Отделение первое. История приготовления и предварительных условий новозаветной письменности

Вести падший род человеческий к покаянию, – вот в чем заключалась сущность воспитательной деятельности Божией, которая проходит чрез всю историю мира в продолжение столетий и тысячелетий до окончательного совершения тайны искупления. Эта деятельность обнимала всех людей, хотя и не всех непосредственно. Простираясь на отдельные личности, она имела тем не менее всеобщее значение, поскольку направлялась всегда на все человечество и, действуя на отдельные лица и народы, долженствовала быть проповедью спасения для всех.

В бесконечном ряду божественных действий в роде человеческом особенно примечаются два способа, которыми Бог предпочтительно пред прочими руководил людей и приготовлял их к имевшему наступить искуплению, именно – руководительство чрез совесть и чрез положительный закон с обетованиями. Эти два способа божественного воспитания человечества не были равно общи всем людям, но приспособлены были к ним по различию двух отдельных частей рода человеческого.

Совесть свидетельствует о взаимном отношении между Богом и человеком по силе первоначального назначения духа человеческого, и это свидетельство слышалось в целом языческом мире. Правда, погруженный в бездне пантеизма и преданный идолослужению, мир языческий не знал Единого Бога, Виновника всего сущего, а потому и не был веден Богом по пути истины, но оставлен был ходить по путям своим (Деян. 14:16); впрочем Бог допустил это с тою целью, чтобы предоставленное лишь одним своим силам человечество, в самых ложных путях своих, горьким сознанием их, приготовлялось ко спасению, повинуясь голосу совести. И те из язычников, которые сознавали это назначение совести – вести к исканию Бога и искупления, могли утешаться надеждою на божественную благость. Но что такое утешение было уделом немногих, множество же язычников оставалось глухим к этому голосу, об этом ясно свидетельствует слово откровения (Римл. 1, 21 и сл. Еф. 4, 17. 18) и история мира.

Из среды более и более погрязавших в заблуждении и нечестии народов Бог избрал носителем Своего особенного откровения один народ, народ малочисленнейший из всех (Втор. 7:7) народ с железным затылком и медным лбом (Ис. 48, 4. Иер. 5:3), чтобы в нем приготовить спасение для всего человечества. Этому народу Он даровал положительный закон, по силе и действиям как бы олицетворение закона совести, закон – как основание особенного общения Божия с народом избранным, и как выражение требований божественной воли в Израиле, а чрез Израиля и во всем роде человеческом. Вместе с законом, обнаруживающим зло, Бог изначала даровал тому же народу обетование о будущей победе над этим злом, и потом во всей истории Израиля, и в сопутствующем ей слове откровения постепенно яснее и яснее раскрывал сущность этого обетования до осуществления его в Новом Завете. В этом ясном и в то же время исполненном тайн откровении искупления Израиль – этот народ закона – получил силу, посредством которой он мог достигнуть своей цели. Но греховность его (Исх. 32.; Суд. 2, 10 и потом вся книга, 1Цар. 3. 1., 3Цар. 19. Ис. 1, 3–6.; Иер. 2, 26. и дл. Иез.22, 30. Ос. 4, 1. 6. 12. Мих. 7, 2 и т.дл.) была причиною того, что спасительная сила закона для большинства народа утратилась; закон был извращен, а обетование оставалось в пренебрежении. Извращение закона в фарисействе, презрение обетований в саддукействе и горделивое искажение обоих в ессействе, – таков был плод, по которому большинство народа отвергло обетованное и ожиданное в продолжение тысячелетий спасение, когда оно наступило самым делом. Даже те из иудеев, которые занимали как бы средину между иудейством и язычеством – так называемые александрийские купцы и вообще Еллинисты – в стремлении своем к истине силясь вывести сущность ветхозаветного откровения из-под покрова буквы, освободить его от всех национальных и временных форм и представить как всеобщую истину, не более приблизились ко спасению. Стремление это, при непонимании истинного духа откровения божественного и чуждое истинно духовных потребностей, приняло совершенно мирской характер и запуталось в разоблачении мессианских обетований. И таким образом из народа, руководимого законом, равно как из великого множества руководимых совестью, явились лишь немногие, которые могли принять призывающий к покаянию голос Божий и благодатное призвание.

Так оба эти великие пути, по которым совершалось историческое развитие и воспитание человечества после падения, один – оставлявший и предоставлявший человечество его собственным силам под руководством совести, другой – поставлявший его под непосредственное воздействие Божие, оба эти пути шли рядом и приводили к одной цели, только различными способом: один – приготовляя спасение для человечества, другой – человечество для спасения, один – сущность, а другой форму спасительной истине, пока наконец оба они не слились, когда наступила полнота времен (Гал. 4:4).

Тогда-то наконец настала новая эпоха в истории домостроительства спасения, до сих пор только постепенно приготовлявшаяся особыми способами, – открылось самое дело искупления. Эта новая эпоха есть последний и торжественный призыв божественного милосердия пред имеющим некогда наступить судом над ожесточенным миром. Исторические памятники этой новой эпохи суть книги Свящ. Писания Нового Завета, а ее живое историческое выражение – христианская Церковь.

После того как Христос вочеловечившийся, умерший и воскресший, этими событиями Своей искупительной жизни положил основание Своей Церкви, самая Церковь явилась торжественно, когда совершилось первое великое событие со времени Его вознесения – именно излияние Святого Духа, и явилась так, что апостольская Церковь стала не первым только звеном в ряду дальнейших подобных, но в силу авторитета Апостолов – эпохою первообразною. Назначением этой Церкви было распространение на земле царства Божия, как Церкви Христовой, и именно двояким способом: ее насаждением во Израиле чрез постепенное отрешение царства Божия от национально-ограниченного домостроительства ветхозаветного, и – таким утверждением сей Церкви между народами остального мира, которым обеспечивалось ее существование и определялось ее дальнейшее распространение.

Деятельность Апостола Петра направлена была к утверждению Церкви между иудеями и язычниками, ко введению в нее особенно верующего Израиля; Павел освободил ее от древних ограничений закона, и привел к ней достойных и способных язычников; наконец Иоанн, после того как совершился суд Божий над Иерусалимом, ввел христианскую Церковь, состоявшую из иудеев и язычников, в продолжительный после-апостольский период, чем и завершился ряд непосредственных откровений Божиих в Церкви до будущего пришествия Господа.

