Руководство для сельских пастырей
Выпуск № 36. 1870 г.

Грешный человеческий род никогда не доходил на сем свете до такого состояния, до какого дошли согрешившие ангелы, то есть диаволы. Диаволы потеряли всякую способность к своему исправлению и всякую приемлемость Божиих даров; потому вселюбящий Отец небесный предоставил их той участи, какую они сами добровольно для себя избрали. Напротив, в человеке, и после его падения, осталось нечто доброе, чем он обладал в первобытном блаженном состоянии. История человечества есть непрерывный ряд попыток найти утраченную истину, примириться с высшим Существом, усовершенствовать себя и устроить своё благополучие не только в настоящем, но и в будущем. Конечно, человек никогда не мог найти истину сам собой без Просветителя, никогда не мог примириться с Богом без Примирителя, не мог исправить своих недостатков без вышней помощи и устроить участь свою без Спасителя; но человек уже потому был способен ко спасению, что искал себе спасения. Он не мог спастись сам собой, но не лишил себя возможности получить спасение от Бога. Человекам это невозможно, – говорит Иисус Христос, – Богу же всё возможно (Мф.19:26).

Вселенная в своём первобытном состоянии была обширным храмом животворящего и вседействующего Духа Божия. Дух Божий есть вечный Утешитель всего сотворённого, и при Его повсеместном веянии всюду царствовала любовь и с нею беспечальное ликование жизни. Человек во зло употребил свою свободу, отверг внушения Святого Духа, изменил любви, нарушил волю Божию, согрешил, – и таким образом сам лишился и все подчинённые ему твари лишил утешений Святого Духа, который так же не может иметь общения с грехом, как свет со тьмой (2Кор.6:14, 15). Отсутствие утешений Святого Духа и само по себе мучительно для грешной человеческой души, всё равно, как если бы рыба была осуждена жить без воды¹, а человека постигла ещё за его произвольный грех достойная кара божественного правосудия; и грешный человек стал существом неизмеримо несчастным, и остался бы несчастным навсегда, поколику душа его бессмертна. Спасти человека можно было не иначе, как возвратив ему утешения Святого Духа; а возвратить грешнику утешения Святого Духа можно было не иначе, как очистив его от греха и сняв с него осуждение божественного правосудия. Поскольку же человек не мог сам собой очиститься от греха и снять с себя осуждение Божие, то вселюбящий Отец небесный послал к нам единородного Сына Своего, который, воплотившись, грехи наши Сам вознес телом Своим на древо (1Пет.2:24), и по Его-то заслугам Бог-Отец, по Своей милости, излил на нас обильно Святого Духа (Тит.3:5–6).

Итак, дарование нам вечного Утешителя Святого Духа есть величайшая милость Иисуса Христа к роду человеческому и венец нашего спасения. Воплощение Сына Божия, вся Его земная жизнь, всё учение Его, все Его страдания и смерть, Его прославление, всё это было постепенным приготовлением к ниспосланию на грешный и несчастный человеческий род вечного Утешителя Святого Духа, и потолику спасительно для нас, поколику Дух Святый действительно на нас ниспосылается. Так, во время земной жизни Иисуса Христа, по замечанию святого апостола Иоанна Богослова, еще не было на верующих Духа Святаго, потому что Иисус еще не был прославлен (Ин.7:39). Да и Сам Иисус Христос для того между прочим восшёл к Своему Отцу небесному путём страданий, смерти и воскресения, чтобы дать верующим вечного Утешителя – Святого Духа (Ин.14:16): лучше для вас, – говорил Спаситель Своим ученикам перед видимой с ними разлукой, – чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам (Ин.16:7). И это великое обетование Спасителя начало исполняться для верующих не раньше, как по Его воскресении. Так, в первый раз явившись по воскресении апостолам, Он дунул и сказал им: приимите Духа Святаго (Ин.20:22); а в пятидесятый день по воскресении Спасителя Дух Святый сошёл на всех верующих торжественным образом в виде огненных языков (Деян.2:1–4). Дух Святый сообщался и всем угодникам Божиим, жившим до Христа и непрерывно пребывал в человеческом роде, – иначе не было бы на земле ни одного праведника и человечество было бы истреблено (Быт.6:3); но кровь Иисуса Христа, как агнца, закланнаго от сложения мира (Откр.13:8), имела очистительную силу от греха во все времена; славу за Своё произвольное уничижение Иисус Христос имел у Бога-Отца прежде бытия мира (Ин.17:5), и, следовательно, Дух Святый во все времена мог сообщаться достойным людям. Если бы Сын Божий от вечности не принял на Себя ходатайства за человека, то правосудный Бог с первой же минуты человеческого падения отнял бы Духа Своего Святого от грешника, – и весь человеческий род постигла бы страшная участь диаволов. Самые заслуги Иисуса Христа в пользу рода человеческого вменяются нам не иначе, как по действию в нас Святого Духа, без Которого мы не могли бы ни веровать в Спасителя, ни надеяться на Его обетования, ни подражать Его жизни, ни самоотверженно любить Бога и в Боге всех людей. По словам святого апостола Павла, никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым (1Кор.12:3).

Наше спасение, совершаемое таким образом, называется благодатью, – потому что оно есть дар Божий, ничем нами не заслуженный. Благодатию вы спасены чрез веру, –сказано в Священном Писании; – и сие не от вас, Божий дар (Еф.2:8). Источник благодати есть триипостасный Бог. Но «поскольку Всесвятая Троица, по словам одного богослова, благоволила как бы разделить великое дело искупления нашего, и предвечное определение о ниспослании Сына Божия для нашего спасения принадлежит Богу-Отцу, а исполнение воли – воплощение, страдания и искупительная смерть за род человеческий принадлежит Сыну Божию: то и Духу Святому собственно принадлежит усвоение человеку дела искупления; а посему благодать есть преимущественно действие Святого Духа»². Благодать как дар всеблагого Бога не насильственно даётся человеку, а принимается им по свободной воле. Люди не принуждаются к благодати, а призываются к ней, и призываются к ней все без исключения с той поры, как все лишились её в Адаме. Мы призываемся к благодати Божией бесчисленными способами, которых много у премудрого и попечительного Отца небесного. Внимательный человек находит призыв к благодати и в рассматривании премудро устроенного мира, и в своей собственной совести, и в слове Божием, заключающемся в священных книгах, и в самых, по-видимому, маловажных обстоятельствах жизни. Благодать Святого Духа беспрерывно толчёт в нашу душу (Откр.3:20); если же многие несчастные люди не имеют благодати, так это оттого, что не хотят иметь её и даже ей противятся: много званных, – говорит Иисус Христос, – мало же избранных (Мф.22:14).

