Православие и устройство церковных дел в Даурии (Забайкалье), Монголии и Китае в XVII и XVIII столетиях

Шедше научите вся языки. крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф. 28:19).

В Бозе почивший архиепископ Иркутский Вениамин в своих отчетах о Забайкальской духовной миссии сообщал об ученых трудах некоторых своих миссионеров. Между прочим им было заявлено еще в 1865 году о собираемых мною материалах для истории Забайкальской духовн. миссии с XVII века, по архивам Посольского и Селенгинского монастырей и Иркутской духовн. консистории (Труды правосл. миссий Восточной Сибири. Т. I. 1883. Иркутск. Стр. 131).

В 1874 г. я имел случай во время путешествия по реке Лене с тем же незабвенным архипастырем восполнить эти материалы древними грамотами митрополитов Тобольских из архива Киренского монастыря. Акты эти послужили основою для моего исследования. Пользовался я также сочинением Бантыш-Каменского тогда еще в рукописи, а потом изданным под заглавием: «дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государством с 1619–1792 г.» Флоринского. Казань. 1882.

Собранные мною материалы в 1873 г. в г. Иркутске чуть совсем не погибли в пожаре; только часть их была спасена из пламени и при том в обгорелом виде. К сожалению, сгорели некоторые миссионерские записи и составленный мною во время миссионерской практики русско-бурятский словарь. Пользуясь командировкой в г. Казань в следующих 1874 и 1875 годах, я прежде всего принялся за восстановление подлинных грамот по обгорелым листкам, имевшимся у меня в подлинниках и в копиях. Господь помог мне препобедить все препятствия к исполнению этого дела. Грамоты восстановлены были дословно, и тогда же изданы особою книгою под заглавием: «древние церковные грамоты восточно-сибирского края (1653–1726) и сведения о Даурской миссии». Казань. 1875 г.¹ – Оставалось восстановить свое исследование по истории миссий. Для этого я успел воспользоваться некоторыми источниками из библиотеки Казанской духовн. академии. С Божиею помощью успел восстановить и это сочинение, но к изданию не мог приступить, по кратковременности пребывания в Казани. После того не мало писалось о Пекинской и Забайкальской миссиях; праздновались юбилеи той и другой; являлись целые истории, но никто не воспользовался изданными мною сырыми материалами во всей полноте, хотя некоторые авторы цитуют и даже, как выражается г. Сумароков, штудировали эту книгу. Следовательно, предпринятое мною издание церковно-исторического труда представляется неизлишним при других подобных изданиях. Следя за действиями Сибирских миссий сначала за Байкалом, а потом из Якутска, я не нашел нужным переделывать это сочинение по новому плану, а только сделал подразделение глав, для удобства и порядка обзора. Главною заботою и желанием было сохранить для истории остатки древних памятников, беспощадно истребляемых временем и пожарами. Не гладок слог и говор старины, но он переносит нас в ту эпоху, когда события происходили при тогдашней обстановке исторических лиц. Приходится дорожить даже отрывочными лоскутками древних записей. При недостатке исторических сведений и такие мелочи проливают иногда свет на исторические лица и события.

По своему содержанию предлагаемое на пользу миссионеров исследование, имеет заглавие: Православие и устройство церковных дел в Даурии (Забайкалье), Монголии и Китае в XVII и XVIII столетиях. По материалу, в нем сгруппированному, оно распадается на следующие отделы: I. Общий взгляд на положение дел русской церкви и Московского государства, при поступательном движении на Восток. II. Исторический ход внешних сношений России с Китаем. III. Первая православно-русская церковь в Пекине и начало церковных миссий в Урге (Монголии). IV. Учреждение постоянной церковной и дипломатической миссии в Пекине. V. Открытие Иркутской епархии под управлением св. Иннокентия и утверждение православной миссии в Китае. VI. Религиозное состояние Забайкалья в отношении инородческого элемента, предшествовавшее учреждению реформированной Забайкальской духовн. миссии. VII. Общие исторические выводы я заключение.

Мелетий. Епископ Якутский и Вилюйский.

14 октября 1894.

Якутск.

Россия стала узнавать Китайское царство со времен ига Монгольского. В Китае тогда господствовали ближайшие потомки Чингис-хана. В XIII в. монголы завоевали Китайскую империю и владели ею около века. В северной Монголии возникали многие цветущие города. В разных местах стояли кочевые ставки, или шатры тогдашних властителей. Туда уводили русских пленников, с коими бывали и служители алтаря. Монголы, уважая каждую религию в принципе, дозволяли им отправлять христианское богослужение.² Русские князья, как напр., св. Благоверный Александр Невский, странствовавшие в Орду продолжительное время, доходили до пределов Байкала, и должно полагать, что ханский дворец находился тогда в Монголии близь оз. Косогола. Свержение ига монгольского (1480 г.) имело последствием падение ханств.

Русские устремились за Урал с севера, и повсюду разбивая азиатцев быстро распространяли владения Белого Царя. В половине XVII столетия русское казачество утвердило свою класть до Байкала и Лены и достигло Амура, основало Удский острог у Охотского моря. Чрез построение таких же укреплений в Даурии (Забайкалье), казачество покорило всю страну, лежавшую далее Байкала, и здесь встретилось с Мунгалами и Китайцами.

Не посчастливилось потом Монголам и в Китае. В средине XIV в. Монгольская династия изгнана из Китая. Император Юнг-Ло хотел совершенно уничтожить их, разорил их страну и сжег города. Вероятно, от этого времени остаются и до сего времени развалины каменных сооружений (курганы), напр. близь села Торея, на Кичингуйской степи, в Кондуе, близь границы Монголии. Он даже три раза совершал походы за пределы Гобийской пустыни, на расстоянии 800 вер. к северу от большой стены, преследуя своих домашних врагов. В Халхе, на севере Гобийской пустыни, по словам Гюка, есть место, обитаемое потомками Монгольской династии, основанной Чингисханом и занимавшей императорский престол с 1260 по 1341 г. После мятежа, которым китайцы освободились от зависимости, свергнутый царствующий дом (тайци) бежал к Халхам, без затруднения уступившим для них часть огромной своей области. Эмигранты эти стали вести кочевой образ жизни. Они никому не платят податей, не признают над собой никакого царя и держатся патриархальных обычаев.³ Разные выходцы с громкими титулами, хан-хутухты и хубилганов гыгэнов, вторгающиеся к нашим бурятам до последнего времени, и сбивающие их с толку своими рассказами о неведомых странах, конечно, употребляют последние и тщетные усилия возвратить потерянное могущество.⁴

В 1646 году пала и Китайская династия. Власть перешла к Манчжурам. Манчжу – небольшое Тунгусское племя. Воцарилась династия Шун-чжи, представителем коей является в истории наших миссий современник Императора Петра I Кхан-си.⁵

В это время русские начали входить в сношения с пограничными народами Азии и делать попытки к сближению с ними. Вообще сближение России с Китаем шло медленно. Китай был мало известен, по причине своей замкнутости, и долго не поддавался даже дипломатическим сношениям с ним, со стороны русских.

Русские принесли с собою в Азию св. Православную веру. Где только появлялись и останавливались русские завоеватели, они водружали победное знамя христианства – животворящий крест Господень, ставили острожки (укрепления, башни с бойницами), зачатки нынешних городов и в них часовни, церкви и монастыри. Сибирская летопись о устроении городов и острогов в Сибирской земле записала на своих страницах следующее: «по повелению Государя Царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии, и по нем сына его Государя Царя и великаго князя Феодора Ивановича всея Русии начася в Сибирской земле городы и остроги поставлятися и распространятися в Сибирской стране христианская православная вера и Церкви Божии воздвигнушася, и проповедь Евангельскаго учения обтече во вся концы Сибирския земли и псаломский гром огласи на многих местех. Повелением их государей поставишася грады и остроги христианския и монастыри составишася в славословии Отцу и Сыну и св. Духу. И видевши невернии таковую благодать к их стране просиявшу и государскую высокую руку над собою возвысившуюся, и под его государеву руку мнози покоришася и оставльше свою богомерзкую веру и мнози невернии приводяще в крещение, и крестящеся, живуще в православной вере; и всюду убо благодать Божия распространяшеся, и богатно излияся в Сибирской стране земли».

В 1621 году была уже учреждена для Сибири Митрополия в Тобольске. Заботясь о просвещении инородческих племен внутри России, церковь наша не упускала из виду христианского просвещения и азиатцев. Относительно приведения разных иноверных народов в св. православную веру, скоро определилось в церковной практике следующее правило: «подобает убо нам о сем ведати, яже у нас в Велицей России вокруг страны нашея, земли Великия России, живущие язы́цы, неведущие Бога, и не разумеюще никакого учения и писания, ни закона Моисеова, ни обрезания, ни яже о Христе пророческих сказаний, ни веры христианския, ни еллинства, ни ересей каких, ни бусурманства; но токмо безбожни суще в мире сем обретаются, и подобни древним еллином, идолопоклонником. Ови убо в них кланяются болванам, а инии древию и водам и камению, инии же зверем и скотом, и инии демоном молятся и волшебством призывают их, яже суть сии язы́цы: Черемиса и Мордва, Чювашане, Чюхны, Ижора, Лопь и Самоядь, и инии мнози язы́цы яже на полунощи и на восток живущия людие, в Сибири и в Монгазеи, Остяки и Калмыки, даже и до Китайскаго царства, и мнози сыроядцы сквернии. И сих убо нам подобает приимати, якоже еллины, и научати их закону христианскому, крестному воображению и молитве, еже есть: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго», и вопрошати таковых: не имать ли волхвования какова кто в них и с бесы явно не глаголет ли? И аще кто обрящется таковый злодеятель, то не вскоре просветити его святым крещением, но пребывати ему во учении и посте и в молитвах, якоже о мнозех еретиках прежде указано. И вопрошати у них прежде крещения иерею подробну накрепко, как и каким волшебством волхвовали и демонов призывали? И на вопросе вся сия им велети проклинати, и свои обычаи, в нихже прежде пребываху. И по проклятии наказывати их накрепко и учити, чтобы тех прежних своих обычаев отстали, и впредь на тыя своя беззаконныя обычаи отнюдь не превращалися. А у которых людей обрящется грамота, и у тех людей бывает и ересь, и тех людей спрашивати накрепко, в которой ереси были, и те ереси проклинати».⁶

Успехи русских в Сибири – побудили церковное правительство усугубить заботы о христианском просвещении страны. На соборе 1681 года было предложено патриархом Иоакимом учредить новые архиерейские кафедры в Сибири – в Енисейске, на Лене и в Даурах (за Байкалом). Но это предположение надолго осталось неисполненным, по причине малочисленности христианского населения (русских.). Вместо открытия новых кафедр предположено построить в Даурах миссионерский монастырь. И вот, в 1681 году, была отправлена в Дауры полная миссия, состоявшая из 12 человек братии, под начальством игумена Феодосия. Тобольскому митрополиту Павлу велено было отправить их, с должными наставлениями, в дальние Сибирские Дауры, на Селенгу реку, или где они обыщут место, для построения монастыря и церкви во имя Живоначальной Троицы, и для призывания иноверцев всех вер к православной христианской вере. В инструкции миссионерам митрополит предписал им, при святом деле евангельской проповеди, держаться следующих правил: приехав в Дауры, в Селенгинске и других городах и острогах приглашать всяких иноверцев к истинной христианской вере православной, поучать со всяким тщанием и ревностью из Божественного писания и крестить во имя Отца и Сына и Св. Духа; приводить же к тому Божьему делу без всякого тщеславия и гордости, с благим намерением, без всякого оскорбления, опасаясь, чтобы какими-нибудь словами не отдалить строптивых иноземцев от святого дела; по крещении иноземцам дозволялось жить, где они похотят в службе или в монастырях, или у всяких чинов русских людей и над ними самим и восприемникам их смотреть, чтобы они преданную православную христианскую веру хранили твердо и к церквам Божиим и на покаяние к отцам духовным приходили, а на прежние бесовские и темнообразные прелести не обращались, а кто в таких прелестях объявится, таких имать в монастырь и держать в подначальстве, наказывать и учить со всяким тщанием, пока они истинное покаяние принесут и впредь от таких прелестей отстанут.⁷ – В конце того же 1681 года Московский собор, бывший при Иоанне и Петре Алексеевичах против раскольников, положил: «в дальние города, на Лену, в Дауры, посылать людей духовных, архимандритов, игуменов или священников, добрых и учительных для просвещения неверующих христианским законам».⁸

Миссия действовала здесь со всею ревностью. На левом берегу р. Селенги новоприбывшие миссионеры нашли за Байкалом старое монастырское строение с молитвенным домом, заведенное, вероятно, выходцами из Нерчинского острога, где уже проявлялось тогда стремление к иноческой жизни между старыми служилыми людьми, как видно из их челобитной 1707 года об учреждении в Нерчинске нового монастыря. Здесь и основались первые веропроповедники Забайкалья. На заведение монастыря им велено было взять в Енисейске из сибирских доходов 300 р.; но они этих денег не получили. Миссионеры привезли с собою много церковных принадлежностей от щедрот царя Феодора Алексеевича, коим были даны иконы, сосуды, книги и даже царские врата, серебром оправленные. Были богатые вклады от сибирского наместника и воеводы стольника Феодора Алексеевича Головина и др. благотворителей, а казачество должно было помогать сооружению монастыря натуральною повинностью. Прибывший с Феодосием иерод. Михаил в 1731 г. доносил, что Феодосий заново устроил Троицкий Селенгинский монастырь, с церковью во имя Живоначальной Троицы и другою – во имя святителя Николая; монастырь обнесен оградою с бойницами, – и в казне монастырской были военные снаряды, потому что в Даурах еще не было водворено должного спокойствия и безопасности от монголов и китайцев. Монастырю были отведены дачи в разных местах, по р. Селенге, Хараусуну, на Кударе, на Хилке и на Посольском мысу, где игумен Феодосий тотчас же начал заводить пустынь для обитания монахов.

Таким образом почти одновременно возникли за Байкалом два миссионерских монастыря, а третий возникал по челобитью служилых людей в Нерчинске. Игумен Феодосий управлял Троицким Селенгинским монастырем, а посольскою Николаевскою Пустынью – прибывший с ним иером. Макарий. Монастыри эти сделались самыми светлыми точками в крае, только еще завоеванном, когда едва только появлялось русское население по острожкам и заимкам, и когда целые роды инородцев добровольно принимали подданство русскому Белому Царю, оставаясь на прежних своих местах, напр. Хоринские буряты, занявшие места по р. Уде, Курбе и Амалоту с 1604 г. – Селенгинские и Кударинские по р. Селенге и её притокам, кочевавшие с ордою Туруная еще в половине XVII в. на этих местах и др. С течением времени располагая большим и примерным хозяйством на своих обширных землях, миссионеры много помогли правительству в христианской колонизации края, успешно вводя сюда и элемент туземный, чрез крещение и водворение «Мунгалов» Даурских, находившихся в ведении Нерчинского острога. Плоды этой миссионерской деятельности видны по Даурским спискам новокрещенных.⁹ Архимандрит Михаил свидетельствует, что с построением монастыря, много было крещено монголов. Они жили большею частью в монастырских вотчинах и занимались для себя и для обители землепашеством, в звании пашенных крестьян. У Мисаила келейник был из новокрещеных, – и в числе монахов был даже новокрещенный Индиец, в мире Стефан, а в монашестве Серафим, обучавшийся и русской грамоте. Под таким просветительным влиянием миссионеров образовались целые селения и приходы особенно там, где были монастырские вотчины, – в которых миссионерами устроены сначала часовни, а потом и храмы, напр. на Хилке в Куналее, Елани. – В тоже время, игумен Феодосий и его преемники исполняли здесь обязанности закащиков духовных дел (по нынешнему благочинных) и имели разъезды по обе стороны Байкала, за сбором окладных и неокладных сумм Тобольской митрополии, ведали духовные дела; – что, конечно, помогало им и в миссионерских обязанностях. Грамотою на имя игумена Феодосия от 15 июня 1687 года митроп. Тобольский и Сибирский Павел поручал игумену Феодосию ведати церковные догматы и духовные дела в Даурских острогах: Иркутском, Удинском, Баргузинском, Нерчинском, Албазинском, Аргунском, Теленбинском (на озере Еравне), Селенгинском, Ишимском, Братском, и в Николаевской заимке, т. е. в Посольской Пустыни, где стало быть уже было братство. Славнейшим делом этой миссии должно быть почтено крещение князя Гантимура, начальствовавшего над 14 тунгусскими родами, с коими он перешел из Китая в русское подданство. Св. крещение принято им в 1684 году, т. е. вскоре по прибытии за Байкал миссии. Гантимур крестился в Нерчинске с одним из 13 своих сыновей – Катанаем: сам он наречен был Петром, а сын Павлом. Князь Петр был позван после того в Москву, и в том же году умер в Нарыме, близь Тобольска, а князь Павел (Катанай) был пожалован в Московские дворяне. Указом 16 марта 1685 г. велено было для князя Павла Гантимурова построить в Нерчинске дом и производить ему жалование по 30 р. в год, хлеба вдвое и соли по 6 пуд. Он умер в марте 1700 г.; потомки его все были христианами. Спафарий, в бытность свою в Нерчинске, видел князя Гантимура и доложил о нем Государю в самых лестных чертах, что Гантимур лучше всех ясашных Великого Государя, муж великий, храбрый. Спафарий прибавлял в своем донесении, что «китайцы прилежно просят о возвращении в Китай Гантимура, где он был у Богдохана царя четвертым боярином и получал ежегодно по 1200 лан (каждая 167 коп.) что он и племя его люди самые ратные, что живут они в Нерчинске и китайцы боятся, чтобы он не побудил Великого Государя служилых людей идти на них войною: потому что он жил в здешних местах и про все знает».

И действительно, без столкновения и даже войны с Китайцами не обошлось. В 1682 г. Китайские люди по весне сухим путем и водою, в большом числе с огненным боем грозилось нападать на Даурские остроги. В следующем году 10 авг. пришло под Албазин Китайское войско на 500 бусах; горною дорогою под Албазин и Нерчинск также подступали войска по 15 тысяч человек.¹⁰ В 1684 г. Китайцы требовали сдачи Албазина чрез двух русских пленников. В марте 1685 года неприятель, предводительствуемый знаменитым генералом Лань-жанем, опустошил окрестности Албазина. Русские, не получившие подкрепления не могли держаться и отступили к Нерчинску, вместе с Толбузиным. Преподобный Гермоген, насильственно увлеченный сюда из Киренска вольным казачеством, просил воеводу о перемирии, и отвергнув предложение китайцев сдаться Богдыхану, удалился на Лену, взяв с собою образ Нерукотворенного Спаса, и вместе с некоторыми из казаков возвратился туда, где положил начало своих трудов, в Усть-Киренскую пустынь. Другие со святынею, взятою из Албазинской и Кумарской церкви, – остались в Нерчинске, иные удалились в Удский острог. Собравшись с силами казаки снова укрепили Албазин и, думая отстоять от неприятеля, терпели осаду с редким мужеством. Хотели отстоять остававшуюся здесь церковь св. Николая, при коей был и священник. Недостаток огнестрельных припасов не позволил Абазинцам отстоять родную крепость и после упорной обороны они должны были сдать её китайцам, которые и разрушили её до основания.¹¹ В случае сдачи богдыхан не велел жителей убивать, – а взять в плен и принести в Китай. Лань-жань должен был представить их военнопленными, вместе с священником. При этом мандарин спросил: кто из них желает возвратиться в отечество, а кто хочет служить его государю? Первых оказалось 100 человек, а последних 50. Первым сказал: «поскольку они верны оказались своему отечеству, то верны будут и его государю» и отправил их в Пекин: а последних, как оказавшихся неверными своему долгу, отослал в Манчжурию, для обработки земли под посевы хлеба.¹² Священник Максим Леонтьев забрал с собой всю святыню церковную и принес её в Пекин, и там основал первую христианскую общину. Несмотря на попытки русских снова восстановить Албазин, это им не удалось. Только в наше время суждено было возвратить потерянное подвигами графа Н. Н. Муравьева.

В это время подоспел в Сибирские Дауры чрезвычайный русский посланник Феодор Алексеевич Головин. Узнав о положении Забайкалья, он 19 ноября 1687 года послал в Пекин курьером Коровина с приглашением доверенных послов на границу для договора о границе и решении других спорных вопросов. Но пока миролюбивый Кхан-си мирил между собою, при помощи Далай-ламы м двух кутухт, Очарой-хана с Дзасахту-ханом в поземельных спорах, монгольские войска восстали против Забайкальских русских поселений. Китайское правительство старалось извлекать свою пользу из этой ссоры. Весной 1687 года прислан был из Китая к монгольским тайшам китайский дьяк Карай-Жергучи, для совета, чтобы идти войною под Нерчинские и Селенгинские остроги; и монгольские тайши в том китайскому царю оказались послушны. В начале 1688 года появились около Халки и Селенги густые кочевья Халхасских монголов, а весною послано было под Селенгинск и монгольское войско. Между Соленым и Гусиным озерами очутился, по историческим записям, 20-ти тысячный корпус. Очарой-хан в отмщение за Цецен-хана, обиженного нами чрез принятие в подданство Селенгинских и Хоринских родов и перебежчиков, хотел отнять под свою власть Забайкалье. Но русское казачество, сильное отвагою и храбростью, не уступило монголам. Буряты, принявшие русское подданство, также помогали биться против неприятеля. Монголы потерпели под Селенгинском на горе, получившей название «убиенных», совершенное поражение; Монгольские люди были побиты многие, остальные бежали. После этого поражения посол Головин велел своему войску, стоявшему по низовьям Селенги, стянуться к Удинску (г. Верхнеудинск). Китайцы же, сведав о победе русских под Селенгинском, отправили новое войско под Нерчинские остроги, и как китайские, так и монгольские люди говорили, чтоб остроги взять и людей побить.¹³ Войско Очарой-хана, с тайшами, зайсанами и мунгальскими владельцами, собравшись во едино, – приступили под Селенгинский и Удинский остроги и под заимки войною, чтобы братских людей возвратить себе во владение. Русские бились снова под Удинским и Селенгинским и под Ильинскою заимкою, в 8 верстах от Троицкой Селенгинской обители. Русские одолели и милостью Божиею и счастьем великих государей мунгальскиx людей побили; а остальные отступили и пошли в свой край. В Монголии было тогда нестроение. Очарой-хан, брат Галдана, владельца Джунгарии, возмущавшего Монголию, – устремился на Цецен-хана, чтобы взять под свою власть по крайней мере Халхасских монголов. Ургинский кутукта, чувствуя свою неловкость пред русским послом, представителем Русского царя и московского правительства, желавших с Китаем дружбы, вынужденный бежать из Урги с братом своим ханом принял подданство Китая, и поставлял на вид Головину, что он советовал монголам и китайцам не воевать с русскими; но посол понял двусмысленность поздней оговорки. – Когда Забайкалье успокоилось от такого волнения, – Головин, укрепив стеной Удинск, – под прикрытием 500 казаков, явился под Нерчинск для заключения с Лан-жанем и прочими послами со стороны Китайского царя трактата, в необходимости коего московское правительство убедилось по причине неудач на Амуре и постепенно разгоравшихся неприятельских столкновений с Китаем. Осада и взятие Албазина особенно были неприятны Москве. И вот, в 1689 году наконец состоялось свидание уполномоченных в Нерчинске. Китайцы, по наущению иезуитов, пришли туда с 10.000 войском; русский же посланник, Головин имел лишь несколько сот стрельцов. После долговременных переговоров угрожающее положение первых побудило нашего посла к важным уступкам. Амур, лучшая область русской Азии, был уступлен Китаю. Город Албазин разорен до основания и русские все возвращены в Забайкалье. Нерчинский трактат подписан 27 августа 1689 года.

Трактат этот упрочил за Россией монго-бурятов принявших русское подданство, не смотря на интриги Очарой-хана. В январе 1689 г. Головин успел заключить договор с шестью тайшами, бывшими подданными хана Очароя, и может быть участвовавшими в недавнем его походе, о вечном их подданстве Российскому Престолу, с тем, чтоб им с улусниками поселиться около Селенги, платить ясак скотом. По низложении Галдана, хана Джунгарского, возбуждавшего междуусобие в Монголии, – и по восстановлении Китаем Тушету-хана, уже не все эти роды возвратились восвояси, дорого поплатившись за свое возмущение. В марте посол заключил другой договор с Табангутскими Салтами о вечном подданстве, с платежом ясака (подати). Они вышли с вершин Енисея, или иначе с развалин Урянхайского ханства. В составе Селенгинских монголов до ныне есть 4 Табангутских рода, кочующих в раздельных местах. Об одном Салте, которого семью не отпускал Галдан, по прежней принадлежности, была переписка между Тобольским воеводством и контайшею. Должно полагать, что в этот год, проведенный послом на Селенге, в Удинске и Селенгинске, присоединились, по причине заграничных смятений, к поддавшимся родам Хоринцов и остальные роды, подобно тайше Дзясакту, который в ту сумятицу со внуком Очароя и с меньшим братом Кутухты в числе 600 монголов вышел из Халхи и поддался Российскому Престолу.¹⁴ – В 1703 году была жалоба от бурят на притеснение и обиды со стороны русских и об оставлении их под Нерчинским присудом, а не Иркутским. «В прошлых годех, говорят они в челобитной, ясно указывая на вышеизложенные обстоятельства о подданстве России, Полномочный посол Боярин и Воевода Федор Алексеевич Головин, с товарищи, будучи на Селенге, по Великаго Государя указу, призывал многих монгольских тайшей, тайшу Бинтухая с товарищи во многолюдстве, и иных многих тайшей со всеми родами их во многолюдстве под Селенгинской город и под Удинской в ясачной платеж, и посол пожаловал их Великаго Государя жалованьем, и тайши детей своих и братьев в Селенгинский город отдали в аманатство. После того тайши эти платили повсегодно ясак, но Селенгинские и Удинские служилые люди их тайшей и с родами их со всеми улусами отогнали своими обидами и налогами – и они тайши, не могши их обид и налогов терпеть, покиня детей и братьев своих в аманатстве приклонились к Китайскому хану; а последе того которые от них тайшей остальцы билли в Селенгинском, Удинском и Ильинском и Кабанском острогах и по заимкам, всех их прибили и побросали в Селенгу реку, а жен и детей и живот их по себе разделили и распродали; а которые из тех остальцов с побою пришли к ним иноземцам под Нерчинский присуд, – до ныне многия радетельныя, непрестанныя службы несут и ясак платят».

Впрочем, соседственный нам народ Монголии издавна более был расположен к России, чем к Китаю, вследствие особенных обстоятельств, условленных положением дел Китайской империи. Этот кочевой народ, вспоминающий о временах Чингис-хана, рассчитывавшего завладеть Среднею Азией, был управляем князьями и ханами, готовыми подчиниться всякой сторонней власти, более сильной. Так это и было в XVII стол. Монгольский владелец Алтын-хан, кочевавший около Красноярска, перешел под власть Белого царя со всем своим владением, о чем в 1636 году и договор с ним заключен. Калмыцкий хан, сын тайши Пунцука в 1670 г. поселился со своею ордою между Волгой и Уралом, а в 1673 г. принял русское подданство, с обязательством оберегать южные берега от Ногаев и Татар. Очирой Саин-хан и брат его Багур тайша в 1673 г. присылали своих посланцев в Москву, с прошением не воевать с ними, а жить в мире и совете. Обстоятельства эти очень важны. В них стало обнаруживаться сильное влияние России на значительную часть Монголии. Только Халхасские владельцы и князья Тушету-хан, Цецэн-хан и Саин-хан предались Манчжурам, с 1646 г. получившим господство над колоссальным Китаем, Монголией, Тибетом и Турецкими племенами.

Мы указали теперь на главные грани в положении дел Русского государства и Православной церкви в Азии, коими определились изначала наши отношения к азиатским народностям. Для уяснения этих взаимных отношений, неизлишне сделать хотя краткий обзор внешних сношений России с сопредельными народами в Азии, клонившихся к установлению миролюбивых отношений, к развитию торговли в интересах России. По мере успеха в этих делах, в путях Промысла Божия, открывалась дверь веры для этих народов, сидящих во тьме и сени смертней. С купеческими караванами и русскими послами нередко путешествовали духовные лица, а потом и церковные миссии. Вообще по старому доброму обычаю русский народ и его представители при караванах и посольствах религиозные интересы ставили на первом плане.

Св. Русь, испытавшая страшное нашествие Монголов под предводительством Чингис-хана (1224 г.), Батыя (1238–1240), Мамая (1380), Тохтамыша (1389) и Тамерлана (1396), паче всего искала мира и добрых международных отношений, для развития внутренней жизни народностей, объединявшихся в государстве. Об этом умоляли ханов татарских великие князья и лучшие из удельных князей, которые понимали, что для блага земли русской необходимо соединение всех сил в единстве государственного устройства. Тот же характер имели позднейшие сношения с восточными властителями. Россия стремилась к объединению, к слиянию народностей, её составляющих в одно неразрывное политическое тело, и к поддержанию добрых миролюбивых отношений к соседям, взаимному доверию и обмену обладаемых каждою нациею сокровищ, для развития внутренней жизни государства.

Западная Европа в это время отдалась всеми своими силами крестовым походам в Палестину, для свержения ига неверных мусульман. В самом разгаре рыцарства, устремившегося на ближайший восток она прослышала о грозных нашествиях Чингис-хана и Батыя и заговорила о необходимости крестового похода против Монголов. Папа озаботился отправить в Азию посольство¹⁵ и на Лионском соборе в 1246 г. возбуждал энтузиазм западных христиан против азиатских варваров. Английский король Ричард Львиное сердце и французский Филипп Август вполне сочувствовали представителю западной церкви. Но ближайшие дела с неверными в Палестине связывали им руки. История сохранила однако ж бесспорный факт посольства в пределы Китайской империи, коему было поручено остановить путем убеждения жестокости Чингис-хана.

Бурятские предания говорят, что в эти давние времена (XIII стол.) проходило чрез Байкал какое-то посольство к киргизскому народу, кочевавшему тогда на той степи, где теперь разместились некоторые роды Селенгинских бурят.¹⁶ Устроив на северо-западном берегу Байкала лодки, оно переправлялось на юго-восточный берег. Еще в это отдаленное время посольство остановилось на том самом месте, где впоследствии возник Посольский Спасо-Преображенский монастырь; не даром в его преданиях сохранилось, что здесь было «послование», особенно повторявшееся по возникновении обители. Отсюда посольство отправилось по речке Мандуриха (Аро-Иль мын),¹⁷ по гольцам поднялось оно на р. Ару-Муритэй и по р. Убур-Мурэтэй – на Удунгу, Тарбагатай и на Тамчинскую степь, где тогда кочевали киргизы, при дальнейших передвижениях водворившиеся в Уральской и нынешней Тургайской обл. Разведав тут о Китае, посольство продолжало путь к великому хану. Плано-Карпини в июне 1246 г. ехал по земле черных Китаев (Монголов), видел там подвижной императорский дворец, где хан останавливался во время перекочевок; представителем его был тогда придворный чиновник. Потом он выехал к какому-то небольшому морю, которое хотя и невеликим ему показалось, однако ж путешественники ехали берегами его несколько дней. Море это признается учеными за Байкал. Море, по словам Плано-Карпини, осталось в левой руке. Оно остается в левой стороне с Култука, при повороте на Торскую степь – в Тунку.¹⁸ Хангинский караул (Монда), где ныне миссионерский стан с церковью св. Равноапостольного Владимира – составляет ворота в Монголию к оз. Косоголу, где по исследованиям Географического Общества была ставка или дворец ханский. В XVIII столетии на том месте была православная часовня с чудотворною иконою Святителя Николая Мирликийского чудотворца, сооруженная пограничными казаками. По поручению Иркутского епархиального начальства были командируемы сюда повременно духовные лица, а после размежевания границы чудотворный образ перенесен в Тунку и теперь находится в казачьей Николаевской церкви.

Не этим ли путем пробирались сюда русские путешественники со времен Чингис-хана и Батыя? – Прежде всех пришлось идти сюда великому князю Владимирскому Ярославу Всеволодовичу; Батый послал его от себя на поклонение старшему хану, из потомков Темучина, умершего в 1227 г. Ярослав скончался в это путешествие в дороге. Сын его св. Александр Невский с братом Андреем в свою очередь тоже был послан Батыем к «кановичам», т. е. к царевичам (каган, хан, ханович).¹⁹ Он путешествовал в орду четыре раза и проводил там по нескольку месяцев. Одно такое путешествие его длилось целых три года. В 1262 г. св. Александр в последний раз был в орде, возвращался оттуда уже осенью 1263 г. с расстроенным здоровьем, 14 ноября блаженною кончиною преставился в Городце 23 ноября перенесен во Владимир. Причислен к лику святых. Живое предание гласит, что с ним приехала из орды племянница великого хана, принявшая потом св. крещение и поступившая в монашество.

Наши русские князья ходили к великому хану на дальний восток из Сарая – Золотой орды Кипчакской (близь г. Царева, Астраханской губернии), по южному направлению. Проводниками их без всякого сомнения были монголы, по назначению хана, знавшие этот путь. Северный путь чрез Урал, был тогда неизвестен и загражден татарскою же ордою. Он открыт уже Ермаком Тимофеевичем, покорителем Сибири. Оба пути сходились вместе в верховьях Иртыша. Почему в г. Красноярске сохранилась уверенность, что места эти были посещаемы св. Благоверным Александром Невским.²⁰ «Страна эта, говорит церковный вития, удобрена потом и освящена стопами печальников земли русской благоверных князей Ярослава, Александра и других. – На удобренной ими земле явилась теперь благодатная нива, готовая к жатве и уже пожинаемая. Потомки племен, составлявших юрты Чингис-хана, теперь пленяются в послушание Христово, восприемля ту святую веру, от которой ханы их тщетно принуждали к отречению страдальцев за Русь святую. Обоготворявшие дух Чингис-хана теперь свято чтут память благоверного князя Александра. Некогда представители земли русской, влекомые нуждою, приходили в эти страны приветствовать своих поработителей, а ныне представители племен Алтая и Даурии приходят к благоверному русскому Государю, вожделевая зреть светлое лицо его и поклониться Белому Царю – великому Императору Всероссийскому».

С покорением Сибири и устройством городов и острогов, т. е. укреплений по всему Сибирскому пути, южное направление было надолго оставлено. Административная и военная власть была сосредоточена в столице Сибири, древней Кучумовой – Тобольске, Енисейске, Иркутске и т. д. По всей границе возможен был поворот к соседям. А там все еще оставались мелкие ханства. Представитель рода, или нескольких родов и племен уже был князь и хан. Наши караваны и посланцы всегда могли иметь с ними дело, если не добирались до самого богдо-хана. Они приносили в Россию сведения о разных азиатских народностях, их бытовом состоянии и религии. Уже появилось у монголов ламство – буддизм, занесенный из Тибета, тогда как при нашествии монголов на Русь у них повсюду господствовало язычество шаманского культа. Они заставляли русских князей и бояр и их спутников покланяться солнцу, проходить через костер (кусты) и делать поклонение хану, сложивши руки ко лбу, как сами они молятся, как и теперь делают язычники. По свержении ига монгольского, по-видимому, нечего было опасаться такого стеснения. Но мы увидим, что язычество, господствовавшее в Монголии и Китае, гордо воздымало свое чело. При Пекинском дворе требовались унизительные церемониалы при представлении богдо-хану иностранных послов.

Разведки в пределах Китая и Монголии начались со стороны сибирских властей довольно рано. Посольство Петрова и Ялышева при великом князе Иоанне III и императоре Му-цзун (1567–1573) доставило нам сказку и роспись Китайскому государству и Мунгальской земли и иным местам жилым и кочевым, и великой реки Оби и прочим дорогам и рекам. Описание обнимает пространство от Байкала до Кореи.²¹ Это описание пригодилось для дальнейших путешествий руководственною нитью. Им воспользовались в 1616 году новые посланцы, отправленные на дальний восток. по повелению царя Михаила Феодоровича.

Пятидесятник Петр Киселев (по китайскому выговору – Кы-зы-ллов) и казак Иван Петров доходили до великого хана Ван-ли, Минской династии, при котором, в 1616 г. Китай был завоеван манчжурами. Посланцы имели дело с Алтын-ханом. Прием послам был сделан в Ургинском курене у Хутукты. При чем им было объяснено, что Хутухта прислан в Монголию из Тибета от Далай-ламы: «а как-де тот Кутукта родился, и он-де грамоте, умел, да жил-де он от рожденья своего три года, да умер; да лежал-де он в земле пять лет, да ожил-де, да опять по старому и грамоте уметь стал, людей своих по старому стал знать». Ходу до столицы Китая от Алтын-хана было всего месяц и послы там были. В 1619 году это посольство, подкрепленное другими посланцами, вывезло царю Михаилу Феодоровичу дружелюбную грамоту от верховного хана Ван-ли, с приглашением русских в Китай.²²

В половине XVII столетия начались сношения наши с Цецен-ханом, владельцем Халхасских монголов. Сюда проник храбрый завоеватель Похабов, по предложению коего, хан послал взаимно своих послов к Русскому царю. В Москве они приняты были с честью и отпущены со всеми знаками миролюбия. По указу царя, их сопровождал из Тобольска боярский сын Иерофей Заболоцкий. Наш посол шел под охраною дружины казаков и с сыном-юношею, с предложением мира и дружбы от Русского царя. Но не так дружелюбно встретили его монголы на южном берегу Байкала. От чего это произошло, отчасти разъясняет предание, сохранившееся у Селенгинских бурят. Для встречи послов Цецен-хановых, возвращавшихся из Москвы, выехали они на берег Байкала и расположились по-домашнему, как кочевой народ со своими табунами, расставили котлы для приготовления своего любимого напитка – молочной араки. На Селенге тогда кочевала орда Турукая. Послы замедлили на том берегу для изготовления «дощаников», на коих прежде переплывали Байкал, а может быть и вследствие бури. Пристали они к «прорве»,²³ бывшей тогда ближе к тому историческому мысу, где происходило «послование». Наскучивши долгим ожиданием, монголы опьянели от своей свежей араки, и когда посольство высадилось на берег, – русский посол Иерофей с дружиной и сыном вероломно был убит ими. Место убиения с того времени названо «Посольский мыс». До ныне видны здесь семь сугробов, где погребены мученицы за веру н отечество – ублажаемый местно блаженный Иерофей и иже с ним. Место это скоро ознаменовалось сооружением миссионерского монастыря во имя Преображения Господня, чрез посольство особой миссии (1681–1706), одновременно с устройством Троицкого Селенгинского монастыря, на Селенге, в 90 верстах от Посольска. Долго стоял на виду всех чугунный крест с надписью о кровавом событии 1653 г. В наши дни в память грядущих времен сооружена каменная часовня изящной архитектуры на месте погребения мучеников, по усердию и благословению блаженной памяти архиепископа Вениамина, жившего в Посольской обители в звании начальника Забайкальской миссии (1862–1868). Таким образом, уже три столетия отсюда слышится в слух уха монголо-бурятского племени Евангельская проповедь, и судьбы Божии неотразимо свершаются над странами, погруженными во мрак лжеверия и суеверия языческого. Кровь мучеников вопиет к Богу от земли. Идеже труп – тамо соберутся орли. Жертва эта искупила для России приобретение Даурской землицы.

У Бантыш-Каменского факт мученической кончины посла Заболоцкого опущен, должно полагать потому, что Заболоцкий не достигнул до Пекина и даже до куреня Цецен-хана и как бы не кончил своей дипломатической миссии. Летопись селенгинских бурят тоже умалчивает об этом событии, передавая под 1653 г. о проезде в Пекин знаменитого посла Саввы Владиславовича графа Рагузинского, не замечая анахронизма; ибо Савва Владиславович проходил границу в 1727–1729 годах, столетием позже. Бурятам, потомкам Турукаевой орды, конечно, служит укором это пятно на их совести. Но в путях Промысла Божия, все направляющего ко благу, событие это прибавило энергии у храбрых завоевателей, достойных преемников славного покорителя Сибири. Русские, после неудач и медлительности сближения с Китаем, обратили все свое внимание на существенные выгоды обладания Сибирским краем. Купеческие караваны, казачество и промышленники уже достаточно были ознакомлены с богатством Сибирского края и насельниками его разными дикими племенами и народцами: они надеялись, что всех их можно покорить без труда, а по мере влияния русских на азиатцев распространить и христианскую веру.

В первой половине XVII века Галкин взял остров Ольхон, а в 1648 г. заложил Баргузинский острог. В 1662 г. прошел чрез Байкал сотник Бекетов с сотнею казаков для покорения Даурских насельников, обложил их ясаком и основал на истоках р. Хилка Иргенский острог, где ныне существует миссионерский стан. Воевода Пашков, по повелению царя, предпринявший в 1656 г. поход чрез р. Лену и Якутск в пределы Амура и Шилки, как ранее проникали туда предприимчивые завоеватели – Хабаров и другие, с Илимска повернул на Ангару, и также переплыл Байкал, усмирил тунгусов на Ингоде, основал Нерчинск и др. укрепления. Селенгинск возник в 1666 г. Таким образом к концу XVII века не только вся Даурия находилась во власти Белого царя, но уже по главным пунктам обстроилась монастырями, церквами или часовнями. Это значило уже стать на новой земле твердою ногою, разложить свой домашний очаг и вести свои дела с сопредельными странами. Внутренние дела Китайской империи способствовали успехам русских. Беспрерывные, опустошительные набеги манчжуров на Китай, не позволяли китайцам обращать внимание на отдаленных соседей-русских. Благодаря тому, русские успели дойти чрез Удский острог до восточного океана и устоять там до последних времен, не страшась разгрома китайского. В верховьях Амура построен был г. Албазин с монастырем, но судьба его была изменчива.

Важнейшим событием этого времени был переход в русское подданство князя Гантимура со всем своим родом. Он был четвертым боярином в службе Китайского императора, в Манчжурии по р. Науну. Получал ежегодно по 1200 лан серебра (лана серебра равна 167 к.) и по три коробки золота. Не пожелав быть под игом манчжурским и воевать с русскими, он пожелал сам сделаться русским и старался привлечь мунгалов и тунгусов на нашу сторону, умножил число ясачных подданных, а в Науна призвал своего сродника Зайсана Бокоя со всеми его сродниками, поселившимися потом в Аргунском остроге. Богдохан требовал выдачи Гантимура и это обстоятельство затрудняло наши мирные отношения к Китаю. Но сам Гантимур признался посланнику Спафарию, что «он живой в Пекин не поедет, а сам себя умертвит, для того, что он и родители его родились на Нерче».²⁴ Заслуживает особенного внимания это признание князя Гантимура. Если его предки и потомство жили на Нерче, – то и подданные ему роды должны быть не китайского и монгольского происхождения, а тунгусского, общего с теми, которые до сих пор кочуют по Нерчинской тайге и забродят даже в Якутскую область. В летописи селенгинских бурят говорится следующее: вышедшие из Манчжурии солоны и солонгуты (корейцы), которых русские называют тунгусами, ранее были самостоятельны, а по прибытии в Сибирь поселились среди якутов, самоедов и смешались с разными племенами по месту своего жительства. Действительно есть в Якутской области бродячие тунгусы, кочующие по Алдану, Вилюйской тайге, по Амге и Учуру, переходящие чрез Яблоновый хребет на Амур, куда влечет их племенная связь с солонами и солонгутами (корейцами). Осевшие по ту сторону Амура солоны и солонгуты сгруппировались в стране «Спокойного утра» (Корее), где изобильно родится рис, а золота больше чем в Калифорнии.²⁵ Десяти-миллионное население Кореи таким образом является родственным нашему бродячему народу. Корейцев мы видим уже у себя в Сибири, а на Амуре целыми селениями, исповедующими св. православную веру. В старинной моей рукописи о народах России и тунгусах между прочим сказано следующее: в Нерчинских заводских горах кочует при Ингоде, Ононе, Шилке и Аргуни до самого Амура 15 родов, из коих Дулегатский всех ближе к Амуру. Всеми ими управляет князь Гантимуров, имеющий непременное жилище на р. Ингоде. При записи в подушный оклад в прошлом столетии показано их 4,341, а в настоящую пору их более 15 тысяч душ.

