, я намерен впоследствии поговорить подробнее о единстве Церкви, а теперь цель этого письма только та, чтобы показать вам, что св. Петр не был назначен главою Церкви и преемником Иисуса Христа, что ни св. Павел и ни­кто из Апостолов не приписывал ему этого высокого звания.

Однако скажете вы, св. Павел оказывал Петру особенное уважение; он нарочно приходил в Иерусалим, чтобы ви­деть,– соглядати Петра (Гал. 1:18). Так, он чрезвычай­но уважал св. Петра (и могло ли быть иначе?), называл одним из столпов Церкви. Но нигде не видно, чтобы св. Павел признавал его своим учителем, начальником, главою и даже просто – высшим себя. Напротив, он ясно называет себя таким Апостолом, который получил это высокое звание “ни от человека, ни человеком, но Иисус Христом и Богом Отцом, воскресившим Его из мертвых” (Гал. 1:1). Он говорить, что ему дана такая же благодать и такая же должность, как и Петру,– только ему вверено проповедовать язычникам, а Петру – Иудеям (Гал. 2:7–8). Итак, если бы римская Церковь не гонялась за мечтою о единовластительстве, то, конечно, признавала бы своим насадителем и первым епископом не Петра, но преимуще­ственно Павла. Припомните, что именно св. Павел написал послание к Римлянам, исполненное глубочайшего учения,– послание, в котором, однако даже не упомянуто имени Пет­ра. Напротив того, св. Петр пишет свои два послания к Иудеям, рассеянным по разным областям Малой Азии, и ни слова не говорить о Римлянах: он называет св. Павла возлюбленным своим братом, который писал по данней ему премудрости, и осуждает тех, которые неправильно понимают его послания, как и прочие священные книги (2Петр. 3:15–16).

Не могу не обратить вашего внимания на прекрасное пра­вило, которое преподает св. Петр пастырям Церкви. Стар­цы, иже в вас, молю, яко старец сый и свидетель Христовым страстем, иже и хотящей славе явитися общник: пасите еже в вас стадо Божие, посещающе не нуждею, но волею и по Бозе; ниже не­праведными прибытки, но усердно; ни яко обладающе причту, но образи бывайте стаду: и явльшуюся Пастыреначальнику (Иисусу Христу), приимете неувядае­мый славы венец (1Петр. 5:1–4). Не говоря уже о том, что дух нынешнего управления римской Церкви далеко не соответствует тому, что советует св. Петр, особенно обра­щаю внимание ваше на то, чем доказывает великий Апо­стол свое право давать советы. Он не приказывает, а умоляет; не говорит: я первый из Апостолов, я наместник и преемник Иисуса Христа, и потому слушайтесь меня; но просит внимания и доверия к словам своим на том осно­вании, что он уже старец, что был очевидным свидетелем страданий Христовых, и надеется, вместе со всеми верующими, получить от общего Пастыреначальника венец славы. Таким ли тоном говорят римские папы?

Вы утверждаете, что Церковь Христова основана на Петре, а преемник Петра в Риме, следовательно, папа есть глава и основание Церкви. Но слушайте, что говорит – не кто иной, а именно сам Петр, по внушении Духа Святого. Пи­сано есть в Писании: се полагаю в Сионе камень краеуголен, избран, честен; и веруяй в Он не посты­дится (1Петр. 2:6). Вот единственное основание Церкви. О Риме, о папе – ни слова, ни намека!

С особенною выразительностью св. Павел изложил уче­ние о равенстве св. Апостолов между собою по следующему случаю, который допущен Промыслом, конечно, не без мудрой цели. В Коринфе, между Христианами, крещенными раз­личными Апостолами, произошло соревнование от того, что некоторые говорили: аз убо есмь Павлов, аз же Аполлосов, аз же Кифин, аз же Христов. Строго обличает их за это св. Павел: еда разделися Христос? Еда Па­вел распятся по вас? Или во имя Павлово крестистеся? (1 Коринф. 1, 12–13)…Кто убо есть Павел, кто же ли Аполлос? Но точию служителие, имиже веровасте... Основания бо инаго никтоже может положити, паче лежащаго, еже есть Иисус Христос (1Кор. 3:5 и 11). Темже, присовокупляет св. Павел, ни­ктоже да хвалится в человецех (человеками); вся бо ва­ша суть: аще Павел, или Аполлос, или Кифа (Петр) или мир, или живот, или смерть, или настоящая, или будущая: вся ваша суть; вы же Христовы, Хри­стос же Божий (1Кор. 3:21–23). Изречения сии так ясны, что не требуют толкований; доказательства, заключающиеся в них, так решительны, что не допускают возражений. И потому я заключаю ими свое исследование о св. Петре, или разбор первой посылки вашего знаменитого сил­логизма²¹.

Теперь, отлагая на время перо свое, я не могу не чувство­вать некоторого душевного удовольствия при мысли, что кончил первую и самую важную часть предпринятого мною исследования, или заочного состязания с вами. Главу, в ко­торой заключаются ваши доказательства, заимствованные из св. Писания, вы начинаете следующими весьма смелыми сло­вами: “я намерен доказать, что Спаситель наш Иисус Хри­стос Сам вручал св. Петру первенство суда над всеми Апостолами и вселенскою Церковью; я рассмотрю также: со­ставляет ли это первенство личное преимущество великого Апостола, или оно есть постоянное учреждение в Церкви” (стр. 32). Нельзя не благодарить вас за такое откровенное выражение ваших мыслей, и за то, что весь спор между Восточною Церковью и Западною вы главным образом отне­сли на суд непогрешительного свидетеля – слова Божия. Но сообразивши все, что, хотя и не искусною рукою, написано в этих письмах, скажите по чистой совести: доказали ли вы св. Писанием то, что хотели доказать? Я готов у подножия алтаря Господня, пред всею Церковью, засвидетельствовать, что – нет, не доказали. Можете ли вы опровер­гнуть все, что здесь, сказано и доказано против вас? При искреннем рассмотрении,– не можете. Впрочем, я готов с благодарностью читать ваши опровержения.

Однако, как ни сильны, как ни неопровержимы доказа­тельства св. Писания против ваших мнений, как ни ясно открывается в нем торжество православия над системою папизма, я не могу удержаться от некоторого чувства гру­сти за вас и за все западное христианство. Конечно, я не хочу сомневаться, что вы, может быть, искренно преданы своей Церкви. Однако мне кажется, что вы, при вашем образованном уме, не можете не чувствовать слабости, а иногда даже ничтожности доказательств, приводимых защитниками папизма из св. Писания; припомните, что неправильное толкование слова Божия, особенно если это делается умышленно, есть не просто ошибка ученого, а – нравственное преступление, грех. Остерегитесь! Припомните особенно, что на нас, на нашу борьбу, смотрят не только наши друзья и едино­мышленники, но и общие наши враги и противники. Если дьяволу приятно видеть взаимные разделения и вражду Христиан, то для неверующих и вольнодумцев не менее весело будет смотреть, как Христиане поражают друг друга таким оружием, которое должно было бы служить для них союзом взаимной любви и мира. В следующих письмах я с особенною охотою и готовностью выступлю, для собеседования с вами, на широкое поприще истории и общих, так сказать, философских соображений. Тогда постараюсь воздать должную справедливость вашей Церкви, ее историческим заслугам, и показать в судьбе ее пути Провидения.

А теперь примите уверение в искреннем уважении и до­брожелательстве к вам от вашего единоплеменника.

Исполняя ваше собственное желание, я начал в 1858 году разбор вашей статьи, в которой вы старались дока­зать законность притязаний римского епископа на главенство его в Церкви вселенской. Мне казалось, что я достаточно объяснил тогда вам, что во всем священном Писании нет ясных и прямых доказательств в пользу мнимого ваше­го догмата, и что приводимые вами места из Писания пони­маются вами неправильно и с явными натяжками. Зная, как усердно желали вы услышать из России и особенно от русского духовенства ответ на ваше сочинение, я полагал, что вы не оставите моего ответа без возражения, если най­дете что-нибудь возразить на него. Но предположения мои не оправдались, возражений с вашей стороны не последовало. А между тем, есть причина думать, что если не мои, то чьи-нибудь опровержения вашей статья были вам известны. В четвертом томе предпринятого вами сборника, преобразованного, начиная с этого тома, в периодическое издание, вы говорите, что поднятый вами вопрос “о воссоединении Греческой Церкви с римскою (не на оборот ли?) обратил на се­бя внимание весьма немногих; рассеянная толпа отвечает на него с презрением; мало-помалу проявляется сочувствие к этому вопросу, но редко и не дружно; в тоже время он встретил и сильные противоречия...”. Но к этим словам, как бы в утешение себе, вы присовокупляете: “впрочем, если этой идее суждено иметь будущность; то она должна идти своим путем, собирая вокруг себя большее и боль­шее число приверженцев, она, наконец, будет с восторгом принята целыми массами и займет свое место в ряду исторических событий”²². Итак вы не обещаетесь, что будете продолжать ученые исследования об этом вопросе, но пре­доставляете решение его неизвестному течению будущего вре­мени и даже уверенность свою в успехе этого дела огра­ждаете частицей “если”.

Между тем, как вы продолжали хранить молчание, яви­лось в минувшем году на французском и даже на рус­ском, языках несколько сочинений, написанных с тою же целью, с какою писаны были ваши. Не знаю, какой они имели успех, и отвечал ли кто-нибудь на них. Но те, которые удалось мне прочитать, едва ли заслуживали подро­бного рассмотрения; они слабее ваших и не отличаются характером умеренности и приличия. В тоже время старался я прочитать и другие сочинения, прежде писанные в защиту папства, как например, пресловутое сочинение де-Местра: Du pape (о папе). И потому, не обинуясь, могу сказать, что я познакомился с доказательствами ваших единоверцев не поверхностно. Но, говоря без лести, ваша статья, поме­щенная во втором томе известного сборника, заключает в себе почти все главное, что было сказано в защиту пап­ства, особенно против православия. Она имеет еще то важ­ное преимущество пред другими подобными, что написана с большою искренностью, спокойствием и даже добросовестностью. Судя по одобрительным отзывам, которыми встре­тили эту статью ваши единоверцы, по неоднократным изданиям ее в немецком переводе, под вашим руководством, надобно думать, что и вы с вашими единоверцами приписы­ваете ей важное значение. Статью эту можно принять за последний вывод ваших ученых исследований, за последнее ваше слово о важном вопросе, разделяющем римскую Цер­ковь от православной.

Все эти соображения заставляют меня продолжать мои за­мечания на эту именно статью, избрать ее главным центром, на который будут обращены мои духовные орудия, около ко­торого будут сосредоточиваться мои исследования о вопросе, нас занимающему. Теперь я уже не буду дожидаться ваших возражений, или новых исследований, но постараюсь по по­рядку, отчетливо и беспристрастно, рассмотреть собранные ва­ми доказательства, поставить против них другие и, по воз­можности, рассмотреть все разности, отделяющие западную Церковь от православно-кафолической-восточной. Одному Богу известно, когда кончится этот печальный разрыв между Востоком и Западом. Но бедствия, проистекающие от него, очевидны всякому. Внешние страдания православных народов на Востоке продолжаются так долго, конечно, главным образом вследствие неприязни и даже открытой ненависти, какую питает к ним неправославная, особенно папистическая, Европа. Состояние римской Церкви также не завидно; в ней происходит внутренний раздор, жаркая, хотя и сдержан­ная пока, вражда за самые начала, за понятия о самом суще­стве папской власти. Уже раздаются, в среде самого римского клира, голоса в пользу перенесения папского престола из Рима в Иерусалим²³, дальше от Европы. В этом бесконечном споре, среди разноречивых возгласов, голос из России, стоящий вне этой борьбы, голос православного священника, конечно, не будет излишним. А если он, этот, хотя не громкий, но искренний и доброжелательный, голос и не дойдет до вас, если вы не захотите, как дол­жно, внять ему; то и в таком случае, надеюсь, он не будет бесполезным. Наши соотечественники, особенно люди, получающие полуиностранное воспитание, нередко бывают хо­лодны и равнодушны к своей Вере именно потому, что мало или почти совсем не знают ее, а прибывши за грани­цу, легко делаются добычею различных пропагандистов. Счастливым себя почту, если хоть одного из них удержу от того неблагоразумного и, может быть, невозвратимо-гибельного шага, который сделали вы и подобные вам. Итак, призвав на помощь благословение Божие, приступаю к делу.

Вы начинаете свое исследование прекрасными словами, кото­рые я постараюсь перевести здесь как можно ближе к под­линнику. “Это право высшего суда, эта власть, которую па­па имеет над всею Церковью, может иметь двоякое происхождение. Она могла быть установлена Самим Господом Иисусом Христом, и в таком случае она происходит непосред­ственно от Бога и основывается на праве Божественном. Но мо­гло быть, что Господь не сказал ничего определенного касатель­но управления в Церкви Его и предоставил ей самой устроить дела свои, как ей будет нужно; в таком случае, Церковь, чрез посредство Соборов и святых Отцов, могла, если счита­ла это нужным, поручить тому, или другому епископу большую пред другими власть. В этом последнем случае, Церковь все­гда сохраняет за собою право отнять власть, которую она же дала. Если епископ римский не непосредственно от Иисуса Хри­ста, а от Церкви, чрез посредство Соборов и святых Отцов, получил известную власть, обнимающую собою Восток и Запад; то эта власть будет основана не на праве божественном, но на праве церковном, и, следовательно, подлежит изменению, ограниченно, или даже совсем может быть уничтожена” (стр. 30). Что сказать вам на это? Ничего более, как поблагодарить вас за искренность и выразить вам пол­ное и беспрекословное согласие с вашим мнением. Только прошу вас не отступаться от своих слов и чистосердечно принять все следствия, которые вытекают из них.

“Верховная власть римского епископа над всею Церковью установлена Иисусом Христом, подтверждается священным Писанием?” Не только у подножья алтаря, куда вы пригла­шали православных священников для размышленья о поднятом вами вопросе, но и пред лицем Господа, пред лицем неба и земли, я готов сказать, что это несправедливо. Где же в священном Писании говорится о римском еписко­пе, как главе Церкви? Есть ли в Евангелии, хотя малей­шее упоминанье о папе? Нет, и тысячу раз – нет. Вся си­ла ваших слов, которые, конечно, делают честь вашей смелости и откровенному характеру, держится на следующем весьма шатком умозаключении. Считая делом решенным и вполне доказанным, что Господь поставил св. Петра Своим наместником и главою Церкви, вы говорите далее: что “та­кая власть не могла принадлежать лично одному Петру и как бы умереть вместе с ним; он должен был иметь преем­ника своего могущества. Было бы нелепо предположить, что Иисус Христос облек Петра в сан главы Церкви толь­ко для того, чтобы удовлетворить его суетной гордости и тще­славью (так-то выражаетесь вы о первоверховном Апостоле!). Господь наш имел в виду пользу Церкви, а верховная власть гораздо более необходима для Церкви во всякое другое время, чем при Петре, когда Апостолы, наученные самим Иисусом Христом, исполненные Духа Святого, соединенные между собою узами самой пламенной любви, могли сами по себе удовлетворять всем потребностям верных, без всякого отношения к Петру. Итак, надобно заключить, что в Церкви всегда должен быть преемник власти Петра: и этот преемник есть епископ римский!” (стр. 73)²⁴. Положите руку на сердце и скажите: если бы и действительно вам уда­лось доказать, что св. Петр был князь Апостолов и глава Церкви Христовой, то и тогда можно ли было бы сказать, что власть римского епископа опирается на св. Писание и установлена Иисусом Христом – непосредственно? Почему же не епископ Иерусалимский, не епископ Антиохийский должны счи­таться преемниками св. Петра? Но мы видели уже, как сла­бы, как неправильны доказательства, приводимые вами в пользу той мысли, что св. Петра Господь назначил Своим наместником и главою всей Церкви. Теперь посмотрим, на чем основывается ваша уверенность, что преемником св. Петра, в звании главы Церкви, должен быть не кто-нибудь другой, а именно папа, римский епископ.

Прежде всего, решим вопрос: точно ли Господь передал всю власть над Церковью одному св. Петру, или кому-либо из Апостолов? Точно ли Он Сам установил в ней монархическое правление?.. Раскройте Евангелие, в котором вы думаете на каждой странице видеть подтверждение своей мысли, и читайте у св. Матфея в главе 18-й. Аще согрешит к тебе (пред тобою) брат твой, говорит Спа­ситель, иди и обличи его между тобою и тем единем. Аще тебе послушает, приобрел еси брата твоего. Аще ли тебе не послушает, пойми с собою еще единаго, или два, да при устех двою, или триех свидетелей станет всяк глагол. Аще же не послушает их, повеждь Церкви; аще же и Церковь не послушает, буди тебе якоже язычник и мытарь (ст. 15–17). Итак, видите, что Господь не оставил нерешенным вопроса о том, кому принадлежит верховная власть в Церкви. И заметьте, что сам св. Петр слова Спасителя, сказанные всем ученикам вообще, относил в частности и к самому себе; потому, что тотчас после этих слов он вопросил Господа: “сколько раз ему можно простить согре­шившему брату?” Если же слова Спасителя: повеждь Церк­ви – относились и к Петру; то очевидно, что Господь не назначал его полновластным главою Церкви, каким был Сам Господь, но поручил власть над Церковью – самой Церкви, и пребывает вечным Главою ее. Впрочем, об этом мы до­вольно уже говорили прежде. Вы утверждаете, что преемником св. Петра и главою Церкви должен быть епископ римский, кто бы и каков бы он ни был. Но я предложу вам во­прос: Господь Иисус Христос назначал ли какое-нибудь место, какой-нибудь город столицею, учрежденной Им на земле, Церкви,– так чтобы глава, или епископ этого города был непременно главою всех верующих во всем мире? Нет! Далее: укажите мне в св. Писании, хотя одно место, хотя один намек, из которого можно было бы заключить, что этою столицею должен быть Рим. Конечно, не укажете. А между тем, есть в св. Писании прямое свидетельство, что Господь не только не назначил Рима столицею возвещен­ной Им Веры, но даже Иерусалиму не дано было этой чести; что Он основал Церковь не римскую, или другую какую-либо местную, а вселенскую. Жено, говорил Он Самарянке, веру Ми ими, яко грядет час, егда ни в горе сей, ни в Иерусалимех поклонишеся Отцу (Иоан. 4:21). Но если бы точно угодно было Господу назначить какое-либо место главным центром Церкви христианской; то таким местом, без всякого сомнения, был бы Иерусалим. В самом деле, есть ли на всем земном шаре город более священный, чем этот? Колыбель его повита священной таинст­венностью. Прообраз Иисуса Христа, св. Мельхиседек, был здесь царем и священником. Другой великий прообраз и праотец Спасителя; св. Давид, сделал Иерусалим своею сто­лицею. Сам Господь Иисус Христос называл Иерусалим градом великаго Царя (Матф. 5:25). Он проливал слезы из пречистых очей Своих, когда говорил о будущем опустошении самого града; пред вознесением Своим Он повелел Апостолам не отлучаться от Иерусалима, но ожидать здесь сошествия Святого Духа. Посылая их на всемирную про­поведь, Он говорил: тако подобаше пострадати Христу и воскреснути от мертвых в третий день и проповедатися во имя Его покаянию и отпущению грехов во всех языцех,– наченше от Иерусалима (Лук. 24:48). Видите ли, что не в Риме, а в Иерусалиме нача­ло, как бы центр христианской Веры? Здесь, в Иерусалиме, страдал, умер и воскрес Господь, здесь сошел на Апостолов Дух Святой, и получила основание христианская Цер­ковь, здесь был первый апостольский Собор, послуживший образцом для всех последующих, вселенских и частных. Иерусалим и Сион сделались синонимическими названиями Церкви, как воинствующей, так и торжествующей. Благословен Господь от Сиона, живый во Иерусалиме, воспевает наша православная Церковь, разумея, конечно, не географический Сион, или Иерусалим, а вселенскую Церковь Христову, в которой живет и которою управляет сам Бо­жественный Основатель и Глава ее. В этом смысле употребляются имена Сиона и Иерусалима и в священном Писании. Приступите, говорит св. Апостол Павел, к Сионской горе и ко граду Бога живаго, Иерусалиму небесному, и тмам Ангелов, торжеству и Церкви первородных, на небесех написанных (Евр. 12:22). В откровении св. Иоанна Богослова Церковь торжествующая, вечное царство Христово, изображается под именем и образом новаго Иерусалима. В Иерусалиме первым епископом был св. Иаков, брат Господень, по древле-отеческому преданию, наз­наченный в этот сан Самим Господом и рукоположенный собором Апостолов... Здесь было последнее жилище и гроб (хотя и временный) Богоматери.

Перенесемся же теперь мысленно к Риму и посмотрим: мо­жет ли он быть соперником, или преемником Иерусалима? Если уже и град Великого Царя – Бога не остался столицею христианской Церкви; то, какое право имеет на это город языческих кесарей? Какие воспоминания соединяются с основанием Рима? Два незаконнорожденные сына одной знат­ной девицы, брошенные дедом своим на произвол судьбы, вскормленные волчицею, заводят притон разбойников, за право назвать этот притон своим именем один из братьев убивает другого, и братоубийца дает свое имя городу. Вся история Рима испещрена ужасными злодействами и мерзо­стями. Умный варвар назвал его продажным городом²⁵, и это название как нельзя более прилично Риму, точно так­же, как название святаго прилично Иерусалиму и усвоено ему всеми народами, даже нехристианскими.

Чем не торговал, чего не продавал Рим, особенно папский! Папы, как увидим, продали догмат о Пресвятой Троице²⁶, продали верность свою, в которой клялись законным императорам, в пользу франко-германских королей, за мнимое наследие Петра, т. е., за несколько квадратных миль земли; они продали      … знаете ли – что? – вас, любезнейший соотечественник, ваш иезуитский орден,– не далее, как в прошлом столетии...²⁷ А о торговле совестью, о продаже грехов,– и упоминать нечего: римская базилика св. Петра выстроена на эти деньги, целые миллионы бывших членов римской Церкви отложились от нее из-за этой торговли... Начало лютеранства положено – в Риме; оно зародилось в душе Лютера, бывшего пламенным приверженцем папизма, зародилось именно тогда, когда он своими глазами увидел продажность римской курии, о которой, еще раньше Лютера, сложилась пословица: caria romana non curat oves sine lana!

И после этого, вы утверждаете, что Сам Иисус Христос поставил в Рим Своего наместника, главу Своей святой Церкви! Иерусалим – и Рим, Голгофа – и Капитолий, гора Елеонская – и скала Тарпейская: это почти все равно, что небо – и пре­исподняя, рай – и ад, добро – и зло!

Но вы скажете, что Иерусалим, за избиение пророков, осо­бенно за убиение Мессии, отвержен Богом, осужден на запу­стенье. Так; но припомните, что, по непреложным словам Самого Спасителя, Иерусалим будет попираем не вечно, не до скончания мира, но дóндеже скончаются времена язык (Лук. 21:24). И св. Апостол Павел пишет Римлянам, что ослепление отчасти, до времени приключилось Израилю, до тех пор, дóндеже исполнение языков внидет, и пока не придет от Сиона избавляяй (11:25). Итак, всемирное значение Иерусалима не навсегда кончилось; его ждет еще славнейшая участь... А что тогда будет с вашим Римом, который вы, не шутя, называете иногда вечным городом?

В самом деле, есть ли в св. Писании, хотя некоторое указание на будущую судьбу и назначение Рима? Нигде, ни в Евангелии, ни в посланиях св. Петра, ни в послании св. Павла к Римлянам,– ни в одной священной книге не сказано об этом,… кроме Апокалипсиса возлюбленного ученика Господня, св. Иоанна Богослова. Но посмотрим, благоприятствует ли Апокалипсис почитателям Рима и понтифекса римского? Многие ученые богословы, в том числе и римско-католические, признают, что и св. Иоанн Богослов в Апо­калипсисе и св. Петр в своем первом послании (5:13), под именем Вавилона разумеют Рим²⁸. Итак, раскроем Апокалипсис и посмотрим, что открыл Дух Святой Богослову о будущей судьбе Рима, или второго Вавилона? “И повел меня (Ангел) в духе в пустыню, и я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценным каменьем и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодеяния своего. И на челе ее написано имя: “тайна! Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным”. Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей (мучеников) Иисусовых. И сказал мне Ангел: что ты дивишься?.. Жена, которую ты видел, есть великий город, царствующий над земными царями”. (Апок. 17:3–6, 18). Вы скажете, что все это относится к Риму языческому, Риму цезарей, гонителей христианства, а не к Риму христианскому, или папскому. И я не отвергаю этого. Однако, если бы этому городу назначено было Провидением сделаться священною столицей христианства; то, без сомнения, тайновидцу была бы открыта и эта тайна; Ангел сказал бы ему, что эта блудница будет некогда девою чистою, и город, исполненный мерзостей, сделается городом святым и вечным.