Местом первоначального распространения Церкви Христовой была Палестина, народ иудейский, среди которого обращался и Спаситель во время Своей земной жизни, а верховными столпами Церкви; во Израиле явились из лика Апостолов преимущественно Петр, Иоанн и Иаков, хотя и все Апостолы призваны были возвестить прежде всего спасение 12-ти коленам Израилевым.

Ап. Петр был первый призван положить первый камень новосозидаемой церкви. Симон, получивший от Самого Христа имя Кифа или Петр, сын рыбаря Ионы (Иоан. I, 42. ср. Мф. 4:18) из Вифсаиды Галилейской (Иоан. I, 45), муж пламенного вoсприимчивого духа и решительной энергии, был приведен ко Христу братом своим Андреем, который прежде был учеником Иоанна Крестителя (Мф. 4, 18; 10, 2; Иоан. I, 42). Вскоре Петр сделался самым преданным учеником Христа. Он первый решительно исповедал, что Иисус есть Христос (Мессия) Сын Бога живого (Мф. 16:16), и тогда Христос снова подтвердил ему то, что сказал еще прежде, при первой встрече с ним, что он Кифа, т.е. камень, на котором созиждет Он Церковь Свою, – слова, которые имеют главным образом отношение к исповеданию Петра, но несомненно относятся и к самому лицу его. Но тогда Петр не вполне еще соответствовал этому имени (Марк. 14, 30. 72; Иоан. 21:15). Когда же получил силу Духа Святого, со всем дерзновением начал он свидетельствовать о спасении во Христе. Его проповедь в день Пятидесятницы (Деян. 2, 14 и д.) послужила началом распространения Церкви и сам он словом (Мф. 16,16. Деян. 2,11; 4, 8 и д.), делом (Деян. 3, 5. 9, 32 и д.) и страданиями за веру (Деян. 4; 3 и д.; 5,18 и д.: 12,3 и д.) сделался первоверховным Апостолом нового общества (Деян. 4, 8 и д.; 5:18). После того он в Самарии вместе с Иоанном утверждал основанную здесь Церковь, а потом, по божественному повелению (Деян. 10), обратился к язычникам; еще же позднее в полном согласии с Павлом, избранным Апостолом языков, присутствовал на апостольском соборе в Иерусалиме (Деян. 15), вызванном несогласиями между христианами из иудеев и язычников. Дальнейшая жизнь Петра во многих отношениях совпадает с историей Ап. Павла⁶¹, вместе с которым, по свидетельству древних достоверных известий, почти одновременно он принял мученическую смерть в Риме. И действительно, мужу с такою ревностно и энергиею, как Ап. Петр, было невозможно навсегда остаться в Палестине, в виду заповеди Спасителя о распространении Евангелия между всеми народами (Мф. 28:19). Книга Деяний Апостольских (которая сообщает подробные сведения о деятельности Ап. Петра только в первой части от 1-й по 12 главу), повествуя о дальнейших событиях в Палестине, более не упоминает о нем. Впрочем о последующих апостольских путешествиях Петра мы имеем мало несомненно достоверных сведений⁶². Во всяком случае однако же несомненно, что Ап. Петр, по крайней мере в последнее время своей жизни, перенес свою деятельность с Востока на Запад, куда, как само собою понятно, привлекала ревностного проповедника веры столица мира языческого, и где, по единогласному достоверному свидетельству древних отцов он и был распят на кресте, в конце царствования Нерона (в 67-м или 68-м году)⁶³. Что же касается до свидетельства о более раннем и продолжительном пребывании Петра в Риме⁶⁴: то оно оказывается недостоверным и невероятным, если взять во внимание молчание об этом книги Деяний и Павловых посланий, а также противоположное свидетельство Оригена⁶⁵.

Сподвижником Петра в его ранней деятельности мы видим Ап. Иоанна. Он был сын Галилейского рыбаря Заведея (Мф. 4:21) и Саломии (Мф. 27, 30. Map. 15:40), юноша восторженный, глубоко чувствующий. В нетерпеливом ожидании явления Мессии, он сперва вероятно принадлежал к ученикам Иоанна Крестителя (Иоан. 1, 33–40), которым и был приведен к общению с Иисусом. В последствии Христос призвал его к постоянному следованию за Собою (Мф. 4, 21. Лук. 5:10), и с сего-то времени Иоанн вместе с братом своим Иаковом и Петром становится одним из довереннейших учеников Иисуса, свидетелем важнейших дел и событий Его жизни (Марк. 5, 37. Мф. 17, 1. 26:37), и особенно пред всеми прочими возлюбленным (Иоан. 13, 23. 19, 26. 20, 2. 21:7). За огненную ревность и силу духа Господь дал ему с братом его прозвание Βοανεργές сын грома (Марк. 3:17). Но по мере того, как Иоанн более и более предавал себя Искупителю и входил в ближайшее общение с Ним, его нравственное существо преображалось и духовное настроение переходило в состояние глубокой до самоотвержения любви, кротости и нежности. Он был Апостол любви по преимуществу. После первой Пятидесятницы Иоанн вместе с Петром ревностно проповедывал Евангелие в Иерусалиме (Деян. 3:4), где он, по преданию⁶⁶, в своем доме, находившемся на Сионской горе, должен был пещись о Марии, Матери Иисусовой, порученной ему со креста (Иак. 19, 26. 27), до самой Ее смерти⁶⁷. Вместе с Петром он действовал в Caмapии для утверждения там церкви (Деян. 8), потом он опять является действующим в Иерусалиме как один из столпов старейшей церкви (Гал. 2:9), пока позднее не отправился в Малую Азию. Эта его позднейшая деятельность составляет новую церковно-историческую эпоху. См. § 6.