Благодать Святого Духа получает всякий, кто желает иметь её и не противится ей. Просите, – говорит Иисус Христос, – и дастся вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам (Мф.7:7). Если вы, будучи злы, умеете даяния благая давать детям вашим: тем более Отец небесный даст Духа Святого просящим у Него (Лк.11:13). И при даровании нам Святого Духа «мы не смеем надеяться, – по словам одного богослова, –каких-нибудь мгновенных перемен, внезапных действий; не дерзаем думать, что вдруг просветится наш ум, вдруг очистится наше сердце, вдруг устремится наша воля к добру, как этого удостоились апостолы. С нами всё это делается постепенно и неприметно: не приидит Царствие Божие приметным образом (Лк.17:20). Неприметно и медленно принимаются, растут и зреют семена в земле: ещё медленнее, ещё неприметнее действует в нас Дух Святый. Мы не можем ясно знать, когда именно Он сойдёт на нас, и не можем определённо сказать, что Он точно действует в нас по той мере, как мы сами стараемся что-нибудь делать; перестаньте стараться, и Он перестанет в вас действовать. Дыханием воздуха мы живём; но не дышите сами, и воздух не будет действителен, – мы умрём. Так и Дух Святый в нас действует: Он непременно просветит наш ум, но только тогда, когда мы сами будем стремиться к свету истины; Он непременно очистит наше сердце от скверн греховных, но только тогда, когда мы сами будем желать и домогаться чистоты; Он непременно направит волю нашу к добру, но только тогда, когда мы сами будем удаляться от зла. Наблюдали ли вы, как дождь, напаяя растения, оживляет их? Так живит и нас Дух Святый. Дождь не оживит растений, если не будет в них своей собственной растительной силы: не поможет нам Дух Святый, если мы сами не будем усиливаться»³.

Благодать Святого Духа первоначально приобретается не без скорби, не без усилий, потому что при принятии благодати и последовании её водительству неминуема для нас борьба с самими собой, с своими худыми наклонностями и привычками: царствие Божие, – по словам Иисуса Христа, – усилием приобретается (Мф.11:12); зато утешения Святого Духа, при водворении в нас Его благодати, ни с чем не сравнимы. Женщина, –говорит Иисус Христос, – когда раждат, терпит скорбь, потому что пришел час ея; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир (Ин.16:21). Подобно сему и возрождение верующей души Духом Святым от нового родоначальника – Иисуса Христа⁴ начинается скорбью и слезами, а оканчивается такой радостью, которой никто во всём свете отнять не может (Ин.16:22). Плоды возрождения человека Духом Святым, по словам святого апостола Павла, суть следующие: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал.5:22–23). По этим признакам мы можем избежать самообольщения, к которому мы вообще очень наклонны, и с точностью удостовериться, Святый ли Дух действует в нас, или дух грешного мира; царства ли небесного должно ожидать нам, или страшиться геенны огненной. Аминь.

Священник П.Красовский

Спаситель, некогда окружённый толпой народа, видя, что он изнурён и рассеян как овцы, не имеющие пастыря, говорил стоявшим подле Него ученикам: жатва убо многа, делателей же мало. Молитеся убо господину жатвы, яко да изведёт делатели на жатву свою (Мф.9:37, 38). Много людей жаждущих и ищущих истины, много блуждающих во тме и мраке: но мало проникнутых ревностью и любовью к истине божественной, не много желающих служить ей с искренностью и усердием. Итак, молите Господина жатвы, чтобы... молите Его, чтобы Он дал людей, пламенеющих сердцем к истине, горящих любовью ко благу и спасению ближних. Такие люди бывают даром только тёплой и усердной молитвы. Так говорил Спаситель Своим ученикам ввиду той всемирной проповеди, которой они должны были всецело посвятить себя ввиду тех трудных обязательств, которые они должны были принять на себя при исполнении своего служения (глава 10).

Видя множество народов, живущих на северных и восточных окраинах нашего отечества и не знающих имени Спасителя нашего Иисуса Христа, не слушавших проповеди о Нём и Его божественном учении, не скажет ли каждый и из нас, проникнутый важностью евангельской проповеди, подобно своему Божественному Наставнику: «Жатвы много, а делателей...» Много действительно окружает нас народов на севере и востоке, не знающих имени истинного Бога и не слышавших Его учения, много их находится и в пределах нашего великого отечества, но много ли среди нас найдётся искренних и усердных тружеников, готовых посвятить себя на служение благу и спасению этих блуждающих народов, многие ли из нас согласятся обречь себя на великий и самоотверженный труд для озарения и просвещения этих народов светом истины Христовой?

Нельзя, конечно, сказать, чтобы в церкви нашей не бывало истинных и ревностных поборников к просвещению верой Христовой людей тёмных и неведущих, чтобы в ней переставал гореть и угасал светильник истины Христовой для людей чуждых нам по крови и происхождению. «Вера христианская, начавшая плодитися и расширятися», по сказанию преподобного Нестора, при Ярославе великом, не перестаёт и доселе приобретать истинных поклонников и почитателей имени Христова и Его учения в северных и восточных областях нашей земли. Вся великая русская земля создалась и устроилась верой Христовой. Народы, нам чуждые по языку и происхождению, принимая от наших проповедников веру Христову, делались нам родными и вступали в великую семью славянских народов. Монастырские обители и их выходцы – иноки в деле обращения инородцев заслужили бессмертную славу. Они были первыми рассадниками веры Христовой в далёких областях севера и востока. Барон Герберштейн, бывший в России в 1516 и 1524 годах, писал о русских иноках: «И ныне они (иноки) отправляются в различные страны, лежащие к северу и востоку, перенося на пути величайшие трудности, терпя голод и подвергая опасности самую жизнь, не ожидая и не домогаясь за то никаких выгод; они имеют в виду только одно – угодить Богу, обратить на путь истины заблудшие души и посвятить их Христу, запечатлевая иногда истину учения Его своей кровью»⁵. Такой ревностью к распространению веры Христовой между инородцами часто воодушевлялись князья, бояре и простые крестьяне в древней Руси⁶. Со времени Петра I и Екатерины великой само правительство устрояло миссии, снабжало их особыми инструкциями, давало пособия. Попечением и заботами правительства, усердием пастырей русской церкви вера Христова насаждалась и распространялась в отдалённых местах северной России, Сибири и Кавказа. Такие же заботы и попечения о распространении веры Христовой правительство не перестаёт высказывать и в настоящее время⁷. На его средства наши миссии в настоящее время отправляются не только в отдалённые области нашей империи, но и в чужие государства и империи.

Несмотря на это, миссионерское служение у нас далеко не получило своего надлежащего развития; оно не делает таких успехов и не имеет такого правильного устройства, какие имеют миссионерские общества на западе. Там ежегодно обращаются в христианство многие тысячи дикарей в разных частях света; в миссионерском деле заинтересованы не одни правительства и частные лица, а целые классы обществ; на устройство и учреждение миссий затрачиваются громадные капиталы⁸. Такие жертвы там приносятся для устройства миссий в самых отдалённых частях света, заселённых дикарями, не имеющими к ним такого близкого отношения, какое имеют к нам окружающие нас на севере и востоке инородцы, и для проповеди учения не всегда правого. Тем большие, следовательно, заботы должны лежать на нас, непосредственно соприкасающихся с инородцами, не ведущими истинного Бога, и сохранивших учение Христово в первобытной чистоте. Да, на нас лежит ещё великий долг по отношению к миссионерской проповеди. Восток и север Азии ждут от нас озарения истинным светом учения Христова.