Когда слух о происшедшем в Китайской династии перевороте дошел до Москвы, – то царь Алексей Михайлович поспешил вступить в сношения с новыми владетелями Поднебесной Империи. В царствование императора Шунь-чжи был троекратный приезд в Пекин русских послов. Шунь-чжи, приняв благосклонно дань, как принято там называть подарки, выхвалял преданность к нему российского Цаган-хана (белого царя), обласкал и одарил посланцев.²⁶ Но Пекинский двор держал себя так высокомерно, что для русских послов это было унизительно и противно совести: их заставляли преклоняться пред кумирницами, пред дворцом, стоять на коленях иногда в грязи, делать поклонения императору и вельможам по их обычаям.

В царском наказе послу Феодору Исакиевичу Байкову (1656) между прочим было предписано: «взойдя на двор к Богдыхану, ни палате его и никакому порогу не кланяться, отговариваясь, что требуют они от него невозможного кланяться камням. Равным образом и во время аудиенции Богдыхана в ногу отнюдь не целовать, но если позван будет к руке, не отговариваться». Байкову предложено было слезть с лошади против кумирницы, и припадши на колени кланяться. Байков не только не исполнил такого требования, как делают азиатцы по языческой вере, или индифферентизму, но и не пил поднесенного ему чаю с маслом, отговариваясь «великим постом». За это он не был допущен к Богдыхану и царских грамот не передал. Тем не менее посольство это характерно в виду той устойчивости, какой требовало достоинство русского царя и его посланника, как представителя православия в столице язычества. Унизительные обряды представления к Богдыхану до последнего времени составляли камень преткновения для европейских посланников, и только недавно в этом отношении сделаны уступки со стороны Пекинского двора. В описании путешествия Байкова есть сведения о ламстве. В верховьях Иртыша дошел он до калмыцкого ламы, у которого были палаты бурханные, т. е. наполненные идолами, кумирами, а в предместье Канбалыка (Пекина) видел двор Кутухты – кумирницы, палаты великие каменные, крытые черепицей муравленой, желтой, лазоревой и зеленой с золотом. Тут жили ламы, а дворец устроен по тому случаю, что сюда приезжал из Ворон-толы (Хлассы) Далай-лама, которого китайцы называли богом.²⁷

В 1669 году Милованов, посланный из Нерчинска воеводою Аршинским в Пекин был допущен к Богдыхану, кланялся в шапке, с час стоял на коленях. Выходя из дворца, видел он множество преступников в цепях железных и колодках, которым всем тогда же для Великого Государя Российского вины были прощены Богдыханом. Милованову с товарищами дозволено было две недели ходить свободно в Пекине. Тут встретился он с греками, которые уже 17 лет, как по морю бурей занесены в Китай и здесь свободно исповедовали христианскую веру и молились в построенной ими каменной часовне. Встретились также с двумя русскими перебежчиками – воеводы Ленского Франсбекова слугой Ананией Уруслановым и Ленского боярского сына Феодора Пущина служителем Пахомом, которые поженились на китаянках и совратились в их веру.

Конец XVII столетия не был так счастлив для русских на востоке, как начало их действий на Амуре. Своеволие русских вызвало неудовольствие китайцев и они старались всячески воспрепятствовать их водворению на Амуре. Албазин был разорен ими до основания вместе с монастырем, также и на Кумаре. Жители вместе с священником Максимом Леонтьевым были уведены пленниками в Китай и поселены в Пекине особым кварталом под названием русской сотни, часть их потом водворилась в деревне Дунь-динянь и Тянь-дзине. Священнику военно-пленному дозволено было взять с собою святыню, св. иконы и утварь, которые и были принесены в Пекин.

Для устройства дел на востоке был послан от Петра I посланником и полномочным министром с войском ближний боярин Феодор Алексеевич Головин. Правительство возлагало на него большие надежды, но он не мог предотвратить того положения вещей, какое уже сложилось до его прибытия на Амур на помощь русской рати. Замедлил он и в Тобольске у своего родителя – сибирского воеводы Алексея Петровича Головина, а потом за Байкалом для усмирения монголов, делавших набеги по неопределенности границы, бился с ними победоносно под Селенгинским на месте «убиенных» и под Ильинской заимкой, близ Троицкого Селенгинского монастыря, пользуясь при этом услугами бывшего гетмана Запорожской сечи Демьяна Игнатьевича Многогрешного, приписанного к Селенгинску в число боярских детей. Дело это может быть уладили бы и местные герои, без задержки войска, необходимого для отражения китайцев. Китайцы успели в это время из Албазина подняться к Нерчинску с громадными военными силами. Головину ничего более не оставалось делать, как только назначить Нерчинск местом для переговоров, где и состоялся известный Нерчинский трактат 27 августа 1689 года, коим Горбица была назначена пределом русских владений. Господство русских на Амуре замедлилось таким образом чуть не на два столетия.

Устройство же дел в Китае с переселением туда албазинских пленных составило для Петра I новую, усиленную заботу. Необходима была православная церковь для русских. Это дело поручено было особому посольству. Датчанин из Глюкштадта Избрандт Идес является дипломатом при Пекинском дворе. Русским нужна была полная безопасность и свобода в делах веры. Нужны были церкви для богослужения и исполнения обрядов, паче всего. Избрандт проехал чрез Иркутск, по сказанию Сибирской летописи в 1693 году, с подъячим Порецким и др. Этот посланник, оставивший описание своего путешествия, заметил за Байкалом между туземцами страшное суеверие: они воздавали божеское поклонение костям допотопного животного, находимым иногда в наносной почве, особенно в устьях рек. Согласно 6 статьи данного в Москве наказа, посланник предложил Китайскому министерству о желании Русского правительства построить для своих подданных, приезжающих в Китай, российскую православную церковь в Пекине и просил об отводе места. Иезуиты при этом посольстве продолжали свои интриги (Перейра и Жербильон), как хитрили при заключении Нерчинского трактата. Министры возвестили Избрандту, что Богдыхан доволен Нерчинским трактатом и желает сохранить с Россией вечный мир. Пленным албазинцам император Кхан-си передал в вечное владение Фоевскую (буддийскую) кумирню, с тем чтобы из неё они устроили для себя храм и молились по своей вере. Но наше правительство желало построить особую церковь с отводом усадебного места для приезжающих в Пекин русских караванов, коим иногда сопутствовали и священники, которые без признанного Китайским правительством права не осмеливались открыто совершать богослужения в столице.²⁸ Сразу не удалось убедить министерство к удовлетворению этой нужды. В ответе было сказано, что «построение в Китае церквей для тех иноземцев, которые вечно живут в здешнем царстве, узаконено, а приезжающим только на время, требовать церквей в Китае не положено». Был вопрос о выдаче беглых тунгусов, перешедших в Манчжурские пределы; но Китай не выдал их, потому что и на нашей стороне были сродные корейцам перебежчики, уже принявшее русское подданство вместе со своим князем. Хотя Петр I ожидал лучших результатов от этого посольства, любя быстро совершать свои реформы, но тем не менее посольство Избрандта (Елеазара Идес), имеет свою заслугу, в истории дипломатических сношений с гордым Китаем. Ему приписывается исходатайствование у Китайского правительства караванной российской торговли; на интересах этой торговли министры, подстрекаемые иезуитами, только и допускали въезд в Пекин иностранных купцов и русских караванов.

C допущением в Китай купеческих караванов из России, в Урге и Пекине русские нашли себе дело и Албазинские пленники, без сомнения, получили себе поддержку, со стороны своих соплеменников. Но не вдруг установился порядок прибытия, приема и смены караванов. Установление этого порядка составляло заботу последующих посольств и заключение генерального трактата 14 июня 1728 г. до сих пор сохранившего силу и значение, принадлежит графу Рагузинскому Савве Владиславичу, современнику Святителя Иннокентия, Иркутского чудотворца.²⁹

В Урге в это время для наблюдения и восстановления порядка уже были назначены от русских в обязательную службу выборные комиссары. При них по назначению обществ посылались подъячий (секретарь) и толмач (переводчик) из крещенных инородцев.

Это был переход к учреждению консульства. В этих учреждениях важно то, что при посредстве уполномоченных от русского Правительства пролагался путь и для церковных миссий. В неподвижном и косном Китае это было особенно необходимо. Не вдруг, а постепенно сглаживаются препятствия и неровности, пока стропотное превратится в пути гладкие.

Для проезда в Монголию нужно было предъявлять на Буринском карауле (Сорочины), – первой станции от нынешней Кяхты – пограничным Монгольским Начальникам паспорта с установленными гербовыми печатями. Тоже наблюдалось при впуске в Селенгинск, в то время пограничный с Китаем, для торгу китайских подданных. Для характеристики тогдашних пограничных дел приводим здесь один исторический акт, который удалось мне найти в Селенгинске в остатках архива бывшей Воеводской канцелярии.³⁰

«Великих Азиатских стран Императора Монарха Самовластнейшаго Богдойскаго и Китайскаго Хана в Мунгальскую землицу Ургу Тушету хану Вану и Гуном, Дзасаком. Сего 1725 года Марта 15 дня в промемории из Селенгинска Агента господина Ланга в Иркутскую земскую контору написано: в письме к нему от Ваших Сиятельств и Превосходительств февраля 23 дня 1725 году написано, прежде сего с господами вашими говорено было, а после того договору к нему агенту господину Лангу чрез тайшу Тыжида Тормо-чувана в письме написано, чтоб наши купецкие люди на ваш караул вместе приезжали и являлися вашим караульным офицерам, и чтоб ваши караульные офицеры вам об них объясняли и вы бы велели их пропускать. А из купечества де у вас были и торг имели три человека на шести телегах без печати, на Буринском карауле вашим караульным офицерам не явились и пришли кратчи (тайком, контрабандой) и против указу и договоров явились противны, для того их выгнали, и по причине их противности (просите) вас уведомить. – У вас же живет наш русской, которому приказано знать над купецкими людьми начальством, и тот наш человек, если без печати и воровски приезжают люди и кратчи торгуют, таких людей таит и пристает и не умеет их поучить, самой де худой человек; для того, чтоб послать хорошаго человека, который бы умел таких людей учить. А по справке в земской конторе с нашей стороны начальника никакого в Ургу не определено, а который был определен, прежде сего Никифор Игумнов и тот помер. И против помянутаго Ваших Сиятельств и Превосходительств письма посланы из Иркутской ратуши в Мунгальскую землицу в Ургу для назирания над нашими купецкими людьми во всяких непотребных случаях и за продерзости для учения указа из купецких людей Михайло Кандаков и Матвей Михалев. И ваше Сиятельство и Превосходительство благоволите о них Кандакове и Михалеве быть известны. А которые были у вас для торгу наши три человека на шести телегах без печати и на Буринском карауле не явились, о розыске их послан из ратуши указ в Селенгинск к ратману Прокопию Верховцеву». (подписал доброжелательный Лейб гвардии капитан лейтенант и Иркутской провинции воевода Михайло Измайлов).

Выборным дана была строгая инструкция, интересная в том отношении, что ею определялся тот порядок дел в Монголии и в Китае, которым упрочивался мир с Китайскою Империей и предупреждались такие беспорядки, которые подавали повод к недоброжелательству и неопределенности отношений. Эта инструкция от 23 Марта 1725 г. поставляла комиссарам в обязанность:

1) Будучи в Мунгальской землице в Урге смотреть на крепко над купецкими людьми, чтоб всегда они как в Ургу приезжали, так и из Урги в Селенгинск отъезжали прямою, а не окольными дорогами, и в том им заказывать накрепко, чтоб они исполняли тое непременно, как о том в публичных указах в Иркутске и в Селенгинске предъявлено неотложно под опасением смертной казни, а паспорты б у них были указные из земской, конторы за Его Императорскаго Величества на сургуче орловою печатью с узлами и за подписками Иркутской и Селенгинской ратуш и против тех пашпортов работников кроме подводчиков было без излишества.

2) И того над купецкими людьми смотреть накрепко, чтоб с ними были все работники и кроме валоваго земской конторы пашпорта, с пашпортами, данными из Иркутской ратуши с подписанием на тех пашпортах Селенгинской ратуши, також и по данным пашпортам из оной Селенгинской ратуши, а под видом бы работников с купечеством служилых людей отнюдь при них купецких и других работников без особливых пашпортов не было, и в том их пристерегать накрепко. И ежели при них явятся работники без пашпортов Иркутской и воеводской ратуш, и таких вам при них купецких людей и при мунгалах наказывать, дабы впредь им, також и другим без пашпортов никуда, а наипаче иного государства в Мунгальскую землицу ходить было неповадно, а служилые люди хотя и по пашпортам данным из земской конторы в Урге с товарами явятся, и у них что явится, товары их переписав и перепечатав высылать их и с товарами из Урги того часу, и о том в Селенгинскую ратушу, а из ратуши Селенгинской в ратушу Иркутской провинции писать немедленно, и для того при приходе в Мунгальскую землицу в Ургу у купецких людей за руками их работникам и извощикам имать именные росписи, а подъячаго требовать из Селенгинской ратуши, выбрав в Селенгинске из посадских людей или их детей кого ученаго.

3) Как при приходе в Мунгальскую землицу в Ургу, так и по возвращении из Урги записывать имянно в книги, котораго числа, кто имянно купецкие люди и по каким пашпортам и в каком числе работников и телег и извощиков прибудут и отбудут, с приложением их рук и на пашпортах о том подписывать, також в Селенгинскую ратушу, в отписках писать имянно с ними ж купецкими людьми, на которые отписки и на записные книги требовать бумагу из Селенгинской ратуши, а у купцов брать за ту бумагу по копейке за лист и деньги отдавать и отсылать в оную ратушу.

4) Чтоб в бытии в Мунгальской землице в Урге как купецкие люди, так работники их и извощики меж собою и Китайскаго и Мунгальскаго народов с людьми никакого ни в чем вздору не имели и не дрались и не упивались и ни в чем с ними не управлялись, а требовали б во всем управы на Китайских и Мунгальских людей от Китайских и Мунгальских начальников, с объявлением вам причины, в чем на кого будут бить челом, а своевольствия бы ни в чем отнюдь не происходило. А ежели в чем будут самовольно происходить и меж собою будут вздорить, драться и упиваться, тож чинить и Китайскаго и Мунгальскаго народов с людьми, и вам бы их по разсуждении при всех купецких иноземцах наказывать, а потачки им никакой не чинить, чтоб от Китайских и Мунгальских народов не было нарекания, а меж Государствами не проходило бы ссоры, чего бы не причлось к неисправлению Иркутской ратуши.

5) А которые люди явятся вам противны, а хотя и не противны, да приличатся в больших делах, и таких вам высылать при отписках в Селенгинскую ратушу с нарочными посыльщиками немедленно, прописав о противности их или о деле обстоятельно самою сущею правдою без фальши.

6) Купецкие б люди в Мунгальской землице в Урге Китайских и Мунгальских народов людем никаких товаров без ведома вашего и их Мунгальских начальников отнюдь не отдавали, а отдавали б в долги всегда с вашего и их Мунгальских начальников ведома, и что таких товаров кто кому и на коликое время отдаст, записывать имянно вам в книги, також и в доправке долгов велеть купецким людям просить разсуждения от Китайских и Мунгальских начальников, и разсуждение за труды тем Мунгальским начальникам ничего давать не велеть, понеже в указах Его Императорскаго Величества и в Соборном уложении, також и в мирных посольских статьях о том никакого повеления не обретается, а велено по указам Его Императорскаго Величества всякия лихоимства искоренять, о чем и в Соборном уложении в 7 и 8 статьях 10 главы упоминается; велено про судей Российских накрепко розыскивать.

7) И того смотреть накрепко, чтоб в Мунгальской землице, в Урге, как купецкие люди, так и работники и извощики их никакой корчмы не имели и зернью и в карты не играли, а производили бы себя в добром порядке, чтоб ни в чем не имело от иноземцев приключиться подозрения и нарекания на Российский народ. А ежели кто в каких корчмах прилучится, и таких вам публично наказывать жестоко, а кто у кого что выиграет, или кто проиграет, и таким ничего никому платить не велеть, а им обоим учинить наказание ж, чтоб на то смотря иным, також и им впредь так делать было не повадно. А от пошлиннаго збора в платеже оговорок не употреблять, чтоб не могло приключиться траты интересу.

8) Для всяких посылок и управы с непотребными людьми и в денщики к себе имать вам от купецких людей работников по потребности дела, сколько понадобится попеременно, токмо тем, которые купецкие люди из Урги отправятся, остановки им не чинить.

И во всем исполнять вам по сей инструкции, как выше сего в пунктах изображено непременно, а ни с кого, ни за что ничего взяток не имать, и ни в чем не фальшивить под опасением по Его Императорскаго Величества указам жестокаго наказания и смертныя казни, памятуя свою присяжную должность. А ежели в чем будете поступать противно сей инструкции и станете имать от чего взятки и фальшивить, а наипаче купецким людям и их работникам и извощикам за безчинство и непорядочные поступки к Китайским и Мунгальским народам не будете праваго разсуждения чинить, и их при оных Китайских и Мунгальских людех наказывать, и о том будет от них нарекание, а наипаче меж государствами и ссора произыдет, и за то вам учинена будет по изследовании смертная казнь, а за другия преступления по Его Величества указам и по Соборному уложению жестокия наказания без всякаго милосердия.

В августе 1725 г. Кандаков и Михалев прибыли на Буринский караул, и караульному тайше Мунгу Мергахе чрез толмача Сергея Санжинова объявили, что, согласно требованию Мунгальских начальников Тушету-хана с товарищами, отправлены они из Иркутской провинции в Мунгальскую землицу в Ургу для смотрения за Российскими купцами и предъявили ему лист (паспорт) за красной сургучной печатью. А Тайша у них спросил паспорт за орловою печатью. Они объявили, что такого паспорта за орловою печатью нет. Тайша спросил паспорта за печатью агента Ланга. Они отвечали, что нет же. Тайша отправил в Ургу нарочного к высшим судьям, и по возвращении оного объявил, что в Мунгальской земле в Урге, вышних их судей Тушету-хана с товарищи нет, обретается де он в Армии,³¹ а до прибытия в Ургу вышних судей Тушету-хана с товарищи принять их невозможно, а вышние де судьи в Ургу месяца полтора не будут. 10 октября выборные снова приехали на Буринский караул и встретили тоже препятствие. Монгольский тайша Цыбудун-Даши их не принял под тем предлогом, что не было у них паспорта от Иркутской земской конторы за печатью с узлами. Выборные послали за паспортом. 20 октября получили они от Лоренц-Ланга паспорт за черною сургучной печатью и были пропущены (7 ноября). 9 ноября прибыли в Ургу, а Мунгальских начальников Тушету-хана и Вана в Урге-де не обретается, а Шанзаба их с листом к себе чрез переходчика не принял. Вскоре однако ж они вступили в свою обязанность смотрения за торгующим в Урге русским купечеством. Но Тушету-хан твердил одно, что они не предъявили на Буринском карауле паспорта с узлами и хотя они несколько раз являлись к нему, не были приняты. От Лоренц-Ланга владетель Монголии потребовал, чтобы все купечество русское было возвращено в Селенгинск, наконец и сам Ланг был изгнан из Пекина.³² По донесению означенных выборных, 30 ноября выехали из Урги в Селенгинск с торгов: Ивана Алемасова работник Иван, у него 1 телега, Андрей Глазунов – 3 телеги и 2 зверя, Михайло Шутов – 2 телеги, да 4 зверя, Андрей Дементьев – 1 телега, Иван Расторгуй – 1 телега, Иркутского посадского Василия Малова брат Григорий – 1 телега, Григорий Минеев – 5 телег, Афанасий Хомутинников – 1 телега, Афанасий Гомзяков – 1 телега, Козма Ларионов – 3 телеги, Михайло Поникировский – 2 телеги, Иван Стархов – 1 телега, Дементий Пятков –3 телеги, Андрей Шадрин – 2 телеги, Григорий Истоцков – 2 телеги, Иван Тиунцов – 5 телег, Емельян Горбунов – 1 телега; итого весь обоз в 35 телег.³³ 13 декабря выслан из Урги другой обоз, в коем оправлены торгующие: Андрей Мелентьев – 1 телега, с ним Андрей Гранин – 4 телеги, Григорий Ногавицын – 1 телега, с ним Егор Кремлев – 1 телега. Гостиной сотни Стефана Третьякова по Мунгальскому указу приезжали в Ургу с хлебными припасами, а именно: Михайло Дербин да Устюжанин Михайло Бартев, Тобольский посадский житель Иван Заровнятной, при них 2 телеги, Тобольский посадский Семен Эдомин – 4 телеги, Чердынец Семен Смольников – 1 телега, Алексея Кисельникова из указу работник Алексей Строителев, по паспорту конторскому Василья Микляева работник Василий Хавов, из указа Спиридона Ширяева Селенгинский посадский Василий Головин – у него 1 телега, из указу Дмитрия Евсеева работник его Иван Федоров, из указу Василия Юрганова работник Карп Красильников – 1 телега, из указа Афанасия Колесова работник Федор Перовских, извощиков 5 человек, а именно: Селенгинский посадский Михайло Метелкин, промышленный человек Антипа Садинов, Алексей Микулин, Иван Сидоров, Иркутский посадский Иван Могилев. 31 декабря тогоже года отпущены из Урги: Иркутский посадский Андрей Гранин, с 3 телегами, Тобольские посадские Пахом Черепанов – 1 телегой, Егор Кремлев – 1 телегой, Ильинскаго острога посадскаго брат Абросим Сотников с 1 телегой, Яренчанин купецкий человек Федор Голушкин – 3 телегами, Иркутский посадский Ларион Кондратов – 1 телегой, работник Андрея Гранина Тарский житель Михайло Заливин, толмач из указу Дениса Сухова Иркутский посадский Афанасий Лутчев, да извощиков 4 человека татар, а именно: Амир Бирмитев, Измайло Маматыч, Ивашка Давытков, Серетчек Нетманов. – Такие записи продолжались и за последующее время. Из них видно, что стечение русского народа в торговых городах было уже столь значительно, что становилось настоятельною нуждою, при установлении свободного сношения обоих Государств, позаботиться и об удовлетворении религиозных нужд русских коммерсантов с их спутниками.

Весьма важным деянием посланника Саввы Владиславича было проведение границы, отодвинутой от Селенгинска внутрь Монголии более, чем на сотню верст. Она начата с местечка Кяхты, недалеко от р. Буры, где была Китайская застава, назначен пограничный торг, и начаты постройкою две слободы – русская, собственно Кяхта с нынешним городом Троицко-Савском и Китайская под названием Маймачина, разделяемые только проезжею между ними дорогою. Отсюда на запад проведена граница на протяжении 1349 верст, с постановкой маяков, или пограничных знаков, а на восток на 1187 верст, где назначен торговым пунктом Цурухайтуевский караул. С давних времен был известен особый путь на Пекин чрез Долон-нор и Калган, ныне вновь разведанный братьями Бутиными.³⁴ В указе, данном Саввой Владиславичем Ургинскому комиссару Кондакову, согласно с распоряжениями Пекинского правительства, по силе пограничных договоров изображено следующее:

1) Ехать тебе в Ургу немедленно с проезжими телегами верхом, объявя в Сарачинах (на р. Буре) данный тебе паспорт; товару с собой никакого не возить; понеже в мирном трактате положено Российской Империи поданным, кроме Пекина в Китайской державе и в Мунгальской землице нигде не торговать, а торговать каждые три года государственному каравану единожды в Пекине, да кроме того вольно и не возбранно обоих стран подданным торговать на Кяхте, где, торговые слободы с обеих стран построены и уже столпы в знак слободы поставлены, да на выбранном в Нерчинском дистрикте, при речке Аргуни на урочище Цурухайту, куда для строения слободы указ уже послан, на сих слободах вольное купечество будет с обоих стран под призрением 30 человек служилых людей для доброго порядку и осторожности слободы, и тут каждому всякими товары кроме провианту и мягкой рухляди, по указу торговать вольно; а кроме означенных мест нигде не торговать, никакими иными дорогами не объезжать, за чужую границу не переходить, под потерянием товаров и жестоким наказанием.

2) Ургинский торг совсем перевесть на Кяхту, куда со страны Китайской пошлются знатные купцы из Пекина под командою Заргучея для умножения купечеству; ибо на Кяхте как Китайцы, так и Мунгалы и все прочие китайские подданные в свою слободу могут приезжать и выезжать, когда похотят для торгового промысла, понеже слобода на их земле на границе будет, а российской Империи поданные таким же образом в Российскую слободу, которая на Российской земле будет, могут приезжать и выезжать повольно, и иного пашпорта не требовать, кроме таможенной выписи в платеж пошлин, с которою выписью явиться им на Кяхте по сю сторону моста в Новотроицкой крепости (г. Троицкосавок) для осмотру.

3) Все выписанное объявить тебе в Урге всякаго чина и звания людем Российской Империи верным подданным и сказать им указом Его Императорскаго Величества, дабы они, как можно наискорее без отговорки и без потеряния времени выезжали из Урги, и ни под какою причиною никто там не оставался.

4) Ежели имеют покупных Китайских товаров или остаточных российских, могут оные привезть с собою на Кяхту и Китайские отпускать по обыкновению чрез Селенгинск и куда похотят, а Российские оставить на Кяхте в новопостроенных амбарах для продажи впредь.

5) Коликое число Российских товаров вывезется не проданных из Урги назад, и положатся в государственные амбары для продажи впредь наипаче мягкой рухляди, ежели в остатке, о всем сочинить тебе верный регистр, который приобщить на твоем возвращении один пограничному генеральному управителю господину полковнику Ивану Бухолцу, а другой таковый же пограничному целовальнику, который на Кяхте для досмотру обретается, дабы оный мог сообщить Селенгинскому таможенному Ларешному для известия, дабы старые товары с новоотпущенными не мешались, и дабы под видом старой мягкой рухляди не провозили, что существенно противно Его Императорскаго Величества указу.

6) Ежели проезжих телег в Урге мало и не могут все купцы на посланных порозжих телегах убраться, в таком случае могут писать в Селенгинск в прибавку о высылке порозжих телег, которым пропуск не заказан.

7) Стараться тебе с наивящшею прилежностию при Ургинских владетелех о добром порядке и росплате долгов между Российскими и Китайскими подданными, оговорясь, что обе Империи в миру и любви, и доведется должникам долги заплатить, что и от страны Российской взаимно учинено будет.

8) Поднесть тебе Ургинским владетелям письмо от меня писанное и объявить, что я спустя несколько дней отъезжаю к двору Его Императорскаго Величества нашего Всемилостивейшаго Государя, а вместо меня для исполнения всего того, что в трактате написано и добраго соседственнаго обхождения остается в Селенгинске Российской Империи полковник Генеральный пограничный управитель, с которым впредь по случаю могут они корреспондовать.

9) По твоем возвращении из Урги о всем репортуй письменно вышеписанному господину полковнику Бухолцу, по котораго наставлению поступать впредь и все вышеписанное чинить тебе неотменно с наилучшим порядком, как надлежит доброму человеку и верноподданному, понеже пишу по указу Его Императорскаго Величества и по силе данной мне полной мочи. Дан в Селенгинску 25 июня 1828 г. У подлинной инструкции пишет тако:

Comes Sawa Wladislavitcz (Граф Сава Владиславич).

Урга – главный город Монголии таким образом лишился прежнего значения, какое имел до мирных договоров Саввы Владиславича. Но он по-прежнему остался важным скадочным пунктом при перевозе Китайских товаров в Кяхту, при торговле с Пекином и другими городами, куда проникли с течением времени Европейцы. Как местопребывание Хутухты – главы буддийских последователей в Монголии и центр администрации Тушету–хана, Урга составляла столицу Монголии и привлекала к себе множество народа и наших Монголо-бурят. В Урге учреждено потом русское консульство, а в наше время построена Православная Церковь и учрежден штат церковной миссии, вместо временных командировок туда миссионеров из Забайкалья на Страстную неделю и праздник Св. Пасхи.

Последний разрыв с Китаем был в 1786 г., чрез столетие после Албазинского разгрома. В этом году Китайцы поймали беглецов из бурят, которые будто бы грабили в Монголии и разбили китайский караван с чаем. Кроме того на нашу сторону бежал из Монголии тайша Узалдан. Беглецы буряты были переданы нашему пограничному начальству. Китайцы согласно последнему трактату, требовали казни виновных. Тщетно уверяли Китайцев, что смертная казнь у нас уничтожена, они были непреклонны, доказывая, что закон должен быть неизменен во веки. Началась переписка. Между тем Китайцы, видя, что их требование не уважается, заперли ворота в Маймачене и прекратили торговлю. Правительство наше должно было опять заботиться о восстановлении дружбы, и в 1790 г. уполномочило для этой цели Иркутского губернатора Нагеля. Он открыл переговоры на Кяхте с Китайскими уполномоченными амбанем Сун- Юном, Узай Бэйсэ Суном и Мейрен-джангином Нируем. Два года тянулись эти сношения. Решили тем, что преступнику голову не рубить, а наказать кнутом, и когда засекли какого-то отчаянного злодея, Китайцы уверились, что преступник умер и отворили ворота в Маймачене. День этот, 9 февраля 1799 г. с того времени стал праздноваться в Кяхте самым торжественным образом, а потом совпал с празднованием Св. Иннокентию, св. мощи которого открыты немного позже.

Нелишним считаем привести здесь дословно исторический документ, относящийся к этому времени, открытый нами случайно в архиве Криволукской Николаевской церкви Киренского округа, при путешествии по р. Лене в 1874 году. Он озаглавлен так: «Великаго Тайцынскаго Государства внешней провинции управляющаго приказа лист».

Недавно в Сенат в присланном своем листе объясняете о деле ламы Габуна Самаирина. При этом пишете об открытии торговли.

О чем Трибуналом и было доставлено (доложено) великому, премудрому Государю. На что настоял великаго, премудраго Государя указ в таком содержании, что «в ныне присланном из Российскаго Сената листе объясняется, что никак Самаиринова дела не было. О чем есть ли разсматривать, то донесение есть подлаго человека, чему и сначала нельзя было верить. Но как известился я, что никак того дела не бывало: о чем и испытывать более не для чего».

«А что касается до Кяхтинской торговли, по закрытии оной Россияне весьма скучают об оной. Я же обо всех животных вообще соболезную. А как Россия благосклонно и снисходительно просит, чтоб открыт был им торг, то по просьбе оной откройте, и чтоб порядочно исправлено было дело, вы из Трибунала о сем случае в Российской Сенат уведомительный лист пошлите».

Вследствие чего по справке оказывается: изследование Вашим Сенатом Ламы Гобуна дело означается лживым. А что же надлежит ко знаку онаго, – на Российской монете одно изображение (С Т. М., т. е. Сибирская торговая монета).³⁵ Что же касается до подписки (чеканки), то хотя и написано имя Генерал-Майора, называемаго Сы-Таках-Мона, – есть (это) несправедливо. О котором деле мы же несколько раз допрашивали Губана, однако он не мог настоящаго нам свидетельства представить, и думать надобно, что его затеи есть несправедливость.

Пусть так и будет. Вы же опять в оное дело не внимайтесь. Теперь уже год доходит тому, как дел никаких на границе не оказывается, и по Вашему изследованию также дел более не видится. Пусть же так и будет. И так нечего нам и делать.

Великий же премудрый Государь в ниспосланном своем указе говорить изволит, что вы хотя просите об открытии торговли благосклонно и униженно, но сие дело для нашего Государства поставляется не очень нужным. Притом же и мы в Кяхте не только пошлин со своих купцов не собираем, да и наши находящиеся Мунгалы ради жизни своей в ваших вещах надобности не имеют.

Также великий премудрый Государь обо всем вообще соболезнует. А как ваше Российское Государство по закрытии на Кяхте торговли весьма учинилося притесненным, – великий же премудрый Государь, прозорливо усмотря простаго народа бедное состояние, повелел открыть торг.

Правда, что вы находите в том великую надобность. Но когда же (если же) и не откроете торг, то великаго премудраго Государя памятуя милость, вечно наблюдайте мирное согласие. В противном же поступке впредь и отставлен будет торг. И тогда, как уже скоро откроется торг, торговли надеяться будет нельзя. По открытии же ныне торгу, пусть все будет по-прежнему. Утверждать же другого нечего.

Естьли же откроется какое-либо воровство, то мы поступать будем с нашими подчиненными по нашим законам, а вы поступайте со своими, как желаете. И чтоб того не было, чтобы ради наказания виновных не объезжаться.

Что же касается до открытия торговли, то пусть ваш губернатор с нашими амбанями Куренскими оную разрешат. А мы уже к нашим в Курене находящимся амбаням приказ в том разуме послали, дабы они с вашим губернатором все дела исправили.

Напредь же сего во время Уладаева дела перешедших за границу за звериной ловлей называемых Хорятов, именуемых Буркила и Садбо, еще вашего заплутавшагося в пьяном образе именуемаго Михайлу, перешедшаго за границу пойманным ими содержали у себя в тюрьме. Которых и за неисправлением порядочным образом Уладаева дела, должно бы казнить. Однакож, поскольку вы Уладаева наказав, в ссылку послали, где уже давно и помер, а как вы на сие благосклонно и уничиженно просите, – то великий премудрый Государь милость вам оказывая, более не изведывает об Уладаевом деле и милостиво сниспослав указ и сих людей обратно к вам выслать повелел.

Вы же впредь старайтесь между обоими государствами, надобно дать мирное согласие, и вечно оному следуйте. Ныне великий премудрый Государь, оказывая свою милость, приказал открыть торг. Притом ваших содержанных здесь людей и обратно вам возвратить повелел, и для того мы к вам в Сенат сей лист послали. Вы же, получа оной, вашему губернатору прикажите, чтоб он непременно с нашими Му-Куренскими Амбанями об открытии торга посоветовался, каким бы образом открыть оной, и чтоб ваш губернатор к вам в Сенат донес, а наши амбаны вашему великому Трибуналу сего ради (лист) послали.

Царствования Небом возведеннаго 56 года луны 9 числа».

Документ этот относится к 1792 году, к царствованию Императора Цянь-Лунь (1736–1796), достойного преемника миролюбивому Кханси, который из-за перебежчиков никогда не хотел ссориться с Россией. В ответном письме Русскому Императору он между прочим писал: «хотя со стороны Российской уходят сюда 20–30 человек (перебежчиков), также как и из Китая в Россию, но от таких бездельников дружба наша никогда неизменится».

Из представленного нами обзора внешних сношений на Востоке можно видеть, как трудно было проникнуть в Китай, хотя бы в видах торговли, не говоря об интересах духовных. К счастью Китайское Правительство в лице умного и доброго Канси (императора) само догадалось, что русским пленникам в Пекине нельзя жить без своего храма. Император приказал отдать им находившуюся тут же фоевскую кумирню. Незримыми путями Промысл Божий подготовлял духовное прозрение поклонников Будды и шаманизма. Храм этот до ныне сохранился, как провозвестник христианства в столице Срединной Империи из глубины веков. На реке Ян-Цзы, сообщает Э. Э. Ухтомский из путешествия на Восток ныне благополучно царствующего Императора Николая Александровича, обращает на себя внимание храм с Пекинской Д. миссией возникший 200 лет назад ради ободрения Албазинских казаков, тосковавших по вере и по утраченным пустырям Амура, не смотря на все милости и щедроты Богды-хана. В то время в Пекине началось какое-то лютое моровое поветрие. Проживавший в ту пору при Императоре тибетский святой (Чжангжа-Хутукту), видел вещий сон: белобородого старца, поднимавшегося из холма близ Албазинского лагеря. Мудрый лама истолковал видение в том смысле, что это Николай Чудотворец, и ему без замедления нужно соорудить в Пекине православный храм. Разрыли насыпь подле казачьего жилья и действительно нашли св. икону с ликом приснившимся хутукте (путеш. на Восток, ч. 4, стр. 204). Богдыхан внял добрым советам чтимого им буддийского «святого», отвел место для русской Церкви и дозволил иметь православных священников.

О видении Кутухты знает весь Китай. Буряты и Монголы по-своему чтут Николая Чудотворца под названием Цаган-Убугун (белобородый старец). Встречаются его статуэтки: случалось видать изображение его и на полотне.³⁶ Откуда началось почитание Николая Чудотворца в среде язычников? Кто научил Чжангжу-Хутукту, что ему явился Николай Чудотворец? Очевидно, что на Востоке существовало верование в Христова Угодника Николая Чудотворца. Этого мало. Следы христианства в Китае можно видеть еще яснее. Аббат Дюррон свидетельствует, что между бесчисленными китайскими божествами встречается св. Матерь, или Царица неба. Она изображается с Младенцем на руках, над нею парит голубь, символ чистоты; подпись гласит в переводе «Мать избавительница рода человеческого». Затем встречается такое изображение: жена с Младенцем на руках, ногою попирающая голову огромного змея. Рядом с него фигура старца, а немного далее 10 маленьких фигур, представляющих коленопреклоненных пастухов, приносящих дары Матери и младенцу. Поразительное сходство с изображением Божией Матери и Рождества Христа Спасителя. Очевидно, что существовало всеобщее верование в искупление, и это остаток христианства, насажденного в Китае св. Апостолом Фомою, а в Индии Апостолом Варфоломеем. Вера в Христа – Искупителя мира таится под пеплом языческих суеверий и в среде Азиатских народов.

Подаренное Богдыханом капище для христианского храма требовало святительского освящения. Архипастырем же на всю Сибирь и сопредельные, оглашаемые христианскою проповедью, страны тогда был митрополит Тобольский и Сибирский. Посредниками в сношениях митрополита с Китайскими властями, в кругу своего ведения, были Даурские миссионеры-закащики в Троицком монастыре, на Селенге.

Русский посланник Избрандт пытался в 1693 г. ходатайствовать пред Китайским правительством о дозволении построить в Пекине российскую церковь иждивением российских государей и для оной отвести место. На это ему Пекинский трибунал ответил: «построение в Китае церквей иноземцам, тем, кои вечно в здешнем живут царстве, узаконено, а приезжающим только на время требовать церквей в обычай неположено».³⁷ Министры разумели, конечно, уже предоставленный Императором для Албазинских пленников храм, устройство коего Китайское правительство приняло на свой счет. Он имеет вид пагоды в Китайском вкусе, увенчанной крестом; кругом галерея, вход с юга. Настоящий вид он имеет после фундаментального ремонта, произведенного в 1732 г. после землетрясения.

Игумен Феодосий, во время посольства Избрандта, по старости лет, решился удалиться на покой, и взяв с собой иеродиакона Мисаила, в 1692 году отправился с Селенги в Тобольск, к митрополиту, дошел до Великого Устюга и там скончался в Архангельском монастыре. Мисаил был в преемство ему посвящен в игумены уже преемником митрополита Павла, скончавшегося в том же 1692 году, митрополитом Игнатием Римским-Корсаковым.

Свидание митрополита с миссионерами далекой Даурии заменяло для него личное обозрение митрополии, простиравшейся до крайних пределов русского господства, даже до Пекина, где были православные Албазинцы – пленники. Как ни значительно было пространство, отделявшее русских пленников от своих соотечественников, связь их с Троицкою Селенгинскою обителью была тесная: оттуда они ожидали себе, при посредстве торговых караванов, всякой помощи и духовного утешения. Нет сомнения, что игумен Мисаил не забыл просить митрополита о духовных нуждах Пекинской православной общины, ознакомив его с положением русских в плену вместе со своим священником о. Максимом, а главным образом представить необходимость устроения храма Божия на месте их поселения в Пекине.

В. Синодике Троицкого Селенгинского монастыря, заведенном игуменом Феодосием в 1685 году, находим следы этой взаимной связи обители с пленною юною церковью. Это – записи имен пленных Албазинцев о поминовении их и сродников, при бескровной жертве Христовой. Тут мы читаем: а) род в Китайском царстве впленника Димитрия Нестерова: Нестера, Ирину, Иоанна, Владимира, младенца Давида, Ирины, младенца Михаила, Евфимия, Феодора, Димитрия. б) Род Китайского полоненика, Алексея, Феодора, Лазаря, Пелагеи, Тихона, Матроны, Елены иноки, Сергия инока, Параскевии, Гавриила, в) Записи новокрещенных Мунгалов и Мунгалок.³⁸

Обратный проезд посланника Избранта чрез Тобольск ознакомил митрополита Игнатия с положением церковных дел в Китае. Он знал уже, что посланнику было поручено ходатайствовать пред Богдыханом о заведении русской церкви на счет русских Государей для приезжающих в Китай русских. Избрант, потерпевший в этом неудачу, привез по крайней мере то отрадное известие, что каждые два года можно ходить в Пекин русским караванам, и что проживающим там русским пленникам Богдыхан не только не препятствует отправлять Богослужение по своей православной вере, но и дозволил очистить для храма буддийское капище, где пленный священник Максим Леонтьев поставил вынесенные из Албазина св. иконы, водрузил крест и звоном колоколов уже созывает христиан к молитвенному общению с Господом Богом, для душевного спасения. Таким образом, при кажущейся неудаче дипломатических сношений с Китаем, не соответствовавших ожиданиям и предначертаниям Петра I, Промысл Божий другими путями устроил благо своей св. церкви в столице Поднебесной империи. Русскому Правительству нужно было только пользоваться всяким благоприятным случаем к упрочению своего влияния и достижению желаемых результатов на крайнем востоке.

В 1694 г., является к митрополиту Тобольскому прикащик знаменитых гостей (купцов) Василия и Алексея Филатьевых Василий Лобанов, в проезд свой в Пекин с торговым караваном, и бьет челом митрополиту Игнатию о дозволении священноиерею Максиму Леонтьеву освятить в церковь молитвенный лом в русской слободе, подаренный «русской сотне» Богдыханом. К радости своей митрополит слышал уже не в первый раз, что «по Божией воле Китайский владелец Богдыханово величество, своея веры бурханския³⁹ храм отдаде Богу, в Троице святой христианами прославляемому». К ходатайству Лобанова об освящении храма митрополит также отнесся с радостью и дал соизволение. Для этой цели он послал в Пекин Верхотурского священника Григория Новицкого с диаконом Тобольского собора Лаврентием Ивановым, которым и вручил все потребное для этого священнодействия, а главным образом священный архиерейским священнодействием антиминс (заменяющий полное освящение престола и жертвенника чрез святителей), во имя Софии Премудрости Божией. Сверх того митрополит послал в дар Пекинской церкви: напрестольное евангелие, обложенное в черный бархат, с серебряными басмяными изображениями Евангелистов, в золотом обрезе, церковные сосуды серебряные, крест святый серебряный чеканный; из книг: апостол, псалтирь следованную, октоих, минею и в довершение даров свою грамоту от 6 июня 1695 г.