Третьим из главных Апостолов преимущественно для иудеев был Иаков, так называемый меньший (Марк. 15:40)⁶⁸. Причтенный к лику 70 Апостолов, Иаков, по вознесении Господнем, поставлен был от верховных Апостолов первым иерархом или епископом Иерусалимской церкви, быв предназначен к тому Самим Господом. К нему питали особенное уважение и верховные Апостолы (Деян. 12:17); он председательствовал на соборе иepусалимском (Деян. 15:13). Предстоятелем Иерусалимской церкви Иаков, прозванный за строгое и ревностное исполнение закона праведным⁶⁹, по-видимому оставался до своей мученической кончины около 64 года⁷⁰; как Апостол преимущественно иудеев, Иаков написал соборное послание двенадцати коленам, находящимся в рассеянии. Многие⁷¹ не хотят различать Иакова праведного или меньшего, предстоятеля Иерусалимской церкви, от Ап. Иакова Алфеева. Но против сего с решительностью и убедительностью говорит церковное предание. Об Иакове Алфееве (праздн. 9 Октября) предание таково: он был сын Алфея, брат Левия или Матфея Алфеева мытаря и потом Апостола и Евангелиста. Как и Матфей, Иаков, брат его, был призван самим Господом в число 12 Апостолов (Луки 6, 15. Марк. 3:18) и вместе с прочими послан был на проповедь (Мф. 10:3). После вознесения Господа Иаков Алфеев сперва оставался в Иерусалиме (Деян. 1, 13, 6:2), потом сопутствовал Св. Андрею первозванному в Едес, проповедывал учение Христово в Газе, Елевферополе и в сопредельных им местах, отсюда отправился в Египет, и здесь в городе Острацыне запечатлел апостольские труды свои мученическою смертью на кресте. Таков же меньший или праведный (праздн. 23 Октября), по преданию, был сын Иосифа обручника от первой его жены, почему и называется братом Господним (Гал. 1:19). Он был родной брат упоминаемых в Евангелии Иоcии, Иуды и Симона (Мф. 13, 55. Марк. 6:3). По вознесении Господа он жил и действовал в Иерусалиме, где и скончался мученически (см. выше). Мнимое же тожество его с Иаковом Алфеевым основывается на неправильном понимании указаний Нового Завета и перетолковании некоторых из древних свидетельств, особенно Егезиппа.

Общество верующих в Иерусалиме, держась по наружности иудейского закона – только в новом духе – сначала пользовалось расположением народа (Деян. 2:47). Но чем громче в слове и деле раздавалась торжественная и обличительная проповедь Апостолов о Воскресшем (Деян. 3:4), тем глубже чувствовали себя оскорбленными фарисейское высокомерие и саддукейское невериe. Скоро (Деян. 4, 3. 5:40) открыто вспыхнула ненависть и ярость. Отказ Апостолов молчать о Христе (Деян. 3, 29, 4:19) по людскому приказанию, уже вызывал кровавые намерения, но на этот раз они сдержаны были мудрым советом Гамалиила (Деян. 5:34). Но долго таившаяся внутри ярость, вырвалась наружу, когда Стефан в духе и силе беспощадно обличал иудейское ослепление. Он был побит камнями (Деян. 6. 7), первый христианский мученик, по вознесении Христа в 35 или 30 году, и его смерть была знаком ко всеобщему преследованию христианского общества (Деян. 8, 1 и д.), против которого тогда преимущественно пред всеми неистовствовал Савл. Спустя несколько лет (ок. 44 г.) Ирод Агриппа, заискивая расположение иудеев, снова начал проливать христианскую кровь. Апостол Иаков, сын Зеведеев, брат Иоанна, был тогда обезглавлен, а Петр избег такой же участи только при содействии Ангела Господня (Деян. 14). В это особенно время, избегая гонения в Иерусалиме, Евангелие начало распространяться и вне его, прежде всего (Деян. 8) преимущественно трудами Петра и Иоанна в Самарии. – До сих пор все вообще Апостолы действовали исключительно среди Израиля, хотя Апостол иудеев Петр, во время пребывания своего в Иоппии, по возвращении из Самарии (Деян. 10), получил от Бога откровение о принятии в церковь верующих язычников посредством крещения без соблюдения ими иудейского закона. Теперь и Петр удалился на время из Иерусалима, и с этих-то пор христианство все глубже и глубже начало пускать корни в мире языческом. Но преимущественно Апостолом языков, призванным для просвещения христианскою верою тех народов, среди которых главным образом нашло себе доступ Евангелие, отвергнутое большинством иудеев, был Павел, по непосредственному распоряжению Божию причтенный из гонителей к лику Апостолов⁷².

Павел, прежде Савл, родился (Деян. 22:3) в Тарсе, главном городе Киликии, тогдашнем центре цветущей греческой науки⁷³. Он, происходил от природных иудеев из колена Вениаминова (Фил. 3, 5. 2Кор. 11:22), имевших право римского гражданства (Деян. 16, 37. 22:25). Еще в ранней молодости прибыл он в Иерусалим в школу происходившего также из колена Вениаминова фарисея (тогдашнего председателя Синедриона) Гамалиила (Деян. 22:3), умеренность которого впрочем не перешла к Павлу. Вместе с предметами научного образования он изучил здесь, по иудейскому обычаю⁷⁴, и ремесло скинотворца – σϰηνοποιὸς⁷⁵. Человек с пламенным сильным духом, если увлекается чем-нибудь, то увлекается всею своею душою, – и Савл всею душою был фарисей. Только в строгости законной он искал своего оправдания, и упорно ограждая себя от всех влияний антифарисейских верований, он с лютою ненавистью преследовал христиан, как скоро открывал их где-нибудь. Торжествуя (Деян. 8, 1. ср. 7:57) при смерти мученика Стефана (Деян. 7), облеченный высшим полномочием, Савл тщательно в Иерусалиме отыскивал христиан, заключал их в темницы, и когда убивали их, подавал на то свой голос (Деян. 8, 3. 26:10). Дыша угрозами и убийством на учеников Господа (Деян. 9:1), он приготовился и вне Палестины, прежде всего в Дамаске, делать то же, что и в Иерусалиме. Но на этом пути в Дамаск, внутренно перерожденный внезапным явлением и словом прославленного Христа, Савл из слепого бессердечного фарисея соделался богопросвещенным Апостолом, из жестокого гонителя самым совершенным и могущественным орудием распространения Евангелия. Не приписывая себе ничего, что могло бы привести к такому обращению, он впоследствии с полной уверенностью мог прославлять это, как дело совершенно незаслуженного им милосердия Христа Бога, Который его, первого из грешников, внезапно постиг, просветил и обновил всемогущею силою Своею (Деян. 9, 1 и д. 22, 5 и д. 26, 10 и д. Гал. 1, 16. 1Тим. 1, 12 и д.)⁷⁶.