Но послушайте далее, что открыто о будущей судьбе нынеш­ней столицы пап. “После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля освети­лась от славы его. И воскликнул он сильно громким голосом, говоря: “пал, пал Вавилон, великая блудница, сделалась жилищем бесов и пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице...” И услышал я иной голос с неба, который говорил: выйди из нее, народ Мой (т.е., народ христианский), дабы не участвовать вам в грехах ее и не подвергнуться язвам ее: ибо грехи ее дошли до не­ба, и Бог вспомянул неправды ее... И взял один силь­ный Ангел камень, как большой жернов, и поверг в море, говоря: с таким стремленьем повержен будет Ва­вилон, великий град,– и уже не будет его”. (18:1–5, 21)²⁹.

За избиение пророков и самого Мессии, Иерусалим осужден на запустение и попрание языками,– но на время: Риму, за избиенье Апостолов и мучеников и за другие бесчисленные беззакония и мерзости, предсказано запустенье полное и веч­ное: “и уже не будет его”. Судьбы Божьи неисповедимы; мы не знаем, когда именно исполнится это предречение о Ри­ме. Однако и теперь уже не можем не видеть, что нет благословенья Божия на этом городе, что как будто прокля­тье тяготеет над окрестностями его и над самым городом. В самом деле, все новейшие путешественники по Италии говорят, в каком ужасном состоянии запустения находят­ся обширные поля, простирающияся от самых стен Рима вплоть до моря; заразительные испарения (malaria), образующиеся от гнилой почвы этих полей, запущенных небре­жностью папского правительства, распространяют болезни и смерть даже в Риме, и сам папа боится жить в Ватика­не во время лета. И что это за столица христианства, ко­гда повелитель и глава ее держится на своем троне только по милости французских штыков, когда дети и подданные папы открыто говорят, что если французы сегодня выйдут из Рима, то завтра же они сделают с папою то же самое, что некогда сделал один из его предшественников с несчастным Конрадином?!³⁰ Итак, римский понтифекс, некогда дерзновенно наступавший ногою на шею коронованных особ, теперь трепещет за свою собственную!.. Впрочем, мы уклонились от главного предмета; извините за небольшое отступление.

Если вы внимательно и беспристрастно прочитали и обду­мали все, что было извлечено нами из священного Писания; то, конечно, согласитесь, что оно не на вашей стороне, говорит не в вашу пользу. Я даже думаю вот что: благоразумно ли вы поступили, что так ясно и решительно отдали весь суд такому беспристрастному и непогрешительному судье, как слово Божие? Мне, конечно, приятно убедиться из этого, что в вас, без вашего сознания и воли, сохранился остаток православия, что ваша честная, славянская натура не совсем искажена хитростями иезуитскими. Но я уверен, что настоящий, так сказать, природный папист, и особенно иезуит, не сказал бы того, что вы сказали. Нет, корен­ные паписты боятся Библии. Иначе не стали бы они, в те­чение целых столетий, так упорно и решительно противить­ся переводу Библии на понятный народу язык; не стали бы истреблять огнем и мечем целое народонаселение Вальденсов, главным образом за перевод св. Писания. Иначе ва­ши священники не запрещали бы мирянам читать Библию, не отбирали бы у духовных детей своих даже книг Нового Завета, которые даются им в некоторых учебных заведениях; наконец, ваши собратья,– иезуиты, не написали бы для Венгерцев такого истинно удивительного “исповедания Веры”. Известно ли вам оно? Вот некоторые места из него: “исповедуем, что все, что папа установил вновь, на основании ли священного Писания, или вопреки ему, все, что он ни повелит, есть истинно, божественно и спасительно; и потому должно быть уважаемо мирянами более, чем запо­веди Бога живого. Исповедуем, что чтение св. Писания есть источник ересей и расколов, родник богохульства (Scaturiginem blasthemiae). Исповедуем, что папа римский имеет власть изменять (immutandi) священное Писание, допол­нять и сокращать его по своей воле. Исповедуем, что св. Писание несовершенно, что оно есть мертвая буква, пока вер­ховный понтифекс (папа) не изъяснить его и не уступить мирянам для чтения”. Не буду приводить прочих пунктов этого исповедания; оно, по нашему мнению, есть не что иное, как гнусное кощунство. А между тем, оно бы­ло в Венгрии преподано всенародно, publice prescripta et proposita, и напечатано в книге: Libri simbolici Ecclesiae Romano–Catholicae, изданной доктором богословия, профессором Дапцем, и посвященной папе Григорию XVI (см. стр. 338–340). Я знаю, что в наше время и папа и па­писты отрекутся от этого исповедания; но, тем не менее, оно выражает вполне их искреннее мнение, задушевную мысль. Мне жаль будет вас, любезнейший соотечественник, если вы, за свою откровенность и простоту, подвергнетесь гневу вашего... генерала, или даже самого папы. О, как я желал бы, чтобы вы, узнавши ближе римскую Церковь, почув­ствовали в душе своей этот небесный голос, слышанный некогда Тайнозрителем: изыдите из нея, людие Мои, да не причаститеся грехом ея и от язв ея да не вредитеся (Апок. 18:4). Будем же вместе изучать римскую Церковь.

Прощаюсь с вами до скорого, как надеюсь, свидания на широком поле церковной истории.

1860 г.

В прежних письмах моих к вам было доказано, на основании св. Писания, что Господь Иисус Христос не назначал никого из Апостолов единственным Своим преемником, или главою учрежденной Им Церкви, что никому из них Он не назначил главного местопребывания на земле, ка­кого-нибудь города, к которому, так сказать, приковал бы на вечные времена и благодать новозаветного священства, и непогрешимость учения, и верховную власть суда и управления церковного. В последнем письме мы, также на основа­нии св. Писания, показали, что, если бы для пользы Церкви и надлежало быть такому городу, который считался бы столицею христианства; то менее других городов, например,– Иерусалима, имеет право на это преимущество нынешняя столица пап­ства, Рим. Теперь посмотрим, имеет ли епископ римский какое-либо особенное право называть себя главою вселенской Церкви, наместником Иисуса Христа?

Предположив, что св. Апостол Петр был князем Апо­столов, главою Церкви, преемником и наместником Иисуса Христа, вы говорите, что все эти права и преимущества св. Петра наследовал епископ римский. Но почему именно – римский, а не другой,– об этом вы не говорите ни слова. От чего произошло такое важное опущение, такой перерыв в це­пи доказательств, которыми вы хотели убедить нас в ис­тине вашего учения? Может быть, от того, что вы считали эту вторую посылку римского силлогизма так очевидною, так несомненною, что она не требует доказательств; а может быть от того, что не видели для нее достаточных оснований и не хотели прибегать к выдумкам, как делают другие, менее совестные, ваши единоверцы. Как бы то ни было, этот пропуск в вашей статье мы должны восполнить из других источников. Неблагоразумно было бы оставить это без внимания, потому что притязания римских епископов на вселенское главенство основывается единственным, исклю­чительным образом на приписываемом ими себе праве на­следовать Петру. Но, по моему искреннему убеждению, вторая или меньшая посылка, равно как и заключенье Римского силлогизма, о котором было сказано в третьем моем письме к вам, не сильнее первой, или большей посылки.

Избираю соперником своим, вместо вас, не какого-ни­будь темного и слабого писателя, но многоученого, многоизворотливого и многознаменитого на западе богослова, одного с вами ордена и даже одноименного вам, о. Иоанна Пер­роне. Сочинение его: Praelectiones theologicae достигло в 1855 году уже 21 издания (не считая переводов на другие язы­ки). Я буду пользоваться новейшим латинским изданием его, вышедшим в Регенсбурге, в 1854 и 1855 годах. Перроне прямо говорит, что “все учение о наследовании рим­скими епископами главенства (primatus) Петрова висит (pendeat) на том, что св. Петр прибыл в Рим и был здесь епископом до самой своей кончины, на этом факте, как на основании и фундаменте (veluti basi ac fundamento), надобно утвердить означенное наследование”.³¹ На чем же само ос­новывается это единственное основание папских притязаний на право наследовать св. Апостолу Петру? Во всем св. Писании нет ни одного слова, ни одного даже косвенного намека о пребывании св. Петра в Риме. А если мы и согласны допустить

предание о том, что первопрестольный Апостол, под конец своего проповеднического поприща, прибыл в Рим и претерпел здесь мученическую кончину, вместе с другим также первопрестольным Апостолом св. Павлом; то, на основании св. Писания, мы можем ясно доказать, что не Петр основал римскую Церковь и что он был в Риме весьма недолго. Припомните же теперь ваше смелое уверение, что, если право папы на вселенское главенство не может быть до­казано св. Писанием, то значит, что оно имеет не божественное, а человеческое происхождение, и может быть не только ограничено, но и совсем отнято у римского еписко­па... Но позвольте на время оставить вас в размышлении о сказанных вами словах и обратиться к противнику, бо­лее вас ловкому и хитрому.

Перроне доказывает предложение свое, что св. Петр пришел в Рим и был здесь епископом до самой кончины, следующими доводами: а) свидетельствами древнейших Отцов и писателей Церкви, которые единогласно говорят, что св. Петр умер в Риме; б) каталогами римских епископов, где св. Петр занимает первое место; в) тем, что, по свидетельству древних писателей, Евангелие св. Марка писано было в Риме, под руководством св. Петра; г) древними памятниками, которыми означалось место погребения св. Апо­столов – Петра и Павла; д) древним и всеобщим обычаем христиан ходить в Рим на поклонение гробам св. Апосто­лов. Вот и все доказательства! Свидетельства древних св. Отцов и писателей мы рассмотрим впоследствии подробно. А прочие доказательства подтверждают только то, что св. Петр скончался в Риме. Но этого мало. Чтобы иметь право счи­тать св. Петра первым епископом римским, надлежало бы вам доказать, что он первый проповедовал в Риме христианскую Веру, что именно он, а не другой Апостол, основал римскую Церковь, что римские епископы имеют осо­бенное, преимущественное пред другими, право называть св. Петра своим предшественником. Но этого не только Перроне, но и целый собор римских ученых доказать не могут.

В книге деяний св. Апостолов мы читаем, что св. Петр проповедовал слово Божие в Иерусалиме, Лидде, Иоппии, Кесарии, Самарии, Аптиохии и снова в Иерусалиме. Оба послания свои он писал к иудеям, рассеянным в Понте, Галатии, Каппадокии, Асии и Вифании. Но о пребывании св. Петра в Риме, о проповеди его римлянам – в этих священных книгах не сказано ни слова. Чтобы как-нибудь защитить свою мысль о пребывании св. Петра в Риме, писатели рим­ской Церкви согласно усвояют Риму название Вавилона, над которым так грозно гремят проклятия библейские – ветхозаветные и новозаветные. Мы не имеем причины отвергать, что св. Петр писал свои послания не в старом, а новом Вавилоне, то есть, в Риме. Однако из самых этих посланий видно, что св. Апостол писал их в глубокой старо­сти и незадолго до своей кончины. Старцы, иже в вас, молю, старец сый (1Петр. 5:1); ведый, яко скоро есть отложение телесе моего, якоже и Господь наш Иисус Христос сказа мне (2Петр. 1:14). Изобрета­тельные паписты выдумали в средних веках сказание, буд­то св. Петр два раза был в Риме: в первый раз в 42 году, во второй – перед кончиною; так что будто бы он, управлял римскою Церковью, лично и чрез своих наместников, всего двадцать пять лет. Но и сам решительный Перроне не решился доказывать этого слишком произвольного предположения. Один из германских ученых (Баур) не­опровержимо доказал хронологической таблицей событий, что св. Петр не мог быть в Риме, по крайней мере, раньше 52 года по Р. Хр. Перроне с некоторой досадой замечает: “этот фанатический писатель (нефанатическому Перроне было тяжело, должно быть, даже назвать Баура по фамилии) в своей хронологической таблице оставил пропуск между 52 и 70 годами; в этот промежуток времени, почему Петр не мог придти в Рим?” (Р. Т. t. 2, стр. 288, примеч. 57). Мы и не говорим, что он не мог придти, равно как и вы не можете не согласиться, что он мог и не придти; однако предположение о двадцатипятилетнем епископстве св. Петра в Риме падает само собою в том и другом случае, так как кончина Апостолов Петра и Павла относится ис­ториками никак не далее 67 года по Р. Хр.

Священное Писание не позволяет нам согласиться с вами и в том, что св. Петр, вскоре после Иерусалимского собо­ра, или 52 года, прибыл в Рим и, следовательно, мог пробыть в нем, по крайней мере, 15лет. Св. Апостол Павел написал свое послание к Римлянам из Коринфа во время третьего, предпоследнего своего путешествия, следовательно в 59, или 60 году по Р. Хр. В последней XVI главе этого послания св. Апостол пишет свои приветствия весь­ма многим, известным ему, жителям Рима, но ни слова не говорит о св. Петре. Если бы он был в это время в Риме; то св. Павел не упустил бы случая приветствовать пер­вопрестольного Апостола, для свидания с которым он не­когда нарочно приходил в Иерусалим (Галат. 1:18). Положим, что это доказательство против папистических мнений только отрицательное, как говорит Перроне; но оно весь­ма важно. Чтобы ослабить его силу, Перроне замечает, что, умозаключая таким образом, можно бы отвергнуть и епископствование св. Иакова в Иерусалиме; потому что св. Павел в послании к Евреям не приветствует его по имени. По это замечание весьма неосновательное. Еще не известно, писал ли св. Павел собственно к жителям Иерусалима, или к Евреям, жившим в другом каком либо городе; а главное то, что послание к Евреям, последнее, по времени и по списку, из посланий Павловых, писано уже после смер­ти св. Иакова. Каким же образом мог приветствовать его св. Павел в своем послании?

Впрочем, в самом послании к Римлянам есть и поло­жительные свидетельства, что прежде написания его, прежде 60 года, св. Петр не был и не проповедовал в Риме и что вообще не он основал римскую Церковь. В самом на­чале послания Апостол говорит: Павел, раб Иисус Хри­стов,.. Имже прияхом благодать и апостольство в послушание веры во всех языцех о имени Его, в нихже есте и вы звани Иисусу Христу (ст. 1–6). Сказавши далее, что вера римских христиан возвещается во всем мире, Апостол присовокупляет, что он давно имеет желание видеть их лично в самом Риме, да некое подам вам, говорит, дарование, ко утверждению вашему (ст. 11). Из этих слов видно, что св. Павел писал к Римлянам, не как к чужим, а как к своим собственным ученикам. Если бы уже прежде него проповедовал в Риме первоверховный Петр и был здесь епископом; то едва ли бы св. Павел считал нужным еще подавать Римлянам некое духовное дарование ко утверждению, особенно когда вспомним слова его, написанные в том же самом послании потщахся благовестити, не идеже именовася Христос, да не на чуждом основании созижду (15:20). Припомните так же, что св. Павел причисляет Римлян к тем языческим народам, к которым именно он, Апостол языков, послан проповедовать имя и уче­ние Христово.

Кто же основал в Риме христианскую Церковь? Кто пер­вый проповедовал здесь Евангелие? В св. Писании нет прямого ответа на эти вопросы. Однако с достаточною достоверностью можно полагать, что первыми христианами и пропо­ведниками Евангелия были здесь те из Евреев, которые бы­ли в Иерусалиме во время сошествия Св. Духа,– эти приходящии Римляне (Деян. 2:10), а потом те из учеников св. Павла, которых обратил он во время неоднократных своих путешествий по разным городам Европы и Азии; они могли приходить к нему из Рима в крупные города и, при­нявши крещение, снова возвратиться в Рим. Так, например, св. Павел обратил в Коринфе иудея Акилу и жену его Прискиллу; также – Эпенета, который был первый из обра­тившихся в Ахайи; а в послании к Римлянам приветствует их – уже как жителей Рима, и притом с домашнею их церковию.³²

Хотя св. Павел и говорит, что вера Римлян славится во всем мире; однако Церковь римская, до прибытия его в Рим, была весьма немногочисленна, потому что когда он прибыл сюда и пригласил к себе знатнейших иудеев; то оказалось, что они не имели даже понятия о христианской Вере и откровенно говорили ему молимся, да слышим от тебе, яже мудрствуеши; о ереси бо сей (т. е. о христианском Вероучении) ведомо есть нам, яко всюду сопротив глаголемо есть (Деян. 28:22). Итак, до прибытия Апостола Павла в Рим, знатнейшие из иудеев зна­ли о христианской Вере только то, что об ней везде спорят. Едва ли бы это явление было возможно, если бы в это вре­мя (в 63 году по Р. Хр., значит, за три, или за четыре только года до кончины обоих верховных Апостолов), даже раньше того, св. Петр жил уже в Риме и был здесь епископом, да еще не один, а с двумя викариями, римскими же епископами, как говорит Перроне (стр. 291, § 570).³³ Мы знаем из книги Деяний Апостольских, как могу­щественна, как многоплодна была проповедь св. Петра в Иерусалиме и Антиохии.

Припомните, наконец, что во всех посланиях св. Павла, писанных из Рима, к Филиппийцам, Ефесянам, Колоссянам, Евреям, к Титу, Филимону и двух посланиях к Тимофею, ни одного раза не упомянуто имя св. Петра; тогда как, посылая приветствия к различным отсутствующим лицам, св. Павел обыкновенно пишет им приветствия и от лица ближних ему людей, живущих в Риме. Мало того: в послании к Колоссянам, писанном из римской темницы, св. Павел говорит, что только Аристарх спленник его, Марк и Иуст были единственными сотрудниками его для царствия Божия и утешением в скорби (4:10–11). Во втором послании к Тимофею великий и святой узник пишет: в первый мой ответ никтоже бысть со мною, но вси мя оставиша (4:16). Итак очевидно, что и в это время еще не было св. Петра в Риме. Когда же он прибыл сюда? На это мы не можем отвечать определенно, по недостатку исторических свидетельств. Но с полною уверенностью можно сказать, что св. Петр прибыл в Рим после св. Павла, который, даже находясь в узах, проповедовал здесь слово Божие с величайшим успехом и простер свою Евангельскую мрежу даже до кесарева дома (Филип. 4:22), то есть, обратил в христианскую Веру некоторых членов императорского семейства, или особ близких к нему. Припомните, что и первыми епископами рим­скими были ученики св. Павла, а не Петра: Лип и Кли­мент.

Повторяю: мы не отвергаем предания³⁴, что св. Петр был в Риме и претерпел здесь мученическую смерть. Но что же отсюда следует? Вы утверждаете, что отсюда вытекает право римских епископов, и притом – божественное, непосредственно от Бога данное,– право быть наследниками св. Петру. Но в каком отношении, в каком звании? Св. Петр был Апостол, то есть, непосредственный ученик Иисуса Христа, Самим Господом избранный и посланный на всемирную проповедь. Неужели же и все римские папы,– до Пия IX включительно, имеют право называться Апостола­ми? Но этого права они никогда не присваивали себе, хотя и говорили, что они занимают кафедру Апостольскую. Вы скажете, что звание Апостола заключало в себе и звание епископа, и что в этом последнем звании епископы римские могли наследовать св. Петру. Справедливо. Но св. Петр имел первенство между Апостолами,– как епископ, или как Апо­стол? Конечно, как Апостол; потому что епископская власть состоит в том, чтобы проповедовать слово Божие, совершать таинства, руководить верующих на пути к царствию небесному; а эту власть имели все Апостолы одинаково. Итак, если бы св. Петр и имел между Апостолами какое либо особенное значение, как Апостол; то никак не мог бы оставить его в наследство какому-либо епископу,– не Апо­столу. Три Апостола, ближайшие к Божественному Учителю: Иаков, Петр и Иоанн, называвшиеся столпами Церкви, скончались в различное время и в разных местах: св. Иаков в Иерусалиме, Петр в Риме, Иоанн в Ефесе. От чего же епископы, восседавшие на Апостольской кафедре в Ефесе, никогда не домогались преимущества пред други­ми кафедрами, основанными чрез других, менее знаменитых, Апостолов, например, пред Константинопольскою, осно­ванною св. Андреем, или пред Александрийскою, основанною св. Марком,– одним из семидесяти? Не ясно ли, что значение епископов зависело всегда не от важности Апостола, основавшего епископскую кафедру, а от важности города, в котором епископ имел свое пребывание. Известно, что епи­скоп старейшей и важнейшей кафедры – Иерусалимской одно время уступал преимущество даже епископу Кесарии Палестин­ской; потому, что Иерусалим, при языческих императорах, особенно после опустошения Адрианом, потерял свою важ­ность. И впоследствии патриарх Иерусалимский, по каноническим постановлениям, всегда занимал в церковной иерархии место после патриархов Константинопольского, Александрийского и Антиохийского, хотя Иерусалимская Церковь спра­ведливо называлась и называется – матерью Церквей, по древнему пророчеству богодухновенного царя – пророка: мати Сион, речет человек (Псалом. 86:5).

Апостольское седалище! Святое седалище! Легат от ребра апостольского седалища! (Siege apostolique, la sainte siege; lagatus a latere) – паписты произносят эти слова с каким-то благоговением, как будто в них заключается что-то особенно важное, собственно принадлежащее епископу римскому. Но ведь известно, что все кафедры, основанные Апосто­лами, называются Апостольскими, даже все истинные, законные епископы в целом свете суть преемники Апостолов, и православная Церковь , сохранившая вместе с преемством Апостольской благодати, и учение Апостолов, еще с большим правом называется Апостольскою, чем римская, во многом, как увидим, отступившая от чистого апостоль­ского учения и управления.

Но в римской Церкви, скажете, первым епископом был св. Петр, князь Апостолов, наместник Иисуса Христа. Мы уже видели, что св. Петр не был ни князем Апостолов, ни единственным наместником Иисуса Христа, ни епископом римским – в собственном смысле. Звание Апостола и сан епископа различны между собою. Напрасно Перроне указывает на св. Иакова, брата Господня, который был вместе и Апо­стол и епископ Иерусалимский. Св. Иаков не был из ли­ка двунадесяти Апостолов, которым Господь сказал: шедше научите вся языки; шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари. Св. Иаков, хотя и имел звание Апостола, как непосредственный ученик Иисуса Христа, од­нако он не был всемирным проповедником, какими были Апостолы: Петр, Иоанн, Андрей, Павел и другие; он был истинный епископ Иерусалимский и, во всю жизнь свою, от вознесения Господня и до своей кончины, управлял именно и только Иерусалимскою Церковью. Можно ли же сказать, что св. Петр был тем же для Церкви римской, чем был св. Иаков – для Иерусалимской? Мы знаем из св. Писания, что св. Петр проповедовал в Иерусалиме, Антиохии и дру­гих городах Палестины, Сирии и Малой Азии. Где же была его епископская кафедра? Везде, где он проповедовал, и нигде – в особенности. Мы не отвергаем, что, может быть, св. Петр участвовал вместе с св. Павлом в рукоположении кого-либо из первых епископов римских, и следовательно было основание называть кафедру римскую кафедрою Апостолов Петра и Павла, и епископов римских – преемниками св. Петра. Но по какому праву вы той же чести и названия лишаете кафедры и епископов других городов, где св. Петр, несомненно, и прежде других Апостолов, насаждал Христианство и один мог рукополагать епископов, например – в Кесарии, Антиохии, Иопии и прочих? Неужели св. Петр стал тем, за кого вы его почитаете, только с того времени, как он прибыл в Рим? Не думаю; пото­му что вы утверждаете, что он поставлен главою Церкви от самого истинного Главы ее – Иисуса Христа, еще во вре­мя Его земной жизни. Следовательно, все епископы, которых св. Петр рукоположил до прибытия в Рим, суть преемни­ки его. И напрасно Перроне уверяет, что ни одна из церквей, кроме римской, в каталоге своих епископов не поставляет во главе их св. Петра. Древнейший церковный историк Евсевий говорит: “Игнатий, вторый после Петра епископ Антиохийский” (Истор. кн. 3, гл 86). Впрочем, исчисляя епископов, преемников Апостольских, Евсевий всегда отделяет от них – самих Апостолов. Так, о римских епископах он говорит, что после Петра и Павла, первым (а не вторым) епископом был Лин, вторым Анаклет, третьим Климент. Точно также и об Антиохийских епископах он говорит, что первым, после Петра, был Еводий, вторым Игнатий. Если же позднейшие составители епископских каталогов римской Церкви писали св. Пет­ра первым епископом, а следующих за ним – вторым, третьим и так далее: то это решительно ничего не доказывает: вольному воля!