Мудрая грамота вполне отвечала событию. Верный апостольскому преемству архипастырь учит пленников скреплять союз свой с новым для них правительством молитвою за дружелюбно принявшего их Императора и вельмож. «Молитися же, пишет он в грамоте, после Государских (Российского царствующего Дома) эктений сице: еще молимся Господу Богу нашему помиловати раба своего имя рек Богдыханова Величества, умножити лет живота его и даровати ему благородная чада в наследие рода их, и избавити его и боляр его от веякия скорби, гнева и нужды и от всякия болезни душевныя и телесныя, и открыти им свет евангельскаго просвещения, и простити ему всякое согрешение вольное и невольное, соединити его святей своей Соборной и Апостольской Церкви, яко да получит и царство небесное». Лик же поют: Господи помилуй! трижды. Моление это митрополит советовал произносить на Китайском языке: «а оную эктению иерею Максиму учините перевод китайским языком, а русским языком хотя и говорим, и они того незнают».⁴⁰ Грамота оканчивается утешением пленному священнику. «Радуюся убо аз, пишет ему митрополит, о твоем исправлении. Аще и в плене пребываеши, но сам с Божию помощию пленяеши человеки неведующие в познание евангельския правды. И сего ради, возлюбленне, да не смущается, ниже да оскорбляется душа твоя и всех пленных с тобой о вашем таковом случае. Понеже воли Божией кто противитися может? а пленение ваше не без пользы китайским жителям: яко Христовы православныя веры свет им открывается, и вам спасение душевное и небесная мзда умножается». Митрополит именует о. Максима о Святом Духе сыном и сослужителем своим, проповедником святого евангелия в Китайском царствии, благоговейным иереем, и всем православным христианам, обитающим в Китайском царстве, посылает архиерейское благословение.

Что за личность Албазинский священник Максим Леонтьев, нередко в исторических памятниках заменяемый Димитрием? В истории Росс. Иерархии (II. 447) сказано, что о. Максим совершал священнослужение около 30 лет; это так, но только со включением службы его на Амуре и ранее того. В Китае он служил не менее 12 лет. В 1699 г. он был уже стар и плохо видел.⁴¹ В «Иркутском летописце» (ркп. в библиотеке Иркут. Вознес. мон.) под 1710 годом помещено донесение о. Максима Тобольскому митрополиту Иоанну, след. он был еще жив и продолжал службу.⁴² В 1711 г. купчина Осколков, приезжавший в Пекин с караваном, хлопотал в Манчжурской Коллегии, как записано в журнале Китайского посла Тулишеня, о присылке из России священников, по той ясной причине, что в Пекине для отправления службы Божией и исправления церковных треб нет русских священников, кроме одного Димитрия престарелого, из Албазина в плен взятого. По кончине о. Максима, означенный Димитрий оставался во главе Албазинской общины, но священником не был, и Осколков прямо не называет его священником, а Тулишеню, не знакомому со степенями нашей иерархии, свойственно сделать не точность в своем путевом журнале. Купчина Осколков несколько раз бывал в Пекине и конечно знал о. Максима. В 1711 г. видно совсем не было священника, за смертью о Максима, а заменял его грамотный церковник, тот самый, род коего записан в монастырском помяннике Димитрий Нестеров (Старицын). Автор истории Пекинской миссии Г. Адоратский, бывший миссионер китайский, называет Димитрия Нестерова церковным старостою. За отсутствием священника он оставался распорядителем по церкви и в общине христиан, и мог вычитывать повседневную службу для молящихся, и чрез это мог прослыть за настоящего клирика. Доныне уцелело потомство о. Максима окитаившееся; все эти потомки считаются православными христианами, и теперь выполняют роль слуг при дипломатической миссии.⁴³ Следовательно нет ни малейшего сомнения в исторической личности о. Максима Леонтьева, положившего основание Пекинской христианской общины. Кроме неупустительного Богослужения и исполнения христианских треб, он принес пользу св. церкви привлечением в её недра Китайцев и Манчжуров. При нем и после него они десятками присоединялись к св. церкви. Ведя себя кротко и благочестиво он был любим ими, и это способствовало успехам православия. – О прежней его жизни можно представить то соображение, что о. Максим Леонтьев был сподвижником препод. Гермогена, основателя Киренского Троицкого монастыря (Иркут. еп.). Когда вольное казачество, запятнавшее себя убийством Илимского воеводы Обухова, насильно увлекло преп. Гермогена с собою на Амур, – в это без сомнения время он взял с собою одного из братьев, по фамилии Толстоуховых; – на Киренге остался вместо него Амвросий Леонтьев (Толстоухов) для поддержания и устройства Усть-Киренской пустыни. А другой брат – свящ. Максим Леонтьев явился сотрудником его на Амуре по устройству Албазинского и Кумарского монастырей, и, по удалении Гермогена снова в Киренскую пустынь, при нападении Китайцев на русские поселения на Амуре, оставался там до самого пленения. Таким образом, по устроению Промысла Божия, ему суждено было внести свет св. православной веры в темное царство Хинов, в то время как препод. Гермоген продолжал подвизаться на Лене – в Киренге, а преп. Алексий и Мелевсипп, основатели Якутского монастыря, просвещали Якутов, Феодосий и Макарий на Селенге и берегах Байкала крестили Даурцев, бурят и Мунгалов, преп. Герасим подвизался в Иркутске, как основатель Вознес. монастыря.

Об освящении первой русской церкви в Пекине свидетельствуют еще следующие документы.⁴⁴ 4 февраля 1696 г. Софийского Собора диакон Лаврентий Иванов додал игумену Мисаилу на Селенге грамоту митроп. Игнатия от 6 июня 1695 года, в которой изображено, что он послан из Тобольска с торговыми людьми в Китайское государство для посвящения святыя церкви со святым антиминсом, миром и маслом (елеем) и со всякими церковными потребами, а на пропитание его велено выдать из архиерейских домовых сборных денег сбору его (Мисаила) десять рублей. На другой же день, по прибытии каравана в Троицкий монастырь, по указу преосвященного Игнатия митрополита Сибирского и Тобольского и по грамоте, как гласит собственноручная запись Лаврентия Иванова, он диакон Софийского Собора получил от игумена Мисаила из сборных казенных денег десять рублев. О священнике Григории Новицком в монастырских актах более не упоминается, но несомненно, он был тут же и вместе с о. Максимом совершал освящение храма. От него сохранилось описание путешествия в Китай, в коем он рельефно изображает пышность Ургинского хутухты, конечно, из личных своих наблюдений.⁴⁵ Торговым людям в это время давались из Посольского приказа проезжие грамоты и рекомендательные листы к Монгольским владельцам, к Хутухте и Контайшам (В. Князья) о свободном пропуске туда и обратно и о снабжении для безопасности потребным числом провожатых. Духовные лица, кроме того, снабжались грамотами от митрополита и даже возили с собою подарки Хутухте, получали подводы и путевое содержание от монастырей и содействие церковных причтов.

Св. Антиминс к освящению первого Пекинского храма был первоначально выдан во имя св. Софии, Премудрости Божией, празднуемой св. церковью 15 августа, в день Успения Божией Матери. Но храм этот и ранее и после долго был известен под именем Святителя Николая Мирликийского Чудотворца. Местные христиане имели свой чудотворный образ Святителя Николая – драгоценнейшую святыню, вынесенную ими с Албазинского пепелища. Образ Николая Чудотворца доныне находится в таком чествовании, что приезжающие в Пекин русские считают непременным долгом помолиться в этом храме пред св. ликом всемирного чудотворца, благоволившего и там явить свое благодатное присутствие в чудесах и явлениях верующим. В отчетах миссии, в указах Святейшего Синода и в устах русских храм этот никогда не был известен под именем Софийского, а назывался Никольским, потом Успенским. Такую двойственность желал устранить преосвященный Варлаам, викарий Тобольской митрополии, епископ Иркутский и Нерчинский заготовивший в Пекин новый антиминс, который мне удалось видеть на Лене в Илгинской Знаменской церкви Верхоленского округа в 1874 г., судя по надписи на оном. Она гласит следующее: «при державе царя Петра Алексеевича всея великия и малыя и белыя России самодержца: между патриаршеством, лета мироздания 7217 от Рождества Христова 1709, Индикта 2, месяца августа в 28 день; на стороне: имеет власть священнодействовати во храме святителя Христова Николая в царствующем преславном граде Бог-дойском; внизу: священнодействован преосвященным Варлаамом епископом, Иркуцким и Нерчинским». Ясно, что этим антиминсом преосв. Варлаам, по объяснению и настоянию Пекинцев или караванных гостей, хотел заменить высланный митрополитом (Игнатием) антиминс во имя Софии Премудрости Божией. Но он не успел отослать этот антиминс, за выездом своим из Иркутска в 1610 г. без указа по трудности в нем жизни. И с митрополитом Филофеем вышло у него несогласие, так что митрополит не велел ни в чем слушать распоряжений своего викария преосв. Варлаама, как писал о том в Киренскую десятину Иоасафу Милюкову, оставляя в своем непосредственном ведении «ради благословных вин» монастыри Киренский, Селенгинский и Якутский.⁴⁶ По наказу Петра Великого, митроп. Филофей задался мыслью обратить в христианство самого Хутукту в Урге и императора, уже проявившего свое благоволение к русской вере, а монастыри давали ему материальные и личные средства к осуществлению этих широких планов. И его предместник митр. Игнатий, очевидно, желал видеть в Китае тоже, что имел у себя в столице Сибири – Тобольске, т. е. храм св. Софии Премудрости Божией, как было и в Цареграде, плененном неверными Агарянами. Пусть эта высокая идея предносится предприятиям русских и на крайнем Востоке, в странах буддийских, покрытых густым мраком языческого суеверия и идолопоклонства: это совершенно в духе христианских миссии и заветного для нас Православия, как, единой в мире истинной и спасающей религии.

Под 1698 годом в Иркутской летописи записано: «в апреле месяце приехал в Иркутск с товарищами отправленный в Китай для торговли купчина Спиридон Лингусов. Это есть начало караванной торговли России с Китаем, исходатайствованной посланником Избрантом».⁴⁷ А в церковном отношении к этому первому поезду, по счастливому совпадению, уже получила освящение и первая церковь Православная в Китае, где русские могли всегда найти полное удовлетворение своему религиозному чувству, особенно во дни великих праздников, при добром и благочестивом пастыре. В 1699 г. при купеческом караване Бокова и Осколкова приезжал в Пекин протопоп Василий Александров и служил литургию в Никольской церкви. Для последующих церковных миссий положено было твердое основание. Уже имелось признанное и освященное святительскою властью и благодатию Св. Духа место, с которого благодать Божия изливает дары свои во спасение мира. В это время существовала еще греческая часовня, построенная около 1670 г. тремя греками, занесенными какими-то судьбами в Пекин в 50 годах XVII столетия.⁴⁸

Успехи православия доходили до сведения Императора Петра I и его радовало устроение церкви и крещение китайцев. Царь отозвался: «то дело зело изрядно. Только для Бога, поступайте в том опасно и не шибко, дабы китайских начальников не привесть в злобу, также и езувитов, которые там от многих времен гнездо свое имеют. К чему там надобны попы, не так ученые, как разумные и подкладные, дабы чрез некоторое кичение оное святое дело не произошло в злейшее падение, как учинилось то в Епании (Японии)».⁴⁹ Петр I тщательно выведывал у торговых людей, посланников и Нерчинских властей о новопостроенной часовне в Китайском государстве, «в каком она месте и между какими домами, или особо от домов их китайских в дальнем расстоянии, и китайцы ко той церкви для смотрения или слушания приходят ли, и что говорят, хвалят ли, и нет ли какого от них посмеяния и поругания, и к которым церквам Греческого ли закона или к езуитскому костелу они склоннее, и каковы у той церкви попы и причетники и в каком искусстве живут, и сколько их, также и народу русского, и какое у той церкви украшение и книг довольство, и умерших христиан где погребают, при той ли часовне, или где в поле, и каким служением, явно ли или со опасением тайно, выспросить о всем пространно, и есть ли кто из китайцев крестились».⁵⁰

В 1699 году скончался митрополит Игнатий Тобольский. Кафедра оставалась праздною до 1702 г. Петр Великий, желая скорее просветить св. крещением всех Сибирских инородцев, приискивал для Тобольской митрополии архипастыря не только доброго и благого жития, но и ученого, дабы он, будучи митрополитом в Тобольске, мог Божиею помощью в Сибири и Китае исподоволь в слепоте идолослужения закоснелых человек приводить к познанию Истинного Живого Бога. Указом 18 июня 1700 г. на имя Киевского митрополита Варлаама Ясинского Государь поставлял будущему митрополиту в обязанность привезти с собой двух или трех просвещенных иноков, которые были бы в состоянии изучать китайский и других народов языки, для удобнейшего распространения Слова Божия. Этот указ был подтвержден в 1703 г. Сибирскому митрополиту.⁵¹

Достойным избрания был признаваем св. Димитрий, оставленный в Ростове по не желанию жить в Сибири по нездоровью. На Сибирскую митрополию возведен был Филофей Лещинский. Он вполне оправдал доверие Монарха. За свою ревность в деле евангельской проповеди, по просвещению Сибирских инородцев, он заслужил славу апостола Сибири. В двукратное служение свое с 1702 по 1710 г. и с 1714 по 1719 в звании уже архиереосхимонаха Феодора он просветил свыше 40 тысяч из идолопоклонства, основал монастыри и церкви. Не оставался он праздным и во время покоя в Тюменском монастыре, а продолжал любимое им дело миссионерства и имел большое влияние на дела митрополии и в управление блаженной памяти святителя Иоанна Максимовича. Петр I милостиво похвалил митрополита Филофея за его апостольские труды.

Не ограничиваясь просвещением своих Сибирских инородцев, царь простирал свои просветительные виды на соседственные нам страны Азии – Китай и Монголию. Милостивый прием, оказанный русским пленникам императором Канси, дарованная им свобода вероисповедания и Богослужения, право гражданства с зачислением албазинцев в почетное военное звание (сословие второго класса), дозволение иметь свой храм и пожертвование приспособленного к тому здания, допущение русских торговых караванов, личная переписка с императором Канси, который уважал русского царя, – все это возбуждало в Петре I надежду и стремление просветить христианством не только азиатские племена, подвластные России, но даже Китай и Монголию. Он настаивал постоянно на приискании добрых и ученых миссионеров из иноков, которые бы могли, изучивши китайский и мунгальский язык и грамоту и познав их суеверие, «твердыми св. Евангелия доводами многие души области темные сатанинские привести во свет познания Христа Бога нашего и тамо (в Пекине) живущих и проезжающих христиан от прелести всякой идолослужения их отводити, и тако могли бы жити, и у той построенной Божией церкви (албазинской) служити, чтоб своим благим житием хана китайского и ближних его людей и обще их народ привести бы к тому святому делу и к российского народа людям, которые по вся годы с караванами для торга и для всяких посылок порубежных ездят, учинить себя склонительных».

Митрополит Филофей, лично представлявшийся Петру I в 1704 году, и получивший от царя наказ и поощрение в дальновидных предприятиях, становится ревностным исполнителем его предначертаний, в сношениях с Китаем и Монголией. Филофеем было снаряжено и отправлено в Пекин и Ургу к Хутукте несколько духовных временных посольств или миссий для проповеди слова Божия. И если тогда не приспело еще время жатве духовной, по крайней мере подготовлялась к тому благоприятная почва и попытка не осталась бесплодною для времен грядущих. Миссионеры ознакомлялись с нравами, обычаями и верованиями Китайцев и Монголов, поддерживали связь с Албазинско-Китайскою церковью и пролагали путь к постоянной миссии русской, которая служит к сближению этой страны с Россией и её православием.

В бытность посланника Головина за Байкалом приходили к нему посланцы от Очидара Хутукты и от других тайшей с прошением о принятии их всех с улусами в подданство России. В это время семь тайшей и Мунгальские владельцы Ирки Контазия и Ирдыни Контазия подписали договоры быть вечно российскими данниками, а Кутухта изменил своему слову.⁵² Тем не менее однако ж казалось возможным подействовать на Кутухту, если не склонением его в русское подданство, – то обращением его в истинную веру Христову, а это всего важнее, как условие братского единения всех во Христе Иисусе. По исследованиям проф. Позднеева Ургинским гыгэном-Кутухтой был тогда Ундур-гыгэн лама, или Джан-базар, сын Тушету-хана (он же Очидар), родившийся в 1635 г., возведен в гыгэны 1642 г., обнародован Хутуктой на 15 году в 1660 г., умер в 1723 году, 89 лет от роду. К нему-то митрополит Сибирский теперь и посылает православных миссионеров с Евангельским благовестием.

В 1702 г., как только Филофей вступил в управление Сибирскою митрополией, следовал в Китай караван под наблюдением купчины Ивана Савватеева. Митрополит не упустил случая к отправке туда же своих миссионеров. Митрополит опирается на указ великого Государя. Миссия эта составлена была из иеромонаха Тобольского архиерейского дома о. Сергия с певчим Филиппом Хавовым. Из Тобольска они отправились с купчиною Иваном Савватеевым, а из Троицкого монастыря на Селенге велено было им взять со собой в Китайское государство для проповеди Слова Божия в качестве переводчика иеродиакона Феодосия. Кто был этот Феодосий? Кроме игумена, стоявшего во главе Даурской миссии (умершего), в числе миссионеров, посланных из Москвы для просвещения Даурии, не было другого того же имени миссионера. Следовательно он был из вновь поступивших в состав этой миссии из туземцев, как знавший язык Монголов. И откуда тотчас по прибытии с Москвы мог получить о нем сведение митрополит Филофей? Не иначе как по отзывам о Феодосии других лиц, хорошо знавших его лично, как способного к этому делу. А не иметь своего переводчика при миссии значило бы ходить в потемках. Сведения о составе братства в монастырях могли сообщить митрополиту проезжие купцы, бывшие в Даурии, Монголии и Китае, но всего вероятнее, что он узнал о Феодосии от кого-либо из духовных лиц, лично знавших его и состояние Троицкой обители на Селенге. И действительно в это время находился в Тобольске отправленный архимандритом Мисаилом для посвящения в иеромонахи монах Филарет. Прибыв в Тобольск со сборными деньгами Селенгинской десятины от закащика архимандрита Мисаила, Филарет выжидал в Тобольске прибытия нового митрополита, который и прибыл 4 апреля 1702 г. Денег сдано 201 рубль, 12 алтын и 2 деньги. Филарет был посвящен в иеромонахи, а 24 генваря следующего года возвратился за Байкал и подал настоятелю вступительную грамоту митрополита Филофея от 8 мая 1702 г. Стало быть, при составе миссии в Пекин и Монголию, он находился еще в Тобольске и был полезен своими сведениями и указаниями. Караван купчины Ивана Савватеева с иеромонахом Сергием отправился не ранее июня 1702 г., а грамоты митрополита, врученные им 9 июня были поданы о. Сергием Мисаилу на Селенге 5 марта, спустя 10 месяцев.

В грамоте своей в Енисейск, Иркутск, Селенгинск и Нерчинск протопопам, попам и диаконам с причетниками, митрополит приказывает, что по указу великого Государя царя и великого князя Петра Алексеевича всея великия и малыя и белыя России самодержца, послан из Тобольска в Китайское государство для проповеди Слова Божия в караване гостиной сотни с купчиною Иваном Савватеевым с товарищи Тобольского архиерейского дома иеромонах Сергий, а с ним певчий Филипп Хавов, да с ним же велено ехать в Китайское государство Селенгинского Троицкого монастыря иеродиакону Феодосию. Вследствие того повелевалось, с получением сей грамоты, давать иеромонаху Сергию с товарищами, что понадобится потребное в препитание не в скудость с запискою, и всякое им вспоможение чинить, а Нерчинскому протопопу с братиею учинить Троицкому Селенгинскому монастырю в подводах под посланных Сергия с товарищами вспоможение или деньгами, или дать лошадь со всякими припасами вовсе. – От Троицкого Селенгинского монастыря велено было дать иеромонаху Сергию с товарищами в дорогу три лошади с санями и со всякими припасами. Такой наказ с подробным объяснением дела начертан Филофеем в грамоте Мисаилу: «Посланы от нас из Тобольска в Китайское государство для проповеди Слова Божия с купчиною гостиной сотни с Иваном Савватеевым с товарищи нашего архиерейкаго дома иеромонах Сергий, певчий Филипп Хавов, а с ними же указали мы великий господин ехати в Китайское ж государство Троицкаго монастыря иеродиакону Феодосию, и что им надобно в дорогу в препитание потребное и иные подлежащие вещи дать из монастырской казны и всякое вспоможение чинить, и дать им три подводы с саньми вовсе из монастыря. Архимандриту Мисаилу велено было о том и об отпуске иеродиакона Феодосия с иеромонахом Сергием учинить по сему архиерейскому указу, а сколько чего дано и какое вспоможение учинено будет, о том писать к нему. А за данные ваши подводы, добавляет митрополит, мы великий господин во грядущее время укажем учинить вам поискание».

С прибытием этой миссии, в столице Китая появилось соборное служение в церкви Николая чудотворца, с тою торжественностью, которая так умилительна для православных христиан. Это было там редким явлением, и тем дороже для русских, окруженных густым мраком язычества. Русские не хотели скоро расстаться с о. Сергием. Дорога была эта помощь и для о. Максима. О. Сергий должен был остаться в Пекине для их духовного утешения до следующих караванов. Между тем митрополит в подкрепление этой миссии готовил новое посольство, когда спутник о. Сергия певчий Филипп Хавов возвратился в Тобольск и сообщил ему все подробности своей миссионеркой поездки и пребывания миссионеров в Пекине. Что о. Сергий действительно оставался там, это видно из грамоты Филофея от 15 мая 1704 года, при отправлении новых миссионеров в Китай, где он прибавляет в своем наказе следующие слова: «а прежние ваши из (Троицкого монастыря) данные лошади, которые вы давали иеромонаху Сергию, как он шел в Китайское государство, по нашему великого господина указу, у него Сергия, как он возвратится из Китайского государства, взять бы вам в монастыри по прежнему». Значит, он достоверно знал, по донесению певчего Хавова, что о. Сергий остался в Пекине и монастырских лошадей оставил при себе, в видах надобности на случай обратного пути, по исполнении возложенного на него поручения.

В 1704 г., после своего путешествия в Москву, при снаряжении от правительства нового каравана под дерекцией комиссара купчины Григория Афанасьевича Осколкова, бывшего уже в Пекине с Боковым в 1699 году, митрополит Филофей, поощряемый царем, усердно заботится о составе и отправке новой миссии. Для этой цели у него был подбор Киевских ученых монахов. На этот раз в посольство избран был иеромонах-проповедник (казнодей) Софийского дома Рафаил: иеродиакон при нем Варфоломей и дети боярские Еремей Иванов, Василий Градовский, Иван Козьмин, Иван Лукин. Велено было им следовать в Монголию вместе, а из Мунгальской земли им же иеромонаху Рафаилу и иеродиакону, да двум человекам детям боярским идти для проповеди же Слова Божия в Китайское государство (Пекин) в караване с купчиною Григорием Осколковым с товарищами, Еремею Иванову и Ивану Лукину из Мунгальской земли от Кутухты велено было возвратиться в Тобольск, конечно, для донесения митрополиту о результате посольства к Кутухте.

Миссия следовала из Тобольска по городам в Сургут, Нарым, Кетский острог, на Лосинной Яр, в Енисейск, Иркутск, на Селенгу, в Нерчинск и по уездам. Проезд чрез пограничный Селенгинск, как видно, тогда еще не был устроен путем переговоров, хотя был кратчайшим к Урге. Караваны должны были идти на Нерчинск и поворачивать на юго-запад, делая крюк в четыре раза длиннейший. Отечески заботясь об удобствах пути, митрополит снабдил миссию своим наказом архимандритам Енисейского Спасского монастыря превелебнейшему отцу Гавриилу, Иркутского Вознесенского Мисаилу, Селенгинского Троицкого игумену Макарию с братиею и всех церквей протопопам и попам с причетниками, чтобы они как в передний, так и в обратный путь иеромонаху Рафаилу с иеродиаконом и детям боярским Еремею Иванову с товарищами для святыя церкви давали в препитание что понадобится, всякие потребные запасы и харчевые припасы не в скудость и всякое снабдетельство и вспоможение чинили, поили и их кормили. Кроме того заказано, чтобы пожаловали дать иеромонаху Рафаилу с товарищами в Китайскую дорогу из монастырей и из заимок по две или по три лошади добрых со всякими припасами, или как Бог наставит. 12 октября 1704 г. миссия с купеческим караваном Осколкова прибыла в Иркутск. Иеромонах Рафаил предъявил архим. Мисаилу напутственные грамоты митрополита от 15 и 17 мая, коими предписывалось ему, чтобы посланных в Китайское государство и в Мунгальскую землю до Кутухты домовых казнодея иеромонаха Рафаила, иеродиакона Варфоломея, детей боярских Иеремия Иванова с товарищами принять в монастырь любезно и покаместа будут жить в монастыре, дать им постоялые кельи и препокоить их и в дорогу напутствовать, а в другой грамоте, за приписью дьяка Григория Яковлева, сказано: «как скоро посланные в Китайское государство и в Мунгальскую землю казнодеи (проповедники) и дети боярские в Иркутское приедут, дать им в дорогу на препитание и на всякие дорожные издержки из домовых архиерейских сборных денег двадцать рублей». 20 октября иеромонах Рафаил, подписавшийся в расписке «посланником архиерея и казнодеем», по грамоте Филофея митрополита Тобольского и всея Сибири получил на проезд в Китайское царство Софийских сборных денег от архимандрита Иркутского Вознесенского монастыря Мисаила, «его сбора двадцать рублев». Посольство должно было следовать к Байкалу в самое бурное время. Байкал тогда переезжали на дощаниках, коими владела Посольская Пустынь на Байкале (нынешний Посольский Спасо-Преображенский монастырь) и Голоустное зимовье Андрея Ошаровского на другом берегу, куда проезд лежал чрез местечко Куяду. Купчиной Осколковым были выстроены в Голоустном постоялые дворы. Миссия дожидалась в Иркутске покрытия Байкала льдом (морестава), начинающегося с половины декабря по 19 января. В феврале о. Рафаил был еще в Иркутске. Об этом свидетельствует следующая запись о взятии денег за проданные дароносицы: «1705 г. февраля в 28 февраль в Иркутском Вознесенском монастыре принял всечестный иеромонах Рафаил за пять гробниц шесть рублев, в том и расписался, а за гробницы по сороку алтын». Миссия снабжена была в Иркутске и на Селенге всем нужным на дорогу, насколько обители находили возможным, что видно из особой росписи, «что дать Арафаилу из казны». Отпущено: постного масла полпуда, круп пуд, осетрины два пуда, икры пуд, сухарей 3 пуда, соли 2 пуда, 2 хомута, 4 дуги, 1 под (перекидной мешок для вьюка), 2 узды, 1 топор, 3 тренога, 3 пуда конопляного семени.⁵³ Даны были и подводы с монастырскими лошадьми и санями. С Селенги миссионеры отправились на р. Хилок, где была заимка Селенгинского монастыря (с. Хилоцкое и Поселье) на отводных землях и пашнях. Отсюда о. Рафаил писал игумену Макарию: «всечестный о. игумен! вестно честности твоей буди, отсылаем двух лошадей ваших, третью нашу, да еще берем на Хилке у служилаго человека Харитона Самсонова десять пуд муки ржаной, и ты пожалуй, отец игумен, заплати ему тойже мукой, как ему понадобится. Иеромонах Рафаил казнодей». На свежих подводах миссия проследовала на Нерчинск, а оттуда в Ургу, с подкреплением от Нерчинского духовенства.

При этом посольстве является замечательная личность – иеромонах Трифиллий Гантимуров, из братства Иркутского Вознесенского монастыря. В грамоте митроп. Филофея на имя архим. Мисаила от 15 мая 1704 г. о посольстве Рафаила в Китай для проповеди Слова Божия сделана приписка: «в память о. Мисаилу архимандриту Иркутскому, когда к вам приедет от нас отец Рафаил: которому указано ехать до Кутухты, и ты б ему дал иеромонаха Трифиллия для языка, во помощь, а оттуда к вам же возвратится».

Ранее он состоял в братстве Троицкого Селенгинского монастыря и несомненно происходил из рода князей Гантимуровых, предки коих Гантимур с сыном Катаной крестились в Нерчинске в 1684 г. род именем Петра и Павла. В синодике Селенгинского монастыря записан род иеродиакона Трифиллия, совершенно согласный с родословною князей Гантимуровых: «князя Павла, Николая, Иеремиа, Петра и Наталии, младенца Ксении». Над этою записью сделана довольно красивая раскрашенная заставка, украшенная княжескою короною с изображением креста. В поколенной росписи князей Гантимуровых, учиненной в 1786, значится, что у Петра (Гантимура) был сын Катана – Павел, который в 1685 т. явясь в Москве от государей, царей и великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича жалованьем и подарками награжден, и по грамоте велено писать его княжим именем, и написать же его по Московскому списку во дворяне, «который вскоре и помре». У него осталось два сына – Иларион и Лазарь. Причем сделана следующая помета: «от вышеписанных князей Гантимура и Катаная еще дети имелись и от оных поколение есть: но все еще некрещены, затем они в сию роспись поколенную но занесены». Ставя князя Павла впереди других, Трифиллий тем показывает, что он ближе других к нему в потомстве и по принятии св. крещения мог иметь свое семейство. С принятием же монашества отрекся от мира и порвав с ним связи, всецело посвятил себя на служение Богу и обращение своих сородичей к свету Христову.

В 1714 г. он снова является на Селенге в числе братства Троицкого монастыря. Посвящение в сан иеродиакона и иеромонаха он мог получить только в Тобольске, потому что на всю Сибирь только и был один архиерей – Тобольский митрополит. Викарий преосвящ. Варлаам Коссовский жил в Иркутске с 1707 г. по 1710 г., а Трифиллий в 1704 году был уже иеромонахом. Тесная связь церковных миссий с караванами, отправляемыми правительством в Китай и обратно оттуда, давала возможность к проезду в Тобольск и таким лицам, как избранники из братства монастырей в роде Трифиллия и Филарета, ради посвящения в сан и по поручениям закащиков со сборными суммами на Софийскую митрополию. Несомненно, что Трифиллий был в Тобольске при митроп. Игнатии для посвящения в иеродиакона, когда Мисаил производился во игумена, а для посвящения в иеромонахи мог отправиться в обратный путь из Урги в сообществе певчего Филипа Хавова, который в свою очередь был посвящен в чин иподиакона. Уже то самое, что митрополит о посылке Трифиллия в Китай «для языка», как свободно владеющего языком Манчжурским и Монгольским и знающего все относительно религии Монголов и Китайцев, в виде приписки к официальному наказу намекает на то, что он близко знает Трифиллия и недавно его видел, а можно сказать, что он при караване купчины Осколкова и возвратился в Вознесенскую обитель, подведомую архим. Мисаилу. Здешние обители не могли не дорожить таким знатоком-синологом, как Трифиллий, предки коего приходились родней самому императору Китайскому. Почему, митрополит, упрашивая настоятеля, чтобы дал Рафаилу иеромонаха Трифиллия «для языка», заверяет его, что оттуда он возвратится в свою Даурию, в монастырь. Миссия близко подходила к своей цели. Под монастырскою рясой Гантимуров едва ли был признан родственным ему двором, но по душе он близок был ему, и ничего лучшего не желал, как обращения своих единоплеменников к свету Христову. Пребывание в Китае этой миссии, во всяком случае не прошло бесследно. Албазинцы и новопросвещенные опять видели торжественное христианское Богослужение в своей церкви, слышали проповедь Евангельскую и назидание к утверждению в св. вере Христовой. О возвращении в монастырь иеромонаха Сергия с иеродиаконом Феодосием нигде в актах не упоминается. Может быть, и они все еще оставались в Пекине и занимались миссионерским делом.

Урга тоже оглашена была благовестием Христовым. Оттуда дети боярские Иеремия Иванов с товарищами предварили возвращение миссионеров к митрополиту с извещением о приеме у Хутукты, доставлении подарков и взаимных переговорах. Рафаил, Трифиллий и Градовский с прочими спутниками и караваном Осколкова держались одного такта с сим последним, а он известен в истории, как увидим ниже, великим дипломатом в устройстве дел русской церкви и правительства при Пекинском дворе. Миссия пробыла там до половины 1706 г. О возвращении Рафаила из Китая свидетельствует то обстоятельство, что в проезд чрез Иркутск он принял от закащика Иркутской десятины для сдачи в Софийскую митрополию окладных и неокладных всяких сборных денег 115 руб. 32 алтына, полчетверты деньги. Расписка дана 26 июля 1706 г.

В 1706 г. Государь снова напоминал митрополиту Филофею, чтобы проповедники не упускали случая и места к обращению в христианство подданных Китая.⁵⁴ Люди способные к этому делу были. Туда следовал караван купчины Худякова. Митрополит не упускает случая снова послать в Ургу и Пекин веропроповедников. Выбор пал на ученого иеромонаха Илариона Лежайского, названного тоже «казнодеем», из учителей Богословия. С ним командируется уже во второй раз иподиакон Филипп Хавов, бывший там с иеромонахом Сергием и иеродиаконом Феодосием (1703 г.) Посланы с ними также школьные ученики Павел Андреев и Семен Николаев в качестве певчих и для ознакомления с миссионерским делом, изучения нравов, обычаев, обрядов и языка этой страны. Посольство шло тем же путем, чрез Иркутск, Байкал, Селенгу и Нерчинск. В наказе Архим. Мисаилу написано: «посланных от нас в Китайское Государство домовых наших казнодея иеромонаха Илариона, подъякона Филипа Хавова, да с ними сына боярского Ивана Феодорова принять в монастырь любезно, и покаместа будут жить в монастыре, дать им постоялыя кельи и препокоить их и в дорогу напутствовать (22 Мая 1707)». На той же грамоте приписка митрополита: «да с ним же Иларионом два посланные наши домовые слуги и аще от Хутукты возвратятся, дать им в монастыре келью и кормить их и поить покамест иеромонах Иларион из Китая возвратится». О школьных учениках послана архим. Мисаилу особая грамота от 25 мая 1707 г. в таких чертах: «по нашему великаго господина указу посланы от нас из Тобольска в Мунгальскую землю до Кутухты нашего архиерейскаго дому со всечестным отцем иеромонахом Иларионом школьные ученики Павел Андреев, Семен Николаев, а велено им ожидати его Илариона, как возвратится из Китайскаго государства назад, у Кутухты, или у вас в монастыре, и как к вам сия наша великаго господина грамота придет, и вам бы, как те школьные ученики из Мунгал к вам в монастырь приедут, поить их и кормить, покаместа будут жить, а буде у Кутухты до возврату отца Илариона из Китайскаго царства те наши школьники вышеписанные жити будут, и вам бы архимандриту Мисаилу послать им хлеба и соли и прочих запасов, чем бы им проняться было до приезда отца Илариона». Из подробностей посылки этой миссии видно, что митрополит Филофей, на основании ранее удававшихся опытов в своих сношениях с Кутухтой и Пекинским двором действует уже смело и решительно, как знакомый, в надежде на расположение к себе и посланным. Посольство делится на два поезда, как и в поездку Рафаила (1705). Дети боярские сопровождают миссионеров до Пекина, а другие остаются у Кугухты и возвращаются на Селенгу и едут в Тобольск прежде Илариона, для донесения об исполнении поручений. Митрополит к смело рассчитывает на такое расположение к нему и к миссионерам по радушному приему прежних посланников, что надеется на возможность побыть у Кутухты все время пребывания о. Илариона в Пекине. В случае остановки в Урге Троицкий монастырь обязуется отправить им в Ургу, в другое государство и такую околицу, необходимое продовольствие на своих подводах. Это доказывает по крайней мере такую свободу в проезде туда и обратно для уполномоченных от митрополита и миссий, какая только желательна была для России. Сохранилось предание, что это посольство везло подарки от митрополита Кутухте, а от каравана по обычаю Пекинскому двору. Митрополит послал Кутухте богато украшенный жезл. Такое приношение основано, конечно, на предварительном ознакомлении с обстановкою и обрядами Ургинского куреня. Кутухта старался подражать во всем Тибетскому Далай-ламе, держал себя со всею азиатскою пышностью и, в видах Китайского правительства, старался держать народ в раболепном подчинении. Во время идолослужения, Кутухты сидят под балдахином в кресле сложенном из подушек. Молельщики благоговейно подходят под благословение. Князей и знатных гыгэн благословляет чрез прикосновение рукой, а прочих длинным позолоченным посохом из драгоценного душистого дерева, украшенным разноцветными лентами.⁵⁵ Посылая Кутухте настоятельский жезл, митрополит, конечно, намекал Кутухте и миссионерам дал тему для увещания и внушения, что в случае принятия св. веры и крещения, Кутухта ничего не потеряет, а получит вечное блаженство, душевное спасение и может достигнуть святительского сана, как митрополит Сибирский, чтобы управлять делами православной миссии в Монголии и Китае, и т. п.

Посольство это в передний путь проехало довольно поспешно. Вместо 10 месяцев оно успело проехать в полгода. В октябре оно было уже за Байкалом. Чрез Байкал переправлялось на судах или дощаниках с местечка Голоустного, где в то время явился на бурятских дачах Чудотворный образ святителя Николая Чудотворца – резной в уменьшенный рост, в святительской фелони, по виду – Можайский, в правой руке церковь, в левой – меч. Переправа была летом, а не осенью, когда на бурном море можно потерпеть крушение. О пребывании миссии за Байкалом, где она неминуемо должна была остановиться для отдыха от трудного пути в мирной Посольской обители, и в Троицком монастыре, свидетельствует ничтожный лоскуток бумаги – расписка о. Илариона. Он дал её настоятелю игумену Макарию в получении потребного на дорогу в Китай. По указу и благословению митрополита Филофея, ему выдано было «на дорогу китайскую» 3 лошади, 3 телеги с хомутами, 3 пуда крупы, 7 пудов сухарей, 3 мешка овса, пуд вяленой рыбы. Все это принято от монастыря 28 октября 1707 года и расписку дал «иеромонах Иларион послушник».

Миссионеры проезжали Иркутск в бытность преосвященного Варлаама – викария Тобольской митрополии; присутствие особого архипастыря на востоке Сибири было великим событием. Миссия, конечно, получила от преосв. Варлаама утешение, подкрепление, напутствие и опытное руководство. Преосв. Варлаам был просвещенный архипастырь, в последствии возведенный в сан митрополита Смоленского и известен строгою, благочестивою жизнью. Беседы с ним для миссионеров были тем драгоценнее, чем труднее было порученное им дело обращения к Христу ослепленных языческими суевериями поклонников буддизма.

Посольство принято было в Урге ласково и пробыло там довольно времени. Гыгэну миссионеры поднесли грамоту Филофея, богато украшенный жезл и другие дары, которыми Кутухта не мало восхищался. Ему было уже 72 года; это был тот самый Очидар Кутухта, который обманул посланника Ф. А Головина относительно принятия русского подданства. Популярное его имя в Монголии Ундур-гыгэн. Будучи 4 лет он назывался Дзанбар, а 5 лет Лобсан ванба Джалцан, по обычаю тех стран, существующему и у наших бурят, менять имена по известным качествам, обнаруживаемым этими субъектами.⁵⁶ В ответном письме митрополиту Филофею, Кутухта простым тоном величает его: «старому ламе, большому ламе, над ламами ламе, Фелофею ламе челом бью»; так, видно, разъясняли ему русские, поясняя, что и он может иметь такое же значение, если примет веру Христову. Но суетная слава и лесть богатства затемняли душевные очи прозелитов буддизма, чтобы уразуметь истину христову. В кумирню раз собралось до двух тысяч лам и множество народа. Окруженный раболепными поклонниками и сонмом жрецов, Кутухта тожественно вошел в кумирню и сел на возвышенном месте, куда допущены были и наши миссионеры с караванными гостями. Кутухта вступил с нашими миссионерами в беседу. После обычных вежливостей и рассуждений о вере, Кутухта спросил их: сколько по вашим книгам умерших людей от начала бытия человеческого рода? О. Иларион вместо ответа скромным образом сам предложил не менее забавный вопрос: а сколько по вашим книгам в настоящую пору живых людей? Кутухта отвечал, что этот вопрос неразрешим, потому что в ту самую минуту, как он предложен, в целом свете много вновь может родиться людей. Под таким же предлогом и наши миссионеры отказались от решения забавного вопроса.

Отъезжая из куреня в Пекин с иподиаконом Хавовым и боярским сыном Иваном Феодоровым, Иларион оставил у Кутухты двух учеников, о коих выше было упомянуто, для изучения монгольского языка и ознакомления с ламством, дабы их впоследствии употребить на дело проповеди. Но оставшись здесь, они заметили нерасположение со стороны лам, в числе коих могли быть люди с фанатизмом, как заинтересованные в делах суеверия, а их были целые тысячи, встретили даже различные препятствия в своих занятиях, а потому еще до возвращения из Пекина иеромонаха Илариона возвратились на Селенгу чрез монастырские вотчины, а оттуда отправлены в Тобольск.⁵⁷ В Пекине, конечно, были поддержаны миссией пленные Албазинцы, обнадежены заступничеством и помощью русского правительства и получили духовное утешение в благолепном церковном Богослужении. О. Максим слабел в силах более и более и уже нуждался в подкреплении и замене другим при исполнении пастырских обязанностей. В Урге о. Иларион опять увиделся с Кутухтой, возобновил свое знакомство с ламами и не раз, конечно, уверил их в добром расположении к ним митрополита Сибирского и преосв. Варлаама и искании их с жалением сердца для царствия Божия. Дело ограничилась одними вежливостями и посылкою даров, состоявших вероятно в «ходаках» из тонкой шелковой материи с их буддийскими изображениями. Но о. Илариону скоро придется снова вернуться в Пекин и уже навсегда на веки.

Остается сказать о другом знаменитом деятеле на поприще дипломатии – купчине Григории Афанасьевиче Осколкове, следующем в Пекин комиссаром при караване 1711 г., и ранее неоднократно бывавшем в Китае.