Ввиду таких великих обязательств, лежащих на нашей отечественной церкви, иерархи и лучшие представители нашего общества сочли долгом облегчить для правительства великий труд устройства миссий и призвать к участию всех членов общества в деле обращения инородцев, не ведущих истинного Бога⁹. С Высочайшего разрешения у нас открыто православное миссионерское общество; оно имеет своих членов, своё определённое назначение, свой устав; к участию в нём приглашаются все, – кто чем может, кто – пожертвованиями, а кто – действительным служением в нём. И вот перед нашими глазами отношение председателя Совета Московского православного миссионерского общества к высокопреосвященнейшему Арсению, митрополиту Киевскому, от 29 июля сего года, в котором прописывается, что «в православных миссиях отечественной церкви чувствуется большая нужда в ревностных и благонадёжных проповедниках Евангелия. Почитая своей обязанностью содействовать миссиям в приискании способных миссионеров и не имея в настоящее время таковых в виду, председатель Совета Православного миссионерского общества просит его высокопреосвященство принять на себя труд объявить во вверенной ему епархии, не пожелает ли кто посвятить себя миссионерскому служению и, если таковые найдутся, прежде отправления их с мест их жительства сообщить совету список их с своими аттестациями и заключением». Киевский архипастырь, принимающий живое и деятельное участие в поддержании и упрочении миссионерского дела, соизволил дать такую резолюцию: «Объявить о прописанном по епархии через епархиальные ведомости и „Руководство для сельских пастырей“ с тем, чтобы желающие поступить на службу в миссионерское общество заявили о сем мне прошениями, с приложением письменных аттестаций о своей способности и благонадёжности от своего ближайшего начальства, как то – благочинных и уездных протоиереев».

Обращаем этот призыв ко всем ревностным пастырям и служителям и ко всем верным членам нашей отечественной церкви, а в особенности к служителям киевской епархии. Киевская епархия была просветительницей и рассадницей веры Христовой во всей великой русской земле; из неё и в особенности из Киево-братской школы и в последствии времени выходили ревностные проповедники и миссионеры веры Христовой. Филофей Лещинский (†1726), воспитанник Киево-братской коллегии, митрополит Сибирский и Тобольский, с учёными иноками, взятыми из Киева, был просветителем Сибири. Два раза он менял сан святителя на звание простого инока для успешности проповеди Христовой между отдалёнными обителями Сибири. В течение своего святительского и иноческого служения он успел обратить ко Христу 40000 остяков, вогулов, татар, тунгусов и других инородцев, и поставил для них 37 церквей¹⁰. В Киево-братской коллегии, а в последствии времени в академии, воспитывались и другие ревностные проповедники и миссионеры веры Христовой¹¹. Воспитанники её и теперь трудятся на поприще миссионерского служения. Надеемся, что призыв нашего ревностного архипастыря найдёт и в настоящее время усердных тружеников, готовых посвятить себя миссионерскому служению, требующему в настоящее время многих усердных деятелей.

С.С.

Плод схоластической учёности, – южнорусская проповедь, – принесённая киевскими учёными в Великороссию (в конце XVII и начале XVIII века), на новой почве быстро изменила свой характер. Из отрешённой от жизни и непрактичной, она сделалась в высшей степени практичной и тенденциозной, так что заменяла собой современную светскую публицистику. Многое содействовало этому перерождению проповеди; и практический дух великороссов, и практический гений Петра, и горячее время реформы, не позволявшее вдаваться в отвлечённые от жизни рассуждения. Но это перерождение проповедничества совершалось не вдруг; из четырёх знаменитых проповедников петровского времени два первые – святитель Димитрий Ростовский и Стефан Яворский – стоят, так сказать, на рубеже между старыми преданиями южнорусской гомилетики и новыми требованиями духа времени; и только два последние проповедника – Феофан Прокопович и Гавриил Бужинский – вывели проповедничество на новую дорогу и заставили его звучать в лад с общим тоном петровской реформы.

Проповедничество святителя Димитрия Ростовского и Стефана Яворского, носящее на себе – так сказать – переходный характер, будет предметом нашего ближайшего рассмотрения.

Типические черты южнорусской проповеди, знакомые нам по казаньям Голятовского, Барановича и Радивиловского, резко обозначаются и в проповедях святителя Димитрия Ростовского и Стефана Яворского.