Паписты говорят: “св. Петр скончался в Риме, следо­вательно, епископ римский должен быть единственным наследником власти и всех преимуществ сего князя Апостолов”. Но законность такого умствования не подтверждается, ни св. Писанием, ни примерами истории, ни даже здравым смыслом. Вы, конечно, и сами не станете уверять нас, что папа должен считаться наследником св. Петра, на основании ясного и прямого свидетельства св. Писания; ибо о папах римских и помину нет в слове Божием. Посмотрим в истории. Первый первосвященник ветхозаветный, св. Аарон скончался в пустыне на горе Ор: неужели и преемнику его следовало оставаться здесь же? Великий вождь еврейский, св. Моисей умер на горе Наваи неужели Иисус Навин поступил незаконно, что перешел Иордан и не возвращался на место кончины своего предшественника? Св. Петр скончался в Риме, а один из ближайших и знаменитейших преем­ников его – св. Климент скончался в нашем Херсонесе, а мощи его перенесены св. Владимиром в Киев: не надле­жало ли бы тогда кафедру преемника Петрова и главы Церкви перенести из Рима в Херсонес, или Киев? Один знатный и богатый человек, во время путешествия, остановился в доме чужого человека, заболел и – помер: неужели хозяин дома, где помер путешественник, должен сделаться наследником всех богатств и титулов его?.. Даже простолюдин русский невольно улыбнется, когда ему будут приводить такие и подобные им резоны, или доводы. А между тем многоученые богословы преважно утверждают, что папа законный наследник Петра, потому что гроб св. Апостола в Риме, где живет папа!..

Но, должно быть, папская система у приверженцев своих извращает законы мышления, портит здравый смысл, наполняет головы густым туманом... Мы увидим впоследствии, что слова наши не насмешка, не преувеличение. Приведем пока два, три примера. В минувшем 1859 году, 1-го ян­варя, начальник французского гарнизона в Риме, генерал Гойон, в главе подчиненных ему офицеров, явился в тронном зале Ватикана, для поздравления папы с новым годом, и держал ему речь. Надававши папе обещаний которых, как оказалось после, не имел права давать и не мог исполнить, Гойон с приличною официальному лицу важностью присовокупил “приветствуем в твоем лице, монарха и вместе достойного и благородного преемника св. Петра”.³⁵ Может быть, эта фраза чрезвычайно нравится папистам. Но свежего постороннего человека она заставит невольно призадуматься. “Монарх и вместе преемник св. Петра”– и преемник не только “достойный, но и благород­ный!” Св. Петр был, положим, епископом римским и, конечно, никогда не думал быть монархом; напротив, повелевал духовным чадам своим повиноваться царю Гос­пода ради (1Петр. 2:13). Подождем, впрочем, может быть, нынешние события, не разъяснят ли этого странного сочетания властей и наследств? Не отделится ли снова монарх от епископа?

Положим, что военный человек не может быть большим знатоком, богословия; положим, что Гойон сказал неле­пость. Но вот образованные французские епископы пишут не лучше своего генерала. Во время последнего столкновения Франции с Австрией в Италии, французские прелаты издали множество пастырских посланий³⁶, сказали множество речей, из которых мы ясно видим, как образ мышления папистов противоречит обыкновенному рассудку человеческому. Во всех этих посланиях и речах французское духовенство приглашает свою паству молиться о том, чтобы среди политических треволнений не потонула “барка св. Петра” (barque de saint Pierre). Какое же отношение, какое сход­ство лодка св. Петра, плававшая по Геннисаретскому озеру, имеет с папскою областью, или римскою Церковью? Православный человек опять задумывается. Неужели почтенные прелаты хотели сказать, что как св. Петр бросил свою Вифсаидскую лодку, чтобы следовать за Господом, так дух св. Петра, дух евангельский и апостольский, оставил римс­кую Церковь, когда епископы римские присвоили себе несо­вместимый с саном епископским титул монархов?..

Но допустим, что речи и послания французских прелатов писались наскоро и сгоряча. Раскроем же книгу, которая считается классическою в полемической литературе римской Церкви, имела множество изданий и, по отзыву одного рус­ского писателя, небезопасна для православных читателей, недостаточно знакомых с богословскими науками³⁷. На первых страницах сочинения Графа Местра “о папе” мы читаем следующие фразы: “Церковь католическую (то есть римс­кую) можно представить в виде эллипсиса с двумя центра­ми. В одном мы видим св. Петра, а в другом... Карла Великого; а церковь Галликанская (то есть, французская, во время царствования во Франции законных королей) как будто, сближает эти центры и соединяет их в великолепном единстве”³⁸. А по нашему мнению, все это только одни пустые фразы, к которым паписты могут прибегать, за недостатком дельных мыслей...

Впрочем, я отклонился от своего предмета, забежал не­сколько вперед; новейшие французские писатели настраивают речь мою на тон, может быть, несвойственный рассуждению о важном предмете; оставляю их в покое до времени. С полною охотою и удовольствием займусь в следующем пись­ме рассмотрением писаний древних Отцов и писателей Церкви. А теперешнее письмо заключаю покорнейшею просьбою к вам: извините меня, если я оскорбил вас своей откровенной речью.

Прибавлю еще одно замечание касательно мнения ваших единоверцев, будто с должностью Апостола соединялись дол­жность и звание епископа. Нет; должность Апостола выше должности епископа, как и должность епископа выше долж­ности пресвитера, хотя обязанности их почти одинаковы. И древняя Церковь отличала Апостола от епископа. В Иерусалиме проповедовал и мученически скончался св. Иаков, один из двунадесяти Апостолов, один из трех столпов Церкви Христовой. В Иерусалиме же скончался Иаков – меньший, из лика семидесяти. Однако св. Иаков-больший не называется епископом, и не от него ведут свое преемство еписко­пы и патриархи Иерусалимские, а от Иакова-меньшего. Тоже надобно сказать и о св. Петре: он был Апостол, но не епископ, хотя имел власть поставлять епископов.

“Мы рассматривали тексты св. Писания; теперь остается вопросить св. Отцов”. Так, или почти так начинаете вы шестую главу рассматриваемого мною сочинения. Такими же словами прилично и мне начать восьмое письмо мое к вам. Несколько раз пересматривал я написанное вами, взвешивал силу, приведенных вами из св. Писания, доказательств. Если эти строки мои будут когда-нибудь пред вашими гла­зами, то я попросил бы вас снова прочитать и обдумать все, написанное мною до сего времени, сравнить число, важность и силу приведенных мною доказательств с числом и важностью тех, которые собраны вами. А потом я охотно пойду с вами “вопрошать св. Отцов”.

Однако позвольте: вы слишком широко шагаете, делаете такие большие скачки, что я должен просить вас остановить­ся немного. Прямо из первого века вы переноситесь в четвертый; от боговдохновенных писаний св. Апостолов пе­реходите к творениям св. Григория Нисского, не коснувшись даже одним словом писаний мужей апостольских и других древнейших отцов. Вы, правда, приводите и причину та­кого быстрого перехода и такого большого и важного пропу­ска. Постараюсь представить эту причину моим русским читателям, чтобы большинство ваших бывших соотечественников имели новую причину – уважать вас за искренность и добросовестность, насколько позволяло вам иметь эти доб­родетели ваше нынешнее положение. Приступая к рассмотрению святоотеческих свидетельств, вы говорите: “не надоб­но ожидать, что св. Отцы первых веков, говоря о главен­стве папы, употребляли столь же точные и столь же ясные выражения, как писатели веков позднейших. Надобно при­нять во внимание последовательное развитие в учении католическом и в устройстве самой Церкви. Св. Петр, в си­лу слов, сказанных ему Господом нашим Иисусом Хри­стом, поставлен князем Апостолов, наместником Иисуса Христа, главою Церкви (мы видели уже, как все это не­справедливо, как далеко от духа и буквы Евангелия). Эта чрезвычайная важность св. Петра перешла и к преемникам его; она и теперь заключается в Пие IX, как была в св. Липе и св. Клименте. Но хотя она была, в сущности, всегда одинакова, однако обнаруживалась не всегда одинаковым образом. В первые века, многие причины не позволяли епископам римским делать из своей власти такое же обшир­ное употребление, какое делали они из нее впоследствии. В тоже время, многие причины делали полное употребление этой власти менее необходимыми. Жестокость преследований, труд­ность сообщений, препятствия всякого рода, какие Церковь встре­чала на каждом шагу, не позволяли таких частых сношений с Римом, как видим, например, в наше время. Как бы в восполнение того, чего не доставало Церкви с этой стороны, Божественное Провидение распространило на все страны, где была Церковь, большее изобилие света, большее излияние духа любви (чем после?). Церковное единство, для своего сохранения в неприкосновенности, менее требовало возбуждения от центра; оно поддерживалось Духом Святым, Который жил в сердцах всех этих мучеников, всех этих учителей, просвещал всех их одинаковым светом, внушал им одинаковую ревность и возбуждал их к тому, чтобы жить одною и тою же жизнью. Что среди такого чудес­ного единодушия, такого стремления умов и сердец к Иисусу Христу, направление, исходящее от епископа римского, было менее чувствительно и потому нам труднее заметить его,– в этом мы охотно сознаемся. Но заключать из этого, что слова, сказанные Иисусом Христом, не усвоили св. Петру истинной важности, авторитета, и что эта важность не сохра­нялась всегда и всецело в его преемниках,– вот этого не сделают никогда (?), если будут добросовестно и без предубеждения вопрошать писания св. Отцов и свидетельства церковной истории”.

Не стану теперь подробно рассматривать, насколько правды и основательности в этих словах, сказанных, надобно со­знаться, с необыкновенною авторскою ловкостью. Сделаю на них только два замечания: если св. Петр и ближайшие к нему епископы римские, сиявшие святостью жизни и чудными дарами благодати, не имели необходимой и заметной власти над своими собратьями; то, какое имели право добиваться ее – позднейшие преемники их, часто не славившиеся доброю жизнью и ничем не обнаружившие в себе присутствия благодати Духа Святого?..       Второе замечание: из ваших слов сле­дует, что при обилии благодатных даров между верующими первых веков, менее было необходимо и заметно влияние внешней, иерархической власти. Действительно, в книге Деяний Апостольских мы видим, что св. Апостолы, возложением рук, сообщали дары благодати, даже дар чудотворения и про­рочества, всем – истинно верующим. Однако мы замечаем, что все общество верующих беспрекословно повиновалось непосредственным ученикам Христовым, что св. Апостолы в полном смысле управляли Церковью. Да и сами Апостолы, для решения важного вопроса, сходились на собор, подчиня­лись сами и строго требовали от других подчинения собор­ному определению. Итак, власть, управление в Церкви – бы­ли всегда: но исключительного главенства, в лице одного че­ловека,– не было. И неужели вы не замечаете, какую по­блажку, какую важную уступку делаете вы протестантам, квакерам, иллюминатам, ирвингианам, которые отвергают иерархию, под тем предлогом, что они управляются непосред­ственно Духом Божиим? Мы знаем, напротив, что и дуси пророчестии пророкам повинуются.

Впрочем, повторяю: я не намерен теперь подробно рассматривать ваши, приведенные выше, слова. Поставляю только на вид ваше мнение, что в первые три века власть папы была менее заметна, чем в последствие. И на этом-то, как думаю, основании вы переноситесь прямо от времен апостольских в четвертый век. Охотно и я последовал бы за вами в этом быстром переходе, если бы ваши едино­верцы думали и писали одинаково с вами. Но они не так совестливы и разборчивы на доказательства, как вы. По ва­шему мнению, влияние папы на дела вселенской Церкви, в течение первых веков христианства, было почти не примет­но. А ваши единоверцы уверяют, что оно всегда было ясно, как день. Перроне говорит, что ни одна христианская исти­на не может быть так несомненно доказана свидетельством всех веков, как главенство, или власть наследников Петровых во вселенской Церкви; так что он, бедный, находит себя задавленным многочисленностью разнородных свидетельств³⁹. Жалкий автор нелепой брошюры: “la Russie est-elle schismatique?” начинает свое сочинение такою громкою фразою: “среди ужасных испытаний, которым под­вергалось рождающееся христианство, мы находим такие глубокие следы важности преемников св. Петра, такие, так ска­зать, живые отпечатки их владычества над целым сословием пастырей Церкви, что труднее опровергнуть это владычество, чем бытие самой Церкви”; то есть, легче доказать, что в первые три века совсем не было христианской Церкви, чем то, что папа не был ее главою! Вот как пишут ревностные защитники папизма! Можно ли было нам оста­вить их без вразумления, их доказательства – без опро­вержений.

Мы не могли пройти молчанием христианских писателей первых трех веков еще и потому, что творения их имеют особенную важность для всего христианского мира. После св. Писания, они составляют важнейший источник вероучения, как драгоценнейшая сокровищница апостольских преда­ний. Св. Отцы последующих веков и вселенские Соборы ссы­лались на них, как на несомненных свидетелей истины, во время споров своих с еретиками. Особенно важны эти творения древних Отцов в настоящее время. Протестанты различных исповеданий, сознавши, наконец, шаткость осно­вания, на котором стоит их Вера, не видя у себя ничего прочного, определенного, всеми признанного и для всех обязательного⁴⁰, ни в вероучении, ни в богослужении, ни в церковном устройстве, обратились к изучению истории и отеческих творений первых трех веков, чтобы в них найти для себя хоть некоторую опору и оправдание. Не смотря на все старание быть беспристрастными в этом изучении, они все-таки смотрят протестантами. Удачно выставляя на вид то, что противоречит заблуждениям римской Церкви, они не имеют довольно твердости, чтобы воздать должное тому, что не­согласно с их собственными предубеждениями. Конечно, не­которые из них, вследствие добросовестного изучения древнеотеческих писаний, дошли до того, что открыто признают и необходимость церковного предания, и богоучрежденность иерархии, и действительную силу таинств, и недостаточность одной веры для спасения, следовательно, отвергают самую сущность протестантизма. Однако другие, твердо держась основных начал лютеранства, делают важные уступки папизму, чтобы, давши ему мало, взять много. Они, как например, и знаменитый Неапдер, допускают, что папская власть над всею Церковью началась, точно, с первых веков, но – по­чему? потому что, по их мнению, все христианское вероучение, вся Церковь Христова подверглась порче, изменению, вско­ре после Апостолов. Итак, на нас лежит долг раскрыть истину, показать подлинное учение мужей Апостольских и древних отцов Церкви. Мы не будем приводить их свидетельств урывками, отдельными фразами, как делает Пер­роне, но, сколько возможно, в целом составе, в связи и логическом порядке. Мы не будем, с преднамеренною целью, как делают и паписты и протестанты, умалчивать о том, что показалось бы нам несогласным с нашим собственным мнением; потому что, слава Богу, не будем иметь в этом нужды. Благословясь, приступим к делу.

Первое и сильнейшее, по мнению папистов, доказательство в пользу их мнения о преобладании римского епископа над всею Церковью состоит в том, что коринфская Церковь, еще при жизни св. Иоанна Богослова, обращалась к св. Климен­ту с просьбою умиротворить некоторое волнение, возбужденное в обществе коринфских христиан людьми, не покорявшимися своим законным пастырям, и что св. Климент отвечал на это прошение длинным и прекрасным посланием, кото­рое было читано в древних Церквах почти с таким же уважением, как слово Божие. И в обширных богословских системах, и в отдельных трактатах о папской власти, и в проповедях и катехизических беседах, это доказательство выставляется с большим или меньшим искусством, как несомненное, как непоколебимое. Мне особенно нравятся тон­кость, или ловкость, с которою говорит об этом, соста­витель весьма хорошего учебника Римско-католической Веры, имевшего уже множество изданий, Конрад Мартин, епископ Падеборнский. “Когда в первом столетии, еще при жизни св. Иоанна, христианское общество в Коринфе, взволнованное печальным раздором, обратилось в Рим к св. Клименту, третьему преемнику св. Петра, и умоляло его о влиятельном совете и помощи; то он благосклонно принял их желание и чрез свое послание, полным воздействием своей важнос­ти, привел к тишине и единодушию разрываемое партиями общество”⁴¹. Тонкий намек, заключающийся в том обстоятельстве, что коринфская Церковь обратилась к св. Климен­ту в то время, как она могла бы обратиться к св. Иоанну Богослову, мы разберем в конце этого письма. А теперь заметим, прежде всего, что выражение ученого паписта: “коринфское общество умоляло св. Климента о влиятельном со­вете и помощи”,– чистая натяжка, или выдумка; потому что мы ни из послания св. Климента, ни из других каких-либо источников не можем узнать, в каких выражениях просили коринфяне римского епископа, или римскую Церковь, и какое было действие его послания. Остается несомненным только одно голое событие, или факт: св. Климент написал к Коринфянам, по их просьбе, послание, которое и сохранилось до нашего времени. Если бы в самом послании заключалось что-нибудь благоприятствующее нынешнему рим­скому учению; то римским богословам следовало бы разо­брать содержание этого послания и указать в нем места, которыми подтверждалось бы их смелое уверение. Но никог­да и никто из них, сколько знаем, не делал этого: все твердят одно: св. Климент написал послание к Коринфянам, при жизни св. Иоанна. Хотя бы вспомнили они, что св. Павел написал к Коринфянам два послания, еще при жиз­ни самого Петра, на важности которого паписты основывают и важность св. Климента. По их логике следовало бы за­ключить, что для жителей Коринфа голос св. Павла был важнее, чем голос св. Петра, что один Апостол – выше другого. Но раскроем самое послание⁴².

Оно начинается следующими словами: “Церковь Божия, пришельствующая (временно пребывающая, странствующая, παροιχοδσα) в Риме, Церкви Божией, пришельствующей в Коринфе, званным (призванным в Церковь Христову), ос­вященным, по воле Божией, Господом нашим Иисусом Христом. Благодать вам и мир от Вседержителя Бога чрез Иисуса Христа да умножится” (стр. 52). Если бы римские ученые желали хоть несколько быть беспристрастными и добросовестными; то этих одних слов, одного этого начала в послании св. Климента достаточно было бы для них, что­бы убедиться, как ложны их умствования о главенстве и могуществе их папы. Они говорят, что жители Коринфа обратились к св. Клименту с просьбою о своих духовных нуждах потому, что он был преемник св. Петра и, следовательно, глава Церкви, высший не только всех епископов, но и самых Апостолов. Но что же? Вместо того, чтобы дей­ствовать на Коринфян важностью своего сана, влиянием лич­ной своей власти, в качестве преемника Петрова, св. Климент скрывает свое имя и значение за именем частной Цер­кви – римской, и эту Церковь ставит на одну ступень с другою частною Церковью – коринфскою. Неужели св. Климент меньше знал свои права и преимущества, чем позднейшие его преемники? Этого, конечно, не скажут и папи­сты. Может быть, он поступил так по смирению? Но там, где шло дело о пользе Церкви, о том, чтобы внушить уважение и покорность к пастырям церковным, восстановить порядок, такое смирение было бы неуместно и неза­конно. Или, как думают некоторые из римских ученых, св. Климент написал послание не от себя, а от лица всей Церкви, для того, чтобы внушить Коринфянам большее уважение к словам своим? Может быть; но в таком случае, ясно до очевидности, что, ни св. Климент, ни жители Коринфа ничего не знали о вселенском главенстве и лич­ной непогрешимости папы.

Впрочем, ни то, ни другое предположение не объясняют достаточно рассматриваемого теперь нами обстоятельства. Мы видим, что не только св. Апостолы, Павел, учитель св. Кли­мента, и Петр, его предшественник, но и почти все древние епископы, например: св. Игнатий Богоносец, св. Поликарп, св. Киприан, писали послания к различным Церквам и лицам обыкновенно от своего собственного имени, которое и означали в самом начале послания. От чего же св. Климент не последовал этому обыкновению? Для решения этого вопроса, необходимо допустить весьма простую и правдоподобную мысль, которую отчасти разделяет с нами и знаменитейший ваш историк аббат Флери⁴³; именно: св. Климент, в то время как писал свое послание к Коринфянам, еще не был епископом римским. Из при­мера Церквей – антиохийской, по смерти св. Игнатия, и смирн­ской, после кончины св. Поликарпа, мы видим, что в слу­чае смерти или отсутствия местного епископа, пресвитеры цер­ковные писали послания к другим христианским обществам от лица всей своей Церкви. Послание смирнской Церкви о мученической кончине св. Поликарпа начинается даже теми же самыми словами, как Климентово послание к Церкви коринфской. Итак, по всей вероятности, св. Климент писал свое послание, когда был еще только пресвитером Церкви римской, и, следовательно, никак не мог называться преемником св. Петра, главою Вселенской Церкви. Но почему же, скажете вы, коринфяне обратились именно к св. Клименту? Решение этого вопроса легко и просто. Церковь коринфская насаждена и утверждена св. Апостолом Павлом. Когда, пос­ле кончины великого учителя вселенной, произошло неустрой­ство между коринфскими христианами; тогда к кому же бли­же и естественнее было обратиться им за советом, как не к ученику св. Павла,– ученику, которого сам учитель называл даже своим споспешником (Филип. 4:3)? И зачем им было отправлять послание в отдаленный Патмос, или еще более отдаленный Ефес, когда они были уве­рены, что все Апостолы и все верные ученики их проповедовали одно и тоже учение,– и когда весьма близко от них жил знаменитейший ученик св. Павла,– отца их по вере? Вот, почему коринфяне обратились за советом в Рим к св. Клименту, а не в Ефес к св. Иоанну Бого­слову!

Но вина римских ученых пред Богом и Церковью Его состоит не в том только, что они изобретают ложь, но и в том, что не видят истины там, где она сияет полным блеском. Вместо того, чтобы злоупотреблять драгоценнейшим памятником века апостольского, находя в нем мечтательное доказательство против нашего православия, они должны были бы подробно рассмотреть содержание этого памят­ника и указать в нем то, что служит к обличению протестантов. В самом деле, в послании св. Климента так ясно выражено учение о богоучрежденности церковной иерархии, о святости и важности пастырского звания, это учение так согласно с учением слова Божия, что только разве свирепая ненависть протестантов против иерархии папской могла затемнить пред взорами их истину.

Похвалив веру, согласие и любовь, царствовавшие между коринфскими христианами, св. Климент сожалеет, что меж­ду ними поселился теперь раздор, причиною которого была зависть, и потом исчисляет зло, происходящее от зависти, указывает на Каина, братьев Иосифа, и потом присовокупляет: “по зависти и ненависти, величайшие и праведнейшие столпы Церкви были гонимы и дошли даже до смерти. Представим пред очи наши блаженных Апостолов. Петр претерпел, чрез неправедную зависть, не одно и не два огорчения, но многие, и таким образом, пострадавши мученичес­ки, отошел в подобающее место славы. По причине завис­ти (иудеев и язычников), и Павел получил награду за терпение... Бывши проповедником на востоке и западе, он получил знаменитую славу за свою веру; научив весь мир праведности, достигнув самых крайних пределов запада, пострадал мученически от начальствующих” (гл. 5). За­метьте, что св. Климент не дает ни малейшего преимуще­ства св. Петру пред св. Павлом, но обоим вместе дает название величайших столпов Церкви, а последнего из них, сверх того, называет проповедником всемирным, прошедшим с проповедью от востока до запада. Как все это со­гласно со словом Божиим и как мало благоприятствует папистическим умствованиям!