Купчина Григорий Афанасьевич Осколков был из города Яренска Вологодской губернии. По своему времени он был выдающеюся личностью, по образованию и способности к коммерческим делам и дипломатии. О его образовании можно судить уже из того факта, что он составил латино-славяно-голландский словарь; следовательно знал эти языки в совершенстве. На книжке его есть собственноручная надпись: «сия книжица три язычных вокабул..., вкратце собранных, комиссара Григория Афанасиева сына Осколкова. Anno Domini 1713 апреля 17 дня». О содержании книжицы можно судить по статьям: De Deo et Spiritibus. О Бозе и дусех. Von Goden. de Geesten и т. д. Знание европейских языков помогало ему в сношениях международных, а в Пекине сойтись знакомством с иезуитами, которые имели большую силу у министров и в трибунале и много могли сделать для России пользы, или же повредить при переговорах России с Китайским правительством.⁵⁸ Но главная его заслуга в том, что он был в высшей степени человек благочестивый и неподкупный патриот, ревновавший о пользах Церкви и Государства русского, своей отчизны. В свои поездки в Китай возлюбил он пустынное уединение на берегу бурного Байкала, Посольской обители, возникавшей там с 1681 года. В первый свой приезд в 1699 году он застал тут только часовню св. Николая чудотворца, в следующем же году чрез пристройку алтаря обращенную в Церковь, при его участии; освящена была 26 января 1703 года. Он же выстроил для настоятеля и братии келии. В 1706 г. поступил Григорий Афанасьевич вкладчиком в Посольскую обитель и как член оной и попечитель начал заботиться о дальнейшем благоустройстве обители. Игумен Феодосий имел указ Великого Государя о сооружении на Посольском мысу храма Преображения Господня, но не имел средств приступить к такому великому делу, а после 12-летнего служения выехал из Даурии навсегда. Игумен Макарий, управлявший то Селенгинским, то Иркутским монастырями, тоже не имел средств и возможности исполнить это дело. Купчина Осколков взял это дело на себя, испросил у митрополита Филофея благословение на строение храма Преображения Господня, начал готовить материал, кирпич и известку, коих по смерти его осталось в немалом количестве, а именно кирпича 300 тысяч, изготовил для предназначенной церкви в двух ставах иконостас резной и для позолоты оставил золота, выписал из России потребное число книг и колоколов, сверх того отдал монастырю во владение скотный двор, построенный им в 22 верстах, каковое строение потом называлось монастырским Дворцом, (а ныне селение Степнодворецкое, старое и новое, с церковью и самостоятельным приходом), с оным 35 лошадей со всею упряжью. Монастырь не имел утвержденных правительством угодий. Видел Григорий Афанасьевич всю эту скудость и сделал для обители незабвенную услугу. Будучи в Москве в 1707 году, он подавал от себя Государю Императору Петру I прошение, чтобы новозаводимому Посольскому пустынному монастырю для пропитания монашествующих пожаловать земли под пашню и сенные покосы из пустопорожних мест, которые в дачу русским людям и иноземцам не даны, также и рыбные ловли, имеющиеся возле того монастыря, по берегу Байкала моря, и урочище Коргинский Сор. Просьба эта была подтверждена челобитной игумена Макария с братией. Октября 14 дня 1709 г. по указу Его Императорского Величества и по помете на деле стольника и воеводы Лариона Синявина велено против челобитья игумена Макария с братией отвесть к тому Преображенскому монастырю по окружной меже от Преображенского монастыря вверх берегом подле Байкала моря до Селенгинского нижнего устья, до креста, и до талового куста, прямо чрез степь на сосновый чистой мыс, на котором мысу одинакая лиственница с большою кривою отраслью; а от лиственницы в бор чрез калтусы (болото) до устья Темлюя речки и вверх налево Никитиной речки, направо подле хребта, чрез Большую и Талбазиху и Абрамиху речки до Култушной и вниз направо Култушною речкою до прорвы и до Байкала моря; а подле Байкала моря берегом до Преображенского монастыря и прорву, где ловли по отпуску, омули и другую рыбу для рыбных ловель отвесть к тому же Преображенскому монастырю..., и вышеписанную пашенную и непашенную земли и лесныя угодья и сенные покосы во вышеписанным местам и рыбною ловлею, прорвою, сорами и речками и истоками для пропитания монахам владеть Посольскому Спасо-Преображенскому монастырю, игумену Макарию⁵⁹ с братиею и вкладчику Григорию Осколкову и по них иным в прок.⁶⁰ – Сделавши столько добра купчина Осколков умер в Монголии на возвратном пути из Пекина 10 декабря 1714 года и по завещанию его похоронен в ограде Посольского монастыря. На могиле камень надгробный с надписью в северо-западном углу, в часовне нарочито выстроенной впоследствии в память «блаженного строителя Григория». О заслугах его для Пекинской духовной и дипломатической миссии будет речь впереди.

Мысль о необходимости учреждения архиерейских кафедр в Сибири и Даурии, в виду невежества народа и множества племен, пребывающих в язычестве, не оставляла правителей Церкви и Государства. В 1707 г. Сибирский митрополит Филофей испросил в помощь себе викарного епископа. Выбор пал на архим. Варлаама Коссовского из киевских ученых, который и был хиротонисован в Москве на Иркутскую кафедру с титулом и правами епископа Иркутского и Нерчинского. Кроме г. Иркутска с уездом преосвященному Варлааму определены были в команду духовной его власти г. Нерчинск с уездами, Селенгинский и Верхнеудинский пригороды с уездами, монастыри: Иркутский Вознесенский, Посольский Преображенский, Нерчинский Успенский. Но Селенгинский, Киренский Троицкие монастыри, г. Якутск и Илимск с уездами и Якутский Спасский монастырь, в той же Иркутской провинции и состоявшие, «благословных ради вин», в команде сей духовной паствы определены не были.⁶¹

Насколько викарный епископ облегчил бремя правления необъятною сибирскою паствою на отдаленном востоке, и соответствовал ли он видам митрополита Филофея, – судить не легко, при отсутствии достаточных исторических данных. Преосв. Варлаам пробыл в Иркутске не более 2½ лет. Прот. Громов, историк Иркутска, говорит, что викарий, борясь с трудностями и скудостью, «без указа» уехал в Москву, от тесноты, которая до того напугала Тобольск и Россию, что никто не соглашался быть его преемником. Первым епископом Иркутским именуется чудотворец св. Иннокентий, поступившей на Иркутскую кафедру самостоятельным епископом, 15 лет спустя после оставления Сибири преосв. Варлаамом. Со времени святителя Иннокентия, несменяемого первосвятителя, начинается ряд иркутских архипастырей, призванных к благовестию Св. Евангелия народам и племенам, седящим во тьме и сени смертней.

Предначинательная деятельность преосв. Варлаама на правах викария Сибирской митрополии все-таки оставила по себе следы, достойные благодарной памяти в потомстве. В короткое время своего управления он не успел сделать всего, что мог или хотел бы сделать для блага вверенной ему Богом паствы. Но в отношении сооружения храмов, разрешения и благословения на основание новых церквей, посвящения в священство и диаконство, он надолго обеспечил дело православия в отдаленном крае. Во время его правления монастыри, городские и сельские церкви наверно все были снабжении потребным числом клира. А от храмов Божиих и добрых пастырей разливался свет христианства и по окрестностям, где густая тьма язычества облегала все туземное население. Вот и факты. 13 апреля 1708 г. он освятил в Иркутске деревянную Тихвинскую церковь. В том же году преосвященный Варлаам самолично полагает основание каменной соборной церкви – ныне кафедральный собор во имя Живоначальной Троицы, уже в Якутске. Об этом важном событии свидетельствует надпись, вырезанная на медной доске обретенной при разборке восточной стороны алтаря в 1854 г. Здесь обозначено следующее: «Храм этот основан при Державе благочестивейшаго и великодержавнейшаго «Господаря» нашего и великаго князя Петра Алексеевича, правящу же престол митрополиту Тобольскому и Сибирскому Филофею Преосвященным Варлаамом, Епископом Иркутским и Нерчинским; воеводствующим же стольникам Юрию Феодоровичу и Михаилу Юрьевичу Шишкиным, в лето 1708 г. месяца июня в 27 день, в граде Якутском; и положены суть зде мощи св. великомученицы Варвары и преподобнаго Варлаама игумена Печерскаго и преподобнаго Ефрема епископа».⁶² В Иркутске при нем сооружена каменная Спасская церковь, верхний придел коей во имя Спаса Нерукотворенного образа, он успел освятить 1 августа 1710 г. Был преосв. Варлаам и за Байкалом. В том же году им освящена в Селенгинском монастыре церковь всех святых над западными св. вратами, в коей, по преданию любил служить святитель Иннокентий, во время пребывания своего во время переговоров с Китаем, то в г. Селенгинске, то в обители селенгинской на р. Селенге. Ставленники в то время избирались общественными приговорами, непорочные, искусные в чтении и пении и испытанные в христианском благочестии. Архипастырь во всякое время и всюду мог их рукополагать. Уже одно путешествие в Якутск, за три тысячи вёрст, нелегкое и в настоящую пору, достаточно показывает, что преосв. Варлаам не думал об удобствах жизни и покое на своей богодарованной пастве, имел великое усердие к делу, терпение и постоянство в трудах.

Если преосв. Варлаам был такой деятельный, просвещенный и примерный архипастырь, то где же действительная причина того крутого поворота, что он вдруг оставил Иркутск и без указа выехал в Москву? Если скудны были средства к жизни, он мог просить об усилении средств, и тогда дело могло бы устроиться иначе. Жил он, конечно, в Вознесенском монастыре, начало коего относится к 1672 г. и устройство его было уже в удовлетворительном состоянии. Без сомнения, викарий пользовался еще особым окладом жалованья, соответственно своему святительскому сану. Разгадки этого вопроса надо искать в сопоставлении фактов. Проездом в Якутск и обратно чрез Киренск, где тогда были поставлены от митрополита особые благочинные (закащики), заведовавшие сборами окладных и неокладных налогов в пользу Софийской митрополии, не шел ли он в разрез с распоряжениями митрополита Филофея, который ради благословных вин (т. е. сборов) оставил весь этой край в своем ведении? Есть прямое свидетельство недовольства м. Филофея епископом Варлаамом именно из-за участия в управлении этою окраиною, куда в то время по Енисею, Ангаре и Лене было прямое водное сообщение из Тобольска до пределов Амура и Охотского поморья. Это – грамота м. Филофея от 14 октября 1709 г. Киренский монастырь, где он извещает строителя монаха Иоасафа Милюкова, что он, митрополит, оставя архиерейство восприял схиму и хочет быть на обещании в Киево-Печерском монастыре; при чем добавляет, что если преосв. Варлаам, епископ Иркутский и Нерчинский, учнет от себя какие указы к тебе присылать, или захочет Киренскую десятину под своею властью иметь: и тебе бы его ни в чем не слушать, и на Киренге и во всей Киренской десятине попам слушать его не велеть. В Якутске в это время настоятелем был уже архимандрит Иларион (Лежайский), тот самый, который был ранее командирован в Ургу и Пекин для проповеди Слова Божия при караванах.⁶³ Очевидно, здесь задет был материальный интерес. Если содержание викарного епископа шло из тех же сборов с церквей и монастырей, то не иначе, как под контролем самого митрополита; иначе он мог ли воспользоваться сбором в тех местах, которые ради благословных вин были оставлены в ведении Софийской митрополии?... Пользуясь отсутствием Сибирского митрополита, викарий мог сделать распоряжение по всем церквам Иркутской провинции, чтобы все сборы присылать в Иркутск в его личное распоряжение.

В «Киевских Епарх. Ведомостях» (1877 г.) было напечатано письмо м. Филофея местоблюстителю Патриаршего Престола, где он упрашивает м. Стефана Яворского отпустить его в Киево-Печерскую Лавру на покой, выставляет свои заслуги и неусыпные труды, подъятые при обращении язычников в веру Христову, и жалуется, что архиерей, назначенный в Китай, забирает тысячу рублей, а ни одного прозелита не обратил, не окрестил. М. Филофей говорил самую истину; заслуги его бесспорны. Он обратил ко Христу более 40 тысяч Остяков и Самоедов, построил для них церкви и открыл православные приходы. На какого же архиерея он жаловался, что проживает по тысяче рублей, а по миссии ничего не сделал? В это время только и был на востоке викарный епископ в Иркутске, преосвященный Варлаам Коссовский, им же самим излюбленный, как его коадъютор. М. Филофей говорит положительно о посылке архиерея в Китай, как о совершившемся факте и об ассигновании по тысяче рублей содержания. Тут и разгадка их личных отношений, как начальника к подчиненному в трудном деле миссии, при том же в чужом государстве. Митрополиту желалось послать в Китай епископа еще в это предначинательное время. И должно думать, что он побуждал преосв. Варлаама к поездке в Китай. До митрополита доходили слухи о положении христианства в Китае, в рассказах очевидцев о жалком положении Албазинских пленников, чрез брачные свази с Китаянками совращающихся в язычество, о возможности обращения в св. веру из идолопоклонства даже лиц царского дома, и о необходимости представителя Православия в сане епископа. Сам Царь Петр I был такого же убеждения. Он постоянно побуждал митрополита к скорейшему просвещению Христовою верою всей Сибири и соседних стран. В 1710 г. Государь снова напоминал митрополиту, чтобы проповедники не упускали случая и места к обращению в христианство поданных Китая.⁶⁴ Следовательно и преосв. Варлааму предстояла усиленная миссионерская деятельность по обращению язычников, Монголов и Китайцев. Митрополит прежде всего опирался на востоке на своего помощника, и конечно побуждал его всячески к исполнению воли Государя. Если бы преосв. Варлаам, уже бывавший за Байкалом, проник как-нибудь в Китай и занялся там Евангельскою проповедью, – это было бы в высшей степени приятно Государю и митрополиту. В этом был верх их желаний. Но Петр I был всегда осторожен. В таком деле ему хотелось действовать без огласки. Он мог бы дать повеление прямым приказом отправить туда епископа, но боялся, чтобы не перехитрили иезуиты в такое время, когда сами они не могли добиться допущения католических епископов в Китай, по причине слепого суеверия, обожавшего обыкновенных смертных – Кутухт и гыгенов. Преосв. Варлаам не имел от царя полномочия на такое дело в другом государстве, и не решался на такую поездку. Викарий, получив приказ, или совет от митрополита ехать в Ургу и Китай, мог конечно оказать послушание и исполнить эту миссию, не ручаясь за последствия, но он же мог требовать от митрополита такого полномочия, которое может дать только царь, а митрополит в свою очередь не мог исполнить такого условия. Могла страшить преосв. Варлаама и трудность путешествия в Китай не иначе, как с купеческими караванами и без свиты, необходимой при архиерейской обстановке. А если соблюдать все это – брать с собой походную церковь, протодиакона, иподиаконов и певчих, то для архиерейского поезда составился бы целый караван; и тогда священная его особа непременно возбудила бы в азиатах подозрение. В Урге среди буддистов в походном храме нужно было показать величие и торжественность христианского Богослужения. Иначе миссия не произвела бы должного эффекта пред буддистами, высоко думающими о своих церемониалах с обоготворяемыми Кутухтами. Еще нужнее была полная, по возможности блестящая, обстановка архиерейского служения в самой столице Поднебесной Империи.

Таким образом об отношениях еп. Варлаама к Китаю, только и сохранился один исторический памятник. Это подписанный им 28 августа 1709-го и священнодействованный им самим, без упоминания митрополии Тобольской, св. антиминс «во храм святителя Христова Николая в царствующем преславном граде Богдойском». Но и тот не попал по назначению, а оставался в ризнице кафедр. собора до преосв. Иннокентия II Неруновича, который при своей надписи снабдил им Илгинскую церковь на Лене, где он до сего времени и сохранился. В июне 1710 г. чрез Иркутск проезжал в Китай караван купчины Петра Родионова Худякова. Антиминс отправлен не был уже потому самому, что еп. Варлаам покинул Иркутск, и выехал в Москву. Не спокоен был тогда и архиереосхимонах Феодор (Филофей). Стефан Яворский не соизволил на увольнение его в Киево-Печерскую Лавру. В начале 1710 г. Филофей отправил в Москву митрополичью ризницу, для посвящения себе преемника, а сам совсем удалился на покой в Тюменский Троицкий монастырь. Искал ли Варлаам митрополии Сибирской? думать так – нет основания. Он просто мог объяснить невыгоды зависимого положения в отдаленном крае, ограничение власти и разные препоны в служебном отношении и просить об увольнении от управления такою епархией. С 14 августа 1711 г. по 10 июня 1715 на Софийской митрополии святительствовал блаж. Иоанн Максимович. В Иркутске пр. Варлаам числился до 1714 года; потом получил новое назначение в Тверь самостоятельным епископом и в Смоленск митрополитом († 4 мая 1721 г.).

Святитель Феодор, живя в Тюменском монастыре на покое, принимал живое участие в делах Сибирской митрополии. Это было в обычае того времени. Так, из жития Святителя Феодосия Углицкого, мы видим, что он был коадъютором Архиепископии Черниговской, и по посвящении в сан архиепископа продолжал помогать Лазарю Барановичу в управлении епархией, сохраняя таковые отношения до самой его кончины. Иоанн Максимович в таких же отношениях коадъюторских находился в Чернигове к Святителю Феодосию. Зная трудность духовного пасения стада Христова, мог ли блаж. Иоанн Максимович иначе отнестись к митрополиту – предместнику, украшенному заслугами и славою пред самим Государем и церковью? По своему смирению, он готов был скорее стать в подчиненное отношение к святителю-схимнику, чем возвышаться в своем положении, или ограничивать действия и желания старшего святителя. Обращение ко Христу неверных требовало особых трудов и самоотвержения. Это-то любимое дело и продолжал исполнять святитель Феодор, в помощь м. Иоанну. Он продолжал объезжать жилища Остяков, крестил их, входил во все их внутренние дела, организовал приходы, строил церкви и снабжал их священно-церковно-служителями. По блаженной же кончине святителя Иоанна Максимовича, м. Феодор вторично управлял Сибирскою митрополией до самой своей кончины. Трудное дело сношения с Ургой и Пекином, по устройству церковных дел было таково, что святитель Иоанн Максимович и сам вседушно желал, чтобы митрополит Филофей вел его своею опытною рукою к наилучшему результату тем же путем, как оно началось и стало развиваться. Тюмень и Тобольск были на пути следующих в Китай посольств и караванов. Ни одно посольство не могло миновать эти места, чтобы не принять благословения, советов и наставлений, помощи, содействия и покровительства от святителей, право правящих слово истины. Великое дело водворения в Пекине православной миссии таким образом, по устроению Промысла Божия, велось великими святителями – двумя митрополитами, даже без посредствующего звена – в лице викарного епископа, как будто бы произвольно оставившего свою паству в такое критическое время.

На первой поре их предместник митрополит Игнатий хвалил твердость в св. вере русских Албазинцев, принесших с собой святыню православия в столицу Китая, и поощрял приснопамятного о. Максима Леонтьева к пастырской и миссионерской деятельности, проразумевая в них зарю христианства на крайнем востоке. Но вот, они лишились своего пастыря, и стадо словесное стало поддаваться соблазнам язычества. Недозволенные законом христианским браки с некрещеными китаянками внесли в семейный быт крайнее расстройство, от перенимания туземных обычаев до религиозных обрядов.⁶⁵ Китайское правительство постаралось дать им жен самого низшего разряда, из разбойничьего приказа. Албазинцы могли совсем забыть св. веру и закон христианский. Оставались преданными св. церкви только избранные лица, из коих на самом видном месте являются братья Старицыны – Димитрий, попечитель церкви и церковник, Нестор и Алексей с их приближенными.

Чрез караванных гостей Худякова и Осколкова они и обратились с просьбою к митрополиту Тобольскому о посвящении им в Пекин постоянного священника, который бы жил с ними также, как о. Максим. Дело это требовало предварительных сношений между правительствами. Митрополит доводил до сведения Государя и духовного правительства о таком опасном положении русских в Китае. Ходатаем пред Царем Петром I является купчина Григорий Афанасьевич Осколков. Он и был уполномочен от царя устроить это дело, как было заказано Тобольскому воеводе кн. Гагарину. Осколков проезжал с своим караваном в марте 1711 г.

Не упустил этого случая митр. Феодор для своего высоконравственного воздействия на русских пленников, подвергшихся чужеземному влиянию. Он послал с Осколковым строгую обличительную грамоту к ним, в которой укорял их за отступление от чистоты святой православной веры в нечестие язычества, и убеждал их возвратиться на путь истины, заповеданной Богом, познанной и хранимой их предками.⁶⁶ Обличение и увещание святителя подействовали на Албазинцев. Они восчувствовали свои тяжкие вины, решились исправить свою жизнь, и возвратиться на путь истины. Худяков и Осколков разъяснили им необходимость христианского богослужения, чтобы не впадать в соблазны язычества. А для этого нужен был пастырь стада Христова, который бы руководил их на путь спасения. В тоже время Осколков хлопотал пред богдыханом о принятии в Китай русской церковной миссии, которая бы обеспечивала христианскую общину в её религиозных потребностях.

Так как пленники подлежали ведению Китайского правительства, то вышеупомянутые комиссары присоветовали им непременно обратиться с просьбою к Китайскому правительству, чтобы оно дозволило им иметь своего священника, как было изначала. В такой силе они подали просьбу в Пекинский трибунал (палата внешних сношений), в ведении коего находились. Доложено императору. Канси еще ранее показал заботливость, чтобы в «русской сотне» была своя церковь и свое христианское богослужение. Приняв в уважение основательность просьбы русской сотни о снабжении церкви свят. Николая священнослужителями, с другой стороны, побуждаясь дружбою с русским царем и предложением князя Гагарина, представлявшего о том же предмете Китайскому министерству чрез Осколкова, Канси постарался привести это дело к исполнению.

В это время снаряжалось из Китая посольство генерала Тулишеня в Россию к Калмыцкому Аюке хану, кочевавшему со своею ордой по Волге на Саратовских степях. Двоюродный дядя Аюки, принявший вместе с ним русское подданство, князь Арабджур еще в 1698 г. поехал с Волги с матерью своей и 500 своих подвластных родовичей на поклонение Далай-ламе в Тибет (Тангутскую землю) и остался в Китае на службе Богдыхана, который почтил его достоинством и одарил поместьями. Богдыхан обязан был возвратить Арабджура Аюке Хану, и богдыхан обещал это сделать под условием помочь войне его с Цеван Раптаном в междуособии. Аюка водворен был на Саратовских степях, с условием и обязательством помогать русскому царю в охране южных пределов от Ногаев и Татар. Следовательно уход Арабджура со своим родом в Китай был ущербом для Аюки и противен интересам России. Аюка под благовидным предлогом подданства России благоразумно отказался от вмешательства в междоусобия Монголов в Западном Китае. По причине заграждения пути по южному направлению, он находил невозможным посылать своих послов в Пекин и от Далай-ламы получать лекарства, которые лучше было доставать из Москвы, от русского царя. Значит, уже в то время Тибетская медицина начала служить средством привлечения азиатских племен в пресловутый буддизм чрез разных перерожденцев, промышляющих обманом и приманками. Замечательно, что знали цену и европейской медицины в самом Пекине. Тулишеню Богдыхан заказал привести из России доктора медицины, и в уважение просьбы Петр I прислал с агентом Лоренц-Лангом доктора Гарвинга. И впоследствии при русских посольствах всегда были присылаемы доктора, как необходимые при самом дворе императора. К ламской медицине оставалось в народе слепое доверие незаслуженно.

В Тобольске Тулишень объявил князю Гагарину, что Богдыхан желает принять русских священников, и даже поручил ему – посланнику привести их с собою в Пекин. Это был первый голос Китайского императора, призывающий в столицу свою русских православных священников на службу Божию. Соизволение императора на такое дело стало законом, положенным в основание правильному устройству Пекинской духовной миссии, для утверждения и сохранения православной веры между единоплеменными Албазинцами, и вообще русскими, и по, возможности, для распространения света Евангельского между самими Китайцами.

В наказе, данном посланнику своему, Богдыхан самодовольно высказывает свой взгляд на нравственность своих подданных и невыгодно отзывается о русских. Оставаясь на почве язычества и в неведении Истинного Бога, он и думать не мог, что соблазны язычества в столице – главная причина упадка нравственности тех русских, которые известны в Китае. Вера Китайского государства, по философии Канси, состоит в верности государю, в послушании родителям, в чистоте совести, в познании истины и правды, в содержании своего слова верно. Чрез эти добродетели государство приводится в порядок, так что в его государстве с древнейших времен процветает тишина и все наслаждаются покоем не знают ни войны, ни тяжких казней, в случае крайних опасностей смерть не устрашает.

Петр I повелел Тобольскому митрополиту Иоанну Максимовичу избрать из своей епархии и ради уважения Российского духовенства поставить во главе миссии достойного архимандрита и с ним определенное число членов. Со времени сего Высочайшего повеления русские духовные миссии начали посылаться в Пекин под начальством архимандритов, хотя по местным нуждам и по отдаленности страны, в другом государстве, требовалось бы иметь своего архипастыря, который мог бы разрешать все недоумения и поставлять священников, способных к проповеди Слова Божия и приготовлять кандидатов на таковые должности из туземцев, знающих язык и обычаи той страны.

По совету архиереосхимонаха Феодора м. Иоанн назначил в Китай во главе миссии архимандрита Илариона, который и был первым начальником правильно сформированной миссии. – О личности Илариона встречаются исторические неточности. Иларион Лежайский будто бы привезен был м. Иоанном из Чернигова, иеромонахом и экономом архиерейского дома, а пред отправлением в Китай получил архимандритство и из Тобольска отбыл 16 января 1715 г.⁶⁷ Прот. Сулоцкий, на основании рукописи на латинском и русском языках, принадлежащей Омскому духовному училищу, сообщает, что привезенные Иоанном Максимовичем ученые монахи были отпущены обратно на родину с щедрым вознаграждением за послушание ехать с ним и за сопровождение его в пути: Сибирь им не понравилась. За достоверное нужно сказать, что Иларион Лежайский приехал в Сибирь раньше с м. Филофеем, всего вернее в 1706 г., когда митроп. Филофей путешествовал из Тобольска в Москву по делам своей митрополии, пользовался советами и вниманием Петра Великого, а в следующем 1707 г. Филофеем был послан в сане иеромонаха и ездил в Ургу и Пекин для проповеди Слова Божия. По исполнении такого важного поручения Иларион был возведен в сан архимандрита и послан в Якутск, настоятелем монастыря. При м. Иоанне он все время находился в Якутске. Из исторических актов видно следующее. От 14 октября 1709 г. м. Феодор посылает из Тобольска с Енисейским архимандритом Даниилом грамоту на имя арх. Илариона, с препоручением переслать её туда чрез Киренск, чтобы строитель Иоасаф Милюков, приняв ту грамоту послал её в Якутск архим. Илариону с ведомыми ездоками незамедленно.⁶⁸ В грамоте от 25 авг. 1710 г. митрополит говорит еще яснее, что «в прошлом 1709 г. послан из Тобольска в Якутской в Спасов монастырь архим. Иларион и велено ему в Якутску и в Илимску и на Киренге с уезды ведати церковные догматы и наши архиерейския дела исправляти и церкви святыя, и в них всякаго благочиния церковнаго дозирати. Как он архимандрит Иларион будет приезжати на Киренгу и в Илимский острог с уезды, – то строителю с братиею и попом с причетники ему архимандриту достойную честь воздавати и послушание к нему имети, и поить его и кормить, и где ему архимандриту на Киренге в монастыре в приездное время обитати, давать кельи, покаместа он за управлением церковных и архиерейских дел будет пребывати».⁶⁹ Такими же правами, арх. Иларион пользовался и при м. Иоанне и находился в Якутске, а в Тобольске не был, в проезд вышеупомянутого Китайского посольства с Тулишенем, которому было поручено взять с собой русских священников в Пекин, если бы, конечно, это довелось. От 7 июля 1713 г. митр. Иоанн поручал архим. Илариону, как судии духовных дел и закащику, по просьбе строителя старца Флора с братиею соорудить часовню во имя св. пророка Илии Фесвитянина на монастырской Анисимовской вотчине на речке Тыпте, на Игле.⁷⁰ При таких поручениях к исполнению в месте служения, архим. Иларион получил назначение в Пекин очевидно без вызова в Тобольск.

В это время в Тобольске выходился архимандрит Мисаил из-за Байкала, заведовавший Даурскою десятиною и миссионерскими делами. При своей опытности и знакомстве с Сибирским краем он был здесь весьма пригоден в такое важное время. Тулишень воротился с Волги в Тобольск 2 декабря 1714 г. и тогда же дождавшись возвращения князя Гагарина из Москвы, отправился с Наяном в Китай чрез Тару и Томск сухим путем и прибыл в Пекин 20 апреля 1715 г. А членов миссии митрополит препоручил архим. Мисаилу, для доставления в пограничный город Селенгинск, где миссия должна была присоединиться к свите Китайского посольства, возвращавшегося вслед за Тулишенем и Наяном немного позже.

В состав миссии, под начальство архим. Илариона вошли: иеромонах Лаврентий, бывший в Пекине иеродиаконом при освящении первой церкви в 1696 г., иеродиакон Филимон, 3 причетника и четверо служителей, а по Каменскому – студентов, для обучения переводам и для изучения четырекнижия (Сы-шу).⁷¹

Что эти члены миссии были поручены архим. Мисаилу для доставки в Селенгинск, куда должен был выехать заблаговременно из Якутска, и начальник миссии архим. Иларион, выясняется из подорожной, данной архим. Мисаилу от 14 мая 1714 г. В ней изображено следующее: «отпущен из Тобольска Селенгинскаго Троицкаго монастыря архимандрит Мисаил в Иркутской, да при нем монахов и келейников семь человек, и от Самаровскаго яму до Сургута и до Нарыма и до Кетскаго и до Маковскаго комендантам и управителям давать ему архимандриту на дощаник одного человека вожа (проводника), а от Маковскаго до Енисейска десять подвод, а от Енисейска до Иркутска судно с припасы без задержания».⁷² Китайская свита отбыла из Тобольска позже, уже 3 февраля 1715 г. также водным путем, по рекам Оби, Кети, Енисею, Тунгуске. В Пекин они прибыли к концу 1715 г. или в начале 1716 г. А о архимандрите Иларионе говорится в современных записях, что он со свитою прибыл в Пекин зимой 1715 г.⁷³ Миссия составилась из 10 человек, в числе коих было 7 церковников, следовательно двое выбраны в добавок Тобольским самим о. Иларионом.

Конечно, на первый раз миссия встретила крайнее затруднение в размещении. Помещение о. Максима принадлежало его семейству. Надо было занять квартиры у албазинцев. Благо, что был храм, около которого можно было найти приют, а Богдыхан помог в этом деле. На обзаведение и покупку домов пожаловано было архимандриту 800 лан серебра (1500 р.), ему же на служителей – 600 лан (около 1100 р.), иеромонаху и иеродиакону по 600 лан и на наем служителей по 200 лан (400 р), церковникам по 300 лан и на наем слуг 200 лан, а по Каменскому – 150 р. каждому. Впоследствии, когда миссия поддержала доброе о себе мнение царского двора, производилось от казны ежемесячное жалование: священнослужителям по 4½ ланы серебра (офицерский оклад), церковникам по 1½ ланы.⁷⁴ Чрез каждые пять дней привозили на Софийское подворье миссионерам в большом количестве съестные припасы, пшена напр. (рису) по 3 хазе (около 3 четвериков), так что у них все содержание было готовое до серных спичек и других мелочей. Чрез три года положено выдавать на платье архимандриту 40 лан (70 р.), иеромонахам и иеродиакону по 30 лан, церковникам по 20 лан, а всего 428 р. 70 к. по тогдашнему курсу, и даже на погребение духовных лиц по 15 лан серебра, а на церковника по 5 лан. Архим. Илариона Богдыхан зачислил мандарином 5 степени, священника с диаконом 7 степ., а учеников зачислил в почетное военное сословие. От русского правительства было положено миссии особое жалование: архимандриту по 100 р в год, иеромонаху 30 р., иеродиакону 20 р., церковникам по 15 р., о выдаче коих было предписано Иркутскому вице-губернатору.

Архим. Иларион, по мысли Петра Великого, оказался «человеком разумным и подкладным». Миссия пользовалась отличным расположением министерства, в особенности Тулишеня. Богдыхан оказывал высокое благоволение, в особенности к архимандриту, каждый месяц присылал знатного чиновника от себя наведаться о его здоровье и нуждах миссии. Архим. Иларион устроил правильное и стройное богослужение, чем привлекал в православную церковь не только албазинцев, но и других жителей Пекина, а некоторых и обратил ко Христу. Один из таковых обращенных – китаец был при церкви «во псалмочтении».⁷⁵ С подчиненными начальник обращался братски с любовью, устроил общую трапезу на монастырских началах. Входил в нужды и их душевное состояние. Тоска по родине и разные невзгоды побудили трех членов миссии оставить Пекин, и архимандрит способствовал их возвращению в Россию.

По отношению к китайцам архим. Иларион вел себя обходительно, даже дружно. Имел знакомство и с иезуитами. Обменивался подарками, особенно мягкою рухлядью, привезенною из Якутска. Но имущества достало не надолго. Тогда китайцы раззнакомились с русским «да-ламой», а иезуиты не стали к себе пускать. Лежайский выезжал всегда в сопровождении свиты, пред ним возили его жезл. Будучи уже 60 лет от роду, Лежайский стал болеть. Поехал для излечения на теплые минеральные воды в 22 вер. от Пекина, и на обратном пути оттуда умер 26 апреля 1718 г., в 57 год царствования Импер. Канси, 9 луны, 14 числа.

После неудачной попытки русской дипломатии водворить в Китае православного епископа, установилось преемство миссий, во главе коих поставляются до сего времени архимандриты.

Русское правительство, достигшее приема в Пекине православной миссии с 1715 г., тогда еще не имело там постоянных своих агентов, или миссии дипломатической. Не было и особой церкви для приезжающих в Пекин. Предприимчивость Петра I не знала границ, и он настойчиво стремился к достижению своих целей. В 1716 г. снова прибыл для переговоров агент Лоренц-Ланг, за ним Измайлов. Конец переговорам положил граф Савва Владиславич. Генеральным трактатом 1728 г. в V пункте постановлено навсегда: «двор посольский и торговый для российского пристанища и церковь греческого исповедания ханским иждивением построить, при которой дозволить свободное христианской веры исповедание; а для службы Божией четыре священника российской нации, да шесть школьников, для обучения языков, на богдыхановом жалованье содержать».⁷⁶

Торговля с Китаем развивалась успешно. Но нельзя тоже сказать о миссии. Дело ограничивалось церковным богослужением и исполнением треб у албазинцев. Обращение китайцев и монголов не поддавалось желаниям миссионеров. Правительство смотрело на связь с богатым Китаем преимущественно с точки зрения развития торговых дел и обмена товаров. Так привыкли относиться к миссии и туземцы. Изучение местных языков и ученые занятия не всякому были по охоте. Положение становилось тягостным. Вообще Китай был страшен в глазах большинства русских. Добровольцев, которые волею шли бы в Китай на все трудности пути и пребывания в нем, находилось мало, да и тем приходилось горько разочаровываться по прибытии в Пекин. По большей части посылаемы были туда лица в состав миссии неволею. Живя среди замкнутых китайцев, презиравших европейцев, и между дичавшими потомками албазинцев, среди самой неблагоприятной обстановки, миссионеры сами часто дичали. Тем не менее и эти начальные миссии вынесли на себе нелегкий подвиг служения.

Они посильно сослужили свою службу Церкви и отечеству, и хотя не оставили после себя выдающихся следов своей миссионерской деятельности в массовом или поголовном обращении азиатов, но и скромная заслуга их должна быть помянута благодарным словом историка.

Иркутск, стоя на пути к Тихому Океану и в Китай, получал уже значение центрального пункта восточной части Сибири. С приобретением Даурии его нельзя было миновать. Русские внесли сюда свет христианства. Тихое мерцание сего света на востоке привлекало к нему сердца. Митрополит Иоанн Максимович горел желанием самолично посетить Иркутск. Высказывая о таковом желании и намерении, святитель предпосылает сюда благодатный дар – св. чудотворную икону Знамения Божией Матери (Абалацкую). По всей вероятности она была препровождена с архимандритом Мисаилом, отбывшим из Тобольска в 1714 году со свитою назначенной в Китай миссии. 10 июня 1715 г. святитель Иоанн преставился, а св. чудотворная икона Богоматери, с собственноручною надписью блаженного, и теперь свидетельствует о духовном его общении с паствою словесного стада Христова.

«Грядет от Абалака Пречистая Дева,

В чудотворной иконе ко всем милостива,

Приносит в град Иркутский благословение,

Всем гражданам здравие, благ умножение,

Митрополит Тобольский Иоанн желает.

Молити Пречистую Деву не престает.

О! всепетая Мати сохрани град и люди,

Яко зеницу ока всем живущих блюди,

Даруй всему гражданству премногия лета,

Сохраняй и покрывай от злаго навета,

Произведи и во благо всяко желание,

Даруй благополучно всем пребывание,

Сподоби многрешна град их посетити,

Донеже сия будет, изволь их хранити.

В благополучном и добром здравии.

Подаждь им жить в Небесном Царствии».

(Собственноручная митрополита Иоанна надпись на иконе).

Чудотворная икона Богоматери ныне стоит местною в приделе Всех Святых в старом кафедральном соборе. Усердием почетного гражданина К. Н. Трапезникова украшена золотою ризою. Как в начале, так и теперь она составляет заветную святыню, залог благосостояния и преуспеяния города и всего христианского населения края. Блаженный святитель поручил хранению Богоматери град и всех жителей до личного их лицезрения, которое предполагалось быть в скорости, а по Божию премудрому Промыслу отодвинулось к вечности. Покров царицы небесной распростерт навсегда, на время и вечность.

Посещение восточных пределов необъятной Сибирской митрополии выпало на долю апостола Сибири – архиереосхимонаха Феодора (Лещинского), во вторичное его управление.

Оправившись на покое от болезни, м. Феодор с 1712 года все время проводил в Апостольских подвигах, и объездах миссионерских церквей и пунктов; в 1715 г. едва не был убит возмутившимися вогулами, а в 1718 г. предпринял обозрение церквей на востоке. Во время этого странствования он делал архипастырские распоряжения по Иркутской и Даурской десятинам, откуда можно отчасти видеть, в каком положении были отдаленные церкви востока и миссионерское дело в Китае, при каких обстоятельствах митрополиту приходилось действовать и чрез какие орудия. Время событий также можно определит с большею точностью, на основании уцелевших исторических актов.

В Иркутске сохранился памятник с тремя главами и крестами, в кирпичной кладке которого вложена деревянная доска с надписью: «1719 г. архиереосхимонах Феодор, митрополит Тобольский, возвращаясь из-за Байкала освящал на сем месте первый деревянный храм во имя Живоначальныя Троицы». Надпись эта и памятник не современны событию. Памятник построен, когда сгорела деревянная церковь, замененная новой, каменной. Точность требовала означить день месяца освящения храма, а надпись указывает только год, и то ошибочно. Митрополит прибыл в Иркутск и за Байкал ездил не в 1719 г., а уже в 1720 году.

Представим факты.

22 июля 1718 г. явился к митрополиту на р. Оби Иркутский дворянин Петр Медведев и просил об освящении упомянутого храма, с приделом Положения честных вериг св. Апостола Петра. Самое место встречи не обозначено, а сказано только: «в странствии нашем по Обе». Митрополит располагался пробыть долго в этом странствии, так что счел нужным воротить дворянина Медведева в Иркутск, с поручением архимандриту Мисаилу освятить эту церковь с приделом малым освящением со священниками и диаконами соборне, если, конечно, желательно было прихожанам и причту ускорить открытие Богослужения. Но они пожелали, чтобы святитель-митрополит освятил их церковь сам в свое посещение; в чем и удостоверяет вышеупомянутый памятник, хотя с неточным обозначением времени. С тем же дворянином митрополит послал два новые антиминса для положения в алтарях церквей г. Иркутска на погорелых местах, «егда созиждутся церкви». А погорелых церквей было три: «а от трех антиминсов, которые вынесены из трех церквей от пожарнаго случая един старинной прислать к нам до Енисейска, или где будем в пути обитати». Грамота со св. антиминсами помечена архим. Мисаилом 12 февраля 1719 г., следовательно, корреспонденция дошла до него чрез полгода, когда митрополит странствовал еще по Оби и Енисею.

В Томск митрополит прибыл позднею осенью, а по зимнему пути продолжал путь на восток, по речным системам. 7 октября «в путешествии в Томску» получил он грамоту великого государя из Москвы из патриаршего приказа о кончине великой княжны Екатерины Алексеевны – сестры Петра I. Оттуда же, из Томска, грамотою 10 октября (1718 г.) повелевает в Иркутске – в Вознесенском монастыре, по всей Иркутской десятине, протопопам и священникам петь сорокоуст, а по 40 днях впредь на литиях и эктеньях и за просфоромисанием творить о ней с прочими царскими родителями поминание. Грамота эта подана была архим. Мисаилу «на Селенге» (за Байкалом) 15 генваря 1719 года. А 16 февраля к нему поступила от митрополита новая грамота о поминовении царевича Алексея Петровича. На указе за подписом митрополита помечено: «писан в путешествии Нашем в Томску 1719 г. генваря в 8 день».

За Байкал архим. Мисаил ездил тоже по поручению митрополита. С курьером, драгуном Преображенского полка, от 28 октября митрополит просил архим. Мисаила о взыскании долговых денег с архим. Илариона, посланного, по его инициативе, в Пекин в 1715 г. Прилагая имянное письмо от себя к о. Илариону, митрополит просит Мисаила с тем письмом потрудиться зимним путем ехать самому в Селенгинск к Китайскому Заргучею (пограничный начальник, судья), и «просить его милость, чтобы пожаловал, позволил твое писание принять и послать до онаго архимандрита в Китай, предложив ему словесне написанную в том писании помянутую нужду». В тоже время митрополит объявляет о своем намерении быть за Байкалом и посетить пограничный город Селенгинск. «А ежели нам самим благоволит Бог в Селенгинск прибыти, и с его милостию (Дзаргучеем) видетися, тогда должен за любовь оную воздати его милости». Такое поручение требовало от архим. Мисаила аккуратности, и в точности им исполнено. В феврале он был еще за Байкалом, и там же получил от драгуна грамоты митрополита с разными поручениями и с антиминсами для церквей. Как закащик (благочинный) он осведомлял паству о предстоящей встрече святителя по церквам и монастырям, подготовлял церковно-общественные дела к представлению митрополиту на разрешение, благословение и утверждение.

Из Томска митр. Филофей зимой проник в Енисейск, и действовал около его вверх и вниз весь 1719-й г. По Енисею он спускался в Туруханск, где перенес мощи св. Василия Мангазейского в новую церковь, доходил до Обской губы, а потом в Енисейск и Красноярск. Занят был епархиальными и миссионерскими делами. Должно полагать, что в Енисейске был съезд представителей духовенства, с Киренги и Якутска и др. мест, для рассуждения о церковных делах, хотя не в таких размерах, как было при созвании Собора в Тобольске (1702 г.). От 10 сентября 1719 года митрополит делал распоряжение, по случаю полученного с Москвы из Патриаршего приказа имянного указа о повсеместном молебствии о плодородии и охранении от смертоносной язвы. По всей Сибирской Епархии митрополит предписал молить в Троице славимого Бога и читать во время Божественной Литургии и в прочие церковные службы ектеньи и молитвы по церковному чиноположению. Грамота получена в Иркутске 12 ноября 1719 г., и митрополит все еще оставался в Енисейске. Он отправился из Енисейска в Илимск уже в следующем году. 25 генваря 1720 года митрополит служил на пути в Иркутск в Илимском Спасском Соборе и рукоположил к Орленгской Спасской церкви на р. Лене священника Михаила Игнатьева, по выбору прихожан Орленгской слободы пашенных крестьян и разночинцев. Илимский заказ, вверенный Илимскому протопопу Иоанну Петрову, простирался по Илиму, Нижней Тунгуске и притоках Лены на большую окружность. Сколько было подъято труда, при тогдашних способах передвижения, чтобы отсюда волоком пробираться на Ангару и вверх по реке до Иркутска?