Чудесное призвание Савла к апостольскому служению, поставившее его по обращении наряду с прочими Апостолами, как Апостола языков (Деян. 9, 15. 22, 17 и дал. 21. Гал. 1:16), было непосредственным действием Господа. После своего крещения в Дамаске (Деян. 9:17) Павел оставался в этом городе, проповедуя Евангелие (Деян. 9:20); потом удалился в пределы соседней Аравии, откуда снова возвратился в Дамаск (Гал. 1:17). Из Дамаска, на короткое впрочем время, он в первый раз предпринял путешествие в Иерусалим (Деян. 9, 26; Гал. 1, 17. 18, по последнему месту три года спустя по своем обращении, следовательно в 38 или 39 году), где Кипрянин Варнава по Деян. 4, 36. давний член Церкви, прежде знакомый с Павлом, ввел его в общество Апостолов (Деян. 9:27). По случаю покушения на его жизнь со стороны ревнителей закона, верующие препроводили Савла в Kecapию, откуда он отправился в свое отечество Киликию (Деян. 9, 26 – 30. Гал. 1:21). Из Киликии Варнава вызвал Павла в Антиохию, где Евангелие с успехом было возвещаемо христианами из иудеев-еллинистов, и в продолжении года оба они действовали в тамошней Церкви (Деян. 11, 22–26). Отселе, предварительно побывав во второй раз в Иерусалима для того, чтобы передать туда собранные им подаяния (Деян. 11, 30. 12:25)⁷⁷, Павел, призванный словом Духа Святого для более обширной деятельности среди язычников и посвященный на cиe молитвою и возложением рук⁷⁸, предпринял вместе с Варнавою свое первое великое апостольское путешествие (Деян. 13:14) около 45 г.⁷⁹

Этим своим первым великим апостольским путешествием Павел, как зван апостол языков, вступил на поприще великой церковной деятельности в то время, когда с одной стороны ясно обнаружилась вражда Израиля против Евангелия, а с другой столь же несомненно выражалась со стороны язычников приемлемость для веры в Иисуса. Несмотря однако же на это он слишком крепко всеми чувствами и силами внутренней своей жизни привязан был и сроднился с Израилем, чтобы когда-нибудь мог он оставить обычай проповедовать Евангелие всюду прежде всего иудеям. – Это первое великое путешествие (Деян. 13–14) обнимало Кипр, Памфилию, Писидию и Ликаонию. В этом путешествии, как и в последующих, Павел и его спутники всегда обращались с проповедью наперед к иудеям, а при упорстве их (навлекавшем на Павла и теперь, как и во время всей его жизни, частые, даже соединенные с опасностью для жизни его гонения) обращались к язычникам. Таким образом Павел, руководимый тою сообщенною ему Богом уверенностью, что язычник также как и иудей предназначен быть членом одного царства Божия, и что для того и другого существенным средством для сего служит не что-либо внешнее, не иудейский закон, но вера во Христа, проповедью об этой оправдывающей вере полагал основание Церквам из иудеев и язычников, преимущественно же из язычников. Наконец Павел возвратился в Антиохию, которая была теперь центром христианских миссий среди язычников. Около этого времени из Иерусалима пришли в Антиохию христиане из иудеев, упорно отстаивавшие мнение свое о необходимости для уверовавших во Христа язычников иудейского обрядового закона. Это обстоятельство было поводом к тому, что теперь – около 50 года – Павел и Варнава, от лица Антиохийской Церкви, посланы были (Деян. 15. Гал. 2, 1 и дал., по последнему месту, спустя четырнадцать лет по обращении Павла) в Иерусалим на собор Апостолов и пресвитеров, где Павел получил единогласное от всех Апостолов одобрение своей проповеднической деятельности между язычниками. Между обществами христиан из иyдеев, привязанных к обрядовому закону, и теми христианскими обществами, члены которых были из язычников, свободные от сего закона, положено было значительное внешнее различие, но сглаженное и примиренное духом Евангелия в единстве учения об основании спасения. – Вскоре после сего Павел вместе с Варнавою предпринял великое второе апостольское путешествие (в 51 или 52 г. Деян. 15–18), имевшее центром своим Коринф. В это время по разлучении с Варнавою началась особенно усиленная деятельность великого Апостола, когда он, как велений посредник между иудейским и римскогреческим, между восточным и западным миром, пронес Евангелие с Востока по Западу, по Европе даже до Рима и далее Рима. На это же время падает начало его неутомимой, неистощимо-богатой и для всех времен благотворной письменной деятельности, плодом которой было более половины всех священных книг, содержащихся в новозаветном каноне⁸⁰.

Таковою же деятельностью Павла в распространении Евангелия, как посредством устной проповеди так и письменно, запечатлено и третье великое апостольское путешествие, предпринятое около 54 г. (Деян. 18, 23 до 21 гл.) и имевшее центром своим Ефес. Это путешествие окончилось (Деян. 21– 28) взятием Павла под стражу в Иерусалиме (около 58 г.) Эти узы на два года удержали его в Кесарии, и потом еще на два года в Риме (этим оканчивается книга Деяний Апостольских), и здесь окончилась его неутомимая, исполненная тяжких трудов, подвигов и страданий апостольская деятельность в распространении Евангелия. Что Павел скончался в Риме смертью мученика, это ясно видно из достоверных древних свидетельств⁸¹, показанию которых в настоящем случае придает существенное значение даже субъективная критика. Но вопрос в том, последовало ли это еще в конце тех (первых) римских уз, повествованием о которых оканчивается книга Деяний Апостольских, или же во время вторых уз после нескольких лет снова полученной и потом отнятой свободы? Последнее предположение опирается⁸², кажется, на вполне достаточном историческом основании. Как и Петр, Павел умер⁸³ в конце Неронова царствования.