Преподавши прекрасные правила смирения, покаяния, друже­любия, терпения, послушания (в пример которого указывает всю природу, небо и землю), св. Климент говорит о вос­кресении мертвых, о всеобщем суде Христове, о воздаянии праведным и грешным и наконец переходит к главному предмету послания: “итак, мужие – братие, будем со всяким старанием воинствовать по непорочным заповедям Его (Гос­пода). Подумаем о воинах, как стройно, с каким послушанием, с какою покорностью исполняют они повеления вождей своих. Не все они воеводы – тысяченачальники, стоначальники, пятидесятиначальники и так далее; но всякий из них в своем чине исполняет распоряжения царя и вождей своих. Не могут быть высшие без низших, так­же низшие без высших. Во всем есть некоторая связь, и отсюда – польза. Возьмем наше тело; голова без ног ниче­го не значит, так и ноги без головы; самые даже малейшие члены нашего тела необходимы и полезны целому телу; но все они согласны между собою, и подчинены один другому для здравия всего тела (гл. 37). Итак, мужие – братие, да сохранится в здравии все тело наше (Церковь) во Христе Иисусе и да подчинится каждый из нас ближнему своему, как поставила кого благодать Господа (гл. 38). Апостолы благовестили нам от Господа Иисуса Христа; Иисус Христос – от Бога. Итак, Иисус Христос был послан от Бога и Апостолы от Христа: то и другое было благоустрое­но по воле Божией. Таким образом, получив повеления, и вполне укрепившись в вере воскресением Господа нашего Иисуса Христа и утвердившись словом Божиим, они с уверением от Духа Святого вышли в Мир, благовествуя о пришествии царствия Божия. Таким образом, проповедуя по селам и городам, начатки (первые из) уверовавших, по испытании духом, Апостолы поставляли в епископы и диаконы для тех, которые уверуют впредь. И это не нововведение; но задолго еще до того было написано о епископах и диаконах; ибо так говорит Писание: поставлю епископов их в правде и диаконов их в вере⁴⁴(гл. 42). Апо­столы наши знали от Господа нашего Иисуса Христа, что бу­дет раздор о достоинстве епископском. Итак, по этой причине, получив совершенное предвидение, они поставили вышеназванных (епископов и диаконов) и потом дали заповедь, чтобы, когда они почиют, другие испытанные мужи принимали на себя их служение. И потому считаем незаконным делом лишать служения тех, которые поставлены апостольскими или другими знаменитыми мужами, с согласия всей Церкви, и служили стаду Христову непорочно, со смиренномудрием, тихо и честно (гл. 44). Возьмите послание блаженного Апостола Павла. Что он писал вам в начале благовествования своего? Истинно – по вдохновению (от Духа Святого) он написал вам как о себе самом, так и о Кифе (Петре) и Аполлосе; ибо тогда еще произошли у вас разделения. Но тогдашнее разделение подвергало вас меньшему греху, ибо вы разделялись на партии из уважения к Апостолам знаменитым и мужу, от них испытанному. А те­перь, подумайте, какие люди развратили вас и уменьшили славу вашего знаменитого братолюбия. Постыдное дело, и весь­ма постыдное, возлюбленные, и с христианским подвижничеством несогласное, что, как слышим, твердейшая и древ­няя Церковь коринфская, чрез одного или двух человек, возмутилась против пресвитеров” (гл. 47). В последних главах своего послания св. Климент увещевает коринфян покаяться, изображает им высокое достоинство взаимной люб­ви и согласия, для сохранения которого всякий член Церкви должен быть готов на самопожертвование. “Кто из вас благороден? Кто милосерд? Кто исполнен любви? Пусть тот скажет: “если из-за меня волнение, распря и разделения; то я отхожу, удаляюсь, куда вы ни пожелаете; я исполню все, что ни повелит большинство; только бы стадо Христово жило в мире с поставленными пресвитерами”. Кто так поступит, тот приобретет себе великую славу в Господе и всякое место примет его, ибо Господня земля и исполнение ея (гл. 44). Итак, вы, положившие начало возмущению, покоритесь пресвитерам, примите наказание – в знак покаяния, преклонив колена сердец ваших. На­учитесь покоряться, отложив хвастливую и надменную дер­зость языка вашего. Ибо лучше вам быть хоть малыми в стаде Христовом, но с доброю славою, нежели высокомудрствуя, лишиться упования его” (гл. 57) (то есть, вечного спасения, приобретение которого возможно только в недрах ис­тинной Церкви).

Вот главные мысли в послании св. Климента! Вот уче­ние мужа апостольского! Оно также далеко от учения протестантов, как и от учения мнимых преемников св. Климента – позднейших епископов римских. Св. Климент яс­но учит, что епископы суть законные преемники Апостолов, что должность, или власть их, как и власть апостольская, имеет происхождение божественное, что верные вообще и всякий христианин в частности должны повиноваться епископам и пресвитерам, под страхом лишиться надежды спасения. Но что св. Петр был князем Апостолов и что преемники его по римской кафедре должны иметь власть над всею Цер­ковью,– этому св. Климент не только не учил, но прямо говорил противное тому. Это мы видим как из рассмотренного нами послания, так и из других письменных памятников, которые древнею Церковью приписываются св. Клименту: таковы: Правила св. Апостолов (числом 85), собранные св. Климентом; Постановления Апостольские, изложенные им же; Беседы св. Климента, в другой редакции известные под именем встреч, или свиданий (recognitiones).

Позднейшие богословы не допускают, чтобы все, что со­держится в творениях св. Климента, принадлежало именно ему, но почти все, как римско-католические, так и протестантские писатели согласны в том, что эти творения при­надлежат самым первым векам христианской Церкви, и, во всяком случае, написаны ранее первого вселенского Собора (325 года). Вопросим же эти драгоценные памятники вероучения, благочиния и богослужения первенствующей Церкви. Заметим, прежде всего, что римские писатели обыкновенно смотрят на эти памятники как-то холодно, стараются обойти их, или уменьшить их важность. Не мудрено. Почти все позднейшие заблуждения и нововведения римской Церкви яснейшим образом обличаются творениями знаменитого и святого епископа римского. То же самое надобно сказать и о протестантах. Укажем теперь только на то, что относится к епис­копской власти. “Епископа да поставляют два, или три епископа”, говорит первое апостольское правило. Об утверждении или инвеституре со стороны папы – ни слова. “Пресвитеры и диаконы без воли епископа ничего да не совершают; ибо ему вверены людие Господни, и он воздаст ответ о душах их” (прав. 39). Конечно, это правило не может нра­виться протестантам; но оно не благоприятствует и папистам, у которых диаконы-кардиналы и аббаты-легаты от ребра имеют высшую власть и значение не только пред еписко­пами, но даже пред митрополитами и титулярными патриархами. А между тем, вот что сказано у св. Климента о вла­сти областных епископов, впоследствии получивших название митрополитов и патриархов: “Епископам всякого наро­да подобает знати первого в них и признавати его, яко главу; ничего превышающего их власть не творити без его рассуждения, творити же каждому токмо то, что касается до его епархии и до мест, к ней принадлежащих. Но и пер­вый ничего да не творить без рассуждения всех. Ибо тако будет единомыслие и прославится Бог и Господь во Святом Духе, Отец и Сын и Святый Дух” (прав. 34). В дополнение к этому правилу, укажем еще следующее: “дважды в году да бывает собор епископов, и да рассуждают они друг с другом о догматах благочестия, и да разрешают случающиеся церковные прекословия” (прав. 37). Не ясно ли, что здесь нет не только определенного учения, но и самого отдаленного намека о главенстве и непогрешимости папы? Не ясно ли, что только православная Церковь сохранила у себя истинно древний и апостольский образ управления?

Еще яснее, еще подробнее этот образ управления дре­вней Церкви описан в книге Постановлений апостольских, изложенных св. Климентом. Книга эта пользовалась в первых веках чрезвычайным уважением: но, по свидетель­ству шестого вселенского Собора, оказалась в некоторых местах поврежденною еретиками. Мы теперь не можем ска­зать, все ли списки этой книги были повреждены, или толь­ко некоторые, и те, которые нам теперь известны, относят­ся ли к числу поврежденных, или нет. Во всяком слу­чае, глубокая древность этой книги несомненна. По крайней мере, то, что сказало в ней касательно управления церков­ного и прав епископских, вероятно, не было повреждено еретиками; потому что древнейшие ереси касались обыкновен­но догматов вероучения, а не управления, или благочиния. Книга эта начинается так: “Апостолы и пресвитеры (старцы) всем из язычников уверовавшим в Господа Иисуса Хри­ста. Благодать вам и мир... да умножатся”. Особенно во второй книге Постановлений апостольских изложены превосход­ные и самые подробные правила касательно прав и обязан­ностей епископов. Но как в этой, так и во всех восьми книгах постановлений не найдется ни одной строки, которая благоприятствовала бы притязаниям римских епископов. Было бы утомительно излагать содержание этого обширного творения. Укажем только одно весьма замечательное место, где говорится об епископских кафедрах, установленных самими Апостолами, и об епископах, ими рукоположенных. “Касательно же епископов, рукоположенных нами во время нашей жизни, да будет вам известно, что они суть следующие: в Иерусалиме Иаков – брат Господень, а по кончине его,– Симеон – сын Клеопы, а после него третий Иуда Иаковлев. В Кесарии Палестинской епископом был сначала Закхей, бывший мытарь, после него – Корнилий, а третий Феофил. В Антиохии поставлены были: Еводий – мною Петром, а Игнатий –Павлом. В Александрии первый епископ Анниан рукоположен Марком Евангелистом, а вторый Авилий – Лукою – также Евангелистом. А в римской Церкви первый – Лин, сын Клавдии, рукоположен Павлом, а после смерти Лина,– Климент, вторый епископ – посвящен мною Петром⁴⁵. В Ефесской Церкви Тимофей – Павлом, а Иоанн – мною Иоанном (Богословом) рукоположены”. Далее исчисляются епископы городов: Смирны, Пергама, Филадельфии, Коринфа, острова Крита, Афин, Триполи, Лаодикии, Колосс, областей Галатии, Асии и острова Эгины. В заключение это­го списка епископов, святые Апостолы заповедуют верным следовать их учению, как учению самих Апостолов” (кни­га 7, гл. 46)⁴⁶. Кажется, нет надобности делать примечания и толкования по этому драгоценному свидетельству первенствующей Церкви. Ясно, что древняя христианская Церковь почитала св. Петра наравне с прочими Апостолами, а св. Климента – наравне с прочими епископами. Лина, первого епископа римского, рукоположил св. Павел, а Климента – св. Петр. Чьи же преемники позднейшие епископы римские? Св. Павла, или св. Петра должно почитать основателем, кафедры римской?.. Св. Климент подробно исчисляет епископские кафедры, основанные Апостолами; он ясно свидетель­ствует, что многие из них основаны прежде и, следовательно, старше римской, а о первенстве и каких-либо преимуществах ее не говорит ни слова. Не наносят ли самого дерзкого оскорбления памяти великого первосвятителя римского те писатели, которые уверяют, что он был, а, следовательно, и сам считал себя не только главою всех еписко­пов вселенской Церкви, но, по кончине св. Петра,– и гла­вою самих Апостолов, не исключая и возлюбленного ученика Христова, Иоанна Богослова, а, следовательно – и св. Павла, если бы он остался на земле после своего первопрестольного сослужителя?.. Подумайте об этом!

Впрочем, мы, наверное, знаем, как смотрел на свои отношения к св. Апостолам сам св. Климент. Уже в рассмотренном нами, несомненно, и всецело принадлежащем ему послании мы видим, с каким благоговейным уважением приводит и повторяет он слова св. Апостола Павла, как в частности называет боговдохновенным то место из послания его к Коринфянам, где Апостол языков упрекает их за беззаконное разделение, по причине неразумного предпочтения, питаемого ими к Петру, или Павлу, или Аполлосу (гл. 47). Но вот посмотрим, как обращался св. Климент даже к тем из Апостолов, которые не были из лика двунадесяти, но только слышали учение Веры непосредственно от Самого Спасителя. Чрезвычайно любопытное и в древно­сти весьма знаменитое (известное Оригену) творение св. Кли­мента, называемое свиданья, или встречи, изложено в виде послания к св. Иакову, епископу Иерусалимскому, и начи­нается так: “Климент Иакову, господину и епископу и епископов епископу, правящему Святою Церковью Христиан в Иерусалиме и Церквами Христа Бога нашего, провидением Божиим преславно водруженными во вселенной,– купно с пре­свитерами и диаконами и всеми прочими братиями,– мир с вами да будет присно”⁴⁷. Мы не смеем утверждать, что это, несомненно, собственные слова св. Климента, но, во всяком случае, слова древнейшего христианского писателя, кото­рого мы не имеем причины подозревать в неправославии. Если бы в них заключалось что-либо прямо противное учению св. Климента и Вселенской Церкви; то древние Отцы Цер­кви отвергли бы всю книгу, в заглавии которой стоят эти слова, не только как подложную, но и как вредную, ере­тическую. А этого мы не видим. И так св. Климент на­зывал и, по суду древней Церкви, мог справедливо называть св. Иакова епископом епископов, правящим всеми Церква­ми во вселенной. Что же отсюда следует? Неужели преемни­ки Иакова, епископы Иерусалимские, должны также называться епископами епископов? Никак! Что было сказано об епис­копе Апостоле и сроднике Господнем, того нельзя относить к епископу, не имеющему этих преимуществ.

Теперь мог бы я кончить нынешнее, и без того чрез меру длинное, письмо. Но я прошу у вас и у всех чита­телей моих еще несколько минут терпеливого внимания. Не только моих единославных соотечественников, но и всех, у кого есть еще в душе вера, совесть и здравый смысл, прошу быть свидетелями и судиями. Я представлю им на суд одного безымянного писателя, который выдает себя не только за русского, но и за православного, между тем как сочинения его причиняют русским стыд, православным – горе. Может быть, он, жертва превратного воспитания, и сам не понимает этого; и потому наш долг вразумить его. Такие писатели, конечно, не приносят ни малейшей пользы той стороне, которую взялись поддерживать; напротив, они выставляют наружу ее слабые стороны, думая прикрыть их. Но они, эти жалкие писатели – без призвания, возмущают душу в людях, любящих добро и правду. Этому безымянному писателю принадлежат два сочинения на Русском язы­ке, изданные в Лейпциге: “О возможном соединении Российской Церкви с Западною, без изменения обрядов православного богослужения” и “Замечания на Русские письма А. Н. Муравьева”. Мы уверены, что не ошибемся, если тому же перу припишем и две французские брошюры, однородные по предмету, по манере, по цели и внутренним достоинствам в сейчас названными: “La Russie est – elle schismatique?” и “Quelques mots sur le schism orientale, par J. de Sergy.” Сверх того, едва ли не тот же самый сочинитель пишет с. петербургские корреспонденции в журнале: “L’Ami de la Religion”⁴⁸.

Прежде всего, что неприятно поражает читателя в этих брошюрах, так это неестественная, самая свирепая ненависть сочинителя к единоверной нам св. Восточной Церкви и осо­бенно к знаменитейшему архипастырю ее, блаженному стра­дальцу, Святейшему Патриарху Фотию. Сочинитель брошюр называет его то лжепатриархом, то “злодеем” не указы­вая решительно ни одного злого дела, за которое он заслужил бы это название, кроме того, что он дерзнул обли­чать заблуждения и злоупотребления пап. Читая эти непристойные ругательства, невольно припоминаем слова: аще не бы сей был злодей, сказанные о самом Божественном Пастыреначальнике нашем. С каким-то непонятным для нашего времени злорадством сочинитель припоминает ужас­нейшее, почти ни с чем несравнимое, злодейство папских послов, которые подписали бессмысленные проклятия на невинного патриарха – кровью Христа Спасителя! Не потому ли папы и отняли у мирян чашу жизни, чашу спасения, чтобы обмакивать в нее перо для подписывания богохульных проклятий на православных пастырей?..⁴⁹ Но мы веруем, что правосудный Господь обратит эти проклятия на главу тех, которые так беззаконно пролили таинственную кровь Сына Божия, подобно иудеям, пролившим кровь Его естествен­ную. Пусть остережется безымянный сочинитель, чтобы своим соуслаждением беззаконию не навлечь на себя участи, ожидаю­щей самих беззаконников!..

Мы желали бы спросить у мнимо-русского писателя: за что преследует он ругательствами человека, давно почившего, память которого должна быть священна не только для всякого доброго христианина, но и для всякого образованного человека? Какое зло он сделал ему? За что он, мнимо-православный писатель, с такою злобною радостью смотрит на бедствия нынешних православных греков? Его ненависть к грекам непонятнее и неизвинительние, чем ненависть, которую питали к евреям – жителям Иерусалима сыны Едомстии, глаголющии: истощайте, истощайте до основания его (Псал. 136:7). Ненависть идумеян к иерусалимлянам объяснялась и несколько оправдывалась старинною враждою, соперничеством, во время войны и мира, между двумя на­циями. А от греков мы не получили ничего, кроме добра, и с тех пор, как сделались христианами, почти никогда с ними не воевали. Какое благо на земле может сравнить­ся с христианскою Верою и просвещением? А мы получили их от греков!

“Восточные христиане, говорит безымянный сочинитель, за­служили вековое наказание многократными клятвопреступлениями в делах Веры”⁵⁰. Пример друзей Иова, умствовавших подобно безымянному сочинителю, должен был бы, кажется, научить его осторожности, чтобы не считать внешних бедствий непременно следствием гнева Божия за грехи и неверие человека. Но если бы это было так, как вы го­ворите, то скажите: за что папский Рим многократно подвер­гался страшному опустошению и разграблению, а папы – изгнанию? За что папистическая Испания несколько веков страдала под игом мавров? За что африканские Церкви, принадлежавшие к римскому патриархату, исчезли с лица земли? Но, скажете, Рим всегда возникал в новом блеске, а Испания свергла мусульманское иго? Подождите; недаром существует древнее предсказание, известное всему Востоку и Западу, туркам и англичанам, грекам и французам,– предсказание, что град св. Константина некогда сбросит с себя инопле­менное и иноверное иго и процветет новою славою, и что мы, русские, примем в этом немаловажное участие. А существует ли какое-нибудь предсказание о грядущей судьбе столицы Ромула и Рема, Нерона и папы? Несомненно, суще­ствует. Это пророчество не какое-нибудь темное, неизвестно кем сказанное, неизвестно кем писанное. Нет, оно про­изнесено – слушайте!– устами великого угодника Божия, про­зорливца и чудотворца, а записано не менее великим праведником, мудрым и знаменитым епископом римским. Св. Григорий Великий, бывший епископом римским с 590 по 604 год, пишет в известной книге своей, за которую он и получил название Двоеслова, следующее: “к рабу Божию Венедикту (подвизавшемуся в Италии, незадолго до св. Григория) имел обыкновение ходить предстоятель капуцинской церкви, которого Венедикт очень любил за его жизнь. В беседе с Венедиктом о нашествии царя Тотилы и разорении Рима предстоятель (епископ) сказал: царь этот так разо­рит город, что в нем никто уже не будет жить. Свя­той муж отвечал ему. “Рим не будет истреблен языч­никами; но, претерпевши жестокие бури, напасти и землетря­сения, сам собою увянет” (Dialog. lib. 2 cap. 15). Срав­ните это предсказание с пророчеством св. Иоанна в Апока­липсисе и с теми свидетельствами новейших путешественников об увядании Рима, на которые мы указали в шестом письме,– и вы согласитесь с нами, что, может быть, в той мере, как приближается освобождение и слава Царя-града, близится и это увядание Рима⁵¹. Не за то ли папи­сты и дышат такою демонскою злобою на восточную Церковь? Но судьбы Божии неизменны; они совершатся, когда придет назначенный час их.

Все паписты, за весьма немногими исключениями, ненавидят восточную Церковь. Но еще ни один, сколько нам из­вестно, даже из самых ярых папистов, ни один протестант, ни один из самых отчаянных вольнодумцев не изрыгал такой хулы на восточную Церковь, какую позволил себе безымянный сочинитель, называющей себя православным. “Россия, говорит он, не имеет ничего общего с Востоком, ни даже в вероисповедании, потому что там, где тяготеет анафема вселенской Церкви, там мерзость запустения должна быть, и она есть” (стр. 25). Что-то недоброе, что-то нечеловеческое звучит в этих словах. Как повернулся бы у человека язык сказать такие слова о четы­рех святейших вселенских патриархах, о бесчисленном множестве Церквей с их архипастырями, пастырями и паст­вою? И в чем же видит он эту мерзость запустения? В том, что среди вековых, самых ужасных страданий со сто­роны варваров, среди беспрестанных, самых хитрых и самых бессовестных обольщений со стороны папистов, Восточ­ная Церковь сохранила свято и неизменно свою Веру и не поко­рилась папе! В таком случае, осуждение безымянного автора падает и на первенствующую Церковь, с ее мучени­ками и исповедниками, потому что она также терпела гонения и не пресмыкалась у подножия папского трона. Итак, пусть остерегается безымянный сочинитель, чтобы анафема Вселен­ской Церкви, действительно, не пала на чью-нибудь голову...

“Россия не имеет ничего общего с Востоком, ни даже в вероисповедании”, говорит безымянный сочинитель. Как же это? Неужели еще нужно доказывать, что Россия содержит исповедание “кафолической и апостольской Церкви восточной”, как сказано в книге “Православное исповедание?” С кем же имеем мы общее в вероисповедании? Неужели с Римом? Но этого нельзя сказать даже в шутку. Пусть папи­сты тешат себя ребяческими выдумками, будто Церковь Российская сначала признавала папу главою Церкви, потому что будто бы св. Владимир принял православную Веру в то вре­мя, как Церковь Восточная была в общении и единомыслии с римскою. Но если, как говорит безымянный сочини­тель, в 1054 году “мятежный патриарх Михайло Керулларий прервал это общение с Римом”: то вместе с ним прервала его и Российская Церковь. Кому же не изве­стно, что первосвятители российские, из которых некоторые прославились нетлением и чудесами, в течение четырех веков, посвящались в свой сан от Константинопольских патриархов, преемников Михаила Керуллария, и большею частью были родом греки? Только с половины XV века пере­стали присылать к нам митрополитов из Константинополя, и, начиная с св. Ионы, митрополиты Всероссийские посвя­щались собором российских епископов. Но от чего прои­зошла такая перемена? От того, именно, что последний, при­сланный к нам из Царя-града, митрополит Исидор хотел было “поработить нас”, как говорит св. Иона, “под отлученную, многих ради ересей – святыми отцы, римскую цер­ковь, под римского папу”⁵². Когда же флорентинский со­бор (или как у нас писали в старину, “сборище”), был отвергнут всею восточною Церковью, всеми четырьмя патриар­хами; то общение Российской Церкви с Константинопольскою и со всеми восточными патриархами немедленно возобновилось и до сих пор не прекращается, и не прекращалось ни на один день, ни на один час.⁵³ Кто же, имеющий хоть несколько здравого смысла и совести, станет уверять, что у России нет ничего общего с Востоком – даже в вероисповедании?

Впрочем безымянный писатель, чрезмерно строгий к Восточной Церкви, не щадит и своей,– российской. Он весьма откровенно, только не совсем учтиво, уверяет, что наши пастыри находятся в “непреодолимом неведении”, то есть, сами не знают, чему веруют. И на этом основании, на­ходя одного себя истинно понимающим православие, он считает себя вправе оставаться в недрах православной Церкви, хотя всею душою, всем сердцем и всеми помышлениями принадлежит к Церкви папской. Мы не будем опровергать обвинение, возводимое сочинителем на всех нас православных пастырей; потому что считаем неприличным защищаться пред человеком, который бросает грязью из-за угла, прячется под маскою анонима, или псевдонима (лжеименника). Но жалея его, заметим ему, что его положение ложное, и весьма опасное для его душевного мира и спасения. Это видно и из его сочинений. Вы, например, почтенный соотечественник, к которому я пишу эти письма, сделали свое дело прямо и открыто, подписываете свое настоящее имя полными буквами; от того в ваших словах есть приличие и умеренность, в мыслях стройность и теплота, с ва­ми говорить приятно. Но ничего этого и тени нет у безымянного автора; в его мыслях и выражениях заметна ка­кая-то растрепанность, беспорядок, нелепая раздражитель­ность. Не от того ли это происходить, что под ним почва колеблется, что он храмлет на оба колена, как некогда иудеи, колебавшиеся между служением Иегове и поклонением Ваалу?

Как ни приятна, казалось бы, должна быть папистам восторженная привязанность нашего автора к римской Цер­кви; однако и они заметили ему, что он сбился с толку и не понимает дела. Один французский духовный журнал, хотя и значительно пропитанный ультрамонтанскими идеями, однако не потерявший здравого смысла, как например, покойный L’Univers, делает следующий отзыв о брошюре нашего автора “La Russie est – elle schismatique?”: “Одуше­вляемый мыслью о мире и примирении.., сочинитель, однако впадает в важное заблуждение, когда говорит: “мы, члены Церкви российской, зная, что она сохранила законное рукоположение, должны смотреть на своих приходских па­стырей, как на законных пастырей, которые в отношении к вопросу о единстве Церкви, находятся в непобедимом невежестве (видите ли: любезность, сказанную по-русски, ну­жно было еще повторить по-французски, чтобы вся Европа знала, каково, по мнению автора, духовенство русское)! Таким образом, я могу, без задней мысли⁵⁴, приступать к таинствам, преподаваемым Русскою Церковью, вполне оставаясь чуждым схизме Фотиевой. Я не колеблюсь объявить, что Россия – католичка, сама не зная того; она не есть, и ни­когда не была схизматичкою – по доброй воле, сознательно”. Приведя эти слова, и вероятно, затаив насмешливую улыб­ку, рецензент с важностью замечает: “когда автор гово­рит об исторических событиях, то он всегда прав (ко­нечно, французы верили и не таким небылицам); но он менее бывает отчетлив (какая деликатность!), когда вступает в область богословия. Чтобы принимать божественные тайны в известной Церкви, для этого рукоположение, дей­ствительное и законное в одном смысле, недостаточно; она никак не может сама собою поставлять законных пасты­рей (можем уверить наших русских читателей, что мы переводим с французского буквально, а понимать просим их, как угодно). Надобно, чтобы законный пастырь получил свое посланничество от того, кто имеет право послать его” и проч. Итак “Церковь православная, продолжает французский критик, есть истинно схизматическая! И потому непозволительно (безымянному автору брошюры) оставаться в ней членом, участвовать в ее таинствах и повиновать­ся ее пастырям”⁵⁵. Не знаем, последует ли наш бед­ный автор, от своих отставший, к чужим не приставший, этому совету, которому нельзя отказать, по крайней мере, в логичности.