В 1718 г. умер в Пекине архимандрит Иларион, а митрополит, не зная о том, беспокоился о взыскании долговых денег. Пекинский двор отправил в Москву некоторых из членов миссии хлопотать о назначении новой миссии. Иеродиакон Филимон с служителем Григорием прибыли в Иркутск в марте 1719 года. и тотчас же отправились к митрополиту в Енисейск. Архим. Мисаил имел случай «в посылку преосвященнейшему митрополиту» отправить сборные деньги и записные книги, венечных 59 р., 6 алтын, 2 деньги, да отвозных 10 руб., 11 алтын, 4 деньги, всего 70 р. 18 алтын за Софийскою печатью Иркутской десятины. В апреле миссионеры были уже в Енисейске и объяснили митрополиту о печальном положении миссии, лишившейся своего начальника, и о наказе Богдыхана, чтобы прислать нового архимандрита со свитою, или же взять и остальных. Миссия оставалась пока в ведении иеромонаха Лаврентия,⁷⁷ из певчих некоторые тоже выехали в Иркутск и оставались там впредь до распоряжения митрополита. От 5 апреля (1719 г.) митрополит снова делает поручение архим. Мисаилу доставить письмо от него в Китайское царство пребывающему тамо священнику Лаврентию, о том же долге Илариона, чтобы взять из его имущества, или наличного капитала. «Тебе б тое писание переслать к нему Лаврентию в Китай немедленно с надежными людьми, чтоб всеконечно до него дошло. – А певчим, которые в Иркутску, повелеваем по сему писанию возвратиться совсем к нашему архиерейству неотменно, покаместа избран и прислан будет в Китай новый архимандрит, и они с ним паки возвращение туда приимут. А буди сие писание в Иркутске их не застанет, то послать по них с сим писанием вслед, дабы всеконечно к нам возвратится». Это распоряжение получено архим. Мисаилом в Иркутске 13 июня, а в июле он уже является за морем (Байкалом) в Троицком Селенгинском монастыре, где в то время находились вышеупомянутые певчие. Их было двое. Опять выпал случай к посылке сборных денег. С певчими Андреем Петровым и Феодором Семеновым (Белкой) под расписку 31 июля 1719 г. сдано Софийских всяких неокладных денег 61 р. 31 алтын 2 деньги, и тем деньгам записныя двои книги за его архимандритовою рукою. Поступали сборы и от других закащиков. Чрез дворянина Ивана Карташева сборных денег за 1719 г. окладных с церквей и часовен принято 109 рублей 20 алтын (грам. 25 июля 1719).

Митрополит благословил миссионера иеродиакона Филимона продолжать путь в Тобольск к князю Гагарину и в Москву. В то же время он пожелал сложить с себя тягость управления митрополией и послал снова прошение о назначении себе преемника на Тобольскую кафедру, на этот раз уже бесповоротно. Однако ж, продолжал предположенный путь далее на восток, до пределов Китая. Иерод. Филимон во время своего путеследования всюду разглашал, уверил и митрополита, о готовности Китайского императора Канси принять православную веру, основываясь на его благорасположенности к членам миссии и пленным албазинцам. В том же он уверил князя Гагарина и московское правительство. Сам Петр I надеялся на обращение в христианство Богдыхана и его подданных в Китае и Монголии. Между тем, не оставался без дела и митрополит, окрыленный надеждою на богатую жатву. При нем нашелся бойкий человек, достаточно образованный, из ученых малороссиян, на которого он теперь и оперся, командировав его немедленно в Китай. Это был его фаворит – архидиакон Антоний Платковский. 6 октября 1719 г. архим. Мисаил получил с Антонием от митрополита следующее извещение: «сего 1719 года июля в 25 день послан от нашего архиерейства в Ургу к Кутухте архидиакон Антоний с служительми нашими, и ваша честность ради нашего архиерейства будьте к ним благоприятны и на путь потребная отправьте, и велите ему отцу архидиакону и служителям и под вещи в Ургу до Кутухты из Селенгинского монастыря и из протчих заморских монастырей давать вперед и назад подводы и что надобно. А из Иркутска до Селенгинска велено взять подводы Государевы и твоя честность в том помози. А сию нашу грамоту о даче подвод ради объявления перешли в заморские монастыри». Если для свиты митрополита давались тогда Государевы подводы, по распоряжению воевод, – тем паче сам митрополит мог повсюду располагать полным содействием гражданского начальства в делах миссии. Архидиакон поспел в Иркутск в 2½ месяца, а митрополит, 25 января служивший в Илимске, в феврале 1720 г. несомненно был уже и Иркутске, но не медлил здесь, а поспешил до оттепели за Байкал.

Успел ли архидиакон Антоний до приезда митрополита побывать в Урге? Времени было достаточно, около пяти месяцев, пока митрополит оставался в Енисейске, на Илиме, по Ангаре, с октября по февраль. Вещи в Ургу до Кутухты, конечно, составляли подарки для этого азиатского властелина, в видах того, чтобы расположить Кутухту и монголов к принятию христианства в приезд свой в Селенгинск. Если бы пришлось митрополиту продолжить путь и далее Селенгинска, до Урги, – и в таком случае митрополит не поставил бы в особенный труд исполнить дело, если бы отверзлась дверь веры. Во всяком случае дружественное сношение с Кутухтой он считал необходимым. Такая предупредительность не могла служить во вред делу Евангельской проповеди. Кутухта, предуведомленный о скором приезде уважаемого им святителя, должен был ответить любезностью со своей стороны. Если сам не решился выехать на встречу или свидание к митрополиту, то наверное выслал в Селенгинск своих представителей для изъявления митрополиту благодарности за подарки и выражения доброжелательства и для обмена мыслей, занимавших обе стороны в предметах веры. Архидиакону Антонию зимним путем легко было добраться до Селенгинска, а в Ургу он мог съездить при содействии Дзаргучея – пограничного начальника; для этого он должен был иметь паспорт за орловою печатью с узлами, для предъявления на Буринском карауле. А исполнить это условие было не трудно, по указанию опыта; и митрополит уже отлично знал об этих порядках как проезжали туда и обратно прежние миссии. Судя по времени и по существу дела, можно принять за достоверное, что Платковский в точности исполнил поручение митрополита о нарочитой поездке в Ургу, к Кутухте. Когда митрополит приехал в Иркутск, то Платковский его встретил в Вознесенской обители и был тотчас же возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Вознесенского монастыря на место архим. Мисаила, снова возвращенного в Троицкий Селенгинский монастырь настоятелем и закащиком Даурской десятины. Платковский сопровождал митрополита за Байкал, в Селенгинск. О вещах для Кутухты нигде уже не упоминается в актах. Следовательно они были доставлены по назначению. Митрополит мог ехать в Селенгинск с полною уверенностью, что Кутухта и монгольские власти уже знают о его апостольском путешествии к пределам их владений.

Митрополиту сопутствовали за Байкал: протопресвитер Софийского собора Матвей, славившийся в то время искусством иконописания, подьячий (секретарь) Никифор Слопцов, иеродиакон епископль Александр, иеромонах Алимпий и сын боярский Самуил Андреев. Сохранились в Архиве Троицкого Селенгинского монастыря мелкие лоскутки расписок Слопцова, из коих усматривается, что 1–3 марта 1720 г. митрополит был в Троицком Селенгинском монастыре. Записи гласят следующее: по имянному великого Господина Преосвященнейшего Феодора митрополита Тобольского и всея Сибири взято из того монастыря «во обладание Епископле» у казначея монаха Сергия: 4 верблюда (архиерейских) и 8 лошадей (1 марта). 3 марта, в бытность Преосвященного митрополита монастырь был обложен данью на 1720-й год от самого митрополита в размере 4 рублей, певчим полтина, столовых полтина, казначею и дьяку гривна, милостыни 2 гривны, за десятинничий езд кормовых 4 гривны. Причем добавка: «во первый раз на 1720 г. от заложения монастыря своего». Деньги выданы Антонию архимандриту Иркутскому казначеями Сергием и Иовом. В обратный проезд митрополита из Селенгинска, архим. Мисаил просил об уменьшении дани с монастыря. И митрополит помилосердовал, назначил на 1721 г. данных с монастыря 2 рубля (вместо 4), праздничных 16 р. 4 деньги, с двух церквей вместо приделов 10 р., в богадельню гривна 4 деньги, казначею и дьяку гривна, кормовых 4 гривны, певчим столовых полтина. Деньги сполна уплачены и за 1721 г. вперед казначеями Сергием и Иовом.⁷⁸ 18 марта 1720 г. митрополит со свитой был уже в Иркутске, после обозрения Забайкалья. Под этим числом сохранилась запись Слопцова в том, что настоятель Вознесенского монастыря и закащик Иркутской десятины архим. Антоний отпустил ему за цену 2 ведра церковного красного вина, за кои уплачено 11 рублей, а 9 рублей дополучить из казны Троицкого Селенгинского монастыря из приему казначеев Сергия с товарищем.⁷⁹

Посещение г. Селенгинска святителем-митрополитом составило для Даурии вековое событие. Современники так высоко ценили эту заслугу, как выходившую из ряда обычной пастырской и миссионерской деятельности, что, по отзыву их, дотоле как бы и не начиналась еще Евангельская проповедь среди языков калмыцких и монгольских. Даурская миссия не имела во главе своей представителя в святительском сане. Иркутск покинут был дарованным ему епископом (викарием митрополии). Не безуспешна была Даурская миссия в кругу своего ведения, т. е. между бурятами, подвластными России и сосредоточивалась среди оседлых пунктов, которые заводились в монастырских вотчинах, где туземцы ознакомлялись с русским бытом, переменяли образ жизни и крестились. Но влияние на соседнюю Монголию и Китай совершалось исподволь, каждый раз по предначертаниям самого митрополита, который теперь явился сюда выразителем чаяний Церкви и русского государства относительно вселенского православия. В пограничном городе к тому времени несомненно был особенный прилив иноземцев из Монголии и кочевьев р. Селенги с притоками. В договорах упоминаются выехавшие в Селенгинск китайские торговцы – Калнакан, Евгуфьян, Аранал, Хамцин и др. Был там Дзаргучей, с которым митрополит и ранее имел сношения, были тайши монгольские и бурятские, разные князьки и родовые начальники инородческих племен. Все они в высшей степени интересовались видеть представителя русской православной веры, облеченного высшим иерархическим саном, уже 70-летнего старца, слышать его молитвенный голос и проповедь об Истинном Боге, принять участие в молитве, получить его благословение, как залог счастья и общественного спокойствия. В свите его были 2 архимандрита – Мисаил и Антоний, 1 протопресвитер, иеродиаконы, иеромонахи и искусные певчие, своим гармоническим хором довершавшие торжественность и умилительность церковного богослужения. Из отзыва современников о святительской проповеди монголам должно судить о том впечатлении, какое произвело на слушателей живое и действенное слово Божие из уст старца-святителя и апостола Сибири. Дух Божий веял над страною Даурии и зиждительная сила Его уготовляла благодатное возрождение её к новой жизни.

В Селенгинском монастыре митрополит Феодор рукоположил в иеродиаконы старца Глеба, в Верхнеудинске – во священники Ивана Никифорова, казначея иеромонаха Иова произвел в игумены и перевел из Селенгинского в Посольский монастырь, где в то время управлял старец Любим Родионов с иерод. Митрофаном. В Посольской обители на Байкале митрополиту, любящему аскетическую жизнь, особенно было приятно пустынное безмолвие, нарушаемое лишь шумом волн, напоминающих о житейской суете и восторгавших к вечным обителям. Были посещены митрополитом и приходские церкви и часовни, каковы: Колесовская, построенная по благосл. грамоте викария епископа Варлаама в 1707 г., Тресковская Архангельская, Ильинская Богоявленская, Темлюйская Введенская, Кабанская Xристорождественская, кроме городских.

В Иркутске на обратном пути с 18 марта по апрель включительно митрополит служил в церквах, коих было уже семь. При Троицко-Сергиевской церкви (ныне Крестовоздвиженской), придел коей был им самим освящен в это время, граждане думали было основать женскую обитель, но святитель не соизволил, потому что вблизи находилась тортовая площадь, место неспособное к иноческому безмолвию. Посоветовал довольствоваться обителью на Ушаковке Знамения Пресв. Богородицы, устроенною Власом Сидоровым и старицей Акилиной.

30 марта 1720 т. при нем прибыл в Иркутск посланник Петра Великого Лев Вас. Измайлов. Мысль митрополита о посвящении в Китай епископа уже была известна чрез представление кн. Гагарина Государю; и сам Император имел желание послать в Китай епископа и поручил Измайлову вступить о том в переговоры. Еще из Енисейска, от 4 апреля 1719 г. митрополит Феодор писал в Петербург: «и впредь есть надежда (на прославление имени Божия среди китайцев), аще Ваше Сиятельство приимете по Бозе ревность и с Преосв. Стефаном (Яворским) посоветовав, доложите Его Царскому Величеству и избрав добраго и мудраго человека, туда в царство (Китайское) пошлете незамедля. А еще хотя бы и чином архиерейским, архиепископом почтити и клиру с ним человек 15 послати; понеже то они китайцы разумеют, что Его Царское Величество для укрепления вечнаго мира таких людей пришлет». 5 марта 1721. г. в воскресение после 2-й седмицы великого поста в Александро-Невской лавре в присутствии Императора, собор российских иерархов хиротонисал иеромонаха Иннокетия Кульчицкого в епископа для Пекина, с наречением его Переяславским. В то же время Антоний Стаховский из Черниговских архиепископов возведен был в сан митрополита Сибирского на место удалившегося на покой в Тюмень схимника Феодора. А когда Антоний принимал сан архиепископа Черниговского (20 сент. 1713) в Московском Успенском соборе, – то в числе рукополагавших был и викарий Тобольской митрополии Варлаам Иркутский – представитель Сибири, куда теперь следовали: Антоний митрополитом, а св. Иннокентий на восток Сибири. Так премудрый Промысл Божий совершил преемство святителей в Своей Апостольской Церкви.

В то же время, уже по назначении св. Иннокентия в Китай, Петр I приискивал достойного кандидата на Иркутскую кафедру. Уже по отбытии святителя Иннокентия в этот путь, 8 сентября 1721 г. Царь велел послать в Иркутск преосв. Игнатия – митрополита (Сарского и Полонского, Крутицкого и Суздальского) на правах епископа в Иркутск. Но Святейший Синод застоял его и отпустил на покой за старостью и болезнью в Нилову пустынь. Что святитель Иннокентий действительно был назначаем на Пекинскую кафедру, а не для Иркутска, – это видно из его собственных докладов Святейшему Синоду до отъезда его из Петербурга. Святитель ходатайствовал пред Святейшим Синодом: «аще возможно, определить ко мне пограничные городы, как-то: Иркутск, Якутск и Нерчинск. А ради поставления (посвящения), аще нужда позовет, можно будет с караваном ставленникам приходить (в Пекин). Аще же сего нельзя сделать, то учредить достойным трактаментом, дабы мне и вышеозначенным чинам (свите Преосвященного и ставленникам), живучи тамо (в Китае), у татар милости не выпрашивать и России безчестия не делать».⁸⁰ Теперь становится понятным и вполне естественным, что и преосв. Варлааму указано было ехать в Китай и там жить и оттуда действовать на Монголию и Даурию. Но он не мог на то решиться без определенного по трактаменту назначения. И теперь, чрез 10 лет оказалось это трудным в исполнении. Вопрос о правах епископа в Китае относительно пограничных городов остался неразрешенным, Синод определил: «отставить этот пункт, а о трактаменте писать в Сенат ведение». Сенат послал Пекинскому Трибуналу рекомендательную грамоту, в коей святитель из предосторожности не назван епископом, а духовною особою, господином Иннокентием Кульчитским, посланным в Пекин для отправления в Китае проповеди Слова Божия и размножения православныя восточного благочестия веры, с тем, чтобы позволено было не только в Пекине свободно жить и службу Божественную в церкви отправлять, но и в прочие места, где есть люди российского закона, для посещения оных невозбранно ездить.

Грамота составлялась в Сенате и отправлялась в отсутствии Царя: он был тогда в Риге.⁸¹ Может быть, его личное слово к императору Китайскому имело бы решительное действие к торжеству русской дипломатии. Но случилось иначе. Представилась полная возможность и простор интригам. Грамота была распечатана в Пекине и по прочтении возвращена к Селенгинскому начальнику (24 сент. 1722) при таком изъяснении: что «по указу богдыханскому господина Иннокентия Кульчицкаго в Пекин пускать не велено, для того, что Сибирскаго губернатора никакого об нем письма нет, и знака печати, данной Измайлову не приложено». Обычная уловка китайской политики, когда не хотят удовлетворить требованию. Сибирский губернатор к чести святителя еще прибавил слово: великий господин. Китайцы, подстрекаемые иезуитами, ответили, что у них есть свой великий господин – Кутухта, и что другую такую великую и превеликую особу им не надобно (донес. Савв. Владисл.). Кутукта у них считается первою особою после императора.

Отношения св. Иннокентия к Тобольскому архипастырю исключали всякую подчиненность, как самостоятельного епископа (в Китае), подведомого непосредственно Свят. Синоду. Согласно 12 пункту его доношения определено: к архиерею Сибирскому, ни к сему, ни к предбудущему, токмо к единому Святейшему Синоду вам надлежит (зависеть), и Сибирскому архиерею ни в чем вам (не подлежать), и еще кто от вас в Санкт-Петербург с письмами послан будет, препятия и задержки не чинить, наипаче помоществовать (п. 116).

Об удобствах пути предусмотрительный архипастырь просил Святейший Синод, а Синод, ведением в Сенат, чтобы «для проезда его и свиты, пока надлежит ехать землею (сухопутно), дано было ямских семь пар лошадей и на оные прогонныя поверстныя деньги, даже до Тобольска, а где ехать водным путем, – дано было достойное судно, с надлежащим числом работников и провожатых также до Тобольска. А о отправлении из Тобольска пожаловать указ к Сибирскому губернатору, чтобы он отправил до Китая, и дал бы достойное судно и приличное число подвод и переводчика Мунгальскаго языка, при котором бы степью без трудности и страху проехать можно. А для проезду учинить милостивое определение о подможных деньгах. И наконец, чтобы к Хинскому Императору пожаловать Царскаго Величества грамоту, с чем бы прибыть тамо, чтоб было им приятно и ему – епископу смелее, в которой и число людей с ним посылаемых означить, ибо более (комплекта) не приемлют». Св. Иннокентию по его докладу велено было взять по своему собственному усмотрению, охотников ехать в Китайскую миссию: 2 иеромонахов, 2 диаконов, 5 человек певчих, которые бы могли править подьячество (иподиаконы), 2 служителей и 1 повара.

Надо было позаботиться и о ризнице для архиерейского служения, каковой там совсем не было. Св. Синод приказал выдать святителю омофор и сосуды из бывшей патриаршей ризницы, книги из типографии с печатного двора, а панагию, шапку и прочие церковные вещи, составляющие необходимую принадлежность архиерейского служения, взять у Сарского митрополита Игнатия,⁸² именно взять все, присланное из Суздаля, что дано преосвященному митрополиту Ефрему от Тамбовской ризницы. Омофор и сосуды выданы были из патриаршей ризницы не без затруднений. Было не малое воспрещение от князя Василия Юрьевича Одоевского, да от господ надворных судей Ивана Никифоровича Плещеева, да от Афанасья Тимофеевича Савелова, по той причине, что по присланному к ним Царского Величества из Штатс-Контор-Коллегии указу, повелено им патриаршую ризницу и казну переписать. Согласившись выдать св. Иннокентию омофор и сосуды, они тотчас же запечатали ризницу и приставили к ней, в патриаршей столовой палате, караул. Донося Св. Синоду о принятых им священных предметах и книгах св. Иннокентий доносил, что только одно «самой нужнейшей вещи (без которой отнюдь быть невозможно) чиновника не обрелося. И рад бы я, – добавлял святитель, – дорогою ценою купить, но нет где, кроме что один в казне патриаршей обретается, и того без указу Святейшаго Синода, ризничий Филагрий дать не смеет. А у преосв. митрополита Коломенского два обретаются, один греческий, по которому он и служит, а другой – русский, – однакож и той не дает, ни продает». Свят. Синод велел отдать преосвященному чиновник сысканный в бывшей патриаршей ризнице, «обрав с него, ежели он оправлен золотом или серебром, оправу для хранения в ризнице». – По случаю такого недостатка в архиерейских служебниках, Св. Синод тогда же распорядился об издании вновь до 100 или более чиновников, – и тогда в первый раз вместо имени патриарха велено было печатать – Святейший Правительствующий Синод. Кроме того св. Иннокентию велено было выдать церковные и ризничные вещи, оставшиеся в Казани по смерти армянского архиерея. Эта ризница состояла из следующих вещей: 2 архиерейские шапки (митры), вышитые золотом и жемчугом, шапка белая полотняная, шапка архиерейская суконная, обшитая соболем; 3 креста серебряных, один со св. мощами, 2 омофора парчовых, кадило серебряное; 2 архиерейских варшалака (омофора), один шитый золотом по красному атласу, другой из золотой парчи: поручи парчовые золотые, епитрахили парчовые, пояса архиерейские, 3 антиминса тафтяные, печатные; ризы, подризники, четки, образа в окладах и без окладов; все имущество по оценке 281 р. 18 алт. 4 деньги. От казанского митрополита Тихона св. Иннокентий проездом чрез Казань действительно получил из той ризницы митру и прочее и переделал по чину великороссийской церкви. От Тобольского митрополита Антония Стаховского принята еще одна митра, вывезенная из Китая по смерти архим. Илариона. М. Антоний потом опять просил возвратить эту митру в Тобольск, но Свят. Синод определил: «помянутой митре для надлежащего священнослужения и новости, быть ныне при нем – преосвященном Иннокентии епископе в Иркутской епархии, впрочем, быть только на время, буле иной тамо нет, доколе свою построит». Тот же митрополит Антоний доносил, что покойный преосвященный Варлаам, скончавшийся в 1721 г. в сане митрополита Смоленского, когда был еще епископом Иркутским, выезжая в Москву, взял с собой из Иркутского Вознесенского монастыря полную архиерейскую ризницу, которую потом увез в Тверь и наконец в Смоленск, и что эту именно ризницу он пред смертью своей завещал возвратить в Иркутский Вознесенский монастырь. По описи назначено сюда: Евангелие оправное серебро под финифтью, с закладкою жемчужною среднею и с влагалищем, потир, дискос, звезда серебряная позлащенная, под чернью и лыжица серебряная позлащенная, блюдце и наливка серебряныя позлащенныя маленькия, трикирии серебряные, рипида одна малая серебряная позлащеная, шапка архиерейская зеленая бархатная и с жемчугом китайским, палица красная бархатная, шитая золотом, рострухан серебряный позлащенный и с крышкою немецкой работы, панагия костяная белая, крест оправной в серебре красной камьянис.⁸³ Была у свят. Иннокентия одна митра с крестом наверху, по киевскому обычаю, но служил ли он в ней – доказать нечем.⁸⁴

Из Сената было сообщено в Святейший Синод предостережение, чтобы Переяславский епископ Иннокентий по прибытии в Китай, не объявлял там, что он имеет сан епископа, дабы не учинилось каковое препятие от противников православной нашей веры, а паче от главных врагов, иезуитов, которые издревле обычай имеют сеяти посреде пшеницы православия плевелы раздоров и поношения, для препятия доброму намерению. А есть ли кто из знатных и высоких лиц о чине его вопросит в Китае, то можно сказать, что ради рукоположения священника, или диакона, когда их надобно будет посвятить на место умерших, а не другого чего, и то с немалым опасением.⁸⁵

19 апреля 1721 г. святитель Иннокентий со свитою своею выехал из Петербурга и ехал по северному направлению в Тобольск.⁸⁶ Здесь, по указу великого Государя, выдано ему на содержание в Пекин годовое жалование тысяча пятьсот рублей из доходов Сибирской губернии, а на будущие годы предполагалось отпускать ему такую же сумму из казны великого государя мягкой рухлядью, белкой и горностаями по Иркутской оценке, потому что в Китае российского государства деньги тогда не ходили, а существовала меновая торговля. Слишком 11 месяцев продолжалось путешествие святителя до Иркутска.

По прибытии св. Иннокентия в Иркутск, воевода Полуектов послал в Ургу к Тушету-хану для пересылки в Пекин письмо о путеследовании святителя в Китай, не уведомив Тушету-хана о содержании письма, и тот не принял корреспонденцию. Послан другой гонец, с объяснением, но Тушету-хан уехал в ханские полки. Послан третий гонец, и хотя застал его в Урге, но тот, прочитав, «грамотку бросил», и всю корреспонденцию отослал назад в Селенгинск. В июле святитель послал в Ургу своего иеродиакона Филимона (который уже бывал в Пекине). Он добился приема, бумаги отосланы. Но ответа не было. Ни Измайлов, ни Лоренц-Ланг, высланные оттуда, не добились результата. 9 декабря 1722 г. умер 70-летний богдыхан Канси, на престол вступил 4-й его сын – жестокий Юн-Чжен. По отзыву европейцев, он пуще Нерона угнетал государство. Начались гонения на миссионеров (католических), после критического обследования их действий, воспрещено им отправлять христианское богослужение. Настало время, не особенно благоприятное и для нашей православной миссии. 28 января 1725 г. скончался император Петр I.

Пропуска в Китай святитель ожидал с 1722 до 1727 г. то в Троицкой Селенгинской обители, то в самом Селенгинске. Ожидание было томительное. «Лиси язвины имеют на опочинок, я же по сие время не имам где главы приклонити: скитаются бо, со двора во двор и из дому в дом преходящи», смиренно писал он Свят. Синоду.⁸⁷ По донесении Сав. Владиславича, что он не чает добиться пропуска святителя в Китай, а разве только архимандрита по прежнему примеру, св. Иннокентию велено было выехать в Иркутский Вознесенский монастырь (март 1725), где ему повелено до указа начальствовать с ведома настоящего Тобольского архиерея, надлежащие дела управлять, и братию и слуг и крестьян ведать по обыкновению, а в епаршеския дела, без соизволения настоящего (епархиального) архиерея пока не вступать. А 16 января 1727 г. последовало Высочайше утвержденное определение Святейшего Синода о бытии преосвященному Иннокентию настоящим, самостоятельным епископом Иркутской епархии, с титулом Иркутского и Нерчинского. Дожил до этого вожделенного времени и святитель митрополит Феодор в Тюмени. Без всякого сомнения он следил за действиями св. Иннокентия в деле Евангельской проповеди за Байкалом и возрадовался духом, когда последовало новое назначение. Он скончался 31 мая 1727 г.

Нельзя не видеть в деле святителя Иннокентия руку Божественного Промысла, у Которого дела человеческие были положены на вес и меру. Китай не был готов, не был и достоин принять лучезарного светильника Христовой Церкви. Угоднику Божию суждено было явить свет благодати Божией прежде в Даурии, где он в четырехлетнее пребывание свое действительно явился проповедником веры во языцех монгольских и по другую сторону Байкала, на своей Иркутской кафедре. В старом городе Селенгинске, где жил святитель доныне известно потомство ясачных с монгольскими физиономиями, предки коих несомненно были крещены в это время и находились под просветительным влиянием святителя Христова, а чрез них слово Божие распространялось и по окрестностям между восприимчивыми к добру соплеменниками. Обнаруживались и обычные трудности в запутанных делах, требующие участливого содействия местных властей. Тяжбы о калыме и тогда уже возникали. «Темная дорога! спрашивать о калыме», отвечает провинциальная канцелярия. А можно бы той дороге быть и посветлее, – отписывает из архиерейского приказа святитель, – только по этой дороге шествовать показалось канцелярии темно»: спрашивали не того, кто брал, а того кого продавали, как товар.⁸⁸

Одним из первых деяний святит. Иннокентия по утверждении на Иркутской кафедре было сформирование членов Пекинской Д. Миссии, под начальством архим. Антония Платковского, по имянному указу Императрицы Екатерины I.⁸⁹ Антоний не был избранником Божиим, а достиг этого поста своим искательством и интригами пред посланниками Измайловым и Владиславичем, чем в свою очередь внес не мало расстройства в деле посольства святителя в Китай. Священник Лаврентий и три псаломщика оставались еще в Пекине. Посему, святитель Иннокентий снарядил в миссию, по выбору архим. Антония, священника Иоанна Филип. Филимонова, бывшего настоятелем Тресковской Арханг. церкви (за Байкалом), иеродиакона Иоасафа Ивановского, вероятно – того самого Филимона, который ездил и теперь возвращался из поездки в столицу по делам миссии и троих учеников, приготовленных Платковским в учрежденной им в Вознесенском монастыре монгольской школе. Двое из них, Герасим Шульгин и Михаил Пономарев – священнические сын, умерли в Пекине, а Иларион Рассохин – сын Селенгинского священника, скончался в С.-Петербурге в 1761 г. Священник, по отзыву Владиславича, оказался «шумилой» и заменен иеромонахом Иларионом Трусом, из Посольского монастыря, и отправлен при караване агента Ланга и комиссара Молокова. К приезду в Пекин второй миссии была построена и церковь при Посольском дворе, освященная потом в честь Сретения Господня. В 1734 г., по выбытии архим. Антония в Москву, Иларион Трус был назначен начальником миссии с производством в архимандриты. С тех пор пошла правильная смена миссий, продолжающаяся до сего времени.⁹⁰

В ведение Святителя Иннокентия отошло из Тобольской митрополии 43 церкви по обе стороны Байкала, в том числе три монастыря: Вознесенский, Знаменский (женский) и Посольский. Прочие монастыри по-прежнему митроп. Тобольский удержал за собой «ради благословных вин» (т. е. сборов). Святитель Иннокентий справедливо подчинил себе Нерчинский Успенский монастырь, о коем умолчано в передаточной записи, и Троицкий Селенгинский, где сам живал, служил и управлял в бытность за Байкалом. А о Якутском Киренском, Братской пустыни, о Илимске представил Святейшему Синоду, что для объединения Иркутской епархии необходимо, чтобы и эти места вошли в состав этой епархии и общего управления. Указ об отчислении этих мест из Тобольской епархии в Иркутскую воспоследовал 16 ноября 1731 г., уже в последние дни Святителя в сей временной скитальческой жизни († 27 ноября 1731 г.). Преемник его преосв. Иннокентий двукратно посетил г. Якутск, где и просветил св. крещением много якутов, в самом Якутске и по наслегам, в Вилюйске и округе его, Сунтаре, Олекминске.

Заведенная архим. Платковским школа из монгольской была преобразована святителем Иннокентием в славяно-российскую, согласно потребностям самостоятельной Иркутской епархии, где требовалось приготовление достойных кандидатов священства и деятелей миссии. Преподавание монголо-бурятского языка и литературы святитель считал тоже необходимым для миссионеров и священников. Он держал при своей школе ламу Лапсана, платил ему жалование (150 руб.) и для табуна его давал покосную землю. В помощники ему назначил другого учителя из крещеных инородцев – Пустынникова, на готовом монастырском содержании и жалование по 10 руб. Как серьезно смотрел святитель на дело миссии, видно из того, что он выписывал чрез агента монгольские книги, рекомендованные учителями, как-то: Сунду на 237 л., тоже Сунду на 259 л., Найма мингату на 447 л., Гус Манайн туку, Хотола тэдусуксэн хан кубудуна туку и Одесэн Хане. Книги были отысканы за Байкалом, в течение года списаны и возвращены их владельцам селенгинскому тайше и некоему Мостинину с полною благодарностью святителя. От святителя остались рукописи на латинском языке, который тоже преподавался, потому что учебники по богословию, философии и риторике в то время были исключительно на латинском языке, и несомненно были введены в курс преподавания в этой школе, впоследствии переименованной в семинарию. Остались и проповеднические труды святителя Иннокентия, служившие образцом для составления проповедей для кандидатов священства.⁹¹ Достойно вечной памяти, что святитель Иннокентий не отягощал монастырей и церквей налогами на содержание столь необходимого для епархии духовно-учебного заведения, единственного в крае, кроме существовавшего в Тобольске такого же учреждения, которое митроп. Антоний Стаховский величал даже «академией». Св. Иннокентий восполнял из своих собственных средств то, чего недоставало по содержанию шкоды от той обители, в которой сам имел пристанище. Предание гласит что он сам иногда шил «чарки» (обувь) для бедных учеников. Школу эту поддержали и приемники святителя, а преосвященный Михаил I выстроил и здание для этой семинарии в самом городе, подле архиерейского дома, воздвигнутого святителем Софронием Кристаллевским. Интересно видеть, до каких значительных результатов доведено было дело по образованию детей духовенства и других сословий и из новокрещенных. Сохранилась «ведомость, учиненная в Иркутской духовной консистории обретающимся в 1784 году в Иркутской латинской семинарии и словенороссийской школе учителям и ученикам. Кто оныя имяны, коликих лет, чему обучаются, и скаким понятием, о том значит внижеследующем».

Из ведомости видно, что А) в Семинарии: I. При обучении отроков философии нравственной и логике учитель Иркутского Богоявленского собора диакон Сергий Тимофеев сын Пантелеев, 27 лет.

У него учеников было 10, из которых 1 – сын богадельщика, а прочие из духовного звания, от 15 до 22 лет; понятие (успехи) их аттестовано: у 4 – хорошее, 1 – изрядное, 4 – среднее, 1 – тупое.

II. При обучении отроков риторике учитель градо-иркутской Воскресенской церкви диакон Федор Яковлев сын Скрябин, 22 лет.

Учеников у него 9, из них 1 сын умершего консисторского пристава, а прочие духовного звания, от 15 до 18 лет. Понятие их отмечено у 4 – хорошее, 1 – изрядное, 3 – среднее, 1 – тупое.

III. При обучении отроков грамматике высшего класса учитель певчий Алексей Михайлов сын Михайлов, 19 лет.

Учеников у него 10, из них 8 духовных, 1 сын трапезника и 1 сын богадельщика, от 11 до 16 лет. Понятие их аттестовано: у 3 – хорошее, 1 – доброе, 1 – изрядное, 3 – среднее, 1 – посредственное, 1 – худое.

IV. При обучении отроков грамматике низшего класса учитель певчий Григорий Яковлев сын Кузнецов, 18 лет.

Учеников у него 13, из них 1 – сын цехового, 1 – новокрещенный из якутов, остальные духовного звания, от 9 до 15 лет. Понятие их отмечено: у 8 – хорошее, 1 – среднее, 3 – посредственное и 1 – тупое.

Б) В Славенороссийской школе – при обучении отроков словесной грамоте, нотному и партесному пению и письму учитель Иркутского Богоявленского собора диакон Иван Иванов сын Миронов, 24 лет.

Учеников в школе 32; из них 1 – сын умершего богадельщика, 2 – отставного сержанта, 1 – купца с алеутских островов, 1 – звонаря, 1 – церковного сторожа, 1 – трапезника и 1 – новокрещенного, а прочие духовного звания. Возраст от 9 до 15 лет. Понятие отмечено: у 23 – хорошее, 5 – среднее, 1 – малое, 3 – худое.

Всего же в Семинарии и школе иркутских в 1784 г. было учителей 5 и учеников 74 человека.

Образованное духовенство необходимо было в Сибири, как для обращения в православную веру язычествующих иноверцев, так и для противодействия расколу. Усилившись в центральной России, раскол чрез ссылку в Сибирь расколоучителей и фанатиков мог проникнуть и в массу невежественного народа и увлечь не осторожных. В 1656 г. был сослан из Рязани в Даурию известный протопоп Аввакум, странствовавший за Байкалом с воеводой Пашковым. В своей автобиографии он засвидетельствовал о жестокостях воеводы Пашкова над подчиненными ему казаками, «некоторых-де замучил».⁹² В 1660 г. сослан был в Сибирь расколоучитель чернец Иосиф Истомин; притворно обратившись в православие, он был принят м. Павлом в общение, и отдан на послушание архим. Тобольского Знаменского монастыря Герасиму. При митр. Игнатии снова стал богохульствовать и был обличаем всенародно в соборном храме Св. Софии.⁹³ В Нерчинск были сосланы двое боярских детей раскольников Иван и Петр Арсеньевы. Митроп. Павел, получив донесение о их обращении на путь истины, в 1686 г. предписал игумену Феодосию принять их в общение с православною церковью.⁹⁴ В 1700 году 11 сент. и 4 ноября митрополит писал в Киренск о принятии мер и предосторожностей против раскола и отсылке раскольников к воеводам и на Софийский двор; по церквам предписал завести исповедные росписи, а для дозора определить десятников, и кто окажется в расколе, тех отсылать в Тобольск.⁹⁵ Появлялись расколоучители в Томских пределах, дошли до изуверства – самосожжения (Дометиан и Иванище), яко бы огненного крещения; поняли крайность увлечения, но воротиться с пути погибели не могли: «заварил еси кашу, и яко же хощеши, тако ю и да яси», отвечал один вожак другому вожаку изуверов, и все сгорели. Святитель Иоанн Максимович в 1713 году преследовал бежавшего из Туринска игумена Герасима, который явившись в Яндинскую волость, на Ангаре, самочинно отправлял службу при подволошной часовне. Соблазн был тотчас же прекращен.⁹⁶ Единичные случаи самочиния, не терпимые по духу св. церкви, были немедленно повсюду прекращаемы.

Таким образом ко времени святительства св. Иннокентия по обе стороны Байкала раскола не было. Единение церквей соблюдалось. Об этом святитель в своей вступительной грамоте просил и молил Богодарованную ему паству. «Молим вас и архипастырски увещеваем, писал он, да такожде мудрствуете единодушно, друг друга больша творяще, мир и любовь между собою имуще, якоже и апостол святый Павел поучает: елика честна, елика прелюбезна, елика прехвальна и прочая, сих поучайтеся, сим последуйте, сия держите, тако да и временная благая и вечная удостоитесь наследовати, всеусердно желаем и благословение посылаем. Аминь.⁹⁷

При имп. Екатерине II были сосланы за упорство в расколе с Ветки (из Польши) беглопоповцы семьями и водворены в Бичурской, Тарбагатайской и Мухоршибирской волостях, известные под именем «семейских». За участие в Пугачевском бунте выслана была другая партия раскольников, водворенная в Донинском селении (Нерч. окр.). Теперь всех раскольников по статистике считается здесь более 25 т. Тысячи две – беспоповцев, живущих особыми селениями, Окиноключевские. Епархиальное начальство озаботилось назначением особых миссионеров для обращения отщепенцев. Время от времени раскольники посылали в Россию за попами. У вожаков раскола это обратилось в постоянную практику и средство к наживе. Самозванное, или краденное священство, конечно, не могло удовлетворить душ, ищущих правды и спасения, корчемство и корысть, обманы и беззакония были на виду всех. Самозванцы из беглых солдат, из мещан и простолюдинов, не имевшие священства, брали на себя святотатственное служение, и сами погибали в неволе корыстолюбивых вожаков. При всех этих бесчинствах и соблазнах, не умолкал голос истинных пастырей церкви Христовой. Началось устройство единоверческих церквей. В 1799 году строится единоверческая церковь во имя св. Архистратига Божия Михаила в Коченах, на Чикое. Доверенные от общества старообрядцев Феофан Черных и Онуфрий Горбатых входят с прошением к преосвященному Вениамину I, епископу Иркутскому о дозволении им принять пожелавших к ним на службу из Киевской епархии священников Димитрия Алексеева и Феодора Иванова, и о приискании св. антиминса древнего освящения. Св. антиминс был уступлен для них из Новгородского Софийского собора и прислан при указе Святейшего Синода от 1799 г. января 30 дня. На нем по четырем сторонам следующая надпись: «освятися святый алтарь чудотворных обителях Архангела Михаила и Чудотворца, при державе государя, царя и великаго князя Михаила Феодоровича и самодержца, при святейшем патриархе Филарете и при митрополите Макарии великаго Новаграда и великих Лук тожь обители строителя старца Сергия и братиею, в лето зр҃ла» (1623). Если бы тем же путем шли все старообрядцы, т. е. предъявляли своих священников для доказательства их законности епархиальному архиерею, – в таком случае они никогда не оставались бы без священства. Приискание достойных пастырей для старообрядцев-единоверцев составляло заботу и самих архипастырей. Единоверческие церкви устроялись потом и в других местах, как-то: Нижне-нарымске – Покровская, Тарбагатае и Бичуре – Св. Николая, в с. Никольском, Донинском. Успех обращения в единоверие Бог благословил совершить Чикойскому подвижнику игумену Варлааму с сотрудниками, при архиеп. Ниле.⁹⁸ А в Бозе почивший высокопреосв. Вениамин, присутствуя в Святейшем Синоде в 1886 г. исходатайствовал учреждение еще трех единоверческих церквей, с казенными окладами жалования причтам их: в Урлуке, Борохоеве и Олонгуе-Тангинском, согласно моему представлению, при начальнике противораскольнической миссии архимандрите Михаиле (Афонском подвижнике).⁹⁹

Неумолкаемый и несменяемый первосвятитель св. Иннокентий да предстательствует пред престолом Всевышнего на небесах за нас грешных, да все познают истинный путь спасения; и да достигнем в соединение веры, упования и любви во Христе Иисусе Господе нашем.

Мы уже видели, что русские застали в Сибири шаманство. Оно глубоко коренится в язычествующих племенах, как выражение естественной религии, только лишь поврежденной до крайности суевериями и языческою обрядностью. Это – грубый вид идолопоклонства, демонизм.

В соседней Монголии на ряду с шаманством появился уже буддизм, занесенный из Тибета и Индии. Составляя смесь буддийских верований и обрядов с шаманством (брахманизмом), он выродился в ламайскую веру, в форме грубейшего идолопоклонства с чудовищной мифологией и космогонией.

Древность буддизма в Китае историки относят к 61 г. по Р. X., когда император Минкти позволил буддийским жрецам явиться из Индии и проповедовать это учение.¹⁰⁰ При Хубилае династии Мин буддизм получает господствующее значение в лице самого Императора, увлеченного в эту секту.

Историки приписывают буддизму гуманность и веротерпимость. Но это не мешало ханам золотой орды, во времена ига Монгольского, зверски проливать кровь христианских исповедников даже из рода великих князей Российских. Только христианское терпение и вера в Искупителя рода человеческого могли одержать победу над жестокостями поработителей. Татарский фанатизм еще более усилился под влиянием магометанства, вторгнувшегося и в буддийские страны. Если на западе распространению буддизма помешало чувственное магометанство, – то на севере Азии буддизм нашел себе простор. Ход его был беспрепятствен. Самое падение Юаньской и Минской династий, с которыми он разделял силу, служили только к более скорому распространению его в сопредельных странах, вследствие гонений и поселения Монгольских племен там, куда он еще не проникал. Он проходит центральную Азию по новым путям, проникает к Калмыкам (Ойратам) в степи, отделяющие Азию от Европы, останавливается с ними на берегах Волги, откуда он еще доселе несет свои почести и дары к седалищу своего могущества – Тибету. Затем – буддизм, или вернее ламаизм проникает, благодаря Тибетской и заграничной Монгольской пропаганде, в Восточную Сибирь к нашим бурятам и тунгусам.

Впрочем, в этом втором возрасте буддизм, или ламаизм уже теряет единство предания и самый авторитет его разделяется на разные титулы представителей Будды, воссевших в разных странах буддийских. Ложь изобличается сама собою: царство, разделившееся на ся, не устоит. Цейлон и Тибет – два буддийские центра не поддерживают взаимных сношений. С Индией – источником буддизма прерваны все связи. В Монголии является особый Кутухта и множество хубилганов (перерожденцев) обманщиков, пропагандистов. Китай, более ревностный к господству политическому, чем религиозному, совещается с ними попеременно, не заботясь о соединении их, а напротив иногда употребляя меры и для разъединения. Реформа Зонхабы (1417) делит буддистов на два лагеря – последователей желтого и красного корня. Для распространения желтого обряда, враждебного шаманизму и брахманизму, поставлено 10 Кутухт, подвластных Тибетскому далай-ламе.

Пекинский двор покровительствовал этому движению. Чрез Монголию оно отразилось и на Забайкалье, по дацанам и населению бурят по обе стороны Байкала. И тут появились свои доморощенные святоши – гыгены, хубилганы, для порабощения простого народа в сетях своекорыстного ламства.