Евангелие было проповедано иудеям и язычникам, иудейскому востоку и греко-римскому западу. Но по мере того, как те и другие открывали доступ голосу Евангелия, их особенности полагали некоторое различие между церквами из иудеев и язычников. И вот теперь, когда церковь в сущности усвоила себе все, за что ратовал Павел, мы видим Апостола, который, после того как исполнился суд над иудейским народом, основывает свое местопребывание на границе востока и запада и неутомимо действует к объединению всех церквей. – Вся его деятельность направлена именно к тому, чтобы вся Церковь, свободная от притязании иудейства и нестесняемая границами и направлением иудействующего Востока, полнее сознавала в единстве со Христом свою самостоятельность независимо от Израиля, и таким образом все яснее и яснее стремилась к осуществлению неразрывного единения одного великого стада с одним Пастырем (Иоан. 10:16). То был Иоанн в позднейшее время своей жизни, – тот самый, который прежде вместе с Петром действовал по преимуществу среди Израиля.

Иоанн прибыл в Ефес в то время, когда Павел уже оставил (около 58 г.) малую Азию, как постоянный круг своей деятельности, даже вероятно около времени смерти Павла, или и после нее⁸⁴. Об этом говорят вполне достоверные свидетели⁸⁵. Почему именно тогда, при начале сильных гражданских смут в Палестине, и в виду опасностей, угрожавших цветущим малоазийским церквам со стороны внутренних врагов, которым теперь не противостоял лично Павел, уже находившийся в узах, – почему именно в это время Апостол Иоанн решился оставить Палестину и поселиться в центре малой Азии, – понятно само собою. В главном городе малой Азии Ефесе и в окрестностях его (куда надписаны семь посланий Апокалипсиса) Иоанн прожил до самой своей смерти, последовавшей в глубокой старости при Траяне⁸⁶.

Отсюда Иоанн на некоторое время был сослан на остров Патмос (где он получил откровение), – факт, который подтверждается всеми древними⁸⁷ свидетелями, и сохранившимися на острове Патмосе историческими воспоминаниями⁸⁸. Только время этой его ссылки точно не определено. Некоторые из древних свидетелей (Евсевий в своей Церковной Истории и Иероним в Catal. может быть также и Ириней) называют императора, который сослал Иоанна на Патмос, Домицианом; другие (сирский апокалипсис⁸⁹), равно как и позднейший, впрочем основывающийся на древних и критически относящийся к делу, толкователь Феофилакт в предисловии к толкованию на Иоанна, и Ипполит в Chronic, fragm., может быть и Ириней) – Нероном; третьи (Тертуллиан, Климент, Ориген и опять может быть Ириней) не называют имени императора; наконец четвертые (Епифаний haer. LI. 12, 33., при всех своих точных познаниях нечто передающий и сбивчиво) называют Клавдием⁹⁰. Самая важная разность произошла может быть, даже весьма вероятно, от смешения имен Домиция Нерона и Домициана, смешения, сделанного сначала кем-нибудь, а потом уже принятого и Евсевием и Иеронимом, тем больше, что Евсевий в demonstr. ev. III, 5. высказывается с такою же неопределенностью, как и Тертуллиан, а Иероним adv. Iovin, 1, 26., упоминая о страдании Иоанна, называет как Нерона, так и Домициана. Это смешение со временем могло превратиться в различие древнего предания, и естественно могло найти себе место и у того отца Церкви, которого обыкновенно приводят как самого древнего и главного свидетеля о ссылке Иоанна при Домициане – у Иринея adv. haer. V, 30. 3. – Между тем если точнее рассмотреть дело, весьма естественно здесь рождается вопрос: действительно ли в этом месте у Иринея разумеется Домициан, не разумеется ли напротив Домиций, т.е. Нерон, или же на конец ни тот ни другой⁹¹ из них? Далее и образ выражения у Тертулилиана и Климента, может быть и Оригена, не называющих по имени сославшего Иоанна императора, гораздо приложимее к Нерону чем Домициану⁹². И трудно в самом деле представить, чтобы меч Нерона, неистовствовавший против Петра и Павла, мог оставить совершенно нетронутым и еще третий остающийся апостольский столп Церкви – Иоанна. Нечего и говорить здесь о том, что и взаимное внутреннее отношение Иоанновых писаний со всею решительностью благоприятствует⁹³ тому сказанию, которое считает императором, отправившим Иоанна в ссылку, Домиция Нерона. – Иоанн умер уже во время Траяна.

Век апостольский разделяется на два почти равных периода. Первый период от 34-го до 60-го г. собственно апостольский – обнимает дальнейшую совокупную деятельность всех Апостолов, прежде – Петра, потом преимущественно Апостола язычников Павла; второй – от 70–100 г. есть время деятельности Иоанна, единственного Апостола, остававшегося тогда в живых; промежуток между тем и другим занимает переходное время от 60–70 г. В каждый из этих периодов являются еретические направления, против которых Апостолы, по свидетельству ново-заветных книг, ведут борьбу; начавшись еще в первом периоде, эта борьба усиливается в переходное время и во втором периоде оканчивается.

Делом Апостолов в сем отношении было победить две величайшие религиозные силы, которые стояли подле христианства и гибельно иногда приражались к нему; это – утратившее истину иудейство и в самом существе своем не истинное язычество; оба они стояли во враждебном отношении к христианству и вторгались в его собственную область.