Обратим внимание на составление плана и изобретение мыслей, как для целой проповеди, так и для отдельных частей её. В проповедях митрополита Стефана и святителя Димитрия мы встречаем ту же наклонность к аллегориям, какой отличалось южнорусское проповедничество. Самые заглавия торжественных проповедей митрополита Стефана указывают на их построение, основанное на аллегории. Например, колесница торжественная, от Иезекииля пророка виденная. Три сени, Петром святым созданныя; рука Христова, Петру Российскому простираемая и так далее. Изложим вкратце построение хотя последней проповеди, тем более что она доселе нигде ещё не напечатана. Проповедник изображает руку Господню, подобно руке человеческой, состоящей из пяти перстов. «Ведаете, яко рука человеческая пять имеет перстов. Первый перст нарицается крепким того ради, яко паче всех инех перстов крепчайшим есть, яко мощно всякому от искусства знати. Вторый перст нарицается показательным того ради, яко тем перстом показуют путь или ино что-нибудь. Третий нарицается средним, яко между инеми перстами. Четвёртый называется перстененосный, яко обычно на нём перстень носят. Пятый нарицается самый меньшой уховой, яко тем людие уши вычищают»¹³. Понятно отсюда, что проповедь будет состоять из пяти частей. Переводя представление о перстах руки Господней в мир отвлечённых понятий, проповедник считает эти персты символами крепости, веры, терпения, любви к ближним и смирения, и раскрывает проявления этих доблестей в деятельности Петра I и его сподвижников. В слове на неделю 23-ю Стефан Яворский построяет тему для своей проповеди при помощи такой аллегории: «Обыкновение или, паче рещи, нужду имут все немощствующии в скорби своей от врачев искати помощи: тогда врач, написавши рецепт, то есть хартицу, на нейже изображает врачества составы, посылает в аптеку, да по ней тамо уготовится лекарство. Приидите ныне вси огневицею греховною палимии,.. приступите и приимите рецепт, сие известнейшее и нелестное предписание; приемше же принесите в аптеку совести своея, составите по реченному. Первый состав желчь и сердце, то есть всегдашнее воспоминание страстей Христовых; вторый состав смирна, то есть умерщвление плоти; третий состав мед, то есть всегдашнее помышление о небе; четвертый состав – зелие рута, то есть воспоминание огня геенскаго». В истолковании этого рецепта и состоит вся проповедь¹⁴. Подобное построение проповеди на аллегории нередко находим и у святителя Димитрия Ростовского. В Слове на Обрезание Господне (1 января) проповедник, положив в основание текст: нарекоша имя ему Иисус (Лк.2:21), говорит: «То убо преславное имя новое Иисус ныне хотел бых и аз грешный на новое лето, не токмо в моей сердца книге, но и во всех сердцах, аки в книгах, мирских и духовных написати: написати же не единым каковым простым чернилом, но различными шарами, красками и цветами». И затем в самой проповеди аллегорически изображает, что имя Иисусово на сердце царя должно быть написано златом; на сердце царского синклита – письмены сребряными; на сердце христианского воинства – киноварем; на сердце духовного чина – простым чернилом; на сердце всех обще христиан – белилом¹⁵. В поучении в неделю 15-ю святитель Димитрий путешествует в лес или сад божественных писаний собирать дрова, воспламеняющие огонь сердечный, и в конце проповеди так изображает итог своего путешествия: «Се, слышателю мой, собрах по силе моей три благовонных древес поленца, аки бы от Христова креста, егда того делаху, оставшиися, во имя Святой Троицы. Первое кедровое в любовь Бога Отца, еже любити Его всем сердцем мудре. Другое кипарисное в любовь Бога Сына, еже любити Его всем сердцем сладце. Третье финиковое в любовь Духа Святого, еже любити Его всею мыслию и крепостию, сиесть выну́, постоянне и тепле»¹⁶. Этим заключением достаточно обозначается аллегорический состав проповеди. Сходство аллегорических проповедей петровского времени с более ранними аллегорическими южнорусскими проповедями простирается иногда до буквального заимствования. Так, например, проповедь Стефана Яворского в день Пятидесятницы, раскрывающая символическое значение образов, в которых являлся Дух Святый (голубя, сени, вина, ветра, огня, дуновения Христова, воды), представляет собой почти дословное повторение проповеди на тот же день и на ту же тему о.Иоанникия Голятовского¹⁷. Другой приём, употребительный при составлении южнорусских проповедей и состоявший в измышлении затейливых вопросов и не менее затейливых ответов, также нашёл себе место в проповедях святителя Димитрия Ростовского и Стефана Яворского. Так, Стефан Яворский в проповеди на Сретение занимается таким вопросом: «О Иове глаголется в самом начале книги Иовлевы: бысть муж некий именем Иов, а о Симеоне инако сказует Евангелие: бысть человек во Иерусалиме, емуже имя Симеон, а для чего так? Для чего Иова мужем, а Симеона человеком писание нарицает? Оба два святы, оба праведни, оба непорочни и Духа Святого полни; однако один из них муж, а другий человек. Тайна не иная, но только сия. Симеон хотя свят, хотя благо делал, однако человек, а не муж: ибо ничтоже претерпел злаго, никакова не понесл страдательства. А Иов толикая злая претерпел доблественне, того ради муж в писаниях нарицается. Кто доблественне терпит злая, то муж; кто не имать терпения, то человек»¹⁸. Так, святитель Димитрий, приведя слова псалмопевца: путь неправды отстави от мене (Пс.118:29) задаётся таким вопросом: «Давиде святый! Тако ли воспечаловал еси о гресе твоем, яко едва ума не изступил еси? Веси ли, что глаголеши? Не добре глаголеши: люди тя осудятъ; се судит тя святый Амвросий, глаголя: не глаголет Давид: отстави мене от пути неправды, но: путь неправды отстави от мене. Исправися убо, Давиде святый, и рцы: Господи, отстави мене от пути неправды. А Давид, никакоже слушая нас, воздохнув к Богу, своя словеса глаголет: путь неправды отстави от мене. Давиде святый, всяк человек разумный, камо идый, аще увесть на коем пути разбой велик, обходит его, минует его издалеча, а не о том просит, дабы той путь на иное место с разбойниками был принесен? А пойдет ли кто путем, на нем же весть разбой, разумен ли той будет? Не сам ли себе беды своея виновен будет? Разум естественный учит человека: не ходи путем неправды, не ходи: а пойдешь ли, неразумне сотворишь, в разбойники впадешь. А Давид не обходя, не минуя злого пути, вопиет к Богу; не мене от пути неправды, но путь неправды от мене отстави. Сам разсуди, Давиде святый, как лучше, путь ли злый издалеча минути, объити, или просити, дабы той путь с разбойниками был на иное перенесен место? Воистину лучше есть злое место минути. А Давид глаголя сие: путь неправды отстави от мене, словес тых своих разумение подает нам сицевое: уже я, Господи, не могу отставитися от пути неправды, не могу обычая моего злого греховного аки естества некоего пременити, разве Сам Ты, Господи, не мене, но путь той злый некаким образом от мене отставиши и воздвигнеши мя к покаянию»¹⁹. У разбираемых нами проповедников встречается немало и других подобных и ещё более изысканных вопросов, например, по поводу слов Иоанна Предтечи: Аз есмь глас проповедник спрашивает: «А каков же еси глас? Первый, или второй, или третий, или четвёртый? У нас в православной Церкви осмь гласов обретается, имиже, яко сладкогласным мусикийским пением, Бога прославляем. Ты убо, Иоанне, который еси глас, рцы нам»²⁰. Приводя слова Спасителя: поминайте жену Лотову, проповедник вопрошает: «Какже ю, Спасителю мой, поминати? Панихиду ли за ню пети? Или в ектениях её поминати? Не ведаем, как ей имя. Поминайте жену Лотову: а для чего не Сарру, не Ревекку, не Есфирь, ни Иудифь?» и так далее²¹. Или ещё: проповедник желает знать, какую рыбу поймал Товия под руководством ангела, – кита, крокодила или каллионимоса небозрителя, – и решает в пользу последнего²². Также: почему Иуда не мог сказать Христу: Господи, а сказал: равви!²³. «Почему по куроглашении Пётр плачет? Не мощно ли бяше плакати и без куроглашения?»²⁴. Должно заметить, впрочем, что подобные вопросы о ответами на них у святителя Димитрия Ростовского и Стефана Яворского служат только к расширению отдельных частей проповеди, но нигде не захватывают собой всей проповеди.

Обратим внимание на источники, какими пользовались митрополит Стефан и святитель Димитрий при составлении своих проповедей. И здесь найдём то же сходство с южнорусской проповедью как в выборе источников, так и в способе пользования ими.

Первый источник – Библия. При употреблении библейских текстов в проповеди митрополит Стефан Яворский и святитель Димитрий, подобно южнорусским проповедникам XVII века, руководились, по-видимому, не столько изучением самой Библии, сколько так называемыми симфониями или конкорданциями, в которых собраны все библейские параллели и расположены в азбучном порядке. Полагая в основание проповеди какой-либо текст, проповедник при помощи конкорданций приискивал параллельные места Писания, и сопоставление разнородных текстов, имевших общим только одно слово, наводило проповедника на неожиданные для него самого и нередко странные сближения и соображения. Приведём примеры. Проповедник (митрополит Стефан) берёт текст: Петре, ты еси камень и затем в вопросительной форме проводит ряд библейских параллелей, как бы целиком взятых из конкорданции. «Камнем Христос Петра нарицает; но каким камнем? Оным ли камнем, его же Иаков патриарх ветхозаветный положи в возглавие себе? Или оным камнем, егоже пророк Захария виде седмь очес имущь? Оным ли камнем, егоже Давид порази Голиафа? Или оным камнем, егоже пророк Даниил виде от горы отторженна и идола попирающа? Всех тех камней образ в себе являше камень церковный, Пётр святый. Но аз, минувши тыя камени, хощу вам явити Петра святого во образ камня пустыннаго, велие угодие людям творящаго, и покажу слышателем моим три источника от сего камене происходящие; един горький: порази камень и истекоша воды (то есть горькие покаяния); другий сладкий: напита их от тука пшенична и от камене меда насыти их (Пс.80); третий лекарственный: ссаша мед из камене и елей от тверда камене (Втор.32)»²⁵. Ещё: в слове на день Покрова Богоматери из текста: аз стена и сосца моя, яко столп (Песн.8:10) проповедник (святитель Димитрий) говорит: «Многи столпы во священном обретаем Писании, но седмь суть, имже преизрядно Богородица ровнятися может. Первый столп ливанск: ноздри твоя, яко столп ливанск (Песн.7:5). Вторый столп Давидов: яко столп Давидов выя твоя (Песн.4:4). Третий столп слонов: выя твоя, яко столп слонов (Песн.7:5). Четвёртый столп сосцу: сосца моя, яко столп (Песн.8:10). Пятый столп Анамеиль, о немже воспоминает Захария пророк (Зах.14:10). Шестой столп паствы, о немже воспоминает пророк Михей сице: ты еси столп паствы мглян (Мих.4:8). Седмый столп крепости, о немже приточник говорит сице: из величества крепости имя Господне (Притч.18:10); идеже Иероним читает: столп крепости, имя Господне»²⁶.