Впрочем, мне думается, что французские паписты не стали бы так холодно обращаться с нашим жалким сочинителем, если бы надеялись получить много пользы для себя от его сочинений. Жестокие критики, вероятно, заметили, что неиз­вестный Русский, выступивший так неудачно на литературное поприще, не сказал и никогда не скажет чего-нибудь дельного и нового в пользу папизма, а, пожалуй, в порыве усердия, может и повредить ему: потому что новый ратоборец в писательной армии папы только пылит старым хламом, фальшиво поет с чужого голоса, пересаливает чужую кашу. Вот и пример тому. Мы выше видели, как тонко и осто­рожно названный нами составитель богословского учебника намекнул на то обстоятельство, что св. Климент написал свое послание при жизни св. Иоанна Богослова. Но наш автор гораздо смелее; он рубит с плеча, не смотря ни на кого и, ни на что, не затрудняясь никакими препятствиями и возражениями. “Несомненно, говорит автор, благоговение к Апостолам и ученикам Христа (так!) Церковь питала и по кончине Петра, но в делах Веры частные Церкви относились не к ним (Апостолам), а к римскому епископу. Это доказывается следующим фактом. В истории Евсевия Кесарийского мы читаем, что при жизни Иоанна Богослова, возлюбленного ученика Христова, возникли несогласия в коринфской Церкви, и что эта Церковь, вместо того, чтобы об­ратиться к Апостолу Иоанну (этого впрочем, у Евсевия мы не читаем), представила этот спор на разрешение римского епископа, чтобы помочь злу. Св. Климент занимал тогда кафедру Петра, и он написал от себя коринфянам замечательное по этому случаю послание, которое еще чита­лось в этой Церкви, спустя несколько столетий, и во время Евсевия. Из сего видно, что и при жизни Иоанна Богослова, верховное церковное судилище находилось в Риме, следовательно, и власть главы Церкви Христовой почиталась выше власти самого Иоанна Богослова”⁵⁶. Итак, по мнению авто­ра, жители Коринфа обратились за советом к св. Клименту не по тому, что он был ученик св. Павла, муж святой и мудрый, а потому, что был епископом римским, преемником св. Петра. Следовательно, если бы на римском престоле в то время сидел не Климент 1, а Климент, например, VII, Иоанн XXIII , или Александр VI (Борджиа); то коринфяне и к ним обратились бы с таким же уважением, как к Клименту святому? Следовательно, все римские папы, даже и те, имена которых произносятся в по­томстве с неуважением самими папистами, как например, сейчас названные нами,– все они выше не только святите­лей, например, Иоанна Златоустого, но и всех Апостолов Христовых, кроме св. Петра; власть и учение их важнее Евангелия и посланий св. Иоанна Богослова! И вы не ужасае­тесь, вы не трепещете при этом, безымянный автор? Припомните, что св. Иоанн Богослов был из числа тех Апостолов, на которых видимо и торжественно сошел Дух Святой, сообщив им дар чудотворения, дар языков, дар непогрешимости. Каждое слово святых Апостолов – закон для Церкви Христовой, писания их – слово Божие. Можно ли тоже самое сказать о буллах и декретах папских? При­помните, что как ни высоко ценилось послание св. Климен­та, однако ни римская, ни греческая Церковь не включили его в число книг канонических. А если бы, по просьбе коринфян, св. Иоанн Богослов написал им послание; то кто усомнился бы назвать его боговдохновенным и присово­купить к числу книг священных?

Мы сказали выше, что писатели, подобные нашему безымянному, скорей вредны, чем полезны той стороне, кото­рую защищают; потому что обнаруживают ее слабые сто­роны. Мы заметили уже однажды, что римская Церковь, в глубине своего сознания, вследствие коренных своих начал, не уважает, как должно, Библию, что она даже бо­ится Евангелия. Теперь мы видим новое тому доказательство в русском неофите и поборнике папства. Конечно, ни Мелер, ни Гиршер, ни Боссюэт, ни Фенелон не написали бы того, что написал новый адвокат римской Церкви. Но он и подобные ему горячие и неопытные писатели тем-то и полезны истине, что, взявши у других ложное начало, доводят его до крайних выводов и чрез то обнаруживают пред всеми их лживость, искусно замаскированную более ловкими писателями.

Все, что мы до сих пор сказали о безымянном писате­ле, может быть объяснено и, в некоторой степени, даже оправдано превратным, совсем не русским воспитанием его (он и теперь по-русски пишет плохо), авторскою неопытностью, недостатком богословских познаний, излишним увлечением к возлюбленной его римской Церкви. Но как судить о следующем поступке, который мы желали бы пред­ставить на суд всего христианского мира? Выбирая из на­ших богослужебных книг доказательства в пользу римского догмата о папе, наш отважный и трудолюбивый писатель говорит, что в них есть, между прочим, следующее место: “Церкви божественный пиргове, благочестия божественный столп, Климент с Петром всехвальный⁵⁷. Невнимательный и мало знакомый с богослужебным языком читатель, прочи­тавши это место, сохранит в памяти только общее понятие, что православная Церковь называет св. Климента божественным пиргом (этого слова светский читатель, пожалуй, и не поймет), столпом благочестия и прославляет наравне с Петром, вероятно,– Апостолом, подумает читатель. Этого, конечно, только и хотелось сочинителю, или выбирателю. Но кто имеет желание и досуг вникать в смысл прочитанного, того невольно остановит прежде всего явная неправиль­ность славянского языка в приведенном месте. Пирг (πυρνος) греческое слово и значит башня, укрепление, замок. Пиргове – множественное, или двойственное число. Как же при­лагательное – божественный стоит в единственном числе? Еще неправильность, слово – столп должно быть в звательном падеже: столпе. Климент (вместо Клименте) с Петром – опять не по-славянски. Такие три важные ошибки на двух строках заставляют внимательного читателя, знакомого с правильностью нашего богослужебного языка, навести справку с подлинником, тем более что сам сочинитель указал, откуда взять этот стих, именно – из службы 25 ноября. Что же оказывается? В этот день православная Церковь празднует память святых священномучеников Кли­мента папы римского и Петра александрийского, который, по мнению папистов, был не более, как подданный Климента, князя не только архиепископов, но и Апостолов. Уже эти простые и краткие слова наших святцев, уже одно это сопоставление и равночестное прославление двух святителей: рим­ского и александрийского, красноречиво говорят прямо против умствований папистов. Но, то место из ноябрьской Минеи, на которое ссылается автор, и которое он имел смелость привести в искаженном виде, говорит против любимой мысли его еще яснее, еще решительнее. Вот как оно чи­тается в подлиннике: “Церкве неподвижимии и божественнии пиргове, благочестия божественнии столпи, воистину крепции, Клименте с Петром, всехвальнии, вашими молитвами соблю­дите вся” (кондак по 3 песни). Теперь судите: что сказал бы Пий IX, если бы кто-нибудь обратился к нему с такою речью: “Пий IX и кардинал Антонелли истинные правители и столпы Церкви”?..

Сверх того, если бы собиратель действительно сам и без предубеждения читал наши богослужебный книги, то не мог бы оставить без внимания следующие стихи из той же служ­бы св. Клименту римскому и Петру александрийскому. “Ныне благонарочит явися нам день, имуще святых преемник священных Апостол,– Петра купно и Климента, проповедники веры и непобедимыя мученики, их же летнюю память, совершаем” (светилен после канона). Здесь как Петр, так и Климент называются одинаково преемниками Апосто­лов, и имя александрийского святителя поставлено прежде римского. А вот как православная Церковь восхваляет од­ного Петра: “от вышняго суда Христова предстательствовав стаду, на пажитех благожизненных упасл еси, всемудрыми твоими догматы, отгнав Ария, яко волка не кроткаго” (седален по 3 песни). Между тем, в этой же службе есть действи­тельно один стих, в котором св. Климент называется преемником Апостола Петра; но собиратель, почему то не заметил этого стиха. “Ученик быв Петров, божественныя нравы того подражая, Клименте страдальче; тем же и престо­ла преемник истинно показался еси.” Мне кажется, что со­биратель не привел этого места потому, что здесь наследие Петра усвояется Клименту за то, что он подражал нравам св. Петра. А можно ли сказать это о позднейших папах, которые не только не подражали жизни св. Апостола, но и от­ступили от чистоты Веры его? Следовательно, они не могут и называться истинными преемниками св. Петра. Для благочестивых императоров греческих: Феодосия Первого, или, Иустиниана Великого составляло, конечно, великую славу и по­честь называться преемниками Константина Равноапостольного. Но было ли это название почетным для Юлиана-отступника?..

Разумеется, мы не стали бы обвинять собирателя только за то, что он собрал те, а не другие места из наших богослужебных книг. Но не можем не удивляться: как он ре­шился представить их в преднамеренно искаженном виде? Может быть, он хотел услужить этим римской Церкви, а на самом деле много повредил ей. Теперь русские читатели и читательницы, для которых он издал две брошюры на русском языке, имеют полное право сказать: “если писате­ли, принадлежащие, или приверженные к римской Церкви, искажают свидетельства из книг печатных, священных, всякому из нас доступных и понятных; то, что они делают с теми, которые переведены ими с других языков, или извлечены из рукописей? Может быть, и те немногие и далеко не убедительные места из древних отцов и писате­лей Церкви, которые они приводят для убеждения нас в правоверии римской Церкви, прибавлены, или переделаны ими при печатании рукописей, или при переводе их на другой язык. Может быть, таков дух и характер римской Церк­ви вообще, что члены ее не считают грехом лгать, обма­нывать, нарушать верность и присягу и делать все, что угодно, только бы это служило к пользе и прославлению рим­ского папы!” Едва ли римские писатели поблагодарят русского за такую плохую услугу!

Но наш соотечественник, хотя и преданный всею ду­шою латинству, еще не отрекся явно от православия⁵⁸; он ходит в наши церкви, приобщается с нами св. Тайн. Какая-то благодетельная рука держит еще его на краю про­пасти, которая тянет, влечет его к себе. Но это положение не может оставаться долго неизменным. И потому мы просим, умоляем неизвестного нам писателя одуматься, по­ка есть время, сбросить с очей своих пыль, навеянную ему воспитанием и чтением папистических сочинений. Жаль нам будет бедного сочинителя, если он, подобно, недавно умер­шей в Париже, нашей соотечественнице, г-же Свечиной, увидит свое заблуждение только в последние, предсмертные ми­нуты своей жизни, увидит, что паписты “обокрали” его ду­шу, его совесть, что в устах их не было “истины”.⁵⁹

Мы писали эти строки не для того, чтобы обличать, опро­вергать, или огорчать неизвестного сочинителя, а для того, чтобы раскрыть ему состояние души его, показать опасность пути, на котором он находится. И потому мы от всей ду­ши желаем, чтобы он, убедившись в этом сам, покаялся пред Богом и служителем Его – православным священником,– без лицемерия и без затаенной мысли о его непобедимом невежестве, но с полным смирением, уважением и покорностью, приобщился св. Таин со страхом Божиим и верою, и потом посвятил всю свою любовь, все силы души своей – служению общей матери нашей – Церкви православной, Восточной, Грекороссийской.

“Игнатий, называемый также Богоносцем, Церкви, одарен­ной милостями от величия вышняго Отца и Единороднаго Сы­на Его Иисуса Христа Церкви, возлюбленной и просвещен­ной по благоволении Того, Кто благоволит ко всему, соглас­ному с любовью Иисуса Христа, Бога нашего,– Церкви, пред­стательствующей в пределах страны римлян,– Церкви, до­стойной Бога, достойной славы, достойной быть блаженнейшею, достойной похвал, достойной своего назначения, достойной на­зываться непорочною, первенствующей в любви, назнаменованной именем Христа, именем Бога-Отца, которую я при­ветствую во имя Иисуса Христа, Сына Божия, всем тем, которые плотию и духом соединены между собою во всякой заповеди Его, всецело исполнены благодати Божией и очисти­лись от всякой чуждой примеси, желаю величайшей и непо­рочной радости о Христе Иисусе, Боге нашем”⁶⁰.

Так писал некогда епископ антиохийской Церкви римской. И, конечно, достойна тогда была она таких возвышенных похвал, такой пламенной любви! И благоговейно и покорно внимала она словам антиохийского святителя, не опасаясь чрез то унизить мнимое первенство римской кафедры. Слав­ное и блаженное, хотя и тяжкое, было это время для Церкви христианской! Едва успокоилась она после страшных казней и гонений от Нерона и Домициана, как снова подверглась преследованию от фанатических наместников Траяна. Ученик св. Апостолов, знаменитый жизнью и учением, епископ антиохийский, под стражею и в узах, веден был в Рим, где ждал его венец мученический!..

От времен давно минувших перенесемся мыслью к ныне­шнему времени и посмотрим на теперешний Рим и Антиохию... Что же видим? На обагренном христианскою кровью троне кесарей римских сидит не кто другой, как епископ рим­ский, и во все страны света шлет двумстам миллионам духовных чад своих то благословения,– то проклятия! Ка­кое величие, какая слава, какой хвалебный шум окружают кафедру преемника св. Петра!

А что в Антиохии? Увы! Епископы антиохийские, вместе с кафедрою св. Игнатия, наследовали и узы его, и страдания, и уничижение. Истинно, они могут сказать теперь западным своим собратьям словами св. Апостола Павла: мы убо буи Христа ради, вы же мудри (но не) о Христе; мы немощны, вы же крепцы; вы славни, мы же бесчестни. До нынешняго часа и алчем, и жаждем, и наготуем, и страждем, и скитаемся,.. укоряеми,... гоними,... хулими,... яко отреби миру быхом, всем попрание досель (1Кор. 4:10–13).

От чего же Церковь римская, некогда первенствовавшая в любви, не спешит на помощь страждущим своим восточным братьям? От чего, распоряжаясь огромными средствами могущества и влияния, она не употребит их на избавление антиохийского и других восточных епископов от зверского тиранства служителей лжепророка, как некогда хотела она и была готова избавить св. Игнатия от звериных челюстей?.. Увы! римская Церковь теперь не имеет не только любви, но и малейшего сострадания к бывшим своим собратьям, законным преемникам и единоправным сослужителям Апостола Петра и святителя Игнатия! Мало то­го: она сама увеличивает бедствия христиан восточных; она поддерживает, раздражает, наущает против них неисто­вую ярость мучителей. Вот как теперь она изменилась! Вот как далека она не только временем, но и нравами от времен мужей Апостольских!

Где же кроется причина такой перемены? Что произвело плачевнейший разрыв между Римом и Антиохиею, между Западом и Востоком? Конечно, прежде всего, виновник этого дьявол; он человекоубийца искони и всегда сеял плевелы на ниве небесного Домовладыки. Но как? Каким способом, чрез какие орудия и средства? О, у него есть самое верное средство, самая тонкая политика, которой он научил многомощных предшественников папы (не по кафедре, а по трону), и которой следовали часто и сами преемники рыбаря; эта политика выражается словами: divide et impera, “ссорь – и властвуй”. Диавол возбудил ссору и разделение между двумя единомысленными сестрами, чтобы делать зло обеим. А от чего главным образом произошла ссора? От властолюбия. “Ничто, говорит вселенский учитель – св. Иоанн Златоуст,– ничто не приносит такого вреда человеческому роду, как пренебрежение дружеских отношений и малая заботли­вость о сохранении их; и опять – ничто не может дать тако­го хорошего направления жизни, как старание поддержать их всеми силами. Вследствие того, что люди не любят братьев своих, они завидуют тем, которые пользуются уважением; между тем, от зависти происходит властолюбие, а от властолюбия проистекают ереси (разделения)”.⁶¹ Властолюбие всегда и везде гибельно, но особенно там, где оно прикрывается священной мантией веры и где достигает таких ужасающих размеров, как в лице римского понтифекса. Не желая, в гордости своей, признать справедливыми те упреки, которые делали ему восточные его собратья, он объявил себя одного непогрешимым, попрал ногами суд и власть вселенской Церкви и дерзновенною рукою присвоил себе пра­ва и преимущества самого Бога.

Неужели же никогда не истребится такое, не только не христианское, но даже и не человеческое, превозношение,– этот злейший враг христианского братолюбия и единодушия? Неужели никогда не возвратятся к нам эти древние времена, времена св. Игнатия, лучшею, светлою их стороною? Неужели не наступит когда-нибудь пора, когда мы, чада св. восточ­ной Церкви, будем писать и говорить, например, так: “блаженный и святейший Пий X, или Григорий XVII, (а всего лучше – просто Пий, или Григорий, без особого номера), патриарх древнего Рима”? Неужели не придет то время, ког­да мы, с братскою любовью, будем называть римскую Цер­ковь – православною, а ее чада – нашу – кафолическою, когда во всем мире будет одна православная и истинно – кафолическая Церковь?.. Мы так верим в могущество истины, так убеждены в несокрушимой силе православия, так уповаем на благость Всевышнего, что веруем и потому глаголем: время это будет. Но когда? это известно одному Бо­гу. Мы только можем молиться об этом, и, по мере сил, содействовать раскрытию и торжеству истины.

Первый и очевидный признак лжи состоит в том, что она, как змея, не любит прямых путей, но изгибается и скользит, принимает разные направления и извороты, чтобы избежать удара и уязвить, выпустив яд. Мы видели, как паписты, в своих умствованиях о всегдашнем главенстве папы, опираются на то обстоятельство, что епископ римский (а может быть, даже и не епископ), от лица всей своей Церкви, писал послание в Коринф; ясно, говорят паписты, что коринфская Церковь зависела от римской. Но вот те­перь мы видим, что епископ антиохийский, от собственного своего лица, пишет послание в Рим, всей Церкви римской, даже и не упоминая об ее епископе, на достоинство кото­рого, как преемника св. Петра, опирается преимущественное достоинство римской Церкви,– пишет, хотя смиренно и с любовью, но и с некоторою властью,– пишет для того имен­но, чтобы умерить несколько благоговейное уважение и чрез­мерную преданность к нему римских христиан. Что же вы думаете? Защитники папства смешаются от этого? Нет, у них на все есть сноровка. Из послания св. Климента они приводят в свою пользу – только одно существование посла­ния, не касаясь ни одним словом его содержания. А из послания св. Игнатия берут одно заглавие, или приветствие,– которое мы выписали в начале этого письма,– и более ни­чего. Но как же? спросит русский читатель, в этом приветствии, кажется, нет ничего, что могло бы благоприятствовать теории папства. Конечно, нет; но вспомните, чита­тель, что св. Игнатий писал по-гречески. А разве многие знают по-гречески? Особенно же, разве русские светские юноши и женщины учатся хорошо понимать подлинный язык Нового Завета и большей части св. Отцов? А из своих, если которые и знают по-гречески, не будут возражать и справляться с подлинником; что ж за беда, если его пе­ределать, да понагнуть немного на свою сторону? Действительно, русскому, честному человеку нельзя без удивления смотреть, как паписты коверкают и ломают греческий текст святоотеческих писаний, когда это им нужно. Так, например, известный и плодовитейший французский писатель, аббат Жнуд (Genoude) переводит приведенное нами выше начало посла­ния св. Игнатия к римлянам следующим образом: “Игна­тий, прозванный Богоносцем, сей Церкви, богатой милостями от величия Всевышнего и Его Единственного Сына, сей Цер­кви, возлюбленной, блестящей светом, по воле Того, кто хочет всего согласного с любовью Иисуса Христа, Бога на­шего; сей Церкви, которая повелевает всеми другими, нахо­дясь в столице римской империи; Церкви столь достойной Бо­га, столь прекрасной, справедливо названной счастливою, в ко­торой порядок такой удивительный, добродетели так чисты, любовь так совершенна; хранительнице закона Иисус-Христова, украшенной именем Церкви Отца” и проч.⁶². Мы не обратили бы особенного внимания на неточность и крайнюю произвольность перевода, если бы в этом только видели ошибку и невежество переводчика. Нет, здесь было предна­меренное искажение текста, потому что даже в латинском переводе (а мог ли аббат не знать латинского языка?), печатаемом обыкновенно вместе (en regard) с греческим, смысл совсем не тот, какой придуман французским переводчиком. В греческом подлиннике сказано, что римская Церковь председательствует (προχάϑηται), а у аббата Жнуда: повелевает, командует. Св. Игнатий говорит, что Церковь римская председательствует в пределах, или на месте страны римлян (έν τόπω χωριου Ρωμαιων), то есть, в Италии; а Жнуд уверяет, что она командует всеми дру­гими (находясь) в столице римской империи. На такой произвол не отважился даже отважнейшей Перроне; он доволь­но правильно переводит эти слова так: quae praesidet in loco Romanae regionis, то есть, которая председательству­ем на месте (в известном месте, в известных пределах) страны римской. В этом виде слова св. Игнатия не только не благоприятствуют папистам, но и разрушают всю их теорию – ясно и решительно. Епископ Падеборнский, Конрад Мартин, о котором мы упомянули в предыдущем пись­ме, ухватился еще за одно выражение, как утопающий за соломинку. Св. Игнатий называет римскую Церковь председательствующею, или первенствующею в любви (προχαϑημένη τῆϛ ὰγάπηϛ). А ученый прелат уверяет, что это значит: предстоятельница, основанного на любви, союза всего христианства⁶³. Если бы эти слова следовало понимать так, то аббат Жнуд и Перроне не опустили бы случая воспользоваться ими: а между тем первый переводит просто: “любовь, ко­торая так совершенна”, а второй совсем не ссылается на это место. Но кто же не понимает, что св. Игнатий в приведенных словах хвалит христианских жителей Рима (имевших все средства в богатой столице приобрести некоторый достаток) за благотворительность братьям?..

Прошу извинения у моих читателей, что испытываю их терпение и внимание такими сухими филологическими исследованиями. Но что же делать? нужда ми належит; я должен был дать папистам урок не только из богословия, но и из филологии. Зато теперь обещаюсь оставить в покое не только филологию, но пока – и папистов, с их хитростями и обманами. Приглашаю моих православных читателей осве­жить свою душу в чистейшем источнике, усладить ее чуд­ными ароматами, напитать нетленною и обильною пищею. Этот источник, эти ароматы, эта пища – творения св. Игнатия Богоносца, мужа Апостольского. Справедливо можно поста­вить эти творения, по достоинству и важности, непосредственно после св. Писания: так все дышит в них истиною, высо­кою простотою, вдохновением.

Послания св. Игнатия Богоносца заключают в себе богатую сокровищницу всякого рода мыслей, догматических и нрав­ственных. Но с особенною ясностью, полнотою и выразитель­ностью изложено в них учение о Церкви и церковной иерархии. Для нашей частной цели – обличения папистических понятий о Церкви, было бы лучше сделать систематический свод различных мест из посланий св. Игнатия, где говорится о Церкви, как и сделал это (хотя и с другою целью) Мелер в своей Патрологии (стр. 135–144). Но я имею в виду не только полемику с папистами, но и назидание православных. И потому думаю, что русские читатели не посетуют на меня, если, вместо сухого систематического изложения, где многое в подлиннике пришлось бы сокращать, а иное говорить от себя,– я представлю им извлечение из посланий св. Игнатия,– из каждого по порядку,– всего осо­бенно замечательного, что относится к нашей цели.

Св. Игнатий писал свои послания во время своего путешествия в Рим, где предстоял ему подвиг мученический. Благоговейное уважение к очевидцу и непосредственному ученику св. Апостолов, слава о высокой христианской жизни и самоотвержения св. Игнатия были причиною, что его с высочайшим уважением встречали верные не только тех городов, чрез которые лежал ему путь, но и из окрестных и дальних мест присылали к нему, для встречи и услуг, избранных людей: диаконов и пресвитеров, а иногда приходили к нему и сами епископы Церквей. Тронутый таким всеобщим вниманием и любовью, святитель благодарил верных краткими, но прекрасными посланиями, которые и отправлял к ним, большею частью, с присланными от них же людьми. Услышав об узничестве и путешествии св. Игнатия, жители Ефеса послали навстречу ему, в Смирну, епис­копа Онисима, диакона Бурба и некоторых других. Потому первое свое послание св. Игнатий пишет Ефесянам. После возвышенных и трогательных похвал всей ефесской Церкви и в особенности ее епископу, святитель предлагает им некоторые наставления, которые должны были иметь тем большую силу и важность для Ефесян (как и теперь для всех христиан), что они исходили из уст мужа Апостольского, мужа знаменитого и святого, готовившегося запечатлеть истину своей веры собственною кровью; следовательно, в этих наставлениях не могло быть и тени лжи, притворства и обмана; в них все дышит искренностью и высокою правдою.