Первый враг, проникавший в собственную область христианства, которого оно в первый период века апостольского должно было поразить, было ложное иудейство в его обыкновенном фарисейском виде, еще не побежденное в то время, когда Церковь насаждалась лишь в среде иудейского общества апостолами иудеев. О его первом вторжении в область христианства и повествует книга Деяний Апостольских (гл. 15). Где вступали иудеи в христианское общество, там естественно обнаруживали свое влияние и эти фарисейские воззрения со своим обязательным для всех соблюдением субботы, обрезания и законов о пище. Поражение этого заблуждения было делом по преимуществу Апостола язычников Павла, когда он насаждал христианство в языческом мире. В продолжении всего времени своей апостольской деятельности он боролся против этого направления, проявлявшегося то в виде невинных, первоначально детских иудейско-христианских слабостей, то в виде злого еретического противодействия, и этой борьбе мы обязаны теми прекрасными изложениями евангельского исповедания, какие мы находим в посланиях сего Апостола к Галатам, Коринфянам, и особенно к Римлянам. Следствием этой борьбы было решительное поражение сего заблуждения, а окончательное разрушение святого города, храма и иудейского государства в 70 г. довершило сию победу. Впоследствии это заблуждение иудействующих снова возникло, хотя с меньшею силою, в сектах Назореев и Евионеев. Впрочем, полное поражение всех этих разветвлений собственно иудействующего направления, было только естественным и необходимым следствием и вместе окончательным торжеством победоносной борьбы Павла. Но не одно фарисейское иудейство покушалось вторгнуться в область христианства. В недрах иудейства стоял рядом с фарисейством, хотя с меньшим значением, спекулятивный и мистический гносис саддукейства и ессейства. Уже в раннюю эпоху деятельности Ап. Павла приметны следы вторжения в христианское общество иудейства и с этим гностическим характером: о вторжении саддукейства мы можем заключать из посланий к Коринфянам (сомнения относительно воскресения мертвых), о вторжении потом и мистического ессейства – из посланий особенно к Ефессеям и Колоссаям. Этот вид гносиса мог конечно в отношении к позднейшему языческому (или иудейско- языческому) гносису показаться еще довольно невинным; отсюда и объясняется различие в отношение Апостола к тому и другому заблуждению (с одной стороны относительная мягкость, с другой – беспощадная строгость).

Наконец, в то время, когда Церковь распространялась как между иудеями, так особенно между язычниками, уравнивая и примиряя особенности иудейства и язычества, Павлу встречается и направление языческого гносиса. Не с иудейством в двух указанных видах его уже боролся Павел в конце своей деятельности в переходное время между первым и вторым апостольским периодом. Это было время, когда Апостол заметил, что на почве основанных им христианских церквей из язычников вырастают семена заразы совершенно языческого характера, хотя иудейству обязанной своим происхождением, но скоро (что и совершенно естественно) перешедшей в область язычества. Свое предчувствие будущего появления этой заразы он высказал в прощальной речи к ефесским пресвитерам в 58 г. (Деян. 20:29–30), а потом в позднейших своих писаниях так называемых пастырских посланиях (к Тимофею и Титу) частью пророчески предвозвещал о наступлении ее, частью уже преследовал ее как существующую в отдельных явлениях суетного, отрицавшего воскресение мертвых, учившего магии и распутству, лжеименного знания (ϕευδώνυμος γνῶσις). Это язычески-гностическое заблуждение, незадолго до начала второго апостольского периода, все более и более усиливалось в церквах мало-азиатских, хотя еще не достигло и тогда полного развития. И Апостол Петр, в конце своей жизни, когда он действовал не просто как Апостол иудеев, но применительно к новым обстоятельствам Церкви, в своих посланиях (намеками только в первом, совершенно прямо и определительно во втором) также возвысил голос предостережения верных от этой язвы, – от лжеучителей, которые будут кощунствовать над обетованием второго пришествия Господа, смеяться над судом Его и языческую распущенность нравов оправдывать так называемым глубоким ведением (γνῶσις). Почти в то же время подобные обличения и предостережения произносит Ап. Иуда. Равно и из апокалипсических посланий Иоанна к основанным Павлом мало-азийским церквам, которые по разрушении Иерусалима составили духовное средоточие Церкви, видно также, что в этих церквах языческая необузданность нравов соединялась с мнимо-глубоким гносисом.

Все эти направления лжеименного разума начинались отрицанием воскресения мертвых, продолжали искажением апостольского учения о втором пришествии Иисуса Христа и отрицанием оного, а последовательно развиваясь этот гносис во второй апостольский период достиг окончательного развития в лжеучение, что Бог не являлся во плоти, в отрицании истинного вочеловечения Бога во Христе. Если Павел (Деян. 20 ср. 2Сол. 2) только предсказывал это отступление от Церкви: то Иоанн, которому выпал жребий выдержать великую апостольскую борьбу во второй период, свидетельствует (1 1оан. 2, 18–19), что предсказанное теперь исполнилось; потому он ратует против отрицания вочеловечения Христа и в Евангелии и в посланиях⁹⁴.

Таков весь засвидетельствованный Новым Заветом и бывший таковым действительно общий исторический ход борьбы и противоборства в век апостольский. Отсюда уже сама собою открывается несостоятельность новейшего мнения Бауровой школы о проходящей чрез весь апостольский век борьбе мнимых направлений Петрова и Павлова (Petrinismus u. Paulinismus). По мнению этой школы, в век апостольский христианства в собственном смысле не было; была только жестокая борьба односторонних направлений Петрова и Павлова, – Петрова евионизма, с которым Павел, как апостол язычников, находился в непрестанной борьбе, хотя и сам не мог существенно возвыситься над евионизмом, и – Павлова универсализма. Христианство таким образом было в век апостольский чем-то только будущим. Лишь во 2-м веке, вследствие взаимного вразумления друг друга, благодаря мудрости и ревности неизвестных посредников, установилось между Павловою и Петровою Церковью то единство, которого достигнуть в век апостольский ни Павел со своим крутым характером, ни тем менее другие Апостолы не были в состояние, и только учению о Логосе, ложно приписанному евиониту Иоанну и явившемуся во 2-м столетии, христианство в собственном смысле обязано своим происхождением. При этом новая школа (хотя последователи ее совершенно несогласны в подробностях) различает в апостольском или лучше сказать послеапостольском веке три один за другим следующие периоды развития христианства: первый период характеризуется резким отделением и противоборством иудейско-христианского, так называемого евионитского направления и – направления Павлова; письменными памятниками этого периода Баурова школа считает с одной стороны (со стороны резкого евионизма апостольского времени) Апокалипсис Иоанна (и отчасти какой-то первообраз нашего Евангелия от Матфея), с другой (со стороны одностороннего направления Павлова того же времени) большую часть послания к Римлянам, послание к Галатам и два послания к Коринфянам. Во втором периоде, падающем на первую половину 2-го столетия, появляются некоторые попытки сближения и примирения обоих направлений; это выразилось в наших трех первых канонических Евангелиях, в Деяниях апостольских, в пастырских и других посланиях. Наконец в третьем периоде, в последней половине 2-го столетия, к которой относятся все прочие новозаветные писания и прежде всего Евангелие от Иоанна, образовалось под влиянием гностицизма и монтанизма собственно направление христианско- церковного духа, старавшееся употребить обстоятельства времени для пользы христианско-церковного общества, внутренне примирить догматические и практические разности христианства апостолов иудеев и христианства Павлова, и возвести их к единству церковного духа в жизни и знании. Подлинными апостольскими писаниями новая школа таким образом считает только указанные четыре Павловы послания (послание к Римлянам – за исключением последней противоречащей этому взгляду части) и Апокалипсис. Все прочие новозаветные Писания, по ее мнению, принадлежат 2-му веку, а именно первые три Евангелия, Деяния Апостольские, Соборные и пастырские послания суть подложные произведения частью примирительного, частью полемического направления христианских писателей 2-го столетия, а послание к Евреям, Колоссаям, Ефесеям, Филипписеям и Евангелие от Иоанна – подложные произведения гностичествующего направления того же или еще позднейшего времени.