До разграничения России с Китаем в продолжении почти сорока лет Тангутские (Тибетские) и Монгольские ламы свободно переходили нашу границу (Селенгинск и др. пункты), проповедовали ламайскую веру между забайкальскими бурятами-шаманистами, и уходили обратно в Монгольские, или Тибетские владения. К прекращению такого бродяжничества еще граф Рагузинский С. Владиславич, по заключении мирного трактата с Китайцами и проложении границы,¹⁰¹ воспретил принимать и пропускать из-за границы к ясачным инородцам лам, предписав довольствоваться теми ламами, которые после разграничения остались на Российской стороне.¹⁰² Меры этой почти достаточно было бы для спасения наших бурят от гибельной заразы ламайского лжеверия и многобожия, при усилении и постоянстве среди их проповеди Евангельской. Но это распоряжение вскоре было нарушено, с одной стороны вследствие назойливости и пронырства лам, а с другой по ошибке и слабости блюстителей порядка и индифферентизму состоявших во главе управления лиц, большею частью иноверцев, для которых не дороги были интересы Православия (Пили-Фрауендорфы, Фон Трейдены и т. п.). Монгольские и Тибетские ламы беспрестанно вторгались в пределы русского владения и порабощали бурят. Еще в 60-х годах, при открытии Забайкальской Духовной миссии при Селенгинском викариатстве, Монгольские и Тибетские выходцы свободно разъезжали по Забайкальским степям, принимая от бурят божеские почести и приношения. Вообще они находили себе полный простор совращать бурят и тунгусов в свое суеверие и во вред объединения их с русским народом, по причине тяготения к иноземному центру, развившегося в них при наступательных действиях заграничных лам и их сообщников.

Тибетские и Монгольские ламы, на основании Кяхтинского трактата 1727 г. и дополнений и нему, оставшиеся в Сибири в ограниченном числе (до 50), сначала разъединены были, и отторгнуты от своего корня (Тибета) и находились в религиозном отношении в совершенном безначалии, как и шаманисты. Скитаясь по кочевьям, они не имели в Забайкалье ни постоянных жилищ, ни кумирень или дацанов (монастырей). Так бы и следовало им оставаться. Но вот, в Бироновские времена снова проникают за Байкал 150 Тибетских и Монгольских лам; допущен особый ламайский штат, с освобождением от податей и воинской повинности, с самоуправлением, без подчинения местным гражданским властям.¹⁰³ Ламство пустило свои корни на почве Забайкалья и терниями своими подавило инородческое население. Силою своей корпорации оно стало действовать наступательно и разрушительно для инородческого населения. Враг опаснее, когда он действует соединенными силами, а не врознь и в одиночку. Православное духовенство, со своею слабо организованною миссией вдруг увидело пред собой домашнего врага опутавшего своими сетями народ.

Из сферы Бироновской подул неблагоприятный для Православия ветер с иноверного Запада. Дана была полная свобода вторгаться в среду инородцев чуждым учениям и ламским вымыслам, как бы они вредны и нелепы ни были. Чуждая вера влекла туда, откуда она явилась. Ламы развивали всегда тяготение к Монголии и Тибету. Доныне наши буряты целыми караванами странствуют туда на поклонение. Поблажка чужеземному суеверию в ущерб религиозных интересов господствующей Православной церкви только раздувала их гордость, разнуздывала страсти на широком просторе, и усиливала внутри государства болезнь, следствием которой может быть внутреннее разложение. Россия объединилась, окрепла и достигает высшей степени процветания внутреннею, связующею силою Православия, которое одно, по свидетельству истории, вечно и надежно стягивает все разнородные элементы народностей в одно её политическое тело. Надо устранять причины, задерживающие это всецелое слияние народностей, а не помогать им отторгаться от здорового организма. Иначе эти элементы должны погибнуть в отчуждении.

Ошибочный взгляд на вредное суеверие ламаизма со стороны администрации местной и центральной выразился еще в прошлом столетии и показал всю необходимость вмешательства администрации в дела суеверий. Достопримечательно, что ошибки эти не коснулись времени святительства св. Иннокентия (1721–1731), когда Евангельские вещания его ко уху Монгольских языков положили вековую грань, которою Промысл Божий в путях своих обозначил эпоху для Сибири восточной и других Азиатских стран. Избранные от века ко спасению еще при св. Иннокентии привились к благодатной лозе винограда Христова. Прочие же к несчастью в упорстве своем и увлечении соблазнами века сего стали вне ограды Христовой и замыслили оставаться в заблуждении, во власти князя тьмы и в отпор сонму верующих противопоставить свои твердыни языческой корпорации.¹⁰⁴

В течение 12 лет со времени проведения Русско-Монгольской границы местное начальство не обращало никакого внимания на духовные дела ламайских иноверцев, и было спокойнее. В это время свободно крестились иноземцы, или инородцы, и христиане с Монгольскими физиономиями оставили доброе потомство «ясачных» и оседлых инородцев. Но раз вмешавшись в дела суеверий покровительственно, а не исправительно, администрация стала в оппозицию к миссионерским стремлениям господствующей церкви, и тем затруднилось вожделенное для верных чад церкви приращение её от неплодного язычества.

Признавши особый штат ламского сословия, администрация пошла и далее регламентировать в области суеверия. В 1741 г. был определен в цонгольском дацане главный лама для управления ламами, большею частью вышедшими из Тибета и Монголии, вместо того чтобы подчинить их общим законам Империи. Оставаясь податными, обязанными воинскою службой и прочими повинностями, они не выделялись бы в привилегированное сословие с противогосударственными стремлениями. Ламы приведены были к присяге по их же обычаю и обряду. Правда, они обязывались под смертною казнью не только не переходить границу, но даже ни явно, ни тайно, ни под какими предлогами пересылок и сношений с заграничными людьми не иметь. Но эта острастка не имела для них сдерживающего значения, потому что надзор за ними был поручен их жрецу – главе буддийского духовенства, а не местной гражданской власти. В нарушение всяких обязательств – сношение с заграничными ламами продолжалось и тайно, и явно. Забайкальские ламы были посвящаемы в это звание в Тибете, где они признают главу своей веры в лице Далай-Ламы. Не прекратились эти сношения с Тибетом до сего времени. Туда обыкновенно ездят ламы для получения разных чинов и степеней.

В 1752 г. под главным ведомством Цонгольского ламы установлен другой первенствующий лама в двух Монгольских родах Хостагановом и Подгородном в угоду соперничества. В 1764 г. главный лама из ширетуев (настоятель дацана) возведен в звание Бандидо-Хамбы-ламы. Ламство стало умножаться. Число лам возросло уже до 617. Начались внутренние раздоры и искательства между Цонгольским и Гусиноозерским главными ламами. Местное начальство примкнуло туда же и затянуло бурят глубже и крепче во власть лам. Во время споров о независимости Гусиноозерской кумирни и при выборах в главные ламы буряты разделились на партии, и каждая старалась «о приращении голосов». Все это закрепляло и закрепощало народ в неограниченную власть лам. Чтобы сколько-нибудь поправить усилившееся зло, уже слишком очевидное, в 1775 г. двумя Иркутскими вице-губернаторами и Селенгинским комендантом определено было иметь в бурятских и тунгусских родах не более 150 лам штатных, или свободных от ясака. Но произволу лам уже не было границ. Законы и ограничения оставались только на бумаге. В 1796 г. при народной переписи оказалось 318 лам, неплативших податей. А после ревизии размножение их росло прогрессивно и наплодилось их тысячами.¹⁰⁵

В довершение зла было дозволено Гусиноозерскому Бандидо-Хамбе-Ламе Иши Жамсуеву пресекать древнюю шаманскую веру для распространения закона, введенного Зонхабой. Не о распространении языческих суеверий нужно было позаботиться в это время, а о скорейшем обращении бурят и Тунгусов-шаманистов в христианство, употребив на то всевозможные средства, духовные и материальные. Шаманство действительно достойно искоренения, как грубое суеверие, но не иначе, как под условием перехода его поклонников в господствующую православную и истинную веру.

Ламская вера, красного или желтого корня – есть также многобожие и лжеверие, заблуждение в неведении Истинного Боги и Искупителя мира; а в практическом отношении – нигилизм, правило коего: да ямы и пием; утре бо умрем. Метафизика буддизма вращается в тумане вымыслов. Обряды его, совершаемые пред измышленными кумирами, составляют усложненный вид язычества, тем более вредный и пагубный, чем сознательнее совершается это служение демонам. Всякий раз, когда нам приходится совершать св. крещение, над новообращенными, и они говорят: «отрицаюся сатаны, и всех дел его, и всех ангел его, всего служения его и гордыни его», так и представляется это открытое, измышленное, сознательное, исполненное гордыни бесовской кумиренное служение лам в их сонмищах, кумирнях, степях, в неведении Истинного Бога. Превратное отношение к делу религии имело последствием то, что полиция содействовала не миссии православной и русскому духовенству в обращении ко Христу этих детой природы – бурят и тунгусов, а всякими насильственными мерами помогала ламству поработить их в ложную веру ламского идолослужения. Пишущие о буддизме иногда говорят, что ламы действовали убеждением, но это пристрастный взгляд на ламскую пропаганду. Там, где не могли взять соблазнами, они воздвигали гонения, неистовствовали над приверженцами старого суеверия, отбирали, жгли и сокрушали предметы их культа, упорных сажали в ручные и ножные колодки, на шею привязывали тяжести. Шаманы укрывались, где только могли; и там их отыскивали чрез услужливую полицию. Колодками и рогатками вынуждали бурят и шаманов отказаться от своего старинного суеверия. При насильственных мерах не трудно было вывести из бурятских жилищ прежних отгонов, если приверженцы не успели их запрятать, и заменить ламскими идолами, но в душе бурят оставался тем же шаманистом и почти чужд был насильно навязанного ему нового суеверия. В это ужасное время бедные буряты всюду были преследуемы. Ни леса, ни горы не укрывали их от мести лам; полчищами рыскали они по всему Забайкалью, даже в окрестностях административных пунктов. Само христианство ощутило тяготу их влияния, пишет исследователь Сибирского буддизма – высокопреосвященный архиеп. Нил. Из язычников никто почти не решался принимать св. крещение, боясь ламского прещения. Да и те из них, которые прежде крещены были, не имели покоя, их гнали, тяготили всеми мерами. И потому, семейства новокрещенных представляли странное и грустное смешение. Дети росли идолопоклонниками, имея родителей – христиан. Отцы и матери, бывши христианами, таили свою веру и выдавали себя за язычников, чтобы только не попасть в когти ламам. К довершению зла, взгляды на ламаизм местного Сибирского начальства, не всегда отличались дальновидностью. Были годы, в которые выходили открытые предписания в пользу буддийской пропаганды.¹⁰⁶

Ламство принесло с собою и экономический вред для русского государства. Ламаизм стремится обратить к безбрачию и монашеской жизни возможно большее число населения: из трех сыновей один, по правилу, должен идти в монахи. Этим путем ламство вторгнулось в семейный быт богатых и влиятельных фамилий, вербуя в ламство их детей, и стало господствующим сословием, составившим треть населения, а две трети поставлены в необходимость питать тунеядцев-лам, сословие ничего не производящее, а только эксплуатирующее и развращающее.¹⁰⁷ В таком-то опасном и безотрадном положении очутилось инородческое население в Забайкалье и по обе стороны Байкала, когда правительство уже воочию увидело тот громадный вред чужеядного суеверия, буддийского многобожия и идолопоклонства, а церковь православная ощутила скорбь за увлечение в вечную погибель множества простодушных людей, которые могли бы найти себе тихое пристанище под сенью храмов Истинного Бога и обрести спасение себе и своему потомству.

А какие затраты делало и делает ламство на построение кумирен, или дацанов?... Вместо появившихся сначала по степям войлочных, кочевых кумирень, чужеядное суеверие стало нагромождать чудовищные дацаны, или буддийские монастыри на счет бурятских обществ. Так, Гусино-Озерский дацан в урочище Наран-булык с 14 малыми при нем кумирнями, выстроен в прошлом столетии от родов Подгороднего, Узенова, Хатагинова и одного десятка Чанорудского, ясачных Атаганова и Сартилова казачьих полков с прочими по течению р. Селенги кочующими по левой стороне р. Селенги бурятами при бывшем бандиде-Хамбе Жанбе Агалдаеве, по раскладке на общественников, конфиденциально с дозволения бывшего тогда в Селенгинске пограничного начальства, а на самом деле без разрешения гражданского начальства, которое, конечно, знало и потворствовало этому.¹⁰⁸ Стоимость старой деревянной кумирни обошлась 83 т. р., а потом строилась каменная, и обошлась втрое дороже. На левой стороне р. Джиды в 1770 г. построен дацан с 15 малыми кумирнями иждивением ясачных Атаганова рода и казаками в 74,700 р. Ацайская кумирня (дацан) при р. Аце близ Гусиного озера построена в 1786 г. по указу бывшего Иркутского Наместнического Правления, с 5 малыми кумирнями; стоила бурятам 25,525 р., Бултумурский дацан построен в 1762 г. с малыми кумирнями на сумму 75 т.; Ашебагатский построен в 1765 г. ясачными и казаками Ашехабатского рода, стоимостью 20 т.; Гыгетуевский дацан построен в 1769 г. с дозволения Селенгинского пограничного начальства, стоимостью 37 т.; Ичотуйский дацан построен в 1773 г. с 4 малыми кумирнями на сумму 50 т.; Цонгольский дацан выстроен по указу из канцелярии правления пограничных дел на р. Чикое в 1775 г., стоимостью 72 т.; Загустойский дацан выстроен в 1784 г., стоимостью 62,600 р.; Гыгетуевский – иждивением Сортолова рода ясачных на 17 т.; Иринская кумирня (дацан) на правой стороне р. Ири, стоимостью 30,350 р.; Киретская – на р. Хилке выстроилась с дозволения канцелярии пограничных дел, при покровительстве буддизму Якобия. Буряты привлечены к этим кумирням в качестве прихожан, так что все 18 Селенгинских родов из свободных ясачных, или казаков, закрепощены в рабство ламам так, что не смели сделать шагу без дозволения лам. Никто не мог переставить свою юрту без дозволения ламы. Оседлый русский быт и земледелие положительно воспрещаемы были ламами и преследовались из опасения, чтобы буряты не сблизились с русскими. Если впоследствии состоятельные люди стали строить зимовья на русский манер, то в таком же юрточном беспорядке и наполняли идолами и принадлежностями ламского идолослужения, как кумирни. Это можно видеть и теперь повсюду в бурятских кочевьях.

Та же участь постигла и Хоринских бурят, от коих в 1853 г. выделилось еще Агинское ведомство, за Читой. О религии Хоринцев, перешедших в русское подданство, как они говорят, с 1604 г. Селенгинская летопись передает следующее: «потомки Хоридоя, Ихирида и Булгада в трех родах проживали около Байкала, опоясанного горами, лесами и реками, пропитывались лесною дичью и рыболовством, не знали ни Бога, ни лам, ни буддийской религии, а также ни закона, ни власти, ни старших, покланялись горам, лесам, водам; обряд их исполняли шаман и шаманка, вели дикую бродячую жизнь, проживая в разных местностях перекочевывая с места на место». Проникают в Даурию русские и несут с собой Православие. Являются и веропроповедники в конце XVII ст., возникают св. церкви по острогам и укреплениям. В тоже время тайно совершается совращение в чужеземное, пришлое суеверие ламства. На р. Хилке останавливается кочевая юрта с кумирницей, ждет себе поклонников, но некого еще было поймать в расставленные сети. Пропаганда подвигается дальше; появляются такие же кумирни на Хоринских степях, как и в Селенгинских. Таковы: Тугнуйская кумирня (дацан) построенная на счет ясачных Хоринцев в 1773 г., стоимостью 15 т., Курбутская при р. Мунку, 1775 г. на 8 т., Онинская каменная при р. Ане, 1811 г., в 45,365 р., Агинская каменная, 1816 г., в 49,630 р. Средним числом каждая кумирня обошлась до 45 т. р. К настоящему времени их не только не убыло, а даже устроилось до 34 дацанов, из коих большая часть каменных. Миллионы затрачиваются на дела идолопоклоннического суеверия, на заведение идолов и построение кумирень, не только не нужных, но и положительно вредных для населения.¹⁰⁹ Справедливо сказал Барон Бюлер: Иезуитизм не выдержал пред нашим правительством, был изгнан из России, а ламаизм вошел в пределы нашего государства в самое короткое время, подчинил себе более 100 тысяч наших подданных, приобрел себе права гражданства, устроил свои дацаны, и доселе распространяет, обставил себя так, что православное правительство, заботящееся о просвещении бурят св. верою христианскою, в тоже время должно невольно покровительствовать и ламаизму. Разгадка этого явления заключается в том, что ламаизм сперва покорил себе наших подданных, а потом их именем потребовал от правительства гражданских прав для своего существования. Этой же политики он держится и теперь, и правительство, не подозревая обмана и во имя веротерпимости и неприкосновенности вероисповеданий своих подданных, продолжает делать ему свои уступки.¹¹⁰

Инородческое население Забайкальской области составляет почти половину населения обывателей. Русское население усилено приселением добровольцев, переселившихся из России в замен рекрутчины, но русский элемент еще слаб здесь сравнительно с инородческим. По границе поселены казаки с Дона. Так называемые «семейские» пришли позднее русских православных, называемых потому старожилами. – При всем избытке земель жить тесно. Русские водворяемы были по трактовым дорогам, в интересах государства, чтобы устроить пути сообщения. В надел получили они по 21 десятине, не всегда удобной земли, а какой придется вблизи поселений. Лучшие земли – для скотоводства и сенокошения достались бурятам в неограниченном количестве, до 100 и даже до 1000 дес.¹¹¹ С тех пор они считают землю своей неотъемлемой собственностью, или принадлежностью, и беспрестанно тяжутся за каждый клочок земли с русскими, казаками, и даже с своими однообщественниками новокрещенными. Имеют притязания даже на казенные земли. Настроив у себя такое множество дацанов и кумирень, они отказывают в усадьбе не свыше 5 десятин под церковь православную и причтовые дома. Так, напр., при постройке миссионерской церкви на Тугнуе в память события 4 апр. 1866 г. миссия выдержала натиск ламаитов, доходивший до министра государственных имуществ. Достойный благодарной памяти министр Александр Алексеевич Зеленой во благо миссии рассудил это дело, как должно, ответив, что при таком изобилии земель, какое оказалось по справке, ничего не значит взять 5 десятин для такого важного и святого дела, как сооружение православной церкви. Буряты до сего времени еще не отрезвились, как и сначала своего водворения на этих местах. Выше были уже приведены исторические факты того стеснения, какое терпели русские от «иноземцев», по завоевании края. Граф Владиславич, в угоду тайшам приказал русским промышленникам непременно снести свои заимки с бурятских кочевных мест, а такими они могли называть какие угодно пространства; стоило только поставить юрту – вот и кочевье. Очевидно, русский дипломат действовал так с тою целью, чтобы больше привлечь из Монголии кочевников на русскую сторону. Осевшись теперь на определенных местах, – кочевники еще ревнивее относятся к поземельному вопросу. Они наделили свои дацаны и лам, по штатам, таким количеством земли, какого не имеют ни приходские православные церкви, ни монастыри Сибирские. Между тем представители чуждой религии – жрецы идолопоклоннические, забрав в свои руки самих землевладельцев держат их в грязи кочевой жизни, с тою прямою целью, чтобы при общинном владении, забирать лучшие участки и в наибольшем количестве, оставляя беднякам бесплодные, голые степи. Уравнения земли по числу податных душ, пока еще не бывало. Только в миссионерских пунктах между новокрещенными заводится этот образцовый порядок, с коего должны брать пример прочие. В настоящую же пору вся польза от обладания степными пространствами достается в руки кочевников и идет на поддержание столь вредного суеверия. Конечно, при таком изобилии и избытках подати и повинности с простого народа оплачиваются, но и тут родовые начальники умеют сделать своих подчиненных неоплатными своими должниками за взнос податей. Христиане-инородцы, как не подходящие под эту систему порабощения, в старые времена бежали из орды в русские селения, сделались известны под названием «ясачных, оседлых», устраивались в деревнях по русскому быту, хотя за то приходилось им относить подати и повинности в двойне, у крестьян, за право водворения и по инородческому ведомству, где продолжали числиться. В наше время принято миссией за правило по возможности и собственному желанию водворять их около миссионерских церквей, с выделом из общих бурятских земель по крайней мере по 15 десятин на душу, или наравне с крестьянами по 21 десятине. Дело самое справедливое, вытекающее из условий их быта. У бурят, за выделом на крещеных своих однообщественников такого незначительного количества земли оставались еще сотни десятин на душу, смотря по обширности каждого ведомства. Буряты-язычники постоянно противодействовали введению этого порядка. Только в некоторых местах был произведен этот надел, благодаря инициативе государственной власти. Так по милостивому ходатайству блаженной памяти Государыни Императрицы Марии Александровны, покровительницы православного миссионерства, определено было произвести отвод до 3,000 десятин по каждому ведомству для оседлого водворения новокрещенных, с запасом на прибылые души. Миссия могла бы завести множество правильных поселений новокрещенных, намечены были и места для выселков, при реках и источниках. Но буряты-язычники стали в упор, так что и землемеры, выезжая для выдела земель новокрещенным сообщественникам, не свыше 21 дес. на душу, вынуждены были потерпеть поражение и воротиться ни с чем. Так было напр. на Кудуне в 1889 г.

В прошлом столетии, когда монастыри имели много земель и свои вотчины, – новокрещенные могли приселяться в эти вотчины на правах пашенных крестьян, как и все другие новоселы, и «гулящие», искавшие себе пристанища. В свое время такая система водворения и устройства сельского быта принесла великую пользу. На монастырских землях образовались целые деревни, с церквами и часовнями, и потом образовались отличные приходы.

Приводим для характеристики этого дела поручные записи, какие обыкновенно давались монастырскому начальству. Вот запись промышленного человека. «Лета от Р. X. 1717-го марта во 2 день промышленной человек Киприян Павлов сын Захаров родом Важенин дал сию запись на себя в Селенгинском Троицком монастыре архимандриту Мисаилу, казначею старцу Сергию с братиею в том: в нынешнем 717-м году марта вышеписаннаго числа договорясь он Киприян тогож Троицкаго монастыря с пашенным крестьянином с Семеном Андреевым сыном Колотиловым полюбовно снял сево Семеново тягло тогож Троицкого монастыря в Хилоцкой их монастырской вотчине десятину пашни, и пахать мне про монастырской обиход на монастырской земле по десятине и детем моим, а сеять монастырскими семяны, а в подмог к себе я Киприан из монастырской казны взял коня да корову, 20 пуд муки ржаной, топор да косу, серп, сошники, а хлеб поспеет, и мне Киприяну тот их монастырской хлеб сжать и измолотить, и извееть и в монастырскую казну привезть и отдать на лицо сполна, что Бог подаст и хитрости никакой над хлебом мне не чинить; а мне Киприяну и детем моим пахать на себя на их монастырской земле, сколько мочь моя сяжет, и живучи мне Киприяну жене моей и детем, в том Троицком монастыре во крестьянах быть от него архимандрита Мисаила с братиею во всяком послушании и в покорении без всякаго прекословия, зернью и карты не играть и никаким воровством не воровать, не пить, не бражничать и с воровскими людьми не знаться и монастырской казны не покрасть и с пашни того Троицкого монастыря никуда не содти и не съезжать и от крестьянства не отбиваться отнюдь никоторыми делы и в соседстве с своею братиею с пашенными же крестьяны мне Киприяну жить смирно, околицы и огороды в полях городить нам Киприяну, как водитца, а буде я Киприян, живучи в том Троицком монастыре во крестьянех, или дети мои сево архимандрита Мисаила с братиею не станем в чем слушать и огурятца,¹¹² и учнем пить и бражничать, зернью и карты играть, или каким воровством воровать, и с воровскими людьми знатца, или монастырскую казну покрадем, или хитрость какую учиним, а пократчи на иной город сбежим в службу, или в посад или в пашенные крестьяне заложимся, или за иной монастырь во крестьяне зададимся, а он архимандрит Мисаил с братиею в бегах меня и детей моих сыщет; и мне Киприяну и детем моим сей записи не лживить и не порочить никоторыми делы и от крестьянства не отбиватца и быть в том Троицком монастыре по томуж во крестьянех, а за побег и за воровство и за ослушание ему архимандриту Мисаилу с братиею меня Киприана и детей моих смирить и поучение чинить, как и в прочих монастырех чин обдержит; а буде женска полу детей мне Киприяну впредь Бог подаст, и мне Киприяну без благословения отца архимандрита Мисаила о братиею замуж не выдавать, в том и запись на себе я Киприян и на жену свою и на детей дал. У сей записи свидетель приказной избы подъячей Иван Федоров сын Одинцов, запись писал в Ильинске в приказной избе Ильинскаго острогу отставной десятник Казачей Василей Шемякинской».

Поручные записи все писаны по одной форме, такие же записи давали на себя и новокрещенные. Из них усматривается значение монастырей в новых странах, в отношении миссионерства, колонизаторства и культуры. Просвещая инородцев св. православною христианскою верою, миссионеры ознакомляют их с устройством правильной христианской жизни, обыденного и житейского быта. Монастыри это узлы государственного организма, скрепляющие любовью к истинной вере и патриотизмом народные силы в общих отправлениях на пользу Отечества. Гражданская власть, сосредоточенная в городах и главных пунктах населения, всегда имела самую надежную опору в св. обителях в стремлении к общественному благоустройству и пользе государства.

В то время, как монастыри исполнили культурное значение для края, сделало-ли что отбудь для благоустройства народа ламское и шаманское суеверие? Воспользовалось ли заботливое о благе народа правительство какими-либо услугами того народа, который коснеет в язычестве и суевериях под опекой лам – жрецов язычества? В прошлом столетии для управления инородцами были избраны центральные пункты для Контор, инородных Управ и Степных Дум. Находясь в кочевьях, эти учреждения – оставались бы пустыми, если бы для охранения зданий не поселились крещеные инородцы в оседлость. Благодаря этому водворению христиан. Степные Думы доныне составляют почти единственные среди кочевьев оседлые пункты с православными церквами, устроенными миссией, – но для кочевников они составляют как бы бельмо на глазу. До последнего времени эти поселения оставались обездоленными, обиженными в земельных угодьях. Ламы и их соумышленники, тяготея к Монголии, ненавидят все русское, православное, и всячески стараются воспрепятствовать усилению русского элемента в среде их незаконного господства. Просвещение проникает с русским народом, и мало-помалу, конечно, изгоняет густоту облежащего кругом мрака.

Нельзя не видеть сравнительного преимущества русского быта пред азиатским кочеванием. Ламы это понимают; они даже имеют хорошие дома при дацанах; смотря на них богатые ламаиты строят себе русские избы, даже в несколько комнат. Но все это в беспорядке кочевьев, без культуры земли, в пустырях, а внутренность – таже кумирня, полная идолов – точное выражение того хаоса, в каком находятся самые обитатели, отуманенные суевериями и страхом тех вымышленных чудовищ, коим они раболепно покланяются. Если благодаря оседлости крещеных инородцев поселения их сохранились до сего времени, при всех неблагоприятных условиях к их процветанию и представляют в праздничные дни и при сугланах оживленное место, – не то совершилось с инородными управами и родовыми управлениями, которые также в своих участках, занимая центр, могли бы завести общественность и развиться в культурном значении. Это до сего времени кочевья; где живет староста или родоначальник, – там и управа, среди двора и степи; куда кочует староста, там искать и управу; ни шагу к развитию в целые столетия.

Дает ли ламаизм образование своим последователям путем науки? Действительно ламаиты хлопотали пред правительством о дозволении им иметь при дацанах школы. Они получили отказ, потому что не способны дать надлежащие образование в своих школах при своих суевериях. При дацанах они стали бы обучать в духе своего идолопоклоннического суеверия, для приготовления ховараков (учеников) в ламы, для порабощения и истощения своего народа. Хотя бы правительство дало для этих школ хорошо приготовленных учителей из среды инородцев, или русских, но в них господствующий дух ламаизма подавит всякое благородное стремление к усвоению истинных понятий о Боге, мире и человеке. Значит, и образование не достигнет своей цели. Ни одна школа при дацане не обошлась бы без «лам», а получив утверждение в должности, всякий лама почтет себя вправе распространять свое суеверие. Народная школа должна быть в народе и в руках представителей церкви и государства. Чтобы она принесла действительную пользу, должна быть всячески ограждена от вредного влияния язычества, которое должно волей-неволей уступать место христианству и здравой науке.

К сожалению наши православные миссионеры почти никогда не пользовались открытым покровительством от начальников края, поблажнявших чужеземному ламству. В Бозе почивший архиепископ Вениамин, в 1863 г., после первого объезда миссии, сейчас понял, как бы хорошо было, если бы главный начальник края циркулярно оповестил по дацанам и всему инородческому населению о Высочайшем назначении епископа именно для обращения бурят в св. православную веру, и просил об этом главного начальника края М. С. Корсакова.

Хитрые ламы повсюду говорили владыке, что они ничего не знают о назначении архиерея с целью обращения их и бурят в христианство, и что это нужно только духовному правительству и оно само рассылает своих миссионеров, без ведома и сочувствия правительства. Но местная администрация не уважила просьбу владыки.

У нас есть один исторический документ, достаточно характеризующий подобострастное отношение начальников края к пришлому буддизму. Это циркуляр губернатора Трескина, по поводу приезда калмыков в Забайкалье за предметами своего языческого суеверия. Трескин предписывает:

Секретарю. Поправка карандашом: «Секретно».

Главному Забайкальских кумирен ламе, Бандиде-Хамбе Данзангаван Иши Жамсуеву.¹¹³

По всеподданнейшему прошению, принесенному от депутатов Калмытскаго народа Астраханской губернии обитающаго, Его Императорскому Величеству угодно было Всемилостивейше дозволить отправить 10 человек из духовных калмытских к вам Бандиде Хамбе, яко главному бурятскому ламе.

Предмет же сего посольства есть тот, чтоб вместо Далай-Ламы, к коему прежде отправляемы были таковые посольства, получить от вас по закону ламскому потребную святыню (?), также врачебные книги, лекарства и протчее, что им нужно, а вместе с тем пригласить с собою в их жилища одного ученого ламу и искусного лекаря из бурят.

Как для проезда из Астрахани сюда калмытских духовных сделаны уже все распоряжения, а по приезде их сюда в Иркутск будут немедленно препровождены к вам Бандиде-Хамбе, то я предваряя о сем нужным считаю иметь от вас следующие сведения:

1) В чем вообще состоят святыни, принадлежащие к исповедованию ламского закона, сообщив при сем подробный реестр.

2) Откуда имеют все Забайкальские ламы и кумирни нужные, по их закону святыни, все ли (?) те, какие должны быть и имеются при Далай-Ламе, также священные и врачебные книги и протчее.

3) Можно ли снабдить калмытскую миссию (?) потребными для ней святынями и разными книгами из кумирен Забайкальских, и какое время должны пробыть для сего калмыцкие миссионеры. Ежели ж нельзя получить всего нужного из кумирен Забайкальских, то откуда, каким посредством, к какому времени доставить можно, и чего будет стоить сие. В сем последнем случае нужно вам Бандиде-Хамбе сделать предположение, чтоб на будущее время кумирни ваши имели у себя потребные святыни, для снабжения ими подобных миссий и предположение сие сообщить мне.

4) Где именно расположитесь вы Бандида-Хамба, принять калмытскую миссию, в каком расстоянии от границы будет сие место, какие нужны приуготовления к составлению приличного церемониала для придания важности вам Бандиде-Хамбе (!), как такой духовной особе, к которой отправляется посольство от народов, за многие тысячи верст обитающих; и не нужно ли для всего сего какие-либо особенные распоряжения или пособия со стороны начальства (!).

5) Могут ли калмытские миссионеры (!) посетить все Забайкальские кумирни, и нужно ли сие.

6) Могут ли калмытские миссионеры получить врачебные книги, лекарства, и вместе с тем найти и пригласить с собою, как искусного лекаря из бурят, так и одного ученого ламу, и на каких условиях, могут ли они решиться ехать в калмыцкие орды.

Все сии сведения должны вы Бандида-Хамба доставить ко мне чрез земского исправника господина Янковского в возможной скорости, присовокупив к тому собственное ваше мнение, какое по предмету сему почтете сообщить мне. – На подлинном: Иркутский гражданский губернатор Н. Трескин. № 25. Озаглавлено: о доставлении разных сведений, по случаю отправления калмытской духовной миссии (!).

Такая забота о идолопоклонстве с поднятием авторитета Хамбы-Ламы в глазах суеверного народа не могла служить на пользу христианства, а напротив, Хамба-Лама давал торжественно присягу поддерживать и распространять ламскую веру в России вопреки коренному закону Российской Империи о распространении одной православной христианской веры.¹¹⁴ Открывался полный простор Азиатскому деспотизму и фанатизму. Коснение народа в язычестве и грубом идолопоклонстве задерживало развитие Сибирского края. Г. Ядринцев в своем сочинении «Сибирь, как колония» (С.-ПБ. 1892 г.) делает такой вывод: «период (300) слишком долгий для того, чтобы развиться, окрепнуть и встать на ноги; но вглядываясь в прошлое сердце невольно сжимается, не видя ничего отрадного и ничего прочного. Есть только слабые кое-где зачатки, но все это бледно, чахоточно; видно, что чего-то недостает» (стр. 446). В другом своем исследовании (Сибирские инородцы) тот же автор говорит о малом успехе христианских миссии в том числе и нашей православной в среде инородцев, но не показывает причин этой малоуспешности и способов к развитию края и инородческого населения... Русские упустили свою роль, в деле такой важности, как религиозный вопрос.¹¹⁵ Но там, где шире шла русская колонизация, – там распространялась и св. вера и русская гражданственность с лучшим успехом. – Пора поправить вековые ошибки и упущения.

Как поправить дело после того безграничного произвола и явных противодействий делу православной миссии, какие христианство претерпевало более столетия? – Оставалось одно – ждать Высочайшего повеления к устранению этих препятствий и прямого покровительства делу миссии от предержащей власти. Действительно к Престолу благочестивейших Государей обращались взоры Сибирских архипастырей в трудные минуты их святительского служения. Так, напр. преосв. Вениамин I Багрянский, один из просвещеннейших и ревностнейших архипастырей Иркутских, вынужден был жаловаться Святейшему Синоду на несправедливость и стеснения губернаторов Пестеля и Трескина, дорого потом поплатившихся за свой безграничный произвол и неправильные действия.

«Начинаю с обращения инородцев в христианство, пишет святитель. Хотя в действии сем по маловажным и почти всегда по каким-либо неудовольствиям и вымышленным жалобам священники и прежде бесчисленными преследуемы были притязаниями, однако же с величайшею хотя трудностью обращение в христианство иноверцев было продолжаемо. Со времени же управления губерниею Его Превосходительства вовсе затруднено предписаниями, по коим священники не должны приходящих и искренно желающих святым просветиться крещением, крестить, пока не получат от начальства (языческого) уведомления, что желающие крещения родоначальниками уволены и дозволяется креститься. Вероятное ли дело, чтобы родоначальники, быв суеверные и корыстолюбивые идолопоклонники, согласились увольнять для принятия св. крещения своих родственников или подчиненных? И в самом деле обращение иноверцев в христианскую веру вовсе остановлено. В предлог поставляется, дабы отвратить побег жен от мужей. Но для сего напрасно воспрещается святое крещение. Побеги единственно бывают от многоженства, варварских поступков мужей с женами и ненавистного их калыма. К прекращению же сей жестокости и варварства ничто столько не способствует, как введение в их племени христианские веры и христианских обычаев. Посему, начальники, исповедующие христианское благочестие, должны бы были по усердию своему к вере и для облегчения себе в правлении обращению иноверцев споспешествовать, а не препятствовать. Да и какая ж и польза из сего препятствия вышла? При всех предписаниях, чтобы внушать иноверцам человеколюбие, мир и совет, – с того времени, как остановлена проповедь Слова Божия и обращение в христианскую веру, усилилось до чрезвычайности самоубийство. При сем можно сказать по справедливости бедственном для государства обстоятельстве, сделано от губернского правительства в консисторию отношение, чтобы она просила меня о увещании иноверцев из писания, чтобы себя не убивали. Да кому же сделать мне увещание из писания? Тем, коим воспрещается принятие христианские веры для негодного интереса и глупого суеверства, которые вовсе писания не знают и коим знать оное все способы отъемлются, а я должен увещевать из писания: какая несообразность со здравым рассудком?»¹¹⁶ За тем преосв. Вениамин приводит примеры личных оскорблений от губернатора и властей и факты противодействия миссии. Так, в Якутске веропроповедник протоиерей Георгий Слепцов был до крайности обижен гневом г. губернатора, вместо того чтобы найти в нем покровительство и помощь в своем апостольском подвиге. Трескин неоднократно усиленно настаивал, чтобы воспретить ему выезд на проповедь христианской веры, когда по Высочайшей воле и по указу Святейшего Синода следовало протоиерею Слепцову (просветителю Якутов) отпустить на содержание походной церкви 1500 руб., произведши этот аванс чрез местного преосвященного. Можно было выдать эти деньги и лично протоиерею Слепцову, а в случае его отсутствия одному из сыновей, коих у него в Якутске было двое священниками. Но губернатор настоял, чтоб этих денег не выдавать ни преосвященному, ни миссионеру. В сношениях с консисторией губернское начальство показывало высокомерие и даже грубость.

Во весь период злосчастного вторжения буддизма в Забайкалье и вольностей ламства, только граф Сперанский прямо взглянул на инородческий вопрос и задачи миссии, и принял энергические меры к прекращению беспорядков. Он сменил много чиновников своекорыстных и родоначальников за разные преступления и злоупотребления по должности.¹¹⁷ Он же показал открытое покровительство делу распространения христианства в инородческих ведомствах. Узнав достоверно, что тайши и родоначальники стесняют свободу совести в избрании лучшей веры – православия и крещения, он издал циркуляр от 9 июня 1820 г., воспрещающий им препятствовать переходу бурят в христианство. Граф Сперанский беспристрастно разобрал жалобы языческих начальников на наших миссионеров и на обращаемых ими в православие. Оправдал священников, защитил гонимых. В циркуляре на имя Аларского тайши Сперанский говорит: «Рассмотрев сведения, доставленные мне в объявлении жалобы на священников в крещении яко бы ими беглых братских (бурят) и в укрывательстве их, я нашел жалобу несправедливою; действия священников при крещений бурят отнюдь не выходили из пределов их обязанностей; напротив до сведения моего доходит, что вы – тайша и родоначальники, заграждая вашим родовичам путь к восприятию христианской веры, до того стесняете свободу их совести, что даже дерзаете иногда подвергать их наказанию за вступление их в христианский закон; поступки таковые, если следствием они будут обнаружены, подвергнут вас строгому суду по законам. Для собственной вашей пользы я считаю нужным предостеречь вас и подтвердить, чтобы ни вы, ни прочие родоначальники не отваживались ни под каким видом никому из родовичей ваших возбранять вступать в христианский закон по собственному их желанию, без коего никто и никогда принят в оный быть не может».¹¹⁸

Соответственное тому распоряжение последовало и от епархиальной власти. Преосвященный Михаил I предписал по всей епархии к исполнению и руководству следующее: с приложением списка с предписания генерал-губернаторского, дать знать указами священникам тех приходов, где жительствуют буряты, чтобы они, не смотря на прежние со стороны губернского начальства предписания, возбранявшие крестить иноверцев без сведения их родоначальников, безбоязненно крестили всех приходящих к ним и желающих крещения, только во-первых по довольном научении христианскому закону, во-вторых не входя и не вмешиваясь во внешние дела братских (бурят), особливо «советуя» женатым крещающимся не покидать мужей или жен своих некрещеных.¹¹⁹

При множестве в язычестве не только в последовательном порядке, но и одновременно, с разводами во всякое время и по всякому поводу, неизбежно происходят возмутительные сцены в семейном быту инородцев. Введение христианства установляет законность и нерасторжимость церковных браков. Следовательно дело миссии – святое, основное в порядке общественной жизни. Граф Сперанский справедливо отвергнул жалобы на побеги жен от мужей, не связанных между собой союзом взаимности. Наше русское законодательство не исключает возможность распадения языческих связей; в случае несогласия сторон на сожительство, дается право на заключение законного брака (Св. Зак. 1857. Т. V. Ст. 80–84. Т. X. Ч. I. Гл. 3). Основываясь на постановлении св. апостола Павла (1Кор. 12–14), чтобы при обоюдном согласии оставаться в прежнем союзе, – гражданский закон и миссионерская практика давали свободу на вступление в новый, законный брак при несогласии на сожительство прежней четы. «Если же неверующий хочет развестись, пусть разводится; брат или сестра в таких случаях не связаны: к миру призвал нас Господь», говорит св. Апостол (–15). Еще прежде гражданского законодательства у нас о дохристианских браках, граф Сперанский вникнул в хаотический быт языческих семейств и помог церковным миссиям установить порядок в новопросвещенных семействах, к упрочению гражданского состояния инородческих обществ чрез венчание или благословение браков в церкви. Для скрепления прежних браков, разрешено было членом Святейшего Синода митрополитом Амвросием читать совершительную молитву из чина браковенчания.

Таким образом графом Сперанским сделано было самое главное в деле обращения наших инородцев в христианство – устранение препятствий к переходу их в святую веру Христову, воспрещение языческим властям преграждать им путь в церковь Христову. Свобода совести в избрании лучшей веры всегда и для каждого должна быть ограждаема от насилия и противодействия. Наша миссия тогда только и успевает, когда свободен и ни откуда не стеснен этот переход из язычества к свету Христовой веры. Ничто так не желательно, как соблюдение этого условия. Делатели усердны бывают до самоотвержения, применяют все способы к обращению оглашаемых, но когда видят злонамеренные преграды успехам Евангельской проповеди и противозаконную пропаганду со стороны чуждого суевера – то такое положение миссионеров наших поистине безотрадно. Желающих принять истинную веру всегда найдется не мало, еще более окажется понимающих тщету языческих суеверий и правоту господствующей в Империи православной веры, – но редкие решаются выступить из общей массы, крепко сплоченной связями язычествующих родоначальников и фанатически оберегаемой полчищами лам. Пора доложить преграду представителям язычества вести такую пропаганду, воспретив её во всех видах в силу основных законов Империи, где православная вера одна имеет право господства и распространения своей вселенской истины. В виду усилившегося зла от развития языческой ереси необходимо личное участие правительственных лиц по Высочайшей воле Верховного защитника Православия в делах миссии и трудах апостольских. Православная миссия молит Всевышнего, чтобы скорее наступили благоприятные времена для успехов и торжества христианства в нашей необъятной Российской империи.

При Сперанском появился полный перевод Библии Ветхого и Нового Завета на Монгольский язык, сродный бурятскому и калмыцкому. Ученый Шмидт воспользовался готовым переводом одного умного бурята. И новейшая система переводов тоже держится туземных переводчиков, предпочитая народный, разговорный язык книжному. Такова система Н. И. Ильминского. Шмидтов перевод и перевод Нового Завета Английских миссионеров сделан был по старой методе. Однако ж до сего времени – он единственный в полном составе. В то время он встречен был с восторгом. Граф Сперанский отнесся к нему слишком идеально, воображая произвести при помощи его решительную реакцию в буддийском мире. Он распорядился о рассылке сего перевода тайшам (главным родоначальникам) и Бандидо-Хамбе,¹²⁰ и по поводу этого писал главноуправляющему духовными делами в Империи князю Голицину: «надеюсь, что он (бандида) и сам будет читать и другим сообщит». Но на деле вышло не так. Ламы поглощают только Тибетскую мудрость, отуманивая свои и бурятские головы, и служат на непонятном для народа Тибетском языке. Монгольской грамоты не знают. Немного у них и своих переводов на Монгольский язык. Библия была напечатана Монгольским шрифтом. Очевидно, она была немногим доступна и читать её без комментариев было трудно, чтобы разуметь истинный смысл Писания. Взгляд на ламаитов в то время тоже еще не установился. Сперанский думал, что «люди сии (буддисты), говоря вообще, не имеют ни фанатизма, ни упрямства в своих мнениях, и, кажется, скорее других могут придти к истине». По идее – так, но на деле – ламы полнейшие материалисты, оставившие всякий аскетизм, тучнеющие в тунеядстве и праздности, поставившие себе правилом жизни: да ямы и пием, утре бо умрем.