“Не повелеваю вам, пишет св. Игнатий Ефесянам, как будто я был кто-нибудь особенный. Ибо хоть я и связан за имя Христово; но еще не совершен в Иисусе Христе. Теперь только я начинаю учиться и говорю с вами, как с соучениками моими. Мне надлежало бы от вас получить утверждение в вере, разумении, терпении, великодушии. Но так как любовь моя не позволяет мне молчать о вас: то я предпринял умолять вас, чтобы вы были так соглас­ны с волею Божией, как Иисус Христос,– нераздельная жизнь наша, есть воля (γνώμη, мысль) Бога-Отца и как епископы, поставленные во всех концах земли, состоят в воле Иисуса Христа (то есть, чтобы вы также были единодушны в вере и исполнены заповедей Божиих, как Иисус Христос есть едино с Богом Отцом и как епископы соединены с Иисусом Христом). Посему и вам на­добно быть единодушными с епископом,– что вы и де­лаете. Ибо ваше достославное пресвитерство, достойное Бога, так согласуется во всем с епископом, как струны в гуслях. Посему в вашем единомыслии и согласной любви воспевается Иисус Христос. И вы друг с другом состав­ляйте хор, так, чтобы, стройные своим единодушием, на­чавши согласно песнь Божью, воспели вы Богу-Отцу чрез Иисуса Христа, чтобы и Он услышал вас и по делам вашим узнал в вас членов Сына Своего. Итак, полезно вам быть в полном единении между собою, чтобы иметь всегда общение с Богом. Если я в короткое время вошел с епископом вашим в такое дружество,– не человеческое, но духовное; то во сколько раз блаженнее, как думаю, вы, соединенные с ним так тесно, как Церковь с Иисусом Христом, и как Иисус Христос – с Отцом, чтобы все было стройно в единении. Никто пусть не обманывается: кто не внутри святилища, тот лишен хлеба Божия. Ибо если молитва одного, или двоих имеет такую силу; то во сколько раз более – молитва епископа и всей Церкви! Итак, кто не приходит в собрание, тот уже возгордился и осудил са­мого себя; ибо написано: Бог гордым противится (1Петр. 5:5). Посему потщимся находиться в подчинении у еписко­па, чтобы быть в подчинении у Бога. А если кто видит епископа своего молчаливым, тихим; то тем более должен благоговеть пред ним. Ибо всякого, кого ни пошлет Домовладыка управлять своим домом, мы должны принимать так, как бы приняли самого Пославшего. Итак, очевидно, что на епископа надобно смотреть, как на Самого Господа”.

Пусть паписты, по чистой совести, скажут: есть ли в этих словах священномученика что-нибудь, благоприятствующее их мнениям? Св. Игнатий учит, что все епископы, поставленные в разных странах света, соединены с Иисусом Христом и состоят в Его воле. О подчиненности их одному из них, о главенстве папы – ни одного слова, ни одного намека. Если бы Господь Иисус Христос, дейст­вительно, как уверяют паписты, назначил одного из Апостолов и их преемников Своим наместником, главою Церкви, источником всякой власти и благодати, центром единства; то не мог не знать этого Богоносец, ученик и подражатель св. Апостолов, ближайший преемник св. Петра; не мог утаить этого пламенный ревнитель церковного единства.

Св. Игнатий написал следующие слова в послании к Магнезианам:

“Зная вашу благоустроеннейшую любовь к Богу, я, ликуя, решился беседовать с вами духом, исполненным веры в Иисуса Христа. Ибо удостоившись боголепнейшего имени, в узах, которые ношу, я хвалю Церкви, которым молю у Бо­га единения в плоти и духе Иисуса Христа,– всеобщей жиз­ни нашей, единения в вере и любви, которой нет ничего выше; а главным образом желаю вам единения со Иисусом и Богом Отцом, в котором мы, преодолев всякое нападение князя века сего и избежав его, достигнем Бога. Итак, я удостоился видеть вас в лице богодостойного ва­шего епископа Дамаса и достойных пресвитеров ваших Вас­са и Аполлония и сораба моего диакона Сотиона, которого я желал бы иметь своим, потому что он повинуется епис­копу, как благодати Божьей, и пресвитерству, как закону Иисуса Христа. И вам не должно обращаться непочтительно с епископом, по причине его возраста (юного). Но из благоговения к могуществу Бога-Отца (Которым возведен он в сан епископа), должно оказывать ему всякое уважение (так и поступают, сколько мне известно, ваши священные пресвитеры); не злоупотребляя кажущеюся его молодостью, но, как мудрые о Боге, уступая ему. Не ему повинуетесь вы, а Отцу Иисуса Христа, Епископу над всеми. Итак, в честь Того, Который возлюбил нас, должно повиноваться (еписко­пу) без всякого лицемерия. Ибо не его, видимого епископа, стал бы обманывать кто-нибудь, но солгал бы пред Невидимым. Он даст ответ не пред плотию (не пред человеком), но пред Богом, Который видит сокровенное”. Ка­кой приличный случай был здесь св. Игнатию раскрыть учение о епископе епископов – римском епископе! Но ясно, что не знал этого учения Богоносец и почитал верховным епи­скопом над всеми – одного Бога.

С сожалением опуская другие, столь же прекрасные и выразительные места о том же предмете, находящиеся в послании к Магнезианам, переходим к третьему посланию св. Игнатия, посланному также из Смирны – Траллианам. Поливий, епископ асийского города Тралл, прибыл в Смирну, чтобы приветствовать священномученика, от лица всей своей Церкви. Похвалив его, св. Игнатий обращается с похвалами к его пасомым. “Когда вы повинуетесь епископу, как бы Иисусу Христу; то вы представляетесь мне живущими не по человеческому обычаю, а по учению Иисуса Христа, умершего за нас, чтоб вы, уверовав в смерть Его, избежали смерти. Итак, необходимо для вас ничего не делать без епископа, как вы и поступаете. Но повиноваться надобно и пресвитерству, как Апостолам Иисуса Христа – надежды нашей, в Ко­торого да обрящемся живущими. Должно всячески угождать также и диаконам – служителям тайн Иисуса Христа, ибо они не служители брашен и питий, но приставники Церкви Божией. Все пусть почитают диаконов, как заповедь Иисуса Христа, а епископа, как самого Иисуса Христа, Сына Бога-Отца, и пресвитеров, как собор Божий, как союз Апо­столов. Без них общество людей не называется Церковью”. Прочитавши эти слова, я припомнил ваше, любезный соотечественник мой, замечание, по поводу книги высокопреосвященного Григория. По вашему мнению, Церковь, хотя бы и православная, не есть Церковь истинная, если состоит из одних епископов,– без папы. Не угодно ли вам теперь обратиться с вашим замечанием – не к нам, а к св. Игнатию Богоносцу?..

В послании к римлянам св. Игнатий обращается к ним со следующею просьбою: “поминайте в молитве Сирскую Церковь, которая теперь, вместо меня, имеет пастырем Бо­га. Один Иисус Христос будет епископствовать в ней – и ваша любовь”. Заметим здесь, что с тою же просьбою обращается св. Игнатий и к Магнезианам: “поминайте меня в молитвах ваших, чтобы я достиг Бога, и Церковь Сирскую.., чтобы она удостоилась ороситься чрез вашу Церковь” (гл. 14).

Послание к Филадельфийцам написано св. Игнатием уже в Троаде, откуда надлежало ему отправиться в Европу морем. В начале послания, он, по обыкновению, хвалит епископа филадельфийского, потом обращается к пастве его: “Итак, чада света и истины, бегайте разделения и вредных учений; но где пастырь, туда стекайтесь, как овцы... Воздерживайтесь от злых плевел, которых не возделывает Иисус Христос, ибо они не насаждение Отца. Не потому го­ворю это, что как будто я нашел у вас разделение; нет, я нашел вас чистыми. Те, которые принадлежат Богу и Иисусу Христу,– те с епископом; и которые, раскаявшись, возвратятся к единению с Церковью – и те будут Божии, чтобы жить по воле Иисуса Христа. Не обольщайтесь, братья,– кто последует за раскольником, тот не наследует царствия Божия. Кто следует чужому учению, тот не участвует в страдании (Господа, следовательно, и в плодах его). Итак, старайтесь участвовать в одной Евхаристии; ибо одна плоть Иисуса Христа и одна чаша в общение крови Его, один жертвенник, как один епископ, вместе с пресвитерством и диаконами, сорабами моими; все, что ни делаете, делайте о Боге, (согласно с волею Божьею)... Когда я был с вами вместе, то возглашал, громким голосом говорил: пови­нуйтесь епископу и пресвитерам и диаконам. Иные подозре­вали меня, что я будто сказал это, предвидя отделение некоторых. Но свидетель мне Тот, за Которого я в узах, что не от плоти человеческой узнал я об этом; но Дух возвестил мне, говоря: без воли епископа ничего не делай­те, берегите плоть вашу, как храм Божий, любите единение, бегайте разделения, подражайте Иисусу Христу, как Он – Отцу Своему”. В заключение послания, св. Игнатий умоляет филадельфийцев принять участие в избрании и рукоположении епископа для осиротевшей Церкви антиохийской. “Подобает вам, как Церкви Божией, рукоположить служителя, для служения там (в Антиохии) службы Божьей, чтобы он возра­довался с верными, собранными воедино, и прославлял имя Божие”. Итак, вот как совершалось в древней Церкви избрание и рукоположение во епископа одной из главнейших на востоке Церквей – Церкви антиохийской! Мы желали бы, чтобы какой-нибудь Перроне доказал нам, что при этом необходимо было требовать согласия и утверждения папы!

В Смирне св. Игнатий встретил всеобщую к нему лю­бовь и уважение верных; в Смирне встретил он достойного и равного себе соепископа,– св. Поликарпа, бывшего учеником св. Иоанна Богослова. Могло ли, исполненное люб­ви, богоблагодатное сердце св. Игнатия забыть жителей Смир­ны, после разлуки с ними? Нет, он написал им два послания: одно ко всем верным, к целой Церкви смирн­ской, а другое – к епископу ее (уже незадолго до отправления из Троады в дальнейший путь) – св. Поликарпу. В послании к смирнской Церкви, св. Игнатий называет ее “Цер­ковью Бога Отца и возлюбленного Иисуса Христа, ущедренною всяким дарованием, исполненною веры и любви, не лишенною ни одного благодатного дара, угоднейшею Богу и светоносною”. Похвалив смирнских христиан за их твер­дость в хранении православного учения о воплощении, страдании и воскресении Господа Иисуса Христа, также о св. Евхаристии, св. Игнатий предостерегает их от лжеучителей и раскольников, с которыми советует им не только не иметь общения, но избегать даже встречи, а только молиться Богу о их обращении. “Бегайте разделений, как начала зол. Все повинуйтесь епископу, как Иисус Христос – Отцу, а пресвитерству, как Апостолам. Диаконов же уважайте, как заповедь Божию. Отдельно от епископа никто не должен делать ничего, относящегося к Церкви. Только ту Евхаристию надобно почитать действительною, которая совершена епис­копом, или кому он поручит. Где является епископ, там да будет и народ; так точно как, где Иисус Христос, там и Кафолическая Церковь. Не позволительно, без епископа, ни крестить, ни совершать вечерю любви; но что он одобрит, то и Богу угодно, чтобы твердо и действительно было все, что у вас совершается. Хорошее дело – почитать Бога и еписко­па. Кто почитает епископа, тот почтен от Бога. Кто делает что-нибудь тайно от епископа, тот служит диаволу”. В конце послания, св. Игнатий просит смирнскую Церковь послать достойного человека в Антиохию, чтобы приветствовать тамошнюю Церковь с водворением в ней мира и спокойствия, после недавнего гонения.

Чрезвычайно назидательно послание св. Игнатия к св. Поликарпу. В нем дает он прекрасные наставления, как пастырю, так и пасомым. “Игнатий Богоносец Поликарпу, епископу Церкви смирнской, лучше же: епископствованному от (наблюдателю, состоящему под наблюдением) Бога-Отца и Господа Иисуса Христа,– премного желает радоваться”. Так начинается послание. Если бы мы захотели выписать из него замечательные места, то должны были бы привести его – все. “Стой твердо, как наковальня, по которой бьют. Великому атлету свойственно принимать удары – и побеждать. Особенно же для Бога мы должны все терпеть, чтобы и Он потерпел нас. Изучай времена (то есть наблюдай за потребностями и обстоятельствами времени). Сестрам моим (христианским женам) внушай, чтоб они любили Господа и были довольны сожителями своими, по духу и плоти. Также и братьям моим заповедуй именем Господа Иисуса Христа, чтоб они любили своих сожительниц, как Христос – Церковь. Если кто мо­жет пребывать в чистоте (девства), в честь плоти Госпо­да, пусть пребывает – со смирением. Если же будет тще­славиться, то погиб. А если (сверх того) будет считать себя выше епископа; то растлился. Подобает же тем, ко­торые женятся и которые выходят замуж, вступать в союз с соизволения епископа, чтобы брак был по Богу (согласно с волею и установлением Божиим), а не по стра­сти. Внимайте епископу, чтобы и Бог внял вам”. Наконец, св. Игнатий просит св. Поликарпа послать особенного человека в Антиохию и написать послания ко всем известным ему Церквам, к которым сам Богоносец не успел написать, по причине поспешного отъезда в Италию.

Не нужно быть ученым систематиком, чтобы, на основа­нии приведенных нами мест из семи посланий св. Игнатия, изложить вообще учение его о Церкви и церковной иерархии. Мы представляем этот легкий труд самим читателям. Пусть сообразят они все изречения св. Игнатия, и тогда увидят, как согласно учение Богоносца с непреложным учением слова Божия, как верна Православная Церковь тому и другому, как мало благоприятствует учение мужа апостольского притязаниям римской кафедры, и как противоположно умствованиям протестантов и раскольников.

Теперь естественно спросить: от чего же ясные, выразительные слова такого великого и святого мужа, непосредствен­ного ученика Апостолов и мученика за истину, так мало оказывают влияния на тех, мнения которых не согласны с его учением,– так мало действуют на папистов и про­тестантов? Но мы уже видели, как искусны паписты в изобретении своих доказательств, как бесстыдно пользуют­ся каким-нибудь словом, каким-нибудь намеком, что­бы прикрепить к этому слову, этому намеку свою средневековую, фантастическую теорию папства. Так поступил и многоученый, довольно правдивый в других случаях, Мелер. Весьма хорошо изложивши учение св. Игнатия о Церкви, уче­ный папист присоединил к нему свое мнение о главенстве папы и подтвердил свое мнение чем? единственно тем, что св. Игнатий назвал римскую Церковь первенствующею в любви. Мы уже говорили, как надобно понимать эти сло­ва Богоносца. Но если бы допустить и то значение, какое дают им некоторые паписты; то и тогда в них не заклю­чалось бы ничего благоприятствующего их мнению. Ведь, по их же учению, не римская Церковь, как частная Церковь, заключает в себе преимущество непогрешимости и беспрекословной власти над всеми, а папа, как преемник Петра и наместник Иисуса Христа. Папы не редко были изгоняемы, или сами удалялись из Рима; несколько десятилетий жили они в Авиньоне; однако же, не отказывались от притязаний на вселенское главенство. Перроне уверяет⁶⁴, что папа может перенести свою кафедру не только в Милан, или Вену, но даже в Берлин, или Петербург,– и остаться па­пою, главою Церкви. Следовательно, римская Церковь, без папы, ничего не значит; а о папе св. Игнатий не говорит ни слова.

А что сказать о протестантах? Почему не убеждаются словами св. Игнатия даже те из них, которые считают свою Церковь устроенною по образцу Церкви апостольской и во всем с нею согласною? Но протестанты еще менее чем паписты, стесняются священными авторитетами. Могут ли они питать такое же уважение к посланиям св. Игнатия, какое всегда оказывала им Православная Церковь? Нет; протестантские ученые не только отвергли авторитет мужа апостольского, но и старались опровергнуть подлинность его творений. Расскажем в нескольких словах историю споров об этом предмете: она весьма поучительна.

Подлинность рассмотренных нами посланий св. Игнатия доказывается многими неопровержимыми свидетельствами древ­них Отцов и писателей Церкви. Об них говорит: св. Поликарп, современник и друг св. Игнатия, св. Ириней, ученик св. Поликарпа, Ориген, Евсевий, который исчисляет все семь подлинных посланий (Церк. Ист. кн. 3, гл. 34), Иероним, который повторяет слова Евсевия, св. Афанасий Великий, св. Иоанн Златоуст, Феодорит и другие. До шестнадцатого века, никто, ни на Востоке, ни на Западе, не сомневался, что послания, приписываемые св. Игнатию Богоносцу, принадлежат этому именно мужу апостольскому. Но вот явилась реформация, отвергавшая богоучрежденность церковной иерархии. С этого времени начались и до сих пор не прекра­тились ученые споры между защитниками подлинности посланий св. Игнатия и противниками ее. Последние, первоначально, имели значительный перевес, вследствие особенных об­стоятельств. Около шестого века, кто-то счел нужным поновить подлинные послания св. Игнатия, дополнить их и украсить. Труд этот, и без того напрасный и неуместный, сделан довольно неискусно. В нем приписываются Бого­носцу такие слова, каких он не мог сказать; например: “пресвитеры, диаконы и прочий клир, со всем народом, и воинами, и начальниками и кесарем (императором римским) должны повиноваться епископу” (Филадельф. гл. 4). Сверх того, к подлинным писаниям присоединены еще восемь, явно подложных, не принадлежащих св. Игнатию. Вскоре после изобретения книгопечатания, изданы были римско-католически­ми учеными, случайно, или с намерением,– именно подновленные (interpolatae) послания св. Игнатия, – вместе с подложными. Последователи реформации стали сильно опровер­гать подлинность этих посланий, так несогласных с их учением. Римско-католики защищались, как умели. Но вот к ним явились помощники, откуда всего менее можно было ожидать их,– из самого лагеря противников их. Исаак Фосс – в Амстердаме и Яков Уссерий – в Оксфорде, оба про­тестанты, напечатали подлинные, неповрежденные послания св. Игнатия, пользуясь древнейшими списками. Кроме того, что в этих списках не было явных несообразностей, на которые указывали протестанты в прежних изданиях,– речь священномученика, краткая, сжатая, сильная и простая, гром­ко говорила сама за себя. Победа склонилась на сторону защитников подлинности. Но спор снова возгорелся уже в наше время, в тридцатых годах нынешнего столетия. Когда многие из протестантов, увидев шаткость лютеранства и бездон­ную пропасть рационализма, захотели возвратиться к верованиям и устройству первенствующей Церкви, и потому с особенным усердием стали изучать писания мужей апостольских и первых трех веков; в то время противники их, при­верженцы, так называемой, свободы мышления, начали опро­вергать подлинность и важность тех творений, которые осо­бенно не нравились им. Естественно, что нападения их все­го более устремлены были на послания св. Игнатия. В этом отличились особенно: Баур, Швеглер и Гильгенфельд. Но защитниками подлинности посланий явились теперь не одни римско-католики, но и некоторые из протестантов, как-то: Роте, Гуте, Дистердикк, Ульгорн и другие. К удивлению, на помощь этим защитникам пришел из отдаленной древ­ности – язычник, не какой-нибудь дикарь, а образованный и знаменитый – Лукиан Самосатский, писатель второго века. В сочинении своем “Странник”, он осмеивает дела и уче­ние какого-то перегрина, в котором не трудно узнать св. Игнатия,– и странное дело: то именно, что Бауру казалось несообразным в посланиях св. Игнатия, это самое возбужда­ет смех в язычнике, современнике священномученика: его чрезмерное смирение, мнимая гордость, жажда мученичест­ва, забота о единоверцах и проч. Стара, конечно, всякая истина; но видно, и заблуждение не может похвалиться молодостью. Кто мог ожидать, что профессор христианского богословия и язычник, эпикурейский философ, разделенные между собою 17-ю веками, сойдутся, столкнутся мыслями и первый разобьется о последнего?..⁶⁵

Впрочем, еще более сильное возражение противникам по­длинности посланий Игнатиевых можно сделать вопросом: кто же, по их мнению, и для чего написал эти послания? Баур уверяет, что они написаны кем-то в Риме, в полови­не второго века, для того, чтобы придать особенную важность римской церковной иерархии. Но остроумный критик, весьма изо­бретательный в опровержениях, оказался чрезвычайно близоруким в утверждениях, в положительных мнениях. Он как будто забыл, что в половине второго века жив был еще св. Поликарп, которому известны были послания св. Игнатия, как и сам автор их, и который писал об них в посла­нии к Филиппийцам. А о подлинности послания св. Поликарпа свидетельствует ученик его св. Ириней. Неужели все это выдумано кем-то, для чего-то, по мнению Баура? За ко­го же он считает древних писателей и Отцов Церкви, ко­торые, как знаем, были чрезвычайно осторожны в выборе и признании даже канонических Писаний? К большому стыду германского критика, оказывается, что его догадка не имеет даже ни малейшего основания; потому что именно в послании к Римлянам нет ни слова не только о римском епи­скопе, но и вообще об иерархии. Если бы послания св. Иг­натия были написаны, или переделаны в Риме, для прославления римской иерархии; то сочинитель, или переделыватель, не упустил бы случая сказать о важности римского епископа. А случай был приличный. Св. Игнатий пишет римлянам: “не повелеваю вам, как Петр и Павел” (гл. 4). Подде­лыватель прибавил бы: “или как ваш епископ, первен­ствующий во вселенной, глава Церкви Христовой”. Но этого нет ни в одном списке, ни в одном издании. Впрочем, и между германскими протестантами-рационалистами нашелся достойный соперник Бауру, знаменитый лингвист, критик, дипломат и историк – Бунзен. Надобно заметить, что в недавнее время из Англии отправлялись на Восток целые экспедиции, богато снабженные материальными средствами, для поисков за древними рукописями. В числе других добыч, приобретенных английскими учеными путешественниками, бы­ла древнейшая рукопись на сирском языке, в которой за­ключался перевод трех посланий св. Игнатия, с отрывками из прочих. Как ни мало расположен был Бунзен к учению св. Игнатия, однако же он решился доказать подлин­ность этих трех посланий против Баура.

Мы считали нужным сказать несколько слов о германских критиках и скептиках, хотя они и не возбуждают у нас особенного к себе расположения и любопытства. Но вот недавно явилась на русском языке небольшая брошюрка, ко­торая не могла не привлечь к себе нашего внимания; она имеет такое заглавие: “О критико-исторической школе в Тюбингене. Н. Яфимовича”. Оказывается, что автор этой брошюрки, человек светский, много читал немецких книг по части исторической критики и что он в восторге от Баура и учеников его, хотя иногда не соглашается с ним в выводах. Прочитавши внимательно статейку г. Яфимовича, мы пришли к убеждению, которое считаем долгом высказать автору, и просим его не сердиться на нас за откровенность. Нам кажется, что автор потратил напрасно время как на изучение германской богословской критики, так и на сочинение своей статейки. Чтобы с пользою изучать германских богословов-рационалистов, надобно к этому приготовиться, надобно изучить сначала положительные источники вероучения и истории православной Церкви,– чтобы иметь твердую точку опоры и надежные орудия. У нашего читателя и почитателя немецких книг не видно ни того, ни другого. Мысли его путаются, противоречат одна другой, выражения отличаются крайнею неправильностью и темнотою. Вот, например, что говорит г. Яфимович о Бауре. “Суеверие во всех его формах, не есть ли подчиненность духа всякой власти, кроме вла­сти разума? Кто же освободит человека, как не наука? Гос­подствуя уже над миром материальным (?!) откажется ли она от прав своих в порядке духовном и общественном? Вот в чем (в освобождении человека?) состоит великая заслуга знаменитого главы критической школы, Ф. X. Баура! Универсальностью образования, редким соединением логичес­кого размышления, с огромным познанием (чего?), с изу­мительною ученостью, он воскресил (то есть, старался убить) литературу первых столетий. Исторические труды его выдви­нули науку вперед, дали ей прочное основание, столь богатое и в будущем! Баур первый сделал опыт уразуметь исто­рическое происхождение канонических писаний, определить им место в истории развития христианства!” (стр. 5–6). Про­читавши эти высокопарные похвалы, вы подумаете, что Баур – чудо нашего века, светильник науки, благодетель человече­ства. Но читайте далее. “Но, не взирая на знаменитость Баура, нельзя не сознаться в том, что он не отстал вполне от известного рода дуализма (?); над ним тяготеет еще уче­ние Гегеля. Часто находишь отвлеченно-логические категории там, где ожидаешь живого, исторического. Утомляющий формализм не дает простора богатству фактов. Пред безу­словною необходимостью исчезает свободная воля человека (так-то наука Баура освобождает дух человека)! Так, догмато-исторический процесс является как будто отрешенным от цельного бытия, и развивается своею собственною диалектикою, как одно чисто логическое движение, вне связи с историею христианской жизни и христианских нравов. Догмат оторван от непосредственных сил существования, из коих произрастает, как растение из почвы земля (так напеча­тано). И не один Баур, а также Страус, Фейербах не выходят из области пантеистического воззрения”. Где же, спросим мы автора, видит он заслуги Баура? Где те новые на­чала, которые должны дать лучший вид и движение христиан­ской науке? Мы думаем, что Баур – писатель, хотя и многоученый, но не самостоятельный и далеко не плодотворный; со смертью его низошла в могилу и критико-историческая школа, которой он был главою. Немцы любят сомневаться и спо­рить,– из одного удовольствия. Русскому это не свойственно; он ищет не слов, а дела, смотрите на вещи прямо, а не чрез призму отвлечения.