Но как ни хитро защищают это воззрение, против него неотразимо свидетельствуют: 1, целый ряд неопровержимых внешних свидетельств и внутренних оснований подлинности всех книг Нового Завета; 2, совершенная невозможность доказать фактически и взаимную борьбу двух апостольских партий, особенно самих апостолов, в век апостольский и происшедшее – так ли именно или только приблизительно так – прояснение христианского сознания в век послеапостольский; 3, поразительная характерическая самобытность Евангелия от Иоанна и других новозаветных писаний, сравнительно с очевидным отсутствием оной в сектантской литературе 2-го столетия, и 4, невозможность доказать подлинность какого-либо древнецерковного Писания или какой-нибудь части древнецерковной письменности и положить ее в основание исследования и исторического воззрения, если не признавать подлинности всего Нового Завета.

Конечно надобно признать, что действительно (при полном согласии относительно единого основания Церкви – Христа) есть характеристическое различие между Петром и Павлом по природным свойствам, призванию и образу деятельности, – различие, которое одного соделало апостолом иудеев, другого апостолом язычников (Гал. 2:7) и вызвало некоторое разноречие обоих в Антиохии (Гал. 2, 11 и сл.), что Павел, в отличие от Петра, был внутренне и внешне приготовлен по преимуществу к тому, чтобы довершить отделение христианства от иудейства, церкви от синагоги, и привести своею проповедью и ее успехом к признанию и утверждению всеобщности спасения⁹⁵. Конечно надобно также признать, что в апостольский век (и также в послеапостольский) были действительно две главные части, два главных направления христианства, которые и во внешнем и во внутреннем отношении носили несколько различный характер, и совокупились воедино, только благодаря позднейшей апостольской деятельности Иоанна, заключившей апостольский период христианства. Были действительно христиане из иудеев и из язычников, которых невинное разногласие, обусловленное обстоятельствами, проходит чрез все время первоначального развития христианства и отчасти замечается и в позднейшее время. Вместе с этим невинным разногласием христиан из иудеев и из язычников было также в апостольский (а равно и послеапостольский) век не невинное, а резкое несогласие этих двух великих частей в частных обществах и случаях (напр. в Коринфе, как видно из посланий туда Ап. Павла, и в Антиохии Гал. 2), позднее выразившееся в решительно одностороннем и враждебном с той и другой стороны, противном Павлу и прочим апостолам, направлении клементин, евионизма, гностицизма, и т. д. и т. д. Но все это, по-видимому, благоприятствующее Баурову воззрению, на самом деле было совершенно отлично от основного воззрения этой школы. По последнему Петр и Павел – непримиримые противники, стоящие на совершенно различных основаниях; по первому – люди одной веры, с одним духом, только действующие в различной сфере, борющиеся с различными врагами и различным образом. По мнению новой школы, общество христиан из иудеев и общество христиан из язычников являются двумя враждебными лагерями, находящимися в постоянной непрерывной полуторавековой жесточайшей борьбе; на самом же деле они являются двумя естественными, первоначальными формами развития христианской Церкви, между которыми бывали местные и временные столкновения, но которые в существенных чертах уже единодушным голосом и действиями Апостолов на великом соборе Апостолов и старцев в Иерусалиме слиты в великое всеобщее, нераздельное единство. Что местные столкновения такого рода и там, где они во времена апостолов выступали особенно резко, наприм. в Коринфе, не были продолжительны, а особенно скоро кончилось первое бывшее там столкновение, и что уже в 3-м десятилeтии по смерти Петра и Павла, как римская так и коринфская Церковь⁹⁶ составляли одно целое, ясно открывается из содержания написанного⁹⁷ пред концом 1-го века первого послания Климента Римского к Коринфянам. По мнению школы, дух Иоанна есть произведение поворота мысли совершившегося столетие спустя после Христа; на самом же деле – необходимый изначала основанный на религии истины и свободы, изначала несомненно духовным общением со Христом обусловленный, дух апостольской истины, без которой он был бы неапостольской, нехристианской односторонностью, и т. д. И все это собственное изобретение Тюбингенской школы есть изобретение уже 18 веков спустя после Апостолов!

Но как дошла Тюбингенская школа до такого результата? Действительно ли историческим, или неисторическим и противоисторическим путем?

Если аргументация должна иметь твердо историческую основу, если критическая оценка новозаветных писаний должна иметь непоколебимую почву: то должно быть наперед признано хотя одно какое-либо писание несомненно истинным и неоспоримо подлинным апостольским писанием и вместе с тем нормою для суждения обо всех остальных, началом определения подлинности всего неизвестного. Но этого вовсе нет у Баура и его школы. Все новозаветные Писания признаются подлинными или неподлинными на основании только личных воззрений школы, и то, что оставил еще учитель (4 Павловы послания) разрушил на основании тех же, только далее проведенных смелых воззрений, превзошедший самого учителя, дерзкий, неуважающий ничего ученик этой школы (Брюно Бауэр – слон, носящий на себе мир, и не имеющий на что бы ступить!). Даже для того на что опираются более осторожные руководители школы, нет никакой исторической основы!