Интересен взгляд Сперанского на характер обращения бурят в христианство, в русскую веру. Он говорит, что вообще между бурятами креститься значит сделаться «русским», т. е. остричь косу, носить русское платье и вместо юрты жить в крестьянском доме… У бурят, действительно есть способность к обрусению; русский быт и вся хозяйственная обстановка русских им вполне нравится. Этою способностью к развитию гражданственности можно с успехом воспользоваться русской администрации. Зная это ламы нарочно держат бурят в грязи кочевой жизни. Перешедшие же в Православие первым долгом считают поселиться под сенью св. храмов Божиих, чтобы усвоить себе правила христианской жизни, поучаясь из Слова Божия разуму и благочестию. Этой системы веропроповедничества держался в Бозе почивший архиепископ Иркутский Вениамин (1862–1892), основатель Забайкальской духовной миссии. Практичность его системы доказана опытом. Под его воздействием обращено в христианство до 40 тысяч инородцев. Только митрополит Тобольский Филофей Лещинский в простое, старое время достиг такого успеха в деле христианской проповеди.

Переводы священного писания на Монгольский язык, появившиеся при Сперанском, конечно, порадовали и нашу миссию. Преосвященный Михаил тоже рассылал экземпляры Библии, где надеялся успеть в благодатном воздействии. Нам попадалось ответное письмо владыке от одного Агинского ламы, где он приносит архипастырю сердечную благодарность за посланный ему экземпляр Монгольской Библии. Дар этот, как видно, был достойно оценен этим ламой; он проникнулся словом живого Бога, и еще будучи язычником, построил в Агинской Степной Думе церковь во имя Святителя Николая Чудотворца, которая и доныне находится при миссионерском стане. И только в наше время, – в память посещения Сибири ныне благополучно царствующим Императором Николаем Александровичем – строится новая каменная в тоже наименование. К сожалению, прочие ламы, заинтересованные своим материальным положением среди порабощенного ими народа, постарались уничтожить и те немногие экземпляры Библии, которые доставались кому-либо от особ, заботившихся об их просвещении. Нам случалось видать листы монгольской Библии в завертках ламских лекарств и сапожной ваксы. А когда я стал доказывать ламе, что это книга священная, душеспасительная, – он мне ответил: «возьми гостинца» – и дал мне еще уцелевший экземпляр из книг пророческих.

Граф Сперанский не вдавался в область ламских суеверий и жреческого кумирослужения с их регламентацией, как это допустили его преемники. Как законодатель и гениальный администратор, он дал инородцам уложение об управлении Сибирскими инородцами 1822 г., по коему ламы подчинены полиции вполне, – что очень важно: «иноверческое духовенство Сибирских инородцев состоит в зависимости местной полиции, наравне с прочими инородцами» (§ 1288). – Подчинение лам полиции, вообще гражданскому начальству и общим гражданским законам, как простых инородцев и крестьян, значительно сдерживало бы произвол лам в их заколдованном кругу, из страха ответственности и наказания. Напротив у них же все шито и крыто, как скоро они подчинены только главному своему жрецу, изобретателю всякого зла, вдали и в тайне от высшего надзора. Это понимают они сами и действуют безбоязненно. Они не прочь были принять, если бы правительство на том настояло, русского православного начальника над собой с правами главного наблюдателя. Могли бы подчиняться особому светскому, даже духовному лицу (миссионеру), если бы правительство пришло к этому мероприятию решительно, вверив ему блюсти не ламайския, вероисповедные правила, а исполнение гражданских, общеобязательных и нравственных законов. Тогда преследовалось бы вымогательство и обирательство лам как в частности по юртам, так и в виде общественных сборов на языческие капища и народные праздники в смысле идолопоклонническом. У калмыков есть особый попечитель этого народа. Если бы он твердо стоял за православие, – мог бы благоразумно направлять к большей свободе действий нашу миссию, если бы не входил в область самого суеверия и не отстаивал интересов идолопоклонства – каковы вообще всякие сборы и поборы, совращения в ложное суеверие и закрепление в таковом рабстве. Но единичный представитель еще не порука за успех дела, при обширности задачи. Лучше всего подчинение общим законам и Богоучрежденной власти, без исключений и привилегий.

Но в Забайкалье не было ни того, ни другого. Мы видели уже, что вместо воспрещения всякой пропаганды лжеверия, – полиция помогала вторжению чужеядного ламства в кочевья шаманистов, вместо воспрещения сборов на кумирни и идолослужение и поддержку ламства, – смотрела на это обирательство сквозь пальцы и даже поощряла к тому, рассчитывая на выдел себе львиной части всегда, когда понадобится. На такие подачки падки были многие, с тою разницей, что представители власти повыше брали под разными благовидными предлогами. Мзда слепит очи. Чего доброго можно ждать от таких приставников, хромающих на обе плесне? Никакой уполномоченный, подвергаясь такой слабости, не сделает шага вперед в исполнении высокой задачи христианского просвещения закоснелых в невежестве и двоеверии инородцев. Но закон неумолим. Когда всех сравняют в правах, подчинят общим законам, – тогда всякий пожелает благоденствовать лучше в подчинении закону, чтобы не подпасть под его кару, у нас ламы буддийские не только не были положены в подушный оклад, были избавлены от военной службы вместе с молодежью – хувараками, но даже не вносились в ревизские сказки. Этим дана была полная возможность выходцам из Монголии, Китая и Тибета укрываться от самого бдительного надзора в дацанах и в улусах на раздолье степей. Если в наше время, по настоянию миссионеров, сколько-нибудь сдерживалось грабительство иноземных лам, – то было это далеко не повсеместно. По причине безнаказанности все это снова повторялось с тою же назойливостью и смелостью. Как незаконны и вредны похождения и проделки таких людей, – это сознает даже Китайское Правительство, когда за нарушение формальных законов подвергает их строгому наказанию.

Правда, система инородческого управления, введенного графом Сперанским, уже отживает свое время, как все земное, видоизменяемое и приноровляемое к обстоятельствам и потребностям времени. Таково напр. уничтожение Степных Дум и сосредоточение дел в управах, устранившее слишком широкое и фиктивное значение Тайшей, как это сделано по Иркутской губернии графом А. П. Игнатьевым.¹²¹ Но повторим, что графу Сперанскому посчастливилось избегнуть ошибок в отношении ламства именно тем, что он игнорировал значение жреческого сословия, не признавал за ним привилегий и преимуществ пред простыми инородцами. Они размножались и становились бременем для инородческого общества. Если бы так и оставались, скорее бы они возбудили против себя протест и отвращение людей благомыслящих.

Ценя заслуги графа Сперанского для Сибири, благодарная Россия постановила соорудить этому гениальному правителю достойный памятник в г. Иркутске. Нужно по всей справедливости почтить достойную память графа Сперанского, тем более, что наступает новый порядок вещей с устройством великого Сибирского железно-дорожного пути и усиления русского элемента с великим переселением коренных русских на всем протяжении от Урала до Тихого Океана... При новом течении жизни явятся новые деятели и оставят в свою очередь неизгладимые следы в народной жизни. Незабвенна память и прежних деятелей. Пример их должен руководить позднейших.

Генерал-губернатор Лавинский, по инициативе Цейдлера, приступил к собранию полных сведений о степных законах и обычаях, свойственных каждому племени, чтобы предоставить им управляться своими законами, смягчив все дикое и отменив несообразное.¹²² Законодатели очутились снова в области языческой, вместо того чтобы с подведением общих законов Империи вывести инородцев на свет Божий. В разбирательстве дел являются и ламы и шаманы. Ламское книгочтение, шаманская и буддийская присяга, подчинение религиозным обычаям язычества, – все это, требующее искоренения становится как бы законным, подлежащим непременному исполнению, под опасением пыток и жестоких наказаний, обычных в среде дикарей. Обращено было внимание законодателей немецкого закала на ненормальное положение инородческого духовенства (жрецов язычества) и на необходимость лучшего его устройства, – странная забота! Администрация позаботилась о регламентации жреческой секты, а не об ослаблении тех нравственных уз, коими инородцы затягивались и зацеплялись в грубом язычестве, без всякого просвета, в отчуждении от русского и христианского, просветительного воздействия. Следовало, конечно, совсем игнорировать ламские степени не присвоят им привилегий и преимуществ, сравнять их с шаманами-простолюдинами. Регламентация немцев создала целую иерархию, узаконила для неё земельный надел, доходы и гражданские права, забыв совсем о православном духовенстве и миссионерах. Таково положение о Ламайском духовенстве в Восточной Сибири, 15 мая 1853 г., поднявшее на такую высоту жреческое сословие, и доныне пользующееся своим положением к унижению господствующей Православной веры. Единственною мерою против усилившегося ламства было учреждение «сокращенных» штатов ламайского духовенства Восточной Сибири. Но это была только канцелярская, бюрократическая мера, ничуть не задевшая зловредной касты, а потому бесполезная. На вид на бумаге сокращена масса тунеядных жрецов язычества до 285 лам и 35 хувараков, всего 320 душ; прочие будто зачислены в заштат и приравнивались к мирянам. Но удаленные из дацанов сверхштатные ламы, продолжая именоваться ламами и нося ламскую одежду,¹²³ еще более опутали мирян своим влиянием и даже превзошли в этом отношении штатных лам. Еще при составлении проекта штатов хамба-лама, наименованный главой ламайского духовенства, заявлял, что по буддийскому закону лама навсегда остается ламой и его нельзя отделить от этого звания никакими мерами. Допущена вербовка детей в ламство в каждом семействе, и знатные фамилии затянуты в эти сети. По чрезвычайному размножению этого сословия, теперь жилища ламаитов представляют из себя частные кумирни, наполненные идолами и снабженные идолослужебными книгами для ламских «читок». По местным данным, в настоящее время число нештатных, лам в Забайкалье составляет 10% всего инородческого некрещеного населения и достигает цифры в 15–18 тысяч человек.¹²⁴

Индифферентные в вере лица равнодушно смотрят на это явление. Мечтают о возникновении городов при дацанах, с усилением населения, как действительно зовутся принеженным народом и казачеством ламские притоны при Цугольском дацане, на Кичиньге, куда уже проникли для торговли Китайцы со своими фанзами. Не беда, дескатъ, если все население ламайское превратится в дацан. Лучше бы совсем уничтожить дацаны, оставив как неизбежное зло, наименьшее их число?¹²⁵ И в настоящую пору нет в них нужды, разве только для того, чтобы запереть в них всех этих бесомолителей, с воспрещением посещать улусы и совершать суеверные свои обряды с обирательством простых инородцев. Ламы могут жить на добровольные приносы и от своих трудов, как повсюдно в самом Китае.

Высокопреосвященнейший Вениамин, бывший архиепископ Иркутский, с настойчивостью проводил эту мысль. Воочию убедившись, что вмешательство христианского правительства в дела суеверия, произвело всю эту неурядицу во внутренних делах Забайкалья, и должно быть прекращено для пользы края и св. церкви, ходатайствовал пред правительством об охранении народа от влияния ламского суеверия на все то, что не принадлежит ему. Он полагал, что следовало бы предоставить ламству свободу служить своему суеверию для самих себя, по собственной их воле, подобно тому как предоставлена такая свобода шаманам, а для достижения таких целей требуется не формальное ограничение числа лам ради избавления народа от их порабощения, а действительное удаление их от народа посредством возможного прекращения общений их с мирянами. В таком случае оставшись без дела, они пожалуй сами оставят свои дацаны. Тогда легко закрыть дацаны, и всех оставшихся аскетов собрать в один. Вот единственный вывод из «штатов» в применении его к делу.

Между тем ламаиты, стоя на легальной почве, т. е. опираясь на «Положение» домогались постоянно расширения своих прав. В 1863 г. Монголо-буряты Хоринского ведомства обращались с таким ходатайством к главному начальнику края. При чем заявляли (духовного и светского звания начальники и почетные люди), что предки их из Монголии в 1604 г. добровольно поступили в подданство Его Императорского Величества Государя Всероссийского. Грамотою от 22 марта 1703 г., манифестом от 18 марта 1797 г. и уставом Высочайше утвержденным 22 июня 1822 г. они обеспечены и поземельною собственностью, и приличными гражданскими правами. От таковых щедрот Монарших жизнь предков их была вполне благодатная. Наконец к довершению их благополучия положением, состоявшимся 15 мая 1853 г. утверждена и защищена от внешних влияний исповедываемая ими Буддийско-Шигемонианская вера; но положение сие не вполне еще развито и по их религиозным верованиям требует существенного дополнения. В прежнее время до 1853 г., т. е. по день издания «Положения», при дацанах одного только Хоринского ведомства было более 500 лам; они обязаны были молиться о благополучии Государя и государства, о благе человека и его души, освящать родившихся, отпевать умерших, учить, благословлять и в болезнях учить народ – читать Божественные книги Юма, Ганжур и Данжур, заключающие в себе много томов, каковым чтением должны быть заняты 100 лам и ховораков в течении 15 дней; сверх того ламство для каждого исповедывающего Буддийско-Шигемонианскую веру есть истинный путь ко спасению и избавлению души от вечной муки. Для пополнения лам находилось тогда при каждом дацане нужное число ховораков-учеников. В «положении» же, состоявшемся в 1853 году на 38 тысяч обоего пола одного только ведомства Хоринской Степной Думы утверждено только 76 лам и 8 ховораков. Такое ограниченное число лам не только недостаточно для исполнения всех предписанных духовных треб, а ховораков для замещения убывающих лам, но сверх того сим определенным числом ламства закрывается прочим последователям веры путь ко спасению, так как по закону Буддийско-Шигемонианской веры, ламство есть истинный путь ко спасению и избавлению души от вечной муки. В прочих догматах сие положение тоже необходимо дополнить, а потому сим приговором постановили просить его высокопревосходительство дозволить избрать от общества и духовенства всех ламство исповедующих в Восточной Сибири, Степных Дум, Ширетуев, дацанов и по одному мирянину, чтобы они вообще с Хамбою Ламою обсудили и составили в дополнение положения 1853 г. правила, согласные с их религиозными убеждениями Буддийско-Шигемунианской веры, для поднесения на милостивое Государя Императора усмотрение, или дозволить им самим о таковой их жизненной потребности просить и умолять Его Императорское Величество.

В отражение таких притязаний Ламайского духовенства, преосв. Вениамин, начальник Забайкальской миссии, составил особую записку «о ламском идолопоклонническом суеверии»,¹²⁶ в которой выяснил местной администрации настоящее значение буддизма не как истинного пути ко спасению, а как грубейшего вида язычества с идолопоклонническим культом. Записка эта была рассмотрена в главном управлении при решении просьбы ламаитов о расширении прав ламства. «Рассмотрев означенные бумаги, ответствовал генерал-губернатору М. С. Корсакову, вице-губернатор Забайк. обл. Г. Мордвинов, я нашел, что изложенные в записке преосв. Вениамина обстоятельства, препятствующие распространению христианства между инородцами, действительно существуют; но какие могут быть приняты к устранению этих препятствий меры, по неимению в настоящее время достаточных данных, сделать положительного заключения не могу. Полагаю необходимым учреждение в Иркутске особой Комиссии, как для изыскания способов к успешному распространению христианства между инородцами, так и для пересмотра Положения о ламайском духовенстве 1853 г., в тех частях его, которые предоставляя ламайскому духовенству значительные привилегии, оказывают вредное влияние по своим последствиям на экономический быт инородцев. Особенным побуждением к ограничению привилегии духовенства, я принял в соображение, что хотя на основании 44 и 45 ст. Основа. Государ. законов все принадлежащие к господствующей церкви подданные Российского Государства пользуются всеместно свободным отправлением их веры и Богослужения по обрядам оной, но ни одна из нехристианских религий не имеет столько значительных прав для духовенства их, гарантирующих самостоятельность и неприкосновенность верования, как ламайское исповедание, по существу своему языческое, и так как Высочайше утвержденным положением о ламайском духовенстве 15 мая 1853 г. существовавшее по Хоринскому ведомству число лам (более 500) ограничено числом 76, в видах уменьшения этого сословия бывшего отяготительным для народа, то ходатайство инородцев Хоринского ведомства изъясненное в вышеозначенном приговоре о необходимости увеличения у них духовенства не может быть уважено при настоящем положении, а возможно только в том случае, когда с устранением всяких прав для ламайского духовенства оно не будет иметь никаких особых привилегий. По всем этим соображениям, а также принимая во внимание, что все штатное ламайское духовенство, на основании § 38 положения, избавлено от всех повинностей, было бы, по мнению моему, необходимо предоставить инородцам иметь то число лам и ховораков, какое но религиозным убеждениям своим они признают необходимым, но в этом случае освобождение от всех повинностей ограничить одним Хамбо-Ламою и Ширетуями, так как при весьма значительном числе ламайского духовенства, повинности денежные и натуральные были бы обременительны не для одних только инородцев, но и вообще для всех сельских обывателей; при этом также необходимо не определяя количества надела землею дацанов предоставить надел усмотрению самих инородцев, с правом передела сообразно с имеющимся в распоряжении их числом земли, и наконец постановить правилом, чтобы имущество лиц, кои поступят в комплект штата духовенства, как движимое, так недвижимое, было обращаемо в пользу родовых управлений, так как существующее в 48 § правило об обращении одних недвижимых имуществ в пользу родовых управлений, недостигает никаких результатов, по образу жизни инородцев».¹²⁷ Суждение здравое и дальновидное!

При рассмотрении этого дела главное управление пришло к заключению, что ламство есть аскетическая секта, несвойственная мирянам, – посему и участие в ламском служении должно быт воспрещено простому народу. Мера эта была призвана правильною Министерством Внутренних Дел. В циркуляре от 14 августа 1873 г. сказано: «принимая во внимание, что по буддийскому закону миряне не могут ни принимать участие в богослужении, ни читать священные книги, – распоряжение о запрещении богослужения вне дацанов правильно, ибо оно может препятствовать размножению заштатных лам».¹²⁸

Разобщение народа с ламами в силу идеи монашеского отшельничества должно возвратить бурят к старым воззрениям, которые менее вредны по своим первобытным понятиям, чем языческая ересь ламаизма с бесчисленными вымышленными божествами, до обоготворения разных пройдох, кутухт, гыгенов, хубилганов. Простой народ, зачисленный в ламскую веру, решительно отзывается неведением её и отсылает к ламам – книжникам. Он держится старых шаманских верований в Верховное Существо Божие, в добрых и злых духов, в загробную жизнь, чувственно понимаемую. Веруя по-своему, по врожденному чувству, он предоставляет ученым ламам вращаться в метафизических тонкостях, к коим по своему чувственному образу жизни и сами они несродны. Интересный случай был недавно, при приводе к присяге на верноподданство ныне благополучно царствующему Императору в Алярском ведомстве пятерых отступников. Выдавая себя насильственно обращенными чрез полицию, – они заявили упорно, что не желают принимать присягу ни по христианскому обряду, ни по ламайскому, а согласны по «шаманскому». В видах формального закрепления в ламство, хитрые ламы внесли в буддизм и шаманские обряды, совершаемые в народе при обонах, в степях, на холмах и горах, как это делается у шаманистов, при их ворожбе обе урожае, улове рыбы и проч. И у лам то, что называется «требою» – есть просто шарлатанство, как-то: заклинание нечистых духов, заклинание болезней, наречение имени (что принадлежит собственно отцу), гадание о судьбе вступающих в брак. Для государства нужны метрические записи, но обязанность эту лучше возложить на инородческое, родовое начальство, а не на лам, чтобы прервать с ними официальную связь и зависимость, так дорогостоящую. Вся история миссии свидетельствует, что не смотря на сравнительную грубость шаманистов, их легче обращать в христианство, чем хитрых и запутанных в сетях вражеских ламаитов. Если Забайкальская миссия с 1862 г. успела обратить в православие более 15 тысяч инородцев, – то именно большею частью из шаманистов, как-то: в Кударинском и Баргузинском ведомствах, в ведомстве князя Гантимурова, бродячих инородцев по Иркутской стороне – в Балаганском и Идинском ведомствах, где нет ламайских дацанов.

Князь Ухтомский укоряет нашу миссию в том, что она с самого начала своих действий принялась за обличение лам в их безнравственности, пьянстве, праздности и разврате.¹²⁹ Ламы поднялись на ноги, ввели у себя дисциплину, и показность, так что будто бы в дацанах среди лам явились чуть не аскеты и фанатизм их в охране своей веры достиг до кульминационной точки. Учить добру и строгой нравственности, это прямое дело миссионеров, а показность и лицемерие ничуть ни составляют достоинства, а готовят ламам, по Словам Спасителя, горе и горе... Отраднее будет Содому и Гоморе в день суда, нежели тем, которые не примут посланных к ним благовестников, наследуют горшее осуждение, чем доселе, когда не слышали слов истины Божией. Но вот действительно достойно сожаления вмешательство местной администрации в дела суеверий, снабжение языческих капищ выписанными из Китая и Тибета их религиозными книгами, идолами и другими принадлежностями язычества. Этим она действительно поддерживала, развивала и усиливала язычество, вместо того чтобы стараться о его искоренении. Допуская ламское лечение всякому ламе, она потворствовала праздношатательству лам по улусам для гурумов, начитывания и заговоров над больными. Разве колдуны когда-нибудь на св. Руси пользовались уважением и покровительством власти? Не были ли напротив они обличаемы всенародно? Иные были даже казнимы от благоверных князей и правителей. Что за надобность, чтобы ламы соблюдали устав кумирослужения в те, или другие дни? С ослаблением усердия к идолопоклонству, народ будет ближе ко христианству. Пусть буряты больше сближаются с русскими. У кого чувствуется потребность к молитве и благоустроенной жизни, тот всегда постарается завести хорошее знакомство с русскими православными, посещать храмы Божии, участвовать в христианских праздниках, слушать благие советы и таким образом – узнавать истинный путь ко спасению. Это поведет к слиянию народностей на пользу и целость русской Империи.

Составители «Положения о Ламайском духовенстве» не могли не чувствовать, что они, относясь покровительственно к чужеядному ламству, оставили без внимания «Православие», требующее особого покровительства и признания, как господствующая в Империи Вера, имеющая исключительное право на распространение. Для поправления такой крайней несообразности, они в виде приложения к «Положению» изложили правила о преступности ламской пропаганды из основных законов Империи. К сожалению, этот придаток, ничуть не соединенный ограническою связью с «Положением», вполне языческим по духу и по форме, остался запрятанным в присутственных местах, в архивах Степных Дум и родовых управлений, в литографических оттисках.¹³⁰ Считаем не лишним привести здесь этот документ, т. е. выписку из Высочайше утверждённого в 15 день мая 1853 г. журнала Сибирского Комитета, заключающую в себе Высочайшее Его Императорского Величества повеление, в котором изображено:

«Объявляется во всенародное сведение:

1) Что Высшее Правительство, дозволяющее свободно исповедовать Ламайскую, равно как и другие веры, с тем вместе требует, чтобы никто не позволял себе распространять о вере Православной Христианской в Российском Государстве господствующей, каких либо вредных внушений, под опасением суда и наказания, какое изображено в общих уголовных законах 184 ст. Уложения о наказаниях, в которой изображено: «кто в публичном месте, при собрании более или менее многолюдном, дерзнет с умыслом порицать христианскую веру, или Православную Церковь, или ругаться над Священным Писанием, или святыми Таинствами, тот подвергается лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу на заводах на время от 6–8 лет, а если он по закону не изъят от наказаний телесных, и наказанию плетьми чрез палача от 40–50 ударов с наложением клейм. Когда это преступление учинено не в публичном собрании, но однако ж при свидетелях и с намерением поколебать их веру или произвести соблазн, то виновный приговаривается: к лишению всех прав состояния и к ссылке на поселение в отдаленнейших местах Сибири, и если он по закону не изъят от наказаний телесных и к наказанию плетьми чрез палачей от 20–30 ударов, и 2) что как законами Российской Империи всякое отвлечение не только от веры православной, но из одной веры в другую строжайше воспрещается 99 ст. XIV т. Св. зак., в которой изображено: те же правила терпимости, которые сохраняет Правительство, обязывают всякую духовную власть и всякое частное лицо иноверного исповедания не прикасаться в делах веры к убеждению совести последователей других вер. Посему всякое малейшее помешательство Церкви Православной в правилах её и в священнослужении, оскорбление чем либо её служителей, и всякое отвлечение не только от неё, но и от других терпимых вер строжайше воспрещается», – то все прежние предписания местного начальства, данные о пресечении шаманства, суть противозаконные и стеснительные и совершенно отменяются. Ламы же, кои впредь дозволят себе преследовать Шаманскую веру, или привлекать в свою кого либо не только из православных Христиан, но даже из веры Шаманской, будут предаваемы суду в общих присутственных местах и наказываемы по всей строгости законов, как нарушители Государственных Установлений, согласно 190 ст. Улож. о Наказаниях, в которой изображено: за отвлечение, чрез подговоры, обольщения или иными средствами кого либо от Христианской веры Православного или другого исповедания в веру Магометанскую, Еврейскую или иную не христианскую, виновный приговаривается к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжную работу в крепостях на время от 8 до 10 лет, а если он по закону не изъят от наказаний телесных, и к наказанию плетьми чрез палачей в мере определенной ст. 21 сего Уложения для пятой степени наказаний сего рода, с наложением клейм. – Когда ж притом будет доказано, что им употреблено насилие для принуждения к отступлению от христианства, – то он присуждается: к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжную работу в рудниках на время от 12 до 15 лет, а если он по закону не изъят от наказаний телесных и к наказанию плетьми чрез палачей в мере, определенной статью 21 для третьей степени наказаний сего рода, с наложением клейм (изд. 1857 г.). Подлинное подписал: Председательствующий в Совете главного управления Восточной Сибири Генерал-маиор Венцель.

* *

Вот и вся история канцелярской работы по Ламскому вопросу, не принесшая никакой пользы миссионерскому делу.

Эпоху в истории наших православных миссий составляет учреждение Всероссийского Православного Миссионерского Общества в 1868 г., ставшего под руководство Апостола Сибири высокопреосвященнейшего Иннокентия митрополита Московского (бывшего Архиеп. Камчатского). Оно принято и состоит под Августейшим покровительством Государыни Императрицы. Сочувствие православных ревнителей Апостольскому делу миссии, молитвы и материальная помощь России помогают миссионерам переносить трудности служения и окрыляют их светлою надеждою в будущем на побеждение препятствии и успехи Евангельской проповеди не только в пределах России, но и в других странах, неведущих Истинного Бога.

Призвание и предназначение России в путях Промысла Божия – нести к азиатским племенам и всем народам Вселенскую истину Православия. По мановению Верховного Вождя русского народа сооружается великий Сибирский железно-дорожный путь чрез всю Сибирь до Тихого Океана, с тою прямою целью, чтобы скорее внести свет истинного христианства в буддийские страны, к народам седящим в стране и сени смертней. По характеру своих учений и направлению жизни обитатели этих стран похожи на спящих тяжелым сном. Должно некогда наступить и для них предреченное пророками время, что в последние дни излиется от Духа Божия благодать на всяку плоть, и дух Божий возбудит спящих, оживит омертвелые души, погрязшие в идолопоклонстве. В настоящую пору язычество еще господствует там повсеместно, и наносит густой мрак на сопредельные места, как напр. на Забайкалье – по издавнему пути в темное царство Хинов (Кидань, Китай). Под непосредственное влияние России подходят и средне-азиатские владетельные страны, ханства другого верования – магометанства, враждебного буддизму.

Евангельское учение готовит здесь реакцию внутреннего свойства, подобно закваске, которая чрез известное брожение должна преобразовать все это смешение в живое тело церкви Христовой в единении с православною Россией. Судьбами Божиими реакция эта уже началась. Проповедь апостольская современна началу христианства. Мы уже имели случай указать, что под пеплом языческих суеверий таится зародыш истинной веры, посеянной в полуденных странах Азии свв. Апостолами Фомой и Варфоломеем. Имели успех там проповедники святой веры и после времен апостольских.¹³¹ Пленные Албазинцы внесли туда православие и проповедь чисто Евангельского учения чрез постоянную миссию. Плодом этой живой связи России с Поднебесной Империей является до 1000 душ православных христиан.¹³² Но плевелы язычества сильно заглушают пшеницу Господню, посеянную благовестниками веры Христовой. Твердыни язычества стоят упорно за свое лжеверие. Только сила Господня может поколебать эти твердыни и разрушить до основания. Невозможное у человек – возможно у Бога. Так, орудием всепромыслительного попечения Божия о благе человечества, явилось недавнее путешествие кругом света Верховного покровителя всероссийской православной церкви ныне благополучно царствующего Государя Императора Николая II. Оно подобилось обношению Кивота святыни вокруг языческих – буддийских стран. Стены неприступного Иерихона пали силою Божией, без пособия оружия, когда священники со звуком трубным и пением священных гимнов семь раз обошли с Кивотом Завета вокруг сей твердыни язычествовавшего народа. Дивная перемена совершилась потом с неподвижным Китаем, Японией, Сиамом и другими тамошними странами после этого беспримерного в истории христианства события. Луч просвещения быстро проник в эти страны, начались коренные преобразования на лучший порядок вещей, возникают университеты, принцы ищут образования в христианской Европе, государственные люди оттуда же берут примеры и руководство для переустройства государства на Европейский образец. Остается забота лишь о том существенном условии, чтобы дух христианства чрез Слово Божие и внутреннее преобразование души человеческой совершил свое заветное, благодатное дело ко временному и вечному благу насельников Азии. Какие к тому средства, указанные опытом прошедших веков и современного положения дел церкви и государства?

I. Направление государственной политики и ход дипломатических международных сношений и договоров – вот внешнее условие успехов, со стороны державы, несущей в человечество руководительные начала для блага человечества. Европейские державы (?), вместе с Россией желали бы всегда благотворно влиять на Азию, а главным образом внести туда свет христианского просвещения. Другие страны нередко достигают в этом отношении большего успеха, чем наша Россия. Например католики и протестанты считают в Китае христиан из туземцев десятками тысяч, тогда как Россия едва имеет тысячу душ. Наилучший успех у нас – в Японии чрез проповедь Слова Божия, усиленную в последнюю четверть столетия. За то Россия тщательно блюдет мир с соседними народами и способна в силу веротерпимости и невмешательства во внешние дела, со стороны церкви и её миссий – хранить этот мир ненарушимо. В то время, как инословные миссии терпят гонения и изгнания, – наша Российская духовная миссия пользуется всегда благосклонностью и покровительством Китайского императора и его правительства. Притом, Россия пользуется правом применять к себе результаты договоров с другими государствами, если они благоприятны для ней, каких бы трудов и трат ни стоило приобретение их для первых. 12 статья Тянь-Дзиньского трактата 1858 г. гласит прямо: «все права и преимущества политические, торговые и другого рода, какие впоследствии могут приобретать государства, наиболее благоприятствуемые Китайским правительством, распространяются в тоже время и на Россию без дальнейших с её стороны по сим предметам переговоров»).¹³³ А результат договоров нового времени таков: Китайское правительство, признавая, что христианское учение способствует водворению порядка и согласия между людьми, обязуется не только не преследовать своих подданных за исполнение обязанностей христианской веры, но и покровительствовать наравне с теми, которые следуют другим, допущенным в государстве верованиям. Считая христианских миссионеров за добрых людей, не ищущих собственных выгод, Китайское правительство дозволяет им распространять христианство между своими подданными и не будет препятствовать им проникать из всех открытых мест в Империи; для чего определенное число миссионеров будет снабжено свидетельствами от русских консулов или пограничных властей.¹³⁴ Переговоры Американцев с Пекинским двором установили свободный переход в подданство другого государства, из Америки в империю Китайскую и взаимно Китайских подданных в Америку. Значит Россия получает те же права – принимать Китайских подданных в состав России. Китайские министры от 21 июня 1882 г. сообщили бывшему нашему посланнику в Пекине Бюцову, что «Китайское правительство предоставило полную свободу лицам желающим вступить в русское подданство». Вопрос этот был весьма трудный. Были случаи, что Монголы-китайские подданные на границе просили себе крещения, а пограничное начальство, при сношениях с ним духовного, не дозволяло крестить, чтобы не нарушить мирных отношений к соседям. Вопрос о «перебежчиках» беспокоил правительства в продолжении веков. С открытием свободной торговли, с правом перехода границы – стало свободнее и относительно избрания веры и крещения. Право распространения христианства даже в чужом государстве, – тем более становилось законным в наших пределах. Новокрещенным предоставлялось наконец право свободного перехода в русское подданство, но разные формальности затрудняли дело, и до сего времени дело это сопряжено с трудностями. Только причисление в духовное звание избавляло от этих затруднений, касавшихся общественного положения и гражданских прав, напр. на землю и проч. Русское правительство, имея в виду, что в единичных случаях не стоит заводить формальных сношений между государствами, разрешало принимать таковых лиц в русское подданство, с принесением присяги на верноподданство Русскому Государю. Но если бы дело шло о переходе целых родов массою, – в таком случае нельзя обойтись без формальных сношений, но таких случаев еще не бывало, хотя желающих нашлись бы многие тысячи. Таковы напр. Корейцы, отчасти уже поселившиеся у нас на Амуре, как племя, сродное с нашими бродячими инородцами, кочующими в северных странах Забайкалья и в Якутской области. Были следующие единичные случаи перехода к нам Китайских подданных: малолеток Агапит Яковлев Немчинов, крещеный в Урге, был воспитан в Посольской миссионерской школе, зачислен в миссию на службу, умер диаконом в Кударинской миссии на Часовенном острову. Крещенный в Байкале Манчжурский лама и врач Владимир Мелетьев Байкальский умер сотрудником миссии в Селенгинском стане. Оба женаты были на русских. Как состоящие на службе по духовному ведомству, они не возбуждали никаких вопросов, которые бы касались их положения в новом государстве. Но могут быть в числе таковых лица из торгового и податного сословия, где вопрос об общественных правах не может не задевать их интересов. Им нужны гражданские права, оставшиеся в прежнем их государстве, а в новом не усвоенные, не приобретенные. У нас они все еще считаются чужими, живут как пришельцы, которых всегда может потребовать к себе прежнее правительство, а наше общество не дает им равных общественных прав и вольно выслать их за границу. Были случаи, что даже при содействии местного начальства они не могли добиться согласия русских обществ на принятие их к себе, с правом водворения и земельного надела, из боязни ли столкновения с иностранными соседями, или прямо из эгоистических расчетов, чтобы не делиться с пришельцами своим общественным добром. Так они и бедствуют до сего времени среди русских. А это у нас передовые люди, возвышающие к нам голос о братской помощи, в союзе братства и единения с нами в вере и общественности. В тоже время масса пришлого народа, без перемены веры на св. Православие, шляется по улусам среди ламаитов и шаманистов во вред государству и св. церкви, вносящая разлад в инородческом обществе, в противодействие Православной миссии, стремящейся к объединению народностей. Дело это, очевидно, требует упорядочения. При юридическим праве, на основании существующих договоров, пусть Россия принимает в подданство Всероссийскому Престолу подданных других государств (Китая, Японии, Кореи и иных), с усвоением им всех гражданских прав, с исключением из прежнего подданства, но с непременным условием принятия Христианской веры для того, чтобы в единстве веры и духа, они не рознили с русскими, а составляли бы с ними одну народность. В брак с русскими они уже вступают по принятия крещения на общих правах с иностранцами. Гражданскими правами такие переселенцы должны уже пользоваться от русских обществ, которые и должны быть обязаны в том к непременному исполнению. Иначе новая родина для переселенцев будет не матерью любящей и пекущейся о них, а злою мачехой. «Так как назначение России состоит в том, чтобы быть государством православным, (осуществлять православные идеалы, то законы должны быть таковы, чтобы все способствующее этому её назначению развивалось, крепло и возвеличивалось, а все противодействующее распадалось, слабело и умалялось».¹³⁵

Давать свободу не-православным пришельцам во вред Государства и Церкви – ничуть не должно. Пришельцы обязательно должны быть православными христианами; иначе должно лишать их права на водворение в христианских обществах. Они должны быть поставлены в невозможность действовать во вред интересов Государства и Православия. Всякое же послабление иноверным поселенцам, основывающееся в большинстве случаев на принципе веротерпимости, неправильно понимаемой, ведет к внутреннему расстройству государства. «Безразличная, совершенно неорганизованная свобода религии, говорит Мартенсен, которая так сказать приглашает всевозможные секты поселяться в страны и устраиваться по желанию, является скорее свидетельством религиозного индифферентизма, чем истинной веротерпимости». Против такой «свободы» предостерегает нас Священное Писание, рисуя мрачную картину стеснения коренного населения иноверными пришельцами. «Пришелец, который среди тебя будет возвышаться, говорит Свящ. Писание, над тобою выше и выше, а ты будешь опускаться ниже и ниже. Он будет главою, а ты будешь хвостом. Пошлет на тебя Господь народ наглый, который не уважит старца и не пощадит юноши и будет теснить тебя во всех жилищах твоих во всей земле твоей. И извержены будете из земли». – Припомним, что сделали у нас в Забайкалье пришлые и иноземные ламы буддийские, довольствовавшиеся сначала войлочными, переносными юртами, а теперь занявшие все степи бурятские с постройкою на них дацанов с кумирнями и поработившие себе инородческое население. Явление это поражает наблюдателей народной жизни. Так, уполномоченный от Государя Императора статс-секретарь А. Н. Куломзин совершенно справедливо замечает, что в Забайкалье господствующим является ламаизм, а не православие, которое совсем сжато и принижено вольностями чужеядных пришельцев. А это идолопоклонническое суеверие получает свою силу в соседних буддийских странах. Великая задача предлежит христианским государствам подвигнуть эти народности с их правительствами и пестунами (ламами) и дать дорогу исполнителям воли Божественного промышления о человечестве совершить свое заповедное дело преобразования их по началам христианства для блага самих народов во времени и вечности. Чтобы поправить ошибки прежних веков относительно допущения и усиления ламаизма в Забайкалье, нужно пошатнуть и Тибет, на который справедливо устремил свои взоры в Бозе почивший Император Александр III Миротворец, назначивший туда для исследования ученые экспедиции, уяснившие для наших миссий многое об этой зачумленной стране, где обитает и нагоняет мрак на далекие окрестности «Далай-лама», обоготворяемый азиатскими насельниками. Средне-азиатские владения также должны способствовать просветлению дальнего Востока. И вот, ныне благополучно царствующий Император Николай II уже повелел открывать школы по всей линии Средне-азиатских владений, и они наверно будут разгонять густой мрак, их облегающий кругом, а чрез то умалится противное влияние его на пограничные с Китаем места, где пресловутая Урга с седалищем гыгэна – живого бога наших ламаитов, завладела их сердцами и держит их в нравственном порабощении.

В отношении Православия в высшей степени важен вопрос о слиянии народностей. По существу дела все язычники должны тяготеть к просвещенным, христианским странам. А в Азии существует своя племенная связь. Буряты и Калмыки родственны Монголам, живущим в пределах Срединной Империи. Необходимо внести свет христианства в равной степени, как в наших пределах, так и в Монголии, Тибете, Китае. Миссии уже существуют в Пекине, в Урге, Корее. Но нет свободы к переходу в христианство – и существуют преграды, не зависящие от наших миссий. Наши консульства мало покровительствуют делу наших миссий вследствие широко и неправильно понимаемой веротерпимости, или же в виду приятельства с представителями той державы, хотя-бы с изменой родному Православию. Прилив пилигримов русских подданных в Ургу в прямое нарушение международных отношений всегда на виду у наших консулов, но сказать правду русскому правительству они боятся страха ради иудейска. Помнится, один только консул Успенский беспристрастно отнесся к этому странному явлению, – и то когда уже покидал этот пост. Ныне в Урге православная церковь, при постоянной миссии. Должны приумножаться чада Православия. Но каково их положение там, когда и у нас в России они много терпят от ненависти собратий, остающихся в язычестве, живущих по степным законам, ускользающих от правосудия русских законов, при господстве языческого быта? Свободно ли могут Монголы принимать Православие и, оставаясь на прежних местах, пользоваться правами граждан по крайней мере по-прежнему, наравне с туземными кочевниками? Могут ли они в случае надобности, напр., по бедности и бесприютности, свободно переходить в наши пределы? Найдут ли они у нас покровительство и защиту? Каким путем могут приобрести права гражданства, наравне с обывателями? Куда должно принадлежать потомство этих прозелитов? Жизнь вступает в свои права. Развитие религиозного сознания в народах идет естественно историческим путем. Не удовлетворяемое ложными, языческими религиями оно делает наступательное движение вперед и в случае преград, встречаемых на пути, не стесняясь формальною стороной дела, ищет удовлетворения своих потребностей, как законных, напр., крещения, или вступления в брак, приписки к какому-нибудь обществу и т. п. Миссиям необходимо идти в уровень с этим запросом времени и держаться твердо установленного порядка, и в тоже время способствовать достижению благих целей, давать возможность лучшим людям достигать удовлетворения назревшим потребностям их духовной жизни.

Вследствие же неблагоприятных условий миссионерской деятельности приходится миссионерам страдать за себя и за своих чад вдвойне. Они молят Бога, Чтобы Он своею вседейственною благодатью помог преодолеть все эти препятствия, и отверз дверь веры для народов, седящих во тьме и сени смертней, и воссиял для них свет свой, да узрит всяка плоть спасение Божие.

II. Опека правительства над починенными народностями, как младшими племенами, требующими нравственного на них воздействия воспитателей. Православная Россия, возвеличенная Богом среди других держав, призвана к воспитанию многоразличных племен, ей подвластных и до сего времени подходящих, по естественному течению исторических событий, под её политическое и нравственное воздействие. Было время, что в самых договорах было поставляемо в условие, чтобы вступая в подданство России они были свободны в исповедании своей веры, без принуждения переходить в христианство. Но благодать Божия совершает свое дело незримо для людей. Совершается внутренний переворот в душе человека, и он совершенно изменяет свои взгляды на жизнь. Сравнивая свое дикое состояние с сознательной и благоустроенною жизнью русских, инородец видит превосходство христианской жизни, располагается к ней, и чем более ознакомляется с ней, – тем сильнее возгорается в нем желание принять христианскую веру. Паче же всего привлекает сердца любовь христианская. Она имеет силу пленительную, всепобеждающую. В язычестве господствует грубый эгоизм. Истинная любовь только в христианстве, по образу Христа Спасителя, силою своих крестных страданий привлекающего к Себе все человечество. Мотив этот слышен в отношениях русской власти к подчиненным народностям. От царей был наказ воеводам, чтобы сбирать ясак¹³⁶ ласкою и приветом, и всячески располагать инородцев к принятию христианской веры. Когда соблюдались такие условия, – то инородцы свободно принимали крещение.

Свобода совести – закон для всех, следовательно и для инородцев – в избрании веры. Общество христианское, в каждом народе возникающее, живет и развивается внутреннею силою собственных убеждений, возгреваемых благодатью Божиею. В христианстве – религии любви нет места нестроению, а все направляется к созиданию в единство со Христом и Церковью. Фанатизм, разрушение, принуждение – свойственно человеческому заблуждению, в нехристианских религиях. В соприкосновении с ними последними, необходима всякая осторожность и защита христианской власти. Когда эта власть исполняет свое дело, охраняет права христиан, защищает их от гонений, нападок, неволи, обид и порабощения, – общество христианское благоденствует, каждый под своим виноградом и смоковницей наслаждаются мирною и спокойною жизнью. При нарушении же этого условия, нельзя ждать спокойной и счастливой жизни обществу христиан, ибо лжеверие и иноверие не замедлят заявить себя нелюбовью и открытою враждою; там нет тех даров Божиих, какими обладает истинное христианство.