Другой не менее замечательной способ отношения разбираемых нами проповедников к Библии состоит в составлении из разных мест Писания – так сказать – мозаической картины, представляющей в ясных и живых образах то, что хочет сказать проповедник, но чего, тем не менее, нет в самой Библии. Объясним это примером. Объясняя текст Писания: подобно есть царствие небесное сокровищу, сокровену на селе (Мф.13:44), святитель Димитрий так изображает причину, почему царство небесное сокрыто именно на селе. «Было то царствия небесного сокровище во граде внутрь нас, и знать, ему не понравилось гражданство, изшло из града на село: а для чего не понравилось? Давид сказует, яко беззаконие и пререкание во граде, и не оскуде от стогн его лихва (Пс.54:10, 12); а идеже беззаконие и пререкание, лихва и лесть, тамо царствию небесному тесно. Не любит беззакония и прочих небогоугодных дел, достойных ада, а не небесного царствия: и знать, обходило небесное царство во граде все места, ища себе покоя, и не обрете». Проповедник изображает, как царство небесное приходило в сокровища царские, в торговые ряды, в приказы и ратуши, в палаты вельмож и так далее, и, где возможно, подкрепляет свою речь текстами Писания. «Пошло небесное царство в приказы, в ратуши, мысля в себе: тамо судятся вся племена и язы́цы: тамо судии правду творити поставлены; тамо убо вселюся. Смотрит тамо небесное царство, и се видит пророка Михеа, стояща и плачуща. Чего ты, пророче святый, плачеши? Отвещает пророк: У, люте мне! яко не обретеся богобоязнивый на земли, и правду творящаго несть в человецех, вси в кровех прятся и кийждо подругу своему зазляет, и на злобу уготовляет руце свои: князь просит даров, и судия мирная словеса глаголет, а душа его помышляет зло (Мих.7:2–3). То услышавши, небесное царство, ещё же и самовидцем бывши судов неправедных, на мзде творимых, отъиде оттуду... Таже грядущу небесному царству, срете е́ святой Давид и вопроси, откуду ту царство небесное грядеши и камо идеши? Сказа небесное царство Давиду вся, яже о себе, где бе, ища себе места во граде, и не обрете, и уже пойду, рече, в народ Божий простый, понеже всяка душа простая свята есть пред Господем: меж простыми убо людьми вселюся. Отвеща Давид святый: не изыщеши места и в простом народе: ибо вси уклонишася, вкупе непотребни быша, несть творяй благостыню, несть до единаго (Пс.52:4); в народе то самыя делаются беззакония, воровства, татьбы, разбои, убивства и иная премногая скверная дела; ихже не токмо глаголати, но и в помысле воспомянути стыдно есть. – Стало убо небесное царство мысля, где подеватися: и рече в себе, пойду в храм Божий, в церковь святую, поне тамо почию. Ибо писано есть: Господь в церкви святей Своей (Пс.10:3), и мне убо там подобает быти. Вошло царство небесное в церковь, смотрит, что́ в церкви делается! – видит иных дремлющих, иных друг со другом о внешних попечениях говорящих, иных телом токмо в церкви стоящих, а умом не молитве внемлющих, но неведомо, что мечтающих, и далече сердцем от Бога отстоящих: клирицы чтут и поют без внимания; священницы со диаконы во олтаре сквернословят, а иногда и дерутся. То́ видя и слыша небесное царство вспомянуло писанное: Дом мой – дом молитвы наречеся: вы же сотвористе его вертеп разбойником (Лк.19:46). И рече к себе: несть се дом Божий, но вертеп. Иду прочь отсюду».

«Тако царство небесное нигдеже в граде места себе обретая, воспомяну словеса Божия в пророчестве глаголемая: изыдите от среды людей сих, и нечистоте их не прикасайтеся (Ис.52:11). Изыде убо из города небесное царство, и, грядущи путем, дойде некоего села, смотрит, что в нем делается? И се видит овыя в последней нищете бедствующыя, овыя гладом тающая, овыя на правежах биемыя, овыя плачущыя, воздыхающыя, и уже едва в ином душа в теле держится: то видя небесное царство возлюбило в селе жити, рече в себе: сей покой мой; зде вселюся. Ибо писано есть: нуждно есть царство небесное и нуждницы восхищают е́ (Мф.11:12); между людьми убо, нужду терпящими, моему месту быти подобает. И тако царство небесное вселилось в село, а Евангелие святое и записало то́ словесы сицевыми: подобно есть царство небесное сокровищу, сокровену на селе»²⁷.

Весь рассказ этот составлен, по-видимому, для объяснения евангельского изречения и скреплён местами Писания: но кто не видит, что первенствующее участие в нём принимала фантазия проповедника? И в результате этого, как бы основанного на библейских текстах, рассказа о странствии царства Божия даётся мысль, требующая ограничения; так как, принятая во всей широте, она была бы не согласна с словами Спасителя: «Не придёт царство Божие приметным образом; и не скажут: вот здесь оно или вот там; ибо царствие Божие внутрь вас» (Лк.17:20–21).