Те Писания Нового Завета, где видны только следы столкновения (мнимо) Петрова и Павлова направлений, т.е. христиан из иудеев и христиан из язычников, – послания к Галатам; Коринфянам и (большая часть) к Римлянам, – это по мнению школы подлинные новозаветные Писания; а те Писания, где это столкновение двух направлений прямо проявляется, или где оно представляется уже примиренным духом Евангелие, – все прочие Писания Нового Завета (за исключением Апокалипсиса) неподлинными признает школа. Где, по одностороннему объяснению Тюбингенской школы, веет в Новом Завете дух иудейства (Откровение Иоанна) – это апостольское произведение; а где чистое христианское евангельское учение (остальные Писания Иоанна и весь Новый Завет, с непоследовательным исключением вышеупомянутых 4-х Павловых посланий) – те по мнению школы неподлинны. Где противоречия (мнимые) апостольского времени, сообразно местным и временным условиям, представляются еще непримиренными (упомянутые Павловы послания), это – произведение 1-го столетия, а где они уже препобеждены и очищены духом Христовым – (прочие Павловы и другие послания и особенно писания Иоанна), там выражается будто псевдо-Иоанново направление 2-го столетия⁹⁸. Но весь Новый Завет, как одна книга, засвидетельствован историческим преданием древней и древнейшей Церкви, и один дух веет во всем Новом Завете, как показывает 2000 летняя история Церкви! Несмотря на это, новая школа урезывает из канона новозаветных писаний от 3/4 до 9/10, лишь на том основании, что они несогласны с ее субъективным воззрением. Все решительные доказательства, заимствованные из языка, духа, совершеннейшего согласия с историческими, географическими и всеми возможными отношениями апостольского времени, все самые определенные уверения самых искренних, самых справедливых, самых осторожных свидетелей, ряд которых восходит преемственно до самого апостольского времени, для нее ничего не значат. Подлинность известных новозаветных писаний не должна быть признана, ибо иначе не может держаться предзанятое воззрение, следовательно неподлинность их доказана, – вот логика школы!

Но вместо разрушенных (якобы) таким образом доказательств Тюбингенская школа воздвигает ряд других, доказывающих (якобы) неподлинность новозаветных писаний. Несмотря на внешние свидетельства и внутренние основания подлинности, она доказывает неподлинность из некоторых других древних, хотя не самых древних, а собственно послеапостольского века, более или менее апокрифических и отрывочных писаний и преданий – клементин, воспоминаний (recognitiones) и т.д., из разных комбинаций состояния православных и еретических обществ 2 века, и т.д., которые некоторым образом, по-видимому, могут подтвердить любимую предвзятую мысль. Но, – кроме того что есть столько же древне-церковных и по крайней мере столь же достоверных писаний, преданий, комбинаций, которые доказывают совершенно противное⁹⁹, кроме того, что и из тех любимых доказательств школа, только с помощью фантазии, может вывести свои заключения, – всем писаниям и преданиям древней церкви и всяческим таковым комбинациям относительно древней церкви не может быть усвоено никакого исторического значения и силы доказательства, если отвергнуто будет историческое значение книг Нового Завета. Подлинность всего Нового Завета засвидетельствована древнейшими учителями Церкви несравненно сильнее и единодушнее, и сам в себе он носит несравненно более сильное свидетельство своей подлинности и достоверности, чем какое-либо из вышеуказанных апокрифических писаний, и какая-либо основанная на них комбинация. Дух наших Евангелий, изображенный в них характер Иисуса Христа и Апостолов, дух Деяний апостольских и посланий, решительно не мог быть вымышлен, и – всего менее для какой-либо мечтательной цели, каким-нибудь приверженцем школы 2-го столетия– иудеем или язычником под христианским именем – без подлинно-исторической основы; – так возвышен он над всеми другими временными литературными явлениями и, вместе с тем, так глубоко проникает он достоверную историю Иисуса Христа и апостолов. И, что касается внешней стороны, все древние учители Церкви согласно яснейшим образом признают подлинность Нового Завета; напротив, лишь немногие писатели, и притом не ясно, свидетельствуюсь о вышеупомянутых древних апокрифических писаниях. На свидетельство еретиков в этом случае опираться нельзя, потому что о всех древних еретиках мы знаем только то, что говорят о них отрывочно древние церковные учители. Отвергать единодушное ясное свидетельство этих учителей о предметах самых известных им, и считать совершенно достоверными показания их к том, о чем они свидетельствуют отрывочно и неясно, ни с чем несообразно. Если уже Новый Завет с своим вполне достоверным историческим характером не подлинен: то не может быть уже и речи об исторической подлинности и достоверности каких-либо других древне- церковных писаний; они, если отвергнута будет подлинность Нового Завета, должны превратиться, как и вся история, все историческая свидетельства, в ничто¹⁰⁰. А если бы захотели, прямо ли косвенно ли, доказывать подлинность вышеуказанных или других каких-либо древнецерковных писаний и справедливость на них основываемых гипотез, из того характера, какой наложило их влияние на целый век: то какой бесконечно более глубокий характер дан этому веку Новым Заветом?

Таким образом очевидно, что Тюбингенская школа может утвердить свое мнение лишь объявляя неподлинными, по одному субъективному предубеждению, все противоречащие ей письменные памятники апостольского времени, и отвергая или искажая, по произволу, по одному пристрастию к предзанятому мнению, ясные древнейшие свидетельства, – следовательно может достигать своей цели только совершенно неисторическим путем. Исторически нельзя доказать ни сильного продолжительного несогласия направлений (мнимо) Петрова и Павлова, не говоря уже о несогласиях самих Петра и Павла; ни (действительного и истинного) евионизма одного какого-либо апостола, тем более – всех апостолов; ни существования счастливых примирителей во 2-м столетии. Все это и соединенное с сим есть ученый вымысел фантазии, остроумно связанный с тем немногим, что сочли нужным сохранить из древнего времени, решительно противоречащий указуемому Новым Заветом характеру апостолов и твердо, в продолжении двух тысячелетий, засвидетельствованной истории апостольского времени. Видеть во всем апостольском веке одну только какую-то борьбу направлений Петрова и Павлова, а то, что стоит выше этой борьбы, т.е. почти все наши апостольские Писания, изгонять из апостольского века и переставлять во 2-е столетие, – это такое мнение, которого безмерная отважность равняется только безмерному произволу, на котором оно основывается.