И потому пусть не посетует на нас почтенный автор замечательной статейки за то, что мы дадим ему, от чистого сердца, полезный совет. Если он имеет страсть к немецким богословским книгам; то пусть лучше обратится к изучению Дерптской школы, особенно сочинений одного из лучших представителей ее,– профессора Курца. Здесь найдет он пищу гораздо питательнее для души. А если он ищет только христианской истины и назидания; то пусть читает пи­сания св. Отцов.

Впрочем, давая совет автору, мы вспомнили, что и нам давно пора возвратиться к нашему главному предмету – рассмотрению святоотеческих писаний, для решения давнего и великого вопроса, разделяющего собою Восток и Запад. Итак – до следующего письма.

Прошу извинения у почтенного моего соотечественника, с которым веду заочную беседу, в том, что, оставив его как будто в стороне, беседую так долго с другими. Он и сам впрочем, виноват, не предо мною, конечно, а пред истиною,– в том, что отстранил таких важных и беспристрастных свидетелей, как св. Отцы и писатели первых трех веков христианской Церкви. Не достало бы у меня вре­мени, а у читателей терпения, если бы мы стали рассматривать все сочинения всех писателей означенного периода. Но поста­раюсь, взамен того, с должным вниманием и уважением, обстоятельно “вопросить” главнейших и важнейших из них. Как скоро кончу этот приятный труд,– все внимание мое будет посвящено вам, вашим доказательствам почтенный соотечественник!

Впрочем, из одной проповеди, которую вы говорили в Париже в начале текущего [1860] года, можно заключить, что вы теперь стараетесь и надеетесь убедить нас доказательствами, взятыми уже не из св. Писания и творений св. Отцов, а из наших Богослужебных книг. Итак, вы, оставляя за нами широкое поле церковной истории, удаляетесь в укрепление, которое считаете самым твердым и надежным,– укрепление, воздвигнутое вами на нашей собственной земле, из нашей же почвы. Вы, конечно, и сами согласитесь, что нам, православным, не менее вас известны план и материалы вашего мнимоукрепленного убежища, откуда посы­лаете нам выстрелы. Мне давно хотелось проникнуть в него, но меня удерживала почтенная рука хронологии; ибо толь­ко немногие из наших церковных песнопений восходят ко временам первых трех, или четырех веков; большая часть их явилась между 5 и 9 веками. Но так как вы придаете этому предмету особенную важность; то, отбросив хронологию, займусь им непосредственно после творений, ос­тавшихся нам от первых трех веков; надеюсь, с Божией помощью, или вытеснить вас из незаконно-занятой местности (позиции), или самих вас взять в плен, вернее – освободить вас от заблуждения.

Христианское вероучение составляет стройное целое, в котором все догматы, как члены в человеческом теле, не­разрывно соединены один с другим, проникнуты одним духом, живут одною жизнью. Все еретики и раскольники действовали обыкновенно так: оторвавши какой-нибудь дог­мат от целого Вероучения, они искажали его ложным толкованием; или, взявши ложную, чуждую христианству мысль, они старались прикрепить ее к истинной Вере. В том и в другом случае, для доказательства своих частных мнений, они брали отдельные места св. Писания, не вникая в дух его, изыскивали в творениях общеуважаемых Отцов Церкви отрывочные изречения и даже слова, оставляя без внимания самую сущность и общий строй их речи.

Мы уже видели отчасти, что так поступают и паписты. Если бы они прямыми и положительными свидетельствами до­казали нам, что Иисус Христос учредил на земле – не церковную иерархию, а папскую монархию, что учреждение этой монархии входило в план домостроительства нашего спасения, что в творениях древних святых Отцов содержится яс­ное и определенное учение о законности и необходимости единовластительства в Церкви Христовой; то мы даже не поду­мали бы спорить с ними. А, вместо того, что они делают? Берут какой-нибудь частный случай, благоприятствующий, но видимому, их мнению, преувеличивают его в своем изложении, ловят отдельные места из святоотеческих творений,– какое-нибудь приветствие, похвалу отдельному лицу, или Церкви; и на этом-то шатком основании возводят свое громадное здание папизма. Но когда вы читаете писания св. Отцов с чистым сердцем, без предубеждения, в целом их составе, стараетесь проникнуть в их общую, гармони­ческую связь; тогда для вас становится ясным до очевид­ности, что общее учение св. Отцов о Церкви, так сказать, главная идея, которую они имели о ней, совершенно не согла­сна с учением папистов. Мы вопрошали об этом святых Климента и Игнатия. Рассмотрим теперь творения других мужей апостольских.

В послании к св. Поликарпу, епископу смирнскому, св. Игнатий просил его, чтобы он написал послания к тем Церквам, к которым не успел написать сам Богоносец. Воля священномученика была исполнена. К сожалению, до нас дошло только одно послание св. Поликарпа – к Филиппийцам⁶⁶. Тот же дух любви, смирения и христианской рев­ности, какой мы видим в писаниях св. Игнатия, дышит и в послании св. Поликарпа. “Поликарп и находящиеся с ним пресвитеры – Церкви Божией, пришельствующей в Филиппах: милость вам и мир от Вседержителя Бога и Господа Иисуса Христа Спасителя нашего да умножатся”. Так начинается послание. Похваливши Филиппийцев за прием, сделанный ими св. Игнатию и его спутникам, за твердость их веры и благочестия, св. Поликарп дает им некоторые наставления, впрочем, с трогательным смирением присовокупляет: “пишу вам это, братия, о праведности, не по собственному своему распоряжению, но потому, что вы меня вызвали на это. Потому что ни я, ни другой кто, по­добный мне, не может достигнуть премудрости блаженного и славного Павла; находясь у вас, он тщательно и твер­до учил, пред лицом тогдашних людей, слову истины; он и, разлучившись с вами, писал вам послания. Если будете вникать в них; то можете назидаться в данной вам Вере, которая есть матерь всем нам, при сопутствии надежды и в предшествии любви к Богу и к Христу и к ближнему”. Сравните эти слова св. Поликарпа с тем, что говорили о своих отношениях к Апостолам св. Климент и св. Игнатий,– и вы ясно увидите, что все эти апостольские мужи пользовались особенным уважением современных христиан, как ученики Апостолов, но что сами они ставили себя несравненно ниже непосредственных учеников Господа; они даже страшились, чтобы уважение к ним, ученикам апостольским, не простерлось далее законных пределов; вы увидите, что единство Церкви Кафолической, после кончины Апостолов, сохранялось целым и неизменным, но не чрез владычество одного лица над всею Церковью, а братским общением и частыми сношениями отдельных Церквей, или епископов их – между собою. Римский епископ не только не пользовался тогда особенными преимуществами над своими собратьями-епископами других Церквей, но еще сам отдавал предпочтение пред ними некоторым из них. Это ви­дно из одного события в жизни св. Поликарпа.

Церковный историк Евсевий (кн. 4, гл. 14) рассказывает, на основании свидетельства св. Иринея, бывшего ученика св. Поликарпа, следующее: “В то время, как римскою Церко­вью управлял Аникита, находился еще в живых Поликарп и, по сказанию Иринея, был в Риме, пришедши туда бесе­довать с Аникитою о дне пасхальном”. Паписты пользуют­ся этим местом, как доказательством, что св. Поликарп будто бы признавал власть римского епископа и являлся ему в Риме, как обыкновенно подчиненный является своему начальнику. Кто не имеет времени и охоты справиться с подлинным источником, из которого заимствовано это из­вестие, и не прочтет его в целом составе, тот, пожалуй, поверит папистам на слово. Но, чтобы видеть, как добро­совестны и в этом случае римские ученые, надобно только прочитать у Евсевия еще несколько строк далее. “Тот же писатель (св. Ириней) передает и другое сказание о Поликар­пе, которое надобно присоединить к приведенному. Поликарп не только принял учение от Апостолов и обращался со мно­гими, видевшими Христа, но и от Апостолов также поставлен и епископом над смирнскою Церковью в Азии. Он всегда учил тому, чему научился от Апостолов, что пре­подает Церковь и что одно только истинно. Он есть свиде­тель истины гораздо достовернейший и надежнейший, нежели Валентин и Маркион (тогдашние еретики) и прочие злонаме­ренные люди. Прибыв в Рим во времена Аникиты, Поликарп многих из вышеупомянутых еретиков обратил к Церкви Божией (итак, св. Поликарп учил в Риме, как власть имеющий!), и возвещал, что он от Апостолов при­нял только ту истину, которая преподается Церковью (итак св. Поликарп не признавал никакого другого авторитета, кроме авторитета Апостолов и – Церкви; голос местного епископа, у которого он находился в гостях, не имел для него обязательной важности!)”.

Однако же,– возразят нам паписты,– св. Поликарп приходил в Рим совещаться с Аникитою о праздновании Пасхи, следовательно, придавал его мнению особенное значение? Вместо ответа, заимствуем у Евсевия другую выписку из творений св. Иринея. “Когда блаженный Поликарп приходил при Аниките в Рим, то оба они и касательно других предметов немного спорили между собою, но тотчас согласились, а об этом предмете (о Пасхе) и спорить не хотели. Пото­му что Аникита не мог убедить Поликарпа не соблюдать, того, что он всегда соблюдал, живя с Иоанном, учеником Господа нашего, и обращаясь с другими Апостолами. И По­ликарп не мог убедить Аникиту,– соблюдать (то, что соблюдал Поликарп), ибо Аникита говорил, что он обязан сохранять обычаи предшествовавших ему пресвитеров (итак, Аникита не уступил Поликарпу не потому, что считал себя высшим и непогрешимым, в качестве наместника Иисус Христова и преемника св. Петра; но из уважения к обычаю старцев). Не смотря на то, они однако же находились, во взаимном общении, так что Аникита, по уважению к Поликарпу, позволил ему совершать (в своей церкви) Евхаристию” (кн. 5, гл. 24)⁶⁷. В последствии времени, и вос­точные Церкви усвоили себе обычай римской Церкви праздно­вать Пасху непременно в Воскресный день, а не в первый день, какой случится после полнолуния, следовавшего за весенним равноденствием; но это сделано не из покорности римскому епископу, а потому, что восточные епископы, на поместных соборах, нашли полезным принять этот обычай для удаления верных от общения с иудеями и от иудейских обычаев.

Римско-католическая Церковь в настоящее время походит на древнее здание, к которому, в течение веков, бездар­ные архитекторы делали различные пристройки, и которое обезобразили так, что с трудом можно видеть в нем первоначальный план мудрого архитектора. Жильцы и хозяе­ва этого здания, хотя и находят его несколько тяжелым, и неудобным, и обветшавшим; однако, по привычке и по гор­дости, не хотят сознаться в этом пред всеми, отказыва­ются делать в нем коренные переделки, а только замазывают трещины, закрашивают ржавые пятна. Некоторые из жильцов этого здания даже так привыкли к его уродливостям, что находят их очень красивыми. Чтобы разуверить их в этом, надобно показать им древний чертеж, по ко­торому оно выстроено. Мы уже видели некоторые части это­го первоначального чертежа. Но вот мы находим довольно подробный очерк многовекового здания, составленный тогда, когда и на Западе оно было еще в целости и неиспорчен­ности, когда оно почти лишь только вышло из рук великого Зодчего и первых строителей – помощников его.

Оставив аллегорическую речь, скажем прямо, что истин­но древний и православный взгляд на устройство Церкви Хри­стовой мы находим в памятнике времен апостольских, пользовавшемся в древности великим уважением,– в творении “Пастырь”, приписываемом св. Ерме, ученику св. Апо­стола Павла (Римл. 16:14). Творение св. Ермы было писано, хотя в Риме и, как надобно думать, пресвитером римским, но на языке греческом,– явный знак, что Церковь Восточная, греческая, была истинною матерью Церкви рим­ской. Долго христианский мир не имел этого творения в его первоначальном виде; от него уцелели на греческом языке только некоторые отрывки, а в целом своем соста­ве оно было известно только на языке латинском, впрочем, в переводе весьма древнем. Скоро, без сомнения, это со­кровище будет представлено ученой Европе в подлинном, первоначальном его виде,– и этим она обязана будет России. “Пастырь” св. Ермы находится на греческом языке в драгоценнейшем и древнейшем кодексе Библии, недавно присланном в дар Государю Императору иноками Си­найской обители. Впрочем, мы можем пока пользоваться и латинским переводом “Пастыря” без всякого ущерба истине, даже с тою выгодою, что как автор подлинника, так и переводчик принадлежали древней латинской Церкви; следовательно, нынешние латиняне едва ли решатся отстранить, от­вести такого беспристрастного свидетеля в спорном деле между Востоком и Западом⁶⁸.

В творении св. Ермы заметно некоторое сходство с Апокалипсисом св. Иоанна Богослова; оно также изобилует видениями, образами, иносказаниями, впрочем, весьма понятны­ми, так сказать,– прозрачными. Большая часть таинственных видений указана и объяснена св. Ерме Церковью, ко­торая явилась ему сначала в виде престарелой женщины,– потому, как объяснил ему Ангел, что “она создана (в мысли Творца) прежде всех тварей и для нее мир сотворен”. И вот Церковь показывает Ерме свое собственное устройство на земле и на небе... “И упал я к ногам ее и просил, ради Господа, показать мне обещанное видение. Но она взяла меня за руку, подняла и посадила на скамью по левую сторону себя, и, приподняв какую-то блестящую ветвь, сказала мне: “видишь ли предмет великий”? “Нет”– говорю,– “госпожа, не вижу”. “Вот, разве не видишь ты пред собою великую башню, которая строится над водою из четвероугольных блестящих камней”? Точно, четырехугольную башню строили те шесть юношей, которые пришли с нею (Церковью). А многие тысячи других мужей приносили камни, некоторые извлекали камни из глубины, другие брали их с земли и подавали тем шести юношам. А они брали и строили. Те камни, которые извлекаемы были из глубины, так прямо и клали в строенье; потому что они были обде­ланы и совершенно прилажены к тем блестящим камням; таким образом, они соединялись один с другим, так что неприметно было, где они смыкались между собою. И, таким образом, здание башни казалось построенным из одного кам­ня. А из прочих камней, взятых с земли, иные были отбрасываемы, а другие прилаживаемы к строению. Иные же камни строители откалывали и бросали далеко от башни. Много лежало и других камней около башни, но они не го­дились на постройку. Ибо иные были шероховаты, другие с трещинами, а иные были белы и круглы, но не подходили к строению башни. Видел я и другие камни, которые были да­леко отбрасываемы от башни, падали на дорогу, но и здесь не оставались, а катились дальше – в пустыню; иные же падали в огонь и горели, а другие падали близ воды, а не могли скатиться в воду, хотя и стремились туда (видение 3, гл. 2). Когда она (Церковь) все это показала мне, я хотел удалиться. И говорю ей: “госпожа! что мне пользы в том, что все это я видел, а не знаю, что это все значит”? В ответ на это, она сказала мне: “ты тонкий человек, хо­чешь знать все, что относится к башне”. “Так, говорю, госпожа, я хочу знать это и возвестить братьям моим, что­бы они, услышав об этом, возрадовались и прославили Господа”. А она говорит: “услышат, конечно, многие; но иные, услышав, возрадуются, а другие восплачут. Но и последние, если, услышав, примут покаянье,– и они возраду­ются. Слушай же теперь, что значит подобие башни... Башня, которую ты видел строящеюся,– это я – Церковь, которая являлась тебе и теперь и прежде. Итак, все, что хочешь, спрашивай о башне, и я открою тебе, чтобы ты возрадовался со святыми”. И говорю я ей: “госпожа! так как ты нашла меня достойным объяснить мне все, то объясни”. А она говорит: “все, что возможно открыть тебе,– будет открыто; только да будет сердце твое с Господом и не усомнись, что ни увидишь”. Вопросил я ее: “почему башня построена над водою, госпожа моя”? Отвечает: “потому что жизнь ваша была и будет спасена водою (крещением). А основана (баш­ня, или Церковь) Словом Всемогущего и достославного Имени и содержится невидимою силою Божьею” (виденье 3, гл. 3). В ответ я говорю ей: “чудные эти дела! А те шесть юно­шей, которые строят, кто такие”? “Это Ангелы Божьи, кото­рые созданы, прежде всего, и которым Господь поручил все свое творенье, чтобы строить, созидать, управлять. Чрез них строенье башни доведено будет до конца”. ”А другие, говорю, которые приносят камни, кто такие”? “И они тоже святые Ангелы, но те первые превосходнее этих... (виденье 3, гл. 4). Слушай теперь и о камнях, употребляемых на построй­ку башни. Те камни четырехугольные, белые и плотно при­лаженные в спаях своих, это – Апостолы, и епископы, и учители (проповедники, пресвитеры) и служители (дьяконы), которые вошли (в Церковь) по милосердию Божью, и епископствовали, и проповедовали и служили свято и скромно избранным Божьим,– и те, которые уже почили, и те, кото­рые еще живут, и те, которые были согласны с ними (избранными) и жили в мире между собою и повиновались друг другу. Потому-то так плотно сходятся края их в здании башни” (гл. 5).

Мы увлеклись этой простою, искреннею, ясною и в тоже время христиански-глубокою речью св. Ермы. Мы желали бы выписать дальнейшие объяснения таинственной башни, но они не относятся к нашей цели и чрезмерно увеличили бы объем письма; пусть благочестивый читатель сам дополнит их собственным соображением...

От голубиной простоты мужа апостольского перейдем к змеиной хитрости папистов. Они тоже строят башню, чуть не Вавилонскую... Но пусть рассмотрят, сличат и скажут: походит ли план их постройки на тот, который мы видим у св. Ермы? Церковь сама объяснила ему, что она состоит из нескольких рядов камней, ровно и плотно соединенных между собою; первый ряд – Апостолы, второй – епископы и так далее. Где же поместите вы, паписты, сво­его папу?.. Камень этот у вас выходит что-то слишком тяжел, шероховат и неукладлив. Смотрите, чтобы бесплотные строители не отбросили его далеко, далеко...

Но, может быть, вы назначаете ему место глубже, в самом основании башни? Посмотрим, согласится ли на это св. Ерма, или лучше – сама Церковь.

“И повел он (Ангел, в виде пастыря) меня на гору, и мы сели на вершине ее. И показал он мне поле вели­кое, а вокруг него двенадцать гор,– все различного вида, и посреди этого поля указал он мне камень белый, огром­ный, который восходил из самого поля. Камень этот был выше всех оных гор, и был он четырехугольный, так что мог сдержать на себе весь мир. Древним казался он мне, а имел врата новые, как будто недавно иссеченные. И врата оные блистали ярче лучей солнечных, так что я чрезвычайно удивлялся их свету. А вокруг врат стоя­ли двенадцать дев... И вот вижу: приходят шесть мужей высоких, почтенных; все похожи лицом друг на друга. И позвали они к себе множество других мужей, которые были также высоки и сильны. И повелели им те шесть мужей строить башню на том камне и над вратами оными. А оные девы, стоявшие около врат, пове­левали спешить постройкою здания. А сами простирали руки, как бы желая получить что. И повелели те шесть мужей, чтобы принесены были из какой-то глубины камни и приготовлены на постройку башни. И извлечены были десять камней белых, четырехугольных, но необделанных. Те шесть мужей позвали оных дев и приказали им, чтобы они все камни, присы­лаемые на постройку башни, принимали, проносили чрез врата и передавали тем, которые будут строить эту башню... А постройка происходила на оном камне и над вратами, и ими-то поддерживалась вся башня. После оных десяти камней извлечены были двадцать шесть других камней, и те пошли на постройку башни, поднятые руками оных дев, как и первые. После того, принесены были еще тридцать пять камней, и те употреблены на тоже дело. За ними по­дняты сорок камней,– и их присоединили к постройке башни. Таким образом, четыре ряда камней положено было в основание башни”⁶⁹...

На другой день снова является Ерме путеводитель его, и начинает объяснять значение виденного им. Что значит камень и дверь?– спрашивает Ерма. “Слушай”, отвечает Ангел, “камень и дверь,– это Сын Божий”. “Каким же образом”, говорю, продолжает Ерма, “камень древний, а дверь новая?” “Слушай, говорит, и разумей. Сын Божий – древнее всякого творения; Он присутствовал в совете Отца о создании мира. А дверь новая потому, что он явился по окончании времен, в недавние дни, и все, назначенные ко спасению, входят чрез Него в царство Божие. Он на­зывается дверью, потому что чрез Него только возможен доступ к Богу. Никто не может придти к Богу, как только чрез Сына Его”. И сказал я: “а что такое эта баш­ня?” “Это, говорит, Церковь”. “А девы оные – кто такие, господине?” “Это, говорит, дары и плоды Духа Святого; не иначе может войти человек в царство Божие, как толь­ко тогда, когда они облекут его в свою одежду. Бесполезно будет для тебя носить имя сына Божия (христианина), если не получишь от оных дев одежды их”. И сказал я: “назови, господине, имена сих дев”. Слушай, говорит: “четыре из них, главные, называются: первая – вера, вто­рая – воздержание, третья – сила (potestas), четвертая–терпение. А прочие называются следующими именами: простота, не­винность, чистота, радость, истина, разумение, согласие, лю­бовь”. “А камни, господине, извлекаемые из глубины на постройку, что значат”? “Десять, говорит, которые поло­жены в основание башни, это первый век (вероятно, де­сять допотопных патриархов). А следующие двадцать пять – второй век праведных мужей. А те тридцать пять – проро­ки и слуги Господа. А сорок камней – это Апостолы и про­поведники учения Сына Божия...”

Из приведенных нами мест легко видеть всякому, как веровал и учил муж Апостольский об устройстве Церкви. Ясно, как день, что единственное основание истинной Церк­ви, как в Ветхом, так и в Новом Завете, есть Иисус Христос, Сын Божий; что на Нем утверждаются и в Нем спасаются как ветхозаветные патриархи, пророки и все праведники, так и все Апостолы, и учители Церкви. Отделять св. Апостола Петра от прочих Апостолов, и епископа римского от прочих епископов, давать тому и другому какое-то особенное, чрез меру выдающееся, место в прекрасном здании Божием,– значит портить, искажать план Церкви, идти против Бога, против Ангелов Его – строи­телей и хранителей св. Церкви христианской,– против истины.

Присовокупим ко всему сказанному еще следующее замечание. Св. Ерма жил в Риме (Рим. 16:14), показывал свою книгу епископу римскому св. Клименту (Пастыря Ч. 1, вид. 2, гл. 4). А между тем не находим у него ни одного слова, ни одного намека о всемирном значении Рима, о первенстве рим­ской кафедры, о главенстве папы. Паписты опять скажут нам, что это доказательство только отрицательное. Пусть так; но все же оно – доказательство. Мы желали бы, чтобы они нам представили хоть такие, но действительные, не вымышленные. А мы представим им, не выходя еще из века Апостольского, новое доказательство, имеющее значительную долю положительности.