Подобное же несколько произвольное отношение к Священному Писанию замечается и у митрополита Стефана Яворского. Например, митрополит Стефан говорит проповедь в Петербурге в первое время после его основания и желает похвалить приморское местоположение города. Для этого проповедник пользуется всевозможными текстами Писания, которые, по-видимому, подтверждают его мысли о превосходстве низменных мест и водной стихии, но только по видимому. «Христе, Спасителю наш, (говорит проповедник) Петр тебе хощет создать сень, где изволишь? На горе ли, или на долине? На Фаворе ли, или на примории? Смиренный Иисус не хощет на высоких горах имети жилище. Сатана любит горы: на горах ставит престол свой, на гору восхитил было и Самого Иисуса: поят Его на гору высоку, и показа Ему вся царствия. А Христос, смирения образ, горы не любит. Того ради, мню, и Петру святому не пришло до дела, что на горе хотел сень создати. Долину любит Той, Который с небесной горы на сегосветную спустился долину: Аз есмь, – рече, – цвет сельный и крин удольный: Той, Который самарянскую жену, то есть всяку душу грешную, водами живыми напаяет, при водах благоволит имети жилище; Той, Который, утруждься от пути, седяше на источнице, при водах, при источниках любит имети упокоение, водоносную любит землю, а не безводную. Зде можно вопросити: рцыте ми, слышателие, по чему познати Духа Божия и духа сатанина?.. Мощно, слышателие, по сему познать: Дух Божий носится над водами, любимое жилище Духу Святому при водах, над водами. Не я то глаголю, но Писание Святое. Искони Бог сотвори небо и землю. Земля же бе невидима и неустроена, и тьма верху бездны и Дух Божий ношашеся верху воды. Дух лукавый вопреки не любит вод упокоения и жилища себе ищет на местах безводных. Слушайте, что́ Христос о сем глаголет. Егда нечистый дух изыдет от человека, проходит сквозь безводная места, ищущи покоя. Се имате различие Духа Божия и духа лестча. Духу Святому любимое жилице – воды; духу лукавому любимое упокоение – места безводная. А о Христе Спасителе нашем что́ возглаголем? Тое, что́ и о Дусе Святе. Мило Духу Святому над водами, любо и Христу Спасителю нашему при водах. Читайте Евангелие, увидите тамо, как часто Христос Спаситель наш ходил при море Галилейстем, при море Тивериадстем, при озере Генисаретстем, от воды избрал учеников, по водам ходил морским, водам повелевал, на воде первое чудо сотворил, егда в Кане Галилейстей воду в вино претворил. Кратко рекше: и Духу Святому, и Христу Спасителю нашему, и всей Святой Троице любимое при водах обиталище. – Вспомяните себе воды иорданские: тамо Бог Отец в гласе: Глас Господень на водах, Бог славы возгреме. Тамо Бог Сын в водах иорданских водное естество освящаяй; тамо Дух Святый в видении голубине: Дух Божий ношашеся верху воды. А где первое Отец Предвечный дал свидетельство Свое о Сыне Единородном? При водах иорданских. Там громогласно возгласил: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих. Дивная воистину вещь, что не на ином первее месте Отец Предвечный о Сыне Своём единородном даёт свидетельство, точию при водах. Лежал Христос Спаситель наш в яслех вифлеемских между скотами: Отец Предвечный на тое молчит. Излиял кровь Свою дражайшую при обрезании: Отец Предвечный на тое молчит. Трие царие дары приносят, звезда над вифлеемской пещерой сияет; ту надобно было крикнуть Отцу Предвечному: сей есть Сын Мой возлюбленный, однакож и ту Отец Предвечный до Сына Своего не признавается. Богоубийца Ирод ищет Отроча погубити, Отроча с Иосифом и с матерью бежит во Египет; и ту Отец небесный не изволил о Сыне Своём дать свидетельства. Едины воды иорданские так Бог почтил, что при них первое дал о Сыне Своём свидетельство и громким воплем возгласил: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих. Также при водах и небо отверзеся: Иисус, восходя от воды, виде разводящася небеса в знамение того, яко вода небо отверзает и чада Богу творит по глаголу самыя истины Христа: Аще кто не родится водою и духом, не внидет в царствие Божие. Зрите, слышателие, какое величие естества водного, зрите, какую честь восприяли суть от Бога воды. – Проклял Господь Бог землю, а воды не проклинал. О земли глаголет Бог к согрешившему Адаму: проклята земля в делех твоих; терние и волчец возрастит тебе. Для чего, всемогущий Боже, за грех Адамов проклинаеши землю? Что земля виновата? Буде за тое проклинаешь землю, что Адаму, преступнику твоему, служит, и вода такожде ему служит. Проклявши землю, проклинай и воду. Не проклинал Господь Бог воды, сохранил ю́ от всякого проклятия невредиму. Того ради, мню, сатана в водах и не обретается. Четыре суть стихии, четыре элемента всея вселенныя: земля, вода, огнь, воздух. Во всех тех сатана обретается, кроме воды. Есть на земли, по земли ходит, по свидетельству Петра святого: супостат ваш диавол, аки лев рыкая, ходит, иский кого поглотити. Есть во огни, огнь бо есть уготованный по глаголу Христову: идите от мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и ангелом его. Есть на воздухе, по свидетельству Павла святого: и духовом злобы поднебесной. Одной только воды боится сатана. А ведаете, для чего? Во-первых, проклятия Божия на водах (нет); другая вина, что Дух Божий над водами носится: а то наипаче, что Христос Спаситель наш главу сатаны сокрушил в водах, яко о том гласит Писание Святое: ты стерл еси главу змиев в водах; ты сокрушил еси главу змиеву²⁸. Над всеми же сими и то велика похвала водам, что воды и превыше небес обретаются по свидетельству Давидову: и вода, яже превыше небес, да восхвалит имя Господне. Град оный вышний прекрасный Иерусалим откуду наипаче имеет свое украшение и увеселение? От вод превыше небесных по Писанию: речная устремления веселят град Божий; и в Апокалипсисе в главе последней глаголет Иоанн святый: и показа ми ангел реку чисту воды живыя, светлу аки кристалл, исходящу от престола Божия и агнча. Зрите, христолюбцы, внемлите и рассуждайте не от моего скудоумия, но от Писаний божественных, коликими величествы Господь Бог почтил воду, коликими таланты обогатил ю́, между созданием Божиим бессловесным, я так мню, вода начальствует: она есть над всем созданием бездушным царица и владычица державнейша. Она Богу любимая, человеком и всякому животному вельми угодная, вельми пожиточная»²⁹. Проповедник обильно подтвердил библейскими текстами свою мысль о превосходстве и особенной близости к Богу водной стихии. Но для разумного и не пропитанного схоластикой читателя ясно неправильное отношение проповедника к Святому Писанию. Тексты подобраны до такой степени произвольно, что проповедник без труда мог бы тем же способом хвалить огонь, воздух, горы и так далее и, наоборот, порицать воду, если бы того пожелал (доказательство чего можно найти в других его проповедях). Сама основная мысль, что вода есть стихия, преимущественно любимая Богом, – несогласна ни с здравым разумом, ни с Святым Писанием, которое говорит, что Бог любит сущая вся и ничесого же гнушается, что всякое создание Божие добро и ничтоже отметно.

Другим источником для проповедей митрополита Стефана и святителя Димитрия служили творения отцов церкви не только восточных, но и западных, в особенности Августина, аще и западного, обаче полезного, учителя³⁰. Начитанность митрополита Стефана и святителя Димитрия достойна полного уважения и – можно сказать –изумительна. Так, одна проповедь святитель Димитрия почти вся состоит из свода различных мнений церковных учителей, между которыми является и «гость из западных стран, чужий человек, но не с худым товаром, Фома именуемый, с своею книжицей: о подражании Христу»³¹. Ещё более, чем знакомство с церковными учителями, отразилось в проповедях митрополита Стефана и святителя Димитрия знакомство с позднейшими католическими богословами и проповедниками. Г.Чистович, имевший под руками черновые проповеди митрополита Стефана, на основании собственноручных заметок его свидетельствует, что он пользовался творениями Иеремии Дрекселлия, Антония Виейры, Маршанция, Матфея Фабра, Роберта Беллярмина, Диего Алвареца, Целяда, Генриха Енгельграве, Сегнери, Фомы Стаплетона, Сандеуса, Леблана, Петра Берхария и так далее и поляков: Рыхновского, Красновского, Кральцевского и Ольховского³². Прибавим сюда и польского проповедника иезуита Фому Млодзяновского. Влияние его на проповедничество митрополита Стефана так заметно, что не может быть оспариваемо. Вероятно, теми же самыми пособиями пользовался и святитель Димитрий. Единством источников объясняется буквальное сходство в некоторых проповедях у митрополита Стефана и святителя Димитрия³³.