Обязанность христиан – открыто исповедовать св. веру Христову, быть светом миру. Но как исполняется эта обязанность? Не стыдимся ли мы благовествования Христова? – Не от того ли у нас целые века подвластные народности коснеют в грубом язычестве и блуждают, не обретая себе пути спасения? – Западная наука внушила русским веротерпимость в неограниченном смысле и довела до индифферентизма, безразличия в вере. Просвещенная Англия снабжает языческие страны идолами, отлитыми из бронзы, смотря на неё, пожалуй, и у нас в России отольют хоть из чугуна, или выпишут аглицкого изделия для русских идолопоклонников. Это ли забота о просвещении младенствущих племен, которым нужно указывать истинный путь? Западные, превратные учения, к несчастью, проникли и к нам в Россию, внося невообразимый хаос и разрушительные элементы в разных верованиях, сектах, ересях, расколах вместе с язычеством, магометанством. Образованный класс наиболее проникнут странными и различными убеждениями, изменяющимися по направлению ветра этих учений.¹³⁷ Благо, что Монаршее попечение об истинном благе народа с высоты Престола поправляет это дело. Люди благомыслящие вступают в члены Всероссийского Православного Миссионерского Общества, и, – каждый по силам и способностям своим, – стараются привести пользу делу Евангельской проповеди между нашими инородцами и в других странах, пребывающих в неведении Истинного Бога и Спасителя мира. Миссионерские Комитеты, учрежденные почти по всем епархиям, вникают в местные нужды по просвещению народа, и от избытков своих помогают миссиям. Россия теперь знает, где и как распространяется вера Христова, и куда преимущественно и скорее нужно подавать помощь. Благодарение Богу, уже 6 миллионов употреблено на святое апостольское дело. Наши миссии изучают и описывают и внутреннее состояние своей паствы в районе своей деятельности. Правительство, получая самые достоверные сведения о положении дел, соображает способы устранения препятствий к успехам Евангельской проповеди. Нельзя не желать, чтобы меры эти вполне отвечали потребности, существу дела, как требуется, в облегчение трудящимся, к достижению наилучшего результата. К сожалению, дело обстояло до последнего времени не совсем благополучно. Большою частью сваливают это дело исключительно на духовенство, на одну духовную миссию. Участие же в нем администрации считают даже не согласным с духом христианства, разумея его в смысле насилия, принуждения, и считая нарушением свободы совести, как будто это свобода нужна только для язычников и неверующих, чтобы оставаться в своем заблуждении, а для христиан совсем не нужна. Своим безучастием к священному делу св. веры в отношении миссий, даже враждебностью к действиям православных миссий, всякая власть, большая или малая грешит против своих нравственных обязанностей. Как согласить такое безучастие и прямое отступничество и измену св. вере с обязанностью открыто исповедовать и возвещать веру Христову, с обязанностью научить неведущего, указать путь ко спасению заблудившемуся? Это преимущественно лежит на обязанности лиц поставленных во главе, на начальствующих, ту или другую власть имеющих в народе. В характере азиатцев именно господствует черта – ждать повеления свыше от Царя и начальства на то, что для них нужно и полезно. Но не умея понимать азиатов, у нас насмешливо говорят, что у нас полиция обращает в христианство. Если бы чиновники приняли личное участие в миссионерском деле, сколько и как это возможно по их званию и состоянию, что же тут смешного, или несообразного? Они исполнили бы общехристианскую обязанность, – и только, сделали бы доброе дело в духе апостольском. Тем обязательнее это для них, если в известных случаях на них лежит обязанность исполнения подлежащих статей закона, при нарушении их со стороны язычников. Разве ламство, которого не было у бурят, когда мы приняли их в русское подданство, распространялось не благодаря полицейским властям с нагайками, тайшам, зайсанам, шуленгам с колодками, рогатками и разными пытками? Чиновники брали взятки с тайшей и прочих и делали им угодное, в измену св. вере, как бы не понимая в чем дело. Власть в ограждение православия и интересов Государства отсутствовала, хотя органов администрации было не мало, и у них вся энергия потреблялась на дело противное. Никто не мог или не хотел заступиться за православие. Фактов противозаконной пропаганды не перечесть. Бывали даже такие случаи. Повернет полицейский чиновник икону наизворот у новокрещенных простецов – и воздвигнет на них гонение, как на иконоборцев. Что двигало пружинами этой машины в образе полицейской власти в среде наших беззащитных христиан? Такую-то силу почему бы не повернуть на истинный путь, чтобы сила эта делала повеленное Богом, а не богопротивное отступление от веры. Пусть эти особы теплотой христианской любви дохнут к младшим братьям, призываемым ко спасению, или уверовавшим во Христа, – тогда совсем изменится грустный порядок вещей на сообразный с законом и порядком. Пора сознать вред покровительства язычеству, магометанству и всякому лжеверию. Ферганское событие достаточно доказало всю фальшивость системы потворства иноверцам и фанатикам. По имянным указам Императрицы Екатерины II были построены для Калмыков и Башкир Оренбургского и Семипалатинского края мечети так опрометчиво, что Киргизы покушались разграбить и разрушить эти ненужные им сооружения. Русский караул должен был охранять эти мечети, как казенные здания и инородцам навязана была чуждая вера – магометанство, и понадобилось неволей загонять азиатцев на молитву в мечети. Может быть в душе своей они ненавидят навязанную им веру и фанатизм мулл, и при благоприятных обстоятельствах готовы отвергнуть ненавистное им магометанство и перейти в христианство. А для этого нужен призыв и свобода перехода к лучшему состоянию. Простой народ в Средней Азии действительно не привержен к магометанству, только бы найти средства спасти его от влияния фанатических мулл.¹³⁸

С церковной точки зрения необходимо скорейшее открытие и терпеливое действие духовных миссий в Средней Азии с свойственными им учреждениями – с храмами, школами и благотворительными учреждениями, для блага человечества. Для поправления прежних исторических ошибок по Средне-Азиатскому религиозному вопросу, вероятно, правительство придет к таким же мерам, какие были испытаны с ламством. Эти меры следующие: 1) упразднить связь, существующую в управлении духовными делами Киргизов с духовным управлением Татар и Башкир; 2) подчинить их общему местному гражданскому управлению и чрез него Министру Внутренних Дел, 3) предоставив выбор духовных лиц самим обществам, необходимо установить избрание мулл только из Киргиз; 4) избрание на должность муллы казалось бы возможным не обусловливать необходимым предварительным испытанием в знании магометанского закона; 5) установить какую-нибудь норму для числа мулл и мечетей в степных обществах: 6) обязать мулл ограничиться в своей деятельности только религиозным служением, исполнением только треб мусульманского исповедания; 7) необходимо принять меры к отделению, насколько возможно, обучения от религии, или направления этого обучения, согласно с русскими интересами.

Улучшение дел в Средней Азии необходимо для устранения преград на пути просвещения дальнего Востока. Мы знали только северный путь в Китай чрез свои Сибирские владения. Южный же путь для нас был недоступен и непроницаем по причине враждебных мусульманских орд. Изучение же Срединной империи для нас необходимо во всех отношениях, потому что наши пограничные инородцы многое заимствуют от Китайцев, и стараются подражать им, предпочитая обычаи и образованность китайскую русской. А между тем история гласит о многом таком, что в приложении к ним было бы хотя и здорово, но невыгодно. Напр. Китайские богдоханы не раз приказывали хошанов (лам) обращать в светское звание и не было никакого возмущения. Какую бы операцию ни совершило наше правительство с этими тунеядцами в России, – они должны будут принять с покорностью, не находя защиты в самом Китае. Естественно верить ответам бурят на призыв миссионеров, что если бы Царь того хотел, то они поголовно приняли бы христианство. Азиатец уважает власть и силу, и охотно исполняет только то, что она прикажет. Давно пало бы и ламство, если бы полиция не потворствовала злу из-за корысти. Главный недостаток у нас в обращении с народом, особливо с инородцами, – это отсутствие откровенного и ясного для них изложения своих воззрений, целей и желания всем добра. Все скрывается за формой, за канцелярским и чиновничьим педантизмом; тут-то и питается корысть. Случалось, впрочем, нам читать циркуляр губернатора (Я. Ф. Барабаша) к бурятам, что насильно их крестить и обращать в христианство никто не хочет, но им не позволяется и враждебно относиться к господствующей вере. И это внушение, раз-другой правильно и ясно растолкованное им уже имело бы большое, отрезвляющее значение. А мало ли о чем можно поговорить в таких циркулярах: о дармоедстве лам, об изнуряющем народ увеличении их количества, объяснить, почему правительство для охранения своих подданных и старалось ограничить их количество, поговорить о нелепости их учения и проделок; о кощунстве их, выдающих себя за живых богов, чудотворцев и проч. Следует с гражданской стороны внушить номадам, что оседлость представляет большее обеспечение, и она не так недоступна для них, как они воображают, что привязанность их к старине – обман невежества, другие люди (оседлые) живут лучше и обставляют свою жизнь – всеми удобствами. Выдумали ли бы номады, напр. устройство телеграфов, телефонов, железных дорог?... Нужно образование, и правительство хочет их сделать людьми, а они остаются в зверском состоянии... Обратись с таким воззванном к ним частный человек, хотя бы и миссионер, они отвернутся от такого воззвания, да миссионерами все такое давно уже и истолковано. Скажи тоже самое, уже чего думать о Государе, – но хоть именно такой важный в их глазах администратор, как губернатор, более – генерал-губернатор, – это совсем другое дело. Жители востока любят, чтобы правительство их наставляло и вразумляло. Они смотрят на себя именно как на детей, жаждущих поучений от отцов, какими по их представлениям должны быть правители.

Первоначальное воздействие на среду других народностей, совершается чрез знакомство, изучение нравов, обычаев, религиозных обрядов и самой религии тех народов, которые должны быть приняты в общую семью просвещенных христианством и наукой. Когда в составе государства находятся племена в кочевом, бродячем или оседлом даже быту, но рознят с ним, живут по своей вере и не приобщаются к строю господствующей нации, – тогда нужно подводить их постепенно под общий уровень религиозных и общественных понятий и порядков. Дело это одно из труднейших. Нужно исследовать внутренний строй их жизни, степень религиозного развития, возбудить в них восприимчивость к добру и улучшению своего состояния. Религиозные понятия, с какими бы суевериями и предрассудками ни соединялись, удерживаются долго, упорно коренятся в них, отстаиваются нередко с грубым фанатизмом как наследие предков, как дорогое сокровище души. Для сближения с такими людьми надо пользоваться всеми случаями, чтобы показать им на опыте превосходство жизни народов образованных и просвещенных, ведущих правильный образ жизни, по истинной вере. Обращение с ними должно быть проникнуто любовью, как к меньшей братии, желанием вывести их на светлый путь из грустного положения их домашней, бытовой и внутренней бедной их духовной жизни. Необходимо миссионерам жить среди их, чаще посещать их жилища, применяться к ним, заслужить доверие, вести задушевные беседы и постепенно внедрять в них новые, высшие понятия вместо старых отживших. Так как забота о благе народа лежит преимущественно на правительстве и миссионеры ограждены в своих правах основными законами Империи, – то в достижении благих целей они должны пользоваться всегда защитою и покровительством власти и содействием в их стремлениях к истинному благу народа. На долю миссионеров выпадает жребий нести все неудобства жизни среди людей, мало понимающих или оценивающих их благодатные стремления, упорствующих в своем невежестве, иногда совсем враждебно относящихся к их мирным предложениям; самая забота о их благе бывает нередко закрыта от очей диких, или полудиких людей совершенно превратными понятиями. Только общими стараниями духовной и светской стороны могут быть препобеждаемы все эти препятствия и достигаемы святые цели и намерения о благе этих, так называемых «детей природы», столь многочисленных в составе Российской Империи. – Отрадно для миссий Высочайшее покровительство, оказываемое им всегда с высоты Престола. Миссионерское Общество состоит под Августейшим покровительством Государыни Императрицы Марии Феодоровны, в преемстве от в Бозе почившей Императрицы Марии Александровны. Это покровительство одушевляет миссионеров в их трудном служении. Для Государей Императоров Александра II, Александра III и ныне благополучно царствующего Государя Императора Николая Александровича обращение инородцев в св. православную веру и слияние их с коренным русским населением всегда составляло и составляет сердечную заботу и предмет вожделенных чаяний. Царствующий Дом уже и на деле проявил свои равноапостольные стремления. В 1873 году в проезд Великого Князя Алексея Александровича из кругосветного плавания, с Его Августейшего благоизволения, крестилось более 400 Тункинских бурят. Посещение г. Томска Великим Князем Владимиром Александровичем тоже ознаменовалось крещением родоначальника Аларского ведомства Матханова, послужившим для благоприятного возбуждении религиозного движения к просвещению всего Аларского ведомства святою верою, в посрамление буддизма. Всемилостивейшее посещение г. Иркутска Государем Императором Николаем Александровичем в 1893 (тогда Наследником Престола) ознаменовалось также в Иркутском отделе миссии массовым обращением бурят, на призыв их к св. вере архиепископа Вениамина и преосвящ. Агафангела (ныне Рижского и Митавского) – начальника Иркутской миссии.¹³⁹ Крестились тысячи инородцев, дотоле косневших в язычестве, Народ видел, с какою любовью, вниманием и благосклонностью Государь Император, относился к архипастырям, миссионерам и вообще к православному духовенству. Не только высшие лица, но и простые миссионеры были награждаемы священными облачениями, крестильными приборами, для совершено треб в своих походах и миссионерских поездках. Умы и сердца народа наклонялись именно туда, где происходит спасительная деятельность пастырей церкви и миссионеров, призванных к многотрудному служению среди неверных и заблудших.

III. Устройство временных миссий в местах населенных инородцами не-христианами внутри России и в других странах. О правильном и систематическом устройстве миссий у нас проектировал блаженной памяти архимандрит Макарий Алтайский. Он первый, ознакомившись на опыте с миссионерским делом в Тобольске и на Алтае, стремившийся и далее на Восток, заговорил о необходимости миссионерской Академии, или образовательного института миссионеров, для учреждения повсюду специально организованных миссий для обращения магометан, евреев и язычников.¹⁴⁰ Он лично предстал пред Императором Николаем I и доказывал необходимость перевода Священного Писания на русский язык для русского народа и на языки всех народов, обитающих в пределах России, и первые опыты сделал сам, живя на Алтае среди Калмыков. Между прочим он писал в своих проектах следующее. И теперь как язычники, так и магометане мало-помалу приемлют св. крещение при служении русских священников. Все побуждает православную Церковь к умножению миссий, чтобы и некрещеных больше крестилось и крещеные инородцы получили лучшее наставление. Если учреждена в Казани миссия для татар, то надлежит учредить её и в Таврическом полуострове и в епархиях: Астраханской, Оренбургской, Тобольской. Если где-нибудь в Российской державе учреждена миссия для евреев, то надлежит открыть не одну и в других местах. Если есть в Томской епархии нечто похожее на церковную миссию, то как мало одной для такого пространства! Если в разных местах Иркутской епархии инородцы различных суеверий обращаются к христианству, то и сии приобретения требуют от служителей Церкви новых трудов и усилий, чтобы с одной стороны сохранялось приобретенное, а с другой были бы составляемы и приводимы в исполнение благонадежнейшие для дальнейших успехов соображения. Как все епархии составляют одну Российскую церковь, то и все миссии по разным епархиям надлежит привести в одну хорошо сложенную систему, в которой все по возможности было бы собрано, что только может помогать достижению единой цели, требующей бесчисленных сил, и все сии силы должны быть движимы единым духом Христовым. Представляя себе в воображении эту длинную линию селений воинских, которыми государство оцеплено во многих местах, требующих военного ограждения, надо думать: не так ли и Церковь должна всегда являться в воинском характере, как воинствующая против врагов спасения рода человеческого? Народ вооружается и для того только, чтоб быть всегда готовым к отражению неприязненных приражений, а дух Церкви Христовой не таков ли, что он всегда хочет распространять свои пределы, всегда любит вторгаться в область врага, любит производить в ней расхищения и пленения, торжествовать победы новые, и стремиться к завоеваниям новым? Не так ли в воинской страже должны одна другой подавать руку, одна другой подавать голос? Не так ли и линии миссий надлежит протянуть по всей Литве, Польше, где так, много евреев; по всему Таврическому полуострову,¹⁴¹ по Кавказским горам, в сопредельности новых в Азии владений Российских с Турцией и Персией, по епархиям: Астраханской, Саратовской, Донской для калмыков верования ламского; по епархиям Рязанской, Тамбовской; Нижегородской, Симбирской Оренбургской, Казанской, Вятской ради татар магометанского суеверия, Мордвы, Черемисов, Чувашей; по Архангельской епархии, по всему пространству северной Сибири и по русским владениям в Америке для обращения ко Христу и просвещения Самоедов, Вогуличей, Остяков, Тунгусов, Якутов, Чукчей, Камчадалов; по внутренности и по южным пределам епархий: Тобольской, Томской, Иркутской, ныне еще Забайкальской, Приамурской, Камчатской, для действования опять между татарами разных племен и суеверий, и кроме их между Киргизами и Бурятами! Но где бы ни была учреждена церковная миссия, она зависит от епископа той епархии, в которой учреждена, повинуется ему во всем, сообразно утвержденному Святейшим Синодом уставу её, дает ему, как своему епархиальному архипастырю, отчет во всех своих действиях, представляет ему недостатки и нужды свои, просит его о помощи и ходатайстве, приемлет от него наставления, обличения, исправления, указания, возбуждения. Все церковные миссии находятся и под особенным покровительством Высочайшей власти и в особенном внимании и руководстве Святейшего Синода всероссийской церкви, и в ближайшем ведении и попечении Всероссийского Миссионерского Общества, и в неразрывном союзе с миссионерскими образовательными учреждениями.

В прошлом столетии митрополиты Тобольские, по воле Императора Петра I, снаряжали временные миссионерские посольства в Ургу и Пекин, – и там устроилась первая православная миссия, доныне благополучно действующая. От неё, при воздействии Забайкальской миссии, по отсутствию епископской власти в Китае, уже возникла отрасль Пекинской духовной миссии в Урге – гнездилище Монгольского буддизма – при гыгэне Кутухте. – Подобные посольства могли бы быть и ныне. Они способствовали бы открытию постоянных миссий при заграничных консульствах. Миссионерские учреждения возникают у нас во многих епархиях, с открытием в них отдельных Комитетов Православного Миссионерского общества, однако ж еще не повсюдно. Предначертания основателя Алтайской миссии архимандрита Макария исполняются с поразительною точностью. Стало быть есть потребность в учреждении миссий по внутреннему состоянию разных мест и обществ, нуждающихся во внутреннем преобразовании их по духу св. веры. Нужны миссии внутренние для охранения православия от ересей и расколов и превратных учений, являющихся в русском коренном населении. Необходимы миссии для не христиан и язычников. Жатва многа, делателей же мало.

Является назревшая нужда в приготовлении миссионеров. В Римско-католической церкви дело миссионерское издавна поставлено в лучшие условия. Там есть особые конгрегации и монашеские ордена, специально занимающиеся миссией и обтекающие море и сушу, еже сотворити единого пришельца. Англиканская церковь тратит миллионы для того, чтобы распространить Священное Писание на всех языках земного шара и содержит в полном довольстве миссионерские станции в разных странах. Православная Россия только еще приступает к этому важному делу. В 1865–1868 году Православное Миссионерское Общество основалось для содержания только двух миссий – Алтайской и Забайкальской. Потом вспомоществования Всероссийского Миссионерского Общества простерлись на все края, где требовалась помощь возникавшим там миссионерским попыткам, или постоянным действиям миссий. За то развивающееся в Алтае и Забайкалье, особенно в последнем, миссионерское дело должно было задерживаться при скудных средствах, идти с постоянными недостатками в содержании, с остановками, при неимоверных препятствиях среди усилившегося ламаизма, как располагающего сравнительно наибольшими материальными средствами. Миссия довольствуется своими доморощенными миссионерами. Образованные миссионеры не идут сюда на скудные оклады содержания. Даже в благословенном Алтае образованные деятели при первых шагах своей деятельности нашли эту жизнь хуже каторги. Но у нас доселе не избран даже образовательный пункт для кандидатов, предназначаемых в миссии. Существуют в Казанской духовной Академии отделения – буддийское и магометанское, но они почти пустуют. Учреждение миссионерских 2-годичных курсов практичнее, но недостаточно 2 лет для специального образования вместо 12 лет, по соображениям архимандрита Макария, необходимых для образования устойчивых и не поверхностных миссионеров. Но лучше что-нибудь, чем ничего. Могут быть, конечно, счастливые исключения, по отменным способностям и по предварительной подготовке. Остальное может восполнить миссионерская, служебная практика. В наших Сибирских миссиях учреждаются катехизаторские школы именно с практическим направлением, т. е. в связи с миссионерскою практикой среди местного инородческого населения. Катехизаторская школа возникает ныне в г. Чите по образцу существующих на Алтае, вместо существовавшей доселе центральной миссионерской школы, с программой духовных училищ, кроме древних языков. С устройством в г. Чите духовной семинарии будут подготовляться миссионеры со специальным образованием, для заменены вакансий в миссионерских станах. Общее образование дают нам духовные Семинарии, но миссионерское направление должно быть выработано непременно не одной теорией, а и практикой, в непосредственном соприкосновении с инородцами и их пестунами ламами, чтобы научные сведения не оставались без приложения к делу. Достоинство научных исследований наша цензура определяет по научным источникам, неведомым в народе. Без поверки на опыте, без личного наблюдения и применения, нельзя обойтись без крайностей, выдавая за действительность то, чего совсем нет, какие-нибудь случайности за обычные явления. Выступая на миссионерское поприще с предзанятными мыслями и понятиями, миссионер встречает совсем незнакомую ему сферу. Обличение буддизма из почерпнутых в книгах и системах сведений еще не достигает цели вразумления и разубеждения в тщете идолопоклонства: обыкновенно ученые ламы отказываются от таких доводов и убеждений. Они вам скажут, что этого учения нет в их вере, что этого верования держится кто-нибудь другой, а не они. Только частое обращение с этими людьми может показать, что у нас составляет существенно важное, и что случайное и изменяемое. Тогда видно будет, по невежеству народ заблуждается, или водится какими-нибудь убеждениями; они-то и составляют самое важное в способах воздействия на оглашаемых. Но всегда нужно помнить, что область суеверия есть область лжи, порождение диавола, омрачающего души человеческие. А диавол искони человекоубийца и отец лжи, во истине не стоит никогда, как исконная ложь, постоянно видоизменяющаяся. Суеверие передается на все лады и нет ни одного устойчивого. Потому суеверные учения нельзя систематизировать или создавать из них науку. Составители систем по буддизму в области лжи и лжеверия ставят ученых в такое положение, что они сочиняют своеобразную веру для этой, или другой народности, как бы одобряя их воззрения, осмысливают, подводят под известную идею, но не выводят на истинный путь чрез обличение и указание нелепостей и уклонений от истины. Бывают и такие писатели, которые сами не имеют устойчивых убеждений, как утратившие веру, и колеблющиеся в своих изысканиях. Они сами увлекаются в темную область самоизмышлений и ухищрений лжеименного разума, так что трудно признать в них людей верующих, а скорее таких же заблуждших, как жалкие буддисты. Чтобы избегать таких крайностей в воспитательном и образовательном деле для организации миссий, действительно необходимо церковное воспитание в течении значительного периода времени, чтобы будущие миссионеры приобрели навыки и такт совершать свое трудное поприще твердою, незыблемою стопою, в терпении и подвиге, с постоянством, с убеждением и благодушием при Божией благодатной помощи.

IV. Оседлый быт вместо кочевого и бродячего, и введение русской гражданственности на инородческих территориях. Говоря об оседлости, мы разумеем русский православный быт, который на виду у подвластных русской державе инородцев. Заботясь о принятии русской гражданственности, православная миссия не то имеет в виду, чтобы волей-неволей заставить инородцев вообще, и в частности христиан-инородцев жить в русских избах («рублянках», по Якутскому выражению), заниматься хлебопашеством, огородничеством и в потребной мере скотоводством. Это только внешняя сторона дела без внутреннего содержания и существенного значения. Татары напр. народ оседлый, они живут деревнями, но татарская деревня с мечетью и своеобразным строем не удовлетворяет требованиям русского православного быта.¹⁴² Не тот дух господствует в татарской деревне с мечетью, с муллой и его подспудной работой. Татарская община есть сила враждебная христианской культуре, идущая врознь с жизнью русского народа и во вред для сплотнения в единство разных народностей. Отступничество разных племен в магометанство и действия мулл с системой их образования в духе Корана – все это враждебно и пагубно для целости и спокойствия Российской Империи. Нам нужно поселение, проникнутое христианским духом, покорное предержащей власти, мирное, и спокойное. Приятно, если сами новокрещенные, отвергнув все языческое, т. е. идолов и кочевую обстановку жизни, беспорядочную, неустойчивую, ветреную и безобразную переменят на жизнь русского человека набожного и хорошего хозяина, жизнь разумную, христиански спокойную, тихую и трудолюбивую, под сенью святых Божиих храмов. Они так и делают. С принятием св. крещения, они уже оставляют свои улусы, аилы, и стараются обосноваться по новому, по православному.

В Алтайской миссии, которая старше Забайкальской на полстолетия, возникли сотни новокрещенных селений, с церквами, школами, богадельнями, приютами, с образцовым хозяйством. Внутри этих селений царит любовь христианская, взаимопомощь. Там в нужде снабжают не мелочью и копейками, а целыми возами. В Забайкальской миссии введение оседлости также прививается к новокрещенным, хотя не так быстро, но прочно. Дело это замедляется, по причине трудности выдела земель для водворения их в общих бурятских владениях; ибо выдел земель для новокрещенных доселе зависел от языческого начальства и общества, враждебно относящегося к приемлющим св. крещение. На Алтае обыкновенно водворяются в тех же аилах с краю, откуда и начинается новое поселение. За Байкалом, по особым условиям административного устройства, требуется формальный отвод земли, выдел из общих бурятских земель, при содействии гражданского начальства, и то с неимоверною трудностью, потому что язычество с противодействием лам так еще сильно, что и предписания начальства не действуют на плотную массу неспокойного народа. Но были и опыты выдела земель. Так напр. на Тугнуе отведено под Новоспасское селение по 15 десятин на душу, на Селенгинских степях 7 участков, к сожалению снова бесправно захваченных ламаитами, на Хоринской степи старые поселения на р. Ане и Курбе, новые на Онинской станции, на Сосновом озере, по почтовому тракту, где все-таки есть некоторая возможность приютиться новокрещеным. Было пособие от казны по 127 руб. на семейство, прекратившееся с отчислением Забайкалья в Приамурское генерал-губернаторство. Удачнее было водворение новокрещенных на Кударинском ведомстве. Усилившись численностью, они успели отстоять свои права, поселившись по берегу р. Харауза (притока Селенги) на протяжении пяти верст и образовали Корсаковское селение с Миллионною улицей.¹⁴³ Немирствуя с крещеными собратьями, буряты-язычники давно сами сознают, что лучше их поселить особо, выделив им из своих общих земель в исключительное их пользование отдельные урочища. Так и сделали Хоринские буряты для Курбинских ясачных 191 души в 1815 году. Тем же порядком должно прирезывать землю на прибылые души по 21 дес., как крестьянам, а при избытке земель до 30 дес. на душу. Если бы это исполнялось беспрепятственно, – тогда Забайкалье было бы богато трудолюбивыми землепашцами. В настоящую же пору, когда буряты хлебопашеством не занимаются, за редкими исключениями, земля пустует и беспредельные пространства остаются в общем владении бурят-скотоводов, где скот круглый год зиму и лето ходит на подножном корму, нередко голодает и гибнет от холодов и бескормицы. От того хозяйство у них в упадке всегда и повсюдно.

В общинном пользовании землей порядка и справедливости нет. Все захватывают сильные и богатые. Бедные и бессильные вечно в долгах и порабощении. Необходим душевой раздел между всеми. Тогда сам собою падет кочевой быть и ламство лишится тех богатств, которыми делится с ним сильный и богатый, живущий бесправным захватом львиной части при разделе земель, всякое лето производимом по урожаю трав. Уравнение в поземельном пользовании, по примеру русских крестьян, не только справедливо, но и необходимо для блага самих инородцев. При общем пользовании как бы избыток земель на всех достанет вдоволь, а в существе дела, никто не имеет и полосы земли на правах собственности. Что пользы бедняку, если ему достанется покос в дальнем расстоянии от места его жительства, ныне тут, а при другом переделе в ином месте, также неподручно? При таких условиях бедняку ничего не остается делать, как одолжаться у богатого и быть неоплатным должником и вечным батраком в кабале у знатных фамилий, сильных связями и ловко обделывающих всякие делишки. Чем скорее рушится такой порядок вещей, тем лучше, а время к тому приходит, с переселением добровольцев на Восток. Поземельный вопрос в Забайкалье уже поднят, суждения и выводы слышатся верные и справедливые.¹⁴⁴ Привязанность к кочевой жизни у здешних номадов не напускная, как и ламство. То и другое держится до поры, до времени, пока существуют условия к тому располагающие, или представляющие свои несомненные выгоды. Кочевая жизнь поддерживается именно общинностью земли. Укажите каждому его участок, как исключительную собственность с правом, или без права продавать и отчуждать, в первом случае только под оседлость, то кочевая жизнь сама собой стеснится. Точно также стеснится она, если и вообще земля общественная будет облагаться по десятинно. Если общество увидит, что оно не в силах оплачивать всю землю, так как напр. его скот может прокармливаться и на меньшем пространстве, то оно откажется от лишней, тогда эта лишняя может быть продана участками в собственность или русских, или самим же бурятам, – последнее, впрочем, не так желательно, как первое, потому что главная причина дикости кочевников заключается в незнакомстве с русскою жизнью, в неимении посреди себя русского элемента, особливо же земледельческого. Если номад получив в собственность участок земли, будет еще пользоваться общественной землей, то тот, который не захочет отстать от кочевой жизни, останется на общей земле и готов будет сбыть свою за бесценок, так как из среды номадов не будет охотников покупать, у всякого есть свой участок. Тогда покупателями явятся, конечно, русские. Но так как некоторые из номадов особенно бедняки, у которых не много скота, предпочтут довольствоваться одним собственным участком, не неся тягости в плате за общественную землю, то таким образом в среде каждой кочевой общины явятся поселки, русские перемешавшись с номадами, заставят их обрусеть, расположат к принятию христианства, и потом увлекут за собой и прочих номадов. – Это правило может быть приложимо не к одним только бурятам, но и калмыкам, киргизам, даже не к кочующим, а и бродячим по тайге звероловствующим инородцам. Велика и сильна идея собственности. Если человек готов защищать свою последнюю тряпку, то что и говорить о поземельной собственности... Земля не может пропасть, её нельзя утащить. Как скоро у каждого будет свой земельный участок, то чем дольше он живет, тем больше он будет к нему пристращаться, и кончит тем, что с любовью на нем осядет, подумает и придумает, как бы его обработать в свою пользу. Люди известного строя, а здесь идет речь о номадах, о людях стоящих на низшей степени понимания, не могут и подумать свободно об изменении своего строя; они видят какой-то непреложный закон в общинном владении, они наверное боятся даже, как бы не приняли их желание иметь собственность за бунт, как дело выходящее из пределов веками сложившегося порядка вещей от старых предков. Вообще не только у инородцев, но и у самих русских крестьян нет способности к инициативе. Само правительство не только может, но и должно указывать, или предлагать им новые начала жизни. Бедный, неимеющий скота номад, желающий за получением участка отказаться от прочей общественной земли имеет право требовать за то от общины известного вспомоществования на свое обзаведение.

Новокрещенным для поощрения оседлости нужно дать льготы и привилегии, в виде ли денежного пособия, или избавления от натуральных и других повинностей, и права обрабатывать землю беспошлинно. В Забайкалье русские поселения также стеснены крайне в земельных владениях. Эта нужда выражается в том, что крестьяне и казаки вынуждены брать в аренду земли у Бурят, которые в сущности являются пустующими дачами, где Буряты мало занимаются земледелием. Такое положение дел с государственной точки зрения не может быть признано нормальным, так как привилегированное землепользование инородцев является прямою несправедливостью по отношению к русскому земледельцу. В видах равномерного землепользования и устранения вековых споров и столкновений, которые не прекращаются и доныне следовало бы перечислить всех инородцев Забайкалья прямо в крестьян, уничтожив их собственное управление (степные думы, инородные управы и родовые управления), а вместо него образовать волости и произвести им земельный надел из тех угодий, которыми они теперь пользуются, в размере хотя бы 30 десятин на каждую наличную мужскую душу. Если произвести земельные наделы инородцам даже в таких солидных размерах, то и тогда получится в остатке 390 тысяч десятин; эта громадная площадь земель может быть употреблена на дополнительные наделы крестьянских и казачьих обществ, на образование новых русских селений и наконец на продажу небольшими участками в частную собственность местным хозяевам. Таким образом может быть достигнута справедливость, и главное – будут улажены земельные неурядицы в Забайкалье. (Исслед. инженера Крюкова.) Общинное владение неизмеримыми пространствами существует даже в Якутской области, хотя Якуты все уже крещены. Дорожа землей, они никогда охотно не дают земли русским; от того там русских селений почти совсем нет.

Введение христианства не совершает общественной реформы касательно правовых, земельных отношений, ибо это дело гражданское. Реформа должна совершиться юридическим порядком. Она необходима для государства, чтобы дать место и русским. Иначе еще целые века будут господствовать там язычество и ламство, в свою очередь наделенное обширными участками земли. Буряты ссылаются на неприкосновенность своих земель на основании договоров при вступлении в русское подданство, но тогда не было обозначено границ их владений, а расширять границы у них легко: стоит только кочевнику поставить свою юрту на любом месте в степях, не стесняясь соседством с городом, селом или русской деревней, и объявить, что земля своя, инородческая. Теперь требуется доказать право владения документально жалованными грамотами и планами, а таковых у них нет. Земля была завоеванная при побоищах с монголами и отнята у них, князцев и тайшей, и прежде всего принадлежит Кабинету Его Величества по праву завоевания. Буряты закочевали под самую Читу – областной город, натащили идолов, затевали даже строить кумирню, а земля оказалась чужою. Указом Правительствующего Сената от 5 декабря 1895 (№ 1422) дано знать, что земли по р. Колошной, падям Тарш и Судари, по озеру Камышеву и Угдану, по речкам Барун и Зун-Кукам в урочищах Красный Мыс, Солонцево, Шерменево и Лапочкино, по Большому и Малому Каштаку и Архой – государственная собственность... Бурят велено отсюда выселить. Явно захвачены были кочевниками многие казенные оброчные статьи. При разборе земельного дела все это и многое другое раскроется и они окажутся безответными.

Ламы хлебопашеством тоже не занимаются и бурят удерживают от него, чтобы они не сблизились с русскими и не обрусели. Справедливее наделить землями миссионерские станы, нуждающиеся в средствах для развития миссионерского дела, и для пользы своей же паствы, поучаемой всему доброму и полезному. Вопрос об этом возбужден был еще в 1866 г., когда станов миссионерских было менее десятка, и те не имели ни земель, ни казенного содержания. Высокопреосвященный Вениамин, начальник и основатель миссии, имел по сему делу официальное сношение с губернатором Забайкальской области, с таковым требованием: I. принимая во внимание, что надел землею сельских причтов производится из общественных дач, и что казенно-оброчные земли не везде найдутся по близости миссионерских станов, – то и надел землею миссионерских станов должен быть произведен из дач инородческого ведомства, духовным нуждам коего предназначена служить миссия. Доселе Забайкальская миссия не только ничем не пользовалась от инородцев, но сама делилась с ними последним своим достоянием. И настоящим участием правительства в нуждах миссии, она желала бы воспользоваться не для собственного содержания, а для большой благотворительности самим инородцам. Забайкальская миссия желала бы иметь земельный надел при каждом стане: 1) для содержания храмов и принадлежащих к ним зданий в возникающих около миссионерских станов инородческих селениях; 2) для учреждения и содержания инородческих училищ при станах и вспоможения бедным ученикам из инородцев; 3) для учреждения при станах богаделен и больниц и в 4) вообще на благотворение каким бы то ни было способом христианам-инородцам. За тем как для очевидности такого полезного употребления доходов от земли, так и для извлечения больших выгод из неё заведование землею поручить попечительствам, которые учредить при каждом миссионерском стане, на основании Высочайше утвержденных правил для приходских попечительств.

II. В 1853 году при наделе землею ламских дацанов правительство, без сомнения, принимая во внимание обширность и малоценность земель, принадлежащих инородческому ведомству, само без предварительного согласия инородцев отвело на 34 дацана от 350 до 1500 десятин земли с единственною целью содержания дацанов и живущих в них штатных лам. Не желая пользоваться от инородческого общества многим, даже с целью благотворения самим инородцам, Забайкальская миссия сочла бы великим благодеянием для себя, если бы правительство для вышеозначенных благотворительных целей инородцам отвело в ведение приходских попечительств при каждом миссионерском стане такое количество земли, какое отрезано самому последнему ламскому дацану, т. е. 350 дес., а в скудном землею Кударинском ведомстве для одного стана 100 десятин.

III. Когда отводились земли дацанам, то они вырезывались из дач не одних язычников, а вообще из инородческих дач, хотя к инородцам за Байкалом принадлежат и до 10% православных христиан. Поэтому миссия считает справедливым надел землею приходских попечительств при миссионерских станах отвести вообще на счет инородческого ведомства, а не одних христиан, тем более что училища свои и лечебницы миссия с удовольствием готова открыть не для одних христиан, но и язычников, если только даны ей будут к тому средства.¹⁴⁵

Такая справедливая, благонамеренная и целесообразная просьба неудовлетворена и до сего времени.¹⁴⁶ Также и желание в Бозе почившей Государыни Марии Александровны об отводе при каждом миссионерском стане по 3000 десятин для водворения новокрещенных, с запасом на прибылые душа, для сельского хозяйства осталось не осуществленным в угоду бурятской орды. Намечены были десятки новых поселений в местах удобных для сельского хозяйства, но дело так и осталось в проектах и канцеляриях вследствие несогласия и открытого противодействия языческого большинства, незнающего пределов своеволию, при подстрекательстве лам. Генерал Жуковский в 1862 г. составил проект, или положение о наделении кочующих бурят участками из общих бурятских земель, в видах облегчения перехода их от кочевой жизни к оседлой. Но буряты не видели нужды переходить в оседлое состояние и остались до сего времени при общинном владении. Предполагалось дать: в Баргузинском ведомстве 10 дес., Кударинском, Селенгинском и Агинском по 15 дес., в Хоринском 20 дес. на душу, с 18– летнего возраста, 100 руб. пособия и право высиживать араку (т. е. молочную водку) беспошлинно. Составлены были планы поселений с правильными улицами. Но так все и осталось канцелярской работой. Араку буряты гонят и так беспрепятственно и беспошлинно. Участки не приманчивы, потому что в общинном владении придется непременно больше; следовательно определенные участки составили бы для них лишение.

Только и воспользовались этим положением крещеные инородцы, с благодарностью принявшие от 15 до 21 дес. надела, и водворившиеся при миссионерских станах. Крещеные инородцы в развитии гражданственности вообще идут впереди кочевников. Христианство перерождает человека и ведет его к усовершенствованию жизни. Все попытки помимо христианства привить гражданственность к диким кочевникам будут тщетны. Не вдруг и крещеный бросает свое кочевье. На первый раз обдумывает свое положение, потом соображает средства, и непременно бросает старый свой быть. Если бы он встречал в этом деле сочувствие и помощь, – то дело шло бы быстрее. Чаще всего он терпит гонение от языческого начальства, ему не дают даже законной пропорции земли. Посему, высокопреосвященный Вениамин также входил к начальству с запискою об устройстве быта христиан-инородцев. Он писал: для беспрепятственного перехода инородцев от язычества к христианству и для устройства гражданского их быта, представляется необходимым, не доводя новокрещенных до необходимости просить русских крестьян о принятии их в свое общество, как бывало ранее, дать им возможность, неограничиваемую никакими притеснениями языческих властей, водворяться оседло на своих инородческих землях с сохранением всех прав которыми они пользовались в язычестве, как кочевые или бродячие инородцы. А для сего – 1) необходимо всякому крещеному инородцу, по его желанию, отводить из инородческих земель столько, сколько приходить будет в известном ведомстве на ревизскую душу. Отвод земли христианам в меньшем количестве, был бы с одной стороны незаслуженною несправедливостью к ним, с другой дал бы случай язычникам по-прежнему указывать на них, как на людей, караемых самим Богом за оставление старой веры. 2) Земли и оброчные статьи выделять христианам в таких местах, которые наиболее удобны для оседлой жизни и хлебопашества и на которые они сами укажут, как на удобные. Последнее условие представляется необходимым для ограждения новых христиан при наделе землею от обид со стороны язычников. 3) Там, где есть возможность без стеснения, напр., где много земли у инородцев и тайша христианин, соединять удобства оседлой (земледельческой) жизни с выгодами кочевой (сенокос), справедливость требует предоставить христианам инородцам пользоваться ими невозбранно, как и доселе они пользовались ими в таких местах. Вообще же устранивши неудобства к переходу крещеных инородцев из кочевого быта в оседлый, предоставить такой переход их доброй воле и влиянию миссий, имеющей свои христианские виды в оседлом водворении инородцев. В 1866 г. Князь К. Вяземский по поручению генерал-губернатора также вникнул в положение христиан-инородцев, доказывал необходимость им материальной помощи и льгот на водворение, с наделом землей, права их на выборы в общественные должности, в тайши, на непременное участие в сугланах (мирских сходках) и право голоса в общественных делах и для защиты своих интересов. Только таким усвоением законных прав христиане-инородцы займут подобающие им место среди своих соплеменников и начнут нормальную жизнь, полную довольства и общественного порядка.

Есть еще важная причина коснения бурят в язычестве и кочевом быту. Это – слабость русского элемента в крае. Русских за Байкалом меньше, чем инородцев, не считая военных, как служилого и переменчивого элемента. Русское казачество по границе Монголии само с веками омонголилось, так что нет никакой надежды, чтобы оно повлияло на Монголов и Бурят в смысле обрусения и христианского просвещения. Прилив русского, православного народа крайне необходим здесь, притом в такой мере чтобы число русских-православных превышало число номадов. С радостью встретили мы газетное известие, что из внутренних губерний России выселилось на Восток в нашу Сибирь 1.100,000 человек. Такой прилив русского народа, – только бы православного, набожного, здравомыслящего, – действительно способен поглотить сравнительно уже небольшое количество инородческого элемента (примерно 300 тыс. душ). Но опять вопрос: не миновали ли эти переселенцы Забайкальскую область – эту Сибирскую Италию, где так необходим русский элемент для противодействия Монголо-Китайскому и Тибетскому влиянию. При решении поземельного вопроса, следует это сообразить, как бы привлечь и сюда русских-православных добровольцев на водворение, чтобы не оставить еще на долгое время удовлетворение этой назревшей потребности. При избытке земель в Забайкалье не трудно указать и отвести хорошие участки земли под новые русские поселения православного народа. Когда не менее 300 тыс. русских водворится здесь вновь среди кочевьев бурятских, тогда несомненно русские получат перевес и будут указателями пути для номадов – к христианству и русской гражданственности.

Конец.