К числу творений мужей апостольских относится “Послание к Диогнету”. Его приписывали иные св. Аполлосу, уче­нику Апостола Павла, иные св. Иустину-философу, но без достаточного основания. Кто писал это послание, и кто был Диогнет, к которому оно писано, с точностью не извест­но. Тем не менее, это послание – прекраснейший памятник первенствующей Церкви. Оно отличается необыкновенною живостью, изяществом и силою выражений, глубиною и верностью мыслей. Заимствуем из него два отрывка, в которых выражается ясно, хотя и не догматически, не преднамеренно, взгляд ученика Апостолов на христианство и христианскую Церковь. “Христиане не отличны от прочих людей ни стра­ною, ни языком, ни обычаями (если они, разумеется, не ка­саются нравственности). Ибо они не населяют где-нибудь особенных городов, не употребляют какого-нибудь особен­ного наречия, ведут образ жизни, не отличный от других. Учение их не есть изобретение и вымысел людей суетливых; не привержены они к мнению человеческому, как иные. Но, живя в городах эллинских и варварских, где кому выпал жребий, и последуя местным установлениям в одеж­де, пище и во всем житейском, показывают чудное и, бесспорно, невероятное постоянство поведения. Они живут в своем отечестве, но как странники. Имеют участие во всем, как граждане, и все терпят, как пришельцы. Вся­кая чужбина – для них отечество, и всякое отечество – чуж­бина... Они во плоти, но живут не по плоти. По земле хо­дят, но принадлежат гражданству небесному. Повинуются установленным законам, но своими правами превышают законы. Они любят всех; а их все ненавидят. Их не знают, а осуждают. Их умерщвляют, а они оживают... Просто сказать: что в теле душа, то в мире – христиане. Душа разлита по всем членам тела; а христиане – по всем городам света. Душа живет в теле, но не телесна; и христиане живут в мире, но не от мира. Невидимая душа живет в видимом теле; и христиане, живя в мире, видимы, но невидимою пребывает их Вера”.⁷⁰

“Не о преходящем беседую, не безрассудством занимаюсь. Но, бывши учеником Апостолов, я соделался учителем язычников. Что мне предано, то сообщаю достойным ученикам истины. Ибо кто, правильно наученный и рожденный от благого Слова, старательно не позаботится научить дру­гих тому, чему Слово ясно научило учеников Своих? Оно явилось им видимо, беседовало открыто, несведущие не по­знали, а ученики уразумели Его, те, которых Оно нашло верными, узнали тайны Отца небесного. Для того и послал Отец Слово, чтобы Оно явилось миру. Но народ иудейский презрел Его, Апостолы проповедовали, язычники приняли верою. Бог – Слово от века, но явился недавно. Он древний,– и, всегда новый, рождается в сердцах святых. Он вечный, а ныне назван Сыном. Чрез Него обогащается Церковь, и благодать, разливаясь, умножается во святых, дарует разум, открывает тайны, возвещает времена (будущие), радуется о верных, даруется ищущим,– тем, ко­торые не преступают пределов веры я не нарушают постановлений Отцов⁷¹. При всем этом, и страх закона восхваляется, и благодать, бывшая в пророках, познается, и Вера в Евангелие утверждается, и предание Апостолов сохраняется, и облагодатствованная Церковь веселится”.

Мы ничего не прибавляем от себя к этому глубоко-христианскому учению мужа Апостольского; боимся, чтобы нашею полемикою не ослабить в православных читателях того отрадного впечатления, которое оно производить на душу ве­рующую.

Вопросим теперь другого, знаменитого свидетеля истины. Он не был непосредственным учеником св. Апостолов, но слушал одного из учеников их. Следовательно, голос его имеет весьма значительную важность. Это св. Ириней, епископ Лионский, ученик св. Поликарпа. Св. Ириней писал много. Но до нас дошло только пять книг его “против ересей”. Уже при Апостолах и их ближайших преемниках явились некоторые лжеучители, которые здравого уче­ния не слушались, но содержали самую истину в неправде и увлекали за собою людей простодушных; много огорчений наносили они и возлюбленному ученику Господа (2 Иоан. ст. 7). Лжеучители сделались еще более дерзкими и многочис­ленными, когда скончались самовидцы Господа и ученики их. Но на страже истины бдели пастыри Церкви, освященные тем же Духом, Который провещавал в Апостолах. Когда еретики старались прикрыть свои умствования свидетельствами св. Писания, разумеется, превратно понятыми; тогда пастыри и отцы Церкви, противополагая им места Писания, более ясные и определенные, доказывали ложность еретического учения осо­бенно тем, что оно не согласно с преданием Апостольским, что оно противоречит тому, чему учит Вселенская Церковь.

“Хотя Церковь, говорит св. Ириней⁷², распространена во всем мире, во всех странах земли; однако она исповедует одну и ту же Веру, которую предали ей Апостолы и уче­ники их... Члены Церкви, рассеянные по всему миру, соеди­нены Верою, как будто бы они действительно жили вместе, имели одну душу, одно сердце; они проповедуют, учат, передают потомству одни и те же верования, как будто бы имели одни уста. Различие языков не изменяет ни в чем силы и единства предания. Церкви германские имеют ту же Веру, как и другие Церкви: в Иверии, Кельтической Галлии, Египте, Ливии; Церкви, находящиеся на оконечностях мира, веруют тому же, чему веруют находящиеся в центре его. Как солнце,– творение Божие, непрестанно изливает на мир один и тот же свет: так одна и та же Вера сияет вез­де и озаряет лучами истины всех, которые желают знать ее. И из предстоятелей Церкви не скажет противного сему и не ослабит предания – ни тот, кто силен словом, ни тот, кто неискусен в слове. Так как вера одна и та же: то ни тот, кто говорит о ней много, не увеличивает ее; ни тот, кто говорит мало, не уменьшает. Из того, что одни из предстоятелей Церкви знают больше, а другие меньше, не следует еще заключать, будто и самый предмет знания различен” (Liber. 1, cap. 10).

“Мы утверждаем, что учение Церкви везде одинаково, равно постоянно и засвидетельствовано Пророками и Апостолами и всеми учениками... Приняв Веру от Церкви, мы храним ее; она, как бы некоторая драгоценность, содержащаяся в прекрасном сосуде, всегда обновляется Духом Божиим и со­храняет в целости самый сосуд, в котором хранится. Ибо сей дар вверен Церкви, как бы для осуществления всего домостроительства Божия, то есть, чтобы чрез нее по­лучали жизнь все члены ее. Чрез Веру установилось постоян­ное общение между Иисусом Христом и Его Церковью; чрез Веру Он соделал ее причастницею даров Духа Святого, в которых заключается залог бессмертия и спасения, лествица, возводящая нас к Богу. “Бог, говорит св. Павел, иных поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых – пророками, в-третьих – учителями” (1Кор. 12:28), также установил и прочую иерархию, которою управляет Дух Святой, и которой, естественно, лишены все те, которые не пови­нуются Церкви, и которые своим преступным поведением сами произносят на себя осуждение и лишают самих себя вечной жизни. Ибо где Церковь, там и Дух Божий, а где Дух Божий, там и Церковь, и источник всякой благодати”. (Liber 3. cap. 24).

“Итак, на епископов и пресвитеров, которые получили залог Веры от Апостолов, и которые рукоположены по установлению Иисуса Христа, мы должны смотреть, как на истинных руководителей наших в Вере. А что касается до тех, которые удаляются лона Церкви, то, каково бы ни было ме­сто, где они собираются, мы должны считать их людьми по­дозрительными, еретиками и злонамеренными людьми, помра­ченными гордостью, лицемерами, не имеющими никаких дру­гих побуждений, кроме низкой корысти и пустой славы...”

“С другой стороны, те, которые хотя от многих при­знаются за пресвитеров, но служат своим прихотям, и кажутся имеющими страх Божий в сердцах своих, но уничижают других и гордятся своим преимуществом пред ними, скрытно делают зло и говорят: “никто не видит нас”, будут обличены Словом, Которое судит не по внешним отличиям, и смотрит не на лица, а на сердце... От всех таковых должно удаляться, и иметь общение только с теми, которые хранят учение Апостолов и, исполняя долж­ность пресвитерскую, предлагают учение здравое; и своим поведением не только не подают никакого соблазна, но и стараются утверждать и исправлять прочих... Таких-то пресвитеров имеет Церковь… А где всякому можно найти их, это указывает Ап. Павел, говоря так: положи Бог в Церкви первее Апостолов, второе Пророков, третие учителей (1Кор. 12:28). Посему где заключены дары Господни, там должно учиться и истине, то есть, у тех, которые поставлены над Церковью по преемству от Апосто­лов” (Liber 4, cap. 26).

“Все противники церковного учения явились несравненно позднее тех епископов, которым Апостолы вверили Церк­ви; и потому они (противники), будучи слепы в рассуждении истины, принуждены скитаться по различным путям; а, следовательно, и семена их учения рассеиваются без всякого согласия и порядка... Итак, должно удаляться от их мыслей и тщательно беречься, чтобы не потерпеть от них вреда! напротив, должно притекать к Церкви, покоиться в ее недрах и питаться Божественными Писаниями... Что на небе, то духовно, а что на земле, то приспособлено к человеку. Господь возглавил это в Себе, приобщив человека духу, и дух заключив в человеке, и Сам соделавшись главою духа, а дух сделавши главою человека” (Lib. 5, cap. 20).

Едва ли можно еще яснее, глубже и выразительнее изло­жить учение о Церкви. И в тоже время, учение св. Иринея есть не что иное, как самое верное раскрытие того, что содержится в св. Писании. Св. Ириней, как и св. Павел, учит, что Церковь есть столп и утверждение истины, что ей принадлежит св. Писание, ей поручено хранить Апостоль­ское предание, что Бог поставил в ней иных Апостолами, иных пророками, иных учителями, что Апостолы, возложением рук своих, сообщили дары Духа Святого и передали свои права и обязанности епископам, с которыми должны быть согласны пресвитеры, и которым должны повиноваться в делах Веры все прочие члены Церкви. Единство Церкви поддерживается согласием всех епископов между собою и единомыслием с ними всех верных. Вне союза с Церковью нет истины, нет спасения. Единая глава Церкви земной и небесной есть Иисус Христос.

О чрезвычайных правах св. Петра, о власти его над прочими Апостолами св. Ириней не говорит ни слова; ясно даже, что он и не знал ничего об этом. Были еретики, которые утверждали, что из всех Апостолов только св. Павлу было открыто истинное и полное познание христианской Веры. При опровержении этого заблуждения, какой прекрасный повод представлялся защитнику истины, ревнителю церковного единства, раскрыть учение о превосходстве св. Петра и главенстве его над прочими Апостолами! А между тем, мы не находим у св. Иринея даже малейшего намека на это учение. Он доказывает только, что св. Петр не ниже св. Павла, что и ему, вместе с другими Апостолами, откры­та была истина и дано повеление проповедовать Евангелие погибшим овцам дома Израилева (Liber. 3. cap. 13).

Если же св. Ириней ничего не знал и не говорил о гла­венстве св. Петра между Апостолами; то не мог он знать и учить и о главенстве епископа римского между прочими епископами. Раскрыть и эту мысль, если бы в ней заклю­чалась истина, представлялся священномученику повод не менее важный. Вопрос о времени празднования Пасхи, оставленный без разрешения при епископах: св. Поликарпе смирнском и св. Аниките римском, снова поднят был в конце второго века, когда епископами были в Смирне – другой Поликарп, родственник соименного ему священномученика, а в Риме – Виктор. Не только западные, но и не­которые даже из восточных Церквей одобряли обычай римской Церкви праздновать Пасху непременно в воскресный день. Но Поликарп, по его собственным словам, родственник и преемник многих святых мужей, защищал обычай Церквей азийских. “Мы, писал он к Виктору и всей рим­ской Церкви, празднуем этот день непогрешительно, ничего не прибавляя и не отнимая. В Азии погребены великие началовожди, имеющие воскреснуть в день пришествия Господня... Все они праздновали Пасху по Евангелию, в четвертый день (месяца Нисана), ни в чем не отступая от правила Веры, но во всем держась его”.⁷³ Не смотря на то, увлеченный неумеренною ревностью о единстве, или лучше – единообразии Церкви, Виктор прервал общение с азийскими Церквами,– на основании права, которое имела не одна римская, но и вся­кая другая Церковь. Со всею твердостью и мужеством истинного ученика Апостолов, восстал против Виктора св. Ириней, епископ лионский, хотя Церковь лионская принадлежала к римскому патриархату, и хотя сам он праздновал Пасху по западному обычаю. Он увещевал Виктора заботиться всего более о мире, единении и любви с ближними, доказывал ему, что разность в обычаях не дает Церквам повода прерывать взаимное общение. Справедливое мнение св. Иринея защищали и другие епископы, которые в посланиях своих сильно порицали Виктора,– говорит Евсевий; следовательно, никак не считали его непогрешимым и не признавали главою Церкви, наместником Христовым. “Таким образом”, замечает тот же древний историк, “Ириней, миротворец по имени, был миротворец и по праву; эти увещания и доказательства писал он ради мира Церквей. По случаю происшедшего тогда спора, он имел переписку не только с Виктором, но и с различными весьма многими предстоятелями Церквей”⁷⁴. Итак, не ясно ли, что св. Ири­ней решение вопроса о Пасхе предоставлял согласию всех предстоятелей Церкви, а не одному римскому епископу?

Не смотря на все это, паписты выдают св. Иринея за сво­его единомышленника, и в творениях его находят такое до­казательство в пользу своей теории, которое почитают важнейшим после известного уже нам послания св. Климента. Это доказательство заключается в двух или трех строках, заимствованных у св. Иринея; паписты отрывают их, по сво­ему обыкновению, от целого состава речи, переводят не точно и украшают более или менее произвольными дополнениями. Не упоминая о других римско-католических писателях, более смелых и незастенчивых, чем истинно-ученых и добросовестных, приведем слова самого скромного и осторожного из них, епископа Конрада Мартина. Исчисляя сви­детельства древних св. Отцов о главенстве папы, он, между прочим, говорит: “во втором веке св. Ириней, которого Феодорит называет светильником западной Церкви, приписывает римской Церкви такое преимущество, которое возвышает ее над всеми прочими; именно,– он говорит, что с этою Церковью, по причине ее большего превосходства (grosseren Vorranges, propter potiorem principalitatem), должна со­глашаться всякая другая в делах Веры, потому что в ее предании заключаются предания всех прочих Церквей”⁷⁵.

Чтобы дать читателям возможность самим судить о силе и важности этого доказательства, мы приведем слова св. Ири­нея, на которые ссылаются паписты, не отрывочно, а в свя­зи с предыдущими и последующими им мыслями св. Отца. При этом мы будем пользоваться французским переводом творений св. Иринея, который издан аббатом Жнудом. Ис­тина сияет даже в полумраке, накинутом на нее переводчиком-папистом. Третью главу третьей книги своей про­тив ересей ученик св. Поликарпа начинает так: “теперь рассмотрим и покажем всем, добросовестно ищущим исти­ны, каким образом предание, полученное, Церковью от Апо­столов, распространилось потом во всем христианском Мире. Для этого нам надлежало бы показать: кто были те, ко­торых Апостолы поставили епископами Церквей, кто были преемниками их служения даже до нашего времени, и каким образом они проповедовали одно и тоже учение, одну и ту же Веру. Ибо надобно допустить, что если были в христианском учении тайны, слишком возвышенные для простого па­рода; то Апостолы должны были сообщить познание об них только тем из учеников своих, которые более других преуспели в совершенстве, и которым они вручили управление Церквами. Они желали, чтобы те, которые должны были наследовать им в священнослужении, были совершенны и безукоризненны. Ибо если поведение этих преемников Апостольских было мудро и достойно их звания; то отсюда про­истекало неизмеримое благо. Напротив, величайшие бедствия для Церкви были бы следствием их неспособности и худого поведения”⁷⁶.

“Но так как было бы слишком долго называть по именам всех тех, которые преемственно управляли каждою из Церк­вей: то довольно будет, если мы исчислим имена тех, ко­торые наследовали один другому в управлении древнейшею и знаменитейшею Церковью, основанною в Риме славными Апостолами Петром и Павлом, и от них самих получив­шею драгоценный залог предания и Веры, проповеданной ими всем народам. Мы лишаем общения с верными всех тех, которые, для удовлетворения своим страстям, из пус­той славы, по ослеплению, или по развращенности, оставили путь истины. Ибо к этой римской Церкви, по причине ее первенства, должны примыкать все прочие Церкви и все вер­ные, рассеянные по земле, почитая ее, римскую Церковь, главным хранилищем предания, сообщенного Апостолами”.

“Апостолы, основавши эту римскую Церковь, поручили управление ею Лину, которого они поставили епископом. Св. Павел, в послании к Тимофею, упоминает об этом Лине. Преемником его был Анаклет. После Анаклета поставлен был епископом Климент. Этот последний знал Апостолов лич­но и беседовал с ними; в памяти его еще живо хранились их проповеди и наставления касательно предания. И он не был один; потому что тогда живы были многие другие лица, получившие наставления в Вере из уст самих Апостолов”...

“Преемником Климента был Еварист, которому наследовал Александр. Сикст был шестым после Апостолов. Он замещен был Телесфором, который со славою претерпел мученичество. Его преемником был Игин, а Игину наследовал Пий, а Пию – Аникита. После того, как Аникиту заменил Сотир, за Сотиром – Елевферий, двенадцатый пос­ле Апостолов, теперь находится в сане епископа. Этим преемством епископов предание и сокровище истины, получен­ное Церковью от Апостолов, сохранены и до нашего време­ни. Таким образом, мы доказываем до очевидности, что за­лог Веры единой, Веры спасительной, порученной Апостолами Церквам, дошел и до нас и предан нам во всей чистоте”.

“Мы можем опереться также и на авторитета св. Поликарпа, который проповедовал тоже самое учение, которое од­но истинно, и которое он передал Церкви. Но св. Поликарп научен был самими Апостолами; он обращался с весьма многими лицами, видевшими Господа нашего; он самими Апо­столами поставлен был епископом Смирны – в Азии. Мы сами видели его там, во время нашей первой молодости”⁷⁷.

Что должен, прочитавши все это, сказать всякий человек добросовестный, не отуманенный предрассудками и великолеп­ными, на первый взгляд, теориями? То, что учение св. Ири­нея отстоит от учения нынешней римской Церкви, как не­бо от земли, и что, напротив, ни в чем не измени­ла апостольскому преданию православная Церковь. Св. Ириней не знал ничего о княжестве Петровом, ни о теории раз­вития в христианском учении, которою прикрываются взаим­ные противоречия пап, одинаково непогрешимых: не признает всего этого и православная Церковь.

Однако же, скажут, св. Ириней обращает особенное вни­мание на римскую Церковь и считает необходимым, чтобы прочие Церкви согласовались с ней? Да, и мы вполне разделяем мысли св. отца. Даже более: всякий из нас, православных, и теперь скажет о римской Церкви тоже самое, что говорил о ней св. Ириней; но не о нынешней папско-римской, а о древней, бывшей нераздельною и самою видною частью Церкви Кафолической. Но прежде мы должны восстановить подлинный смысл в словах св. Иринея, несколько искажен­ный французским переводчиком. Для этого мы переведем главнейшее место из книги св. Иринея, на которое ссылают­ся паписты, не с французского, а с латинского языка: хо­тя и это не подлинный язык св. отца, а перевод, однако – перевод древний и, как надобно думать, довольно верный и близкий к утраченному теперь подлиннику; отрывок этот мы заимствуем у римско-католического писателя Мелера⁷⁸.

“Так как было бы долго исчислять в этом сочинении (епископские) преемства всех Церквей; то мы, указывая только на полученное от Апостолов предание и Веру, возвещенную людям и дошедшую до нас чрез преемство епископов в величайшей, древнейшей и всем известной Церкви, основан­ной и устроенной в Риме двумя славнейшими Апостолами, Петром и Павлом, ниспровергаем всех тех, которые каким бы то ни было образом, или по самоугодию, или из суетной славы, или по ослеплению, или злому умыслу, умствуют более чем должно. Ибо к этой, по причине ее особенной важности, должна прибегать всякая Церковь, то есть, всюду находящиеся верные; в ней, полученное от Апостолов, предание всегда сохраняется теми, которые нахо­дятся всюду (христианами вселенской Церкви, стекавшимися отовсюду в Рим, как в столицу империи)”.

Рассмотрим теперь: есть ли в этих словах что-нибудь похожее на нынешнюю теорию папства? Св. Ириней называет римскую Церковь величайшею, древнейшею (конечно, не са­мою древнею), всем известною, основанною двумя (а не одним) славнейшими Апостолами, с этим согласны и мы, и никто этого не отвергал. Далее: св. Ириней говорит, что к римской Церкви должна прибегать (convenire, сходиться, советоваться) всякая другая Церковь; но почему? Не потому, что епископ римский есть епископ епископов; напротив, св. Ириней не дает ему никакого преимущества пред прочими, собратьями его, ведущими свое преемство также от Апостолов. Не потому важна Церковь римская, что св. Петр водворил здесь главным и исключительным образом престол свой; напротив, св. Ириней учит, что римская Церковь основана двумя Апостолами, которые и поставили в ней первых епи­скопов. Не потому, наконец, что одна римская Церковь, или епископ ее имеет дар непогрешимости; св. Ириней признает непогрешимыми только Апостолов и вселенскую Цер­ковь, хранительницу апостольского предания. А почему? Пото­му, что римская Церковь была тогда как бы центром, ку­да из всех стран света сходились верные,– и своим единомыслием, постоянным общением и обменом религиозных познаний поддерживали единство Веры и сохраняли во всей чистоте и полноте апостольское предание. Мы видим, что и в последующие века, во времена вселенских Соборов, предстоятели Церквей обращались к римской Церкви за советом и содействием, спрашивали ее суждения о делах Веры и благочиния,– но принимали ее мнение только с тем условием, если оно было согласно с учением и голосом всей Церкви, всех православных пастырей. Если бы епископ римский не возмечтал быть главою вселенской Церкви, если бы он не отделился от прочих первосвятителей, если бы в римскую Церковь не вкрались некоторые заблуждения, несогласные с апостольским преданием: то кто из право­славных и теперь отказал бы ей в уважении, как Цер­кви древнейшей, апостольской, первопрестольной? Но в том то и дело, что римская Церковь давно перестала быть тем, чем она была прежде; что нынешние римские епископы слишком мало похожи на тех, о которых говорил св. Ириней. И потому доказательство, заимствуемое папистами из его сочинений, не имеет никакой силы. Если бы св. Ириней сказал, что римской Церкви назначено от Бога оставаться навсегда такою, какою он знал ее в свое время,– тогда иное дело. Но этого он не говорил, этому не учил. Ведь, и Церковь иудейская некогда имела авторитет; ей вверены бы­ли словеса Божии; сидевших на Моисеевом седалище велел слушать сам Божественный Учитель. Но что из того?

Вспомните, наконец, что кафедра св. Иринея принадлежала к римскому патриархату⁷⁹, что Рим был тогда всемирною столицею, что в глазах христиан значение его возвышалось еще тем, что здесь были гробы первопрестольных Апосто­лов и бесчисленно-многих мучеников, что Иерусалим был в развалинах, Византия еще не называлась Константинополем, Антиохия и Александрия были слишком далеко от Лиона и Европы. Вспомните это,– и вы ясно поймете, почему св. Ириней называет римскую Церковь величайшею, всем известною, и почему считает необходимым обращаться к ней за советом в делах веры. При тогдашних обстоятельствах, с тогдашними еретиками он и не мог гово­рить иначе.

Говоря искренно, от чистого сердца, мы не понимаем, как могут оставаться паписты при своих мнениях, чи­тая св. Писание и св. Отцов древней Церкви. Если они го­ворят и пишут по искреннему убеждению, то они жалки в своем ослеплении. А если, сознавая ложь, защищают ее из каких либо видов, чуждых Вере и нравственности, то они достойны еще большего сожаления. Какую тяжесть, какое мучение должны испытывать в глубине души своей те, которые пишут против совести, защищают то, чему сами не верят!

Мы сомневаемся, чтобы сильно подействовали на папистов наши исследования и доказательства, если они даже и дойдут до их сведения. Мы, по крайней мере, с нашей стороны сделаем свое дело, исполним свой долг. Но, извлекая из отеческих писаний многочисленные места, в которых излагается учение о Церкви, мы не папистов только имеем в виду, но и некоторых православных, которые не имеют об этом предмете ясного и верного понятия. В новейшее время, по поводу нападений на нашу Церковь со стороны па­пистов, появились за границею некоторые сочинения, написанные православными в защиту православия. Отдавая долж­ную справедливость таланту, остроумию и благонамеренности этих писателей, мы должны заметить им, что они иногда сами уклоняются от царского пути истины и, защищая Цер­ковь, говорят от лица ее то, чего она не может одобрить. И потому просим наших единоверцев внимательно прислу­шаться к голосу достоверных свидетелей истины,– святых Отцов, и сличить их учение с собственными убеждениями, или предубеждениями⁸⁰.