С марта месяца мы ничего не говорили о римском соборе, а между тем собор этот продолжал заниматься данным ему делом без перерыва; с мая же до июля занимался даже усиленно и успел в это время сделать нечто такое, чему трудно прибрать подлинное имя.

В настоящей статье мы представляем читателям «Руководства для сельских пастырей» обозрение деяний нынешнего римского собора с марта сего года по настоящее время.

Схема «de fide catholica», состоящая из осьмнадцати канонов, осуждающих современные заблуждения в учении о Боге Творце всего мира, об откровении, о вере, о вере и разуме, прежде всего предложенные на рассуждение собора и вызвавшие горячие, запальчивые и шумные споры между его членами, о чём мы сообщали нашим читателям в своё время³⁴, – эха схема голосована и принята членами собора в общей конгрегации 19-го апреля. Публичное же заседание, на котором получила окончательное утверждение догматическая конституция «de fide catholica», происходило 26-го апреля по предписанному церемониалу и было весьма торжественно. Около девяти часов утра кардиналы, патриархи, архиепископы, епископы и примасы, облачённые в красные одежды, вошли в залу собрания и заняли места по степеням, которые они занимают в римской иерархии. У входов в залу стояли мальтийские кавалеры и дворянская гвардия папы. Во время совершения литургии в залу соборных заседаний явился сам папа в своих первосвященнических одеждах, окружённый почётной свитой из высших сановников римских. После богослужения, которое было закончено гимном – «Weni Creator Spiritus», в присутствии многочисленных зрителей, в числе которых находились члены дипломатического корпуса и многие высокие особы, проводившие в Риме праздник Пасхи, секретарь собора поднёс его святейшеству конституцию «de fide catholica», которая тотчас же громогласно с амвона и была прочитана по приказанию папы. По окончании чтения конституции присутствующие отцы в числе 667, спрошенные поимённо, выразили своё согласие и одобрение оной. Ответ каждого из них записывали апостолические протонотарии. По окончании подачи голосов был поднесён папе результат голосования. Затем декреты и каноны «de fide catholica», принятые без исключения всеми членами собора, бывшими в публичном заседании, запечатлены и утверждены следующей формулой, торжественно произнесённой главой римской церкви: «Мы с одобрения священного собора определяем эти каноны, как они прочитаны, и утверждаем их нашей апостольской властью». Это публичное заседание, которому позаботились дать особую торжественность ради многочисленных посетителей-иностранцев, прибывших в Рим на Пасху, было закрыто во втором часу пополудни.

Схема «de fide catholica», принятая и утверждённая ватиканским собором, состоит из введения к этой схеме и из четырёх глав канонов. В введении «Пий епископ, раб рабов Божиих» доказывает необходимость, ввиду современных многочисленных заблуждений, призвать и провозгласить на вселенском якобы соборе спасительное учение Христа, а противные оному заблуждения осудить и отринуть. В первой главе канонов – о Боге, Творце всех вещей, анафематствуются материалисты, пантеисты и те, которые не признают, что мир создан Богом из ничего, по одной воле Божией, свободной от всякой необходимости, и которые отрицают, что мир сотворён для славы Божией. Вторая глава, содержащая каноны об откровении, осуждает тех, которые отвергают возможность Богопознания через природу и божественное откровение, которые говорят, что человек не может достигнуть при помощи Божией знания превыше естественного, но может и должен сам собой достигать всего истинного и доброго через постоянный прогресс; и наконец – тех, которые не признают каноническими некоторых книг в Библии, вопреки определению тридентского собора, и отрицают их божественное происхождение. Третья глава в своих канонах о вере осуждает тех, кто придаёт разуму человеческому такую независимость, что будто бы сам Бог не может предписать ему веру; кто говорит, что божественная вера не отличается от науки, имеющей предметом своим религиозную и нравственную истину, – кто отвергает необходимость чудес и повествование о чудесах, содержащихся в Святом Писании, относит в басням и мифам, – кто думает и говорит, что верным католикам дозволяется свою веру подвергать сомнению до тех пор, пока состоятельность и истина её не будет доказана учёными аргументами. В последней главе каноны о вере и разуме отлучают от римской церкви и анафематствуют утверждающих, что в божественном откровении нет таин непостижимых и что всеобщие догматы веры могут быть поняты и доказаны правильно развитым разумом, что Церковь не должна осуждать выводы наук, если они даже противоречат католическому учению, что можно держаться мнений осуждённых Церковью, или распространять их, когда они не объявлены еретическими, и что наконец церковные догматы могут изменяться сообразно с прогрессом наук или иметь смысл, отличный от того, какой придаёт им Церковь. В заключении схема «de fide catholica» заклинает всех верующих не только избегать еретического разврата, но тщательно устранять все заблуждения, которые более или менее к нему приближаются, и строго соблюдать конституции и декреты, которыми всякие зловредные мнения запрещены и осуждены святым римским престолом.

Каноны нынешнего римского собора, сущность которых мы сейчас передали в самых коротких словах, проникнуты римской исключительностью, нетерпимостью, суровостью и абсолютизмом, а редакции их недостаёт точности, определённости и ясности, совершенно необходимых в определениях догматических. Сличая эти каноны по духу и изложению с канонами истинно-вселенских соборов, нельзя не заметить, что первые не похожи на последние. Истинно-вселенские соборы, преследуя и строго осуждая заблуждения, являют снисхождение любви христианской к заблуждающим; они отлучают от Церкви и анафематствуют, но с тем, чтобы заблудших страхом суда Божия возвратить, если возможно, на путь истины и избавить от вечной погибели, и всех предостеречь от распутий разных заблуждений; они выражают свои постановления в словах определённых и точных, ясно и понятно для всех. Читая определения истинно-вселенских соборов, видишь, что составители сих определений, водимые Духом Святым, знали истину, желали и умели передать её так, что она становилась доступной и удобоприемлемой для всех, ищущих истины в простоте сердца, и неопровержимой для лукавых совопросников века сего.

Четвёртого мая в общей конгрегации члены собора подавали голоса о схеме, предлагавшей некоторые изменения в кратком катехизисе римской церкви. В пользу этой схемы было подано 450 голосов, 44 епископа дали на неё условное согласие, а 56 отцов собора вотировали отрицательно, 120 же епископов уклонились от подачи голосов и не присутствовали на конгрегации. Меньшинство прелатов, желающих удержать теперешний римский катехизис, суть епископы германские и венгерские.

Римская курия не обращает внимания на оппозицию. Она утверждает, что единогласие не имеет ни малейшего значения в решениях собора, и на основании примеров, прежде бывших, неизвестно каких, соборов, усиливается отстоять принцип, что единодушие епископов и согласие всех их нисколько не нужно для догматических определений. На основании этого принципа схема «de parvo catechismo», несмотря на сто голосов с нею не согласных, была принята и утверждена главой римской церкви. Это происходило 13 мая в публичном заседании, которое совершилось по предписанному церемониалу, как и заседание 26 апреля, но с меньшей торжественностью и при значительно меньшем собрании зрителей.

Вопрос «de parvo catechismo», незначительный, ненужный и вовсе не входивший в число предметов, которые предположено было представить собору на рассмотрение, был предложен собору единственно с той целью, чтобы членам его дать занятие, пока всё будет подготовлено для успеха и торжества другого вопроса, ради которого, собственно, как теперь доказано³⁵, и был созван нынешний мнимо-вселенский собор в Риме. Вопрос этот – о непогрешимости папы...

Не ставить на соборе вопроса о непогрешимости римского первосвященника убеждали папу многие почётные и уважаемые в западной церкви прелаты, и некоторые приближённые и доверенные папские министры, например, монсеньоры – Антонелли и Мерод. Они представляли Пию, что провозглашением непогрешимости он посеет раздор между верующими, потрясёт веру, самому себе в концу жизни приготовит страшное разочарование, навлечёт на себя горькие упрёки и прочее. Не поднимать этого вопроса на соборе убеждали папу правительства почти всех католических государств. Франция к убеждениям прилагала даже угрозу – вывесть из церковной области свои войска, поддерживающие штыками падающий престол царя – первосвященника; Австрия грозила уничтожить конкордат с Римом, если Пий предложит собору и проведёт вопрос о папской непогрешимости. Но всё напрасно... Пий IX, снедаемый желанием присвоить себе то, что принадлежит не человеку, а одному Богу, проникнутый духом деспотического господства и безграничной независимости, присвоенных папами и поддерживаемый иезуитами, решился доказать всему миру, что папский престол ни от кого не принимает советов и не допускает никаких замечаний, – и «перешёл Рубикон»...

10-го мая «cursores» собора в запечатанных пакетах передали епископам – каждому отдельно – схему о первенстве и непогрешимости римского первосвященника, видимой якобы главы церкви Христовой, а 13 мая в публичном заседании она формально была доложена собору под названием: «Constitutio dogmatica prima de ecclesia Christi». Конституция эта от имени Пия епископа, слуги слуг Божиих, и с одобрения святого синода, в вечное памятование, излагая «учение об установлении, непрерывности и свойстве священного апостольского первенства, от которого будто бы зависит сила и благоденствие всей Церкви», которое всем нам хорошо известно из уроков обличительного богословия, утверждает, что апостол Пётр самим Господом Иисусом Христом поставлен главой всей Церкви, что римский первосвященник имеет первенство не места только, а и власти на всём земном шаре, что он преемник святого Петра, князя апостолов, истинный наместник Христов, глава всей Церкви, отец и учитель всех христиан, ему Самим Иисусом Христом, в лице святого Петра, вручена власть заведывать и управлять всемирной Церковью. Говоря о силе и объёме власти папской, конституция определяет, что римский первосвященник есть верховный судия верующих и что по всем делам, относящимся к церковному ведению, можно прибегать к его решению, и приговор, постановленный апостольским престолом, выше коего нет власти, не может быть никем отвергаем, и никто не имеет права судить о нём. Папской власти, утверждает конституция, подчинены пастыри и верующие отдельных церквей всякого обряда и достоинства, как каждый отдельно, так и все в совокупности, долгом иерархической подчинённости и истинного послушания, не только в делах веры и нравственности, но и во всём, что касается дисциплины и управления церковью во всём мире. В главе о непогрешимости римского первосвященника конституция поучает и определяет догматом веры, что римский первосвященник, в силу обещанной ему божественной помощи (цитуется Лк.12:32), не может погрешать, когда он, исполняя свои обязанности верховного учителя христиан, апостольской властью, коею он облечён, определяет в деле веры и нравственности, чего должна держаться вся церковь как учения веры, или же – что отвергать как противное вере, а декреты или решения этого рода, которые, по самому свойству своему неизменны, должны быть принимаемы с полнейшим повиновением веры и соблюдаемы каждым христианином. Эту-то конституцию, превозносящую именующегося рабом рабов Божиих превыше всякой власти на земле, дающую одному епископу, который равен всем, безграничное, безотчётное господство над всей Церковью Христовой и усвояющее человеку божественные свойства непогрешимости и неизменяемости, – эту-то конституцию римский собор должен был принять, одобрить и возвести в догмат веры, неизменный и обязательный для всех римских католиков и оградить соборной анафемой.

Передавая собору на утверждение догматическую конституцию о непогрешимости римского первосвященника, папа был совершенно уверен, что желание его святейшества исполнится, что в один прекрасный день, он, бывший до того дня, как и все люди, не свободным от погрешностей и заблуждений, станет вдруг непогрешимым от того только, что несколько епископов подпишут ему диплом на непогрешимость. Но ему хотелось, чтобы декрет о непогрешимости был подписан всеми членами собора и принят был с радостью и с любовью, в надежде бесчисленных благ, всеми христианами римской церкви. Иезуиты, усердные слуги Пия, который весь в руках иезуитов и сам усердно служит их целям, действительно употребляли все средства, чтобы подействовать в пользу непогрешимости папской на епископов и на народ. Епископов робких и слабых стращали неблаговолением и гневом его святейшества; епископам «in partibus infidelium» – пастырям без паствы, живущим в Риме на содержании римской кафедры, грозили уменьшить или отнять содержание, если они будут противиться воле своего благодетеля. На епископов твёрдых в своих убеждениях и смелых старались действовать то крайним, возмутительным унижением их, относясь к ним, как к слугам, «как в лакеям папы, которые не смеют говорить о своих нравах, когда им приказывает что-либо господин», то стеснительным заключением в Риме, не позволяя выехать из города, чтобы подышать свежим воздухом; или же обещанием самых заманчивых для монсеньоров наград и повышений. Так, монсеньору Штроссмайеру предложена была кардинальская шапка, если он решится перейти в фалангу сторонников непогрешимости пап. По проискам же иезуитов, с целью действовать на епископов в пользу непогрешимости, было прислано в собор несколько адресов с просьбой скорее принять, утвердить и обнародовать спасительный догмат о непогрешимости. Так, сорок камердинеров, прислуживающих членам собора, подали адрес с просьбой «доставить им возможность скорее вкусить спасительных плодов папской непогрешимости и участвовать в общей радости, которой предадутся все истинно-верующие при обнародовании этого догмата». Так, из Франции, из департамента восточных Пиренеев, в пользу непогрешимости была прислана петиция, покрытая десятью тысячами подписей. В высшие учебные заведения в Риме было послано письменное приглашение профессорам заявить искреннее сочувствие папской непогрешимости или отказаться от своих мест. И римские учёные, получающие жалованье от римского двора, привыкшие к подобным кротким отеческим увещаниям, первое, конечно, предпочли последнему, чтобы не остаться без хлеба. Чтобы расположить общественное мнение в пользу непогрешимости папской, иезуиты постоянно говорили в проповедях и писали во всех клерикальных газетах о ней как об учении несомненном, основанном будто бы на божественном откровении и церковном предании, и сулили всем католикам бесчисленные блага на земле и на небе от этого догмата; устрояли пышные торжества и иллюминации в честь непогрешимого папы, «бессмертного царя»; устрояли беспрестанные процессии, чтобы вымолить, как небесный дар, у Пресвятой Девы и у святых угодников скорое провозглашение декрета о непогрешимости первосвященника римского; разглашали через газеты везде, а в монастырях и в женских пансионах ещё и через доверенных людей, «о различных чудесных исцелениях, дарованных за веру в непогрешимость наместника Иисуса Христа».